Читать онлайн Точки притяжения

Кира

Кира была единственным ребёнком в семье. В её семье было три человека – она, мать и отец. За свои детство и юность Кира выработала градации «единственности», сравнивая своё положение с семьями других детей: при отсутствии братьев и сестёр рассматривались кузены или подходящие по возрасту дяди или тёти (встречалось и такое), или, наоборот, племянники; иногда в счёт шли лучшие друзья, которые выросли по соседству. Ещё в раннем детстве Кира осознала, что какие бы шкалы она не изобретала, её баллы всегда были самими низкими; или высокими – в зависимости от того, какой конец шкалы олицетворял абсолютное одиночество. Её отец тоже был единственным ребёнком своих родителей, поэтому ни о каких кузенах с его стороны не могло быть и речи; его мать и отец умерли достаточно рано, поэтому бабушкой и дедушкой он тоже не мог её обеспечить. У её матери была сестра, но та была бездетной, а их родители – её единственные бабушка и дедушка – жили в небольшом посёлке в двух часах езды от их городка. Лучших друзей, выросших по соседству, у неё тоже не было. Часто, подводя итог своим несладким рассуждениям, она вздыхала из-за отсутствия в своей жизни каких-либо домашних животных: её мать страдала аллергиями на шерсть, а отец – раздражительностью по отношению ко всем существам, которые не понимали с первого раза приказания убираться с глаз.

Её родители, вступив в брак, приобрели небольшой одноэтажный дом, который хоть и обеспечил им физическую тесноту существования, был недостаточным для достижения духовной близости: мать и отец быстро поняли, что их привязанность выветрилась сквозняками совместного жилища. Отец был одним из тех никогда не улыбающихся мужчин, которых было вероятнее застать за каким-либо экстремальным занятием, чем выражающим кому-либо свои чувства – даже в ссорах с женой он придерживался сдержанной злости и попыток рационального объяснения своей неудовлетворённости (обычно они сводились к бытовым мелочам) – поэтому ни на какие тёплые отношения с ним Кира не могла надеяться. Мать тоже была склонна сдерживать свои чувства, и с годами её лицо приобрело неизменный оттенок усталости, а её манера держаться – лёгкую сгорбленность. Но, в отличие от мужа, который, как в какой-то момент печально осознала Кира, надеялся, вступая в брак, обзавестись сыном, она всё же показывала дочери свою любовь, и эти проявления, как и её тётя – эмоциональная и полная сочувствия женщина, без поддержки которой её мать вряд ли продержалась бы так долго – были единственными отдушинами в жизни Киры, без которых её лёгкий и восторженный характер с годами непременно бы зачерствел.

Кира никак не могла постичь, каким образом её родители смогли прожить вместе девятнадцать лет, даже если уделяла этим размышлениям отдельное время. В эти же девятнадцать лет она начала задумываться о том, почему сама ни разу не вступала в отношения, и, каждый раз решая, что ей просто не попадалось удачного случая, продолжала жить в пассивном ожидании и надежде на обстоятельства. Кира спокойно относилась к своей внешности, не считая её ни уродливой, ни прекрасной; своё лицо она определяла, как приемлемое, а фигуру – как подтянутую; её рост превышал средний, но и в этом она видела много плюсов. Её лучшая подруга, с которой она сошлась в средних классах школы, была, наоборот, постоянно недовольна своим видом. Киру это немало удивляло: лицо подруги было милым и почти детским, и сама она была приятно маленькой и тонкой. Её подруга обожала видеоигры, и Кире казалось, что стоило ей стать чуть увереннее и начать посещать те геймерские сходки, про которые она много говорила, но на которых почти ни разу не была, то она сразу бы привлекла к себе взгляды участников противоположного пола, которых на таких собраниях было немало. Но подруга – её звали Алиса – была сдержанной, немного угрюмой и необщительной и почти всё свободное время проводила за увлечением: играя в игры, смотря, как в них играют другие и обсуждая игры онлайн. Её светлые волосы отдавали яркой солнечной желтизной, цвет которой не сваливался в белёсость и в то же время отстоял от оттенков мёда; она любила носить свои волосы в двух недлинных низких хвостиках, которые, сочетаясь с её большими широко открытыми глазами и чуть испуганным взглядом исподлобья, делали её похожей на настороженного зверька и настолько умиляли Киру, что ей хотелось теребить её за щёку. Волосы самой Киры были длинными, имели насыщенный коричневый цвет и немного вились; обычно она собирала их в большую объёмную шишку, из которой иногда выбивалась пара лёгких прядей, пересекавших её щёки и обрамлявших её лицо.

После окончания школы подруги взяли один год на передышку – чтобы определиться с желаниями и лучше распознать свои наклонности; по его прошествии они, к радости друг друга, выбрали один и тот же университет. Городок с университетом находился в часе езды от их родного городка, поэтому они решили заселиться в общежитие, где стали жить вдвоём в одной из комнат на первом этаже, возвращаясь домой по выходным или на каникулах.

Когда Кире исполнилось двадцать лет, она обнаружила (помимо абсурдного ощущения непоправимой старости от приобретения двойки в начале возраста), что тактика ожидания не работала: она всё ещё ни разу не вступала в отношения. Она решила, что настало время что-либо сделать и начала думать об улучшении своего внешнего вида. Стиль одежды её устраивал; более того, она начала бы возмущённо сопротивляться, если бы кто-либо попытался заставить её одеваться иначе: ей нравился свободный стиль, в котором она для подчёркивания своего роста и фигуры любила комбинировать обтягивающее с просторным: свободные джинсы с приталенной майкой или просторный джемпер с обтягивающими брюками – и, конечно же, кеды или кроссовки; в своей одежде она чувствовала себя настолько раскованно и свободно, что от мысли о будущем поступлении на работу и столкновении со страшным явлением дресс-кода ей становилось дурно. Рассмотрев себя в зеркало, она решила, что ей стоило поработать над внешним видом волос: её текущие неопрятная шишка и лежащие поперёк щёк пряди делали её образ неаккуратным и смазанным. Решив, что чёткость линий – это то, что ей было необходимо, она пошла в парикмахерскую и сделала классическое каре: не слишком короткое, но и не длинное. Парикмахер предлагал ей сместить пробор с центра на бок и, возможно, сделать чёлку, но она отказалась. Получив новую стрижку, она убрала часть волос за ухо и увидела, что одна из прядей так и продолжила спадать на лицо; этот локон, однако, теперь броско заканчивался чуть ниже подбородка и выглядел не небрежно, а немного притягательно. Её слегка пышные волосы перестали смотреться длинной и путаной шевелюрой и наполнили новую форму выразительным объёмом.

Когда Кира пришла из парикмахерской, Алиса бросилась к ней и, держа её за плечи и отодвигая от себя, как газету, начала безостановочно расхваливать её новый образ.

– Ну вообще! Ну всё! – повторяла она, исчерпав запас членораздельных комплиментов.

– Что «всё»-то? – спрашивала Кира, пытаясь аккуратно снять её руки со своих плеч и удержать улыбку.

– Всё, все парни твои.

– Да мне бы хотя бы одного…

Следующим шагом к попытке вступить в отношения должны были стать действия: нужно было хотя бы начать искать. Она чувствовала, что была настолько готова принимать чувства и одаривать ими избранника, находилась в таком отчаянии от сочетания своего возраста с отсутствием опыта и так хотела познать все стороны отношений, что почти что решилась воспользоваться сервисами знакомств, несмотря на то что раньше по своей подростковой наивности презрительно думала, что никогда ими не воспользуется. До этого дело не дошло: начав ходить в новом образе в университет, Кира заметила, что один парень со старшего курса начал заинтересованно провожать её взглядом; более того, он делал это настолько подчёркнуто, чтобы, судя по всему, быть уверенным в том, что его намерения не ускользали от её внимания и считывались однозначно. Парень, по мнению Киры, был привлекательным – уверенным в себе, высоким и не сутулым; он, по всей видимости, выбирал свою одежду с не меньшей тщательностью, чем укладывал волосы по утрам. Было одно «но» – она понятия не имела, что нужно было делать. Подойти к нему? Но что сказать? Дать понять, что она не против, чтобы он подошёл к ней? Но как? Думать, к счастью, ей пришлось недолго: он подошёл к ней сам, и первыми словами, которые она от него услышала, были «девушка, а можно с вами познакомиться?», сказанные такой развязной интонацией, что она поморщилась и немного отпрянула. Знакомство, тем не менее, состоялось, и, без слов договорившись о том, что они считали друг друга привлекательными, они начали встречаться.

Кира говорила себе, что любит его, хотя признавалась, что это ощущение отличалось от того, что ранее обещал ей её заждавшийся потенциал; может быть, ей просто долгое время хотелось кого-нибудь любить, и она убедила себя в том, что её текущая симпатия и являлась любовью; долго на этих мыслях она обычно не останавливалась. Моментом, заставившим её ненадолго задуматься, стала прогулка с Алисой, во время которой та задала Кире вопрос:

– Как у тебя дела с парнем?

– Нормально, – спокойно ответила Кира, пожала плечами, и тут же подумала, что об объекте своей любви обычно рассказывают не так.

В отношениях с ним она, по крайней мере, удовлетворила всё своё любопытство; более того, побывала в таких ситуациях, участницей которых она себя ранее не представляла – к примеру, в ссорах со швырянием вещей или в перепалках в общественных местах, в которых поначалу она была слишком взвинченной, чтобы обращать внимание на других людей, а затем слишком пристыженной, чтобы смотреть по сторонам. Тем не менее, им удалось оставаться в отношениях чуть больше года. Переломным моментом стала годовщина, в которую они поссорились, пытаясь вспомнить достоинства своего союза. Неизбежный разрыв оказался неприятным, умеренно болезненным и на удивление освобождающим. Из отношений она вышла немного другим человеком: они помогли ей осознать собственную ценность, расширить границы своего достоинства и сгладить своё поведение – раньше, пытаясь компенсировать недостаток любви в семье и получить любовь всех окружающих, она в своей неуверенности в себе улыбалась направо и налево, призывая всех вокруг любить её за одну только позитивность. Теперь же она стала более зрелой, более выдержанной и более искренней; теперь ей казалось, что она открыла свой настоящий характер.

Когда ей исполнился двадцать один год, из семьи пришла парализующая своей необратимостью новость: отец, как стало известно, был смертельно болен – по прогнозам врачей ему оставалось в лучшем случае пять лет. Её мать плакала так, как никогда до этого: Кира и тётя обнимали её и слушали постоянно прерываемые судорожными всхлипываниями лепетания о том, что они только-только решили развестись, что она даже думала продавать дом, что она очень устала и не знает, что думать и что делать. Проведя несколько часов в объятиях семьи, она вытерла слёзы, решительно встала и холодно заявила, что она на самом деле знает, что думать и что делать: её муж, как-никак, являлся её мужем и отцом её дочери; она будет ухаживать за ним и доведёт его до достойного конца – в своём доме и в окружении своей семьи. Надежды Киры на переезд в большой город, который она планировала примерно через год, тоже оказались лишь надеждами; больше думая о благополучии матери, чем о своём, она закончила университет, нашла работу в своём городке и осталась жить дома.

Когда Кира выбирала себе профессию, то в первую очередь думала о том, что желала от рабочих будней спокойствия, понимая под этим словом удалённость от всякого рода внешних контактов и прямой работы с клиентами. Придя на работу в ту небольшую фирму, в которую ей удалось устроиться, она решила, что профессия оправдала свои ожидания: она целыми днями сидела за компьютером и выполняла назначенные ей задания. Иногда процесс становился сложнее и запутаннее, чем простое получение заданий и их усидчивое выполнение, но это было скорее достоинством, чем недостатком; недостатки же были в другом: офис, к примеру, занимал несколько просторных помещений, в которые было втиснуто столько мебели, что за теснотой не сразу удавалось распознать изначальный простор. И, конечно же, были коллеги. Поступив на работу, Кира начала лелеять надежду на то, что среди коллег она сможет встретить кого-нибудь, кого можно будет взрастить в любовный интерес; более того, начав ходить в офис, она обнаружила, что в её отделе работало несколько парней её возраста и чуть постарше. Парни, как показало время, оказались настолько чудны́ми, что не только не годились для потенциального любовного интереса, но своим поведением заставляли её чуть ли не шарахаться от них в сторону. Поначалу они флиртовали с ней, и Кира воспринимала это с любопытством: она воздерживалась от ответной игривости, но, придерживаясь дружеского стиля, давала понять, что она не находила общение неприятным – ей было любопытно, в каком направлении двигался их флирт и было ли у них желание пытаться стать чуть настойчивее; если бы кто-либо из них предложил ей, к примеру, погулять после работы, она бы с удовольствием согласилась: прогулка помогла бы ей развеяться и узнать потенциального партнёра чуть получше – вне удушающей атмосферы офисных стен. Но никто не шёл дальше. Они, судя по всему, развлекались для своего удовольствия: проводили рабочие перерывы, упражняясь в балансировании между комплиментами и скабрезностью; между дружеской вежливостью и игривым пренебрежением. Спустя какое-то время она начала чувствовать себя тренажёром для их неумелых умственных тренировок; они как будто замечали её готовность к дружескому диалогу, пользовались этим, а потом бросали её так же внезапно, как могли бросить эспандер или гантели, удовлетворившись мышечным утомлением. Кто-нибудь из них, к примеру, периодически подходил к ней и, томно понизив голос, предлагал свою помощь в чём-либо, в чём она будет испытывать затруднения, но при реальной просьбе – подать ли бумаги с принтера или дотянуться до верхней полки шкафа – Кира встречала раздражённое «давай сама, а». Дошло даже до того, что один из них попросил у неё «женского совета» в выборе букета цветов для девушки из соседнего отдела, у которой сегодня был день рождения; букет нужно было купить в перерыве на ланч, чтобы успеть поздравить именинницу во второй половине дня; коллега так жалостливо уговаривал её и упирал на свою вкусовую беспомощность, что голодная Кира пошла с ним в ближайший цветочный магазин и терпела его нерешительность в течение полутора часов; вернувшись в офис, она получила выговор от начальницы за опоздание с ланча; обладатель же со страданиями выбранного букета при входе в помещение настолько удачно юркнул в сторону, что его затянувшееся отсутствие никому не бросилось в глаза. Вдобавок ко всем этим досаждающим эпизодам ей приходилось терпеть бессмысленный и давящий дресс-код; узнав про него после собеседования, Кира вздохнула, пошла в торговый центр и накупила себе простых брюк, строгих блузок и разных балеток: чёрных, белых и бежевых.

В один из дней Кира решила, что её место работы ей осточертело. Но её отец болел, её мать была подавлена, а работа располагалась неподалёку от дома: ей пришлось отдаться будням и пытаться проводить свободное время так, чтобы следующая неделя хотя бы немного отличалась от предыдущей. Она общалась с Алисой, иногда встречалась с бывшими одноклассниками, проводила отпуск в недалёких и недорогих поездках, изредка навещала бабушку и дедушку, гуляла с мамой и тётей и научилась с ужасом осознавать, что время могло идти настолько быстро, насколько раньше нельзя было себе представить: в прошлом – во время учёбы в школе или университете – ей казалось, что каждый последующий год был не похож на предыдущий и что так будет всегда; теперь же недели, месяцы и годы слились в одно большое «недавно» с периодически возникающим жутким осознанием того, что это, вообще-то, было полтора или два года назад.

Через какое-то время после начала болезни отца к ним в дом позвонил неизвестный мужчина. Мужчина, как выяснилось, был не таким уж и неизвестным: он сказал, что его зовут Марк и что он был старым, добрым и, если он возьмёт на себя смелость так выразиться, лучшим другом её отца. Отец, оказывается, ждал его визита; мужчины закрылись в комнате, а мать и дочь стали обсуждали, насколько хорошо они помнили рассказы отца про Марка: Кира не припоминала почти что ничего, её мать знала гораздо больше – в те времена, когда счастливые жених и невеста беззаботно делились друг с другом подноготными своих жизней, муж не только рассказывал жене про друга, но даже познакомил её с ним и показывал ей совместные фотографии их юности. Обретя свои семьи (Марк, кажется, женился примерно в то же время, что и его друг), мужчины неизбежно разошлись, но продолжили изредка встречаться на нейтральных территориях; им не помогало и то, что они жили в разных городах – Марк изначально был из того самого большого города, который все, кто жил не там, называли просто «город» – из того самого города, в который мечтала переехать Кира и который был расположен в паре часов езды от их городка.

После того, как Марк узнал о болезни своего друга, он был полон решимости приезжать к нему настолько часто, насколько семья, работа и расстояние будут ему позволять; помогало и то, что у него был свой автомобиль.

На вид Марк был ровесником её отца; его неохотно седеющие волосы были тёмно-рыжими, его фигура – плотной, а его лицо – таким открытым и добрым, что если его характер соответствовал бы его лицу, то было бы непонятно, как такой человек смог сойтись с её отцом и стать его лучшим другом. Узнать его поближе ей не удалось: он приезжал к ним, здоровался с ней и с её матерью и тут же уходил к её отцу. Его приветствия, однако, были настолько искренними и вежливыми – он сжимал ладонь каждой из них в своих двух руках и, чуть ли не кланяясь, извинялся за вторжение – что заставляли Киру думать о том, что он был именно таким, каким выглядел.

По прошествии нескольких лет после поступления на работу Кира могла бы сказать, что потеряла счёт времени, но это, увы, было не так: болезнь отца заставляла считать годы, месяцы и дни, и поэтому она знала, что с её начала прошло уже почти три с половиной года. Отцу становилось хуже, и они с матерью наняли приходящую медсестру, а Марк стал приезжать всё чаще и гостить всё дольше. В какой-то из этих дней Кира, сидевшая на кухне, услышала настойчивую телефонную вибрацию. Её телефон лежал рядом с ней, телефон её мамы – на столешнице, а тот, который глухо жужжал и, как выяснилось, медленно полз к краю, оказался на столе. Кира подошла к нему и увидела, что на телефоне её отца (это был именно он) отображался неизвестный номер.

– Ма-ам! У папы телефон звонит. Отнести?

Её мама выглянула из прохода.

– Слушай, мы же вроде на этот номер курьера заказывали, – спокойно сказала она, – Ответь. Это он, скорее всего.

Кира пожала плечами и подняла трубку.

– Алло.

– Эм… – протянул мужской голос, который, судя по всему, не ожидал, что трубку всё-таки возьмут; он быстро оправился, – Здравствуйте, я ищу… – уверенно начал он, но после слова «ищу» почему-то замялся.

Другой голос, женский, источник которого, судя по громкости, находился совсем близко к говорящему, зашипел «ты не представился!». Первый голос проговорил что-то в ответ и после невнятных перешёптываний, из которых можно было разобрать требовательное «назови имя!», сказал:

– Марка.

– А. Да, он здесь, – сообщила Кира: Марк приехал примерно два часа назад и всё это время сидел в комнате её отца.

Она услышала, как голос из трубки прошептал находящемуся радом голосу «он там»; послышался глухой звук (как будто бы от удара об стол), долгий громкий выдох и повелительное «скажи, пусть позвонит!», на что первый голос с вызовом ответил «тебе трубку дать?» и продолжил:

– Передайте ему, пожалуйста, что мы не можем ему дозвониться, и чтобы он перезвонил.

Женский голос нетерпеливо повторил «ты не представился!», с чем Кира невольно согласилась: кому перезванивать-то?

– Хорошо, но кому? – спросила она.

– Эм… Это его сын.

– Хорошо, сейчас передам.

– Спасибо! – быстро сказал он и резко повесил трубку.

Кира снова пожала плечами. Она негромко постучалась в комнату отца, приоткрыла дверь и обратилась к Марку:

– Я прошу прощения, но, – начала она, приподняв вверх телефон, – вас искал сын. Говорит, до вас не дозвониться.

На лице Марка отразился ужас: он хлопнул ладонью по карману брюк; поняв, что телефон не был потерян, он быстро вытащил его, пролепетал «почему он выключен?», сказал Кире «спасибо», кинув на неё такой благодарный взгляд, как будто бы она спасла его от банкротства, бросил другу «извини, я на момент» и, внимательно смотря на экран включающегося телефона, вышел. Кира прикрыла дверь комнаты и, почти сразу же забыв про этот звонок, продолжила неторопливое утро своего выходного дня.

Когда умер её отец, она поняла, что, сколько ни готовься, к такому удару невозможно было быть готовой. Она помнила, как плакала и обнималась сначала с мамой, затем с тётей – как они кому-то звонили, кого-то вызывали, опять плакали, пытались понять, что нужно было делать дальше, и обхватывали голову руками; только к позднему вечеру они, тяжело опустившись на диван, решили, что сделали всё, что в таких случаях полагалось делать.

Похороны были назначены на третий день, и только через два дня они, почти побелев, вспомнили, что не сообщили новость Марку. Её мама нашла в телефоне мужа его номер, позвонила и рассказала ему о смерти друга и о дате похорон.

По прошествии нескольких недель – после спутанных дней, полных соболезнований, вязкого тумана мыслей и решения бытовых неурядиц – тётя позвала их на семейный совет. Она озвучила то, с чем Кире и её маме было неудобно согласиться, и начала требовать от них план действий по кардинальному изменению своих жизней. Она напомнила племяннице о её намерении переехать в город, а сестре – о желании продать дом, с которым и до этого не было связано ничего чрезвычайно счастливого, а после смерти мужа – и подавно. Кира и её мама нехотя сопротивлялись, говоря, что ещё было слишком рано, и что такие крупные планы требовали не одного вечера обсуждений; тётя была неумолима и слово за слово посадила им в головы ростки осознания необходимости и неизбежности больших изменений, которые нужно было начать именно здесь и обязательно сейчас. Обсуждая планы будущей жизни, мама и тётя бо́льшую часть внимания уделяли Кире – как самой молодой, ещё не жившей самостоятельно и, по их словам, засидевшейся с двумя тётушками в богом заброшенном месте.

Одним вечером, когда Кира и её мама ужинали у себя дома, у последней зазвонил телефон. Она протянула руку к столешнице и, посмотрев на экран телефона и от удивления перестав жевать, сказала с полунабитым ртом:

– О. Марк.

Наконец-то сглотнув, она, стараясь говорить как можно быстрее, чтобы не упустить звонок, добавила:

– Подходил ко мне на похоронах, предлагал часть расходов возместить. Видела его, кстати?

– Да. Больно было на него смотреть…

После этих слов её мама взяла трубку:

– Алло. Да. Да.

Она помолчала, потом, прикрыв трубку рукой, прошептала «плачет» и снова продолжила слушать.

– Да, – заговорила она в трубку, – Она здесь, кстати. Да. Я могу поставить на громкую связь. Ага. Сейчас.

Она отняла трубку от уха, положила её на стол между собой и дочерью и нажала на значок громкоговорителя.

– Это я, здравствуйте, – сказала Кира, удивлённая его внезапным желанием поговорить с ней.

– Кира? – немного робко спросил Марк, – Кира, здравствуй. Я… Я только что говорил твоей маме… В общем… Я соболезную вашей утрате и… Я не знаю, каково… – в этом месте его голос сорвался, но он справился с собой, – У меня тоже есть семья и… – его голос опять сорвался, но в этот раз он не смог сдержать плача и несколько раз всхлипнул, – Я постоянно думаю про вас и очень хочу вас как-нибудь поддержать…

– Спасибо…

– Недавно я вспомнил, что твой папа рассказывал мне о твоём образовании и где ты сейчас работаешь. Я состою в руководстве одной компании, которая… В общем мы сейчас расширяем штат и… Если ты пришлёшь к нам резюме, то тебя точно возьмут, потому что у тебя есть опыт, и… – он звучал так неуверенно, что Кире стало его очень жаль: видимо, он действительно хотел помочь, но боялся быть воспринятым, как навязывающийся благодетель, – Я не уверен, что могу предлагать такое: может, тебе нравится твоё место, и я…

Во время его речи Кира подняла на маму изумлённые, но озарённые осознанием внезапной удачи глаза. Не отрывая взгляда от мамы, она, медленно подбирая слова, ответила:

– На самом деле мне очень нравится ваше предложение, потому что я как раз собиралась переезжать в ваш город.

Марк резко вздохнул и быстро заговорил:

– Я рад! У нас очень хорошо. У нас просторный офис и… Да! Самое главное: иногородним на первые полгода, – он сделал ударение на этом слове, чтобы показать внушительную длительность этого периода, – предоставляют квартиру, чтобы можно было накопить деньги и, так сказать, твёрдо встать ногами на твёрдую… или как там?.. И квартиры, по-моему, дают в пешей доступности.

Во время этой сбивчивой тирады глаза Киры, всё ещё направленные на маму и как будто пытающиеся своим пристальным взглядом передать обуревавшие её эмоции, раскрылись настолько широко, что далее оставалось только в изумлении приоткрыть рот. Не меняя ни позы, ни взгляда, она, как бы оправляясь от услышанного, всё так же медленно проговорила:

– Это так… здорово. Я обязательно пришлю резюме.

– Я сегодня же вышлю контакты! Я не сомневаюсь, что тебя возьмут. Возьми, пожалуйста, у мамы мой телефон и позвони мне, как тебе ответят.

– Хорошо. Спасибо вам… – сказала она и остановилась, так как не смогла найти слов, чтобы хоть как-то описать всё то, что она сейчас чувствовала, – просто… огромное.

– Я теперь даже не знаю, кому приятнее, – коротко засмеялся он, – Я очень рад. Я сейчас всё пришлю. Ещё раз примите, пожалуйста, мои соболезнования. До свидания.

– До свидания!

Марк, как и обещал, прислал контакты почти сразу же – если говорить точнее, то через минуту после завершения звонка. А Кира, как и обещала, обновила и отправила своё резюме, всё ещё немного сомневаясь насчёт успеха этого предприятия. Но предприятие, как и было предсказано, прошло успешно: сначала ей пришло письменное подтверждение, затем поступил запрос на собеседование по телефону, которое, к счастью для обеих сторон, прошло легко и гладко, а затем ей были высланы файлы с подробными инструкциями по адаптации нового сотрудника. Её выход на работу был запланирован на понедельник, идущий после следующего; в выходные перед этим она должна была переехать на новую квартиру. Кира, согласно их договорённости, позвонила Марку и рассказала ему об успехе; он же, если опустить все восторженные излияния и сбивчивые речи, был, опять же, очень-очень рад и попросил её позвонить ему в свой первый рабочий день: он хотел встретиться с ней с глазу на глаз.

Снова был собран семейный совет: мама и тётя обнимали, целовали и поздравляли Киру, хлопая её по плечу и беря с неё неоднократные обещания звонить им каждый день. Дом было решено продать вместе с мебелью; мама переезжала жить к сестре, которая собиралась выделить целую комнату под те вещи из продаваемого дома, которые они захотели бы оставить у себя – ненадолго или навсегда: это должно было решиться не сразу. С собой Кира планировала взять только один дорожный чемодан с самым необходимым; остальные вещи мама должна была выслать ей междугородней доставкой в течение месяца после переезда дочери в город. За сборами в дорогу, подготовкой к переезду, ревизиями одежды, книг, посуды и всего того, что люди могли нажить за всю свою жизнь, две недели пролетели как один день.

С работы Кира уволилась почти сразу же, взяв минимально позволенный в их фирме срок предварительного уведомления – два дня. Выйдя из опостылевшего ей офиса в последний раз, она почувствовала такое освобождающее облегчение, которое чуть ли не довело её до слёзной истерики прямо на тротуаре возле рабочего здания. Более того, в течение примерно месяца после увольнения Кира просыпалась среди ночи от мучительных снов, в которых она каждый раз узнавала, что на самом деле ей никто не разрешал увольняться, что она не ходила на работу уже несколько недель и что ей нужно было собираться и идти туда прямо сейчас, чтобы под ехидное хихиканье коллег и тяжёлый взгляд начальницы объяснять причину своих прогулов и получать публичный выговор; в конце концов она возвращалась на своё рабочее место и находила там огромную гору заданий, которые ей нужно было выполнить до конца сегодняшнего дня.

Мама должна была остаться жить у тёти. Более того, тётя настояла на том, чтобы они вдвоём с сестрой уехали в издавна планируемое и очень давно откладываемое длительное путешествие – конечно же, после того как продадут дом, окончательно разберутся с мелкими проблемами и освоятся с новым бытом.

Наконец-то настал тот день, когда Кира в своём двадцатипятилетнем возрасте, в который она вступила всего лишь пару дней назад, вышла из поезда на главном вокзале города, катя за собой чемодан со своими тщательно отобранными вещами и счастливо смотря на солнце, которое светило ей прямо в лицо и грело так нежно и приятно, как будто ласково обнимало её за плечо, прижимало свою голову к её голове и говорило, что сейчас всё будет по-другому и это другое будет таким же светлым, спокойным и приятным, как поздневесенний солнечный свет.

Она доехала на такси до указанного адреса; обнаружив с помощью водителя, что дом, в котором находилась её будущая квартира, оказался расположен в свободном от автомобилей дворе, она вышла на тротуар и, сопровождаемая уютным, но будоражащим своей непривычностью и сулящим новизну обстановки звуком чемоданных колес, пошла по направлению к дому. Дом оказался одним из многоэтажных корпусов жилого комплекса, двор которого был просторен, уютен и находился в небольшой низине по отношению к основной улице. Ключ от квартиры, как и было указано в присланном ей файле с инструкцией по адаптации иногороднего сотрудника, находился в почтовом ящике, который открывался цифровым кодом, а сама квартира располагалась на пятнадцатом этаже – на четырнадцать этажей выше, чем уровень, на котором она жила всю свою жизнь.

Квартира была маленькой, но невероятно уютной – именно так описала её Кира, когда, бросив чемодан на ковролин, которым была застелена большая часть пола, звонила маме и, бродя по квартире, как по музею, описывала всё, что она видела, и всё, что можно было найти, открыв дверцу, выдвинув ящик или отодвинув штору.

У квартиры не было отдельной прихожей: входная дверь впускала сразу в г-образное помещение, один рукав которого тут же уходил в левую от неё сторону; в нем стоял длинный и приставленный к стене диван («Нет, не раскладывается. Нет, мам, я уже и так и так попробовала. Да ты в любом случае поместишься»), напротив которого висел большой настенный телевизор («Тут нет каналов как таковых, тут просто интернет и приложения. Да, тут есть вай-фай. Ну, в первые полгода точно не я»); в самом конце этого рукава – в углу – стоял небольшой, но плотно наполненный книжный шкаф; там же начинался второй рукав: он уходил направо от первого; по всей внешней его стене расположилось высокое окно, завешанное тонкими шторами; в дальней и короткой его части была пристеночная кухня, еле-еле вместившая в себя холодильник, пару напольных и пару навесных шкафов. Перед кухней – перпендикулярно окну – стоял высокий и узкий стол, к которому с жилой стороны было приставлено два высоких табурета; ковролин заканчивался незадолго до них; справа от кухни, превращая букву «г» в букву «п», простиралась спальня, отделённая от непрерывного помещения глухой дверью, войдя в которую можно было обнаружить – слева – ещё одну дверь в маленький, но длинный совмещённый санузел, а далее увидеть немногословную комнату, состоявшую из кровати, которая по размерам стремилась к двуспальной («Слушай, если ты всё-таки приедешь, мы тут вдвоём поместимся…») и стояла, прислонившись головой к стене, за которой был санузел, и встроенного шкафа, занимавшего всю дальнюю стену – ту самую, на которой в другом помещении висела тонкая перекладина с не менее тонкими крючками для верхней одежды. Окно спальни было завешано шторой, но на этот раз тяжёлой, внушительной и тёмной.

Выходные Кира провела, с удовольствием изучая окрестности. Гуляя, она выяснила, где были расположены ближайшие продуктовые магазины и аптеки, узнала, что неподалёку находился маленький, но очень уютный сквер, а чуть далее – не менее уютная пешая улочка, плотно заставленная барами и кафе. Она с удовлетворением обнаружила ползущую по району сеть беговых дорожек – время от времени она любила совершать долгие пробежки: с удовольствием напрягая мышцы тела, Кира сбрасывала душевное напряжение и потом мучительно, но по-своему приятно восстанавливала дыхание; пару лет назад она даже потратилась на хорошие беговые кроссовки. С таким же удовольствием она отдавалась музыке, которая в последние годы стала для неё не только расслабляющей отдушиной в попытках отвлечься от забот, но и источником ни с чем не сравнимых восторгов и наслаждений – и от прослушивания старых любимых композиций, и от поиска новых треков, наполняющих кровь свежим чувством только что открытой острой симпатии; здесь она тоже себя баловала: купила подписку на музыкальный стриминг, уверенно поставив галочку «автопродление», и заменила свои старые «капельки» на полноразмерные беспроводные наушники, которые можно было приятным движением надевать с шеи на голову или опускать обратно на шею.

В воскресенье вечером Кира, надев их, решила дойти до здания, в котором располагалось её будущее место работы: прогуливаясь по широкому, немного петляющему и слегка идущему в гору тротуару, она за пятнадцать минут дошла до несколько обособленно-стоящего стекло-бетонного многоэтажного дома, приветливо сверкавшего на вечернем солнце; возле него не было ни одного автомобиля. Она внимательно посмотрела на него, улыбнулась, развернулась и пошла обратно, решив, что разумнее всего было бы начать новую жизнь свежей и выспавшейся – под приятным весом новых впечатлений это было совсем не сложно осуществить.

День 1, неделя 1, понедельник

Дойдя в свой первый рабочий день до здания, в котором размещался офис её новой компании, и пройдя через большие крутящиеся двери, Кира обнаружила себя в просторном прохладном холле; та стена, на которой располагались входные двери, сплошь состояла из растянувшихся от пола до потолка окон; у некоторых других стен стояли узкие и длинные белые лавки. Поток стремящегося на работу народа неизменно уходил по диагонали направо; войдя в него и дойдя до правой дальней стороны холла, она увидела, что оттуда, уходя совсем вправо, начинался рукав лифтов. Лифты оказались необыкновенно просторными. Доехав до этажа, на котором находился HR её компании, она, потратив некоторое время на поиски, отыскала нужный отдел. Минут через десять она уже сидела за одной из сторон длинного просторного стола и слушала речи расположившихся напротив неё сотрудников HR; немного поодаль, словно желая зримо обособиться, сидела худая девушка в строгом юбочном костюме; её лицо было не менее строгим, чем костюм, а её тёмные волосы были собраны в тугой конский хвост, который словно поднимал концы её бровей чуть выше и тем самым делал выражение её лица немного суровым; на вид ей было чуть более тридцати лет. Когда до неё дошла очередь, она сказала, что её зовут Тина и что она – начальница отдела, в котором будет работать Кира.

После разговора с HR Тина повела Киру на её рабочее место, которое находилось в офисе открытого типа на двадцатом этаже. Кира была так взволнована масштабом нового рабочего здания, что тут же впитывала в себя всю информацию о каждом увиденном квадратном метре пространства, в котором ей предстояло работать. Выйдя в лифт-холл своего будущего этажа, она осмотрелась и заметила, что он был сквозным: по правую и левую руку начинались проходы в соответствующие половины здания; напротив самих лифтов была глухая стена, у которой стояло несколько торговых автоматов. Кира и Тина ушли налево и, пройдя недлинный широкий коридор, оказались в просторном открытом офисе. Большинство столов находилось по левую руку – как и огромное окно, игравшее роль одной из стен; по правую руку стояло меньшее количество столов, и они располагались чуть поодаль от широкой проходной полосы, которая шла сквозь всё помещение и вливалась в узкий коридор, начинавшийся на противоположной стене и уводивший дальше на этаж. Стол Киры был с правой стороны; она не могла не заметить, что между ним и соседними рабочими местами было столько пространства, что если бы дело происходило на её предыдущем месте работы, то сюда бы вместили ещё один стол, а все оставшиеся дыры заткнули бы принтером, этажеркой и высоким широколистным растением в большом невзрачном пластиковом горшке. Место Тины тоже находилось по правую руку. Кира узнала, что оказалась пятнадцатым человеком в отделе и, сделав небольшой круг, познакомилась с некоторыми из своих коллег.

Немного обжившись на рабочем месте и получив от Тины задания по первичной адаптации, она, ни на минуту до этого не забыв данного Марку обещания, достала телефон и набрала его номер: пространства вокруг её стола было столько, что, казалось, если она будет разговаривать умеренно негромко, то может остаться совсем не услышанной коллегами по офису.

– Алло! Ты уже в офисе, да? – сразу спросил Марк, как только поднял трубку.

– Алло, да. Здравствуйте.

– Ой, что-то я не поздоровался даже, – слегка виновато ответил он, коротко усмехнувшись, – Ты же на двадцатом этаже?

– Да.

– Смотри: если идти налево от лифтов… Ты же сейчас там, да? В офисе сразу налево?

– Да, именно там.

– Ага. Отлично. Если стоять лицом к окну, то справа увидишь проход. Иди туда и потом поверни налево: там будет мой кабинет. Я буду ждать тебя у входа.

– Хорошо, сейчас приду.

Кира даже не думала, что сможет настолько быстро узнать, что было расположено в соседнем помещении: она торопливо встала с офисного кресла, для большей уверенности расправила плечи и пошла к коридорчику. Пройдя его, она увидела, что он выводил в следующий просторный открытый офис, на другом конце которого был виден ещё один похожий коридор. Она повернула налево и увидела, что вместо окна, которое занимало всю левую стену в предыдущем помещении, здесь выстроились в ряд двери отдельных кабинетов; одна из них была открыта, и в проёме, как и обещал, стоял Марк: одной рукой он держался за внутреннюю ручку двери, а другой – немного робко махал Кире. Подойдя к нему, она получила приглашение зайти внутрь. Кабинет оказался не очень большим и вытянутым; его дальняя стена была тем самым стеклом, которое шло через всю лицевую часть здания; стол Марка стоял параллельно окну и был расположен так, что сидящий за ним человек оказывался спиной к солнечному свету. Он сел на своё место и пригласил её занять стул, стоявший с противоположной стороны стола.

– Спасибо, что зашла, – начал он.

– Вы знаете, это вам огромное спасибо. Это, скорее всего, прозвучит провинциально, но я, – она сделала рукой описывающий дугу жест, олицетворяющий всё её текущее окружение, – сильно впечатлена. Спасибо, что дали такую возможность.

– Я очень рад, – признался он, – Я всего лишь хотел ещё раз сказать тебе, что я очень любил твоего отца, и то, что с ним случилось… – он запнулся, – У меня тоже есть семья – жена и дети. Я даже не могу представить, что со мной или с ними что-то… – он снова запнулся, но на этот раз в попытке подавить сдавившее горло всхлипывание, – Ну, ты видишь, – торопливо проговорил он, быстро и нервно усмехнувшись и показав на себя ладонью, – Это всё, что я хотел сказать. Я не хочу тебя отвлекать. Всё-таки сегодня твой первый день.

– Спасибо ещё раз. Я всё очень ценю, – благодарно ответила Кира и начала подниматься со стула.

Неожиданно раздался стук в дверь, и она тут же села обратно.

– Да! – откликнулся Марк.

Дверь открылась, и в кабинет заглянул парень, который, увидев, что у Марка был посетитель, тут же сказал «зайду позже» и собрался закрывать дверь. Хозяин кабинета остановил его, воскликнув:

– Подожди, мы уже закончили!

Марк даже вскочил со стула: его лицо озарилось непонятным восторгом, и он начал бросать на Киру нетерпеливые светящиеся взгляды, как будто сгорал от желания сообщить ей какую-то новость. Вместо этого, однако, он повернулся к новому посетителю и спросил у него:

– Что ты хотел?

– Мама просила передать. Забыл в машине отдать, – произнёс тот, наконец-то зайдя в кабинет, и протянул ему небольшой конверт, – Мама сказала, что…

– Да, я знаю, – бегло перебил Марк, быстро взял конверт, не менее быстро положил его на стол и, как будто боясь упустить момент, торопливо заговорил, слегла протянув ладонь в сторону Киры, – Познакомься, это Кира, я рассказывал про неё. Кира, это Макс, мой сын. Он тоже здесь работает. Вы ровесники, кстати.

Кира подавила желание повернуться к Марку и выпалить «Сын? Приёмный?»: он был настолько не похож на своего отца, насколько это вообще было возможно. В то время, как у Марка были округлые черты лица, не очень большие, широко раскрытые и круглые глаза, плотная фигура и прямые тёмно-рыжие волосы, черты лица его сына нельзя было назвать округлыми, глаза – небольшими, а фигуру – плотной; его волосы были волнистыми и имели насыщенный пшеничный цвет: они лежали на его голове небольшой копной и так отчётливо различались по цвету от светлых, почти выжженных кончиков до тёмных корней, доходивших у самого основания до цвета карамели, что Кира никак не могла понять, являлась ли эта многоцветность результатом какого-то чудесного натурального свойства либо же это было некое причудливое мелирование. В то время как Марк был эмоциональным и впечатлительным, его сын казался спокойным до невозмутимости; немного присмотревшись к нему, она поняла, что это ощущение исходило от особенностей его глаз, которые были прикрыты веками чуть больше обычного и придавали выражению его лица налёт равнодушия. Они с отцом были примерно одного роста (выше неё сантиметров на восемь, по её прикидке), но это не было большой редкостью среди людей.

Кира, боясь открыть рот, чтобы не сказать что-либо невпопад, медленно кивнула. Макс кивнул в ответ, развернулся и собрался уходить, но отец остановил его:

– Покажи Кире, что здесь и где, – выдохнул он, улыбаясь настолько взволнованно, что Кире стало его немного жаль.

Ей казалось, что она могла представить себе его чувства: он, судя по всему, видел в Кире единственное живое напоминание о лучшем друге и хотел как-нибудь ей помочь; когда она представила себя на его месте, то решила, что тоже чувствовала бы себя не в своей тарелке, боясь выглядеть излишне покровительственно; было видно, что он хотел познакомиться с ней поближе, но, вероятно, не знал, как это сделать: она была того же возраста, что и его сын. И когда он увидел своего сына, то, скорее всего, решил, что они, как ровесники, смогут поддерживать друг с другом контакт, и Кира, таким образом, сохранит связь с их семьёй.

Встав со стула, она проследовала за Максом к выходу из кабинета. Выйдя, они закрыли за собой дверь и остановились. Этих нескольких мгновений ей хватило, чтобы заметить, что он на самом деле не был таким равнодушным, каким показался ей поначалу: похоже, это ощущение исходило исключительно от особенностей его лица, из-за которых все подлинные и особенно внезапные эмоции отражались на нём так же ясно, как волны от камня, брошенного в стеклянно-спокойное озеро – сейчас, к примеру, было отчётливо видно, что ему было так же немного неловко, как и ей: ещё полминуты назад они оба не ожидали, что выйдут отсюда в компании неизвестного человека. Макс, однако, быстро с этим справился и, показав на коридор, который изначально привёл Киру в эту сторону, сказал:

– Мне туда.

– А, – очнулась Кира, – Мне тоже.

Последние несколько секунд она внимательно рассматривала его одежду, всё ещё подчиняясь той волне очарованности новым днём, из-за которой она старалась запомнить всё, что окружало её сегодня. Она заметила, что его белый и не очень просторный худи, сочетаясь с наброшенной сверху светло-голубой джинсовой курткой, подчёркивал приятную светлость его необычных волос; ей очень хотелось спросить его про них, но она не могла изобрести ни одного контекста, при котором такой вопрос смотрелся бы уместно. Тем не менее это не помешало ей сделать комментарий, который, как она чувствовала, она была не в силах сдержать:

– Извини за прямоту, но ты совсем не похож на отца.

Почувствовав всю бестактность, которую приобрела эта фраза при произнесении вслух, она пожалела, что не предпочла вопрос про волосы. Его, судя по всему, этот комментарий никак не задел.

– Я знаю, – спокойно ответил Макс, – Бросается в глаза, да? – продолжил он и тут же добавил, – Ты подумала, что я приёмный?

Кира засмеялась так громко и так неожиданно для самой себя, что Макс слегка отпрянул и посмотрел на неё со смесью удивления и любопытства. Её нервный смех показал ей, что за ещё не успевший начаться день внутри неё, оказывается, скопилось слишком много напряжения; отойдя от смеха, она с облегчением обнаружила, что во время её взволнованного веселья они находились внутри прохода между офисами и, таким образом, не обратили на себя ничьего ненужного внимания. Она тут же поспешила сменить тему:

– Мне, если что, не нужно ничего показывать. Мне в кадрах рассказали, что и где.

– Про это тоже? – спросил Макс, показав направо.

Они только что вышли из коридора: по правую руку была видна перегородка, за которой располагался большой угловой диван, а также пара кресел, два диспенсера для воды и кофе-машина.

– Место отдыха?

– Угу. Одно на несколько помещений.

– Ну, мне просто сказали, что оно где-то здесь, – ответила Кира и увидела, что они только что дошли до того места, от которого ей нужно было завернуть налево, чтобы пойти к своему столу, – Я пойду к себе.

Макс кивнул ей и ушёл по направлению к лифтам. Вернувшись за свой стол, Кира продолжила полный новых впечатлений день, который в общих чертах состоял из обживания на новом месте и осваивания с новой реальностью.

День 2, неделя 1, вторник

Во второй половине перерыва на ланч Кира возвращалась на свой этаж из ближайшего кафе, расположенного пятью этажами ниже. Выйдя из лифта, она заметила Макса, который стоял у торгового автомата и сосредоточенно смотрел в телефон.

– Привет, – бросила она и тут же пошла дальше, услышав позади себя ответное «привет».

В эту минуту её донимали две вещи: неудовлетворительная еда, которой она только что пообедала, и задание, которое она получила незадолго до перерыва – мысли о его решении настолько настойчиво направляли её сознание в свою сторону, что под конец ланча она начала чувствовать лёгкое раздражение.

– Ты знаешь, что в здании есть в кафе? – спросил Макс: он, оказывается, догнал её и всё это время шёл справа.

Она слегка вздрогнула, так как только в этот момент заметила его присутствие.

– Мне казалось, их тут несколько, – ответила она, не оборачиваясь к нему и продолжая сосредоточенно идти к своему месту.

– Ближайшее на пятнадцатом.

– О, я только что оттуда.

– И как тебе?

– Отвратительно, – спокойно сказала Кира и, наконец-то повернув к нему голову, с удивлением обнаружила, что ему, похоже, понравился этот ответ.

– Почему? – с улыбкой спросил он.

– Я взяла картофельный салат и мне показалось, что в мой майонез положили немного картошки.

Они, оказывается, уже дошли до её места. Зайдя за свой стол, она одновременно осознала три вещи: что Макс всё ещё стоял рядом, что сегодня на нём была другая джинсовая куртка и что от него пахло табачным дымом. Она вопросительно посмотрела на него, словно спрашивая, остались ли у него ещё вопросы; поймав её взгляд, он тут же заговорил:

– А ты знаешь про выход на крышу?

Кира отчетливо ощутила, как её настроение начало выравниваться. Крыша? Серьёзно? Она почувствовала прилив восторга и желание сходить туда как-нибудь потом, но вдруг услышала, как задаёт вслух вопрос:

– Покажешь?

– Пошли, – подхватил он и махнул головой в сторону выхода из офиса.

Бросив быстрый взгляд на время и убедившись, что до конца перерыва оставалось достаточно времени для небольшой прогулки, она выскочила из-за стола, и они бодрым шагом ушли обратно.

– Там, правда, курят в основном, – сказал Макс и нажал на кнопку вызова лифта, который тотчас же раздвинул двери: настолько быстро, будто сознательно поджидал их.

Лифт был полон народу; они протиснулись внутрь, встали в небольшом отдалении друг от друга и доехали до последнего этажа. Выйдя в лифт-холл, Кира увидела не очень широкий невзрачный коридор, который направлял поток выходящих из лифта людей в правую сторону; коридор заканчивался бетонной лестницей, по которой они дошли до тяжёлой железной двери и, открыв её, вышли на крышу. У Киры тут же возникло желание прикрыть лицо: в её глаза ударило яркое солнце, а в нос – запах табачного дыма. Крыша оказалась просторной и обтянутой высокой сеткой. Медленно, как бы пробираясь сквозь запах, Кира прошла к сетке и увидела не менее ослепительный, чем палящее высокое солнце, вид на город, который пестрел колючими бликами, исходящими от стёкол уходящих вдаль домов, и заканчивался слепящей полосой воды.

– Ослепнуть можно, – немного измождённо проговорила Кира, с облегчением затенив глаза ладонью; у края крыши было почти невыносимо ярко, но зато дул свежий ветерок, отгоняющий табачные миазмы.

– Вернулся? – произнёс женский голос.

Кира обернулась: к ним неторопливым шагом направлялась девушка, которая держала между пальцев тонкую, длинную и изящную сигарету.

– Крышу показываю, – небрежно пояснил Макс.

Кира почувствовала, что ей было необходимо представиться.

– Привет, я Кира, – сказала она подошедшей девушке, – Работаю здесь второй день.

Девушка приподняла брови в знак лёгкого удивления. Казалось, что все её манеры были наполнены неизменной грацией и горделивой неторопливостью. Нельзя было не заметить тщательности её образа: укороченные брюки сидели на ней идеально, свободная и легкая глянцевая майка вписывалась в неоспоримую гармонию с жакетом, а туфли были именно такой высоты, чтобы как нельзя лучше подчеркнуть её изящество и фигуру; её прямые чёрные волосы были собраны в эффектный конский хвост. Кира была уверена, что если она обратит внимание на ногти этой девушки, то увидит лучший маникюр из когда-либо ею виденных.

– Привет, – спокойно ответила девушка, – Я Таня. Как тебе здесь? – спросила она, глазами и бровями сделав однозначный жест, показывающий, что под «здесь» она имела в виду всё вокруг – крышу и вид с неё.

– Вид прекрасный. Но запах… – слегка поморщившись, призналась Кира.

Таня снова использовала глаза и брови, чтобы без слов сказать «ну конечно: это же курилка».

– Я не курю, так что, думаю, мне пора идти, – проговорила Кира и, не дожидаясь ничьего ответа, направилась к двери.

Выйдя на лестницу, она услышала за собой знакомый голос:

– Я тоже ухожу.

Это был Макс, который второй раз за день нагнал её и оказался по правую её сторону.

– Ты не куришь? – поинтересовалась Кира.

Сама она ненавидела всё, что было связано с курением. Ещё в детстве, одновременно узнав о вреде табака и о том, что людей никто не заставлял впадать в эту зависимость, она стала ассоциировать курение либо с уровнем интеллекта, либо со степенью пренебрежения к здоровью. Этому отношению не помогали ни отец, который дымил как паровоз во всех комнатах дома, не заботясь о том, что кому-то это могло быть неприятно (иногда она даже ругалась с ним из-за этого), ни вся остальная масса курящих людей, которых, казалось, беспокоило лишь зудящее желание затянуться и никак не волновало то, что исторгаемый ими дым мог кто-либо вдохнуть. Единственным человеком, в котором она могла переносить эту привычку, была Алиса: её, как и абсолютно всех курящих, никак нельзя было убедить в неблагоразумности саморазрушения, поэтому Кира просто-напросто привыкла; иногда она, несмотря на нелюбовь Алисы к такого рода комментариям, всё-таки вворачивала несколько слов о том, что она была бы рада, если бы Алиса бросила курить; в ответ на это пожелание Алиса обычно утомлённо вздыхала и слегка качала головой в знак давней договорённости о её несогласии.

– Нет, – сказал он, и она почему-то почувствовала облегчение от этого признания.

Молча доехав до двадцатого этажа, они разошлись, и Кира, вернувшись в напряжённое состояние работника, который всё ещё осваивался с непривычной обстановкой, продолжила свой первый полноценный рабочий день.

День 3, неделя 1, среда

Идя по широкому тротуару по направлению к офису, Кира думала о том, что, хотя всё вокруг и начинало выглядеть по-летнему, ветер и температура не торопились бросаться в объятия лета, нудно напоминая всем вокруг, что радоваться пока что было рано. Подходя к зданию, она увидела остановившийся напротив входа автомобиль: из него вышли Марк, его сын и неизвестная Кире девушка, поразившая её тем, что, находясь между ними, она объединяла их в цельную композицию – в семью. Её лицо было округлым, фигура – не худой, но в то же время не полной и заметно стройной, а её голову венчала объёмная шишка из почти двуцветных волнистых волос пшенично-золотого цвета. Автомобиль начал отъезжать; Марк, помахав, крикнул «Спасибо, что подвёз!» и направился вместе с дочерью (Кира была убеждена в том, что это была его дочь) к мерно крутящемуся входу. Макс, отстав, вытащил из кармана телефон и, смотря в него, остановился. Дойдя до него, Кира стянула наушники на шею.

– Привет.

– Привет, – откликнулся он, быстро взглянул на неё и тут же убрал телефон в карман джинсов; они пошли ко входу, – Что слушаешь?

– Девятнадцатую симфонию Бетховена в до-мажоре, – на ходу сочинила Кира.

– Серьёзно?

– Нет.

– Я хотел сказать, что это мой любимый композитор.

– Серьёзно?

– Нет.

Они посмотрели друг на друга взглядами, искрящимися лёгким задором и, пройдя сквозь вертящиеся двери, направились к лифтам. Марк с дочерью уже стояли с ожидающими; дочь, похоже, внимательно смотрела на своего брата и его собеседницу.

– Это твоя сестра, да? – спросила Кира.

– Ага.

– По твоей семье можно изучать генетику.

– Покажи мне фото своей семьи, я тоже поизучаю, – слегка вызывающе ответил он, пристально посмотрев на неё; она, улыбнувшись, ответила таким же взглядом.

Кира заметила, что его сестра повернулась к отцу так, будто хотела что-то ему сказать, но ровно в это время у него зазвонил телефон: Марк тут же сделал пару шагов в сторону и встал немного поодаль; дочь встала рядом с ним. Как только Макс с Кирой дошли до лифтов, двери одного из них тут же открылись, и их потоком занесло внутрь. Марк, который только что закончил разговаривать по телефону, зашёл следом, встал спиной к сыну, поздоровался с коллегой и начал рассказывать ей про причины и следствия ремонта своего автомобиля. Его дочь встала справа от отца – спиной к Кире. Её внешний вид, который Кира успела рассмотреть в ту минуту, во время которой они шли по холлу, удивил её больше прежнего: округлость её лица делала его выражение ярким и открытым, её глаза имели отцовскую форму, но были больше и казались такими выразительными, что, вместе с формой её лица, прической и торчащими над ушами короткими волнистыми прядями создавали невыразимо гармоничный образ; Кира решила, что она была похожа на пушистую и озорную кошку. Её фигура настолько хорошо подходила её образу, что Кира начала умолять провидение о том, чтобы оно отгоняло от её головы желание считать себя полной и худеть. На вид ей было лет двадцать; может быть, двадцать один год. Внезапно, прервав её мысленные размышления, раздалось сказанное шёпотом «отвали», которое затем повторилось с большей настойчивостью. Выйдя из задумчивости, она увидела, что дочь Марка круто обернулась налево и, широко и хитро улыбаясь, жестами и глазами пыталась сообщить что-то брату. Увидев, что Кира на неё смотрит, она всё с той же улыбкой повернулась ещё круче и, обратившись к ней, сказала:

– Привет. Я Майя. Его сестра, – представилась она, небрежно махнув головой в сторону брата, – Папа рассказывал про тебя.

По манере её речи можно было предположить, что она относилась к тем бойким характерам, которые за словом в карман не лезли. Ассоциация с озорной кошкой оказалась ещё более удачной, чем ранее.

– Привет, – ответила Кира.

Майя, по всей видимости, осознала, какие обстоятельства привели к этому знакомству и, тут же стерев с лица улыбку, добавила:

– Соболезную.

Кира медленно кивнула. Майя отвернулась, но тут же резко повернулась обратно.

– Как тебе здесь? – спросила она.

– Я тут всего лишь третий день.

– М. Ну ладно, – быстро отреагировала Майя и снова отвернулась.

Лифт доехал до двадцатого этажа. Марк, закончив рассказ о ремонте автомобиля и обо всех неудобствах отсутствия личного транспорта, тут же был перехвачен другим коллегой, который оживлённо вынес на обсуждение насущный рабочий вопрос. Выйдя из лифта, Марк, сопровождаемый этим коллегой, широкими шагами унёсся вперёд; Майя убежала за ними.

– Она тоже здесь работает? – спросила Кира.

– Нет. К папе ходит иногда, – ответил Макс и, смотря в телефон, тоже ушёл вперёд.

Вернувшись на своё рабочее место, Кира подумала о том, что могла бы поставить деньги на первые две буквы, с которых начиналось имя жены Марка.

День 4, неделя 1, четверг

Вдоволь насладившись нежным утренним солнцем и спустив наушники на шею, Кира зашла в лениво, но настойчиво крутящиеся двери и тут же заметила, что Макс, смотря в телефон, стоял рядом с лифтами. Направившись к нему, она увидела, что двери некоторых из них открылись. Она ускорила шаг, заскочила в лифт и встала рядом с ним.

– Привет! – сказала она, невольно улыбнувшись.

– Привет, – ответил Макс: судя по его мимолётному удивлению, он заметил её только сейчас, – Я с понедельника ухожу в отпуск на три недели, – прибавил он после небольшой паузы.

Она подумала, что они были недостаточно знакомы для того, чтобы он сообщал ей о своём отпуске, но почему-то почувствовала приятный укол радости от того, что он это всё-таки сделал.

– Ух ты! – воскликнула Кира, – Планируешь путешествие? – поинтересовалась она, надеясь, что этот вопрос не прозвучал фамильярно: всё-таки она знала его всего лишь пару дней.

– Да. Едем с семьёй в Корею.

Она почувствовал ещё один укол, но на этот раз не радости, а неприятного томления: она вспомнила, что ни разу не ездила с родителями в дальние путешествия; они совершали свои поездки на такие недалёкие расстояния, что она сомневалась в том, можно ли было называть их путешествиями; она всю жизнь надеялась, что когда-нибудь это случится; но отец умер, и надежда осталась надеждой. Более того, они никогда ничего не делали втроём; принимали пищу за одним столом – и только. Возможно, смотрели иногда телевизор – но только тогда, когда отец устраивался за просмотр чего-либо, что было интересно только ему, а она и её мама подсаживались рядом и делали всё возможное, чтобы не сбивать его сосредоточенность. Ей, конечно же, всю жизнь хотелось, чтобы всё сложилось иначе – чтобы они больше времени проводили втроём: гуляли, путешествовали, выезжали на пикники и с вниманием и участием слушали по вечерам рассказы друг друга о прошедшем дне. Эти давно вынашиваемые досады пронеслись в её голове за долю секунды, и после совсем короткой паузы она продолжила разговор, решив заглушить горечь шуткой.

– Ого. Будете с отцом приглашать BTS на корпоратив?

– Это то, что ты слушаешь? BTS?

– Нет, я слушаю death metal.

– Серьёзно?

– Нет, – улыбнулась Кира, – Как здорово, что вы едете всей семьёй, – добавила она, не удержавшись от комментария.

– Мы почти каждый год ездим. В этом году сделали для Майи сюрприз – она обожает Корею, – сказал Макс и немного помолчал перед тем как продолжить: в эту короткую паузу у Киры в голове начала лихорадочно пульсировать фраза «каждый год», – Мы ей сказали только пару дней назад, – добавил он и снова помолчал, невольно дав Кире время подивиться явлению путешествия-сюрприза, – Ты бы её видела, – внезапно прибавил он, не сдержав улыбки от воспоминания.

Несмотря на то, что она видела Майю всего лишь один короткий раз, она почему-то хорошо могла представить себе её реакцию.

– Привезёшь мне магнитик? – спросила она, чувствуя, что если не продолжит говорить, то, оставшись наедине со всей полученной информацией, захлебнётся в потоке белой зависти.

– С BTS?

– Нет, туристический какой-нибудь. Я люблю, когда мне привозят магнитики.

– Хорошо, – пожал плечами Макс, – Таня вручила мне целый список косметики, – прибавил он, показав на клочок бумаги, край которого выглядывал из кармана его джинсовой куртки.

– Ого. И как ты будешь это искать?

– Никак, – ответил он, снова небрежно пожав плечами, – Майю попрошу.

Доехав до двадцатого этажа, они были вынесены в лифт-холл лавиной стремящихся на работу коллег. Кира была так захвачена новым знанием об их семье, что чувствовала, как оно загораживало какую-то другую мысль, которую она хотела бы с собой обсудить. Вернувшись за свой стол и начав день, она была подхвачена плотным рабочим процессом, который не оставил места ни одной посторонней мысли. Вечером рабочее напряжение было перехвачено утомлением, желанием активно подвигаться и пассивно отдохнуть. И только следующим утром она вспомнила, какая мысль просилась к ней на аудиенцию и была отодвинута сразу же после подачи прошения.

День 5, неделя 1, пятница

Свежая выспавшаяся голова позволяет мыслить легче, изобретательнее и свободнее; если бы голова была свежей и выспавшейся в течение целого дня, то люди, скорее всего, были бы производительнее, добрее и счастливее. Идя по тротуару в сторону рабочего здания и слушая музыку, Кира набрела в своём сознании на мысль, которую её вчерашняя усталость невольно отложила до сегодняшнего утра. Она начала вспоминать о своём новом знакомстве – с Максом, конечно же: несмотря на совсем маленький опыт общения, она чувствовала, что ей нравилось с ним разговаривать; ей нравилось его непосредственное и расслабленное спокойствие, которое позволяло ему выглядеть на удивление естественно во время пауз в диалогах или тогда, когда он без предупреждения уходил восвояси; ей нравилась его лёгкая и почему-то всегда крайне довольная манера улыбаться; она бы очень хотела поговорить с ним чуть подольше. Она так плотно погрузила эту мысль в своё сознание, что бо́льшую часть дня прокручивала её в голове, не боясь, что её может выкорчевать цунами рабочих затруднений.

Кира, тем не менее, не видела его ни утром в лифте, ни на ланч-брейке, ни после него. Она уже была готова отпустить эту мысль и понадеяться на другой день, как вдруг вспомнила про его трёхнедельный отпуск. Испугавшись перспективы такого внезапного и длительного перерыва в их еле-еле успевшем начаться общении, она начала пытаться торопливо придумать сценарий, который позволил бы ей увидеться с ним сегодня: она не выдумала ничего лучше, как ждать после работы у выхода из здания, надеясь, что он ещё не ушёл или не задержится надолго. Чтобы не выглядеть так, будто она намеренно кого-то поджидала, Кира решила все десять минут, которые она собиралась ждать у выхода, стоять с подчёркнуто деловым лицом и создавать видимость сосредоточенной работы в телефоне. Любой, кто выйдет из здания и заметит её, должен будет подумать, что её остановка была вынужденной – что как только она решит очень важный и неотложный вопрос, то тут же уйдёт прочь.

Расположившись у внешней стены здания неподалёку от крутящихся дверей, она, имитируя напряжённую деятельность в телефоне, иногда украдкой поглядывала через огромное стекло в холл. Спустя пять минут, в очередной раз метнув осторожный взгляд внутрь, она увидела, что наконец-то дождалась, и тут же снова уставилась на экран телефона, сделав ещё более серьёзное лицо, чем ранее.

– Привет! – слегка удивившись, произнёс Макс, когда вышел из здания и заметил её.

– О, привет! – оживлённо ответила она, быстро подняв голову: без «о» легенда была бы неполноценной, – Был последний рабочий день?

– Угу.

– Приятного отдыха, – пожелала Кира, отклеилась от стены и медленно пошла к нему: она надеялась, что её фраза отвлечёт его от возможного желания спросить, не ждала ли она кого.

– Спасибо. Мне туда, – Макс показал в сторону тротуара, который в своих мыслях она определяла, как «мой»; неужели план удался?

– О, я живу в той стороне. Не против моей компании?

– Ещё как против, – возразил он: его весёлый взгляд и довольная улыбка противоречили его словам и напрямую заявляли о том, что это была дружеская шутка.

Они вышли на тротуар. Кира с удивлением осознала, что начала волноваться, лишившись поддержки офисных стен. С лёгким социальным волнением ей всегда помогала справляться имитация уверенности.

– Мне очень нравятся твои волосы, – бодро заговорила она, – Давай меняться.

Он внимательно посмотрел на неё и ответил:

– Не, мне твои не пойдут. Можешь с Майей поменяться.

Она быстро улыбнулась, но, к своему разочарованию, не нашла, как возобновить разговор. Некоторое время они шли молча.

– Спасибо за комплимент, – внезапно сказал Макс, – Мне тоже нравятся твои волосы.

– Спасибо, – дружелюбно просияла Кира.

Она неожиданно почувствовала, что одна из лямок её рюкзака, оказывается, перекрутилась и впилась в её плечо: кожа под перекрученным участком ныла настолько сильно, что игнорировать её дальше было невозможно. Кира повернулась, чтобы расправить лямку, и боковым зрением увидела, что перед зданием кто-то стоял и смотрел им вслед. Посмотрев внимательнее, она обнаружила, что это был Марк.

– Хм, там твой отец, – констатировала она, – Кстати, я думала, что вы приезжаете и уезжаете вместе.

Увидев в эту среду, как Макс с отцом вышли из подвозившей их машины, и после этого краем уха услышав пространный рассказ Марка о том, что его собственный автомобиль находился в ремонте, она решила, что отец и сын, вероятнее всего, вместе приезжали на работу и уезжали с неё.

– Да, но не всегда, – ответил Макс, и Кира мысленно укорила за то, что лезла не в своё дело: он, в конце концов, не был обязан объяснять ей, почему сегодня не ехал домой вместе с папой и куда направлялся сейчас.

Она отвернулась, чтобы скрыть досаду, и боковым зрением обнаружила, что Марк продолжал смотреть им вслед. Она повернулась ещё круче и увидела, что он держал у уха телефон, но пока ничего не говорил: он выглядел так, будто только что набрал номер и до сих пор ожидал ответа; то, что он был замечен, его, по всей видимости, не волновало.

– Хм-м… Он всё ещё стоит и смотрит на нас, – задумчиво проговорила Кира, – И звонит кому-то, кажется.

Сказав это, она заметила, как Макс подавил явное желание закатить глаза.

– Что-то не так? – спросила она.

– Я просто знаю, кому он звонит и о чём они будут говорить.

– Майе?.. – робко предположила Кира, признавшись себе, что словосочетание «необузданное любопытство» хорошо описывало её пронырливые попытки узнать больше информации об их семье.

– Да, – ответил Макс и немного помолчал, – Любят меня обсуждать, – беззлобно добавил он.

Кира снова почувствовала уже знакомый укол досады. Она не могла представить себе ни одного сценария, при котором её отец мог позвонить ей и повседневной интонацией начать обсуждать бытовые новости. Если он звонил ей, то примерно в половине случаев рявкал «Ты где?»; то, что было в остальных случаях, она не могла вспомнить точно; кажется, просил купить сигарет – это была просьба, в которой она всегда ему отказывала; они начинали ругаться по этому поводу, не дожидаясь её возвращения домой – сразу, по телефону. Недовольство своей прошлой жизнью в семье ещё больше подогревало и так почти до предела разогретый интерес к семье Марка; и Майи; и Макса. Она поняла, что хочет узнать что-нибудь про его маму. Не найдя ни одного способа спросить про неё напрямую, она решила, что, по крайней мере, упорно не будет сдавать тему их семьи.

– Ты говорил, что вы путешествуете каждый год, – сказала она, попытавшись завершить фразу легкой вопросительной интонацией.

– Да, стараемся, – подтвердил Макс, и она начала молиться о том, чтобы он не закончил прямо здесь.

Но он, к её ужасу, не собирался продолжать.

– Куда?.. – тихо и неуверенно спросила Кира, надеясь, что манера подачи сможет оправдать её назойливость.

Он с любопытством посмотрел на неё.

– Тебе правда интересно?

Она оживлённо закивала.

– По-разному. В раннем детстве родители возили нас на пляжные курорты в основном. Там и за нами проще смотреть, и нам было чем заняться. Когда мы стали постарше, они стали предлагать нам что-то более… – он задумался, подбирая нужное слово, – исследовательское, что ли: старые города, достопримечательности.

Он снова замолчал, решив, видимо, что этой информации было вполне достаточно для удовлетворения её любопытства. О том, куда они ездили, будучи четырьмя взрослыми людьми, он решил не сообщать; видимо, подумал, что это было и так ясно – туда, куда захотят; в разные места.

– Например?.. – продолжила Кира тактику скромной и кающейся навязчивости.

Макс опять бросил на неё короткий любопытный взгляд.

– Например… – ответил он и ненадолго задумался, – В самый первый раз они повезли нас в тур по средневековым замкам. Мы, кстати, были в восторге: нам казалось, что каждый следующий лучше предыдущего. Бегали по ним и представляли, что мы король и его советник.

– Серьёзно? – невольно усмехнулась Кира.

– Да, а что? – немного напряжённо спросил он, как будто пожалев, что начал рассказывать.

– Просто очень мило. А кто кем был?

– По очереди, – улыбнулся он: кажется, её ответ убедил его в том, что её предыдущий вопрос был не насмешкой, а проявлением восторга от услышанного; помолчав, он, к радости собеседницы, продолжил, – Помню, одна пожилая туристка увидела Майю, которая носилась туда-сюда, и спросила «а ты не хочешь поиграть в принцессу?». Майя остановилась и промямлила «нет». Та сказала «а мне бы в детстве понравилось». Майя сказала «ну и играйте» и убежала. Я потом донимал её этим вопросом, как добрый брат.

Кира осознала, что слушала его с широко открытыми горящими глазами и чуть ли не раскрыв рот. Поняв, что рассказ окончен, она взяла себя в руки и приняла более собранный вид.

– А сколько у вас разница? Года четыре?

– Три.

Разговор снова приостановился: они продолжили идти молча. В течение этих минут Кира боролась между желанием спросить что-нибудь ещё и самобичеванием за бестактность. Оказалось, что поворот в её двор был уже совсем близко.

– Мне туда, – сказала она, когда они подошли к тропе, заворачивающей налево, – Я живу в том доме, – уточнила она, показав рукой на здание, в котором находилась её квартира, – На пятнадцатом этаже. Ни разу в жизни не жила выше первого, – прибавила она, чтобы сообщение про этаж не звучало ненужной подробностью.

– И как тебе?

– Мне нравится. Как в неприступной крепости. Чтобы я не запуталась, квартиру мне тоже дали пятнадцатую.

– У вас на каждом этаже по одной квартире? – спросил Макс, подняв одну бровь.

– Нет, – улыбнулась Кира, – На каждом своя нумерация.

Макс выждал необходимую паузу перед тем как сказать:

– Я пойду.

– Да, давай. Хорошо съездить.

– Спасибо, – ответил он, и они разошлись.

День 6, неделя 1, суббота

Утро выходного дня после своей первой рабочей недели Кира начала с поездки на вокзал: мама и тётя были в таком нетерпении увидеть её новую жизнь, что настояли на своём визите в эту субботу. Бо́льшую часть дня они провели, рассматривая квартиру, подъезд, дом, двор и окрестности и расспрашивая Киру о её впечатлениях. Подробно рассказав о всех восторгах, связанных с комфортом здания, удовлетворённостью работой и приятностью коллег по отделу, она почувствовала, что не могла не спросить:

– Мам, а ты когда-нибудь видела жену Марка?

От удивления её мама слегка отпрянула.

– Ну ты спросила. Я если и видела её, то ещё до твоего рождения. Может и позже иногда, но совсем мельком.

– И как она выглядит?

– Блондинка, насколько помню… Высокая такая. Хотя я уже даже в этом не уверена. А что?

– Да я видела его детей.

– И что?

– Ну… не рыжие.

– А что ты хочешь? Ты вон тоже на отца не похожа.

Кира поняла, что в захватившем её вихре мыслей про семью Марка и про чудно́е (по её мнению) распределение черт родителей его детям, она совсем забыла, что сама была не похожа на своего отца – ни по характеру, ни внешне. Бо́льшую часть её жизни отец был полностью седым, но она могла вспомнить времена, когда его волосы были жгуче чёрными; его брови были густыми и угрюмо нависали над глазами, лоб был невысоким, а взгляд – тяжёлым. Вспомнив это, она вместе с тем осознала и всю бестактность своих первых слов, которые она сказала Максу: «извини за прямоту, но ты совсем не похож на отца». Стыд свалился на неё настолько внезапно, что она прислонила ладонь к лицу и очень тихо прошептала «Молодец…». Потом она ответила:

– Ну да…

На этом тема исчерпалась.

Следующий день было решено посвятить прогулкам по тем местам города, которые лучше всего подходили для нежарких зелёных дней – по большому центральному парку и по пространствам на побережье, включающим в себя и прибрежный парк, и пляжную косу, и обустроенные луга.

День 8, неделя 2, понедельник

В первой половине рабочего дня Кира, почувствовав донимающее напряжение, взяла в руки телефон, чтобы немного отвлечься. Увидев это и, кажется, поняв, что наступил лучший момент для небольшого неформального диалога, Тина – её начальница – встала из-за своего стола и подошла к столу Киры:

– Слушай, куда ты ходишь обедать? – поинтересовалась Тина.

– В кафе на пятнадцатом.

– Понятно. Не нужно на меня так смотреть.

От неожиданности этой реплики Кира даже откинулась на спинку кресла.

– Как?.. – изумившись, спросила она.

Эта фраза её, тем не менее, не испугала: за первую неделю она успела узнать Тину настолько, чтобы понять, что сейчас разговор неизбежно должен был принять несерьёзный оборот.

В свой первый рабочий день на новом месте Кира успела испугаться своей будущей начальницы: она выглядела настолько строго, что Кира боялась, что ничем хорошим это не кончится. Придирчивости и нетерпеливости она наелась на предыдущем месте работы: её бывшая начальница была немолодой женщиной с кислым выражением лица, которая почти всегда была чем-то недовольна и, казалось, вела себя таким образом только затем, чтобы продемонстрировать собственную важность.

На деле же характер Тины оказался не таким, каким его нарисовала Кире её внешность: хотя она действительно нечасто улыбалась, во время общения черты её лица смягчались, речь становилась более непосредственной, а манеры – открытыми. Более того, она выяснила, что Тина очень не любила разговоры про работу вне строго рабочего времени (к которому она не относила перерывы), поэтому имела привычку развлекать коллег какими-нибудь историями, которые, будучи поданными в уверенной и деловитой манере, становились практически в два раза смешнее и не давали собеседникам времени вспомнить про рабочие темы.

– Думаешь, я не вижу, как ты окидываешь меня взглядом? Думаешь, раз здесь нет дресс-кода, я не могу так одеваться?

Тина почти постоянно носила строгие юбочные костюмы и очень высокие каблуки. Она подала свои претензии в такой нарочито серьёзной манере, что Кира почувствовала, как её плечи начали невольно подёргиваться от зарождающегося смеха.

– Нет, я так не думаю, – улыбнувшись, ответила Кира, хотя это было не совсем так: иногда она думала именно таким образом, но, конечно же, не всерьёз.

– Вот какой у тебя рост?

– Что?.. – слегка обескураженно переспросила Кира, не поняв, к чему был задан этот вопрос.

– Ты ходишь на плоских, а ростом чуть ли не выше меня.

– Сто семьдесят два.

– А я сто шестьдесят. Представь я приду на работу в таких же?

Тина, не меняя своего неизменно серьёзного выражения лица, присела так, чтобы стать в два раза короче; Кира прыснула, закрыв рот рукой.

– Грозный начальник, да? Может, мне ещё ходить в развалку? Как лилипут?

Она покачалась из стороны в сторону. Кира перешла на сильный, но всё ещё беззвучный смех. Тина выпрямилась и продолжила:

– Я ношу костюмы, потому что они сочетаются с каблуками. Можно, конечно, выдумать что-нибудь ещё, но мне, если честно, лень выдумывать. Иногда хочется заморочиться, но я, когда просыпаюсь утром, я как зомби.

Она посмотрела в сторону.

– Видишь, девушка идёт?

– Таня?

– Знаешь её?

– Только по имени.

– Вот ей не лень заморачиваться, да? Ладно. Я зачем пришла-то. Мои девочки меня бросили.

Кира фыркнула от неожиданности.

– Твои девочки? – переспросила она, пытаясь подавить смех.

– Ну эти, – уточнила Тина, показав на пару пустых столов неподалёку, – Подружки. У них сегодня совместный выходной. Я с ними обычно на ланч хожу. Сходишь со мной?

– Конечно.

– Отлично. Ну ладно, давай. Работаем, – сказала Тина и ушла на своё место.

День 9, неделя 2, вторник

Сидя во второй половине дня на своём рабочем месте и изнемогая от оков своего офисного кресла, Кира вдруг вспомнила, что неподалёку от неё было место отдыха с большим и предположительно мягким диваном. Удивившись тому, что она не вспомнила про это в предыдущие дни, она пошла к расположенному в лифт-холле торговому автомату, чтобы выбрать себе лёгкий перекус, и купила коробочку сока. Подойдя к месту отдыха, она увидела, что за угловой перегородкой, отделявшей уютный закуток от остального офиса, был только один человек – коллега из её отдела, которого звали Амир. За те немногие дни, которые она здесь проработала, ей удалось сформировать с ним лёгкие приятельские отношения; совсем недавно она поняла, что из-за своего невесомого дружелюбия он так легко сходился с людьми, что после недели в одном отделе было почти невозможно оказаться с ним не в приятельских отношениях. Он сидел, наклонившись вперёд и опёршись локтями о колени: в одной руке он держал телефон, по экрану которого внимательно бегал глазами, в другой – стакан с, судя по уютному аромату, кофе. Кира подсела рядом и начала открывать сок.

– Перерыв? – спросил Амир, оторвав взгляд от телефона и посмотрев на неё.

– Ага.

– Перерывы очень важны. Предохраняют нас от переутомления. Иногда даже от выгорания, – добавил он; увидев, что она не собиралась доставать телефон, он убрал свой в карман и приготовился к обычному для таких случаев перебрасыванию репликами.

Амир очень нравился Кире, как коллега: его темы разговоров были лёгкими, манеры – непринуждёнными, а умение считывать атмосферу – неподражаемым; он заговаривал с ней только тогда, когда был уверен, что не отвлечёт её от дел, и умело понимал намёки на окончание диалога – в отличие от коллег с её предыдущего места работы, которые считывали её сфокусированность на рабочем процессе как однозначное приглашение к общению. Размышляя про Амира, Кира каждый раз задумывалась, почему при приёме на работу наниматель разбирал соискателя чуть ли по косточкам, а сам ограничивался парой общих слов: «уютный офис», «дружный коллектив», «молодая развивающаяся компания». Почему нельзя было предъявлять к нему столько же требований? Почему нельзя было настаивать, чтобы работодатель в обязательном порядке обеспечивал сотрудников печеньем к чаю? Или чтобы между столами было минимум полтора метра? Или, измерив Амира на предмет «приятности» и выведя из этого специализированный коэффициент, требовать, чтобы все коллеги будущего отдела имели проходной балл, равный, к примеру, одной целой и восьми десятых?

– Да, отдыхать нужно… – вздохнула Кира, осознав, что она утомилась значительно сильнее, чем ей казалось минутой ранее.

– Сейчас лето наступит – самый сезон. Планируешь отдых?

– Нет, ты что. Я же только пришла. Мне пока отпуск не положен.

– О, точно. Не подумал. Извини, – сказал он и, чтобы, видимо, не зацикливаться на неприятном, немного сместил тему в сторону, – Слышала, наш Марк с семьёй в Корею уехал?

– Да, мне Макс рассказал, – отозвалась она, и тут же решила, что простое «да» вполне бы сошло за ответ.

– А, ты его знаешь? – спросил Амир и тут же продолжил, – Мы учились вместе. Я был, правда, курсом старше, но мы немного общались. Не похож на отца, да?

Знакомая волна тяжёлого стыда накрыла Киру – это случилось так внезапно, что она не сразу поняла, что начала отвечать.

– Ага. Это было первое, что я ляпнула ему в лицо сразу после знакомства… – подавленно проговорила она и покачала головой.

– Думаю, это простительно, – ободряюще сказал Амир и, подумав, добавил, – Если увидишь его маму – все вопросы отпадут.

Кира обернулась к нему с гораздо бо́льшим оживлением, чем того требовала манера их диалога.

– А ты её видел? – быстро спросила она и, чтобы скрыть волнение, начала отпивать сок, пытаясь задним числом придать вопросу налёт повседневности.

– Да. На последнем корпоративе. У нас этой зимой был рождественский корпоратив, на который можно было приходить с кем-нибудь со стороны.

– Ого, правда?

– Ну да. Я с девушкой пришёл, – уточнил он.

За то небольшое количество дней, которые Кира здесь проработала, она уже успела мысленно отметить, что если в диалоге Амир хотя бы один раз не упомянет свою девушку, то можно было быть уверенной в том, что его подменили.

– Знаешь его сестру? Майю? – спросил он после некоторого молчания.

– Видела один раз.

– Она мне так нравится, – признался Амир и расплылся в настолько широкой улыбке, что она начала граничить с зарождающимся смехом, – Как раз на том корпоративе я пошёл как-то брать шампанское: подошёл к столу, взял по бокалу в руки, повернулся, чтобы уйти, и увидел, что она стоит прямо передо мной. Скрестила руки на груди и с таким серьёзным лицом говорит «если ты напьешься и будешь танцевать голым на столе, я сниму тебя на телефон и буду вымогать деньги». Я чуть бокалы не выронил, – оживлённо проговорил он, почти смеясь.

Несмотря на то, что Кира видела Майю всего лишь один раз, она почему-то с лёгкостью могла себе представить, с каким лицом и какой интонацией та могла это выпалить.

– Макс как-то сказал мне, что без неё в их семье было бы в десять раз скучнее, – прибавил Амир; помолчав ровно столько, сколько нужно, и, надо полагать, решив, что эта нота разговора идеально подходила для завершения диалога, он одним глотком допил остывший кофе, выбросив стакан, сказал «ну, я пойду» и ушёл.

Оставшись одна, Кира призналась себе в том, что впервые в жизни прочувствовала смысл избитого выражения «хочется под землю провалиться»: если ещё кто-нибудь при упоминании Макса скажет ей о том, что он не был похож на своего отца, трещина в земле покажется лучшим спасением от жгучего и нестерпимого стыда.

День 10, неделя 2, среда

Выйдя утром из дома, Кира почувствовала, что всё её внимание было поглощено густым потоком мыслей – настолько интенсивным, что она решила не надевать наушники: ей нужно было разобраться с тем, что гудело внутри её головы.

Ещё с тех времён, как Марк начал приезжать к её болеющему отцу, в её душе стало происходить что-то плохо различимое – что-то едва уловимое, но неприятно настойчивое. Только сейчас она наконец-то начала понимать свой внутренний разлад: узнав Марка, она обнаружила, что мужчины, достигая возраста её отца, не обязательно становились тугими комками замкнутости и раздражения – они могли быть добрыми, эмоциональными и не стесняющимися показывать свои чувства. Всю свою жизнь она думала, что её отец был настолько типичным представителем своего пола и возраста, насколько дождь являлся мокрым, а конфета – сладкой. Своим появлением Марк разрушил её привычное представление о мире, которое она, хоть и с разочарованием, годами собирала в крепкий витраж идей, чувств и представлений. Ей казалось, что ещё до смерти своего отца она знала о том, что у Марка были дети, но не могла вспомнить, откуда у неё было это знание; это было неважно; важным было то, что Марк тоже был отцом. Поняв, что её отец мог быть другим, она стала задумываться о том, что ещё могло пойти иначе. Конечно, раньше она встречала и других отцов – когда, к примеру, ходила в гости к одноклассникам; но все эти знания были слишком поверхностными; она знала отца Алисы – улыбчивого добродушного мужчину – о котором его дочь, однако, отзывалась настолько сухо, что Кира делала вывод о том, что своим поведением в роли отца он тоже не оправдал ожиданий своего ребёнка.

Теперь же знание о том, что двадцать пять лет её жизни прошли не по единственно возможному сценарию, пробудило в ней то, что уснуло ещё в раннем детстве: что-то, что было загнано в пещеры у подножья сознания, теперь, как монстр в фильме ужасов, почувствовало отсутствие сдерживавшего его барьера – оно начинало шевелиться, медленно выползать из своего убежища и неспешно, но упорно карабкаться вверх. Кира почувствовала, что у неё был огромный, но когда-то задушенный потенциал; она чувствовала, что если она даст ему волю, он будет способен на то, что она если и подозревала, то только в своём восторженном отрочестве. Кира поняла, что, если бы она росла в семье, в которой чувства не считались бы чем-то зазорным и мешающим нормальному рациональному существованию, то она была бы тем самым светлым и радостным ребёнком, который часто обнимает родителей, целует их в щеки и беспрестанно повторяет каждому из них «я люблю тебя». Она вдруг с горьким разочарованием осознала, что всю свою жизнь никому не могла раскрыть свои чувства; точнее, никому не могла искренне признаться в хорошем отношении – ни отцу, которого она, несмотря на все их перепалки, любила просто потому, что он являлся её кровной семьёй и всю жизнь был рядом; ни матери, которая любила её, но была сдержана и не располагала к чистосердечным душевным излияниям, хотя иногда могла быть и выразительной, и разговорчивой; ни своему бывшему парню, с которым она встречалась целый год, и с которым они так и не дошли до той стадии, когда можно было признаваться друг другу в любви. Только их отношения с Алисой могли похвастаться периодическими всплесками взаимного признания: это началось год назад, когда они разговорились на тему своей склочности – каждая из них считала себя не самой лучшей дочерью только на основании своей склонности к эпизодическим переругиваниям; более того, Алиса начала сетовать на свой характер – на свои, как она заявляла, резкость, категоричность и нетерпимость; затем они вспомнили, что с момента начала их дружбы они ни разу не поссорились: они могли иногда ругаться, но накал их перепалок никогда не перерастал во взаимную обиду – проблема всегда исчерпывалась к концу перебранки. С удивлением осознав свою уживчивость, они признались друг другу в тёплых дружеских чувствах и с тех пор иногда повторяли это признание – но только по отношению друг к другу: Кира, к примеру, не могла в своё время свободно рассказывать Алисе про свои отношения с парнем; она могла сообщать, куда они ходили, с кем общались и о чём разговаривали, но никогда не говорила подруге о своём отношении к нему: это казалось слишком личным; Алиса, чьи отношения с родителями тоже не научили её быть открытой, и которая, как и сама Кира, при приближении к опасным темам начинала отшучиваться, не задавала ей никаких наводящих вопросов.

После всех этих размышлений Кире стало понятно, почему она так любила музыку: слушая мелодии и песни, она могла проецировать свои эмоции на предлагаемое настроение и, отдавшись прослушиванию, позволять им быть прочувствованными и не застаиваться.

Всё началось с этой семьи, которая около недели назад пленила её сознание и о которой она не знала почти ничего – семьи, в которой было несколько детей; семьи, в которой отец мог позвонить дочери, чтобы просто поболтать с ней; семьи, которая несмотря на то, что дети уже выросли, продолжала путешествовать вместе. Может быть, она слишком романтизировала их образ? Может быть, Марк с женой находились на грани развода, а брат с сестрой не переваривали друг друга? Может быть, совместные путешествия были отчаянной попыткой не распасться окончательно? Может, они даже жили не вместе? Её сознание, которое только что открыло для себя спасительный путь от окончательного очерствения, начало яростно сопротивляться.

«Мне нужно узнать хоть что-нибудь, прямо сейчас», – почти дрожа, думала Кира, – «Если я не узнаю ещё что-нибудь, я взорвусь от нетерпения». Она пыталась наскрести обрывки информации в своих воспоминаниях: Марк, еле-еле сдерживая слёзы, признавался, что не мог себе представить, что с ним или его семьёй могло что-либо случиться; он обрадовался, когда в кабинет зашёл его сын и, практически светясь, представил его Кире. Он звонил дочери, чтобы (скорее всего) сообщить, что её брат настолько сошёлся с Кирой, что они пошли прогуляться после работы. Макс рассказал про совместные путешествия; и про то, что в этот год они сделали Майе подарок, потому что, она, кажется, всегда мечтала побывать в Корее. «Ты бы её видела», – сказал он с улыбкой. Наверное, такое мог сказать только любящий брат? «Откуда я знаю, у меня никогда не было ни братьев, ни сестёр, ни кузенов, ни собак!» – кричала Кира внутри себя.

Ей нужно было знать больше. Установка «прямо сейчас» постепенно превращалась из красивого преувеличения в неотвязное желание. Она отчаянно пыталась вспомнить, кто был с ними знаком. Вспомнив вчерашний день, она поняла – Амир. Вот, кто был ей нужен. «Мы немного общались», – сказал он про Макса. «Она мне так нравится», – сказал он про Майю. «Да», – ответил он на вопрос, видел ли он их маму. Мысли про Амира и его потенциальные знания так распалили Киру, что ей захотелось затащить его в комнату без окон, бросить его на неудобный стул, хлопнуть рукой по металлическому столу, направить настольную лампу ему в лицо, и приказать «Говори всё, что знаешь». Но как можно было расспросить его в реальности? И как можно скорее? Где удобнее всего было это сделать? На обеденном перерыве? Она не знала, куда он ходил обедать. В лифте? Да! В лифте! Осознав предоставившийся шанс, Кира, зайдя в здание, решила во что бы то ни стало подкараулить его на первом этаже у лифтов («Вряд ли он уже пришёл. Он обычно приходит строго к началу»). Она взвинтилась настолько сильно, что тотчас же подумала о том, что он мог идти позади неё, и резко обернулась, чтобы проверить это. Следующий миг стал очень неожиданным: она развернулась настолько внезапно, что врезалась в кого-то – так сильно, что чуть не упала назад.

– Смотри, куда идёшь, – произнёс знакомый голос, который даже в этой ситуации остался верен своей спокойной неторопливости, лишь слегка налившись шипением потревоженного хищника: совсем рядом с ней стояла Таня, выставив ладони вперёд и чуть отклонившись назад; слегка отвернув голову в сторону, она, тем не менее, смотрела прямо на Киру.

– Извини, – выдохнула Кира, – Извини, – повторила она, чтобы показать, что первое извинение вырвалось не невольно, – Я не специально.

– Чуть не сбила меня с ног, – с лёгкой неприязнью проговорила Таня и пошла дальше.

– Я сама чуть не упала, – прошептала испуганная Кира и отошла к стене, чтобы отдышаться, не стоя ни у кого на пути.

В этот момент мимо неё прошёл Амир. Тут же забыв про стресс и боясь, как бы он не начал вести дружеские диалоги со всеми подряд, Кира быстро выдвинулась вперёд, чтобы перехватить его заранее.

– Привет! – воскликнула она со светящейся улыбкой, показывавшей секундную готовность к любому диалогу и хорошее настроения для любых тем.

– О, привет! – ответил он.

И что она должна была делать? Что говорить? Что спрашивать? В школе они с Алисой придумали игру «Представь, что ты великий аферист», целью которой была добыча определённой информации у малознакомого человека. Они покупали дешёвые сим-карты (многие в рекламных целях раздавались бесплатно), узнавали телефоны одноклассников или детей с других классов и ставили цель – к примеру, узнать, как зовут (или звали) бабушку. Каждая из них должна была хитростью достать телефон малознакомого школьника (этап, который больше всего не любила Алиса); они собирались у кого-нибудь дома: пока одна звонила своей жертве, другая засекала время; звонящая, представляясь чёрт знает кем и на ходу лавируя между разнообразными уловками, пыталась добыть заветную информацию; потом они менялись местами. Они назвали эту игру «Представь, что ты великий аферист» по нескольким причинам: «Представь, что ты аферист» звучало до такой степени неприятно, что хотелось поёжиться, а для «Представь, что ты великий детектив» у игры не хватало размаха. Кира с ужасом вспомнила то, что у них не было готовых приёмов. Они импровизировали на ходу, пытаясь добыть ответ на один конкретный вопрос: сейчас у неё не было даже этого.

– Помнишь, ты вчера рассказывал про рождественский корпоратив? – начала она с того, что первым пришло ей в голову при мыслях о вчерашнем диалоге.

– Да.

– Мне так понравилась идея того, что можно приглашать кого-то своего. На моём предыдущем месте с этим было очень строго: компания платила только за тех, кто на неё пахал.

– Ну, это обычная практика.

– А Марк, говоришь, пришёл со всей семьёй?

Её осенила неожиданная мысль: у него, возможно, могли быть другие дети.

– Нет, Макс не пришёл.

– А, то есть они были втроём?

«Ох, Алисе бы понравилось», – подумала Кира.

– Ну да.

«Понятно. Детей только двое».

– Ты говорил, что вы дружите с Максом, да? – продолжила расспрашивать Кира, пытаясь зацепиться за любые обрывки прозвучавшей вчера информации.

– Ну, «дружим» – это сильно сказано. Так, в хороших отношениях.

– А, только на работе видитесь? – спросила Кира такой интонацией, которой обычно говорят «а-а, вот теперь мне всё понятно».

– Нет, не всегда.

Кира была уверена, что он продолжит говорить: он был слишком вежливым для того, чтобы останавливаться на полуслове.

– Мы с девушкой снимаем квартиру возле парка, – сказал Амир; Кира уже привыкла к тому, что местные называли центральный парк просто парком, – Они живут неподалёку. Ты живёшь не в том же районе? – спросил он с поддерживающим диалог любопытством.

– Нет, я живу недалеко от работы, – быстро и нетерпеливо проговорила Кира, боясь съехать с темы.

Она не успела подумать о том, что ещё можно было сказать, чтобы возвратиться к обсуждаемой теме, как Амир сам вернулся к интересующему её направлению:

– Мы, когда заехали, приглашали их на новоселье.

«Кого “их”?!» – с раздражением воскликнула она внутри себя. Мысль о том, что у Макса могла быть девушка, так неприятно прожужжала в её мозгу, что Кира нетерпеливо отмахнулась от неё, как от мухи.

– Его и Майю? – уточнила она, стараясь звучать настолько повседневно, насколько это вообще было возможно.

– Ага.

– А у них хорошие отношения? – спросила Кира и, чтобы вопрос не выглядел взятым из ниоткуда, добавила, – У моей мамы есть брат, так она его на дух не переносит.

Она даже покачала головой для пущей убедительности. Это, конечно же, было враньём: у её мамы была только обожаемая младшая сестра; но Алиса оценила бы этот ход по достоинству.

– Да, у кого как… – задумчиво ответил Амир, – Нет, у них хорошие отношения. Если ты слышала, как они разговаривают друг с другом, – продолжил он, и Кира разозлённо подумала «Нет, я не слышала!», – то тебе могло бы показаться, что это не так, но они, на самом деле, отлично ладят.

Он ненадолго задумался.

– Я даже завидую им. У меня есть старший брат, но у нас… сложные отношения, – сказал он, явно взяв время на то, чтобы тщательно подобрать подходящее прилагательное.

Кира с трудом могла представить себе Амира, находящегося с кем-либо в сложных отношениях.

– А у тебя есть братья или сёстры? – спросил он, побоявшись, видимо, закончить разговор на неприятной ноте.

– Нет. Я единственный ребёнок.

В это время двери лифта открылись. Когда они вышли, Амира перехватили другие коллеги с этажа: влившись с ними в один поток, он, бодро переговариваясь, ушёл вперёд.

Той немногочисленной информации, которую ей удалось добыть за этот диалог, Кире оказалось достаточно, чтобы думать об этом на всех перерывах и даже вечером – после работы.

День 11, неделя 2, четверг

По прошествии нескольких часов после начала рабочего дня, Тина снова пригласила Киру на ланч, объяснив это тем, что «её девочки» в сегодняшний перерыв пойдут по магазинам и опять оставят её без компании.

– А чего это я тебя приглашаю, только когда девочки меня бросают? Ходи с нами, – сказала Тина, когда они пришли в кафе.

– А они не будут против? Я только за.

Тина фыркнула так, как будто без слов говорила «кто в своём уме может быть против компании?». Кира действительно была очень рада такому решению: ей было одиноко проводить перерывы в обществе только своего телефона; к тому же то кафе на пятнадцатом этаже, в которое она ездила только потому, что оно было расположено ближе всех остальных заведений, постепенно переставало её удовлетворять; она знала, что Тина с двумя другими девушками любили разнообразие и бывали здесь нечасто.

Выбрав еду и сев за стол, они некоторое время ели в тишине, утоляя обострившийся перед перерывом аппетит. Тина первой прервала молчание:

– Ты занимаешься чем-нибудь? Физическим.

– Нагрузкой, ты имеешь в виду?

– Ну да.

– Бегаю иногда.

Тина сделала пару взвешенных кивков, очевидно означающих «неплохо, неплохо».

– Я вот не очень довольна собой, – призналась она.

Киру немало удивило это откровение: обычно, когда девушки говорили, что не были довольны своим телом, они имели в виду, что считали себя полными и хотели бы похудеть; Тина же и так была заметно худой.

– Да, не говори, – отреагировала она на озадаченный взгляд Киры, – Большинство девушек мечтают быть худыми, а мне хочется… – она ненадолго задумалась, подбирая слова, – Больше тела, что ли. Я и так коротышка. В прошлом году даже записалась в тренажёрный зал.

– Ого. И как?

– Ходила какое-то время, – ответила Тина, – Как-то заметила там своего соседа – парнишу лет семнадцати, – вспомнила она после короткой паузы, – Тщедушный такой. Пришёл массы поднабрать. Я так думала. Оказалось, что набор массы его, как таковой, не интересует – ему нужны мускулистые руки.

Кира, как и всегда в неформальных разговорах с Тиной, почувствовала, что скоро, возможно, станет очень смешно.

– Только руки?

– Только руки. Он был настойчив. Только руки.

– И как? – спросила Кира, не сдержав улыбку.

– Хорошо. Накачал такие бочки, – продолжила рассказывать Тина и ладонью показала уровень его «бочек» над своей тонкой рукой, – Как у кузнеца. Сам-то остался таким, – она показала мизинец, – А что? Он был доволен собой. Майки стал носить. Я как его в подъезде потом стала видеть, улыбаться стала. Он, наверное, думал, что теперь такой крутой, что тётя по соседству рада его видеть…

– Нашла тётю, – укоризненно ввернула Кира: на вид Тине было немногим больше тридцати лет.

– Ну-ка. Не льсти начальнику. Он думал, что я рада его видеть, а я просто старалась не заржать. Ну ты не упади лицом в еду!

Киру так внезапно скрутило от смеха, что её волосы опасно нависли над тарелкой; Тина поддалась атмосфере и тоже начала смеяться.

– Неплохо здесь, да? – спросила она, когда волна смеха спала.

– В кафе? – недоверчиво уточнила Кира: еду здесь подавали по большей части неудовлетворительную.

– Нет же. Здесь. В принципе. В компании. Дела хорошо идут. Штат постоянно расширяют. Я здесь работаю уже давно, но, кстати, всё ещё помню, кто когда пришёл. Если продолжат расширяться, то тогда уже начну путаться.

– А сколько ты здесь работаешь?

– Шестой год пошёл. Ты же кого-нибудь знаешь уже? Давай, потестируй меня.

– Девочки.

– Эти подружки пришли одновременно. Примерно два года назад.

– Амир.

– Примерно год назад. Ты же Таню знаешь, да?

– Только по имени.

– Неважно. Она пришла недавно. Месяца два-три назад.

– Я знаю Макса.

– Он здесь уже года три. Ты же знаешь, что он сын нашего Марка?

– Да, знаю.

– Не похож, да? Ой! Ну ты ешь аккуратнее! Тебе помочь?

Кира подавилась так внезапно и начала так сильно кашлять, что большинство сидящих неподалёку людей тревожно обернулись на неё. Руками показав Тине, что к ней не нужно было подходить, она, окончательно откашлявшись и выпив воды, тут же поняла, что больше не сможет продолжать диалог в такой же лёгкой и будничной манере, как и ранее: она впала в такое оцепенение, что могла отвечать Тине только односложными словами. До конца перерыва она выглядела удручённой и рассеянной: её придавила настолько тяжёлая глыба стыда за свой неуместный комментарий при знакомстве с Максом, что она с облегчением подумала о том, что он был в отпуске – она бы не смогла смотреть ему в глаза и, скорее всего, начала бы его избегать.

День 12, неделя 2, пятница

Вчерашнее оживление мучительного стыда настолько испортило Кире настроение, что сегодня утром оно, несмотря на освежённое сном сознание, осталось таким же скверным и, подпитавшись отдыхом, начало теребить её с новой силой. Кира была настолько подавлена, что, выйдя утром из лифта на двадцатом этаже и зайдя в широкий коридор между лифт-холлом и их открытым офисом, не сразу услышала, что кто-то звал её по имени.

– Кира! Не проснулась, что ли?

Это была Тина, которая шла настолько быстро, насколько ей позволяли высокие каблуки её туфель.

– Ой. Извини. Наверное, правда не выспалась. Привет.

– Как настроение с утра?

– Да так… Иногда бывает лучше.

– А я только что в лифте все двадцать этажей терпела женщину, от которой так разило табаком, что я сомневалась, что доеду. Ты куришь?

– Нет.

– И правильно. Я тоже не курю.

– Я, правда, знаю, где курилка, – с лёгкой улыбкой добавила Кира, боясь показаться слишком сухой: она не любила демонстрировать другим своё плохое нестроение.

– Ты имеешь в виду крышу?

– Да.

– Ты же знаешь, что там не только курилка?

Кира внимательно посмотрела на свою начальницу и пару раз непонимающе хлопнула веками.

– Правда?

– Курилка – по центру. По бокам там очень даже неплохо: столики и все дела.

Во второй половине дня Кира, следуя установившейся привычке, купила в торговом автомате коробочку сока. Доехав до последнего этажа, она пошла исследовать крышу. Открыв тяжёлую металлическую дверь и отмахнувшись от накинувшегося на неё потока дыма, она сразу же свернула налево и вышла к боковой части крыши, которая тоже была обтянута высокой сеткой, но по которой, преимущественно у са́мой сетки, были расставлены столы и стулья. Выбрав место так, чтобы любоваться наиболее удачным видом на город, Кира открыла сок и приготовилась освобождать голову от наседающих мыслей – они донимали её настолько навязчиво, что ей захотелось попробовать медитацию. Глубоко вздохнув и сконцентрировавшись на уходящих вдаль зданиях, она услышала стук каблуков, который с каждым шагом становился всё отчётливее. Повернув голову, она увидела Таню, которая уже успела дойти до её столика и стояла, скрестив на груди руки и перенеся вес на одну ногу.

– Привет.

Кира хотела спросить «Чем обязана снисхождением?», но, ещё раз попеняв себя за плохое настроение, ответила:

– Привет.

– Как мы с тобой недавно столкнулись, да?

В голосе Тани чувствовалась лёгкая мягкость, как будто бы она была заинтересована в продолжении этого диалога и не хотела отпугивать собеседницу своей обычной холодностью.

– Не говори.

Таня, не спросив разрешения, села напротив.

– Помнишь, я тебя спрашивала, как тебе здесь?

Кира почувствовала сильное желание отпарировать колким «я удивлена, что ты помнишь», но, не поняв, откуда в ней было столько неприязни по отношению к Тане и решив, что ответ крылся в её манерах, снова попеняла себя за вырывающееся наружу дурное расположение духа и сказала:

– Помню, конечно.

– Я тогда спрашивала про крышу. А сейчас спрошу про место в целом: как тебе здесь?

– Хорошо, – сухо ответила Кира: помимо дурного расположения духа её дружелюбию препятствовала предвзятость по отношению к собеседнице – ей казалось, что за этой безупречной внешностью скрывались презрение и язвительность.

– Успела с кем-нибудь сойтись?

– Да. С Тиной.

– М. С Тиной, – повторила Таня и на миг приподняла брови: в искреннем ли одобрении или с едкой насмешкой, Кира так и не смогла понять.

Таня быстро встала из-за стола: Кира впервые увидела, как она делала что-либо без своей привычной неторопливости.

– Извини, что отвлекла от перерыва, – сказала она и ушла, оставив Киру в недоумении, которое, под весом её непроходящей неудовлетворённости собой, длилось не более десяти секунд.

День 14, неделя 2, воскресенье

Вчера к Кире приехала Алиса: они провели субботу, осматривая квартиру и окрестности дома и обмениваясь новостями. Весь сегодняшний день они решили провести в центральном парке; погода была подходящей – маняще солнечной, но не жаркой. Потратив несколько часов на прогулки по обширной сети аллей и дорожек, гуляя между крупной пустой деревянной сценой, большой спортплощадкой и скейт-пространством и обойдя разместившееся по центру парка озеро, они дошли до лугов с обустроенными газонами и приземлились на первом свободном месте, оставлявшем как минимум десять метров от других отдыхающих. Первые минут пять они сидели в тишине и просто смотрели по сторонам, пытаясь преодолеть навалившуюся усталость. Кира, вдобавок ко всему, была раздражена тем, что её плохое настроение продолжало донимать её и сегодня. Она решила, что для того, чтобы перестать думать про оплошность, которую она совершила в свой первый день на новом рабочем месте, ей нужно было окончательно изгнать полюбившуюся ей семью из своих мыслей. Сегодняшний день как нельзя лучше подходил для этой цели: в отличие от вчерашнего дня, они с Алисой ни разу не заговорили про дела на работах друг друга.

– О, – удивилась Кира, – Это… Это Анна, что ли?

Она наклонилась вперёд и слегка прищурилась, чтобы лучше рассмотреть девушку, которая шла по одной из окаймляющих луга дорожек, держа под руку маленького ребёнка.

– Какая Анна? Со школы, что ли?

– Да, посмотри! – изумлённо ответила Кира, окончательно узнав в молодой маме их бывшую одноклассницу.

– Ой. Блин. Правда она. Хочешь подойти?

– Упаси боже, – отмахнулась Кира: она не любила внезапные встречи с малознакомыми людьми из прошлого – они обильно сочились неловкостью и желанием побыстрее закончить разговор.

Алиса довольно улыбнулась: по своей натуре она была не склонна к общению; точнее, она с удовольствием общалась с теми, кого хорошо знала уже много лет, но открещивалась от любых незапланированных разговоров с малознакомыми (и уж тем более с незнакомыми) людьми. Несколько следующих минут они сидели молча.

– Слушай… Не могу не сказать, – неуверенно начала Кира.

– Что? – спросила Алиса, заметно забеспокоившись.

– Тут так хорошо и… Даже не знаю, как сказать. В общем, смотрю на тебя и как-то жаль, что ты… Как сказать-то? Ты такая милая и…

– Ты о чём? – Алиса перебила её невнятные попытки обернуть неудобную мысль в слова, – О том, что у меня никого нет?

– Да, что-то вроде, – сдалась Кира.

– Ты сейчас о любви пытаешься говорить?

– Получается.

– У меня есть любовь. Ты же знаешь.

– Чей стрим ты смотришь раз в неделю?

– Да, – ответила Алиса: в её взгляде появилась лёгкая мечтательность, – Он такой недоступный – как Иисус. Остаётся только смотреть на его образ и верить, что он любит всех своих подписчиков.

Кира вздохнула. Её непроходящая удручённость смешалась с мнимой уверенностью в том, что в жизни их одноклассницы, в отличие от их жизней, за время, прошедшее с выпуска из школы, произошло множество значимых и интересных событий.

– Ты какая-то расстроенная, – заметила Алиса, – Эта всё из-за этой? С ребёнком? Хочешь детей, что ли?

– Я вообще сейчас не про это, – плоским голосом ответила Кира, – В наших с тобой жизнях ничего особенно не происходит. Половина наших одноклассников уже в браке.

– Выскочили рано – разведутся рано. Ещё и с багажом останутся. К чему торопиться вообще?

– Просто нам с тобой уже столько лет, а мы всё ещё никак не отличаемся от подростков.

– Разве плохо быть вечно молодым?

– Молодым – нет, инфантильным – наверное, да.

Кира подумала, что Алиса из-за своей причёски – она любила собирать свои светлые волосы длиной по плечи в два низких хвостика – выглядела лет на пять моложе своего возраста. Её удивлял эффект взаимодействия причёски с типом лица: если Алиса со своими двумя хвостиками выглядела свежо и естественно молодо, то она, если бы решила собрать свои волосы в такую же причёску, стала бы похожа на дурочку, которая всё ещё считала, что ей семь лет. Конечно, Алиса не всегда носила свои волосы в хвостиках: иногда она распускала их, иногда собирала в конский хвост; Кира же в этом плане была идеалом стабильности: всегда носила своё не очень длинное и не очень короткое каре свободным от заколок или резинок для волос. Лет пять назад, когда она обстригла свои длинные волосы до текущей причёски, она была настолько счастлива от того, что ей больше не придётся заморачиваться и собирать их во что-либо удобоваримое, что с тех пор почти что их не трогала; точнее, периодически ходила в парикмахерскую, чтобы укоротить их до привычной длины. В те времена, когда её волосы в распущенном состоянии доходили до её талии, она тоже не чувствовала большого желания стараться над их видом: закалывала или завязывала их во что-либо, что помогло бы им не лезть в лицо и не спутываться на ветру, и оставалась довольна.

Неожиданно её размышления были прерваны. Всё произошедшее как будто бы втиснулось в одну секунду. Алиса вскричала так сильно, что от испуга Кира отшатнулась в сторону; рядом с ними приземлилось что-то большое и розовое; под ухом зазвенел оглушающий собачий лай; послышался топот бегущих ног; мужской голос начал торопливо лепетать «Извините, извините!», пока Алиса кричала «А-а! Что это?!» и хваталась за затылок. Бегло и тревожно пытаясь понять, что произошло, Кира схватила валяющийся рядом с ней розовый круг и увидела, что это был фрисби. Картина сразу же расшифровалась: черноволосый парень, который сейчас сидел на корточках рядом с Алисой и пытался сбивчиво оправдаться, каждую вторую секунду занося руку для того, чтобы утешить её похлопыванием по плечу, и каждую третью, видимо, решая, что после всего случившегося он не имел права её трогать, кинул фрисби своей красивой, белой и мохнатой собаке и случайно попал Алисе в затылок. Собака, несмотря на всё оживление, села рядом с ними с гордым, но очень счастливым видом; подняв морду и высунув язык, она часто дышала и как будто улыбалась. Алиса, заметив собаку, тут же забыла про затылок: быстрым скачком подсев к ней, она начала теребить её руками и приговаривать «О, какая собака! Какая собака!»; собака была не против и довольно щурилась. Кира внимательно рассмотрела парня: он, как она уже заметила, был черноволосым и носил свои до блеска прямые недлинные волосы уложенными так, чтобы они не спадали на лицо; на нём была одежда, явно предназначенная для прогулок с собакой – кроссовки и лёгкий трикотажный серый спортивный костюм, куртка которого была расстёгнута, чтобы показать простую и немного мятую футболку в мелкую, почти рябящую в глазах разноцветную полоску; он был как будто бы младше них. Как только Алиса подсела к собаке, он встал с корточек, отошёл на шаг назад и, неуверенно стоя на одном месте, иногда открывал рот, чтобы что-то сказать, но каждый раз не находил подходящих слов и закрывал его обратно.

Кира почувствовала, как вся накопившаяся энергия горечи изменила знак на противоположный и была готова стремительным потоком выйти в предоставившемся направлении: она хотела направить её в попытку познакомиться; точнее, в попытку познакомить подругу.

– Нужно осторожнее кидать! – воскликнула она, посмотрев прямо на него.

Парень прекратил попытки сформулировать подходящую реплику и испуганно посмотрел на неё; Алиса перестала теребить собаку и, посмотрев на её хозяина и на Киру, наконец-то, кажется, поняла, что произошло.

– Извините, – наконец-то подал голос он, – У вас… вам нужно помочь? – обратился он к Алисе; та медленно покачала головой из стороны в сторону.

– Мы очень хотим пить, – уверенно заявила Кира, – Если угостишь нас чем-нибудь, то посчитаем инцидент исчерпанным.

Кира заметила, как Алиса выпучила на неё глаза.

– Держи, кстати, – прибавила она, протянув ему фрисби.

Парень подскочил к ней, взял фрисби и быстро вернулся на место.

– Хорошо. Тут есть… – сказал он и закончил фразу указанием большим пальцем в направлении ближайшей дорожки с киоском, – Пойдёте?

Он, несмотря на всю растерянность, выглядел так, будто был удовлетворён этим неожиданным поворотом событий.

– Конечно.

Он махнул головой собаке: та тут же поняла команду и подошла к нему. Увидев, что девушки встают с земли и сейчас последуют за ним, он ушёл туда, куда показывал ранее. Как только он повернулся к ним спиной и отошёл на некоторое количество шагов, Алиса тут же подскочила к подруге.

– Кира, ты чё, пьяная? – прошипела она.

– Может, я хочу пить? – спокойно ответила Кира: она действительно мучилась от жажды.

– Ты потребовала с него деньги! Это законно?

– Я попросила напитки за ушибленный затылок. Слушай, ну тебе не помешает познакомиться. Он, конечно, не Иисус, но всё же.

Алиса нехотя пошла за ней.

– Давай всё-таки без этого, а? – сжавшись, нервно проговорила она.

– Не трусь ты так. Давай сразу спросим, есть ли у него девушка.

– Ты точно выпила, да? – выпалила Алиса и напряжённо помолчала, – Кто начинает с такого вопроса? Представь, что к тебе подошёл незнакомый парень и спросил, есть ли у тебя кто. Я бы убежала от такого.

– Смотря как задать вопрос. Кому-то такие подкаты нравятся. В любом случае сейчас мы задаём вопрос. У нас всё наоборот – наше равноправие не такое уж равноправное. Если такое спрашивают пара милых девушек, вряд ли кто-то будет против.

– А если он женат? А мы тут… – Алиса не закончила фразу, давая встревоженной интонации завершить смысл предложения.

– Кольца у него по крайней мере нет. Я же говорю, спросим, – продолжила твердить Кира; немного подумав, она, улыбнувшись, повернулась к подруге, – Если он понравится нам обоим, будем драться с тобой на пистолетах.

Алиса коротко и нервно рассмеялась и, кажется, немного расслабилась. Кира действительно вела себя не совсем типично, но сейчас ей очень хотелось вести себя именно так. Ей хотелось познакомить Алису с кем-нибудь; ей хотелось быть неприятно развязной, чтобы дать ей выгодный фон.

Они подошли к киоску и встали за высокий металлический столик; парень уже какое-то время мялся рядом. Увидев, что они наконец-то пришли, он слегка расслабился, и спросил, что они будут пить. Девушки выбрали холодный чай и колу и, подождав некоторое время, получили свои напитки; взяв трубочки в рот, они, не сговариваясь, стали смотреть прямо на него, настолько выбив того из равновесия, что он даже не смог вставить трубочку в свой стакан. Всмотревшись в него, Кира заметила, что он не был таким юным, каким показался изначально – это было особенностью мягких черт его лица; он мог быть даже их ровесником.

– Спасибо, – начала разговор Кира.

Он ответил не сразу, так как решил взять время, чтобы перестать быть посмешищем и наконец-то вставить трубочку в стакан.

– Пожалуйста. Я думаю, я был вам должен, – заговорил он, справившись с напитком.

– Мне не очень больно, – призналась Алиса, – Я больше испугалась.

– Скажи, а у тебя есть девушка? – оживлённой интонацией спросила Кира, убедившись, что он заметил, как она быстро и оценивающе окинула его взглядом.

Алиса под столом подёргала её за край кофты: ей, очевидно, всё ещё не нравилась эта затея.

– Нет… – немного удивлённо ответил он, – Нет, – повторил он более уверенно, слегка улыбнувшись.

Видимо, ему было очень приятно то, что девушки были в нём заинтересованы.

– У меня есть друг, – добавил он, улыбнувшись ещё шире, – Вот у него нет проблем с девушками. У него как будто всегда кто-то есть. Мы однажды…

Он резко замолчал, так как, кажется, понял, что эта тема являлась очень странным продолжением ответа на поставленный вопрос. В итоге он решил не останавливаться, подумав, скорее всего, что обрывание на полуслове смотрелось бы более странно, чем выбранная тема:

– Когда мы однажды ходили на встречу выпускников универа (мы в одном учились) – не на эту, на которой только один курс, а на общую. Ну, вы представляете.

Алиса с Кирой переглянулись: они были на общеуниверситетском дне выпускников только однажды и весь тот день в течение многих часов бродили туда-сюда, как неприкаянные.

– Я ушёл с той встречи с шишкой на лбу, – продолжил тот, – Не вписался в косяк. А он – с новой девушкой. Не буквально, конечно, – поправился он внезапно, – Ушли-то мы вместе. В смысле они познакомились, ну и… потом… – на этом слове его речь затухла окончательно и он, чтобы, вероятно, не выглядеть совсем глупо, тут же сосредоточенно приступил к своему напитку.

Кире понравился его неожиданный, но развёрнутый ответ: её наигранная развязность должна была от чего-то отталкиваться.

– М-м… – заинтересованно промычала она, – И в чём его секрет? – игриво спросила Кира, с неприязнью представив себе самоуверенного лощёного денди, который подмигивал всем проходящим мимо девушкам.

– Я не знаю, – улыбнулся их собеседник: его улыбка выглядела естественно и создавала приятное впечатление искренности и ненаигранности, – А как вас зовут? – спросил он, несколько раз переведя взгляд с одной девушки на другую, давая понять, что он не задавал вопрос только одной из них.

Кира под столом настойчиво ткнула Алису в бок. Когда та ничего не ответила, Кира повторила своё подначивание.

– Алиса, – бегло выпалила та, устав от тычков.

– А я Анна, – слащаво улыбнулась Кира, решив не позориться под настоящим именем.

Алиса посмотрела на неё так, будто сейчас скажет «я тебя не знаю» и уйдёт.

– М. Очень приятно. Меня зовут Алекс. А это Фокс, – сообщил он, показав на собаку, которая сидела рядом со столом и счастливо улыбалась, положив лапу на фрисби.

– Он такой милый, – тепло сказала Алиса, посмотрев на Фокса.

Кира подумала, что если под милостью понимать притягательную безыскусность, то сейчас в этой компании милыми были все, кроме неё.

Они стали молча пить свои напитки. Не выдержав усиливавшейся с течением секунд неловкости паузы, Алиса заговорила:

– Нам пора идти, – торопливо выдала она и, повернувшись к Кире, спросила, – Мы опаздываем, да?

– Куда? – не поняла Кира и получила неожиданно болезненный пинок в ногу, – А, точно, – якобы вспомнила она, поморщившись, – Иди, я тебя догоню.

Алису не нужно было просить дважды: она одним движением развернулась на сто восемьдесят градусов и ушла. Кира вытащила свой телефон, разблокировала его и, открыв цифровую клавиатуру, протянула его Алексу.

– Ты же не против дать свой телефон?

Он был не против. Позвонив ему и сбросив вызов, она сказала «я передам номер Алисе» и подмигнула. Подмигнув, она поняла, что никогда никому не подмигивала; и, судя по послевкусию, никогда не будет. Догоняя Алису, она вспомнила свой только что сыгранный образ и внезапно почувствовала тошнотворную гадливость.

– Фу… – поморщившись, подытожила Кира, догнав Алису, – Неприятно быть не собой.

– Я вообще не пойму, чего ты выкобенивалась.

– Представляла себя великим аферистом.

Алиса невольно улыбнулась.

– Но мы-то делали это только по телефону, – заметила она.

– Угу… Удивительно, как всё меняется лицом к лицу.

– А ты хотела узнать у него что-то конкретное?

– Конечно. Номер телефона.

Алиса резко повернулась к ней с выражением восклицательного знака на лице.

– Ты взяла у него телефон? Зачем? – возмутилась она.

– Скажи, как бы смотрелась моя легенда, если после всей моей мерзкой игривости мы бы просто развернулись и ушли?

– А, ну да…

– Я намекнула, что дам телефон тебе, – Кира смягчила формулировку, чтобы не звучать слишком напористо: она, строго говоря, не намекала, а сообщила ему об этом прямым текстом.

Алиса остановилась.

– Зачем ты это делаешь? – требовательно спросила она.

– Раз ты остановилась, я как раз пошлю тебе его номер, – невозмутимо ответила Кира, достала телефон и занялась этим.

– Я не буду ему звонить!

– Напиши.

Алиса немного успокоилась.

– Ну, написать-то я могу… А если он начнёт звонить?

– Не бери трубку, а потом напиши, что предпочитаешь текст.

– У тебя на всё есть ответы.

– Он милый, да? Не строит из себя никого. Такой естественный.

– Да поняла, напишу, – улыбнулась Алиса.

Подруги за всю свою историю разговаривали про противоположный пол и отношения примерно пять процентов своего времени. Этот раз, кажется, стал самым долгим за всё время.

День 15, неделя 3, понедельник

Сегодняшний чересчур напряжённый рабочий темп и его причины заставили Киру думать о том, что следующая неделя будет не менее тяжёлой. У этого были свои достоинства: день не успевал начаться, как нужно было идти на ланч, а сразу после него проходило мгновение и рабочий день заканчивался.

Закончив трудовой день, Кира вышла на улицу, вдохнула охладившийся за последние сутки воздух, надела наушники и, впервые за вечер оставшись наедине с собой, вспомнила своё вчерашнее поведение, тут же почувствовав остатки липкой гадливости. Конечно, если бы вчера она захотела познакомиться с Алексом для себя и осталась бы в рамках своего характера, она бы делала то же самое: попросила бы купить им напитки и возможно задала бы вопрос о его личной жизни; но она бы использовала другие интонации и другие формулировки; в них не было бы столько напора, заискивания и искусственности.

«Хотя бы он точно не будет пытаться связаться со мной», – с облегчением подумала она, вспомнив свою отталкивающую игривость. Именно в этот миг трек в её наушниках прервался мелодией входящего звонка, и телефон в её кармане завибрировал. Достав его, она увидела, что на экране было написано «Алекс».

– Почему ты мне звонишь?! – возмущённо вскрикнула она, остановившись и обратившись к экрану телефона.

Только что обогнавший её мужчина недоумённо обернулся на неё, но ничего не сказал и пошёл дальше. Кира почувствовала, что её нервное напряжение подходило к своему пику; она начала бояться того, что в своём негодовании на саму себя могла сорваться на собеседника и начать кричать в трубку. Сделав пару глубоких вздохов и убедив себя в том, что ей предоставлялся отличный шанс объясниться, она приняла звонок.

– Да.

– Алло, Анна?

– Эм… Да, – нехотя ответила она, решив не начинать разговор с «меня зовут не так» – ей показалось, что эта информация могла прозвучать неблагожелательно – так, будто она с ходу уверенно заявляла «привет, я обманула тебя».

– Это Ал…

– У меня записан твой телефон, – нетерпеливо перебила его Кира, стараясь не звучать раздражённо.

– А. Да. Точно, – вспомнил он и сделал небольшую паузу, – Не хочешь… погулять со мной как-нибудь?

Кира медленно и измождённо закрыла глаза.

– Слушай… Я уже встречаюсь кое с кем, – соврала она, стараясь звучать мягко, – Я брала твой номер для Алисы. Она не писала тебе?

– А. О. Ясно… Да, она писала.

Возникла неприятная пауза.

– Ты не злишься на меня? – решилась спросить Кира: несмотря на то, что вчера, по её мнению, она выразилась предельно ясно, сказав, что передаст телефон подруге, он, похоже, понял ситуацию как-то по-своему; может быть, он думал, что она прикрывалась подругой, чтобы добыть номер его телефона для себя, и теперь чувствовал себя обманутым.

– А, – очнулся Алекс, – Нет. Спасибо за правду, – добавил он без раздражения, – Пока.

– Пока.

Кира снова остановилась и снова сделала глубокий вздох. Она хотела продолжить размышлять над тем, почему он всё-таки решил позвонить ей; она хотела попытаться представить, какой вывод он мог сделать из её вчерашнего образа; она хотела позвонить Алисе для того, чтобы подробно расспросить её о том, как до этого он с ней взаимодействовал. Но, почувствовав неодолимую душевную усталость, она пробормотала «пошло всё…», открыла зонт (начал моросить дождь), снова включила музыку и побрела домой.

Перебивка

Пустая комната. Раскладной стул, на котором сидит интервьюируемый. Кадр выстроен так, что человек на стуле виден почти целиком (кроме ног ниже колен), в анфас. Голос ведущей раздаётся из-за кадра.

Ассистентка. Мотор!

Ведущая. Здравствуйте. Назовите ваше имя, пожалуйста.

Кира. Кира.

Ведущая. Это ваше полное имя?

Кира. Конечно. А как меня могут звать? Шакира?

Ведущая. Расскажите про вашу семью.

Кира. А что рассказывать? Всю жизнь были мама-папа-я. Отец недавно умер.

Ведущая. Соболезную. Как вы жили? Какие между вами отношения?

Кира. Жили, как все. Ничего особенно счастливого, но ничего ужасного. С мамой отношения хорошие. С папой были сложные.

Ведущая. В чём состояли сложности?

Кира. (раздражённо, быстро) В чём? В том, что он не хотел дочь. Вам пояснить?

Ведущая. Если можно.

Кира. Он каждый раз раздражённо сплёвывал, если слышал, что я, к примеру, говорю про новую одежду.

Ведущая. Спасибо. Вы сказали, что у вас хорошие отношения с мамой. Вы говорите ей, что любите её?

Кира. Иногда… (думает) Если подумать, то очень редко.

Ведущая. Почему?

Кира. Почему? (думает) Наверное, потому что изначально не сложилось. Мы с мамой… Точнее, моя мама, она… (думает) сдержанная.

Ведущая. А она часто говорит вам, что любит вас?

Кира. Столько же, сколько и я ей. Мы обычно говорим это друг другу, когда растроганы. Например, когда дарим друг другу подарки. То есть примерно пару раз в год. Если, конечно, подарки нас трогают.

День 29, неделя 5, понедельник

Две предыдущие недели пролетели очень быстро: напряжённая рабочая ситуация ослабла только к прошлому четвергу, а все выходные до предшествующих Кира лениво провалялась дома, предоставив голове и телу время для полного восстановления от утомления и стресса: эта терапия пассивного отдыха хорошо помогла ей справиться с остатками донимавших её ранее тревог. В только что прошедшие выходные она ездила к маме и помогала ей собирать свои же вещи для последующего заказа доставки к себе на квартиру. Поездка была незапланированной: поняв, что в разговоре по телефону описание каждой вещи и определение её необходимости быть доставленной в ближайшую неделю занимало слишком много времени, Кира без сожаления решила съездить к маме и тёте и вернулась только вчера поздним вечером. Этой поездке удалось окончательно выветрить и без того сходящую на нет подавленность, поэтому сегодняшнее утро она начала бодрой и даже радостной. Более того, дожди, которые попеременно шли в течение двух предыдущих недель, наконец-то сдали свои позиции: на улице было ветрено, но солнечно и тепло.

В самом начале рабочего дня Кира посмотрела на сегодняшнюю дату и увидела, что прошёл уже ровно месяц с тех пор, как она приехала в этот город. Внезапно в её душу заползло досаждающее чувство однообразности своей новой жизни: в своё время она планировала изучать афиши и по выходным или по вечерам будних дней ходить на все те мероприятия, которые покажутся ей интересными. Боясь потерять только что найденное радостное настроение, она убедила себя в том, что её утомляемость и отсутствие активного желания выезжать в город и развлекаться являлись нормальным следствием испытанного за последние месяцы стресса и непрекращающихся хлопот с переездом. В конце концов, она не превратилась в уставшего зомби, который только и делает, что бредёт на работу и волочится с неё обратно: она не бросила нагрузки и примерно два раза в неделю выходила на освежающую пробежку.

Минут через пятнадцать после того, как Кира устроилась на своём рабочем месте и убедила себя в том, что у неё не было причин отказывать своему настроению в желании быть таким же солнечным, как и погода за их огромным окном, она услышала голос, который был не только знакомым, но который она уже довольно давно не слышала: голос громко и настойчиво твердил кому-то о том, что он вот-вот будет на месте, и, судя по звуку, поспешно удалялся вправо. Подняв глаза, она увидела Марка, который, прижимая телефон к уху, быстрыми шагами шёл в направлении своего кабинета. Не успев подумать ни одной мысли, Кира вздрогнула от того, что другой, не менее знакомый голос сказал «привет»: прямо перед её столом стоял Макс.

– А. Привет. Вы вернулись… – растерянно проговорила она: в последние недели она настолько усердно старалась изгнать всю их семью из своих мыслей, что даже перестала осознавать, что они должны были когда-либо вернуться.

– Ты думала, мы там жить останемся? – спросил он, в лёгком возмущении сведя брови: кажется, он не ожидал такой реакции.

– Нет, конечно. Я просто… – начала оправдываться Кира, поняв, что её растерянность прозвучала, как разочарованность, – Ты застал меня врасплох. Извини, – добавила она, с лёгкой улыбкой разведя руки в стороны.

Это возымело эффект: на совсем короткий момент его лицо выдало внезапное замешательство – может быть, он понял, что своей реакцией вынудил её извиниться.

– Нам угрожал риск остаться, – легко ответил он, моментально взяв себя в руки, – Майя так расплакалась в аэропорту, что мы подумали, что будет жестоко затаскивать её в самолёт.

Кира почувствовала знакомый прилив счастливого нетерпения узнать больше; она вспомнила, как её завораживали даже совсем маленькие обрывки информации о его семье. Она невольно подалась вперёд и так сияюще улыбнулась, что начала бояться показаться странной. Быстро опустив голову в сторону и внимательно посмотрев на карман своей джинсовой куртки, Макс достал оттуда маленький конвертик и протянул ей.

– Держи.

– Что это?

– Магнитик.

В его голосе прозвучало лёгкое нетерпение: кажется, её забывчивость задевала его уже второй раз.

– А. Точно. Спасибо.

– Я пойду, – сказал Макс, пристально посмотрев на неё взглядом, который невозможно было считать.

Кира кивнула. Когда он ушёл, она раскрыла конвертик и достала оттуда магнитик, на котором была изображена городская площадь со статуей сидящего на троне мужчины. На магнитике было написано «Seoul».

Кира попыталась сконцентрироваться на работе, но свежее впечатление пересиливало любые попытки сосредоточиться: все её мысли затмила фраза «они вернулись»; только-только она научила себя не думать про них, как они, снова взбаламутив её внутренний мир, вернулись. Конечно же, она обрадовалась: в последние недели ей удалось справиться со стыдом, который омрачил её знакомство с одним из них, поэтому сейчас в её душе оставалось лишь счастливое предвкушение. Работа, тем не менее, никуда не уходила, и, приложив значительные усилия, Кире пришлось освободить голову от посторонних мыслей и закончить рабочий день.

День 30, неделя 5, вторник

Несмотря на вчерашнее внутреннее ликование от возращения Марка и её семьи, Кира, к своей досаде, никак не могла избавиться от ощущения, что во вчерашнем диалоге с Максом предстала перед ним равнодушной и незаинтересованной – такой, какой она хотела казаться ему в последнюю очередь: если он решит, что она тяготится их знакомством, то вряд захочет заговаривать с ней снова. Нужно было брать ситуацию в свои руки – подойти к нему само́й и постараться перекрыть вчерашнее впечатление своей искренней восторженностью.

Проработав здесь уже месяц, она научилась игнорировать поток людей, передвигающихся по центральной магистрали их большого офиса, и не поднимать глаза каждый раз, когда взгляд зацеплял непривычное движение. Сегодня она намеренно то и дело приподнимала голову и смотрела по сторонам. Через несколько часов после начала рабочего дня она, в очередной раз осмотревшись, заметила, что из правого коридора, внимательно смотря в телефон, медленно вышел Макс. Он остановился и, вероятно, решив, что сосредоточенную деятельность в телефоне лучше всего было осуществлять сидя, свернул в сторону места отдыха. Тут же достав из ящика заранее купленный сок, Кира торопливо встала с офисного кресла и пошла туда же. Она не знала, что собиралась говорить; она даже не знала, с чего начнёт разговор. Зайдя за угловую перегородку, отделявшую место отдыха от остального офиса, она увидела, что Макс был один; он сидел на диване и всё так же внимательно смотрел в телефон. Её он, судя по всему, не заметил.

– Привет. Не против моей компании? – спросила Кира, чтобы обратить на себя внимание.

Макс поглядел на неё.

– Привет. Ещё как против, – с весёлой искрой в глазах ответил он и снова опустил взгляд на экран.

Эта фраза её утешила: по крайней мере, он вёл себя как обычно. С другой стороны, она понимала, что совсем не знала его и могла судить о его обычном поведении только на основе опыта общения с собой. Она села рядом, открыла сок и стала не торопясь его пить. Сделав первый глоток, она с внезапно подступившей тошнотой вспомнила, что не взяла свой телефон и теперь просто сидела рядом, бесцельно нагнетая некомфортность совместной тишины. Если она не придумает, что сказать («А что сказать? Он явно занят»), то ей, закончив сок, придётся грациозно удалиться, оставив после себя шлейф еле заметной неуклюжести: получится, что она пришла на место отдыха с целью выпить сок на более мягком сидении, чем её офисное кресло; с опозданием она подумала, что если бы она пришла сюда не с принесённым с собой соком, а для того, чтобы выпить воды из диспенсера, то её появление смотрелось бы гораздо более естественно. Украдкой глянув в сторону, она заметила, что Макс прокручивал чат с множеством сообщений, которые почти целиком состояли из фотографий. Остановившись на одной из них, он фыркнул так, как будто сдержал смех, и, повернувшись влево и убедившись, что Кира всё ещё сидела рядом, показал ей экран:

– Смотри, – сказал он с улыбкой.

Кира тут же бросила мучить не лезущий в горло сок и набросилась взглядом на его телефон. Она сразу же заметила, что чат был озаглавлен именем «Майя», рядом с которым хитро улыбался рогатый эмодзи. Вверху экрана было сообщение: «Гони свою зп, а то я всем скажу, что ты упырь»; далее следовало фото самого Макса: он был виден в полный рост, в строгий анфас; серая панама была натянута до самого его носа, рот был недовольно искривлён; на нём была белая футболка с длинными рукавами и светло-серые трикотажные брюки, сужающиеся к щиколоткам; над собой он держал раскрытый чёрный зонт; судя по контрастным теням, на улице было очень жарко и ослепительно солнечно.

– Не любишь солнце? – поинтересовалась Кира, улыбаясь так же ярко, как и всегда при разговорах про его семью.

– В поездках по жарким странам – да. Мне не идёт загар, – объяснил он и, заметив, что она смотрела на него ожидающим продолжения взглядом, прибавил, – Начинает сливаться с волосами.

Кира продолжила выжидающе на него смотреть, надеясь, что он расскажет что-нибудь ещё.

– В детстве после одной из поездок я так расстроился, что даже в школу не пошёл, – добавил Макс в ответ на её взгляд.

Кире почему-то живо представилась сцена с маленьким светловолосым мальчиком, который, зарывшись лицом в подушку, отказывается вставать и недовольным голосом заявляет, что не пойдёт в школу. Эта картина настолько её умилила, что ей захотелось слегка потрепать его за волосы, но тут же, при мысли о прикосновении к его волосам, она ощутила странное пронзающее грудь и живот чувство, которое, тем не менее, не было неприятным.

– Хорошая получилась поездка? – спросила она, чтобы отвлечься от ощущения, над которым она в каком-то непонятным упрямстве отказывалась задумываться.

– Да, очень, – он радостно посмотрел на неё.

Кира решила, что на этой ноте можно было закончить их короткую встречу. Улыбнувшись в ответ, она встала с дивана, сказала, что ей пора было идти, и, получив от Макса кивок, ушла на своё место, сев за которое удовлетворённо подумала, что, кажется, цель была достигнута: она больше не выглядела холодной, забывчивой и безучастной.

День 31, неделя 5, среда

Дни на рабочем месте перестали баловать новизной и стали походить один на другой. На улице было лето, и за окном маняще разливалась хорошая погода. Подавшись вперёд, облокотившись о стол и смотря расслабленным взглядом за окно, Кира с удовольствием ни о чём не думала, изредка замечая проносящуюся мысль о прелестях солнечного дня.

– Мечтаешь?

Кира вздрогнула. У её стола стояла Тина.

– Думаю про лето…

– Про то, что всё цветёт, а ты гниешь в офисе? – спросила Тина с неизменно серьёзным лицом и деловитой интонацией, – Я как раз об этом и хотела поговорить.

– Что, рабочий день отменён, и можно идти бегать на солнце?

– Почти. Мы сегодня хотим пойти в кафе на улице. Через дорогу которое. У них летняя терраса открылась. Не против?

– Конечно. Куда вы – туда и я.

Тина на короткий момент подняла большой палец вверх и ушла к себе. Примерно через полчаса Кира, внимательно смотревшая в монитор, снова вздрогнула.

– Привет.

На этот раз это был Макс.

– Привет. У меня дежавю. Ты принёс мне магнитик?

– Тебе мало одного?

– А вы были только к Сеуле?

– А тебе нужно с каждого города?

– А вы были в нескольких?

– Пойдёшь в кафе?

– Что?

Кира настолько не ожидала такого поворота, что широко раскрыла глаза от удивления.

– На ланч.

– А. Да, собиралась. Мы с коллегами сегодня идём в то, которое через дорогу.

– А. Ясно. Ну ладно, – пожав плечами, ответил Макс и развернулся.

Кира услышала, как что-то внутри неё закричало «только не уходи!».

– А что? – быстро спросила Кира; она хотела подойти к сочинению ответной реплики с большей изобретательностью, но её фантазия в этот момент казалась замороженной.

Макс снова повернулся к ней.

– Хотел с тобой сходить, – спокойно сказал он.

– Хотел спросить, не против ли я твоей компании и дать мне отыграться?

– Ты меня насквозь видишь?

Кира улыбнулась. Ей показалось, что этот ничего не значащий диалог доставил ей больше удовольствия, чем любой другой диалог в её жизни.

– Я пойду?

– Да, давай, – ответила она и ещё долго не могла перестать улыбаться.

День 32, неделя 5, четверг

Во второй половине дня Кире позвонил курьер: он пытался договориться с ней о времени доставки короба с её вещами, которые отправила ей мама. Оказалось, что его рабочий день заканчивался примерно в то же время, что и её, и что после доставки её посылки у него была запланирована пара других адресов; перестроить свой график он, увы, не мог. Договорившись на время, ради которого ей нужно было уйти на один час раньше, Кира положила трубку и, так как она была в лифт-холле, решила сразу купить себе сок, чтобы сходить на перерыв прямо сейчас и подзарядиться перед финальным рывком. Наклонившись за соком, она вдруг услышала незнакомую мелодию входящего звонка и быстрое «Алё!», сказанное как будто бы знакомым голосом: подняв голову, она увидела Майю, которая только что вышла из лифта и быстрым шагом удалялась в сторону их офиса.

– Я не могу сейчас говорить, – проговорила она в трубку, – Что? Смотреть, как ты катаешься? Подумаю. Пока.

Кира пошла следом. Дойдя до стола Тины, она рассказала ей о своей ситуации с доставкой и договорилась на необходимый час, невольно сравнив Тину со своей предыдущей начальницей, которая при похожих просьбах недовольно поджимала губы и, нехотя дав согласие, обязательно добавляла снисходительным тоном пару укоризненных фраз. Пройдя мимо своего рабочего места, Кира сразу направилась к дивану. Зайдя за угловую перегородку, она обнаружила там пятерых человек, которые настолько бойко беседовали, что, казалось, не заметили ей прихода. Как только она села на свободное место, находящееся у са́мой перегородки рядом с входом в этот островок отдыха, они, громко рассмеявшись над чьей-то шуткой и решив, что настал лучший момент для того, чтобы разойтись, одновременно встали и ушли, оставив её в приятном одиночестве.

Спустя примерно одну минуту она, медленно попивая сок и читая в телефоне какую-то развлекательную статью, услышала голос Майи:

– О, смотри, все ушли. Пошли сюда.

Кира была уверена, что после этой фразы она тут же зайдёт за перегородку, но, как выяснилось, иллюзии того, что за ней никого не было, оказалось достаточно: Майя, не заметив Киру и не заходя внутрь, остановилась по другую сторону искусственной двухметровой стены; небольшой пустой участок перед местом отдыха был удобно отдалён от других рабочих столов.

– Зачем? – прозвучал голос Макса.

– Я тебе говорю, поговорить нужно.

Кира почувствовала энергичное сердцебиение: кажется, сейчас она впервые услышит их диалог – то, чем в своё время заинтриговал её Амир. Её совесть настаивала на том, что нужно было встать, сказать им, что они на самом деле были не одни, и тактично уйти, но Кира ответила совести «я ни за что это не пропущу».

– Папе что будем дарить?

– Ой. Блин.

– Вот тебе «блин»! У тебя что, идей нет?

– Я не понял, у тебя они что ли есть?

– Нет! – прошипела Майя, – А что мы дарили в прошлом году?

– Не помню.

– Не помнишь? Ты? Ну ты даёшь!

– А ты помнишь? – с вызовом спросил Макс.

– Нет!

Майя нетерпеливо выдохнула. Кира поняла, что имел в виду Амир: они препирались друг с другом так, будто им всё ещё было восемь и одиннадцать лет; это звучало по-своему трогательно.

– Ты каждый год находишь, что мне дарить! – продолжила Майя нетерпеливым полушёпотом.

– Ты тоже! – парировал её брат, – Давай тогда напрямую спросим, может ему нужно чего.

– Слишком поздно! Надо было раньше спрашивать!

Они помолчали.

– Короче, подарим папе открытку с надписью «поздравляем с днём рождения и бестолковыми детьми», – не без досады вздохнула Майя, – Хотя! Подожди. Слушай, есть же этот… как его… магазин. Сейчас найду, – наступила пауза, во время которой Майя, скорее всего, искала нужный магазин в телефоне, – О! Вот! Здесь можно посмотреть чего-нибудь. Смотри.

– Держи экран нормально! А, слушай, точно. Так давай сходим. Это же недалеко отсюда?

– Так да. Пошли завтра.

– Завтра я не могу.

– А куда ты идёшь?

– А это твоё дело?

– Я подарю тебе футболку с такой надписью! – неожиданно вскрикнула Майя, взвинтившись; Кира аж вздрогнула.

– Кричи потише! Пошли сегодня. До скольки он работает?

– Сейчас гляну. Сегодня четверг? Так. Ой. А ты можешь уйти пораньше?

– Насколько?

– Сейчас сможешь? Не смотри на меня так! Ну на час раньше сможешь уйти?

– Попробую.

– Попробуешь или уйдёшь?

– Я сказал, попробую!

– Короче я пока буду у папы. Пошли.

Они ушли, заставив Киру вздрогнуть от осознания несбывшегося риска своего разоблачения: закончив разговор, они могли зайти внутрь, чтобы, к примеру, выпить чаю, кофе или воды, и застать её за актом бесстыдного подслушивания; этого, слава богу, не случилось. Кира облегчённо выдохнула и быстро допила сок. Её сознание теребило какое-то неясное воспоминание о том, что она уже где-то слышала эти два голоса – именно эти два голоса, разговаривавшие друг с другом именно таким тоном. Не вспомнив, Кира выкинула упаковку, вернулась на своё рабочее место и одним сосредоточенным забегом доработала до нужного времени.

Нажав на кнопку вызова лифта и дождавшись гостеприимно распахнувшихся дверей в никогда ей здесь до этого не встречавшийся пустой лифт, она зашла в него и с любопытством оглядела всё помещение перед тем как нажать на кнопку с цифрой «один». Нажав её, она, ни о чём не думая, начала рассеянно смотреть на мерное движение закрывающихся дверей. Они не успели закрыться: прозвучало громкое «о, лифт!» и двери, на мгновение остановившись, снова открылись, чтобы столкнуть её лицом к лицу с Максом и Майей – они стояли напротив неё, симметрично держа рюкзаки на том плече, которое не находилось рядом с плечом другого. Кира была настолько захвачена сегодняшним подслушиванием, что даже не сопоставила услышанную информацию со своей ситуацией: они тоже уходили на один час раньше.

Следующие мгновения как будто замедлились. За ту пару вязких секунд, которые понадобились Максу и Майе, чтобы узнать её, она смогла внимательно их рассмотреть: Макс был в голубых джинсах и светлом лёгком свитшоте со сдвинутыми вверх рукавами; Майя была в белой футболке, тёмном сарафане и белых кроссовках; её замечательные волосы были всё в той же шишке, которая позволяла паре коротких волнистых прядей игриво выбиваться над каждым её ухом. «Интересно», – подумала Кира, – «Как часто их спрашивают, где они красили волосы? Их цвет такой… объёмный».

Почти хором сказав «привет», они зашли в лифт (их шаги отдавались от пола металлическим отзвуком, который Кира никогда здесь раньше не замечала) и встали по обеим сторонам от неё. Когда двери закрылись, время тут же ускорилось: за одну секунду Кира решила, что следующего такого шанса ей могло не предоставиться ещё долгое время – что необходимо было начинать говорить прямо сейчас. Взяв секунду на то, чтобы набраться нужной смелости (всё-таки она ещё ни разу не заговаривала с Майей самостоятельно), она, обращаясь к ней, начала:

– Амир рассказал, как пересёкся с тобой на корпоративе.

Майя, к удивлению Киры, широко раскрыла глаза и очень явно растерялась, но тотчас же овладела собой.

– О, ты его знаешь, – небрежно ответила она, – Сколько раз он уже успел упомянуть свою девушку?

– Много раз, – улыбнулась Кира.

– Я даже не знаю, одна ли это девушка или она периодически меняется.

– Это твоё дело вообще? – укоризненно спросил Макс, повернув к ней голову.

– Начинается… – протянула Майя, закатив глаза, – Ты как мама! – внезапно прикрикнула она, – Короче, нас он даже познакомил. Наверное, это его текущая девушка. Это когда было? Полгода? Да, примерно полгода назад. Приглашал на новоселье.

– Да, он рассказывал, – кивнула Кира.

– Правда?!

Этот неожиданно громкий вопрос прозвучал одновременно с двух сторон. Сквозившая сквозь него неуверенность дала Кире энергию справиться со своей взволнованностью: она повернулась к ним лицом, опёрлась о стенку лифта и даже упёрла руки в бёдра.

– Да, а что? – заинтригованно поинтересовалась она, приподняв одну бровь.

Макс и его сестра быстро переглянулись.

– А что он рассказал? – осторожно спросила Майя.

– Ничего, кроме факта. А что там было?

– Мы там… – начал объяснять Макс, – Громко поссорились.

Майя кинула на него беглый виноватый взгляд.

– Да? Как странно. Амир сказал, что вы так хорошо дружите, что он вам завидует, – уверенно сообщила Кира.

Майя и её брат снова переглянулись: похоже, этим быстрым довольным взглядом они без слов поделились друг с другом удовольствием от похвалы. Кира, несмотря на отсутствие братьев и сестёр, почувствовала, что могла понять Амира и его зависть: она вспомнила одноклассницу, которая любила пересказывать своим подружкам все ужасы, которыми, по её мнению, пестрил характер её младшей сестры – в этих пересказах прозвище «корова» было самым мягким. К тому же какие пара человек могли так легко сказать третьему о своей ссоре?

– Наверное, потому что она тут же полезла извиняться, – сказал Макс, улыбнувшись сестре, которая всё ещё выглядела виноватой.

Кира обнаружила, что её временно открывшаяся смелость позволяла ей озвучить вопрос, который в обычных условиях она бы постеснялась задать:

– А из-за чего вы поссорились?

– Да как раз-таки из-за корпоратива… – вздохнула Майя, – А что Амир рассказал тебе?

– Про то, что ты хотела снять его на телефон, если он напьётся. Это его очень позабавило.

– Вот видишь! – воскликнула Майя, обращаясь к брату, – Не нужно было меня отчитывать!

– Кто ж знал? – пожал плечами он.

Майя преувеличенно измождённо выдохнула. Двери лифта, словно почувствовав логическое завершение диалога, открылись.

– Ты далеко живёшь? – спросила Майя у Киры.

– Минут пятнадцать пешком, – ответила Кира, показав большим пальцем влево, чтобы дать представление о направлении к её дому.

– Удобно, – отозвался Макс.

– Вот кто бы говорил. Ты вообще катаешься на персональным транспорте, – заметила его сестра.

– И что? Я бы с удовольствием ходил по утрам.

– Проблем-то: попроси папу высаживать тебя за пару километров до работы.

– Без тебя разберусь.

Они вышли из здания.

– Нам туда, – Макс показал направо.

– Пока, – Кира приподняла руку в прощальном жесте.

– Пока! – хором ответили они и так же одновременно подняли руки.

Развернувшись и направившись в противоположную сторону, они тут же начали оживлённо разговаривать. Кире захотелось плюнуть на всё, подбежать к ним, навязать им своё общество и провести с ними весь день. Но, конечно же, она не могла этого сделать. Почувствовав прилив тоскливой горечи, она вздохнула, натянула наушники на голову и побрела домой.

День 33, неделя 5, пятница

Вчерашняя встреча в лифте настолько взбудоражила воображение Киры, что бо́льшую часть первой половины дня она посматривала на Тину, чтобы, заметив, что та собиралась куда-либо идти, встать со своего места и случайно догнать её по дороге.

– Ты к лифтам? – спросила Кира, появившись из-за правого плеча Тины, которая, наконец-то встав из-за своего стола, пошла в сторону широкого коридора.

– Не совсем. Мне дальше, в другое крыло.

– Слушай, Амир тут рассказал, что у него недавно было новоселье и что он многих приглашал. Ты была там?

Это был странный заход в интересующее её направление, но она не смогла придумать ничего удачнее. Тину, казалось, такое начало разговора совсем не удивило.

– Конечно. Ты попробуй устрой вечеринку, куда пригласи коллег и не пригласи начальника, – проговорила она и немного помолчала, задумавшись, – Это, я бы сказала, было не так уж и недавно. Месяцев… – она снова задумалась, – пять или шесть назад.

– И как прошло?

– Бухали все. Мне не очень понравилось. Я не большой любитель. Стояла и посасывала одну рюмочку пару часов.

– М, то есть всё как обычно?

– А что ты хотела? Пьяных драк и поджогов?

Кира ничего не ответила и, весело улыбнувшись, посмотрела на Тину.

– Хотя… – к её удовольствию продолжила та, – Помню пошла в туалет. В сотый раз. Занят постоянно. Ты знаешь Амира, ты представляешь, сколько там народу было. Увидела, что там на кухне этот… Как его? Макс, знаешь? Вроде говорила, что знаешь. Короче сидит на кухне с сестрой и скучает. Видела её? Ходит тут иногда. Видимо тоже не любители ужираться вусмерть. И она вдруг как давай кричать. Ох.

– Из-за чего?

– Я почём знаю. Я уже уходила обратно от этого про́клятого туалета. Неприступный, как лондонский Тауэр.

– Ясно. А что, они в плохих отношениях? – спросила Кира, решив послушать независимое от Амира мнение.

– Не знаю. Хотя, когда я вернулась в гостиную, они уже как-то успели там оказаться и болтали с Амиром, как ни в чём не бывало. Слушай, я не знаю, я с ними мало знакома. Хотя…

– Что? – заинтригованно переспросила Кира.

– Помню, как подслушала их разговор на корпоративе. Телефонный: так что это, считай, полуподслушивание. Я случайно услышала, ты там не подумай. Так вот эта самая сестра звучала, как королева плутов, изнывающая без своего помощника. А тебе тоже сюда?

Они шли по противоположному крылу здания; в пылу разговора Кира даже не заметила, как прошла свой пункт назначения.

– Нет… Заболталась с тобой. Я к лифтам шла.

– Ну ты ворона, – улыбнулась Тина и пошла дальше.

Кира вернулась в лифт-холл и подошла к торговому автомату. Присев, чтобы забрать глухо свалившийся сок, она неожиданно услышала знакомый голос.

– Кира, здравствуй.

Она быстро встала: это был Марк.

– Добрый день.

– Ты работаешь здесь уже месяц, а я даже ни разу не спросил, как тебе здесь.

– Очень хорошо. Спасибо, – она старалась звучать искренне и благодарно.

– Я рад, – кивнул он и собрался уходить, но замялся – так, будто не решался что-то сказать или спросить; в итоге решился, – А вы… общаетесь с Максом?

– Немного. Пересекаемся иногда.

– Хорошо, – ответил он и улыбнулся так широко и счастливо, что его уши поползли вверх.

Когда он ушёл, Кира опять вспомнила всё своё неудовлетворённое любопытство. Какие у него были отношения с сыном? Хорошие? Плохие? Нейтральные? Холодные? Они же почти каждый день ездили вместе на работу и обратно. О чём они говорят? Что обсуждают? Говорят ли вообще? Глубоко и медленно вздохнув, она вернулась на своё рабочее место.

Выйдя вечером на первом этаже из лифта, Кира увидела, что среди выходящего из соседних дверей народа шёл Макс: одной рукой он придерживал рюкзак, а во второй держал телефон, в экран которого внимательно смотрел. Она тут же подскочила к нему.

– Привет!

– О. Привет, – отозвался он, тут же убрав телефон в карман, – Ты сегодня в какую сторону?

– А ты? – вернула она.

Он внимательно посмотрел на неё. Что скрывалось за этой внимательностью – она не могла сказать.

– Мне направо.

– Хм. Мне тоже, – соврала она: на самом деле она планировала поехать на вокзал встречать Алису, но для этого ей нужно было выехать где-то через час; до этого времени она была свободна и могла идти куда угодно – хоть направо.

– Не против моей компании? – спросил он.

– Какой правильный ответ? – в свою очередь спросила Кира, обнаружив, что уже в который раз отвечала вопросом на его вопрос; и, кажется, не только в этот день.

– «Я только за».

– Я иду в парк неподалёку, – сочинила она, чтобы поддержать разговор, – Ни разу там не была.

– М. Неплохой парк. Простой, но с фонтаном.

– Как вы съездили? – внезапно спросила она: вопрос так долго зрел в её голове, что вышел из неё почти что по своей воле.

– Тебе интересно? – засомневался Макс.

– Конечно, мне интересно! – воскликнула она и, встретив его взгляд, объяснила свою восторженность, – Я почти никогда не путешествовала. После университета мы с подругой купили первый попавшийся тур на первый попавшийся пляж – отпраздновать. И всё.

– Ну, было очень солнечно и жарко. Не то чтобы очень жарко, но мне много не надо: я не люблю много солнца. Много комаров. Острая еда.

– Звучит так себе.

– На самом деле было нормально, – улыбнулся он, – Мы даже ходили на концерт… какой-то группы.

– Какой?

– Корейской.

– Как подробно, – подытожила Кира, – Аж вопросов не осталось.

Она поняла, что испытывала восторг от их диалогов хотя бы потому, что они начинали, почти не отводя глаз, смотреть друг на друга взглядом, полным какого-то задорного внимания.

– Ты тогда говорил, что вы путешествуете почти каждый код…

– Почему мы постоянно говорим только про меня? – внезапно перебил её Макс.

– А что?

– Не хочешь рассказать что-нибудь про себя?

– Тебе интересно?

– Мы постоянно играем, да?

– Во что? – не поняла Кира и пару раз хлопнула веками; внутри неё что-то сильно испугалось.

– Ты читала пьесу «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»?

Внутри себя она облегчённо выдохнула; и поняла, к чему он клонит.

– Просмотр фильма будет засчитан?

– То есть ты знаешь?

– Игру в вопросы?

Из этой игры Кира помнила только одно условие: тот, чья реплика не будет являться вопросом, проиграет. Помимо основного правила там вроде бы были какие-то тонкости – к примеру, нельзя было повторять вопрос за собеседником – но они, кажется, сочинялись на ходу.

– То есть мы играем?

– Ты хочешь играть?

– А это не вход в парк? – он показал направо.

– Он так близко?

– Ты думала дальше?

– Тогда я пойду? – она показала большим пальцем на ворота.

– То есть мы расходимся?

– Засчитаем ничью?

Они одновременно отвернулись друг от друга, потому что не смогли сдержать смех от того, как быстро, легко и гладко им удалось провести этот раунд – так, будто они предварительно тренировались.

– Да, я пойду, – сказала Кира, снова повернувшись к нему.

– Давай. Увидимся как-нибудь.

– Угу.

Она отвернулась и, направившись к парку, достала из рюкзака наушники. Она уже занесла руки над головой, чтобы надеть их, как вдруг услышала позади себя:

– Что будешь слушать?

– Битлз! – ответила Кира, не оборачиваясь и надев наушники на голову.

– Серьёзно?

– Нет! – обернувшись, громко сказала она, почти смеясь.

Прогуливаясь по парку, слушая музыку и наслаждаясь лучами тёплого солнца и изредка долетающими брызгами фонтана, Кира бесконечно проигрывала в голове только что прошедший диалог и не могла перестать улыбаться: она испытывала неиссякаемое чувство почти наркотического удовольствия, которое, поступая в кровь и смешиваясь с солнцем, природой и музыкой, заставляло её признать, что моменты счастья должны были ощущаться, судя по всему, именно так. Дважды или трижды она хотела остановиться и задуматься о причинах этого приятного ощущения, но, каждый раз боясь прервать поток неги, сходилась с собой на том, что от хорошего общения она всегда чувствовала себя неплохо.

Спустя час она села в транспорт и поехала на вокзал встречать Алису: та всего лишь пару дней назад сообщила ей о том, что хотела приехать на выходные.

Когда подруги сидели бок о бок за высоким столом в квартире у Киры и доедали заказанный в ближайшем кафе паназиатской еды ужин, когда все свежие впечатления уже были озвучены и все недавние новости сообщены, Алиса, спустя небольшую паузу, во время которой она сосредоточенно смотрела в пространство перед собой (так, словно взвешивала беспокоившие её мысли), начала говорить:

– Хочу сказать кое о чём.

– О чём?

– Я приехала не просто так.

– Эм… Я слушаю.

– Я всё это время переписывалась с Алексом.

Несмотря на то, что Кира была рада за подругу, внутри неё что-то неприятно и склизко перевернулось: она вспомнила свою клоунаду в день их знакомства; более того, её пересиливание себя впечатлило её больше, чем она ожидала – из-за стресса она помнила диалог того дня почти что дословно.

– Здо́рово, – осторожно ответила она, решив не задавать наводящих вопросов из страха быть слишком напористой в такой деликатной теме.

– Мы договорились встретиться. Завтра.

Алиса повернулась к подруге: её настороженное лицо и пытливый взгляд говорили о том, что она считала эту новость неожиданной и поэтому ожидала от Киры немедленной реакции.

– Где? – всё так же осторожно спросила Кира.

– Там же. В смысле на том же месте.

– На газоне? Где мы сидели тогда?

– Нет, – Алиса слегка улыбнулась, – У того киоска, где он нам попить купил, – уточнила она и немного помолчала перед тем как продолжить, – Пойдёшь со мной? В смысле доедем вместе до парка и встретимся потом.

– Нет, – быстро и твёрдо ответила Кира, – Я не хочу с ним видеться.

– Так и не нужно. Разойдёмся где-нибудь у входа.

– А. Хорошо. Просто я совсем не хочу его видеть.

– Понимаю. Давай договоримся, где ты будешь гулять, и мы там не будем ходить.

– Хорошо. Тогда завтра по дороге подумаем.

– Угу…

Алиса снова помолчала; было видно, что она беспокоилась.

– Я никогда ни с кем не встречалась. Я не знаю, хочу ли я начинать.

– Тебя никто не заставляет с ним встречаться.

– Ты, – улыбнувшись, заметила Алиса.

– Нет, – серьёзно ответила Кира, – Просто пообщайся с ним. Реши – нравится или нет.

– Ну да… Ладно, посмотрим завтра.

Примерно за 4 месяца до дня 1, суббота

Вечером этого чересчур снежного дня Майя, облокотив одну руку о стол, а второй иногда лениво подцепляя нарезанные фрукты, лежащие на большой плоской тарелке, которую им с братом удалось присвоить для своего единоличного использования, сидела на кухне квартиры, в которую недавно переехали Амир и его девушка. Её брат сидел напротив в такой же позе. На кухню иногда забредали те, кто желал обновить свои порции алкоголя: на столешнице стояло множество разнообразных бутылок, перед которыми сгрудились колонны уставленных друг на друга одноразовых стаканов нескольких цветов и размеров – вечеринка по поводу новоселья была в самом разгаре.

– Как думаешь, какой процент от всех знакомых Амира сейчас здесь? – спросила Майя, дождавшись, пока девушка, которая никак не могла определиться ни с типом алкогольного напитка, ни с размером стакана, наконец-то остановила свой выбор на банке пива, несколько упаковок которых было взвалено на соседнюю столешницу, и ушла; в квартире было очень многолюдно.

– Не знаю, – ответил Макс, – Десять?

– Может, один? – скептически переспросила она, и их скучающие лица ненадолго оживились улыбками.

Майя и её брат ещё в раннем детстве – наслушавшись рассказов мамы про её пьющего отца – решили, что никогда не будут пить. Майя не знала, что по этому поводу чувствовал её брат, но сама, видя, на какие постыдные поступки выпивка могла толкать людей, накопила столько презрения к алкоголю, что, когда вокруг неё собиралось много выпивающих, чувствовала внутри себя напряжённую взвинченность и раздражение.

– О, смотри, этот уже готов, – шёпотом сказала она, когда в длинном проходе, связывающем прихожую с кухней, показался шатающийся парень, который оглядывался вокруг себя таким рассеянным взглядом, что казалось, будто ему не то чтобы не нужно было отключаться, чтобы упасть – ему не нужно было падать, чтобы отключиться.

– Видимо, ещё нет, – ответил её брат, когда стало понятно, что парень искал вход на кухню.

Найдя заветный проём, парень вобрал в свой взгляд остатки внимания и, доплетясь до столешницы, начал придирчиво рассматривать ассортимент. Через несколько мгновений он почувствовал, что в комнате присутствовал кто-то ещё: он, почти что потеряв равновесие, резко развернулся и, почему-то обрадовавшись при виде Майи, сделал по направлению к ней пару шатких шагов.

– Дефшка, пзвольте прдложить вам… – натянув на лицо улыбку, начал говорить парень, но потом осознал, что в комнате, помимо него, находилось два человека, а не один, – Ой, звини, – мгновенно стерев с лица улыбку, пробормотал он, обратившись к Максу, – Эт, наверн, твоя де…

Не закончив, он, прищурившись, всмотрелся в Макса и перевёл взгляд с него на Майю и обратно; он энергично и медленно моргнул, чуть-чуть отпрянул и, выставив вперёд указательный палец, проговорил:

– А. А, вы эти, да?..

Пару секунд он постоял в замешательстве, но, снова заметив Майю, опять натянул на себя улыбку и заплетающимся языком повторил предложение:

– Дефшка, могу я налить вам чьвоньбыдь?

– Я не пью, – недружелюбно отрезала Майя.

– Ого-о… – игриво протянул парень, – Становишься буйной?

– Да. Ещё какой.

Парень обезоруживающе выставил ладони вперёд.

– Понял, – кивнул он, пошатнувшись, – Понял. Пшёл.

Он развернулся и нетвёрдым шагом убрёл с кухни, забыв, зачем он изначально сюда шёл.

– Напомни, как мы сюда попали? – устало вздохнула Майя.

– Хочешь сказать, как ты сюда попала? Амир настоял, чтобы я обязательно пришёл с тобой.

– Правда? Обязательно со мной? Ты не говорил это раньше. Но почему?

– Я откуда знаю.

– Может, ему понравилась моя шутка на корпоративе? – спросила она с озорной улыбкой.

– Это какая ещё?

– Эм… Ну да, я тебе не рассказывала, – пробормотала Майя, внезапно став менее уверенной.

Она до сих пор сомневалась в уместности своего комментария на том рождественском корпоративе – она призналась себе в том, что её просто-напросто возмутило, что Амир подскочил к столу и бодро схватил сразу два бокала шампанского; мысль о том, что он брал второй бокал не для себя, тогда не пришла ей в голову; сейчас ей в голову не пришла другая мысль – о том, что про это не стоило упоминать. Она часто укоряла себя за необдуманность своих реплик и считала эту особенность своим главным недостатком.

– Я подошла к нему и сказала что-то типа «если ты напьёшься и будешь танцевать голым, то я сниму тебя на телефон».

– Правда? – возмутился Макс: он звучал так, будто не верил своим ушам.

– Да, а что? – с вызовом ответила Майя: она не ожидала от него такой резкой реакции и встала в оборонительную позицию.

– Ты вообще молодец. Лучше ничего не придумала?

– У него не было свободных рук от бокалов шампанского!

– Значит, он нёс кому-то!

– Хватит меня отчитывать! – громко вскричала Майя и так внезапно вскочила со стула, что его ножки шумно скрипнули об пол.

Тревожные нотки её крика пронзили счастливую атмосферу вечеринки, и все головы, которые в этот миг могли повернуться в сторону кухни, сделали это.

– Кто ты вообще такой, чтобы меня отчитывать?! – продолжила кричать она: высказанное вслух осуждение, с которым она и так была согласна, резануло по ней больнее, чем она могла предположить.

Майя в очередной раз поздно поняла, что бездумно выпалила неудачно составленную фразу: она имела в виду, что он не был ей ни мамой, ни папой, чтобы отчитывать её, как маленького ребёнка; слова же прозвучали так, будто он для неё ничего не значил. Она увидела, что это восклицание задело его настолько сильно, что он сначала жгучим взглядом посмотрел на неё, затем приоткрыл рот, чтобы что-то ответить, но тут же передумал, встал и молча ушёл. Майю накрыла знакомая ей с детства волна стыда, сожаления и ненависти к своему характеру, который она сама определяла, как «безудержный»; часто она начинала думать уже после того, как высказывалась, и обещала себе, что в следующий раз всё будет по-другому; следующий раз чаще всего повторял предыдущий. В моменты самобичевания она иногда удивлялась тому, как те, кто её ещё не знает, терпит её при знакомстве, а те, кто знает – продолжает с ней общаться; то, что её бойкий характер, уверенные манеры и яркий образ делали её неизменно популярной у противоположного пола, она в такие моменты решала не вспоминать, так как эти факты не вписывалось в стройную картину самоуничижительных рассуждений, которые каждый раз неизбежно приводили её к мыслям о семье и о том, что они её не только терпят, но и искренне любят. Она настолько обожала свою семью, что её моментально выбивала из колеи потеря расположения любого из них, сбрасывая её с любых вершин ярости и негодования, на которые её заводил её горячий нрав.

– Подожди, – пробормотала она, потеряв весь запал, – Ты куда? Ты что, обид… Стой!

Она быстро пошла за братом в гостиную, осознавая, что все вокруг оборачивались на неё и провожали её глазами. Догнав его, она, стараясь двигаться как можно более неприметно, чтобы сбросить с себя продолжающие цепляться к ней взгляды, дёрнула его за рукав.

– Чего? – холодно спросил Макс, обернувшись.

– Извини, – настойчивым шёпотом сказала она.

– Зачем передо мной извиняться? Кто я такой? – он звучал немного обиженно, но совершенно беззлобно.

Майя знала, что он не умел злиться на неё дольше одной минуты: он всю жизнь знал её легковоспламеняющийся характер – он знал, насколько ей было стыдно, если она понимала, что перегнула палку.

– Ну извини, пожалуйста, – повторила она и, вздрогнув, увидела, что Амир, оказывается, всё это время стоял неподалёку.

– Ребят, у вас всё хорошо? – спросил он, подойдя ближе.

– Да! – ответили они хором, что, судя по лицу Амира, его развеселило.

– У вас классно, – быстро сменил тему Макс, – Поздравляю.

– Да! Квартира – супер, – подхватила Майя.

– Спасибо! Кстати, я уже знакомил вас со своей девушкой?

Амир, пока произносил этот вопрос, успел слегка повернуться и выставить руку так, будто желал кого-то позвать.

– Да! – снова одновременно ответили они, заставив Амира резко повернуться обратно.

– Нам уже нужно идти, – признался Макс: на самом деле им не нужно было уходить – они просто очень этого хотели.

– Да, извини, нам пора, – добавила Майя, и они, не дав Амиру вставить ни слова, быстро ушли.

День 34, неделя 5, суббота

Подруги договорились разделить парк на ближнюю и дальнюю части, экватор между которыми проходил через озеро; Кира сказала, что будет избегать побережья, чтобы не маячить перед их взорами даже с другого берега. Расставшись возле центрального входа, они пошли с разными скоростями: Алиса уверенно зашагала вглубь парка, а Кира неторопливо побрела по широкой асфальтовой дороге, достав на ходу наушники и надев их на голову. Проходя мимо скейт-площадки, она увидела Майю, которая сидела на самом её краю, подогнув под себя одну ногу; в белой футболке, коротком чёрном комбинезончике и белых кроссовках она смотрелась ещё выразительнее обычного. Она выглядела скучающей: без интереса глядела в телефон и иногда поднимала глаза на скейтеров в отдалении. Кира думала пройти мимо, но Майя заметила её: оживившись, она одним прыжком поднялась на ноги и быстро пошла к ней, замахав рукой.

– Привет! – радостно воскликнула она, подбегая к ней.

– Привет, – немного растерянно ответила Кира, стянув наушники с головы на шею: она не ожидала, что Майя будет настолько рада её видеть.

– Какая встреча! Ты тут живёшь? А, нет, ты же говорила…

– Приехала погулять.

– Ясно. А я тут… – она устало махнула рукой в сторону скейт-площадки, давая жесту завершить предложение, – А можно с тобой?

Кира не ожидала такого поворота.

– Конечно.

– Супер! – сказала та и немного боязливо обернулась туда, откуда пришла, как будто бы беспокоясь, что кому-то могло не понравиться её отсутствие.

Хотя Кира и была сегодня слегка подавленной из-за невольно оживившихся воспоминаний трёхнедельной давности (об ударе фрисби по затылку и последующей буффонадой), её настроение начало постепенно выравниваться: она начала предчувствовать возможное удовлетворение любопытства по отношению к семье Майи. Она решила задать ей вопрос, который вряд ли бы решилась задать Максу.

– У вас с братом потрясающие волосы, – сказала она, решив начать с небольшой подводки.

– Спасибо, – ответила та, широко улыбнувшись и почти полностью развернувшись к ней, – Мы знаем, – добавила Майя, почти смеясь, – Это от мамы. Лучше от мамы, чем от папы, да? – заметила она, опять чуть не рассмеявшись.

– Часто у тебя спрашивают, где ты их красила или завивала? – развеселившись, спросила Кира.

– Часто, кстати, но у меня всегда есть ответ. Называю мамин салон. Привлекаю клиентов, – широко улыбалась Майя.

– У вашей мамы есть салон? – удивилась Кира.

– Да. Она основала. Сеть салонов.

– Ого…

– У Макса тоже иногда спрашивают про волосы, но так как они там с папой в одном здании, его чаще спрашивают, правда ли он его сын. У нас с папой хотя бы лица похожи, а этот весь в маму. Представляешь, иногда подходят и напрямую спрашивают, приёмный ли он. Меня бы выбесило. Вообще, странный заход. Если бы я увидела непохожих отца и сына, я бы просто подумала, что они неродные. Ну, в смысле, что тот ему отчим. Нет: особенно изобретательные заворачивают на приёмность. Менее изобретательные так и спрашивают, родной ли он. Не, меня бы точно выбесило.

– А он нормально реагирует? – сипло спросила Кира, которая на протяжении всей этой речи мучительно щурила глаза, отвернув лицо.

– Да, он у нас необидчивый, – небрежно ответила Майя, – А вы общаетесь, да?

– Насколько это можно делать в офисе.

– М. Нам с тобой тоже надо больше общаться.

Кира, конечно же, была не против общения; но почему Майя использовала слово «надо»? Кира быстро повернула голову, пытливо посмотрела на собеседницу, но ничего не сказала, надеясь, что вопрос и так висел в воздухе.

– Когда твой отец… – начала объяснять Майя, но остановилась, так как, похоже, не знала, какими словами закончить фразу, чтобы не звучать бесчувственно, – Ну…

– Я поняла, – тактично сказала Кира.

– Ага… Папа был вообще безутешен. Никогда его таким не видели. Неделями не мог отойти. А потом вдруг вспомнил про тебя и как будто просветлел. Мне кажется, он воспринимает тебя… – Майя задумалась, чтобы подобрать нужные слова, – Как… продолжение своего друга? Как-то так. Может, я как-то неправильно звучу. Короче, он благодаря тебе с депрессией справился хоть как-то.

– Но я ничего не делала.

– Да я знаю. Ты согласилась приехать сюда – этого достаточно. Ну и ещё он хочет, чтобы ты от нас не отдалялась. Сам, правда, ничего не делает. Он у нас такой – стесняшка. На работе акула, конечно, но мы сейчас не про это. Всё говорит, что боится навязываться к тебе. Думает, что ты умрёшь от скуки, как только он откроет рот. Типа он слишком старый.

– Правда?..

– Ага. Помню, как-то в самом начале (в смысле, почти сразу как ты пришла) звонит мне и такой «прикинь, они с Максом гулять пошли», – она изобразила отца преувеличенно восторженными интонациями.

– Я бы не назвала это прогулкой. Просто по пути было.

– М. Ну короче счастливый был выше крыши.

– Понятно… – вздохнула Кира.

Она была уязвлена тем, что Марк безосновательно решил, будто она воспримет его попытки к неформальному диалогу словно заносчивый подросток, который считает всех людей старше двадцати лет непоправимо старыми и достойными насмешки.

– О! Смотри, какие люди! – воскликнула Майя, показав в сторону: по параллельной дороге гулял Амир под руку с девушкой, – Он уже знакомил тебя с ней?

– Нет.

– О, ну тогда он сейчас тебя увидит и полетит сквозь все преграды исправлять оплошность, – бодро сказала она, рассмеявшись.

В этот момент у неё зазвонил телефон, при взгляде на экран которого у неё тут же погасла улыбка.

– Блин. Мне пора идти. Пока!

Майя в быстром прощальном жесте махнула ей рукой и торопливо ушла обратно.

– Пока… – только и успела пробормотать Кира.

Она решила выбрать такое направление для последующей прогулки, чтобы не столкнуться с Амиром: у неё не было настроения на необязательный дружеский разговор.

Через несколько часов ей позвонила Алиса и они, встретившись, пошли в кафе на обед.

– Как прошло?.. – осторожно поинтересовалась Кира, когда они сели за столик и сделали заказ.

– Гуляли, разговаривали… Ты, кстати, права, лицом к лицу всё совсем не так, – призналась Алиса, вздохнув, – Много про друга своего рассказывал.

– А. У которого… как он тогда сказал? «Нет проблем с девушками»?

– Ну типа. Лучшие друзья, оказывается.

– Как они вообще сошлись? – недоверчиво спросила Кира: судя по нарисованным в её голове образам, Алекс и его друг были полными противоположностями.

– Говорит, всю жизнь жили на одном этаже.

– А…

Кире на ум пришли её стародавние рассуждения про уровни одиночества, в которых лучший друг или подруга, выросшие по соседству, прибавляли к шкале не-одиночества свои баллы: бо́льшие, чем у собаки, но меньшие, чем у брата или сестры. У Киры по её шкале всегда был зияющий ноль.

– А ты про меня рассказываешь?

– Конечно, – ответила Алиса и внимательно посмотрела на подругу, – Мне кажется, я знаю, к чему ты клонишь. Подруга Кира из моих рассказов и королева Анна из парка для него разные люди.

Кира широко и довольно улыбнулась, но тут же убрала улыбку и спросила:

– Подожди, а что ты про Анну рассказываешь?

– Ничего, – хмыкнула Алиса.

Она ненадолго замолчала, задумчиво отвернувшись в сторону окна.

– Он… предложил мне встречаться, – сказала Алиса после небольшой паузы; она выглядела немного потерянно.

В это время официант принёс приборы и салфетки, заставив их на какое-то время прерваться снова.

– И?.. – спросила Кира после.

– Он прекрасно знает, что я живу не здесь. Он не против нечастых встреч. Договорились даже не переписываться в перерывах (ну, или по минимуму), чтобы было о чём потом поговорить. Я же могу ночевать у тебя, когда буду наезжать?

– Что за вопросы? – укоризненно сказала Кира.

– Хорошо. Спасибо.

– То есть ты согласилась?

– Угу… Это меня к чему-то обязывает? – обеспокоенно спросила Алиса.

– Что ты имеешь в виду?

– Нам… обязательно, к примеру, целоваться в следующий раз?

– А. Конечно ни к чему не обязывает. Если ты чего-то не хочешь, так ему и говори.

– М. А он не подумает…

– Мы не знаем, что он подумает или не подумает, – уверенно перебила её Кира, – Но если он не будет уважать твои желания, то и чёрт с ним.

Алиса заметно успокоилась.

– Завтра вы тоже идёте гулять? – спросила её Кира.

– Нет. Я не могу так быстро. Поехали завтра на пляж, а? Ещё ни разу там не были. В смысле после твоего переезда.

– Ты же не любишь загорать.

– Да не загорать. Так, погулять. На воду посмотреть.

– Хорошо, с удовольствием. Пошли.

День 35, неделя 5, воскресенье

Это воскресенье выдалось испепеляюще жарким. Кира и Алиса сидели на широком каменном ограждении, отделявшем пляжную косу от прибрежного парка: Кира сидела, свесив ноги, Алиса – подобрав ноги под себя; обе были в солнечных очках, обе неторопливо тянули охлаждающие напитки из больших пластиковых стаканов с трубочкой, обе потерянным от жары взглядом смотрели на уходящую в горизонт воду; Кира сидела с непокрытой головой, Алиса – в чёрной бейсболке.

– Странное решение, – прокомментировала Кира, слегка похлопав подругу по покрытой чёрной тканью макушке: волосы Алисы были светло-жёлтого цвета, – Без этого голова бы меньше нагревалась.

– Ну и что. Зато это лучше, чем ничего, – ответила Алиса, скептически глянув на Киру, чья голова была беспрепятственно открыта солнцу.

– Жёны алкоголиков так же говорят.

Улыбнувшись, подруги продолжили рассеянно смотреть на волны и потягивать свои напитки. Спустя пару минут Кира услышала знакомые голоса и повернула голову влево: примерно в десяти метрах от них по каменным ступеням на песок спускались те, о ком она в последний месяц думала больше всего – Марк и вся его семья; спустившись с лестницы, они разулись, взяли обувь в руки, и побрели по песку, не особенно смотря по сторонам. Кира начала заворожённо наблюдать за тем, как они направились в их сторону; скорее всего, они не заметят двух сидящих над пляжем девушек и пройдут мимо.

Жена Марка шла слева от него, поэтому её нельзя было рассмотреть: Кира могла видеть только длинный высокий хвост из так ей знакомых потрясающих пшеничных волос, вьющихся не менее потрясающим крупным локоном. Майя шла позади мамы, её брат плёлся справа от неё: на нём был тот же костюм, что и на той единственной фотографии с их поездки в Корею, которую Кире удалось увидеть; натянув панаму как можно ниже, он всей позой показывал, что страдал от жары больше, чем остальные члены его семьи.

– Как жарко… – простонал он.

– Ты в Корее столько не ныл, сколько сейчас, – заметила его сестра без особого раздражения.

– Ты правда что-то расклеился, – произнёс незнакомый Кире голос слева от Марка, – Давай будем в одной команде. Настройся на выигрыш.

– Да выиграем… – без энтузиазма ответил тот.

– А во что мы играем-то? – обращаясь к семье, спросил Марк, круто повернув голову влево.

– Не знаю. Во что мы играем? – переспросила его жена, которая, судя по повороту её волос, повернулась к детям.

– Не знаю, – пожала плечами Майя.

– Подождите, – сказал Марк с ноткой беспокойства в голосе, – Я думал вы втроём уже решили, во что мы будем играть.

– Нет… – хором протянули его дети.

– Ого. Вот это да. Ну, я взял с собой фрисби, – сообщил он, показав рукой на рюкзак.

– Фрисби – так фрисби… – устало проговорил Макс, – А мы же закончим к вечеру? У меня планы.

– Закончим, конечно, – ответила его мама, и они прошли мимо.

Кира проводила их взглядом.

– Семья моей мечты, – ровным голосом сказала она.

Алиса с брызгами выплюнула ту часть напитка, которую она вытянула из трубочки, но ещё не успела проглотить.

– Чего? – обернувшись к подруге, ошарашенно спросила она, отирая с лица попавшие на него капли.

– Да вон. Эти, – ответила Кира, не меняя интонации и показав рукой в сторону удаляющихся четырёх человек.

– Да я вижу, что ты пялишься на них. Кто это?

– Марк с семьёй.

– Тот самый? – удивилась Алиса, – Который тебя пригласил сюда?

– Угу.

– Ого! Ну дела. Вон, как он выглядит, твой благодетель. А почему семья мечты-то?

– У них есть всё, чего мне не хватало с детства, – объяснила Кира, продолжая говорить безжизненной интонацией, – Родители не на грани развода. Больше, чем один ребёнок. И они проводят время вместе. Они постоянно проводят время вместе. Они только что вернулись из поездки, куда ездили все вместе, и смотри: наступили выходные и где они? Пошли гулять. Все вместе.

– Ты тоже хотела гулять с родоками? – недоверчиво спросила Алиса.

– Да. Почему бы и нет. Мы так никогда не делали. Не гуляли втроём. Уж точно не играли во фрисби.

– Я бы не смогла играть со своими ни во что. У них вообще аллергия на слово «играть».

Родители Алисы были старомодными: они до сих пор с трудом принимали то, что увлечение их дочери – видеоигры, летняя одежда – тёмных оттенков, а мысли – о чём угодно, только не о женихах.

– Ты бы хотела, чтобы у тебя были братья или сёстры? – всё так же недоверчиво продолжила спрашивать Алиса.

– Да, всегда хотелось.

– Мне вот нет, – презрительно фыркнула она, – Мало что ли проблем с текущими членами семьи, чтобы ещё о других грезить.

– Ладно, проехали… – вздохнула Кира, – Мне очень интересно узнать, кто его жена.

– Зачем?

– Просто любопытно. Хотя бы её имя. Вот смотри: его зовут Марк. Знаешь, как зовут его детей?

– Ты говорила, что сына зовут Макс.

– А, говорила? Ну да. А дочь – Майя. И как, по-твоему, могут звать его жену?

– Не знаю. Мария?

– Ага. Я про тоже. Я с плеском сяду в лужу, если окажется, что она какая-нибудь… не знаю… Анна.

– То есть ты хочешь знать, как её зовут?

– Угу, хотя бы. И как она выглядит.

– Это очень конкретные вопросы.

– Что ты имеешь в виду?

– Представь, что ты великий аферист, – улыбнулась Алиса.

– Ты не серьёзно. Как я это сейчас сделаю?

– Учись у мастеров, – быстро сказала Алиса, поднялась на ноги и, сняв бейсболку и показав на неё, прибавила, – Это мне поможет.

– Нет, подожди, что ты… Стой!

Алиса спрыгнула на асфальт, добежала до каменной лестницы, слетела по ней на песок и быстро пошла за интересующей Киру семьёй. Догнав и перегнав их метров на десять, она вытащила из кармана телефон и громко что-то в него сказала, затем обернулась в сторону воды, помахала рукой так, будто увидела кого-то, снова в полный голос проговорила что-то в трубку, засунула телефон обратно в карман и побежала наперерез Марку и его семье. Пробегая мимо них, Алиса выронила бейсболку; пробежав ещё несколько метров, она резко остановилась: хорошо сыграв изумление, она развернулась обратно и подбежала к упавшей бейсболке ровно в тот момент, когда Марк с семьёй подошли к ней. Алиса, судя по позе, извинилась, что встала на пути, перевела взгляд с Марка на его жену и убежала в сторону берега, где, убедившись, что они больше её не видели, быстро развернулась и побежала обратно к Кире.

– Имя мне не удалось узнать… – выдохнула Алиса и, запыхаясь, тяжело опустилась на своё прежнее место, – Я думала, на ходу придумаю, как его можно узнать. Не придумала. Надо обувь вытряхнуть, песка набрала…

– Но ты же её увидела?

– И только, – призналась Алиса, продолжая тяжело дышать, – Так, где мой стакан? – найдя свой напиток, она тут же схватила его и сделала живительный глоток, – Она единственная, кто была в солнечных очках. Так что я ничего не могу сказать про лицо.

– А в целом какой образ?

– Стройная. Прям очень стройная. Я тоже хочу иметь такую фигуру в её возрасте. Высокая. Может быть даже чуть выше тебя. Знаешь, с её фигурой и волосами я бы со спины перепутала её с ровесницей. Длинные волосы. Челки нет.

– Спасибо, – широко улыбнулась Кира, – Не ожидала от тебя такой прыти.

– Я тоже, признаться… – выдохнула Алиса, и подруги звонко рассмеялись.

Перебивка

Ассистентка. Мотор!

Ведущая. Здравствуйте. Назовите ваше имя, пожалуйста.

Алиса. (тихо) Алиса.

Ведущая. Простите?

Алиса. (громко) Алиса!

Ведущая. Это ваше полное имя?

Алиса. Конечно.

Ведущая. Расскажите про вашу семью.

Алиса. Живу с родителями. Братьев и сестёр нет.

Ведущая. Какие у вас отношения с родителями?

Алиса. Притворяемся, что хорошие.

Ведущая. Поясните, пожалуйста.

Алиса. Они мягкие, поэтому внешне всё хорошо. Это внешне. Между нами нет ничего общего.

Ведущая. Можете пояснить?

Алиса. Они у меня… (думает) слишком традиционные какие-то. Я чувствую, что они меня любят, но мы постоянно спорим: я хочу быть собой, они – пытаются меня изменить. Они меня никогда не понимали. И вообще, они представляли меня не такой. Ну, в детстве, когда думали, какой я вырасту.

Ведущая. А какой они вас представляли?

Алиса. Женственной. В их понимании.

Ведущая. Как вы это поняли?

Алиса. Несложно понять. Постоянные намёки. Подарки.

Ведущая. Какие, к примеру, подарки?

Алиса. Платья. Парфюм. Косметика. Косметика – это не страшно. Я ей пользуюсь. Не теми оттенками, какими они меня задаривают, но раз в год и палка стреляет. Просто крашу глаза чёрным.

Ведущая. Вы сказали, что чувствуете, что они вас любят. Они говорят вам об этом?

Алиса. Хм. Интересный вопрос. Нет, никто не говорит мне «я люблю тебя». Они говорят не так. У них множественное число. «Мы тебя любим». «Мы с папой тебя любим». «Мы с мамой тебя любим». «Ты же знаешь, что мы тебя любим?». Всегда в одних и тех же ситуациях. Когда они знают, что мне сейчас что-то не понравится. Когда я, например, открываю подарок на день рождения, а там – блевотная юбка в горошек. И они такие: «Ты же знаешь, что мы тебя любим?»

Ведущая. А вы говорите им, что любите их?

Алиса. Нет. Можно покурить?

День 36, неделя 6, понедельник

Во второй половине дня Кира, дождавшись нужного уровня утомления, пошла к торговому автомату, чтобы (как обычно) купить себе сок и сходить на небольшой перерыв. Придя в лифт-холл и подойдя к торговому автомату, она начала искать в нём сок (ему иногда меняли полку и слот) и вдруг увидела, как мимо прошёл Макс; заметив её, он тут же остановился. Её сердце неожиданно для неё самой ударилось о подбородок; пришлось его с усилием сглотнуть.

– Привет, – сказал он своей обычной интонацией; через его привычную расслабленную уверенность, однако, пробивалось какое-то непонятное смятение.

– Привет, – ответила она и попыталась сосредоточиться на покупке сока: у неё получалось плохо – она не соображала, куда нажимала и что делала; из пальцев испарился весь автоматизм, и голова не могла им помочь – все мысли были изгнаны неясно откуда взявшимся пульсирующим волнением.

Макс не уходил и ничего не говорил. Наступившая мучительная тишина привела Киру в такое замешательство, до какого её не смог бы довести ни один потенциальный диалог, и заставила её воспользоваться любимым приёмом, обычно помогавшим ей справляться с взволнованностью – изобразить небрежную уверенность.

– Ты мне соврал, кстати, – непринуждённо бросила она, посмотрев ему в глаза.

На мгновение на его лице отразился испуг, с которым он (как обычно) справился в пределах секунды.

– Про что?

– Про крышу, – ответила Кира, присев за двумя упаковками сока, которые ей наконец-то удалось купить: её сбитое сознание умудрилось не ошибиться с типом товара и заставило её пальцы напечатать именно то число, которое отвечало за выбранный сок; пальцы, однако же, ошиблись с количеством и вместо цифры «один» нажали «два»; она, взяв в расчёт спутанность своих мыслей, посчитала это необыкновенным успехом – если бы она напечатала «десять», то их разговор проходил бы под унизительный грохот упаковок сока, падающих на дно автомата.

– Про что именно? – недоумённо спросил Макс: он не мог соврать ей про наличие обустроенной крыши, так как водил её туда лично.

– Ты сказал, что она используется как курилка. Там, между прочим, есть прекрасные боковые зоны.

– Я хорошо помню, что сказал «в основном». В основном, как курилка, – начал улыбаться он.

Киру ошеломило то, что он не только хорошо помнил их второй диалог, но ещё и уверенно подчеркивал этот факт.

– По-моему там пятьдесят на пятьдесят. Половина – курилка, половина – зона отдыха. Наверное, восприятие зависит от того, что там в основном делать, – заметила она, сделав ироничный акцент на его формулировке.

– Ты так думаешь? – Макс шутливо подхватил её насмешливую интонацию.

– По-твоему, я сейчас чужие мысли озвучиваю?

– По-твоему, я в основном хожу туда дымом дышать?

– Ты у меня спрашиваешь? – удивилась она.

– Хочешь сходить? – внезапно предложил он.

– Подышать?

– Посидеть.

– Это не вопрос. Один-ноль.

Они, почти смеясь, не отрываясь смотрели друг на друга.

– А ты не против моей компании? – спросила она.

– А ты не против моей?

– Что нужно ответить?

– А ты не помнишь?

– Помню. «Я только за».

– Один-один, – сказал он и нажал на кнопку вызова лифта.

В лифте было много народу: не настолько много, чтобы начать протискиваться, но и не настолько мало, чтобы ни с кем не соприкасаться.

– Хочешь сок? Я купила два. Случайно.

– Случайно? – переспросил Макс, скептически подняв бровь.

– Так ты хочешь? – нетерпеливо повторила она.

– А какой выбор?

– Яблочный или яблочный. Только не говори «два-один», я всё-таки сок предлагаю.

– Да, давай. Спасибо, – ответил он, взяв одну упаковку.

– Расскажи ещё про вашу поездку, – попросила Кира.

Они вышли из лифта и пошли к лестнице.

– Я только и делаю, что про себя рассказываю. Твоя очередь.

Кира, вздохнув, решила, что это было справедливым замечанием.

– Что бы сказать… Хм. А, вот. Твой отец недавно спросил у меня, как мне здесь. И я поняла, что здесь действительно классно. Взять хотя бы коллег. Такие… какое же слово подобрать? Адекватные, что ли. Вот, точно. Адекватные.

– Есть, с чем сравнить?

– Да. Именно. С прошлым местом.

Они вышли на крышу, повернули налево и пошли к столикам: левая сторона крыши, как заметила Кира, была популярнее правой из-за более живописного вида на город; и в правую почему-то гораздо чаще сдувало табачный дым.

– Расскажи про кого-нибудь.

– Тебе это интересно? – с недоверием спросила она.

– Конечно, – произнёс он такой ровной интонацией, что ей не удалось считать подтекст этого «конечно»: имелось в виду восторженное «конечно, мне очень интересно!», слегка увлечённое «конечно, я бы послушал» или утомлённое «конечно: нужно же как-то поддержать разговор»?

– Хм-м… – задумалась она, – У нас было тесно и мой стол стоял вплотную к столу коллеги. Старше меня года на два. Он был… – Кира снова задумалась, подбирая слово, – Капризный. Точно. Капризный. Постоянно высматривал, не пересекли ли мои бумаги стык между нашими столами. Ворчал на каждый найденный миллиметр и демонстративно сдвигал их. Я хотела на день рождения подарить ему линейку с надписью «для пущей точности».

Они сели за столик. Макс смотрел на неё с довольной улыбкой.

– Мне нравится, – сказал он, открывая сок, – Давай дальше.

– Тебе нравится слушать, как я жалуюсь? – спросила Кира, недовольно сдвинув брови.

– Нет, мне просто нравится тебя слушать, – спокойно ответил он.

– Ладно. Я не хотела с ним особенно разговаривать, так как мы и так сидели практически на головах друг у друга; я не хотела мешать больше. Но он иногда заговаривал со мной. Внезапно. Абсолютно внезапно. Специально выбирал момент, когда я по всем признакам была особенно занята. Спрашивал что-то типа «а ты учишь какой-нибудь язык?». Мне тогда хотелось ответить «матерный». Но я не хотела выглядеть грубо; отвечала ему. Так, на отвали. Но! Несмотря на это, он дожидался, пока я задам из вежливости какой-нибудь ответный вопрос (типа «да, а ты?») и такой: «не отвлекай – не видишь, я работаю» и поворачивался к себе.

В процессе рассказа Кира настолько оживилась, что перешла на красочные перепады интонаций и даже жестикулировала. Макс продолжал смотрел на неё со своей характерной улыбкой, которая придавала его глазам немного игривый блеск.

– Давай ещё.

– Хочешь ещё? Будет ещё. Я вчера вас видела.

Макс подавился соком настолько неожиданно, что Кира вздрогнула.

– Кого? – глухо спросил он сквозь кашель, приложив ко рту тыльную сторону ладони.

– Тебя с семьёй. На пляже.

– А, – понял он; его внезапно появившаяся обеспокоенность тут же исчезла, – Мы тебя не видели.

– Мы с подругой сидели на этом… каменном парапете. Вы мимо прошли, по песку. Ты ныл, что тебе жарко.

Она улыбнулась и пристально посмотрела на него в ожидании реакции.

– Да, было такое, – улыбнулся он в ответ, – Было оглушающе жарко.

– И кто выиграл?

– Во что?

– Во фрисби.

– То есть потом вы нас тоже видели?

– Нет, вы говорили про это, когда проходили.

– А. Ты спрашивала, кто выиграл? Ну не я.

– «Не я»? А ты разве не был в команде с мамой?

– Был. Ты точно за нами не следила?

– Нет, вы про это тоже говорили. То есть выиграли не вы?

– Угу.

– А вы всегда делитесь на команды именно так?

– Нет. По-разному. У нас, кстати, у каждого из делений на команды по два человека есть названия: «по похожести», «по полу» и «по возрасту».

– Ух ты, – просияла Кира, – А у вас есть ещё семейные традиции? Кроме ежегодных поездок? – выпалила она, чувствуя, что если бы на выходе у этого вопроса стояла бетонная стена, он пробил бы и её и вырвался бы наружу.

– Дай подумать… В новый год мы часами играем в игру под названием «Кто я?»

– Ух ты! Опять играете? Я вам завидую, – призналась Кира, – Расскажи, – выдохнула она, продолжая смотреть на него горящими глазами.

– Мы садимся в круг…

– За стол? – воодушевлённо перебила она.

– Нет, на пол. На ковёр. У нас есть специальный набор: клейкая бумага и четыре ручки. Каждый пишет имя какого-нибудь персонажа – неважно, выдуманного или настоящего – переворачивает, чтобы не было видно, и отдаёт соседу. Ну и вот. Каждый клеит это на грудь – но не слишком низко, чтобы нельзя было самому прочитать – куда-то сюда, – Макс показал на основание шеи, – и потом задаёт наводящие вопросы, чтобы угадать, кто он.

– А. Я поняла. То есть мне достаётся неизвестный персонаж, я как бы становлюсь им и задаю о нём вопросы, чтобы узнать, кто я?

– Ага.

– Вопросы задаются всеми по очереди или одним человеком, пока не угадает?

– Пока не угадает.

– Ух ты! – воскликнула Кира, не скрывая свой восторг, – Кем ты был в последний раз? – спросила она, подавшись вперёд и опёршись локтями о стол.

– Надо вспомнить. У нас было много раундов.

– Вспомни кого-нибудь одного.

– Кентервильское привидение.

– А у вас есть какие-нибудь предпочтения? Ну, кто кого любит загадывать. Или всегда случайно?

– Я и мама – случайно. Майя любит удивлять. Папа обычно книжных персонажей.

– Это он загадал привидение?

– Угу.

– А Майя что к примеру загадывала?

– На последнем раунде она большими буквами написала «ДЬЯВОЛ» и отдала маме.

Кира рассмеялась так громко, что на неё обернулось несколько голов.

– Долго она угадывала? – спросила она сквозь смех.

– Не, недолго. У нас, кстати, тому, кто не может долго себя угадать, можно задать вопрос, сдаётся ли он, в форме типа «ты не знаешь, кто ты?». Как-то так. Упражняться в остроумии, короче. И ещё…

Макс закончил фразу такой интонацией, будто собирался продолжать говорить дальше, но внезапно остановился, закрыл успевший приоткрыться для дальнейшего повествования рот и быстро встал со стула.

– Мне пора идти. Спасибо за сок, – сказал он и, не дожидаясь ответа Киры, торопливо ушёл к выходу с крыши, оставив её потерянно гадать, не спугнула ли его её излишняя (по её мнению) навязчивость.

Спустя минуту озадаченного беспокойства, Кира приняла решение больше не задумываться об этом. Первый месяц в этом городе показал ей, к чему могли привести постоянные тревожные размышления о том, что уже было сказано или сделано. Она больше не хотела портить своё настроение по пустякам.

День 37, неделя 6, вторник

Раз в год Кира имела привычку посещать стоматолога, чтобы отлавливать проблемы в зародыше и не мучиться долгими приёмами у врача с обездвиживающей лицо анестезией и скрежещущим по зубам металлом. В этом насыщенном событиями году она вспомнила про свою привычку только сегодня и, позвонив в ближайшую клинику, была вынуждена узнать, что большинство врачей находились в отпуске. Записавшись на самое доступное время, ради которого ей нужно было уйти на полчаса раньше, она, придя в офис, тут же уладила этот вопрос с Тиной.

В первой половине дня она, купив сок и прельстившись тёплым солнечным днём (дни, кажется, подходили к сезону жары), пошла на крышу. Народу было больше обычного; найдя маленький свободный столик с приставленным к нему единственным стулом, Кира устроилась за ним и, попивая сок, стала размеренно дышать и смотреть вдаль, получая особенное удовольствие от блеска воды у горизонта. Уловив боковым зрением какое-то близкое движение, она повернула голову и увидела Таню, которая только что остановилась перед её столом.

– Привет. Можно? – спросила та, показывая на противоположный край стола.

– Можно… – пробормотала Кира, растерявшись и из-за её внезапного появления, и из-за её настойчивых попыток общения, и ещё из-за того, что у той стороны стола не было стула.

Таню это, однако, не смутило: она, не спросив разрешения у ближайшей компании за соседним столиком, которая занимала три стула из четырёх, неторопливым движением развернула их свободный стул и села напротив.

– Как дела?

– Пью сок, – холодно ответила Кира, – Как твои дела?

– Прекрасно, – спокойно отреагировала Таня, – Видела тебя вчера здесь. С Максом.

Кире захотелось ответить «и чё?». Она никак не могла понять, что Таня от неё хотела: в прошлый раз она неизящно пыталась выяснить, с кем Кире удалось сойтись (хотя после их знакомства на крыше и так было понятно, на кого она намекала), а сегодня она с такой же блестящей грациозностью выявила, кто конкретно из круга общения Киры её интересовал. Кира решила, что либо он ей нравится и она прощупывает почву, либо она любит собирать сплетни. Вряд ли она была его девушкой: иначе Кира хоть раз увидела бы их вместе – хотя бы идущими вместе на работу, на ланч или с офиса.

– И? – спросила Кира, решив опустить «чё».

– И как оно? Нравится с ним общаться? – поинтересовалась Таня привычным для себя невозмутимым голосом: её тоже было очень сложно считывать.

«Сейчас всё тебе выложу, как на духу», – иронично подумала Кира и небрежно пожала плечами.

– Общаетесь только здесь, в офисе? – продолжила расспрашивать Таня.

– Да. Только здесь. В офисе. А что?

– Просто так, – ответила Таня, и Кира услышала в её интонации толику язвительности, – Извини, что отвлекла, – бросила она и, медленно встав со стула, удалилась, не посмотрев на Киру.

Кира решила, что, в какие бы игры та не играла, лучшим выбором было не обращать на неё внимания.

Когда за полчаса до окончания рабочего дня Кира пришла в пустой лифт-холл, она услышала, как из соседнего крыла, постепенно набирая громкость, приближался знакомый голос; спустя несколько секунд она увидела, что его носителем оказался Марк, который бойко шёл к лифту и убеждал телефон в том, что он сейчас спустится. Подскочив к лифтам, он положил трубку и, убрав из взгляда хмурую сосредоточенность и наконец-то посмотрев по сторонам, заметил Киру. У неё в голове раздался голос Майи, говорящий ей о том, что Марк боится с ней заговаривать, потому что она, видите ли, посчитает его старым и скучным. Она вспомнила, насколько неприятно ей было узнать, что она сформировала о себе такое несправедливое мнение, не делая при этом ничего, что подтвердило бы эту нелестную догадку. Она решила заговорить с ним здесь и сейчас; лифт пришёл сподручно пустым. Поздоровавшись друг с другом, они зашли внутрь. В эту же секунду Кира начала говорить:

– У вас классные дети, – сказала она, повернувшись к нему с улыбкой.

Марк очень удивился внезапно начавшемуся диалогу, но почти тут же показал всё своё удовольствие от ситуации и готовность к разговору.

– Точно, ты же уже познакомилась с Майей. Она рассказывала, что видела тебя в парке.

– Да, пересеклись, – кивнула Кира, – У вас очень хорошие отношения, да? – спросила она, поздно подумав о неуместности вопроса о взаимоотношениях с членом семьи в лёгкой будничной беседе.

– Да-а, – довольно протянул он, – А у вас с отцом были не такие?

– У нас были… нормальные отношения, – ответила она, намеренно выбрав такую формулировку, чтобы собеседнику не захотелось перевести разговор на её семью.

– Но ты не думай, – продолжил Марк, на миг заставив Киру поломать голову над тем, о чём она должна была не думать, – Я люблю детей одинаково.

Они не были в лифте одни: пару раз он остановился, чтобы впустить нескольких человек, которые не менее сподручно, чем изначально пустой лифт, оказались всецело поглощены своими разговорами – на них можно было не обращать внимания.

– Макс – наш первенец. Мы были так счастливы, когда он родился, – оживлённо проговорил Марк и почему-то стал посмеиваться, – что просрочили второго. Мы изначально планировали, чтобы дети родились с меньшей разницей.

– То есть у вас с ним тоже всё хорошо? – не удержалась она, опять поздно подумав про то, что от прямых вопросов про отношения с членами семьи отвратительно несло бесцеремонностью.

– Конечно, – бодро ответил Марк, – Но он не Майя, да? – прибавил он, всё ещё находясь под властью смешливого настроения, – Ты его видела. И слышала. И на мать похож – будь здоров. Я ещё в молодости узнал, что у моей жены есть очень чёткие границы, что она хочет говорить, а что – не хочет. Как скажет мне «я не буду про это рассказывать», ещё таким спокойным и уверенным тоном, что я аж робел перед ней, – признался он, снова начав смеяться: на этот раз у него даже заходили плечи, – А этот весь в неё. Я, допустим, спрошу у него «куда ты пошёл?», а он мне «а это важно?», – ровной интонацией передразнил Марк, так удачно изобразив сына, что Кира не смогла сдержать лёгкий смех, – И я иногда замечаю, что начинаю испуганно мотать ему головой, как жене в молодости! – воскликнул он; в уголках его глаз даже собрались слёзы от смеха, – Фух, – отдышался Марк, вытирая глаза тыльной стороной ладони, – А так, конечно, его скрытность меня задевает иногда. Мы даже один раз поскандалили с ним на эту тему.

– Серьёзно? – выпалила Кира, не успев осознать, что задаёт вопрос вслух: она не могла представить себе ни того, ни другого в пылу скандала; Майю она представляла прекрасно.

– Да! – сказал он таким же тоном, каким говорят «только представь себе!», – Как-то летом ушёл куда-то на всю ночь, телефон у него выключен, и ни ответа, ни привета. А потом пришёл и упрямо отказывался говорить, где был. Ой, это давно было. И это так, один раз.

Марк добродушно махнул рукой, пока Кира пыталась понять, что означало «один раз»: один раз был только скандал или скандал из-за того, что он ушёл на всю ночь?

Двери лифта открылись. Когда они вышли, Марк тут же сказал Кире «извини», достал телефон и, прижав его к уху, быстро пошёл к выходу из здания. Ту небольшую порцию новой информации, которую она только что узнала, Кира перематывала в голове весь сегодняшний вечер, даже забыв свою лёгкую подавленность от того, что сегодня она ни разу не увидела Макса – его вчерашнее поведение в конце их встречи, несмотря на всю её решимость не придавать этому особого значения, оставило свой отпечаток: она стала бояться того, что он мог начать её избегать.

День 38, неделя 6, среда

Первая половина рабочего дня оказалась настолько напряжённой, что Кира мало того, что не нашла времени ни на один небольшой перерыв, так ещё и наконец-то вынырнула из непривычного аврала только спустя полчаса после окончания формального времени ланча. Устало выбравшись из-за стола, она вдруг остановилась, так как почувствовала внезапно выпрыгнувшее лихорадочное сердцебиение – такое, будто бы она только что спрыгнула с утёса: она увидела, что, опустив взгляд в телефон, в сторону лифтов неторопливо шёл Макс; он уже прошёл мимо и подходил ко входу в широкий коридор. Она, стараясь не идти вызывающе быстро, догнала его.

– Привет! – сказала она, появившись из-за его плеча.

– О. Привет, – ответил он и, слегка сведя брови, посмотрел на неё так, будто не ожидал её здесь увидеть.

У Киры в душе́ что-то глухо сорвалось вниз и, забрав с собой весь воздух, ухнуло в пропасть: всё-таки его позавчерашний резкий побег был связан с ней? Он просто-напросто сбежал от неё? Теперь она – персона нон грата? Её разум, заведённый спущенной с поводка тревогой, которая, как перевозбуждённая собачка, начала судорожно метаться из стороны в сторону, требовал немедленного охлаждения: Кира тут же стала убеждать себя в том, что он, скорее всего, не убегал от неё – позавчера она, строго говоря, не делала и не говорила ничего настолько уж плохого.

– У меня сегодня поздний перерыв, – в итоге сказала она, чтобы поскорее продолжить разговор.

– Ну и день, да? У меня тоже, – ответил Макс, убирая телефон в карман джинсов, – Ты не против… – начал он, но тут же осёкся, так как ровно в это же время Кира начала спрашивать «Ты же не про…».

Тотчас же всё напряжение (если оно действительно существовало и Кира его не выдумала) вытеснилось двумя улыбками.

– Идём, в общем, – подытожил он и нажал на кнопку вызова лифта.

Лифт приехал очень быстро; он был почти пуст.

– В прошлый раз мы опять свернули на меня, – заметил Макс, когда они зашли внутрь, – Так что твоя очередь.

– Рассказывать про себя?

– Конечно.

– А что ты помнишь? – с недоверием спросила она, решив проверить, просил ли он рассказать что-либо про себя именно потому, что действительно хотел что-то узнать, или просто затем, чтобы поддержать разговор и дать голове отдохнуть, пропуская реплики собеседника мимо ушей; её бывшие коллеги иногда так делали, – Про что я рассказывала в прошлый раз?

– А для чего я, по-твоему, прошу рассказывать? Чтобы тут же забыть?

Они вышли в холл пятнадцатого этажа: вход в кафе располагался тут же.

– Кто тебя знает, – с шутливой небрежностью бросила Кира; она его, строго говоря, и правда почти не знала.

– Ты говорила про коллегу, которому хотела подарить линейку, – уверенно вспомнил Макс, – Давай что-нибудь в таком же роде, – попросил он, улыбнувшись.

– Опять жаловаться? – разочарованно вздохнула Кира и ненадолго задумалась, – Хорошо. Вот тебе ещё история. Был другой коллега. Поинтереснее. Он любил подходить ко мне и тоном, не обещающим ничего плохого (в смысле с праздным таким любопытством), спрашивать, как бы изменился ход истории, если бы… хм-м… Как сказать-то? О. Если бы какой-нибудь известный исторический эпизод завершился бы иначе.

– Например?

– Например, если бы Наполеон не проиграл. Мне эти вопросы не нравились в принципе, так что я пыталась отвечать что-нибудь совсем расплывчатое, чтобы отстал поскорее. Что-то вроде «наверное, было бы хорошо» или как-то так. Пыталась угадать ответ, который он хотел бы услышать. Ну, по-моему. Но он каждый раз – заметь, каждый раз – начинал орать…

– Что, прям орать? – перебил её Макс.

– Да, от праведного возбуждения, – Кира устало махнула рукой, – Начинал орать и доказывать мне, почему я не права. У него даже это, – она показала ладонями на область глаз, – белки́ кровью наливались.

– Знаешь, какой для него был бы идеальный подарок?

– Какой?

– Генератор случайных ответов.

– Да, он бы выпал из жизни как минимум на год, – согласилась она, усмехнувшись.

Они сели за стол; только сейчас Кира поняла, что в пылу разговора она даже не смотрела, какую еду выбирала: она помнила, как за что-то расплачивалась – и всё. Она была уверена, что если сейчас опустит взгляд, то удивится всему, что найдёт на своём подносе; так и оказалось.

– О. Тина, – внезапно сказала Кира: она сидела лицом ко входу и могла видеть почти всё кафе, – Точно. Она же за сегодня тоже почти ни разу не встала. Ты её знаешь?

– Немного.

– Я её обожаю. Такая забавная. Не сравнить с моей предыдущей начальницей. Не нужно на меня так смотреть! – Кира еле-еле сдержала смех: при упоминании её предыдущей начальницы Макс заинтересованно поднял брови вверх.

– Ты первая начала. Давай, рассказывай.

– Да она просто была неприятной. Претензии постоянно выкидывала. Типа «ты мешаешь коллегам работать».

– Вопросами про Наполеона?

– Ага, типа того. Я серьёзно. Я же поддержала этот разговор, так что по её мнению это была моя вина. Или, к примеру, «ты уходишь с работы вовремя».

– Это разве не комплимент?

– Если бы она хоть раз сказала комплимент, её бы не пустили на следующий съезд дьяволов. Нет. Это означало, что я не показываю должного старания, – сказав это, Кира снова перевела взгляд с собеседника на кафе, – Слушай, там и Амир следом идёт.

Как раз в это время к их столу подошла Тина.

– Можно? Не отвлеку?

– Конечно.

– Там Амир за мной шёл, кажется. О, а вот и он.

– Привет всем! – радостно воскликнул Амир, когда ему оставалось ещё несколько метров до их стола, – Можно же к вам? – спросил он, подойдя к ним, и, дождавшись кивка, сел, – Ну и день, да?

– Ни слова про работу, – отрезала Тина: она ненавидела говорить про работу в то время, которое нельзя было считать строго рабочим.

– Уже лето на дворе, – тут же сменил тему Амир, – Ну что, коллеги, кто куда поедет в отпуск? Хотя, ты же только что из Кореи, да?

– Угу.

– Из Кореи? Серьёзно? Моя сеструня душу бы продала за такое, – Тина впечатлённо покачала головой, – Я это лето в городе.

– А я уже говорила, что мне пока не положен отпуск.

– Точно. Забыл. Ну, на дворе лето – его можно провести хорошо и без отпуска.

Амир тут же начал подтверждать свои слова повествованием о том, как он и его девушка увлекательно провели прошлое лето в городе. Остаток их припозднившегося перерыва прошёл за его рассказом и комментариями собеседников; закончив ланч, они вместе доехали до двадцатого этажа и разошлись по своим рабочим местам.

День 39, неделя 6, четверг

Сегодняшний рабочий день пронёсся за пять минут: отголоски вчерашнего аврала всё ещё тревожили поверхность рабочего процесса. Выйдя на первом этаже из лифта, Кира выдохнула и решила, что лучшим лекарством от наседающей усталости станет длительная освежающая прогулка: на дворе, кажется, был солнечный, но нежаркий день. Утомлённо бредя по холлу и доставая из рюкзака наушники, она ощутила, как что-то упорно пыталось пробиться сквозь душный рой навязчивого изнурения: что-то не хотело, чтобы его забывали, и настойчиво тянуло память за рукав. «Точно», – наконец-то вспомнила она, остановившись, – «Мы сегодня ни разу не виделись». Как только Кира начала оценивать ситуацию – узнавать время, чтобы понять, насколько она задержалась, и думать, можно ли было в очередной раз попробовать сымитировать вынужденную остановку неподалёку от крутящихся дверей и тем самым взять нужное время на ожидание – сквозь обширные стёкла холла она увидела, как Макс собственной персоной стоял на улице в тени сразу после выхода и, держа в руках телефон, что-то внимательно в нём делал. Испугавшись того, что он мог в любую секунду завершить свои внутрителефонные дела, сняться с места и уйти, она ускорила шаг, только на ходу подумав о том, что он, возможно, кого-либо ждал. Выйдя из здания и не успев ничего сказать, она остановилась, потому что он внезапно поднял голову и посмотрел на неё.

– Привет, – улыбнулся он.

– Привет, – выдохнула Кира: она была настолько уверена, что он не видел её приближения, и была настолько сбита с толку своим внезапным самообнаружением, что не вернула улыбку, – Ждёшь кого-то?

– Нет, я… – начал говорить Макс, убирая телефон в передний карман брюк, но почему-то не закончил фразу и тут же спросил, – В какую тебе сторону?

«Туда же, куда и тебе», – упрямо подумала Кира.

– А тебе?

Он внимательно посмотрел на неё – так, будто пытался понять, чего она хотела добиться, желая узнать его направление.

– А тебе? – с мягкой настойчивостью переспросил он.

– Ладно. Мне туда, – сдалась она, показав направо, в сторону парка, – Хотела погулять.

– Мне туда же, – к её радости ответил он, – Ты против моей компании?

Это была необычная формулировка. Неужели он подумал, что она пыталась от него отвязаться?

– Не против, конечно. А ты подумал, что я хочу пойти в противоположную от тебя сторону? – спросила Кира, не найдя ничего лучше прямого вопроса.

– Именно так и подумал, – спокойно ответил Макс.

Кира изумлённо подняла обе брови вверх.

– Неправильно подумал. И вообще я в последнее время много жаловалась, так что давай теперь ты пожалуешься мне на что-нибудь, – быстро попросила она, чтобы показать свою увлечённость диалогом и тем самым в очередной раз опровергнуть его непонятно откуда берущееся предположение о том, что она не была заинтересована в его обществе.

– Ух ты, как удачно.

– Почему?

– Вход в парк совсем рядом, я не успею ничего рассказать, – довольно объяснил он.

– Точно… – разочарованно протянула Кира.

– Я могу погулять немного.

– Ты же куда-то шёл, – заметила она, удивившись.

– У меня ещё есть время.

– Отлично тогда. Давай. Жалуйся. Посмотри, каково это, – задорно сказала она: теперь настала её очередь расплываться в довольной улыбке.

– Я не знаю, на что жаловаться. Ладно, сейчас подумаю. Хм… Можно и про это. У нас с сестрой есть кузен – Влад – и мы его ненавидим.

– Какое сильно слово, – удивилась Кира, на ходу обернувшись к нему так, что ей пришлось пройти пару шагов спиной вперёд, – За что?

– За всё. Мы проводили много времени в детстве и каждый раз… – он внезапно замолк и посмотрел на неё с каким-то неприятным осознанием, – Я тебя понял.

– В смысле?

– Жаловаться как-то неприятно. Как будто ноешь и напрашиваешься на сочувствие, – признался Макс, слегка сдвинув брови.

– Вот видишь!

– При этом я сам не воспринимаю это, как жалобы: это не более чем воспоминания, – продолжил рассуждать он.

– Всё равно неприятно, да? А ты заставлял меня каждый раз вспоминать что-то новое.

– Поэтому ты хотела от меня убежать?

– Я не… – начала оправдываться Кира, но, внезапно осознав спокойную повседневность интонации его вопроса, отвернулась, чтобы подавить смех, – Неважно, – решила она, справившись с порывом, – Не уходи от темы. Продолжай.

– Ладно. Когда мы только с ним познакомились… Я, кстати, не знаю, почему мы не были знакомы раньше.

– А сколько вам с Майей было лет? И чей он сын?

– Девять и шесть. Брата папы. Так вот, когда мы только познакомились (он, кстати, на год меня старше), он пришёл с другом, и они тут же предложили нам идти играть. Они сразу нашли, во что играть: нужно было разбиться на две команды и по очереди – на время – проходить полосу препятствий: чья команда пройдёт быстрее, та и выиграла. Нужно было выбрать какой-нибудь участок и пройти его с закрытыми глазами, и в каждой команде один был тот, кто проходил бы участок, а другой – кто давал ему голосовые команды.

– То есть пока одна команда проходит, другая засекает время?

– Ага. Влад начал говорить, что нам нет смысла играть друг против друга, в смысле я с сестрой против него с другом; что для лучшего знакомства нужно разбиться так, чтобы было больше взаимного общения, и чтобы в командах с закрытыми глазами ходил тот, кто младше – то есть мы с Майей – потому что они старше и опытнее и могут лучше объяснить, куда идти. Короче, в какой-то момент мы поняли, что они соревнуются друг с другом, кто поставит своей жертве больше травм, намеренно заводя её не туда.

– У него всё в порядке с головой? – оторопело спросила Кира.

– Мы до сих пор сомневаемся. У Майи даже шрам остался с тех пор. Небольшой и незаметный, но шрам.

– И вы общались после этого?

– Приходилось. Родители нас постоянно сводили, наивно думая, что мы подружимся.

– Но вы же рассказывали им про него?

– Думаешь, мы молчали? – недоверчиво спросил Макс, подняв одну бровь, – Мы не из тех, кто молчит. Родители думали (может, до сих думают), что это невинные детские обиды.

– А когда вы в последний раз виделись?

– Пару лет назад, наверное. Мы уже не дети – нам не нужно общаться. Мы его игнорируем в основном. Зато в детстве благодаря ему мы с Майей одновременно узнали, что такое приступ бешенства, – сказал он, и улыбнулся так, будто это воспоминание было отчего-то очень забавным; может быть оттого, что прошедшее с тех пор время стёрло все неприятные ощущения, оставив в памяти бойкую картинку с двумя разъярившимися детьми.

– Ого!

– Да, нас никто в жизни никогда так не злил, как он, – небрежно добавил Макс, – Зато если мы с ней ссорились, то стоило ему приехать, мы не только тут же мирились, так ещё и закрывались в чьей-либо комнате в порыве семейной солидарности.

– Как мило, – Кира расплылась в улыбке.

– Иногда устраивали конкурс «нарисуй Влада»: всегда получался монстр на фоне Трансильванского замка. Имя подходящее. Родители, кстати, пользовались нашей реакцией на него. Угрожали привезти его, если мы ссорились.

– Часто вы ссорились?

– По мелочи – часто. Крупно… – Макс помолчал, задумавшись, – очень редко. Опять я всё время про себя рассказывал, – недовольно заключил он, – В следующий раз твоя очередь.

За время своего разговора они успели пройти круг по этому небольшому парку (они не прошли по его периметру, а просто обогнули фонтан) и теперь возвращались к его воротам.

– Я думаю, я пойду, – сказал Макс.

– Да, давай. Я ещё погуляю.

– Что будешь слушать?

– Radiohead.

– Серьёзно?

– Нет, – ответила она, и они, последний раз за сегодня улыбнувшись друг другу, разошлись.

День 40, неделя 6, пятница

Кира никак не могла выкинуть из головы вчерашний диалог, во время которого Макс напрямую сказал ей о том, что она, по его мнению, пыталась от него отвязаться. Это открытие чрезвычайно удивило её: она была уверена, что своей несдержанной восторженностью, которую она, оглядываясь назад, считала отталкивающей, и своими доходящими до бестактности назойливыми расспросами создавала впечатление прилипчивой дурочки – и уж точно не холодной королевы, которая презрительно сторонится его компании. Неужели её внешние проявления так отличались от её внутреннего состояния? «Если это так, то разумно ли осуждать людей за манеры, которые кажутся нам недружелюбными, или приписывать им мотивации, которые кажутся нам явными? Нам может много чего казаться», – подумала она.

В начале часа, следующего за последним рабочим, Кира вышла из здания навстречу ослепительно солнечной улице. Она тут же завернула в тень у стены и остановилась, не особенно задумываясь о том, зачем она это делает. Если бы она спросила у себя: «Кира, зачем ты это делаешь?», то ей пришлось бы признать, что дни (по крайней мере, рабочие), прошедшие хотя бы без одного короткого диалога с Максом, перешли в разряд неполноценных и старались быть поправленными на автомате.

Минут через десять он наконец-то вышел из крутящихся дверей здания и, как будто ожидая найти её здесь, тут же направился к ней. Чтобы ему не показалось, что она его преследует («Судя по вчерашнему опыту, ему так, скорее всего, не покажется…»), Кира, как только различила его фигуру сквозь стёкла огромного окна, тут же сделала вид, что приняла звонок, а когда он почти подошёл к ней, громко проговорила в телефон «А, то есть не сегодня? Ну тогда я пойду домой» и, положив трубку, сказала «Привет».

– Ага, то есть ты домой? Привет.

– А что, тебе туда же?

– К тебе домой? – спросил он своей обычной спокойной интонацией, в которой Кира уже начала учиться различать оттенки; их, если подумать, было множество: сквозь ровную поверхность могли проступать утомлённость, заинтересованность, насмешливость, игривость и много чего ещё; считывать их, правда, получалось далеко не всегда.

– Очень смешно, – без улыбки ответила Кира, – В ту же сторону.

– Да, мне туда же. Ты против?

– Спрашиваешь не по форме, – строго сказала она.

– А какая форма?

– Ты не помнишь?

– Ты не напомнишь?

– «Не против моей компании?» – подсказала она.

– Не против моей компании?

– А ты не против?

– Нет.

– Два-один. Я тоже не против.

Разговаривая, они успели выйти на тротуар и шли в привычном Кире направлении по пути к её дому.

– Твоя очередь рассказывать, помнишь? – сказал Макс после небольшой паузы.

– Мне уже не на что жаловаться.

– Можно что-нибудь другое.

– Ага, у нас теперь другая рубрика? – спросила она, улыбнувшись в первый раз за их диалог, – Хорошо. Раз нет конкретной темы, то… Что противоположно жалобам? Симпатии? Расскажу то, что мне понравилось. Помню, в универе был один парень с моего курса, который каждый год на свой день рождения надевал большую картонную корону и носил её весь день. Классно. Я прямо завидовала. Преподавателей можно было делить на три группы по реакции на него: те, кому без разницы, те, кому нравилось, и те, кто был возмущён и требовал снять.

– Так если ты завидовала, делала бы так же.

– Нет. Смелости не хватало.

– Интересно, что у нас есть такая же традиция.

«Каких традиций у вас нет?!» – захотелось закричать Кире в порыве удушающей белой зависти.

– Носить корону весь день рождения?

– Угу. У нас даже есть готовая корона. Только по нашим правилам дни рождения проводятся исключительно дома. Если хочешь пойти куда-нибудь с друзьями или с кем-нибудь ещё, то в любой другой день, но не в саму дату.

– Ещё скажи, что у вас есть традиции по тому, как проводить сам день рождения, – проговорила она, понимая, что почти перестала смотреть на дорогу и шла, повернувшись к Максу и смотря на него всё более и более разгорающимися глазами.

– Есть, да. Скажешь, тебе интересно? – спросил он, кинув на неё быстрый сомневающийся взгляд.

– Конечно. Какие?

– У нас точно есть серии воспоминаний: каждый должен вспомнить какое-нибудь яркое событие, связанное с ним и с именинником.

– Ух ты…

Кира представила себе такую традицию в кругу своей семьи – в те времена, когда отец был ещё жив. В день её рождения он, конечно же, прилагал усилия и улыбался больше, чем один раз в день – особенно тогда, когда они с мамой дарили ей подарки и разрезали праздничный торт; но она никак не могла представить себе, что они проводили «серию воспоминаний». Между отцом и матерью накопилось слишком много обид, а ей и отцу нечего было вспомнить; им с мамой пришлось бы играть вдвоём.

– А ещё есть? – спросила она, чтобы не зацикливаться на своих мыслях.

– Нужно заранее найти какое-нибудь совместное фото. Любое. Просто так, чтобы вспомнить.

– В смысле парное? Меня и того, у кого день рождения? За последний год или вообще?

– Да, парное. Вообще, конечно.

– Обалдеть, – подытожила Кира и решила, что фразу «вы такие классные» лучше было не произносить вслух, чтобы не заострять внимание на вялости и тусклости своего семейного круга, – Ты говорил вчера, что вы с Майей часто ссорились по мелочи. А вообще вы соперничали? Часто соревновались?

– Ещё как. Родители, кстати, этим пользователь.

– Как? Типа «кто первый приберётся в комнате – тот молодец»?

– Типа того. Или они говорили, что хотели бы, чтобы мы прочитали какую-нибудь книгу, и мы неслись читать, чтобы закончить её быстрее другого.

– А как родители проверяли, что вы действительно её прочитали?

– Готовили целую викторину вопросов и задавали нам по очереди. Тоже были целые собрания. Типа «вечер Собаки Баскервилей». Классно было.

Кире захотелось выпалить в воздух какую-нибудь похвальную ругань: похвальную – потому что она была в восторге, ругань – потому что она завидовала им настолько, что хотела вернуться в прошлое и стать третьим ребёнком в их семье. Этот порыв она, конечно же, сдержала.

– Иногда, правда, приходилось читать те книги, которые я вряд ли сам бы собрался читать.

– Типа «Джейн Эйр»? – предположила она.

– К примеру. Да.

– А сейчас уже такого нет? Не просят читать?

– Читаем, да, но сейчас мы выбираем что-нибудь на четверых (в смысле, книгу, которую никто не читал; ну или кто-то один), потом просто обсуждаем и…

Макс прервался, так как у него зазвонил телефон.

– Да, – ответил он в трубку, – Да, немного. Уже иду. Ага, скоро буду.

Они уже подходили к тому месту, от которого им нужно было расходиться в разных направлениях.

– До встречи, – сказала Кира, остановившись у ответвления на свою дорожку.

– Ага, пока, – бросил Макс, и они разошлись.

Кира не успела начать смаковать те знания, которые ей удалось сейчас узнать, так как у неё тоже зазвонил телефон. На экране – рядом с фотографией светловолосой девушки, смотрящей в объектив с укоризненным недовольством – высвечивалась надпись «Алиса».

– Алё, привет, – ответила Кира.

– Привет. Слушай, я собираюсь завтра нагрянуть. Можно?

– Можно, конечно. Даже если бы у меня были планы, я бы оставила тебе ключи. Ты же не ко мне, да?

– Ну да… – вздохнула Алиса, – Я приеду часа в два и примерно к четырём уеду в парк. Там, кстати, завтра будет концерт какой-то. Бесплатный причём. В восемь. Помнишь же, там сцена есть?

– Конечно. И что за концерт?

– Сейчас я тебе точно зачитаю, у меня тут на компе открыто. «Мировые хиты в джазовой обработке».

– Как завернули. Это чтобы всем угодить. Я бы, кстати, сходила. Ни разу с переезда никуда толком не ходила… Я же могу?

– Давай договоримся больше не делить парк? Тошнит от этого. Приезжай, когда угодно и делай, что хочешь. То есть ты пойдёшь на концерт?

– Да, хочу.

– Тогда я позвоню тебе после? Мы как раз планируем закончить концертом. Вместе уедем.

– Отлично, давай, – улыбнулась Кира, – Звони завтра, как будешь подъезжать.

– Хорошо. До завтра.

– До завтра.

День 41, неделя 6, суббота

Когда во второй половине восьмого часа Кира зашла в парк через главные ворота, солнце ещё не успело приобрести закатные оттенки. Настроение у неё было не лучшим: она всё ещё ощущала непроходящую от только что прошедшей напряжённой недели усталость, а по голове неприятно бил настойчивый молоточек рассуждений о том, что она мало куда выбиралась и скучно проводила лето; эти мысли каждый раз сворачивали на более глобальную тему отсутствия у неё друзей, живущих в этом городе. Зайдя в парк и оказавшись в разряженном потоке стремящихся на концерт людей, она почувствовала себя настолько безотрадно и одиноко, что тут же свернула в сторону и села на свободную скамейку; она даже не успела начать брести в вязкое болото своих топких удручающих мыслей, как услышала знакомый звонкий голос, который громко говорил: «Я здесь! Я здесь! Да вот я махаю! Не видишь, что ли?». Она подняла глаза и убедилась в том, что это была Майя: она прижимала телефон к уху, вставала на носочки, вглядывалась вперёд и махала кому-то рукой; она была в свободных голубых джинсовых шортах, белой футболке и белых кроссовках; её впечатляющие волосы были собраны в не очень длинный и пышный конский хвост. Кира была уверена, что сейчас увидит, как к Майе подходит её парень или её подруга; или подруги; или компания друзей; но она не ожидала увидеть её брата.

Его выражение лица и походка выдавали его нежелание здесь находиться. Макс был одет в то же цветовое сочетание, что и его сестра: на нём были голубые джинсы, чёрно-белые кеды и белая футболка – на этот раз (в отличие от той футболки, в которой он был в прошлое воскресенье на пляже) с коротким рукавом. Футболка, впрочем, не была абсолютно белой: сбоку на груди виднелась мелкая чёрная надпись, которую с такого расстояния невозможно было разобрать. Кире было настолько любопытно всё, что было с ними связано, что она даже захотела узнать текст этой надписи. Майя и её брат стояли не очень далеко от неё, и она могла слышать всё, что они говорили.

– Почему так долго? – возмущённо спросила Майя.

– Надо было бежать? – устало произнёс Макс.

– Нет, конечно! Всё равно – долго! Пошли уже.

– Куда мы идём-то?

– Там какой-то концерт.

– «Какой-то»? – изнурённо выдохнул он.

– Да. Я правда не знаю, какой. Просто очень хочу сходить на что-нибудь такое, – объяснила она и поводила руками в воздухе над собой, уточняя значение слова «такое», – На открытом воздухе. Сейчас же лето.

– А долго это будет?

Кажется, этот вопрос стал для Майи последней каплей.

– Знаешь, что – иди обратно! – вскипела она, остановившись, – Если не хотел идти, так бы и сказал! Пришёл – и ноешь! Иди домой и ной там!

Она развернулась и пошла прочь. Её брата это, судя по всему, встряхнуло.

– Стой! – воскликнул он, растерявшись, – Подожди!

Майя остановилась и, развернувшись, недоверчиво посмотрела на него.

– Не дуйся ты так. Всё, я не буду ныть. Извини. Я просто думал, тебе есть, с кем сходить.

Они уже отошли настолько, что Кира начала бояться перестать слышать их разговор. Почувствовав себя булавкой, увлекаемой магнитом, она встала и пошла за ними.

– Странное объяснение: ты думал, что мне есть, с кем сходить, но я всё равно вытащила тебя из дома? Тебе на зло, что ли? Мне именно что не с кем сходить, – расстроенно вздохнула Майя, – У всех сейчас какие-то свои планы. А этот… – она махнула рукой, показывая, вероятно, своё отношение к «этому», – видимо слишком крут для такого.

– Почему ты постоянно говоришь «этот» или «мой парень»? У него что, имени нет?

Майя ответила глубоким удручённым вздохом.

– Я же тебя ни от чего не отвлекла? – примирительно спросила она.

– Нет, сегодня вечером я свободен.

– Ты посмотри, какой деловой, – развеселилась Майя, – Сегодня вечером он свободен. А в остальное время расписание забито под завязку?

– Завтра точно забито, – улыбнулся он.

Вдруг взгляд Киры поймал знакомую фигуру. Она остановилась, чтобы всмотреться: действительно, взгляд не ошибся – несмотря на то, что она не была в офисном костюме, не узнать Таню было невозможно. На ней были шортики, которые так идеально сидели на её фигуре, что, казалось, на них можно было смотреть бесконечно; на её ногах были плоские босоножки, чьи завязки, по-древнегречески переплетая ногу, изящно подчёркивали её икры; футболка, разрезы которой оголяли её плечи, как будто бы имела меньше складок, чем любая другая футболка вокруг; на её голове была шишка, собранная так идеально небрежно, как будто бы над ней работала целая команда парикмахеров. За её спиной висел маленький рюкзачок на тонких лямках. Она стояла в компании двух девушек, которые, скорее всего, были её подругами. «Почему я не выгляжу так же?..» – внезапно для себя подумала Кира, почувствовав непонятно откуда взявшуюся тянущую горечь. Она быстро пришла в себя, поняв, что потеряла объекты своего преследования из виду. Посмотрев по сторонам, она увидела, что они прошли ещё метров десять и остановились, решив, очевидно, что выбранное место вполне подходило для прослушивания музыки. Она снова подошла к ним: настолько близко, чтобы можно было различать их речь.

– Да? Ты знаешь? – удивлённо спросила Майя у брата.

– Ага. Он говорил.

– И что он рассказывал?

– Ничего не рассказывал. Просто факт озвучил.

Кире стало противно от своего подслушивания. Она протянула руку, чтобы похлопать Майю по плечу и тем самым дать о себе знать, но ровно в этот момент грянула оглушающе громкая музыка. Кира даже не пыталась понять, какой именно мировой хит сейчас играет. Она думала только о том, что никогда не видела их волосы настолько близко; о том, что ни у него, ни у неё не было с собой никаких вещей, кроме, кажется, телефонов; что он держал руки в карманах, а она – за спиной, заложив ладонь в ладонь; что она была примерно её роста, а он – выше сестры сантиметров на шесть или семь; что никто из них не сутулился.

Кира снова почувствовала то приятное вздымающееся чувство, с которым она в своё время гуляла по парку возле работы, бесконечно перематывая в голове свой недавний диалог с Максом; это чувство трансформировалось: оно превратилось в шар, который вертелся в её груди, как в вакууме, и посылал обжигающие разряды сквозь весь организм. У этого шара был большой потенциал: от мягких, нежных и слегка будоражащих волн лёгкого наркотического опьянения он мог перейти к более жёстким уколам неуверенности в себе, взволнованности и страха, как от лёгкого поглаживания руки можно было перейти к болезненному сжатию ладони; кажется, он мог разрастись во что-то настолько переполняющее, что от этого могло захватить дух; кажется, что, взорвавшись, он мог убить.

Музыка затихла и тотчас же была перехвачена шквалом аплодисментов. Внезапно на сцену быстрым шагом вышел конферансье и начал что-то рассказывать; самым примечательным в его речи было то, что она не так сильно заглушала звуки вокруг, как музыка. Кира решилась дать о себе знать.

– Какая встреча! – воскликнула она, – Привет!

Они одновременно обернулись. Крайнее волнение опять замедлило время: она увидела, что у Майи в глазах зажглось приятное изумление, а в глазах её брата – удивление, в котором, предварённое быстрым оценивающим взглядом, промелькнуло удовольствие. «Интересно, он просто рад меня видеть», – подумала Кира, – «или дело в том, что я никогда не хожу на работу в обтягивающей майке?». Она, действительно, была в чёрной обтягивающей майке, за центр которой были зацеплены солнечные очки, в свободных джинсах и в кедах. На его же футболке, делая звонкий шлепок по её любопытству, оказалась мелкая надпись «wut?».

– Привет! – радостно откликнулась Майя; её брат ничего не ответил и продолжил на неё смотреть, – Ты тут одна?

– Да, – сказала Кира и решила осмелиться на вопрос, – Вы не против моей компании? – она обменялась с Максом быстрым и весёлым понимающим взглядом.

– Не против, конечно! – воскликнула Майя.

– А вы не против, если мы уйдём отсюда? – наконец-то заговорил её брат, – Здесь слишком громко. Может, выпьем чего?

– Ты видел, сколько там народу? – Майя показала на киоски, сгрудившиеся на дорожках по бокам от сцены; к ним стояли многометровые очереди.

– Так пойдём подальше, – он махнул головой, и они с Майей начали идти в указанном направлении; Кира пошла позади.

– Ого! Ты видел, что… – начала спрашивать Майя, заметив кого-то в толпе.

– Я видел, – громко и твёрдо перебил её Макс.

– Не хочешь подойти?

– Нет.

– Почему?

– Мы не договаривались.

– А о случайных встречах вы тоже договариваетесь? – спросила Майя настолько непосредственно и по-детски мило, что он улыбнулся и потрепал её за волосы.

– Вы сегодня в одинаковых костюмах, я смотрю, – решила вклиниться Кира, – Вас не путают?

– Нет, – одновременно сказали они, не менее одновременно обернувшись к ней; оба звучали слегка вызывающе – так, будто подхватили её шутливость и своей интонацией провоцировали её на другие игривые комментарии.

Кира ничего не ответила; она подумала, что если бы сказала что-либо настолько одновременно с кем-то другим, будто они практиковали это весь последний час, она бы немало удивилась и изумлённо посмотрела бы на собеседника, с которым её объединил такой редкий случай. Их же это ничуть не удивило; посмотрев на неё одно короткое мгновение, они так же одновременно отвернулись.

– Я, кстати, должен тебе сок, – снова обернулся к ней Макс.

– По-твоему, я угощала тебя соком в долг? – вернула она с лёгким недовольством.

– О! Вон там неплохо, – Майя указала на киоск, возле которого было гораздо меньше народу.

– Нет, там тоже будет громко. Пошли дальше, – сказал её брат.

Как будто бы в ответ на его слова снова громыхнула музыка: теперь они могли ориентироваться на её громкость.

Они шли уже несколько минут; вокруг всё ещё было шумно, но уже не настолько, чтобы мешать разговору.

– Там вообще никого нет, – заметил Макс, показав на киоск в паре десятков метров от них, – Ты будешь сок, да? – с хитрой улыбкой спросил он у Киры и, не дождавшись ответа, повернул голову к сестре, – Тебе что взять?

– Чай какой-нибудь. Холодный.

Когда недавно они предложили «выпить», Кира почему-то была уверена, что они имели в виду алкоголь.

– Пошли пока сядем, – предложила Майя, и они ушли за прямоугольный столик с четырьмя стульями и сели друг напротив друга.

Только сев за стол, Кира наконец-то начала осознавать, что сейчас происходило. Она была с ними; в свой выходной; в их и в своё свободное время. На секунду у неё даже перехватило дыхание. Кажется, только недавно она мечтала об этом, и вот – это желание сбылось; стремительно быстро. От этого будоражащего возбуждения она даже почувствовала лёгкую и не заметную со стороны (слава богу) дрожь и решимость не упускать не единой секунды и действовать тут же.

– Как прошла ваша поездка? – воодушевлённо спросила она.

– А, в Корею? Ты знаешь, да? Ого, так вообще классно! – с загоревшимися глазами ответила Майя; она даже подалась вперёд, опустив локти на стол, – Я в восторге! Ты в курсе, что они сделали мне сюрприз? Я даже не знала, что мы туда поедем! Сказали мне только за пару недель.

– Что-нибудь понравилось особенно?

– Всё понравилось особенно! Я даже не знаю, про что конкретно вспомнить.

– В каких городах вы были?

– В Сеуле и на Чечжу. Это остров. Во, я знаю, про что рассказать. Как мы часто заходили в кафе, а там всё меню на корейском и весь персонал говорит только по корейский. Вот это была хохма.

– И что вы делали?

– Тыкали в случайное слово пальцем и показывали «четыре», – сказала Майя, выставив вперёд руку с загнутым большим пальцем, – Лотерея получалась знатная, – прибавила она, очень довольно улыбнувшись.

Вернулся её брат, держа в руках три небольшие бутылки: сока, чая и воды. Пока Кира открывала тугую крышку своей бутылки, Майя со словами «как же я хочу пить» опустошила половину своей, а Макс, сев слева от сестры, сложил руки на стол и лёг в них так, что остались видны только его глаза; он вытянул одну из рук и, взяв в неё телефон, стал в нём то ли что-то смотреть, то ли что-то читать.

– А ты чего сдулся? – спросила его сестра.

– Я не выспался, – пробубнил он из своей полулежачей позы.

– Так чего ты вчера так поздно пришёл?

Макс посмотрел на сестру, затем, переведя взгляд на Киру, сказал:

– Она сама пришла не так уж и раньше.

– Откуда ты знаешь? – возмутилась Майя.

– Тебе память отшибло? Сейчас зачитаю.

Макс сделал пару движений большим пальцем по телефону.

– «Я только пришла. Тебя чё, ещё нет?» – прочитал он и многозначительно посмотрел на сестру; Майя весело фыркнула.

– Ладно, уел. Я тут про Корею рассказываю.

– В отличие от тебя, кстати, – ввернула Кира.

– Почему? – спросил он неожиданно жалостливой интонацией, – Я разве не рассказывал?

– В паре слов.

– Я не был уверен, что это интересно.

– Хотя, знаешь… – призналась Кира, задумавшись, – Я тебя понимаю.

Она немного помолчала, не без удовольствия наблюдая за тем, с каким вниманием они на неё смотрели.

– На прошлом месте работы – когда я приходила из отпуска – я тоже была уверена, что все боятся, будто я сейчас начну мучить их впечатлениями о своей поездке.

– Расскажи подробнее, – попросил Макс.

– Почему я была уверена, что ты попросишь? – вздохнула Кира, – А что «подробнее»? Боялась, что никому не интересно и всё. Хотя… Это не возникло на пустом месте. Мои коллеги, как только я выходила из отпуска, начинали вести себя, как стая сурикатов: пугались и синхронно перекочёвывали от меня в противоположный угол кабинета.

– Ха! – Майя растянулась в улыбке, – А что, ты постоянно наседала всем на уши?

– Вот именно, что нет.

– А. Идиоты тогда. Забей на них. Слушай, ты уже допила? – спросила Майя, показывая на пустую бутылку из-под сока.

Кира действительно опустошила свою бутылку довольно быстро: она сама не знала, насколько сильно, оказывается, хотела пить.

– Бесит сидеть с мусором. Я сейчас сбегаю выкину.

Майя покосилась на бутылку воды, к которой её брат так и не притронулся, и быстро ушла.

– Ты правда здесь одна? – внезапно спросил Макс, всё ещё звуча немного приглушённо из-за своей распластавшейся позы.

– А не видно? – Кира развела руками, словно спрашивая, видел ли он здесь кого-либо ещё.

– А вдруг нет?

– Вообще-то да, не одна.

– Не вопрос. Два-два.

Едва он успел это сказать, как, осознав смысл её ответа, тут же начал спрашивать «А с ке…», но сразу же осёкся, решив, видимо, что это было не его дело.

– Давайте поиграем? – предложила только что возвратившаяся Майя.

– А ты не хочешь поиграть в принцессу? – пробубнил её брат, снова опустив утомлённый взгляд в телефон.

– У меня иммунитет, – невозмутимо ответила Майя.

Кира подумала, что, если бы Макс в своё время не рассказал ей про этот случай из их детства, две последние фразы не имели бы для неё никакого смысла.

– Есть одна классная игра, – сообщила Майя, – Для лучшего знакомства. Называется «раб лампы».

– Дурацкое название, – ввернул её брат.

– Тебя не спросила, – спокойно бросила она, – Нужен какой-нибудь предмет. Чтобы олицетворять лампу.

Немного поглядев по сторонам, Майя увидела бутылку воды.

– О, это пойдёт, – сказала она, схватила бутылку и поставила её на центр стола.

– Раб бутылки? – скептически предположила Кира, подняв одну бровь вверх.

– Раб бутылки? Алкаш, что ли? – продолжил её мысль Макс.

– Очень смешно! – воскликнула Майя, недовольно нахмурившись, – Слушайте, короче. Правила такие. Каждый по очереди будет джинном, который является рабом лампы. Он может освободиться, если ответит на вопросы. Вопросов должно быть столько, сколько есть человек помимо текущего джинна. В нашем случае получается два. На вопросы можно отвечать правдиво или врать. Но. За ответы даются баллы. За правдивый ответ с доказательством…

– С каким доказательством? – перебила её Кира.

– Ты должна доказать, что говоришь правду. За такой ответ даётся полтора балла. Если же ты без доказательства убеждаешь нас, что это правда, – продолжила объяснять Майя, обращаясь к Кире, – и мы решаем тебе верить, то ты получаешь один балл. Иначе – ноль. От лампы освобождается тот, кто набирает больше одного балла. Там для разного количества человек в игре разные баллы, но для троих именно такие. Понятно?

– Примерно.

– На примере будет ещё понятнее. Смотри – ты джинн, – Майя пододвинула к ней бутылку. – Теперь мы задаём тебе два вопроса. Начну я.

– Можно я? – неожиданно отозвался её брат, положив телефон на стол; он был всё в той же полулежачей позе.

– Пожалуйста… – немного обескураженно ответила Майя, сбитая с толку его внезапной заинтересованностью игрой.

– С кем ты сегодня? – спросил Макс, внимательно глядя на Киру, которая пыталась сглотнуть сердце обратно в грудь.

– С подругой.

– Докажи, – он продолжал смотреть на неё.

– Да ты схватил правила просто на лету… – пролепетала Майя, покосившись на него.

– Я могу позвонить ей, но она сейчас там, – Кира показала большим пальцем в ту сторону, где была сцена, – Ладно, я попробую. Для доказательства нужна громкая связь, да?

Майя покивала. Кира, вздохнув, нажала кнопку вызова, положила телефон на стол и включила громкую связь.

– Да! – громко ответила Алиса; музыка, конечно, немного заглушала её, но речь, судя по одному этому слову, было слышно вполне отчётливо.

– Слушай, вы сейчас где?

– Мы ушли от сцены, там слишком громко. А что?

– Да просто потеряла тебя, – соврала Кира, чтобы не пускаться в долгие объяснения о причинах этого звонка, – Ладно, не буду отвлекать.

– Ага, я тебе позвоню потом, – сказала Алиса и положила трубку.

– Ну как? Лучше, по-моему, не доказать. Давайте второй вопрос.

– Сейчас моя очередь, – сказала Майя и задумалась, пытаясь придумать вопрос, – Почему вы с подругой не вместе?

Потратив немного времени, Кира вспомнила правила, которые Майя изложила пару минут назад: нужно было набрать больше одного балла; за ответ с доказательством давалось полтора.

– Она на пленэре с кружком кройки и шитья. Они хотят меня в свои ряды, потому что я шивок от бога. Я прячусь от них, – без запинки ответила Кира и отодвинула от себя бутылку, – Я освободилась, – подытожила она, уверенно посмотрев сначала на Макса, затем на его сестру.

– Да ты тоже не промах… – удивлённо пробормотала Майя, пододвигая бутылку к брату, – Сейчас будет твоя очередь.

– Я первая, можно? – попросила Кира.

В её душе́ что-то закипело: от прямоты его вопроса о том, с кем она пришла в парк, внутри неё вспыхнула какая-то приятная разозлённость. «Хочешь играть? Будем играть», – уверенно решила она и спросила, с вызовом посмотрев на него:

– Куда ты вчера пошёл после работы?

– В бар, – ответил он, посмотрев на неё со смесью любопытства и удивления, – Там за вами есть классная улица.

– Уж я-то знаю. Доказательство?

– Без доказательств.

– Теперь нам надо решить, верим мы ему или нет, – прокомментировала Майя, – Ты видела, как он туда шёл?

– Да, мы шли вместе какое-то время. Верим, наверное, – решила она, продолжая не отрываясь смотреть на него.

– Тогда один балл. Моя очередь, – озвучила Майя, – Что бы спросить… – пробормотала она, задумавшись, и вдруг расплылась в озорной улыбке, – О! Я знаю, – бодро сказала она и посмотрела на брата, чтобы огласить вопрос, но, увидев его взгляд, тут же убрала улыбку, – Ой. Ладно. Не буду, – она пару раз примирительно хлопнула его по плечу.

– А можно я спрошу? У вас двоих.

– Можно? – спросил Макс у сестры.

– Можно. Но это всё равно будет засчитано, как вопрос ему.

– Как зовут вашу маму?

– Анна, – хором ответили они.

Кира снова подивилась тому, как они могли после одновременного ответа не повернуться к друг другу, чтобы поделиться удивлением. И ещё она, конечно же, вспомнила свой диалог с Алисой. «И как, по-твоему, могут звать его жену?» – спросила она подругу, «Не знаю. Мария?» – ответила та, «Ага. Я про тоже. Я с плеском сяду в лужу, если окажется, что она какая-нибудь… не знаю… Анна», – заключила тогда Кира. Она села в лужу с оглушающим плеском.

– Я приму этот ответ только с доказательством, – Кира скрестила руки на груди, пытаясь наигранным упрямством заглушить стыд от промаха.

– Да без проблем, – согласилась Майя, – Маме позвоним? – спросила она у брата.

– Не, она сейчас не дома, не будем отвлекать. Папа дома, – сказал он и подвинул свой телефон на центр стола, – Звоню?

– Только не говорите, что я не верю! – испуганно попросила Кира: потребовав доказательство имени, она даже не подумала о том, что это мог быть звонок; с другой стороны, как ещё они могли это доказать? Показать документы?

– Правда, а как спросить? – Макс снова повернув голову к сестре.

– Ты начни, а я спрошу, – уверенно ответила та.

Макс взял телефон и нашёл в нём контакт «Папа»; нажав кнопку «Вызов», он снова положил телефон на стол и включил громкую связь. На экране отобразилась фотография Марка, который, держа в руках что-то похожее на кубки, ликующе улыбался и потрясал ими над головой.

– Да, сынок, что такое? – ответил он спустя четыре или пять гудков.

– Пап, слушай, мы сейчас тут втроём.

– Привет, пап! – отозвалась Майя.

– О, привет, зайка!

– Тут ещё Кира, – сказал Макс, посмотрев на неё то ли довольным, то ли радостным взглядом.

– Ого! – восторженно воскликнул Марк: казалось, будто его настроение подпрыгнуло настолько высоко, что если бы он находился в глубоком унынии, это сообщение тут же выдернуло бы его на радостную поверхность, – Привет, Кира!

– Здравствуйте.

– А где вы? – удивился он.

– В парке.

– А, так вот, куда ты ушёл.

– Пап, слушай, – начала Майя, – Мы тут сказали Кире, как зовут нашу маму, но…

Она сделала паузу. Казалось, что она хотела эффектно предварить свою искусную находку, благодаря которой она сможет добыть подтверждение отца без указания на то, что Кира им не верит.

– Но она нам не верит! – выпалила Майя, почти смеясь.

Макс, который во время этого разговора держал голову немного приподнятой, тут же уронил её на руки и начал беззвучно смеяться. «Вы, пара троллей!» – прокричала ошарашенная Кира внутри себя; она сидела с широко раскрытыми глазами, полуоткрытым ртом и меняла выражение лица с негодования на удивление и обратно.

– А, ну это нормально, – добродушно ответил Марк, – Кира, её правда зовут Анна, только…

– Спасибо за подтверждение! – торопливо перебила его Майя.

– Да, спасибо, пока! – подхватил её брат и быстро нажал на кнопку сброса, – Я тоже освободился, – с довольной радостью сказал он, смотря на Киру, – Забирай, – он пододвинул бутылку к сестре.

– Ух ты, моя очередь! – заинтригованно проговорила Майя и потёрла руки, – Валяйте.

– С кем ты живёшь? – спросила Кира, подчиняясь волне непроходящей смелости, спровоцированной этой игрой.

После рассказов Макса про их семейные традиции она была почти уверена, что они живут все вместе; нужно было убедиться.

– С кем живу? Вот с этим, – она дотронулась кулаком до брата, – Да с родителями. А ты думала, я отдельно живу? Не, ты чё, скучно.

– Доказательство?

– Приходи к нам, да увидишь, – ничуть не замявшись, ответила Майя.

– То есть без доказательств?

– Можем опять папе позвонить, – уверенно сказала та, – Да и Макс подтвердит, – добавила она; тот кивнул.

– Не надо звонить. Верю. Давай даже засчитаем, как полтора балла.

– Ух ты! – Майя расплылась в улыбке, – Ты сегодня благоволишь к своему рабу, лампа, – елейно проговорила она, наигранно поклонившись, – Давай свой вопрос, – кинула она, повернувшись к брату.

– Даже не знаю, – признался он и немного подумал, – Как зовут твоего парня?

– Микеланджело, – быстро ответила Майя и показала ему язык, – Я тоже освободилась, – она отодвинула бутылку к центру стола.

– А мне что-нибудь полагается? У меня больше всех баллов, – протянул её брат с какой-то детской наивностью.

Майя, улыбнувшись, потрепала его за волосы. Кире начало казаться, что она проводит лучший день в своей жизни: ей никогда и ни с кем не было так хорошо, как с этими двумя светловолосыми созданиями, сидящими напротив неё. Макс внезапно сел прямо.

– Мне понравилось, – заявил он, – Давайте ещё раз.

– Нет, – отрезала Кира, сложив на груди руки, – После «Кира нам не верит» я не буду с вами играть.

– Да ладно! Папа не обиделся, что ты нам не веришь. Нас часто спрашивают про имя мамы, – начала уверять её Майя.

– Особенно после того, как узнают имя папы, – подтвердил её брат.

– Меня постоянно спрашивают, где я крашу и завиваю волосы, – продолжила Майя.

– А меня – родной ли я сын.

Кире от этого перечисления стало только тяжелее.

– Но это было первое, что я сказала тебе сразу после знакомства! – выпалила она, разгорячённая своей досадой.

– Вообще-то, твоими первыми словами были «мне тоже». А потом ты просто заметила, что я не похож, – ответил он, в очередной раз удивив Киру памятью на их диалоги.

– Да и он не обижается, я же говорила тебе, – напомнила его сестра; Макс закивал.

– Я бы сказал себе тоже самое, если увидел бы себя со стороны.

«А вот и нет», – уверенно подумала Кира: он производил впечатление тактичного человека; по крайней мере, с малознакомыми людьми. Она громко выдохнула.

– Слушайте, давайте как-нибудь ещё встретимся? – неожиданно предложила Майя.

– Я не против, – тут же ответил Макс.

– Я… – от удивления Кира даже не смогла сразу закончить фразу, – Я тоже не против.

– Можно на пляж сходить. Лето же, – снова предложила Майя.

– Ух ты, с опросом? – спросил её брат; они посмотрели друг на друга с какими-то понимающими улыбками.

Кире стало нестерпимо любопытно.

– Что вы имеете в виду?

– Да-а, как-то ещё в школе придуривались, ходя по пляжу и притворяясь школьным опросом, – начала рассказывать Майя, – Типа проверяли информированность населения о хищных акулах, обитающих близко к побережью.

– Ага, с листовками даже.

– Да, точно, с листовками! – Майя просияла от воспоминания; она даже подалась вперёд, облокотившись о стол, – Мы прям подготовились. Его друг даже наклепал нам страничку в интернете: мы напечатали её адрес на листовках и раздавали всем во время опроса. Помнишь, как мы эти статьи сочиняли? – воодушевлённо спросила она у брата и повернула голову обратно к Кире, – Сидели у него в квартире и сочиняли втроём всякие псевдонаучные статьи: типа про то, как хищные акулы заплывают на побережье для размножения и так далее. Попугай ещё по столу вышагивал постоянно. На клавиатуру заходил иногда, – прибавила она, весело хмыкнув.

– Попугай? – переспросила Кира.

– Да, у него попугай был есть.

– Осмысленно так смотрел в экран, – подхватил Макс, – Мы думали ошибки вычитывал, – вспомнил он с улыбкой.

– Точно! – рассмеялась Майя.

Кира очень живо представила себе эту картину: вечер; темнота, сквозь которую прорезается свет монитора; прямо перед ним на удобном компьютерном кресле сидит, уверенно откинувшись на спинку, этот самый друг и, зажав сигарету в зубах (почему-то он представлялся ей именно таким), печатает то, что, постоянно прерывая смехом, комментариями и тычками пальцем в монитор, диктуют ему брат с сестрой, сидящие по бокам от него. И попугай, да.

– И вы ходили по пляжу и врали всем, кто готов был вас выслушать?

– Типа того, – не смутившись, ответила Майя, – Скучно было.

«Поэтому родители каждый год вывозят вас из страны?» – захотелось спросить Кире. Они, оказывается, были не такими милыми и безобидными, какими казались ей ранее. Правда, на её отношение к ним это никак не повлияло – лишь добавило немного остроты.

– То есть вы хотите сходить на пляж? – спросила она, подытожив.

– Да, можно. О! Там же это… – вспомнила Майя, схватила свой телефон и быстро начала что-то искать, – Точно. Там на следующей неделе открывается выставка песчаных скульптур. Сходим?

– В следующую субботу? – уточнила Кира.

– Да. Я свободна.

– И я. Днём.

– И я… – ответила Кира, – Где встретимся тогда? И во сколько?

– Давайте у фонтана. Он там один. Можно в двенадцать, – предложила Майя.

– В двенадцать? – недовольно переспросил её брат, – Зачем так рано?

– А ты опять в следующую пятницу собрался вернуться поздно?

– А ты? – вызывающе вернул он.

– Час тебя устроит?

– Два меня устроит.

– Два тебя устроит? – спросила Майя у Киры.

– Два меня устроит, – ответила она, не сдержав улыбку.

Она вспомнила, как когда-то пыталась представить себе, о чём Макс мог разговаривать с отцом по дороге на работу и обратно; судя по всему, он просто спал.

У неё зазвонил телефон: на экране было написано «Алиса». «Вот это тайминг», – подумала Кира и взяла трубку.

– Алё, ты закончила? Угу. Да, давай там. Выдвигаюсь, – сказала она и положила трубку, – Как мы вовремя договорились. Мне уже пора идти, – добавила она, встав с места, – Пока.

– Пока, – хором ответили они.

Когда Кира отошла от них, ей стало интересно, говорили ли они сейчас про неё, и если говорили, то что. Узнать об этом она, конечно же, не могла.

Кира и Алиса ехали домой в почти пустом транспорте. Некоторое время они молчали, как и молчали почти всё время, что шли от ворот парка к остановке – каждая думала о своём.

– Как погуляли? – нарушила тишину Кира.

– Нормально. Разговаривали много, – ответила Алиса и, подумав, прибавила, – Он хотел меня поцеловать.

Кира ничего не сказала; отсутствие комментария или наводящего вопроса предлагало Алисе выбор – продолжать говорить или остановиться здесь и больше ничего не рассказывать.

– Мне кажется, его начинает донимать моя постоянная неготовность, – вздохнула Алиса, – В следующий раз подумаю, – добавила она, снова вздохнув, – Рассказывал про свои увлечения.

– И чем он увлекается?

– Он сказал, что среди прочего…

– Среди прочего? – перебила её Кира, – У него много увлечений?

– Нет, это его формулировка. Он сказал, что «среди прочего» любит смотреть на птиц.

– Смотреть на птиц? Это как? В интернете, что ли?

– Нет, вживую. Через бинокль. У этого даже какое-то название есть. Я не запомнила.

– Оригинально. И где он на них смотрит? В парке?

– Среди прочего, – усмехнулась Алиса, – А как ты время провела?

– Нормально. Хорошо. Слушай, – Кира резко переменила тему, – Я обычная, да?

– Нашла обычную. Что за вопросы?

– В смысле во мне нет ничего примечательного, да? Вон, Алекс на птиц смотрит, ты – в игры играешь, а я ничего такого не делаю. Да и выгляжу как-то…

– У тебя что, упадок настроения? Что случилось-то?

– Да просто так…

– А я «просто так» всегда тебе завидовала. Ну, по-хорошему. Ты такая уверенная и выглядишь классно. Эта майка, кстати, вообще отпадно смотрится.

– Спасибо… Ты тоже выглядишь классно. Я правда кажусь уверенной? Я далеко не всегда чувствую себя уверенной.

– Уж гораздо увереннее меня. А про увлечения я тебе вот что скажу: знаешь, во что я играла вчера вечером? В симулятор козла. Хорошее достижение, да? – скептически спросила Алиса.

– Симулятор козла? – улыбнулась Кира.

– Да, симулятор козла. Весело, конечно. Сейчас каких только симуляторов нет. Даже симулятор куска хлеба. Что с тобой всё-таки? У тебя всё хорошо?

– Да, хорошо. Правда, – ответила Кира, и они продолжили разговаривать на темы, которые больше не затрагивали сегодняшний вечер.

Перебивка

Ассистентка. Мотор!

Ведущая. Здравствуйте. Назовите ваше имя, пожалуйста.

Макс. Макс.

Ведущая. Это ваше полное имя?

Макс. (улыбается) У меня постоянно это спрашивают. Третий по популярности вопрос.

Ведущая. Какие первый два?

Макс. Родной ли мне отец и крашу ли я волосы.

Ведущая. Так это ваше полное имя?

Макс. Да.

Ведущая. Расскажите про вашу семью.

Макс. Отличная семья.

Ведущая. Из кого она состоит?

Макс. Родители и сестра.

Ведущая. Расскажите про ваши отношения с каждым. Давайте начнём с мамы.

Макс. Хм. Иногда она понимает меня лучше, чем папа с сестрой.

Ведущая. Например? По каким вопросам?

Макс. Личное пространство.

Ведущая. Какие у вас отношения с отцом?

Макс. Хорошие.

Ведущая. Без подробностей?

Макс. Он очень добрый. Понимающий. Терпеливый. Отзывчивый. С ним сложно быть не в хороших отношениях. (улыбается)

Ведущая. Расскажите про отношения с сестрой.

Макс. Хм, как лучше сказать?.. (думает) Если бы отношения между детьми были шкалой, где здесь (показывает у груди) – почти вражда, а здесь (показывает у глаз) – полное согласие, то… да, где-то здесь (снова показывает у глаз). Со стороны может показаться, что это не так, но это так. Мы хорошо понимаем друг друга, мне кажется.

Ведущая. Вы сказали, что у вас хорошие отношения со всей семьёй. Вы говорите им, что любите их?

Макс. Почти никогда. (улыбается) Зато я всегда отвечаю.

Примерно за полгода до дня 1, воскресенье

Майя сидела на высоком стуле, опершись локтями на не менее высокую столешницу: столешница находилась в той части их квартиры, которая представляла собой кухню. Квартира была устроена таким образом, что та её область, которая не являлась ни санузлом, ни отдельными комнатами (одна – её, другая – брата, третья – родительская), была одним большим жилым помещением. Если бы кто-то в первый раз зашёл в их квартиру, то сначала оказался бы в прихожей, огороженной только с боков: слева через приоткрытую дверцу зияла темнота большого гардеробного шкафа, справа была стена, заполненная крючками и перекладинами с повешенными на них разнообразными вещами, которые, помимо шапок, шарфов и солнечных очков, включали в себя пару сетчатых мешков для продуктов, несколько разнокалиберных зеркал и небольшую чёрную доску, на которой Майя любила рисовать или писать что-нибудь неожиданное. Прихожая беспрепятственно вливалась в проход, который отделял пристенный кухонный гарнитур слева (он стоял в углублении в форме вытянутой буквы «п») от гостиной справа. Сама же гостиная отделялась от прохода этой самой высокой столешницей, за которой, спиной к кухне, сидела Майя, обхватив голову руками. Перед ней лежал телефон, который она периодически схватывала, нажимала кнопку вызова и, услышав автоматический женский голос, тут же, морщась, клала его на место. Её папа уехал четыре часа назад и обещал позвонить спустя два часа после отъезда. Он так и не позвонил, а его номер был недоступен. Её сердце колотилось; она вспомнила, что последний раз, когда она настолько сильно за кого-то беспокоилась, был примерно восемь лет назад, и тогда это был не отец, а… Ход её мыслей был прерван звуком шаркающих шагов. «Помяни чёрта», – подумала Майя и посмотрела налево: её брат устало брёл из своей комнаты, прикрывая рот тыльной стороной ладони и измученно зевая.

– Я думала, ты сегодня вообще не встанешь.

– И тебе привет.

– Чего ты вчера так поздно пришёл?

– А это твоё дело, да? – отмахнулся он сквозь никак не прекращающуюся зевоту.

– Я беспокоюсь за папу.

Нота звенящей тревоги в её голосе помогла ему, судя по всему, проснуться окончательно.

– А что такое? – спросил он.

– Он где-то четыре часа назад уехал к этому… ну, другу, который болеет. До него ехать часа два. Обещал позвонить, как приедет. А я уже задолбалась слушать вот это! – она набрала номер, включила громкую связь, и вкрадчивый женский голос отчётливо произнёс: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Может, он к дяде заехал?

– Я уже звонила дяде, он ничего не знает.

Макс задумался.

– А он не оставлял номер этого друга? – спросил он через пару секунд.

Майя выпрямилась; она широко раскрыла глаза от озарения; вскочив со стула, она подбежала к холодильнику, который был испещрён всевозможными магнитиками и записками. Её брат встал за ней и, протянув руку через её плечо, ткнул пальцем в бумажку, висевшую над её головой: на бумажке был написан чей-то номер телефона; рядом с ним более мелкими буквами было приписано имя.

– Это же его имя? – спросил Макс.

– Да, по-моему…

– Позвоним? – предложил он, сорвав записку.

– Да, давай…

Они забрались на два высоких стула (их было всего два); Макс достал телефон, впечатал номер и начал звонить, прижав телефон к уху. Спустя какое-то время он повернулся к сестре:

– Не отвечает.

Ровно в этот момент женский голос внезапно ответил «Алло»: в их выжидающей тишине это слово прозвучало так громко, что его было слышно даже Майе.

– Эм… – протянул Макс, от неожиданности потеряв речь; он быстро взял себя в руки, – Здравствуйте, я ищу… – начал он, но тут же закрыл динамик рукой, повернулся к сестре и бегло прошептал, – Блин, я хотел сказал «папу». Как мне сказать-то?

– Ты не представился! – прошипела Майя.

– Как мне его назвать? – нетерпеливо переспросил её брат.

– Что? – поморщилась она.

– Кого я ищу?

– У тебя что, мозги вышибло? Назови имя! – обеспокоенно воскликнула она, боясь, что если они промедлят, то человек на том конце провода устанет ждать и бросит трубку; она только сейчас заметила, что брат, кажется, стал волноваться не меньше неё.

– Марка, – сказал он в трубку; женский голос что-то ответил, – Он там, – озвучил ей Макс.

Майя, услышав заветное подтверждение, гулко упала лбом на столешницу и шумно выдохнула; резко выпрямившись, она возмущённо произнесла:

– Скажи, пусть позвонит!

– Тебе трубку дать? – парировал её брат и продолжил, – Передайте ему, пожалуйста, что мы не можем ему дозвониться, и чтобы он перезвонил.

– Ты не представился! – снова прошипела Майя, на этот раз гораздо нетерпеливее.

– Эм… Это его сын, – назвался Макс телефону, – Спасибо! – торопливо бросил он и тут же положил трубку, – Самый постыдный телефонный звонок в моей жизни, – удручённо выдохнул он, – Хотел имя своё назвать. Ты права, мне точно мозги вышибло.

– Поверь мне, я бы справилась ещё хуже… – примиряюще сказала Майя, – Советовать проще, чем делать. Так передадут?

– Да.

Спустя примерно минуту у Майи зазвонил телефон, на экране которого высветилась долгожданная надпись «Папа». Её лицо просияло.

– Я вообще-то мне просил перезвонить, – возмущённо заметил Макс.

– Я первая просила. Спасибо, – ответила Майя, чмокнула его в щёку и убежала в свою комнату.

День 43, неделя 7, понедельник

Весь сегодняшний день Кира прокручивала в голове субботний вечер; иногда она ловила себя на том, что минут пятнадцать или двадцать смотрела в одну точку на экране монитора, подперев голову рукой, уйдя в свои мысли и ничего не делая. В течение всего рабочего дня ей приходилось заставлять себя концентрироваться – подгонять себя и трясти головой, пытаясь сбросить наваждение. Выйдя в конце дня из лифта, она, идя по холлу первого этажа, снова поймала себя на том, что витала в облаках и не смотрела, куда идёт. Сфокусировавшись, она заметила среди проходящих мимо людей очень хорошо знакомую стройную фигуру, увенчанную небольшой, но примечательной копной пшеничных волос умопомрачительных контрастных оттенков. Она ускорила шаг.

– Привет! – выдохнула она, догнав его и не сумев сдержать улыбку.

– Привет, – ответно улыбнулся Макс, – Хочешь узнать, куда я иду сегодня после работы?

Улыбка Киры потухла так же быстро, как и зажглась.

– Тебя задел мой вопрос, да? Но мы же играли, – жалостливо вывела она и даже немного пригнулась.

– Что? – удивился он, – Не задел, конечно. Я шучу просто.

– А, – выпрямилась Кира, – Я, видимо, очень волновалась за этот вопрос, – пояснила она, обезоруживающе улыбнувшись.

– Я иду домой. Сегодня своим ходом.

– Ясно. Я тоже домой.

Они остановились на том месте перед зданием, от которого им предстояло разойтись в разные стороны: остановка общественного транспорта была с правой стороны от здания, тротуар, который вёл к дому Киры – с левой. Они стояли лицом друг другу и не разворачивались: было очевидно, что никто из них не хотел уходить.

– Что будешь слушать? – спросил Макс, показав на наушники на её шее.

– Оперу.

– Какую?

– Кармен.

– Серьёзно?

– Нет.

Они продолжили стоять, молча смотря друг на друга.

– Я тогда пойду, – не очень уверенно сказал Макс.

– Да, конечно. Я тоже, – Кира звучала не увереннее.

Они медленно развернулись и разошлись. Внезапно Киру осенило: она вспомнила утро одного из выходных дней поздней осени прошлого года; она удивилась тому, как причудливо работала её память: всё это время, с самого первого дня в этом городе, ей казалось, что она уже слышала его голос; и когда она познакомилась с Майей, ей начало казаться, что её голос она тоже уже где-то слышала. И только сейчас она наконец-то вспомнила, где.

– Подожди! – воскликнула она.

Макс остановился и быстро развернулся, чтобы увидеть, как Кира идёт к нему твёрдым шагом. Она остановилась так близко, как, кажется, они ещё никогда до этого не стояли. Она не рассчитывала остановиться настолько близко: почувствовав внутри себя какой-то пронзающий разряд, она отступила на шаг назад.

– Это был ты, – уверенно заявила она.

– Где?.. – растерянно спросил он.

– Ты звонил моему отцу, когда искал своего.

Пару мгновений Макс недоумённо смотрел на неё. Потом его лицо озарилось осознанием.

– Точно! Я забыл про тот звонок. Я ещё думал тогда, почему ответил женский голос.

– Я тоже забыла. Вспомнила только сейчас. Ты был с Майей, да? Её тоже было слышно.

– Да, мы вместе звонили.

Кира почувствовала почти непреодолимое желание обнять его, как какого-то потерянного, но вновь найденного родственника.

– Я… пойду, – неуверенно сказала она, побоявшись того, что могла не удержаться и на самом деле кинуться ему в объятия.

– Я тоже, – ответил он, но никто из них не развернулся.

Кира, приложив такие усилия, какие, как она раньше думала, не требовались при обычном прощании, сделала два медленных шага назад. Макс тоже сделал шаг назад; до последнего момента смотря друг другу в глаза, они наконец-то развернулись и разошлись.

Это открытие словно сняло с её души какую-то тяжёлую крышку. «Хватит», – подумала Кира, – «Хватит убегать от себя. Хватит себе врать. Хватит наслаждаться чувством, не признавая его названия». Она решила серьёзно поговорить с собой и признать всё, в чём до этой минуты ей было либо стыдно, либо страшно признаться. О чём она думала вчера? О нём; весь день; даже когда разговаривала с мамой или с Алисой. Что она ощущала, когда видела его? Тёплое щемящее чувство, которое начиналось в груди, опускалось в живот и, определив себе некое пустое пространство, свободно плавало внутри, периодически касаясь стенок живота и запуская этими прикосновениями потоки лёгкой эйфории, расходящиеся во всех направлениях. Эти прикосновения казались такими нежными и невесомыми, что их можно было сравнить с крыльями летающих внутри бабо…

– Так вот, что означает эта дурацкая фраза, – сказала Кира вслух.

Она никогда не понимала этого избитого книжного выражения. «Бабочки в животе». Раньше она, как ни старалась, никак не могла представить бабочек в своём в животе. Вот, как это ощущалось на самом деле.

Каждый раз, когда она начинала с ним разговаривать, она чувствовала такую непривычную лёгкость, какой не было ни в одном другом ежедневном общении; исчезала любая напряжённость; казалось, что он не скажет ничего отталкивающе непривычного и не сделает ничего обескураживающе неожиданного – это чувство спокойствия было до абсурдности странным, потому что она его, строго говоря, почти не знала. И именно из-за того, что она его почти не знала, другое чувство – какой-то фантастической общности, какой-то душевной связанности – казалось ей ещё более странным. Ей безмерно нравилось всё, что было с ним связано; мелочи же казались особенно упоительными – как он склонял голову набок, когда она замолкала, но он ожидал продолжения; как разительно изменялась форма его глаз, когда он удивлялся; как мило менялось выражение его лица, когда он был растерян; каким движением он сдвигал рукава наверх, когда ему было жарко; или как он одной рукой поддерживал лямку рюкзака у плеча. Киру снова стал сшибать с ног поток эйфории. «Интересно», – подумала она, – «Наркотическое опьянение ощущается так же? Хочется ли от него лечь, закрыть глаза и медленно и глубоко дышать? Хочется ли от него без сожаления тратить часы на то, чтобы не двигаться и наслаждаться этой негой, сквозящей через весь организм?».

Когда она пришла домой, то легла на диван и провела так всё время до самого сна. Вот, как это ощущалось на самом деле.

День 44, неделя 7, вторник

Всё сегодняшнее утро Кира пыталась договориться с собой по поводу того, что она хотела делать с открытым вчера чувством всепоглощающей влюблённости. Процесс переговоров шёл сложно, но стороны в итоге пришли к соглашению.

– Я признаюсь ему сегодня же; сразу же, как увижу его.

– Давай сначала поговорим об этом, хорошо? – ответила более рациональная, сухая и выдержанная половина её сознания, которую она вызывала на серьёзный разговор в те моменты, когда ей нужно было с чем-то хорошо разобраться.

– Хорошо… О чём именно?

– Ты взрослый человек. Тебе понравился другой взрослый человек…

– Не «понравился», – перебила она себя, – а…

– Сейчас важно назвать это так! – снова перебила она себя, – Так это происходит во взрослом мире. Представь двух других взрослых людей в такой же ситуации – уберём пока твою инфантильную натуру за скобки. Что бы один из них сделал в такой ситуации? Что бы сделала другая гипотетическая девушка твоего возраста в такой ситуации?

– Я начинаю тебя понимать. Она бы просто дала понять, что заинтересована в начале отношений.

– Вот именно. Как?

– Флирт. Прямой вопрос о личной жизни, может быть.

– А ты что пытаешься сделать?

– Признаться в любви… С ходу. Я могу оправдать это намерение.

– И как?

– Меня одолевает странное чувство, что… Даже не знаю, как сформулировать. Что я не вынесу, если прекращу с ним общаться, или как-то так. Что я не вынесу, если мне в итоге не удастся получить его. Оно тяжёлое. Чувство. Оно как будто ставит мне условие: либо так, либо экзистенциальный ужас. Я никогда ничего подобного не испытывала.

– И?

– Поэтому я хочу признаться сразу. Чтобы всё встало на свои места. Никаких недопониманий.

– Не очень логичное решение. Ты осознаешь, что это может прозвучать отталкивающе?

– Прекрасно. Я просто боюсь, что не смогу флиртовать с ним. Учитывая мою взволнованность, я буду выглядеть нелепо и неуклюже, и это будет ещё более отталкивающе.

– Хорошо. Это твой выбор. Делай, как знаешь. Пойдём дальше. Давай теперь разложим твою влюблённость по полкам. Убери лирику и сухо расскажи, что тебе в нём понравилось. Помимо очевидного.

– Что, по-твоему, очевидно?

– Внешность, конечно же. Хватит врать себе.

– Я не скажу, что она не важна. Важна, но частично.

– Частично – это как?

– Если бы у него был другой характер – какой-нибудь гораздо менее привлекательный – я бы не обратила на него внимания. Несмотря на внешность.

– Ты уверена?

– Уверена. Для меня внешность – это сочетание внешнего образа, мимики, жестов, голоса, манеры говорить и характера.

– Хорошо, перейдём на характер. Опиши, что тебе понравилось.

– Не то чтобы я хорошо его знала… Мы общаемся сколько времени? Если сложить все дни вместе? Дней четырнадцать? Пятнадцать? И диалоги у нас получаются какие-то детские. Не обсуждаем ничего серьёзного… Так…

– Я смотрю, тебя это гложет.

– Да… Как ты сказала? «Другая гипотетическая девушка твоего возраста в такой ситуации»? Мне кажется, у любого другого человека разговоры бы выходили поинтереснее, чем у меня.

– Например? Про что бы другой человек разговаривал бы на твоём месте? Политика? Литература? Искусство?

– Хотя бы увлечения и работа… Мы работаем в одном месте и ни разу не говорили о работе.

– Такое у тебя представление об интересном разговоре? О работе? К тому же вы обсуждали коллег.

– Поверхностно… И в паре слов.

– Самобичевание тебе сейчас не поможет. Ответь на мой вопрос. Что именно тебе в нём понравилось?

– Попробую… Умение легко и ненатянуто поддерживать разговор. Выбор тем и…

– Выбор тем? То, что у себя ты описала, как недостаток, у него превращается в достоинство?

– Получается… – вздохнула Кира, – По крайней мере он не спрашивает о гипотетических сценариях развития мировой истории.

– Ещё раз спрошу: то, что ты не переходишь на так называемые серьёзные темы – это твой недостаток, а в его случае – достоинство?

– Выходит, так… Я хочу сказать, что он определённо знает границы. Что говорить, а что – нет. Где сделать паузу, а где – нет. Да и в целом у него очень приятный невесомый образ. Никакого напряжения в манерах, ничего подобного. У него такая непосредственная мимика. И он так легко может смотреть прямо в глаза.

– Ты, заметь, тоже умеешь легко смотреть прямо в глаза. Поэтому то, что вы постоянно друг на друга пялитесь, означает только то, что вы умеете легко смотреть людям в глаза.

– Получается… А если продолжить про достоинства, то… Семья у него классная, конечно же.

– Ты оригинальная, – добродушно обратилась она к самой себе, – Мало кто может сказать «мне понравился парень, потому что у него классная семья».

– Знаешь, если сделать вывод из моего описания, оно получается не таким уж и многословным… Я правда его плохо знаю. Этого, как видишь, мне достаточно.

– То есть ты собираешься признаваться? Сегодня?

– Да.

– У тебя не получится. Представь себе эту ситуацию в реальности. Представь ваше обычное «привет – привет». Сможешь тут же перейти к нужной теме? Хватит смелости?

– Нет, не хватит… – удручённо вздохнула она, – Я только что представила себе всю ситуацию… Не хватит. Если я открою рот, то оглохну от звука собственного сердцебиения.

– Почему ты изначально решила, что признаешься сегодня?

– Наверное, меня окрылила вероятность успеха. Мне иногда кажется, будто я ему тоже не безразлична.

– А что ты думаешь о вероятности неуспеха?

От неожиданности этой мысли у неё отнялись ноги и закружилась голова; она даже остановилась: во время этой внутренней беседы она шла по тротуару по направлению к рабочему зданию. Мысль о неуспехе оказалась настолько невыносимой, что она тут же сменила тему:

– Я даже не знаю, есть ли у него девушка.

– Да, ты правда не знаешь.

– Но ведь если она есть, он бы про неё упоминал? Хотя бы раз должен был упомянуть.

– С чего ты взяла?

– Амир постоянно рассказывает про свою.

– А если бы у тебя всё это время был парень, ты бы рассказывала про него?

– Нет. Но я – это другое дело. Я – заинтересованная сторона. Я не знаю, заинтересован ли он во мне.

– Хорошо, подойдём к вопросу с другой стороны: ты говоришь, что Амир постоянно рассказывает про свою девушку. Это ни о чём не говорит. Люди разные. Вспомни свой последний диалог с Марком. В лифте.

Кира начала в свой голове мотать время назад: невольно получился эффект старомодной перемотки – из тех времён, когда фильмы хранились на кассетах, просматривались через специальные проигрыватели и перематывались кнопками на пульте. На нужном месте она нажала на «play», и Марк, еле сдерживая смех, заговорил:

– Но он не Майя, да? Ты его видела. И слышала. И на мать похож – будь здоров. Я ещё в молодости узнал, что у моей жены есть очень чёткие границы, что она хочет говорить, а что – не хочет. Как скажет мне «я не буду про это рассказывать», ещё таким спокойным и уверенным тоном, что я аж робел перед ней. А этот весь в неё.

Кира нажала на «pause».

– «Этот весь в неё». Ты хочешь сказать, что у него тоже есть чёткие границы, что он будет рассказывать, а что – нет?

– Вот именно. Личная жизнь, возможно, одна из таких тем. Помнишь, что он дальше скажет? Про то, что его задевает его скрытность? «Скрытность». Может он по жизни скрытный. Он постоянно тебя спрашивает, почему вы говорите только про него. Он не привык, скорее всего, столько про себя рассказывать.

– Это всего лишь предположение. Он может быть скрытным только с отцом.

– Отмотай ещё, хорошо? До того момента, где ты сидела и бесстыдно подслушивала.

Кира снова нажала на «rew» – картинка понеслась назад. Найдя то место, где она пряталась за перегородкой, подслушивая чужой разговор, она снова нажала «play». Из-за перегородки послышались два пронзительно знакомых голоса:

– Держи экран нормально! А, слушай, точно. Так давай сходим. Это же недалеко отсюда? – это был Макс.

– Так да. Пошли завтра, – это была его сестра.

– Завтра я не могу.

– А куда ты идёшь?

– А это твоё дело?

– Я подарю тебе футболку с такой надписью! – вскрикнула Майя, и Кира нажала на «pause».

– Почему Майя так взвинтилась? Как ты думаешь? – продолжил допрашивать голос в её голове.

– Потому что он не хочет говорить, куда идёт?..

– Потому что он, судя по всему, часто не отвечает на такие вопросы. С чего бы ему тогда рассказывать тебе про свою девушку? Мы можем найти ещё пару доказательств. Мы же дословно запоминаем всё, что связано с ним и его семьёй.

– Нет, спасибо…

От этого открытия Кира почувствовала такую сильную тошноту, что побоялась не удержать в себе завтрак. На секунду остановившись, чтобы справиться с позывом, она тут же сменила тему:

– Мне правда иногда кажется, будто он тоже ко мне не равнодушен.

– Ему определённо нравится твоя компания, этого не отнять. Но это, заметь, может не простираться так далеко, как тебе хотелось бы. Это может быть только тем, чем кажется: ему нравится разговаривать с тобой – ни больше, ни меньше.

– Но если я всё-таки решусь и…

– Хочешь знать, что будет, если ты всё-таки решишься? Всё уже никогда не будет, как раньше. Кстати, у вас же в субботу встреча?

– Точно! Точно, да. Я не могу ничего портить до этого. Я подумаю об этом на следующей неделе.

Придя к этому решению, Кира, которая уже почти подошла к зданию, зашла с палящего утреннего солнца в приятно затенённый холл.

Этот день, как и многие дни сейчас, был насыщенно солнечным и очень жарким. Из окна прохладного офиса яркий летний свет воспринимался иначе, чем с улицы: в него хотелось выбежать или, впрыгнув, окунуться, как в воду. Решив сходить на крышу на десятиминутную солнечную ванну, Кира по привычке пошла к торговому автомату – на этот раз она решила купить воду: накрывшая город жара располагала только к воде. Поборовшись с тугой дверцей нижнего отсека торгового автомата, Кира достала оттуда бутылку воды и заметила, что среди людей, которые от долгого ожидания лифта превратились в небольшую толпу, стоял Марк и, судя по всему, ждал, когда она его заметит. Поймав её взгляд, он, пропустив только что подошедший лифт, сделал к ней пару шагов и, улыбнувшись, начал:

– Привет, Кира! Как вы погуляли в парке в субботу? – спросил он, улыбнувшись ещё шире.

«А дети вам не рассказали?» – захотелось спросить ей, но, подумав, она решила, что они, может, и не пересекались в воскресенье – может, все разъезжались по своим делам. Вопрос в её голове тут же переформулировался на другой: «А у сына по дороге сюда вы не могли спросить?». «Хотя, нет. Он, наверное, всю дорогу спал». Удивившись непонятно откуда взявшейся кислой нетерпимости, она решила, что даже если Марк и расспрашивал своих детей, он всё равно мог желать обсудить это с ней.

– Отлично, – ответила она, – Даже договорились погулять ещё в эту субботу.

Изумление на лице Марка показало, что с детьми он эту тему не обсуждал. Многословно выразив удовлетворение и радость от её хороших с ними отношений, он заскочил в уходящий вниз лифт.

Кира зашла в лифт, идущий наверх. На крыше оказалось не так много народу, сколько обычно бывает в тёплые дни: жаркие дни отличались от тёплых. Сев за один из множества свободных столиков, Кира открыла воду и хотела надеть наушники, как вдруг услышала стук неторопливо приближающихся каблуков. «Отвали, пожалуйста», – захотелось протянуть ей. Вместо этого она повернулась к подошедшей Тане и без улыбки сказала «привет» в ответ на её приветствие. Таня, как обычно, выглядела сногсшибательно: её гладкая и слегка блестящая на солнце однотонная майка идеально сочеталась с укороченными и зауженными книзу брюками по фасону и по цвету: обе вещи были нежных светлых пастельных цветов, чья композиция была нанизана на тёмную ось основания, состоящего из идеально сидящих на ноге чёрных лодочек, зацепленных за майку солнечных очков и высокого хвоста её отливающих на солнце чёрных волос. Кира наконец-то поняла, кого ей напоминала её неторопливая и холодная грация – пантеру. Ей стало любопытно, как Тане удавалось подкарауливать её на крыше, но затем она вспомнила, что та здесь периодически курит.

– Могу? – Таня показала на стул напротив.

Кира коротко кивнула, подавив желание ответить «нет».

– Как дела? – спросила Таня, сев на стул.

Кира пожала плечами и показала на бутылку воды, имея в виду свой предыдущий ответ на такой же вопрос в их прошлую встречу.

– Как твои дела? – решила поинтересоваться Кира, постаравшись убавить вырывающуюся наружу язвительность.

– Отлично, – сообщила Таня и, немного помолчав, продолжила, – Слушай, у тебя есть парень?

«Конечно, о чём нам ещё разговаривать? О шахматах?» – насмешливо подумала Кира; вслух же сказала:

– Нет. А у тебя?

– Есть.

– Кто-то отсюда? С офиса? – спросила Кира, пытаясь унять внутреннюю дрожь от возможного подтверждения.

– Нет, – спокойно ответила Таня, – Есть кто-нибудь на примете?

– Есть, – призналась Кира, внимательно глядя на Таню и пытаясь считать её реакцию на этот ответ; лицо той, однако, было непроницаемо, – Повар с кафе на пятнадцатом. Так готовит, аж жалко упускать, – с серьёзным лицом проговорила она.

Танина улыбка без слов сказала ироничное «прелестно».

Кире захотелось встать, подойти к ней и громко спросить «во что ты играешь?». При мысли об игре в вопросы и ответы ей настолько живо представилась Майя, что на секунду ей показалось, будто она вот-вот подскочит к их столу, шлёпнется на быстро стянутый с соседнего стола стул, облокотится двумя руками о стол и с задорным блеском в глазах воскликнет: «Хотите играть? Я с вами. О, и бутылка здесь»; затем быстрым движением подвинет бутылку к Кире и заявит: «Начнём с тебя».

– Я вас видела в субботу, – внезапно сказала Таня, не изменив, однако, ровности своих интонаций.

– В парке? Я тоже тебя видела.

– М. Ты была с… – она специально не закончила предложение, взглядом и бровями сделав интригующий акцент на пропущенной концовке.

– С Максом и его сестрой, да.

– Давно её знаешь?

– Не так уж.

– Кто вас познакомил?

– Она сама представилась.

– Хорошо знаешь их отца?

– Немного.

– Давно?

– Недавно.

– Знаешь их маму?

– Нет.

Таня слегка зажмурилась и чуть-чуть опустила голову, закончив этот скоростной допрос; казалось, она сама осознала, что зашла слишком далеко, сорвавшись на такое пристрастное выспрашивание.

– Мне пора идти, – холодно произнесла Кира, взяла недопитую бутылку воды и встала.

Таня открыла глаза, посмотрела на неё и ничего не сказала. Кира ушла. «Может, она его бывшая девушка?» – вдруг подумала она; ответа у неё не было.

Встав в конце рабочего дня из-за своего стола, Кира почувствовала непривычную давящую усталость – такую, будто она весь день испытывала непрерывный и изматывающий стресс. Сразу достав наушники и надев их на шею, она побрела к лифтам, рассеянно смотря в пол. Утомленно зайдя в лифт, Кира узнала знакомый голос: подняв голову, она увидела спину Марка, который стоял впереди неё и оживлённо разговаривал с коллегой.

– Привет.

Кира вздрогнула от неожиданности. Повернув голову налево, она увидела, что стояла бок о бок с Максом.

– Привет. Я тебя не заметила.

Договорившись отныне признаваться себе во всех нюансах своих чувств, она для начала подумала про то, что весь сегодняшний день её периодически мучило одно терзающее ощущение: когда те самые бабочки переставали махать крыльями, садились на стенки живота и впивались в них своими острыми лапами, от них начинали исходить такие пронзающие струны мучительного томления, что хотелось либо кричать, либо биться головой об стену; это ощущение, судя по всему, будет появляться каждый раз, когда она будет долго его не видеть. Когда она его увидела – только что – оно тут же исчезло; на его место пришли счастливая умиротворённость и расслабленность.

– Меня легко не заметить, – ответил он своим привычным тоном.

– Ага. Волосы у тебя особенно неприметные, – улыбнулась она.

Только сейчас она подумала про то, что его волосы были идеальной длины: они не были короткими; длинными же они были ровно настолько, чтобы кратко, но красноречиво рассказать о своей крупноволнистой структуре и объёмном цвете, не превращаясь при этом в большую копну; они спадали на лоб, но не доставали до глаз; они спадали на уши, но не закрывали их; они были ровно той длины, при которой их природная пышность успевала приобрести выразительную гармоничную форму, не начиная беспорядочно торчать в разные стороны. Макс, скорее всего, прекрасно осознавал, как он выглядит; прекрасно осознавал, что ему шло, а что – нет; наверное, живя в семье с парикмахером (если его мама действительно была парикмахером, а не просто владела бизнесом), ему было несложно поддерживать длину волос в состоянии постоянного совершенства.

– Что будешь слушать? – спросил он, прервав ход её мыслей.

– Rolling Stones.

– Серьёзно?

– Нет.

– Твой этаж, кстати.

– А что, уже первый? – удивилась Кира; люди вокруг действительно начали массово исходить к дверям; Марк с коллегой, продолжая разговаривать, отошли в угол, – А ты куда? В ад?

Макс, судя по выражению его лица, чуть не рассмеялся от такого неожиданного вопроса.

– На парковку, – улыбнулся он, – Ты с нами, что ли?

– Нет, – тут же ответила Кира, торопливо вышла из лифта и снова повернулась к Максу, чтобы последний раз бросить на него весёлый взгляд.

Двери закрылись. Заметив вышедшего из соседнего лифта Амира, Кира быстро подошла к нему:

– Слушай, тут есть подземная парковка?

– Конечно. Почему, думаешь, у здания нет машин?

– Никогда даже не думала об этом…

– Кстати, я видел тебя в субботу.

«Кто не видел меня в субботу?» – захотелось закричать Кире; она чуть не спросила у него, почему же он не подошёл к ней и не познакомил её со своей девушкой; ей хватило такта сдержать этот вопрос.

– М. Я тебя не видела. Такое ощущение, что там были все… – вздохнула она, – О, смотри, Тина. Давай спросим.

Судя по сбитому с толку лицу Амира, он не понял, что она хотела спросить у Тины. Они только что вышли из здания.

– Тина! – позвала Кира.

– О. Чего ты? – спросила та, остановившись.

– Ты была в субботу в восемь вечера в парке?

– Там что, убили кого-то? – испуганно проговорила Тина, немного отпрянув, – Нет. У меня алиби.

Кира, почувствовав скопившееся за день напряжение, беззвучно рассмеялась, уперев руки в бёдра, слегка наклонившись вперёд и опустив голову вниз.

– Я могу идти? – опасливо спросила Тина.

– Конечно, – ответила Кира сквозь смех, – До завтра.

– Пуаро, – сказала та, отвесив Кире лёгкий поклон, – Гастингс, – отвесив такой же поклон растерянному Амиру, Тина ушла.

День 45, неделя 7, среда

Хотя Кира и договорилась с собой подумать над признанием на следующей неделе, она даже не подозревала, насколько сложно ей будет держать это чувство внутри себя. Когда она была занята чем-то, требующим сил и внимания, та часть её сознания, которая не была задействована в решении текущей задачи, расслаблялась, давая знать о своём новом и никогда до этого не испытанном состоянии фоновыми всполохами обжигающего удовольствиями или периодическими приятными сжиманиями сердца. Когда же она оставалась наедине с собой, то в душе наступала такая буря, что, казалось, она могла сломать все мачты, потушить все маяки и разбить любые самоналоженные ограничения. Каждую минуту своего свободного времени она представляла, как и какими словами она могла признаться Максу в своих чувствах, которые, не находя выхода, гоняли её из угла в угол своей квартиры и угрожали взорвать её изнутри. Так, по крайней мере, она провела вчерашний вечер; когда она легла в кровать, чтобы уснуть, мысли стали настолько мешать её покою, что она схватила телефон, чтобы позвонить ему и всё ему рассказать. Но у неё не было его номера.

Проснувшись сегодня утром, она с самой первой секунды пробуждения была сбита с ног той лавиной чувств, которая спала́ вместе с ней. Не справившись с порывом, она снова схватила телефон и снова вспомнила, что у неё не было его номера. Ей пора было что-то с собой делать: жизнь в таком состоянии, конечно же, не была невыносимой, но умиротворённой её тоже нельзя было назвать. Потратив пять минут на глубокое и размеренное дыхание, Кира, успокоившись, решила, что, кажется, можно было наконец-то начинать утро.

Несмотря на все связанные с новым чувством мучения, она была уверена в том, что, если бы какая-нибудь высшая сила приблизилась к ней и предложила бы по щелчку пальцев освободить её от этих переживаний, она бы отказалась. Она не хотела освобождаться; это, кажется, было тем, ради чего стоило жить.

На перерыве она и Тина отправились в маленькое уличное летнее кафе в парке у работы. Кира уже выучила, что в разговорах с местным населением при упоминании парка нужно было уточнять, какой парк имелся в виду, иначе это было бы воспринято, как рассказ о большом центральном парке, который в этом городе назывался просто «парк». Они пошли вдвоём: другие две девушки, которые обычно составляли им компанию и которых Тина называла либо «девочки», либо «подружки», ушли в отпуск, как и треть их отдела. День был, как и все дни сейчас, летним, жарким и невыносимо солнечным.

– Ты как-то упомянула, что у тебя есть сестра, – вспомнила Кира, когда они закончили есть.

– Да, младшенькая.

– У тебя только одна сестра?

– Да, нас двое. А у тебя что, никого нет?

– Нет, никого. Какая у вас разница?

– Восемь с половиной лет.

– Ого! Какие у вас отношения? – спросила Кира, чтобы тут же поправиться, – Если ты не против такого вопроса, конечно.

Она любила задавать подобные вопросы тем, кто не был единственным ребёнком в семье: каждый раз она как будто бы проверяла на прочность сопровождавшее всю её жизнь желание расти не одной, сопоставляя то, чего ей не хватало в детстве, с реальным опытом других людей.

– Не против, с чего бы? Нормальные у нас отношения. Она у меня милашка. Когда в настроении. Упрямая, конечно, но милашка.

Они встали из-за стола и побрели по направлению к выходу из парка, решив свернуть незадолго до него и уйти на один или два прогулочных круга.

– Ты так ровно ходишь, – заметила Кира, не удержавшись от комментария, – В смысле, что ты на таких высоких каблуках и всё равно так ровно ходишь.

– Я знаю, – уверенно ответила Тина, – Я практиковалась.

– Практиковалась? – удивилась Кира.

– Да. Знаешь, есть такие люди, которые ходят вприпрыжку? – Тина изобразила преувеличенно пружинящую походку, – Я в детстве когда увидела это безобразие, так испугалась, что могу быть такой же, что начала практиковаться перед зеркалом. Потом чуть подросла и на каблуках тоже тренировалась.

– Сразу получилось?

– Нет, практика нужна была. У меня в итоге хорошо получалось. Иногда слишком хорошо, – деловито сказала Тина.

– «Слишком хорошо» – это как? – усмехнувшись, поинтересовалась Кира.

– Я тебе пример приведу. Я, когда училась в школе, попросила родителей купить мне зимнее пальто в пол – почему-то хотелось именно в пол: блажь накрыла. Я его надевала и с таким каменным лицом, – Тина изобразила бесстрастное выражение лица, – выплывала на улицу. Представляешь? Зимний призрак. Ног не видно, макушка плывёт по прямой линии. Корабль просто. Летучий голландец.

Кира начала смеяться в голос.

– Как-то, помню, плыву, а мимо проходит женщина с маленькой дочкой, и та такая показывает на меня и кричит «Мама! Девочка парит!». Красивая фраза, конечно, но, по-моему, получалась девочка-ледокол.

У Тины зазвонил телефон, и Кира приложила усилия, чтобы унять смех и тем самым не мешать разговору.

– Да, – ответила Тина в трубку, – Да. Да. Я на перерыве. Это не подождёт? – вздохнула она, – Сейчас приду.

Она положила трубку, посмотрела на Киру многозначительным взглядом, пожала плечами так, словно говорила «ничего не поделаешь», и быстро пошла к выходу. Кира достала из рюкзака наушники, занесла их над ушами, чтобы с лёгким хлопком отпустить их на голову, и вдруг застыла от внезапного вопроса, раздавшегося из-за её спины:

– Что будешь слушать?

Она расплылась в настолько счастливой улыбке, что решила обязательно умерить её перед тем как развернуться. Надев наушники на шею, она обернулась.

– Почему тебе это так интересно? – спросила она, светясь.

– А почему ты не хочешь говорить? – ответил Макс, тоже не сдержав улыбку.

– Почему ты постоянно отвечаешь вопросом на вопрос?

– А почему ты?

– Мы разве не играем?

– Зачем тогда спрашивать?

– Гуляешь здесь?

– Хочешь со мной?

– Нет, – ответила она быстрее, чем успела сообразить, что говорит: перспектива прогулки с ним после всех её вчерашних и сегодняшних терзаний настолько испугала Киру тем, что могла склонить её сказать непоправимое, что ответ вышел из неё быстрее, чем она его осознала.

– Три-два… – растерянно протянул Макс, – Но почему? – он прозвучал настолько огорчённо, что Кире захотелось его обнять.

– Тину только что вызвали обратно. Я не знаю, может ей помощь нужна: тоже собиралась уходить.

– С музыкой?

«Да», – мысленно согласилась Кира, – «Отсюда до входа в здание – одна минута. Что я собиралась слушать?». Уверившись в том, что он снова подумает, будто она от него убегает, она огорчилась не меньше него.

– Да, мне осталось одну песню дослушать, – попыталась объясниться Кира; она выглядела потерянной, – Я с удовольствием прогуляюсь с тобой. В другой раз, – она пыталась звучать настолько искренне, настолько это было возможно.

Кажется, её милая растерянность не только убедила его, но и заставила снова улыбнуться.

– Хорошо. До другого раза тогда.

Она кивнула, развернулась и ушла. Ей нужно было срочно вызывать на разговор своё холодное и рациональное «я».

– Я на грани того, чтобы развернуться и опять подойти к нему.

– Чтобы признаться? Хочешь всё испортить?

– Мне правда кажется, что я ему тоже нравлюсь.

– Но?

– Что «но»?

– Если бы не было «но», ты бы без вопросов развернулась и снова подошла к нему.

– Хорошо. «Но». Но я думаю, что, если бы я ему действительно нравилась, он бы намекнул на это как-нибудь… не знаю… прозрачнее.

– Ага. То есть так же, как ты ему намекаешь?

– Ты хочешь сказать, что ему тоже страшно мне признаться? – от этой мысли у Киры в душе начала расцветать надежда.

– Нет, я хочу сказать, что если вы никак не можете перейти дружеских границ, значит есть какое-то препятствие. К примеру то, что его любовные интересы направлены не на тебя.

– Мы опять говорим про его возможную девушку?

– К кому он, по-твоему, в прошлую пятницу пошёл после работы в бар и вернулся домой поздно вечером?

– От сочетания «бар» и «пятница» отдаёт компанией друзей.

– Которые, потеряв его на десять минут, звонят по телефону и спрашивают, где он?

– Зависит от друзей… Всё, я не могу. Мне тяжело про это думать. Я подумаю про это потом – когда будет не так тяжело, – решила Кира, заставив себя поверить в то, что он был, всё же, с компанией друзей.

День 46, неделя 7, четверг

Вчерашний вечер, который она провела внутри стен своей квартиры, довёл Киру до такой крайности, что она договорилась с собой о том, что отныне, когда в её душе будет назревать очередная опасность переполнения, ей придётся решать – начинать насильно думать о чём-либо другом или, прельстившись удовольствием от опьянения первой волной чувств, страдать от цунами, от которого ей хотелось кричать в подушку или лезть на стену. Пара таких приступов научили её выбирать первый вариант.

Сегодняшний рабочий день оказался приятно отвлекающим и, кажется, длился всего десять минут, если не считать поход в кафе спустя пять минут после начала. Выйдя на первом этаже из лифта, она отчаянно пыталась заставить себя думать о чём-нибудь отвлечённом, однако, выйдя на улицу, тут же свернула в чёрную тень (погода была ослепляюще солнечной), чтобы начать привычные минуты ожидания. Её внимание тут же было перехвачено неожиданным зрелищем: на дороге перед зданием был припаркован автомобиль, рядом с которым стоял мужчина в недешевом костюме – на вид ему было около тридцати пяти лет; он громко отчитывал кого-то, кто при более внимательном рассмотрении оказался Амиром, на лице которого отражалась смесь отвращения, страха и нетерпения. Мужчина был похож на Амира, но был чуть выше и чуть крупнее, а на лице носил то, что можно было бы назвать либо ухоженной короткой бородой, либо плотной опрятной щетиной.

– Ты меня понял? – грозно рявкнул он.

Получается, это был тот самый старший брат, отношения с которым Амир описал, как «сложные».

– Да, – нетерпеливо процедил Амир, не глядя тому в глаза и всей позой показывая желание поскорее уйти.

– Молодец, – ответил его брат такой интонацией, которая была противоположна значению слова «молодец», – Всё, иди.

Амир быстро развернулся и поспешным шагом ушёл в сторону остановки. Его брат открыл дверь автомобиля, но тут же остановился и, в крайнем изумлений раскрыв глаза, уставился на крутящуюся дверь, из которой появилась Таня.

– Ты? – спросил он так, будто не верил своим глазам.

Таня слегка вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и, свернув направо, неторопливо пошла прочь, не смотря на него.

– Не нужно меня игнорировать, – сурово произнёс тот, – Стой! – прикрикнул он, но уже менее уверенным голосом.

Таня остановилась; медленно повернувшись к нему, она сложила руки на груди и склонила голову на бок.

– Такие у тебя понятия о мести, да? С моим родным братом?

– Что?.. – с недоумённым отвращением поморщилась Таня.

– Будешь отрицать?

– Ты хочешь сказать, – неторопливо произнесла она, – что все вокруг знают, кто его девушка, кроме его родного брата?

К лицу того прилила краска: то ли от смущения, то ли от злости, то ли от того и другого.

– Ну да. Конечно, – пренебрежительно заговорил он, взяв себя в руки, – Он для тебя слишком мелок, да? Тебе подавай кого-нибудь повыше, кого-нибудь с самого верха, да? Типа меня, да?

Таня молчала и, не меняя позы, продолжала спокойно смотреть на него, давая понять, что она не собиралась отвечать на эти вопросы. «Боже, сколько в ней достоинства…», – не сумев сдержать восхищения, подумала Кира.

– С кем ты сейчас? – требовательно спросил он: в его голосе слышалась нотка отчаяния.

– Не твоё дело.

– Кто-нибудь отсюда? – он выставил руку по направлению к зданию.

– Не твоё дело.

Таня неторопливо развернулась и пошла прочь.

– С кем ты сейчас? Отвечай!

Она не ответила и даже не обернулась. Брат Амира резко сел в автомобиль, хлопнул дверью, но, вопреки ожиданиям Киры, не уехал, а начал яростно бить кулаком по рулю, заставляя автомобиль вторить его бешенству прерывистыми возмущёнными всхлипываниями. Кира, боясь стать слишком заметной, тут же вышла из тени и быстро пошла по направлению к дому.

Её мысли высыпали на волю огромным жужжащим роем, в котором поначалу был слышен только гул, заглушающий все слова и смыслы. Когда мыслям надоело метаться, гул немного успокоился, и из него теперь можно было достать нить и тянуть её, разматывая путаницу.

«Таня – бывшая девушка брата Амира? Он не знал, что она работает в том же месте, что и его младший брат; не знал даже, с кем он встречается. Странно: Амир, наверное, даже столу на работе рассказывает про свою девушку… Получается, что их отношения действительно “сложные”, как он сам выразился. А как же новоселье? Майя говорила, что на новоселье Амир познакомил их со своей девушкой. И не познакомил брата. Получается его брата не было на новоселье. Интересно, он съехал от семьи, или они с девушкой просто нашли новую квартиру? Хм. И ещё: Таня специально устроилась в ту же компанию, что и брат её бывшего парня? С другой стороны, зачем ей это? Скорее всего, просто случайность. “Тебе подавай кого-нибудь повыше, кого-нибудь с самого верха, да?”. Что это означает? Хотя, здесь-то как раз всё просто – Таня предпочитает мужчин постарше и посолиднее. Получается, Макс не может быть её бывшим парнем… Я не хочу про это думать», – Кира на мгновение остановила ход своих мыслей, которые зашли в слишком болезненную для неё область, но затем снова продолжила размышлять, – «Я даже не знаю, ни как зовут девушку Амира, ни как она выглядит. Хотя, нет. Я же её видела. Когда гуляла в парке с Майей. Она ещё сказала что-то типа того, что раз он ещё не знакомил меня с ней, то если сейчас меня увидит, то тут же побежит исправлять оплошность. Как-то так. Да, я её помню. Такая стройная и длинноволосая. Ну, она точно не из офиса: я её ни разу здесь не видела. Но я всё равно как будто видела её где-то до этого… Где? Не помню. Может, похожа на кого…»

Ещё никогда в жизни Кире настолько сильно не хотелось сплетничать. Она была готова звонить Тине и расспрашивать её обо всём увиденном и услышанном; она, конечно же, не стала этого делать: сейчас все разъезжались по домам – Тине наверняка было не до разговоров по телефону. Может быть, стоило попробовать поговорить с ней об этом завтра? Всё равно они пока что ходили обедать вдвоём. Кира уже почти что утвердила это намерение своим завтрашним планом, как вдруг испугалась того, что Тина могла знать больше, чем Кире хотелось бы слышать. Вдруг Таня действительно была бывшей девушкой Макса? В таком случае разговор мог перейти на него, и Тина могла начать рассказывать о его текущей девушке, если такая всё же существовала. В её животе что-то отвратительно сжалось, заставив руки и ноги слегка ослабнуть под весом этого неожиданно тяжёлого страха.

«Мне слишком сложно про это думать», – заключила Кира и, обойдя этот виток мыслей, продолжила перебирать и перетасовывать в голове все факты и предположения, которые можно были вывести из только что полученных данных. Её сознание было так приятно занято, что это помогло ей пережить сегодняшний вечер без мучительных всплесков удушающей влюблённости.

День 47, неделя 7, пятница

Сегодняшнее утро прошло на удивление спокойно: чувства начали приводить её нервы к износу, и её организм стал сопротивляться наваждению, насылая на сознание Киры приливы принудительного умиротворения.

В первой половине дня неожиданно зазвонил её телефон: обычно он никогда не звонил в рабочее время; на экране высвечивалось имя «Алиса». С беспокойством подумав о том, что Алиса хотела сообщить ей о чём-то чрезвычайно срочном, Кира взяла телефон, быстро ушла в лифт-холл и подняла трубку.

– Да, Алис, что случилось?

– Привет. А почему должно было что-то случиться?

– Ты не звонишь в это время, а если тебе нужно что-то по мелочи, ты пишешь.

– Ладно, мисс Марпл, вы правы. Это на самом деле так, ничего особенно необычного. Просто узнала, что хочу приехать на выходные. Решила сообщить пораньше.

– «Узнала, что хочу приехать»? Это как вообще?

– Это значит, что мы наконец-то допереписывались до взаимного согласия. Слушай, мне очень неудобно перед тобой. Я на тебя сваливаюсь каждые выходные.

– Вот это новости. Неудобно тебе, смотри-ка. Мне совсем не неудобно. Вообще пора уже отдать тебе запасной ключ. Приезжай, когда хочешь, хоть в будни.

– Спасибо, Кира, ты такая добрая…

– Просто я люблю тебя. Так когда ты приедешь?

– Я тоже тебя люблю… Завтра утром. Может, я буду спать на диване? Я не хочу тебя стеснять.

– Какой диван? Мы на кровати спим прекрасно.

– Ладно… Я всё равно чувствую, что в долгу перед тобой.

– Прекрати, а.

– Хорошо, тогда. Спасибо. Я напишу тебе ещё.

– Давай, до завтра. Пока.

– Пока.

Кира положила трубку и глубоко вздохнула. «Думает, что стесняет меня. Я и так тут почти ни с кем не общаюсь. Дурашка», – подумала она и сразу же услышала драгоценное «Привет».

– Привет!

Она повернулась к Максу с такой счастливой улыбкой, что не сразу сообразила, что он, наверное, никогда её такой не видел. Чтобы её восторженное перевозбуждение не выглядело чересчур отталкивающе, она тут же попыталась убавить её хотя бы вполовину. Он не улыбался.

– У тебя от моего вида улыбка потухла, – сказал он своей обычной интонацией.

«Которую хрен разберёшь!» – иногда хотелось кричать ей. Сейчас, по крайней мере, не было понятно, какую интонацию он имел в виду: шутливую, огорчённую или укоризненную.

– Ты постоянно приписываешь себе слишком много: то я хочу убежать от тебя, то у меня от тебя улыбка тухнет.

– М. То есть я тут не при чём?

Кира мысленно приложила руку к лицу: она хотела уверить его в том, что не относилась к нему так плохо, как он себе фантазировал, а в итоге почти напрямую сказала «мне на тебя плевать».

– В этих случаях точно не при чём.

– Ты недавно сказала, что с удовольствием прогуляешься со мной.

– Я помню, – снова улыбнулась она, – А что?

– Если ты сегодня сразу домой, то мне в ту же сторону.

– Встретимся у выхода?

– Да, давай, – согласился Макс и тут же ушёл.

«Мне, вообще-то, туда же…» – разочарованно подумала Кира, проводив его взглядом: он ушёл в сторону офиса – туда, куда она сама собиралась сейчас возвращаться. Она подождала, пока он скроется из виду, и пошла следом. Что-то с ним сегодня было не так: он не был похож на обычного себя. Кажется, он выглядел расстроенным.

Они встретились не у выхода из здания, а на выходе из лифтов – случайно. До самого тротуара они шли молча. Потом Макс обернулся к ней и, показав на наушники на её шее, немного недоумённо спросил:

– Будешь что-то слушать?

Кира ещё никогда в жизни не чувствовала себя так глупо: она настолько привыкла вытаскивать наушники из рюкзака и надевать их себе на шею ещё до входа в лифт, что делала это, не задумываясь. «Как это, интересно, выглядит со стороны? Я решила погулять с тобой, но на случай, если мне станет чересчур скучно, у меня есть выход?» – удручённо подумала она.

– Нет. Я их на автомате надела, – призналась она, решив озвучить правду.

– М. А что бы ты слушала, если бы пошла одна?

– Queen.

– М.

«М?» – недоумённо повторила Кира в своей голове. Он определённо был в какой-то прострации. У него даже были немного опущены плечи; обычно же он ходил прямо, не горбясь.

– А ты разве не должен спросить «серьёзно»?

– А. Точно. Серьёзно?

– Нет… Ты чем-то расстроен, да? – спросила она, не удержавшись: из-за его очевидной рассеянности этот вопрос казался простительным.

– Нет. Я просто… – он взял небольшую паузу для раздумья, – не выспался.

«Невыспавшиеся люди выглядят не так», – захотелось ответить ей, – «Они выглядят сонными, несвежими и давятся зевотой. Ты точно чем-то расстроен. К тому же я видела тебя невыспавшимся – в прошлую субботу; и ты тогда не выглядел так, как будто у тебя отобрали воздушные шарики». Она ничего не сказала вслух. Спустя несколько минут их молчание начало ей досаждать.

– Ты знаком с братом Амира?

Она всё-таки решилась поговорить об этом. Говорить, правда, придётся очень осторожно.

– Нет. Видел пару раз и всё. А что?

– Я видела его вчера здесь: разговаривал с Амиром перед зданием. Я, конечно, не знала точно, что это его брат, но они похожи.

– С бородой?

– Ага.

– Скорее всего он, да.

– Амир про него нечасто рассказывает, да?

– Да, – ответил Макс и, подумав, прибавил, – Да, и правда нечасто.

– Они в плохих отношениях? – спросила Кира, несмотря на боязнь произвести впечатление сплетницы.

– Судя по всему.

– Из-за чего?

– Не знаю.

Кира мысленно глубоко вздохнула. Спросить у него про Таню она не решалась. Каким образом можно было узнать хоть что-либо про его личную жизнь? Голос Алисы в её голове произнёс: «Ты хочешь узнать, есть ли у него девушка? Это очень конкретный вопрос. Думай». Как можно было начать говорить про личную жизнь в рамках нейтрального диалога? Кира видела только один путь: начать рассказывать про свою личную жизнь, тем самым приглашая его подхватить тему и рассказать про себя. Если бы она не была в нём заинтересована и ей бы требовалось узнать, есть ли у него девушка, она бы тут же начала сочинять рассказ про своего несуществующего парня в надежде вывести его на откровенность относительно свой девушки, если такая всё-таки была. Но сейчас этот вариант был невозможен: в его глазах она должна была оставаться свободной, чтобы ничего не мешало переходу их отношений через дружеские границы, если это всё-таки собиралось когда-нибудь случиться. Конечно, можно было начать сочинять историю про своего несуществующего бывшего парня, с которым она якобы рассталась незадолго до переезда и который, к примеру, продолжал ревновать её ко всем вокруг – эта подробность должна была связать её прошлую личную жизнь с текущим моментом и помогла бы побудить Макса к рассказу о своей текущей личной жизни. Наверное, это могло было бы сработать, если бы не три «но»: ревнивый бывший парень мог выглядеть отпугивающе; Макс мог подхватить тему и начать жаловаться на своих бывших девушек; подробное обсуждение личных жизней могло пошатнуть их текущий уровень отношений в сторону подвешенной неопределённости – мог заставить его подозревать, что она была к нему неравнодушна. По этой же причине она не могла напрямую спросить у него «есть у тебя кто?»: это было немыслимо – это бы с головой выдало её заинтересованность. Кажется, узнать о наличии у него девушки в рамках лёгкого дружеского диалога было невозможно.

Они уже подошли к месту развилки.

– До завтра, – улыбнулась Кира.

– Завтра? А, точно. В два, да? До завтра, – сказал он и ушёл, оставив её гадать о причинах своего подавленного настроения.

«Может, он поссорился с девушкой?» – подумала она, но тут же в ужасе придушила эту непрошенную мысль, которая хоть и содержала в себе вероятную причину его плохого расположения духа, но была парализующе пугающей и абсолютно нестерпимой.

Примерно за 4 месяца до дня 1, суббота

Сегодня вечером снег как будто спятил: казалось, что он усиливался с каждой минутой. Не мог же он усиливаться вечно? Таня опаздывала на вечеринку в квартиру лучшей подруги; она должна была прийти на пару часов раньше, но её парень, с которым она навещала его друзей и который обещал её подвезти, постоянно откладывал выезд. Каждый раз, когда она думала или говорила вслух «мой парень», ей казалось, что она ему льстила: он выглядел не так уж и молодо. Она наконец-то вышла из его машины, атмосфера в которой была накалена настолько, что ей хотелось заткнуть уши, закрыть глаза и представить себя в другом месте; к тому же из-за погоды им пришлось ехать очень медленно: насмешливо тянущееся время только усиливало тяжёлое молчание. Пока она шла от автомобиля до подъезда, снег успел настолько сильно облепить её ноги и завалить её волосы, что для полного упадка настроения не хватало только того, чтобы кто-нибудь вылил на неё помои из окна второго этажа. Ей почти непреодолимо хотелось курить, но она больше не могла опаздывать ни на минуту: мысль о встрече с подругой была единственным, что удерживало её от срыва – по крайней мере, внутреннего. Дверь подъезда оказалась открытой; написав подруге «я здесь», Таня стряхнула снег с безостановочно тающего пальто и встала у входной двери квартиры; дверь открылась, и Соня выпрыгнула к ней так быстро, что Таня смогла увидеть только взмах её выдающихся коричнево-рыжих волос, прежде чем почувствовала крепкие объятия и услышала «Наконец-то хоть кто-то мой!».

– Привет… – пробормотала Таня из глубины объятия, – Я тоже рада тебя видеть. Все остальные гости не твои?

– Ага, – ответила Соня и, бросив на подругу тёплый взгляд, провела её в прихожую, закрыв за ними входную дверь.

В квартире было столько народу, что в нос тут же ударило недостатком кислорода.

– Мне лучше разуться, да? – спросила Таня, посмотрев на свои мокрые полусапожки, – И куда это? – она показала на отяжелевшее от влаги пальто, которое она только что сняла с плеч.

– Бросай сюда, – Соня небрежно взмахнула рукой в направлении диванчика, на котором громоздилась шаткая пирамида верхней одежды, – И, да, лучше разуться.

– Я потом найду его? – засомневалась Таня, положив пальто на плотную кучу влажных тканей.

– Оно сверху. В крайнем случае в четыре руки найдём, – заверила её Соня и, взяв подругу под руку, провела её в гостиную, где они смогли уютно устроиться в свободном месте у стены, – Выпить хочешь?

– Нет. Я бы покурила, но ничего, потерплю. А почему ты пригласила только меня?

– Своих я приглашу в другой день: на чинное чаепитие. Не хочу пугать бабулю этим притоном.

– А как же эти, с работы? Мы же ещё с кем-то из них на этот странный концерт ходили. Как её звали?

– Я не хотела приглашать никого, кроме тебя, – упрямо сказала Соня.

– Понятно, – улыбнулась Таня, – И как вы тут?

– Хочешь спросить, как я тут? Как трофей. Знакомит меня со всеми, с кем ещё не познакомил, – устало вздохнула Соня.

– Вы же столько лет вместе. Я думала, он перезнакомил тебя со всеми, с кем только можно.

– Я тоже, – ответила Соня, многозначительно посмотрев на подругу, – Но нет, как видишь. Рассказывать – да, он рассказал про меня всем, – она опять тяжело вздохнула, – Только и слышу «о, он нам столько про тебя рассказывал», – прибавила она, покачав головой.

– Ну, у всех свои заносы.

– Хорошо, что он не общается с братом, да?

– Угу… А ты не говорила ему, что мы встречаемся?

– Нет, ещё чего. Ещё причинно-следственные связи искать начнёт.

Когда Таня только начала встречаться со своим коллегой, она понятия не имела, что он был братом парня её лучшей подруги. Он входил в руководящий состав одного направления, она работала в другом. Как только после начала их отношений она в первый раз зашла к нему в кабинет, то встала, как вкопанная: на его столе стояла фотография, на которой он, одной рукой махая фотографу, а другой прижимая к себе парня Сони, ухмылялся во весь рот, в то время как его брат, несмотря на неуверенную улыбку, выглядел испуганно и как будто весь сжался. Таня тогда подумала, что фотография с братом являлась отчаянным жестом: у других коллег, скорее всего, на столах стояли фотографии детей, а у него был только младший брат, с которым у него были такие напряжённые отношения, которые во всей красе подчёркивали всю демонстративность наличия этого фото на его столе. В этот же день она рассказала обо всём Соне, и они решили, что об этом совпадении лучше было никому не знать; к тому же Таня чувствовала, что её отношения не должны были продлиться долго. Тогда – когда она в первый раз зашла к нему в кабинет и обнаружила его семейное фото – в её голове пронеслась мимолётная мысль о том, что если бы кто-либо из её братьев пожелал бы сделать с ней совместное фото для демонстрации наличия семьи с крепкими родственными связями, она бы выколола ему глаза; не буквально, конечно: скорее всего, притворилась бы, что ищет что-то в сумке, а потом резко направила бы перцовый баллончик брату в лицо и с наслаждением нажала бы на кнопку; ещё ей нужно было бы сказать какую-нибудь красивую фразу – что-то вроде «Почему бы вам не сфотографироваться друг с другом? Или что? Папка отказался? Фотографировать некому?»; в реальности, конечно же, ей бы пришлось убежать, опасаясь расправы, и потом жить в страхе, боясь того, что они её найдут; она быстро отогнала эту мысль прочь.

Подруги расслабленно молчали; каждая чувствовала умиротворение от того, что наконец-то могла отдохнуть в компании родственной души. Из томной прострации Таню вывел пронзительный женский голос, который очень громко что-то крикнул: это было где-то за дверью гостиной. Крик не продолжился; пожав плечами, Таня начала не задумываясь обводить взглядом окружавших её людей; её внимание привлёк светловолосый парень, который только что зашёл в комнату. Ей не удалось надолго задержать на нём взор – почти сразу же за ним в комнату вошла девушка с такой замечательной копной собранных в пышный хвост ярких волнистых волос, что взгляд тут же приклеился к ним. Ей показалось, что она уже где-то видела их двоих, но ощущение было настолько смутным, что, как это часто бывало в таких случаях, Таня решила, что они просто были на кого-то похожи.

– Это брат с сестрой? – спросила Таня, кивнув в их направлении.

– Как видишь.

– Вот это волосы… Кого-то природа награждает.

– В смысле «кого-то»? Тебя нет, что ли? – скептически спросила Соня.

– На себя посмотри, – парировала Таня, и подруги тепло улыбнулись друг другу, – А кто это?

– Эти? – Соня кивнула головой в направлении брата с сестрой.

– Ну да.

– Не помню… Амир знакомил меня с ними сегодня, но хоть убей – не помню. Кто-то с его работы, кажется. Хотя, подожди… Я же их видела раньше, только по отдельности. Его – в универе иногда, а её – на последнем их корпоративе. Даже не знала, что они родственники.

– Как их зовут?

– Его имени я точно не помню. А её… Как же её зовут? Как же, как же, как же, имя такое подходящее… – начала приговаривать Соня, нетерпеливо перебирая пальцами в воздухе, – О! Майя.

– Почему подходящее?

– Как пчёлка. Вон, какие волосы медовые. О, они уходят.

Таня проводила светловолосого парня глазами; ей почему-то никак не удавалось отвести от него взгляд – то ли он оригинально выглядел, то ли она просто нашла его привлекательным. Она не успела толком разобраться в этом вопросе, так как он и его сестра быстро вышли из гостиной.

– А его как зовут?

– Не помню, говорю же. А что?

– Любопытно. Кто-то с его работы, говоришь?

– Вроде бы.

– Амир работает в хорошем месте. Я сейчас ищу работу…

– Что? – удивлённо перебила её Соня, – Ищешь новую работу?

– Да; эта меня в конец задолбала. Я посматриваю на его компанию. Хорошее место, судя по всему.

– Можешь начать нарабатывать контакты: здесь много его коллег, – широко улыбнулась Соня, – Видишь девушку? Вон, худая такая. Там стоит, – Соня мотнула головой в противоположный угол.

– Которая выглядит так, будто хочет находиться где угодно, только не здесь?

– Ага. Это его начальница.

Таня кивнула, и они снова замолчали. Таня посмотрела на подругу: ей действительно было очень приятно увидеться с ней – особенно после сегодняшнего дня, состоящего из череды мелких неприятных эпизодов. Они с Соней дружили с младших классов школы; у них даже имена рифмовались: ходили под руку парой – Таня и Соня. Соня была выше подруги – по крайней мере, когда они стояли босиком; Соня презирала каблуки. Тем, кто интересовался их ростом, они любили говорить, что разошлись в разные стороны от ста семидесяти – обе на два сантиметра. Сонины волосы были как с картинки: длинные, балансирующие между насыщенно светло-коричневым и бледно-рыжим цветами, вьющиеся у концов, они выглядели так, как будто Соня только что вышла из рекламы шампуня; Таня пробовала отращивать волосы до длинных: до какого-то предела они росли нормально, но потом начинали превращаться то ли в паклю, то ли в солому. И ещё Соня носила чёлку, которая мало того, что подчёркивала её милое округлое лицо с заострённым подбородком, так ещё и делала выразительный акцент на её больших, круглых и немного раскосых глазах.

– Как у вас дела с парнем?

– Он перестал быть парнем лет пять назад. Плохо, – спокойно ответила Таня, – Расстанемся скоро.

– Даже так! – испуганно воскликнула Соня: её, как участницу длительных серьёзных отношений, пугали любые расставания, – Почему?

– Изменяет. Это не мои домыслы, если что: это точно.

– Как ты стоически это переносишь! И что, устроишь сцену?

Таня презрительно фыркнула.

– Что за пошлости. Сообщу ему причину и уйду.

Соня восхищённо посмотрела на подругу.

– Ты уникум.

– Я просто не люблю пошлостей. Знаешь, бывают такие ситуации, когда девушки узнаю́т, что их парень изменяет им, и идут к своей так называемой сопернице с фразами типа «убери от него руки», «отвали» и так далее. Блевать хочется. Если он тебе изменяет – проблема в нём, а не в другой девушке.

– Нет. Это не популярное мнение.

– Почему? – Таня настолько не ожидала такого ответа, что удивленно обернулась к подруге; до этого они стояли, прислонившись спиной к стене и ленно рассматривая толпу вокруг.

– Это твоё мнение. Ты особенная – ты уверенная в себе; ты молодец. А так, мы, девушки, в своём подавляющем большинстве не уверены в себе. Все многомилионные обороты денег построены на нашей неуверенности. Они говорят: твои волосы могут быть ещё шелковистее, твоя фигура может стать ещё худее и спортивнее, твоё лицо может быть ещё лучше из-за косметики или (не дай бог) операции, твоя одежда может быть стильнее, твой парфюм приятнее. Они даже залезают нам под одежду и твердят, что красивое бельё сделает нас привлекательнее! Если красивое бельё делает людей привлекательнее, почему мужчины его не носят?

– Я люблю красивое бельё.

– Это твоё личное предпочтение. Я покупаю японское. Монотонное, хэбэшное, – Соня сдвинула горловину кофты, чтобы показать лямку топика, – Рай. К чему я. К тому, что они даже сталкивают нас в боях за совершенство. Мы – соперницы. Только победит не сильнейшая, а красивейшая. И даже не красивейшая, а та, кто приложила больше всех усилий.

– Ну ты загнула монолог. Теория заговора какая-то.

– А что? Скажешь, всё не так? А для того, чтобы мы не собрались все вместе и не дали массовый отпор, нам пропагандируют то, что мы не умеем дружить. Или что нас интересуют только семья, мужчины и дети, которые должны сгрудиться вокруг нас и отгородить от других женщин. Мир вообще боится, что женщины дадут отпор и поставят под вопрос всё, что навязывают им с детства. Поэтому если они собираются не в какие-нибудь там социально одобренные группы, типа клубов по интересам, а для того, чтобы обсудить своё место и свои права, над ними принято насмехаться и показывать пальцем. Причины какие-нибудь уничижительные придумывать. Мол, раз собрались, значит вам нет места в одобренной обществом картине. Фрики значит. И… К чему это я изначально? А. Собственно, когда дело доходит до чего-то личного, дорогого, до сердечных дел…

– «Сердечных дел», – перебила её Таня, – Говоришь, как моя бабушка.

– Или моя бабушка, – улыбнулась Соня, – Не цепляйся. Когда дело доходит до личного, мы, накушавшись всего этого, задыхаемся в ненависти к сопернице. Мы же так старались! Получается, она старалась лучше. Как это пережить? Никак. Или уничтожить её этими… как ты там говорила, угрозами или чем-то таким, или уничтожить себя – ненавистью и самоуничижением. Это борьба не на жизнь, а на смерть; нас всю жизнь тренируют для этого. Выживет только одна.

– Не понимаю. Всё равно. Ты бы так делала?

– Что конкретно? – спросила Соня и, не дождавшись ответа, продолжила, – Ты же помнишь, как я закончила со своим первым парнем?

– Конечно.

– Я настолько ненавидела ту девушку, что мечтала убить её. Серьёзно, я думала, что готова на убийство. С предварительными пытками. Я не шучу. Я мечтала о её пытках.

– Соня, хватит преувеличивать. Ты – последний человек на земле, который будет мечтать о пытках.

– Я тоже так думала. Оказалось, что образ мыслей может доводить людей до неожиданных крайностей. Это, кстати, и заставило меня тогда задуматься: я тоже была уверена, что я – последний человек на земле, который будет мечтать о пытках. А что ты чувствуешь сейчас? Ты знаешь, с кем он тебе изменяет?

– Конечно, знаю. Я её не ненавижу. Она неплохо выглядит. Но, опять же, это не мои проблемы. И не её проблемы. Это его проблемы.

– Я думаю, это были бы твои проблемы, если бы отношения были тебе дороги.

– Что?.. По-твоему, мне никогда не были дороги никакие отношения? – слегка взвинчено проговорила Таня; она чувствовала, что разгорячилась от такого внезапного поворота разговора.

– Не обижайся, пожалуйста… – Соня посмотрела на подругу сожалеющими глазами, – Но, да… Я так думаю.

– Допустим, что так. Даже если это было бы не так, это всё равно были бы его проблемы.

– Знаешь, если отложить в сторону все мои рассуждения, то ревности, в общем-то, плевать, какого мы пола. Но ты оригинальная всё-таки… Тебя исключат из всемирного сообщества девушек.

– Да что не так-то?

– Тебе вменят то, что ты сдалась без боя. Вот так просто – отдала сопернице на блюдечке.

– Я это вижу не так, – упрямо заявила Таня.

– Я знаю, – улыбнулась Соня, – Ты уникальная, – прибавила она и поцеловала подругу в щёку.

День 48, неделя 7, суббота

Судя по прогнозу погоды, сегодняшняя температура должна была стать самой высокой за лето. Подбирая одежду, Кира думала о том, как были одеты Макс и Майя в их предыдущую встречу, и остановилась на бело-голубом сочетании – светло-голубые обтягивающие джинсовые шорты и просторная белая футболка, по центру груди которой было нарисовано тёмно-синее сердечко. Зачем она хотела одеться похоже – она не знала; ей просто было приятно ассоциировать себя с ними.

Алиса, отдохнув после поезда, который, по её словам, был райским оазисом по сравнению с удушливым уличным воздухом, вышла из дома раньше подруга. Когда наступило нужное время, Кира надела солнечные очки и наушники и отправилась в прибрежный парк.

Когда она подходила к фонтану, часы показывали без пяти два. Возле фонтана никого не было – не то чтобы не было именно Макса и Майи: возле фонтана вообще никого не было. Солнце стояло настолько высоко и палило настолько беспощадно, что струи фонтана, разбрызгивая солнечный свет, не помогали освежиться, а только усиливали уничтожающие тепловые волны, идущие от асфальта, который его огибал. К тому же в фонтане был самый невыносимый для жары тип воды – тот, который был рядом, но тот, который нельзя было пить. Кто мог такое выдержать? Решив, что милосерднее для самой себя было уйти в тень, она свернула в сторону и, дойдя до газона, увидела под одним из деревьев две знакомые фигуры, сидевшие на траве в его тени: Майя сидела боком к ней, а её брата не было видно из-за ствола дерева, к которому он прислонялся – о его присутствии давала знать только его нога, вытянутая на траве чуть в сторону.

– Ну и погода, да? – заметила Майя, – Даже джинсовую куртку не наденешь.

– Очень смешно, – устало ответил тот.

Никто не заметил, как к ним приблизилась Кира.

– Всем привет, – сказала она и зашла в тень, встав перед ними.

Теперь она могла внимательно их рассмотреть: Майя была в светло-голубой футболке и белых шортах, Макс же был ровно в том же костюме, что и на той единственной фотографии с их поездки в Корею, которую ей удалось увидеть: в светло-серой панаме, белой футболке с длинными рукавами (на которой, оказывается, была какая-то непонятная мелкая чёрная надпись сбоку) и светло-серых зауженных книзу трикотажных брюках, которые, как призналась себе Кира, отлично подчёркивали его стройные ноги.

– О. Привет, инверсия, – сказала Майя, с ног до головы окинув её любопытным взглядом.

Её брат, положив ладонь на макушку и затем опустив её на затылок, тем самым сдвинув панаму повыше с глаз (это движение настолько понравилось Кире, что ей захотелось попросить его сделать так ещё раз), тоже окинул её взглядом, но в его случае приятно удивлённым. «Точно, он же ещё ни разу не видел меня в шортах», – подумала Кира, – «Мог бы тоже надеть шорты, жарко же», – мысленно прибавила она, с удовольствием представив себе эту картину.

– Я принесла нам всем воды, – сообщила она, – В такую погоду преступно выходить без воды.

– Ты наш спаситель… – простонала Майя, жалобно посмотрев на неё, – Мы-то как раз ни фига с собой не взяли. Сколько с нас?

Кира, всё ещё не садясь, достала из рюкзака три бутылки: одну она, как и рюкзак, бросила себе под ноги, остальные две взяла в руки.

– Отдам тебе за улыбку, – сказала она Майе, которая тут же настолько мило улыбнулась, что Кире захотелось потрепать её или за щёку, или за волосы.

– А что с меня? – спросил Макс.

– Отдай панаму.

– Ни за что, – ответил он, натянув её до носа, – Я умру без неё.

– Тогда держи в долг, – Кира с улыбкой протянула ему бутылку; наконец-то сев на траву и открыв свою воду, она прибавила, – Классный костюм. Прямо как на том фото.

– На каком фото? – удивилась Майя, – Которое я делала, что ли? Ты показывал?

– Угу.

– Ого, – просияла Майя, – Это, наверное, мой лучший снимок за последнее время. Пошлю его на конкурс с подписью «упырь на прогулке».

– Какой ещё конкурс? – возмутился её брат.

– Никакой, расслабься, шучу, – небрежно бросила она и, опрокинув бутылку, начала ненасытно заглатывать воду.

– А что там написано? – спросила Кира, показав на его футболку.

Кажется, надпись состояла из каких-то иероглифов, из-за чего она была уверена, что получит ответ «не знаю».

– А, это? – переспросил Макс, показав на надпись, – Это моё имя.

– Что?.. – удивлённо вернула Кира.

– Это его имя на ханг… корейскими буквами, – объяснила Майя, – Это я ему подарила.

Кира никогда не думала, что раздражение и умиление могли смешаться в единое чувство: умиление в данном случае было вполне ожидаемым, а раздражение пришло от ощущения того, что их семейное единение, кажется, никогда не перестанет её удивлять; ей хотелось кричать «Замолчите! Вы не можете быть ещё лучше! Если я услышу ещё один подобный факт, я серьёзно пойду к вашим родителям и попрошу меня удочерить».

– Ну что, идём? – сказала Майя, – Я посмотрела, билеты можно купить онлайн.

– Я никуда не выйду из тени, – заявил Макс; его сестра посмотрела на Киру взглядом, без слов передающим «скажешь, я была не права?».

– Но я хочу посмотреть! – горячо запротестовала Майя.

– Может, в другой раз? Или попозже. Давайте пока здесь посидим. Может, сыграем в эту игру? Как её там, с дурацким названием.

– Нормальное у неё название!

– Так реагируешь, будто сама её придумала, – заметил он и, не получив ответа и снова (порадовав Киру) стянув панаму с глаз, удивлённо спросил, – Ты её придумала?

– Да! Но раз тебе не нравится, не будем играть.

– Ну пожалуйста.

– А ты не хочешь поиграть в принцессу?

– Ну пожалуйста.

– Хорошо, – успокоилась Майя, – «Раб лампы», запомни. У меня как раз лампа свободна, – она приподняла пустую бутылку от воды, – С кого начнём? А, с другой стороны, какая разница. Давай с тебя, – она кинула бутылку брату, – Спрашивай, – сказала она Кире.

У неё забарабанило сердце. Почувствовав порыв «была – не была», она бегло спросила:

– Чем ты был вчера так расстроен?

Его глаза широко распахнулись от удивления, которое было настолько сильным, что казалось, будто к нему примешался испуг; Макс даже выпрямился, оторвав спину от ствола дерева.

– Но я же сказал, что я… – неуверенно начал он, но Кира его перебила.

– Это было не убедительно.

Он моментально взял себя в руки (конечно же; как всегда), снова лёг на ствол дерева и задумался. Пристально глядя ей в лицо, он ответил:

– Твоей реакцией на меня.

Этот внезапное признание настолько изумил Киру, что она даже не смогла скрыть захлестнувшее её смятение: неужели он настолько остро реагировал на её мнимую пренебрежительность, что у него даже портилось из-за этого настроение? Неужели его вчерашняя фраза о том, что у неё потухла улыбка, была горьким замечанием в воздух? Неужели он расстроился из-за неё?

Кажется, выражение её лица почему-то показалось ему удовлетворительным – в его взгляд вернулась та живость, которой она не видела в нём ни вчера, ни сегодня.

– Я тебе не верю, – упрямо заявила она, разозлённая внутренним шёпотом, который настаивал на том, что он просто-напросто не хотел рассказывать про ссору с девушкой.

– Тогда у меня ноль баллов, – вызывающе сказал Макс, разведя руки, – Твоя очередь, – кинул он сестре, которая всё это время ошарашенно наблюдала за ними.

– Уф-ф… Вы там у себя в офисе поссорились, что ли?

При мысли о том, что они могли быть в ссоре («Ссора же предполагает близкие отношения, да?..»), Кира почувствовала, что начала краснеть. Самым поразительным было то, что она, кажется, ещё ни разу в жизни не краснела. Похоже, его эта фраза тоже немного выбила из равновесия. Они перекинулись быстрыми взглядами и невольно улыбнулись. Кажется, что-то, что вчера между ними сломалось, восстановилось и вернулось на прежнее место.

– А что мне у тебя спросить-то?.. – вслух задумалась Майя, – Пфуф. Где ты вчера был?

– В баре. В том же.

– Докажи.

– Не могу.

– Хм-м… Кира, он шёл вчера в ту сторону?

– Ага.

– Ладно, – вздохнула Майя, – Я сегодня щедрая. Посчитаем твоё подтверждение за доказательство. Полтора балла. Ты свободен. Отдавай, – она протянула руку за бутылкой, – Давайте, я вся внимание.

– Какая была самая крупная в твоей жизни ссора? – решилась спросить Кира: если окажется, что эта ссора происходила между членами семьи, она узнает про них чуть больше.

– Ого. Сейчас. Надо подумать.

– Что, были хуже? – тихо спросил Макс у сестры.

Кира заинтригованно перевела глаза с одного на другого.

– А. Точно. Не, похожие были, но не такие долгие. В общем, когда нам было лет… сколько нам было лет?

– Шестнадцать, кажется. Мне.

– Ага. Когда нам было тринадцать и шестнадцать… Ты, кстати, знаешь, что у нас разница чуть меньше трёх лет? Несколько месяцев в году между нами не три, а два года. Формально вообще два. Неважно. В общем чего-то мы были не в настроении и схлестнулись из-за какой-то мелочи. Чё-то накопилось у обоих видимо. Орали несколько часов кряду, – она вздохнула, – Даже швырялись чем-то. Столько друг другу наговорили, вспомнить противно, – Майя снова вздохнула, – Мы на самом деле ничего из этого не имели в виду. Я, по крайней мере.

– Я тоже, вообще-то… – вернул её брат, посмотрев на неё с разочарованным недовольством.

– Ого. И как: долго дулись друг на друга? – спросила Кира, опять подивившись тому, настолько легко они могли вспоминать совместные ссоры.

Если бы ей нужно было рассказать про давнюю большую ссору (тем более про такую, в которой многое было сказано сгоряча), находясь бок о бок с тем, с кем она тогда ссорилась – с мамой, к примеру – ей было бы настолько стыдно вспоминать об этом в её присутствии, что она вряд ли смогла бы произнести хоть слово.

– Не, не долго. Так ты веришь или нет?

– А как ты докажешь?

– Макс подтвердит! – воскликнула она; её брат пару раз кивнул.

– Ладно, верю. Пусть считается доказанным. Полтора балла.

– Ага, то есть ты сейчас соврёшь на любой мой вопрос, – недовольно сказал Макс сестре, – Странные правила. Если цель – просто освободиться, зачем вообще нужны баллы? Зачем нужен второй вопрос, если первый отвечен с доказательством? Какая мотивация зарабатывать больше всех очков?

– Придумай свою игру и критикуй, – слегка возмутилась Майя, – Спрашивай давай.

– Не знаю. Как зовут твоего парня? Если это всё тот же, конечно. Леонардо?

– Рафаэль. Я освободилась. Держи, – она кинула бутылку Кире, – Ты первый спросишь?

– Да, давай. А какая у тебя была самая крупная ссора?

– Моя? Тут не надо долго думать. С отцом, – ответила Кира и, увидев, как они напряжённо переглянулись, тут же добавила, – Давайте договоримся: мой отец умер не так уж и внезапно. Да, я тяжело восприняла его смерть, но мне несложно про него говорить.

– Тогда расскажи, – попросила Майя.

– Мне было то ли пятнадцать, то ли шестнадцать. Я уже несколько лет, как стала замечать, что отец как будто постоянно во мне разочарован. Как-то я сложила все свои наблюдения и поняла, что дело, скорее всего, в том, что он никогда не хотел дочь. Мне было так горько, что в один момент всё просто выплеснулось. Я тоже орала несколько часов кряду, причём так истошно, что посадила голос. Кричала что-то типа «и что мне теперь с собой делать? Убить себя?». Маме пришлось оттаскивать меня в мою комнату… Потом до ночи не могла успокоиться. Не нужно на меня так смотреть. Это давно было.

– Эм-м… – протянула потрясённая Майя, – Чем докажешь?..

– Поверьте на́ слово. Я не буду звонить маме ради такого.

– Хорошо… – тактично согласилась Майя, – Один балл. Мой вопрос, да? Я спрошу что-нибудь попроще. У тебя когда-нибудь были домашние животные?

– Нет, никогда. Моя мама аллергик.

– Доказательство?

– Могу позвонить ей и спросить, правда ли она аллергик. Не знаю, правда, в какой вопрос я это заверну.

– Не надо. Верим. Верим, да? – Майя повернулась к брату за подтверждением; тот кивнул.

– Тогда у меня два балла. И правда, в чём смысл зарабатывать больше всех баллов? Может, награду какую-нибудь выдумать?

– Вот и выдумай, – беззлобно вернула Майя и встала, – Пойдёмте уже, а?

– Я не пойду в такую погоду под солнце, – решительно заявил Макс, – Мы недалеко от воды, а тут даже ветра нет.

– Ветра, говоришь, нет… – задумчиво проговорила Майя, – Так пойдёмте охладимся, – улыбнулась она, – Там же этот, как его, теплоход ходит. Пойдёмте покатаемся.

– О, правда? Это где? – заинтересованно спросила Кира.

– Да тут неподалёку, – Майя махнула рукой в сторону.

– Я не против, – сказала Кира, – У вас нет морской болезни?

– Нет, – хором ответили они.

– У меня тоже нет. Как у вас получается быть такими синхронными? – не удержалась она он вопроса.

– Наверное, потому что всю жизнь жили вместе, – спокойно сказал Макс, вставая с земли.

– Я тоже почти всю жизнь жила с родителями.

– Не, родители не то, – небрежно кинула Майя, – Идём?

Они наконец-то вышли на солнце, которое, действительно, было настолько жестоким, что казалось, будто по коже текла раскалённая жидкость. Майя достала телефон и, щурясь в экран, начала что-то в нём делать.

– О, отлично, – наконец-то подала голос она, – Купила билет на троих.

– Зачем так рано? Может, там очередь. Может туда весь город сбежался, и мы решим, что нафиг, – проворчал её брат.

– Сколько с меня? – спросила Кира у Майи.

– Улыбку, – ответила та и показала ей язык.

– Кстати, я придумала, какая может быть награда за самое большое количество баллов. В игре. Тот, у кого меньше всего баллов, исполняет желание того, у кого больше всех.

– У-у, звучит неплохо, – заинтригованно протянула Майя, – Я запомню. Будет новым правилом.

– У кого в прошлый раз было меньше всего? – ввернул Макс, – Я-то выиграл тогда.

– У нас было по полтора, – вспомнила Майя, – И что нам для тебя сделать?

– Купи ещё воды.

– Это легко, – быстро бросила она и тут же убежала: киоск, как оказалось, был совсем рядом.

– А мне что сделать? – спросила Кира, остановившись; лукаво улыбнувшись, она посмотрела ему в глаза.

– Дай подумать, – произнёс он и, внимательно смотря на неё, немного склонил голову на бок, – А что ты хочешь сделать?

– Для тебя?

– А разве не в этом был вопрос?

– А что ты хочешь?

– А если я хочу поиграть?

– Во что? – чуть не засмеялась Кира.

– А во что мы обычно играем?

– Не в вопросы и ответы?

– Нет, – бегло выдал он и тут же зажмурился, поняв, что проиграл.

– Три-три, – ликующе подытожила Кира; всё в её душе трепыхалось от острого удовольствия: от этого диалога её дух захватило не хуже, чем от экстремального аттракциона.

К ним прибежала Майя и, запыхаясь, вручила каждому по бутылке.

– Я так понимаю, я за нас двоих отдувалась? – просипела она, пытаясь восстановить дыхание.

– Ага, – ответила Кира, обменявшись с Максом быстрыми весёлыми взглядами, – В этот раз я выиграла, кстати: у меня два балла. У вас по полтора.

– И что с меня? – спросила Майя; Кира приподняла бутылку, показав, что та уже расплатилась.

– А с меня? – спросил Макс, в свою очередь посмотрев ей в глаза.

Кира решила подумать, чего бы она действительно от него хотела. Конечно же, взаимности чувств. Но сейчас это можно было отмести. В таком случае ей бы очень хотелось к нему прикоснуться: как угодно – потрогать волосы или взять за руку; по отношению к любому другому человеку такое желание казалось пустяком, но, как выяснилось, в случае объекта своей переполняющей влюблённости это желание приобретало смысл такого масштаба, который раньше нельзя было приписать обычному прикосновению. Если от диалога на грани флирта в кровь выбрасывались стремительные наркотические потоки, а в душе начинался перехватывающий дыхание ураган, то что же можно было почувствовать от прикосновения? Но как можно было об этом попросить? «Дай погладить тебя по волосам»? «Дай руку»? «Можно тебя обнять»?

– Отдай панаму, – в итоге сказала она.

От этой просьбы тянуло странным, но приятным фетишизмом, и отдавало каким-то детским улюлюканьем про то, что глоток из той же бутылки считался непрямым поцелуем. Кира чувствовала себя глупо, но удовлетворенно. Вряд ли же он откажет?

Макс посмотрел на неё со строгим укором.

– Это жестоко, – подытожил он; подумав, он вздохнул, стянул панаму и, протянув ей, добавил, – А если у меня загорит лицо?

Кира взяла его панаму в руку и почувствовала странное покалывание в ладони, которое шло от осознания того, что она впервые прикоснулась к его одежде.

– Зато у тебя светлая голова, не нагреется, – заметила она, натянув панаму на свою голову.

– Почти пришли, – озвучила Майя, – Так, это наш корабль, я так понимаю? А чё никого нет?

– Те, кто в своём уме, дома сидят, – утомлённо ответил её брат.

– Нам же лучше. Ага, тут самостоятельный вход, – прокомментировала она и просканировала билет: на экране входного терминала высветилась цифра «три», – Пойдёмте.

Не сговариваясь, они поднялись на верхнюю площадку, по которой были беспорядочно расставлены белые металлические стулья и над которой был натянут высокий плотный тент. Народу и правда было немного: даже здесь, на верхней площадке – на самом предпочтительном в жару месте – было человек пять, которые были очень уютно рассредоточены на комфортном отдалении друг от друга. Тент, несмотря на большую высоту, давал живительную тень на всё пространство площадки: солнце находилось прямо над ними. Пока Кира и Майя осматривались и пытались решить, куда они хотели встать или сесть, Макс со словами «тебе это больше не нужно» снял с Киры свою панаму, скинул рюкзак на пол, быстро сел на ближайший стул, опустился на нём почти до лежачего положения, поставил одну ногу на пол, поместил щиколотку другой ноги на колено первой, положил панаму на лицо и скрестил руки на груди.

– О. Лебедь умер, – Майя удивлённо подняла одну бровь.

– В Корее он себя так же вёл? – немного обиженно спросила Кира, всё ещё держа руку на голове в досаде на без спроса сдёрнутую панаму.

– Не. От впечатлений он даже забывал ныть.

– Вас типа не слышно, да? – раздалось со стороны стула.

Кира пожала плечами и, чтобы не слепнуть от сверкающей воды, надела солнечные очки; она села на другой стул, который стоял метрах в двух от него; Майя же облокотилась о перила и начала осматриваться.

– Ого, какие люди! – внезапно воскликнула она и начала оживлённо махать кому-то внизу, – Иди сюда!

Послышался гулкий звук шагов и на площадку зашла девушка: в первую очередь Кире в глаза бросились её металлически-серые волосы, зачёсанные на одну сторону так, что они почти закрывали один глаз, затем – очень серьёзное выражение лица, тонкий нос которого только усиливал этот эффект, затем – очень светлые глаза, небесно-голубой оттенок которых можно было различить даже с нескольких метров.

– Привет-привет! – радостно сказала она, обняв Майю, – А это чё за зрелище?

– И тебе привет, – раздалось из-под панамы.

– А, это он от жары дохнет, – пояснила Майя.

– Дай хоть посмотреть на тебя, столько времени не виделись, – просияла девушка.

Макс вздохнул и сел, оторвав спину от стула; положив локоть одной руки на колено, а второй сдвинув панаму с глаз, он посмотрел на неё и спросил:

– Так уж и долго?

– Месяца три, – ответила та, – Чё-то ты совсем вялый. Может пощёчину дать, взбодришься?

– Очень смешно, – отреагировал он без улыбки, хотя звучал при этом так, как будто вот-вот улыбнётся; и смотрел на неё так, словно был очень рад её видеть.

Судя по тому, как ухмыльнулась Майя, это была не просто шутка: это была своя шутка – с подтекстом.

– Вы здесь просто так? – спросила девушка; она, кажется, только сейчас заметила Киру.

– Да, пытаемся охладиться, – ответила Майя, – А это Кира, наша подруга.

Кира всё это время думала: как Майя её представит? Как знакомую отца? Коллегу брата? «Наша подруга». Внутри неё что-то начало настолько щемяще таять, что ей захотелось зажмуриться.

– А это Ада, – лучась, продолжила Майя, – Моя лучшая подруга. Мы с ней всю школу рядом просидели.

Ада приподняла руку в приветственном жесте; Кира кивнула. Корабль задрожал, готовясь к отплытию. Снова послышался металлический отзвук шагов и мужской голос громко произнёс:

– Ты куда пропала?

На площадку зашёл парень: в первую очередь Кире в глаза бросились его тёмно-синие волосы, а во вторую – то, что он был того же роста, что и Ада, и имел поразительно похожее лицо. «А, близнецы», – наконец-то поняла Кира. Он, в отличие от сестры, заметил её сразу же; посмотрев на неё дольше, чем требовалось смотреть на незнакомого человека, с которым он не собирался заводить разговор, он наконец-то сказал:

– Привет! Какие люди! – он похлопал Майю по плечу, – О. Классная панама. Чё, жарко?

– А чё, не жарко? – парировал Макс, – Вы-то здесь как?

– А, да мы тут все вместе, – ответил тот, махнув рукой куда-то вниз, – Чё-то пришли раньше, решили охладиться, – объяснил он, воспользовавшись тем же глаголом, что и Майя минуту назад.

– Куда вы пришли раньше? – спросила Майя.

– На репу, – пояснила Ада, – У нас тут новое место, недалеко, – она махнула в сторону, – Кстати, у нас скоро сет будет. Взять вам…

– Сольный? – перебила её Майя.

– «Сольный», – повторил брат Ады неожиданно сварливым голосом, – Ага, сольный, конечно. Нам до сольного, как…

– Но-но! – без раздражения перебила его сестра, – Не начинай. Не всё так плохо. Есть у нас подвижки. Так вам взять билеты?

– Не спрашивай вообще! – воскликнула Майя, – Конечно.

Синеволосый парень снова обернулся к Кире.

– Вам… на троих? – спросил он, не отрывая взгляда от Киры.

– Ой, точно, совсем забыла, – Майя приложила ладонь ко лбу, – Это Кира, наша подруга. Да, на троих, если можно.

Тот приветственно поднял руку и представился:

– Артур.

– Они близнецы, – зачем-то решила пояснить Майя.

– Я вижу, – уверенно ответила Кира и, смотря на Артура сквозь солнечные очки, подавила желание сказать ему «дыру протрёшь».

– Ладно, мы к нашим вернёмся, – Ада махнула головой в сторону нижней палубы.

Корабль уже заканчивал разворачиваться и готов был отправиться на полный ход. Ада ушла на лестницу; брат ушёл за ней, напоследок ещё раз развернув голову в сторону Киры.

– Чуть шею не свернул, да? – Майя плюхнулась на стул рядом с Кирой и, широко улыбаясь, посмотрела на неё.

– Чего?

– Да этот, – она махнула рукой на лестницу, – Всё пялился на тебя. Его можно понять. Ты себя видела? Сидишь такая деловая, в очках да в шортиках. Как с картинки.

– Надень очки, вместе будем как с картинки, – уверенно сказала Кира.

Она слушала Майю вполуха, так как всё это время внимательно смотрела на Макса: тот, поняв, что ветер усилился настолько, что начал угрожать сдуть его панаму, снял её и засунул в валяющийся неподалеку от стула рюкзак; не вставая со стула, он положил сложенные руки на перила, а голову – на руки. Кира никак не могла перестать думать о своём желании прикоснуться к нему. Она вспомнила пару девочек с её школьного класса, которые обнимались при всех приветствиях, расставаниях и любой радостной находке. Она подумала про тот тип людей, которые просто любили касаться других: постоянно клали руку на плечо или приобнимали за него, а когда проходили мимо, то придерживали другого то за талию, то за поясницу. Она, конечно же, не принадлежала ни к тем, ни к другим. Резко встав, она взяла свой стул, поставила его рядом с ним и села в такой же позе, соприкоснувшись с ним плечом; в месте соприкосновения, правда, были ткани от их футболок, но это было лучше, чем ничего. Он же повернул голову, посмотрел на неё несчитываемым взглядом и снова перевёл глаза на проносящуюся мимо воду. Майя со словами «я тоже так хочу» подвинула свой стул и, точно так же облокотившись на перила, села справа от брата. Они молчали, наблюдая за мчащимися мимо волнами и слушая размеренный гул корабля.

– Что такое «репа»? – спустя несколько минут спросила Кира.

– А. Репетиция, – ответила Майя.

– А что они имели в виду, говоря про сет? Они играют где-то?

– Ага, в группе. Мои одноклассники бывшие. Или я говорила? – спросила Майя и, увидев кивок Киры, добавила, – Я так уверенно попросила три билета. Даже не спросила, хочешь ли ты, – она вздохнула, – Я была уверена, что ты согласишься.

– Конечно, я не против, – ответила Кира, – А когда это?

– Через три недели. Ада мне вот только что написала, – сказала Майя и вытянула руку так, чтобы достать до солнечного света; подержав руку на солнце, она отдёрнула её, – Да, ты прав, – согласилась она, обращаясь к брату, – Погода только для тени. А знаешь, почему он не носит солнечные очки? – внезапно спросила она у Киры, улыбнувшись.

– Почему?

– Давай, расскажи, почему он не носит солнечные очки, – Макс повернулся к сестре: от этой реплики она развеселилась ещё больше.

– Он с детства уверен, – начала рассказывать Майя, смотря на Киру весёлыми глазами, – что если хоть раз наденет очки в солнечную погоду, то когда придёт домой, вот тут, – она, округлив пальцы обеих рук, показала на область вокруг своих глаз, – будет светлая полоса.

– Я просто не люблю их, и всё.

– А ты знаешь, что он боится загореть? – не унималась Майя.

– Прикинь, он сам про это рассказал, – иронически ввернул её брат.

– Мы, конечно, сейчас не играем, но можно вопрос? – спросила Кира; они одновременно посмотрели на неё, – А у вас когда-нибудь были домашние животные?

– Нет, никогда, – ответила Майя.

– Правда? – удивилась Кира, – И кто у вас аллергик?

– Никто, – сказали они хором.

– Просто так сложилось, – пояснил Макс.

– Угу. Нам хватало соседских собак, – прибавила Майя.

После этого они молчали всё время до остановки корабля: сидя у перил и положив голову на руки, они почти что засыпали от уютного ветра, умиротворяющего бега воды и усыпляющего звука мотора. В какой-то момент Кира даже закрыла глаза и, расслабившись, стала наслаждаться теплом у своего правого плеча.

В итоге им всё же пришлось встать и, прошагав по металлическим лестницам, спуститься на берег. Когда они, не сговариваясь, дошли до тени ближайшего дерева, Майя, как будто осенённая мыслью, быстро достала телефон и, найдя там, что хотела, сказала:

– О. В следующую субботу не так жарко. И вроде облачно. Пошлите тогда в следующую субботу. Ну, к скульптурам.

– Почему они тебе так интересны? – спросил Макс.

– А тебе нет? – удивилась Майя, – Так из песка же. Я в детстве обожала строить замки из песка. Балкон никогда не удавалось пристроить… Ну, чтоб висел. А вдруг на выставке будет огромный замок? – широко раскрыв свои засиявшие глаза, воодушевлённо спросила она, заставив их улыбнуться на свою детскую восторженность.

– Я не против следующей субботы, – продолжила улыбаться Кира, – Сейчас и правда лучше никуда не ходить и ничего не делать.

– Ты сможешь? – спросила Майя у брата.

– Да, смогу. Тоже в два?

– Ага. Договорились? Расходимся, что ли? Кира, в какую тебе удобнее сторону?

– Вон туда, – она показала направление.

– А. Ну нам удобнее немного туда пройти, – Майя показала в противоположную сторону.

«Интересно», – подумала Кира, – «Она из тех, кто обнимается при прощании? Хотя… тогда бы она обнималась при приветствии. С другой стороны, с Адой она обнялась. Но они вроде как давно не виделись». Она думала, что если бы ей удалось прощальным жестом обнять Майю, то она могла бы за компанию обнять и её брата: в такой ситуации это выглядело бы естественно.

– До встречи тогда, – Майя слегка помахала ей рукой.

– Угу, до встречи, – ответила Кира, посмотрев сначала на неё, затем на Макса.

– Пока, – сказал он.

Они развернулись и ушли, тут же начав разговаривать.

– Знаешь, чего не хватает твоему костюму? – спросила Майя.

– Зонта?

– Перчаток.

– А знаешь, что не хватает твоему?

– Ушек?

– Рогов.

Кира осталась стоять, с тоской смотря им вслед. В прошлый раз, когда она пересеклась с ними в лифте и после этого провожала их взглядом от здания работы, она, как ей сейчас казалось, чувствовала приятную тоску – светлую и полную надежды. Сейчас же тоска была щемящей, терзающей и печальной, приправленной мыслями о неразделённых чувствах и беспокойством о том, останутся ли они такими навсегда. Потом она поняла, что из-за запланированной на следующую субботу встречи ей придётся отложить признание ещё на одну неделю.

Зайдя домой, Кира с удивлением обнаружила, что Алиса уже вернулась. Дойдя до кухни и с шумом поставив пару больших бутылок с охлаждёнными напитками на столешницу, Кира развернулась к ней:

– Почему так быстро? – удивлённо спросила она.

– Жарко слишком, – спокойно пояснила Алиса, – Ты, кстати, поставь их в холодильник, – она показала на бутылки, – Это нам? Мне бы не помешало.

– Не мне же одной. Конечно, нам, – сказала Кира, налив два полных стакана и отправив бутылки в холодильник; она села на диван к подруге и отдала ей стакан, полный живительной жидкости, – Так пошли бы в кафе какое-нибудь. С кондиционером.

– А ты-то где была?

– Гуляла. С этими… Помнишь же Марка?

– Конечно, у меня не кроличья память, – ответила Алиса, и Кира подметила, что она, кажется, ещё никогда не использовала такой эпитет: обычно она была верна своему списку устоявшихся сравнений, фигуральных выражений и шаблонов фраз.

– С его детьми.

– Ого! Я не знала, что ты с ними общаешься.

– Я бы не назвала это полноценным общением… Так. А у тебя всё прошло нормально?

– Да… – вздохнула Алиса, – Поцеловались впервые. Он – впервые со мной, я – первый раз в жизни, – она скептически покачала головой.

– А откуда ты знаешь, что у него это тоже не в первый раз в жизни?

– Блин, Кира, нам по двадцать пять. В этом возрасте бывшие есть у всех, кроме милой маленькой Алисы.

Кира невольно улыбнулась: Алиса была права – она действительно была милой; и ворчала она не менее мило.

– То есть ты не знаешь точно?

– Нет, я не знаю точно, – строго отчеканила Алиса, – И учитывая то, как он активно зовёт меня к себе домой, сложно представить, что у него вообще нет опыта.

Кира пожала плечами: ей эта корреляция не казалась такой уж очевидной.

– И… как тебе поцелуй? – осторожно спросила Кира.

– Приятно, чё уж там. Это, правда, не был один поцелуй. Это было… не знаю… минут на… полчаса.

– Ого.

– Хорошо, что он был в джинсах, да? – раздражённо выдала Алиса.

– Почему ты такая взвинченная?.. – спросила Кира всё таким же осторожным тоном.

– Да потому что… – быстро заговорила Алиса и тут же замолчала, досадливо отвернувшись, – Я просто чувствую, как его донимает моя медлительность. Я не могу быстрее, – вздохнув, объяснила она.

– Вы обсуждали это?

– Да, но… – Алиса снова раздражённо отвернулась; опять вздохнув, она, стараясь говорить медленно, чтобы успокоиться, продолжила, – На словах он согласен. Его лицо кричит об обратном. В общем пока договорились, что завтра тоже встретимся.

– Пойдёте к нему?.. – робко спросила Кира.

– Нет. И я пока не хочу, и его родители ещё дома. Они скоро в отпуск поедут, насколько я поняла.

Кира ничего не ответила. Они продолжили молча наслаждаться холодными напитками; разговор о сегодняшнем дне был на сегодня закончен.

Перебивка

Ассистентка. Мотор!

Ведущая. Здравствуйте. Назовите ваше имя, пожалуйста.

Тина. Тина.

Ведущая. Это ваше полное имя?

Тина. Да.

Ведущая. Расскажите про вашу семью.

Тина. Семья да семья. Как все семьи.

Ведущая. Из кого она состоит?

Тина. Родители да сестра. Младшая.

Ведущая. Поясните, что вы имели в виду под «как все семьи».

Тина. Терпим друг друга как-то. Не говорим про важное.

Ведущая. Расскажите про отношения с родителями.

Тина. Обычные.

Ведущая. Не поясните?

Тина. Ну, блин, не фонтанируем любовью. Общаемся как-то. Чем реже, тем удачнее.

Ведущая. Какие у вас отношения с сестрой?

Тина. Хм. (думает) У нас с ней большая разница. Почти девять лет – это большая разница. Когда ты в самом расцвете детства и когда ты всю жизнь росла одна, а потом вдруг не одна… (пауза) Это сложно. Это правда сложно. Легче, когда не знаешь ничего лучше. Когда входишь в сознательный возраст с кем-то под боком. Или когда в одиночку наслаждаешься своим детством и уже потом берёшь кого-то под опеку. Я смотрела на неё поначалу, как на пришельца. Недоумённо так, знаете? «Кто ты? Я тебя не знаю. Я тебе ничего не должна». С годами, конечно, пришлось принять. Не её вина, правда?

Ведущая. И какие у вас сейчас с ней отношения?

Тина. Нормальные. (пожимает плечами) Хотя… чего врать. Напряжённые.

Ведущая. Вы говорите ей, что любите её?

Тина. Нет.

Ведущая. А она вам?

Тина. Кто я по-вашему? Бездушная мразь? Она мне «я люблю тебя», а я надменно кривлю губы? Нет, не говорит.

День 50, неделя 8, понедельник

Всё воскресенье было так же жарко, как и в субботу: кажется, жара закрепилась окончательно. Никогда в жизни Кире так не хотелось идти на работу, как сейчас – в прекрасное, хорошо вентилируемое и хорошо кондиционируемое здание. В её квартире из средств охлаждения были только холодная вода (которая была не такой уж и холодной) и холодильник, открыв который можно было одну живительную минуту понаслаждаться ледяной прохладой. На прошлом месте работы она застала только одно лето, в которое выдалась такая же испепеляющая жара; в том офисе были только вентиляторы – было тяжело, но всё же лучше, чем совсем без средств. Эту ночь она спала очень плохо: все мысли занимало одно слово – «жарко».

Когда она зашла в холл здания, то почувствовала такое физическое блаженство, какое сложно было представить в любое другое время года (может быть, ещё только зимой – она чувствовала соизмеримое облегчение, когда после долгой прогулки по парализующему холоду заходила в долгожданное тепло). Все её мысли вышли из оцепенения и в первый раз за сутки начали идти своим ходом, не подавляемые постоянными страданиями от высоких температур. На неё навалилась лёгкая сонливость: ей захотелось лечь в холле на лавку и доспать те пару часов, которые ей не удалось получить сегодняшней ночью.

Когда она пришла на своё рабочее место, её голова ожила окончательно. Первой мыслью, которая очнулась и затмила все остальные, была, конечно же, мысль о признании: подумать об этом можно было и сейчас; сделать (если она всё-таки на это решится) можно было и через неделю. «Давай, думай», – говорила она себе, – «Как можно это сделать? Лицом к лицу? Хорошо. Представь, что ты подошла к нему. Твои слова? М? “Я влюбилась в тебя почти сразу”? Это правда произошло почти сразу… Просто понадобился целый месяц, чтобы чувство осозналось и закрепилось. Нет, плохая формулировка. А как иначе? О, можно так: начать фразу “а ты знаешь, что я влюблена в тебя просто” и закончить, поставив пальцы перпендикулярно вискам и без звука сказав губами “по уши”? Что я несу? Почему я пытаюсь отшутиться? Защитная реакция? Я не представляю себе, как можно набраться смелости на признание лицом к лицу. Может, написать записку? “Я люблю тебя. Кира”. И потом шарахаться от него, боясь показаться на глаза?».

Её мысли перешли на субботнюю встречу: хотя Макс и не выглядел расстроенным, он определённо был каким-то варёным. Решив, что во всём без сомнения была виновата жара, она собралась наконец-то начать работать, как вдруг вздрогнула от неожиданного «Привет»; подняв глаза, она увидела объект своих мыслей прямо перед своим столом. Сегодня он был в джинсовой куртке («Конечно; в офисе совсем не жарко»); немного склонив голову на бок, он ждал её ответ.

– А. Привет. Ты меня напугал, как всегда, – выдохнула Кира: она абсурдно испугалась того, что из-за своего незаметного приближения он мог украдкой заглянуть в её голову и прочитать её мысли.

– Как всегда? – недоверчиво переспросил он.

Кира мысленно обхватила голову руками: она имела в виду, что каждый раз, когда он подходил к её столу, он заставал её врасплох и заставлял её вздрагивать от неожиданности; а прозвучало так, будто она каждый раз шарахалась от него, как ворона от пугала.

– В смысле, здесь, у стола, – попыталась пояснить Кира; получилось косноязычно, – А что ты хотел? – быстро спросила она, чтобы не заострять внимание на своём неуклюжем объяснении.

– Поговорить. Можно?

Кира поблагодарила небеса за то, что сердце, как бы оно не билось, было невозможно услышать со стороны.

– Конечно… А где? Можем на крышу пойти.

– Нет, только не на улицу.

– Почему нет? Куртку придётся снять? – не удержавшись, спросила Кира и озорно улыбнулась.

Макс посмотрел на неё укоризненным взглядом, говорящим «и ты туда же?». Она же на секунду задумалась о том, почему он так любил их носить; фасон ему бесспорно шёл, но больше, чем это, ему (точнее, его волосам) подходили любые оттенки голубого; и белый; и он это прекрасно знал. «Зато в ней фигуру видно не так хорошо», – мысленно заключила она.

– Пойдём, – сказал он, – Есть одно место.

Она пошла за ним в лифт-холл; Макс провёл её чуть дальше: там, в правом крыле здания, был небольшой заворот к окну, в котором, за исключением, собственно, окна, больше ничего не было.

– Я слушаю, – заговорила Кира.

Только произнеся это, она ощутила, что не чувствовала волнения. Зачем ей было волноваться? Что он мог ей сказать? Что любит её? Что-то внутри неё насмешливо фыркнуло. От этой мысли было, с одной стороны, печально, но в то же время она избавляла её от стресса; и сейчас это было, судя по всему, важнее.

– Да я всё думаю о том, что Майя тогда сказала. Про то, что мы типа поссорились.

– И?.. – спросила Кира, сглотнув.

– Неужели мы так выглядели со стороны? В смысле неужели вчера я так… – он досадливо остановился, даже не найдя слов, чтобы закончить фразу.

– Ты хочешь спросить, неужели ты выглядел таким склочным?

– Угу… Я хотел сказать, что моё настроение может меняться от… не знаю, жары, допустим. Это ничего не значит. Это просто настроение.

«Он что, чувствует себя виноватым?» – удивлённо подумала Кира; вслух же ответила:

– Я уже успела понять. У меня даже есть тест на твоё настроение.

– Какой? – с внезапной заинтересованностью вернул он.

– Спроси меня, что я слушаю.

– Зачем?

– Спроси.

– Что ты слушаешь?

– Кантри.

– Серьёзно?

– О. Вот видишь, сейчас ты в нормальном настроении. Сказал бы «м», значит было бы что-то не то.

Макс улыбнулся и посмотрел на неё взглядом, в котором ей почудилось что-то похожее на теплоту.

– Если ты так реагируешь на жару, то судя по прогнозу погоды, нам лучше не пересекаться в эти будни. На улице, – сказала она, стараясь напускной уверенностью заглушить позыв признаться ему здесь и сейчас.

– Я собирался выходить только в пятницу.

– Всё туда же? В мою сторону?

– Нет, в другую.

– Жаль.

– Почему? – спросил он своей несчитываемой интонацией.

Какое это было «почему»? Вежливо-любопытное? Спокойное? Взволнованное? «Мне надоело», – устало подумала Кира, – «Съешь ответочку».

– Мне нравится с тобой разговаривать, – ровной интонацией произнесла она, глядя ему в глаза и молясь, чтобы со стороны это не выглядело, как пародия.

– М. Мне тоже, – таким же тоном сказал Макс.

– А ты знаешь, что… – неожиданно для самой себя начала Кира, с ужасом осознав, что она находилась в паре слов от признания.

Слова застряли; они не могли выйти; они как будто не пролезали через горло.

– Что?

– Х-холодно в здании, да? – вывернулась она.

– А. Ну да, местами, – немного разочарованно ответил он.

– А я вот только в… – она показала на свою лёгкую кофту, – Отдай свою куртку.

Она была готова свернуть на какую угодно тему – на чем более обескураживающую, тем лучше: неуклюжий диалог меньше всего располагал к повторной попытке признаться.

– Почему ты постоянно хочешь меня раздеть? – возмущённо спросил он.

Кира, не ожидав ни такой интонации, ни такого вопроса, с ужасом почувствовала, что начала краснеть.

– Всего лишь второй раз! – недовольно воскликнула она: если она всё-таки покраснеет, то пусть со стороны это будет выглядеть, как крайняя степень возмущения, – И попросить снять панаму – это не раздеть!

– Вот это поворот, – оглушающе внезапно сказал третий голос: Тина, которая шла из лифт-холла в правое крыло здания, только что остановилась, привлечённая разговором на повышенных тонах, – Вы мне не ссорьтесь тут.

Никто из них не ожидал, что их мог кто-то услышать; Кира же была настолько обескуражена, что, не мигая, начала испуганно смотреть на Тину.

– Мы… Нет. Всё нормально. Мы уже уходим, – очнулась она через пару секунд, и они тут же снялись с места и ушли.

– Ну вот опять… – вздохнул Макс.

– Не парься, сейчас я виновата.

– Если тебе правда холодно, могу отдать.

– Я буду странно в ней смотреться. Особенно после того, как Тина только что видела её на тебе, – ответила она, и они невольно улыбнулись друг другу.

Торопливо дойдя до того места, от которого Кире нужно было заворачивать к своему столу, они на мгновение посмотрели друг другу в глаза и без слов разошлись.

День 51, неделя 8, вторник

Сегодняшним утром Кира опять мечтала побыстрее оказаться в офисе: ночь выдалась не менее жаркой, чем вчера; сон был отвратительным; голова гудела. Сознание начало оживать только тогда, когда Кира села за своё рабочее место. Вместо того, чтобы сразу приступить к работе, она начала на свежую голову думать о способах признания.

Её тут же перебила мысль о вчерашнем наблюдении. Мысль начала свои доводы с того, что Макс, по её мнению, ни за что бы не оставил её вчерашнее «Почему нет? Куртку придётся снять?» без достойного ответа: то, что в его сестре принимало вид открытого озорства, в нём иногда проскальзывало в виде невесомой игривости, которая бы ни за что не упустила бы вчерашний вопрос и оттолкнулась бы от него, как от батута. Он, однако, не оправдал её ожиданий и просто посмотрел на неё с упрёком. Кира досадливо отогнала непрошенное предположение, что он использовал этот взгляд для того, чтобы указать на границы дозволенного, и продолжила дальше вспоминать вчерашний день: когда она сказала «отдай свою куртку», он опять не оправдал её ожиданий на игривый ответ и воскликнул «почему ты постоянно хочешь меня раздеть?» таким возмущённым тоном, в котором нельзя было найти ни крупицы шутливости. Быстро решив, что одежда отчего-то не была для него темой для шуток, она вернулась к мыслям о признании.

Вчерашний опыт показал Кире, насколько ей было сложно сказать нужные слова даже внутри спонтанного порыва: внезапно возникала завеса в виде жуткого предчувствия неудачи и всего того, что за ней последует, включая то, что всё изменится раз и навсегда и уже никогда не будет прежним. В таком случае не лучше ли ей было написать записку? Отдав её, можно было попробовать морально подготовиться к ответу и привыкнуть к мысли о том, что необратимое уже произошло и оставалось только ждать. Она даже выбрала формулировку, которая, по её мнению, была наиболее удачной из всех ею рассмотренных: «Мне не хватает смелости сказать тебе это в лицо, но я настолько люблю тебя, что не могу думать ни о чём другом. Мы можем поговорить? Кира». У этого плана было два «но»: если она действительно передаст эту записку, то как узнает точное время казни? И каким образом она собиралась передавать этот текст? Сообщением? У неё не было его номера. Из рук в руки? Глупо: они не были школьниками. Положить на стол? А где он сидит?

«И правда, где он сидит?» – удивлённо подумала Кира; она никогда об этом не задумывалась. Где он сидел? Он постоянно уходил туда, дальше, направо, в проход. Она тут же встала и, уйдя вправо и пройдя через межофисный коридорчик, оказалась в офисе, в котором она была только в свой первый день. Слева была видна дверь кабинета Марка – там они и познакомились. Она посмотрела направо, на столы: за одним из них сидела Таня. Боясь, что она её заметит, Кира тут же повернула обратно. «Значит, он сидит ещё дальше. Неважно. Я не буду заходить настолько далеко». Когда она проходила мимо поворота на место отдыха, то увидела, что сейчас там был только Амир – вероятно, заправлялся кофе перед началом рабочего дня. Подумав «о, мой информатор», Кира сразу же направилась к нему.

– Привет, – сказала она с такой светлой улыбкой, которая была призвана показать всю доброту этого утра.

– Привет! – бодро ответил он, надел крышку на только что наполненный стакан с кофе и сел на диван.

– Я тут видела тебя с братом, – без прелюдий начала она, – Тут, перед зданием. В смысле, я на самом деле не знаю, кто это, но вы так похожи.

– А. Да, это мой брат, – подтвердил он; было видно, и как он напрягся, и как тщательно старался это скрыть.

– Большая у вас разница?

– Десять лет.

– Ого!

– Да, большая, – согласился он и замолчал.

Кира удивилась тому, что он остановился: оставлять диалог без красивого логического завершения было не в его стиле. Ей стало стыдно за то, что она подняла неприятную для него тему. Она решила тут же попытаться исправить положение:

– Я, кстати, видела тебя как-то с девушкой в парке. У неё такие красивые волосы.

– Да! – просветлел Амир, – Я ей часто говорю, что ей можно шампунь рекламировать.

– Как её зовут?

– Соня, – улыбнулся он, – Кстати! – Амир нагнулся чуть вперёд и посмотрел в сторону прохода; обернувшись, Кира никого не увидела, – Она только что прошла. Таня. Знаешь её?

– Совсем немного. А что?

– Они лучшие подруги, – сообщил он.

«Пожалуйста, остановите время», – подумала Кира.

– Давай предположим, что оно остановилось, – сказал размытый образ, который олицетворял её холодное, рациональное и безжалостное «я», – Я подготовила всё с нашего предыдущего раза.

Она показала на старомодную телевизионную тумбу, на которой стоял не менее старомодный телевизор с округлым выпуклым экраном; на полке под ним был кассетный проигрыватель. Перед тумбой, на расстоянии пары метров, стоял двухместный диван, на который и села Кира; её размытое «я» село рядом.

– Зачем нам это? Я просто хотела поговорить.

– Вдруг захочешь перемотать? – она помахала пультом.

– Нет, я думаю, просто поговорить. Таня и… Как он сказал? Соня? Лучшие подруги?..

– Если он не врёт, то да.

– Лучшие подруги встречаются с двумя братьями?

– Одна уже не встречается.

– Точно… Но встречались?

– Получается.

– И его старший брат не знал об этом… Я ничего не понимаю.

– Может, это просто совпадение?

– Может. А может и нет. Я в любом случае не смогу у него про это спросить. Подожди… Мне кажется, я вспомнила. Мотай.

Нажав на «rew», её размытая половина запустила оживлённую, сдобренную высоким, дёрганым и бегущим назад звуком перемотку, и остановила её ровно на неделе назад – на прошлом вторнике. Она нажала на «play», чтобы показать её диалог с Амиром в холле первого этажа:

– Слушай, тут есть подземная парковка? – спросил её голос.

– Конечно. Почему, думаешь, у здания нет машин?

– Никогда даже не думала об этом…

– Кстати, я видел тебя в субботу.

Она нажала на «pause».

– Я ещё удивилась, почему он тогда – ну, в парке – не подошёл и не познакомил меня со своей девушкой… Раз он меня видел.

– И почему?

– «Я видел тебя в субботу». Он не был с ней. Он был один. Или не один, но по крайней мере не с ней. Когда он говорит про них двоих, он всегда использует «мы». Соня была не с ним: она была с подругой. Вот, где я её видела! Там – она стояла рядом с Таней.

– Браво, Шерлок.

– Вот почему мне казалось, что я её уже где-то видела. Мне кажется, я уже слишком долго молчу.

Кира вернулась в реальность.

– Ничего себе, – улыбнулась она, – А это просто так совпало, что вы вместе работаете?

– Да; она пришла не так давно. Соня мне сказала, что она сама нашла это место, по хорошим отзывам.

– О. Расследуем убийство? – к ним присоединилась Тина, – Я тоже что-то никак не могу без кофейка начаться.

– А мне, думаю, уже пора идти, – добродушно сказал Амир и, держа в руках стакан с кофе, ушёл.

Тина подошла к кофе-машине.

– Ты свой уже выпила? – спросила она, покосившись на пустые руки Киры.

– А. Я тут за водой.

Она встала и налила себе стаканчик холодной воды.

– Эм… слушай, – неуверенно начала Тина, – Это не моё дело, конечно, но что у вас там были за разборки про раздевание? Ты с ним встречаешься, что ли?

От этого предположения Кира почувствовала настолько мелкую и назойливую внутреннюю дрожь, что в некоторых местах рук она начала походить на зуд; обняв себя, как будто от холода, и слегка почесав плечи, она ответила:

– Нет.

– Ладно. Показалось. И правда не моё дело, – Тина, взяв кофе, подсела к Кире на диван.

– Слушай, а как зовут твою сестру? – спросила Кира, чтобы увести диалог в другое русло; тема пришла ей на ум по аналогии с разговором про брата Амира, – Мне просто любопытно, если что.

– Нина. Хорошо нас родители назвали, да?

– А не знаешь, как зовут брата Амира?

– Ты знаешь про его брата? Он не любит про него говорить, насколько я знаю.

– Видела их недавно. Тут, у здания.

– А. Нет, я не знаю, как его зовут.

– Ясно. Мне уже пора идти, – сказала Кира, встала, выбросила стаканчик и ушла.

Когда Кира вышла на первом этаже из лифта, она, пройдя несколько шагов, увидела, что на одной из белых длинных лавок, расставленных в холле вдоль стен, сидел Макс и делал что-то в своём телефоне. В очередной раз приметив, во что он был одет, она вдруг сопоставила все свои наблюдения в тот вывод, что он (если не брать в расчёт брюки) никогда не носил ничего ни с застёжками, ни с молниями, ни с пуговицами – ни с чем; иногда он носил джинсовые куртки, но их он никогда не застёгивал. Тот же Амир, к примеру, всегда носил заправленные в брюки рубашки, на которые иногда накидывал расстёгнутый пиджак или джемпер, периодически возбуждая в Кире внутреннее комическое негодование его несоблюдением отсутствия дресс-кода.

Она быстро пошла в его направлении, думая о том, что сейчас спросит, ждал ли он кого, но потом решила, что это был опасный вопрос. Вдруг он ждал свою девушку? «Чем меньше я знаю, тем лучше», – подумала Кира, наконец-то уместив свору своих страхов, связанных с его личной жизнью, в одну ёмкую фразу.

– Я думала, ты не собираешься на улицу до пятницы, – сказала она, подсев к нему, – Привет.

– О, привет, – немного удивлённо ответил он – так, словно не ожидал её здесь увидеть, – Я не на улицу. Папу кто-то умудрился в лифте перехватить; ушли какие-то дела решать. Я сижу жду.

– Понятно.

– Что будешь слушать? – Макс указал подбородком на наушники на её шее.

– Почему тебе всё-таки так интересно знать?

– А почему ты не говоришь?

– Чтобы ты продолжал спрашивать, – улыбнулась она.

– А нам больше поговорить не о чем? – немного разочарованно спросил он.

– Почему не о чем? Расскажи о себе, – предложила Кира; она даже наклонилась вперёд, поставив локти на колени, и повернула к нему голову, как бы заглядывая ему в лицо.

– После тебя, – вернул улыбку Макс; в это же время у него коротко завибрировал телефон, – Мне пора, – сообщил он, взглянув на экран, вздохнул и встал.

– А, ты вниз, да?

– Угу, в ад. Хочешь с нами?

– Ты уже второй раз спрашиваешь, поеду ли я с вами. Смотри, в следующий раз соглашусь, – озорно ответила она; скептический голос в её голове произнёс: «Не сможет она флиртовать, как же…»

– Буду иметь в виду, – сказал он так, что Кира опять почувствовала раздражение от неопределённости его интонаций.

«Буду иметь в виду» можно было сказать игриво, как «М-м, я обязательно спрошу в следующий раз», и можно было сказать холодно, как «Я буду уверен, что больше не спрошу ничего подобного». Он же сказал это, как «попробуй угадай, что я имел в виду под “буду иметь в виду”».

– Мы же завтра встретимся, да? – спросила Кира внезапно для самой себя – настолько умоляющей интонацией, которая, как ей показалось, выдала её с головой.

Она не успела ужаснуться своему возможному раскрытию, как Макс, улыбнувшись, ответил:

– Хочешь запланировать случайную встречу?

Кира встала.

– Случайная, так случайная, – радостно согласилась она, и они, как обычно на мгновение посмотрев друг в другу глаза, разошлись.

День 52, неделя 8, среда

Всю эту ночь Кира опять проворочалась под тяжёлой и угнетающей липкой жарой, задыхаясь от сдавленного густого воздуха. Первые несколько часов в офисе показались ей настолько бодрящими, что она периодически возвращалась к мысли о том, насколько она была счастлива возможности хоть где-то побыть в блаженной компании кондиционера.

Сидя за своим рабочим столом, Кира краем глаза заметила, как кто-то направлялся в её сторону; посмотрев за монитор, она увидела Макса, который за те пару мгновений, которые понадобились ей для того, чтобы заметить его и поднять глаза, уже успел подойти к её столу. Сегодня, к её удовлетворению, он был без куртки.

– Привет, – улыбнулся он.

– Привет, – счастливо засияла Кира, – Ты зачем?

– Да так, случайно подошёл.

– А, это мы случайно встретились? – шутливо догадалась она; она была настолько рада его видеть, что, смотря, как обычно, ему в глаза, подалась вперёд, облокотившись двумя руками о стол, – Пойдём куда-нибудь?

– Пошли, конечно, – продолжая улыбаться, ответил Макс, опёршись двумя ладонями о край её стола, – А куда ты хочешь?

Они звучали настолько легко, беспечно и радостно, что были похожи на двух счастливых детей, замышляющих безобидную шалость.

– На крышу, может?

– Нет, только не туда.

– Я думала, ты для этого без куртки.

– Нет, это чтобы ты не просила её снять.

Внезапное покашливание одновременно обернуло их головы на источник звука: неподалёку от них стояла Тина – она, судя по всему, копировала какие-то документы (копировальный аппарат стоял неподалёку от стола Киры); на её укоризненном выражении лица было написано «это вообще что такое?»; эта реакция раззадорила их ещё больше.

– Пошли куда-нибудь, – быстро бросила Кира.

Она торопливо встала, и они почти бегом ушли по направлению к лифт-холлу; на ходу они, не сговариваясь и чуть не рассмеявшись, одновременно обернулись на Тину – как будто она не разрешала им никуда уходить, но они всё равно сбежали. Они (опять же, не сговариваясь) прошли мимо лифтов и зашли в тот заворот к окну, в котором разговаривали в прошлый раз; радостно запыхаясь, они прислонились к стене.

– Вчера мы остановились на том, что ты хотел рассказать что-то про себя, – начала разговор Кира, всё ещё пытаясь восстановить дыхание, которое захватило не только от быстрой ходьбы.

– Что? – с наигранным возмущением спросил Макс, сведя брови, – После тебя, вообще-то.

– Я не соглашалась, так что ты первый, – широко улыбнулась она.

– Ладно, уступлю. Что ты хочешь знать? Только не нужно ничего про семью, ладно? В этом нет ничего плохого, но ты никогда не спрашивала ничего только про меня.

У Киры на миг перехватило дыхание: после его реплики она осознала, что все заготовленные ею вопросы были связаны с его семьёй. Получается, ей нужно было спросить про что-либо, связанное только с ним? Это была опасная территория: тема его жизни очень легко могла вывести на его личную жизнь. Немного подумав, она вспомнила, что всегда хотела узнать что-либо про его вкусы – в чём угодно.

– А ты что-нибудь слушаешь? Музыку?

– Подкасты в основном.

– Про что?

– Про танки.

– Серьёзно? – Кира удивилась настолько сильно, что широко открыла глаза и подняла брови вверх.

– Нет. Каково, а? – вызывающе спросил он.

– Туше́, – улыбнулась она, – Вот ты ходишь в тот бар…

– Пару раз всего лишь, – перебил он.

– Всё равно, – продолжила она, несмотря на настойчивый внутренний шёпот, который неустанно повторял «опасная территория», – Что ты пьёшь? Какой твой любимый напиток?

– Алкогольный, ты имеешь в виду?

– Ну да.

– Никакой. Я не пью.

– Правда? – удивилась Кира.

– Правда. А что?

– Ничего. Здорово. Я тоже не любитель, – призналась она.

Это была правда: нельзя было сказать, что она совсем не пила – она просто не испытывала никакого удовольствия от алкоголя и поэтому пила очень мало: пара опытов крупной попойки показали ей, что её опьянение настолько бесшовно переходило от сонливости в спутанность сознания, что она никак не могла поймать тот момент, ради которого все вокруг, собственно, и упивались. В один период своей жизни она решила говорить, что не пьёт, но быстро изменила этот ответ на «пью немного» из-за странных реакций, которые почти всегда следовали за этим признанием: люди почему-то считали своим долгом пошутить про это; или задать какой-нибудь странный игривый вопрос, на который она не знала, как ответить; некоторые, не дождавшись встречной шутливости, тут же начинали слегка горячиться и вставали в защитную позицию, воспринимая её нежелание подтрунивать над собой как обвинение в их благосклонном отношении к алкоголю; некоторые тут же меняли тон и строго спрашивали «Серьёзно: почему?», ожидая услышать о непреодолимом медицинском или религиозном препятствии, которое не позволяло ей наслаждаться тем, чем наслаждались все вокруг. Иногда она думала, что простая фраза «я не пью» и отказ подхватывать шутки, казавшиеся смешными только собеседнику, который даже не подозревал, сколько раз до этого она слышала в точности такую же ответную реакцию, вместе с отсутствием серьёзных причин, запрещающих ей пить, возводили её в глазах других людей на только им видимый пьедестал, откуда, как им чудилось, она насмешливо показывала на них пальцем, кричала «я, в отличие от вас, могу не пить просто так!» и демонстративно осуждала их. Её добровольный отказ от алкоголя, несмотря на очевидную полезность для здоровья, не был сдобрен ни самоиронией, ни уважительной причиной, и поэтому воспринимался с непонятной враждебностью: олицетворяя альтернативу общепринятому пути, она словно ставила под сомнение его нормальность и заставляла людей искать такой ответ на вопрос «а почему в таком случае я пью?», который был бы более вразумительным, чем «а потому что как иначе»; им это не нравилось. Сейчас, как она заметила, в неприятии алкоголя можно было признаваться гораздо спокойнее, чем те же десять лет назад – как будто бы это стало модным.

– Хорошо, какой ты обычно берёшь напиток тогда?

– Обычно? Разный.

– Нет любимого?

– Нет. Я люблю пробовать новое. Сейчас, кстати, моя очередь спрашивать.

– Пожалуйста.

– Мне понравился вопрос про что-нибудь самое-самое. Как тогда, в субботу. Хочу что-нибудь такое же.

Те пару секунд, которые Макс взял на раздумье, Кира мысленно умоляла его не спрашивать про самый счастливый момент в её жизни: если он всё-таки про это спросит, то она точно выпалит «сейчас».

– Какое твоё самое большое разочарование? – спросил он.

– Хм. Ну это легко. Отец. Я про него рассказывала. А твоё? – вернула она под укол опасения, что его разочарование могло быть связано с его личной жизнью; в голове снова пронеслась спасительная мантра «чем меньше я знаю, тем лучше».

– Быстрый ответ, – Макс удивлённо поднял вверх одну бровь, – Моё… – протянул он, призадумавшись; он хотел начать что-то говорить (этот момент всегда хорошо заметен: слова как будто бы видно сквозь горло – видно, как они идут вверх, вытягивая позвоночник и чуть приподнимая голову, после чего на мгновение останавливают дыхание и приоткрывают рот перед тем как выйти), но передумал, – У меня есть только мелкие.

– Короче ты ушёл от ответа, – скептически констатировала Кира.

– А если это правда?

– Доказательство? – лукаво прищурилась она.

– Как я это докажу? – с лёгким негодованием спросил он.

– Ну, нет – так нет. Я думаю, мне уже пора идти. Наши перерывы, по-моему, стали слишком заметными. Не хочу задерживаться.

Она хотела спросить, встретятся ли они завтра, но побоялась быть слишком навязчивой и слишком считываемой – кажется, она выглядела недвусмысленно счастливой. На самом деле она хотела уйти, потому что боялась не справиться с порывом удовлетворить постоянно ноющее желание прикоснуться к нему – к примеру, дотронуться до ладони, плеча или волос. Сказав про то, что им пора было расходиться, она тут же подумала, что у неё могло получиться обнять его, замаскировав это под прощальный жест; она быстро передумала: это смотрелось бы, как переход установленных между ними границ. Прощания, следовательно, должны были быть предельно короткими.

– Мы встретимся завтра? – спросил Макс, задав ей вопрос, от которого она сама отказалась секунду назад.

– Случайно? – уточнила она, улыбнувшись, – Я не смогу случайно дойти до тебя. Я не хожу в твою сторону. Я даже не знаю, где ты сидишь.

– Далеко.

– Давай лучше ты до меня дойдёшь. Всё, я пойду, – подытожила она, сделала пару шагов назад, развернулась и быстро ушла.

Сегодняшний перерыв на ланч, как и все рабочие ланчи этой и предыдущей недель, она провела вместе с Тиной; в последние дни они выбирали кафе внутри здания (их было несколько), чтобы не выходить из кондиционируемого царства.

– Слушай, – немного неуверенно заговорила Тина спустя пару минут после начала еды, – Как я уже говорила, это не моё дело, но вы точно не встречаетесь?

– Точно, – веско ответила Кира.

– Понятно, – кивнула Тина, – Ладно, извини. Не моё дело, – она приподняла руки ладонями к собеседнице, – Сейчас столько разных типов отношений, что… – добавила она и выжидающе посмотрела на Киру; убедившись, что та решительно отказывалась продолжать, Тина оставила эту тему, – Кстати, насчёт отношений. Помнишь сеструню мою?

– Блин, конечно. Я же только вчера про неё спрашивала. Нина.

– Ну да, точно. Вчера у неё истерика была.

– Да? – удивилась Кира, – Из-за чего?

– Стенала, что любовная жизнь не складывается. Вещами швырялась…

– У неё… – осторожно начала спрашивать Кира, – проблемы с кем-то?

– Ни с кем, – покачала головой Тина, – Вот именно, что ни с кем. Это её и беспокоит, как я поняла. Боится, что ей уже слишком много лет.

– И… – снова начала спрашивать Кира: не менее осторожно, чем в прошлый раз, – чем всё кончилось?

– Я пыталась успокоить её: говорила, что, если захотеть, можно найти пути познакомиться. Приложения те же… Но ей не нужны были советы, по-моему. Ей просто хотелось выплеснуться.

Кира не знала, что на это ответить; Тина, судя по всему, и не ждала ответа. Спустя пару минут они переключились на другие темы и провели остаток ланча за лёгкими освежающими разговорами.

День 53, неделя 8, четверг

В эту ночь Кира впервые обрадовалась жаре – точнее, её замечательному свойству парализовывать сознание. Иногда в её голове мучительно продирала глаза мысль о том, что нужно было признаться в любви – прямо сейчас; точнее, первым делом утром; она тянулась к поверхности и, как раненый солдат на поле боя, пыталась со стоном выползти из-под груды других навалившихся на неё обескровленных и обездвиженных жарой мыслей. Приход в офис опасно переставил всё местами: мысль ожила и прибежала в первые ряды сознания; Кира начала часто поворачивать голову в сторону прохода между офисами: вдруг Макс появится? Спустя пару часов после начала дня он всё же появился; он как будто бы шёл напрямую к лифтам, но, поравнявшись с параллелью её стола, остановился и посмотрел в её сторону: такого приглашения было достаточно – она тут же встала с места и подошла к нему.

– Ты идёшь куда-то или ты случайно здесь? – спросила она без приветствия, лучась.

– Случайно, – улыбнулся он в ответ.

– Пошли куда-нибудь, чтобы не стоять.

Сказав это, она чуть было не взяла его за руку, чтобы увести на место отдыха, которое, как она знала, было сейчас свободно: она не зря всё утро посматривала на всех проходящих туда-сюда людей. Она просто пошла в ту сторону; Макс пошёл за ней. За перегородкой действительно никого не было: они сели на диван и, наклонившись вперёд и опёршись о колени, повернули друг к другу головы.

– Поиграем в вопросы? – предложила Кира.

– С ответами?

– Да, только без правил. Как вчера.

– Давай, конечно.

– Можно я первая? – спросила она и, дождавшись его кивка, продолжила, – Почему ты не пьёшь? Я знаю, что это так-себе вопрос. В смысле у пьющих же не спрашивают «почему ты пьёшь?». Просто я сама в своё время говорила, что не пью, и меня постоянно спрашивали, почему я не пью – так, из праздного любопытства. Раздражало, если честно. Я, конечно, тоже сейчас спрашивают просто так, но… я не знаю… это же ты, – улыбнулась она, – Интересно узнать.

«И что я хотела этим сказать?» – скептически подумала Кира, – «“Это же ты”. Кто мы друг другу? Друзья? Возлюбленные? Никто, если подумать», – безотрадно заключила она. Вслух же добавила:

– Я, к примеру, не пью, просто потому что пробовала и не зашло.

– Я – из принципа. Нам с Майей мама в детстве рассказывала про своего пьющего отца. Мы с ней решили, что просто не будем пробовать. И нормально, не страдаем.

– То есть вы там никто не пьёте?

– Мама да, тоже не пьёт. Папа хорошее вино любит. Опять мы сошли на семью? – разочарованно произнёс Макс.

– Тебя это тоже касалось, – весело заметила Кира, – Давай, покажи мне пример, как надо задавать вопросы, – задорно прибавила она.

– Я хочу опять что-нибудь про «самое», – задумался он, – Твой самый счастливый момент?

Улыбка Киры потухла настолько быстро, что стянула за собой всю краску с лица и оставила после себя заметный испуг. «Нет», – оторопело подумала она, – «Нет, пожалуйста. Не вынуждай меня». Она не могла понять, как Макс воспринял её реакцию; он продолжал пристально и серьёзно на неё смотреть; в его взгляде было какое-то сомнение; и что-то вопрошающее; и что-то удивлённое; и что-то даже растерянное.

– Ух ты, – неожиданно возник радостный третий голос.

Быстро направив глаза на его источник, они увидели Марка, который смотрел на них и весело улыбался. Его сын тут же встал.

– Мне пора идти, – бросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, и поспешно ушёл.

– А я тут впервые за́ день нашёл время на кофе-бр… – начал Марк, обращаясь к сыну, но тот, не смотря на него, прошёл мимо; Марк вздохнул, – До вечера! – настойчиво крикнул он ему вдогонку, снова вздохнул и покачал головой, – Мне не привыкать, – добродушно сказал он Кире, – У него бывает. У вас тут ничего не случилось? – спросил он с внезапным сомнением.

– Нет… – подавленно ответила Кира, – Нет, ничего, конечно, – добавила она, попытавшись придать голосу незамутнённую беззаботность.

Марк уже стоял у кофе-машины и (слава богу) не мог видеть её сбитого с толку лица. «Что сейчас случилось?» – не могла понять Кира, – «Мои страхи, получается, не беспочвенные? Он понял, что я хочу ответить и испугался? Это то, чего он боится? Что я перейду черту и поставлю крест на нашем ежедневном общении?». Она почувствовала прилив того, что, перехлестнув через край, могло обездвижить её душу и тело – абсолютной подавленности; судорожной тревоги; почти что паники. Чтобы отогнать тошнотворную волну, она решила сейчас же отвлечься: всё-таки каждый раз, когда она видела Марка, в её голову неотступно лезли слова Майи про то, что он думает, будто Кира может умереть со скуки в его обществе.

– В эту субботу мы снова решили встретиться, – она постаралась улыбнуться.

– Серьёзно? – Марк взял кофе и сел рядом, – Куда пойдёте?

– В парк у берега, – ответила Кира, – Кстати, я хотела сказать… – вспомнила она, – Про тот звонок, что я не верю про имя. Они меня неправильно поняли. Я не не верила.

– Да даже если бы не поверила, – усмехнулся он, – это ничего страшного. Они меня почему-то рано тогда сбросили. Я хотел сказать, что это её неполное имя. Её зовут Марианна. Просто она предпочитает «Анна». Они этого не сказали?

Она настолько сильно удивилась, что ей пришлось приложить усилия, чтобы оставить выражение своего лица внутри приличных рамок.

– Нет, не сказали… – пробормотала Кира, чуть не добавив «пара чертей», – Я уже пойду, думаю, – сообщила она, встав с дивана, – Уже долго сижу.

Ей очень захотелось добавить «и это не потому, что мне с вами скучно», но она, конечно же, решила этого не делать.

Чтобы сдержать наплыв яростного уныния, Кире пришлось заставлять себя фокусироваться на работе. Ей это, тем не менее, удалось: конец рабочего дня приблизился быстрее и безболезненнее, чем она ожидала. Достав наушники и нацепив их в лифте на шею, она приготовилась выйти на улицу и включить что-нибудь потяжелее и погромче – открыть хоть какой-нибудь тоннель для выхода оставшихся чувств. Музыка была похожа на рыбака: она могла ловить нужные чувства на приманку; если удавалось синхронизировать внутренние ощущения с музыкой, то получалось зацепить их за неё; можно было резко дернуть за удочку, вытащить эти чувства на поверхность и дать им уйти – дать им не застаиваться. Конечно, у неё никогда не получалось вытащить всё; только часть; но это было лучше, чем ничего.

Когда она шла в потоке идущих с работы людей по холлу первого этажа, она заметила впереди себя Амира; как только Кира решила, что ей можно было не зацикливаться на этом наблюдении (все её коллеги уходили примерно в это же время) и переключиться на раздумья по поводу выбора трека, она врезалась в его спину: он резко остановился. Столкновение заставило его тут же обернуться:

– Извини, – испуганно выпалил он, обернувшись; его лицо было бледным, – Не сильно?..

– Нет, всё нормально… – ответила слегка обескураженная Кира.

– Ага… – кивнул Амир и пошёл дальше; на этот раз гораздо медленнее.

Кира обогнала его и вышла из здания; на том же месте, что и в прошлый раз, был одиноко припаркован автомобиль, возле которого стояли брат Амира и, на расстоянии нескольких метров от него, Таня. Кира почувствовала, как внутри неё из своего убежища выпрыгнуло неуёмное, нетерпеливое и неукротимое любопытство; сейчас, правда, она не могла остановиться, уйти в тень и начать незаметно подслушивать – её было слишком хорошо видно. Оставалось только одно – неторопливо идти в сторону своего дома.

– Я тебя спрашиваю, на звонки почему не отвечаешь, – угрожающе прозвучал мужской голос у неё за спиной.

– Я не отвечаю на незнакомые номера, – спокойно парировала Таня.

– Ты! – вскричал голос, – Ну-ка иди сюда! Иди, говорю!

Кира робко обернулась. Наверное, это должно было выглядеть естественно при таком крике? Кто угодно бы обернулся. У выхода из здания стоял Амир и не двигался; видимо, последние реплики были обращены к нему. Медленно снявшись с места, он осторожно зашагал в сторону брата; Кира отвернулась и продолжила идти дальше.

– Почему на звонки не отвечаешь?

– Не хочу…

– Не хочешь, да? – угрожающе переспросил его брат, – А давайте мы все вместе сядем в машину и поговорим, – с агрессивной вежливостью предложил он, – Или может устроим цирк тут, прямо на улице?

Громкость разговора снизилась; Кира уже не могла слышать их настолько хорошо, чтобы различать слова. Она надела наушники, включила музыку и, восстановив скорость, продолжила идти домой.

День 54, неделя 8, пятница

Вчера вечером после мучительных часов догадок и терзаний Кира придумала себе новую мантру: «не нужно додумывать». Откуда она знала, что Макс подумал про её вчерашнюю реакцию? Она не знала, почему он так резко ушёл. На этот вопрос мог ответить только он. Конечно, она не могла спросить у него об этом напрямую, но сегодняшнее общение («Если оно, конечно, состоится…») могло многое прояснить – осталось его дождаться. В крайнем случае был ещё завтрашний день.

В течение нескольких часов она периодически поднимала взгляд на проходящий мимо поток людей: Макс (если только она его не пропустила) не появился ни разу. В конце концов – уже после ланча – она пожала плечами, ушла в лифт-холл, купила сок и отправилась на крышу. Туда можно было сходить и одной: ей там очень нравилось.

Заняв свободный столик (их было мало: из-за того, что постепенно начавшая спадать жара больше не отпугивала людей от открытых пространств, многие из них были заняты), она надела солнечные очки и открыла сок. Её подмёрзнувшая под кондиционером кожа начала приятно вбирать в себя солнечный жар и медленно проводить его внутрь; чувствуя, как её организм начал бережно лелеять собранное внутри себя тепло, Кира, слегка улыбнувшись, подумала, что теперь стала лучше понимать, что означало выражение «греть кости».

Послышавшийся стук каблуков спугнул улыбку с её лица. «Только не это… Она следит за мной? Она каждый день поджидает меня здесь? А. Точно. Я же уже думала про это. Она здесь курит…»; повернувшись, Кира убедилась в том, что к ней действительно подошла Таня.

– Можешь не спрашивать, – без приветствия сказала Кира, стараясь унять сочившийся из её слов сарказм, – Я тебе всегда рада, – она показала на место напротив.

– Прекрасно, – ответила Таня и не торопясь села на предложенный стул.

– О чём будешь допрашивать меня сегодня? – сухо спросила Кира.

– Тебе так нравятся мои допросы?

– Где я сказала, что они мне нравятся?

– Мне послышалось, или ты только что сказала, что ты мне всегда рада? Может, мне уйти? – невозмутимо вернула Таня.

– Отчего же. Продолжай, – ответила Кира, пока шёпот в её голове настойчиво шипел: «Это не вопрос: ноль-один; ты проиграла этот раунд».

– У тебя стандартный график?

– А у тебя нет?

– Нет. Гибкий. Это было моим условием. При приёме. Очень удобно. Сегодня можно уйти попозже, завтра – пораньше.

– Видимо, ты более ценный сотрудник, – иронично заметила Кира, – Мне ничего такого не предлагали.

– Я не говорю, что это было предложение. Мне просто удалось добиться своего.

«К чему это всё?» – раздражённо гадала Кира.

– Я тебя вчера видела, – не удержалась она, – С Амиром и его братом. Так громко. Ух, – Кира сделала выражение лица, на котором преувеличенное удивление смешалось с надменной пренебрежительностью.

Таня улыбнулась: её улыбка без слов говорила «очаровательно».

– И? – спросила она.

– У вас как будто были какие-то проблемы. Не только я так подумала – вся улица вместе со мной. Удалось всё решить?

– Конечно. Мне всегда удаётся, – ответила Таня и встала, – Не буду больше отнимать твоё время, – прибавила она и ушла.

Кира какое-то время кипела. Таня явно ходила к ней не просто так: она как будто угрожала ей. Макс правда был её бывшим парнем? Вряд ли текущим: она ведь говорила, что встречается сейчас с кем-то не отсюда. «Пошло всё», – подумала Кира; она и так была сегодня не в лучшем настроении. Она резко встала и вернулась к себе.

Они так сегодня и не пересеклись. Однако, когда после окончания рабочего дня Кира вышла из лифта в холл первого этажа, она увидела, как Макс выходил через крутящиеся двери на улицу. «Как интересно», – подумала она, – «В прошлую пятницу он напрямую подошёл ко мне и сказал, что хотел бы пройтись со мной после работы. Сегодня-то что поменялось? Да, мы говорили в понедельник, что нам сегодня в разные стороны, но мы в течение дня могли встретиться хотя бы раз… Тебе интересна моя компания или нет? Не пойму…»

Она тут же пошла быстрее, чтобы догнать его; она начала почти бежать; её гордость завопила «Стой! Не беги» ровно в ту секунду, когда она вылетела из здания. Он уходил направо, в сторону остановки транспорта.

– Макс! – крикнула она.

Тот вздрогнул и обернулся; он был то ли удивлён, то ли немного испуган. Она воспользовалась тем, что он наконец-то остановился, и подошла к нему.

– До завтра, – сказала она: она хотела звучать уверенно, но, кажется, её интонация вышла под стать выражению его лица.

– До завтра, – ответил Макс: нельзя было сказать, что он не был рад её видеть; но почему-то он выглядел немного неуверенно, – Ты думала, я забыл?

– Мало ли.

– Ты же домой?

– Да.

– Что будешь слушать?

Кира невольно улыбнулась; от нервного напряжения она почти рассмеялась.

– Нойз.

– Серьёзно?

– Нет, конечно. До завтра, – повторила она, развернулась и ушла.

День 55, неделя 8, суббота

По какой-то странной ритуальной памяти Кира сегодня решила одеться так же, как и две недели назад, когда она встретила Майю и Макса в парке: в чёрную обтягивающую майку, свободные джинсы и кеды. На всякий случай купив три бутылки воды (погода сегодня была благодатно комнатной и облачной и не угрожала обезвоживанием), она поехала на место встречи. У фонтана опять никого не было, но на этот раз только их – другие люди с удовольствием облепили струящийся освежающими брызгами фонтан: дети звонко смеялись, взрослые – следили за детьми, фотографировались на его фоне или сидели на краю; кое-кто даже опустил ноги в воду.

Кира посмотрела в сторону газона: Макс сидел под тем же деревом, что и в прошлый раз; его сестры нигде не было видно. Она подошла к нему, пытаясь силой воли унять разогнавшееся сердцебиение; что-то говорило ей, что лучшего места для признания ей будет не найти; что-то другое вступало в спор и требовало не портить этот долгожданный день.

– Привет, – она встала перед ним; пользуясь надетыми минутой назад солнечными очками, она внимательно его рассмотрела: он тоже был почти в том же костюме, что и две недели назад – без панамы, в белой футболке с мелкой надписью «wut?» и чёрно-белых кедах; вместо голубых джинсов на нём были те же светло-серые брюки, что и в их прошлую встречу у пляжа, – А где Майя?

– Привет, – ответил Макс, – Скоро подойдёт. У неё там какая-то сходка, – он показал рукой в сторону: вдали виднелась расположившаяся на газоне группа людей.

Кира бросила рюкзак рядом с собой, сняла очки и, повесив их на майку, села на траву.

– О, вон она, – Макс показал всё туда же.

Кира обернулась: от группы людей отделилась знакомая фигура и пошла по направлению к ним. Через некоторое время от группы отделилась другая фигура и направилась за ней. Когда Майе оставалось до них метров десять, другая фигура, которая оказалась худой черноволосой девушкой в обтягивающих шортах и майке, наконец-то нагнала Майю и остановила её, дотронувшись до её плеча. Начался оживлённый разговор: Майя, судя по жестам, пыталась ей что-то негромко втолковать; девушке, похоже, не понравилось то, что говорила ей Майя: она заметно расстроилась и посмотрела на Киру пронзительным и как будто бы недобрым взглядом; быстро развернувшись, она отрывистыми шагами ушла прочь. Майя наконец-то подошла к ним.

– Всем привет, – бодро сказала она.

– А что у вас там за встреча? – без прелюдий спросила Кира.

– А, там? Это мой клуб любителей дорам. Знаешь, что это? – с сомнением спросила она у Киры; когда та кивнула (это, насколько она помнила, были корейские сериалы), Майя добавила, – Решили начать встречаться этой весной. А сейчас вообще лето. Классно, – она улыбнулась, – Сидим на травке, обсуждаем.

– А это была кто? – спросил её брат.

– А, это… – начала отвечать Майя, но остановилась и неуверенно покосилась на Киру.

– Так кто это? – переспросил Макс.

Майя немного умоляюще посмотрела на него.

– Я бы тебе сказала, но… – она виновато глянула на Киру – так, словно боялась быть невежливой.

Кира поняла: кажется, она была лишними ушами.

– Слушай, – уверенно сказала она, – Если вам нужно о чём-то поговорить – не страшно. Я надену наушники. С музыкой в них ничего не слышно.

Она достала из рюкзака наушники, надела их на голову и нажала на экран телефона, как будто бы включая музыку. Она, конечно же, не собиралась быть примером порядочности и благородства; она могла бы сказать, что многое отдала бы за то, чтобы подслушать их разговор, но дело было в том, что она не хотела ничего отдавать – её нетерпеливое любопытство требовало удовлетворения как можно быстрее и как можно дешевле. Она не стала включать музыку и, так как надетые на голову наушники немного приглушали звуки, навострила слух. Майя быстро подсела близко к брату; они старались говорить тихо, но кое-что всё-таки донеслось до слуха Киры:

– Короче, это была… – начала говорить Майя, но после третьего слова её фраза потухла настолько, что Кира ничего не смогла разобрать.

– Правда? – удивлённо спросил Макс и тут же повернулся, чтобы посмотреть ушедшей девушке вслед; что было, конечно же, бесполезно – она уже давно ушла.

– Ну вот я так и знала! – недовольно воскликнула Майя и, поняв, что высказалась слишком громко, бросила на Киру осторожный взгляд: та сидела, мечтательно оглядываясь по сторонам – как человек, который всецело отдался музыке; исподтишка, конечно, она на них поглядывала.

– Что я сейчас такого сделал? – не менее недовольно спросил её брат.

– Короче, я сказала, что… – продолжила говорить Майя, проигнорировав его вопрос; что она сказала конкретно – увы, не было слышно, – Правильно?

– Правильно, конечно.

– А, ну и всё тогда, – успокоилась Майя, отсела от него и помахала Кире.

Кира нажала на экран (якобы выключая музыку), сняла наушники и убрала их в рюкзак; внутри рюкзака она обнаружила три бутылки с водой и поняла, что совсем про них забыла.

– Я, кстати, принесла нам воду. Будете?

– Конечно, – ответили они хором; Кира, кажется, уже начала к этому привыкать, – Тебе, как обычно, за улыбку, – она протянула Майе бутылку.

Та, мило и ярко улыбнувшись, забрала её: она могла, если хотела, убирать из своих глаз постоянно играющий в них хитрый блеск – тогда её мягкий взгляд, сочетаясь с её образом, делал её улыбку светлой и простодушной, как у маленького ребёнка.

– А с меня что? – спросил Макс.

– А с тебя ответ на вопрос.

– Какой?

– Почему мы вчера случайно не пересеклись?

Майя обескураженно перевела взгляд с брата на Киру и обратно.

– Как-то не получилось, – ответил он.

«“Как-то не получилось”», – мысленно вздохнула Кира, – «Это можно сказать пренебрежительно, имея в виду, что встреча ему не очень важна; это можно сказать холодно, имея в виду, что он не пересекался со мной намеренно; это можно сказать немного виновато, имея в виду, что он забыл и жалеет об этом. Но он просто сказал “как-то не получилось”. Как обычно. По-своему».

– Слушай, к тебе прилагаются субтитры? – не выдержала она.

Всё, что было дальше, произошло очень быстро: от этого вопроса Макс пришёл в такое замешательство, что, оторвав спину от ствола дерева, к которому он прислонялся до этого, подался вперёд и, округлив свои обычно расслабленные глаза, посмотрел на неё с озадаченным удивлением; Майя же громко засмеялась – так, что даже откинулась на траву. «О, да, вот это я понимаю: это – чувства; это, наконец-то, настоящие и понятные чувства», – удовлетворённо подумала Кира.

– Что?.. – спросил Макс; на его лице отражалась абсолютная сбитость с толку.

– Я понимаю, про что ты, – Майя, всё ещё борясь со смехом, поднялась с земли обратно в сидячее положение, – Мне понадобились годы, чтобы научиться его понимать. Это у него в маму, они оба такие. Зато теперь ты можешь звать меня мастером.

– Ответьте, мастер, что он имел в виду? – спросила Кира с напускной серьёзностью.

– Да что происходит?.. – продолжал допытываться Макс, доставляя Кире какое-то непонятное удовольствие своей растерянностью.

– Напомни, что он сказал? – спросила Майя.

– «Как-то не получилось», – повторила Кира, имитируя бесстрастную ровность его речи.

– А, ну смотри… – начала объяснять Майя.

– Подождите, мастер, я конспектирую, – перебила её Кира и взяла телефон.

Макс закрыл лицо ладонями, снова откинулся на ствол дерева и шумно выдохнул.

– Когда он имеет в виду что-то плохое: иронию там, сарказм или что-то типа этого – это прям слышно. Вот поверь мне. Если же хрен разберёшь, что он имеет в виду, можно ничего плохого не подозревать.

– Или спросить у него, что он имеет в виду, – с наигранным возмущением ввернул Макс; было видно, что он начал получать удовольствие от сцены, в которой он был главным действующим лицом.

– Ага. Что ты имел в виду под «не получилось»? – спросила Кира, повернувшись к нему.

– Забыл.

– Забыл? – скептически вернула она.

– Я не могу забыть? – недовольно воскликнул он.

– Вы так уморительно ссоритесь, – усмехнулась Майя.

Ошарашенные замечанием, они удивлённо переглянулись. Кира внезапно почувствовала себя очень виноватой: она сама довела ситуацию до цирка, несмотря на то что знала, как ему не нравились подобные комментарии.

– Чё, остыли? Пойдём уже, а? Я уже купила билеты, – сказала Майя, поднявшись.

– Сколько с меня? – спросила Кира, поднявшись следом.

– Бутылка воды, – бросила Майя, на миг приподняла бутылку вверх и ушла чуть вперёд.

Кира тут же воспользовалась этим моментом: всё ещё съедаемая совестью, она подошла близко к Максу и негромко сказала:

– Я первая начала. Извини.

Он изумлённо на неё обернулся.

– Да всё нормально, – ответил он, – Я редко на кого обижаюсь.

– Я, кстати, всё слышу, – неожиданно обернулась Майя, – Я тебе скажу, как понять, что он на тебя по-настоящему обиделся.

– Слушаю, мастер.

– Он либо непривычно повышает голос, либо без слов уходит. Это вообще его коронный номер.

– Я запомню, – широко улыбнулась Кира.

Они вышли на асфальтовую дорогу. Насколько Кира могла понять, они должны были пройти до каменного ограждения, спуститься по лестнице на песок и ещё какое-то время шагать вправо до специально отгороженной территории.

– А можно я позадаю вам вопросы? Просто так, – спросила Кира: когда ещё можно было это сделать, как не сейчас?

– Конечно, – ответила Майя и стала идти по правую сторону от неё – теперь Кира шла между ними.

– Меня, если честно, очень удивил ваш рассказ с этим… акульим пранком. Вы делали что-либо ещё подобное?

– О, да, – довольно фыркнула Майя.

– Расскажи.

– Помнишь мы его друга упоминали?

– Конечно. С попугаем.

– Ага, он самый. Мы у него как-то позаимствовали колонку беспроводную – они, кажется, тогда совсем дорогие были – и делали так: находили в парке пустую лавку, оставляли колонку за ней, прятались за деревом, ждали, пока кто-нибудь сядет (кто-нибудь один), и включали… эту… что там была за песня? – спросила она у брата.

– Не помню названия. System of a down.

– О, точно! Ну короче самая известная песня их, знаешь? Мы заранее выкручивали полную громкость, ставили на то место, где он начинает орать «wake up», а потом – когда кто-нибудь садился на лавку – включали колонку через телефон. Потом выскакивали из-за дерева, подбегали, говорили что-то типа «а, вон она, а мы думали, что потеряли», хватали её и убегали.

Кира с застывшим лицом посмотрела на неё.

– И… зачем вы это делали?.. Снимали реакции на видео? – спросила она.

– Не, просто наслаждались зрелищем, – раздалось слева от неё.

– Конечно, всяких там бабушек мы не трогали – мало ли что у них там может от испуга случиться, – небрежно добавила Майя.

«Черти…» – медленно и ошарашенно подумала Кира.

– Сколько вам было лет?..

– Не помню. Меньше двадцати обоим точно, – ответила Майя, – Этот его друг внушал нам, что если что-нибудь случится с его колонкой, он нас заставить покупать две таких же, но ничего с ней не случилось в итоге.

– А он тоже был с вами?

– Не, у него кишка тонка.

Они замолчали, и Кира взяла это время на то, чтобы попытаться переварить услышанное. Её поразило то, что несмотря на всё её негодование, услышанная информация опять не повлияла на её отношение к ним – наоборот, добавила ещё больше остроты. Они же не были такими уж плохими? Они просто оригинально развлекались. Оригинальность ведь не была чем-то плохим?.. Она бегло подумала про упомянутого друга: в прошлый раз она представила его уверенным в себе курящим компьютерщиком – этот образ сложился только на основании фразы «наклепал страничку в интернете». Если имелась в виду страница в соцсети, то это было совсем не сложно – это мог сделать любой; почему тогда они сами её не сделали, а пошли к нему? Может, это была его инициатива? В любом случае наличие беспроводной колонки помогало образу оставаться таким же уверенным, каким он был нарисован изначально: люди не покупали себе беспроводные колонки, чтобы пользоваться ими дома; они по-хозяйски использовали их вне дома; Кира не представляла себе, где бы она сама могла использовать такую вещь: у неё не хватило бы смелости прикрепить её на велосипед и превратить свою поездку в портативную дискотеку; вытащить её на встречу с друзьями где-нибудь на открытом воздухе, чтобы вести разговоры под музыкальное сопровождение – тоже; она смогла бы взять с собой колонку на какой-нибудь уединённый пикник – и только.

Наконец-то они дошли до входа на выставку: на раскладном стуле у зазора в ограждении сидел совсем юный парень – сгорбившись, он устало смотрел в телефон. Когда они поравнялись с ним, он медленно поднял голову, пару раз хлопнул сонными веками, затем, глядя на экран, который протянула ему Майя, прищурился, сказал «ща», достал откуда-то маленький считыватель, поднёс его к экрану, дождался короткого пищащего звука, пробормотал «приятного просмотра» и снова углубился в свой телефон.

Кира никогда не была на выставках песчаных фигур, но думала, что имела о них представление – она знала, что, используя специальную смесь, художники создавали всевозможные скульптуры, которые невозможно было повторить при наличии исключительно воды. Открывшийся вид в целом оправдал её догадки, но фигуры оказались не такими маленькими, какими она себе их представляла: они были крупными и широкими – выше человеческого роста. Майя, выразительно удивившись, начала поспешно оборачиваться туда-сюда и окидывать всё восторженным взглядом; она ушла вперёд, но быстро вернулась и, взяв Киру под руку, сказала:

– Это чтобы мы рассматривали всё одновременно.

Они пошли парой; Макс побрёл за ними. Неожиданно выглянуло солнце. Позади прозвучало досадливое «блин»; пару раз послышалась открываемая и закрываемая молния рюкзака. Кира обернулась и увидела, что Макс успел натянуть на себя панаму. Заметив, что она неотрывно смотрела на него, он немного вызывающе спросил:

– Что? Отдать?

– Угу, – Кира расплылась в довольной улыбке.

Тот изнурённо вздохнул, стянул панаму и протянул ей. Кира, надев на себя панаму, почувствовала щемящее и растекающееся по груди удовольствие.

Выставка, как оказалось, была разделена на тематические зоны: у входа располагались фигуры в виде животных, далее – скульптуры с фантастическим уклоном; ещё дальше как будто бы виднелись сказочные сюжеты. Солнце быстро скрылось за облаками, но Кира решила, что снимет панаму только в том случае, если её открыто об этом попросят.

– Больше вопросов у тебя нет? – неожиданно спросила Майя, – Ты сказала «я позадаю вам вопросы», – она сделала акцент на множественном числе.

– Есть, конечно, – ответила Кира, чуть не добавив «они у меня всегда есть».

Вопросы было очень хорошо задавать именно Майе: во-первых, она охотно на них отвечала, во-вторых, определённо получала от этого удовольствие, и, в-третьих, производила впечатление человека, который имел склонность говорить больше, чем нужно.

– У вас живы бабушки и дедушки?

– Только с папиной стороны. А у тебя? – вернула Майя.

– Только с маминой. Общаетесь?

При этом вопросе Майя быстро повернулась к брату, как бы сомневаясь, стоило ли ей распространяться на эту тему. Тотчас же, однако, преодолев своё сомнение, она сказала:

– Только с бабушкой.

– Они в разводе? – поинтересовалась Кира, предположив, по её мнению, самое логичное объяснение.

– Нет, но… – ответила Майя, снова начав сомневаться в том, стоило ли ей продолжать, – Папа не хочет, чтобы мы общались с дедушкой.

– Почему? – удивлённо выдала Кира, поздно подумав о том, что этот вопрос мог выходить за границы вежливого любопытства.

– Извини, я не могу это пропустить… – внезапно пробормотала Майя и быстро ушла вперёд – туда, где виднелись песчаные замки.

Кира, прибавив шаг, пошла за ней. Зона сказок была впечатляющей – помимо классического диснеевского замка тут были представлены всевозможные крепости и дворцы: некоторые как будто бы были репликами настоящих исторических источников, а некоторые представляли собой фантазию скульптора или попытку передать те зрелищные замки, с оригиналами которых Кира не была знакома. Майя бегала от одного к другому, фотографировала их с разных ракурсов, а с некоторыми пыталась делать селфи, которые, судя по всему, получались не так хорошо, как ей бы хотелось: кажется, скульптуры такого размера не помещались в селфи-кадр. Кира тоже решила не терять времени и стала аккуратно фотографировать те скульптуры, которые, как она предполагала, были достойны этого больше своих соседей. Макс же встал где-то по центру и начал утомлённо переводить взгляд с одной своей спутницы на другую.

– Тебя сложно впечатлить, да? – спросила Кира, пытаясь отойти от очередного объекта съёмки так, чтобы он попал в кадр целиком.

– Почему сразу «сложно впечатлить»? Может, мне нравится.

– По тебе не скажешь. Но, видимо, пора уже привыкнуть, – улыбнулась она и снова вернулась к съёмке.

Когда они закончили, Майя снова подошла к ней и взяла под руку; они пошли дальше.

– Мы прервались, – к большому удовольствию Киры сказала она, – Ты спросила «почему». У папы сложные отношения с отцом. Я даже как-то слышала, как он разговаривал с ним по телефону и…

– Ты уверена, что про это стоит говорить? – раздалось позади.

– А почему нет? – непринуждённо спросила Майя, обернувшись; затем, повернувшись обратно, продолжила рассказ, – Так вот, я слышала, как он разговаривал с отцом по телефону (это в детстве было), сначала как-то тихо, а потом вдруг как повысит голос и такой «да, я специально выбираю время, когда тебя нет», «да, именно это я и имею в виду», а потом чуть ли не крикнул «да, я не хочу, чтобы мои дети тебя знали!». Ну короче можешь представить, что там между ними.

– Ого…

– А ты со своими как?

– Да всё очень чинно: приезжаю раз в несколько месяцев. Они живут в другом городе. Посёлке, точнее.

– М. Ясно. Слушайте, мы тут за разговорами очень быстро идём. Давайте медленнее.

Сказав это, Майя высвободила свою руку из руки Киры; подойдя к ближайшей скульптуре, она начала внимательно её рассматривать.

Таким образом – медленно осматривая всё вокруг и периодически перебрасываясь впечатлениями – они дошли до окончания выставки, которая спустя несколько тематических зон сделала разворот назад и, проведя их по не менее длинному и уставленному скульптурами рукаву, вывела их обратно ко входу. Утомлённо пробредя по песку, они не спеша дошли до каменной лестницы, выводившей обратно в прибрежный парк.

– У меня сегодня планы были, – вдруг сообщил Макс, – Может, уже будем расходиться?

– Да, у меня вообще-то тоже… – подхватила Майя, – Ты не против? – спросила она у Киры.

– Да как скажете. У меня планов в любом случае не было, – вздохнула она.

– Ты, кстати, украла у меня кое-что, – напомнил ей Макс.

– «Украла», – скептически повторила она и, сняв панаму и протянув ему, с улыбкой пояснила, – Сам отдал.

Улыбка продержалась на её лице недолго. Кира чувствовала себя расстроенной: Макс всю эту встречу был каким-то варёным, а теперь они так быстро старались от неё убежать, как будто бы пришли сюда исключительно по её принуждению.

– Вам, я понимаю, в ту сторону? – она показала направо.

– Ага, туда, – ответила Майя.

– Ну, мне прямо. Пока, – сухо сказала Кира.

– Пока! – бодро воскликнула Майя.

– Пока, – отозвался её брат, с пытливым сомнением посмотрев на Киру: он, кажется, заметил, что у неё упало настроение, – До понедельника, – прибавил он.

– Ага… – кивнула она и, развернувшись, побрела по направлению к фонтану.

Пока она ехала домой, её огорчённость превратилась в подавленность: горько перебирая в голове все сегодняшние наблюдения, она пришла к тягостному выводу, что Майя, скорее всего, общалась с ней исключительно для того, чтобы порадовать отца, а в целом находила общество Киры малозанятным; Максу она была нужна лишь для того, чтобы не скучать в офисе. Вне этих рамок она их, кажется, совсем не интересовала; никто из них за всё это время даже не попросил номер её телефона. Конечно, может быть у них и так был её номер (они могли взять его у Марка), но никто из них ни разу не позвонил и не написал ей.

Придя домой и проведя несколько часов за бездумным досматриванием сериала, который она начала смотреть пару недель назад и который не вызывал у неё ни восхищения, ни отвращения, она, вздрогнув, повернула голову в сторону открывающейся двери: вернулась Алиса.

– Привет. Хочешь есть? – спросила Кира.

– Привет. Не, мы ели. А ты меня ждала? Ну, чтоб поесть.

– Нет, у меня в принципе нет особенного аппетита.

– Что смотришь? – поинтересовалась Алиса, забравшись на диван поближе к подруге.

– Чушь какую-то, – сухо ответила Кира и выключила телевизор, – Как у тебя дела?

– Не очень, на самом деле.

– Что случилось? – обеспокоенно спросила Кира, впервые за вечер вынырнув из удручённой прострации.

– Уф-ф… Сегодня были первые выходные, когда его родители уехали. Их не будет на этой неделе и на следующей. И… я отказалась идти к нему.

– И что?..

– Он так разозлился, что перестал со мной разговаривать. Ушёл даже куда-то. Вернулся потом, правда. Я-то осталась сидеть там же, где он меня оставил. Занималась своими делами. Ну, в телефоне. Терять что ли выходной?

– И?.. – робко спросила Кира.

– И всё. Он вроде успокоился, но видно было, что он недоволен. Так и провели день. Завтра тоже встречаемся. Я опять откажусь к нему идти. Вот будет номер… – сказала она, звуча не менее подавленно, чем сегодняшнее настроение её подруги, – У тебя есть какая-нибудь рекомендация? – внезапно спросила Алиса, – Мне очень нужен совет.

– Я не знаю, что я могу посоветовать… – неуверенно ответила Кира, – Если ты не хочешь идти – никто не может тебя заставлять.

– Я бы сходила к нему просто так. Но это всё не про просто так.

– Ну да, в таком случае лучше вообще не ходить. Единственное, что я могу посоветовать – так это открыто это обсудить.

– Да, наверное, ты права… Попробую завтра. Скажу, что пойду к нему на следующих.

– Пойдёшь всё-таки? – изумлённо переспросила Кира.

– Да. Так-то я не против. Интересно. Я просто не люблю, когда на меня давят.

Кира не нашла, что ответить. Спустя пару минут задумчивого молчания, они начали обсуждать, чем бы они хотели сейчас заняться. Решив, что пересмотр какого-нибудь совместно любимого фильма будет одинаково целебен для каждой из них, они, налив себе по стакану холодного напитка, тут же уселись за просмотр.

Перебивка

Ассистентка. Мотор!

Ведущая. Здравствуйте. Назовите ваше имя, пожалуйста.

Амир. Амир.

Ведущая. Это ваше полное имя?

Амир. Да.

Ведущая. Расскажите про вашу семью.

Амир. Что вы имеете в виду? Родителей?

Ведущая. Да. Родители. Братья и сёстры, если есть.

Амир. Я рос с отцом и братом. Мама умерла от болезни через несколько лет после моего рождения. Я даже не могу сказать, от какой болезни. Ни отец, ни брат не говорили мне, когда я был маленький, так как думали, что я всё равно не пойму, а потом просто махнули рукой. Так-то какая разница? Её в любом случае не вернёшь.

Ведущая. Расскажите про отношения с отцом.

Амир. Он очень закрытый. Ему нужно много времени и усилий, чтобы просто начать с кем-нибудь общаться; с братом он старался что-то выстраивать, а на меня у него не осталось сил. В моём раннем детстве он, конечно, делал всё, что нужно, чтобы ребёнок… (думает) рос. Вещи покупал, еду готовил, в школу даже ходил на собрания. Ровно это, не более.

Ведущая. Сейчас вы не общаетесь?

Амир. Очень мало.

Ведущая. Расскажите про ваши отношения с братом.

Амир. У нас с ним большая разница. Десять лет. Он очень… (думает) властный. В детстве я его очень боялся. Не то чтобы сейчас я боюсь его меньше. У нас… плохая история отношений.

Ведущая. Вы не против пояснить?

Амир. В детстве – моём – он меня ненавидел. Он так и говорил мне. Говорил, что я лишний, что мама умерла из-за меня, что я никому не нужен. Бил иногда.

Ведущая. (удивлённо) Бил?

Амир. Да. (наклоняется вперёд, ставит локти на колени, сводит ладони вместе и опирает кончик носа на верх сомкнутых ладоней) Так, бездумно. Пинал, руками колотил, швырялся вещами. Потом одумался. Понял, что семья – это важно. Особенно когда отец стал совсем замкнутым. От того, что он это понял, не стало лучше. Он стал обвинять меня в том, что я его не ценю. Требовал… (думает) почтения. Внимания.

Ведущая. Какие у вас с ним отношения сейчас?

Амир. Всё такие же. Я пытаюсь его избегать, а он иногда появляется со своими… (его глаза постепенно наливаются слезами) требованиями. Я не понимаю, что он от меня хочет. Я не хочу его даже знать. Как я ему это скажу? (прячет всё лицо, кроме глаз, в ладони; его голос дрожит) Зачем ему это было нужно? Зачем нужно было меня бить? Зачем?

День 57, неделя 9, понедельник

В какой-то момент сегодняшнего дня Кира поймала себя на том, что расфокусированно смотрела вдаль, за окно: погода была облачной, и глаза с удовольствием ловили неяркий дневной свет и пытались в нём раствориться. Вдруг она заметила направляющуюся к ней фигуру: с усилием собрав взгляд в одну точку, она увидела, что это был Макс; её сердце сначала прыгнуло вверх, но, вспомнив всю свою угнетённость, которая началась в субботу, ставила Кире подножки всё воскресенье и перетягивало на себя одеяло весь сегодняшний день, тут же отвесно свалилось вниз.

– Привет. Можем поговорить? – начал он.

– Привет. Пошли на крышу?

– Пойдём. Погода нормальная, – он пожал плечами.

Она встала, и они отправились к лифтам.

– Можем начать прямо сейчас, – спокойно предложила Кира: она ещё более явственно, чем в прошлые разы, почувствовала, что у неё не было причин бояться разговора с ним – он, скорее всего, опять хотел убедить её в том, что не был склонен к ссорам; или к чему угодно, с чем ему неприятно было себя ассоциировать.

– Давай. Я хотел спросить, что тебя так расстроило в субботу, – сказал Макс, с ходу опровергнув её предположение.

– А, – отреагировала Кира на неожиданность такого вопроса; она задумалась, но ненадолго: её апатия небрежным взмахом руки дала ей покровительственное согласие озвучить правду, – Мне показалось, что вы очень быстро ушли.

– И?.. – спросил он, не совсем, видимо, поняв причину, – Нам правда нужно было идти.

– Я подумала, что вам со мной скучно. Вы как будто убежали от меня.

– Что? – переспросил он, повернув к ней изумлённое лицо.

Они только что зашли в лифт-холл и остановились.

– Ты спросил причину, я ответила, – спокойно сказала Кира и нажала на кнопку вызова лифта; двери почти сразу же открылись; они зашли внутрь и встали в свободный угол.

– Я был уверен, что тебе с нами скучно.

– Что?.. – настала её очередь поворачивать к нему изумлённое лицо; более того, она почувствовала, что внезапно сбросила всю свою подавленность и ожила, – Нет…

– Никто не скучный, я так понимаю? – с улыбкой подытожил Макс.

– Получается… – ответила Кира, всё ещё не веря тому, что весь вчерашний день был загрязнён омрачающим предположением на ложном основании.

Двери лифта открылись; они вышли в коридор и пошли к бетонной лестнице.

– Я, кстати, придумал тест на твоё настроение.

– Какой? – удивлённо спросила она.

– Надо спросить, что ты слушаешь: если скажешь правду, значит, что-то не то.

– Подожди, а как ты узнаешь, что я говорю правду?

– Как обычно: спрошу «серьёзно?»

– Я же ни разу не отвечала правду. По-твоему, я всё это время была в хорошем настроении?

– Когда я спрашивал, что слушаешь – да, похоже.

– И что: по-твоему, когда я буду в плохом настроении, мне будет лень сочинять ответ и я скажу правду?

– Типа того.

– Что-то здесь не то… – вслух задумалась Кира.

Они вышли на крышу и, повернув налево, пошли к столикам.

– А. Поняла. Ты сможешь проводить тест, только сам будучи в настроении. Иначе вместо «серьёзно?» ты скажешь «м».

– Точно, – согласился Макс: судя по выражению его лица, это наблюдение ему очень понравилось.

Они сели за небольшой двухместный столик – друг напротив друга.

– И зачем мы тогда пришли сюда? – спросила Кира, – Это всё, о чём ты хотел поговорить?

– Да. Но раз пришли, я что-нибудь придумаю.

Сегодня он непривычно много улыбался – как будто он был больше обычного рад её видеть. Кира почувствовала, как её снова начало заполнять счастливое нетерпение; желание быть рядом с ним как можно дольше; желание разговаривать.

– Давай, я вся внимание.

– Что ты слушаешь?

– Ого. С места к тесту, – улыбнулась она, – Daft Punk.

– Серьёзно?

– Да.

Молчание, которое последовало за этим ответом, оглушило их своим звоном; даже гул разговоров, доносящийся с соседних столов, стал звучать как будто бы немного приглушённо. Несмотря на совсем недавние рассуждения о таком сценарии, было понятно, что сейчас произошло что-то важное; что-то, может быть, переломное.

– Ну вот, – Макс разочарованно откинулся на спинку стула, – Ты не в настроении.

– А вот и нет, – Кира наклонилась вперёд, – Я не в обычном настроении, да. Я в очень хорошем настроении.

– А, да? – удивлённо переспросил он и тоже подался вперёд, – То есть ты сказала правду? Ты слушаешь Daft Punk?

– Не только их, конечно. Но да; их в том числе. А что?

– Удостоверяюсь, – Макс смотрел на неё с сомнением, которое говорило, что он ещё не до конца верил в то, что она наконец-то не соврала, – А что ты ещё слушаешь?

– Много чего.

– Например?

– Тебе список выслать?

– Как? Почтой?

– Ух ты, хочешь по старинке?

– Большой список?

– Так выслать?

– Как хочешь.

– Четыре-три, – медленно произнесла Кира и подалась вперёд настолько, что ей пришлось облокотиться руками о стол.

– Я не всегда улавливаю момент, когда мы начинаем играть, – ответил он и, в свою очередь, тоже подался вперёд, опёршись локтями о стол: пальцы их рук находились настолько близко, что почти что соприкасались.

Несколько мгновений они неотрывно смотрели друг на друга. Затем Макс быстро откинулся на спинку стула:

– Мне уже пора идти. Правда, – последнее слово он добавил как будто бы специально для того, чтобы она не подумала, что он от неё убегает.

– Да без проблем, – улыбнулась она, – До встречи.

– Обязательно, – Макс улыбнулся в ответ, после чего встал и торопливо ушёл.

Кира тоже встала со стула, но вместо того, чтобы уйти, осталась стоять и смотреть ему вслед; когда же он ушёл с крыши, она, слегка прислонившись к стоящему позади неё столику, продолжила глядеть в сторону выпустившей его двери. Она думала о том, что переломный момент действительно настал. Она признается ему сегодня же: это внутреннее заявление не было робким предположением, мысленной проверкой на смелость или красивой бравадой – это была непоколебимая решимость. Она уже придумала, как она это сделает: она найдёт, где он сидит, подойдёт к нему и сообщит, что очень хочет с ним поговорить. Они пойдут к тому месту у окна; там она скажет, что, скорее всего, по ней уже давно всё было заметно; дальше же она признается: «Если по мне ничего не было заметно, то я в любом случае сейчас всё скажу. Я думаю о тебе каждый день. Я счастлива в твоей компании. Я влюблена в тебя. Серьёзно». Она немного сомневалась насчёт последнего слова – «серьёзно»: она хотела добавить его для того, чтобы отделить свою влюблённость, которую она ощущала настолько глубокой, что не смогла бы избавиться от неё, не разорвав свою душу на несколько частей, от влюблённости обычной, рядовой, повсеместной. Наверняка же существовала влюблённость меньшего масштаба? Она была уверена, что существовала. Но слово «серьёзно» могло быть воспринято иначе – как «я не шучу» или «я не вру». И в том и другом случае это были желанные смыслы. Поэтому формулировка будет именно такой. Потом ей придётся слушать ответ. Но ничего – она была готова. Она чувствовала выпрыгивающее сердце, но это не было неприятно; она чувствовала беспокойство – но это было волнительно. Ничего не должно было помешать её планам.

– Привет, – произнёс знакомый голос, пронзив вязкий туман её задумчивости.

– Привет, – спокойно отозвалась Кира, не поворачивая головы; она была слишком поглощена своими мыслями, чтобы реагировать на Таню.

«Пусть играет, во что хочет», – безразлично подумала она; ей было не до неё.

– Я смотрю, тебе всё-таки нравится с ним общаться?

– Угу… – созналась Кира, всё ещё не оборачиваясь на неё и всё ещё смотря в сторону двери.

– Вы же только общаетесь, да?

– Да, – всё так же спокойно ответила Кира.

– М. Ясно. А я сплю с ним.

– Что?.. – Кира наконец-то повернулась к ней; она никак не могла понять смысл последней фразы: она услышала сами слова, но её сознание отказывалось принимать их значение.

– Я говорю, мы встречаемся, – пояснила Таня.

Кира смотрела на неё, не моргая. Раньше она не знала, что бледность лица ощущалась лёгким покалыванием внутри щёк: словно то, что раньше наполняло их, исчезло, оставив после себя какую-то непонятную тянущую впалость. Она, не отрывая глаз от лица Тани, слегка кивнула. Таня кивнула в ответ, развернулась и неспешно ушла.

«Ага. Всё-таки у него есть девушка…» – неторопливо и как бы боясь осознать услышанное, подумала Кира, – «Но она же говорила, что встречается с кем-то не отсюда?.. Кто она тебе – мать Тереза? Не могла соврать? Чтобы наблюдать за тобой и дальше? С другой стороны, я и так не исключала того, что у него могла быть девушка. Не она, конечно, а так, кто-то со стороны… Оказывается, одно дело – нехотя подозревать, а другое – узнать точно. Совсем другое дело. Совсем».

У неё немного закружилась голова. Она плохо чувствовала ноги: из костей, мышц и крови они превратились во что-то инородное, рыхлое и ненадёжное. Медленно оторвавшись от стола, к которому она прислонялась, Кира побрела к двери; спустившись по лестнице в коридор, она решила остановиться и осмотреться; чуть дальше, справа, была, похоже, какая-то дверь; она дошла до неё – да, это была уборная. Это было хорошо – ей нужно было уединение. Она включила свет, зашла внутрь, закрылась и оперлась спиной о стену. Она ни о чём не думала: что-то внутри неё защищало её – что-то возвело плотину, чтобы не убить её наводнением. Она чувствовала, что это было ненадолго. Ноги отказывались её держать: она съехала по стене на пол. Плотина не выдержала – её захлестнуло.

Всё произошло одномоментно, как взрыв. Она прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать. Она начала очень часто и очень много дышать, но воздуха всё равно не хватало – ей казалось, что она могла задохнуться. Её внутренности скрутило от безжалостного чувства безысходности; от ужаса. Одновременно на неё набросились панический страх, воющее отчаяние, удушающая ревность и ненависть. Она чувствовала, что её тошнит; что её очень сильно тошнит; что её могло стошнить; что её сердце колотилось так быстро, как оно, кажется, физически не могло биться.

Минут десять она сидела, парализованная внутренним взрывом. Затем, заставив себя опереться руками об пол, она немного подалась вперёд и начала принуждать себя медленно и глубоко дышать. Это нужно было пережить – хотя бы для того, чтобы тщательно всё обдумать. Она попыталась отрешиться от эмоций и начать последовательно размышлять о своей ситуации, но у неё не получилось: ворвавшись в голову, её мысли сгрудились в тучу уничтожающего стыда. На что она надеялась? У Макса всё это время была девушка. Она думала, что между ними как будто бы что-то проскальзывало? Глупая фантазия – у него всё это время была девушка. Ей казалось, что ему хорошо с ней? Разговаривать – да. «Ты надеялась, на что-то ещё, дура? Напрасно. Хотела признаться ему в любви? Представь, каким посмешищем ты бы себя выставила».

Вдруг в её голову ворвалась спасительная мысль: наличие девушки не могло однозначно заявлять о том, что ему не была способна понравиться другая девушка; это, в конце концов, не запирало его сердце на засов и не давало ему иммунитет от других симпатий. Наличие девушки не делало его пожизненно недоступным, как это могла бы сделать помолвка в девятнадцатом веке. Вслед за этой мыслью в голову ворвалось воспоминание о диалоге с Тиной: Тина рассказывала ей о том, что Таня работала здесь только пару месяцев. Когда был этот разговор? Тогда, когда Кира только начала здесь работать – то есть месяца полтора или два назад. Вряд ли Таня начала встречаться с Максом сразу же, как пришла на новое место; наверняка они сошлись через неделю или две после её приёма, а может быть даже через три или четыре; с другой стороны, даже если бы она и начала встречаться с ним в свой первый день на новом месте работы, то их отношения всё равно можно было бы считать свежими. Эта яркая новизна как раз-таки могла дать ему иммунитет от других симпатий – и, скорее всего, дала. Мысль, как выяснилось, оказалась не такой уж и спасительной. Кире стало ещё хуже. Она чувствовала себя опозоренной своим же поведением.

Такое неперевариваемое количество стыда не могло навалиться без последствий: включилась защита – гнев по отношению к тому, что его вызвало. Точнее, кто его вызвал. Как он посмел её истязать? Она была живым человеком с несогнутой гордостью – как он посмел унижать её? На секунду она его возненавидела; не дольше – не получилось. Гордость, тем не менее, говорила ей, что он не должен был знать про её страдания. Конечно, ей нельзя будет скрыть последствия этого удара; но если он спросит, что заставило её так измениться, она что-нибудь сочинит. Он и так причинил ей столько мучений, сколько, кажется, ей не причинял никто и никогда; поэтому про эту почётную роль он точно не узнает. «Слишком много чести для тебя», – разозлённо подумала Кира и встала. Прошло уже больше получаса. Нужно было приводить себя в порядок и возвращаться на своё рабочее место.

Умывшись холодной водой и поправив волосы и одежду, Кира вышла в коридор. Реальность вокруг неё стала казаться отдалённой: она как будто бы перестала соприкасаться с кожей и идти невидимыми нитями сквозь всё её тело, а плыла где-то по сторонам и над головой; до неё нужно было дотягиваться – она была где-то там, на расстоянии вытянутой руки. Звуки стали глуше; цвета немного побледнели. «Наверное, я выгляжу очень жалко», – безразлично подумала Кира, дошла до лифта и спустилась на свой этаж. Добредя до своего места, она резким безучастным движением – движением, которое демонстрировало презрение к настоящему моменту; движением, которое кричало «мне плевать, что получилось шумно; мне плевать, что я могла промахнуться и упасть на пол» – села на офисное кресло. К ней тут же подошла Тина:

– У тебя всё нормально? – обеспокоенно спросила она.

– М? – переспросила Кира так, будто только что её заметила, – Да. Нет. Хотя… Нет. Съела что-то не то.

– Тебе дать что-нибудь? Или, может, домой пойдёшь? Извини, но ты ужасно выглядишь.

– Спасибо, – Кира растянулась в странной улыбке; она даже не знала, за что сказала «спасибо»: за проявленное беспокойство или за фразу «ужасно выглядишь»; слова выходили из неё, как из пациента, отходящего от наркоза, – Нет, ты что. Я доработаю. Мне уже нормально. Правда нормально. Мне бы попить только.

Она медленно встала с офисного кресла и пошла к месту отдыха. Там, слава богу, никого не было. Она налила себе холодной воды, села на диван и, ни о чём не думая, не торопясь осушила пластиковый стаканчик, смотря перед собой отрешённым взглядом. Закончив, она встала, выкинула стакан и, всё ещё дивясь отступившей реальности, побрела на своё место. Выйдя за перегородку, она увидела, как мимо неё прошёл Макс; точнее, он не успел пройти мимо, так как, заметив её, тут же остановился и обернулся к ней.

– О. Какие люди, – не удержалась она.

– У тебя всё хорошо? – удивлённо спросил он.

– М, – выдала она, как бы регистрируя его реакцию на свой вид, – А почему ты спрашиваешь?

– Ты выглядишь как-то… измождённо.

– А. Съела что-то не то. Уже всё хорошо.

– Ты уверена? – с сомнением спросил Макс.

«Нет», – захотелось отрезать ей, – «Я на сорок минут закрылась в толчке. Серьёзный случай отравления. Я не могу так быстро восстановиться». Эта нервная шутка закончилась правдивым выводом: она действительно не сможет быстро восстановиться; этот вывод очень сильно её разозлил.

– Да, – холодно и звонко произнесла она и так жгуче на него посмотрела, что он немного отпрянул.

Она вернулась на своё рабочее место.

Она не помнила, как работала в оставшееся время. Как-то, видимо, ей это удалось. Доработав и выйдя из лифта в холл первого этажа, она решила не надевать наушники: в её состоянии музыка была схожа с пыткой и так измученной души. На одной из лавок сидел Макс и внимательно вглядывался в толпу выходящих людей. Кира, остановившись, на секунду разозлённо зажмурилась, затем подошла к нему:

– Ждёшь кого-то? – спросила она, стараясь не звучать ни раздражённо, ни вызывающе.

Мантра «чем меньше я знаю, тем лучше», выжженая в её сознании светящимися неоновыми буквами, потухла, издав дребезжащий электрический звук.

– Тебя, – сказал он.

– М. И?

Она всё ещё стояла напротив него – садиться она не собиралась.

– Беспокоюсь за тебя. У тебя всё хорошо?

– Хочешь узнать про моё отравление? Я не хочу про это распространяться, – сухо проговорила она.

«Почему ты выглядишь так потерянно?» – хотелось завопить ей, – «Мои интонации тебя настолько задевают? Не с кем будет играть?»

– Сейчас у тебя всё хорошо?

– Сейчас у меня всё хорошо, – холодно ответила она, – Я могу идти?

– Конечно…

Кое-как дойдя до квартиры, она упала на диван. Пару раз в своей жизни она смеялась так неистово, что ей казалось, будто она могла умереть: живот сводило так безжалостно, что он болел; дыхание перехватывало так туго, что невозможно было вдохнуть; оставалось только согнуться и ждать, пока отпустит. Плакать, как оказалось, тоже можно было настолько сильно, что казалось, будто сейчас умрёшь.

День 58, неделя 9, вторник

Первая минута после пробуждения была самой счастливой минутой этого дня. Потом ей всё вспомнилось. Поначалу лавина воспоминаний настолько сильно придавила Киру к кровати, что она даже не смогла пошевелиться и минут пять лежала, смотря остекленевшим взглядом в потолок. Это внезапное воспоминание стало для неё такой же неожиданностью, какой мог быть мужчина в военной форме, который, увидев, что она наконец-то проснулась, резко приставил бы дуло автомата к её грудной клетке и низким голосом сурово спросил бы «теперь помнишь?».

Когда Кира вышла на улицу, она решила, что пора было наконец заняться упорядочиванием вразнобой носящихся мыслей: для этого очень хорошо помогал диалог, пусть и сама с собой.

– Я очень хочу поговорить.

– Рационально?

– Конечно.

– Давай попробуем.

– Мне всё ещё очень плохо.

– Но?

– Что «но»?

– Всегда есть «но». Без него ты бы не хотела поговорить.

– Да. Точно. «Но». Но я чувствую, что меня что-то удерживает от полного оцепенения.

– И что же это?

– Желание продолжать с ним общаться. Возможность продолжать с ним общаться. Я подумала, что это единственное, что держит меня на плаву.

– Ну так иди. Общайся.

– После вчерашнего?

– А. Точно. Что, по-твоему, ты разговаривала слишком агрессивно? Или взгляд был слишком недобрым?

– Да. Мне кажется, он больше ко мне не подойдёт. И не заговорит. Я чувствую себя виноватой. Мало мне того, что я испытала вчера, так сегодня я ещё начала чувствовать себя виноватой!

– За что? За манеру разговора?

– За что ещё-то? Да. В конце концов, это не его вина.

– Так теперь? Ты же вчера вечером так себя раздраконила, что стала уверена, что он играл твоими чувствами.

– Я не так уж и уверена, если честно. Откуда я знаю, как оно на самом деле? Просто предположение. Такое же глупое, как и все мои предположения за последнее время.

– Если тебе нужен совет, то веди себя как обычно. Вряд ли он так уж разозлился. Сам же говорил, что у него бывают перепады. К тому же он сказал как-то, что редко на кого обижается. Так что сможет понять. Мало ли, что тебя расстроило.

– Я не смогу вести себя как обычно… Ладно, постараюсь быть приемлемой. Мне всё же кажется, что вчера ему могло показаться, что…

– Что? – перебила она себя, – Что? Ну? Что твоя башка уехала в отпуск? Вряд ли. Сделай так: ничего не делай сегодня, и если сам не подойдёт, то подойди завтра сама.

– Хороший план, кстати…

Кира кое-как доплелась до своего рабочего места и кое-как начала работать: работать, как оказалось, можно было и в медленном темпе – чтобы всё успеть, приходилось игнорировать перерывы (кроме большого, конечно), но это, тем не менее, было осуществимо. Она периодически поднимала взгляд на проходивших мимо людей; Макс, к её удивлению, появился достаточно быстро; он, конечно, не завернул к её столу, но замедлился и посмотрел в её сторону. Такого приглашения было достаточно: она торопливо встала из-за своего места и подошла к нему.

– Поговорим? – без приветствия начала она.

– Давай.

Кира чувствовала, насколько сильно она изменилась: улыбаться у неё не получалось; та растопка, которая раньше так легко зажигала огонь в её глазах, отсырела и потускнела; голос стал плоским. Они пошли к удобному завороту за лифтами. Когда они остановились, она поняла, что, несмотря на желание поговорить с ним и, избегая правды, объяснить своё вчерашнее поведение, она не знала, с чего начать диалог: в её распоряжении не было заранее подготовленных реплик и формулировок – она ничего не репетировала.

– Я вчера была в ужасном настроении, – слегка виновато выговорила она, надеясь, что этой фразы будет достаточно и для оправдания, и для извинения.

– Я понял, – спокойно ответил Макс: его интонация, по крайней мере, была легко считываемой – в ней слышались мягкость и подбадривание, – Ничего страшного. У меня тоже бывает.

«В кого ты такой нормальный?» – возмущённо подумала Кира; она не знала, почему она возмутилась. Может, она хотела ругаться? Выплеснуть себя? Чтобы быстро выйти из этого опасного заворота мыслей, она тут же ответила себе на свой же вопрос про нормальность: если бы она росла в эмоционально здоровой семье, то, наверное, была бы такой же нераздражительной, как и он.

– Хм. Твой папа про тебя так же сказал, – она тускло, но искренне улыбнулась.

– Когда? – удивился он.

– Помнишь, когда мы сидели на диване и он внезапно пришёл? Ты ещё убежал, как ужаленный.

– Я убежал как ужаленный? – недовольно переспросил он.

– Скажешь нет?

– Я просто ушёл. Не разговаривать же при нём.

– А почему нет? Я бы вам обоим рассказала про свой самый счастливый момент. Ты же это хотел узнать? – холодно напомнила она.

Макс внимательно посмотрел на неё.

– У тебя что-то случилось, да? – спросил он в итоге, – У тебя определённо что-то случилось.

– Даже если и так, я не скажу – что. Ты ушёл от ответа, кстати.

– Тогда я тоже не буду отвечать, – упрямо вернул он.

– Отлично, – сухо подытожила Кира, – Вот и поговорили, – бросила она, развернулась и ушла.

Её снова захлестнула злость. «Не мог раньше сказать, что у тебя есть девушка?» – кипела она внутри себя, – «И не доводить меня до…».

– Мне вообще-то в ту же сторону, – недовольно заметил Макс, появившись из-за её плеча и перебив поток её мыслей.

Кира вздрогнула и остановилась.

– Слушай, – внезапно сказала она; под напором злости она была готова спросить его про Таню – убедиться в том, что он действительно с ней встречался, – А ты… – начала спрашивать она, но остановилась: она слишком сильно боялась ответа на этот вопрос.

– Что?

– Ничего, – сухо кинула она, не отводя взгляд от его лица.

– Может, завтра продолжим? Может, завтра с тобой будет проще? – холодно спросил он.

Кира пришла в такое негодование, что к её лицу прилила краска: она возмущённо округлила глаза и приоткрыла рот, чтобы возразить, но он, закончив реплику, тут же развернулся и ушёл. Внутри себя она кипела настолько яростно, что ей захотелось что-нибудь пнуть. Глубоко и напряжённо вздохнув, она медленно развернулась и пошла к своему столу.

– Вы опять, я смотрю, – заметила Тина, когда Кира проходила мимо её стола: только что развернувшаяся сцена произошла уже внутри офиса – несмотря на то, что они разговаривали не очень громко, Тина, видимо, услышала их последние реплики.

– Не смешно! – резко огрызнулась Кира и пошла дальше; поняв, что брызги её кипения задели того, кого она никак не хотела задевать, она тут же остановилась, развернулась к Тине и умоляющим голосом проговорила, – Извини. Извини, пожалуйста. Я сегодня… не в духе.

– Да ничего страшного, бывает… – медленно произнесла Тина, всё ещё дивясь её неожиданной реакции, – Ты правда выглядишь хмурой.

Кира ещё раз бросила на неё кающийся взгляд и поплелась на своё место. День получался скверным.

День 59, неделя 9, среда

Сегодня Кира проснулась на один час раньше. Она, конечно же, не собиралась просыпаться на один час раньше: она проснулась из-за тревожного сна, который забылся сразу же после пробуждения, оставив от себя липкий шлейф иррациональной боязни всего окружающего мира; собираясь заснуть опять, она начала думать про то, про что ей не стоило думать, планируя скорое засыпание – про свою текущую любовную ситуацию; если, конечно, ситуацию, в которой один человек был безнадёжно влюблён, а другой не имел про это ни малейшего понятия, можно было назвать любовной. В голову набежало яростное стадо тяжеловесных мыслей, которое топало настолько громко и подняло столько пыли, что уже через минуту Кира решила, что перестанет пытаться погрузиться обратно в сон и полностью отдастся своим внутренним рассуждениям.

Она терзалась мыслями настолько противоположными, что им приходилось постоянно бороться друг с другом; они, попеременно сталкивались и колотя друг друга, расходились в разные углы ринга только затем, чтобы сойтись снова; тем не менее, никто из них не мог выиграть. Вот, какие это были мысли: ей казалось, что она – жертва обстоятельств и что в этом были виноваты все вокруг; одновременно ей казалось, что во всём была виновата она сама – она, и никто другой. В зависимости от того, кто одерживал победу в текущем раунде, она придумывала и утверждала план сегодняшних действий. После того, как план поменялся в десятый раз, она, раздражённо вздохнув, решила подумать о том, можно ли было как-то это прекратить.

«Есть один способ», – думала она, – «Есть способ всё прекратить. Нужно признаться и выслушать ответ». Она настолько отчаянно желала выбраться из своей мучительной неопределённости, что почти что решилась действительно признаться сегодня. Она даже представила, каким образом она это сделает: перехватит его где-нибудь, попросит поговорить; они уйдут в уже осточертевший ей заворот у окна, где она начнёт свою речь с того, что он спрашивал, что с ней случилось. Она скажет, что узнала, что у него, оказывается, есть девушка; а расстроилась она потому, что на самом деле… «Это тяжело даже мысленно», – заключила Кира, – «Хорошо, представлю, что призналась хоть какими-то словами». После того, как она какими-то словами скажет о том, что любит его, он сначала посмотрит на неё либо недоумённо, либо так, как будто произошло то, чего он больше всего боялся; дальше – она была в этом уверена – он ответит, что она ему, конечно, очень нравится, но не более чем собеседник, и ему, конечно, очень жаль ранить её чувства, но у него действительно есть девушка, так что… Она не придумала его дальнейших реплик; но это было неважно. Этого было достаточно.

Зато то, о чём она подумала дальше, имело настолько сильный эффект, что она мало того, что вскочила с кровати, так ещё и тут же отказалась от этого пагубного плана. Она всего лишь представила, что будет с ней после отказа: она пойдёт к Тине, заявит, что не сможет сегодня работать, и уйдёт домой; придя домой, она тут же ляжет на диван и, сбивчиво дыша, будет ощущать, как будто кто-то пытается содрать с неё кожу; иногда она будет выходить из своего смятённого транса и удивляться тому, насколько ей было плохо; и тому, почему люди не умирали от разбитого сердца. Она будет лежать часами – сегодня, завтра, послезавтра. Она перестанет есть и будет постоянно плакать. На выходных приедет Алиса и, конечно же, заметит её; Кира скажет, что заболела, и переляжет в спальню. Как она могла признаться хоть кому-либо в таком стыде и позоре?

Она резко встала с кровати. Мысль не хотела сдаваться – она спрашивала: что делали те люди, которым было так же плохо, как и ей, но которые жили не одни? Как они скрывали это? Ответ пришёл быстро: никак, скорее всего. Не во всех семьях открыто разговаривали о проблемах других; в таких семьях тебя просто-напросто оставляли наедине с собой или демонстративно не замечали твоё изменившееся состояние, капризно думая о том, что все мы время от времени расстраиваемся, но не все из кожи вон лезем, чтобы прокричать об этом всему миру. Кира вспомнила, как её мама пыталась помочь ей, когда она сильно огорчалась: терпеливо выслушивала причину и мягко пыталась объяснить, почему эта причина на самом деле не могла быть поводом для расстройства; потом она добавляла, что плакать – вредно: от плача болит голова и от него сложно уснуть. Она, конечно, делала это из лучших побуждений. «Но, по сути, она запихивала мои чувства обратно мне в глотку», – разозлённо подумала Кира, нетерпеливо вытерев слёзы. Ещё в подростковом возрасте она научилась не рассказывать маме о серьёзных проблемах (для мелких проблем мама была незаменима – её житейская мудрость помогала найти выход из множества затруднений). «Кому вообще были когда-либо нужно мои чувства?» – внезапно прокричала она внутри себя; в груди что-то настолько сильно заболело, что казалось, будто сердце было порвано и кровоточило. Но сейчас ей не нужно было зацикливаться на своей неудовлетворённости; сейчас ей нужно было собираться на работу.

– Мне надо поговорить, – сказала себе Кира, выйдя из дома.

– Что, ты всё-таки решила, что неопределённость предпочтительнее уничтожающей однозначности?

– Не про это. Я хотела поговорить про… – она не смогла закончить мысль; она разучилась произносить её имя даже внутри своей головы.

– Что, сложно назвать по имени?

– Почти невозможно.

– И что ты хочешь обсудить? Думаешь, что она могла тебе соврать?

– Что?.. Нет. Нет, не думаю. Мне кажется, что это правда.

– И какие у тебя доказательства? То, что она, к примеру, заказала ему список косметики перед отпуском?

– Да, и что во второй день, когда он показывал мне крышу, он, судя по всему, вернулся обратно к ней. Может, они общаются только в курилке.

– Кстати, насчёт общения в офисе: и он, и она сидят в других помещениях. Может, они целыми днями там воркуют. Ты просто не видишь.

– Всё может быть…

– Так про что ты хотела поговорить?

– Про то, что я никогда не была недовольна своей внешностью и никогда себя ни с кем не сравнивала.

– А теперь что? Недовольна и сравниваешь?

– Да.

– От этого будет только хуже.

– Я надеялась, вдруг у тебя есть совет… – вздохнула она.

– Перестать это делать. Как – не знаю.

– Ладно, проехали… И почему?.. Почему она выбрала именно такую формулировку? Почему с ходу не сказала, что они встречаются?

– Эффектный удар ниже пояса.

– Похоже на то… А знаешь, что? Знаешь, что я думаю? Что мне не стоило говорить, что я слушаю. Всё было хорошо, пока я не сказала правду.

– Ух ты, ух ты, посмотрите-ка, – скептически вернула её рациональная часть, – И что поменялось бы от того, если бы ты как обычно соврала? М? Время бы тут же поехало вспять и поменяло прошлое? Или реальность внезапно бы переформатировалась по твоему хотению?

Кира вздохнула. Пора было отпускать рой тревожных мыслей обратно в свой улей. Нужно было начинать день. Но, как она ни старалась сконцентрироваться, реальность оставалось вязкой, а глаза двигались настолько медленно, как будто делали ей одолжение. Утренний мысленный эксперимент до такой степени выжал её душу, что ей казалось, будто у неё больше не осталось эмоциональных сил. Тем не менее, когда она увидела, что Макс направляется к её столу, у неё по привычке заколотилось сердце, и она начала оживлять в голове все сценарии сегодняшнего разговора, которые она пыталась придумать вчера вечером и сегодня утром.

– Привет. Поговорим? – спросил он сразу, как подошёл.

Несмотря на разнообразие подготовленных сценариев, в её сознание тут же выпрыгнула мелкая обида за его вчерашнюю последнюю фразу; обида требовала немедленного удовлетворения.

– Привет. Думаешь, сегодня со мной будет проще?

Обида возликовала и убежала с поля боя, оставив растерянную армию заранее подготовленных солдат разгребать последствия. Но эта реплика, кажется, не потянула за собой никаких последствий.

– Пожалуйста, – мягко попросил он.

– Хорошо. Куда пойдём? – спокойно спросила Кира, – Только не на крышу, – тут же добавила она, вспомнив, кого они могли там встретить.

– Куда обычно, тогда.

– Мне надоело это место.

Кира услышала лёгкое, но настойчивое покашливание. Быстро обернувшись, она увидела, что Тина стояла у копировального аппарата: это устройство было к Кире ближе, чем любой другой рабочий стол.

– Если пройти ещё дальше, там будет диванчик, – осторожно предложила Тина.

– Спасибо… – пробормотала Кира и тут же встала со своего места.

– Я хотел сказать, что… – начал Макс, как только они тронулись с места.

– Давай не на ходу, – перебила его Кира.

– Как скажешь, – спокойно ответил он, – Я, кажется, понял, что она имела в виду.

– Ты про что?

– Про то, что там правда будет неплохое место.

В соседнем крыле – по крайней мере в его начале – не было офисных пространств: что было в его глубине, Кира не знала; крыло начиналось широким светлым коридором, одна сторона которого почти полностью состояла из оконного стекла, а другая была усыпана разнообразными дверьми в неизвестные ей помещения. Метрах в десяти от того заворота, который она уже начала ненавидеть, стояла перегородка, за которой находился небольшой и пухлый диван, обрамлённый парой больших раскидистых растений.

– Так вот, что я хотел сказать, – наконец-то начал Макс, когда они сели.

– Слушаю.

– Извини за вчера. Это было неправильно. У тебя явно что-то случилось.

Кира ожидала чего угодно, только не этого – только не понимания. Она ярче, чем когда-либо, ощутила, почему он ей – среди прочего – понравился: из-за сквозившей через его привычное лёгкое спокойствие обескураживающей уравновешенности; здравости; неконфликтности. На её лице отразилась абсолютная потерянность; она даже немного приоткрыла рот.

– Спасибо… – наконец-то выговорила Кира, – Да, мне правда нехорошо, – призналась она, – Но я… не хочу рассказывать.

– Ничего страшного, – не стал возражать Макс, – Это всё, что я хотел сказать. Я пойду, – он встал с дивана, но перед тем как уйти, добавил, – Я знаю, что тебе в ту же сторону, просто не хочу навязываться. Так что я… – он показал большим пальцем в нужное направление, – пойду, – закончил он и, дождавшись ей кивка, ушёл.

Кира испытала настолько противоречивые ощущения, что они, нивелировав друг друга, образовали внутри неё гудящую пустоту, которая минут на десять или пятнадцать обездвижила её, заставив опустить лицо в ладони и ни о чём не думать.

День 60, неделя 9, четверг

Выйдя утром из квартиры, Кира снова призвала себе на помощь ту свою часть, которая отвечала за хладнокровную логику.

– Мне очень нужно поговорить. Меня кидает от абсолютной апатии к абсолютному безумию. Не могу разобраться.

– В чём? В какую сторону тебя больше кидает?

– Не смешно, – устало ответила она своей неуклюжей попытке разбавить неудобную тему подобием юмора, – Почему он ни разу не сказал, что у него есть девушка? Даже не намекнул. Это как-то странно, по-моему. Я знаю, что ты скажешь: что мы уже это обсуждали; что он не любит рассказывать про свою личную жизнь. Но ты сказала, что мы можем найти ещё доказательства. Покажи мне. Мне нужно убедиться.

– В чём? В том, что он ничего не говорил про девушку, потому что он по жизни весь такой всё-скрывающий?

– Да.

– Зачем тебе нужно убеждаться в этом?

– Потому что либо так, либо он действительно скрывал свою личную жизнь, чтобы играть со мной.

– Понятно: первый вариант предпочтительнее. Хорошо, пошли.

Они сели на диван перед телевизором. Размытая фигура её разумной половины взяла в руки пульт.

– Посмотрим на твою первую здесь пятницу, – сказала она, начав перемотку.

– Так давно?..

– Да. Смотри.

– О, это наша первая прогулка… Да, точно, я увидела, что Марк мало того, что смотрит на нас, так ещё и звонит кому-то.

Её соседка нажала на «play». С телевизора донёсся её же голос:

– Хм-м… Он всё ещё стоит и смотрит на нас. И звонит кому-то, кажется. Что-то не так?

– Я просто знаю, кому он звонит и о чём они будут говорить, – ответил Макс.

– Майе?..

– Да. Любят меня обсуждать.

Её соседка нажала на «pause».

– То есть ты хочешь сказать, что так как он ничего не рассказывает даже своей семье, то они любят про него сплетничать?

– Именно.

– Но подожди. Этот звонок был больше про меня, чем про него. Смотри.

Она взяла пульт и, промотав вперёд, нашла свой первый диалог с Майей один на один – тогда, когда они случайно встретились в парке. Она нажала на «play»; зазвучал голос Майи:

– Ага. Помню, как-то в самом начале (в смысле, почти сразу как ты пришла) звонит мне и такой «прикинь, они с Максом гулять пошли».

– Я бы не назвала это прогулкой. Просто по пути было.

– М. Ну короче счастливый был выше крыши.

Она нажала на «pause».

– До этого она рассказывала о том, как много я значу для Марка. Так что этот звонок был больше про меня и про мой контакт с его семьёй.

– Какая разница? – скептически вернула её собеседница, – Макс что, знал про это? Нет, конечно. Он был уверен, что Марк будет как обычно обсуждать его. Сказал же «любят меня обсуждать». Ладно, пойдём дальше. Смотри: ваш день в парке.

Она промотала вперёд и включила на нужном месте: на уличном столе лежал телефон, по которому они втроём разговаривали с Марком по громкой связи.

– Ого! – это был голос Марка из динамика, – Привет, Кира!

– Здравствуйте.

– А где вы? – удивлённо спросил он.

– В парке, – ответил Макс.

– А, так вот, куда ты ушёл.

Её соседка нажала на «pause».

– Видишь, он даже не сказал отцу, куда пошёл.

– Притянуто за уши. Отец мог быть занят, когда тот уходил.

– Кстати, а ведь, если подумать, его отношения с отцом открывают нам новую его сторону. Хм, интересно, я раньше про это не думала… Смотри: он скрытничает с отцом. Помнишь, тот даже прямо сказал тебе, что обижается на него за скрытность? Так вот – он не только скрытничает с отцом, так ещё и демонстративно его игнорирует. Помнишь, как он спросил тебя про самый счастливый момент? Как потом зашёл Марк и он тут же ушёл, проигнорировав его так, как будто ему пятнадцать. Марк ещё сказал «у него бывает». Причём мягко так: мол «у моего капризного мальчика бывают перепады». И помнишь, что ещё Марк рассказывал тогда в лифте? «Мы были так счастливы, когда он родился, что просрочили второго». Или: «Я, допустим, спрошу у него “куда ты пошёл?”, а он мне “а это важно?”». Тебе эта картина ничего не говорит?

– Ты хочешь сказать, что он просто избалованный ребёнок?

– Похоже на то.

– И какое это имеет отношение ко мне?

– А такое, что избалованные дети своенравны и эгоистичны. Он заметил, что ты к нему неравнодушна, и специально ничего не говорил про свою девушку, чтобы наслаждаться твоим вниманием. Как тебе такая интерпретация?

– Ужасно…

– Да, ты просила доказать обратное. Ладно, пойдём дальше. Возьмём что-нибудь посвежее.

Она начала мотать вперёд и остановилась на её последнем посещении прибрежного парка. На экране показалась Майя: она только что оторвала спину от земли, на которую упала от внезапно начавшегося смеха.

– Я понимаю, про что ты, – весело сказала Майя, вернувшись в сидячее положение, – Мне понадобились годы, чтобы научиться его понимать. Это у него в маму, они оба такие. Зато теперь ты можешь звать меня мастером.

Её соседка нажала на «pause».

– Это хоть и шуточный монолог, но это важная информация. Смотри, они умеют хорошо понимать друг друга. Поначалу так не подумаешь, да? Я думаю, это потому, что у них есть позволительный спектр интонаций, в рамках которого они могут свободно общаться друг с другом, не боясь друг друга задеть. Спектр вырабатывался годами, а стиль общения тянется с детства.

– Да они просто пара троллей… Специально вводят всех в заблуждение.

– Оставь, мы сейчас серьёзно. Она утверждает, что научилась его понимать, и я думаю, что это работает в обе стороны. Смотри.

Она отмотала чуть назад – на ту минуту, когда Кира, сидя на лавке неподалёку от центрального входа в парк, увидела их. На экране показались знакомые фигуры брата с сестрой:

– А долго это будет? – устало спросил Макс у сестры.

– Знаешь, что – иди обратно! – неожиданно вспылила Майя, – Если не хотел идти, так бы и сказал! Пришёл – и ноешь! Иди домой и ной там! – она резко развернулась и пошла прочь.

– Стой! Подожди! – воскликнул он; та остановилась, – Не дуйся ты так. Всё, я не буду ныть. Извини. Я просто думал, тебе есть, с кем сходить.

Её соседка нажала на «pause».

– Видела его лицо? Когда она сказала «знаешь, что, иди обратно»? Как встревожился, а? Услышал интонацию вне спектра. Ситуация вышла за рамки нормы. Смотри дальше.

Она отмотала чуть вперёд и включила на том месте, где они играли в вопросы и ответы. На экране были видны Майя с братом, которые сидели за противоположной стороной стола.

– Тогда один балл, – заговорила Майя, – Моя очередь. Что бы спросить… – она посмотрела на брата и расплылась в улыбке, – О! Я знаю, – она снова посмотрела на него и тут же стёрла улыбку, – Ой. Ладно. Не буду, – она похлопала его по плечу, пытаясь смягчить ситуацию.

Её соседка нажала на «pause».

– Нам не видно, как он на неё посмотрел, но она тут же поняла, что его реакция вышла за установленные рамки.

– И что она, по-твоему, хотела спросить? Кто его девушка?

– Или это, или какие-нибудь подробности. Главное даже не это, а то, что ему не нравятся такие вопросы. Смотри, последнее.

Она начала мотать назад, до их совместной прогулки до смежного с работой парка. Она нажала на «play» и услышала с экрана свой голос:

– Ты тогда говорил, что вы путешествуете почти каждый код…

– Почему мы постоянно говорим только про меня? – перебил её Макс.

– А что?

– Не хочешь рассказать что-нибудь про себя?

Её соседка нажала на «pause».

– Судя по голосу, его вконец задолбало про себя рассказывать.

– Конечно: я была примером такта и ни капли не навязывалась…

– Не звучи так подавленно. Мы сейчас не про это. Ты хотела доказательств, что он в принципе не любит говорить про себя. Этого достаточно? Я больше ничего не помню.

– Да, достаточно. Мне легче. Немного…

Сегодняшний день прошёл спокойно. С Максом она ни разу не пересеклась, а из неформального общения в течение рабочего дня был только поход на ланч вместе с Тиной и двумя другими девушками с её отдела, которые на этой неделе вернулись из отпуска.

День 61, неделя 9, пятница

Вчера Кира и правда чувствовала себя спокойнее. Конечно, её мучительное отчаяние иногда обострялось в приступы угнетённого настроения и в желание впасть в оцепенение и ничего не делать, но дело было в том, что в любых состояниях длительного стресса (только если, конечно, их причиной не служила ежеминутная боязнь за жизнь и здоровье себя и своих близких) иногда возникали минуты (или даже часы), когда потребность в покое брала своё; когда разум устанавливал временное перемирие с обстоятельствами, соглашаясь называть их нормой; когда хотелось отдохнуть и на время забыть о своём донимающем беспокойстве. Сегодняшнее утро, однако, отличалось от вчерашнего дня: в её сознании что-то неприятно свербело; что-то просило внимания; что-то настойчиво не давало покоя.

– Что не так? – спросила у себя Кира, выйдя из своего дома на свежее, ветреное и солнечное утро.

– Я думаю, ты была права, – ответила её другая половина, – Он играл с тобой.

– Что?.. Подожди, ты нашла доказательства?

– Да. Пошли.

Они пришли в знакомую пустоту с диваном посередине.

– Смотри: мы утверждали, что он не говорил про свою девушку, потому что он никому не рассказывает про свою личную жизнь. Мне кажется, он всё же скрывал. Намеренно. От тебя. Смотри.

Она взяла пульт и начала мотать до того момента, когда Кира случайно купила два сока.

– А, это? Где я купила несколько соков? Я, кстати, никак не могу понять, почему он просто стоял и молчал.

– Я тоже не знаю, но смотри.

Она нажала на «play». С экрана раздался её голос.

– Ты мне соврал, кстати.

– Про что? – спросил он.

– Про крышу.

– Про что именно?

Её соседка нажала на «pause».

– Точно. Он испугался, когда я сказала, что он мне соврал. На короткий момент, но испугался…

– И заметно успокоился, когда ты сказала «про крышу», да?

– Это странно… Если бы до этого он напрямую сказал мне «я свободен», то да, тогда бы он врал. Но он если что и делал, то скрывал. Не врал. Почему такая реакция? Он врал о чём-то другом?

– Не знаю. Может и так. А может на воре и шапка горит. Смотри дальше. Этот же день.

Она промотала чуть вперёд – на те минуты, когда они сидели за столом на крыше и пили купленный Кирой сок. Она нажала на «play»: донёсшийся с экрана голос Киры только что закончил рассказ о своём докучливом коллеге.

– Давай ещё, – попросил Макс.

– Хочешь ещё? Будет ещё. Я вчера вас видела.

Макс неожиданно подавился соком.

– Кого? – глухо спросил он, пытаясь справиться с кашлем.

– Тебя с семьёй. На пляже.

– А. Мы тебя не видели.

Её соседка нажала на «pause».

– Слышала, какой интонацией ты сказала «я вчера вас видела»? Серьёзной. Ты просто хотела сделать эффектный переход – сыграть на неожиданности смены тем.

– А он испугался так, что подавился…

– И тут же, заметь, успокоился, когда ты сказала, что говорила про его семью.

– И очень резко закончил наш разговор… Ну, чуть позже. Я-то боялась, что дело во мне, а скорее всего он увидел, как…

– Да-да-да, вышла покурить.

– Подожди, я не понимаю. Зачем ему намеренно скрывать это?

– Чтобы играть твоими чувствами. Помнишь наши вчерашние рассуждения про избалованность? Он увидел, что небезразличен тебе, и ему это понравилось.

– Но зачем это делать? Просто для душевного развлечения? Если бы он, к примеру, захотел изменить своей девушке, то… Со мной, в смысле. Я про то, что мы ни разу не перешли дружеских границ.

– Так уж ни разу?

– Ни разу. Если ты намекаешь на подобие флирта, то это было так безобидно, что просто стыдно даже называть это флиртом… Подожди, но он мог быть скрытным потому, про что мы вчера говорили. Просто ну очень не хотел, чтобы я, как малознакомый человек, про это знала.

– Молодец. Хорошее предположение. Я думала про это. И смотри, что я вспомнила.

Она начала мотать вперёд и остановилась на том моменте, который она до сих пор считала самым счастливым в своей жизни – когда в прошлую среду Макс впервые подошёл к её месту без определённой цели, и потом они практически убежали, чтобы остаться наедине друг с другом. С экрана послышался её слегка запыхающийся голос:

– Вчера мы остановились на том, что ты хотел рассказать что-то про себя.

– Что? После тебя, вообще-то, – ответил он с каким-то лёгким негодованием – пусть и напускным.

– Я не соглашалась, так что ты первый.

– Ладно, уступлю. Что ты хочешь знать? Только не нужно ничего про семью, ладно? В этом нет ничего плохого, но ты никогда не спрашивала ничего только про меня.

Её соседка нажала на «pause».

– Блин, он какой-то непостижимый… То он недоволен, что я просила его рассказать про себя, то просит спросить что-то личное. Подожди… Он что, правда попросил вопрос про что-нибудь личное?..

– Он не сказал «личное», но похоже. Может, он, конечно, про свои увлечения хотел рассказать, но если так, то при всей своей неохоте распространяться про личную жизнь мог бы выбрать менее расплывчатую формулировку.

– И правда…

– Похоже на игру, да?

– Похоже… То есть он играл со мной просто так? Без цели?

– Развлечение – тоже цель. Он при этом не обязан считать тебя привлекательной. Может, и не считает. Считал бы – активнее бы флиртовал. А так просто балует самолюбие твоим вниманием. Но знаешь, что главное? Что это всё – предположения. Нужно больше информации. Я даже задумалась над другим предположением: правда ли Таня его девушка? Ты ведь права: мы знаем об этом только с её слов.

– Кстати, про это. Знаешь, что я подумала? Если они действительно встречаются, и он по пятницам уходил к ней, то почему они не уходили вместе? Странно.

– А для чего она распиналась перед тобой про свой гибкий график?

– А, точно… Это всё равно ничего не доказывает.

– Именно. Узнай точно. Сегодня же.

– Хорошо.

На сегодняшнем перерыве на ланч, как и во время всех больших перерывов этой недели, Кира была рада тому, что те две девушки с её отдела, которые составляли половину их обеденной компании, вернулись из отпуска: теперь обстоятельства не вынуждали её разговаривать с Тиной; конечно же, она была ничуть не против Тины – просто она была не в том настроении, чтобы поддерживать необязательные диалоги. Теперь же она могла спокойно и неторопливо есть и, уйдя в себя, невнимательно слушать их разговоры.

– Кира, ты меня слышишь? – прорезал тугую реальностью голос одной из её коллег.

– А. Да, – очнулась она.

– Не могу, ты мрачная какая-то в последнее время. Всё хорошо?

– Да. Просто мелочи всякие… Не обращай внимания. Ничего страшного, – она на ходу попыталась сочинить предельно расплывчатое объяснение, которое, по её задумке, не должно было возбудить у собеседников желания задавать ей наводящие вопросы.

– Тебе нужно развеяться просто. Всё лето без отпуска – я бы тоже расклеилась. Пошли выпьем с нами сегодня. После работы.

Тина с укором посмотрела на коллегу и даже как будто хотела что-то возразить, но передумала.

– Нет, – ответила Кира, – Нет, спасибо. У меня были планы на сегодня, – соврала она.

– Короче, захочешь выпить с нами в любой другой день – пожалуйста, – улыбнулась та.