Читать онлайн К мечте прыжок за прыжком

Большой спорт

Перевод оригинального издания

Nathan Chen with Alice Park

Foreword by Vera Wang

One Jump at a Time. My story

Печатается с разрешения HarperCollins Publishers и литературного агентства Andrew Nurnberg

© Nathan Chen, 2022

© Прожога А. Ю., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024

Предисловие

Что можно сказать о человеке, который в таком юном возрасте столького достиг, да еще и с такой скромностью и таким изяществом? На мой взгляд (тоже американки китайского происхождения и, что иронично, тоже фигуристки в прошлом), это делает историю Нейтана еще более восхитительной и поразительной.

Мы, американцы, с давних пор побеждали в фигурном катании на чемпионатах мира и Олимпийских играх. Но наш спорт, как и многие другие дисциплины, по многим причинам был обязан развиваться – и на самых разных уровнях. Нейтан поднял его на новую высоту, помогая создавать совершенно иную версию соревновательного катания с прыжками, о которых мы раньше даже и не мечтали. А еще – с собственным непринужденным стилем, покоряющим беззаботностью и оригинальностью. Но эта книга – не только история о спортивных достижениях, но еще и очень личный рассказ о взрослении в большой и шумной семье, где царили традиционные китайские ценности в сочетании с огромной свободой; о неограниченных возможностях и неустанном стремлении к переменам, которое особенно характеризует американскую культуру. По всем этим многочисленным причинам история Нейтана уникальна.

Фигурное катание – коварный вид спорта. Оно наносит психике и телу неисчислимый урон, а необходимые подготовка и дисциплина остаются настолько незаметными, что часто кажется легким то, что на самом деле бросает вызов законам физики. Это недешевое занятие не для слабонервных.

И, как часто бывает при достижении чего-либо, а особенно олимпийского золота, путь к цели сопряжен с невероятным одиночеством и большими жертвами. Мечта Нейтана осуществилась не сразу. Но его, должно быть, еще в раннем возрасте зацепила олимпийская магия в родном Солт-Лейк-Сити, где проходила Олимпиада 2002 года. В его случае невероятный талант, страсть и стремление помогли сформировать будущего чемпиона.

Мы впервые встретились в 2017 году в нью-йоркском отеле Carlyle. Был холодный дождливый зимний день. Нас было четверо: я, Нейтан, его мама Хетти и агент Юки[1]. Я к тому времени уже поработала с несколькими потрясающими олимпийцами и боялась, что мне не хватит креативности, чтобы одеть еще одного прославленного чемпиона. Такая ответственность способна напугать.

Нейтан был на пороге мировой славы и начал нащупывать собственный стиль. Он хотел выступать в чем-то более крутом, свободном, модном. Это сильно контрастировало с облегающими костюмами, в которых он соревновался раньше. За обедом я завела совсем другую тему и спросила: «Чем ты хочешь заняться после фигурного катания?» Может показаться странным, что я задала такой вопрос будущему чемпиону в процессе становления. Но я видела много потрясающих спортсменов, которые посвящали всю юность одной-единственной цели, а потом ломали голову, что же делать дальше. Такой экзистенциальный вопрос был способом узнать Нейтана получше. Он не задумываясь ответил, что пойдет учиться в университет, и мне сразу стало ясно, что он за человек и как далеко простираются его амбиции. У него был план Б, и, как выяснилось, это был Йельский университет. Йелю повезло, как и всему миру фигурного катания!

Если совсем по-честному, то я не была уверена, что смогу интерпретировать творческие порывы Нейтана. Он выталкивал меня из зоны комфорта – сначала вежливо, а потом настойчиво. Достаточно сравнить наши первые костюмы и костюмы для Олимпийского сезона 2022 года. Эволюция просто очевидна. «Я не могу делать столько четверных прыжков в цельном костюме», – заявил он. Так что на самом деле это сам Нейтан разъяснил мне, сколько свободы ему требуется для выступления на желаемом уровне. Я же должна была привнести творческую нотку в костюм, отвечающий его техническим запросам и постоянно развивающейся эстетике. Интерпретировать программу, хореографию и уникальный стиль фигуриста – уже само по себе сложная задача, а выделиться на Олимпийских играх может быть еще трудней.

Нейтан сам устанавливал собственные границы – и в том, как он одевается, и в спорте, который он изменил технически и творчески. Его история – рассказ об исключительной решимости, смешанной со скромностью, самоанализом и интеллектом в равных пропорциях.

В конечном счете способность прокладывать свой путь вопреки всему и достигать таких вершин, при этом не забывая, откуда ты пришел и кто тебе помогал, – вот что действительно определяет чемпиона. Пожалуй, это и есть настоящие достижения Нейтана. И в его биографии, в отличие от многих других, это, возможно, только первая глава!

Я горжусь тем, что сыграла роль в этой истории, пусть и небольшую, и с нетерпением жду всего, что этот человек еще подарит миру. Нейтан, спасибо, что привнес свои стандарты мастерства и волшебство в спорт, который мы все обожаем. А еще за то, что заложил надежный фундамент для молодежи во всем мире и поддерживал американцев азиатского происхождения в такой важный момент нашей истории.

Вера Вонг

Пролог

Моя карьера в фигурном катании всегда была тесно связана с Олимпийскими играми. Я сделал первые неуверенные шаги на льду тренировочного катка зимней Олимпиады 2002 года в Солт-Лейк-Сити. Именно там такие легенды фигурного катания, как Мишель Кван и Сара Хьюз, отрабатывали программы, которые принесли им золотые олимпийские медали. Каток располагался в спорткомплексе, который местные называют «Штайнер», и каждый раз, когда я там катался, я неизменно ощущал олимпийский дух. Повсюду были кольца и изображения, посвященные Олимпийским играм. Например, огромный портрет американского конькобежца Аполо Оно.

Не припомню, чтобы я вообще хоть когда-нибудь сомневался в том, что фигурное катание приведет меня на Олимпиаду. Я с самого начала ассоциировал фигурное катание и занятия спортом с Играми. Я уверен, что это связано с проведением Олимпийских игр в моем родном городе в феврале 2002-го, хоть мне тогда и было всего два года. Так что в детстве было невозможно не поддаться трепету, который вызывает Олимпиада.

Мама сфотографировала меня с братьями на фоне олимпийского котла у стадиона Rice-Eccles. На фото видны слоган Олимпиады-2002 «Зажги огонь внутри» и развевающиеся флаги стран-участниц. Солт-Лейк-Сити, особенно тогда, был пропитан олимпийским духом. Еще в детстве в моем сознании закрепилось представление, что быть спортсменом – это участвовать в Олимпиаде. Если катаешься на коньках, должен быть олимпийцем.

Мама обожает спорт, поэтому вскоре после того, как я начал кататься, моя семья, как и многие другие, следила по телевизору за Олимпийскими играми 2004 года. Именно тогда Майкл Фелпс[2] выиграл шесть золотых медалей. Видимо, достижения Майкла и его сверкающие награды на шее произвели на меня, пятилетку, сильное впечатление. Я посмотрел одну из церемоний его награждения и на следующий день решил создать собственную версию Олимпийских игр на катке. В «Штайнере» есть дверь, через которую выезжает ледовый комбайн. Она расположена прямо напротив огромного флага США. Мама говорит, что я встал у этой двери и начал петь гимн. А на вопрос, что я делаю, ответил, что представляю, будто выиграл золото – так что я просто обязан был петь гимн.

Через 15 лет после первого выхода на тот каток я впервые поехал на Олимпийские игры как участник. Исполнилась мечта, ради которой я трудился всю жизнь.

Но дебют на Олимпиаде вышел не совсем таким, каким я себе его представлял. Меня трясло от волнения. Незадолго до выхода на лед я едва чувствовал ноги. Я дрожал и чуть не пропустил объявление своего имени. Не знаю, как я вообще смог добраться до стартовой позиции.

Ожидая, когда включат музыку, я поднял голову и увидел их: олимпийские кольца. Кольца, которые я в детстве видел каждый день в «Штайнере» и повсюду в городе, которые вдохновляли меня на бесчисленные часы тренировок и годы жертв.

Я увидел их и замер.

А дальше было одно из самых сложных испытаний, которые мне доводилось пережить. Но оно стало главным уроком. Именно благодаря ему я сильнее всего вырос – и как спортсмен, и как человек. Я никогда (даже в детстве) не допускал столько ошибок, сколько было в двух коротких программах, с которыми я дебютировал на глазах миллионов людей на одной из главных мировых спортивных сцен. Я думал, что у меня есть реальные шансы на золото, а в итоге оказался на 17-м месте после короткой программы и финишировал пятым в общем зачете. Это был эмоционально истощающий и отрезвляющий опыт.

Фигурное катание – крайне методичный вид спорта. Там ты осваиваешь навыки в логической последовательности. Начинаешь с «елочки», то есть основного шага, и учишься разгоняться, сгибая колени и отталкиваясь. Потом привыкаешь скользить на внутреннем и внешнем ребрах конька, двигаясь как лицом, так и спиной вперед. Затем переходишь к подсечкам для увеличения скорости. Когда же берешься за прыжки, то сначала делаешь одинарный, а потом – двойной, тройной и четверной по мере набора силы и совершенствования техники.

То же самое с соревнованиями (с местных попадаешь на региональные, а с них – на национальные) и уровнями мастерства (постепенно поднимаешься от низшего до высшего). Каждый новый навык или уровень выстраивается на фундаменте предыдущего, поэтому пропускать шаги и перепрыгивать – не вариант.

Это всегда подчеркивала мама, которая была и остается неотъемлемой частью моей карьеры в фигурном катании. Если что-то не получалось на тренировках или соревнованиях, она напоминала мне, что каждое из этих испытаний – это всего лишь шажок на длинном пути. Нужно двигаться постепенно и закладывать прочный фундамент перед освоением новых навыков. Такая поэтапная стратегия позволила мне войти в плеяду спортсменов, задавших новые стандарты в фигурном катании, и стать первым фигуристом в истории, успешно выполнившим пять видов четверных прыжков на международных соревнованиях. Эта же стратегия помогла мне как дебютировать на Олимпиаде, так и пережить ту самую неудачу.

А еще благодаря этому подходу я получил второй шанс проявить себя на Олимпийских играх и возможность написать историю с другим сюжетом. Но я осознавал: чтобы моя олимпийская мечта осуществилась именно так, как я всегда представлял, предстоит сделать еще очень много шагов.

Перед вами история о том, как я добрался до цели.

Глава 1

Как все началось

千里之行始于足下

Путь в тысячу ли[3] начинается с первого шага

Первые шаги на льду я сделал, когда мне было три года. Видимо, мне настолько это понравилось, что мама записала меня учиться кататься на коньках в «Штайнер». Это огромное сооружение для всех видов спорта: там и бассейны, и тренажерный зал и два катка. Один по размерам соответствует требованиям Олимпиады, другой – НХЛ. Мои старшие сестры катались там на коньках, а братья играли в хоккей. Плюс сам «Штайнер» был всего в паре-тройке километров от дома, поэтому было вполне естественно, что мама меня туда отвела. Сначала я наблюдал за братьями и сестрами, а потом вышел на лед сам.

Я младший из пяти детей. Элис на 10 лет старше меня. Колин – на три года. Между ними – Дженис и Тони. Когда все они пошли в школу, я стал проводить много времени с мамой. Без них мне было довольно одиноко, так что мама очень старалась всячески меня занимать. Иногда мы ходили в библиотеку, а иногда (такой вариант предложил кто-то из ее друзей) – в супермаркет Costco, где я мог бегать по большим торговым рядам и разглядывать продукты.

Папа тогда учился в Университете Юты в Солт-Лейк-Сити, получал докторскую степень в области фармацевтики и фармацевтической химии. Некоторое время мы жили в общежитии. Семье из семи человек было там тесновато. Сестры заняли одну комнату, а мы, мальчишки, были с родителями в другой. Братья спали на двухъярусной кровати, а я – в детской кроватке.

Маме было непросто совладать с пятью маленькими детьми, так что сестрам приходилось быть няньками, когда я был совсем крохой. Вскоре после моего рождения мы переехали в отдельный дом, но ему требовался серьезный ремонт, поэтому братья и сестры подключились к уборке и покраске, чтобы там можно было поселиться. Я же был слишком маленьким и мог лишь лежа наблюдать за их работой.

Родители всегда наставляли: главное – обучение и образование. Они старались, чтобы у всех нас была возможность учиться не только в школе, но и через хобби. Эти ценности им привили их родители в Китае, где образование считается обязательным первым шагом на пути к успеху в любой области. Нас всех зачислили на программу расширенного обучения для одаренных учеников (extended learning program, ELP), где получаешь образование с детсадовского до среднего школьного. Потом братья и сестры поступили на программу международного бакалавриата в West High School – старейшую в Юте государственную среднюю школу. Сейчас они поражаются, как родителям удалось столько всего нам дать. Мы катались на коньках, танцевали, играли на разных музыкальных инструментах и в хоккей, занимались гимнастикой. А такое непросто провернуть, когда у вас пять детей, а с финансами часто бывает туго.

Мама особенно хотела, чтобы мы использовали любую возможность учиться. Ее отец твердил, что успех приходит, когда перемножаешь талант, упорный труд и возможности.

Талант – врожденный фактор, усердие – фактор, который можно контролировать, а возможность – фактор, который нужно распознавать и ловить. На талант особо повлиять нельзя, а вот остальное зависит уже от человека.

И поскольку это уравнение на умножение, действует правило: если в какой-то из частей ноль, то в результате тоже получится ноль.

Мама никогда не забывала об этой формуле и придерживалась такой философии в нашем воспитании. Из-за этого наши дни были очень загруженными, зато каждый из нас сумел освоить множество новых навыков, которые пригождаются по сей день.

У обоих родителей был интересный путь в США. Папа родился на юге Китая в провинции Гуанси. Это на границе с Вьетнамом и недалеко от Южно-Китайского моря. Гуанси, как и большинство мест в этой части страны, славится красотой природы. Особенно пещерами, реками и уникальными горными образованиями из известняка, гипса и доломита. Это все растворимые породы, то есть вода размывает их и создает впечатляющие пещеры со сталактитами и сталагмитами, которыми известен этот регион. В 2014 году, когда Колин окончил школу, папа повез его туда, чтобы показать родной город, те самые пещеры в Гуйлине и прекрасную реку Ли. Надеюсь, что и мне однажды доведется все это увидеть.

Бабушка вырастила папу одна. Она развелась с дедом еще до рождения ребенка. Вряд ли папа вообще хоть раз видел отца. Он даже взял фамилию своей матери – Чен.

По ее наставлению папа сосредоточился на получении образования – наилучшего из возможных для себя. Сначала он получил диплом в Медицинском университете Гуанси – одном из старейших медвузов Китая. Потом он поехал на северо-восток, в Пекин, учиться в магистратуре в Академии военно-медицинских наук. Ее он тоже окончил. У профессора, с которым он там сотрудничал, была исследовательская лаборатория не только в Пекине, но и в дополнительном кампусе в Тяньцзине – это в полутора часах езды на юго-восток. Время от времени папа работал там.

Мама родилась в Пекине, но позже перебралась с семьей в Тяньцзинь. Ее отец был профессором и ученым-исследователем в том самом филиале. Там родители и познакомились.

Дедушка по маминой линии получил медицинское образование в Мукденском медицинском колледже в Шэньяне – это на северо-востоке Китая. Изначально он и не думал становиться врачом. У его семьи был небольшой швейный бизнес. Они делали меховые перчатки и шапки. Потом прабабушка захотела расширить предприятие и отправила моего деда в Японию учиться. Он мало рассказывал об этом периоде, поэтому мы до сих пор не можем точно сказать, был он в Осаке или в Токио. Зато известно, что тогда разразилась Вторая японо-китайская война[4]. Увидев ее страшные последствия, дедушка решил учиться лечить людей.

Бабушка по маминой линии тоже была врачом. Она получила медицинское образование в Шанхае. Как раз там она познакомилась с дедушкой – они работали в одной больнице. Бабушка была врачом общей практики. Мама вспоминала, как она лечила пациентов со всевозможными заболеваниями и при необходимости даже делала небольшие операции.

В средней школе маме нужно было выбрать, какой иностранный язык учить: английский или японский. Ее отец, после проживания в стране свободно говоривший по-японски, настоял на японском. Его впечатлила Япония, и он считал, что изучение языка поможет маме впоследствии получить там послевузовское образование.

Родители были сосредоточены на учебе, но про физическое развитие тоже не забывали, так что любовью к спорту я определенно обязан им. В университете папа участвовал в соревнованиях по прыжкам в высоту. По его рассказам, он был любимчиком публики, хотя часто оказывался самым низким среди спортсменов. А мама здорово научилась плавать. Но ее отец считал, что стабильной карьеры из этого не получится, и видел в плавании лишь способ поддерживать физическую активность. Мама интересовалась дизайном одежды и после получения диплома стала преподавать технологию текстильного производства в Тяньцзине. В Китае тогда действовала специальная программа: пятьдесят учителей отправляли в Японию для получения ученых степеней в области образования. Мама по предложению дедушки подала заявку, сдала сложный экзамен и прошла.

Теперь ей предстояло провести год в Японии. Вот только к тому времени они с отцом уже были женаты, а папу зачислили в Университет Южного Иллинойса в США. И он подумывал переехать в Америку вместе с мамой. Ей идея понравилась, хотя она вообще не говорила по-английски. Мама считала, что в США будет больше возможностей для учебы и роста, поскольку в Японии действовали более строгие ограничения в отношении студенческих виз.

В то же время она не хотела разочаровать своего отца и применила свойственную ей логику. Перед поездкой в Японию надо было еще пройти трехмесячное обучение. Мама сказала родителям, что в этот период подаст заявление на визу в США. Одобрят – полетит с мужем в Америку, нет – отправится в Японию. Вскоре ей дали визу – и все было решено. Папа прибыл в США в январе 1988 года, мама – в декабре.

Им было нелегко. Маме пришлось отказаться от мечты учиться дизайну одежды, а папа зарабатывал мало, поскольку был студентом. Потом в семье случилось пополнение – и с финансами стало совсем туго. Денег на курсы английского не осталось, поэтому мама решила учить язык самостоятельно.

В детстве сестры говорили с родителями на китайском (сохранились видео), а с поступлением в школу переключились на английский. Поскольку Элис и Дженис стали общаться друг с другом на английском, мама начала лучше его понимать. По ее словам, так осваивать язык было несложно, ведь дети используют простые слова. Мама училась вместе с дочерьми по детским образовательным передачам. Она настаивала, чтобы дома мы все говорили по-английски, потому что это ей помогало.

Когда моему старшему брату Тони было около пяти лет, мама записала всех на субботние уроки китайского в местной китайской церкви, чтобы мы не разучились на нем общаться. Но потом Тони стал участвовать в шахматных турнирах, которые совпадали с уроками по времени. И занятия китайским в итоге пропускал не только он, потому что вся семья ездила с ним на соревнования. Элис и Дженис тоже начали играть в шахматы, и мама поняла, что без уроков китайского можно обойтись. Мы до сих пор немного понимаем устную речь, поскольку родители между собой общаются на китайском, а с нами – на смеси китайского и английского. Когда Дженис было 11, а Тони – восемь, родители отправили их в Пекин в летний шахматный лагерь вместе со сборной Китая. Задумка была в том, чтобы они развили не только игровые, но и языковые навыки, а также поближе познакомились с китайской культурой. Всего через несколько дней Дженис и Тони уже общались с другими шахматистами и тренерами.

Мама также уловила, что мы хотим быть как можно более похожими на других детей, и речи это тоже касалось. Когда сестры начали говорить дома на английском, мама почувствовала, что они не хотят отличаться от одноклассников. Это вечная проблема детей в семьях иммигрантов: поиск правильного баланса между ассимиляцией и сохранением идентичности или ценностей, исходящих из уникального культурного наследия. Элис признается: сегодня ей кажется, что она тогда слишком быстро отказалась от китайской культуры в пользу американских ценностей. Ее примеру потом последовали все остальные.

Но я думаю, что мы бы все равно выбрали тот же самый путь, если бы перенеслись в прошлое. Родители поддерживали наши решения. Они совсем не хотели, чтобы мы ощущали себя белыми воронами, и считали, что надо вписаться в общество, чтобы добиваться успеха.

Я младший в семье, а потому не помню о тех временах столько, сколько братья и сестры. А вот сестры запомнили, что мама с папой ссорились из-за денег. Тем не менее обеспечить нам возможность заниматься любимыми делами оставалось для родителей вопросом первостепенным. Тони оказался талантливым шахматистом, особенно для своего возраста, поэтому они делали все, чтобы он и дальше мог ездить на турниры. Родителям приходилось искать способы финансово поддерживать наши увлечения. Помогало то, что папа учился в Университете Юты. Благодаря этому мы могли пользоваться всевозможными программами и стипендиями, позволявшими брать уроки музыки и танцев. Элис, Дженис и я ходили на занятия современными танцами в Детском танцевальном театре, который был частью университета, а Колин посещал кружки инженерии и химии. После получения ученой степени папа стал первым сотрудником биотехнологического стартапа Salus Therapeutics. Он был основан в 1999 году папиным научным руководителем профессором Дуэйном Раффнером. Компанию построили вокруг новой технологии в области антисмысловых РНК, которую папа представил в диссертации об анти-ВИЧ-агентах. Через четыре года стартап Salus был продан другой фармацевтической компании и стал ее научно-исследовательским подразделением. Но в первый же год этой фирме пришлось сократить почти весь штат, включая папу. Это случилось после того, как пару ее препаратов-кандидатов[5] не одобрило Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств.

Для нашей семьи наступили тяжелые времена, но я не осознавал, насколько, ведь я был совсем маленьким. Когда я учился в начальной школе, мои занятия фигурным катанием прерывались на несколько месяцев, потому что мы не могли их себе позволить. В этот период я занимался с мамой.

Моя карьера не сложилась бы без помощи щедрых спонсоров и анонимных доброжелателей. Без них я бы не смог продолжать кататься, особенно в те трудные времена. Летом 2007 года папа узнал о Фонде Майкла Вайсса, который поддерживает стипендиями юных фигуристов, и послал туда электронное письмо о моих первых успехах в фигурном катании. Сам Майкл был фантастическим американским фигуристом. Он участвовал в двух Олимпиадах и выиграл две медали на чемпионатах мира в конце 1990-х. Еще до завершения карьеры он создал фонд для финансовой поддержки начинающих фигуристов. Майкл, к удивлению папы, ответил. Он написал, что фонд принимает заявки только в определенное время, но добавил, что я, судя по рассказу отца, «особенный молодой человек». Вскоре после этого он прислал папе 200 долларов на спортивные расходы.

И это было только начало. За следующие 10 лет я получил от его фонда 75 000 долларов в виде стипендий. Без этих денег я бы вряд ли смог дальше кататься. Щедрость Майкла спасла мою карьеру. Это восхитительный пример того, как можно отплатить спорту, который тебе многое дал. Его фонд помог многим спортсменам, в том числе ведущим. Например, Адаму Риппону, Эшли Вагнер и Мирай Нагасу. Все они стали чемпионами США.

Выручали меня и многие другие люди, за что я им бесконечно признателен. Это тренеры, которые никогда не брали с меня полную оплату занятий и вообще бессчетное количество часов провели со мной бесплатно. Это производители коньков и лезвий (Harlick, WIFA, Jackson Ultima и John Wilson), дарившие продукцию. Наконец, это многие мастера по заточке коньков, помогавшие оперативно и безвозмездно.

Мама придумала, где взять деньги на оплату моих занятий фигурным катанием. Она выучила медицинскую терминологию по папиному китайско-английскому словарю, записалась на курсы и стала работать переводчицей в местных больницах. Там она помогала пациентам, говорящим по-китайски, общаться с врачами. Вот только работа была нестабильной (по вызову), поэтому мама подрабатывала в разных местах, пока я был в школе, чтобы удерживать семью на плаву. Какое-то время она даже занималась уборкой домов – такой вариант ей подкинула подруга.

Только сейчас я начинаю осознавать и по-настоящему ценить жертвы, на которые маме пришлось пойти именно ради меня. Фигурное катание – дорогой вид спорта, но она никогда не позволяла мне почувствовать, что мои занятия семье не по карману. Она всегда выкручивалась и находила деньги на мое увлечение.

Как подобает младшему ребенку, я повторял за братьями и сестрами: чем занимались они, тем и я. Возможно, поэтому я рос даже более активным и бесстрашным, чем они. Мы с сестрами стали учиться играть на фортепиано, так что дома появился инструмент. Иногда мама использовала его в воспитательных целях. Когда мы поступали нехорошо или делали что-то опасное, она ставила нас на пианино и объясняла, почему не надо носиться, кричать или трогать то, чего касаться не положено. А когда ты совсем маленький, стоять на пианино страшно! Мама же понимала, что оно не настолько высокое, чтобы мы травмировались при падении (плюс она на всякий случай стояла рядом и приглядывала). Но она считала, что мы, находясь на такой высоте, хорошенько запомним, что поступили неправильно, и больше так делать не будем.

Когда же я сам провинился и оказался на пианино, то просто с него спрыгнул. Мама была в шоке: она не могла поверить, насколько легко моему тельцу покорился такой огромный прыжок. Я рассмеялся и сказал, что хочу снова залезть и спрыгнуть. Мама не знала, что делать, потому что наказание явно не сработало.

Мы с сестрами много играли на этом пианино, а вот братья за него вообще не садились. Колин предпочел виолончель, а Тони в старшей школе – барабаны и трубу. Наблюдая за игрой сестер, я, видимо, тоже захотел научиться. Когда мне было полтора года, родители привели нас в магазин Toys R Us и предложили выбрать любую игрушку в качестве подарка на Рождество. Я положил глаз на набор мини-версий мячей для разных видов спорта. А еще мне приглянулось игрушечное пианино. Оно настолько меня зацепило, что я надолго застрял в том отделе. Мама уговаривала пойти за братьями и сестрами посмотреть что-нибудь еще, но я отказывался двигаться с места. Мне купили это пианино, и я играл часами (хотя уверен, что это была сплошная какофония).

Еще одним регулярным занятием стали походы в «Штайнер». Там я смотрел, как братья и сестры катаются на коньках. Я был совсем маленьким, когда впервые вышел на лед, поэтому о катании речи еще не шло. Я в основном просто стоял на месте и пытался привыкнуть к новому ощущению, но мне определенно понравилось, потому что я остался на льду, когда всем велели освободить каток. Сотрудник стал деликатно уводить меня, чтобы мог выехать комбайн, и тут я заревел, поскольку не хотел уходить. Маме наверняка было стыдно за мою истерику. Но мне просто хотелось оставаться на льду как можно дольше.

Может, именно из-за того, что я так рано встал на коньки, я всегда любил кататься.

Я наслаждался ощущением силы, которое дарило скольжение по свежезалитому льду.

Я хотел играть в хоккей, как братья, но был еще маленьким. Мама боялась, что из-за закругления лезвий на хоккейных коньках я буду заваливаться на спину, поэтому она заказала мне в интернет-магазине фигурные коньки. Есть фотографии, где я в этих коньках. И да, они белые. Из-за этого многие думали, что я донашиваю их за сестрами. Но дело в том, что белые коньки были дешевле черных, а мама тогда вообще ничего не знала о фигурном катании и думала, что цвет не имеет значения. Она была права. Эти коньки стали моими проводниками в карьеру, где я испытал и величайшую радость, и глубочайшее разочарование. Фигурное катание сформировало меня, научило превращать неудачи в успехи. Я все еще учусь, но основу моего развития определенно заложил любимый вид спорта. У родителей где-то до сих пор лежат те самые коньки, и я рад, что они сохранились.

Братья и сестры шли в школу, а мы с мамой – на массовые катания, которые начинались в девять утра. Поскольку большинство детей в это время сидели на уроках, на катке было довольно свободно. Но кататься по кругу мне быстро наскучило, и мама решила, что на групповых занятиях мне будет интереснее. В сентябре 2002 года она записала меня в кружок Learn to Skate USA, организованный Ассоциацией фигурного катания США. Начальный уровень назывался Snowplow Sam, то есть «Сэм-снегоуборщик» (первым делом начинающие фигуристы учатся тормозить, ставя лезвия коньков в виде буквы V, отсюда и аналогия со снегоуборочным плугом такой же формы). Все, чему я учился в группе, мама потом помогала отрабатывать на массовых катаниях.

С этого и началось участие мамы в моем спортивном становлении. Она сразу же полностью посвятила себя ему и была твердо убеждена: в остальные дни я должен самостоятельно оттачивать элементы, которые изучал с тренером, иначе на следующем групповом занятии придется тратить время на повторение. К тому же с деньгами у нашей семьи было очень туго, так что мама хотела, чтобы мы извлекали из любых уроков максимум.

Она привила мне стремление усердно трудиться и доводить навыки до идеала. Это она научила меня соблюдать дисциплину и ни в коем случае не сдаваться, как бы ни было тяжело. Пока я катался, она не отдыхала в буфете, а сидела у бортика и внимательно следила за всем, что я делаю. Так было и на групповых занятиях, и во время индивидуальных уроков с тренером. Каждый день она приводила меня на массовые катания, чтобы я отрабатывал изученное. И была уверена: так должен поступать любой родитель, чем бы его ребенок ни занимался (спортом, музыкой или чем-то еще).

Но я не воспринимал это как работу, потому что мама делала процесс веселым и интересным. За освоение новых элементов она награждала меня любимой сладостью – красной жевательной мармеладкой в виде рыбки.

Усилия окупались, я быстро овладевал новыми навыками. Стефани Гросскап, у которой я тогда занимался, заметила мой прогресс на групповых занятиях и предложила маме брать частные уроки раз в неделю. Стефани стала моим первым тренером. Благодаря ей я влюбился в фигурное катание. Она научила меня основам: как скользить, как отталкиваться ребром. И я получал колоссальное удовольствие от того, что катаюсь все быстрее и быстрее. Стефани дала мне отличную базу. Есть наше совместное фото с моих первых соревнований. Я там выступал в синем костюмчике с жилеткой, красном галстучке и тех самых белых коньках. Программа состояла из простейших элементов: торможения «плугом», нескольких шагов и «козлика» (это такая подпрыжка без поворота). Но главное, что я выиграл!

Я не уставал находиться на льду. Через несколько лет я взял пример со старших братьев и начал заодно играть в хоккей. Мама инициативу одобрила: раз это командный вид спорта, я проводил бы больше времени со сверстниками. А еще она считала, что хоккей поможет укрепить ноги. Чтобы преуспеть в хоккее, нужно было освоить стратегию и быстро принимать игровые решения. Но для начала мне надо было просто удержаться на ногах. Подтвердились мамины опасения: я поскользнулся и плюхнулся на спину, как только вышел на лед в хоккейных коньках. Маме это показалось настолько забавным, что она до сих пор смеется, когда это вспоминает. После трех падений я наконец поймал равновесие. Потом я несколько лет с радостью совмещал фигурное катание с хоккеем, перебираясь с одного катка в «Штайнере» на другой, и со временем приноровился легко менять коньки.

Я быстро обретал новые навыки, потому что у меня хорошо получается копировать действия других. Но помогало и бесстрашие. Если Стефани просила попробовать что-то новое, я не раздумывал так долго, чтобы начать бояться или сомневаться в своих силах. Просто пробовал.

Падал – поднимался, снова падал – снова поднимался. Неудачи меня сильно злили, я много плакал на льду. Но продолжал пытаться, несмотря на огорчение.

Помню, что другие дети отчаивались, если падали или никак не могли выполнить новый элемент. Их тренер сердился, показывал на меня и в шутку говорил: «Посмотрите на Нейтана. Он тоже плачет, но хотя бы катается дальше!»

Маме, конечно, тоже спасибо за то, что придумывала правильные стимулы. Как-то раз мы увидели, как другие дети делают «пончик». Это такое вращение, при котором ты выгибаешь спину, сгибаешь свободную ногу, параллельную льду, и противоположной рукой хватаешься за лезвие конька за головой – получается колечко, напоминающее пончик. Мама сказала: «Как здорово! Давай попробуем? Если сделаешь с первого раза, куплю тебе пончик». На следующих массовых катаниях я справился с первой попытки, и маме пришлось сдержать слово.

Чтобы развить мой дух соперничества и сделать многократные повторения элементов менее скучными, мама придумала игру «Супергерои против злодеев». Правая рука отвечала за добро, левая – за зло. Если я выполнял элемент правильно, мама загибала палец на правой руке, то есть очко набирал супергерой. Если ошибался – очко получал злодей. Я должен был сделать так, чтобы мама согнула все пальцы на правой руке раньше. Я очень расстраивался, когда побеждал злодей. Тогда мама говорила, что единственный способ помочь супергерою одержать верх – выиграть следующие два раунда «битвы». Я продолжал сражаться и как-то раз даже дошел до 27 повторений. Мама всегда играла со мной в такие игры, чтобы я не заскучал от катания по кругу или бесконечного бездумного повторения одних и тех же элементов.

Мой соревновательный дух укреплялся еще и благодаря тому, что у меня столько старших братьев и сестер. В силу возраста они делали все лучше, но это не останавливало меня от попыток их превзойти. Доходило до того, что Колин вообще отказывался со мной играть, потому что я всегда хотел побеждать и закатывал истерики, если победить не удавалось.

Через несколько лет катания на коньках я участвовал в Зимних играх штата Юта. Это фестиваль с соревнованиями по конькобежному спорту, фигурному катанию и хоккею. Я выступал под песенку «Три слепых мышонка». На мне были серый костюмчик, черный жилет и красная бабочка – все это мама сделала сама. У меня был один-единственный конкурент, и я ему проиграл, зато получил специальную награду от судей. Дома братья спросили, как все прошло. Я ответил, что занял второе место.

Тони сказал: «Нет, ты занял последнее место». Я ужасно разозлился, принялся плакать и кричать, что это неправда.

Я спросил у мамы, прав ли Тони. Она ответила:

«Можно сказать как угодно. Второй и последний – одно и то же».

Да уж, так себе утешение. Слова Тони продолжали меня раздражать и тем самым подстегивать. Брат уверяет, что вообще ничего такого не помнит, но признает, что звучит вполне в его духе.

Сестры же были не настолько суровыми. На самом деле это они зажгли во мне столь ранний интерес к танцам и музыке. Элис и Дженис обожали балет. Когда я был маленьким, они учили меня танцевать и даже ставили целые номера, а я исполнял их для воображаемой аудитории. Я в целом всегда легко соглашался на все, что не касалось соревнований, и никогда не жаловался – а вот братья отказывались делать все, что сестры от них хотели.

Сестры шутят, что их главное достижение случилось еще до того, как я начал кататься на коньках. Дело было на зимней Олимпиаде-2002 в Солт-Лейк-Сити. Чисто технически они выступили на Олимпийских играх раньше меня, потому что тогда участвовали в церемониях открытия и закрытия как «огоньки». История их кастинга на эту роль – еще один пример того, на что были готовы пойти наши родители, чтобы мы получали уникальные возможности вроде этой. Вечером Тони, Элис, Дженис и Колин участвовали в шахматном турнире в Лас-Вегасе, так что наша семья ехала всю ночь, чтобы успеть привезти Элис и Дженис на прослушивания в Солт-Лейк-Сити. Все получилось, они прошли отбор. Но потом мы – в лучших традициях семьи Чен – рванули обратно в Лас-Вегас, потому что шахматный турнир шел несколько дней.

«Огоньки» символизировали девиз тех Олимпийских игр: «Зажги огонь внутри». Задумка шоу была в том, что ребенок, заблудившийся из-за снежной бури, сумел найти дорогу благодаря фонарю и внутренней силе, побеждающей страхи. И он поделился этим огнем с сотнями других детей, среди которых были мои сестры. Все дети были в белых меховых пальто, шапках, шарфах и перчатках, каждый держал фонарь. Естественно, потом сестры нарядили меня во все это и вот так отправили на массовые катания. По всей видимости, я выглядел, как маленький йети, но, к счастью, совсем этого не помню.