Читать онлайн Домашний арест или Новый папа по соседству

Глава 1. Гражданин Аронов

– Верочка, кушай, пожалуйста, нам пора в кроватку. Завтра маме на работу, а тебе в садик.

– Включи мультик, – прищуривается дочь. – Ну одинюсичек, пожалуйста…

– Вера, нет! – Повышаю голос. – Мультики сегодня уже были… Только «спокойной ночи, малыши…»

– А можно я тогда только сосисочку съем, а кашу не буду, – продолжает торговаться дочь.

– Так… – делаю глубокий вдох, чтобы разразиться воспитательным монологом, но вдруг в коридоре раздаётся звонок.

Размышляя, кто это может быть, я подбегаю к двери и смотрю в глазок.

– Здравствуйте, а вы к кому? – Спрашиваю, не открывая замка.

– Оперуполномоченный капитан Крачков, откройте, пожалуйста, – доносится с площадки.

– А мы никого не вызывали… – отвечаю растеряно.

– Девушка, – вздыхает мужчина, – если вы прямо сейчас не откроете, мы будем вынуждены вскрыть квартиру. Итак?

Чувствуя, как разгоняется сердце, щелкаю затвором замка и распахиваю дверь.

– Здравству… – начинаю и осекаюсь.

Вальяжно отодвинув в сторону полицейского, в квартиру входит второй мужчина.

Высокий, широкоплечий, хмурый. Возраст под щетиной угадывается с трудом. Но не старый. Где-то от тридцати пяти до срока. В чёрной меховой дубленке, классическом костюме и… с наручниками на запястьях! В мой нос бьет терпкий запах дорогого одеколона.

– Домашний арест господин Аронов Иван Дмитриевич, согласно решению суда, будет отбывать по месту прописки, – рапортует полицейский.

– Что? – Распахивается мой рот.

– Мам… а это кто? – Выглядывает из-за моей юбки дочь.

Машинально задвигаю ее обратно и во все глаза смотрю то на капитана, то на «господина Аронова».

– Вы простите, Иван Дмитриевич, за неудобства, – снимает с него наручники полицейский, – но протокол есть протокол

Мужчина в парке смеряет его тяжелым, презрительным взглядом и сбрасывает на мой комод большую спортивную сумку.

– Счастливо оставаться, – прикладывает руку к шапке капитан.

Осознав, что он сейчас уйдёт, висну у него на руке и начинаю тараторить.

– Постойте… Это какая-то ошибка. Этот мужчина не может быть здесь прописан. У квартиры всего два владельца: я и ещё одна девушка…

– Мужчина… – ухмыляясь, перебивает меня «заключённый Аронов» и всовывает мне в руки свой паспорт. – Свободен… – кивает капитану и захлопывает входную дверь прямо перед моим носом. Начинает раздеваться.

Я несколько раз перечитываю текст в печати на пятой странице паспорта. Третья улица Дорожников дом тридцать пять квартира двенадцать. На всякий случай даже проверяю город, но все верно! Аронов Иван Дмитриевич действительно является моим сожителем.

Кажется, меня просто подло обманули.

Господи, да как тебя не обмануть то было, Надя. Если ты, как овца счастливая этой девице поддакивала: «это знак, да, да. И нам и вам удобнее договор дарения…»

– Так, где обитаешь, показывай, – забирает свой паспорт из моих рук мужчина и заглядывает по очереди сначала в спальню, а потом в гостиную.

– Эээ… – плетусь я за ним следом. – Спим с дочкой в спальне…

– Я буду в зале, – обрывает меня мужчина. – Курить удобно на балконе…

– А «спокойной ночи, малыши…»? – Возникает между нами Вера.

– Спокойной ночи, малыши… – ухмыляется мужик и захлопывает дверь гостиной.

Вера поднимает на меня свои большие глазищи, которые молниеносно наполняются слезами.

– Я не посмотрю перед сном телевизор?

– Малыш, давай сегодня книжечку почитаем?

А дальше начинается истерика. Обменять у Вари «Хрюшу и Степашку» на сказку дело изначально провальное. Я не знаю, как успокоить уставшую и настороженную дочь.

Ещё меня до безумия пугает человек в гостиной. Кто он такой? За что арестован? Как отреагирует на детские капризы? Он вообще нормальный? А если нет, то куда нам деваться?

Вдруг дверь гостиной резко распахивается.

Я подхватываю дочку на руки, сбегая за поворот коридора, но за нами никто не бежит и даже не кричит. Дверь гостиной снова хлопает.

Выглядываю из-за угла и обнаруживаю на полу телевизор. Выдыхаю… Так, будем считать это хорошим знаком.

– Ну пойдём твои «спокойной ночи…» смотреть, – говорю Вере, стирая с ее щёк слезки.

На хитрой мордочке расцветает улыбка.

– Мультики в кроватке…

Да, я не разрешала, но теперь то как быть?

Глава 2. Что-то на мокром

Иван

Я дома. Ощущение полноценно. И это так странно…

Ещё неделю назад, если бы между домом на Рублевке и старой квартирой матери не было СИЗО, я бы сказал: «Что за дыра?» Столько лет стремился сбежать отсюда…

А сейчас я абсурдно рад старому дивану, обоям в цветочек, синтетическому ковру на полу, простеньким занавескам, да даже гирлянде на окне рад! Мигает так забавно… Как в детстве. А ещё едой здесь пахнет домашней и молоком. Жирного кота Маркиза, принесённого Линкой, только не хватает…

Хочется прилечь, но по всем поверхностям разбросаны детские игрушки. Расстилаю на полу большой плед и сгребаю их в него. Выставляю прям так, в тюке за пределы комнаты. Беспорядок страшно выбешивает.

На мгновение прислушиваюсь. В соседней спальне моя соседка уговаривает дочь пойти спать. Может, и нужно было как-то поговорить с этой молодой женщиной, познакомиться по-человечески, но объясняться не хочется. По крайней мере, сегодня. Может быть, завтра… Придётся ж как-то нам два месяца рядом существовать. На больший срок хата эта мне не впилась…

Дожидаюсь, когда в квартире наступит тишина и иду в ванную. Нормально помыться после казённого душа хочется страшно.

– Мдаа… – тяну, оглядывая ремонтный погром.

Плитка лежит на стенах «как бык поссал». Даже я со своими руками из жопы лучше уложу. Ванная стоит вообще без герметика и оклеена прозрачной пленкой на скотче, чтобы вода не затекала в швы.

Но почему-то никакой брезгливости пользоваться чужой сантехникой нет. Наоборот – все чистенькое и едва уловимо пахнет фруктовой жвачкой. Оглядев полки, я быстро нахожу источник запаха – детскую пену для ванн.

С удовольствием погружаюсь в горячую воду с мылом и расслабляюсь.

Электронный браслет на ноге мешает полноценно кайфануть, но, видимо, недосып в какой-то момент все-таки берет своё, и я отключаюсь.

Прихожу в себя от громкого стука в дверь.

– Вы там живой?! Что вы делаете? Мы затопим соседку! – Слышу голос своей сожительницы. Забыл ее имя…

Протираю глаза и смотрю за пределы ванны.

– Твою ж мать! – Присвистываю.

На полу налито воды примерно по щиколотку. И хрен его знает, откуда течёт.

Быстро вытираюсь и бросаю полотенце на пол. Помогает это, конечно, слабо. Натягиваю футболку с шортами и распахиваю дверь.

– О Господи… – залетает в ванную девчонка и сразу же кидается спускать воду. – Верхний слив не подключен, а вы плещетесь! Неужели так сложно было спросить?! А если бы я уснула?

Она сдёргивает с батареи полотенца и опускается на корточки, начиная собирать и отжимать воду.

Спустя минуту я ловлю себя на том, что просто бесстыдно стою и пялюсь на девичью упругую задницу под шелковым халатиком. Вот это ночная эротика! Потрогать хочется страшно! Мой оголодавший за неделю в СИЗО организм реагирует возбуждением мгновенно.

– Если не хотите помочь, то просто отойдите и не мешаете! – Шипит моя соседка, оборачиваясь и сдувая с лица выбившуюся из хвостика прядь волос.

Хорошенькая, молоденькая простушка с веснушками на носу. Отвык я от таких лиц. Но что-то цепляющее взгляд в этом есть.

Делаю шаг назад, наблюдая за манипуляциями соседки. В кружевном вырезе ночнушки красиво перекатывается мягкая грудь. Интересно… почему она без белья? А внизу? Его тоже нет?

Прокашливаюсь, заставляя себя поднять глаза выше, потому что фантазии в этом случае бесперспективны. Так зачем начинать?

– За такие шутки у нормальных бригад предусмотрены штрафы, – говорю и хмурюсь, потому что чувствую себя в некоторой степени виноватым. – У тебя есть договор?

Соседка откидывает мокрое полотенце в ванну и поднимается на ноги.

– Да какой, Господи, договор! Они брали дешевле всех. Обещали управиться до декабря. Мне их знакомые посоветовали, а у плиточника давление скачет на погоду. Его жена меня вторую неделю кормит обещаниями, что он приедет.

– А остальные рабочие?

– А остальные работать могут только после плиточника, – разводит она руками. – Надеюсь, что соседке снизу ничего не натекло. Она и так нас Верой ненавидит.

– Почему ненавидит? – Искренне удивляюсь.

Реально приятная девица передо мной стоит. Даже когда злится. А уж бабских истерик я видел тысячи!

– Потому что заняться ей больше, видимо, нечем, – вздыхает моя сожительница.

Забрасывает мокрые полотенца в стиральную машину и устало присаживается на край ванны.

– Вы хотя бы не опасный? – Поднимает на меня глаза и болезненно усмехается. – А то я последнее время крайне невезучая.

– А что? Похож на опасного? – Дергаю бровью и складываю на груди руки.

Какая прямолинейность!

– А разве все маньяки и извращенцы похожи на маньяков и извращенцев? – Замечает она резонно.

– За эти преступления домашним арестом не отделаешься, – пожимаю плечами. – Будь спокойна.

– Так что у вас? – Повышает девчонка голос и разгоняется праведным гневом. – Я бы хотела знать, уж простите! У меня маленький ребёнок. Девочка! И я – слабая женщина, которой больше некуда пойти. На двери нет замка. Как вы мне прикажите жить? Спать? Оставлять вещи? Готовить? О, Господи!

Я замечаю, как ее глаза наполняются слезами.

«Такая себе» с ее стороны картинка, согласен. Но почему-то совершенно не спешу раскрывать все карты. Кайфую, что передо мной, наконец, никто не присмыкается? Да, есть вполне такое… Забавное ощущение, когда на тебя кричат. Обычно, только Лина могла себе это позволить. Но она со мной вот как год не общается.

– Тебя как зовут? – Киваю девчонке.

– Надежда… – бурчит она.

– Значит, дочь – Вера, а ты – Надежда? – Хмыкаю. – А что с любовью?

– А она сегодня не пришла, – агрессивно пресекает шутку моя соседка.

– Ну вот что, Надежда, – заключаю. – Осужден я за банальную драку с тяжкими телесными. Я сам совершенно не рад, что мне придётся проторчать здесь два месяца. В том числе и Новый год. На продукты и вещи твои не претендую, сексуального интереса к молодым мамкам и детям не испытываю. Легче стало?

Пожимает плечами и болезненно улыбается. Сжимает виски пальцами.

– Как я так попала? Вас же даже в квитанциях не было.

– Они, скорее всего, на мать так и приходили, – поясняю ситуацию. – Мы с сестрой в наследство вступили, а никакими бумажками не занимались.

– Значит, Лина Дмитриевна – ваша сестра, – пытается переварить последние новости Надя. – Не легче, конечно.

– Сестра, – подтверждаю.

– Понятно… – вздыхает соседка. – И на долго у вас это? – Кивает на мою ногу.

– Два месяца.

– Терпимо…

На мгновение мы встречаемся с Надеждой взглядами, но я даже больше подумать ничего не успеваю, потому что за моей спиной раздаётся детский всхлип.

– Мамочка! Где моя мамочка?!

Начинает рыдать мелкая.

Я оборачиваюсь и наблюдаю, как ее пижамные штанишки начинают намокать. Вокруг босых маленьких ножек образуется лужа.

Надя вылетает из ванной, отталкивая меня в сторону.

– Я здесь, зайка. Ты чего расплакалась?

– Я тебя звала, писить хотела…

Соседка уносит дочку в спальню, а я шокировано смотрю им в след.

Ну треш!

Лучше бы я год назад дом официально оформил. Дались мне эти двести штук налога. Сейчас бы отдыхал два месяца как человек… возле бассейна.

Глава 3. Кухонный допрос

Иван

Открываю глаза от настойчивого, долгого звонка в дверь и ещё несколько секунд тупо смотрю в потолок, силясь осознать грань между явью и сном.

Раньше мне часто снилась мамина квартира… Особенно между звонками утреннего будильника, когда пытаешься урвать крупицы сна. И на полном серьезе хочется поныть, что нам ко второму уроку. И услышать голос Линки из соседней комнаты, которая обязательно спалит мое враньё. Коза…

Но запах молочной каши и диван с продавленным подлокотником на этот раз реальны. Сажусь, разминая затёкшее от неудобной позы тело, и прислушиваюсь к голосам в коридоре.

– Здравствуйте… – говорит моя соседка, – а вы, наверное, к Ивану Дмитриевичу… Я сейчас его позову.

Интересно, с чего она это решила? О моем местонахождении знает всего несколько доверенных лиц. И мне очень хочется, чтобы так и оставалось, а то журналисты будут спать под дверью.

– Нет, – отвечает Надежде неожиданно раскатистый и грудной женский голос. Прокуренный такой, как у следаков из убойного. – Мы к вам. У нас уже третье обращение от ваших соседей, что в квартире целый день плачет маленький ребёнок. Скорее всего, находится один. До двух ночи играет музыка, постоянные гости и шум… Орган опеки постановил провести проверку по обращению.

– Какой шум? Откуда? – Ахает моя соседка.

Мда… Я тоже что-то не верю. Совсем не похожа девчонка на ночную гуляку.

Подхожу ближе к двери, чтобы лучше слышать происходящее.

– Я с девяти до семи каждый день на работе. – Продолжает оправдываться Надежда. – Дочка в садике. Мы успеваем только поужинать, посмотреть мультики и пойти спать.

– И все-таки покажите нам квартиру, – настойчиво требует второй голос. – Давайте начнём с кухни. Посмотрим обстановку, что кушает ребёнок на завтрак. В чем одет…

Возня и голоса удаляются вглубь квартиры.

Мне категорически не нравится происходящее. Дело попахивает тупой подставой. Кажется, Надежда вчера говорила, что с соседкой снизу не ладит. Неужели все так плохо? А главное… какая у бабки причина действовать на столько подло? Сразу через опеку. Без участкового и подговаривания других соседей? Нужно быстренько порешать дела с этим персонажем, пока не пришлось никаким свидетелем выступать.

Прикидываю примерную длину действия трекерного браслета и выхожу из комнаты. Пока надеваю ботинки, всматриваюсь в происходящее на кухне. Женщины на столько увлечены, что меня даже не замечают.

Тётка из опеки выглядит, как классический госслужащий системы – максимально неприятно. Папка в руках, короткая стрижка, небрежные интонации и абсолютная беспардонность.

– Алкоголь в квартире имеется? – Гнусавит она и заглядывает в навесные ящики.

– Нет, конечно, – отвечает моя соседка. – Зачем он мне?

– А это что? – Довольно тянет инспектор.

Я бы так был доволен, если бы у себя в столе коньяк бочковой нашел.

– Это обычный асептолин для дезинфекции, – отвечает Надежда. – Дети, сами понимаете, постоянно где-то падают.

– И часто у вас ребёнок падает? – С интересом перебивает баба из опеки мою соседку.

«Оооо… капец.» – Усмехаюсь про себя.

Их всех разводить людей в одном месте, видать, учат. Вместе с погонами. Спецкурс.

– Весной и летом – да, – мямлит Надежда. – Зимой – реже, конечно.

– А сколько ребёнку?

– Три с половиной…

– Детка, скажи, – неожиданно наклоняется тётка к мелкой, – а мама тебя бьет?

– Неет, – слышу удивлённое детское.

Дело – хрень. У тетки задача докопаться.

Прихватив с собой на всякий случай комплект ключей, выхожу из квартиры и только начинаю спускаться вниз, как между пролетами замечаю седой старушечий пучок. Подслушиваем, значит…

– Доброе утро… – торжественно здороваюсь и срываюсь вниз за старушкой, которая пытается спрятаться в квартире.

В последний момент умудряюсь подставить ногу. Толкаю дверь и неожиданно узнаю во вредной старухе подругу матери. Я думал, что нет ее уже…

– Елизавета Семёновна?

От удивления осаживаюсь. Нормальная ж была тётка…

Она слеповато щурится.

– А вы кто, молодой человек?

– Не узнаёте? Сын Тамары, что выше этажом жила.

– Ох… Ванечка… – всплескивает она руками. – А ты как здесь? Квартирку то сестра твоя продала. Я одна тут доживаю.

– Не правда, – качаю головой. – Квартира мне принадлежит. Вот заехал опросить соседей, узнать, как жильцы мои? Не мешают ли?

– Да нормальные люди… – теряется женщина и пожимает плечами. Мать и дочь.

– А что же вы тогда, Елизавета Семёновна, на девочек органы опеки натравили? Не стыдно вам?

– Да же не знала, что так серьезно будет, – вдруг начинают трястись у неё губы. – Думала, поругаются-поругаются муж с женою то, да сойдутся. А у меня Мышка захворала.

– Мышка? – Переспрашиваю. – При чем тут мышка?

– Кошка. Старая уже таблеток выписали гору. А я с ней вместе, как на пенсию вышла… Лечить надо.

– Подождите, – перевариваю я информацию дозами, – что значит муж с женой помирятся? Вас кто-то попросил написать заявление в органы опеки за деньги?

– Так женщина, – отвечает Елизавета Семёновна и начинает шмыгать носом, – плакала тут. Как мать, говорила, прошу тебя. Невестка задурила. Нужно в дом вернуть… Я ж на неё милицию вызывала. А она не возвращается. Участковый, поди, думает, что я из ума выжила.

Значит, сожительница моя ещё и замужем. Вот как интересно.

– Так… – шумно втягиваю воздух через нос. – Вы знаете что, Елизавета Семёновна, больше денег ни у кого не берите. С кошкой я вам лично помогу. А то лишат женщину материнских прав. Грех этот на ваши плечи ляжет… С этими контрами не шутят.

– Ой, Господи… – крестится старушка. – Да не подумала ж я. И что делать то теперь? А? Ванюш?

– А вы как в опеку жаловались? – Хмурюсь. – Ходили лично?

– Женщина та, что платила, номер телефона оставляла… Сейчас, где-то вот тут на бумажке был.

– Звоните и говорите, что квартирой ошиблись, – говорю жестко. – Что соседи собаку завели, а вы перепутали.

– Да это ж я совсем дурой старой буду… – качает головой Елизавета Семёновна.

– Это тот самый случай, – говорю с нажимом, – когда лучше так. Чем обижать молодую мать. А деньги на кошку через пару часов занесу. Ну, не буду стоять над душой…

Выхожу из квартиры, закрываю за собой дверь и ещё стою несколько секунд, слушая, звонит куда бабулька или нет.

– Алло… Это Елизавета Семёновна, – раздаётся из квартиры.

Смотрю на часы. Восемь утра! Вот это уровень решения вопросов.

В моей квартире продолжается кухонный допрос. Даже не смешно уже…

– А гости у вас бывают часто? – Мучает мелкую инспектор.

– Вчера дядя приходил, – бесхитростно выдаёт Вера…

– Он к вам раньше не приходил?

– Да перестаньте вы, ей Богу! – Вдруг срывает Надежду. – И уходите отсюда вон! Займитесь действительно неблагополучными семьями. Разве не заметно, что мы нормальные?! Что нам с дочкой хорошо? И мужиков никаких я не приглашаю. Мне принадлежит только половина квартиры, а во вторую ненадолго заехал второй хозяин. Все!

Ай молодца! Я испытываю даже момент гордости за свою сожительницу.

– Собственно, – прокашливаясь, захожу в кухню и начинаю теснить опешившую сотрудницу органа опеки к выходу, – я и есть тот мужчина. Подтверждаю, что музыки не слышал, спал сладко и безмятежно. А вас, уважаемая… как вас там?

– Калерия Владимировна…

– Да да, – даже не пытаюсь я повторить, – если вы сейчас же отсюда не выйдите, будет ждать иск за превышение должностных полномочий и профнепригодность к общению с детьми.

– Да что вы себе позволяете? – Взвивается тётка. – Я действую строго по инструкции и с резолюции начальства!

– Не поддержит вас начальство… просто поверьте.

Всовываю ей в руки сумку и буквально выталкиваю на лестничную площадку.

Возвращаюсь на кухню и застаю свою соседку, обессилено сидящей на табуретке посреди погрома. Вера, пользуясь случаем, наяривает из банки клубничное варенье пальцами.

Последовав ее примеру, облизываю палец и плюхаюсь на табуретку.

– Спасибо вам… – шепчет Надя, полнимая на меня глаза. – Я так растерялась. А она как танк – все вверх дном переворачивает…

– Больше они к тебе не придут, не переживай, – обещаю.

– Откуда вы знаете? – Спрашивает Надя вымученным голосом. – Она столько всего написала. И фотки ванны сделала… будто специально… Все углы облазила. Чем мы этой старухе то снизу помешали? Хоть съезжай…

Надя подскакивает на ноги и отворачивается к окну, пряча слёзы.

Я подхожу к ней сзади.

– Вы не там видите проблему, Надя. Совсем не там.

– И где же проблема? – Хмыкает она.

– А ты замужем?

Глава 4. Фамильные ценности

Надя

– Какое это имеет значение? – Оборачиваюсь, вытирая слёзы, и киваю в сторону дочери. – Я бы не хотела говорить об этом при Вере.

Мелкая, скучая, размазывает по тарелке манную кашу с вареньем.

– Ты поела? – Подходит мой сожитель к ней.

– Не хочется больше… – вздыхает Вера.

– Тогда беги, – он отодвигает ее стульчик. – Мультики сами себя не посмотрят.

Дочка расцветает в шкодной улыбке и срывается в спальню.

– Вера, нет, нужно одеваться, – спохватываюсь я. – Ну зачем вы это сделали, – осуждающие качаю головой. – Мы и так опаздываем. У меня пересменка через пол часа. Вера, надевай колготки!

– Подожди, не суетись…

Вдруг перегораживает мне путь мужчина.

Я шарахаюсь от него на шаг назад.

– Не трогайте!

Он, показательно сдаваясь, поднимает руки вверх.

На столешнице начинает вибрировать телефон.

– Извините, нужно ответить, – хватаю я его. – Алло… Машенька, прости меня, – начинаю тараторить. – Задержись, пожалуйста, на часик. У меня тут форс-мажоры один на одном. Я все отработаю!

– Окей… – тянет моя сменщица. – Только не опаздывай. Сегодня должна Инга приехать. И отработаешь, когда скажу..

– Да да, – горячо обещаю ей. – Спасибо.

Что бы я без неё делала.

Кладу трубку и поднимаю глаза на своего соседа.

– Так что вы хотели о моем замужестве спросить?

– Все, что мне нужно знать, я и так уже понял, – внимательно смотрит на меня он. – Замужем. Муж – говнюк, раз в никуда сбежала с ребёнком. Хочешь развода, а он не даёт.

– Не он… – опускаюсь я на стул и нервно отламываю кусочек хлеба. Так и не поела… – Ему наплевать. Но свекровь считает, что каким бы гадом не был ее сын, я должна терпеть. В их семье разводов не бывает! А я такая овца неблагодарная возомнила… Посмела! Там у них только один нормальный человек, кажется, остался. Бабушка моего бывшего мужа. Но она в кресле инвалидном. Общаются с ней… – вздыхаю. – Ждут, чтобы померла побыстрее.

– И какая же у них фамилия? – Интересуется скептически мой сожитель.

– Шольц… Несколько поколений ученых и врачей. Клиника хирургии на Азовской, – взмахиваю руками, будто открещиваясь, – но мне ничего этого не надо. И Вере не надо! Ни перспектив, ни денег…

– Значит, раньше надо было? – Дергается вверх бровь моего соседа.

– Мы с Витором в лаборатории познакомились, – поджимаю я обижено губы. – Я на втором курсе меда училась. Пришлось в ночную к ним устроиться, чтобы за мамой ухаживать. Ей по квоте операцию в клинике делали. Бывший муж ухаживал красиво, буквально прохода не давал. Я сдалась. Дура. Да и забеременела практически сразу.

– Классика жанра… – Хмурится Иван Дмитриевич.

– Свекровь сразу мне пригрозила, – сцепляю я в замок руки, которые начинают дрожать, – что если не вернусь, суд Веру с отцом жить оставит. У меня ни жилплощади, ни работы официальной. Только деньги были от продажи маминого дома в деревне…

Вдруг догадка прошивает меня насквозь.

– О Господи… – издаю стон, падая лицом в ладони. – Это же не соседка на меня опеку натравила да? Это они?

– Через соседку, Надя, – подтверждает мой сожитель. – Я успел с ней поговорить, пока ты тут инспекторшу обхаживала. Старуха – подруга моей матери. Все выложила.

– А теперь у меня в квартире ещё и посторонний осужденный мужик, – зло смеюсь. – Класс… Суд сразу после праздников.

Поднимаюсь на ноги, забираю со стола тарелку дочери и кидаю ее в раковину. Конечно, тарелка бьется на осколки. Мне кажется, что это бьется не она, а мое сердце. Больно так, что дышать тяжело.

Я не смогу без дочки. Это не возможно. Меня проще сразу убить. Но и вернуться в дом Шольцев? Каждый день кланяться свекрови, ложиться в одну постель с мужчиной, на котором сама лично видела другую женщину…

Голова взрывается от этих мыслей резкой болью. Да, я вернусь к Шольцам, если не останется выбора. Никуда не денусь.

– Хотите кашу? – Машинально предлагаю своему соседу.

Все равно выбрасывать придётся…

– Не откажусь, – неожиданно соглашается он.

Накладываю ему манку, заливаю вареньем и кладу кусочек масла.

– Пожалуйста… – ставлю на стол. – Чайник горячий. Чай и кофе в шкафчике над плитой.

Пару секунд понаблюдав, как мужчина начинает с аппетитом работать ложкой, быстро захожу в ванну. Замазываю следы слез и иду собираться на работу.

С большим трудом отбираю у дочки пульт, помогаю ей одеться и уже в коридоре снова сталкиваюсь со своим соседом, выходящим из кухни.

– Спасибо, Надежда, – говорит он. – Было вкусно. Как в детстве, только без комочков. В следующий раз бросьте парочку, не жадничайте…

– Очень смешно, – фыркаю, ища ключи. – Да где же они? – Обшариваю тумбочку.

– Это ищите?

Иван Дмитриевич достаёт из кармана и демонстрирует связку.

– Да, зачем вы их взяли?

– Мне, кажется, полагается второй комплект, – подаёт сосед мне ключи на вытянутом пальце.

– Да, – вздыхаю. – Вы правы. Я сделаю.

– И ещё, Надежда, – хмурится он. – Оставьте ка мне номерок рабочих, что ванну никак не доделают. Напрягает, знаете ли, меня погром. Попробую повлиять.

– Пожалуйста, – достаю небольшую визитку из ящичка и не отказываю себе в удовольствии шлёпнуть ею о полочку.

Напрягает его…

На работу я приезжаю через полтора часа, вместо обещанного часа. И, конечно, по закону своего невезения, сталкиваюсь с начальницей, которой вздумалось поставить новое развлечение для посетителей – кислородные коктейли.

Марья, покрывая меня, врет напропалую, но начальницу это трогает слабо.

– Надежда, – манерно складывает она руки на груди, едва я захожу в аптеку. – Если вы ещё раз опоздаете на работу, я вас уволю. Запомнили?

– Да, прошу прощения, Инга Максимовна, – делаю покаянное лицо. – Это больше не повторится.

Пока начальница читает мне мораль, знаками благодарю сменщицу, которая сбегает, пока не попала под раздачу.

Благо, остаток рабочего дня проходит без особых потрясений, если не считать пару бабулек, желающих поскандалить о том, что таблетки перестали продавать пластинками. Обезболивающие, простудные, успокоительные, новый приход товара и снова за Верой в сад. Меня полностью устраивает такая жизнь. Да, очень сложно, и не на все хватает, но зато без ежедневных унижений.

В маршрутке кладу голову на заледеневшее стекло и думаю о том, что сейчас ждёт меня в квартире.

Нет, на первый взгляд мой сожитель вполне адекватный мужик, но всегда же есть вероятность разной грязи. Надеюсь, он не приводил женщин или пьяных дружков. Ничего не продал… Хотя что там из ценного? Столовое серебро? Ноутбук с телевизором?

Да и вообще, ты хороша, Надя. Выложила постороннему всю свою жизнь, а сама даже не спросила, кем он работает. Кем может работать мужик с часами, как у моего бывшего мужа? Точно не сантехником.

Заходим с Верой в подъезд, поднимаемся на свой этаж и…

– О Господи! – Ахаю я, видя, настежь открытую дверь квартиры. – Что здесь происходит… – забегаю и осекаюсь, сталкиваясь со всей ремонтной бригадой, которую нанимала. Разом. Никогда их четверых вместе не видела.

Но следующая картина меня поражает ещё сильнее.

Гражданин Аронов, как настоящий господин, выседает в дверном проёме кухни за выдвинутым обеденным столом и с аппетитом поедает роллы.

– О, Наденька, вернулась Евгений Фёдорович, – нарочито весело и громко говорит он. – А это значит, что ровно через час я беру своих людей и еду в вашу квартиру наводить точно такой же порядок, что вы оставите у нас.

Глава 5. Приятные потрясения

Иван

Мне нравится смотреть на потрясённое личико своей соседки. Черт, я уже забыл, что радовать женщин – это просто!

– Евгений Фёдорович, – заглядывает Надя в ванную, – я так рада, что вы хорошо себя чувствуете…

– Вашими молитвами, вашими молитвами, – саркастично отвечает ей бригадир.

– Что здесь происходит? – Соседка подходит к столу, не снимая ботинок и стягивает с головы шапочку.

– Ремонт и обжорство, – развожу руками и закидываю в рот ролл с креветкой. – Мойте руки в туалете и за стол.

– В туалете не моют руки, – выглядывает мелкая из-за спины матери и хихикая, стучит кулачком себе по голове. – Тук тук… Кто там?

– Вера! – Осуждающе рявкает на неё Надежда.

– А что я такого сделала… – ворчит мелкая.

Я ловлю себя на том, что улыбаюсь.

– В ванной пока раковину не доделали, стояк отключён, – поясняю я своё предложение, – а в туалете установили гигиенический душ. Мыло на полочке.

Надежда, косо поглядывая на то, как остальные рабочие выносят из квартиры мусор, раздевает дочь, скидывает пуховик и с опаской заглядывает в туалет. Захлопывает дверь. Смотрит на меня, а потом снова распахивает дверь туалета.

Да, там тоже сегодня все до ума довели. Потолок натянули, полки повесили, бойлер и поменяли сантехнику.

Беру из пакета ароматизатор с бамбуковыми палочками и подзываю Веру.

– Пссс, мелочь, маме отнеси.

Но моя шалость имеет имеет совсем не тот эффект, которого я ожидаю.

Надежда забирает у дочери баночку и словно фурия надвигается на меня.

– Объясните мне немедленно, что все это значит.

Ух какая!

– Вот и я говорю, Надежда Андреевна, – пользуясь нестабильностью в рядах заказчика, выглядывает из ванной Евгений Фёдорович. – Если вдруг все отвалится, то я совершенно не при чем…

– Если хоть один крючок отвалится, – рявкаю, – то я тебя ещё раз найду. Усёк? И искупаю не в домашнем сортире, а в синей кабинке на ближайшей стройке!

Испуганная соседка хлопает глазами и вжимается в дверной косяк. Какие мы впечатлительные и нежные.

К сожалению, есть определённый контингент людей, которые понимают только грубую силу.

Мне приходится отодвинуть на место стол и самому посадить за него девочек.

– Это очень дорого, я не могу разделить с вами чек, – крутит в руках палочки Надя.

– А в моем детстве дорого было в кашу масло класть, – пожимаю плечами, начиная раздражаться от ее упёртости, – Ешь и не дури мне голову.

Благо, с Верой проблем не возникает. Она точит роллы за двоих, жирно макая их в соевый соус.

– Она сейчас обопьется, – вздыхает Надя, – а потом всю ночь будет в туалет бегать.

– А я думал, что скучно живу, – подкатываю глаза. – Расслабься. Тебе сегодня ещё ванну принимать.

– Вы думаете, что они действительно успеют, – косится на дверь ванной моя соседка.

– У них есть качественная мотивация, – усмехаюсь.

И действительно. Через сорок минут ванная комната сияет чистотой. Кафель, потолок, правильно установленная сантехника… Остаётся только повесить зеркало и установить стиральную машину, но это я сделаю сам.

– Это не та плитка, что я выбирала, – шепчет мне Надя. – Эта стоит в два раза дороже. Я ее помню.

– Очень старались люди, – хмыкаю. – Давай им это простим.

– А обои в коридоре и линолеум?

– Так те повредили, когда ванну выносили, – отвечаю как ни в чем не бывало.

– Ремонт меньше чем за сутки… – продолжает качать головой соседка.

– Не зря же тебе их посоветовали, – хмыкаю. – Работяги, а не ребята.

Конечно, после ухода рабочих, моя соседка хватается ещё раз мыть полы и сантехнику.

А мелкая неожиданно прибегает ко мне в комнату.

– Что ты делаешь? – Хитро улыбаясь, она выглядывает из-за угла.

– Читаю…

Отрываю взгляд от экрана ноутбука, который пестрит заголовками и интервью одного жопоногого физкультурника, которому я эти самые ноги поправил. Да… хорошо, что «желтушники» не знают, где я.

– Про что читаешь? – Делает девчонка ко мне пару шагов.

– Скажем так, – отвечаю честно, – один дяденька рассказывает всем, какой я плохой.

– А ты хороший? – Склоняет Вера голову в бок.

– Ну… – хмыкаю. – Я у него подружку не уводил.

– У нас в садике часто так, – авторитетно взмахивает она рукой. – Вот Катя вчера дружила с Игорем, а сегодня ей Миша жвачку под колесом на прогулке нашёл. Теперь она с ним дружит.

– Под колесом? – Морщусь.

– Угу, – кивает Вера и, окончательно осмелев, садится ко мне на диван. – А Катя сама ее съела и со мной не поделилась.

– Выходит, – хмыкаю, – твоя Катя не только мальчиков меняет, но ещё и подруга так себе.

Действительно, все как у взрослых.

– Выходит… – вздыхает мелочь.

– Но ты такой не будь, – грожу пальцем. – А то настоящий мужчина должен будет за тебя подраться.

– Как ты?

– Как я, – соглашаюсь, опуская детали.

– Здорво… – мечтательно тянет Вера. – А ты плакал, когда она с тобой дружить перестала?

– Я был расстроен… – отвечаю дипломатично.

Ну не могу же я сказать ребёнку, что в принципе, мне было плевать, но устраивать разврат на парковке в моей тачке – это все-таки перебор.

– Ты новую себе найдёшь, – пытается утешить меня ребёнок. – Ты такой грозный и красивый, как доберман.

Я аж давлюсь слюной от сравнения. А девица продолжает.

– Мы с мамой его на выставке в торговом центре видели. Ты знаешь, сколько человек с ним сфоткаться хотело?

– Спасибо… – булькаю я от смеха. Вот уж сравнила так сравнила.

– Вера! – Вдруг появляется в дверях моя соседка. – Ты что здесь делаешь? Зачем мешаешь? А ну бегом в ванную и пить молоко.

– Ну все, спокойной ночи, – вздыхает мелочь.

– Беги, спокойной ночи, – отвечаю ей.

А сам вдруг ловлю себя на мысли, что дети, оказывается, – это не так уж и страшно…

Глава 6. Бабушки и бабки

Надя

– То есть, ты хочешь сказать, что живешь теперь с шикарным мужиком, который забахал тебе ремонт за сутки, загрузил холодильник едой, так ещё и держит при себе руки? – Резюмирует мой рассказ Марья и заливает кипятком растворимый кофе. – Так это же круто, подруга!

Я кладу конфету в рот и подкатываю глаза.

– Вот умеешь ты все перевернуть в сказку. А то, что он под арестом? Я краем уха слышала, что он избил любовника то ли жены, то ли женщины своей.

– Так это как раз нормальное поведение! – Фыркает подруга. – Это только ты у нас: «Ах, Витор, как ты мог… я ухожу, мне ничего не надо!«Другая бы ободрала семейку как липку и была бы права.

– Перестань, Маша! – Всплескиваю руками. – Ты прекрасно знаешь, что это непросто. Нужен адвокат хороший, а я не знаю, где его даже искать. И стоить он теперь будет целое состояние… Инга ничего про премию к новому году не говорила?

– Держи карман шире… – ворчит моя сменщица. – Сказала, что разрешит забрать витамины, у которых срок годности через три месяца заканчивается. Но с паршивой овцы, как говорится…

– Что мне делать? – Подпираю я голову ладонями. – Нужно искать подработку. А главное – когда? С этим графиком через задницу… Хорошо, что мы с девочками еще так сошлись. Всем удобно, и Инга не докапывается.

– Ой, ей вообще пофиг!

Входной звоночек оповещает нас о новом покупателе.

Марья одергивает халатик и направляется к окошку.

Наматывая на горло палантин, я краем уха слышу диалог.

– Чем могу помочь? – Это Марья.

– А вот, дочка, посмотри, чего мне тут написали. Я без очков не вижу…

– Давайте сюда, бабуль. Так… Цифран, шприцы…

– И чем разводить, – подсказывает старушка.

– А кто же вам колоть будет? – Неожиданно спрашивает Марья.

– Да в поликлинику ходить придётся. Каждый день к восьми утра. Пока очередь отсидишь… ох…

– Бабуль, а у меня сменщица уколы ходит делать. С мед образованием, все как положено. Хотите, познакомлю? Она сейчас как раз домой уходит. Вас проводит и все сделает.

У меня сердце падает в желудок. Марья это серьезно? Вот так… с улицы кто-то возьмёт и пустит человека в дом?

– Да, дочка, – неожиданно радуется бабулька. – Очень хочу. Вот счастье. А то по такому льду костей не соберёшь.

– С вас пятьсот тридцать рублей… – мурлычет довольная Марья и залетает в подсобку.

– Тадам! – Встаёт в красивую позу. – Кто за пять минут намутил тебе работу? А завтра я ещё у сестры попрошу, чтобы в процедурной твой номерок давала.

– Нет! Нет и нет! – Качаю головой. – У меня нет аккредитации медсестры. И через два часа – край я должна Веру забрать из сада!

– Да ты гонишь! – Топает ногой Марья. – Кому твоя аккредитация нужна. Бабульки счастливы. Все на районе, никуда его жить не нужно – красота. Обежала после работы, денежку собрала и домой. Просто попробуй!

– Девочки… – доносится голос бабульки из зала. – Вы про меня не забыли?

– Ладно! – Сдаюсь я. – Но если что, я откажусь. Так и знай.

– Иди уже! – Марья надевает мне шапку и чмокает в нос. – И халатик себе красивый прикупи. Новый.

– Маша! – Восклицаю. Ну вот о чем она думает?!

– Молчу… молчу, – подруга делает вид, что замыкает рот ключиком и выбрасывает его.

Мои волнения оказываются действительно напрасными. Бабулька получает свой укол. Я – триста рублей и ещё двух клиентов в виде девчушки десяти лет с гайморитом и деда с больной поджелудочной.

Пока еду в маршрутке, подсчитываю количество необходимых мне клиентов, и по итогу выходит вполне приличная сумма в половину зарплаты. Это такими темпами выгоднее аккредитацию получить. Но пока мне нужна официальная работа.

Захожу на территорию детского сада дочери, поднимаюсь в группу и сталкиваюсь с воспитательницей.

– Здравствуйте, позовите, Верочку, пожалуйста, – прошу женщину.

– А ее уже забрали… – хлопает на меня она глазами.

– В смысле забрали? – Мотаю головой. – Кто? Такого быть не может.

– Так, бабушка, – начинает дрожать голос воспитательницы. – Верочка на прогулке ее узнала, побежала… У меня вопросов не возникло.

– О Господи… – шепчу, прикрывая глаза, чтобы не высказаться грубо. Выдыхаю. – Только я! Только я имею право забирать дочку. Больше никто! У нас с мужем сложный развод. Если с ребёнком что-то случится… – глотаю слёзы и выхватываю телефон из кармана.

– Я же ничего не знала, – тоже впадает в истерику воспиталка. – Что нам теперь делать?

Сердце начинает отбивать грудную клетку. Что они задумали? А если они не отдадут мне дочь до суда?

Долго жду гудки и только с третьего звонка слышу в динамике заветное…

– Алло…

Глава 7. Цена любви

Надя

Пока бегу до кафе в конце улицы, не могу расслабиться ни на секунду. Это ещё хорошо, что они просто гуляли, а не уехали домой. До посёлка на такси я бы добиралась больше часа.

– Мамочка! – Машет мне Вера.

Я подлетаю к угловому столику возле окна и только после этого выдыхаю.

– Зачем вы это сделали? – С напором спрашиваю, поворачиваясь на свекровь. – Зачем так пугать? Вы же могли мне позвонить, попросить встретиться…

Грымза невозмутимо и манерно делает глоток эспрессо из чашечки и заедает его мороженым. Вера тоже ест мороженое только шоколадное. Большой столовой ложкой. Зимой… замечательное решение «подкупа избирателей». И это я ещё молчу про подозрительный ворох фирменных пакетов на подоконнике.

– Добрый вечер, Надежда, – отвечает она мне ровным тоном. – Мы с внучкой немного погуляли. Что в этом плохого? Мы соскучились. Ты совершенно не даёшь нам общаться.

– Мам, мам, а мы тебе тоже мороженое купили, – радостно оповещает меня дочь. – Только я его немножко поела… – двигает ко мне креманку из которой зачерпывала сладкое последний раз.

– Это сколько ты мороженого съела? – Восклицаю в ужасе. – Тебе же столько нельзя Вера! Валентина Ионовна!

– Ты вечно все ей запрещаешь. – Фыркает свекровь.

– Ну вы же врач! – Пытаюсь воззвать к адекватности. – Должны понимать, что можно детям, а что нет! Каждый же раз одно и тоже. Вы что-то покупаете – у неё то запор, то аллергия.

– Да… – вздыхает свекровь, гладя Веру по голове. – Дохленькая она у нас. В тебя вся.

– Вы приехали, чтобы меня оскорблять? Соскучились? – Поджимаю губы и расстёгиваю пуховик. Жарко.

Снимаю с вешалки курточку дочки и достаю из рукава шарф с шапочкой.

– Давай одеваться, малыш, нам пора домой.

– Я приехала, чтобы пригласить вас на главную елку города, между прочим, – обижено говорит свекровь и выкладывает на стол два ярких купона. – Ты не права, Надежда. Что бы между вами с Витором не случилось, мы должны держаться семьей.

Я долго и красноречиво смотрю в ее глаза. Бессовестная. Говорит всякую чушь при ребёнке. Я совершенно не верю в то, что она соскучилась. Да, внучку она любит баловать всякой фигней, покупать гору шмоток, но вот любви… чтобы поиграть, почитать, качать ночью… не было такого никогда!

Скорее всего, это спланированная провокация на тему нашего с Верой материального благополучия.

– Спасибо большое, – понимая, что отказаться от елки не выйдет, забираю билеты.

– И пакетики тоже ваши, – делает пальцами Валентина. – Там по-мелочи. Носочки, трусики, платьица.

– Мама, они с феечками… – горят глаза дочки.

– Кстати, ваши фокусы с опекой не удались, – оскаливаюсь.

– Не понимаю, о чем ты, – пожимает стерва плечами и опять прикрывается чашечкой кофе.

Все понятно…

– До свидания, – прощаюсь я со свекровью и вывожу дочь на улицу.

Глубоко дышу холодным воздухом, чтобы не заплакать. Обошлось, конечно. Но на душе будто кошки скребут. Уверена, эти чеки с суммами больше моей зарплаты будут приложены в суде.

– Мамочка, ты расстроилась? – Трется о мою руку Вера, пока едем в маршрутке.

– Ты меня напугала, когда ушла с бабушкой, – отвечаю строго. – Больше так не делай.

– Я просто очень хотела феечек… – шмыгает носом дочь.

И меня это безумно задевает, но как объяснить ребёнку, что с ним играют в плохую игру? Мне приходится взять себя в руки.

– Давай я буду покупать тебе феечек, – целую Веру в макушку. – Только не всех сразу.

– Хорошо… – вздыхает она. – А ещё бабушка сказала, что если мы к ним на новый год приедем, то под ёлочкой меня будет кухня ждать.

Вот гадина…

– А у нас тебя тоже будет под ёлочкой что-то ждать, – нахожу в себе силы улыбнуться. – Только это секрет!

– У нас ещё даже елочки нет… – вздыхает Вера.

– Вот будут выходные, и обязательно поставим, – обещаю дочери.

Только куда? Соседу в комнату? У нас в спальне некуда…

Домой мы с Верой попадаем практически в десятом часу. Дочь буквально засыпает на ходу, поэтому, я быстро ее мою и отправляю в кровать.

– Спокойной ночи, малышка, – целую пушистую макушку.

– А почитать? – Спохватывается Вера.

– Времени уже много, – уговариваю я ее. – Мне ещё нужно постирать, покушать и тоже в душ сходить.

Буркнув приветствие соседу, посасывающему на кухне чай из незнакомой мне чашки, скрываюсь в ванной и только там, включив посильнее кран с водой даю волю напряжению, которое, конечно же, выливается из меня слезами.

Смотрю на себя в зеркало и не понимаю, зачем моему бывшему мужу нужна была другая женщина. Зачем он так со мной поступил? Пол года назад это жестко ударило по моей и так нестойкой самооценке.

Мало интима? Так я просила помощи, чтобы хоть чего-то хотеть под вечер кроме сна. Но возиться с ребёнком никто не хотел, а пускать в дом няню Валентина отказалась категорически. Теперь я понимаю почему… Никто не должен знать, что происходит за дверями дома Шольц.

Или может быть, я себе вру. И точно выгляжу хуже той рыжей практикантки, которую мой муж… прямо у себя на столе. Господи, как и меня дурочку когда-то. Как и ещё с десяток.

Я уверена, что свекровь прекрасно об этом знала, когда платила им конские отступные при увольнении.

А теперь они рассказывают мне о семье? Пусть заведёт себе ещё одну идиотку.

Я долго стою под горячей водой и выхожу из душа только когда понимаю, что ванной становится нечем дышать.

Распахиваю дверь и нос к носу сталкиваюсь со своим соседом. Он держит в руках стакан с янтарной жидкостью, налитой примерно на ширину пальца от дна.

– Пей… – протягивает мне его.

– Что это? – Не спешу я повиноваться.

– Пей, тебе говорю, – рычит мужчина и всовывает мне в руку стакан.

Я делаю глоток и чувствую, как на мгновение от градуса напитка перехватывает дыхание.

– Это что? – Шепчу.

– Лекарство в твоём случае, – хмыкает сосед и кивает на кухню. – Пошли, расскажешь, что стряслось. Давно не видел, чтобы бабу так колотило.

Глава 8. Правильный чай

Иван

Надю разматывает от ста грамм конька как сопливую школьницу. Неужели такие ещё бывают?

Клацая зубами по краю стакана, она рассказывает мне какой-то несусветный бред, что если не поставит дочке елку и не купит кухню, то Вера захочет жить с отцом. А у неё, кроме дочери никого. Совсем. И что, на самом деле, Надя выходила замуж за Шольца, потому что повелась на эту самую иллюзию большой, полной семьи.

– У меня и дедушка, и бабушка были, – всхлипывает, – и мама. Я хотела, чтобы у моих детей было так же.

– Эй, эй, ну ты чего… – глажу я молодую, ещё три дня назад незнакомую женщину, позволяя рыдать на своём плече. – Все ещё у тебя будет. Каждый день люди пачками разводятся. И вот что тебе скажу. Я мужиков много видел, которые потом жалели. А вот бабу – ни одну.

– Да я не жалею, – всхлипывает Надежда. – Просто больно. От несостоявшегося будущего что ли…

Мои пальцы скользят по нежной, девичьей коже, по шелковым волосам и… чувствуют, что под махровой тканью на соседке сейчас нет абсолютно никакого белья.

Надо сказать, что оставаться в сложившейся ситуации бесполым мне становится крайне сложно. Потому что Надя пахнет так… что у меня отключается голова. Хочется прям сдернуть с неё пушистый халатик и пока она такая вся взорванная, нежная, беззащитная, красивая со своими распухшими от слез губами… взять на столе.

– Погоди, кипятка в заварник подолью, – хриплю, на всякий случай освобождаясь из женского плена.

Ааа! Плохо дело… Подлостью попахивает.

Аронов, тебя разве раньше это парило?

Нет… Но там и женщины были другой масти. Знали, на что шли. А тут крольчиха испуганная. Ей Богу!

И ощущение в этой квартире у меня странное, сентиментальное. Будто мама зудит над ухом со своей моралью. Вычитывает, что уважать женщину нужно всегда, даже если она проститутка. Что я несу ответственность за свои решения дважды: когда принимаю, и когда на меня смотрит сестра…

Мда… Несмотря на все свои успехи, мать и сестру я разочаровал. И словно подтверждая мои мысли, кипяток бьется о раскрывшиеся листья заварки и выплескивается мне на руку.

– Ааа… – рычу, – ммм… мать твою!

– Что случилось? – Оборачивается Надежда, вытирая слёзы. – О… – видит мою руку и начинает суетится. – Сейчас, у меня пантенол есть.

– Да ну, ерунда, – пытаюсь я сопротивляться ее заботе. Даже лучше так.

Но соседка упорно заливает мне руку пеной.

И чтобы хоть как-то остановить происходящую истерию, я делаю то, чего на самом деле делать не должен, но безумно хочу.

Обхватываю лицо Нади двумя руками и целую.

Никто ж от одного поцелуя ещё не умирал!

А я, кажется, сейчас умру. Потому что сердце разгоняется и безжалостно начинает отбивать грудную клетку. Да что со мной такое?

Я буквально силой воли заставляю себя оторваться от соленых, горячих губ и смотрю в широко распахнутые глаза Нади.

Давай, объясняйся теперь с крольчихой, Аронов!

– Это чтобы успокоить, – хриплю и выдавливаю улыбку. – Шок контент.

– Да, спасибо, извините… – хлопает ресницами соседка, будто собирается улететь и прикрывает пальчиками свои губы. – Я правда, что-то совсем вас заговорила. А завтра рано вставать. Так неловко. Спокойной ночи… – собирается она постыдно от меня слинять, но я не разрешаю.

Перехватываю ее за руку.

– Ну перестань, ничего поражающего мое воображение я не услышал от тебя. Давай допьём чай. Оставлять жалко. Друг сегодня привёз. Я пока в СИЗО сидел, больше всего по чаю нормальному и вискарю скучал.

– Хорошо… – робко опускается обратно на стул Надя и с интересом смотрит, как я пропускаю кипяток через типод.

– Одна порция чая рассчитана на двадцать проливов, – объясняю свои действия. – Практически чайная церемония.

– Никогда так не пробовала заваривать, – робко улыбается Надежда. – Время нужно. Пакетики быстрее. Спасибо…

Она принимает от меня стеклянную пиалу и делает глоток.

– Вкусно…

Встретившись со мной взглядом, тут же его отводит.

– Микроволновка?! Кофемашина? – Наконец замечает случившиеся изменения.

– Обживаюсь, – пожимаю плечами. – Можешь тоже пользоваться.

– Простите, а вы… – начинает соседка.

– Просто Иван и на ты, – перебиваю я ее. – Особенно после того, что между нами было…

Щеки Нади вспыхивают красными пятнами.

– Иван… да, конечно.

– Так что ты хотела спросить?

– А кем вы работаете?

Открываю рот для ответа и тут же закрываю. Ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы Надя знала, что живет теперь с депутатом. Хоть и отстранённым от обязанностей. Я же не совру? Хочется сохранить с ней вот это простое и человеческое.

– Инженером, окончил техмат. Мама, кстати, была терапевтом. Хотела, чтобы и мы с Линкой по ее стопам пошли, но сестра решила лечить животину.

– Как здорово! – Оживает Надя. – Не знала про вашу… – поправляется, – твою сестру. А мне нужно восстанавливаться, – вздыхает. – Вот только суд переживу и сразу этим займусь.

Дергаюсь от того, что в кармане спортивного костюма начинает вибрировать телефон.

Достаю его и смотрю на экран. Номер не определён, но я чувствую, что это Элен. Попросила набрать одну из подружек. Скидываю звонок, но телефон уже через секунду начинает снова вибрировать.

– Что-то случилось? – Интересуется Надя.

– С чего ты решила? – Снова сбрасываю звонок, начиная злиться от упоротой наглости. Время – час ночи.

– Ты хмуришься…

Экран вздрагивает новым входящим сообщением. Открываю.

«Прости меня, пожалуйста, поговори со мной. Между мной и Гераскиным ничего не было! Прошу, поверь мне!»

Решительно, ставлю очередной номер в блок. И когда поднимаю глаза, обнаруживаю, что моя соседка сбежала.

Да и это к лучшему. А то наговорил бы ей всякого… Психуя, выливаю чай в раковину.

Вот сука! С чувством пинаю стул и тяжело дышу, чтобы больше ничего не разнести. Помню, что за стенкой ребёнок. Которого я, между прочим, сам уложил. Учебник по матану кого хочешь усыпит.

Телефон снова вибрирует только теперь с нового номера. Сбрасываю.

Вот как ей хватает наглости писать тогда, когда я только начал забывать. Поверил, что в мире бывают другие женщины!! Чистые, восторженные, искренние и, к счастью, на этот раз они не являются ни твоей сестрой, ни матерью…

Выключаю свет на кухне, выхожу в коридор и, проходя мимо двери спальни, вдруг вижу женский силуэт без одежды. Буквально на насколько секунд. Но этого хватает, чтобы от головы вся кровь отлила в известное место.

Нет, так не пойдёт. Нужно держать себя в руках. У девчонки и без моей личности проблем навалом. Ещё одного богатого мужика без гарантий на долго и счастливо она вряд ли потянет. Хотя, с другой стороны – чем я плох?

Ой, Аронов, да хотя бы тем, что ни с одной женщиной дольше четырёх месяцев не встречался.

Падаю на диван и накрываюсь пледом. В штанах – пожар. Спокойной ночи, твою мать…

Глава 9. И хочется и колется

Иван

– Ты меня удивляешь, Аронов, – гремит Королев и сваливает мне в руки огромную сосну. – Нафига тебе эти дрова? Погоди, ещё игрушки. – Шлепает на пол в прихожей три больших коробки. – Мы там шаманим тебе во всю, чтобы дом оформить, а ты тут прям гнездо вьешь. Я как Аркашу твоего сегодня увидел с этой колючей дурой на парковке, решил, что просто обязан сам отвезти.

– Ты заходи, двери закрывай… – улыбаюсь другу.

– Мда… – скидывает ботинки Артём и оглядывает стены. – Не Хилтон, конечно.

– Все детство здесь прожил, – пожимаю плечами. – Не жаловался.

– Да я вообще из Курска. Ты ж знаешь. – Хлопает он меня по плечу. – Ну рассказывай. Как оно?

Мы проходим в кухню и рассаживаемся на стулья. Они скрипят под нашими тушами. Не маленькие дядьки. Точно давно переросли эту квартирку, но что ж так уютно то а?

– Да как… – ухмыляюсь. – Честно говоря, неплохо. Я тут понял, что пять лет в отпуске не был. Все выборы, заседания, осваивание бюджетов, пьянки, бабы… Представляешь, заказал себе пазл деревянный модельку мотоцикла. Второй день как черт кайфую.

– Ооо… – тянет друг и внимательно смотрит мне в глаза. – Мать твою! Только ты вот мне сейчас не говори, что на новый срок баллотироваться не будешь! Маркетологи уже пашут. Решают, как футболюге карьеру закрыть, а то языком чешет на каждом углу. Снимками своими рентгеновскими трясёт. Да я с гаражей, когда в детстве падал, больше травм получал! Не вовремя ты валить собрался…

Я молчу и кручу в руках зажигалку. А ведь и правда не хочу вообще возвращаться. Денег мне достаточно. Ещё выше сесть не смогу, потому что функция пресмыкаться отсутствует напрочь. От подлостей и серых схем тошнит. Надо было ещё раньше выходить из этого дерьма, но это как выпрыгнуть из поезда на полном ходу. Кто-то сильно разбивается, кого-то «разбивают»… а я, можно сказать, легко отделался.

– Темыч, – со стуком кладу зажигалку на стол. – Скажи, чтобы тормозили предвыборную. Не хочу больше. Максимум – советником в комитет какой-нибудь.

Друг дергает вниз галстук.

– Ух… вот это ты меня сейчас в положение поставил. Аж в горле пересохло. Попить то есть чего?

– Компот? – Киваю на графин.

– Чего? – Распахивает глаза друг ещё сильнее. – Какой компот?

– Вишневый, – уже просто угарая, я встаю и наливаю ему стакан.

– Надеюсь, это не ты варил, – хрипит Артём.

– Нет, – качаю головой. – Сожительница моя. Девушка с дочкой у сестры половину квартиры купила.

– Так это для них что ли ёлка? – Доходит до Королева. – Да ладно!? Прям реально такая красивая баба, что ты напрячься решил? А меня ещё осуждал, что я в больничке с медсестрой…

– Красивая, – киваю. – Разводится. С бабками напряг. Вот и хочется порадовать.

– Так дай ей денег, пусть порадуется. А потом как хорошая девочка тебя порадует.

– Я сказал ей, что инженер.

– Зачем? Она что? Тебя не узнала? Телек не смотрит? Мне кажется, что тебя где-то грамотно снова разводят, чувак. Ничему сучки не учат.

Отрицательно качаю головой.

– Реально телек не смотрит. Только мультики с дочкой.

– Ой, беда-беда… – прицокивает языком друг. – Ну тебе ещё тут два месяца сидеть. Романтика спадёт…

– Слушай… – перебиваю. – Я ведь до сих пор на факультете преподавателем числюсь. Надо бы заехать…

– Я вообще-то там в коробке тебе хорошего горячительного привёз. Но по-ходу нужно было сразу экзорциста.

– Ты вот помнишь, сколько мне лет?

– Тридцать семь… На два больше, чем мне.

– Правильно, – щёлкаю пальцами. – И вот я думал, что такой нереально важный. Молодец! Из грязи рабочей выбрался, всего достиг. А на самом деле – сижу уже второй месяц. И мир не рухнул. Совсем, ты понимаешь?

– Не совсем… – хмурится Королев.

– Сейчас объясню, – наклоняюсь вперёд. – Вот сестра моя если вдруг от животины своей на сутки отойдёт, они продохнут. Соседка моя вчера в душ пошла, а ее мелкая стояла под дверью. Караулила. Или вот когда на заводе после института подрабатывал, там был Михалыч. Он один умел чинить огромный пресс. Он его всю жизнь обслуживал. К китайцам летал, чтобы точно такой же починить. Теперь понимаешь?

– Что-то действительно много у тебя времени, мужик, – вздыхает друг. – Это по твоей логике и я ничего не имею. Звучит так себе…

– Вот и я об этом… – вздыхаю и отхожу к окну, почесывая ногу. – Капец потеет под этим браслетом быстро.

– Погоди… – тянет Королев. – Ты что? Хочешь сказать, что решил жениться? Вот так сразу на первой встречной?

– Ну может не жениться… – отвечаю задумчиво, – но построить что-то путёвое хотелось бы попробовать.

– Аронов, а ребёнок? У него же отец есть. Зачем тебе эта морока?

– Да наоборот прикольно, – вздыхаю и чувствую, как в груди разливается тепло. – Я тебе клянусь, девица мелкая поумнее наших с тобой секретарш будет.

– Это все, конечно, хорошо… Только не дадут тебе выйти, Ванюха, – качает головой Артём. – Я тебя предупреждаю. Бабок вложено дохрена. А начнёшь бодаться – сам понимаешь…

– Два месяца мне ещё сидеть. Не хочу сейчас даже думать об этом, – отвечаю раздраженно. Все я понимаю. Я думаю!

– Извини, Аронов, заседание через час. Ехать пора. – Спохватывается друг. – Компотику налей ещё на посошок.

– Держи, – подаю ему стакан, жду пока допьёт и выхожу следом в коридор.

– Ты если что, набирай, – надевает Королев ботинки и подмигивает. – Скучно без тебя. Хоть самому женись…

– Я схожу туда, – подмигиваю, – разведаю и тебе расскажу, как оно. Пока гуляй.

Закрываю за другом дверь и иду устанавливать елку.

Последний раз десять лет назад это делал. Кстати, в этот же год последний раз праздник дома отмечал. С Линой и матерью…

Глава 10. Ежики из картошки

Надя

– Ёлочкой пахнет… – ведёт носом дочь, едва мы открываем дверь квартиры.

– Да, действительно… – говорю задумчиво.

В голову закрадывается, конечно, мысль, что может быть… но откуда нашему соседу взять елку, если он целый день сидит дома и гуляет только как кот по подоконнику или балкону, когда курит?

– Дядя Иван, мы дома, – торжественно кричит Вера в глубь квартиры.

Дядя Иван?

Но я не успеваю удивиться этой неожиданно возникшей вольности, потому что в коридор выплывает сосед и улыбается во все свои ироничные тридцать два.

Мое сердце ёкает и начинает стучать чаще. Сегодня Иван чисто выбрит и от этого кажется чуть моложе. Чуть несерьёзнее. А может быть, я просто перестала, после вчерашних своих откровений воспринимать его как чужеродный объект в квартире.

– А мы тебе ёжика купили, из картошки, – объявляет ему дочь.

Сосед переводит на меня вопросительный взгляд.

– Из картошки? Почему не из морковки? Я ее больше люблю.

– Пирожное, – поясняю я, сдерживая улыбку.

Дочь хохочет.

– Из морковки…

Ну как я могла после всего, что он сделал для меня, купить сладости только себе? Хотя, предполагала, что мужчины подобные кулинарные изыски не жалуют.

– Здорово, – неожиданно кивает Иван. – Очень люблю «картошку». Всегда в любой столовке ее беру, если попадается. А я для вас с мамой тоже кое-что купил…

– Ёлка! – Взвизгивает Вера и, скинув с ног сапожки в разные стороны, бежит в комнату.

На несколько секунд мы с соседом остаёмся одни. Я чувствую, как мои щёки начинают гореть. Потому что это меня черт вчера дернул за пьяный язык нарыдать елку. Господи, как стыдно…

– Откуда? – Шепчу.

– Друг помог, – отвечает Иван.

– Какие хорошие у вас друзья…

Начинаю суетиться, развешивая одежду на вешалку, чтобы развеять возникшую неловкость от нашего стремительного сближения.

Хотя, наверное, в нашем случае было всего два варианта развития событий: вежливый и холодный игнор или обоюдная попытка сделать существование друг друга под одной крышей комфортным.

Я рада, что мы выбрали второй путь.

– Мама, мама, – выбегает дочка снова в коридор. Хватает меня и тянет за руку. – Там такие игрушки красивые! Пойдём, я тебе покажу! И белочка, и балерина, и снеговик! Все блестят…

Я на самом деле нахожусь под впечатлением не менее сильным чем Вера, но скакать и хлопать в ладоши как-то уже не пристало… Елка выглядит дорого и шикарно. Пушистая, зелёная, иголочка к иголочке.

У меня с большим трудом получается отвлечь дочь от процесса украшения и покормить.

А после мы пьём чай с ежиками. Втроём. На кухне, которой тоже досталось новогоднего настроения в виде веточек, которые счистили с нижней части ствола сосны. И есть в происходящем вечере что-то такое щемящее, правильное, то чего никогда не давал мне муж, что я начинаю глубже дышать, чтобы не заплакать.

Вот почему? Почему абсолютно посторонний человек может вести себя со мной и с дочкой уютно и по-человечески? А муж не мог? Правильно говорят, что все идёт из семьи, но я слишком поздно поняла, что у Шольц ее нет. Так странно… Людей под одной крышей в большом доме живет много, а семьи нет…

Я вдруг вспоминаю, что когда разбирала здесь летом антресоли, то находила коробку елочных игрушек. Многие были битые. Их пришлось выбросить, но с десяток целых там точно осталось.

Вера с Иваном перетаскивают обратно в зал телевизор, чтобы включить новогодние мультики. У меня никто на их просмотр разрешения не спрашивает, но я не хочу портить дочке удовольствие от общения с другим взрослым человеком. Особенно с мужчиной. Никогда не думала, что моему ребёнку придётся расти без отца… Хочется оставить ей эти крупицы.

– Иван, можно тебя на минутку? – Кричу, стоя на стуле в коридоре.

Он выглядывает из комнаты.

– Что случилось? Оу…

– Забери, пожалуйста, коробку, – прошу его, чувствуя, что ножки подозрительно шатаются. – А то с ней не спущусь.

– Надя, только осторожно! – Подлетает ко мне сосед.

Одной рукой он забирает коробку, а второй подхватывает меня за талию и опускает вниз как раз в тот момент, когда стул со скрипом и грохотом складывается.

– Момочки! – Взвизгиваю я.

– Ну что ты творишь? – Осуждающе рычит Иван и тяжело дышит. – Это же смарт мебель. Она не предназначена для русского быта. Только для дизайнерской красоты на картинке.

Оказавшись плотно прижатой к твёрдому мужскому телу, я замираю. Как давно не было этого ощущения… Когда ты такая маленькая, а он красивый и сильный. А ещё пахнет… нет, не так, как пах мой бывший муж – сладко и терпко, этот мужчина пахнет пеной для бритья, свежестью и чем-то цитрусово-древесным. Очень приятным, что хочется вдыхать глубже.

Его горячее дыхание, совсем как вчера перед поцелуем, касается моей щеки и кружит реальность, заставляя низ живота сладко тяжелеть.

– Там игрушки… – шепчу я и чувствую, как Иван сжимает мою талию ещё крепче.

– Больше не делай так, – хрипит в ответ. – Вдруг меня не будет рядом…

А ведь его не будет! И нечего так позволять себя прижимать, Надежда! Воспринимай этого мужчину, как приятного попутчика из поезда. Просто с обоим маршрутом не на сутки, а на два месяца. И всем будет проще.

Эта мысль отрезвляет и заставляет меня освободиться от мужских рук.

– Спасибо большое…

– Надя… – выдыхает Иван и хмурится.

– Что?

– Ничего… – отвечает задумчиво и переключает своё внимание на коробку. – Так что тут за игрушки, ради которых ты была готова встретить Новый год в гипсе?

Развязывает жгут, скидывает крышку и… вдруг начинает улыбаться. Широко, открыто, как мальчишка.

– Офигеть… – смеётся и трёт лицо свободной рукой. – Ааа… Где ты их нашла?

Глава 11. Снегурочка

Иван

Я помню каждую из этих игрушек. Это был большой набор в красивой картонной коробке с прозрачным окошком.

В какой-то Новый год его выдали маме на работе вместо зарплаты. Она грустно шутила, мол, спасибо, что не водкой. Кстати, тогда именно соседка снизу спасла нас от пустого стола. Ее муж, тогда ещё военный, намутил нам с солдатской кухни тушёнку, картошку, моченую капусту и варёную селедку, из которой мама умудрилась сотворить «шубу»…

Почему мне тогда казалось это все таким постыдным и опостылевшим, а сейчас я бы с удовольствием сел за простой стол? Возраст? Или просто меланхолия от усталости и неожиданного уюта рядом с чужой семьей?

Хватит пальцев одной руки, чтобы посчитать людей. Которые знают меня без циничной брони, которую я нарастил за годы в политике. Разучился дружить. Артём – это исключение. В политику он попал, потому что отмороженный, веселый дурак. Удача и люди любят таких. Я научился увольнять подчинённых, наращивать связи, собирать компромат. Так себе профессиональные навыки, прямо скажем… И вот сейчас я вешаю на елку немного облезшую игрушку в виде стручка фасоли, чувствуя себя, наконец, целостным. Без необходимости в следующую секунду закрыться и принимать вежливые удары жизни и коллег.

– Дядя Иван, а ты мне ещё книжечку почитаешь? Как вчера? – Подходит ко мне Вера и берет за руку.

Я ощущаю, что с ребёнком что-то определенно не так. Глаза осоловелые, сухие губы…

– Да ты горишь, подружка! – Доходит до меня.

– Где? – Оглядывает себя девчушка.

– На бороде, – улыбаясь, щелкаю ей по носу.

Странно, что бегает и совсем не чувствует…

– А ну-ка стой, – услышав наш диалог, ловит ее Надя и прижимаемся губами ко лбу. – Правда, на температуру, похоже. Да прекрати ты скакать и сядь на диван, Вера! Я сейчас градусник принесу.

Электронный приборчик показывает тридцать восемь и две. Мелкая виновато смотрит на мать, пока та ее отчитывает.

– Вера, ну вот зачем ты с бабушкой ела мороженое?

– Я чуточку… – ворчит мелкая. – Оно само в рот прыгало. Я только открывала.

– Господи, все по графику! – Продолжает причитать Надя. – Ангина. Вот что мне с тобой теперь делать? Быстро топай в кровать!

– А мультик досмотреть? И тут елочка… – начинает капризничать Вера.

– Давай я сегодня к вам пойду, – предлагаю Наде. – Пастельное белье махнём. На диване вместе поспите.

– Вот зачем вы поважаете? – Рычит на меня соседка. – Она прекрасно знала, что мороженое есть нельзя! Вот в угол ее надо поставить! Быстро в кровать, Вера, я сейчас лекарства принесу.

– Да прекрати, – притягиваю я соседку к себе и шепчу на ухо. – Ну заболел ребёнок. Я все детство мечтал с телеком болеть. Расслабься…

– Делайте, что хотите, – расстроено махнув рукой, Надя уходит на кухню.

Пока я меняю постели, что-то долго там шебуршит и возвращается с чайной ложкой и стаканом воды.

– Не понимаю, как я прошляпила, но сироп просрочен оказался жаропонижающий. Пришлось таблетку растереть. На ночь и день хватит там таблеток, а завтра с работы принесу. В садике у них есть сироп, надеюсь…

– В смысле в садике? – Не догоняю я формулировку.

– Я не могу Веру завтра оставить дома, – вздыхает соседка. – Меня уволят. Понимаете? Посидит у медсестры на карантине день, а потом два выходных.

– Да ты чего? – Прям выпадаю я в осадок. – Ребёнка собралась по транспорту таскать? Я присмотрю. Оставляй дома.

– Но как? – Хлопает она глазами. – Ее может и тошнить от температуры, и горло надо полоскать…

– Ну ты меня совсем идиотом считаешь? – Дергаю я бровью. – У меня мама, вообще-то, была терапевт. Ты знаешь, сколько я горчицы в своих носках вытерпел?

– Я не знаю… – Кусает Надя губы. – Я подумаю.

Ночь выдаётся бессонной даже у меня. Как вообще можно спать, когда за стенкой постоянно хнычет ребёнок? И дело не в том, что он хнычет. А в том, что ты очень хочешь помочь, но не знаешь чем. Я вспоминаю, как моя мать сидела со мной точно так же, как Надя с дочерью. А потом ещё и Линкой. Мы всегда болели с ней друг за дружкой. И иногда по кругу. Бедная мама…

Мне кажется, что я уже не разделяю, кому помогаю. Реальной женщине или вижу в ней возможность отдать долг и поросить прощения у человека, которого, к сожалению, больше нет. Надежда бы понравилась маме. Я уверен.

Температура у Веры спадает буквально за десять минут до того, как у Нади звонит будильник.

Соседка выходит из комнаты и смотрит на меня отупевшим взглядом.

– Жесть какая-то… – стонет и прислоняется виском к дверному косяку. – Только уснула.

– Кофе будешь? – Говорю ей сочувствующе.

– Да, – кивает. – Только в душ на пять минут. – Спасибо большое.

Я ставлю ей на стол ещё яичницу и тосты. Чувствую, что сама себе готовить не станет.

Она выходит из душа чуть посвежевшей, но все равно разбитой.

– Как вот уйти? – Прикрывает глаза ладонями. – Я же изведусь.

– Мы будем тебе звонить, – пытаюсь успокоить. – Лекарство выбьем, если откажется, на крайняк, залью. Ну что ты в самом деле?

– Неудобно… – мечется внутри Надя.

– Смотри, – демонстрирую ей ногу. – Мы с ней тут под охраной считай круглосуточной. Только дернусь – целый наряд приедет. Не переживай. Давай свой телефон. Номер забью.

Помешкав ещё с пол минуты, соседка берет в руки телефон.

– Диктуйте…

Я вызываю ей такси, чтобы не опоздала на работу. Надо сказать, что Надя не сопротивляется, а просто обещает, что завтра с неё завтрак, обед и ужин.

Мы с Верой остаёмся одни. Я даже успеваю тоже немного подремать, пока у мелкой снова не поднялась температура.

Вера, шлёпая босыми пятками, приходит ко мне в кровать и тихонечко ложится рядом.

– Эй… боец с шоколадным мороженным, – немного тискаю я ее за бока. – Ты чего совсем потух?

– Говорить больно… – хрипит она.

– А вот это уже беда… – вздыхаю и трогаю ее лоб. – И снова таешь.

– Как Снегурочка… – вздыхает мелкая. – А когда мама придёт?

– Вечером. Маме нужно работать. Побудешь пока со мной, – отвечаю. – Ты не против? Сейчас с тобой на обед чего-нибудь вкусного закажем.

– Роллов? – Разворачивает ко мне свою хитрую и несчастную «моську».

– Хочешь роллы, будут роллы.

Вера ведёт себя очень порядочно. Безропотно глотает лекарство, почти не плачет, когда я брызгаю ей горло, только наглым образом просит постоянно смотреть мультики. Ах, да, и ещё требует чтобы я в этот момент находился рядом с ней. В какой-то мере это мне льстит, потому я не сопротивляюсь. Валяюсь на диване под писклявую беготню Маши с медведем.

Надя звонит нам с работы три раза по видео связи и напоминает про таблетки. Очень волнуется, задаёт кучу глупых вопросов постоянно меня благодарит и извиняется.

Я пребываю в настоящем замешательстве. Господи, неужели этой девчонке никто никогда не помогал? Мне доводилось делать разные подарки женщинам, решать их денежные проблемы в том числе. Но даже после самых дорогих меня так никогда не благодарили.

Это придаёт происходящему какую-то особенную ценность. Я размышляю о том, что при самом забавном раскладе, моему ребёнку могло бы быть больше восемнадцати. Это выходит… что я практически дед, только без детей. Печально, однако.

Меряю спящей Вере температуру ещё раз и смотрю на часы.

– Что-то мамки твоей нет, – говорю тихо. – А температура вверх ползёт и лекарство кончилось.

Выхожу из комнаты и набираю соседку. Не берет. Странно. Кручу телефон в руках. И не перезванивает. Может быть, не слышит, конечно. Но и через сорок минут Надежда дома не появляется. Я начинаю не на шутку волноваться…

Глава 12. Дуэт под градусом

Иван

Сначала спускаюсь к соседке и под предлогом беспокойства о здоровье псины, аккуратно выпытываю адрес, где работает Надежда. Чиню тете Маше табуретку и напрягаю помощника, чтобы сгонял до аптеки проверил что-как, а заодно купил сироп жаропонижающий.

– Короче, ушла Надежда ваша на пол часа раньше чем обычно, – отчитывается громким шёпотом Аркаша. – Собиралась сделать укол бабульке какой-то и домой.

– Проверь все дтп и травматологии, – даю ему новое задание. – Что-то случилось – без вариантов. Эта женщина не могла бросить больную дочь. Даже загулять – исключено. А адрес той старухи, что с уколом есть?

– Да, вот, – лезет в карман за бумажкой Аркаша. – Семёновская три.

– Туда тоже сгоняй…

Меряю шагами притихшую квартиру и психую. Ждать для мужика – это вообще самое последнее. А мелкая, будто чувствуя, что что-то не так, никак не желает ни есть, ни пить лекарство в сиропе. Не глотает его, хоть головой о стену разбейся. Температура растёт. Ужин остывает… Мой в том числе.

– Вот смотри, Вер… – беру вторую ложку и наливаю себе двойную порцию. – Я буду пить лекарство тоже. Давай кто быстрее. На раз, два, три…

И слава Богу, тема срабатывает!

– Давай, – кивает мелкая и, не дожидаясь счета, – облизывает ложку первой. Я выиграла… – булькает она последние буквы и рвётся на пол этим самым сиропом вместе с несчастной котлетой, которую я запихнул в неё на ужин.

– Тошнит… – начинает хныкать. – Когда мама придёт? Кофточка грязная…

Ну капец, блин! И что мне делать?

Даю себе минуту на раздумья. Набираю помощника и спрашиваю, что выяснил.

У бабки никто не открывает. В дежурку по скорой Надежда не поступала. Я уже начинаю думать, что это какая-то мутная схема семейства Шольц, но это же совсем дичь!

Убираю на кухне, переодеваю дрожащую от температуры Веру и сажусь на диван впервые не зная, как быть. Мысль о том, что нужно обзванивать морги приводит меня в состояние злобы и отрицания. Нет! Надо искать! Надо найти чёртову бабку с уколом, опросить соседей и понять, была ли там Надежда!

Скорую? Смотрю я на бледную девчонку и кладу ей на лоб руку. Даже платную не вызовешь. По детям просят документы или законного представителя. В таком состоянии никто за неё ответственность не возьмёт. Так какой выход?

Листаю телефонную книгу, раздумывая, кто может помочь, и вдруг натыкаюсь взглядом на номер сестры.

Точно! Это же так очевидно! И Вера ее видела.

Набираю и молюсь, чтобы сестра ответила. Но зараза сбрасывает. Я звоню ещё и ещё. В итоге просто пишу ей сообщение, где объясняю всю ситуацию, начиная с того дня, как набил морду футболисту сборной.

И равно через минуту… Да! Мой телефон вздрагивает от входящего.

– Я сейчас говорю с тобой, – начинает Линка строго и без предисловий, – только потому, что ты меня удивил. Чем я могу помочь?

– Просто приезжай, а? – Прошу ее. Хренову тучу лет ее не видел. – И жаропонижающее в таблетках захвати. Девчонку от стропа рвёт.

– Ладно, жди, – соглашается сестра.

Появляется она на моем пороге через час. Я практически успеваю поседеть за это время и облазить весь интернет в поисках народных методов снижения температуры. Как женщины берут на себя такую ответственность?

– Почему здесь так пахнет вискарем? – Снимает пуховик сестра в прихожей и тянет носом. – Ты что пьёшь при больном ребёнке?

– Ну, конечно, нет, – фыркаю и подкатываю глаза. – Прочитал в интернете, что надо водкой растирать руки и ноги, чтобы сбить температуру. А водки у меня нет. И уксуса тоже. Только вискарь.

– И как помогло? – Хмурится Лина, оглядываясь по сторонам. – А Надежда молодец. Хороший порядок тут навела.

– С тридцати девяти до тридцати восьми упала, – отвечаю и устало тру лицо руками. – Вера уснула. Ты вот что, Лин. Спасибо, что приехала. Ситуация такая, что даже попросить больше некого.

– А что? Надя так и не ответила?

– Нет… – качаю головой. – Мне, в общем, выйти отсюда надо и ментов к поискам подключить. Я сейчас браслет с ноги сниму и дождусь вместе с Аркашей наряд на улице. А ты пока побудь с ребёнком. И ещё… Не говори ей пока ничего.

– Ладно, ты не переживай, – обескуражено отвечает сестра и вдруг порывисто меня обнимает. – Будь на связи, пожалуйста, чтобы я тут с ума не сошла. Я уверена, что с Надеждой все хорошо.

– Конечно, – обещаю. Я тоже надеюсь!

Подгоняемый самыми тяжелыми сценариями, которые прикручиваются в голове, я быстро надеваю верхнюю одежду и выхожу на площадку. Захлопываю дверь и только после этого дергаю с ноги браслет. Он сначала взрывается сигнализацией, а потом, когда я прикладываю его пару раз о стену, замолкает.

Выхожу из подъезда, вдыхаю полной грудью морозный воздух и беру у Аркаши сигарету.

– Я время засёк, – хмыкает он, – за сколько патруль примчится. Чисто по-красоте ты мог бы быть уже далеко, если бы хотел сбежать.

– Надеюсь, в десять минут уложатся, – я тоже смотрю на часы. – Ну давайте, милые. Вам же за меня башни снесут.

Полицейсквя машина появляется в арке через пару минут. Молодые пареньки высыпаются возле подъезда и окружают нас.

– Всем оставаться на местах, – дёргают из-за пазух табельное.

Я жду, когда клоунада закончится и только после этого начинаю говорить.

– Кто у вас старший?

– Ну я… – Выходит вперёд капитан. – Вы зачем покинули место ареста, гражданин Аронов? Это будет квалифицированно как побег.

Я забираю от Аркаши пачку наличных и подхожу к капитану.

– Это тебе и с парнями поделишься. Срочно вези меня к начальству. А то я устрою тебе звездопад.

Глава 13. Личный волшебник

Надя

– Пожалуйста, – стучу в решетку, – можно мне хотя бы позвонить? У меня ребёнок дома болеет. Я лекарство должна была привезти.

– Без старшего не могу. Раньше нужно было про больного ребёнка думать, раньше, дамочка, – равнодушно отвечает дежурный. – Вот когда у гражданки Курочкиной вздумали деньги позаимствовать, тогда и нужно было думать.

– Да не брала я! – Бессильно всплескиваю руками. – Мне внук ее подбросил! Я вашу Курочкину всего три дня знаю! А он – явный наркоман!

– А можно потише! – Пьяно ворчит какой-то вонючий алкаш на лавочке справа. – Тут ващще-то люди спят.

Закрываю лицо ладонями и прислоняюсь спиной к стене. Что мне теперь делать? Что вообще бывает за кражу? Слёзы подкатывают к глазам. Господи, если об этом узнают мои родственнички… Они меня совсем утопят. Что ж я такая неудачница?!

Снова и снова прокручиваю в голове сегодняшний вечер. Закрутилась – забыла зарядить телефон. Ушла пораньше с работы. Думала, что до пробок все успею вечерних… Но нет! Принесла нелегкая внука к моей подопечной старушке. Он мне сразу не понравился. Смотрел так сально, пока я руки мыла, в коридоре не пропускал… Я считаю, что абсолютно справедливо высказала ему, чтобы подвинулся, а он… решил меня подставить, урод! Бабулька в сумочку кинулась мне платить – а денег нет. Пенсию сегодня принесли. Ее чуть инфаркт не хватанул. Она давай искать. Я стою, как дурочка, жду свою оплату. В довесок сын ей вздумал елку привезти. Заходит такой в форме… Ну бабка ему и пожаловалась.