Читать онлайн ПО ЛИНИИ Е

Глава 1

Лунный замок Азиры.

– Жизнь подобна шахматам, прекрасная Азира, – сказал я.

– Вы действительно так считаете, дорогой Рад? – насупилась девушка, внимательно смотря на шахматную доску.

– Всё довольно просто, госпожа Вересова, – говорил я, держа в руке пешку. – Фигуры – это люди, а доска – их жизненный путь. Так вот, жизнь любой фигуры зависит от её хода: то ли она попадёт на чёрную клетку, то ли на белую. Совсем как черные и белые полосы в человеческих судьбах. Иногда фигуре приходится занимать черную клетку, чтобы дольше прожить и, заняв более сильную позицию, победить грозного врага. – Я поставил пешку на доску.

– Дорогой Рад! Простите мне мою дерзость, но Вы говорите так, словно каждая фигура наделена своей волей. А ведь рука и воля игрока управляют шахматами, – девушка иронично улыбнулась, глядя на меня.

Я потер подбородок, не отрывая взгляда от доски.

А задержать взгляд было где. Клетки красного дерева чередовались клетками, покрытыми черным лаком. Тени фигур мрачного войска полностью ложились на клетки и хищными когтями удлинялись к оппонентам. В середине доски четыре клетки занимала медвежья голова: герб Рода Вересовых. Обозначения линий изображены готическим шрифтом, причем они также чередовались красным и черным цветом, словно продолжая шахматные линии. Цифры с заострёнными краями хранили созданную структуру цвета.

Также заслуживали внимания фигуры – произведения гения старого шахматного мастера. Черные фигуры были покрыты лаком, таким же, как и клетки доски. А вот белые фигуры искусно сделаны из кости, возможно из бивней моржа, которая с годами пожелтела.

Я пробегал взглядом по фигурам, то и дело сравнивая противопоставленные войска.

Черные Ладьи – толстобокие башни, кирпичная кладка которых стяжалась спиралью цепи. В воображении рисовался мрачный донжон, в тени которого лежали изувеченные смельчаки, чьи амбиции погибли в обрекающем карканье воронов. Белые Ладьи повторяли контуры древних маяков. Казалось, они окутаны морским туманом и брызгами волн, но мощный луч древнего огня продолжал вселять надежду в сердца мореходов.

Кони белых представали в образах пегасов, расправивших могучие крылья. Кони черных – гарцующие единороги с разметанными гривами. Морды скакунов с вздувшимися венами, наверное, в средневековье, красовались бы на щитах знатных рыцарей. Я мысленно подмечал злобу, нашедшую выход в твердых линиях черного войска.

Офицеры – воины в остроконечных шлемах с обнаженными двуручными мечами, были у белого войска. У черных – варвары с двуручными секирами и в рогатых шлемах. Видимо, шахматный мастер противопоставил порядок хаосу.

Белая королева – молодая девушка с венком из первых весенних цветов. Королева черных – зрелая женщина с капюшоном на голове, достающая из складок плаща серп. Здесь читалось противопоставление фигур в философском плане.

И наконец я задержался на властелинах шахматных армий. Король белых представлял собою крепкого мужчину, борода которого была собрана в колосок. Длинные пряди волос сдерживал ремешок с орнаментом мелких рун. Король черных походил на злобного колдуна с растрепанной бородой и тяжёлым взглядом глубоко посаженных глаз. Поясной ремень сжимали тонкие пальцы с острыми ногтями, наверное, множество чёрных заклятий слетало с них.

А кто же стоял в первой линии армии? Пешки белых – ратоборцы с круглыми щитами, в центре которых парили соколы. Пешки черных – хищные первобытные люди, в звериных шкурах и с дубинами.

Ещё не начав партию, можно было предаваться долгим размышлениям, об истории, которая творилась в пределах шахматной доски.

– В этом и причина Ваших поражений, любезная Азира, – сделал я замечание, возвращаясь к своей собеседнице. – Играя, я живу каждой фигурой в отдельности и всем шахматным войском сразу. Я спрашиваю у фигур ход и выигрываю у Вас. Но не об этом. На чем я остановился? Ах, да! Шахматы и жизнь… Продолжу с Вашего позволения.

– Да, конечно.

Я начал свой монолог.

– Шахматы прекрасно моделируют грани жизни, особенно жизни нетленных. Здесь торжествует разум, а не сила. Ведь даже слабая фигура может поставить мат. Всё зависит от хода. Пешки, на мой взгляд, сродни мечтателям. Лишь тот из них, кто наделен упорством, трудолюбием и последовательностью, добивается своего. Достигнув последней клетки, пешка может стать любой фигурой, словно нетленный, раскрывший свой дар.

– Дар? – Азира вопросительно подняла бровь.

– Дар. Не думали ли Вы, что мы отличаемся от других лишь многожительством. Дар – это своего рода колдовство, почитайте как-нибудь на досуге трактаты по инквизиции.

– В каждом нетленном есть волшебство, то есть дар?

– Да, госпожа Вересова. Но любому нетленному, как и пешке, нужно пережить столкновение с себе подобными, выдержать шторм атак более сильных врагов, победить себя, и только тогда раскрыть свой дар. Это одна сторона шахмат из множества. Другая заключается в том, что за спинами простых игроков стоят более сильные и могущественные. Первые исполняют прихоти вторых и принимают за них удары. Такое состояние дел я видел во многих обществах: как в людских, так и во фракциях нетленных. Вам, кстати, мат! – я аккуратно положил короля к ногам его подданных и улыбнулся.

– С Вами, право, неинтересно играть. Вы ни разу мне не проиграли, дорогой Рад. Хотя меня восхищает Ваша философия, вырастающая из огромного опыта.

– Вы тоже непростой оппонент, любезная Азира. Вы очень быстро учитесь на своих ошибках. Это хорошее умение, которое сослужит добрую службу.

Девушка улыбнулась и раскраснелась. Она почти новичок в нашем мире. Сейчас только второе её перерождение.

Я, как и моя собеседница, принадлежим к нетленным душам. Нас много живёт среди простых смертных. У нас сложные взаимоотношения с себе подобными. Друг друга мы воспринимаем иногда как союзников или просто собеседников, но чаще как врагов. Вражда толкает на убийство. Но убийство нетленного отличается от убийства простого человека. Убийца как правило становится сильнее, а поверженный становится в чем-то слабее. Да и в целом смерть у нас отличается от людской. Когда погибает тело, мы не сразу возвращаемся в этот мир. Для нас наступает томительный момент ожидания, что-то вроде паузы. Пауза может продлиться один год, а может и сто лет. К тому же после нескольких убийств у поверженного пауза превращается в небытие. У каждого свое число попыток на неестественную гибель.

У некоторых из нас есть заветная, почти несбыточная мечта – родиться в новом, эволюционно высшем измерении. И чем сильнее стремление, тем сильнее противодействующая сила жизни. А мечта эта возникла из-за одного духа, имя которому Странник. О нём сложено немало легенд. Он единственный смог вырваться из этого измерения в другое. Хотя и ходят слухи, что он просто скрывается.

В комнате раздался бой часов. Стрелки обозначали границы времени в половине двенадцатого.

– Ой, – ладонь легла на губки. – Дорогой Рад, простите мне мой азарт. Я потеряла счет времени и забыла проявить своё гостеприимство.

В женской руке зазвенел колокольчик. На его зов появился дворецкий.

– Слушаю Вас, госпожа Азира, – щелкнув каблуками, вытянулся он по стойке смирно.

– Лин, будьте добры, принесите нам ужин.

– Скоро полночь. Вы это считаете ужином, госпожа? – старый дворецкий приподнял одну бровь.

– Лин… Конечно, знаю… Но…, – она не успела продолжить фразу, как слуга удалился, что-то бормоча.

Я тем временем начал складывать шахматы. Азира стала мне помогать.

– Простите мне моё любопытство, дорогой Рад. А какая ваша любимая фигура в шахматах?

Я позволил себе легко улыбнуться и ответил:

– Пешка… Это самая слабая и самая сильная фигура. Она способна к эволюции, если ей, конечно, суждено достичь последней клетки.

Девушка задумчиво вращала в руке пешку.

– Видимо, в вашем сознании благодаря пешке рождается ассоциация, устремляющая Вас к Страннику, – подметила Азира и убрала фигуру.

– Вы очень наблюдательны. Это так. Мне хочется разгадать секрет Странника и осуществить мечту всех нетленных: родиться в другом мире, – сказал я.

Шахматы были убраны.

– Рад, это желание несбыточное. Этого Странника никто и не видел. Возможно, он всего лишь вымысел, который облегчает нашу участь, – тяжело выдохнула моя собеседница.

Я посмотрел в окно и задумчиво сказал:

– Знаете, дорогая Азира, за эти годы я сам приходил к выводам и решениям. Пока не прочувствую что-то на себе, я буду сомневаться в этом. Посему, давайте не будем отвергать существование Странника. К тому же, меня прельщает сложность решения задачи, которую он оставил после себя.

– То есть, пытаясь решить эту задачу, вы хотите реализовать весь свой потенциал? Так сказать найти свой предел? – предположила девушка.

Я улыбнулся оконному отражению.

– Странник, как пешка, на последней линии стал фигурой. Но потом Странник преодолел ограничения доски, шагнул за границу восьмой линии и ступил на девятую клетку,преодолел рубеж возможностей нетленного. На его примере я пришел к выводу, что предел – это гибкая граница, которую по силам преодолеть. Мы, впрочем, как и люди, сами ставим себе пределы – превращаем границы в каменные стены. Мы загоняем себя в рамки необходимости, обыденности, невозможности и безвыходности, тем самым лишаем себя силы. Живем в рамках, а что же сокрыто за ними? – Я оторвал взгляд от окна.

На лице моей собеседницы читалось легкое замешательство.

– Дорогая Азира, не слушайте меня. Вы вправе и не принимать моей точки зрения. То, во что Вы верите, и будет законами, канонами или правилами, по которым будет строиться ваш жизненный путь, – мягко сказал я.

– Ваш ужин, господа! – прервал нашу беседу Лин.

Мы замолчали, наблюдая за действиями дворецкого. Старый слуга расставил блюда, потушил свечи в люстре специальным гасильником и зажег стоящие на столе. Откланявшись, Лин удалился.

Мы приступили к трапезе. Ну, если быть точным, то ел я один. Девушка задумчиво глядела на вилку.

Я прожевал и, улыбнувшись, спросил:

– Что гложет Вас, друг мой?

Вздрогнув, Азира вышла из оцепенения и посмотрела в мою сторону.

– Мне, право, неловко прерывать вашу трапезу и…, – она запнулась на полуслове.

– Спрашивайте, – добродушно сказал я.

– Хорошо, – моя собеседница набрала воздуха в грудь и пошла в атаку, – Вот Вы утверждаете, что предела нет, и у каждого есть силы и знания, чтобы реализовать свой потенциал. Но ведь бывают ситуации, когда человек попадает в обстоятельства, которые не зависят от него и мешают достичь желаемой цели! – Повысила голос девушка.

Я по-отечески улыбнулся и посмотрел в глаза Азиры, в которых волновался огонь.

– Ах, дорогая Азира, Вы так яростны… – я сделал паузу и спокойно продолжил, – Что ж, отвечу на этот вопрос. Жизнь на самом деле нам не враг, а наоборот – лучший друг. Она создает те обстоятельства, с которыми каждый может справиться. Бывают цели, которые жизнь не дает сразу. Иногда мы просто не готовы к ним; да и потом, любой не будет дорожить тем, что дается слишком легко. Гораздо выше человек оценивает ту цель, которую он достиг, затратив огромное количество сил. Ведь, преодолевая большое препятствие, мы чувствуем такой прилив сил и громадное удовлетворение, что все тяготы с лихвой окупаются. А есть цели, которые вовсе нам не нужны. Для того, чтобы она не заняла место более нужной, жизнь и ставит высокие стены, – закончил я.

За время моего монолога девушка успела успокоиться.

– Быть может Вы и правы, Рад. Простите мне мои эмоции.

– Пустое, – всё также спокойным тоном ответил я.

– Меня восхищает Ваше самообладание. Ещё создается впечатление, что Вы можете найти выход из любой ситуации, – девушка с неподдельным интересом смотрела на меня.

– Вы льстите мне. Есть вещи, неподвластные моему разуму, – уклонился я.

– В это с трудом верится! – Удивилась моя собеседница.

– Простите мне мою бестактность, любезная Азира. Но я слышал, что в полночь в саду Лунного замка открывается великолепный вид на звездное небо. А эта ночь безоблачна.

– Вы устали от допроса школьницы, учитель, – понимающе отреагировала девушка.

– Нет. Просто я хочу сменить обстановку. Да и к тому же разговор под звездным небосводом полон ночной магии, – поправил я Азиру.

– В таком случае не будем терять ни минуты, – улыбнулась она.

Мы встали из-за стола и направились в сад.

Ночная прохлада, шелест листвы и трели сверчков встретили нас. Чуть поодаль от замка в лунном свете струился водопад. Сам же замок мерцал призрачно-белым свечением. Каждое полнолуние он был охвачен холодным пламенем хозяйки ночного неба. Оттого и получил замок свое название.

Мы сели на скамью.

В вышине раскинулся огромный океан, в пучинах которого горели звезды.

– Вот она вечность! – Начал я, глядя в небо. – Моё воображение до сих пор трепещет перед звездным небосводом. Большинство из нас так погружены в самих себя, что не замечают этой красоты. Не замечают грандиозной космической игры, которая разворачивается с заходом солнца. Перед нами каждую ночь открывается дверь во вселенную, галактику, мироздание.

– Что же вас восхищает в звездах, дорогой Рад? – девушка не сводила с меня глаз.

– А вы знаете, что некоторых звезд на самом деле нет. Царские астрономы утверждают, что вместо них мы видим лишь их свет. Свет, который преодолевает огромные пространства, напоминает настоящему о прошлом, – ответил я.

– Вы через метафоры снова говорите о Страннике?– подняла бровь моя собеседница.

Впервые за этот вечер ей удалось переиграть меня в умозаключениях.

– Вы наблюдательны, – нахмурил я брови. Определенно, ей удалось прочитать мои глубинные мысли.

– Коль так, то, убедившись в моём остроумии, позвольте мне сопровождать Вас в поисках ответа на загадку Странника! – Пошла в атаку Азира, видя моё секундное смятение.

– Недурно, – хмыкнул я, поворачиваясь к девушке, – Приведите мне хоть пару доводов, отчего я должен взять Вас с собой.

– Что ж, извольте. Во-первых, у меня второе перерождение и я не намерена думать о переходе или красть это знание у вас. Во-вторых, Вы любите поучать, а я бы могла научиться многому у вас, – тут же нашлась она.

Ничего не ответив, я вернулся к звездам, вдыхая свежесть ночи.

– Рад… Простите мне мою настойчивость, но дайте мне ответ…

Глава 2

И осенью возможен летний дождь.

I

«Пепел падал с неба. Черные клубы дыма полностью скрыли звёзды и луну. Горячий воздух волновал контуры зданий. Я слышал, как трещала черепица, словно кто-то кидал глиняные кувшины на брусчатку, только они рассыпались шипящими осколками. Сердце бешено колотилось, заставляя задыхаться. Руки были в крови…

Я слышал диалог.

– Вы отдаете себе отчет, что путь со мной будет сопряжен с опасностью?

– Я полагаю, что путь, в конце которого столь ценный приз, будет сопряжен с опасностью, – ответил женский голос.

– У меня есть недоброжелатели, – я сопротивлялся.

– Ну это же ваши недоброжелатели, а не мои, – беспечно заметила девушка.

– Госпожа Вересова… – я сделал многозначительную паузу.

– Господин Рад… – не сдавалась девушка.»

Последние слова растаяли со сном.

Я резко поднялся с постели. Первым же делом сверился с часами: медальон на цепочке показывал шесть сорок утра. Крышка закрыла желтый циферблат и мерное тиканье скрылось во внутреннем кармане.

Сборы были быстрыми. Я застегнул два ряда серебряных пуговиц на левой стороне черного пальто. Поправил воротник, улыбаясь своему отражению: все-таки черный цвет делал меня чуть старше. Далее перевел взор на саквояж: коричневая кожа обтягивала прямоугольную, слегка закругленную форму – основное отделение, которое вверху заканчивалось, смыкающимися позолоченными металлическими полосами. В центре, по краям от полос, расположились две кожаные ручки. К бортам саквояжа были приторочены три кармана, которые я застегнул на ремешки с позолоченными пряжками. Два боковых кармашка поменьше и один побольше – центральный карман. Второй центральный борт пустовал, так как было рассчитано, что эта сторона должна была располагаться к телу. Если бы не эти кармашки, меня запросто можно было принять за уездного врача. Возле саквояжа лежал конверт, видимо выпал. Я аккуратно поднял его: первым значился я, второй адресат был выведен аккуратным почерком – Ожегов.

Убедившись в своей опрятности, я вышел из комнаты, расположенной на втором этаже.

Внизу был слышен шум.

Лин был удивлен таким спешным сбором своей хозяйки. Дворецкий ворчал и негодовал, но всё-таки помогал собирать чемоданы. Азира уже была одета в бежевое приталенное пальто с острыми плечиками, которое подчеркивало образ маленькой и властной девочки.

Даже и не знаю, почему я согласился взять её с собой. Подобные мне частенько убивают друг друга из-за знаний или ещё чего другого. Но от Азиры не исходит опасности. Скорее всего, она честная и порядочная девушка. Интуитивно, я чувствовал, что она может скрывать в себе интересную загадку.

– О нет, нет! Чемоданы мы брать не будем! Саквояж или один чемодан, – прервал я процесс сборов, спускаясь по лестнице.

– Что? Вы предлагаете мне дни или месяцы провести в двух, самое большее в трех нарядах? Как Вас понимать? – удивленно посмотрела на меня Азира.

– Вы не ослышались. Таковы мои условия, – сказал я.

– Хорошо, – она захлопнула чемодан и натянула улыбку, – Лин, будь добр, принеси мне саквояж.

– Но госпожа! Вы считаете это целесообразным?

–Лин! – Азира посмотрела сквозь него.

– Слушаюсь, – дворецкий удалился, ворча себе под нос. – Боже мой, если бы покойный граф узнал, что его единственная дочь будет неизвестно с кем.

– Я в свое время, будучи единственным сыном, тоже отправился изучать мир. Больше того скажу, мы с госпожой Вересовой поедем на поезде в общем вагоне, – сказал я громко, вдогонку Лину.

– Рад?

– Не смотрите так на меня, милая Азира. В простоте нет ничего плохого. Избыток, на мой взгляд, худшее зло, нежели недостаток. Нужно уметь отделять главное от второстепенного.

–Хорошо. Я покажу Вам, что смогу вынести все лишения и передряги,– она ехидно улыбнулась.

– Мне нравится Ваше упрямство. Но не надо делать из всего трагедию.

Вскоре вернулся Лин.

– Госпожа, Ваш саквояж. Да, и я уже сделал распоряжение кучеру, так что во дворе вас ожидает экипаж, – отрапортовал дворецкий.

– Я даже и не знаю, можно ли нам воспользоваться услугами экипажа? Не посчитает ли господин Рад экипаж неоправданной роскошью, – сказала Азира.

– Мы воспользуемся экипажем. Но только до железнодорожной станции, – я пропустил мимо ушей колкость собеседницы.

Великолепная четверка белых коней была наготове. Карета из черного дерева была укрыта позолоченными листьями: две ветви над и под окнами. На дверце красовалась золотая голова медведя – уже знакомый мне герб. Внутри виднелись красные шторы и бежевые сиденья.

– Доброе утро, госпожа Азира, – поздоровался кучер.

– Доброе, – поздоровалась графиня и тут же повернулась ко мне. – Рад, прошу Вас погрузить вещи, пока я попрощаюсь с Лином.

Я понимающе кивнул и пошёл с сумками к карете.

– Мой добрый старый Лин. Настала пора нам с тобой проститься. Я обещаю вести себя подобающе своему титулу, всегда быть прекрасно одетой, всегда держать гордую осанку и многое другое, достойное манер леди, – улыбалась и плакала Азира.

– Прощайте, маленькая госпожа. Ваш дворецкий будет вас верно ждать, – с грустью ответил он.

Девушка обхватила Лина и уткнулась в его грудь. Он же слегка обнял плечи госпожи.

– Ну, мне пора, – Азира отошла. – Береги себя, Лин.

– Да хранит Вас Бог, госпожа.

Я подал руку Азире, помогая забраться в карету. Как только мы закрыли дверцу, кучер ударил поводьями. Послышался цокот копыт по брусчатке и в окне замелькали деревья.

Через полчаса езды лесные угодья сменились на поселковые улочки.

Мы отпустили экипаж за несколько кварталов до станции, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.

На станции столпилось много людей. Были крепкие, пропахшие табаком рабочие. Они ждали поезд, чтобы поехать на завод в соседний город Лужичи – столицу Сокольского княжества.

Стояли бабки: кто с корзинками яблок, кто с корзинками яиц, одна и вовсе держала подмышками по гусю. Они все собирались ехать на городскую ярмарку. В этом году, как и в прежние годы, в столице должна была пройти самая большая осенняя ярмарка.

Массивные черные стрелки на белом циферблате вокзальных часов показывали восемь часов утра. Людская толпа расступалась. В синих мундирах и вооруженные шашками, в сопровождении офицера, шел патруль жандармов. Офицер прокручивал ус, подозрительно разглядывая пассажиров.

Руки рядовых, облаченные в белые перчатки, покоились на рукоятях уставных шашек, готовые пустить их вход.

Люди зло перешептывались и косо глядели на жандармский патруль.

Я обратил внимание, что в окне второго этажа вокзала стоял седоволосый офицер и внимательно следил за действиями патруля. Скорее всего, начальник жандармской команды.

Толпа забурлила, когда вдалеке раздался гудок. Стальной стрелой приближался пассажирский состав. Вскоре человеческий гомон растворился в шипении остановившегося поезда.

II

Пассажиры занимали свои места. Госпожа Вересова разгладила полы платья, сняла перчатки, аккуратно взяв их в правую руку, и добродушно улыбнулась старухе с гусями. Полный бесстрастия взгляд был как кирпичная стена. Ни один мускул не дрожал на лице. Лишь гуси, устремив свои взгляды на Азиру, выказывали больший интерес к пассажирке.

Сдержанно выдохнув, госпожа Вересова ненавязчиво повернулась к окну.

Я неспешно уложил наш багаж на полки и сел рядом со своей ученицей.

– Как долго по времени займет наша поездка? – спросила Азира, не поворачиваясь ко мне.

– Два с половиной часа, – мирно отрапортовал я.

– Прекрасно, – в ее интонации не слышался восторг.

Я положил ладони на колени и улыбнулся пассажирке напротив нас.

– Вы, видимо, едете на ярмарку? В этом году она должна быть лучше прошлогодней, – вежливо обратился я к старушке.

Но ее лицо не меняло выражение, а взгляд был сквозь меня. Гуси даже не обратили на меня внимание, а продолжали таращится на Азиру.

– Очень долгая поездка, – растягивала госпожа Вересова каждое слово.

Мы проехали большую часть пути, когда послышался скрип тормозов. Поезд остановился без видимой причины.

– Ну что ещё? – Азира устремила взор к потолку, как будто спрашивая у неба «за что?».

– Не переживайте. Сейчас мы всё узнаем, – сказал я.

Мои слова были услышаны – появился проводник.

– Уважаемые пассажиры, мы приносим свои извинения. В нашем поезде возникли технические проблемы, решение которых займёт время.

Пассажиры возмущенно загомонили.

– Азира, как Вы относитесь к прогулке? – спросил я шёпотом.

– Думаю, в сложившейся ситуации у нас нет другого выбора.

Осенняя дорога. Желтая роща на фоне черного грозового неба выглядела как последний оплот летнего света и тепла. Я нёс обе сумки и задумчивым взглядом обводил деревья. Порыв холодного ветра заставил поёжиться.

Азира надела перчатки.

– Хотите, я поделюсь своими мыслями о мире? – спросил я.

– Что мне терять, так хоть веселее будет идти.

Мой монолог сопровождало шуршание первой опавшей листвы.

– «Мир широк настолько, насколько широко твоё сознание». Чем больше граней, сторон жизни тебе известно, тем объёмнее ты воспринимаешь мир. Хорошо, если в твоём сознании нет стереотипов. Это своего рода рамки, ограничивающие как мир от тебя, так и твой внутренний мир от себя же самого. Словно ты мотылек, застрявший между двух оконных рам.

– Дорогой Рад, пожалейте меня и скажите более простым языком.

– Хорошо… Возьмём узкого специалиста, к примеру, учёного физика. На мир он будет смотреть лишь с позиций науки и, возможно, от его внимания будет что-то ускользать. Положим, на дерево во время грозы он будет смотреть, как на предмет, который прекрасно будет гореть при поражении его молнией. Понятиями искусства он не будет руководствоваться. Или возьмём выдающегося художника. Он, в свою очередь, разглядит все цвета этого же дерева, игру света и тени. Но не будет знать прочности, плотности и других свойств древесины. И тот, и другой специалисты будут видеть дерево в рамках своей науки и своего дела. В их головах будут части мозаики.

– И что же Вы предлагаете, Рад?

– Для того, чтобы мир воспринимался богаче и шире, надо знать основы разных дисциплин. На границе науки и искусства может лежать зерно нового, – улыбнулся я.

Азира промолчала, переваривая информацию.

Словно услышав мои слова о «поражении дерева во время грозы», над рощей раздался треск сверкнувшей молнии.

– Только дождя нам и не хватало, – невесело сказала Азира.

– Давайте не будем думать о плохом. Пока всё хорошо идёт, – спокойно бросил я.

– Да? А вот меня не радует перспектива слушать Ваши философствования с воспалением лёгких.

– А кто сказал, что Вы доживёте до воспаления лёгких? Вас запросто может убить молнией, – буднично отрапортовал я.

– Ну спасибо, Рад! Вы можете поддержать в трудную минуту, – чуть не плача сказала девушка.

Кажется, я перегнул с шуткой.

– Простите меня, друг мой.

Но погода начала меняться – заморосил холодный дождь. Земля и листва быстро мокли.

Нос Азиры покраснел, щеки побледнели, а блеск в глазах пропадал с каждой минутой. С такими темпами я мог потерять собеседника.

Я остановился и поставил сумки. Девушка молча замерла рядом. Покопавшись в своем саквояже, я вытащил черный вязаный свитер и складной черный зонт.

– Что Вы собираетесь делать? – поинтересовалась госпожа Вересова.

– Снимите свое пальто и поднимите руки вверх, – скомандовал я.

Она подчинилась, и я надел на неё свитер. Он был ей великоват. Особенно в плечах. Я собрал зонт, вкрутив ручку трость, и вручил его ей. Взяв сумки, снова пошёл впереди.

– Не отставайте, мой дорогой друг. Мы должны к шести вечера быть в городе, если, конечно, мои часы не отстают, – слова паром уносились вверх.

Щелкнула пружина и зонт спрятал Азиру от непогоды.

Девушка догнала меня.

– Благодарю Вас, Рад, – тихонько сказала она.

– Не преувеличивайте мой дружеский жест. – бросил я.

– Рад, простите мне мою нетерпеливость. Но как рассуждения о расширении сознания помогут нам разгадать секрет Странника?

– Ммм. Вам нужен стимул в виде обоснованности. Хорошо. Вы же не считаете, что выявить Странника среди людей достаточно? Конечно, нет! Помимо изучения его биографии, нам необходимо развиться до его уровня, а это и значит расширить своё сознание. А с таким сознанием можно и разгадать его секрет.

– Рад, вы говорите так, словно отыскали Странника.

– Хорошо спрятанная вещь обычно лежит на самом видном месте, дорогая Азира. Странник – это личность большого калибра. Он возвышается над всеми нами. Посему изучение биографий заурядных личностей будет бесплодным занятием. Нужно искать среди гениев. Я изучал великих людей последних столетий и нашёл всесторонне развитого эрудита. Писатель, художник, инженер и физик – это его основные маркеры в летописи человечества, – улыбнулся я.

– Боже мой, да кто же это?

– Некто господин Соколов. Кстати, мы направляемся в город Лужичи, где он родился и прожил шестнадцать лет.

– В нашем княжестве Соколовых просто пруд пруди, тем более в столице! – сразу же угас энтузиазм девушки.

– Не переживайте, нам нужен лишь Андрей Соколов. И Лужичи хранят память о нем.

Лес изменился. Если раньше нас сопровождали золотолиственные березки и еще не поддающиеся осени клены, то теперь нас окружали толстоствольные дубы. Ветви нависали над нами, закрывая серое грозовое небо. Вспышки молний едва могли прорваться через дубовые кроны, поэтому мы шли в сумраке. Деревья росли будто волнами: полоса на возвышенности – полоса в низменности. Рад шел, держа прямую осанку. Плыл словно призрак. Его саквояж, видимо, был хорошо подогнан, потому как совсем не болтался и был единым целым со своим хозяином. Мой же саквояж в его руках болтался.

– Не поддавайтесь хандре, друг мой, – тепло говорил он, не оборачиваясь. Это подбадривало, и я не отставала.

Среди деревьев в одном месте темнел холм. Он явно выделялся, будто это – нечто постороннее.

– Подумать только, чудовищная сила первозданной стихии породила это, – провозгласил Рад.

– Вы о чем?– не сразу я ухватила его мысль.

– Когда-то здесь шел ледник. Он всё сметал на своем пути. Под гнетом времени и сопротивлением природы он остановился. Возможно, даже его воды дали начало этой чаще, но под листвой и травами прячутся чудовищные раны. А этот грот,– Рад указал на холм, – нечто иномирное для растительного сообщества. В данном акте творения лежит разрушение.

-Рад? – я вопросительно посмотрела на собеседника.

-Несмотря на разные блага настоящего, в них живёт тень страдания и боли, а может даже тьма ошибок прошлого.

– Отчего такой пессимизм? – я удивилась такой быстрой смене его настроения.

– Полагаю, нужно уметь видеть все грани бытия. Уметь называть вещи своими именами.

Дождь начинал усиливаться.

– Спрячемся в гроте. – предложил Рад.

Пришлось обойти холм. Догадка Рада подтвердилась – это был грот. Старая крона одного дуба сцепилась с могучими корнями другого, образовывая арку, которая открывала путь в маленькую пещерку. Осколок горы оплыл грязью, на которой зеленел мох. Две стихии, камень и земля, не уступали друг другу: словно царапины от огромной лапы, неровными бороздами они сменяли друг друга.

Дождь разыгрался не на шутку. Вспышки молний отдавались гулким треском. Ветер менял направление дождя несколько раз и, помимо капель, нес листья. Земля быстро темнела, а тучи становились тяжелее. По корням, свисавшим с грота, бежали ручейки.

Мы шагнули в темноту.

– Нам повезло с вами, что эта пещерка обжитая, – сказал Рад

– Почему вы так решили?

– Я вижу в углу сложенный хворост и какое-то подобие грубо сколоченных лавок, – пояснил он.

У Рада что-то блеснуло в руках. Послышался небольшой грохот и вспыхнуло пламя.

– Как вы это сделали? – удивилась я.

– Хорошо отточенные навыки по химии, – просто ответил он.

Хворост гулко трещал, заполняя всю внутренность пещеры. Огонь переливался от лимонного цвета к апельсиновому. Лишь от кончиков языков закручивались струйки смолянистого дыма. Холод стал убегать в углы пещеры, уступая власть горячему воздуху.

– Огонь – молодая свирепая энергия, уничтожающая практически всё, но согревшая первых людей. В таких вот пещерах первобытные племена прятались во тьме, холоде, антисанитарии, а затем они увидели огонь. Эта стихия пугала и завораживала их, но стала им служить. Энергия, которая толкнула нашу цивилизацию эволюционно дальше. Противоречие.

– Какое? – не поняла я.

– Огонь – разрушение, но надежда на цивилизацию, холод – смерть, но тренажёр для развития. Выходит, огонь тебя спасает, но делает слабым, и ты можешь умереть. А холод, который изначально пытается убить, делает тебя сильнее. Такое же противоречие у эмоций и разума. Вот только интересно, какую энергию смог открыть Странник?

– И какую же? – спросила я.

– Пока у нас нет ответов, – благодушно улыбнулся Рад.

– Значит, есть возможность отдохнуть, – заметила я.

– Мне не хотелось бы терять время впустую, пока дождь заставил нас остановиться. Вы согласились быть моей ученицей, поэтому начнем урок. Эту технику мы будем с вами практиковать изо дня в день. И поверьте, она вам пригодится.

Рад взял зонт и его острием начертил на земле круг. После чего стал в центр получившейся фигуры.

– Ваша задача – вступить в круг, моя задача – уколоть вас зонтом.

– Но зонт…Стальное навершие… – начала я колебаться.

– Отбросьте сомнения, учеба началась.

Он был в середине, отделенный от меня границей, которую следовало прорвать. Я кружилась вокруг него. Он колол зонтом в мою сторону. Все удары были острые и прямолинейные. Очень отвлекали дождевые капли, слетавшие с зонта. Я ходила будто по краю бури, которая то и дело из своего черного чрева рождала короткие вспышки молний. Зонт двигался все быстрее и быстрее, намереваясь вонзиться или в лицо, или в ноги.

– Доверьтесь инстинктам и своей сущности. Помните, что я вас не пожалею. Но и не поддавайтесь страху, иначе из вас ничего толкового не выйдет.

Я по-прежнему не могла переступить начертанной границы.

– Учитесь делать расчет. Не уходите назад, вас так или иначе прижмут. Старайтесь подныривать и держать свою границу, – он остановился.

Я потерла запястья, унимая дрожь.

– Теперь вы берите зонт и пронзайте меня. Я же попробую показать вам технику.

Я начала делать уколы, как это делал Рад. Но он не делал шаг назад, а едва поворачивался. Моя рука начала немного дрожать. Если он так будет делать, я в него точно попаду.

– Не щадите меня. Вы не даете мне возможность показать полный потенциал техники, – прочел он мои мысли.

– Хорошо. Раз хотите лишиться глаза, получайте.

Он продолжил едва поворачиваться. Навершие зонта уже вскользь прошло по щеке. Но с каждым разом мне все меньше и меньше приходилось выпрямлять руку. Хватало даже полусогнутой руки. Навершие прошило прядь волос Рада, и я резко вдохнула. Его ладони сомкнулись на моих плечах, взгляд был чистым, но холодным. Я чувствовала на щеках тепло его дыхания.

– Так-то.

– Как? – опешила я.

– Вы должны быть на границе страха: не скатитесь в бездну паники, но и не уходите в чрезмерную самоуверенность. Взлетите над эмоцией, преодолейте ее сопротивление, и вам откроется состояние, которое поможет вам острее ощущать уколы зонта.

– Как это?

– Возьмите зонт. Теперь пытайтесь уколоть меня как можно быстрее.

В этот раз он едва отошел от линии. Глаза были спокойны. Так же я заметила, что ни в ногах, ни в руках не было напряжения. Он спокойно был готов принять любой исход.

– Эмоции – это инструменты. Если вы злитесь, это еще не говорит о том, что вы зло. Злость – это запечатанная энергия, которая помогает преодолевать препятствия. Все не так однобоко в этом мире, – и он пошел.

Он был движением и, кажется, у него не было никаких мыслей – он был покоем. Я даже не знаю, как Рад это сделал, но его слова понимались моим внутренним существом. Он обошел мое сознание в виде привратника и нашел глубинную меня.

Зонт был выбит из моих рук. Но ни в Раде, ни во мне не было злобы, лишь пустота.

– Вам нужно почувствовать эту грань – отделяющую будний мир от волшебного, а также грань, отделяющую ваше обыденную роль от внутренней силы. Поможет вам в этом ребро эмоций и разума – интуиция.

III

Лужичи – степная столица, славящаяся своими осенними ярмарками. Шумные торги, хмельной розлив пива и кваса, ряды, заваленные сдобой: булочки, ватрушки, пироги, караваи. Мешки муки, мешки зерна на телегах. Питейные заведения, открытые до утра, с громкой музыкой. Полногрудые красавицы и широкоплечие парни, снующие между рядами.

В городе мы быстро нашли гостиницу. Сняли номера напротив друг друга.

Разместив все свои вещи в шкафу, я отправился к Азире.

В номере обнаружил сначала саквояж, небрежно оставленный у двери, затем пальто, брошенное на спинку кровати. Госпожа Вересова, положив руки под голову, уставилась немигающим взглядом в потолок. По всему было понятно, что моя ученица грустит.

Легким оттенком розового заката окрасилась оконная рама. Я открыл ее и впустил в комнату свежий ветер. Легкий бриз взволновал тюль и потревожил цветы, стоящие в вазе на столе.

– Довольно гостеприимный город, – сказал я, улыбаясь Азире.

Девушка, ничего не ответив, продолжала лежать на кровати, изучая потолок. Она была похожа на ребенка, смотрящего на облака и мечтающего о чуде.

– Вы устали, мой дорогой друг? – мягко спросил я.

– Нет, Рад. Просто мне грустно.

– Отчего же?

– Я не люблю вечера в незнакомых местах. Они наводят на меня тоску и уныние.

– Дорогая Азира, возьмите стул и сядьте рядом со мной. Я покажу Вам волшебство этого города и вечера.

Она подчинилась и села рядом у окна. Ветер окутывал свежестью, а закатный луч согревал.

– И что я должна здесь увидеть? Дома как дома. Люди как люди, в своих заботах.

– Ха-ха. Не спешите делать выводы, имейте терпение, – я встал и подошел к чайнику.

Налил Азире и себе чай.

По небу ползли облака. На крыше сидел и умывался рыжий кот. Птицы пели свои трели. Внизу шумели люди. Мы же пили чай и продолжали смотреть на улицу.

– Сейчас произойдет чудо, – улыбнулся я.

– Какое же? – устало повернулась ко мне девушка.

– Пойдет летний слепой дождь.

– Но как? На небе же ни тучки, Рад.

– Терпение.

Вслед моим словам на одной половине неба появились тучи. Скверы и парки на их фоне заискрились золотом листвы. Раздался глухой треск молнии и пошел теплый дождь, обрамленный лучами света. Город заполнил шум дождя. Кот скрылся восвояси. Люди, закрываясь верхней одеждой, торопились по домам.

Капли неуверенно били по оконному отливу, сбивая уличную пыль. Запахло морем. Я высунул руку, ловя осенний дождь.

– Поймайте летнее чудо, милая Азира.

Девушка сначала неуверенно протянула ладонь, а затем и вовсе начала ловить дождь обеими руками. Капли нежно ложились в ладони, в кружки с чаем, забытые на подоконнике. Азира улыбалась. На фоне грозовых туч появились две радуги.

– Быть может, мы прогуляемся, пока улицы достаточно пусты? – спросил я.

– Даже и не знаю, Рад.

– Бросьте, окунитесь в чудо, – я был настойчив.

Через мгновение мы шли по мокрой брусчатке. По-летнему приветливый дождь радушно нас принял.

– Я люблю такую погоду, когда все улицы города предоставлены нам. Когда можно беззаботно гулять, зная, что тебе есть куда возвращаться. Умейте радоваться этому вечеру, ведь он особенный. Не такой как все, – говорил я, раскинув руки и полностью доверившись дождю.

Азира шла молча, серьезно изучая действительность. Она недоверчиво слушала меня.

– Бросьте. Снимите свою настороженность. В полной мере отдайтесь переживанию этого мгновения, – для большего акцента сказанного я топнул ногой по луже, обрызгав подол платья Азиры.

– Моё платье! Самое дорогое из коллекции! Рад, Вы мерзавец!

– Наконец-то Вы вышли из своей хандры!

– Что? Да как Вы… – росло возмущение молодой графини.

– О, сладкие эмоции, водовороты счастья, – издевался я, повернувшись спиной к своей собеседнице.

Это была роковая ошибка. В следующее мгновение лужа рухнула к моим коленям. Ну, если быть точным, то с Азирой на шее я рухнул коленями в лужу.

– Я Вас утоплю, чудовище, – шипела на меня моя ученица.

– Дорогой друг, если Вы оставите меня в живых, я обещаю Вам купить нов.е платье. Я как раз вииидел неда..ко салон, – последние слова уже выходили с хрипом.

– Хорошо. Я оставляю Вам вашу жизнь, – Азира отпустила меня.

Мы направились в обратный путь.

– Как Вы могли допустить такое ребячество? При Вашем-то возрасте!? – вопрошала Азира.

– Возраст ни в коей мере не может запретить радоваться жизни. – улыбнулся я.

Мы вошли в салон.

– Я хочу выбрать Вам платье самостоятельно. Не возражаете?

– Рад, надеюсь, Вы меня приятно удивите.

– Думаю, что смогу.

И вот мы уже стояли у дверей наших номеров. Азира держала бумажный сверток, перетянутый черной атласной лентой. Я рассеянно улыбался.

– Хочу сказать, что провёл замечательную прогулку в Вашем обществе. Я благодарен Вам.

– Я тоже благодарна Вам за то, что вывели меня из хандры, и за новое платье.

– Замечательно. Теперь отдохните как следует перед завтрашним днём. После завтрака нам предстоит посетить домик-музей Андрея Соколова. Также мы посетим картинную галерею, где выставлены его первые работы. Все это произойдет… – я достал часы на цепочке. – Ровно через десять часов. А сейчас разрешите откланяться и пожелать Вам доброй ночи.

Азира неожиданно вздрогнула.

– Что с вами, друг мой? – спросил озадачено я.

– Рад, у меня сейчас по всему телу пробежал жар. Боюсь, что всё-таки я заболела воспалением лёгких.

Я прислушался к себе и тоже почувствовал постороннее тепло.

– Это не совсем хороший знак, но поверьте, это не проблемы со здоровьем.

– К чему вы клоните? – насторожилась молодая графиня.

– Это просто способ чувствовать себе подобных. Я также почувствовал этот жар. По моим подсчётам, в этом городе еще двое нетленных.

Глава 3

Тени в тумане.

I

Кто же это мог быть? В этом городе не могут быть интересы больших сил. Одиночки? Скорее всего. Но, надо признать, достаточно сильные одиночки.

В агатовой ступке я измельчал белые гранулы. На мне был надет кожаный передник. На столе рядом с комнатным цветком расположились колбы. Одна из них, с синей жидкостью, бурлила на грелке.

В дверь постучали. Я насторожился.

– Кто там? – спросил я, откладывая ступку.

– Рад, это всего лишь ваша ученица, – прозвучал голос Азиры. – Я хотела бы с вами обсудить некоторые вопросы, – последнее слово она явно выделила не дружеским тоном.

– Да, конечно, – я открыл дверь.

– Рад, вы считаете это платье равноценной заменой предыдущему? – девушка держала в руке платье простого покроя. Оно бы сделало честь купчихе, но никак не графине.

– Разве нет, – беспечно бросил я.

– Нет, – прошипела Азира. – Совсем нет! То было творением искусства! А это… Это… Я не нахожу подходящих слов!

– Оно простой и честной работы умелого ремесленника. К тому же, оно более практичнее и прочнее.

– Оно грубое! Я в нем как крестьянка!

– В нем вы без лишнего. В нем видны ваши истинные достоинства.

– А.. я..– она не нашлась, что мне ответить, явно огорошенная моими словами, не понимая, в какую сторону их трактовать.

Когда ее щеки вспыхнули красным, я понял, что, кажется, меня снова подвела моя прямолинейность и простодушие. Повисло неловкое молчание. У нас одновременно пересохло в горле.

Наконец ее взор скользнул по колбам и ступке.

– А что это такое? – удивилась девушка.

– Небольшая подготовка инструментов.

– Инструментов?

– Да. Всегда необходимо иметь козырь в рукаве.

– Хорошо, – махнула она рукой, – Рад, будьте добры объяснить, почему мы не чувствуем этих двух нетленных? Неужели они покинули город? – кажется, она все-таки смирилась с приобретением платья и решила обсудить другой волнующий ее вопрос.

– Что вы! Они в городе. Просто, когда они почувствовали нас, то скрыли своё присутствие.

– Скрыли? То есть Вы хотите сказать, что у них недобрые намерения?

– Всё может быть. Они могут оказаться убийцами.

– О боже, Рад, а мы ведь не скрыли своё присутствие!

– Вы не скрыли! А я скрыл. Вы ещё не знаете, как это делать. Сокрытие отнимает силы. Им пользуются обычно нетленные, которые живут уже достаточно долго, потому как их чувствуют сильнее всего. Учитывая, что у Вас всего лишь второе перерождение, то Вас очень сложно почувствовать на расстоянии. Будьте покойны, мы с Вами в относительной безопасности.

– Относительной?!

– Да, относительной. Пока я и они скрываем своё присутствие, мы друг для друга как люди. Если я не знаком лично с этими нетленными, то мы можем пройти мимо, так ничего и осознав. В противном случае личная встреча со знакомым нетленным делает бессмысленным процесс сокрытия. Всё это сейчас напоминает игру в прятки. Словно мы идём в тумане, смутно угадывая очертания окружающей действительности. Неизвестно только, какие тени бродят в этом тумане помимо нас.

Азира побледнела от моих слов.

– Ну что же вы. Где ваш былой азарт? Это ведь мои недоброжелатели, – уколол я девушку.

– Да, но… Я не отказываюсь от своих слов, но я не думала, что такого рода встреча случится так быстро. Я не готова еще…

– В такого рода играх не всегда будет достаточно времени на подготовку.

– Я…

– Не бойтесь, друг мой, я не дам Вас в обиду. – прервал я Азиру, боясь, что диалог уйдет в ненужные эмоции, – Я уже очень давно брожу в этом тумане и знаю, как в нём выжить. К тому же для долгоживущих нетленных Вы не представляете особый интерес. Для них большую ценность будет представлять ваш покорный слуга

– И всё-таки Вы должны научить меня скрываться для моей же безопасности, – начала владеть собой Азира.

– Хорошо. Начнем прямо сейчас?

– Думаю да. Ведь нам скоро идти в Родовой дом Соколовых.

– Отложите платье. Вам необходимо сосредоточиться на области солнечного сплетения.

– Как это? – тут же начала ловить мудрость девушка.

– Почувствуйте тепло. Найдите его. Оно по характеру будет схоже с тем, которое вы ощутили вчера после прогулки.

Молодая графиня даже закрыла глаза.

– Чувствую.

– Замечательно. Теперь постарайтесь тепло от кончиков пальцев ног и от макушки головы ручейками пустить к солнечному сплетению. Так, чтобы все тепло вашей души сжалось в этой точке.

Девушка побледнела и начала шататься, ища руками опору. Я подхватил её.

– Не так быстро. Дорогая ученица, отпустите ручейки обратно, – к юной графине начало возвращаться сознание. – Всё верно. Ничего страшного, в следующий раз обязательно получится.

Мои последние слова сопровождались каким-то странным шумом, будто лопались пузыри. До сознания медленно доходила мысль, что я явно о чем-то позабыл. Затем последовал треск стекла. Боковым зрением я увидел пролетающие синие струи и резко увел Азиру в сторону.

Графиня уставилась тупо на подол надетого платья – он был прожжен на уровне колена.

– Рааад, – всю усталость как рукой сняло, – Второе платье….

– Кажется, у вас есть хорошая причина быть сегодня в моем платье. А это вас полнило, – не знал, что ответить я.

– Что?! – задохнулась девушка.

Я в очередной раз убедился, что явно плохо разбираюсь в женской моде и психологии. Надо на досуге уделить время изучению данному аспекту, а то Азира точно убьет меня.

Утренний воздух был наполнен свежестью после ночного дождя. Глаз радовали пушистые звёзды хризантем и георгинов, выглядывающих из корзинок цветочниц. Я улыбался девушкам, сидевшим и стоявшим по обеим сторонам тротуара. По дороге же двигались телеги, груженные мешками, пивными бочками, корзинами с яблоками. Люди спешили на ярмарку. А мы свернули в переулок не менее оживленный. Нам следовало добраться к музею коротким путем, и я повел нас через улицу, на которой расположились трактиры. Из одного такого рослые молодцы, вооруженные дубинками, выводили загулявшего крестьянина. Он грязно ругался и дергался, но вышибалы завели ему руки за спину и прихватили за шею, так что гуляка чуть ли не клевал брусчатку.

Я шел пружинящим шагом и подмечал для себя отсутствие явных признаков наличия нетленных. Азира же шла немного скованно, совершенно забыв о враждебности к моему платью. Я догадывался, какие чувства сотрясали её душу: тревога, которая не даёт радоваться окружающему, когда ждёшь удара откуда угодно и когда угодно. Гулять в тумане в первый раз, когда сам толком не умеешь скрываться, всегда страшно.

– Азира, прошу Вас, держите себя в руках. Чем больше Вы переживаете, тем большую беду Вы можете на себя навлечь. Просто чувствовать Вас – это одно, но совершенно другое чувствовать тревогу нетленного, – шёпотом сказал я.

– Я стараюсь.

– Возвращаюсь к нашему уроку в лесу об эмоциях. Тревога – это внутреннее напряжение шахматной фигуры. Представьте, словно фигура упала из руки гроссмейстера, шум, который она создала, волнами окатил доску и другие фигуры. К тому же, при всем при этом, фигура заработала трещины в своем материальном теле, и эти трещины начинают расширяться и, словно ледник, фигура тысячами осколков рассыпается по доске.

– Благодарю вас, Рад, вы умеете поддержать.

– Это совет, но не поддержка.

– Боже, почему Вы такой прямолинейный?

Но вопрос остался без ответа.

Вскоре мы подошли к толпившейся у ворот музея группе людей.

– Я предлагаю разделить наши обязанности в музее, – снова шёпотом сказал я.

– Это как? – насторожилась девушка.

– Вы, дорогая ученица, будете записывать всё, что скажет экскурсовод и что Вы увидите в доме. Я же затеряюсь в толпе и буду отвечать за Вашу безопасность.

– Рад, я не готова остаться одна в толпе незнакомцев! – дрожащим голосом сказала Азира.

– Верьте мне. И запомните, ни в коем случае не разглядывайте посетителей и старайтесь быть непринужденной! Да, и если всё-таки Вы столкнетесь с нетленным, то не кричите и не убегайте – это сохранит Вам жизнь.

– Рад, почему Вы полагаете, что я столкнусь с нетленным?

– Вы излучаете слишком много тревоги и страха – тем самым Вы далеко чувствуетесь. На его бы месте я разыскал Вас, – я надел черные очки, тут же поправив их указательным пальцем.

Подошла ещё одна экскурсионная группа. В основном она состояла из парочек среднего возраста. Полноватые мужчины вели строгих барышень. Как раз то, что нужно.

– Мне пора уйти в туман, – сказал я и двинулся в сторону подошедших, заведя правую руку за спину.

Ворота распахнулись и появилась экскурсовод – старушка с очень прямой осанкой и в строгом платье, когда-то модным в начале века. Взгляд ее был теплым и будто обнимал экскурсионные группы.

– Уважаемые посетители, я рада вас приветствовать в музее Андрея Соколова. Прошу всех следовать за мной.

Следуя за толпой, взору Азиры предстал большой дубовый парк, в центре которого располагался огромный двухэтажный особняк из жёлтого кирпича.

Лекция экскурсовода записывалась в блокнот, подкрепляясь эскизами вещей и мебели. Азира старалась выполнять мои инструкции. Девушка пристально смотрела лишь на старушку и предметы, изредка оглядывая людей. Они словно потеряли свои очертания, превратившись в силуэты. Страх то и дело подталкивал графиню найти меня в толпе, но она сопротивлялась этому. Сейчас были важны даты, состав семьи, количество слуг, домашние питомцы, любимые книги и игры, местоположение спальни юного Соколова.

Лекция подходила к концу. Ничего так и не произошло. Я заметно расслабилась.

Посетители стали выходить из особняка. Они окружили крыльцо с экскурсоводом и стали задавать вопросы. Я же была у ворот, ожидая Рада.

Порыв ветра вырвал блокнот из моих рук. Он упал рядом с деревом, на заливаемый солнцем газон.

Тень листвы стала расти в сторону блокнота, превращаясь в когтистую лапу. Лапа схватила блокнот и потащила его к стволу дерева. Я подняла взгляд. Увиденное вогнало меня в ступор.

Блокнот держала девушка, одетая во всё чёрное. Руки до локтя были облачены в чёрные перчатки, плечи покрывала чёрная соболиная накидка, а на голове длиннополая чёрная шляпа. Лицо окутывала дымка, из которой светились скользкие синие глаза.

– Это, должно быть, Ваше? – спросила незнакомка.

– Да, – я дрогнула, бросив взгляд в поисках защиты.

– Что же Вы? Надо быть внимательнее к своим вещам и себе. В этом городе попустительство небезопасно, – говорила незнакомка, быстро приближаясь ко мне.

Её бледная кожа очень контрастировала с одеждой. Тень от дерева удлинялась и следовала за ней. Дымка развеялась, открывая холодное выражение лица. Глаза почти неподвижны, как изломанный лед озера, на поверхности которого в трещинах едва течет вода. Губы же ее, полные жизни, сложились в улыбку. В этом было что-то противоестественное. Будто она состояла из разных осколков.

Повисло тяжелое молчание.

– Очень любезно с Вашей стороны было поднять этот замечательный блокнот, – сказал Рад, выходя из-за спины незнакомки и забирая блокнот из её рук.

– Рад? – холодность сменило удивление.

– Здравствуйте, Тамара. Вы, как всегда, прекрасно выглядите, – поздоровался Рад, становясь рядом со мной.

– Благодарю тебя, душка. Мы с тобой не виделись три перерождения с последних событий…, – она сделала паузу, а глаза ее дрожали, обводя лицо Рада, – Но, вижу, по-прежнему верны одному цвету в одежде. У тебя прекрасная компания, представь же нас друг другу! – к Тамаре вернулась холодность.

– Тамара Маскара, наследница народа северных ветров, разрешите Вам представить мою ученицу – графиню Азиру Вересову, хозяйку Лунного замка.

Мы обменялись легкими поклонами.

– Ученица? Рад, ты, кажется, много времени провел у Гроссмейстера.

– У лучшего учишься лучшему, – коротко ответил Рад.

– Почему же Вы наследница народа северных ветров? – спросила я, оценивающе осматривая Тамару.

Она на мгновение удостоила меня взгляда.

– Мое первое рождение в этот мир произошло в городе, который своего рода является воротами для северных ветров, – наша собеседница снова перевела взгляд на моего учителя, – Отчего же Вас, господин Рад, заинтересовал музей Андрея Соколова?

– Расширяю свой кругозор и кругозор моей ученицы, – улыбнулся он.

– Темнишь!

– Да нет. Просто хочу заняться живописью, вот и решил изучить творческий путь своего кумира, – весело бросил Рад.

– Я всё равно выясню, чем вы занимаетесь. И помни, Рад, я тебя убью, и это будет мучительно долго для тебя! – шипением закончила Тамара.

– К чему такие угрозы? – уже полностью овладела я собой.

– Ваш учитель, дорогая графиня, холодный и бессердечный нетленный, который не верит в любовь и не отвечает чужим чувствам.

– Мне казалось, что наш с вами вопрос давно решён, – грустно улыбнулся он.

– Пока ты дышишь, он не решён. А теперь прошу извинить, меня ждут дела.

Тамара развернулась и пошла к выходу. Едва заметное движение тени дернулось в сторону Рада – четыре пуговицы с пальто упали на землю.

Холодные порывы ветра устремились за госпожой Маскара.

– Видимо, прежде чем идти в галерею, придётся вернуться в гостиницу и починить моё пальто, – сказал мой учитель, собирая пуговицы.

Мы шли обратно в гостиницу. Только в этот раз мы миновали длинный переулок с милыми цветочницами, а пошли по верхнему переулку. На нём не было буйства цвета, лишь серые однотипные дома сжимали дорогу с двух сторон. Окна были высоки, но узки: шириною в один кирпич. Эта улица была черным ходом торговых лавок и питейных заведений, что расположили свои парадные входы на параллельных улицах. На тротуаре не могли разойтись два человека, поэтому Азира шла следом за мной.

– Рад, я полагаю, Тамара ваш заклятый враг? – начала разговор девушка.

– Скорее, я для неё заклятый враг. Я же не питаю к ней злобы.

– А что конкретно она хотела сказать, называя вас холодным и бессердечным? Или я задаю слишком личный вопрос?

– Учитывая, что Вы не овладели сокрытием и, скорее всего, Тамара станет нашим незримым спутником, я отвечу на Ваш вопрос.

Много перерождений назад, в пору нашего детства, мы дружили. Жили на одной улице. Я часто выручал её из разных неприятностей. Вместе с ней росло и взрослело чувство ко мне, которое я, как и всякий подросток, не замечал. В выходные дни я ходил в гости к её семье. У неё была сестра-близнец. Казалось бы, пару минут разницы, внешнее сходство, но это были совершенно разные, порою даже чужие друг другу девушки. В шестнадцатилетнем возрасте мы поняли с ее сестрой, что испытываем друг к другу тёплые чувства. Именно тогда, оставшись со мной наедине, она поведала о чувствах Тамары ко мне.

Я ударился плечом о стену, бессловесно выругался кляня узкую улочку. От злости, а быть может и от нехватки воздуха, почувствовал, что грудь сдавила невидимая веревка.

– Вы в порядке? – обеспокоилась Азира.

– Вполне. Продолжу. Приходилось общаться тайком от Тамары. Сестра любила её и никак не могла сказать правды. Я не раз говорил с Тамарой и убеждал её, что люблю другую. Она же спрашивала имя моей возлюбленной. Я, по просьбе сестры, не мог его назвать. Так мы и жили в этом невидимом треугольнике, пока я не уехал на учебу. Из института продолжал переписку с её семьей. Не всё я мог сказать в письме, потому как их читала и Тамара. Треугольник продолжал быть со мной, доставляя дополнительные муки. Но всё-таки трудности делают из юнца мужчину. Я вернулся и первым же делом предложил возлюбленной сбежать.

Азира вскрикнула. Я мгновенно среагировал: развернулся и поймал падающую на меня графиню.

– Здесь ужасная дорога, кажется я сломала каблук, – пожаловалась моя ученица.

Я помог ей подняться и как ни в чем не бывало продолжил.

– Наш побег с сестрой для Тамары оказался страшным ударом и предательством. Она больше ни в кого не влюблялась и ничьих ухаживаний не принимала. И с той силой, с которой она меня любила, стала ненавидеть. Месть отравила её сердце, и в него проникли черные тени. Моё же счастье было быстротечным: любимую унёс загадочный недуг. Эта вина до сих пор лежит на моих плечах, – за время рассказа я еще несколько раз ударялся плечами о стены.

Мы шли по пустой улице, я намеренно свернул в этот переулок, зная, какой предстоит разговор.

– Рад, могу я Вам задать ещё один вопрос? – спросила Азира после недолгого молчания.

– Что ж, извольте.

– Почему Тамара сказала, что Вы не верите в любовь?

– Это не совсем верное утверждение, дорогая ученица. Я верю в любовь к любимому делу, в любовь к друзьям, в любовь к хорошей еде или искусству. Но я не допускаю со своей стороны любви к девушкам, тем более нетленным. Но это уже тема для другого большого разговора. Давайте я приведу свое пальто в порядок, Вы пообедаете, и… – я достал часы – и ровно в 16.00 мы отправимся в картинную галерею.

II

Мы шли по длинному коридору картинной галереи. На полу был расстелен зелёный ковёр, на стенах расположились полотна художников, а на потолке через каждые десять шагов висели позолоченные люстры.

– Дорогая ученица, я рад, что к Вам вновь вернулось спокойствие. Надеюсь, Вы осознали, что страх ожидания проблемы наносит больше вреда, нежели встреча с самой проблемой. Да, Тамара владеет магией тени и способна творить страшные вещи, но борьба с этим соперником сделает Вас сильнее. Главное – раздобыть туза в свой рукав.

– И как же я его раздобуду? – поинтересовалась Азира.

– Как это ни парадоксально, милый друг, но лишь во встрече с трудностями и своими страхами Вы обнаружите свой талант. А до тех пор имейте при себе это, – я вручил графине пузырёк с прозрачной жидкостью.

– Что это такое?– девушка с любопытством смотрела на жидкость.

– Тамара – мастер тени, но её колдовство не выдержит мощной вспышки света. Если Вы разобьете пузырёк перед своим противником, то его озарит свет. Главное требование к безопасности заключается в том, чтобы вовремя закрыть глаза.

Я открыл двери, и мы вошли в зал абстракционистов.

Картины поражали глаза спектром цвета: серебряные шары падали вниз, изменяя цвет до голубого; три квадрата – красный, синий и черный – вонзались в фиолетовый круг.

– Боже, Рад, мне кажется, Соколов был посредственным художником! Это разве искусство?

– В картинах этих художников живут их грёзы. Порою нечеткость деталей позволяет каждому видеть что-то своё. Это направление рассчитано не на все слои населения.

– Простите, Рад, но, думается мне, это направление рассчитано на самих художников. Тут ведь без прочтения их талмудов не поймёшь, картины ли это, либо же дети просто баловались.

– Умейте отделить главное от второстепенного. Внимательно взгляните на картины Соколова.

Азира всматривалась в шары, разделённые вертикально на два цвета: серебряный и голубой. Следующее полотно заставило её нахмуриться: аллея песочных часов, состоящих из треугольников, причём все верхние были золотые, а нижние – алые. Последняя картина представляла собой два шара на размытом фоне: верхний шар – белый с бежевым оттенком, нижний же – сиреневый с угольными подпалинами.

– К каким умозаключениям Вы приходите, дорогая ученица?

– Соколов использует всегда два цвета. Одна картина с горизонтальной границей, а две другие с вертикальной. Вот, пожалуй, и всё, что я смогла разглядеть в его «произведениях».

– Вы вправе не считать это искусством, но я напоминаю: мы здесь не за этим. Умейте отделять главное от второстепенного, а также правильно расставлять приоритеты. В его картинах явно прослеживается тема перехода. Художник бессознательно пытается стать на границу света и тени. Рискну предположить, что Соколов был занят поиском этой границы, точки перехода. Прошу Вас, сделайте соответствующие пометки в блокнот.

Азира подчинилась.

– Кажется, на сегодня мы достаточно пообщались с искусством. Скажите, Азира, куда мы дальше отправимся из этого города?

– Одну минуту, – девушка начала листать блокнот, – Нашла. Если верить лектору, то Андрей Соколов перед поступлением в институт провёл лето в горах.

Вдруг со всей силы хлопнули входные двери. Мы обернулись, но никого не обнаружили.

– Рад, какая встреча! Я счастлив, что вновь судьба свела нас, – сзади прозвучал мужской голос.

У картины Соколова стоял подтянутый мужчина средних лет. Гладковыбритые щеки, подбородок и худой нос, под которым расположились маленькие усы, края которых были загнуты словно рога быка. Черные короткие волосы расчесаны в прическу с пробором, согласно штатного устава войск императора. Холодные серые глаза добавляли строгости четким линиям лица.

Кремовый сюртук плотно застегивался гербовыми пуговицами империи (дракон c короной), ниже, до колена, он расходился отглаженными полами, прикрывающими лишь со спины. Складки на полах были симметричны и соответствовали оси пуговиц. Армейская выправка хозяина сюртука усиливала эффект несгибаемой прямой, которую огибал ветер, путаясь в складках подола. Двигался мужчина размеренно, но твердо, как четко отлаженный механизм.

– Я смотрю, ты шагаешь в ногу со временем, Рад, – продолжил мужчина. – Твой серебряный кинжал сменил пистолет, должно быть, с серебряной пулей. Всегда готов ко встрече со мной? Ничуть не изменился.

– Вы тоже сохранили любовь к эффектным появлениям. И если меня не обманывает зрение, то в вашем внутреннем кармане также, как и в моём, находится капсульный пистолет, господин Строгачёв.

– Верно, – улыбнулся Строгачёв, хлопнув по сюртуку, – Но для меня лучше решать наши с тобой разногласия старыми добрыми методами. Как наш славный поединок на горящей крыше на клинках во время грозы. Ты всё так же сдержан, холоден и терпелив, Рад?

– А ты всё так же жаждешь победы надо мной? – я понизил голос.

– Ты прав, я всё тот же, как и ты. И это прекрасно. В своих стремлениях, убеждениях и поступках мы дополняем друг друга как… – Строгачев обходил меня вдоль стены, чтобы зайти за спину.

– Как дух и плоть, сознание и пространство, – завершил я фразу, преградив ему путь и закрыв Азиру.

– Помнишь наш последний разговор. Польщён, – он опустил взор на мою руку, спрятанную в карман.

Атмосфера начала накаляться. Пространство вокруг Строгачева заволновалось, словно сухой воздух, нагреваемый беспощадным солнцем, малопрозрачными обрывками собирался в шар вокруг него. Точно такой же шар начал волноваться вокруг меня.

– Интересно, кто из нас будет быстрее? – сузил глаза Строгачев.

– Мне кажется, за такое долгое противостояние Вы можете предугадать исход, – я сделал шаг назад, тесня Азиру.

– Наши противостояния обычно завершаются вашим бегством, – улыбнулся Строгачев и сложил руки на груди, – Но ты ведь понимаешь, Рад, что эта партия с цейтнотом.

– Я, право, не хочу нарушать ваш обмен любезностями, но своею невовлеченностью в разговор вы заставляете меня чувствовать себя неловко, – напомнила о себе Азира из-за моего плеча.

– Молодость, нетерпение, дерзость, – усмехнулся Строгачёв, переведя взгляд на Азиру, – У тебя прекрасная ученица, Рад. Думаешь, она обучается быстрее других нетленных?

– Вы как всегда внимательны, – я продолжал следить за его руками.

– Молодые склонны к предательству.

Азира выпрямилась как от пощечины.

– Ничуть. Мой спутник возвышен духом, – парировал я.

– Дружеские взаимоотношения между нетленными? – поднял бровь Строгачёв, – Рад, ты меня огорчаешь. Опять совершаешь ту же ошибку.

– Почему же ошибку? Дружба прекрасно способствует взаимному развитию нетленных, – сделала выпад Азира.

– Дружба между учителем и учеником? Вы так наивны, графиня, – усмехнулся Строгачёв,– Только враг будет бить в твои слабые стороны, пока ты их не усилишь, друг же никогда. Если вы опускаете руки и сдаетесь, то враг обязательно уничтожит вас. Но если же ты не будешь убегать от драки, то сможешь достичь такого уровня, которого сам от себя не ожидал. Поверьте, графиня, я нужен Раду, чтобы видеть все грани этой жизни. Именно соперничество со мной вывело его из рядов посредственных нетленных. Вы находитесь рядом с легендой. И достиг бы он этого уровня, если бы мы просто дружили? Сомневаюсь. Только вражда огранила его в алмаз.

– Между учителем и учеником можно выстроить не только дружескую поддержку, но и ввести состязательный элемент. Во всем положено быть мере, – заметил я.

– Рааад – философ середины, – протянул Строгачёв и шагнул в мою сторону. Воздух вокруг его рук сгущался.

– Нет в крайности покоя, – я отступил, также нагнетая кровь в руки.

Азира тоже сделала шаг назад.

– Вы, конечно, можете выстраивать дружеские или сопернические взаимоотношения, но только это не позволит Вам развиться до уровня Соколова, – Строгачев оценивающе пробежал по нам взглядом сверху вниз.

–А при чем здесь Андрей Соколов? – подняла бровь Азира.

– Бросьте, графиня! Вы можете водить за нос Тамару Маскара, внушая ей, что интересуетесь творчеством Соколова. Но для меня же ясно, что это Странник. И поверьте моему чутью, в его расчетах не было такого элемента как дружба.

Азиру сковал холодно-стальной взгляд Строгачёва. Я же спокойно наблюдал за его руками.

В коридоре послышался топот множество ног и веселый голос. Дверь приоткрылась, впуская гомон, и потом громко захлопнулась.

– Господин Строгачев, и вы… И вы удаарились в иих… Прошу прощения, в живопись? – нетрезвый голос Тамары прервал нашу перепалку.

– Госпожа Маскара? Ну конечно же, я ценитель прекрасного, особенно если этим прекрасным увлекается господин Рад. – улыбался презрительно Строгачев. Полупрозрачный шар вокруг него тут же исчез.

Я так же развеял свой.

– Душка, ну какое же это претра..претткр. прекра-сно-е ? Это же кошмаааар. – Тамара, пошатываясь, встала между мной и Строгачевым, пытаясь сфокусироваться на картине, бокал в ее руке дрожал.

– Как вас пропустили в музей с алкоголем? – удивился я.

– Оооо, у мииня… Меня, да. Так вот, есть выстоко, .. вы-со-ко-по-ставленный покровитель, – в глазах ее растекалось туманящее тепло.

– Где же он? – продолжил я разговор, который меня не интересовал.

– Ааа, в соседнем зале. Свист.., свитня…, свинья. Выпил больше меня… Нед…годник, – она развела руками, расплескав вино в сторону нашего оппонента.

Красное пятно растекалось на сюртуке.

– Госпожа Маскара, позвольте нам наедине побеседовать с Радом, – прошипел Строгачев, то и дело косясь на пятно.

– Душка, нет-нет – она погрозила пальчиком, – лучше бы вам уступить мне его.

– Мне он нужен как враг. Вам он нужен как любовник или тоже как враг? Кажется, он и ваша сестра…

– Замолчите, – глаза ее в мгновение из влажных синих стали бело-серыми, осанка стала прямой. – Иначе…

Обстановка снова стала напряжённой.

Маскара и Строгачев сцепились взглядами.

– Иначе что? – Строгачев вскинул бровь.

Я схватил Азиру за руку и рванул, увлекая ее в открывающуюся дверь.

– Тамамара, птищка. От читго, ты миня бросила? – интересовался покровитель госпожи Маскара.

Мы вихрем провернули мужчину и побежали по залам.

Гуляки, явно свита того самого покровителя, не успевали расходится, некоторых мы усадили на пол.

В зале началась сумятица.

– Это нам на руку, госпожа Вересова. Сборы будут быстрые. – бросил я.

– А… Я… Вы… – пролепетала девушка.

– Объяснения оставим в экспрессе. Туман показал наших соперников. Все фигуры заняли свои позиции на шахматной доске. Будет интересная игра. Как говорится, «белые начинают и выигрывают партию», дорогая ученица.

– Один наш соперник хуже другого, Рад.

– Знаю. Но мы с Вами должны спокойной рукою играть эту шахматную партию. Уметь грамотно просчитывать каждый ход. И хочу дать Вам один совет, дорогой ученик.

– Какой же? – Азира повернулась ко мне.

– Соревнуясь с коварным и бесчестным противником, не чурайтесь использовать хитрости и уловки.