© Тулаев В. Н., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. Издательство «Омега-Л», 2024
Соловей и роза
Если я достану алую розу, то та, которую я люблю, будет танцевать со мною… Но что же мне делать? В этом саду нет ни одной алой розы!..
И на глазах молодого студента появились слезы.
Соловей, сидевший поблизости на столетнем дубу, наблюдал за юношей и слышал его слова.
– Неужели я не найду ни одной алой розы?! – с отчаянием восклицал студент. – Обидно ведь, от каких мелочей может зависеть счастье. Я изучил творения мудрецов, я знаю философию, и вдруг от одного настойчивого требования алой розы рушится моя жизнь!
– Наконец-то я вижу человека, который истинно любит, – проговорил соловей. – Сколько ночей я пел об искренней любви, скольким зорям я рассказывал о ней, но я не видел ее; и вот предо мною человек, любящий искренно, бескорыстно. Но какое горе отражается на его прекрасном лице.
– Завтра у принца будет бал, – прошептал юноша, – на нем будет и та, которую я люблю. Ах, только бы достать алую розу, и я буду танцевать с ней до рассвета. Как жаль, что в моем саду нет алой розы. Придется быть одному на балу. Она подумает, что я недостаточно предан ей, а потому и не исполнил ее желания. Я чувствую: мое сердце разорвется на части…
– Да, этот человек истинно любит, – сказал соловей. – Правду говорят: «любовь дороже золота и драгоценных камней». Теперь мне это понятно; и вот почему любовь не продается в магазинах и не ценится на вес золота и серебра.
– Заиграет оркестр, – продолжал сетовать юноша, – и она будет под его звуки танцевать. Вокруг нее столпятся придворные, и она поочередно начнет с ними танцевать, а со мной нет. Она кинет на меня презрительный взгляд, потому что я не достал ей алой розы!..
Студент беспомощно опустился на траву и заплакал.
– Он плачет… о чем? – спросила проползавшая мимо ящерица.
– А ведь и правда… о чем? – удивилась бабочка, порхавшая на солнце.
– О чем, не знаешь? – прошептала своей соседке нежная маргаритка.
– Ему нужна алая роза, и он о ней плачет, – громко сказал соловей.
– Как! О красной розе? Да ведь это смешно! – воскликнули все разом, а ящерица залилась безудержным смехом.
Только один соловей не смеялся; он понял горе студента и молча сидел на дереве, стараясь проникнуть в тайну истинной любви.
Но не долго он так сидел; вдруг он встрепенулся, взмахнул крылышками и быстро полетел через сад на средину зеленой луговины. Здесь рос красивый розовый куст. Соловей сел на одну из его ветвей и сказал кусту:
– Послушай, дай мне из твоего букета одну розу; за это я спою тебе чудную песню…
– Я не могу исполнить твоей просьбы: каждая роза дорога мне, как матери дитя, – отвечал куст и посоветовал соловью пойти к брату, тоже розовому кусту, находившемуся недалеко.
Соловей прилетел к этому кусту и стал просить у него одну розу.
– Подари мне одну розу, и я спою тебе нежную песню…
Куст покачал головой и ответил:
– Мои розы дороже всего для меня, и я не могу тебе дать ни одной из них. Но обратись к моему брату под окном студента. У него целое деревцо; быть может, он и даст тебе одну розу.
Соловей прилетел к окну студента и сказал розовому деревцу:
– Дай мне одну розу, и я спою тебе восхитительную песенку!
Покачав головой, деревцо ответило:
– О, если бы ты знал, как прелестны мои розы! Они алее кораллов и нежнее лапок молодой голубки. К сожалению, весенний мороз уничтожил мои бутоны, сковал мою кровь, и мне не придется цвести нынешним летом.
– Ты понимаешь, – с мольбой произнес соловей, – я хочу только одну розу… Неужели я не добуду ее!
– Только одним способом можно достать эту розу, – раздумчиво сказало деревцо, – но мне не хотелось бы рекомендовать тебе этот способ…
– Скажи же, скажи его мне! – настойчиво стал просить соловей.
– Хорошо, – ответило деревцо. – Ты должен сам создать красную розу, окрасив ее кровью своего сердца при звуках музыки, во время лунного сияния. Вот мой завядший бутон. Его шипом ты должен пронзить свою грудь и петь всю ночь до зари. Шип вонзится в твое сердце и, проколов его, перельет твою кровь в меня… Твоя кровь оживит меня, и бутон расцветет… Согласен ли ты?
– Своей смертью я должен купить красную розу, – это слишком дорогая цена!.. – воскликнул соловей. – Разумеется, я, как и всякое создание, дорожу своей жизнью… Я люблю зеленый лес, золотое солнце и жемчужную луну. Мне сладок аромат леса и цветов. Но любовь дороже жизни, и сердце человека, который любит, несравненно ценнее сердца птицы!..
Соловей развернул крылышки и поднялся в воздух. Бесшумно пролетев по саду, он сел недалеко от студента, который все еще лежал на траве со слезами на глазах.
– Отбрось печаль: ты будешь иметь красивую розу! – громко сказал ему соловей. – При звуках музыки, во время лунного сияния я воскрешу розу, окрасив ее кровью моего сердца. Но за это ты должен дать мне обещание верно любить. Истинная любовь ведь выше мудрости и несокрушима…
Студент, прислушавшись к чириканью соловья, поднял голову, но тотчас же опять ее опустил.
Он не понимал языка птички, хотя и знал все, что было написано в книгах.
Один лишь столетний дуб понял слова птички и взгрустнул. Он сильно любил соловья за его песни, которые тот пел, сидя в своем гнезде.
– Милая птичка, пропой мне в последний раз песенку! – тихим трепетанием листьев прошептал он. – Мне будет так скучно без тебя!
Соловей сжалился над дубом и стал петь для него. Он начал тихо, и его голос был подобен журчанию ручейка, но потом его песнь переливалась все громче и громче… Наконец, сделав повышенную трель, соловей сразу смолк…
Студент встал и пошел домой, размышляя о том, что та, которую он любит, хотя и имеет чудную внешность, черства сердцем и не способна жертвовать собою для других. Придя в комнату, он лег и, продолжая думать о своей любви, заснул.
Между тем соловей сидел на дубу и ждал, когда взойдет луна. С ее восходом снялся и полетел к розовому кусту. Прижавшись грудью к острому шипу, он запел… По мере того как одна песня сменяла другую, острый шип все больше и больше вонзался в грудь соловья, переливая его кровь в розовый куст. И всю ночь холодная серебряная луна слушала песни соловья. А над шипом зацветала прекрасная роза; с каждой песней она развертывала по лепестку. Сначала роза была бледна, как туманная утренняя заря. Но с проблесками рассвета она стала принимать нежно-розовую окраску.
– Прижимайся крепче, птичка, – сказал куст соловью, – иначе роза не расцветет с наступлением дня…
Соловей стал крепче жаться к шипу и еще звонче начал петь, восхваляя нежную любовь молодости. На лепестках розы появился легкий нежный румянец; но роза еще не окрасилась пурпуром, потому что шип не коснулся пока сердца соловья.
– Ближе, крепче прижмись, иначе роза не расцветет до утра! – потребовал опять куст.
Соловей крепче прильнул к шипу, и шип коснулся его сердца. Острая боль зажглась в нем. Но еще звучнее стала песнь соловья. Он пел о вечной, бессмертной любви, которая не боится даже и смерти. И вдруг… роза зарделась и расцвела, как пурпурная заря востока. Ее лепестки стали подобны рубину.
Но что же с соловьем? Его голос вдруг ослабел, глаза затуманились, крылышки затрепетали…
Он издал последний слабый звук… Казалось, что бледная луна позабыла о рассвете и застыла…
– Гляди, гляди, – закричало соловью деревцо, – ведь роза расцвела!
Но соловей уже не слыхал этого восклицания: он был мертв и лежал бездыханным на траве.
Проснувшись утром, студент отворил в сад окно.
– Какая чудная алая роза! Я никогда не видал такого дивного цветка! – воскликнул он и сорвал ее. Одевшись, он побежал к той, которую любил.
Юноша бережно держал розу в руке, твердя лишь: «какое счастье! какое счастье!..»
Молодая девушка, дочь профессора, сидела на террасе и разматывала клубок шелка.
Поздоровавшись с ней, студент, еще не доходя, закричал ей:
– Ну, вы должны танцевать со мной: я достал вам алую розу. Вы приколете ее на вечере к груди, и этот цветок расскажет вам о моей любви.
Но девушка сдвинула брови и сказала:
– Мне кажется, эта роза не под цвет к моему платью. А потом – племянник герцога подарил мне прекрасные настоящие драгоценности. Согласитесь, что они дороже вашей розы…
– Ах, как вы неблагодарны! – воскликнул студент, с сердцем кидая розу на дорогу.
– Вы очень дерзки! – сердито крикнула девушка – Кто вы в сравнении с племянником герцога? У вас нет даже и серебряных пряжек на башмаках, как у него…
С этими словами девушка поспешно встала и ушла в комнату.
– Как жалка несбыточная любовь, – сказал студент. – Очевидно, в наш век заслуживает внимания только все практичное. Но все-таки я снова примусь за философию.
Уходя, студент взглянул на дорогу. Проезжавший экипаж смял колесом розу и вдавил ее в пыльную колею.
Принц и ласточка
То, о чем здесь будет рассказано, происходило очень давно.
Король Англии имел прекрасного сына-наследника, которого прозвали Счастливым Принцем. И действительно Принц был счастлив, потому что его все любили, потому что его никогда не посещали скука и горе.
Но счастье не вечно. Короля постигло неожиданное горе: его любимец-наследник скончался… Смерть Счастливого Принца поразила всех.
Городское управление и представители народа постановили воздвигнуть Счастливому Принцу памятник-статую. Решено было украсить эту статую драгоценными камнями и золотом.
Прошел год. Счастливому Принцу был поставлен на городской площади памятник. Статуя Счастливого Принца стояла на высокой колонне. Плащ Принца был покрыт тончайшими листочками золота; глаза были сделаны из синего сапфира и сияли как звезды; а рукоятка меча была украшена алым рубином.
– Должно быть, это единственный счастливец на свете, которого я знаю – прошептал однажды горемыка-бедняк, оглядывая прекрасную статую.
– Да, Принц красив как ангел, – говорили выходящие из собора дети-школьники.
Но вот уже много лет прошло с тех пор, как поставили памятник Счастливому Принцу.
Однажды осенью над городом пролетала ласточка.
Ее подруги давно уже улетели на юг в Египет. Ласточка же не отправилась с ними: ей не хотелось расставаться с нежной зеленой тростинкой. Она познакомилась с ней как-то весной. В погоне за желтым мотыльком она налетела на нее и пленилась ее стройностью.
После знакомства с тростинкой ласточка почти не отлетала от нее. Порхая над водой вокруг тростинки, ласточка задевала воду своими крылышками и разбрасывала по сторонам серебрившиеся на солнце брызги. И почти все лето она забавляла этим тростинку. Тростинке нравилось это, и она приветливо кивала ласточке.
Когда подруги улетели, ласточка почувствовала одиночество и охладела к тростинке.
«Напрасно я привязалась к ней, – думала ласточка, – она и разговаривать-то не умеет; кроме того, она приветливо кивает головкой не только мне, но и каждому случайному ветерку».
Ласточка задумалась и решила улететь на юг.
– Послушайте, – спросила она в последний раз у тростинки, – согласны вы отправиться со мною в путь?
Тростинка покачала головой.
Тогда ласточка сердито проговорила:
– Если вы так привязаны к дому и готовы променять его на нашу дружбу, то прощайте: между нами все кончено… Я улетаю в Египет к пирамидам.
С этими словами ласточка вспорхнула и полетела на юг.
Целый день она летела и только к ночи стала думать о ночлеге. В это время она пролетала над городом, посредине которого высилась статуя Счастливого Принца. Ласточка заметила ее и тотчас же опустилась к подножию Счастливого Принца.
– Да здесь чудное местечко! А какой простор!.. Конечно, я здесь и отдохну, – воскликнула она.
Осмотревшись кругом, ласточка заметила блестевшее золото на застежках сапог принца и подумала:
«Вот это славно! У меня будет золотая спальня…»
Ласточка хотела уж свернуть голову под крылышко и забыться, как вдруг на нее упала капля.
Это удивительно! – вскричала ласточка, оглядевшись. – Небо чистое, блещут звезды, а откуда-то идет дождь!..
На ласточку упала еще капля.
– Очевидно, статуя не защитит меня от дождя, – сказала ласточка. – Надо поискать убежища где-нибудь в другом месте, под крышей.
Ласточка развернула крылья и хотела лететь дальше, но в это время на нее упала третья капля. Ласточка невольно подняла головку и увидала лицо Счастливого Принца. Его глаза были наполнены слезами, а по щекам струились капли. Лучи месяца освещали его лицо, и оно так было грустно и в то же время прекрасно, что сердце ласточки дрогнуло от жалости.
– Ты кто? – спросила она.
– Счастливый Принц.
– «Счастливый», а горько плачешь и меня всю вымочил… Расскажи же, в чем причина твоих слез, – спросила опять ласточка.
– Когда я имел сердце человека и жил во дворце, то не имел понятия о слезах, – начал Принц. – Мне не приходилось знакомиться с горем, так как ему не дозволяют проникать во дворец. Днем я гулял в саду и играл, а вечером танцевал в роскошном зале. Крепкая высокая стена отделяла наш сад и дворец от городских домов, и я не знал, да и не старался узнать, что происходит за ней.
Мне было хорошо, и я думал, что и всюду так же прекрасно. Все звали меня Счастливым Принцем, и я на самом деле был счастлив, если счастьем считают только свои личные удовольствия. И вот, не зная горя, я умер. Очутившись теперь так высоко, я вижу всю нищету, все бедствия моего города, и мое даже свинцовое сердце не может удержаться от слез.
Вон посмотри, например, туда, на маленькую улицу, где стоит бедный, плохонький домик. У окна я вижу сидящую за столом женщину. Она – золотошвейка и вышивает затейливый узор на платье придворной дамы.
Взгляни на ее бледное, усталое лицо, взгляни на ее исколотые иглой пальцы, взгляни, наконец, на ее ребенка, который болен и мечется в жару на кроватке; он просит апельсинов, а мать может ему дать только простой воды, больше у нее ничего нет, – вот почему ребенок и плачет беспрестанно.
Быстрокрылая ласточка, выклюй из моего меча рубин и отнеси его в эту бедную семью. Я сделал бы это и сам, да не могу шевельнуться: я весь прикреплен к пьедесталу.
– Мне некогда, – отвечала ласточка, – мои друзья ждут меня в Египте. Они теперь порхают по берегам Нила и наслаждаются ароматом цветов. Скоро они направятся к гробнице великого фараона. Ты никогда не видал этой гробницы? Она очень любопытна. Раскрашенная снаружи, она красива и внутри. Сам фараон лежит обвернутым в тонкие ткани. Тело его уснащено ароматными травами, и несмотря на то, что прошли тысячелетия, оно до сих пор еще сохранило свой вид, только как-то поблекло. На шее у фараона длинная цепь из бледно-зеленой яшмы…
– Ласточка, ласточка, – сказал Принц, – будь моей посланницей, останься только на одну ночь! О, если бы ты знала, как страдает от жажды ребенок и как печальна его мать…
– Я как-то недолюбливаю мальчиков. Прошлое лето я жила близ мельницы. Дети мельника – два мальчика – постоянно кидали в меня камнями. Правда, они ни разу не попали в меня, потому что как я, так и мои предки издавна славились ловкостью полета, но все же это – непочтение ко мне со стороны мальчиков.
Ласточка взглянула на Счастливого Принца. Он так грустно смотрел, что ласточка сразу пожалела его.
– Хоть здесь и очень холодно, – сказала она, – но я останусь с тобой на одну ночь и исполню то, что ты желаешь.
– О, милая птичка, как я благодарен тебе! – сказал Принц.
Ласточка выклевала красный рубин из меча и, держа его в клюве, полетела к бедному домику. Достигнув его, она влетела в полуотворенную форточку комнаты золотошвейки и огляделась. Мальчик бредил и метался в жару на своей постельке, а мать так и заснула за работой, склонив голову на руки. Видно, что ее уложила так непосильная работа.
Ласточка осторожно положила рубин на стол и стала виться над кроваткой ребенка, навевая прохладу на его горящий лобик.
– Как прохладно, как хорошо стало; теперь мне должно быть лучше, – сказал мальчик и забылся сладким сном.
Ласточка прилетела обратно к Счастливому Принцу и поведала ему обо всем.
– И веришь ли, – закончила она, – мне стало так тепло и легко, что я не боюсь и стужи.
– Когда сделаешь доброе дело, – ответил ей Принц, – всегда станет как-то легче…
Ласточка задумалась и заснула.
На следующий день ласточка искала корму и вернулась к Счастливому Принцу только вечером.
– Сейчас я отправляюсь в путь, – сказала она Принцу. – Может быть, у тебя будет какое-нибудь поручение в Египет?
– Милая ласточка, – сказал Принц, – я хотел бы попросить тебя остаться еще на одну ночь…
– О, нет, меня ожидают в Египте, – ответила ласточка. – Завтра мои друзья направятся к островам Нила. В зарослях этих островов обитают бегемоты. В этом месте собираются из пустыни львы на водопой. Их зеленые глаза горят как изумруды, а их рев наводит страх на все живое. Однако мы не боимся их…
– Ласточка, ласточка, – грустно произнес Принц, – вон в отдалении я вижу в том домике юношу. Он нагнулся над столом и лихорадочно пишет. У него славное, задумчивое лицо. Он целый день ничего не ел, но неустанно пишет, хотя руки его и окоченели от холода. Если он к завтрашнему дню не закончит пьесу для директора театра, то опять будет голодать.
– Ну, хорошо, я останусь еще на ночь, – сказала добрая ласточка. – Еще рубин ему снести?
– К сожалению, я не имею еще рубина, – ответил Принц. – У меня из драгоценных камней остались только глаза. Они – из дорогих сапфиров. Тебе придется выклевать один глаз и снести этому милому юноше. Он продаст камень, достанет себе дров и пищи и спокойно допишет пьесу.
Ласточка не хотела выклевывать глаз принца, но принц так умолял ее, что она исполнила его просьбу. С этим прекрасным камнем она прилетела к дому, где жил юноша. В крыше было отверстие, и ласточка без труда проникла в комнату юноши. Он сидел, охвативши голову руками, и не слыхал шелеста крыльев. Когда юноша очнулся, то увидел близ себя на столе прекрасный сапфир.
– Это, наверное, от кого-нибудь из моих почитателей! – воскликнул он. – Как это вовремя. Теперь я спокойно закончу мою пьесу.
Осчастливив юношу, ласточка полетела обратно. Ей так же хорошо спалось в эту ночь, как и в предыдущую.
Следующий день ласточка пробыла в гавани и, возвратившись вечером к Принцу, сказала ему:
– Я должна распрощаться с тобой…
– Ласточка, милая ласточка, побудь со мной еще ночку!
– Ведь зима уже; скоро выпадет холодный снег и начнутся морозы, – отвечала ласточка. – Мне придется замерзнуть здесь, тогда как в Египте тепло и мои друзья уже устроили себе гнезда. Нет, дорогой Принц, я должна улететь, но ты не печалься: я не забуду тебя, и, как только наступит весна, я вернусь и принесу тебе два камня, которых ты лишился. Они будут прекраснее отданных тобою.
– Подожди, милая птичка, – сказал Принц. – Вон в саду на дорожке стоит девочка; она продает спички. Взгляни: она уронила нечаянно лоток в канаву, и весь товар испортился. Если она придет теперь домой без спичек и без денег, отец накажет ее. И вот она стоит и плачет. Холодный ветер пронизывает ее, но она не замечает этого, хотя голова ее не покрыта, а сама девочка стоит босой. Выклюй, пожалуйста, другой мой глаз и отнеси его ей; по крайней мере, она избавится от гнева и побоев отца.
– Пусть будет по-твоему: я проведу с тобой еще одну ночь, – сказала ласточка, – но мне тяжело вырывать твой последний глаз: ведь тогда ты будешь совсем слепым.
– Миленькая ласточка, – ответил Принц, – я прошу тебя сделать по-моему; вспомни о несчастье девочки!
Ласточка исполнила его просьбу и полетела с сапфиром к девочке. Пролетая мимо нее, она вложила ей в руку драгоценный камень и полетела обратно.
– Вот так стеклышко; какое красивое! – воскликнула девочка, и, улыбаясь сквозь слезы, она побежала к дому.
Вернувшись к Принцу, ласточка сказала:
– Теперь я волей-неволей должна остаться с тобой навсегда, потому что ты ослеп.
– О, нет, добрая ласточка, тебе надо скорей лететь в Египет.
– Я останусь с тобой навсегда, – снова повторила ласточка, прижимаясь к его ногам и засыпая.
На следующий день ласточка не отлетала от Принца. Она сидела у него на плече и рассказывала о том, что ей приходилось видеть в чужих странах. Ласточка говорила о розовых ибисах, вылавливающих золотых нильских рыбок; о караванах верблюдов, за которыми медленно следуют купцы; о черном короле Лунных гор, который молится куску хрусталя; о громадной змее, спящей на пальмовом дереве и сливающейся по цвету с его листьями, и о крошечных людях-пигмеях, которые плавают по озеру на лодках из широких листьев дерева.
– Добрая ласточка, – сказал Принц, – твои интересные рассказы все-таки не так поражают меня, как людские страдания.
Нищета и голод – великое горе. Не облетишь ли ты, милая ласточка, этот город и не расскажешь ли мне о том, что ты увидишь?
Ласточка с радостью согласилась и полетела. Раньше она никогда не наблюдала так, как теперь. И вот она увидела богатые дома, в которых веселились в роскоши богачи, между тем как нищие сидели голодными и оборванными у их ворот. Ласточка полетела по грязным переулкам и сквозь тусклые стекла ветхих, низеньких домов увидела бледные и желтые лица голодных и больных детей. Пролетая мостом, она заметила около его арки двух дрожащих мальчуганов в лохмотьях, которые лежа пытались согреть друг друга. «Теперь поесть бы!» – сказал один из них. «Марш отсюда!» – закричал на них полицейский, и мальчуганы испуганно бросились дальше, шлепая по грязи.
Прилетев обратно, ласточка обо всем увиденном рассказала Принцу. Принц задумался, потом сказал:
– Меня покрыли тонкими листками золота; от времени они отстали и еле-еле держатся. Я буду очень благодарен тебе, если ты будешь снимать с меня листок за листком и раздавать их нуждающимся беднякам. Ведь почти все люди думают, что золото делает их счастливыми.
Ласточка стала снимать со Счастливого Принца листок за листком. Каждый листок она относила какому-нибудь бедняку или несчастному семейству. Наблюдая за ними, она замечала, что после этого много детских щечек порозовело, да и дети были веселее. «У нас есть теперь хлебушко!», «А у нас есть молоко!» – сообщали они друг другу.
Вскоре выпал снег и ударил мороз. Улицы покрылись серебристой пеленой; с карнизов крыш спускались ледяные хрустальные кинжалики; появились шубы; мальчики, одетые в красное, резво катались на коньках.
Плохо пришлось маленькой птичке. Но она не бросила Принца, хотя он и был теперь слепым, ободранным, серым.
С трудом добывала теперь ласточка пищу. Когда она украдкой клевала крошки близ булочной, на нее смотрели как на диковинку. А ласточка хлопала крылышками, стараясь согреться.
Но вот она почувствовала, что близок час ее смерти. Еле взлетев в последний раз на плечо Принца, она прошептала:
– Милый Принц, прощай!
– Прощай, милая ласточка, ты теперь все сделала для меня, и я рад, что ты наконец-то улетаешь в Египет; но я боюсь, что ты очень долго была здесь… Поцелуй меня на прощанье. Я так тебя полюбил…
– Я отлетаю не в Египет, – тихо произнесла ласточка, – а в Царство Смерти… Но мне сейчас хорошо и не холодно, только клонит ко сну. А ты знаешь, говорят, что Сон и Смерть – родные брат с сестрой. Не правда ли?
Проговорив это, ласточка поцеловала Счастливого Принца и упала мертвой к его ногам.
В этот миг внутри статуи послышался странный треск, как будто свинцовое сердце Принца раскололось надвое…
Преданный друг
Жил однажды маленький честный юноша, которого звали Гансом. У него было доброе сердце и добродушное лицо. Будучи сиротой, он жил совершенно один.
Каждый день с утра до вечера он неустанно работал в своем саду: копал гряды, ровнял их и ухаживал за цветами и овощами.
Нигде кругом не было сада лучше, чем у нашего Ганса. В его саду росли: душистая гвоздика, левкой, белоцвет, петуний гребешок, пышные розы, разноцветные крокусы, голубые фиалки, лилии, васильки, ирисы, нарциссы и майорины.
Все это цвело в продолжение нескольких месяцев; если один цветок отцветал, его сменял другой. И красота и аромат сада не терялись ни на минуту.
Много имел друзей маленький Ганс, но лучшим из всех он считал мельника Гуго. Правда, маленького Ганса нередко смущало то обстоятельство, что мельник, когда бы только ни проходил мимо его сада, всегда нагибался через изгородь и рвал цветы или фрукты. Если Ганс заставал его врасплох, то мельник без всякого смущения говорил:
– А, здорово, друг! Ты, конечно, не обижаешься? Ведь истинные друзья, как мы с тобой, должны все делить пополам.
Ганс улыбался и, разделяя мысли своего преданного друга, утвердительно кивал головою.
– Удивительное дело, – говаривали иногда соседи, – мельник еще ничем ни разу не отплатил Гансу за его цветы и фрукты; а ведь у него на мельнице сотни мешков муки лежат в запасе; а сколько у него молочных коров, а какое громадное стадо кудрявошерстных овец. – Но Ганс не размышлял об этом. Он все забывал, когда мельник заговаривал красноречиво о верной дружбе искренних друзей.
Работая в своем саду, Ганс был доволен судьбой и вполне счастлив. Временные неудачи не смущали его. И если он страдал зимой от холода и голода, то весной и летом с избытком вознаграждал себя продажей цветов и фруктов.
Зиму Ганс проводил в полном одиночестве. Иногда он раздумывал о том, почему же его не навестит «преданный ему друг» мельник. Но эту мысль он тотчас же отбрасывал, когда вспоминал большое и сложное хозяйство мельника. «Надо бы мне навестить его, – думал Ганс, – да жаль, что нет теплой одежды».
Между тем мельник, случайно вспомнив Ганса и его цветы, говорил жене:
– Зачем я пойду к нему, пока не сойдет снег? Когда человек находится в нужде, его нужно предоставлять самому себе. Посетитель может только надоесть ему. И даже друг не должен в это время докучать ему. Когда придет весна, я навещу Ганса, и он, наверное, подарит мне ящик первоцвета, чем доставит себе большое удовольствие.
– Ты, мой друг, очень заботлив, – говорила мельнику его жена, удобно расположившаяся у камина. – Твои рассуждения о дружбе доставляют мне гораздо большее наслаждение, чем проповедь священника.
– Папа, а ты бы позвал маленького Ганса сюда, – говорил отцу его маленький сын. – Если он, бедный, плохо живет, я уделю ему половину моего кушанья и поведу его в сени, где находятся мои белые кролики.
– Вот глупый мальчишка! – восклицал мельник. – А еще учишься в школе; ведь если Ганс явится сюда и посмотрит на наше довольство, в нем может возгореться зависть; а зависть – порок, который портит всякое сердце. Я, как лучший друг Ганса, не должен допускать, чтобы его сердце испортилось. А потом, Ганс может попросить у меня в долг и муки, придя сюда. Это может испортить наши отношения, потому что мука – одно, а дружба – другое.
– Ах, как ты хорошо говоришь! – одобряла мужа мельничиха.
С наступлением весны мельник однажды заявил жене, что навестит своего друга Ганса.
– Это хорошо, что ты думаешь о других и не покидаешь друзей. Только не забудь вон ту длинную корзину для цветов.
Мельник взял корзину и направился к садику Ганса.
– Здравствуй, друг, – приветливо сказал он.
– Доброго здоровья и вам, – ответил Ганс, облокачиваясь на лопату и добродушно улыбаясь.
– Ну, как ты высидел зиму?
– Вы, право, очень добры, справляясь об этом, – ответил Ганс. – Да, мне было тяжело, но, слава богу, теперь это кончилось, наступила весна, и я опять с моими цветами. Вы знаете, они очень хорошо идут…
– Зимой мы не раз вспоминали тебя: как-то ты живешь…
– О, вы очень, очень добры! – воскликнул Ганс. – А я уж порешил было, что вы совсем забыли о моем существовании.
– Ганс! – вскричал мельник. – Можно ли так думать?! В том и состоит дружба, что она никогда не забывается… Однако как красив твой первоцвет…
– Да, он правда хорош, – подтвердил Ганс, – я очень доволен, что у меня его много. По крайней мере, я могу отнести его на рынок, продать и на те деньги купить нужную мне тачку.
– Тачку? – удивился мельник. – Да у тебя была хорошая тачка… Неужели ты дошел до такой глупости, что продал ее?
– Видите ли, меня вынудили к этому тяжелые обстоятельства. Зимой мне не на что было купить хлеба, и я продал сперва серебряные пуговицы моей праздничной куртки, потом отцову трубку – дорогое для меня наследие – и затем уж тачку. Но я уверен, что все это я опять верну.
– Вот что, Ганс, – сказал, подумав, мельник. – У меня есть тачка; хоть она и не совсем цела – у нее кое-что неисправно, – но это пустяки! Я отдам тебе ее. Многие будут осуждать меня за это великодушие, но пусть, – я не таков, как прочие. Преданный друг должен быть великодушным… Так вот, будь покоен, я подарю тебе мою тачку, а у меня останется новая, которую я купил.
– Ах, как вы великодушны! – воскликнул Ганс, просияв от удовольствия. – У меня как раз есть новая доска, и я легко починю вашу тачку.
– У тебя есть доска? – радостно вскричал мельник. – Видишь ли, мне она очень нужна для крыши, иначе дождь многое у меня попортит. Это хорошо: ты дашь мне доску, а я отдам тебе тачку. Ты ведь понимаешь, что тачка дороже доски, но я не считаюсь: истинные друзья не ведут счеты в мелочах. Так неси же мне сейчас твою доску, я сегодня же починю крышу.
– О, сию минуту! – воскликнул Ганс и побежал за доской.
Вернувшись с ней, он передал ее мельнику.
– Да, она невелика, – сказал мельник, – ну, да ничего… А теперь, надеюсь, ты не откажешь мне в цветах. Помни: у тебя будет моя тачка… Бери-ка вот корзинку, да смотри, доверху наложи в нее цветов!
– Доверху? – озабоченно спросил Ганс.
Он взглянул на громадную корзинку и сейчас же сообразил, что, наложив ее доверху, он тем самым лишится почти всех цветов. А ему очень хотелось продать их и выкупить свои пуговицы.
– Чего ж ты думаешь? – оскорбленно сказал мельник. – Неужели за тачку я не могу попросить у тебя цветов? Мне кажется, что ты заботишься больше о себе. Истинные друзья не должны так поступать.
– О, нет, дорогой друг! – восторженно вскричал Ганс. – Я все, все цветы отдам вам, лишь не думайте обо мне дурно!
С этими словами Ганс стал срезать цветы и укладывать их в корзину.
Когда он наложил корзину доверху, мельник положил на плечо доску, поднял корзину и, небрежно проговорив: «Прощай, Ганс», пошел домой.
– Прощайте, до свиданья! – кланялся Ганс и стал продолжать работу, думая о тачке.
Подвязывая на другой день кусты жимолости, Ганс услыхал вдруг из загородки голос мельника.
– Милый Ганс, – говорил он, – будь добр снести вот этот мешок на рынок и продать.
– Простите, – отвечал Ганс, – мне некогда сегодня: я должен подвязать все эти растения, полить цветы и выполоть гряды.
– Да ведь это не по-дружески, – недовольно проговорил мельник. – Я же обещал ему тачку, а он отказывает мне в таких пустяках.
– О, что вы! Я никогда не стану поступать не по-дружески, – ответил Ганс и, надевши фуражку, поднял здоровенный мешок и направился к городу.
Было очень жарко и пыльно. Ганс пришел в город усталым и разбитым. Продав за хорошую цену муку, он вернулся только к вечеру и, утомленный, скоро лег.
На другой день мельник пришел к Гансу очень рано и застал его в постели.
– Вот так лентяй! – сказал он. – Я вовсе не хотел бы, чтобы мой друг лентяйничал или же любил долго спать. Ты прости за откровенность, но истинный друг всегда должен прямо высказываться.
– О, мне очень стыдно, но я так утомился вчера, – сказал Ганс, вскакивая с постели.
– Ну, ладно уж, – сказал снисходительно мельник, потрепывая его по плечу. – Видишь ли, я пришел к тебе за вырученными деньгами, а потом хотел взять тебя сейчас на мельницу, чтобы ты исправил мою крышу; я знаю – ты хороший мастер.
Бедный Ганс! Он так хотел поработать в саду, где были два дня не политы его цветы, и вдруг его опять отрывали… Но он не хотел обижать мельника отказом и робко спросил:
– Мне страшно недосуг; вы думаете, что это будет не по-дружески, если я откажусь?
– После того, как я обещал подарить тебе тачку, я прошу очень немногого. Но я не настаиваю; если ты отказываешь, я и сам хоть и плохо, но сделаю то, что мне нужно.
– И, что вы, я не допущу этого! – воскликнул Ганс.
Он быстро оделся и пошел с мельником к его дому. Там он проработал весь день. К вечеру мельник пришел к нему и весело спросил:
– Ну как?
– Я все окончил, – сказал Ганс, слезая с крыши.
Поговорив немного о погоде и о хорошем вечере, мельник проговорил:
– Ну, до свиданья; ступай, отдохни у себя, а то ты и вправду устал; завтра приходи опять: ты поведешь моих овец в горы.
Бедный Ганс ни слова не сказал и на следующее утро отправился с овцами мельника в горы. На это он потерял целый день и вернулся к вечеру очень утомленным. Проснувшись рано, он тотчас принялся за работу в саду. Но поработать как следует ему не удалось.
В полдень пришел мельник и уговорил его снести деньги к торговцу в соседнее поместье.
И так продолжалось почти изо дня в день: мельник то и дело отрывал Ганса для разных услуг себе.
Ганс страшно горевал о своем запущенном саде, но утешался лишь тем, что мельник – его преданный друг. При этом он вспоминал и о его великодушном обещании подарить тачку.
Мельник же продолжал рассуждать об истинной дружбе и посылать Ганса то туда, то сюда.
Как-то Ганс собирался уже в постель. Приятно потянувшись, он потушил свечу и сел на кровать. Его глаза слипались от дремоты. К этому располагала и ненастная погода, бушевавшая на улице. Весенний ветер выл и шумел. Было темно. Вдруг раздался стук в дверь… Ганс подумал, что это от ветра. Но удары повторялись чаще.
– Это какой-нибудь несчастный путник, – сообразил Ганс и пошел отпирать дверь.
На пороге стоял мельник с фонарем.
– Милый Ганс, – взволнованно произнес он, – у меня случилось большое горе. Мой сынишка нечаянно упал с лестницы и расшибся. Я иду за доктором. Но ты знаешь, как я медленно хожу. Я вспомнил о тебе, моем друге, и пришел просить тебя сходить за доктором. Он живет далеко, и ты гораздо скорей сбегаешь за ним, чем я. А это очень важно. Я прошу тебя ради нашей дружбы. Ты знаешь меня, и я пригожусь тебе: вспомни тачку…
– О, конечно, я так ценю то, что вы в этом несчастье обращаетесь именно ко мне – к вашему другу… Я сию же минуту отправлюсь за доктором. Дайте лишь ваш фонарь. Я боюсь в потемках свалиться в канаву.
– Ах, как жаль, что я не могу исполнить твоей просьбы, потому что фонарь новый и его можно разбить или потерять, а это – большой ущерб. Может быть, ты обойдешься без него?..
– Ну, ладно, я и без него справлюсь, – сказал Ганс.
С этими словами он быстро оделся, надел теплую шапку, повязал платком горло и отправился. Ночь была ужасная. Дул страшный порывистый ветер, и было темно. Ганс три часа боролся с бурей и кое-как достиг дома доктора.
На его стук вышел сам доктор и, расспросив о причине посещения, велел оседлать лошадь и подать фонарь. Через несколько минут доктор верхом направился к дому мельника, а Ганс последовал за ним.
Буря разыгралась вовсю. Ударил дождь. Следуя за лошадью, Ганс как-то поскользнулся в темноте и упал. Пока он поднимался, доктор уехал вперед. Через полчаса Ганс сбился окончательно с дороги. Блуждая, он попал в топкое болото и завяз в нем. Как он ни бился, не мог выбраться из него. Силы оставили его, и он утонул…
Через несколько дней пастухи нашли его тело и принесли домой. На похороны Ганса пришли все его соседи. Они страшно сожалели о нем. Но больше всех плакал мельник. Заняв первое место в похоронной процессии, он говорил:
– Я был его истинным и лучшим другом. Для меня это большая потеря. Вы понимаете: я обещал ему даже мою тачку. И теперь она попусту занимает у меня место. За это время она попортилась, и ее едва ли кто купит. В этом случае я наказан за свою доброту…
Великан-эгоист
У одного великана был чудный большой сад. Заросший зеленью и цветами, он представлял красивое зрелище. Самым прелестным местечком этого сада была большая зеленая лужайка, среди которой возвышались двенадцать персиковых деревьев. С наступлением весны деревья покрывались розовыми и белыми цветами. Среди их ветвей порхали птички, которые неустанно чирикали и пели чудные песни.
Как только кончались занятия в школе, дети спешили в сад великана поиграть и послушать певчих птичек.
– Ах, как здесь хорошо! – говорили они.
Дети не боялись великана, потому что его никогда не было дома. Говорили, что он уже семь лет гостит у своего друга на севере и едва ли вернется домой.
Но вот в один прекрасный денек разнеслась весть, что великан вернулся в свой замок. И действительно, когда дети пришли в сад, великан страшно закричал на них:
– Как вы смеете ходить в чужой сад? Он принадлежит мне, и никто не имеет права распоряжаться в нем.
И великан построил кругом сада высокую стену, а на входных воротах сделал надпись: «Всех нарушителей права собственности я буду преследовать законом».
Великан был страшным эгоистом, то есть любил только самого себя, а до других ему не было никакого дела.
С того времени у детей не стало хорошего местечка для игр. Игры на пыльной дороге им не нравились.
– Как хорошо было там! – грустно говорили они, смотря на высокую стену сада и вспоминая свои игры в нем.
С наступлением весны вся окрестность разукрасилась зеленью и красивыми цветами. Лишь в саду великана не таял снег. Высокая каменная стена и густые вековые деревья делали этот сад погребом. В саду было мертво. Птицы не оглашали его своим пением, дети не резвились в нем, и даже зелень не появлялась. Только снег да мороз радовались своему покою.
– Да, здесь хороший приют для нас! – говорили они.
Холодный ветер часто приходил к ним в гости и потешал хозяев своим пением и танцами, завывая по саду и кружась вихрем вокруг деревьев.
– Странно, почему это весна забыла мой сад, – говорил эгоист-великан, смотря на холодный сад из окна своего замка.
Великан был прав; весна не приходила в его сад, а наступившее лето только слегка покрыло зеленью некоторые деревья его сада.
Так прошел целый год; в саду великана была постоянная зима. И великан не мог понять, отчего это происходит.
Как-то весенним утром великану почудилось, что где-то играет чудная музыка. «Наверное, королевский полк проходит мимо», – подумал великан. Но королевский полк на самом деле не проходил, и музыка не играла. Просто-напросто под окном великана запела случайно залетевшая сюда коноплянка. Великан же так давно не слыхал пения птиц, что оно теперь показалось ему прекраснейшей музыкой.
Великан отворил окно и выглянул. Обычного завыванья ветра не было, а через растворенное окно доносилось нежное благоухание весны.
– Наконец-то настала весна! – воскликнул великан и вышел в сад. Но только повернул он налево, как увидел следующее. Сквозь маленькое отверстие в стене дети пролезли в сад и засели на деревьях. Каждый малыш избрал себе по дереву. Сад как будто так обрадовался дорогим гостям, что, казалось, мгновенно расцвел. Деревья зазеленели, цветы улыбались из травы, а птицы весело защебетали. Это была чудная картина. Великан остолбенел. Он не мог оторваться от восхитительного зрелища. Случайно его взор упал на отдаленный уголок сада. Там близ дерева стоял маленький мальчик и плакал. Он никак не мог взобраться на дерево. И бедное дерево все еще было покрыто снегом. Великан был растроган. Его сердце вдруг растаяло.
– Неужели я был таким эгоистом, что не пускал детей в сад! – сказал он. – Теперь мне ясно, отчего весна не приходила сюда. Отныне я уничтожу эту стену и сделаю свой сад постоянным местом для игр детей.
Великан пошел к тому месту, где стоял плачущий малютка. Дети увидали его и, испугавшись, бросились бежать. Великану показалось, что сад принял свой прежний зимний вид.
Тихо подкравшись к мальчику, великан осторожно поднял его и посадил на дерево. В этот момент великану показалось, что дерево зацвело, а вблизи запели птички. Малютка, обрадованный, что его подсадили на дерево, протянул свои ручонки и поцеловал великана. Дети в отверстие стены наблюдали за великаном. Они были очень удивлены, что он не сердится на них, и полезли опять в сад. А с ними как будто вернулась и весна.
– Ну, детки, всегда играйте в этом саду: он ваш, – сказал великан.
С этими словами он пошел ко двору и, взяв там громадную кирку, начал разрушать ею стену. Потом он стал играть с детьми и целый день провел с ними. Когда же прощался с детьми, то заметил, что того малютки, которого он посадил на дерево, не было среди них.
– Где же тот мальчик, которого я подсаживал? – спросил великан у детей.
– Мы не знаем, где он живет, и никогда его раньше не видали, – ответили дети.
Великан опечалился: он так полюбил малютку.
С этого времени дети каждый день приходили играть в сад великана. Добрый великан играл с ними и забавлял их. Он тосковал только по своему первому другу-малютке.
– Ах, как мне приятно было бы увидеть его! – говорил великан.
Прошло много лет. Великан постарел и потерял силы. С детьми он уже не играл, но, сидя в большом кресле, любовался их играми.
– Вы знаете, у меня много прекрасных цветов, но дети прекраснее их, и я больше всего люблю их, – говорил великан своим знакомым.
Раз зимним утром великан взглянул в окно, выходившее в сад. Вдруг он заметил, что в отдаленном углу сада стоит дерево, покрытое нежными белыми цветами. Великан изумился. Приглядевшись попристальнее, он увидел под деревом того самого малютку, которого много лет тому назад подсаживал на дерево.
Сердце великана встрепенулось. Обрадованный, он бросился к малютке. Но, подбежав к нему, он остановился и гневно вскричал:
– Кто тебя ранил? Как смели обидеть тебя?
Ручонки ребенка были в крови. На его ножках также виднелась кровь.
– Кто, кто тебя ранил? – кричал взволнованно великан. – Отвечай мне, я сейчас пойду и изрублю мечом того.
– Это – не настоящие раны, это – раны для испытания твоей любви ко мне, – тихо ответил малютка.
– Кто ты? – спросил его великан.
Малютка улыбнулся и ответил:
– Ты сделал доброе дело, позволив мне играть в твоем саду. Твое сердце растопилось, и с тех пор твой сад стал раем для детей. Сегодня же я возьму тебя в мой сад, который зовется Раем. И мы будем там навсегда…
Великан благоговейно склонил колени пред малюткой и пал ниц…
После уроков дети прибежали в сад великана и стали играть. Один мальчик забежал к цветущему дереву и споткнулся. Взглянув наземь, он вскрикнул. Дети бросились к нему и нашли под деревом мертвого великана.
Замечательная ракета
Наступило время бракосочетания сына Короля. Долго он ожидал приезда своей невесты, и вот теперь она приехала. Время было зимнее. Невеста – русская Принцесса – подъехала ко дворцу в санках, запряженных оленями. Санки имели форму золотого лебедя. Это было так красиво, что народ восторженно встретил Принцессу. Когда же заметили, что Принцесса – красавица, то все стали бросать ей цветы.
– Она точно роза, – говорили в толпе.
У подъезда дворца Принцессу-Розу встретил сам Принц. Он опустился на одно колено, поцеловал у своей невесты руку и помог ей выбраться из санок. Маленькая Принцесса зарделась. Когда с ней ознакомились, весь двор был в восхищении от нее.
Через три дня отпраздновали свадьбу. Свадебная церемония была торжественно-пышной. После свадьбы был устроен пир, а вечером – бал. Молодые исполнили «танец роз», после которого сам Король сыграл несколько арий на флейте.
Бал должен был завершиться блестящим фейерверком, назначенным в полночь.
В самом конце сада на большой расчищенной площадке придворный пиротехник приготовил ракеты для фейерверка. Пока он дожидался, ракеты вступили между собой в беседу.
– Взгляните, как чуден мир! – воскликнула шутиха-ракета. – Я очень рада, что отправлюсь в путешествие: вверху так дивно хорошо!
– Вы думаете, что чудеса Мира находятся в одном королевском саду? – насмешливо спросила ее римская свеча.
– Для многих целый Мир заключается только в том, что они любят, – со вздохом проговорило огненное колесо. – Любовь – это целый мир… Мир радостей и страданий.
– Гм… гм… Я доставлю сегодня величайшее наслаждение королевской семье, потому что спуск мой должен быть сегодня удачным. Я осчастливлю Принца…
Так горделиво говорила одна ракета, привязанная к палке. У нее были утонченные манеры, и она гордилась ими.
– Как? – воскликнула шутиха. – Мне казалось, что все мы осчастливим Принца, а не только вы.
– Ну, нет… Я не такая ракета, как вы. По матери я происхожу от знаменитейшего огненного колеса, а по отцу – от замечательной ракеты французского происхождения, которая взлетала так высоко, что люди не дожидались ее возвращения. Вот какая я благородная особа.
И ракета стала говорить о своих замечательных предках. Когда ее прерывали, она сердилась и называла это «невежеством».
Но вот на небосклоне показалась луна в форме серебряного круга. Засверкали звезды. Из дворца неслись звуки музыки. Там танцевали.
На башне часы пробили сперва десять раз, через час – одиннадцать и еще через час – двенадцать раз. Король вышел на террасу и послал за пиротехником. Когда тот пришел, Король приказал ему начать фейерверк. Пиротехник низко поклонился и снова направился в конец сада. Шесть помощников его держали по зажженному факелу. Пиротехник дал сигнал.
Ззз!.. ззз!.. – зашумело в круговороте огненное колесо.
Пум!.. пум!.. – взлетали римские свечи.
Шутихи завертелись по площадке, а бенгальский огонь озарил сад ярко-красным светом.
– До свиданья! – весело простился воздушный шар, рассеивая кругом голубые искры.
Все они с успехом взлетали или взрывались. Только одна кичливая ракета оказалась никуда не годной. Порох в ней отсырел, и она не взорвалась.
«Должно быть, меня берегут», – подумала она.
На следующий день один из рабочих, прибиравших сад, схватил ракету за палку и, как негодную, швырнул в ров.
Очутившись на новом болотистом месте, ракета подумала: «Меня отправили сюда, по всей вероятности, для поправления здоровья».
Вскоре она познакомилась с лягушкой, с уткой и со стрекозой. Все время она рассказывала им о благородстве своего происхождения и о своем великом предназначении.
Так проходили целые дни. Однажды ко рву прибежали два мальчика с хворостинками в руках.
– Это, вероятно, за мной посланные из дворца, – сказала горделиво ракета.
– Гляди-ка, старая палка торчит; как она очутилась здесь? – сказал один из мальчиков и вытащил ракету.
– Давай разведем ею огонь и вскипятим воду в твоем котелке, – сказал другой мальчик.
– Хорошо! – радостно проговорила ракета. – Они думают пустить меня днем; ну что ж, меня увидит весь мир.
Дети развели огонь, и пока вода кипятилась, они растянулись на траве и заснули.
Сырая ракета долго не могла разогреться. Когда огонь просушил ее, она почувствовала, что сейчас взлетит.
– Восхитительно! – вскричала она. – Сию минуту я взлечу выше облаков, выше луны, выше звезд, выше самого солнца…
Ззз!.. ззз!.. – и ракета слабо взвилась.
– Какое я чудо! – восторженно вскричала ракета. – Я стану вечно лететь… Зажгу весь мир… И все живущие будут только обо мне говорить…
Бум! бум!.. – выстрелил порох ракеты, но так слабо, что даже не разбудил и спавших мальчиков.
Пролетев несколько саженей кверху, палка ракеты упала вниз и угодила прямо в спину гуся, прогуливавшегося по берегу рва.
– О, боги! – вскричал гусь. – Давно ли с неба стали сыпаться палки!..
И он в испуге кинулся в воду.
– Я так и знала, что все живущие встрепенутся от моего полета! – тихо прошептала умирающая ракета.
Молодой король
В ночь перед коронацией молодой король находился один в своей комнате. Все придворные давно уже простились с ним и отправились в Главную залу для выслушивания наставлений от распорядителя дворца.
Юный шестнадцатилетний король не жалел об уходе придворных; наоборот, их присутствием он тяготился. Облегченно вздохнув, король кинулся теперь на свое роскошное мягкое ложе и, уставившись в одну точку, стал думать.
О чем думал король – неизвестно; но, по всей вероятности, мысли его сосредоточивались на том перевороте, который так неожиданно произошел в его жизни. А переворот был крупный, из ряда вон выходящий.
В самом деле, король не мог дать себе ясного отчета в том, как это он – еще на днях обитатель лесной чащи – стал теперь королем. Правда, ему говорили, что он вовсе не сын бедного пастуха, которого он считал отцом, а единственный сын принцессы, дочери старого короля.