Глава 1
Собеседование с Алевтиной Павловной
Странное название для кофейни, не правда ли? Вот и я подумала об этом, когда прочитала объявление о работе на одном из сайтов: «Мы ждем в нашу чудесную кофейню «Потерянные души» бариста. Если ты молод, креативен и по-настоящему любишь кофе, приходи к нам. Мы с радостью научим тебя делать великолепный кофе, если у тебя нет опыта. Мы предлагаем удобный сменный график, достойную зарплату, интересное общение и возможность участвовать в конкурсах для раскрытия своего таланта. Мы обязательно подружимся, если ты любишь кофе, нестандартно мыслишь и готов удивлять своим искусством приготовления этого волшебного напитка». Я молода, у меня нет опыта работы, я, не задумываясь, откликнулась на эту вакансию, будучи абсолютно уверенной в том, что мне не перезвонят.
Кофейня располагалась довольно далеко от моего дома, но, так как я искала работу уже больше двух месяцев, то решила не придавать этому значения. Я зашла на сайт этой кофейни и увидела, что, несмотря на жутковатое название, кофейня ничем не отличается от десятка подобных заведений, разбросанных по всему городу. Да, зал можно было назвать красивым. Его интерьер был выдержан в стиле начала двадцатого века: обилие кованых цветов и птиц, круглые столы, стулья, обитые тканью. Мое внимание привлекло старое пианино с двумя подсвечниками, стоявшее в небольшой нише и большие настенные часы с маятником, наверное, семидесятых годов двадцатого века, купленные, очевидно, на одной из барахолок. Такие же часы висят в нашей гостиной, и такое же пианино стоит в моей комнате.
Тем же вечером мы с тетей сидели в гостиной и играли в карты, часы пробили девять и я, взглянув на них, вспомнила об объявлении и рассказала тете о странном названии кофейни.
– Хм, «Потерянные души», – глядя на свои карты, пробормотала тётя, – название, безусловно, запоминающееся, наверное, посетители чувствуют себя особенными, когда приходят туда. На это и рассчитано. А сколько платят?
– По результатам собеседования.
– Но ведь ты же не умеешь готовить кофе, зачем ты им нужна?
– Ах, Саша, что значит, «зачем я им нужна»? Я должна думать о том, зачем они мне нужны. У меня заканчиваются сбережения.
Тетя внимательно посмотрела на меня поверх своих карт.
– Ну, голодать ты не будешь, крыша над головой у тебя есть, ты не в лохмотьях. Может быть, стоит поискать еще что-нибудь, не со столь экстравагантным названием.
– В любом случае, если мне позвонят, я съезжу на собеседование, а потом буду решать.
– Ну-ну.
Не люблю это её «ну-ну». Иногда моя тётушка ведет себя так, как будто всё знает о жизни, обладает редкостной прозорливостью и добилась невероятного успеха в жизни. Когда с нею разговариваешь, чувствуешь себя младенцем. И это не только мое впечатление. Я думаю, именно из-за своего высокомерия и тщеславия, моя тетя к своим сорока годам ни разу не была замужем. Нет, она не мужененавистница, но искренне считает, что мужчины невероятно глупы. «Как это им в жизни всё сходит с рук, – сказала она мне однажды. – Они пускаются в авантюры, могут пить, курить, бродить темной ночью по сомнительным местам и всё равно занимают должности и больше зарабатывают, чем самая умная женщина с безупречной репутацией». На подобные замечания тёти я всегда говорю нечто вроде: «Да, мир несправедлив».
Мне позвонили на следующий день, и я поехала на собеседование. К концу дня жара спала, и вечер был чудным. Кофейня располагалась у проезжей дороги, ведущей из города, и очень отличалась от домов вокруг. Дорога проходила через частный сектор. Наверное, когда-то эта улица была многолюдной, но теперь она была пустынна. Эта улица напомнила мне улицу в небольшом городке, где я жила в детстве: те же старые деревянные дома с яркими клумбами цветов перед окнами, тропинки вместо тротуаров и высокие липы, словно отгораживающие дома от проезжей дороги. Кофейня выделялась на фоне остальных домов. Возможно, когда-то это был коттедж, построенный, очевидно, в девяностых годах, с характерной для того времени причудливой архитектурой. Здесь были и две прямоугольные белые колонны на входе, высокие узкие окна первого этажа, и окна во всю стену мансарды, две миниатюрные крытые башенки, наверху которых трепетали маленькие флажки, неопределенного цвета. Стену дома продолжал кирпичный забор из серого камня, увитый диким виноградом, он заканчивался с началом границы соседнего участка, на котором стоял заброшенный дом с кое-где выбитыми стеклами на окнах.
Когда я вошла в кофейню, я увидела около стойки заказов женщину лет шестидесяти и почему-то сразу решила что она и есть директор кофейни. Это была довольно высокая худощавая женщина, державшаяся невероятно прямо, с короткой стрижкой, с ярко накрашенными губами в легком платье и на высоких каблуках. Когда я спросила у официанта, где я могу увидеть Алевтину Павловну, он тут же подвел меня к этой женщине.
– Да-да, вы вовремя, – сказала она, оглядывая меня с ног до головы и снисходительно улыбаясь. – Пройдемте.
Мы вышли из зала, и стали подниматься по узкой крутой лестнице на третий этаж. На третьем этаже был небольшой коридор, весь увешанный какими-то черно-белыми фотографиями и грамотами в рамках, заканчивался он двумя дверями, располагающимися друг напротив друга.
– Нам сюда, – сказала женщина, открывая правую дверь, и когда я вошла в комнату следом за нею, я очутилась в полумраке старой мансарды.
Мы прошли еще немного, не обращая внимания на людей, сидящих по углам за маленькими столиками, и зашли в кабинет.
– Прошу вас, садитесь, – сказала Алевтина Павловна, указывая на стул около стола. – Вы курите?
– Нет.
Она открыла окно и закурила.
– Анастасия Сергеевна, не так ли? – спросила она, обернувшись ко мне. – Вчера поздно вечером вы откликнулись на наше объявление. Скажите, что вас привлекло в нем?
– Оно мне показалось необычным. Как и название кофейни.
– А-а! Как вы его находите?
– Я думаю, оно звучит забавно.
– Забавно! – она усмехнулась. – Мы открылись этой весной, работаем недавно, как вы можете понять, но у нас уже есть постоянная клиентура. В нашей команде работают профессионалы. Скажите, Анастасия Сергеевна, какова основная цель работы любой организации?
– В современном мире, боюсь, что основной целью, по-прежнему, остается получение максимальной прибыли.
– Почему вы использовали слово «боюсь»?
– Потому что это не всегда правильно, не всегда оправданно. Может быть, организация, как и человек, должна преследовать и еще какие-то цели, кроме обогащения.
– Вы интересно мыслите и вы мне нравитесь. Да, у нас есть еще одна цель, помимо получения прибыли от своей деятельности. Мы даем возможность людям избавиться от одиночества. В нашем кафе встречаются с друзьями, делятся идеями, занимаются творчеством, признаются в любви, назначают свидания и расстаются, отмечают значимые даты. Это не семейное кафе, не молодежное. Это кафе для людей, которые ищут себя, хотят остановиться и подумать о том, что им делать дальше. Всё это требует создания определенной атмосферы. У нас нет громкой музыки, игровой комнаты, телевизоров, нет доступа в интернет. На первый взгляд может показаться, что мы отброшены на сто лет назад, но именно это ощущение нам и хочется создать. Человек перегружен информацией, у нас он должен чувствовать спокойствие, радость. Поэтому к работникам кафе у нас тоже есть определенные требования: у девушек должен быть спокойный макияж, аккуратные прически, форму мы предоставляем, неспешность в движениях, разговаривать необходимо тихим спокойным голосом. Работать нужно будет без суеты, пустой беготни и перебранки между собою.
Она потушила сигарету в пепельнице и вышла. Вернувшись через две минуты, она села за свой стол и взяла в руки мое резюме.
– Вы оканчивали исторический факультет, – сказала Алевтина Павловна, посмотрев на меня, – почему вы идете работать бариста?
– Я не хочу работать в школе, в музеях города пока нет вакантных мест, работа в офисе меня мало привлекает, я люблю общение с людьми, люблю наблюдать за ними.
– Вы любите кофе? У вас есть дома кофе-машина?
– Нет. Признаться, я люблю чай.
В комнату вошла девушка, на подносе у неё было пять пронумерованных бумажных стаканчиков с кофе. Расставив их на столе, она удалилась. Алевтина Павловна взяла лист бумаги, ручку и передала их мне.
– Давайте немного поиграем, – сказала она. – Перед вами пять стаканчиков с кофе под номерами. Допустим, у вас с собой тысяча рублей. Расценки условны и никак не соответствуют текущим ценам, но, чтобы было легче, напротив каждой цифры стаканчика напишите, сколько бы вы заплатили за этот кофе. Может быть десять рублей? Может быть девятьсот? Разброс может быть любым. Согласны на дегустацию?
Я сделала из каждого стаканчика по глотку и написала на бумаге те цифры, которые мне пришли в голову, не задумываясь над тем, правильными они будут или нет.
Она взяла лист бумаги.
– Ну что же, вы нам подходите. Какие у вас есть вопросы?
Меня удивила зарплата, мне она показалась невероятно высокой. Да, конечно, я знала, что не всегда платят столько, сколько заявляют на собеседовании, но все же озвученная сумма вскружила мне голову. График работы был 2/2 с 10 утра до 10 часов вечера. Возможны подработки, если вдруг устраивается какое-нибудь мероприятие. Я согласилась.
Трудовые будни
– Ах, если бы мне было снова двадцать четыре года, уж я бы не работала в кафе с подобным названием, – сказала Саша, срезая в саду астры.
– Знаю, знаю, – ответила я ей, принимая букет и усаживаясь с ним на старую деревянную лавку. – Но что поделаешь, такая уж я есть.
– Нет, серьезно, – продолжала она, садясь со мною рядом, – разве тебя не настораживает название?
– Они оригиналы, возможно, только и всего. Каждый хочет как-то выделиться из толпы. Сейчас не так-то легко привлечь людей, все слишком избалованы.
Саша поежилась, словно от холода.
– Может быть, ты права, – сказала она. – Зарплата действительно неплохая, а уйти можно в любой момент. Надеюсь, никакого договора ты с дьяволом подписывать не будешь.
– Я уже подписала и завтра выхожу на работу. Знаешь, что меня чуть-чуть настораживает? Это то, что эта женщина как будто видит меня насквозь.
– Ну, для этого не обязательно быть дьяволом, у тебя слишком простодушное выражение лица. Не обижайся, я тоже когда-то была такой, – Саша вздохнула и добавила: – А потом постарела.
По тропинке не спеша шел наш рыжий Мурчик, Мурлыка. Саша взяла его на руки и, несмотря на его протесты, посадила к себе на колени.
– Он тебе больше не звонил? – спросила она вдруг.
– Нет.
– Может быть, с ним что-нибудь случилось?
– Может быть, я просто ему не нужна?
– Но все же странно вот так расстаться. Вы так долго встречались. Я думала, вы поженитесь, и я снова буду жить одна.
– Я никогда не выйду замуж.
– В этом я тебя полностью поддерживаю. Знаешь, замужество – это все ни к чему. В наше время женщина вполне может сама себя обеспечить. Умная женщина никогда не будет скучать, – Саша задумчиво гладила кота по голове. – Они того не стоят. Нашего внимания, наших волнений, тем более, наших слез. А сколько работы? Это же ужас, когда слышишь на работе, сколько замужние женщины, я не побоюсь этого слова, вкалывают. Целый день на работе, а потом готовка, уборка, глажка, у них нет времени на себя, ну вот нисколько. И надо ведь еще выглядеть хорошо. И даже быть в хорошем настроении.
– Да, без мужчины лучше.
– Однозначно лучше. Вот что мы сегодня будем ужинать?
– Не знаю. Может быть, творожок и попьем чаю с печеньем?
– Прекрасная мысль! А если бы ты жила с ним, ты бы уже помчалась к плите жарить мясо, варить картофель и делать салат.
– Становится холодно, пойдем в дом?
– А может быть, есть смысл позвонить ему самой? Ты не думала об этом?
– Нет, ни за что! Если все кончено, то все кончено.
– Да, ты права. Знаешь, в отношениях инициатором должен быть мужчина. Он должен делать и первый шаг и последующие. Их избаловали женщины предыдущих поколений: и в любви им признавались, и встречи устраивали, и соперниц устраняли – вот, пожалуйста, одни мужчины зазнались, другие стали инфантильными.
Вечером я немного поиграла на пианино и легла на кровать, включив ночник. В окно стучались ночные бабочки. Поначалу, в первые дни приезда сюда, я боялась этого стука, как будто стучится какой-то человек, а потом привыкла. Я лежала на узкой кровати, смотрела на полку, всю уставленную любовными романами, и вдруг поймала себя на мысли, что завтра не хочу выходить на работу. И почему я согласилась? Могла найти себе работу в офисе, могла подыскать что-нибудь другое. Но, решение принято, нужно работать.
Месяц пролетел незаметно. Я быстро освоилась, работа была несложной и я почти не уставала. Правда, через две недели, после приема на работу, я неожиданно для себя почему-то поссорилась со своей начальницей Дашей. Она ни с того ни с сего стала говорить мне, что я неправильно варю кофе, не умею общаться с людьми, в общем, все закончилось тем, что я ей ответила, возможно, не совсем так, как она ожидала, может быть, даже резко. Я не придала этому большого значения, но на следующий день, девочки-официантки то и дело подмигивали мне и хихикали, бросая на ходу:
– Правильно, устроила бунт!
– Да, нечего терпеть.
Мы получили аванс. Касса располагалась в подвале дома (он назывался «цокольным этажом»), когда женщина-кассир отсчитывала мне три тысячи рублей, она спросила:
– Как тебе работается, Настя?
– Нормально.
– А как Даша?
– Она немного странная.
И здесь Людмила Васильевна вдруг сделала большие глаза и зашептала:
– Будь осторожна! Будь начеку с ней! Она ужасный человек, всех здесь сжирает, никто не выдерживает.
– Да вроде бы она нормальная на вид.
– Это только видимость. У неё здесь знакомства, поэтому она считает, что ей все можно. Да, ей здесь всё можно. Ха-ха-ха! Она сожрёт тебя, вот увидишь!
– Я всего лишь бариста.
– Хм, а это неважно, милая. Совсем неважно. Но я тебе ничего не говорила.
Я забрала деньги и вышла из маленького кабинета. По сравнению с Людмилой Васильевной странности Даши не казались серьезными. Меня настолько удивили слова кассира, что я даже забыла возмутиться таким маленьким авансом. Зарплата выплачивалась четырнадцатого числа, следующего за отработанным месяцем. Теперь мне казалось, что это невероятно долго. Хорошо, что папа накануне перевел мне немного денег на карту, хорошо, что я живу с тетей, а не одна, иначе я просто не представляю, как бы я выкручивалась.
Я люблю наблюдать за людьми. Но публика, которая посещала наше кафе, мне вскоре надоела. В основном это были люди, живущие неподалеку в коттеджах. Как-то вечером я прошлась по переулку, чтобы посмотреть, куда он ведет, и удивилась, какие же странные дома были там: с лепниной, с башнями, с ангелами и горгульями, около одного дома к двери через маленький ров вел настоящий подъемный мост. Были и дома, похожие на аквариумы, стены которых, казалось, были полностью сделаны из стекла. Я остановилась, пораженная, около одного из таких домов. За стеклом стоял мужчина и пристально смотрел на меня так, как будто я была в кадре фильма. Я видела всю обстановку его комнаты, даже лестницу, ведущую на второй этаж. Этот человек был как-то странно одет. Потом я заметила, что он тоже приходил в наше кафе, обычно под вечер, когда начинало смеркаться. Он садился около окна, заказывал чайник черного чая и поджаренный хлеб с ломтиками сыра, доставал какой-то блокнот, в кожаном переплете и перелистывал его, наверное, с час, каждый раз будто впервые читая свои записи. Тогда мне показалось, что он просто делает вид, будто читает, а на самом деле он кого-то ждет.
По утрам приходила девушка лет двадцати пяти, всегда одетая в спортивный костюм. Она заказывала завтрак, часто омлет и простейший салат из овощей. Был еще один пожилой мужчина, лет семидесяти, он приходил примерно в четыре часа дня словно для того только, чтобы бесплатно прочитать газету, которые закупались нашим управляющим кафе. На нем был старый костюм, он носил шляпу и, удивительно, при нем даже была трость, которую он однажды чуть не забыл, и нашему официанту пришлось догонять его на улице.
– У него на пальце был перстень, вот с таким камнем, представляете? – рассказывал наш официант, вернувшись с улицы. – В наше время кто носит такие кольца? Тем более мужчина. Тем более в его возрасте. Нет, как хотите, а за ним я больше не побегу.
В один из дней я стояла за стойкой, когда увидела, как из-за двери, ведущей вглубь дома, вышла девушка, держа в руках картонную коробку, и остановилась ненадолго перед нами.
– Ребята, до свидания. Я не могла не попрощаться с вами.
Мы пожелали ей удачи, и она снова скрылась за дверью: персоналу нельзя было заходить и выходить из кафе через парадный вход.
Лиля – девочка, которая работала со мною, – сосредоточенно вытирала чашки.
– Как жаль, – сказала она тихо. – Хорошая была девчонка.
– Только строила из себя слишком много, – добавила Даша с металлическим оттенком в голосе. – Пусть поищет удачи в другом месте, раз здесь её что-то не утраивает.
Я плохо знала эту девушку, у меня не было случая поговорить с нею, я даже не знала, какую работу она здесь выполняла, тем более не знала, почему она уволилась.
Работать за стойкой мне надоело, кроме того меня раздражала моя начальница, поэтому, когда на следующий день Алевтина Павловна вызвала меня к себе в кабинет и предложила место уволившейся девушки, я согласилась его занять.
Итак, теперь я работала в мансарде на третьем этаже вместе с еще пятью профессионалами, сидящими вдоль стен. Все они были моими ровесниками, легкие в общении, доброжелательные, правда, все немного странные. Основная странность была в их внешнем виде, здесь не то чтобы не было никакого дресс-кода, но не было даже общего стиля: кто-то приходил в тренировочном костюме, кто-то в вечернем платье с длинным вырезом на спине, кто-то одевался как учительница начальных классов, татуировки и экстравагантные стрижки были у многих. Поначалу мне действовал на нервы жуткий вой собаки, начинавшийся ровно в одиннадцать часов дня и заканчивающийся в половине двенадцатого (я уже говорила о том, что кафе располагалась в частном секторе на одной улице с ветхими домами, в которых, наверное, обитали неблагополучные люди). Мне было ужасно жаль эту несчастную собаку.
Когда я села за свой столик около одной из стен, я решила разложить свои вещи в своей тумбочке. В её ящиках не было ничего интересного: черновики, несколько фирменных значков, старые ручки и карандаши и еще блокнот, должно быть, девушки, которая работала здесь до меня. Я открыла его и пролистала: он почти весь состоял из записей трек-номеров логистических компаний, которыми пользовалась организация, цифры, подсчеты – словом, ничего интересного. На последней странице была нарисована девочка, так, как её бы нарисовал ребенок детского сада, и внизу была надпись: «Беги». Я засмеялась, у предыдущей девушки было хорошее чувство юмора. Бежать. Прекрасная мысль, но куда? Конечно, никому не хочется работать, каждый ищет что-то лучшее для себя. Иногда мы думаем, что жизнь удивительно проста: если у тебя есть высшее образование, ты не глупа, то ты можешь найти работу с хорошей зарплатой и через несколько лет сможешь даже построить карьеру в какой-нибудь организации. Не знаю почему, никогда у меня не было работы, с которой не хотелось бы сбежать спустя месяц. По сравнению с другими организациями, здесь не так уж плохо: работы немного, условия приемлемые, зарплата, наверное, будет точно такой же, как и у других работодателей, они ведь все, словно сговорившись, назначают одинаковую плату. О да, на собеседовании обещают зарплату намного выше, чем у других, но никогда не платят. Бежать не имеет смысла. Я выбросила блокнот в корзину.
Денис
Моего парня зовут Денис. Я постоянно думаю о нем, хотя мы расстались почти месяц назад, и я дала себе слово о нем больше не вспоминать. Саша говорит, что я полна предрассудков, но я ничего не могу с собой поделать. Не знаю, зачем я вообще начала с ним встречаться. На какой-то момент я просто забыла, что когда-то он был моим учеником. О господи, как сейчас я вижу его, сидящим за школьной партой во втором ряду и краснеющим каждый раз, стоит мне посмотреть в его сторону. Тогда мне было двадцать один год, у меня была практика в школе. Вообще-то, я должна была вести уроки в шестом классе, а не в выпускном, но заболела учительница истории и меня попросили провести несколько уроков в одиннадцатом. Им было семнадцать лет, мне двадцать один, я так боялась войти в класс, что мне даже приходило в голову выпить успокоительного перед уроком, к счастью, я этого не сделала. Не раз мне снились кошмары, что в классе меня никто не слушает, в меня летят бумажки и корки хлеба, мне грубят, меня оскорбляют, я просыпалась в холодном поту, но ничего подобного ни разу не было. Это были воспитанные дети, добросовестно рассказывающие выученные к уроку параграфы, задающие интересные вопросы, они были похожи на студентов, многие из них учились на подготовительных курсах в институте. Честно говоря, я забыла о них, как только закончилась моя практика. В этом году я встретила Дениса на городском пляже. У нас прекрасный пляж с чистым песком, вода в реке абсолютно прозрачна, а на противоположном берегу реки растут ивы, опуская свои ветви в воду. Летом на пляже можно встретить всех местных бездельников: женщин с детьми, подростков, играющих в воде, загорающих на солнцепеке девушек и парней. Он плавал в надувной лодке, лениво работая небольшим веслом. Я покачивалась на волнах на спине, глядя на крохотные облака на небе.
– Анастасия Сергеевна, если вы устали, забирайтесь в лодку! – крикнул он мне.
– Там не будет места.
– Что вы, я поплыву рядом.
Я согласилась. Этот хитрюга не плыл, на том участке реки было так мелко, что он шел по дну, толкая впереди себя лодку. У него карие глаза, ослепительная улыбка.
– А помните, как вы хотели поставить мне двойку?
– Нет.
– А я помню.
– И теперь ты хочешь меня утопить?
– Может об этом кто-то и мечтал из ваших учеников, но не я. Утопить вас – ни за что!
– Давай перейдем на ты.
– Не знаю, смогу ли я, осмелюсь ли.
Я брызнула в него водой и отвернулась, он рассмеялся.
– Раз уж ты когда-то был моим учеником, то я просто обязана поинтересоваться, чем ты сейчас занимаешься, работаешь или учишься?
– Учусь. Специальность: «Технологические машины и оборудование».
– О-о. Это слишком сложно, я ничего в этом не понимаю.
– А ты работаешь в школе?
– Нет, – я с минуту подумала, наврать или сказать правду и решила все же ответить правдиво: – Я нигде не работаю, пока. В поиске.
– Жаль, ты была неплохой учительницей.
– Спасибо.
– Ты совсем не изменилась.
– Как ты можешь помнить, ведь прошло три года.
– Но ты ведь меня узнала?
– Да, странно. Я как-то не подумала об этом. А может быть, я не узнала тебя, а просто устала и хотела прокатиться в лодке.
– О нет, ты слишком серьезна, чтобы забраться в лодку к незнакомому человеку.
– По-моему, ты меня идеализируешь, но все равно спасибо.
– А, по-моему, ты себя не ценишь, – шепнул он, наклонившись ко мне, и мне пришлось снова окатить его водой.
Потом я сидела на берегу и смотрела, как он причалил к противоположному берегу, сдул лодку и скрылся в зарослях ивняка. Минут через двадцать он уже бежал по навесному мосту обратно, что-то держа в руках. Оказалось, что это была земляника в небольшой раскрашенной миске. Она была невероятно вкусной. Мы сидели на покрывале и смотрели на воду, как плескаются у берега дети.
– Ты, наверное, почти каждый день здесь, – сказала я.
– Да. А ты совсем белая.
– Ко мне плохо пристает загар.
Было ощущение, как будто мы знакомы несколько лет. Мы прогулялись вдоль берега, болтая о пустяках, было почти пять часов вечера, когда я решила вернуться домой. Он проводил меня до моего дома, мы остановились под цветущими липами, он дотронулся до одного из цветков, поднес его к лицу.
– Ты придешь завтра? – спросил он.
– Не знаю.
– Во сколько?
– В четыре, – засмеялась я, он рассмеялся в ответ и мы расстались.
Он прекрасный человек. Добрый, чуткий, заботливый и красивый. Но он так молод! Он невероятно молод. Саша говорит, что четыре года – это смешная разница в возрасте, но это невероятная разница, когда тебе двадцать четыре года, а ему двадцать, когда ты сменила несколько работ, пожила одна, а он еще студент, проводящий каникулы у бабушки. Нет, это невозможно. Между нами ничего не может быть серьезного. Мне нужно думать о будущем. Я не хочу быть учительницей, нет, не в отношениях с мужчиной. А с ним я иногда чувствую себя так, как будто это мой ученик, верящий каждому моему слову. Я даже обмануть его не могу, потому что невозможно обмануть того, кто так искренне тебе верит, это как обидеть котенка, выгнать из дома щенка в дождь. Мне нужен взрослый самостоятельный мужчина, который сможет защитить, который сможет обеспечить, за которым я буду как за каменной стеной. Так что прочь все воспоминания, сомнения, он еще встретит свою судьбу, свою настоящую любовь, у него все будет хорошо. И у меня тоже.
Очень загадочный человек
– Не нравится мне то, что ты задерживаешься на работе допоздна, – сказала как-то Саша, когда я в очередной раз пришла с работы в десятом часу вечера.
На улице шел дождь, был тот холодный осенний день, когда особенно не хочется выходить из дома, день, когда ты возвращаешься с работы домой и думаешь только о горячей чашке чая. Саша сидела в гостиной и раскладывала на столе очередные пазлы. Никогда не понимала, как можно проводить вечер за таким скучным занятием. Так как с работы я решила немного сократить путь и пройти переулками до ближайшей остановки, то вид у меня был не только уставший, но и продрогший. Я села напротив неё с чашкой чая и бутербродом, ужинать не хотелось. Она снова посмотрела на меня и сокрушенно покачала головой.
– Что, так плохо выгляжу? – спросила я.
– Как тебе сказать. Ты только не обижайся. Но вид у тебя изможденный. Может быть, тебе стоит взять отпуск за свой счет?
– Ты думаешь, мне его кто-нибудь даст?
– Сколько они тебе заплатили? Ладно, не говори, но хотя бы столько, сколько обещали на собеседовании?
– Конечно.
Это была неправда. Заплатили мне значительно меньше, чем оговаривалось на собеседовании, объясняя это тем, что я еще учусь и пока недостаточно проявила себя. Пока столько, когда у меня будет больше работы и обязанностей, зарплата, конечно же, увеличится. Предыдущая девочка работала лучше, она была более активна, коммуникабельна, чем я, и поэтому ей платили больше. Они удивлены, что те обязанности, которые она выполняла так легко, мне даются с таким трудом. Возможно, должно пройти какое-то время, чтобы я освоилась. Конечно, я понимала, что это обман, но не летать же мне с работы на работу, как будто я какая-то бесшабашная девица. Что скажут родители, если узнают, что я опять осталась без работы? Они так обрадовались, что у меня есть, наконец, постоянный заработок. Один месяц – не показатель. Возможно, в фирме действительно финансовые трудности и все наладится со временем. Может быть руководство право, у меня нет опыта работы в продажах кофе, возможно, я действительно работаю хуже других. Нет никакой гарантии в том, что уволившись из этой фирмы и устроившись в другую контору, там не возникнет точно такая же ситуация.
Но была и еще одна причина, по которой мне хотелось остаться. Мне было интересно. Каждый раз, когда я подходила к зданию кофейни, по моей спине пробегал холодок любопытства и страха. Здесь все были либо сумасшедшими, либо людьми, близкими к умопомешательству.
В этом я убедилась как раз в тот вечер, когда тетя так любезно заметила, что я стала плохо выглядеть. После окончания рабочего дня Алевтина Павловна решила провести собрание в комнате для переговоров. На нем должны были присутствовать все, кроме официантов и бухгалтеров, вот почему я задержалась. Собрание началось с подведением итогов за прошедший месяц, итоги были неутешительными и в этом были виноваты менеджеры отдела, в котором я работала помощницей одного из них. Я ничего не понимала из того, что говорили вокруг, потому что мне ничего не было известно ни о заключенных контрактах, ни о ценовой политике компании, ни о том, чего руководство хотело достичь, поэтому я сидела и чертила ручкой квадратики в своем блокноте, как вдруг я услышала крик. Алевтина Павловна кричала в таком отчаянии, что на минуту мне показалось, что завтра кофейня будет закрыта. На её дверях будет красоваться огромный амбарный замок, окна в ту же минуту покроются пылью, а вся мебель в этой самой комнате будет в паутине и в опавших осенних листьях, занесенных сюда через огромные дыры в полуразрушенной кровле. Марина – начальница нашего отдела – вдруг закрыла лицо руками и, пытаясь заглушить рыдания, выбежала из комнаты. Повисло тягостное молчание. Оно было недолгим. Слово взяла Даша, она говорила до тех пор, пока Алевтина Павловна снова не начала кричать:
– Вы понимаете, что вы наделали? Где эти цифры? Где прибыль? Если мы будем действовать так дальше, мы погибнем, и здесь никого не останется. Я пытаюсь объяснить вам всем, насколько положение серьезно, но вы не хотите даже понять, что происходит! Вы живете одним днем! – она налила себе воды и сделала несколько быстрых глотков. – Кто отвечает за «Мишку»?
– Марина, – сказал кто-то.
– Хорошо, сейчас она придет, и мы с ней это обсудим.
Спорили и кричали около двух часов. Наконец, совещание закончилось и все вышли в основную комнату и уселись за свои столы. Несколько сотрудниц поспешно писали заявления об увольнении, Марина срывающимся голосом что-то рассказывала своей подруге.
Для меня было загадкой, зачем на совещание вызывали меня, ведь мне не было задано ни одного вопроса, не было отдано ни одного распоряжения. Я чувствовала себя так, как будто побывала на бесплатном спектакле, но какова его цель мне было не понятно. После этого совещания никто не уволился, несмотря на написанные заявления, все вели себя так, как будто ничего не произошло, даже не обсуждали его между собой. Потом я узнала, что такие совещания проводились довольно часто, в зависимости от настроения Алевтины Павловны они могли быть раз в месяц, раз в неделю, несколько раз в неделю. Каждый раз на них кричали в какой-то странной горячке, что «все пропало», «мы должны найти выход», «мы закроемся завтра», а после этого выходили из комнаты чуть ли не просветленные, как будто нашли какое-то решение тем проблемам, которые сваливались на них каждый день непонятно по каким причинам.
Честно говоря, такой уж у меня характер, но поначалу мне даже нравилось слушать, как распекают начальницу моего отдела, но вскоре мне пришлось взглянуть на это несколько иначе. Марина, мужественно подавив рыдания, после совещания набрасывалась на подчиненных, как оголодавший людоед, а так как подчиненных у неё было немного и они предусмотрительно задабривали её каждый день конфетами, фруктами и комплиментами, недовольна она была, в основном, моей работой. Я все делала не так хорошо в своей работе, как делала мифическая девушка до меня. Обычно в полнейшей тишине раздавался её голос: «А почему…», и я чувствовала себя так, как будто обворовала фирму на несколько миллионов. В этом «а почему» было столько удивления, злости и угрозы, что у меня начинало сжиматься сердце, уши краснеть, а мысли крутиться в страшных догадках, где я могла совершить ошибку и почему. Честно говоря, ошибиться можно было везде, так как в отделе не было ни инструкций, ни регламентов, да что там, отсутствовал прайс и контакты клиентов. Вся информация была у Марины в голове и могла измениться каждую минуту, в обязанности помощницы было об этом тут же догадаться, а не надоедать пустыми вопросами.
– Знаешь, – сказала мне как-то Света во время обеда, помешивая рис в своем контейнере, – какие-то здесь все странные, ты не находишь?
– Да, нахожу, – согласилась я, чувствуя некоторое превосходство, что эти странности заметила спустя полтора месяца работы, а не спустя год.
– Нет какой-то легкости, – продолжала Света с оттенком легкой меланхолии в голосе, – какая-то гнетущая атмосфера. Мне здесь не нравится.
– Ты давно здесь работаешь?
– Четыре года. Раньше это был просто магазин, кафе работает с весны. Меня устраивает зарплата, надо платить кредит. Ты знаешь, что здесь отпуск раз в год не более двух недель?
– Нет. Мне говорили…
– Да, в отпуск ходить не приветствуется. Сразу же попросят уволиться, и, может быть, ничего не заплатят, ведь в договоре указан минимальный размер оплаты труда. Имей это в виду. И ни с кем не обсуждай здесь свою зарплату, за это тоже могут уволить. Вообще поменьше здесь общайся. Верить никому нельзя, запомни это. Ты сама потом все увидишь.
Света была единственной девушкой, с кем мне удалось наладить хоть какое-то общение. Она была спокойна, уравновешена и организована. Бесконечные перебранки и крики в нашей мансарде она называла «рабочим процессом» и я ни разу не видела, чтобы она хоть раз вышла из себя. Но разговаривать друг с другом в рабочее время было нельзя, если только две-три минуты обсудить рабочие вопросы. Я забыла сказать, что везде были камеры, не знаю, следил ли за нашей работой кто-нибудь, но искренне разговаривать там, где они были, конечно же, не хотелось.
На второй месяц работы Марина, очевидно устав от моей бесталанности, решила найти мне замену.
– Не волнуйся, работы хватит на всех, – сказала она мне, размещая объявление на одном из сайтов по поиску персонала, – я тебя возьму под свое опеку, в обиду не дам.
Стали приходить девушки и женщины всех возрастов. Меня удивило то, что выбор Марины остановился на женщине лет пятидесяти, с грубым громким голосом и явно увлекающейся алкоголем. Из комнаты для переговоров доносился её бас:
– Это понятно, можно быть хорошим человеком, но если она некоммуникабельна, то это проблема. Она должна работать тогда на другом участке. Нужно уметь, это самое, общаться с людьми.
В общем, спешно была введена новая должность и эта женщина, с чудным именем Диана, должна была руководить мною, но, как только она устроилась на работу, она неожиданно заболела и больше её никто не видел.
Обстановка на работе была напряженной, и она странным образом контрастировала с атмосферой, царящей в зале кофейни: приятная музыка, неспешные движения официантов, люди, лениво попивающие кофе – все говорило о благополучии, приятном досуге, спокойствии. Однажды в обеденный перерыв я заказала себе кофе с пирожным и села около окна. Я увидела, что на меня неотрывно смотрит тот странный мужчина из дома неподалеку. Мне стало неловко, и я отвернулась. Как вдруг он поднялся и подошел ко мне.
– Прошу меня извинить, если я вдруг покажусь назойливым, можно сесть за ваш столик?
– Вообще-то я хотела побыть одна.
– Я не займу у вас много времени, – он сел напротив меня. – Вы так грустны сегодня. Надеюсь, ничего страшного не произошло?
– Конечно, нет, У вас тоже не слишком веселый вид.
– Ну, с моей стороны в этом нет ничего странного.
Он махнул рукой с длинными тонкими пальцами, на одном из которых был старомодный перстень. Он был одет в свою обычную рубашку из тонкого полотна, обтягивающие брюки и сапоги с отворотами, едва доходящие до колен.
– Знаете, вы одеваетесь как человек, который живет в конце девятнадцатого века, – я запнулась, подумав, что сказала бестактность и зачем-то добавила: – Как будто вы только что вернулись со съемок исторического фильма.
– Да? Мне так нравится. Я думаю, что каждый может одеваться так, как он хочет, если он может себе это позволить.
– Да.
– У современного человека огромный выбор костюмов из разных эпох. Нужно только позволить себе носить то, что нравится.
– Я думаю, что, если вы наденете римскую тогу, вас не поймут, – засмеялась я. –Я знала одного юношу, который, насмотревшись фильмов, стал одеваться как один из героев фильма, он даже носил плащ, меч, кожаные перчатки, отпустил длинные волосы. В конце концов, он решил приходить так в институт, его попросили одеваться современно на лекции, даже грозили отчислением.
– Может быть, ему хотелось привлечь к себе внимание?
– Я думаю, он начинал жить в вымышленном мире. В мире, в котором если у человека есть меч, то это что-то да значит. В мире, где он мог быть смелым, мог постоять за себя.
– Жизнь очень скучная штука, – сказал он, отпивая немного кофе. – В ней все предсказуемо.
– Я бы так не сказала. А вообще скука – это тоже изобретение девятнадцатого века, её изобрели люди определенного класса, бездельники, одним словом.
– Вы им завидуете?
–О, конечно! Возможность не думать о том, какой будет твоя жизнь, что нужно сделать для того, чтобы она была нормальной – это же счастье. Вы говорите, что жизнь предсказуема. Ха. Представьте, что у вас денег на ближайшую неделю и больше нет ничего, нисколько, и я уверена, что вы быстренько взбодритесь.
–К сожалению, я не смогу этого представить. Вы очень мне напоминаете одну девушку. Поразительное сходство. Я даже подумал, что вы родственники.
– Да?
– Хотите, я покажу вам её портрет?
– Ну, давайте, у меня еще есть десять минут. Если вам от этого станет легче, вы станете веселее, то можете показать мне её портрет.
К моему удивлению, он снял цепочку, на котором был медальон и, открыв его, протянул мне. Внутри медальона был сделан портрет на эмали молодой женщины, одетой и причесанной так, как была бы причесана, наверное, крестьянка в девятнадцатом веке. Её волосы были спрятаны под косынку, она улыбалась, не размыкая губ.
– Очень интересно и оригинально, – сказала я, восхищенно. – Должно быть, это действительно вещь девятнадцатого века. Серебро. Эмаль. Да это стоит целое состояние.
– Ей нет цены.
–Подобные вещи можно купить в антикварном магазине, я знаю несколько в городе, иногда я прогуливаюсь по ним ради интереса. Недавно видела чудный сервиз начала двадцатого века, а еще карманные часы – настоящее искусство. Но, что касается портрета, то я не заметила никакого сходства. Вам известна история этой девушки?
– Да. Конечно, известна. Она исчезла в корчме на этой улице в 1883 году. Её звали Настя.
– Какая дурацкая шутка. Вы узнали у официантов, как меня зовут, и теперь так нелепо хотите произвести впечатление.
– Нисколько. Я не знал, как вас зовут, хотя предполагал, что вы здесь не случайно.
– О, прошу вас, не надо. Я надеюсь, кофе был без коньяка?
– Я подумал, может быть, она была вашей прапрапрабабушкой, родственницей, одним словом?
–Я обязательно спрошу у своей тети, может быть, ей что-то об этом известно. Вы меня заинтриговали. Послушайте, а почему вы носите её портрет?
–Я не хочу вас шокировать. Вы все равно этому не поверите, – сказал он, забирая у меня медальон. – К чему? Вы так скептически ко всему относитесь. В ваше время даже одежда другого фасона может вызвать подозрение. Но вы правильно догадываетесь, что портрет был сделан её возлюбленным, что он был богат и что это единственное, что у него осталось в память о ней.
–Вам это рассказали в антикварном магазине. Конечно, чего не выдумаешь, чтобы продать дорогую вещицу. Несчастная любовь, не правда ли? Она утопилась, потому что он на ней не женился, да?
– Не совсем так. Она бесследно исчезла. В последний раз её видели в корчме на этой улице.
– И где же стояла эта корчма?
– Здесь. На этом самом месте. Здесь подавали пирожки, яблоки, жареных цыплят, здесь продавали настоящий квас. Вы не представляете, какая разношерстная публика здесь была: мелкие купцы, ямщики, и всякие темные личности, с которыми никогда бы не заговорил человек благородного звания.
– Но вы бы заговорили.
–Тогда жизнь не была предсказуемой, в ней могло произойти все, что угодно. Вы, наверное, опаздываете на работу, Настя.
Он протянул мне руку и я, сама не понимая почему, вложила свою руку в его ладонь, он поднес её к губам.
–Приятно было познакомиться, – сказал он тихо и, поклонившись, вернулся к своему столику, быстро надел френч и вышел из кофейни.
В гостях у Ивана
Кто бы ни была эта Анастасия, а исчезнуть на пороге старой корчмы с её стороны было глупо. Тем более, если предположить, что у неё был молодой красивый и богатый возлюбленный, что по тем временем кажется совсем уже невероятным. И у этого местного сумасшедшего еще хватило наглости сравнить её со мной.
Ночью я долго не могла заснуть, ворочаясь на узкой кровати и прислушиваясь к шуму дождя за окном. Был очень сильный ветер и деревья около нашего дома раскачивались со страшным скрипом. Наконец, я села на кровати и включила старую дедушкину лампу. Конечно, я не высплюсь, завтра не смогу подняться в полседьмого утра, но, чтобы заснуть, надо немного отвлечься и почитать – это верный способ. Я выбрала один из романов, стоящих на книжной полке, и снова забралась в постель. А вообще тот незнакомец был даже симпатичным. Этакий роковой красавец: шатен, голубые глаза, бледная кожа, прямой нос, да, таких людей не часто встретишь. Нет, конечно же, на обложках журналов можно увидеть такие лица, но в жизни красивых мужчин очень мало. И вот что странно, красивый обеспеченный мужчина и обязательно сумасшедший. Почему не мог тронуться умом какой-нибудь дорожный рабочий с всегда уставшим выражением лица, в морщины которого въелась уличная пыль. Нет, рабочие обладают удивительным здравомыслием, и сходить с ума не собираются, несмотря на то, что они страшны, замучены и бедны. А здесь вот, пожалуйста, таскает какую-то цепочку с медальоном, рассказывает бред, услышанный от продавца магазина и все потому, что нечем заняться днем, скучно ему, не надо думать о хлебе насущном. Как несправедлива жизнь.
Я увидела, что на телефон пришло сообщение. Может быть, он узнал мой номер телефона? Он же странный, вполне мог узнать. С волнением я взяла телефон и увидела сообщение от Дениса. Ну, вот еще. Что он может предложить, прогулку в выходной день? Тот хотя бы наплел целую историю о моей прапрапрабабушке, нафантазировал что-то. Я выключила свет и легла спать. А все-таки было бы любопытно познакомиться с ним, кстати, я ведь даже не знаю его имени. Как его могут звать? А-а, Мефистофель. Я захихикала, и старые пружины на кровати заскрипели мне в ответ. «Мой милый Мефи, – подумала я, мечтательно глядя в потолок, по которому мелькали тени от ветвей деревьев – а что если ты в меня влюбишься?»
Любопытство кошку сгубило. Как поймать кота? Да просто покажите ему темный уютный мешок, и он обязательно в него залезет.
Иногда я удивляюсь сама себе. Есть вещи, которые, я уверена, я бы никогда не совершила. Я бы даже подумать не могла ни о чем подобном и, когда я смотрю со стороны, как что-то похожее делает кто-то другой, я только удивляюсь глупости этого человека. Ну, например, многие триллеры построены на простом приеме: жертва видит заброшенный дом на пустынной улице и заходит в него, пугаясь и шарахаясь из стороны в сторону от малейшего звука, еще и бродит по бесконечным захламленным темным комнатам. Или нужно зачем-то шастать по лесу с малознакомыми людьми: ни с того ни с сего захотелось пойти в поход. Или, например, ночью потянуло прогуляться по переулкам и не возвращаться домой, пока не услышишь позади себя громкий топот неизвестного. Ведь с детства твердят: не разговаривай с незнакомыми людьми, не заходи в чужие дома, в лучшем случае тебя сочтут девушкой, ищущей приключения, в худшем – можешь исчезнуть на пороге какой-нибудь корчмы и тебя не найдут даже спустя сто с лишним лет. Я все это понимаю. Я никогда бы не совершила ничего подобного, если бы не эта подкупающая улыбка и бархатный голос:
– Боишься?
Именно в тот вечер я ничего не боялась. Я стояла около его дома, смотрела на него и не находила ничего странного в том, чтобы зайти к нему в гости, посмотреть обстановку дома и послушать очередной рассказ о какой-то девушке, исчезнувшей сто сорок лет назад неподалеку отсюда. Да и что могло произойти? Хм, мы живем в двадцать первом веке. Привидений не бывает, а этот молодой и симпатичный человек очень обаятельный сумасшедший.
– Конечно, нет, – сказала я и шагнула ему навстречу.
Я была почти уверена, что он будет ко мне приставать, как только мы зайдем в гостиную. Его руки обовьются вокруг моего стана, он зароется лицом в мои волосы, сожмет меня так крепко в объятиях, что мне станет трудно дышать. Я попытаюсь высвободиться, но безрезультатно.
– Я не буду предлагать тебе кофе, – сказал Мефистофоль, – ты его не любишь, может быть чаю? Черный или зеленый?
– Черный, с лимоном.
– Я приготовлю, располагайся пока.
Он вышел из гостиной. Я сидела в кресле и смотрела в окно на улицу. Напротив был дом с высоким забором, за которым виднелось несколько подрастающих елей. За десять минут по этой улице не проехала ни одна машина, не прошел ни один человек, не пробежала ни одна собака и я не заметила ни одной птицы. Это была не такая улица как в поселке, в котором я родилась. На моей улице всегда росли деревья, и трепетание листвы все-таки вносило какое-то ощущение движения, я бы даже сказала, бытия. Эта улица была скучна.
Снова стал накрапывать дождь и по стеклу заскользили прозрачные капли. Я поднялась и прошлась по комнате. В ней не было ничего интересного: серые стены, белая мебель, журнальный столик около дивана; ни камина, ни подсвечника со свечами, ни скрещенных шпаг, ни портретов стариков – ничего романтичного. Он вернулся с подносом, на котором был расставлен чай и вазочка с печеньем, поставил его на журнальный столик и, как прилежная домохозяйка пригласил меня пить чай, тут же растеряв всю свою роковую привлекательность.
– Знаешь, – сказала я, беря со столика свою чашку, – а ведь я не знаю, как тебя зовут.
– Иван.
– А отчество?
– Иван Ильич.
– А фамилия?
– Иван Ильич Волков.
– Неплохо звучит. А можно еще несколько нескромных вопросов?
– Давай, начинай.
– Сколько тебе лет?
– Тридцать пять.
– Где ты работаешь?
– В организации.
– Как называется?
– «Торговый дом «Покинутые души».
– Брось, я серьезно.
– Так ведь и я серьезно. Тебя удивляет, что мы коллеги?
– Я никогда не слышала о подобном торговом доме.
–Ну конечно, тебе же лень посмотреть в программе, какие еще зарегистрированы организации помимо кофейни «Потерянные души».
Я поставила чашку на столик и подогнула под себя ноги, забыв, что нахожусь в гостях.
– А чем занимается этот торговый дом?
– Торгует.
– Чем?
– Потерянными душами.
– Ха-ха-ха. Какой ты смешной. И кем же ты там работаешь? Дай угадаю, менеджером, да?
– Да. Вообще-то я начальник отдела продаж. А теперь мой черед задавать вопросы, – он вдруг стал серьезным. – Как ты узнала о кофейне?
– Прочла объявление о работе на одном из сайтов.
– Как назывался сайт?
Я вдруг почувствовала, как у меня пересохло во рту. Да, это был странный сайт, даже не знаю, как я на него забрела.
– Работа для души, – прошептала я.
– Ну, вот видишь. И тебе ничего не показалось странным?
– Шутишь. Мне показалось странным всё.
– И именно поэтому ты откликнулась на вакансию. Она тебя заинтересовала. И дело было не в деньгах, и не в том, что тебе нужна была работа. Хочешь, я скажу тебе, почему ты туда пришла.
– Скажешь, что судьба, да?
– Нет. Особенность характера. Бродяжничество, скитальчество, склонность к неоправданному риску. Ты мне не поверила, что жизнь предсказуема. Но, исходя из моих наблюдений, довольно долгих наблюдений, я тебе скажу, жизнь каждого человека складывается не только из обстоятельств, но и из того, какой у него характер. Ты замечала, что некоторые люди, например, не могут не играть, притворяться, им нужно внимание, слава? Хорошо, если человек станет актером, лицедеем, а если обстоятельства загонят его в какую-нибудь контору? Он может стать замечательным мошенником, обманывать, выдумывать роли себе и другим и с трепетом ждать, когда задуманная им афера раскроется.
– Ты хочешь сказать, что у меня склонность к асоциальному поведению?
– Нет, что ты, конечно же нет. Ты не хочешь причинять кому-либо зло. У тебя склонность к саморазрушению, ты можешь причинить зло себе.
– И это всё потому, что я устроилась на работу в кофейню со странным названием?
–Нет. Не только. Это так же потому, что ты бросила предсказуемую работу в школе с гарантированным окладом, потому, что в юности ты гоняла на мотоцикле по заброшенным дорогам, потому, что ты плавала в реке вечером одна и чуть не утонула, потому, что ты сегодня пришла в дом к незнакомому мужчине, гадая, маньяк он или нет.
– Я знала, что ты не маньяк.
– Ты даже сейчас не можешь знать этого наверняка.
– Наверное, ты зашел на страничку моих социальных сетей и навел справки у кого-нибудь из моих друзей.
– О, нет. Кстати, о твоих «друзьях». Ты видела их фото?
– Я редко бываю в социальных сетях.
– Понятно.
– Я надеюсь, ты ничего не подсыпал в чай? Мне почему-то хочется спать.
–Ты просто устала. Не выдумывай и не надейся, что я воспользуюсь твоей беспомощностью. Если хочешь, я вызову тебе такси.
–Нет, я хочу побыть здесь еще немного. Мне понравилось, как ты рассуждаешь о моем характере. Но вернемся к той пропавшей девушке. Почему ты её выдумал?
–Я не выдумывал её. Я её любил. Она была похожа на тебя. Теперь я понимаю, что вы похожи не только внешне, ваши характеры похожи.
– Ты не мог её любить, она исчезла сто сорок лет назад по твоим же собственным словам.
– Я понимаю, что выгляжу моложе, – ответил он спокойно.
– Тебе ведь тридцать пять, ты забыл?
– А если я тебе скажу, что мне сто семьдесят пять, тебя это очень напугает?
– Меня не так легко напугать словами.
– Я бы хотел дать тебе маленький совет. Нет, даже не совет, это будет просьба.
Он неожиданно подошел ко мне и опустился на колени перед моим креслом.
– Тебе нужно уйти с этой работы, – сказал он серьезно.
– Ха-ха-ха, ха-ха-ха. Меня еще никто не просил уволиться.
– Послушай, подумай: кофейня «Потерянные души», «Торговый дом «Покинутые души», между ними ведь есть какая-то взаимосвязь, ведь должна быть, да?
– Я не вижу никакой опасности.
– Но ты её чувствуешь. Как и остальные, работающие там. Они все чувствуют, что прикасаются к чему-то темному, непонятному, но они не в силах уйти, потому что их манит надежда на высокий заработок, риск и уверенность в том, что в двадцать первом веке не может быть ничего, что нельзя было бы объяснить, вспомнив курс школьной программы. Посмотри завтра на людей, которые будут рядом с тобой. Обычные люди, не правда ли? Люди, закрывающие глаза на странные условия труда, на непонятные обязанности, даже на то, что в кафе время от времени появляются люди, словно пришедшие из разных эпох. Ты никогда не думала о том, что может быть за той дверью, которая находится напротив вашей общей комнаты?
– Чей-то кабинет.
– Иногда он бывает открыт, загляни за дверь. Хотя, думаю, тебя даже это не удивит, ты найдешь объяснение и этому.
Он поднялся и прошелся по комнате.
– Ты спрашивала меня о той девушке. Она не могла быть белошвейкой, для этого нужно иметь хорошие знакомства, она не могла быть модисткой, слишком она была бедна, и уж тем более она не могла быть цветочницей, в то время это был настолько захолустный городок, что цветы и кружева не пользовались спросом. Она могла быть только крестьянкой, сбежавшей в город за своим возлюбленным. Прежде, чем ты уйдешь, разреши мне сделать тебе подарок.
Он протянул мне серебряное кольцо с большим фиолетовым камнем.
– Аметист, – сказал он мягко. – Примерь.
– Я не могу его принять.
– Оно твое. Видишь, оно тебе впору, я угадал.
– И все же нет, – сказала я, поднимаясь. – Надо быть благоразумной.
Я положила кольцо на столик и вызвала такси.
– Спасибо за чай.
Мы вышли из дома. Остановились около дороги, ожидая такси.
– И все-таки, ты очень странный, – сказала я ему. – Ну почему ты не хочешь вести себя как нормальный человек?
Через несколько минут подъехало такси, и он открыл мне дверь.
– Но ведь нормальные люди тебе не нравятся, ведь так?
Он закрыл за мной дверь машины, и я уехала.
Странности моей тёти
В ту субботу я очень устала, наводя с Сашей генеральную уборку в доме, вечером мы работали в саду, убирали листья, когда стало смеркаться, запалили небольшой костер и сели около него на складных стульях.
– Послушай, – сказала я, помешивая прутиком золу, – ты что-нибудь знаешь о наших предках? Я не имею в виду моих прадедушку и прабабушку, но что-нибудь о тех, кто жил в конце девятнадцатого века?
Саша снова стала умничать. Взяв прутик, стала чертить цифры на маленьком клочке земли.
– У меня было две бабушки и два дедушки, – начала она, – четыре прабабушки и четыре прадедушки, восемь прапрабабушек…
– И столько же прапрадедушек.
– Верно. Уж не знаю, что нам может дать знание того, сколько у нас было предков. Заметь, пожалуйста, что только у меня их было шестнадцать. Чья судьба тебя особенно интересует?
– Но из них кто-то жил в этом городе?
– Возможно, не знаю.
Если бы тётя не начала свой подсчет, я бы и не подумала, насколько безумно выглядело предположение моего Мефистофеля, что я могу быть родственницей женщины, изображенной на портрете. Конечно, могу, почему бы и нет. Тем более, что, возможно, она была сестрой кого-нибудь из этих шестнадцати человек, раз у неё не было собственных детей. Если вдуматься, мы все тогда друг другу родственники.
– Удивительно, – произнесла я вслух. – Ты подумай, Саша, что, если бы эти люди не встретились, то нас бы не было.
– Глупости, – сказала она, зевая, – нас могло не быть, даже, если бы они встретились, были бы какие-нибудь наши братья и сестры. Тебе этого не понять, ты ведь единственный ребенок в семье. Поэтому, я не советую тебе об этом задумываться, пустое это всё. Ты уникальна и в то же время нет.
Мне хотелось ей рассказать, что я познакомилась с одним странным человеком, но, взглянув в её равнодушное усталое лицо, передумала. Она слишком рациональна, чем-то похожа на мою маму, на всё у неё есть готовый ответ и жизнь для неё, наверное, не является загадкой.
– Саша…
– А?
– Ты счастлива?
Она молчала, глядя куда-то в сторону старого, давно не крашеного забора. Затем поднялась, сложила стул.
– Конечно, счастлива, – сказала она равнодушно. – Я пойду в дом, что-нибудь приготовлю нам на ужин, у тебя есть какие-нибудь идеи?
– Нет.
– Ладно, что-нибудь найдем.
Я осталась сидеть около замирающего костра. Сад начинал приобретать неясные очертания. Вот тропинка, ведущая к старой заколоченной двери в заборе, по обе сторонам от неё была выгоревшая за лето трава с увядшими полевыми цветами, по ней чинно ступал наш кот. Он медленно прошел к дому, не глядя на меня. Я представила себе, как могла бы по тропинке идти женщина в длинном сером сарафане, с косынкой на голове, с корзинкой в руках, возможно, кто-то из моих далеких родственниц. Вдруг я почувствовала, как чьи-то пальцы закрыли мне глаза, и чуть не закричала от испуга.
– Это всего лишь я, – сказал Денис, убирая руки. – Прости, слишком велико было искушение тебя напугать.
– Тебе это удалось. У меня мог быть разрыв сердца.
– Так было страшно?
– Я задумалась. Никогда так больше не делай. В самом деле, такие шутки не для меня.
– Они как раз для тебя, – сказал он весело. – Ты даже забыла о том, что не хочешь меня видеть.
– Это неправда, – я стала засыпать землёй угли, – я хочу тебя видеть. Но ты ведь не хочешь быть просто другом.
– Нет, не хочу, но что поделать, придется мириться с обстоятельствами на данный момент. Ты слишком упряма, но это пройдет. Кстати, когда я шел сюда, я кое-кого встретил около вашего дома.
– Кого?
Если бы он встретил моего Мефи! Он, тоскуя, бродил около нашего дома в бледном свете восходящей Луны.
– Вашего Мурлыку, не обратил на меня никакого внимания, даже не повернул головы. У тебя очень симпатичная тётя.
– Да, ты ей тоже нравишься.
– Она пригласила меня на ужин, я согласился.
Мы направились к дому.
– Я хотел приехать пораньше, но она сказала, что у вас генеральная уборка…
– Откуда у тебя её телефон?
– Я звонил на домашний. Твоя тётя просто молодец, что оставила его, «на всякий случай», как она говорит. Ты ведь не берешь трубку, когда я звоню.
–Не обижайся. Я все время думаю, что перезвоню, но в последнее время у меня нет ни единой свободной минуты. Я не понимаю, куда уходит время, оно словно ускользает. Знаешь, как будто я в каком-то сне. Во сне, который уже видела когда-то.
В гостиной Саша уже накрыла стол к ужину. Она забросала Дениса вопросами о его родителях, учебе, планах на будущее, за час времени она выведала у него столько информации, что могла составить на него полное досье. После ужина она пересела в кресло-качалку и укрылась пледом.
– Мне бы хотелось, чтобы вы повлияли на мою племянницу, – сказала она, слегка раскачиваясь в кресле. – Она ужасно романтична. Её манит все неизвестное, странное, честно говоря, первое время я думала, что и вы, раз уж вы с ней знакомы, тоже будете выглядеть странно. Но нет, вы обычный человек.
– В наше время это звучит как обвинение, – заметил он.
–Но я рада знакомству с обычными людьми, – продолжила Саша, – а то ведь сколько людей со странностями. Вот, например, у человека обычное имя, обычная работа, но вдруг раз – и скажет что-нибудь этакое, и не знаешь, что о нем думать. Разговаривает как все обычные люди, а потом, пожалуйста: «Вы похожи на девушку, в которую я был влюблен сто лет назад». Пф-ф-ф-ф. Если был влюблен, почему не женился? Почему дал ей исчезнуть?
– Негодяй, одно слово, – сказал Денис.
– Вот и я о том же, – сказала Саша зло.
Она барабанила пальцами по подлокотнику кресла, потом улыбнулась.
– Девушкам нравятся негодяи, – продолжила она, – особенно молоденьким. Им кажется, что за этим злом скрывается сила, какое-то тайное страдание негодяя, а за ним не скрывается ничего, кроме тщеславия и, может быть, глупости. Но я вижу, что вы не такой, вы хороший. Я рада, что вы вступите в нашу семью.
– Спасибо.
– Ну, ребятки, я слишком устала и поэтому вас оставлю.
Она поднялась и, подойдя ко мне, поцеловала меня в щеку.
– Так как я готовила ужин, с тебя уборка посуды, – сказала она мне. – Спокойной ночи.
И Саша вышла из комнаты.
Когда Денис ушел, я убрала со стола, вымыла посуду и ушла в свою комнату. Впервые мне захотелось запереть её на замок. Проходя мимо комнаты Саши, я увидела полоску света между дверью и полом, значит, она еще не спала. В своей комнате я зашторила окно и включила ночник. Села на кровати, обхватив колени руками. Мне почему-то вспомнились слова моего отчима: «У твоей матери еще та семейка. Ей просто повезло, что она встретила меня, а то бы сошла с ума, как её сестра и неизвестно, что бы с нею стало». Я никогда не считала свою тётю странной, наоборот, она была самым здравомыслящим человеком из всех, кого я знала. Самым скучным человеком. Я взяла телефон и набрала мамин номер.
– Как хорошо, что ты позвонила, – сказала мама, – я уже начала по тебе скучать. Как ты там поживаешь? Ты поужинала? Не болеешь? Как работа?
– У меня все хорошо.
– Тебе хватает денег? Может быть, тебе выслать?
– Не нужно. Мне папа высылает. Я работаю, и денег мне хватает, все хорошо.
Мама помолчала какое-то время.
– Как он? – спросила она.
– Хорошо.
– А знаешь, мы решили с Виктором съездить на рыбалку завтра утром, так интересно. Я уже все приготовила, осталось накопать червей завтра, думаю, что после дождя их будет много.
– Мам, ты же ненавидишь рыбалку. И червей.
–Что ты! Я обожаю рыбачить. Не знаю, что может быть лучше проснуться в воскресенье в шесть часов утра, накопать червей и поехать к реке. Я так долго этого ждала, почти две недели. Наконец-то я отдохну как человек. Виктор говорит, что мне нужно больше быть на свежем воздухе. Я надеюсь, ты часто бываешь на свежем воздухе?
– Да.
– Главное, чтобы был хороший цвет лица, запомни это. Утром ты встаешь, подходишь к зеркалу и говоришь себе: «Я прекрасна» и уверенно это говоришь, как будто совсем не сомневаешься в этом. В твоем возрасте это не составит никакого труда. Как Саша?
– Нормально.
– Передавай ей от меня привет, впрочем, я, может быть, позвоню ей как-нибудь.
– Мам…
– Да?
– А можно очень деликатный вопрос?
– Ой, кажется, у меня убегает манная каша, подожди минуту. Манная каша тоже назавтра, хотя, я думаю, что, если съем пару ложек, не будет большой беды. Скажи мне, Настя, только честно, когда ты приезжала месяц назад, я не показалась тебе…м-м… полной? Только честно.
– Нет.
–Тогда можно будет съесть пару ложек каши. Виктор не заметит, я думаю. Это для рыбы, ты же понимаешь.
– Мам… в нашей семье не могло быть какой-нибудь трагедии в прошлом?
– Конечно, могло. А почему ты спрашиваешь? В нашей семье было полно трагедий, взять хотя бы мой брак с твоим отцом. Но мы мирно расстались. А так да, трагедии были и много.
– А какие?
–Ну, какие, – она вздохнула, – какие трагедии были… так… дай подумать… так сразу и не вспомнишь, столько было всего. Ну, например, твоя прабабушка, э-хм… как-то раз она не впустила домой твоего прадедушку, жуткая была трагедия, жуткая, он скитался ночью по городу, было холодно, темно, он бродил совсем один и упал.
– О-о…
– Да, к счастью, он ничего себе не сломал, яма не была глубокой.
–Но я хотела спросить о чем-то более трагичном. Может быть, у кого-то была несчастная любовь?
– Конечно, была. У всех. У меня была несчастная любовь. Так не любовь, увлечение, но я потом тебе расскажу.
– А у Саши?
– У Саши? А что могло быть у Саши?
– Но ведь она одинока…
– Конечно, она ведь не хочет вставать в шесть утра и копать червей. Брак – это труд, моя дорогая и, если ты хочешь, как Саша, совсем ничего не делать, то ты будешь одна. Только почему это расценивается как трагедия, не пойму что-то. Это она тебе сказала, что у неё была в жизни трагедия?
– Нет. Я просто подумала…
– Так вот, никакой трагедии у неё быть не могло. Она не прошла через то, через что прошла твоя мать. Меня никто никогда не жалел и никто ни разу не сказал, что в моей жизни была трагедия. А я, между прочим, была замужем за твоим отцом. Меня хоть кто-нибудь пожалел? Спросил меня кто-нибудь, легко ли мне с ним жить? Нет. А она прожила всю жизнь для себя и смеет утверждать, что в её жизни была трагедия. Зло разбирает. Ложись спать, уже поздно, моя дорогая. И запомни, что единственным человеком, у кого в нашей семье была трагедия, является твоя мать, которая вырастила тебя, воспитала и не увидела никакой благодарности взамен. Спокойно ночи.
– Спокойной ночи.
Послышались гудки. Я выключила свет и легла спать.
Глава 2
Новый родственник
Он не мог быть влюблен в кого-то кроме меня. Если рассуждать логически, он наплел всю эту историю только ради того, чтобы познакомиться со мной, чтобы как-то завязать интересный разговор. Скорее всего, он наблюдал за мною. Да, в этом не было никаких сомнений. Иван действительно работал в одной из наших организаций. Я стала его видеть чаще, он появлялся на совещаниях, которые так любила устраивать Алевтина Павловна. Девочки заглядывались на него, он не мог этого не замечать. Откровенно говоря, заглядываться было больше не на кого, он был единственным холостым мужчиной в нашей компании. Держался он очень самоуверенно, но не нагло и всячески пытался продемонстрировать равнодушие к тому вниманию, которое ему старались оказать сотрудницы. Он словно давал понять своим поведением, что превыше всего для него работа. Мне кажется, что это глупо.
– Не знала, что вы с Ваней родственники, – сказала мне как-то Марина, когда мы вместе выходили из переговорной.
– Мы не родственники. С чего ты взяла?
– Не понимаю, зачем это отрицать. Он так сказал.
– Глупости. И кем же он мне приходится?
– Насколько я поняла, дядей. Ведь он женат на твоей тёте.
Я даже остановилась, чуть не выронив блокнот из рук.
– Что? У тебя такой удивленный вид! Ты не знала, что твоя тётя замужем?
Это было сказано так убедительно, что я не нашлась, что ответить. Это, наверное, почти точно так же, как вам бы вдруг сказали: «Что удивительного? Ты разве не замечала, что у тебя есть длинный хвост?» И все окружающие в один голос: «Ну конечно, у тебя есть хвост, как у всех нас!» Ты понимаешь, что этого быть не может, но все вокруг утверждают, что он есть.
– Не знала, – улыбнулась я, – надо будет у неё спросить.
Но сначала я решила спросить у него. Я догнала его на улице, когда он направлялся к своему дому. Схватила его за рукав, он резко обернулся.
– Это что еще такое! – сказала я, смеясь. – Что ты болтаешь на работе! Какие еще родственники?
– О чем ты?
– Мне сейчас сказали, будто ты болтаешь, что женат на моей тёте, – я все еще не могла отдышаться от быстрого шага.
– Во-первых, я не болтаю. А во-вторых, мы действительно женаты.
– Что-то она об этом никому не сказала.
– Наверное, это было её право.
– И как долго вы женаты?
Он осторожно высвободил свой локоть.
– Целую вечность. Ты можешь спросить у неё сама.
Он снова направился к своему дому, я последовала за ним. Пусть мне будут выговаривать, что я не нахожусь на рабочем месте, но я должна все выяснить.
– Раз вы женаты, то почему вы не живете вместе?
– Это тебя не касается.
– Ах, извините! Тогда к чему была вся эта нелепая история про девушку, исчезнувшую на пороге корчмы? Раз ты женат! Да еще на моей тёте! Она, кстати, выглядит очень даже моложавой для своих ста шестидесяти лет.
Он остановился и повернулся ко мне. Схватил меня за плечи и придвинул к себе, его лицо было так близко и глаза смотрели прямо в мои глаза.
– Почему люди не верят, когда им говорят правду? – спросил он тихо. – Потому что они не хотят в это верить. Что не укладывается в твоем сознании? Скажи мне. Что я женат на твоей тёте? Что я работаю в той же организации, что и ты? Что твоя тетя никому не сказала из своих родственников, что вышла замуж?
– Нет! Ты сказал, что ищешь девушку, которая исчезла здесь, около этой кофейни сто сорок лет назад. Ты показал мне её медальон и сказал, что я на неё похожа. Ты все это наплел лишь для того, чтобы я пересказала эту историю ей? Почему ты не пойдешь к ней и не поговоришь с нею, раз вы поссорились? Почему ты ей не позвонишь? У нас городской телефон, она специально его не отключает. Зачем нужно было плести такие небылицы, что я подумала, что ты сумасшедший!
– Я разочаровал тебя.
– Да, разочаровал! Ты обыкновенный балабол! Нет, хуже, ты просто жалкий неудачник, вот кто! В тебе даже нет смелости, чтобы признаться себе в том, что она тебе нужна. Так может это потому, что не очень это всё тебе и нужно, а?
Он отпустил мои плечи и сделал несколько шагов назад, оглядывая меня с ног до головы, как будто видел меня впервые.
– Какая странная девушка, – сказал он тихо, – стоит назваться мужем её тети, как она тут же доверчиво тянет тебя в семью. Настя, ты пугаешь меня.
– Я?
– Ты не знаешь меня. Не знаешь, что я за человек. Я тебе больше скажу, ты абсолютно не знаешь своей тёти. И у тебя такое доверие! В тебе тут же просыпается желание объединить в счастливом союзе двух людей, просто потому, что они по документам женаты. Ты удивительна.
– Я нормальна.
– Нет. И ты сама это знаешь.
Я вдруг почувствовала, как у меня начинают дрожать губы от обиды.
– Меня нисколько не волнует твое мнение. Я просто хотела как лучше. Я просто хотела сказать, что не стоило выдумывать все это, чтобы увидеть её. Ты мог просто прийти к нам. Ты мог мне рассказать это. Ты повел себя как болван, – я направилась к кафе.
Но я не успела сделать и нескольких шагов, как вернулась назад и срывающимся голосом заговорила снова:
– А кольцо! Зачем ты хотел подарить мне кольцо? Для того, чтобы я передала его ей, чтобы она увидела его?
– Нет.
– Всё было ложью. Ты… зачем ты обманывал меня?
– Я не обманывал тебя.
–Дай мне кольцо! Сейчас я возьму его! – я понимала, что это глупо звучит, но уже ничего не могла с собою поделать.
К моему удивлению, он достал из кармана кольцо и передал его мне.
Разговор с мамой
Я стала искать новую работу. Каждый вечер я просматривала объявления, и ничего не казалось мне подходящим. Наконец, я откликнулась на несколько, и на следующий день мне пришло сообщение, что меня приглашают на собеседование. Не помню уже, как называлась компания. Все это время я находилась словно бы в каком-то сне, как будто мне было абсолютно безразлично, какой будет моя жизнь. На работе я взяла день за свой счет, мне пришлось придумать целую историю с посещением врачей, очередями в больнице, так как просто взять выходной в компании считалось чем-то немыслимым. Только, если ты находишься при смерти или какое-то несчастье случилось с твоими родными и заботу о них не может взять на себя кто-нибудь другой, можно было взять день за свой счет. Казалось, что это внесло разнообразие в будни сотрудниц. Марина хитро на меня смотрела, ухмылялась, задавала вопросы, отпускала замечания, что в отношениях с мужчинами надо быть очень осторожной.
Здание, в котором находился офис, было расположено в пыльном районе, в окружении магазинов по продаже автозапчастей и радиотоваров. Ни одного деревца вокруг, ни одного кафе, ни одного сквера – только пыльная улица с бесконечным потоком машин и автобусными остановками. Бизнес-центр был похож на ангар, было видно, что большинство офисов в нем пустовало. Я прошла в указанный в ответном письме кабинет. За столом сидел молодой человек, аккуратно постриженный, в обтягивающей черной футболке, как будто он был не на работе, а в спортивном зале. После моего рассказа о себе, он, глядя в мое резюме, стал задавать вопросы: «Сколько времени я работаю? Почему я ищу новую работу спустя два месяца? Что меня не устраивает? Почему у меня такие перерывы в стаже работы, целых два-три месяца? Он знает людей, которые работают на одной и той же должности десятилетиями, а я в среднем, год. Это странно. Это ненормально. Что я готова сделать за заявленную зарплату… для компании? На что готова пойти?»
Я устала от подобных вопросов, взяла свою сумочку и, попрощавшись, вышла из кабинета. Разговаривать было бессмысленно, он был безнадежно глуп.
Я брела к остановке, стараясь защитить лицо от ветра, гнавшего песок. По сравнению с этим мальчиком, руководители кафе «Потерянные души» казались нормальными людьми, еще не до конца потерявшими связь с реальностью. Кроме того, в здании было приятно находиться, район был тихий, с обилием деревьев, от него веяло какой-то патриархальностью, неспешностью, в обеденный перерыв всегда было где прогуляться, неподалеку был сквер и недорогая столовая. Мне нравилось, что около кафе останавливаются дорогие машины, что посетители состоятельные люди, мне нравился интерьер зала, приятная музыка, дегустация кофе и пирожных. Я не сноб, но, когда ты работаешь в красивом здании, чувствуешь какую-то гордость даже не от работы, которую выполняешь, а от того, что тебя окружают красивые вещи, пусть даже и не твои. Я понимаю тех девушек, которые продают украшения, дорогой парфюм или дорогую одежду в магазинах, их оклад может быть минимален и работа может быть очень тяжелой, целый день на ногах, но находиться в окружении красивых вещей целый день все же лучше, чем работать в холодном захламленном складе, пусть даже зарплата работницы склада выше в несколько раз зарплаты продавца-консультанта.
Я доехала до автовокзала и взяла билет до своего поселка. Мне почему-то захотелось увидеть маму.
– Ты плохо выглядишь, у тебя все нормально со здоровьем? – спросила она, приветствуя меня.
– Да, все нормально.
– Тогда купи себе витамины.
Мама выглядела прекрасно. В свои пятьдесят три года она имеет стройную фигуру, свежий цвет лица, безупречную прическу. Она не может спокойно пройтись мимо зеркала, обязательно бросит в него взгляд.
– У твоего отца скоро день рождения, ты помнишь? – спросила она меня.
– Конечно.
– Не забудь его поздравить.
Было четыре часа дня, и мы пошли на кухню, маме надо было приготовить ужин к шести часам. К семи часам вечера с работы возвращался её муж.
– Ты влюбилась, – сказала мама коротко и стала чистить овощи для рагу. – Кто он?
– С чего ты взяла?
– Я все-таки твоя мать. Думаешь от меня можно что-то скрыть? Ну, расскажи, кто он?
– Я не собираюсь ничего рассказывать.
– Ну ладно, как знаешь.
Мы помолчали какое-то время. Я пила чай, ела бутерброды, наблюдая за тем, с какой ловкостью мама готовит.
– Мама, вот скажи мне, почему все так непросто? Почему одни девушки выходят замуж в двадцать лет, тут же заводят детей, устраиваются на работу в какое-нибудь тихое местечко и работают годами.
– Это кто это так?
– Я к примеру. Помнишь, раньше, когда мы жили в нашей квартире, ты рассказывала, что когда-то очень давно постоянно во дворе были свадьбы и девушки были в длинных платьях из тюля, а потом они ходили с колясками вокруг дома, а потом бежали на работу в какую-нибудь библиотеку, и все было так просто и понятно. Почему сейчас ничего этого нет? Почему все дается с каким-то невероятным трудом?
– Не знаю. В то время было много рабочих мест, и платили хорошо. Можно было выходить замуж в двадцать лет и бегать с колясками, хотя и тогда не у всех все складывалось гладко, такова жизнь. Но ты живешь в другое время, зайчик, и должна мыслить иначе, не так, как мыслили твои ровесницы когда-то. Забудь о том, что было или могло бы быть, и иди вперед.
– Мама… ты знаешь, что Саша вышла замуж?
Она отложила в сторону нож и в удивлении посмотрела на меня.
– Замуж? За кого?
– Он очень красивый, спортивного вида, младше её на пять лет, зовут Иваном. Работает менеджером в одной фирме по продаже кофе. Неплохо зарабатывает.
Мама села на стул.
– Замуж? Она? Нет, это немыслимо. Она же страшненькая, всегда такой была. Да бог с ней, с красотой, но ведь она еще и глупенькая. Младше на пять лет? Она в свои сорок вышла замуж?
– Но ведь ты тоже вышла замуж повторно, когда тебе было около сорока.
– Но это я! Нет, здесь что-то не то. Я чувствую, она попадет в какую-то нехорошую историю. Он просто авантюрист, он обманывает её. Там не может быть любви. Вышла замуж! Он, наверное, пьет.
– Он не пьет.
– Ну, так у него какие-нибудь другие вредные привычки или странности. Она не могла выйти замуж за нормального человека, у неё всегда с головой было не в порядке. Ты не удивляйся, что я так отзываюсь о ней… вышла замуж! Как она могла? Как она посмела это сделать и ничего не сказать мне? Даже не спросила меня, как я на это посмотрю. Просто дура какая-то.
Про рагу было забыто. Мама ушла в свою комнату, сказав, что у неё разболелась голова и прилегла на кровать. Мы не возвращались к этому разговору до прихода Виктора Петровича. Вечером мы сидели за ужином в молчании, только был слышен стук ножей и вилок о тарелки, как вдруг мама, по-видимому, не в силах выдержать гнетущей тишины сказала, накрыв ладонь мужа своею.
– Ты только не волнуйся, Витя… Настя мне рассказала, что Саша вышла замуж.
Виктор Петрович отложил приборы в сторону и откинулся на спинку стула. На его щеках выступили красные пятна.
– Так, – сказал он, помолчав немного. – С чего это вдруг?
– Даже не знаю, зачем. Ей втемяшилось что-то в голову. Взяла и выскочила замуж в свои сорок лет.
– Да, но зачем?
– Действительно, зачем? – мама задумалась, пережевывая говядину. – Настя, а она не говорила, зачем она это сделала?
– Нет. Она вообще ничего не говорила. Я узнала об этом случайно, от её мужа.
– Ну, конечно! Как я сразу не догадался! Это твоя вина, дорогая. Ты меня извини, за эти слова, но это твоя вина. Зачем ты продала ей свою долю дома? Это альфонс. Она стала жертвою альфонса.
– О господи!
– Так и есть. Ему нужен её дом. Твоя сестра в опасности, дорогая! Ты должна срочно с нею поговорить, пока не поздно. Пока не поздно, они должны развестись, слышишь?
– О-о! Это ужасно. Я совсем не подумала об этом, – мама закрыла рукою глаза, пытаясь собраться с мыслями. – Дом моих родителей! Дом, в котором жили мои папа и мама! О-о! Вот так вот теперь приедешь, а по этому дому ходит какой-то Иван! По этим самым комнатам! О-о!
– Успокойся, любимая. Мы разберемся, что за Иван, почему ходит по дому. Мы со всем разберемся! Главное, не опоздать. Если ему нужен дом, он ни перед чем не остановится. Такие люди способны на всё, даже на убийство, ведь он все унаследует!
– О-о! Я не подумала об этом.
– Надо было думать, надо.
– Но подождите, вряд ли он альфонс, он довольно состоятельный. У него есть собственный дом недалеко от центра, с усадьбой, у него хорошая машина.
– Что за дом? – спросила мама.
– Коттедж. Довольно большой и красивый, я была в гостях. Очень хороший дом, не сравнить с домом наших предков, мама. Очень большой и красивый дом.
– Коттедж? – медленно переспросила мама. – О-о! Ты ничего не путаешь?
– Нет. Он намного богаче тёти, уж поверь мне. Он не альфонс.
– Витя, что это такое? Виктор, я не понимаю. Почему мне, своей сестре, она ничего об этом не сказала? Ведь мы росли вместе. Она что же, стыдится нас? Вот эта сопливая девчонка стыдится нас?
– Здесь все очень странно, – ответил он. – Здесь нужно всё обдумать. Скажи мне Настя, так твоя тётя живет теперь с этим Иваном? В коттедже?
– Нет, они живут раздельно. Насколько я поняла, они поссорились и не разговаривают друг с другом.
– Хм, я так и знала! Что и следовало ожидать. Поверь мне, долго этот брак не продержится. Я отлично знаю свою сестру. Она ленива и не любит работать, а брак – это, прежде всего, труд, утомительный и каждодневный… бывает иногда. Но с тобой, любимый, все, конечно же, иначе. Я просто говорю о сестре. Она никогда ничего не хотела делать, всю жизнь плыла по течению. В детстве она была любимицей родителей, и это наложило определенный отпечаток на её характер. Нет, нет, этот брак обречен. Месяца не пройдет, как они разведутся.
– Их надо помирить! – хлопнув по столу пухлой ладонью, сказал отчим. – Нельзя все так оставлять. У парня коттедж и хорошая машина! И это только то, что нам удалось узнать. У него и знакомства наверняка будут хорошие в городе. Я погорячился. Может быть, он прекрасный человек. А я тут наплел, что альфонс! Ха! Настя, я прошу тебя забыть мои прежние слова и ни в коем случае не передавать их тёте. Я могу на это надеяться?
– Конечно. Я не передам.
– Ей будет больно и неприятно это слышать. Так нельзя было отзываться. Это характеризует меня не с хорошей стороны. Я прошу тебя не говорить ей.
– Я не скажу.
– Я серьезно. Не говори ей, слышишь?
– Я не скажу, всё забыла.
– Не говори ей, потому что…
– Дорогой, она не скажет.
– Могут быть неприятности. Мы еще не знаем этого человека. У него могут быть знакомства в городе.
– Витя, она ничего не скажет. Всё. Да, Настя?
– Не скажу.
– Поклянись сердцем матери!
– Дорогой!
– Мама!
– Доченька, поклянись, я разрешаю.
– Клянусь сердцем матери, что ничего ей не расскажу о том, что Ивана называли альфонсом.
– Так хорошо, дорогой?
– Вот теперь я уверен. Если твоей матери станет плохо с сердцем, ты будешь в этом виновата, запомни.
– Давайте уже пить чай и закончим этот разговор, – сказала мама.
– А ты ему ничего не говорила о нас?
– Нет.
– Можешь рассказать что-нибудь. Расскажи о маме, обо мне. Скажи, что у меня есть небольшая фирма по продаже сантехники. Вот, подожди, моя визитка, передай ему, – он вышел из-за стола, быстро скрылся в одной из комнат и вернулся тут же с визиткой. – Вот, держи. Внизу указан наш сайт, пусть посмотрит. Может быть, его заинтересует что-нибудь, или его друзей. И все-таки интересно. Вот так взял и женился. Ха-ха-ха. Молодец. Вот видишь, любимая, и от твоей сестры есть какой-то толк. Завтра надо будет передать твоей сестре коробочку конфет, гостинцы так сказать. А ему коньяк. У меня есть отличный коньяк.
– Но ведь она думает, что мы не знаем о её замужестве, – сказала я.
– Глупости, передашь и всё. Твоя тетя пока ещё не пьет, гм…, но ей все равно будет приятно, что мы о ней помним. Мы как-никак родня.
Когда я вернулась в субботу рано утром, то застала тётю в саду, она сидела на старой лавке и читала какую-то книжку. Увидев меня, она улыбнулась.
– Как поживает мама? – спросила она, когда я села рядом и поцеловала её по привычке в щеку.
– Отлично, как всегда. Она и Виктор Петрович передали нам коробку конфет и коньяк.
– Коньяк? Вот это новость.
– Да, они думают, что его будет кому попробовать.
– Угостишь Дениса.
Она перелистнула страницу.
– Что ты читаешь?
– Так, приключенческий роман, взяла в библиотеке. Кстати, в воскресенье там будет вечер классической музыки, хочешь сходить? Вход свободный. Можешь пригласить с собой Дениса.
– Что будут играть?
– Вивальди, Моцарта, Бетховена.
– Саша, я узнала, что ты замужем. Прости, но я не могу об этом молчать.
– Ну, и что?
– Но ты никому об этом не сказала!
– Наверное, это мое право, не правда ли?
– Да, но… Как-то странно так выходить замуж, никому об этом не говорить и не жить вместе со своим мужем.
– А вот это не твое дело, не находишь? – спросила она спокойно.
– Может быть, это и мое дело. Он ведь становится частью нашей семьи.
Она внимательно посмотрела на меня. У неё удивительные холодные серые глаза.
– Мы не герои романа, – сказала она все так же равнодушно. – И в нашей семье нечего делить. Поэтому я бы посоветовала тебе оставить мещанские замашки, это выглядит просто смешно. У нас нет ни денег, ни угодий, ни собственности, поэтому не надо рассуждать как барышня начала девятнадцатого века. Наверное, даже тогда я бы сказала, что моя личная жизнь никого из членов нашей семьи не должна касаться.
– Хорошо.
– Когда твоя мать выходила замуж, она не спросила совета даже у тебя, забыла?
– Я думала, мы с тобой подруги.
– Мы родственники, только и всего.
Я вернулась в дом. Зайдя в свою комнату, достала старый чемодан и стала складывать в него вещи. Их оказалось немного и это заняло около получаса. Застегнув его, села на кровать. Куда мне пойти? К маме? Нет. К отцу? У отца была однокомнатная квартира и, кроме того, мне было трудно с ним общаться. Денег на то, чтобы что-то снять у меня пока не было. Даже, если я проработаю год в кафе «Потерянные души» мне все равно не удастся накопить на то, чтобы самостоятельно снимать жилье. В доме бабушки и дедушки у меня или у мамы не было никакой доли, дом принадлежал тёте, потому что мама когда-то продала свою долю ей и развеяла деньги по ветру меньше, чем через год. Глупо. Ничего не поделаешь, пока что надо просто смириться. Я распаковала чемодан и отправилась готовить обед.
Мне никогда не нравилась Людмила Васильевна – наша кадровичка, бухгалтер и кассир – но другого выхода как попробовать с нею подружиться, чтобы выяснить хоть что-то о муже тети я не видела. Меня не очень волновало то, что мое любопытство может дать повод для сплетен. Сплетничать будут всегда, а мне нужно было узнать, что за человек Иван. Людмила Васильевна долго не поддавалась на уговоры разгласить персональные данные, но несколько откровенных бесед, мелкие подарки и она позволила мне взглянуть на его личное дело. Он окончил один из московских вузов, работал какое-то время в крупных столичных компаниях, был прописан по адресу того дома, в котором жил, и действительно, был женат на моей тёте. Они поженились около полугода назад. У него не было детей, не было кредитов. Его жизнь, его репутация была безупречна. На фоне его данных моё личное дело выглядело не так привлекательно, оно характеризовало меня как нищего поверхностного человека, без конца меняющего работу, не имеющего престижного образования. Учитель истории – разве это профессия в современном мире?
Перемены
– Ты можешь не волноваться за свою тётю, – говорила мне Людмила Васильевна, когда мы шли с нею к автобусной остановке после работы. – Человек он положительный, спокойный. Хотя, иногда, конечно же, и сумасшедшие могут казаться спокойными людьми. Но неужели ты о том, что они женаты, узнала на работе?
– Да. Вот совпадение, устроиться в ту же фирму.
– Ничего удивительного, город маленький.
– В наше время женщина должна себя вести осторожно. Столько разных проходимцев вокруг.
– Ах, ты права.
– Но теперь я спокойна и всю эту историю можно выбросить из головы.
– Да, думаю, тебе не стоит волноваться.
Как-то я поймала себя на мысли, что знаю о муже тёти больше, чем о муже моей матери. Почему замужество мамы меня совсем не волновало? Ей достаточно было привести этого человека к нам в дом, сказать, что он её муж и теперь будет жить с нами, как я приняла это за данность и ни разу не поинтересовалась у матери, как он жил до встречи с нею, где учился или работал, есть ли у него другие родственники.
Может быть, Иван был так интересен для меня, потому что я познакомилась с ним раньше, чем узнала, что он женат. Он хотел познакомиться со мной, да, инициатором знакомства был он.
Не знаю, когда это началось, но самый вид тёти вдруг стал меня раздражать. Я не понимала её. Её поведение казалось мне не логичным и странным. Как можно было уйти от такого мужчины? Как он мог любить такую неинтересную женщину? Она ведь даже не была красивой и одевалась как-то невзрачно: старые заношенные кофты, джинсы, какие-то кроссовки. А все свободное время она спала. Есть то, что ты не можешь изменить. Иногда встречаешь красивого мужчину, а он оказывается женат на какой-то чудаковатой женщине. И ты невольно думаешь, что, если бы этой женщины не было, твоя жизнь могла бы сложиться иначе.
На работе не происходило ничего интересного какое-то время, как вдруг одно событие всколыхнуло наш маленький мирок. Как-то днем я увидела, как в нашу мансарду вместе с Алевтиной Павловной вошли мужчины в белых рубашках и отглаженных брюках и направились к одному из всегда закрытых шкафов, стоящих около стены. Алевтина Павловна открыла своими ключами один из них. На полках в картонных объемистых папках с завязками лежали какие-то документы.
– Пожалуйста, здесь все документы.
Она отошла в сторону и села на один из стульев, все такая же спокойная, как и всегда. Двое молодых людей стали вынимать «дела», временами тихо и весело переговариваясь между собой. В мансарде все усиленно делали вид, что заняты работой: менеджеры звонили, я распечатывала накладные к следующей поставке. В обеденный перерыв я быстро спустилась в цокольный этаж, где была кухня для сотрудников. В кухне уже были заняты все места около обеденного стола, и мне пришлось обедать стоя.
– Они приходят уже во второй раз, – говорила Даша, – сказали, что дело обещает быть очень громким.
– Наверное, что-то найдут, если уж взялись.
– Ох, как это все неприятно! Я понимаю, что к этому мы не имеем никакого отношения, но все равно, очень неприятно.
– Говорят, что Марина уже ходила на допрос. Ведь она этим занималась. Ничего особенного, говорит, стандартные вопросы. Были очень вежливыми.
– Ах, девочки, скорее всего, это лишь вершина айсберга. Дыма без огня не бывает. Кому-то это всё просто нужно. Наверное, хотят поймать крупную рыбу, а наша фирма здесь так, затронута мимоходом.
– Если бы знать, что здесь не так! Вот так работаешь, а потом окажется, что втянута в какие-то махинации. Доказывай потом, что ты не верблюд. И где? В какой-то маленькой конторе, которая торгует чаем. Уж, казалось бы, где может быть тихая гавань…
– Да, неприятно.
– Только, девочки, никому о том, что мы здесь обсуждаем.
– Да, через полгода-год узнаем всё из новостей.
Все тихонько засмеялись. Странно, но этот приезд представителей прокураторы как-то сплотил всех нас.
Вечером после работы я решила зайти к Ивану. Я долго звонила в дверь и уже собиралась уйти, подумав, что его нет дома, как он открыл.
– Ты? Заходи.
Я прошла в дом с уверенностью в своих правах старой знакомой. В гостиной нагло села на диван. Он остановился напротив, удивленно глядя на меня.
– Ты знаешь, что сегодня в «Потерянные души» приходила прокуратура?
– Конечно. Ну и что.
Я смутилась. Действительно, ну и что.
– Значит, дела плохи?
– Не знаю, – он сел в кресло напротив. – Почему тебя это волнует? К твоей работе это не имеет никакого отношения.
– Не знаю.
Он улыбнулся.
– Ты думаешь, что это может тебя как-то коснуться?
– Нет, но, – я растерялась, не зная, что сказать, – наверное, нет. Ты думаешь, это всё ерунда? Мне не стоит волноваться?
– Это уже тебе решать. Я не могу принять решение за тебя. Каждый сам выбирает свой путь.
– Дело в том, что выбор невелик, – я поднялась и прошлась по комнате, остановилась около окна, глядя на безлюдную улицу.
Как здесь было тихо и спокойно. За этим окном, за этими стенами можно было скрыться от непонятного и пугающего мира.
–Сейчас мне не хочется менять работу, но, если ты скажешь, что лучше уволиться, я так и сделаю.
Он молчал.
– Хотя, это действительно глупо, снова пускаться в поиск работы, проходить эти бесконечные собеседования, больше похожие на прием в психиатрической клинике. Я к этому не готова. К тому же, нет никакой гарантии, что на другой работе не будет то же самое. Я буду похожа на параноика. Так можно будет скоро начать бояться саму себя. Да, это глупо, – я обернулась к нему: – Ну, вот видишь, я приняла решение, мне стало легче. Я остаюсь. В «Потерянных душах» я не играю никакой роли и меня не должно волновать, чем они занимаются. Я слишком маленький человек, чтобы думать еще и об этом. Есть работа, которая приносит мне хоть какой-то доход – вот о чем я должна думать, если не хочу оказаться без денег, если в будущем не хочу оказаться на обочине жизни. Дай мне, пожалуйста, воды.
– Пойдем, я покажу тебе кухню.
Мы прошли по одному из темных коридоров и вошли в маленькую кухню, оборудованную очень скромно для такого большого дома. В этом доме не жила женщина и, наверное, когда он планировался, его владелец не думал о том, что для многих женщин кухня может быть одной из самых уютных комнат. Он налил мне воды и заглянул в холодильник.
– Сделать тебе бутерброд?
– Да. Пожалуй, я перекушу. Знаешь, когда я волнуюсь, мне часто хочется есть, – я села за маленький столик. – Я так нагло напросилась в гости, прости меня. Но мне не с кем было посоветоваться, а ты один из немногих разумных людей моего окружения.
Он сварил кофе и поставил чашки на стол.
– Я буду с тобой откровенна, – продолжала я в порыве доверия. – Я рада, что ты не живешь с моей тётей, рада, что вы не любите друг друга. Это просто какой-то расчет, я только еще, конечно, не знаю, какой здесь может быть расчет.
– Я люблю её.
– Ну, допустим. Тогда почему ты не уговоришь её жить вместе?
– Моя дорогая, – он мягко дотронулся до моей руки, совсем так, как это временами делала моя мама, – я не собираюсь вести с тобой психологические беседы.
Мне захотелось плакать, и я взяла с тарелки бутерброд. У меня сдавило горло, я стала есть бутерброд, стараясь принять равнодушных вид.
– Может быть, я тебя удивлю, но она тебя не любит. Это такой человек, который вообще никого не любит, – сказала я. – В нашей семье все такие. Каждый живет сам по себе.
– Но не ты.
– Что я?
– Тебе не нравится такое положение вещей.
–Не знаю. Думаю, что это скучно, жить так замкнуто, так отстраненно. Все стараются отгородиться друг от друга, как будто случайные знакомые. Мне казалось, что ты другой, но нет, видимо, я ошиблась. Знаешь… мне негде жить.
– Как это негде?
– Ну, раз уж ты стал нашим родственником, то я подумала, что ты мог бы мне немного помочь. Я не буду тебе мешать, обещаю, ты можешь даже меня не замечать. Я могу убираться в твоем доме, готовить, словом, быть экономкой. Это звучит дико, да?
Он откинулся на спинку стула, внимательно глядя на меня.
–Не смотри на меня так. Я не могу жить с тётей. Она меня пугает. Если бы мы не были родственницами, я бы подумала, что она просто ведьма. Мне с ней страшно. Она как будто всё знает, я ей рассказываю даже то, что не хочу рассказать. Однажды мне приснился кошмар, как она пришла ночью ко мне, разбудила и стала расспрашивать меня о тебе. Несла какую-то чушь, что ты преследуешь её две сотни лет. Она сумасшедшая, говорю тебе. Вдруг она меня убьет как-нибудь ночью?
– Но ведь это же и твой дом.
– Нет-нет-нет, мама продала свою долю, и я живу в нем так, из милости.
– Саша не могла так сказать.
– Я не говорю, что она так сказала. Я так чувствую. Каждый день я чувствую, что живу у неё из милости. Тётя может указать мне на дверь в любой момент, если ей так вздумается. В общем, это сложно. Мне кажется, мы ненавидим друг друга, не знаю, когда это началось… Ты мог бы заставить её ревновать. Она бы начала думать о тебе.
– Я могу оказаться не таким уж хорошим соседом, – сказал он.
– У тебя столько комнат. Ты бы меня и не заметил. Я бы вела себя как невидимка.
– Настя, ты очень доверчива.
– Неправда. Не ко всем, – я допила свой кофе, поднялась и стала мыть за собой чашку. – Тётя бы не вышла замуж за плохого человека. Если я доверчива, то она – нет. Она умеет разбираться в людях.
– Что ты ей скажешь?
– Что я напросилась, а ты согласился, – засмеялась я и, в порыве радости, обняла его за шею и поцеловала в щеку.
Тётя даже не поинтересовалась тем, где я буду жить. Я ей сказала, что буду жить у друга – этого оказалось достаточно.
– Твоя мама знает? Напиши мне адрес этого друга.
Я написала адрес дома Ивана, она его прочла, даже не повела бровью, только сказала: «А-а, понятно. Надеюсь, тебе понравится».
В субботу я укладывала вещи. Внезапно, мне стало жаль, что я покидаю эту комнату, этот дом, с которым у меня было связано столько воспоминаний. Я села на кровать, глядя перед собой на старый дубовый шкаф, который, казалось, прирос к полу этой комнаты, его никто никогда не мог сдвинуть с места, как и другую старую мебель здесь.
– Ну, что ты за человек такой, – сказала я громко, надеясь, что тётя, находящаяся в своей комнате, меня услышит. – Неужели тебе все равно?
– Нет, почему же, мне не все равно, – послышалось в ответ спустя несколько минут. – Но я ничего не могу поделать с тем, что моя племянница влюбилась в моего мужа и решила жить в его доме, а он на это согласился.
– Так поезжай к нему сама, а я буду жить здесь. Если хочешь, я даже уволюсь с работы, буду искать что-нибудь другое.
– Ты должна сама решить, что тебе делать. Не впутывай в это меня. Это твой выбор: причинять боль другим людям или нет.
– Ну, так я решила. Я буду жить с ним. Хотя, конечно, если бы ты попросила меня этого не делать, я бы этого не сделала. Если бы видела, что тебе это всё небезразлично, что для тебя это важно.
Молчание длилось слишком долго. Я вышла из комнаты и зашла в маленькую комнату тёти. Она сидела за своим письменным столом и перебирала старые фотографии. Её лицо было спокойным и приветливым. Я села рядом на старый деревянный стул.
– Саша.
– Ну?
– Ты когда-нибудь кого-нибудь любила?
– Может быть. Не знаю.
– Как это «не знаю»!
– Вот так вот, не знаю.
Я увидела, что она держит в руках какое-то фото, я вгляделось в него: на нем была изображена женщина в платье конца девятнадцатого века, в красивой шляпке с пером, у неё был грустно-задумчивый взгляд.
– Кто это?
– Я, – сказала тётя равнодушно, перевернув фото, прочитала надпись на обороте. – 2002 год спектакль «Коварная Александра».
– Не знала, что ты играла.
– В молодости я посещала драмкружок. Было интересно. Он тоже в нем играл, не так хорошо, конечно, но подавал надежды. Ему тогда было шестнадцать лет, совсем юный мальчик. Он мечтал стать актером. В семнадцать лет даже отправился в Москву, поступать в театральное училище, но в результате поступил на экономический факультет, так хотели его родители.
– А где они сейчас?
– А? Они переехали в другой город. Им захотелось жить у моря.
– Значит, вы давно знакомы.
– Ты не представляешь, насколько давно, – задумчиво произнесла Саша. – Я знаю, он кажется тебе взрослым самостоятельным мужчиной.
– А ты все еще видишь в нем неуверенного в себе мальчишку.
– Вот видишь, как хорошо ты меня понимаешь, – Саша сгребла фотографии и положила их в яркую картонную коробку из-под какого-то подарка. – Кстати, а что думает Денис по поводу твоего переезда?
– А что он может думать, мы просто друзья.
– Понятно, ты даже не сказала ему об этом. Ты поедешь на такси?
– Нет, – я на минуту смутилась. – Ваня сказал, что заедет за мной и поможет забрать вещи.
– А-а, вот как!
– Скажи мне, что произошло? Почему вы поссорились? Саша, это глупо, не разговаривать друг с другом, когда люди любят. Что ты хочешь доказать? Кому нужна эта принципиальность? Вы можете прекрасно жить вместе, ты будешь обеспечена, любая женщина могла бы тебе позавидовать. Что за упрямство! Да, я завидую тебе! Такой красивый мужчина, богатый, умный, у нас на работе все девчонки в него влюблены, у него такой дом! Он молод. Саша, как это глупо с твоей стороны так себя вести, неужели ты не видишь этого?
Она поднялась и вдруг зашагала по комнате. Остановившись, обернулась и испытующе на меня посмотрела.
– Глупо? Может быть, глупо. Но я боюсь.
– Чего?
– Послушай, если мужчина по-настоящему любит, то он обязательно сделает так, как попросит поступить его женщина. Ведь так?
– Не знаю.
– Должно быть так. Женщина должна быть уверена, что ей не откажут в её просьбе.
– Смотря какая просьба, Саша.
– Нет-нет, здесь не должно быть условий. Если любимый человек просит, то нужно сделать так, как он просит. Если, конечно, любишь. Нужно уступить.
– О чем ты его попросила?
Она была так взволнована, что мне было её жаль. Я вдруг почувствовала себя сильной. Мне даже показалось, что я её старше на несколько лет. Она пристально посмотрела на меня, потом, словно сообщая жуткую тайну, произнесла:
– Я попросила его уйти с работы. Он отказался.
Я услышала, как к дому подъехала машина. Очевидно, это был Иван. Я бросилась из комнаты, чтобы, посмотрев в окно гостиной убедиться, что это действительно он.
– Ну, какие глупости, Саша, – сказала я ей, глядя в окно, и помахала ему рукой, когда он вышел из машины. – У него прекрасная работа, он хорошо зарабатывает. Ты как ребенок, ей-богу.
Новая жизнь
К хорошей обстановке быстро привыкаешь. Как только я переступила порог дома Ивана в качестве гостьи, я тут же почувствовала себя так, как будто жила в этом доме с рождения. Здесь все было моим. Такого ощущения у меня никогда не было: ни в детстве в нашей маленькой квартире, ни в студенческие годы в общежитии, ни в доме бабушки и дедушки. Наверное, каждому человеку нужно определенное количество метров жизненного пространства, как льву или другому какому-нибудь хищнику, если этого пространства мало, он неизбежно чувствует себя несчастным. В доме Ивана я тут же почувствовала себя счастливой. Я видела его настолько редко, что перестала принимать во внимание, что живу не одна. Холодильник в нашей маленькой кухне был всегда полон продуктов, в ванных комнатах был арсенал средств по уходу за телом, во всех комнатах была образцовая чистота. Как-то раз я увидела женщину, убирающуюся в доме, и из этого сделала вывод, что все чудеса экономии и порядка в этом доме только её заслуга. Как легко стало жить! Конечно, я умею считать. Выписывая свои траты в тетрадь расходов, я пришла к выводу, что Иван, если не содержит меня полностью, то весьма существенно помогает мне материально. Теперь я могла тратить свою зарплату на одежду и обувь, и первые недели все выходные проводила в торговых центрах. За последние три года у меня не было ни одной обновки, одежда порядочно износилась, и я предалась безудержному мотовству, насколько мне позволяла, конечно, моя зарплата. Как удачно моя тётя вышла замуж! Временами мне хотелось поехать к ней, расцеловать её в обе щеки и рассказать, как я её, глупую, люблю, но что я бы получила взамен от своих родственных порывов? Она бы сделала уксусное лицо и снова начала бы говорить загадками. Одно не давало мне покоя: почему Иван на ней женился? Почему бы ему не жениться на мне? Я гораздо моложе, симпатичнее и веселее.
В одной из комнат у него была прекрасная библиотека. Высокие стеллажи вдоль стен были заставлены книгами. Здесь была не только художественная литература, начиная от античности и заканчивая новейшим временем, но и огромное количество учебников по естественным и гуманитарным наукам. Имея такую библиотеку, можно было с течением временем стать образованнейшим человеком. Я была далека от столько честолюбивых замыслов, но что значит хорошая библиотека для историка? О, здесь были атласы, книги с прекрасными репродукциями картин, научные журналы. После того, как я перестала выходные проводить в торговых центрах, я стала проводить их в библиотеке. Началось все с чтения приключенческих и исторических романов, затем я снова стала интересоваться учебниками по истории и философии. Однажды мне показалось, что я схожу с ума. Это произошло в тот вечер, когда я, сидя вечером за книгой, попыталась вспомнить, ужинала ли я, обедала ли, был ли завтрак и вообще, покидала ли я эту комнату. Я не могла вспомнить дату сегодняшнего дня, не могла вспомнить, какой день недели, но я точно помнила настоящее имя Черного корсара и дату убийства Цезаря.
Так как я уже не могла надеяться на свою память, я решила вести дневник. Каждый вечер я заставляла себя делать в нем краткую запись о прошедшем дне. Да, эти записи были похожи одна на другую, но это позволяло мне восстанавливать хоть какую-то цепь событий и давало возможность хоть как-то анализировать свои действия.
В моей жизни наступил счастливой период. Временами прекрасные дни омрачали мелкие скандалы на работе, на которой все так же проводились совещания и увольняли людей, и настойчивость Дениса, который никак не хотел смириться с тем, что мы просто друзья. Он постоянно добивался встреч и приглашал на свидания с утомительным постоянством. Я очень мягкий человек и мне всегда тяжело в чем-то отказывать человеку, который мне нравится. Я неохотно соглашалась на встречу, и обычно после каждой встречи у меня портилось настроение, и начинала болеть голова. Часто он нес какую-то чушь, что я поступаю неправильно, живу неправильно и все это (уж не знаю, что он подразумевал под этим местоимением) должно плохо закончиться. Денис, очевидно, был один из тех людей, для которого понятная бедность всегда лучше непонятной обеспеченности. Лучше много работать за еду и ютиться в маленькой комнатушке с родственницей, которая не считает тебя своей подругой, чем жить с молодым и симпатичным человеком в большом доме и ходить на работу, которая позволяет делать накопления. Однажды я поняла, что у нас с Денисом слишком разные взгляды на жизнь. Да он еще совсем и не знает жизни, ведь по большому счету, он никогда не сталкивался с трудностями. Он просто глупый мальчик.
Никогда раньше я не чувствовала себя такой умной. Удивительно, как деньги повышают самооценку. Почему-то, когда они у тебя есть, ты сразу же считаешь себя умной, а когда их нет – чувствуешь себя бестолковой. У меня их было столько, что я решила, что наконец-то готова снова встретиться со своим отцом.
Мне всегда было сложно с ним общаться. Рядом с ним я всегда чувствовала себя глупой и никчемной. Теперь же я выглядела так, что могла, задрав нос, позвонить в дверь его квартиры и даже уверенно в неё зайти.
Когда мы увиделись, то, конечно же, расцеловались.
– Проходи, душа моя, – сказал он, пропуская меня в квартиру, – как давно ты не приезжала. Как мама?
– Нормально.
– Ты помнишь, что у неё скоро день рождения?
– Конечно, как я могу об этом забыть.
– Я приготовил ей подарок, ты ведь ей передашь его? Самому мне неудобно.
– Конечно, передам.
Я села на старый диван в его единственной комнате, он сел за свой письменный стол, весь покрытый какими-то документами.
– Как холодно в последнее время, – сказала я.
– Ну, скажешь тоже! Ноябрь уже на дворе. Смешная ты, разве может быть в это время тепло. В ноябре всегда холодно. Как дела на работе?
– Нормально.
–Ты не обманываешь меня? Я тебя знаю, ты любишь выдумывать всякие небылицы, что работаешь, что всё у тебя хорошо, а на самом деле и нет ничего.
– Нет, зачем мне выдумывать, у меня все хорошо.
– А чем ты занимаешься на работе?
– Я – менеджер по работе с клиентами.
– Ну, что делаешь-то конкретно?
–Общаюсь по телефону, согласовываю дату доставки, обсуждаю цену, заключаю новые договоры.
– Хм, странно. И как они тебя взяли на эту должность. Что ты можешь понимать в ценах? В договорах? Подожди, я принесу нам чай, ты, наверное, замерзла.
Когда мы стали пить чай, отец решил продолжить начатый разговор:
– Вот я, когда работал менеджером, заключал невероятные сделки! Да-а-а. Все удивлялись. Такого сделать не мог никто. Это было что-то невероятное. Тогда было совсем другое время, не то, что сейчас. Тогда никто не хотел платить. Но со мной это было невозможно. У меня платили все. Как вспомню, сколько я денег зарабатывал, так страшно становится. Тебе такие деньги и не снились. Ты такие деньги и в руках держать никогда не будешь. Почему? Да потому что ты наивный котенок. Сравнила меня с собой. Что ты! Да разве ты можешь сравнивать мою работу со своей! Я в двухтысячном году такие дела делал! Если бы я захотел, я бы такого добился! Но твоя мать всегда не давала мне развернуться, всегда выдумывала множество препятствий. Я, можно сказать, жизнь себе поломал из-за неё. Только ты ей этого не говори, это между нами. Она – хорошая женщина, прекрасная женщина, но никогда меня не понимала. Конечно, без меня она бы попросту пропала. Я сколько мог, удерживал её от разного рода ошибок, но она никогда меня не слушала и всё делала по-своему. Скажи мне, когда ты выйдешь замуж? Замуж ты собираешься?
– Нет.
– И что ты думаешь? У тебя ведь есть, наверное, молодой человек.
Я задумалась, есть ли у меня молодой человек? Какие вопросы отец задаст после моего ответа?
– У тебя такое выражение лица, будто ты не знаешь, есть он у тебя или нет, – сказал папа с ноткой сарказма.
– А почему ты вдруг спрашиваешь?
– Я же отец, мне интересно, как ты живешь. И где. А где ты живешь?
Дело в том, что порой у меня складывается впечатление, что у папы обширная агентурная сеть. Кто-то определенно поставляет ему информацию обо всех интересующих его людях.
– Тебе мама звонила? – спросила я.
– С тёткой своей ты, следовательно, не живешь, – медленно произнес он. – А с кем ты живешь? Как его зовут?
– Иван, – лгать было бессмысленно, да и что в этом такого, что я живу с неким Иваном.
– Что за Иван? Ну, говори. Я вижу, у тебя бегают глаза, совсем как у твоей бабки. Я вижу, ты сейчас попытаешься наврать. Ну, говори, давай, что за Иван?
– Это тётин муж.
Эта новость его совсем не удивила, а если и удивила, то понять это по его лицу было невозможно.
– А она где живет?
– Что значит, где? У себя дома.
– Где это «у себя дома»?
Ха! Вот он и не знал, что тётя живет там же, где и раньше.
– Папа, ну какой ты недогадливый, я же говорю, что она живет в своем старом доме на Садовой улице, где и прожила всю свою жизнь.
– Странно, почему ты живешь с её мужем?
– Ну, это сильно сказано, что я с ним живу. Я живу в его доме. Тётя об этом знает, она не против. Не знаю, почему она тоже не хочет там жить. Наверное, ей удобнее добираться до работы с Садовой улицы, или она слишком привязана к своему старому дому. Не знаю. А что такого?
– Легкомысленна ты, вот что. Зачем тебе все это нужно? Поссоришься еще с тёткой. Такие вещи не прощаются. Такие вещи не забываются. Нехорошо это. Приобретешь врага на всю жизнь, зачем тебе это надо?
– А, пустяки. Я никому не делаю ничего плохого. К тому же, я почти не вижу Ивана.
– Только не пойму, зачем ему это надо.
– Хочет войти в семью, что в этом странного. Хочет заслужить доверие. Конечно же, это всё ненадолго. Но, папа, с нею действительно тяжело жить, а больше мне жить негде. У него большой дом, в нем мы даже не встречаемся. Представь, что я живу в коммунальной квартире. Ведь ты не хочешь, чтобы я переехала к тебе.
–Нет, не хочу. Но, может быть, тебе нужны деньги, чтобы ты могла снять квартиру. Я могу помогать по мере сил.
На минуту я задумалась: нет, папа не сможет помогать постоянно. В любом случае, эту идею с помощью можно будет приберечь до худших времен, а пока я могу быть относительно независима.
– Нет, не нужно. У меня все хорошо.
– Ну, как знаешь, – он помолчал какое-то время, затем продолжил: – А я тут просматривал кое-какие документы, фотографии и смотри, что я нашел.
Из ящика стола он достал фотографию и протянул её мне. Опять это фото!
– Да, это фото тёти. В молодости она участвовала в художественной самодеятельности, там она, кстати, и познакомилась со своим будущим мужем. Играли вместе в спектакле, я уже не помню, как он назывался. Она здесь в костюме.
– Это она тебе так сказала?
– Да.
– Всё было не совсем так. Твоя тётя была актрисой и работала в театре. Служила, как они сами это называют.
– Да неужели! Вот так дела! Никогда бы не подумала. Странно, что у тебя тоже есть это фото.
– Не только это, вот еще несколько, – и папа достал целую пачку фото и протянул её мне.
Я стала просматривать их. Здесь было несколько снимков из спектаклей, а также, очевидно, фото всей труппы. Это была фотография, на которой были изображены люди в одежде конца девятнадцатого века. Некоторые из этих людей мне показались знакомыми, но я не могла вспомнить, где их видела.
– А можно я их заберу? Зачем они тебе?
– Конечно, забирай. Наверное, их хранила твоя мать, она ведь такой сноб. Ты не подумай, что я о ней плохо отзываюсь, она женщина умная, интеллигентная, но… Как будто бы она знает всё, а я не знаю ничего! Интересно, как она восприняла то, что её сестра вышла замуж?
– Расстроилась.
–Да, иногда хорошие новости от наших родственников нас не очень радуют. Плохие новости, конечно, тоже неприятно слышать, но выслушать хорошую новость спокойно дано не каждому.
– И все-таки странно, что тётя оставила театр. И Иван. Я думала, если бы они на самом деле были актерами, они бы ни за что не ушли из профессии. Это ведь так интересно. Как можно было оставить сцену и пойти работать в какую-то частную фирму по продаже непонятно чего? Какая глупость с её стороны.
– Ну, почему же глупость. Не надо так строго судить людей. Зарплаты тогда у актеров были очень маленькими, ей было трудно жить. На такую зарплату она бы не смогла содержать себя, вот и решила сменить деятельность. Мне, конечно, не совсем понятно, как ей это удалось. Но, в сущности, кто такая твоя тетя? Секретарша. Отвечает на телефонные звонки, пишет письма под диктовку, заказывает воду и канцтовары. Никакой карьеры за двадцать лет она не построила. Она просто женщина и не надо от неё многого ждать.
– Как это печально. Окончить театральное училище и вот так скучно прожить свою жизнь: ни денег, ни интересной работы. Даже сейчас, когда у неё есть шанс улучшить свою жизнь, она упрямо отказывается от него и живет одна на своей Садовой улице, как старушка.
– Одна говоришь? – папа подлил себе еще чаю. – Это действительно странно. Здесь что-то не так.
За что я еще люблю своего папу, так это за то, что он обожает сплетничать. Он знает столько историй про людей, которые мне не знакомы, что уж говорить о тех, кто является моими родственниками. Он с удовольствием обсудит жизнь каждого из них, сделает выводы и живо обрисует прогноз событий, который, кстати, очень часто сбывается. Папе нужно было открывать свое детективное агентство, думаю, что в этой деятельности он бы достиг невероятного успеха.
Я аккуратно сложила фотографии в свой рюкзачок. Было пять часов вечера и за окном начинало смеркаться, пора было возвращаться в город.
– Я бы посоветовал тебе вернуться к тёте, – сказал папа, – не нравится мне, что ты живешь у какого-то мужчины.
– Ну, папа!
– Не нравится мне вся эта ситуация.
– За меня есть, кому постоять, – сказала я, целуя его в щеку.
– И как его зовут? – встрепенулся он тут же. – Я так и знал, что у тебя есть жених! Кто он?
– Ох, он не жених, просто мой знакомый. Его зовут Денис. Молодой человек, студент.
– И даже не работает. Вот как найдешь себе кого-нибудь, волнуйся потом за тебя.
– Ты слишком меня опекаешь.
Когда я вышла на улицу, начинал накрапывать мелкий дождь. В воздухе кружились желтые листья березы и липы. В пустом салоне автобуса я села около окна и достала из рюкзачка фотографии. Как люди меняются со временем. Если бы я не знала, что это фотография тети, я бы подумала, что это фотография какой-нибудь её дальней родственницы, но не её самой. Не то, чтобы она постарела за двадцать лет, просто лицо стало другим, его черты стали не такими четкими как раньше. В молодости она, конечно же, была хорошенькой. Неужели я когда-нибудь так постарею? Нет, я буду всегда молода.
Подслушанный разговор
Когда я вернулась домой, уже совсем стемнело. Я открыла своими ключами дверь и, снимая в коридоре верхнюю одежду, услышала, что из гостиной доносятся голоса. Вернее, голос Алевтины Павловны. Мне не хотелось с нею здороваться, поэтому я постаралась бесшумно пройти мимо гостиной в свою комнату. Иван и Алевтина Павловна сидели за журнальным столиком и просматривали какие-то документы. У Алевтины Павловны в руках был полупустой стакан с виски, никогда бы не подумала, что она любит пропустить стаканчик. Наверное, она была уже опьяневшей, потому что в тоне её голоса слышались властные нотки, говорила она громко и фамильярно.
– И всё будет шито-крыто, – говорила она, – осталось дело за малым, найти человека, который всё это на себя возьмет.
– Раньше у тебя с этим не было проблем.
– Да, ты прав, это никогда не было сложным, но сейчас нужно действовать быстро. А люди сейчас стали очень подозрительными и начитались каких-то идей, ха-ха-ха, о равноправии и чувстве собственного достоинства. Знаешь, что больше всего меня веселит? Они приходят к нам, такие гордые, такие принципиальные на вид и через какое-то время становятся хуже рабов, потому что раньше люди не могли выбрать быть рабом или нет, а теперь они выбирают рабство. Потому что это определенность, это гарантия, стабильность. Нужно найти самого жалкого человека. Человека, у которого будет чудовищная жизненная ситуация: больные родители или дети, или, может быть, собственные проблемы со здоровьем.
Я остановилась около стены, достала телефон и включила запись.
– Если не получится, то, что же, будем работать с «гордецом». Знаешь, с теми, у которых детская травма и которым необходимо доказать своим родителям, что они что-либо стоят в этой жизни. Эти люди падки на должности и, как правило, закрывают глаза и на условия, и на ответственность. Назови его вице-президентом, и он пустится в любые авантюры, пойдет на любую сделку с совестью. Как это все забавно.
Она снова засмеялась и поставила стакан на столик.
– Похоже, я совсем пьяная. Но я должна сказать тебе спасибо. Ты так хорошо поработал над нашим брендом, что временами даже я верю всему тому, что о нас пишут в интернете. Какие прекрасные отзывы, как хорошо ведутся соцсети. Ты молодец.
– Это моя работа.
– Хм, но ведь не только это. Ты у нас главный вербовщик «потерянных душ». Тебе никогда не приходило в голову, что люди, которые к нам приходят, сами признают себя потерянными? Какая самоирония! Жаль, что это всё ненадолго. Ну, что же, немного здесь, немного там. Мне будет жаль расставаться с этим городом, жаль этого времени. Кстати, что у тебя с этой девчонкой? Я хотела её уволить, но потом узнала, что она твоя протеже. Ей можно доверять?
– Пока нельзя.
– Но что-то тебя в ней заинтересовало?
– Нет, ничего. Она обычная, таких много. Ты можешь уволить её завтра, я не буду против.
– Она «скиталец»?
– Что-то вроде этого.
– Нет мечты, нет планов, нет даже амбиций? А-а, выходит, она потерянная душа даже больше, чем тебе кажется. Заблудившийся котенок, не правда ли? Ранимый и беззащитный. Может быть, она будет человеком, который возьмет на себя всё? Может быть, у неё есть синдром жертвы, как у многих скитальцев? Их все обижают, гонят, пока они не падают где-нибудь на опушке леса, сжимая посох и котомку в руках.
– Не думаю, вряд ли. Она не столь романтична и не столь тщеславна.
– Ха-ха-ха! Кажется, я знаю одну романтичную и тщеславную женщину, тоже твою очень хорошую знакомую. Но у тебя с нею ничего не выйдет. Когда-то, возможно, могло что-то получиться, но не теперь, пташка обожглась и к нам возвращаться не хочет. А ведь это мысль! Может быть, поговорить с Димой, он мастер обольщения. У него такая прекрасная должность – мечта любой девочки-карьеристки. Она в него влюбится и он так исподволь втянет её в наши тёмные дела. А потом, всё как обычно: «Я ничего не знаю, ничего не ведаю. Мир против нас».
– Не знаю, попробуй.
– Ты стал каким-то равнодушным ко всему. Неужели совсем потерял интерес? Помнишь, как раньше было весело? Ну же, улыбнись, что ты сидишь таким букой.
Я услышала, что Иван поднялся и направляется к коридору, но спрятаться мне было негде, и бежать не имело смысла. Я осталась стоять на месте, лишь только выключила запись и спрятала телефон. Он остановился в проеме двери и несколько секунд равнодушно смотрел на меня.
– Что с тобой? – послышался голос Алевтины Павловны. – Там кто-то есть?
– Нет, мне показалось, что кто-то ходит по дому, – ответил он, возвращаясь к ней.
Я, стараясь ступать бесшумно, пробежала в библиотеку и аккуратно закрыла за собой дверь. Не включая света, села в одно из кресел. Вид книг в неясном лунном свете успокаивал. Тревога стала отступать. Что может быть плохого в этом мире, если меня окружают книги великих мыслителей, философов, всегда можно найти решение любой задачи. Поднявшись, я включила свет и взяла с полки одну из книг, пролистала её и, увлекшись чтением, села в кресло. Не знаю, сколько прошло времени, когда в комнату вошел Иван. Я нехотя оторвалась от чтения. Он сел в кресло напротив.
– Ты, наверное, хочешь мне что-то сказать, – медленно произнес он, – я тебя слушаю.
– Совсем нет, я ничего не хочу сказать. Извини, но я нечаянно подслушала ваш разговор.
– Тебя он удивил?
– Нет. Ничего нового я не узнала. Я давно подозревала, что что-то не так, – я захлопнула книжку, – вернее, я всё это знала, не могу понять откуда, но я знала, что все вы мелкие мошенники. Ничего демонического в вас нет. Просто мелкие воришки, думающие, что обманывают простофиль. Только простофили всё это видят и знают.
– Я рад, что ты так ко всему этому относишься.
– Ха! Ты думаешь, что кто-то верит, читая подобные объявления о работе? Кто-то верит обещаниям?
– Но всё равно надеются, что с ними не произойдет ничего подобного.
– Нет, не надеются. В наше время работа – это тяжкая необходимость, а не труд, не творчество, не созидание. Какой смысл человеку подавать вам прекрасные идеи ведения бизнеса, если вы просто мелкие мошенники, не способные ни оценить эти идеи, ни заплатить за них. Всё, что вы можете – это воровать у бедных людей, попавших, иногда, в чудовищную ситуацию или у глупых женщин, которые бегут из дома на работу только ради того, чтобы почувствовать себя хоть немного человеком.
Он смотрел на меня и, к счастью, на его лице не было той застывшей неискренней улыбки, которую я так ненавижу на лицах лицемерных людей. Улыбка, которая словно говорит тебе: «Не стоит тратить слов, ты только выставляешь себя в смешном свете».
– На какой-то момент мне показалось, что ты другой, не такой как все. Жаль, что это не так. Знаешь, что меня удивляет? Я бы поняла, если бы для подлости была какая-то необходимость: голодные дети, больные родители, борьба за собственное выживание. Но ради чего вы всё это делаете? Зачем?
– Возможно для того, чтобы приобрести всё это.
– Что приобрести?
– Например, семью.
С минуту я молчала, глядя на него.
– Не понимаю. Только не нужно строить из себя жертву.
– Да нет же, это так, – сказал он спокойно. – За деньги ты можешь купить любовь и внимание женщин, любовь собственных детей и родственников, ты можешь выбрать общество исходя из собственных интересов, а еще ты приобретешь время. Это всё будет твоим. А-а, забыл. Еще немного власти. Ты можешь властвовать над теми, кому это всё далось даром, ты можешь превратить их жизнь в череду постоянных стрессов, так что они, после прекрасного трудового дня возненавидят своих близких, друзей и у них не будет другого времени, другой жизни. И, глядя каждый день на мучения других людей, ты будешь осознавать, как же тебе повезло, что всё это происходит не с тобой. Мы замечаем прекрасное только посмотрев на ужасное.
– Я – нет. Знаешь, я способна оценить красоту цветка и не смотря на пепелище.
– Редкий дар.
– Обычный.
Я поднялась и, пожелав ему «спокойной ночи» ушла в свою комнату. Там, сев на кровать, я вдруг поняла, что оставаться здесь больше не могу. Мне не было никакого дела до обмана, мошенничества и воровства, которым занимались эти люди, мне не было жаль тех, кто рано или поздно попадет в устроенные ими примитивные ловушки, мне просто не хотелось находиться рядом с этими людьми. Я легла, закрыв лицо руками, и попыталась представить, что бы сказала на это мама: «Ах, не знаю, дорогая, как тебе поступить. Ты можешь пожить с нами какое-то время, сколько захочешь, поискать что-нибудь другое. Но, с другой стороны, какое тебе дело, чем они занимаются. Тебе ведь платят за рутинную работу, ты здесь ни при чем. К тебе никак не придерешься. Всем нужна работа. Ты ведь не делаешь ничего плохого». Папа: «Ты снова без работы? Опять? И тебе негде жить? В моем роду таких не было. Что за люди, обязательно вляпаются в какую-то грязюку. Как у тебя это получается? Когда ты поумнеешь? Так и будешь, как дурочка, порхать по жизни. Тьфу. Вот другие работают себе потихоньку, денежку зарабатывают, эта же, как устроится куда-нибудь, так потом не знает, как выбраться. Но с другой стороны, пусть они занимаются, чем хотят, лишь бы деньги платили. Ты в их махинациях не играешь никакой роли. Кого-то там обманули! Сам виноват. Какое твое дело? Сиди себе, бумажки перекладывай, отвечай на звонки. Ты о себе думай».
Тётя ничего толкового сказать бы не смогла. Это было самое неприспособленное создание в нашей семье. В сорок лет без семьи, без детей, без нормальной работы, не реализовав себя в любимой профессии, она живет в разваливающемся доме с надменным котом и пересматривает фотографии молодости. Я не заметила, как заснула.
На следующее утро, я, как будто ничего не произошло накануне, приветливо поздоровалась с Иваном и отправилась на работу. Теперь в кафе «Потерянные души» меня ничто не удивляло и не казалось необычным. Наоборот, в нем происходило всё согласно задуманному плану его руководителей: работники, как и прежде, увольнялись в слезах, трясущимися руками собирали в коробку разную собственную мелочь, и руководство не стремилось быстро закрыть вакантные места, всё какая-то экономия, пока другие работают за двоих или за троих за ту же плату. Я видела анкеты для соискателей с нелепыми вопросами и слышала странные разговоры, доносившиеся из переговорной, перед устройством на работу жертву необходимо было вымотать так, чтобы она жалела о потраченных усилиях и потерянном времени и считала, что уйти после двух-трех дней работы – это глупо. Кандидату рисовались прекрасные перспективы, и всегда приводился пример какой-нибудь сотрудницы, которая работает здесь «вот уже двенадцать лет», и тот старался не задавать глупых вопросов, как такое возможно, если кафе открыто весной. Ах, ведь у них есть еще ворох компаний, около десяти или двенадцати, они запутались уже, чем занимается каждая из них. И кандидат понимающе улыбался: ах десять, ну, значит так надо, ведь это же не запрещено, растут, развиваются. Дружный коллектив постоянно ругался между собою, выясняя производственные вопросы, словно желая, чтобы о рвении каждого услышало руководство. На кухне же все хохотали, обсуждали браки и разводы, и шепотом доверительно говорили друг другу, что Алевтина Павловна немного того, Иван её любовник, а Марина имеет какое-то тайное влияние на них обоих, потому что, несмотря на все её ошибки, её не увольняют.
Меня перестали удивлять странные посетители кафе, их одежда, манера говорить. Это были люди, не знающие, чем себя занять. Это были люди, которые были не интересны даже самим себе.
Перемирие
Удивительно, но, после того вечернего разговора, наши отношения с Иваном стали лучше. В выходные мы вдвоем выбирались за город, мы объездили несметное количество мест: маленькие поселки, заброшенные деревни, пустынные пляжи. Стояли последние солнечные дни осени, и природа вокруг была прекрасна. Мы каждую неделю покупали хризантемы, и они стояли на столике в гостиной, яркие, хрупкие, словно освещая комнату волшебным теплым светом. Мы не говорили о тёте. Зачем было о ней говорить? Я была уверена, что вскоре они разведутся, потому что их отношения нельзя было назвать браком. Его мелкое мошенничество в работе перестало меня волновать. В конце концов, я пришла к выводу, что это было не мое дело. На работе ко мне стали хорошо относиться. Как было приятно чувствовать себя уверенно, считать себя успешной. Конечно же, Иван был вомногом прав. Когда у тебя деньги, всегда найдутся люди, которые будут тебя любить и уважать, или хотя бы делать вид, что любят тебя и уважают.
В конце ноября выпал первый снег. Как-то утром я проснулась, и увидела, что всё на улице бело, было так красиво, будто внезапно пришла сказка. Я ждала от этого дня какого-то чуда и полдня пробыла в каком-то тревожном ожидании, так что на работе, когда спускалась вниз по лестнице, даже не обратила внимания на то, что парень, поздоровавшийся со мной, был Денис. Узнав его, я ухватилась за периллы, боясь потерять равновесие.
– Что ты здесь делаешь?
– Работаю, – пожал он плечами. – Привет.
– Привет. Да, но зачем?
– Как зачем, мне нужны деньги.
– И кем же ты здесь работаешь?
– Официантом.
– И давно?
– Вторую неделю. Ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо, ты тоже неплохо. А как же учеба?
– Я работаю полдня, не волнуйся.
Он выглядел совсем как мальчишка. Нелепые оранжевые брюки, яркая рубашка, волосы с зелеными прядями, в левом ухе – серьга. Да, с недавнего времени изменился корпоративный стиль и те, кто работал в зале, должны были выглядеть ярко и необычно, чтобы посетители чувствовали себя комфортно. Мы не виделись почти два месяца, я совсем о нем забыла. Весь оставшийся день я то и дело возвращалась к мысли о том, что он непросто так устроился в кафе. Может быть, из-за меня. Хотя при встрече он вел себя холодно и равнодушно. Папа как-то сказал, что я эгоцентрична, все время думаю, что люди совершают какие-либо поступки из-за меня. А возможно, Денис просто хотел заработать, и в этом нет ничего странного.
Мы, конечно же, стали часто видеться. Мы стали коллегами по работе. В обеденный перерыв вместе выходили прогуляться по старой улице. Мне пришлось рассказать ему всё, что я знаю о сослуживцах, не бросать же его было на произвол судьбы. Я рассказала ему и о странных совещаниях, которые проводятся раз в две недели, так что, когда Алевтина Павловна на одном из них снова стала кричать, что всё пропало, кафе нужно закрывать и положение дел ужасно, Денис и бровью не повёл. «Это какой-то ад! – говорила Алевтина Павловна, прикрывая глаза рукою и в отчаянии качая головой. – Вы понимаете, где мы все можем оказаться? Я слушаю, какие есть предложения по улучшению ситуации. Валя, скажите, что можно сделать?» Помнится, все посмотрели на Валю, у которой была должность «начальник клининговой службы» и она, оторвавшись от своего блокнота испуганно обвела комнату взглядом, так ничего и не предложив. «Кто может внести предложения? – продолжала Алевтина Павловна. – Степан, что ты предлагаешь?» Повар Степан лишь пожал плечами в ответ. «Ну, давайте, не стесняйтесь, говорите, по итогам 3 квартала растет убыток, как мы думаем закрывать год? Что нужно сделать? Кто-нибудь может мне объяснить, почему это происходит? Нам скоро нечем будет платить зарплату. Как хотите, а я не могу всё решать сама, нужно что-то предпринимать. Если мы все не начнем думать, как выправить ситуацию, мы вынуждены будем закрыться».
– Честно говоря, у меня есть несколько идей, – сказа как-то Денис, когда мы вышли с ним на прогулку в обед.
–О, ради бога, не надо им ничего предлагать. Разве ты не видишь, что они просто прикалываются над нами? – засмеялась я. – Этим должен заниматься финансовый отдел. Неужели ты думаешь, что они действительно не знают, что делать?
– Но ведь им нужны идеи. Я предложу ей парочку, не век же мне работать официантом.
Он говорил об этом совершенно серьезно. Должно быть, начитался книг об успехе или насмотрелся фильмов о том, как молодой карьерист спасает компанию от разорения и становится великим топ-менеджером. Мне почему-то вспомнился разговор в доме Ивана, и я испугалась.
– Здесь что-то не так, – сказала я, – это не простая глупость с их стороны спрашивать идеи у людей, которые ничего не понимают в бизнесе и финансах. Они ищут «гордеца» именно среди тех, кто в этом ничего не понимает.
– Ты делаешь из них каких-то чертей, – засмеялся Денис.
– Я сама слышала, как она говорила, что им нужно найти человека, на которого можно повесить ответственность за какие-то темные делишки. Подожди, у меня есть доказательство.
Я достала свой телефон и стала искать в нем сделанную когда-то запись. Но её не было.
– Что ты там ищешь?
– Я записала её разговор. Не понимаю, куда могла деться запись.
Наверное, Иван взял мой телефон и удалил файл. Он так легко мог просматривать в нем все мои звонки и сообщения, я ведь никогда не устанавливала даже сложных паролей (отчасти потому, что всегда их забывала).
– Поверь мне, не нужно проявлять инициативу, – сказала я, – если тебе нужны деньги и тихая работа, пожалуйста, просто разноси кофе и ни во что не ввязывайся. Я прошу тебя.
– Хорошо. Раз ты просишь, хорошо.
– Это тёмные люди с какими-то тёмными делами. От них вообще нужно держаться подальше. Но если вести себя незаметно, просто выполнять самую простую работу, то можно жить спокойно и даже что-то заработать.
– Я понял.
Он повеселел и, схватив меня за руку и притянув к себе, быстро поцеловал в щеку.
– Так. Мы просто друзья, ты помнишь? – сказала я, как могла строго.
– Конечно. Послушай, а ты давно была у своей тёти? Как она живет?
– Давно. Честно говоря, я даже немного по ней скучаю. Но просто вот так приехать к ней мне неловко.
–Так придумай какой-нибудь повод. Наверняка ты что-нибудь забыла, уезжая. Какую-нибудь вещицу, без которой не можешь обойтись.
– Мне тяжело её видеть.
– Хочешь, я съезжу с тобой?
Мы остановились и смотрели друг на друга. У него такое красивое лицо.
– Да, – сказала я, – так будет лучше.
И это действительно было правильным решением. Как только у нас совпали выходные, мы купили небольшой тортик, пачку лучшего кофе со скидкой в нашем магазине и поехали на Садовую улицу.
Дом показался мне мрачным. Он стоял среди голых деревьев и казался необитаемым. Когда тётя открыла нам дверь, я испугалась. Было видно, что она плакала. Она не удивилась нам, пропуская нас в дом, не сказала ни слова, только ушла в свою комнату. На какой-то момент я растерялась. Разувшись и сняв куртку, нерешительно последовала за нею.
– Саша, что случилось! – спросила я.
В её комнате на кресле среди теплых тряпок лежал Мурлыка.
– Он умирает, – заплакала тётя и, опустившись на колени перед креслом, взяла лапы кота в свои руки.
– О-о! Давно он так? Что сказал ветеринар?
– С сегодняшнего утра. Пришел с оборванным ухом вчера вечером, я продезинфицировала, а сегодня вот, он даже есть не хочет.
– А ветеринар?
– Сказал, что приедет в два часа. Настя, я не смогу этого пережить. Мой Мурлыка! За что ему это всё?
И она заплакала так горько, что затряслись её плечи. Я опустилась рядом с нею на колени и обняла её. Прошло какое-то время.
– Может быть, пойдем выпьем чаю? Мы привезли тортик, отвлечешься. Ты завтракала сегодня?
– Я не могу его оставить. Вдруг он умрет, а меня не будет рядом? Он будет чувствовать себя одиноко. Я не могу. Как я буду без него?
– Может он не умрет? – спросила я, увидев, как один глаз Мурлыки приоткрылся, и он с интересом наблюдает за нами.
– Ах, если бы я могла надеяться! Я бы всё что угодно сделала, чтобы он был жив! Мой мальчик!
К счастью, вскоре приехал ветеринар. Он был с почетом проведен к Мурлыке и оставлен там вместе с всхлипывающей тётей.
– Для умирающего, он слишком бойкий, – послышался голос ветеринара, когда Мурлыка вприпрыжку выбежал из комнаты. – Думаю, что ничего страшного.
Мы с Денисом сидели в гостиной, когда вышел ветеринар. На его лице было скорбное выражение.
– Вы родственница? – спросил он меня и протянул два листка из блокнота с какими-то каракулями.
– Да.
– Это лекарство для кота. Здесь рекомендация успокоительного для тёти. Она находится в неустойчивом эмоциональном состоянии. Настойчиво просила сделать ему рентген, чтобы убедиться, что у него нет переломов.
Мурлыка тем временем умывался, сидя на шкафу. Ветеринар посмотрел на кота и снова покачал головой.
– Пятый вызов за утро. Но я не жалуюсь, это моя работа.
Поверив, что ничто не угрожает жизни Мурлыки, тётя преобразилась. Она чуть ли не вприпрыжку помчалась на кухню ставить чайник, через какое-то время из кухни стала доноситься её песенка. Мы с Денисом стали расставлять на столе в гостиной чашки с блюдцами.
– Ах, ребятки, как я вас люблю! – заявила тётя, обнимая каждого из нас поочередно. – Сейчас мы будем пить чай, а потом я вам что-нибудь сыграю. Или ты Настя что-нибудь сыграешь. Ну, рассказывайте о себе, я хочу всё-всё знать, что у вас нового.
Она не очень внимательно слушала наш рассказ, то и дело, тревожно поглядывая на Мурлыку, который, после ухода ветеринара, снова сник и разлегся на одном из кресел, положив мордочку на передние лапы.
– Тебе не кажется, что всё-таки он странный? – перебила меня как-то тётя, указывая на кота. – Может быть, ветеринар ошибся? Сейчас никому нельзя верить, никто ничего не знает.
– Он просто спит.
– Надо потрогать ему нос, – она вскочила и, подбежав к коту, тронула его за нос. – Влажный.
– У него разглажены усы, – заметил Денис. – Когда коты чем-то недовольны, у них усы опущены вниз.
– Верно. Усы нормальные, – успокоилась Саша. – Но хвост! Он как-то лежит безвольно.
– Нет, он начинает бить хвостом. Злится, – сказал Денис.
– О-о, мой дорогой! Мой воин! Ты, конечно же, всех победил и разогнал с улицы. Но какой ценой! Посмотри на меня. Ты меня узнаешь, Мурлыка?
И всё в том же духе весь остаток дня. Она ничего не спросила о своем муже, о своей сестре. Она то весело смеялась какой-нибудь шутке Дениса, то подбегала к коту и трогала его за хвост, лапы, за нос, пока тот легонько не выпустил когти и не зарычал.
– Вы обещали нам сыграть, – заметил Денис.
– Ах да, пианино в комнате Насти.
Мы перешли в мою комнату. Тётя подняла крышку пианино, легко провела пальцами по клавишам. Она села за инструмент и через минуту полилась такая печальная мелодия, что я не смогла сдержать слез и начала всхлипывать. Тётя закончила играть и положила руки на колени. В комнате повисла тишина.
– Господи, как печально, – сказала я.
– Это была любимая мелодия твоего дедушки, – вздохнула тётя. – Сколько скорби в этом мире! Страшно подумать.
Мы ушли в шестом часу вечера. На улице было уже совсем темно. Мы шли к остановке, я взяла Дениса под руку. Как хорошо, что я восстановила отношения с тётей. Словно тяжелый груз свалился с моих плеч. Она снова была прежней Сашей, восторженной и странной, такой, какой я её люблю. Как в такую женщину мог влюбиться Иван? Он, конечно, её не любит.
Глава 3
Тревога
Не знаю, я ли сумасшедшая, или мир сошел с ума, только временами на меня накатывает такая беспричинная тревога, что я сижу, уставившись в одну точку, как испуганный заяц в норе, и безропотно жду, когда же, наконец, за мной придет охотник и все мои муки страха закончатся. Будет какая-то определенность, будет то, в чем я не буду виновата. Эта тревога особенно мучительной была в выходные. В будни я так уставала на работе, что мне хватало сил только на то, чтобы умыться и упасть на кровать, я ни о чем не думала и мечтала только о сне. Но в выходные дни! Особенно я ненавидела воскресенье, потому что за ним следовал понедельник… Так вот в воскресенье вечером у меня вошло в привычку сидеть в гостиной и смотреть, как за окном опускаются сумерки. Это было мое время, в этом большом пустом доме я была одна. Я сидела, обхватив колени руками, и смотрела