Читать онлайн Перекресток

Пролог

Везение привело их поздней ночью на заброшенную ферму на окраине Бриджуотера, куда они решили заглянуть скорее от отчаяния, чем с надеждой. Сотрудники полиции разыскивали Макса Уолторна, а следователь Луиза Блэкуэлл и ее коллега Тимоти Финч были ключевыми участниками следственной группы.

Запах этого места Луиза никогда не забудет. Когда следователи, осмотрев ряд хозяйственных построек фермы, вошли в открытый хлев, где животные содержались, должно быть, десятилетиями, на нее обрушилась невообразимая вонь. Земля словно начала двигаться, как только Блэкуэлл осветила фонариком копошащиеся кучи, выстилающие пол хлева. Следователь даже отвернулась, не в силах побороть тошноту.

– Луиза! – тихо и взволнованно произнес Финч.

Блэкуэлл справилась с рвотными позывами и вернулась к делу.

Финч стоял в углу хлева, его фонарь освещал трупы пропавших матери и дочери.

Луиза позвонила в участок.

Правильным было бы оставаться на месте и ждать подкрепления, но Финч не хотел терять времени.

– Обойди хлев снаружи, – прошептал он.

Луиза тоже не собиралась упускать выпавший шанс. Следователи больше года охотились за этим больным ублюдком, и если преступник все еще находится здесь, то она скорее проклянет себя, чем позволит ему сбежать из-за ее пассивности.

Женщина выскочила на улицу. Холодный ночной воздух едва мог разогнать гнилостный смрад, приставший к ее одежде и коже. Луиза ощущала, будто вонь, проникнув через ноздри и рот, укоренилась внутри тела. Следователь вытянула перед собой фонарь и двинулась по краю заросшей колеи к задней части хлева. В этот момент Луиза Блэкуэлл и заметила мерцание огня в развалинах фермерского дома. Она свернула за угол и осветила фонарем пространство за треснувшими окнами. Огонек внутри дома погас, ярко вспыхнув напоследок.

– Здесь есть человек, – тихо проговорила Луиза по рации своему коллеге Финчу и достала пистолет. После последнего убийства Уолтона, а именно ужасной перестрелки у доков в Бристоле, Блэкуэлл и Финчу выделили огнестрельное оружие. Луиза прошла полный обучающий курс, но ей все еще было непривычно носить при себе оружие.

– Я пройду через заднюю часть хлева, – предупредил Финч.

Задние двери хлева вскоре распахнулись, и свет фонаря Финча прорезал темноту. Пульс Луизы Блэкуэлл участился.

– Где? – прошептал подошедший к ней Финч. В правой руке он сжимал пистолет.

Луиза кивнула на главный фермерский дом.

– Спереди или сзади? – поинтересовалась она.

Теперь понятно, что это оказалось ее самой большой ошибкой. Они совершенно зря разделились в тот момент, пусть убийца, вполне вероятно, и мог скрыться.

– Ты заходишь сзади, – решил Финч.

– Нужно сообщить, что мы обнаружили преступника.

Финч пошел к дому.

– Нет времени, – бросил он на ходу. – Вперед!

Но Луиза сомневалась. Перед тем как идти в обход дома, она все же сообщила в участок о своем положении и общей ситуации. Луиза Блэкуэлл завернула за угол и, поскользнувшись на мокрой глине, остановилась и огляделась, не поднимая фонаря. Поле за фермой, заросшее бурьяном, напоминало кладбище сельскохозяйственной техники с ржавым комбайном по центру. Обвившие гигантский остов виноградные лозы, казалось, то ли удерживали его, то ли всасывали в землю. За полем располагалась лесистая местность, и Луиза вздрогнула при мысли, сколько человеческих тел они могли бы найти на этом пустыре.

Задняя дверь фермерского дома скрипнула. Луиза развернулась на месте с пистолетом перед собой, как ее тренировали, но там никого не было. Ей не хотелось связываться с Финчем по рации – это могло выдать его местонахождение, поэтому пришлось одной направиться к двери.

Запах внутри фермерского дома напоминал гнилостный смрад в хлеву, хотя теперь желудок Луизы уже спокойнее реагировал на это. Финч мог находиться в опасности, поэтому следователь прокрадывалась вдоль стен и прислушивалась ко всем звукам. Луиза тщательно проверила первый этаж, осторожно обходя выхватываемые фонарем препятствия.

– Финч, – пробормотала Блэкуэлл себе под нос и вдруг услышала звук бьющегося стекла наверху. Луиза тут же ринулась вверх по деревянной лестнице и чуть не сломала лодыжку, когда ее правая нога застряла в дыре на одной из ступенек.

– Последняя комната справа от тебя, – раздался голос Финча. – Я думаю, он убегает! – добавил он.

Луиза на коленках поползла по коридору навстречу Финчу, приказывающему Уолтону выйти. Преступник не отзывался.

– Иду туда, – сообщил Финч.

– Он никуда не денется, Тим. Давай подождем. Скоро сюда прибудет подкрепление, – взывала к его благоразумию Луиза, уже понимая, что это не остановит Финча. Тим вовсе не хотел ждать подкрепления полиции, чтобы просто поймать убийцу, он жаждал личной славы.

– Прикрой меня, – сказал Финч и переступил порог.

Все случилось очень быстро. Финч споткнулся, пробираясь через коридор, и тут из угла в сторону Луизы метнулась фигура. Финч успел выкрикнуть:

– Он вооружен!

Глава первая

Джефф Симмонс закрепил лодку и, спотыкаясь, спешно поднялся на холм. Симмонс чуть было не пропустил прилив, он едва успел сюда добраться. Мужчина остановился на вершине склона. Он переводил дыхание и не сомневался в своем уединении. Джефф все еще ощущал легкую боль и гадал, скоро ли она утихнет. Симмонс чувствовал и синяк на плече, и тяжесть в ногах, однако никак не мог понять, отчего ноет в центре напряженного живота.

Временный дом Джеффа Симмонса звал, но туда мужчина еще успеет попасть. Сейчас он боролся на бесплодном плато маленького острова, пока очертание материка не появилось в сумраке раннего утреннего света. Симмонс достал из рюкзака мощный бинокль, остановился и тяжело опустился на влажную землю. У него вспотели ладони, и мужчина снял перчатки – почесать покрытую шрамами кожу. Уши Джеффа наполнял звук волн, бьющихся о скалы.

С места, где сидел Симмонс, материк казался тенью – пятном мрака, освещенным редкими уличными фонарями. Он с рождения жил в Уэстон-сьюпер-Маре, однако чувствовал большую близость да вот к тому жу камню, на котором сейчас лежал. На острове он погружался в спокойствие, которого не ощущал на материке. Остров редко посещали люди, а в это время года здесь вообще было пусто. В Уэстоне же люди сновали по городу, как муравьи. Даже сейчас, сквозь туман, Джефф Симмонс видел силуэт рыбака, идущего от береговой линии в сторону отступающего моря. Джефф отрегулировал оптику бинокля, и очертания незнакомца стали отчетливее. Нетривиальное время для рыбалки, ведь скоро рыбак не сможет забросить снасти так, чтобы хотя бы намочить наживку, но Джеффа это не особенно удивило. Целью морской рыбалки редко когда была непосредственно ловля, и Симмонс предположил, что рыбак искал такого же спокойствия, какое сейчас Джефф испытывал на острове.

В любом случае скоро этот человек получит свое и покинет берег.

Джефф стиснул свой бинокль, когда рыбак остановился как вкопанный и уронил снаряжение. На секунду ему показалось, что рыбак собирается повернуться спиной и убежать из поля зрения Джеффа – от увиденного, что находилось всего в нескольких метрах от него. Джефф прошептал: «Давай, подойди!» – он хотел этого. Время будто замерло. Но вот мужчина огляделся и медленно двинулся вперед. Джефф сосредоточился именно на фигуре рыбака, словно потеря незнакомца из виду могла привести к его исчезновению. Джефф задержал дыхание, когда мужчина упал на колени, а затем вытолкнул воздух из легких вместе с таким стоном, что сам испугался, не достигнет ли этот звук материка.

Только тогда он перевел бинокль – на долю секунды сфокусироваться на том, что обнаружил рыбак.

Почувствовал ли Джефф облегчение? Во всяком случае боль в животе усилилась, когда он пробирался через кусты диких пионов – Крутой Холм, а также соседний остров, Плоский Холм, были единственными местами в Великобритании, где росло это растение, – к пещере в известняковой скале. Отец показал ему это место, когда Джеффу было всего шесть лет. Это был их секрет, которым мужчина ни с кем не делился вплоть до последних двух дней. За эти годы и он, и отец провели много ночей в лагере рядом с укромным местечком, но ни один из них не хотел пользоваться убежищем в скале. Джефф никогда не спал в пещере и все так же пользовался одноместной палаткой во время кемпинга. В этом плане ничего не изменилось и сейчас, только теперь в пещере кое-кто находился.

Луч его фонарика нашел связанную фигуру. Человек заморгал от света, а Джефф вытащил кляп и влил ему в рот воду, как вино для причастия.

– Ты не обязан этого делать, – откашлявшись, сказал пленник.

Джефф сам не ожидал, что ему будет так легко игнорировать слова, произносимые этим человеком. Мольбы пленника растворялись в крике чаек и шуме моря. Джефф позволил ему сделать еще несколько глотков воды и снова вставил кляп. Глаза мужчины расширились от замешательства и страха.

Джефф показал пленнику то, что принес, а затем засунул это в карман грязных брюк мужчины.

Толстый ржавый гвоздь, пропитанный кровью.

Глава вторая

Луиза Блэкуэлл опустилась на корточки, чтобы попрощаться с племянницей. Глаза девочки уже были полны слез.

– Увидимся в следующие выходные, – сказала Луиза, но это обещание не успокоило малышку Эмили.

– Ты не могла бы остаться? – спросила девочка, которой всего три недели назад исполнилось пять.

Луиза прикусила губу и попыталась сдержать эмоции. В доме брата имелась свободная комната, но, если бы она осталась, все стало бы только хуже.

– Эмили, я с большим удовольствием провела сегодняшний день, но мне нужно возвращаться к работе.

– Ловить плохих парней?

Луиза поцеловала племянницу в щеку, притянула к себе и повторила:

– Ловить плохих парней.

Перед уходом женщина заглянула в гостиную.

– Я ухожу, Пол, – сообщила она брату.

– Да, пока. – Пол даже не оторвал взляд от экрана телевизора – следил за футбольным матчем. Он держал бокал красного вина, а бутылка на буфете уже опустела.

– Хочешь, чтобы я осталась? – спросила Луиза, но пожалела о вопросе, едва тот слетел с ее губ. Пол отхлебнул из бокала, вино запачкало его губы. Потом спросил:

– Думаешь, я не смогу присмотреть за собственной дочерью?

Эту присказку Пола Луиза слышала слишком много раз за последние два года.

Она знала, спорить с братом бессмысленно.

– Ну, ты знаешь, где меня найти.

Пол хмыкнул и вернулся к футбольному матчу. Как только Луиза стала открывать входную дверь, Эмили вцепилась в пальто своей тети. Хватка девочки была такой крепкой, что Луизе захотелось подхватить племянницу на руки и унести к себе домой.

– У тебя все будет хорошо, – сказала Луиза и осторожно разжала пальцы ребенка. – Иди и готовься ко сну. Уверена, папа почитает тебе, когда закончится футбол.

Эмили поджала губы и тяжело вздохнула. Этот жест был предельно душераздирающим и не по возрасту, поэтому Луиза проклинала бессердечие брата по отношению к дочери, несмотря на все случившееся с ним. Два года назад его жена Диана умерла, всего через две недели после постановки диагноза «рак кожи». Смерть Дианы от неизлечимой болезни в итоге оторвала от Луизы не только ее, но и Пола.

Блэкуэлл еще раз поцеловала племянницу, закрыла дверь и вышла на холодный октябрьский воздух.

В машине Луиза сидела и ждала, пока обогреватель прогреет салон. Все это время она боролась с желанием вернуться в квартиру брата, но вместо этого отправила сообщение матери, жившей всего в десяти минутах езды отсюда, и предложила ей навестить Пола сегодня же вечером.

Путешествие по трассе М-5 к новому месту жительства Луизы в Уэстон-сьюпер-Маре всегда было трудным, и не только потому, что она покидала Эмили. Каждый раз, когда Блэкуэлл ехала на юг и удалялась от любимого города, она испытывала глубокое чувство потери из-за ухода со старой работы в Основной следственной группе (MIT). Хотя официально Луиза Блэкуэлл базировалась в штаб-квартире Эйвона и Сомерсета в Портисхеде, большая часть ее работы в MIT проводилась в Бристоле.

Дорожный знак перед Эйвонмутским мостом оповещал о выезде из города, и дорога за ним вела будто в другой мир. Под бетонным переездом в водном канале стоял огромный танкер. Луиза представила глубину, удерживавшую судно на плаву, и ее настроение испортилось. Она могла бы остаться в Бристоле и ежедневно ездить на работу, но жить в Уэстоне было проще, чем ежедневно тратить время на дорогу.

Через сорок минут она съехала с автострады и, проехав короткий отрезок пути, оказалась возле своего нового дома. В Уорле, на окраине Уэстона, Луиза сняла коттедж с двумя спальнями сразу после того, как получила известие о своем переводе из MIT. Дом когда-то принадлежал пожилой даме, недавно скончавшейся, и ее семья отчаянно пыталась избавиться от него за небольшую ежемесячную плату. Но это явно не то место, где Луиза Блэкуэлл представляла себя в тридцать восемь лет, к тому же она была моложе большинства жителей этого округа минимум на тридцать лет.

Блэкуэлл шла к дому по каменной дорожке. Сосед Луизы, пожилой мужчина, о котором она знала только то, что его зовут мистер Торнтон, заполнял свой мусорный бак. Мужчина подозрительно посмотрел на нее и лишь коротко кивнул в ответ на ее «Добрый вечер».

Запах сырости с какой-то мускусно-кислой примесью встретил Луизу, едва она открыла дверь в дом. В Бристоле Блэкуэлл жила в шикарной однокомнатной квартире в Клифтоне. Воспоминание о прежнем жилище заставило ее вздрогнуть в этих стенах. Луиза прошла мимо выцветших обоев в цветочек в маленьком коридоре, ведущем в гостиную.

Это было добровольным наказанием. Квартира-студия в Клифтоне все еще была Блэкуэлл по средствам, но она убедила себя, что нужно жить в городе, где работаешь, что Бристоль должен остаться в прошлом. Телефон завибрировал. Луиза обрадовалась, узнав, что родители планируют вечерком заглянуть к Полу. Теперь она точно могла отдохнуть перед завтрашней работой.

На ужин перед телевизором было разогретое куриное карри из морозилки. Она смотрела телевизионные передачи воскресного вечера и старалась не зацикливаться на своем положении.

Луиза подумывала позвонить сержанту Томасу Айрленду, одному из сослуживцев в Уэстоне, единственному человеку, с которым она действительно общалась за последние полтора года. Впрочем, по многим причинам Блэкуэлл не могла этого сделать. Не в последнюю очередь из-за того, что Томас был женат и сейчас находился дома с семьей. Луиза приняла душ и стала читать в постели, когда вдруг пришло еще одно сообщение.

Она ожидала этого, но слова «неизвестный номер» на телефоне всегда заставляли сердце биться быстрее. Текст был привычным. Она получала нечто подобное почти каждый вечер с тех пор, как покинула Бристоль восемнадцать месяцев назад.

Надеюсь, ты хорошо выспишься, Луиза. Икс.

Инспектор Луиза Блэкуэлл ругнулась на еле заметную дрожь в руке и сделала все как обычно: достала блокнот, записала сообщение, дату и время, а потом убрала блокнот и выключила телефон.

Глава третья

Луиза резко проснулась в шесть утра и потянулась за мобильным телефоном: вдруг он снова написал ей. Экран был пуст. Блэкуэлл ощутила легкое разочарование.

Через тридцать минут Луиза отправилась на работу. От коттеджа она двигалась по старой платной дороге вдоль побережья в сторону Кьюстока и въехала на набережную Уэстона с севера. Ей вдруг вспомнились давние семейные поездки, те чувства, которые возникали на одном из участков привычной дороги: чувство предвкушения, когда ее отец проезжал узкие повороты, и нервное возбуждение в сочетании со страхом, когда Луиза, сидя на заднем сиденье машины вместе с Полом, смотрела на отвесный край утеса. Родители тяжело приняли ее отъезд из Бристоля. Отец Луизы все еще не смирился с явной несправедливостью произошедшего. Каждый раз при встрече он предлагал подать в суд на полицейское управление. Дочь разделяла его огорчение, но должна была подождать. Она не забыла, что с ней случилось, и не простила виновных. До них Луиза еще доберется, но сейчас нужно жить своей жизнью и тем, что осталось от ее карьеры.

Солнце поднималось из-за черных туч, катившихся к горизонту. Луиза продвигалась мимо старинных фасадов отелей, полуразрушенного поля для гольфа и вдруг заметила грязно-коричневый пляж. Луиза Блэкуэлл могла сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз наблюдала море во время прилива, словно оно всегда находится где-то вдалеке за слоями песка и грязи и шумным большим пирсом, возвышающимся над набережной. Мутный участок воды, постоянно удаляющийся от города.

Следуя по дороге с односторонним движением, Луиза ненадолго заехала вглубь материка, подальше от развлекательных заведений, кафе и баров, в это утреннее время темных и пустынных, как будто давно заброшенных, и потом снова вернулась на набережную. Она остановилась напротив «Калимеры» – греческого ресторанчика, который посещала почти каждый день. Единственное место, открытое с раннего утра. Каждый раз инспектора обслуживала одна и та же женщина, владелица ресторана. Эффектная дама лет сорока, с темными волосами, собранными в тугой высокий хвост, она никогда не вступала в разговор с Луизой. Владелица приняла заказ – Блэкуэлл пила только черный кофе – и молча поставила его на стойку.

Луиза взяла кофе, села у окна и посмотрела через дорогу на набережную. Эту привычку она приобрела едва ли не с первого дня работы в Уэстоне. До начала смены Блэкуэлл оставался еще час. Только сейчас она могла побыть одна. Маленький ресторанчик был тихой гаванью, а Луиза – часто единственным утренним посетителем. Одиночество давало ей возможность спланировать день, ведь потом следователь обязательно вовлекалась в офисную работу. Большая часть деятельности Блэкуэлл с момента приезда в Уэстон заключалась в руководстве группами по борьбе с наркотиками. Северный Сомерсет был одним из худших районов страны с точки зрения злоупотребления наркотиками, поэтому Луиза тратила много времени на небольшие группировки, проникшие в приморский город. В последнее время ее работа сосредотачивалась на притоке нового препарата, за последние два месяца виновного в смерти трех граждан этого маленького городка. В Уэстон-сьюпер-Маре находилась десятая часть всех центров реабилитации наркоманов в стране. Этот факт все еще поражал Луизу. Вместе с выздоравливающими наркоманами появились как цепочки спроса, так и цепочки поставок.

– Спасибо, – произнесла Луиза и положила деньги на прилавок. Никакой реакции не последовало. Луиза вышла из ресторана и через пять минут была уже на работе.

Здание полицейского управления представляло собой бело-серое строение рядом с ратушей, в нескольких минутах ходьбы от набережной. В следующем году здание должны закрыть, поэтому большинство сотрудников переехало в новый, специально построенный полицейский «центр» недалеко от коттеджа Луизы в Уорле. Блэкуэлл припарковалась и обменялась кивками с несколькими сотрудниками.

Она направилась в отдел уголовного розыска. Хотя Луиза Блэкуэлл и проработала в новой должности целых восемнадцать месяцев, но большинство людей все еще с опаской относилось к следователю и к ее прошлому. Разговоры затихали, когда она входила в офис, а сотрудники обменивались странными взглядами. Подобное сложно заметить, однако она отмечала такие нюансы. Луиза не беспокоилась из-за подобных мелочей и не спешила быть до конца принятой в коллектив. Впрочем, на этом месте работы ей сильно не хватало темпа. Она привыкла находиться в шумном офисе, где множество офицеров работали над многочисленными делами. Здесь же все двигалось немного медленнее. Войдя в отдел, она сразу почувствовала разницу между обычной атмосферой и сегодняшней. Офицеры и вспомогательный персонал, все вели себя гораздо оживленнее.

Офис-менеджер Симона остановила Луизу Блэкуэлл, не дав следователю даже подойти к своему столу.

– Я вам звонила. Старший инспектор Робертсон хочет видеть вас немедленно, – сообщила женщина, как всегда смотревшая на нее с неприязнью.

Луиза проверила телефон и обнаружила на экране пять пропущенных звонков за последние двадцать минут. Блэкуэлл отругала себя за то, что забыла отключить беззвучный режим. Следователь бросила сумку на стол и в расстроенных чувствах направилась в кабинет старшего инспектора Робертсона. Несколько коллег остановились и посмотрели на нее.

– Сэр, – начала Луиза. В таких обстоятельствах она решила прибегнуть к формальности.

Старший инспектор Робертсон оторвал взгляд от экрана и уставился на следователя. Уроженец Глазго, он прожил в Уэстоне двадцать лет.

– Засиделись допоздна? – поинтересовался старший инспектор, говоря с сильным акцентом, на который не повлияли годы, проведенные в западной части страны.

– Извините, телефон стоял на беззвучном режиме.

Робертсон лишь поднял брови.

– Садитесь, – коротко сказал он.

– Что случилось, Йен? – спросила Луиза, обрадовавшись, что начальник не сделал ей выговор за пропущенные звонки.

– На пляже нашли тело. Первый свидетель прибыл туда сегодня в половине шестого утра, незадолго до того, как мы начали вам звонить.

Луиза взглянула на часы на стене: семь пятнадцать.

– Тело? – переспросила она, проигнорировав выпад Йена Робертсона.

– Женщина, шестидесяти восьми лет, найдена рыбаком. Похоже, вы наконец-то будете расследовать убийство.

Вообще-то, это было не первое ее дело об убийстве с момента приезда в Уэстон. Луиза Блэкуэлл была старшим следователем по семейному делу: муж убил жену после ссоры из-за ее подозрений в супружеской неверности. Мужчина сознался на месте преступления, и дело закончилось до того, как началось. Сейчас, судя по всему, Луизе предстояло заняться тем, чем она занималась, работая в Бристоле, – расследованием убийства. Она ощутила знакомый прилив возбуждения, когда шла к набережной.

На южной стороне пирса на пляже колыхалась на ветру белая палатка. Ее установили криминалисты. Палатку разбили примерно в двухстах метрах от набережной, а кромка моря находилась по крайней мере еще в двухстах.

Воздух был пропитан запахом серы и гниющих морских водорослей. Песчинки, поднимаемые порывами ветра, покалывали лицо. Луиза Блэкуэлл двигалась по рыхлому песку к влажной, похожей на грязь субстанции, где разбили палатку. За ней вдалеке из моря выступал кусок скалы – пустынный остров Крутой Холм, который следователь никогда не посещала, хотя всю свою жизнь прожила на юго-западе.

Она поздоровалась с офицером в форме, стоящим на входе, вошла в палатку и краем глаза увидела жертву. Волна знакомых ощущений накрыла Луизу, едва она натянула белый защитный комбинезон. Запахи и звуки места убийства, дрожь предвкушения и адреналин заставляли Блэкуэлл действовать, несмотря на тот факт, что приходится иметь дело с мертвым телом. Мысленно Луиза была рада признать, что, похоже, все еще не привыкла к таким вещам. Но сейчас не хотелось анализировать свою реакцию.

Она уже направлялась к трупу, как вдруг почувствовала головокружение. Луиза остановилась, борясь с волной тошноты, подступающей к горлу. Ее позывы провоцировали жар от костюма и духота в тесной палатке, да и приторный запах убийства, который тут же напомнил ей дело Макса Уолтона. Это последнее дело об убийстве было навязчивой идеей Блэкуэлл в течение двух лет и причиной, по которой она находилась в Уэстоне. Стоя в палатке, Луиза будто чувствовала запах заброшенной свинофермы. Этот запах покрыл ее кожу и наполнил ноздри. Все это вынуждало ее покинуть палатку. Коллеги-офицеры уставились на следователя, и Луиза Блэкуэлл поняла, что они подумали об одном и том же – причине ее перевода в Уэстон. Но Луиза знала, что тогда она предприняла действия, которые считала необходимыми. Здесь, на ее первом настоящем месте убийства, она не хотела снова почувствовать недоверие коллег, поэтому, усилием воли вернув ногам устойчивость, заставила себя подойти к жертве.

Луиза уже знала некоторых из сотрудников, но все равно представилась.

– Инспектор Луиза Блэкуэлл, старший следователь. Что у нас имеется? – спросила она и обрадовалась, что голос прозвучал довольно твердо.

Первым заговорил окружной патологоанатом Стивен Демпси:

– А, инспектор Блэкуэлл, вы возглавляете это дело?

Она кивнула с дежурной улыбкой. Он говорил громко и уверенно лишь в присутствии коллег, но Луиза знала Стивена лучше. Его бравада была показушной. Настоящий Стивен Демпси – неуверенный в себе человек, неуклюжий, неспособный долго притворяться кем-то другим. Луиза покраснела: она вспомнила, как узнала характер Демпси.

Жертва, Вероника Ллойд, лежала на спине. Ее кожа была такой же белой, как и палатка, если не считать черно-фиолетовых пятен на различных частях тела. Патологоанатом указал на останки правой руки женщины.

– Черт знает что, – отметил он без всякой надобности. – Бедная женщина вся в недавно нанесенных травмах. Ноги жертвы разбиты во многих местах, и у нее серьезные ссадины на плечах. Похоже, несчастную связывали, – добавил Стивен Демпси и указал на глубокие борозды на лодыжках и запястьях женщины, где, похоже, веревки или проволоки были стянуты так туго, что впивались в плоть и разрывали кожу.

На месте преступления крови было немного, хотя на теле имелись резаные раны. В принципе, кровь мог впитать влажный песок под трупом, и это кое-что подсказало Луизе.

– Тело переместили?

– Правильная догадка, инспектор Блэкуэлл. Признаки такой синюшности на лице жертвы предполагают, что ее изуродовали посмертно. – Демпси положил руку на правое запястье женщины. – Убийца перерезал ей лучевую артерию прямо здесь. Явно пролилось много крови. Нам нужно будет взять образцы окружающего песка, когда труп заберут. Убийца на самом деле кое-что сделал с ее ладонью, – добавил Стивен и поднял руку жертвы, кисть которой представляла собой рваное месиво. – Полагаю, преступник пронзал ее вот здесь, движением вниз, что изуродовало все запястье. Очевидно, мы выясним подробности позже.

Головокружение вернулось. Луиза отошла в угол палатки и притворилась, что проверяет телефон. Образ Макса Уолтона, перед тем как она застрелила преступника, промелькнул у Блэкуэлл в голове. Ей потребовалось все самообладание, чтобы остаться в палатке еще на несколько минут. Она боролась с клаустрофобией, смущенная своей реакцией. Луиза наблюдала, как криминалисты снимали на видео место преступления. Она не сводила глаз с тела, заставляла себя изучать каждый миллиметр плоти несчастной женщины, но в конце концов не смогла больше терпеть и направилась к выходу. Встретившись взглядом с одним из криминалистов, она отодвинула плотный полог палатки. Как же она обрадовалась порыву холодного ветра!

Луиза расстегнула костюм, хотя ей хотелось просто сорвать его со своего тела. Когда костюм удалось снять, головокружение прошло. Ощущение гниющей плоти и свиных экскрементов исчезло.

– Нам нужно расширить периметр оцепления, – сказала одному из полицейских в форме. Сейчас полицейская лента была натянута всего в пятидесяти метрах от палатки.

– Насколько? – спросил офицер, высокий мужчина, которого Луиза знала просто как Хьюза. Офицер задал вопрос с явным оттенком воинственности, и Луиза пристально и недовольно посмотрела на констебля.

К горизонту море почти исчезло и оставило на своем месте почти бесконечный слой грязи. Несмотря на суматоху на пляже, местность была пустынной. Луиза оглядела обширное пространство влажного песка и задалась вопросом, почему убийца решил оставить тело именно там.

– Я хочу, чтобы весь пляж был очищен от посторонних, – произнесла старший следователь.

– Весь пляж? – переспросил Хьюз, и удивление на его лице стало едва ли не комичным.

– Да, весь пляж. Я имею в виду именно пляж. Слишком хлопотно для вас, констебль Хьюз?

Хьюз нахмурился и кинул взгляд на одного из коллег, стоявшего на страже у входа в палатку.

– Нет, мэм, – произнес он и посмотрел себе под ноги.

– Хорошо. Пожалуйста, очистите его.

Луиза развернулась и, помимо полицейских, насчитала на пляже, насколько могла видеть, еще четырех человек. Она знала, что, возможно, переборщила, предложив освободить весь пляж, но пренебрежительный взгляд Хьюза разозлил ее. Когда Луиза Блэкуэлл только начинала осваиваться в городе, все еще отягощенная той бристольской историей, она, вероятно, спокойнее отнеслась бы к некомпетентности, чем относилась к подобному в MIT. Женщину потрясли события, заставившие ее отправиться в Уэстон, а конкретно – последствия дела Уолтона, и только недавно следователь поняла, насколько сильно отъезд в целом повлиял на нее. Теперь все должно измениться. Заставить опытного полицейского выполнять дополнительную работу – всего лишь маленький шаг. Он справится, сейчас явно не разгар лета.

Хьюз передал инструкции Блэкуэлл коллегам. Луиза быстро отошла от палатки, довольная, что находится на некотором расстоянии от царившей внутри суматохи. Она прошла по песчаному отрезку к месту, где разрешалось парковать машины. Луиза с детства помнила такую уэстонскую причуду и была удивлена, когда обнаружила, что машины все еще пускают на пляж. В детстве отец Луизы шутил, что собирается съездить в море. Позже Луиза и Пол по очереди сидели у него на коленях на водительском месте – им разрешалось держать руль во время движения машины по песку. Взволнованная мама сидела на пассажирском сиденье.

Солнечный фон всегда сопровождал воспоминания Луизы о времени, проведенном в Уэстоне, словно приморское уединение ее детства было прямо каким-то карибским раем. Она, конечно, догадывалась, что родители всегда выбирали солнечные дни для однодневных поездок, однако промозглая, серая, ветреная обстановка, в которой она сейчас находилась, настолько отличалась от ее воспоминаний, что Луиза практически не могла их совместить.

Луиза остановилась у подножия гряды песчаных дюн. Когда-то они с Полом с трудом карабкались вверх по крутым осыпающимся склонам, а солнце палило их головы. Теперь дюны казались не более чем маленькими холмиками, поэтому Блэкуэлл даже задумалась, куда со временем подевалась их мощь, не смыло ли их вершины приливом?

Но о том, что действительно ее беспокоило, Луизе думать не хотелось.

В свое время она видела гораздо худшее, чем труп Вероники Ллойд. Луизе доводилось сталкиваться с вещами, которые она никогда не забудет, и, хотя раны, нанесенные бедной женщине, были ужасны, она привыкла к таким картинам. Или она просто так думала? Уже прошло восемнадцать месяцев с тех пор, как она покинула MIT, и, возможно, за это время она смягчилась. Более того, Луиза приветствовала такой расклад. Ей придется уволиться, когда вид жертвы убийства перестанет волновать ее, следователя, но то, что она никак не могла для себя определить характер собственной реакции на тело Вероники Ллойд, расстроило Луизу. Значит, ей только предстоит полностью оправиться от инцидента с Максом Уолтоном и отношений с ее бывшим мужчиной, инспектором.

Луиза взобралась на песчаную дюну. От короткого подъема перехватило дыхание, что вызвало у нее раздражение. Она взглянула на широкую панораму пляжа. Луиза представила раны Вероники Ллойд, серьезные порезы на запястьях, синяки на плечах, искалеченные кости ног. Блэкуэлл протиснулась сквозь виноградные лозы, ежевику позади дюн и посмотрела вниз, за пляж, на зеленое поле для гольфа. Одинокий игрок в гольф выровнял мяч по метке, сделал несколько прицеливающихся замахов и ударил по мячу, тот улетел и тяжело приземлился на траве поля.

Луиза отвернулась и все же предалась размышлениям, которых очень хотела избежать.

Старший инспектор Финч.

Блэкуэлл сколько угодно могла притворяться, что он ничего для нее не значит, но именно мысль о Финче вызвала ту реакцию Луизы в палатке. Тимоти Финч. Такое скромное имя. Они начали работать в Бристоле примерно в одно и то же время и вместе сотрудничали в течение последних пяти лет. Оба коллеги, оба следователи-инспекторы, при этом еще и случайные любовники. Все в итоге повернулось в пользу Финча. Теперь Луиза видела это совершенно ясно. Она все поняла через долю секунды, как только дело Уолтона было раскрыто. Тимоти манипулировал ею и вел по пути, который она никогда бы не выбрала в одиночку.

Луиза никогда не узнает, действительно ли Финч думал, что Уолтон держал пистолет в ту ночь, или у коллеги-любовника даже хватило хитрости подставить Блэкуэлл. Она не колебалась, она видела тела в хлеву. Преступник и раньше стрелял из пистолета, а Финч к тому же сказал ей, что Уолтон держал его в руках. Луиза направила собственный пистолет в темную фигуру и произвела три выстрела. Человек мгновенно упал на землю.

Блэкуэлл отстранили от работы на время расследования убийства. ДНК Уолтона находилась повсюду. Преступник был однозначно связан со всеми жертвами и еще четырьмя телами, найденными в лесу за фермой. Некоторым Луиза Блэкуэлл казалась героиней, ведь она уничтожила хладнокровного убийцу. Однако, по мнению других, Луиза убила безоружного человека. Она умоляла Финча сказать правду. Тимоти Финч, похоже, был великим актером. Даже когда они были наедине, он продолжал притворяться:

– Извини, Луиза, но я вовсе не говорил, что он был вооружен, – произнес Финч настолько убедительно, что она сама едва не поверила в это. Потом, когда Луиза уже уехала, его повысили до старшего инспектора, и все увиделось в другом свете. Тимоти никак не мог все это спланировать, и, если бы не споткнулся, он сам мог выстрелить в безоружного человека, но в том раскладе увидел возможность и ухватился за нее. Оба следователя шутили, что их столкнули друг с другом в гонке за повышение, но Луиза никогда бы не подумала, что Тимоти Финч когда-нибудь окажется таким непорядочным.

Суд решил, что следователь проявила небрежность, но если учитывать обстоятельства и не считать противоречивые показания Финча, то стрельба была законной. К большому сожалению, главный констебль и, в частности, его помощник Морли были другого мнения. Они устали от негатива, распространяемого СМИ, и предложили ей переехать в Уэстон.

Луиза Блэкуэлл приняла бы все и признала свою роль в событиях, закончившихся смертью Уолтона на ферме, оставь Финч ее в покое, но восемнадцать месяцев спустя он все еще донимал ее. После повышения бывший любовник немедленно отсек ее от себя и сыграл важную роль в отъезде Блэкуэлл в Уэстон. Но и этого ему явно было недостаточно. Финч анонимно писал ей каждый вечер. У Луизы, конечно, не имелось доказательств, и Тимоти слишком осторожно себя вел, но она не сомневалась, кто был этим таинственным незнакомцем.

И теперь еще и это. Женщина не видела Тимоти Финча почти полтора года, но он все еще очень сильно влиял на нее. Он всегда так действовал: небольшие манипуляции и демонстрация силы. Луиза Блэкуэлл должна была разглядеть сущность Финча гораздо раньше, ведь друзья предупреждали ее, но она предпочла сомневаться в себе.

Луиза плохо почувствовала себя в палатке не из-за того, что увидела, или даже не из-за того, что произошло на ферме Макса Уолтона. Блэкуэлл так отреагировала из-за Финча, того, что он заставлял ее делать, и власти, которую Тимоти все еще имел над ней.

«Ну и черт с ним», – подумала женщина, наблюдая, как игрок в гольф сделал свой бросок. Пришло время Луизе жить своей жизнью, а Финчу – получить по заслугам.

Глава четвертая

Эйлин Босвелл любила свои еженедельные путешествия – раннюю утреннюю прогулку на свою единственную работу. Женщина могла бы поехать на автобусе, позволить себе эту роскошь, когда зима полностью овладеет городом, но Босвелл не дожила бы до восьмидесяти одного года, если бы выбирала легкий путь. Эйлин всегда следовала одним и тем же маршрутом: вниз по лестнице на автостоянку у железнодорожного вокзала – и вдоль тропинки, ведущей к морю.

Она всю жизнь провела в приморском городке Сент-Айвз в Корнуолле. За прошедшие годы место изменилось до неузнаваемости, но здесь, наедине с плещущем о стену гавани морем, Эйлин могла представить, будто она снова маленькая девочка. Она многим бы пожертвовала, лишь бы опять, как в детстве, нырнуть со стены в прекрасную, чистую воду. Пожилая женщина остановилась и усмехнулась: на это уже не было энергии и сил. Может, в один прекрасный день она так и поступит. Пусть вода проводит ее в последний путь.

Но не сегодня. Сегодня ей нужно добраться до дома мистера Ланегана. Хотя этот мужчина и был на целых десять лет моложе ее, он не мог полностью заботиться о себе. Ланеган платил Эйлин несколько фунтов каждую неделю за хорошую уборку в доме. Деньги не имели значения. Уборка была поводом выйти из дома, кроме того, когда Ланеган был в настроении, он становился отличным собеседником.

Эйлин покинула набережную и направилась к кинотеатру, к счастью свободному от туристов. Она спускалась по мощеной улице, идущей под уклон, и ворчала, когда проходила мимо магазинов для любителей серфинга и новых рыбных ресторанов. Женщина остановилась у кинотеатра, прищурилась на яркие плакаты и подождала, пока восстановится дыхание. Казалось, холм становился все круче с каждой неделей. Эйлин Босвелл взглянула на автобус, подъехавший к остановке и открывший свои двери прямо перед ней, и вновь тронулась в путь.

Никто не готовит вас к старости – особенно сами старики. Мать и бабушка Эйлин дожили до девяноста лет. Босвелл ни разу не слышала их жалоб. Страдали ли ее близкие так же, как Эйлин? Когда она поднималась вверх по склону, то слышала скрип в костях, а когда буквально заставляла конечности передвигаться, болели остатки ее мышц.

Босвелл сражалась с ледяным ветром и размышляла о Терренсе. В последний раз он звонил шесть месяцев назад, и тогда разговор длился меньше пяти минут. Эйлин не могла винить Терренса. У него была семья, и они жили в другой стране. Дети ведь должны вырастать и уезжать? Она дала Терренсу независимость и сейчас должна быть довольна, что сын самостоятельно движется по выбранному им пути.

До сих пор так и было. Но Эйлин Босвелл видела внуков всего один раз. После той встречи у сына и его семьи не находится на нее времени. Рейсы из Австралии слишком дорогие, как-то возразил Терренс, и однажды, когда пожилая женщина набралась смелости посетить турагента, она обнаружила: сын был прав. С тех пор она копила деньги, но пенсия не «растягивалась», как раньше, даже с подработкой уборщицей. Эйлин еще не хватало нескольких сотен фунтов на обратную дорогу.

Женщина в который раз остановилась у пожарной станции, повернула налево и поднялась на другой холм к дому мистера Ланегана. Эйлин позвонила в дверь и с удивлением обнаружила, что никто не открывает. Мистеру Ланегану нравилась ее уборка, он ценил домашний уют. Обычно он первым делом наливал Босвелл чашку кофе из очередного модного кофейника, что сегодня у него был в ходу. Затем Ланеган всегда спрашивал Эйлин, как она, как прошла ее неделя, и улыбался. «О, эта его улыбка!» – подумала пожилая женщина и стала рыться в сумке в поисках ключей.

Эйлин уже очень давно сама не открывала дверь, поэтому не могла вспомнить, какой из множества ключей на связке, а она собирала ее годами, принадлежал мистеру Ланегану. Босвелл начала попробовать по очереди каждый ключ. Холод усиливал ее артрит, пока дрожащие пальцы каждый раз искали замочную скважину. В конце концов она подобрала нужный ключ. Кожа на руках буквально потрескалась от холода, но она наконец открыла дверь.

– Здравствуйте, – произнесла Эйлин в прихожей, сняла пальто и повесила его на крючок вешалки. Ее голос эхом отразился от стен. Пожилая женщина почувствовала холод, словно мистер Ланеган не включил обогреватель. – Здравствуйте, – снова позвала она, немного поколебалась, затем прошла на кухню, где мистер Ланеган проводил большую часть времени. Женщина нахмурилась и разочарованно оглядела помещение. Кофеварка, стоящая на буфете, тоже была чистая и пустая.

«Видимо, мистер Ланеган забыл сказать мне, что его не будет весь день», – подумала она и достала чистящие средства из-под кухонной раковины. Впрочем, это очень странно. За последние десять лет Эйлин Босвелл не могла припомнить случая, чтобы мистера Ланегана не было дома, когда она приходила. Она вымыла раковину, более чистую, чем обычно, и с меньшим удовольствием начала приводить в порядок пол.

Женщина убирала гостиную и изо всех сил старалась не обращать внимания на зловещую фигуру Иисуса Христа на гигантском распятии, занимавшем немалую часть комнаты. Эйлин пыталась понять, что ее беспокоит. Очевидно, она скучала по утренней чашке кофе, но в глубине души знала – дело не только в этом. Босвелл не хотела этого признавать и отказывалась делать из факта проблему, но выходило, что мистер Ланеган был ее единственным другом. Каждую неделю она с нетерпением ждала нужного дня и выдерживала долгую прогулку в гору, ведь это было частью процесса. Несколько часов, которые ей удавалось провести в этом доме, были драгоценны, и теперь ей придется ждать еще неделю, прежде чем она снова увидит мистера Ланегана, то есть впереди еще целая неделя без дружеской беседы.

Уборка в доме заняла немного времени. Эйлин не заметила обычного беспорядка мистера Ланегана, и работа была закончена по крайней мере за полчаса. Женщина надела пальто и написала записку мистеру Ланегану. В ней она сообщала, что увидится с ним на следующей неделе и чтобы мистер Ланеган не беспокоился, что не оставил ей денег.

Эйлин Босвелл кинула быстрый взгляд на термостат и подумала, что должна поставить прибор на обогрев, но ее смутил цифровой дисплей, поэтому она оставила эту затею в покое. Женщина заперла дверь, отошла от дома и прошептала: «Увидимся на следующей неделе».

Глава пятая

Луиза вернулась в палатку. К этому времени оцепление было расширено, а на набережной собралась толпа. Она без колебаний вошла в палатку и обрадовалась, что поняла причину беспокойства. Луиза напомнила себе – она самый опытный офицер здесь, и с профессиональной отстраненностью наблюдала, как уносили тело Вероники Ллойд, а Демпси заканчивал анализ.

– Стивен, на пару слов, – обратилась она к патологоанатому, упаковывавшему оборудование.

Демпси улыбнулся. На мгновение Луиза почувствовала вину, что она так бесцеремонно обошлась с ним после их совместной ночи. В Демпси была определенная наивность, которая при других обстоятельствах показалась бы ей милой.

– Луиза, ты так быстро ушла. Все нормально?

– Все хорошо, Стивен. Вскрытие должно быть завершено как можно быстрее.

– Где-то я это уже слышал.

Луиза улыбнулась мужчине и заметила:

– Выйдешь на улицу – увидишь толпу. Подозреваю, это происшествие будет громкой новостью. Скорость, с которой мы получим твое заключение, принесет пользу нам обоим.

Демпси улыбнулся, хотел что-то сказать, но ответил только:

– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещал он и вышел из палатки.

В участке был создан оперативный штаб. Луиза потратила остаток утра на распределение обязанностей в команде. Появилась информация о жертве. Вероника Ллойд была школьной учительницей на пенсии. Она никогда не выходила замуж, но вела активную общественную жизнь, сосредоточенную вокруг местного теннисного клуба и местной церкви Святой Бернадетты. Все родственники Ллойд уже умерли, и, похоже, у нее не было ни с кем близких отношений.

За годы, проведенные Луизой Блэкуэлл в MIT, она выучила процедуру расследования убийства назубок. Луиза пробовала и проверяла тысячу раз самые разные методы и процедуры. Сейчас она испытывала удовольствие оттого, что все были рассредоточены по местам. Ее роль в качестве старшего следователя – в основном управленческая, но, в отличие от многих офицеров на должности Луизы, она настаивала на своем участии с самого начала расследования. С одной стороны, Блэкуэлл, конечно, доверяла офицерам, но с другой – у нее был самый большой опыт расследования убийств в команде и она не собиралась оставлять его без применения.

Луиза Блэкуэлл поехала в жилой комплекс Вероники. Ее дом находился на окраине Олдмиксона, рядом с больницей, да еще и в конце ряда одинаковых террасных послевоенных домов мрачного серого цвета.

Томас поздоровался с Луизой, едва она вошла в дом Вероники.

– Мэм, – формально поприветствовал он Блэкуэлл, обращаясь так при офицере в форме, охраняющем дверь.

Томас Айрленд был на десять лет моложе Луизы, вскоре он должен был получить звание инспектора. Айрленд родился и вырос в Уэстоне, обладал легким обаянием и приветливостью, что делало его популярным и среди начальства, и среди подчиненных. Луиза улыбнулась про себя и подумала, что чуть не позвонила ему прошлой ночью.

– Томас, что у тебя здесь? – спросила Луиза и вошла в гостиную.

– Боюсь, ничего особенного. Похоже, здесь не было взлома. Кажется, все на месте. Если и была борьба, то нет никаких ее признаков.

Блэкуэлл оглядела помещение. Гостиная хорошо обставлена и не загромождена, за исключением переполненного книжного шкафа над камином. Единственное кресло, украшенное покрывалом с цветочным узором, повернуто к маленькому телевизору. Рядом – двухместный диван из искусственной кожи, все еще упакованный в защитную пленку.

Луиза бродила по дому. Возникало ощущение определенной закономерности. Все было аккуратно и хорошо обустроено, возможно до маниакальности. В доме все пребывало на своих местах, было вычищено и отполировано до совершенства. Единственная странность – неупорядоченные книги на полках в каждой комнате. Большинство были триллерами в мягких обложках, но среди них присутствовали и несколько книг классических авторов – Оруэлла, Грина, Остин, Вульф, а также ряд детских книжек и научно-популярных изданий. Луиза подумала о нехватке книг в ее коттедже и поняла, какой тоскливой покажется следователям ее домашняя жизнь, если однажды ее постигнет та же участь, что и Веронику.

Вид одинокой односпальной кровати неожиданно вызвал у Луизы Блэкуэлл грусть, но тут же следователь напомнила себе, что должна думать практически, а не эмоционально. Вероника никогда не была замужем. Односпальная кровать свидетельствовала о человеке, который всю жизнь провел в одиночестве либо по собственному выбору, либо вынужденно. Луиза уже собиралась уходить, как вдруг заметила на книжной полке старую шкатулку для драгоценностей. Она напоминала деревянную шкатулку, принадлежавшую ее матери. Когда шкатулку открывали, в ней играла музыка.

Луиза потянулась к верхней полке и достала ее. Блэкуэлл заметила, что музыкальную шкатулку недавно отполировали. Женщина улыбнулась, открыла крышку, и вращающийся цилиндр внутри воспроизвел незнакомую Луизе мелодию. Желтый стикер указывал, что сотрудники уже обыскали шкатулку, но она все равно осмотрела содержимое трех ее уровней. Каждый из них был выложен дешевыми на вид, в основном посеребренными украшениями. Блэкуэлл уже собиралась запечатать музыкальную шкатулку обратно, как заметила защелку в ее задней части. Луиза прищурилась, отстегнула ее и увидела подпружиненное секретное отделение. В нем лежал небольшой матерчатый мешочек, обмотанный бечевкой.

Она надела латексные перчатки, развязала мешочек и покачала головой. В мешочке Луиза нашла пластиковый футляр. Она много раз видела подобные тайники раньше. В футляре было четыре предмета – шнурок, ложка, шприц и бумажная обертка. Женщина развернула обертку и увидела серовато-белый рассыпчатый порошок, который, по опыту Луизы, скорее всего окажется героином.

Старший инспектор Робертсон вызвал следователя Луизу Блэкуэлл в кабинет после дневного брифинга. Мужчина положил на стол перед Блэкуэлл экземпляр «Бристоль пост». В глаза бросалась статья: «Обнаружение тела Вероники на пляже».

– А вот это уже поинтереснее, – сказал он.

– Не каждый день на нашем пляже происходит жестокое убийство, Йен.

– Я не это имел в виду, – отозвался Робертсон и перевернул газету. – Штаб-квартира запрашивает регулярную информацию о продвижении дела. Начальство проявляет большой интерес, особенно руководитель вашей старой команды.

Луиза закрыла глаза и постаралась справиться с нарастающим гневом, вызванным этим сообщением.

Финч.

Она хотела поговорить с Йеном Робертсоном, готовая защищать свою позицию, настаивать, что это ее дело, что штаб-квартира не должна вмешиваться в ее расследование, но решила, что пока лучше придержать язык.

Робертсон потер правый глаз.

– Послушайте, мне все равно, что с вами там случилось. Я не жалуюсь на вашу работу с момента переезда, но вы должны понимать, что сотрудники с вашего прежнего места службы будут внимательно следить за вами.

– Я понимаю, Йен. – Луиза могла бы предположить: старший инспектор и назначил ее старшим следователем по делу Вероники Ллойд, чтобы самому избежать ответственности за результат, но Робертсон всегда справедливо относился к сотрудникам. Во всяком случае его решение было комплиментом, признанием доверия к ней. Но она ничего больше не могла сделать в первый день расследования. Йен Робертсон мог прочитать ее отчет и понять это.

Мужчина вздохнул. Он явно боролся с каким-то внутренним напряжением.

– Вы должны быть готовы. Из-за… – Роберстон отвел взгляд и снова начал потирать глаз. Луиза подавила смех. – Послушайте, вы будете находиться под пристальным наблюдением. Еще больше, чем раньше. Так всегда происходит, когда мы получаем здесь что-то важное, а с вашей… историей…

– Я понимаю, Йен, – повторила Луиза. – Все будет тщательно продумано и прозрачно.

Робертсон еще не закончил. Луиза оценила осторожность, с которой старший инспектор подбирал слова, но им обоим было бы легче, выскажи Йен Робертсон то, что он действительно хотел сказать.

– Помните, я здесь в вашем распоряжении двадцать четыре часа в сутки.

– Я ценю это, Йен.

– Если будут проблемы, обратитесь ко мне. Вам не нужно вступать в конфликты.

Мысли Луизы вернулись к текстовому сообщению, которое она получила от Финча прошлой ночью, и она не на шутку разволновалась.

– Понятно? – спросил Робертсон с гортанным акцентом. Луиза несколько секунд выдерживала пристальный взгляд своего начальника и затем ответила:

– Понятно.

Блэкуэлл вернулась домой в десять вечера и приготовила миску хлопьев в тишине гостиной. На длинной стене комнаты она разместила «доску убийств» и прикрепила множество фотографий Вероники Ллойд, в том числе пляжных. «Зачем кому-то захотелось вас убить?» – мысленно обратилась она к фотографиям жертвы. Хлопья остались почти нетронутыми. Вскоре Луиза легла спать. Она хотела вернуться в офис рано, до шести утра. Телефон завибрировал в ту же секунду, как только она выключила свет в спальне. Она рассмеялась, отметив своевременность сообщения. Луиза потянулась к прикроватному столику, схватила телефон, прищурилась и прочитала сообщение:

«Ты нашла себе интересное дело, Луиза. Я надеюсь, все пройдет гладко. Икс.»

Глава шестая

Луиза заснула с трудом. На следующее утро она встала с постели и почувствовала боль во всем теле. Вопреки желанию Блэкуэлл, последнее сообщение Финча дошло до нее. Одно дело, когда сообщения были на общие темы – приуроченными к ее сну или приходящими ранним утром, но этот текст сильно отличался. Это и наводило на мысль, что бывший любовник, возможно, все время следил за ней.

Когда они работали вместе, Луиза не замечала подобные черты в Финче, но, если подумать, темная сторона всегда присутствовала в нем. Тимоти обижался на других членов команды, он не забывал даже самые пустяковые конфликты. Мужчина постоянно боролся за власть, манипулировал ситуациями и результатами в свою пользу. Молодой член их команды в Портисхеде, Уилл Мэннинг, попросил о переводе через пару лет после начала работы Луизы в MIT. В то время большинство в команде думало, что он просто не справлялся, но после дела Уолтона Луиза поговорила с Мэннингом. Уилл рассказал ей о тайных издевательствах Финча: постоянных подставах, приписывании себе заслуг за работу, проведенную Мэннингом. Уилл Мэннинг решил не высказываться против Тимоти Финча из-за опасений, что такой шаг помешает его карьере. Луиза умоляла Мэннинга помочь в ее собственном деле против Финча, но тот отказался, он, видимо, боялся возмездия.

Теперь она задавалась вопросом, следил ли Финч за Мэннингом так же, как следил за ней. До сих пор Тимоти Финч проявлял предельную осторожность, поэтому доказать что-либо было невозможно. Сообщения были не отслеживаемыми и отправленными с помощью зашифрованного программного обеспечения. Бывший коллега и любовник Луизы тщательно подбирал слова. Достаточно очевидные, чтобы Луиза знала, что они от него, но слишком изощренные, чтобы быть напрямую с ним связанными.

Луиза, борясь с растущей яростью, сосредоточилась на деле.

Она позвонила Томасу, договорилась встретиться с ним в «Калимере» перед работой, но пожалела об этом, как только повесила трубку. Если она и усвоила что-то с тех пор, как приехала в Уэстон, так это то, что хранить секреты здесь было почти невозможно. Блэкуэлл совершенно напрасно провела ночь с Демпси почти сразу после своего приезда в Уэстон. Это было результатом ее вынужденного одиночества и слишком большого количества красного вина. Такие вещи в маленьком городке не оставались секретами, и, хотя с тех пор никто не осмеливался упоминать об этом при ней, она все видела на лицах: прищур глаз, пропитанные намеками ухмылки каждый раз, когда она разговаривала с патологоанатомом. Встреча с Томасом была в рамках профессиональной деятельности, но даже это не остановило бы распространение сплетен по полицейскому участку, если бы кто-нибудь узнал об этом.

Блэкуэлл заколебалась, хотела позвонить ему еще раз, чтобы отменить встречу, но потом решила: в своих действия она не будет ориентироваться на людей, и так уже обсуждающих любые ее поступки.

Следователь поехала по центральной дороге через Уорл в сторону центра города. Она терпеть не могла, когда отец ездил этим путем во время их однодневных поездок в Уэстон, задерживая появление вида на море еще на несколько мучительных минут, но этот путь был короче, а Луиза Блэкуэлл спешила. Они уже двадцать четыре часа занимались этим делом и не имели ничего, кроме ориентировочной связи с зависимостью Вероники от наркотиков.

При определенных обстоятельствах город Уэстон мог быть красивым. Но явно не сегодня. Всю поездку на машине Луизу сопровождал непрерывный моросящий дождь. Серость окутывала весь город, и следователь словно смотрела через ветровое стекло на черно-белую версию происходящего. Наконец она добралась до набережной и припарковалась. Море отступало, однако Луиза его видела, когда направлялась к ресторану.

Томас уже сидел внутри и заказал ей кофе. Темноволосая владелица бросила на Луизу непроницаемый взгляд, когда та усаживалась напротив коллеги.

– Так вот куда вы ходите каждое утро, – заметил Томас. Луиза перекинула через плечо волосы, все еще влажные после утреннего душа. – Для меня ваше приглашение большая честь.

– Расскажете кому-нибудь об этом месте, и вы покойник, – невозмутимо произнесла Луиза.

Томас наклонился к ней и заговорщически прошептал:

– Мы уже о нем знаем. Вот почему здесь больше никого нет.

Луиза рассмеялась:

– Хорошо, продолжайте в том же духе.

– А почему такая ранняя встреча, босс?

Луиза забеспокоилась, ведь разговор мог бы состояться и в полицейском участке, но желание Блэкуэлл увидеть дружелюбное лицо пересилило ее профессионализм.

– Я хотела первым делом узнать, что вы скажете о местной специфике, – произнесла она после короткого раздумья.

– Да, конечно, – с улыбкой произнес Томас.

– Вы когда-нибудь сталкивались раньше с подобными случаями?

Вопрос прозвучал несуразно. Томас выглядел смущенным. Луиза не знала, почему она спросила об этом, она ведь наизусть знала статистику дел об убийствах по всему юго-западу Англии.

– В Уэстоне? Не уверен, что я когда-либо видел происшествие настолько отвратительное, во всяком случае с тех пор, как я в уголовном розыске. У нас было несколько дел об убийствах, но это особенно жестокое. Возраст жертвы делает его еще более странным. Если бы, например, произошло неудачное ограбление, я мог бы это понять, но зачем утруждать себя перемещением тела? Почему кто-то сделал подобное с женщиной такого возраста?

– Из-за обиды?

– Чертовски большая обида.

– Что говорят люди? – спросила Луиза.

Томас помолчал.

– Люди? – удивленно переспросил он.

– Что говорят на улицах, сержант Айрленд?

– Улица напугана, босс. – Улыбка Томаса стала шире. – Я не знаю. Вчера людям было слишком рано говорить об этом. Думаю, сегодня языки развяжет статья в «Пост».

– Даже не напоминайте мне.

– И, конечно, ваше открытие, – заметил Томас и приподнял брови.

– Не кажется ли вам странным, что у женщины такого возраста был героин?

– В этом городе меня больше ничто не удивляет. Я видел все возрасты на героине. Единственный любопытный момент – насколько убитая хорошо содержала дом. Нетипичная среда обитания для наркомана, – добавил Томас.

Луиза согласилась. Значит, привычка была либо новой, либо Веронике удавалось вести нормальную жизнь, несмотря на употребление наркотика.

Они потягивали кофе. Луиза была благодарна, когда Томас прервал молчание.

– Демпси сегодня проводит вскрытие? – спросил он.

Луиза ответила после паузы. Она искала в словах Томаса Айрленда намек на подтекст. Томас должен был знать о ее романе с Демпси, но ничто в его поведении не указывало, что вопрос Томаса выходит за профессиональные рамки.

– Дело является приоритетным, поэтому он согласился заняться им ближе к вечеру, около пяти часов. Отдел судебно-медицинской экспертизы тоже продвигает это дело.

– Будем надеяться, мы получим что-нибудь от отдела судебно-медицинской экспертизы. Со вчерашнего дня я изо всех сил пытаюсь увидеть потенциальный мотив убийства, помимо прихода дилера. Немного ДНК пригодилось бы.

– Разве это сложно?

Они поднялись, чтобы покинуть заведение. Губы владелицы искривились, когда Луиза последовала за Томасом из ресторана.

– Увидимся в полицейском участке, – сказала Луиза.

Блэкуэлл переходила дорогу, когда услышала автомобильный гудок. Она обернулась и увидела улыбающееся лицо сержанта Фаррелла в его полицейской машине. Сержант отъехал. Луиза отметила, что Томас был на виду. Но тот пожал плечами, словно не имело значения, что Фаррелл видел их. Луиза развернулась к своей машине. Если бы она могла выбрать одного человека, который не видел, как она выходит из ресторана с Томасом, это был бы Фаррелл.

Сержант Грег Фаррелл был молодым офицером, явно делавшим большие успехи в профессии. В отдел уголовного розыска он поступил три года назад сразу после испытательного срока и получил повышение до сержанта вскоре после трудоустройства Луизы в департамент. У нее не было никаких претензий к соблюдению им трудовой этики, Грег был олицетворением профессионализма. Его одежда всегда отличалась безупречностью: сшитый на заказ костюм, накрахмаленная рубашка, галстук на уровне верхней пуговицы. Луиза Блэкуэлл никогда не замечала, чтобы молодой сотрудник пропускал какие-либо сроки оформления документов. Он хотел произвести впечатление, и его заметили старший инспектор Робертсон и вышестоящие, однако ей еще только предстояло сблизиться с этим сотрудником. Фаррелл всегда был представительным, хотя и держался более отчужденно, чем Томас, и относился к Луизе с уважением, по крайней мере при ней. Блэкуэлл же Грег Фаррелл по-прежнему настораживал. В этом не было ничего необычного. Служба в полицейском участке сродни жизни в семье, но вы не можете выбирать, с кем работать, и, хотя вы стремитесь к общей цели, вам не всегда нравятся ваши коллеги.

Может, ее раздражала его манера постоянно улыбаться? Так или иначе, Луиза Блэкуэлл считала, что пройдет немало времени, прежде чем она полностью ему доверится.

Луиза не хотела возвращаться в полицейский участок одновременно с Томасом, поэтому решила немного прокатиться.

Положение следователя в Уэстоне осложнялось причиной ее назначения. Луиза старалась не вести себя так, будто этот переезд был понижением в должности, но все знали, почему она больше не работает в Бристоле. Луиза покачала головой и прогнала мысли о Максе Уолтоне и его порочном фермерском доме. Она поехала в Гору, мимо больницы общего профиля и по проселочным дорогам поместья Олдмиксон. Наконец Блэкуэлл остановилась у дома Вероники.

В одном из окон дрогнула занавеска, когда инспектор выходила из машины, но любопытная так быстро скрылась из виду, что Луиза не смогла встретиться с ней взглядом. Такие нравы жизни в Уэстоне все еще были ей чужды. Уэстон, который она знала, – солнечный город ее детства. Ее воспоминания вращались в основном вокруг набережной. Прогулки на ослике по пляжу, лавирование между щелей деревянных досок, когда она шла по пирсу, жаркие дни в «Тропикане», ныне не существующем городском бассейне под открытым небом. Эти воспоминания теперь омрачались ее недавней историей, и хотя за последние восемнадцать месяцев Луиза исследовала каждый уголок города, он все еще казался ей незнакомым. Она завидовала Томасу и Фарреллу, их связи с родным городом, и разрывалась между желанием больше узнать об этом месте и намерением уехать отсюда как можно скорее.

Команда терпеливо ждала следователя в оперативном штабе уже двадцать минут. Неизменная улыбка Фаррелла сияла на его лице, и молодой сотрудник уставился на вошедшую Луизу, будто они были тайными сообщниками. Блэкуэлл изучила «доску убийства» в офисе и только потом заговорила. Фотографии Вероники Ллойд – такие же, что находились в ее гостиной. Их окружали снимки тех, кто был ближе всего к жертве, и напоминали фотопробы для американского фильма «Кокон» – никто на доске не выглядел моложе шестидесяти.

– Есть какие-то новости? – спросила она, обращаясь к притихшей команде.

– Я встречаюсь с председателем теннисного клуба, – доложил Томас. – Потом отправляюсь к приходскому священнику церкви Святой Бернадетты, где Вероника трудилась на добровольных началах.

– Занятой парень, – произнес Фаррелл до того, как Луиза успела ответить.

– А вы, сержант Фаррелл? – спросила она и представила, как сдирает с его лица улыбку.

– У меня есть возможная зацепка по поводу дилера Вероники. Тревор Коул. Известен тем, что время от времени торговал в «Колесе обозрения», пабе в ее поместье.

Луиза знала это заведение и не могла представить Веронику входящей в него, тем более покупающей там наркотики.

– У нас прошли уже двадцать четыре часа. Поиск дилера Вероники становится приоритетом номер один, – сказала она и добавила: – Некоторые предварительные результаты судебной экспертизы мы должны получить сегодня.

– А патологоанатом? – спросил Фаррелл.

Луиза задержала взгляд на его ухмыляющемся лице в попытке понять, не намекает ли сержант на ее интрижку с Демпси. Фаррелл продолжал смотреть Блэкуэлл в глаза с совершенно невинным видом, словно демонстрируя, что задал вполне безобидный вопрос.

– Вскрытие состоится сегодня днем, – сказала как отрезала. Тон Луизы дал всем понять, что дальнейшего обсуждения этого вопроса не будет.

Следователь распределила обязанности на день, отпустила всех и вернулась в кабинет. Она подумывала присоединиться к Томасу в церкви Святой Бернадетты, но ей не хотелось давать Фарреллу новый повод для сплетен, сейчас она должна была полностью доверять своей команде. Она ожидала второй половины дня в надежде, что в принятии правильных решений помогут результаты судебно-медицинской экспертизы и вскрытия тела.

Известия появлялись в течение дня: отчет Томаса о его встрече с отцом Макгуайром в церкви Святой Бернадетты и встрече с теннисным сообществом; последние новости от Фаррелла о дилере, которого он пока не смог найти.

Луиза пообедала за своим столом всухомятку, бутербродом из столовой. Через какое-то время зазвонил ее внутренний телефон. Блэкуэлл с удивлением обнаружила, что часы показывают уже четыре часа дня, значит, остался всего лишь час до вскрытия. Рабочий день шел к концу, а она пока мало к чему пришла в своих рассуждениях.

– Инспектор Блэкуэлл, – произнесла Луиза в трубку.

– Луиза, это Симона. У меня на проводе девушка из школы Хенгроув в Бристоле. Не хочет говорить мне, в чем дело. Соединить ее с вами?

У Луизы екнуло сердце. Хенгроув был школой Эмили.

– Соедините. Луиза Блэкуэлл.

– Здравствуйте, мисс Блэкуэлл. Это Кэролайн Трэвис из школы Хенгроув в Бристоле. У меня вы записаны в качестве экстренного контактного лица для Эмили Блэкуэлл. Верно?

– Правильно, она моя племянница, – произнесла Луиза и сжала телефонную трубку.

Женщина сделала паузу и затем сказала со вдохом, будто через силу:

– Эмили должны были забрать сегодня в три пятнадцать, как обычно, но за ней никто не пришел. Мы не можем связаться с отцом девочки.

Глава седьмая

Джеффри Симмонс закончил последнюю работу в шесть тридцать вечера, а значит, у него было более двух часов до вечерней мессы.

Тем утром мужчина вернулся на лодке под покровом осенней темноты. Место его швартовки находилось у старой станции спасательных шлюпок в конце заброшенного пирса Бирнбек, известного местным жителям Уэстона как старый пирс, где Джеффри Симмонс мог спрятать маленькую лодку под гниющими бревнами и стальными балками.

Он чувствовал себя по-другому этим утром. Ноющее чувство в животе исчезло, и на его место пришло ощущение ясности. Симмонс не почувствовал вины, когда вынимал кляп изо рта пленника, кормил того хлебом и поил водой. В какой-то момент мужчина начал оправдываться, но Джефф снова заткнул его рот кляпом и погрузился в тишину раннего утра. Перед уходом он накрыл пленника одеялом: тот дрожал во время завтрака, а Джефф не мог позволить ему умереть до того, как придет его время.

В то утро Симмонс подождал, пока мать уйдет из дома, и только потом вошел. Он держал дверь спальни запертой, чтобы она решила: прошлым вечером Джефф вернулся поздно и спал дома, хотя она никогда и не проверяла его. Джефф Симмонс не мог позволить себе уйти от матери, ему было удобно продолжать жить в ее доме, а та не могла решиться отпустить его от себя. Она готовила ему обеды и стирала белье, если он оставлял его за дверьми своей комнаты, и Джефф вообще не мог вспомнить, когда они проводили время вместе. Живя под одной крышей, они почти не разговаривали. Симмонс был благодарен матери за это невмешательство.

Он ухватил лишний час сна и потом отправился в фургон. Планируя задуманное, Джефф прочитал: чтобы тебя не обнаружили, важно соблюдать ряд правил, и ему удалось выполнить три пункта в течение дня. Симмонс завершил все простые поездки, имел наличные на руках, а значит, сегодня до начала мессы он мог побаловать себя едой в местном пабе в Апхилле.

В баре с низким потолком было почти пусто. Одинокий мужчина в приплюснутой кепке и с тростью сидел и читал газету. Перед ним стояла нетронутая пинта темно-красного горького. Молодой бармен бросал монеты в автомат с фруктами. Если не было разгара сезона, пабы в Уэстоне почти всегда пустовали, за исключением выходных, но они существовали год за годом и каким-то образом выживали. Он всегда удивлялся, что таких мест, как этот бар, в городе сохранилось много.

Бармен отвлекся от своего занятия и улыбнулся Джеффу:

– Чем я могу вам помочь, сэр?

Сэр. Его редко так называли. Определенно, в этом молодом человеке было что-то. Джефф Симмонс и воображал, и надеялся, что захолустный паб для этого приятного бармена всего лишь ступенька вверх и что в ближайшие годы он вырвется из лап этого умирающего города.

– Вы готовите?

– Конечно, – ответил бармен, зашел за деревянную стойку бара и протянул ему меню.

Джефф заказал стейк и пирог с мясом, а также колу. Мужчина редко пил спиртное, после того как увидел, что алкоголь сотворил с его отцом. Симмонс занял место на другом конце бара, подальше от старого чудака с газетой. Джефф опустил голову и ждал, когда принесут еду. Шедший от ковра запах скисшего пива был знакомым и неприятным, и мыслями Симмонс вернулся к Крутому Холму и его пленнику, прикованному к стене пещеры.

Ему нужно быть сильным и не поддаваться желанию все закончить прямо сейчас – вернуться на остров и разом избавить похищенного от страданий. Мучительное сомнение, которое, как он думал, уже исчезло, пыталось убедить его, что именно так он и должен поступить. Однако Симмонс обязан бороться с подобными мыслями.

Он должен спасти отца.

Пирог, который принес бармен, сложно было назвать пирогом. Перед Джеффом стояла тарелка мяса «с душком», залитого густым соленым соусом и прикрытого куском слоеного теста. Тем не менее он съел его до последней крошки. Симмонс запил пирог колой, провел тыльной стороной ладони по губам, поблагодарил бармена и вышел из паба. Свой фургон он припарковал на стоянке. До церкви было километра три пешком, но там его приметная машина бросалась бы в глаза, а Симмонс не мог так рисковать.

Зима определенно приближалась. Джефф почувствовал это еще на острове: земля под его палаткой по утрам замерзала, а ночью воздух становился почти ледяным. Теперь, когда Симмонс шел по закоулкам к церкви Святого Михаила, он замерз. Он забеспокоился о пленнике, но лишь из-за того, что тот был нужен ему живым в течение следующих нескольких дней. Джефф планировал держать пленника в пещере все это время, однако скоро станет слишком холодно, значит, придется перевести его в туристический центр на другой стороне острова.

Времена года меняли Уэстон больше, чем другие города, так, словно Уэстон летом и Уэстон зимой – два совершенно разных места. С поздней весны до конца лета население города, казалось, увеличивалось вдвое. Туристы прибывали из ниоткуда, подобно вылезающим из ракушек крабам, и захватывали здесь все, чтобы с наступлением зимы поспешить обратно в свои города. Джефф предпочитал видеть Уэстон таким, как сейчас: тихим и пустынным, принадлежащим только его жителям.

Симмонс добрался до церковных ворот уже в сумерках. Кисти его рук онемели от холода, и это ощущение, хотя и болезненное, понравилось Джеффу. Он любил вечера, как этот, когда воздух свежел, но оставался спокойным. Джефф открыл старые церковные двери, и его встретил аромат зажженных свечей. Знакомая дрожь пробежала по нему, едва он вышел на открытое пространство. Его тело загудело, словно попало в набор вибраций, обволакивающих церковь. Такое состояние вернуло Симмонса к первому воспоминанию о посещении церкви: он шел рука об руку с отцом через двери церкви Святой Бернадетты. В то время ему было года четыре, но он хорошо помнил ощущение благоговения, на мгновение лишившее его дара речи. Всю неделю до этого отец рассказывал ему о Божьем доме, и вот Джеффри, открыв рот от шока и удивления, стоял там, где жил Бог. Конечно, в то время он имел лишь примитивное представление о том, что значит это выражение, но тогда он почувствовал присутствие Бога так же верно, как чувствовал его сейчас.

В церкви, как и в пабе, было пусто. Мужчина преклонил колено и направился в переднюю часть церкви.

Его отец так и не понял, почему сын все еще ходит в церковь «после того, что случилось. После того, что ты сделал!» – это было потом, когда Джефф стал старше. Однако отец никогда не обвинял Джеффа и ни разу не пытался запретить сыну эти посещения. Джефф понимал замешательство отца и жалел, что не смог объяснить, что для него значит церковь. Никто, даже человек, которого они никогда не обсуждали, не мог отнять этой радости.

Прихожанки начали рассаживаться на пустые скамьи. Ни одного знакомого лица. Это была не его церковь, поэтому он никогда не присутствовал здесь на мессе. Ни одна из женщин не выглядела моложе шестидесяти, возможно семидесяти, что для вечерней мессы было нормой. Симмонс предположил с печалью: все они были вдовами и позже зажгут свечи за умерших мужей. Наверное, они находят в этом ритуале некоторое утешение.

Через пять минут священник направился к алтарю. Было воскресенье, так что отсутствовали благовония, исходящие из золотой чаши, и алтарные служки, ведущие процессию вокруг церковных скамей. Когда Джефф впервые был алтарным служкой, он и его друг Грегори не поняли, что должны следовать за священником, они заняли место у алтаря, и священник совершал путь в одиночестве. Джефф чуть не захихикал, когда позже рассказывал об этом отцу, но улыбка исчезла, когда отец отчитал его.

Этот священник был так же стар, как и его прихожане. Движения священника были медленными и размеренными, а его кости скрипели, когда он держал чашу с вином и благословлял ее.

Было бы невежливым не дать вначале причаститься пожилым женщинам. Затем и Джефф опустился на колени перед алтарем, высунул язык, и священник пробормотал: «Corpus Christi».

– Аминь, – произнес Джефф, благословляя себя, и вернулся на место.

Узнал ли его священник? Джефф Симмонс сомневался. Они оба сильно изменились за эти годы. До сегодняшнего дня Джефф старательно избегал посещать ту же мессу, что и старик. Хотя разве не дрожала рука священника, когда он клал облатку Причастия ему на язык?

Джефф вернулся к скамьям и помолился. Он просил сил осуществить то, что задумал, и довести дело до конца. Еще мальчиком Симмонс понял, что Бога нужно просить о реальных вещах. Бог не исполнял желания, как джинн, но мог помочь добиться желаемого. Джефф продолжал стоять на коленях и усиленно притворяться, что молится, но вот месса закончилась. Старушки зажгли свечи и помолились. Он сел, когда последняя из них ушла. Один в холодной церкви. Во времена его детства местная церковь все время оставалась открытой. По крайней мере, отец сказал ему об этом, а Джефф никогда не подвергал такой факт проверке, но, уже повзрослев, узнал, что в какой-то момент в церкви всегда запирались двери, а значит, кто-то должен был попросить его уйти.

Священник дважды высунул голову из ризницы и лишь потом приблизился. Его шаги отдавались эхом. Священник подошел к Джеффу и прислонился к спинке скамьи.

– Боюсь, мне придется закрыть двери, сын мой. Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил священник.

Слова были очень добрыми и искренними. Джефф даже заколебался и только после ответил. Снова Симмонс усомнился в себе, как истинный Фома неверующий. Тут он вспомнил о своей цели:

– Да, отец, думаю, нам нужно поговорить.

Глава восьмая

Луиза положила трубку и потерла глаза. Это было последним из всего, чем бы ей хотелось сейчас заниматься. Она согласилась стать экстренным контактом, но ведь она не была матерью Эмили. Пол не должен продолжать в том же духе: это несправедливо по отношению к кому бы то ни было. Мысль о материнстве все еще привлекала Луизу, но эта возможность таяла с каждым годом. Иногда Блэкуэлл фантазировала о том, как Эмили переезжает к ней. Они могли бы жить вместе в Уэстоне. Луиза могла бы отвозить девочку утром в школу и найти няню, которая присматривала бы за ней, пока она не вернется домой. Они могли бы, в принципе, вместе начать новую жизнь, наконец-то освободившись от прошлого. Она представила Эмили, сидящую в гостиной, довольную и счастливую. И тут до Луизы дошла реальность. Блэкуэлл вспомнила фотографии мертвого тела Вероники Ллойд, висевшие на стене в ее доме. Образ жизни Луизы был несовместим с воспитанием маленького ребенка.

Телефоны ее родителей сразу переключились на голосовую почту: они, как обычно, были выключены. Мать Луизы объясняла это так: зачем включать их, если не нужно никому звонить?

Луиза вышла из офиса, остановилась у стола Томаса и попросила его присутствовать на вскрытии вместо нее.

– Все в порядке? – спросил он.

Луиза кивнула и без лишних слов ушла.

Она направлялась за город, вдоль набережной. Вдруг ей перезвонила мать.

– Извини, Луиза, мы были в кино, – сказала она. Голос в автомобильной акустике звучал жестко и отстраненно.

– Хорошо, я поняла. Ты получила сообщение из школы?

– Да. Мы уже в пути. Должны быть там через пять минут. Извини, что им пришлось вызвать тебя.

Луиза вздохнула.

– Ты знаешь, где он сейчас?

– Давай поговорим об этом позже.

Блэкуэлл знала: ее матери не нравилось говорить о Поле в присутствии отца, у того было меньше терпения к выходкам брата Луизы. Мать была уверена, что после такого события из обсуждения ничего хорошего не выйдет. Конечно же, Пол напился и просто забыл забрать Эмили из школы. Луиза повесила трубку и постаралась убедить себя, что ее вины здесь нет. Она напомнила себе, что следить за Эмили не ее обязанность, и Пол, вообще-то, заставил следователя пропустить вскрытие, но все же ей пришлось бороться с желанием не сворачивать с дороги в Бристоль, чтобы проверить, как там ее племянница.

Она развернула машину и припарковалась на набережной, напротив того места, где и обнаружили тело Вероники. По времени Томас теоретически уже направлялся на вскрытие, и она могла быть уверена, что коллега доведет работу до конца должным образом.

Небо темнело, обзор закрывал туман, подступающий с далекого моря. Она вышла из машины и прошлась к пляжу. Пара, выгуливающая пару щенков Лабрадора, бросила на Луизу странный взгляд, словно покрытый туманом берег был последним местом на земле, которое ей следовало посетить.

Через пятьдесят метров Луизе показалось, что пляж поглотил ее, туман стал таким густым, что она могла видеть только в радиусе нескольких метров. Блэкуэлл, спотыкаясь, двинулась вперед. Она слышала отдаленный шум моря и вдруг подумала, что находится недалеко от места, где было найдено тело Вероники. Луиза повернулась лицом к затуманенным огням набережной. Испытывал ли убийца такое же чувство уединения, когда он (или она?) нес тело Вероники? И зачем оставлять ее на таком открытом пространстве?

По опыту следователя, обычно существовали три причины, по которым убийцы оставляли жертву в очень людном месте: во-первых, из-за ошибки, неудачного выбора времени, то есть им пришлось бежать с места преступления; во-вторых, если преступники гордились собой и хотели похвастаться; и в-третьих, потому, что какая-то часть убийц, сознательно или нет, хотела, чтобы их остановили. Часто причины номер два и три были взаимосвязанными. Луиза не думала, что убийца совершил ошибку. К тому же она не сомневалась, что еще и положение тела имело большое значение. Независимо от того, выпендривался убийца или хотел быть пойманным, Блэкуэлл понимала: он не собирался останавливаться.

Направляясь назад к машине, Луиза едва сдерживала себя, чтобы не броситься бежать, изо всех сил игнорируя детский страх заблудиться в тумане. Вытряхнув песок из обуви, она с облегчением забралась внутрь машины и включила обогреватель. Согреваясь, она читала сообщение от матери, где говорилось, что Эмили забрали, а Пол находится дома. Луиза сразу поняла истинный смысл объяснения матери, что брат был «потрепан».

Отец попросил ее не видеться с Полом, то есть дать ему выспаться после адского похмелья, на что Луиза неохотно согласилась. Она позвонила Томасу.

– Привет, Луиза, все хорошо?

У Блэкуэлл не было времени на светскую беседу. Офис уже наводнили слухи, почему она не смогла провести вскрытие и зачем ей пришлось спешить в Бристоль после звонка из школы.

– Прекрасно. Как прошло вскрытие?

– Да ничего особенного. Много чего я не хотел бы видеть или нюхать, – отметил Томас. Он явно легкомысленно относился к этому испытанию.

– К каким выводам пришел Демпси?

– Подтвердились его подозрения, возникшие еще на пляже. Ублюдок заставил несчастную пройти через какой-то совершенный кошмар и только потом убил ее. Множественные переломы ног и плеч. Обе лодыжки сломаны. Похоже, он связал жертву и пытал, а потом лишил жизни. Демпси нашел несколько волокон в ранах на запястьях и лодыжках. Их отправили в отдел судебно-медицинской экспертизы.

Луиза закрыла глаза. Она боролась с образами в сознании. Мотивы, которые заставили кого-то причинить такие муки другому человеку, были совершенно непонятны, но каким-то образом еще и возраст Вероники затруднял обоснование такой жестокости. Последовательность событий наводила на мысль, что убийство спланировали и организовали. Теперь полиции предстояло определить, была ли Вероника намеченной целью или убийство произошло случайно.

– Причина смерти?

– Что-то, как и полагал Демпси, ей вонзили в правое запястье. Есть несколько следов надрезов, словно убийца пытался найти нужное место. Из-за этого получилось довольно большое отверстие – пару сантиметров в диаметре. В конце концов убийца перерезал лучевую артерию, и Вероника истекла кровью. Демпси уверен, ее переместили после смерти.

– Значит, у нас даже нет места убийства, – вздохнула Луиза.

– Я могу просмотреть отчет с вами сегодня вечером? – спросил Томас.

Луизе показалось, она услышала в его интонации надежду на встречу с ней.

– Пришли мне по электронной почте.

– Пока все?

– Да, Томас. Спасибо, – сказала Луиза и повесила трубку. Она пока не хотела возвращаться домой. Мысль о ее жилище, украшенном изображениями трупа Вероники Ллойд на стене, не радовала. Блэкуэлл позвонила одной из своих бывших коллег, Трейси Пью, и договорилась встретиться с ней в Клифтоне в Бристоле. Трейси была сержантом в городе в ее команде и все еще работала в том же подразделении, что и старший инспектор Финч. Пью повысили до инспектора, когда Луиза ушла, и она заняла ее должность. Трейси уже ждала Луизу в баре, в котором они договорились встретиться, с большим бокалом просекко в руке.

– Привет, я рада тебя видеть, – произнесла она, встала и обняла Луизу. На мгновение ошеломленная смесью запахов никотина и духов, Луиза обняла Трейси в ответ. Блэкуэлл было очень приятно видеть старую приятельницу и бывшую коллегу. После отъезда из Бристоля она решила отрезать от себя как можно больше людей, и Трейси была единственным человеком, с которым Луиза поддерживала контакт, но и его свела к минимуму. Некая стратегия преодоления. Впрочем, радушный прием Трейси заставил Луизу задуматься, не совершила ли она ошибку.

– Что ты будешь? – спросила Трейси.

– Я выпью совсем чуть-чуть. Я за рулем.

Трейси улыбнулась и заказала Луизе бокал белого вина. Бывшей коллеге Луизы было за тридцать. Громкая, уверенная в себе женщина, с непослушной копной вьющихся черных волос, Пью получила в офисе досадное прозвище «Парикмахер», но не из-за волос, а из-за стереотипа, по крайней мере среди мужчин, что Трейси – парикмахерское имя. Хотя никто не осмеливался так назвать ее в лицо. Трейси нельзя было приручить. С ней опасались связываться. Трейси Пью была фактически доверенным лицом Луизы Блэкуэлл в Бристоле, и Луиза безоговорочно доверяла ей.

– Так как там Уэстон-Болыпая-Грязища? – спросила Трейси. Они заняли место в маленькой кабинке в задней части бара. В отличие от Луизы, чей акцент был предельно слабым, Трейси говорила полностью по-бристольски. Она, как само собой разумеющееся, опускала согласные в конце слов, и иногда Блэкуэлл ловила себя на том, что напрягается и пытается понять, что говорит ее приятельница.

– Как всегда. Вы там, наверное, слышали о теле?

– Конечно. Ваши новости дошли до нас. Звучит как фильм ужасов. Я собиралась позвонить тебе по этому поводу.

Луиза хотела облегчить душу и рассказать Трейси все: и о ночных текстовых сообщениях от Финча, и о плачевном состоянии, в которое попал ее брат, и о бедной племяннице, но не знала, с чего начать, поэтому продолжила тему работы.

– Тело Вероники Ллойд оставили на пляже. Похоже, убийца предварительно пытал ее, – сообщила Луиза, понизив голос. Трейси покачала головой. Ей не нужно было больше ничего говорить. Обе женщины достигли той стадии карьеры, когда поняли, что мир полон больных ублюдков, и мало что могло их шокировать.

– Есть у нее кто-то?

– Никакой семьи. Только друзья в теннисном клубе, – сказала Луиза.

– Думаешь, убийство случайное?

Луиза отхлебнула вина, слишком сладкого и тепловатого, и немного подумала над этим вопросом.

Блэкуэлл почувствовала себя виноватой, что была в баре, когда могла вернуться в Уэстон и напряженно работать.

– Нет, я не думаю, что случайное, – заметила она. Луиза Блэкуэлл была рада возможности высказаться. До того как присоединиться к Трейси в баре, она прочитала отчет Томаса на телефоне и решила, что в том, как убийца обращался с Вероникой, прежде чем покончить с ней, присутствовало что-то личное, почти интимное. Раны были специфическими, в частности на запястье и лодыжках, а, по опыту следователя, следы случайного нападения были бы более хаотичными.

– Я не знаю, хорошо это или нет, – произнесла Трейси. Она говорила достаточно громко, чтобы привлечь нежелательное внимание.

– Все зависит от мотива убийцы, – сказала Луиза и попыталась вновь понизить громкость их разговора. – Если бы преступника изолировали, тогда хорошо, но…

– Думаешь, будут новые жертвы? – спросила Трейси с явной тревогой в голосе.

Луиза заставила себя сделать второй глоток, и ей показалось, что вкус вина немного улучшился.

– Это действительно приходило мне в голову. Преступление в целом убийце удалось, и у него получилось незаметно перетащить тело на пляж. Если злодей почувствует вкус к таким убийствам, то оно может оказаться не последним.

– Вот почему мне нравится встречаться с тобой, Лу. Ты всегда меня подбадриваешь, – произнесла Трейси. За ее невозмутимым тоном скрывался сарказм.

– Я принесу еще, – сказала Луиза. Она вернулась с просекко для Трейси и стаканом газированной воды для себя. – Хватит болтать о делах. Что там у тебя с личной жизнью?

– Ты же знаешь меня, Лу, веселую и свободную. Хотя…

Луиза потягивала воду и улыбалась. Она ожидала от Трейси какой-нибудь непристойной сплетни.

– Да?

– Я взяла шефство над одним из новой партии констеблей, если ты поняла, что я имею в виду.

Выражение лица Луизы говорило: она точно понимала Трейси Пью.

– Сколько ему лет?

– Под тридцать, – ответила Трейси с выражением, которое Луиза могла описать только как загадочное.

– У вас все серьезно?

– Ну, ты же знаешь, у меня не очень хорошо получается относиться к этому серьезно. Сейчас все как обычно, но он кажется хорошим парнем.

Луиза чувствовала, что Трейси оказывает себе медвежью услугу. Пью очень хотела встретить мужчину, с кем можно было бы остепениться, но она редко выбирала хороших парней.

– Ну, а ты? – спросила Трейси. – В Уэстоне есть выбор?

– Ты была в Уэстоне, Трейси?

– Я уверена, там есть несколько красавцев. На кого ты положила глаз?

Луизу не удивило, что ее мысли автоматически обратились к Томасу. В первый же день в полицейском участке она сразу почувствовала к нему влечение, которое не угасло со временем. Однако наличие у него жены и трехлетнего ребенка говорило о том, что она никогда не будет действовать в соответствии со своими желаниями.

– Нет, на данный момент никого интересного.

– Ты, наверное, просто что-то скрываешь.

Луиза пожала плечами.

– Ничего я не скрываю. Последнее, что мне сейчас нужно, это…

– Стоп! Доскажешь, когда я вернусь из бара, – остановила ее Трейси и одним глотком допила остатки просекко. – Глоточек на дорожку. Уверена, что не хочешь чего-нибудь покрепче?

Луиза покачала головой и поразилась, сколько Трейси пьет. Она наблюдала, как та нетвердой походкой идет к бару. Луиза удивилась, почему только сейчас ей пришла в голову мысль, как было бы весело проводить время с друзьями? С момента отъезда в Уэстон она встречалась с Трейси только несколько раз, и, находясь здесь, Луиза не понимала, почему они не виделись чаще? Они жили всего километрах в тридцати друг от друга, но это расстояние между их мирами часто казалось непреодолимой пропастью.

– Пока я не забыла, Тим Финч спрашивал о тебе сегодня, – заметила Трейси. Сердце Блэкуэлл бешено заколотилось.

– О? – только и произнесла Луиза, стараясь, чтобы голос не звучал подавленно. Трейси никогда не принимала чью-либо сторону в деле Уолтона, хотя всегда предлагала Луизе полную поддержку. Ей предстояло работать с Финчем, так что Луиза не хотела привлекать ее к своим проблемам больше, чем это требовалось.

– Тим пытался говорить небрежно, расспрашивая о твоем деле, но мне кажется, что он просто интересовался твоей жизнью.

Луиза кивнула, но не ответила. Ее мысли все еще занимало сообщение, которое, она была уверена, мужчина отправил прошлой ночью. Трейси, казалось, ничего не заметила.

– Ты что-нибудь слышала о нем?

Луиза рассмеялась.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, хорошо?

Трейси приуныла.

– Прости, Лу, я не хотела тебя расстраивать.

– Нет-нет. Я просто устала. Ты же знаешь, как это бывает. Старший следователь по такого рода делам.

– Конечно. Давай забудем о работе. Я сейчас допью, а потом провожу тебя до машины.

Они обнялись на парковке, и неловкость, возникшая в разговоре о Финче, исчезла.

– Было здорово снова увидеть тебя, Трейси. Ты уверена, что тебя не нужно подвезти?

– Нет, я поеду на автобусе, – сказала Трейси, слегка запинаясь. – Может, сначала быстренько позвоню своему молодому констеблю.

Луиза усмехнулась.

– Будь осторожна. И нам нужно встречаться почаще.

– Я согласна. Я могла бы в ближайшее время заскочить на побережье. Примешь меня?

– С удовольствием. Тогда до встречи!

– Скоро увидимся, красавица, – крикнула Трейси отъезжавшей на машине Луизе.

Жаль, что Трейси упомянула Финча. Теперь Луиза только о нем и думала, возвращаясь в Уэстон. Неужели от Тимоти не было спасения? Она надеялась, ее перевод в Уэстон – последний. Тимоти Финч победил и вытеснил ее из своей жизни, так почему же он все еще преследует ее? В гневе молодая женщина сильно надавила ногой на акселератор. Она проехала по пустынной М-5, свернула на въезд в Уорд, притормозила и попыталась собраться с мыслями. В настоящее время в ее жизни было много отвлекающих факторов. Помимо Финча, Блэкуэлл приходилось иметь дело со своим непутевым братом и следить, чтобы тот должным образом воспитывал ее маленькую племянницу, но при этом Луиза старалась сосредоточиться на деле Вероники Ллойд. Она была в долгу перед этой женщиной. Вероника стала жертвой ужасного преступления, лишившего ее достойной кончины. Конечно, Луиза не собиралась отстраняться от Эмили. Она будет рядом с ней, родителями и братом, когда понадобится, но сейчас нужно сосредоточиться на убийстве Вероники.

Луиза вернулась в коттедж, сделала себе чай с молоком и, потягивая его, стала глядеть на самодельную «доску убийств». Время от времени она проверяла телефон на наличие вечернего сообщения от Финча, но оно так и не пришло.

Глава девятая

Вблизи священник оказался более дряхлым, чем ожидал Симмонс. Это и неудивительно, ведь Джефф был мальчиком, когда в последний раз встречался с ним лицом к лицу, но перемена во внешности священника тревожила. Кожа сероватого цвета казалась слишком сухой, она обтягивала кости черепа и обвисала складками на шее. Белки выцветших глаз были испещрены крошечными красными прожилками. Ноющее чувство вернулось к Джеффу, и он снова усомнился в себе, но, вспомнив преступления священника, попытался убедить себя, что тот заслуживает его мести.

– Вы помните меня, отец? – спросил Симмонс, и голос эхом отозвался в пустой церкви.

Священник изучал Джеффа. Его голова покачивалась, он пытался вспомнить, где видел этого человека раньше. Джефф сомневался, что какие-то его настоящие черты могут напомнить священнику о мальчике, которым он был когда-то. В период полового созревания лицо и тело Джеффа очень сильно изменились. Он вырос, лицо стало вытянутым и изможденным, а волосы спадали сзади на плечи. Единственной зацепкой могли стать его руки в перчатках, скрывающих изуродованную ожогами кожу.

Священник покачал головой и с улыбкой произнес:

– Прости, сын мой, память уже не та, что была когда-то. Слишком много людей, как ты понимаешь. Я с трудом могу вспомнить, что я ел на завтрак.

В священнике была какая-то притягательная сила, несмотря на его возраст. От добрых слов, сказанных с сильным ирландским акцентом, Симмонс почувствовал тепло внутри.

– Как тебя зовут, сын мой?

– Это не имеет значения, отец.

Джефф колебался, поскольку знал, что наступил решающий момент. Симмонс взглянул на распятие, расположенное высоко над алтарем, на белого Иисуса, висящего в вечной агонии, и вспомнил, что видел все это много лет назад. Когда-то он обратился за помощью к этому священнику, и его оттолкнули. Джефф принял решение и начал действовать.

– Я знаю, уже поздно, отец, но мне нужно исповедаться.

Священник моргнул, и его глаза расширились, словно он только что узнал человека перед собой.

– Конечно. Здесь – или ты хочешь уединиться в исповедальне?

Джефф встал.

– Я последую за вами.

Священник начал опускаться на колени, используя скрипучую деревянную скамью в качестве опоры.

Джефф протянул руку, чтобы помочь ему, и тоже преклонил колени перед распятием.

Это была долгая, медленная прогулка. Священник шаркал, словно пытался остановить время. Это напомнило Джеффу о тех временах, когда он посещал церковь Святой Бернадетты с отцом и они вместе проходили станции Крестного пути. Джеффри было четыре или пять лет, и ему разрешили посмотреть по телевизору мини-сериал о жизни Иисуса. В то время он мало что понял из этого сериала, но зрелище привлекло его внимание как никакое другое.

Отец часто бывал суров, но когда дело доходило до передачи, он поощрял интерес Джеффа и с неизменным терпением отвечал на его многочисленные вопросы. В частности, Джефф был очарован сценами Распятия. Он расспрашивал отца, почему Иисус нес крест, зачем на его голову был надет терновый венец и отчего стража била его, когда ему так тяжело было нести свою ношу. Вот дело дошло до самого Распятия. Мать пыталась запретить ему смотреть эту серию, но отец настоял, и мальчику разрешили, несмотря на его нежный возраст. Папа объяснил, как Иисус спасал души всех людей, будучи распятым, и Джефф удивился чуду, хотя, когда увидел, что гвозди были вбиты в плоть Иисуса, он поежился, будто раны нанесли ему самому. Мальчик плакал, когда Иисус висел на кресте, и это был один из немногих случаев, которые он мог вспомнить, когда отец обнял его.

Через неделю после завершения мини-сериала отец снова повел его в церковь Святой Бернадетты. Они вместе прошлись по внутренней части церкви, и отец показал ему станции Крестного пути, сравнивая их с телесериальными. Там был Иисус, падающий впервые; там Иисус видел свою мать, Марию; там был Симон из Кирены, помогавший нести крест.

Они вместе совершали обход вокруг церкви по крайней мере раз в месяц, и каждый раз Джефф испытывал что-то новое. По мере того как Джефф становился старше, он все больше понимал значение путей. Любимым изображением Джеффа Симмонса всегда было изображение Иисуса, пригвожденного к кресту. Сначала изображение распятия вызывало в нем слезы, но со временем он начал понимать, какую жертву Иисус приносил за все человечество, и оно стало для него прекрасным.

Джефф мог поделиться воспоминаниями с пожилым священником, но не думал, что тот поймет. Когда они подошли к исповедальне, священник жестом пригласил Джеффа войти. Исповедальня была разделена на две части, так что священник и прихожанин отделялись друг от друга. Когда Джефф в детстве впервые исповедовался, он находился в одной комнате с приходским священником. Он вспомнил свое смущение во время перечисления грехов – ложь, обман, грубость по отношению к родителям, непосещение церкви в воскресенье – и чувство облегчения, когда все закончилось, и чувство легкости после произнесения покаяния. Один раз «Аве Мария», один раз «Отче наш», и грехи были сняты, стерты с души.

Вскоре после этого Джефф Симмонс перестал ходить на исповедь. Правила были простыми – их мог понять даже ребенок. Требовалось исповедаться во всех грехах, поскольку иначе тебя по-настоящему не прощали. Конечно, маленькие грехи можно было связать вместе, как и всю ложь, которую рассказывал Джефф, но некоторые грехи были настолько существенны, что требовалось перечислять их каждый отдельно. Один свой конкретный грех даже в том нежном возрасте он не мог озвучить ни в исповедальне, ни где-либо еще, и именно поэтому он больше не исповедовался.

Священник жестом показал, что Симмонсу следует войти в дверь с левой стороны, но Джефф подождал, пока священник войдет с правой стороны, и сам последовал за ним.

Джеффа удивило, насколько на этот раз все было проще. Старый священник сопротивлялся слабее, чем миссис Ллойд. Джефф не колебался и не думал о том, что все происходит в церкви, когда привязывал священника к стулу. Каждый раз, когда Симмонса одолевали сомнения, он напоминал себе, зачем он здесь, почему священник должен страдать, и это все облегчало. Даже когда показал священнику гвоздь и молоток и старик начал плакать и бормотать по-латыни, Джефф Симмонс не дрогнул.

После этого он сел на скамью и начал изучать Распятие, угол наклона конечностей Христа и точки, где они соединялись с деревянным крестом. Джеффу следовало бы скрыться с места происшествия – в любой момент кто-нибудь мог войти в дверь и увидеть, что он сделал, – но в церкви одному было так спокойно! Мужчина даже подумывал упасть на колени и повторить покаяние с первой исповеди, но он не сожалел о том, что сделал, поэтому знал: подобное не зачтется. Вместо этого он уставился на раны на фигуре Христа и терновый венец, впившийся ему в голову.

Джефф неторопливо шагал обратно к фургону, у него оставалось несколько часов до такого уровня прилива, чтобы он мог вернуться на остров. Симмонс не мог зайти в тот же паб, где обедал, поэтому отправился на машине в город.

Яркие огни вели его вдоль набережной, большой пирс уходил в грязевую пустошь навстречу набегающему морю. Симмонс подъехал к отелю «Смите», и, когда вышел из автомобиля, теплый порыв морского воздуха вернул его в долгие летние вечера детства, он вдруг вспомнил, как сидел в «пивном саду» со своими родителями и родственниками и потягивал кока-колу из стеклянной бутылки. Тогда Джефф не ценил те времена, а сейчас заскучал по ним.

Он направился вглубь острова к бару, в котором, как он знал, вечером будет полно народа. В принципе, ему не хотелось находиться в таком шумном месте, но интуиция подсказывала, что хорошо бы там отметиться в эту ночь. Громкая музыка приветствовала Джеффа, когда он вошел в бар. Перезвоны посуды и писклявые голоса ему не понравились. Молодая барменша оглядела мужчину с ног до головы, едва тот заказал светлое пиво «шенди», словно пыталась оценить, способен ли посетитель заплатить за выпивку. Девушка вернулась с пивом.

– И немного жареного арахиса, – попросил Джефф.

– Хорошо, дорогой, – произнесла барменша, не отрывая от него взгляда.

Симмонс отнес напиток в угол бара. Он пытался слиться с толпой, однако единственный пришел без компании. Все игнорировали Джеффа, хотя Симмонс не сомневался: он был темой их разговоров.

Когда кто-то смеялся, Джефф чувствовал, что смеются именно над ним. «Знай все эти люди, что я только что совершил, они бы не смеялись», – подумал преступник и выпил свой приторный напиток.

– Симмо! – вдруг разнесся крик по бару и заставил на мгновение прервать веселье.

Джефф опустил глаза. Но незнакомец снова обратился к нему и махнул ему рукой, и Джеффу не оставалось ничего другого, как пройти сквозь суетящихся людей в противоположный конец бара.

– Малк, – поздоровался он с улыбающимся мужчиной, поманившим его к себе.

Малкольм Харрис и Джефф Симмонс учились вместе в средней школе. Харрис всегда был шумным – ив классе, и вне его. Малкольм улыбнулся Джеффу, словно был рад его видеть, хотя в школе особо не обращал на Джеффа внимания.

– Дай-ка на тебя посмотрю, – произнес Малкольм Харрис и оглядел Симмонса с ног до головы, совсем как барменша. Джефф не знал, что сказать, поэтому просто улыбнулся. Малкольм пришел в бар с тремя друзьями, которых Джефф Симмонс не знал. Все четверо были одеты в темные джинсы и накрахмаленные дизайнерские рубашки, поэтому Джефф чувствовал себя весьма неуютно в потрепанной одежде, в которую переоделся после церкви.

– Рад тебя видеть, чувак, – продолжил Малкольм.

– Взаимно!

– Только что закончил работу? – спросил Харрис с улыбкой и кивнул в сторону комбинезона Джеффа. Джефф никогда не встречал никого, кто без видимой причины мог улыбаться почти постоянно и так широко – улыбка Харриса была словно приклеена к его лицу. И сейчас в ней не было никакого юмора и веселья. В школе Харрис никогда не разговаривал с Симмонсом, только иногда отпускал какие-то грубые замечания о его руках.

– Да, – заметил Джефф, стараясь не смотреть на свои перчатки.

– Чем ты сейчас занимаешься? – спросил Малкольм. Он ухмылялся и поглядывал на друзей.

– Перевозками.

– Перевозками? Молодец, приятель. Хорошо зарабатываешь?

Теперь Джефф знал: над ним смеются. Малкольм все улыбался, но в его глазах не было ни капли тепла. В начальной школе Джефф однажды совершил ошибку, рассказав отцу о буллинге в школе. Мальчик из второго класса, Джон Мейнард, каждый день отбирал часть его обеда, и он не знал, что делать. Правая рука Симмонса бессознательно коснулась левого запястья, когда он вспомнил, как отец схватил его за эту руку и притянул к себе. Джефф вздрогнул тогда, причем не столько от жесткой хватки отца, сколько от его кислого дыхания. Маленький Симмонс не мог отвести взгляд от глаз отца, от печали и ярости, исходящих от них. Когда отец снял ремень, чтобы отучить сына жаловаться, он сказал ему, что над ним больше никто не должен издеваться.

Месть Джеффа Мейнарду была короткой и быстрой. Когда Джон наклонился к фонтанчику с водой, Симмонс толкнул его и направил голову недруга вперед, сначала осторожно, но затем с достаточной силой, чтобы Мейнард разбил два передних зуба о металлическую урну. Никто в школе больше не ел обед Джеффа Симмонса, но издевательства на самом деле не закончились. Они сменились чем-то другим, чего Джефф не понимал ни тогда, ни сейчас. Странные взгляды, произносимые шепотом имена. Симмонс думал, что нападение на хулигана Мейнарда сделает его героем, но в итоге стал еще большим изгоем.

– Принести тебе выпить, Джефф? Похоже, тебе это нужно, – произнес Малкольм под приглушенный смех своих друзей.

– Мне нужно идти.

Малкольм в первый раз нахмурился.

– Я ведь предложил тебе выпить, – заметил он.

Джефф посмотрел на друзей Малкольма – все четверо разом перестали улыбаться. Симмонсу хотелось выйти из бара и спрятаться в безопасном фургоне. Он и раньше видел, как Малкольм затевал драки, и не хотел его задевать. Симмонс переоделся после церкви, но ДНК священника все еще будет на нем.

– Что ж, я выпью, – согласился Джефф.

Малкольм уставился на него с каменным лицом, а потом расплылся в злобной ухмылке.

– Симмо, – крикнул он, хлопнул Джеффа по спине, и его друзья тоже расслабились.

Джеффу удалось сбежать незадолго до одиннадцати. К этому моменту Малкольм и его дружки потеряли к Симмонсу интерес. Они уже успели повздорить с двумя группами парней и теперь болтали с какими-то женщинами, такими же пьяными. Джефф пошел в туалет и затем незаметно выскользнул из бара.

Воздух снаружи спровоцировал у него головокружение и тошноту. Малкольм напичкал его разными, но одинаково противными на вкус крепкими напитками, и желудок взбунтовался. Джефф нашел переулок, и его вырвало. Симмонса заинтриговал светлый оттенок содержимого, извергнутого на тротуар.

Джеффу придется забрать машину. Он должен вернуться на остров. Если оставить фургон здесь, то можно получить штраф за парковку. Симмонс содрогнулся при мысли, что произойдет, если кто-нибудь заглянет внутрь и увидит улики, от которых ему еще только предстояло избавиться. На водительском сиденье он заставил себя съесть кебаб и запил его водой. Голова раскалывалась. Джефф не мог думать ни о чем, кроме сна. Он мог бы сейчас вернуться в дом матери, но это означало бы пропустить день в посещениях пленника, и тогда тот вряд ли выживет.

Пабы были переполнены, и люди толпами высыпали на набережную. Они направлялись в ночные клубы или домой. Джефф смотрел на людей через тонированные стекла фургона, хотя ему были безразличны их намерения. Сегодня вечером он выпил больше, чем когда-либо, его состояние не казалось ему приятным. В том, как пьяные брели по дороге, взявшись за руки, крича и распевая, было что-то жалкое. Днем они вели себя иначе, так почему же эти пьяницы думают, что могут расслабиться и позволить себе такое поведение сейчас?

Как только толпа рассеялась, а огни прибрежных баров и ресторанов потускнели, Джефф тронулся с места. Симмонс старался соблюдать предельную скорость, когда выезжал с набережной в Найтстоуне и поднимался на холм к пирсу Бирнбек. Он обрадовался, что его обычное парковочное место оказалось свободным.

Алкоголь продолжал действовать на Симмонса, шум в голове мешал сосредоточиться. Он изо всех сил старался контролировать отяжелевшие конечности, пока шел к старому пирсу. Холодный ветер обдувал его лицо, в поле зрения были лишь темные пейзажи. Симмонс несколько раз останавливался: ему казалось, что за ним следят. Видел ли Малкольм, как он выходил из бара? Его снова стало тошнить, но он успел отрыгнуть в кусты, а потом перелез через стену к огороженному входу на заброшенный пирс.

Даже в детстве старый пирс открывался лишь изредка. Джеффа водили туда пару раз, и все в пирсе казалось устаревшим по сравнению со сверкающим блеском соседним большим пирсом в центре. Его разочаровали игровые автоматы, в основном древние, копеечные, да еще и неработающие. Симмонс и тогда боялся ходить по расшатанным доскам самого старого пирса в городе, а теперь на них было просто опасно наступать. Джефф осветил фонариком настил заброшенного сооружения, он медленно и с трудом продвигался по нему, крепко держался за ржавые стенки, избегал расшатанных досок и щелей, через которые слышал воду, плескавшуюся у берега.

Наконец, к своей радости, он добрался до относительно безопасного конца пирса. Симмонс сел на бетон и закрыл глаза. Ему очень хотелось, чтобы головокружение прошло. Во всех злоключениях последних нескольких часов Джефф как-то и забыл о священнике в церкви Святого Михаила. Обнаружили ли его тело? Может, полицейские уже начали устанавливать какую-то связь между жертвами? Симмонс никак не мог сосредоточиться. Он отыскал свою пришвартованную лодку и потащил ее к концу причала. Он чуть не упал, потеряв равновесие, когда спускался по скользкому откосу в море.

Маленький подвесной мотор взревел в ночной тишине, и Джефф направился в темноту, ориентируясь по огням удаляющегося города и смутному силуэту Крутого Холма, выступающего из воды вдалеке.

Глава десятая

Впервые с утренним кофе в «Калимере» Луиза заказала еду. Она думала об Эмили и Поле, о том, как справляются ее родители, и, конечно же, о Финче. Абсурд, но отсутствие сообщения беспокоило ее. Конечно, Тимоти Финч не посылал ей сообщения каждую ночь с момента ее отъезда в Уэстон, но то, что оно не пришло вчера, казалось значимым. Трейси говорила, что Финч спрашивал о ней, почему же тогда не написал? Луиза была сбита с толку.

Владелица посмотрела на нее так, словно они никогда не встречались, поэтому Луиза удивилась, когда та начала разговор. А может, это просто из-за того, что Луиза сделала заказ – яйца на тосте?

– Ваш друг не присоединится? – спросила женщина. Она имела в виду Томаса. Это была самая длинная фраза, которую Луиза когда-либо слышала от нее.

– Не сегодня, – ответила она.

– Притягательный мужчина, – сказала владелица. Она ухмылялась и молола кофейные зерна для американо Луизы.

– Коллега по работе, – произнесла Луиза, удивленная заявлением женщины.

Хозяйка рассмеялась и поставила кофе на стойку.

– Как скажете, – произнесла она.

Луиза заняла свое обычное место и взглянула через дорогу на море. Всходило солнце, и утренняя тьма становилась серой. Именно подобные утра – уныние ранней зимы, холод, усугубляемый холодом морского воздуха, – заставляли молодую женщину скучать по Бристолю. Существовал летний Уэстон ее детства, солнечный и кишащий туристами, и его двойник – город-призрак. «Как люди могут так жить?» – подумала Блэкуэлл и вспомнила: теперь она одна из них, и это ее вторая зима в городе.

Хозяйка поставила завтрак на стол. Голодная Луиза с аппетитом набросилась на яйца и расправилась с едой за несколько минут.

Через два часа Луиза была уже в Апхилл-Марине. После утреннего инструктажа дежурный сержант рассказал ей о стычке в участке накануне вечером, когда одна из теннисных подруг Вероники, Эстель Фергюсон, потребовала поговорить с кем-то из начальства.

Луиза припарковалась рядом с несколькими выглядящими гламурно машинами и направилась к пристани. Эстель сказала дежурному сержанту, что этим утром будет работать здесь. Луиза приметила вероятную фигуру, стоящую на палубе небольшого белого судна и курящую сигарету.

– Эстель Фергюсон? – спросила она и подошла к яхте. Женщина глубоко затянулась. Этот жест состарил ее – на лице появилась сеточка морщин. Под длинным дизайнерским плащом на Фергюсон была спортивная экипировка. Лицо Эстель раскраснелось, будто она только что закончила тренироваться.

– Да, – произнесла Фергюсон с раздражением, возможно мнимым.

– Инспектор Блэкуэлл. – Она показала женщине удостоверение личности. – Я здесь из-за вашего вчерашнего визита в участок.

Выражение лица Эстель изменилось.

– Хорошо. Наконец-то. Вы ведете это расследование? Никто прошлой ночью не сказал мне, что, черт возьми, происходит.

– Я так понимаю, вы были подругой Вероники Ллойд?

Женщина нахмурилась.

– Конечно была. Иначе зачем бы я поехала в ваш полицейский участок? Я крайне разочарована, что меня не уведомили о смерти Вероники. Мне пришлось услышать эту печальную новость сегодня утром от председателя теннисного клуба.

– Мы можем пойти куда-нибудь и поговорить об этом?

Эстель затянулась новой сигаретой. Обычно Луиза не позволяла такой беспардонности, но до поры до времени собиралась это терпеть. Она знала: горе влияет на людей по-разному.

– Я пойду с вами, – сказала Эстель. – У вас нет подходящей обуви для яхты.

Женщина спрыгнула с палубы на причал. Фергюсон была удивительно проворна для своих лет. Сигарету она все еще держала в руке.

– Почему мне не сказали? – спросила Эстель и выпустила облако дыма в шаге от Луизы. – Сами представьте: узнать об этом таким образом. Тело нашли на пляже, а мне сообщил об этом чертов председатель.

Луиза удержала себя в руках и не обратила внимания на дым, повисший в морозном воздухе.

– Вы были близки? – спросила она, решив не делать Эстель замечания.

– Да, мы были удивительно близки. Мы с Вероникой играли в теннис три раза в неделю.

– Послушайте, миссис Фергюсон, я понимаю, вы расстроены, но вас нашли среди других контактных номеров в телефоне Вероники. Не было никаких прямых сообщений ни от вас, ни от Вероники вам. Вот почему полиция не связывалась с вами лично.

Эстель нахмурилась, и ее тон смягчился.

– Ну, Веронике не очень нравилось пользоваться телефоном.

Первоначальная резкость женщины исчезла, рука, сжимавшая сигарету, слегка дрожала. Эстель Фергюсон прислонилась спиной к одной из машин, припаркованных на дороге, – белому мерседесу шесть-десять девятого года, с откидным верхом. Кровь отхлынула от лица Эстель, когда женщина сделала еще одну яростную затяжку сигаретой.

– Я говорила Веронике, чтобы она убиралась оттуда, – в итоге заметила Фергюсон. Она почти плакала.

– Откуда?

– Из чертова жилого комплекса, где она жила.

– И куда бы она переехала?

– В безопасное место рядом со мной.

Хотя дом Вероники располагался не в самом благополучном районе города, в Уэстоне существовали места и похуже.

– Почему вы считаете, что она жила в плохом месте? – спросила Луиза. Она подумала о героине, который обнаружила в комнате Вероники.

– Вам достаточно просто на него взглянуть, – сказала Эстель с выражением отвращения на лице. Луиза проигнорировала это замечание.

– Возможно, вы сможете нам помочь, миссис Фергюсон. Вы не знаете, были ли у Вероники близкие родственники или друзья?

Эстель Фергюсон нахмурилась и сделала шаг назад, будто уловив в вопросе что-то подозрительное.

– Вероника была сиделкой у матери своей последней близкой родственницы еще пять лет назад. Когда та женщина умерла, я предложила ей переехать поближе к нам.

– То есть – к нам?

Женщина выпрямилась и нахмурилась, как будто сказала слишком много и хотела взять слова обратно.

– Некоторые из нас, кто посещает теннисный клуб, живут неподалеку друг от друга. Это тихое, спокойное место. Никаких неприятностей, которые случаются в других местах.

– Почему Вероника не приняла ваше предложение? Из-за стоимости жилья?

– Возможно. Впрочем, думаю, она могла бы себе это позволить. Она купила дом у муниципалитета в восьмидесятых. Даже сейчас он чего-то да стоит, и, я полагаю, у нее была неплохая пенсия.

Луиза подумала, не пропали ли деньги Вероники из-за ее привычки? Едва сдержав презрительную ухмылку, она заметила:

– Может, она попала в плохую компанию?

– Кому могло понадобиться втягивать Веронику в свою плохую компанию?

– Я надеялась, вы сможете ответить на этот вопрос за меня.

– Послушайте, мне-то откуда знать?

– У Вероники были враги или существенные обиды?

– У Вероники? – Эстель остановилась и посмотрела в сторону грязно-коричневой воды, где покачивались яхты. – С ней иногда было трудновато. Очень прямолинейная женщина. Настоящий учитель. Некоторых она могла вывести из себя.

– Что-нибудь конкретное? – спросила Луиза.

Эстель докурила сигарету и небрежно втоптала ее в землю теннисной туфлей.

– Произошел инцидент с одним из тренеров по теннису.

– В смысле?

– Нам казалось, он слишком мало времени проводит в клубе.

– Так…

– Мы с Вероникой подали официальную жалобу. Некоторые из тренеров считают, что могут приходить, уходить, работать, как им заблагорассудится. Нам здесь нужен человек, преданный клубу и всегда готовый помочь.

– А как звали тренера? – спросила Блэкуэлл.

– Мэтт Ламберт.

– Он все еще состоит в клубе?

– К сожалению, да.

– Значит, он работает в клубе?

– Нет, он предприниматель.

– Эстель, хочу прояснить вот что… – медленно произнесла Луиза. – Вы пытались уволить тренера, потому что он недостаточно часто бывал в клубе, но ведь никто не платил ему за дополнительное время. Да?

– Не совсем так.

– Так вы полагаете, этот тренер почувствовал себя настолько обиженным, что смог жестоко убить Веронику и оставить ее тело на пляже?

– Откуда, черт возьми, мне знать?

Разговор пошел насмарку. Луизе не нравилось определять людей по первым впечатлениям, но она отметила: Эстель была избалованной, привилегированной леди, привыкшей поступать по-своему. Блэкуэлл с грустью подумала, что и Вероника, возможно, ничем от нее не отличалась, но это мало меняло дело.

– Последний вопрос. Вы знали о каких-либо осложнениях в жизни Вероники?

– Вы о чем?

– Проблемы с алкоголем, дурные пристрастия и тому подобное.

Эстель выглядела потрясенной.

– Нет, нет, Вероника время от времени могла выпить бокал вина, но и только. Она была очень разумной женщиной.

Похоже, Эстель знала свою подругу не так хорошо, как ей казалось. Или Фергюсон лгала.

Глава одиннадцатая

Джефф налил кофе из термоса в стальную кружку. Он сидел на складном стуле и обозревал свое «королевство» в свете раннего утра. Это место казалось ему родным, его собственной маленькой страной. Если не считать прикованного в пещере, Симмонс был единственным человеком на острове Крутой Холм. Остров находился всего в десяти километрах от материка, но на нем можно быть в глуши, а он всю жизнь стремился к одиночеству. Симмонс еще ребенком время от времени путешествовал с отцом, который был капитаном небольшого парома с материка, однако только сейчас в полной мере оценил истинную красоту острова – идеального места для жизни, которое можно обойти меньше чем за час.

Паром все еще ходил. В летние месяцы каждые несколько дней он перевозил кучку туристов, которые находились на острове в течение двенадцати часов, пока не возвращался прилив. Сейчас же все это принадлежало только ему.

Джефф наслаждался одиночеством, даже если отчасти оно было навязано ему с раннего возраста. Дело было не только в инциденте с Мейнардом. Одноклассники относились к нему по-другому и до того, как он сломал зубы хулигану. Джефф Симмонс всегда держал себя обособленно и не присоединялся к их глупым занятиям на переменках. Подобно Симмонсу, большинство одноклассников ходили в церковь каждое воскресенье, но было заметно: им там не нравилось. Джефф, сидя с отцом на передних скамьях, наблюдал, как одноклассники входили в церковные двери – он никогда не видел благоговения на их лицах. Джефф относился к церковным службам серьезно, однако ровесники были там в основном по принуждению. Симмонс жалел их за это, и, возможно, именно поэтому те обижались на него.

С возрастом Джеффу Симмонсу становилось только хуже. Он пытался влиться в толпу – ходил после школы в залы игровых автоматов или на пляж, пытался присоединиться к футбольным играм в обеденное время, а потом к подростковым вылазкам на пирс, а когда наступала ночь, то под него. Мальчика терпели, хотя никогда не принимали, словно не хотели, чтобы Симмонс находился рядом. Но дети боялись сказать ему об этом.

Джефф вылил остатки кофе на землю и вдохнул застывший воздух. Мужчина прикусил ноготь большого пальца и перевел внимание на вход в пещеру.

Он пробрался сквозь кусты к пещере и вытащил кляп изо рта пленника.

– Как тебе спалось? – поинтересовался он.

– Зачем тебе это? – немедленно отреагировал пленник. Лицо его теперь стало таким же серым, как цвет скалы его убежища.

– Сядь, – коротко произнес Джефф и приподнял его.

– По крайней мере, прояви хоть немного милосердия, – заметил мужчина хриплым голосом. – Я сижу в собственных отходах.

Джефф поморщился. Он этого явно не предусмотрел. Симмонс достал из кармана рифленый охотничий нож – больше для вида, чем для пользы, но пленник съежился.

– Я собираюсь развязать твои путы. Позволю тебе потянуться. Помни, ты слаб, поэтому если ты попытаешься что-нибудь предпринять, я без колебаний этим воспользуюсь.

Джеффа не беспокоило, что пленник попытается убежать. Такой старик не мог бы уйти далеко, и его крики потонут на уединенном острове. Симмонса больше беспокоило, что произойдет, если возникнет необходимость применить силу. Джефф Симмонс не хотел, чтобы похищенный погиб раньше времени.

Джефф потащил мужчину сквозь ветви. Он поранил руку, зацепившись за особенно упрямую лозу.

– Садись сюда, – приказал Джефф и указал на клочок земли рядом со складным стулом.

Он налил мужчине кофе и предложил остатки завтрака. Тот прикоснулся к еде с таким видом, словно та была отравлена. Джефф расстелил спальный мешок пленника на земле, сразу отшатнувшись от его запаха. Одежда мужчины насквозь промокла, и не на что было ее заменить.

– Если будешь хорошо себя вести, я принесу тебе новую одежду сегодня вечером, когда вернусь.

– Зачем это тебе? – повторил мужчина. Его слова будто застряли в какой-то петле.

Джефф закрыл глаза. Крики чаек дразнили его чувства. Джефф Симмонс попытался подавить гнев и произнес:

– Ты знаешь, кто я и что ты сделал со мной.

Мужчина посмотрел на Симмонса с искренним замешательством.

– Это было так давно. Вижу, тот случай причинил тебе боль и навредил больше, чем мы могли ожидать. Мы с твоей матерью сожалеем об этом.

Джефф вскочил на ноги с ножом в руке и бросился на мужчину.

– Не смей, – начал он, слова Симмонса звучали все громче и страстнее, – никогда не говори о моей матери!

Пленник, к его чести, остался на месте, а его глаза встретились со взглядом Джеффа. Пленник сказал:

– Мне очень жаль. Прости, что мы так с тобой поступили.

Джефф прищурился. Солнечный свет блеснул на лезвии его ножа.

– Мы?

– Ты знаешь, что я имею в виду, Джефф. Люди должны были лучше о тебе заботиться. И все, что случилось потом, – несчастный случай – это тоже твоих рук дело?

Джефф понял намек, но притворился, что не знает, о чем говорит пленник.

– Закончим, и можешь возвращаться внутрь.

– Мне очень жаль, Джефф, правда жаль. Могу я остаться здесь на некоторое время? Полагаю, мы одни на острове?

– Да. Но меня ждет работа.

Мужчина заплакал, когда Джефф снова связал ему руки и подтолкнул к пещере. Там он опять приковал пленника цепью и заткнул рот кляпом. Затем вышел, вернулся через несколько минут и накинул на мужчину собственный спальный мешок. Джефф Симмонс решил, что тот, вонючий, сожжет.

– Я проверю вечером, как ты, перед тем как уеду с острова.

Джефф спокойным шагом направился к туристическому центру в середине острова, который и был длиной всего в полкилометра. Джеффу нравилась такая прогулка. Когда стемнеет и прилив у старого пирса достигнет достаточной высоты, Симмонс сможет отправиться в обратный путь. Он осмотрел здание со стороны и только потом приблизился. Хотя паром не ходил в осенние и зимние месяцы, существовала вероятность, что кто-нибудь заглянет на осторов, пройдя такой же путь на лодке.

Симмонс убедился, что находится один, и направился в центр. Он достал из кармана ключ от одного из рабочих ангаров и открыл дверь, чтобы заняться своим частично законченным творением. Джефф провел рукой по одной его части, довольный ощущением гладкой поверхности под покрытой шрамами кожей. Казалось почти пустой затеей соединять их вместе, но, учитывая предназначение изделия, результат был бы великолепным.

Он занимался до обеда закреплением соединений, но, чтобы завершить работу, понадобится еще время.

На обед он съел подсохший бутерброд с сыром, сделанный почти день назад, и запил водой из бутылки. После еды Джеффа охватила сонливость. Симмонс провел там еще час – работал над объектом, а потом запер ангар. Над горизонтом сгущались темные тучи. Они вырисовывались, как горы, поэтому Симмонс боялся, что возвращаться на материк позже будет слишком опасно.

Он вернулся в лагерь и проверил мужчину. Симмонс дал ему несколько глотков воды. Он понимал, что время от времени нужно позволять пленнику размяться, иначе тот совсем ослабеет. Было ясно, что старик не сможет тут долго существовать. Симмонс уже заметил в нем перемены: лицо похудело, серая кожа покрылась пятнами, а в пожелтевших глазах застыл отсутствующий взгляд. Он не протестовал, когда Джефф забрал воду. Через какое-то время Джеффу придется перевести его в туристический центр, поскольку там теплее. Место было защищенным, с электричеством и горячей водопроводной водой, но до сей поры он избегал держать похищенного там, боясь, что кто-то нанесет спонтанный визит на остров.

Джефф попытался немного поспать в палатке, но его мысли были заняты другим. Дальше станет сложнее, но сейчас ему действительно нужно вернуться на материк. Он уже совершил ошибки и не мог ничего оставлять на волю случая. Симмонс переоделся в непромокаемую одежду, помочился в кустарнике рядом с пещерой, где держал старика, а потом пошел к лодке. Джефф добрался до верха каменных ступеней, ведущих к галечному пляжу, – там была пришвартована его лодка. Сердце бешено заколотилось в груди, едва он заглянул за край утеса. Увидев ослепительный свет, он тут же бросился на землю. Симмонс очень этого боялся и не мог должным образом подготовиться к такому раскладу. Два байдарочника кружили близко к берегу. Свет, который Джефф поймал, исходил от мощных фонарей на их шлемах. Мужчины кружили взад и вперед, все еще в сотне или около того метров от берега. Казалось, они разговаривали. Джеффу оставалось только надеяться, что байдарочники не собираются приближаться к острову.