Пролог
Жужанна стояла посреди спальни, раскинув руки в стороны, будто её собирались распять. Вокруг неё крутилась служанка матери, которая то и дело прицокивала и охала, рассматривая её платье. Жужанна не снимала его десять дней, поэтому оно хранило запахи пота, крови, слёз, гноя, гнили и страданий. Конечно, теперь она точно могла сказать, что у страданий был запах, как бы глупо это ни звучало. Страдания пахли кислой невысказанной обидой, тошнотворной проглоченной злостью и горьким беспросветным отчаянием, которое выжигает в сердце последнюю надежду. Жужанна была уверена, этот запах с ней навсегда.
Старшая служанка – вроде бы Маришка, Жужанне всегда прислуживали девчонки-ровесницы, поэтому она плохо знала взрослых слуг – подбоченилась и щёлкнула языком, оглядывая её с ног до головы и что-то бубня под нос, явно поминая Босору. Видимо, даже у личной служанки матери не было слов для её жалкого вида.
Руки заломило, Жужанна из последних сил держала их на весу, но тянущая боль уже разливалась по мышцам. Сдавшись, Жужанна опустила руки, и тут же получила удар тонким прутиком по спине. Агата, стоявшая за спиной, следила, чтобы наказание исполнялось. Ещё одно наказание. Будто мало было ей жить в грязи как замарашке.
– Госпожа велела, чтобы мы проследили за вашей осанкой, юная госпожа. – У Агаты был писклявый голос, который скорее подходил для старухи, а не девицы семнадцати лет. Она прислуживала Жужанне многие годы, выполняя исподтишка приказы матери третировать собственную дочь втайне от отца. Отца, который при всей любви к дочери никогда не прислушивался к её словам. – Это же для вашей пользы.
Жужанне не нужно было видеть глаза Агаты, чтобы знать, они горели издевательской весёлостью, граничащей с безумием.
– Разве вы здесь не для того, чтобы сменить платье и подготовить меня к приёму? – бесцветно спросила Жужанна.
Позади раздался возмущённый вздох, Жужанна с лёгкостью могла представить, с какой злостью раздуваются ноздри Агаты, которая не получила от неё реакции на свою проделку. Агата совсем не повзрослела в отличие от Жужанны.
– Так-то это так, юная госпожа, – отозвалась Маришка. – Вы хоть раз меняли платье после, – она запнулась, Жужанна видела, как сложно ей подобрать слова, – происшествия?
– Так вот как это называет госпожа? Происшествие? – Жужанна грустно усмехнулась. – Она не велела снимать платье, а все зеркала убрали…
– Но вы же прикасались к ране? – Маришка сглотнула, в её словах не было ни капли уверенности. – Обрабатывали ожоги?
– Мать не велела, – Жужанна выплюнула слова, наполняя их всей злобой и обидой, что сковывали сердце. – Кто я такая, чтобы перечить ей?
Агата не сдержалась и засмеялась в голос. Маришка бросила на неё гневный взгляд, и та сразу же заткнулась закашлявшись.
– Как бы сделать так, чтобы вам не было больно, юная госпожа? – промямлила Маришка и опустила взгляд.
– Никак, – жёстко отрезала Жужанна.
Маришка подняла на неё глаза, наполненные болью. Неужели она искренне переживала, боясь навредить ей больше? Но никто не навредит ей сильнее, чем собственная мать. Жужанна смягчилась под пристальным взглядом:
– Чем скорее расправимся с этим, тем быстрее рана начнёт заживать, и мне станет легче. Правда. – Жужанна выдавила жалкую улыбку.
– Правильно, юная госпожа говорит, – Маришка, воодушевившись, хлопнула в ладоши, – чем скорее начнём, тем быстрее дело сделается.
Она закатала рукава белой льняной рубахи.
– Я помогу, – отозвалась Агата, встав перед Жужанной.
На ней был новый вышитый бисером пояс – слишком дорогой подарок для простой служанки. За какие заслуги она его получила? Весь её наряд, начиная от искусной рубахи и широкой коричневой юбки, с вышитыми маками по подолу, заканчивая красными сапогами со шпорами, кричал, что она не просто служанка в замке. Зайди сейчас в комнату тот, кто не знает юную госпожу, то точно решил бы, что это Агата. Даже чёрные волосы – цвета вороного крыла, как любила приговаривать Агата – повторяли цвет волос матери Жужанны. Очередная ирония её существования.
– Поможешь? Ой ли, – возмутилась Маришка. – Вон твоя юная госпожа совсем неухоженная! Ты хоть появлялась в её комнате в эти дни? Заботилась о ней?
– Госпожа Эржебет не велела, – огрызнулась Агата. – Я расскажу ей, как ты со мной обращаешься.
– Ишь, что удумала! Может, мне ещё кланяться начать тебе, Агата? – Маришка подлетела к ней, схватила за шиворот и принялась трясти. – Я тебе напомню, что мы простые слуги, а юная госпожа – дочь госпожи Эржебет. Единственная дочь.
– Это её единственное достижение, – не унималась Агата, пытаясь выпутаться из хватки.
Маришка потянула её за волосы, и Агата пронзительно закричала. Жужанна поморщилась, крик острой болью отозвался в её голове. Опять головная боль. После ритуала она не покидала её.
Устав наблюдать, как Маришка учит уму-разуму Агату, Жужанна подошла к письменному столу, где лежали ножницы, которыми она подравнивала отросшие концы, крепко сжала их и бросила взгляд на свою грудь, впервые за несколько дней. Тяжёлая чёрная тафта, плотно облегавшая шею и грудь, насквозь пропиталась кровью и жидкостью от лопнувших волдырей и прилипла к коже, став частью тела. Жужанна прикусила нижнюю губу, представляя, как будет отдирать её, как вместе с кусками ткани, впившимися в плоть, она будет отрывать кожу и, вероятно, мясо, как свежая кровь будет сочиться из ран. Мать неспроста не позволила никому обработать ожоги, так она наказывала её за то, что Жужанна стала якорем, а не жертвой в ритуале. Удивительно, что за десять дней, несмотря на нагноения ран, она не ощущала, что больна. Нет, боль от ран ощущалась каждое мгновение, и Жужанне казалось, что грудь продолжает гореть, но не было ни лихорадки, ни слабости. Ничего. Словно лидерец госпожи, создавший связь между ними, подпитывал, не давая ранам убить её.
Жужанна оттянула ткань горловины – вспышка боли пронеслась по всему телу, – и закричала.
– Юная госпожа, что вы творите? – спросила Маришка, когда Агата вырвалась из хватки. – Что удумали? – Она подбежала к Жужанне.
– Хочу вырезать… это, – ответила она, махнув на злосчастную грудь.
– Вот так? Сама и без подготовки? Умом вы повредились, юная госпожа, – запричитала Маришка.
– Да что там резать-то, – вмешалась Агата, поправляя волосы. – Давайте просто стянем с юной госпожи платье. Раз – и всё! – В глазах Агаты заблестели огоньки от предвкушения, она облизнула губы.
– Я тебе сейчас сделаю раз, и всё! – Маришка хмыкнула. – Мы цуйку принесли, для начала смочим ткань ей, а потом и вырежем. Тащи, Агата! Да поживее.
Агата фыркнула, но приказ выполнила сразу же. Маришка ловким движением руки откупорила бутылку, схватила ветошь, которую ей протянула Агата, пропитала её цуйкой и подошла к Жужанне.
– Я ещё на платье полью, – добавила Маришка, кивнув самой себе.
Жужанна отстранённо наблюдала. От цуйки, пролившейся на платье, рана защипала, чем глубже она проникала, тем больнее было. Маришка провела несколько раз ветошью, её прикосновения были аккуратными, но всё равно отзывались острой болью – перед глазами у Жужанны появились чёрные точки, и она пошатнулась.
– Потерпите, юная госпожа, – повторяла под нос Маришка. – После легче будет.
– Хотелось бы верить, – сквозь зубы процедила Жужанна.
Её взгляд встретился со взглядом Агаты, которая с упоением наблюдала, как она кривится и корчится. Как чужая боль может доставлять такое удовольствие? Жужанна усмехнулась, вспомнив мать.
Клацнули ножницы. Маришка принялась вырезать горловину. Жужанна отвела глаза, чтобы не смотреть, как ножницы ловко орудуют у её шеи. Внутри всё сжалось, она не смела пошевелиться, в мыслях то и дело всплывала картина, как её мать прижимала острые ножницы поочерёдно к щекам, обещая, что порежет, если она не будет послушной. Что входило в её понятие о послушании, она никогда не говорила.
– Я закончила, – резко выдохнув, сказала Маришка. – Теперь надо отодрать ткань. Агата, иди сюда.
Агата подлетела, радостно сияя от предвкушения. Жужанна закрыла глаза.
– Наконец-то, – выпалила Агата. – Я обязательно помогу.
Жужанна стиснула челюсть и начала считать про себя. Раз. Маришка схватила один край. Два. Агата – другой. Три. Острая боль. Агата намеренно задела кожу. Четыре. Раздался приказ Маришки тянуть. Пять. Ткань оторвалась от тела. Жужанна резко распахнула глаза, но подавила крик, рвущийся наружу. Взгляд встретился с Агатой – та с упоением наблюдала за её корчами и улыбалась. Шесть. Цуйка полилась на открытую рану, обжигая.
– Вот и всё, юная госпожа, – сказала Маришка, протирая рану ветошью. – Сейчас положим мазь и перевяжем. И будет всё у вас заживать. А там и полегче будет.
Жужанне хотелось в это верить, но что-то подсказывало, что легче не станет.
Дальнейшие сборы прошли без происшествий. Разве можно считать происшествием, что Агата расчёсывала ей волосы с особым рвением, ткнула несколько раз гребнем и чересчур сильно затянула корсет? Всё это было частью обычной рутины Жужанны, на которую она предпочитала не обращать внимания.
– Ну, какая вы красивая, юная госпожа, – сложив ладони вместе на груди, сказала Маришка. – Вылитая марежуд Залесья.
– Бледновата она. Да и тощая, – заметила Агата. Маришка грозно посмотрела на неё. – Так госпожа говорит. А ей лучше знать! – Она скрестила руки на груди и фыркнула. – Да и к чему этот вырез на платье? Зачем показывать все эти уродливые раны?
Маришка закатила глаза. Жужанна прикоснулась к груди, боль вновь разлилась по телу. Она одёрнула руку, пальцы приятно пахли жирной травяной мазью. Жужанна попыталась представить, как выглядит со стороны, но, кроме слов Агаты про уродство, в голову ничего не шло. Платье отправила ей мать, значит, хотела, чтобы все на приёме видели, на какую жестокость она способна. Если она не щадит собственную дочь, то не пощадит никого.
– Если мы закончили, то я пойду, – сказала Жужанна, потирая висок. Головная боль усилилась.
– Конечно, юная госпожа. За дверью вас ждёт Марчел. Он сопроводит вас в обеденный зал.
– Верный пёс уже на месте, – добавила Агата и многозначительно хмыкнула.
– Агата! – Маришка влепила ей подзатыльник. – Ступайте, юная госпожа, а мы пока приберёмся.
Агата, потирая место удара, поклонилась. Маришка победно усмехнулась и тоже отвесила поклон.
Жужанна кивнула, подобрала подол и вышла из комнаты.
Марчел стоял, прислонившись к стене, и смотрел под ноги. Его рука покоилась на эфесе меча, будто он был готов воспользоваться им в любой момент. Услышав её шаги, он резко отстранился от стены и сразу же упал на одно колено перед ней, не смея поднять глаза.
– Я же просила не делать этого, – устало сказала Жужанна, потирая виски. – Ты смущаешь меня, Марчел.
– Но вы же моя хозяйка, – воодушевлённо сказал он, поднимаясь и нависая над ней.
Марчел был младше на три года, недавно ему исполнилось четырнадцать, но он уже превосходил её в росте – и явно ещё вытянется, – хоть Жужанна и была высокой для девушки – вся в отца, как любили поговаривать на приёмах, которые её мать устраивала несмотря на войну. Марчел смотрел на неё открыто и дружелюбно, зелёные глаза ловили каждый жест, улавливали любое изменение в лице и настроении. Кто-то мог бы назвать это влюблённостью, но Жужанна была уверена, что это была не она. Как говорила её мать, «никто не полюбит такую, как ты». Пора бы с этим смириться.
– Я твоя юная госпожа. Так правильнее меня называть, – сказала Жужанна, подхватывая подол и отправляясь вперёд.
Марчел последовал за ней тенью. Высокой, угловатой и немного несуразной. Глядя на него, с трудом можно было поверить, как этот нескладный юноша, ещё не успевший привыкнуть к вытянувшемуся телу, победил в рыцарском турнире. Но он это сделал, победил последних рыцарей, что оставались в Залесье. Тогда оставались. После поражения мальчишке отец сослал всех участников на войну, в которой им было не суждено победить.
– Ваш отец приказал мне звать вас хозяйкой и беречь, – нарушил затянувшееся молчание Марчел. Его голос ломался, поэтому последнюю фразу он произнёс слишком высоко. – Я не могу нарушить волю покойного.
– Почему же? – Жужанна резко остановилась и развернулась.
Марчел застыл, ухитрившись не налететь на неё. Их взгляды встретились: он нахмурился и смешно насупил брови. Всё ещё мальчишка, который желает казаться старше.
– Потому что я всегда держу слово, хозяйка. Я не нарушу клятвы, – с особой горячностью сказал он, его щёки заалели.
– Вот как, – вздохнула Жужанна. – Тогда не буду спорить, это утомляет. Пойдём.
Она развернулась.
– Да, хозяйка, – наклонившись к её уху, прошептал Марчел. Слишком по-взрослому, слишком по-мужски. Его дыхание обдало кожу.
Жужанна сглотнула и поспешила. Ей не хотелось, чтобы Марчел увидел, как она густо покраснела.
Церемония подписания мирного договора проходила в большом зале Верчице. Её мать восседала во главе длинного стола, ломившегося от угощений, в своём лучшем платье из кроваво-красного бархата, которое представляло её во всей красе. Обязанность чтить траур по усопшему отцу она благополучно забыла, за неё это сделает драгоценная дочь в привычном чёрном платье. Жужанна внимательно посмотрела на мать, после ритуала та сильно изменилась: лидерец, что поселился в ней, омолодил. Он словно унёс все её заботы и тревоги, подарив красоту, что притягивала взоры, – кожа сияла белизной, глаза и волосы блестели, а морщины испарились. Не мать, а старшая сестра. Старше года на два, не больше. Но для Жужанны эта красота была отравлена воспоминаниями, что она воскрешала. Мать напоминала ей женщину, что будила по ночам, заставляя стоять на горохе, или била тонким прутиком по рукам и спине, пока отец не видел. Чудовище. Красивое чудовище, что с детства внушало ей страх. Но теперь Жужанна могла поклясться, что страх исходил от матери плотной аурой. Она источала его, пока все были очарованы.
Жужанна спокойно осматривалась, её посадили в самый конец стола, словно она и не дочь марежуда. Слова Агаты больно отозвались в памяти, она покачала головой, отгоняя их. Что бы кто ни говорил, она дочь своей матери и своего отца. Этого у неё не отнять. Но было ли что отнимать? Жужанна пригубила разведённое водой вино и тяжело вздохнула. Это не скрылось от юноши, сидящего напротив.
– Что ты, юная госпожа, приуныла? – спросил он, вперившись в неё карими… медовыми глазами.
Жужанна никогда не видела такого цвета глаз, они отливали солнечным светом и приторным густым мёдом. Она украдкой посмотрела на него, не хватало, чтобы кто-то сказал, что она пялилась на заморского гостя. Он был смуглым, как все девлетцы, бронзовую кожу подчёркивали серебряные короткие волосы, непослушные пряди которых ниспадали на лоб. Слегка раскосые глаза были густо подведены, придавая его облику хищные черты, что противоречило печальному и глубокому взгляду.
– Вы знаете, кто я? – спросила она. Более взволнованно, чем ей бы хотелось.
– Нетрудно догадаться, что ты дочь госпожи Эржебет. Вряд ли бы она позволила ещё каким-то дамам присутствовать здесь. – Он окинул быстрым взглядом стол, золотая серьга с висячим камнем покачнулась в такт его движению. – Ты единственная женщина, кроме неё.
– Верно. – Она быстро отпила из бокала. – Вы из девлетской делегации?
– Что же меня выдало? Цвет кожи? Или выговор? – Он засмеялся.
– Нет… Да. Но я не хотела вас оскорбить. – Жужанна опустила взгляд, пытаясь скрыть, что покраснела. Какая же она дура. – Простите меня.
– Не извиняйся, юная госпожа. Это я должен извиняться.
Она подняла на него взгляд, смущаясь. Он мягко смотрел и тепло улыбался.
– Я Кемаль, второй сын Селима, внук султана Мехмеда. Да будет его правление благословенно Талтом.
При упоминании девлетского бога Жужанна поёжилась. Когда-то у них была общая религия, но после она сильно изменилась. В Залесье почитали Босору, а в Девлете – Талта. В Залесье прокляли Талта, связавшегося с окаянной, в Девлете – Босору, что убежала к окаянному. И только в Империи они вместе противостояли окаянному. В последнее время Жужанна часто задумывалась, почему так вообще произошло. И почему остальные так заблуждаются. Но ответов она не находила, как бы ни старалась.
– Я Жужанна, дочь марежуда Эржебет, – представилась она в ответ.
– Вот теперь нам явно будет проще, – сказал Кемаль, тепло улыбаясь, словно солнце озаряло всё вокруг. – Не стесняйся и поешь. Ты не прикоснулась к еде.
Жужанна вновь опустила взгляд, уткнувшись в пустую тарелку. Она не могла есть на людях – мать с детства ругала её за каждый съеденный кусок, – поэтому она предпочитала есть украдкой в своей комнате, стащив ночью что-то с кухни. Под взглядом Кемаля Жужанна потянулась к миске с пирожками. Они были с хрустящей корочкой и лоснились от сливочного масла, но не вызывали у неё аппетита. Скучающе Жужанна положила пирожок на тарелку и выдавила глупую улыбку.
– Так-то лучше, – заметил Кемаль, нахмурив брови.
Он хотел что-то добавить, но его прервал громкий голос матери, возвестивший начало переговоров.
– Приветствую, господа, – томно и с придыханием сказала она; её голос звучал слишком низко, ещё одно изменение после ритуала. – Сегодня мы подпишем мирный договор, который положит конец распрям между нашими странами, – мать улыбнулась, белоснежные зубы походили на оскал хищника. Хоть с лидерцом, хоть без – она всегда была хищницей.
– Это вопрос уже решённый, – заметил жуд Влад Залесский, который приходился Жужанне дедом по отцовской линии. – Осталось только подписать бумаги.
– Я бы так не сказал, – отозвался, видимо, посланник султана.
– Селим, – перебил его жуд Влад, – неужели ты снова будешь говорить про Священные озёра?
Селим. Видимо, отец Кемаля. Жужанна бросила на него взгляд и заметила, как Кемаль насторожился, не сводя взгляда с отца. Он снова показался ей грозным и пугающим, она отвернулась в поисках Марчела. Тот стоял у дальней колонны и наблюдал за ней. Их взгляды встретились, и Жужанна вновь увидела горячность и желание её защитить, чего бы это ни стоило ему. Это и пугало, и волновало.
– Да, буду! – Селим ударил по столу. – Если мы не установим трёхстороннее владение, то вы точно погубите не только себя, но и весь мир. – Он вскинул руки. – Ради Талта и всего сущего давайте поговорим.
– Вы в Девлете слишком упиваетесь идеей о конце света, – вмешалась в разговор мать. – Священные озёра – святое место, но эту святость им принесли люди.
– Эржебет, – Селим поднялся и строго посмотрел на неё, – ты не понимаешь. Священные озёра – это барьер, который охраняет наш мир от мира окаянного. Ты уже впустила в мир лидерца, пошатнув завесу.
– Священные озёра испокон веков находятся на залесской земле, мы не позволим никому другому владеть ими. Тем более тем, кто не разделяет нашу веру, – отчеканила мать. – Это должно быть понятно.
– Храм Усуры стоит на Священных озёрах. Это храм всех трёх религий, – настаивал Селим.
– Верно, но это глупый пережиток.
– Селим, вообще-то, прав, – сказал представитель Империи, Жужанна не знала его имени. – Озёра важны для нас всех…
– Так давайте, – вмешался Влад, двоюродный брат Жужанны, – установим правила прохода к Озёрам. Паломники смогут приезжать, платить налог и беспрепятственно прикасаться к святыням. А Империя и Девлет будут отправлять своих наблюдателей.
– Но ведь тогда не избежать крови! – Селим ударил по столу.
– Оружие будет только у залесской стороны. – Влад хищно улыбнулся.
Он был похож на деда, но в отличие от него младший Влад обладал повадками лисы. После того как расторгли их помолвку, он перестал любезничать с Жужанной и затаил обиду. Она ему не доверяла и побаивалась. Влад всегда внимательно наблюдал за ней, подмечая любые изменения. Жужанне казалось, что он выжидал. Но чего или кого? Она не могла представить.
– Мой внук прав, так вы все, – жуд Влад обвёл быстрым взглядом присутствующих, кивая и девлетцам, и имперцам, – получите доступ к Озёрам.
– Но если мы увидим то, что вредит Озёрам? – спросил Селим, скрестив руки на груди.
– Проведём переговоры ещё раз, – огрызнулась мать. – Думаю, это мы обсудили.
– Вы не до конца понимаете всей ценности Озёр. – Карие глаза Селима вперились в неё. – То, что они охраняют!
– Мы будем следить за всем. С почтением. – Она поморщилась. – Здесь не о чем говорить.
– А что с Седмиградьем? Вы не собираетесь возвращать остальные жудецы?
– Зачем? – Мать схватила кубок и отпила из него, не сводя взгляда с мужчин.
– Потому что ты марежуд, Эржебет. Марежуд без семи жудецов…
– Это все причины?
– Но там же наши люди, – вмешался жуд Влад. – Спасение Седмиградья – твоя обязанность.
– Неужели, дорогой отец, хочет вернуть себе Залесье? – Мать зло усмехнулась. – Эти люди бросили Ференца, что дрался ради их спасения. Стоило ему получить рану в бою, как жуды стали готовить бунт, – голос матери резал как холодная сталь, резко, безжалостно. – Они недостойны спасения…
– В тебе говорит обида и горечь потери, – продолжил жуд Влад.
– Со временем они угаснут, – вмешался Селим. – И что тогда?
– Проведём переговоры. – Мать осушила кубок. – Не надо смотреть на меня так, словно я нападу на Седмиградье завтра.
– Лидерец на многое способен, – протянул Селим.
– Я управляю им. Для этого у меня есть мой якорь. Жужа, поднимись и подойди. Сейчас я вам покажу.
Взгляд Жужанны встретился со взглядом матери: на её лице застыла маска любезности, за которой, как хорошо знала Жужанна, пряталась решительность и жестокость. Представление не сулило ничего хорошего, но она подчинилась. Как обычно. Она встала и, подбирая подол, пошла вдоль стола. Мужчины внимательно рассматривали её, будто только увидели, когда взгляды падали на её изувеченную грудь, они менялись в лицах. Уродство пугало, но заставляло смотреть. Как они воспринимали это? Как предупреждение? Намёк, что лучше слушаться её мать? Жужанна не хотела думать об этом. Какая разница, если она просто для всех вещь, приносящая пользу.
– Можно и побыстрее, Жужа. – Мать, не выдержав, встала, подошла к ней и больно схватила за запястье. – Вечно тебя подгонять нужно.
Острые ногти впились в кожу, но Жужанна не почувствовала боли. К такому она привыкла.
– Что мне нужно сделать, маменька, – шёпотом произнесла она.
На мгновение мать замерла, уставившись на неё. Её глаза налились кровью, а лицо побледнело, ноздри раздулись. Казалось, она лопнет от гнева и напряжения. Жужанна сглотнула и попятилась, но вырваться ей не удалось – мать крепче сжала руку.
– Не смей называть меня маменькой. Никогда, – зло процедила мать. – Я твоя госпожа, а не мать. – Она занесла руку, чтобы ударить. – Ты потеряла это право, когда Ференц умер.
Жужанна зажмурилась и прикрылась, надеясь, что мать не ударит по груди, не попытается расковырять ещё не зажившие раны. В это мгновение весь её мир сжался в одном крохотном желании получить как можно меньше боли.
Но удара не последовало.
Ничего не произошло.
Жужанна распахнула глаза. Марчел держал руку госпожи, не давая ей ударить. Госпожа оскалилась, схватила Марчела под грудки и швырнула в стену. С грохотом он ударился и сполз на пол. Жужанна сжалась, надеясь, что он ничего не повредил.
– Как ты, пёс, смеешь мне перечить, – процедила мать… госпожа. – Ты – мой слуга, а я – твоя госпожа. Твоя жизнь – в моих руках.
С каждым словом голос матери менялся: становился ниже и опаснее. Словно лидерец брал контроль над ней. Она надвигалась на Марчела, но он не пытался уползти, чтобы спрятаться. Он, упрямо и гордо подняв голову, смотрел, как госпожа надвигается на него. Казалось, что он не боится того, что произойдёт. Мать остановилась напротив него и схватила за подбородок. Марчел лишь усмехнулся. Какой глупец.
– Я преподам тебе урок послушания, – сказала она и резко ослабила хватку, по подбородку потекла кровь.
Лидерец завладел госпожой. Жужанна поняла это, так как тёмная форта сгустилась вокруг неё и перебросилась на Марчела. Форта окутывала его, причиняя боль. Марчел закричал, но продолжал сопротивляться. Такой юный, такой сильный. Мать… госпожа с удовольствием сломит его.
– Ты будешь ещё перечить своей госпоже?
Ответа не последовало.
Форта сгустилась ещё сильнее.
Жужанна быстро огляделась, мужчины застыли, наблюдая. Никто не сдвинулся с места, чтобы помочь. Она бросилась к госпоже и упала перед ней на колени.
– Госпожа, – слово прозвучало чужеродно, но заставило мать остановиться. Жужанна продолжила: – Госпожа, оставьте Марчела. Вы хотели показать, как управляетесь с лидерцом. Госпожа, давайте сделаем это. Покажите, что вы управляете, а не он управляет вами. – Жужанна причитала, из глаз текли слёзы.
Чем чаще она повторяла «госпожа», тем проще и естественнее оно звучало. Как будто она вырвала заросшую занозу из раны. Первый раз было больно, но дальше пришло лишь облегчение.
Госпожа посмотрела на неё, глаза вместо голубых стали чёрными – она всё ещё была в гневе, но он хотя бы утих и затаился. Пока она держала себя в руках. Значит, Жужанне удалось достучаться до неё.
Госпожа хмыкнула, Марчел повалился на пол, распластавшись и не смея подняться. Это позабавило госпожу, и она наступила ему на руку. Марчел подавил крик боли, но Жужанна заметила это, его зелёные глаза горели болью и гневом. Правильно, Марчел, чем быстрее научишься прятать свои чувства, тем легче будет. Ведь госпоже становится скучно, если она не видит бурной реакции на свои действия. В детстве это помогало Жужанне.
– Как видите, – госпожа усмехнулась, – я могу управлять лидерцом. Иначе как бы я остановилась?
Никто из присутствующих не произнёс ни слова, все пялились на Марчела, который переводил дыхание.
– Госпожа Эржебет, – нарушил молчание имперец, – я считаю, что ваш якорь нужно обучить обузданию лидерца. В Империи Орден Талта научился подчинять форту. Мы освоили таинство девлетских талтошей.
– Зачем мне поводок от якоря? – Она подбоченилась. – Я показала, что моя воля сильнее лидерца, и остановилась. Что ещё вам нужно?
– Гарантии. Что же ещё?
– Какие гарантии? Я ваша гарантия. Ваши глаза вас не обманут. Вы всё видели – я управляю лидерцом.
– Сложно назвать это управлением, – вмешался жуд Влад. – Ты успокоилась, когда моя внучка упала к твоим ногам и умоляла. Нужно что-то более весомое.
– Волчий отрок, – перебил Влад, усмехаясь. Жужанна подняла на него глаза, у него был шальной взгляд, одурманенный поволокой алкоголя. Когда он успел так напиться? Влад продолжил: – Волчий отрок будет явно сильнее лидерца.
– Что за вздор! Ты пьян, племянник. – Госпожа покачала головой и вернулась к месту во главе стола.
Жужанна попыталась встать.
– Твоё место, Жужа, на полу. Вот там и сиди, пока я не позволю подняться. – Она схватила кубок и осушила его. После ритуала госпожа пила вино вместо воды, могла ли она так залечивать раны в кровоточащем сердце? Или она ничего не чувствовала? – Волчий отрок – это всего лишь детская присказка.
– Не сказал бы, – протянул Влад. – Но пророчество существует.
– Это пророчество о конце света, – вмешался Селим. – «Талт, спаси нас от жнеца!» Вы хотите, чтобы отрок уничтожил всех?
– Вы его боитесь? – спросила госпожа. – Вас страшит волчий отрок?
– Он должен пугать всех! – воскликнул Селим. – Все в нашей семье…
– Так, простое пророчество вводит вас в ужас, – задумчиво протянула госпожа. Её глаза стали синими, она смотрела вдаль, не обращая внимания ни на кого. – Помнится, много веков назад марежудам Седмиградья разрешили искать волчьего отрока.
– И это была самая большая глупость! Я считаю, что мы должны запретить это. – Селим ударил по столу. – Никто не может обладать такой силой. Одного лидерца должно быть достаточно.
– Вот как? – её голос стал вкрадчивым. Жужанна хорошо знала его. Этот голос говорил, что госпожа всё решила и сделает, как задумала. – Тогда мне начать вторжение в Седмиградье?
– Ты будешь шантажировать нас этим? – Селим не сдерживался, перешёл на крик. – Мы все вместе должны пообещать, что не будем искать отрока. Вот что велит нам Талт…
Госпожа звонко засмеялась, но искреннего веселья не было в её смехе. Мужчины побледнели, а Жужанна сильнее сжалась. Она почувствовала руку на своём плече, Марчел подполз к ней. Он был бледен, но улыбался, даря ей облегчение. Но разве оно может когда-нибудь прийти?
– Я слуга Босоры. Мне нет дела до проклятого Талта, – жёлчно сказала госпожа. – Соглашайтесь, что вы не будете оспаривать моё право на волчьего отрока.
– Его ещё надо найти, – отрезал Селим.
– Тогда и переживать не о чем. Не так ли? – Губы госпожи расползлись в ядовитой улыбке.
– Ты погубишь и себя, и Залесье, и Седмиградье, и всех нас.
– Предлагаю насладиться едой и вином. Переговоры окончены.
Госпожа подняла бокал, присутствующие повторили.
– За мир! Да будем мы все процветать!
Дружный вздох облегчения. Напряжение, царившее в зале, лопнуло, испарилось, сменившись натужным весельем и звоном бокалов. Сегодня Залесье будет праздновать. Жужанна окинула быстрым взглядом присутствующих. Он зацепился за Влада. Двоюродный брат улыбался ей, но было в этом что-то тревожное и пугающее. Она опустила глаза и вздохнула. Нет. Она просто придумала себе это. Разве мог Влад что-то задумать?
Празднество продлилось до поздней ночи. После подписания бумаг к торжеству присоединились делегации со всех трёх сторон и дворяне Залесья. Вино и цуйка лились рекой, люди отдавались празднику с одержимым остервенением, которое граничило с помешательством. Никто не верил, что долгая война закончилась.
Жужанна весь вечер провела на коленях в зале переговоров. К ней и Марчелу приставили Агату, которая следила, чтобы они сидели ровно и не пытались менять позу. За каждую попытку они получали крепкий удар плетью. Попытки Марчела отвлечь Агату, не увенчались успехом. Она продолжала следить за ними, словно коршун. А после того как госпожа похвалила её рвение, она с двойным усердием приступила к исполнению наказания. Никто не осмеливался к ним подойти: гости предпочитали делать вид, что ни Марчела, ни Жужанны просто не существовало. Так было всем спокойнее.
Далеко за полночь госпожа отпустила Жужанну и Марчела с праздника. Её ноги затекли от постоянного сидения на коленях, а спина болела – Агата точно оставила на ней новые раны. Марчел помог подняться Жужанне, а после всю дорогу поддерживал её под локоть, чтобы она не упала. Настоящий прекрасный рыцарь из легенд, который волновал сердце. Почему-то его лёгкое прикосновение будоражило всё внутри Жужанны, заставляя забыть холодность матери и очередное избиение плетью. Всё это меркло от одной мысли, что Марчел рядом с ней и всегда поддержит. Любой ценой. Это радовало и пугало. Ведь к своим семнадцати годам Жужанна уже отлично понимала, что нет ничего хорошего в слепой вере и одержимости другим человеком.
Жужанна быстро прошла вглубь комнаты и осмотрелась. Маришка и Агата привели её в порядок, даже поставили на стол букет свежих цветов. Жужанна присмотрелась и увидела среди разноцветья ветки беладонны. Неужели Агата верила, что так сможет отравить её? Наивная дура. Но цветы были очень красивыми.
Жужанна обернулась. Марчел остановился на пороге её комнаты, не смея войти. По его виду казалось, что он хочет что-то сказать, но так и не решается. Сейчас он снова был похож на смущённого мальчишку, а не мужчину, которым был, когда пытался защитить её от госпожи. Госпожи… Неужели теперь и наедине с собой она будет называть мать госпожой? Разве это правильно? Почему между ними не может быть тёплых отношений, как у настоящей матери и дочери? Почему Жужанна постоянно должна испытывать вину за своё существование? Ведь если так подумать, она никого не просила её рожать… Госпожа убила бы её, если бы не отец…
Жужанна больно прикусила губу, упала на колени и разревелась, пряча лицо в ладонях. Рыдания сотрясали тело, а израненная душа кровоточила. Она самозабвенно плакала и не могла остановиться. Почему она никому не нужна? Почему её все ненавидят? Она жалкая… Сама виновата, что всё так происходит. Это только её вина. Внутренний голос заговорил голосом госпожи, обнажая все её пороки. От него нельзя было скрыть ни один недостаток. Он точно знал, как ударить побольнее, как расковырять сердечные раны.
Тёплая рука легла на её плечо, обжигая. Жужанна подняла заплаканные глаза и увидела, что напротив неё уселся Марчел. Он был бледен и обеспокоенно смотрел, не в силах ничего сделать. Всё, что он мог делать, – это поглаживать её осторожно по плечу, боясь позволить себе большее. Жужанна протёрла глаза рукавом и сглотнула, смотря в его зелёные глаза. Внутри всё закололо, а противный голос процедил: «Он просто служит тебе. Это всё не по-настоящему». Но сегодня Жужанне было всё равно. Она хотела заблуждаться, хотела поверить, что хоть кому-то нужна – пусть это и будет слепая преданность хозяйке. Она вновь сглотнула, собираясь с силами. Лицо Марчела изменилось, словно что-то в ней испугало его. Всё равно. Жужанна прильнула к нему и крепко обняла, утыкаясь в грудь. Сейчас ей было всё равно на приличия, на то, как это выглядит со стороны. Всё, что она хотела, это почувствовать тепло другого человека, пусть и не искреннее, пусть и вынужденное. Она закрыла глаза, а Марчел опустил руки на её спину, обнимая в ответ. Глухое «хозяйка» раздалось над ухом, после того как он поцеловал в макушку.
Глава 1.
Михей сидел в своей комнате в северной башне Верчице и смотрел в одну точку перед собой. Его взгляд приковал камень в кладке стены под окном: он не был похож на остальные – серого цвета, слишком блёклого, несуразной овальной формы, что создавала зазоры в кладке, – и выступал, словно им заткнули какую-то дыру в стене. Мог ли быть там тайник Жужанны? Или идеальный предшественник пострадал как-то иначе? Но это не особо заботило Михея. Всё, что его волновало, так это линии, которыми была испещрена поверхность камня. Тонкие и глубокие бороздки уродовали матовую поверхность, приковывали внимание. Кто с безумным и поглощающим влечением ковырял эти линии, создавая одному ему ведомый бессмысленный узор. Могла ли их нанести Жужанна, сидя в одиночестве запертой в башне? Или, кроме неё, кто-то ещё обитал здесь: случайные жертвы госпожи, неугодные пленники? И почему кому-то было так интересно царапать камень? Он делал это, чтобы не сойти с ума? Или ради развлечения? Или чтобы отметить камень, который так выделялся на фоне других, был чужероден своим собратьям? Что за этим стояло? Не в этом ли проблема, что всё непонятное и непохожее люди воспринимают враждебно?
Михей слез с постели и подошёл к камню. Он даже не посмотрел в окно, а тут же опустился на колени и прикоснулся к шершавой, израненной поверхности. Михей медленно водил пальцем по каждой бороздке, запоминая ощущения от них: вот здесь кто-то просто чиркнул, едва задев поверхность, а здесь потратил много времени, ковыряя и проникая всё глубже и глубже, словно хотел выцарапать камень, сровнять со стеной.
– Чем занимаешься? – позади раздался голос Влада. Он бесшумно вошёл в комнату.
Михей дёрнулся, плечи описали невнятную дугу, а внутри всё сжалось от испуга. Он был настолько поглощён своим занятием, что не услышал ни скрип двери, ни звук шагов. Ни ларва, ни вырколак не подумали предупредить его. И теперь, застигнутый врасплох, он сидел на полу, словно малый ребёнок, которого застукали за постыдным занятием, пока отец насмешливо пялился.
– И что у тебя здесь? – Влад преодолел расстояние между ними ровно в три больших шага, Михей так и не смог привыкнуть, насколько огромным был тот – совсем не чета Василе. Он присел рядом с ним, заставляя Михея смутиться. – Что-то нашёл?
– Камень, – прошептал Михей, но взгляда не опустил. Влад усмехнулся и посмотрел на камень, что привлёк внимание его сына.
Михей не ожидал, что Влад серьёзно отнесётся к его словам. Тот провел несколько раз по камню, постучал, прислушиваясь, но, не найдя ничего примечательного, отпрянул и посмотрел на Михея.
– Почему он тебя беспокоит? – Вопрос прозвучал слишком мягко, поэтому Михей вылупился на Влада, против всех приличий. – Ответь мне.
– Я не знаю, – на одном дыхании выпалил Михей. Любое объяснение казалось натянутым, натужным, словно он попытался бы оправдаться. Но, может, всё же стоило его высказать, не держать в себе? – Мы с этим камнем похожи.
Слова оказались ещё и глупыми, Михей заметил, как Влад чуть не засмеялся, но сдержался, не прыснул и подавил лёгкий смешок. Только в его карих глазах блеснули искры злой весёлости, которые тут же исчезли, стоило Михею внимательно посмотреть на него.
– Потому что он израненный? Или потому что не похож на остальных? – В словах Влада не было издёвки, словно он искренне разделял беды Михея.
Михей кивнул, Влад мягко улыбнулся. Его взгляд сочился сочувствием и заботой. Казалось, что он сейчас возьмёт и обнимет сына, отгоняя все печали. Но этого не случилось. Глупо было надеяться на проявление нежности, но, Босора, как же ему хотелось все пять дней после ритуала, чтобы кто-нибудь пришёл и обнял, дал положить голову на плечо и, может быть, заплакать. Всё это выглядело как непозволительная роскошь, недоступная волчьему отроку.
– Ты просто устал сидеть взаперти, – сказал он, поднимаясь и отряхиваясь. Внимание Михея привлёк плащ Влада, подол которого собрал всю пыль, что накопилась в комнате за эти дни без уборок.
Михея посещала только Кира. Она стала чем-то наподобие его личной служанки. Приносила еду, осматривала рану на груди и меняла повязки. Но она не задерживалась. Закончив с обязанностями, она поднималась и уходила, даже не удосужившись поговорить с ним, разделить его печали. Кира явно злилась на него, но он не мог понять почему. Единственный их разговор, который был похож на разговор, а не на обмен пустыми любезностями, закончился взвинченно, напряжённо. Кира спросила его, если бы он не знал, что ритуал не закончится смертью, повторил ли он свой – как она выразилась, скривившись и нахмурившись – фокус с кинжалом. Михей, не колеблясь, сказал, что повторил бы. После этого Кира бесновалась, словно настоящая бестия. Она несколько раз ударила его подушкой и кулаком по груди, но, заметив, что рана Михея вновь кровоточит, прекратила, обработала её и ушла. Больше они и не говорили.
– Мне можно выйти? – спросил Михей и ощутил, как кровь прилила к щекам.
– Я здесь для этого, – Влад усмехнулся, в ядовитой гримасе собрались все невыраженные чувства, – но если ты хочешь дальше смотреть на камень, то кто я такой, чтобы тебе мешать! – Он вскинул руки, а губы растянулись в лукавой улыбке, которая могла быть и приглашением, и предупреждением одновременно.
– Не хочу, – горячо ответил Михей и вскочил на ноги.
Это было ошибкой. Хоть и прошло пять дней с пробуждения, но его всё ещё не покидало головокружение. Картинка перед глазом закружилась – то по часовой стрелке, то против, словно весь мир раскачивался как маятник, из стороны в сторону. Михей попытался сосредоточиться, схватился за стену и вновь уставился в одну точку. Тошнота быстро подступила к горлу, сдавливая его. Чёрные точки закружили перед глазом, предвещая обморок. Что-то тёплое легло на плечо.
– Спокойнее, Михей, – сказал Влад, поддерживая его. – Не спеши, я помогу тебе.
Влад подхватил его под руку, приобнимая, и повёл прочь из комнаты. Было в этом жесте что-то отеческое, незримое, на что Михей боялся и надеяться.
– Подожди. – Влад остановился, когда они оказались у дверного проёма. – Я приготовил подарок для тебя.
– Подарок? – Михей уставился на Влада, не понимая, где мог затаиться подвох.
– Да, подарок. – Он нахмурился. – Тебе никогда не дарили подарков?
– Дарили на крестере. – Михей вспомнил Люпуса, и под сердцем защемило. – Люпус был подарком.
– Щенок – хороший подарок.
– Но не ублюдок-полукровка. – Михей вздохнул.
– Полукровка или ублюдок – какая разница, если это привело тебя ко мне? – Влад улыбнулся, доставая из потайного кармана камзола небольшую шкатулку, меньше ладони. – Вот мой подарок. Он искренний.
Влад протянул шкатулку Михею, но, быстро осознав, что тот не сможет её открыть, сам поднял крышку. На чёрной бархатной подушечке лежал сине-зелёный камень с ветвящимися чёрными жилками в серебряной оправе. Он напоминал глаз – и формой, и гладкой, блестящей поверхностью.
– Это прикладка вместо глаза, – сказал Влад, доставая её из шкатулки. – Я помогу тебе её вставить, но будет немного больно.
Михей ничего не ответил, боль давно стала ему верным спутником.
Влад приблизился, аккуратно убрал повязку, которой Михей прикрывал глаз. Обнажив пустую глазницу, Влад нахмурился. Он аккуратно провёл рукой – ощущение для Михея было странным и даже обжигающим. Михей чуть пошатнулся, но не отпрянул, хотя очень хотел. Влад задержал дыхание и вставил прикладку. Михей поморщился. Он ожидал, что будет больнее, но это походило скорее на лёгкий укол.
– Мне нравится, как смотрится, – сказал Влад, отступив. – Посмотри в зеркало.
Михей повиновался, вернулся в комнату и встал перед зеркалом. Вид у него оказался странным: новый глаз плотно закрывал опалённую глазницу, тонкая полоска обожжённой кожи подчёркивала серебряную окантовку, но весь вид казался несуразным. Влад встал у него за спиной, явно любуясь Михеем, положил руку на плечо и заговорил:
– Этот камень ещё твой прадед Влад привёз из Девлета. Ты знаешь, как он называется?
– Нет.
– Девлуз. Их добывают только в Девлете. Там наравне с изумрудом он считается благородным камнем. Султан подарил твоему прадеду два камня близнеца. – Влад перешёл на шёпот, словно делился самым сокровенным. – Они символ власти Залесских.
Михей не удержался и ахнул, не веря, что ему могли подарить такую драгоценность. Он даже воспрянул духом, любуясь, как в отражении смотрится рядом с отцом. Босора, как же они были похожи!
– Считается, что камни приносят удачу и оберегают друг друга. Они связаны.
– И где второй камень?
– Был в Фрицеску, нашем родовом замке. Когда-нибудь ты побываешь там. – Влад подмигнул ему. – А теперь прогуляемся.
Он ловко подхватил Михея под локоть и повёл прочь из комнаты.
– Я бы хотел тебя кое о чём спросить, – заговорщически сказал Влад, когда они проходили по пустому коридору. – Ты кому-то говорил, что твоя волчья участь – это мой план?
– Мне хватило и одного разговора. – Нахмурил брови Михей.
– Так ты у меня послушный мальчик? – Влад потрепал его за щеку. – Надеюсь, что так и продолжится.
– У меня нет выбора.
– Михей, выбор есть. – Влад усмехнулся. – Ты можешь воспринимать это, как маленький секрет отца и сына. Я же не один получаю от этого преимущества?
– Не думал об этом в таком ключе.
– А стоило бы! Ты наследник Залесья. Сын залесского рода. Носи это с гордостью…
– Пока вы позволяете.
– Наслаждайся. Мне бы не хотелось, чтобы это изменилось из-за такой глупости.
Михей хмыкнул. Называть глупостью, что Влад годами обманывал госпожу, было чересчур даже для него.
– Между нами возникло неплохое взаимопонимание, – Влад крепко сжал руку Михея, – не хотел бы, чтобы мы его потеряли. – Он уставился на прикладку. – Тебе идёт метка залесского рода.
Михей замер, размышляя. Ведь в конечном счёте Влад прав, он может принять, что часть его плана и получать от этого удовольствие, а может продолжать сопротивляться. Михей Залесский – ему придётся это осознать. И чем быстрее, тем лучше.
Михей присмотрелся к Владу. Сейчас он не казался опасным, не играл с ним, так может просто принять его заботу и доброту? Не искать подводных камней? И не ждать обмана? Влад мог одурачить, но зачем об этом думать, если они связаны?
– Я бы очень не хотел, чтобы наше понимание испортила лишняя болтовня, – доверительно сказал Влад. – Ты же тоже этого не хочешь?
Михей покачал головой, вспоминая, что на кону всё ещё стояли жизни его близких. Он просто закроет на это единственный глаз и будет плыть по течению, принимая жалкие крохи любви от Влада.
– Вот и славно. – Влад похлопал по руке Михея. – А теперь прогуляемся.
Влад вывел его во внутренний двор Верчице, где уже собрались госпожа, Жужанна, Кира и Марчел. Михей думал, что они просто прогуляются вдвоём, но зачем здесь все остальные? Присмотревшись, он заметил ещё и герцога Эрнста, в окружении рыцарей Талта. На простую прогулку с отцом это было совсем не похоже. На что вообще Михей рассчитывал? Что дорог Владу? Но подарок? Михей вновь терялся в своих чувствах.
– Что случилось? – спросил Влад, осматривая процессию, которая поджидала их. – Я же сказал, что сегодня Михей ещё не готов. – Он обхватил сына за плечи и даже придвинул к себе, словно защищая.
– Не к чему медлить, – протянула госпожа и вышла вперёд. Её взгляд уставился в левый глаз Михея. – Какие дорогие побрякушки, Влад. Уверен, что он достоин?
– Он мой сын и наследник Залесья, – с нажимом сказал Влад. – Зачем вы здесь, тётушка?
– Пусть сегодня докажет, что он волчий отрок.
– Что? – Михей резко запрокинул голову и уставился на Влада, ища поддержку. Тот сильнее сжал руки на его плечах. – Я же прошёл ритуал!
– Никто не уверен, что ритуал был завершён, – протянула госпожа елейным голосом. – Ни я, ни Жужа, – Жужанна покачала головой и заметно закатила глаза, – не знаем ритуала, где нужно убивать себя, чтобы получить силу.
Михей перевёл взгляд на Жужанну, она была бледнее обычного, но пропало затравленное, безвольное выражение, что так раздражало его. Её взгляд кричал, что она не разделяет мнения матери. Госпожа просто прикрывается ей? Но почему Жужанна так изменилась? Раньше бы она никогда так явно не выражала внутреннего недовольства. Что с ней случилось? Что изменилось за пять дней? Михей внимательно посмотрел на госпожу, но её голубые глаза ничего не выражали: она могла одновременно, как издеваться, так и ощущать привычную скуку. Что было у неё на уме, не поддавалось ему.
– Не сказал бы, что у вас большие познания, – сказал Михей, скрещивая руки на груди. Хватка Влада на его плечах придавала ему сил, он наконец-то был под защитой. – Искусство босоркани потеряно за последние двадцать лет.
– Как проницательно, Михей, – сказала госпожа, уголки губ вздёрнулись вверх, скрывая отвращение и презрение, что она испытывала к нему. – Влад, я не верю, что он стал отроком.
– Он выжил после прямого удара в сердце, – спокойно сказала Жужанна. – Оно остановилось, а после вновь застучало. Что-то точно произошло во время ритуала, я уверена.
– Ну, – протянула госпожа. – тут бы я точно согласилась с Михеем. Ты мало что можешь знать, Жужа. Так что держи мнение при себе.
– Как скажете, госпожа. – Жужанна язвительно улыбнулась, что скрылось от госпожи, но не Михея, поклонилась и сделала шаг назад, словно удаляясь из разговора. Но это не походило на признание поражения. Нет, она притаилась, и почему-то это пугало.
Он ошарашенно смотрел на неё, не понимая, что могло в ней измениться за пять дней. Всего пять дней… Но для него же они изменили вообще всё. Что ещё произошло, пока он сидел одиноко в башне?
– Ну, Влад, что дальше? – Госпожа нервно перебирала пальцами, стуча по локтям. – Есть только один способ, чтобы доказать, что Михей – волчий отрок.
– Какой же, тётушка? – Влад оскалился.
– Это же так очевидно, дорогой племянник. – Лицо госпожи расплылось в елейной улыбке, а вокруг заклубилась тёмная форта. Она теряла терпение. – Пусть призовёт вырколака.
– Вырколака? – переспросил Михей, уставившись на неё.
Он еле стоял на ногах, а она хочет, чтобы он призвал вырколака. Окаянная бестия, сошедшая с ума. Она точно рехнулась.
«Спокойнее, Михей», – раздался вкрадчивый голос в голове, так похожий на Киру. Он посмотрел на неё, но она была увлечена подолом своего платья и вряд ли вообще что-то говорила. Как это возможно? Если кто и спятил, так это он.
«Ты не сошёл с ума, – протянул голос с лёгкой издёвкой. – Пока не сошёл».
– Кто ты? – сказал вслух Михей, и все уставились на него.
В голове раздался звонкий смех.
– Всё в порядке, Михей? – Влад развернул его на себя и заглянул в глаз, но Михей тут же отшатнулся, озираясь по сторонам. Кто смеялся?
– Наверное, – вяло промычал он, всё ещё пытаясь отыскать источник помешательства.
От госпожи не скрылось его нервное состояние. Она подошла к нему и пристально посмотрела в глаз, ища что-то в нём. Голубые глаза потемнели, стали синими, практически чёрными. Форта сильнее заклубилась, уже заволокла Влада и Михея. По коже пробежал лёгкий предупреждающий холодок. Михей сглотнул и вновь услышал смех. Теперь он понял, что он шёл изнутри и был в его голове. Как это возможно?
«Ты уже и забыл про меня? – протянул голос, так похожий на Киру. – А я спасла тебе жизнь».
– Ларва, – вслух сказал Михей.
Он понял, что допустил ошибку, когда увидел, как посмотрела на него госпожа. На лице появилась настороженность, которая всегда была предвестником агрессии с её стороны. Михей разворотил улей. В очередной раз.
– О чём ты, Михей? – спросила госпожа, схватила его за подбородок и потянула на себя, чтобы он не мог отвести взгляда. – Ларва? Так ты сказал?
– Да, – протянул Михей, сглатывая.
«Вот дурак! Говори мысленно, а не вслух. Я всегда с тобой. Всё слышу и вижу». Она игриво захихикала, словно они дурачились, а не были на допросе госпожи, который мог стоить им жизни. Конечно, не ей же разбираться с этим.
– Как это понимать, Влад?
Госпожа отпустила подбородок Михея. Движение было резким, наполненным отвращением и презрением, словно она пыталась избавиться от чего-то неприятного, ненавистного.
– Не хочешь мне ничего сказать? – Госпожа вперилась взглядом во Влада, но тот лишь слегка усмехнулся, пожимая плечами.
– Не думаю, – сказал он. – Я понятия об этом не имею.
– Не имеешь? Ты-то и не знаешь. – Голос наполнился ледяной сталью, острой и ранящей точно в цель. – Так в Михее ларва? Как она там появилась? Что-то я не слышала, что род Залесских занимался колдовством.
– Как же так? – наигранно удивился Влад. – Жужанна же занимается колдовством, а она прямой потомок Залесских…
– Не увиливай! – Госпожа схватила Влада за руку. – Что за игру ты ведёшь? Это какой-то обман?
– Да как я бы посмел обманывать свою госпожу. – Влад осторожно вырвал руку из хватки госпожи и покорно опустил голову. – Понятия не имею, что было с Михеем до нашей встречи на балу.
Михей усмехнулся, наблюдая, как Влад играет перед госпожой. Неужели она не замечает, какую змею пригрела на груди? Влад был притворщиком, великолепным, и госпожа нещадно поддавалась его чарам. Она изменилась в лице, стоило ему слегка поднять голову и приторно улыбнуться. В такой позе он походил на лиса, забравшегося в курятник. Морщины, что залегли на лбу госпожи, тут же разгладились. Она чуть успокоилась, гнев поутих, а тёмная форта отступила.
– Михей, что скажешь про ларву? – Госпожа прищурилась, чтобы не упустить ни одного движения на его лице. – Как она у тебя появилась?
– Я не знаю, – спокойно, скрывая дрожь, сковавшую сердце, ответил он. – Во время ритуала?
– Откуда ларва могла появиться в ритуале? Мы призывали вырколака. – Госпожа развернулась и посмотрела на Жужанну. Та вздёрнула бровь и прямо посмотрела в ответ. – Может, расскажешь, Жужа, была ли ларва в ритуале?
– Конечно, расскажу, госпожа. – Она перевела задумчивый взгляд на Влада, а затем на герцога Эрнста. Михею показалось, что Жужанна что-то тщательно взвешивала, пока размышляла. Наверное, собиралась раскрыть ложь Влада. – Это возможно. Во время ритуала Михей, пронзив себя, разорвал пространство между нашим миром и потусторонним, поэтому оттуда могла вылезти любая дрянь.
«Как грубо», – отозвалась ларва сквозь очередной едкий смешок. Если она пыталась подражать смеху Киры, то получалось плохо.
– С таким же успехом, – вмешался герцог Эрнст, который не сводил взгляда серых глаз с Жужанны, – это могло произойти и при рождении Михея. Если он был слаб…
– Но так не делают в Залесье, герцог. – Жужанна усмехнулась. – Это традиции Империи и Девлета. Вам ли не знать. Потом этих детей отправляют в ваш орден, а в Девлете из них делают талтошей. Я права?
– Слишком глубокие познания о природе ларвы и магии, Жужанна. – Герцог Эрнст прищурился, его взгляд изменился: в неподдельном интересе улавливалась предосторожность. – Хотелось бы мне знать, кто раскрыл вам наши секреты.
– Жужа! – Госпожа прикрикнула, ей явно не понравилось, что разговор стал проходить без неё. Она скрестила руки на груди, и форта заклубилась вокруг. – Объяснись! Талтоши? Подселили ларву при рождении? О чём вы вообще? – Госпожа вскинула руки и уставилась на них как на сумасшедших. – Босора, упаси, чтобы в моём Залесье кто-то занимался таким.
– Ну, у нас немного вариантов, чтобы объяснить это, – протянула Жужанна. – Ритуал волчьего отрока или ритуал при рождении Михея.
– А испытание на Священном озере? – предложил Эрнст. Его губы были плотно сжаты, но он усмехался глазами. – Там завеса самая тонкая.
– Интересный вариант, – сказала Жужанна и улыбнулась, а до этого безжизненные глаза заблестели.
– Влад, ты знал, что Михей – твой сын? – Госпожа посмотрела на Влада. – Может, ты и провёл этот ритуал?
– Откуда мне было это знать? – Влад усмехнулся. – Мало ли женщин я трахал? То, что Михей мой сын, я узнал на Озёрах. Разве не тогда вы доказали, что он мой сын? – На его лице появилась едкая улыбка, которой он бросал вызов госпоже.
Михей побледнел, вспоминая, что госпожа заставила Жужанну подделать результаты ритуала, и Влад явно знал об этом. Но откуда? Госпожа покраснела, крепко сжала кулаки и топнула ногой, форта с новой силой заклубилась вокруг, окутывая и готовясь перекинуться дальше.
«Какая она нервная, – протянула ларва. – Уже и забыла, ради чего все собрались. Как думаешь, она догадывается, что Влад её обманул?» – «Что тебе нужно?» – «Вообще я пришла помочь тебе доказать, что ты волчий отрок, но сейчас меня веселит госпожа». – «Веселит?» – «Конечно, посмотри, как её глаза горят, будто хотят испепелить Влада. И посмотри, какое в них бессилие». – «Бессилие? О чём ты?» – «Ты не понимаешь? – раздался ещё один заливистый смешок. – Она хочет уличить Влада во лжи, но если сделает это, то сама окажется лгуньей. Это так потешно».
Михей присмотрелся к госпоже, но ничего потешного не увидел. Её губы сомкнулись в тонкую жёсткую линию, голову она вздёрнула, чтобы показать длинную шею, будто пыталась вытянуться перед мужчинами, стать равной с ними. Госпожа хваталась за свою власть, и любые средства были хороши в этой борьбе.
– Мы должны перепроверить, – процедила госпожа. – Жужа, проведи ещё один ритуал с кровохлёбкой.
– Зачем? – Влад хитро усмехнулся. – В прошлом ритуале что-то было не так? – Его голос звучал чересчур наивно и беспечно. – Жужа ошиблась? Но ритуал показал, что Михей – мой сын. – Он выделил последние слова. – Вы же так убеждали меня в этом, тётушка. К чему теперь ритуал? – Он выдержал паузу, но госпожа уже опустила плечи и разжала руки, признавая поражение. – Или вы меня тогда обманули?
Госпожа скривилась, не скрывая своего разочарования. Глаза грозно уставились на Влада, она попыталась выразить во взгляде презрение, но получилось какое-то вялое негодование.
– Как будете доказывать, что Михей – волчий отрок? – Она окинула их ледяным взглядом.
– А ларва вас больше не интересует, госпожа? – спросила Жужанна.
Герцог Эрнст прыснул, пряча смешок в кулаке.
– Никто из вас не в состоянии мне это объяснить, так что опустим разбирательства. Это не так и важно. Надо понять, стал Михей волчьим отроком или нет.
– И это нужно сделать сейчас? – спросил бесцветно Влад. – Думаете, что и здесь кто-то попытается обмануть вас?
– А мне нужно об этом переживать, племянник?
Фраза была произнесена самым медовым и заискивающим голоском, что от его приторности тут же затошнило, но взгляд госпожи, устремлённый на Влада, поражал холодностью и жестокостью. Влад не отставал и отвечал ей тем же: с довольной улыбкой кота глаза горели предостережением. Их взгляды схлестнулись: каждый излучал силу и пытался отыскать слабости оппонента. Могло показаться, что в этот момент весь мир сжался до переглядов между Владом и госпожой. Было ли это началом вражды между ними? Или продолжение многолетнего соперничества? Они смотрели друг на друга, а вокруг клубилась форта госпожи, предупреждая, показывая, у кого из них двоих есть власть. Михей поёжился от холода, он ощутил его телом – тонкие волоски на руках вытянулись, а кожа покрылась бугорками, словно кольчугой, которая должна была защитить Михея. Внутри всё сжалось в крепкий узел, во рту сразу стало сухо.
Сцена длилась мгновение, хоть Михею и показалось, что прошла вечность. Госпожа первая отклонила голову и заливисто засмеялась, изящно прикрывая рот ладонью. Слезинки выступили в уголках её глаз. Влад опешил. На одну крохотную заминку, но всё-таки опешил.
– Конечно же, нет, тётушка. Меня ранит, что вы вообще об этом подумали.
– А меня ранит, что ты препятствуешь мне. Это подозрительно. – Она прищурилась и прикусила нижнюю губу. – Так что давайте посмотрим на вырколака и закончим с этим.
– Прямо здесь? – спросил Михей, нервно сглатывая.
«Я помогу тебе, – прошептала ларва. – Для этого же нужны друзья». – «Друзья?» – «Конечно, я же с тобой с рождения. Считай меня своей драгоценной подругой. Они пожалеют, что заставили нас показывать силы».
От последних слов ларвы Михею стало неуютно. Они сквозили опасностью и желанием навредить другим любой ценой, просто из прихоти. Как с такими мыслями ларва может быть ему другом?
«Я всё слышу, – хмыкнула она, подражая голосу Киры. – И это даже обидно! Ты же сам этого желаешь».
Михей покачал головой. Она была не права.
– А где же ещё? – Госпожа прицокнула.
Михей не нашёлся, что ответить, как в разговор вмешался Марчел:
– Лучше это делать на тренировочном плацу.
– С чего бы? – Госпожа повернулась к нему и пренебрежительно уставилась. – Чем плоха главная площадь?
– Кроме того, что вырколак может сбежать и навредить всем присутствующим? Наверное, ничем, – сказала сухо Жужанна.
– Не думаешь, что Михей может подчинять вырколака, Жужа?
– Да, не думаю.
– Если не увидим, то не узнаем.
– Вам решать, госпожа. Верно, Влад?
– Думаю, – протянул Влад, – Марчел прав. Пройдёмте на тренировочную площадку. Заодно сможем посмотреть, как вырколак справится с гвардейцами.
Госпожа хлопнула в ладоши и, подобрав платье, направилась к плацу.
Михей застыл, наблюдая, как процессия удаляется. Сердце бешено стучало, а тело пробирала дрожь. К нему подошёл Марчел, положил руку на плечо и сказал:
– Там будет сетка, я воспользуюсь ею, чтобы ты никому не навредил. И буду постоянно рядом.
– Но почему?
Марчел в непонимании уставился на него.
– Почему ты помогаешь мне? – добавил Михей, смущаясь. – Почему добр?
– Мой долг защищать замок и людей в нём. По-другому я не могу, – Марчел пожал плечами, словно они обсуждали какую-то обыденность. – Идём. Вряд ли госпожа будет рада, если мы ещё задержимся.
Михей вздохнул и поплёлся за Марчелом.
Михей стоял посреди тренировочного плаца, огороженного невысоким забором, именно здесь проходили его тренировки с Марчелом. Это походило на спектакль, где у него была главная роль, а остальные стояли на безопасном расстоянии, затаившись и ожидая. Двое юнцов-гвардейцев – их явно завербовали недавно – держали сетку и переступали с ноги на ногу, словно опасаясь. Ну да, чего бы им не опасаться, когда на них может наброситься вырколак. Если он сможет его призвать.
Эта маленькая деталь заставляла Михея попеременно бледнеть и краснеть. Он стоял посреди плаца, и все на него пялились. Это раздражало и пугало одновременно. Марчел стоял неподалёку от юнцов с мечом наготове, ожидая, что зверь набросится на него. Но сможет ли он…
– Ну, давай, Михей, – мягко и почти любовно произнесла госпожа, – покажи нам вырколака.
В голосе было слишком много ласки и заботы, но от Михея не скрылся немой приказ и ожидание его провала. Госпожа предвкушала это, всем своим чёрным сердцем. Михей был в этом уверен.
«Чем думать про госпожу, лучше сосредоточься на дыхании, – сказала ларва. Тон её изменился, теперь он ничем не отличался от командного голоса госпожи. Ларва хотела им управлять, Михей это чувствовал. – Не надумывай. Я просто хочу, чтобы мы справились, так что тебе лучше прислушаться ко мне. Ты же хочешь стереть эту самодовольную ухмылку с её лица?»
Михей посмотрел на госпожу и тут же понял, о чём говорила ларва. Госпожа точно верила, что права.
Он закрыл глаз и глубоко вздохнул, направляя всё внимание на дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Он перестал различать обрывки фраз, которые звучали на фоне. Только чувствовал, как грудь мерно поднимается и опускается.
«Молодец, – подбодрила ларва. – Чувствуешь, как стало тихо?» – «Да». – «А теперь посмотри вглубь себя, отринув все предубеждения. Что ты видишь?»
Михей нахмурился, совершенно не понимая, что должен увидеть в глубине себя. Эти пять дней, что он оставался наедине, были полны сожалений и страданий. Боли. Боли от невысказанных обид. Боли от предательств. Боли от обманов. Вся его жизнь превратилась в один сгусток боли, который цепкими когтями впился в сердце, не оставляя места ни для чего другого. Михей вздохнул и вновь погрузился в душу, рассматривая, что скрывается за болью. Он заметил движение тени. Тень вела его куда-то, и он последовал за ней. На душе стало гадко и темно. Слишком темно, словно он всматривался в необъятную тьму, что поселилась в сердце.
«Вот так. Ты её видишь. Это тьма. Чувствуешь, как она окутывает тебя?»
Он чувствовал. Плотный кокон сковал и начал медленно сдавливать. Дышать становилось всё сложнее. Тьма наступала, не оставляя ни единого просвета.
«Позови его», – произнесла ларва, волнуясь. Её голос дрожал и предвкушал, словно она скрывала восторг, который охватывал её.
«Позови!» – «Я не знаю как». – «Назови его имя». – «Я не знаю его!» – «Ты знаешь. – Ларва загоготала. – Всегда знал. Прислушайся к чувствам».
Михей услышал запах собачьей шерсти, к нему примешивался металлический. Кровь. Так пахло во время ритуала, когда госпожа убила его верного друга. Люпус. Это был он. Михей различил, как на место крови пришли запахи свежих трав и цветущих лугов, к ним примешалась овечья шерсть. Михей ощутил тёплое дыхание на своей руке, а за ним – шерсть Люпуса. Ему безумно, до дрожи, захотелось открыть глаз, чтобы увидеть своего друга.
«Не смей! – прикрикнула ларва. – А то придётся начинать сначала».
Из глаза потекла слеза, но Михей сдержался, крепче сжал губы и про себя прокричал:
«Люпус!»
Он не до конца верил, что вырколак – это Люпус, но подчинился ларве.
«Это и не он, – прошептала она. – Но он хотел, чтобы ты звал его так».
Ком подступил к горлу, а на сердце стало горше. Даже вырколак решил издеваться над ним, терзая и без того израненную душу. Ларва приняла облик Киры, вырколак хочет, чтобы его звали Люпусом. Что это, если не пытка?
«Доверься нам. Мы же часть тебя, мы не навредим», – мягко произнесла ларва. Слова были наполнены мёдом настолько сильно, что вызывали тошноту. Почему все так и хотят казаться его друзьями, а потом засаживают длинный нож в спину, так ещё и поворачивают его несколько раз. Невыносимо.
«Сосредоточься, – пробурчала ларва, её явно раздражали его внутренние стенания. – Позови вырколака».
Михей собрался с силами, крепче сжал кулак, чтобы чувствовать, как ногти впиваются в затянувшиеся шрамы. Он справится. Он сделает это. Заикаясь, он слабо протянул: «Люпус». Ничего не произошло. «Люпус», – голос стал увереннее, но всё ещё дрожал, боль, что приносило имя, не покидала. Михей различил шаги, как будто они отзывались позади. «Люпус», – тихо, но собраннее добавил он. Шаги усилились. Теперь он мог различить, как острые когти скрежещут по камню. «Люпус», – уверенно протянул Михей. Раздался протяжный рык. «Люпус!» – прокричал Михей, отринув боль и сожаление. Что-то уткнулось в него и тяжело задышало над ухом, слюна капала на Михея, и он зажмурился ещё сильнее. «Люпус», – в голосе появилась сталь. Михей не понял, когда внутри него всё изменилось, страх ушёл, а его место заняло желание убивать. Вырколак обошёл его, встал напротив и принюхался. Это был огромный волчара, раза в три или четыре больше Люпуса. У него была жёсткая чёрная шерсть, к которой если прикоснёшься, то точно порежешься. Михей не понимал как, но явственно видел его перед собой, хоть глаз всё ещё был закрыт. Вырколак оскалился и напрыгнул на Михея, повалив того на спину. Пасть с острыми зубами клацнула перед лицом, а после всё скрылось во тьме.
Резкая вспышка боли озарила, словно светоч в темноте. Острая боль отозвалась во всём теле. Его растягивали во все стороны, дёргали за руки, ноги и голову. Одежда треснула и разлетелась на жалкие лоскуты. Невидимые хватки впились в конечности. Они разрывали кожу, проникали сквозь плоть и мышцы, чтобы добраться до костей и впиться в них мёртвой хваткой. Они хотели только одного: растянуть кости, а затем и всё тело. Словно когтистые лапы пытались удлинить его. Боль охватывала, меняла тело. Что-то пробежалось по спине. Михей схватился за спину, но ничего не нашёл. Что-то проникло под кожу и бегало по позвоночнику. Он ощутил жгучее желание добраться до него и выцарапать это. Михей когтями впивался в кожу, раздирая её. Кровь текла, а ошмётки кожи он отбрасывал. Раздражение и ненависть вскипали внутри. Содрав кожу, Михей ощутил под пальцами густую жёсткую шерсть. Что происходит? Что он делает? В своём ли он уме? Михей кричал от боли, обхватывал руками-лапами себя, пытаясь как-то замедлить процесс. Словно так он мог что-то остановить. Никто не сказал ему, что он станет вырколаком. Почему он никогда не спрашивал? Почему никто не сказал? Как они могли скрыть, что вырколак и лидерец это не одно и то же? Он вновь закричал. Лицо вытягивалось, превращаясь в пасть и принося новую боль. Рот наполнился острыми клыками. Новое ощущение охватило пасть, словно зубам было тесно в ней.
Тело стало непреодолимо тяжёлым. Ноги подкосились, и Михей упал на колени. Он не ощущал собственное тело, оно стало незнакомым, чужеродным, другим. Всё в нём изменилось. Он увидел, как руки превратились в мощные лапы, покрытые чёрной шерстью, но они ему не подчинялись. Ничего не подчинялось ему. Он оказался заперт в изменившемся теле и мог только наблюдать, но и зрение подводило. Нет, у него так и остался один глаз, а девлуз заменял второй, но то, как он видел, изменилось, как и всё в теле. Мир стал каким-то грязно-желтоватым с глубокими серыми оттенками, потерял резкость. Михей с трудом различал Марчела, который ближе всех стоял к нему. Госпожа и остальные совсем расплылись. Внутри всё клокотало, гнев закипал и поднимался к горлу, захватывая сознание. В нос ударило несметное количество запахов, которые сбивали: тела, пот, моча, цветущие травы и деревья, земля, букет специй. Какие-то Михей точно знал, а о природе и названиях других мог только догадываться. Он явственно услышал запах Киры, который пьянил и сбивал с ног. От неё пахло топлёным молоком, мандрагорой и ещё пятью травами, чьи запахи он разбирал, но не знал названий.
Михей сосредоточился, чтобы вернуть себе тело, но оно не слушалось. Голод, дикий голод охватывал его. И только ему было подчинено существование. Голод заглушил боль, стал единственным голосом, который шептал в голове.
Вырколак прорычал, а затем протяжно завыл.
Вой пронёсся по всему телу Михея, он чувствовал его каждой частичкой, словно это не вырколак выл, а Михей. В звуке сплелись боль, отчаяние и обида, что терзали душу. Самозабвенно Михей и вырколак выли, отдаваясь этому целиком. Но в какой-то момент всё изменилось.
Позади раздались шаги, вырколак резко развернулся на них. К ним приближались двое юнцов с сеткой. Вырколак ощерился, предупреждая. Михей приказал вырколаку успокоиться, но тот не слушался. Он никак не реагировал, а просто продолжал предупредительно рычать, не сводя глаз с юнцов. В нос ударил кислый запах страха, Михей не видел выражения их лиц – вырколак не различал их, – но слышал все запахи, которые окружали юнцов. Внутри всё сжалось, Михей и вырколак были опасны для них. До того, как он это окончательно осознал, вырколак в последний раз ощерился и набросился на юнцов, растянувших сетку. Михей попытался зажмуриться, желая не видеть происходящее, но не мог. Вырколак смотрел во весь глаз, не видя ничего, кроме жертв. Жертв. Именно ими они и были. Два неопытных дурака, посмевших выйти против вырколака. У них не было шанса. Никакого.
Вырколак сбил правого – вроде бы светловолосого или, а может, рыжего, зрение вырколака с трудом различало оттенки – и прижал к земле. Юнец пытался вырваться, но вырколак был сильнее, тяжелее. Вырколак клацнул зубами, юнец закричал. Михей не понимал, почему вырколак не перегрызёт глотку, если он этого так хотел. Вместо этого он смаковал момент, наслаждался ужасом, который сотрясал тело юного гвардейца. Михей услышал запах мочи. Вырколак тяжело дышал, смотря прямо в глаза своей жертве. Что-то воткнулось в бок. Вырколак зарычал, резким движением свернул шею юнцу и в прыжке развернулся к тому, кто тыкал в бок. Там стоял второй такой же юнец, в руках у него было то ли копьё, то ли меч. Он крепко сжимал «палку», готовясь нанести следующий удар. Михей усмехнулся, понимая, что следующего удара не будет. Его внутренний страх отступил, когда он ощутил силу и уверенность, что источал вырколак.
Юнец, замахнувшись, побежал на вырколака, громко крича. Вырколак затаился и отпрыгнул, когда тот попытался ранить его. Вырколак быстро сбил юнца, повалил на живот и одним быстрым движением перекусил шею, голова оторвалась от тела. Михей почувствовал металлический привкус во рту. Это была кровь. Вырколак разрывал плоть, пожирая тело. Михей с ужасом наблюдал за этим, не до конца веря, что чувствует всё. Как это могло быть настоящей кровью, если она даже не была красной? Какая-то серая жидкость, отдающая отталкивающей желтизной. В ней не было ничего, что заставляло чувствовать трепет и верить, что она настоящая. Просто густая жидкость, текущая из разорванной шеи.
– Его нужно остановить, – прошептала госпожа, но Михей прекрасно всё расслышал. Слух стал неимоверно острым.
– Но вы же, тётушка, так хотели увидеть способности волчьего отрока. Наслаждайтесь, – протянул Влад. Михей отметил, как в словах он тщательно скрывал ехидство, что так и прорывалось сквозь стену вежливости. – Всё, как вы хотели, госпожа.
– Он неуправляем, – протянула нервно госпожа.
– Мне вмешаться? – спросил герцог Эрнст. – Возможно, форта его остановит.
– Зачем? – Влад засмеялся. – Давайте посмотрим, как волчий отрок действует без вмешательства.
– Это пугает, – сказала госпожа, сглотнув.
О да, Михей мог различить весь спектр ужаса, что сковывал её. Восторг растекался внутри по каждому закоулку души, словно Михей вкушал креплёное вино. Или это была тёплая кровь?
Вырколак не обращал внимания на споры, обгладывая кости. Пасть наполнялась кровью и сырым мясом, а Михея захватывала тошнота. Его чувства были обострены и сводили с ума. Вспышки вкусов, запахов оглушали и причиняли боль. Очередная боль. Он попытался призвать ларву, но она была глуха к его просьбам. Ему хотелось, чтобы вырколак прекратил, вернул ему управление телом. Михей хотел убежать в тихий угол своей спальни, забиться в него и плакать. Плакать. Плакать.
Что-то вновь изменилось. Михей почувствовал это быстрее, чем осознал умом. Шерсть встала дыбом на загривке, вырколак поднял голову и увидел, как на него наступает госпожа, окутанная тёмным туманом. Он клубился вокруг неё, тянулся длинным шлейфом. Михей не мог поверить, но видел, как в тумане вырисовывался силуэт, который обвивал госпожу и шептал на ухо. Его длинные руки обхватывали госпожу за талию, крепко прижимали к себе. Хоть это и выглядело пугающе, но забота и нежность, которые сквозили в движениях, заставляли поверить, что лидерец – вероятно, это был он – обожает госпожу. Нет, такое обожание должно быть отравлено. Как всё, что протягивает лапы из потустороннего в настоящий мир.
Михей и вырколак уставились на госпожу и наблюдали, как она приближается. Внутри всё сжалось, вырколак опасался лидерца – он принюхивался и поскуливал, когда лапами шаркал по земле, словно предупреждая того. Госпожа остановилась напротив вырколака и присела, смотря прямо в глаза. Они поразили Михея – синие глаза пылали ярким светом на желтоватом фоне. Казалось, они были единственным цветом, что он мог правильно различить. Цвет был глубоким, тёмным, похожим на грозовое небо или глубокую пучину озера в беззвёздную ночь. Михей наблюдал за ними, как заворожённый, боясь упустить любое изменение. Весь мир сжался до глаз госпожи, захвативших сознание.
Вырколак зарычал, возвращая Михея к реальности. Госпожа протянула к нему руки и погладила. Форта, что клубилась вокруг неё, набросилась на вырколака. Тот завыл, ощерился и принялся отбиваться, пытаясь прокусить туман. Челюсть клацала, лапы шаркали, а вырколак не мог ни укусить, ни дотронуться до форты, которая сплела вокруг них тёмный кокон. От тщетного преследования вырколак всё больше распалялся, Михей явственно ощущал, как сам желал схватить туман и поглотить его. Раздражение усиливалось с каждой попыткой.
Туман стал плотным. Сомкнулся вокруг вырколака и стал душить его. Не хватало воздуха, Михей и хотел бы хватать его ртом, но не мог – вырколак управлял телом и не намеревался сдаваться. С грозным рыком вырколак пробился сквозь тёмную пелену и сбил госпожу с ног, придавливая её весом собственного тела.
– Прочь, шавка, – прокричала госпожа, отбиваясь. – Прочь!
Её голос сорвался на визг, который пробирал до самых костей. Михей бы закрыл уши, но не мог. Всё, что ему оставалось смотреть.
Беспокойство захватило его сознание. Он понимал, что сейчас вырколак разорвёт глотку госпожи, и она навсегда замолчит. Но Михей не мог понять, что испытывает от этого – ужас или восхищение? Восторг от того, что их мучитель будет повержен? Или страх, что госпожа умрёт? Чувства смешались, не давая отделить одно от другого. Они безумно выматывали, выбивали почву из-под ног. И Михей вновь почувствовал, как захлёбывается в них.
«Будем честны, она это заслужила, – вкрадчиво сказала ларва. – Ты же и сам этого хочешь». Она не задавала вопрос, а утверждала. Её уверенность в его прогнившей душе пугала. Ведь он не такой. Он не желает людям смерти, даже если они этого заслуживают.
«Вот именно. Заслуживают. – Ларва засмеялась. – За всю боль, что она принесла тебе. За смерть отца. Не сдерживай вырколака». – «Он сам решает, как поступить. Я ни на что не влияю». – «Это не так. Совсем не так».
Михей испугался, сглотнул. Ужас объял его сердце, забивая чувства вырколака. Это он убил тех юнцов. Он этого хотел, а не вырколак? Но как это возможно? Это не его чувства. Не его желания. Ларва лжёт.
«Это ты себе лжёшь. Снова».
Нет! Михей был готов кричать. Ларва не права. Это она и вырколак хотят всех убить, показать свою силу. Это они упиваются властью, а не он. Он не может быть таким. Это не он. Будь его воля, он бы от всего отказался.
«Так легко сдаёшься? Я ожидала большего». – « С чего ты решила, что я способен на большее?»
Ларва ничего не ответила, лишь звонко засмеялась. Её смех был пропитан горечью и едким разочарованием, которые охватывали Михея. Они разделяли чувства? Или ларва права, и всё это только он? Где кончается Михей и начинаются ларва с вырколаком? Они просто не могли быть единым целым. Это просто невозможно.
Отчаяние нахлынуло новой волной, но теперь к нему примешалось едкое презрение. Он презирал ларву, вырколака и особенно себя. Ненависть, жгучая, липкая заполонила душу. Он ненавидел ларву и вырколака, что делили с ним сознание, но больше всего себя. Теперь чувства обжигали, словно хотели выжечь его душу, уничтожить всё, что делало его им самим.
– Михей, – протянула, задыхаясь, госпожа. – Михей.
Её тонкий голос вернул его к настоящему. Он уставился в её синие глаза, разглядывая страх. Он упивался им. Нет… Это был не он, а вырколак. Именно он хотел разодрать госпожу на куски, заставить мучиться, как мучился Михей, когда вырывал глаз Киры и отрезал руки отца. Расцарапать её белоснежную кожу и смотреть, как она истекает кровью. А пухлые губы госпожи умоляли бы остановиться, срываясь на крики боли и стоны.
Нет! Это не он. Михей не может быть настолько жестоким.
Вырколак упал на госпожу и уткнулся мордой в её шею. Михей и вырколак обессилено лежали на ней, словно моля о прощении. Мягкие руки стали гладить жёсткую шерсть по голове, чесали за ухом, а всё, что могли Михей и вырколак, это отчаянно поскуливать.
– Тише, Михей. Всё хорошо, – приговаривала госпожа, продолжая ласкать вырколака.
Тело расслабилось, размякло. Михей успокоился.
Но это длилось лишь мгновение.
Лидерец отбросил вырколака в сторону. Тело врезалось в забор и сломало его. Вырколак вскочил на лапы, ощерился. Всё внутри клокотало от злости, рвущейся наружу. Ничего уже не было преградой для неё.
– Стой, Михей! – прокричал Марчел, возникая перед ним.
Вырколак повернулся на крик. Марчел был безоружен, поднял руки и медленно приближался.
– Тебе нужно успокоиться и прекратить. Сколько ещё людей должно пострадать? – Голос его звучал вкрадчиво и уверенно, и за ним скрывалась сила.
Вырколак уставился на него.
– Эрнст, используй форту!
– Вы уже попробовали – это только раззадорило его.
– Приструни эту шавку, Марчел! – закричала госпожа, поднимаясь на ноги.
Её возгласа хватило, чтобы вырколак как обезумевший побежал на гвардейцев, стоявших поодаль. Она в ужасе стали разбегаться. В два прыжка вырколак оказался перед ними, отрезая путь отступления. Пасть клацнула, впиваясь в ногу ближайшего гвардейца. Он закричал, а вырколак, явно играя, стал раскачивать им из стороны в сторону, сбивая остальных. Вырколак забавлялся. Он не хотел убивать, лишь показать свою силу, но почему бы не напасть на тех, кто сильнее? Кто мог бы противостоять? Михей отбросил эту мысль – ему не понять, что в голове у вырколака.
«Это же ты! Как не поймёшь?» – вздохнула ларва и появилась перед взором. Она была похожа на Киру: те же рыжие волосы, пронзительные зелёные глаза, глядящие прямо в душу. На ней была лёгкая белая сорочка, которая с трудом прикрывала красивое тело. Кира, но та, что собирала с ним мандрагору. Слишком чувственная, откровенная. Лукавые зелёные глаза искрились каким-то потусторонним весельем. Чем дольше он смотрел, тем больше понимал, что за приятной картинкой скрывается что-то древнее и пугающее.
«Останови это, Михей, – сквозь смех прошептала она. – Или отдайся полностью, не жалея ни о чём. Это не так сложно, как ты думаешь». – «Это не я». – «Ты! Признай уже».
Крики, ругань, рычание – всё смешалось. Картина перед Михеем мерцала, быстро сменяясь. Одна жертва. Другая. А вырколак не останавливался, только всё больше распалялся, желая погрузить весь плац в хаос. Серая густая жидкость врывалась в желтоватую картину, чтобы утопить в себе всё.
Вырколак ранил, но не убивал. Просто продолжал упиваться властью, что давала его сила.
Что-то острое воткнулось в бок. Вырколак ощерился, бросая жертву, и увидел перед собой Марчела. Он где-то взял длинное копьё, которым проткнул его тушу. В стальном взгляде Марчела Михей видел решимость. Он был готов на всё, чтобы остановить его. Обида больно заколола под ложечкой. Как мог Марчел предать его? Разве они не были друзьями? Михей усмехнулся.
– Я не хочу навредить тебе, – медленно сказал Марчел, убирая копьё. – Успокойся, Михей.
Было бы это так легко, как все думали. Успокойся. Как ему успокоиться, если его сердце постоянно кровоточит? Он никогда не успокоится.
Михей не заметил, как к нему подошла Кира – это точно была она, а не ларва. Кира смотрела на него одним глазом, второй скрывала повязка, а платье было серым из плотной мешковатой ткани, во взгляде читалось беспокойство, а не порочное влечение. Она без страха приближалась к вырколаку.
– Это опасно, – сказал Марчел, когда Кира остановилась на расстоянии протянутой руки.
– Я справлюсь, – тихо сказала Кира. – Он не убьёт меня.
Почему-то Михея позабавила такая непоколебимая уверенность. Она не понимает, что он может одним движением сбить её и прижать к земле, чтобы потом обнюхивать и ласкать тело, как ему угодно, прикасаясь туда, куда она бы не посмела.
«Так всё-таки это ты прижал бы её к земле, а не вырколак? – Ларва выросла рядом с Кирой, которая теперь двоилась, вызывая в душе Михея смутное беспокойство. – Теперь признаёшь – это всё твоих рук дело?»
Он никогда не согласится с ней. Ларва фыркнула и принялась осматривать Киру с жестоким интересом, словно та могла быть её соперницей.
Михей тут же отринул эту мысль, признав, что она смехотворна. Разве ларва могла ревновать к Кире? Это чересчур глупо.
Кира встала напротив и протянула руку. Вырколак предупредительно зарычал и зашаркал лапами.
– Тише. Тише, дурак, – сказала она, дотрагиваясь до шерсти. – Ну, какой же ты дурак.
Михею не понравилось, как она вновь назвала его дураком. Какой он дурак, если наконец-то стал волчьим отроком? Это она дурочка, что подошла к нему. Вырколак оскалился, Кира отшатнулась и упала на спину. В её глазу заблестел страх, неподдельный, животный. Вырколак медленно приближался к ней, она отползала. Михей хотел слышать её мольбу, но она молчала, а страх, который промелькнул, быстро испарился, сменившись уверенностью, бесстрашием. Глупостью. Глупая девчонка. Он преподаст ей урок.
«Как смело, Михей, – протянула ларва. – Не боишься, что она не захочет смотреть тебе в глаз?» Михей опешил, вырколак остановился, уставившись на Киру, беззащитную, но смелую. Что вообще с ним происходит? Что он творит? Вот так вырколак берёт над ним верх?
«Вырколак – твоя часть. Не отрицай её», – прошептала ларва, усевшись рядом с ним.
Это не могло быть правдой. Чудовище захватывало его, поглощало. Он должен противиться ему.
«Просто прими его. Станьте едиными. Тебе будет проще». – «Нет. Никогда». – «Тогда ты будешь страдать, пока он не поглотит тебя».
Ларва схватила морду вырколака обеими руками, зажала в ладонях и поцеловала в нос. Вспышка боли ослепила Михея. Она пробежалась по всему телу. Ощущение было новым, но таким же болезненным, как превращение в вырколака. Перед глазами всё закрутилось и потемнело. Мир стал приобретать краски; цвета ярко горели; появилась чёткость. Мир сиял, и это сводило с ума. Виски сжала острая головная боль. Вырколак и Михей распластались на земле, а после скрючились. Тело вновь менялось, и это приносило боль.
Он стал собой. Свернувшись калачиком, Михей лежал посреди тренировочного плаца. Ветер обдувал его кожу, словно кусал. Михей сжимался, чтобы согреться, а из глаза текли слёзы. Тело пробивала ломота. Голова кружилась.
На него упал плащ. Михей поднял голову и увидел Влада, стоящего над ним с протянутой рукой.
– Прикройся, – спокойно сказал он. В его голосе была отеческая теплота. – Ты молодец.
– Кира! Марчел! С ними всё в порядке? – глухо спросил Михей, не своим голосом, низким и хриплым, словно он не говорил долгие годы. Он попытался подняться на руках, но упал, распластавшись перед Владом.
– Отделались лёгким испугом. – Влад махнул рукой. – Сильнее пострадали гвардейцы.
– Я не хотел. – Михей уткнулся взглядом в землю. – Это вырколак.
«Лжец!»
– Ничего. Ты научишься им управлять.
– Я доказал? – Михей уставился на Влада. Наверное, в этот момент он походил на жалкого щенка, который хотел, чтобы его погладил хозяин.
– Доказал. – Влад улыбнулся. – Точно доказал.
Михей криво улыбнулся в ответ, принял руку и поднялся, кутаясь в плащ. Его взгляд пересёкся со взглядом госпожи, которая единственная осталась на плацу. Она внимательно наблюдала за ним, и Михей не мог понять, что у неё на уме. Даже тень лидерца пропала, словно его способность испарилась. Её чёрные волосы развевались на ветру, а верхняя губа была разбита – капли крови на белоснежной коже зачаровывали, напоминая о желании уничтожить её. С обращением оно не прошло, лишь притаилось. И это пугало намного больше, чем пустой взгляд госпожи. Намного больше. Его чувства больше не принадлежали ему.
Глава 2.
Больше никто не посмел сомневаться, что Михей и есть волчий отрок. История о произошедшем на тренировочном плацу разлетелась по Верчице со скоростью воронов и обросла подробностями, которые не имели ничего общего с правдой. В рассказах вырколак стоял на двух лапах, возвышаясь над всеми словно гора. Он разорвал гвардейцев пополам, а после сожрал кишки. Усмирить его смогла только молитва, когда и госпожа, и жуд Влад, и герцог упали на колени перед ним. Откуда сплетникам пришёл последний образ, Михей не мог понять, настолько нелепым тот был. Но любые попытки пресечь эти слухи заставляли их расползаться с ещё более причудливыми подробностями. Обитатели Верчице боялись его, как и он сам.
Следующие несколько недель прошли в попытках приноровиться управлять вырколаком. С каждым обращением Михею легче давался призыв, хоть и наполнен он был болью. Каждый раз единственным его желанием, пока он превращался в вырколака, было умереть. Про себя он молил Босору о смерти, но богиня была глуха к его просьбам. Возвращение же в своё тело давалось с трудом и причиняло неимоверный ущерб: если вырколак не убивал хоть кого-то, то он громил всё вокруг. После нескольких неудачных попыток занятия под присмотром Марчела, Жужанны и Киры перенесли за замковые стены. Ни госпожа, ни Влад не участвовали в тренировках. Им было достаточно, что он каждый раз возвращался. Истощённый, измученный и удручённый.
– Может, сегодня пропустим истязание? – спросил Михей, прикрываясь ладонью от солнца.
Яркие лучи ослепляли. Лето было в самом разгаре, и природа дарила доселе невиданный зной, который только раздражал.
– Вечером же праздник, – продолжил он, – не хотелось бы опять остаться без сил. – Михей пожал плечами, немного заискивающе, надеясь, что это подействует на Жужанну.
– Как можно праздновать начало военной кампании, – вмешалась Кира, вскинув руки. – Ведь они ведут людей на смерть!
– Они идут освобождать Седмиградье, – сказал Марчел. – А это вселит боевой дух в войска.
– Каким образом? – спросила Кира. – Пить-то будут дворяне…
– Госпожа отправила войскам десять бочек вина, – лениво протянула Жужанна.
В её руках Михей заметил венок из одуванчиков, который она успела сплести, когда они пришли на поляну. Повертев венок в руках и убедившись, что он готов, она водрузила его на голову и улыбнулась, подставляя лицо солнцу. Она явно наслаждалась, Михей заметил веснушки, выступившие на носу. Они придавали ей игривый и беззаботный вид, словно ей и было семнадцать лет.
– Так пропустим? – Михей уставился на Жужанну. Она усмехнулась и поднялась на ноги.
– Нет, конечно. Завтра начнётся поход, а ты толком не умеешь управляться с вырколаком. – Она подошла к нему и ткнула указательным пальцем в его грудь. – Ты же в первом бою станешь опасностью для войск.
– Но я в этом не виноват. Он сильнее меня. – Михей отвернулся, не в силах выдержать прямого взгляда Жужанны.
«Бедный несчастный Михей, – сказала ларва сквозь смех, – не может совладать с вырколаком!»
Михей не обратил на неё внимания. Ларва после их ссоры продолжала издеваться над ним, отпуская едкие замечания. Она так и настаивала, что он управляет вырколаком, что тот его часть, но это не могло быть правдой. Михей в это не верил и не хотел признавать.
«Жужанна права. Первая битва обернётся катастрофой».
Будто он сам этого не понимал! Что он вообще мог сделать, если в шкуре вырколака только наблюдал за бесчинствами, что тот творил? Ларва и вырколак оказались его мучителями, на которых он не мог найти управу.
– Тем не менее, – протянула Жужанна тоном, который не требовал возражений, – мы должны попробовать снова. Напоследок.
– А если я обезумею и покалечу кого-то из вас?
– Обработаем раны и попробуем снова, – холодно сказала Жужанна. Очарование испарилось. – Позавчера ты цапнул Марчела, но с ним всё в порядке. Правда, Марчел?
– Да, хозяйка, – сказал он, мрачно кивнув. – Он слегка куснул руку, рана заживает.
То, что Марчел называл слегка, для Михея было серьёзной раной. Вырколак прокусил левое предплечье, оставив чёткий след зубов. Конечно, тело Марчела было испещрено ранами, которые он получил на службе или от госпожи, но это не означало, что его можно калечить.
Михей усмехнулся, не сводя взгляда с Жужанны. Сейчас она стала недосягаемой, холодной, словно её не волновала рана Марчела. Но когда он её получил… Михей прекрасно помнил испуг, что охватил её, а после она накинулась на него, окропляя каким-то раствором.
– Тем более, Михей, мы с Кирой изменили формулу снадобья, – продолжила она.
– Добавили больше мандрагоры и дурмана, – вмешалась Кира. – И я попытаюсь запихнуть тебе его в пасть.
– Как ты это сделаешь? Это же опасно! – воскликнул Михей, уставившись на Киру.
– От свежего мяса вырколак точно не откажется. – Она усмехнулась. – Мы подготовились…
– Марчел тоже пытался накормить вырколака мясом в прошлый раз, но ничего не вышло…
– Потому что снадобье было недостаточно сильным, – прервала его Жужанна, скрещивая руки на груди. – Мы рассчитывали дозу по тебе, а надо по вырколаку. Ты стал сильнее…
– Было бы чему радоваться.
Жужанна хмыкнула, приблизилась к нему вплотную и, приподнявшись на носках, прошептала:
– Но этого ты хотел, волчий отрок. – Жужанна развернулась и подошла к Марчелу. – Думаю, мы можем начинать.
Её слова, что он этого хотел, продолжали обжигать. Проникали в самый сокровенный уголок и оставляли там глубокие царапины, которые с годами не заживут. Никогда не заживут. Разве этого он хотел? Теперь он точно мог сказать, что тогда, когда мечтал о волчьей участи, он не понимал, что это такое. А теперь, наконец поняв, он мечтал отказаться.
«Не нагнетай», – вмешалась ларва, возникнув рядом с Кирой. Она была в белом льняном платье, которое легко развевалось на ветру. Ларва придерживала рыжие пряди и улыбалась ему, совершенно непохожая на настоящую Киру, которая в последнее время только и делала, что хмурилась. От этого на её лбу залегли тонкие бороздки морщин. Ларва же была идеальной, живым воплощением фантазий Михея.
«Именно, – отвечая его мыслям, отозвалась ларва и звонко засмеялась. – Я намного лучше Киры». – «Ты существуешь только в моей голове». – «Ну да, единственное достоинство Киры, что к ней можно прикоснуться, – проворчала ларва. – Но и тут ты не прав. Хочешь – докажу?»
Ларва бросила на него взгляд, в котором горело вожделение. Михей смутился, опустил глаз. Щёки загорелись.
– С тобой всё в порядке? – спросила Жужанна. – Ты покраснел. – Она повернулась, посмотрела внимательно на Киру и нахмурилась. – Что не так, Михей?
– Всё в порядке, – глухо сказал он, наблюдая, как ларва медленно проводила рукой по шее и спускалась к ключицам. – В порядке.
– Уверен? – Жужанна сжала губы и чуть скривила их, выражая негодование.
Михей бросил быстрый взгляд на Киру, та закатила глаза и крепко скрестила руки на груди, отгораживаясь от них. Снова. Михей не понимал, она вроде бы была близко, а вроде слишком далеко.
«Зато я близко», – прошептала на ухо ларва.
Михей резко дёрнулся от неожиданности. Жужанна тут же оказалась рядом с ним, схватила за руку, а другую приложила ко лбу.
– Не похоже, что это горячка, – обеспокоенно сказала она. – Где-то болит?
– Нет. – Михей покачал головой.
Кира медленно подошла к ним. Окинув Михея с ног до головы, она фыркнула и вздёрнула нос.
– В порядке всё с ним. Просто перевозбудился, – спокойно сказала она, заставив Михея ещё больше покраснеть. – Неужели тебе так, – она выделила слово, наполняя его двойным смыслом, – нравится превращение? Оно разве не причиняет боль?
Михей покачал головой, глотая ответ. Признаться, что в превращении было что-то приятное, он не мог. Он сам в это не мог поверить. Разве такое возможно? Как ему может нравиться это?
«Тебе нравится не превращение, – вмешалась ларва, – а то, что творит вырколак потом. Ведь это же как будто не ты».
Михей хмыкнул.
– Начнём, – сказал он, показывая ларве, что не поддастся её подстрекательству.
Михей закрыл глаз, крепко сжал руку в кулак и вздохнул, собираясь с мыслями. «Люпус!» – смело воззвал он к вырколаку. Холод объял сердце, а позади раздались шаги вырколака. Всё повторилось, как и множество окаянных раз до этого. Вырколак разорвал тело, выпотрошил душу и заставил просто наблюдать за этим. Мир потускнел, спрятавшись в жёлто-серых тонах, но раскрылся в безумии всевозможных запахов, словно убогое зрение уравнивалось обострённым обонянием.
Вырколак распахнул глаза и принюхался: в нос ударили запахи Марчела, Киры и Жужанны. Михей уже мог отлично их различать: от Жужанны пахло пряными травами, от Киры – молоком, от Марчела – кровью, словно его раны никогда не затягивались и постоянно кровоточили. За запахами спутников скрывались запахи трав, припрятанного мяса. Где-то в чаще притаились кролики и мелкие грызуны, которых так любил ловить вырколак. Вдали каркнул ворон.
– Какой-то он сегодня вялый, – заметила Кира, с опаской глядя на вырколака. – Почему он просто смотрит на нас?
– А ты хотела, чтобы нёсся, как будто его укусила окаянная? – отозвалась Жужанна.
– Это странно. Вот так сидеть и смотреть.
«Да, очень странно, – протянула ларва. – Интересно, если бы она поняла, что вырколак следит за ней, ей стало бы ещё страннее?»
Слова потонули в смехе. Вырколак лёг на землю, вытянул лапы вперёд и положил на них голову. Взгляд продолжал следить за Кирой. Неужели вырколаку она была интересна? Он хотел ей навредить?
«Ой, дурак ты, Михей! Ой, дурак, – протянула ларва. – Ты сейчас, правда, не понимаешь? Или притворяешься?» – «О чём ты? Объясни, если всё так хорошо понимаешь!» – «Вырколак чувствует то, что чувствуешь ты. Делает то, что хочешь ты. Вы едины. Если продолжишь врать себе – сделаешь только хуже». – «Ну да, конечно. Ты же так заботишься о моём благополучии». – «Именно».
Внутри Михея всё закипало. Беспокойство, захватившее вырколака, передавалось ему. Конечно, где-то в чаще томились кролики, ожидая, что их поймают. Невозможно было противиться им.
«Серьёзно? Кролики?»
Смех ларвы стал злым, ядовитым.
Михей предпочёл не обращать на неё внимания.
– И что ты предлагаешь делать? – спросила Жужанна, в её голосе проступала враждебность, которой Михей доселе не слышал. – Подразнить его? Заставить нападать? Подстрекать?
– Нет. Это было бы глупо. – Кира опустила взгляд.
– А ты не делаешь глупости? – Жужанна усмехнулась.
– На что ты намекаешь, Жужанна? – Кира подбоченилась. – Хочешь что-то сказать?
– Ничего. Это тоже Владу передашь?
– Вот как. – Кира засмеялась, злобно, едко, как ларва, когда спорила с Михеем. – И зачем мне рассказывать что-то господину Владу?
– Теперь он ещё и господин.
– Конечно, Жужанна. Он господин. Если ты не заметила, то в Залесье всё сильно изменилось.
Михей подслушивал их разговор с жадностью, затаив дыхание. Вырколак был спокоен, даже слишком, словно его тоже волновало то, о чём спорили босоркани. На эту мысль ларва ехидно фыркнула, но промолчала.
– Что он обещал тебе?
– О чём ты? – Кира пожала плечами.
– Вряд ли он просто приставил тебя к Михею. Влад никого, кроме тебя, – Жужанна выделила голосом слова, – не пускает к нему.
– Он оберегает сына, а я единственная, кого Михей хотел бы видеть рядом с собой. – Она скрестила руки на груди и опустила голову набок. – Разве это моя вина, что Михей привязался ко мне?
– То есть это просто искренняя помощь? Ты, правда, готова заботиться о нём, прислуживать, после всего, что он сделал с тобой?
– Да. С собой же он поступил ещё хуже.
– Он желал волчью участь, стремился к ней…
– Его обманули, как и тебя. – Кира вздохнула. – Вы с ним похожи…
– Это смешно. – Жужанна отвернулась от неё и посмотрела в чащу.
Вырколак проследил за её взглядом, но ничего не увидел: не было никакого движения, чтобы он мог рассмотреть, только неясное пятно из деревьев. Зелень отливала желтизной, которая отравляла летний вид.
– Смешно или нет, но это правда. – Кира хмыкнула. – Тебе интересно, почему господин Влад приставил меня к Михею?
Жужанна развернулась к ней и внимательно уставилась, говоря всем видом, что ждёт ответа. Марчел тяжело вздохнул и покачал головой. Он единственный, кто продолжал следить за вырколаком.
– Михей мне доверяет, – сказала Кира. – Уверена, даже вырколак ничего мне не сделает.
– Это твоя догадка? – Жужанна подошла к ней и посмотрела в глаз. – Или Влад подсказал?
Слова прозвучали как хлёсткая пощёчина. Кира скривилась, её это точно ранило. Она прикусила губу, повернулась к вырколаку и решительно пошла к нему.
Сердце Михея бешено заколотилось. В пасти стало сухо. Вырколак поднял голову и внимательно наблюдал, как Кира стремительно приближалась к нему. Рыжие волосы потускнели и отдавали серостью, но зелёный глаз отливал тёплой желтизной, за которой Михей видел нежность. Ему хотелось в это верить. Запах Киры затмевал всё, стал единственным, что они с вырколаком ощущали. Михей наслаждался им: от волос пахло еловыми ветками, а от кожи – топлёным молоком. Даже противные ароматы дурмана и мандрагоры не раздражали, а лишь подчёркивали сладость и пряность основных. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки и села на колени. Кира аккуратно расправила подол серого платья и посмотрела на вырколака. Она не боялась. Совсем не боялась. Её взгляд, уверенный, сильный, заставил поверить Михея, что они не причинят ей вреда. Она придвинулась, протянула руку. Вырколак внимательно наблюдал, но никак не выказывал недовольства. Кира поднесла руку к его носу, вырколак понюхал её, уткнулся в ладонь. Она погладила его, провела рукой выше к голове. Жужанна внимательно наблюдала с приоткрытыми губами. Если кто-то в этой странной сцене и боялся, так это была она. Только она.
Кира ещё придвинулась, принялась гладить вырколака за ушами почёсывая. Её прикосновения были тёплыми, мягкими и очень приятными. Михею казалось, что он тонет в этой ласке. Вырколак, прищурившись, положил морду ей на колени, словно, кроме этих прикосновений, для него ничего не существовало.
– Думаю, Кира права, – прошептал Марчел, но Михей смог различить его голос. – Но зачем было доводить до этого, хозяйка?
В «хозяйка» Марчел вложил слишком много волнения и тревоги, которые не скрылись от Михея. Жужанна подняла на него взгляд холодных глаз и сказала:
– Считаешь, что это было жестоко?
– Это не похоже на вас. Я беспокоюсь…
– Я уже говорила, что знаю, что делаю. – Жужанна выдавила улыбку, но она явно не подействовала на Марчела. – Мне надоело быть послушной игрушкой.
– Вы не игрушка, хозяйка. – Марчел протянул к ней руку, хотел положить на плечо, но не стал. – Но не думаете, что это похоже на смену кукловода? Разве это разумно…
– Если это поможет мне, то плевать.
Марчел хотел что-то добавить, но не успел, его прервала Кира:
– Я же говорила, что он мне не навредит. – Её лицо озарила улыбка, которую Михей давно не видел. Он понял, что истосковался по ней.
Кира продолжала гладить вырколака, который спокойно принимал её ласку. Михей не понимал, как такое возможно. Почему вырколак не хочет разодрать Киру на части?
Жужанна воспользовалась сметением Марчела и подошла к Кире. Вырколак тут же навострил уши, поднял морду и уставился на неё.
– Интересно, – пробормотала Жужанна. – Видимо, он только тебе и доверяет. – Жужанна усмехнулась. – Но связаны ли предпочтения вырколака с симпатиями Михея?
Лицо Киры тут же изменилось, слова Жужанны ударили, словно смачная пощёчина. Рука Киры остановилась, пальцы крепко сжали шерсть до боли. Но, к удивлению Михея, вырколак даже не шелохнулся, он внимательно продолжал наблюдать за Жужанной, которая не сводила с него взгляда – её голубые глаза были такими же яркими, как у госпожи. Она сделала шаг к вырколаку, тот встал и вышел навстречу, прикрывая собой Киру. Жужанна хмыкнула, протянула руку – вырколак оскалился и зарычал.
– Видимо, чувства Михея и правда много значат, – заключила Жужанна, убирая руку. – Тогда это может стать слабостью вырколака. – Она нахмурилась. – Да и госпоже лучше не знать, что ты, Кира, приручила вырколака.
– Почему же? – Кира вздёрнула нос. – Пусть знает, у кого сила.
– Она её обратит против тебя. – Жужанна хмыкнула, поправляя светлую прядь волос. – Это опасно.
– Не опаснее всего остального. – Кира прищурилась, глядя на Жужанну. – На сегодня мы закончили?
– Я бы хотела попробовать кое-что.
Жужанна присела на траву и достала связку полыни. Кира недоумённо посмотрел на неё.
– Что это?
– Защитные благовония. Ты же босоркани, Кира, должна знать. – Жужанна подожгла пучок. Пряный горьковатый запах ударил в нос. Вырколак недовольно чихнул.
– Я вижу, что это полынь. Но зачем она тебе? От кого ты защищаешься?
– От вырколака, – протянула Жужанна. – Я хочу посмотреть, как он отреагирует, если к нему применить форту.
– Хозяйка, не делайте этого.
Жужанна обернулась к Марчелу, который в два больших шага оказался перед ней.
– Мы же видели на плацу, – продолжил Марчел, – как госпожа пыталась остановить вырколака с помощью форты. – Он положил руку на эфес. – Ничего из этого не вышло.
– Она пыталась подчинить его, а я просто посмотрю, как он реагирует на форту. Будет ли он её есть или… Не знаю… Как-нибудь взаимодействовать с ней. – Она была совершенно не уверена, но пыталась натянуть маску решимости.
– И чью форту ты будешь использовать? – спросила Кира. В голосе исчезли игривость и весёлость, с которыми она гордилась, что приручила вырколака.
– Свою.
– Не первосток?
– Вряд ли его привлёк бы первосток. Он всё же хищник. – Жужанна отрешённо улыбнулась. – Не делайте резких движений.
Кира фыркнула, но ничего больше не добавила. Марчел посмотрел вверх, словно искал утешения в небе. Михей слышал, как у того быстрее забилось сердце, хоть лицо ничего и не выражало. Вырколак следил за Жужанной: она откуда-то извлекла нож, которым тут же порезала ладонь. В нос ударил запах крови, манящий, сладкий. Такой притягательный, что вырколак пошёл на него.
– Что вы делаете, хозяйка? – спросил Марчел, доставая меч из ножен.
– Приманиваю его.
– И что потом? – спросила Кира. – Позволишь ему откусить руку?
– Нет, конечно. – Жужанна хмыкнула.
Выколак приближался к ней. Михей почувствовал, как от предвкушения внутри всё сжалось. Что приготовила ему Жужанна? Если она разочарует их, то они просто перегрызут ей глотку.
Над окровавленной ладонью Жужанны заклубилась серая пелена, крохотная, напоминающая вихрь, который с каждым мгновением разрастался. Вихрь мерцал и темнел. Трепыхался в руках Жужанны, словно был живой. Теперь только он и привлекал вырколака, который шёл прямо на него.
Вырколак остановился и принюхался к вихрю, но, кроме запаха крови, ничего не ощутил. Вихрь увеличился в размере и достиг носа вырколака. Тот клацнул зубами, стараясь поймать его, чтобы разодрать, но не мог. Вихрь не имел плоти, ему невозможно было навредить. Вырколак начал злиться: зарычал, ощерился и не сводил взгляда с Жужанны, которая, казалось, совершенно не боялась. Это бесило. Безумно. Михей не понимал, чего она добивается. Что это за игрища такие?
«Она хочет подчинить себе вырколака», – сказала ларва, возникнув перед ним.
Ларва деловито осматривала вихрь, протянула к нему руки и даже, как Михею показалось, коснулась его.
«Разве это возможно, – промямлил Михей. – Как она может это сделать?» – «Действительно. Как?»
Ларва нахмурилась. Её явно смущали и вихрь, и Жужанна. В какой-то момент Михею показалось, что он чувствует неприязнь, которую ларва испытывает к Жужанне. Ларва встала у неё за спиной, положила руки на плечи и сильно надавила. Жужанна поморщилась.
– Что-то не так, – сказала она. – Он сопротивляется.
– Но он не трогает тебя, – сказала Кира, вскочив на ноги. – Он просто стоит рядом.
– Но я что-то чувствую… – Жужанна закричала от боли и прижалась к земле.
Михей заметил, с каким кровожадным удовольствием ларва мучила Жужанну, таскала за волосы. Она уселась ей на спину, не давая разогнуться, и провела когтями по оголённой шее, оставляя яркие отметины. Через мгновения по ним засочилась кровь.
«Зачем ты это делаешь? – выпалил Михей, совершенно не понимая, как остановить ларву. – Перестань!» – «Она хотела навредить нам, поэтому должна поплатиться за это». – «Но она же ничего не сделала!» – «Это пока. – Ларва оскалилась, что придало ей звериный вид. – Она учится использовать форту». – «Это невозможно. Босоркани не подчиняет себе форту!» – «Видимо, она плохая босоркани».
Ларва вцепилась в шею Жужанны и принялась душить. Марчел попытался схватить её и поднять, но не мог, ларва не давала прикоснуться. Михей различил купол, который окутал ларву и Жужанну. Кира и Марчел толпились, не понимая, как помочь. Их движения были дёргаными, бесполезными. Что они могли сделать, если не видели того, кто причиняет Жужанне боль? Вихрь угасал.
Раздался смех.
Жужанна перестала бороться, лишь скулила от боли, не в силах совладать с ларвой.
«Это даже скучно, – протянула ларва. – Что мы с ней сделаем?»
Она развязно улыбалась и пялилась на Михея, ожидая, что он ей скажет. Но разве он имеет право решать, что делать с Жужанной.
«Ты же хочешь заставить её страдать? Я не права?» – «Нет. Отпусти. Молю». – «Ты уверен, что хочешь этого?»
Он не был уверен, но соврал.
Ларва ещё раз усмехнулась и исчезла.
Жужанна резко выдохнула и стала хватать ртом воздух. Марчел тут же оказался рядом с ней на коленях. Его взгляд был растерян, он не знал, как подступиться к ней и что ему позволительно сделать.
Михей засмеялся, зло, едко, в полный голос.
– Что это? – вскочив на ноги, спросила Кира. Она прижала руки к груди. – Вы слышали смех?
– Да, – отозвался Марчел. Он помогал Жужанне встать – после того, разумеется, как она разрешила к себе прикоснуться.
«На сегодня тебе достаточно. И я даже сжалюсь над тобой», – прошептала на ухо ларва, неизвестно как возникшая рядом, и щёлкнула вырколака по носу.
Всё потонуло во тьме.
Ларва сжалилась над Михеем, поэтому он не помнил, как превратился в человека. Он вообще мало что помнил. Видимо, Марчел дотащил его до спальни и оставил на постели, у которой сидела Кира, играя послушную сиделку. Михей припоминал обрывки разговоров, что услышал на поляне, но суть их ускользала от него. Кира и Жужанна явно повздорили, но в чём была причина, он мог только догадываться.
Праздник проходил в большом зале Верчице и сильно напоминал тот, когда госпожа объявила Михея волчьим отроком, а после он отрубил руки отцу. Михей сделал большой глоток из бокала. Вино было сладким и пилось легко. Он не заметил, как приговорил уже третий бокал, и всё ещё даже не захмелел. Михей так хотел, чтобы разум затуманился, затянулся поволокой, дарующей негу, но облегчение так и не наступало. Каждый глоток усиливал тревогу, давно поселившуюся в сердце, и заставлял острее ощущать собственное одиночество. Теперь Михей точно мог сказать, что он ненавидел пустые напыщенные торжества, наполненные притворством и мнимым весельем. Проходя сквозь зал и осматриваясь по сторонам, он замечал, как люди мало показывают свои истинные чувства, натягивая маски. Всё вокруг было обманом, и именно это ранило сильнее всего.
– Вот ты где! – позади раздался голос Киры.
Михей обернулся на него и оцепенел. Кира была совершенно не похожа на себя: непослушные рыжие волосы были собраны в высокую причёску, украшенную белыми цветами, повязка на глаз была расшита зелёным бисером, что подчёркивал цвет её единственного глаза, губы алели, а кожа отдавала благородной белизной. Тёмно-изумрудное бархатное платье изящно обхватывало тонкий стан.
– Михей, – Кира махнула рукой перед его лицом, – ты меня слышишь?
– Что? – мотнув головой, быстро ответил он. – Ты что-то сказала?
Кира фыркнула и закатила глаз.
– Твои манеры ужасны, – протянула она, усмехаясь.
Взгляд Михея зацепился за рыжую прядь, выбившуюся из причёски. Она раздражала, портила идеальную картину. Михей резко потянул руку и убрал её за ухо. Он посмотрел на Киру, улыбаясь, но она лишь сильнее побледнела.
– Что ты делаешь? – Кира сглотнула, отступая на шаг.
– У тебя прядь выбилась, – сказал Михей, извиняясь. – Я хотел помочь.
– На глазах всего Верчице. – Кира вскинула руки. – Лучше бы просто сказал…
– Почему это тебя так смущает? – Михей не сводил с неё взгляда. – Вряд ли на нас вообще кто-то смотрит…
– Ты же волчий отрок, сын жуда Влада и наследник Залесья. Конечно, на тебя смотрят. – Сквозь плотный слой белил проступил яркий румянец, который освежил лицо Киры, вернув ему привычную живость.
– Не думаю…
– Дурак ты… – Кира осеклась, уставившись за спину Михею.
Он быстро развернулся и увидел, как к ним приближался Влад. Каштановые волосы были убраны назад и строго прилизаны. Его наряд отдавал военным походом: камзол, застёгнутый на все пуговицы под горло, тёмные штаны, заправленные в высокие сапоги. Дай ему саблю – и он готов возглавить отряд солдат, бегущих на смерть. Хотя скорее просто отправить этот отряд на смерть. К чему Владу вообще марать руки в чужой крови?
Влад остановился напротив них и улыбнулся – горькая улыбка расплылась по его лицу, добавляя самодовольства. Он явно был в восторге от себя и от происходящего.
– Как твои тренировки, Михей? – спросил он так, словно ему и правда был интересен ответ. – Ты смог обуздать вырколака?
– Я научился его призывать, – осторожно ответил Михей, подбирая слова.
Влад перевёл взгляд на Киру и задержался на повязке на глазу. Влада явно забавляло, что Кира потеряла глаз из-за Михея. Михей заметил, как Кира сильно закусила губы. Чтобы это могло значить? Усмехнувшись, Влад вновь обратился к Михею.
– Ну, значит, увидим всё на поле боя. – Карие глаза светились презрением, но голос звучал мягко, по-отечески нежно. Или всё это просто казалось Михею? Мог ли он вообще доверять своему восприятию? – А сегодня, Михей, отдохни и повеселись. Кампания будет долгой.
– А я думал, мы перейдём стремительно горы, и все жудецы склонятся перед нами.
В словах прозвучала слишком большая издёвка, которая заставила Влада нахмуриться и измениться в лице. Оно сквозило не просто пренебрежением, а неприкрытым отвращением, в котором чётко угадывалась ненависть. Значит, он добр к нему, пока Михей играет свою роль, не отходя от текста пьесы. Что же, стоит придерживаться его.
– С нами же будет лидерец госпожи и вырколак, вряд ли захват Седмиградья затянется. – Михей пожал плечами, выставляя себя недалёким дурачком. Всё лучше, чем наблюдать, как Влад тихо ненавидит.
– Когда Девлет вмешается, – спокойно протянул Влад, чувства, пронёсшиеся на его лице, отступили, – то всё станет намного труднее. Ты же видел орден Талта в действии?
Михей кивнул. Забыть, как они смогли приструнить госпожу, он не мог.
– Так талтоши ещё сильнее. – Он клацнул зубами. – И в определённой ситуации, – он позволил себе презрительную усмешку, – они могут навредить отроку.
– Я буду осторожен, – пылко сказал Михей, словно хотел вернуть расположение Влада. – Сделаю всё, что от меня потребуется ради Седмиградья.
– Хотел бы я в это верить.
Влад не смотрел на Михея, когда говорил это. Его взгляд блуждал по Кире. Он был оценивающий, цепкий, словно требовал какого-то ответа.
– Что-то не так? – спросил Михей, повернувшись к Кире.
Влад тут же обаятельно улыбнулся, словно его ничего не беспокоило.
– Наслаждайтесь праздником, – добавил он. – Мне нужно ещё пообщаться с госпожой. Тебе бы тоже выказать ей своё почтение.
Влад подмигнул ему и, развернувшись, направился в сторону помоста, где восседала скучающе госпожа. Она лениво отвечала приветствующим и явно была в мыслях где-то далеко. Возможно, её беспокоил скорый поход, а может быть что-то ещё. Чувствовала ли она, что Влад всё крепче стискивает силки на её шее? Или она не видела их? Влад подошёл к госпоже, поднялся на помост, поцеловал руку и встал рядом, словно был её верным спутником. Стоя рядом с ней, он блистал, купался в лучах внимания, направленных на него. Разговор вокруг госпожи стал оживлённым, люди жаждали поговорить с главнокомандующим залесским войском. Все взгляды были прикованы к нему, к солнцу Залесья. Он настолько сильно сиял, что ослеплял и погружал госпожу в свою тень.
Михей обернулся к Кире, та опустила голову и вздохнула.
– Что это было? – резко спросил он, уставившись на неё.
Всего на мгновение она опешила, но хитрая улыбка, которая тут же появилась на лице, дала понять, что секрет оставит при себе.
– Ты когда-нибудь танцевал на балу? – спросила она, подхватывая Михея под руку.
– Что?
– Танцы. Бал. Все эти движения туда-сюда, – затараторила Кира. Она пряталась от него за мнимым весельем. – Не хотел бы попробовать?
Ещё одна ослепительная улыбка, которая должна была растопить его сердце и увести от мыслей о связи Влада и Киры. У их немого разговора точно был итог, но какой, Кира ему не откроет.
– С одной полноценной рукой? – усмехнувшись, спросил он. – Как ты себе это представляешь? И не боишься, что без левых глаз мы будем путаться под ногами других пар.
– Почему же? – Кира подбоченилась. Её явно обрадовало, что он предпочёл не возвращаться к разговору о Владе. Она хваталась за смену темы, как утопающий хватается за ветки, несясь в бурном течении реки. – Ты волчий отрок, пусть расступаются.
Это прозвучало так самонадеянно и искренне, что Михей не удержался и засмеялся в голос. Конечно, Кира играла. Он прекрасно понимал, что она что-то скрывала, юлила и, может быть, обманывала. Но Михей так устал, что сегодня просто поддастся её очарованию.
– Но рука-то у меня одна, как я поведу?
– А в чём проблема? – Кира пожала плечами. – У тебя просто нет кисти. Расстроен, что не сможешь лапать меня? – Она подмигнула ему. Это было настолько развязно, что Михей покраснел. – Всё ещё видишь проблему?
– А она есть? – в тон ответил Михей и ухмыльнулся.
– Конечно. Но отсутствие опыта восполним стараниями. Пойдём? – Кира протянула ему руку, и он принял её, крепко сжимая.
От танца Михея очень быстро отвлекло, что среди расхаживающих чинно по залу – танцующими язык не поворачивался их назвать, да и можно ли вообще это считать танцами, – он увидел Жужанну и герцога Эрнста. Они, в отличие от остальных «танцующих», легко и плавно кружились, словно паря над залом. Они выглядели как пара из сказки про принца и принцессу: Жужанна в лёгком голубом струящемся платье, а герцог во всём белом. На её лице даже играла мягкая улыбка, к удивлению Михея, настоящая, искренняя. Она немного отклонила голову назад, выставляя на обозрение тонкую шею. На привычном сером платке босоркани блестела брошь с синим камнем в серебряной оправе, слишком красиво, слишком непривычно для Жужанны. Она как будто была сама не своя: притягательная, обольстительная и далёкая.
– Аккуратнее, Михей, – пробурчала Кира, возвращая его внимание к себе, – ты отдавил мне все ноги.
Михей потупил взор и вздохнул. Он слишком увлёкся слежкой за герцогом Эрнстом и Жужанной и потому потерял нить их несуразного танца. Они пытались повторять за парами, что расхаживали рядом, но все попытки Михея двигаться за герцогом Эрнстом и Жужанной заканчивались отдавленными ногами.
– Прости, – прошептал он и посмотрел на её лицо. Кира не злилась, немного хмурилась, но это тут же прошло, стоило ему вернуться к ней. – Почему Жужанна танцует с герцогом?
– Из-за приличий? – Она пожала плечами. Они делали очередной разворот, и Михей споткнулся, но хоть не налетел на Киру. – Всё-таки Жужанна – дочь марежуда.
– Но разве это на неё похоже? – настаивал Михей, надеясь, что Кира что-нибудь расскажет. – С каких пор она близка с герцогом?
– Откуда мне знать. – Ещё один разворот, но в этот раз Михей не споткнулся.
– Ты видела её платье?
– Что с ним не так?
– Оно лёгкое. Воздушное. Струящееся. Подчёркивает достоинства и скрывает недостатки…
– И что?
– Вряд ли это платье от госпожи. Вот я к чему.
– Его подарил герцог…
– Но почему? – Они вновь сменили направление. Теперь шаги давались Михею проще, когда он перестал размышлять, как двигать ногами. – Она вступила с ним в какой-то сговор?
– Если и так. С чего бы тебя так волновала Жужанна?
– А ты ревнуешь?
Теперь Кира споткнулась, Михей, воспользовавшись её замешательством, повёл в сторону герцога Эрнста и Жужанны. Пока он лавировал между парами, то ловил лёгкие шепотки восхищения, то взволнованные пересуды. Кто-то отмечал стать герцога, кто-то – привлекательность Жужанны, но всё сводилось к тому, насколько великолепно и царственно они смотрятся вместе. И именно в этот момент Михей увидел Марчела. Тот был мрачен, безумно мрачен. Таким Марчела Михей никогда не видел. Отрешённым. Да. Задумчивым. Тоже. Но не мрачным. Не горестным. Не угрюмым. Зелёные глаза потемнели и отдавали болезненной желтизной, в которой скрывалось безутешное горе. Могла ли это быть ревность? Вряд ли. За этим скрывалось что-то более глубокое, запретное. Что-то, что надломило его…
Кира резко прильнула к нему, уткнув голову в грудь. Михей отвлёкся и потерял из вида и Жужанну с герцогом, и Марчела. Очередная тайна, которая ускользнула от него.
– Ты в порядке? – спросил Михей Киру, пока та льнула к нему, а он пытался отвести их в тихое место.
– Тут слишком жарко, – промурлыкала она. – Выйдем на балкон?
Он кивнул, взял её крепко за руку и повёл к балкону. Они шли слишком быстро, поэтому ловили вопросительные взгляды, к которым примешивался обеспокоенный шёпот. Презирать его в открытую гости больше бы не посмели. Хоть какая-то польза от волчьей участи.
Оказавшись перед балконной дверью, скрытой за портьерами, Михей остановился. Кира замерла вместе с ним. Они прислушались. За дверью спорили. Это стало понятно, когда мужской голос – а это был Марчел – сорвался на крик. Михей вздрогнул и переглянулся с Кирой – ей тоже стало от этого неуютно. Им бы уйти, но они, вновь переглянувшись и молчаливо кивнув, как заправские заговорщики, проскользнули за шторы и приоткрыли дверь, чтобы их не смогли увидеть с балкона. Прильнув к узкой щели, Михей разглядел Жужанну и Марчела.
– Вы не понимаете, что он не делает ничего просто так! – голос Марчела звучал взволнованно. – Или думаете, что сможете обмануть его?
– А ты не думаешь, что это мои проблемы, Марчел? – Жужанна рассвирепела, кротость и мертвенность, что были присущи её голосу, пропали. – Что тебе не нравится?
– То, что вы подвергаете себя опасности. Это слишком опасно. Как я могу защитить вас, хозяйка, если вы бежите в лапы к хищнику.
– Тебя действительно это волнует?
– Я не понимаю. – Марчел успокоился, но голос стал настороженным.
– Конечно, ты не понимаешь. – Жужанна усмехнулась. – Тебе же нужно меня защищать. – Раздался стук каблуков о камень. Она явно сделала шаг. – Быть рядом со своей хозяйкой. – Ещё один шаг, звучавший как угроза. – Принимать наказания. – Ещё шаг. – Ограничивать. Следить за каждым шагом. Сдавливать. Душить.
– Не надо так, хозяйка. – Голос стал совсем тихим, вкрадчивым. Михей напряг слух, чтобы разобрать слова. – Я должен защитить вас.
– Это, по-твоему, защита? – Глухой удар, словно Жужанна пнула Марчела в грудь. – Как только я наконец-то нашла способ противостоять госпоже, ты мне перечишь. – Ещё один удар. – Разве так ты должен заботиться обо мне? – Голос Жужанны стал дёрганным, высоким, в нём проскакивали с трудом сдерживаемые рыдания. – Эта забота ничем не отличается от того, что делает моя мать.
Повисло гнетущее молчание, которое нарушалось прерывистым дыханием Киры. Она слишком отдалась сцене, происходящей на балконе, что не замечала, как Михей склонился в опасной близости к её шее. И почему он об этом подумал сейчас? К чему эти мысли о нежности её кожи и хрупкости тела. Она была так близко, что их тела соприкасались. Михей упирался в её спину, а по его проносилась волна жара. Волнение, вожделение, возбуждение – совсем не то, что ему сейчас было бы нужно. Он молил Босору, чтобы Марчел и Жужанна вернулись к спору.
– Вы не правы, хозяйка, – сказал Марчел приглушённо, словно он развернулся и обращался к ночному небу. – Всё, чего я хочу, – это просто защитить вас. Даже от вас самой.
– Потому что это твой единственный смысл жизни? – голос Жужанны задрожал. – Боишься понять, что в твоей жизни нет смысла, если я перестану быть жертвой?
– Слишком злые слова, хозяйка. Вы так не думаете.
– Марчел, ты всё ещё тот влюблённый мальчишка, который ничего не видит, кроме своей хозяйки.
– Я просто желаю вам самого лучшего…
– Но как ты можешь определить, что мне нужно? – В голосе Жужанны сплелись боль, возмущение и отчаяние. – Я. Только я могу это решить.
– Но если вы заблуждаетесь?..
– Это будет моя ошибка. Ты можешь только поддержать меня, но не душить.
– Но я люблю тебя, Жужанна.
Молчание. Глубокое. Тёмное. Болезненное.
Михей сглотнул, не веря своим ушам. Конечно, он всегда знал, что Марчел любит свою хозяйку, но, чтобы он признался и назвал её по имени, в это верилось с трудом. Ему безумно хотелось увидеть их лица, но всё, что ему было доступно, наблюдать за неясными тенями.
– Это не любовь. – Слова Жужанны прорезали ночную тишину, не просто нарисовали черту между ними, а возвели непроницаемую стену. – Не может быть ей.
– Потому что я недостоин вас? Или слишком жалок, чтобы любить? – В его словах не было плаксивости или обиды, они звучали слишком спокойно и отстранённо, словно он спрашивал, потому что должен был заполнить пустоту между ними.
– Потому что любовь не должна причинять боль, как ты не поймёшь? Ты делаешь больно и себе, и мне.
– Но меня это устраивает. – Раздались тяжёлые шаги, Марчел подошёл к ней. Тени слились, не давая разобрать, что произошло. Прикоснулся Марчел к Жужанне или нет. Вряд ли. Сегодня он уже позволил себе слишком много вольностей. – Я хочу быть рядом с вами и оберегать.
– Мне это не нужно. Я больше не хочу быть бессильной, слабой. Я не буду жертвой.
– Герцог может вас погубить, – сказал Марчел с натужной уверенностью, но всё же голос задрожал. – Не думали, что он попросит за помощь?
– Мне плевать на цену, если это поможет.
– Вы рассуждаете точно так же, как Михей. Но чем это для него закончилось?
Жужанна засмеялась.
– Но мне ничего другого не остаётся.
– Даже если это будет свадьба? – Голос Марчела стал бесцветным, словно потерял все чувства, что он позволял себе до этого.
– Славно будет, если это закончится свадьбой. – Жужанна усмехнулась. – Но это вряд ли, герцог женат.
– Так он просто играет вами, хозяйка?
– Мне главное, чтобы он помог добиться цели. Всё остальное неважно.
– А если не поможет?
– Значит, я потерплю крах, – жёстко сказала Жужанна. – И это будет не худшее, что со мной случится.
Марчел ничего не ответил.
Жужанна направилась к балконной двери, но остановилась.
– Но будешь ли ты со мной, если я всё потеряю? – Она не развернулась, Михей точно видел это – край её платья просматривался в прореху.
Кира резко отшатнулась, схватила Михея за руку и потащила вглубь зала, не дав услышать ответ. Жёсткие, отчаянные слова Жужанны стояли в ушах, заставляя гадать, что же ответил Марчел.
Глава 3.
Переход через горы Кутрема не занял много времени. Торговые пути через перевал соединяли Залесье с другими жудецами и были отлично освоены. Дед Влада распорядился построить через горы настоящую дорогу, чтобы его жудец соединялся с другими частями Седмиградья. Мощёная дорога, деревянные широкие мосты, раскинувшиеся над пропастями – всё ускоряло путь, приближая их к цели. Для большей внезапности атаки на Подгорье головной отряд армии замаскировали под торговцев. В закрытых повозках, растянувшихся тонкой вереницей, прятались вооружённые солдаты. Влад же возглавлял колонну, притворившись богатым девлетским торговцем. Глядя на него, Михей поражался, как одежда превращала Влада из коренного залессца в залихватского девлетца. Теперь было понятно, зачем Влад отпустил бороду, чтобы сходство стало ещё более выразительным. Будь рядом Абдул, Влад бы и с ним зашёл за своего. Каштановые волосы, тёмно-карие глаза, густо подведённые углем, золотые серьги в обоих ушах, песочные штаны и рубаха, с поверх накинутым расшитым жилетом – ни единого сомнения, что он прибыл из Девлетского султаната. Михею тоже достался простой девлетский наряд зурначи. К нему же выдали причудливую дудку, которую Влад назвал зурна. Она была тоненькой, с девятью отверстиями и широким раструбом. Через несколько дней тренировок Михей приноровился использовать её, поэтому всю дорогу, сидя на козлах рядом с возничим, наигрывал протяжные мелодии. Звук был совершенно не похож на привычную флейту. Он был резким, скрипучим, за излишней напевностью кто-то плакал, пытаясь облачить свою боль в музыку. Сначала Михея это раздражало, но чем лучше у него получалось, чем сильнее он разбирался, как заставить инструмент обнажить внутреннюю боль, тем больше ему нравилось. Даже возничий Рэду, вынужденный слушать его попытки, к пятому дню стал нахваливать, что очень льстило Михею.
Рэду был младше Михея на год, но выглядел старше. У него были серые глаза и русые волосы. Он был родом с севера Залесья, из небольшой приграничной деревни Запада, что прилегала к территории Империи. В шестнадцать лет поступил на работу в конюшни Влада, а после стал конником. Рэду был ниже ростом, но явно сильнее Михея. Широкая рубаха – для Михея – плотно обтягивала его тело, показывая развитые мускулы. Вероятно, он мог завалить какого-нибудь волка одними руками. При всей грозности Рэду отличался простым и весёлым нравом, постоянно шутил и рассказывал забавные случаи.
– А как-то в конюшню забежала куница-белодушка. И давай носиться среди стойл. – Рэду рьяно жестикулировал левой рукой, словно хотел показать, каким прытким был зверёк, пока правая рука удерживала поводья. – Мы её и так, и эдак. А она знай убегает. Уже начали думать, что в неё окаянная вселилась, и надо бы в храм наведаться.
– И что с ней было дальше? – спросил Михей, представляя, как маленький пушистый зверёк убегал от разъярённых конюхов. – Вы поймали её?
– А как же. – Рэду довольно улыбнулся и покачал левой рукой. – Вот этой самой рукой я её и схватил. Оказалось, что она давно в нашей конюшне живёт, мы даже нашли её запасник, где она мышей, крыс и птиц прятала.
– И что сделали с ней?
– Оставили, конечно же. – Рэду ухмыльнулся. – Она конюшню защищала от мелких паразитов, а после ещё и приплод вывела, так кутят мы приручили. И теперь в Фрицеску наравне с кошками служат куницы-белодушки: кошки в замке ловят грызунов, а куницы – во дворе и окрестностях.
На привалах вокруг Михея крутилась Кира, которая сопровождала Жужанну и госпожу в карете. После отъезда из Верчице Кира сильно изменилась: с одной стороны, казалось, что она стала дружелюбнее, нежнее, милее, а с другой – Михей явственно ощущал, она отдалилась. Это не выражалось в чём-то конкретном, когда она разговаривала с ним, она была поглощена только им, но стоило ей отвлечься, как Михей ловил в её взгляде щемящую тоску, которую нельзя было ничем заглушить.
– Что с тобой? – спросил Михей у неё, когда позади остались горы, что значило, они в Подгорье.
– О чём ты? – Кира запрокинула голову и подула на прядь, которая назойливо падала ей на лицо.
– Что тебя терзает?
Михей и Кира слезли с повозок и ступали по разгорячённым холмам, усыпанным луговыми травами. Зелень с южной стороны Кутрема была буйной, яркой, не такой, как в Залесье. Запахи были насыщеннее, птицы пели громче, цвета слепили. Настоящее Седмиградье манило, притягивало к себе взгляды, заставляя надеяться, что их сила только в единстве. Но нужно ли ему Залесье? Его марежуд? Михей сомневался, но эти чувства ему стоило держать при себе.
– Так что же это? – протянул настойчиво он, не отводя взгляда от её босых ног – ещё одна странная причуда, появившаяся в походе. – Расскажи мне, пожалуйста.
– Да ничего меня не терзает. Не придумывай. – Кира игриво ударила кулаком по его плечу. – Тебе голову солнце напекло?
Она опять уходила от ответа, переводила всё в шутку, подначивая Михея. Кира отгородилась от него невидимым забором, за который он не мог ни заглянуть, ни пролезть.
– Оно за облаками скрылось, – вздохнув, сказал Михей.
– Так до этого. – Кира засмеялась. – Мы долго шли под открытым небом, вот и припекло тебя.
– Зачем ты так?
– Как так? Что не так, Михей?
Кира остановилась и протянула к нему руку, нежно касаясь щеки. Она снова это делала: подпускала к телу, а не к душе. Он вздохнул и осторожно убрал её руку.
– Играешь со мной. Скажи, я противен тебе?
– Нет.
Теперь обе руки обхватили его лицо. Кира потянула его чуть на себя, опуская, чтобы Михей смотрел ей прямо в глаз. На её лице играла лукавая, едва уловимая улыбка, за которой она что-то прятала, но что он не мог понять.
– Хочешь я поцелую тебя? – спросила она, облизнув губы.
– Нет, – резко сказал он и отстранился.
«Но ты же хочешь, – зевая, сказала ларва. – Глупо отказываться, когда она сама идёт в руки».
Ларва появилась рядом с ним, встав рядом с Кирой, и окинула Михея быстрым взглядом.
«Или она недостаточно хороша? – Ларва засмеялась. – Может, ты в меня влюблён?»
Она издевалась, Михей понимал это по злым искрам, что блестели в её глазах, которые, как он заметил, краснели, стоило ларве чуть ослабить контроль. Она прятала от него свой внешний вид, как Кира прятала душу.
– Почему же? – Кира приблизилась и ткнула его в грудь. – Когда собирали мандрагору, тебе всё нравилось. – Она прицокнула языком, а голос стал низким, томным, словно она приглашала пересечь черту, которую они тогда нарисовали.
Михей попятился. Нога скользнула по булыжнику, который неизвестно откуда взялся, и он оступился.
Он принялся махать руками, чтобы не упасть, но не смог сохранить равновесие и кубарем покатился по холму, попутно поминая Босору и окаянную. Вслед ему раздался звонкий, заливистый смех. Но кто смеялся – ларва или Кира, – он не смог различить. Может быть, и обе, что было вероятнее всего.
Войска расположились в лощине недалеко от Адапста, главного города Подгорья и одноимённого замка, где восседал жуд Орель Подгорский. Шатёр командования расположился на поляне в лесной чаще, чтобы не привлекать к ним внимания. Влад всё ещё в девлетском наряде стоял во главе стола, склонившись над картой. На военном совете присутствовало не так много людей: кроме командиров отрядов, были госпожа, герцог Эрнст, Жужанна, Марчел и, к удивлению Михея, Кира. Она притаилась в уголке, незаметная, но всевидящая и всеслышащая. Какую роль отводил ей Влад? Михей мог только догадываться.
Правое колено заныло – он сильно ушиб его и содрал кожу. Михей потянулся к нему и провёл рукой, очерчивая круг, чтобы успокоить ноющую боль. Он скривился, когда задел свежие ссадины, хоть они и были обработаны, но случайные прикосновения заставляли их щипать.
– Итак, – сказал Влад, прочищая горло, рассматривая карту Адапста, больше похожую на спешный набросок ребёнка, – наша торговая процессия въедет в город. Я, тётушка и Михей будем в одной из повозок изображать счастливую семью торговцев. Когда наступит ночь, вы подожжёте казармы гарнизона и убьёте солдат. – Влад провёл пальцем, показывая, где была их цель. – Вот здесь. – Он выпрямился и скрестил руки на груди. – А я с отрядом открою главные ворота, чтобы впустить войска. Как только увидите, что казармы горят, выдвигайтесь.
– С чего ты, Влад, решил, что твой караван пустят? И как докажешь, что мы из Девлета?
– Одежда, говор, и мы подъедем с юга в город.
– Для этого нам придётся сделать крюк. Не боишься, что план раскусят? Засекут войска? – Госпожа смотрела на него с насмешкой. С каждым вопросом она становилась увереннее и более разнузданной. – Не кажется ли тебе план слишком авантюрным?
– Дражайшая тётушка, поделитесь своими мыслями. – Влад кивнул на карту. – Может быть, у вас есть план, до которого ни я, ни герцог не додумались?
Госпожа нахмурилась и поджала губы. Вздёрнув голову, она подошла к Владу, ненавязчиво отодвинула от главы стола и уставилась на карту, рассматривая её. Всем видом госпожа показывала, что что-то понимает. Спустя несколько мгновений она отстранилась и, не сводя взгляда с Влада, заговорила:
– Чего ты хочешь добиться поджогом казарм, Влад? – Голос звучал холодно и отстранённо. Она никогда в жизни не признает, что у неё нет ни ответа, ни собственного плана…
– Уничтожить армию Подгорья.
– С чего решил, что в городе прячется вся армия? – Госпожа усмехнулась.
– С того, что мне рассказал лазутчик. Тётушка, неужели думаете, что я бы шёл в бой вслепую, как котёнок? – Лицо Влада расплылось в кроткой улыбке, что придала ему столь благочестивый вид. От этого вида Михея замутило.
– Так почему бы лазутчику не поджечь казарму? Почему я должна это делать?
– Потому что вырколак и лидерец будут убивать выбегающих солдат. Что в этом непонятного, тётушка?
– Не проще ли перекрыть двери, завалить их, чтобы никто не выбрался?
– Всегда есть вероятность, что мы чего-то не учтём…
– Вырколак в городе – это опасно, – заметила она. – Михей же плохо справляется, дай вырколаку почувствовать кровь – и он уничтожит всех на своём пути.
– Мне это и нужно, – тихо сказал Влад. – Это будет отличным устрашением для других жудецов…
– Так мы не будем захватывать Адапст? – спросил Михей, переводя взгляд с Влада на госпожу и обратно. – А как же захват Подгорья? Если Адапста не станет…
– То деревни просто сдадутся на милость победителя, – процедил Влад. – Михей, крестьянам глубоко плевать, кто ими управляет. Ты же должен это помнить.
Михей покраснел. Ему нечем было возразить Владу. Как много раз он слышал деревенские причитания в родном Драгосте, которые касались налогов. Народ уставал от податей разным господам. Когда они захватят Седмиградье, то платить придётся только марежуду.
Михей посмотрел на госпожу, пытаясь понять, о чём она думает. Увидев его взгляд, она улыбнулась, пряча от него все мысли. Он вздохнул.
– Ещё предложите тогда сжечь весь город. Зачем мелочиться? – вмешалась Жужанна.
Удивлённые взгляды уставились на неё: даже госпожа не нашлась что ответить. Первым из оцепенения вышел герцог Эрнст. Он посмотрел на Жужанну, оценивая её. В этом взгляде заинтересованность перемешивалась с… вожделением.
– В этом есть смысл, если хотим убить любую надежду в сердцах подгорцев, – сказал он медленно, осторожно выуживая слова, словно собирал осколки разбитого стекла.
– Мы не этого хотим, – холодно сказал Влад, прерывая герцога. – Нам нужно, чтобы после резни в Адапсте весть, что волчий отрок и лидерец наступают, разнеслась по всему Седмиградью. Я хочу, чтобы страх окутывал самые отдалённые деревни, все уголки жудецов.
– Вряд ли резня в Адапсте доведёт их до этого, – сказала госпожа.
– Конечно, нет. – На лице Влада появилась хищная улыбка. – Мои командиры с небольшими отрядами отправятся жечь мелкие деревни, чтобы люди бежали на юг и несли эту весть.
– А если они будут сопротивляться? – спросил Михей.
– То их постигнет смерть.
– Это слишком жестоко, Влад, – тихо сказала госпожа. – Так мы уничтожим Подгорье, кто будет здесь жить?
– Залесцы. Кто же ещё?
Повисло гнетущее молчание, никто не смел возразить Владу.
Повозки с товарами без каких-либо препятствий въехали в Адапст. Стража даже не потрудилась тщательно проверить обоз. Влад показал им бумаги, заверенные печатями Девлета, и этого было достаточно, чтобы пустить их в город. Всё шло хорошо, слишком хорошо, чтобы в это можно было поверить. Михей крутил зурну в руках, наблюдая за каждым горожанином, что встречался им, пока повозка размеренно катилась по широкой улице Адапста. Он даже не мог насладиться причудливыми домами, которые облицовывали разноцветные камни. От госпожи не скрылось его состояние. Она придвинулась к нему, настолько близко, что Михей почувствовал, как в него впивается её бедро, и прошептала на ухо:
– Ты уже убивал. Не нужно так трястись.
Он хотел возразить ей, сказать какую-то колкость или хотя бы отшутиться, но на ум ничего не шло, словно он остолбенел в ожидании резни.
Госпожа положила свою руку на его колено и мягко погладила. Это было странно, смущало, но Михей не мог ей возразить. Её рука скользнула выше, поднимаясь по бедру. Она дразнила его, изводила, смотря, насколько далеко он позволит ей зайти. Михей осторожно взял руку госпожи и убрал её. Она сморщилась и чуть отстранилась. Этого явно было мало, чтобы унять её интерес к нему, наедине они не оставались уже несколько недель.
– Я тоже не считала себя убийцей после первого раза, – протянула она, глубоко задумавшись. – Да и после третьего, и пятого. Ты же читал мой дневник. – Она тоскливо усмехнулась. – Если не считаешь их жизни значимыми, то их так просто отнимать.
– Вы не правы. Все жизни важны.
– Но ценность у всех разная. И вырколак в тебе это понимает. Если продолжишь переживать из-за каждого мёртвого дурака, то быстро тронешься умом.
– Нет.
– Да, Михей. Не сопротивляйся и получай удовольствие. – Госпожа схватила его за руку. – Я обещаю тебе, что в конце этой ночи ты получишь настоящее удовольствие. Такое, что тебе и не снилось.
– Вырколак причиняет мне только боль, – упрямо сказал он, убирая её руку. – Только боль и страдания.
– Ты просто смотришь под неправильным углом. Ты мне веришь?
– Нет.
Госпожа заливисто засмеялась, Влад, сидящий на козлах и ведущий повозку, обернулся и сурово посмотрел на них.
– Хотя бы честно. – Госпожа утёрла выступившие слёзы. – Ты и я похожи.
– Чем же? – Он посмотрел ей прямо в глаза, госпожа поморщилась, ей явно не понравился его взгляд. – Разве вы пешка, которую всё это время водили за нос, госпожа?
– Зови меня Эржебет, – вкрадчиво сказала она. – Я понимаю, но и в тебе, и во мне живёт потусторонняя сущность.
Михей неохотно кивнул.
– Поэтому я знаю, – она выделила слово, – что ты будешь чувствовать, если приложишь правильное усилие.
– Не уверен, что вы понимаете, госпожа, о чём говорите. Когда призываете лидерца, он не разрывает вас на части, не меняет ваше тело, не туманит мысли.
– Ты так в этом уверен? – Госпожа отвернулась и продолжила следить за дорогой.
Для торговли в Адапсте была выделена большая площадь, расположенная в центре города. Торговый день кончился, и торговцы, стоящие за прилавками, убирали и выбрасывали остатки товара, что не продали за день. В том, как любовно они прятали крынки с молоком и расписные кувшины, было что-то умиротворяющее. Простые, понятные действия, которые были недоступны Михею.
Повозка остановилась недалеко от длинной лавки, Влад соскочил с козел и приказал сопровождающим выгружать ящики. Михей и госпожа вылезли вслед за ним.
– Дорогая семья, – обратился к ним Влад, чрезмерно весело, – если хотите прогуляться по городу, то сделайте это сейчас, пока не так поздно.
– Да, муженёк, – в тон ему ответила госпожа. – Мы прогуляемся с сынком. – Она схватила Михея под локоть и повела в сторону казарм.
Он не замечал дороги, госпожа уверенно вела его по узким улочкам, словно всё детство провела в Адапсте. Всем, что занимало его мысли, была предстоящая резня. Она сводила с ума, заставляла кровь леденеть, а дыхание учащаться. Он боялся того, что ждало впереди.
«А это точно страх?» – пронеслись слова ларвы в его голове, а после потонули в кровожадном хохоте.
Если по дороге им встречались прохожие, то он надеялся, что они не попадутся в лапы вырколака. Думать, что эти безмятежные и усталые лица обратятся в небытие, было невыносимо.
Казармы расположились в огромном здании на три этажа, которое окружали крепкие каменные стены. Михей уставился на высоченные устрашающие ворота, у которых стояло двое стражников. Они настороженно вглядывались в ночную тьму, охраняя свой пост.
– Что же нам делать? – спросил Михей, когда они чинно прошли мимо стражников и повернули за угол.
– Превратись в вырколака и отвлеки их, – спокойно ответила госпожа. – Я проскользну внутрь и подожгу всё.
– Но если они забьют тревогу?
– Убьём всех. Ты забыл слова Влада?
Михей тяжело вздохнул, спорить было бесполезно. Да, и что он мог?
«Ты можешь сбежать, – заметила ларва. – Сейчас за тобой никто не следит, а с госпожой ты совладаешь».
Михей быстро осмотрелся, дорога слева вела куда-то в закуток и выглядела как спасение. Но разве он имел право на спасение? Кем он будет, если всё бросит?
«Ты же думаешь, что не придётся страдать, если бросить всё. Попробуй», – голос ларвы звучал слишком сладко.
Госпожа остановилась, и Михей споткнулся. Она притянула его на себя, хватая за ворот рубахи, заставляя склониться, и прошептала на ухо.
– Даже не думай сбежать.
– Что?.. – Он уставился на неё, не понимая, как она могла догадаться, о чём он думал.
– Я видела твой взгляд, то. как ты постоянно подавлен, – вкрадчиво сказала она. – Я понимаю это чувство. Но ты думал, что будет, если сбежишь?
Михей помотал головой. К чему отрицать, что он задумался об этом?
– Тебя будут вечно искать, нигде ты не будешь в безопасности. Влад тебя не отпустит.
– А вы бы отпустили?
– Ни за что. – Она крепче сжала ворот. – А ещё пострадают твои драгоценные Иния и мать.
– Вот как.
– Влад не говорил? – Она усмехнулась. – К ним приставили людей, чтобы следить. Каждый день Влад отправляет письма, что ты ведёшь себя хорошо. – Её глаза окаянно заблестели. – Но если ты перестанешь быть хорошим мальчиком, то, – она резко отпустила ворот и засмеялась, наслаждаясь его ошарашенным видом, – они умрут. Теперь превратишься в вырколака?
Михей не ответил. К тому, что Влад угрожал его семье из-за секрета, он привык, но это… А чем это отличалось от прошлой угрозы? Он был в ловушке, которую сплели с его рождения. Одной угрозой больше, одной меньше. К чему бороться с неизбежным? Пора принять свою судьбу.
Окаянные искры плясали в глазах госпожи, а на бледных щеках выступил румянец. Ей нравилось, как слова подействовали на него, как они пронзили сердце насквозь, пустив в него острые когти.
– Теперь ты понял, что Влад тебе не друг. Даже если дарит дорогие подарки. – Она бросила взгляд на камень в его глазу. – А его дед так и не согласился отдать эту безделицу на мою свадьбу с Ференцем.
– Зачем вам были эти камни?
– Как зачем? – Госпожа усмехнулась. – Величайшая драгоценность Залесских. По поверью девлуз помогает в любви, соединяет сердца.
– Мне Влад сказал, что он приносит удачу.
– Всё может быть. – Госпожа покачала головой и скрестила руки на груди. – Тебе пора превращаться. Время поджимает.
Спорить больше Михей не стал и призвал вырколака.
Глава 4.
Кровь. Металлический привкус оседал на губах, впивался в кожу, становился его частью. Она внутри. Снаружи. Везде. Она настолько глубоко, что её не выцарапать, не вычистить. Чужая кровь стала неотъемлемой частью. Кровь лилась из умирающих, молящих о пощаде, заливала свежую летнюю траву. И проникала глубоко в душу Михея, не оставляя шанса отмыться от неё, избавиться, спастись. Запах забивал собой всё: и летние цветы, и плодовые деревья. Металлический, жёсткий и безжалостный, как сталь кинжала. Липкая кровь стекала по пасти, окропляла шерсть. Михей чувствовал каждый укус, каждый удар, что наносил вырколак. Мощными лапами он размозжал головы, раскалывая черепа. Острыми клыками разрывал глотки. Михей захлёбывался в ощущениях, но ничего не мог с этим сделать, они были одним целым, неразделимы. В пылу битвы, обратившись, всем управлял вырколак, а Михей наблюдал. За всё время превращений он так и не научился подчинять его. Каждую битву вырколак одерживал верх, а Михею оставалось лишь наблюдать за симфонией ужаса, что нёс вырколак.
Холодный ветер кричал в ушах, когда вырколак безумно мчался на очередной редут, где прятался противник. Они перепрыгнули ров – перед ними с оголёнными саблями и копьями стояло двадцать человек. Мальчишек, если точнее. Михей чувствовал, как страх плотной стеной сковал их. Глаза юнцов с ужасом вперились в вырколака, не смея моргнуть. Михей уловил звук, как они сглотнули, пытаясь смягчить пересохшее горло. Капли пота стекали по лбам, а липкие и влажные руки скользили по древкам копий и эфесам мечей. Вырколак обожал играть со своими жертвами. Он не спешил, смаковал каждый момент. Внутри Михея всё сжалось в предвкушении смертельного прыжка. Кто первый нанесёт удар? Вырколак или солдаты?
– За Седмиградье! – раздался хриплый возглас, который никто не поддержал.
Вырколак уставился на смельчака и клацнул зубами. Михей понимал – тот обречён.
Один большой прыжок – и острая пасть впилась в горячую плоть, разрывая гортань. Рот заполонил привкус мяса и крови, текущей тёплой струёй. Если бы не тело вырколака, Михей бы сблевал. Смельчак не успел понять, что умирает, как форта и жизнь покинули тело – золотой дымок направился куда-то вверх, чтобы его поглотили лидерец или жрецы ордена Талта. Удивлённый взгляд уставился на Михея. Почему-то их лица всегда застывали в удивлении. Будто они не могли до конца поверить, что их жизнь оборвалась так стремительно и ужасно.
Раздался крик.
Ещё один.
И ещё.
Бездействие, что охватило солдат в редуте, исчезло, испарилось, словно смерть смелого товарища стала толчком, чтобы действовать. Или это человеческая природа, рвущаяся наружу, не желает умирать? Плевать… Их всех всё равно ждёт один конец. Страшный. Бесславный. Бессмысленный. Неминуемый.
Солдаты нападали со всех сторон, пытаясь проткнуть толстую шкуру вырколака, но тот с лёгкостью отбрасывал их, словно тряпичные куклы. Уворачиваться от атак – это всё, на что был способен Михей. Словно только в спасении собственной шкуры вырколак прислушивался к нему. Насколько он считал его жалким? Или безвольным?
«Ты опять за своё, – зевая, протянула ларва. – Это становится скучным». – «Сколько можно следить за моими мыслями?» – «Сколько потребуется».
Вырколак впился в очередное горло, струя крови окропила морду, Михей сглотнул. В голове раздался смех ларвы. Страдания забавляли её. «Не отвлекайся», – процедила ларва без толики весёлости. В бок ударило длинное копьё. «Дурак, я же говорила», – она обречённо вздохнула. Вырколак взвыл и повернулся к копьеносцу. Его руки дрожали, пальцы лихорадочно впивались в древко, боясь выпустить его из рук. Михей почувствовал запах пота и страха, что исходил от него. Копьеносец… Мальчишка. Испуганный сопляк, которого силой затащили на эту войну. Был ли он пастухом? Или крестьянином? Чем занимался в мирной жизни, прежде чем его рекрутировали? Ему бы бегать по полям, целоваться с девицами, а не… это всё. Он только вошёл во взрослую жизнь и сейчас потеряет её.
Вырколак переломил его пополам. Будто не было кольчуги на юнце, будто человек не крепче сухого прутика. Раз. И у тебя две половинки. Михей уставился на кишки, которые выпали на землю. Они напоминали красных змей, притаившихся в траве. От зрелища стало дурно. Ларва усмехнулась, но промолчала.
Следующие солдаты были умнее. Они поняли, что нельзя нападать в одиночку, поэтому стали действовать слаженно. Будто потрясение первых мгновений ушло, и они вспомнили, что их чему-то учили. Копьеносцы отвлекали на себя, а мечники скопом кидались на спину вырколака. Михей почувствовал, как внутри вырколака закипала ярость. Ещё немного – и он превратится в смертоносный смерч, который сметёт всё на своём пути. Скорее бы наступил этот момент, и Михей отстранится от происходящего.
Копьё больно ударило в подмышку, протыкая шкуру. Вырколак зарычал, волна гнева пронеслась по телу, заставляя трястись Михея. Скорее. Отдайся этому чувству и дай мне отстраниться.
«Даже не надейся, – протянула ларва. – Ты уже не так слаб, как раньше». – «О чём ты?» – «Правда, не понимаешь?» – «Разве я стал бы спрашивать, если бы понимал». – «Твоя сосредоточенность растёт, несмотря на твоё упрямое желание отстраниться от вырколака. А если ты признаешь, что вы одно целое…» – «Я никогда этого не сделаю. Вырколак обладает своей волей». – «Он часть тебя, – ларва усмехнулась, – как ты этого не поймёшь, дурак!» – «Нет». – «Ты делаешь себе только хуже, чем сильнее противишься, тем неуправляемее будет вырколак. А после он просто поглотит твоё сознание. То, что ты так отрицал, станет тобой». – «И ты ещё говоришь, что вы желаете мне добра». – «Желаем, но это не то, что можно получить без стараний». – «А всё старание это признать, что все эти непотребства, всё безумие – это моих рук дело? Моих потаённых желаний?» – «Именно». – «Ты ошибаешься». – «Ври себе, сколько хочешь». – «А что будет с тобой, если вырколак победит? Станешь нашей частью?»
Ларва не ответила ему, только тяжело вздохнула.
Солдаты теснили вырколака ко рву, заставляя отступать. Михей пытался предупредить его, чтобы они не упали в воду, но вырколак бесновался. Если между ними и была тонкая связь, то сейчас она разорвалась. Михею оставалось наблюдать.
Кто-то зажёг факел и стал наступать на вырколака. Глупцы. Огонь только раззадорит его. Шерсть обдало жаром. Михей хотел бы отстраниться, но не мог. Он ничем не управлял, не мог ничего сделать. За что ему это?
«Михей, снова этот вопрос? Это наша судьба. Волчья участь». – «Она самая».
Он тяжело вздохнул. Просто следуй судьбе. Волчий отрок с волчьей участью. И это не изменить. Они спасение Седмиградья. Пора это запомнить.
Вырколак споткнулся и упал в ров. От неожиданности он зарычал – сила его рыка снесла нескольких мальчишек перед ними. А после он резко запрыгнул в редут и принялся, не сдерживаясь, разрывать юнцов на части. В ход шли лапы, пасть. Он кусал, драл, разрывал, не оставляя ни шанса для спасения. Всё, что мог делать Михей, это наблюдать, надеясь, что он сможет отстраниться. Но этого не выходило. Ларва была права, они сливались, вырколак подавлял его, желал стать единственным. Кровь. Пот. Слёзы. Плоть. Михей ощущал всю боль, что они дарили каждому убитому, разрывая его на части. Это сводило с ума, но чем больше вырколак убивал, тем сильнее Михей упивался восторгом.
Двадцать юнцов канули в небытие. Растворились в предрассветных лучах. На мгновение вырколак остановился, смотря на испаряющуюся форту – золотое свечение улетало вдаль, даря умиротворение. Мимолётный момент спокойствия среди творящегося хаоса.
Вырколак ощетинился – он что-то учуял или услышал. Михей заметил, как со стороны леса на войска Влада полетел град стрел. Где-то в лесу прятался отряд янычар – и лучше будет, если Михей и вырколак найдут их. Это ярое желание чужой смерти повело вырколака в сторону чащи. Не раздумывая, тот подчинился и побежал. По пути вырколак сбивал солдат с ног, а кого-то успевал укусить. Снова кровь, плоть и ужас.
Крики оглушали, вырколак не различал, сбивает он своих или чужих. Он упрямо бежал к деревьям, надеясь растерзать добычу. Неужели мысли Михея вели вырколака? У него получается отдавать ему приказы? Их воли становятся едины?
«Я же говорила, что ты учишься, дурак, – едко заметила ларва. – Всё не так ужасно. Ведь так?»
Теперь он не ответил ей.
Они оказались в небольшой роще – молодая поросль елей хоть и взмывала в небо, но всё ещё была недостаточно стара. Под сильным ветром тонкие и упругие стволы сгибались и трещали, создавая странную мелодию на поле брани. Вырколак внимательно осмотрелся, принюхался – в нос ударил едкий запах помёта, который забивал собой остальные. Янычары научились прятаться, заставать врасплох. Михей присматривался, стараясь заметить случайное движение среди деревьев. Янычары опять выбрали тактику – нанести залп стрел, а после притаиться и отступить. Игра в кошки-мышки надоедала, делала и Михея, и вырколака нетерпеливыми.
Впереди что-то блеснуло.
Вырколак побежал.
Михей затаился, веря, что они смогут настигнуть янычар. Внутри него бурлило желание поймать жертву и уничтожить её. Предвкушение, что дарила охота, сводило с ума. Это ощущение не было похоже на то, когда вырколак дрался в открытом бою. Там Михей мог лишь захлёбываться в боли и страхе других, мечтая, чтобы всё скорее закончилось. На охоте же он испытывал азарт, что пьянил не хуже цуйки.
Позади раздался хруст ветки – они обернулись. Уши навострились, но сквозь размашистые еловые ветки ничего не просматривалось. Вырколак двинулся дальше. Их сердца быстро стучали, бились в такт, сливаясь и отдаваясь колоколом. В пасти стало сухо, они оба изнывали от нетерпения, которое заставляло двигаться быстрее и неразумнее.
Они пролетели рощу, прошерстили её вдоль и поперёк, но так и не нашли никого и ничего. Они вылетели на поляну, где войска вели генеральное сражение. Вырколак завыл, в этом вопле слились его и Михея чувства: разочарование и негодование. Им нужно кого-то разодрать. Мысль быстро укрепилась в голове Михея и испугала. Он покачал незримой головой, ларва, должно быть, торжествовала, но, к великой радости, молчала.
Вырколак был готов присоединиться к битве, но задул восточный ветер, что изменил всё.
За вонью помёта они одновременно различили кислый запах страха, янычары всё это время водили их за нос, меняя позицию в роще. Вырколак клацнул зубами – янычары обречены.
Не спеша, двигаясь тенью, они вернулись в рощу, которая теперь словно замерла. Михей различал, как запах с каждым шагом становился всё сильнее, призывно звал их напасть, приглашал вкусить плоть.
Они ступали бесшумно, словно вырколак парил над еловыми ветками, скользил по воздуху, не касаясь земли. Раздражение, что преследовало их, пока они не могли отыскать добычу, испарилось, оставило место умному и расчётливому хищнику. Михей не понимал, как вырколак совмещал две крайности: безумную тварь и умного охотника. Но эти противоречия не мешали ему.
Вдали раздались голоса.
Два безмолвных шага – и они остановились у деревьев, где прятался отряд янычар. Пятнадцать лучников озирались по сторонам, надеясь не встретиться с ними. Теперь вырколак мог позволить себе понаблюдать за жертвами. Они были облачены в тёмно-коричневые шаровары и белые, отдававшие желтизной, суконные кафтаны, подвязанные широкими серыми – возможно, красными, Михей так и не научился различать цвета, когда смотрел взглядом вырколака – поясами, из-под которых торчали рукояти кинжалов. Отличали янычар от простых солдат Седмиградья длинные, лихо закрученные усы – странное желание девлетцев, которые сформировали эти отряды, подчеркнуть инаковость. Как будто мало было им формы и странных высоких головных уборов, которые Михею казались несуразными. Неважно. Скоро все эти одеяния окропятся свежей кровью.
– Ветер изменился. Нам нужно двигаться. Нельзя останавливаться, – сказал янычар с шапкой, на которой были три тёмно-серые полосы.
– Да сколько можно бегать от вырколака! – выпалил самый старший, в его усах пробивалась седина. – Давайте все вместе на него нападём.
– Да помолчи ты, старый дурак, – протянул звонкий голосок. – Надо командира слушать.
– Ой, было б кого слушать. Прости, Костель, но ты командир без года неделю, послушай старшего.
– Нет уж, Шандор. Я сам всё решу. Надо двигаться, – сказал Костель. – Идёмте, у меня плохое предчувствие…
Костель пошёл прочь из укрытия, его шаги потревожили ворону. Она с громким карканьем взмыла ввысь, а за ней потянулись и другие затаившиеся птицы. Громкое хлопанье крыльев и протяжное карканье разлились по роще. Янычары внимательно наблюдали за улетающими птицами.
Этой задержки хватило, чтобы вырколак начал действовать.
Он стремительно набросился на ближайшего янычара и вырвал у него горло одним быстрым укусом. Следующему повезло меньше – вырколак вспорол его брюхо острыми, как кинжалы, когтями. Бедолага пытался удержать кишки, которые вываливались. Жизнь слишком медленно покидала его. Залп стрел влетел в вырколака, но он увернулся от каждой и быстро набросился на пару не очень умелых лучников. Михей всегда думал, что в янычары набирают лучших воинов жудецов, а на деле оказалось, что это просто крестьянские дети, которых оторвали от дома и заставили быть верным войском Девлета.
Из живых остались только Костель и Шандор. Шандор вытащил кинжал и с криком побежал на вырколака. Михей был точно уверен, что вырколак смотрел на него с усмешкой. Он дал Шандору шанс наброситься на себя, а после сбил с ног мощным ударом головы. Вырколак напрыгнул на него и придавил грудь. Шандор дёргался, пытаясь убрать лапы, но вырколак был сильнее. Вырколак опустил морду к лицу Шандора и облизал его щеку, тот в ужасе и отвращении скривился и зажмурился. Вырколак приготовился откусить ему ухо, как под лопатку прилетела стрела. Он взвыл от боли и ощерился, бросая Шандора.
Вырколак развернулся и бросился в сторону Костеля.
Его лицо испугало Михея: Костель не боялся. Ни один мускул не дёрнулся на его лице. Он отбросил лук, сменив его на два закруглённых кинжала – по одному в каждой руке. Казалось, что Костель сам приготовился нападать. Вырколак нёсся со всех лап, Михей чувствовал, как азарт разливался по их жилам. Наконец-то противник, который может что-то предложить. Какая удача!
Когда между ними остался один большой прыжок, Костель внезапно кувыркнулся и очутился за спиной вырколака. Тот зарычал, им нужно было разворачиваться. Резкий удар кинжала попал под лопатку, в место, куда уже вошла стрела. Визг. Вой раненого зверя. Костель отпрыгнул и с усмешкой посмотрел на вырколака. Весь его вид кричал, что он верит в свою победу. Это не надолго.
Михей почувствовал, как вырколак приходит в ярость, неистовство охватывает его. Мысли Михея начали путаться, рассуждать здраво становилось всё труднее. Он пытался не выключаться, продолжать следить. Сегодня он намного дольше держался в сознании и всё осознавал, но ярость, что кипела, готовясь разлиться горячей лавой, дурманила. Где-то на краешке сознания раздался задорный смех, это ларва хохотала. Опять. Её пугающий хохот вселял трепет в душу Михея и предрекал, что совсем скоро перед глазами всё сольётся в череду безумно сменяющихся картин.
Всё ускорялось. Вырколак стал атаковать быстро и резко, Костель всё чаще спотыкался, отскакивал в последний момент, но вырколак почему-то не мог до него добраться. Как будто что-то охраняло его. Михей заметил медальон у него на шее. Герцог Эрнст рассказывал, что в Девлете умеют направлять форту. Видимо, он черпал силу из первостока, поэтому так долго держался.
Вырколак резко сменил тактику: стал набрасываться на шею, словно понял слова Михея. Они никогда не говорили друг с другом, да и не могли, но сложившееся между ними понимание удивляло, заставляло восторгаться. Вырколак клацнул зубами, и цепочка с медальоном упала. Костель с ужасом посмотрел на неё, а после вырколак перегрыз ему горло. Хрясь. И часть головы оторвалась от тела. Мгновение – и золотое свечение устремилось ввысь.
Дальше всё превратилось в мешанину. Вырколак выбежал на поляну, где всё ещё шло основное сражение. Лица солдат быстро сменялись, войска Влада расступались перед вырколаком, потому что в этом состоянии им невозможно было управлять. Краем глаза Михей увидел, что где-то стоит госпожа, полностью отдавшаяся лидерцу – её захватила тёмная зловещая тень, которая тянула свои щупальцы к форте, поглощая её раз за разом. Форты было так много, что некоторую она просто надкусывала, и тогда золотое свечение тускнело, становилось серым, блёклым. Битвы питали лидерца и сводили с ума госпожу.
Кровь заливала взгляд Михея. Она была везде. На пасти. На шерсти. На траве. На лицах мертвецов. Будущих мертвецов. Вырколак раздирал тела, а лидерец помогал ему, ослабляя противников. Всё происходило слишком быстро. Михей не успевал делать вдох, как вырколак мчался к новой жертве, разбивал шеренги, разбегающихся солдат. Ни копья, ни стрелы, ни мечи – ничего не могло остановить силу, что рвалась наружу. Будто вырколак хотел разодрать не просто всех людей, а порвать саму завесу мироздания. Сделать огромную дыру, которая бы поглотила их всех.
Кровь пульсировала в висках, крик заглушал все мысли. Картинка перед глазами вся была в крови, будто Михей смотрел сквозь серое витражное стекло и ужасался… Но и восторгался. Как бы тошно ни было это признавать, но он упивался силой, что была у вырколака. Он хотел бы ей управлять, быть её частью, а не наблюдателем.
Хохот ларвы нарастал, кровь хлестала ручьём, превращаясь в кровавые реки. Михей перестал понимать, что происходит. Скольких они разодрали? Сотни? Тысячи солдат? Какая разница? Если это и есть волчья участь.
Кроваво-серая картина перед взглядом дёрнулась, и её заволокло тёмной пеленой. Всё, что осталось перед тем, как он потерял сознание, был металлический запах и сладкий вкус крови во рту.
Всё закончилось резко, без предупреждения. Так и всегда происходило с его формой вырколака. Вот он несётся, разрывая врагов направо и налево, а вот лежит ничком. Голый. Беззащитный. Михей попытался встать, но поскользнулся и плашмя свалился на землю. Взгляд устремился в высокое голубое небо. У него был такой чудесный цвет, наполненный умиротворением, что заворожил его. Цвета, вернувшиеся к нему, пьянили, заставляли остро чувствовать разницу между ним и вырколаком. Несколько мгновений Михей провалялся, рассматривая плывущие тучи, а после сильная боль в висках сковала голову, а ломота разлилась по всем конечностям. Отрубленная левая рука ныла, напоминая, что он расстался с ней. Под лопаткой что-то горело, его мутило, но при этом по телу пробегала волна возбуждения и восторга. Он был на вершине мира и в самой тёмной пучине одновременно. Тело пробивала мелкая дрожь, Михей быстро хватал ртом воздух, захлёбываясь, словно до этого надолго задержал дыхание. Мир возвращался тяжело, словно после сильного опьянения. Когда он успокоил дыхание, то смог ощутить своё тело, а не только боль.
Первым пришло отвращение. Михей понял, что валяется на разодранных телах, в тёплой луже из крови и вырванных кишок. Он откатился, но снова увяз в груде трупов. Ему показалось, что те протягивают руки, хватая и утягивая к себе, чтобы навеки похоронить. Сознание всё ещё путалось, но смог усесться прямо и осмотреться: он, измазанный в крови, сидел посреди трупов и не понимал, почему его до сих пор будоражит от обращения. Михей бросил взгляд вниз, на пах – и тут же покраснел, отводя глаза. Его естество упрямо взмывалось, нарушая любой здравый смысл. Опять. Каждая битва кончалась именно этим. Как? Как вообще это возможно? Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, отвлечься.