Читать онлайн Проект «Ковчег». Воздушные рабочие войны. Часть 1

***

В том мае мы еще смеялись,

Любили зелень и огни.

Ни голос скрипок, ни рояли

Нам не пророчили войны.

Мы не догадывались, споря

(Нам было тесно на земле),

Какие годы и просторы

Нам суждено преодолеть…

Теперь, мой друг и собеседник,

Романтика и пот рубах

Уже не вымысел и бредни,

А наша трудная судьба.

Она сведет нас в том предместье,

Где боя нет, где ночь тиха,

Где мы, как о далеком детстве,

Впервые вспомним о стихах.

Пусть наша юность не воскреснет,

Траншей и поля старожил!

Нам хорошо от горькой песни,

Что ты под Вязьмою сложил.

(Николай Овсянников,

(1918-26.02.1943),

старший лейтенант,

помощник командира 365-го

танкового батальона

166-й танковой бригады)

I

На улицах Берлина еще лежит чахлый европейский снежок, а канал Ландвер не очистился от тонкого льда, но в воздухе уже явственно ощущалось дыхание весны. Спешат по своим делам беззаботные берлинцы. На остановке нарядные девушки весело хихикают в ответ на незатейливые шутки солдат, постреливая глазками в доблестных защитников Потреланда и делая вид, что испугались резкого трамвайного звонка. Молодые люди веселы и счастливы. В весеннем Берлине все хорошо и радостно. Ничего не говорит о том, что где-то идет война, что именно сейчас в этот момент в ужасных русских снежных лесах гибнут немецкие солдаты. А война… Война она далеко. Да и закончится скоро. Придет весна, отступят морозы, и Вермахт, сделав последнее усилие, наконец, захватит столицу этих несносных северных варваров, возомнивших о себе, невесть что. И тогда останется сломить только трусливых британцев, спрятавшихся у себя на острове. Ах да, есть же еще американская плутократия. Но имея самую мощную в мире армию, безграничные ресурсы России и великий гений фюрера, немцам ли боятся этих торгашей, не способных справится с горсткой желтолицых японских макак?

А вот в неприметном здании на улице Тирпицуфер, угол Бендлерштрассе[i], возле канала Ландвер в самом центре Берлина настроения были не столь радужными. В небольшом, но уютном кабинете отделанном темными дубовыми панелями, тихо разговаривали два человека. В воздухе витал запах кофе и дорогого коньяка.

– Как прошло совещание у фюрера? – отхлебнув из миниатюрной фарфоровой чашечки восхитительный кофе, спросил тот, что был в гражданке. Высокий с залысинами лоб, пересеченный несколькими поперечными складками, острый и умный взгляд, жестко ощупывающий собеседника из-под сдвинутых к переносице бровей, и даже цивильный костюм не может скрыть офицерскую выправку. Слишком прямая спина, слишком уверенный взгляд, слишком много стали в голосе. Впечатление об этом человеке не портили даже слегка топорщащиеся, какие-то мальчишеские уши.

– В истерике, Ганс, – скривил холеное, аристократичное лицо его собеседник в мундире адмирала Кригсмарине. – Последнее время, все совещания у фюрера завершаются истерикой этого ефрейтора, – голос Канариса сочился ядом и презрением.

– Ленинград? – понимающе спросил Пикенброк, заместитель Канариса и одновременно начальник 1-го отдела Абвера, отвечающего непосредственно за разведку.

– У нас много причин, способных вызвать истерику фюрера, но в этот раз да, Ленинград. Этот гений, – «гений» было сказано так, что становилось сразу понятно, что адмирал думает совсем по другому, – сам обескровил группу армий «Север», лишив всех резервов, и теперь ищет виноватых. И догадайся, кто это?

– Абвер?

– Конечно! – со злостью усмехнулся адмирал. – Это же мы обгадились на всех фронтах! Правда, в это раз часть упреков были вполне справедливыми. Геликоптеры русских мы проморгали.

– С этими геликоптерами не все так просто. Мы следили за разработками иванов в этой области. И ничего не было. Абсолютно. И вдруг, из ниоткуда появляются эти машины. Бреде отправил на Восточный фронт своего зама, разобраться с этим вопросом. Ты знаешь, чем это закончилось.

– Да, тут русские нас обыграли, – Канарис оставил кофе и налил себе коньяк, – будешь? – спросил он у собеседника.

– Давай, – не стал отказываться генерал. – Это была ловушка, – продолжил он свою мысль, – хорошо подготовленная ловушка. Правда, по-моему русские и сами не ожидали какая крупная дичь к ним попадется. А геликоптеры приманка, которой если что не жалко и пожертвовать.

– Да. Потеря Феллера еще скажется на наших планах, – Канарис откинулся на спинку кресла и отхлебнул коньку. – Да и Бреде пришлось отдать СД. Все-таки пленение врагом заместителя начальника отдела Абвера это ЧП. Юрген подставился! – адмирал был зол, он не любил жертвовать своими людьми. – Но почему ты решил, что геликоптеры это приманка?

– Слишком все «слишком» в этом деле.

– Поясни, – заинтересованно подался вперед Канарис.

– Впервые геликоптеры проявили себя на Березине. До этого о них были только непонятные слухи, что что-то подобное где-то там видели. В начале осени русские проводили войсковые испытания своих автожиров, окончившиеся полным провалом, поэтому на слухи изначально мы внимание и не обратили. И вот эти геликоптеры разносят переправы, срывая наступление на Москву. Прошу заметить не автожиры, а именно геликоптеры. В это же время в структуре госбезопасности русских появляется новое подразделение отдел «В» и курсы пилотов геликоптеров, причем курсанты все девушки.

– А как связан отдел «В», с обсуждаемым нами вопросом? И вообще, существует ли он, этот отдел? Информация по нему была в ноябре, довольно отрывочная и с тех пор больше ничего. Абсолютно! Ты сам пытался что-то нарыть, люди Гиммлера тоже копали. Зеро.

– А вот здесь начинается самое интересное. Начальником отдела «В» назначен некий майор госбезопасности Волков, а пилот, уничтоживший переправы – лейтенант госбезопасности Стаин является родственником этого Волкова.

– Интересно, продолжай. Кстати, ефрейтор объявил этого лейтенанта Стаина своим личным врагом.

– Паяц, – презрительно бросил Пикенброк. В оценке умственных способностей вождя немецкой нации офицеры были единодушны. – То, что мы ничего не можем нарыть на отдел «В» лично меня беспокоит больше всего. Что это за отдел, для чего? Есть информация, на уровне ничем не подтвержденных слухов, что Волков личный палач Сталина и отдел создан для уничтожения неугодных ему людей. Но я в это не верю. Слишком много тайн вокруг. Раньше Сталин не сильно беспокоился о соблюдении секретности при сведении счетов со своими врагами. А вот для ловли на живца вполне подходяще. Офицер-силовик с хорошо подготовленными людьми и кусок сыра в мышеловки в виде новой техники и оружия. И не один Бреде на это попался.

– Вот как?! И кто еще?

– Наши коллеги из SIS решили пощупать этого Стаина, сыграв втемную какого-то амбициозного лопуха из НКВД, – Пикенброк усмехнулся. – Лайми привыкли все делать чужими руками.

– От этого они не становятся менее опасны, – заметил Канарис. Генерал согласно кивнул. Спорить в этом вопросе было бесполезно, всем, близко знающим адмирала, было известно о его англофильстве, которое он не очень-то и скрывал. – И чем все закончилось у наших коллег за проливом?

– Задержанного Стаина приехали выручать Берия и Мехлис, лично, – Ганс усмехнулся, отслеживая реакцию друга и оно того стоило. Брови Канариса взлетели вверх, а на лице застыло глупое, удивленное выражение. – Good times charlie[ii] из НКВД был тут же арестован. Ну а SIS потеряли хорошо законспирированного спящего агента в структуре русской госбезопасности, – добил адмирала его заместитель.

– Да кто, черт побери, такой этот Стаин?! Внебрачный сын Сталина?!

– Я не исключаю и такую возможность, – серьезно посмотрел на собеседника Пикенброк. – Пока удалось выяснить только то, что он сын русских эмигрантов, живших под Парижем и державших там небольшую частную авиашколу, для таких же, как они.

– Ты проверил?

– Обижаешь! – усмехнулся Ганс, – были такие, правда фамилия у них была другая – Рыковы. Весной сорок первого попали в сферу интересов мясников Мюллера. Их подозревали в связях с французским подпольем. При попытке задержанияоказали сопротивление и были убиты. Среди трупов сына обнаружить не удалось. Наши люди в русских эмигрантских кругах опознали Стаина. Похож на сына этих убитых. Но это абсолютно ничего не значит.

– А теперь объясни мне, почему я об этом узнаю только сейчас?! – возмущению Канариса не было предела.

– Вильгельм, ты действительно хочешь, чтобы я тебе докладывал обо всех лейтенантах, вызвавших наш интерес?! – пришел черед удивляться Пикенброку.

– Ты прав, мой друг. Извини. Просто до сих пор не в своей тарелке после воплей нашего бесноватого ефрейтора, – снова скривился адмирал. – Что думаешь предпринимать с этим Стаиным?

– А надо что-то предпринимать? Приглядывать будем, и то, только чтобы выйти на этого загадочного Волкова. А сам Стаин интереса не представляет. Обычный мальчишка, которого нам преподносят на блюдце. И смотрят, кто попадется на эту наживку. Вот и мы посмотрим. Издалека.

– Фюрер очень недоволен действиями русских геликоптеров.

– Плевать! – зло выплюнул генерал, – Фюрер может быть недовольным чем угодно, а мы с тобой профессионалы. Геликоптеры сами по себе не представляют угрозы. Их мало, они опасны только ночью. Дважды эти геликоптеры использовались днем и оба раза были сбиты. Один раз летчиками Люфтваффе, второй раз огнем зенитной артиллерии. И если наши генералы не могут справиться с такой мелочью, то мне жаль Германию.

– Ганс, ты же сам такой же генерал, – усмехнулся Канарис.

– Вильгельм, – Пикенброк жестко взглянул на адмирала, – ты понял, о чем я говорю! Мы сделали огромную ошибку, ввязавшись в эту войну. Генерал одним судорожным глотком опустошил бокал с коньяком. – Боюсь, непоправимую ошибку.

– Ты преувеличиваешь, мой друг, – усмехнулся Канарис, – пока не вижу повода для таких пессимистичных настроений.

– Дай то Бог, Вильгельм, дай то Бог, – покачал головой Пикенброк, протягивая другу бокал, – налей еще, сегодня я хочу напиться, как гусар.

В приемной у Сталина сидели два необычных, очень разных и чем-то очень похожих человека. Один высокий, бледный, худощавый с впалыми щеками в форме генерал-лейтенанта инженерных войск с орденами Красного знамени и Красной звезды и медалью ХХ лет РККА на груди. А второй приземистый круглолицый, в гражданском ладно сидящем костюме, явно не советского пошива. Землистый нездоровый цвет лица, черные круги под глазами, выдавали, что мужчинам пришлось пережить не легкие времена, не лучшим образом сказавшиеся на их здоровье. Но обоих объединял взгляд – яркий, горящий взгляд не сломленных людей, верящих в свою правоту. Оба человека украдкой разглядывали друг друга, морща лоб, пытаясь вспомнить, где они могли встречаться. Тот, что был в гражданском явно начал что-то припоминать, но заговорить с соседом или стеснялся или опасался. Да и вообще, было видно, что чувствует себя он не в своей тарелке, не совсем понимая, как он здесь оказался. А вот генерал-лейтенант явно бывал здесь раньше. Это было видно и по тому, как он поздоровался, как со старым знакомым с Поскребышевым, и по тому, как уверенно прошел и сел в кресло для ожидающих. Наконец ,тот что в гражданском не выдержал:

– Простите за мою бестактность, но где мы могли с Вами встречаться?

Генерал-лейтенант, прищурившись, вгляделся в своего собеседника:

– Полагаю, что летом 1916 года при штабе Алексея Максимовича Каледина, Петр Семенович[iii], – улыбнулся своему визави красный генерал.

– Постойте, постойте, – мужчина в гражданке нахмурился и, вдруг, тепло и открыто улыбнулся в ответ: – Дмитрий Михайлович! Карбышев! Точно! Я смотрю, вы выросли в чинах у красных, – кивнул головой на петлицы Петр Семенович.

– Я служу России, господин генерал-лейтенант! И, да, мы с вами равны в званиях, – сухо отбрил визави Карбышев.

– Извините, Дмитрий Михайлович, вы неправильно меня поняли. Просто все это так неожиданно. Еще две недели назад я жил в Каннах, каждый день ожидая нового ареста, а теперь вот в Кремле, жду приема у руководителя Советской России. Пароход, Швеция, самолет и вот я здесь. Спецслужбы советов работают на зависть. Нам бы такую разведку в ту войну, история пошла бы совсем по-другому, – в голосе Петра Семеновича послышалась горечь.

– Советскую разведку, Петр Семенович, создавали те же люди, что служили в царской. И не их вина, что Алексеев и его прихлебатели не слышали и не хотели слышать донесения нашей разведки и контрразведки! – Карбышев гордо вскинул голову.

Да, советские спецслужбы удивили даже его. Он ждал отправки из шталага в Острув-Мазовецке в Германию, об этом ему злорадно сообщил начальник лагеря. Только вот вместо Германии за ним пришли другие люди. Тихо перебив охрану, они под видом польских партизан освободили всех пленных, а генерал-лейтенанта вывезли в какой-то глухой хутор, где молчаливый поляк и такая же немногословная его семья прятали их в схроне около двух недель. Дмитрий Михайлович, сжимая пистолет, чтобы застрелиться слышал, как на хутор приезжали немцы, как перевернули все вверх дном в поисках беглецов и никого не найдя уехали. Карбышев со своими спасителями еще двое суток просидел под землей.

А потом был долгий многодневный путь в Белоруссию. Спасители вели генерала хорошо проработанным маршрутом. Их везде ждали, везде были заготовлены теплые вещи и продукты. И вот, наконец, они прибыли в партизанский отряд и оттуда самолетом в Москву. Кто разрабатывал операцию, как удалось сделать все так, что путь из немецкого плена оказался немногим тяжелее обычной зимней лесной прогулки? Вряд ли когда-либо удастся узнать ответы на эти вопросы. Но генерал-лейтенант Карбышев был безмерно благодарен этим людям. Оставалось загадкой еще и то, почему именно его, Дмитрия Михайловича Карбышева вытаскивали из плена с таким трудом, а сразу по прибытию в Москву вызвали к Сталину. Не настолько уж он и важен. Один из генералов в Красной армии. Не самый плохой, но и далеко не самый лучший, чтобы планировать для его спасения такого масштаба спецоперцию.

– Знаете, Дмитрий Михайлович, – вывал его из воспоминаний тихий голос Махрова, – еще совсем недавно я был бы готов с Вами поспорить. Но события последнего года, – Петр Семенович задумался и поправил сам себя, – даже не года, лет, перевернули все мое мировоззрение.

Их беседу прервал резкий звук телефонного звонка. Поскребышев поднял трубку и, что-то выслушав, кивнул знакомцам на дверь:

– Товарищ генерал-лейтенант, господин Махров, проходите, товарищ Сталин ждет.

Два генерала, два бывших сослуживца, оказавшиеся когда-то по разные стороны баррикад, но сохранившие друг к другу взаимное уважение, а в сердце бесконечную любовь и преданность Родине одновременно встали и шагнули к двери. В проходе замешкались, не разобравшись, кому заходить первому, но Махров быстро отступил:

– Вы первый, Дмитрий Михайлович, не дело гражданскому шпаку заходить к Верховному Главнокомандующему перед действующим боевым генералом. Это плохо заканчивается для страны, – горько усмехнулся он. Карбышев кивнул, соглашаясь, и открыл тяжелую дверь.

Сталин встретил их стоя у своего стола. Карбышев с Махровым зашли и встали у порога. Дмитрий Михайлович хотел отдать рапорт, но Сталин его остановил ,нетерпеливо взмахнув рукой:

– Не надо, Дмитрий Михайлович. Сегодня у нас разговор пойдет без чинов. Иосиф Виссарионович подошел к мужчинам и встал перед ними, пристально вглядываясь в лица. – Здравствуйте, Дмитрий Михайлович, господин Махров.

– Здравствуйте, товарищ Сталин.

– Здравствуйте, господин Сталин, – в унисон поздоровались генералы.

Сталин усмехнулся в усы:

– Давайте для удобства разговора, пока мы не разобрались кто господин, а кто товарищ, будем называть друг друга по имени отчеству, – на этой двусмысленной фразе оба генерала напряглись, что не осталось без внимания Сталина, но снимать напряжение Верховный не спешил. – Как добрались, спрашивать не буду, мне уже доложили. А пока прошу – он приглашающе махнул рукой в сторону стоящего у стены столика, вокруг которого уже были расставлены кресла, – почаевничаем, – в его глазах горели веселые искорки. Казалось, ему доставляет удовольствие наблюдать за растерянностью генералов. Садитесь, садитесь, – настойчиво повторил он, видя, что Махров с Карбышевым замешкались. Дмитрий Михайлович с Петром Семенововичем расселись. Сталин остался стоять. Подойдя к своему столу, он взял с него две папки и только тогда занял свое место за столиком. Тут же появился парень в форме госбезопасности и расставил перед собеседниками чашечки с ароматным янтарным напитком и вазочку с печеньем. – Пейте чай. Хороший чай. Грузинский, – радушно предложил Иосиф Виссарионович, с улыбкой, от которой у его визави по спине пробежали мурашки. Дождавшись, когда Махров с Карбышевым отхлебнут из своих чашек, Сталин вдруг посерьезнел. Веселье пропало из глаз, а взамен пришел стальной блеск. – Петр Семенович, господин Махров, мы знаем о Вашем письме, отправленном нашему послу Богомолову. К сожалению, как Вы знаете, оно не дошло до адресата. Но, тем не менее, дошло до тех, кому оно адресовалось. В письме Вы простите отправить Вас на фронт, соглашаясь даже воевать в звании рядового. Прежде, чем ответить на Вашу просьбу, я хочу, чтобы Вы с Дмитрием Михайловичем ознакомились с содержимым этих папок: – Сталин пододвинул генералам документы. Карбышев с Махров взяли в руки папки и вопросительно посмотрели на Сталина. – Читайте-читайте. Не торопитесь. Это очень важные документы. Петр Семенович с Дмитрием Михайловичем погрузились в чтение. А Сталин, пряча в усах ироничную улыбку, наблюдал за их мимикой, меняющейся на глазах. В папке лежали Указ Президиума Верховного Совета СССР и Приказ Наркома обороны о введнии в армии новых знаков различия – погон, и Указ о признании орденов и медалей, полученных до 7 ноября (25 октября) 1917 года наравне с советскими[iv].

Наконец, дочитав, мужчины с ошарашенным видом, переглянувшись друг с другом, уставились на секретаря ЦК ВКП(б), Председателя Совнаркома, Председателя ГКО и Наркома обороны СССР, человека в чьих руках на данный момент находилась практически абсолютная власть в стране. Первым пришел в себя Карбышев:

– А как на это посмотрят товарищи из Политбюро?

Глаза Сталина полыхнули огнем:

– На то, что Рабоче-крестьянская Красная армия является правопреемницей и продолжательницей победных традиций Русской армии, начиная с князя Александра Невского?! Хорошо посмотрят товарищи из Политбюро. А кто посмотрит плохо, посмотрим и мы, товарищи ли они нам, – в прошлой истории ярыми противниками официального признания наград царской России наравне с советскими были Хрущев и Каганович. – А что скажете Вы, Петр Семенович?

Махров, дрожащими от волнения руками закрыл и снова открыл папку с документами, потом посмотрев на нее непонимающим взглядом, отложил от себя.

– Это правда, – он взволнованно посмотрел на Сталина и, встретив ироничный взгляд, пробормотал: – ну да, ну да, что это я. Простите гос… Извините, Иосиф Виссарионович. Махров задумался: – Я покривлю душой, если скажу, что вся русская эмиграция встретит эти приказы с радостью. Но большую часть вы на свою строну перетянете.

– Они захотят вернуться? – Сталин вперил желтые глаза в Махрова.

– Не думаю, – Петр Семенович замялся. – Не все. Побоятся. Даже если вы объявите амнистию.

– Амнистии не будет! – Сталин был категоричен, – Те, кто лил кровь народа, прощения не заслуживают.

– Почему тогда я еще не арестован? – удивленно воскликнул Махров, – Ведь я воевал против вас!

– Вы были штабным офицером и никогда не принимали участия в картельных акциях. Мы знаем о Ваших «оборонческих» позициях[v], причем в самом радикальном смысле – защита Отечества безо всяких условий. Если б не это, Вас сейчас здесь не было бы. Гражданская война величайшая трагедия нашего народа, раны от которой не затянуться еще долго, – да, он переосмыслил свое отношение к Гражданской войне. Не принял идеи и мотивацию противников, но понял ее. За эти несколько месяцев Сталину очень много пришлось обдумать и переосмыслить. И сейчас пришла пора действовать. Не стесняясь в средствах. И если на пути к спасению страны ему придется уничтожать своих соратников и прощать врагов, то так тому и быть! – И наша задача, чтоб шрамов от этих ран осталось, как можно меньше. Сталин задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. – Что ж, ничего нового Вы мне не сообщили, примерно так мы с товарищами и думали. Даже если часть белой эмиграции не пойдут за Красновым и то ладно.

– Краснов сволочь! – вскинулся Махров, – большая часть эмиграции не просто не поддерживает его, но и резко осуждает!

– Нам от Ваших осуждений ни жарко, ни холодно, – жестко сказал Сталин, – Дмитрий Михайлович, – Верховный кивнул на Карбышева, – будучи контуженым, попал в плен к немцам и был готов пройти любые испытания, но Родину не предал. Хотя его уговаривали. Ведь уговаривали, Дмитрий Михайлович?

– Уговаривали, – кивнул головой Карбышев. После того, как его вытащили из немецкого лагеря, осведомленность Сталина его совсем не удивила.

– Вот видите, Петр Семенович. Товарищ генерал-лейтенант был готов умереть, но не перейти на сторону врага, Вы, из-за своего желания служить Отечеству в трудный для него час попали в концентрационный лагерь и если бы не заступничество Вашего друга Нисселя[vi], так там бы и остались. А вот Краснов, Шкуро, Султан Клыч-Гирей и прочее отребье ничтоже сумняшеся примкнули к походу Гитлера на восток, видимо не напившись русской крови в Гражданскую! Именно таким, как они не будет прощения! Никогда! И мне бы хотелось, Петр Семенович, чтобы Вы приложили все усилия, все Ваше влияние, для того, чтобы эти люди были осуждены в первую очередь такими же, как они бывшими офицерами.

– Офицеров бывших не бывает, господин Сталин! – Махров вскинул голову.

– Офицеры сейчас гибнут на фронте, защищая Родину! – возразил Сталин, – Давайте не будем вступать в полемику. Сейчас это не важно. Просто ответьте мне и Дмитрию Михайловичу, ни как главе государства и действующему генерал-лейтенанту армии, а как русский человек, русским людям, Вы готовы вернуться на службу и приложить все усилия там, куда вас направит Родина в лице советского правительства? – «советского правительства» Сталин подчеркнул голосом.

Махров встал и, одернув пиджак, вытянулся:

– Готов!

– Сядьте, товарищ Махров, – показал ему глазами на кресло Сталин. Товарищ Махров от такого обращение вздрогнул и плюхнулся на стул. – В Вашем решении я в принципе не сомневался. Поэтому и вызвал сегодня Вас обоих. Дмитрий Михайлович, Петр Семенович, у меня для вас есть очень важное, очень нужное для страны дело. Генералы внимательно смотрели на Сталина. Он, окинув их в ответ пристальным взглядом, продолжил: – Война вернула в нашу жизнь такое уродливое явление, как детская беспризорность. Центральные комитеты партии и комсомола сейчас готовят ряд мер, по борьбе с этим безобразием. Дети должны хорошо питаться и учиться, а не шляться по вокзалам, создавая богатую среду для пополнения криминала. Постановлением Правительства и Приказом Народного комиссариата Внутренних дел сейчас в Люберцах создается детская венно-техническая школа, для детей командиров, комиссаров и совслужащих потерявших на войне родителей. Дмитрий Михайлович, я хочу чтобы Вы возглавили эту школу.

– Но, товарищ Сталин…

Иосиф Виссарионович нетерпеливым движением руки остановил Карбышева:

– Вы потомственный военный, окончивший Сибирский кадетский корпус, а впоследствии Николаевское инженерное училище, видный советский ученый, военный инженер, доктор наук, профессор Академии Генерального штаба, кому, как не Вам заняться таким сложным и ответственным делом? Воевать у нас есть кому. А вот тех, кто способен выучить настоящих офицеров, таких как Вы, как Петр Семенович, как Борис Михайлович Шапошиков у нас мало. Практически нет. Поэтому, товарищ генерал-лейтенант принимайте школу, и сделайте из нее самое лучшее военное учебное заведение для детей во всей русской армии бывшей и нынешней.

– Есть, товарищ Верховный Главнокомандующий, – встал и вытянулся генерал-лейтенант.

– Ну а Вы, Перт Семенович, как штабист, выпускник Виленского пехотного училища и Академии Генштаба, добро пожаловать в замы к Дмитрию Михайловичу.

– Есть, товарищ Верховный Главнокомандующий, – непривычно для себя отрапортовал Махров.

– Даю вам обоим неделю на приведение в порядок личных дел. Вам Дмитрий Михайлович повидаться с семьей. Правда, Елена сейчас с училищем в эвакуации в Поти. Так что ее увидеть не получится.

Карбышев благодарно кивнул:

– Спасибо, товарищ Сталин.

– Ну а Вы, Петр Семеновоич повидайте сестру. Она здесь в Москве. На могилу к брату сходите. Он в отличие от Вас сразу понял, на чьей стороне правда, – не удержался от шпильки Сталин[vii].

– Спасибо, товарищ Сталин, – поблагодарил Махров, сделав вид, что не заметил укола Сталина.

– Паспорт гражданина СССР и Приказ о назначении заместителем начальника Люберецкой военно-технической школы генерал-майора РККА Махрова Петра Семеновича, получите у моего секретаря. Уж извините, звание, присвоенное Вам Врангелем, мы признать не можем[viii].

– Спасибо, – на глазах этого волевого, сильного человека появились слезы.

– Все, товарищи, отдыхайте. Через неделю принимайте школу. Там пока командует майор госбезопасности Максимов, он вам все покажет и расскажет. Карбышев и Махров встали и, четко по-старорежимному кивнув, направились на выход: – Петр Семенович, – уже у дверей остановил Махрова Сталин, генерал обернулся: – Мы не будем возражать, если Вы напишите о своей службе Вашим товарищам в эмиграции.

Махров понял, это плата за его возвращение на Родину и на службу. Кивнув, он вышел из кабинета. Ну что ж, не такая уж и большая плата. Агитировать вернуться, он никого не будет. А этот разговор и свою жизнь в Советской России опишет, почему бы и нет. Да и на счет Краснова прав Сталин. Не избежать им суда офицерской чести. Если она еще осталась, эта честь, не умерла в грязных трущобах Парижа, Стамбула и Харбина.

[i] В двух зданиях на набережной Тирпиц, по адресу Тирпицуфер, 76–78 располагалась штаб-квартира Абвера. Соединялась она со зданием Генштаба расположенного на Бендлерштрассе

[ii] good times charlie – на сленге британских спецслужб «лох».

[iii] Пётр Семёнович Махро́в (1 сентября 1876, Тамбов – 29 февраля 1964, Канны) – русский генерал-лейтенант, участник русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. “День объявления войны немцами России, 22 июня 1941 г., так сильно подействовал на все мое существо, что я послал письмо [советскому послу во Франции] Богомолову, прося его отправить меня в Россию для зачисления в армию, хотя бы рядовым” – писал Махров. Однако письмо просмотрели вишистские цензоры правительства, и Махров оказался в концлагере. Благодаря заступничеству видного генерала Нисселя 7 декабря 1941 года Махрова выпустили на свободу.

[iv] В РИ официально царские награды так признаны и не были, но ношение их не запрещалось.

[v] В 1936 группой эмигрантов было создано «Русское эмигрантское оборонческое движение (РОЭД)» в основу которого встала идея: «Оборонец тот, кто при всех условиях ставит защиту своей Родины выше политических разногласий с властью». Если интересно про РОЭД есть интерсная статья Ю.С. Цурганова https://cyberleninka.ru/article/n/russkoe-emigrantskoe-oboroncheskoe-dvizhenie-1936/viewer

[vi] Анри Альбер Ниссель (фр. Henri Albert Niessel; 24 октября 1866, Париж – 26 декабря 1955) – французский генерал. В 1917—1918 годах возглавлял французскую военную миссию в России.

[vii] Махров, Николай Семёнович (1877—1936) брат Петра Семеновича Махрова – бывший генерал-майор императорской армии, в 1918 году перешёл на службу в РККА, дослужился до комбрига, умер в Москве.

[viii] Звание генерал-лейтенанта Махров получил 8 июня 1920 года, будучи в войсках Врангеля.

II

«Таким образом, испытываемая машина, – испытываемая или испытуемая? Ай да пусть будет испытываемая! – наиболее эффективно использовалась для эвакуации раненых бойцов непосредственно с передовой, что позволило значительно снизить потери среди личного состава наступающих войск. Отчет командира 132-го отдельного медико-санитарного батальона прилагается. В боевых действиях испытываемый вертолет участия не принимал. Имелся один боевой контакт с пехотой противника просочившейся в ближний тыл наших войск. Экипажем вертолета пулеметным огнем с вертикального подлета уничтожено до взвода немецких пехотинцев…», – нахмурив брови, Сашка химическим карандашом писал отчет по испытаниям нового вертолета. Точно такой же отчет должен написать Байкалов, как летчик-испытатель и даже братья Поляковы, как члены экипажа. Потом Зинка все это отпечатает на машинке, и отправятся эти бумаги Берии, Милю, а возможно и Сталину.

Михаил Леонтьевич, правда, ждать бумажек не стал и встретил Байкалова еще на вокзале. А потом по прибытию остальных, примчался и к Сашке. Говорили долго. О том, как и где использовать вновь создаваемые машины, о трудностях обслуживания, об их уязвимости. Но то, что вертолеты армии необходимы, сомнений ни у кого не возникало. И пусть они будут слабее, уязвимей, недолговечней вертолетов будущего, но это ведь только первые шаги.

– Саша! – в кабинет ворвался стремительный вихрь в белом распахнутом полушубочке, из-под которого выглядывала гимнастерка. Вместо юбочки солдатские штаны. Все пошито, вернее, перешито и тщательно подогнано, курсантками специально для Вали. На ногах девочки красиво смотрелись детские унтики раздобытые где-то Мехлисом. – Ты что тут сидишь?! Хватит работать! Скоро танцы! – Валюха остановилась перед его столом деловито подбоченясь.

На лицо парня сама собой наползла улыбка. Валя быстро освоилась в воинской части, частенько исполняя функции посыльной. Девочка не чуралась никакой работы, всегда была готова помочь в меру своих слабых детских сил. Но многого от нее и не требовалось. Зато за отзывчивость и веселый легкий характер она быстро стала всеобщей любимицей. Сашка, конечно, понимал, что Вале не место в части, девочке надо учиться, общаться со сверстниками, но пока вариантов не было. Вернее они были, но на перспективу.

Можно было отдать Валентину в новую военно-техническую школу. Но пока было не ясно, будут ли принимать туда девочек, да и вообще нужно ли Вале связываться с армией. Уж лучше пусть она будет мирным человеком. Врачом, учителем, агрономом, в конце концов, да хоть кем, только бы подальше от войны! Хватит того, что он воюет! А девушкам на войне не место! Как бы они не хорохорились, но он-то видел, как тяжело им приходится. В моральном, в физическом, в бытовом плане. И то, что они справляются, не значит, что это хорошо и правильно.

И сегодняшние танцы, это для них. Пусть хоть немножечко почувствуют себя не на войне. Жалко до сих пор не удалось решить вопрос с формой. Но тут по большому счету Сашка Берию понимал. Зачем спешить, если армия и НКВД будут переходить на новое обмундирование и новые знаки различия. То, что нарком обещал переодеть их одними из первых это уже хорошо.

Вторым вариантом, к которому и склонялся Сашка, отдать Вальку в свою школу, к Елене Петровне. А чтоб было кому за ней присмотреть, хотел поговорить с Никифоровым и забрать в Москву его мать с сестрой. Пусть пока поживут на квартире у Сашки. Петькина сестра будет ходить с Валькой вместе в школу, а мама побудет на хозяйстве, приглядит за девочками. Уж обеспечить их вдвоем с Петькой они смогут. Но тут надо было поговорить с другом и его матерью. А то может они еще откажутся.

Сашка откладывал этот разговор, в душе боясь, что Никифоровы согласятся, и придется расстаться с Валентиной. На квартиру постоянно ездить у него не получится. Дела корпуса не отпустят. Тем более со дня на день должны начать прибывать приданные корпусу части. Хоть бы Сталин понял, что эта должность для Сашки еще не по силам и назначил вместо него нормального комкора. Он с двумя полками еле как справился, а тут нарком сообщил, что к ним придадут еще один штурмовой авиаполк и смешанную авиадивизию. И как со всем этим справляться? Тут нормальный образованный генерал нужен! А он, Стаин, занялся бы своими любимыми вертолетами и подготовкой летчиков.

Правда, с подготовкой стало легче. Теперь инструкторское бремя на себя взяли еще Никифоров, Весельская и Байкалов. Причем все они, включая Сашку, осваивали новые вертолеты, которые здесь пошли в ограниченную серию под наименованием Ми-2. Ага. Вот так вот. Ми-1 как оказалось вовсе не «один», а первый. А вот в части он поступят уже как Ми-2. Согласно приказу наркомата авиационной промышленности[i]. А машины из будущего приказано спрятать в ангары и использовать их только по личному распоряжению Главкома. То есть теперь любой полет, даже тренировочный надо согласовывать со Сталиным. Ну, может оно и правильно.

– Саша! – Валька требовательно вернула из размышлений брата.

– Валь, позже подойду. Мне закончить надо, – виновато посмотрел он на сестренку.

– Точно? – недоверчиво, наклонив к плечу голову, спросила она.

– Точно, – усмехнулся парень, – беги уже, егоза. Чем меньше будешь отвлекать, тем быстрее освобожусь.

– Смотри, ты обещал! – с суровым видом ткнула в него пальцем девочка и, развернувшись на носочках, выскочила из кабинета, хлопнув дверью. Сашка только покачал головой. Сестра оказалась еще той оторвой. Он опять склонился над бумагами. Отчет надо сегодня закончить. А танцы подождут. Тем более, танцевать он не умеет абсолютно.

Валька, выбежав от брата, рванула в сторону столовой. Залетев в зал, быстро скинула полушубок, бросив его в кучу таких же полушубков и ватников и вдоль стенки, чтобы не мешать малочисленной мужской части участников мероприятия, растаскивать столы, с загадочным видом прокралась к группе девушек, о чем-то шушукающихся в уголке.

– Придет, – деловито сообщила она им.

– Правда?! – глаза Насти пыхнули радостью. А потом потухли. Придет, это хорошо. Вот только потанцевать с ним у нее не получится. Она с ненавистью посмотрела на загипсованную руку и ноги в валенках, под которыми скрывались фиксирующие лодыжки бинты. Ходить со своими ушибами голеностопа она еще кое-как могла, а вот танцевать… А он будет танцевать с другими. Насте стало очень обидно. И надо ж было! Кулёма она! Вон Саша вместе с ней был в вертолете. Ему ничего, а она вся побитая. Потому что непутевая. И еще неизвестно, сколько ей лечиться! А вдруг он себе другую напарницу возьмет? Вон сколько курсанток, гораздо лучше ее! Еще недавно отличное от всеобщей эйфории и предвкушения танцев настроение стремительно стало портиться. Вот дура-то! И чего радовалась! Это девчонкам хорошо. А ей-то что с этого, она так и просидит тут в углу одна. Настя собиралась встать и вернуться обратно в медпункт, где она и проходила лечение, не желая покидать часть.

– Он тоже не будет танцевать, – остановил ее заговорщицкий шепот Вали. Настя повернулась ку девочке. Та часто-часто закивала головой. – Точно-точно не будет, – подтвердила девочка свои слова.

– Почему? – удивилась девушка.

– А братик танцевать не умеет! – ехидно выдала Сашку Валька – Совсем не умеет.

– Да ну! Стаин и что-то не умеет?! – скорее по привычки съязвила Волкова.

– Зато он командир и герой, – тут же окрысилась Валентина. За Сашу она была готова драться с кем угодно.

– Извини, – Ленка сграбастала девочку в объятья, – это я из-за своего характера вредничаю. Конечно Саша у нас самый лучший, – в интонациях Лены не было ни капли фальши. Фронт очень сильно изменил их всех. Теперь подколки Волковой носили скорее характер привычки, чего-то такого, что осталось там, в мирной жизни и за что девушка цеплялась, боясь потерять в себе ту категоричную и наивную девочку, которой она была еще месяц назад.

– Все равно, не делай так больше, – надулась на нее Валя.

– Не буду, – серьезно кивнула Лена и протянула девочке мизинец, – Мир?

Валюха серьезно посмотрела на Волкову и улыбнулась, сцепившись с ней своим мизинцем:

– Мир! – Валя долго ни на кого не обижалась.

– А откуда ты знаешь, что Саша танцевать не умеет? – не скрывая обуревающего ее любопытства, спросила Настя. Все, что касалось Стаина, было ей очень интересно.

– Ай, – махнула рукой девочка, – тоже мне секрет! Слышала, как он Петьке с дядей Витей говорил. Почему-то Никифорова девочка упорно называла Петькой, чему тот был только рад, вспоминая свою неугомонную сестренку, называющую его так же. Зато Коротков был для Вали авторитет. Не такой, конечно, как брат, но совсем-совсем рядышком. Наравне с ним разве что были еще две тети Дуси – Бершанская и Рачкевич.

– Ничего, научим, – ухмыльнулась Ида Весельская и поглядев на Настю спросила: – Ты же не против?

– Что это я против буду?! – вспыхнула краской Настя.

– Ну, мало ли, – пожала плечами Ида. То, что Медок по уши влюблена в Стаина в училище и двух полках знали практически все.

Дверь в столовую открылась и в зал в клубах пара с мороза ввалились парни из разведвзвода. Те самые, благодаря которым удалось избежать огромных потерь на фронте. Это они давали наводку бомбардировщикам и вертолетчикам, они сообщали, где расположились немецкие зенитки.

– Добрый вечер, красавицы! – весело гаркнул Тихонов, ища глазами Бершанскую, в которую тайно и безнадежно был влюблен еще с самой первой встречи. Только вот командиры еще не подошли. Улыбка Тихонова померкла, но ненадолго. Унывать младлей не умел. Ида обернулась и посмотрела на вошедших, взгляд ее потеплел.

– Здравствуйте, мальчики. Опаздываем? – весело откликнулись девушки.

– Служба! – развел руками Тихонов. Парни стали скидывать шинели. Женский пол восхищенно затаил дыхание. То, что разведчики парни геройские, они знали. Но действительность превзошла все ожидания. У каждого на гимнастерке сияли ордена и медали. А бравый вид и ладно сидящая форма, окончательно растопили девичьи сердца. Разведчики быстро вписались во всеобщую суету. Пока остальные парни весело перешучивались с девушками, расставляя вдоль стен столы и украшая зал, Тихонов с Харуевым направились к группе собравшейся вокруг Вали.

– Добрый вечер, – еще раз поздоровались парни.

– Здравствуйте, – в разнобой ответили девчонки

– Здрастье, – кивнула Валя. – Ну, вы тут развлекайтесь, а я побежала. Я сегодня за музыку ответственная, – важно заявила девочка и стремительно исчезла. Оставшиеся, с улыбкой переглянулись, Валентина была настолько светлой и доброй девочкой, что любое общение с ней вызывало у окружающих только улыбку и ощущение чистой незамутненной радости.

– Ты как? – обратился Тихонов к Насте.

– Нормально. Видишь уже ползаю, – с грустной улыбкой ответила девушка, – на «ты» они перешли еще, когда Сашка лежал в госпитале, а Ида, Иса и Алексей приходили его навещать.

– Ничего, – утешил девушку Тихонов, – быстро поправишься. Меня вон как-то подстрелили злодеи. Через две недели бегал уже.

– Надеюсь.

Раздался треск, шипение, гомон голосов стих и послышалась музыка.

– Разреши тебя пригласить? – Иса с надеждой посмотрел на Иду.

– Давай, – без тени смущения, не ломаясь, ответила та и протянула парню изящную руку, сильно диссонирующую с грубой манжетой гимнастерки.

– Лена, приглашаю? – подмигнул Волковой Алексей.

– Извините, товарищ младший лейтенант государственной безопасности, девушка уже приглашена, – из-за спины Тихонова выскочил Колька Литвинов и твердо посмотрел на Алексея.

– Извини, Леш. Я, правда, Коле обещала, – улыбнулась Лена и, взяв Литвинова, за руку потащила его в центр зала.

– Не, ну ты видела?! – Тихонов с веселым недоумением посмотрел на Настю.

Девушка кивнула головой и расхохоталась. Алексей весело ей вторил.

– О чем смеёмся? – неожиданно возник рядом с ними Стаин, – Привет Леша, Настя.

– Привет. Да вот, наш Колька у Алексея из-под носа Ленку Волкову увел, – со смехом пояснила Настя.

– Теряешь хватку, разведка, – подколол Тихонова Сашка.

– Да не говори. На ходу подметки рвут, – усмехнулся Алексей. И вдруг, напрягшись, расправил на гимнастерке складки. В столовую вошли Коротков, Бершанская и Рачкевич. Сашка посмотрел на друга на Евдокию и понятливо усмехнулся:

– Мы тебя теряем? Смотри, противник серьезный, как бы не нарваться.

– Это мы еще посмотрим, – процедил сквозь зубы Тихонов и решительно направился к Бершанской. Свой шанс упускать он не собирался, а там будь что будет. Сашка с Настей переглянулись и прыснули смехом.

– Ты как? – тихо спросил у девушки Сашка.

– Уже нормально. Видишь, даже сюда доковыляла, – Настя с тревогой посмотрела на парня.

– Ты извини, зайти не получалось, навалилось столько всего. Я и сюда не хотел идти. Валя заставила, – парень с нежностью посмотрел на девочку, которая стоя рядом с граммофоном, нахмурив лоб, перебирала пластинки.

– Ничего, я понимаю, – ей действительно было слегка обидно, что за все время, как они прибыли с фронта, Саша пришел навестить ее всего лишь раз. Но сейчас, видя его усталый вид, осунувшееся лицо, красные от недосыпа глаза, обида исчезла. – Тяжело?

Парень пожал плечами:

– Привыкаю. Война. Не мое это – командовать.

– Зря ты так. Девочки тебя любят, – Настя кивнула на танцующих летчиц и техников. Саша с улыбкой посмотрел на девушку и промолчал. Что тут сказать? Как передать ей то, что он чувствовал, когда вешал в ленинской комнате фотографии Маши и Ани? Это была его инициатива. Так они делали на Ковчеге, так он решил делать и здесь. А каково это ждать на аэродроме, зная, что где-то там в ночном небе люди рискуют жизнями, выполняя твой приказ. – Валя сказала, ты танцевать не умеешь? – отвлекла его от грустных мыслей Настя.

– Не умею.

– Никогда-никогда ни с кем не танцевал? – Настя смотрела на парня с любопытством.

– Да как-то не до того было, – парень посмурнел.

– Извини, – поспешила извиниться девушка, почувствовав, что своим вопросом задела что-то сокровенное, очень тяжелое для парня. Сашка промолчал, глядя на танцующих. Ему было хорошо и грустно. Хорошо от того что рядом с ним девушка, которая ему нравится, от музыки, от танцующих пар. Все это было празднично и по-домашнему уютно. Он смотрел, как кружатся под музыку пары. Девушек было больше, чем парней, поэтому они танцевали друг с другом. Несуразные, неуклюжие в солдатских штанах и растоптанных сапогах. Но такие счастливые от того, что можно хоть на мгновение окунуться в это призрачное ощущение мирной жизни, забыть о войне.

Вот мимо Сашки и Насти, кружась пронеслись Ленка с Колькой. Литвинов что-то говорил Волковой, от чего та улыбалась и кивала головой. Тихонов, напряженно и гордо вел в танце иронично улыбающуюся Бершанскую. Иса с Идой танцевали с непроницаемыми лицами и только хорошо знающий их человек, смог бы понять, как они волнуются.

Эх, если б еще не война! Не убитые Маша и Аня, не Настины бинты, не мешком вывалившаяся ему на руки из простреленной кабины Катя Доспанова. И ведь этой войной все не закончится. Люди так и будут убивать друг друга! Зачем?! Для чего?! Деньги, власть, идеи, разве это стоит жизней этих парней и девушек?! Сколько их доживет до победы?! Стоит уничтоженной планеты?! Стаин сам не заметил, как заскрипел зубами. – Саша, Саш! – парень очнулся от того, что Настя требовательно дергает его за рукав с тревогой вглядываясь в лицо. – Саша, что с тобой?!

– Ничего, – через силу улыбнулся парень, – все хорошо, Медок, все хорошо. Пойду я. Работать надо. Вале скажи, что я приходил, – он еще раз натянуто улыбнулся и пошел на выход. Настя, прикусив губу, смотрела, как он надел шинель, как, не оборачиваясь, вышел. На глазах девушки от несправедливости произошедшего выступили слезы.

– У вас что случилось? Вы поссорились? – заметив состояние Насти к ней подскочили Лена с Николаем, и тут же следом, Ида с Исой.

– Нет, – губы Насти задрожали, – я не знаю. Я просто спросила, умеет ли он танцевать. А он заскрипел зубами, а потом ушел. Я же извинилась! – девушка ничего не понимала, и от этого было вдвойне обидно.

– Успокойся, – она наткнулась взглядом на серьезные глаза Исы, – ты не при чем.

– А кто при чем?! Почему он ушел?! – она так ждала этого вечера! Увидеть его, побыть вместе, как раньше, когда они после школы делали уроки!

– Я же сказал, успокойся! – голос Исы стал жестче, – Отойдет он.

– Ты что-то знаешь о командире? – требовательно посмотрела на него Ида, встретив в ответ насмешливый взгляд темно-карих, почти черных глаз.

– Даже если бы знал, не сказал.

Девушки обиженно надулись, вызвав только спокойную усмешку Исы.

А Сашка, придя к себе в кабинет, вгрызся в работу, стараясь отвлечь себя от мрачных мыслей. Писанина не кончалась, и это учитывая, что львиную ее долю взяли на себя Виктор с Зиной. Мелькнула мысль, что, наверное, Настя обиделась на него. Ничего, завтра обязательно зайдет к ней и извинится. А сегодня не хочется никого видеть. Нет настроения.

А утром огласили Приказ Народного Комиссара Обороны «О введении новых знаков различия и об изменении в форме одежды Красной Армии» и Указ Президиума Верховного Совета «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии». Какой поднялся ажиотаж. Сколько было споров и возмущений. И в то же время ожиданий. Личный состав бурлил, а комиссары, вернее теперь уже замполиты, сбивались с ног, разъясняя необходимость введения погон, благо за день до этого их всех собрали на семинар, по поводу нововведений в армии. Да и статья о причинах такого решения была опубликована в «Красной звезде». Впрочем, слухи о новой форме и погонах ходили в войсках, еще когда корпус был на фронте, так что особо неожиданной новость не стала. Но одно дело слухи, а другое фактические Приказы. Но все это касалось армии, как будет у них в НКВД, пока не понятно. Останется ли старая форма и звания или введут что-то новое? Так что личный состав успокоился быстро, поняв, что их пока это не касается. И самое интересно, что даже у тех, кто буквально только что резко выступал против погон, на лицах появилось жестокое разочарование.

В довершение к бедламу, царящему вокруг, состоялся неожиданный визит. Около десяти часов утра, позвонили с КПП с докладом, что на территорию части проехал комиссар госбезопасности третьего ранга Власик. Едва Сашка положил трубку, как дверь открылась, и в кабинет шагнул Начальник охраны Сталина. Сашка тут же вскочил.

– Не тянись, – махнул рукой Николай Сидорович, подходя к столу и протягивая руку для пожатия, – скромненько у тебя, для комкора, – усмехнулся Власик, оглядев действительно аскетичный интерьер кабинета.

– Я не комкор, я ВРИО – поморщился парень, – у меня и звание не соответствует.

– Ну-ну, – загадочно усмехнулся Николай Сидорович, – догадываешься, зачем я здесь?

Сашка кивнул головой. Что тут гадать-то?

– Начальник охраны вождя может приехать только по одному поводу. Когда?

– Послезавтра. Точнее не скажу, сам знаешь, как у него время забито.

– Николай Сидорович! – взвился Сашка, – Мы же только с фронта! Я же подготовиться не успею!

– А я причем? – удивленно посмотрел на него Власик, – Я сам только сегодня узнал. Видя, нервное состояние парня, он решил его успокоить: – Да не переживай ты так. Иосиф Виссарионович все понимает. Хочет на новые вертолеты посмотреть. Заодно, сказал, ордена вручит. Заслужили. Медали ты уж сам вручай.

Сашка обреченно кивнул. Не переживай! Как тут не переживать?! Главком не каждый день по воинским частям ездит.

– От меня что требуется?

– Да какая с тебя помощь, – по-доброму усмехнулся Власик, – я сам тут похожу, осмотрюсь. Провожатого мне дай только. И остальным знать не обязательно о том кто приедет, – уже строго добавил Николай Сидорович. Парень кивнул, поднялся и, подойдя к двери, приоткрыв ее, крикнул:

– Дневальный! Никифорова ко мне! Бегом!

Власик одобрительно покивал головой.

– Молодец. Растешь. Три месяца назад телок телком был, – благодушно произнес он, – Жуков с Рокоссовским тебя хвалили. Глаза парня радостно блеснули. Что тут скажешь, похвала была ему приятна.

– Саня, звал? – вломился в кабинет Никифоров, разрушая момент. Стаин сердито зашипел на друга, а Власик от души расхохотался. Петр, увидев в кабинете незнакомого человека с тремя ромбами комиссара госбезопасности третьего ранга на петлицах и злобный взгляд Сашки, ойкнул и вытянулся: – Товарищ командир, лейтенант государственной безопасности Никифоров по Вашему приказанию прибыл, – тут же исправился он.

– Поступаете в распоряжение товарища комиссара госбезопасности третьего ранга. Покажете ему все, что попросит, – на слове «все» сделал ударение.

– Есть – поступить в распоряжение товарища комиссара госбезопасности третьего ранга, – еще сильней вытянулся Петр.

– Все, в коридоре подожди, – Никифоров выскочил в коридор, а Сашка повернулся к Власику. Николай Сидорович уже поднялся со стула.

– Дальше мы сами разберемся, а ты работай.

Стаин дождался, когда гость уйдет и рявкнул в коридор:

– Дневальный, Короткова, Бершанскую, Рачкевич, Горман и Ловчева ко мне!

К Максимову решил зайти сам. Не дело когда лейтенант майора к себе вызывает.

– Иван Андреевич, – заглянул он в кабинет к Начальнику училища, постучавшись, – сильно заняты?

– Сам как думаешь? – недовольно буркнул майор госбезопасности. – Что-то срочное?

Сашка выглянул в коридор и, плотно закрыв дверь, подойдя ближе к Максимову тихо сказал:

– Срочное. Послезавтра к нам большое начальство нагрянет.

Максимов сочно выругался.

– Сильно большое?

– Ого! – коротко ответил Сашка поднимая глаза к небу.

– Только этого не хватало! Почему я обо всем узнаю последним?!

– Да сообщат Вам. Просто они ко мне в корпус едут. На новые вертолеты смотреть и награды вручать. Я Вас предупредил на всякий случай. Сейчас буду со своими совещание проводить, наших с училища звать или Вы сами? – с Максимовым вообще сложились странные отношения. Стаин, вроде как, и оставался его замом по летной подготовке, но большую часть времени проводил в корпусе. Иван Андреевич, несмотря на непростой характер, к такому положению вещей относился философски. Может оно ему и не нравилось, но решение командования в армии не оспаривают. А тут решение принимали такие чины, что лучше даже не думать поперек. Да и парень вел себя нормально. Без закидонов. Было видно, что Стаина тоже напрягала такая ситуация.

– Сам решу, – сердито бросил Максимов. – Крикни там дневальному, чтоб Кушнир и Гранина сюда вызвали. Сашка кивнул и вышел из кабинета.

У его дверей с тревожным видом уже стояли вызванные товарищи. Незапланированный вызов к начальству никогда не сулит ничего хорошего.

– Проходите. Долго трепаться не будем, дел нам привалило много, а времени, как обычно нет.

Быстро разъяснив ситуацию и поставив задачи, отпустил людей работать. Им всем предстоит двое суток сплошного аврала. Не успел облегченно выдохнуть, как опять зазвонил телефон. С замиранием сердца, предчувствуя очередную головную боль, парень поднял тяжелую трубку:

– Товарищ лейтенант государственной безопасности, – раздался испуганный голос дежурного по КПП, – на территорию заехал Народный Комиссар Внутренних дел, товарищ Берия.

– Да Вам, что тут сегодня, всем медом намазано?! – тихонько выругался Сашка. Только наркома ему сейчас и не хватало!

[i] 9 декабря 1940 года Наркомат авиационной промышленности издал приказ о наименовании боевых самолетов по первым буквам фамилий главных конструкторов: "Ту" (Туполев), "Ил" (Ильюшин), "МиГ" (Микоян и Гуревич), "Су" (Сухой), "Як" (Яковлев).

В соответствии с постановлением правительства о переименовании боевых самолетов, в приказе НКАП было предусмотрено следующее:

Переименовать все боевые самолеты, назвав их первыми буквами фамилий главных конструкторов и цифрой.

При этом истребителям присваиваются нечетные цифры, и нумерация самолетов каждого конструктора начинается с единицы.

III

Начальство успел встретить на крыльце. Выскочил без шинели, лишь наспех нахлобучил на разгоряченную голову шапку и быстро закрыл на ключ дверь в кабинет. В этот раз Лаврентий Павлович приехал скромно без свиты и в гражданке с кожаным портфелем, который нес самолично. Темно-серое пальто, шляпа, щеголеватые ботинки, блестящие носами из-под широких брюк. Позади наркома терся какой-то тип лет тридцати, в новенькой шинели, франтовато перетянутой портупеей, начищенных до зеркального блеска сапогах, белой шапке-ушанке со звездочкой. А самое главное вместо ставших уже привычными петлиц на плечах топорщились погоны с крылышками ВВС, двумя васильковыми просветами и одинокой майорской звездочкой на погонах. Надо же. Не успели ввести погоны, а штабные уже щеголяют в новой форме. Сашка неодобрительно зыркнул на прибывшего и напоролся на внимательный взгляд серых глаз, в глубине которых играла смешинка. Казалось, что майор прочитал мысли парня. Стаин шагнул вперед для доклада, но был остановлен:

– Не надо, – нетерпеливо махнул рукой Берия, – пойдем к тебе, – и, не останавливаясь, зашел в здание. Сашка замешкался, не зная, то ли спешить вслед за наркомом, то ли пропустить сначала майора. Дилемму разрешил незнакомец, с ироничной улыбкой кивнув парню на дверь уже закрывающуюся за Лаврентием Павловичем. Стаин, кивнув, в несколько быстрых шагов догнал Берию. До кабинета дошли молча. Сашка отпер дверь и распахнув ее пропустил вперед наркома и майора. – Власик уже был? – спросил Лаврентий Павлович, едва Сашка закрыл дверь.

– Здесь. На территории, – кивнул парень.

– Значит, знаешь уже. Успеешь подготовиться?

Стаин скривился, но еще раз кивнул:

– Успею, товарищ Народный комиссар. Можно подумать ответ «не успею» тут кого-то устроил бы.

Берия понимающе хмыкнул:

– В течение часа тебе привезут новую форму и погоны. Вопросы потом! – махнул он рукой, увидев, что Стаин хочет что-то спросить. – Форма придет на всех, включая курсантов, но об этом я Максимову сам сообщу. Завтра выйдет Указ Президиума и Приказ по наркомату о переходе на новую форму и знаки различия. Разберешься сам, описание я тебе оставлю. Чтобы к приезду Верховного все были обмундированы и знаки различия приведены в соответствие новому приказу. Теперь знакомься, – Берия махнул рукой в сторону майора, – майор Ивелич Николай Степанович – мужчина шагнул вперед, – с сегодняшнего дня твой заместитель по политической части. Берия загадочно усмехнулся: – Гордись, целого графа тебе отдаем[i]. Майор из нашего ведомства, так что в курсе твоей легенды. Займешься с ним французским, без отрыва от службы, так сказать. Или уже забыл наш разговор на эту тему?

Да что же это за день такой сегодня?! Сашка скривился, будто съел лимон:

– Не забыл, товарищ Народный комиссар.

– Ты мне не кривись, это еще не все. Мне товарищ Мехлис всю кровь выпил, что ты на его увещевания не поддаешься. Так что садись и пиши. Сашка плюхнулся за стол, подвинув к себе лист бумаги, обмакнул перо и вопросительно посмотрел на Берию. – Пиши! В Первичную партийную организацию Первого отдельного смешанного авиакорпуса особого назначения НКВД СССР. Написал?

Сашка закончил выводить буквы:

– Да.

– Пиши дальше. От Командира корпуса подполковника государственной безопасности Стаина Александра Петровича. Парень непонимающе вскинул голову. Берия кивнул: – Пиши, пиши.

– Товарищ нарком, я лейтенант государственной безопасности, да и какой из меня комкор?! Что никого другого не нашлось?! – взвыл Сашка.

Лаврентий Павлович нахмурился на такое вопиющее нарушение субординации, а потом с деланным веселым недоумением посмотрел Ивелича:

– Нет, ну ты видел, майор?! Через звание прыгнул, авиакорпус под командование получил, в шестнадцать лет подполковник и он еще недоволен! А потом повернулся к Сашке и серьезно добавил. Не просто так назначен. Тебя Шапошников и Жуков рекомендовали. Так что заслужил. А звание под должности. Заодно и остальных твоих в званиях подравняли. С приказами и постановлением Совнаркома потом ознакомишься. И вообще, не заговаривай мне зубы, пиши! Парень с пылающими ушами склонился над бумагой. – Заявление, пиши. Сашка вывел под шапкой по центру листа продиктованное и буркнул:

– Написал.

– Отлично. Дальше пиши. Прошу принять меня в члены Всесоюзной Коммунистической Партии, в скобках, большевиков, – Берия диктовал терпеливо и четко, как учитель на уроке. – Написал? Парень молча кивнул. – Приложу все силы, – вновь начал диктовать Лаврентий Павлович. Казалось, сам процесс доставляет ему огромное удовольствие, – чтобы оправдать высокое звание члена большевистской партии. Дата. Подпись. Дождавшись, когда Сашка закончит, протянул руку: – Давай сюда! Берия взял заявление и, прочитав протянул Ивеличу: – Держи, теперь тебе с этим упрямцем разбираться! – открыв портфель, достал оттуда несколько исписанных листов: – А это ходатайство в первичную организацию о приеме в члены ВКП(б) в виде исключения в связи с военным временем без комсомольского и кандидатского стажа, товарища Стаина от коммунистов Сталина, Берия и Мехлиса. Здесь рекомендации. Лицо майора при перечислении фамилий вытягивалось. А Лаврентий Павлович вновь заглянул в портфель и извлек оттуда пакет, облепленный сургучными печатями. Оторвав от конверта сопроводительный листок, протянул его Сашке: – Расписывайся за получение. Не удержался, сам привез. Тут все приказы, постановления и распоряжения. А потом, улыбнувшись, добавил: – Молодцы! Хорошо повоевали! – как же ко двору пришелся этот успех! Ведь создание авиакорпуса в структуре НКВД, было именно его идеей, его ответственностью и его победой. Может быть, раньше осторожный, как лесной зверь Сталин и не пошел бы на такое усиление своего наркома, но с появлением Ковчега расклады изменились, и теперь у НКВД есть свое авиационное соединение, способное решать многие задачи и уже почувствовавшее вкус победы.

А как тяжело было продвинуть Стаина на звание и на должность. Но армейцы в корпусе ему не нужны, а Александр фигура нейтральная. Была еще, конечно, Отдельная авиабригада погранвойск НКВД, можно было взять командиров оттуда. Но части бригады были раскиданы по всему Союзу, а с началом войны и вовсе переданы армии и флоту. А как сложно было подвести Сталина к мысли, что неплохо было бы Верховному лично посетить корпус, посмотреть, как справляется Стаин, показать людям свое отношение, увидеть новую технику. Именно этой возможностью – посмотреть на первый советский вертолет, если не считать единственную экспериментальную машину Черемухина[ii], и удалось заманить Сталина в Люберцы.

– Когда отчет по испытаниям вертолета и по боевым действиям готов будет? – вопрос был очень важен. Вертолеты – основная причина отдать корпус в ведение НКВД. Сейчас идет активная заброска диверсионно-разведывательных групп в немецкие тылы, десантники 8-ой бригады, после выполнения своей задачи под Вязьмой, растворились в лесах Смоленщины и ушли дальше в Белоруссию. Партизанская война начала набирать обороты. И здесь неприхотливые к взлетно-посадочным площадкам машины станут просто незаменимы.

– Вчера закончил. Напечатаем, соберем вместе все бумаги: мои, от Байкалова, Ловчева и отправим.

– Жду сегодня, – категорично заявил Берия.

– Есть – сегодня! – парень был ошарашен обрушившимися на него новостями. Новое звание, утверждение в должности, прием в партию, все это давало огромные возможности, но и ответственность была несоизмеримо высока. А еще, все это сулило огромные проблемы. Делало его одиночкой. Сомнительно, что в войсках, да и в структуре НКВД нормально примут новоиспеченного подполковника, комкора и члена ВКП(б). Не по возрасту назначения. А если учесть, что обязательно поползут слухи об усыновлении их с Валентиной Мехлисом… Вот же хитрая троица! Привязали! Тут не надо быть гением интриги, чтобы понимать это. Да еще и дубинку припасли в виде партийного контроля. И этот новый майор тут явно неспроста. Приглядывать будет. Не зря же его лично нарком привез. Да и хрен с ними! Пусть приглядывает! И вообще, что жаловаться-то? Карьера действительно головокружительная получается! Не упасть бы только.

– А теперь рассказывай, как товарища Сталина встречать будешь?

Как-как?! А непонятно как! Вот сейчас у начальства и поинтересуемся, как надо встречать товарища Сталина.

– Ира, объявляй внеплановый ПХД[iii]. И чтоб все блестело, сама знаешь как! – метеором ворвалась в штаб Евдокия. Ракобольская тут же рванулась исполнять распоряжение. Несмотря на теплые, почти семейные отношения в полку, Евдокия была командиром требовательным и за нерадение спрашивала строго.

– Что случилось, Евдокия Давыдовна? – вернувшись, спросила Ирина – Из-за чего аврал?

– Начальство к нам прибывает. Большое. Так что ты проследи, чтоб все было в ажуре. Мы с Рачкевич тоже в стороне не останемся, но лишний пригляд не помешает. С Озерковой я сама поговорю. Пусть у себя тоже порядок наводит, мало ли куда их понесет.

– А что за начальство-то?

– Не знаю. Темнит что-то наш командир, – озабоченно нахмурив лоб, ответила Бершанская, – серьезное, судя по всему. Стаин на взводе, хмурый и злой, даже мне страшно.

– Не представляю нашего Сашу злым, – улыбнулась Ирина. Наш Саша – так с любовью и теплотой стали называть девушки в полку Стаина, гордясь, что у них такой молодой и уже такой заслуженный командир.

– Вы смотрите, чтобы он не услышал этого вашего «нашего Сашу», а то получите на орехи от командира! А я вас защищать не буду!

– Да он же знает, – легкомысленно заявил Ирина.

– Одно дело знать, другое услышать лично. Я вас предупредила! – сурово посмотрела на своего начштаба Евдокия. Неожиданно раздался громкий телефонный звонок.

– Начальник штаба Первого ночного легкобомбардировочного авиаполка НКВД, младший лейтенант государственной безопасности Ракобольская слушает, – оттарабанила в трубку Ирина. Выслушав в течении нескольких минут, что ей говорят, коротко ответила: – Есть! – и положила трубку. – Стаин звонил, – пояснила она на вопросительный взгляд Бершанской, – распорядился принять новое обмундирование, выдать личному составу и к завтрашнему вечеру привести в соответствие Приказу Народного Комиссара Внутренних дел. Приказ велено забрать у Зины. А еще через два часа всему командному составу велено собраться в Ленинской комнате. Евдокия Давыдовна, это что получается, у нас тоже погоны будут? – с предвкушением спросила Ирина. Бершанская пожала плечами:

– Не знаю. Прочитаем приказ, поймем. Что еще за сборы?! Только что же все обсудили! – сердито проворчала Евдокия. – Давай, выполняй распоряжение Стаина, а я к Озерковой. И девочек предупреди, чтобы белье в казарме не висело. А то знаю я вас, не воинская часть, а прачечная какая-то.

– Хорошо, предупрежу, – кивнула Ракобольская. Но Евдокия ее уже не слышала, спеша к технарям.

Вечером все валились с ног. Девушки из легкобомбардировочного, курсанты училища, немногочисленная часть истребительного полка, дислоцирующаяся на территории училища. Сам полк располагался на аэродроме 16-го ИАП неподалеку от Люберец. Но несмотря на усталость спать никто не спешил. В казармах царила деловая суета. Личный состав подгонял и приводил в соответствие с новыми требованиями форму. Ушивалось, расставлялось, подшивалось. Девушкам было проще с иголкой и ниткой все были на ты. А вот парни страдали. Нет, пуговицу там пришить или подворотничок мог каждый, а вот подогнать обмундирование, с этим сложнее. Раньше всегда в таких случаясь можно было договориться с девушками. Но не в этот раз. Вот и приходилось, высунув от усердия язык, исколов в кровь пальцы, работать иголкой и ниткой. Бесшабашные Поляковы, по старой памяти сунулись было к девчонкам-технарям, но получили отлуп и вернулись красные и смущенные, что было в принципе несвойственно братьям.

И если парни занимались делом сосредоточенно, лишь изредка перекидываясь солеными шточками, в девичьих казармах стоял гвалт и оживление. Первое, что порадовало девчонок – белье. Настоящее женское белье. Не женщинам не понять насколько это важно. Правда бюстгальтеры пришли всего одного размера[iv], но в умелых руках эта проблема решалась на раз, чем сейчас и занимались девушки, сверкая голыми грудями и весело переговариваясь. А у дверей в помещение стояли бдительные охранницы, которым повезло с размером, зорко следя, чтобы в столь интимный процесс не ворвался какой-нибудь представитель мужского пола. А ведь еще были синие форменные юбки, забытые за полгода военной казарменной жизни! И их тоже надо было подогнать. А еще закрепить погоны на парадную и повседневную форму, сделать подшивку, отгладить… Правда, для этого был еще в запасе завтрашний день, но кто знает, что будет завтра? Какие мысли посетят мудрые и от того беспокойные начальственные головы, какие распоряжения придется выполнять, какую работу? Так что лучше все сделать сейчас, когда есть время. Пусть оно отрывается ото сна, выспаться можно потом, когда-нибудь, после войны, на гражданке. А сейчас лучше напрячься и сделать все заранее. Тем более девушкам было интересно самим, как они будут выглядеть в новой форме и при погонах. И не было уже противниц этого белогвардейского излишества, были лишь ярко горящие радостным предвкушением девичьи глаза.

Утром на построении для всех, пожалуй, кроме Сашки внешний вид личного состава выглядел необычно из-за топорщащихся на новеньких необмятых шинелях погон. Наконец-то строй выглядел так, как хотелось бы Стаину. Единообразно, красиво, ровно, с родными привычными погонами. Хотя с равнением он погорячился. Строевой бы не помешало заняться, но не до того сейчас. Потом когда-нибудь. А вот лица военнослужащих горят энтузиазмом, несмотря на красные от недосыпа глаза. И это хорошо! Значит моральный дух вверенной ему части крепок, а боеготовность высока! Интересно, как они будут выглядеть завтра, когда узнают кто, а главное по какому поводу к ним приедет. Губы слегка тронула улыбка, которая не осталась незамеченной остальными командирам, еще сильнее раззадорив их любопытство по поводу поднятого ажиотажа. Смешные они. Вроде взрослые люди, а нет-нет да покосятся с самодовольством на погоны со звездочками. Майорскими у Бершанской, Рачкевич и Кортокова, капитанскими у Никифорова, Ракобольская стала старшим лейтенантом. Остальной командный состав тоже званиями не обошли. Максимов с Матвеевым так вообще полковников получили. Эх, заберут у них Александра Андреевича! Перерос он полк! Надо с Берией поговорить, может на новую приписанную к корпусу дивизию его поставят. Хорошо бы было. А вообще по уму Матвеева на корпус ставить было. Но начальству виднее. Да и не обиделся вроде полковник, с пониманием отнесся. И вообще, Сашке показалось, что Андреича все эти назначения не удивили, будто знал он о них наперед.

Парень сделал шаг к строю. Уже не было того ощущения неприятного внимания от взглядов устремленных на него. Пообвык.

– Здравствуйте товарищи!

– Здравствуйте, товарищ подполковник!

Сашка поморщился. Ну вот! Все настроение испортили! Опозорятся завтра перед Сталиным! И его опозорят!

– Вы летчики или на пляже кукурузу продаете?! – на лицах подчиненных читалось удивление. При чем тут кукуруза?! Что это нашло на Стаина, обычно спокойно относящегося к строевым экзерцициям?! – Ну-ка еще раз, громко, слаженно и бодро! Здравствуйте товарищи!

– Здравствуйте товарищ подполковник! – лучше, но все равно работать и работать. Ай, да и ладно! Главное чтоб летали хорошо и врага били, а на параде и без них есть кому маршировать.

– Сегодня у нас продолжается ПХД, – Сашка обвел взглядом потускневшие лица, – вечером баня. Вооо, повеселел народ! – Завтра к нам прибудет командование, для награждения отличившихся красноармейцев и командиров. Прошу всех отнестись к этому мероприятию крайне серьезно, – об этом можно было и не говорить, народ и так проникся. – Форма одежды парадная. Завтрашний день объявляется свободнным от учебно-тренировочной работы. Вечером праздничный ужин в честь награжденных!

– Урррррааааа! – радостно отозвался строй.

– Расположение части покидать запрещаю! Это касается всех! За самоход – трибунал! – да и не получится ни у кого уйти в самоволку. Еще ночью всю прилегающую к заводу, училищу и казармам территорию взяли под контроль бойцы НКВД. Но предупредить людей надо. Сомнительно, что вообще ходят. Однако, мало ли кому какая шлея под хвост попадет. – А сейчас за дело! Командуйте. – Сашка дал отмашку стоящим позади него командирам, а сам отправился на завод, надо было проконтролировать готовность вертолетов, наверняка Сталин захочет увидеть их пролеты. Потом к Максимову. Территорию еще обойти надо, не дай Бог недоглядели что.

Наконец подготовительная горячка спала. Все что можно было привести в порядок – приведено, что нельзя – тщательно спрятано от всевидящего ока начальства. Дорожки и плац очищены от мокрого ноздреватого мартовского снега, ледок сколот, подтаявшие лужицы разметены. Личный состав выспался, помыт и пострижен. Форма выглажена, сапоги начищены. Корпус замер в тревожном ожидании. Что гость у них будет не простой, ясно было всем. Но вот кто?! Догадки множились. Кто-то говорил, что приедет Михаил Иванович Калинин, кто-то стоял за Берию, кто-то за Мехлиса, ведь он у них уже бывал с артистами, да и со Стаиным у Начальника ГлавПУРа были отношения довольно близкие, об этом знали все. А были и робкие предположения, что приедет сам Сталин. Но таких поднимали на смех. Делать нечего Верховному главнокомандующему ездить лично награждать обычных летчиков. Настя тоже пыталась выведать у Сашки, кто же все-таки прибудет к ним в часть, но парень был непреклонен и загадочен. Единственное, о чем он сказал, так это чтобы Федоренко была на построении. И лично принес ей начищенные сапоги на два размера больше, чтоб поместились забинтованные ноги.

– Постоять придется. Сможешь? – заботливо спросил Сашка.

– Смогу, – ей была приятна его забота, за это беспокойство, она готова была стоять на своих больных перемотанных ногах хоть весь день! – Так и не скажешь, кто приедет?

– Не скажу, Медок – светлая улыбка осветила его хмурое лицо, – сюрприз будет.

– Вредный ты, Пчел! – надулась Настя.

– Какой есть, – развел он руки, – ты одевайся, форму Зина тебе приготовила, сейчас принесет, да поможет тебе.

– Вот еще! Сама справлюсь! – вспыхнула девушка.

– Не спорь! Куда ты со своей рукой?! – кивнул он на загипсованную и висящую на перевязи руку, – Все, я побежал у меня еще дел куча, – и выскочил из бокса. Девушка с нежной улыбкой смотрела ему вслед. Все-таки какой он у нее хороший! Заботливый!

Буквально через несколько минут к ней примчалась Зина в новенькой парадке при краповых погонах с крылышками ВВС и медалью на груди. Настя, было, стала отнекиваться от помощи, но куда там! Зинка быстро задавила любые возражения своим мощным жизнеутверждающим напором! Пришлось смириться.

Напряжение ожидания нарастало. Казалось, что воздух наэлектризован. Личный состав слонялся по плацу, ожидая команды к построению. Командиры, то и дело кидая взгляды в сторону КПП, кучковались тут же, у приготовленного для награждения стола, накрытого кумачовой скатертью. Первое теплое солнышко ласкало кожу. Небольшой ветерок трепал красное полотнище на флагштоке. Пахло весной. Землей, освобождающейся от снега, скудной блекло-зеленой травой и еще чем-то таким свежим, непередаваемым, как пахнут первые весенние дни. Как же мирно, спокойно! Лишь в голубом бездонном небе барражируют истребители, жужжа моторами, как рассерженные шмели, напоминая о войне. Сегодня весь 16-ый ИАП был поднят в воздух перекрывая подходы к Люберцам.

Наконец от КПП пришла отмашка и дежурящие там бойцы ринулись открывать свежеокрашенные зеленой краской с алыми звездами ворота. На территорию резво заскочила эмка и высадив Власика умчалась в сторону технических помещений. Николай Сидорович огляделся и двинулся навстречу Сашке, который поспешил к прибывшему начальству.

– Давай без официоза, – остановил доклад Власик, – минут через десять-пятнадцать подъедут. Я специально вперед поехал тебя предупредить, да своих проверить. Ты как? Готов?

– Не знаю. Все время кажется, что что-то не учел, что-то не доделал, – нервно дернул щекой Сашка.

– Не тушуйся, подполковник, – усмехнулся Николай Сидорович, – настроение у Хозяина отличное. На фронте затишье, немцы выдохлись. Так что все хорошо будет.

– Дай бог! Дай бог!

– Ты что это?! Мы большевики в бога не верим! Мракобесие это! – иронично подколол Сашку Власик.

– Так я тоже не верю, – удивленно произнес парень.

– А что тогда поминаешь его?

– Кого? – не понял Стаин.

– Дык бога же, – уже откровенно смеялся Власик.

– Да? Машинально, наверное. По привычке.

– Ты эти привычки брось! – более серьезно произнес Николай Сидорович, – У тебя теперь завистников будет! А Хозяин тоже не всесильный!

Сашка кивнул:

– Спасибо, учту, – пока переговаривались, подошли к плацу. Стаин дал отмашку: – Стройте людей.

Раздались команды и на плацу стали появляться ровные шеренги. Девушки из ночного легкобомбардировочного, представленные к наградам летчики-истребители из полка Матвеева, курсанты, скудная шеренга вертолетчиков во главе с Никифоровым. Среди вертолетчиков стояли и курсанты, побывавшие на фронте. Формально они должны стоять вместе с училищем, но они были практически членами экипажей, так что по договоренности с Максимовым в строй их поставили здесь.

Едва успели построиться, на территорию заскочила колонна легковых автомобилей, сопровождаемая двумя броневиками. Открылись дверцы и стали появляться прибывшие:

– Берия, Мехлис! – пронесся по рядам шорох. И тут в едином порыве строй выдохнул и вытянулся, пожирая фанатично-горящими взглядами человека, грузно выбравшегося из огромного черного лакированного «Паккарда»: – Сталин!

[i] Ивеличи – графский род черногорского происхождения. Наиболее известный представитель Пётр Иванович Ивелич – генерал-майор, участник войны 1812 года. Здесь Ивелич абсолютно вымышленный персонаж.

[ii] Настоящим «прорывом» в истории вертолетостроения и усовершенствования характеристик данных винтокрылых машин явилось создание экспериментального вертолета ЦАГИ 1-ЭА, известного также, как вертолет Черемухина. 14 августа 1932 года данный аппарат под управлением летчика и авиаконструктора Алексея Черемухина поднялся в воздух и достиг высоты в 605 метров. Все работы по разработке данного вертолета держались в абсолютном секрете, поэтому о рекордном полете Черемухина достаточно долгое время не знали не только во всем мире, но и в СССР. В память о совершенном рекордном полете не территории бывшего Ухтомского аэродрома, где в настоящее время располагается известная вертолетная фирма «Камов», был установлен специальный памятный знак.

Позднее, много лет спустя после данного полета известный советский авиаконструктор А. Н. Туполев говорил: «В свое время нам не удалось опубликовать рекордный полет Черемухина, что, бесспорно, могло принести российскому вертолету мировую известность». Первый отечественный вертолет был построен под руководством А. М. Черемухина. Вертолет, который пилотировался самим конструктором, впервые поднялся в небо в 1930 году. Уже в сентябре 1930 года летчик мог свободно выполнять различные маневры на высоте 10-15 метров от земли, поздней осенью того же года он летал уже на высоте в 40-50 метров. А это уже в 2-2,5 раза выше, чем официальный мировой рекорд, который был установлен на итальянском вертолете Асканио. 14 августа 1932 года, поднявшись на высоту в 605 метров, Черемухин превзошел официальный мировой рекорд сразу в 34 раза. https://topwar.ru/25275-vertolet-cheremuhin.html

[iii] ПХД – Парко-хозяйственный день (или парково-хозяйственный день) – день недели, выделяемый для наведения порядка на закреплённых территориях и объектах, уборки помещений, а также обслуживания техники и решения других хозяйственно-бытовых вопросов, проводившийся в Вооружённых Силах и военизированных формированиях СССР, а ныне – РФ и стран СНГ.

[iv] Стандарт 1940 года позволял советской женщине иметь только три размера груди: 1,2,3. Остальные размеры шили в ателье. Ну, или сами. Благо, шить тогда умели почти все женщины.

IV

Люди стояли, вытянув шеи, восторженно глядя на человека, который для них был олицетворением революции, ближайшим соратником Ленина, подхватившим знамя борьбы после смерти Ильича. Это для Сашки он был просто главой государства, неоднозначным, хитрым, жестоким, подавляющим окружающих своим хищным величием и в то же время внимательным и располагающим к себе. А для большинства стоящих сейчас в строю, Сталин был Вождем. Именно так с большой буквы. Непререкаемым авторитетом, за которого каждый из них не раздумывая отдаст жизнь. Именно это фанатичное поклонение для парня было непонятным, непривычным и даже пугающим. Сашка почувствовал, как рядом с ним плечом к плечу оказался Максимов. Откуда-то выскочили двое мужчин с кинокамерой и один с фотоаппаратом и стали снимать.

– Иван Андреевич, Вы по званию старше, Вам первому и рапортовать, – тихо прошептал Сашка, едва шевеля губами.

– А ты по должности выше и, вообще, это к тебе такая делегация.

– Иван Андреич! – возмущенно зашипел Сашка, вызвав подавленный смешок Максимова.

– Эх, ладно! – он обернулся к строю курсантов, – Училище, смирно! Равнение на середину! Вторя Максимову, для своих команду повторил и Сашка. Раздалось шипение граммофона, ну, нет у них пока оркестра, и над плацем зазвучали звуки «Интернационала».

Сталин довольно щурясь на теплое мартовское солнышко, с улыбкой поглядывал на вытянувшийся строй. От него не укрылась легкая пикировка командиров. Усмехнувшись, Иосиф Виссарионович уставился на Стаина с Максимовым. Сашке этот гипнотизирующий взгляд был уже знаком, почти привычен, а вот Ивана Андреевича проняло. Он как-то еще сильнее вытянулся и на негнущихся ногах шагнул вперед. Отстав на шаг, вслед за ним последовал Сашка. При звуках гимна, Иосиф Виссарионович улыбаться перестал, приняв подобие стойки смирно. «Интернационал» смолк.

– Товарищ Верховный Главнокомандующий, личный состав Люберецкого летно-технического училища для встречи вас построен! Начальник училища, полковник государственной безопасности Максимов.

– Товарищ Верховный Главнокомандующий, личный состав Первого отдельного смешанного авиакорпуса особого назначения НКВД СССР для встречи вас построен! Командир корпуса, подполковник государственной безопасности Стаин.

Оба командира синхронно сделали шаг в сторону и, зайдя за спину Сталину, замерли. Иосиф Виссарионович еще раз с улыбкой оглядел строй и шагнул вперед.

– Здравствуйте товарищи летчики и курсанты, – голос Сталина был тих, но в воцарившейся тишине слышен четко.

– Здравствуйте, товарищ Верховный Главнокомандующий! – если курсанты выполнили приветствие слаженно, все-таки строевой подготовке время у них уделялось, то вот истребители с девочками из ночного не блеснули. На лице Стаина застыло свирепое выражение. Конечно, особо тренироваться людям было некогда, но это ничуть не убережет их от разноса после того, как уедет начальство. А Сталин, казалось, не заметил огрехов и продолжил тихим, вкрадчивым, хрипловатым голосом:

– Смотрю я на вас и радуюсь, – улыбнулся Верховный, – молодые, красивые, смелые. Краса и гордость нашего советского народа! Еще недавно многие из вас были школьниками, студентами, рабочими и служащими. Мы развивались, строили мирную, справедливую жизнь, – Сталин сделал паузу, вглядываясь в лица, замерших, внимающих каждому его слову людей. – Но на нашу землю пришел враг. Жестокий, беспощадный, сильный и хорошо подготовленный. И нам пришлось взять в руки оружие. Встать на пути у захватчиков! Мы остановили и отбросили его от столицы нашей Родины Москвы! А теперь и от города колыбели революции Ленинграда! И в этом есть немалая ваша заслуга! Многие из вас приняли там свой первый бой, что не помешало вам проявить чудеса храбрости и героизма. Сегодня мы будем награждать отличившихся красноармейцев и командиров. Но прежде чем начать награждение, у нас есть еще одно дело, – Сталин обернулся и с хитринкой посмотрел на невозмутимо замершего Стаина, – ваше соединение новое, еще даже не полностью сформированное, но уже проявившее себя в бою. И наша большая недоработка, что в бой вам пришлось идти без знамени корпуса. И это мы сейчас исправим, – усмехнулся Иосиф Виссарионович. О том, что сегодня помимо награждения планируется вручение знамени корпуса, вчера по телефону уведомил Берия. Новые знамена полков тоже были готовы, но их вручать решили в менее торжественной обстановке, время Сталина не безгранично. И так пришлось поднапрячься. Все-таки церемония вручения знамени это событие знаковое и тут накладок и ошибок быть не должно.

Раздался марш авиаторов и со стороны прибывших машин к строю шагнула знаменная группа из командиров НКВД, а им навстречу выдвинулась знаменная группа корпуса: Петров от истребителей, Никифоров от вертолетчиков и Рачкевич от ночников. Встретились обе группы около Сталина.

– Под знамя, на коле-е-е-но! – звонко, срывающимся голосом скомандовал Сашка. Строй опустился на колено.

Берия шагнул вперед и, встав рядом со знаменем, зачитал Приказ о вручении. Знаменосец четким движением скинул знамя с плеча и наклонил его горизонтально. Берия, отдав лист с текстом Приказа помощнику, стянул чехол, и знаменосец развернул кумачовое полотнище. На солнце пыхнули золотом Герб Союза ССР и надпись «Пролетарии всех стран соединяйтесь», «1-ый отдельный смешанный авиакорпус особого назначения НКВД СССР». Сашка подошел к знамени и, встав на колено, трижды поцеловал край полотнища. Поднявшись, бережно принял знамя у знаменосца и повернулся к строю. Глаза у него горели. Дождавшись когда личный состав поднимется с колен Сашка заговорил, то и дело давая петуха. Но это никого не смущало, люди слушали затаив дыхание, глядя на своего командира, сжимающего в руках алый стяг такими же горящими глазами:

– Мы клянемся под этим знаменем сражаться бесстрашно и умело, неустанно совершенствуя свое боевое мастерство, свою организованность и дисциплину. Будем бить врага не щадя жизни и выполним, как и подобает советским воинам приказ нашего любимого товарища Сталина! – Фух, вроде все. Нигде не сбился, не зря все утро учил. Сашка передал знамя Петрову и скомандовал: – Под знамя – смиррррно! Вскинув руку к шапке, под зазвучавший «Интернационал» Стаин, чеканя шаг, двинулся вдоль строя. За ним вышагивала знаменная группа. Дойдя до правого фланга знаменная группа во главе с Сашкой повернулась лицом к Сталину и замерла.

Мысли роились в голове у парня, а сердце готово было вырваться из груди. Восторг, радость, гордость от оказанной ему чести. Сашка не принял свое назначение и звание, считая их незаслуженными и несвоевременными. Есть люди, которые гораздо достойней и подготовленней, чтобы занять должность командира корпуса. Он не желал ее, даже боялся. Боялся ответственности, того что не справится, не потянет, что может ошибиться, а ценой ошибки станут жизни людей. Как тогда он сможет смотреть в глаза своих товарищей? Виктору, Петру, Евдокии, бывшим одноклассникам? А если кто-то из них погибнет? Как ему потом жить? Все эти мысли не оставляли Сашку с того самого времени, как на него взвалили ответственность за корпус. Но сейчас, когда он стоял рядом с только что врученным ему самим Сталиным знаменем, тем самым символом победы, они испарились, исчезли, едва маяча где-то на задворках разума. А Сталин, казалось, понимал, что происходит с парнем. С ироничной улыбкой он посмотрел на Стаина, и повысив голос обратился к строю:

– Поздравляю корпус с получением знамени!

– Ура! Урррааа! Уррррррааа! – на этот раз кричали слаженно, единым порывом.

– Ну а теперь приступим к вручению наград, – весело продолжил Иосиф Виссарионович.

Бунин с Литвиновым стояли в строю курсантов и жутко завидовали братьям Поляковым, вытянувшимся рядом с капитаном Байкаловым, а еще сильней завидовали девчонкам – Лене и Насте. Парням так и не удалось побывать в настоящем бою. Все время, пока они были на фронте, Игорь с Николаем провели среди технического состава женского полка. Были, правда, в этом и свои плюсы – ребята завязали дружеские отношения практически со всеми девушками. Да и как могло быть иначе, если они вместе выполняли одну и ту же трудную изматывающую работу. Парни старались самую тяжелую часть по возможности брать на себя, так уж воспитаны были. А девушки, видя такое их стремление, помогали мальчишкам в бытовых вопросах – пришить, постирать, почистить. Поначалу Игорь с Николаем, стесняясь, отнекивались, но со временем застенчивость исчезла. Просто это было правильным, помогать друг другу. Иначе было нельзя. Именно благодаря таким почти семейным отношениям в полку парни не так остро переживали, что их никак не берут в боевые вылеты, относясь к этому с пониманием. Но вот сейчас, когда их товарищи, одноклассники и одноклассницы стояли в одном строю с боевыми летчиками в ожидании награждения, а они два здоровых, крепких парня среди курсанток, было по-настоящему обидно. А Кольке еще и стыдно перед Ленкой. Как же несправедливо! Ведь он первый должен был оказаться на фронте! Он сам туда сбежал, чтобы отмстить за отца. А получилось так, что он все бои таскал и крутил железяки в безопасном тылу, а девушка, которую он любит, рисковала жизнью, штурмуя немецкую оборону. Что такое штурмовка и насколько это страшно и опасно он знал из рассказов опытных летчиков-истребителей. А если Волкова теперь, получив награду, бросит его? Оставит, посчитав недостойным трусом и хвастуном? Нет! Ни за что! Он докажет всем! Ей! Себе! Сегодня же к Стаину пойдет, но добьется, чтобы его отправили в бой! Приняв решение, Николай успокоился. А церемония награждения тем временем началась:

– За беспримерное мужество и героизм проявленные в боях с врагом нашей Родины, Указом Президиума Верховного Совета ССР присваивается звание Героя Советского Союза с вручением медали Золотая Звезда Героя и Ордена Ленина, – громко зачитывал офицер госбезопасности, стоящий позади Сталина, – сержанту Малаховой Анне Филипповне посмертно, сержанту Виноградовой Марии Михайловне посмертно.

Люди в строю застыли, стиснув кулаки. На глазах девушек из ночного бомбардировочного выступили слезы. Сталин взял в руки коробочки с наградами:

– Эти награды мы передадим матерям погибших девушек, чтобы они знали, каких героических дочерей воспитали. А товарища Берию я лично прошу зачислить навечно в списки личного состава Первого ночного легкобомбардировочного авиаполка НКВД сержантов Малахову и Виноградову. По строю тихой волной пронесся вздох. По глазам людей было видно, что слова Сталин нашел правильные, бойцы и так смотрели на своего Верховного Главнокомандующего с непередаваемым восторгом и поклонением, а сейчас, прикажи Сталин, и они тут же, по одному его слову, умрут за него.

– За образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество и за выдающиеся заслуги в деле боевой подготовки и выращивания кадров, – продолжил тем временем зачитывать приказ помощник Сталина, – наградить Орденом Ленина полковника государственной безопасности Матвеева Александра Андреевича.

– Товарищ Матвеев сейчас выполняет задание Командования по получению новой техники, поэтому награду мы передадим ему позже, когда он вернется из командировки, – улыбнулся Сталин и отложил коробочку с орденом на стол.

– Наградить Орденом Ленина подполковника государственной безопасности Стаина.

Сашка шагнул к Сталину. Неожиданно. Это у него вторая по счету высшая награда страны. Нет, на орден он рассчитывал, но думал, что наградят чем-нибудь про проще, Красным Знаменем или Звездой. Приятно, как ни крути.

– Поздравляю, Александр, – улыбнулся Сашке Сталин, – заслужил. Давно заслужил. Если бы приказы исполнял, как надо, – ткнул в него пальцем Верховный, – еще в декабре бы орден получил.

Ну и что тут сказать? Если не знаешь, что ответить, отвечай по Уставу:

– Служу Советскому Союзу! – звонким голосом, глядя поверх головы Сталина, прокричал Сашка. Иосиф Виссарионович, прекрасно понимая Стаина улыбнулся:

– Служи, служи. После награждения поговорим.

Сашка кивнул и, четко развернувшись, вернулся в строй. Поймав на себе восторженный взгляд Насти, улыбнулся и подмигнул ей, вызвав смущение девушки и улыбки всего личного состава.

– За мужество и героизм, проявленные в боях с врагом и образцовое выполнение заданий командования наградить орденом Красного Знамени майора государственной безопасности Бершанскую Евдокию Давыдовну.

Вручая награду, Сталин вдруг сказал:

– Знаете, а ведь многие были против женских полков. И я в том числе. Если б не настойчивость товарища Расковой, не было бы вашего полка. Своими действиями вы доказали, что Марина Михайловна была права, а мы нет. Воюйте так же хорошо, товарищ Бершанская.

– Спасибо, товарищ Сталин. Служу Советскому Союзу! – Евдокия возвращалась в строй с чувством удовлетворения от хорошо проделанной работы, которую заметили и по достоинству оценили. Надо будет написать Марине о словах товарища Сталина, ей будет приятно.

– Сержанта Весельскую Иду Казимировну.

На лице Иды не дрогнул ни один мускул. На награждение она шла точно так же, как шагала по плацу при строевой подготовке. Вручая орден, Сталин, прищурившись, пристально вглядывался в лицо девушки и вдруг резко спросил:

– Весельский Казимир Вацлович ваш родственник?

– Отец, – лицо девушки дрогнуло.

– Вы что-нибудь знаете о нем?

– Нет. С июня 41-го. Как расстались в Белостоке.

Сталин замолчал, а потом тяжело посмотрел на Иду:

– В ноябре Ваш отец был казнен немцами, как руководитель советского подполья в Белостокском районе, – Сталин тронул девушку за плечо, – Прими мои соболезнования. Он был настоящий большевик!

Ида побледнела и качнулась, но быстро взяла себя в руки.

– Спасибо, что сообщили, товарищ Сталин.

– Странно, что вы об этом не знали.

– Мы уехали в эвакуацию, в Тамбов. Наверное, не нашли.

– Наверное.

– Служу Советскому Союзу, – она развернулась и пошла в строй. Кроме белого, как мел лица ничто не выдавало в ней, какую страшную весть она только что узнала от Сталина. А ведь чувствовала! Еще тогда, в Белостоке, когда садилась в машину чувствовала, что отца больше не увидит. Что ж, у нее появился еще один повод для мести! Вдруг по душе пронесся теплый лучик – девушка поймала на себе обеспокоенный взгляд Исы Харуева.

– Курсанта Волкову Елену Владимировну.

Ленка шагала к Сталину, как в бой, сверкая глазами и печатая шаг. Все о чем она мечтала, сейчас исполняется. Она в армии и ей сейчас будут вручать самый настоящий орден! Как у отца!

– А ты выросла. Настоящая красавица стала, – улыбнулся ей Сталин, показывая, что запомнил дочку своего бывшего телохранителя, – Отец будет тобой гордиться.

– Спасибо, товарищ Сталин, – смутилась девушка. – Служу Советскому Союзу! Ленка вернулась в строй. На душе было светло и радостно. А как удивится папа, увидев у нее на груди орден Красного Знамени! С лица девушки не сходила улыбка. В своем счастье она не замечала, как кусает губы стоящая рядом Ида, как морщится, переступая отбитыми ногами Настя. Наконец дошла очередь и до Медка.

– Курсанта Федоренко Анастасию Владимировну.

Настя шла, красная от своей беспомощности, переваливаясь на больных ногах. Ей было жутко стыдно, что она не может так же лихо, чеканя шаг, как другие, подойти к товарищу Сталину и вскинуть в воинском приветствии руку к шапке. А от взгляда Иосифа Виссарионовича у нее и вовсе сердце ушло в пятки.

– Так вот ты какая, Медок, – рассмеялся Сталин, – одним криком своим немцев разогнала, а тут робеешь. Выше нос, курсант! – Настя еще больше смутилась, глядя испуганными, широко открытыми голубыми глазищами на Верховного Главнокомандующего. С перепугу она попыталась взять коробочку с орденом загипсованной рукой, опомнившись, ойкнула, поменяла руку и буквально выхватила у Сталина из рук орден, чем вызвала уже откровенный хохот Сталина и окружающих его командиров, включая Берию и Мехлиса. – Вот это правильно! Это по-нашему!

– Простите, товарищ Сталин, – робко пропищала Настя, – я нечаянно.

– Ничего, – перестал смеяться Верховный, – экая ты маленькая. Страшно было в бою?

Медок сначала закивала головой, а потом отрицательно мотнула:

– Страшно сначала. Очень. А потом, когда работаешь не страшно.

– Значит, работаешь, – повторил за ней Сталин, с удивлением глядя на эту красивую, миниатюрную бывшую школьницу, которая о бое говорит, как об обычной работе и при этом жутко боится и стесняется награждения. – Спасибо тебе, дочка, – неожиданно даже для самого себя вдруг сказал Сталин, – спасибо за работу.

– Не за что, товарищ Сталин. Служу Советскому Союзу! – спохватилась Настя. Развернувшись, пошла в строй. А ноги-то не так уж и болят. Прошли. Наверное, от волнения.

Наконец-то закончилась официальная часть, хоть и приятная, но очень выматывающая. Красное Знамя получили еще Никифоров, Лидочка и Тихонов со своими бойцами. Коротков, Рачкевич, Байкалов и еще с десяток сержантов и командиров получили ордена Красной Звезды. Были еще награжденные медалями, но Иосиф Виссарионович, извинившись, сказал, что медали отличившимся вручит командир корпуса завтра. Но список награжденных медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги», тем не менее, был зачитан перед строем.

После чего личный состав был отпущен праздновать, щеголяя новыми наградами. Торжественный обед и танцы. И что в них такого, что парни и девушки готовы кружиться под музыку хоть каждый вечер? Сашка не понимал этого. Может быть потому что не умел танцевать?

Максимов и Кушнир закрылись в кабинете у Начальника училища с двумя генералами, приехавшими со Сталиным. Причем один из них, генерал-лейтенант с вытянутым породистым лицом почему-то был Сашке смутно знаком, но где и когда они могли встретиться парень так и не вспомнил. В конце концов, решил, что, скорее всего, видел генерала в Кремле и выкинул приезжих из головы. Мало ли что им надо от Ивана Андреевича. А у него и своих забот полно.

Как и ожидалось, Сталин захотел посмотреть на вертолеты. До аэродрома пошли пешком. Иосиф Виссарионович шел не спеша, мягко, по-кошачьи ступая на тщательно выметенные дорожки. Стаину пришлось идти рядом, отвечая на вопросы Верховного о фронте. Как себя показали девушки, как курсанты, как Сашка видит дальнейшие возможности использования вертолетов на фронте и в тылу, как у парня сложились отношения с командованием – Жуковым, Мерецковым, Рокоссовским, Журавлевым. Отговориться общими фразами не получалось, сразу же следовали уточняющие вопросы. Сталина интересовали любые мелочи.

К огромному Сашкиному облегчению подошли к аэродрому, где их уже ждал Михаил Леонтьевич со своими инженерами. Вертолеты стояли наготове, выкаченные из ангара – один Ми-24 и один Ми-2, тот самый, что проходил испытания на фронте. Иосиф Виссарионович тепло поздоровался с Милем и переключился с расспросами на него. Они обошли сначала одну машину, затем другую, о чем-то тихо переговариваясь. Неожиданно Сталин спросил:

– А где подбитый вертолет?

Михаил Леонтьевич махнул рукой в сторону цехов.

– В ангаре, товарищ Сталин.

– Покажите! – резко, как выстрелил, приказал Верховный. Пришлось идти в цех. Вертолет стоял со снятыми лопастями посредине ангара, сегодня с ним никто не работал, людей не хватало, да и не к спеху было восстановление. Собственно и восстанавливать особо нечего. Осколок зенитного снаряда перебил топливопровод, вот двигатели и остановились. Будь в распоряжении Стаина на фронте ПАРМ[i] с грамотным подготовленным личным составом, не пришлось бы вытаскивать вертолет танком и эвакуировать железной дорогой. Сам бы долетел, после небольшого ремонта.

Сталин обошел вокруг машины с интересом, внимательно разглядывая пробоины от пуль и осколков:

– Александр, – подозвал он Стаина. Сашка тут же шагнул к Верховному. – Где твое место?

– Вот, – товарищ Сталин, – парень рукой показал на свою кабину.

– А это значит кабина знаменитой курсанта Федоренко? – Иосиф Виссарионович улыбнулся, вспомнив напуганную девчушку, прославившуюся на всю страну своим девичьим визгом в эфире во время боя, и подошел ближе к кабине летчика-оператора. Улыбка сползла с лица Верховного, когда он увидел сколы от пуль на бронестекле кабины. – Работа значит, – пробормотал он только ему одному понятную фразу. – Пойдемте, посмотрим полеты и я поеду. У товарища Сталина сегодня еще очень много работы.

– А как же обед, товарищ Сталин? – делано возмутился Сашка.

– Товарищ Стаин, Вы считаете, что товарищ Сталин недоедает? Что товарища Сталина плохо кормят в Кремле? – усмехнулся Верховный.

– Нет, товарищ Сталин, я так не считаю. Просто люди готовились.

– Вы извинитесь за меня перед людьми. Я и так задержался у вас, – и добавил так, чтобы его услышал только Сашка – смотри Александр, ты теперь на виду будешь, как под прицелом. Многим твое назначение и твой корпус поперек горла. Но мы в обиду тебя не дадим и товарищам, которые нам совсем не товарищи их место укажем, – глаза Сталина холодно и хищно блеснули.

Когда они вышли из ангара вертолеты уже раскрутили винты. Увидев начальство стартер взмахнул флажками и машины без разбега, с места поднялись вверх. Опустив носы машины разошлись в разные стороны. Ми-2 поднялся чуть выше и завис на месте, а Ми-24, сделав круг, прошел над аэродромом имитируя штурмовку. Сталин восхищенно поцокал языком и крикнул в ухо Сашке:

– Кто управляет вертолетами?

– Ми-2 капитан Байкалов, двадцать четверкой сержант Весельская, – то, что Ида будет показывать пилотирование, было задумано заранее. Правда, после награждения, увидев, что девушка немного не в себе, Сашка предложил заменить ее на Никифорова, но Весельская отказалась.

– Ай, молодец! – весело воскликнул Сталин, когда Ида выполнив практически на месте вираж, отправила машину в боковой полет. А Весельская, словно чувствуя, что ее хвалят, задрала нос вверх и под зубовный скрежет Стаина, мысленно выматерившего за лихачество обычно спокойную и надежную, а тут словно сошедшую с ума девушку, выполнила горку и, выровнявшись над самой землей, прошла на предельно малой высоте мимо начальства, обдав их ветром от винтов. А Сталин был доволен. – Молодец, какая молодец! Ну, кто тут мне говорил, что женщины летать не могут?! – обернулся он к своей свите, – Смотрите, что могут наши советские девушки! – ткнул он в сторону удаляющегося вертолета.

А тем временем настала очередь выполнять маневры Байкалову. Матвей Карлович обошелся без лишнего риска и показухи. Спокойный пролет, висение, боковой пролет и вертикальная посадка. Простенько. Но для этого времени на грани фантастики. Сталин остался доволен. Вертолеты выруливали к стоянке, а Иосиф Виссарионович повернулся к Милю. – Сколько можете делать таких машин?

– Одну в три дня, товарищ Сталин.

– Почему так мало? – недовольно спросил Сталин.

– Двигателей не хватает. Автоматов перекоса. Лопасти на коленке делаем, почти кустарно.

– Что Вам надо для того, чтобы увеличить производство, товарищ Миль? – и, передумав, махнул рукой, – Не отвечайте. Завтра в 16-00 жду Вас у себя с Вашими предложениями. Нам нужны такие машины. Очень нужны. А тебе, – обернулся он к Стаину, – подготовиться к параду 1-го мая[ii], – чтоб то, что я сейчас увидел, увидели все. Пусть знают, что мы не просто воюем, но и создаем и развиваемся. А то нашлись тут незаменимые, – зло усмехнулся Сталин.

– Есть – подготовиться к параду.

– И летчикам передай мою благодарность. Не провожайте, не девица, сам дойду, – сказал Сталин и направился к КПП завода, где его уже ждала машина. Свита потянулась за ним. Проходя мимо Сашки Берия хлопнул парня по плечу:

– Молодец, товарищ Сталин доволен!

Начальство разъехалось, а Сашка облегченно вздохнул. Теперь можно немного и расслабиться, обмыть ордена и звездочки на погонах. А то со всей этой суетой, даже новые звания толком не отметили, только поздравили друг друга мимоходом и все.

[i] ПАРМ Подвижная авиационная ремонтная мастерская – воинская часть Военно-воздушных сил Красной Армии вооружённых сил СССР до и во время Великой Отечественной войны, а также в послевоенное время, с 1946 года в Советской Армии ВС СССР, предназначенная для ремонта авиационной техники в полевых условиях, выполняла ремонт самолётов на местах базирования. Оснащалась железнодорожной или автомобильной базой.

[ii] В РИ первомайский парад в Москве не проводился, но я решил исправить такую несправедливость.

V

Сашка сидел, прикрыв глаза и откинувшись на спинку стула затылком прижавшись к холодной стене, а вокруг кипела радостная праздничная суета. Одуряюще пахло колбасой и тушенкой, рот сам собой наполнился слюной. Со всеми заботами и проблемами за весь день так и не удалось поесть. Приподняв веки, сквозь ресницы увидел, как Зинка с Евдокией Яковлевной о чем-то тихонько переговариваясь, режут колбасу. Тихонов, улыбаясь и перешучиваясь с Коротковым, стоит около Бершанской, помогая расставлять стаканы, и то и дело косит взглядом на ее новенький орден, или не на орден. И судя по ответным взглядам, дела у Лехи идут на лад. И хорошо. Они классные! Надо же! Всплыло словечко из той, прошлой жизни. Здесь так не говорят. Да и на Ковчеге словечко не использовалось, а сейчас выскочило из далекого прошлого. Наверное мирная обстановка так повлияла.

Надо бы встать, помочь, хотя бы ради приличия, но нет никаких сил. На самом деле не хочется никаких праздников и отмечаний, а есть дикое непреодолимое желание просто упасть в кровать и спать, спать, спать и чтоб никто не будил, никуда не надо бежать, чего-то решать. Чтоб проснуться и, почистив зубы, позавтракать жареной яичницей и опять завалиться в кровать. И чтоб вокруг никого. Хотя, нет! Валюха и… Настя. И кроме них больше никого! На сто, нет двести километров вокруг! И связи нет! Вот был бы рай!

Странно, где Валька? Как так, такое мероприятие и без нее. Точно обиделась, что в строй ее не поставили на награждение. А она ведь готовилась. Ребенок! Сашка улыбнулся. Ну как объяснить, что ей там не место?! Ничего, на обиженных воду возят, пусть привыкает, что тут воинская часть, а не детский сад. Надо быстрей решать на счет нее. В обычную школу или в новую военную? Спросить у нее, что она хочет? Так много она понимает! А может и много. Она столько пережила, не каждому взрослому выпадает. Завтра надо будет поговорить с ней, а там уже принимать решение. Характер у Вали хоть и добрый, мягкий, но если упрется, то не сдвинешь. Упрямая.

– Командир, давай к столу!

От окрика Никифорова Сашка вздрогнул. Надо же, задремал! Что-то странное, на фронте и больше не спал, бывало, а так не накрывало. Наверное, просто вымотался. Что-то все время на нервах в последние дни. Сашка рывком оторвал себя от стула.

– Я сейчас, – быстренько заскочил в туалет и умылся холодной водой, прогоняя дремоту. Все-таки хорошо, когда доступны блага цивилизации. Горячая вода, холодная, душ, сортир теплый. Поймал себя на мысли, что стоит и тупо пялится в стену, думая о какой-то ерунде. Нет, точно надо отоспаться! Быстро вернулся в кабинет. Без него за стол не садились. – Вы чего не садитесь?

– Тебя ждем, – пожал плечами Коротков.

– Вот он я, – ворчливо буркнул Сашка, – А Михаил Леонтьевич где?

– Задержится он, – ответил Никифоров, – что-то на заводе случилось.

– Серьезное? – напрягся Сашка.

– Нет. Производство. Сам понимаешь.

Сашка кивнул. Что такое производство он начал понимать. Как-никак на заводе приходится бывать частенько.

– Тогда давайте садиться, – и он первый плюхнулся на свое место во главе стола.

С шутками прибаутками расселись и вопросительно посмотрели на Сашку.

– Тебе слово, командир, – весело и раскатисто выкрикнул Ивелич.

Сашка встал и взял в руки наполовину полный граненый стакан. Опять водка! Так и спиться не долго. Частенько что-то выпивать приходится в последнее время. Может попросить налить вина? Нет, женщинам и самим мало. Ну значит водку, все равно много пить не будет. Эх, оборвал бы ему уши Пьяных за пьянку. Командир вертолетчиков Ковчега, пьяных терпеть не мог, и сам не употреблял, несмотря на свою фамилию. А хотя нет, не оборвал бы. Нынче они в званиях равны. Сашка невольно улыбнулся и оглядел своих сослуживцев, боевых товарищей. Сердце резануло грустью. Вспомнился отец и его друзья, бывавшие у них дома, офицеры с базы. Точно так же они собирались за столом по похожим поводам. А тут еще Берия, ничего не придумал лучше, как пошить для корпуса парадную форму по образцам ВКС России из того времени. А может и вообще Ковчег с разрешения Сталина раскулачил. Хотя нет. Штампы какого-то местного ателье стоят. Но пошито идеально, и цвет подобран почти один в один. По крайней мере, Стаин отличий не заметил. И ремни золотые. И погоны тоже. Красиво. Сашке нравилось. А вот полевая осталась такая же, как и была здесь. Обычная армейская. Только теперь с погонами защитного цвета вместо геометрии на петлицах.

Парень еще раз оглядел сидевших перед ним офицеров. Друзей. Добродушный и немножко наивный Никифоров, ироничный Коротков, Евдокия, Леха. Жора Петров, с которым поначалу не складывались отношения. Только неприязнь быстро прошла. Сначала появилось взаимное уважение, а потом и боевое товарищество. Евдокия Яковлевна. Сашка знал, что в полку ее зовут мамочка. Так по-доброму она носится со своими девочками. В конце стола, чуть особняком развалился на стуле вечно фрондирующий Вась Вась. Никак не может простить, что его забрили в госбезопасность. Вернее больше выпендривается. Из вредности. Зина. Она хотела уйти. Не по чину и должности ей здесь находится. Только кто ж ей позволит?! Столько пережито вместе за эти месяцы. И плевать на чины и звания. Сашка бы вообще всех награжденных собрал вместе. Отговорили его. Наверное, правильно. Младшие по званию будут чувствовать себя не в своей тарелке среди командиров, да и командирам не расслабиться толком. Потом конечно народ разбредется. Рачкевич с Бершанской в полк. Жора в эскадрилью. Да и Сашке надо будет со своими посидеть. Приглашали, ждут. Их с Никифоровым. И Зинку еще, куда ж без нее.

– Я говорить не умею. Да, и что тут сказать. По традиции надо полным стаканом обмывать. Но у нас сегодня такой звездопад, что сопьемся.

Послышались смешки:

– Не веришь ты командир в ВВС, – весело кинул Ивелич.

– В ВВС верю, а пьянство не люблю, – поморщился Сашка. – Потом, кто хочет со своими обмоете, как полагается. Но чтоб завтра все, как огурчики были. Рачкевич с Коротковым не сговариваясь одобрительно кивнули. – А сейчас просто поздравляю с заслуженными наградами и званиями. И я горжусь, что мне довелось служить с вами, – и он выставил стакан над столом. Послышался звон соприкасающихся стаканов и народ дружно выпил. Сашка же только пригубил, пить не хотелось совсем.

– А ты что это манкируешь? – заметив это спросил замполит.

– Не хочу, – махнул рукой Сашка, – устал. Боюсь выпью и усну прямо тут. Ивелич внимательно посмотрел на парня и молча кивнул. А за столом оживился разговор, послышались шутки. Сашка расслабленно сидел не прислушиваясь, ему было просто хорошо. – Николай, – обратился он к замполиту, – а поему тебя нарком графом обозвал?

Ивелич усмехнулся и сделал пафосный вид:

– А я и есть граф. Самый настоящий.

Наступила тишина и все с интересом уставились на замполита.

– Это как так? – удивленно за всех высказал застывший в воздухе вопрос Никифоров.

– Да обычная история, собственно. Я в детдоме вырос, а туда попал из тифозного барака, – грустно улыбнулся Ивелич. – Мама умерла, а я вот выжил. Я и не помню ее совсем. То, что до детского дома было, вообще, почти не помню. Так, урывками. Девятнадцатый год был. Разруха, голод. Помотало меня по детским домам. Где-то тогда и затерялись документы мои, фамилия вот только осталась. Я одно время даже сменить хотел. А то все вокруг Октябревы, Виленины, Коммунаровы, а я вот Ивелич. И сменил бы, да директриса у нас грымза была, – улыбка замполита стала задорно хулиганской. Сашке почему-то подумалось, что не столько директириса была грымзой, сколько его новый замполит был еще тем хулиганом и попил крови персоналу детского дома. – Уперлась она, – продолжил рассказ Ивелич, – сказала, ничего менять не будет. Ох и повоевали мы с Серафимой Петровной тогда. В общем, осталась у меня моя фамилия. А потом я и сам привык. Да и закрутилось. Пионерия, комсомол. Из детдома в армию ушел, на границу, на Кавказ. Турки тогда там шалили. Да, шалили, – повторил Ивелич и, что-то вспомнив, поиграл желваками на скулах. – Оттуда на курсы командиров. А потом в аппарат НКВД там же на Кавказе. Я же активный, с шилом в заднице, – усмехнулся замполит и посмотрел на Сашку, – это я предупреждаю если что. Там и с товарищем Берия познакомился. А когда в партию вступал, мне вдруг один товарищ и выдал, почему скрываю свое происхождение. А я в анкетах везде писал, что происхождение не знаю, детдомовский. Да и не знал я его если честно. А этот, – Ивелич скривился, – раскопал, что я из графского рода. Правда, обнищавшего. А я ни сном, ни духом. Только кого это волнует? В общем, вместо партии попал я под следствие. Спасибо Лаврентию Павловичу поверил мне. А потом и за товарища того взялись. Гнидой оказался троцкистской, – Николай махнул рукой, – впрочем, это не важно. А в тридцать восьмом меня ранили тяжело. Банду одну брали, вот там и подстрелили. Еле выкарабкался. Лаврентий Палыч к тому времени уже в Москву перебрался, но про меня не забыл. Я к оперативной службе негодный был, а к следственной у меня нет ни души, ни призвания. Вот он меня и двинул по партийной линии. А недавно вызвал и предложил к вам комиссаром, теперь уже замполитом. Я давно на фронт просился. Как-то так. Ну и на счет графского достоинства узнавал я. Действительно есть такой род. Боевой. Только графы мы не российские, а черногорские. Правда, со времен Екатерины на русской службе.

Сашка хотел было спросить, про французский. Ведь получается, что Ивелич самый обычный детдомовский парень, а не отпрыск высшего света, который, по мнению Стаина, и должен был его учить языку. Но осекся. Чуть всю легенду не порушил. Как же надоела эта двойная жизнь. Даже противно, что от своих приходится скрываться. Ладно, про язык он потом расспросит. Тем более отсидеться не получится, Николай парень напористый, да и нарком не слезет.

– Да уж, – протянул Никифоров, – комиссар и граф. Кому сказать – не поверят.

– А не надо никому говорить, – вдруг сверкнул из под бровей сталью Ивелич, – мы здесь все свои, нам воевать плечом к плечу. Поэтому вам рассказал. А другим не надо знать. Не тайна, но и ни к чему.

– Да я и не собирался, – осекся Петр, – просто необычно.

– А мы тут все, как на подбор необычные, – ухмыльнулся Ивелич. – Вон командир, в шестнадцать Герой Советского Союза, подполковник, командир корпуса. Наши милые дамы тоже не так просты, – Николай галантно склонился в сторону Бершанской с Рачкевич и Зинаиды. – Евдокия Давыдовна и Евдокия Яковлевна командир и замполит первого боевого полностью женского полка, Зинаида будущая артистка, – Зинка смущенно зарделась. – Начштаба у нас, – замполит кивнул на Короткова, – герой Испании и Халхин-Гола и если б не его ершистый характер сам бы сейчас минимум полком командовал, а то и дивизией. Там вон в самом конце стола притаился товарищ Ловчев, который у истоков русской авиации стоял. Вась Вась то ли удовлетворенно, то ли смущенно крякнул. – А за голову товарища младшего лейтенанта, – Ивелич весело посмотрел на Тихонова, – беляки с самураями даже награду в десять тысяч йен назначили.

Алексей смущенно промямлил:

– Да я ничего. Это все командир.

Взгляды с Тихонова скрестились на Сашке:

– Я не при чем, – усмехнулся парень. – Он на Дальнем Востоке с отцом нашей Ленки Волковой служил. Кстати, Леш, а за Владимира Викторовича, сколько награда была? – ну а что, интересно же.

– К тому времени, как его в Москву перевели пять тысяч. Долларов, – пояснил Тихонов. – Так мы и жили там. Они на нас охотились, а мы на них. А Евдокия с блеском в глазах поглядела на Алексея. Рейтинг младлея рос, как на дрожжах.

А Ивелич тем временем продолжил:

– Георгий с Петром еще два наших Героя с первых дней войны воюют. И хорошо воюют, судя по наградам. Так что корпус у нас хоть и новый, только сформированный, но нам уже есть, чем гордится и на кого равняться. Да и не ко всем на награждение лично товарищ Сталин ездит, – замполит, поняв, что его понесло, широко улыбнулся, – вот за здоровье товарища Сталина, товарища Берия и за наш славный корпус я и предлагаю выпить, – и, привстав, стал наливать водку в подставленные стаканы. Сашка свой не подставлял, у него и так было налито.

– Стаин-то с Никифоровым придут? – спросила Ленка у Насти. Девушка пожала плечами:

– Сказали, как освободятся, заглянут, – Волкова кивнула и продолжила накрывать импровизированный стол, составленный из прикроватных тумбочек в центральном проходе между рядами кроватей. Расположились с разрешения Бершанской в казарме у девушек. А в соседней комнате накрывался такой же стол девочками из ночного. Сначала хотели все вместе, но решили, что будет тесно. Лучше бегать друг к другу в гости.

– Колька, ну куда ты хлеб ставишь на край?! А если кто зацепит и уронит! – крикнула на Литвинова Ленка. Парень тут же подхватил миску с коряво нарезанными кусками ржаного хлеба и нерешительно замер, подыскивая место, куда поставить хлеб. – Ну вот, теперь он замер, как статуя! Давай сюда! – она выхватила у Николая тарелку и поставила ее туда же куда и он до этого, только чуть дальше от края. – Идите лучше с Игорем скамейки принесите из Ленинской комнаты. Сюда и девочкам, – она кивнула в сторону соседней комнаты, из которой раздавался веселый гомон. Литвинов тут же ухватил Бунина за рукав и тихо шепнул:

– Валим, – парни, понимающе переглянувшись, исчезли в коридоре.

– Ты чего на него накричала-то? – спросила Настя.

– На кого? – непонимающе уставилась на подругу Ленка.

– На Кольку.

– Да? – девушка задумалась, а потом махнула рукой, – Ай, да ладно, с него не убудет, – и плюхнулась на койку рядом с Анастасией. – Что-то я и, правда, какая-то злая сегодня. Перенервничала.

– Да ты всегда такая, – подначила ее Настя.

– Какая?

– Так злая, – расхохоталась Федоренко.

– Ах, ты! – рассердилась Ленка и, схватив подушку, ударила ей Настю. Та, хохоча, завалилась на спину:

– Ну вот! О чем я и говорю! Ругаешься, дерешься! Злая ты!

– Да я, да я! – возмущенно зашипела Ленка и, не выдержав, тоже расхохоталась. А потом серьезно добавила: – Просто на построении папу вспомнила. Как он? Опять ни письма, ни весточки.

– Все хорошо будет. Наверное, опять не может написать, не переживай, – сочувствующе поддержала подругу Настя. – А где Ида? Что-то я после построения и не видела ее.

– Плачет Ида, – голос Ленки стал сухим и безэмоциональным, – только я тебе ничего не говорила. Отца у нее немцы убили. Сегодня узнала от товарища Сталина, – Волковой стало не по себе. Она вдруг представила, что это ей при вручении ордена сообщили о гибели папы. Смогла бы она так, как Ида спокойно, не показывая вида принять такую весть, а потом еще провести показательный полет. И только когда всё успокоится предаться своему горю. В одиночестве. Чтоб никто не видел. Только Ленка и знала, как тяжело сейчас подруге. И то, только потому, что сложно такое скрыть от напарницы по экипажу. Настя охнула и полными сочувствия глазами посмотрела на Лену.

– Да как же это?!

– Вот так! – зло выплюнула Волкова, – и, пожалуйста, не надо ее жалеть. Ида она сильная, ей от жалости только хуже будет.

– Хорошо, – часто-часто закивала Настя.

– А вот и мы! – раздался веселый голос Ваньки Полякова. – Вы чего пригорюнились? – нахмурившись, спросил он, увидев чересчур серьезных девушек.

– Ничего, нормально все, – улыбнулась, как ни в чем ни бывало Ленка.

– Точно?

– Точно-точно. Могут же у нас быть свои девчачьи тайны?

– Аааа, ну если девчачьи. А мы вот что раздобыли, – и шедший позади брата Витька звякнул бутылками.

– Это что? – подозрительно посмотрела на красную жидкость в прозрачных бутылках Лена, – Вино?

– Нет. Вино достать не удалось, – разочарованно протянул Витька, – Спирт это с вишневым сиропом.

– Фууу, – сморщилась Волкова.

– Не хочешь, не пей, – обиженно выдал парень, – мы с братом всю свою тушенку сменяли на этот сироп, а ты.

– Извините, Вить, Вань, – виновато посмотрела на них Ленка, – я не знала. Просто я водку пробовала – такая гадость! – Волкову передернуло, – А тут спирт.

– А нет вина. В городе бы достали, но увольнительных же не было, – Витька пожал плечами, а Ванька согласно мотнул головой, – В общем вот, это нам, – парни выставили две бутылки на стол, – а это девчонкам из ночного отдадим, – и братья дружно шагнули на выход, столкнувшись в дверях плечами и расхохотавшись из-за этого. Настроение у них было отличное. Ну и пусть их не наградили орденами. Зато им досталось по «Отваге» за то случайное боестолкновение. А ордена они еще заработают, война не завтра закончится. Не успели братья скрыться, как в коридоре послышался грохот и в дверях появились Литвинов с Буниным, тащащие тяжеленую сколоченную из досок скамейку. Поставив ее к столу, они тут же снова исчезли, чтоб нее попасть под горячую руку поймавшей хозяйственный кураж Волковой.

Но, в конце концов, подготовка закончилась. Подошли Лида с подружкой по Тамбову Наташей, следом за ними гурьбой ввалились приглашенные девушки-курсанты. За них Максимова попросил лично Стаин. Появилась Ида. Только слегка припухшие, покрасневшие глаза выдавали ее состояние, а так она оставалась такой же требовательной, холодной и рассудительной сержантом Весельской. От ночниц вернулись Поляковы. Глаза у братьев поблескивали, значит, уже успели принять. Волкова, заметив это, нахмурилась, но ничего не сказала.

– Ну что, где там наши отцы-командиры? – весело воскликнул Ванька Поляков.

– Мы Зину видели, – тихонько произнесла Лида, – она сказала без них начинать, они потом подойдут.

– Тогда давайте садиться, – народ стал рассаживаться. – Ну, что? Кому первое слово? – спросил Иван, разлив с братом спирт по стаканам.

Все повернулись к Весельской. Ида, тряхнув белокурой челкой, спокойной встала:

– С первыми наградами нас, ребята! – Глаза ее вдруг потемнели: – И желаю всем нам дожить до победы, – голос ее дрогнул, не чокаясь, она опрокинула в себя спирт, благо налито его было немного и, даже не поморщившись, села на место. Все молча и удивленно уставились на Иду. Но тут Волкова переключила внимание на себя:

– За нас, ребята! Первую отдельную вертолетную эскадрилью! Вот увидите, скоро мы станем полком! И быть Лидка твоему Петечке командиром полка.

Шадрина зарделась:

– Никакой он не мой!

– Ну, мы пить будем?! – хором гаркнули братья и стукнулись стаканами. К ним тут же присоединились Игорь с Колькой, а следом и остальные. А потом пошло обычное застолье. Непривычные к алкоголю ребята захмелели довольно быстро. Но с выпивкой не частили. Во-первых, ее было мало, а во-вторых, надо было оставить к приходу командиров, а то некрасиво получится. Так что пока только громко и весело переговаривались. Братья рассказывали восторженно смотрящим на них курсанткам, как они героически косили врагов из пулемета. Лида о чем-то тихонько рассказывала Наташе, иногда обращаясь к Весельской, на что Ида только молча кивала. А Настя, Лена, Колька и Игорь почему-то вспомнили школу. Как там их учителя? Елена Петровна, Вилен Дмитриевич, Владимир Иванович? Одноклассники? Нина Кононова теперь одна в госпитале осталась. А кто вместо Николая стал командиром самообороны? Но лишь разговор зашел о родителях, Волкова тут же перевела его в другое русло, увидев, как напряглась Ида. Так они и трепались ни о чем, пока не послышался шум в коридоре и в дверях не появились Стаин, Никифоров и Воскобойникова. За спиной у них маячили Бершанская и Рачкевич, но они быстро ушли к своим девочкам, откуда послышались радостные возгласы. Ночники своих командиров любили и уважали. Впрочем, как и вертолетчики. Они своих командиров тоже встретили радостным гулом. Те, кто уже побывал на фронте. А вот курсанты наоборот напряженно попритихли, попытавшись вскочить. Но остались сидеть, получив знак рукой от Стаина.

– Мы не одни, – сразу предупредил Сашка, – еще два места найдется? – он посторонился и в комнату зашли Коротков с Ивеличем.

– Найдем, товарищ подполковник, – Ида повела взглядом, и ребята тут же пересели теснее, освободив для командиров отдельную скамейку.

– Вы чего напряглись? – подмигнул курсантам Ивелич, – Мы с товарищами командирами не кусаемся! – и первым, перешагнув через скамейку, уселся за стол. Майор, вообще, на первый взгляд казался парнем веселым, компанейским и свойским. Если бы не острый, изучающий взгляд нет-нет поблескивающий из-под густых черных бровей, будто через прицел. Мгновение, и на тебя вновь смотрит веселый балагур. Ох, непрост у них замполит. Совсем непрост. Теперь и непонятно, кто у них больше особист: начальник особого отдела подполковник госбезопасности Назаркин, или майор Ивелич. Следом за Николаем сели и Никифоров со Стаиным. А Зинка проигнорировав свободное место, протиснулась к Иде, растолкав сидящих рядом девушек. Отчего на их скамейке стало тесно. Настя недовольно зыркнув на Зинку, решившись встала и пересела к Сашке, под одобрительно ехидный смешок майора. А вслед за Настей к Петру пересела и Лидочка. На такое перестроение Ивелич посмотрел восхищенно вздернув брови. Казалось, он хотел что-то сказать, но наткнувшись на хмурый Сашкин взгляд промолчал. Поляковы опять разлили: