Читать онлайн Жизнь алхимических философов

Предисловие

Основу этой работы можно найти в «Жизни алхимических философов; с критическим каталогом книг по оккультной химии и выбором наиболее известных трактатов по теории и практике герметического искусства», опубликованных в 1815 году издательством Lackington, Allen, & Company на Финсбери-сквер в Лондоне. Эту анонимную книгу некоторые коллекционеры приписывают Фрэнсису Барретту, автору скандально известного трактата под названием «Маг, или Небесный Интеллектуал»; но можно с уверенностью утверждать, что как по содержанию, так и по обработке она намного превосходит крайне скудные возможности этого доверчивого любителя оккультизма. Это действительно труд большого смысла и непритязательной разборчивости, и теперь он является библиографической редкостью, которая высоко ценится ее владельцами.

Независимые исследования, дополнившие биографические материалы оригинальной компиляции, создали в настоящем томе то, что фактически является новой работой под старым названием; те жизнеописания, которые остались в значительной степени нетронутыми в отношении фактов, были более или менее переписаны с целью сжатия многословия и устранения архаичных форм, которые были бы неуместны в работе, столь значительно измененной добавлением новых деталей. «Алфавитный каталог работ по герметической философии» был значительно расширен за счет таких источников, как « История герметической философии » Лангле дю Френуа . Предварительный отчет о «Физической теории и практике Magnum Opus» представляет собой небольшой оригинальный набросок, который для читателей, не знакомых с алхимией, даст некоторое представление о процессах аккредитованных адептов. Вводное эссе о предмете алхимической философии отстаивает новые и важные взгляды на великий вопрос психической химии и по достоинству оценивает противоречивые теории, выдвинутые различными школами герметической интерпретации.

Вводное эссе

Те, кто не знаком с современной алхимической критикой, даже если они немного знакомы с мистическим лабиринтом turba philosophorum , вероятно, с удивлением узнают, что мнения компетентных судей разделились не только относительно методов таинственной герметической науки, но и относительно самого объекта алхимии. То, что она связана с трансмутацией, допускается, но с трансмутацией металлов или любой физической субстанции в материальное золото, усиленно отрицается избранной частью уважаемых учеников оккультизма. Трансцендентальная теория алхимии, которую они излагают, неуклонно приобретает популярность, хотя два учебника, которые в настоящее время ее представляют, оба вышли из печати и оба чрезвычайно редки.

В 1850 году «Предлагающее исследование герметической тайны и алхимии, будучи попыткой восстановить древний эксперимент природы», было опубликовано анонимно в Лондоне дамой с высокими интеллектуальными способностями, но было почти сразу же отозвано по неизвестным причинам, и которые впоследствии дали повод для нескольких праздных спекуляций. Этот любопытный и достойный внимания том, причудливо написанный в манере прошлого века, породил взгляды, которые находятся под вопросом, и открыл полемику.

Пятнадцать лет спустя после появления «Suggestive Inquiry» американский писатель по имени Хичкок, после, по-видимому, независимых исследований, пришедших к параллельным выводам, опубликовал, также анонимно, в 1865 году, некоторые «Замечания об алхимии и алхимиках» в небольшом томе в октаво, представляющем весьма значительный интерес. Предыдущий автор поместил психическую интерпретацию в тайны герметической типологии, а г-н Хичкок, приняв моральную, сделал общую тему доступной для большинства обычных читателей и в результате привлек значительное внимание.

Высказанные таким образом взгляды медленно просачивались и, в сочетании с теорией Парацельса о психическом производстве материального золота посредством внутренних магнесов, значительно повлияли на возрожденный оккультизм наших дней. Сам по себе вопрос, взятый с его низшей точки зрения, является одним из самых любопытных, которые можно найти во всем круге эзотерической археологии; и для студентов, чей интерес к великой алхимической тайне не антикварного рода, он действительно представляет первостепенный интерес и имеет первостепенное значение. В рассказе о жизни и трудах герметических адептов он требует адекватного рассмотрения; и после тщательных исследований я считаю, что открыл истинную алхимическую теорию, которая будет одинаково приемлема для всех школ интерпретации.

Высшей и общепризнанной целью каждого жреца, а также каждого постулата и претендента в ars magna , открытой Гермесом Трисмегистом, обычно считалось химическое производство материального золота из коммерчески некачественных веществ. С другой стороны, Хичкок, выстраивая впечатляющую серию дословных цитат из писателей всех времен и всех национальностей, берется продемонстрировать, что скрытый субъект каждого истинного адепта только один – а именно, Человек, триединый, и что «цель также одна, а именно, его совершенствование, в то время как сам метод не менее один, а именно, природа, направляемая искусством в школе природы и действующая в соответствии с ним; ибо искусство есть не что иное, как «природа, действующая через человека». Опять же, «истинные алхимики не гнались за мирским богатством или почестями. Их настоящей целью было совершенство или, по крайней мере, улучшение человека. Согласно этой теории, такое совершенство заключается в определенном единстве, живом чувстве единства человека с божественной природой, достижение которого я не могу сравнить ни с чем так хорошо, как с опытом, известным в религии как Новое Рождение. Желаемое совершенство, или единство, есть состояние души, состояние Бытия , а не просто состояние Знания. Это состояние Бытия есть развитие природы человека изнутри, результат процесса, посредством которого все злое в нашей природе изгоняется или подавляется под названием излишеств, а добро тем самым получает возможности для свободной деятельности. Поскольку этот результат едва ли доступен естественному человеку без посторонней помощи и требует содействия божественной силы, он называется Donum Dei .

Когда отдельный человек естественным и целесообразным путем, лишенным спешки или насилия, приходит в единство с самим собой посредством гармоничного действия интеллекта и воли, он находится на пороге постижения того трансцендентного Единства, которое является совершенством целостности Природы, «ибо то, что называется «абсолютом», «абсолютным совершенством» и совершенством Природы, есть одно и то же».

В символизме алхимиков этот писатель говорит нам, что сера означает Природу, а ртуть – сверхъестественное. Неразрывная связь этих двух в человеке называется Sol , но «поскольку эти три рассматриваются как неразрывно одно, термины могут использоваться взаимозаменяемо». Согласно Хичкоку, мистическим и таинственным инструментом подготовки в работе алхимии является совесть, которая называется тысячью вводящих в заблуждение и, по общему признанию, несовместимых имен. С помощью этого инструмента, оживленного в жизненной активности под ощущением присутствия Бога, материя камня, а именно Человек, в первую очередь очищается и омывается, чтобы сделать возможным внутреннее осознание Истины. «С помощью метонимии, сама совесть, как говорят, очищается, хотя, на самом деле, совесть не нуждается в очищении, а только в человеке, с целью, чтобы совесть могла действовать свободно». 1

Одно из названий, данных алхимиками совести, согласно этой теории, – это название средней субстанции, которая причастна азуриновой сере, то есть небесному духу – Духу Божьему. «Тихий тихий голос в алхимии, как и в Писании, сравнивается с огнем , который подготавливает путь для того, о чем многие писатели говорят как о Свете ».

Хичкок в другом месте более решительно утверждает, что в широком круге человеческих интересов есть только один предмет, который может дать интерпретацию цитатам, которые он приводит, и это тот, который известен под теологическим названием духовного Возрождения. Этот дар Бога алхимики исследовали как работу Природы в Природе. «Раскаяние, которое в религии считается началом обращения, есть «философское сокрушение» герметической аллегории. Это первый шаг человека к открытию всего его существа. Они также называли его черным состоянием материи, в котором проводилась работа растворения, прокаливания, разделения и т. д., после чего наступало очищение, белым состоянием, которое содержит красное, как черное содержало белое». Эволюция славного и сияющего красного состояния привела к фиксации или совершенству материи, и тогда душа, как предполагалось, вошла в свой истинный покой в Боге.

Поскольку эта интерпретация касается главным образом совести, я назвал ее моральной теорией алхимии; но Хичкок, как человек духовной проницательности, не мог не заметить, что его объяснительный метод трактует только путь, а бесформенный свет «Конца», о котором он не мог или не хотел говорить, по его собственному признанию, постоянно мерцает перед ним.

В остальном, когда алхимики говорят о долгой жизни как об одном из даров Камня, он считает, что они имеют в виду бессмертие; когда они приписывают ему чудесные свойства универсального лекарства, они намерены отрицать любые положительные качества зла и, как следствие, любую вечность. Когда они утверждают, что обладание Камнем есть уничтожение алчности и всякого недозволенного желания, они имеют в виду, что все злые привязанности исчезают перед светом раскрытой Истины. Под трансмутацией металлов они подразумевали обращение человека из низшего в высший порядок существования, из жизни естественной в жизнь духовную, хотя эти выражения неадекватны для передачи истинного смысла адептов. Силы вечно активной природы следует понимать под такими выражениями, как «огни», «менструации» и т. д., которые работают в унисон, потому что они работают в Природе, алхимики единодушно отрицают существование какого-либо беспорядка в творении Бога.

В заключение Хичкок еще раз заявляет, что его цель – указать на предмет алхимии. Он не пытается сделать ее практическое применение ясным до конца возвышенной операции. Поэтому очевидно, что он, во всяком случае, подозревал о существовании более трансцендентных секретов, обсуждать которые он не доверял своей способности, и отказывался говорить о них неадекватно.

Автор «Суггестивного исследования» уже заняла более высокую позицию в области психической интерпретации и разработала свои замечательные принципы, которые я постараюсь воспроизвести как можно короче.

Согласно этой работе, современное искусство химии не имеет никакой связи с алхимией, за исключением ее терминологии, которая использовалась адептами, чтобы скрыть свои божественные тайны. Процесс всей герметической работы описан с по крайней мере сравнительной простотой в трудах философов, за исключением сосуда, который является священным арканом, но без знания которого никто не может достичь магистратуры. Итак, публикация трудов Якоба Бёме заставила алхимиков, которые были его современниками, опасаться, что их искусство не может долго оставаться тайной, и что мистическая ваза в частности будет вскоре открыта всем. Эта ваза есть vas insigne electionis , а именно Человек, который является единственным всесодержащим субъектом, и который один нуждается в исследовании для окончательного открытия всего. Современные адепты описывают жизнь человека как чистый, обнаженный и несмешанный огонь безграничных возможностей. Таким образом, человек является истинной лабораторией герметического искусства; его жизнь – это предмет, великая перегонная установка, вещь перегоняющая и вещь перегоняемая; а самопознание лежит в основе всей алхимической традиции.

«Современные открытия в настоящее время стремятся к идентификации света, общей жизненной опоры, как движущей силы, согласованной во всей системе кровообращения человека с планетарными сферами и гармоничным расположением оккультной среды в космосе; и по мере того, как человеческая физиология развивается вместе с другими науками, представление о нашем естественном соответствии расширяется, пока в конце концов сознательная связь, по-видимому, не будет только подтверждать древнюю традицию».

В дополнение к способностям, которые он обычно использует для общения с материальной вселенной, человек обладает в себе зародышем высшей способности, раскрытие и развитие которой дает интуитивное знание скрытых источников природы. Эта способность Мудрости действует магическим образом и образует союз с Всеведущей Природой, так что просветленное понимание ее обладателя воспринимает структуру вселенной и наслаждается свободной проницательностью мысли во всеобщем сознании.

В поддержку этого утверждения утверждается, что свидетельством естественного разума, даже в делах повседневной жизни, является интуиция, что интуитивная вера имеет уверенность, стоящую выше разума и независимую от него, что существование универсалий в человеческом разуме включает в себя обещание, выходящее далеко за его пределы, и является надежным доказательством другого существования, каким бы сознательно неизвестным оно ни было.

Истинные методы и условия самопознания следует изучать у древних писателей. Открытие истинного Света алхимии является наградой за адекватное исследование истинного психического опыта. Алхимия предлагает «такое сокращение природы, которое откроет этот латекс, не разрушая его носителя, а только модальную жизнь; и заявляет, что не только это было доказано возможным, но что человек посредством рационального обусловливания преуспел в развитии в действии Восстановительной Силы».

Единственная необходимая вещь, единственное действие, которое должно быть совершено, чтобы человек мог познать себя, – это возвышение, посредством достаточно очищенного духа, познавательной способности в интеллектуальное воспоминание. Трансцендентальная философия мистерий всецело зависит от очищения всего понимания, без которого они ничего не обещают.

Цель, которую они видят, идентична и у герметистов, и у теургов, и у древнегреческих мистерий. Это сознательное и ипостасное единение интеллектуальной души с Божеством и ее участие в жизни Бога; но концепция, заключенная в этом божественном имени, бесконечно трансцендентна, и в герметических операциях, прежде всего, следует всегда помнить, что Бог находится внутри нас. «Посвященный человек видит сам Божественный Свет, без какой-либо формы или образа – тот свет, который есть истинный astrum solis , минеральное духовное солнце, которое есть Вечное Движение Мудрых, и та Сатурнианская Соль, которая развилась до интеллекта и стала прямой, подчиняет всю природу Его воле. Это Полуночное Солнце Апулея, Воспламененный Камень Анаксагора, Триумфальная Колесница Антимония, Вооруженный Магнит Гельвеция, Огненная Колесница Меркабы и Камень с написанным на нем новым именем, которое обещано победителю инициирующим Спасителем человечества».

Этот метод толкования герметических аллегорий рассчитан на то, чтобы бесконечно возвысить алхимиков в оценке всех мыслящих умов. Из, возможно, алчных исследователей побочного пути физической науки они преображаются в мечтателей самой возвышенной из вообразимых грез, в то время как если то, что они задумали, было осуществлено, они становятся божественными и просветленными монархами, которые восседают на вершинах вечности, имея власть над своими бесконечными душами.

Столь привлекательная теория, придуманная в интересах людей, которых романтика уже возвеличила в золотистое облако тайны, окутывающее как их притязания, так и их личности, в высшей степени подвержена тому, чтобы быть принятой без достаточных оснований из-за ее поэтического великолепия, поэтому будет полезно выяснить факты и аргументы, на которых она фактически основана.

И Хичкок, и несравненная женщина, которой мы обязаны «Суггестивным расследованием», обращаются к алхимическим сочинениям в поддержку своих утверждений. Поэтому некоторые из их цитат и комментариев должны быть представлены читателю.

Первое, что бросается в глаза изучающему алхимию, – это единодушное убеждение всех философов в том, что определенные инициатические упражнения морального и духовного характера являются необходимым предварительным условием для операций, которые обычно считаются физическими. Здесь несоответствие очевидно, и поэтому утверждается, что сам процесс является духовным и что он был материализован в трудах адептов, чтобы сбивать с толку и вводить в заблуждение непосвященных, а также для защиты эзотерических психологов во времена инквизиции и костра.

Василий Валентин рекомендует следующую подготовку к изучению Антимония. «Во-первых, призывание Бога, с определенным небесным намерением, извлеченным из глубины искреннего сердца и совести, чистой от всякого честолюбия, лицемерия и всех других пороков, которые имеют какое-либо родство с этим; как высокомерие, дерзость, гордость, роскошь, раздражительность, притеснение бедных и другие подобные пороки, которые все должны быть искоренены из сердца; чтобы, когда человек желает преклониться перед престолом благодати, для получения здоровья, он мог сделать это с совестью, свободной от бесполезных плевел, чтобы его тело могло быть преобразовано в святой храм Божий и очищено от всякой нечистоты. Ибо Бог не будет поруган (в чем я настоятельно увещеваю всех), как думают мирские люди, угождающие и льстящие себе своей собственной мудростью. Бог, говорю я, не будет осмеян, но Творец всего сущего будет призван с благоговейным страхом и признан с должным послушанием… Что настолько истинно, что я уверен, что ни один нечестивый человек никогда не будет причастен истинному лекарству, не говоря уже о вечном, небесном хлебе. Поэтому возложите все свои намерения и упование на Бога; призовите его и молитесь, чтобы он мог наделить вас своим благословением. Пусть это будет началом вашей работы, чтобы посредством этого вы могли достичь желаемой цели и в конце концов осуществить то, что вы намеревались. Ибо страх Господень есть начало мудрости».

Второе качество – созерцание, под которым, как говорит Василий, «я понимаю пристальное внимание к самому делу, под которое в первую очередь попадают эти соображения, которые следует отметить. Как, каковы обстоятельства чего-либо; какова материя; какова форма; откуда исходят ее действия; откуда она наполняется и внедряется; как порождается… также как тело всего может быть… разрешено в свою первую материю или сущность. Это созерцание небесно и должно быть понято духовным разумом; ибо обстоятельства и глубины вещей не могут быть постигнуты никаким иным способом, кроме как духовным размышлением человека: и это созерцание двояко. Одно называется возможным, другое – невозможным. Последнее состоит в обильных размышлениях, которые никогда не доходят до последствий и не являют никакой формы материи, которая поддается прикосновению, как если бы кто-либо пытался постичь Вечность Всевышнего, что тщетно и невозможно; да, это грех против Святого Духа, так высокомерно совать нос в само Божество, которое необъятно, бесконечно и вечно; и подвергать непостижимый совет тайн Бога человеческому исследованию. Другая часть созерцания, которая возможна, называется теорией. Она созерцает то, что воспринимается осязанием и зрением, и имеет природу, сформированную во времени; она рассматривает, как эта природа может быть поддержана и усовершенствована решением самой себя; как каждое тело может выдать из себя добро или зло, яд или лекарство, скрытое в нем; как должно быть осуществлено разрушение и совершенствование, посредством чего при правильном процессе, без софистических обманов, чистое может быть отделено и отделено от нечистого. Это разделение производится и устанавливается различными ручными операциями… некоторые из которых общеизвестны по опыту, другие далеки от общеизвестного опыта. Это кальцинация, сублимация, реверберация, циркуляция, гниение, пищеварение, дистилляция, кохобация, фиксация и тому подобное; все степени которых обнаруживаются в действии, изучаются и воспринимаются и проявляются тем же самым. Откуда ясно проявится, что подвижно, что неподвижно, что белое, что красное, черное, синее, зеленое, а именно, когда операция правильно установлена ремесленником; ибо, возможно, операция может ошибиться и отклониться от правильного пути; но чтобы Природа ошиблась, когда с ней правильно обращаются, невозможно. Поэтому, если вы ошибетесь, так что природа не сможет полностью освободиться и освободиться от тела, в котором она заключена, вернитесь снова на свой путь; изучите теорию более совершенно и исследуйте более практически метод вашей операции, чтобы вы могли обнаружить основу и уверенность в разделении всех вещей; что является предметом большой заботы. И это второе основание философии, которое следует за молитвой; ибо в этом и заключается суть дела, и она содержится в следующих словах: «Ищите прежде Царства Божия и правды Его молитвою, и все остальное приложится вам».

Возможно, даже на этой предварительной стадии цитирования можно подумать, что многое можно сказать в пользу физической теории алхимии. Однако особое внимание уделяется знаменитым «Канонам Испании» и следующему отрывку: «Свет этого знания есть дар Божий, который по своей свободе он дарует тому, кому пожелает. Пусть никто поэтому не приступает к его изучению, пока, очистив и очистив свое сердце, не посвятит себя всецело Богу и не освободится от всякой привязанности к вещам нечистым. Те, кто занимают общественные должности и должности или всегда заняты личными и необходимыми делами, пусть не стремятся достичь вершины этой философии; ибо она требует всего человека; и, будучи найдена, овладевает им, и, будучи охвачена, бросает ему вызов от всех длительных и серьезных занятий, считая все остальное чуждым ему и не имеющим никакой ценности. Пусть тот, кто желает этого знания, очистит свой разум от всех злых побуждений, особенно гордости, которая является мерзостью для небес и вратами ада. Пусть он будет частым в молитвах и благотворительным; мало общается с миром; воздерживается от слишком большого общения и наслаждается постоянным спокойствием, чтобы разум мог рассуждать более свободно в уединении и быть более возвышенным; ибо если он не зажжен лучом божественного света, он вряд ли сможет проникнуть в сокровенные тайны истины… Прилежный новичок с быстрым умом, постоянным умом, воспламененный любовью к философии, очень быстрый в естественной философии, с чистым сердцем, совершенный в манерах, сильно преданный Богу, даже если не разбирается в химии, может с уверенностью вступить на путь Природы и просмотреть книги лучших философов. Пусть он ищет себе изобретательного спутника и не отчаивается в достижении своего желания».

Здесь Хичкок указывает, что операция, очевидно, не химическая, поскольку главный инструмент – это решительное и сконцентрированное мышление на самых возвышенных интеллектуальных планах. Вывод о том, что мастерство в естественной философии необходимо, противоречит контрутверждению о том, что незнание химии не обязательно является источником неудачи. В этой связи следует помнить, что едва ли можно сказать, что различие между алхимией и химией существовало во времена Эспанье, и это утверждение на первый взгляд кажется почти эквивалентным утверждению, что необязательно быть сведущим в свойствах металлов для выполнения magnum opus .

«Пусть любящий истину, – продолжает автор «Канонов», – пользуется услугами лишь немногих философов, но самых известных и опытных; пусть он подозревает то, что легко понять, особенно в мистических именах и тайных операциях, ибо истина скрыта во мраке; и философы никогда не пишут более лживо, чем когда говорят ясно, и никогда не пишут более правдиво, чем когда говорят туманно».

Точно так же в «Новом свете алхимии», ошибочно приписываемом Сендивогию и высоко ценимом среди учеников-герметистов, говорится, что «самое похвальное искусство алхимии – это дар Божий, и поистине его нельзя достичь, кроме как одной лишь милостью Бога, просветляющей разум, вместе с терпеливым и благочестивым смирением или наглядной демонстрацией со стороны какого-нибудь опытного мастера».

В Anima Magica Abscondita Евгений Филалет дает следующий совет ученикам, будь то магия или алхимия: «Не пытайся ничего делать опрометчиво. Готовься, пока не будешь соответствовать Тому, Кого ты хочешь принять. У тебя есть Трое, которые должны принять, и есть трое, которые дают. Приспособь свой дом к твоему Богу в том, что ты можешь, и в том, в чем ты не можешь, Он поможет тебе. Когда ты приведешь свой дом в порядок, не думай, что твой гость придет без приглашения. Ты должен утомить Его благочестивыми настойчивостями. Вот путь, по которому ты должен идти, на котором ты увидишь внезапную иллюстрацию, eritque in te cum Lumine Ignis, cum Igne Ventus, cum Vento Potestas, cum Potestate Scientia, cum Scientiâ sanæ mentis integritas . Вот цепь, которая делает мага квалифицированным. Это место (а именно обитель Архетипа), где если ты сможешь хотя бы раз подняться, а затем спуститься —

Tunc ire ad Mundum Archetypum sæpe atque redire,

Cunctarumque Patrem rerum spectare licebit '—

у тебя есть этот дух: Qui quicquid portentosi Mathematici, quicquid prodigiosi Magi, quicquid invidentes Naturæ преследователи Alchymistæ, quicquid Dæmonibus deteriores Malefici Necromantes promittere audent. Ipse novit discernere et efficere idque sine omni Crimine, sine Dei Offensâ, sine Religionis injuria. Такую силу получит тот, кто из шумных волнений этого мира вознесется к сверхъестественному тихому голосу, от этой низменной земли и разума, с которыми связано его тело, к духовным, невидимым элементам своей Души».

Подобным же образом еще более великий Ириней Филалет заявляет, что только Бог сообщает всю тайну aqua philosophorum , что все, не наученные Им, должны блуждать в тумане и заблуждениях, но что она открывается тем, кто трудится в учении и молитве.

Цитата может быть продолжена до бесконечности. Centrum Naturæ Concentratum , приписываемый Алипили, и трактат, пользующийся некоторой известностью, заявляет, что «высшая мудрость заключается в том, чтобы человек познал себя, потому что в нем Бог поместил свое вечное слово, которым все вещи были созданы и поддерживались, чтобы быть его Светом и Жизнью, посредством которых он способен познать все вещи во времени и вечности… Поэтому пусть высокие исследователи и искатели глубоких тайн природы сначала узнают, что они имеют в себе, прежде чем они будут искать в чуждых им вещах; и божественной силой внутри них пусть они сначала исцелят себя и преобразуют свои собственные души; тогда они смогут успешно продолжать и с большим успехом искать тайны и чудеса Бога во всех природных вещах».

*****

Эти цитаты, некоторые из которых неизвестны Хичкоку или, во всяком случае, не цитируются им, никоим образом не устанавливают те моменты, которые обсуждаются в его книге. Если философы, из которых они выбраны, владели всей тайной богатства, они сочли нужным скрыть ее от непосвященных, и их труды, полные практически неразрешимых загадок, являются провозглашениями факта их успеха, а не светом для тех, кто стремится следовать по их стопам. При этих обстоятельствах они видели, что в слепой догадке, которую их символы создали по необходимости, ни один ученик никогда не достигнет истинного света алхимии, кроме как по чистой случайности – другими словами, по милости Небес, которые, соответственно, они советовали ему молить. Ни один из рассматриваемых отрывков не противоречит физической цели алхимии, и в цитате из Алипили очевидно, что упомянутые тайны и чудеса включают в себя металлическую трансмутацию в уме писателя. Исследователю природных тайн было рекомендовано посоветоваться с Создателем природных тайн единственно возможным способом.

«Кто бы ни пытался искать наш славный камень, он должен, прежде всего, молить о помощи всемогущего Иегову, у престола его милосердия, который является истинным и единственным автором всех тайн природы; монарха неба и земли, Царя царей, всемогущего, самого истинного и самого мудрого; который не только являет в микрокосме истину каждой науки достойным философам и щедро дарует как естественное, так и божественное знание достойным и верным; но также открывает свои сокровища богатства и сокровища, которые заперты в бездне природы, тем, кто благоговейно поклоняется ему. И поскольку никому не позволено прикасаться к тайнам природы нечистыми пальцами, поэтому всем, кто пытается заняться такими делами, надлежит отбросить свою природную слепоту, от которой они могут освободиться светом Святого Писания и непоколебимой верой, ибо это средство, посредством которого Святой Дух ясно проявляет наиболее глубоко сокрытый свет природы, и только этот свет открывает путь к мудрости природы и раскрывает самые сокровенные ее тайны».

Даже подавленное воображение, на которое претендует автор «Заметок об алхимии и алхимиках», скорее всего, заблудится в лабиринте алхимической символики, а некоторые интерпретации Хичкока чрезвычайно натянуты и неестественны. Его цитаты без разбора собраны у самых трансцендентальных писателей и у тех, кто, подобно Джорджу Старки, исчерпал язык в выразительных заявлениях о том, что их субъект и их объект – это настоящее металлическое золото.

«Пещера Зороастра, или интеллектуальное эхо философов друг другу из их пещер» – так называется небольшая работа, цитируемая Хичкоком. Она начинается так: «Сухая вода из Облаков Философов! Ищите ее и обязательно имейте ее, ибо она – ключ к недоступному и к тем замкам, которые в противном случае не пускали бы вас. Это срединная натура между фиксированным и не фиксированным, и она причастна сернистому лазурину. Это сырой, прохладный, женский огонь, и она ожидает своего оплодотворения от мужской солнечной серы». Интерпретация Хичкока такова: – чистая совесть! Ищите ее и обязательно имейте ее, и т. д. Она имеет срединную натуру между душой и телом и причастна небесному духу. Она ожидает своей жизни от Бога.

Излишне говорить, что с помощью этого метода можно извлечь любой смысл из любых аллегорических писаний. Автор «Суггестивного исследования» гораздо более глубок и проявляет гораздо более острую проницательность. Очевидно, однако, что истинность (или ложность) обоих методов интерпретации зависит от связи алхимиков с практической химией. В этом жизненно важном вопросе состояние униокулярности обоих писателей совершенно поразительно.

«Никакое современное искусство или химия не имеют ничего общего с алхимией, за исключением заимствованных терминов, которые использовались в дальнейшем главным образом для того, чтобы скрыть последнюю». То есть, алхимики не заложили основы науки, начало которой приписывается им, и в этом вопросе мы никоим образом не обязаны им. Это крайнее утверждение смягчается более поздним комментатором, который дает более подробное выражение своим взглядам.

«То, что химия обязана своим появлением среди наук косвенно алхимикам, безусловно, верно; по крайней мере, я не склонен подвергать это сомнению; но не непосредственным трудам самих алхимиков, чья особая работа была работой созерцания, а не рук. Их перегонным кубом, печью, тыквой, ретортой, философским яйцом и т. д., в которых, как говорят, происходила работа по ферментации, перегонке, извлечению эссенции и спиртов и приготовлению солей, был человек – вы сами, дружелюбный читатель; и если вы отправитесь в свой собственный кабинет и будете откровенны и честны, не признавая никакого другого руководства или авторитета, кроме Истины, вы легко сможете открыть для себя что-то из герметической философии; и если в начале будет «страх и трепет», то в конце может наступить более чем компенсирующий мир.

«Очевидно, что по большей части эксперименты, которые проложили путь к химии, были проведены людьми, которых сбили с толку алхимики, и которые искали золото вместо истины; но этот класс людей не написал книг по алхимии. Многие из них, несомненно, умерли над своими печами, « не издав ни звука », и никто из них не написал книг о философском камне по той простой причине, что они так и не открыли ничего, о чем можно было бы писать. Я знаю, что некоторые самозванцы намеренно писали о тайнах, чтобы сыграть на доверчивости невежд, но в их работах нет ничего алхимического. Верно также, что многие книги были написаны людьми, которые действительно воображали, что они открыли секрет, и тем не менее ошибались. Но этот мнимый успех никогда не мог иметь места, когда целью было золото, потому что на самом деле никто никогда не был обманут: никто никогда не верил, что он открыл способ получения золота из низших металлов. Дело говорит само за себя. Невозможно, чтобы кто-либо когда-либо был введен в заблуждение этим голым фактом; но совершенно иначе обстоит дело с реальным объектом алхимии, в котором люди обманывались во все века… ибо объект всегда находится в мире, и отсюда древность, приписываемая этому искусству алхимиками».

*****

Этот отрывок представляет собой длинную череду просто невероятных ложных утверждений. История химии и жизни адептов свидетельствуют против этого. Целью моей публикации этой книги является установление истинной природы герметического эксперимента посредством рассказа о тех людях, которые его проводили, и которые, как показывают простые факты их истории, искали трансмутацию металлов. Нет нужды в аргументах; факты говорят достаточно. Не слепым последователям алхимиков мы обязаны основанием химии; это самим адептам, прославленному Геберу, великому магистру Василию Валентину, Раймонду Луллию, верховному иерофанту. То, что они открыли, вы найдете на следующих страницах; здесь для моей цели будет достаточно процитировать взгляды французского ученого, который сделал алхимию своей специальностью, и который также является высоким авторитетом в вопросе современной химии.

«Невозможно отрицать, что алхимия внесла самый непосредственный вклад в создание и прогресс современных физических наук. Алхимики были первыми, кто применил экспериментальный метод на практике, то есть способность наблюдения и индукции в ее применении к научным исследованиям; более того, объединив значительное количество фактов и открытий в порядке молекулярных действий тел, они ввели создание химии. Этот факт… не подлежит никакому сомнению. До восьмого века Гебер применил на практике правила этой экспериментальной школы, практический кодекс и общие принципы которой были лишь разработаны позднее Галилеем и Фрэнсисом Бэконом. Работы Гебера «Сумма всего совершенства» и «Трактат о печах» содержат описание процессов и операций, полностью соответствующих методам, используемым сегодня в химических исследованиях; в то время как Роджер Бэкон в тринадцатом веке, применяя тот же порядок идей к изучению физики, пришел к открытиям, которые для его времени были поразительными. Поэтому невозможно оспаривать, что алхимики были первыми, кто открыл искусство опыта. Они подготовили приход позитивных наук, основывая интерпретацию явлений на наблюдении фактов и открыто порывая с бесплодными метафизическими традициями, которые так долго сдерживали прогресс человеческого разума». 2

При всей их таинственности, уловках и символизме, свидетельство самих алхимиков о физической природе их объекта совершенно недвусмысленно и убедительно. Один из самых знаменитых экспериментальных трактатов на английском языке называется «The Marrow of Alchemy». Он претендует на раскрытие секретов и самой скрытой тайны философского эликсира, как в теории, так и на практике. Он был опубликован Эйренеем Филопоносом Филалетесом, то есть Джорджем Старки, и, как правило, считается работой истинного Филалета; во всяком случае, он развивает его принципы и черпает свое вдохновение у автора Introitus Apertus. Итак, эта маленькая книга снова и снова свидетельствует, и притом самым настойчивым образом, о физической цели алхимиков и о том факте, что они работали с обычным золотом.

«Первое вещество, которое мы берем для нашей работы, – это золото, а с ним и ртуть, которую мы вывариваем до тех пор, пока ни одно из них не покинет другое, в этой работе оба умирают, гниют от гниения, а затем возрождаются во славе. Это настоящее золото и ничего больше. То, что не равно металлу по весу, никогда не войдет в него в потоке. Ничто, кроме металла, не будет обитать с металлами». Слепая глупость тех, кто пытается извлечь тайный камень из странных материальных предметов, подвергается суровой критике. «Золото – предмет только нашего искусства, поскольку с его помощью мы ищем золото». Те, кто, подобно благородному сыну искусства Мориену, советуют ученикам погрузиться в себя, чтобы найти истинную материю, намеревались лишь указать, как добро порождает добро:

«Как тогда сам он был по подобию своему создан,

Так что золото должно быть золотом, таков закон, установленный Природой.

Мориен добавляет, что тайный камень следует искать в навозной куче, что означает, как говорит «Костный мозг алхимии», что металл должен быть доведен до гниения. «Те, кто утверждает, что обычное золото не является материей, ошибаются. Золото – одно из них. Никакое другое вещество под Небесами не может сравниться с ним. Золото – благородное семя нашего искусства. Однако оно мертво. Его нужно высвободить и отправить в воду. Его нужно смягчить его собственной влажностью; его нужно смешать с нашей истинной водой, поместить в надлежащий сосуд, закрыть со всей осторожностью, поместить в надлежащее гнездо и с надлежащим огнем склонить к движению». Оно становится истинным золотом философов, когда ретроградным движением оно стремится к разрешению. «Тогда это наше Солнце, наш Маршасит, и, соединенное с нашей Луной, оно становится нашим ярким хрустальным Фонтаном».

*****

Но если жизни и писания алхимиков так ясно устанавливают физическую природу герметической цели и opus , то вполне можно спросить, как психическая или моральная интерпретация может быть разумно установлена на символы и амбиции всех адептов. Такие интерпретации никогда не могут быть полностью оправданы от обвинения в экстравагантности и слепом безразличии к самым простым и печально известным фактам, но они могут быть в некоторой степени оправданы рассмотрением аллегорических методов алхимиков и природой герметической теории.

Глубокие тонкости мысли редко находят адекватное выражение, даже когда вся сила истинно интеллектуальной натуры оказывается направленной на ресурсы языка, и там, где сила прямого призыва невольно признается недостаточной, едва ли можно ожидать успеха от неопределенных обобщений аллегории. Это область символизма – предлагать мысль, и интерпретация любой последовательности типологии неизбежно меняется в прямой пропорции с различными типами ума. Каждый отдельный символ воплощает определенную концепцию, существующую в уме его изобретателя, и в этом символе более или менее совершенно выраженную, но каждый ученик аллегории извлекает из каждого отдельного символа свой собственный смысл, так что значение типологии так же бесконечно, как и разнообразие интерпретационного интеллекта. По этой причине лучшие и самые истинные адепты всегда настаивали на необходимости посвященного учителя или особого интеллектуального озарения, которое они называют благодатью Божьей, для открытия действительной тайны герметического искусства. Без этого света или руководства неизбранный ученик, вероятно, будет вечно дрейфовать в хаотическом море символов, и prima materia , скрытая бесчисленными именами и противоречивыми или иллюзорными описаниями, навсегда ускользнет от него. Именно таким образом тысяча исследователей без посторонней помощи оперировали десятью тысячами материальных субстанций и никогда даже отдаленно не приблизились к изготовлению Великого Магистериума, и, таким же образом, изнуренные постоянными неудачами в физическом процессе, другие отвергли общее мнение относительно объекта алхимии и с воображением, работающим над более высокими стремлениями, выраженными герметическими адептами, приписали им исключительно духовную цель и обладание исключительно духовными секретами.

Если бы авторы «Суггестивного исследования» и «Замечаний об алхимии и алхимиках» рассмотрели жизнь символистов, а также природу символов, их взгляды были бы весьма изменены; они бы обнаружили, что истинный метод герметической интерпретации лежит в срединном курсе; но ошибки, которые возникли из-за чисто типологических исследований, были усилены рассмотрением великой алхимической теоремы, которая, par excellence , является теоремой универсального развития, которая признает, что каждая субстанция содержит неразвитые ресурсы и потенциальные возможности и может быть выведена наружу и вперед к совершенству. Они применяли свою теорию только к развитию металлических субстанций от низшего к высшему порядку, но мы видим из их трудов, что великие иерофанты как восточной, так и западной алхимии постоянно преследовались краткими и несовершенными проблесками славных возможностей для человека, если эволюция его природы будет совершена в соответствии с их теорией.

Евгений Филалет подробно останавливается на бесконечных возможностях нашей духовной природы и силе воображения нашей души. «Она обладает абсолютной силой в чудесных и более чем естественных превращениях», и он облекает свою доктрину человеческой эволюции в терминологию алхимических адептов.

В одном из двенадцати трактатов, приписываемых Сендивогию, есть следующие замечательные отрывки: «Мы знаем состав человека во всех отношениях, однако мы не можем вселить в него душу, которая находится вне хода природы. Природа не действует, пока ей не будет дан материал…» Проблема того, что все составные части подвержены растворению, и что человек состоит из четырех элементов, и как, следовательно, он мог быть бессмертным в Раю, рассматривается следующим образом. «Рай был и есть местом, созданным из самых чистых элементов, и из них также был создан человек, и таким образом был посвящен вечной жизни. После своего падения он был изгнан в тленный элементарный мир и питался тленными элементарными элементами, которые заразили его прошлую природу и породили болезнь и смерть. Первоначальному созданию человека в состоянии бессмертия древние философы уподобляли свой камень, и это бессмертие заставляло их искать камень, желая найти нетленные элементы, которые вошли в Адамову конституцию. Им Всевышний Бог открыл, что состав таких элементов находится в золоте, ибо в животных его не может быть, поскольку они должны сохранять свою жизнь посредством порочных элементов; в растениях его также нет, поскольку в них есть неравенство элементов. И видя, что все сотворенные вещи склонны к размножению, философы предложили себе, что они испытают возможность природы в этом минеральном царстве, которое, будучи открыто, они увидели, что в Природе есть бесчисленное множество других тайн, о которых, как о Божественных тайнах, они писали скупо».

Здесь, вероятно, подразумевается ссылка на возможности, которые их теория открыла для других, нежели минеральные царства, теория, истинность которой они считали доказанной ими самими, осуществив металлическую трансмутацию. В этой связи следует отметить, что философский камень обычно считался универсальным лекарством – лекарством для металлов и человека, последнее, конечно, по смыслу.

Случайное присутствие этих возможностей в умах адептов и всеобъемлющая природа герметической теории полностью объясняют заблуждения мистических комментаторов, которые ошибочно принимали побочные вопросы за конечную цель, что не совсем непростительно, поскольку конечная цель совершенно неважна по сравнению с побочными вопросами, и все, что представляет ценность в алхимии для современного ученика оккультизма, заключается в этих же самых возможностях, в применении герметической теории к высшему субъекту, Человеку. Невозможно в пределах краткого введения воздать должное безграничному предмету, искусству психической трансмутации, духовной алхимии, принципы которой содержатся в тайной теории адептов, и принципы которой никоим образом не зависят в своей истинности от действительности металлической трансмутации, поэтому я должен ограничиться несколькими общими замечаниями.

Замечательный урок, который мы можем извлечь из алхимиков, заключается в возвышении вещей в добродетели, превосходящей возможности Природы без посторонней помощи. Такое возвышение возможно, согласно адептам, как внутри, так и вне металлического царства. Человек и животные одинаково включены в эту всеобъемлющую теорию развития, и поэтому вполне возможно, что некоторые из герметических символистов обучали в своей тайной и аллегорической форме методу алхимической процедуры, когда субъектом был человек, и раскрывали чудесные результаты этого труда в машинописных книгах, которые они завещали потомкам. То, что Генри Кунрат искал трансмутацию металлов до определенного момента и периода, я думаю, очень ясно указывает его визит к доктору Ди. Однако то, что Amphitheatrum Sapientiæ Æternæ , опубликованный в 1609 году, рассматривает духовную алхимию, подтверждается природой его символов и общим тоном странного эзотерического комментария к некоторым еврейским псалмам. Те, кто работал с металлами, могли потерпеть неудачу, а могли и нет; это ни в коем случае не является важным моментом для разборчивого ученика оккультизма; но они оставили после себя теорию, которая полностью верна в своем применении к той единственной субстанции в Природе, которая, как мы знаем, способна к бесконечному совершенствованию, и великолепию и славе завершенного Magnum Opus , когда молодой Король исходит с Вечного Востока, из страны Утра и Рая,

«Неся на своем гребне полумесяц»,

хотя это и мечта, – скажем, даже то, что никто не может утверждать на самом деле, – хотя это и невозможно для металла, но это правда для человека; и все, что есть прекрасного и возвышенного в алхимической символике, может быть строго применено к божественному цветку будущего, молодому Царю Человечества, совершенному юноше, который грядет, когда он выйдет с Духовного Востока, на заре подлинной истины, неся Полумесяц, женщину будущего, на своем ярком и имперском гребне.

Я придерживаюсь мнения, исходя из имеющихся доказательств, что металлические трансмутации действительно происходили в прошлом. Это были явления столь же редкие, как настоящая «материализация» так называемых духов, которая обычно считается в наши дни среди тех верующих в физический медиумизм, которые не были одурманены доверчивостью и гламуром мира чудес. Подобно современному спиритуализму, отдельные факты истинной алхимии окутаны толпой позорных уловок, и торговля адепта в прошлом была столь же прибыльной и столь же покровительствуемой князьями, как и торговля современных торговцев знакомыми духами.

Но факт случайной трансмутации дает мало оснований предполагать, что praxis alchemiae с металлическими предметами когда-либо будет иметь успех у современных студентов turba philosophorum . Загадки алхимиков допускают, как я уже сказал, многообразные толкования. Их рецепты слишком неопределенны и запутанны, чтобы им можно было следовать. Они сами настаивают, что их искусство может быть изучено только путем прямого откровения от Бога или путем обучения у мастера. Их основные секреты не только никогда не были раскрыты в их многочисленных трактатах, но они едва ли претендуют на то, чтобы раскрыть их, несмотря на великолепные заверения, которые иногда содержатся в их названиях. Практическая сторона алхимии должна быть передана специалистам по химии, работающим совершенно независимо от книг или методов философов. Только теория имеет ценность для неофитов, или посвященных, или для любого ученика высшего оккультизма; и, как я уже сказал, он представляет ценность, поскольку его можно применять за пределами царства металлов, как признают сами алхимики, и как некоторые из них, по-видимому, пытались это сделать.

Психический метод интерпретации, предложенный в «Суггестивном исследовании», возвысил искателей философского камня до иерофантов тайны Бога; он наделил их altitudo divitiarum sapientiæ et scientiæ Dei . Они переступили порог вечности; они разгадали абсолют; они увидели Диану без покрывала; они возвели пояс Изиды и поглотили ее сверхъестественные красоты – то есть они совершили проявление воплощенного духа человека и наделили его божественной славой. Они не искали физических тайн; они не исследовали, как Парацельс, свойства нечистот и других веществ в гниении; они не работали с ртутью и серой; они не перегоняли вино; они не вываривали яичную скорлупу. Они были искателями души, и они нашли душу; они были ремесленниками, и они украсили душу; они были алхимиками, и преобразовали ее. Возвышенная и романтическая гипотеза! Но мы знаем, что они работали с металлами; мы знаем, что они манипулировали минералами; мы знаем, что они рыскали по всем царствам природы в поисках веществ, которые, по чистой возможности, посредством какой-то счастливой догадки, действительно могли бы превратить неблагородные металлы в золото. Они часто были экстравагантны в своих взглядах, они были обычно абсурдны в своих методах; они редко находили свой конец, но, если судить по тому, какими они были на самом деле, лишенные всякого гламура и романтики, самоучки-искатели Природы на заре физической науки, они в высшей степени заслуживают нашего уважения, потому что, во-первых, непросвещенные и невооруженные, голыми руками они заложили основы провиденциального и спасительного знания, а во-вторых, потому что их печи были возведены, интеллектуально, «на вершине в Дариене» – то есть, они работали в соответствии с теорией, которая имела неизвестную область применения, и сквозь дым своих углей и своих химикатов они созерцали бескрайние просторы, где стенающая совокупность Природы развивала свои внутренние ресурсы и постепенно продвигалась к совершенству в направлениях, которые полностью соответствовали их видению минеральной культуры. «Глубина за глубиной и высота за высотой» – так открылись им, и проблески этих славных возможностей преобразили их странную терминологию и прояснили их варварский символизм.

Исключая явно бесполезные работы, спекуляции нуждающихся самозванцев и сомнительных издателей, именно у тех, кто меньше всего способствовал развитию химической науки, мы должны искать информацию о духовной химии – у тех, кто разработал теорию, а не у тех, кто исключительно излагает практику. Во всех случаях мы должны хорошо отразить, что объектом рассмотрения были металлы, за исключением таких редких случаев, как представленные Генри Кунратом и анонимным автором трактата о Марии Александрийской, с несколькими философами-розенкрейцерами. Мы должны читать их ради того, что они предлагают, а не ради того, что они имели в виду.

Мечта психохимии – это грандиозная и возвышенная схема абсолютной реконструкции посредством парацельсовской Orizon Æternitatis , или сверхнебесной силы вещей, обожествления или деификаций, в более узком смысле, человека триединого посредством притока свыше. Она предполагает, что трансмутация или преображение человека может быть совершено, пока он находится на этой земле и в этом теле, которое затем будет магически одето в splendoribus sanctorum . Утренняя Звезда – наследие каждого мужчины, и женщина будущего будет облачена в солнце, и Луна будет помещена под ее ногами. Синяя мантия олицетворяет мистическое море, ее наследие безграничной необъятности. Эти чудеса могут быть действительно совершены очищением двустворчатой человеческой скинии, святого дома жизни, и постепенной эволюцией во внешнее и видимое проявление бесконечных потенций внутри нее.

В фактах и возможностях месмеризма и в явлениях экстатического ясновидения, в древней магии и современном спиритуализме, в доктринах и опытах религиозного возрождения мы должны искать raison d'être возвышенной мечты психохимии, а именно, что существует изменение, трансмутация или новое рождение, возможное для воплощенного человека, которое явно разовьет эзотерические потенции его духовного существа, так что сама плоть будет очищена, прояснена, прославлена и облачена в сущностный свет божественной пневмы. Тем из моих читателей, кто интересуется этой захватывающей темой, я должен сослаться на работу под названием «Азот, или Звезда на Востоке», которая, я надеюсь, будет готова к публикации в начале 1889 года и в которой будет рассматриваться Первоматерия Magnum Opus , эволюция Афродиты Урании, сверхъестественное зарождение Сына Солнца и алхимическое преображение человечества.

О физической теории и практике Magnum Opus

Физическая теория трансмутации основана на составном характере металлов, на их зарождении в недрах земли и на существовании в природе чистой и проникающей материи, которая, примененная к любой субстанции, возвышает и совершенствует ее по своему роду. Эту материю Евгений Филалет и многие другие авторы называют Светом. В своем применении к животным она возвышает животных; в своем применении к растениям она возвышает растения, в то время как металлы и минералы, таким же образом, очищаются и переводятся из худшего состояния в лучшее.

Все элементы, входящие в состав металлов, идентичны, но они различаются по пропорции и чистоте. В металлическом царстве целью природы неизменно является создание золота. Производство основных металлов является случайностью процесса или результатом неблагоприятной среды.

Образование металлов в земле является моментом большой важности и должно быть хорошо изучено любителем, поскольку без этого и верного подражания Природе он никогда не достигнет ничего успешного. Их рождение происходит посредством семени металлов. Их составной характер указывает на их трансмутируемое качество. Такое преобразование осуществляется посредством философского камня, и этот камень, по сути, является комбинацией мужского и женского семени, которое порождает золото и серебро. Теперь материи или элементы этого камня, и прежде всего prima materia , скрыты множеством символов, ложных и аллегорических описаний и уклончивых или обманчивых названий.

По словам барона Чуди, все, кто писал об этом искусстве, скрыли истинное название prima materia , потому что это главный ключ к химии. Его открытие, как правило, объявляется невозможным без особого озарения от Бога, но мудрецы, которые получают эту божественную милость и отличие, время от времени увековечивали его знание, обучая подходящих учеников под залогом неприкосновенной тайны. Автор L'Étoile Flamboyante приводит огромный список названий, которые применялись к этой таинственной субстанции в той или иной из ее фаз. «Как те, кто плывет между Сциллой и Харибдой, подвергаются опасности с обеих сторон», – говорит Д'Эспанье, «не меньшей опасности подвергаются и те, кто, преследуя добычу золотого руна, переносятся между ненадежными скалами философской серы и ртути. Более проницательные, благодаря постоянному чтению серьезных и заслуживающих доверия авторов и сияющему солнцу, достигли знания серы, но застряли у входа в ртуть философов, ибо писатели извратили ее столькими извилинами и меандрами и опутали ее столькими двусмысленными названиями, что скорее ее можно найти силой интеллекта искателя, чем с помощью разума или упорного труда».

Prima materia определяется как пятый элемент, или квинтэссенция, материальные альфа и омега, душа элементов, живая ртуть, возрожденная ртуть, металлическая душа и т. д. Она обозначается такими аллегорическими именами, как Птица Гермеса, Сын Девы, Сын Солнца и Луны, Голова Девы, Азот и т. д.

Там, где она, по-видимому, серьезно описана, адепты находятся в постоянном противоречии, но, как правило, допускается, что это вещество, которое можно найти повсюду, постоянно видеть и которым обладают те, кто не знает о его достоинствах. «Хотя некоторые люди», говорит Урбигер, «одержимые глупыми представлениями, грезят, что первая материя может быть найдена только в некоторых определенных местах, в такое-то время года и силой магического магнита, все же мы совершенно уверены, согласно нашему божественному учителю Гермесу, что все эти предположения ложны, ее можно найти везде, во все времена и только нашей наукой». 3

В схожих терминах нам сообщается в «Комментарии к Древней Войне Рыцарей», что материя искусства, столь драгоценная превосходными дарами, которыми обогатила ее Природа, поистине низка по отношению к субстанциям, из которых она черпает свой оригинал. «Его цена не выше возможностей бедняков. Десять пенсов более чем достаточно, чтобы купить Материю Камня… Материя низка, если принять во внимание основу искусства, потому что она стоит очень мало; она не менее низка, если рассматривать внешне то, что придает ей совершенство, поскольку в этом отношении она вообще ничего не стоит, поскольку весь мир имеет ее в своей власти , говорит Космополит, так что это постоянная истина, что камень – вещь низменная в одном смысле, но самая драгоценная в другом, и что нет никого, кроме глупцов, которые презирают ее, по справедливому суду Божьему».

Тот же авторитет уверяет нас относительно фактической природы prima materia , что это одна единственная и та же самая вещь, хотя это естественное соединение определенных веществ из одного корня и одного вида, образующих вместе одну полную однородность. Вещества, составляющие философское соединение, отличаются между собой меньше, чем щавелевая вода отличается от салатной воды. Урбигер утверждает, что истинная и реальная материя – это всего лишь «пар, пропитанный металлическим семенем, но неопределенный, созданный Богом Всемогущим, порожденный согласованностью и влиянием аструмов, содержащийся в недрах земли, как матрица всех сотворенных вещей». В соответствии с этим, один из более ранних писателей, сэр Джордж Рипли, описывает камень как потенциальный пар металлов. Обычно он невидим, но может быть проявлен как чистая вода. Так же и Филалет восклицает в своей вдохновенной манере: «Услышь меня, и я открою тайну, которая, подобно розе, охранялась шипами, так что немногие в прошлые времена могли вырвать цветок. Есть вещество металлического вида, которое выглядит таким мутным, что вселенная не хочет иметь с ним ничего общего. Его видимая форма отвратительна; оно оскверняет металлические тела, и никто не может легко представить, что жемчужный напиток яркого Феба должен исходить оттуда. Его компоненты – чистейшая и нежнейшая ртуть, сухая заключенная сера, которая связывает ее и сдерживает текучесть.... Знай этот предмет, это верная основа всех наших секретов.... Говоря прямо, это дитя Сатурна, низкой цены и большого яда.... Оно не ковкое, хотя и металлическое. Его цвет – черный с примесью серебра, которое отмечает черное поле прожилками сверкающего серебра». 4

Ядовитая природа камня настоятельно утверждается многими философами. «Его вещество и его пары действительно являются ядом, который философы должны знать, как превратить в противоядие путем приготовления и направления». 5

Никакие описания, предоставленные до бесконечности бесчисленными адептами, которые были движимы бескорыстной щедростью, чтобы излагать тайны алхимии для духовного, интеллектуального и физического обогащения тех, кто заслужил посвящение, не раскрывают истинную природу prima materia , в то время как vas philosophorum, в котором она содержится и усваивается, описывается противоречивыми терминами и некоторыми писателями объявляется божественной тайной.

Учитывая материю камня, а также необходимый сосуд, процессы, которые затем должны быть предприняты для завершения magnum opus , описаны с умеренной ясностью. Есть Прокаливание или очищение камня, в котором вид обрабатывается видом в течение философского года. Есть Растворение, которое подготавливает путь к застыванию и которое выполняется во время черного состояния таинственной материи. Оно выполняется водой, которая не смачивает руку. Есть Разделение тонкого и грубого, которое должно быть выполнено посредством тепла. В Соединении, которое следует, элементы должным образом и скрупулезно объединяются. Затем происходит гниение,

«Без этого шеста ни одно семя не может размножиться».

Затем в последующем Застывании появляется белый цвет, что является одним из признаков успеха. Он становится более выраженным в Цибации. В Сублимации тело одухотворяется, дух становится телесным, и снова становится видна более сверкающая белизна. Последующая ферментация фиксирует алхимическую землю и воду и заставляет мистическое лекарство течь как воск. Затем материя дополняется алхимическим духом жизни, и Возвышение философской земли достигается путем естественного очищения ее элементов. Когда эти процессы будут успешно завершены, мистический камень пройдет через три главные стадии, характеризующиеся различными цветами: черным, белым и красным, после чего он будет способен к бесконечному умножению, и при проецировании на ртуть он полностью ее трансмутирует, получившееся золото выдержит все испытания. Используемые неблагородные металлы должны быть очищены, чтобы гарантировать успех операции. Процесс изготовления серебра по сути аналогичен, но ресурсы материи не доведены до столь высокой степени.

Согласно «Комментарию к Древней Войне Рыцарей», трансмутации, совершаемые совершенным камнем, настолько абсолютны, что не остается и следа от первоначального металла. Однако он не может ни уничтожить золото, ни возвысить его до более совершенного металлического вещества; поэтому он превращает его в лекарство, в тысячу раз превосходящее любые достоинства, которые можно извлечь из него в его вульгарном состоянии. Это лекарство становится самым мощным средством в возвеличивании неблагородных металлов.

Среди побочных свойств совершенного минерального агента – превращение кремней в драгоценные камни, но изготовление золота и драгоценных камней обычно объявляется наименьшей из философских тайн, поскольку дух, который сообщает таинственной prima materia великого и возвышенного произведения, может быть по-разному использован и приспособлен для достижения абсолютного совершенства во всех «свободных науках», обладания «всей мудростью природы и вещами более тайными и необычайными, чем дар пророчества, который, как утверждают Разис и Боно, содержится в красном камне».

Гебер

Первым и, согласно общему мнению герметических авторитетов, принцем тех алхимических адептов, которые появились в христианскую эру, был знаменитый Гебер, Джиабер или Йебер, чье настоящее имя было Абу Мусса Джафар аль Софи, и который был уроженцем Хамана в Месопотамии, согласно более вероятному мнению. Он также, как говорят, был греком, испанским арабом, родившимся в Севилье, и персом из Туса. Роман представляет его как просвещенного монарха Индии. Согласно Абулфеде, он процветал в восьмом веке, но также предполагались более поздние и более ранние периоды. Его жизнь погружена в безнадежную неизвестность; но его эксперименты с металлами, предпринятые с целью открытия их составных элементов и степеней их плавкости, привели его к многочисленным открытиям как в химии, так и в медицине, включая суроксидированный хлорид ртути, красный оксид ртути и азотную кислоту. «Именно так герметическая философия дала начало химии», – пишет один из авторов « Biographie Universelle» , – «и репутация Гебера прочно укрепилась не благодаря его поискам невозможной химеры, а благодаря открытию им истин, основанных на реальном опыте».

С характерной для Средневековья расточительностью арабскому адепту приписывают не менее пятисот трактатов. Предполагается, что они охватывали весь круг физических наук, включая астрономию и медицину. От всех этих колоссальных достижений сохранилось сравнительно немного фрагментов. Кардано включил их автора в число двенадцати самых проницательных умов всего мира, а Бурхаве отзывался о нем с уважением и почтением в своих знаменитых Institutiones Chemicæ . По словам М. Хёфера, он заслуживает того, чтобы быть поставленным на первое место среди химиков и алхимиков, процветавших до Ван Гельмонта. «Он – оракул средневековых химиков, которые часто ничего не делали в своих трудах, а буквально воспроизводили своего учителя. Гебер для истории химии – то же, что Гиппократ для истории медицины».

Имя Гебера носили или принимали несколько писателей, живших после герметического адепта; таким образом, немногие сохранившиеся факты, касающиеся его жизни, были по-разному искажены, и книги более позднего времени и меньшей ценности ложно приписывались ему. Астрономический комментарий к Syntaxis Magna Птолемея в девяти книгах должен быть включен в это число. Это работа двенадцатого века, как может быть доказано внутренними доказательствами.

Сохранившиеся труды Гебера, по большей части, на латыни, и все они открыты для более или менее обоснованных подозрений. Говорят, что в библиотеке в Лейдене есть несколько арабских рукописей, которые никогда не переводились, и есть одна в Императорской библиотеке в Париже, вместе с Fragmentum de Triangulis Sphæricis , которая до сих пор не напечатана. Наиболее полное издание Гебера – это издание Данциха, опубликованное в 1682 году и воспроизведенное в Сборнике Мангетуса.6 Первой по важности среди трудов арабского адепта следует считать его «Сумму совершенства» – Summæ Perfectionis magisterii in suâ naturâ Libri IV. Следующим по ценности является трактат под названием De Investigatione perfectionis Metallorum с его Заветом и трактатом о строительстве печей.

*****

«Сумма Совершенства, или Совершенный Магистерий» претендует на то, чтобы быть компиляцией из трудов древних, но за сомнительным исключением псевдо-Гермеса, мы не знакомы ни с одним алхимическим автором до предполагаемого периода Гебера. Знание природных принципов объявляется необходимым для успеха в искусстве. Естественные принципы в работе природы – это могущественный дух и живая или сухая вода. Расположение философской печи и vas philosophorum четко описано; последний представляет собой круглый стеклянный сосуд с плоским круглым дном и имеет несколько сложных устройств. Однако в заметке на полях говорится, что его описание трудно понять. Среди всех неясностей трактата совершенно ясно, что он касается металлов и минералов. Свойства серы, ртути, мышьяка, золота, серебра, свинца, олова, меди, железа, магнезии, лютеция, маршазита обсуждаются таким образом, что невозможно установить аллегорию или истолковать слова автора иначе, чем в физическом смысле.

Расис

Разес, или Раси, чье настоящее имя было Мохаммед-Ибн-Сечарджа Абубекр Арраси, был знаменитым арабским врачом и химиком, родившимся около 850 года в Рее в Ираке, на границе Хорасана. В юности он был страстно предан музыке и легкомысленным развлечениям; он не начал изучать медицину, пока ему не исполнилось тридцать лет, но вскоре он превзошел, как в мастерстве, так и в знаниях, всех врачей своего времени. Он посвятил себя с равным рвением философии, как говорят, путешествовал в Сирию, Египет и даже в Испанию и последовательно руководил знаменитой больницей в Багдаде и еще одной в своем родном городе. Он был от природы добрым и щедрым и посвятил себя служению бедным. Его восточные панегиристы называют его имамом среди ученых своего времени, а западные писатели описывают его как Галена арабов. Благодаря своему усердному вниманию к многочисленным разновидностям болезней он получил прозвище экспериментатора или опытного. Говорят, что он написал не менее двухсот двадцати шести трактатов. Некоторым из них Авиценна был во многом обязан, и даже в Европе он оказал значительное влияние, поскольку его труды по медицине были основой университетского преподавания вплоть до семнадцатого века.

Из двенадцати книг по химии, приписываемых Разису, несколько, вероятно, поддельные, и лишь немногие были напечатаны. Он был убежденным сторонником трансмутации металлов и, составив трактат на эту тему, лично представил его Эмиру Аль-Мансуру, принцу Хорасана, который был весьма рад и приказал выплатить автору тысячу золотых в качестве вознаграждения. Однако он желал стать свидетелем изумительных экспериментов и плодовитых золотоносных результатов, которыми изобиловала работа. Разис ответил, что его возвышенное любопытство, несомненно, будет удовлетворено, если он предоставит необходимые инструменты и материалы для завершения magnum opus . Эмир согласился; ни усилий, ни расходов не жалели на предварительные приготовления, но когда пришло время, адепт потерпел неудачу в своем исполнении и был жестоко избит по голове разъяренным властителем бесполезным алхимическим трактатом. В то время Разис был уже стар, и некоторые утверждают, что именно это насилие стало причиной его последующей слепоты. Он умер в нищете и безвестности, что, как предполагается, не опровергает его обладание мощным металлическим лекарством. Дата его смерти неизвестна, но, вероятно, это произошло в 932 году.

*****

Труды Разиса, как и труды Гебера, подробно останавливаются на планетарных соответствиях или на влиянии, оказываемом звездами на образование металлических веществ под поверхностью земли. О явной природе рецептов, которые он дает, можно судить по таким указаниям, как Recipe aliquid ignotum, quantum volueris . Тем не менее, именно ему мы обязаны приготовлением бренди и несколькими фармацевтическими применениями алкоголя. Он был первым, кто упомянул аурипигмент, реальгар, буру, некоторые комбинации серы, железа и меди, некоторые соли ртути, полученные косвенным путем, и некоторые соединения мышьяка.7 Он также был ревностным пропагандистом экспериментальных методов.

Аль-Фараби

Середина десятого века была прославлена одним из тех знаменитых людей, которые оказывают честь наукам, которыми они занимаются. Это был Абу-Наср-Мухаммед-Ибн-Таркан, обычно называемый Фараби и Аль-Фараби, – человек универсального гения, который проникал во все предметы с одинаковой легкостью, постигая самые полезные и интересные науки и прослыв величайшим философом своего времени.

Он родился в Фарабе, ныне известном как Отрар, в Малой Азии. Он был турецкого происхождения, но отправился в Багдад, чтобы приобрести более совершенное знание арабского языка; там он с рвением и энтузиазмом посвятил себя изучению греческих философов под руководством Абу Бахара Малтея, толкователя Аристотеля. Из Багдада он отправился в Харран, где Иоанн, христианский врач, преподавал логику. За короткое время Аль-Фараби превзошел всех своих других ученых, но он покинул Харран и посетил Дамас, а оттуда проник в Египет. Рано привлеченный тайнами природы, он провел большую часть своей жизни в непрерывных странствиях, собирая мнения всех философов, с которыми он мог встретиться по этим и родственным предметам. Он презирал мир и не прилагал никаких усилий для приобретения богатства, хотя он писал об алхимии, то есть, если герметические труды, которые приписываются ему, являются подлинными. Его эрудиция и неутомимая деятельность засвидетельствованы его другими сочинениями, которые по-разному трактуют философию, логику, физику, астрономию и математику. Его главная репутация основана на своего рода энциклопедии, где он дает описание, с точным определением, всех искусств и наук; и на знаменитом музыкальном трактате, в котором он высмеивает пифагорейские спекуляции о музыке сфер и доказывает связь звука с атмосферными колебаниями.

По данным ряда авторитетных источников, в последние годы его жизни его защищал и поддерживал образованный и просвещенный Сейф Эддула, которого представляют как принца Дамаса, но который, по-видимому, был султаном Сирии и познакомился с ученым следующим любопытным образом.

Аль-Фараби возвращался из паломничества в Мекку, когда, проезжая через Сирию, он остановился при дворе султана и вошел в его присутствие, когда тот был окружен многочисленными мудрецами, которые вели с монархом беседы о науках.

Аль-Фараби, не знавший или полностью игнорирувший обычаи общества, явился в своем дорожном наряде; и когда султан пожелал, чтобы он сел, с поразительной философской свободой он устроился в конце королевского дивана. Принц, ошеломленный его смелостью, позвал одного из своих офицеров и на языке, который был ему неизвестен, приказал ему выгнать незваного гостя. Философ, однако, быстро ответил на том же языке: «О, Господь, тот, кто действует поспешно, подлежит поспешному раскаянию!» Принц был одинаково поражен тем, что незнакомец его понял, и тем, как был дан ответ. Желая узнать больше о своем госте, он начал задавать ему вопросы и вскоре обнаружил, что тот знаком с семьюдесятью языками. Затем философам, которые стали свидетелями невежливого вторжения с большим негодованием и отвращением, были предложены вопросы для обсуждения, но Аль-Фараби спорил с таким красноречием и живостью, что заставил всех докторов замолчать, и они начали записывать его речь. Затем султан приказал своим музыкантам играть для развлечения компании. Когда они заиграли, философ аккомпанировал им на лютне с таким бесконечным изяществом и нежностью, что вызвал неизмеримое восхищение всего выдающегося собрания. По просьбе султана он сочинил пьесу собственного сочинения, спел ее и аккомпанировал ей с большой силой и воодушевлением к удовольствию всех своих слушателей. Воздух был таким бодрым, что даже самый серьезный философ не мог устоять перед танцем, но другой мелодией он так же легко растопил их до слез, а затем мягкой ненавязчивой мелодией убаюкал всю компанию.

Велика была тревога султана удержать при себе столь выдающегося человека, и некоторые говорят, что ему это удалось, другие, что философ отклонил самые блестящие предложения, заявив, что он не успокоится, пока не откроет весь секрет философского камня, который он искал годами, и которого, судя по его рассуждениям, он, казалось, достиг. Согласно этим биографам, он отправился в путь, но ему суждено было погибнуть. На него напали разбойники в лесах Сирии, и, несмотря на его храбрость, он был побежден численностью и убит. Это произошло в 954 году. Другие говорят, что он умер в Дамасе, наслаждаясь щедростью султана до последнего.

Авиценна

Хорасан произвел еще одного прославленного адепта в конце десятого или, согласно альтернативному мнению, около середины одиннадцатого века. Это был прославленный Эбн Сина, обычно называемый Авиценной, который родился в Бакаре, главном городе этой провинции Персии. Точная дата его рождения была установлена, но из-за отсутствия достаточных полномочий, в 980 году. Он в равной степени прославлен за множественность своих литературных произведений и за свою авантюрную жизнь. В раннем возрасте он добился необычайных успехов в математике, и его одаренный ум вскоре проник в тайны трансцендентальной философии. Ему было всего шестнадцать, когда он перешел от подготовительных наук к медицине, в которой он преуспел с той же быстротой; и велика проницательность, приписываемая ему в знании болезней. Его особенно восхваляют за то, что он обнаружил, что болезнь племянника царя Гордия была вызвана любовной страстью, которую тот тщательно скрывал, и за хитрость, с помощью которой он раскрыл объект привязанности молодого человека.

Его заслуги как врача и философа стали столь велики, что султан Магдал Дулет решил поставить его во главе своих дел и назначил его на почетное положение великого визиря; но, несмотря на религию Мухаммеда, которую исповедовал Авиценна, он так много пил, и его невоздержанность привела к такой безнравственности и беспорядку, что он был лишен своих государственных должностей и умер в сравнительной безвестности в возрасте пятидесяти шести лет. Он был похоронен в Хамадане, городе в Персии, который был древней Экбатаной.

Хотя его история породила поговорку, что он был философом, лишенным мудрости, и врачом, лишенным здоровья, арабы долгое время верили, что он повелевал духами и ему служили джинны. Пока он искал философский камень, несколько восточных народов утверждают, что он все еще жив, обитает в великолепном состоянии, наделен духовными силами и наслаждается в неизвестном убежище возвышенным нектаром вечной жизни и омолаживающими свойствами aurum potabile .

Шесть или семь трактатов по герметической философии приписываются Авиценне; некоторые из них, несомненно, поддельные. Существует трактат «Застывание камня» и Tractatulus de Alchimia , которые можно найти в первых томах Ars Aurifera , Базель, 1610. В 1572 году Ars Chimica была напечатана в Берне. Два герметических трактата также приписываются Авиценне составителями Theatrum Chimicum , а том в октаво Porta Elementorum появился под его именем в Базеле в третьей четверти шестнадцатого века.

Гримуары и магические ритуалы часто ссылаются на Авиценну как на источник сверхъестественных тайн.

Tractatulus Alchimiæ рассматривает природу софической ртути, которая содержит софическую серу, и из которой каждое минеральное вещество было изначально создано Богом. Эта ртуть является универсальным животворным духом; в мире нет ничего, что могло бы сравниться с ней; она проникает, возвышает и развивает все; она является ферментом для каждого тела, с которым она химически соединена; это великий металлический эликсир, как для белой, или серебряной, так и для красной, или золотопроизводящей степени. Ее потенции развиваются под действием огня. Хотя она встречается во всех минералах, она является вещью земли. Она обладает прозрачностью, текучестью и серебристым цветом. Совершенство и похвала золоту подробно прославляются на последующих страницах. Prima materia объявляется двойственной природой, и двойственный эликсир, который является результатом успешной операции, обладает силами, которые превосходят природу, потому что он в высшей степени духовен. Сила совершенного магистериума – одна на тысячу.

Химические знания Авиценны происходят от Гебера, так же как его медицинская эрудиция была заимствована у Галена, Аристотеля и других более ранних авторов. Он описывает несколько разновидностей селитры и трактует свойства поваренной соли, купороса, серы, аурипигмента, нашатыря и т. д.

Мориен

Morein или Morienus, был отшельником, родившимся в Риме в двенадцатом веке и поселившимся в Египте, где он стал глубоко сведущим в химии и физике того периода. Пока его образование все еще продолжалось в его родном городе, и под глазами отца и матери, которые нежно лелеяли его, он услышал о репутации Адфара, арабского философа Александрии, и умудрился увидеть его труды, когда его немедленно охватило отчаянное желание понять их смысл. Первые впечатления юности увлекли его; он покинул свой дом и отправился в Александрию, где после некоторых трудностей обнаружил обитель философа. Он назвал ему свое имя, свою страну и свою религию, и оба, казалось, были очень довольны друг другом – Адфар тем, что нашел молодого человека, на чье послушание он мог положиться, а Мориен тем, что он находился под дисциплиной мастера, который обещал открыть ему источник всех сокровищ.

Они учились вместе; дружелюбие ученика побудило его наставника раскрыть ему все свои секреты, после чего, согласно одному из рассказов, Мориен отправился в паломничество в Иерусалим, а затем стал отшельником. Кажется более вероятным, что он оставался с Адфаром до своей смерти, которая, несмотря на его огромные сокровища, его просвещение и его познания в тайной философии, в конце концов наступила, и что тогда Мориен, заплатив последние долги своему покойному посвящающему, покинул Александрию и продолжил свое паломничество. Он купил убежище недалеко от города Иерусалима, где поселился в компании ученика, которого он, несомненно, намеревался подготовить к науке.

Тем временем бумаги адепта Адфара, по-видимому, попали в руки Калида, султана Египта, мудрого и любознательного принца. На титульном листе этих рукописей было указано, что они содержат бесценную тайну философского камня. Султан изучал их с жадностью, но не продвинулся в их понимании, и, будучи не в состоянии выполнить magnum opus самостоятельно, он начал тщательные поиски того, кто был бы квалифицирован для толкования непостижимых тайн рукописей. Он созвал всех философов в Каир, обещал содержать их и снабдить всеми материалами и оборудованием, необходимыми для успеха алхимических процессов, и гарантировал великолепную награду любому, кто преуспеет. Как это могло случиться даже в наши дни, явилось много людей, чьи мысли были сосредоточены на прибыли, которую можно было бы извлечь из таких сделок.

Мориен, с болью услышав, как сильно Калид был обманут никчемными притворщиками, покинул свое убежище и со всей поспешностью отправился в Египет, с окончательным обращением Солдана так же близко к сердцу, как и с сообщением тайн Адфара. Труды мнимых алхимиков не дали ничего, как и ожидал посвященный отшельник, но что-то в манере Мориена произвело впечатление на принца, который назначил ему дом, в котором он мог оставаться, пока не завершит процесс. Работа в свое время была доведена до абсолютного совершенства; философ начертал следующие слова на вазе, в которую он поместил эликсир: «Тот, кто обладает всем, не нуждается в других», и, немедленно покинув Александрию, он вернулся в свою обитель.

Обладая теперь великим и высшим эликсиром, Калид не имел ни малейшего представления, как использовать его для желаемых им превращений. Он был одинаково охвачен сожалением об утрате настоящего художника и исполнен негодования на лжеалхимиков, которые обещали ему все, но ничего не добились, он указом установил смертную казнь для каждого разоблаченного самозванца. Прошло несколько лет, в течение которых султан тщетно искал обладателя могущественного секрета. Наконец однажды, когда он был на охоте и сопровождаемый любимым рабом, произошел инцидент, который привел к окончательному исполнению его амбиций. Раб, которого звали Галип, ехавший немного в стороне, обнаружил старца, молящегося в уединенном месте. Он расспросил его и узнал, что тот приехал из Иерусалима, где пребывал в скиту святого человека. Он слышал о стремлении Калида раскрыть тайну Гермеса и, зная, что отшельник, о котором идет речь, был человеком непревзойденного мастерства в священной, небесной науке, он покинул Палестину, чтобы сообщить об этом принцу.

«О! брат мой, что ты скажешь? – воскликнул Галип. – Хватит! Я не хочу, чтобы ты умер, как те самозванцы, которые возомнили себя моим господином».

«Я ничего не боюсь, – ответил отшельник. – Если ты сможешь представить меня принцу, я тотчас же с уверенностью пойду к нему».

Галип соответственно представил его, и старик сообщил Калиду, что он может помочь ему выполнить герметическую работу, что он знаком с адептом-отшельником из уединенных мест Иерусалима, который, благодаря просветлению от Божества, получил сверхъестественную мудрость и, по его собственному признанию, обладал драгоценным даром. Количество золота и серебра, которое он привозил каждый год в Иерусалим, было убедительным доказательством этого факта.

Солдан представлял опасность ложных обещаний почтенного человека и предупреждал его, как много обманчивых и хвастливых авантюристов уже встретили свою смерть. Отшельник, однако, упорствовал в своих уверенных утверждениях, и Калид, услышав описание Мориена, приказал Галипу, своему рабу, сопровождать старика с достаточным эскортом в Иерусалим, куда они в конце концов прибыли после многих трудов, и были рады обнаружению Мориена, который под своей власяницей, как говорят, сохранил вечно молодой облик. Галип сразу узнал его, приветствовал его от имени своего господина и убедил вернуться к принцу, который принял его с безграничным удовлетворением и занял бы его в мирской ситуации при своем дворе. Мориен, однако, был намерен только обратить Калида; он поведал ему тайны христианства, но, несмотря на свою мудрость, не смог достичь желаемой цели. Тем не менее, он, по-видимому, открыл ему секрет трансцендентной науки, и беседа Мориена и Калида была записана на арабском языке и переведена на латынь и французский языки.

Дальнейшая история Мориена не зафиксирована. В собраниях герметической философии есть несколько небольших трактатов, приписываемых Калиду, а также Галипу, который, по-видимому, принимал участие в тайне. Сам Мориен упоминается как автор трех работ, которые, как говорят, были переведены с арабского, но их подлинность, конечно, весьма сомнительна. Первая называется Liber de Distinctione Mecurii Aquarum , рукописная копия которой существовала в библиотеке Роберта Бойля. Вторая – Liber de Compositione Alchemiæ , напечатанная в первом томе Bibliotheca Chemica Curiosa . Наконец, появилось несколько изданий трактата под названием De Re Metallica, metallorum Transmutatione, et occulta summaque antiquorum medicina libellus . Впервые он был напечатан в Париже в 1559 году.

Бэкон и Арнольд, один из которых появился в начале, а другой в конце XIII века, ссылались на Мориена как на авторитетного автора среди герметических философов, а Робертус Кастренсис уверяет нас, что он перевел книгу Мориена с арабского языка в 1182 году.

В Liber de Compositione Alchemiae содержится герметическая беседа между Мориеном, Калидом и Галипом. Она апеллирует к авторитету Гермеса, который, как утверждается, был первым, кто открыл великий магистериум, секрет которого он передал своим ученикам. Она объявляет prima materia единой, цитируя свидетельства мудрого царя и философа Геркулеса и адепта Арсикануса, а также другие псевдоавторитеты, которые гораздо больше дискредитируют дату диалога, чем поддерживают рассматриваемую алхимическую теорию.

Альберт Великий

Универсальный гений Альберта в сочетании с похвальным любопытством столь великого философа, как говорится в оригинальных «Жизнях философов-алхимиков», не позволили ему пройти мимо герметической науки, не уделив ей должного внимания.

Контравторитеты, признавая, что в научных вопросах его следует считать самым любознательным и пытливым из детей человеческих, решительно утверждают, что демонографы ошибочно включили его в число магов и что в двадцати одном прекрасном томе фолио, составляющих его opera omnia , нет и следа колдовства. В одном месте он официально заявляет, что «все эти истории о демонах, рыскающих в воздушных сферах и от которых можно узнать тайны будущего, являются нелепостями, которые никогда не могут быть допущены трезвым разумом». Труды о невероятных тайнах, столь часто приписываемые ему, поэтому осуждаются как поддельные, поскольку Альберт Великий не имел к их созданию никакого отношения, как и к изобретению пушки и пистолета, которое приписывал ему Маттиас де Луна.

Однако уже в 1480 году Великая хроника Бельгии записывает его как magnus in magia, major in philosophia, maximus in theologia . Бесполезно историкам его ордена утверждать, что Альберт никогда не занимался герметическим искусством, говорит анонимный автор. Одни только его книги – те, которые принадлежат ему бесспорно – свидетельствуют о его алхимической эрудиции, и как врач он тщательно исследовал то, что касается естественной истории, и прежде всего минералов и металлов. Его уникальные эксперименты записаны в Secretum Secretorum , который впервые появился в Венеции в 1508 году.

Михаэль Майер заявляет, что он получил от учеников святого Доминика секрет философского камня, и что он, в свою очередь, передал его святому Фоме Аквинскому; что он обладал камнем, естественным образом отмеченным змеей и наделенным столь замечательным свойством, что, будучи помещен в место, кишащее такими рептилиями, он выманивал их из укрытий; что в течение тридцати лет он использовал все свои знания как маг и астролог, чтобы построить из металлов, тщательно отобранных под соответствующим планетарным влиянием, автомат, наделенный силой речи, и который служил ему как непогрешимый оракул, отвечая ясно на все виды вопросов, которые могли быть ему предложены. Это был знаменитый Андроид, который был разрушен святым Фомой под впечатлением, что это было дьявольское изобретение.

Самая чудесная история о его магических способностях сохранилась в истории Парижского университета. Он пригласил Вильгельма II, графа Голландии и короля римлян, на ужин в свой монастырский дом в Кельне. Хотя была середина зимы, Альберт приказал накрыть столы в саду монастыря; земля была покрыта снегом, и придворные, сопровождавшие Вильгельма, роптали на неосторожность и глупость философа, подвергшего принца суровой погоде. Однако, когда они сели, снег внезапно исчез, и они почувствовали не только мягкость весны, но и сад был полон благоухающих цветов; птицы летали, как летом, распевая свои самые восхитительные мелодии, а деревья казались цветущими. Их удивление от этой метаморфозы природы значительно усилилось, когда в конце трапезы эти чудеса мгновенно исчезли, и холодный ветер начал дуть с привычной для него суровостью.

Жизнь Альберта принадлежит истории теологии. Он родился в Швабии, в Ларвигене, на Дунае, в 1205 году. Ему приписывают чрезмерную глупость в юности, но его преданность Деве Марии была вознаграждена видением, которое сопровождалось интеллектуальным озарением, и он стал одним из величайших врачей своего времени. Он был сделан провинциалом доминиканцев и был назначен в епископство Ратисбона, которое он впоследствии оставил, чтобы продолжить свои научные и философские исследования в восхитительном монастырском уединении в Кельне. В старости он снова впал в посредственность своих ранних лет, что дало начало поговорке, что из осла он превратился в философа, а из философа он вернулся в осла.

Термин Магнус, который был применен к нему, не является следствием его репутации. Это латинский эквивалент его фамильного имени, Альберт де Гроот.

Среди поддельных работ, приписываемых ему, есть работа под названием Les Admirables Secrets d'Albert le Grand , в которой рассматриваются свойства трав, драгоценных камней и животных, с кратким изложением физиогномики, методы предохранения от чумы, злокачественных лихорадок, ядов и т. д. Первая книга рассматривает планетарные влияния в их связи с гороскопами, магические свойства, которыми обладают женские волосы, безошибочные средства определения пола ребенка, находящегося в утробе матери, и т. д. В других книгах присутствует любопытный хаос замечательных суеверий, касающихся мочи, паразитов, старой обуви, гниения, манипуляций с металлами и т. д.

Магический гримуар под названием Alberti Parvi Lucii Liber de Mirabilibus Naturæ Arcanis , украшенный фигурами и талисманами, появился в Лионе с каббалистическим указанием на 6516 год. Состав приворотных зелий, толкование снов, обнаружение сокровищ, состав руки славы, кольцо невидимости, симпатический порошок, изысканность золота и другие чудеса подробно объяснены; но этот труд – еще одна подделка и оскорбление памяти действительно выдающегося человека.

В трактате, который он написал о минералах, Альберт сообщает нам, что он лично испытал некоторое количество золота и серебра, которые были изготовлены алхимиком, и которые выдержали шесть или семь исключительно тщательных плавлений, но мнимый металл был превращен в настоящие шлаки на одну восьмую. Он признает, однако, возможность трансмутации, когда она осуществляется на принципах Природы. Он считает, что все металлы состоят из маслянистой и тонкой влажности, тесно соединенной с тонкой и совершенной материей.

Если чисто алхимические работы, приписываемые Альберту, имеют хоть какое-то право на подлинность, то его следует считать искусным практическим химиком того периода, в который он процветал. Он использовал перегонные кубы для перегонки и алюдели для возгонки; он также использовал различные лютни, состав которых он описывает. Он упоминает квасцы и едкую щелочь и, кажется, знал о щелочной основе винного камня. Он знал метод очистки драгоценных металлов с помощью свинца и золота, цементации, а также метод проверки чистоты золота. Он упоминает сурик, металлический мышьяк и серную печень. Он был знаком с зеленым купоросом и железным колчеданом. Он знал, что мышьяк делает медь белой, а сера разъедает все металлы, кроме золота. 8

Фома Аквинский

Если Альберта Великого следует считать адептом, владеющим философским камнем, то нет никаких сомнений в том, что он открыл его своему любимому ученику, святому Фоме, самому прославленному из королей интеллекта, прославившему схоластический период христианской философии. Есть несколько алхимических трактатов, приписываемых ангелу школ, которые он, безусловно, не писал. «Трактат о «Природе минералов» недостоин столь великого философа», – говорит некий анонимный авторитет, «как и «Комментарий к Turba » . Но его Thesaurus Alchemiae , адресованный брату Реньо, его товарищу и другу, является подлинным. Он цитирует Альберта в нем как своего учителя во всем, особенно в герметической философии. Он адресовал Реньо и другие книги о любопытных науках, среди которых есть трактат о судебной астрологии».

Это мнение заслуживает должного рассмотрения, однако во всех своих теологических трудах святой Фома тщательно избегал всякого подозрения в алхимии, убежденный, говорит тот же автор, что это принесет бесчестье его имени как вершина человеческой глупости. Более того, в одном из своих трактатов он ясно заявляет, что «незаконно продавать как хорошее золото то, что сделано алхимией», что является явным доказательством того, что он считал искусство трансмутации просто утонченностью драгоценного металла.

С другой стороны, Thesaurus Alchemiae , обычно приписываемый ему адептами, свидетельствует, что «цель алхимика – превратить несовершенный металл в совершенный», и утверждает возможность этого. Эти противоречия едва ли дают убедительное доказательство общего авторства; но поддельные или нет, труды по герметической науке, приписываемые ангельскому доктору, имеют важное значение в истории алхимии. Их ведущим характером является секретность, и они настаивают на сохранении возвышенной операции от недостойных людей, только от детей света, которые живут как бы в присутствии Бога, будучи пригодными для знания или хранения столь божественной тайны.

Thesaurus Alchemiae отличается краткостью, характерной для Св. Фомы, поскольку он состоит из очень немногих листов. Другие работы, приписываемые ему, – Secreta Alchymiæ Magnalia и De Esse et Essentia Mineralium , вместе с комментарием к Turba . Некоторые из терминов, которые до сих пор используются современными химиками, впервые встречаются в этих предполагаемых трудах Фомы Аквинского, например , слово амальгама, которое используется для обозначения соединения ртути и какого-то другого металла.

В трактатах, адресованных брату Рено, мы узнаем, что ученики алхимии ищут единую субстанцию, которая абсолютно противостоит яростному воздействию огня, который сам все пронизывает и окрашивает ртуть. Работа – это работа рук, и в ней требуется большое терпение. Инструменты необходимы, но в истинной герметической операции есть только одна ваза, одно вещество, один путь и одна единственная операция.

Роджер Бэкон

Роджер Бэкон был первым англичанином, который, как известно, развивал алхимическую философию. Этот ученый человек родился в 1214 году недалеко от Ильчестера, в Сомерсете. Он добился необычайных успехов в предварительных исследованиях в детстве; когда ему позволил возраст, он вступил в орден Святого Франциска и перешел из Оксфорда в Париж, где изучал математику и медицину. По возвращении он занялся языками и философией и добился таких успехов, что написал грамматики латинского, греческого и еврейского языков.

Произнося панегирик Бэкону, Фигуйер называет его величайшим интеллектом, который возник в Англии, исследователем природы, который был больше врачом, чем химиком, и ученым, которому мир обязан многими необычайными открытиями. Он был почти единственным астрономом своего времени, и ему мы обязаны исправлением юлианского календаря в отношении солнечного года, которое он в 1267 году представил Клименту IV, но которое не было реализовано до понтификата Григория. Физический анализ свойств линз и выпуклых стекол, изобретение очков и ахроматических линз, теория и, возможно, первая конструкция телескопа – все это заслуга превосходного и проницательного гения Бэкона.

Адекватное представление о его схемах в механической науке можно получить из одного из его собственных писем – Epistola Fratris Rogerii Baconis de Secretis Operibus Artis et Naturæ et de nullitate Magiæ , Гамбург, 1618. Взяв на себя обязательство продемонстрировать, что с помощью естественных наук можно действительно совершать мнимые чудеса магии, он далее уверяет нас, что машины для навигации могут быть построены без помощи гребцов, таким образом, что суда будут переноситься по воде с необычайной скоростью, под управлением одного человека. «Точно так же возможно построить автомобили, которые могут быть приведены в движение с изумительной быстротой, независимо от лошадей или других животных. Можно также сделать летательные аппараты, в которых человек сидит в центре и с помощью определенных приспособлений бьет по воздуху искусственными крыльями». Таким же образом Бэкон предвосхитил изобретение крана, водолазного аппарата, подвесных мостов и т. д. Он утверждает, что эти вещи были известны древним и их все еще можно восстановить.

«Стоит ли удивляться», – требует один из его биографов, – «если все эти чудеса дали ему имя мага в век суеверий и невежества? Монахи его собственного ордена отказались впустить его труды в свою библиотеку, как будто он был человеком, которого общество должно было бы осудить. Его преследование усиливалось до тех пор, пока в 1278 году он не был заключен в тюрьму и не был вынужден признаться в раскаянии в своих страданиях в искусствах и науках. Он был вынужден покинуть дом своего ордена и основать убежище, где он мог бы работать в тишине».

Репутация Бэкона как мага распространилась по Западной Европе. Считалось, что своей мудростью он обязан непрестанному общению с демонами. Виерус обвиняет его в гоэтической магии, а эрудированные люди утверждают, что Антихрист воспользуется его зачарованными зеркалами для совершения лживых чудес. Он действительно верил в судебную астрологию и в философский камень. «Пренебрегая светом опыта, – говорит он, – алхимия редко может производить золото в двадцать четыре карата. Мало кто довел науку до такой высокой точки. Но с помощью «Секрета тайн» Аристотеля экспериментальная наука изготовила не только золото двадцати четырех степеней, но и тридцати, сорока и далее по желанию».

Применение алхимии к продлению жизни было еще одним предметом изучения Роджера Бэкона. Великий секрет, уверяет он нас, не только обеспечивает благополучие государства и отдельного человека, но и может быть использован для продления жизни, поскольку та операция, посредством которой самые низшие металлы очищаются от содержащихся в них испорченных элементов, пока они не возвысятся до чистейшего золота и серебра, по мнению каждого адепта, в высшей степени рассчитана на то, чтобы настолько полно устранить испорченные частицы человеческого тела, что смертная жизнь может быть продлена до нескольких столетий.

Цитата Франциска Пика из «Книги о шести науках» Бэкона повествует о том, как человек может стать пророком и предсказывать будущее с помощью зеркала, которое Бэкон называет Альмучефи , составленного в соответствии с законами перспективы под влиянием благотворного созвездия и после того, как тело человека было изменено алхимией .

Со слов человека, который пользовался его полным доверием, он рассказывает нам, как знаменитый парижский ученый, разрубив змею на куски, заботясь о том, чтобы сохранить нетронутой кожу ее живота, впоследствии выпустил животное, которое немедленно начало кататься по определенным травам, и их свойства быстро исцелили его. Экспериментатор исследовал эти травы и нашел их замечательно зеленого цвета. Опираясь на авторитет Артефия, он рассказывает, как некий маг по имени Тантал, который был привязан к особе царя Индии, открыл благодаря своему мастерству в планетарных знаниях метод сохранения жизни на протяжении нескольких столетий. Он подробно останавливается на силе териака в чрезмерном продлении жизни. Он восхваляет мясо крылатых змей как специфическое средство против старости у людей. По гигиене Артефия он сообщает нам, что этот адепт прожил более тысячи лет. Если Платон и Аристотель не смогли продлить свое существование, это неудивительно, поскольку они не знали даже квадратуры круга, которая, по словам Бэкона, была хорошо известна в его время и которая неопределенно уступает великой медицинской доктрине Артефия. 9

Химические исследования великого английского францисканца оказались ценными для науки, которую он любил. Он тщательно изучал свойства селитры, и если он не открыл порох, то он способствовал его совершенствованию, обучая очистке селитры путем ее растворения в воде и кристаллизации. Он также привлек внимание к химической роли воздуха в горении. 10

Многие из трудов Бэкона до сих пор остаются рукописями, но его «Speculum Alchimiæ» был переведен на французский язык Жираром де Турмом и опубликован в Лионе в формате двенадцати и восьмой листов в 1557 году. «De Potestate Mirabili Artis et Naturæ» , представляющий собой всего лишь главу уже цитированного Послания, был переведен той же рукой.

В другом произведении, озаглавленном Radix Mundi , высшая тайна герметической философии, как утверждается, скрыта в четырех элементах. Этот трактат, цитирующий Парацельса, однако, является наглой подделкой.

«Зеркало алхимии», как и другие труды философов, обращается к Гермесу как к мастеру-посвященному, чей авторитет не только достаточен, но и окончательн. Естественными принципами всех металлов являются argent vive, то есть софическая ртуть, и сера. Различные пропорции, в которых сочетаются эти принципы, вместе со степенями их чистоты, составляют единственное различие между лучшим и самым низменным металлом.

Ален из Лилля

Алхимический трактат под названием Dicta de Lapide Philosophico появился in octavo в Лейдене в 1600 году. Он был приписан Аланусу Инсуленсису и был переиздан в Theatrum Chimicum , Argentorati, 1662. Отрицается, что эта работа является произведением того Алена де Лиля, которого называли универсальным доктором, и который после блестящего периода, проведенного в Парижском университете, удалился в монастырь в качестве мирянина, чтобы быть хозяином своего времени и полностью посвятить себя философии. Dictionnaire des Sciences Occultes Миня утверждает, что другой Алан процветал в тот же период, но существование алхимического тома является единственным основанием для этого утверждения. С другой стороны, нельзя показать, что Ален практиковал герметическую науку, но он был автором «Комментария к пророчествам Мерлина». Он был сделан епископом Осерра и умер в 1278 году. Издатели алхимических трактатов привыкли торговать блестящей репутацией прошлого, приписывая бесполезные труды великим авторитетам. Имя Алана Инсуленсиса, появившееся на титульном листе Dicta de Lapide Philosophico, возможно, можно объяснить этим.

Трактат сам по себе краток и не представляет особой ценности. Он представляет герметическое искусство как дар Божий и советует неофиту любить Его всем сердцем и душой. Он описывает тайны сублимации и следует предшествующим авторитетам по проблеме prima materia . Его в целом неопределенный и бесполезный характер с любой практической точки зрения должен сделать его исключительной областью для всякого рода причудливых интерпретаций.

Раймонд Луллий

Сравнение блестящей, но эфемерной репутации с «кометой сезона» было перенесено из области поэзии в область пословицы и, безусловно, не применимо ни к одной фигуре в истории литературы или науки более полно, чем к предмету этих мемуаров. Имя Раймонда Луллия действительно настолько полностью ушло в небытие, что не вызывает никаких воспоминаний, кроме как в умах некоторых специалистов по истории и философии. Тем не менее, он оказал немалое влияние на свое поколение, в то время как в течение столетия после его смерти вся интеллектуальная Европа была знакома с его методом приобретения наук и его объемными литературными и евангелизационными трудами. Раймонд Луллий объединил в себе святого и человека науки, философа и проповедника, апостола и странствующего лектора, диалектика и мученика; в юности он был придворным и человеком удовольствий; в зрелом возрасте он был аскетом, открывшим универсальную науку через особое откровение от Бога; После смерти он был объявлен еретиком, а затем едва избежал беатификации как святой. В то время как его мощи творили чудеса на Майорке, в разных частях Европы были основаны колледжи для обучения Ars Lulliana , которая должна была заменить схоластический метод; но чудеса прекратились, универсальная наука пришла в упадок, и, как последняя сцена в этой насыщенной событиями истории, Раймунд Луллий появляется в народных легендах как адепт алхимии, чей век был продлен на века открытием эликсира жизни.

Успешно спасая от забвения и искажения личности этого необыкновенного человека, святость которого была столь же выдающейся, сколь уникальны были его достижения, я представлю здесь первую правдивую историю его жизни и творчества читающей публике Англии; романтическое повествование будет интересно как широкому кругу читателей, так и оккультисту и литератору.

Отец Раймонда Луллия был дворянином из Барселоны, который, служив под знаменем Жуана I, короля Арагона, при завоевании Балеарских островов у мусульман, был одарён землями на Майорке и там поселился. Он был из старинной и знатной каталонской семьи и был женат на даме, чьё имя неизвестно. Хотя он обладал значительным богатством, его счастье было омрачено бесплодием его жены; но, обратившись к благодати Божьей, дама в конце концов родила сына, которого назвали, как и его отца, Раймондом Луллием. Он родился, согласно Сеги, в 1229 году, но согласно Жану Мари де Вернону и другим авторитетам, в 1235 году, что, в целом, является более вероятной датой. Когда молодой Раймонд достиг разумного использования, его родители постарались привить ему любовь к свободным искусствам, но его непостоянный и порывистый нрав не подходил для серьезного обучения, и ему разрешили последовать за отцом в военной профессии. Он был сделан пажом короля, у которого он приобрел такую высокую благосклонность, что был назначен Гранд Прево, или Мастером Дворца, а впоследствии и Сенешалем Островов; но он использовал преимущества этих выдающихся должностей в беспутных развлечениях юности без ограничений и ограничений. Цвет его мужественности был растрачен на развлечения придворной жизни, на завоевание благосклонности дам и на сочинение любовных стихов в их честь. Он не жалел усилий, чтобы понравиться тем, кто был красив, и его излишества были столь вопиющими, что его родители и сам король Яков II были вынуждены предъявлять ему большие жалобы. В качестве средства исправления неровностей его жизни ему было предложено жениться, и его советники и друзья выбрали жену, одновременно красивую, добродетельную и богатую. Ее звали Катрин де Сабо. Хотя он и был очень привязан к этой даме, узы брака оказались недостаточно крепкими, чтобы ограничить его извращенные наклонности, и была одна особа, к которой он питал особую страсть, хотя он уже был отцом двух мальчиков и одной девочки. Это была синьора Амброзия Элеонора де Кастелло де Генес, чья добродетель превосходила ее личные привлекательности, хотя она затмевала своей красотой всех красавиц двора. Она была замужем за человеком, которого любила, но такова была страсть Раймонда Луллия, что он оказывал ей самые заметные знаки внимания, и однажды, потерянный для всех вокруг, кроме объекта своего восхищения, он, как говорят, последовал за ней верхом в церковь Пальмы, города на Майорке, куда она однажды утром отправилась на мессу. Такой возмутительный поступок не мог не вызвать большой скандал, особенно из-за высокого положения обеих заинтересованных сторон. Дама, таким образом внезапно вознесенная до такой нежелательной известности, советовалась со своим мужем относительно курса, который она должна была избрать, чтобы положить конец преследованиям своего поклонника. Тем временем Раймонд Луллий, несомненно, сознавая, что он перешел все границы умеренности, написал бессвязное извинение, сопровождаемое сонетом, в котором он особенно описал красоту ее шеи. На это дама ответила письмом, написанным в присутствии ее мужа, которое здесь дословно скопировано из текста старого французского писателя, который рассказывает эту часть истории.

Письмо синьоры ди Кастелло де Генес

Раймонду Люлли, представляющее собой вежливый ответ влюбленному, призванный

отговорить его от осквернения любви.

«Сэр, – сонет, который вы мне прислали, свидетельствует о превосходстве вашего гения и несовершенстве или, скорее, извращенности вашего суждения. С какой живостью вы изобразили бы истинную красоту, если бы своими стихами вы даже приукрашивали уродство! Но как вы можете использовать столь возвышенные таланты для восхваления немного глины, слегка окрашенной киноварью? Ваше усердие должно быть направлено на искоренение, а не на обнародование вашей страсти.

«Не то, чтобы ты был недостоин любви самой благородной женщины в мире, но ты становишься недостойным ее, посвящая себя служению той, которая меньше всех. Возможно ли, чтобы разум, созданный для одного Бога и просвещенный, мог быть столь слеп в этом вопросе?

«Оставьте страсть, которая лишает вас вашего природного благородства. Не позорьте свою репутацию погоней за объектом, которым вы никогда не сможете обладать. Я мог бы ужасно разочаровать вас, показав вам, что то, чем вы так восхищаетесь, скорее должно вызывать отвращение. Но будьте уверены, что я люблю вас тем более искренне, что, по-видимому, не испытываю к вам никакого уважения».

Это письмо лишь разожгло пламя в груди Раймунда Луллия, пока, поскольку другие средства не дали результата, дама, все еще действуя по совету мужа, не позвала к себе любовника и не обнажила перед ним свою грудь, которая была почти изъедена раковой опухолью, от которой исходил отвратительный запах.

«Посмотри на то, что ты любишь, Раймонд Луллий», – воскликнула она со слезами на глазах, – «Подумай о состоянии этого жалкого тела, в котором твой дух сосредоточивает все свои надежды и удовольствия, а затем покайся в своих бесполезных попытках; оплакивай время, которое ты потратил впустую, преследуя существо, которое ты так наивно считал совершенным, но которое имеет такой ужасный порок! Преврати эту бесполезную и преступную страсть в святую любовь, направь свои чувства к Создателю, а не к творению, и ради обретения вечного блаженства приложи теперь те же усилия, которые ты до сих пор тщетно тратил, чтобы вовлечь меня в свою глупую страсть!»

Это зрелище уже растопило сердце Раймонда Луллия и вернуло ему рассудок. Выразив благородной даме, как глубоко он сочувствует ее несчастью, он вышел из дома, устыдившись страсти, которую он зачал, и, придя домой, охваченный смущением, он бросился к ногам распятия и поклялся отныне посвятить себя служению одному Богу. Он провел более чем обычно спокойную ночь, будучи исполненным этой ревностной решимости, и, как говорят, ему явилось видение Христа, говорящего: «Раймонд Луллий, отныне следуй за мной!» Это видение повторялось несколько раз, и он рассудил, что это было указанием Божественной Воли. Раймонду было в тот период около тридцати лет; он занимал одно из самых благородных положений при дворе и мог бы претендовать на какую-либо почесть для себя или своей семьи. Тем не менее он решил отречься от мира и вскоре устроил свои дела, разделив столько своего имущества между членами своей семьи, сколько позволило бы им жить достойно, оставив небольшую часть для своих личных нужд, а остальное распределив между бедными. Его планы в этом вопросе были выполнены с такой пунктуальностью, что его обвиняли в том, что он бросался от одной глупости к другой.

В этот период он, как говорят, совершил паломничество к Святому Иоанну в Галисии и там же уединился. Он вернулся в свое время на Майорку и принял религиозную привычку, но, однако, не принял религиозную жизнь. Он удалился в небольшое жилище на горе Ранда, владение, которое не было включено в общую продажу его имения. Здесь он заболел и был утешен двумя видениями Спасителя.

После перемены жизни первым благом, о котором он просил Бога, было просветление его ума, чтобы он мог написать книгу, способную полностью уничтожить заблуждения Магомета и заставить неверных, посредством добрых и твердых рассуждений, принять веру Иисуса Христа. В ответ на эту молитву он, как утверждается, осознал совершенное духовное просветление и мгновенно стал способен рассуждать мощно по всем вопросам, так что с тех пор он прослыл великим и тонким доктором как в человеческих, так и в божественных науках. Более трезвый отчет сообщает нам, что «он подготовил себя к труду по обращению магометан, изучая их книги на арабском языке», и что его подготовка продолжалась в течение шести лет. Согласно другому авторитетному источнику, это миссионерское рвение не датируется более ранним периодом, чем 1268 год – через три года после его реформации – когда в другом из своих видений он увидел на листьях мирта или мастикового дерева определенные знаки, которые напоминали турецкие или арабские буквы. Проснувшись, он почувствовал себя призванным к миссионерской деятельности среди язычников.

Убежденный, говорит один из его биографов, что Дух Божий не вдохновил его Небесной Наукой, чтобы позволить ей оставаться без дела, и что он предал бы свое призвание, если бы его свет был сокрыт под сосудом, он решил отправиться в Париж и там опубликовать вечные истины, которые были ему открыты. Другие предполагали, что, предпринимая это путешествие, он просто искал наставлений в латинском языке в одном из центров обучения. Однако несколько его трактатов по философии, теологии, медицине и астрономии относятся к этому периоду, как и некоторые работы по алхимии, но этот момент будет рассмотрен должным образом позже.

Все еще проникнутый своим евангелистским и миссионерским рвением, он нанял молодого араба в качестве своего камердинера, чтобы тот мог усовершенствовать себя в разговорном арабском языке; но он, обнаружив, что его хозяин намеревался разрушить божественные принципы Корана и проповедовать против святого закона Магомета, благочестиво решил убить его и однажды вонзил кинжал ему в грудь. Он попытался повторить удар, но Раймонд Луллий, раненый и истекающий кровью, умудрился разоружить его, возможно, с помощью святого и подходящего отшельника, которого в этот критический момент выдвинул один из биографов. Молодой араб был заключен в тюрьму с неохотного согласия своего слишком великодушного хозяина, который, похоже, не предпринял дальнейших действий против него; Но несчастный мусульманский энтузиаст был настолько охвачен досадой из-за провала своего героического замысла уничтожить во что бы то ни стало непримиримого врага пророка, что в припадке бессильной ярости задушил себя в своей темнице.

Именно после этого эпизода и после выздоровления Раймонда Луллия от насилия его камердинера, по словам другого историка, он удалился на гору Ранда, и тогда, и только тогда, он получил от Отца Света то новое озарение, которое другие приписали ему в гораздо более ранний период. Вероятно, это был второй визит в его Балеарское уединение; он пробыл там семь месяцев, «всегда погруженный в молитву и беседуя, как ему казалось, непрерывно с ангелами, чьи утешения он получал – утешения, – говорит благочестивый писатель, – которые душа действительно может осознать, но которые уста не могут достойно описать».

Покинув свое убежище, он решил отправиться в Рим, чтобы увещевать его святейшество основать в Европе несколько монастырей, где монахи должны были бы заниматься изучением и преподаванием языков, чтобы повсюду распространять Евангелие Иисуса Христа и трудиться для обращения неверных. Но Гонорий IV, на благочестие которого он возлагал все надежды, умер, как только Луллий прибыл в Рим, и поэтому он вернулся в Париж, где публично объяснил свое общее или универсальное искусство для приобретения всех наук. Из Парижа он отправился в Мон Пелин, где он также преподавал и писал; оттуда в Геную, где он перевел свое Art Inventif на арабский язык. Из Генуи он снова отправился в Рим, но, видя, что достичь своей цели невозможно из-за препятствий, которые предстали перед Священным двором, он вернулся в Геную, намереваясь отправиться в Африку и лично трудиться для обращения неверных. Он заключил соглашение с владельцем судна, погрузил на борт свои книги и другие необходимые для путешествия вещи, но когда он сам собирался сесть на корабль, видение всех опасностей, с которыми ему предстояло столкнуться, так подействовало на его разум, что он лишился даже возможности ходить и был вынужден отказаться от своего намерения. Его вещи были ему возвращены, и с ними он вернулся в Геную среди толпы бродяг, которые высмеивали его слабость. То ли из-за этой насмешки, то ли из-за стыда за свою трусость, он опасно заболел.11 В бдение Пятидесятницы 1291 года его отвезли в монастырь братьев-проповедников, где он получил уход, которого требовало его состояние. Он принял последние таинства и продиктовал свою последнюю волю и завещание; тем не менее, ему было суждено выздороветь, и едва он восстановил свои силы, как, чтобы исправить свою прежнюю ошибку, он сел на первое судно, направлявшееся в Тунис. Во время путешествия он составил «Общую таблицу наук».

Сразу по прибытии в Тунис он провел совещания с наиболее эрудированными в законе Магомета. Он доказал, по крайней мере, к собственному удовлетворению, что они были в заблуждении и темноте, и что истина была на стороне Иисуса Христа. Он был обвинен перед королем Туниса в соблазнении народа, был арестован, брошен в тюрьму и в конечном итоге приговорен к смерти. Но ученый арабский священник, побежденный его аргументами, получил его прощение при условии его немедленного отъезда. Он покинул город среди оскорблений и позора населения, которому было запрещено возвращаться под страхом неминуемой смерти.

В 1293 году он прибыл в Геную после этой неудачной миссии и, по-видимому, немедленно отправился в Неаполь, где оставался до понтификата Целестина V, публично преподавая свои Ars Magna и Arbor Scientiarum . В декабре 1294 года он отправился в Рим, чтобы убедить Папу отправить миссионеров к неверным, и, по-видимому, добился учреждения нескольких колледжей для изучения восточных языков. Более того, Парижский университет подлинным актом принял и рекомендовал использовать его короткий метод приобретения знаний и некоторые из его наиболее важных философских доктрин. Тем не менее, его миссионерские усилия в целом не увенчались успехом, и он снова скитался с места на место, опровергая еретиков. Он отправился в Монпелье, где был с почетом принят Раймоном Гоффреди, генералом ордена Святого Франциска. Он получил письма ассоциации, как благодетель ордена, высшие лица которого были поставлены под его руководство, и он обучал своему методу в их домах. Он проповедовал на Кипре против несториан и грузин, стремясь вернуть их в лоно Церкви. Он обращался за помощью в своих многочисленных предприятиях к королям Франции, Сицилии, Майорки и Кипра, но в целом тщетно.

В 1308 году он вернулся в Париж, где беседовал со знаменитым Иоганном Скотом, известным как тонкий доктор. Он с удовлетворением узнал, что король Филипп Красивый приказал преподавать восточные языки в Парижском университете. Это побудило Раймонда в следующем году отправиться к Фердинанду IV, королю Кастилии, чтобы уговорить его объединиться с королем Франции для возвращения Святой Земли, но это часто повторяющееся и неизменно пагубное и бесполезное предприятие, к счастью, не было предпринято. Он снова отправился в Африку, высадился в Боне, древнем Гиппоне, который был епархией Святого Августина, и, несмотря на сопротивление его мусульманских жителей, ему удалось обратить семьдесят последователей философа Аверроэса. Оттуда он отправился в Алжир и обратил многих, что навлекло на него преследования властей. Ему в рот вложили уздечку, как если бы он был лошадью, и таким образом лишили его возможности свободно говорить в течение сорока дней; затем его публично избили и изгнали из королевства. У него не было другого пути, кроме как вернуться в Тунис, где его ждал смертный приговор, но он оставался скрытым и вскоре отправился в Бугию. Там он развенчал учения мусульманских священников, успешно избежав бесчисленных смертельных ловушек, приготовленных против него народом по предложению их религиозных учителей. В конце концов его бросили в жалкую темницу, где он вполне мог бы погибнуть, но ходатайства некоторых генуэзских купцов дали ему лучшую тюрьму, в которой он был заключен в течение шести месяцев. Здесь мусульманские врачи пришли к нему толпами, чтобы убедить его принять их закон, обещая ему самые заманчивые вознаграждения – рабов, дворцы, богатство, красивых женщин и дружбу короля. «В результате, – говорит один из биографов Луллия, – они почти были убеждены принять Его закон, ибо только Он мог обещать им вечное блаженство».

Ворота тюрьмы Раймонда наконец распахнулись, и, как нарушителю общественного спокойствия, ему было предписано немедленно покинуть эти места. Знаменитый странник сел на генуэзское судно со своими книгами и бумагами, но потерпел крушение в десяти милях от города Пизы, едва спасшись, потеряв все свое имущество. В Пизе он заболел, и за ним тщательно ухаживали доминиканцы. По выздоровлении он возобновил свое публичное преподавание. Обращение магометан и завоевание Святой Земли по-прежнему были его главными целями, и он столь красноречиво уговаривал жителей Пизы учредить орден христианских рыцарей для освобождения Иудеи, что они отправили его с письмами к Святому Отцу; жители Генуи вручили ему аналогичные документы, и он также принес добровольное предложение дам этого города пожертвовать на такую благочестивую и похвальную цель значительную сумму денег. С этими заверениями он обратился к Папе в Авиньоне, представил свои письма и добавил самые веские причины, чтобы убедить его объявить еще один крестовый поход. Естественно, он ничего не получил от Папского двора и удалился в Париж, опечаленный своей неудачей и холодностью прелатов Церкви. Он продолжал писать и преподавать, и в октябре 1311 года, услышав, что в Вене состоится генеральный собор, он счел это благоприятной возможностью и предстал перед ним, чтобы потребовать трех вещей: 1. Основания нескольких монастырей, состоящих из ученых и смелых людей, которые, желая подвергнуть свою жизнь борьбе за Христа, с удовольствием изучают языки, чтобы более эффективно публиковать Евангелие. 2. Сведение всех военных орденов в христианском мире в один орден, чтобы, живя под одним религиозным правилом и вдохновляясь одними и теми же желаниями, они все могли сражаться с сарацинами и, подавляя все семена зависти, все эгоистичные интересы, похвальным соревнованием, с истинным христианским благочестием, стремиться освободить Святое Место из рук злодеев. 3. Осуждение, авторитетом Папы и Собора, всех произведений Аверроэса, используемых в христианских колледжах и школах, потому что они явно и прямо противоречили доктринам истинной религии. Чтобы пролить больше света на этот последний пункт, он составил трактат под названием De Natale Pueri . Он снова потерпел неудачу и вернулся в Париж, ничего не добившись. С непобедимым упорством он снова принялся за сочинение книг на латыни, испанском и арабском языках для назидания верующих и наставления сарацинов. Он действительно стал одним из самых плодовитых авторов в мире, и когда, устав от отдыха за написанием текстов, он вернулся на Майорку, будучи уже в преклонных годах, он, несмотря на опасность, отправился в Тунис, надеясь тайно работать над обращением его жителей в христианство.

Согласно другому рассказу, он публично объявил о своем возвращении, восклицая: «Разве вы не помните, что я тот человек, которого ваши князья прежде изгоняли из этой страны и из Туниса, опасаясь, что я озарю ваши души истинами нашей святой религии, к которой вы уже имели некоторое расположение? Единственная надежда на ваше спасение и решимость, которую я принял, чтобы претерпеть все муки мира ради любви к моему Богу, приводят меня обратно к вам, чтобы вы поступали со мной, как вам угодно».

В любом случае его возвращение было обнаружено; как один человек, народ восстал против него и, осыпав его позором и зверскими оскорблениями, преследовал его камнями от города до порта, где он упал, жалкий и подавленный.

Согласно многочисленным биографам, некоторые купцы, либо с Майорки, либо из Генуи, проходившие мимо Туниса, увидели яркий свет в форме пирамиды недалеко от порта в ночь этой катастрофы. Этот свет, казалось, исходил из кучи камней, и, желая узнать его причину, они сошли на берег на лодке и таким образом наткнулись на драгоценное тело Раймонда Луллия, которого, несмотря на его изуродованное состояние, они сразу узнали.

Но M. Delécleuze, пишущий в Revue des Deux Mondes , дает нам тот же рассказ, не украшенный лоском чудесного. «Наступила ночь, и тело Раймонда Луллия осталось на берегу моря. Во время всей этой ужасной сцены никто из обращенных, и тем более европейские христиане, тогда пребывавшие в городе, не осмелились защитить миссионера или даже заступиться за него. Однако некоторые генуэзские купцы, желая отдать последние почести его телу, прибыли на лодке под покровом темноты, чтобы увезти его. Исполняя этот благочестивый долг, они заметили, что Раймонд Луллий все еще дышит. Они поспешно отнесли его на свой корабль и немедленно отплыли на Майорку, в виду которой этот святой и ученый человек скончался 29 июня 1315 года в возрасте восьмидесяти лет». 12

Уже было сказано, что Раймонд Луллий был одним из самых плодовитых писателей своего времени или любого другого века. Следующий список его работ приводится Альфонсо де Проаза в 1515 году и воспроизведен А. Перроке:—

Названия предметов.

Количество трактатов.

Об Ars Veritatis Demonstrativus , 60

Грамматика и риторика, 7

Логика, 22

О взаимопонимании, 7

О памяти, 4

На Уилле, 8

О моральной и политической философии, 12

О праве, 8

Философия и физика, 32

Метафизика, 26

Математика, 19

Медицина и анатомия, 20

Химия, 49

Теология, 212

Общее количество трактатов, 486

Этот список принят без подозрений или критики г-ном Делеклезом, но поскольку Раймонд Луллий начал писать только в 1270 году и умер не позднее 1318 года, этот расчет требует от нас предположить, что он выпускал по десять трактатов каждый год без перерыва в течение сорока восьми лет, что было бы совершенно невозможно для самого уединенного, преданного книгам студента, а Раймонд Луллий был человеком неутомимой деятельности, о чем в изобилии свидетельствуют факты его странствующего существования. Автор в Biographie Universelle , Париж, 1820, имеет следующие уместные замечания по этому поводу: «Некоторые из его биографов увеличили число его трактатов до нескольких тысяч.13 Более умеренные сократили их с пятисот до трехсот, которые разбросаны по библиотекам Майорки, Рима, Барселоны, Сорбонны, Сен-Виктора и Шатре в Париже; но едва ли можно найти двести, различающихся по названиям и первым словам произведения; и это число должно быть еще уменьшено, поскольку разница между некоторыми из них очень незначительна, поскольку главы были даны для названий отдельных произведений, и поскольку объяснения профессоров или учеников часто ошибочно принимались некритическими писателями за уроки учителя».

*****

Итак, главная проблема в изменчивой жизни просвещенного теософа и обладателя универсальной науки, который погиб столь насильственной смертью в Тунисе или Бугии за дело своего Учителя, заключается в следующем: следует ли отождествлять его с тем Раймондом Луллием, которого Элифас Леви называет «великим и возвышенным адептом герметической науки», который, как говорят, делал золотые и розовые нобли для некоего Эдуарда, короля Англии, и который оставил после себя в качестве памятников своего непревзойденного алхимического мастерства те всемирно известные трактаты, завещания и приписки, которые, справедливо или несправедливо, приписываются под названием «химия, 49 трактатов» героическому мученику Майорки. По этому важному пункту уже цитировавшийся автор в Bibliothèque Universelle свидетельствует, что «работы по алхимии должны быть отнесены к другому Раймонду, из Ферраго, иудейскому неофиту, который жил после 1315 года, и с которым Авраам Бзовиус смешал первого, приписав ему некоторые положения, осужденные Григорием XI». И еще: «Работы по алхимии, приписываемые ему, слишком противоречат евангельской бедности человека, который отрекся от всего в своем рвении к религии Иисуса Христа и который во многих местах протестует против химеры философского камня, которую искал в свое время Арно де Вильнев, учеником которого он, как предполагалось, был. Обстоятельства и даты даже в нескольких из этих книг – из которых та, что о естественной мудрости, адресована Эдуарду III, – доказывают, кроме того, что их следует отнести к более поздней эпохе».

Эту проблему чрезвычайно трудно решить, и ее следует рассмотреть довольно подробно.

Раймонд Луллий отправился в Вену, чтобы присутствовать на генеральном соборе Церкви в 1311 году. Утверждается, что находясь в этом городе, он получил письма от Эдуарда, короля Англии, который взошел на престол в 1307 году, и от Роберта, короля Шотландии, которые оба с большим уговором пригласили его посетить их королевства. Надеясь побудить этих принцев помочь ему в его планах против неверных, он вскоре прибыл в Лондон в компании Джона Кремера, аббата Вестминстера.