Читать онлайн Горят Костры

«Казалось, против этих болезней не помогали и не приносили пользы ни совет врача, ни сила какого бы то ни было лекарства… только немногие выздоравливали и почти все умирали на третий день после появления указанных признаков, одни скорее, другие позже…»

Джованни Боккаччо, «Декамерон»

От автора

События в книге вымышленны, они лишь основаны на реально произошедшей трагедии, затронувшей всю Европу и Азию в 14 веке. Взгляды людей на науку, религию и культуру поданы через призму того времени с определенными допущениями для более глубокого отклика в сердцах современного читателя.

Глава I

«Врач – философ; ведь нет большой разницы между мудростью и медициной».

Гиппократ

15 сентября, 1347 год

Арност очнулся среди зеленой травы и жужжащих стрекоз. В небе по-черепашьи ползли белые облака, кружили стайками птицы. В лицо мужчины били солнечные лучи – яркое божественное светило пребывало в самой зените.

Хоть Арносту и было всего двадцать лет отроду, но юнцом он перестал быть еще в шестнадцать, когда был впервые отправлен служить с оружием в руках в роли дозорного на одной единственной городской башне Исанберга. Для неокрепшего парня тот день стал самым знаменательным в жизни, ведь это был серьезный шаг для каждого мирянина.

Хотя опекун Арноста был не очень рад тому, что его ученик вынужден тратить драгоценное время на бесполезное для него дело. Аптекарь Иржи заменил Арносту отца, а потому и был строг подобно настоящему отцу. Он был уверен, что будущему лекарю не обязательно не только держать оружие, но и обучатся владению им. Лечить – не калечить.

Подобное мнение было и у всего богемского духовенства. Даже в родном городе Арноста, – Исанберге – где он жил и по сей день, священники не одобряли то, как активно простые крестьяне привлекались к столь опасному делу. Но в городке всю его историю не хватало рук, чтобы держать мечи и луки, поэтому церковь была более или менее снисходительна. В остальном же Исанберг был прекрасным городом (правда, без крепостных стен и собственной мельницы) с доброжелательными и отзывчивыми людьми, и щедрыми на свои запасы горами.

В Исанберге, или на чешский лад – в Ржебличке, процветало горное ремесло. Богатые месторождения серебра, железа и олова подарили городку довольно важный статус среди торгового сообщества, именно это и позволяло горожанам жить не совсем уж бедно, нежели их соседи.

Арност почувствовал, как сон вновь настигал его, и опрометью вскочил, распугав осевших поблизости бабочек и шмелей.

Ученик аптекаря с ухмылкой глянул на Исанберг: на сенные и черепичные крыши с пыхтящими дымоходами, на мельтешащих возниц с повозками, набитыми сундуками, мешками и бочками, на церковные башенки с покачивающимися и звенящими колоколами, а вокруг – размахивающие крыльями белые птицы. У Арноста в груди все цвело от одного только вида города, сердце так приятно покалывало и щекотало, а в груди дышать становилось легче и приятнее. Но это был миг слабости от безделья. Арност вспомнил, что опаздывал и схватил свою сумку на ремешке, заранее проверив наличие внутри всего необходимого: пара книг, связка ландыша, ромашки и лаванды (за которыми он и пришел на поле, но ненадолго отвлекся), а самое главное – маленький железный крестик на тонкой нитке.

Ах! Точно, крестик! Арност повесил его обратно на шею и спрятал под рубаху. Учителю Иржи было все равно носит ли его подмастерье крест, но священник Ян каждый раз при встрече обязательно спрашивал на месте ли у юного «стража здоровья» его оберег от сил зла и болезней. Арноста это раздражало, какое этому старику вообще дело? Но Ян, судя по всему, питал теплые чувства к будущему аптекарю и всегда пытался поделиться каким-нибудь мудрым советом, напутствием или просто очередной несмешной шуткой.

Молодой человек поспешил вернуться в аптеку. По пути он почуял, как с реки Ропуха ветром понесло запах водорослей, кувшинок и ряски.

У крайней городской избы Арноста встретил недовольный всем петух, обхаживающий прогуливающихся кур. Он гневливо встрепенулся, почуяв опасность от пробегающего мимо человека, но с места не сдвинулся, лишь кудахтал и тряс гребешком.

– Арни, опять опаздываешь?! – окликнула крестьянка с ведром моркови в руках. Она проводила спринтера взглядом, улыбнулась и махнула рукой.

Дальше по улице молодой человек наткнулся на веселящуюся детвору. Мальчики и девочки бегали с деревянными палками в руках, взмахивали ими и имитировали драку.

– Сдавайся, слуга водяного! Ты слишком далеко от воды, твой владыка бросил тебя! – кричал мальчик в самодельном шлеме из березовой коры, тонких веток и листьев.

– Пойти прочь, простолюдин! – отвечал мальчик, обернутый в грязное полотенце.

Дети соприкоснулись своим деревянными мечами и издали ртами лязг стали. К воинам подбежало две девочки и стали по-птичьему кричать.

– Это Стрибожьи внуки! Кто их послал помешать нашему поединку?! – кричал мальчик в шлеме.

Дети увидели Арноста, отложили мечи и дружно помахали ему рукой:

– Привет, Арни!

Лекарь и им ничего не ответил, лишь мимолетно улыбнулся и продолжил нестись вглубь города.

На свежем воздухе рубил дрова блестящий от пота мужчина с пышной бородой, осколки бревен разлетались от мощных ударов рубаки. В тесном переулке развешивала сушиться белье женщина в белом платке и фартуке поверх бледного синего платья. В уютном дворике с неровной огородной плетенью рассыпала зерно для кур крестьянка в камизе и тунике. Стоя на крупном деревянном ящике посреди улицы, юнец кричал во все горло: «Граждане Ржеблички, церковь праведной Анны просит всех неравнодушных не поскупиться податью! За вашу щедрость Господь простит любые грехи!».

Жизнь в городке кипела, как и всегда. Каждый был занят своим делом, посреди дня в Исанберге редко можно было встретить бездельного прохожего. Все, кто бродили по улице – не просто так гуляли. Поглазеть в город прибывали лишь гости, но и это было редкостью. В Исанберге глядеть не на что, тут только церкви, шахты да пасека.

В лицо бил ветер, в воздухе витали запахи сена, навоза, кур, овощей, хлеба и мокрой одежды. Мимо мелькали корчма, купальни, рынок и простые избы. Арност ловко перепрыгнул через наваленные у края дороги бревна, перешагнул невысокий забор, забыв про калитку, ворвался в хлипкую деревянную дверь и споткнулся о порог.

Арност тихонько ойкнул, поднялся и поймал на себе строгий взгляд наставника, сидящего у койки с бледной худой женщиной. Пышные брови учителя Иржи медленно опустились и бросили тень на морщинистые щеки. Аптекарь сплющил губы и тяжко выдохнул.

– Знаю, что вы скажите! – хватая ртом воздух произнес опоздавший ученик. – Виноват!

– То, что ты знаешь это, делает ситуацию еще хуже. Аще ты не понимал, то был бы просто глупцом. Но ты безответственен и ленив.

– Я не ленив! – обидчиво фыркнул Арност. – Всего-лишь отвлекся.

– Это непростительно. Я из раза в раз повторяю тебе, что ты мой единственный ученик, тебе предстоит взять на себя обязательства главного городского аптекаря, когда меня не станет. – спокойно отчитывал учитель Иржи.

– Вы так объясняетесь, инно кроме меня в Исанберге нет других врачевателей. А как же Генри или Висцлав, или…

– Они не ведают всего того, что ведаешь ты. А именно сейчас ты должен быть наиболее внимателен к происходящему вокруг. – оскалился Иржи.

Арност глянул учителю за спину.

– Что с ней? Холера? Проказа? – спросил ученик.

– Подойти да выясни. Ты в состоянии уже сам ставить диагнозы. Давай. – уговорил учитель.

Арност подошел к бледной обнаженной женщине, ее кожа была влажной, губы сухими и потрескавшимися, вокруг глаз скопился гной. Помимо этого, поверхностная отдышка и несколько красных припухлостей на теле. Ученик заметил у койки ведро с рвотой и кровью. Арност ощупал нижнюю челюсть и шею.

– У нее припухлости, воспалены млечные узлы? Это часть той системы, о которой вы мне рассказывали? О ней не написано в современных книгах.

– Верно. Ее рвет кровью, а гнойное воспаление прогрессирует. Я не могу точно сказать, на что это похоже. Может у тебя идеи есть?

– У нее точно поражены легкие и… Смотрите, – Арност развернул руки девушки. – На внутренней стороне предплечий расчесы. Но это не чесотка. Я уверен, что источник заразы именно на руках, а все остальное – вторичные заболевания.

– Хм, – аптекарь задумался и изучающе осмотрел запястья и предплечья женщины. – Я сперва не обратил внимание. Хорошая работа, Арност. Именно поэтому я до сих пор от тебя не отказался. У тебя есть задатки выдающегося человека, а ты все норовишь упустить свой шанс. Я хочу, чтобы ты наконец повзрослел и сосредоточился целиком на медицине. Представь, каких успехов ты можешь достичь, если будешь впахивать. Этому миру не нужны обычные работяги, ему нужны профессионалы, лучшие из лучших. Таких история и помнит. Наша жизнь неприлично коротка, мне, да и при такой-то профессии, повезло дожить до моих лет, поэтому я и понимаю ценность знаний и умений. Хочешь что-то значить? Тогда учись и работай.

Арност застыл, он опустил глаза и углубился в себя, стал что-то там выискивать.

– Ладно, теперь ступай-ка к Герде, ее простуда опять разошлась, предоставь ей эту настойку, пусть еще день полежит. И… пусть поменьше молится, если бог ей и поможет, то только через меня. А ей нужно копить силы, иначе к урожаю не встанет на ноги. Потом вернешься – дам следующие указания.

***

Застрекотали сверчки, когда Арност уставший чавкал башмаками в сторону лавки учителя. В небе уже прорастали первые звезды, некоторые из них словно подмигивали одинокому ученику.

Меж домов Арност заметил яркий свет от костров, услышал хохот и звонкие хлопки. Кто-то свистел и пел:

Весь год заполнен был работой,

Тяжкой работою за гроши.

Весь год заполнен был работой,

Тяжкой работою за гроши!

Месяц я целый не видел света,

Только лишь волка, лису и зайца.

Знать, и не осталось нам ничего,

Видел – есть заяц, лиса и волк.

Звучали барабаны и флейта, смех все усиливался… Арност любил попеть и послушать песни. Раньше любил. Сейчас ему это настрого запрещено. Вернее, вряд ли учитель позволит ему заниматься подобной чепухой, как он сам говорил: «прожигать юность».

Арност отвернулся от ярких огней и зашел в аптеку. Внутри уже погасли свечи, со второго этажа доносился измотанный храп Иржи. На койке же по-прежнему лежала женщина, заточенная в крепком сне.

Ученик поднялся наверх, тихо прошел мимо комнаты учителя и закрылся в своей. Он тяжелым взглядом осмотрел по ночному синее помещение: свою кровать, сундучок на полу, столик с незажженной свечкой в горшке и книжками по латинскому и греческому.

Арност открыл сундучок и стал расшнуровывать рубаху, но остановился. Молодой человек засмотрелся на королевну ночного царства – луну. Она высокомерно и многозначительно глядела прямо в окно крохотной комнаты, освещая ее серебристым лучом.

Арност опустился к сундуку и заметил, что оставил свои книги неприкрытыми. Если бы их кто-то увидел, то отругал бы как следует, отнял бы и заставил молиться за искупление грехов (это все в лучшем случае). Старенький томик Ибн Сины, «Этика и общая медицина» Гиппократа, Авл Корнелий Цельс «о медицине». Последняя так вообще находилась в строжайшем секрете, потому что так сказал сам учитель Иржи. Он утверждал, что это переписанная версия одной книги, оригинал которой утерян, но отдавать ее никому нельзя, так как была велика вероятность вызвать гнев духовенства не только Богемии, но и всей Священной Римской империи, в частности папства. Современное общество не очень любило популяризировать ту медицину, в каком виде она была в давние времена, еще в годы существования Западной Римской империи. Духовенство утверждало, что старые методы лечения являлись варварскими, что операции на телах живых и умерших должны ограничиваться или запрещаться. По этой же причине учитель Иржи проводил вскрытие трупов тайно, без лишних глаз, только лишь своему ученику он доверял присутствовать.

Арност положил книги на дно сундука и поместил поверх сложенные вещи, затем закрыл крышку и отварил оконные створки. Снаружи прямиком к раме тянулась крупная ветвь старого дуба, что рос тут еще задолго до рождения Арноста, Иржи или вообще появления Исанберга.

Арност умело прополз по ветви до ствола, а оттуда поднялся повыше до двухскатной черепичной крыши трехэтажного здания напротив аптеки. Это было самое высокое и богатое строение в городе, в нем жили самые обеспеченные бюргеры, родственники городского бургграфа, гетмана или любого придворного феодала из Верхнего замка на холме.

Ученик аптекаря сел на конек крыши, глядя свысока на пустые улицы. Отсюда было видно и корчму, посетители которой уже стали расходиться (но далеко не все), церковь праведной Анны и церковь святых апостолов Петра и Павла, а также реку Ропуху, оловянной нитью текущую от обрывистого холма, на котором чернел на фоне серовато-пурпурно-синего неба замок, из чьих окон доносился рыжий свет.

Арносту вспомнилось кое-что у Горация от увиденного им пейзажа:

«Реже по ночам в запертые ставни

Раздается стук молодежи дерзкой,

Чтоб прервать твой сон, и покой свой любит

Дверь на пороге,

Что она легко покидала прежде.

Стала слышать ты реже все и реже:

"Сна лишен тобой я, – ужель спокоен,

Лидия, сон твой?».

– Эй, чего ты тут сидишь? – прозвучал тонкий девичий голосок и на плечо Арноста упала легкая рука.

– Ива, почему ты не спишь? – сухо произнес Арност, даже не обернувшись.

Девушка настойчиво надавила рукой на плечо друга и надулась от злости:

– А ты не пришел, хотя обещал! Я, конечно, получила твое послание с шифром, но это ничего не меняет. Да и шифр оказался простеньким, ты теряешь хватку!

Ее охровые глаза позеленели от эмоций, а смуглая кожа покраснела, что стало заметно даже в ночи.

– Времени не было составить получше. Иржи припахал меня на весь день, даже перерыва на обед и ужин не было.

– Ты ведь говорил, что у тебя будет выходной. – гневалась Ива.

– Учитель был не в настроении, захотел припадать мне урок.

– Ты опять ослушался его?!

– У нас возникло недопонимание. – уклончиво ответил Арност.

– Как обычно. Мне правда кажется, что эта жизнь не для тебя. Тебе просто не оставили выбора. – смягчилась девушка.

– Моя мама хотела для меня лучшего. Если не Иржи, то я останусь один и без крыши. Твои-то меня вряд ли примут, сама понимаешь.

– Конечно, они меня и так еле терпят, еще один нахлебник на шею не нужен! – саркастично произнесла Ива.

– Иржи передаст мне свое наследие, тогда я смогу стать обеспеченным человеком. – с толикой грусти произнес Арност и сам себе кивнул, будто придавая уверенности.

– А как же твои мечты о том, чтобы стать летописцем, писателем, историком. Или художником!

– Это все детские мечты, пора взрослеть, Ива. Пора бы и тебе зинуть в будущее.

– А как же поэзия? Я знаю, ты жить без нее не можешь. Не ври себе, что это пережиток детства. – девушка села рядом и приобняла Арноста.

Подул прохладный ветерок, и друзья ощутили свежесть и пресный запах с реки, с дуба сорвалось несколько листков – они закружились, проносясь над головами друзей, и растворились во тьме подлунного королевства.

– Да, может ты и права, но все равно это не имеет никакого смысла. Я буду жить лекарем, умру лекарем, как и Иржи. Он прав, говоря, что мне не нужно забивать голову лишним.

– Ты выучил какие-нибудь новые стихи? Видела тебя с листком на днях, купец Бориш нашел для тебя кое-что, как ты и просил?

– Да, – улыбнулся Арност и слегка смутился. – Бориш был в Праге, а там повстречался с одним писарем, который знающ в поэзии.

– Расскажешь мне?

– Слушай, я не уверен…

– Не отнекивайся. Давай! – уговаривала Ива.

– Ну, хорошо. Только не сбивай меня, а то настрой пропадет.

Арност закрыл глаза и задержал дыхание, затем посмотрел на медленно плывущий месяц в небе и вспыхнул поэтичным пламенем:

«И звенят и гремят

вдоль проездных дорог

За каймою цветов

многоголосые

Хоры птиц на дубах

с близких лагун и гор;

Там вода с высоты

льется студеная,

Голубеющих лоз —

всходов кормилица.

По прибрежью камыш

в шапках зеленых спит.

Чу! Кукушка с холма

гулко-болтливая

Все кукует: весна.

Ласточка птенчиков

Под карнизами крыш

кормит по улицам,

Хлопотливо мелькнет

в трепете быстрых крыл,

Чуть послышится ей

тонкое теньканье».

– Красивое. Ты не пробовал писать самостоятельно? – спросила девушка, сложив голову на плечо Арносту.

– Нет, это противоречило бы всему, что я сказал тебе до этого. – ответил он.

– Просто попробуй. Тебе понравится, я уверена. А еще теперь тебе придется бегать за мной, чтобы позвать на лужайку! Надеюсь, что у тебя скоро выпадет время для отдыха, а то рано или поздно мне надоест ждать тебя. Я вот для кого лук изготовила, а? И мишени все расставила уже без тебя! Или ты и для этого уже слишком взрослый? Тогда позову кого-нибудь другого.

– Нет-нет, – успокаивал Арност. – Я приду, отпрошусь у учителя.

Глава II

«Каждый человек в отдельности смертен, человечество же в целом бессмертно».

Апулей

Вилем и Томаш стояли в дверях материнских покоев. Сама же мать лежала в бреду, время от времени ее настигали судороги и рвота с кровью, глаза закатывались, а дыхание становилось прерывистым и неглубоким.

– Где чертов врач? – постукивал носком Томаш. – Он уже должен был прийти. Ей становится хуже.

– Терпение, – спокойно причитал Вилем. – Мы следим за ней, а врач вот-вот прибудет.

– Какое терпение, Вилем, бога ради! – Томаш сжал кулаки и стрельнул в брата ядовитым взглядом.

– Чего тебе опять неймется? – выпрямился Вилем и надул грудь.

– Я же вижу, что тебе плевать на нее! Ты всегда сторонился нашей семьи. Да даже сейчас, когда ей плохо…

– Закрой пасть, ты не смеешь так баять. – глаза Вилема налились кровью, и он готов был в любой момент стукнуть брата по голове.

Вилем был на пол ладони выше и немного шире, но разница эта была заметна только при наглядном сравнении.

– Думаешь, раз ты старший, то имеешь право бросаться словами?! – вскипал Томаш, его кулаки тоже сжались, ногти впивались в кожу, а зубы скрипели друг о друга.

– Это ты мне говоришь? Да и причем тут возраст, я старше лишь на три минуты. Какой же ты тупоголовый.

– Довольно вам! Вы оба только о себе думаете, маме нужен покой, а вы разорались! – по лестнице поднялась сестра Томаша и Вилема, Зофи. Она растолкала братьев и вошла в комнату. – Пришел лекарь, пропустите его.

Братья опустили глаза, у обоих были темно-карие. Единственным значимым отличием между близнецами было наличие у Томаша веснушек, коими бог обделил Вилема.

На второй этаж поднялся городской лекарь, на вид еще молодой и совсем зеленый. Он снял с головы зеленый куаф и до шеи рассыпались его рыжие волнистые волосы.

– Здравствуйте, – деловито произнес молодой человек. – Могу я пройти?

– Мы вас заждались. – выплеснул Томаш, брат сурово и презрительно глянул на него.

– Прошу прощения, сейчас самый пик заболеваемости в этом сезоне.

Лекарь подошел к кровати, где ворочалась преклонного возраста женщина с редкой сединой в корнях волос. Молодой человек долго осматривал пациентку, трогал горло, лоб, прощупывал кожу всего тела.

– Как я могу к вам обращаться? – спросила Зофи, присев рядом.

– Арност.

– Что вы можете сказать, Арност? – дрожащим голосом спросила девушка.

– Симптомы слишком разнообразные. Скорее всего поражены легкие и сердце. Может иметь место нехватка воздуха. Вы не проветривали помещение?

– Нет, наш дядя немного смыслит в медицине, он сказал, что открывать окна нельзя, а то ей станет только хуже.

– Не слушайте его больше, нужно проветривать всегда, просто укутайте ее в одеяла, чтобы не продуло, если так волнуетесь об этом. Если делать выводы, то ее некоторые отклонения напоминают другие случаи заболевания в Исанберге, но у вашей матери отсутствует воспалительный рост где-либо на теле. По нашим наблюдениям, это некие флегмоны, которые перерастают в буллы. В любом случае, ситуация схожа, поэтому это не сулит ничего хорошего. У вашей матери критическое состояние, она пребывает в бреду. – рассказывал Арност.

– Вы можете что-нибудь сделать?

– Лишь попытаться. Я могу выдать настойки и приготовить лекарства, но вы понимаете колико это будет стоить?

– Деньги нас не волнуют, мы сможет все оплатить, лишь бы ей стало легче. – еле сдерживая слезы произнесла Зофи.

После этих слов женщине в кровати стало еще хуже. Ее тело задергалось, изо рта потекла кровь, она тихо захрипела. Ее руки рефлекторно цеплялись за все, куда дотягивались, она даже вцепилась острыми ногтями в руку лекаря и сжала ее до тонких струек крови.

– Девушка, откройте окно! Остальные – выйдите и закройте дверь, – Арност бросился к своей сумке и стал там что-то выискивать. – Выйдите, я говорю! – добавил он вновь через плечо.

Томаш и Вилем закрыли дверь снаружи и встали в полной тишине. Из комнаты доносились стоны и хрипы их матери. В груди у обоих бешено колотилось сердце, у Томаша встал ком в горле, а у Вилема отвисла челюсть.

Они слушали стуки и скрипы на протяжении десяти долгих и мучительных минут, пока все совсем не стихло. Томаш не осмеливался тянуться к ручке, поэтому это сделал Вилем.

Братья заглянули в спальню их матери и застыли в проеме. Они видели, как лекарь стоял над неподвижно лежащем телом, укутанным в простыню. В дальнем темном углу сидела вся в слезах Зофи, трясущаяся от горя и боли.

– Что ты наделал? – вырвалось у Томаша. – Что ты, черт побери, наделал?

– Я сделал все возможное. Мне жаль, ее сердце не выдержало. – печально протянул Арност.

– Нам послали какого-то тупоголового юнца! Ты хоть школу закончил?! – Томаш набросился на лекаря, схватил его за воротник и потянул на себя.

Томаш был на две головы выше и в десять раз свирепее, но за Арноста вступился Вилем.

– Убери от него руки. Он не виноват.

– Ты… Ты… – Томаш не мог выразить всю ту ненависть, которую он чувствовал в себе, ему так хотелось рвать и метать, что не было сил даже сказать хоть что-то осмысленное.

– Твоя агрессия опасна для окружающих. – сухо произнес Вилем.

– Наша мама скончалась, а ты просто стоишь и… Ты бесчувственный кусок говна, Вилем!

– Знаешь, мне надоело выслушать твою чернь из уст и смотреть на вечно недовольно лицо, – рыкнул Вилем. – Я ухожу.

– Катись, полудурок. Если я вновь увижу тебя в нашем доме, то дам в рыло.

– Не увидишь, я больше не приду. – добавил напоследок Вилем и удалился.

– Я сообщу в церковь о случившемся. – коротко ответил Арност.

Томаш слегка оклемался и нагнулся к своей сестре, она спрятала лицо и тихонько сопела, обхватив руками колени.

– Почему ты его выгнал? – всхлипнула она.

– Не переживай, мы справимся, я смогу нас прокормить.

– Сначала папа, теперь мама, а Вилем ушел от нас. Наша семья разваливается.

– Все будет хорошо, поверь. Он одумается и вернется, он всегда возвращался, а до тех пор я буду всегда рядом. Мы все выдержим, слышишь, сестренка?

Томаш взял Зофи за руку и сжал ее покрепче.

***

В одну из светлых ночей поздней весны Ива и Арност прогуливались по улочкам Исанберга. Ива толкала друга в бок и во все горло хохотала так, что слезы наворачивались. Она все пыталась вставить хоть слово, но этот смех, чтоб его, не позволял даже сделать вдох!

– Ой не могу! – наконец выпрыснула она. – Только вспоминаю – умираю со смеху! Какое у тебя тогда лицо было глупое. Иногда мне кажется, что с тех пор оно у тебя всегда такое.

– Тебе лишь бы дерзнуть. Смейся-смейся, но потом подрастешь – поймешь все. – отвечал покрасневший от зазора Арност.

– Ой-ой! Как мы заговорили! «Подрастешь – поймешь», ой не могу! Тоже мне, взрослый! Да ты еще неделю назад в речке с уткой пытался разговаривать.

– Они понимают меня!

Ива рассмеялась с новой силой, она уже не смогла идти – встала посреди дороги и развела руками в стороны, затем сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

– Давно я так не…

Внимание девушки привлекли огни жаровен и факелов с рыночной площади. Люди кружились в хороводах, смеялись, радовались, свистели и напевали частушки, пыль под сапогами не успевала оседать – вновь круто вздымалась до подолов и голенищ сапог.

На высоких табуретах отплясывали скоморохи, дудели в дудочки и жонглировали короткими горящими факелами, а кто-то даже крутился колесом.

– Я совсем забыла! – вспыхнула от радости Ива. – Забыла же! А ты и не напомнил!

– О чем? – Арност задумчиво глянул на празднество, его особо не впечатляли подобные зрелища, лишь ввергали в скуку и бесконечные размышления о ценности потраченного времени.

Но юноша недовольно цокнул языком, когда увидел расплывшуюся до глазных морщин улыбку подруги. Он уже предвкушал, что из ее энергичных уст вырвется нечто вроде: «пойдем плясать, веселиться! Забудь ты о том, что тебе пора возвращаться к наставнику – всего разок потанцуем, ничего ведь страшного!». А он бы ей ответил: «Нет-нет, прошу! Мне больше нельзя перечить Иржи, ему все это очень не понравится!».

И вот Ива только собралась открыть рот, как Арност ловко перебил ее и кратко отрезал:

– Нет.

– Да, понимаю, – действительно понимающе кивнула девушка и подмигнула. – Тебе нельзя подводить наставника Иржи, я помню. Ничего страшного, в другой раз повеселимся.

Арност обомлел от услышанного, раньше Ива никогда так просто не сдавалась, неужели что-то изменилось? Должно быть, Арност ошибся, девочка давно переросла его самого.

– А знаешь… – тяжко вздохнул Арност. – Сейчас ведь еще не так поздно, а Иржи наверняка уже дрыхнет без задних мыслей. Полчаса отдохнем у костра – никому не навредит. Тем более, я всю неделю пытался соблюдать обещание серьезнее относиться к своим обязанностям.

– Ха, – победоносно фыркнула Ива. – Тебе ведь нужно было, чтобы я тебя поуговаривала, чтобы ты построил из себя недотрогу. А тут такое разочарование.

Арност лишь усмехнулся, схватил подругу за теплую руку и повел поскорее на ярмарку. Они потеряли счет времени, пока расхаживали меж рядов с вкуснейшей едой, окутанной теплым паром: яблоки в карамели, жаренные утки и курицы, подвешенные бедра овец и коров, свежие ягоды и травы, сыры, привезенные из дальних королевств. Затем их увлекли целые коридоры рядов с игровыми лавками: метание ножей в цель, бег через препятствия, прыжки через костер, метание шариков с водой в вертлявых скоморохов в забавных шапочках с бубенцами.

Вдоволь наигравшись и наевшись, друзья сели поодаль от торговых рядов, пригрелись у костра с другими подуставшими от плясок горожанами. Арност признал вокруг много знакомых лиц: тут и священник Ян со своими детьми и женой, тут и отставные солдаты Джон и Мартин, некогда служившие в Верхнем замке, тут и Томаш со своей сестрой Зофи, тут и совсем еще зеленые ребятишки, коих уже вот-вот да склонит на свою сторону сон. В Исанберге у костра сидела как знать, так и простые крестьяне, притом общий язык найти удавалось весьма легко.

– Альберт, а помнится мне лет пять назад твой сынишка ходил ко мне на задний двор и все с огорода морковь вырывал, обгрызал и бросал зеленые стебли на грядки. А когда его с поличным поймали, буквально с рыжими усиками, то он до последнего отнекивался и все на Дружка скидывал. – старик Бохдан по-приятельски закудахтал, глядя на рядом сидящего Георга с уже подросшим сыном Альбертом, а левой рукой уверенно, сжимая каждый палец, почесывал мохнатую дворняжку, виляющую облезлым хвостом.

– Неча-неча, мы с женой тебе возместили весь ущерб целой корзиной моркови, причем отборной, двое крупнее твоей дряблой. – расхохотался полноватый Георг, прикусив ноготь на большем пальце.

Георг смачно сплюнул, облизнулся и облокотился на спинку деревянной скамьи.

– Да я же не в обиде был, да вот только от дара такого просто так отказываться неприлично как-то. – ответил старик Бохдан и потянулся, зевая.

На лица сгрудившимся вокруг большого костра падал успокаивающий рыжеватый свет. Потрескивали угли и бревна, как толстый лед на реке в раннюю весну (как-то раз Арност с Ивой прыгали поверх застывшего русла до тех пор, пока этот пугающий до боли в груди треск не отпечатался в памяти навечно). В пурпурно-черное небо поднимался прямой столб дыма, из которого вылетали и гасли красные искорки.

Арност приобнял задремавшую в убаюкивающей обстановке Иву, чьи светло-русые волосы приобретали какой-то новый, по волшебному бронзовый оттенок. Ученик врача изучающе разглядывал лица собравшихся, все старался разгадать, что у них на уме. Эту забаву Арност любил пуще любой другой, но в какой-то момент в глазах потемнело, даже костер потух, будто от сильного северного ветра, и луна потонула в плотном океане космоса, беззвездного и холодного.

Встряхнув головой, юноша огляделся, горожане по-прежнему сидели вокруг, пили, разговаривали и просто отдыхали, но их лица исказила темнота! Арносту показалось, что вместо привычных черт головы людей обрели иные – черты мертвецов. Глаза выпали из глазниц, кожа побледнела, начала гнить и чернеть, зарабатывая все новые и новые гнойники, зубы выпали, волосы сдуло ветром. Арноста окружали ничего не подозревающие мертвецы, которые будто не замечали никакого уродства, не замечали торчащих костей черепа своих соседей и собеседников.

Глава III

«Пусть бог не вмешивается».

Гораций Флакк Квинт

28 ноября, 1351 год

Руки покрылись мозолями, сажей и порезами. Арност не помнил, откуда они взялись, словно они были на них всегда. Арност не помнил чистого неба, не помнил зеленых полей. Лекарь смотрел на все еще пыхтящие дымом и смрадом сожженья кострища, сидя на коленях по локоть в копоти и грязи, смешанной с кровью и дождевой водой после только что начавшегося дождя.

Из бесконечного единого полотна туч лило, как из ведра – в самом буквальном смысле этого выражения. Литры воды разбивались о землю с наслаивающимся стуком, будто молоты целой армии, павшей в неравном бою, оглушительно бились о деревянные щиты. Арност ничего не слышал, даже гула ветра – лишь пульс непогоды.

На пригорке поодаль от наваленных побелевших углей показался остов всадника. Арност присмотрелся, но разглядеть деталей не сумел. Вода заливала глаза, сложно было разомкнуть веки шире прищура. Но всадник казался необычным.

Ударила молния. Небо поразило яркой мимолетной вспышкой, кривыми узорами, разошедшимися с севера на юг, ускользнув куда-то за горизонт. Лекарь стал считать. Раз, два, три…

Прогремел гром такой силы, что сердце в груди замерло на целые секунды, а птицы в ужасе покинули укромные места средь ветвей густого леса неподалеку.

– Смерть, смерть, смерть. Мелодия усопших, о смерть, о дивная смерть.

Арност дрогнул, задержал дыхание, стал оглядываться. Рядом никого не оказалось, а всадник с пригорка исчез. Лужа под ногами задымилась сильнее потушенных ливнем костров, чьи хвосты окончательно прибило к земле дождем.

Ученик врачевателя вскочил, будто земля обожгла его сквозь одежду. Под ногами заклубилось еще больше плотного дыма, он достиг бедер, груди и вот-вот намеревался утопить в себе одинокого молодца. Спустя минуту Арност уже был закован в тюрьме непроглядной серости. Серее могло быть лишь его собственное душевное состояние.

– Ты говоришь на языке смерти? Можешь не отвечать.

Голос незримого незнакомца расслаивался, просачиваясь сквозь хмарь пепла. Арност заметил, что дождь прекратился, даже его эхо не доносилось через завесу. Молодой человек сдвинул брови к переносице, зрачки сузились, сконцентрировавшись на двух тусклых огоньках, подернутых серостью.

– Мне есть, что показать тебе, Арност.

Огоньки моргнули, зажглись ярко-ярко, разгоняя тьму, но Арност так перепугался, что крик вырвался из его горла, раздирая слизистую.

Юный лекарь очнулся в кровати, совсем один в своей комнате. Из окна на пол и стены падали утренние лучи осеннего солнца.

Арност спустился по лестнице, учуяв доносящийся снизу запах мирры и камфоры, мазей и болезни… У последнего была особая харизма, отталкивающая многих людей, отчего профессия лекаря делалась весьма редкой. Запах приближающейся смерти, вонь слабости и нотки безнадеги.

На первом этаже все койки забиты больными, многие из которых лишены сознания. Под койками валялись окровавленные бинты, всюду переполненные ведра со рвотой, дополняющей и без того концентрированную вонь еще большей гнусностью. Всюду кашель, стоны и хрипы.

Над пациентами корпело четверо лекарей, ровесников Арноста, а их общего наставника, Иржи, нигде не было.

– Наконец-то ты очнулся, Арни. Нам как-раз нужна твоя помощь. – уставши произнес черноволосый и усатый Генри с заячьей губой.

– Сколько вы уже тут? – спросил Арност.

– Всю ночь, часов в двенадцать одному пациенту стало хуже, начал кричать, поэтому Иржи и позвал нас. Ты не слышал ничего?

– Нет, спал как убитый, честное слово, – спокойно ответил Арност. Общество больных и страдальцев нисколько не смущало молодого человека, за последние четыре года он многого навидался после вспышки неизвестной болезни. Иржи предвещал, что проблема лишь набирает обороты и худшее еще впереди. Ему виднее, Арност доверял мнению старика, а потому старался сохранить силы и нервы для бури, уготованной их городку. – Так, а где сам Иржи? Не вижу его.

– Он отошел, попросил тебя заменить его, как проснешься. Решили не будить тебя намеренно, ведь вчерашний день выдался довольно… сложный. – печально ответил Генри и от неловкости почесал нос, прикрывая часть лица.

– Ты руки вымой, только что работал ими, а теперь лицо трогаешь. Как Иржи вообще мог вас оставить одних? – презрительно выпрыснул Арност. – Скажи, где он?

Генри почувствовал высокомерие в голосе коллеги, он уже давно стал его подмечать. Помимо этого, от Арноста прямо-таки веяло недовольством. Главному ученику Иржи было скучно в компании, как Арност сам выражался, таких скудных на знания остолопов, в глазах молодого человека уже долгое время читаются мечты о том, чтобы вырваться, подыскать местечко получше. Да и кто знает, что еще скрывала голова этого парня, слишком уж он был высокого мнения о себе, а притом еще и многого недоговаривал, судя по его чрезмерному молчанию.

– Иржи не сообщил нам, куда именно отправляется. Да и какое это имеет значение? Вернется – поговоришь с ним. – обидчиво пробормотал Генри.

– Мне он нужен сейчас же. – настаивал Арност.

В разговор вмешалась Лида, попутно спрессовывая в единой комок лежавшие тут и там бинты и тряпки:

– Арност, хватит упрямиться, людям помощь нужна, сглотни свою гордость и помогай давай.

Арност раздраженно вздохнул и пожал плечами:

– Ладно, что делать?

***

Иржи стоял на заднем дворе церкви праведной Анны, глядя на умноженное за последнее время число плит. Рядом взад-вперед расхаживал обеспокоенный обстоятельствами священник Ян:

– О Господь милосердный, дай нам сил.

На обоих падали лучи солнца, проскользнувшие меж остроконечной черепичной церковной башни с колокольней. Сыпали коричневой и желтой листвой осины да липы, помахивали ветвями засыпающие к зиме березки. Где-то в оставшейся листве посиживала ворона, пронзительно и громко каркая.

– Места все меньше, Ян, мы не можем больше позволить себе тратить землю на могилы с надгробиями. Я понимаю, что ты можешь возразить, но… – произнес Иржи.

– Нет, это правда, – перебил священник Ян. – У нас нет столько земли, если только весь Исанберг не покрыть могилами. Ты и сам знаешь, что за последний год смертность увеличилась чуть ли не вдвое. Показатели растут. Я ведь не слепой. Мы навлекли на себя гнев божий. Что наш город сделал святому духу?

– Я общался с вестниками из других городов, из дальних владений. Так всюду, где-то лучше, где-то хуже. Нам еще повезло, многие рассказывали о том, что на юге ситуация подобна настоящему кошмару. Знал бы ты, Ян, что творится в Италии или в Бургундии. Молись за нас всех, чтобы это обошло нас стороной.

– Раньше ты не просил меня о молитве. – заметил Ян с заметной печалью.

– Глядя на все эти могилы я понимаю, что нам поможет только чудо. Я готов верить во что угодно и делать все, что в моих силах, чтобы помочь людям, – твердо ответил Иржи. – Что вы предпримите?

– Если все продолжится в том же духе, то мы будем вынуждены делать общие могильники. – наморщился священник. Ему было тошно от одной только мысли об этом. Пренебречь обрядами, пойти против догматов.

– Выгребные ямы… – тяжко вздохнул Иржи и протер лоб пожелтевшим куском ткани. – Наступают темные времена, друг мой. Твой сын… Сколько ему лет?

Яна пробрала дрожь от столь неожиданного вопроса, особенно в контексте сказанного прежде. Попытавшись сглотнуть застрявший в горле ком, священник прошептал:

– Только-только пятнадцать исполнилось. Ходит в церковь, я всему учу его.

Молодой, подумал Иржи и криво улыбнулся, отчего служителю бога сделалось тошно, в голове у того завертелось столько мрачных мыслей, что застучали друг о дружку челюсти.

Глава IV

«Бог создал дальний мир наш навсегда таким:

Веселье – после бед, благое за дурным».

Ас-Самарканди

Радим стоял перед зеркалом, обрамленным серебром и металлическими лозами, вроде плющевых. Полукруглый пурпурный плащ с ремнем на правом плече покрывал зеленую рубаху, а кисти согревали теплые синие меховые перчатки. В руках он держал свой овальный потхельм со старой гравировкой. Шлем этот достался Радиму от двоюродного брата, а тому от его отца.

Отец же Радима был священником при церкви… Радим не помнил при какой именно, но точно помнил каждое наставление родителя, царство ему небесное.

– Будь хорошим человеком в первую очередь, Радим, – произнес мужчина, глядя на свое отражение. Боевые шрамы от мала до велика встречались на каждом кусочке кожи, на какой не глянь. – Не обижай слабых, уважай сильных.

Отец был безнадежным пацифистом, даже до того, как подался в религию, а по словам матери церковнослужителем он стал в двадцать лет.

Радим в свои двадцать лет вступил в армию, а еще через двадцать получил титул рыцаря и занял пост военного советника при наместнике Рудольфе, уроженце из Германии. Именно это достижение уже немолодой боец считал самым важным в своей жизни, даже не смотря на отказ следовать по проложенному отцом пути.

Военный советник затянул ремни потуже, зашнуровал башмаки, закрепил на свободном плече кожаный наплечник с гербом Исанберга – ангелом с киркой и мечом в руках, а на шее застегнул зеленый плащ с посеребренной каймой. Пола плаща износилась за годы службы, нитки выцвели и пропитались грязью, но менять одежду воин не собирался, Радим считал, что опыт и собственная история важны не только для человека, но и для его имущества, тогда и только тогда вещи начинают служить верой и правдой владельцу.

Когда Радим поднял со стойки и закрепил на поясе свой только-только наточенный у лучшего городского оружейника меч, то вспомнил, как впервые пустил свое любимое оружие в ход. Это произошло лет шестнадцать назад, когда посол из Королевства Франция предложил в качестве оплаты еще юному и не очень опытному солдату фамильный меч (коих у владельца пруд пруди) с выгравированными узорами в виде птиц на крестовине, позолоченной рукоятью и выплавленной буквой «G» от французского слова «Guerrier» на эфесе. На следующий день после вручения Радим пустил меч в ход – защитил посла от кишащих тогда на большаках бандитов. Голов тогда полетело столько, что кровоточащие и замызганные кровью черепушки снились военному советнику до сих пор чуть ли не каждую ночь.

Радим снарядился и спустился из своей комнаты по общей лестнице для приближенных к наместнику во внутренний двор замка Исанберга. Конюх подал рыцарю оседланную лошадь с попоной синего цвета с зелеными ромбами. Радим поблагодарил слугу, пожав ему руку, как он всегда и делал, когда люди оказывали даже незначительные услуги (сказалось отцовское воспитание), похлопал лошадь по гриве и усмехнулся. Да, столько всего у них было с этим конем!

Но к черту воспоминания, он уже и так запоздал, наместник наверняка заждался – стоило взбираться на скакуна и мчать к ристалищу, где со своей свитой и стражей прогуливался Рудольф – наместник замка, правитель Исанберга и старший рыцарь.

– Но! – крикнул Радим и шлепнул лошадь башмаком.

Конь по привычному заржал, отбил пару раз копытом и помчался. Радим практически не управлял верным скакуном, они понимали друг друга уже на каком-то особом, ментальном уровне. Стоило всаднику лишь качнуться в нужную сторону – Шарлей тут же подчинялся. Рыцарь действительно считал это животное своим самым близким другом, даже не смотря на наличие понимающих и заботливых жены с дочерью.

Радим заметил силуэты дворян в дорогих одеяниях с мехами, в пурпурных плащах, привезенных с дальнего востока, откуда-то из Азии, с блестящими на солнце тяжелыми золотыми украшениями с драгоценными камнями. Среди всей этой элиты шагал на гордом скакуне с пышной и длинной гривой наместник Рудольф в бархате, парче с головы до ног, с ярко-синего цвета плащом, развевающемся за спиной.

– Повелитель! – поприветствовал Радим, отвесив поклон. – Господа, имею честь!

Вельможи лениво качнули головами, наместник же приложил руку к груди.

– Mein Freund, wo warst du? – спросил Рудольф. – Не спеши рассказывать, об этом позже. Сперва мы бы хотели кое-что решить с праздничным приемом, который намечается через пару дней.

– При всем уважении, вы уверены, что это хорошая идея? – посмел спросить Радим.

– Прошу прощения? – Рудольф захлопал длинными черными ресницами и надул румяные щеки. Правитель города был весьма красив, особенно при естественном освещении. Радим давно это подметил, но стеснялся признать сей факт, то ли боясь чего-то, то ли попросту завидуя столь девственной чистоте лица. Лучшие годы Радима давно позади, в его нынешнем возрасте многие уже прощались с жизнью, но умирать старый волк пока еще не собирался. Не смотря на потухающее пламя в его груди, он считал, что еще сыграет свою роль в чем-то важном.

– Я не хотел вас обидеть, о светлейший, но в городе суматоха из-за болезни, которая беспощадно губит жизни мирян вот уже больше трех лет. Вы ведь знаете, многие вестники с дальних концов страны и за ее пределами выдвигают предположение, что это чума. Если слухи правдивы, то стоит вспомнить историю. Чума никогда не проходила бесследно, а наш городской лекарь Иржи утверждает, что не исключена безошибочность слухов. – постарался поспешно оправдаться Радим, ощутив смятение и неприязнь к самому себе. Этот человек, Рудольф, смел называть его другом, но притом не дает без лишнего укора высказать своего мнения. Конечно, Рудольф вряд ли согласен с тем, что хоть у кого-то в замке оно может быть.

– Брось, дружище, с каких пор мы верим болтовне молвы? Просто слухи черни. Крестьяне постоянно болтают о чем-то подобном, вспомни только прошлогодний день Святого семейства, когда кто-то пустил по городу слух об снующем волке. Люди стали докладывать в замок, что видели животное у своих окон, а стража бездействует! Вот цирк-то был! Никакого волка так и не нашли, как и сплетников. – рассмеялся наместник и отмахнулся от идеи чумы, как от мифического проклятия.

– Мой господин, прошу вас быть осмотрительнее, это ведь не просто слухи, многие графы говорят…

– Ох, Радим, замолчи! – дерзко перебил Рудольф. – Ты мне наскучил, а ведь только появился. Давайте лучше вернемся к теме того, почему поставщик опаздывает? Он должен был быть еще вчера! Я не люблю непунктуальных людей.

Радим сплющил губы, надул ноздри и опустил брови. В голове путались мысли, привычное состояние покоя и хладнокровия всякий раз нарушалось в присутствии этого чванного сноба и недотепы, строящего из себя манерного господина… Но что-то отвлекло рыцаря от мрачных дум, за спиной раздался стук копыт и охрипшие крики.

– Наместник! Наместник! – показался гонец в коричневой кожаной куртке, с меховым рваным плащом с капюшоном. Гонец мчался на износ – его серая лошадь явно истощена, как и сам вестник.

В глазах прибывшего Радим уловил не только нотки усталости, но и нечто очень дурное. Предупреждать об этом Рудольфа он не стал, пусть элемент неожиданности сыграет свою роль, пусть ведро этой черной краски выльется ему на голову, как святая вода при крещении.

– Что такое? – наместник замедлил своего скакуна и во всем внимании уставился на гонца. – Говори же!

Вытерев рукавом пот со лба и щек гонец забарабанил языком:

– Я… я… с недобрыми вестями из Праги! Король просил всем рассказать, послали десятки гонцов во все стороны. Это уже десятый пункт, который я посещаю. Так вот, беда! Врачи с маркграфства Мейсен доложили – болезнь распространяется с берегов средиземноморья до Королевства Англии. На юге ситуация хуже всего – люди умирают одни за другим. Это чума, господа! Чума пришла в наше королевство! Богемия в огне!

Правитель Исанберга округлил голубые глаза и охнул, кожа лица его побледнела, руки, сжимающие поводья лошади, ослабли и затряслись, как у пьяницы. Он вот-вот да мог и рухнуть с седла, так и остаться в траве корчиться от боли в груди.

– Наместник, нужно что-то делать. – твердо объявил Радим.

Чертов недотепа этот Рудольф, впервые в жизни на него взвалилась настоящая ответственность, а он и слова проронить не способен, жалкое зрелище. Радим впервые за все время служения ему позволил себе взгляд нескрываемого презрения и ненависти, но наместник этого, конечно же, не заметил, он затонул где-то в глубинах своей души, откуда ему предстояло выкарабкиваться самостоятельно.

– Наместник! – крикнул Радим, подскочил к Рудольфу поближе и схватил его за ворот, тряхнув. Времени ждать у военного советника не было. Ни у кого его уже не было.

– Д-да! Заприте все двери замка, поднять мост! Никто! Никто не должен заходить в мой замок! Я отправляюсь в свои покои, ко мне приходить только по особой надобности! Я должен все обдумать.

– Наместник! – гневно рыкнул Радим, хищнически оскалился. – Решение нужно принять сейчас же.

– Да. Я назначаю тебя главным по решению этих вопросов. У тебя есть голова на плечах – решай! Потом доложи мне обо всем.

Кивнув самому себе, Рудольф скомандовал «но!» и унесся верхом к стенам замка, личная стража в кольчуге и латах поспешила следом, вспахивая копытами сухую землю.

Вельможи остались стоять возмущенные и испуганные. Они переглянулись и дружно ринулись прочь во все стороны. Посол же спешился, достал флягу и приложился к обычной речной воде, как к дорогому вину.

А Радим уже начал прокручивать в голове варианты. Конечно же нужно удвоить работу лекарей в Исанберге, нанять новых, если необходимо. Следовало разработать схемы предосторожности, распространить все полученные знания о болезни, чтобы предостеречь городских.

Но было еще кое-что. Радиму вспомнились рассказы из детства. Отец частенько говорил своему единственному сыну перед сном о своей молодости. Историй было много, среди них одна наиболее мистическая, даже можно сказать чудная.

История о том, что отец долгое время – около пяти лет – служил монахом при одном монастыре, что скрылся от людских глаз в лесах. Ни один путник мимоходом не мог забрести на территорию прекрасного белокаменного строения с арочными окнами с мозаичным стеклом, с черной черепичной крышей, из которой постоянно росли сорняки. Отца поначалу отправляли дважды в неделю выкорчевывать их, латать черепицу, иногда красить заново. Позже стали допускать к колокольне, откуда открывался не самый прекрасный вид: высоченные стволы деревьев, выстроившиеся в многовековом марше. Меж стволов мелькала лишь извилистая речушка с лазурными водами и каменистым пляжем. Камушки были такими мелкими, что ходить по ним становилось одно удовольствие.

Но не камни, не внешнее или внутреннее убранство монастыря превращали рассказ в красивую сказку. В этом доме бога варили особые отвары и снадобья, используя секретный ингредиент. Тамошние монахи вот уже тысячу лет хранили тайну цветка, сок которого на вкус слаще самого нежного поцелуя и теплее самых душевных объятий. Пока алхимики всей империи ломали головы над загадкой философского камня, монахи Орлинского монастыря (в честь реки Орлинка) знали и передавали из поколения в поколение рецепт молотой травы павлинника. Как выглядит павлинник, где растет, как его готовить? Все это знали лишь избранные, в ряды которых отца Радима не посвятили. Ему лишь позволяли лечить сломленных и покалеченных, кто заслуживал получить второй шанс. Монахи не принадлежали ни к одному ордену, они принимали в свои ряды как мужчин, так и женщин. Часто они покидали стены монастыря и отправлялись в пешее путешествие по окружным деревням, где оказывали помощь достойным людям.

Отец не был безумцем, не было ему нужды вешать сыну лапшу на уши, лгать о столь важных вещах. Необходимо отыскать монастырь. Благо, что Радим знал, с чего именно стоило начать поиски. Осталось лишь определить смельчаков, готовых рискнуть своими жизнями в столь опасном деле.

Глава V

«Да, я в ладье! Меня разлив не тронет!

Но как мне жить, когда народ мой тонет?»

Саади Муслих ад-Дин

Ива сжала покрепче тренировочный меч, скрипнула зубами, оскалила их и широко расставила ноги. Арност стоял напротив, совершенно спокойный и сосредоточенный, держал меч он лишь одной рукой.

Рядом журчала речушка, пел соловей, стучал в сени деревьев дятел. Арност заслушался сладостной речи природы и упустил момент, когда Ива бросилась в атаку.

Девушка замахнулась и яростно крикнула, Арност поспешно, потеряв равновесие, заблокировал удар. Ива наступила вновь, заметив несобранность оппонента. Она буйно, как голодный зверь, размахивала мечом, притом сохраняя грациозность и соблюдая технику боя, которой их с Арностом давным-давно обучил придворный рыцарь Радим, один из самых благородных и благочестивых людей, которых Ива и Арност знали. Девушка усваивала все налету, Арност тоже был весьма способным, но его никогда открытый бой сильно не интересовал. Участвовал в состязаниях он только с Ивой, и то лишь потому, что любил бросать ей вызов. Вечное соперничество всегда было двигателем их отношений, в хорошем смысле.

Друзья сражались, соприкасаясь деревянными лезвиями, стук разносился до сторожевых башен у городского забора. Но в конце концов девушка выбила меч из руки Арноста и залилась карикатурным злодейским смехом, распластав руки в стороны:

– Ха-ха-ха-ха! Вот тебе и конец, предатель!

– Да-да. Ты выиграла. – без толики обиды или радости произнес Арност.

– Ты был не собран, как всегда. Все о чем-то другом думаешь. – заметила Ива и отбросила меч.

– Просто устал. – пожал плечами молодой человек.

– Да неужели? Ты мне врешь или себе? Даже не знаю, что хуже, – Ива сощурилась и прикусила губу. – Лучше себе. Так видимо и есть.

– Я правда устал, но не от своей работы. А от всего этого. Не понимаю, что со мной не так.

– Твои амбиции всегда казались слишком огромными, чтобы ужиться с ними в одном пограничном городишке. Я думаю, если суждено, то судьба укажет тебе путь, а пока расслабься.

– Легко сказать, – хмурился Арност. – Учитывая ситуацию, я застрял с бесконечным притоком пациентов. Какая же невыносимая мука работать бок о бок с непревзойденными идиотами! Необразованные, неотесанные болваны.

– Мне кажется, ты утрируешь.

– Ива, с каждым днем все больше людей отправляются в могилы. Нам приходит все больше угроз и обвинений, горожане не знают, на кого выпустить свой гнев – пускают на лекарей. Генри позавчера избили у умывален за то, что он не смог сделать все возможное, чтобы спасти девочку от смерти. Пусть мои коллеги и дураки, но они действительно стараются. Мы все, и Иржи, хоть его здоровье заметно ухудшилось. Столь огромный приток больных нейдет ему на пользу, в его-то возрасте.

– Думаю, тебе просто стоит развеяться. Когда в последний раз ты занимался чем-то, кроме работы? – спросила Ива.

– Вот, сейчас.

– Но даже сейчас ты говоришь о работе, думаешь о работе. Ты все еще работаешь в голове, а так не должно быть. – отчитывала девушка, покачивая выставленным указательным пальцем.

– Тогда я больше ничем не занимаюсь. – сухо ответил Арност и сел на траву.

– Арно-ост! – на поляну со стороны города выбежала маленькая девочка и протянула имя лекаря, как смогла сильнее.

Молодой человек поднялся и вытянул, словно лебедь, шею:

– Что такое, Мила?!

– Там собрание! Из лекарей выбирают добровольца! – откликнулась девочка.

– Добровольца куда?!

– Не знаю, но вроде на поиски чего-то!

В глазах Арноста зажегся огонек, он сделал глубокий вдох и, позабыв попрощаться с Ивой, помчался в Исанберг. Вспомнив про подругу, он поспешно обернулся и махнул рукой:

– Увидимся, мне… нужно…

– Знаю, – понимающе кивнула Ива и бросилась вдогонку. – Я с тобой.

У церкви святой Анны возникло столпотворение. Группа юных аптекарей, кучка солдат в доспехах, служители церкви и военный советник Радим. Народ что-то бурно обсуждал, спорил о чем-то, согласия между ними не было.

– Я не думаю, что мы можем вот так просто бросить все и оставить этих людей на произвол судьбы. – протестовал лекарь Висцлав, скрестив руки на груди.

– Вы и не оставите, пойдет только один из вас и двое солдат из числа городской стражи. – разъяснял Радим.

– Зачем вам вообще лекарь? Почему нельзя взять какого-нибудь знатока местности, отправить его бороздить округу одного, даже без защиты. Кто его тронет? – вопрошал лекарь Генри.

– Да кто угодно. Мы не в Эдеме живем, неужели не ясно? Лекарь необходим для того, чтобы опознать искомый цветок и, чтобы оказать помощь своей защите в случае надобности. А еще, чтобы войти в доверие к монахам по нахождению монастыря. – сказал Радим.

– А если этого не выйдет, то можно будет проникнуть и разузнать рецепт, чтобы лекарь прочитал его и запомнил, у вас, врачевателей, память всяко лучше нацелена на всякие эти травы-приправы. – встрял один из солдат с пышной бородой.

– Может и так, – обессилено пожал плечами Радим. Сил спорить у него уже не было. – Принимайте решение, выбор за вами.

– Это слишком опасно… – начал распинаться аптекарь Иржи, почесывая седую щетину.

– Я могу пойти! – через железную калитку к церковному садику пробежал Арност с облепившими лоб взмокшими рыжими локонами. Следом подоспела Ива.

Радим смерил юношу взглядом, неодобрительно замотал головой и цокнул:

– Ты ведь прослушал всю информацию, на что ты соглашаешься?

– На шанс… помочь городскому управителю, – растерянно оправдался Арност и пожал плечами. – Я слышал про монастырь. Нужно найти его? Я согласен.

– Арност! Ты ведь не можешь, у тебя слишком много обязанностей. – оторопел Иржи, хлопая ресницами от недоумения.

– Тут никто из вас не готов решиться. Придется мне. Отправиться и найти монастырь. Проще простого. – ответил Арност.

– Не просто монастырь, – вновь покачал головой Радим. – Орлинский монастырь, его несть ни на одной карте, только я знаю, с чего начинается след для поисков.

– Так, а зачем нужно искать монастырь? – решил уточнить Арност.

Коллеги Арноста, стоящие рядом, неодобрительно покосились на него и даже несколько посторонились, начав шептаться.

Поняв, что от назойливого юнца уже не отвязаться, Радим стал объяснять повторно:

– Нужен рецепт или достаточное количество проб особого снадобья из цветка павлинника, который растет где-то вблизи искомого монастыря.

От услышанного сердце в груди Арноста заколотилось с новой силой. Вот оно! Звучало интригующе. Если у него получится отыскать таинственный монастырь, то это станет настоящим подвигом. Арносту будет о чем рассказать потомкам и современникам, будет о чем написать, если вдруг шанс стать поэтом все же однажды выпадет. Ох-ох, если он вернется из путешествия, то точно выделит для написания книги время (может, даже для целой эпопеи). Наверняка эти мысли прозвучали бы глупо и наивно, произнеся он их вслух, но эта искорка грела душу, пока таилась в голове. Арност весь засиял от счастья, а ведь он только вкусил возможность, даже не отправился в путь. Что ждет его на самом деле? Да хоть что-угодно – не важно! Ветер перемен задул в его сторону, ветер свободы!

– Я сочту за честь отыскать монастырь и вернуться в Исанберг с сим целебным зельем. – довольно процедил Арност и вздохнул полной грудью.

Стать героем для местных? Завидная судьба. Нет, теперь Арност уже ни за что не отступится, что бы не сказал Иржи и прочие. Будет больше прока отыскать универсальное лекарство для всех, нежели толкаться на месте, ожидая переполнения кладбищ или гневных кулаков от недовольных родственников погибших в муках пациентов. Так или иначе, Арноста ждал серьезный разговор за кулисами этого собрания. Но он был готов. У него было, что сказать.

– Что ж, если вы придете к соглашению, то сообщите мне. Если Арност или кто-нибудь другой отправится, то я приставлю двух решившихся на поход солдат. Вилема и Альберта, – сообщил Радим. – Поторопитесь с решением, ибо завтра на рассвете избранники должны покинуть Исанберг.

Арност глянул на Вилема, обросшего бородой. Удивительно, но юный лекарь помнил его и его брата. Они были чрезвычайно похожи. Близнецы, кажется, так называли подобных им людей. Было это четыре года назад, Арност уже подзабыл внешность братьев и их сестры, но ежедневно вспоминал лицо их умирающей в страданьях матери.

Когда солнце спустилось ближе к кончикам остроконечных башен Высокого замка Арност и Ива спорили у порога аптеки. Вечерние лучи солнца просачивались в переулочки, падали на грустные стены домов, проникали в окна, окрашивали лица пешеходов. Задул пробирающий сквозь одежду ветер, закрутил прилегшие наземь рыжие листья и старые смятые листовки.

– Ты ведь сама сказала, что судьба укажет путь! – эхом по улицам пронесся возмущенный тон Арноста.

– Я не это имела ввиду, – бессильно отвечала Ива, у нее не было желания ни повышать голос, ни огрызаться. – Это слишком опасно, Иржи прав. Тебе не следует решаться на это.

– Уже все решено, – ответил Арност. – Вы не сможете меня переубедить, никак. Что бы не сказали.

– Вот как, – прошептала Ива и охра ее глаз посерела, поблекла, обнищала на тона. – Тогда удачи тебе.

Она развернулась и неспешно вышла со двора на дорогу, где быстро пропала из виду. Арност окаменел и будто бы прилип к месту, где стоял. На языке крутилось столько слов, но они все срывались, как ловкие и непокорные карпы с крючка. Глаза остекленели и силы совсем иссякли, хотя только минуту назад внутри разгорался настоящий вулкан.

На крыльцо аптеки вышел наставник Иржи, изнутри сразу понесло адамовым корнем, березовой настойкой, суспензиями, пчелиным медом и спиртом. Сам Иржи пропах всем этим с ног до головы, и сколько бы не пытался посещать купальни – ему уже не отмыться.

– Вижу, ты настолько тверд в своем решении, что осмелился обидеть Иву. Вряд ли кому-то когда-либо удавалось это сделать.

Иржи говорил спокойно, без агрессии или неодобрения. Арност ничего не ответил, поник головой и грудь его перестала надуваться и сдуваться. Теперь юный лекарь действительно походил на статую, чей автор создавал ее в страданиях и муках совести.

– Я вижу, что ты веришь в свои слова. Надеюсь, что ты прав. Всем тогда и вправду будет лучше, если загадочное зелье будет найдено. Сам знаешь, я не особо верю в слухи или что-то, чего не могу увидеть собственными глазами, но я верю тебе, и я верю в тебя. Я вижу, что тебя мало кто поддерживает в твоем решении. Вернее, никто. Я хочу, чтобы ты знал – какой бы ты путь не избрал, важно быть верным себе. Я всю жизнь держал тебя на коротком поводке, как подстраховку. Наверное, я ошибался, докажи это. Тебе выпал шанс.

Арност ничего не ответил, но еле заметно кивнул. Иржи тяжко вздохнул и зашел обратно в аптеку.

Глава VI

«Минуя нас, судьба вершит дела».

Петроний Арбитр Гай

До этого с вершины холма Исанберг казался спокойным, уютным, но в этот день он показался Арносту чужим, словно не было всех этих лет, словно он вырос где-то за горизонтом, куда теперь лежал его путь. Он был готов покинуть город, но прежде это казалось несбыточной мечтой, позолоченной, яркой, а теперь – жгучей и пугающей.

Арност стоял у ворот замка, ждал прихода Радима и двух солдат – Вилема и Альберта.

Интересно, как там Ива? Она была зла, имела на это право. Но Арност убеждал себя в том, что он не мог отступить, если бы он был действительно дорог Иве, то она бы его поддержала. Арност был уверен, что это все ее эгоизм и слепая злоба. Он заново прокручивал в голове последний разговор с ней, размышлял, как еще можно было завершить беседу. Он бы поставил ее на место, нашел бы аргументы получше.

Но отчего-то сердце постукивало, иногда выбивалось из ритма. Наставник Иржи говорил, что такое бывало при испуге, после физической нагрузке или…

Арност бросить взгляд на небо. Не смотря на свежий воздух он ощутил приступ удушья, лекарь расстегнул несколько верхних пуговиц рубахи.

Цоканье копыт. Вот и долгожданные попутчики, сопровождаемые Радимом. Верхом на скакунах они остановились неподалеку лекаря, и Радим махнул тому рукой.

– А вот и вы! – Арност отбросил гнусные мысли и улыбчиво подбежал к соратникам.

– Я рассказал Вилему, как добраться до деревни. Там вы найдете монаха, что служил с моим отцом, он должен быть в добром здравии, возрастом около тридцати, с крупной родинкой над верхней губой. И еще, – Радим взял молодого человека под руку и отвел в сторону. – Оговорюсь, что не одобряю твоего решения, но уважаю его. И твой учитель уважает, хоть и тоже надеется, что ты одумаешься. Будь осторожен, в последние годы дороги стали безопаснее, но беда приходит неожиданно и никогда не приходит одна. Возьми это.

Военный советник протянул Арносту свой любимый меч с позолоченной рукоятью и выгравированными птицами на крестовине. Советник печально улыбнулся и смиренно выдохнул:

– Он твой. Вверяю его.

– Я не могу принять его, вы всю жизнь проходили, не расставаясь с ним. – оторопел Арност и отшагнул подальше.

– Нет, послушай, – Радим схватил молодого человека за плечо и силой уложил его руки на футляр. – Он верой и правдой служил мне все эти годы, никогда не подводил. Я хочу, чтобы ты позволил этому мечу помочь. Это ведь не просто железяка, он пропитан кровью врагов, наделен жаждой битвы и силой. Особая закалка, после которой сталь крепчает и легчает. Меч лучше слушается хозяина, устанавливает с ним связь и исполнит любой приказ на совесть.

Арност осмотрел мастерски сделанное оружие, провел по ножнам рукой от острия до крестовины и двумя пальцами нежно коснулся эфеса, где поблескивала надпись.

– Что она означает?

– «Воин». Это французский.

– Я верну его вам. – пообещал Арност и приложил меч к груди.

– Главное – вернись сам, – улыбнулся рыцарь. – И желательно с моим конем.

Радим подвел Шарлея за сбрую и по-дружески похлопал по толстой шкуре.

– Зачем вы это делаете? – удивился Арност, приблизился к красивой, вычесанной мышастой лошади с белым пятнышком на лбу и взглянул в ее умные, понимающие глаза. Конь тихо фыркнул и покачал головой, подергивая ушками. Кажется, он был совсем не против.

– У меня сына нет, да и вряд ли уже будет, буду честен. Мы с женой уже ни на что не надеемся, коль богу всемогущему так было угодно, то пускай. – Радим положил тяжелую руку на плечо худенькому Арносту и сжал покрепче.

– Я клянусь защищать ваше наследие до возвращения в Исанберг. – кивнул Арност.

– Нет, пусть оно тебя сбережет. Было бы у нас больше времени – отточил бы твои навыки. Небось уже совсем все позабыл, – не сумев сдержать эмоции, искренне улыбнулся Радим и его глаза намокли. – Ты парень крепкий, все выдержишь.

– Пообещайте мне кое-что взамен, – внезапно выпрыснул молодой лекарь. – Приглядите за Иржи и Ивой. Я не смогу спать, если все время буду переживать за них. Только не говорите, что это я попросил.

– Конечно, сынок, – Радим обнял Арноста, похлопал ему по спине и отстранился, выпрямившись и собравшись духом. – В путь. Не смею вас задерживать. Давайте.

Арност быстро вскочил на коня, держался он уверенно, Радим даже почувствовал гордость и чуть не хлопнул в ладоши, но вовремя вернул себе былую сдержанность.

– До встречи, сэр. – отдал честь Альберт.

Вилем почтительно кивнул на прощание.

– Пусть бог проложит вам путь, Альберт, Вилем. Пусть ваши мечи всегда будут наготове. Поняли меня? Надеюсь на вас, ребята.

Всадники спустились с холма в город, неспешно скача по дороге прямиком к южному выходу. Вилем и Альберт держались прямо, как подобало благородным воинам. Следом держался Арност во невзрачном врачебном балахоне и черном плаще-накидке с капюшоном. На поясе лязгал меч, спящий, ждущий своего часа, который, как надеялся Арност, не наступит.

Юный лекарь бегал взглядом по лицам пешеходов, снующих с корзинами, телегами, коромыслами и мешками. Но никто из встречных не удовлетворил его поисков. Арност сгорбился и утопил лицо поглубже в тени капюшона. Когда всадники пересекли границу города в виде кривого-косого деревянного забора, то Арност ненадолго остановился, оглянувшись.

Ни души. Этого хватило, чтобы наказать скакуну догнать двух солдат, ушедших вперед.

Солнце скрылось. Весь пейзаж поблек, поля стали невзрачными, водная гладь на вид похолодела, прижухли птицы, пропал даже вечно разгуливающий по просторам ветер. Время будто остановилось, лишь трое путников рысцой держались ухабистого большака.

После предместья начались пахотные раздолья, неподвижные от безветрия мельницы, частые фермерские и пастушьи земли.

Углубившись в собственные мысли, Арност перепугался ржанию Шарлея, когда в опасной близости к его копытам оказалась бедная овечка, отбившаяся от отары. Пастух звучно свистнул и парнокопытное послушно умчалось с пути, беззаботно пища.

Чем дальше путники уходили от земель Исанберга, тем ниже становились холмы. За спинами всадников поток облаков оттенял высокие вершины далеких гор, у подножия которых расположились Гаупен, Варважов и Аусига. Все чаще встречались реки, березовые рощицы и крохотные пруды с камышами и рогозами, откуда даже у дороги слышалось недовольное кваканье и стрекотание.

Ближе к вечеру стала насаждать мошкара. Скакуны хвостами отгоняли жужжащие облака. До наступления темноты нужно было отдалиться от болотистых местностей, чтобы не пришлось до утра отбиваться от нескончаемого множества кровососов.

Когда небо совсем почернело, Альберт предложил остановиться на ночлег. Вилем приметил замечательную рытвину меж корней каштанов, достаточно широкую и углубленную, чтобы разбить лагерь.

Арност занимался разведением костра, а его защитники сооружали палатки, как их тому учили на службе.

– Ночь будет не из теплых. Дальше не лучше – начинаются заморозки. Вот-вот, да и снег пойдет, месяца не пройдет. – заметил Альберт, усаживаясь у костра, чтобы согреться. Он вытянул трясущиеся руки и запыхтел паром изо рта, как печь дымом.

– Чертовы комары. – ругнулся Вилем, хлопнув себя по шее и осмотрев ладонь.

– Разотрите это. – Арност протянул два мешочка с ягодами с нежно-миндальным запахом.

– Что это такое? – решил уточнить Вилем, встряхнув мешочек, будто там были краденые деньги.

Потрескивали сухие бревна костра, искорки разлетались, как светлячки, и опадали, как звезды.

– Бузина. Запах отпугнет гнус. – ответил Арност и последовал своему же совету.

– А я слышал, что этих уродов отпугивает еще кое-что. – хитро заулыбался Вилем, оторвав широкую траву и свернув ее в трубочку.

Солдат поднес траву к пылающему пламеню, подпалив конец закрутки, затем поднес к губам и затянулся. Вилем немного прокашлялся, но заметно повеселел.

– Другое дело.

– Ну ты даешь, в нашем городке и без того зараза свирепствует, ты уверен, что это не спровоцирует ее? – осторожно спросил Альберт.

– Да не, я так уже сотню раз делал. Как видишь – живой-здоровый. – ответил Вилем и поперхнулся.

– Слушай, я ведь раньше с тобой ни в карауле не стоял, ни на задания никакие не выходил, – задумался Альберт. – Ты недавно на службе?

– Не сказал бы… Я… ну… После ухода матери, царство ей небесное, четыре года назад, сразу на службу отправился, – неуверенно ответил Вилем и почесал затылок. – Доктор наш как раз пытался помочь, но, видимо, судьбу не изменить.

– Мне жаль. Четыре года большой срок, странно, что не пересекались. – хмыкнул Альберт и шмыгнул носом.

Арност тем временем достал из переметного сума лошади книгу и принялся читать.

– Я часто отлучался в пригород, в основном там был задействован, на посту стоял у старой мельницы. – уже более уверенно пояснил Вилем.

– Да уж, наверное, там с жалованием не слишком хорошо… – начал Альберт.

– Ну да…

– Повезло, что нас выбрали, получим заслуженную премию.

– Премия? Это еще и оплачивается? – Вилем заметно расправил плечи и приосанился. В его глазах появился азарт.

– Денежное вознаграждение, еще бы. Никто бы не согласился идти задаром. – рассмеялся Альберт и отпил воды из баклаги.

– Конечно, незачем, – пожал плечами Вилем и погрустнел. – Эй, Пифагор, чего читаешь?

– Пифагор? – Арност приподнял бровь и отвлекся от рукописи.

– Да, ты что, не знаешь его? Эх, а еще врачевателем зовешься. Это же древнегреческий врач!

– Пифагор философ и математик. Быть может, ты имел ввиду Гиппократа, – сухо ответил Арност и захлопнул книгу. – Я лучше в палатку, завтра рано вставать, не хотелось бы терять лишнее время на пробуждение.

– Верно! Утро вечера мудренее. – поддакивал Вилем, сфабриковано улыбнувшись.

– Говорят, этот парень самый смышленый в Ржебличке. – решил разредить обстановку Альберт.

– Слушай, знаешь какую-нибудь интересную историю? Что-то спать пока совсем не хочется. – поспешил сменить тему Вилем, сделал еще одну затяжку и кинул скрученную траву в костер.

– О, еще бы. Моя дочь любит всяческие истории, поэтому мы либо расспрашивали у странствующих купцов, либо сами придумывали. – ответил Альберт и коснулся кольца на золотой цепке, свисающей с шеи поверх стеганки. По лицу скользнула печаль, обстановка сделалась на миг горькой и недружелюбной.

– Давай какую-будь собственного производства. – с любопытством попросил Вилем, будто бы не заметив перемены в настроении товарища.

– Тогда расскажу мою любимую. Я рассказывал ее Марии уже десятки раз, ей все не надоедает. Как и мне. Было дело в королевском замке одного очень далекого государства с могучими воинами и честными патрициями. Король был безумно влюблен в свою королеву, а еще сильнее в их дитя. Однажды холодной зимней ночью ребенок сильно плакал, и мать вышла проведать его. Дитятко сказало, что увидело кошмар. Был он настолько реальным и пугающим, что ребенок не желал более спать в эту ночь, не желал сомкнуть ни глаза под той жуткой полной луной. Мама еле успокоила дитя, укачала его и отправилась к своему любимому королю. Но так до него и не дошла. Королеву похитили, украли прямо из-под носа у лучших воинов всего мира. Король наказал всем найти улики – и воины нашли кусок ткани с платья королевы и клочок меха. Король тут же узнал вторую улику – мех с плаща известного злодея, что неровно дышал к королеве и всегда желал, чтобы она была только его. В ту ночь король послал всех своих подданных в погоню за мерзавцем. Всех до единого. В замке остались лишь слуги и дитя, что вновь ворочалось во сне. Король ждал час, ждал два, но никаких вестей от солдат и рыцарей не доходило. Он стал волноваться, что злодей покинет его владения быстрее, чем его перехватят. Но волноваться ему стоило совсем о другом. Воспользовавшись моментом, на замок напали враги монарха – черные рыцари. Они быстро захватили замок, перерезали всех подданных и добрались до спальни ребенка, где сидел король. Вперед черных рыцарей вышел мужчина с длинной бородой и произнес: «Я позволю тебе умереть быстро, если сдашься, тогда и твое дитя будет жить. А если окажешь сопротивление, то мой меч впервые окропит невинная кровь». Король, конечно же, подчинился. Через три часа вернулась вся королевская армия и силой вернула замок обратно, но король был мертв, а ребенок пропал. Королева не могла найти себе места – перерыла все свое королевство и соседние, но свое единственное дитя так и не отыскала, затем как-то раз набрала себе горячую ванну, как обычно, и занырнула. Служанки похоронили ее рядом с могилой короля, а королевство сперва обнищало, а потом и вовсе развалилось на десятки независимых территорий, которые быстро захватили жадные соседи, с которыми король и королева раньше дружили. Конец.

– Жуткие истории нравятся твоей дочурке. Нам с братом и сестрой в детстве рассказывали про хитрых лисиц и быстрых зайцев, что от них убегают.

– Это проза, поэзия, – задумался Альберт почесывая кудрявые бакенбарды. – Дети не сопоставляют реальную жестокость с той, что слышат в рассказах. Когда ребятишки дерутся во дворах на деревянных мечах, то вряд ли действительно желают друг другу пустить кровь или причинить вред. Для них это просто красивая обертка до тех пор, пока они не подрастут. Да ведь и даже тогда не все осознают действительность. Нам в этом плане повезло. Ты ведь бывал в боях?

– Я… ну…

– За четыре года наверняка многое приключилось.

– Слушай, я не хочу об этом говорить, тем более уже поздно. – отнекивался Вилем.

– Твоя правда, – Альберт сплюнул, накинул на плечи меховой плащ, зашнуровав на шее, и встал на ноги. – Пойду я тоже посплю. Подежуришь до полуночи? Дальше я, а часикам к шести будем все на ногах.

– Так и быть. – согласился Вилем.

Когда все уснули Вилему на лицо пал кремовый луч, тянущийся от луны, как кружевной льняной платок. Легкий полупрозрачный обволакивающий свет.

Вилем вышел из-под сени дерева, чтобы поглядеть на небосвод – рваные облака периодически прятали луну, похожую на круглый снаряд. Местность темнела, и светлела время от времени. Очертания дальних лесов, холмиков и рек то появлялись, то исчезали. Постоянно было лишь щелканье кузнечиков да сверчков в зарослях, на пару с ними тихонько посвистывал соловей (хотя обычно они прекращали свои ночные бравады ближе к концу лета).

Ветерок усилился, набежала ночная свежесть, Вилем набрал полную воздуха грудь и закрыл глаза, а открыв, почувствовал холодную капельку, стекающую по лбу. Моросит.

Глава VII

«Жребий брошен!»

Гай Юлий Цезарь

Альберт вступил на дежурство по расписанию и бдительно сторожил сон товарищей. Да, время было мирное, но это не значило, что стоило расслабляться. Враг мог выпрыгнуть в любую минуту, а их миссия слишком важна.

По прошествии какого-то времени солдат увидел над головой разводы розового кварца на небесном куполе, а чуть позже выше деревьев показалось солнце цвета малинового варенья. Завели симфонию птицы и забегали туда-сюда по кустам грызуны.

Пора было собираться в путь. Как раз проснулся Вилем, а чуть позже показался Арност с уже собранным багажом. Лагерь быстро был собран, лошади загружены снаряжением. Никто не проронил ни слова, каждый быстро перекусил, Вилем и Альберт накинули кольчугу, и все расселись по седлам.

Альберт обычно любил встречать утро с дочерью, они просыпались примерно в один час. Готовка, завтрак, стирка – затем отец уходил на службу и оставлял дочурку на попечение ее тете. Альберта ничего больше не тревожило, лишь благополучие дочери. Интересно, как она там?

– Эй, папа, ты чего задумался? – спросила как-то раз Мария, когда они шли по рынку, выбирая наряд для первого учебного дня.

– Нет-нет, просто не могу поверить, что ты у меня уже такая взрослая. Мама гордилась бы тобой, будь уверена. – воодушевленно ответил Альберт.

– Какой она была? – внезапно решила уточнить Мария. Раньше она никогда не спрашивала. Альберту казалось, что у нее что-то да сохранилось в памяти.

– А ты не помнишь?

– Совсем мало. Инно сон.

Какое точное описание да из уст столь юной особы. Верно в народе про детей говорили, совершенно верно.

– Она была… да вот как ты. – быстро нашел ответ отец.

– Любила есть немытые ягоды и носить мятые сарафаны? – удивилась девочка и засунула палец в рот.

Отец бережно убрал ее ручку от губ и продолжил с легким смешком:

– Ну что ты, я не об этом. Такая же лучистая, щедрая и временами капризная.

– Я-то капризная?! – нахмурилась Мария и сжала губы в трубочку.

– Вот-вот, – заулыбался отец. – Смотри-ка, как тебе то платье?

Альберт подвел дочку к прилавку с красивым синим платьем с лоскутками, широкими рукавами и шнуровкой от шеи до пояса.

– Слишком красивое, наверное, дорогое. – прагматично процедила Мария.

– Откуда ты у нас такая деловая? Не переживай о деньгах, мы с мамой много лет ждали твоего первого дня в школе, пусть он будет особенный. – Альберт встал на колено и обнял дочь.

– Хорошо! – захихикала юная леди.

Но теперь Мария осталась далеко позади, дожидаться своего отца из, возможно, долгого похода.

Прохожий ветер бил в лицо, путал волосы и обдувал губы. Нос Альберта покраснел, и он решил спрятать его за шерстяным шарфом.

Пожелтевшие кленовые и березовые листья стелились вдоль грунтовой дороги, бережно укрывали ее, крохотные горошинки дождя разбивались о землю, оставляя следы – такие же крохотные пятнышки.

Покачивались ветви деревьев, стволы то склонялись, то выпрямлялись. В нос ударяли запахи свежести, намокших листьев и утренняя нежность подсолнухов, выстроившихся у обочины.

Только-только вступил в силу день, небо было сизым, будто простуженным. Да и Альберту по настроению все хотелось чихнуть.

Вилем и Альберт держались впереди, а Арност следовал за ними. Они держали строй «треугольник», используемый при сопровождении частных лиц.

– Как думаете, получится быстро вернуться? – произнес Альберт, нарушив тишину.

– Куда-то торопишься? – дерзнул Вилем.

– Конечно, я не могу долго без моей малютки. Долгие разлуки ранят мое сердце. – со всей серьезностью произнес Альберт.

– Как мило, – хмыкнул Вилем. – Наверное не стоило напрашиваться в это приключение раз так сильно действует отцовский инстинкт. Такой ведь есть, лекарь?

– У меня есть имя. И я не могу знать всего, хватит докучать вопросами. – фыркнул Арност.

– Чего ты такой вредный? – озорничал Вилем. – Не с той ноги встал? Могу песенку спеть, чтобы полегчало.

– Не надо никаких песен, просто не беспокой меня лишний раз.

– Вот так да, – охнул Вилем. – Не самый приятный попутчик.

– Вилем, довольно, – прервал его Альберт. – Не нужен нам такой накал в начале пути.

– Я просто пытался поддержать беседу, а он шуток не понимает. – отмахнулся солдат.

– Слушай, а мы точно не встречались? – вдруг взгляд Альберта переменился. – Ты не был случайно одним из охранников на открытии новой шахты два года назад?

– Не уверен, что был там. – растерялся Вилем.

– Точно-точно, был! Наш военный советник еще к тебе обращался, чтобы ты протрубил в рог.

– Ты обознался, не иначе.

– Да? Что ж, все может быть, это давно было. Слушай, а ты упоминал брата и сестру, – продолжал держать напор Альберт. – Как они сейчас? Все хорошо?

– Чего ты пристал ко мне? – огрызнулся Вилем. Затем взял себя в руки и покачал головой. – Хорошо все у них, думаю.

– Думаешь? – удивленно переспросил Альберт.

– Я с ними не общаюсь. И не спрашивай почему – получишь в рыло. Не твое дело, я вон к тебе с расспросами не лезу, по лицу твоему же видно, что жена скончалась, но я старался не обращать на это внимания, чтобы не вызывать неловких ситуаций. Что же, мне жаль, что пришлось произнести это вслух. – прорычал Вилем и ускорился, вырвавшись вперед.

Альберт побледнел и озлобился. Может быть, он и перегнул с расспросами, но до хамства не опускался. Что этот выскочка себе позволял? Негоже так с братом по оружию разговаривать, если он таковым являлся.

– Арност, – Альберт выровнялся с лекарем и повернулся к нему с мстительным, жестоким лицом. – Не доверяй ему.

– Почему же? – решил уточнить Арност.

– Что-то с ним нечисто. Он врет, как дышит. Ложь я всегда распознать могу, годы отцовства делают свое дело.

– Ты понимаешь, что это серьезное заявление? С такими обвинениями нужно быть осторожнее. – сказал Арност и бросил взгляд в спину Вилему.

– Говорю тебе, что-то он недоговаривает.

– Зачем ему тогда соваться в это дело, если он замыслил что-то? Какая выгода рисковать своей жизнью? Тем более я видел всю его семью, вряд ли найдется другой такой…

Проглотив последние слова Арноста осенило. Глаза его заискрились, как у ястреба, а брови опустились чуть ли не до горбинки носа.

– Не переживай на его счет, но я буду настороже, спасибо. – кивнул Арност.

– Хорошо. Если что – сообщай.

– Слушай, Альберт, – свистнул вслед ускорившемуся спутнику Арност. – Он не предатель, верь мне.

Альберт кивнул и поспешил догнать Вилема.

– Нужно держать строй. – сказал первый.

– Так точно. – ответил второй.

– Прошли сутки с того момента, как мы покинули Ржебличку. Где же эта деревня треклятая?

– Вот она.

Стоило Альберту только упомнить искомый населенный пункт – вот чудо! – деревушка показалась в низине, на полянке посреди редкого леса.

Альберту захотелось сделать вдох, но ни тут то было. Нос оказался заложенным. Как не кстати. То-то голова слегка кружилась и горло чесалось с самого пробуждения. Солдат посчитал, что об этом лучше умолчать, если хуже не станет. Пустяковая простуда не должна стать помехой в выполнении цели.

Вблизи деревня показалась Альберту уютной и притягательной. Жителей было в достатке – ребятишки бегали, играли в догонялки, а взрослые, как того и требовал долг, выполняли обыденную рутину. Кто-то тянул за собой коров с прогулки, кто-то рыл грядки, вынимая морковь да картофель, кто-то возвращался из леса с полными корзинами грибов. Альберт проводил двух грибников взглядом: они шагали в широких шляпах, в теплых пелиссонах из меха.

– Урожайный год! Да еще и при таком дожде! Чудо просто! Бог явно благоволит нам.

– Жена не поверит своим глазам, инда покажу ей столько лисичек и подосиновиков. Наварит похлебки на всю семью. Заходите с Лили к нам, приглашаю, моя Оленька только рада будет.

– Конечно, дружище, о чем речь! Давно уже надо было навестить вас всей оравой. Может, ребятишек прихватить?

Из кустов орешника выглянуло двое подростков, они выглядели уставшими и вечно озирались по сторонам, будто от кого-то прячась.

– Гляди, всадники!

– Вот это да!

– Скорее, бежим назад, пока святой отец не спохватился.

На возвышенности близ крайних изб мелькнул силуэт мужчины. Он отжимался, приседал и бегал по кругу. По лбу его катился пот, а глубокое дыхание доносилось аж до ушей прибывших путников.

Альберт сразу вспомнил, как его готовили к поступлению в армию с самого детства. Гимнастика, бег, силовые упражнения, владение мечом. Почти как у рыцарей, только лошадью владеть пришлось учиться самостоятельно уже при поступлении на службу. Да и читать, в отличии от многих рыцарей, Альберт не умел. Да и в искусстве слабо разбирался. Единственное, что он знал хорошо – библия и бой на мечах.

Вся деревня благоухала, на клумбах пробудились осенние цветы – хризантемы, анютины глазки, гвоздики. Дороги от лиственного одеяла подметала горбатая женщина в длинной шляпе, она недовольно уставилась на проезжавших мимо незнакомцев и шепотом выругалась себе под нос.

Остановились Арност, Вилем и Альберт у самой церкви – старой каменной постройки с поблескивающим на вершине крестом. Позади церкви располагался целый комплекс зданий с колоннадами, садиком и фонтаном. Из-за колонн выбежала толпа ребятишек от шести до десяти лет – все мальчики. Ах нет, Альберт сперва не заметил, но была и одна девочка. Солдат опечаленно взглянул на нее и призадумался.

Не хотел он, чтобы и его девочка ходила в приходскую школу, подобную этой. Где ее воспитают прихлебательницей, сосудом грехов. Не такой судьбы он желал ей.

Альберт видел свою девочку одаренным коневодом, воспитателем или кем она только пожелает – возможностей уйма! Конечно, ей будет очень тяжело в этом жестоком и несправедливом мире, но Альберт поклялся сделать все, что в его силах, чтобы облегчить это бремя, приуроченное к ней с рождения.

– Ты чего встал? – окликнул Альберта Вилем. – Идем скорее внутрь. Или ты прохлаждаешься?

– Иду-иду. – откликнулся Альберт.

Путники прошли через широкие двери и очутились в полумраке зала с высокими окнами на торце. По обе стороны шли большие аркады, а на амвоне стояло несколько мужчин в рясах с книгами в руках.

В воздухе пахло дымом от потухших свеч и ладаном. Альберт не любил эти запахи, они вызывали неприятные воспоминания. Кресты, надгробья, песнопения и хрупкое, тоненькое тело белокурой женщины…

Из церкви выходило немало народу, кто-то оставался на скамьях и читал молитву, а кто-то выстраивался в очередь к священнику, крестящего каждого подошедшего.

Должно быть, только закончилось чтение проповеди или Священного Писания. Альберт слишком много времени проводил у алтаря, будучи еще юнцом. Он помнил каждую заповедь, особенно четко в память врезалась: «Почитай отца твоего и мать».

Альберт следовал всем заповедям, кроме этой. И на то были причины. Можно было внести в этот список и «не убей», но военный советник Радим уверял, что убийство во имя короля – не убийство.

– Судари, прошу вас, почитайте правила дома божьего. – перед вошедшими путниками возник клирик с длинным красным носом и блестящей лысиной. Мужчина невысокий, но обладал довольно внушительным голосом, какой имели хорошие ораторы.

– Прошу прощения? – возмущенно переспросил Арност.

– В церковь с оружием нельзя, мы совсем позабыли о приличиях после долгого пути, простите нас, – вмешался Альберт и послушно снял с пояса снаряжение. – Я оставлю его вам, для сохранности.

– А остальные? – хмурился носатый священнослужитель. – Исключений быть не может.

– Это возмутительно, – всполохнул Вилем, хватаясь за эфес заткнутого на поясе меча. – Мы выполняем приказ наместника Исанберга, Рудольфа.

– Правила для всех едины, если вы желаете пройти, то подчинитесь нашим условиям. – злобился священник.

– А как вы нам помешаете? – усмехнулся Вилем.

– Не навлекайте на себя гнев божий! – плевался клирик. На лбу его набухла венка, щеки покраснели, губы задрожали.

– Кто поручится за мою безопасность? – продолжал напирать Вилем. Отступать он и не думал, будучи искренне уверенным в своей правоте.

– В церкви вам ничто не угрожает, ибо здесь сосредоточение святого духа.

– А где был святой дух, когда резали христиан в их собственных святынях грязные мусульмане? Когда мерзкие язычники с севера устраивали набеги?

– Довольно! – рявкнул клирик и выпрямился, став на дюйма три выше Вилема.

Кареглазый солдат с веснушками запыхтел, как бык, развернулся и покинул церковь, оставив за собой след напряжения.

– Пожалуй, я повешу свой меч на комоня. – сообщил Арност и тоже вышел.

Клирик проводил обоих неободрительным, слегка мутноватым взглядом, затем повернулся к Альберту и взгляд вдруг прояснился.

– Малыш Альберт?

Сперва солдат недоумевал, но быстро вспомнил этого человека.

– Отец Вит? Быть не может! Я думал, что вы отправились паломничать на Средиземноморье. – обрадовался Альберт.

– Сперва так и планировалось, но я остался на ночлег в этой деревушке, а местные уговорили меня заселиться, им нужны были хорошие священники, тогда тут их было два-три. Вот так да, как же ты вырос, сынок! – мужчина приобнял старого знакомого и заулыбался так, что щеки заболели. – Я так рад, что ты заглянул, только вот твоя компания мне не нравится. – горделиво проговорил священник, соединив ладони своих кистей.

Тут же Альберту вспомнилось суровое воспитание клирика. Как он розгами беспристрастно гонял молодняк, как бил по лбу крестом за непослушание, как за простое озорство выпарывал. Вспомнилось, как читали вслух с мальчишками «Отче наш» и «Богородицу», как заучивали молитву мученику Трифону. Каждый день начинался с чтения молитв, повторения священных текстов.

– Отец Вит, прошу вас, эти судари выполняют очень важную миссию, а я заодно с ними. Надобно нам разыскать одного священника, что некогда служил Орлинскому монастырю.

– Для чего вам это? – клирик сделался серьезнее некуда, помрачнел.

– Я не уверен, что имею право разглашать… – замялся Альберт.

– Сынок, доверь мне эту информацию, открытость послужит тебе во благо.

– Бушует зараза. У нас, в Ржебличке, уверены, что сие чума. – прошептал Альберт и заерзал глазами по сторонам. Вроде бы никто не слышал.

– Неужто за лекарством?! – клирик чуть ли не вскрикнул, но вовремя перешел на шепотную речь. – Дитя мое, я думал, что достаточно хорошо воспитал тебя, чтобы не говорить столь наивные вещи. Легенда. Миф. Пшик. Нереалистичный слух, разошедшийся в народе, обретший популярность.

– Но ведь тут есть человек, служивший при монастыре. Или он был тут, я это точно знаю. – уверенно выпалил Альберт, отказываясь верить в услышанное.

– Нет-нет, – священник Вит взглянул на Альберта, как на безумного глупца. – Откуда тебе это известно?

– Отец моего командира был монахом в том месте, а здесь некогда жил его знакомый. – прямо сказал Альберт.

Священник тихонько рыкнул, как бы признав поражение.

– Ладно, – наконец сдался он. – Но это большая тайна. Есть тут такой человек, но это совсем не значит, что история правдива.

– Кто он? – терпеливо спросил солдат.

– Просто так никто тебе не сознается, ты им всем чужой, что бы не говорил. Я помогу, но сперва – ты поможешь нашей церкви. Ты стал солдатом, как тебя и готовили, поэтому должен видеть и слышать то, чего мы, простые служители бога, не замечаем. Рыться в грязи, распознавать преступников – ваша работа. – высокомерно процедил священник и самодовольно оскалился.

– Поаккуратнее, – низко протянул Альберт. Перед глазами вновь замелькали картинки из детства. Розги. Ремни. Синяки. Плачь. Молитвы. Молитвы. – Говори, чего хочешь, но не смей тешить свое раздутое эго. Я больше не ребенок.

Вит покачал головой и наморщился:

– У нас тут завелся вор снадобий. Не знаю кто, но подозревать стоит каждого. Священники, послушники, служанки. Может быть кто-то из больных? Вполне.

– Зачем кому-то воровать лекарства? – спросил Альберт.

– Мне не ведомы мотивы этих несчастных плутов. Они кусают кормящую руку, это высшее проявление невежества. Поэтому и караться должно соответствующе. Но по закону – мы ведь не варвары. Но если задуматься, то некоторые настойки в большом количестве способны вызывать… особый эффект. Но даже думать об этом я не хочу. Просто найди вора, мы договорились?

– Да. С чего начать?

– Отлично, – ухмыльнулся священник. – Мы храним травы и прочие ингредиенты на исподнем этаже, у катакомб. Начни оттуда. Надеюсь, у тебя получится.

– Вы ведь понимаете, что оттягиваете время? Пока я буду все это решать – будут гибнуть люди.

– На все воля божия. Я уверен, что мелкие дрязги не спасут нас от Его кары. Помяни мое слово.

Глава VIII

«Нравственные качества справедливого человека вполне заменяют законы».

Менеандр

Мрачное складское помещение с одним только крошечным и мутным окошком под потолком, стены из каменного кирпича позеленели, а с потолка капало. На полках шкафов стояли колбы, мешочки, ларцы. В углах ютились квадратные сундуки, уставленные друг на друга.

Все пропахло чем-то кислым, мятным, ягодным и травянистым. Запахи настолько сильные, что заложенный нос Альберта пробило. Солдат не был знатоком трав, а лекарей посещал только при сильных простудах.

На месте преступления Альберт стоял уже минут десять, но не мог ничего найти. Священник Вит рассказал, что лекарство пропало именно со складского помещения, которое обычно запиралось на ключ.

Альберт не был дураком, он сразу догадался, что у прихожанина не могло быть доступа к имуществу церкви. Вор – священник. Неужели, как и сказал Вит, дело в наркотических свойствах?

Служители церкви провели подсчет – не хватало одной склянки молотой валерианы. Тут бы пригодилась помощь Арноста, ведь мало какой солдат был осведомлен о свойствах тех или иных веществ.

Альберт внимательно осмотрел шкафы и пол, где грязных отпечатков наслоилось неприлично много. Никаких зацепок. Вор был очень осторожен, но кто-то должен был видеть всех входящих и выходящих.

Как раз такой человек сидел на стуле у винтовой лестницы наверх. Сидел он в самом углу со свечой на столике, в руках держал закрытую толстую книгу. Это был мужчина преклонного возраста с трясущимися руками. Альберт знал, что на пост отправляли именно таких, которые уже не в состоянии нести службу наверху, но выгонять из церкви людей уважаемых было не принято.

Мужчина печально смотрел на своды каменного коридора, на горящие факела, играющие тени и запертую на замки дверь, откуда, скорее всего, можно попасть в склеп.

– Здравствуйте, могу ли я вас побеспокоить? – робко обратился Альберт.

– Чего тебе надобно, сынок? – прохрипел старческим голосом седой священник.

– Вы ведете записи обо всех посещениях в хранилище лекарств?

– Верно, а ты кем будешь? – недоверчиво решил уточнить старик.

– Вит попросил помочь меня с делом о краже, – Альберт стянул перчатку с руки и показал серебряное кольцо с изображением распятия. – Теперь мне нужна ваша помощь.

– А что-то украли? – с грустью пробормотал старик.

– Валериану, одну склянку. – пояснил Альберт и пальцами показал примерный размер краденного.

– Ах, верно… верно. Запамятовал. Так, ну давай взглянем…

– Вит сказал, что пропажу заметили примерно через час после полуденного звона колоколов.

– М-да, в это время мы принимаем прихожан, нуждающихся в осмотре. К сожалению, свободных мест в церкви не осталось, поэтому миряне ограничиваются лишь наблюдением, – простонал старый священник. – Так, значится нам надобно отыскать посетителей после полудня…

Смотритель шлепнул книгу на стол, раскрыл ее и стал вдумчиво листать страницы.

– Ну-ка… – он навис над записями так, что свет свечи практически не доходил до страниц. – Нет-нет.

Старик подвинул свечу, теперь чтиво стало более разборчивым.

– Вот, нашел. После полудня к нам заходило четверо. Отец Юсуф, Отец Вит, Отец Адам и Отец Георг. У каждого стандартный набор лекарственных средств: ларцы с календулой, тысячелистником, шалфеем и валерианой.

– Получается, кто-то из них взял на одну дозу валерианы больше и умолчал об этом, – задумался Альберт. – Отца Вита можно исключить. Где мне найти остальных?

– М-м… Отец Юсуф обычно в канцелярии. Составляет акты, а в свободное время помогает страждущим в госпитале, что в западном крыле. Отец Адам и Отец Георг чаще всего занимаются обучением лекарей. Их классы находятся в корпусе за внутренним двором, это через сад.

– Благодарю.

– Милый господин, все эти люди – хорошие. Они всю жизнь положили на помощь другим. – добавил напоследок священник.

– В таком случае, если никто из них не сознается, буду подозревать вас. – сказал Альберт и вышел.

Первым делом солдат решил наведаться к священнику Юсуфу. Он нашел его у дверей в канцелярию, с рулонами бумаг подмышкой. Юсуф показался ему слегка неуравновешенным, дерганным.

Клирик что-то конвульсивно искал по карманам, вечно почесывал затылок, облизывался и морщил нос, шепча что-то настолько тихо, что сам наверняка разобрать не мог.

– Отец Юсуф? – Альберт подошел уверенно, с холодным взглядом служителя порядка.

– Д-да? – священник не спешил оборачиваться к подошедшему, стоял к нему спиной, будто вампир, боящийся солнца.

– Что вы делаете?

– Ах, дела-дела. Я о вас слышал. Вы тут ищите жулика. Грязное жулье. Я разделяю взгляды Вита, жулье нужно истреблять. Но вы тут не за тем, чтобы я высказывал свое мнение, верно? Вы, судя по всему, за информацией. Хотите, чтобы я сказал вам про вора? Думаете, знаю что-то? Я вас разочарую.

– Вы заходили на склад примерно в то же время, когда была обнаружена пропажа валерианы. Я не могу обойти вас стороной, даже если вы непричастны.

– Моя душа чиста перед господом.

– Вы что-то потеряли?

– О чем речь? – передернуло священника.

– Вы рыскали по карманам, когда я вас увидел. Что вы потеряли?

– Ключи. Ключи от своего сундука. Там мои записи… записи моих… дел.

Тут-то Альберт и почувствовал, что священник что-то умалчивает. Конечно, Юсуфу было что скрывать, это видно по мимике, дерганым движениям, спутанности. Должно быть, он мало спал по ночам. Чем же тогда занимался?

– Советую вам говорить мне только правду. – настойчиво попросил Альберт.

– Я… – священник отвлекся, потерял мысль на какое-то время. – Ах, я не думаю, что это имеет отношение к делу.

– Вы дорожите своим местом в церкви?

– Что? Конечно.

– Не хотите все потерять? Я слышал истории о том, как священников изгоняли из родных деревень, городов. Кого-то даже забивали камнями в зарослях, чтобы никто не заметил. А если кто-то и замечал, то ничего не делал зачастую. Солдаты и духовенство работают сообща во многих уголках империи. Провинность перед господом карается строго. Равно как и воровство.

– Я не вор. Не вор, честное слово! Я лишь… Прошу, не говорите никому. Я все расскажу, но не надо никому рассказывать!

– Прошу вас, быстрее.

– Я провожу вскрытия в ночное время, пока никто не видит. В склепе. У меня договоренность с некоторыми людьми, они закрывают глаза, но если узнает настоятель, то мне конец. Мы не проводим вскрытий, запрещено настрого. Но так я помогаю людям, которым еще могу помочь, а тела умерших души уже давно покинули. Молю, смилуйтесь, сударь!

Альберт хранил пугающее священника молчание. Юсуф мог бы взять лекарство так, чтобы никто этого не заметил на бумаге, у него есть связи внутри церкви, надежные люди, помогающие ему. Но вряд ли именно он искомый воришка. Искать стоило в другом месте.

– Я никому не скажу. Но нет ли у вас информации о том, кто мог бы затаить лекарство?

– Нет, но знаю, что это не первый случай. Такое уже бывало, мы закрывали глаза первое время, но случаи участились. Все больше священников прознавало о происходящем, в конце концов дело дошло до настоятеля. Он сделал выговор. Наверняка похититель делает это для кого-то, кому не достает лекарств. Сейчас у нас нет свободных мест в госпитале из-за вспышки заразы. Лечим как можем, но людям только хуже. Молитвы не помогают, наши методики лечения – тоже. Говорят, это чума. Это ведь так?

– К сожалению, так. Что-то мне подсказывает, что дальше будет только хуже.

– Боже упаси. – Отец Юсуф перекрестился и весь сжался.

– Мне нужно идти. Спасибо за помощь.

Альберт исчез из поля зрения Юсуфа так же быстро, как и появился. Священник даже не успел ничего сказать напоследок.

Солдат в спешке пересек закрытый сад церкви, пробежал по ступенькам через колонны и очутился в гурьбе ребятишек, двигающихся в два потока. Дети хихикали и обсуждали пройденные темы занятий.

Двери одного из классов оказались открыты – Альберт заглянул внутрь и обнаружил там учителя с черной копной кудрей на голове. Он сидел за столом с разложенными учебниками и задувал растекшиеся свечи.

На стенах помещения весели самодельные плакаты на желтой бумаге с зарисовками различных болезней, с изображениями человеческой души.

– Прошу прощения. – Альберт постучал по стене и вошел.

– Могу чем-то помочь? – священник встал, поправил ворот рясы и протянул незнакомцу руку.

Альберт благосклонно принял жест. После рукопожатия солдат сделался прямым, как колонна и холодным, как зима.

– Могу я задать вам пару вопросов? Мне бы хотелось слышать только правду, поэтому я прошу… нет, я ставлю перед вами такое условие.

Ни одна мышца на лице учителя не дрогнула, он продолжил стоять на манер королевской стражи, несущей караул.

– Меня зовут Альберт, я прибыл из Ржеблички.

– Здравствуйте, Альберт. Мое имя – Георг. Что привело, судя по всему, солдата, в наш край?

Глаза Георга были спокойны, но Альберт почувствовал, что между ними создалось напряжение. Конечно, Георг тоже это ощущал. Каждый из них начал понемногу осознавать происходящее.

– Давайте сразу к делу, – не дожидаясь ответа добавил Георг. – Что вы намереваетесь сделать?

Теперь сомнений быть не могло.

– Зачем вы так просто выдали себя? – спросил Альберт.

– Мне нечего боятся, раз вы уже тут. Рано или поздно это бы случилось. Позвольте сперва мне объясниться.

– Что ж, имеете право. Но мое терпение зело коротко.

– Я не займу много времени, прикройте дверь, пожалуйста. Не хочу, чтобы кто-то еще услышал раньше назначенного часа. – вежливо попросил священник и сложил руки за спиной.

Альберт закрыл дверь и встал в ожидании, как судья перед обвиненным. Георг стал расхаживать взад-вперед, измеряя шажками комнату.

– Я не тот, за кого вы меня принимаете. – начал оправдываться учитель.

– Докажите.

– Эти лекарства, что я забирал у собратьев, нужны не для меня. Когда я шел на службу господу, то клялся, что буду помогать слабым и нуждающимся. Это я и делаю. Не всем людям хватает места при церкви. К нам приходят из соседних деревень, у которых не имеется собственных госпиталей. Многие продолжают лежать в домах. А те, у кого нет дома – страдают в ожидании собственной смерти. Я не могу вылечить их, но могу облегчить боль. Валериана снимает многие боли, помогает лучше спать страждущим. Я отдаю лекарства.

Альберт понимал, что дело благородное. Он понимал, что человек перед ним говорил правду. Альберт бы наверняка поступил также, если бы имел такую возможность, но, будучи честным с самим собой, он признавал, что отправился в поход только ради дочери, которая начала хворать незадолго перед его уходом.

– Поэтому я умоляю не рассказывать моим братьям. – закончил Георг.

– Прекрати нарушать правила, тогда тебя, быть может, помилуют. – сказал Альберт.

– Я не могу. Я не стану. Мой долг – помогать людям. Я не лекарь, как те – из школ. Меня вырастили в этом месте, обучили как могли, я делаю все, что могу. И буду делать, пока дышу.

– Ты один занимаешься этим?

– Да. – резко ответил Георг.

– Я просил не лгать мне.

Скрипя зубами, Георг сознался:

– Черт тебя дери, не один, но он делал это под моим началом. О нем точно никому знать не обязательно.

– Адам? – догадался Альберт.

Георг ничего не ответил, но все было ясно.

– Ты ведь не расскажешь? Прошу.

– Посмотрим. – ответил Альберт и вышел.

В комнату священника Вита постучали.

– Иду! – крикнул он и открыл дверь. – Ах, Альберт. С вестями, надеюсь?

Вит хитро улыбнулся и приготовился услышать имя злодея.

– Что вы сделаете с вором? – спросил Альберт с нотками страха в голосе.

– Я же говорил. – нетерпеливо добавил Вит.

– А если он делал это без злых намерений? Если это один из вас?

– Воровство – ужасный грех, а аще ворует священнослужитель… Но тебя это заботить не должно. У нас был уговор. Не забывай об этом.

Альберт помнил. Он не мог забыть. Дома его ждала дочурка, которой он пообещал скоро вернуться. Он должен сдержать слово.

Отец Вит расскажет все только, если выполнить уговор. Иначе было никак. Альберту было больно осознавать, но перед ним стояла важная задача. Даже если не ради дочери, то ради всего человечества, обреченного на муки от болезни.

– Это Георг. Он сам во всем сознался.

– Вот и хорошо. – усмехнулся Вит и оскалился.

Глава IX

«Перед верой меркнут все достижения разума».

Аврелий Августин

Во дворе корчмы собралось немало народу, все они столпились вокруг одного столика, где сидел Вилем и что-то эксцентрично рассказывал. Люди внимательно слушали его с таким взглядом, будто встретили иностранца с диковинными дарами. Конечно, каждый из них понимал, что чужак прибыл из ближнего городка, некоторым даже доводилось бывать там.

– Давай еще какой-нибудь! – выпалил один из деревенских, желая выклянчить из Вилема как можно больше.

– Ладно! Для таких прекрасных слушателей я даже не поскуплюсь на свои любимые. Как вам такой: Педант, завидев на улице врача, к которому ходил лечиться, стал прятаться. Его спрашивают, почему он это делает, а педант и отвечает: «Дык, давно я не болел, стыдно стало». – задорно и с выражением вспомнил Вилем.

Толпа залилась хохотом, каждый будто соревновался в том, чтобы пересмеять остальных.

К столику пробилась служанка с подносом в красивом многослойном бежевом платье. Девушка схватила две пустые кружки пива, и Вилем обратился к ней в слегка вольной опьяневшей манере:

– А ты мне напоминаешь мою сестренку! Такая же молодая, красивая, платье под стать ей.

Улыбка с лица Вилема пропала, поэтому он насильно ее натянул вновь. И вот весь азарт, как рукой сняло.

– Вам еще чего угодно, сударь? – спросила служанка.

– Повтори пиво. – попросил Вилем.

– Парень, давай еще!

Вилем поморщился от отвращения. Внезапно он ощутил себя обезьяной в клетке. Как-то ему доводилось видеть макаку из Африки, привезенную на корабле для представлений. Дрессировщик обучил ее трюкам, жестам и даже фокусам. Позже оказалось, что ее владелец – разыскиваемый вор, обкрадывающий невнимательную толпу с помощью обезьяны… Но это все не имело значения, лишь очередная забавная история, как из тех, что любил Альберт.

– Да, давай! Чего ты?

– Довольно. Хочу посидеть один. Что-то я подустал. – с фальшивой вежливостью выдавил из себя Вилем.

– Эх, ладно. – стали отмахиваться от него люди.

Как от наскучившей им зверюшки.