Читать онлайн Идеальная совокупность. Том 1

Идеальная совокупность – совершение одним действием двух или более преступлений, предусмотренных разными статьями Уголовного Кодекса РФ.

По мотивам реальных преступлений.

Из уважения к потерпевшим данные об их личностях изменены кардинально. Наличие прототипов положительных персонажей автором охотно подтверждается; персонажей отрицательных – отвергается категорически.

Формы и методы работы, а также проблемы правоохранительных органов приближены к реальности.

Фантастические моменты научного объяснения не имеют.

© М. Ю. Макаров, 2024

© Оформление ООО «КнигИздат», 2024

Часть 1

Если вам кажется, что ситуация улучшается, значит, вы чего-то не заметили

Об сентября 2007 года Четверг

Предвкушение законных выходных слаще самого отдыха. Особенно, когда пашешь семь через семь и смены – по двенадцать часов. К финишу приползаешь выжатой насухо. Трудовой кодекс тут, понятное дело, не празднуется. Но для продуктового магазинчика на окраине такой график самолучший. Потому, как сдача-приём товара от продавца к продавцу в неделю раз происходит. Меньше пересчётов, меньше бумагомарания, меньше шансов, что сменщица тебя в ежевечерней запарке обмишулит. А за длинные выходные дома можно горы свернуть и отдохнуть попутно.

Подруги донимают: «Как ты, Тамарка, можешь столько лет на азера работать?» А на кого прикажете работать? Русские мужики по части торговли – лохи. Бизнес-вумены русские – отъявленные стервы. Подставят под недостачу, опустят на бабки и выщипанной бровью не поведут. Плавали, знаем! Супермаркеты, типа «Грошика», не прельщают, там за каждым твоим шагом директор по свежести бдит, за малейший косяк – штраф. Лишний раз покурить не выскочишь…

Ну, да, Муслим – нацмен, но осёдлый и семейный. Насчёт глупостей – ни-ни. По крайней мере, к замужним, к таким, как Тамара, не пристаёт. Ему хватает тёлок на вольном выпасе. Зарплату не задерживает, деньги по острожским меркам платит приличные, без дела не гавкает. Чего ещё надо?

Нынче сдача-приёмка затянулась, кондитерку трижды пересчитывали. Поэтому на сигнализацию сдались на полчаса позже. На улице стемнеть успело – как-никак сентябрь месяц на календаре.

Но дорога знакомая, не заблудишься. К дому от их павильона вела торная тропа через пустырь, в народе известный как «Поле дураков».

Этим маршрутом Тамара сотни, если не тысячи раз хаживала. Рельеф местности знала наизусть. Где в непогоду лужа разольётся, где в грязюку можешь вляпаться, и лучше по траве кругаля дать. На развилке – корень из земли торчит, не разгоняйся, не то споткнёшься и загремишь…

Белеющие стволы берёзок служили ориентирами. Деревья на пустыре росли группами, причём не хаотично, а кружками, они словно хороводы водили. Берёзовые оазисы – излюбленное место отдыха весёлых компаний. Но собираются тут, как правило, аборигены, бояться которых Тамаре нечего. Местные её знают, как облупленную, на «комплексе» она живет, сколько себя помнит. Ещё в детсад ходила, когда родители квартиру здесь получили от завода. Двухкомнатную, со всеми удобствами, после коммуналки новое жильё раем земным казалось. Простор!

Зато сейчас теснота, как в загадке про «полну горницу людей». Хотя метры прежние и жильцов столько же. Но у каждого из четверых друг к дружке – длинный список претензий. Громче всех ребёнок фыркает, в пятнадцать лет её высочеству, видите ли, некомфортно в одной комнате с бабулей обитать…

Главная опасность «Поля дураков» – бродячие собаки. От них имеется перцовый баллончик – любимый муж обеспечил. Баллончик баллончиком, но лучше бы не возникло повода за него хвататься.

Дорога с работы – подходящее время для того, чтобы спокойно помечтать-попланировать. Когда ещё? Только порог перешагнёшь, домочадцы накинутся: «Борька опять курил в туалете! Ма-ам, а она опять телик на всю громкость врубила! Чё купила? Чё на ужин будет? В чём мне завтра на работу идти?» И давай шишиться в сумках, которые едва руки не оторвали.

За ужином надо сагитировать мужа в субботу по грибы съездить. И завтра вечером проконтролировать, чтобы он полторашкой пива ограничился. Если у него губу разъест и он за добавкой сбегает, то в субботу утром непременно разноется: «Башка болит, всю неделю пахал, как карла, дай поспа-ать…»

Людка, сменщица, хвалилась – на неделе с сожителем гоняли в Черноситово, два ведра белых привезли.

«Надо успеть, пока слой не сошёл. Супешника наварю большую кастрюлю и замари…»

Мечты оборвались на полуслове. Что?! Что такое?! Первая мысль – зацепилась рукой, дёрнулась, равновесие потеряла, упала…

В следующий миг осенило – напал… мужик напал… Возник он из ниоткуда. Никого ж не было рядом! Глаза к сумраку привыкли, шла по ровному месту…

Шурупить некогда. Дёрганые движения… возня… злое сопенье… Чего ему, гаду, надо?!

Закричать, ан чужая пятерня запечатала рот. У кляпа тошнотный вкус грязной тряпки. Он – в перчатках! Открытие убило надежду на чью-то шутку – плоскую, тупую, идиотскую, но неопасную. Обмерла от ужаса: «Манья-ак!»

Сжимавшую рот вонючую лапу попробовала зубами цапнуть. Не вышло. Злодей стискивал лицо намертво, до хруста челюстей.

– Молчи, сука! Будешь молчать, отпущу домой! – горячей, с брызгами слюней скороговоркой обжёг ухо.

Интонация жуткая, как в ужастике про Фредди Крюгера.

Чуть ослабла хватка, Тамара сразу хапнула воздуха в лёгкие, готовясь к новой попытке закричать.

Не тут-то было. Злодей ловко переместился за спину жертвы, локтем сдавил шею в замок. В глазах почернело. Стало трудно дышать. Кажется, даже случилась секундная потеря сознания. Ослабла Тамара, размякла.

Маньяк воспользовался результатом, не отпуская захвата, поволок в сторону от тропы. За лето на поле вымахали высоченные сорняки, пожухнуть и облететь не успели.

Тащить неудобно, не пушинка, двигались мешкотно.

– Иди сама! А то придушу! – прорычал. – Пойдёшь?

Тамара кивнула, в горле – острая боль, словно рыбья косточка вонзилась в гланды. Куцая мысль в извилинах вспухла: «Не кричит, людей боится».

Дальше засеменили бедро к бедру, со стороны можно подумать – сладкая парочка амурничает. Одна рука злодея обвивала шею, к себе голову кренила, вторая продолжала рот закупоривать.

Через сколько-то метров ему показалось – отошли достаточно. Подножкой уронил на траву. Встряхнул за шиворот. Тамара очутилась на коленках. Нажал на затылок – не ладонью, кулаком, костяшки причинили боль.

– В землю смотри! – выхаркнул новый приказ.

Она попыталась-таки поднять голову, инстинкт самосохранения работал.

«Увижу – узнаю. Узнаю – уговорю отпустить».

За строптивость чувствительную плюху схлопотала.

– В землю говорю!

«Привычно действует. Тренированный», – мысленный комментатор снова включился.

Со стороны тропы донёсся разговор, игривый смешок. Голоса были мужские и женские. Молодые.

Встрепенулась Тамара и заработала новый удар по затылку. Теперь сильный. В глазах белые звезды взорвались. Голова побежала вкруговую…

– Бери сумки! Идём! – командовал отрывисто.

Попробуй, ослушайся! Посеменили, склеившись сиамскими близнецами. Вглубь пустыря потелепали. Туда, где чернота абсолютная.

Ещё на сколько-то шагов переместились. Наверное, место он посчитал укромным, отнял руку ото рта пленницы.

– Попробуй только вякнуть! – пригрозил.

У Тамары заготовлено, что сказать:

– Д-давай в магазин сходим… давай выпить возьмём… пойдём ко мне… я тоже хочу… у меня давно секса не было… ты хоро-оший…

На её лепет мужик не реагировал, действовал целенаправленно. Опять уронил, и не просто на колени, на четвереньки. Сдавил шею, лицом уткнул в траву.

– Так стой!

Рывком задрал подол на поясницу. Колготки вместе с трусами, скручивая в валик, стащил к щиколоткам.

Туман… туман клубился в бедной Тамариной головушке. Мамочка, зачем он это делает?

Злодей прижался к её голому низу, резкий выпад тазом сделал. Причиняя боль, прорвался внутрь. Каменный пестик таранил, толок сухую плоть. Зачем? За что-о?!

Долго или коротко длились мучения – не понять. До-олго…

Вдруг выскочил наружу. Всё?! Нет, вздумал на спину перевернуть, на траве принялся поудобнее раскладывать. Параллельно на голову нахлобучил свою бейсболку. Глаза квадратным козырьком загородил. Навалился, рот раззявлен, прерывисто хрипит, дыханье смрадное…

Снова присунул мерзкую кочерыжку, снова начал дергаться. То замедлялся, то ускорялся. Пытка растянулась на вечность. Тамара хотела потерять сознание, зареветь хотела – ни то, ни другое не получилось.

Когда он отвалился в сторону, не поверила, что страданиям конец.

Излив семя, злодей заметно подобрел. Нашарил в траве колготки, подал – надевай. Пока натягивала, тупо удивлялась – почему на голое тело, почему без трусов…

Туфли обуть никак не получалось. Насильник помог, придерживая за лодыжку.

Она машинально бормотнула: «Спасибо».

– Бери сумки, – теперь он просто говорил, не приказывал.

Взяла. А что делать? Пошагали в третье место. Брела вялая, будто пьяная в умат. Шаталась. Показалось – они обратно к тропе идут. Возвращаемся?

Остановил. Дёрнул за рукав, посадил на корточки. Отобрал сумку, с отрывистым вжиканьем расстегнул молнию, стал шариться по отделениям. Нашёл телефон, повертел в руках. Сунул к себе в карман… Он в синтетических трико, чёрных либо тёмно-синих, без лампасов… Открыл кошелек. Проверил, бросил под ноги…

Защемил сильными пальцами шею, опять больно сделал:

– Лежи. Смотри вниз.

Выполнила приказание. От земли тянуло влажной стужей. Тело затрясло в ознобе. А может, нервы?

– Считай до ста. Ме-едленно. Досчитаешь, можешь идти. Начинай!

– Ра-аз, два-а, три-и, – замогильным голосом завела считалку Тамара.

Злодей резко отпрянул. Странный металлический скрип сопроводил его бегство.

На «десяти» Тамара заставила себя сесть. К чёрту правила урода! Она должна увидеть, в какую сторону он побежал, в каких краях его искать. Крутнулась на полные триста шестьдесят градусов. Видимость при чистом небе и звездной иллюминации была достаточной. Ни-ко-го-шеньки. Как сквозь землю провалился.

И тут тугой комок внутри Тамары размяк. Солёные ручьи из глаз брызнули…

Об сентября 2007 года Четверг

Дата реформы получилась оригинальной. Следственный комитет начинал свою деятельность седьмого сентября, что создавало ряд дополнительных организационных неудобств, самое малое из которых – составление двух отчётов по форме 1ЕМ. Первый – по шестое число включительно – отразит показатели работы следователей прокуратуры, в чьей истории поставлена жирная точка. Второй – с нуля – начнёт учитывать достижения следователей СКП[1].

Лишний геморрой! Но кого и когда наверху заботила факультативная нагрузка на низовых сотрудников?

Скорее всего, историческая дата нарисовалась спонтанно, и отсчёт был взят со дня ознакомления следователей с приказом о предстоящей реорганизации. По трудовому законодательству предупредить обязаны за два месяца.

Седьмое сентября вдобавок пришлось на пятницу. Стартовому рывку крайний день по понятным причинам не способствовал.

Заместитель прокурора Кораблёв на рабочем месте дожидался факса с кадровым приказом.

Ему предстояло вступить в должность руководителя СО[2] по городу Острогу.

Шаг ответственный. С присущей ему обстоятельностью Кораблёв долго кубатурил, прежде чем дать согласие на поступившее предложение.

Несмотря на цветущий возраст, он был консерватором. Стоял на том, что лучшее – враг хорошего.

Сомнение вызывал сам подход к созданию новой структуры. Сплошная импровизация! Каких-либо разъяснений по вопросам первостатейной важности из Москвы не поступало. В области прояснить ситуацию было некому, региональное начальство материализуется также лишь завтра утром.

Ничего не говорилось о базисе. Где разместится отдел? На фоне прозрачных намёков прокуратуры о незамедлительном освобождении её кабинетов вопрос был злободневным. Кто обеспечит оргтехникой, транспортом, бензином, канцеляркой?

Зато не было недостатка в слухах. Чего только не болтали. Якобы СК станет аналогом заокеанского ФБР, обзаведётся собственными оперативными и силовыми службами. Понизив голос до таинственного шёпота, со ссылками на некие высокопоставленные источники, фантазёры по секрету сообщали, будто оклады по сравнению с прокурорскими в комитете вырастут минимум вдвое. А выслугу сделают льготной – год пойдёт за полтора.

Кораблёв к радужным прогнозам относился скептически. О чём говорить, если новое ведомство не имеет бюджета на федеральном уровне?

Реформа затевалась под лозунгом вертикального взлёта следствия, который оно совершит, освободившись от ярма прокурорского надзора. Но на какой качественный прорыв можно рассчитывать, имея в активе те же кадры, в большинстве весьма посредственные?

Персонально для себя Кораблёв рассматривал происходящее как долгожданный шанс взойти на следующую ступень карьерной лестницы. Прокурорство в родном городе ему не светило. Аркадьич корнями врос в кресло под резным двуглавым гербом на стене. Второй пятилетний срок он разменял не так давно, впереди ещё – о-го-го сколько. Да и нет гарантий стать преемником Аркадьича. С началом «нулевых» практика назначения прокуроров из числа их заместителей стала сходить на «нет». Делалось это под эгидой борьбы с коррупцией.

Дважды Кораблёв получал ангажемент ехать на повышение в сельские райончики. Один был депрессивным и внимания не заслуживал, а вот Клеверовский район, граничащий с Нижегородской областью, выглядел вполне пристойно. Заповедная природа, самобытная культура, промышленность на подъёме благодаря совместным предприятиям.

Тормозили бытовые аспекты. В Остроге – трёхкомнатная квартира из тех, что именуются «улучшенной планировки». Рядом с домом – отапливаемый гараж. Родители – пенсионеры, у них дача с двадцатью сотками земли, надо помогать.

Барьеры, однако, не носили фатального характера. Отец с матушкой – люди пожилые, но, слава Богу, не беспомощные. Переезд предстоял не за тридевять земель, подскочить на машине в случае необходимости – вопрос пары часов. И жильё, находящееся в собственности, никто не отнимет. Квартира, гараж, земля под ним – это всё активы.

Главная препона заключалась в Оле. Переезжать в областной центр супруга была согласна, в столицу – тем более, а вот в «дыру» забираться отказывалась наотрез.

«Кем я буду работать в деревне? Ты подумал? Приличная школа там имеется? Ты не забыл – ребёнку скоро в первый класс. В церковно-приходскую я его не отдам!»

С тяжёлым сердцем отклоняя оферты, Кораблёв не забывал поблагодарить руководство за оказанное доверие. Во второй раз кадровичка Алла Тарасовна процедила ядовито: «Больше предложений не жди! Кукуй в замах до пенсии».

Строптивец промолчал, понимая эфемерность прозвучавшей угрозы. Скамейка запасных у отдела кадров коротка. Из резерва его не исключили.

В СК он шёл на должность, равнозначную межрайпрокурору. «Полковничью», как принято говорить во всех организациях, где носят погоны. То есть «старший советник» не за горами. А оклад за счёт того, что отдел будет иметь статус городского, должен получиться даже повыше, чем у Аркадьича.

В здании темно и аномально тихо. Шаги по пустынному коридору рождали эхо.

Прогулявшись из кабинета до мест общего пользования и обратно, Кораблёв раскрыл на закладке ежедневник и дополнил план неотложных мероприятий записью под номером «17».

«Найти и оформить уборщицу».

Вопрос относился к категории суперпроблемных. У госструктур в провинции с санитарией беда. При посещении туалета впору респиратор надевать. Всё упирается в деньги, их у бухгалтерии или очень мало, или нет совсем. Или жаба душит.

От неизбежности скорого отъезда Кораблёва охватила грусть. Без малого четырнадцать лет отпахал он в казённом доме на улице Советской. Масса воспоминаний с этими обшарпанными стенами связана.

Но волшебный пинок судьбы пойдёт на пользу прогрессу. Условия труда в межрайпрокуратуре давно несносные. Теснотища, яблоку упасть негде.

Стало традицией, что молодёжь начинает карьеру с каморки без окон, прямое назначение которой – архив. Один помощник прокурора подселён к машинистке в проходную комнатку. Улучшения «жилищных» условий не предвидится.

Следователей в строю сейчас – восемь штыков. Расширение штата случилось, как полагается, с большущим опозданием. После вступления в силу нового УПК[3], удвоившего прокурорскую подследственность, год надрывались впятером.

Когда, наконец, пополнились, всем на Советской места не хватило. Трое следопытов обитают в бывшем «красном уголке» общежития УТТ[4]. Респект мэру, вошёл в положение: на безвозмездных условиях выделил пустующий флигель. Но расположен он на другом конце города, на Машинке. Много времени съедают разъезды. И контроль за «хуторянами» условный. Не так часто, как хотелось бы, удаётся вырваться, чтобы подтянуть дисциплину в филиале.

Не по нраву Кораблёву соседство его ребят с помощником тюремного прокурора Сверчковым, чемпионом мира по решению шкурных дел. Ветеран не коррумпант и не выпивоха, но он разлагает мальчишек циничными речами о прогнившей системе, из которой надо срочно делать ноги. Притом, что сам демагог, имея максимальную выслугу, сваливать на пенсион не торопится.

В создающемся следственном отделе штат подрастёт дополнительно. Прибавятся зам и секретарь. Плюс водитель, ему тоже угол нужен.

Для полноценной работы требуются комната для хранения вещдоков, сушилка, помещение для опознания, оборудованное стеклом с односторонней видимостью, столовая и душевая.

И это не барские прихоти, всё это действующими приказами Генерального прокурора предусмотрено.

Кораблёв, разумеется, зондировал в горадминистрации насчёт пристанища. Один вариант показался более-менее, но он требовал ремонта системы отопления, а это опять деньги, которых в текущем году не предвидится.

«Чего, спрашивается, я высиживаю? Какой смысл?!» – горечь во рту от кофе и сигарет достигла кризисной отметки, кончик языка не банально пощипывало – жгло.

Неудивительно, ибо суточная норма «курятины» перевыполнена. С утра высмолил полторы пачки «Винстона». Классического, в котором содержание никотина – 0,8 миллиграммов!

Осознавая пагубность привычки, на сегодня Кораблёв оставил себе лимит в одну-единственную сигаретку. Ритуальную, после ужина. Если, конечно, форс-мажора не случится…

Без четверти десять прозвонился Коваленко:

– Мы с шефом решили: всем сидеть – смысла нет. Езжай домой, Александр Михайлович. Но будь на связи!

– Всегда на связи, Виктор Петрович. Правильно, надо отдохнуть. Завтра трудный день.

– Никакой не трудный! Судьбоносный, важный! Новая эпоха грядёт.

– Будем надеяться, – половинчато согласился Кораблёв.

Жизнь в миллионный раз подтверждала закон о неисповедимости путей Господних.

Коваленко – вновь его начальник. Семь с половиной лет назад тогдашний прокурор Трель выдавил Виктора Петровича в область. Со скандалом и понижением.

Многие думали, что в УСО[5] благодаря своему строптивому нраву провинциал сдуется. А он, выказав поистине гладиаторские таланты, пробился в начальники отдела. Набрав аппаратный вес, переквалифицировался в природоохранные прокуроры. Параллельно защитил кандидатскую. По линии науки свёл знакомство с тузами из ГП[6]. Один из них – тоже остепенённый, амбициозный, неприлично молодой – взял верх в аппаратной схватке за пост руководителя СУ области, престижно граничащей с московской. Информации о триумфаторе имелось по минимуму, настоящий кот в мешке. Зато хорошо были известны повадки его правой руки.

Людям меняться несвойственно. Коваленко рубль за сто остался крамольником по жизни. Каково с ним будет работать? Точнее – под ним. Не станет ли он сводить счёты за то, что при его изгнании Кораблёв избрал лоялистскую позицию? Не поддержал коллегу, пострадавшего за правду. Охотно занял неостывшее кресло зама.

«А что я мог? – оправдания неуместны, Кораблёв перенаправил мысли в рациональное русло. – Каяться мне не в чем. А вот ухо надо держать востро. Петрович – жук ещё тот! Смотри-ка, не на мобильник звонит, на городской. Проверяет, реально ли я на работе. Убедился? То-то. За то, что домой отпустил, благодарствую. Покатили!»

Весной Кораблёв поменял «корейца» на новенькую «япошку».

«Тойота Аурис» радовала. Моторчик резвый, экономичный и неприхотливый к бензину. Подушки безопасности добавляли чувства защищённости. Салон удобный, сзади – простор. Плохо, что нет подлокотника и места для мобилки. Но так это и не премиум-класс.

«Премиум-класс – впереди!» – мотивация купировала рефлексии по поводу грядущих трудностей и лишений.

Доехал быстро. Трафик на ночных улицах был лайтовый.

Оберегая сон домочадцев, патер фамилиас[7] перемещался по квартире на цыпочках. Из прихожей – в ванную, оттуда, реанимированный контрастным душем, в набедренной повязке из бамбукового полотенца, – на кухню. Двери за собой закрывал с особой осторожностью.

Ужин разогревал в микроволновке. Так меньше возни. Сервировкой не запаривался.

Вкрадчивый щелчок «лентяйки» оживил на экране телика сериал про следователя Турецкого.

Важняк генпрокуратуры в исполнении импозантного красавца Домогарова суперменничал напропалую. Спорадически натыкаясь на эту киношку, Кораблёв ни разу не видел, чтобы следак по ОВД[8] составил хоть один официальный документ. Вместо скучной писанины, игнорируя нормы УК[9] и УПК, он бил злодеев в грызло. Лихо скакал по крышам и палил из пистолета. О специфике следственной работы сценаристы имели нулевое представление. Впрочем, одна деталька – последствия регулярных возлияний на физии главного героя – выглядела аутентично.

Переключил. На НТВ обнаружились «Хроники убойного отдела». Персонажам оперской саги, бесконечной, как вселенная, старший советник юстиции Турецкий по части крутости не годился в подмётки.

– Чур, меня! Преследуют демоны…

Убежал на следующий канал. Там шёл музыкальный конкурс «Пять звёзд». На сцене гуттаперчево изгибалась губастенькая дива в блестящем платьице. О чём песня – непонятно, зато ноги у солистки произрастали от ушей. Оставил, убавив звук до интимного шёпота.

На ужин – котлета, рис. Не насытившись, соорудил пару бутербродов с маслом и колбасой.

Ингредиентов не жалел, пользовался отсутствием супруги. Та постоянно критиковала за чревоугодие. Попрекала пивным животом. Женщины склонны преувеличивать: никакой мамон через ремень у него не свисал. Пяток лишних килограммов, спору нет, наличествовал. И пивом он, нельзя сказать, что злоупотребляет. Бутылочку-другую за ужином может себе позволить, но не каждый день. Сегодня, к примеру, не причастился, хотя светлый «Туборг» и посылал привет, когда Кораблёв в холодильник за краковской колбаской нырял.

Сама Оля питалась правильно. Регулярно ходила в фитнес-зал и мужа агитировала приобщиться к спорту. Кораблёв обеими руками был «за», для тренировок требовалась малость. Нормированный рабочий день. По занимаемой должности такой привилегии он был лишён, по новой – тем паче.

Подпевая красотке в символическом мини, на столе заворковала трубка «Панасоника». Кораблёв, когда на кухню пробирался, предусмотрительно снял её с базы.

– Слушаю, – тон выбрал сухой (нормальные люди в такое время не звонят), но не раздражённый.

Вдруг это гиперактивное начальство решило порадовать новостью о свершившемся историческом событии?

– Александр Михалыч! Титов – моя фамилия! – годы шли, а мода копировать Глеба Жеглова у милиции не проходила.

Самодеятельное актёрство, натужная хрипотца показались неуместными.

– Слушаю, – интонация Кораблёва каменно зачерствела.

– Женщина заявляет изнасилование.

– Обстоятельства? Кратко.

– Напал сзади, хэбэ перчатки, лица не видела. То ли в маске, то ли в бейсболке. Избил руками, есть видимые телесные.

– Где?

– Пустырь между Кирова и Еловой. «Поле дураков».

Оперативный дежурный, в прошлом хваткий опер, не преминул лично пообщаться с заявительницей. Точечными вопросами выяснил, что обращение заслуживает серьёзного внимания.

– Трезвая. Замужняя. Шла с работы. Нападение сегодня в период с двадцати сорока до двадцати одного двадцати.

Кораблёв мазнул взглядом по часам на стене. Цифровое табло показывало 23:17.

Быстрое обращение в милицию повышало шансы, если не раскрыть преступление по горячему, то хотя бы отфиксировать больший объём его следов.

Титов инициативно направил ГБР[10] объехать пустырь. Из всего арсенала неотложных мероприятий данное было единственно возможным. Надежд на него не возлагали. Трезвый и организованный насильник вряд ли будет колобродить вблизи места преступления.

Применению служебной собаки мешало время суток. Кинолог затребует на пустырь потерпевшую. Та должна показать точно, где на неё напали, и обозначить путь отхода злодея. Ночью с этим неминуемо возникнет проблема.

Кораблёв методику работы специалиста-кинолога знал, поэтому не стал грузить преждевременными задачами. Справился о насущном.

– Нашего следователя поднял?

– Вам первому звоню.

– Знаете, кто у нас дежурит? – зампрокурора вернулся к обращению «на вы», после очередной межведомственной распри отношения с Титовым сделались сложными, былое приятельское общение кануло в лету.

– Так точно. Старший следователь Каблуков.

– Поднимайте следователя. Поднимайте судмедэксперта. Заявление отрабатывайте по полной программе.

Кораблёв дал отбой и вышел на лоджию. Закурил, с алчным всхлипом затянулся.

Второй год в городе совершались уличные изнасилования, остававшиеся «глухарями». Их обстоятельства выглядели, если не идентичными, то сходными. Правоохранители с неохотой произнесли слово «серия» летом, когда нападения участились. Почти каждая неделя добавляла новый эпизод.

Кораблёв с присущей ему методичностью систематизировал изнасилования. По его концепции, сегодняшний эпизод получался тринадцатым. Чёртова дюжина.

Одной сигаретой не накурился. Вытряхнул из пачки добавку, о данном себе обещании не вспомнил.

«Как не вовремя, чёрт», – мысли трансформаторно загудели. Уснуть будет проблематично…

07 сентября 2007 года Пятница

Наверх заявительницу увёл опер Сердюк, в миру известный, как Клон. Прозвище, предмет насмешек, объяснялось настойчивыми попытками Серёги подражать своему боссу.

Когда-то начальник ОУР[11] Калёнов ходил с высветленной чёлкой, фасонно падавшей на глаза. Аналогичный молодёжный причесон соорудил себе Сердюк.

Сменил имидж Калёнов, вернул волосам родной каштановый цвет, зачесал их назад, на гангстерский манер щедро оросил гелем, и Сердюк – туда же.

Теперь у обоих – минималистские стрижки «под ноль».

Рома Калёнов во всех вариациях за счёт экстерьера смотрелся фактурно. Рост – сто восемьдесят три, широкие плечи в комплекте с талией в рюмку, выпуклые бицепсы, текучая пластика заядлого спортсмена.

А щуплый Сердюк без волос был забавен. Череп у него оказался шишковатым, пятнистым, с вытянутым затылком. Суетливыми повадками Серёга напоминал шныря[12] в зоне.

Преданность боссу он доказывал многажды, за что удостаивался преференций.

Когда ушёл на пенсию так и не сумевший восстановиться после инфаркта начальник КМ[13] Птицын, Рома протащил Сердюка на должность старшего оперуполномоченного.

Этот ход в отделе оценили по-разному. Конечно, Серёга не зелёный пацан – с девяносто девятого года в розыске мантулит, но тот же Саня Малов многим казался более достойной кандидатурой на повышение.

Базары дошли до Калёнова, и вывод из них начальник ОУР сделал оригинальный. Перекинул Малова в подчинение Сердюка. Помоги-ка, достойный, боевому товарищу. «Южная левая» всегда была проблемной зоной, в неё входила Эстакада – самый криминогенный район города. Местный Гарлем.

Оперативник Сердюк средний. В меру усерден, в меру пофигист. Заявки жать[14] умеет. Агентура по бумагам у него в ассортименте, выхлоп от неё, однако, слабенький. Раскрываемость на «южной левой» не айс, но она и до Серёги тянула вниз общие показатели.

Объективности ради стоит заметить, что обожаемого шефа Сердюк копирует не досконально. К примеру, не любит распускать руки в отношении жуликов. Он хлипковат, но в стрёмных ситуациях не дрейфит. На задержаниях от него толк есть. Цепкий, чертяка. И с дисциплиной дружит, что немаловажно. Компанию всегда поддержит, при этом в штопор, как некоторые, Шерлоками Холмсами себя мнящие, не срывается. С утреца починится грамотно – и опять к станку.

Вадим Львович Птицын любил проповедовать, что старший опер должен быть организатором и аналитиком. Но Вадима Львовича в системе больше нет. Такие динозавры, как он, сейчас поголовно вымирают. Это в лохматые семидесятые-восьмидесятые должность «старшего» котировалась. Сыщикам за счастье было с неё уйти на пенсию. Как же, майорская!

Теперь расклады другие. У многих вакансий потолки приподнялись. Если клювом не щёлкать, можно даже и без верхнего образования до подполковника дослужиться.

Но Серёге об этом думать рано, до выслуги ему как до Пекина раком.

Короче, чтобы ни шептали за спиной завистники, сидит ст. о/у Сердюк на своей делянке крепко. Роман Александрович верность неофициального адъютанта ценит и в обиду не даёт.

Дежурные сутки начались живенько. СОГ[15], усиленная кинологом с собакой и армейским сапёром, с сиреной полетела на Малеевку по звонку о заминированной школе. Школота обнаглела в корягу! Учебный год только-только стартовал, контрольных пока нету. Какой смысл минировать-то? Собранный материал передали на возбуждение в дознание. «Глухарь» был перспективным. Телефонный номер, с которого звонили, определился.

Пообедав в столовой «Водоканала», Сердюк упал на «потеряшку». Опросил заявительницу и её сожителя, осмотр жилища накатал. Формальный, на полстранички, потому как криминалом в адресе не пахло. Дед, семидесяти пяти годков, поехал во вторник на крутовском автобусе за грибами и, по ходу, заблудился. Дочь заявила на третьи сутки, думала, что папаша у свояка ночует. Материал через канцелярию отправится в Терентьевский ПОМ[16], нехай сельские участковые по лесам рыскают, у них до фига свободного времени.

«Износом» Серый планировал вдумчиво заниматься до пересменки.

Нападение случилось на его зоне, и по всей логике он должен был быть заинтересован в качественной отработке заявы. Но русский человек устроен своеобразно, ему всегда кажется, будто вкалывает он за чужого дядю. Вот и Сердюк злился – по «износам» убойщикам положено работать. Их трое дармоедов на линии. Управленческая структура. Оклады – будь здоров какие! Дежурить их ставят редко. Материалы им вообще не списывают, а у его парней на вчера девять было на руках. По двум – сроки горят!

Несомненное достоинство Сердюка – красивый почерк. Ровненькие строчки, округлые буквы с умеренным правым наклоном. Каждая буковка аккуратненько соединена со следующей. Серёга злился, когда милицейские приколисты называли его почерк женским.

При этом с орфографией у него не фонтан, и он любитель запятых, лепит их по принципу «больше – не меньше».

Начальство на такие пустяки внимания не обращает. В уголовном розыске грамотность – на десятом месте.

Не будучи спецом по половым преступлениям, Сердюк не задал потерпевшей Жилкиной ряд обязательных вопросов.

Но основное выяснил. Злодей женщине незнаком, лица его она не видела. Словесный портрет (Серый придирчиво посмотрел на последнее написанное слово, пожевал губами, как бы пробуя на вкус, и решительно исправил «о» на «а») составить не может.

«Меньше мне возни», – мысленно одобрил данную позицию.

Рост преступника от 170 до 180 см. Он сильный и ловкий. Судя по отсутствию акцента, русский. Ему от 30 до 40 лет, может, чуть помладше или постарше. Алкоголем от него не пахло.

Похищенный телефон марки «Нокиа» имеет корпус тёмно-синего цвета. Стоимость телефона 2900 руб. Коробка из-под него и документы лежат у заявительницы дома, она обязуется их предоставить следствию. Из кошелька пропали деньги, сумму Жилкина назвала вплоть до копеек.

«Торгашка», – понимающе отметил Сердюк.

Потерпевшая плотного сложения, у неё широкая кость, дородная грудь. Круглое лицо зарёвано. Опухлые веки сузили глаза до щёлочек. Вкупе с широкой переносицей и приплюснутым носом это делало её похожей на чувашку или татарку. Вороная шапочка густых волос растрёпана. Ералаш на голове беспокоил женщину, она ежеминутно поправляла волосы. Явно испытывала необходимость привести причёску в порядок перед зеркалом. Ещё она, морщась, массировала горло. Произнося слова, трудно сглатывала. Пожаловалась – больно.

Текст объяснения занял полторы страницы (интимные подробности следак выспросит, его хлеб), почерк разборчивый, а читала Жилкина долго, придирчиво.

Оторвавшись от листка, спросила:

– Извращённым способом, это как?

Подбор благопристойных слов затруднил оперативника:

– Ну, это… это значит… ну-у… Короче, в рот и в задний проход…

– Такого не было!

– Тихо-тихо. Я и пишу: «Извращённым способом в половую связь со мной не вступал». Чтобы отсечь, значит, сто тридцать вторую[17]…

– А-а-а, – судя по интонации, сомнения рассеялись не вполне.

Надумав взбодриться чайком, хозяин кабинета проявил оперское радушие. Со стуком выставил из тумбочки на стол две кружки. Большую опоясывал слоган «В пиве – сила! В воде – микробы!». Вторая, поменьше, безымянная, предназначалась гостье.

Жилкина, поблагодарив, отказалась. Коричневые разводы внутри покоцанной посудинки не внушали доверия.

А сигарету приняла. Нервы требовали анестезии. Защипнув сигаретку двумя пальцами, большим и указательным, с опаской затягивалась непривычной маркой. Чёрный «Пётр I», вероятно, казался ей термоядерным.

Сердюк прихлёбывал из кружки также с предосторожностями. Кипяток! Попутно кубатурил, как утром грамотно свинтить.

Для любого сотрудника МВД переработки – в порядке вещей. Однако завтра Серому кровь из носу надо самое позднее – в восемь сорок – вернуться домой. Потому, что в девять ноль-ноль его дочке предстоит прививаться от дифтерии, столбняка, коклюша и ещё от кучи болячек с пугающими названиями. Пропускать нельзя, прививка – вторая в строгой схеме. Самостоятельно жена с грудничком в поликлинику на Циолковского не доберутся. Подстраховать их некому.

На капризность супруги Сердюку жаловаться грех, со второй половинкой ему повезло. Кто идеальная пара для опера? Правильно, следачка.

Их роман развивался по ментовскому шаблону. Затянувшиеся кабинетные посиделки, медляк под кружащий голову хит «Ах, какая женщина», поцелуй взасос, ночные проводы до дома. Лишку выпитое спровоцировало спонтанный секс в подъезде. В понедельник оба притворились, будто ничего не случилось. Затем была пауза длиною в короткий месяц февраль. Потом мужской поступок, приглашение в кафе. Пара примерочных свиданий. Большой букет белых роз на день рождения. По городу гуляли под ручку, что автоматически возводило отношения в ранг серьёзных.

Всё хорошо, но смущали слухи. Какое-то время Света жила с индусом, студентом политеха. Ещё её видели выходящей из подъезда зампрокурора Самандарова, не пропускавшего ни одной юбки.

– Никого не слушай! – твёрдо заявила подруга, когда Серёга отважился на трудный разговор. – Я – однолюбка. И я – верная.

– Д-давай тогда поженимся, что ли? – без особой уверенности произнёс Сердюк.

Капитану юстиции Поляковой стукнул тридцатник, предложение она приняла без раздумий. Фамилию, правда, оставила свою, документы менять – целая морока.

Ведомственную кухню Светка знает от и до и один хрен устроит скандал, если муж опоздает. Деваха она решительная, раньше готессой была, в чёрных шмотках рассекала. Характер – ух какой! Тихоня только с виду.

Главный риск заключался в ответственном от руководства. Завтра заступит начальник УВД по городу Острогу и Острожскому району. Принимая смену, полковник Коробов дотошно вникает в каждый зарегистрированный материал. На халяву ему не «сдашься». Почти всегда он оставляет старую смену «после уроков». Одну-единственную уважительную причину, по которой подчинённый вправе покинуть управление досрочно, признаёт начмил. Скоропостижную смерть.

По каждому сообщению о преступлении проводится осмотр места происшествия. Но какой осмотр может быть ночью на «Поле дураков», где на расстоянии вытянутой руки – глаз коли?

Соответственно, утром Серого запросто могут погнать на пустырь. Навёрстывать упущенное. Поэтому он и ёрзал на стуле, злился на заявительницу, а заодно на весь остальной мир.

Противно скрипнула дверь, в образовавшуюся щель небритый анфас всунулся.

– Долго ещё?

Сердюк проявил выдержку, всё-таки муж пострадавшей.

– Как только, так сразу, – ответил вежливо.

Любой другой сотрудник на его месте предъявил бы: «Надо, уважаемый, встречать жену с работы! Сейчас бы десятый сон досматривал».

– Мне, так-то, к семи часам на завод, – чепуши́ла, по ходу, сам вознамерился предъявить.

И опять Сердюк, удивляясь своему терпению, не полез в занозу:

– Сейчас следователь прокуратуры подъедет и всё решит. Я – человек маленький.

07 сентября 2007 года Пятница

В силу ветрености характера Гена Каблуков вызову на происшествие не огорчился. Наоборот, хмыкнул – как удачно складывается, отмазку не надо придумывать.

Всё успел пострел Гена: и пивка попить, и перепихнуться. И что важно – без палева.

Звонок дежурного застал его в гостях, обаятельный разгильдяй пользовался популярностью у разведёнок.

Каблуков был моторизован. Три выпитые банки «Балтики» его не смущали, от «гиббонов»[18] охраняли прокурорская ксива и подвешенная «метла».

Припарковавшись возле КПП, Гена подхватил с сиденья обшарпанный следственный чемодан и решительно взбежал на крыльцо. Объясняться не пришлось. Узнав ночного визитёра, постовой с ритуальным «здравия желаю» разблокировал турникет, пропустил в притихший двор милиции.

В дежурке следователь выслушал майора Титова. Понимающе кивал, притворялся сосредоточенным, на самом деле традиционно половину информации мимо ушей пропустил.

Оттуда же, цементируя алиби, прозвонился домой.

– Куда я пропал?! Никуда я не пропал! Ты чего, Зая?! – для порядка наехал на жену. – Я, к твоему сведению, по изнасилованию вваливаю. Опять маньячелло в городе объявился. Спасаю мир! До утра не жди. Спокушки! И я тебя…

Фон был самый аутентичный – наперебой заливались телефоны, хрипела рация, старший автопатруля ППС[19] косноязычно уточнял у помдежа адрес, откуда поступил вызов о семейном скандале.

– Судика[20] подняли? – деловито осведомился Гена.

– Дозвонился до Никульского. Он сказал – у них Перфилов дежурит. А тот не отвечает. Ни по городскому, ни по мобильному.

– Василь Василич в запое! – Каблуков радостно заржал. – Месяц не могу с него заключение по висельнику стрясти. В твоё дежурство, Иваныч, малолетка на Пугачёва вздёрнулся от несчастной любви?

Не дожидаясь ответа, Каблуков в охотку поразглагольствовал на тему, что не знает, как титуловать себя в протоколе после того, как часы пробили полночь.

– То ли старший следователь прокуратуры? То ли уже следователь по особо важным делам следственного комитета?

Гена прекрасно знал – никакой «важняк» ему в новой структуре не светит – и один фиг хлестался.

Главное, что соответствующей инфой не обладали ни Титов, ни помдеж Валера Ушаков, ни притулившийся с книжечкой в углу водитель Юра «Бешеный». Можно было надувать своё эго без риска разоблачения. А когда правда всплывёт, Каблуков придумает, как отбрехаться. На голубом глазу объяснит сорвавшееся назначение предвзятостью начальства.

Гена перехаживал в юристах первого класса[21]. Отряхнуться от выговорешников, цеплявшихся к нему репьями, не удавалось.

Титов знал – «звездобола» от прокуратуры не переслушать.

Оборвал на полуслове:

– Заявительница в «полтиннике» у Сердюка.

– А-а-а, нынче «Клону» подфартило. Пойду, проведаю.

– Наши действия? – дежурный добивался конкретики, утром за отработку материала спросится с него.

– Всё как обычно. Надо тётеньку на комплекс везти, к гинекологу. Мазок брать.

– Сам повезёшь?

– А то. С вами там никто разговаривать не будет, – как многие прокурорские, Каблуков не упускал случая указать ментам на их беспородность.

– Не затягивай. Машину под тебя держу, может понадобиться, – майор вернулся за пульт.

С гордостью своей – пиратскими усищами вразлёт – Титов расстался относительно недавно и что удивительно – без сожаления. А ведь некогда, страшно подумать когда, при советской власти ещё, из-за них разразился жуткий скандал на гарнизонном разводе[22]. Начальник областного УВД генерал Мешков, знаменитый своим носорожьим нравом, дал усачу пять минут на приведение внешнего вида в порядок («Чтоб по срезу губ, старшина!»), а когда тот отказался, с матюками выгнал с плаца.

Ещё у Лёхи с возрастом изменился цвет волос – потускнела красная медь. Теперь это охра, оттенок коричневого. Псевдо «Рыжий Ус» утратило актуальность. Отсутствие растительности обнаружило тонкие бесцветные губы и впалые щёки. Схуднул Титов не только с лица, но и с корпуса. На целый размер сдулся. Грешил на желудок. С февраля (скрутило не по-детски прямо на смене) он собирается и всё никак не решится сходить на обследование.

Согласие на перевод Титова в своё подразделение начальник ДЧ дал не сразу. Медведева обуревали сомнения, сможет ли сотрудник после столь долгой работы на улицах (пять календарей – в ППС, втрое больше – в уголовном розыске) адаптироваться в четырёх стенах. Особенно такой непоседа, как Лёха. Взвоет же от тоски!

Приказ № 255 превратил дежурные части в крепости, осаждённые невидимым врагом. Изнутри на окна были установлены бронированные ставни с бойницами. Они назывались складными, но как замуровали дежурных весной 2002 года, так те больше белого света и не видели. Одна спецоперация плавно перетекала в другую. «Вихрь-Анти-террор» сменялся «Вулканом». «Вулкан» – «Тайфуном»… Двадцать четыре часа при мёртвом люминесцентном освещении. Вечно спёртый воздух, обещаньями поставить кондиционер бугры продолжали кормить, никто в их басни давно не верил. Личный состав дежурки устал мечтать насчёт человеческих условий для отдыха и приёма пищи…

Вопреки прогнозам скептиков Титов в дежурной части прижился. Клаустрофобией не заболел, в специфике нашёл бытовые плюсы. Сутки отпахал – двое свободен (положено – трое, но такая лафа, в связи с тем что кто-то постоянно находился на больничном, в отпуске или на сессии, случалась редко).

Конечно, драйва ему, оперу по жизни, здесь не хватало. Но в ОУР дорога Титу заказана. По крайней мере, пока там рулит Каленов. Лёхин исход из родного розыска имел одну причину: мудак-начальник. Ветеран опасался, что при очередном конфликте не сдержится, уроет кичливого сопляка. Но обижаться майору не на кого. Он упустил журавля, который уже в руках трепыхался. Имея все шансы, поленился идти на заочку в ведомственный институт.

Обязанности начальника розыска Титов исполнял длительное время, серьёзных претензий к нему не было. Птицын держал его до последнего, пока не лопнуло терпение областного руководства. В одно прекрасное майское утро начальник УУР[23] по телефону поставил ультиматум: «Без обид, Львович, если в течение суток не дашь своего кандидата, завтра пришлю варяга. У меня есть парочка прожегших кафтан. Бьют копытами, жаждут реабилитироваться “на земле”».

Эффективный менеджер Птицын судьбу испытывать не стал. Руководствуясь критерием «лучший из худших», отправил представление на Калёнова, у которого с образованием был порядок.

Описанные события также успели стать историей…

Покидая дежурку, Гена тормознул около водителя, с головой погрузившегося в чтиво. Технично отогнул потрёпанную обложку, покетбук оказался из серии «Кошки-мышки».

– У-у, старьё! Я думал, продолжение. Себя-то, Юрец, в одноимённом персонаже узнал?

– А когда продолжение будет? – прерывая чтение, прапорщик заложил страницу заскорузлым пальцем. – Не знаешь?

– Я всё знаю. Мне по должности полагается. Николаич сказал – ко Дню милиции. Он мне все свои книжки задарил. С автографами! Мы ж с ним по корешам!

Стремительное восхождение Каблукова в кабинет № 50 едва не закончилось плачевно. Опасность поджидала на переходе из старого здания, памятника архитектуры, в типовое новое. Планировка тут была мудрёная, несколько ярусов и ступеньки в каверзных местах. Дощатый пол застелен раритетным линолеумом, во многих местах продранным. За один из торчащих клочков впотьмах и споткнулся Гена. Но запрыгал на одной ноге, цапнул рукой перила и устоял. Естественно, выругался, но не зло. Куражливо, хваля себя за ловкость.

В конце длинного коридора третьего этажа (по правую руку – кабинеты ОУР, по левую – ЭКО[24] и актовый зал) возле окна скрючился силуэт человека. Он оказался мужским. Локтями и грудью гражданин возлежал на подоконнике.

– Долго ещё? – угрюмо бросил он через плечо.

Невразумительный вопрос ответ заслужил симметричный, но с прозрачным намёком на мораль:

– Скоро сказка сказывается!

С порога Каблуков протянул руку Сердюку:

– Здоров!

Представился женщине, сидевшей у торца стола:

– Старший следователь межрайонной прокуратуры Каблуков Геннадий Викторович. Можно просто – Геннадий.

– Тамара, – заявительница оживилась, в её понимании приход следователя обязан был придать динамизма происходящему.

Прокурорский, однако, с пустяка начал:

– Чего курим?

В эллипс света, отбрасываемый настольной лампой, переместились хозяйские сигареты. Чёрную коробочку украшал жёлтый двуглавый орёл.

Каблуков съёжил губы:

– Фу! Как ты, Серый, куришь эту вату?

– Привычка, – отозвался оперативник. – Но от твоих не откажусь.

Гена охлопал себя по карманам джинсов, из заднего вытянул измятую пачку «Золотой Явы». Откинул клапан, прикинул наличность.

– До утра не хватит.

Но Тамару, перехватив её просительный взгляд, угостил. Привычно джентльменствуя, поднёс огня.

– Чайковского? – Сердюк щёлкнул пальцем по пластиковому корпусу дешёвого электрочайника.

– Водички лучше. Сушняк чего-то напал.

– Поня-атно, – происхождение кислого запашка, принесённого Каблуковым в казённые шесть квадратов, в объяснениях не нуждалось.

Тамаре Жилкиной следователь с первых минут внушил надежду. Был он крупным головастым брюнетом с выразительными чертами лица. Тёмная рубашка в клетку, чёрные джинсы, кроссовки «Nike» большого размера. Мужик! Сразу видно – этот знает, что делать. В отличие от худосочного оперативника, которого, судя по безучастному виду, обуревали личные заботы, затмевавшие собой Тамарину беду.

Да и прокуратура – организация покруче ментовки!

Промочив горло, Гена сказал:

– Тамар, сейчас к гинекологу съездим. Ну, ты понимаешь. Чтобы потом в душ смогла сходить, смыть с себя всю дрянь…

– Больше всего хочу в душ, – призналась женщина.

– Я с вами поеду, – встрял Сердюк.

– Думаешь, без тебя не справимся? – помощник не помешает, Каблуков троллил опера для порядка.

– На обратном пути осмотр проведу, – Сердюк уже облачался в ветровку, пряча от лишних глаз табельное в оперативной кобуре.

– Да я с утра сам сгоняю. Ты понапишешь, пожалуй…

– Лишним не будет, – признаваться в истинной цели своего рвения опер не собирался.

– Ты что думаешь, Серый, я на комплексе от заката до рассвета собираюсь зависать? Образцы берём и разбегаемся. Тамару – домой, я – на базу дело возбуждать. Утром собираемся и с новыми силами в бой! Ну, чего ты ночью на «Поле дураков» разглядишь-то?

– Фарами посветим.

– Упрямый какой. Смотри, я тебе не начальник. Погнали. Главное зафиксировать объективные доказательства, чтобы потом урод этот не отвертелся! О! – следователя осенило. – Титов про собачку говорил. Собачку-то тоже с утра хотели. А давай-ка мы сейчас, пока след не остыл. Тамар, ты место, где на тебя напали, помнишь? Покажешь?

– Там не одно место. Три.

– Ещё лучше. Три всегда лучше, чем два.

Сомнительная шутка Тамару не обидела. Как можно обижаться на человека, собирающегося покарать твоего обидчика?

07 сентября 2007 года Пятница

День важного события обязан запомниться. Во вчерашней фразе Виктора Петровича Коваленко про «новую судьбоносную эпоху», если отбросить её выспренность, имелся резон. Нельзя относиться к повышению, как к рутине.

– Особому дню надо соответствовать! – подтвердила утром Оля. – Гардеробом в том числе.

В безукоризненности вкуса любимой супруги можно было не сомневаться.

Костюм предлагался не парадный, но и не повседневный. Оттенком светлее мокрого асфальта. Сорочка, разумеется, белая. Разумеется, сто процентов хлопка. С классическим остроугольным воротником.

Галстук тёмно-синий. Тот пример, когда сдержанность освежает. Аксессуар имел оптимальные параметры. По длине достигал ремня, по ширине равнялся лацкану пиджака.

Саша Кораблёв считал себя докой по вязанию галстуков, однако по части двойного «Виндзора» превзойти жену не мог. Узел получался у неё идеально треугольной формы, с твёрдым основанием и в меру выпуклый.

Касаемо обуви Оля проявила либерализм. Не стала налагать вето на любимые «оксфорды» мужа, носимые второй сезон. Отдала приоритет комфорту. Минимум десять часов у Саши не будет возможности разуться, а в последние месяцы у него отекают ноги. К тому же, если не придираться, туфли выглядели сносно. Английская обувная школа. Оптимальное соотношение простоты и элегантности плюс качественная мягкая кожа.

Брился «именинник» с сугубой тщательностью, предварительно поменяв в станке кассету.

Своё отражение в зеркале оценил на «четвёрку с минусом». Всё-таки пяти часов сна маловато. Подглазины никуда не делись, разве что сменили колер на менее насыщенный. Уже не такие набрякшие, как на финише рабочего дня. А вот намёк на второй подбородок пропадать не желал. Продолжали ползучую экспансию лобные залысины, исподволь выпалывая вьющиеся волосы, тесня их к затылку. Единственно возможный способ законспирировать неотвратимый процесс алопеции[25] – короче стричься…

В остальном – пристойно, следы излишеств отсутствуют. Наметившаяся полнота может быть подана, как признак пышущего здоровья.

На кухню босиком принёсся проснувшийся Антошка. Распахнув руки, обнял, мягонький, тёплый, родной.

– Попался, который кусался!

Вечером он опять не дождался папу с работы, хотя разными наивными хитростями и оттягивал укладывание в кровать.

Кораблёв любовно потрепал кудрявую русую головку. Шесть с половиной лет, а волосы, вопреки ревнивым прогнозам супруги, не распрямились. Наша порода!

Окинул сына взглядом быстрым и внимательным. Поездка на море с Олиными родителями пошла на пользу. Заметно подрос, обветрел, загорел в меру, правильно, что солнцепёком не злоупотребляли. Вроде даже щёчки появились.

В этом году планировалось отдать Антошку в первый класс. Идея принадлежала Оле, безапелляционно заявившей, – их сын переростком в школу не пойдёт. Четыре недостающих месяца – некритично. Сейчас дети развиваются быстрее. Двадцать первый век на дворе! Терять целый год – недопустимая роскошь.

С местом в привилегированной гимназии проблем не возникло. Иначе и быть не могло, заместитель прокурора – не последний человек в городе. Дошкольную подготовку Оля взяла на себя. Помимо систематических домашних занятий, возила Антошку в детский центр к Нине Сергеевне Добровольской, о ней были наилучшие отзывы. Сейчас первоклашка должен переступить школьный порог, умея и читать, и писать. Учителя такой ерундистикой не утруждаются. Возможно, они просто не способны научить азам…

Всё шло по утверждённому плану, но в январе сынишка занедужил. Началось с банального ОРЗ, тревоги не вызвавшего, со всеми бывает. Бедолажка сперва сухонько покашливал, потом кашель разошёлся, в груди появился нехороший мокрый клёкот. Врач диагностировал бронхит, назначил лечение. Лечились старательно, но никакие импортные лекарства и процедуры не помогали. Бухающий кашель по часу сотрясал худенькое тельце. Температура не спадала. Раннее утро начиналось с тридцати семи! Приняли решение лечь в больницу, в областную, естественно, в Остроге медицина загибалась, грамотные специалисты сбежали в столицу за достойной зарплатой. От воспаления лёгких Антона уберегли. Без антибиотиков обойтись не удалось. Ребёнок истаял, сделался плаксивым, вялым. После выписки из стационара Оля трижды уходила с Антошкой на больничный, причём светлые перерывы не превышали недели.

Единогласно решили: школа – не избушка на курьих ножках, в лес не убежит. На следующий год пойдёт учиться, в семь с хвостиком. Ничего страшного! А за год укрепим здоровье. С нетерпением ждали и, наконец, дождались лета.

В июле внучок гостил в деревне у бабы Капы и деда Миши. Под пристальным контролем Оли. По её мнению, свекровь нуждалась в постоянных напоминаниях не закармливать ребёнка клубникой, помнить о диатезе. Свёкор же был серьёзно предупреждён насчёт недопустимости варварских методов моржевания, типа обливания холодной водой. Кораблёвы-старшие давно привыкли к строгостям красавицы невестки, её наказы блюли, но потихоньку народные методы закаливания применяли. И небезуспешно: Антон под их опекой перестал хрипеть и почти не сопливился.

Следующий этап реабилитации – поездка в Анапу с другими бабушкой и дедушкой. На очереди – санаторий дыхательных путей в Ивановской области, куда мальчик отправится с мамой в последней декаде сентября. У папы, увы, как всегда аврал на работе, отпуск ему не дают, но он обязательно вырвется к семье на выходные.

Время поджимало. Кораблёв извинился перед Антошкой, который с пулемётной скоростью делился важными детсадовскими новостями, и отправил его, моментально надувшего губы, умываться.

На завтрак подавали овсяную кашу. В теории – полезную, на практике – пресную, хотя земляника по замыслу автора блюда и должна была полноценно компенсировать сахар. Бутерброд с твёрдым сыром показался микроскопическим. Кофе на низкокалорийном молоке не пришпорил мозга. Слабоват кофеёк…

– Ночью опять кто-то вредными продуктами увлекался! – Олина реплика, шутливая по содержанию, по форме была нотацией.

Кораблёв дипломатично отмолчался.

Экипировавшись, причесавшись, слегка надушившись, предстал он пред ясны очи супруги. Та оценила жестом, в колечко соединив наманикюренные пальчики – указательный и большой.

– Ок! Будь умницей, – шепоток сопроводила поцелуем. – Обедать приедешь?

– Вряд ли получится. В «Славянке» перекушу.

– Обязательно – первое! И никаких десертов! Надеюсь, вечером сабантуев у вас не намечается?

– Какое там? Куча оргвопросов, и по закону подлости вчера опять маньяк нарисовался, – произнёс и в ту же секунду пожалел о сказанном.

Каждый новый эпизод в затянувшейся серии автоматически рождал посыл – ни одна женщина в городе не застрахована, в том числе и…

Резко оборвал дурную мысль. Мысли, они, как известно, имеют способность материализоваться.

На улицах люди вели себя до обидного буднично. Реформа отечественного следствия их не интересовала, подавляющее большинство о ней не знало и знать не желало. Если что-то и придавало оптимизма спешащим на работу горожанам, так это предчувствие выходных. Пятница – она и в Африке пятница!

Зато денёк можно было признать подходящим. За каждодневными хлопотами недосуг было обращать внимание на природу, у которой, как негромко поёт Алиса Фрейндлих, «нет плохой погоды».

А ведь золотая осень воцарилась. Совсем ненадолго, надо ловить момент. Красные, багровые, лимонные, оранжевые цвета. Буйство красок! Самый яркий макияж среднерусской флоры, обычно скромница к косметике прибегает символически. В этом году деревья рано начали осыпаться, лето выдалось засушливым. Бульвар «Стометровка» усеян морщеной сухой листвой, дворник ленится или запил на лирической ноте…

Об эту пору в девяностые отмечали праздник «Золотой осени». Нечто вроде традиции сложилось. Закатывались на природу тесной компашкой – Веткин, Маштаков, Аркадьич. Кораблёв, младший по возрасту, и должность в те годы занимал рядовую. Раз к ним присоединялись оперативники – краповый берет Титов с фиксатым хитрованом Сан Санычем Борзовым, а ещё рубоповцы[26] – Давыдов, фактурой похожий на дрессированного бурого медведя, и Комаров Паша, двойник актёра Гойко Митича, исполнителя ролей индейцев в вестернах киностудии ДЕФА[27]. Локации варьировались – ротонда на берегу Клязьмы, березовая рощица на склоне Жориной горы. Шашлыки, водка, для трезвенника Давыдова – слабенькое сладенькое винцо «Сангрия». Шуфутинский, Розенбаум, группа «Лесоповал» – стандартный плейлист сотрудников правоохранительных органов. Наиболее точно тогдашнее состояние можно определить банальным словом «душевно». Дружба казалась нерушимой…

Возле здания прокуратуры, чей архитектурный стиль остряками классифицировался, как «барачный» или «казарменный», одиноко приткнулся «Рено Логан». Он не мыт так давно, что заводской цвет кузова идентификации не поддавался. Расколотый задний бампер замотан скотчем.

Хозяин авто на боевом посту. Форточка его кабинета распахнута, из неё тянет табачным дымом, слышны голоса. Мужской напорист, второй, женский, возражает. О, засмеялись оба. Коммуникация установлена.

Проходя по коридору, Кораблёв подавил желание заглянуть к следователю, узнать, как развивается ситуация. То, что изнасилование не удалось раскрыть на халяву, – сто пудов. Появись малейшая зацепка, прозвонились бы ночь-полночь.

У себя Кораблёв первым делом включил чайник. Ударная доза чёрного кофе была жизненно необходима.

Контрольный взгляд на циферблат. Восемь двадцать семь. Уже! И встал рано, и Оля всё приготовила заранее, а приехать, как планировал, на час раньше, не получилось. Умом Саша понимал, что стреноживает привычка делать всё обстоятельно, однако, скорректировать modus operand![28] было выше его сил.

День начал с мероприятия, приобретшего характер ритуала.

Из барсетки извлёк пухлую записную книжечку в кожаном переплёте. В ней датирована каждая страница. Отлистал до «7 сентября». Ниже даты почерком, достоинства которого – не каллиграфия и завитушки, а убористость и разборчивость, вписаны ФИО и телефоны именинников. Причём, все известные телефоны – мобильный, служебный, домашний.

Сегодня новорожденных двое. Под цифрой «один» – однокурсник Володя Лебёдкин. Дружны не были, но жили в одной общаге. Учился Вовка средненько, мутил какие-то дела с кавказцами, любил по кабакам зажигать. Распределился в прокуратуру в своём Ярославле. Стартовал стандартно – помощник, старпом, прокурор отдела. Потом, в начале «нулевых», вдруг перевёлся в Астраханскую область. Крайний раз созванивались под Новый год, и тогда Лебёдкин похвастал, что назначен прокурором одного из районов в самой Астрахани. А это юг, там должности за одни высокие показатели не достаются!

Другой именинник, точнее именинница, – бессменная начальница отдела по надзору за следствием, дознанием и ОРД[29] Воронина Генриетта Саркисовна.

Как она по первости гнобила Сашу! Писала ругательные письма, снижала премии.

На одном проблемном продлении стражного срока фамилию исковеркала:

– Коробейников!

– Я – Кораблёв, – поправил твёрдо и взгляд не потупил.

С годами по ходу пьесы друг к дружке притёрлись. Генриетта разглядела в поднадзорном квалификацию и желание работать. Благодаря её поддержке Кораблёв дважды признавался победителем конкурса профмастерства.

Воронина звала его к себе в отдел. Предложи она должность «зама», Саша согласился бы, не раздумывая. Но вакансия имелась «старшего прокурора», а это понижение и потеря в деньгах.

Эх, да, у Генриетты не простая днюха. Юбилей! Пятьдесят пять!

Ей звонить рановато, а вот астраханскому прокурору приемлемо. «Лебеда», наверное, уже дары принимает в просторном служебном кабинете.

Кораблёв отыскал в мобильнике нужный номер. И в этот момент надо было распахнуться двери. Со словами «тук-тук» ввалился Гена Каблуков.

07 сентября 2007 года Пятница

– Александр Михалыч, разрешите доложить?!

Следователь бесцеремонен на правах трудяги, честно отпахавшего ночь и собирающегося вваливать до победного. Щёки надувать он мастак.

Пятерня у Гены увесистая и липкая, последнее малоприятно. Его обычная стиляжная небритость трансформировалась в щетину, утяжелившую нижнюю часть лица. Во внутренних уголках глаз, сутки напролёт не смыкавшихся, загустела желтоватая слизь.

– Ситуёвина, короче, такая…

– Присядь, – остановил его Кораблёв. – Дай материал.

Получив взъерошенную стопочку листков (разнокалиберных, присутствовали даже в клеточку из школьной тетради), подровнял её с боков. Растасовал по степени информативности.

Начал с объяснений заявительницы. Первичное, отобранное оперативником, изобиловало ошибками. Кораблёв стоически воздерживался от исправлений, но ляпсус «паставил на калени» вверг его в оторопь. Такой шедевр не каждому соцпедзапущенному третьекласснику по плечу! Поочерёдно почеркав на перекидном календаре несколькими ручками, Кораблёв выбрал подходящий колер и осторожно округлил брюхатые буковки «а», глумящиеся над азами отечественной орфографии. Если особо не приглядываться, корректура глаз не резала.

Дополнительное объяснение распечатано на принтере. Его начинка дала больший объём информации. За десять лет даже медведя можно научить кататься на велосипеде, неудивительно, что Каблуков за указанный срок освоил методику отработки преступлений, предусмотренных восемнадцатой главой[30] УК РФ.

«Угрозу убийством с учётом агрессивного поведения преступника и безлюдного места я восприняла реально».

«Преступник закончил половой акт семяизвержением мне во влагалище».

«Последний половой акт с мужем у меня был неделю назад».

Лёгкими кивками Кораблёв одобрял содержание документа.

– Освидетельствовал потерпевшую? – спросил для проформы, отрицательный ответ не предполагался.

– Дык, я и хочу объяснить, Александр Михалыч. Медэ́ксперта ж не нашли! Василь Василич в штопоре, на дежурство забил. Никульский не поехал. Ну, я, как ты учил, рванул в гинекологию. Выписал направление. А там мадам Зудина дежурит. И она, сучка драная, на порог нас не пустила. «У вас, – говорит, – свои спецы есть. А я – доктор, я не обязана». Полчаса её уговаривал. Бесполезняк. Ты ж знаешь, какая она наглючая.

– Покажи направление.

– В материале.

Среди бумаг Кораблёв отыскал бланк, им же в связи с не вчера возникшими проблемами разработанный. Со ссылками на УПК и предупреждением об ответственности за игнорирование законных требований следователя. Бланк был заполнен от руки.

– Ты вручил Зудиной документ?

– Дык, она отказалась брать. Чего мне за лифчик ей пихать?!

– Кто-то присутствовал при вашем разговоре?

– А как же?! Потерпевшая и Клон… ну, этот, как его… Сердюк с уголовного розыска. Они всё слышали.

– У обоих отбери объяснения. Хватит расшаркиваться. Будем привлекать Зудину по семнадцать-семь[31], – Кораблёв старался не заводиться, день длинный, нервы пригодятся. – Протокол осмотра места происшествия где?

– Осмотр Сердюк написал, у себя оставил. Да, там ради галочки. Я нормальный проведу с потерпевшей, с фотографированием. Шмотки вот только изыму и поеду.

Листок из школьной тетради оказался актом о применении розыскной собаки.

– Темрюкова работала?

– Янка. Стара-алась! Бард сначала след взял и шагов десять тащил уверенно, потом, бац, всё оборвалось. Крутится на месте, скулит. Янка и так его уговаривала, и сяк. Ноль по фазе!

Тот редкий случай, когда сомнения в добросовестности исполнителя будут излишними. Кинолог Яна Темрюкова – фанат своего дела. В её активе не один десяток реально раскрытых преступлений. Два факта Кораблёв мог подтвердить, как очевидец, на их примере он внушал молодёжи целесообразность применения служебной собаки.

– Постановление о возбуждении дела напечатал?

– Так точно. По новому образцу, без прокурора![32]

– Дай гляну. А сто шестьдесят первую[33] где потерял?

– Я думал, изнасилования хватит. Чуть чего – потом возбудим, соединим…

– Нет. Грабёж налицо, возбуждаем сразу по двум статьям. У милиции будет больше стимула раскрывать. За глухие грабежи с насилием с них спрашивают. Хватит в поддавки играть. И ещё. В объяснении дату поставь и распишись.

– Сде-елаю!

– Прямо сейчас, – Кораблёв двинул листок по столу.

Гена нуждался в постоянном контроле. Любитель нарушать обещания, путаник, выпивоха и бабник, непревзойдённый собиратель и распространитель слухов, из достоинств он имел лёгкий нрав и завидную коммуникабельность. Не комплексовал от того, что застрял в следаках. Не подличал и подставить мог исключительно по дурости. Периодически ему потворствовала удача.

В июле на пару с убойщиком Сутуловым они раскрыли зависшую уличную «мокруху». Раскрыли в порядке импровизации, отдыхая семьями на турбазе. Этот случай разрешил сомнения, стоит ли тащить Каблукова в СК. В других районах от аналогичного балласта, пользуясь реорганизацией, избавлялись.

Кораблёв, прежде максималист, в последние годы стал руководствоваться принципом, что работать надо с теми людьми, которые есть. Клок шерсти можно состричь и с Генки, при правильной эксплуатации балбеса.

Их давнишняя распря поросла быльём. А по молодости казалось – прощать публичное унижение нельзя.

На новогоднем корпоративе (уходил в историю 1998 год), когда все уже были тёпленькие, лучший следователь области Кораблёв А.М. стал учить аутсайдера Каблукова Г.В. уму-разуму. В ответ Гена заехал самозваному наставнику в нос. При всей честной компании, на треть состоявшей из представительниц прекрасного пола! На рубашку чемпиона хлынула кровь, алое обильно замарало снежно белое. Кораблёв ринулся в контратаку, схлопотал хук в ухо и, возможно, получил бы ещё, не вмешайся Александр Николаич Веткин, выученик школы Киокусинкай[34].

Протрезвев, Гендос каялся, виноватил палёный коньяк. В качестве моральной компенсации выставил литр «Абсолюта» и закусь. Кораблёв, скрепя сердце, выпил мировую. Сакраментальную фразу «Ладно, проехали» сопроводил мысленным обещанием поквитаться. Но время лечит любые раны. Зарубцевалась и эта.

– Ногтевые срезы изъял? – Кораблёв вернулся к насущным проблемам.

– А как же? Срезал, упаковал. Сейчас понятых вызвоню, выемку одежды дооформлю.

– Всё она принесла? Юбку, кофту, колготки, трусы?

– Хм, – Каблуков полез пятернёй в затылок. – Тру-селей нету.

– Почему?

– Сейчас уточню, Александр Михалыч. Дома забыть не могла. Така-ая продуманка, двадцать лет в торговле! Это что же получается…

– Преступник унёс трофей. Явный признак серийщика. У нас в прошлогоднем, в июльском эпизоде, жертва тоже трусов не досчиталась. Как её фамилия? Ну, же… Белорусская, на «ич» заканчивается…

– Якубович! – репутация всезнайки обязывала выдавать ответы без задержки.

– Не Якубович, конечно, но похожая… Блин, полгода от вас не добьюсь сводной таблицы по глухим изнасилованиям!

– Я не при делах! У меня сейчас, кроме Жилкиной, ни одного «износа» в производстве, – Гена знал, оправдываться надо решительно, не то запишут в крайние.

Диалог прервал телефонный звонок, настырность которого выдавала межгород.

Кораблёв поспешил снять трубку:

– Слушаю.

– Факс примите! – на другом конце провода экономили на приветствиях.

– Стартую, – дождавшись ноющего писка, Кораблёв старательно выжал зелёную кнопку «start».

Бэушный факс поселился в кабинете неделю назад. Громоздкий аппарат занимал на столе много места, его исцарапанный корпус умалял и без того скромную эстетику служебного помещения. Неудобства приходилось терпеть ради оперативности обмена информацией, чья цена в переходный период возросла кратно. Принять документ на штатный канцелярский факс-модем – целая проблема, там всё время занят номер, люди часами не могут дозвониться. А чтобы отправить факс, надо в очередь становиться.

Старичок «Panasonic» натужно загудел, из паза с поскрипываньем поползла бумага. Текст на ней располагался вверх ногами.

Накренив голову, Кораблёв изготовился к чтению. Убеждал себя – волноваться нечего, вопрос решённый, Москве фиолетово, кто займёт должности в тьмутараканских провинциях. Тем более, что назначения происходят оптом в масштабах огромной страны. Какая тут может быть скрупулёзная селекция? Кого представили с мест, тех и узаконят.

И всё равно тревога посасывала сердце. А вдруг? А если?

Наконец объявились вставшие на голову фамилия, имя, отчество…

… назначен руководителем следственного отдела по городу Острогу следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по Андреевской области…

Аж из семнадцати слов состояла должность! Трижды в ней повторялось слово «следственного». Какой мудрила нагородил огород, запоминанию не поддающийся?

Слух царапнуло слово «руководитель». Показалось заимствованным с чужого плеча. «Начальник» – понятнее, привычнее, и потому солиднее звучит.

Термобумага продолжала выползать, скручиваясь в тугой свиток.

Следующим по иерархии шёл зам руководителя отдела. Для статуса его тоже сделали креатурой Председателя Комитета. Вот и первое отличие от прокуратуры, с виду позитивное.

Строчка дрогнула и сломалась ступеньками. Кораблёв напряг зрение. Прописная буква фамилии точно была не «Г». Что за чёрт?

Заместителем наз…

назнач…

назначен…

– Какой на фиг Щеколдин? – новорожденный руководитель СО окаменел.

Пробный шар насчёт упомянутого субъекта кадровичка прокатила в середине августа. Кораблёв тогда взвился на дыбы: «Только через мой труп!» «Поня-атнень-ко», – попытки переубедить не последовало.

Оторванный свёрток с приказом похрустывал в руке, бумага хранила тепло термокамеры.

Новость ошарашила до такой степени, что забылось о присутствии в кабинете любопытного подчинённого. А тот вытягивал шею, как гусак, тщась через плечо подглядеть новость, ввергшую босса в шок.

Кораблёв выудил из барсетки мобильник. Нужный абонент отыскался в группе недавних звонков. По закону подлости номер был занят. Повторный вызов дал аналогичный результат.

Тягомотная минута прострации… Кораблёв встряхнулся – нет времени зависать – и для порядка задал ещё пару уточняющих вопросов Каблукову.

– Иди, работай, – интонация подошла бы траурной речи на похоронах. – С тебя – осмотр, освидетельствование. Зудину вызови ко мне на понедельник. На девять утра.

Только хлопнула за Геной подпружиненная дверь, как мобильный на столе вздрогнул и пополз к краю, импульсивно вибрируя. На дисплее высветилась фамилия звонившего.

– Виктор Петрович, день добрый! – воскликнул Кораблёв в надежде, что сейчас недоразумение выяснится.

– Самый добрый! Ну, чего, Александр Михалыч?! Поздравляю с назначением! – Коваленко ликовал.

– Спасибо. Взаимно.

– Звонил? Какие-то вопросы к нам? Давай побыстрее. Цейтнот.

– Виктор Петрович, у меня по поводу зама вопрос, – Кораблёв старался обуздать эмоции. – Я не понимаю…

– Тактический ход! Сам знаешь, чей он свойственник. На стадии становления мы остро нуждаемся в помощи исполнительной власти. Потерпи полгодика, ему до выслуги всего полгода осталось.

– Но мы же с вами договаривались… Мне этот бездельник не нужен… У меня свой кандидат… достойный… Что я теперь ему скажу?

– Скажешь, что всё у него впереди. Будет твой Гальцев заместителем. Какие его годы? Не гони лошадей, не то оглянуться не успеешь, как он тебе «лыжню!» закричит. Хорошо, что позвонил, надо технические подвижки сделать. Важняком, как я понимаю, ты теперь Гальцева поставишь, а Максимова обратно в старшие задвинешь? Так? Чего молчишь?

– Думаю.

– Правильно, подумай. Но не тяни. Времени у тебя час, пока мы в приказ последние правки вносим.

– Виктор Петрович, ну как же так?

– Тема закрыта! Лучше навались на «износы». Подними, наконец, свою серию. По сводке прошло, что у тебя очередной эпизод. Покажи, что новая метла лучше метёт. Мы с шефом на твоём примере планируем продемонстрировать преимущества чистого следствия. Извини, у меня звонок из центрального аппарата. До связи!

В динамике «трубы» зачастили короткие гудки. Кораблёв отрешённо закурил. Такой подставы он не ожидал. Вместо хваткой правой руки получил корявый протез.

Щеколдину трудно дать объективную характеристику. Даже обидное определение «Пирожок ни с чем» ему польстит. В системе он держался благодаря женитьбе на дочери вице-губернатора, непонятно что в нём нашедшей.

Крым и рым прошёл Щеколдин, и везде от него норовили избавиться. Около года он был острожским зональником. Тормознутый, растяпистый, при этом амбициозный до хамства. Не единожды приходилось Кораблёву давать отпор его наездам. А квалификация – на уровне табуретки, дельного совета не дождёшься.

В отделе криминалистики, последнем своём пристанище, Щеколдин эксплуатировался, как носильщик видеокамеры. Снимал чужие следственные действия. Казалось, что может быть проще? Однако он умудрялся косячить и здесь. Начальник отдела Пасечник, большущий продуман в силу национального менталитета, поставил начальству ультиматум: «С этим дундуком в СК я не пойду!» Попытка затолкать Щеколдина в прокуратуру потерпела фиаско.

И вот, значит, какой компромисс изобрели вожди. Дать «дундуку» отсидеться в районе до дембеля. Заодно на его погоны ещё по звезде упадёт, благо, замовская должность – «подполковничья». Ну, а потом сиятельный тесть подыщет бездарю тёплое местечко на гражданке.

Кораблёв порывисто затягивался «Винстоном», не понимая вкуса. Дотянулся до успевшего остыть чайника, стукнул по клавише. Кофе! Терапевтическую дозу – незамедлительно! Прочистить мозги!

Коротая минуты, завладел трубкой стационарного телефона. Набрал убойщиков, должны уже быть на работе, Сутулов жил в шаговой доступности от УВД, в доме, где городская библиотека.

– С-слушаю! – подполковник откликнулся со второго гудка.

– Приветствую, Владимир Борисыч.

– Д-доброе у-у…утро!

– У нас новый эпизод. В курсе?

– В к-курсе, в-в курсе. С-собираюсь ка-ак раз к Ка-блу-укову. М-материал у не-его, – заиканье не лишало Сутулова бойкости. – И-из к-коридора ве…вернулся на ва-аш звонок. Подумал… хе-хе… м-может, ва-ажное че… чего…хе…

Кораблёв игривого тона не поддержал:

– Что собираетесь делать?

– П-п…пока не з-знаю… хе-хе… я ж ещё н-не в-владею…

– Вас не поднимали ночью?

– Не-ет. Ни м-мне, н-ни Олегу н-не зво…звонили. П-приметы там к-ка…какие?

– Пересказывать не буду. Сами прочитаете. Вам не кажется, Владимир Борисыч, что вяло у нас идет работа?

– П-почему?

Кораблёв вздохнул. Ох, это фирменное острожское «почему». Дебильнее ответа не найти. Лексически правильно ответить с вызовом: «Не кажется». Или, наоборот, сокрушённо вздохнув, согласиться: «Может быть».

– С-с-с…следователь вы-ыпишет п-поручение, б-б… будем и-исполнять.

– Ну, а оперативным путём подработать? Инициативно?

– А ч-чего тут о-о…опер-ративным м-можно?

– Активизируйте общие мероприятия. Отработайте ранее судимых за аналогичные преступления.

– А мы чего д-делаем?! Ба…балду бьём? – убойщик привычно показал зубы. – С-судимых отра…отрабатываем… ках-кх-кх, – фразу разорвал клокочущий кашель, – ре-егулярно… С-сегодня тоже о-одного гу-уся п-планируем…

В чайнике заклокотал кипяток. Клавиша автоматически отщёлкнулась. Срочно порцию кофеина!

07 сентября 2007 года. Пятница

Поход к фтизиатру Сутулов откладывал до последнего. Пока после затяжного приступа кашля сгусток крови на платке не обнаружил.

Раньше он списывал недомогание на банальную простуду. Ну, поднялась вечером температурка до тридцати семи и пяти. Что с того? Причина понятна – за день вымотался, не мальчишка, полтинник не за горами. Хроническое покашливание тоже тревог не вызывало.

«Просквозило! Рязанцев у нас любитель форточки расхлебенивать. Не нравится ему, видите ли, что мы с Олегом курим».

Кашель по утрам мучает? Так и этому объяснение нашлось, стаж курения-то за четверть века перевалил.

Когда стало больно дышать, отправился на «больничный». В ведомственной поликлинике мало того, что кучу таблеток прописали, так еще и всю задницу антибиотиками искололи. Полегчало. Неделю проработал и снова – здорово: одышка, кашель, ночью в холодный пот бросает.

От жены кровь на платке скрыл, чего расстраивать. Но Наталья нашла вещдок, когда перед стиркой бельё разбирала. Надо было выбросить, а он пожалел, младшей дочки подарок на двадцать третье февраля. Жена напала с расспросами. Отбрехаться не вышло. Настырная, зря что ли всю сознательную жизнь замужем за опером.

Фтизиатр выписал направления на анализы. Тут Сутулов тянуть не стал, сразу покатил в тубдиспансер, работа – не волк, в лес не убежит. Кровь из вены сдал и анализ мокроты.

Ещё флюорографию прошёл. Рентген-лаборантка отказывалась сообщать результат. Не её, мол, компетенция. Отсылала к доктору, он и снимок описывает, и заключение делает. Сутулов подкупил девушку протезированной улыбкой и услышал: «У вас проблемы, мужчина».

Степень проблем узнается в среду, когда результаты анализов будут готовы. В одиннадцать часов назначен повторный приём у врача.

Если подтвердится «тубик», что тогда? Стационар? А может, операция? Инвалидность? Выпихнут на пенсию по здоровью. Два инвалида станет в семье, у жены-то – третья группа по сердечному заболеванию. Хорошо, старшую дочь успели выучить. Пошла по отцовским стопам. Месяц как стажируется в следственном отделе родной милиции. Говорит – нравится. Младшей всего тринадцать, ещё поднимать и поднимать её.

На базу Сутулов вернулся в начале двенадцатого. Миновав КПП, стрельнул глазами на запасный выход. Увы, закрыто. Попасть к себе коротким путём не судьба. Пришлось идти в обход, мимо дежурки, петлять по коридорам и коридорчикам. Кабинеты убойщиков располагались в торце старого здания. Плюсом были выходившие во двор окна, весь милицейский движняк как на ладони.

Дверь в тамбур оказалась заперта. Условный стук активировал шаги внутри, щёлкнула задвижка.

– Обет…обстановка? – вопрос носил дежурный характер.

– Норма́с, – у флегматика Олега всегда всё ровно, камни с неба посыплются – он не придаст значения.

Олег заменил ушедшего на пенсион Валеру Петрушина. Смотри-ка, вроде, только вчера молодой нарисовался, а уже два с половиной года, как корова языком… Олег, разумеется, блатной. Фамилия Белобрагин в городе на слуху, папаша – хозяин торгушника на площади «Трёхсотлетия».

Протекцию пацану устроил начальник ОРЧ-1[35] Сапега. Нехило, с институтской скамьи и сразу – в штат облуправления. Раз, два – и в дамки! Раньше, чтобы в уголовный розыск попасть (на «землю», не в УУР!), надо было минимум пару лет в патрульно-постовой отмантулить, себя показать. С младших инспекторов начинали, с сержантских лычек. Выпускников специальных средних школ милиции, таких, как Сутулов (он закончил Чебоксарскую), были единицы. Ещё приходили по комсомольской путёвке с завода, но это совсем уж давно, в лохматые семидесятые происходило. И все, как на подбор, армейцы, причём в путных частях служившие. Котировались погранцы, десантура, вэвэшники. Особо приветствовались прошедшие Афган.

Теперь играют по новым правилам. Главная задача у Олежки – откосить от армии на законных основаниях. До двадцати семи лет проколачивает груши в ментуре и на гражданку свалит. Набравшись жизненного опыта, с кое-какими связями, они в бизнесе ох как пригодятся.

Сутулов не завидует, у каждого свои гонки. Утешается – ладно, хоть с ним Олега не уравнивают, старшего опера не дают, а ведь вакансии имеются. Но очередное звание юниор получил по сроку, уже целый старлей.

Олежа Белобрагин – большой, рыхлый, модный, вальяжный. На пухлой розовой щеке – ямочка. Когда улыбается, ну милота.

В профессиональном плане он – телёнок. Зато с первого дня тянет мазу за Сутулова. Всегда на его стороне в тёрках с праведником Рязанцевым.

Другое достоинство новобранца – личные колёса, и не какой-нибудь чермет, а «Крузак» трёхгодовалый. Водит он сносно, по крайней мере, в серьёзные ДТП не попадал.

Отдельная история про то, как Олежкина родословная помогла убойщикам улучшить жилищные условия.

Изначально Белобрагин-старший на евроремонт замахнулся. Создам, дескать, доблестным борцам с преступностью человеческие условия. Однако фронт работы заценил и включил заднюю. Столь космических вложений он не предполагал.

И поступил папа Белобрагин рационально. Решил наиболее приоритетные задачи. Заменил электропроводку и радиаторы отопления. Теперь хлопцы не сгорят и не замерзнут. В остальном ограничился бюджетной косметикой. А ещё купил сынуле письменный стол, офисное кресло, ноутбук и принтер.

Олег с утра весь в трудах и заботах. Ему поручена проверка лиц, ранее судимых за изнасилования, освободившихся из МЛС[36].

Один из представителей означенного контингента сидит перед его столом. За счёт того, что одно плечо у него выше другого, выглядит он перекошенным. Правая рука неловко прижимает к бедру деревянную трость с обшарпанной изогнутой ручкой и чёрным резиновым наконечником.

Напустив на младенческое лицо суровости, Белобрагин выспрашивает, где был мужик, что делал. Перед Олегом – листок, на котором в столбик выписаны даты.

– Одиннадцатого мая чем занимался?

– В фу-у-утбол игал, – мужик оказался косноязыким, одно слово растянул, второе сжевал.

Через плечо молодого коллеги Сутулов прочёл фамилию гражданина.

«Железкин Владимир Степанович, 1960 г.р. Осужден в 1987 году по статье 117 части 3 УК РСФСР[37] к 10 годам лишения свободы. Признан ООР[38]».

Подполковник присел на край соседнего стола, пустовавшего по случаю нахождения в отпуске Рязанцева. Закурил. Уставился на мужика.

Тому разглядывание не в нюх, заёрзал на рваном сиденье шаткого гостевого стула. Исподлобья зыркнул на нового мента. В линялых глазах всплыл риторический вопрос: где я тебя, «мусор», видел?

– П-по с-сроку о-о-о…освободился, Же…Же…Железкин? – с усмешечкой осведомился Сутулов.

– Та-ам написно, – можно было подумать, что рецидивист вздумал передразниваться по части фонетики.

– Ты ч-чего ка-акой к-к-красивый?

– Инсульт! – ударение (так заведено в народе) пало на первый слог.

– К-когда тря-ахнуло?

– Три го-ода бдет.

– Т-ты и-инвалид, что ли?

– Вот, – рецидивист выложил ветхую книжечку. – Тре-етья группа.

В июле восемьдесят седьмого Железкин с двумя кентами, тоже судимыми, сцапали на улице возвращавшуюся с танцев несовершеннолетнюю девушку. Затащили в фабричную общагу на Северном проезде. Всю ночь насиловали. Девственность досталась паскуде Железкину.

«Текстильщик» был «землёй» о/у Сутулова. Железкина и второго урку, чья фамилия стёрлась, Володя установил на раз, подсветил «источник». Память запечатлела момент – они с Серёгой Капустиным в кильдыме[39] на Набережной крутят бухого Железкина. Тот брыкается, рычит, плюётся, матерится, неохота гондону на зону возвращаться…

Третий насильник был залётный, его искали год. Нашли в Ивановской области. Процесс по третьему вышел проблемным, оперативников вызывали в суд, где адвокат замордовал их наводящими вопросами.

Что-то щёлкнуло в замутнённых мозгах Железкина. Судорожно дернулось обвисшее плечо, «клюшка» грохнулась на пол. Инвалид переморщился, потянулся за ней, страдальчески кряхтя. Тело ему повиновалось плохо.

Подполковник с полнейшим равнодушием взирал на ужимки убогого.

Он помнил Железкина другим. Наглым, развинченным, цепким, как шимпанзе. У него были рандолевые[40] фиксы и густая смоляная чёлка по брови. Сейчас – коричневые пеньки во рту и обсыпанная псориазной шелухой плешь. Татуированные перстни на фалангах пальцев выцвели и казались баловством, ребяческой данью дворовой моде.

«Не наш клиент. Наш ловкий, сильный», – констатировал Сутулов, но Олежку расхолаживать не стал.

Тренинга ради протестировал формирующийся оперской интеллект:

– Н-ну че-его? По…п-подходит?

– Владимир Борисыч, я по хронологии иду, – старлей напряг кожу на лбу, к образованию морщин усилие не привело. – На две даты у него есть алиби, на другие две – нету, ещё три остались. Надо проверять, короче.

– З-занимайся, – одним выстрелом Сутулов убивал пару зайцев.

Попрофилактировать Железкина стоило, овечкой ООР только прикидывался. И дело оперучёта надо набить. Велено отрабатывать судимых, значит, будем отрабатывать.

Сутулов прошёл к себе. На правах ветерана он располагал отдельным кабинетиком. Угловым и тесным, но, как говорится, лучше маленький, да свой.

На окне – грязноватые кремовые жалюзи, на тумбочке – телевизор «Philips» с пыльным экраном. Телик спонсоры задарили в комплекте с видеоплеером «Aiwa», травмировавшимся при падении с высоты собственного роста в процессе одной культурной офицерской посиделки.

Двухтумбовый стол накрыт стеклом – зелёным и толстым, таким стеклят витрины магазинов. Столешница под ним сплошь выложена копейками, каждая монетка – кверху аверсом. Оригинальный мельхиоровый пазл из сотен крохотных Георгиев Победоносцев декларировал, что упорства хозяину кабинета не занимать.

Зазвонил городской телефон. В отличие от внутреннего, сигнал у него приятно воркующий. Номер, определённый АОНом, был незнаком.

– С-слушаю.

– Бонжур! Андрея Владимировича я могу я услышать? – судя по тембру, голос принадлежал молодой женщине.

Сутулов прикинулся дурачком:

– Ка…какого?

Женщина предсказуемо смутилась:

– Простите, это – два девятнадцать тридцать семь? Я правильно набрала?

– Н-ну, да.

– Рязанцева можно к телефону пригласить?

– П-по какому во-опросу? – подполковник не унимался.

– По личному.

– По ли…личному на м-мобильник зво-оните.

– Я звонила, он не отвечает.

Ясный-красный. Следующую реплику Сутулов выдал виртуально. В Турции роуминг, вот Андрюха и отрубил телефон. Чтоб, значит, на «бабки» не попасть.

– Скажите, пожалуйста, он работает? – зондаж продолжался.

– В-в отпуске, – убойщик решил сделать одолжение.

– Да-а?! – дамочка удивилась, и, похоже, что искренне. – А когда выйдет?

– Де-евушка, в-вы ели…слишком л-лю…любопытны. Что-то е-ему пе…передать, е-если о-объявится? Кх-кх-ккаах! – под конец разговора на старшего опера, как назло, напал кашель.

– Не утруждайтесь, – у звонившей также имелся опыт темнить. – Спасибо, до свидания.

Откашлявшись, отплевавшись, Сутулов записал в ежедневник номер, с которого поступил звонок. Начинался он на «двойку», то бишь точка расположена в старой части города. Номер показался знакомым, какая-то бюджетная организация. Собес?

Чтобы не забыть, после цифр подполковник сделал приписку: «Р. звонила мутная баба». Поставил дату и время.

Чуйка бывалого сыскаря подсказывала – пустяковина эта впоследствии может прорасти в нечто полезное. Поможет, если не намордник надеть, то хотя бы поводок накинуть. А то качок борзеет, главным хочет стать.

Кадровые виражи

«Ока государева»

Недовольство плохим работником начальство часто выражает фразой: «Набрали по объявлению». Заскорузлый штамп не лишён резона, однако аксиомой не является. Наглядное доказательство тому – новый форвард острожского следствия Алёша Гальцев.

После вступления в силу УПК РФ[41] в прокуратуре разразился кадровый кризис.

Поддержание обвинения в суде стало обязательным по каждому делу. Эту прореху заткнули в первую очередь, расширив штат помощников прокурора.

Проблемы следствия носили внутренний характер, поэтому сроки их решения не озвучивались. Так и продолжали следаки барахтаться впятером, увязая всё глубже и глубже.

Чрезмерные нагрузки исчерпали запас прочности прокурорской долгожительницы Клары Мироновны Чудаковой, давшей зарок работать, пока не вынесут из кабинета вперёд ногами. Не успевая за новеллами законодательства, бабушка доставляла массу проблем. То она получала дело на «доп»[42], то суд удовлетворял жалобу адвоката на проведённый ею обыск. Горечь неудач Клара Мироновна втихую заливала водочкой. Однако ж выход она давала. Усердно расследовала бытовуху, отказывала материалы, наравне с молодёжью выезжала на места происшествий.

Отчаявшись дотянуть до круглого юбилея, младший советник юстиции Чудакова отправилась на заслуженный отдых со словами: «Вот она – людская благодарность!»

Открывшуюся вакансию будто заколдовали. Преемникам никак не удавалось пустить корни. Сначала пробовался племянник одной областной «шишки». Мальчик-одуванчик, которому влиятельная тётя предрешила судьбу. Через неделю «одуванчик» сбежал, причём в прямом смысле. Шапку в охапку, и, как в хите Алёны Апиной, умчался прочь на ночной электричке. Последовало разбирательство, нагрянула комиссия из отдела кадров. Психолог, вязкая женщина с не сходящей с лица гуттаперчевой улыбкой полдня мониторила климат в коллективе, отвлекала от работы. Надуманные подозрения в неуставщине бесили, но Кораблёв на провокации не поддавался и твердил, как мантру: «Дайте, дайте мне человека».

Следующий кандидат, имевший в активе дневное отделение юрфака ивановского универа, показался толковым. Но на ноябрьские праздники, в дымину пьяный, он учинил хулиганство в пригородном поезде и был ссажен транспортной милицией на станции Шуя. Инцидент замяли, дипломированного спеца отправили укреплять следствие МВД, где с кадрами была полная задница.

Зима – мёртвый сезон по части кадров. Выпускники вузов давно разобраны. Перетащить из других правоохранительных органов некого.

И тут дельный совет подкинул фээсбэшник Яковлев:

– Михалыч, а ты дай объявление в газету. Многие думают, что в прокуратуру только по блату можно устроиться. Волосатой лапы нет, они и не дёргаются. Активируй спящих. Должны быть в городе хорошие ребята.

Кораблёв засомневался, инициатива сулила проблемы, на призыв непременно откликнутся шизики. Но другие варианты отсутствовали, он сочинил текст и лично отнёс его в редакцию «Уездного обозрения».

Претенденты откликнулись стремглав. Заведомо негодные преобладали. Каких только экземпляров не подвалило!

Бывший прокурорский следак, много лет назад изгнанный за дружбу с зелёным змием, ныне работающий таксистом.

Юрисконсульт милиции по прозвищу Пьеро, хрестоматийный интроверт или даже аутист, способный смертельно обидеться на невинный вопрос «как дела».

Попавший под сокращение военный лётчик, переученный экстерном на юриста, торгующий шмотками на Первомайском рынке. Этот соискатель с порога предложил Кораблёву презент в виде кожаного плаща.

Робко поскрёбся в дверь отставной дознаватель пожарной части – безвредный добряк и толстяк, мечтатель и растеряха.

По адресу, указанному в объявлении, на улицу Советскую шли не все. Особо целеустремлённые двигали прямиком в прокуратуру области. Их паломничество вызвало гнев начальницы отдела кадров. «Что за самовольство! Я уже поставила в известность о вашей выходке руководство! К вам будут приняты меры!» – верезжала в трубку Алла Тарасовна.

Кораблёв отвечал твёрдо: «У меня некому работать. У каждого моего следователя по пятнадцать дел в производстве. Семь дел областной подсудности. Я сам расследую дела».

ФСБ подтвердила реноме конторы, умеющей делать верные прогнозы. В толще пустой породы обнадёживающе проблеснула крупинка драгметалла.

Уже не мальчишка, двадцать пять стукнуло, отслужил в армии, работал в милиции, сейчас в Сбербанке трудится, причем не охранником, а операционистом, то есть мозги активированы. Институт закончил в текущем году. Женат, детей пока нет. Местный, жильём обеспечен.

Договорились о встрече. Кандидат явился минута в минуту.

Роста повыше среднего, спортивного сложения, светловолосый, стрижка «полубокс», внешность обычная. Одет неброско и опрятно. Держится скромно.

– В милиции в каком подразделении работали, Алексей Юрьевич? – предложив присесть, зампрокурора задал разминочный вопрос.

– В конвойном взводе.

– Почему ушли?

– Начальнику не нравилось, что я учусь на заочном. Положено отпускать на сессии, а людей постоянно не хватает. Судов много.

Интервью, включавшее вопросы на знание УК, УПК и основ криминалистики, превысило академический час.

Благословение на поездку в губернию соискатель получил после того, как Кораблёв побеседовал с начальником ИВС Аббасовым.

Кавказец отрекомендовал бывшего подчинённого положительно. Но по большому секрету, цокая языком, поведал: «Скуповатый, деньги на дни рождения сдавал неохотно».

Ремарка была принята к сведению. Погоды она не меняла. С чего быть расточительным парню, выросшему в неполной семье?

В отделе кадров, разумеется, возникли рекламации:

– Это как понимать – «старший конвой»?

Ксерокопия анкеты лежала перед Кораблёвым. Он терпеливо разъяснил коренной обитательнице тёплых кабинетов, о живой жизни знавшей понаслышке, в кадровички модифицировавшейся из особо доверенных секретарш:

– Не «конвой», а «конвоя». Чего, кого? Родительный падеж. Арестантов в суд доставляет конвой. Там есть старший милиционер.

– Конвой, овчарки, бр-р… Архипелаг Гулаг какой-то, – Алла Тарасовна неожиданно выказала знание диссидентской литературы. – Что-то такое очень грубое.

– Поэтому он и ушёл на умственную работу в банк.

– Банк – это серьёзно, – почтение к финансовой сфере не помешало заподозрить претендента в лукавстве. – Чего он тогда из банка-то бежит? Там зарплаты хорошие. Набедокурил, поди?

– Зарплаты там поменьше наших. Управляющая сказала, что его уход будет для них потерей. Причина? Он – юрист, а работы по специальности банкиры предложить ему не могут. В обозримом будущем.

– Ну, ладно, – Алла Тарасовна смилостивилась. – Пусть приезжает на тестирование.

Казённая машина заскрипела. Благодаря сметливости кандидата, проворно собравшего пакет документов и с первой попытки заполнившего многостраничную анкету, в которой категорически недопустимы исправления и подчистки, процедура оформления ограничилась месяцем. Пример вполне заслуживал занесения в книгу рекордов Гиннесса.

На второй день работы Гальцев выехал на место происшествия.

Случай был штучный. Работая по глухому убийству новорожденного, чьё тельце было найдено бомжом в мусорном баке, опера вышли на молодуху девятнадцати лет, скоропостижно лишившуюся главного признака беременности – большого живота, и дитём при этом не обзаведшуюся.

Раскололи играючи. Блудница созналась в том, что скрыла залёт от предков, якобы перед фактом хотела их поставить, но младенец родился мёртвым, так что надобность каяться отпала. Плод она тайно похоронила в гаражах на улице Пугачёва. Соорудила там подобие могилы – крестик, иконка, веночек. Беда эта стряслась ещё в октябре.

Когда Сутулов с гордым видом принёс Кораблёву явку с повинной, прокурорское следствие находилось в жёстком цейтноте. Поэтому инструктаж Гальцева ограничился считанными фразами.

Дебютный ОМП[43] – всегда событие. Далеко не каждый сдаёт экзамен на оценку «удовлетворительно» (оценок «хорошо» и «отлично» зачётная ведомость не предусматривает).

Скрипел крещенский морозя́ка, ветер злобствовал, снега в гаражах было по колено.

Кораблёв отметил – Гальцев действует осмысленно. Сам допетрил взять на выезд пластиковый планшет. Положил на него бланк протокола, прижал зажимом. Писать собрался графитным карандашом. Шариковая и гелевая ручки на таком холоде не помощники.

Трупик нашли быстро, девица регулярно проведывала могилку, локацию указала уверенно.

Кораблёв подсказал следователю, как привязаться к месту, проконтролировал, чтобы милиционеры привели нормальных понятых.

Судмедэксперт наличествовал, и что важно, трезв был, как стёклышко. Розовощёкий и бодрый, Василий Васильевич щеголял интеллектом. Он квалифицированно надиктует ключевой блок документа – описание трупа.

Затем куску оледеневшей плоти предстоит разморозиться в морге, процедура это небыстрая. Василий Васильевич – противник ускоренного оттаивания путём обливания мертвеца тёплой водой. Вскрытие ответит на вопрос о причине смерти. До разгадки ребуса фигурантка будет находиться под призором убойщиков.

Задачи поставлены, Кораблёв засобирался к себе на Советскую. Там горели стражные сроки по групповому делу, надо было пытаться выскочить из засады с минимальными потерями. Отделаться потерей квартальной премии, избежав дисциплинарки.

Садясь за руль, заместитель прокурора заметил растерянность, мелькнувшую в серых глазах Гальцева, но было не до сантиментов. Должен справиться! И ведь справился.

Установить причину смерти младенца судебная медицина оказалась не в состоянии. Соответственно, в возбуждении уголовного дела было отказано. Пустые хлопоты ни на шаг не приблизили к раскрытию основного дела, того, где труп в контейнере…

Новичка Кораблёв подселил к Самандарову, который был на пике формы. При этом на педагогические таланты Рафы зампрокурора не рассчитывал. Ожидал, что, находясь возле профи, Гальцев абсорбирует всё положительное. Научится, прежде всего, рациональной организации следственного процесса. Надежды оправдались. Как губка, впитывал Гальцев фирменные приёмчики старшего товарища.

Первые результаты выдал быстро. К аттестации подошёл с красивыми показателями. В кои-то веки удалось острожцам в отдельно взятом случае выполнить негласно установленный норматив, пресловутые два дела в месяц на человека.

Спустя год работал наравне с опытными следаками. Поручались ему, правда, только дела общеуголовной категории.

Конечно, проблем хватало. Были и осечки, и досадные промахи, периодически случались авралы, на следствии без этого никак. Порой Кораблёва подводили нервы, он повышал голос. Гальцев отвечал сердитым сопеньем, оправдываться не пытался.

В нём обнаружился редкий для современной молодёжи талант – грамотно и легко писать. Лёгкость порождала избыток текста, получавшегося витиеватым, что затрудняло восприятие.

Кораблёв внушал – формула обвинения должна быть ёмкой, в суде прокурор оглашает её вслух. Гальцев соглашался, но стилистики кардинально не менял. Упёртый наставник надеялся, что не мытьем, так катаньем подгонит парня под свой стандарт, который он, без ложной скромности, считал золотым.

Гальцев окончил курсы повышения квалификации в Питере, где не транжирил время на пьянки-гулянки. Привёз из северной столицы много полезного, в голове – знания, в пластмассовом «дипломате» – ведомственные методички, в розничную продажу не поступающие.

Настал его черёд расследования должностных преступлений.

Первое такое дело было мудрёным – зам главного архитектора Темляк подозревался в получении взятки в крупном размере у Рога, активного участника катаевской ОПГ[44]. Рожнова защищал маститый адвокат Сизов. Дело досталось Гальцеву в виде хитро и туго запутанного клубка. Концов, за которые можно потянуть, видно не было. Тем не менее, история окончилась приговором, вступившим в законную силу. Пять лет лишения свободы получил коррумпант. Фээсбэшники, закопёрщики многоходовой разработки, остались довольны[45].

К середине «нулевых» острожское следствие котировалось высоко. Удалось выпестовать сильный состав. Кого ни возьми, фигура! Моторный Самандаров, выученик рубоповской школы. Усидчивый середняк без вредных привычек Вася Максимов. Мегамозг Февралёв Кирилл Сергеевич. Пробивной, как стенобитная машина, Гальцев. Даже неунывающий разгильдяй Каблуков общей картины не портил, добавлял в неё колорита.

Период стабильности длился, увы, недолго. Самандаров рвался наверх и в итоге пролез в замы. Место лидера занял Февралёв, следователь по ОВД. Алёша Гальцев дышал важняку буквально в затылок. Золотому медалисту, обладателю красного диплома Февралёву не доставало жизненного опыта, склонность теоретизировать порой уводила его в сторону.

Конкуренция, впрочем, была здоровой. Грызни в коллективе удавалось избежать за счёт непререкаемого авторитета Кораблёва. Он проповедовал принцип: любимчиков не праздную. По итогам одного года на лучшего следователя выдвинул Февралёва, и Кирилл в конкурсе победил. На следующий год поддержал кандидатуру Гальцева, тот пришёл к финишу вторым, тоже достойный результат. Приказ о поощрении – в личное дело, почётную грамоту – в рамку и на стену, премию в размере оклада с классным чином – в карман.

Когда слухи насчёт реформы перестали быть слухами, грядущее руководство начало выстраивать кадровые схемы. Локомотив реновации Коваленко Виктор Петрович обналичил виды на Февралёва. Последнему предлагалось возглавить территориальный отдел по соседству с острожским. За счёт того, что тамошний райцентр входил в Золотое кольцо России, должность считалась перспективной для заведения полезных знакомств. Февралёв, однако, отказался. Решил сохранить верность прокуратуре, где его также ценили. Ему было обещано замовское кресло в родном Остроге, после того как седьмого сентября оно освободится.

Кораблёва такой расклад устраивал.

«О́кей, пусть Кирюша за мной надзирает. Сработаемся. Вредить ему воспитание не позволит. И добро он должен помнить. Интеллигенция! А силёнки свои парень правильно оценил, рано ему ещё отделом рулить».

На лакомую вакансию в сопредельном районе положил раскосый глаз Самандаров. Он был из тех, кто не стесняется себя рекламировать. Рафаил получил отлуп. Его подвела пошатнувшаяся репутация. В доверительной беседе с Кораблёвым первый зам поведал – есть информация, что Самандаров «окучивает коммерсов».

«Поделом, – подумал Кораблёв. – Надо быть поскромнее. «Я» в алфавите – последняя буква».

Итак, определился безальтернативный кандидат в замы. Гальцев Алексей Юрьевич.

Кораблёва он устраивал на сто процентов. Молодой, энергичный. Не поперечник и не стукач. Ему будет доверена ответственная роль играющего тренера. Одно-два дела в производстве, всегда есть щепетильные, основной же функционал – отказные материалы, бич прокурорского следствия. Пудовая гиря, привязанная к ноге. В милиции в этом плане следаки – белая кость, материалы за них отказывают участковые, розыск, дознание, ОДН[46].

Раньше было проще. Прокуратура сама за собой надзирала. Закрывала глаза на нарушения сроков, носившие, что скрывать, хронический характер. Какие трое суток? Особо злостные волокитчики, типа Бори Винниченко, не сдавали материалы в канцелярию годами! Слава Богу, ходячую проблему удалось выпихнуть на пенсион. Пускай себе адвокатствует на здоровье.

«Дежурить от руководства станем по очереди. Неделю – я, неделю – Алексей. Вот только воспримут ли следователи его, как начальника? С молодёжью проблем точно не возникнет. А вот те, у кого срок службы подлиннее, могут заерепениться. Здесь не армия, здесь «есть, так точно» гаркать не принято. Того же Каблукова обуздать Алексею будет непросто. Дурён! Ничего, вздумает Генка бычить, выгоню на улицу. Сложнее с Васей Максимовым. Он исполнительный, тихий, но упря-а-менький. Запросто коса может на камень найти. Но кто виноват, что он лишён карьерных амбиций? Миллион раз ему было говорено: «Вставай в резерв на повышение!» Отказывался. «Не умею никем командовать», – так себе отговорка. Не в командовании дело, лишнюю ответственность ты на себя, Василий, брать не хочешь. Раз так, изволь подчиняться тому, кто этой ответственности не боится. И не бурчи, что ты на пять лет больше Гальцева в следствии!»

08–09 сентября 2007 года Суббота/воскресенье

Другой штамп, укоренившийся в прокурорских аттестациях, гласит: «В работе не считается с личным временем». С точки зрения начальства он носит комплиментарный характер. Жены сотрудников оценивают его с прямо противоположным знаком.

Негатив аккумулируется исподволь. Сперва жены радуются, как повезло их благоверным с престижной, стабильной и высокооплачиваемой (по меркам провинции) работой. Наивные, они уверены, что переработки мужей носят временный характер.

«Вот освоится мой на новом месте, и всё вернётся на круги своя. Снова будет возвращаться домой не позже семи, и с ребёнком погуляет, и по хозяйству поможет, и выходные семье посвятит».

Однако служебная рутина, она же опасная трясина из песни «Постой, паровоз», засасывает супруга всё глубже. Его обязанности множатся в арифметической прогрессии, и, чтобы не пустить пузыри, авралить ему приходится систематически. Раньше уходить на службу, позже возвращаться. Брать работу домой, до полуночи стучать по клавиатуре ноутбука на кухне. Наведываться в прокуратуру каждые выходные.

История Алёши Гальцева подтверждала общее правило. За четыре года полноценно сходить в отпуск ему не удалось ни разу. Брал по паре недель и то почти ежедневно заскакивал на Советскую, сдавал долги.

В семье тем часом росло напряжение, с которым незримый «стабилизатор» уже не справлялся. Пререкания стали нормой, периодически закипали ссоры. В однушке по углам не разбежишься. Дело закономерно докатилось до крупного скандала. У Лорки характер взрывной, по гороскопу она – Близнецы. На эмоциях пригрозила разводом.

– Детей нет! Делить некого! Ты их никогда не хотел! Хрущоба твоя мне даром не нужна! Завтра же выпишусь! Живи со своей работой!

Спохватившись, что нагородила лишнего, особенно в части детей, Лариса разрыдалась. Гальцев поспешил пожалеть дурынду. Помирились в постели. Секс был особенно бурным и, как обычно, без контрацептива.

Неделю ворковали, как новобрачные голубки. В субботу запланировали съездить на кладбище, покрасить ограду на могиле Лоркиной бабули. Как у нормальных людей, в канун Пасхи по понятной причине не срослось, но лучше поздно, чем никогда. Бабуля добрая, простит.

Идиллию семейного завтрака нарушила телефонная трель. Лорик содрогнулась и вперила обречённый взгляд в беспечно заливающийся аппарат.

Случился очередной форс-мажор. С разницей в полчаса в двух адресах были обнаружены трупы с признаками насильственной смерти. Классический пример закона парных случаев.

На один труп (Сосновая, 15/1, малосемейка с отвратной репутацией) по дежурству выехал Каблуков, криминал подтвердился, соответственно, Генка застрял надолго. Кораблёв попросил Гальцева съездить на другое место происшествия.

– Лёш, ты везучий, вдруг там суицид? За час управишься. Квартира изнутри заперта. Ну, чего? Выручишь?

Как можно не выручить Александра Михайловича?

– Лор, одна нога там, другая здесь, – Гальцев подхалимски погладил жену по голому плечику.

Пресловутая «одна нога», вероятно, угодила в волчий капкан, из которого её удалось вызволить лишь на исходе воскресенья.

Алексей собирался облечь извинения в шутливую форму, дескать, всё равно бы с оградой ничего не получилось. Оба выходных хлестал дождь.

Открыв дверь, увидел зарёванную жену, яростно швыряющую вещи в распахнутый чемодан.

– С меня хватит! Достала твоя работа! Я возвращаюсь к родителям…

С тяжким вздохом Гальцев опустился на обувницу. Дотянулся до заляпанной грязью кроссовки, которую для экономии времени, не расшнуровывая, наступив другой ногой на задник, стащил в дверях.

– Ты остаёшься. Уйду я, – язык от усталости едва ворочался. – Ложись спать, Лор, тебе завтра на работу.

Как будто у самого очередная трудовая неделя начиналась с отгула.

Хорошо, были ключи от «филиала». На всякий пожарный прибрал к рукам лишний комплект, невзирая на бурчание Васи Максимова, тот был у «выселенцев» за старшего. В «филиале» несколько помещений пустовало. В одном, используемом как столовая, а эпизодически – в качестве банкетного зала, стоял угловой диванчик. Его привёз из дома Кораблёв, когда мебель на кухне менял. Барское ложе по сравнению с вихлявыми казёнными стульями, составляемыми в рядок при необходимости перекантоваться в кабинете.

Первый, наиболее трудный шаг к примирению сделала Лорик. Сама ли додумалась, мама ли подсказала, не суть. Важен результат.

Ход был за Алексеем, и он вытребовал у начальства отпуск. Вытребовал, впрочем, громко сказано. В органе, надзирающем за соблюдением законов, полагающееся тебе по закону надлежит выпрашивать.

«Как не вовремя», – Кораблёв отреагировал досадливой гримасой.

– У меня по графику! – следователь зыркал исподлобья, суженные глаза стеклянно блестели, трепетали ноздри.

Таким волчонком Маугли зампрокурора его не видел.

– График – святое дело. Пиши рапорт. И сразу давай, Лёш, прикинем, какие дела ты успеешь закончить, какие на сохранение передашь. Кому вот только передавать? Охо-хо-хо. У всех под завязку…

Гальцев накинулся на личные проблемы с тем же усердием, с каким всю дорогу решал служебные. В рекордный срок, задействовав связи, выправил загранпаспорт. За пределы РФ он собирался впервые, поэтому по части организации дирижировала Лорик, имевшая опыт. До замужества она ездила в Турцию с родителями.

Курорт Сиде, отель «четыре звезды», «all inclusive», первая береговая линия – все эти фигуры речи Алексею ничегошеньки не говорили, но Лорка заверяла, что ему понравится.

Она обманула. Глагол «понравится» слишком бледен и невыразителен. Увиденным Гальцев был поражён. Если рай существует, он обязан выглядеть именно так.

Щедрое солнышко, безмятежное небо без единой помарки. Пляж идеален, кромку его ласковая волна облизывает. Золотистый песочек мягок, как тальк. Территория отеля утопает в ярких цветах, везде чистота, учтивый персонал старается как можно меньше попадаться на глаза. Празднично одетые, весёлые, дружелюбные люди. Ни одной угрюмой рожи, ни одного пьяного гопника, ни одной матерной тирады. Привыкший выдвигать версии, Гальцев предположил – в отеле мало соплеменников. И не ошибся, в «Square Hotel» преобладали немцы.

В ресторане от изобилия блюд разбежались глаза. Так вот ты какой, «шведский стол», аналог сказочной «скатерти-самобранки»! Излишества дебютного обеда привели к досадным последствиям по части физиологии. Но Алексей – быстро обучаемый, ему одного урока хватило, чтобы перестать жадничать.

Впечатлили экскурсии. К своему стыду и удивлению, Гальцев только сейчас узнал, что на территории современной Турции до нашей эры хозяйничали древние греки, увековечившие память о себе уникальными памятниками архитектуры.

Десять беззаботных дней, девять сладостных ночей. Вернулись загорелые, просоленные, довольные, как слоны. Эмоции переполняли. Настроение – на пятёрку с плюсом.

Гальцев явственно ощущал, что перезагрузился и готов к новым свершениям в качественно новом статусе. Карьеристом он себя не считал, но ценник свой знал и хотел, чтобы его ударный труд был оценён по достоинству.

Над кадровой «офертой»[47] думал серьёзно, но недолго. Просчитав риски, дал согласие. Лорку, естественно, в известность поставил, и та запрыгала от радости. Вообразила дурашка, что седьмого сентября муж нарядится в костюм, повяжет красивый итальянский галстук и пустит корни в тёплом кабинете. А по местам происшествий тёмными ночами будут мыкаться чужие дядьки…

После дальней дороги первым делом – в душ. Волнения перелёта-переезда помаленьку отпускали. Присев на корточки, Алексей обдирал с чемодана прозрачную плёнку, которой они, на других пассажиров глядя, в аэропорту обмотали багаж. Практический смысл процедуры равнялся нулю, только деньгам перевод.

Зазвонил мобильный, от чьей вездесущности Гальцев успел поотвыкнуть.

– Кто ещё там? – проворчал.

Разогнулся, взглянул на экран и поспешил ответить на входящий.

– Здравствуйте, Александр Михайлович. Слушаю внимательно.

– Приве-ет, Алексе-ей. Верну-улись? Как слета-а-ли? – судя по тому, что Кораблёв довольствовался мимоходным ответом «замечательно», вопрос был задан для проформы.

Тягучая интонация выдавала состояние шефа. Он был под градусом. Час дообеденный, значит, поправился со вчерашнего. Аномальное поведение обязано было иметь вескую причину.

Гальцев почтительно слушал.

– Тут такая байда! – распираемый хмельным куражом, Кораблёв ввернул жаргонное словечко.

Перейдя к сути, он в ещё более обстоятельной манере, чем обычно, поведал новость про крутой кадровый поворот.

Не делая паузы, принялся утешать:

– Никакой трагедии! Какие, Лёш, твои годы! Поставим на паузу. На самую короткую! А сами накинемся на маньяка. Я тебе завтра передам все глухари по «износам». Систематизируешь, как ты умеешь. Составим рабочий планчик, сделаем несколько осмысленных ходов и раскроем. Не такое раскрывали! Покажем товар лицом! И они тебе сами принесут на блюдечке. Как Остапу Бендеру…хе-хе…

Гальцев покладисто поддакивал: «Да, Александр Михайлович, конечно, Александр Михайлович», но внутри его всё задубенело. Конца разговора дождался с трудом. Дотерпев, матюгнулся коротко и зло. Сглазил! Не надо было Лорке рассказывать…

Возникло острое желание локализовать очаг вспыхнувшей обиды. Огнетушитель был под рукой. Бутылка виски, купленная в домодедовском дьюти-фри, откровенно предлагала себя.

Зависимости от алкоголя Алексей не испытывал. Однако соблюдал правило «Попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй». В прокуратуре, как и в других правоохранительных органах, питейные традиции процветали. Жаль было денег, а ещё больше – времени. Трата ресурсов абсолютно нерациональная, поэтому с товарищеских посиделок Гальцев смывался при первой возможности. Тем не менее, седативный дар алкоголя он распознать успел.