Читать онлайн Вселенная скажет «Да!»

Глава 1

Старая фотография. На ней молоденькая девушка в школьной форме, чуть наклонив голову, пристально и немного насмешливо смотрит в объектив. Это я её фотографирую. Моё место – на последней парте в соседнем ряду, и, когда Лиля оборачивается ко мне, я, незаметно для учительницы литературы, нажимаю на спуск фотоаппарата. Лиля часто оборачивается ко мне, особенно последний месяц, потому что знает: я постоянно гляжу на неё, а не на доску. И хоть я не слушаю того, о чём говорят учителя, это никак не отражается на моей успеваемости. Я, совершенно не напрягаясь, учусь хорошо, и мне никто не делает замечаний. Лишь молоденькая учительница литературы несколько раз за урок стучит по доске мелом и сердито повторяет:

– Костя, смотри на доску! Не отвлекайся!

Зато Лиле все учителя, словно сговорившись, на каждом уроке твердят одно и то же:

– Ивановская, не вертись! Ивановская, не мешай другим работать!

Но мы с Лилей уже ни на что не обращаем внимания, скоро выпускные экзамены и волнующе неизвестная взрослая жизнь.

После окончания школы было фантастическое лето! Жаркое летнее солнце, голубая река. Заросший тальником и камышом остров, покрытый клевером, и сбросившая купальник Лиля, медленно-медленно идущая ко мне…

– Что? Опять свою проститутку рассматриваешь? – громкий голос жены прозвучал у меня почти над самым ухом. – Если хочешь, слетай в Сочи, полюбуйся на оригинал! Это лучше, чем вторую неделю лежать на диване.

– Почему в Сочи? – засмеялся я. Ревность Нины, доходящая до абсурда, меня давно забавляла. – Может, надо в солнечный Магадан лететь, чтоб её встретить?

– Если бы не знала, что она живёт в Сочи, никогда б не предложила тебе на месяц к родителям съездить. Не надоело на диване лежать? Мать звонками замучила: «Когда приедете? Когда приедете?»

Раздражённая жена ушла в магазин, а я задумался. Почему в самом деле не поехать к родителям? В город, где я родился, вырос и в котором не был целых двадцать лет. Двадцать лет! Они пролетели быстрее, чем последняя неделя, которая тянется бесконечно. Да, мне уже сорок два. Я работаю в частной клинике зубным техником, полон сил и планов, которые, скорее всего, никогда не осуществятся. А сейчас у меня вынужденный простой оттого, что неделю назад, на рыбалке, я раздробил палец правой руки, и ещё месяца полтора мне придётся сидеть без дела, думая, чем бы себя занять.

Я взял со стола старую фотографию, и горечь охватила меня. Как редко вспоминаем мы то, что казалось нам когда-то самым важным и нужным в жизни. Игры с друзьями детства, любовь родителей, свою первую взрослую любовь. Любовь, которая почти всегда оказывается неудачной…

Лиля вышла замуж через полгода после моего ухода в армию. И я до сих пор помню щемящую тоску, пустоту и одиночество, которые не покидали меня до конца службы. Я не поехал в родной город после демобилизации. А сложное чувство любви, ненависти, боли и обиды прошло у меня только после того, как я встретил Нину, которая оказалась прекрасной женой, хозяйкой и матерью. У нас двое взрослых детей, и прошлое давно забыто, но когда я гляжу на старую фотографию, то всегда испытываю грусть, а иногда думаю, что у меня с Лилей могла быть совсем другая история.

Вот такой – смешливой, озорной и красивой, совсем как на этой выцветшей фотографии, пришла она в наш одиннадцатый класс. Пришла за полгода до окончания школы. И в первый же день случилась история, сблизившая нас на прекрасные десять месяцев. Лиля уронила книгу, мы одновременно бросились поднимать её, столкнулись лбами и повалились на пол. Мы сидели на полу и хохотали до тех пор, пока вошедшая в класс учительница математики не выставила нас за дверь. Это лишь развеселило нас. Фыркая от смеха, мы сбежали на первый этаж и, наспех одевшись, выскочили на улицу. Как давно это было… Хотя иногда мне кажется, что это было только вчера…

Весенняя дорога не напрягала гололёдом и сюрпризами, и через девять часов я вошёл в родительский дом. Слегка постаревший отец, скрывая радость, начал ругать меня за то, что не сообщил о приезде, а мама засуетилась, накрывая на стол. Давно забытое чувство спокойствия, защищённости и умиротворения пришло ко мне, на несколько минут превратив в маленького мальчика, не имеющего никаких проблем. Наверно, поэтому, укладываясь спать, я вспомнил школу, одноклассников и конечно же Лилю. А засыпая, подумал, что хорошо бы встретить её через столько лет, узнать, как у неё сложилась жизнь.

Через три дня, собираясь на вечернюю рыбалку, я поехал в центр, чтобы прикупить кое-что по мелочи, и, выходя из магазина, буквально в дверях столкнулся с Лилей. Не знаю, какое лицо было у меня, но Лиля остановилась, побледнела и уронила на пол свою сумочку. Я кинулся её поднимать, Лиля тоже нагнулась, и мы с такой силой столкнулись лбами, что сели на пол. Мимо нас проходили люди, продавцы отпускали товар покупателям, а мы сидели на полу магазина и хохотали как сумасшедшие, повторяя сквозь смех: «А помнишь?». Куда-то далеко ушли и горечь неудавшейся любви, и обида на Лилю, и груз прошедших лет: мы сидели на полу универмага, смеялись от всей души и снова были молодыми, беззаботными и счастливыми.

– Это нарочно не придумаешь, – ещё смеясь, сказал я, помогая Лиле подняться. – А как ты оказалась в нашем городе? Ходили слухи, что ты живёшь в Сочи.

– Слухи, как всегда, говорят правду! – улыбнулась Лиля. – Я действительно там живу, а сюда приехала на несколько дней, продать мамину квартиру. У меня в феврале неожиданно умерла мама, никогда ничем не болела, и вдруг…

Лиля отвернулась и внезапно расплакалась. Я обнял её и, когда она спрятала лицо у меня на груди, ощутил такой прилив жалости и нежности к ней, что стало нечем дышать.

– Давай посидим где-нибудь в кафе, поговорим, – сказал я каким-то чужим охрипшим голосом. – Здесь, на втором этаже, есть вполне приличные, уютные места.

– Уютные места?! В которых нас рассадят на два метра друг от друга, обольют дезинфицирующим раствором и заставят надеть маски? Нет уж, поехали лучше ко мне, там по крайней мере будем разговаривать без масок. Если, конечно, ты не боишься скандала с женой.

– Жена у меня далеко, поэтому я сегодня смелый, – отшутился я. – Мама жила по вашему старому адресу?

– Да, конечно.

Не проронив ни слова мы приехали к дому Лили, молча зашли в квартиру и не сговариваясь бросились в объятья друг друга. Словно тёмная пелена накрыла мой мозг: я потом не мог вспомнить, как мы очутились в спальне, как разделись, упали в кровать. Я пришёл в себя от чувства неимоверного счастья, переполняющего меня, уносящего меня в Космос, рвущегося наружу яркими солнечными брызгами. Первый раз в жизни мне было так хорошо! Раньше я даже не догадывался, что от близости с женщиной можно испытать такие удивительно яркие и сильные эмоции. Я гладил шелковистую, нежную кожу, вдыхал аромат парного молока и цветов, и не было в мире человека счастливей меня.

– Ты только, пожалуйста, не усни, – донёсся откуда-то издалека нежный Лилин смех. – Мне нужно столько сказать тебе! Я так перед тобой виновата!

– Не нужно ничего говорить. Мы вместе, и это самое главное!

Я уехал от Лили только утром, дав слово, что вечером приеду на ужин… И начались наши медовые дни! Мы ошалели от счастья, от переполнявшего нас здоровья и праздной городской летней жизни, ненавязчиво шумевшей вокруг. Родители пытались меня образумить, но я пригрозил, что уйду на съёмную квартиру, и они оставили меня в покое.

В деле о наследстве оказалось много юридических тонкостей, мешающих продать квартиру, и Лиля позвонила мужу, что задерживается на неделю, до полного оформления документов. Ничто не мешало нам наслаждаться друг другом и жизнью. Погода нас баловала: установились жаркие солнечные дни и тёплые ночи, в которые мы спали по три-четыре часа. Мы любовались закатами, встречали рассветы, гоняли на машине по окрестностям, словно вырвавшиеся на волю подростки, и любили, любили, любили друг друга…

Прощаясь в аэропорту, Лиля обняла меня последний раз и, заплакав, сказала:

– Прости меня и за то, что было давно, и за всё нынешнее! Все эти дни я думала только о том, что, если бы я дождалась тебя из армии, у нас была бы такая интересная и счастливая жизнь! Но я разрушила наше счастье, и за это жестоко наказана: живу с абсолютно нелюбимым человеком, сын вырос и практически отошёл от нас, скоро я останусь одна. И это расплата за то, что я предала тебя!

– Не вини себя, дорогая! То, что могло быть с нами раньше, будет у нас чуть позже. Только и всего. Я не хочу тебя терять! Помнишь, ты говорила, что мы две половинки, которые наконец-то соединились; сейчас мы ненадолго расстанемся, чтобы потом уже не расставаться никогда. Как только сын вернётся из армии, я уйду от жены и сразу приеду к тебе.

– Костя! Ты меня не обманешь? Я могу надеяться на то, что ты это сделаешь? Я так сильно люблю тебя, что уже не смогу без тебя жить! То, что случилось тогда, было просто ошибкой молодости, в которой я так раскаиваюсь!

– Дорогая, любимая! Мы говорили об этом уже столько раз. Ничто не помешает нам быть вместе всю оставшуюся жизнь. Верь мне, а сейчас беги на посадку, а то опоздаешь.

Лиля улетела, а я начал жизнь беззаботного отпускника: встречался с бывшими одноклассниками, ездил с отцом на рыбалку, ходил с мамой по магазинам. И каждое мгновение жизни ощущалось мной совсем не так, как прежде, – очень остро, по-новому. Ушли обыденность, торопливость и серость жизни. Мир наполнился весёлыми людьми в летних красивых одеждах, интересными событиями, яркими красками. Мою юношескую влюблённость в Лилю сменило глубокое и сильное чувство, переполнявшее меня. Лиля оставила мне ключи от квартиры, и я почти каждый день заходил туда. Бесцельно бродил по комнатам, поднимал разные вещи, разбросанные в спешке отъезда в самых неподходящих местах: какие-то ремешки, кофточки, маечки, ещё пахнущие Лилей. Я вдыхал их аромат, нежно поглаживал рукой, вспоминая проведённые с Лилей часы, и снова возвращал на место. Лиля звонила мне каждый день, урывками, по пять-десять минут, во время своих отлучек из дома. Когда она ходила в магазин за продуктами, мы разговаривали по полчаса и даже больше и всё никак не могли наговориться.

Пришла пора снимать с пальца гипс, я попрощался с родителями, вернулся в свой город, и жизнь побежала по накатанной годами колее. Нине я ничего не сказал о том, что собираюсь уйти к другой женщине. Не хватило духа сказать об этом сразу, когда вошёл в квартиру, и она, целуя, бросилась мне на шею. Не смог сказать и потом, когда после работы она кормила меня ужином, рассказывая, о том, как прошёл день в музее и какие хорошие экспонаты скоро там появятся.

Нина работает директором местного краеведческого музея пятый год, но ей до сих пор кажется, что более важной и нужной работы в нашем городе просто не существует. Она готова проводить дни и ночи в своём музее, раскладывая экспонаты по только ей ведомым законам. Кроме того, она уверена, что ей, кем-то свыше, дана обязанность делать жизнь своих работниц счастливой, весёлой и беззаботной. «Кого хочу я осчастливить, тому уже спасенья нет!» – со смехом повторяет она частенько. Но я не уверен, что её сотрудницы смеются так же весело, услыхав подобные шутки.

Перезваниваться с Лилей мне стало намного сложнее. Во-первых, между нами лежали пять часовых поясов, и, когда у неё было утро, я ещё спал. А когда у меня был вечер, у неё – глубокая ночь. Во-вторых, её отпуск закончился и она вышла на работу. И в-третьих, она была замужем, а я женат. Муж Лили работал вахтами, где-то на Ямале, сменным мастером. Большие деньги, которые он привозил домой, возвращаясь с вахты, расходились незаметно, и немалую их часть, по словам Лили, он тупо пропивал. Не тратил их на любовниц, не кутил в ресторанах, а сидел на диване у телевизора с фужером в руке и «осваивал» по полторы-две бутылки практически каждый день.

На работу он должен был выехать десятого октября, и мы с Лилей с нетерпением ждали этой даты, чтобы вдоволь наговориться. Но потом в голову Лили пришла гениальная идея: мы зарегистрировались на сайте «Одноклассники», получив возможность общаться в любое время суток. Мы стали проводить за своими компьютерами всё свободное время; вспоминали нашу встречу, строили планы на будущее, практически каждый день говорили о нашей любви… Оказалось, что Лиля знает на память огромное количество стихов, которые печатала целыми страницами, а я с радостью их читал.

Время летит незаметно. Прошло и десятое октября, муж Лили уехал на вахту. Но мы по-прежнему общались в основном по компьютеру, так было удобнее. Лишь изредка Лиля присылала сообщения вроде:

Как давно мы не разговаривали по телефону, а мне так хочется услышать твой голос. Позвони мне завтра хоть на пять минуточек, хоть на три.

И тогда я звонил. И мы разговаривали по полтора-два часа.

Когда мне не спалось, я перечитывал то, что Лиля написала летом:

Муж встретил в аэропорту. Он, оказывается, скучал, некому нервы трепать. Обязательно человеку нужен человек.

Я проснулась, когда было ещё темно и дул сильный ветер. Смотрела в окно, как раскачиваются кипарисы, потом читала книгу. Муж ещё спит, как всегда после сильного перебора. Я стараюсь не шуметь, не хочется лишних, даже словесных, контактов. Он проспится и сделает вид, что ничего не помнит и ничего не было. Я промолчу.

Не пиши мне, я буду весь вечер не одна. Просто не удержалась и написала. Удалю, как всегда… Увижу, что ты заглянул сюда, прочитал, и мне станет легче. Ты же вспомнишь обо мне. Очень надеюсь, что у тебя всё хорошо! Всегда этого тебе желаю! Люблю!!!

Я хочу к тебе! Тебя! С тобой! Хочу тебя обнять и трепетать от счастья… Восходит огромная луна, а у меня лишь о тебе все мысли! Всегда ты со мной! Ты – необыкновенный!!! Я тебя готова ждать бесконечно! Целую! (Я так люблю с тобой целоваться.)

У тебя всё хорошо? Ты не грустишь? Я иногда скучаю сильно. Расскажи мне о себе. Чем заполнены твои дни и ночи? (Про ночи – подробнее…) У меня всё по кругу – работа, дом, работа. Единственное светлое пятно – это общение с тобой. Мой комп постоянно включён. Не поверишь, муж периодически тоже пишет, блямкают сообщения. Проверяет, дома ли я. А вообще-то всё неплохо, погодка прекрасная и шепчет… я тебя ЛЮ!!!

Я сижу на балконе, свежо, мысли гоняю в голове. Машинка стирает, я вещи убираю летние. Лето прошло. Потихоньку проходит жизнь… Мне кажется, что ты уже ко мне никогда не приедешь. Но всё равно спасибо тебе огромное! За всё! За всё! За тебя, за наши отношения, за любовь! Уж прости мне моё настроение сегодня. Мне просто без тебя плохо.

Я читаю написанное Лилей, и волна нежности накрывает меня. Одинокая и прекрасная, такая любимая! Сажусь за стол и пишу ответ:

Солнышко моё! Это просто плохое настроение. Встряхнись, как собака, вышедшая из воды! Чтобы брызги во все стороны водопадом! Чтоб все сомнения, дурные мысли, печали полетели с тебя кувырком! А ты чтоб осталась со всем хорошим, светлым и добрым, чистая и сухая! Хотя и у меня настроение под стать твоему. Только что разговаривал с сыном, ему задержали демобилизацию на полтора-два месяца. Контрактники его части направлены в Карабах, и, пока они не возвратятся, демобилизации срочников не будет. Но я уверен, что ещё до Нового года я прилечу к тебе и в праздники мы будем вместе! Не грусти. Очень тебя люблю!

Ответ приходит через пять минут:

Зачем ты обманываешь меня? Если захотел бросить, скажи об этом честно! Я не пятнадцатилетняя девочка и не наложу на себя руки. Я уже давно поняла, что демобилизация – это только предлог и ты никогда не уйдёшь из семьи! Но тебе надо было сказать об этом раньше, пока я не начала мечтать о своём кусочке простого человеческого счастья. А теперь мне будет очень больно возвращаться к пьянице мужу, к прежней себе и к нашему Дню сурка, который будет повторяться, повторяться и повторяться, пока не наступит конец. Надо было тебе сказать об этом раньше!

Я беру телефон, одеваюсь и выхожу на улицу. Лиля сразу берёт трубку, сквозь слёзы кричит:

– Костя! Не надо жалеть собаку и отрезать ей хвост по кусочкам! Надо одним ударом решить проблему раз и навсегда! Скажи честно, что между нами всё кончено, и я один раз наревусь досыта, отмучаюсь и начну жизнь сначала. Будь мужиком.

Я пытаюсь сказать, что люблю её и приеду к ней сразу после Нового года, но она не слушает меня, кричит о чём-то своём, плачет, и я отключаю телефон. Какой смысл разговаривать с женщиной во время истерики? Напрасная трата времени.

Через три дня Лиля написала мне в «Одноклассниках»:

Костя, прости меня за позавчерашнее. Я очень сильно любила тебя. И так часто думала о том, какая счастливая жизнь ждёт нас впереди, что, когда поняла, что у нас ничего не будет, я просто сорвалась. Я просто наивная сорокатрёхлетняя дура, которую до сих пор жизнь ничему не научила. Я испортила тебе молодость, а может быть, и жизнь, и поэтому не могу и не имею права предъявлять какие-то претензии и упрёки за несбывшиеся мечты и обещания. Просто мне показалось, что счастье так возможно и так близко…

Но если я ошибаюсь, если у нашей любви есть будущее, а ты хочешь приехать ко мне, то докажи это делами, а не словами. Я думаю, что тебе хватит двух недель на объяснения с женой и устройство всех дел. Не бери никаких вещей, никаких денег – новую жизнь надо начинать с чистого листа. Если ты действительно хочешь прожить со мной всё оставшееся, всё отведённое судьбой время, то ты приедешь в Сочи до первого декабря. А если не приедешь, я не буду тебя осуждать, я понимаю, что трудно говорить человеку в глаза неприятные вещи. Трудно разрушать чьи-то мечты, пусть даже они были совершенно беспочвенны и наивны.

Жду тебя до первого декабря!

Я разозлён. Письмо написано как ультиматум: «Если ты не приедешь до первого декабря, то можешь не приезжать вообще!» Так не пишет и так не думает женщина, которая любит. Мне трудно уйти из семьи. Трудно рушить мир, который создавал двадцать два года! Трудно зачеркнуть себя на протяжении двадцати двух лет! А она думает только о себе. Эгоистка! Не думала она обо мне и двадцать пять лет назад, когда вышла замуж, забыв обещание – дождаться меня из армии. Я взбешён и пишу ответ:

Если ты считаешь, что в семье последнее слово должно оставаться за женщиной, то нам лучше расстаться. А если ты действительно любишь меня, забудь тон последнего письма и дату – первое декабря. Я люблю тебя! Я хочу быть с тобой! И я приеду за тобой сразу после демобилизации сына, когда бы она ни была – в январе или в марте. Я поговорю с ним, постараюсь сохранить наши добрые, тёплые отношения и сразу же прилечу к тебе. Верь мне и не думай ни о чём плохом.

Целый месяц Лиля не пишет и не звонит мне, а я жду, когда она ответит на моё письмо.

В воскресенье, тринадцатого декабря, я приезжаю с рыбалки и вижу заплаканную жену возле компьютера – она читает мою переписку с Лилей.

– Я не ожидала, что ты такой мерзавец! Почему ты ещё летом не сказал мне о том, что собрался уходить? Как ты мог спать со мной, а этой сучке писать, что любишь её? Собирай чемодан и выметайся из квартиры и нашей жизни, надеюсь, что сын и дочь поймут меня и поддержат!

Я переодеваюсь, наспех кидаю кое-что в спортивную сумку и ухожу, бросив ключи от квартиры и машины на стол. Так мерзко себя я ещё никогда не чувствовал. Оказывается, подлости совершать очень непросто. Надо было рассказать жене всё сразу и честно, если слово «честно» вообще уместно в такой ситуации. Сожаление и раскаянье мучат меня. Мне кажется, что никакая любовь не может оправдать уход из благополучной и надёжной семьи. Но тот, кто сказал «А», обязательно должен сказать «Б».

Я еду в аэропорт и беру билет до Сочи.

Глава 2

Сочи встречает меня прекрасной погодой и солнцем. Беру такси. Ещё сорок минут томительных раздумий, и я выхожу возле Зимнего театра. В меховой куртке и норковой шапке я выгляжу нелепо на улицах, залитых солнечным светом и теплом. Снимаю куртку, перекидываю через плечо сумку и бодро шагаю по Курортному проспекту. Я отдыхал в Сочи с семьёй несколько раз, знаю город неплохо, тем более центр. Вот новая башня на Депутатской, дорога пошла вверх, всё, как рассказывала Лиля ещё летом, теперь налево; чистый, ухоженный подъезд, лифт, и я стою перед металлической дверью с цифрой 86 перед глазами. Сердце колотится в груди. В голове гул, обрывки фраз. Я поднимаю руку и жму на кнопку звонка.

Дверь распахивается, но вместо Лили передо мной стоит плотный лысеющий мужчина в домашнем халате и тапочках на босу ногу. Многое я передумал за пятнадцать часов полёта и сидения в аэропортах, но то, что дверь мне откроет Лилин муж, даже не приходило мне в голову. Лиля говорила, что вахта заканчивается первого февраля, и, значит, домой он должен был прилететь пятого или четвёртого, не раньше. А вот теперь он стоит в дверях и смотрит на меня изумлёнными глазами. Сверху доносятся чьи-то голоса, шаги по лестнице, и я, отодвинув мужчину в сторону, прохожу в коридор и закрываю дверь. Только скандала с дракой на лестничной клетке мне не хватало. Я смотрю на мужчину и думаю, как мне сказать, что я увожу у него жену.

Но он бледнеет на глазах и, подняв к груди руки, говорит:

– Только никаких драк и скандалов! Умоляю! Я вас не боюсь, просто мы с Лилей… Лилией Эдуардовной, очень перед вами виноваты, и мне не хотелось бы причинить вам ещё и физическую боль. Я работаю преподавателем физкультуры в той же школе, что и ваша жена, и к тому же я – мастер спорта по боксу, у вас нет никаких шансов в драке со мной. А нелепая ситуации возникла только потому, что мы вас ждали не раньше четвёртого февраля. Давайте пройдём на кухню и поговорим как взрослые люди!

Я понимаю, что он принимает меня за Лилиного мужа, вернувшегося с вахты раньше положенного срока. Очевидно, моя меховая куртка и сумка сбили его с толку.

Я бросаю вещи в угол, прохожу на кухню. Замечаю в комнате беспорядочно разбросанные вещи, а в раковине, под краном, – горку немытой посуды. Моя Нина никогда бы не позволила себе такого. Даже когда она болеет, в доме всегда чистота и порядок! Моя Нина? Моя?

– Как у вас погода на севере? – наливая чай в красивые фарфоровые чашки, спрашивает всё ещё бледный физрук. – Холодно?

– Когда вылетал, было минус тридцать семь, – честно отвечаю я. – Но мне хотелось бы побольше узнать про ваши с Лилей отношения? Как давно они начались?

– Вы не думайте плохо! Я не какой-то донжуан, а Лиля, извините, Лилия Эдуардовна, сами знаете, порядочная женщина. У нас всё серьёзно! Не какие-то любовные интрижки или шуры-муры! Я ушёл от жены, а Лиля ждала только вашего возвращения, чтобы рассказать обо всём. Мы просто решили прожить эти два месяца в вашей квартире, чтобы не тратить деньги на съёмную. Сами знаете, какие здесь цены, а нам надо доработать учебный год хотя бы до июня.

– Вы давно встречаетесь?

– С Восьмого марта. Вы были на вахте, и Лиля… Эдуардовна предложила учителям собраться у вас на квартире, чтобы отметить праздник. Пришло человек пятнадцать, было очень весело, а потом меня оставили помогать хозяйке мыть посуду. Я был единственным мужчиной, вот меня и оставили.

– Логично! И похоже, что до сих пор посуду моете только вы один! Между нами, вы хоть поняли, что хозяйка она – ну просто никакая!

– Это да! Но я женился после тридцати, так что привык всё делать сам, готовить, стирать, убирать, даже шить. Я и сейчас готов всё делать по дому, лишь бы Лиле было хорошо и удобно. Мне от неё надо только одно – чтобы она просто была в доме, читала стихи, смеялась и светилась от радости! Она – как солнце! Освещает всё вокруг каким-то особенным светом!

– Да! Я сам когда-то называл её Солнышком! – усмехнулся я. – А вам не трудно было уходить от жены? Ведь вместе прожито столько лет, дети, общие воспоминания!

– Я никогда не был женат официально. В тридцать два снял комнату у женщины с двумя детьми, очень недорого, и как-то так получилось, что мы стали жить вместе. Сейчас дети выросли, а с женой мы частенько ругались – она и раньше любила посидеть с подругами, выпить, а последнее время как с цепи сорвалась. Каждый день навеселе. Где деньги берёт, с кем пьёт? В общем, мне уйти от неё было очень нетрудно. Как-то не заладилось у нас всё с самого начала.

– Да, невесёлая у вас семейная история. А с Лилей, значит, вы встречаетесь уже восемь месяцев?

– Нет. Вы же знаете, что в конце июля она ездила в Сибирь, продавать квартиру матери. Вернувшись, она порвала наши отношения, без всяких объяснений. Я пытался выяснить, что же произошло: может, ей наговорили что-либо про меня или сама что-то нафантазировала. Но Лиля не хотела даже разговаривать со мной, и я перестал её беспокоить. А первого декабря она остановила меня прямо в коридоре школы и сказала, что если я действительно её люблю, то должен доказать это делом, а не словами. В тот же день я поговорил с женой и переехал сюда. Да вы не думайте, мы уедем сегодня же, найти съёмную квартиру зимой не проблема.

– Никуда уезжать не надо до первого февраля. Я здесь в командировке, проездом. Так что полтора месяца ни о чём не беспокойтесь.

– Простите, но можно я пожму вашу руку! Вы – человек большой души! А я думал, что у нас всё закончится дракой, я даже начал усиленно тренироваться. Лилия Эдуардовна много про вас рассказывала, и я представлял вас абсолютно другим человеком! Близкие люди иногда совсем не понимают друг друга…

– Я бы вам посоветовал не прекращать своих тренировок. В жизни всякое может случиться, да и здоровье никогда не помешает. А сейчас, извините, мне пора, поезд через два часа, билеты ещё не куплены, так что надо спешить. Передайте Лилии Эдуардовне привет и вот эти ключи, она знает, что с ними делать.

Я положил на стол ключи от квартиры, в которой летом провёл столько восхитительных часов рядом с Лилей, перекинул сумку через плечо и, захватив куртку, вышел на лестничную площадку.

В аэропорту, почти перед самой посадкой, я прочитал в ноутбуке письмо от Лили:

Здравствуй, Костя! Я пишу это письмо не для того, чтобы попытаться вернуть наши отношения, мы понимаем, что после того, что ты увидел, между нами всё кончено. Нет, я хочу сказать тебе, что я не такая уж законченная дрянь, какой ты можешь меня считать. Я просто очень боюсь, что не получу от жизни свой кусочек счастья, торопливо хватаю всё, что лежит под рукой, и глотаю вместо халвы дерьмо. Очевидно, счастье и его лакомые кусочки не любят торопыг.

Помнишь, как мы соревновались в том, кто больше знает кратких прикольных выражений? Ты уже закричал: «Победа», после «Верна троим, но не предел и это!». Но я вспомнила: «Вы мне хотели жизнь испортить? Спасибо. Справилась сама!». Какое нелепое и страшное пророчество. Оба эти выражения. Иногда мне кажется, что кто-то смеётся над людьми, играя нашими судьбами и перемешивая их, словно шары, в огромном барабане. Наши шары дважды ударились друг о друга. И оба раза я причинила тебе такую боль, что не имею права и не хочу искать себе оправданий. Я недостойна тебя. Наши шары разлетелись в разные стороны окончательно и бесповоротно. Но мне больно от того, что ты думаешь обо мне хуже, чем я того заслуживаю. Ведь я всегда, и очень сильно, любила тебя! Поэтому прошу – прости меня! Прости и прощай.

Когда-то твоя… Искренне любившая, Лилька!

Лилия – белый цветок.

(Как ты меня называл когда-то.)

Я снова в родительском доме. Из Сочи прилетел сразу сюда, не поехал к Нине, не хватило духу. Дело не в мужской гордости, или гордыне, просто не смог посмотреть в глаза близкому человеку, которого неожиданно со всего маху ударил под дых.

Прошло католическое Рождество, приближались новогодние праздники. Как-то поутру мама вручила мне длинный список продуктов, и я отправился по магазинам, взяв машину отца. А когда вернулся, то увидел во дворе свой старенький джип, припаркованный на заснеженном газоне, прямо под окнами нашей квартиры. Так могла припарковаться только Нина. Я обошёл машину кругом, положил на капот руку – ещё тёплый, значит, приехала только что.

Завибрировал телефон в кармане, мама произнесла весёлым голосом:

– Долго вокруг машины ходить будешь? Завтрак стынет!

– Бегу, мама, бегу!

У меня гора свалилась с плеч: если мама взялась за дело, она сможет помирить меня с Ниной. А то я уже не знал, что делать, мучился все эти дни.

Я схватил сумку с продуктами и взлетел на свой этаж, шагая через три ступеньки.

В зале был накрыт стол, за которым сидели мама и Нина. Я присел с краешка, приступил к завтраку. Нина фыркнула, а мама засмеялась во весь голос и сказала:

– Ты прямо сирота казанская, обездоленная и униженная! Садись за стол, как положено мужику, прямо и гордо! Хотя гордиться тебе, надо сказать, нечем… Наворотил ты дел, за год не распутаешь.

– А что это ты вернулся так быстро? – ввернула Нина. – Или новая жена плохо встретила?

– Чего молчишь? – продолжила мама. – Нине спасибо скажи, что не помнит зла, а понимает, что конь о четырёх ногах и то спотыкается!

– Мама, я ещё ничего не решила! Я просто привезла его инструменты и перегнала машину. Ему она нужней, а я могу и на автобусе до работы добираться.

– Ну ладно. Разбирайтесь тут без меня, мне ещё в магазин сходить надо.

– Подожди, мама, – впервые открыл рот я. – Всё куплено, нечего уже покупать. Оставайся дома, а мы с Ниной проедем куда-нибудь в тихое место, поговорим.

Мы встали из-за стола, оделись и вышли на улицу.

– Может быть, в центр? – спросил я. – Сейчас везде пусто, никто не помешает нам спокойно поговорить, сядем где-то в уголке.

– Нет. Помнишь, как двадцать два года назад мы приехали к родителям после свадьбы? И перед самым отъездом мы пошли в зоопарк. Там ещё было такое уютное-уютное маленькое кафе, в котором нам было так хорошо… Я часто вспоминала его, когда мы ссорились. Хотя его, может, уже давным-давно снесли.

– А вот мы и увидим, снесли его или нет.

Мы приехали в зоопарк. Кафе стояло на прежнем месте, и зоопарк стоял, только звери переехали в зимние вольеры и посетителей не было.

Мы зашли в кафе, в котором было тепло, светло и вкусно пахло крепким кофе и свежей выпечкой. Сели за дальний столик, почти у самой двери, заказали салатики, кофе и сладкие пирожки на десерт. Принявшая заказ официантка ушла, и мы остались вдвоём, в небольшом, по-домашнему уютном зале, празднично украшенном гирляндами и ёлочными игрушками.

– Костя, ну неужели ты действительно ничего не помнишь? – с огорчением спросила Нина. – Здесь нам было так хорошо! Только ты чуть не подрался с официантом.

– Точно! – едва не закричал я. – Вспомнил! Молодой такой и наглый. Он всё время пялился на твою грудь. Я ему рубашку порвал.

Совсем другими глазами я осмотрел кафе, узнавая и барную стойку, и ряд холодильных шкафов, и металлические кованные светильники, развешанные по стенам. Как я мог забыть нашу поездку? Почему не вспоминал о ней? Родители искренне радовались нашему приезду, а Нина очень старалась им понравиться. Она каждый день мыла полы, перетирала посуду, что-то варила, жарила. И отец, хитро посмеиваясь, повторял: «Ай да Костя! Ай да молодец! Вот отхватил нам невестку, так отхватил!»

Нина краснела, а я любовался ею – тонкая талия, пышная, высокая грудь, красивое лицо. А потом я забыл и про это кафе, и про нашу любовь! А ведь у нас было так много хорошего: наши горячие, прекрасные ночи, рождение детей, их первые шаги, покупка нашей первой квартиры. Как я мог всё это забыть, всё это предать? Внутри меня что-то сломалось, и, уронив голову на стол, я затрясся от рыданий. Напряжение последних недель вырвалось наружу.

Нина подскочила ко мне, и я спрятал лицо на груди жены. А она гладила меня по волосам, по вздрагивающим плечам и повторяла:

– Ну что ты, Костенька? Ну что, дорогой? Всё уже позади. Мы снова вместе и уже навсегда. Клянусь, что никогда даже словечком не упрекну тебя ни в чём. Никогда, даже в мыслях!

Я долго не мог успокоиться, но всё имеет конец, даже мужская истерика. Стыдясь своих слёз, я прошёл в туалет и долго растирал лицо и шею ледяной водой. Нина ждала меня возле двери, мы обнялись и всё стояли и стояли, наслаждаясь вернувшимся к нам покоем и счастьем.

– А знаешь, – вдруг засмеялась жена, – я впервые подумала, что ты стареешь!

– Почему?

– Раньше, после примирения, ты обязательно затащил бы меня в какой-нибудь укромный уголок. У тебя хватило бы ума даже в туалет, пока никого нет вокруг.

– Это намёк или провокация? Теперь ты у меня не вырвешься…

– Отпусти, сумасшедший! Сейчас закричу, позову на помощь официантку. Дома ещё успеем!

Нина вырывалась, смеясь, я обнимал её и был счастлив, как никогда.

Появилась официантка с нашими салатами на подносе, и мы поспешили за стол.

Полчаса назад, когда мы только ещё подъезжали к кафе, я обратил внимание на суету, крики и беготню, доносившиеся с территории зоопарка. А только лишь мы приступили к еде, как молодая женщина с растрёпанными волосами и в расстёгнутой на груди телогрейке распахнула дверь и закричала страшным голосом:

– Коля! Где этот чёртов Коля?

– Да здесь я, здесь! Чего орёшь? – нарочито тихим и спокойным голосом ответил старый худой мужичонка, появляясь откуда-то из-за холодильников. – Не видишь, электропроводку меняю. Прибежали уже?

– Нет! Но появились возле ограды, по деревьям скачут!

– Ну и чего орёшь раньше времени? Позовёшь, когда начнут бегать по летним клеткам, а пока жди и никого не нервируй!

Женщина хлопнула дверью и исчезла, а мужичок с интересом уставился на меня. Очевидно, он слышал всё, что здесь говорилось.

Чтобы скрыть свою неловкость, я спросил:

– Кто это по деревьям скачет? Узники вырвались на свободу?

– Да эта растрёпа забыла двери закрыть у обезьян. Вот они и рванули часа три назад. Тут такое началось! МЧС, полицию на уши поставили, по всему городу беготня, крики. Бабы – дуры. Я сразу сказал – набегаются, жрать захотят, сами прибегут. Зачем обезьянам свобода? Что они с ней делать будут? Свободой желудок не набьёшь! Вот и вышло по-моему! Маша, дай-ка мне гроздь бананов поспелее и запиши на счёт кормоцеха, на меня не вздумай записать.

– Так значит, не нужна обезьянам свобода? Есть у них вещи куда важней: тепло, знакомый домик, сытый покой! Так ты считаешь, дед?

– Истинно так. Ну посуди сам, милок. Свобода! И обезьяны. Приматы!

Мужичок надел телогрейку, взял бананы и вышел, а мы молча стали есть свой обед.

Через двадцать минут мы вышли из кафе. Обезьяны уже сидели в переносных лёгких клетках, а торжествующий мужичок кормил их какими-то листьями и остатками бананов. Увидев нас, он закричал, словно старым знакомым:

– Что я говорил? Сами, голубчики, пришли. Набегались! Неудавшийся побег! Ишь, захотели свободы! Приматы!

Молча мы прошли к своей машине. Открыв дверцу, я повернулся к Нине и, глядя в глаза, спросил:

– Надеюсь, ты не думаешь, что я вернулся к тебе из-за бананов?

Нина засмеялась, спрятала голову у меня на груди и, содрогаясь от смеха, произнесла:

Скорей, можно подумать, что это я к тебе приехала… из-за бананов…

– Какая ты испорченная женщина! Испорченная и пошлая! За что и люблю! Безумно тебя люблю!

Я подхватил Нину на руки, она обняла мою шею, и мы, как в молодости, закружились в стремительном вальсе.

Глава первая. Деревня

Первый снег выпал в ночь на четырнадцатое октября. На работу Сергей с Леной пошли вместе, оставив спящего в обнимку с котом Вовку в его маленькой кроватке.

На крыльце задержались: так празднично и светло было вокруг, что захотелось постоять обнявшись и посмотреть подольше на эту красоту. Деревенская грязная улица преобразилась. Дома, хозяйственные постройки, огороды – всё вокруг стало чистым и белым, наполнило душу гармонией и спокойствием. Дед Гордей, разметающий снег на своём участке, громко через забор поздравил с праздником Покрова, поспешил к калитке.

– Погодите чуток, – закричал на ходу, – сигареты кончились, а магазин только через два часа откроется. Спасайте старика, а то уже уши опухать начали! – И громко засмеялся своей непонятной шутке.

– Тебе не сигареты нужны, а таблетки от склероза. Я же бросил курить год назад! – рассмеялся Сергей в ответ. – К Лене в медпункт зайди, она тебе всё что надо выпишет.

– А я не у тебя прошу, – обиделся дед. – Леночка, выручай! Мне только до вечера, куплю и сразу отдам.

Жена достала из сумки чуть примятую пачку сигарет, сунула её в руку соседа и пошла по заснеженной улице.

Сергей догнал, удивлённо спросил:

– Ты что, курить начала?

– А чему ты удивляешься? – раздражённо ответила жена. – Я скоро волком стану выть от такой жизни. Пять лет одно и то же: работа, дом, огород, уборка, стирка! Я не кухарка, не домработница и не машина, я живой человек! Мне отдых нужен! Ты покрутил баранку и вечером – на рыбалку или охоту! Целыми днями в лесу. А мне чем заняться в этой дыре?

– Так вроде вместе решили? – растерянно спросил Сергей. – Хороший дом, большое хозяйство. В Усть-Куте дали бы в лучшем случае двухкомнатную квартиру в старом доме. А тут всё своё. Ты же сама радовалась, когда переехали!

– Когда это было! А ты хоть раз спросил, каково мне после работы дотемна твоим собакам, свиньям да курам жратву варить, а потом всю эту свору кормить? С Вовкой нянчиться, тебе готовить, мыть, стирать, убирать. Целый день как заведённая. И так – месяц за месяцем, год за годом! А жить когда?

– А разве мы не живём? Мы любим друг друга. У нас сын растёт. В хорошем доме, светлом и тёплом. Я баню за лето поставил, стайку. У нас куры и свиньи живут лучше, чем вахтовики в Марково. Чистота, порядок, да и свиней ты кормишь раз в месяц, когда я на охоте. Соболей тебе ведь добываю, весной соболиную шубу сошьёшь. Или купишь норковую, когда продам шкурки, договорились же!

– Не нужна мне шуба в этой дыре. Куда я в шубе пойду? Свиней кормить?

Лена вырвала сумочку из руки Сергея и быстрым шагом пошла к поселковому медпункту – бревенчатой пятистенке, стоящей на краю села.

Сергей растерялся. Ему даже в голову не приходило, что жену не устраивает их жизнь.

С камнем на сердце пришёл он на работу, завёл машину и до обеда крутил баранку, не замечая ни ям, ни колдобин, из которых в общем-то и складывалась здешняя дорога. Трясся по бездорожью, а на ум, как всегда запоздало, приходили весомые аргументы. Он ведь тоже ни минуты не сидит без дела. Всё делает, чтобы их дом стал лучшим в посёлке. Соседи, поначалу настороженно встретившие новых поселенцев, теперь уважительно здороваются. Когда заходят во двор, чтобы договориться о вывозе сена с дальних покосов или перевозке брёвен на постройку зимовья, всегда одобрительно и подолгу осматривают стайки, баню, летнюю кухню и погреб, выложенный кирпичом. Лена часто с гордостью передавала, что все называют его культурным хозяином. И вот тебе поворот! Ей здесь не хочется жить!

А ведь это она настояла на переезде из родного для обоих, довольно большого города в небольшой северный посёлок. В Братске она родилась и выросла, и Сергей тоже не знал, а может быть, просто не помнил своей жизни в других городах. Трёхгодовалым краснощёким малышом подобрали его на вокзале и отвезли в местный детдом работники милиции. Так называлась полиция в лихие девяностые годы. Когда хорошо одетый, не голодный и ухоженный мальчик спал на скамейке в зале ожидания, на него обратил внимание проходивший по вокзалу дежурный милиционер. Свидетели рассказали, что к девушке, сидевшей возле малыша, подошли двое наголо бритых, крепких мужчин и увели с собой. Один свидетель утверждал, что видел, как один из парней приставил к горлу спящего малыша нож, но показания свои подписать отказался. Мать мальчика найти не смогли, да и приметы её были не очень конкретными. Через два дня в старом разрушенном доме, недалеко от вокзала, обнаружили обнажённый труп молодой женщины. Но кем была убитая и её ли увели бандиты от спящего на вокзале ребёнка, выяснить не удалось. В личном деле Сергея написали, что фамилии своей он не помнил, знал только имя – Серёжа. Вот так и появился в Братском детском доме новый воспитанник – Серёжа Красавин, не знающий ни своей настоящей фамилии, ни отца, ни матери…

КамАЗ разгрузили неожиданно быстро, попутного груза не нашлось, и Сергей, поставив машину в гараж, пришёл домой часа на два раньше обычного. Лены и Вовки дома не было, но в печи стоял горячий ужин, а у порога, в тёплых ещё вёдрах, – разваренный собакам и свиньям комбикорм. Очевидно, жена с сыном ушли из дома совсем недавно, скорее всего, опять к Любе Таюрской, единственной её подруге в этом посёлке. Что могло быть общего у замужней женщины двадцати четырёх лет и у разбитной сорокалетней вдовы с шестью детьми на руках, Сергей не понимал. Поначалу был против их странной дружбы, да и злые языки в посёлке говорили, что шестеро детей у Любы – от семи мужей. Но потом перестал вмешиваться в их отношения, так как Лена больше ни с кем в посёлке дружбу свести не смогла, да и за подросшим Вовкой соседка постоянно присматривала после того, как жена снова начала работать фельдшером в местном здравпункте после рождения сына.

На веранде стукнула дверь, и послышались громкие весёлые голоса.

«Нагулялись!» – радостно подумал Сергей.

Но с Вовкой в дом зашла не жена, а Маша Таюрская, одна из дочерей Любы.

– Вы уже дома? – улыбаясь, спросила она. – А мне тётя Лена приказала Вовку в семь часов привести и посидеть с ним, пока она не придёт. А раз вы сами здесь, я, наверно, домой пойду?

– Нет уж, посиди, раз приказала! – тоже улыбаясь, ответил Сергей. Ему нравилась эта рассудительная и строгая девочка с печальными синими глазами. – Кушать будешь?

– Нет. Я просто Вовку покормлю, он только что просил, а у нас ничего нет, кроме супа. Я налила, но он есть не стал.

– Я тоже не ужинал ещё. Накрывай-ка, хозяюшка, стол на троих! – приказал Сергей и начал раздевать сына.

Разыгравшийся баловень никак не хотел снимать шубку, смеялся, капризничал, но Маша так строго посмотрела на него, что он мгновенно разделся и сел за стол.

А Маша тем временем достала из печи кастрюльку с гречневой кашей, сковороду с жареными котлетами и, быстро разложив всё по тарелкам, залила котлеты жирной мясной подливкой.

Сергей с удовольствием наблюдал за ней.

– Ловко ты управляешься! Тебе сколько лет?

– Тринадцать скоро. Так на мне же и Нина, и Таня, и Васька. Я к работе привычная.

– А что мать? Старшие братья?

– Так мамка работает. А Гришка с Иваном – мужики, на них хозяйство. Им что, с малышами возиться? – Маша даже засмеялась, представив как её братья, один из которых ещё учился в школе, ухаживают за малышами.

Сели ужинать. От Маши остро и пряно пахло дорогими духами, и Сергей, засмеявшись, спросил:

– Французские? Представляю, сколько они стоят. А говоришь, что дома есть нечего.

– Французские, – подтвердила Маша. – Это меня Ваня мазнул по руке, когда уходил. Он всё лето на скотном дворе подрабатывал, чтобы купить подарок своей бывшей однокласснице. А кому – не говорит. Я бы подсмотрела за ним, но тётя Лена Вовку привела. Но я всё равно узнаю, с кем он встречается.

– Подсматривать нехорошо, – сказал Сергей.

Хотел что-то ещё добавить, но тут в избу зашла Лена и остановилась удивлённая, увидев мужа.

– Я думала ты через час приедешь, не раньше. Случилось что?

– Попутный груз не нашёл. Садись с нами ужинать, молодая хозяюшка и тебя покормит.

Утром, собравшись на работу и накормив живность, Сергей зашёл в избу. В воздухе плавал стойкий аромат французских духов, и в ответ на удивлённый взгляд мужа Лена сказала, засмеявшись:

– Да ладно, не ревнуй! Вчера какой-то проезжий коммерсант поранился и меня на работу вызывали, руку ему зашить. Я потому и попросила Машу вечером с Вовкой посидеть. Вот он и расщедрился – флакон духов подарил.

Подошла суббота. Собаки грызли решётку вольера, яростно гремели цепями – лес манил. Сергей и сам рвался в тайгу, как они, разве что не скулил. Чуть рассвело, закинул рюкзак с припасами за плечи, и в путь.

Часов через пять был на месте и, не доходя до зимовья, по бешенному лаю собак понял – что-то случилось. Выскочил на берег ручья и остановился, сжав кулаки. На месте зимовья – одни головешки да пепел. Сожгли всё-таки старички… Раньше этот участок охотсоюз сдавал в аренду много лет подряд двум братьям, живущим неподалёку от Сергея. Состарившиеся охотники перестали следить за порядком в лесу, не выполняли обязательные технические мероприятия, не выходили на отработку, и правление лишило их права аренды, передав участок Сергею. Бывшие арендаторы считали, что он отобрал у них лес взятками и интригами, и не раз грозились жестоко отомстить. Сергей внимания не обращал на их болтовню – не воевать же со стариками, но сейчас ярость поднялась мутной волной, очень уж уютным и ладным было сгоревшее зимовье.

Походил, побродил по пепелищу, да нечего делать – свистнул собак и пошёл домой. Не ночевать же на снегу, под открытым небом, да и стройматериалы надо срочно искать, новое зимовье строить.

Шёл, а сердце сжимало предчувствие. Когда служил на Кавказе контрактником, накрепко усвоил житейскую мудрость: никогда не врут пословицы и поговорки. Значит, готовься к худшему: пришла беда – отворяй ворота! Но потом не удержался, побегал по лесу, белку, соболя погонял; просто для настроения, а не для добычи. Какая добыча по первому снегу – подшёрсток у шкурки ещё слабый, не промысловый. И дурные предчувствия куда-то ушли, отпустили.

К посёлку вышел поздним вечером. Дверь в дом отворил тихо-тихо, чтобы жену с сыном не разбудить. Но в спальне при тусклом свете ночника увидел Машу Таюрскую, спящую на кровати рядом с Вовкой. Очевидно, Лену вызвали к экстренному больному, и она, как всегда, попросила Машу посидеть с сыном.

Осторожно ступая по заскрипевшей половице, Сергей оделся и вышел на улицу. Представил, как бросится ему на шею и бешено завизжит от радости не ожидающая его жена, и засмеялся от переполнявшего душу счастья.

Повалил снег густыми и крупными хлопьями. Подходя к медпункту, намётанным взглядом охотника Сергей увидел, что от крыльца к обочине тянется тоненькая цепочка следов. Рядом со следами от мужских ботинок – следы зимних сапог Лены, с характерными насечками против скольжения, которые он сам за неделю до этого нарезал. Судя по всему, прошли здесь совсем недавно, минут семь-восемь назад.

Сергей пошёл по следам, и вскоре они разошлись, женские свернули направо, а мужские привели Сергея к дому Таюрских.

Долго стоял задумавшийся Сергей у чужой калитки, а снег валил и валил густыми, чуть влажными хлопьями…

Бесконечно долго тянувшаяся неделя подошла к концу. В субботу Сергей, как обычно, ушёл в лес, Лену предупредил, что вернётся в воскресенье, поздно вечером, и кормить скотину придётся ей. Лена сморщила свой хорошенький носик, но Сергею показалось, что она больше обрадовалась, чем огорчилась.

Сергей вышел из дома сразу после завтрака, с собаками и ружьём, но когда зашёл в лес, то направился не к сгоревшему зимовью, а вверх по течению Таюрки, небольшой реки, протекающей мимо посёлка. К обеду он подошёл к основательно сделанному, бревенчатому зимовью, стоящему прямо на берегу.

На скамье, возле открытой двери сидел Алексей Петрович, начальник Таюрской автобазы, который, увидев Сергея, заулыбался и закричал:

– Как же ты охотишься? Тебя за километр слышно! Всё зверьё, поди, со смеху помирает, когда ты к нему подкрадываешься!

Сергей пожал большую, крепкую руку, посмотрел в смеющиеся глаза, и боль, которая всю неделю давила грудь, отступила, стала чем-то второстепенным.

– Я к вам с просьбой, Алексей Петрович. Хочу поискать вдоль реки сухих брёвен для нового зимовья, а собак, припасы да ружьишко у вас оставлю до вечера. Налегке-то я в два раза больше пробегу, а к ночи вернусь, если вы позволите у вас переночевать.

– Ночуй, места в зимовье всем хватит. А как же ты без ружья? Вдруг медведь-шатун. Или другое что? Одним ножом, парень, в лесу много не навоюешь!

– А я и нож здесь оставлю, налегке побегу. Медведи сейчас по берлогам спят, их пушкой не разбудишь. Мне главное – зимовье отстроить до холодов. Спасибо, Алексей Петрович, вы не ждите меня вечером, ложитесь спать, я поздно ночью приду, ужинать не буду.

– Что, даже чаю не попьёшь? – с укоризной покачал головой завгар.

– Нет. Собак привяжу да пойду. Сейчас рано темнеет, хочется побольше успеть…

Выпавший неделю назад снег растаял, но воздух был пропитан влагой и холодом, освежал и бодрил. Шагалось легко. Чтобы сократить путь, Сергей пошёл по берегу ручья, срывая на ходу и бросая в рот переспевшие ягоды брусники. И за поворотом, перед широкой поймой, поросшей кустарником, неожиданно чуть не наступил на лежащего между кочек медведя. Взревевший зверь кубарем откатился метров на шесть-семь, развернулся, оскалил огромную клыкастую пасть и медленно пошёл на Сергея.

«Что делать? – мелькнуло у того в голове. – Бежать? В три прыжка догонит и поломает! Никаких шансов нет. Так глупо пропасть! Вовка! Как он будет один? Теперь он будет один всегда. Эта… не в счёт!»

Мысли лихорадочно мелькали, обрывками проносились в голове, пока Сергей медленно отступал, прощаясь с сыном и жизнью.

А медведь поднялся на задние лапы, готовясь обрушить весь свой огромный вес на застывшего человека, бешено зарычал и чуть наклонился вперёд.

Сергей устало закрыл глаза. Оглушающе грянул почти над самым его ухом выстрел, затем второй, и после небольшого перерыва – ещё два. Медведь завалился набок, быстро и мелко задёргал задними лапами и сразу затих. Ещё не веря в своё спасение, Сергей на негнущихся ногах повернулся и увидел улыбающегося во весь рот, вспотевшего Алексея Петровича.

– Что, паря, в штаны наложил? Или будешь врать, что не испугался совсем? – захохотал тот в ответ на немой вопрос. – Ну и здоров ты ходить. Я взмок за тобою бежать. Твоё счастье, что недалеко отпустил, а то бы мог не успеть!

– Как вы тут оказались? Знали, что поблизости бродит шатун, и провожали меня? А почему я не слышал, как вы шли по следам?

– Да ты так задумался, что и медведя бы не заметил, кабы тот не вскочил. А кто про медведя знать может? На то он и шатун, что сегодня здесь, а завтра за пятьдесят километров шатается. Нет. Я шёл, чтоб не от медведя тебя спасти, а от тебя самого. Ты думаешь, я не понял, зачем ты не только собак у меня оставил, но и ружьё с ножом? Боишься, что с нервами не совладаешь и убьёшь их обоих прямо в медпункте?!

Сергей от неожиданности сел на кочку.

– Вы всё знаете? Откуда? И это действительно правда?

– Так весь посёлок знает. Здесь же все охотники, видят больше, чем говорят. Тебя все жалеют, а про Ленку говорят: «Связался чёрт с младенцем». Чужая она тут всем, а тебе – тем более, ты парень правильный, с какой стороны на тебя ни смотри, наш человек – настоящий мужик.

– А давно у них всё началось?

– Месяца три, наверно, – Петрович задумчиво поскрёб щетину на подбородке, – самое малое – два с половиной. Да не трави ты себя, пошли ко мне в зимовье, там и поговорим.

– Нет, Петрович, хочу ей в глаза посмотреть. Понять, как можно утром говорить человеку «люблю», а вечером его предавать…

– Эх, милый! Тяжело тебе в жизни придётся. Столько впереди у тебя ещё горя будет. Если б ты знал меня лучше, то руки не подал бы при встрече. А я вот живу. И сколько таких по Руси мается? Ладно, иди, а ночью вернёшься – поговорим…

Сергей подошёл к посёлку, когда стемнело. У медпункта остановился, подождал, пока успокоится сердце, бешено застучавшее в рёбра, и нажал на кнопку звонка. Полная ватная тишина, никаких звуков.

Сергей толкнул дверь, она отворилась без скрипа, словно приглашая зайти. И он, не зажигая свет, прошёл в перевязочную, сел на кушетку, которую пять лет назад с такой любовью мастерил своими руками, и обхватил голову. Семь бессонных ночей довели его до того, что он хотел убить мать своего ребёнка! Когда, разрываемый бурей чувств, он смотрел ночами на безмятежно спящую жену, только одно удерживало от рокового шага – то, что сыну придётся повторить его горький детдомовский путь, полный унижений и обид. Семь дней и ночей терзаний, сомнений и боли! Он не хотел верить в измену жены, а оказалось, что весь посёлок знает об этом уже давно…

На крыльце послышались шаги, в дом забежали двое и сразу засмеялись, громко заговорили; задребезжали инструменты в шкафу, и Лена сдавленным и счастливым голосом сказала:

– Пусти! Дай раздеться, ну ведь успеем ещё, вся ночь впереди!

Сергей не выдержал, вышел из перевязочной, включил свет и увидел на полу сброшенные в спешке куртки, полуголую Лену и снимающего свитер Ивана.

Тот, от неожиданности, отскочил к окну, потом повернулся и бешено закричал:

– Если ты хоть пальцем её тронешь – убью! Только попробуй! Мы любим друг друга и поженимся. А если ты встанешь между нами, я тебя убью!

– Успокойся, убийца, – ответил Сергей, на которого при виде полураздетой жены накатило вдруг полнейшее равнодушие, – я детей и женщин не бью! Можешь забирать свою любимую, только Вовку оставьте мне, сына я вам не отдам.

Потом вышел из медпункта, посмотрел на Таюрку, серебряную от полной луны, и устало побрёл берегом реки, вверх по течению.

Глава вторая. Город

Третий день не переставая лил дождь. Грунтовая дорога от просеки до трассы превратилась в грязное месиво из глины и веток, и стало понятно, что несколько дней отгрузки и вывозки леса не будет. Сергей отпросился у механика на три дня и, поймав на трассе попутку, уже вечером был возле своей многоэтажки.

День подходил к концу, смеркалось, вдоль дорог и тротуаров зажглись уличные фонари. Влажный тёплый воздух, хорошо благоустроенный, уютный двор, гомон детворы на игровой площадке – всё наполнило Сергея тихой радостью от встречи с семьёй.

Он прошёл в беседку, увитую плющом, сел на скамью и задумался. Уже четыре года, как переехали они сюда из Таюры. Сначала жили на окраине, в однокомнатной «хрущёвке», которую получил Сергей как выпускник детского дома. Потом, с большой доплатой, поменяли её на трёхкомнатную квартиру почти в центре. Два года работали они с Леной без праздников и выходных, пока не скопили нужную сумму. И ещё год пахали как лошади, чтобы сделать в ней достойный ремонт. Но теперь квартира стала такой, что из неё не хочется уходить. А главное, это настолько сплотило его и Лену, что они снова стали семьёй. Ему не хочется вспоминать то утро, когда Лена рвала волосы на голове и умоляла простить её. Она объясняла измену скукой деревенской жизни, обещала никогда ничего подобного не повторить, и он её простил. Простил ради сына, понимая, что четырёхлетнему малышу будет тяжело без матери, и не представляя, чем будет заниматься ребёнок целый день, когда он сам будет уходить на работу. Долго потом он, не доверяя Лене, следил за ней незаметно, используя навыки разведчика, которые приобрёл за три года работы по контракту. Но Лена была занята только семьёй и работой, и постепенно Сергей успокоился…

Затрещали кусты, и от боковой аллейки прямо по траве пошёл к беседке всегда мятый и словно бы не проспавшийся сосед Сергея по подъезду и лестничной клетке, которого все, даже маленькие ребятишки, звали просто Витёк. Он похозяйски вошёл в беседку, поставил на скамью тяжёлый полиэтиленовый пакет и, глянув как бы подёрнутыми туманом красивыми синими глазами на Сергея, сказал:

– Это ты, сосед? А чего сидишь невесёлый и трезвый? Сейчас я тебе настроение подниму! А то второй год живём под одной крышей и ни разу не посидели по-человечески. Я как знал, взял четыре бутылки.

С этими словами он достал из пакета две литровые бутылки пива, одну протянул Сергею, а со второй скрутил крышку и, опрокинув в рот, выпил не останавливаясь до конца.

– Хорошо пошла, – крякнул, переводя дух. – А ты чего тянешь?

– Да ты и без меня справишься, – усмехнулся Сергей. – Вон как лихо засадил, смотреть любо-дорого.

– Брезгуешь, что ли, со мной пить? – недобро глянул мутными глазами Витёк. – Ты сразу скажи, сосед. Я не гордый, переживу.

– Да перестань ты, – почувствовал себя неловко Сергей и, понимая, что другого выхода нет, соврал: – Зашился я, совсем не пью. Раскодироваться боюсь.

– Тогда прости, я не знал. Полностью поддерживаю! Молодец! Но – держись. Здесь сила воли нужна. Ну и поддержка семьи, без неё никак! Я три раза кодировался… На хорошую работу устраивался, деньги неплохие начинал получать, у меня ведь два высших образования. Кто меня знает, подтвердит, что я классный специалист, у меня четыре патента на изобретения. А потом всё к чертям! – Быстро захмелевший Витёк, словно побитая собака, наклонив голову, глянул на собеседника. – Ты знаешь, что моя жена – шлюха? Доложили уже соседи? Пока она держится, и я держусь. По полтора-два года всё у нас в порядке, а потом она – в загул. По ресторанам да по рукам! А я с месяц ещё держусь – девчонка держит, дочке ещё десяти нет. А потом и я вразнос… Вот так и живём.

Захмелевший Витёк прикончил вторую бутылку, и Сергей поднялся уходить, но заехавший во двор джип припарковался возле беседки.

В густых сумерках через лобовое стекло были видны два силуэта – мужчина и женщина. Женщина повисла на водителе, почти сев на руль, и целовала его с такой страстью, словно провожала на фронт. Сергей из деликатности решил не выходить из беседки пару минут, пока влюблённые прощаются, и рассеянно слушал Витька, поглядывая на джип. Вот женщина наконец-то оторвалась от водителя, вышла из машины, поправляя кофточку, и Сергей остолбенел. Это была Лена! Не закрывая передней двери, она игриво повиляла бёдрами, словно снимая джинсы, и приглушённо сказала:

– Ровно в двенадцать. Я жду.

Лена давно скрылась в подъезде, а Сергей всё сидел в беседке, слушая пьяную болтовню соседа, и не мог собраться с силами, чтобы подняться и пойти домой. Внезапно неодолимое желание напиться до беспамятства овладело им.

– Пошли, сосед! – с силой сжал он локоть Витька, поднимая того со скамьи. – Показывай, где тут пойло можно достать в это время!

– Охренел, что ли? – трезвея, спросил Витёк. – Ты сейчас нажрёшься, а я виноват? Если зашился – терпи!

– Ты мне мама родная? Или я сопливый пацан? Пользуйся моментом, пока халява прёт. Сегодня гульнём!

– Ты меня за последнюю сволочь держишь? Халява прёт?! – вскипел Витёк. Но, посмотрев на крутые плечи Сергея, сник и как-то потерянно произнёс: – Я о тебе лучшего мнения был, когда посматривал издалека. Гуляй без меня.

И, встав со скамьи, пошёл к подъезду. Сергей почувствовал, что его начал бить мелкий озноб. Пойти по самому лёгкому пути, как Витёк, и через несколько лет стать просто Серёгой? Для соседей, для пацанов во дворе, для Вовки? И пить каждый день, презирая себя?

Он поднялся со скамьи, вошёл в подъезд и нажал кнопку звонка своей квартиры.

За дверью что-то упало, зазвенев, послышались торопливые шаги, и Лена, сияя белозубой улыбкой, широко распахнула дверь. Улыбка медленно сползла с её лица, и она, бледнея на глазах, глупо спросила:

– Это ты? А почему не на работе?

– А ты кого хотела увидеть? – усмехнулся Сергей. – Дожди дорогу размыли, на три дня домой отпросился. Ты кого-то ждала?

– Кого мне ждать? Думала, Вовка домой вернулся. К бабушке отпросился ночевать, а тут звонок, мне показалось, что он передумал, вот и обрадовалась. А здесь ты, так неожиданно, вот я и растерялась…

Сергей прошёл в зал, сел на диван и, подозвав Лену, сказал:

– Дай телефон.

– Мой?

– Мой у меня в кармане. Конечно твой.

– Не дам. Это личное пространство. Как ты можешь?

– Я был в беседке, когда ты приехала на джипе и прощалась с водителем.

– Ты не так всё понял! Это просто знакомый, мы учились в одной школе, а сегодня встретились совершенно случайно. Между нами ничего не было и быть не могло. Мы просто друзья.

– В двенадцать я посмотрю, какие вы друзья.

– Нет! Ты не представляешь, какой это страшный человек. Его боятся все, кого я знаю. Половина городской мафии работает на него.

– А я вступлю в другую половину, – усмехнулся Сергей. – Размажу его по стене и тут же из этой половины выйду. Сядь и не мельтеши. И не дай бог тебе сорвать нашу встречу…

Без десяти двенадцать зазвонил дверной звонок. Бледная Лена пошла открывать дверь, а Сергей остался в зале и вышел в коридор только после того, как там послышался шум какой-то возни и поцелуи.

Лена, опустив безвольно руки, стояла, прислонившись к стене, а её тискал и мял здоровенный детина с наголо бритой головой.

Сергей сходу ударил правой по этому мощному, заплывшему жиром затылку, а потом левой добавил в висок, вдогонку оседающему телу. Глядя на неподвижно лежавшего красивого мужика, усмехнулся:

– Килограммов сто двадцать, здоровый боров. А в деревне ты говорила, что не любишь свиней.

Лена промолчала, хотела уйти, но Сергей грубо толкнул её на кушетку, сказал:

– Я ещё не закончил. Сначала узнаю, когда вы начали встречаться, а потом решу, что с вами делать.

– Полгода уже! – с вызовом закричала Лена. – Доволен? Я что, не живой человек?! Ты всегда на работе, в лесу, а я должна дома сидеть взаперти?! Нашёл дуру! Пять лет свиней кормила, потом три года ишачила без выходных. Ни разу у моря не была, забыла, где рестораны в городе находятся. Спасибо Игорю – полгода пожила по-человечьи. Не то что с тобой! Деревенский детдомовский дебил!

Лежащий на полу зашевелился, медленно приходя в себя, и сел, навалившись на стену.

Сергей подошёл:

– Ну что, Игорёк, будем знакомиться?

– Ты знаешь, что я с тобой сделаю? Знаешь, кого ты ударил?

Сергей несильно ткнул Игоря в ямочку под кадыком, минуту подождал, пока тот придёт в себя, и, утирая ему обильно текущую слюну, сказал:

– Это ты не знаешь, с кем связался. Я сейчас тебя на запчасти голыми руками разберу, а потом по-тихому где-нибудь в лесу закопаю. Но могу и не разбирать, если ты на меня завтра джип перепишешь. Прямо завтра, как только откроется первая контора. Я тебя даже до дома довезу, чтоб не мыкался по автобусам.

– Ты охренел совсем?! Да я тебя завтра самого! Ты у меня в соплях…

Сергей изо всех сил ударил соперника локтем под ключицу, потом поднял обмякшее тело, прислонил к стене и начал в ярости наносить удары по лицу, в болевые точки, по голове. И когда нечто окровавленное и измятое сползло на паркет, Сергей почувствовал такое облегчение и радость, словно с души у него свалился тяжёлый груз, а он снова стал беззаботным и молодым, как во времена своей службы на Кавказе. На лестничной площадке бегали и кричали какие-то люди, на полу в коридоре билась в истерике Лена, обнимая окровавленное тело, а Сергей стоял, улыбаясь, и счастье переполняло его.

Приехала скорая, увезла Игоря в больницу. Лена уехала с ним.

Сергей пил на кухне чай, когда затрещал дверной звонок и незапертая дверь отворилась. Вошёл высокий широкоплечий мужчина в лёгкой кожаной куртке. Прошёл на кухню и сел на жалобно заскрипевший под ним стул.

– Так значит, это ты у нас герой дня?

– Чего надо? – недружелюбно ответил Сергей и пожалел, что не запасся в своё время битой покрепче.

– Тебя надо. Приказ поступил арестовать тебя до выяснения обстоятельств и доставить в отделение.

– Так ты мент? – облегчённо выдохнул Сергей. – А я уж прикидывал, что мне с таким шкафом делать.

– Советую ничего не делать. Здоровей будешь. Я тут по соседям походил и нарисовал такую картину: ты работаешь сутками в лесу, неожиданно вернулся домой и застал жену с любовником в самом неприглядном виде. И в состоянии аффекта, не контролируя себя, его избил. Так было?

– Приблизительно.

– Не приблизительно, а именно так. Иначе не оберёшься хлопот. А сейчас поехали на экспертизу, надо запастись бумагой, что ты трезвый. Пригодится, если дело дойдёт до суда.

– А чего это ты решил мне помогать?

– Нас всех уже достала эта лысая сволочь. Я сам подумывал его угомонить, да удобный случай никак не подворачивался. Его родной дядя – судья, вот он и обнаглел. Корчит из себя крутого бандита, а в душе трус и подонок.

– Поехали, – сказал Сергей и поднялся из-за стола.

Из КПЗ Сергея выпустили на следующий день с подпиской о невыезде. Вернувшись домой, он застал Лену за укладкой чемодана, Вовка сидел у компьютера в своей комнате.

– Я ухожу, – сказала Лена не глядя на мужа. – Я просто не ожидала, что ты такой зверь. Ты же искалечил Игоря.

– По-моему, он первым начал. Полгода назад. А я просто отдал ему долг.

– Я хотела поговорить с тобой не об этом. Я пока буду жить у Игоря, вот ключи от его квартиры, – Лена потрясла связкой ключей, – но мне неудобно переезжать к Игорю с Вовкой. Я хотела пока оставить его у мамы, но она наотрез отказалась. Ты не против, чтобы первые полгода, максимум год Вовка пожил с тобой?

– Ну ты даёшь! – Сергей чуть не задохнулся. – Как ты могла представить своим коротким умишком, что я отдал бы вам Вовку?! Да я убил бы тебя за попытку отобрать его у меня!

– Ну и ладненько, – облегчённо вздохнула Лена. – Тогда пусть он год поживёт у тебя, а там посмотрим. И, пожалуйста, помоги мне снести вниз вещи, а я вызову такси…

С недоумением смотрел Сергей на свою бывшую жену, пока она упаковывала чемоданы и собирала какие-то сумки. С этой женщиной он прожил девять лет! Дважды начинал жизнь с чистого листа! И она ничего не хочет сказать ему на прощание? Пусть какие-то фальшивые, неискренние слова о том, что она будет изредка навещать сына. Или о том, что сожалеет о случившемся… Нет. Вот она походя чмокнула в щёчку Вовку, улыбаясь подошла к Сергею и что-то начала быстро говорить.

Сергей закинул за плечо спортивную сумку, взял в руки по чемодану и вышел на лестничную клетку.

Вечером зашёл Витёк. Принёс пачку какого-то особенного, по его словам, чая.

Когда пили по второй кружке, нарочито бодро сказал:

– Не бери в голову. Не ты первый, не ты последний. У тебя сын растёт, вот и держись.

– Ты понимаешь, – грустно и серьёзно сказал Сергей, – не в том дело, что она мне изменила. Меня это не колышет. Меня беспокоит, что рога до сих пор не растут. Может, в организме кальция не хватает?

– Ну ты даёшь, – захохотал Витёк и направился к двери.

– Виктор! Спасибо!

– Как ты меня назвал? – словно от удара вздрогнул гость. – Я не Виктор, я – Витёк!

– А по паспорту?

Вместо ответа Витёк так хлопнул дверью, что в шкафу зазвенела посуда.

Через неделю в дверь постучали, и когда Сергей открыл, то увидел за ней Игоря. С сине-зелёными разводами на лице, с заплывшими глазами, он стоял на лестничной площадке и улыбался опухшими губами.

– Ты за добавкой пришёл? – спросил удивлённый Сергей. – Садомазохист?

– Поговорить надо, – протискиваясь в дверь, пробурчал Игорь. – Я с Ленкой, вообще-то. Она во дворе с Жанкой заболталась, попозже придёт.

– С какой Жанкой?

– Ты что, соседей не знаешь? Через стенку живёт. У неё муж алкоголик, Витёк.

– Не она ли вас познакомила?

– Было дело, – ухмыльнулся разбитыми губами Игорь. – Пока Ленки нет, давай по машине решим. Я всё время думаю про нашу первую встречу.

– А чего тут думать? Надоело мне попутки до работы ловить.

– Типа – покатался я на твоей жене, теперь ты на моей машине покататься хочешь?

– Нет! Типа – ты меня страшно унизил и машиной компенсировал оскорбление, – передразнил его Сергей.

– Как хочешь, но крузера я тебе не отдам.

– Значит, скоро найдут твой красивый труп в кабине сгоревшего крузера.

– Вот потому и пришёл. Вижу, что ты спец по таким делам. Но на тебя уголовное дело завели, а я его закрою – это раз. На треть квартиры мы с Ленкой претендовать не будем – это два. И учти, я тоже кое-чего могу, но оставляю без последствий нашу первую встречу – это три.

– Ладно, договорились. Но при условии – Ленка не будет на Вовку претендовать никогда.

– Замётано. Но ты не будешь подавать на получение с неё алиментов. Тем более что Лена никогда больше работать не будет. Жену прокормить я ещё в состоянии.

– А я в состоянии своего сына прокормить.

Расстались почти дружески, довольные друг другом.

Лена в квартиру даже не зашла, подхватила под руку вышедшего из подъезда Игоря, поцеловала стоящую на тротуаре брюнетку и навсегда укатила из жизни Сергея на сверкающем лаком, новеньком крузере.

Наступил октябрь. Вовка ходил в школу, Сергей – на работу. Вечерами делали вместе уроки или гуляли в институтском парке, недалеко от дома. Частенько к ним присоединялся Виктор со своей десятилетней дочерью Светланкой. С лёгкой руки Сергея теперь никто не называл его Витьком, да и неловко было называть так всегда чисто выбритого и хорошо одетого солидного мужчину. С пьянкой он завязал без кодировки и сомнительных сеансов гипноза, чем очень гордился. И, глядя на смеющегося, довольного собой и жизнью, красивого мужчину, трудно было представить на его месте заросшего щетиной, вечно пьяного алкоголика с опухшими мутными глазами.

Чтобы больше времени быть дома, Сергей уволился с прежнего места и работал грузчиком на железнодорожной станции. Оплата была сдельно-премиальной, Сергей получал даже немного больше, чем на прежней работе в лесу, и, складывая в уме все плюсы и минусы, досадовал на себя, что не искал подобной работы раньше. Может быть, совсем по-другому сложилась бы его семейная жизнь, будь он почаще дома. Лену он ни в чём не винил, но иногда острая тоска по бывшей жене так резала грудь, что хотелось выть, а тяжёлый и твёрдый комок, подступавший к горлу, долго не проходил…

Вовка учился хорошо, во многом благодаря Светлане, круглой отличнице, учившейся с ним в одной школе. Она помогала ему во всём, хотя была старше всего на два года. И, глядя на ребят, листающих учебники, или на Виктора, чертившего в блокноте схемы своего нового изобретения, Сергей благодарил судьбу, пославшую ему таких соседей. Не складывались у него отношения только с женой Виктора Жанной…

Однажды сентябрьским вечером, когда Вовка ушёл к соседям делать уроки, в квартиру Сергея пришла Жанна с целой горой горячих блинов на тарелке и миской домашней сметаны.

– Ешь, пока горячие, – сказала она, улыбаясь тёмными, как переспевшая вишня, глазами. – Я напекла, а Витя позвонил, что часа на четыре задержится. Я ему свеженьких напеку, а ты, наверно, уже отвык от горячего.

– Да нет, – улыбнулся в ответ Сергей. – Я в кулинарии большой дока. Вовку частенько балую разносолами.

– Я не про это, – сказала Жанна вдруг изменившимся, низким голосом. – Я же тебе самое горячее принесла. Давно, смотрю, бабы у тебя не было, стосковался, поди!

И она распахнула халат, под которым не было никакой одежды, и повисла на Сергее, прижимаясь к нему вкусно пахнущим гладким телом.

У Сергея закружилась голова. Рука привычно скользнула вниз, к самому волнующему и нежному, поднимающему тугие, мощные волны от живота к голове. А Жанна уже расстегнула джинсы Сергея, лаская его…

И вдруг Сергей вспомнил Виктора, его спокойный, рассудительный голос. Оттолкнув от себя Жанну, он резким движением поднял джинсы и начал застёгивать их.

– Ты чего, стесняешься? – засмеялась низким грудным голосом Жанна. – Не будь мальчишкой, я же понимаю, что столько времени был один. Сейчас поешь блинов, накопишь новую порцию, и начнём. У нас три часа впереди, ещё три раза сможешь реабилитироваться. – И она засмеялась счастливо и весело, прижимаясь голым телом к Сергею.

– Ты меня не поняла, – с трудом отстраняясь от Жанны, – сказал Сергей. – У нас ничего не получится. Я не смогу обманывать Виктора.

– Другие могут, а ты что, особенный?

– Пусть другие живут как хотят, а я не смогу. Не могу обманывать друга. Прости. Ты очень красивая и роскошная женщина, но это будет и грязно, и подло.

– Значит, я подлая, грязная проститутка? – Жанна кинулась на кухню, схватила тарелки и, вывалив в мусорное ведро еду, выскочила на лестничную площадку.

С тех пор её отношение к Сергею стало нарочито холодным и равнодушным.

Сергей собирался на каникулах свозить Вовку и Светлану в приезжий зоопарк, который раскинул свои шатры и клетки недалеко от железнодорожного вокзала. Но третьего ноября Виктор неожиданно отвёз дочь к матери, ничего никому не сказав. Пришлось идти в зоопарк вдвоём, продав лишние билеты кому-то из многочисленных зевак, глазеющих на зверей сквозь щели забора.

Виктор появился на следующий день и сразу пришёл к Сергею. Показав Вовке, как надо правильно собирать модель самолёта, он сказал:

– Ты собирай пока, а мы с папой ко мне пойдём, чаю попьём, о жизни поговорим.

Они зашли в квартиру Виктора, прошли на кухню.

– О чём ты хотел говорить? – спросил Сергей, понимая, что произошло что-то серьёзное.

– Как ты мог? – ответил вопросом бледный Виктор. – Я думал, что ты человек. Думал, мы стали друзьями!

– Объясни толком, что произошло? В чём ты меня обвиняешь?

– А ты не знаешь? Мне Жанна всё рассказала. Пусть бы кто-то другой, мне уже всё равно. Но ты! Как ты мог?

– Ты с ума сошёл! Клянусь, между нами ничего не было. Да, она ко мне приходила, но я её выгнал. А теперь эта сука врёт, чтобы нас поссорить.

– А ты чего покраснел? Покраснел! Значит, рыльце у тебя в пушку! Зачем ей ссорить нас? Что мы – девочки?

И, широко размахнувшись, неловко и неумело ткнул мягким кулаком в подбородок Сергея. Тот даже засмеялся, настолько это было нелепо и неожиданно.

– Ты выпил? Ты же говорил, что теперь завязал навсегда!

– Не переводи разговор на меня. Я если сказал навсегда, значит, навсегда. А тебя я перестал уважать, ты для меня с этой минуты и до конца жизни – просто Серёга. И пошёл вон из моей квартиры, я не хочу тебя видеть.

Сергей вышел, но напоследок сказал:

– Ложись спать. А завтра, когда придёт Жанна, поговорим. И пусть она скажет мне в глаза, что мы кувыркались хоть раз.

Не прошло и двух часов, Вовка ещё собирал самолёт, как вдруг на лестничной клетке раздался дикий крик. Сергей выскочил за дверь и увидел лежащую на бетоне, громко воющую Жанну. Дверь в её квартиру была открыта, и заскочивший Сергей увидел в наступающих сумерках, что возле кухонного окна, странно свесив голову набок, неподвижно стоит Виктор. И только подойдя ближе, Сергей увидел, что от шеи Виктора к трубе отопления тянется верёвка, а его ноги не касаются пола.

Приехала скорая, в квартиру зашёл полицейский – тот самый, что летом, после драки, разбирался с Сергеем, спросил у него:

– Мы можем в твоей квартире спокойно написать протокол осмотра? Ты заодно распишешься как свидетель.

– Почему нет? – безучастно пожал плечами Сергей. – Заходи и пиши. Ты, видно, наш участковый?

– Нет, я старший следователь местного УГРО капитан Галкин.

Когда зашли в квартиру, Галкин поинтересовался:

– А как ты с лысым разошёлся? Деньгами компенсировал или запугал?

– Я ему жену свою подарил.

– Ну, это всё твои выгоды! – захохотал капитан. – А потерял-то ты что?

– Новенький джип. Этот придурок всерьёз поверил, что я у него хочу отобрать крузер, а я ему подыграл, и мы решили, что он закрывает дело, а я продолжаю ходить пешком.

Мужчины захохотали.

– Где это ты так навострился? В Москве долго жил или на службе?

– Какая Москва? Я сюда из деревни приехал. Таюра называется, ты даже не слышал, наверно, о такой.

– Какая Таюра? – аж развернулся на своём стуле капитан. – На БАМе?

– Да.

– Постой, постой. Твоя жена там работала фельдшером?

– Пять лет работала.

– Значит, это тебя от медведя мой дядька Алексей Петрович спас?!

– Алексей Петрович – твой дядя?

– Конечно. Родной брат моей матери. Рассказывал, рассказывал он про вас. Говорит, что до сих пор за твоим домом следит. На твоём огороде картошку сажает, чтобы земля не зарастала. Ну и деньги к тому же, каждый год картошку продаёт тысяч на тридцать. Всегда твою жену ругал, а тебя очень хвалил. Раз такое дело, давай по-новой знакомиться. Для тебя я теперь просто Олег. – И он так тиснул руку Сергея, что у того занемели пальцы.

– Зачем она наврала Виктору, что я спал с ней? – с тоской задал Сергей вопрос, мучавший его всё это время. – Если бы эта сука не соврала, ничего б не случилось!

– Ругались, наверно. И ей захотелось укусить его побольней. Но это неважно. Главное в том, что у таких людей нервные окончания находятся слишком близко к поверхности кожи. Вечные стрессы, заботы, домашние неурядицы очень их напрягают. Я давно ждал от него что-то подобное. Уж очень он был впечатлительным и ранимым.

– Не ожидал, что Жанка будет так убиваться. Значит, всё-таки любила, хоть и изменяла.

– Наивный ты человек. Она убивается не по нему, а по своей лёгкой, безбедной жизни. Виктор был очень известным изобретателем. Только один патент, проданный в Канаду, приносил ему ежемесячно больше миллиона. Конечно, нашими, деревянными. А все авторские права оформил на мать, просто брал у неё столько денег, сколько хотел. Теперь Жанке мать ни копейки не даст, да и Светку к себе заберёт, у неё столько бабла, что она любой суд выиграет.

– Откуда ты знаешь всё? Жанкой интересовался или Виктором?

– Конечно им. Я сюда приехал как дежурный по городу, а вообще-то работаю в отделе борьбы с наркотиками. Вот ребята и донесли, что живёт один алкоголик очень безбедно, пьёт французский коньяк по ресторанам, денег немерено, а откуда – никто не знает. И как вывод – перед нами глава наркомафии. Потом конечно разобрались, посмеялись. А я ещё тогда подумал, что он плохо кончит. Понимаешь, какое дело: нам всем за работу платят копейки, и мы готовы работать сутками, чтобы обеспечить себе интересную или просто красивую жизнь. Нам нравится быть в движении, трудиться, улучшать свою жизнь. У нас есть стимул жить! А Виктор получил всё сразу. И у него пропал этот стимул, пропал мотор, который поднимает нас по утрам и до поздней ночи гонит по жилам кровь. Парадокс, но большинству людей деньги приносят только проблемы, чувство бессмысленности и ненужности жизни, а то и горе… Всё, я пошёл, надо ещё у двух свидетелей протокол подписать. А тебя я найду. До встречи.

После ноябрьских праздников жизнь потекла своим чередом. Виктора похоронили как-то незаметно, народу пришло совсем немного – соседи да несколько сослуживцев. Жанна ударилась в загул, пропивая последние накопления, дома почти не появлялась.

Вовка ходил в школу, Сергей работал по десять-двенадцать часов, практически без выходных, чтобы подсобрать к весне немного денег и купить старую иномарку. Иногда забегал Олег, чаще, когда Сергея не было дома, чтобы контролировать Вовку.

Однажды, в воскресенье, пришёл с очень красивой и ухоженной блондинкой.

– Валя, моя будущая жена, – представил её полушутя-полусерьёзно. – Можете её не любить, но жаловать прошу обязательно.

Валя оказалась прекрасным человеком и кулинаром. Постоянно что-то жарила или варила на кухне, куда в конце концов перебирались и мужики, первый, конечно, Вовка, который в Вале души не чаял. Вскоре она забрала у Олега ключ от квартиры Сергея, и теперь он, приходя с работы, частенько заставал дома Валю, делающую с Вовкой уроки или рисующую с ним очередной шедевр.

Утром, в последнюю субботу ноября, Валя предложила сходить вчетвером в институтский парк подышать свежим воздухом и поиграть в снежки.

Когда смеющаяся Валя и мчавшийся за ней с криком и визгом Вовка скрылись в боковой аллее, вздохнувший Сергей сказал:

– Счастливый ты, Олежка! О такой женщине можно только мечтать. Я уже начал думать, что таких не бывает. Только со свадьбой не тяни, вам надо скорее детей заводить. Видишь, как она с Вовкой играет, хорошей матерью будет!

– А она и была хорошей матерью. Четыре года назад её муж с восьмилетним сыном разбились на камри возле Тулуна. Под КамАЗ залетели. Думаю, они даже почувствовать не успели ничего, от машины куча металла осталась. Километров сто пятьдесят шли, любил её муж лихачить.

– Ты знал его?

– В соседнем отделе работал. Неплохой был сыскарь, правда, пил без меры, поэтому выше старлея не поднялся.

– Да-а-а! И что теперь? Думаешь ты жениться?

– На ком?

– Перестань придуриваться. Такими вещами не шутят.

– Не знаю. Не так всё просто. Валя старше меня на семь лет.

– Шутишь? Она выглядит на семь лет моложе тебя!

– Может, и выглядит. Она у моей матери любимой ученицей была. Мать английский преподаёт, так она к нам домой на дополнительные занятия приходила. Я ещё совсем сопливым был, но на Валькину грудь всё время заглядывался, она уже тогда у неё была третьего размера. Когда я матери про женитьбу заикнулся, она неделю ревела как белуга, а братан с отцом разговаривать со мной перестали. Отец так и заявил: «С придурком не разговариваю». Еле успокоились. А ты говоришь – женись.

– Ты про свою первую жену ничего не рассказывал.

– А рассказывать нечего. Прожили четыре года и разбежались. Она категорически не хотела иметь детей. У них, в Латвии, это нормально. В одном отделе работали, мне квартиру дали, но оформили на неё – она на год раньше пришла в МВД работать. Когда разбежались, она квартиру у меня отсудила. Юрист хороший! Больше сказать ничего не могу.

Посмеялись. Вовка с Валей не мешали разговору, издали покидали снежки и снова убежали за поворот, откуда слышались их крики и смех.

– Да! Как всё сложно. Почему у всех такая запутанная жизнь?

– Мы сами запутываем её! Кто мешает мне жениться на молодой и здоровой девке семнадцати лет? Нарожать матери красивых горластых внуков, сделать её счастливой. Дослужиться до полковника или до генерала, сделать счастливой жену. Бабы любят быть генеральшами. А я ругаюсь с начальством, посылаю его при всех. Люблю Валю и не хочу её бросать. Превратности характера. А мы всё сваливаем на превратности судьбы. Зря смеёшься, нас будто чёрт толкает пройти по всем дорожкам, набить себе шишки, а потом гордо назвать это жизненным опытом. И главное, гоняемся за тем, что нам совсем не нужно, а когда получаем, сразу остываем и бежим за другим ненужным. Утром встаю и думаю: это не жизнь, а список дел. Нет радости жизни!

– Женись! И рожайте побольше детей, тогда некогда будет думать о смысле жизни, все мысли будут только о том, как детей прокормить.

Из-за ближайшей сосны вылетел снежок прямо в лицо Олегу, и друзья с криком и свистом кинулись догонять хохочущего Вовку.

Неожиданно быстро решился вопрос с машиной. Работающие в одной бригаде с Сергеем неразлучные друзья – Сашка и Лёшка купили себе новенький кроссовер, а старую короллу предложили Сергею на очень выгодных условиях. Тот должен был при покупке отдать только часть денег, а остальную сумму выплачивать частями в течение года. Посовещавшись с Олегом, Сергей машину купил и только при поездках на работу экономил не менее сорока-пятидесяти минут каждый день.

Но радость от покупки была недолгой. Сергей не покатался и двух недель, когда Олег попросил приехать к нему в отделение милиции, а потом сам сел за руль и загнал машину в ведомственный бокс. Изумлению Сергея не было предела, когда Олег, простучав машину пальцами, покопался в багажнике и достал оттуда небольшой, но увесистый пакет с белым порошком.

– Вот значит, чем мы занимаемся в свободное от работы время! – шутливо ткнул он железным кулаком в плечо Сергея. – Наркотики перевозим в новой машине.

– Что это? В самом деле наркотики?

– Чистый героин! – горделиво подтвердил Олег. – Сейчас пригласим понятых и оформим изъятие протоколом. Ты, кстати, понятым быть не можешь, ты – лицо заинтересованное.

– Заинтересованное в чём?

– В том, чтобы мы посадили бывших хозяев машины за хранение и сбыт наркотиков на долгие-долгие сроки. А ты, пользуясь этим, перестанешь выплачивать им долг за машину. Ведь документы уже оформлены на тебя. Твои дружки всё рассчитали, дубликаты ключей и пульта сигнализации остались у них. Пока ты работал, они делали закладку в машину, а ночью доставали закладку из тайника. Если бы полиция случайно нашла наркотики, они ни при чём, машина твоя и отвечать, естественно, – тебе.

– Вот гады! А где они брали наркотики?

– Из Тайшета передавали с поездными бригадами. Практически всегда бесплатно, машинисты даже не догадывались о том, что везут. Кроме одного, который всё и организовал.

– Но как можно не догадаться, что в пакете? Дурак догадается.

– Так они же не пакеты передавали. Прятали в домашние вещи, в посылочки с домашним вареньем, помидорами, салом. Дежурный по вокзалу просил, как товарищ по работе. Ну разве откажешь?

– Вы давно за ними следили?

– Почти год. Сегодня в обед засняли на плёнку, как они делают закладку, значит, ночью придут, будем брать с поличным. Поставь машину поближе к беседке, в самый тёмный угол.

– Ты почему мне раньше ничего не рассказал? Друг, называется!

– У тебя на лице всё написано. Ты бы мне операцию сорвал. А так я поймаю нехороших людей, и дяденька начальник погладит меня по голове…

За закладкой пришли в три часа ночи. Сидевшие в припаркованных автомобилях оперативники успели изрядно промёрзнуть, но крепились и старались пореже бегать в подъезды греться. Боялись спугнуть.

Когда на пришедших стали надевать наручники, спокойно стоявший Лёшка вдруг бросился на Олега и ударил его в грудь непонятно откуда взявшимся ножом. Только мгновенная реакция спасла полицейского. Резко повернувшись боком, Олег отбил нож левой рукой, а правой вывернул его из руки нападавшего. Затем ударом по голове сбил наркодилера на землю, подобрал с утоптанного снега нож и с размаху всадил его по самую рукоятку в ягодицу лежащего. Тот взвыл от боли и забился на снегу, а потом страшным голосом начал обещать капитану быструю расплату и мучительную смерть.

Вместо ответа Олег подскочил к лежащему, двумя ударами ноги заставил того замолчать и лишь после этого сказал:

– Это я тебя, урод, научу, как на полицейских с ножом бросаться. Только мне руку в травмпункте зашьют, сразу приеду к тебе протокол нападения оформлять, а заодно и поговорим. Так бы тебе, дураку, лет пятнадцать дали, а теперь меньше чем на двадцатку не рассчитывай.

Сергей повёз Олега в больницу на своей машине, по дороге сказал:

– Зря ты смеёшься над его угрозами. Городская мафия канала поставки и больших денег лишилась. Они могут отомстить тебе, чтобы других ментов застращать. Поживи у меня пару месяцев, пока всё утрясётся.

– С ума сошёл! Когда я эту сволочь боялся? Пусть они нас боятся. Да и тебя с Вовкой зачем подставлять? Рука через три недели заживёт, и пусть меня встречает кто хочет.

– Ну тогда хоть три недели поживи. Две пары глаз лучше, чем одна.

– Прекрати разговоры на эту тему! Ты как моя мать: если докопается до чего, всю душу вымотает…

Олег пошёл на больничный и почти каждый день приходил с Валей в гости к Сергею. Засиживались допоздна, и всегда Сергей, оставив Вовку дома, провожал Валю до подъезда, а Олега – до двери его квартиры, опасаясь за жизнь друга. Тот не возражал, зная, что это бесполезно, только посмеивался.

В субботу Олег позвонил после обеда, сказал, что сегодня у него дома собираются отмечать День энергетика, посидеть за праздничным столом, хорошенько выпить. Поэтому Сергею с Вовкой лучше не приходить, нечего мальчишке на пьянку смотреть. Договорились встретиться в воскресенье, вчетвером сходить на утренний сеанс в кино, а потом погулять в парке или пообедать в кафе.

Сергей уже укладывал Вовку спать, когда знакомое чувство тревоги и беспокойства пронзило его, напомнив о давно забытых годах. Когда командир батальона прощался с закончившими службу контрактниками, то, отозвав Сергея в сторону сказал: «За двадцать лет службы я много людей повидал. Но не было ни одного с такой интуицией, как у тебя. Это дар Божий, береги его и всегда слушайся того, кто сидит у тебя в голове».

Сергей быстро оделся, сунул два ножа в пришитые к рукавам куртки чехлы и выскочил на улицу. Возле подъезда Олега он вышел из машины, огляделся по сторонам. Внимание привлекла огромная собака, жадно поедающая снег и злобно залаявшая на него. Когда Сергей подошёл ближе, то увидел, что, рыча и громко чавкая, словно свинья, собака жрёт красный, насквозь пропитанный кровью снег.

Подскочила дворничиха, замахнулась на собаку лопатой, но та только зарычала и продолжала, причмокивая, жрать, мотая огромной головой.

– Это Галкин Олег, с девятого этажа? – ещё на что-то надеясь, спросил дворничиху Сергей. – Здоровый такой. В полиции работает!

– Работал! Он, сердечный! Какой ведь здоровый был! А вежливый какой, всегда поздоровается…

– Когда? – перебил её Сергей.

– Только что. Минут десять назад, машина в морг увезла. А родители три минуты как в подъезд зашли. Мать так кричала! Горе-то какое!

Сергей уже не слышал причитаний дворничихи. Он медленно шагал по ступенькам и думал.

Убийцам Олега он отомстит жестоко, ни одного не оставит в живых. У него огромное преимущество, они не знают о нём ничего, а он, прежде чем нанести первый удар, узнает о них всё. Адреса, имена, привычки, привязанности. Самое главное – не спешить. Обязательно обезопасить Вовку, вдруг что-то пойдёт наперекосяк, такое нельзя исключать. Надо жениться на Вале, квартиру переписать на неё, а месяца через два развестись. Она будет Вовке хорошей матерью, в случае чего. Рассказать ей о своих планах, она согласится, она очень любила Олега.

Лестница кончилась. Сергей стоял перед полуоткрытой дверью, за которой слышались мужские голоса и женские причитания. Немного помедлив, он вошёл.

В квартире было полно соседей, одни тихо переговаривались о чём-то, другие успокаивали плачущую Марию Петровну.

Увидев Сергея, она вскочила, повисла у него на шее и, зарыдав, запричитала с новой силой:

– Что я наделала! Своими руками! Да что же это на меня нашло? Какое затмение? Как жить мне теперь?!

Сергей, успокаивая Марию Петровну, гладил её по дрожащим, поникшим плечам, что-то говорил, а сам пытался понять: о чём она причитает, какая страшная вина легла на эти худые старческие плечи?!

Всё прояснил через пять минут брат Олега, когда мужики вышли покурить на лестничную клетку.

– Кто мог представить, что так получится? – глухим голосом начал Борис. – Сидели на кухне, отмечали День энергетика. Практически были трезвыми, выпили на четверых всего две бутылки, и вдруг Олег заявил, что решил жениться на Вале. Мы, конечно, в крик, давай отговаривать, а он сказал, что, раз мы не понимаем его, он собирает чемодан и уходит прямо сейчас. Пока Олег допивал чай на кухне, мать подпёрла кухонную дверь стулом, села на него и говорит: «Никуда не пущу! А если тебе мать не дорога, разбивай стекло, режь меня осколками! Я всё стерплю, лишь бы тебе было хорошо». Ну, Олег посмеялся, налил себе новую кружку чаю, сидит, пьёт. Мы с отцом – в зал, достали бутылочку коньяка, по одной пропустили, по второй. Вдруг слышим – на балконе какой-то треск и крик вроде. Мы – туда. Никого. На кухню. Окно открыто, а Олега нет. У меня всё похолодело внутри, к окну подскочил, а Олежка внизу, на отмостке лежит. Мы вниз, но чего там, никаких шансов, головой на бетон упал…

– Может, кто-то помог? – с надеждой спросил Сергей.

– А кто бы знал, что он на балкон полезет через окно? – вопросом на вопрос ответил Борис. – Мы пацанами по балконам частенько лазили, то ключ забудешь, то на спор. Вот он и вспомнил, наверное. Нас хотел удивить, приколоться, разрядить обстановку перед уходом. Он бы всё равно ушёл, просто нас не хотел обижать.

Сергей, вернувшись в квартиру, прошёл на балкон. Там лежал девственно чистый, нетронутый снег. Лишь в одном месте не было его на перилах, возле кухонного окна, там, где Олег пытался залезть на балкон. И там же торчал обломок толстой палки, сантиметров восемь в диаметре. Метровый кусок, со следами свежего разлома по большому сучку, проходящему внутри обломка. Сергей спустился вниз, и там, где собака ела снег, увидел вторую половину палки, с прикрученной к ней тарелкой антенны.

Некому мстить. Никто не покушался на жизнь его друга. Олег схватился за прочную на вид палку, перелезая на балкон, а она обломилась по сучку.

Опустошённость и одиночество охватили Сергея, он сел за руль и медленно поехал по запорошенным снегом улицам.

На похороны приехал из Таюры Алексей Петрович. Когда сидели за поминальными столами, сказал Сергею:

– Что тебя держит в городе? Город у тебя забрал отца и мать, потом жену и друга. Хочешь, чтобы сына забрал? Вспомни, каким здоровым и сильным был Олег. Никогда не болел. Я думал, что он до ста доживёт и всех нас похоронит, а вышло наоборот, мы по нему плачем! Город всех убивает – и слабых, и сильных. А если не убивает, то души калечит. Переломанные души, изломанные судьбы. Ты видел, как Олежка маялся? Разве он был счастливым человеком? А вокруг тебя много счастливых? Деньги есть, красивая жизнь есть, шмоток и еды навалом! А счастья нет! Тебе это надо? Ты не городской житель, засосёт тебя город, сломает. У тебя в деревне хозяйство в полном порядке, я за ним смотрел как за своим, бери Вовку и приезжай обратно в Таюру, пока не поздно…

Отшумели новогодние праздники, прошло Рождество. Сергей ходил на работу, смотрел телевизор, о чём-то разговаривал с Валей и Вовкой, а из головы не выходили слова Алексея Петровича.

«Разве я счастлив? – спрашивал он себя. – А кем вырастет Вовка?»

И ещё до наступления крещенских морозов Сергей продал машину, уволился с работы и, забрав из школы Вовкины документы, сел вместе с ним в скорый поезд «Москва – Нерюнгри».

Глава третья. Дорога

В плацкартный вагон купить билеты не удалось, и Сергей взял в прицепной, купейный. Пассажиров было немного: люди предпочитают дешёвые плацкартные места и редко ездят на дорогих, купейных.

Вовка напился чаю и штурмовал вагонные полки, а Сергей стоял у окна, и невесёлые мысли одолевали его.

Вот и приходится начинать жизнь сначала. Не будет больше встреч с Олегом и Виктором. Куда-то далеко ушли печальная Валя и весёлая Лена со своим лысым мужем, в сверкающем лаком крузере. Город скрылся в густой снежной пелене, словно его и не было. Что ждёт впереди? За четыре года многое изменилось в Таюре. Даже Алексей Петрович показался Сергею другим – уставшим и постаревшим. А может, нужно было остаться в городе? Жениться на Вале. Она была бы хорошей матерью Вовке. В тридцать три в жизни остались только работа да воспитание Вовки. Но он сделает всё, чтобы вырастить сына настоящим мужиком – крепким, здоровым, трудолюбивым…

Из дальнего купе вышла красивая, статная девушка с толстой русой косой, уложенной кольцами. Она мельком взглянула на Сергея и, улыбаясь, подошла поближе, словно желая заговорить. Но, занятый своими мыслями, Сергей отвернулся, досадуя на её бесцеремонность, и начал глядеть на покрытые снегом деревья, пробегающие за окном.

Из соседнего купе выскочил развязный молодой человек и начал визгливо-противным голосом говорить девушке избитые комплименты.

Сергей ушёл в своё купе и закрыл дверь. Минут через пять в коридоре раздался такой крик, что Сергей поспешил на помощь.

«Доигралась красавица, – думал он с досадой. – Сначала провоцируют, а потом визжат как поросята, зовут на помощь!»

Но то, что он увидел в коридоре, вызвало у него шок. Кричал молодой человек. А красавица с наслаждением крутила ему руку и нараспев повторяла:

– Больше мы не будем совать руки туда, куда не положено. Мы теперь будем вести себя прилично!

Что-то в её голосе показалось Сергею знакомым, то ли эта певучесть, то ли интонация. А выскочивший в коридор Вовка вдруг оттолкнул отца, сам заорал на весь вагон и бросился на шею девушки, которая обхватила его двумя руками и начала целовать.

– Маша! Маша! – кричал Вовка. – Я знал, что я встречу тебя, но не думал, что уже сейчас!

И только теперь Сергей вспомнил, где он слышал эту певучую речь, видел эти роскошные волосы – красивая девушка была Машей Таюрской.

Когда страсти улеглись и Вовка успокоился, а обиженный молодой человек ушёл в купе, Маша рассказала свою незамысловатую историю. Закончив школу с золотой медалью, она приехала в ближайший крупный город – Братск, где без труда поступила в университет. Всё у неё складывалось хорошо – получила повышенную стипендию, стала абсолютной чемпионкой Сибири по самбо, завела новых друзей, но не было у неё самого главного – радости жизни и душевного равновесия. Всё время она думала о том, что занимает чьё-то чужое место, а её место в Таюре, где она должна помогать Грише и Ване растить Таню, Нину и Ваську, так как мать спилась и о маленьких детях совсем не заботилась.

– Я как подумаю, что они грязные и едят всухомятку, так у меня всё из рук валится, – взволнованно говорила Маша. – Гриша с Ваней что? Они, конечно, деньги зарабатывают, но ведь деньги есть не будешь! А они даже суп сварить не могут как следует, всё на мне держалось. Я Таню с Нинкой жалела, не учила ничему, всё сама делала. Теперь-то понимаю, что это неправильно, но вот так получилось. Забрала я документы в институте и купила билет на этот поезд. Можно было бы завтра поехать в плацкартном, билет почти на тысячу дешевле, но я не смогла даже на день отложить, что-то прямо толкало меня в этот вагон. Я как чувствовала, что Вовку здесь встречу!

Сергей улыбался, глядя на неё, и грусть от прощания с прошлым постепенно растворялась в том неуловимом и чистом, что окружало эту красивую девушку. Ему захотелось жить и работать. Делать что-то хорошее, доброе и полезное для людей. И чтобы люди за это любили Сергея и радовались тому, что всё получается так легко и славно. А когда что-то будет складываться не так, то все дружно смогут решать любые проблемы на радость и пользу друг друга, без склок и обид.

«Нет, жизнь не кончена в тридцать три года! Многое ещё впереди, – думал Сергей, – просто жизнь очень умно устроена: когда кажется, что в ней уже ничего не будет интересного и нового, появляется шкатулочка или ящичек, в которых столько всего…»

Пришла ночь. Угомонился и заснул Вовка. А Маша и Сергей всё стояли в коридоре и не могли наговориться.

Неожиданно Маша замолчала, а потом, глядя в темноту за окном, спросила:

– Вы до сих пор не простили Ивана?

– Мы же перешли на ты, – с упрёком сказал Сергей. – А про свою обиду скажу честно: её никогда не было. Я понимал, что винить можно только Лену. Она взрослая замужняя женщина. А Иван кто? Семнадцатилетний мальчишка, влюбившийся без памяти. В чём его вина?

Молча постояли. Внезапно Маша прижалась к Сергею и неумело и неловко ткнулась губами в его щёку.

– Это ты меня поцеловала? – изумлённо спросил Сергей. – Поцеловала, поцеловала, вон как покраснела! Ты что, никогда не целовалась ни с кем? Тогда я тебя не отпущу в купе, пока не научу.

– Ты видел, как я одного такого на приём поймала? Тоже проверить хочешь, какая я чемпионка?

– Верю, верю, – засмеялся Сергей. – Самая сильная в мире чемпионка.

И неожиданно, даже для себя, обнял Машу и притянул к себе. А она спрятала голову на груди Сергея и, счастливо засмеявшись, сказала:

– Если бы ты знал, сколько раз я мечтала постоять с тобою вот так. Я ведь люблю тебя с двенадцати лет, поэтому и не встречалась никогда с мальчишками. В какой-то книге я прочитала, что если очень сильно захотеть что-то хорошее, Вселенная всегда скажет «Да!» Последние годы я стала сомневаться уже немного, а теперь убедилась – это работает! Ты говоришь, что едешь в Таюру, а я знаю – это ты едешь ко мне! Вселенная хочет, чтобы мы были вместе! Я буду тебе очень верной женой, а ты мне очень хорошим мужем…

Большая жёлтая луна взошла над лесом. Она озарила огромное пространство Сибири, белое безмолвие тайги, запорошённые снегом деревья и тонкую ниточку железной дороги с поездом, спешащим в неведомые дали. В одном из вагонов этого поезда, крепко обнявшись, стояли два человека, две судьбы, сплетённые вместе то ли сложившимися обстоятельствами, то ли игрой случая. А может быть, это, действительно, Вселенная откликнулась на зов чистых и верных сердец, страстно желавших любви? Кто скажет об этом наверняка?

Глава 1

Луна заглянула в окно, и Андрей проснулся. Долго лежал с закрытыми глазами, потом повернулся на левый бок и посмотрел на спящую рядом Регину. Чёткий профиль, мерно поднимающаяся грудь, густые волосы, разбросанные по подушке, – всё казалось незнакомым и чужим в призрачном свете луны. Андрей встал, подошёл к окну. Яркий зелёный крест в жёлтом квадрате, длинная вереница припаркованных автомобилей, ярко освещённые тротуары и ни души. Словно кадр из фильма Тарковского.

«Ночь, улица, фонарь, аптека, – усмехнулся Андрей, – всё ненужное, всё чужое. Что держит меня в этом городе? Кто эта женщина в постели? Гражданская жена, попутчица, любимая женщина или невеста? Мы живём вместе второй год, а я знаю лишь её имя, место работы да то, что по утрам она съедает кружку овсяной каши, а вечерами, возвращаясь домой, наскоро разогревает ужин и с головой уходит в свой ноутбук. Когда я пытаюсь расшевелить её или просто рассказать о том, что меня интересует или цепляет, она отрывается от экрана, говорит что-то невпопад, и снова её нет. Рядом со мной только телесная оболочка. Первые месяцы мы были вместе, нам было интересно и хорошо вдвоём. А сейчас мы просто спим в одной кровати…»

Утром Андрей собрал чемодан, подошёл к Регине и захлопнул раскрытый ноутбук, в котором она что-то печатала.

– Давай прощаться, я уезжаю.

– Надолго?

– Навсегда. Я возвращаюсь в Сибирь.

– Ты с ума сошёл? Только всё наладилось, мы так хорошо жили! Я уже смотрела ставки по ипотеке, хотела предложить тебе варианты покупки квартиры.

– Нет. Вот ключи, я вчера заплатил за три месяца, можешь жить спокойно, а в тумбочке оставил немного денег, на месяц хватит.

– Но ты не можешь просто так взять и уехать, мы ведь даже ни разу не поругались. Если я когда-то тебя обидела – прости, я этого совсем не хотела.

– Да ничем ты меня не обидела! Просто я понял, что мы очень разные и нам лучше расстаться.

– Андрюша, так нельзя, – всхлипнула Регина, – ты на что-то обиделся и не хочешь говорить! Но знай, что мне с тобой было очень хорошо, и если ты передумаешь, то можешь вернуться в любое время. Я буду оставлять ключи у Ольги Денисовны, а в этой квартире три месяца никто не появится!

– Целых три месяца! – захохотал Андрей. – Такой огромный срок? Да ты, наверно, любила меня!

Не переставая смеяться, Андрей схватил чемодан, перекинул через плечо сумку с зимними вещами и вышел из квартиры.

Родной город встретил Андрея дождём и ветром, но даже холодные капли, стекающие по бейсболке за воротник, не раздражали его.

На привокзальной площади стояли такси, а Андрей пошёл к автобусной остановке – хотелось растянуть дорогу к родному дому, насмотреться вдоволь на знакомые с детства улицы, дома, парки. Внезапно кто-то хлопнул его по плечу, Андрей оглянулся, сзади никого не было. Посмотрел назад через другое плечо – никого. Посмотрел вниз и рассмеялся. Там сидел на корточках друг его детства Данила Свиридов, живший с ним в одном доме.

– Данька! Тебе сколько лет? Судя по всему, где-то на уровне восьмого класса.

– Это тебе, дедушка, под шестьдесят. Такой деловой, серьёзный пенсионер!

Друзья обнялись.

– Пошли в мою машину, подвезу. Надолго приехал?

– Навсегда. Ты что, таксуешь?

– В свободное время, деньги собираю на поездку в горы. А вообще-то работаю мастером тепловых сетей на местной ТЭЦ. А ты как, всё машины ремонтируешь?

– Да я больше ничего не умею. Ты не женился? Дети есть?

– Моя жена в пятом классе учится, сама ещё ребёнок.

– С ума сошёл, ты это серьёзно?

– Только что сам определил мой возраст – на уровне восьмого класса! Значит, жена должна учиться где-то в четвёртом-пятом. Подожду, когда ей двадцать исполнится, тогда женюсь.

– Ты хоть когда-нибудь бываешь серьёзным? Как тебя на работе держат, да ещё мастером?

– Вот твоя деревня, вот твой дом родной. Тёте Маше привет, да не забудь пригласить на пиццу, никто не делает её лучше и вкусней, чем твоя мать!

Друзья обнялись, и Андрей поспешил в свой подъезд.

Мать открыла дверь и застыла на месте.

– Ты уже скоро как Данька станешь, – проворчала она, обнимая сына, – никогда не знаешь, что он учудит в следующую минуту. Правильно говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Не виделись ещё?

– До дома подвёз, на пиццу напрашивался, – улыбнулся Андрей. – А ты вроде не рада моему приезду?

– Да рада я, рада. Но мог бы и позвонить с вокзала, я мяса нажарила бы или блинов испекла. А так получается, что мне тебя и накормить нечем. Часа полтора жди теперь, сам виноват.

Утром, когда Андрей ещё брился, пришёл Данька, прошёл на кухню, поздоровался.

– Тётя Маша, Андрей вчера меня на пиццу приглашал. Не готова ещё?

– Андрей приглашал? Ну так и иди к нему, он в ванной. Чего ты ко мне на кухню пришёл?

– Э нет. Это у вас при Сталине сын за отца не отвечал, мать за сына. А у нас демократия, значит, пицца причитается с вас!

– Ты в какой школе учился, двоечник? Когда я родилась, про Сталина уже все забыли давно. Это вы его каждый день переворачиваете с ног на голову, а потом с головы на ноги, кому как удобно. Сами-то ничего не умеете и не можете, вот вам и не дают покоя те, кто работал! Ты когда мне воду горячую дашь?

– Плановое отключение на профилактику, две недели в год имеем полное право.

– Вот когда право закончится, тогда и приходи, а сейчас даже чаем не напою. Не заслужил.

Когда друзья вышли на улицу, Андрей спросил у довольно улыбающегося Даньки:

– Чего опять с матерью не поделили?

– Да ты в этом не разбираешься, о Сталине спорили. Роль личности в истории понимаем по-разному.

– Куда поедем?

– На аэродром. У тебя сегодня великий и знаменательный день – первый прыжок с парашютом!

– Когда я тебе говорил, что хочу прыгнуть с парашютом?

– Не говорил, конечно. Но я-то знаю, что это мечта каждого нормального мужика. Ты нормальный, значит – мечтаешь, а нам надо как-то отметить твоё возвращение. Да ты не переживай, я недавно получил халявную премию, оплата моя.

– Ты хочешь сказать, что за прыжки надо платить?

– Здравствуй! Ты думаешь, что самолёт, топливо, работу лётчика Пушкин будет оплачивать? Прыжки – дело не дешёвое, но поверь, это стоит любых денег.

– И ты мне говоришь о нормальности? Да мне пятьдесят тысяч давай, и то не соглашусь. А тут ещё деньги плати! Всё! Больше об этом ни слова. Когда ты поумнеешь?

– Когда стану таким же старым, как ты. Ладно, пошли на остров, в нашем кафе посидим.

Друзья пошли по набережной. От вчерашней грозы не осталось и следа, утреннее солнце уже начало припекать. На мосту остановились и залюбовались великолепным видом родного города. Покрытые сизой дымкой сопки и густая зелень по берегам хорошо смотрелись на фоне синей реки и голубого неба.