Пролог
Слишком красивое платье для такого страшного дня…
– Ты выглядишь, как принцесса, – сквозь слезы сказала мама, расправляя складки на белоснежной фате, – Я так рада за вас. Вы будете прекрасной парой.
Она и правда была рада, потому что, как и все остальные видела только внешнюю картинку – красивого, обеспеченного жениха, от которого замирали все девичьи сердца в округе и нежную, слегка бледную, взволнованную невесту. Но это ведь нормально волноваться накануне свадьбы?
Знала бы она… Знали бы они все…
– Пора.
На выходе из комнаты, в которой меня готовили к свадьбе, встречал отец. Затянутый в парадный камзол, он выглядел торжественно и строго, но глаза светились любовью. Он был уверен, что отдает свою младшую дочь в хорошие руки.
Сдавленно улыбнувшись, я взяла его под локоть, и мы направились в зал, где все было готово для церемонии.
При нашем появлении смолкли голоса, затихла легкая музыка. Пока мы шли по проходу между рядами, гости провожали нас восхищенными взглядами, не догадываясь, что на самом деле меня вели на казнь.
Я не видела их, не замечала красоты убранства, все мое внимание принадлежало только ЕМУ.
Под аркой, увитой плющом и белыми цветами, ждал жених – темноволосый, высокий и статный, как все саорцы, в темно-синем камзоле с алым бутоном в петлице.
Он был красив. Настолько, что мне завидовала каждая девушка, находящаяся в этом зале. Да и замужние дамы нет-нет, да и напускали во взгляд томного кокетства.
Просто они не видели того, что видела я: огненных отблесков в темных глазах, звериной ухмылки, прячущейся за теплой улыбкой, размашистой тени за плечами.
Заложив руки за спину, он наблюдал за нашим приближением.
– Ты прекрасна, – и снова дьявольское пламя полыхнуло в темных глазах. Оно предвкушало, ярилось, кровожадно облизывалось.
– Спасибо.
Вкладывая свою дрожащую руку в его крепкую ладонь, я знала, что ждало впереди.
Сколько мне удастся продержаться? Месяцы? Годы? Или уже через пару недель я начну угасать?
Сколько бы я ни боролась, сколько бы ни пыталась вырваться, итог будет один – он опустошит меня до самого дна. Заберет каждую крупицу жизни и молодости, выставив напоказ красивую оболочку.
Я оглянулась на сестру. Восторженно сложив руки на груди, она смотрела на нас и плакала. Для всех – в ее глазах сверкали слезы умиления и радости, но я понимала, что Дарина оплакивала меня. Совсем юная и свежая с виду, внутри она была осунувшейся поседевшей женщиной. А ведь она всего на пару лет старше меня…
Сколько ей сейчас на самом деле? Тридцать пять? Сорок? Больше? Сколько лет жизни у нее уже украли? Сколько еще осталось?
– Дорогие гости! Сегодня мы собрались здесь по торжественному поводу… – староста начал обряд, и жених потянул меня к себе, вынуждая встать ровно.
Его прикосновение обжигало, и стоило только шевельнуться, как жесткая ладонь сжималась сильнее, предупреждая, что своеволия не потерпит.
– Согласен ли ты, Кириан Вард, взять в законные жены Ванессу Бартон?
– Согласен.
– Согласна ли ты, Ванесса Бартон, взять в законные мужья Кириана Варда?
Хотелось сбежать, спрятаться от него, но ради сестры я не имела права сдаваться. Любой ценой нужно вырвать ее из лап этих чудовищ, пока не стало слишком поздно. И если для этого нужно добровольно войти в логово к зверю – что ж…так тому и быть.
– Согласна.
Глава 1
Скрипучая карета вывернула на тисовую улицу и, размеренно покачиваясь, устремилась к большому, утопающему в зелени дому. Четверка гнедых слаженно семенила по ухоженной аллее. После долгого пути кони хрипели, гнули крутые шеи, кусали удила и нетерпеливо потряхивали гривами, в ожидании заслуженного отдыха.
Я отодвинула в сторону плотную голубую с золотом занавесь и, приникнув к окну, жадно всматривалась в каждую деталь. Вот кривой Джек – дерево похожее на сгорбленного старика. Вот кусты редких тигровых роз, которые росли только в нашей усадьбе. Их пленительный аромат проникал даже внутрь душной кареты, наполняя сердце сладким трепетом.
Старый прудик совсем зарос, но в центре по-прежнему неспешно кружились серые гуси. Иногда они резко опускали головы в воду и выхватывали маленьких, сияющих словно золото, рыбешек.
Все такое же, как и раньше. Но другое. Новые черты бросались в глаза, отдаваясь томительным эхом где-то внутри, под ребрами.
Я не была дома семь лет. С тех самых пор, как в день моего тринадцатилетия порог нашего дома перешагнула высокая статная женщина, затянутая с черную строгую форму академии Май-Брох. Она посмотрела на меня без единой эмоции и строго произнесла:
– Собирайся. Выезжаем через час.
Так я и узнала, что родители определили меня учиться в закрытую академию для одарённых девочек.
Я не хотела уезжать из дома, не хотела учиться, поэтому сбежала, спрятавшись в саду за беседкой. Я надеялась, что страшная женщина уедет, оставив меня в покое, но пришли слуги и утащили обратно в дом. Маменька ругала за недостойное поведение, отец сурово грозил пальцем, а я стояла и ревела, не понимая почему они хотели от меня избавиться.
– Глупышка! – тогда мать меня обняла и прижала к себе, – Никто не хочется от тебя избавляться, Несса. Учиться в академии Май-Брох – это великая честь! Нам пришлось очень постараться, чтобы тебя туда приняли.
Она любовно складывала мои кофты, юбки, лучшие платья в большой дорожный чемодан. Путь предстоял неблизкий – до Май-Брох по хорошим дорогам не меньше недели, а если начнутся дожди, то и того дольше.
Как сейчас помню. Меня нарядили в новый костюм из темно-зеленого вельвета, красивые ботиночки на шнуровке, а на голову примостили кокетливую шляпку с широкими полями.
Чесса Витони поджидала меня возле большой, устрашающе черной кареты, на боках которой красовались золотые львицы – символ Май-Броха.
Я попрощалась с матерью, которая не выдержала и разревелась, стиснув меня в своих объятиях, со старшей сестрой, умоляющей меня поскорее вернуться обратно. Отец, как всегда, был сдержан и обошелся лишь скупым похлопыванием по плечу.
Я забралась в карету и тут же прилипла к окну, затравленно глядя на свою семью. Тем временем кучер убирал мой тяжелый чемодан в багажный отсек, а чесса Витони с достоинством кланялась родителям и обещала, что присмотрит за мной. Потом она попрощалась и заскочила внутрь, громко захлопнув за собой дверь.
Я до сих пор помнила этот звук, перечеркивающий мою прежнюю жизнь.
Карета тронулась. Прижавшись носом к стеклу, я смотрела, как мать рыдала на плече у отца, а смешная рыжая Дарина бежала следом за нами, размахивала руками и просила меня не уезжать.
Я держалась изо всех сил, закусывая губы, сдерживая слезы, пыталась улыбаться.
Тогда я еще не понимала, как долго будут тянуться семь лет.
Погода как специально стояла погожая, радуя солнечными тёплыми днями, и мы достигли Май-Броха меньше чем за неделю. Казалось, я успела свыкнуться с мыслью о предстоящей учебе и даже почти убедила себя, что все будет хорошо, но едва мы въехали по каменному мосту в академию, больше похожую на крепость, как за нами с лязгом опустилась железная решетка.
– Чемодан оставь здесь, – все тем же бесцветным голосом отдала распоряжение чесса Витони и указала на невысокий постамент возле стены, – его отвезут беднякам.
– В чем же я буду ходить?
Я испуганно смотрела на эту холодную, застегнутую на все пуговицы женщину, и мне казалось будто передо мной бездушная змея, которой нет никакого дела до меня и моих страхов.
– Все ученицы ходят в форме, – просто ответила она, – и носят ее с гордостью.
Меня отвели в маленькую келью с серыми каменными стенами, жесткой кроватью, тумбочкой и крохотным шкафом в углу:
– Младшие ученицы живут скромно. Удобства и роскошь развращают, мешая проявлению дара.
После этого она ушла, а я плакала, не понимая, что развратного в мягкой удобной постели и красивых вещах. Мне хотелось домой к маме, папе, сестре, лохматой белой овчарке Бейли, ребятам из соседнего поместья и кусту тигровых роз.
День мне дали на то, чтобы осмотреться, придти в себя и смириться с «завидной участью» ученицы самой престижной женской академии Калирии, а на утро принялись за обучение.
Это были долгие семь лет, наполненные бесконечными книгами, занятиями, беседами о том, какой должна быть истинная леди.
Первые два года приходилось жить впроголодь, ходить в обносках и много тренироваться – так нас учили смирению и пытались раскрыть дар.
К концу этого срока во мне проснулось умение лечить. Совершенно обыденная способность, часто встречающаяся у девушек. Она считалась крайне полезной как в хозяйстве, так и в семейной жизни. Я же считала ее наказанием, потому что с ее пробуждением пришлось учить еще больше. Порой приходилось ночами напролет сидеть с книгами, или рыдать над раненым щенком, которого надо было вылечить, чтобы получить хорошую оценку.
Увы, иногда щенки умирали. И котята. И птички. Прежде чем удалось полностью подчинить себе дар, я хоронила и не раз. Методы в Май-Брохе были суровыми, но зато никогда не возникало желания делать что-то спустя рукава.