Читать онлайн Боевое снабжение русской армии в мировую войну

А. Накануне войны

ГАУ образовалось в 1862 г., и после того, в течение почты 50 лет, устройство и состав его не подвергались сколько-нибудь существенным изменениям.

После реорганизации армии 1910 г. в ГАУ сосредоточивались техническая, ученая, учебная и хозяйственная части всего артиллерийского ведомства. На обязанности ГАУ лежало полное обеспечение потребности государства предметами вооружения. ГАУ должно было следить за всеми усовершенствованиями по артиллерийской части и после предварительного испытания вводить их.

В частности, на артиллерийский комитет при ГАУ возлагалось: 1) обсуждение вопросов, касающихся теории, техники, практики и даже боевой подготовки артиллерии, а также ручного оружия; 2) руководство исследованиями и опытами по всем этим предметам; 3) рассмотрение новых изобретений по артиллерийской части и различных инструкций и программ; 4) рассмотрение вопросов, касающихся артиллерийского образования; 5) распространение научных сведений между офицерами артиллерии.

Все сколько-нибудь серьезные вопросы разрешались на общем собрании Артиллерийского комитета, на котором должны были присутствовать все члены комитета, специалисты по разным отраслям артиллерийской техники. Решения комитета иногда носили случайный характер, так как специалисты в одном каком-нибудь вопросе не всегда бывают достаточно компетентными в других специальных вопросах.

Думская комиссия при обороне находила в 1911 г., что «деятельность Главного артиллерийского управления в деле снабжения армии новейшими боевыми средствами отличается медленностью и беспорядочностью. При выяснении причин, оказалось, что замедление в заготовке материальной части происходит вследствие неудовлетворительности административных органов, ведающих надзором над ними, а равно вследствие неправильного распределения заказов между казенными и частными заводами, от неподготовленности нашей промышленности к некоторым производствам, междуведомственных трений и, наконец, от излишней продолжительности предварительных изысканий и опытов. Разработка технических усовершенствований в материальной части артиллерии и ручного оружия и связанных с этой отраслью вопросов возложена на состоящий при ГАУ Артиллерийский комитет. Большинство постоянных членов комитета ранее занимало должности делопроизводителей комитета, и некоторые из них состоят членами от 10 до 40 с лишком лет. Таким образом, все эти лица уже давно порвали связь с живым делом как строевым, так и техническим, и деятельность комитета приобрела замкнутый и малоподвижный характер при устарелой и крайне громоздкой организации. Между тем все нити боевой готовности армии в техническом отношении сосредоточиваются в этом комитете, который является единственным вершителем судеб всякой новой мысли, всякого усовершенствования в области артиллерийской техники и материальной части, в результате же наша армия оказывается всегда позади армий наших возможных противников».

В мае 1912 г. известный октябрист Гучков заявил в Думе, что «анархическая организация Артиллерийского комитета, отсутствие быстрого обновления его состава, недостаточная техническая высота этого комитета – все это делает его тяжелым тормозом при введении различных усовершенствований в артиллерийском деле».

Подчеркивая крайнюю медленность технических усовершенствований, разрабатываемых Артиллерийским комитетом (вопрос шел о взрывателях, который Артиллерийским комитетом разрабатывался в течение 5–6 лет), Гучков признал ГАУ в корне дезорганизованным ведомством и при этом заявил Государственной думе следующее:

«Надо знать, какими «ложными путями проходят малейшие вопросы в ГАУ, особенно сколько-нибудь новые и свежие идеи, в каких лабиринтах делопроизводств, отделений они затериваются, как нужны недели, месяцы для такого рода операций, которые в любом сколько-нибудь благоустроенном частном предприятии кончились бы в течение если не часов, то дней. Простая передача заказа, полученного от морского ведомства, простая передача заказа соответствующему техническому артиллерийскому заведению, на соответствующий завод требует, как был случай, не меньше шести месяцев».[1]

Крайняя медлительность и бюрократическая запутанность в разрешении вопросов ГАУ получили такую нелестную известность, что недаром в строевых частях артиллерии ГАУ иначе не называли, как «главным артиллерийским затруднением». Продвижение самых простых, заурядных вопросов в ГАУ измерялось неделями, а в Артиллерийском комитете нормальным движением считалось 3–4 месяца. Что касается больших серьезных вопросов, то разрешение их длилось месяцами, а в некоторых случаях годами. Например, только одно «бумажное» делопроизводство по переустройству и оборудованию орудийного завода для изготовления 3-дм пушек, несмотря на необходимость срочного разрешения вопроса, продолжалось почти год, считая со времени получения смет от завода до внесения представления ГАУ в Военный совет. Переговоры и переписка по поводу заключения договора ГАУ с Путиловским заводом на первый валовой заказ тех же пушек продолжились несколько месяцев. Вопрос об устройстве мастерских для снаряжения патронов при мобилизации затянулся на 4 года и т. д. Вот на такое сугубо бюрократическое и отсталое учреждение царское правительство возлагало одну из важнейших задач технического вооружения армии.

За всеми усовершенствованиями по артиллерийской части, должно ныло следить ГАУ.

Ближайшее рассмотрение новых изобретений по артиллерийской части, обсуждение вопросов, касающихся теории, техники и тактики артиллерии и ручного оружия, руководство исследованиями и опытами по всем указанным вопросам – все это возлагалось на Артиллерийский комитет при ГАУ. На него же возлагалась и переработка конструкций орудий, снарядов и материальной части артиллерии, а также ручного огнестрельного и холодного оружия.

Специальные опыты, необходимые для решения какого-либо вопроса об усовершенствовании или введении на вооружение нового образца, большею частью производились на Главном артиллерийском полигоне или в офицерской стрелковой школе, в том и другом случае под наблюдением Арткома, иногда же испытания поручались техническим артиллерийским заведениям или окружным учебным артиллерийским полигонам.

Офицерская стрелковая школа работала в довольно тесной связи с пехотой, окружные учебные полигоны были приближены к строевым частям артиллерии; поэтому при производстве ими опытов, поручаемых Арткомом, они считались с требованиями войск.

Что касается Главного полигона, то основным его назначением было производство опытов, имеющих целью исследование научных артиллерийских вопросов и испытание баллистических свойств пороха, орудий, снарядов и пр. Главный полигон подчинялся председателю Арткома и производил испытания по его указаниям. Главный полигон, составляя неразрывную часть Арткома, являлся, так сказать, его научно-технической лабораторией. Он был оторван от войск так же сильно, как и Артком. Начальник Главного полигона и офицеры для производства опытов назначались преимущественно из лиц, получивших высшее специальное артиллерийское образование, прослуживших не менее двух лет в строю. Такой короткий срок службы не давал им прочной связи со строем, и они быстро забывали его нужды.

Не имея в своем составе представителей от войск, Артком работал совершенно обособленно. Ставя своей задачей дать армии образцы оружия наиболее совершенные, отвечающие всем требованиям современной техники он в то же время недостаточно учитывал предъявляемые войсками боевые требования, далеко не всегда совпадающие с научно-техническими.

Начальник ГАУ ген. Кузьмин-Караваев, служивший долго в строевых частях, признавал, что для большей части предметов вооружения «испытания полигонного характера не давали широкого знакомства со слабыми сторонами испытуемого». Но его мнению, при решении вопроса о снабжении войск новыми предметами вооружения недостаточно предварительного научения принимаемой системы, необходимо проверить ее службой, по возможности при неблагоприятных обстоятельствах, причем крайне существенно знать суждение самих войск о новом предмете вооружения.

По объяснению ген. Кузьмина-Караваева, ГАУ стремилось испытывать в войсках вводимые на службу главнейшие предметы, но далеко не всегда удавалось осуществлять этот наиболее надежный способ ознакомления с новыми ответственными предметами вооружения. При этом он приводит примеры, что наша 3-дм полевая пушка была основательно испытана в войсках, а потому система служит хорошо, «не требуя особых мер упрочнения», тогда как гаубицы обр. 1914 г., спешно изготовленные вовремя японской войны, без предварительного испытания, очень скоро пришли в негодность и были сняты с вооружения: гаубицы же обр. 1909 г. «тоже не были широко испытаны в армии, а потому через два года службы уже требовали исправления».

Испытания новых предметов вооружения в войсках не приводили к существенным результатам не только потому, что производились наспех, а, главным образом, потому, что они преследовали односторонние цели лишь дополнительного испытания возкою или носкою и на прочность; прочие же, более важные боевые свойства на войсковых испытаниях не выявлялись.

Действительно, система русской 3-дм (76-мл) пушки, основательно испытанная в войсках перед тем, как была принята на вооружение, служила хорошо, «не требуя особых мер упрочнения». Мало того, и по баллистическим качествам она являлась чуть ли не лучшей в мире полевой пушкой.

Вместе с тем она обладала весьма существенными отрицательными боевыми свойствами – почти полное бессилие фронтального огня ее шрапнели против укрытого противника, ограниченность возможной стрельбы через головы своей пехоты; кроме того, она была тяжела для маневрирования.

Этого обстоятельства не учли высококвалифицированные специалисты артиллерийской техники. В этом целиком нельзя их винить, так как это должны были учитывать специалисты военного дела вообще, специалисты тактики. Генеральный штаб должен был это учесть, поставив задачу специалистам артиллерийской техники и объяснив, каким основным боевым требованиям должна удовлетворять полевая легкая пушка. Генеральный штаб должен был подчеркнуть значение «пустынности» будущих полей сражения (о ней после японской войны немало говорилось и писалось) и пояснить, что маневренные бои будут разыгрываться не на ровных открытых полях типа тогдашних полигонов, а на пересеченной местности, и что противник будет всячески укрываться, применяя разреженные строи, фортификацию, маскировку и пр.

Только в октябре 1909 г., по инициативе генерал-инспектора артиллерии, были привлечены представители Генерального штаба к участию в работах по выбору образцов орудий осадной и крепостной артиллерии (и то с большим опозданием, через 4 года после того, как начаты были эти работы).

Обособленная работа ГАУ, без надлежащей связи с войсками и ГУГШ, имела следствием неудачное разрешение некоторых серьезных вопросов по вооружению армии, как-то: недооценка значения полевых гаубиц и полевой тяжелой артиллерии в маневренной войне, предвзятость Арткома в отношении горной пушки 1909 г., предубеждение к стрельбе артиллерии на большие дальности (из-за этого русская артиллерия, имея на вооружении легкие и горные пушки с дальнобойностью до 8 км, вышла на войну с 22-сек. трубками, позволяющими стрелять лишь до 5,5 км), недооценка значения фугасных гранат и прочее.

Введение на вооружение армии новых образцов – это несомненно весьма сложное и трудное дело, требующее чрезвычайной осмотрительности. Дело это велось в царской России крайне медленно.

Примеров медленности принятия на вооружение армии новых образцов много.

Проектирование и испытание 34-сек. дистанционных трубок в Арткоме шло так медленно, а валовое изготовление их, трудное в техническом отношении, настолько затянулось, что в течение 10 лет не могли справиться с этим делом, и мировая война застала Россию с 22-сек. трубками. Между тем еще в 1909 г., т. е. за 5 лет до начала войны, французы предлагали 37-сек. трубку, позволявшую стрельбу шрапнелью из нашей 3-дм горной пушки обр. 1909 г. до 7 верст. Предложение это было отвергнуто, так как Артком предполагал применить разрабатываемую им свою 34-сек. трубку.[2]

Взрыватель к 3-дм фугасным гранатам вырабатывался Арткомом около 5–6 лет. Начальник ГАУ ген. Кузьмин-Караваев медленность снабжения фугасными снарядами объяснял тем, что первые два образца взрывателя оказались «не отвечающими заданию», что при изготовлении последнего принятого образца встретились «конструктивные затруднения» и что некоторые служащие трубочного завода и ГАУ прибегали к недоброкачественным приемам при браковке стали для изготовления взрывателей, стремясь «в корыстных целях выделывать взрыватели исключительно из стали, поставляемой заводом Фарта, и па станках системы Гирша».

Бризантные шрапнели к 3-дм пушкам испытывали несколько лет. К концу 1912 г. относится окончательное заключение Арткома по испытанным образцам 3-дм бризантной шрапнели, но ее русская армия вовсе не получила к мировой войне. История этой шрапнели довольно интересна.

Артиллерия, расположенная на закрытой позиции, имеющая орудия со щитами, мало уязвима для огня обыкновенной шрапнели. Поэтому еще со времени перевооружения полевой артиллерии скорострельными пушками изыскивались особые меры для возможного поражения неприятельских батарей, снабженных щитами и тяготеющих к закрытым позициям. Попытка снаряжать шрапнели пулями, пробивающими щит, не увенчалась успехом, так как эти нули из-за легкости быстро теряют свою скорость. Кроме того, для большей непробиваемости щита он был несколько утолщен. Словом, действительным снарядом против щитовой артиллерии оставалась лишь фугасная граната, но она мало пригодна для стрельбы по живым целям. Тогда лучшие европейские артиллерийские заводы – Крупп, Шнейдер и Рейнский металлический–предложили вновь разрабатываемый снаряд, так называемую бризантную шрапнель, которая должна была соединять свойства гранаты и шрапнели, являясь универсальным снарядом. Этот снаряд может действовать при ударе от падения и при разрыве в воздухе, выбрасывая вперед пули и цельную головку, которая от удара детонирует.

Бризантная шрапнель Рейнского завода в 1912 г. испытывалась не только на Главном полигоне, но и на практических стрельбах офицерской артиллерийской школы; образцы бризантной шрапнели Крупна и Шнейдера, полученные в малом количестве, были испытаны лишь на Главном полигоне.

Опытная стрельба показала, что бризантная шрапнель Рейнского завода при дистанционной стрельбе по войскам может заменить 3-дм обыкновенную шрапнель, причем головка своими осколками усиливает действие шрапнели.

Параллельными опытами стрельбы по щитовой артиллерии было установлено, что при стрельбе обыкновенной шрапнелью пули не пробивают щитов, а при попадании цельным снарядом в щит разрыв происходит на таком удалении, что не причиняет вреда людям, находящимся при орудии. Между тем бризантная шрапнель при попадании в щит разрывается во время ее прохождения, производит сильное разрушение материальной части и поражает людей, скрытых за щитом. При дистанционной стрельбе отделившаяся головка бризантной шрапнели, попадая в щит, дает достаточную пробоину в нем и поражает людей за щитом.

Ввиду признанных испытательной комиссией преимуществ, бризантной шрапнели перед обыкновенной шрапнелью, ГАУ пришло к заключению о своевременности заказа за границей небольшого количества вновь принимаемых на вооружение бризантных шрапнелей о правом установления их производства на казенных заводах России.

Для изучения дела были командированы в Дюссельдорф на завод Эргардта два офицера-техника. В мае 1910 г. с разрешения Военного совета с немецким заводом был заключен контракт па поставку снарядов с трубками. Присланная первая партия была забракована и возвращена для некоторых конструктивных изменений. Из доклада возвратившегося из-за границы полковника Гронова было видно, что в дальнейшем завод успешно справится с данным ему заказом. В 1914 г. в Дюссельдорф были посланы офицеры для приема валовых партий, но последовала война, и офицеры-приемщики остались в плену, не успев выслать ни одной партии бризантных шрапнелей.

Автоматическая винтовка системы Федорова испытывалась несколько лет; в результате в начале войны решено было дать опытный заказ лишь па несколько тысяч таких винтовок.

Даже образцы такого, казалось бы, простого предмета, как металлическая ника для конницы, испытывались несколько лет, и в конце концов русская конница не получила металлических пик к мировой войне.

Приводимый ниже краткий исторический очерк введения новых систем орудий на вооружение русской полевой тяжелой и осадной артиллерии может служить наиболее характерным примером того, насколько медленно и с какими большими затруднениями проводилась в жизнь эта мера, имеющая столь существенное значение для армян.

В самом начало 1905 г., т. е. еще до окончания войны с Японией, была образована при ГАУ предварительная комиссия, которой было поручено пересмотреть вооружение русских осадных полков в смысле соответствия его современным требованиям войны. Более широкой задачи комиссии поставлено не было, так как в то время еще и не подымался вопрос о какой-либо специальной «полевой тяжелой артиллерии», т. е. о крупных калибрах, могущих двигаться на поле сражения за войсками. В таком роде были лишь 6-дм полевые мортиры и только начинавшие появляться полевые гаубицы; все же остальное «тяжелое» вооружение было только в осадных полках.

Комиссия в своем заключительном журнале от 25 мая 1905 г. высказала, что ни одно из орудий тогдашнего состава осадных полков пе удовлетворяет современным требованиям; что вооружение осадной артиллерии резко отличается в худшую сторону не только от испытываемых, но и принятых уже за границей осадных орудий как в отношении могущества, так и в скорострельности, подвижности и удобстве в обращении. Поэтому комиссия решила при определении нового вооружения осадных полков не принимать в расчет устарелых орудий, а решить этот вопрос самостоятельно, назначив для этого новые орудия, охарактеризовав их баллистическими и конструктивными данными, соответствующими современным требованиям.

В соответствии о этим комиссия наметила как главные данные новых образцов осадных орудий, так и примерную организацию «тяжелой» артиллерии. При этом комиссия предполагала ввести в состав «корпусной» артиллерии батареи только 48-лин. гаубиц; «армейскую» же артиллерию, которая могла бы заменить тогдашние дивизионы тяжелой артиллерии, комиссия предполагала составить из батареи 6-дм гаубиц. Вооружение и состав «армейской» артиллерии, по мнению комиссии, должны быть независимы от полков осадной артиллерии.

Таким образом, комиссия высказала мысль об определенном разграничении собственно полевой «тяжелой» от осадной артиллерии.

Работы этой комиссии, наметившей только в самых общих чертах основания, на которых должна быть построена новая полевая, тяжелая и осадная артиллерия, были переданы 8 августа того же года на детальное рассмотрение специальной комиссии из членов Арткома, которой была поставлена задача: на основании работ предшествовавшей комиссии выработать вполне определенные требования, которым должны удовлетворять осадные орудия современного типа. Эта задача была выполнена к январю 1906 г.

Рассмотрев работы этих двух комиссий, Артком в журнале от 13(26) мая 1906 г. установил как типы современных осадных орудий и требования от них, так и состав осадных артиллерийских полков.

Этот журнал Арткома был разослан многим строевым начальникам, по преимуществу видным участникам только что минувшей японской войны, с предложением высказать свое мнение по рассмотренным вопросам. Вместе с тем ГАУ, согласно заключениям Арткома и обеих комиссий, признало необходимым объявить конкурс на разработку систем новых осадных орудий, причем к участию в этом конкурсе должны были быть привлечены следующие заводы, могущие изготовлять полные системы орудий.

Русские: Обуховский, Путиловский, Пермский, Брянский, СПБ Металлический.

Иностранные: Армстронг, Виккерс, Крупп, Шкод, С.-Шамон, Шнейдер, Бофорс, Эргардт.

Кроме того, чтобы не зависеть от завода, Арткому было поручено, независимо от объявленного конкурса, самостоятельно разработать новые системы осадных орудий.

Доклад ГАУ обо всем этом, сделанный военному министру в декабре 1907 г., был утвержден Военным советом в январе 1908 г.

Последовало также согласие министерств торговли и промышленности и финансов на обращение к заграничному рынку, причем министр финансов просил военного министра, по условиям помещения заграничных займов, отдавать предпочтение по артиллерийским заказам французским фирмам перед германскими.

Конечно, результаты всех этих мероприятий не могли сказаться очень скоро. А между тем уже в середине 1906 г. выяснилась настоятельная необходимость пополнить вооружение осадных подков, в которых ощущался крайний недостаток в основных калибрах. Поэтому решено было немедленно обратиться к иностранным заводам, где имелись вполне разработанные системы осадных орудий, хотя и уступающие последним нашим требованиям (объявленным на конкурсе), но все же достаточно современные и значительно превосходящие русские устарелые системы.

На это обращение откликнулись заводы: Шнейдера, Крупна, Эргардта, Шкода, Виккерса и Бофорса, приславшие подробные чертежи и баллистические данные предлагаемых ими орудий. После обсуждения этих предложений в Арткоме ГАУ была командирована за границу в начале 1907 г. специальная комиссия для испытания на заводских полигонах стрельбой предлагаемых образцов и окончательного выбора лучшего и более выгодного из них. Комиссия остановилась на образцах Крупна и Шнейдера, и ГАУ уже готово было дать заказ на них, как сделалось известным, что Рейнский завод (Эргардта) разработал и осуществил 15-см гаубицу, почти удовлетворяющую конкурсным условиям. Для ознакомления с этой новой гаубицей комиссия вторично, в конце 1907 г., поехала за границу на завод Эргардта.

ГАУ 28 марта (10 апреля) 1908 г. препроводило русским и иностранным заводам по одному экземпляру «требований от новых образцов осадных орудий» с условиями конкурса на них и просило сообщить не позже 1 (14) мая 1908 г. – может ли завод доставить к 1 (14) января 1909 г. чертежи проектов систем таких орудий. В условиях конкурса ГАУ указало, что валовой заказ системы, избранной для введения в нашу артиллерию, должен исполняться в России, русскими рабочими и из русских материалов.

Затем в течение 1908 г. состоялась еще одна поездка нашей комиссии по заграничным заводам и еще одно предложение заводам, независимо от ранее объявленного конкурса: Крупна, Шкода, Шнейдера, Виккерса и Бофорса, доставить к 1 (14) сентября 1908 г. на Главный артиллерийский полигон для испытания 6-дм гаубицу, сообщающую 100-фн. снаряду начальную скорость 1 250 м/сек, ввиду предстоящего заказа на 52 таких гаубицы.

В конце 1908 г. и в начале 1909 г. были испытаны стрельбой на Главном полигоне и возкой в офицерской артиллерийской школе следующие пять систем: Крупна, Эргардта, Шнейдера, Шкода и Бофорса. Гаубицы Шкода и Бофорса были признаны непригодными для валового заказа, остальные – пригодными, причем из них Артком отдал предпочтение гаубице Шнейдера.

Весною 1909 г. Артком продолжал рассматривать заключения комиссии по выбору образцов орудий осадной артиллерии по поводу представленных заводами Виккерса, Бофорса и Эргардта их новых систем орудий: 11-дм. Мортиры, 8-дм. гаубицы и 42-лин. пушки. При этом было отмечено, что отечественные заводы не пошли навстречу предложению ГАУ: Путиловский, Пермский и Брянский заводы никаких проектов не представили. Обуховский завод – также, но обещал представить в августе 1909 г. готовый лафет под 6-дм гаубицу, а осенью того же года–проекты 9-дм. мортиры и 6-дм осадной пушки.

В дальнейшем, в течение 1909 г., на Главном полигоне испытывались представленные образцы: Крупна – 42-лин. и 6-дм осадные пушки и Шнейдера–42-лин. пушка, 6-дм гаубица и 6-дм осадная пушка. При этих испытаниях, закончившихся в 1910 г., предпочтение было отдано орудиям Шнейдера.

Во время этих испытаний сам собою отпал вопрос о решенном было немедленном заказе на пополнение вооружения осадных полков. Этот частный вопрос естественно растворился в общем вопросе о выборе новых типов орудий ввиду того, что иностранные заводы, приняв участие в конкурсе, один перед другим старались в ближайшее же время представить заказчику наиболее совершенные образцы, и что поэтому заказывать менее совершенные, как предполагалось раньше в целях экономии времени, уже не представлялось целесообразным.

Например, известный германский завод Круппа, преследуя исключительно цели наживы и не останавливаясь перед тем, что Германия готовилась к войне с Россией, предлагал испытать спроектированную заводом 28-см гаубицу, которая, по словам завода, «оказалась весьма удачной и производит благоприятное впечатление своей подвижностью и силою действия».

В письме представителей Круппа от 8 декабря 1910 г. высказаны были следующие любопытные соображения, которые приводятся здесь в сокращенном виде:

«Соответствующее русским требованиям тяжелое орудие навесного огня с досягаемостью 0 или 7 верст, по современным взглядам на действие тяжелой артиллерии, уже не может считаться достаточным. В артиллерийских кругах других великих держав от таких орудий требуется досягаемость действительного огня на 8-10 им, что должно считаться обоснованным ввиду тактических условий занятия позиции, действия огня и подвоза снарядов для таких батарей. Именно тяжелые орудия навесного огня должны быть в состоянии направлять свой губительный огонь против самых могущественных крепостных сооружений – бетона и брони, будучи сами по возможности защищены от огня крепостных орудий».

«Едва ли будет возможно подвезти к фронту любой крепости, вооруженной дальнобойными пушками, тяжелую навесную батарею и обеспечить ее питание снарядами, если атакующая батарея вследствие своей недостаточной дальности будет вынуждена занимать позиции в 6–7 верстах от главной оборонительной линии».

«Поэтому и явилось столь острое желание обзавестись крупными дальнобойными орудиями навесного огня, которые по возможности оставались бы вне досягаемости прицельного шрапнельного огня крепостных орудий».

«Этому требованию в полной мере удовлетворяет наша 28-см гаубица, сообщающая снаряду в 340 кг (830 ¹/4 фн.) начальную скорость 340 м/сек (1 115 ф/сек) при досягаемости свыше 10 000 м (около 10 верст). Такое большое повышение баллистических качеств по сравнению с действием требуемой мортиры, стреляющей лишь на 6–7 верст, должно считаться замечательным. Мы создали систему, во всех отношениях удовлетворяющую требованиям, предъявляемым к средствам атаки в смысле превосходства над средствами обороны и быстрой готовности к действию».

«Гаубица наша имеет колесный лафет и может быстро переходить нз походного положения в боевое и обратно. Ее перевозка может быть совершена и по плохим дорогам с помощью башмаковых колесных ободьев и при механической тяге. Наши испытания дали в этом отношении очень (хорошие результаты».

Эта 28-см (11-дм.) гаубица была испытана на заводе Круппа в присутствии командированных в Германию ген. Дурляхера и Забудского. Результаты испытания были рассмотрены комиссией при Арткоме лишь 13 (26) марта 1912 г. Главные данные гаубицы Крупна в общем значительно превосходили наши требования от 11-дм. мортиры, за исключением веса орудия в боевом положении:

Круппу предложили бесплатно доставить систему в Россию для испытания на Главном артиллерийском полигоне. Крупп просил приобрести его гаубицу, как это было сделано в отношении 11-дм. мортиры Шнейдера и Рейнского завода. Гаубица Круппа приобретена не была.[3].

11-дм. мортира Рейнского завода ближе подходила к русским требованиям по весу системы, но 11-дм. мортира Круппа значительно ее превосходила во всех других отношениях.

Артком решил испытать систему Рейнского завода на Главном артиллерийском полигоне, находя ее оригинально разработанной и представляющей интерес.[4]

Вот в каком положении находился в царской России вопрос о введении новых образцов тяжелой осадной артиллерии: начавшись с 1905 г., он был принципиально принят и полигонными испытаниями готовых образцов закончен для дачи валовых заказов в начале 1910 г.

Разрабатывался этот важнейший для армии вопрос исключительно в Арткоме, и всю работу по выбору образцов орудий полевой тяжелой осадной и крепостной артиллерии ГАУ выполняло вполне самостоятельно.:

Но, когда почти вся главная техническая работа была закончена и настала такая фаза этого вопроса, что для окончательного решения нельзя было обойтись без заключения ГУГШ, ГАУ докладом своим от 19 октября 1909 г., испросило согласие военного министра на привлечение в комиссию по выбору образцов орудий осадной и крепостной артиллерии представителя от ГУГШ. В конце 1909 г. в состав комиссии представитель был назначен; кроме того, в работах комиссии принимали участие от ГУГШ ген. Ельчанинов, А. Свечин, Козловский и другие.[5]

Представители ГУГШ неоднократно высказывали заключения, с которыми соглашалась или во всяком случае считалась комиссия по выбору образцов тяжелой артиллерии, состоявшая из высоких специалистов артиллерийской техники.

Так, например, в 1911 г. Ельчанинов и Басков высказались за низкие лафеты для 6-дм Гаубиц, как более удобные при передвижениях, стрельбе и в отношении укрытия от неприятельских выстрелов; в том же смысле высказалось большинство комиссии.

В апреле 1912 г. начальник Генерального штаба Жилинский, но докладу представителей ГУГШ, высказал начальнику ГАУ свои соображения о необходимости пересмотреть вопрос, насколько 8-дм. и 9-дм. калибры соответствуют для вооружения осадных парков.

По мнению начальника Генерального штаба, 9-дм. калибр до последнего времени являлся наиболее могущественным и мог еще включаться в осадную артиллерию. Однако, «уже имеются образцы 11-дм. гаубиц, которые могут перевозиться по колесным дорогам и принимать участие в осадах».

«Долговременная фортификация прибегает ныне к столь прочным бетонным и береговым перекрытиям, которые могут быть разрушены огнем не менее 11-дм. калибра и против которых 8- и 9-дм. калибр следует призвать недействительным».

«Для разрушения блиндажей, создаваемых полевой фортификацией из подручного материала, достаточно 6-дм гаубиц, и огонь 8- и 9-дм. калибра по таким блиндажам и батареям, хотя бы и осадного типа, был бы неэкономичен и нежелателен ввиду трудности доставки громоздких боевых комплектов».

«Против наших западных границ нет тех линий устаревших фортов-застав, которые оправдывали бы сохранение 8-дм. гаубиц…»

В мае того же 1912 г. ген. Ельчанинов в своем отдельном мнении по поводу журнала о лафетах к 11-дм. мортирам говорил, что «время 11-дм. мортир прошло»; даже 11-дм. гаубицы он считает для береговой артиллерии слабыми и признает необходимой разработку 12-дм. или лучше 14-дм гаубицы с «отказом от валового изготовления разрабатываемой ныне 11-дм. береговой гаубицы, как бы ни была совершенна ее установка».

По поводу журнала Арткома 30 декабря 1912 г. о предварительном испытании 11-дм. мортиры Рейнского завода тот же ген. Ельчанинов высказал следующее свое отдельное мнение: «Полагаю, что во всяком случае надо стремиться к увеличению дальности для мортир большего калибра».

«Скорострельность имеет меньшее значение ввиду большого времени полета снаряда и, значит, сравнительно позднего наблюдения отдельного выстрела».

«Большая начальная скорость, однако, не должна идти в ущерб весу снаряда, или весу системы, или, наконец, устойчивости ее».

В феврале 1913 г. ген. Ельчанинов высказался против приспособления берегового лафета под 11-дм. мортиру для установки на деревянном основании по проекту Дурляхера, считая, что отпускаемые на артиллерию средства выгоднее направить для заготовки орудий новых образцов, а не на приспособление старой материальной части. В своем отдельном мнении он, между прочим, писал: «11-дм. мортира признается ныне слабою, и в Германии разработана 35-см мортира, а э Австрии 42-см, сверх 20-30-см мортир уже готовых».

«Поэтому лучше было бы заняться разработкой тех осадных (мортир большого. калибра, деньги на которые уже внесены в чрезвычайную – смету 1912 и 1913 гг. Полезнее было бы также ускорить поступление 11-дм. мортир Шнейдера, нежели отдавать время и деньги на опыты со старой 11-дм. мортирой».

В ответ на это отдельное мнение члены Арткома ген. Шкляревич и Дурляхер составили записку, в которой указано, что предлагаемая переделка лафета, пока в одном экземпляре, имеет целью заблаговременно выработать что-либо подходящее до поступления на службу 11-дм. мортир Шнейдера. Эта переделка обойдется не более 2 000 руб., будет осуществлена в несколько месяцев и не повлияет ни на заказ 11-дм. мортир Шнейдера, ни на разработку мортир более крупных калибров, что уже комитетом начато.

Новых снарядов заказывать не придется, так как имеются снаряды к 11-дм. мортирам, 11-дм. пушкам 1877 г. и 1886 г.; можно будет также стрелять и снарядами от 11-дм. мортир Шнейдера.

Впоследствии переделка лафета 11-дм. береговой мортиры по проекту Дурляхера весьма пригодилась. Переделанные по этому способу 8 кронштадтских береговых 11-дм. мортир участвовали в осаде Перемышля в 1915 г., так как заказанные 11-дм. гаубицы Шнейдера еще не могли быть получены к тому времени из Франции.

Комиссия Арткома по выбору образцов орудий с участием представителей от ГУГШ в конечном результате остановилась на том, что в состав вооружения тяжелой и осадной артиллерии были приняты следующие образцы орудий:

1) для полевой тяжелой артиллерии–107-мм (42-лин.) скорострельная пушка обр. 1910 г. и 152-мм (6-дм) полевая тяжелая гаубица обр. 1910 г.;

2) для осадной артиллерии: 152-мм (6-дм) тяжелая крепостная гаубица обр. 1909 г., 152-мм (6-дм) осадная пушка обр. 1910 г., 203-мм (8-дм.) осадная гаубица обр. 1911 г., 280-мм (11-дм.) осадная мортира обр. 1912 г.

Орудия полевой тяжелой артиллерии состояли к началу войны в войсках полностью в том количестве, какое было положено по мобилизационному расписанию 1910 г. Осадные 152-мм пушки, очень сложные и трудные в фабрикации, были заказаны заводу Шнейдера и к началу войны имелись в войсках всего в количестве 4. Из русских заводов только Путиловский взялся изготовить, не ранее как в 1916 г., около 36 таких пушек.

280-мм осадные мортиры были заказаны в количестве 16 заводу Шнейдера в 1913 г., причем срок сдачи первой мортиры назначен был в феврале 1915 г. Война задержала сдачу этих мортир, кроме того, французское правительство обязало завод Шнейдера готовить такие же мортиры и для французской армии, поэтому была установлена очередь сдачи их по 4 мортиры русским и французам.

Здесь же следует отметить, что испытания, произведенные в 1912 г. с 280-мм мортирой (на острове Березани), привели комиссию к заключению, что, несмотря на несомненное могущество этого орудия, все-таки его будет недостаточно для получения решительных результатов по отношению к современным укреплениям и что этой цели можно будет достигнуть только введением 16-дм (405-мм) мортиры. Разработка такой мортиры была тогда же (в начале 1913 г.) поручена заводу Шнейдера, который и принял это поручение (сношение представителя завода от 30 апреля 1913 г.) по заданиям Арткома. Однако, приступив к осуществлению этой задачи, завод Шнейдера встретил серьезные затруднения и предложил несколько уменьшить заданные ему начальную скорость и вес снаряда. Артком согласился на это. Конечно, эта мортира, начатая разработкой лишь в середине 1913 г., к войне не могла быть изготовлена; однако, она была спешно закончена, положена на упрощенный лафет (подобно железнодорожному лафету германской 16,5-дм. гаубицы) и в таком виде отправлена в действующую армию (донесение приемщика от 3 ноября 1914 г.)[6]

Итак, хотя Артком, ГАУ и Генеральный штаб, по крайней мере в лице отдельных своих представителей, еще до войны представляли себе значение крупных калибров, они не принимали все зависящие от них меры для выработки наиболее совершенных и мощных образцов орудий осадного типа.

Конечно, Арткому приходилось при этом в значительной степени зависеть от заграничных заводчиков и не знать многого из того, что было по этой части у вероятных врагов – немцев.

Вся осведомительная служба относительно иностранных армий была сосредоточена в ГУГШ.

Источником осведомления об иностранных армиях для ГАУ являлась, главным образом, литература, затем случайные отчеты артиллерийских офицеров, командируемых управлением за границу, и донесения военных агентов по артиллерийским вопросам.

Было, например, известно, что к тому времени в Германии уже существовала тяжелая полевая артиллерия, имевшая стройную организацию и вооруженная 10-см. пушками обр. 1904 г., 15-см. тяжелыми полевыми гаубицами обр. 1902 г. и 21-см. и мортирами. В осадной артиллерии имелись, кроме этих орудий и разных устарелых образцов, 15-мм длинные пушки, взамен которых впоследствии начали поступать 13-см пушки обр. 1910 г.

Сведения о германской, французской и австро-венгерской тяжелой артиллерии, имевшиеся у Арткома к 1913 г., приведены в таблицах 1, 2 и 3.

Начальник ГАУ, ген. Кузьмин-Караваев, защищая необходимость основательно проведенного предварительного испытания вновь принимаемых предметов артиллерийского снабжения, все же признавал, что испытания протекали весьма медленно и что причиной замедления являлись не только недочеты в организации Арткома, но и недостаточное знакомство последнего с достижениями артиллерийской техники за границей. Ген. Кузьмин-Караваев считал, например, что крайняя медленность работ по установке 12-дм. (305-мм) орудий в Кронштадте, происходила не только по недостаточности оборудования Металлического завода,[7] которому были заказаны части установок, но и вследствие недостаточного знакомства с современными установками орудий большого калибра офицеров Арткома, которые «впервые изучали установку во время Изготовления ее на Металлическом заводе, но отнюдь не являлись, как бы следовало, компетентными руководителями работы частного завода».

Ясно, что при таких условиях нельзя было ожидать особой осведомленности до части того, что делалось за границей. Тем не менее наиболее крупные новости военной техники все же были известны Арткому, хотя, конечно, с неизбежным запозданием. Так, об опытах в Австрии с 12-дм. мортирой Арткому стало известно в начале 1912 г., а об опытах в Германии с 16-дм мортирой – в начале 1913 г. Интересно отметить, что об этих последних опытах стало известно уже после того, как сам Артком, на основании своих березанских опытов, признал необходимость введения в состав вооружения осадной артиллерии, именно 16-дм мортир. И если бы в распоряжении ГАУ имелся свой мощный орудийный завод (а не просто ремонтная мастерская в Петербурге на углу Литейного и Сергиевской) и если бы вообще, русская военная промышленность стояла на высоте австро-германской промышленности, то, конечно, в России был бы иной темп в деле развития и усовершенствования столь важного элемента современной войны, как артиллерия. А так как этого не было, то царская армия плелась в хвосте европейских армий, постоянно запаздывая с улучшениями, идеи которых нередко зарождались и в России, но за неимением технических средств становились достоянием заграничных заводов.

Таблица 1. Германия

Примечание. По последним донесениям военных агентов, имелась еще 28-см. береговая мортира: калибр 283-мм. (11,1-дм.), наибольшая дальность до 10 435 м (4 900 саж.), подготовлялись мортиры калибром 32-см, 34,5-cм. и 42-см.

Таблица 2. Австрия

Примечание. 30,5-см мортиры назначались для вооружения передового эшелона осадного парка, для следования непосредственно за полевой армией, чтобы поддержать ее при атаке сильно укрепленных позиций. 30,5-см. и 24-см. мортиры перевозились па автомобильных поездах.

Таблица 3. Франция

Примечание. По имеющимся сведениям, во Франции предполагалось ввести на вооружение 6-дм пушки и гаубицы и 11-дм. мортиры Шнейдера, испытанных и принятых у нас типов.

Артиллерийское снабжение войск и крепостей, вообще «полное обеспечение государства предметами вооружения» лежало на обязанности ГАУ. Оно должно было содержать запасы всех предметов артиллерийского снабжения:

1) для обыкновенных ежегодных расходов;

2) для войск, переходящих из мирного на военное положение;

3) на случай формирования новых частей войск и возведения новых укрепленных пунктов в военное время;

4) для пополнения израсходованного и утраченного в бою.

Кроме того, ГАУ должно было заботиться о запасе предметов артиллерийского снабжения новых образцов, вводимых на вооружение армии.

Расчеты запасов артиллерийского снабжения составляли в ГАУ, руководствуясь штатами и мобилизационным расписанием войск и учреждений военного времени, на основании табелей артиллерийского имущества (табелей вооружения или расчетов ручного оружия) и определенных норм для каждой категории запасов.

Работа по составлению и утверждению табелей протекала настолько медленно, что снабжение войск вновь вводимыми предметами, например, при перевооружении скорострельными пушками, производилось по временным ведомостям, составляемым в соответствующих отделениях ГАУ, не ожидая окончания разработки и утверждения табелей. С другой стороны, строевые части войск, не имея утвержденных табелей, были крайне затруднены как в отношении учета положенного для них имущества, так и в отношении способа его ремонта, указываемого в табелях.

Действовавшее до начала мировой войны мобилизационное расписание 1910 г. составлялось в ГУГШ совершенно самостоятельно и независимо от ГАУ, не считаясь ни с наличием вооружения и прочих предметов артиллерийского снабжения, имевшихся в распоряжении ГАУ, ни с необходимым временем для заготовления недостающего артиллерийского имущества. В результате – в мобилизационное расписание оказались включенными такие части артиллерии и такие учреждения военного времени, которые не могли быть снабжены артиллерийским имуществом не только в 1910 г., но и в 1914 г., когда началась война.

Что касается норм артиллерийских запасов, то по смыслу действовавших в то время (до 1910 г.) законов «составление соображений о размере необходимых запасов и о степени готовности их на случай мобилизации лежало на обязанности ГАУ. По распоряжениям ГАУ в артиллерийских складах должно было выделяться артиллерийское имущество для образования «чрезвычайного запаса» и «запаса военного времени».

«Чрезвычайный запас» должен был составляться из таких годных на боевое назначение, предметов артиллерийского снабжения, взамен которых были уже введены новые образцы. Он должен был служить для снабжения войсковых частей,

формируемых по военным обстоятельствам, а также для усиления укрепленных пунктов, и не мог расходоваться без разрешения ГАУ. Распределение «чрезвычайного запаса» между складами ГАУ должно было представляться на утверждение военного министра.

Запас военного времени должен был состоять из того вполне исправного, годного и готового к немедленному отпуску артиллерийского имущества, которое хранилось в артиллерийских складах исключительно для потребностей военного времени, в определенных числовых нормах для каждого предмета. К этому запасу относилось имущество местных артиллерийских парков (винтовочные и пулеметные патроны, выстрелы к орудиям), передовых артиллерийских запасов, подвижных мастерских и управлений, учреждений и войск, назначенных мобилизационным расписанием к формированию только в военное время и не имеющих в мирное время личного состава. Размер этого запаса устанавливался соответствующими табелями артиллерийского имущества войсковых частей и учреждений, подлежащих формированию в военное время. В запас военного времени могли включаться особые неприкосновенные запасы артиллерийского имущества, назначенного к расходованию только в военное время, в виде общей потребности, из учрежденных на театре войны промежуточных или тыловых складов. В законе указано было, что «размер этих последних запасов утверждается высочайшей властью», о порядке же утверждения запасов военного времени определенных указаний в законе не имелось, по общему смыслу военного законодательства того времени нормы этого запаса должны были бы утверждаться также царской властью после предварительного рассмотрения в Военном совете.

Имущество запаса военного времени должно было комплектоваться распоряжением ГАУ и только с его разрешения могло расходоваться в мирное время исключительно в видах освежения и при условии обеспечения немедленного пополнения расходуемого. Распределение запаса военного времени между складами, как и чрезвычайного запаса, должно было утверждаться военным министром по представлениям ГАУ.

В общем образование запасов в артиллерийских складах, их расходование, освежение и пр. производились по распоряжениям ГАУ. Главным образом, с его же разрешения производились складами прием и отпуск всех вообще предметов артиллерийского снабжения. Между тем с 1910 г. артиллерийские склады с их мастерскими и лабораториями были изъяты из непосредственного подчинения ГАУ и остались в распоряжении военно-окружных артиллерийских управлений, которые с 1910 г. были не подведомственны ГАУ. Это отсутствие определенной стройной системы в организации управления артиллерийского снабжения необходимо учитывать в дальнейшем изложении при выявлении причин непорядков, обнаружившихся в боевом снабжении русской армии с самого начала мировой войны.

Некоторые вопросы по вооружению войск относились не только к ГАУ, по и к ведению Главного штаба, па мобилизационный комитет которого возлагалась рассмотрение вопросов, касающихся пополнения запасов во время войны.

Мобилизационный комитет обсуждал вопросы о запасе винтовок и установил нормы запаса 3-лин. патронов к винтовкам и пулеметам в 1906–1907 гг., базируясь на расходе их в русско-японскую войну. Эти нормы были утверждены по представлению военного министра в 1908 г.

С 1910 г., все основные вопросы по организации, вооружению и мобилизации армии сосредоточены были в ГУГШ, в том числе вопросы по установлению норм мобилизационных артиллерийских запасов военного времени и сроков их заготовления.

С целью установления норм запасов военного времени при ГУГШ в 1910 г. была образована комиссия, возглавляемая помощником военного министра геи. Поливановым. В состав этой комиссии были назначены постоянные представители от ГАУ и от Управления генерал-инспектора артиллерии.

Комиссией ген. Поливанова были окончательно установлены и затем утверждены высшей властью нормы артиллерийских запасов для ружей и пулеметов, для орудий и прочих предметов материальной части артиллерии, для боевых комплектов 3-лин. патронов и выстрелов к орудиям разных калибров. Какие именно нормы были установлены и по каким соображениям, об этом – подробно в соответствующих главах настоящего труда. Здесь же необходимо только остановиться на следующих главнейших соображениях, которые легли в основу работ комиссии ген. Поливанова при установлении норм артиллерийских запасов.

1. Будущая большая война, требующая полного напряжения всех сил и средств государства, не может быть продолжительной. По господствовавшему в то время мнению представителей ГУГШ, война будет молниеносной и скоротечной, продлится 2–6 месяцев и не более года, так как, во всяком случае, ранее годичного срока войны наступит полное истощение воюющих сторон и они вынуждены будут обратиться к мирному соглашению.

2. Нормы запасов должны быть определены по данным опыта последней войны с Японией и принимая во внимание имеющиеся сведения о запасах, установленных возможными противниками и союзниками России, особенно в отношении норм огнестрельных запасов. Утрата материальной части, оружия и боевых припасов на полях сражений, как данная весьма неопределенная, не учитывалась.

3. В первые месяцы боевых действий война ведется за счет заготовленных запасов, а затем пополнение израсходованного должно производиться своевременной подачей предметов, изготовляемых уже во время войны. Запасы должны содержаться такого размера, чтобы их хватило на период времени, необходимый для развития наибольшей производительности заводов, изготовляющих предметы боевого снабжения.[8]

Соображения комиссии ген. Поливанова по пп. 1 и 2 оказались ошибочными, особенно в отношении определения продолжительности и масштаба войны, а установленные комиссией нормы артиллерийских запасов оказались ничтожными по сравнению с действительной потребностью войны.

Эта действительная потребность войны превзошла пределы всяких предположений и оказалась так велика, что заблаговременно учесть ее не могло ни ГУГШ, ни тем более ГАУ. По словам начальника ГАУ ген. Кузьмина-Караваева, «если бы накануне войны 1914 г. кем-либо из ответственных чинов военного ведомства была высказана мысль о предстоящей потребности в предметах артиллерийского довольствия, близкой к определившейся к 1916 г., то подобное заявление было бы признано несерьезным, не подлежащим обсуждению».[9]

ГУГШ не могло заблаговременно, до войны, дать указания ГАУ о количестве предметов артиллерийского снабжения, которое в действительности потребуется армии во время войны. Оно только предложило ГАУ принять к руководству утвержденные нормы артиллерийских запасов и указало при этом, что нормы запасов выработаны на год войны.

Что же касается первостепенной важности соображений комиссии по п. 3 о своевременном пополнении запасов подачей предметов, изготовляемых во время войны, и о необходимости развития наибольшей производительности военных заводов, то к этим соображениям относились с удивительным легкомыслием и к проведению их в жизнь надлежащих мер не приняли, надеясь, что заготовленных мобилизационных запасов хватит на ведение всей войны ввиду ее кратковременности.

ГАУ, являясь с 1910 г. лишь исполнительным органом, «обязано было содержать установленные нормы запасов, а в случае войны быть готовым их восстанавливать в годовой срок». Только приведенное руководящее указание ГУГШ могло служить для ГАУ основанием его деятельности по заготовлению предметов артиллерийского снабжения, по устройству и оборудованию казенных заводов и арсеналов, по обеспечению их техническим персоналом и рабочими, по обеспечению их материалами, топливом и пр., чтобы «создать надежное, в утвержденной норме, снабжение армии предметами артиллерийского довольствия».[10].

Исчисление общей потребности в предметах артиллерийского снабжения, необходимых для отпуска войскам и для образования запасов военного времени, производилось в ГАУ путем простого перемножения чисел: количества предметов, положенных к содержанию в той или иной части войск по табели, на число войсковых частей, назначенных по мобилизационному расписанию, и путем определения процентов от исчисленной той или иной потребности, установленных для содержания в запасах военного времени.

Согласно произведенному исчислению ГАУ распоряжалось заготовлением необходимых предметов артиллерийского снабжения, заказывая их казенным и частным русским заводам (заграничным заводам заказы давались в мирное время лишь в исключительных случаях – для изготовления единичных опытных экземпляров новых систем орудий и т. п.).

По установленному порядку предметы артиллерийского имущества, изготовленные заводами по заказу ГАУ, сдавались заводами в артиллерийские склады, откуда отпускались войскам по распоряжениям ГАУ. Процедура приема предметов складами от заводов и войсками от складов происходила весьма медленно и сопряжена была е соблюдением многих формальностей, вызывавших постоянные недоразумения между приемщиками и сдатчиками, окончательное разрешение которых доходило нередко до ГАУ, затрудняя его работу. Прием предметов войсками непосредственно от заводов, минуя артиллерийские склады, за весьма редкими исключениями, не допускался, так как заводы были оборудованы для производства лишь отдельных предметов артиллерийского снабжения, и приемщикам от войск приходилось бы объезжать много заводов. Такой порядок был весьма неудобен и для заводов, которые должны были хранить у себя изготовленные предметы в ожидании прибытия приемщиков от войск вместо того, чтобы, по мере изготовления, сдавать их в ближайший артиллерийский склад, причем частные заводы по приемным квитанциям склада могли бы получать без промедления деньги за сданные предметы. Предполагалось, что по сосредоточении в складах всех предметов будут вызываться приемщики от войск для получения всего необходимого для вооружения.

Предположение это в большинстве случаев не оправдывалось, и даже Комиссия обороны Государственной думы не могла не отметить «хаотического беспорядка», наблюдаемого при рассылке некоторых изготовленных предметов. Нередко войсковые части получали изготовленные частными заводами Петербургской и Московской губерний зарядные ящики, парные повозки, пулеметные двуколки, между тем как колеса к этим ящикам, повозкам, двуколкам, заказанные Брянскому или Киевскому арсеналам, еще не были готовы, а затем высылались со значительным запозданием. Некоторые батареи получали орудия и лафеты, изготовленные горными заводами, но прицельных приспособлений и колес к лафетам эти заводы не изготовляли. Высланные из Петербургского орудийного завода прицелы с панорамами, а из какого-нибудь казенного арсенала колеса зачастую поступали в батареи далеко не одновременно с орудиями. Объяснялось это не только слабым оборудованием заводов как казенных, так и частных, но также крайним разнообразием ассортимента отдельных составных частей различных предметов артиллерийского снабжения. Ярким примером может служить такой простой предмет, как ручная граната: корпуса гранат изготовлялись в частной промышленности, снаряжались корпуса гранат на казенных заводах взрывчатых веществ, запальные приспособления к гранатам готовились Петербургским трубочным заводом, детонаторные гильзы – патронным заводом, снаряжение запалов производилось на Охтинском заводе взрывчатых веществ и т. д.[11]

Для перевооружения горных батарей материальная часть обр. 1909 г. изготовлялась разными заводами: пушки и патроны в Петербурге, лафеты там же и в Киеве, вьючные приспособления в Петербурге, конская амуниция в Москве и т. д. Изготовленная материальная часть сдавалась в ближайшие артиллерийские склады, откуда высылалась батареям. При поверке мобилизационной готовности горных батарей Киевского округа, произведенной весною 1913 г., батареи эти оказались далеко не в полной боевой готовности и не могли выступить в поход, хотя перевооружение их начато было почти за два года до поверки.[12]

У них в боевом комплекте не хватало до 40 % шрапнельных патронов и почти не было гранатных. Кроме того, имея пушки и лафеты, они пе могли выступить в поход за недостатком многих других предметов: вьючных приспособлений, телефонных двуколок, конской амуниции, подков, походных кузниц, укладочной принадлежности, материального инструмента, походных кухонь, санитарного обоза и пр.

Ко времени осмотра в горных батареях состояли полностью вьючно-верховые седла обр. 1909 г., но совсем пе было необходимых для вьючки добавочных помочных ремней, вьючных рычагов, не хватало стопоров: и некоторых других приспособлений, вследствие чего нельзя было вьючиться. Выступить в поход эти горные батареи могли лишь на колесах, а горные парки вовсе не могли, так как их материальная часть была приспособлена к движению исключительно вьючным порядком и колесных повозок не имела (в случае мобилизации и похода предполагалось боевые комплекты горных парков везти за батареями на обывательских повозках, что в горной и пересеченной местности едва ли было возможно).

Так называемое «имущество текущего довольствия», необходимое войскам в мирное время для учебных занятий и для пополнения убыли от порчи и утраты, должно было содержаться в артиллерийских складах в таком количестве, чтобы удовлетворение им нужд войск производилось «своевременно и безостановочно».

В действительности оно производилось в большинстве случаев крайне медленно, и нужные войскам предметы далеко не всегда оказывались на складах.

Порядок приема в склады артиллерийского имущества от заводов и войск, а также хранения имущества и отпуска его войскам подробно был указан законом (С. В. постановлений, кн. XIII, изд. 1910 г., г л. 3–5). Несмотря на достаточно точную и определенную регламентацию правил, артиллерийские склады, боясь ответственности, а иногда и по другим причинам, старались находить нарушение правил со стороны сдатчиков, особенно если это были частные заводы. Приемщики от войск, командируемые для получения артиллерийского имущества от складов, в свою очередь должны были зорко следить за тем, чтобы не получить от склада бракованных предметов, особенно если приходилось получать предметы, уже бывшие в употреблении. Недоразумения между сдатчиками и приемщиками и так называемые начеты составляли обычное явление, приводили к обширной длительной переписке и к нежелательным задержкам в артиллерийском снабжении.

С большими затруднениями войска и отчасти крепости к началу мировой войны были снабжены положенным артиллерийским имуществом. Этому в значительной мере способствовали произведенные накануне войны в 1912–1914 гг. опытные мобилизации не только в войсковых частях, но даже в одной из крепостей на нашей западной границе. Опытные мобилизации заблаговременно обнаружили недочеты мобилизационной готовности, которые большей частью успели устранить к началу войны.[13]

Что касается боевых припасов д прочего артиллерийского имущества, положенного к содержанию в запасах военного времени, то большая часть этого имущества также состояла в запасах, но запасы эти быстро истощились в самом начале войны и совершенно не могли обеспечить нужды армии из-за ошибки в расчетах вести грандиозную войну на запасы военного времени, пе учтя и пе подготовив в войне производственные силы страны.

Заготовление предметов артиллерийского снабжения производилось распоряжениями ГАУ, которое, руководствуясь существовавшими законоположениями, давало наряды техническим артиллерийским заведениям и заказы казенным и частным заводам.

Законоположения эти в отношении ГАУ и частных поставщиков были построены на полном недоверии закона к обеим сторонам. Дача заказов частным заводам обусловливалась формальностями, порождавшими большие затруднения и для ГАУ и в особенности для поставщиков.

Всякий заказ ГАУ должно было представлять на разрешение и утверждение Военного совета, предварительно согласовав условия заказа не только с требованиями закона, но часто и с контролирующими ведомствами и с министерством торговли и промышленности. На предварительные переговоры по поводу заказа с поставщиками, на составление кондиций и технических условий, на согласование с ведомствами, на составление докладов в Военный совет, рассмотрение докладов ГАУ в канцелярии военного министерства и затем в Военном совете – на все это затрачивалось много времени. Поставщикам приходилось ожидать иногда по несколько месяцев, пока заказ утверждался Военным советом и с ними заключался договор на поставку. Эти задержки происходили даже в тех случаях, когда выдача заказа была предрешена без конкуренции (например, Путиловский завод ожидал заключения с ним контракта на первый валовой заказ 3-дм скорострельных полевых пушек своей системы почти целый год; представитель завода Казаринов, служивший ранее в ГАУ, откровенно заявлял, что, предусматривая промедление и другие трения, он умышленно надбавил несколько процентов на цену пушек).

Распоряжениями ГАУ заготовления производились большей частью способом «заказов на срок». Закон допускал такой способ заготовления только в тех случаях, когда заказываемые предметы требовали «особого искусства и большой прочности и чистоты в отделке» или изготовлялись «по особым рисункам». Этого именно требовало большинство предметов, заказываемых ГАУ.

Значительное запоздание в сдаче заказанных предметов против сроков, обусловленных договорами, было обычным явлением, но столь же обычным являлось и сложение неустоек с заводов, особенно при крупных заказах, так как в большинстве случаев находили, что неисправностью в поставке «казне не причинено убытков» или неисправность заслуживала «по положению своему особого снисхождения».

Запоздание в сдаче заказов действительно нередко происходило не по вине заводов, а вследствие детальных изменений в первоначальных чертежах и технических условиях выданных для руководства заводам при заказе, или в следствие дополнительных технических усовершенствований в заказанных предметах, введение которых Артком находил нужным.

Происходившие от этого задержки в исполнении заказов были невыгодны для заводов, так как влекли за собой замедление в сдаче изделий и в получении за них платежей. С другом стороны ГАУ не могло своевременно получить от заводов заказанные предметы, что крайне неблагоприятно отражалось на боевой готовности армии.

Несомненно, еще гораздо медленнее производилось заготовление предметов артиллерийского снабжения при «подряде с торгов». Между тем «подряд с торгов» признавался по закону «нормальным» способом заготовления. Этот способ сравнительно редко применялся при крупных заказах, даваемых непосредственно ГАУ, но он являлся неизбежным при заготовлениях станков и механизмов, материалов, топлива и пр., которые делались техническими артиллерийскими заведениями, подведомственными ГАУ.

Дача заказов казенным заводам морского и горного ведомств производилась ГАУ также с разрешения Военного совета, но она не обставлялась такими формальностями, как заказы частным заводам. С казенными морскими и горными заводами контрактов не заключалось, исправное выполнение заказов никакими залогами не обеспечивалось и пр. Официальное сношение ГАУ с казенными заводами заменяло контракт; в сношении указывались чертежи, технические условия и сроки изготовления изделий. Сроки эти обыкновенно не соблюдались, и значительное запаздывание в исполнении заказов казенными, горными и морскими заводами являлось не только обычным, но скорее далее обязательным, причем в распоряжении ГАУ не было никаких средств заставить эти заводы поторопиться выполнением полученных ими заказов.

В ведении ГАУ находились технические артиллерийские заведения, которые предназначались для изготовления предметов артиллерийского довольствия. К этим заведениям относились: оружейные заводы, служащие для выделки и исправления винтовок, пулеметов и ручного оружия;

♦ патронные заводы, изготовлявшие патроны к ручному огнестрельному оружию с составными их частями, кроме пороха и капсюлей;

♦ орудийный завод, служащий для отделки и исправления орудий;

♦ сталеделательный завод, выделывающий сталь для потребностей технических артиллерийских заведений;

♦ пороховые заводы для выделки пороха п прессованного пироксилина;

♦ трубочные заводы для изготовления дистанционных трубок, взрывателей и капсюльных втулок;

♦ завод взрывчатых веществ, служащий для выделки взрывчатых веществ и снаряжения ши снарядов, а также для изготовления капсюлей и трубок для воспламенения зарядов в орудиях

♦ арсеналы 1 и 2 разряда, служащие для изготовления и исправления лафетов, повозок и прочей материальной части артиллерии, а также для исправления орудий;

♦ ракетный завод для изготовления боевых и сигнальных ракет.

Кроме заводов и арсеналов, при артиллерийских складах содержались мастерские для таких работ, которые не требовали участия технических артиллерийских заведений. Эти мастерские выполняли, главным образом, работы по содержанию в исправности хранящихся в складах предметов.

Все технические должности в технических артиллерийских заведениях замещались преимущественно офицерами, окончившими артиллерийскую академию.

Сложные производства артиллерийских заводов требуют привлечения выдающихся техников, обладающих глубокими знаниями и опытом. Между тем техническая служба на заводах, да и ученая в Арткоме, материально была обставлена столь неудовлетворительно, что лишь ничтожный процент офицеров-академиков соглашался идти на техническую и ученую службу. Значительное число офицеров по окончании академии уходило в строевые части, куда их привлекали более быстрое движение по службе и повышенные оклады содержания.

Работы в технических артиллерийских заведениях производились вольнонаемными рабочими на основании особого положения (кн. XIII С. В. постановлений, изд. 1910 г.).

Технические артиллерийские заведения состояли в непосредственном подчинении ГАУ, но одновременно в отношении общего порядка военной службы они подчинялись также окружному артиллерийскому управлению того военного округа, в котором они находились. По всем вопросам заготовления, разрешение которых превышало власть хозяйственного комитета и начальника технического артиллерийского заведения, а таких было огромное большинство, – они вносили представление в военно-окружные советы через военно-окружные артиллерийские управления.

Военное законодательство в отношении технических артиллерийских заведений было построено на общем принципе того времени – недоверии и контроле, имевшем фискальный характер. В царской России представители закона и власти усматривали в каждом военнослужащем чуть ли не преступника с корыстными побуждениями, особенно если он являлся ответственным работником в области, соприкасающейся с хозяйственной и денежной частью. В результате у большинства развивались чувства страха и боязни ответственности, крайне стеснявшие инициативу и свободу деятельности.

Для людей же недобросовестных все эти стеснения не служили особым препятствием к умелому «обходу закона» и к совершению преступлений, далеко не всегда раскрываемых и наказуемых.

По закону начальнику технического артиллерийского заведения вверялись «общее руководство и надзор над всей деятельностью заведения»; в хозяйственном отношении его права были весьма ограничены.

Более широкие права предоставлены были состоящему в технических артиллерийских заведениях хозяйственному комитету как коллегиальному учреждению. Хозяйственные комитеты, ответственные за правильность своих постановлений, с чрезвычайной осторожностью пользовались предоставленными им правами и предпочитали во всех мало-мальски сомнительных случаях входить с представлениями через военно-окружные артиллерийские управления в военно-окружные советы. Последние пользовались с 1910 г. довольно широкими правами в хозяйственном отношении, но также предпочитали складывать с себя ответственность и направлять представления технических артиллерийских заведений через ГАУ па разрешение Военного совета.

На одно «бумажное» прохождение вопроса, и то если он не был сильно осложнен, тратилось от 2 до 6 месяцев, считая со времени рассмотрения вопроса в хозяйственном комитете технического артиллерийского заведения до разрешения его Военным советом.

Не меньше времени тратилось техническими артиллерийскими заведениями на предварительное, также «бумажное», производство заготовления предметов и материалов, необходимых заведениям для пополнения данных им нарядов.

Выше уже упоминалось, что подряд с торгов являлся нормальным способом заготовления для технических артиллерийских заведений. Торги производились с соблюдением многих формальностей, установленных законом».

1. Делались предварительные распоряжения к торгам, заключавшиеся в составлении кондиций и технических условий подряда, в изготовлении чертежей и описаний подряжаемых предметов, а иногда в изготовлении образцов предметов, наконец, в вызове желающих к торгам.

2. Определялась «правоспособность лиц на участие в торгах и подрядах», причем устранение или временное недопущение к торгам и подрядам некоторых ненадежных подрядчиков зависело «единственно от усмотрения Военного совета».

3. В особых случаях, в большинстве имевших место при заготовлениях в технических артиллерийских заведениях, когда «исполнение подряда требует значительных со стороны контрагента средств или навыка и искусства», допускались так называемые торги с ограниченной конкуренцией, с вызовом к участию в них одних лишь известных своею «благонадежностью и опытностью» заводчиков, фабрикантов, промышленников и мастеров.

Для многих предметов, заготовляемых техническими артиллерийскими заведениями, ввиду их технических особенностей, не существовало ни справочных цен, ни цен, определенных Военным советом. Это обстоятельство, в связи с ограничениями прав хозяйственного комитета в виде указанных «но» и «если», приводило в тому, что об утверждении торгов в большинстве случаев приходилось представлять в военно-окружные советы или даже в Военный совет: ясно, что производство заготовлений чрезвычайно задерживалось.

Порядок заготовления с торгов, установленный законоположением царской России, отличаясь излишним формализмом и крайней медлительностью производства, весьма вредно отражался на живом деле заготовлений всего необходимого для исполнения наряде® техническими артиллерийскими заведениями. Торги далеко не всегда достигали преследуемой ими цели – снижения цен путем конкуренции, так как обычно из года в год участие в торгах принимали одни и те же фирмы. Фирмы эти предварительно сговаривались и делили между собою подряды; в итоге они диктовали казне свои цены, умело устраняя («отступные» и пр.) от участия в торгах случайных, посторонних для них конкурентов, если такие изредка и бывали.

Установленные законом для технических артиллерийских заведений правила ведения делопроизводства, счетоводства и отчетности отличались большой сложностью и вызывали излишнюю переписку. Достаточно сказать, что в технических артиллерийских заведениях требовалось вести около 60 разных книг, инвентарей и пр. по 40 различным установленным формам, не считая и произвольных.

Наряды или заказы техническим артиллерийским заведениям давались по распоряжениям ГАУ, подразделяясь на постоянные (годовые), единовременные и случайные; исполнение нарядов вызывало соответствующие заготовления. Для постоянных заготовлений составлялись ежегодные планы и сметы, которые проверялись в ГАУ и затем представлялись на утверждение в Военный совет.

На составление, проверку и утверждение планов заготовлений и смет уходило много времени, иногда по нескольку месяцев, а на составление, проверку, утверждение и проведение в жизнь больших проектов переустройства заводов время исчислялось годами (например, на приспособление орудийного завода для отделки до 1 000 полевых 3-дм скорострельных пушек в год потребовалось около 3 лет, причем после переустройства завод оказался в состоянии изготовлять менее половины предположенного числа пушек).

Наряды техническим артиллерийским заведениям в срок не исполнялись и вообще сильно затягивались. Медленность исполнения нарядов происходила, с одной стороны, вследствие формализма, шаблона и мертвящей канцелярщины, на которых построена была хозяйственная часть в военных заводах, с другой – вследствие того что ГАУ, ведавшее ими, по своему устройству, личному составу и методам работы имело типичный административно-канцелярский характер со всеми присущими ему отрицательными сторонами, совершенно пе отвечающими духу живого заводского дела и самым простым основным началам экономики.

В период, предшествовавший мировой войне, технические артиллерийские заведения являлись основной базой военной промышленности России. Между тем необходимого объединяющего руководства весьма сложной и ответственной работой военных заводов не было. До 1908 г. в составе ГАУ вовсе не имелось ни отдельного лица, ни специального органа, объединяющего руководство деятельностью военных заводов. Власть над ними была распылена в ГАУ между многими отделениями, канцеляриями и делопроизводствами; каждое из них самостоятельно давало наряды заводам и арсеналам, не считаясь ни с их производительностью, ни с загруженностью уже данными заказами. При таких условиях нельзя было ожидать ни стройной согласованности, ни соблюдения срочности при выполнении нарядов техническими артиллерийскими заведениями.

В 1908 г. при ГАУ была создана должность заведывающего техническими артиллерийскими заведениями с тремя инженерами при нем. И вот эти четыре инженера и составили весь аппарат по заведыванию 20 заводами и арсеналами с весьма сложным, разнообразным и чрезвычайно ответственным производством. Эти инженеры во главе с ген. Якимовичем, несмотря на все свои технические знания, энергию и опыт, не в силах были сколько-нибудь существенно повлиять и оживить рутинно-канцелярский уклад технической и особенно хозяйственной жизни военных заводов.

Медленность исполнения артиллерийских заказов казенными и частными заводами и техническими артиллерийскими заведениями, вредно отражаясь на артиллерийском снабжении и боевой готовности армии, являлась одной из причин того, что ГАУ обычно не могло своевременно использовать отпускаемые ему деньги на заказы. Ассигнованные ГАУ кредиты оставались иногда годами без движения, что приносило значительный ущерб казне.

Ежегодно значительная часть ассигнованных кредитов оставалась в кассе нетронутой, а именно: в 1908 г. около 77 %, в 1909 г. около 60 %, в 1910 г. почти 43 %, в 1911 г. 33 %. Кредиты расходовались в последующие годы, но за все время 1908–1911 гг., но заявлению ген. Поливанова, было совершенно не использовано и окончательно закрыто кредитов на сумму 1 300 000 руб.

Начальник ГАУ ген. Кузьмин-Караваев несвоевременное использование отпущенных кредитов объяснял тем, что «в период времени с 1908 по 1912 г. кредиты открывались не в соответствии с предстоящей платежной потребностью, а согласно исчислениям стоимости испрашиваемого на данный год заказа». В результате этого и «явилось непроизводительное накопление сумм, предназначенных на уплату за непредъявленные к приему изделия или за недоставленные материалы, и одновременно с этим полное отсутствие денег на крайне необходимые работы, которые, как не обеспеченные кредитом, не были разрешены».

Ген. Поливанов, не разрешая увеличения нарядов, указывал начальнику ГАУ на предусмотренное существующим законом воспрещение нарядов, пе обеспеченных кредитом.

Только летом 1912 г., когда политические события па Ближнем Востоке властно потребовали незамедлительного пополнения боевых запасов русской армии до установленных норм, помощник военного министра ген. Вернандер, заменивший ген. Поливанова, настоял на праве военного ведомства давать наряды и заказы, пе ожидая ассигнования обеспечивающих их сумм. В 1913 и 1914 гг. открытие новых кредитов было произведено уже на правильных началах – в соответствии с платежной потребностью каждого текущего года. Понятно, что при таком порядке открытия кредитов накопления сумм не могло быть.

Этот краткий очерк приводит к заключению, что порядок заготовления предметов артиллерийского снабжения, принятый в царской России, страдал многими глубокими дефектами, имевшими, как увидим ниже, чрезвычайно вредные последствия для русской армии в мировую войну..

Несовершенства военной системы царской России нашли себе яркое отражение во взаимоотношениях ведомств, в том числе ГАУ, с другими ведомствами.

В общем ГАУ было предоставлено самому себе, далеко не всегда встречая поддержку в своих начинаниях и чаще вызывая упреки и нарекания за свою деятельность.

ГАУ обвиняли в недостатке винтовок, патронов, в относительной слабости артиллерии, с которой пришлось России начать мировую войну. Между тем на усиление вооружения армии нужны были прежде всего деньги, которых ГАУ не в силах было своевременно получить.

Наконец, когда была утверждена разработанная ГУГШ большая программа 1913 г., предусматривающая значительное усиление артиллерии, и на это начали отпускать деньги, ГАУ не могло уже осуществить это усиление, так как было поздно – большая программа получила силу закона лишь 24 июня (7 июля) 1914 г., а через месяц началась война.

На неоднократные доклады начальника ГАУ военному министерству о необходимости приступить к осуществлению проекта усиления армии полевой артиллерией всегда получался один ответ: «денег нет». И этот ответ неизменно давался в течение полутора десятков лет до войны.

Несогласие представителей министерства финансов базировалось на том, что вопрос увеличения артиллерии лишь поставлен на очередь, но еще не получил утверждения.

Ввиду тяжелого положения государственного казначейства, контролирующие министерства даже настаивали на отсрочке доведения мобилизационных запасов до нормы (журнал «Сов. гос. обор.» 9 (22) мая 1908 г.), совершенно не допуская дополнительных ассигнований на удовлетворение потребностей военного ведомства.

Так, в 1908 г., когда выяснилась настоятельная необходимость снять с вооружения некоторых батарей Кавказского и Туркестанского округов старые, негодные 2 ¹/2-дм. горные пушки обр. 1883 г., заменив их скорострельными горными пушками системы Шнейдер-Данглис, никаких денежных отпусков на это мероприятие не было, а последовало разрешение на перевооружение 24 батарей Кавказского и Туркестанского округов за счет временного сокращения боевого комплекта всей полевой артиллерии с 1 000 патронов на пушку до 942.

Путем уменьшения заказов снарядов, пороха и трубок были добыты необходимые для заказа скорострельной горной артиллерии 6 1/2 миллионов рублей.

В позднейшее время, когда командующий войсками Иркутского округа настаивал на скорейшем снабжении артиллерии округа 3-дм орудиями обр. 1902 г. взамен износившихся орудий обр. 1900 г., а также на замене горных орудий обр. 1904 г. Обуховского завода горными орудиями обр. 1909 г. системы Шнейдера – Данглиса, ГАУ не было разрешено требовать денежные средства на это мероприятие, как не подлежащее отнесению на чрезвычайные кредиты, назначенные на пополнение запасов или на новые формирования, ведущие к численному усилению армии, по отнюдь не па замену неисправного вооружения. Начальник решил включить требуемые новые орудия в общую цифру пушек, исчисляемых для новых формирований.

Ходатайства ГАУ об усилении заводской казенной деятельности вообще, начатые с 1905 г., оставались безрезультатными. Приобретение артиллерийским ведомством горного пушечного завода было отклонено помощником военного министра ген. Поливановым. Перенос и переустройство Петербургского орудийного завода были отклонены из-за несогласия поверяющих ведомств и пр.

Артиллерию, недостающую по мобилизационному расписанию 1910 г., начальник ГАУ не мог заказать своевременно и в достаточном размере казенным заводам, чтобы они могли оборудоваться и наладить производство новых систем орудий, так как он имел право оперировать лишь в пределах разрешенных и ассигнованных в его распоряжение кредитов, а кредиты не отпускались.

Несомненно, что в конечном результате все сводилось к деньгам, по ведь одно дело – заплатить этими деньгами за заказ Круппу, Шнейдеру п Виккерсу и другое – израсходовать их (правда, в несколько большем количестве) на развитие и постройку своих заводов. Тут надо было понимать кое-что п помимо одной арифметики, и вот этого понимания п не было ни у военного ведомства, ни у министерства финансов и государственного контроля.

Само ГАУ ограничивалось робкими рапортами п докладами, представляемыми па милостивое благовоззрение его высокопревосходительства… Все это соответствовало тому холопскому укладу взаимоотношений, который издавна установился и военном ведомстве царской России.

Государственная дума уделяла «особое и горячее внимание нуждам армии» лишь в пределах, установленных 96 статьей основных законов царской России и положением Совета министров, утвержденным 24 августа (6 сентября) 1909 г., которым круг ведения законодательных учреждений по военным вопросам ограничивался случаями требований «новых денежных из казны ассигнований».

Государственная дума уклонилась на путь контроля и улавливания военного министерства в незакономерных действиях, на путь «громких фраз» и «критики ради критики».

При рассмотрении в Государственной думе сметы военного министерства 27 мая (9 июня) 1908 г. докладчик комиссии по государственной обороне А. И. Гучков, представляя тогда картину состояния армии и ее нужд, между прочим говорил[14]:

«Тот строй, который мы называем бюрократическим, может быть, нигде не свил себе такого прочного гнезда, как в нашем военном ведомстве. Канцелярия заполнила все; строй был подчинен канцелярии. Эта канцелярия из высших центральных военных управлений проникала и в местные управления, и в воинские части, и там она мертвила энергию, убивала живой дух, заглушала чувство ответственности. Она производила ту разрушительную работу, которая наложила свою печать на все области нашей общественной и государственной жизни».

«В издании академии Генерального штаба «Сообщения о русско-японской войне» есть целый ряд чрезвычайно правдивых и характерных отзывов. Так, очерк, в котором заключается описание военных действий под Сандепу, заканчивается следующими словами: «Наши вожди отражали в себе все несовершенства нашей военной системы. Наши приемы ведения войны основаны на ложных представлениях об употреблении боевой силы, представлениях, не имеющих ничего общего с данными, выработанными наукой. Пренебрежение военной наукой в широких кругах армии и сосредоточение ее данных в руках незначительного числа лиц, в свою очередь оторванных от войск, создают весьма неблагоприятные условия для совершенствования нашей военной системы».

Перечисляя нужды русской армии, выяснившиеся опытом тяжелых неудач русско-японской войны, А. И. Гучков говорил:

«Комплект пулеметов, как показал опыт войны, до смешного мал, и здесь ожидают нас крупные расходы. В полевой артиллерии необходимо образование гаубичных батарей, что вызывает также чрезвычайно крупные затраты. Опыт войны показал, что принятые до сих пор комплекты наших патронов и снарядов совершенно не отвечают новым условиям войны, и здесь нас ждут новые десятки миллионов расходов».

«Мы находимся в отношении снабжения нашей армии боевыми припасами в значительной зависимости от иностранцев. Опыт последней войны показал, что наши заводы и мастерские не приспособлены к тому, чтобы покрыть весь необходимый армии расход в случае сколько-нибудь значительной войны. Мы вынуждены были во время последней войны получать н патроны и снаряды из-за границы, и для вас ясно, что в случае европейской войны, когда такой подвоз будет невозможен, мы становимся в состояние, близкое к катастрофическому. Надо указать, что некоторые химические составы, необходимые для современных патронов и снарядов, вообще в России не добываются, а выписываются из-за границы. Необходимость в вооружении заводов меленитового, трубочного, гильзового, ракетного, снарядных мастерских, необходимость эта совершенно очевидна и сознана правительством. В связи с этим потребуется и печное из Петербурга гильзового и трубочного завода, ибо оставление этого завода в Петербурге представляет в случае войны на западном фронте чрезвычайно крупные неудобства. Все это потребует по подсчету, который у меня имеется, десятки миллионов»…

«Можем ли мы ожидать, что тот поворотный пункт, к которому мы пришли, будет правильно оценен военным ведомством? С грустью мы должны признать наше глубокое сомнение в этом».[15]

В ответ на речи докладчика Гучкова и других бывший тогда военным министром ген. Редигер ответил еще более грустной речью:

«Три докладчика бюджетной комиссии представили нам подробный разбор современного положения военного дела у нас. Я должен сказать, что та критика, которую они произнесли, к сожалению, в значительной степени справедлива»…

«…Мне было поставлено здесь в упрек, что военное министерство робко требует средства на то, чтобы восполнить недостатки нашей армии. Этот упрек напрасный. Военное министерство выяснило все нужды, и если оно не предъявляет Государственной думе в настоящее время более значительных требований, то это только под давлением необходимости, вследствие того что на основании постановления Совета министров, которому лучше известно финансовое положение России, чем мне, который вовсе с этим делом не знаком; на основании постановления Совета министров дальнейшие шага в этом отношении являются невозможными. Тут был высказан упрек, что военное министерство в своих преобразованиях идет вперед медленно, что с его стороны не видно решительных шагов для улучшения у нас военного дела. Но благоволите принять во внимание все те недочеты, которые были вам указаны, благоволите принять во внимание и то, что два года тому назад н в армии было неспокойно, примите во внимание и то, что войска до последнего времени в значительной степени отвлекались от своего прямого дела, и вам станут ясны все те трудности, которые стояли перед военным министерством. Приходилось делать реформы почти без всяких на то средств. Ведь до сих пор военное министерство в дополнение к своему предельному бюджету, едва-едва хватающему на самое необходимое, не получало никаких средств, за исключением только тех 30 млн. руб. в год, которые мне удалось отвоевать три года назад от бывшего Государственного совета на улучшение положения нижних чинов. Затем все остальное приходилось делать без новых расходов из государственного казначейства. Таким образом, о существеннейших мероприятиях для пополнения материальной части, об улучшении наших крепостей, – обо всем этом можно было мечтать, но делать что-нибудь существенное не было возможности».

Таким образом, ген. Редигер подтвердил, что многие «недочеты» в армии имеются и что реформы в армии приходится делать без новых расходов из казны, т. е. ничего существенного не делать.

Кроме того, ген. Редигер прозрачно намекнул, что в армии со времени русско-японской войны далеко не все благополучно в политическом отношении и что войска «отвлекаются от своего прямого дела на подавление революционного движения рабочих и крестьянских масс».

Государственная дума выносила немало благих пожеланий, она обращала внимание военного ведомства на необходимость заблаговременной подготовки к войне заводов, работающих на оборону. Так, при обсуждении законопроекта о дополнительном отпуске на военные нужды 51 млн. руб. (сверх отпущенных 92 млн.) комиссия обороны при Государственной думе высказала ряд пожеланий, касающихся: «улучшения производительности заводов, чтобы последние могли во всякое время, особенно при мобилизации, развить свою производительность, до необходимой по обстоятельствам потребности: подготовки специалистов по этой части; образования запасов сырых материалов, чтобы не зависеть от заграничных рынков и пе оказаться в тяжелом положении в военное время; улучшения и развития минного дела; производства ручных гранат и пр.».

В частности комиссия Государственной думы остановилась на вопросе о недостаточной производительности патронных заводов и выразила пожелание, «чтобы военное министерство безотлагательно и в кратчайший срок озаботилось выпиской из-за границы станков и вообще надлежащим, в целях повышения производительности, оборудованием наших патронных заводов».

Государственная дума высказала пожелание, чтобы военное ведомство немедленно приступило к покупке за границей материалов, необходимых на снаряжение патронов и снарядов.

Изготовление орудий крупных калибров и снарядов к ним происходило на русских заводах со значительным опозданием вследствие недостаточной оборудованности заводов и медленности развития этой отрасли промышленности. Обсуждая этот вопрос в 1909 г., Государственная дума нашла, что «правительству и в частности военному ведомству надлежало принять целесообразные меры как для своевременного оборудования и расширения наших казенных заводов, так и для поддержания и развития частной промышленности в столь важном для обороны страны производстве предметов вооружения».

Вместе с тем дума, принимая во внимание, что «полное упорядочение наших оборонительных средств не терпит ни малейшего отлагательства», признала необходимым, чтобы «военное ведомство, пользуясь в самых широких размерах производительностью русских заводов и поддерживая развитие последних своими заказами, немедленно приняло решительные меры к ускорению снабжения армии новейшею крупной артиллерией и фугасными снарядами, пе останавливаясь при этом, в случае надобности, даже и перед заказами за границей».

В том же 1909 г. комиссия обороны Государственной думы указала на необходимость выработки правил, «обеспечивающих заводы артиллерийского ведомства от опасности перерыва деятельности в военное время».

Государственная дума неоднократно высказывалась за необходимость реорганизации ГАУ.

Царское правительство весьма хладнокровно выслушивало эти речи и предложения, но часто не удостаивало их даже ответом.

Военный министр ген. Сухомлинов вообще лично не давал объяснения в Государственной думе. Иногда с объяснениями выступал начальник канцелярии военного министра ген. Данилов Н. А., который давал успокоительные заверения:

«Как представитель военного министерства, не боясь упрека в нескромности, скажу, что сделано в этот период очень много. Знающие историю русской армии скажут, что за 40 лет русская армия не переживала таких преобразований, которые она пережила за последние 5 лет. Но, конечно, «военное министерство не закрывает глаза на то, что хотя много сделано, но еще больше остается сделать».

Когда в марте 1913 г. подняты были вопросы по поводу новой организации артиллерии и снабжения армии автоматическими ружьями, то помощник военного министра ген. Вернандер дал объяснения, что эти вопросы «разрабатываются», что есть некоторые разногласия относительно состава батарей, у специалистов вдут споры и т. д.

Что касается вопроса об автоматическом ружье, то, по объяснениям помощника военного министра и начальника ГАУ, этот вопрос стоял «гораздо слабее», потому что он был мало разработан, хотя известно, что за границей (в Германии) делались большие опыты относительно автоматических ружей.

«У нас есть экземпляры автоматических ружей Федорова, Токарева и иностранные, – говорил начальник ГАУ, – чтобы перейти к войсковому испытанию, при разработке они дали хорошие результаты. Пока не испытают эти ружья войска, до тех пор нельзя дать решительного суждения. Ружье Федорова заслуживает самого серьезного внимания».

Подобные объяснения характеризуют весь стиль «работы» бюрократического аппарата царизма.

«Кратчайший срок» приведения армии в состояние боеспособности был растянут на 10–12 лет.

Средств было мало, а в то же время из года в год оставались громадные суммы, не израсходованные военным ведомством, и жгучие потребности армии неудовлетворенными.

Вскоре правительству надоели думские речи. Началось с «разъяснений» статьи 96 основных государственных законов, помогавшей стеснить область критики. С изданием же закона 5 июля 1912 г. против шпионажа установлен был перечень вопросов, не подлежащих критике печати. Этот перечень был так обширен, что он в сущности преграждал всякий доступ общественной критике и просто обсуждению военных вопросов под страхом тяжкого обвинения и не менее тяжкой кары.

Б. Период войны

С объявлением мобилизации и на все время войны царская Россия как бы разделялась[16] на две обособленные, самостоятельно управляемые части: театр военных действии с действующей армией, временно управляемый верховным главнокомандующим, и внутренние области империи со всеми учреждениями и организациями, не подчиненными верховному главнокомандующему, управляемые правительственными учреждениями да основании постоянно действующих законов мирного времени.

Вне театра военных действий главным органом боевого снабжения во время войны являлось ГАУ, на обязанности которого лежало полное обеспечение потребностей государства предметами вооружения и огнеприпасами.

ГАУ, как исполнительный орган военного министерства по боевому снабжению, руководствуясь едиными для него законами как на мирное, так и военное время, считало себя обязанным содержать запасы артиллерийского снабжения по установленным нормам, а в случае войны быть готовым их восстанавливать в годичный срок.

С открытием военных действий в 1914 г. вся работа ГАУ сосредоточилась на скорейшем обеспечении армии главнейшими предметами боевого снабжения, положенными как на ее вооружение, так и на содержание в запасах военного времени. Казенные артиллерийские заводы работали при полном напряжении и получили указание к дальнейшему усилению производительности, поскольку форсирования работа могла быть допущена существовавшим оборудованием.

К началу войны почти все установленные артиллерийские запасы состояли полностью, частью подготовлялись для подачи в действующую армию в ближайшие 3 месяца; исключение составлял запас ружейных патронов, недостаток которых особенно озабочивал начальника ГАУ, так как мог быть пополнен лишь через 7 месяцев. У ГАУ была уверенность не только в том, что оно своевременно закончит снабжение огнестрельными припасами в количестве, признанном достаточным для обеспечения боевой готовности армии, но и в том, что в течение первого года войны русские казенные и частные заводы могут изготовить второй комплект пушечных выстрелов, необходимый для восстановления до утвержденной нормы нарушенных запасов.

В первые дни войны 1914 г. на вопрос военного министра о принятых мерах к усиленной производительности заводов начальник ГАУ ему ответил, что в общем никакие новые требования теперь не могут быть предъявлены заводам, но они исправно сдадут свою работу, на которую были подготовлены «заблаговременные расчеты», и что «для артиллерийского ведомства, как и для всех, настало время не подготовки, а экзамена». Военный министр на это заметил: «И экзамен этот мы сдаем, по-видимому, хорошо». «На успех работы артиллерийского ведомства я надеюсь», – ответил ген. Кузьмин-Караваев.[17]

Не предвидя грандиозного масштаба войны, уверенные, что запасов боевого снабжения хватит во всяком случае па полгода, если не на целый год большой войны, тогда как такая война нe может продолжаться более 4–6 месяцев, – военный министр и начальник ГАУ чувствовали себя в то время достаточно удовлетворенными в «исполненном долге».

Они тогда не предполагали, что вскоре война потребует чрезвычайного напряжения всех сил и средств государства и в частности чрезмерно увеличит и осложнит работу ГАУ. Скорее даже, наоборот, тогда существовало предположение, что для ГАУ, по окончании заготовления положенных запасов и по отправке их в армию, наступит некоторое затишье в работе.

Ген. Кузьмин-Караваев «впервые» узнал во время совещаний, связанных с начавшейся в 1914 г. общей мобилизацией армии, что от ГАУ во время войны потребуется «не только полное обеспечение войск ружейными н пушечными патронами в количестве установленных запасов, но и незамедлительное снабжение армии, таковыми же патронами сверх существующих норм»[18]. Это обстоятельство заставило подумать о неизбежности мобилизации частных заводов и о заказах за границей, а также о неизбежности увеличения работы ГАУ.

Затем ближайшие события войны, в конце августа и в начале сентября 1914 г., выяснили колоссальную потребность в 76-мм пушечных патронах, далеко превзошедшую самые осторожные расчеты. Произведенное батареями Юго-западного фронта расходование до 1 000 патронов на пушку и требование высылки по 1 ¹/2 млн. пушечных патронов в месяц свидетельствовали, что ни Штаб верховного главнокомандующего, ни высшие войсковые начальники не знали о размере существовавшего запаса на время большой войны по расчетам ГУГШ, ни о возможном успехе работы заводов по восстановлению запасов.

Для начальник а ГАУ «ясно обрисовалось беспомощное состояние армий Юго-западного фронта, имеющих полевую артиллерию, обреченную на бездействие в продолжение многих месяцев», и необходимость принятия всех мер к немедленному заказу пушечных патронов в частной промышленности в России и за границей.[19]

Одновременно потребовалась усиленная работа ГАУ для вооружения новых непредвиденных формирований строевых частей на замену погибших в сражениях пли взятых в плен, на усиление действующей армии тяжелой и осадной артиллерией и пр.

Наконец, уже с конца 1914 г. ГАУ должно было изыскивать меры к устранению серьезных затруднений, испытываемых заводами, работающими на боевое снабжение, от недостатка рабочих-специалистов, станков, материалов и топлива.

ГАУ в прежнем своем составе не могло выполнять вставшую перед ним огромную сложную работу. Проект новой организации и Положения ГАУ был утвержден 7 (20) сентября 1914 г. постепенно проведен в жизнь почти в полной мере.

Организация ГАУ к февралю 1915 г. показана на схеме 1 (см. приложение 1).

По новому Положению общие обязанности ГАУ почти не отличались от регламентированных прежним Положением. Новым Положением, как и прежним, не предусматривалось никаких особых обязанностей ГАУ во время войны. Существенное различие заключалось в добавлении в состав ГАУ III отдела технических артиллерийских заведений и распорядительного делопроизводства по заготовлениям и снабжению, в организации на новых началах технической части (взамен бывшего Артиллерийского комитета) и в некотором изменении предметов занятий различных отделений делопроизводства и частей ГАУ.

В III отделе ГАУ было сосредоточено управление техническими артиллерийскими заведениями в хозяйственном и техническом отношении, обеспечение их всем необходимым, дача им нарядов п вся исполнительная часть по нарядам; этот отдел не ведал снабжением войск и не занимался рассылкой по назначению предметов, изготовленных техническими артиллерийскими заведениями.

Во II хозяйственном отделе ГАУ сосредоточивались вся распорядительная часть и все исполнительные функции по заготовлениям на частных заводах н на казенных заводах не артиллерийского ведомства, а также по снабжению армии всеми предметами артиллерийского довольствия и рассылка по назначению тех же предметов – как изготовленных указанными заводами, так и техническими артиллерийскими заведениями (находящимися в ведении III отдела).

На делопроизводстве по заготовлениям и снабжению лежали весьма ответственные и многосложные обязанности: определение потребности в артиллерийских предметах для снабжения армии; все вопросы, связанные с новым вооружением или усовершенствованием существующего; составлением ведомостей и табелей вновь вводимому артиллерийскому имуществу; исчисление расходов, вызываемых новыми формированиями; указание соответственным хозяйственным отделениям и отделу технических артиллерийских заведений о подлежащих выполнению заготовлениях; планы годовых снабжений; обеспечение всех заготовлений кредитами; установление сроков возможного выполнения заказов; указание отделениям хозяйственного отдела о порядке рассылки готовых предметов (установление единства снабжения). Наконец, распорядительное делопроизводство являлось для начальника ГАУ, так сказать, контролирующим органом, наблюдающим за своевременным выполнением заказов и за ходом снабжения; с этой целью на делопроизводстве лежал сбор сведений о ходе заготовительных операций и о ходе снабжения (повседневная статистика).

На практике распорядительное делопроизводство не могло выполнять в толпой мере всех обязанностей, возложенных на него по Положению, утвержденному 7 (20) сентября 1914 г., но оно принесло несомненно большую пользу как статистико-распорядительный объединяющий орган, значительно облегчивший труд начальника ГАУ по наблюдению за подведомственным ему заготовлением и боевым снабжением.

Техническая часть ГАУ по-новому о ней Положению состояла из канцелярии и артиллерийского комитета с главным артиллерийским полигоном, лабораториями и чертежной.

На техническую часть возлагались, как и по-прежнему Положению:

«1. Разработка и обслуживание вопросов и предположений, касающихся теории, техники и практики артиллерии, а также и предметов вооружения армии, и руководство исследованиями и опытами по всем вопросам.

2. Рассмотрение новых изобретений л разных предположений, до усовершенствования техники артиллерийского дела касающихся.

3. Разработка, и обсуждение различных специально артиллерийских уставов, руководств и постановлений, а также инструкций и программ.

4. Разработка и обсуждение вопросов, касающихся артиллерийского образования.

5. Распространение научных сведений между офицерами артиллерии».

Артком, как видно из схемы 1 (см. приложение 1), разделялся на 5 отделов с комиссией по применению взрывчатых веществ при II отделе и с частью по изданию уставов, руководств и наставлений при III отделе.

Обращает на себя внимание организация III отдела боевой подготовки и организации.

Отдел этот состоял из трех частей:

1. Полевой и тяжелой артиллерии – для разработки всех вопросов, связанных с боевой подготовкой полевой артиллерии.

2. Крепостной артиллерии – для разработки всех вопросов, связанных с боевой подготовкой крепостной артиллерии.

3. Организационной – по вопросам, касающимся организации и вооружения всякого рода артиллерии.

Артком в целом являлся по существу чисто научно-техническим артиллерийским учреждением, для которого вопросы боевой подготовки и организации строевых частей артиллерии были в значительной мере чуждыми. В числе членов Арткома, по крайней мере в 1915 г., вовсе не было лиц, сведущих в этих вопросах. Сам начальник III отдела ген. Шмидт-фон-дер-Лауниц был специалистом по разного рода механическим, электротехническим и оптическим вспомогательным приборам для стрельбы береговой (крепостной) артиллерии; оп получил известность изобретенными им дальномерами для береговой артиллерии. Постоянные члены III отдела ген. С. Т. Беляев и В. А. Микеладзе, единственные среди членов Арткома причастные к делу боевой подготовки артиллерии, находились на командных должностях В действующей армии.

Наличие III отдела при Арткоме ничем не оправдывалось и являлось каким-то недоразумением; круг его обязанностей даже не соответствовал основному положению о технической части ГАУ, по которому разработка вопросов боевой подготовки и организации артиллерии на техническую часть ГАУ не возлагалась.

Порядок направления п решения дед в Арткоме, установленный по новому Положению, в общем был согласован с проектом преобразования Арткома, составленным в ГАУ еще в 1912 г. Согласно Положению отделы арткома должны были приблизиться к живому производственному делу техники на заводах и к соответственным отделениям ГАУ и работать в непосредственном общении с теми и другими, разрешая большинство дел без обсуждения в общих собраниях – быстро, с проявлением инициативы и не плодя излишней переписки. Эти мысли законодательства не получили должного осуществления на практике, и в Арткоме оставались рутина и канцелярская волокита..

Права и обязанности начальника и прочих чинов ГАУ, установленные новым Положением, почти ничем не отличались от прежних.

Несколько расширены были только обязанности начальников отделов, которые по Положению являлись «ближайшими помощниками начальника ГАУ по развитию и усовершенствованию всех отраслей артиллерийского дела, составляющих предмет ведения ГАУ». С особою подробностью регламентированы были в Положении обязанности начальника отдела технических артиллерийских заведений.

Порядок делопроизводства в ГАУ оставлен был прежний, т. е. рутинно-канцелярский.

Между прочим, в новом положении о ГАУ сохранена была старая статья, вменяющая в обязанность начальника отделения и равных ему по правам должностных лиц «доносить военному министру, не скрепляя бумаг и докладов», о тех случаях, когда «начальником ГАУ или начальниками отделов и частей даны будут разрешения по делам, несогласные с законом и наставлениями военного министра или отменяющие их»…

Таким образом, эта статья предоставляла начальникам отделений право доклада по всем сколько-нибудь серьезным или сомнительным вопросам и получения указаний от начальника ГАУ.

Вследствие этого начальник ГАУ имел не только 10 разных докладчиков, показанных на схеме 1 (приложение 1), но и всех начальников отделений и делопроизводств ГАУ; кроме того, начальнику ГАУ периодически докладывали непосредственно ему подчиненные начальники артиллерийской академии и училищ, офицерской артиллерийской школы, технических артиллерийских заведений и школ.

Достаточно взглянуть на ту же схему, чтобы убедиться в невозможности для начальника ГАУ целесообразного управления подчиненным ему сложным аппаратом при свыше 30 непосредственных ему докладчиках.

В целях усиления производительности заводов артиллерийского ведомства и ускорения получения предметов, заказанных другим заводам, ГАУ понижало требования технических условий на прием различных предметов; работа заводов производилась в три смены не прерываемая ни праздниками, ни ремонтом механизмов и пр.

ГАУ заказало множество предметов боевого снабжения, в особенности огнеприпасов, не только русским казенным и частным заводам, но и заграничным. ГАУ, конечно, не могло исправить такие ошибки в подготовке обороны государства, как отсутствие плана мобилизации промышленности, который должен быть выработан еще в мирное время, или отсутствие правил, обеспечивающих казенные заводы от опасности перерыва их деятельности в военное время, и пр.

Результаты мероприятий ГАУ могли сказаться лишь через несколько месяцев. Между тем вследствие наступившего снарядного голода продолжалось беспрестанное давление с фронта, крайне возбуждавшее общественное мнение, требовавшее подачи снарядов в армию и усиления заказов без всяких рассуждений.

Все это в связи с действительно ничтожной производительностью снарядной промышленности и почти полным отсутствием понимания этого дела у лиц, возглавлявших военное ведомство, приводило к тому, что ГАУ оказывалось единственно виновным в необеспеченности армии снарядами, а руководители ГАУ неспособными пополнить недочеты боевого снабжения.

В конце 1914 г. комендант Кронштадтской крепости ген. Матвеевский был назначен наблюдающим за исполнением артиллерийских требований действующей армии, т. е., иначе говоря, наблюдающим за работой ГАУ.

1 января того же года решено было образовать Особую распорядительную комиссию по артиллерийской части в целях «установления действительной связи между действующей армией и органами, ведающими изготовлением и снабжением предметами артиллерийского имущества».

Положение об Особой распорядительной комиссии было утверждено 15 февраля 1915 г., причем в § 1 Положения было указано, что образование означенной комиссии не изменяет установленного законом порядка направления всех заготовительных вопросов через Военный совет.

На комиссию возлагалась обязанность «всеми мерами способствовать обеспечению действующей армии предметами артиллерийского снабжения, почему ее наблюдению и контролю подлежат все действия довольствующих учреждений».

Комиссия обязана была наблюдать и проверять деятельность как ГАУ и подведомственных ему органов и лиц, так и всех причастных к заказам ГАУ частных и казенных учреждений и заведений других ведомств в отношении всего, касающегося снабжения и своевременной доставки в действующую армию и т. д.

На председателя комиссии возлагались обязанности:

а) предъявлять ГАУ и подведомственным ему органам требования армии по части артиллерийского снабжения и настойчиво добиваться скорейшего их осуществления; б) требовать от подлежащих органов сведения о нуждах действующей армии по артиллерийскому снабжению; в) своевременно принимать меры в тому, чтобы артиллерийское снабжение велось вполне успешно, «указывая все средства как внутри империи, так и за границей и применяя все способы к незамедлительному удовлетворению этой потребности».

Председателю комиссии предоставлялось право лично, через его помощника или через членов комиссии: а) проверять работы всех управлений, учреждений и заведений, ведающих изготовлением приобретением или доставкой в армию предметов артиллерийского снабжения; б) осматривать и контролировать работы на заводах, в мастерских, на складах и т. п., принадлежащих как частным лицам, так и другим казенным ведомствам, получивших заказы от ГАУ для действующей армии. Но в § 8 Положения была сделана оговорка, что «контроль и вообще отношение к частным и казенным заводам и фабрикам не должны выходить из рамок действующих законоположений, высочайше утвержденных постановлений совета министров и междуведомственных соглашений».

Оговорки в §§ 1 и 8 Положения в значительной мере связывали свободу деятельности комиссии.

Большинство обязанностей Особой распорядительной комиссии являлось по существу дублированием обязанностей ГАУ. Поэтому и по другим соображениям, о которых будет сказано ниже, с назначенном ген. Поливанова военным министром деятельность комиссии была признана излишней; комиссия была упразднена к июлю 1915 г.

Несмотря на краткость своего существования – около ^1/2 года – ей все же удалось достигнуть весьма значительных результатов. Комиссия предприняла ряд мер, сильно поднявших производство предметов боевого снабжения в России; ею были исчерпаны почти все возможности единовременных покупок и исполнимых контрактов на те же предметы за границей.

Плены комиссии путем объездов п личных посещений ознакомились с действительными нуждами русских заводов и учредили фактический контроль над их деятельностью.

Рассмотрев заграничные заказы, председатель комиссии пришел к выводу, что заключенные с заграничными фирмами контракты совершенно невыполнимы в обусловленные сроки, которые он считал «обманными». По донесениям приемщиков, большинство иностранных заводов ко времени учреждения комиссии не начинало производства, «но только приступало к оборудованию новых заводов». Союзные же правительства, несмотря на свои заявления, что они принимают все меры к добросовестному выполнению их заводами русских контрактов, «пе только не способствовали нам, но даже косвенно препятствовали заводам в исполнении ими своих работ, заботясь, конечно, главным образом, о снабжении своих армий».

В действительности большие опоздания в изготовлении заграничными заводами заказанных им предметов для русской армии превзошли все самые пессимистические ожидания.

Комиссией выработан был план осуществления общих мер к увеличению производительности русских заводов, работающих па оборону: в отношении обеспечения их топливом, личным техническим составом и рабочими; в отношении технических облегчений и усовершенствований, имевших целью увеличение выхода изделий; по изготовлению химических и взрывчатых веществ; по заготовлению траншейных орудий с огнеприпасами к ним и пр. Комиссия стремилась к объединению разрозненной деятельности военного и морского ведомств по заготовлению и распределению предметов боевого снабжения, в особенности пороха и взрывчатых веществ.

Кроме того, председатель комиссии руководил делом формирования новых батарей (в том числе зенитных), производившегося вне театра военных действий, распределением орудий, требующихся на фронт из крепостей, и т. д.

15 (28) февраля 1915 г. главковерх телеграфировал председателю Распорядительной комиссии, что все дальнейшие неудачи безусловно будут последствием недостатка пушечных патронов и винтовок. На это последний ответил, что, «вполне сознавая то критическое положение, в котором находится армия…», однако, обследовав вопросы арт-снабжения, он пришел к убеждению, что все мероприятия к ускорению арт-снабжения «смогут дать благоприятные результаты только в будущем». Обследование ген. Маниковского показало, например, что производительность наших оружейных заводов может быть поднята пе раньше, как через шесть месяцев.

22 февраля (7 марта) того же года главковерх вновь телеграфировал председателю Распорядительной комиссии: «Положение очень серьезно, недостаток пушечных патронов критический; подача замедлена, фронты нервно настроены, возможна серьезная неудача от недостатка патронов; между тем успех во многих местах вполне возможен; нужны сверхмеры».

По распоряжению председателя комиссии собраны были со всех заводов готовые снаряды, не дожидаясь требуемых испытаний, и в течение второй половины февраля было отправлено в армию 212 000 пушечных 76-мм патронов.

К весне 1915 г. недостаток боевых припасов в действующей армии достиг крайнего предела, о чем главковерх непрестанно телеграфировал председателю Распорядительной комиссии. Признано было необходимым поставить во главе ГАУ нового начальника. 25 мая (7 июня) 1915 г. начальником ГАУ был назначен ген. Маниковский.

При Маниковском колоссальные многообразные требования войны осложнили деятельность ГАУ свыше всяких предположений. По мере увеличения или возникновения новых требований видоизменялась организация ГАУ, штаты его непрерывно расширялись без определенного, заранее предусмотренного плана. К концу мировой войны, в мае 1917 г., когда ген. Маниковского, назначенного помощником военного министра по снабжению, заменил ген. Лехович, ГАУ представляло чрезвычайно сложный и громоздкий организм, как эго видно на прилагаемой схеме 2 (приложение 2).