Читать онлайн Джармен

© Василий Михайлович Зюбин, 2024

ISBN 978-5-0064-7963-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мутно небо, ночь мутна.

Мчатся бесы рой за роем

В беспредельной вышине,

Визгом жалобным и воем

Надрывая сердце мне…

«Бесы» А. С. Пушкин

– Все! Пошел!! Рюкзак сначала кидай! – поезд сбрасывает скорость, от визга тормозных колодок по спине бегут противные мурашки. Бросаю объемный зеленый баул в черный проем тамбурной двери и тут же делаю шаг вперед. Скатываюсь в сугроб железнодорожной насыпи, слепну от черноты ночи. В легкие врывается обжигающий морозный таежный воздух: после затхлого, плацкартного вагона, он особенно резок и густ.

Слышу, как следом за мной в сугроб ухают товарищи.

Поезд, сделав секундную техническую остановку на спуске и прогрохотав на всю свою длину суставами вагонных сцепок, вновь набирает скорость. Желтые окна вагонов, колючая снежная поземка из-под заиндевелых грохочущих колес проносятся в жуткой близи от моей головы. Последняя колесная пара выбила на стыке прощальное «та-ту» и сразу все стихло. Красные габаритные огни исчезают вдали, а я глохну от звенящей в ушах тишины. Глаза напротив привыкают к темноте. Она оказывается не такой уж и кромешной. Снег вновь из антрацитово-черного превращается в белый. Небо расцвечивается звездами. Млечный путь – вечный компас странников – просыпал дорожку на север из мириад звезд. Отец рассказывал, что именно по Млечному пути ориентировался мой дед, когда ночами пробирался к своим, бежав из германского плена в Первую мировую войну. Вот такой же звездной ночью они с товарищем обманули конвой, отползли в овраг, где и спрятались.

* Посёлок при одноимённой станции в Амурском районе Хабаровского края. «Википедия».

** «Джармен – богатырь в земле». «Топонимика Сибири» Анатолий Статейнов, Издательство «Буква С», Красноярск 2008, стр. 154.

Утром пленных построили. Конвоиры, недосчитавшись двоих, покричали, для острастки постреляли в воздух, и погнали колонну дальше. Беглецы день просидели в овраге, и только следующей ночью мой дед спросил товарища: «Куда нам идти?» Ответ был незабываемым. Он-то и стал нашей семейной крылатой фразой. Молодой парень выдал с характерным московским выговором: «Да ты «ийди», а я за «табой» «пайду!»

На привычном месте висит ковш Большой медведицы. Ему по-глупому радуюсь, как радуются встрече со знакомым в чужом краю. Совсем рядом виден уже земной ориентир: свет одной единственной тусклой лампочки, которая с трудом вырывает из объятий темноты контуры барака.

– Все целы? Ружья не растеряли? – Вася Бейлин, высокий круглолицый здоровяк в зеленом армейском бушлате, громко хохочет. В его руках пятизарядное дорогущее ружье, привезенное им из ГСВГ. Он уверенно идет в направлении барака, мы следом. Под ногами хрустит снег, в носу слипается и щеки обжигает мороз: градусов тридцать не меньше! Василий здесь, в окрестностях Джармена, уже не первый раз охотится. Вот и нас подбил съездить: «Коза просто прет из Китая!».

«Десантировались» мы в восьми километрах северо-восточнее поселка Джармен. «Казарма 37 километра» по бумагам значится как «посёлок сельского типа в Амурском районе Хабаровского края. Он входит в состав Литовского сельского поселения». Реально же «поселок» состоит всего из одного ветхое здания, где в прежние времена, скорее всего, жил обходчик путей. Билет на поезд брали до Джармена, так как в поселке «Казарма» официальной остановки поезд не делает.

В бараке натоплено до духоты. Нас ждут с болезненным нетерпением. Плата за ночевку давно определена: литр водки. Официально в бараке живут четыре человека. Но реально здесь ошиваются разные темные людишки: сколько их, откуда приходят и куда уходят, знает только тайга.

Василий знаком с двумя из официальных жильцов, они-то и встречают нас у порога. Коренастый хмурый мужик неопределенного возраста, на лице которого лежит незримая печать длительного тюремного срока и его сожительница – спившаяся женщина лет пятидесяти. Точнее определить её возраст в виду беспробудного пьянства также чрезвычайно трудно. Описать внешность еще сложнее. Если сказать, что она похожа на киношную Бабу-Ягу – это будет неправдой. Нет горба и нос вполне прямой. Однако какое-то туманное сходство все же присутствует. Те же свисающие грязные космы волос, тот же пристальный и недобрый взгляд из-под густых бровей. Умелому гримеру потребовалось бы совсем немного усилий, от силы два три сочных штриха, чтобы превратить единственную женщину барака в знакомый персонаж детских сказок…

Василий как пропуск вручает своему знакомому водку и несколько жестяных банок закуски в качестве подарка. Тот корявыми пальцами, на которых четко видны татуировки в виде перстней, бережно (ни одна не звякнула) берет бутылки, говорит несколько дежурных фраз, дескать, ждали, располагайтесь, и уходит на кухню. В комнате, которую нам дали на ночлег, абсолютно пусто, нет даже лампочки. Кидаем рюкзаки и ружья на пол. Дежурить договариваемся по очереди. Ружья достаем из чехлов и собираем. На всякий случай.

– Водку они быстро выпьют. Под утро добавить захотят, и вот тут возникнет огромное желание «пошмонать» наши рюкзаки. Знают, что у нас еще есть. Так что лучше не спать. Зарезать, конечно, не зарежут, а стырить что-нибудь могут запросто. – Василий дает напутствие первому дежурному и, сладко зевнув, устраивается поудобней на полу.

Бессонная ночь в поезде и усталость берут свое. Разговоры быстро стихают, и вот уже мирное дыхание моих товарищей наполняет комнату. Мне не спится. Крашенные доски пола пахнут мышами и старостью. Двери в нашей комнате нет и сквозь светящийся проем хорошо слышны голоса, доносящиеся с кухни. Невольно становлюсь свидетелем застольного разговора.

– Не части, мамка. Лучше хлеба, да лука накроши! – узнаю сипловатый голос хозяина.

– А чё её греть-то. Жрать, однако, охота. Да и Витьку бы закусить. Вишь как его повело: на бражку водку кинул и готов. Папка, открой банку.

«Папка», «мамка» – эти домашние теплые слова так дико контрастируют с обликом хозяев, что невольно горько улыбаюсь.

– Молчи, дура, я думаю, понимаешь, д-у-у-м-а-ю-ю?! – голос третьего собеседника, очевидно того самого Витька, был властным и грубым. Чувствовалось, он принадлежит к тем буйным типам, которым лучше не попадаться под пьяную руку.

– Чё думать-то? Наливай да пей! А мамку не тронь. На вон, пожри немного.

– Да пошел ты… Живете тут, б***, на зоне лучше. Телика и того нет. Чертей только и гонять.

– Чур тебя! Помянул дурень на ночь глядя. Придут ведь, – мамка испуганно что-то неразборчиво начала бубнить.

– Опять за свое… Водки не жри, и приходить черти перестанут. Лучше расскажи человеку, как телевизор покупала. Всей казармой деньги собирали полгода… Вот учудила, так учудила. – залился сиплым смехом «папка».

– Купила! Как же. Было дело. Цветной! Красно-белый! Только экран малю-ю-ю-сенький такой. Одни глазом смотреть, – то ли рассмеялась, то ли раскашлялась мамка.

– На батарейках что ли? У моего кореша был такой: черный с выдвижной антенной и ручка сверху. Небольшой, вон как твои галоши. А показывает классно. Техника! – уважительно протянул последнее слово гость. Тема телевизора его явно заинтересовала.

– Н-е-е! Не то! Да слушай ты. Проводили, значит, меня всей Казармой. Поезд ночной, он в Волочаевку к пяти приезжает. Рано еще. Все магазины, понятное дело, закрыты. Хотела поспать на вокзале, да деньги со мной большие, стырят ведь, мастера там, сам знаешь какие. Да и менты могут поинтересоваться. Пошла по городу гулять. Лето! Тепло светло, чё не гулять-то? А время тянется, сил нет. Дай, думаю, красненькую куплю. Продмаг с восьми работает, а хозяйственный аж с десяти. По глоточку по-маленькому, а все веселее будет. В десять я у кассы первая. Мне говорят: «Телевизор ваш, гражданка, двести двадцать один рубль стоит». Считаю деньги, а у меня аккурат двести двадцать рублей бумажками и восемьдесят копеек мелочью… Я им пытаюсь втолковать, мол, ерунда какая! Два гривенника всего не хватает! Пробивай! Потом занесу! А мне: «Женщина! Да вы пьяны! Мы милицию позовем!» И за дверь меня взашей. Такая досада взяла… Но вот я и привезла в Казарму на все двести двадцать рублей и восемьдесят копеек Агдаму и водки. Водка «Пшеничная» была, дорогая, много не купишь. Папка встречает, где, говорит, телевизор? А я ему рюкзак да тележку: «Вот, цветной, красно-белый, правда, экран узкий, смотреть только одним глазом можно», – мамка опять зашлась тихим старческим смехом.

– Неделю гуляли всей казармой! Да как гуляли… – папка вздыхает, вспомнив явно приятный для него эпизод жизни.

– Вот-вот. После недельной пьянки черти и приходя.

– Опять за свое! Замолчи, наконец, – старуха сбавляет голос до таинственного шёпота, – говорю тебе п-р-и-х-о-о-дят… По правде, По трезвянке видела. Как тебя. Другие не видят, а мне дар такой дан. Вижу! Те, что черные, носатые, все в шерсти, – еще ничего. Вертлявые твари, и воняют сильно. Но от них только мелкой пакости жди. То за ногу норовят укусить. Вишь у меня следы. То подножку поставят… А вот рыжие, «вухатые», облезлые, – очень страшные твари!! Глаза выпучат и хохочут. Передразнивать, кривляться там, всякие мерзости делать большие мастера… Они главные. Всеми чертями крутят, всех науськивают. А сами в сторонке, вроде и не причём. Хи-и-тры-е-е-е, спасу нет! Правда, суетливые очень. Только они очень даже причем! Слабину дашь – все. Кранты. В лучшем случае оберут как липку. Вишь в хате «ничё» нету. Они все потаскали!