Военные мемуары
Редактор Ольга Шаляпина
Редактор Екатерина Долгова
Корректор Полина Бондарева
Автор схем Александр Владимиров
© Александр Владимирович Владимиров, 2024
ISBN 978-5-0064-8330-9 (т. 1)
ISBN 978-5-0064-8462-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Это случилось в 1980 году в городе Свердловске. Мне тогда исполнилось девять лет. Стоял солнечный тёплый день. Мы с дедом собрались поехать на такси с привокзальной площади, но без того, чтобы отстоять очередь, как обычно в советское время, не обошлось. Зато автомобили доезжали до нужного адреса быстро, никаких пробок на дорогах не было.
Ещё не доходя до места, где шла посадка пассажиров, но в пределах видимости, дед мне сказал:
– Беги, Саша, занимай очередь.
Я с радостью подбежал к ожидающим такси, спросил: «Кто последний?» – и сказал, что мы будем за ними. Подошёл дед, и мы стали ждать. Машины одна за другой выворачивали на специально выделенную остановку, забирали пассажиров, но желающих всё равно находилось много.
Вдруг рядом оказался мужчина лет пятидесяти пяти – шестидесяти в пиджаке с приколотыми к нему орденами и медалями. С довольным видом и хитроватой улыбкой он остановился около последнего человека и попросил пропустить его без очереди как участника Великой Отечественной войны. Ну, раз такое дело! Ветеран, да ещё с наградами. Конечно, ему сказали, чтобы проходил вперёд. Но тут моему деду что-то не понравилось во внешнем виде подошедшего, и он спросил:
– На каком фронте служил, ветеран?
Настроение человека в пиджаке стало заметно хуже. Он стоял молча, думая, что ответить. Ответить, видимо, ничего не находилось. Сказать что-то вроде «не ваше дело» не позволяла ситуация. Все, кто был рядом, повернулись и смотрели на него.
– Чего молчишь? Тебя ведь спрашивают, – поинтересовались из середины очереди.
Мужчина, зло посмотрев на нас всех, развернулся и так же молча ушёл в неизвестном направлении.
– Откуда у него награды?
– Ну, точно, нашёл где-то или у родственника позаимствовал.
– А его ещё хотели в машину посадить пораньше, – началось обсуждение ситуации.
Тут вспомнили о вопросе, при помощи которого разоблачили человека в пиджаке, и самый любопытный обратился к моему деду:
– А как вы догадались?
– У него ордена на правой стороне пиджака вперемежку с медалями надеты, – сказал дед.
– А что, ордена должны быть слева? – продолжали спрашивать.
– То, что дороже, стараются на левую сторону пиджака прикрепить, ближе к сердцу. Мы же не на параде. Орден за гораздо более весомые заслуги вручают, чем медаль.
– Вы на войне были?
– Был, – ответил дед.
Те, кто находился рядом, стали предлагать нам пройти без очереди. Дед сначала отказывался, но всё же его уговорили.
К тому времени очередная машина уже подъехала, и мы начали в неё садиться. Открывая дверь такси, дед тихо попросил меня поблагодарить людей в очереди. Возможно, он решил испытать меня в подвернувшемся случае. К тому же дед не обладал громким голосом, и кто-нибудь мог не услышать его слова. Я от неожиданности немного растерялся, ведь не было до этого необходимости принимать участие в разговоре взрослых. Но спустя мгновение громко крикнул:
– Спасибо!
Раздались возмущения, что не сам ветеран обратился к людям в очереди. Но один мужчина, видимо, лучше других разбирающийся в человеческих отношениях в коллективе, заявил:
– Всё нормально. Они же вдвоём. Поэтому кто из них поблагодарил, не имеет значения.
Водитель такси услышал часть разговора и заметил небольшую заминку среди пассажиров. Поэтому его вопросу, в чём там оказалось дело, мы не удивились. Дед вкратце рассказал по дороге, что случилось. И водитель не удержался от другого вопроса:
– А вы на каком фронте служили?
– Сначала на Калининском фронте, потом на Степном, который затем переименовали во Второй Украинский, дальше меня перевели на Первый Украинский, – не спеша ответил дед.
– А зачем перевели? – поинтересовался водитель.
– Командующего перевели. Он с собой некоторых сотрудников штаба взял, – сказал дед.
– Штаба чего?
– Штаба фронта.
– Ого! А звание у вас какое? – не выдержал водитель.
– Капитан, но это уже после войны присвоили. А так почти всё время старшим лейтенантом проходил, – сказал дед.
– А почему более высокое звание не присвоили? В штабе фронта вроде генералы должны служить.
Молодой человек разбирался в званиях и в пассажирах, потому что невероятно, если бы генерал ждал такси в очереди.
– Это надо у командующего спрашивать, – сказал дед.
Так за разговорами поездка и закончилась. Водитель такси в конце пути не хотел брать деньги, но дед настоял.
Позже дома я спросил деда:
– Разве обязательно, чтобы ветеран войны служил на каком-нибудь фронте?
– Обязательно. Все рода войск распределялись по фронтам: и танкисты, и лётчики, и разведчики, если только он не был в Ставке Верховного главнокомандования или в Генеральном штабе, – ответил дед.
– А если в Генеральном штабе? – спросил я.
– Что же он тогда убежал? Сказал бы что-нибудь. Да и потом, кто в Генеральном штабе служил, они сейчас в Москве в основном. Сколько знаю ветеранов, все отвечают на этот вопрос. Тут даже думать не надо.
– А если он в тылу во время войны работал? – продолжал я.
– Награды у него за боевые заслуги, такие в тылу не выдают, – сказал дед.
Он также объяснил высказывание про парад. Ещё во время Великой Отечественной в Красной армии изменили правила ношения наград на военной форме. Тогда решили в основном медали прикреплять на левый борт мундира, а ордена на правый. Это объяснялось тем, что количество медалей превышало количество орденов. А места на левом борту мундира из-за особенностей моделирования и пошива было больше, чем на правом. Попросту медали на правом борту мундира оказывалось некуда прикреплять, а наград становилось всё больше и больше.
Не у каждого находилось достаточно места на форме. Если у рядовых наград было мало, то у офицеров существенно больше. Фактически чем выше звание, тем большим количеством орденов и медалей обладали военнослужащие, притом что заслуг перед страной у рядовых было ничуть не меньше, чем у офицеров.
А самый большой «урожай» наград принадлежал генералам и маршалам. Редкий случай, если генерал не обладал огромной коллекцией знаков отличия, едва помещавшейся на мундире. Именно из-за высшего командного состава и ввели изменения в правилах, пойдя вразрез с общественным мнением носить более дорогие ордена на левой стороне, ближе к сердцу. Но ветераны в большинстве случаев вне парада предпочитали носить награды по своему усмотрению, то есть ордена слева, медали справа. Тем более места на костюме для этого у обычных людей вполне хватало.
На протяжении многих лет дедушка рассказывал мне о своей жизни и, в частности, о войне. Он говорил о боевом пути, как чудом выжил в боях под Ржевом, какие трудности приходилось преодолевать. Дед прослужил в армии с 1942 по 1946 год, прошёл почти всю Великую Отечественную, накопил огромные знания и опыт, был свидетелем и участником работы штаба фронта. Он был хорошо осведомлён о подробностях ряда фронтовых операций и обладал информацией, в настоящее время мало кому известной.
Дед пробовал писать книги. По сравнению с технической литературой, которая у него хорошо получалась, иной текст оставлял замечания у читателей. Он мог привлечь помощников для написания книги, если бы был уверен, что его труд напечатают и позволят продавать в магазинах.
После победы люди хотели забыть тягости и лишения, выпавшие на их поколение. Настолько устали от пережитого, что разговоры о войне и труде в тылу вызывали сильные переживания. Многие ничего не хотели даже слышать о войне и последовавшем за ней голоде, а случайно услышанное трогало до слёз. Не находилось потребности лишний раз вспоминать о том, что и так всем известно. Люди восстанавливали страну от разрухи и радовались мирной жизни. Самым большим желанием было то, чтобы война больше не повторялась.
Но нельзя забывать о прошлом, не стоит повторять ошибок. Рассказывая правду о горе, выпавшем на долю наших соотечественников, можно донести идею, что войну лучше предотвратить, чем справляться потом с её последствиями.
Мы, ныне живущие, знаем о событиях тех лет по рассказам ветеранов и по учебникам, что иногда противоречат друг другу. Времена меняются. Всё больше засекреченных ранее документов становятся доступными для общественности, но интерес к истории сохраняется.
Сейчас появилась возможность опубликовать воспоминания моего деда. Не исключено, что написанное вызовет удивление и даже недоумение. Как мог один человек, тем более младший офицер, совершить так много важных для фронта дел? Настолько необычной выглядит информация, изложенная в книге. Но на войне происходили события, которые в мирной жизни трудно себе представить. Людям приходилось тратить больше сил. Нормой становился двенадцатичасовой рабочий день без выходных и отпусков в плохо отапливаемом помещении. Чувство голода при этом постоянно сопровождало тыловиков. На передовой на глазах погибали товарищи, но красноармейцы всё равно продолжали бой. Деятельность штабного офицера тоже была насыщена напряжённой и нервной умственной работой, настолько, что порой удавалось сделать на первый взгляд невозможное. А так как от штаба зависело очень многое, то и результат деятельности его сотрудников оказывал огромное влияние на ход войны.
Дед, как и все военнослужащие, исполнял приказы, соответственно, что ему поручали, то и приходилось делать. А то, как он справлялся с поставленными задачами, зависело от его упорства и способностей.
Деда уже давно нет в живых, и я, внук, постараюсь передать в этой книге его воспоминания, идеи, выводы максимально точно и без преувеличения. Как когда-то при посадке в такси от его имени благодарил людей за то, что нас с ним пропустили без очереди.
Глава 1.
Маршевая рота
Валентин Александрович Владимиров родился 12 августа 1919 года в селе Чурманское Краснополянского района Свердловской области1. Он был старшим из четырёх детей в семье. Мать вела домашнее хозяйство, занималась огородом и детьми, а отец работал на заводе и интересовался автомобильной техникой. До 1931 года Владимировы прожили в окрестностях Ирбита, потом отца перевели в Свердловск, куда и переехала вся семья. Им предоставили служебное жильё в виде неблагоустроенного деревянного дома с участком на окраине города, рядом с железной дорогой. Станция Исток – так называется это место. Шум проходящих поездов сначала не давал покоя, но со временем, привыкнув, взрослые и дети перестали особо обращать внимание на звуки с железной дороги. Там Валентин закончил школу.
В Свердловске особенно остро почувствовались тяготы, связанные с голодом, бушевавшим в стране. Если в сельской местности люди держали скотину, собирали грибы, ягоды, кедровые орехи и делали из них запасы на зиму, то в городе с этим оказалось сложнее. Площадь земельного участка у дома вышла гораздо меньше, и вырастить большой урожай не представлялось возможным. Зарплата отца уходила в основном на продукты.
Одно лето выдалось урожайным на капусту, которой к тому же много посадили. В итоге капуста появлялась на столе чаще всего остального. Другого ничего не было. На обед капуста, на ужин капуста. Валентин долго потом обходил стороной этот овощ.
Появился дефицит пищевой соли, без которой, как известно, человек обходиться не может. Часто еда была без соли. Удовольствие от неё ниже среднего: в животе прибавилось, а ощущения – что ел, что не ел. Если и удавалось добыть соль, то старались серьёзно экономить. В еду клали мизерные щепотки, чтобы подольше сохранить ценные запасы.
У одних из соседей обнаружилась библиотека, доставшаяся от предыдущих хозяев дома. Валентин открыл в себе огромную тягу к знаниям и долгое время проводил за чтением книг, предоставленных их обладателями.
В период с 1934 по 1938 год он учился в Свердловском эксплуатационно-электротехническом техникуме путей сообщения по специальности «техник-электрик». Ежедневно добираться с дальней окраины города до места учёбы оказалось неудобно, и Валентин переехал в общежитие техникума. В это время увлёкся гиревым спортом, выступал на соревнованиях.
Материальное положение во время учёбы было сложным, приходилось подрабатывать, разгружая железнодорожные вагоны. Обычно собиралась небольшая компания студентов, которые сообща за один вечер вручную перетаскивали мешки или ящики из вагонов. На следующее утро самочувствие, как правило, оставляло желать лучшего. Мышцы болели, и Валентин с трудом ходил на занятия. Случалось, что другие ребята, менее подготовленные физически, не могли даже выйти несколько дней из комнаты в общежитии. Настолько тяжелы оказывались последствия разгрузки вагонов.
По окончании техникума Валентина направили на тяговую подстанцию Нижнетагильского энергоучастка. Там он встретил свою будущую супругу Веронику. В январе 1941 года Валентин женился. Наступил один из самых счастливых периодов жизни. С голодом в стране покончили, в магазинах стало возможно купить многие товары.
Но, к сожалению, счастье длилось недолго. 22 июня 1941 года началась война. В этот день Валентин с женой приехали из Нижнего Тагила в Свердловск, чтобы пройтись по магазинам. В одном из них кто-то рассказал о страшной новости, а через некоторое время все посетители и продавцы слушали по радио сообщение правительства. Германия и её многочисленные союзники напали на нашу страну. Тогда никто не верил, что война продлится четыре года, унесёт много жизней, произведёт огромные разрушения и голод. СССР обладал на тот момент очень многочисленной и хорошо вооружённой армией. Несмотря на это, в первые недели боёв попали в окружение или оказались уничтожены сотни тысяч рядовых и офицеров Красной армии.
Ситуация в стране сразу стала меняться, началась мобилизация. Вместо гражданской продукции заводы переходили на выпуск вооружения. В магазинах начали исчезать некоторые продукты питания. В 1941 году ещё можно было что-то купить, но в 1943 году опять наступил голод.
Отца Валентина Александра Петровича перевели работать на Уральский завод тяжёлого машиностроения (УЗТМ) в качестве мастера в ремонтный цех. Его знания и навыки в области автомобильной техники очень пригодились. За годы войны он своими руками отремонтировал сотни танков, самоходных артиллерийских установок и автомобилей. Александр Петрович обучал своему делу новых рабочих, которым, как правило, не исполнилось ещё восемнадцати лет.
Взрослых мужчин всё больше и больше забирали в армию. В тылу трудились женщины, подростки и мужчины, имевшие бронь как квалифицированные специалисты. Рабочий день длился двенадцать часов, но иногда требовалось выполнить срочный заказ, и время работы продлевалось до шестнадцати-восемнадцати часов. Работали без выходных, без отпусков, и временами приходилось ночевать прямо в цеху. Экономили на всём, в том числе на отоплении. Вернее, на рабочих руках, занятых на заготовке дров и обслуживании заводских котельных. Поэтому температура в цеху редко поднималась выше десяти градусов в холодный период. С наступлением тёплых дней открывали все окна и двери, и только тогда помещение нагревалось, но комфортно не становилось даже летом. Толстые кирпичные стены не успевали пропустить достаточно тепла.
Валентина призвали в армию в марте 1942 года. Из пункта сбора новобранцев отправили в Тюмень, в учебную часть. Там он начал проходить подготовку на ускоренных курсах рядового состава стрелкового рода войск.
В результате первых же занятий выяснилось, что Валентин плохо стрелял. Вроде бы всё делал правильно: как полагается, занял исходное положение с винтовкой, прицелился, затаил дыхание, плавно нажал на спусковой крючок. Каждый раз оказывалось, что попал или мимо мишени, или далеко от её центра. Зрение в те годы было хоть и не отличное, но мишень разглядеть получалось. Сильные руки позволяли держать крепко винтовку, но как Валентин ни старался, точно выстрелить не получалось. Товарищи по подготовке справлялись со стрельбой гораздо лучше.
Но если не получается одно дело, то должно получиться другое.
Так и вышло. Оказалось, что ему хорошо давались остальные предметы. Уровень грамотности в стране оставлял желать лучшего. Некоторые курсанты не умели бегло читать и делали это по слогам. При письме большинство допускало ошибки, приводящие к искажению смысла текста. Обладая техническим образованием, Валентин, как и некоторые другие учащиеся, выделялся на общем фоне. Поэтому руководитель учебной части направил его на курсы подготовки офицеров.
Ещё в студенчестве Валентин обратил внимание, что не располагает громким голосом. Во время споров с ровесниками его не слышали из-за шума, создаваемого участниками. Находились сокурсники, поддерживающие его точку зрения, и только тогда необходимые аргументы оказывались услышанными.
В армии отсутствие сильного голоса стало особо заметным. На посту дневального во время стрельб Валентину приходилось даже кричать, чтобы донести информацию до нужного человека. Причём не с первого раза ему это удавалось. Несмотря на невозможность произносить громко команды, Валентина перевели на офицерские курсы. Грамотность и образование ценились больше всего.
В июле, после трёх месяцев обучения и успешной сдачи экзаменов, ему присвоили звание – лейтенант. Лейтенанта после курсов давали за хорошую учёбу. В основном военную службу офицеры начинали со звания младшего лейтенанта.
По окончании курсов Валентина оставили в отделе подготовки рядового состава на должности инструктора, несмотря на отсутствие боевого опыта и молодой возраст. В его задачи входило обучить будущих солдат всему необходимому, кроме физической и строевой подготовки, согласно действовавшим нормативам для отправки на фронт. Занятия проходили по стрелковой подготовке, рытью окопов, изучению тактико-технических характеристик оружия, в основном стрелкового, методов ведения боя, ориентированию на местности и другое. Начиналось обучение с наматывания портянок. Если боец неправильно использовал портянки и намозолил ноги, то в боевых условиях такому солдату приходилось худо.
Подготовка офицерского состава от рядового отличалась изучением документов, тактики ведения боя подразделением, тактико-технических характеристик вооружений, применяемых различными родами войск.
Срок подготовки рядовых составлял два месяца, чего явно было недостаточно. Армии требовалось пополнение. Из-за больших потерь на фронтах срок подготовки военнослужащих (офицеров и рядовых) пришлось сокращать. Расчёт делался на то, что по прибытии на фронт бойцам придётся продолжать совершенствовать знания и умения, полученные на курсах.
В течение августа, сентября Валентин обучал первый выпуск, по окончании которого его назначили командиром маршевой роты как старшего по званию. В подчинении ему полагалось иметь несколько заместителей младших лейтенантов.
Маршевая рота – это временное воинское формирование для доставки прошедших обучение либо вернувшихся в строй после ранения бойцов от места проведения учёбы либо сбора до места несения службы.
Подразделение перед отправкой укомплектовали зимней одеждой, выдали вещмешки с продуктами в виде сухого пайка на несколько дней, вооружили винтовками рядовых и пистолетами офицеров. По какой-то причине не выдали патроны к оружию. Валентин поинтересовался у командования по поводу отсутствующих патронов, на что получил ответ не вмешиваться не в своё дело. «Какой смысл в винтовках, если их нельзя применить в бою как огнестрельное оружие?» – подумал Валентин. Но делать оказалось нечего, пришлось подчиняться приказу.
В начале октября маршевая рота в составе около двухсот человек под командованием лейтенанта Владимирова отбыла из Тюмени. В маршрутном листе конечным пунктом значилась стрелковая дивизия Ленинградского фронта. Основное расстояние предстояло преодолеть по железной дороге в двухосных вагонах, предназначенных для перевозки грузов, называемых 40/7 (сорок человек, семь лошадей). Так сделали, скорее всего, для увеличения в два раза количества людей, перевозимых в одном эшелоне, и сокращения расходов. Вагоны утеплили соломой, оборудовали железными печками, и после этого в них стало помещаться тридцать пять человек. Всего для маршевой роты потребовалось шесть вагонов. Спали рядовые и офицеры на двухъярусных деревянных нарах.
В течение первых часов ехали относительно нормально. Рядом с печью оказались заранее заготовленные дрова, которые солдаты использовали для обогрева, и вскоре стало теплее. Топить приходилось постоянно. Около печки воздух сильно нагревался, а в углах вагона так и оставалось холодно. Не повезло тем, кто расположился вдали от источника тепла. На выручку приходили товарищи, согревшиеся вблизи печки. Они отдавали на время свои шинели страдающим от холода бойцам.
Но тут начались неприятности. Вдруг обнаружилось, что в вагоне нет туалета. Поезд шёл на большой скорости, выйти из него по нужде оказалось невозможно, поэтому пришлось терпеть до ближайшей станции. На станции ждал сюрприз. Разрешалось пополнить запасы дров, питьевой воды, но оправиться запрещалось. Всё равно станционный туалет, если такой и существовал, не справился бы с потоком желающих, и не хватило бы времени. Пока поезд стоял, Валентин узнал, что в остальных вагонах происходило то же самое, а начальник станции только разводил руками и говорил, что он ничем помочь не может. Станция охранялась, за нарушение порядка могли арестовать, поэтому военнослужащим оставалось терпеть дальше.
Валентина как командира маршевой роты до отправки не поставили в известность об отсутствии удобств при вагоне. Во время войны и до неё люди ездили по железной дороге в пассажирских вагонах, оборудованных всем необходимым для следования на большое расстояние. Никто из военнослужащих маршевой роты не предполагал, что лица, ответственные за предоставление транспорта, могут так поступить, ведь ехать в поезде предстояло четверо суток.
С одной стороны, красноармейцев во время дороги снабжали дровами. То есть командование представляло, что отопление необходимо в вагонах. С другой стороны, ответственные лица не позаботились о создании условий для справления естественных надобностей.
Валентин слышал истории, когда во время следования поезда на станциях заканчивались дрова, и топить оказывалось нечем. Чтобы не замёрзнуть, солдаты проявляли находчивость, тащили всё подряд для поддержания огня в печке. Главное было – не попасться на глаза работникам станции с добычей. Красноармейцы прятали «дрова» под шинели и незаметно проносили в вагоны. Ломали стулья, отдирали легко прибитые доски со стен зданий, разбирали заборы. В пути умудрялись снимать обшивку с вагонов, гружённых товарами. Понятно, что непоставки дров в эшелон сказывались в первую очередь на командовании, которое получало взыскание. А отсутствие туалета в вагонах сказывалось только на находящихся в них солдатах.
Справлять нужду на станции было опасно, мог задержать патруль. Гораздо быстрее и незаметнее получалось выломать доску от забора и закрыть её шинелью. Вот и получается, что дровами старались снабдить эшелон, а на отсутствие удобств командование не обращало внимания.
Но это оказалось только начало того, с чем предстояло столкнуться новобранцам во время войны.
Из положения предстояло как-то выходить. Поступали предложения соорудить отверстие в полу вагона. Но в качестве инструментов у красноармейцев находился только штык-нож, которым ковырять доски не имело смысла. Также существовала опасность сломать инвентарь. Для этих целей требовался топор. Поэтому желающих пробовать проделать дыру в полу не нашлось.
Приходилось открывать двери вагона, привязывать себя ремнями к горизонтальной балке, служащей ограждением, на ходу высовывать пятую точку и в условиях тряски делать дела с риском выпасть наружу. Двухосный вагон трясло порядком: то вправо, то влево, то вверх, то вниз. Так что никакого комфорта не ощущалось, наоборот – одно мученье. В вагоне сразу становилось холодно, и появлялись ненужные запахи. Отсутствовала возможность помыть руки. Это допускалось сделать только на станции. Останавливаться на перегоне не разрешалось. Так прошёл первый день, со второго дня запахи стали сопровождать вагоны круглосуточно и с закрытыми дверями. Люди не стеснялись в выражениях в адрес ответственных лиц за перевозку. Наверное, каждое четвёртое слово в виде матюгов или нет было произнесено в их адрес. Отделаться от атмосферы туалета удалось только по окончании поездки по железной дороге.
В этих условиях военнослужащие добрались до конечной станции в районе Ладожского озера. Ранним утром выгрузились из вагонов, построились, провели перекличку. Маршевая рота в полном составе находилась на железнодорожной станции, но никаких встречающих не было видно. Прежде чем двигаться дальше, Валентину требовалось поставить отметку в маршрутном листе и уточнить направление. Подразделению предстояло прибыть на Ленинградский фронт без опозданий, но время шло, а где найти ответственное за пересылку лицо, было неизвестно. Пришлось идти его искать.
Валентин взял с собой одного из заместителей, младшего лейтенанта, в качестве помощника, и они пошли сначала к начальнику станции, найти которого не составило труда. Начальник станции объяснил, где находится нужный человек. Далее Валентин с помощником отправились по указанному направлению. Станция была небольшой, но идти оказалось порядком. Сначала в одну сторону, потом обратно, по пути разыскивая нужное здание, военнослужащие намотали не одну сотню метров.
В небольшом деревянном строении прибывшие обнаружили капитана, ответственного за пересылку подразделений на фронт. Повезло, что он находился там, где указал начальник станции. В комнате было душно, значит, уже давно из неё надолго не уходили. Вместо того чтобы встречать новое подразделение у поезда, согласно имевшемуся расписанию, капитан располагался в служебном помещении. Двести человек ждали одного, а тот сидел на месте и чай пил, а может, и проспал, но это всё равно не оправдывало ответственного за пересылку. Он взял у Валентина сопроводительные документы, долго их разглядывал и потом заявил, что маршевая рота прибыла не по адресу.
Валентину стало не по себе, он сразу представил, какое наказание его ожидает. В первый момент лейтенант не допускал мысли, что опытный военнослужащий может что-то напутать. Это он, новичок в армии, ещё до конца не перестроился после гражданской жизни и мог совершить ошибку. Валентин стал перебирать в памяти события последних дней: подготовку к отправке на фронт, погрузку в вагоны, получение документов от командования и саму дорогу. На остановках по пути следования эшелона в маршрутном листе ставили подписи уполномоченные лица. Значит, подразделение двигалось в правильном направлении. Он не представлял, на каком этапе отклонился от маршрута.
– Вы прибыли не на ту станцию. Вам следует погрузиться снова в вагоны и ехать обратно, – заявил капитан. Этот человек являлся на тот момент единственным, кому приходилось подчиняться. Начальник станции никакого отношения к следованию подразделения не имел.
Это означало, что маршевая рота не получит сухой паёк, проведёт ещё много времени в дороге, опоздает к назначенному сроку на фронт, а командира хорошенько накажут.
Но Валентин так просто уходить не собирался. Пока они с помощником разыскивали необходимые помещения, лейтенант обратил внимание на номера вагонов на путях, в том числе и в тупике. Будучи железнодорожником, он мог по номерам узнать информацию, хотя бы примерно, о принадлежности вагонов к станции. Из окна комнаты ответственного за пересылку открывался вид на один из таких вагонов.
Примечательно, что никаких надписей, подтверждающих наименование станции, на зданиях, сооружениях, внутри их и снаружи не присутствовало.
– Товарищ капитан, судя по номерам вагонов, мы находимся именно на той станции, на которой нужно, – сказал Валентин.
– Откуда вы это знаете, лейтенант? – удивился тот.
– По гражданской профессии я железнодорожник.
Капитан сначала задумался, а потом задал неожиданный вопрос:
– Какое сегодня число?
Валентин ответил. Затем они вместе с помощником долго стояли и ждали, что будет дальше. Ответственный за пересылку замолчал, сел за свой стол, уставившись в одну точку. Скорее всего, он что-то вспоминал, потом взял записную книжку и ещё долго изучал содержимое.
Наконец, приняв для себя сложное решение, капитан взял трубку телефона и набрал начальника станции. В результате разговора выяснилось, что всё-таки маршевая рота прибыла по назначению.
Ответственный за пересылку, хоть это ему и не хотелось, объяснил офицерам, что путаница возникла в результате напряжённого графика и периодического изменения места несения службы. Капитана постоянно переводили на другую станцию. С ней он и спутал ту, на которой находился в данный момент.
Минут тридцать ушло на выяснение ситуации, но могло оказаться хуже, если бы маршевая рота отправилась обратно. В этом случае наказание понёс бы не только командир маршевой роты, но и ответственный за пересылку, и уже неизвестно, кто большее. Поняв свою ошибку, капитан поблагодарил Валентина за внимательность и настойчивость.
Чем больше Валентин знакомился с армией, тем мрачнее получалась картина. Каждая мелочь, которая добавляла негатива, снижала боеспособность подразделения.
Перед дорогой вновь прибывшим красноармейцам выдали опять сухой паёк, от которого сил особо не прибавлялось. Простояв на месте около часа, маршевая рота двинулась в путь пешком до пристани. Ожидание у железнодорожных вагонов не входило в задачу подразделения. Настроение у солдат стало отвратительным. Вместо того чтобы поесть горячей каши, они зря потратили столько времени. Идти оказалось недолго – всего два часа по единственной дороге, связывающей железнодорожную станцию и пристань.
На озере их ждали две баржи, в которые уже шла погрузка мешков с продовольствием и ящиков с боеприпасами. Вскоре объявили погрузку личного состава. Маршевая рота под командованием лейтенанта Владимирова поместилась в одну баржу. В этом рейсе они являлись не единственным подразделением. На другой барже также разместились военнослужащие, прибывавшие в качестве пополнения на Ленинградский фронт. Подошли два буксирных катера, матросы прицепили к ним баржи, и суда отправились в путь по Дороге жизни.
Плыть по Ладожскому озеру предстояло сто километров, но скорость буксира была настолько мала, что весь путь занял больше двенадцати часов. Пронизывающий ветер, моросящий дождь создавали некомфортную обстановку. Примерно на середине пути в небе появились два самолёта, идущие на низкой высоте. Сначала Валентин, так же как и остальные военнослужащие, не придал этому значения. Сказалось отсутствие боевого опыта, и они всё равно не могли ничего сделать с винтовками без патронов.
Самолёты оказались неприятельские. Два штурмовика шли прямо на караван. Кто-то крикнул: «Воздух!» Только что толку от такого предупреждения? С баржи бежать некуда, и укрыться нечем. Лётчики открыли огонь по судам из крупнокалиберных пулемётов. Неожиданно для Валентина и его подчинённых весь шквал огня достался другой барже вместе с буксиром. Самолёты, развернувшись, пролетели в обратную сторону над судами, опять открыли огонь только по второй барже и удалились за горизонт. Объяснить это совпадение не представлялось возможным, да и некогда.
Баржа, изрешечённая пулями, сразу начала тонуть. Буксирный катер, тянувший её, получил повреждения, остановился, а матросы еле успели отвязать трос. Те, кого не ранили, пытались спасти свои жизни. Погода в начале октября стояла прохладная, поэтому военнослужащие были одеты в шинели, которые стали намокать и тянуть людей на дно. Кто оказался сообразительнее, скидывали вещевые мешки, шинели и бросались вплавь по направлению к целой барже. Буксирный катер, тянувший судно, в котором находилась маршевая рота Валентина, замедлил ход, а затем и совсем остановился. По инструкции запрещалось увеличивать груз, но тогда не нашлось ни одного человека, который высказал бы сомнение по поводу спасения тонущих товарищей. Тем, кто доплывал до целой баржи, солдаты помогали взобраться на борт и тут же отдавали свои сухие шинели. Снимать мокрую гимнастёрку на ветру значило подвергаться ещё большему охлаждению. Выплывшие могли только снять сапоги, вылить из них воду, отжать и перемотать портянки. Валентин отдал свою шинель оказавшемуся рядом офицеру, и ему сразу стало холодно. Оставшимся в шинелях солдатам приходилось отдавать её на время тем, кто находился в гимнастерке, но не побывал в воде.
Забегая вперёд, следует сказать, что в ходе форсирования Днепра при похожих погодных условиях в конце сентября 1943 года военнослужащим приходилось сталкиваться с подобными трудностями. Только вдобавок там возникали осложнения в виде тёмного времени суток, течения, волн, артиллерийского и пулемётного обстрела.
Продырявленная баржа через несколько минут скрылась под водой. Из находившихся в ней людей спастись удалось только половине. Кого-то ранили выстрелами с самолёта, кто-то не умел плавать, кто-то утонул из-за шинели, хотя расстояние между баржами было небольшое.
Оказавшись в северных широтах, Валентин заметил, как медленно происходит смена дня и ночи. Длинные сумерки закончились, на озере воцарилась темнота, и сразу пришло ощущение безопасности. Многие задавались вопросами: «Где наша авиация? Почему отсутствовали наши истребители в то время, как караван судов проходил Ладожское озеро в дневное время?» Советская авиация принимала участие в боях на Ленинградском фронте, только не в этот раз, зато лётчики Люфтваффе могли отчитаться об успешно проведённой атаке. При отсутствии потерь с их стороны Красная армия лишилась ста пятидесяти бойцов, одной баржи, многих ящиков с боеприпасами и продовольствием.
Взяв дополнительный груз, буксир уже не мог тащить судно с прежней скоростью. Время, проведённое в пути, увеличивалось. С трудом закончив плавание, баржа остановилась у причала противоположного берега. Навстречу выбежал офицер в звании майора и начал кричать:
– Кто разрешил делать перегруз баржи?
В ответ он получил молчанье и мрачные взгляды страдающих от холода солдат. Ответственные за составление грузов находились в пункте отправки, и в данный момент спрашивать было не с кого. Управляющие буксирным катером лица отвечали только за транспортировку баржи. Майор понял, что по пути следования судна произошла трагедия, но продолжал искать крайних. Им мог оказаться Валентин как один из офицеров, хотя в его обязанности входило сопровождение маршевой роты, а не баржи. Военнослужащие сходили на берег, и тех, кто побывал в воде, сразу уводили в тёплое помещение. Валентин забрал свою шинель, сырую изнутри. Пришлось её надевать, на ходу греться и высушивать. Крики майора продолжались ещё некоторое время, но потом он затих, видимо, кто-то из солдат «вразумил» его, воспользовавшись темнотой.
Валентин пошёл искать ответственного за пересылку пополнения. Им оказался тот самый майор, который сделал отметку в маршрутном листе, указал, где пополнить запасы воды и по какому направлению нужно двигаться дальше. Больше офицеры ни о чём не говорили.
Маршевая рота отправилась без задержек пешком в направлении нужной воинской части Ленинградского фронта. Идти следовало ночью по незнакомой территории сорок километров. Предстоял самый сложный для командира отрезок пути, где требовалось хорошо ориентироваться на местности в тёмное время суток и сохранять предельное внимание. Валентин постоянно сверялся с картой, ведь она оставалась единственным указателем движения. Сказывалась усталость, накопившаяся за последние дни, хотелось спать, и глаза слипались на ходу, но он продолжал неотрывно следить за маршрутом.
Подразделение находилось недалеко от линии фронта, а боеприпасы так и не получило. В случае возникновения необходимости вступить в бой стрелять было бы нечем. Маршевая рота относилась к тыловым частям, несмотря на то что находилась уже в нескольких километрах от передовой. До тех пор пока бойцы не окажутся на учёте по месту постоянного несения службы, им предстоит числиться в тылу.
Ближе к утру подразделение в полном составе с находившимся в исправном состоянии обмундированием и вооружением добралось до нужного адреса. Солдаты валились с ног от усталости. Валентин нашёл штаб соответствующей стрелковой дивизии, отчитался за доставку пополнения, передал необходимые документы и… получил благодарность за отлично выполненную работу.
Ему рассказали, что далеко не всем маршевым ротам удавалось прибыть в назначенное место вовремя. Большинство ошибок приходилось на дорогу по прифронтовой полосе. Незнакомая местность, большое расстояние, накопившаяся усталость и иногда тёмное время суток делали своё дело. Топографические карты во время войны создавались гораздо более сложными, чем современные. Горизонтали на них наносились слишком часто, в населённых пунктах составители старались указать почти каждый дом, трудно читалась граница водоёмов. Требовалось много усилий, чтобы разобраться в картах и найти нужную дорогу. Некоторые подразделения ошибались километров на пятьдесят, и им приходилось преодолевать всё так же пешком дополнительное расстояние. Можно представить, в каком виде приходили бойцы к нужному адресу. Валентину пригодились знания карт местности, ориентирования по ним, умение безошибочно построить маршрут вверенного ему подразделения.
На этом лейтенант Владимиров свою задачу выполнил. Его вместе с остальными солдатами наконец-то накормили горячей пищей. Вместе с кашей красноармейцам выдали по куску хлеба, который по вкусу мало напоминал привычную еду и был менее питательным. Вновь прибывшие бойцы сразу начали обсуждать и строить версии о составе необычного продукта. Надо полагать, что никто резину на вкус не пробовал, но люди высказывали предположение о некотором с ней сходстве. Внешне хлеб выглядел почти чёрным, на вес тяжёлым и сырым на ощупь. Все сходились во мнении, что хлеб, произведённый на Большой земле, гораздо вкуснее и сытнее местного. В Ленинграде во время войны приходилось готовить в условиях острой недостачи продовольствия. Вместо традиционного сырья использовали заменители – те, что были доступны.
Для Валентина вкус ленинградского военного хлеба оказался похожим на ощущения от того, когда ешь грибы. Зубы скользили по чему-то гладкому и сырому. Когда он прожевал кусок продукта, то сначала не понял, что это. Обычный хлеб, произведённый на Урале, оставлял вкус еды. Здесь же не сразу получилось распознать пищевые ценности. Тем не менее польза от хлеба существовала, чувство сытости приятно наполняло желудок. Но в мирное время Валентин есть такое ни за что бы не стал.
Бойцам прибывшего подразделения предоставили место для ночлега. Близилось утро, поэтому им разрешили отдыхать до полудня.
На следующий день Валентин отправился в обратный путь. Ему требовалось прибыть обратно в учебную часть в Тюмени. Идти предстояло по знакомому маршруту, и каких-либо затруднений дорога до пристани на Ладожском озере не вызвала. Удивительно, что лица, ответственные за организацию пересылки пополнения на фронт, не догадались включать в состав маршевых рот офицеров, изучивших территорию, по которой следовало идти. Как правило, офицерский состав оставался в той же части, куда прибывало подразделение для прохождения дальнейшей службы. В целях лучшего выполнения задачи стоило выделять людей, знающих местность, для сопровождения маршевых рот.
В дневное время получалось рассмотреть, что делается в частях прифронтовой полосы. Боевых действий в то время не происходило, и поэтому военнослужащие занимались подготовкой к предстоящим операциям.
Внимание Валентина привлёк необычный танк, отличавшийся большими размерами. По сравнению со стоящим рядом БТ-7, этот выглядел просто гигантом, оказавшимся выше почти на метр. Валентин подошёл ближе и стал его рассматривать. Бронированная машина называлась КВ-2, её собирали в Ленинграде на Кировском заводе. Во время прохождения учёбы об этом танке курсантам ничего не говорили, поэтому у Валентина он вызвал большой интерес. Отличие от первой модели КВ заключалось в усиленном вооружении. КВ-2 был оснащен орудием 152-миллиметрового калибра вместо 76-миллиметрового. Из-за этого башню изготовили слишком высокую, танк стал более заметен на поле боя и представлял собой отличную мишень для артиллерии противника. Конструкторы хотели совместить увеличенную бронезащиту тяжёлого танка и усиленную огневую мощь орудия, но привело это к созданию слишком дорогого, слишком тяжёлого и медленного агрегата. Центр тяжести у него оказался завышенным, что вызвало ограничение угла наклона при передвижении по пересечённой местности. Такой танк переворачивался чаще, чем другие модели.
– Зачем такая большая башня у танка? – поинтересовался Валентин у танкистов.
– Чтобы снарядов больше влезло, – отшутился один из бойцов.
У самого успешного тяжёлого советского танка Великой Отечественной войны ИС-2 диаметр орудия составлял 122 миллиметра, но до его появления оставалось ещё долгих полтора года, а до массового применения – два года. Пока приходилось воевать тем, что произвела промышленность на данный момент.
Валентин добрался до пристани и дождался судна, отходящего на восточный берег Ладожского озера. В этот раз плыли в тёмное время суток. Из Ленинграда эвакуировали гражданское население. Закутанные в платки, худые до изнеможения, на одной барже с Валентином находились в основном женщины и дети. Рядом сидела девочка и жалобно смотрела на него. Образ военного у ленинградцев ассоциировался с продовольствием, хотя сами солдаты постоянно недоедали. Валентин достал часть сухого пайка и отдал ребёнку, а самому оставалось надеяться на скорое возвращение в учебную часть.
Девчушка напомнила ему младшую сестру Елизавету. Иногда в детстве Валентин ходил за продуктами в магазин по заданию матери. Когда он возвращался с покупками домой, сестра примерно так же смотрела на него, ожидая, что ей достанется кусок хлеба немного раньше обеда.
Немецко-финские войска не сумели полностью окружить Ленинград. По Ладожскому озеру шло обеспечение фронта боеприпасами и продовольствием, но снабжение гражданского населения было слишком незначительным.
Общепринято называть сложившуюся обстановку в Ленинграде блокадой, которой фактически не существовало. Блокада – это полное окружение территории. Ситуация в городе на Неве являлась катастрофической, и, чтобы подчеркнуть бедственное положение населения, ввели термин «блокада».
Через несколько дней лейтенант Владимиров возвратился в Тюмень и доложил командиру о поездке. Валентин ожидал приказа об обучении следующей группы курсантов, но его ждало известие о переводе в другую учебную часть, в город Чебаркуль Челябинской области. Причину перевода никто не объяснил. Валентин переночевал в Тюмени, а наутро пошёл на вокзал, сел на ближайший поезд в обычный плацкартный вагон с удобствами, в котором ехали как военные, так и гражданские. Билет ему покупать, как военнослужащему с направлением, не требовалось.
По прибытии в Чебаркуль Валентина вновь назначили инструктором по обучению рядового состава. После успешно выполненного задания по сопровождению маршевой роты на Ленинградский фронт пришёл приказ о присвоении внеочередного звания – старший лейтенант. Он даже не ожидал, что так быстро могут повысить в звании. Вроде бы ничего особенного Валентин не сделал, просто исполнял свои обязанности, но, вспомнив о том, с какими трудностями сталкивались солдаты в других маршевых ротах, понял, почему командование поощрило его.
На тот момент он не знал, что в звании старшего лейтенанта ему предстоит проходить до конца всей войны.
До середины декабря Валентин обучал курсантов, а по окончании программы его снова назначили командиром маршевой роты. По прибытии в пункт назначения старшему лейтенанту предстояло остаться с подразделением на фронте. Надолго в тылу задерживаться военнослужащим не позволяли.
В этот раз добираться предстояло на Калининский фронт. Исходя из опыта предыдущей поездки до Ладожского озера, Валентин предупредил солдат о возможных трудностях, рекомендовал меньше пить воды перед дорогой и принять профилактические меры перед отправкой. Как и ожидалось, для перевозки военнослужащих работники железной дороги предоставили грузовые вагоны с деревянными нарами, печкой и без туалета.
Дорога до Калининского фронта была короче, чем до Ленинградского. Сначала следовало добраться до Москвы, путь по железной дороге до которой занимал двое с половиной суток. Поезд в этот раз делал остановки на перегонах, несмотря на запреты. Машинист на свой страх и риск позволял солдатам оправиться, что было неожиданно радостно, но всё равно полностью проблему отсутствия туалета в вагоне не решили. Остановок в безлюдных местах было немного, и они случались по желанию машиниста, а не тех, кому были нужны. К тому же такие остановки на перегонах иногда заканчивались в самый неподходящий момент, и приходилось проявлять находчивость, чтобы не отстать от поезда. Бывало, красноармеец оставался перед выбором: заканчивать свои дела и подвергать себя риску отстать от эшелона или бежать к вагону с не застёгнутыми штанами. Очень хорошо, что никто не отстал от поезда за всё время следования.
В Москве подразделение сделало пересадку и по другой железнодорожной ветке добралось до станции выгрузки. Дальше предстояло опять самое сложное – идти пешком многие километры пути.
Тяжёлая доля пехотинца – преодолевать расстояние своими ногами. Приходилось нести на себе оружие и нехитрые личные вещи. К этому солдат готовили заранее, и они хотя бы морально оказались настроены на предстоящие трудности. Чтобы облегчить переход, красноармейцы меняли во время дороги способ нести винтовку, устраивали привалы, помогали отстающим нести оружие. Валентин знал, с какими трудностями придётся столкнуться маршевой роте, потому заранее предупреждал своих подчинённых. Требовалось заблаговременно перематывать портянки и не доводить до натирания мозолей. Старший лейтенант справился со своей задачей, и подразделение без отклонений от назначенного маршрута вовремя вышло к месту расположения необходимой стрелковой дивизии Калининского фронта.
Глава 2.
Шаг за шагом или след в след
В конце декабря 1942 года старший лейтенант Валентин Владимиров прибыл на Калининский фронт, в район Ржевского выступа, где ему предстояло остаться и возглавить стрелковый взвод. До этого старший лейтенант командовал маршевой ротой. Назначение взводным можно расценивать как понижение в должности, но так как маршевая рота относилась к тыловым частям, то сравнивать её с деятельностью подразделений на фронте всё-таки неуместно. Валентин мог справиться с должностью ротного. Звание старшего лейтенанта позволяло это сделать, но какой приказ поступил, тот и следовало выполнять. Рота – это всего лишь большой взвод. Оба стрелковых подразделения находились на передовой и состояли из пехотинцев. Офицеры и рядовые рисковали своими жизнями примерно одинаково.
Следующее более крупное воинское подразделение – батальон – существенно отличалось от роты. Стрелковому батальону временно придавались части других родов войск: артиллерийские, сапёрные. Командир батальона не имел права появляться на передовой во время боя. Не стоило рисковать потерять управление достаточно большим подразделением.
Сначала Валентин познакомился с бойцами своего взвода, которые, как и командир, только что прибыли на фронт. Состав маршевой роты был распределён по всей дивизии, и из числа вновь прибывших новобранцев под командованием старшего лейтенанта оказалось всего несколько человек. Этот взвод как боевую единицу сформировали давно, ещё в тылу, и в составе всей стрелковой дивизии в своё время направили на передовую. Но теперь от прежнего состава не осталось ни одного человека, поэтому ни у кого принимать командование не пришлось. Во взводе не оказалось старожилов. Спрашивать о том, что происходило на данном участке передовой, получалось, не у кого.
Солдаты прибыли кто откуда: некоторые, как и старший лейтенант, были новичками на фронте. Другие возвратились в строй после ранения. Всего взвод насчитывал двадцать семь человек. На вооружении у бойцов находились в основном винтовки. Также имелось несколько автоматов. Военнослужащие разных национальностей составляли подразделение: русские, казахи, украинцы.
Красноармейцев поставили на учёт, и первое, с чего началась служба, – это получение боеприпасов к имеющемуся оружию. Выдали также гранаты. Командир роты указал Валентину на участок передовой, который предстояло занять взводу. На этом закончились инструкции вышестоящих командиров. Где брать продовольствие, где искать место для обогрева и дальнейшей ночёвки, старшему лейтенанту не сообщили. Задавать вопросы было опасно. В армии инициатива наказуема.
Складывалось впечатление, что вновь прибывшие красноармейцы понадобились только для ведения боя и, скорее всего, только одного. Зачем беспокоиться о еде, жилье и прочих бытовых условиях, если через некоторое время бойцы полягут во время сражения? Видимо, не в первый раз приходилось принимать пополнение, и такое отношение к новобранцам сложилось из-за больших и регулярных потерь на Калининском фронте к концу 1942 года.
Пройдя по указанному направлению, Валентин остановил взвод и отправился с тремя бойцами осматривать местность. Вскоре он заметил землянку. Она оказалась никем не занята. Указаний насчёт помещения старший лейтенант не получал, поэтому он стал осматриваться вокруг с надеждой найти того, кто знает, можно ли занимать землянку или нет. Но поблизости никого не было. Тогда Валентин велел одному бойцу сходить к оставленному подразделению и позвать два отделения для занятия найденного убежища, так как больше половины взвода здесь не поместится. Двух других бойцов отправил искать ещё одну землянку. Вскоре весь взвод разместился для обогрева и предстоящей ночёвки.
Вырытые в грунте углубления и перекрытые сверху настилом из брёвен с землёй служили солдатам временным домом во время войны. Железная печь внутри землянки требовала постоянного внимания. Топить её приходилось часто. Ночью военнослужащие просыпались по нескольку раз от внезапно наступившего холода и подбрасывали дрова в топку. Иначе под утро температура воздуха внутри помещения мало чем отличалась от наружной. Спали, сняв только шинель и валенки. Как ни старались солдаты утеплить подземное жильё, получалось плохо. Существование зимой в таких условиях грозило подорвать здоровье.
Валентин часто замечал утром, что изо рта при дыхании идёт пар. Ещё находясь дома, в своё время он узнал об этом явлении. Пар при дыхании шёл, если температура воздуха становилась меньше двенадцати градусов выше ноля. После жизни в мирных гражданских условиях суровые будни на фронте воспринимались тяжело.
Но по сравнению с тем, что предстояло испытать Валентину и его боевым товарищам, холодная землянка могла показаться курортом на райском острове.
– Кто-то же построил жилище такое? – поинтересовался боец взвода, осматривая помещение. – Интересно, куда подевались бывшие хозяева, ведь на этих позициях войска уже давно находятся?
– На задание какое, видимо, их отправили, – предположил один из новобранцев.
– На том свете они. В крайнем случае в медсанчасти. В наступление приказали идти, вот там их и побило. Лежат сейчас где-нибудь на нейтральной полосе с пробитой головой, – ответил бывалый солдат.
После такого откровения всех начали посещать грустные мысли. Что ждёт их дальше? Какие сюрпризы приготовила судьба?
Дров на месте не оказалось, и пришлось отправлять бойцов в ближайший лес рубить деревья. В землянке ещё долго оставалось холодно, так как печь с трудом разожгли сырыми поленьями.
Валентину пришлось организовывать поиски продовольствия и медсанчасти. Только через два часа он узнал, где находится полевая кухня. Как оказалось, командир роты сам не знал о местонахождении свободных землянок, кухни и других необходимых солдату вещах. Поэтому задавать вопросы ротному было бесполезно.
Дальше начались будни на передовой в отсутствие боевых действий. Взвод осуществлял дежурство на отведенной территории по охране своих воинских частей. Старший лейтенант организовал смены, и бойцы поочередно несли службу. Караулы располагались в окопах и вне таковых. Находиться на одном месте, а тем более лежать, становилось холодно. Поэтому красноармейцы старались передвигаться вдоль назначенного участка. В этот период получалось спать больше обычного, если не забывать подбрасывать дрова в печку. Но все понимали, что когда-нибудь спокойное существование закончится.
Новый 1943 год военнослужащие встретили всё так же, в окопах и землянках. Поздравили друг друга со стаканом чая в руках. Спиртное не пили, по крайней мере, Валентин не заметил, чтобы бойцы его принимали. Новобранцам сложно оказалось найти алкоголь в незнакомой обстановке. К тому же за употребление могли наказать.
В некоторых частях перед наступлением выдавали спирт «для храбрости». Валентин считал, что это противоречит здравому смыслу. Боец во время боя должен быть собран, сосредоточен на точности стрельбы, скорости бега, внимательно смотреть вперёд и по сторонам. Имея ясную голову, солдату легче выполнить поставленную задачу. А в нетрезвом виде внимание рассеивается, скорость реакции замедляется, бежать становится тяжелее. Получается, что употребление спиртного перед боем вредило успеху наступления. Тем не менее такая практика получила распространение и приветствовалась личным составом.
Есть такое выражение – «пьяному море по колено». Пили перед боем, чтобы стать безразличными к происходящему. Видя, какие потери несёт армия, солдаты с трудом верили в успех наступления. Нетрезвому красноармейцу оказывалось легче пересилить себя и подняться в атаку, но такое состояние снижало боеспособность подразделения. Это ещё больше увеличивало потери в наших войсках.
Общение Валентина в этот короткий промежуток временного затишья ограничивалось ротой, к которой относился вверенный ему взвод. Командиром являлся капитан, немного старше его по возрасту. Остальные взводы возглавляли тоже младшие офицеры – лейтенанты и младшие лейтенанты, что позволяло беспрепятственно разговаривать друг с другом. Валентин оказался один старший лейтенант в роте и, соответственно, второй по старшинству после капитана. Старший лейтенант ещё не сталкивался с тем, что на фронте существовали барьеры в отношении между младшими и старшими офицерами, и тем более – генералами. В тылу такие ограничения имели место, но фронт – дело другое. Валентин предполагал, что в ответственной обстановке военнослужащие пренебрегали некоторыми условностями во благо общего дела. Но не тут-то было. В дальнейшем ему пришлось сталкиваться с препятствиями в общении со старшим командным составом.
Трудно представить, что рядовой спокойно подходит к генералу, который в тот момент ничем особо не занят, и просит закурить. Такое своеволие для рядового должно закончиться наказанием вместо прикуренной сигареты. Напрасно, генерал мог бы из разговора с толковым красноармейцем узнать много интересного и нужного о состоянии дел в войсках, сделать выводы. Но вместо этого командующий состав принимал решения, советуясь с равными по званию и находясь при этом далеко от передовой. Той информации, которую получали генералы из докладов, оказывалось недостаточно. Часто сообщения приходили в искажённом виде.
Военнослужащие за редким исключением боялись проявить инициативу. Если такое и случалось, то вместо поощрения, как правило, следовало наказание. Командиры не желали связываться с выяснением подробностей предложения, а подчинённые – высказывать мнение.
Одним из позорных явлений первой половины войны являлись заградительные отряды. Они представляли собой особые воинские формирования из состава армий, дивизий под управлением НКВД. Существовали заградотряды для предотвращения отхода частей, ведущих боевые действия. Располагались они вторым-третьим эшелоном. На вооружении таких формирований находились пулемёты, которые направлялись в спины своих соотечественников. В случае своевольного отхода или бегства с передовой солдат в обязанность участников заградотрядов входило останавливать их или открывать огонь на поражение. Проверять, что произойдет при незапланированном отступлении, у бойцов желания не возникало. Наличие заградотрядов свидетельствовало о недоверии и неуважении командующего состава к тем, кто находился на передовой, – рядовым и младшим офицерам. Соответственно, и у бойцов отношение к происходящему создавалось негативное. Не каждый мог удержаться, чтобы не высказать едкое замечание. Вне боевых действий случались конфликты, приводящие к применению оружия между красноармейцами, находящимися на передовой, и участниками заградотрядов.
Валентин считал, что их призвали в армию для защиты Родины, а вместо этого солдаты ощущали себя в роли преступников, которые оказались с двух сторон зажаты вооружёнными формированиями. Если с противником шла война, то свои соотечественники с пулемётами, направленными на них, вызывали возмущение.
Но не только моральная сторона характеризовала наличие заградотрядов. С тактической точки зрения они являлись ошибкой. Иногда было целесообразнее отвести войска для сохранения их боеспособности и в дальнейшем более эффективно проводить наступление или оборону. Предусматривалось, что в случае необходимости командир подразделения, находящегося на передовой, свяжется по телефону с вышестоящим командованием, доложит обстановку и получит разрешение на отход. Тогда заградотряду предстояло самому отойти вглубь обороны и не препятствовать манёвру других частей. Но на деле оказывалось не всё так просто. Иногда нарушалась связь, и разговоры с тылом оказывались невозможны. Иногда действовать требовалось очень быстро, а ожидание разрешения вышестоящего командования могло сказаться катастрофически на судьбе подразделения.
Защитники создания заградотрядов утверждали, что последние предотвращали проникновение в тыл дезертиров и диверсантов противника. Во всех войсках, и даже в тылу, существовали патрули, которых наделили полномочиями проверять документы у военнослужащих и при необходимости задерживать подозрительных лиц. Патрули составлялись, как правило, из трёх-четырёх человек, они постоянно перемещались, и предугадать их появление являлось не лёгкой задачей. Эффективность работы патрулей превосходила деятельность заградотрядов. Небольшие группы, наделённые специальными полномочиями, могли появиться в любом месте в любое время, и избежать встречи с ними дезертирам оказывалось затруднительно. Заградотряды находились не везде. Их в основном привлекали во время боевых действий. Большое количество военнослужащих в одном месте не способствовало эффективной поимке сбежавших из армии отдельных солдат.
Задержать диверсантов и шпионов противника могли находящиеся на оборонительных рубежах бойцы, которые постоянно следили за происходящим на нейтральной полосе. Также задержать непрошеных гостей могли патрули, а наличие заградотрядов мало влияло на ситуацию.
В начале января поступил приказ о переходе в наступление. Валентина вместе с другими командирами взводов вызвали к ротному, и там капитан ознакомил офицеров с задачей. Планировалось силами роты захватить и удерживать небольшую деревню. О действиях на соседних участках командир роты не проинформировал. Наступление назначили на следующее утро. Капитан рассказал, какие сложности ожидали атакующих и что в этом случае стоило делать. Роте предстояло преодолеть открытый участок перед позициями неприятеля, на котором оставались мины и заграждения из колючей проволоки.
Старший лейтенант выслушал ротного, пришёл к своему взводу и отдал приказ о построении. Когда подразделение оказалось собранным, ознакомил личный состав с предстоящим завтра боем.
– Товарищи бойцы, – сказал Валентин. – Завтра нам предстоит перейти в наступление и захватить деревню. Задача непростая, уже не один раз наши войска пытались это осуществить. Неприятель делает всё возможное, чтобы удержать позиции. Поле, по которому нужно атаковать, противник изначально хорошо заминировал, но неоднократные попытки взять населённый пункт привели к тому, что часть мин уже взорвана. Работа наших снайперов осложняет неприятелю задачу устанавливать новые боезаряды. Тем не менее от вас требуется предельная внимательность при преодолении поля. Бежать следует по краю воронок и рядом с трупами красноармейцев. В этих местах наименее вероятно нахождение мин. В крайнем случае разрешаю пользоваться наступательными гранатами. Бросаете их впереди себя для прокладывания безопасной траектории. Также с помощью гранат следует прокладывать путь через заграждения из колючей проволоки.
Бойцы молча слушали взводного. Настроения такое сообщение не прибавляло. С другой стороны, все понимали, что война не санаторий, и не стоит ждать лёгкой жизни.
– Товарищ старший лейтенант, танки нас будут сопровождать? – спросил немолодой солдат.
– Нет, танков не предвидится, как и артподготовки. Роте придётся действовать самостоятельно и рассчитывать на внезапность.
– Да как же так! Перестреляют ведь нас немцы, – не удержался другой рядовой.
– Видимо, техника задействована на другом, более важном направлении, – ответил Валентин.
В 1942-м – начале 1943 года подобные методы, применяемые при наступлении, представляли собой распространённое явление в Красной армии. Старшие командиры своими приказами перекладывали решение задач на плечи рядовых вместо того, чтобы детально изучать обстановку и изыскивать лучшие приёмы ведения боя. Подавляющее большинство наступательных операций Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) заканчивалось неудачей.
Старший лейтенант ознакомил подчинённых с остальными особенностями завтрашнего наступления и на этом отдал команду «разойтись».
Последняя ночь затишья выдалась для бойцов тяжёлой. Мысли о предстоящей атаке не давали заснуть. Валентин думал о том, сколько ему жить осталось. Потери в стрелковых войсках оказывались самыми высокими в армии. Письмо жене недавно написал, и теперь она знает, что её муж оказался на фронте.
Предстоящее наступление не было всеобщим по Калининскому фронту. Бои в районе Ржевского выступа с 1942-го по начало 1943 года продолжались систематически. Красная армия провела в этот период несколько крупных наступательных операций. Линия фронта существенно не менялась, а потери в наших войсках превышали потери противника. Кроме того, повсеместно происходили другие сражения, которые часто называли «боями местного значения», хотя количество задействованных сил и потери были достаточно большими. Иногда, чтобы скрыть неудачи, советское командование некоторые наступления маскировало под бои местного значения, в одном из которых и предстояло участвовать Валентину.
Калининскому фронту противостояла 9-я армия Вермахта, находящаяся в составе группы армий «Центр», в задачу которой входило удерживать Ржевский выступ для возможного наступления на Москву. Противник был хорошо вооружён и укомплектован. Зимой 1942—1943 годов недостатка тёплой одежды у неприятеля не наблюдалось, в отличие от предыдущего сезона. В то же время у Красной армии существовал недостаток продовольствия, вооружения и боеприпасов. Приходилось экономить артиллерийские снаряды. Из-за этого артподготовка перед наступлением не всегда получалась продолжительной. Красная армия превосходила противника по числу военнослужащих, но в силу недостаточной эффективности ведения боевых действий, наступления в районе Ржева одно за другим заканчивались провалом.
Утром, до восхода солнца, бойцы уже готовились к действию. Они проверили готовность оружия и наличие боеприпасов. Затемно рота выдвинулась на исходные позиции. На своём минном поле сапёры обозначили проходы, по которым красноармейцы благополучно преодолели первый опасный участок. Стало светать, когда, пройдя незаметно некоторое расстояние по нейтральной полосе, подразделение остановилось в пределах видимости позиций противника. Для дальнейшего броска осталось дождаться сигнала командира роты. Всем было страшно. Спирт в этот раз не выдавали, поэтому солдаты пошли в атаку трезвыми.
На людей по-разному действовала ситуация. Кто-то пытался скрыть дрожь в руках, кто-то молился. Во взводе Валентина находились мусульмане и христиане. И те и другие молились перед боем одновременно, каждый своему всевышнему. Сложившаяся обстановка способствовала сближению людей. Чувствовалась сосредоточенность и напряжённость бойцов. Старший лейтенант передал через связного командиру роты о готовности взвода.
Артподготовка не планировалась, поэтому красноармейцам стоило надеяться только на свои силы. Атаковать неприятеля условились бегом, несмотря на то что это очень заметно. Преимущество бега перед передвижением ползком – в скорости. Подразделению предстояло внезапно появиться перед позициями противника, который мог не успеть выдвинуть основные силы для отражения атаки. Тем самым у красноармейцев появлялись шансы выполнить задачу и захватить деревню. Если передвигаться ползком, то высока вероятность стать обнаруженным и уничтоженным неприятельским огнём.
У роты по-другому исполнить приказ не было возможности. Танки, артиллерия и авиация не поддерживали. Соседние роты также начинали наступление, но взаимодействие с ними отсутствовало. Зимой в средней полосе, как правило, борьба шла за населённые пункты, в которых можно было обогреться, переночевать, пополнить запасы питьевой воды.
Ещё в расположении части среди бойцов распространилась информация, что при наступлении будут привлечены заградительные отряды. Это значит, что назад пути нет и при выполнении задания подразделения окажутся лишены самостоятельного манёвра.
Последний раз наступила возможность солдатам проверить готовность оружия и обмундирования перед атакой. Прозвучал сигнал командира роты. Валентин, в свою очередь, отдал приказ взводу, и бойцы, выскакивая из-за укрытий, устремились вперёд. Как ни старались офицеры предупредить крики во время атаки, чтобы подразделение передвигалось молча, всё равно многие красноармейцы начали издавать громкие возгласы. Видимо, от перенапряжения кричали кто что, но в итоге над полем слышался долгий звук «а». Атака получилась внезапной, но могло выйти ещё лучше, если бы рота бежала тихо.
Предстояло преодолеть триста метров открытой заминированной местности. Маскировочных халатов не выдавали, поэтому бегущих неприятель распознавал как тёмные точки на белом фоне. Валентину это расстояние запомнилось огромным. Уже не раз предпринимались попытки овладеть позициями противника. Поле, по которому бежали бойцы, было усеяно трупами наших солдат, погибших ранее. Валентин не ожидал, что их окажется так много. Издалека мёртвых было плохо видно. Их прикрывал небольшой слой свежего снега, выполнявший роль своеобразной маскировки.
Бойцы бежали от воронки до трупа и от трупа до воронки. В ямы старались не забегать, так как это гасило скорость, а огибали их по краю. В этом месте мин уже не осталось. Если их там раньше и устанавливали, то они сдетонировали при взрыве. Также огибали и мёртвых, которые указывали на безопасный участок. Кто-то попросту наступал прямо на трупы, но Валентин старался пробегать рядом.
Несмотря на то что перед наступлением бойцов проинструктировали о том, как проходить минное поле противника, то тут, то там звучали взрывы, и рота несла потери.
Первые метров сто ничего не происходило – сказался эффект внезапности. Валентин бежал вместе со своим взводом, а наиболее подготовленные бойцы всё дальше отдалялись от него. Кто какими физическими возможностями обладал, тот так и передвигался, без оглядки на товарищей.
Ближе к середине дистанции неприятель открыл огонь, и с каждым десятком метров стрельба становилась всё сильнее. Много неприятностей приносили пулемёты. У наступающих тоже были пулемёты, но применить их во время бега большого количества людей не представлялось возможным. Свои солдаты загораживали позиции противника. Поэтому надежда оставалась на тех, кто хорошо стрелял из винтовок. По договорённости, бойцы, пробежав некоторое расстояние, прятались в воронках и делали несколько прицельных выстрелов, затем бежали дальше. Одиночные выстрелы позволяли не попадать в своих. С помощью такой тактики удалось обезвредить на некоторое время пулемётные точки.
Останавливаться было нельзя. В этом случае неприятель, открыв прицельный миномётный огонь, уничтожил бы роту.
Всё ближе становилась деревня и окопы противоборствующей стороны. Уже несколько человек упало перед Валентином, сражённые пулями. Бойцы добежали до заграждений из колючей проволоки и стали на ходу забрасывать их наступательными гранатами. В нескольких местах образовались разрывы, куда и устремились красноармейцы. При попытке преодолеть проволоку некоторые так и остались висеть, зацепившись за колючки.
Начался ближний бой в окопах и рукопашная схватка. Здесь никакого преимущества противник уже не имел. Солдаты Вермахта, выскочив из тёплых изб, ещё не успели толком разобраться, куда стрелять, а наши бойцы оказались у них в расположении. Кровавая мясорубка продолжалась не долго. Противник решил покинуть обжитые позиции. Его преследовали до края населённого пункта, а дальше начинался лес, и организовывать погоню становилось опасно. Для проведения преследования не было ни приказа, ни сил у атакующих.
Какие-то мелочи не учли или проглядели обороняющиеся, что и позволило роте захватить деревню. На этот раз нашим подразделениям повезло, что понесённые потери явились не напрасными.
Когда бой затих, солдаты стали приводить себя в порядок. Санитары оказывали помощь раненым. Командиры взводов организовали подсчёт оставшихся в живых, но докладывать оказалось некому, капитана убило. Также погиб и один из взводных. Валентину как старшему по званию пришлось взять командование ротой. Его бывший третий взвод возглавил младший сержант, а четвёртый – сержант. После подсчёта потерь оказалось, что при атаке погибло и оказалось ранено сорок процентов солдат. В строю осталось семьдесят человек. Из офицеров, кроме Валентина, выжило ещё два – лейтенант, командир первого взвода, и младший лейтенант, командир второго взвода.
Взятие небольшой деревни стоило подразделению существенных жертв, тогда как противник оставил на месте сражения меньше своих солдат, потому что наступать, как правило, затратнее, чем обороняться. И это несмотря на то, что неприятеля застали врасплох.
Валентин отдал приказ о переходе к обороне и выставлении караулов. Он поручил взводным отобрать толковых людей, сформировать два небольших отряда и направить их в разведку в сторону неприятеля.
Выяснилось, что из вооружения от противника роте достались автоматы и винтовки убитых, а также два пулемёта. Остальное успели забрать с собой отступающие. Как ни желали красноармейцы обнаружить среди трофеев миномёты, их, к сожалению, в деревне не оказалось.
Как только связисты отчитались о проведении телефонной линии для соединения с тылом, старший лейтенант доложил командиру батальона о выполненной задаче и больших потерях. Командование, хоть и поздравило нового ротного с взятием деревни, ничего хорошего больше не сообщило. От роты теперь требовалось удерживать оставшимися силами населённый пункт до особого распоряжения. Питание и боеприпасы командир батальона пообещал прислать через некоторое время.
Если бы не продукты, захваченные у неприятеля, обедать красноармейцам пришлось бы сухим пайком, которого надолго не хватало. Дома в деревне были пустые, и, судя по обстановке, в них долгое время хозяйничали солдаты противника. Многие вещи находились на своих местах, но особую ценность представляли продукты питания, которые красноармейцы не пропускали при осмотре.
– Не видно ни одного местного жителя. Попрятались они, что ли? – поинтересовался молодой боец, обследуя избы.
– Убежали, наверное, куда-нибудь. Мало кто захочет жить на передовой под обстрелами, хотя зимой трудно найти себе жильё, – ответил солдат со шрамом на лице. – Ты, малый, головой помногу не крути. Смотри, вон банку не заметил и прошёл мимо.
Молодой боец остановился, увидел то, что пропустил, и начал рассматривать предмет.
– Тушёнка вроде. На немецком языке написано, а какая-то знакомая. Глянь, что за банка, – обратился он к старшему. Тот подошёл и прочитал надписи.
– Вот это да! Она ведь американская. Тут так и написано. Получается, что американцы продукты и нам отправляют, и немцам.
Бойцы собрали в избе необходимое, вышли, а вокруг уже обсуждали найденные банки с американской тушёнкой. Внутри она оказалась такая же, как поставляемая Красной армии.
Хорошо пришлось тем, кто не пострадал при наступлении, мог самостоятельно передвигаться, не мучился болями от раны. Раненым оказывали первую медицинскую помощь прямо тут же, на месте сражения. В течение нескольких часов их требовалось отправить в медицинскую часть. Валентин распорядился соорудить носилки для особо пострадавших. После подготовки всех тяжелораненых отправили в тыл. Сопровождать их поручили двум санитарам и легкораненым бойцам, которые и несли носилки. С ротой остался один санитар.
К вечеру возвратились разведчики. Два отряда ходили каждый по своему маршруту. Один из них за всё время пути не обнаружил противника, другой добыл важную информацию. К Валентину в избу, где обосновался командный пункт, пришёл с докладом сержант – командир четвёртого взвода. С ним прибыли бойцы, ходившие в разведку.
– Товарищ старший лейтенант, разведчики вернулись. Разрешите им самим рассказать, – доложил сержант.
– Пусть заходят, – ответил Валентин.
Вошли три человека, но говорил только один.
– Товарищ старший лейтенант, мы прошли около двух километров и заметили противника, – доложил разведчик. – Нас не обнаружили, видимо, потому что отряд небольшой. Нам удалось подползти довольно близко к расположению неприятеля. Смотрим, у них происходит какое-то движение. Потом догадались, что к ним прибывает подкрепление и выгружают миномёты. Я немного знаю немецкий со школы и сумел разобрать по отдельным словам, что готовится наступление. Нас собираются выбить и занять снова эту деревню в самое ближайшее время.
Новость не стала неожиданной. К такому повороту событий стоило готовиться, но что могла рота, пострадавшая в бою, противопоставить миномётам? Требовалось искать выход без промедления.
– А ведь у противника есть преимущество, – сказал Валентин. – Они хорошо знают наши, то есть свои бывшие, позиции, знают координаты, куда стрелять. В считанные минуты нас накроет точный миномётный огонь. От роты если кто и уцелеет, то не сможет поначалу оказывать сопротивления. Остаться здесь – значит погибнуть.
Срочно отправили связных за остальными взводными. Валентин успел за это время связаться с комбатом и доложить ему обстановку. Ответ получил прежний – держать позиции. Вскоре подошли командиры взводов. Им Валентин объяснил ситуацию, сообщил данные от разведки, и все сообща стали решать, что делать дальше.
– Самое разумное – это отойти из деревни на время артобстрела и сохранить людей, но сзади нас находится заградотряд, и нет гарантии, что нас не расстреляют как дезертиров. В лучшем случае прикажут идти обратно, – высказался лейтенант, командир первого взвода.
В роте не знали точного места расположения заградотряда, но стоило предположить, что его выдвинули ближе к полю, по которому бойцы бежали недавно в атаку. Если и покидать захваченную деревню на время артобстрела, то лучше отходить дальше середины поля, что предохранило бы людей от попадания осколков. Но так красноармейцы могли оказаться слишком близко к заградотряду.
– Кто же так наступление готовит! Нужно было гнать неприятеля дальше. Тогда захватили бы эти миномёты и применили сами. Послали всего одну роту без артподготовки и сопровождения танков, – в сердцах добавил младший сержант, командир третьего взвода.
– Неприятель наизусть знает местность, где мы находимся. Они сами строили оборону и долгое время здесь находились. Укрыться невозможно от обстрела, поляжем ни за что, – озвучил младший лейтенант грустные мысли присутствующих.
– А что, если в лес уйти, в сторону противника, – предположил сержант, командир четвёртого взвода.
– Решил в плен сдаться? – поинтересовался лейтенант.
– Конечно, нет. Раз нельзя отходить, а оставаться – значит погибнуть, то тогда только вперёд.
– За самовольный уход с позиций грозит трибунал, – напомнил Валентин.
– Нужно совершить какой-нибудь подвиг, тогда не расстреляют. Победителей не судят. К тому же лучшего варианта больше нет, – одобрил командир третьего взвода предложение своего товарища.
– Если мы покинем свои позиции, уйдём в тыл к противнику, то оставим открытым фронт, создадим брешь. Неприятель может воспользоваться этим, – засомневался лейтенант.
– Мы и так его откроем в случае прицельного артобстрела. – Боевой опыт сержанта прозвучал веским аргументом. – Точнее, остатки роты не смогут оказать существенного сопротивления. Зато если уйдём вперёд, то наведём шуму у них в тылу. Пользы в этом случае будет гораздо больше. И на месте противника я бы ещё подумал, прежде чем переходить в наступление, когда позади действуют диверсанты.
– Заградотряд, вооружённый пулемётами, теперь является вторым эшелоном обороны, и бреши не окажется, – напомнил младший сержант. – К тому же у нас нет сведений о предстоящем наступлении противника.
Опыт сержантов, которые не первый раз участвовали в боях, пригодился роте. Не все офицеры, том числе новый командир, обладали подобными навыками.
– Вперёд так вперёд. Что, ротный, принимай решение. Время поджимает, – обратился лейтенант к Валентину.
При молчаливом согласии младшего лейтенанта Валентину пришлось определять дальнейшую судьбу роты. Он до конца не понимал, что подразделение будет делать в тылу противника, какой подвиг требуется совершить и как люди смогут выжить в лесу в зимних условиях. Ответственность за принятие решения возлагалась на него как на командира роты, и в случае неудачи он первый окажется наказан. Но оставаться, чтобы зря погибнуть, старший лейтенант не собирался.
– Придётся уходить в тыл противника, – подвёл итог Валентин. – Товарищи командиры взводов, выводите подразделения. Будем двигаться по маршруту разведотряда, который нашёл проход в обороне неприятеля. Времени на построение нет, поэтому выходим сразу. Личному составу сообщите подробности по мере движения.
Старший лейтенант напоследок ещё раз посмотрел на карту местности, наметил путь на несколько километров, запомнил основные ориентиры для безошибочного движения и вышел из избы вслед за подчинёнными.
Бойцы собрали что успели. Хорошо, что запаслись неприятельскими продуктами в деревне. Боеприпасов тоже хватало. Патроны и гранаты взяли у раненых и убитых. Из колодца пополнили запасы питьевой воды и вышли навстречу неизвестности.
Рота уходила в сторону противника, нарушив приказ командира батальона удерживать захваченную деревню до особого распоряжения. Что толку от такого приказа, если выжить мало кому удастся, а оставшиеся после обстрела всё равно не удержат позиции. Возможно, командир батальона действовал согласно приказу вышестоящего командования. Скорее всего, решение принималось на уровне дивизии, но от этого бойцам роты лучше не становилось.
Наступали сумерки, и идти предстояло ночью, но навыки Валентина по ориентированию на местности и пользованию картой помогали передвигаться согласно намеченному плану.
Оборона неприятеля в районе действия роты Валентина оказалась не сплошной. Создать и удерживать непрерывные полосы обороны в зимних условиях представляло собой не простую, а иногда лишнюю задачу. Снег хранил следы. Дозорам было достаточно регулярно обходить территорию и по целостности снежного покрова убеждаться в том, что на их сторону никто не проник. Войска зимой в средней полосе в основном размещались в населённых пунктах, где находился тёплый ночлег, колодцы с питьевой водой, прочая инфраструктура.
Отойдя километра полтора от деревни, красноармейцы услышали позади грохот взрывов. Это противник открыл огонь по покинутым позициям. Небо озарилось от пожара, – это миномётный обстрел накрыл деревянные дома. Артподготовка наступления продолжалась двадцать минут, и бойцы понимали, что за это время от семидесяти человек роты осталась бы половина, а вторая не смогла бы оказать должного сопротивления атакующему неприятелю.
– Как считаешь, командир, стоит ли вернуться и снова занять деревню? – спросил Валентина один из взводных.
– Ничего не выйдет из этой затеи, – ответил старший лейтенант. – Противник уже занял населённый пункт и понял, что мы оттуда ушли, поэтому будет тщательно следить за обороной. Потеряем остальных бойцов, если вздумает сейчас в атаку идти.
Рота продолжила углубляться в тыл противника. Около деревни находилось множество следов на снегу. Их оставили солдаты Вермахта, располагавшиеся там долгое время, и красноармейцы. Преодолев некоторое расстояние по лесу, бойцы увидели, что старые следы закончились, и стало заметно, что здесь только что прошло много людей. Валентин решил исправить ситуацию, позвал связного и поручил ему донести до взводных распоряжение – построиться в колонны по одному для сокращения следов на снегу. Связной ушёл, но через несколько минут вернулся вместе с командиром второго взвода и одним рядовым.
– Товарищ старший лейтенант, оказывается, у нас есть бывший охотник, – доложил младший лейтенант. – У него хорошее предложение.
– Слушаю вас, рядовой, – сказал Валентин.
– Сам я из Сибири, из деревни, – начал рассказывать охотник, – тайга у нас большая, глухая. Зверей много всяких. Постоянно ещё с детства ходили мы с друзьями в лес за добычей, ну и научился кое-чему. Чтобы зверя не спугнуть, нужно идти тихо, не привлекая внимания и поменьше оставлять следов на земле или снегу. Когда мы ходили по нескольку охотников, то шли друг за другом и ступали в след предыдущего человека. Со стороны было видно, что прошёл всего один, хотя нас набиралось до десятка. Вот и здесь предлагаю приспособиться и делать так же, то есть идти одной колонной друг за другом и наступать только на след предыдущего. Сначала тяжело покажется, а потом привыкнем. Так за нами немец в погоню не пойдёт. Им не нужен одинокий странник в лесу, они будут роту искать.
Предложение охотника понравилось сразу, и Валентин распорядился организовать передвижение отряда согласно его рекомендациям. Солдатам объяснили суть идеи, построили в одну колонну, и сначала с трудом, а затем всё легче бойцы начали ступать в след впереди идущего. Валентин и командиры взводов помогали подчинённым идти, не отклоняясь от траектории и не делая лишних следов на снегу. Через несколько сот метров такого движения старший лейтенант, отойдя в сторону, пропустил колонну и увидел, что позади остаются отметки, похожие на проход одного человека.
«Молодец охотник! Хорошая идея», – подумал Валентин.
Отряд получил преимущество в виде маскировки, но вместе с этим потребовалось терпеть некоторые неудобства. Запрещалось выходить из колонны, обгонять других, при остановке замирать в неудобной позе: одна нога впереди, другая сзади. Сообщения передавались по цепочке, и теперь каждый боец знал, что происходит в подразделении.
Валентин шёл последним, и ему предстояло как-то выбраться вперёд. Он всё-таки являлся командиром роты, лучше всех разбирался в картах местности и знал маршрут движения. Старший лейтенант шёл и думал. Мысли были заняты прокладкой маршрута роты, но как оказаться впереди колонны, догадаться не мог. Не идти же по головам! Пришлось остановить колонну и передать по цепочке вопрос: как переместиться вперёд замыкающему и не оставить при этом лишних следов? После команды «стой» отряд совершил ещё несколько шагов. Только потом Валентин спросил у впереди находящегося человека и попросил передать дальше. Потянулись минуты ожидания в неудобной позе. Ответ пришёл. Кто был автором, старший лейтенант не узнал. Ему порекомендовали отойти в сторону и остановиться, а тем временем бойцы начали двигаться назад, наступая на уже оставленные ранее следы. Когда начало колонны поравнялось со старшим лейтенантом, он занял место второго-третьего, и рота продолжила путь. Идти назад оказалось затруднительно и заняло много времени, зато солдаты узнали, как замыкающему переместиться вперёд. Этот способ стали применять при необходимости.
Сначала роте предстояло покинуть район предыдущего наступления, отойти подальше от оставленной деревни. Валентин распорядился, чтобы впереди колонны шёл авангард – отряд из трёх человек – и предупреждал остальных о возможной опасности. Такой же отряд замыкал движение роты.
Из леса старались не выходить. Он служил прикрытием для красноармейцев, так как на больших открытых пространствах роту могли заметить даже в темноте.
Глубокой ночью, отойдя на приличное расстояние от оставленных позиций, решили сделать привал. Бойцы собрались вместе на небольшом участке, выставив караульных. Здесь пришлось пренебречь правилом маскировки идти след в след. Без остановки, отдыха и приёма пищи передвигаться не представлялось возможным. Теперь военнослужащие могли обсудить обстановку, общаясь непосредственно с собеседником, не передавая информацию по цепочке.
Как только отряд собрался вместе, возникли разногласия по поводу разведения костра. Кто-то предлагал зажечь костёр прямо сейчас, кто-то подождать до рассвета.
– Костёр необходим сейчас. Без него замёрзнем. Воду вскипятить, тушёнку разогреть. Без тепла долго не протянем, – говорили одни.
– Сейчас нельзя этого делать, потому что свет от пламени демаскирует наше положение, и противник может заметить. Днём яркий огонь не видно далеко, – возражали другие.
На выручку пришёл все тот же рядовой-охотник. Без него пришлось бы худо. Его опыт пребывания в тайге очень пригодился отряду.
– Костёр жечь надо сейчас, ночью, – сказал охотник после того, как выслушал, что предложили бойцы. – Мы в лесу, и свет от костра будет виден метров на двести, а вот дым днём будет заметен на несколько километров и сразу рассекретит наше место пребывания.
Удивительно, но в критической ситуации о том, что дым сопутствует горению и очень заметен, из семидесяти человек знал только один.
Валентин позже вспомнил историю из детства, связанную с дымом от костра, и то, как дым помог выбраться из сложной ситуации.
Однажды несколько человек из их деревни – женщины и ребятишки – отправились в лес за грибами. Мама Валентина разрешила и ему тоже присоединиться к компании. Ушли рано утром. Погода была облачная, но дождя пока не ожидалось. Люди хотели успеть использовать сухую погоду для сбора даров леса, чтобы потом не ходить мокрыми по траве. А грибов в тот период оказалось много. Корзины вскоре наполнились маслятами, белыми подберёзовиками и другими.
Жители деревни так увлеклись заготовками, что не заметили, как оказались в неизвестном месте, попросту заблудились. Когда поняли, что ни одна женщина не знает, куда точно надо идти, стало жутко. Время уже полдень, и требовалось срочно искать дорогу домой. Как назло, солнце, главный ориентир, было в тот момент скрыто плотными облаками. Через некоторое время, прошедшее в обсуждениях, одна женщина уверенно заявила, что поняла, куда следует идти, и компания двинулась по указанному направлению. Пройдя около часа, они поняли, что местность понижается и становится сырее. Под ногами уже захлюпала вода. Впереди находилось болото, и людей начала охватывать паника.
Женщины спорили и кричали, но решить, куда идти, не могли. Ребята, в том числе и Валентин, тоже обсуждали ситуацию между собой. Требовалось знать точное направление. Иначе люди рисковали остаться в лесу ночью. В конце 20-х годов места в Краснополянском районе были малонаселённые, и заблудиться без специального снаряжения (питьевой воды, одежды, продуктов, спичек, бумаги, охотничьего ружья) значило подвергнуть себя риску остаться в лесу навсегда.
Поступали предложения громко кричать и звать на помощь, послать в разные стороны разведчиц, чтобы кто-нибудь из них нашёл дорогу домой, жечь большой костёр. Но всё это представлялось сомнительным. Если кричать, то маловероятно, что их услышат. Только голосовые связки можно надорвать. Посылать разведчиц значило подвергать опасности одиноких женщин. Скорее всего, никто, если даже и заметит дым от костра, не пойдёт никого искать. Мало ли какие путешественники задумали погреться или приготовить пищу.
Как только Валентин услышал разговоры о костре, то ему пришла другая идея. Он предложил залезть на дерево и с большой высоты самим пробовать увидеть дым, только не от костра, а от паровоза, тянущего состав по железной дороге. Двигающиеся паровозы в любое время года обладали огромным источником дыма, так как работали на угле. Шум от железной дороги грибники не слышали, зато дым от паровоза можно было заметить за многие километры.
Предложение Валентина компании понравилось, и люди стали решать, кому лезть на дерево. Вызвался подросток на три года старше Валентина, у которого должно было получиться осуществить замысел, в отличие от автора идеи. Сначала нашли дерево, наиболее подходящее для лазанья. Затем ребята подсадили отважного героя. Он дотянулся до первых сучков, а дальше стал сам подниматься вверх. Медленно и осторожно, без страховки, ступая ногами на нижние сучки, держась руками за ствол дерева и подтягиваясь за верхние сучки, мальчик забрался на приличную высоту. Его было трудно заметить сквозь иголки вечнозелёной сосны. На первых порах подросток не сообщал хороших новостей. Ему, кроме леса, ничего не было видно. Но через пятнадцать долгих минут наблюдения парень радостно крикнул, что видит вдалеке тёмную полосу, очень похожую на дым от паровоза.
Дальше наблюдателю требовалось спуститься вниз, что оказалось сложнее дороги наверх. Но, несмотря на усталость, подросток удачно добрался до земли. Грибники тут же пошли в сторону предполагаемой железной дороги. Через два часа им удалось выйти к намеченной цели. Что тут началось! Как только не благодарили попутчицы ребят, а особенно мальчика, лазившего на дерево! Не зря, однако, в компании грибников оказались деревенские подростки.
Что интересно, если Валентина ещё как-то выделяли как автора идеи, то женщину, которая предложила жечь костёр, никто вообще не вспоминал, хотя она и напоминала о себе. А напрасно! Без предложения жечь костёр Валентин не смог бы догадаться о паровозе, а компания вряд ли сумела бы выйти к железной дороге.
По километровым столбам грибники выяснили, в какую сторону следует идти, и через несколько часов, ближе к вечеру, они, измученные приключениями, достигли знакомых мест.
Отряд уходил из деревни в спешке, и мало кто позаботился о необходимых в лесу вещах. Топор взяли в одном из домов, но бумаги с собой оказалось минимум, и она закончилась наполовину при разжигании костра, который довольно долго не получалось развести, дрова были сырые. Огонь устроили в трёх местах, недалеко друг от друга, чтобы разместиться всей роте. Бойцы поели разогретую тушёнку, вскипятили воду для чая и приступили к разговорам. Командиры взводов собрались около ротного. Никто из присутствующих не ожидал такого поворота дел, что они окажутся в тылу противника без поддержки своей армии.
– Будем вести боевые действия, – начал обсуждение дальнейших планов Валентин. – Чтобы выйти к своим и остаться потом в живых, нужно иметь при себе доказательства проведённых операций. У убитых солдат противника следует забирать документы и хранить их. Потом предъявите кому следует для подтверждения. Вылазки лучше осуществлять по ночам, а днём отдыхать.
– Меня интересует, чем будем кормить личный состав? – спросил сержант. – В день на одного человека требуется две банки консервов, если измерять суточный паёк в этих банках. Нас всего семьдесят, поэтому нужно сто сорок банок в день. Откуда будем брать столько?
– Там же, где до этого брали, у неприятеля отбирать. А насчёт количества придётся постараться, – ответил лейтенант, командир первого взвода.
– Сложно это, можем не вытянуть, – предупредил сержант.
– У нас другого выхода нет. На местных жителей надежды мало. Поблизости от линии фронта, как правило, населённые пункты заняты противником. И ещё неизвестно, есть ли в тех домах прежние жильцы, – пояснил Валентин.
– Ночевать где будем? Или у костра придётся сидеть всю ночь? – поинтересовался рядовой, сидевший поблизости.
Когда рота покидала захваченную деревню, времени на обсуждение бытовых вопросов не осталось, а теперь вышло, что отряд оказался в критической ситуации.
– Вот отобьём ещё одну деревню, там и устроимся с комфортом, – предложил другой боец.
– Нельзя нам останавливаться в захваченных домах, – пояснил рядовой со шрамом. – Будет как в последний раз. Устроит неприятель ответную атаку и перебьёт нас. Уходить придётся сразу.
– Землянки теперь рыть или новую избу посреди леса строить? Но ведь противник кругом. Рано или поздно узнает наше месторасположение и нападёт на наш отряд, – предлагали солдаты свои версии.
– Мёрзлую землю особо не покопаешь, больше устанем и лопаты поломаем, чем что-то полезное сделаем.
– Правильно, с землянкой ничего не получится, – сказал лейтенант. – Для своей безопасности нам нужно находиться в движении. Теперь рота похожа больше на диверсионный отряд в тылу противника, только действующий по своему усмотрению.
– Может, у охотника спросим, что делать с ночёвкой? – прозвучал вопрос.
Рядовой-охотник не был особо разговорчивым, а больше слушал, что другие скажут, какая обстановка складывается. Теперь пришёл его черёд говорить.
– Есть один способ выжить зимой в лесу без тёплого дома, – сказал охотник. – Только тяжело окажется для неподготовленных людей. В нашем распоряжении есть деревья, из веток которых можно соорудить шалаш, но так как спать придётся днём, то костром пользоваться нельзя. Поэтому стены шалаша не стоит крепить, а положить их лучше на себя. Превратим стены в накидку или одеяло, которым укроемся с головой во время сна. Ночёвку лучше устраивать на месте костра, пока земля не остыла. На ещё теплую землю, очищенную от углей, тоже положим веток, на которые ляжем кругом головами друг к другу, и выдыхаемое тепло останется поблизости. Холодно будет всё равно, и к тому же трудно дышать из-за небольшого количества воздуха под ветками. Из-под веток быстро не выбраться, поэтому такой способ ещё и опасен в нашем положении, но я другого не знаю.
– Ну, ты голова! Что бы мы без тебя делали! – раздались одобрительные возгласы.
– Рано радуетесь. Долго так не протянем. В мирное время это приходилось делать в крайнем случае, и то только две-три ночи. Потом дома в тепле несколько дней отсыпались и отогревались, а здесь война, и неизвестно, когда выйдем из окружения.
– Тем не менее это пока единственный способ, как нам выжить. Спасибо, рядовой, – поблагодарил Валентин охотника.
В отряде решили остаться на отдых до конца ночи и следующего дня в том месте, где сейчас находятся. Бойцы натаскали веток. Одни уложили на очищенную от углей землю на место потухшего костра, а другими укрылись сверху. На какое-то время нагретая земля выручала красноармейцев. Пока горел костёр, удавалось греться около него, но без открытого огня как источника тепла оставалось надеяться только на свои внутренние резервы. Сном времяпрепровождение в ветках получалось назвать лишь условно. Валентин пытался уснуть, но несмотря на усталость, сделать это оказалось затруднительно. В так называемом шалаше солдаты находились не только не раздеваясь, но из вещмешков достали всё, что подходило для дополнительного обогрева, и надели на себя. Самым популярным стало наматывание запасных портянок поверх сапог. Холод всё равно одолевал красноармейцев и мешал спать.
Старший лейтенант вспоминал землянку, в которой недавно размещался взвод, и с радостью оказался бы опять в ней. Хотя условия в землянке были далеки от совершенства, разница с шалашом, а точнее, кучей веток на снегу без печки, получилась огромная.
Караульные, проводя смены, обеспечивали охрану отдыхающих бойцов, и остаток ночи и день прошли без происшествий.
Промучившись кое-как до вечера, солдаты покидали настил из веток с мрачным настроением, но в адрес охотника никто не произнёс ни одного плохого слова.
– Ну что, ребята! Живые, и то хорошо, – ободрил товарищей рядовой со шрамом.
Красноармейцы позавтракали (или, точнее, поужинали) без разогревания тем, что ещё осталось, и стали ожидать решения командира роты, а Валентин собрал взводных для обсуждения планов.
– Предлагаю сейчас продолжить движение, обнаружить противника и в случае небольшого его числа уничтожить, пополнить запасы продовольствия и боеприпасов, – сказал старший лейтенант. – Того количества еды, которое есть у нас, надолго не хватит. Судя по карте, в нескольких километрах находится населённый пункт, в котором наверняка находится неприятельская часть. Это не первый эшелон обороны, поэтому усиленно охраняться она не должна.
– Получается, костёр больше не разжигаем, – высказал сожаление младший лейтенант, поёживаясь.
– Согреемся в пути. – Лейтенант попытался поддержать товарища.
– Сержант, нужно организовать разведку. Пошлите тех бойцов, которые вчера обнаружили противника, – обратился Валентин к командиру четвёртого взвода.
– Сделаем, – ответил взводный.
– С ветками нужно что-то придумать, очень они заметны, а жечь нельзя, – заметил лейтенант.
– Может, снегом забросать? – предложил младший лейтенант.
– Так ещё хуже. Противник сразу поймет, что заметали следы, – сказал Валентин.
Не только городские жители, но и многие выходцы из сельской местности не догадывались, как поступить с разбросанными по поляне частями шалашей. Оказавшиеся на этом месте солдаты неприятеля могли задуматься о смысле действий одинокого, судя по следам, путника и начать выслеживать его. Валентин, хоть и провёл детство в деревне, а тоже не мог придумать что-то стоящее. Взводные пошли спрашивать у рядовых, кто что подскажет.
Несколько человек одновременно предложили сложить ветки в одну кучу прямо на поляне, несмотря на то что это сооружение окажется очень заметным со стороны.
– Ветки, лежащие на земле, сырые будут, а если их сложить кучей, то высохнут весной или летом, – объяснял опытный человек. – Судя по следам на снегу, тут прошёл один человек, который заготовил материал для будущего костра. Потом, когда понадобится во время сбора берёзового сока или трав лечебных, он и воспользуется заготовками.
Предложение понравилось бойцам, его одобрил и Валентин. Такой способ, скорее всего, отведёт подозрения от отряда. Но учли не всё. К командирам обратился рядовой со шрамом и обратил внимание на угли, оставшиеся после костра.
– Могут заметить. Углей много, и к тому же огонь разводили в трёх местах. Зачем одному человеку жечь три костра? – сказал рядовой.
– Что ты предлагаешь? – поинтересовался сержант.
– Сначала истолочь угли сапогами, затем собрать в мешок и высыпать аккуратно по частям в другом месте на большом расстоянии от стоянки. Там, где находились костры, останется тёмная земля, которую засыплем снегом. На истоптанной ногами поляне это будет незаметно.
– Считаешь, что это поможет избежать преследования? – спросил лейтенант.
– Поможет. Делали уже так, приходилось, – ответил, слегка задумавшись, рядовой.
Те, кто слушали бойца со шрамом, не решились спросить, от кого он убегал и зачем. Ни к чему прошлое ворошить. Сейчас это было не главное. В данный момент участники отряда стали одной командой, имеющей цель выжить, выйти к своим, доказав при этом, что их действия носили оправданный характер.
Валентин смотрел, как красноармейцы стаскивали части шалаша в одну кучу, и заметил, что охотник что-то объясняет остальным солдатам, показывая на ветки. Старший лейтенант подошёл к ставшему уже легендарной личностью сибиряку и послушал, о чём он говорит.
– Засовываешь сколько влезет веток во внутренние карманы, за пояс под шинель, и ходишь с ними, – услышал Валентин.
Охотник увидел, что подошёл командир роты, и обратился уже к нему:
– Товарищ старший лейтенант, у нас бумаги для розжига костра очень мало, сухих дров вообще нет, поэтому можем в следующий раз остаться без тепла. Если носить с собой под шинелью ветки, то они высохнут, и их будем использовать для разведения костра.
– Толково придумал. Надо и остальным рассказать.
Валентин подозвал командиров взводов и распорядился взять бойцам сколько получится веток с собой под шинелью. Идти стало не так удобно, как раньше, ползти ещё хуже, но зато отряд получил возможность разводить костёр с минимальным количеством бумаги. Разведчиков освободили от этой обязанности. Им предстояло сохранять максимальную подвижность, обеспечивая безопасность подразделения. Но все остальные, включая командиров взводов и командира роты, участвовали в высушивании веток. Вот что значит экстремальные условия! В обычной ситуации офицеры не стали бы носить под шинелью материал для костра, а оставили бы это занятие для рядового состава.
Уже давно стемнело, когда рота продолжила движение в одной колонне по маршруту, определённому Валентином. Бойцы, как и до этого, шагали в след предыдущего. Вырабатывалась привычка, и идти таким способом становилось немного легче.
Старший лейтенант находился в числе первых и заметил ожидающего отряд одного разведчика. Это был возглавлявший передовую группу рядовой, который докладывал об обнаружении противника сутки назад.
– Товарищ сержант, – обратился он к командиру взвода, шедшему впереди Валентина. – Надо договориться о каком-нибудь условном знаке, чтобы лишний раз не ходить на доклад, так быстрее будет.
– Согласен. Что предлагаешь? – спросил сержант.
– Я филином умею кричать.
Разведчик сложил ладони вместе, дунул в них, издав при этом звук, похожий на крик лесной птицы.
– Неплохо, – заметил сержант. И уже обращаясь к Валентину: – Товарищ старший лейтенант, как считаете?
– Принято, – ответил командир роты, – договоримся, что один сигнал означает остановку. Повторный – идти снова. Два сигнала подряд означает, что нужно кому-то подойти для выяснения ситуации.
– А если отходить придётся? – спросил сержант.
– Тогда три сигнала подряд – это опасность впереди и отход назад.
– Понял.
Разведчик кивнул и зашагал вперёд к ожидающим его товарищам.
Три часа рота двигалась по заранее намеченному пути. Стояла уже глубокая ночь, когда раздался один крик филина. Валентин отдал команду остановиться. Через несколько минут послышались два крика птицы подряд, – это разведчики просили подойти кого-то из командиров. Валентин собрался сходить сам, но так как впереди находился сержант, то пришлось идти вдвоём.
Авангард находился через двести метров. Когда командиры подошли к нему, старший из разведчиков молча показал рукой вперёд. Там сквозь деревья были видны жилые дома. Снег добавлял освещения, и даже ночью можно было много увидеть. Требовалось подойти ближе, чтобы рассмотреть подробности. Валентин распорядился отправить одного человека без винтовки узнать ситуацию.
Через пятнадцать минут разведчик вернулся и доложил, что в деревне, состоящей из восьми домов, находится противник.
– Как выяснил? – спросил старший группы.
– Натоптано сильно вокруг, причём следы свежие. Лопатами не пользовались, недавно выпавший снег не убирали, а затаптывали сверху. Хозяин дома так делает, а то по весне пройти невозможно станет. Нужду справляли не там, где положено, дверь в сарае с петель сорвана. И, наконец, караульных на улице заметил, – отчитался боец.
– Зови сюда остальных, – сказал Валентин старшему группы, который двумя криками филина известил роту.
Подразделение подошло, и старший лейтенант распорядился о дальнейших действиях.
– Нужно скрытно рассредоточиться по деревне из расчёта семь человек на избу, остальные в резерве, и по сигналу переходим в атаку, – сказал Валентин. – Наша задача – уничтожение личного состава, захват вооружения и продовольствия противника.
Взводные стали распределять бойцов вокруг населённого пункта. Требовалось незаметно подобраться к строениям, провести наблюдение, выяснить, нет ли караульных около домов. На подготовку отводился час.
Прошёл условленный срок, ничто не нарушило тишины. По сигналу отряд начал атаковать. Эффект внезапности оказался гораздо сильнее, чем при наступлении двумя днями ранее. Неожиданность нападения в тылу противника за двадцать километров от линии фронта принесла красноармейцам удачу. Бойцы сначала бесшумно нейтрализовали охрану, затем стали врываться в дома и расстреливать застигнутых врасплох спящих солдат противника. Несколько изб стояло пустых, но в остальных разместилось около роты. Одной автоматной очереди хватало, чтобы подавить сопротивление и уничтожить неприятеля в избе. Некоторые пытались выскакивать через окна, но их добивали притаившиеся около домов наши солдаты. Пленных не брали. Предстояло заканчивать дела и побыстрее уходить.
Тем не менее нападение не прошло гладко. Завязалась перестрелка, в ходе которой один красноармеец был убит, один легко ранен. Раненому оказал помощь оставшийся с ротой санитар. В дальнейшем пострадавшего бойца освобождали от физической работы.
После уничтожения личного состава противника наши солдаты приступили к сбору ценностей, которые могли пригодиться, а именно оружия, боеприпасов, продовольствия, тёплых вещей и документов личного состава противника.
От винтовок и автоматов советского производства пока полностью отказываться не стали, но стрелковое оружие Вермахта пользовалось большой популярностью. Главным образом потому, что, находясь на большом расстоянии от линии фронта, достать патроны получалось только для автоматов и винтовок неприятеля. Для ведения боевых действий боеприпасы следовало иметь про запас в достаточном количестве.
По договорённости заранее, бойцы носили с собой пустые консервные банки и некоторый другой мусор, чтобы оставить его на месте боя. Если выбрасывать банки в лесу, то их могли заметить и догадаться о количестве прошедшего народу. Бойцы выкидывали из рюкзаков ненужные вещи, а взамен старались доверху загрузить их боеприпасами и продовольствием, которого оказалось достаточно много.
Не обошли вниманием шинели, портянки, платки, шарфы, куски ткани, а также нитки и иголки. Своя одежда постепенно приходила в негодность от постоянного использования и экстремальных условий. К тому же требовалось дополнительное утепление на время сна. Приходилось брать то, что находили, а находили обмундирование Вермахта. Солдаты, надевшие шинели противника и вооружённые пистолет-пулемётами MP-40, называемыми «шмайссер», издалека не походили на бойцов Красной армии.
Отдельное внимание следовало уделить питьевой воде, которая в лесу зимой попросту отсутствовала, а заменять воду снегом, растапливая его у костра, было не самым лучшим занятием. Растопленный снег походил на дистиллированную воду и не содержал микроэлементов в достаточном количестве. Систематическое употребление его пагубно сказывалось на самочувствии людей. Набрать питьевой воды можно было только в населённом пункте в колодце, но взять с собой впрок, на несколько дней вперёд, бойцы не могли. Рюкзаки, полные трофейного имущества, оттягивали плечи. Хлеб, крупы, консервы, патроны, оружие представляли ценность больше, чем вода, которую красноармейцы вынужденно заменяли снегом. Ничего не поделать, фляги хватало всего на полдня, а напиваться холодной водой из колодца в мороз не стоило. Приходилось чем-то жертвовать, вот и не брали много воды с собой. Некоторые бойцы находили ещё ёмкости, наполняли их, но этого всё равно было мало.
Валентин, кроме того, искал карты местности. На тех, что имелись у него, не хватало подробной и свежей информации о дислокации противника. В одной избе до атаки располагались офицеры, и он обнаружил то, что хотел. Немногочисленные надписи на карте были выполнены на немецком языке, но для старшего лейтенанта это не являлось препятствием. Теперь подразделение обладало сведениями о местонахождении частей неприятеля в соседних населённых пунктах.
Следовало уходить, так как противник мог отправить подкрепление на звуки стрельбы, и никто не гарантировал, что о нападении не передали по телефону. Валентин изучил новую карту, сопоставил её со своей и наметил путь, по которому лучше всего стоило отходить роте. Старший лейтенант собрал взводных, разведчиков и предложил новый маршрут.
– Но это ещё дальше вглубь обороны неприятеля, – возразил лейтенант, посмотрев на карту.
– Так мы запутаем преследователей. От нас будут ожидать, что мы отправимся к линии фронта, – ответил Валентин. – Подразделение тем временем уйдёт в другую сторону, оставляя за собой следы, похожие на то, что прошёл один человек. К тому же ещё рано появляться перед нашим командованием.
– Ясно, командир. Будем запутывать противника. – Лейтенант был удивлен необычным решением ротного.
Для диверсионного отряда логичнее предстояло возвратиться обратно после выполнения задания, но роту Валентина не забрасывали в тыл неприятеля. Подразделение действовало на свой страх и риск.
Бойцы сначала отошли от деревни, а потом, построившись в колонну по одному, продолжили путь вглубь оккупированной территории. Вещей несли много. Тяжёлые рюкзаки затрудняли движение. Некоторые солдаты несли советские винтовки и трофейные автоматы, но красноармейцы понимали, что взятое с собой имущество лишним в походе не будет. Неизвестно, сколько пройдёт времени, прежде чем появится возможность пополнить ещё продовольствие и боеприпасы.
Задача на остаток ночи заключалась в том, чтобы как можно дальше отойти от места сражения. Несколько часов рота шла, выдерживая способ передвижения след в след. Ближе к утру Валентин отдал команду остановиться и организовать место отдыха. Кругом был лес и поля в отсутствие населённых пунктов вблизи. Бойцы уже знали, что делать и как. Разожгли костры для обогрева и приготовления горячей пищи с помощью принесённых с собой частично высушенных веток. Бумагой хоть и запаслись, но её тем не менее всё равно не хватало, и приходилось экономить.
Люди постоянно находились в движении, поэтому очень хотелось есть. Продуктов взяли много, но размер аппетита наводил на мысль, что их надолго не хватит.
Сидя у костра, бойцы принялись обсуждать прошедший бой.
– Здорово мы их! Вот как надо воевать! Почти без потерь уничтожили раза в два превосходящего по числу противника, – высказывались солдаты.
– Вот только что с нами дальше будет? Надо ещё целыми отсюда выбраться. Организуют облаву, и тогда всё пропало, – раздавались возражения.
Валентин услышал последнее замечание и решил успокоить бойцов.
– Маловероятно, что сейчас нас будут искать здесь. Скорее всего, облаву будут устраивать на дорогах, так как отряд по следам найти не смогут, – сказал старший лейтенант. – Нужно уходить дальше и устраивать диверсии в том месте, где нас не ждут. Ходить по лесу придётся много, но в этом наше спасение.
– Противник станет более осторожным после нападения и даже в тылу начнёт усиливать охрану, – предостерёг лейтенант. – Следующие операции сложнее окажутся.
Пошёл снег, накрывая и без того немногочисленные следы отряда.
– Снег – наш помощник, теперь мы в большей безопасности, – слышались рассуждения красноармейцев.
На рассвете в костры перестали бросать дрова, и они догорали, выделяя только тепло. Солдаты очень устали и просто валились с ног. Сил хватило только на то, чтобы принести веток и устроить сооружения для сна. В этот раз появились дополнительные тёплые вещи, которые наматывали на сапоги, брюки, надевали под шинели. Отдых теперь хоть чем-то напоминал сон, но по сравнению с недавней землянкой оставался тяжёлым испытанием.
Следующие двое суток отряд оставался на месте. Солдаты главным образом спали, но полноценно восстановить силы не получалось, и все понимали, что в таком режиме долго не выдержать.
Когда бойцы собирались у костра, разведчик, умеющий кричать филином, учил других этому нехитрому занятию.
– Сжимаешь одну ладонь в кулак, другой ладонью накрываешь сверху так, чтобы большие пальцы оказались рядом друг с другом и образовали щель, – говорил он. – Крепко держишь ладони вместе и сильно дуешь в щель между большими пальцами. Получается крик филина, а может, и совы. Они очень похожи между собой. Изображать птицу нужно в точности, а если звук сорвётся, только начавшись, или сфальшивите, то неприятель может догадаться что это вовсе не филин, а человек. Тогда плохи дела.
Красноармейцы с увлечением принялись учиться кричать лесной птицей. Выходило не у всех и не сразу. Валентин оказался одним из способных учеников и вскоре мог сам подавать условные знаки.
Через два дня рота продолжила путь. Шли только ночью. Пользуясь трофейной картой, старший лейтенант умело составлял маршрут, что позволяло выходить незамеченными к определённым населённым пунктам. Но не везде удавалось атаковать противника. Иногда разведка обнаруживала усиленную охрану, и в этом случае оставалось менять направление. Попадались деревни, не занятые оккупационными войсками, но в них отряд не заходил. Решили не рисковать стать обнаруженными даже местными жителями, коих в районе Ржева оставалось очень мало. На одном месте задерживались не более трёх дней, так как требовалось добывать еду и не оставлять после себя слишком много знаков присутствия. Даже через три дня стоянки у бойцов с трудом получалось скрывать отметины на снегу в результате справления естественных надобностей.
Прошло две недели скитаний по тылам противника. Силы у людей уходили, и есть хотелось постоянно. От питья растопленного снега накапливался дефицит микроэлементов в организме. Плохой сон не способствовал восстановлению после тяжёлых переходов. Начались болезни. Здоровых людей оставалось всё меньше. Кто знал, какие средства помогают при простуде и других заболеваниях, делился с товарищами своими знаниями. Зимой в отрыве от цивилизации сложно найти нужные снадобья. Оставалось использовать кору деревьев, добывать траву и опавшие листья из-под снега. Помогали также трофейные лекарства, но не от всех недугов. Замучили вши, от которых спасение невозможно было найти. Постоянно кто-то чесался, ругаясь при этом. Грязное, не менянное бельё, отсутствие возможности вымыться усугубляли положение. Как хотелось попариться в бане, смыть с себя слои старой грязи и надеть чистое бельё! Но вместо этого бойцы продолжали истязать себя существованием в полевых зимних условиях в отрыве от элементарных бытовых удобств.
Рота за это время совершила три нападения на неприятельские части. Потери отряда постепенно росли, и к тому времени убитых насчитывалось четыре человека (это не считая двадцати погибших и тридцати раненых при штурме первой деревни). Легкораненых удавалось поддерживать в строю благодаря действиям санитара и трофейным медикаментам, притом что их не нагружали физической работой и остальные бойцы несли все вещи пострадавших.
К сожалению, появились тяжелораненые бойцы. Три человека в разных боях получили пулевые ранения настолько серьёзные, что не могли передвигаться самостоятельно. Валентину больно было вспоминать об этом эпизоде действия роты, ведь приходилось принимать непростое решение. Тяжелораненых требовалось срочно доставить в медсанчасть, чего осуществить в походных условиях в неприятельском тылу не представлялось возможным. Санитар не в состоянии оказался помочь пострадавшим, а нести их на себе было бесполезно для раненых и губительно для подразделения. Пришлось бы нести, но бойцы в каждом случае просили и даже настаивали оставить их на месте боя. Уцелевшие красноармейцы старались перенести тяжелораненых в тёплое помещение, снабжали оружием, водой, сигаретами и по-уставному прощались, не надеясь больше увидеться. Как сложилась судьба товарищей, Валентин не знал. Остались они живы или нет, не было известно, но противник так и не догадался искать роту по следам одинокого человека. Это значит, оставленные раненые не выдали секрета передвижения отряда.
– Наверное, пора пробовать выходить к своим, – предложил младший сержант на одной из стоянок.
– Возможно, – ответил лейтенант. – Предлагаю провести последний бой и заканчивать хождение по тылам противника.
Возражений не последовало, и Валентин утвердил предложение командира первого взвода.
Отряд продолжил путь к новой цели. На подходе к населённому пункту Валентин услышал, как разведчики зовут командира. Видимо, предстояло что-то обсудить.
Когда старший лейтенант вместе с двумя взводными приблизился к передовой группе и месту, откуда стало заметно жилые дома, он понял, из-за чего колонна вынужденно остановилась. Около одного из домов находился танк, что непривычно было видеть нашим солдатам. Блуждая по оккупированной территории, бойцы ещё не встречались с бронированными машинами противника. Это объяснялось тем, что оборону в Ржевско-Вяземском выступе держали пехотные части, а техника находилась в резерве на некотором расстоянии от линии фронта, либо отряду просто не попадалась на пути.
Танк оказался самой распространённой модели – Pz-4. Что он там делал, красноармейцы не знали, но обстановка явно отличалась от предыдущих нападений. Рота была стрелковым подразделением, и о танках бойцы знали только общую информацию. Даже офицеры не знали, с какого бока к нему подойти, тем более как завести и управлять.
Домов в деревне оказалось больше прежнего, и справиться с подразделением противника в случае полного занятия им деревни было не просто.
Один из взводных предложил привлечь к обсуждению рядового, работавшего до войны трактористом, что выяснили ещё раньше, беседуя у костра. Валентин и все, кто к тому времени находился в передовом отряде, дождались прихода механизатора. Специалист по технике сначала присматривался к танку, а затем высказал идею.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите забраться в него и попробовать завести, – предложил рядовой. – Ведь танк – это тот же трактор, только с бронёй и вооружением. Я этой штуковиной смогу кучу оккупантов передавить.
– Зачем же только давить? Танк ещё стрелять может, если в нём снаряды есть, – ответил Валентин.
Рядовой-тракторист оказался единственным в отряде, кто смог разобраться в технике противника. Большинство не умело водить даже автомобиль.
Роте требовалось избегать потерь, ведь оказывать медицинскую помощь раненым было затруднительно. Валентин надеялся, что, используя танк, бойцы завершат атаку быстрее и легче. Кроме водителя, экипаж бронированной машины состоял из наводчика, заряжающего, пулемётчика и командира. Одного тракториста отпускать на вылазку не стоило. Требовалось подобрать помощников. Офицерам на курсах подготовки рассказывали больше о технике, чем рядовым, поэтому предпочтительно было включить кого-нибудь из взводных в состав группы.
– Товарищ младший лейтенант, – обратился Валентин к командиру второго взвода, – возьмёте с собой тракториста и ещё трёх человек, проникнете в танк, изучите внутреннее устройство и по готовности откроете огонь по домам из орудия. Во вторую очередь будете пользоваться пулемётом и двигаться. Охрану, если она окажется, вам помогут нейтрализовать другие бойцы.
– Понял, товарищ командир, – ответил младший лейтенант.
– Атаку начинаем после выстрела из танка. Уничтожаем всех, кто выскакивает из домов, – отдал распоряжение старший лейтенант.
Целых изб в деревне насчитывалось штук пятнадцать. Остальные оказались повреждены во время боёв или сгорели.
Группа захвата танка, сопровождаемая несколькими солдатами, первой отправилась в деревню. Бойцов снабдили трофейным фонариком для освещения механизмов внутри машины. Караульных удалось бесшумно убрать, и новый экипаж во главе с младшим лейтенантом благополучно проник в Pz-4. Потянулись минуты напряжённого ожидания.
Валентин не знал, смогут ли красноармейцы разобраться в неприятельской технике, есть ли там снаряды, топливо в баке, исправен ли двигатель и ходовая часть. В случае, если не удастся воспользоваться бронированной машиной, придётся менять тактику боя.
Когда прошло минут пятнадцать с тех пор, как бойцы скрылись внутри танка, стало заметно, как поворачивается башня. Это экипаж наводил прицел на один из домов. Значит, всё идёт по плану, и нужно быть готовым к нападению.
Вдруг ночную тишину разорвал оглушительный грохот разрыва снаряда, выпущенного из орудия. Несмотря на то что наши солдаты готовились к нападению, звук оказался настолько неожиданным и громким, что в ушах потом долго стоял звон. Дальнюю избу разорвало от действия осколочно-фугасного боеприпаса. Через минуту танк произвел следующий выстрел по другому дому. На этот раз снаряд повредил только часть строения, несмотря на стрельбу почти в упор. Сказалось отсутствие подготовки и задымление пороховыми газами внутри башни.
Что тут началось! Солдаты Вермахта выскакивали из домов кто в чём. Некоторые, как полагается, в шинелях и головных уборах, а большинство появлялись полуодетые. Без шинелей, без гимнастёрок они оказывались на морозе с призрачными шансами остаться в живых под огнём красноармейцев. Находились и такие, что выбегали из тёплых изб в одном нижнем белье, успев надеть только сапоги. Противник открыл ответный огонь, но не мог разобраться, откуда по ним ведётся стрельба, и стремительно нёс потери.
У тракториста получилось справиться с задачей, мотор заревел, и танк двинулся с места. Он стал приближаться к занимающим оборону. Гусеницы перемололи забор, окружавший ближайшее хозяйство, многотонная машина проехала по тому, что осталось от подсобного помещения и от тех, кто не успел выбежать из укрытия. Противотанковых гранат у противника не нашлось, и он не мог оказать сопротивление нашему экипажу.
Как только корпус танка развернулся передней частью к домам, стало возможным использовать пулемёт. К делу подключился пулемётчик бронированной машины, что ещё больше ухудшило положение противоборствующей стороны. Пулемётные очереди сметали всё живое на своём пути. Убойная сила этого оружия позволяла с близкого расстояния пробивать стены деревянных домов, за которыми трудно было спастись.
Все дома уничтожать в планы не входило, так как предстояло ещё запастись продовольствием и боеприпасами. По солдатам неприятеля экипаж вёл огонь из орудия танка, а осколки снарядов разлетались далеко вокруг. Рота взяла деревню в полукольцо, что осложняло сопротивление. Бойцы со стрелковым оружием добивали оставшихся в живых.
Постепенно стрельба противника ослабла, а затем и вовсе прекратилась. Если кто-то и смог убежать, то полуодетых людей, скорее всего, ждала смерть от переохлаждения морозной зимней ночью. В этот раз нападение закончилось без потерь со стороны красноармейцев, которым очень помог танк в то время, когда от длительных переходов и недосыпания силы солдат находились на пределе возможностей.
Рядовой тракторист позже делился впечатлениями об операции. Оказалось, что немецкий танк довольно лёгок в управлении, передачи переключались без особых усилий, как у трактора. Красноармейцы из стрелковых частей слышали, что действия с рычагами коробок передач наших Т-34-76 требовали от водителей серьёзной физической подготовки либо приходилось давить на них вдвоём с располагающимся рядом пулемётчиком и в две руки переключать передачи.
Бойцы заходили в уцелевшие дома, брали необходимое для выживания и ведения боя, наливали сколько влезет во фляги питьевой воды из колодца, забирали документы убитых солдат неприятеля.
Очень хотелось остаться в протопленной избе, упасть где угодно и проспать хотя бы до утра, но этого делать было нельзя. Валентин как зашёл в тепло, то сразу почувствовал неимоверно накопившуюся усталость. Постоянное нахождение на морозе делало своё дело. Человек не привык всё время жить в холоде, спать в лесу в неотапливаемом помещении, если так можно назвать кучу веток, положенных на землю. Старший лейтенант с трудом поборол желание хоть на минуту прилечь и отдохнуть около печки, которая как магнит притягивала волнами тёплого воздуха. Он знал, что мгновенно уснёт в комфортных условиях. Даже задерживаться дольше необходимого в помещении не стоило. Существовал риск того, что организм не выдержит соблазна получить отдых. Некоторых солдат всё же пришлось вытаскивать из домов. Они успели уже либо прислониться к печке, либо присесть на скамейку, чего хватило, чтобы тут же уснуть. Все прекрасно понимали, что стоит им остаться в захваченной деревне ещё немного, и подразделение уничтожит подошедший противник, располагающий свежими силами.
Уходить предстояло немедленно. Рота навела столько шуму, что в скором времени здесь должно появиться подкрепление. Красноармейцы снова отправились в дорогу.
Шаг за шагом, след в след в тяжёлых условиях, испытывая голод, сильнейшую усталость, недосыпая, проходили они по земле. Днём и ночью шла борьба за выживание. Внезапно, словно в оттепель снегопад, обрушивались на не ожидающего нападения неприятеля. Возможно, их называли чёрной чумой, нечистой силой честили их, которая как кость в горле мешала и путала планы. Бойцы шли по тылам противника, словно по передовой под прицелом.
Отряд, безусловно, пытались найти и ликвидировать, но все попытки оказывались безрезультатными. Валентин умело составлял маршрут, и движения роты приводили к непредсказуемым появлениям там, где противник не ожидал. Она то уходила назад к линии фронта, то забиралась ещё дальше в тыл неприятеля.
Пройдя героически многие десятки километров, ликвидировав в четыре раза больше неприятеля, чем находилось в составе роты, бойцам оставалось выйти к своим. Но преодолеть линию фронта и при этом не оказаться уничтоженными частями Красной армии представляло непростую задачу. За месяц скитаний по лесам и полям бойцы оделись наполовину в форму Вермахта. Прежняя одежда приходила в негодность, и проще было не ремонтировать её, а взять готовое трофейное. Отряд к тому времени полностью перешёл на оружие противника, к которому получалось добыть боеприпасы. Советские винтовки и автоматы представляли собой ненужную обузу, и от них пришлось избавляться. Приближаться в таком виде к нашей передовой становилось опасно, но другого варианта красноармейцы не знали.
С первого раза линию фронта пройти не удалось из-за скопления неприятеля в месте предполагаемого выхода. Пришлось отходить и искать более спокойный участок. Отряд вынужден оказался провести ещё одно нападение на подразделение противника с небольшой численностью. Без продовольствия продолжать дальнейший путь не имело смысла.
С трудом нашим солдатам далась атака, хотя и успешная. Бегать уже никто не мог. Сил хватало только на передвижение пешком. Все измучились очень сильно, так, что еле передвигали ноги. Здоровых бойцов не осталось. Болели кто чем, в основном простудными недугами. Завшивленность одолела настолько, что хотелось снять одежду с себя прямо на морозе. Постоянно существовала потребность в еде и сне, но и того и другого в достатке получить было невозможно.
Дальше произошло событие, облегчившее выход роты к своим. Германия и её союзники начали отвод войск из Ржевско-Вяземского выступа, причём это не было связано с наступлением Красной армии. 9-я армия Вермахта без боя оставляла хорошо изученный и укреплённый район, хотя ранее прилагала все усилия для удержания позиций.
Трудно было понять действия противника. Он оставлял территорию вместо попыток развить наступление на Москву, путь до которой от Ржева являлся кратчайшим. Много оказалось затрачено ресурсов в прошлых сражениях, немалые потери понесли Германия и её союзники. А теперь вот так просто взять и без боя оставить желанный район!
Силами Германия и её союзники в феврале 1943 года обладали ещё достаточными, даже большими, чем у СССР. Военная промышленность нашей страны не успела произвести должное количество вооружения. Забегая вперёд, стоит сказать, что через год, в январе 1944-го, противник в похожей обстановке в районе Корсунь-Шевченковского не стал выводить войска из образовавшегося выступа даже под угрозой окружения.
О событиях в Ржевско-Вяземском выступе 1943 года и в Корсунь-Шевченковском выступе 1944-го Валентин Владимиров впоследствии говорил, что их можно и нужно сравнивать. И там и там похожая конфигурация линии фронта, концентрация сил с обеих сторон, напряжённые бои, опасность быть окружёнными. Но в районе Ржева Вермахт оставил без боя позиции, а через год на Днепре, наоборот, держал войска.
Если Вермахт обладал достаточными силами для продолжения наступления, то удержание плацдарма (так обобщённо назовём выступы в линии фронта под Москвой и на Украине) становилось необходимым условием. Если предположить, что в феврале 1943 года противник понёс большие потери и из-за этого оставил Ржев, то через год войны, когда тылы лучше снабжали Красную армию, тот же противник обладал большими, чем ранее, силами, что уже удивительно. Именно уверенность в своих войсках заставляла Германию и её союзников продолжать удерживать плацдарм на Украине в районе Днепра с целью вновь захватить Киев. Но это утверждение идёт вразрез с официальной версией, что перелом в войне наступил под Курском летом 1943 года2.
Валентину ещё предстояло разобраться в происходящих на фронтах событиях. Пока же он был всего лишь командиром роты и не обладал оперативной информацией.
Возможно, деятельность роты под командованием Валентина Владимирова сыграла определённую роль при принятии решения о выводе войск Вермахта. Противник не мог определить, сколько подразделений Красной армии действует у него в тылу, какова их численность и как им удаётся переходить линию фронта каждый раз во время выполнения диверсий. Трудно было предположить, что действует один отряд, который не возвращается каждый раз после боя назад в свою часть, а остаётся на территории, занятой неприятелем. Благодаря способу передвижения след в след местоположение роты не смогли определить, и это позволило нашим бойцам остаться в живых.
После нескольких попыток найти незанятый участок в обороне противника для перехода линии фронта это удалось сделать. Но и приближаться к своим тоже представляло опасность. Операцию по выходу из окружения предприняли днём. Отряд двигался медленно, ползком. Вперёд отправили красноармейца в советской шапке-ушанке.
– Стой! Кто идёт? – Наконец услышали бойцы, хотя они передвигались ползком.
– Свои, – ответил один из солдат.
– Свои все дома сидят, – продолжал говорить человек на русском языке. Таким способом он хотел выяснить, кто находится перед ним.
Валентин назвал номер подразделения. Он понимал, что перед ними находятся красноармейцы из других частей, и быстро подтвердить существование роты невозможно. Может, даже их уже считали погибшими.
– Ну, это мы ещё проверить должны. – Человек начал тянуть время.
«Хорошо, что стрелять сразу не начали», – подумал Валентин.
Затягивать лежание в снегу на морозе не входило в планы отряда, поэтому солдаты стали думать, как быстрее разрешить ситуацию. Дальше приводится примерный разговор того, что состоялся при переходе через линию фронта.
– Ребята, из Воронежа кто есть? – придумал, что спросить, боец отряда.
– Нет, из Воронежа нет, – отвечал все тот же голос после небольшой паузы.
– А из Перми? – поддержал товарища боец.
– Из Перми тоже нет. – Разговаривающий был немногословный.
– Может, из Омска найдется земляк? – спросил третий.
– Есть из Омска, – немного погодя ответил другой человек с той стороны. – Раз земляком назвался, то слушай вопрос: как река в Омске называется?
– Иртыш и Омь – две основные реки, – ответил боец отряда.
– Ладно, на каком берегу город находится, на левом или на правом?
– На правом берегу Иртыша в основном, – старательно отвечал красноармеец. От его ответов зависела судьба отряда.
– Ремонт кинотеатра на улице Ленина перед войной в каком году закончили? – Вопросы пошли серьёзнее.
– Кинотеатр на Ленина не ремонтировали. Он всё время работал. А вот на улице Масленникова ремонтировали. В 40-м закончили.
Нашлись земляки из других мест, и благодаря общению красноармейцы, находящиеся в карауле, убедились, что перед ними свои советские граждане. Роту разоружили, проверили каждого и под конвоем провели в расположение части, занимавшей данный участок передовой.
Валентин разговорился с командиром подразделения, встретившего роту. Оказывается, караульные стрелять не стали, потому что люди ползли крайне медленно, будто раненые, без маскхалатов, не выдерживая, как оказалось, технику передвижения ползком. У бойцов роты не хватало сил на то, чтобы следить ещё за правильностью техники передвижения ползком. Вещевые мешки находились за спинами участников отряда, что позволяло издалека их увидеть. В общем, оставалось только смеяться над неуклюжим поведением бойцов роты.
На ускоренных курсах подготовки стрелковых войск будущих солдат не учили навыкам, применяемым в диверсионных группах для заброски в тыл противника. Пересечение линии фронта в дневное время создавало определённые трудности, но бойцы так вымотались за месяц скитаний, что перестали обращать внимание на некоторые мелочи. Рано или поздно участников отряда покинуло бы везение оставаться незамеченными противником.
Валентин и его товарищи поблагодарили караульных за то, что те оказались сообразительными и не открыли огонь. Помогло то, что в карауле оказались бойцы, знакомые с рассказами красноармейцев, выходивших ранее из окружения. Потрёпанный и исхудавший вид, рваная одежда, шинели и оружие Вермахта не удивили дозорных.
Какое счастье вновь оказаться среди своих! Не надо теперь больше скитаться по лесам, спать в шалаше без отопления, вздрагивать от шороха, предполагая, что их может настигнуть противник. С другой стороны, радоваться ещё было рано. Предстояло пройти проверку, и никто не гарантировал, что роту не постигнет наказание.
Раненых отправили в медпункт, а остальным первым делом требовалось пройти дезинфекцию. По-другому назвать процесс помывки и смены белья не получалось. Огромные слои грязи скопились на немытых телах за месяц кочевого образа жизни. Бойцам приготовили баню, но в грязной одежде заходить внутрь не разрешили. Им пришлось снимать полностью вещи недалеко от входа и голыми идти на морозе на помывку, бежать не хватало сил. Несколько выручало то, что им постелили доски до входа в баню, поэтому босыми ногами участники отряда по снегу не ходили. Самыми дорогими вещами являлись солдатские книжки убитых рядовых и офицеров противника, которые бойцы добыли в местах боёв. Брать с собой в помывочную их запрещалось, и документы оставляли товарищам, ожидавшим очереди.
Валентин, попарившись в бане и надев чистое обмундирование, почувствовал прилив сил, несмотря на измождённое простуженное состояние от холода, недоедания и недосыпания. После первого посещения бани полностью освободиться от вшей не получилось. Кусачие твари продолжали одолевать ещё на протяжении долгого времени.
Солдаты так исхудали, что новая одежда висела на них слишком свободно, да и меньших размеров на всех не хватило.
Несколько дней бойцов не беспокоили, но держали под охраной без права покинуть расположение части. Им предоставили усиленный паёк и освободили от каких-либо работ. Красноармейцы только ели и спали всё это время.
Потом появились представители НКВД, и начались допросы. Около месяца проводилось выяснение обстоятельств ухода роты из первоначально занятой деревни и действий в тылу противника. Допросили каждого участника отряда, в основном поодиночке. Валентин, которого вызывали несколько раз, долго и тщательно рассказывал обо всех подробностях произошедшего. Старший лейтенант показал маршрут движения подразделения, какие населённые пункты они прошли, а в каких совершали нападения. Он объяснил, что рота не выполнила приказ командира батальона из-за невозможности удержания захваченного населённого пункта и ради сохранения жизней личного состава подразделения. Дальше приходилось только ожидать вынесения решения следователем.
В результате диверсий рота уничтожила примерно около батальона. Такие выводы произвели после подсчёта документов солдат неприятеля, изъятых во время боевых действий. Но за неисполнение приказа, а именно за оставление деревни, занятой в ходе наступления в начале января, грозило наказание.
Представители НКВД, разобравшись в обстоятельствах дела, пришли к выводу, что бойцы роты искупили вину за неисполнение приказа. Наказывать никого не собираются, равно как и награждать за героические действия. В дальнейшем участникам отряда предстояло продолжить службу в рядах Красной армии в прежних званиях.
Валентину очень повезло, что остался живой и даже не был ранен. А восстановить силы после истощения, избавиться от простудных заболеваний и вшей было делом времени. Только тяжёлый груз воспоминаний о трудностях, с которыми пришлось столкнуться роте, сопровождал его впоследствии.
Глава 3.
В резерве
В апреле 1943-го на фронтах наступило затишье, и это совпало с переводом Валентина в резервную часть, находившуюся в одном из районов Московской области. Впечатления от пребывания в таком подразделении у старшего лейтенанта остались негативные.
В резерв выводили войска после боёв для переукомплектования и восстановления сил. При больших потерях, заметно превышающих половину, проще выходило отвести пострадавшие части в тыл, а не пытаться пополнить их новыми бойцами на передовой. Лучше было в спокойной обстановке обновить состав подразделений, познакомить командиров с рядовыми, провести необходимое обучение.