Глава 1. Пробуждение и забвение.
Первое, что она увидела – расплывчатое юное лицо, окруженное ярким светом. Звоном в ушах отдались слова: «Даня, не лезь ты к ней! Прижми свой зад, наконец!», произнесённые грубым женским голосом. Тут же снова раздался крик – детский голос радостно завопил: «Сара проснулась! Она глаза открыла, смотрите!». Она зажмурилась и открыла их снова, пытаясь разглядеть обстановку вокруг, но перед глазами упорно нависала пелена.
– О, и в правду! Мама, позови врача! Даня, отойди же ты, наконец, сядь, не мешайся! – произнесла женщина, которая подошла поглядеть на пришедшую в сознание дочь.
Мальчик, как только его мать отошла от больной, снова подошел к койке и уставился на лежащую девушку. Она тоже глядела на расплывающееся перед глазами лицо ребенка. Он улыбнулся и, произнеся: «Сара, наконец-то ты проснулась», наклонился, прислонился к девушке как бы обнимая ее руками и маленьким тельцем.
Скоро пришел доктор, и спустя несколько его вопросов и вопросов находившихся в палате людей, а именно: брата Сары – Дани, их матери Томы, бабушки Зои Матвеевны и дедушки Морфея Ивановича, было установлено, что девушка пришла в себя, ее состояние стабильно и она не помнит несколько последних дней и даже не может понять причину того, как здесь оказалась.
По словам матери, ей позвонила соседка – престарелая женщина из квартиры напротив, с которой у Томы и Зои Матвеевны были хорошие отношения – и сказала, что случилась беда. Сквозь всхлипы старушки, Тамара поняла, что что-то случилось с ее дочерью, то ли она упала, то ли еще что, и старушка вызвала скорую. В общем, потом стало ясно, что девушка в подъезде по лестнице куда-то быстро спускаясь и почти бежав вся раскрасневшаяся, запнулась и полетела вниз головой на глазах соседки. Старушка, второпях охая и ахая, спустилась и увидела, что Сара с заплаканным бледным лицом лежит без сознания.
Почему девушка плакала и куда так торопилась, она не помнила.
– А где Марк? На работе? – ослабевшим голосом тихо произнесла девушка, – О, Данька, твоя царапина уже зажила! Боже, как же школа, сколько я тут пролежала? У меня же экзамены! – уже беспокойнее, но также тихо говорила больная. В ее глазах был испуг. Страх передался брату и другим родным, находившимся в палате, он отразился на их лице и глазах.
– Сарочка, какая школа, какие экзамены? – удивленно спросил Морфей Иванович, вглядываясь в глаза внучке.
– Что ты последнее помнишь? – спросила Тома.
– Помню? Кажется, как была у дедушки на даче и собирала виноград… как мы ездили в ресторан, где Марк сделал тебе предложение, мама… или как покупали Дане новый портфель к школе? О, как голова болит! – сказала Сара, сморщившись, хватая голову руками.
– Но это было в конце прошлого лета?! – недоумевая и вопросительно глядя на врача, произнесла мать Сары.
– Прошлого? А сейчас какой год… день, месяц какой? – Сара с непониманием оглядела родственников, а потом повернула голову в сторону окна. На улице радостно светило солнце и от ветра слегка колыхались зеленые листья деревьев. Паника захватила девушку, и к горлу подкатило чувство тошноты.
– Сара, ты что, не помнишь? Сейчас июль, – сказал мальчик, опять вглядываясь в лицо девушки и, наклонив голову набок, не понимая, врет ли сестра, что ничего не помнит с прошлого лета, или нет.
Через несколько дней Сару выписали из больницы. Оказалось, что, упав и ударившись головой, она заработала ретроградную амнезию – не помнила около одиннадцати последних месяцев. Не имела ни малейшего понятия как закончила школу и сдала экзамены, куда решила поступать и что сделалось между мамой и отчимом, почему друзья не навестили ее. Забыла начисто, что происходило с ней эти месяцы. О том, что она действительно существовала все те несколько месяцев и это не чья-то злая шутка, говорили лишь фотографии на стене, аттестат об окончании школы, новые вещи и убеждения родственников и знакомых.
Когда Сара, провожаемая радостным от ее возвращения братом, вошла в свою комнату, она не сразу узнала ее, ведь, как и в остальной квартире, в ней очень многое изменилось. Там, где раньше стоял старый диван, теперь находилась кровать, вместо шкафа была напольная вешалка, заброшенная накинутыми на нее вещами. Мебель была переставлена, обои переклеены. Иные вещи стояли не на тех местах. Было что-то новое, странное, чуждое в этой комнате. «Что же со мной происходило эти месяцы?» – подумалось Саре, пока она осматривала неузнаваемую комнату.
– Даня, мне бы отдохнуть тут, разложить вещи… Иди лучше бабушке помоги, хорошо? – сказала девушка братику, увивавшемуся за ней, понимая, что ком подкатывает к ее горлу и хочется побыть одной.
– Ладно, – вздохнул и с явным расстройством ответил ребенок, зная, что если пойдет к бабушке, то она снова заставит его учить при ней вслух задания, выданные школой на лето.
Девушка закрыла за братом дверь и прилегла на кровать. Потом что-то вспомнив, села и оглядела комнату в поисках чего-то. Когда отыскала глазами, встала и пошла к столу. Она включила ноутбук и поняла, что тот пароль, который она помнила, не подходит. Положила голову на руки и задумалась. «Какой может быть ПИН-код? Отпечаток пальца может попробовать? Отключен. Что такое, чем я думала? Точно!». Сара отодвинула ящик и достала небольшой ежедневник, когда-то служивший ей дневником и, найдя среди последних записей новый пароль, разблокировала ноутбук. Девушка навела курсор на папку «lytdybr» и щелкнула мышкой. Пролистала файлы. «Да, есть! За все эти месяцы есть записи». Сара услышала крики с кухни и, закрыв ноутбук, вышла из комнаты.
Глава 2. Воскресенье.
«3 сентября.
И вот снова в школу, хорошо, что после первого сентября выпали выходные, а не сразу в это мутное болото. Последний год, 12-ый класс, экзамены и поступление… Господи, лишь бы все получилось, все было хорошо. В начале недели закупались: Дане набрали кучу всего, по-моему, действительно нужное – новый портфель. Зачем детям в началке столько всего: учебники, тетрадки, альбомы, карандаши и краски в огромных пеналах, даже стаканчики для воды при рисовании! Ужас, с самого детства поганят детям спины. Пока писала, у самой заныла поясница.
В общем, 1 сентября. Даже как-то грустно стало – последняя линейка, последнее издевательство над детьми в виде этой клоунады. Пришлось даже танцевать, ужасная традиция! (Хорошо, что танцевала с Филей, иначе не выдержала бы этого всего). Но в целом было не плохо, не так скучно, как последние 11 лет (помогает осознание того, что больше все это не повторится и большая часть точно останется в памяти).
Почти никто не изменился за лето. Смарченко покрасилась в синий, Подругин странно подстригся, не перестал быть менее забавным из-за своей тупости (мы с Гореловым долго над ним смеялись). Винченко начала краситься и ходить на каблуках (интересно, сколько продержится? А говорила, мол, зачем все это – вредно и бессмысленно, ну-ну). Несколько девчонок привели своих парней-студентов на линейку, в том числе и Аня – позвала своего Гошу, с которым летом познакомилась (такие милые, прям реально подходят друг другу, повезло ей так повезло!).
Ох, тяжелая будет неделька…».
Сара долго пыталась заснуть, но тщетно. Ее беспокоили мысли о прошлом, которого она не помнила, и странном настоящем. Весь проведенный дома день девушка осматривала столь непривычную комнату: прошлась по книжной полке, на которой обнаружила новые книги, которые раньше и не думала читать, перебрала стопку пластинок, среди которой тоже обнаружилось новое. В ящике стола Сара нашла полароид, который давно хотела и, видимо, получила на Новый год.
– Это я маме сказал, что ты хочешь, – сказал брат Сары, покачивая ногами, сидя на ее кровати. Он зашел несколько минут назад, когда девушка осматривала пластинки.
– Какой ты умница! Знал, что я давно хотела полароид. А тебе что подарили? – увлеченно разбирая вещи из того же ящика, сказала Сара, действительно радуясь.
– Мне – книжку про акул. Помнишь, я тебе в магазине показывал? И еще конструктор, – мальчик говорил и внимательно наблюдал за сестрой.
– Да, помню. Не знаешь, откуда у меня новые книги, те, что на столе?
– Что-то ты сама купила, что-то друзья твои надарили. Вон ту серенькую Филя подарил, это точно помню. Поставишь ту песенку? Мою любимую.
– Да, сейчас. Филя, говоришь? Интересно. Ты не брал мои наушники, не могу найти? Ай! – девушка ударилась головой о стол, когда подняла голову, сидя под ним. Поднялась, поглаживая рукой ушибленное место, и достала нужную пластинку. Заиграла веселая мелодия известного классика, которая нравилась Дане.
– Не, не брал, – мальчик сказал правду, и Сара поняла это – сестру он никогда не обманывал. Данилу позвала бабушка, и он вышел.
Сара ломала голову мыслями о том, где могла оставить свои наушники. Главное, она не могла помнить, когда именно они пропали. Ее удивило то, что Филиппп Горелов подарил ей книгу, да еще и ту, что она давно хотела прочитать, ведь сколько она его знала, он не делал ей никаких подарков. Девушка бросила взгляд на стену, где теперь висели на веревочке прищепленные фотографии из полароида. Она присела на кровать и начала рассматривать их: братик с бабушкой сидят за столом и делают уроки (женщина строго смотрит на мальчика и тычет пальцем в книгу, а Даня чуть не плачет, смотрит на нее непонимающе); Сара сидит на подоконнике, но что это был за подоконник и вид из окна, девушка не могла вспомнить; подруга девушки сделала селфи себя, Сары и Филиппа, они весело улыбаются и корчат рожицы, одеты очень празднично, а на заднем плане виднеются буквы «зво», она догадалась, что это был последний звонок. Потом были фотографии с еще двумя подругами, мамой, братом и бабушкой. Особо понравились Саре две фотокарточки с дедушкой в шляпе, собирающем клубнику, и видом на его дачный домик на закате в легкой дымке тумана.
Закончив осмотр комнаты, Сара пошла на кухню пить чай и допытывать бабушку о днях минувших и забытых. По словам Зои Матвеевны, Саре как-то вдруг взбрело в голову сделать ремонт в комнате. Она тот месяц весьма странно себя вела: почти ни с кем не разговаривала, запиралась в комнате и только изредка выходила за едой.
– Да качалась тут на своих эмоциональных качелях! Экзамены у нее, а она качалась! – услышав раз выражение «эмоциональные качели», Зоя Матвеевна уже не могла забыть его, так оно ей понравилось, что она старалась чаще его использовать. – Пришла тогда после школы, заперлась в комнате, – говорила за лепкой пельменей серьезным голосом женщина уже давно не молодая, но и не совсем старая.
– Да, я еще хотел показать тебе новую игрушку, которую баба купила, но ты заперлась и не открывала, – вмешался в разговор мальчик, тут же поедавший печенье с молоком.
– И потом что было?
– А потом слышу – в дверь звонят, пошла смотреть, кто там, а тут ты из комнаты выбежала и кричишь, что к тебе это. Там коробки какие-то. В комнату тебе стаскали и ушли, – продолжала женщина, так же усердно раскатывая тесто. Протерла лоб, запачкавшись мукой, тяжело вздохнула и говорила дальше. – Ну и вот, оказалось – купила кровать, палки какие-то заместо шкафа, обои и еще что-то по мелочам, я уж не вдавалась…
– И когда я успела ремонт сделать? Да и с чего это?
– Да мне-то откуда знать? Ты ж не рассказываешь ничего бабушке, бабушка потом гадай! – упрекнула женщина внучку, выделывая кружочки на пласте теста. – Что-то там возилась, возилась по ночам. Попросила кого-то старую мебель вынести, и готово. За неделю где-то управилась. Вообще красиво получилось, но где деньги взяла да силы, я не знаю. Еще молока? – договорила Зоя Матвеевна и спросила внука о пустом стакане, на который он жалобно глядел, боясь перебить бабушку.
– Давай я налью. Спасибо, что рассказала. Хоть что-то понятно более-менее, но, если подумать, все равно непонятно, – Сара усмехнулась, налила брату молока, а себе кипятка в чай, и тоже начала есть печенье. – А мама что? Ей все равно?
– Мамы не было. Она в другом городе была месяц, – сказал, пожевывая мальчик.
– Что? Почему так долго? Ты же говорил, что болел тогда, а она уехала? – карие глаза Сары округлились от удивления, лицо нахмурилось.
– Ты же уже знаешь про Марка, вот через неделю где-то она и укатила, а мне тут с вами возись – дай Бог здоровья. А как приехала, немного удивилась, конечно, но даже похвалила тебя. Мол, умница, дочка, что для себя сама все делаешь, – так же угрюмо заключила Зоя Матвеевна, выкладывая готовую партию на разнос.
Оказалось, она хорошо сдала экзамены, вопреки всем страхам и сомнениям, которые до сих пор ощущала, так как не могла привыкнуть к новой для нее теперь реальности. Набранных баллов ей хватит, чтобы поступить пусть и не в самый престижный, но хороший вуз. Осталось только решить, в какой. Времени осталось немного, но оно есть. Нужно прийти в себя и попытаться вспомнить то, чего хотела прежняя Сара. Благо есть дневник, который она не забросила. И вот, раз сон не шел к ней, девушка взяла ноутбук, открыла нужную папку и начала читать. Запись от третьего сентября, десятого, семнадцатого…
Большую часть говорилось о школе: обучение заменилось масштабной подготовкой к экзаменам, и каждый учитель считал, что его предмет сложнее, важнее, больше всего пригодится в жизни и готовиться к экзамену по нему обязаны все, хотят они или нет. У Сары были небольшие конфликты с некоторыми особо заносчивыми учителями, но, в целом, девушка она была гиперответственная, и проблем с учебой было не много.
В новом учебном году их и без того не самый дружный класс стал еще более разобщенным, но, хоть Сару немного это и расстраивало, больше ее волновали оценки и подготовка к экзаменам. С одноклассниками у девушки были хорошие отношения. Она ни с кем не конфликтовала, старалась со всеми общаться, но имела более тесные отношения с двумя одноклассниками – Аней Бертовской и Филиппом Гореловым. Тот самый Филя, с которым она танцевала на линейке и что подарил ей книгу с серой обложкой, дружил с ней с начальной школы, когда Сара пришла учиться в его класс. Милая девочка, которая приехала из-за рубежа, сильно заинтересовала его, и, когда ребенок с потерянным взглядом впервые вошел в класс, Филипп улыбнулся и предложил сесть с ним. Белокурая и полноватая Аня Бертовская же пришла в их школу год назад и начала общаться сначала с Сарой Черновой, а потом и с Гореловым. Он тогда был более худ и носил волосы длиной почти по плечи. В этом же году еще сильнее вытянулся и стал наголову выше обеих девочек, подстриг каштановые волосы, что делало его еще красивее в глазах сверстниц и сверстников. Бертовская была веселая, добрая, небрежная девушка, которая отвлекала Сару на уроках, но всегда помогала и поднимала настроение.
В школе Саре было приятно находиться, если эти двое были рядом, но за ее стенами они проводила мало времени вместе. Филипп переехал и с недавних пор жил далеко от Сары, ходил на множество секций, поэтому так часто, как раньше, гулять уже не получалось. Аня была скучна и неподъемна, когда оказывалась вне школы, предпочитая в свободное время смотреть турецкие сериалы или ходить со старшими сестрами по магазинам. Так что их небольшая компания общалась за партами, на переменах и по пути домой, а также в различных мессенджерах в свободные минуты, когда кого-то одного или всех настигала скука.
Запись от двадцать четвертого сначала растрогала девушку, а потом сильно огорчила. Это был день маминой свадьбы. Та Сара с любовью и нежностью описывала молодоженов, трогательную церемонию и уютный праздничный ужин. Но эта Сара уже знала будущее. Новоиспеченный муж Томы сильно изменился. С ее слов, Марк стал плохим человеком, и пришлось развестись с ним. Бабушка не вдавалась в подробности, но говорила что-то про потерянную им работу, пропитые деньги и беды. При этих разговорах лицо брата, как замечала девушка, становилось очень печальным, страдальческим, а в глазах был страх. Он тихо сидел, как испуганный зверек, и не вмешивался в беседу, как обычно очень любил делать.
Дочитав «Сентябрь», Сара посмотрела на часы и увидела, что уже давно за полночь. Она чувствовала усталость, боль в глазах, тяжесть своей головы и решила, что пора ложиться. Как только она прислонила голову к подушке и закрыла большие глаза, тут же уснула в душной от летней жары комнате.
Глава 3. Семья.
Сара Черно́ва родилась за границей, где ее мать работала в очень прибыльной фармацевтической компании. Жили пусть и в чужой стране, но по заветам родного отечества, а как начинались продолжительные праздники и выходные дни – непременно домой! Летом девочка гостила у бабушки с дедушкой, а в учебное время ее окружал более привычный мир, где все говорят на ином языке, чем ее родные. Но Сарочке было везде одинаково хорошо, главное, что ее и там, и тут любят и ждут… Безусловно, мать и отец прививали ценности, которые сами впитали с молоком матери, но девочка росла в ином обществе, чем они когда-то, и это отложило отпечаток на ее мировоззрении.
Спустя столько лет об этом времени девушка мало что помнила, как и многие события детства. Но не могла забыть тот день, когда ее матери позвонили, и женщина, сделавшись белой, как мел, упала в кресло и заплакала – отец десятилетней девочки погиб в автокатастрофе. Тома, убитая горем, вернулась с дочкой на родину к матери. Через несколько месяцев у Сары родился брат, названный в честь покойного отца. Сара потом все реже и реже видела маму. Зоя Матвеевна взяла бразды воспитания на себя, а дедушка заменил им во многом на себя похожего отца. Мать, которая была так нужна десятилетней девочке, отдалилась от нее и новорожденного сына, на долгое время с головой погрузившись в новую работу, пока боль не утихла. На долгие годы самым счастливым воспоминанием девушки стал месяц, проведенный с мамой во время ее отпуска: они часто гуляли, ходили в кино и ели самое вкусное мороженное, бабушка сделалась добрее к внукам, видя, как ее дочь становится прежней. Но женщина по-прежнему много работала, ей приходилось содержать одной большую семью.
Летом дети часто бывали у дедушки. Морфей Иванович был очень славный старичок. Саре нравилось говорить с ним об отце и лицезреть у него привычки так рано ушедшего – отец и сын были очень похожи.
– Чего читаешь? – Даня оторвался от игры с дедовским псом и начал рассматривать сидящего в кресле-качалке Морфея Ивановича, – Опять про пилатов? Альфед, фу! Иди с Сарой поиглай!
– Нет, Данька, не про пиратов на этот раз, – не отводя глаз от книги, сказал седеющий мужчина.
– А почему?
– Ну не читать же про пиратов вечно.
– Почему? – не умолкал ребенок.
– Потому, мальчик мой, что сейчас мне не хочется читать про пиратов. Когда захочется, тогда и буду, – уже отложив книгу, щелкнул по носу стоящего рядом бутуза Морфей Иванович.
– У-не-сен-ные вет-ром, – прочитал Данил, взяв книжку с тумбочки чуть выше него, – Это про что?
– Про войну, любовь… Да в целом про жизнь, – мужчина положил томик на место и посадил ребенка на колени, – Альфред, где Сара? Искать!
Тут же в комнату старого деревянного домика вошла босая девочка в сарафанчике и копной кучерявых волос на голове с полной чашкой клубники, впереди которой бежал с высунутым языком радостный старый пес.
– Даня, будешь клубнику?
– Буду! – мальчик охотно взял протянутую сестрой чашку, но она была слишком огромной для него, и дедушка помог придержать ее.
– Альфред, сидеть! Хороший мальчик! – Сара немного поиграла с огромным черно-белым псом и тоже угостилась клубникой, – «Унесенные ветром»? Я тоже думала начать читать, одолжишь?
– Конечно, милая, бери, как дочитаю, – ответил Морфей Иванович, глядя на радостную внучку.
Сара проснулась рано, без будильник,а и успела застать маму за завтраком. Она встала с кровати, подошла к зеркалу и оглядела лицо, потом выбившиеся из высокого пучка сильно курчавые каштановые волосы. Умылась и, пройдя мимо комнаты бабушки, в которой еще мирно спали, посапывая, Даня и Зоя Матвеевна, вошла в кухню.
– Доброе утро!
– Доброе! Как спалось?
– Хорошо. Странно – легла поздно, а встала рано?! Видимо, отоспалась в больнице. А тебе как спалось?
– Тоже ничего.
Тамара пила кофе из любимой кружки, которую ее мать называла не иначе как байдаркой, и ковыряла вилкой омлет с ветчиной. Сара присела рядом с матерью и разглядывала ее: круглое лицо с тонкими губами, носом кнопкой и голубыми глазами, редкие окрашенные в рыжий вьющиеся волосы, точеные скулы, тонкая шея с родинкой на том же месте, что и у дочери.
– Есть не хочешь? – взглянув на девушку, внимательно глядящую на нее, произнесла женщина и немного отодвинула тарелку с завтраком.
– Нет, мам, ешь. Я потом. Как дела на работе?
– Да как обычно, ничего нового. Ты придумала, куда поступать будешь?
– Думаю. А ты не помнишь, что я раньше отвечала на этот вопрос?
– Точно не помню, ты что-то говорила про филологическую специальность… или про юридическую? Я не помню. Тебе бы сходить к Марье Васильевне, поблагодарить…
– Да, схожу. Спасибо, что напомнила. О, и за полароид спасибо, я очень довольна! – девушка просияла улыбкой и с любовью глядела на мать.
– За что, прости? Пала что?
– Полароид, твой подарок на Новый год.
– А, это. Пожалуйста, дочка, – так же смотря в телефон и допивая кофе, сказала Тома. – О, мне выходить пора! Принеси, пожалуйста, мою сумку из комнаты.
Сара принесла сумку обувающейся матери и закрыла за ней дверь. Еще раз заглянула в комнату бабушки и увидела, что проснулся брат. Пожелала ему доброго утра, на что сонный мальчик вяло ответил «И тебе». Снова прошла в кухню и помыла оставленную матерью после завтрака посуду.
– Что ты будешь? – поставив чайник, спросила девушка у брата.
– Что буду? Ммм… Буду макароны, – ответил зевающий сонный ребенок.
– Не пойдет. Могу предложить на выбор овсянку или омлет? – Сара разглядывала шкаф с крупой и думала, чем сама бы хотела завтракать.
– Может, манку?
– Давай манку. А ты умывался?
– Конечно.
– Что-то быстро. А зубы чистил? – в ответ последовало молчание, потом мальчик снова зевнул и потер глаза. – Иди чисть, мигом! И тихо, не буди бабушку! Мы рано сегодня встали.
Мальчик, еле перебирая ногами, пошел чистить зубы, а Сара начала варить манную крупу. После завтрака брат с сестрой пошли смотреть мультики, а когда от звонкого смеха проснулась Зоя Матвеевна, занялись домашними делами.
Тамара Темникова росла в семье, наполненной счастьем. Родители много работали, делая все возможное для радости и благополучия единственной дочери, ругались редко и только по мелочам. Папа называл ее ласково – Томарочкой, как никто другой, мама часто улыбалась, и в хрустальной вазочке в шифоньере всегда были вкусные конфеты. Эти воспоминания надолго утонули в слезах после того, как любимый отец и муж умер от неизлечимой болезни. Мама теперь больше грустила или ворчала, была вечно уставшей после изнурительной работы. Но девятнадцатилетняя Тома не была одинока и разделяла свое горе с другим любимым человеком, а не с матерью, ставшей колючей. В ее жизни появился Даниил Чернов, который горячо любил ее, гладил по головке, пока она оплакивала отца на его плече, дарил цветы и накидывал свой пиджак ей на плечи холодными вечерами, провожая до дома, и отвечал теплом на холод Зои Матвеевны. Когда боль Зои Темниковой поутихла, Тамара снова узнала в ней свою мать. Женщина теперь стала улыбаться, пусть и не так часто и светло, как прежде. Стала теплее относиться к молодому человеку, всегда милому и заботливому с ней и её дочерью.
Тома Чернова с мужем, отучившись, переехали, оставив мать и отца, в другую, совершенно чужую страну, сулившую большие перспективы и новые возможности. Даниил занимался написанием книг, и перемены были ему полезны, а Тамара радовалась хорошей работе, супружеству и ожиданием пополнения. Женщина была на пике своей молодости, влюбленности в жизнь и счастья.
Потом не стало мужа, она стоит на пороге отчего дома, держа за руку девочку, которая стала ей безразлична, под сердцем носит новый плод былой любви и не знает, что теперь делать.
Когда появился Марк, она снова почувствовала, что счастлива и свободна. Женщина была рада тому, что мужчину приняла ее семья, а он хорошо относился к ним. Он одаривал ее, носил на руках, смотрел влюбленными глазами, и она не могла представить тогда, что этот человек сможет стать севшим на ее шею пьяницей, приносящим зло ее детям и матери.
Острой болью отзывалось в ее сердце воспоминание, когда она читала сыну книгу перед сном и услышала крики.
– А ну отдайте бутылку, Зоя Матвеевна, живо! – кричал Марк теще, еле выговаривая слова, когда она выхватила у него из рук очередную банку спиртного.
– И не подумаю! Хватит бухать! Не стыдно тебе сидеть здесь перед телевизором и пить, пока твоя жена пашет как проклятая на двух работах?! – полушепотом парировала женщина, одетая в белую ночнушку, держа бутылку за спиной.
– Отдай бутылку! По хо… хорошему прошу!
– Нет!
– Тварь старая! – с этими словами раздался громкий шлепок, и не ожидавшая такого женщина упала на пол.
– Бабушка! – со слезами на глазах и громко рыдая, кричала Сара. Она ненавидела отчима такого, каким он был теперь – пьяного, вонючего, с выпученными глазами от злости и красным лицом, того, который бьет ее брата и бабушку, не уважает мать. Девушка помогла женщине подняться и усадила ее на диван.
– А ты не лезь! Думаешь, взрослая? Ты… – он не смог договорить. Тома, наблюдавшая картину ссоры, переполненная ужасом и зарёванная, подошла к мужу и отвесила ему пощечину.
– Убирайся! Гад, чтобы духу твоего здесь не было! Увидимся в суде, – она швырнула в него вещами, яростно собранными в спешке, и выгнала на мороз.
Он звонил ей и извинялся, просил прощение, но это был уже пройденный этап. К чему ее привело то, что она уже простила его две недели назад, когда он ударил ее сына и ее саму, защищавшую ребенка? Она подала на него в суд и на развод. Больше он не появлялся в ее жизни, но она снова, как и тогда после смерти до беспамятства любимого мужа, ушла в себя, в работу.
Но Сара ничего этого не помнила, задавалась вопросами, почему мама такая отстраненная с ней, почему редко бывает дома, почему избегает свою семью…
Глава 4. Странный.
«15 октября.
Две недели ничего не писала сюда. Очень устала: учеба идет полным ходом, снова очень переживаю за экзамены (а вдруг не поступлю? Что тогда делать? Идти работать продавщицей или уборщицей? Мама сильно разочаруется во мне, а что бабушка скажет?), в семье начались проблемы. Все сложно.
Мама и Марк начали ссориться. Из-за чего? Да я сама не очень понимаю. До свадьбы, когда он не жил с нами, все было хорошо, а теперь… что ни день, то ссора на пустом месте. Или не на пустом? Их скандалы меня не волнуют по большому счету, но шум мешает заниматься обычными делами: я не могу учиться, читать, записывать сообщения, спокойно заниматься чем-либо вообще, да еще и переживаю за Даню – он такой ранимый, эти перебранки задевают только его, только ему от них действительно плохо. Всякий раз он прибегает ко мне или бабушке, крепко обнимает, как будто вцепляется в тебя, и громко рыдает.
Помимо шума вместе с отчимом явился и другой хаос: его вещи разбросаны по квартире, противные до тошноты духи (они мне и прежде не нравились, но теперь этот запах окружает меня постоянно), мусор и грязная посуда, который он не утруждает себя убирать, пиво в холодильнике и его руке вечерами перед телевизором, убранные с гостиной и маминой спальни фотографии папы и прочее. До их свадьбы я была не против маминого выбора, не против присутствия Марка в нашей тихой семейной жизни, особенно когда мама выглядела такой счастливой, но теперь… я с каждым днем могу терпеть его все меньше и меньше. Еще больше стала его ненавидеть, когда он начал грубить маме или бабушке, кричать на брата или трогать меня (ничего такого, просто не люблю, когда меня трогают неприятные мне люди за плечи, руки, спину, талию).
Но я вижу, что мама любит его, прощает, и пытаюсь сама относиться к нему снисходительно ради нее.
Что было хорошего? Немного, но недавно в гости приезжал дедушка, привез свежие овощи. Думаю съездить к нему на выходных, дома все достало. Даня исправил двойку по математике, горжусь им. Бабушка рассказывала про папу вчера, когда увидела, как я перед сном смотрю на его фотографию. А ведь Даня его совсем не знал… Каждый раз больно об этом думать. Я стараюсь иногда рассказывать ему про папу».
С трепетом и слезами на глазах она читала эту запись в дневнике. Потом свернула файл и открыла фото с отцом, она очень скучала по нему и после прочитанного испытала всю ту печаль, что чувствовала при написании. Вспомнила и о дедушке, которому еще в больнице обещала, что приедет. Решила, что может поехать завтра и даже взять с собой брата, который точно будет свободен и с радостью поедет, взяла телефон и написала сообщение, на что почти сразу был получен ответ «Конечно, внучка, приезжайте. Жду!», а следом – обнимающий смайлик.
За завтраком мама упоминала соседку, которая видела, как Сара упала, и вызвала скорую. Девушка решила передохнуть от эмоций прошлого и зайти к старушке. Тем более, что Зоя Матвеевна попросила вынести мусор и купить хлеб, а брат отправился на занятие по плаванию. Сара достала из шкафа любимую серую толстовку и широкие джинсы, пока одевалась с грустью и отвращением взглянула на свое тело, потом заплела непослушные волосы в пучок и намазала пухлые губы бальзамом – теперь можно было выходить из дома, надела кроссовки поприличнее. Вынесла мусор, зашла за хлебом и пакетом абрикосов, поднялась на свой этаж и позвонила в дверь.
– Марья Васильевна, это Вам! – девушка протянула старушке пакет сочных фруктов и улыбнулась. – Хочу Вас отблагодарить.
– Ой, спасибо деточка! Сара, поправилась, милая, как я рада! Как я тогда испугалась за тебя. Лицо бледнющее, шуму-то было, я тебе кричу, зову – молчишь, не слышишь. Ой, ёй, ёй! – беспокойная соседка приняла подарок и медленно затараторила о подвергнувшем ее тогда в шок. Потом поняла, что девочка, наверное, устала или не отошла от недуга, предложила войти. – Может, чаю хочешь?
– Спасибо, Марья Васильевна, откажусь. Бабушке надо по дому помочь. Еще раз спасибо за спасение, бдительность.
– Да не за что, деточка, за абрикосики спасибо. А ты что так бежала-то тогда? – не хотела потерять собеседницу пенсионерка, но вопрос ее действительно мучил, а ответа на него не знал никто.
– Не знаю… то есть не помню. У меня амнезия – не помню, что было тогда и еще несколько месяцев до этого, – мимо женщин по лестнице прошел молодой парень, его лицо показалось знакомым Саре, и она пристально разглядывала его. Когда он заметил ее, лицо юноши сделалось бледным, и он немного замедлил шаг, но, опомнившись, быстрым шагом пошел дальше, вверх по лестнице. Девушка смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду, и не слышала того, что говорила соседка. – Что? Простите, Марья Васильевна…
– О, бедная деточка, ну да неважно… Иди скорее домой, приляг, отдохни, сил набирайся! Лучше станет – приходи в гости, я тебе всегда рада. И Зоя пусть заходит. А брату скажи, чтобы не долбасил мячом в подъезде и не кричал тут – двери-то тонкие, все слышно, и так шумно! Да ты иди, иди!
– До свиданья, Марья Васильевна! – проговорила уставшая от неумолкающей старушки Сара и, обрадовавшись тому, что выполнила свой долг перед ней и может быть свободна, поспешила домой. Её мучал вопрос: «Где я могла его видеть?». Лицо прошедшего мимо парня въелось ей в память, но она никак не могла понять, кто он и почему так знаком ей. Она поняла по его бледному лицу, что и он знает ее, но чего-то боится. Её?
Даня уже был дома. Радостный, энергичный мальчик встретил ее, обнял, забрал хлеб и отнес на кухню. Девушка была занята своими мыслями, поэтому поспешила в комнату – хотела поискать в дневнике что-нибудь о том парне. Но ее отвлек восторженный возглас младшего брата.
– Филя! Сара, Филя пришел! – мальчику очень нравился старый друг сестры, и он испытывал восторг каждый раз, как молодой человек приходил к ним в гости, что последнее время было не так часто, когда разговаривал с ним, шутил и играл. Ребенку нравился приятный на вид, милый, веселый друг его сестры, тем более ему нравилось то, как в последнее время Филипп Горелов обращался с Сарой, странно смотрел на нее и смущался.
Сара в смятении вышла из комнаты. «Как не вовремя!» – думала она. В коридоре ее уже ждал брат, тянущий к ней за руку Филиппа.
Глава 5. Любовь и дружба.
– Привет.
– Привет, – неуверенно ответила Сара и перевела взгляд на брата.
– Да отцепись ты от него! Иди суп ешь, зря готовила что ль? – проворчала Зоя Матвеевна, увидев явно неприлично обращающегося с гостем внука. – Привет, Филя, давно тебя не видела. Уезжали куда? Ну, в общем, неважно, пойду чайник поставлю.
Понурый теперь мальчик пошел вслед за бабушкой на кухню, а Сара, все такая же растерянная, пригласила гостя в комнату. Филипп расположился на стуле между вешалкой и столом, а девушка присела на кровать, положив руки на коленки. Оба молчали и мельком смотрели то друг на друга, то на вещи в комнате. Сара давно не видела одноклассника, не понимала какая кошка межу ними пробежала: она помнила, как они раньше дружили, пусть и нечасто встречаясь вне школы последнее время, а теперь он не писал ей (при падении с лестницы телефон Сары разбился, и нужен был новый, но, когда она зашла в свои социальные сети и мессенджеры через ноутбук, обнаружила, что чат с Филиппом (и некоторыми другими знакомыми) был удален по непонятной ей причине); не пытался осведомиться о ее здоровье у родных, не пришел навестить ее в больнице – все это огорчало ее. Она не знала, как должна вести себя с ним, виновата в чем-то или нет, и в голове непрерывно звучал вопрос: «Зачем он пришел?».
– Ну… может, чаю?
– Можно, – и Сара вышла из неуютной нынче комнаты, а через пять минут принесла две кружки с чаем и шоколадку.
– Вот. Твоя – оранжевая, с сахаром. Ты будешь? – Она поставила перед ним округлую яркую кружку и начала открывать плитку шоколада.
– Да, спасибо, – он сделал глоток сладкого чая из давно знакомой кружки и потянулся за долькой шоколадки, которую она ему протягивала.
– Зачем ты пришел? – раздался как гром средь ясного неба давно мучавший ее вопрос.
– Ты не отвечала на мои сообщения, я думал ты совсем меня игнорируешь и решила прекратить со мной… Со злости удалил наши переписки. А потом прошло две недели, и ты так нигде и не появилась. Я звонил – ты не отвечала. Решил прийти, и пришел. Что было? Почему?
– Телефон разбился. Я упала с лестницы и лежала в больнице.
– Прости, бедная! Я такой мудак! – ком подкатил к его горлу, и лицо побагровело. Он закрыл лицо руками.
– Почему ты думал, что я могу тебя игнорировать? Мы же лучшие друзья?! Почему нельзя было позвонить маме, бабушке, да даже Дане? Я не понимаю… – на ее глазах были слезы. Все это время, как пришла в себя, она думала, почему он не пришел к ней в больницу, почему не пришли и Аня, Марена, Верочка? Почему друзья, которые были ей так дороги когда-то, бросили ее?
–Друзья? Хах.
– Что вообще произошло? Я ничего не понимаю. Филя, у меня амнезия – я с прошлого лета ничего не помню, что ты от меня хочешь?! – злость пробудилась в ней. Она не могла понять, в чем виновата и в чем ее обвиняют.
– Ты не врешь? – удивленно, но с подозрением спросил парень.
– Не врет. Правда не помнит – головой ударилась, – сказал стоящий в дверях мальчик, которому было очень интересно, о чем они спорят.
– Даня, не встревай! Иди помоги бабушке чем-нибудь, – и снова огорченный мальчик ушел в кухню. – Что ты так на меня смотришь? Да не помню, доволен? Что было-то, за что ты так со мной? – разгорячившись, продолжала Сара.
– Прости, я же не знал… не думал… то есть… прости, – он потер лицо руками, разгладил лоб и тяжело вздохнул. – На выпускном перед твоим уходом я дал тебе книжку… а вот, кстати, и она. Я хотел, чтобы ты полистала ее, кое-что нашла и ответила… Но тут прибежала Аня с каким-то парнем, ты последнее время постоянно о нем говорила с ней, не знаю, о чем конкретно. Он искал тебя, и ты так заулыбалась, покраснела, сказала «спасибо за книгу» и ушла с ним. Я потом искал тебя, но Аня сказала, что ты уже не придешь. Уже было утро, часа четыре утра, и я пошел домой. Ждал, когда ты напишешь мне, позвонишь… Но ты молчала, а потом игнорировала меня, я так думал тогда. Я думал, ты прочитала мою записку и не захотела со мной говорить… да я, в общем, не знал, что думать. Прости, Боже, Сара, я же не знал, что с тобой что-то случилось!
– С каким парнем? Я же ни с кем, кроме тебя, не общаюсь?
– Да я понятия не имею!
– Ладно, прости. Про какую записку ты говоришь? – Сара хотела разгадать загадку, но поняла, что Горелов ничего не знает, и расспрашивать его будет неправильно. Его явно задевала эта тема.
– Ее нет! Страница двадцать восьмая – здесь она была… – он держал в руках книгу в серой обложке, перелистывал страницы, но не мог найти то, что искал.
– Она была в книге, а теперь ее нет?
– Да.
– Наверное где-нибудь выпала. Стой, я же шла с выпускного с этой книгой, а потом в тот же день, но позже, куда-то бежала и упала… Может, тогда она выпала? Или книга была уже здесь… Точно, Даня же знает, что это ты дал мне ее, значит, она была дома до падения…
– Может, у него спросим?
– Да, давай. Даня! Даня, иди сюда, есть вопрос! Зайка!
– Что?
– Серая книга – ты сказал, что Филя подарил мне ее, откуда ты это знаешь?
– Ты пришла утром, а мне тогда не спалось, и я встретил тебя. Ты дала мне книгу и сказала положить ее на твой стол, я спросил, что за книга, а ты сказала, что тебе ее Филя подарил, а потом ушла, – рассказывал мальчик, явно радуясь тому, что они заинтересованы в нем.
– Куда ушла?
– Я не знаю, ты не сказала, когда я спросил.
– А не видел со мной никого?
– Нет, ты одна зашла, а в подъезд я не заглядывал.
– Ладно. Спасибо, зайка, а теперь выйди, пожалуйста, – сказала задумчивая девушка.
– Стой, а записку ты никакую не видел? В книге, или, может быть, она выпала из нее? – поторопился спросить Филипп, пока Даня не ушел.
– Не, не видел ничего такого, – сказал мальчик и вышел.
– Значит, она выпала где-то, пока я шла…
– Может быть. Или ты нашла ее и выкинула, – побагровев, тихо сказал молодой человек.
– Что ты? Как я могла с тобой так поступить? Вот так ты обо мне думаешь?
– Я не знаю, что думать.
Снова повисло молчание, но теперь не неловкое, а озлобленное. Его нарушила успокоившаяся Сара:
– Что там было хоть? – не смотря на него, тихо сказала девушка.
– Это не важно. Там… – его прервал зазвонивший телефон, – Да, мам, ало. Хорошо, сейчас спущусь, давай. Мне надо идти. Мы едем на неделю на море, я ненадолго зашел, родители уже приехали за мной, прости.
– Хорошо.
Уже в дверях девушка спросила об их общей подруге, на что Филиппп Горелов ответил:
– Она в Москву уехала поступать. Помнишь, она собиралась? Разве ты не видела в группе?
– Нет, пока не заходила туда… Пока! Ты заходи, как вернешься.
– Хорошо, – с грустной улыбкой, такой же как у Сары, ответил он.
Как ушел Филя, Саре захотелось посидеть одной и подумать. Скоро, после юноши, бабушка с братом ушли на рынок, и девушка осталась одна. Она чувствовала опустошённость, грусть, почему-то ей хотелось плакать. Она свернулась калачиком на кровати и заснула.
Когда она узнала, что ее телефон разбит, она сильно расстроилась, что многочисленные любимые фотографии не удалось сохранить. На новом смартфоне, который вечером этого дня привезла ей мама, она открыла вновь установленный любимый мессенджер, где были все важные для нее чаты. Переписки с Филиппом не было, как и раньше. Она нашла его номер среди контактов и отправила стикер – кот дергает лапкой, пытаясь поймать игрушку. Нашла их группу – Аня действительно писала несколько дней назад о том, что уезжает и просит прощение, если не будет отвечать им какое-то время – очень много дел. Нашла группу класса – после выпускного остались несколько фотографий, а потом беседа умерла – ни одного сообщения. Вспомнив про подруг, она нашла переписку с Верочкой, последнее сообщение – «Конечно! Обязательно нужно сходить. Давай позже спишемся». Сара звала подругу в театр еще в конце мая, но ответа до сих пор не последовало. Потом открыла переписку с Мареной: они обсуждали прошедшие экзамены, очередного парня Марены и поход в клуб, на что Сара постоянно не соглашалась. В переписке, особенно последних перед выпускным дней, упоминалось имя «Костя». Сара знала только Костю Цветкова – одноклассника, но речь шла явно не о нем. Девушку раздражало то, что она ничего не помнит, и теперь у нее раскалывается голова от мучительных раздумий и проходит мимо долгожданное лето. Её снова потянуло в сон и, решив, что нужно будет скорее прочитать дневник и во всем разобраться, она уснула.