Глава 1
Камни, камни, камни. Чертовски много камней в этой долине, известной как Марафонская. Или, как кто-то мог бы сказать, в запущенной дыре, в которую даже дьявол не плюнул бы, не сцедив зубы. Коричневая пустынная равнина, пропитанная ультра-лучами, окружена каменными хребтами, черными на вершинах, как угли после пожара. Неровные и хрупкие на вид, острые и зазубренные края этих хребтов устремлены в небо, как великие пушки промышленных цивилизаций, готовясь выплеснуть свою ярость.
Эти обугленные орудия возвышаются на остальных каменистых породах, слоистых и разноцветных, мощно стоящих на пыльной красной земле. Со стороны они напоминают слоистый пирог или вырез сала, волнующийся белыми и красноватыми лентами в застывшем танце. Все эти камни изрезаны ветром и временем.
Камни, камни, камни. Каждый из них – как рок-звезда, когда-то взорвавшая сцену, а теперь ушедшая на дно. Безымянные глыбы спят здесь под одеялами пыли, больше не участвуя в рок-опере вселенной, где бушевало давление глубинных океанов, плавящий жар звездных корон и токсичные испар ения кометных хвостов.
Но даже в этой тени былых потрясений камни скрывают невероятную мощь – клокочущие волны силы, спрятанные в красном песке на их вырезанных ветром скулах. Когда ветер дует, камни кричат этими скулами, и так появляется голос у всей пустыни, похожий на рев двигателя.
Марафонская долина уже не помнит о своих завоевателях и построенных ими сооружениях, доходящих иногда до верхов синтезированной атмосферы. На плечах Красной планеты они все равно кажутся только рогами жуков. Пустыня ждет. Она очень стара, эта пустыня. Она сама память. Но она слишком стара, чтобы помнить всех, кто когда-либо пытался укротить её. И в этой вечности скрыта её мощь.
Но вот, посреди пустыни, по потрескавшейся земле, разметая гравий и мелкие камни, проносится что-то, словно шар для боулинга, пущенный рукой игрока. Его сверкающие хромированные бока блестят под палящим солнцем, а мотор ревет, как гитарный рифф на концерте, разрывая голос пустыни. Это кабриолет, который мчится вперед, оставляя за собой облако красной пыли. Ветер свистит над открытым верхом, задевая верхушки защитных шлемов водителя и пассажира. Их обтекаемые шлемы из композита с отражающими визорами скрывают лица, отражая лишь пустынный пейзаж.
Пилот крепко держит руль в своих больших руках, не показывая ни капли напряжения. Пассажир на переднем сидении, глядя на бескрайние просторы, сейчас ощущает себя частью чего-то великого и непокорного. Вдруг, из него вырывается:
– Чувак, да эта пустыня как бешеная гончая, просит ещё скорости! – голос полон энергии и восхищения, будто бы пробиваясь сквозь визор – Понял? Скорости, чувак!
Водитель, не расслышав слов, но увидев взрывообразную жестикуляцию пассажира, включает свой передатчик на костюме:
– Впервые на такой тачке, Гарри? – его голос звучит со смешанным чувством спокойствия и пренебрежения, характерным для человека, считающего, что он всегда говорит всё, что думает.
– Расслабься, Виктор! – уверенно отвечает в свою рацию Гарри. – Я не новичок на дороге, но именно эта пустыня либо убьет меня, либо переродит в бешеную ондатру, объятую похотью к свободе! – наполненный дерзостью, Гарри хлопает перчаткой из композита по дверце кабриолета.
– Эй, полегче. – Виктор недовольно качает головой, стараясь заметить, оставил ли след удар перчаткой. – Никто в этой тачке не занимается похотью, понял меня?
Он переключает передачу своей массивной рукой, и двигатель нежно урчит, будто отвечая ему лаской. Виктор глубоко вздыхает, а затем продолжает с отцовским тоном:
– Эта пустыня, Гарри, убьет тебя быстрее, чем успеет созреть вдохновение для твоих читателей. Лучше тебе держать глаза открытыми и поберечь силенки для чего-то более важного.
Гарри мельком оглядывается вокруг. Пустошь простирается на многие мили, пугая и маня одновременно. В таком месте всё кажется малым и незначительным. Даже кабриолет, сверкающий хромированными деталями, может оказаться здесь просто миражем, готовым исчезнуть в любой момент.
– Да не переживай, шеф, – произносит Гарри, впрочем, уже слегка остудивший свой пыл. – Я просто собираюсь сделать так, чтобы эта пустыня оставила на мне свой след, прежде чем мы пронесемся по ней как пушечное ядро. – он откидывается на спинку сиденья, смотрит в бездонное темное небо, а затем продолжает – Это была отличная мысль, ехать насквозь через неё.
Виктор многозначительно хмыкнул и, покосившись на Гарри, произносит:
– Пушечным ядром, говоришь? Ну-ну… Только учти, в этой пустыне бывает так припекает, что даже пушечные ядра плавятся.
Затем он включает регулятор климат-контроля на панели своего костюма, демонстративно выставляя его мощность на несколько шкал ниже.
Гарри, сохраняя безмятежность, спокойно отвечает:
– Я из того сорта, дружище, который сначала пишет огненный репортаж, а потом уже думает, как не расплавиться. Кстати, какой SPF-фактор в этой долине?
Виктор, не отрывая глаз от дороги, где камни и редкие холмики мелькают как кадры ускоренной съемки, усмехается:
– SPF? Тут, Гарри, местный стандарт – УЛ. Ультра-лучи, понимаешь? Спутник нашего Карса, это такой природный рентген, только на максималках. А атмосфера в долине дырявая, как решето. Хочешь узнать, что будет? Выйди за пределы защитного поля и открой визор – и все узнаешь. Только потом жаловаться не надо.
Гарри слегка забеспокоился и украдкой смотрит на счетчик Гейгера на приборной панели костюма – тот пока молчит. Виктор продолжает с сарказмом, будто проверяя пассажира на прочность:
– Сегодня, кажется, обойдется даже без настоящих приключений.
– А что у тебя с этой милашкой считается за настоящие приключения? – спрашивает с нарочитым равнодушием Гарри.
– Главное сейчас все путем, ты не волнуйся, – пилот говорит с легкой улыбкой, скрытой за отражающим визором, но его голос все же выдает тонкие издевательские нотки. – Вот в армии, дружище, нас учили, что паника – первый враг солдата. А тут, в пустыне, она вообще может стать последним.
– Брехня, я не паникую. Что там эти ультра-лучи умеют делать? Испепелят меня заживо? Да я уже десяток раз перегорал на работе. – раздраженно возражает Гарри, с каждой фразой повышая голос.
– Ну и не паникуй, черт тебя возьми – с легкой грустью сдает обороты Виктор. – Ультра-лучи, Гарри, всё сжигают под корень. Собирая кристаллы, создающие эти лучи, наши физики научились делать бомбы, которые затем наши летчики доставляют прямиком на поверхность Пигмея – его голос звучит теперь с тенью горечи – Там излучение такое, что даже от композитки остается только булькающая лужа, чего уж говорить об этих бедных засранцах на деревьях.
Создается недолгая пауза. Кабриолет стремительно несется по сухой и выжженной почве мимо безжизненных и безымянных холмов и бугров. Гарри, не заметив собственного напряжения, не выдерживает и произносит:
– Помню, как эти, так сказать, засранцы здорово всыпали вам, ешё до того, как вы до них долетели.
Виктор вместо ответа выбирает молчание. Гарри, сообразив что-то, продолжает:
– Им стоило всыпать и нам. Телец здорово наложил в штаны вместо того, чтобы хоть что-то предпринять.
– Поверь, не только Телец, – добавляет Виктор, в его голосе мелькает презрение, но не к Гарри. – Весь Карс стоял с мордой кирпичом, как на утренней проверке. Если бы не привычка следовать приказам, то никакой офицер и окурок на Пигмей не повез. Приказы остаются приказами, даже если их раздает тот, кто держит в руках только папочку с документами.
Оба замолчали на мгновение.
– Полное дерьмо, – бормочет Гарри, глядя на проносящиеся мимо камни.
– Да… дерьмо – соглашается Виктор, его голос теперь совершенно серьезен. – Мой тебе совет – не воюй.
Разговор затихает, и теперь они едут в тишине, каждый погруженный в свои мысли. Только шум двигателя и скрип подвески нарушают голос пустыни.
Приспособленный к внедорожной езде кабриолет несется по Марафонской долине, оставляя за собой пыль. Колеса подскакивают на неровностях дикой тропы, и, если приглядеться, впереди можно увидеть следы шин других автомобилей, проезжавших здесь когда-то раньше. Солнце, в темно-синем зените, палит нещадно, отражаясь от хромированных боков машины и создавая иллюзию миража. Пейзаж вокруг суров и безжизнен, но в этом есть свое особое очарование – бескрайние просторы, изрезанные каменными хребтами и покрытые слоем красной пыли, кажутся вечными и непоколебимыми. Виктор крепко держит руль, стараясь удержать машину на тропе. На короткий миг он оборачивается к Гарри и примирительно произносит.
– Послушай, старик. Так тебе пустыня нравится, да?
– Конечно. Как я говорил, она как ошалелое динго. А тебе?
– По мне так похожа на адское пекло – усмехается Виктор.
– Если эта пустыня похожа, по-твоему, на адское пекло, то зачем ты снова и снова сюда лезешь? – Гарри попытался скрыть свое любопытство за усмешкой.
– Потому что, Гарри, – в снова насмешливом тоне Виктора появляется нотка усталости, – иногда лучше ехать по знакомому пеклу, чем искать новое. Плюс, патрулей тут поменьше.
– Ну, патрулей тут действительно меньше, – подтверждает Гарри, стараясь больше не углубляться в тему. Вместо этого он указывает на один из проносящихся камней и шутливым тоном произносит – Смотри, а этот камень похож на лицо моего редактора после третьего стакана.