Читать онлайн И явился зверь…

Я, Господь, сотворил тебя, Я единственный,

Кто создал тебя таким, какой ты есть.

Я тебе помогал со времен,

когда ты был в материнской утробе.

Иаков, слуга Мой, не бойся,

Израиль, тебя Я избрал.1

Цветы вселенной

На экранах, собранных из нанокристаллов, мелькали маленькие, похожие на полоски света огоньки. Огромные панели иллюминаторов заполняли все пространство большого носового отсека звездолета. Лежали под ногами, мягко изгибаясь вверх, ближе к самому носу корабля и обрываясь широкой полосой шпангоута, опоясывавшего все помещение. Закрывали собой весь потолок и боковые стенки, разделяясь шпангоутами чуть потоньше, словно скелетом огромного дракона.

Впереди, в окружении звезд, стояло существо, похожее на цветок. Длинный, тонкий и гибкий, как лиана, стебель оканчивался огромным красным бутоном из миллиона похожих на канаты щупалец. Несколько из них, слегка вытянувшись, прижались к огромному экрану, словно притрагиваясь к этим мелькавшим где-то вдали ярким огонькам. Толстый крепкий корень, похожий на ногу улитки, слегка подрагивал кончиком. Огромное черное пространство, окружавшее звездолет, притягивало странное существо. Если бы у него был рот, оно бы, наверное, улыбалось так, как это делают люди. Но в том мире, где родилось это прекрасное создание, необходимости в подобных органах не было. Не было нужды и в глазах, и в ушах, и даже в том, что мы, люди, называем носом. Все органы чувств работали на ощущении электромагнитного излучения. Оно буквально осязало свет, электричество, радиоволны. Впрочем, так же, как и звук, запахи, а может быть, и еще что-то, недоступное для людей.

Металлическая дверь в кабину бесшумно раскрылась, впуская внутрь еще один цветок. Желтые щупальца его бутона мелко задрожали. Из них полился странный, едва уловимый аромат. Стоящий впереди вздрогнул. Красный бутон качнулся, распыляя молекулы ответного запаха. Уловив его, желтый цветок на минуту замер, потом неспешно пополз к прозрачной стенке корабля. Его корень вытянулся, и, извиваясь подобно змее, нес красивое создание. Соприкасаясь с экраном, заменявшим пол, он ощущал мягкое радиационное тепло космоса, отчего желтые щупальца-лепестки плавно покачивались, словно их обдувал свежий нежный ветер. Приблизившись к нанокристаллическим экранам, несколько щупалец вытянулось и мягко, словно боясь вспугнуть, дотронулось до тонкой оболочки, отделявшей их от бесконечного межзвездного пространства. Спустя пару секунд они отпрянули, словно чего-то испугавшись. На миг застыли. А потом уже почти все щупальца прильнули к маленьким звездочкам, мелькавшим полосками за экраном.

Красный цветок напрягся. Щупальца, изогнувшись причудливым образом, внимательно ожидали. Желтый бутон не двигался. Он не двигался минут пять. Десять, пятнадцать. И вдруг спустя почти полчаса желтые лепестки оторвались от экрана и затряслись, словно танцуя какой-то веселый танец. Они сплетались и кружили словно в хороводе, источая тонкий, невообразимо приятный аромат. Аромат счастья.

Маленькая вытянутая точка в безграничном пространстве, несшаяся с почти световой скоростью, вспыхнула электромагнитными излучателями. Длинный, чем-то походивший на огромного кита корабль задрожал под невероятной мощностью силы инерции и, плавно обогнув очередную планетарную систему, изменил курс. Космическое пространство, пропитанное молекулами водорода и гелия, осветилось яркой плазмой расщепленных атомов газового облака и вмиг погасло. Впереди горела маленькая, едва заметная точка, вокруг которой кружилось 92 планет.

Венера. 7600 год от сотворения мира

1. Тысяча лет прошло с того дня, как умер последний бог. Идол из пантеона идолов, твердивших о царстве небесном. Больше нет сумасшедших, называющих себя сыновьями божьим. Больше нет безумцев, считающих себя пророками. Настало время истины. Настало время человека. Время разума.

2. Мы есть бог. Единственный и истинный творец всего, что ты видишь. Бог земной. Бог всемогущий. Мы – венец эволюции. Конечная и непревзойденная стадия жизни. Мы, величайшие из существ. Мы, сотворившие мир по образу своему и подобию. Мы, позволившие ему жить.

3. Ты – червь, поклоняющийся нам. Ты – раб, принадлежащий нам. Ты – лишь плоть, не имеющая душу. Ты – наше создание, которым мы можем распоряжаться по своей воле и рассуждению. Отдайся нам. Верь нам. Подчинись нам. Ведь только мы знаем, что есть правильно и неправильно. Ведь только мы знаем истину, недоступную для твоего ума. И да сгинет всяк инакомыслящий. И да настигнет его кара. Ибо мы есть бог. Мы есть создатель. Мы бессмертны.

Новая Библия 7504 год

Человек в черном скафандре стоял на краю гигантского карьера. Внизу, в волнах поднимавшегося к верху воздуха, шумели огромные машины, добывавшие руду. Сквозь черный шлем с большим зеркальным экраном доносился громкий грохот. Желто-коричневое темное небо, затянутое дымкой, обжигало тело. Даже через защитное облачение ощущался жар планеты, от которого некуда было деться. Он проникал в каждую клетку и отдавался гулкими ударами крови в висок. Вдали, сквозь висящую над поверхностью дымку, виднелась пыльная дорога, выходившая из карьера. Рядом с маленьким, похожим на шар сооружением на обочине у самого выезда стоял большой плакат. Тянувшаяся в бескрайние каменные просторы Венеры и выделявшаяся более темным, бурым, цветом на фоне красных камней полоса дороги, огибая строение, расходилась змейками, терявшимися в раскаленном мареве планеты. Человек вгляделся. Большими, фосфоресцирующими, розовыми буквами на черном плакате красовалась надпись: «Собственность правительства. Карьер находится в ведомстве Главного Управления Наказаний». А под ней еще одна: «Заключенным вход строго запрещен».

Мимо плаката проехал огромный аппарат, чем-то похожий на гусеницу, выхватывая светом горящих фонарей из вечного венерианского сумрака клубившуюся пыль. Подвижно соединенные круглые кузова, наполненные доверху горной породой, плавно покачивались на больших широких металлокерамических колесах. Впереди, переваливаясь через кочки, ползла большая голова с огромными глазами прозрачных жаростойких стекол со встроенными в них жидкокристаллическими экранами. Внутри горел тусклый свет. Человек в черном скафандре приблизил картинку. Нейроинтерфейс шлема показал бородатого, одетого в белую робу водителя.

– Пора, – прошептал он и отошел от пропасти.

Венера слишком опасная планета для живых существ. Передвигаться по ее поверхности было подобно прогулке по минному полю. Он осторожно шагал вдоль края. Идти было тяжело. Углекислый газ атмосферы, сжатый неимоверным давлением, был настолько плотен, что казался больше жидкостью, нежели газом. Красные камни под ногами, раскаленные жаром планеты, были обманчиво крепки. И хотя в целом поверхность была достаточно прочной и даже более твердой, чем на Земле, из-за отсутствия воды, все же иногда и, как правило, неожиданно, нога могла провалиться по щиколотку в полурасплавленную мякоть горных пород. Такие ловушки довольно часто встречались, прячась под тонкой коркой тверди. Соприкасаясь с более холодным покрытием скафандра, почти расплавленный камень очень быстро застывал, налипая на ботинки, и мертвой хваткой приклеивал свою жертву. Многие люди погибали вот так, случайно застряв в природной ловушке и сгорая живьем после того, как кончался заряд батарей и отключалось охлаждение скафандра. Хотя для Венеры их изготавливали из инертных веществ, не подверженных коррозии в кислотной среде и способных выдерживать гигантское давление атмосферы, но за надежность приходилось платить большими затратами энергии на охлаждение. Материалы, нагретые до огромных температур, не выдерживали, и их приходилось постоянно охлаждать. А это снижало продолжительность нахождения на поверхности всего лишь до пары часов.

Однако самой страшной опасностью было провалиться в изредка попадавшиеся огненные ямы. В такие ямы иногда проваливались целые грузовики, не говоря уж о неопытных путниках. И выбраться оттуда было невозможно. А еще очень часто попадалась порода, взрывающаяся под ногами. От перепада температуры или просто от сильного удара раскаленные камни трескались и разлетались осколками, отрывая ступни. Пробираться было тяжело и опасно. При других условиях он никогда бы не решился на столь безрассудную вылазку. Но так было надо. От этого зависело очень многое.

В спешке выбираясь тайным ходом из жилой базы, которую заключенные называли между собой саркофагом, человек не взял специальных приспособлений, без которых ходить по Венере было сродни самоубийству. Даже крепкую надежную палку, способную отбить налипший камень и являвшуюся обязательным инструментом венерианского путника, пришлось оставить там, около хода, не говоря уже о специальных устройствах, вроде снегоступов, позволявших спокойно преодолевать места, где мягкая поверхность не могла держать вес человека.

Впрочем, он не был новичком на этой планете. И обходил опасные ловушки, замечая их по одному ему ведомым признакам. А мелкие ямки мягкой горной породы были привычным для старожил явлением. Человек в скафандре успевал освободиться, с ловкостью кошки перепрыгивая на ближайший твердый камень. Более всего его внимание занимали люди, сидящие в белом шарике на выезде из карьера. Заключенным колонии запрещалось ходить в одиночку, и человек рисковал. Негаснущее око видело все. От него некуда было деться. Но он шел на этот риск, отгоняя от себя мысль, что эта прогулка может стоить ему жизни. Другого выхода не было.

Серые в вечных сумерках облака отражались на черном экране его шлема. По всему было видно, что скоро начнется дождь. Но его это не волновало. Он спешил. Шагая по большим плоским булыжникам, человек в скафандре медленно приближался к будке охранников – маленькому шарику с широкими окошками-иллюминаторами, видневшемуся на обочине рядом с плакатом. Внутри кто-то сидел, вглядываясь в полумрак планеты. Его уже давно заметили. Человек это знал. Инфракрасные камеры, вращающиеся на вышке, рядом с шаром очень явственно выделяли черный силуэт на фоне раскаленной планеты. Спрятаться было невозможно. И он находился под пристальным наблюдением с того самого момента, как выбрался из саркофага, который огромной, призрачной в вечных сумерках полусферой высился неподалеку. В подобных саркофагах, раскиданных по всей планете, жили приговоренные к венерианской каторге. Там было довольно комфортно, хотя и всегда слишком жарко. А из-за повышенного до тридцати атмосфер давления у обитателей Венеры часто болели глаза. Впрочем, человек в черном скафандре уже давно привык к венерианским условиям жизни и нашел в себе способность игнорировать боль.

Вглядываясь в оранжевые разливы на желто-коричневом, чуть сероватом фоне неба, он вдруг вспомнил свой дом. Голубая планета, покрытая зеленью деревьев и трав. Как давно это было. Теперь воспоминания казались плодом воображения. И мелькали смутными картинками. Часто даже не связанными между собой. Просто вспышки фотоаппарата, оставившие отпечаток в его памяти. Человек в скафандре невольно бросил взгляд ввысь. Там не было звезд. Не было голубизны. Даже солнце, несмотря на то, что день на Венере уже которые земные сутки был в самом разгаре, спряталось за вечную ядовито-желтоватую дымку. Вдруг в памяти мелькнуло маленькое детское личико. Большие голубые глаза. Смешная улыбка пухленьких губ. Он тряхнул головой, словно отбрасывая наваждение. Но оно не уходило. И потянуло за собой другие образы давно умершего прошлого.

Призраки прошлого

– Вон там, смотри! Видишь, самая яркая точка справа от луны?

– Где, где? – прозвенел детский голос.

– Большая такая. Чуть выше.

– Вот эта? – удивился мальчик.

– Да. Это и есть Венера. Самая яркая планета из всех. Наша сестра.

Мальчик прильнул к телескопу. Они почти год откладывали с женой деньги со скудной зарплаты на покупку. И вот, в день рождения, у сына сбылась давняя мечта. Его очень увлекали небесные огни. И мальчик неустанно заглядывал в небо. Видимо, далекие звезды тянули его. Иногда он часами мог рассказывать какие-то странные вещи, о которых прочитал в книжке, о большей части из которых они с женой даже не слышали. И пытался повторить по чертежам древний телескоп Галилео Галилея. Правда, безуспешно.

– Может, уже за стол? – оторвал их от созерцания небес женский голос. – Я такой вкусный торт сделала. С кусочками банана, как вы любите.

Он обернулся. Человек в черном скафандре точно помнил это мгновение. Оно врезалось в память до мельчайших подробностей. Лицо его жены. Круглое, смуглое, с раскосыми восточными глазами и смешинками где-то в уголках. Ее губы улыбались. Даже через полумрак комнаты он видел нежные щечки с ямочками от улыбки.

– Ну мама! – воскликнул сын.

– Кушать, – спокойным голосом проговорила она.

– Вот всегда так, – проворчал ребенок и, оставив телескоп, поплелся на кухню.

Они жили в маленькой квартирке на самом верхнем этаже. Зарплаты ученого физика на большее не хватало. Даже частые переработки не поправляли дело. Жена работала в столовой, готовя еду для рабочих местного сталелитейного завода по двенадцать часов в день. И в круговороте будней вся семья собиралась только ближе к ночи. Наверное, потому тот день рождения сына ему так запомнился. Он тогда впервые в жизни посмел проявить неудовольствие и решительность, отказавшись сидеть в институте допоздна. Человек в черном скафандре вспомнил, как пришел к руководителю и в самой грубой форме послал его к черту. Вместе со всеми начальниками над ним и главарями свыше. Сейчас, разглядывая коричневое небо звезды вечного восхода, человек усмехнулся. Если бы он знал тогда. Если бы… Впрочем, теперь уже ничего не изменить.

Он – обычный зэк, из миллионов таких же перепрыгивал через ямы раскаленного камня на яркой планете в десятках миллионов километров от Земли. От такого родного дома. Что стало с женой, сыном? Тут часто говорили: «Попал в тюрьму – меняй жену». Он отказывался верить, что это правда. Гнал прочь простую и логичную мысль. Та жизнь, которая была раньше, умерла. Он умер. И никому больше не нужен. Теперь есть лишь это коричневое, с яркими, ядовито-желтыми разливами и зеленоватыми всполохами молний небо. И вечный жар раскаленной докрасна планеты. А сын? Сердце словно оборвалось и на секунду перестало биться. Невольно губы сжались в тонкую полоску и на скулах вздулись желваки. Коричневое мрачное небо, казалось, гудело. В голове раздавался явственный и столь же призрачный гул. Как будто над ним жужжал целый рой пчел. Человек в скафандре вздохнул. В груди что-то стукнуло. Еще раз. Еще.

Проклятое небо Венеры все так же висело над ним. Он на минуту остановился, осмотрелся. Кирпично-красный пейзаж Утренней звезды парил и призрачно переливался в потоках раскаленного газа, поднимавшегося от поверхности вверх. В желтовато-коричневое марево. Человек вздохнул и продолжил идти. Все это неважно, убеждал себя он. Важно лишь завершить начатое. Рука в грубой черной перчатке скользнула по специальному карману на скафандре. Обычно такие карманы использовали для переноски инструментов или образцов породы. Но теперь в нем лежало то, что было дороже жизни. То, что изменит все.

Земля. Десятью годами ранее

В институте царила кутерьма. Это ощущалось буквально с порога. Как только он открыл большую стеклянную дверь, то ощутил странное возбуждение, поглотившее сотрудников. Всюду сновали разные ученые. Тихо, полушепотом переговаривались и не в силах скрыть эмоций махали руками, пытаясь доказать собеседнику что-то, о чем вошедший только что человек не знал. Даже охранник с биркой гвардейца, сидящий в будке у входа, казалось, был не в себе. Его глаза округлились и, не останавливаясь, метались из стороны в сторону. Словно отстреливая каждого неосторожного научного сотрудника.

– Что такое? – поинтересовался он, с интересом посмотрев на гвардейца.

– Хрень какую-то нашли, – буркнул тот.

– Какую? – человека в скафандре тогда тоже начало разбирать любопытство. Сейчас он даже усмехнулся бы. Но тогда…

– Да я знаю? – отмахнулся от какого-то кандидата охранник.

– Ну и черт с тобой, – буркнул кандидат физико-математических наук и прошел внутрь.

Шагая по мраморному полу вестибюля и с удивлением взирая, как сотрудники перешептываются друг с другом, его любопытство росло с геометрической прогрессией и, добравшись до широкой мраморной лестницы, ведущей наверх, к его маленькой лаборатории, оно достигло апогея. Поэтому, столкнувшись со спускавшимся по ней знакомым, работавшим по смежной с ним теме, он очень обрадовался.

– Здорова, – протянул тому руку и, не дав открыть рот, тут же начал осыпать вопросами: – А чего тут? Машину времени открыли? Perpetuum mobile?

– Да какой там, – прислонившись к уху, прошептал знакомый, – тут дело посложнее. Ты разве не слышал еще?

– Что не слышал-то? Нет, я пришел только что, – удивился он.

– Вчера ночью привезли одну штуку. Тут целая рота гвардейцев была. С бронетранспортерами, автоматами. Да в касках все. Ну ты понял, о чем я? А самые главные из них, я даже не знаю кто. Ну точно не федералы и не шпионы. Какие-то секретные.

– Ну и что? – приготовился он.

– Штуку одну привезли. Говорят, нашли на Венере. Говорят, искусственная. Говорят, не нами сделано. Я, конечно, ничего не знаю, но так люди говорят.

– Не нами? А кем? – задумался он.

– Да вот то-то и оно, – прошептал знакомый. – Кем, если не нами? – И сделал круговой жест рукой, чем привлек внимание охранника в будке.

– Ой, ладно, я побежал, – похлопал по плечу знакомый. – Да, кстати, похоже, этой штукой будете заниматься вы, – подмигнул ему. – Ну, ты это, поосторожней. Береги себя. – И, бросив его, тут же убежал.

В недоумении он поднялся по лестнице на третий этаж большого каменного здания института. И, пройдя по длинному коридору, постучал в старенькую обшарпанную дверь. Ему никто не ответил. Тогда повернул ручку и, толкнув ее, заглянул внутрь.

– Солнце не всегда было таким горячим, как сегодня…

Вокруг большого стола собрались все научные сотрудники, работавшие в их отделе. А руководитель – мужчина невысокого роста с длинной неухоженной бородой, в футболке и спортивных штанах – что-то рассказывал подчиненным. Он тихонечко протиснулся в дверь и неосторожно щелкнул замком, обратив на себя внимание. Все обернулись.

– А, вот и наш вечный опоздавший, – пробасил начальник. – Ну что, голубчик, опять что-то отмечали?

– Я не опоздал, – с пренебрежением бросил он, – восемь часов – я здесь.

– А мы сегодня на два часа раньше решили собраться, – сжигая его глазами, чуть не выкрикнул бородатый.

– Ну могли бы сказать, – проворчал он.

– Ах, извините, что вашу светлость не предупредили! – вскипел от ярости начальник.

Человек в скафандре тогда хотел было ответить, но подбежала лаборантка, проходившая аспирантуру в лаборатории их отдела, и подсунула папку с какими-то бумажками.

– Подпишите. Это за секретность, – большие голубые глаза, казалось, улыбнулись.

Он достал из кармана ручку, которую по давно выработавшейся привычке всегда носил с собой, и, не читая, начал ставить автографы в кипе документов.

– Ну так вот, – продолжил начальник прерванную лекцию, – мы ошибались, и теперь у нас есть доказательства. Когда-то, миллиарды лет назад, на Земле был ад. Наша прекрасная голубая планета была раскаленным шаром, постоянно бомбардируемым космическими булыжниками, которые нещадно отправлял к нам Юпитер. Венера сегодня – это прошлое Земли. Но тогда, тогда все было иначе. Тогда Солнце еще не испепелило прекрасную богиню любви. Оно светило намного слабее. Конечно, там было немногим лучше, чем на Земле, но все же. Космические булыжники прилетали не так часто. Наша Земля вместе с Марсом принимала на себя первый удар, а Солнце оберегало Венеру своей мощной гравитацией, отклоняя большинство из тех, что не падали на нашу планету и Марс. Заметьте, лишь у Венеры и Меркурия нет спутников. Даже крошечный Плутон летает тандемом с Хароном, – многозначительно поднял палец вверх начальник отдела. – Условия на Венере четыре миллиарда лет назад были гораздо благоприятней, нежели на Земле. Поэтому, судя по всему, жизнь там зародилась раньше. Всего лишь на пару сотен миллионов лет раньше. Но что такое пара сотен миллионов лет? На Земле двести миллионов лет назад существовал единый континент Пангея. И динозавры бегали. Пургатории – наши древнейшие предки – появились шестьдесят шесть миллионов лет назад. Вот и представьте, что такое двести миллионов лет. И как вы думаете? Если зародилась жизнь на Земле и превратилась в нас, могло ли произойти то же самое на Венере, только гораздо раньше?