Глава 1 Покидая отчий дом
Подобралась поближе к папе и включила диктофон. Узнать подробности, сохранить истончившиеся воспоминания было моей целью.
Сердце тонуло в вязкости за грудиной. Колька ворочался, и панцирь кровати скрипом выдавал беспокойство. Мама, уставшая за длинный летний день, не реагировала на звуки из противоположной стороны комнаты – глубокий сон овладел ею до утра.
Колька пересчитал воображаемых овец, белых, кучерявых, до сорока шести. Дальше мысли сбились на волнующее: завтра начнётся новая жизнь вдали от дома. Самостоятельная.
Хорошо, хоть на рыбалку сгонял с ребятами. Деревянный мосток, тянущийся до глубины, удачно оказался свободен. Доски пружинили от торопящегося шага. Парни расселись по трём сторонам, свесили босые ноги, изредка задевая остывающую воду. Слегка, чтобы не распугать рыбу. Большое озеро в центре села окружили дома разного размера и достатка, уходившие улочками до соснового леса, за которым текла Ока.
Вечерний клёв оправдывал надежды. Натаскали ладошечных карасей по полбидона и довольные засобирались домой. Колька не удержался, скинул кепку, майку и шаровары. Лето заканчивалось – хотелось напоследок прикоснуться к озеру. Накупался до синих губ. Друзья тем временем оттачивали мастерство: крутили ведро, наполненное водой, солнышком. Эффект застывшей прозрачности завораживал. Ни капли не проливалось, словно вода примагнитилась к стенкам. Барахтавшиеся, ненасытные до влаги, беспокойные гуси широкими крыльями раскидывали брызги. Среди их гогота доносилось:
– Пока! Га-га-га. Пока!
Колькин дом был виден с берега, он стоял метрах в двухстах на пригорке. Парень взбежал по крутой песчаной тропинке, трава вдоль которой начинала плешиветь. Согрелся.
Васёк учуял добычу, встретил Колю, как цирковой кот. Настойчиво прошёлся вдоль хозяйских ног, соприкоснувшись с ними упругим шерстяным телом, вырисовывая знак бесконечности. «Бесконечно я вас люблю», – читалось в глазах хитреца.
Колька хихикнул, уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить маму, обнял пушистый упитанный клубок, посапывающий рядом. Тот на мгновение встрепенулся, вытаращился.
– Васёк, кто ж тебе рыбки теперь принесёт? Я-то уезжаю, – прошептал парнишка.
Кота не заботило будущее, он попеременно сомкнул глаза – два жёлтых шарика, отражающих мягкий свет луны, исчезли.
– О-у-ааа, – широко зевнул Колька, поддавшись, наконец-то, настроению ночи. – Д-вайспа-аа. – Звуки вместо того, чтобы вылететь наружу, скатились в гортань.
Ненадолго провалился в спасительную дремоту, снова очнулся. Ещё темно. Тишина.
Вспомнилась первая поездка в Касимов с одноклассником. Познакомиться с городком не удалось – дорога неблизкая, а управиться нужно было за один день. Сдавали экзамены: математику и диктант. Сопровождала их Петькина мать Ольга Ивановна. Она же, будучи учительницей, и помогла ребятам подготовиться. В общем, Кольке повезло, что сын Ольги Ивановны тоже хотел учиться в КИТе (Касимовском индустриальном техникуме). Хороший вариант для парней после сельской семилетки.
А помощь Кольке была нужна. В дневнике частенько появлялись трояки. Парнишка вздыхал, когда дома приходилось рассказывать о школьных успехах. Не оправдывался. Хотя оправдания на виду: он единственный помощник матери. На нём вся мужская посильная работа: натаскать воды, сколотить, вскопать… Да и среди одноклассников он был самым младшим. Сам напросился. Друзья пошли в первый класс, а ему рановато – январский. Скучно одному оставаться, за компанию занял место за партой. Учительница начала перекличку. Кольку, естественно, не назвала.
– Филиппок, ты чей будешь? – обратилась она к белобрысому мальчугану, которого не было в списке, приподняв очки, удивилась незапланированному ученику.
– Он с нами! – полетело в ответ с разных мест.
Колька кивнул. Марья Васильевна разрешила остаться. Втянулся. Так и учился, опережая образовательную судьбу на год.
Повернулся на правый бок. Запустил пятерню в густую чёлку, взъерошив её, пробубнил:
– Чего не сплю-то? Рано вставать…
Учёба и домашние заботы – это обязанности, отвлекавшие от уличной жизни. Лапта, догонялки, прятки… Когда через окно врывались лучи солнца и доносились радостные возгласы, усидеть за тетрадками, выводя слова, запоминая формулы, непостижимо трудно. Учебники никуда не денутся, а вот друзья разбегутся по домам. Радость ликования будет упущена.
Лёнька, самый закадычный друг, оставался теперь в привычной жизни. Решение о переменах далось Кольке легко, да вот только чем ближе сам шаг, тем сомнительнее он становился. Чужой город, чужие люди. С Лёнькой они не разлей вода. Тот из многодетной, гостеприимной семьи. Когда Колька приходил к ним в дом, то его непременно усаживали за стол, угощали: варёная картошка с ароматным маслом, квашеная капуста целыми кочанами и солёные маслята. Принимали как родного. Лёнька потерял указательный палец левой руки во время зимней игры. Катались с крутой горки на ледянках – плетёных мини-корзинах, на дно которых наливали воду. Опасная штука получалась. Поняли, когда она Лёньке палец отрубила и снег зардел бедой.
Зима. Какая она будет на новом месте? Зимние длинные вечера Колька любил забираться на печку и читать книжки при свете моргасика, который смастерил из подручных керосина и фитилька. Вряд ли в чужом доме, где мама сняла для него комнатушку, позволят занимать печку.
Растянулся звездой, сбив одеяло в сторону. Сон не шёл.
В мае, когда завели разговор с матерью, кем хочет стать, Колька не раздумывая ответил – космонавтом! За месяц до этого Гагарин полетел в космос. Люди осваивали далёкое, манящее, непостижимое. Гордость и огромная радость переполняли советских людей, а уж парня неполных четырнадцати лет и подавно.
Мечты часто остаются несбыточными от своей грандиозности, а цели осуществляются из-за горящей душевной необходимости.
Поршневая ручка, чернила в которую набирались из пузырька, стоила два рубля. Чтобы её купить, Колька терпеливо собирал бутылки. Семнадцать экземпляров стеклотары по одной выстраивались в сарае. А тем временем серебристая ручка с изящным перьевым окончанием красовалась на полке местного магазина, ожидая счастливого обладателя. Дождалась и была положена в новёхонький чемодан из прессованного картона. Обтянутый коричневым дермантином, с блестящими металлическими углами, купленный по случаю важной поездки, он давно томился в углу терраски.
Петух и запах зажаренного омлета опередили маму. Колька вынырнул из недолгого утреннего сна. Какой она приготовила омлет! Румяный, масляный. На маленькой чугунной сковороде, на которой ещё чудесно выходили тончайшие кружевные блинчики. Их мама напекла вчера, в дорогу.
Солнце неспешно поднималось над селом. Сине-белый автобус растревожил грунтовку. Облако пыли сопроводило его до остановки. Нехотя открыл двери.
До свидания, отчий дом.
Сентябрь вместо поддержки устроил плаксивость. Затянувшаяся слякоть нагнетала грусть по родным местам и людям.
– Николай, чего ноги-то еле волочишь? Знаний, что ли, дали с лихвой – тяжела ноша? – хозяйка дома, ставшего приютом студенту, добродушно подтрунивала.
– Угу, – пробубнил новоиспечённый постоялец, шаря глазами по замызганным ботинкам.
Помня вчерашние странные наставления про чистоту полов, разулся при входе, как впрочем, делал это и в родительском доме, и поплёлся в свой угол. Комнатушка хоть и имела скромные размеры, но была уютно обставлена. Узкая кушетка вдоль стены, на которой висел гобеленовый ковёр с оленями. Художник, а потом ткачиха расположили их на цветном лугу рядом с речушкой. Перед сном можно разглядывать картину, додумывая сюжет, изменяющийся каждый день. Дома над его кроватью осталось другое изображение: ребята-туристы присели на пригорок передохнуть и вглядывались в даль – что же ждёт их впереди. Мечтай себе на здоровье!
При входе в комнату – скрипучий шкаф. Если бы он мог говорить, поведал тайны не одного поколения – списали было старого на покой, да сгодился ещё. Уроками занимался Колька за столом, упирающимся в подоконник. Часто улица выдавала сцены для наблюдений: за воробьями, облюбовавшими стриженый куст под окном, и прохожими, спешащими домой. Скорее всего, домой! А куда ещё могут спешить люди?