Читать онлайн Три башенки и бездонная пропасть

Пролог

Вот так всё и произошло.

Экипаж притормозил у ведущей к вершине холма дороги, петляющей среди камней, как небрежно брошенная верёвка, в конце которой большой уродливый узел. Замок графа Дабхиса. Мрачный и серый, как сами горы, прячется в тени, как будто ненавидит свет. Наверное, его специально построили по эту сторону гор, куда солнце никогда не заглядывает.

Рядом закряхтел Мариус, пытаясь распрямиться и немного размяться. Даже мне долгое путешествие далось нелегко, представляю, как ломает его старые кости.

– Долго ещё, мисс? – спросил он.

– Скоро будем на месте. Скоро ты сможешь отдохнуть.

Я снова постаралась улыбнуться. Не говорить же ему, в самом деле, что, возможно, нам лучше остаться тут, в тесной карете, чем явиться во власть графа, и, что вполне может выйти, вскоре о полноценном отдыхе или даже о короткой передышке останется только мечтать.

Неуклюжий экипаж тяжело повернул на дорогу и потрясся по камням. В корзине спал Тифей, которому всё нипочём. Кажется, во время тряски он даже глаз ни разу не открыл.

Осталось всего полчаса, и я буду на месте. В сердце зла, в распоряжении убийцы, под чужим именем и с чужой историей за плечами. Никому и дела до меня нет. Если моё остывшее тело похоронят где-нибудь в местном камне, никто и никогда об этом не узнает…

ГЛАВА 1. Прощание

Самый сложный в жизни путь – путь с кладбища, на котором ты оставил горячо любимого тобой человека. Вернуться домой и продолжать жить обычной жизнью практически невозможно. Жалкие попытки существовать дальше забирают больше сил, чем само горе, хотя и его пределов не охватить самыми скрупулёзными описаниями.

Меня подталкивало к возвращению домой и прочим действиям существование Мариуса. Остальные слуги моей почившей любимой тётушки находились в молодом или зрелом возрасте, они получили расчёт, положительные рекомендации и даже выплаты с крошечной суммы, оставшейся после её смерти. Рано или поздно слуги найдут другую работу и устроятся не хуже. А вот Мариусу уже под семьдесят, такого работника и даром никто не возьмёт. Родных у него нет, всю жизнь он провёл подле тётушки, тяжко работал до самых седин и больше не способен зарабатывать себе на жизнь. Даже если я отдам ему все оставшиеся сбережения. Ну, протянет он в доходном доме, пока последнее не потратит, или, скорее, пока последнее у него не вытянут какие-нибудь ушлые прохиндеи. И тогда только побираться идти.

Не могу допустить, чтобы Мариус, на глазах которого я росла, умер от голода в канаве. Не допущу!

И ещё, конечно, Тифей. Магическое животное, утверждала тётушка, но я думаю, это просто ленивый кот, от магии у него разве что невероятные размеры. Он настолько толстый, что не способен заниматься поиском пропитания, а взять его в качестве домашнего питомца – никто не возьмёт, кому он нужен? Ни поиграть, ни мышей извести, только ест да спит. Тётушка обожала его гладить, взваливала себе на колени его полосатую чёрно-серую тушу с тонким, висящим плетью хвостом и утверждала, что он теплом своего тела лечит боли в её костях.

Тётушки больше нет, а Мариус и Тифей остались.

Теперь о них обоих некому позаботиться, кроме меня.

Знаю, что сказали бы соседи, поделись я с ними своими опасениями. Что же ты, сказали бы они, укоризненно качая головами, нашла, о чём думать, когда сама на улице без средств к существованию осталась. О старике, чья жизнь уже близится к закату? О бесполезном коте? О себе бы лучше подумала. И посмотрели бы такими жалостливыми глазами, что хоть иди на реку да топись.

Поэтому делиться своим горем мы ни с кем не станем. Да и как? Как объяснить чужому, что в душе словно свет погас. Словно замолкла музыка, и ты больше не слышишь ни звука. Словно ровная дорога с обочиной, усеянной донником и васильками, резко прервалась, сменившись чёрной утробой бездонной пропасти.

Не стало тётушки – и словно не стало части меня.

Но нельзя опускать руки. Ей бы не хотелось, чтобы я сдалась.

Вот уже и улица, на которой мы жили. Небольшие дома, спокойные, скучные люди, от которых не жди неприятностей. Вот дом мадам Куриной, которая обожает печенье и знает миллион разных его рецептов. Она часто бывала у нас в гостях, всегда с угощением. За ней – дом единственного в деревне человека, который не скрывает, что маг, не боясь общественного презрения и порицания. Наверное, потому что получил наследство и обеспечен до конца своих дней. А вот это дом многодетной семьи Ляпишовых. Неухоженная лужайка, зато как пышно тут цветут весной форзиция и звездчатая магнолия! Умопомрачительное жёлто-белое, нежное кружево мягко охватывает дом, и он покачивается на нём, как на облаке и становится самым красивым на улице. Тётушка любила смотреть на это чудо и заодно беззлобно жаловаться, что такого красивого цветения не давали даже ее любимые кустарниковые розы сорта «Кокетка».

Больше она этого не увидит.

Да, тётушка любила красоту. И веселье. Она всегда говорила: «Не верю, что мы рождены для страданий, как утверждает Пресветлая вера. Не может быть, что человек приходит в мир только чтобы служить Богу да быть ему угодным. Я вот думаю, что никто на небе не обидится, проживи мы свою жизнь весело и счастливо».

Да, милая тётя, я тоже так думаю. Шёпот срывался с моих губ, будто тётушка могла его услышать. Не знаю, что там, после жизни, узнаю когда-нибудь, надеюсь, нескоро, но здесь тётушка прожила неплохую жизнь. Правда, она никогда не была замужем и не имела детей, зато была сама себе хозяйка, ни от кого не зависела, меня воспитала и создала в своём доме чарующую атмосферу тихого счастья.

Её обожали все. Если в доме появлялся новый слуга (которых всегда было больше, чем требовалось), появлялся только потому, что тётушке было жаль всех обездоленных и она старалась помочь каждому – и начинал наглеть, его ставила на место не тётушка, а остальные слуги. Я знаю случай, когда Мариус, в те времена ещё сильный мужчина, заставил уйти слугу-воришку, о чём тётушка никогда не узнала. И о краже не узнала – деньги просто вернули на место.

– Я очень везучая, моя милая Ильза. Вся моя жизнь сопровождается везением. И знаешь почему? Потому что меня окружают чудесные люди! – Вдохновенно делилась со мной тётушка. – Может, в чём-то мне и не везло, но только не в счастливых встречах!

Я вытерла глаза платком. Она права, все наши домочадцы были прекрасными людьми, а их мелкие недостатки стирались благодушием, царившим в доме, как тёмные пятна осветляются солнечным светом. Они были прекрасными из-за неё.

Теперь нет ни тётушки, ни дома. Вот он, появляется из-за жилища мистера Фиста. Аккуратный двухэтажный особняк с большими окнами и мозаикой на фундаменте. Родной до боли вид, но сейчас уже с налётом отчуждения. Мы отдаляемся друг от друга, потому что я больше никогда его не увижу.

Дом уже продан наследником, дальним родственником тётушки. Мне достались все её деньги, большая часть которых ушла на жалование слугам, Мариус и Тифей. Через день я должна освободить помещение. Мой дальнейший путь известен – я отправлюсь на поклон к другой своей тётушке – виконтессе Амнисте. Эта многоуважаемая леди яростная пуританка, но родственницу на произвол судьбы бросить не должна.

– Главное, ни в коем случае не посмей проболтаться ей о своих умениях! – Пугала меня тётушка, когда мы планировали мою одинокую жизнь, жизнь без неё. – Иначе она не посмотрит, что ты чуть-чуть родная кровь, возьмёт за шкирку и выбросит, как щенка, за ворота! Конечно, под её надзором жизнь будет не сахар, лучше было бы выдать тебя замуж, потому что своего источника дохода у тебя нет и не появится, а для жизни, как это ни прискорбно, требуются деньги. Следовательно, рано или поздно тебе придётся выйти замуж. Но я не могу тебя заставить, – качала она головой. – Если неизбежное случится, пусть это произойдёт потом, без меня, и я этого хотя бы не увижу.

Тогда все подобные беседы были для меня какой-то придурью, которую я ей позволяла, ведь тётушка должна быть рядом вечно! А оказалось, она готовилась не зря – я всё же осталась одна.

Вот и ограда, калитка приоткрыта. У крыльца стоит Мадлен – в выходном платье, у ног чемодан. Глаза красные, нос распух, при виде меня она не может сдержать слёз, закрывает лицо платком.

– Мисс Ильза, не знаю, что и сказать. Как же вы дальше-то будете? Как мы все будем без неё?

Я знаю, что сделала бы тётушка, как утешила бы горькие слёзы, будь то слёзы ребёнка или взрослого, собаки или человека. Надо просто подойти близко-близко, прикоснуться и пожелать, чтобы всё было хорошо.

– Рано или поздно горе уйдёт, Мадлен. Всё будет хорошо.

Я разглаживаю оборки на её платье, ветер выхолаживает мои мокрые щёки, дёргает чёрную ажурную косынку на волосах. Мадлен ещё некоторое время всхлипывает, потом высмаркивается.

– Мне пора идти. Иначе опоздаю на дирижабль. – Шепчет уже уверенно.

– Да, Мадлен, иди. Удачи. – Я сжимаю её руку. – У тебя всё будет хорошо, новые хозяева со временем станут родными и вполне вероятно, в новом месте тебе встретятся чудеса.

– Да, так говорила хозяйка.

Мадлен несмело улыбнулась. Никто не знает, что ждёт впереди на самом деле, надежда – единственное, что у нас есть. Значит, нужно надеяться.

Мадлен сунула платок в карман, подхватила чемодан и поспешила к калитке.

– Удачи вам, мисс Ильза! – Крикнула, помахала рукой и исчезла.

Теперь дом совсем пуст. Войти туда, зная, что тётушка больше никогда не наполнит своей добротой ни единого уголка, очень тяжело.

Крыльцо скрипит. Не помню, чтобы оно скрипело раньше. Может, внимания не обращала, а может дом тоже что-то чувствует и плачет по-своему.

И дверь скрипит, так жалобно… Мариус, который почему-то сидит у двери, встаёт со стула и молчит. Он хотел проводить тётушку со мной, но не смог выйти за ворота, сердце прихватило. Пришлось вернуться. А теперь он сидит у двери, как побитый пёс.

– Мариус! Почему ты не в постели? Тебе нужно лежать!

Он тяжело дышит и молчит. Подозреваю, тётушку он любил не только как хозяйку, хотя и уверена, что между ними никогда ничего не было. Когда я была помоложе и грезила о любви, тётушка улыбалась так грустно! Я её прямо спрашивала, почему она не вышла замуж? Неужели не нашла человека, который покорил бы её сердце? Или… ах, не может быть, неужели он был и собирался на ней жениться, но вдруг трагически погиб? И она больше никогда и никого не смогла полюбить? Или ещё хуже – неужели любимый её предал, променял на другую, менее достойную особу?

Тётушка смеялась до слёз, а потом, вытирая глаза, сказала:

– Конечно, я была влюблена, Ильзочка, детка, конечно была. И никто не виноват, что ничего не вышло, кроме меня самой. Я оказалась трусихой. Говорят, что под лежачий камень вода не течёт, не рискнёшь – не выиграешь… но сколько я видела тех, кто рискнул и проиграл! Твоя мама рискнула… конечно, у неё родилась ты, но это единственное хорошее, что с ней произошло. И она, и твой отец погибли, потому что не могли жить вне своего круга. Хорошо хоть тебя успели прислать. Вот результат их риска. А я не рискнула. Мне некого винить, Ильза, да и жалеть поздно. И не могу я жалеть, ведь у меня есть ты.

Она обхватывала своими мягкими ладошками мои щёки и целовала меня тёплыми губами, и всякие мелочи вроде чужой сломанной жизни переставали иметь значение.

Теперь меня некому обнимать. Тётушка-мегера-виконтесса не станет пачкать белых ручек, да и я не горю желанием обниматься с тем, кому эфемерные идеи об абсолютной чистоте и порядочности дороже живого человека.

– Мариус, пожалуйста, иди к себе и отдохни.

– Но в доме никого больше не осталось. Может, мне приготовить обед?

– Нет, – я постаралась говорить мягко. – Тебе нужно отдохнуть и набраться сил, потому что скоро мы уезжаем, и вот тогда мне понадобится вся твоя решимость. Вся твоя поддержка. Пока же отдыхай. Я позову тебя позже, когда приготовлю что-нибудь перекусить.

Он поклонился и ушёл. Как должно быть тяжело остаться вот так на старости лет никому не нужным. Хотя нет… мне он нужен!

Каждый уголок дома напоминал тётушку. Каждая салфетка, каждая акварель на стенах и каждый подсвечник. Всего касались её руки, всем любовались её глаза, всё слышало её волшебный смех.

Но горевать не позволили насущные дела, которые сами собой не делаются. Я заказала билеты на дирижабль до Парквуда, карету от Парквуда до усадьбы виконтессы Амнисте, упаковала вещи. Несмотря на то, что самые роскошные платья пришлось продать и одежды осталось всего ничего, уложить её оказалось делом непростым. Потом я раздала соседям продукты, которые нельзя долго хранить, и получила в виде благодарности несколько кусков мясного пирога и пирога с капустой. Запаковала в корзину для пикника вместе с молоком и горячим чаем. В дороге голодать мы точно не будем, хотя, если Тифей поднажмёт, нам с Мариусом может ничего не достаться.

Кроме одежды и мелочей я забрала только один набросок карандашами, сделанный тётушкой. Мой портрет. На картине запечатлен момент, когда я резко обернулась, светлые локоны взлетели, серые глаза расширены от удивления, на губах улыбка. Ни одной идеальной черты в лице, но вместе они складываются в крайне приятное зрелище. Или просто тётушка меня такой видела. Особенно её восхищала ямочка на моей левой щеке.

– Ты прекрасна, Ильза, деточка. – Успокаивала она меня, когда я случайно услыхала на танцах, как кто-то сказал, что в моей внешности нет ну ни капли необычного, просто не за что зацепиться! Ни соли, ни перца, одна преснота! – В простоте нет недостатка, Ильза. Общество так любит изысканность, утончённость, высокопарность, что забывает о главном. Только доброе сердце может зажечь любую свечу, возродить то, что мертво, подарить вторую жизнь. Только простота жертвует безвозмездно и не думая. Всё остальное – прикрытие собственного недалёкого ума.

Последнюю ночь в доме, где прошла вся моя жизнь, я почти не спала. Прощалась в сотый раз. С тётушкой, которая навсегда в моём сердце, с городком, который тоже оставил во мне свой след. С безоблачным детством, когда не нужно было о себе заботиться.

Я стала взрослой.

ГЛАВА 2. Новый дом

Особняк почтенной виконтессы Амнисте был таким огромным, что крыша уже показалась, а мы всё ехали и ехали, а самого здания всё не было и не было. Сводчатый красный шифер над белыми стенами, лужайка – травинка к травинке и аккуратные шары кустов, разбросанных в строжайшем порядке. Фонтан обложен мрамором и бьёт строго вверх. Ворота начищены до ослепительного блеска.

Казалось, в любой момент грохнет музыка, какой-нибудь строгий военный марш, который сразу укажет, как положено себя вести в здешних окрестностях.

– Какой огромный дом. – Мариус забыл о неудобствах долгого путешествия и с интересом смотрел в окно. – Прислуги в имении, вероятно, видимо-невидимо.

– Не сомневаюсь. И для тебя найдётся компания.

Он встревожено посмотрел на меня.

– Её милость действительно согласилась меня принять?

– Конечно, как ты можешь сомневаться!

На самом деле никого принимать она не соглашалась. Когда тётушки не стало, нотариус отправил в соответствии с оставленным ею завещанием письмо виконтессе, в котором содержалась горячая мольба приютить племянницу. Про кота и престарелого слугу там, конечно же, не упоминалось, но раскрывать сейчас правду было бы жестоко. Мариус и так чувствовал себя неловко: волновался, хотя и старался не подавать виду.

Экипаж объехал дом по широкой дугообразной дороге и подкатил к заднему входу. Даже тут крыльцо было из камня, такое скрипеть не будет никогда, ведь камень не плачет.

Слуг было много, все в новёхонькой форме с белоснежными нарукавниками и воротничками. Мариус в своём довольно приличном, но поношенном костюме выглядел на их фоне оборванцем. Да и я недалеко ушла – моё черное шерстяное платье было по меркам города давно вышедшим из моды. Зато тёплым.

С высокомерностью местной прислуги пришлось столкнуться в тот самый момент, когда экипаж остановился. Лакей бросился открывать нам дверцу довольно резво, но при виде гостей его лицо исказилось в недовольной гримасе непозволительно сильно. Он еле изволил протянуть мне руку, а от Мариуса отскочил, будто тот болен моровой сыпью. К багажу вовсе не притронулся, стал ждать помощи возницы.

Рады нам тут не были. Дворецкий, хотя и не позволил себе высокомерных взглядов, оставил в прихожей и отправился докладывать о нашем прибытии без особой спешки.

Я подвела Мариуса к ближайшему диванчику и заставила сесть. Принесли и оставили наши вещи. Корзину со спящим Тифеем я подхватила раньше, чем она свалилась со скамейки, куда её пытался примостить слуга. Кот, несмотря на то, что его бока опасно свесились с края корзины, даже не шелохнулся. Иногда я завидовала его непоколебимой уверенности, что всё сложится само собой, следовательно, волноваться совершенно не о чем.

На улице стояла ранняя весна, дул пронизывающий зябкий ветер. Но в экипаже было тепло, а в доме вообще стало жарко. Я сняла с плеч толстую шаль и, свернув её, положила на Тифея. Теперь можно осмотреться.

Прихожая для торговцев в доме тётушки была размером с нашу гостиную. И конечно очень красивая: тонконогая полированная мебель и великолепные картины на стенах. Свет от трёх грушевидных ламп, все горят, несмотря на отсутствие окон, очень светло.

Но я бы предпочла вернуться к себе домой.

Дворецкий явился минут через десять и проводил меня на встречу с хозяйкой. Каждый шаг на пути был наполнен роскошью обстановки и тонким вкусом.

И вот двери гостиной распахнули, и я увидела виконтессу, стоявшую у большого камина с экраном из янтаря. Присела в реверансе, опуская глаза.

– Проходи, садись.

Голос был сухим и крайне властным. Я выполнила распоряжение.

Её милость была в строгом наряде благородного сизого цвета. Волосы убраны под чепчик, лицо сухое, губы тонкие. Неприветлива и немногословна, она осмотрела меня, как осматривают лошадей и сказала:

– Юна и мила, но это всё так скоротечно. А большего я не наблюдаю. Да, к сожалению, ничего большего. Но вынуждена заметить, что тебе хватает воспитания молчать, когда тебя не спрашивают. Ты сыта?

– Да, тётушка.

Её брови изумлённо вскинулись.

– Тётушка? Что за фамильярность! Впредь не забывай, ко мне следует обращаться виконтесса или леди Дульсина.

– Да, конечно. Прошу простить за допущенную бестактность. Я столько лет называла Лавинию тётушка, что теперь это слово для меня означает дань глубокого уважения.

– Мне твоё уважение ни к чему. – Она резко отмахнулась от меня рукой. – Ты должна быть мне благодарна и помнить своё место. Я дам тебе приют, потому что мой долг не позволяет закрыть глаза на твоё бедственное положение. Но мою благосклонность может заслужить только чистая сердцем и помыслами девушка, в чьём характере есть стремление следовать заветам нравственности и послушания. В обществе не будет порядка, пока юноши и девушки не начнут воспитываться в традициях высоких моральных принципов. Иного поведения я не потерплю. Ты поняла?

– Да, леди Дульсина. Я приложу все усилия, чтобы заслужить вашу похвалу.

Мой ответ заставил её чуть-чуть смягчиться.

– Итак, вижу, с тобой можно договориться. Ничего, ты привыкнешь к порядку и однажды поймёшь, что мои действия направлены на твоё благо. Старайся, слушайся и однажды из тебя выйдет достойная особа, с которой не стыдно появиться на люди. Теперь ступай. Я подумаю, что с тобой делать.

По крайней мере, она меня не выгнала. Её милость действительно строга и требовательна, но это всяко лучше, чем умереть от голода, что неминуемо произойдёт, останься я на улице. И всё же я смирила свой характер не из-за страха, а из-за двух существ, которые находятся от меня в зависимости. Ради них я готова терпеть и быть послушной. Тоскливо, конечно, такой огромный богатый дом – а в нём так мало души.

Про Мариуса при первом разговоре я упоминать не стала, вначале заслужу её одобрение, потом признаюсь. Слуги же подумали, что разрешение получено. По дороге в комнату, которую мне выделили для проживания, я приказала устроить Мариуса в отдельном помещении, сказала, он мой личный слуга. Судя по приёму, который нам оказали, проживание вместе с местными слугами превратится для Мариуса в пытку, чего я никак не могла допустить. Пришлось схитрить, но совесть моя не протестовала. А когда ко мне явилась экономка и попыталась убедить, что места в доме настолько мало, что отдельную комнату ему предоставить никак невозможно, я отправила её за более подробными распоряжениями к виконтессе. Конечно, она не посмела тревожить леди Амнисту по пустякам, и комната Мариусу нашлась. В таком доме каждому можно без ущерба выделить свой уголок, я-то знаю. Просто отдельную комнату выделяют слугам высокого ранга или в качестве награды за долгие годы работы, а Мариус местным никто. Но это им. А мне он во многом заменил отца. При виконтессе главное не проговориться. Слуга заменил отца? Позора не оберешься!

Думаю, за глаза слуги считали меня глупенькой бедной родственницей, но впредь мои редкие указания оспаривать не спешили, и я получала всего в достатке.

Так мы и стали жить. Виконтесса редко баловала меня вниманием, но если приглашала к обеду или ужину, приём пищи превращался в длинные нудные лекции, где я становилась главным объектом внимания. Мой предполагаемый характер разбирался на части, каждая из которых требовала улучшения, мой внешний вид обсуждался и подвергался критике, но кроме личной неприязни жаловаться было не на что. Почти сразу же её милость начала выдавать мне для изучения книги и труды церкви Пресветлой веры, требуя заучивать наизусть большие куски текста. Я учила. Стоило без запинки выдать ей урок, как виконтесса добрела и читала нотации не таким злым голосом, как обычно. Но чаще всего она была слишком занята своими делами, чтобы оказывать внимание бедной родственнице.

Вначале это радовало, но со временем я стала тяготиться положением нахлебницы. У тётушки не было такого дня, когда бы я почувствовала себя чужой или плохо воспитанной. Здесь же мне было день ото дня всё хуже. Представляю, как скверно чувствовал себя Мариус! Я могла обеспечить его отдельной комнатой, но не могла заставить других слуг молчать. И думаю, обсуждать Мариуса они не стеснялись. Как и портить ему жизнь. В конце концов, он старался просто не выходить из своего убежища. Часто чувствовал себя плохо, много лежал. Бывало, днями не ходил дальше туалетной комнаты. Я старалась, как могла – приносила ему вкусные блюда, мелкие подарки и Тифея. Сидела у его кровати, читала вслух или рассказывала весёлые истории из нашей прошлой жизни. Но это помогало всё меньше, да и что весёлого я могла рассказать днём, если вечером меня ждал отчёт виконтессы, вечно недовольной моим видом и каждым моим словом? Она велела сшить для меня новые платья, мрачные и тёмные, которые застёгивались под самую шею, а старые убрать с глаз долой. Она приказала мне гладко зачёсывать волосы и не вздумать завивать легкомысленные локоны. Она повторяла, что ходить я должна тихо, как мышка, и говорить шёпотом. Я начинала бояться, что при таком образе жизни вскоре начну чахнуть, как Мариус. Надежда на будущее в этом доме имела свойство испаряться прямо на глазах.

Единственный, кто чувствовал себя в новом месте проживания вольготно – Тифей. Жил он в моей комнате, но питаться ходил на кухню и с пустым брюхом никогда не возвращался.

Мне было двадцать лет. Я жила из жалости у виконтессы, которой была чужда человеческая и семейная теплота, из близких у меня остался только старик да вечно дремлющий кот, своих средств к существованию нет и не предвидится, впереди пустота. Женщины благородных кровей в нашем мире не могут работать, это неприлично. Никто не будет иметь с ними дела. Если у них нет своего дохода, они или живут на милости родственников, или выходят замуж. Оба варианта казались мне адом. Кто выдержит подобное существование и не сойдёт с ума?

Однажды надежда всё же меня покинула. Просто утром я встала и поняла, что не жду моментов, ради которых стоило просыпаться. Ни сегодня, ни завтра, ни через десять лет.

Что делать дальше? Я всегда была человеком, смотрящим вперёд с оптимизмом, но сейчас свет уходил из меня, как и вес. Я хирела, засыхала, как цветок без воды и солнца, и не видела впереди ничего хорошего. А ведь за окном весна, время, когда природа возрождается и стремится напитаться соками, стремится цвести и наслаждаться тёплым временем года.

В мою душу возвращалась лютая зима.

Однажды, незадолго до ужина, который мне чаще всего приносили в комнату, в дверь постучался Петер, самый младший слуга. Он был мне приятен, так как много улыбался – его пока не приучили исполнять роль мебели.

Петер дрожал, вернее, его просто трясло от страха:

– Скорее, леди Ильза. Ваш слуга помирает! – Отчаянно крикнул он.

Я вскочила, за секунду пережив в памяти все дни болезни и смерти тётушки. Так скоро? Я потеряю последнего для себя близкого человека так скоро?

Я спешила, почти падала, пока, забыв все рекомендации виконтессы о достойном способе передвижения с черепашьей скоростью, бегом поднималась на чердак, где жили слуги. У коморки Мариуса стояли несколько горничных, схлынувших при виде меня в разные стороны. Они были подавлены и сильно нервничали, это испугало меня ещё больше.

– Мариус!

Он лежал на узкой кровати, голова запрокинута на высокой подушке – и хрипел. Его рука слабо вцепилась в грудь, в туго застёгнутый жилет.

– Мариус, пожалуйста, пожалуйста, не умирай. Что мне сделать? Как тебе помочь? Врач! У вас есть врач?

Я повернулась к экономке, которая появилась и, в отличие от других слуг, не стала заглядывать в раскрытую дверь из коридора, а вошла. Вид у неё был такой, будто ничего особенного не происходит.

– Есть. Мы вызываем в поместье доктора из общей больницы.

– Так вызовите!

– Уже, мисс Ильза, за доктором послали человека.

– Мисс Ильза…

Я бросилась обратно к Мариусу и взяла его за руку. Наклонилась, прислушиваясь к тихим словам:

– Ничего… со мной ничего страшного… это приступ… не в первый раз… он уже проходит.

– Не говори больше, отдохни. – Я кивнула. – Тебе заварят обезболивающий настой. Потом тебя осмотрит доктор. Не уходи, прошу. Не бросай меня одну.

Он устало улыбнулся.

В коридоре расшумелись, переговариваясь. Я встала и закрыла дверь, нечего из чужого горя устраивать зрелище.

Когда на улицу опустилась ночь, ему стало легче. Отвар помог. Я все эти часы провела рядом, скрючившись на стуле, и теперь спина разламывалась от боли.

– Мисс Ильза, вам бы отдохнуть…

Не успел проснуться, а уже пытается заставить меня уйти.

– Чуть позже, ладно?

Мариус сглотнул, его подбородок дрогнул. И слов не нужно, я сама понимаю – радостно знать, что в огромном равнодушном мире есть человек, который будет рядом, когда тебе плохо Может, зря я потеряла надежду? Ведь у меня впереди много времени, а чудеса случаются в один миг, как говорила тётушка. А ещё она очень любила…

– Смотри, Мариус.

Я подняла руки и раскрыла ладони. Над ними появился голубой дымок, закрутился, уплотнился и свился в небольшого дракончика, забавно хлопающего крыльями. Его большие когтистые лапы болтались в воздухе.

– Мисс, что вы! Надеюсь, вы не часто такое делаете! Кто-нибудь может увидеть.

– Не бойся. После смерти тётушки я ни разу…

Он понял без слов. Мои иллюзии всегда радовали тётушку, которая радостно смеялась при виде этой простой забавы и аплодировала ей с детским восторгом. Конечно, я и сама была рада лишний раз сотворить живую картинку – разве это не чудо? Кроме меня и тётушки о моей магической силе знал только Мариус. И хотя наши соседи были добрыми людьми, узнай они, кто я, доброта могла бы вмиг смениться отвращением.

Почему маги считались низшими существами? Пресвятая вера утверждала, что магия – пустое, созданное для самолюбования и лености действо, которое не подобает уважаемым людям. Только плебеи балуются пустотой, настоящие богоугодные люди проводят жизнь в ежедневных, ежечасных трудах и не надеются на тёмную силу, которая обещает заменить тяжкий труд щелчком пальцев.

Как-то я спросила тётушку, почему такая красота, которую творят мои руки, считается никчемной и грязной?

– Разве магия не может помогать людям? Разве мои создания не радуют глаз, как картина или музыка? Почему люди так презирают магов?

– Ах, детка, если бы я знала! – Воскликнула она. – На самом деле множество магов занимаются полезной работой. Например, те, кто может помочь растениям расти или лечит животных. А те, кто подманивает рыбу? Они же лучшие рыбаки! Но к несчастью, все они умалчивают о своей магической силе, иначе им пришлось бы тяжко. И ты, милая, никогда и никому не признавайся. Твои картинки чудесны: цветы трепещут, словно живые, сказочные звери на твоих ладошках резвятся, как настоящие. Но тебе лучше не проверять, что произойдёт, если люди узнают о тебе правду! Даже те, в ком ты была совершенно уверена. Обещай никогда не творить своих созданий в незнакомых местах, где могут оказаться случайные свидетели, и никогда никому не признаваться до того, как полностью убедишься, что этот человек заслуживает доверия!

Я обещала, конечно, и держала слово. Но сейчас, в день, когда я почти потеряла Мариуса, вокруг не осталось не то что чудес, а и надежды. И мои иллюзии были единственным светлым пятном в кромешной темноте.

Мы с улыбкой наблюдали, как голубой дракон изворачивается, как колышется его узкое тело, как из крошечной зубастой пасти с еле слышным фырчаньем выплывает клуб белого огня.

Дверь резко распахнулась, я вздрогнула и дракон пропал.

Но было поздно прятаться. В дверях стояла виконтесса. Её и без того не слишком приветливое лицо обрело выразительность камня, а зубы будто заострились.

– Немедленно ко мне! – Ледяным тоном приказала она, еле взглянув на Маркуса, который снова схватился за сердце.

В коридоре виднелось тёмно-синее платье экономки.

Я оторопела. Её светлость лично поднялась на чердак и заглянула в комнату слуги? Этого быть не могло! Почему, откуда она тут оказалась?

Но теперь, вероятно, неважно. Она видела. Она всё видела…

Мариус испугано взглянул на меня, его губы снова дрожали. Я погладила его по руке.

– Тихо, Мариус, всё в порядке. Всё хорошо.

Он покосился в коридор, где стояла и терпеливо ждала экономка.

– Я должна идти, ты слышал. Но потом я вернусь.

Экономка лично сопровождала меня всю дорогу, держась на расстоянии.

Ладони покрылись липким потом, пока я спускалась вниз по лестнице в приёмную виконтессы. В голове каждый шаг звенел колоколом.

Я тихо постучала и вошла. Её светлость стояла, вскинув голову, и ноздри её тонкого носа трепетали от нетерпения.

– Стой, где стоишь! Закрой дверь.

Я молча прикрыла дверь и осталась у порога. Ждать, что мне предложат присесть, глупо.

– Ты не просто дурно воспитанная девица, дочь легкомысленной женщины, слабого духом мужчины и воспитанница дамы чересчур свободного нрава. Ты ещё и маг!

Щёки загорелись, будто виконтесса била меня по ним руками.

– Как ты посмела скрыть?!

– Извините, ваша милость.

– Нет, ни за что! – Она тряхнула головой. – Больше я подобного предательства не допущу. Мало того, что ты притащила немощного слугу, который больше ест, чем работает, и не соблаговолила поставить меня в известность, так ты ещё позволяешь себе магичить в моём доме! Как возможна такая вопиющая наглость в поведении человека, который должен быть бесконечно благодарен за моё великодушие по отношению к его персоне! Просто уму непостижимо!

– Простите меня, тётушка, я больше так не поступлю!

– Опять забываешься?! Как я велела себя величать?!

Я опустила голову. Сама не понимаю, как я умудрилась снова назвать эту равнодушную холодную особу словом, которое олицетворяет всю мою любовь к той, другой, родной тётушке. Подобное можно объяснить только отчаянием.

Только бы она не тронула Мариуса!

– Итак, необходимость найти решение вынуждает меня действовать без промедления. С тобой будет проведён ритуал очищения. Я очищу тебя от зла, спасу твою душу, если это ещё можно сделать.

– Что?..

– Другого выхода я не вижу. На рассвете явится служитель Пресветлой веры и лишит тебя тёмного духа, пачкающего твою душу!

– Но, тёт… Нельзя так! Пожалуйста!

Впервые в жизни я до ужаса испугалась. Стыдно признаться, но я забыла обо всём, даже о Мариусе, когда услышала свой приговор. Когда в семьях аристократов рождались маги, их подвергали процедуре очистки от магической силы, от так называемых «семян зла». Говорят, эта процедура начинается с того, что тебя прикручивают к стулу и фиксируют голову железным обручем, а потом пробивают в черепе две дыры, через которые удаляют часть мозга. После подобного очищения человек всё равно что лишался жизни. Лишенцы, как их прозвали, походили на зыбких призраков, безумцев, которые словно духи мечутся, не находя покоя. Они не могли говорить, постоянно болели и рано умирали. Их хоронили с почестями, а потом с облегчением вздыхали, радуясь, что спасли дитя от участи прислужника тёмной стороны. Лучше смерть, чем позор.

– Моё решение окончательно! Не смей спорить! Иди прочь!

– Пожалуйста, тётушка, прошу вас! Только не очищение! Я никогда, я поклянусь чем хотите, что больше никогда не сделаю этого… Умоляю вас!

По моему лицу текли слёзы, плечи сотрясались от рыданий. Зачем лишать меня жизни, которую и так нельзя назвать полноценной? За что? Что же я такого сделала, чем заслужила? Мои иллюзии просто услаждали взор! Просто веселили близких людей, ничего больше!

– Генри!

Лакей заскочил в комнату.

– Отведи мисс Ильзу в её комнату, дверь запри. Будет сопротивляться – действуй по своему усмотрению, но из комнаты она не должна сделать ни шагу!

– Пожалуйста…

До последнего момента оставалась вера, что она передумает, что виконтесса опомнится и остановит Генри, примет мою добровольную клятву и не станет принуждать к очищению.

Только когда дверь комнаты захлопнулась за моей спиной и в замке провернулся ключ, стало понятно, что на милосердие в этом доме рассчитывать нечего.

ГЛАВА 3. Что случается с магами

Думаю, можно не объяснять, как прошли эти жуткие ночные часы, каковы были мои мучительные мысли и страхи. Я дрожала, как осиновый лист, и не могла взять себя в руки.

Что я видела в жизни? Неизменную любовь тётушки и отсутствие сильных потрясений. Меня никогда не учили действовать, решать, биться за своё будущее. Но сейчас нельзя было сидеть, сложа руки.

Я думала разбить окно и убежать, но не смогла сделать этого тихо – на звон тут же явился Генри, покачал головой и сообщил, что под окном оставит караулить слугу.

Вскрыть замок? Я не умела вскрывать замки! В детективных книгах, которые обожала читать тётушка, героини вскрывали замки так же легко, как натягивали с утра чулки, но даже когда я нашла скрепку и сделала из неё какой-то крючок, я не смогла понять, что и где им нужно повернуть. Не меньше часа попыток, исцарапанные до крови руки, смех охраны за дверью и ни малейшей пользы!

Когда голова уже была тяжёлой, глаза болели от напряжения и мысли текли медленно и вязко, как густой крем, я решилась использовать магию. Огонь. Сделать иллюзию пожара.

Трудность в том, что ранее я никогда не делала иллюзий такого размера. И в том, что можно сделать чёрный дым и немного алого пламени, лижущего дверь, однако как подделать запах палёного дерева и особенно звуки?

На свежую голову, может, я бы и сообразила. Но в любом случае надо было попытаться, я не могла не попробовать! Когда на улице появились первые признаки приближающегося рассвета, огонь пополз под дверью в коридор и затрещал, но слишком тихо. Моего умения не хватало на создание правдоподобного звукового оформления. Я забарабанила в дверь и закричала:

– Откройте! Откройте! Пожар!

Я кричала и раз за разом билась в дверь, плечо уже онемело от боли, сил сосредотачиваться и поддерживать иллюзию оставалось всё меньше. И слёзы! Никогда не думала, что выражение «горючие слёзы» такое настоящее. Но они текли и текли, и не прекращались. Рукава, которыми я время от времени вытирала щёки, промокли насквозь.

Наконец, в замке стал поворачиваться ключ. Я постаралась тут же раздуть огонь как можно сильней.

Из-за искусственного дыма не сразу стало видно, что входит не Генри, а совсем незнакомый мне джентльмен в чёрной судейской форме с ярко-алым бантом на шее.

Неужели я опоздала?

– Видите, что она вытворяет? – Раздался скрипучий голос тётушки, которая вплыла следом, брезгливо придерживая подол над пламенем.

Незнакомец провёл руками и строго сказал:

– Хватит ломать комедию.

Огонь погас. Спутник виконтессы принялся холодно разглядывать меня, а её светлость всячески отворачивалась, чтобы не коснуться грязного мага даже случайным взглядом.

– Насколько я понимаю, титула у вашей племянницы нет?

– Нет, что вы! – Воскликнула виконтесса. – Конечно, нет!

– Прекрасно, прекрасно! Она нам подойдёт.

Я невольно отступила к окну.

– Вы обещаете, что никто не свяжет её с моим именем? Особе моего положения не следует…

– Можете быть совершенно спокойны, леди Амнисте. – На миг незнакомец обратился к ней. – Никто и подумать не может, что такая высоконравственная женщина, как вы, может иметь какое-либо добровольное отношение к магу.

– И даже случайное!

– Как вам будет угодно.

– Очень надеюсь на ваше слово!

– И оно не будет нарушено. – Джентльмен казался старше, чем был. Может, из-за лица, на котором только всемирная скука, а в глазах такой же как у виконтессы фанатизм. Может, из-за угольно-чёрной формы и не менее угольно-чёрной души.

– А сейчас позвольте мне поговорить с мисс наедине.

Виконтесса не могла уйти просто так и оставила после себя важное наставление:

– Ильза, слушай судью Дедала, делай, как он велел, и я подумаю над тем, чтобы не подвергать тебя очищению.

Она поморщилась, будто сказанные слова были грязными и невкусными, и ушла.

Мужчина начал без промедления:

– Как вы уже поняли, мисс, я судья Дедал.

– Мисс Ильза Вереск.

– Разрешите присесть?

Как будто ему требуется моё разрешение!

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Он с удобством сел на стульчик с мягкими боками, не обращая внимания на устроенную мною в комнате разруху.

– Присядьте и вы, Ильза, прошу.

Я села напротив. Я ничего толком не соображала, глаза закрывались от усталости, но страх поутих, когда стало понятно, что прямо сейчас меня лишать магии не станут. Экзекуцию отложили, и облегчение было как стакан настоя для крепкого сна.

– Вижу, вы устали.

– Да.

– Тогда постараюсь ограничиться самым главным. Вам предстоит кое-что сделать для меня, мисс.

– Что?

Вместо ответа он поправил свой воротник и немигающими глазами уставился на меня. Некоторое время смотрел, я чуть не заснула.

– Я давно охочусь за одним человеком. Он убийца.

Вот тут-то сон и улетучился, как спугнутая птичка.

– И чего вы от меня хотите?

– Мы заключим с вами простой устный договор. Вы помогаете мне вывести убийцу на чистую воду, а я обещаю сделать так, чтобы о вашем магическом несчастье никто не узнал. Её светлость закроет глаза и не станет подвергать вас чистке. Конечно, взамен вы поклянётесь никогда не использовать магию. Что скажете?

Что сказать? Никогда не использовать магию?.. Не знаю, что хуже – использовать магию и лишиться её, или иметь магические способности, но не использовать их. Дни, когда я заставляла себя раз и навсегда забыть о своих способностях, убедить себя, что лучше никогда их не применять, были самыми несчастными в моей жизни. Исключая потерю тётушки, разумеется.

Вот так просто взять и отказаться от немаловажной части самой себя!

– Вижу, вам нужно время подумать. Отдыхайте, мисс. К вечеру я пришлю за вами карету. Соберите вещи, вы покидаете дом виконтессы Амнисте. Остальное решим при следующей встрече.

– Со мной едут слуга и кот. Я их тут не оставлю!

– Как скажете, мне это безразлично.

Он поднялся и вместо поклона снова оценивающе взглянул на меня сверху вниз. Кивнул.

– Отдыхайте, мисс. Но не пытайтесь делать глупости, комнату по-прежнему охраняют.

В сон после его ухода я просто провалилась. И, кажется, он длился дальше, не прошёл даже когда я проснулась и отправилась принимать ванну. Я всё ещё спала, когда горничные быстро собирали мои вещи, притом все подаренные виконтессой платья отобрали, а я поднималась к Мариусу и собирала его вещи, потому что ему помогать никто не считал нужным. Потом нас забрала присланная судьёй карета и доставила к его дому. Мариус ждал в карете вместе с корзиной, в которой как ни в чём не бывало сопел Тифей, а я тем временем слушала душераздирающую историю одного убийцы.

Грейм Дабхис вступил в права владения наследством, когда ему исполнилось семнадцать. Его отец граф умер после долгой болезни, оставив единственному сыну разрушенное поместье и большие долги. Последние годы перед смертью граф скрывал истинное положение дел, поэтому после его кончины мистер Грейм пребывал в ярости, оказавшись без копейки денег, так как он всей душой жаждал богатства и считал, что только жадность отца не позволяет ему жить на широкую ногу. Никто и никогда не ограничивал мистера Грейма, он всегда поступал в соответствии со своими желаниями, ни с кем другим не считаясь. Только отец мог влиять на него, угрожая лишить содержания.

Теперь же, став графом, когда больше некому было его останавливать, мистер Грейм начал действовать с целью разбогатеть, не брезгуя никакими методами. Он убил своего друга, мистера Димерия Кайлоса, потому что тот твёрдо намеревался жениться на их общей знакомой мисс Олизет Нарлоу, весьма богатой девице на выданье, и никак не желал менять в отношении неё своих планов. Высокое положение новоявленного графа заткнуло рты свидетелям, доказательств не было, и поэтому официального обвинения в убийстве мистеру Грейму не предъявили. Его план убрать соперника и жениться на деньгах сработал бы, не случись непредвиденное – мисс Олизет заболела странной болезнью, которая исключала замужество. Но мистер Грейм не теряет надежды до сих пор, хотя прошло уже семь лет, а мисс Олизет не поправляется, и врачи в один голос твердят, что надежды на исцеление нет ни малейшей. Он регулярно просит её руки у её матушки и регулярно получает отказ. Долгое время он так же пробовал найти другую обеспеченную невесту, но, несмотря на отсутствие прямых обвинений в убийстве, слухи о его поступках изрядно подпортили ему репутацию, и в обществе граф Грейм Дабхис стал парией. Несмотря на его попытки, никто не хотел выдавать за убийцу своих обеспеченных дочерей, а необеспеченными он и сам не интересовался.

Теперь же, проживая в своём ветхом замке вдали от общества и постепенно впадая в отчаяние от невозможности поправить свои финансы, граф Грейм Дабхис тихо срывает злость на слугах и случайных гостях. За последние годы в землях, принадлежащих графству, бесследно пропало или в результате невыясненных обстоятельств погибло несколько человек. К примеру, пять лет назад в его поместье при странных обстоятельствах погиб юноша, гостивший проездом. Говорят, мистер Грейм позавидовал его красоте и симпатии, с которой к нему относились окружающие, и на прогулке в горах задушил несчастного собственными руками, а потом сбросил тело в ущелье, где его съели горные волки, уничтожив следы преступления. Юноша не принадлежал к лицам благородной крови, потому официального обвинения милорд снова не получил.

Через два года на лужайке потеряла сознание и скатилась в зияющую неподалёку пропасть молодая девушка, которая ранее посмеялась над его бедностью. Свидетелями её насмешливых слов были несколько слуг. К несчастью, она была всего лишь служанкой одного из гостей, поэтому привлечь к ответу молодого графа снова не удалось.

После этого случая судья Дедал решил во что бы то ни стало восстановить справедливость и вывести негодяя на чистую воду. Он не найдёт покоя ни в этом мире, ни в любом ином, пока убийца не будет арестован, прилюдно опозорен и казнён!

Однако расследование упирается в затворничество графа и его нежелание общаться с представителями закона. Судья три года раздумывал, как выйти из положения, когда два месяца назад произошло очередное убийство – взорвалась одна из башен поместья и погребла под обломками горничную. Самое интересное, что в башне с этой девушкой должен был встретиться друг мистера Грейма мистер Патруа Лишьез и его не оказалось на месте взрыва лишь по чистой случайности. Никаких сомнений, что именно мистер Лишьез был целью убийцы. Встреча с ним состоялась, судья старался его убедить в существовании опасности и призвать к осторожности. Однако, несмотря на все предъявленные доказательства и предупреждения, мистер Патруа упрямится и не желает признавать в происходящем вины своего друга. Поэтому судья не видит иного выхода, как только действовать хитростью.

Хитрость заключалась в следующем – я поеду в замок графа, выведу его на чистую воду и помогу сдать его властям.

После услышанного я ещё долго приходила в себя.

– Но что я могу сделать? Чем я могу помочь?

Судья, с вдохновением только что вещавший о злодее, вдруг осёкся. Да, понимаю, история ужасная, но сейчас, когда я ещё не отошла от собственного шока, сейчас, когда моё будущее зависело от этого фанатично настроенного мужчины, было как-то не до других.

– Ваше дело, мисс, приехать к нему в поместье и униженно просить помощи. Будто бы вы его дальняя родственница… кстати, родство действительно имеется, ваша троюродная кузина была замужем за деверем его двоюродного дядюшки.

– Такое родство не имеет никакого значения. Кровного родства нет.

– Я понимаю, поэтому мы сократим дальность родства и прибавим вам фамильной крови.

– Но разве он не знает о своих родственницах? А незаконнорожденную граф никогда не примет!

– Он не знает. Один из его далёких родственников по мужской линии ещё в юности уехал на другой материк. Вы представитесь его дочерью, родившейся в законном браке от женщины, на которой он женился в той стране. Мистер Грейм не сможет проверить подлинность истории.

– Но… и что я буду делать, даже если он меня приютит?

– Вы будете жить в поместье, внимательно смотреть по сторонам и ждать указаний. Рано или поздно вы найдёте доказательства его вины.

– И всё?

– Да. Другие указания будете получать по мере надобности. Думаю, вы, мисс, быстро справитесь, ведь никто не отслеживает, сколько пропало личных слуг или людей из деревень графства Дабхис.

– Судья Дедал… Вы направляете меня прямо в логово убийцы! Что если там со мной произойдёт непоправимое?

– Не волнуйтесь, мисс, мы возьмём его раньше, – нетерпеливо ответил он. – Подумайте обо всех несчастных, которых граф уже лишил жизни. И обо всех тех, кого лишит. Разве вы не хотите, чтобы справедливость восторжествовала и злодей был наказан? Разве не считаете, что его следует остановить прежде, чем погибнет ещё одна невинная душа?

Я бы поверила негодующему жару его слов… Если бы судья просто по-приятельски зашёл однажды в гости и попросил помощи. Но у меня нет выхода, я не в том положении, чтобы выбирать и он без тени сомнения этим пользуется.

Не верь тому, кто заставляет тебя поступать по совести. «Заставляет» и «по совести» не должны звучать в одном предложении, иначе это банальнейший обман.

– Я правильно понимаю, что просто должна приехать в поместье графа Дабхиса, жить там и ждать от вас известий?

– Совершенно верно. И ещё внимательно смотреть по сторонам, мисс. Есть ещё одно обстоятельство, которое торопит меня с решением – матушка мисс Олизет миссис Нарлоу серьёзно больна, если произойдёт несчастье, её опекуном станет слабовольный дядя, который легко поддастся на уговоры мистера Грейма и тотчас выдаст её замуж. Тогда граф, наконец, достигнет своей цели и разбогатеет. Мисс Олизет после этого долго не проживёт. На случай этих и любых других событий мне нужен свидетель всего, что в ближайшее время будет происходить в замке графа. Свидетель, который скажет на суде правду, причём обладающий благородной кровью свидетель. В вас я буду уверен.

Да, знакомо, к словам простолюдинов на суде не особо прислушиваются, как будто благородная кровь любого человека моментально делает честным. Насчёт уверенности звучит довольно гадко – что со мной произойдёт, нарушь я его доверие и не выступи в суде как ему угодно? Очищение?

– Я сказал всё, что собирался, отправляйтесь в гостиницу на соседней улице и ждите документы. Будьте готовы выехать немедленно, как только бумаги будут вам переданы.

Ничего не оставалось, кроме как исполнять его указания. Два дня мы с Мариусом провели в гостинице, надеясь на лучшее, а утром третьего выехали в поместье графа Грейма Дабхиса.

– Да помогут нам добрые силы, мисс. – Сказал Мариус, когда карета тронулась.

Я обнадеживающе улыбнулась, но про себя повторила: «Да поможет нам хоть что-нибудь»!

ГЛАВА 4. Тёплый приём

Путешествие, если можно так мягко назвать наш непростой путь, ведущий в пасть льва, было ужасным. Мы всё дальше забирались в гористую местность, к северному морю, к его пронизывающим ветрам и скупой зелени. К берегам, усыпанным острыми камнями и изрытыми глубоким фьордам, вспенивающим свои воды о высокие стены скал.

Чем ближе становился замок графа, тем спокойнее становилась я. Нужно брать свою жизнь в руки, иначе и впредь меня будут принуждать к действиям, против которых восстаёт вся душа. Какой из меня сыщик? Почему я должна следить за кем-то и делать то, чего не смог сделать судья?

Если переживу этот случай, никогда больше подобного не допущу!

О нашем прибытии, естественно, графа в известность никто ставить не спешил. Видимо, чтобы он не послал навстречу слуг и не развернул нас обратно ещё до приезда.

Последняя остановка была сделана в городке на границе графства Дабхис. Слухи о хозяине ходили тут весьма противоречивые. Единственное общее суждение – мистер Грейм Дабхис не самый лёгкий в общении человек. Однако истории о смертях, произошедших в течении последний лет на его землях, местные обожали и рассказывали с большим воодушевлением, наравне со сказками про эльфов, которые живут вот под тем самым, видите вершину в форме коровьей головы? – холмом и пляшут по крышам города каждую полную луну. А если налить им молока, мокрые крошечные следы останутся и на стенах, и на потолке, и на кухонной утвари.

Граф для здешнего населения был страшилкой, он олицетворял загадочные местные легенды и не имело значения, насколько похож эффектный персонаж историй на существующего в действительности человека.

После ужина мы ждали, пока Тифей доест остатки с нашего стола. Кот ел степенно, не спеша, и я успела услышать ещё одну историю, где графа объявили отчаянным безумцем, влюблённым в когда-то прекрасную мисс Олизет, которая нынче и на женщину-то не похожа. Это безумие породило призраков (а может, призраками стали погибшие в результате несчастного случая люди), но в общем, так или иначе, замок Дабхис кишмя кишит неупокоенными духами, такими же безумными, как их хозяин.

Выехали мы после обеда и прибыли на место задолго до темноты. Не представляю, смогла ли бы я пересилить себя и явиться пред графом во мраке. Лил весенний дождь, и голубое небо закрывали серые тучи, однако весна расцветала и чувствовалась даже в этой суровой местности. Да и зелень местами была обильной, может, не такой рослой, как в привычных мне местах, зато плотной, как густой ворс ковра.

Так всё и произошло.

Экипаж сделал последний поворот и поднялся достаточно, чтобы открылся вид на замок Дабхис. Зрелище мрачное, как я и ожидала. Старое, почти древнее здание из побелевшего от времени камня. Чёрная от постоянной влажности крыша, на стенах причудливые следы от водяных потоков. За замком возвышались строгие горы, однако перед ним простиралась долина с невысокими холмами, покрытыми зеленью, которые, должно быть, хорошо подходят для выпаса скота. За холмами даже промелькнул небольшой виноградник, хотя вино тут наверняка выходит приторным и горьким.

Дорогу к тому времени размыло, и экипаж скользил по грязи, как по льду. Говорят, где-то недалеко от поместья образовался разлом в скалах, там как раз погибла одна из жертв, но мы, к счастью, ехали по долине и трещин в поверхности земли я не заметила.

Не знаю, сколько замку принадлежит земель, скорее всего немного, судя по рассказу о стеснённых обстоятельствах графа, но ограждение территории располагалось довольно далеко от Дабхис-холла и включало парк. Ограда была такой же ветхой, как здание. Каменная кладка примерно метр в высоту, поверху которой торчащие вверх металлические прутья, местами гнутые и покрытые ржавчиной. Большинство прутьев ещё венчали острые кованые шпили, но местами эти шпили обвалились и лежали как поверженные солдаты на земле.

Видно невооруженным взглядом, что в поместье царит запустение. Конюшни обрушились, и развалины стояли неубранными. Домик привратника лишился крыши и окон – одни крошащиеся кирпичные стены. Кругом следы увядания и разрухи. Я бы и не заподозрила, что тут обитают люди, если бы точно не знала.

Когда мы подобрались ближе (экипаж то и дело заносило в стороны), замок стал виден куда лучше. Оказалось, практически все окна в здании целые, отсутствуют только два крайних на третьем этаже левого крыла. И бросалось в глаза, что две башни замка расположены непропорционально. Следов разрушенной третьей башни, в отличие от развалин конюшни, не было, следовательно, их убрали. Однако я совершенно точно могла сказать, где располагалась башня – слева, на равном от центральной расстоянии, как и целая правая. Сейчас замок выглядел как сломленный недугом больной, потерявший один из клыков.

Наконец, мы были на месте.

Во дворе работал слуга в одежде обычного деревенского жителя. Услышав шум, он оставил тележку, которую вёз, и проводил нас внимательным взглядом. Больше не было видно ни единой живой души.

Кучер, недолго думая, подогнал карету к центральному входу и затормозил со свистом, чего у приличных домов себе наверняка делать не позволял.

Я выглянула в окошко. Надо сразу действовать, а то страх будет только усиливаться.

– Мариус, мы прибыли. Оставайся в экипаже и жди.

– Вы уверены, что тут кто-то живёт? – С изумлением спросил он.

– Совершенно уверена.

Я вышла на улицу. Замшелые стены возвышались надо мною, закрывая пусть серое, но ещё светлое небо. Под ногами была выложенная затёртыми до блеска булыжниками мостовая. Я подняла голову и увидела в одном из окон два круглых женских лица в чепцах, которые тут же отпрянули. Служанки в Дабхис-холле имелись.

Ступени каменные, покрытые мрамором, отлично сохранившие свою форму. Входная дверь размером чуть не с ворота, но к счастью, она приоткрыта.

Ну что же, я просительница, значит, не стоит ждать радушного приёма. Схватившись за кольцо, я потянула дверь на себя, и та неожиданно легко отворилась.

В холле было почти темно. Простые свечи в прозрачных стеклянных пузырях горели слева у огромной лестницы и справа у чёрного прохода в соседнее крыло. Далеко впереди можно было разглядеть конец помещения, там на стенах висело множество тусклых картин. Ни одного яркого пятна.

Я осторожно вошла и прислушалась. Тихо, как в склепе. Запаха сырости или гнили нет, мусор на полу не скрипит. Похоже, внутри замок обслуживают куда лучше, чем снаружи.

Только что дальше? Стоит закрыть дверь, как вокруг окончательно сомкнёт свою пасть темнота. Если же раскрыть шире, это может не понравиться хозяину, мало того, что явилась без приглашения, вторглась в дом, так ещё и двери нараспашку оставила. Нрав у него, говорят, крутой.

Хотя…

Дверной проём своими размерами пропустил такое количество света, что холл стал виден куда лучше, а лестница прослеживалась до самого верха. Оказалось там, на последней ступеньке, стоит тёмный высокий силуэт.

Я сглотнула, прошла пару шагов вперёд и присела в реверансе. Человек замешкался и неторопливо спустился на пару ступенек ниже. Лица его было никак не разглядеть, но это граф, потому что на тёмном фоне костюма не выделялись ни воротничок, ни манишка, которые прислуга носит в обязательном порядке, чтобы не вводить в заблуждение гостей.

Давай, действуй!

– Извините за вторжение, ваша милость. Меня зовут Ильза Муотон. Я ваша дальняя родственница. Прошу простить мою навязчивость и выслушать меня.

Человек вдруг стремительно рванул вниз по лестнице, побежал так неожиданно, что померещилось – секунду спустя он налетит на меня большой чёрной птицей и забьёт покрытыми жёсткими перьями крыльями. Я невольно отскочила в сторону и врезалась во что-то твёрдое.

Этим твёрдым оказался вышедший из-под лестницы молодой человек. Он был кудрявым, не уложенные каштановые волосы развевались над его широкими плечами, ясные серые глаза удивлённо хлопали и только в сомкнутых губах угадывался твёрдый характер и требовательность. На нём была рубашка и жилет, а белый воротничок так же отсутствовал.

– О, мисс! – раздался вопль со стороны ступенек.

Точно, лестница! С неё сбегал пожилой мужчина возраста примерно как у Мариуса, взмахивая руками в том самом жесте, который чуть ранее меня испугал. Оказалось, он вовсе не потрясает кулаками в немой угрозе, а приветственно машет.

– Прошу прощения, мисс, что запутал! Его милость разрешает мне свободную форму одежды, когда нет гостей, я забылся и невольно вас обманул. Я просто камердинер мистера Грейма.

Я спутала слугу с его господином? Граф старше меня всего на несколько лет. Моя голова повернулась, а глаза поднялись, заглядывая в лицо молодого человека, по-прежнему молча стоявшего рядом и рассматривающего меня со спокойной безмятежностью.

– Ваша милость? – Прошептал словно чужой голос.

Он кивнул и улыбнулся.

Ах, господин судья! Что же вы не предупредили меня, что граф не только молод, но и красив. Что его взгляд искренний, глаза светлые и прозрачные, как горный ручей, зубы жемчужно сверкают, когда он улыбается, и во всём его облике нет ни капли груза, который обязан лежать на человеке, пережившем все происшествия, случившиеся в данном графстве после смерти предыдущего владельца. Переживший череду смертей и несчастных случаев.

– Здравствуйте, мисс Ильза. Разрешите представиться – Грейм Дабхис. Я так понимаю, вы именно со мной желаете побеседовать?

Голос очень приятный и совершенно спокойный, с лёгкой нотой веселья. Не каждый день, должно быть, его путают со слугой.

– Да, пожалуйста.

– Не хотите ли пройти в гостиную? Донер, проводи.

Он посторонился, пропуская меня и камердинера. Его лёгкие свободные жесты никак не вязались с тяжёлыми движениями повинного в убийствах, клеймо которых не может не лежать на человеке. Так спокойно и уверенно может выглядеть только совершенно невиновный человек.

Граф или отменный актёр или безумец.

И я точно знаю, что актёрскому мастерству он не обучался.

***

После пятнадцати минут объяснений обстоятельств, которые привели меня в замок, меня можно было выжимать насухо, чтобы убедиться – ни капли сил во мне не осталось.

Мистер Грейм молчал, даже когда я закончила говорить. Смотрел куда-то в сторону окна, заглядывал вдаль, задумавшись, и не шевелился, хотя так долго не отвечать было грубо.

– Ваша милость?

Он тут же перевёл взгляд на меня и быстро встал, строго выпрямившись и сложив руки за спиной. Это жест ему не шёл, потому что придавал высокомерия.

– Вполне понимаю затруднительное положение, в котором вы оказались, но вынужден отказать в вашей просьбе. Вы должны покинуть замок незамедлительно.

Ответ весьма неожиданный. Даже виконтесса Амнисте не отказала бедной родственнице, а граф, который в силу возраста должен быть более отзывчивым, категорически отказал?

Будь я действительно его родственницей, подобный ответ меня бы крайне возмутил!

– Позвольте, но куда же я пойду? Разве вы не слышали, что ниоткуда, кроме вас, мне невозможно получить помощи?

Нужно как можно скорее придумать способ задержаться в Дабхис-холле, иначе моё задание будет считаться проваленным, и тогда добро пожаловать, очищение! При мысли об этом я натурально вздрогнула.

– Отправляйтесь обратно в город, заселяйтесь в гостиницу и ждите. Я решу вопрос о вашем денежном содержании и вышлю необходимую сумму со слугой. Вы будете получать ежемесячно достаточное для проживания без особых неудобств количество денег. На чрезмерно роскошную жизнь не рассчитывайте, но помочь вам я обещаю.

Ему двадцать пять лет, а рассуждает он как будто старость на пороге.

– Я не могу уехать!

– Почему же?

– Мне нужна семья!

Его глаза удивлённо расширились.

– Не станете же вы утверждать, мисс, что испытали при виде меня некие родственные чувства, которые в разлуке разобьют ваше сердце?

– Пожалуйста, позвольте мне остаться! Если я остановлюсь в вашем замке, моё содержание обойдётся вам гораздо дешевле! Я обещаю, что мои траты не будут…

Он опустил ресницы, лицо вмиг стало тяжёлым, но не злым, и твёрдо повторил:

– Уходите, мисс, вы успеете выехать до темноты.

На что он надеется? Как он может выделить мне содержание, если у него денег не хватает даже на соответствующую такому зданию обслугу? Почему он упрямится и не хочет приглашать меня в дом? А мне ведь нужно остаться здесь, иначе у меня не будет возможности попытаться вывести графа на чистую воду. Нет. В городе я бесполезна, только поселившись в Дабхис-холле от меня будет толк.

Но как его уговорить?

Когда я не знаю, что делать, я рыдаю.

Причём не тихо и стыдливо, как обычно плачут девушки, а яростно, зло и громко. Какой смысл тихо всхлипывать в уголке, когда слёзы символизируют отчаяние и невозможность найти успокоение? Если я не задержусь в замке, участь моя может оказаться страшнее смерти! По этой уважительной причине слёзы мои лились стремительней, чем когда-либо прежде. По моему лицу буквально тёк ручей!

– Мисс! – Мистер Грейм отпрянул в сторону и выглядел весьма взволнованно.

– Что мисс?! – Выкрикнула я, закрывая лицо руками. – Что? Всюду только и слышу – иди вон! Лучше бы я умерла вместе с т… вместе с родными! Не мучилась бы теперь!

– Умерла?

Он стремительно отошёл к окну и присел на подоконник. Показалось, ему отказали ноги, но этого быть не могло. В его ранее прозрачных глазах заволновалась буря, заходили волны, а зубы вдруг сжались.

– Зачем вам умирать, мисс Ильза? – строго спросил он.

– Потому что всё равно я никому не нужна! Даже вы, единственный мой родственник, кому могла оказаться небезразличной моя судьба, даже вы вышвыриваете меня за ворота! Как бродяжку какую-то!

Больше не в силах ничего добавить, я снова пустилась рыдать.

Он решительно встал, отвернулся к окну и взволнованно взлохматил свою и без того всклокоченную шевелюру. Как ни странно, его кудри от этого не спутались, а легли ещё красивее. Он выглядел так естественно в своей растерянности, так искренне переживал и сочувствовал – может, всё же великий актёр? Не всегда актёрское мастерство – следствие труда, иногда это дар, талант от природы.

– Оставайтесь, так и быть. – Глухо сказал он, не оборачиваясь. – Донер!

В гостиную вошёл тот самый пожилой слуга, теперь на его шее, как и положено, был застёгнут белый воротничок.

– Прикажи устроить нашу гостью. Моя любезная кузина некоторое время у нас погостит.

Облегчение было огромным. Благодарность тоже о себе заявила, но её я оставила без подпитки и заставила уйти. Вытерла остатки влаги с щёк. Рыдать причин больше не было, зато остался другой вопрос.

– Я не одна. Со мной слуга и домашнее животное. Прошу не отказывать в приюте и им.

– Устрой их всех. – Кивнул граф. – Потом придёшь ко мне, мне от тебя кое-что нужно. Идите, мисс Ильза. Идите и помните – вы сами того захотели!

ГЛАВА 5. Места и люди

Я поспешила выполнить пожелание милорда, не обращая внимания на последнюю странную фразу. Не стоит ждать, пока он снова передумает.

Ужин я попросила подать в комнату, которую мне выделили для проживания. Она оказалась уютной и чистой: пусть не новая, но крепкая мебель, красивый, хотя и выцветший балдахин над кроватью, картины с потрескавшейся краской, на которых изображен летний деревенский праздник, и, конечно, небольшой камин, отделанный рыжим деревенским кирпичом, часть которого отсутствовала, видимо, выпала от старости.

Граф проживал в другом крыле замка. Моё, гостевое, сейчас пустовало, но по поддерживаемому в помещениях порядку легко сделать вывод, что, несмотря ни на что гости тут бывали и, возможно, бывали часто.

Разрушенная башня как раз находилась у гостевого крыла, только вход в неё, судя по всему, располагался на другом этаже. Меня разместили на втором, и коридор здесь заканчивался сплошной стеной, у которой стоял чёрный столик с резными ножками.

Ужин оказался простым, но вполне питательным. Надеюсь, из-за нашего появления никто голодным не остался.

Насытившись, я уселась на подоконник, благо стекло защищала тонкая невысокая решётка до середины окна, и стала думать.

Моя цель – вывести графа на чистую воду.

Я ничего не знаю о сыске, потому придётся руководствоваться книгами, читаными вечерами с тётушкой. Может не все, но какие-то полезные идеи оттуда можно перенять. Первым делом берём себя в руки и действуем профессионально, потому что только трезвый расчёт и незатуманенный красивой внешностью графа взгляд сослужат мне добрую службу. Итак, отсекая всё лишнее, первое впечатление, составленное при знакомстве следующее – граф безумен. Он быстро меняет свои решения на противоположные всего лишь вследствие женских слёз, разрешает слугам ходить в облике, который в обществе не допускается, живёт в доме, который неуклонно ветшает, но при этом улыбается, как совершенно счастливый человек, лишенный всяческих забот. Первое впечатление ничем не опровергает рассказ судьи. Безумные люди и убивать могут с улыбкой. В одном из любимых детективов тётушки, известный персонаж мисс Джейн Джонс, как раз сталкивалась в расследовании одного из дел с безумцем, который делал из людей кукол и потом чаёвничал с ними в своей гостиной, а все окружающие до последнего считали его человеком ангельской внешности и ангельского же нрава.

Даже не знаю, с кем страшнее столкнуться – с безумцем или же с расчётливым злодеем. Злодея при некотором напряжении ума можно попробовать переиграть, в противостоянии же с безумцем может помочь лишь случай. А ко мне в последнее время случай не так чтобы благосклонен!

Конечно, сон человека, находящегося в таком шатком положении, как моё, не мог быть спокойным. Среди ночи, которая оказалась чёрной до рези в глазах, я проснулась и поймала себя на том, что прислушиваюсь – не завоет ли в коридоре или за окном привидение? Не раздастся ли зловещий хохот или душераздирающие крики? Не донесутся ли до моих ушей тихие мольбы о спасении? Не станет ли стучать в стену закованный в цепи узник замка?

Однако ничего из вышеперечисленного не произошло, я заснула и в течении остатка ночи не просыпалась.

Утром ко мне явилась горничная – дородная девица с добродушным лицом и любопытными голубыми глазами, и сообщила, что её зовут Анна и она будет моей служанкой, если я не против.

Конечно же, я была не против. Некоторые мои платья невозможно надеть без помощи, да и заниматься собственной одеждой я не могу.

Женщина, краснея, сообщила, что не умеет делать красивые причёски, не приучена. Печально, но отсутствие причёсок можно пережить, заверила я.

– Давайте я вас пока просто причешу. А как будет свободное время, потренируюсь на Мэри и обязательно научусь завивать локоны! Через неделю я смогу подготовить вас хоть к танцам! Мисс, а вы спуститесь к завтраку? У нас давно не бывало гостей, и Лизетта, наша кухарка, очень обрадовалась, что может кому-то угодить. Наш хозяин совершенно не любит изысканных блюд, чаще всего он просто не обращает внимания на то, что ест, а Лизетта от этого так страдает. Ей негде применить свои умения, это ужасно!

– О! С удовольствием позавтракаю. Знала бы ты, как давно я толком не завтракала! Все эти гостиницы… Жирная яичница и толстые ломти хлеба с салом. Бр-р…

– Тогда я сейчас же побегу и обрадую Лизетту! Не волнуйтесь, госпожа, долго ждать завтрака вам не придётся!

Она мигом бросила расчёску и мои неубранные волосы, и выбежала из комнаты. Её широкие юбки смешно шуршали, как будто были сделаны из бумаги.

Я и слова не успела сказать. Пока раздумывала, что делать, как бы ей намекнуть, что нельзя бросать хозяйку и бежать куда вздумается при первом желании, как Анна вернулась и резво принялась меня причёсывать и одевать. Ладно, пока отложим воспитание, лучше поговорим о более важном:

– А его милость? Он будет завтракать?

– Господин уехал с рассвета, так что завтракать вам придётся в одиночестве. Впрочем, господин часто без причины пропускает приём пищи, на его общество можете не рассчитывать.

– Понятно. А куда же он уехал в такую рань?!

– К мисс Олизет, разумеется.

– Наверное, мисс Олизет его невеста, раз он так рано отправился её навестить? – С улыбкой предположила я. Просто шутка, которую при желании можно поддержать интересным обсуждением.

Попытка быстро выяснить нужное с треском провалилась – Анна внезапно вспомнила, что обсуждать хозяина с малознакомыми, да и со знакомыми людьми совершено неприемлемо, и замкнулась. Только коротко ответила:

– Мисс Олизет очень больна.

– Да? Очень жаль.

Я придала своему лицу соответствующее сочувствующее выражение. Мне жаль всех больных, но себя, если подумать, жаль больше.

Завтрак накрыли в длинной полутёмной столовой. Кроме овсянки подали ещё тёплую обжаренную ветчину и запечённые с сыром слоёные булочки. Не знаю, как Лизетта успела, но вкус у пищи был просто потрясающим! Не имея других радостей, хотя бы получу наслаждение от еды.

Было странно сидеть вот так, в одиночестве, практически в темноте, только от окон шёл тусклый свет, потому что небо снова заволокли тучи. И куда граф уехал по такой погоде, ведь грядёт дождь? Не могу представить его в экипаже, значит, в хозяйстве есть лошади? Но ведь конюшня разрушена.

Сколько ещё всего предстоит узнать…

После завтрака ко мне подошла домоправительница мадам Флора. Она извинилась за хозяина, который уехал, не представив мне слуг, а только сообщив о приезде родственницы, остановившейся в замке на неопределённое время, и тем самым вынудил её представляться самостоятельно. Она к моим услугам в гостиной для управляющего персонала, чтобы ответить на все вопросы, если таковые возникнут.

В моём положении желающая пообщаться, скучающая женщина просто невероятная удача! Я моментально согласилась, выразив радость от встречи. Мадам Флора действительно мне понравилась своим спокойствием и мягким голосом. А ещё она знала всех слуг и жителей замка и могла мне о них сообщить немало важного. Мне нужна полная информация, только сложно решить, как именно я должна спрашивать. Просто прикинуться недалёкой и любопытной особой, сующей нос везде, где только можно? Очень не хочется отталкивать слуг, на первый взгляд они милые и приятные люди, но какой у меня выход?

Вздохнув, я принялась за дело. Про слуг удалось узнать безо всякого труда – в обязанности домоправительницы как раз входил подбор прислуги, и мой интерес был вполне объясним. А вот хозяина мадам Флора обсуждать не пожелала.

В тесной гостиной после долгой беседы мне стало душно. Зная о материальных затруднениях графа, утром я выбрала плотное платье с дополнительно утеплённым лифом, но в замке оказалась на удивление тепло. Даже в крошечной гостиной мадам Флоры ярко горел камин.

– Вам жарко? Давайте я приоткрою окно. – Заметив, как я обмахиваюсь рукой и краснею, домоправительница приоткрыла окошко и разворошила дрова, чтобы они быстрее погасли.

– Извините, я люблю тепло. Зимой эти стены сильно промерзают, а я забыла, что зима позади. Прошу топить как обычно.

– Я сама виновата. Тепло оделась, не надеялась на то, что будет тепло, ведь это какие траты…

Я осеклась, но она заметила и с сочувствием кивнула.

– Вы, вероятно, заметили царящее вокруг запустение?

– Да! Мне ужасно неловко, но ещё по дороге я узнала, что граф стеснён в средствах и надеялась только, что меня всё равно примут. Приятно видеть теперь, что замок хорошо отапливается.

– Да. На тепле мы не экономим.

– А на чём экономите?

Мадам Флора стала серьезной и даже величественно подняла голову.

– Не в моем положении давать вам советы, мисс Ильза, но надеюсь, графу вы о своих наблюдениях сообщать не станете.

– Имеете в виду, не собираюсь ли я оскорблять человека, который предоставил мне кров, намёками на его тяжёлое материальное положение? За кого вы меня принимаете?

– Прошу прощения, если неверно выразилась. С вашей стороны я не ожидаю ничего плохого.

Она тут же замолчала, нервно стряхивая с подола пылинки.

– Что вы хотите этим сказать?

– Раз вы не собирались обижать хозяина, то и обсуждать нечего, – быстро ответила и улыбнулась мадам Флора.

Интересно, эти намёки каким-либо образом связаны с несчастной, которая умерла вскоре после того как посмеялась над его бедностью? Мадам знает что-то о произошедшем? Может, она подозревает, или даже имеет точные доказательства, что хозяин убил девушку, но боится кому-то рассказать? Почему она молчит? Может, страдает той психической болезнью, которая заставляет вставать на сторону врага, считая его жертвой? Такая тоже есть.

На свете столько болезней! Тётушка быстро бы разобралась, кто и чем тут страдает, однако на её помощь рассчитывать не приходится.

С другой стороны, не могут же быть больными абсолютно все окружающие! И пора уже понять, что зависимое положение экономки часто не позволяет говорить свободно то, что хочется.

– О, мисс, я совсем вас заболтала! Вижу, вы заскучали! Столько времени потратили на знакомство с нашим хозяйством, хотя поверьте, внешний вид замка совсем не значит, что мы совсем бедствуем. А я всё говорю да говорю, а ведь после приезда, после долгой дороги вам стоит отдохнуть! Мы все к вашим услугам, в любое время, незачем делать всё сразу. Может, теперь вы хотите прогуляться?

– Вы правы, спешить некуда, можно немного отдохнуть. Я с радостью прогуляюсь и осмотрю окрестности! В городке, где мы останавливались, поговаривали, что неподалёку от замка разверзлась земля и образовалась пропасть. Это самое интересное зрелище, которое бы мне…

– О, нет, мисс! Нет! Только не туда!

Мадам взволнованно привстала с кресла, но опомнилась и уселась обратно.

– Почему?

– Ни в коем случае туда не ходите. Граф всем нам запретил приближаться к обрыву, это крайне опасно! Земля там не имеет нужной твёрдости и может в любой момент осыпаться вниз. От любого неосторожного движения можно рухнуть в пропасть! Нет, мисс, только не туда!

– Хорошо, прошу, не волнуйтесь, я не пойду.

– Конечно, не пойдёте. Теперь, когда вы узнали насколько это опасно! Если вы хотите увидеть разлом, можно подняться на Соколиную башню, ту, которая чуть ниже, у правого крыла здания.

– Соколиная башня? Какое красивое название!

– Да, мисс. Центральная зовётся Башней Ветров.

– Очень подходит для замка, расположенного в горной местности. Да! Насчёт башен я тоже хотела узнать. Судя по архитектурному строению Дабхис-холла, изначально имелось три башни? А что произошло с третьей, ведь сейчас её нет?

Ох, чувствую, моё любопытство сегодня мадам Флоре значительно потрепало нервы. Она говорила неуверенно и имела мученический вид.

– Боюсь, мисс, третья развалилась от старости.

– Но как же так? Остальной замок выглядит довольно крепким. Вы меня встревожили, мадам Флора. Выходит, и на остальные подниматься опасно, ведь они были построены в одно и то же время?

– Нет, мисс, не переживайте и не думайте! Третья… Ну, строение третьей башни было изначально ущербным, это всем известно, так что поэтому, да… именно поэтому она и разрушилась!

– Как, однако, странно. Вы уверены?

– Совершенно уверена. Да, так и было! Третья башня изначально вышла с изъяном. Архитектор не знал, как толком строить и построил… криво. Это всё, что я знаю, мисс, можете больше ничего от меня не ждать! Кстати, не хотите ли узнать, как устроили вашего слугу? Можем его навестить. – Мадам даже поднялась с диванчика, выказывая несвойственное ранее рвение. Кажется, моя настойчивость окончательно вывела её из равновесия.

– Да, с удовольствием его повидаю.

Мариуса я нашла отдохнувшим и посвежевшим, в столовой для слуг, в компании вчерашнего камергера, которого я спутала в темноте с графом. Сейчас эта мысль вызывала не столько неудобство, сколько насмешливую улыбку. А всё из-за плохого освещения! Удивляюсь, как он сбежал по лестнице и не споткнулся, менее проворный человек в таких потёмках запросто мог упасть и свернуть себе шею.

Мариус немного взволнованно попросил оставить Тифея в его комнате, а потом добавил:

– Не волнуйтесь, мисс, я хорошо устроен. Мне подобрали работу – я буду следить за сохранность вина в винном отделе погреба! Вы ведь знаете, как важно следить, чтобы помещения вовремя проветривались, чтобы идеально поддерживалась температура и влажность! В погребе до сих пор хранятся бутылки вина, которым несколько десятков лет! Это вино очень капризное и чуть что, сразу теряет свой особенный вкус.

– Да, именно так. – Важно подтвердил камергер, стоявший с ним рядом.

Лучшего и не пожелаешь. Любому человеку важно знать, что его знания и умения востребованы и кормят его в качестве оплаты за труд, а не из жалости. Думаю, это назначение – инициатива камергера, за что я уже испытываю к нему благодарность. И… горечь обмана, которую мне ещё предстоит испить сполна, когда моя истинная роль откроется! Как пожалеют слуги о своей помощи!

Я оставила обоих разговаривать дальше, было видно, что они нашли общие темы и довольны обществом друг друга. Меня не могла не радовать мысль, что хотя бы Мариуса изменения в нашем образе жизни обрадовали. Он ни разу не спросил меня, отчего мы уехали из дома виконтессы и отчего едем к неизвестному ранее графу, родственницей которого я представляюсь. Без упрёков принял мои указания насчёт моей новой личности и строго запрета на рассказ о нашем прошлом.

За Тифеем теперь проследят, одной заботой меньше. Надеюсь, кот не слишком объест замок.

Мне же ничего другого не оставалось, как приниматься за дела и попытаться понять, что же тут произошло.

ГЛАВА 6. Ужин при свечах

На Соколиную башню я поднялась перед обедом, после знакомства с проживающими в замке слугами. Их оказалось немало, я была удивлена таким количеством прислуги при том скудном жаловании, которое граф, исходя из своих возможностей, мог им выплачивать. Или он, как моя тётушка, принимал всех желающих работать, пусть только за хлеб и воду, лишь бы не побираться? В некоторых случаях да, можно заподозрить, особенно ту посудомойку, которая беспрестанно улыбалась, но ни слова не могла сказать, только мычала. Оказалось, немая. В аристократических семьях любой физический дефект считался явлением не менее страшным, чем наличие магии, поэтому в городе такую служанку не взяли бы и полы скоблить. Правда, граф может не знать, что творится в служебных помещениях, вряд ли он интересуется хозяйством, как водится, сбросил заботы на плечи мадам Флоры и помощника мистера Артура Венгре, которого я пока не видела – и дела ему нет.

Так вот, даже если предположить, что кто-то работает за хлеб и воду, то по мадам Флоре, камергеру и кухарке этого не скажешь. Большинство остальных слуг также выглядели спокойными и тихими, как люди, у которых имеется некая уверенность в завтрашнем дне. Для сохранения подобной уверенности требуется материальная основа, её не поддержишь, перебиваясь на гроши. Следовательно, слугам платят.

На кухне, куда я заглянула после встречи с Мариусом, мои предположения подтвердились. Первое, что поражало – большое помещение было совершенно чистым, хотя давно не ремонтировалось. Со стен облезла краска, которую по мере сил очистили и отскоблили, оголив камень, потолочные балки ссохлись и искривились, их подпирали стойки. Однако всё необходимое, без излишеств, в кухонном хозяйстве имелось. Ранее в столовой я видела заполненные посудой серванты, тут тоже было несколько шкафов и они так же не пустовали.

– У вас столько посуды!

– Да, мисс, это всё наследство прошлых поколений. Некоторым предметам более ста лет! Мы тщательно следим за их сохранностью, правда, не скажешь, что большая часть сервизов старше нас с вами? Даже если какой-нибудь предмет бьётся, а мы стараемся, чтобы таких неприятностей не случалось, в общем количестве этого незаметно.

– Наверное, вы очень осторожны, потому что вынуждены экономить на новых покупках?

– Да, хозяин не одобряет пустых трат и не переносит, когда покупают то, чего и без того в достатке. А ещё больше он не любит, когда пропадает пища. Мы стараемся обходиться выдаваемыми мадам Флорой средствами и не заказывать больше продуктов, чем необходимо.

– Надеюсь, на вашем жаловании эта экономия никак не сказывается?

– О, мисс, нет. Ни в коем случае! Нам всегда выдают жалование с педантичной точностью, ни на день не задерживают! И открою небольшой секрет – оно тут даже больше, чем в других окружающих поместьях!

Причин не верить этому гордому заверению у меня не было. Итак, слугам аккуратно и сполна платили, так что работали они не по доброте душевной.

Значит, какие-то средства у графа водились. Понять бы ещё, какие и откуда. Это многое могло бы объяснить. С другой стороны, причина убийств – не деньги. Все погибшие были не знатного происхождения и никакого материального дохода их смерть графу принести не могла.

Выходит – личная неприязнь? Но чем одно глупое замечание девушки, притом служанки, может так оскорбить? Какое свойство должно быть в характере, если человек сознательно лишает жизни другого человека из-за мимолётной обиды?

Следовало больше узнать о нраве графа, однако не у слуг.

Всё время, пока я осматривала кухню, кухарка улыбалась белыми зубами и лучилась счастьем. Ни на минуту она не прекращала готовить, вокруг неё словно парили приправы, пучки зелени и овощи, перемещаясь с места на место и чуть ли не сами прыгали в миски и чистились.

– Я угощу вас королевским обедом! Вы не выйдете из стола, потому что не сможете подняться, пока не отведаете всех блюд! – не сдержалась она. И только воскликнув это, слегка покраснела и опустила глаза, поняв, что перегнула палку.

Слугам граф попускает всё. Не мне осуждать свободное общение, не той, что выросла в доме щедрой душой тётушки, но даже там имелись рамки. Что говорить про графа в его положении. Если бы на пороге замка появился кто-то другой и спутал хозяина с его собственным камердинером, вышел бы ужасный скандал. Если бы с подобной фамильярностью кухарка заговорила, к примеру, с моей тётушкой виконтессой, сразу бы оказалась на улице.

– Спасибо, Лизетта, я с удовольствием попробую твои блюда. Хотя мне неведом голод, я соглашусь с мнением тех, кто считает, что приготовленная с душой пища всегда вкусней и полезней для организма, чем любая другая.

– Не извольте волноваться, вы не разочаруетесь!

Получив массу заверений, что отныне питаться я буду как в лучших аристократических домах, я отправила на Соколиную башню.

Граф до сих пор не вернулся.

Вход в башню располагался на нижнем этаже и сразу переходил в лестницу, закручивался спиралью, теряясь в высоте. С другой стены был чёрный ход на улицу – крепкая дверь, закрытая на замок. Ступеньки чистые, вытертые от времени. В башне было холодно, я поняла отчего, поднявшись чуть выше – в стенах имелись узкие открытые оконца, куда свободно проникал воздух.

Никакой дверцы на крышу не было, лестница просто перетекла в открытую круглую площадку довольно большого размера. Оказалось, в башне нет комнат или любых других помещений, только длинная лестница да три пустые внутренние площадки. Верхнюю, открытую площадку Соколиной башни огораживали каменные зубцы, стоявшие очень плотно, за ними ничего было не разглядеть.

Серое небо медленно и вязко смешивалось над головой, завывал ветер, и я неожиданно почувствовала опустошение и одиночество. Похожий ветер дул на кладбище во время похорон тётушки и казалось, последовал сюда вслед за мной.

Я послушалась предупреждения мадам Флоры и взяла с собой шаль, но этого было мало – мои юбки так сильно трепало порывами ветра, что я бы не удивилась, если бы их порвало в клочья.

Однако я хотела видеть разлом.

Каждый шаг давался с трудом. Только высокие горы, закрывающие полнеба, позволили определиться с направлением. Глаза слезились, пришлось прищуриться. Каменные зубцы я практически нащупала, под пальцами осыпались крошки нанесённого ветром мусора.

В щель между зубцами, которая при приближении оказалась довольно большой, я увидела дикую долину, как брызгами покрытую низкими деревьями, которая под уклоном катилась вниз и упиралась в горы. Там, у гор, зелень прорезалась толстой чёрной ломаной линией провала. Неподалёку лежали живописные камни разных размеров.

Судя по всему, поверхность обрыва земляная, раз покрыта растениями, значит, пропасть образовалась не из-за камня и действительно могла осыпаться в любой момент. Граф правильно поступил, что запретил к ней приближаться.

В остальном пейзаж был потрясающе прекрасным! Яркие краски казались глубокими и насыщенными: травянисто-зелёный и серебристо-серый на фоне гиацинтового неба… Я довольно скверно рисую, да и пейзажи предпочитаю более солнечные и мягкие, но внезапно эта суровая природа запросилась на полотно. Ветер приносил в себе всё больше соли с морского берега, и я поняла, что северный край рано или поздно проникнет в моё сердце и поселится там навсегда.

***

Послеобеденные часы прошли довольно бестолково. Как я и предполагала, зарядил нудный мелкий дождь. Граф не вернулся и никто в замке не выказывал по этому поводу опасений, следовательно, подобные отсутствия в его характере.

Я сделала вывод, что к хозяину слуги относились как угодно, только без страха. Они его вовсе не боялись! Работали на совесть, с вызывающей уважение прилежностью, но может только благодаря моему внезапному приезду? Они знали, что я родственница хозяина, в остальном моё положение не уточнялось. Во многих семьях любая родственница женского пола выполняла роль хозяйки, пока хозяин не женился и власть не переходила в руки его жены. Не удивлюсь, если замковые слуги думали, что хозяйством вскоре начну заниматься я, и я буду решать, кого казнить, кого миловать.

Только одно происшествие нарушило неторопливое течение времени – к замку подъехал верховой в плаще с капюшоном. Я увидала его в окно и, конечно, поспешила спуститься, но это заняло некоторое время, и в холе я застала только Донера, закрывающего за гостем дверь.

– Донер! Это кто? Почему он уехал, там же дождь!

– Мисс. – Камергер невозмутимо проверил дверь и обернулся. – Это мистер Филипп, он живёт неподалёку и никогда не остаётся, если милорда нет дома.

– Но там дождь!

– О, мистер Филипп не переносит советов, вернее, не слышит их. Раз он решил отправиться домой немедленно, так и поступит. Дождя не видеть он не мог, следовательно, это его не волнует.

Ну что же, тут ничего не поделаешь, пришлось довольствоваться полученными объяснениями, хотя сложно представить, что кто-то добровольно выедет на улицу в такую погоду, особенно если ненастье можно пересидеть у камина с бокалом вина.

Впрочем, у каждого свои предпочтения.

Проведя большую часть вечера в комнате и перебирая имеющиеся у меня краски и кисти, я услышала, как затих дождь, а потом вернулся граф. На улице стало шумно, цокала подковами лошадь, и перекрикивались конюх с помощником. Вскоре явилась служанка, передавшая мне приглашение к ужину.

Вчера, видимо, по причине усталости и страха граф показался мне слишком молодым и красивым для расчётливого убийцы, действующего годами, которым должен был оказаться после рассказа судьи. Сейчас, отдохнув, на свежую голову, я должна была составить новое, более точное впечатление.

И сделать это так, чтобы его милость ничего не заподозрил. Иначе вполне может статься, мне не хватит времени вывести убийцу на чистую воду, ведь он убивал и за меньшее.

Руки при этой мысли задрожали. А ведь это не книжка, не леденящая кровь выдуманная история, которую можно захлопнуть в любой момент, как только испугался! Эту книгу мне придётся прочесть до конца, что бы в ней ни было написано.

На ужин я явилась без опоздания. Столовая была освещена не в пример лучше обычного, простыми светильниками были заставлены все свободные поверхности. Граф, всей своей позой выражая нетерпение, стоял у стола и ждал, пока я войду. Судя по всему, граф был так любезен, что принарядился к ужину. Наверняка из-за меня.

– Добрый вечер, ваша милость.

– Добрый, мисс Ильза. Прошу, давайте начнём, я проголодался, как зверь.

– Да, конечно. Но вначале разрешите мне поблагодарить вас, чего я вчера не сделала, не успела сделать. Поблагодарить за то, что дали мне приют и…

– Право, не стоит благодарности! – Резко ответил он. – Я поступил, как на моём месте поступил бы всякий.

Сегодня он не выглядел таким уж беспечным и бесконечно солнечным. Скорее, грустным и мечтательным. Возможно, это просто усталость. Вокруг глаз тёмные круги, кожа бледная, на губах скорбный излом.

А волосы… Теперь понятно, откуда у него такая причёска. Если большую часть суток проскакать под ветром на лошади, именно так волосы и лягут. Точнее, встанут. Природная кудрявость в этом случае только ухудшает дело.

– Садитесь же, мисс Ильза!

– Да, прошу прощения.

Лизетта расстаралась и приготовила блюда, которые я раньше не пробовала. Они пахли так чудесно, что граф удивленно принюхался.

Он действительно проголодался и сосредоточил внимание на еде. То, что перед ужином милорд освежился и переоделся, наверняка заслуга камергера. Чёрный костюм с полосатым жилетом выглядел очень строго и празднично, и никак не мог быть надет без умысла. Видимо, Донер тем самым хотел показать, что граф рад моему присутствию, потому что сам граф не похож на человека, который бы принарядился в таких обстоятельствах.

Никакого желания беседовать его милость не изъявлял, а я не находила повода заговорить. От моей благодарности он отказался, интересоваться его делами было бы грубо, так как я не имела о них ни малейшего понятия, а он меня с ними знакомить не спешил.

С начала ужина прошло минут пятнадцать, а я всё никак не могла придумать темы для разговора, весь вид мистера Грейма говорил, что он погружён в свои размышления и общаться не желает.

Но мне нужно как-то достучаться до него, вызвать реакцию, которая укажет, что он за человек.

– Почему вы смотрите на меня с такой опаской? – неожиданно спросил граф, тем самым разрешив все мои сомнения насчёт выбора темы.

– Надеюсь, вы не обидчивы и не станете относиться ко мне хуже из-за одного случайного взгляда. В моём положении начинаешь смотреть с опаской на всех встречных. Без состояния и защиты такие, как я, лёгкая добыча.

Он тщательно прожевал, перед тем как ответить с некоторой язвительностью:

– И, несмотря на свою подозрительность и осторожность, вы сочли за лучшее остаться в замке у незнакомого вам родственника, а не принять с его стороны материальную помощь, которая позволила бы вам жить свободно в любом другом угодном вам месте?

– Жить свободно? Насколько свободно, ваша милость? Вы мужчина и, видимо, забываете, а скорее, не имеете представления, что значит быть женщиной. Одно ваше имя и стены вашего дома дают защиты больше, чем если бы я находилась где-то вдали. Я только надеюсь, что на свете есть добро и единственный оставшийся в мире близкий человек не причинит мне зла.

Он слушал и задумчиво вертел вилку, сжимая и разжимая пальцы. Потом нехотя произнёс:

– Иногда человек делает зло не нарочно, без умысла. Бывает, он просто хотел поступить правильно, как того требуют понятия чести, но с другой стороны, для непосвящённого человека всё выглядит чистым злом.

– О, я не говорю о мелких недоразумениях, ссорящих людей, речь о настоящем зле! Его не прикроешь никакими недомолвками и неправильным восприятием ситуации. Зло имеет категории, о которых невозможно судить двояко.

– И какая категория, по-вашему, самая тяжкая?

Я недолго колебалась.

– Убийство невинного, конечно. Нет более тяжкого злодеяния.

– Вот, значит, какая у вас позиция.

– Разве у вас иная?

Граф поднял глаза и я замолчала, окунувшись в его растерянность. Он хмурился, будто пытался что-то припомнить, но не мог. Что для него этот обмен мнениями – пустой разговор или он пытается оправдывать свои вероятные плохие поступки?

– Мистер Пак Блихсен! – Тем временем раздался голос слуги и в столовую вошёл старик в костюме. На его круглом животе покоилась манишка, вышедшая из моды ещё до моего рождения, а седые волосы были зачёсаны за уши. Однако, несмотря на некоторую старомодность и нелепость наряда он выглядел приятно благодаря своей искренней улыбке.

– Прошу прощения! – крикнул старичок. – Я опоздал!

– Пак, ты не просто опоздал, а ещё и явился без предупреждения. Разве ты собирался присутствовать на ужине? Не помню, когда в последний раз такое случалось.

– Прошу прощения! – ничуть не смущаясь, повторил старичок и, лукаво поглядывая на меня, уселся напротив. – Я покинул сегодня своё убежище благодаря новости, которую услышал только сейчас. Мисс Ильза! Новое, прекрасное лицо, которое освежит стены нашего мрачного жилища и поселит в наши души радость. Я так рад знакомству, мисс!

– Спасибо. Мне тоже очень приятно с вами познакомиться.

– Подумать только! Уже сутки минули с момента вашего появления, а я только узнал! Это последствия моего замкнутого образа жизни, я не переношу, когда меня тревожат и могу сидеть взаперти, занимаясь наукой, целыми днями. Бывает, я теряю счёт времени и слугам приходится напоминать мне, что пора бросить в желудок пирожок-другой.

Перед мистером Блихсеном тем временем поставили приборы и он стал указывать на все подряд блюда, даже предварительно не посмотрев, что на них лежит. В результате его тарелка наполнилась едой. Которую он принялся быстро бросать себе в рот и так же быстро жевать, умудряясь одновременно говорить.

– Я не мог, не мог пропустить ужина с вами! Отложить научные исследования было крайне сложно, но я решил – нет, никогда мои эксперименты не будут управлять мной! Только я ими и никак иначе. Никогда! И я встал и отправился сюда, к вам.

– Я рада, что вы победили в этом споре с самим собой. А что за эксперименты? Какой наукой вы занимаетесь?

– О, я пока не готов отвечать на этот вопрос. Но я очень, очень рад, даже счастлив, что вы к нам приехали! Тут было слишком тихо и скучно.

Остаток ужина граф молчал, а мистер Блихсен беспрестанно говорил, одновременно не произнеся ничего важного. Единственное, что удалось вынести из его бесконечного потока речи – он дальний, обедневший и всеми брошенный одинокий старик, никому не нужный и только Грейм его приютил, не дал умереть в одиночестве.

Надеюсь, наше общение с мистером Паком продлится и завтра я услышу от него что-нибудь про графа.

Когда пришло время идти на покой, я сделала это с большим удовольствием. Как же я устала! Я словно собрала огромный воз цветов и теперь понятия не имела, из которых следует составлять букет, а которые стоит выбросить как неподходящие. Спать, непременно спать! Отдохну, тогда и подумаю, что дальше.

***

Ночью я проснулась от жуткого вопля.

ГЛАВА 7. Коты и котисы

Кто считает, что в случае отчаянного вопля, доносящегося из глубины замка ночью, первым делом нужно выбегать из комнаты со свечой в руке, которую сквозняк может задуть в любой момент, и настойчиво искать источник крика?

Вероятно, так может поступить только отчаянно смелый человек. Ну, или героиня Джейн Джонс, часто поражающая нас с тётушкой своим бесстрашием, граничащим с глупостью. Меня же хватило только на то, чтобы зажечь светильник и проверить, заперта ли дверь.

Я уже проснулась, но в себя пришла не сразу, действовала по инерции. Первым делом убедилась, что крик не повторяется и в запертой комнате мне ничего не грозит. Это не пожар, дыма нет. Кроме того, в коридоре тихо, как и во дворе, в окно не видно ни души, никто не бегает и не создаёт суеты.

Разве после воплей не должны были проснуться слуги? Неужели все сидят по комнатам и никто не рискует пойти проверить, в чём дело? Конечно, остальные комнаты моего этажа пустые, но над ними живут горничные, это мне хорошо известно. А вопль, кажется, раздался из холла, а то и из графского крыла.

Ещё несколько минут я прислушивалась, но ничего не услышала – шаги, шёпот или скрипы – ничего, лишь неторопливый ветер за окном.

А может, мне приснилось?

Бывает же, что просыпаешься по непонятной причине и остатки сна переходят в реальность, оставляют после себя невозможный страх или радость. Если человеку снится что-то очень плохое, кажется, он может кричать во сне и сам же от этого крика проснуться. Но даже если так, почему никто не пришёл проверить, что со мной случилось?

Или крик был не таким громким, как мне со сна послышалось?

А что мне снилось? Сон не забылся, как случается с теми, которые доживают до утра, он прервался на середине и оставался в памяти совсем свежим.

В нём я летела от башни по воздуху в сторону обрыва, стремительно, как птица, а далеко впереди туда же шёл граф. Я его преследовала. Я хотела его догнать, но не помню, зачем. Проследить за ним и узнать, что он задумал? Или предупредить, что там опасно?

В замке стояла тишина и постепенно мысль о том, что крик мне просто почудился, показалась единственно верной. Иных разумных объяснений не существовало. Однако этот случай достаточно взбудоражил мои нервы, чтобы перебить сон и ничего не оставалось, как только лежать, слушать и думать.

О чём может свидетельствовать мой странный сон, где я пытаюсь догнать графа, который движется к опасности? Значит ли это, что подсознательно я его оправдываю? Грейм совершенно не похож на угрюмого злодея, описанного судьёй, наоборот! Он выглядит таким невинным! Молодой человек, который получил наследство, представляющее собой, скорее, тяжкий груз, чем облегчение. С ранних лет вынужденный ломать голову, как сохранить замок, наследие великих предков, и не потерять титул, их же заслугу.

Его положение так близко мне и понятно. Его поступки вызывают невольное уважение. Дать приют никому ненужному родственнику в летах. Щепетильная плата слугам неизвестно за счёт каких средств. Может ли он быть убийцей?

Мне не хочется, чтобы он им был.

Но что выходит по фактам? Может, Грейм из тех, кто не способен сопротивляться своей жестокой потребности причинять другим зло?

Или он…

Верю ли я судье? Вчера ещё сомнений в его словах не было, но сегодня, сейчас? Человек, который, пользуясь своей властью, пользуясь случаем и безысходностью положения другого действует в своих интересах, какими бы красивыми словами он их не прикрывал, может ли быть такой человек кристально честным?

Никогда!

Значит ли это, что граф невиновен?

Нет, никоим образом. По крайней мере два убийства произошло и признано именно убийствами. Спрятаться, избежать наказания в подобном случае может только человек его положения и власти. Любого другого давно бы уже арестовали и судили.

Может, мне просто хочется оправдать милорда? Может, неприязнь к судье вызывает протест, желание оправдать все поступки, которые судья обличает? Как запреты родителей вызывают у детей приступы упрямства и желание пойти наперекор. А на самом деле оправданий нет? Может, во сне я летела не предупредить графа, а наоборот, полюбоваться, как он сгинет в глубокой пропасти?

Я заснула, свернувшись в углу кровати и накрывшись шалью.

Утром в дверь негромко застучали.

– Мисс! Мисс Ильза!

Анна. Я встала и побрела открывать, как привидение, спотыкаясь о мебель. Горничная вошла и удивлённо уставилась на дверь, которую не смогла открыть из-за запертого замка. Хозяевам не принято запираться в своих комнатах, но объяснять я ничего не собиралась.

– Я не думала, что вы ещё спите. Уже почти обед!

– Обед?

Не понимаю, как вышло, что я проспала полдня.

Анна отошла к окну, преследуемая этим своим шуршанием накрахмаленных юбок, и распахнула шторы.

– Сегодня совсем весеннее солнце! Принести воды для умывания?

– Да, конечно.

Она направилась к двери и принесла воды. После умывания я проснулась достаточно, чтобы вспомнить свои ночные бдения.

– Анна!

– Да, мисс Ильза?

– Ночью я слышала громкий вопль. Я проснулась из-за него. Что это было?

Её глаза округлились, и она сглотнула, опуская взгляд. Уши и щёки порозовели.

– Крик? Не знаю… мисс.

– Ты не слышала крик?

– Крик? Нет! Нет, ничего такого я не слышала.

У меня не было причин ей не верить. Но также я не могла до конца поверить, что это сон, поэтому с расспросами не закончила.

Анна что-то вспомнила и оживилась.

– О, мисс, я научилась делать пучок на основе сплетённых кос. Не знаю, подойдёт ли вам такая прическа, но если хотите, я попробую.

– Да, попробуй. Если не понравится, косы можно будет просто распустить.

– Я постараюсь, мисс, чтобы вышло красиво!

И вот уже Анна весела и энергична, как обычно. Или даже чуть больше весела и энергична. Заметив, что я внимательно наблюдаю за ней в зеркало, она снова покраснела, а потом воскликнула:

– Да! Я же забыла вам сообщить, мисс. Утром прибыл мистер Артур Венгре, представляете? Как всегда без предупреждения.

– Мистер Артур Венгре? Ты имеешь в виду управляющего делами его милости?

– Да! Он помощник графа по делам имения. Мистер Венгре настоящий джентльмен и будет присутствовать на обеде. Обычно он остаётся на несколько дней, но что будет в этот раз, я не слышала. Хоть бы он гостил подольше! Он очень хорош внешне, хотя и довольно сердитый на вид. Но это потому, говорят, что он никогда никого не любил. Любовь она знаете, какая? Некоторые если полюбят, то навсегда, как граф. Любят, даже когда любимая никогда не сможет ответить согласием. А некоторые не любят никого, как мистер Артур. Не было женщины, способной тронуть его сердце. Пока не было! Ой, что это я болтаю! Не слушайте меня, мисс!

Она залилась неестественным смехом, снова покраснела и замолчала.

Через несколько минут я была готова к выходу и Анна попросила разрешения уйти.

– Да, иди. Заодно попроси, будь добра, Мариуса прийти ко мне и принести Тифея. Я соскучилась

– Ах, можно ли! Заставлять старого человека тащить такую тяжесть через половину замка! Ваш… этот кот весит, как откормленный на убой поросёнок. Нет! Я попрошу кого-нибудь из мужчин его принести, если хотите.

– Делай, как считаешь нужным. Но пусть Мариус тоже придёт.

Мой давний друг не заставил себя ждать и вскоре вошёл в мою комнату. Вслед за Мариусом в дверь протиснулся крепкий слуга, втащив корзину с Тифеем. Тот, в отличие от обычного поведения, изволил открыть сонные глаза и внимательно за нами наблюдать. Две его передние лапы свисали с края корзины, как две подушечки с когтями.

Когда мы остались одни, Тифей успокоился и снова заснул.

– Мне кажется, или он стал ещё больше?

– Да, мисс, боюсь, что так. – Засмеялся Мариус.

– Присядь, пожалуйста.

В моём нынешнем положение Мариус, пожалуй, единственный, с кем можно говорить напрямик.

– Скажи, ночью ты не слышал крика?

Он сильно вздрогнул, и я поняла, что слышал.

– Я тоже его слышала, но Анна утверждает, будто ничего не было. Ты что-нибудь знаешь?

– О, мисс! – Взволнованно начал Мариус. – Я тоже слышал крик, проснулся и даже вышел из комнаты, но в коридоре было пусто, ни души, я ходил туда-сюда, ничего не нашёл и вернулся обратно. А утром Донер сказал, что ничего не слышал, видимо, мне просто почудилось. Переутомление может так сказываться на пожилых людях, авторитетно заявил Донер, который любит почитывать на досуге докторскую книгу о телесных болезнях. Мне и в голову не приходило, что вы тоже слышали крик! Но почему, я не понимаю, никто другой не слышал? Но… как тогда это может быть?

– Понятия не имею. Судя по всему, слуги просто не хотят рассказывать, кто и почему кричал. А раз никто не вышел из комнаты проверить, что происходит, значит, они и без этого знают. Зачем-то им нужно скрывать, и мы должны узнать, зачем. Вот что, Мариус, постарайся разузнать, в чём тут тайна. Может, в Дабхис-холле кого-то держат взаперти? На чердаке или в подвале? Буйный помешанный или преступник, ты же знаешь, знатные семьи прячут таких в застенок до конца жизни, чтобы избежать позора. Может, тут тайная комната на чердаке с запертым в нём узником? Это объяснило бы крик и поведение слуг.

– Да, мисс, я понял. Постараюсь узнать всё, что в моих силах.

Он вздохнул и покачал головой.

– Я с самого начала понял, что не так просто мы сюда едем. И тут… слишком уж тут хорошо: все добрые, открытые, услужливые, словно ловушка какая-то… Ну, где бесплатный сыр лежит. Мыши, должно быть, тоже думают, что кто-то добрый с ними поделился, пока защёлка не сработает. Потом-то уже ничего не думают…

– Пожалуйста, Мариус, будь осторожен!

– Буду мисс, не сомневайтесь. О себе лучше позаботьтесь, не нравится мне это всё, так я вам и скажу!

Что я могла ответить? Мне и самой не очень-то нравится, но выбора нет.

– Иди, Мариус, Тифея я пока у себя оставлю. Ты не против?

– Нет, конечно. Это же ваш котис.

– Кто?

Он неожиданно покраснел и смущённо засопел.

– Мариус, ты хочешь сказать, что действительно веришь словам тётушки, будто однажды на прогулке она нашла бездомного магического котиса? Ты разве ребёнок, чтобы верить выдуманным ею сказкам?

Но он так упрямо сжимал губы, что я опомнилась и перестала его дразнить. Пусть верит, вот что угодно, он ведь тоже скучает по тётушке и не мне его разочаровывать.

– Ладно, прости, может, ты и прав.

– Вот увидите, сами убедитесь однажды, это магический зверь!

– Если увижу, от тебя точно не скрою! Хотя мне сложно представить, как дорогой магический зверь мог оказаться на улице без присмотра.

– Он сбежал от заводчиков и искал себе хозяев по душе. Котисы часто так поступают.

– И нашёл тётушку? Самую лучшую хозяйку на свете!

Мариус медленно встал:

– Я рад, что вы, наконец, улыбаетесь. Не помню, когда видел вашу улыбку в последний раз.

Он тяжко вздохнул и ушёл. Остались мы с Тифеем одни. Следовало бы спуститься в гостиную и познакомиться с мистером Венгре, но если подумать, дела подождут, я ведь действительно давно не общалась и не играла с Тифеем. Хотя играть с ним довольно проблематично, он как мягкая игольница, такой же азартный и на вид безопасный.

И кот действительно потолстел. Если так дальше пойдёт, его сердце откажет, нельзя носить такой вес!

Я подняла корзину и переставила на пол. Да, веса явно прибавилось. Кот сделал одолжение и открыл жёлтые наглые глаза.

– Ну, здравствуй, Тифей. Не делай вид, будто ты до смерти устал, я знаю, что ты только спишь да ешь! Вставай, будем делать упражнения. Вставай!

Вставать он категорически не желал, поэтому пришлось опрокинуть корзину на бок, и Тифей вывалился на пол вместе с подушкой. Звук был, будто выпал кочан капусты.

– Мяу!

– Ты ещё возмущаешься? Тебе нужно двигаться, глупое создание!

Он изволил сесть на месте и принялся стучать хвостом по полу.

– Давай, побегай.

Я его и гладила, и за ушами чесала, и подталкивала – бесполезно. Да, легче сдвинуть камин, чем кота, который не желает играть.

Я бросила уговоры и села на козетку у окна.

– Какой же ты котис? Магические звери юркие и ловкие, будь ты котисом, ты стал бы позором своего семейства! Посмотри на себя. Ты знаешь, с кем тебя сегодня сравнили? С поросёнком! Ну, что ты на это скажешь?

Раньше тётушка всегда с ним разговаривала и уверяла, будто Тифей каждое слово понимает. Ну, когда хочет. Судя по тому, как он равнодушно отвернулся от моих упрёков, слышать глас разума он не желает. Но неужели я не могу даже кота переиграть?! Только дверь закрою.

Через несколько секунд я вернулась на место и уставилась на него. Круглые глаза Тифея, как глаза змеи, внимательно следили за моими движениями. Я развернула руки ладонями вверх и сосредоточилась.

Мышь выскочила из-под кровати и неуверенно побежала мимо Тифея в сторону зеркального столика. Он перестал на меня смотреть и уставился на мышь, которая вместо серой почему-то вышла коричневой.

Человек бы удивился, но Тифей, продержавшись всего несколько секунд, бросился за ней следом и врезался в стену, когда мышь проскочила сквозь неё. Но тут же выскочила обратно и побежала в обратную сторону.

Давно я так не веселилась! Котис он или не котис, а на мышей реагирует как обыкновенный дворовый кот!

А уж зарядку он сделал на неделю вперёд!

ГЛАВА 8. Приступы

Вернув обессиленного безуспешной погоней Тифея в любимую корзину, я спустилась вниз, в гостиную. Через несколько минут там же появился мистер Венгре.

Он оказался крепким, представительным мужчиной лет тридцати. У него было суровое лицо с правильными чертами, довольно красивое, хотя и не настолько идеальное, как говорила Анна. Но в общем, его внешность притягивала взгляд – почти брюнет с синими глазами – та холодная, отстранённая красота, которая должна хранить вечное равнодушие, которую тёплая улыбка только портит. Он казался крайне недовольным, но это недовольство не имело отношения ко мне. Со мной он разговаривал вежливо и приветствовал моё появление в Дабхис-холле весьма учтиво.

До обеда оставалось чуть меньше часа и мы, не сговариваясь, планировали провести время за знакомством. Мы уселись у столика, где расставили закуски, и попытались найти общие темы для беседы.

– Погода сегодня на редкость солнечная, – заметил Артур после того, как был обсуждён предстоящий обед и наше положительное к нему отношение. – Но думаю, завтра вернутся дожди. Мне всегда в этом не везёт – стоит выбрать сухой тёплый день, чтобы навестить графа и решить насущные вопросы, как обязательно случается дождь, или снег, и его милость снова меня не принимает! Столько времени теряется зря! Уже через два дня приедут гости, нужно успеть привести дела в порядок…

– Гости! Извините, я вас перебила. Здесь будут гости?

Он снисходительно улыбнулся.

– Вижу, вы обрадовались. Понимаю, тут довольно уныло и человек, привыкший к широкому кругу общения, найдёт общество графа скучным. В таком случае я вас обрадую. Да, каждую весну в замке собираются друзья графа. Вернее, его друг, который привозит с собой своих друзей, иначе никого бы тут вовек не было!

– Разве у графа нет друзей?

– Разрешите мне не отвечать на этот вопрос.

Я улыбнулась.

– И кто же будет? Вы знаете, кто приедет?

– Как же не знаю! Будет Патруа Лишьез, они с графом дружны с детства, два друга Патруа со своими тремя сёстрами и, пожалуй, всё. Впрочем, состав гостей может измениться в любой момент, этого предугадать никто не способен.

– И как долго они останутся?

– Этого я не знаю, но обычно гости остаются не меньше чем на две недели.

– Было бы замечательно! Но в любом случае, я рада, что будут гости!

– Да, это я вижу. – Его улыбка стала добродушней, а сам он стал словно добрей и старше. – Думаю, Вам они обязательно понравятся. Патруа имеет свойство приносить веселье везде, где бывает. Не удивляйтесь, что я так по-свойски его называю. Я рос рядом с ним, его братом и Греймом всё детство. И делами графа нынче я занимаюсь не для заработка, а потому что испытываю к нему глубокое дружеское расположение.

– Это очень приятно слышать! Подобная дружба в наше время встречается не так часто, как хотелось бы!

– Можете меня не хвалить, я рад бы отделаться от этих обязанностей, но совесть не позволяет.

Я рассмеялась.

– Вы не любите лести точно так же, как не любит его милость. Не подскажите, мистер Патруа с братом такие же? Ведь должны же быть у выросших вместе молодых людей какие-то общие черты?

– Брат Патруа давно мёртв.

Смех замер где-то в воздухе. Вместо весёлой шутки вышло печальное признание. В замке, кажется, всегда так – стоит твоему настроению чуть повыситься, провидение обязательно напомнит о мирской суете и поставит на место.

– Извините, если своим бестактным замечанием я вызвала тяжёлые воспоминания.

– Вы же не знали, вас не в чем винить.

Очень хотелось узнать подробности печального события, но не расспрашивать же? Зря он упомянул о смерти юноши, потому что сразу стало казаться, будто и это имеет отношение к убийствам в Дабхис-холле. Что бы я ни узнала, во всём подозревала связь и чем дальше, тем сложнее было все эти моменты связать в целое повествование.

– Может, расскажете о себе, мисс Ильза? – Тем временем поинтересовался мистер Артур. – Я никогда не слышал о том, что у Грейма имеются родственники и был уверен, что он последний в своей родословной линии. Даже в записях королевского двора он указан последним, и, если не оставит наследника, после его смерти Дабхис-холл с землями отойдёт короне.

Последний! Он последний в роду и его имущество в случае бездетной смерти перейдёт короне! Не связаны ли убийства с этим? Но как они могут быть связаны? Граф мстит всему миру за то, что не желает родить потомка, которому придётся передать по наследству свою несчастную судьбу? Не желает передавать неизбежной необходимости наблюдать, как ветшает и рушится былое величие рода, и понимать, что не в силах этого изменить?

– Мисс? Вы в порядке?

Я очнулась.

– Да, простите, вспомнила кое-что важное. Нужно будет написать письмо своей подруге, которой я давно не писала. Что вы спрашивали? Отчего меня нет в официальных летописях королевского двора? Но там же только наследуемые имена, а на имущество графа я не могу рассчитывать ни в коей мере.