Читать онлайн Под скорбной луной

Karen Odden

Under a Veiled Moon

Copyright © Karen Odden 2022

© Тулаев В. Н., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. Т8 Издательские технологии, 2023

© Издание на русском языке. ООО «Издательство „Омега-Л“», 2023

Как всегда, посвящается Джорджу, Джулии и Кайлу, а также добрым учителям и вдохновителям, встречающимся на нашем пути

• Мы – словно облака, полночную сокрывшие луну;
• Летят они бездумно, и трепещут, и мерцают,
• Свеченьем призрачным рассеивая тьмы ночной волну,
• Но вновь густеет мрак, и света проблеск исчезает.

Перси Биши Шелли «Непостоянство» (1816)

Юность – грубая ошибка; зрелость – борьба; старость – сожаление.

Бенджамин Дизраэли «Конингсби» (1844)

Речная полиция, Уоппинг-стрит

Майкл Корраван, исполняющий обязанности суперинтенданта

Чарли Дауэр, протоколист

Сержант Трент

Скотланд-Ярд

Говард Винсент, директор Скотланд-Ярда

Гордон Стайлз, инспектор, бывший напарник Корравана

«Принцесса Алиса»

Капитан Гринстед

Фредерик Бонси, старший стюард

Констебль Брискоу, пассажир

Джон Эйрc, рулевой

«Замок Байуэлл»

Капитан Томас Гаррисон

Генри Джон Белдинг, помощник капитана

Питер Даймлоу, инженер

Джон Конвей, рулевой, лоцман

Джордж Перселл, кочегар

Ма Дойл, приемная мать Корравана, проживает в Уайтчепеле

Колин Дойл, сын ма Дойл

Элси Дойл, дочь ма Дойл (сестра-близнец Колина)

Белинда Гейл, писательница и драматург

Гарри Лиш, племянник ма Дойл, живет в доме Корравана

Том Флинн, репортер из «Фалкона»

Уинторп Ротерли, член комитета по расследованию крушений

Эдгар Куотермен, глава парламентского комитета, начальник Ротерли

Мистер Вуд, сотрудник инспекции речных причалов

Лорд Бейнс-Хилл, член парламента, адвокат

Джеймс Маккейб, главарь банды «Каменщики мыса»

Тимоти Луби, идейный вдохновитель Ирландского республиканского братства

Глава 1

Лондон,

сентябрь 1878 г.

Груз прошлых лет мы несем с собой всю жизнь. Иногда это опыт яркий и заслуживающий уважения, словно лежащая в кармане новенькая монета. Порой же его хочется с себя стряхнуть, как приставшую к одежде ворсинку. Многие из моих воспоминаний вызывают лишь сожаление и стыд, и время от времени я задумываюсь: как нам удается благополучно жить, несмотря на багаж нелепых и неблаговидных поступков, которых из жизни не вычеркнуть.

Я совершил немало ошибок с тех пор, как впервые попал в Ламбет и надел форму столичного полицейского. Уж двенадцать лет минуло… Расследование убийств и розыск пропавших людей – не для тех, кто опасается раз за разом ступать на ложный след, прежде чем найти искомое. Подобные промахи возникают в результате неверных гипотез, которые, в свою очередь, основываются на недостаточном знании. Эти оплошности могут обеспечить вам несколько бессонных ночей, и все же они поправимы.

Есть ошибки и другого рода, ошибки непростительные, которые наносят вред близким людям. И уж совсем плохо, когда осознаешь свои просчеты много лет спустя. Частенько в подобных случаях уже ничего не поправить – время потеряно безвозвратно. Тяжело найти себе оправдание, когда задним числом понимаешь: следовало сто раз подумать, к каким последствиям приведут твои поступки. Урок этот не усвоишь заранее. Лишь оступившись, впоследствии представляешь цену своего промаха.

Порой, встречаясь по вечерам с Белиндой, я слушаю, как она зачитывает вслух отрывки из книги, что занимает ее мысли.

Как-то раз она пересказывала мне греческий миф о человеке, потерявшем жену из-за укуса ядовитой змеи. Музыка послужила ему пропуском в подземный мир, и там герой мифа убедил Аида отпустить любимую. Правда, бог царства мертвых выдвинул одно условие: ни сам мужчина, ни его жена не должны оглядываться, покидая загробный мир. Что же сделал глупец? Обернулся, дабы удостовериться, что супруга не отстала. Не совладал с собой, бедняга… Врата ада открылись, и женщина пропала навсегда.

С другой стороны – как не утратить самообладание, если не помнишь себя от ужаса?

Мне было девятнадцать, когда, лишившись от страха рассудка, я бежал из Уайтчепела, имея при себе лишь сумку с одежкой да горсть монет, что втиснула мне в руку ма Дойл. Улепетывал без оглядки. Вот только, в отличие от того человека из мифа, оглянуться как раз следовало.

Поступи я тогда как человек разумный, через тринадцать лет передо мной не разверзся бы ад.

Первого сентября я проснулся с восходом бледного осеннего солнца. В душе царило ощущение внутреннего благополучия. Такое случалось нечасто. Пришлось приложить усилие, чтобы вспомнить: отчего мне так хорошо? Валяясь в постели, я прислушивался к умиротворенной воскресной тишине своего маленького дома. За окном поскрипывали по булыжной мостовой колеса тележки уличного торговца, били колокола расположенной неподалеку церкви Святого Варнавы. Службы я более не посещал, однако веру в Бога не утратил. В Бога разумного и беспристрастного, хотя порой справедливое начало нашего мира меняло знак – подобно тому, как плохо закрепленный на кнехте лодочный канат вдруг разматывается, и лодка плывет в непредсказуемом направлении.

Уставившись в потолок, я с чувством глубокого удовлетворения собрался с мыслями. Уже три месяца мне приходилось исполнять обязанности суперинтенданта речной полиции. На днях мы раскрыли дело контрабандистов, совавших взятки работникам таможни. Те в ответ занижали вес груза, соответственно уменьшая сумму налога. Целый месяц я трудился без продыха, а теперь испытывал заслуженное облегчение. С моей шеи словно свалилось тяжелое ярмо – так бывало всегда после окончания важного расследования. Вчера в газетах даже отозвались о наших действиях вполне положительно. Господь не даст соврать: благожелательность публики нам требовалась как воздух.

При воспоминаниях о прошлогоднем судебном процессе о взятках в полиции я до сих пор поеживался. Как дружно проклинали тогда нас, детективов, за мошенничество… Заголовки газет кричали, как очистился бы Лондон, окажись вся наша шайка на дне реки.

А потом мы распутали случай с апрельскими убийствами на Темзе, да еще призвали к ответу контрабандистов, и отношение к полиции потихоньку стало налаживаться. Разумеется, репортажи о наших успехах содержали множество неточностей. Конечно, никто не вспоминал об утомительном следствии, ложных уликах и бесчисленных часах, проведенных на улице – так что особой достоверностью газеты не грешили. Тем не менее полиция представала в выгодном свете.

Открылась дверь соседней спальни, которую занимал Гарри. Гго быстрые ноги застучали по лестнице, и я выбрался из кровати. Камин в моей комнате давно прогорел; было холодно и сыро – давали о себе знать отголоски дождливого августа.

Стоя у окна в ночной рубахе, я поглядывал на двухэтажные кирпичные домики через дорогу, стоявшие стена к стене, как и на моей стороне улицы. Золотистый солнечный свет, напоминающий цветом корочку хорошо пропеченного хлеба, отражался от окон верхних этажей, и я прищурился. Черт, приятно сознавать, что на сегодня планов нет! Ну, разве что забежать на чашечку чая к Дойлам… Совсем закрутился с расследованием и своими новыми обязанностями на Уоппинг-стрит – уже месяц не видел ни ма, ни Элси с Колином. Соскучился…

Внизу засвистел вскипевший чайник.

Гарри… Готовит себе чай, мне кофе. Наверное, я придерживался привычек прошлого столетия, ибо слабеньких напитков по утрам пить не умел. Научил Гарри заваривать кофе как следует, тем более что он сам сказал: сделает все, чтобы я на него не ворчал.

Гарри Лиш, племянник ма Дойл, переехал ко мне в Сохо полгода назад после смерти отца. Мать его умерла еще раньше. Некоторое время он кантовался у Дойлов, а потом ма пришла к выводу, что Уайтчепел – не его место. Слишком хорошо образован, да и речь его скорее уместна в Мейфэре, нежели в Мерсисайде. Мальчишке едва исполнилось шестнадцать, а он уже был серьезно настроен изучать медицину, так что я подыскал ему место в госпитале Святой Анны, у моего приятеля, Джеймса Эверетта – отличного врача, хирурга, который заведовал отделением мозговых травм и умственных расстройств.

Завтра Гарри собирался уехать на пару недель на стажировку в Эдинбургский госпиталь. Такую возможность предложил ему Джеймс, который нашел в мальчике прилежного и внимательного ученика.

Я натянул рубашку и брюки со специальным карманом для короткой дубинки. Память о днях, когда носил форму полисмена… По воскресеньям у меня был выходной, однако Дойлы жили в самом центре Уайтчепела, а там ушки надо держать на макушке. Плеснув горсть воды в лицо и пробежавшись расческой по волосам, я прихватил дубинку и спустился на первый этаж.

– Доброе утро, Микки! – приветствовал меня Гарри.

– Доброе. – Я принял из его рук чашку. На столе лежала записная книжка, которую Гарри всегда брал с собой в госпиталь. – Сходишь со мной к Дойлам?

– Я бы с удовольствием, – виновато моргнул мальчик, – но у нас сегодня намечается особая операция.

– В воскресенье?

Он кивнул, и его карие глаза загорелись.

– Доктор Эверетт будет делать трепанацию черепа женщине с кровоизлиянием в мозг.

Вкус кофе вдруг показался мне кисловатым. Впрочем, не стоит остужать научный пыл молодого медика.

– Полагаю, ты будешь только наблюдать?

– Да, со специального балкончика, – с сожалением кивнул Гарри и тут же просиял: – Ассистировать будет Ричард!

Ричард – студент второго курса университетского колледжа – уже служил в госпитале. Гарри он взял под свою опеку.

– Как же это случилось? – поинтересовался я. – Как кровь оказалась в голове?

– Наша больная упала с лестницы. Если не сделать операцию, то кровяные сгустки начнут давить на внутренние участки мозга. – Он приложил палец к виску. – У пациентки уже проявились вторичные симптомы: судороги, спутанность сознания и так далее.

– Ого… А во сколько операция?

Запрокинув голову, Гарри допил свой чай.

– В десять утра, но я хочу прийти пораньше, к анестезии.

– Ну да, разумеется.

Наверняка зрелище увлекательное…

Скрывая улыбку, я спрятал лицо за чашкой.

– А потом, вряд ли тетя Мэри ждет меня в гости, – пробормотал мальчик, потянувшись за пальто. – Я ведь был у них во вторник, застал тетю и Элси, – добавил он, продевая руку в рукав. – Колина не было. Впрочем, как всегда.

Наверное, мне следовало насторожиться при изменении его тона, в котором сквозили боль, напряжение и подавленность. Почему я не заподозрил неладного? Увы, момент для далеко идущих выводов был совершенно неподходящим. Гарри уже побежал вверх по лестнице, бросив на ходу:

– Подожди меня, я быстро.

Я же во время разговора шарил по столу, разыскивая под газетами свой блокнот – черт, куда он запропастился? – и сигнал тревоги остался незамеченным.

Допив остатки кофе, я удовлетворенно кивнул: осадка на донышке не было. Педантичный мальчишка, наверняка добьется успеха в профессии, требующей особой точности. Блокнот наконец нашелся, и я натянул пальто. Ботинки Гарри застучали по лестнице; я махнул ему от входной двери и отпер замок.

Мы вместе дошли до угла, где и распрощались. Я постоял, провожая взглядом его худощавую мальчишескую фигуру. Торопится, даже шапку не надел… Понятно, не хочет пропустить самого интересного.

Улыбаясь, я развернулся. Мальчик мне нравился, и мы наконец научились понимать друг друга. Белинда говорила, что у нас с ним много общего: оба сироты, оба умны, однако есть и не слишком приятные черты – ни один из нас терпеть не может быть кому-то обязанным. Так что походили мы друг на друга куда больше, чем я готов был признать. В глубине души я соглашался с Бел, хотя различия у нас с Гарри тоже имелись. Порой в голову приходили печальные мысли: кем бы я стал, будь у меня такое же образование? Чего добился бы под присмотром таких специалистов, как Джеймс? Нет, родная мать тоже учила меня грамоте, а после того, как она пропала, я освоил и арифметику, помогая в лавочке ма Дойл.

Но… Я вспоминал, как Гарри порой ронял фразочки то на французском, то на латыни или рассказывал что-то любопытное из истории. Точно так же вели себя и Джеймс, и мой бывший напарник Стайлз – и вовсе не потому, что кичились своей ученостью. Просто всплывало, вот и все. А я все больше убеждался: человека из нас делает прошлое и через голову прыгнуть невозможно.

С другой стороны, я сделал карьеру в полиции. Сделал себя сам и тем гордился.

Глава 2

День для пешей прогулки выдался чудесный, и я направился в свой любимый паб – единственный в пределах мили от дома, где подавали отличный пирог с румяной корочкой. Я любил посидеть там в воскресенье, обложившись газетами, к тому же знал, что сегодня Дойлы меня раньше двух или трех не ждут.

Мой обычный стол заняли двое мужчин, и я выбрал другой, у окна, где лежало несколько мятых газет – явно кто-то уже читал их до меня. Перебрав стопку, нашел «Таймc» с жирным заголовком на первой полосе: «Катастрофа в Ситтингборне». Чуть ниже – изображение поезда с паровозом, угольным и двумя опрокинутыми на бок пассажирскими вагонами. Вокруг – обычная в таких случаях толчея и вывалившиеся на пути вещи.

Я подавил тихий стон.

Ситтингборн находился в пятидесяти милях от Лондона, на южном берегу Темзы, недалеко от того места, где река впадает в Северное море. Я быстро просмотрел статью. Особых подробностей не было. Поезд потерпел крушение предыдущей ночью, тридцать первого августа, на ветке Лондон – Чатем – Дувр. Скоростной состав, перевозивший туристов из Ширнесса и прочих мест, сошел с рельсов. По всей видимости, причиной послужила просадка грунта либо прогнившая шпала, вот рельс и потерял устойчивость. Точно такой же случай произошел в марте прошлого года в Морпете, да и помимо этого я мог вспомнить десяток похожих катастроф за последние несколько лет. Предварительные отчеты говорили о трех погибших и шестидесяти двух пострадавших. Наверняка их число еще возрастет. Завершалась статья обычными в таких случаях мрачными сентенциями: до тех пор, пока парламент не установит стандарты безопасности при пользовании железной дорогой, путешественники так и будут погибать в подобных крушениях.

Я встал и направился к соседнему столу, где нашел другую газету. Здесь имелись новые подробности: оказывается, по неясной причине поезд шел по второстепенной ветке, проложенной в ста ярдах от станции, тогда как должен был двигаться по основной. Уточнялось количество погибших – пять, а не три. На второй полосе газетчики дали зловещие описания изуродованных тел и разбросанных по путям поломанных детских игрушек, снабдив их иллюстрациями.

Несчастные родственники туристов… Что за жуткое окончание приятной экскурсии!

Свернув газету, я ощутил, как по спине пополз тревожный холодок. Белинда должна была через несколько дней вернуться поездом из Эдинбурга. Моя любимая на месяц уезжала к двоюродной сестре. Так надолго мы за три года не расставались ни разу – с тех самых пор, когда я впервые появился в ее доме, расследуя проникновение со взломом. Я представил себе, как Бел попадает в железнодорожную катастрофу, и холодок перебрался со спины в сердце.

Впрочем, страхи мои были безосновательны. По маршруту Лондон – Эдинбург Белинда ездила не меньше десятка раз; эта линия – одна из недавно построенных и достаточно надежных. Газетчики могут писать что угодно, но парламент еще до крушения потребовал навести порядок с процедурами безопасности. Вне всяких сомнений, катастрофа в Ситтингборне потребует создания еще одного парламентского комитета, а департаменту инспекции железнодорожных путей в ближайшее время предстоит дать показания и составить огромное количество отчетов. Словом, им не позавидуешь.

Прикончив пирог, я еще немного посидел, листая другие газеты, затем оделся и вышел из паба. Направившись в восточную часть города, пересек Леман-стрит и попал в Уайтчепел. На многих узких, покрытых выбоинами улочках табличек с названиями не было, однако я вырос в этих кривых переулках. Верхние этажи зданий здесь нависали над немощеными проходами и причудливой формы двориками. Я поворачивал то направо, то налево и наконец добрался до улицы, где находилась лавочка ма Дойл. По воскресеньям она обычно открывалась в час дня, после мессы, и я уже предвкушал, как увижу обычную суету у дверей.

Забитое досками окно стало для меня неприятной неожиданностью. По спине побежали мурашки.

Кражи со взломом в Уайтчепеле были явлением довольно обычным, но от Дойлов грабители всегда держались в стороне. Целью, как правило, выбирали владельцев лавочек, опрометчиво оставлявших на ночь товар в витринах, а еще личностей непопулярных или повздоривших с «Каменщиками мыса». Жертвами становились и противники ирландской банды из Севен Дайлс, которая, распространив свое влияние на восток, занималась здесь азартными играми, вымогательством и тому подобными делишками. Я представить себе не мог, чтобы кто-то из них покусился на лавочку ма Дойл. Ее всегда знали в квартале как добрую соседку, всегда готовую предложить бесплатную чашку чая и толику сочувствия. Кроме того, ма была слишком проницательна, чтобы сказать слово поперек «Каменщикам мыса», которыми командовал Джеймс Маккейб.

Приблизившись к одному из двух открытых окон, я оглядел внутренние помещения. Вроде бы все как обычно: человек десять посетителей в выходной одежде после мессы болтают и посмеиваются, прицениваясь к свечкам, чаю и прочим мелочам. Сын подруги ма, Иман Кейси, стоит за прилавком, заворачивая покупки в коричневую бумагу. До сегодняшнего дня я видел его лишь дважды, однако успел составить о нем мнение как о весьма приличном молодом человеке, неглупом и рассудительном. Наверное, в воздухе витали какие-то флюиды, ибо я с первого взгляда понял, что двадцатитрехлетний Иман влюблен в Элси. В ее чувствах мне, правда, пока разобраться не удалось.

Я наблюдал в окошко, как парень отсчитывает сдачу. Молодец – нашел время перекинуться парой слов с одной из старых подруг ма. Слушает, кивает в ответ.

Из торгового зала шла лестница наверх, в жилые помещения, однако проходить у всех на виду я не захотел. Вместо этого обошел дом, рассчитывая подняться по лестнице со двора. Хлипкая нижняя ступенька качнулась под моим тяжелым ботинком, однако остальные держались крепко, хоть и поскрипывали. Все как раньше. Я дважды постучал и вставил в замок свой ключ.

Еще не успев отпереть дверь, услышал голоса близняшек. Разговаривали они на повышенных тонах – Элси с ноткой разочарования в голосе, Колин же довольно сердито. Странно… Я перешагнул порог. Детьми они часто подначивали друг друга, дразнились, но при мне никогда не ссорились.

Колин восседал на кухонном стуле, откинувшись на задних ножках и поставив башмак на перекладину. На сестру он смотрел недобро, а та стояла по другую сторону стола, сжимая в руках выцветшее полотенце. Подбородок вздернут – знакомая поза.

– Привет! – поздоровался я. – Что тут у вас происходит?

Они одновременно обернулись и в один голос пробормотали:

– Да так, ничего.

Мало что изменилось с той поры, когда им было по пять лет. Я вспомнил выражения лиц близняшек, когда их поймали за поеданием варенья, припрятанного за жестяной банкой с мукой. На лице Колина сегодня красовалась подозрительная припухлость. След от удара?

Парень с грохотом опустил стул на передние ножки и оттолкнулся от стола.

– Ладно, у меня дела.

Он сдернул с вешалки пальто – не привычное, выцветшее, а новенькое – и, выйдя за порог, захлопнул за собой дверь.

Я повернулся к Элси, вопросительно подняв брови.

– Изображает из себя придурка, как и все мужчины, – скорчила гримаску она.

Ее голосу сегодня недоставало обычной теплоты; я бы сказал, что девушка была по-настоящему зла. Господи, да что случилось?..

– Где ма? – спросил я.

– Пошла вниз за чаем.

Элси отошла к буфету и поставила чайник на плиту. Ее рукав зацепился за ручку, и я заметил на запястье белую повязку.

– Поранилась?

– А, упала на лестнице. Такая вот я неуклюжая.

Разбитое окно, внезапный уход Колина – как тут не насторожиться? Впрочем, беззаботный тон Элси меня так и так обмануть не мог. Голос ее всегда выдавал.

– Нет, никуда ты не падала, – возразил я.

Стоя спиной ко мне, девушка бросила через плечо:

– Да ничего страшного не случилось, Микки.

Я подошел и, нежно взяв Элси за локоть, развернул к себе лицом.

– Дай-ка гляну.

Она неохотно закатала рукав. На запястье красовался длинный синяк – такой остается от удара дубинкой или металлической трубой. По краям кровоподтек уже начал желтеть.

– Кто это сделал? – хрипло осведомился я, посмотрев ей в глаза, и девушка выдержала мой взгляд.

– Микки, не пялься на меня так. Было темно, и я не думаю, что меня ударили специально.

– Господи Иисусе, Элси… – Я не хотел на нее слишком давить. Пусть придет в себя. – О ком ты говоришь?

– Я не знаю, кто это был. В среду вечером была в гостях у Мэри, а когда возвращалась домой, попала в самый центр драки – человек двадцать парней скандалили и размахивали кулаками. Я быстро отошла в сторону, но один из них успел заехать мне по запястью. Я даже упала.

– Почему ты возвращалась одна затемно? Где был Колин?

Элси пренебрежительно фыркнула.

– Если б я знала! Иногда он приходит домой чуть не за полночь. Бывает, что и вовсе не придет.

Я вспомнил слова Гарри.

Колина не было. Впрочем, как всегда.

Кстати, во время моих последних визитов к Дойлам Колин тоже частенько отсутствовал: ма говорила, что он работает на строительстве новой набережной. Но стройка завершилась в июле… Где же он болтается? И где, интересно, взял деньги на новое пальто?

На внутренней лестнице зазвучали шаги ма, и Элси быстро шепнула:

– Не говори ей… – Повязку она предусмотрительно прикрыла рукавом. – У нее и без того забот полон рот. Обещай, Микки!

Я поклялся, гадая, что там за заботы такие, и, услышав скрип двери, быстро изобразил приветливую улыбку.

В комнату вошла ма с мешочком чая в руках.

– О, Микки! Как хорошо, что ты пришел! – Она просияла, отбросив со лба медно-рыжую прядь. Окинув взглядом комнату, со вздохом спросила Элси: – Колин ушел?

– Только что, – ответила та.

Их взгляды скрестились, и я тут же инстинктивно ощутил: это не случайно. У тех, кто пытается предвидеть беду еще до того, как она случится, развивается своего рода шестое чувство. Увы, подозрение так и осталось подозрением: Элси пожала плечами, и ма переключила внимание на меня. Изучив мое лицо, констатировала:

– Ну, сегодня ты похож на человека. – Одобрительно потрепав меня по плечу, обратилась к дочери: – Элси, принеси-ка варенья, а я вскипячу чайник.

– Я сам, ма.

Подойдя к плите, я подбросил в нее несколько кусков угля и с лязгом закрыл металлическую дверцу. Наполнил чайник, пока Элси резала хлеб, а ма тем временем достала с полки три чашки и блюдечки.

Напряжение сохранялось. Внешне и ма, и Элси были вполне спокойны, однако что-то явно грызло их изнутри. Что-то изменилось в моем семействе. Я не мог понять, что именно, потому и начал с самого очевидного:

– Что случилось с окном?

– Ах, окно… – отозвалась ма, расставляя посуду. – Окно разбилось на прошлой неделе. Завтра придет стекольщик, наведет порядок.

Выдвинув стул, я уселся, и одна ножка подкосилась под моим весом. Я осторожно сменил позу, опасаясь, как бы стул совсем не развалился.

Ну, Колин! Мальчишка вполне мог справиться с ремонтом – я сам учил его устранять мелкие поломки. Неужели ма должна его просить специально?

Элси сняла чайник с огня и налила нам по полной чашке.

– Ой, Микки, ты чуть не упал!

– Ничего, – отозвался я, – потом починю.

– Ну уж нет! Попрошу Колина, он займется, – возразила ма, устраиваясь напротив. – Он давно хотел, просто все время занят.

Элси скорчила недоверчивую гримасу, поставила чайник на подставку и уселась за стол. Выспрашивать о Колине я не стал. Ма никогда не обсуждала одного из близнецов в присутствии другого.

– А когда разбили окно? В какое время дня? – продолжил я.

– Во вторник, поздно вечером, – ответила Элси. – Мы уже легли, когда раздался звон, а потом еще и крики. Так и не уснули – боялись, что подожгут дом, но, слава богу, хулиганы убрались.

– Почему не послали за мной? – сердито выпрямился я.

– Ах, Микки… – вздохнула ма. – Никто ведь не пострадал, а у тебя и без нас есть чем заняться.

Элси хотела что-то вставить, однако передумала. Скорее всего, она рассказала бы мне все как на духу, но ма поднимать шум не любила.

– Почему выбрали нашу лавочку?

– Не только нашу, – поправила меня Элси. – На следующее утро выяснилось, что досталось еще четырем магазинчикам, да еще и одного человека убили.

Слухи по Уайтчепелу расходятся быстро, однако на Уоппинг-стрит до сих пор ничего не знали. С другой стороны, последнее время я безвылазно сидел на таможне и в архивном управлении выше по реке, а преступлениями в Уайтчепеле занимался отдел «Эйч».

– Убили кого-то из знакомых?

– Какого-то Шона Дуна. Я лично это имя слышу первый раз, – покачала головой Элси.

Фамилия распространенная, однако Шон Дун и мне не был известен.

– Где находятся остальные пострадавшие лавочки?

– На Уикли-стрит – это по пути к Бойд.

Ничего удивительного, что я не наткнулся на эти магазинчики. Уикли-стрит начиналась за следующим углом и тянулась на юго-восток, а я пришел с противоположного направления. Между прочим, всеми лавочками на этой улице владели ирландцы, и я ощутил внезапную тревогу.

– Полиция была?

– Конечно, была, – вздохнула Элси, – только с полисменами никто разговаривать не стал.

Ma смела крошки со стола в свое блюдце и добавила:

– Преступники украли свечи и сахар. Ничего серьезного. Украли и украли.

Она поджала губы, и мы поняли намек: ма не собиралась больше обсуждать неприятную тему. Попить чай – это пожалуйста.

– Ага, – согласилась Элси, намазывая варенье на хлеб. – Разбитое окно – это худшее, что случилось той ночью. Представляешь, как хлопотно было заметать осколки? – Она скривила губы. – Жаль, что поработал не звездобой[1]. Было бы меньше мороки.

Я сообразил, что Элси подшучивает над моими прежними воровскими временами, и, подыгрывая ей, невесело ухмыльнулся и взмахнул салфеткой. Хитро прищурившись, спросил:

– Видел за прилавком Имана… У него все в порядке?

Элси бросила в мою сторону сердитый взгляд и зарделась.

– В порядке, в порядке, – добродушно вклинилась ма, явно желая предотвратить ссору до того, как та началась. – Прекрасно управляется и в торговом зале, и в кладовой, в подсказках не нуждается. Народ его любит.

Элси глянула на нас через край чашки.

– Все потому, что он позволяет покупателям судачить прямо у прилавка! На днях минут двадцать слушал, развесив уши, как миссис Коннелли рассказывает о своей домашней птичке.

Ма с упреком постучала по столу.

– Не забывайте, эта канарейка – все, что у нее есть. А с кем ей еще поговорить, если дочь вышла замуж и съехала? – Помешав сахар, она добавила: – А Иман к ней добр.

– Да знаю, – отозвалась Элси. – Старухам-сплетницам такое отношение очень даже нравится.

– А тебе? – поднял бровь я.

– Ну хватит! – возмутилась девушка и пошла к плите за горячим чайником.

Мой взгляд случайно упал на ма. К моему удивлению, наша перепалка даже не заставила ее улыбнуться. Посматривая на Элси, она явно глубоко задумалась – иначе откуда бы эта вертикальная морщинка на переносице? Я тоже глянул на девушку. Ее руки, обычно такие ловкие, никак не могли совладать с ручкой чайника. О, да у нас тут, как говорят речники, мутный водоворот…

Похоже, ма не возражала против отношений Элси и Имана. Однако не из-за молодого ли человека ссорились близнецы? Неужто Колин не одобрял кандидатуру Имана? Должно быть, ему было не по себе от мысли, что сестра выскочит замуж и уйдет из дома… Ведь ма Дойл – не миссис Коннелли, ворковать дома с птичкой не в ее характере.

Воцарившуюся в кухне тишину бодро прервала ма:

– Во вторник заходил на чай Гарри. Он тебе не рассказывал? Мальчик так волновался из-за человека, который выпал из поезда и раскроил себе череп… Все же он без ума от своей работы в госпитале.

– Даже чересчур, – бросила вернувшаяся к столу Элси и поставила заварочный чайник, накрыв его сложенным вдвое полотенцем. – Обожает рассказывать во время еды, как мозги бултыхаются в раскрытой черепушке.

Я хмыкнул.

– Джеймс отправляет его на пару недель в Эдинбург на стажировку по хирургии. Оттуда – сразу в лечебницу в Суррее. Говорит, что Гарри – настоящий талант. Хочет через годик послать его в Королевский колледж Эдинбурга, обещает оплатить обучение.

– Похоже, Джеймс и впрямь заинтересован в нашем мальчике, – ахнула ма. – Я ему так благодарна!

– У него ведь нет детей, Микки? – поинтересовалась Элси и запихнула в рот последний кусок хлеба с вареньем.

– Нет, – ответил я, продолжая краешком глаза наблюдать за девушкой.

Синие глаза, тонкие черты лица, густые каштановые волосы. Хорошенькая, можно даже сказать – красавица. Элси было девятнадцать, а в таком возрасте многие уже выходят замуж. Действительно ли ей нравится Иман? Может, есть и другие ухажеры? Дело касалось исключительно моей семьи, и все же во мне проснулся детектив. Кстати, Белинда говорила, что как раз своих родных разгадать сложнее всего.

– Элси, милая, – непринужденно сказала ма, – раз уж ты допила чай, сбегай вниз, дай небольшую передышку Иману.

Девушка глянула на часы, как раз пробившие половину четвертого, и с готовностью встала.

– Конечно, ма.

Она направилась к двери, и ма проводила ее взглядом, в котором сквозили нежность и тоска.

Дверь закрылась, и я тут же спросил:

– У них с Иманом все серьезно?

– Ах, да кто его знает… Как бы там ни было, мне их пара нравится. Иман – хороший парень. Уж точно не такой, как все остальные, – поморщилась она.

Ага, значит, другие ухажеры все-таки есть…

– И сколько их, остальных? – полушутя, полусерьезно спросил я.

Ма мрачно махнула рукой.

– Пэдди Кофлин, Финн Райли, Ангус Маккей, Маркус Макбрайд – помнишь его старшего брата? Джон ведь твой ровесник. Кстати, женился на Мэри Уоллес.

Я кивнул.

– Половина местных парней якшается с «Каменщиками мыса», – пренебрежительно хмыкнув, продолжила ма, – а остальные – юные глупцы, у которых в голове только карты да желание прокутить свой заработок. – Она поставила чашку на блюдце. – Если кому-то интересно мое мнение, то Иман станет лучшей для Элси партией. Он человек рассудительный. Не буду говорить, что Иман не любит мою девочку – на самом деле любит, еще как! – но безрассудно связывать себя отношениями не станет, пока все не обдумает.

– Что же тебя тогда беспокоит? Колин? – Ма заколебалась. На улице вдруг послышались сердитые возгласы, и она метнула взгляд на окно над раковиной. Шум улегся, и я продолжил: – Или эта история с разгромленными лавочками и убитым человеком?

– Чепел изменился, Микки, – вздохнула ма.

– Изменился? Как?

– В Лондоне к нам всегда относились не очень, но здесь? В Уайтчепеле живут не только ирландцы, но мы тут все держимся вместе. Сейчас в нашем квартале появляются русские, поляки и… – Она махнула рукой в сторону окна. – Господь свидетель, я не виню их за то, что они перебираются к нам. Значит, на родине им заработать на жизнь сложно, однако ведь и тут не легче.

– Стало меньше работы?

– Да нет, – поморщилась ма. – Полно этих чертовых объявлений, а за последние месяцы их становится все больше.

Я знал, о чем она говорит. На многих объявлениях о найме присутствовала короткая аббревиатура: «ИНТ». Ирландцы не требуются…

– Поэтому Колин и ходит злой?

– Не только он, Микки. Работа на доках есть, но получить больше пары дней в неделю непросто.

Я испытал невольное облегчение. Проблема есть, но решить ее можно.

– Я мог бы подыскать ему кое-что за пределами Чепела.

– Подумывала к тебе обратиться, – признала ма. – Тем более ты – живой пример, как начать жизнь заново в другом квартале Лондона.

– Думаешь, он захочет переехать?

– Не знаю, Микки. Только с каждым годом Колин выглядит… – Она опустила взгляд на свои натруженные, покрасневшие руки. – Выглядит все менее счастливым. Особенно с тех пор, как умер Пэт.

При упоминании этого имени у меня перехватило дух, и я с трудом выдохнул.

– Знаю, что Колин тяжело пережил его смерть.

Ма кивнула, не поднимая глаз. Она нечасто вспоминала в разговоре своих погибших сыновей – Фрэнсиса и Пэта. Фрэнсиса, старшего, я не знал – Дойлы подобрали меня уже после его смерти, а вот Пэт был моим сверстником, почти братом. Мы жили в одном доме, вместе работали в доках и друг за друга стояли стеной. Пэта убили в глупой, бессмысленной поножовщине через два года после того, как я бежал из Уайтчепела.

Вздохнув, ма посмотрела мне в глаза, и в ее взгляде я увидел скорбь и ту затаенную боль, что преследовала и меня.

– Если Колину не удается устроиться в доки, чем же он занимается? Набережную вроде уже построили…

– Он особо ничего не рассказывает.

– Но с Элси-то общается?

– Постольку поскольку, – поморщилась она, – но от нее отделаться сложнее, чем от меня.

Тут ма права.

– Я с ним поговорю. Когда пришел, они с Элси ссорились, и Колин быстро выскочил из дома. По-моему, мне он был не слишком рад.

Ма поникла, и я проклял себя за последнее замечание. Она молча встала из-за стола, убрала чайные принадлежности в буфет, закрыла банку с вареньем и завернула остатки хлеба в коричневую бумагу. Открыв шкаф, достала свою коробку с шитьем, синюю юбку Элси, носки и брюки Колина. Вернулась за стол, разложила на коленях юбку и ловкими пальцами продела нитку в иглу.

– Ну, что мы все о плохом, Микки? – сказала она с улыбкой.

Желая исправить свою оплошность, я перевел разговор на Гарри и его успешное обучение в госпитале. Следующие пару часов мы с ма болтали то о ее подругах, то о прихожанах и священниках церкви Святого Патрика. Разговаривали о моей работе – а мне было что рассказать. Ма смеялась до слез, услышав историю о налете полиции на бордель на прошлой неделе, когда трое клиентов сбежали через заднюю дверь публичного дома в чем пришлось: напялили на себя едва доходившие им до колена юбки проституток.

– Да хранит тебя Господь, Микки! – проговорила ма, вытирая глаза концом передника, сложила заштопанные вещи в стопку и поднялась. – Рассказчик из тебя хоть куда.

– Твоя школа, – усмехнулся я.

Она отмахнулась от комплимента, но мы оба знали: это правда.

Родная мать всегда читала мне вслух, а ма Дойл по вечерам, когда мы собирались вокруг ее кровати, рассказывала ирландские легенды. Она обладала удивительным даром: ее слова взмывали в воздух подобно блестящим звонким монетам, заставлявшим нас забыть о чувстве голода после скудного ужина. Ге голос снижался до шепота, когда она повествовала о великих воинах – Кухулине и Финне Мак Кумале, и поднимался ввысь, когда рассказ доходил до фей, мучивших Джонни Фриля. Лишь много позже я понял, что именно эти мифы пробудили во мне тайную гордость за свое происхождение. Одна из любимых моих историй описывала приключения великана Финна Мак Кумала, который пересек горы, чтобы убить гиганта Кухулина огромной дубинкой в его собственном доме. Жена Кухулина, Уна, была женщиной умной. Она подсказала мужу забраться в детскую кроватку и, когда на пороге появился Финн Мак Кумал, попросила его присмотреть за ребенком. Финн, глянув в кроватку, тут же выскочил из дома, ужаснувшись: если уж дитя его врага – настоящий колосс, каков же сам Кухулин?

Персонажи древних ирландских эпосов всегда были умными и могучими героями, хотя порой совершали откровенно глупые поступки. Ма рассказывала блестяще, и мы каждый раз внимали ей с тревожным ожиданием. Белинда как-то заметила, что ее истории стали для меня неоценимым подспорьем для написания окончательных рапортов по раскрытым делам. Возможно, она была права, хотя мои отчеты выстраивались совсем не так, как сказки ма или романы той же Бел: начинались они будто с середины, а фрагменты сменяли друг друга бессистемно, словно тяжелые капли срывающегося дождя.

На улицу опустились пропитанные туманом сумерки, и я встал помочь ма вытереть посуду.

– Как твоя мисс Гейл? – поинтересовалась она.

Дойлы о Белинде знали, хотя и не были с ней знакомы – а все обещание Бел, которое она дала своему недоверчивому и заботливому отцу перед его кончиной. Уже почти три года мы не афишировали наши отношения. Только прошлой весной, когда случилась серия убийств на реке, нам пришлось приоткрыть завесу тайны самым близким друзьям, и то лишь потому, что Бел нуждалась в защите Скотланд-Ярда.

– Она сейчас в Эдинбурге, но через несколько дней вернется. Ее двоюродная сестра упала и сломала лодыжку, так что Бел пришлось мчаться к ней на помощь.

– Добрая женщина, – заметила ма и тут же нахмурилась, словно ее посетила тревожная мысль. – Значит, она возвращается железной дорогой?

– Мне это тоже не слишком нравится, – кивнул я.

– Ничего, Микки. Я считаю, что все будет в порядке. Крушения поездов сейчас случаются не так часто, как раньше. – Ма пристально посмотрела мне в глаза. – Надеюсь, мы скоро с ней познакомимся.

– Конечно, – пообещал я и положил на полку последнюю чашку.

Ма забрала у меня полотенце и улыбнулась.

– Что ж, уже поздно…

– Да, пойду, пожалуй.

Сняв пальто с вешалки, я чмокнул ма в щеку, поклялся поговорить с Колином, как только представится возможность, и вышел на лестницу. Спустившись, краем глаза заметил неясную тень в переулке. Возникло чувство, что ко мне подкрадываются сзади. Положив руку на рукоять дубинки, я оглянулся.

Стоящий за спиной человек поднял руки.

– Это всего лишь я…

Колин слегка запинался – похоже, выпил две, а то и три кружки эля, – но все же за речью старался следить. Подойдя ближе, он опустил руки и сунул их в карманы пальто. Вечерний бриз с реки, припахивающий дымком и свежим мясом с бойни, взъерошил кудрявые волосы парня.

Должно быть, поджидая меня, он некоторое время прятался в переулке. Вспомнив разговор с ма и ее тревогу, я постарался говорить мягко.

– Почему ты убежал, Колин? Мне так хотелось с вами посидеть как полагается…

– М-м-м. – Парень передернул плечами, будто перемещая тяжелый груз. – Элси вечно на меня ворчит, как чертова мегера. – Последнее слово вышло смазанным. – Ждал тебя, чтобы передать сообщение.

Я с Колином согласиться не мог. Какая мегера? Элси за него переживала точно так же, как и ма, только проявлялось ее беспокойство несколько иначе. Все же от Колина попахивало виски, а не элем, и, глядя в его упрямые глаза, я начал понимать: повод для тревоги и вправду есть.

Немного переместившись, я заставил парня отступить так, что теперь свет из окна расположенного рядом с домом паба падал на его лицо. Давненько не видел Колина вблизи, зато хорошо помнил, каким он был в шесть лет: худощавым светловолосым мальчишкой со сверкающими любопытством глазами. Было время, когда я учил его вырезать деревянные свистки и вязать стопорные узлы, которые в жизни не соскользнут.

Глаза у него и сейчас были ярко-синие – такие же, как у старшего брата, хотя Пэт никогда не смотрел на меня с подобной опаской.

– Только не ругайся, хорошо? – буркнул Колин.

– Похоже, что вот-вот начну? – не повышая голоса, спросил я.

Парень скорчил гримасу, и я вздохнул:

– Уговорил, не буду. Что за сообщение?

– От О'Хагана.

О'Хаган…

Всего-то три слога, а я вернулся на тринадцать лет назад, когда был одним из боксеров одиозного ирландца. Кулачные бои без перчаток проходили в подземном помещении – тесном загоне под лестницей, где земляное покрытие пола не успевало впитывать пролитую кровь и лужи дешевого виски. Я бился за О'Хагана до того памятного вечера, когда он приказал мне сдать бой. Я тогда взбрыкнул и совершил глупый поступок, почему потом и бежал из Уайтчепела. Ночевал на улицах, пока более-менее не встал на ноги.

– Почему он послал тебя? Почему не явился сам?

Я презрительно ухмыльнулся, дав Колину понять, что мне отвратительно трусливое поведение О'Хагана.

– Он знает, что ты когда-то у нас жил, – пробормотал Колин, оглянувшись на дом. – Наверное, думал, что ко мне ты прислушаешься. Иначе ты мог вообще плюнуть на его просьбу, – фыркнул он.

Я нахмурился. У нас с О'Хаганом много лет назад сложилось нечто вроде перемирия. Я не преследовал его за содержание подпольных боксерских залов и нелегальной букмекерской конторы, а взамен получил возможность беспрепятственно передвигаться по Уайтчепелу. Разумеется, о приятельских отношениях речь не шла, но с чего Колин взял, что я проигнорирую сообщение О'Хагана? Впрочем, сейчас смысла задавать подобные вопросы нет.

– Ему надо с тобой встретиться, – продолжил Колин. – Хочет поговорить.

Быстро прокрутив в голове несколько предположений, я осведомился:

– И о чем же?

Колин отвел глаза и пожал плечами.

– Там что-то насчет «Каменщиков мыса».

Я напрягся.

Выходит, О'Хаган примкнул к «Каменщикам»? Впрочем, ничего удивительного. Маккейб, помимо всего прочего, заправлял и боксерскими залами.

Подобно главарям прочих лондонских банд, он требовал от своих людей безусловной преданности. Что же за обстоятельства могли побудить О'Хагана обсуждать дела «Каменщиков мыса» со мной, полицейским?

– Продолжай.

– Недавно погибли двое «каменщиков». Их убили, Микки, – искоса посмотрел на меня парень.

У меня екнуло сердце. После памятного взрыва в Клеркенуэлле полиция и вправду преследовала и уничтожала членов банды «Каменщики мыса». Было это лет десять назад, и наверняка ни О'Хаган, ни Маккейб о тех временах не забыли.

– Они винят полицию?

– Не знаю.

Его ускользающий взгляд заставил меня поежиться.

– Колин, ты ведь не связан с «Каменщиками»?

Последовала короткая пауза, затем парень удивленно вскинул голову и пренебрежительно дернул подбородком.

– Нет.

Секундное замешательство Колина давало основания его дожать, однако меня словно дернула за пальто невидимая рука Белинды. Терпение… Еще будет возможность расспросить парня, пусть только протрезвеет.

Опять же, если я выполню просьбу Колина, наверняка он проникнется ко мне доверием.

– Хорошо. – Сделав шаг вперед, я обнял его за плечи и на секунду прижал к себе. – Скажи О'Хагану, что я с ним встречусь.

В глазах Колина мелькнуло облегчение.

– Он хочет, чтобы ты пришел завтра вечером.

Интересно, куда? Явно не к Дойлам, и вряд ли в один из его старых боксерских залов. Полиция накрыла их вскоре после моего побега.

– Где его найти? – вопросительно склонил голову я.

– В «Гусаке и гусыне», – сказал Колин.

Ага, паб неподалеку от доков, где мы впервые познакомились с О'Хаганом. Я испытал легкое раздражение. Будь на его месте кто-то другой – без разницы. Но старый ирландец явно хотел мне напомнить, кто тринадцать лет назад диктовал условия.

– Ладно, я там буду. Если вдруг встретиться не удастся, пусть пришлет мне сообщение на Уоппинг-стрит. Время и место, больше ничего не нужно. Может не подписываться, я и так пойму.

– Договорились.

Колин кивнул на прощание и собрался уходить, а я едва сдержал желание положить руку ему на плечо, не отпускать. Не совладав с собой, спросил вдогонку:

– Как у тебя дела, Колин?

– Все отлично, – бросил он, и его лицо на миг озарилось знакомой улыбкой.

– Ну, доброй ночи, – попрощался я, снова воспротивившись порыву задержать мальчишку.

Как жаль, что он выпил… Сейчас бы поговорить, предложить ему работу…

– Пока, – откликнулся парень.

Я наблюдал, как он уходит. Много лет назад Колин был бойким мальчишкой, болтливым и временами безрассудным. Порой я видел, что он пытается быть похожим на нас с Пэтом: подражает нашей походке, примеряет наши кепи, играет с нашими ножами. Пэта его поведение бесило, и он частенько шугал Колина, а вот я нисколько не возражал, поскольку, будучи в свое время самым юным членом банды воришек Симмса, сам перенимал манеры старших ребят. Оказавшись в одиночестве на тихой улице, корчил из себя взрослого бандита. Так что я лишь подмигивал малышу, а тот отвечал мне плутоватой улыбкой.

Ничего от прежнего мальчика не осталось. С другой стороны, ему почти двадцать – столько было и мне, когда я покинул Чепел.

Силуэт Колина растворился в темноте, и я пошел в другую сторону, гадая, в чем причина его странного поведения дома. Должно быть, боялся, что я не обрадуюсь, услышав про сообщение от О'Хагана? Что ж, он не ошибся. Но почему Элси была на взводе? Наверняка Колин не рассказывал сестре о своей миссии. Может, высказывала брату за то, что тот выпил? Хотя на кухне никакого запаха от него я не почувствовал.

Куда больше меня беспокоил ускользающий взгляд Колина после моего вопроса – почему О'Хаган именно ему поручил передать весточку. Плюс его странное удивление, когда я спросил, не связан ли он с «Каменщиками мыса»… Если Колин солгал, а двое из «каменщиков» мертвы…

Насколько близко подобрались к моей семье О'Хаган и его подручные? При одной мысли об этом у меня стало тяжело на сердце.

Глава 3

Полицейский участок на Уоппинг-стрит располагался на северном берегу Темзы, в шести милях от Скотланд-Ярда, где я прослужил несколько лет. Участок речной полиции построили в конце восемнадцатого века по приказу местного судьи, желавшего положить конец разграблению судов из Вест-Индии, встававших на якорь в Лондонском Пуле. Главный вход в трехэтажное кирпичное здание всегда находился на Уоппинг-стрит, однако и в те времена куда большее значение имел черный ход, смотревший на доки, где стояли многочисленные суда.

Выбравшись из кэба у парадной двери, я, как и каждое утро, сперва прошел по узкому проходу между участком и примыкавшим к нему складом. Вчерашний дождь оставил на брусчатке мелкие лужицы. Проделав три четверти пути, я добрался до каменной плиты, с которой начиналась ведущая на илистый берег Темзы лестница. Спустился вниз на несколько ступенек, стараясь не поскользнуться на склизкой грязи, и выбрался из прогала между двумя зданиями. Речной бриз тут же захлопал полами моего пальто. Здесь пахло солью, маслом, аммиачными и щелочными растворами: ниже по течению стояла фабрика по выделке шерсти. Добравшись до самого низа, я двинулся в восточном направлении и вышел на пирс – длинную деревянную площадку над водой. На волнах покачивались четыре готовые к отплытию полицейские лодки. Снимаешь швартов с кнехта – и вперед.

Мои ботинки глухо застучали по сырому деревянному настилу, за долгие годы насквозь пропитавшемуся речной водой. Много лет назад, еще до Скотланд-Ярда, я уже служил на Уоппинг-стрит, и мой бывший начальник Блэр непременно проводил здесь с утра четверть часа. Настраивался на реку перед началом рабочего дня.

Блэр попался на взятках и недавно был освобожден от должности, после чего меня назначили временно исполняющим обязанности суперинтенданта. Так или иначе, его замечательная привычка к своеобразной утренней вахте пришлась мне по душе.

Встав почти у самого края, я окинул взглядом находившийся ниже по течению пирс Темзенского туннеля, затем посмотрел на другой берег – на вздымающиеся над темно-коричневой жижей причалы и лестницы Ламбета и Саутворка. Повернулся в противоположную сторону, где выше по течению располагалась таможня. Лодки вокруг нее сновали даже в такую рань.

Я вырос на Темзе, и мои жизненные ритмы были настроены на ее волны, приливы и отливы. Ребенком плескался в грязной воде у берегов, потом работал на доках, плавал на плашкоуте. Побывал у воды, на воде, и – самое страшное – под водой. Реку я видывал разную: и яркую, отражающую в солнечный день корпуса судов, и бесцветную, какой она становилась в середине зимы. Сегодня было погожее сентябрьское утро, и солнце сверкало на бортах трудяг-буксиров, прогулочных пароходов и маленьких плашкоутов. Величаво шли по реке огромные углевозы – самого разного размера и водоизмещения. Суда двигались каждое со своей скоростью, перевозя пассажиров и почту, специи и шелка, металлические изделия и посылки – словом, все, от чего зависит современная жизнь. Экономисты заявляли, что Англию настигла депрессия, однако с того места, где стоял я, об этом догадаться было невозможно.

Громадный углевоз продвигался вниз по течению по самой середине реки; его могучий корпус отбрасывал на воду пятидесятифутовую тень, а в пенном кильватерном следе покачивалось несколько суденышек поменьше. Большая волна ударила в нос баржи, ползшей в двадцати футах от берега, и та пронзительно свистнула, предупреждая маленькую барку, идущую против течения. Право на борт, уходи от волны… Матросы обоих судов, расходясь по фарватеру, обменялись неприличными жестами.

Я отвернулся от реки, и меня тут же перехватил сержант Липп.

– Прошу прощения, Корраван… сэр! – выпалил он, запнувшись перед последним словом.

Я сделал вид, что не заметил заминки. Мы служили вместе четыре года в рядовых чинах, поэтому я и сам еще не привык к новому званию.

– Что случилось, Липп?

Сержант дернул подбородком в направлении южного берега.

– Обнаружен труп на лестнице у Ист-лейн, сэр!

Саутворк… Криминальный район – впрочем, как и любой другой на той стороне.

– Убийство или несчастный случай?

– Не могу знать. – Липп заколебался. – Кого пошлете?

– Поеду сам.

Ничего срочного у меня с утра не было, к тому же мой бывший начальник никогда не просиживал штаны в участке, если на реке находили мертвое тело. И эту его привычку я перенял тоже.

– Понятно, сэр. Возьмете одну из этих лодок?

Я кивнул.

– Захвачу Чарли Дауэра. Если тело не опознано, поручу ему нарисовать портрет прямо на месте. Не вижу смысла тащить труп сюда – все равно придется вернуться: нужно найти человека, способного опознать погибшего. – Я открыл дверь черного хода, и Липп проследовал за мной. – Найдите констебля и собирайтесь сами.

Последние годы в речной полиции обсуждалась тема покупки паровых катеров, однако время шло, а мы так и передвигались на обычных гребных лодках – двадцатисемифутовых посудинах с тремя местами для гребцов. Точно на такие же полагались наши предшественники начиная с конца восемнадцатого века. Взяв подходящие весла, мы спустили на воду одну из лодок.

Чарли Дауэр служил в Уоппинге уже почти два десятка лет обычным клерком. Коротышка с жизнерадостным лицом обладал каллиграфическим почерком и имел талант к рисованию. Чарли, Липп и констебль сели на весла, я занял место на корме, за рулем, и мы пошли вверх по течению, аккуратно пробираясь сквозь утреннее скопление судов.

– Ого, там уже толпа, – заметил Чарли, когда мы приблизились к берегу.

В основном у лестницы стояли портовые рабочие и речники, однако я приметил в толпе несколько дамских шляпок; слышался возбужденный лепет детей. Выйдя из лодки, я остановился на нижней ступени. Ко мне присоединились Чарли и Липп, оставив констебля караулить наше суденышко.

– Дорогу! Полиция! – крикнул я.

Никто не шелохнулся – пришлось повторить еще раз, уже громче.

За счет своего роста – почти шесть футов – я возвышался над собравшимися на добрую голову, и люди с недовольным ворчанием расступились. Липп и Чарли двигались у меня в кильватере, пока наша троица не подошла к телу. При виде трупа мое сердце екнуло. Тело мужчины лежало распростершись на второй, третьей и четвертой ступенях сверху. Лет сорока, одет прилично: хорошие брюки и ботинки, а на каштановых волосах, судя по смятой прическе, похоже, до падения сидела шляпа. Головной убор часто был полезен при расследовании – на подкладке мы нередко находили клеймо галантерейщика или даже имя владельца.

– На нем была шляпа? – спросил я, оглянувшись вокруг.

В толпе раздалось неясное бормотание, из которого мы сделали вывод, что шляпу сняли и, по всей видимости, уже заложили.

Вздохнув, я склонился над трупом. Осмотр начал с головы. На грязном сером камне – лишь несколько мазков крови. Учитывая наличие раны на виске, следовало предположить, что убийство произошло не здесь; тело перенесли и бросили на лестницу, чтобы скрыть место преступления. С другой стороны, мужчина мог поскользнуться и удариться головой, а кровь смыл вчерашний дождь. Густой запах джина, исходивший от погибшего, перебивал поднимающуюся с реки вонь.

– Сэр, – шепнул Липп, указав на левую руку трупа.

Два его пальца были расплющены – традиционное наказание игрока, вовремя не выплатившего карточный долг.

Я осмотрел и вторую руку: колец нет. Обшарил карманы. Несколько монет, пара булавок, две квитанции. Бумага промокла, текст не разобрать. Документов не было – а значит, нам следовало выяснить, где этого человека последний раз видели живым.

Пьяница и игрок… Стало быть, придется проверить определенные заведения, клиенты которых не слишком расположены к добровольным признаниям.

– Чарли, сделай с него рисунок. Заберу с собой, посмотрим – может, его кто-то и опознает. Еще один отправишь в Ярд. Возможно, там есть заявление о пропавшем мужчине. Липп, вы с констеблем потом перевезете тело в морг. Спросите там Оукса – скажите ему, что я зайду завтра утром.

– Слушаюсь, сэр.

Чарли уже достал карандаш и альбом. Через десять минут ему удалось добиться хорошего сходства, разве что рану наш художник предпочел опустить. Вырвав лист, вручил его мне.

– Молодец, – похвалил его я, скатал рисунок, а Чарли уже принялся за второй портрет.

Липп вернулся к лодке и достал из нее брезентовые носилки, на которых обычно уносили тела жертв с места происшествия. Дождавшись, когда Чарли закончит, я помог положить на них труп, и Липп с констеблем, взявшись за рукояти, осторожно перенесли жертву в наше суденышко.

День я провел, переходя из одного паба в другой. По пути заглядывал и в игорные заведения. Начал с тех, что ближе к реке, и постепенно продвигался дальше. В какой-то момент остановился: ведь если мужчина был пьян, вряд ли ему удалось бы проделать длинный путь до реки, а привести его туда силком, даже вдвоем – задача не из легких.

Кому-то подобная работенка покажется утомительной, однако я против обычной полицейской рутины ничего не имел. Упорство, как правило, приносило результат. Однако я обошел уже тринадцать заведений, а погибшего так никто и не опознал – ни бармены, ни посетители, ни проститутки.

Что за дьявол…

Я критически воззрился на рисунок. Портрет хороший. Что же это за человек, которого никто не знает? В моем плане на сегодня остался последний паб.

На рисунок там смотрели с сожалением, покачивали головами, и я, плюнув на все, заказал себе тушеной говядины и эля. Взял с соседнего стола «Стэндард». Сразу под сгибом газетного листа шла заметка о вчерашнем ночном происшествии в Уайтчепеле: три человека пострадали, сгорела лавочка. Еще одна… Заметка завершалась обычным в таких случаях выводом: «характерная для ирландцев воинственность». Нахмурившись, я доел свое блюдо, а когда вышел из паба, колокола церкви на Ямайка-роуд отзвонили пять.

Пора обратно на Уоппинг-стрит. О встрече с О'Хаганом я не забыл, однако сперва следовало занести события дня на бумагу.

Тем не менее, возвращаясь к реке, я заглянул в закусочную, в табачную лавку и в аптеку. Везде показывал портрет жертвы, однако успеха не добился. Очень похоже, что человек этот совсем из другого района Лондона. Видимо, и впрямь его тело перенесли в Саутворк, чтобы скрыть обстоятельства смерти. Оставалось надеяться, что кто-то уже принес заявление о его исчезновении в Скотланд-Ярд. Впрочем, есть люди, которые никому не нужны, и мне всегда становится грустно от подобных мыслей.

Стоя на лестнице, где нашли погибшего мужчину, я скользнул взглядом по реке. Солнце уже скрывалось за кромкой темной воды, однако обычный лондонский день все еще продолжался: десятки судов спешили по своим делам, стремясь к портам назначения.

В принципе, труп могло принести к Ист-лейн течением – смотря сколько часов назад произошло убийство. Не исключено, что тело приплыло даже из Уайтчепела. Уж не связано ли это происшествие с недавно произошедшими там случаями насилия? С другой стороны, мне приходилось сталкиваться и с более необычными совпадениями.

Глава 4

Завершив составление рапорта, я покинул Уоппинг и пошел мимо лондонских доков в направлении Слоун-стрит, где на перекрестке с Хэкфорд находился паб «Гусак и гусыня». В памяти всплыли те деньки, когда мы с Пэтом Дойлом, разжившись несколькими заработанными в порту шиллингами, заглядывали сюда на огонек. Мы обходили стороной такие заведения, как «Английская жемчужина» или «Барабан и чертополох», расположенные по соседству, а здесь ирландских докеров ждал радушный прием. Стены зала с низкими потолками были украшены ржавыми мечами; над камином красовался кельтский крест. Подхватывая фривольные напевы посетителей, мы с Пэтом после пары пинт чувствовали себя настоящими мужчинами, ирландцами, принадлежащими к дружному сообществу. С сожалением признаю, что мне нравилось, когда из заведения выпроваживали англичан.

Жизнь на доках была нелегкой. Начальник порта, Смитсон, обычно нанимал нас с Пэтом вместе – знал, что вдвоем мы осилим вчетверо больший объем работ, чем отдельно взятый портовый рабочий. И все же наши достоинства не мешали ему обходиться с нами как нельзя хуже. Если оказывалась свободной хромоногая тачка с болтающимся колесом, она обязательно доставалась нам, причем на целый день. Попытавшись заняться ее ремонтом, мы немедленно получали штраф за простой. Порой тачки нам не выдавали вовсе, и мы с Пэтом таскали грузы на своем горбу. Иногда лопались поврежденные тюки с чаем; понятно, кто оказывался крайним. Мы с Пэтом в основном держались наособицу, хотя и подружились с несколькими ирландцами постарше, которых начальство нанимало регулярно. Выполняли свою работу, на рожон не лезли, никому не мешали, и все же Смитсон нередко обзывал нас чертовыми ирландскими недоумками. Подобные случаи заставляли меня здорово нервничать, потому что Пэт каждый раз порывался сбросить с плеч мешок – так чесались кулаки. Приходилось ему напоминать, что деньги нас интересуют куда больше, чем месть Смитсону. Мне и самому осточертело такое отношение, однако выбора у нас не было.

Именно в доках я понял, что значит быть ирландцем в Лондоне, ибо в сплошь ирландском Уайтчепеле мы с предубеждением не сталкивались. Когда в Ирландии наступили голодные годы, мои родители, как и сотни их соотечественников, отплыли из Дублина в Ливерпуль. Вдоль берегов реки Мерси образовалась достаточно крупная диаспора, и англичане там почти не встречались.

Отец, хороший мастер по серебру, в Ливерпуле работы по специальности не нашел – таких умельцев там было не счесть, – и они с мамой переехали в Уайтчепел. В Лондоне в то время царили антиирландские настроения, так что синеглазого брюнета по фамилии Корраван, говорившего с типичным акцентом графства Арма, нанимать никто не разбежался. Мама меня в их дела никогда не посвящала, но отец занялся тем же, чем и многие соотечественники. От своего ремесла он не отказался, просто стал фальшивомонетчиком. Штамповал в каком-то подвале пенсы с шиллингами, и ночью, когда появлялся дома, от его одежды исходили едкие пары. Умер отец, когда мне исполнилось три года, и я его толком не помнил. Впрочем, запахи прогорклого жира и масла, а также горький привкус цианида отложились в моей памяти навсегда.

В процессе едва ли не первого расследования во время службы в Ламбете я наведался в один дом и мигом признал характерный душок, который был знаком мне не хуже, чем аромат чая, хмеля или лука. Только тогда до меня дошло, чем зарабатывал на жизнь отец.

Предубеждение против ирландцев меня порой бесило – ведь на самом деле мы нападок в свой адрес не заслуживали. Четыре года назад два ирландца швырнули зажигательную бомбу в детский приют известного филантропа Барнардо. Так диаспора приняла решение парламента, запретившего ирландцам основывать собственные детские дома. На следующее утро на улице подле приюта лежали тела двадцати шести детишек. Фото напечатали все лондонские газеты. Несколько месяцев после этого безобразного происшествия я просто сгорал от стыда. Не мог смотреть людям в глаза.

И все же неправильно чесать всех ирландцев под одну гребенку. Тяжело было читать желчные статьи в лондонской прессе. Со временем я научился откладывать газету, едва заметив в ней хоть малейший намек на подобную злобу, однако, порой перечитывая воззвания «озабоченных граждан» и «истинных англичан» от первого до последнего слова, хотел уяснить, в чем еще нас хотят упрекнуть. Потом понял, что печатное слово может стать ядом. Не могу сказать, что о нас с каждым разом говорили все хуже, просто мерзких заметок становилось все больше. Так и не смог забыть заключительные строки одного письма – наверное, настолько они были нелепыми: «Ирландцы – осадок на дне бочки. Хуже них нет ничего. Они убивают наших отцов, насилуют наших сестер, пожирают своих детей. Им что кровь, что картофель – все едино. Одно слово – дикие звери».

Ни к одному из знакомых мне соотечественников этот пасквиль отношения не имел. Положив ладонь на ручку двери «Гусака и гусыни», я твердо знал, что найду здесь ирландцев, играющих в карты и поглощающих обычную человеческую пищу.

Толкнув дверь, я поприветствовал девушку за стойкой бара и спросил, появлялся ли О'Хаган.

– Пока нет, – покачала головой она. – Обычно приходит около восьми.

Я заказал пинту эля и выбрал стол в углу зала, где нас никто не подслушал бы, к тому же отсюда хорошо просматривался вход. Через полчаса дверная ручка крутанулась. Судя по тому, как осторожно приоткрылась дверь, прибыл не кто иной, как О'Хаган.

Он почти не изменился. Может, чуть прибавил в весе да лицо стало еще более мясистым. Впрочем, он всегда был мужчиной крупным, потому и не казался слишком толстым. Те же суровые темные глаза, привычно просчитывающие слабости и потребности собеседника. Кстати, в юности, когда О'Хаган появился в порту, присматривая себе новых бойцов для боксерского клуба, я этой его особенности не уловил. Тогда мне польстило, что выбор его пал на меня. Каким же я был глупцом…

Глянул он на меня с той же ухмылкой, что и тринадцать лет назад. Только сегодня О'Хаган напал не на восемнадцатилетнего юнца в поисках заработка. Мне от него ничего нужно не было, хотя имелся один вопрос, на который я предпочел бы получить прямой ответ.

Симус О'Хаган подошел к стойке бара, заказал пинту и проследовал к моему столу. Остановился, рассматривая меня.

– Корраван…

– Здравствуй, О'Хаган, – кивнул я и, грея в ладонях кружку эля, указал на стул напротив.

Сейчас мне требовался ясный ум, потому кружка все еще была наполовину полна.

Он сел и бросил на меня оценивающий взгляд.

– Выглядишь неплохо.

Я кивнул.

– Где сейчас, в Уоппинге?

– Пока да. – Я сделал глоток. – Колин сказал, что ты хотел поговорить. У меня не так много времени, надо еще кое-куда наведаться.

О'Хаган грузно откинулся на стуле, и тот скрипнул под его весом.

– Слышал об убийствах в Чепеле? Одного человека положили на Бойд-стрит, другого – на Фолгейт.

Бойд находилась через один перекресток от жилища Дойлов, так что, видимо, речь шла о том погибшем, которого упоминала Элси. Фолгейт была немного дальше. Я вспомнил заметку, которую читал сегодня в пабе, где говорилось о пожаре в одной из лавочек. Впрочем, название улицы там не фигурировало, ничего не говорилось и о жертвах.

– Пока не слыхал.

За соседним столом раздался взрыв смеха, и взгляд О'Хагана метнулся к группе гуляк.

– Убили наших людей.

– «Каменщиков мыса», – кивнул я.

Симус дернул головой, подтвердив мою догадку.

– Одно из убийств расследует Стайлз. Сомневаюсь, что в Ярде знают о втором.

До разговора я ожидал, что О'Хаган сообщит о своей принадлежности к банде Маккейба, однако к тому, что всплывет имя моего бывшего напарника, готов не был.

Мое замешательство польстило Симусу, и на его лице заиграла злорадная улыбочка.

– Что, думал, я его не знаю?

– Так ты посыльный от Маккейба, – бросил я, облокотившись о столешницу. – И что же ему нужно?

Улыбка О'Хагана исчезла так же быстро, как появилась.

– Хочет с тобой встретиться. Есть разговор о наших ребятах.

Господи… Неужто Маккейб считает себя настолько неуязвимым, что не боится вызывать на встречу офицера полиции? Опять же, что такого особенного в этих двух смертях? Драки между членами разных банд – обычное дело, и главарь «Каменщиков» знал об этом не хуже меня.

– Маккейб решил помочь полиции? – фыркнул я. О'Хаган поджал губы, но промолчал. – Он кого-то подозревает?

– Не знаю.

Осушив кружку, я поставил ее на стол.

– Если он желает меня увидеть, почему бы не заглянуть на Уоппинг-стрит, как обычному гражданину?

– Не пытайся казаться глупее, чем ты есть, – усмехнулся О'Хаган. – Он хочет, чтобы я доставил тебя к нему.

– Говорю же, я почти ничего не знаю. Уже несколько недель не был в Ярде, да и Стайлза давно не видел.

Симус скорчил недоверчивую гримасу, и я решил сменить тему:

– Скажи, каким боком в это дело попал Колин?

О'Хаган ответил мне равнодушным взглядом.

– Маккейб попросил передать тебе сообщение. Я знаю, что ты когда-то жил в доме Дойлов, вот и подумал, что так будет проще всего с тобой связаться.

Я хмыкнул, дав ему понять, что не верю. Впрочем, какая разница? Мысли мои перескакивали с одного на другое. Если Колин связан с «Каменщиками мыса», то О'Хаган в жизни мне об этом не скажет. Наверняка Маккейб не хочет, чтобы его подручный распускал язык. А вот из самого Маккейба правду вытащить можно.

Значит, надо его повидать, только сперва следует поговорить со Стайлзом. Разумеется, я не собирался становиться инструментом мести в руках Маккейба. И неважно, кто убивает его людей.

Впрочем, чего бы он от меня ни хотел, ошибку я допустить не имею права. Разговор со Стайлзом позволит понять, где лежат подводные камни.

– Допустим, – согласился я. – Однако мне не слишком хочется встречаться в темном переулке, где меня убьют неведомо за что. Например, за то, что мои слова не устроят твоего шефа.

О'Хаган хрипло рассмеялся и закатил глаза.

– За такие вещи он человека из Ярда убивать не собирается. – Мой старый знакомый запрокинул кружку, выцеживая из нее последние капли, и стукнул донышком о стол. – Пойдем, Корраван.

– Не сегодня, – возразил я. – Завтра.

– Он желает увидеться прямо сейчас, – прищурился Симус.

– Я ведь говорил: у меня есть дела.

Мой собеседник скривился от раздражения. Перспектива прийти к Маккейбу с отказом его не воодушевляла.

– Ладно, завтра так завтра, – сплюнул он.

– Я подойду сюда.

Если Маккейб вынашивает идею покончить со мной, то вряд ли решится на убийство, понимая, что я мог кому-то сообщить о предстоящей встрече…

Глава 5

Утро выдалось солнечным, а вот к вечеру полил проливной дождь. Зонт, как всегда, остался дома. Торопясь к дому Стайлза, я съежился в тщетной попытке не дать холодным каплям проникнуть под воротник.

В период службы в Скотланд-Ярде именно Гордон Стайлз вечно напоминал мне прихватить зонт из металлической стойки в вестибюле. Впрочем, недоставало мне бывшего напарника не только по этой причине. Мы с ним проработали в паре почти год, и Стайлз помог мне раскрыть серию убийств на реке. Спокойный дружелюбный человек с хорошим образованием, которого мне так не хватало, Стайлз имел подход к людям. Он был почти на десять лет меня младше, и все же именно его я предпочел бы видеть рядом в трудные времена, уж не говоря о том, что бывший напарник умел хранить тайны.

Я постучал в дверь, и из прихожей тут же раздался знакомый голос:

– Кто там?

– Это я, Корраван!

Дверь распахнулась, и Стайлз, окинув меня удивленным, но теплым взглядом, расплылся в улыбке. В гостиной горел яркий свет, бросая блики на его волосы. На инспекторе была белая, расстегнутая у ворота рубашка с подвернутыми манжетами. В правой руке он держал бокал, на полдюйма наполненный янтарной жидкостью.

– Ради бога, Корраван, что заставило вас высунуть нос из дома в этакую непогоду? Входите, входите! Вешайте пальто, я сейчас принесу вам полотенце.

Я расстегнул пуговицы и бросил мокрое пальто на вешалку. Вытащив дубинку, положил ее на скамеечку. В доме Стайлза мне приходилось бывать лишь однажды, когда тот оправлялся от тяжелой пневмонии. Тогда я еще удивился, что коллега, оказывается, совсем неплохо устроился. Если мой дом был прост и удобен, то в жилище Стайлза царил комфорт. Хорошее зеркало, приятное освещение, толстый ковер под ногами…

Глянув на свои заляпанные грязью ботинки, я примостился на скамеечке и разулся, а Стайлз тем временем уже прибежал с полотенцем. Я вошел в гостиную, где весело пылал камин, и погрузился в кресло. На столике лежала открытая книга, рядом стояла тарелка с остатками ужина. Похоже, бывший напарник закусывал пирогом.

– Боюсь, у меня нет вашего любимого сорта кофе, зато я вскипятил чайник. – Он сел напротив. – Так что вас привело?

– Возвращаюсь из Уайтчепела, выпил там пинту эля с О'Хаганом, бывшим владельцем боксерского клуба, где я выступал. Похоже, старик теперь работает на Маккейба. – Я пожал плечами. – А может, всегда работал, как знать.

Стайлз задумался, откинувшись в кресле, и сплел пальцы в замок.

– Значит, он из «Каменщиков мыса»…

Бокал коллега, похоже, оставил в другой комнате. Я крепкие напитки терпеть не мог: влияли они на меня совершенно неподобающим образом, так что в такте Стайлзу не откажешь.

– Чего хотел от вас О'Хаган?

– Сказал, что Маккейб желает поговорить со мной о двух убитых каменщиках. Упомянул, что вроде бы одно из убийств расследуете вы. – Я помолчал. – Между прочим, назвал вас по имени.

– Его ввели в заблуждение. С этим делом работаю не я.

– Не вы?

– Следствие ведет Уинн, – покачал головой Стайлз. – Я последние пару недель был в Сассексе.

– А, дело о похищенных драгоценностях… – вспомнил я рассказ директора Ярда Винсента.

– Мы поймали вора и скупщика краденого. Почти все удалось вернуть.

– Отлично! – Я отхлебнул чая. – Уинн что-нибудь рассказывал об этих убийствах?

– Кое-что. Мы с ним виделись вчера. – Стайлз поставил чашку на стол. – Не уверен, что он знает о втором случае, но пока ведет расследование по делу некоего О'Фаррелла. Убийство произошло в пятницу ночью.

– Кто такой этот О'Фаррелл?

– Молодой парень – лет девятнадцати-двадцати. Собирал для Маккейба выручку из игровых залов, от скупщиков краденого и так далее.

Снова «каменщик»…

– Кстати, его застрелили, – поморщившись, добавил Стайлз.

Я удивленно хмыкнул. Обычно бандиты пользуются холодным оружием… Его легче достать, да и дешевле. Меньше шума, меньше вероятности привлечь внимание полиции.

– Где его обнаружили?

– На Фолгейт-стрит, за одним из ломбардов Маккейба. Лежал ничком около мусорных баков – на него наткнулся констебль. Место открытое, любой мог увидеть. В затылке – пулевое отверстие. Похоже на своего рода послание.

На кухне тихо свистнул чайник, и Стайлз поднялся. Вернувшись еще с двумя чашками, мне он долил молока, себе же разбавлять не стал. Я приподнял чашку в знак благодарности, сделал глоток и заговорил.

– Второй – Шон Дун. На самом деле его убили первым, во вторник, на Бойд-стрит. Не знаю, правда, каким оружием там пользовались.

В ту ночь поблизости от места преступления еще ограбили пять лавочек. Между прочим, одна из них принадлежит Дойлам.

– О господи, Корраван, – округлил глаза Стайлз. – Я об этом ничего не слышал.

– Это меньше чем в миле от Фолгейт. Странно, что Уинн не связал эти два происшествия.

– Сам удивлен. Он весь последний месяц работал в Чепеле. Утром ему скажу. – Инспектор отхлебнул чая. – Когда вы встречаетесь с Маккейбом?

– Завтра вечером. Собственно, поэтому я к вам и зашел. Думал, этим делом занимаетесь вы. Вслепую на встречу идти не хочется. Вероятно, по результатам разговора я смогу разжиться кое-какими полезными для Ярда сведениями. Все-таки с Маккейбом не каждый день поболтаешь.

– Да уж, – усмехнулся Стайлз. – Вы с ним лично знакомы?

– Нет. Скорее всего, меня к нему приведут с завязанными глазами, так что второй раз я его просто так не найду.

– Вам требуется подстраховка, – нахмурился Стайлз.

– Если Маккейб хочет получить от меня какую-то услугу, то я нужен ему живым, – заявил я, хотя большой уверенности не испытывал. – Кстати, чем Уинн целый месяц занимался в Чепеле?

– Последнее время там гораздо больше случаев насилия и грабежей, чем обычно. – Помолчав, Стайлз продолжил: – Драки на улицах, кражи со взломом, бандиты с огнестрельным оружием… Едва ли не каждую ночь – новое происшествие.

У меня побежали мурашки по коже.

– Что-то новенькое… Удалось выяснить причину происходящего?

Стайлз поднялся и, подбросив угля в камин, ответил:

– Возможно, новая банда покушается на интересы Маккейба.

Я слегка разомлел от тепла и погрузился глубже в кресло.

– Стало быть, Маккейб защищается, а конкуренты в отместку убивают О'Фаррелла и, вероятно, Дуна? Но что это за новая банда?

Стайлз пожал плечами.

– В конце июля на Кобб-стрит один русский убил своего соотечественника.

– Совсем недалеко от Фолгейт… Полагаете, это звенья одной цепи?

– М-м-м… – задумчиво пробормотал Стайлз. – Оба погибших застрелены с близкого расстояния. Однако русский получил две пули в область сердца, не в голову. – Он помрачнел. – Так или иначе, мы знаем, что оружие в Лондон попадает нелегально. По счастливой случайности Скотланд-Ярд обнаружил на прошлой неделе ящик с тридцатью пистолетами. Пока не знаем, кому они предназначались, но, судя по тому, что рассказывает Уинн, боюсь, груз направлялся в Уайтчепел.

– Тридцать пистолетов? – Для Уайтчепела это серьезно… – Как вы их нашли?

– Ящик прятали под коробами с джином в поезде из Бирмингема. В Ливерпуле товар выгрузили, и забрать его должен был некий мистер Морган. Вероятно, имя вымышленное. Нам повезло, что оружие прямо на станции обнаружила полиция, и то лишь потому, что один из коробов со спиртным развалился. Когда вытаскивали бутылки, наткнулись на пистолеты.

– Пришел ли за грузом Морган?

– Нет, и в накладной был указан ложный адрес, хотя отправитель утверждает, что с ним расплатились подлинными банкнотами.

– Хм…

– Возможно, Маккейб в курсе дела, – предположил Стайлз. – Не исключено, что он вам расскажет некоторые подробности, особенно если оружие направлялось не ему. Похоже, так оно и есть, если убивают его людей.

Допив чай, я поставил чашку с блюдечком на стол.

– Передам вам все, что он мне сообщит. – Я поднялся и кивнул на открытую книгу. – Что читаете?

– «Премьер-министра», – застенчиво улыбнулся бывший напарник. – Последнее произведение Энтони Троллопа.

– Белинда любит его книги.

– Много политики и интриг – о таком лучше читать в книге, чем видеть в реальной жизни.

Он поднялся, но я махнул рукой:

– Не провожайте.

– Возьмите один из моих зонтов, – сказал мне вдогонку Стайлз.

Благодаря его заботливости домой я прибыл через пятнадцать минут пусть и не сухим, но все же не столь мокрым, как час назад.

Глава 6

Посетив на следующее утро морг, я с полчаса дожидался хирурга Оукса, который занимался с каким-то трупом. Наконец он пригласил меня взглянуть на тело найденного в Саутворке человека. В зале было холодно; мертвец лежал на изрезанном, покрытом пятнами деревянном столе. Пальто и брюки с него сняли, оставив лишь нижнее белье и рубашку.

– Бог ты мой, Корраван, – хмыкнул Оукс. – Уж не из винокурни ли вы его вытащили?

– Ну да, мы вчера заметили, что от него разит. – Я обошел стол и встал напротив хирурга, с той стороны, где находилась голова трупа. – Его обнаружили на лестнице у Ист-лейн, на южном берегу. Это к востоку от верфей Глендиннинга. Обратили внимание на его руку?

– Старая травма, – кивнул Оукс. – Полагаете, карточный долг?

– Не исключено.

Глянув на голову погибшего, он взял кусок влажной фланели и протер запачканное лицо.

– Голова лежала на краю ступеньки? Видите, на щеке характерный кровоподтек, – указал Оукс. Я рассмотрел не то что синяк, а так – бледно-серое пятно. – Не могу сказать наверняка, – продолжил хирург, – но, возможно, это след от падения. Впрочем, его могли и ударить твердым предметом.

– На какой версии вы остановились бы?

– Лестница у Ист-лейн в приличном состоянии? – фыркнул он.

– Ну, ремонтировали ее лет пять назад.

– Что ж, тогда я сказал бы, что травма нанесена округлым предметом. Вряд ли это был удар о край ступеньки.

Значит, убили его в другом месте, затем волны выбросили труп на лестницу. Зачем разумному человеку на ночь глядя нанимать экипаж до этого района Саутворка? Скорее всего, погиб он где-то выше по течению реки, а за ночь тело доплыло до Ист-лейн.

– Что скажете о его руках? Если он падал – не пытался ли смягчить падение?

– Таких признаков не наблюдаю. Впрочем, если он был пьян, то вряд ли предпринял бы подобную попытку. У нетрезвого человека реакции замедлены. И все же я не уверен в сильном опьянении. – Оукс взял пальто погибшего и поднес его край к носу. – Фу… Одежда воняет джином, но… – Отбросив пальто, Оукс нагнулся над телом, изучил кончик носа и по очереди заглянул в каждую ноздрю. – Не вижу расширенных сосудов ни на носу, ни на щеках.

Он задрал на трупе нижнюю рубашку и несколько раз надавил ладонями на живот.

– Не похоже, что этот человек был хроническим алкоголиком. В его возрасте некоторые симптомы уже проявились бы. Печень и поджелудочная не увеличены. Живот не вздут, мышцы в тонусе.

Оукс выудил из кармана металлический инструмент, открыл рот трупа и посмотрел внутрь.

– Признаков эрозии пищевода не вижу, так что предположил бы, что джина куда больше на одежде, чем в крови.

Я не слишком удивился. Убийства нередко маскируют под несчастный случай. Однако почему убийца просто не сбросил тело в Темзу? Зачем было перетаскивать его на лестницу?

– Было при нем что-то ценное?

– Кольцо. Я нашел его за подкладкой пальто. Скорее всего, провалилось в дырку в кармане, о чем наша жертва даже не догадывалась. Металл блестит как новый, на пальцах характерных вмятин нет. Значит, либо кольцо действительно новое, либо носили его нечасто. Возможно, оно даже не принадлежало убитому, хотя размер вроде бы подходящий.

Отойдя к шкафу, Оукс взял кольцо с маленького лотка и положил его в мою ладонь.

Обычное золотое колечко, не слишком тяжелое, однако добыча для вора, безусловно, ценная. Я рассмотрел его внутреннюю поверхность, но гравировок не обнаружил. Женат или вдовец? Почему не носил кольца? И почему его не украли? Любой мало-мальски смыслящий в своем деле воришка нашел бы его обязательно, просто прощупав подкладку.

Меня вдруг осенило, и я внимательно осмотрел правый манжет пальто жертвы. Обшлаг потертый; скорее всего, пальто было приобретено несколько лет назад.

– Как считаете, он был правшой или левшой?

– Судя по развитым мышцам кисти, я бы сказал – левшой, – ответил Оукс.

Я вывернул манжет наизнанку и удовлетворенно хмыкнул. Вот и потайной кармашек для карты.

– Это еще для чего? – осведомился хирург.

– Для козырного туза, – объяснил я и бросил пальто на стул. – Дайте мне знать, если найдете еще что-нибудь интересное. Нам следует выяснить имя жертвы до похорон.

– Знаю, знаю, – пробурчал Оукс. – Помогите мне его перевернуть, пока не ушли.

Мы переложили тело на живот. Оукс снял с покойника рубашку и указал на синяк на правом плече, рядом с шеей. Похоже, след от дубинки…

Что ж, надо будет отправить сообщение в Скотланд-Ярд. Вряд ли это несчастный случай, скорее всего – действительно убийство.

В участке речной полиции меня приветствовал сержант Трент.

– К вам посетитель, сэр. Представился как мистер Флинн, – сообщил сержант и с некоторым сомнением добавил: – Из «Фалкона». Приехал около половины одиннадцатого. Сказал, что будет вас ждать, так что я определил его в первую комнату.

Недоверие полисмена к газетчикам меня нисколько не удивило, однако я лишь улыбнулся. С Томом Флинном мы не виделись несколько месяцев. Большую часть лета Том был в поездке – сопровождал Дизраэли и маркиза Солсбери в Берлин, где состоялось подписание договора о разделе территорий по итогам Русско-турецкой войны.

Подобно Ярду, участок речной полиции имел три комнаты для допросов или содержания лиц, которым мы готовились предъявить обвинение. Двери помещений были закрыты, лишь первое стояло нараспашку.

Заглянув внутрь, я увидел стоящего у окна мужчину. Репортер любовался Темзой, поблескивающей под слабым осенним солнцем. Том был невысоким и крепким, с круглой головой, вздернутым носом и оливково-зелеными проницательными глазами, взгляд которых порой становился вызывающим. Руки он засунул в карманы длинноватого пальто. Я всегда знал его как чертовски смелого и умного человека, в голове которого хранилось все что угодно – от точных цитат речей политических деятелей до финансовых выкладок. Работал он с раннего утра и до позднего вечера, материал в печать не давал до тех пор, пока лично не убедится в фактах, и не раз мне здорово помогал.

Я знал Тома несколько лет и считал себя его должником. Доверял ему: когда мог – делился информацией, и Том никогда меня не упрекал, если сделать этого не удавалось. В «Фалконе» он освещал самые разные темы, однако в основном интересовался делами парламента и внутренней – а с недавних пор и внешней – политики. Пользовался доверием как минимум нескольких членов парламента из разных партий, среди которых были и тори, и виги, рядовые парламентарии и члены кабинета, умудренные опытом и совсем молодые политики, еще не произнесшие ни единой публичной речи. В политике он разбирался, в отличие от меня. Мне все это представлялось чертовой неразберихой. Все эти партии, которые то делились, то снова объединялись – возьмите хоть вигов и сторонников Роберта Пиля, которые в итоге стали либеральной партией. Что ж, некоторые события способствуют созданию самых неожиданных союзов, говаривал Том.

Он обернулся со своей обычной, немного кривой улыбкой, и его глаза засветились.

– Корраван!

– Здравствуйте, Том. Как съездили в Берлин?

– Та еще поездочка! Горячо было, как в аду.

Я повесил пальто на крючок, затем протянул руку за его потрепанным плащом. Том подал его мне, не забыв вытащить из карманов блокнот и карандаш.

– Что вас привело в Уоппинг?

– Хотел за вас порадоваться, например. Я ведь говорил, что Винсент направит вас сюда, как только уволят Блэра.

– Умный вы человек, Том, – фыркнул я.

Мы уселись, и я внимательно его изучил. Том нередко надевал маску бесстрастия и выглядел в ней совершенно естественно, однако сегодня был обеспокоен и этого не скрывал.

– Так что случилось?

– Позволите? – мотнул он головой в сторону открытой двери.

Я кивнул, и Том, плотно прикрыв дверь, снова сел.

– До нас дошли сведения об участившихся случаях насилия в Уайтчепеле. Вообще это не совсем мой профиль, однако для парламента подобный всплеск может иметь далеко идущие последствия.

Я задумался. Уже три раза за последние три дня мне приходилось слышать о насилии в Уайтчепеле. Ни ма Дойл, ни Стайлз, ни Том не были склонны поднимать тревогу по пустякам; за всем этим что-то крылось. Не вдаваясь в изложенные Стайлзом подробности, я решил кое-что рассказать.

– Знаю, что на прошлой неделе там было два случая применения огнестрельного оружия. Ограблено несколько лавочек, в том числе и магазинчик Дойлов. Я расспрашивал ма, но она сказала только, что Чепел меняется. Там появились новые люди. Ярд выясняет, не могло ли произойти столкновений между новыми и прежними бандами. Сами чем-то располагаете?

– Наш источник сообщает, что причиной беспорядков могли быть ирландцы. – Том помедлил и снова заговорил: – Я имею в виду Маккейба и «Каменщиков мыса».

Ну да. Другое дело, что убивают как раз людей Маккейба… А он никогда не будет подбивать свою банду на излишнее насилие – зачем ему внимание полиции? Маккейбу есть что терять…

– По-моему, я вас не убедил, – заметил Том.

Я откинулся на спинку стула.

– Как по-вашему, Маккейб зачинщик или он лишь отбивается? С чего бы ему лезть на рожон?

– Не могу сказать, – мрачно ответил Том. – Шайка у него чертовски злобная и коварная. Они ведь всегда готовы нагнать страху, чтобы никто против них и слова не проронил.

– Да, согласен.

– У вас есть соображения, зачем это нужно Маккейбу? Вы с ним не знакомы? Может, понимаете ход его мыслей?

Вот завтра и пойму…

– Я ведь вырос в Уайтчепеле, не в Севен Дайлс. А «Каменщики» в Чепеле появились уже после моего побега, так что с Маккейбом мне сталкиваться не приходилось.

– Да я догадываюсь, что он держится подальше от полиции, – криво усмехнулся Том.

– Маккейб заправляет ломбардами и игровыми залами. Под ним ходят фальшивомонетчики. Обычно он держит ситуацию под контролем, и до тех пор, пока его действия не угрожают остальному Лондону, мы не вмешиваемся.

– Поэтому вы удивлены, что Маккейб может оказаться зачинщиком беспорядков, – закончил за меня Том.

Он прищурился. Похоже, обдумывает материал для будущей статьи.

– А при чем тут парламент? – поинтересовался я.

Ответил Том после долгого молчания:

– Только никому, договорились?

Я кивнул.

Он уперся локтями в колени и, наклонившись ко мне, понизил голос:

– В течение последних пяти месяцев группа парламентариев умеренного толка провела несколько тайных встреч. Они пытаются найти способ восстановления самоуправления Ирландии.

Я насмешливо хмыкнул. Восемьдесят с лишком лет назад, когда Актом об унии был распущен ирландский парламент, парламентарии начали перемещаться в Лондон, на новое место службы. Поскольку они составляли безусловное меньшинство, их чаяния в основном игнорировали; в результате мы получили десятилетия притеснений ирландского народа и бездушную политику Лондона. Идея реставрации самоуправления всплывала не раз: некоторые политики признавали, что наделение ирландских парламентариев правом распоряжаться делами своей республики снизит недовольство и уровень насилия в самой Англии. И все же большинство членов парламента считали моих соотечественников сбродом, которому нужна твердая рука, поэтому подобные предложения неизменно встречали бурное сопротивление. За десять последних лет Ирландское республиканское братство не раз прибегало к террору и угрозам, пытаясь заставить парламент восстановить автономию Ирландии. Достигли они обратного эффекта: насилие лишь укрепляло решимость британцев не допустить самоуправления республики.

– Это ничего не даст, – покачал головой я.

Однако Том не разделял моего скепсиса. Смотрел он на меня искренне, серьезно и даже с надеждой.

– Я прекрасно знаю: многие думают, что это невозможно. – Он поднял руку. – Но на этот раз все иначе. Поговаривают, что в следующем году на пост премьера вернется Гладстон. Разумеется, при Дизраэли о самоуправлении Ирландии не могло быть и речи. Он ирландцев терпеть не может.

– Невзирая на то, что консерваторам свойственно посматривать на моих соотечественников с подозрением, не более?

– Ну да. Вот что он писал в своем письме в «Таймс». – Том воздел изуродованный указательный палец и заговорил напыщенным тоном: – «Ирландцы ненавидят наш порядок, нашу цивилизацию и развивающуюся промышленность, а также религию. Это дикая безрассудная раса, ленивая, неуверенная и суеверная. Никакой симпатии к английскому укладу жизни они не испытывают». – Том махнул рукой. – Дальше он продолжил в том же духе – прошелся по ирландской клановости и природной грубости.

– Неужели он написал это письмо, будучи премьер-министром? – недоверчиво спросил я.

– Нет, до того. Причем под псевдонимом.

– Господи…

– Дизраэли не из тех, кто склонен преуменьшать опасность, не так ли? – Том скорчил гримасу. – В парламенте немало политиков, которые не любят ирландцев…

– Зато любят деньги, которые приносят им ирландские фабрики и возделанные поля, – продолжил за него я.

– Именно, – признал репортер. – Кстати, наши промышленники содрогаются при упоминании о деятельности «Молли Магуайр»[2] в Соединенных Штатах.

Я знал об этом движении, которое зародилось в Ливерпуле в тридцатых годах нашего века, но никогда не слышал, чтобы оно переместилось за океан.

Видимо, Тому бросилось в глаза мое замешательство.

– Они перебрались в угольный бассейн Пенсильвании еще в пятидесятых. После обвала в двух шахтах создали профсоюз, сражающийся за лучшие условия труда и справедливую заработную плату. В прошлом году двадцать его участников вздернули за мятежи. – Он помолчал. – Англичане владеют десятками фабрик в Ирландии.

– Значит, самоуправление Ирландии повлечет за собой принятие законов о более высокой оплате труда и мерах безопасности…

– И это обойдется недешево, – поджал губы репортер.

– Выходит, члены парламента, владеющие фабриками и промышленными предприятиями, исключаются, – заметил я. – А также те парламентарии, которые просто ненавидят ирландцев. Кто же тогда вел тайные переговоры? Несколько не имеющих политического веса либералов?

– Не совсем так, – поправил меня Том. – Парламентарии с обеих сторон.

– И консерваторы, и либералы? – усомнился я. – Что выиграют консерваторы от восстановления автономии Ирландии?

– Вы удивитесь, – вздернул брови Том. – Нет, публично своего участия они не признают. Не захотят оттолкнуть своих выборщиков. Их действительно мало – в основном потому, что многие опасаются стать жертвами теории заговора. – Он вздохнул. – Я имел в виду, что в этой маленькой группе есть и англичане, и ирландцы. Не просто рядовые члены парламента, но и члены кабинета.

Хм. Самые могущественные политические фигуры, надо же…

– Можете назвать имена?

– Например, Джон Брайт.

– Председатель комитета по торговле? Да бросьте!

Том лишь кивнул.

– Еще лорд Гранвилл и лорд Бейнс-Хилл, влиятельные люди, лидеры своих партий. Кроме них, пять вполне умеренных ирландцев.

– Недостаточно, чтобы протолкнуть закон.

– Нет, но ситуация изменится, когда уйдет Дизраэли. Вот тогда может родиться соответствующее соглашение. Многие предполагают, что оно никогда не будет достигнуто – вот в чем беда прямо сейчас. Вернее, половина беды.

– Но, если Гладстон на несколько лет займет пост премьера, потом все равно вернется Дизраэли. Во всяком случае, так принято считать.

– Вполне возможно, – пожал плечами Том. – Поговаривают, что лидером консерваторов может стать лорд-канцлер Кэрнс или даже член парламента Арчибальд Хоутон. Оба – состоятельные владельцы фабрик, однако ни тот, ни другой не разделяют презрения Дизраэли к ирландцам. Впрочем, я сомневаюсь, что они одобряют тайные переговоры.

– Вы говорили, что эти встречи держат в секрете, – нахмурился я, – однако как можно делать из них тайну, если собираешься чего-то добиться?

Том развел руками.

– Пока эта группа потихоньку прощупывает почву, изучает возможность привлечения достаточного числа сторонников. – Помолчав, он добавил: – Разумеется, в том смысле, что самоуправление коснется лишь внутренних дел Ирландии и никоим образом не будет влиять на империю.

– А как же, – сухо заметил я.

– Ну а чего вы ожидали? – несколько нетерпеливо бросил Том. – У многих свежи в памяти события шестьдесят седьмого в Клеркенуэлле. А театр Мэйфер? Взрыв там случился лишь пять лет назад.

Я испытал угрызения совести, вспомнив тот день, когда во время театрального представления взорвались три бомбы. Погибли десятки людей, и две принцессы королевского дома уцелели лишь чудом.

– Те бомбы были заложены Ирландским республиканским братством, Том. Обычные ирландцы – и даже «Каменщики мыса» – тут ни при чем.

– Да, да. – Репортер снова посерьезнел. – Лондонцам свойственно забывать об этом нюансе, когда они думают о погибших и раненых на столичных улицах.

– Стало быть, если в Уайтчепеле учащаются случаи насилия со стороны ирландцев – люди пугаются, и сочувствие к идее самоуправления Ирландии уменьшается. И неважно, кто тому виной – Братство или «Каменщики».

Том потер подбородок.

– Полагаете, они могут действовать заодно?

Я скептически усмехнулся.

– Корраван, я знаю, что подобные предположения задевают вас за живое. И все же…

– За живое меня задевает жестокость. Мне нет разницы, кем является преступник – ирландцем или англичанином.

– Многие ведь считают, что ирландцы – тоже англичане, – испытующе глянул на меня Том.

– Только не те, кто вырос в моем районе Уайтчепела.

– Понимаю, – вздохнул он.

– Посмотрю, чем смогу вам помочь, – сказал я. – Слабо представляю, чтобы Маккейб мог начать заваруху ни с того ни с сего. Братство обычно берет на себя ответственность за акты террора, однако этого до сих пор не случилось. Возможно, мы имеем дело с обычным совпадением: квартал перенаселен, вот люди и сражаются за место под солнцем.

Том хлопнул ладонями по подлокотникам стула и встал.

– Дайте мне знать, если вам что-то станет известно.

Я передал репортеру пальто, и он, нахлобучив потрепанную шляпу, попрощался.

Проводив его, я задумался о предстоящей встрече с Маккейбом. Интересно, что он скажет о последних событиях в Уайтчепеле. Хорошо, что удалось поговорить не только со Стайлзом, но и с Томом. Нередко случалось, что его озарения направляли меня на верный путь, и часто это случалось в самый нужный момент.

Усевшись за стол, я очередной раз осознал, что суперинтендант Блэр был гораздо ниже меня ростом. Надо бы поменять стул – этот слишком высок. С другой стороны, я лишь исполняющий обязанности. Пока потерпим.

Я провел несколько часов за изучением своих записей и наконец вышел на улицу. Пора поужинать, подкрепиться перед составлением еженедельного отчета для директора Скотланд-Ярда.

Рапорт уже близился к завершению, когда в дверь постучали. На часах было половина девятого.

– Войдите! – крикнул я.

Дверь приоткрылась, и на пороге возник сержант Трент с раскрасневшимся встревоженным лицом.

– У нас происшествие, сэр! На Темзе столкнулись два судна.

Я отложил ручку.

– Где именно?

– Почти напротив Галеонс-рич. Один из кораблей называется «Принцесса Алиса».

Я тихо застонал. «Принцесса Алиса» была судном, принадлежащим к небольшому флоту экскурсионных пароходов, ходившим на расстояние сорока пяти миль вверх и вниз по Темзе. С утра она отчаливала от Лебединой пристани у Тауэрского моста. К полудню прибывала в Ширнесс, где река впадает в Северное море, и возвращалась обратно уже затемно. Всего за два шиллинга пассажиры могли сесть на борт любого из пароходов и провести часть дня в знаменитых Садах Рошервилля или в мюзик-холле Грейвзенда.

– Насколько серьезным было столкновение? – спросил я, надевая пальто.

– «Принцесса» затонула, сэр.

Глава 7

– Затонула? – выдавил я. – Что за дьявол в нее влетел?

– Углевоз. Название не знаю.

– Черт… – пробормотал я.

Корпус «Принцессы Алисы» был деревянным; весу в ней, вероятно, не более двухсот тонн. Никакого сравнения с углевозом – там восемьсот-девятьсот тонн, плюс полная загрузка… Все равно что неуправляемый железнодорожный состав, столкнувшийся с прогулочным экипажем. «Принцесса» наверняка пошла на дно в считаные минуты.

– Погодка сегодня что надо, – мрачно заметил сержант. – «Принцесса» точно была забита под завязку.

Я представил обзорные деревянные палубы вдоль колесного кожуха. Сотни людей, слоняющиеся вокруг дети… Экскурсанты висят на поручнях, подпевают бравурной музыке маленького судового оркестра. Наслаждаются приятным вечером…

Пока застегивал пальто, меня словно током ударило: мы не знаем фамилий пассажиров. Реестра экскурсантов на прогулочном пароходе в жизни не велось. С моих губ слетело проклятие.

– Идите сюда, – приказал я, и Трент кивнул.

Открыв шкаф, где мы хранили припасы, я достал перевязанный тюк одеял и вручил его сержанту. Еще одну скатку взял сам и, прихватив два больших фонаря, отправил Трента ловить кэб. Сержант выскочил на улицу и заторопился к перекрестку, на ходу вытаскивая из кармана полицейскую сигнальную трещотку.

Галеонс-рич находился в семи милях к востоку от Уоппинга. После Вест-Индских доков улицы, к счастью, обезлюдели, и кэбмен пустил лошадей вскачь. В этой глуши не было церквей, но я и без колокольного звона определил время по положению луны. Начало одиннадцатого… Ноздри забивала вонь аммиака и серы – побочных продуктов производства газового завода Бэктона, хотя огни на его ретортных цехах и вышках еще не показались. Далеко впереди раздавались крики и плач собравшихся у кромки воды людей. На подъездах к берегу стояло не меньше дюжины брошенных на дороге экипажей и колясок. Люди, забыв об опасности, сновали прямо перед нашим кэбом. Лошадь пронзительно заржала, и мы остановились.

– Дальше не могу! – крикнул кэбмен. – Боюсь на кого-нибудь наехать.

Мы с сержантом выбрались наружу с нашими одеялами и фонарями. Я расплатился. В воздухе висели ароматы реки, и Трент тихонько чертыхнулся. Здесь, в Эрите, находился водосброс лондонской канализации. Вокруг него и в лучшие времена местность была заболочена и зловонна, но сегодня пахло здесь особенно мерзко.

При свете многочисленных ламп и фонарей мы протиснулись вдоль пятифутовой каменной стены, защищавшей город в период подъема уровня реки. Избегая толчков отчаявшихся людей, добрались до пролома в стене и остановились, изучая обстановку. Луна скрылась за облаком, и, кроме огоньков да мечущихся в темноте теней, ничего толком видно не было. Наконец облачная завеса ушла в сторону, и я смог рассмотреть то, что делалось на реке. На фоне темного неба возвышалась черная громада углевоза. Вокруг сновали мелкие суда и лодчонки. Три шлюпки с фонарями на носу направлялись к берегу.

Ни следа «Принцессы Алисы»… Вероятно, все ее пассажиры оказались в реке, а вода сейчас настолько холодна, что у несчастных людей наверняка моментально перехватило дыхание.

– Дайте света, сержант! – отрывисто скомандовал я и зажег свой фонарь.

Поднял его над головой и, ступив на берег, осветил небольшой участок у воды. В прибрежном иле распростерся мужчина с кровоточащей раной на лбу. Еще двое, оба мертвы: глаза открыты, нижняя челюсть отвисла. В воде у берега лицом вниз плавало детское тело. Мимо проковылял человек, придерживая согнутую под неестественным углом руку.

– Луиза! – надсадно крикнул он.

Мой взгляд упал на женщину, причитающую и баюкающую неподвижного ребенка – девочку с длинными темными волосами.

Шарлотта! Шарлотта Амброз! Энтони! Уильям! Генри Блайт! Луиза! Мэри! Элизабет!

Вокруг меня эхом метались крики только что подъехавших людей, карабкающихся по каменистому берегу. Каждый в отчаянии выкликал своих друзей и родственников.

Мое сердце глухо забилось в груди.

– Матерь божья… – хрипло прошептал сержант.

Совсем рядом с нами мужчина, обхватив за талию даму, пытался помочь ей выбраться на сухое место, однако промокшие тяжелые юбки заставили ее опуститься у самой воды.

– Оставь меня! Беги, Джеймс! Ищи Самюэля!

Джеймс неохотно оторвался от жены и побрел в темноту, а женщина с рыданием скорчилась между камней.

Вытащив из стопки одеяло, я накинул его даме на плечи.

– Давайте я вам помогу…

С искаженным от отчаяния лицом она схватила меня за плечи. С трудом выговаривая слова – так стучали зубы, – взмолилась:

– Найдите моего Самюэля! Найдите его! Пожалуйста, прошу вас, помогите моему мужу найти сына!

Я ощутил в уголках глаз предательскую влагу.

– Мы спасем всех, кого сможем, мэм.

Поднявшись с колен, я встретил взгляд сержанта. Мы с ним прекрасно знали, что отливное течение в этот час особенно сильно. Выжившим ни за что не найти в ночи своих родственников – несчастных разбросало вдоль длинной темной береговой линии.

Холодный ветер пробрал меня даже через толстое пальто, а ведь я-то, в отличие от потерпевших крушение, не промок…

– Надо увести людей с ветра, иначе им грозит смерть от переохлаждения.

– Лучше на ту сторону стены, – кивнул сержант.

– Или в крытые экипажи, – отозвался я. – Хорошо бы найти что-нибудь похожее на носилки.

– Пока раздам одеяла, сэр.

Трент забрал мою скатку. Лица его я не видел, но тут и видеть нечего – сержант в шоке. В речной полиции он служил два десятка лет и, казалось бы, видел все дары Темзы: и грязь, и смерть, однако сегодняшнее происшествие было из ряда вон.

Страшнее, чем крушение поезда. Там пассажиры хотя бы имели возможность спастись, выползти из вагона. А здесь, напротив узкого участка берега, утонули не десятки – сотни людей.

Трент со своей ношей отошел в сторону, а я помог женщине добраться до стены и вернулся к воде. Две лодки вытащили на камни; я наблюдал, как двое мужчин выводят на сушу женщину. В плашкоуте неподвижно лежало еще три тела. Сержант уже подбежал к спасенной женщине, завернул ее в одеяло и направил ее вместе с сопровождающими в укрытие.

Я снова осмотрел берег и, заметив человека в форменной одежде, подошел к нему.

– Речная полиция. Вы с газового завода?

– Да, верно! Я видел, как все случилось! Я ночной сторож, будка тут рядом.

Он ткнул пальцем через плечо, и я разглядел очертания небольшой башенки на возвышении у самой кромки воды.

– Какого дьявола здесь произошло?

– Это все чертов «Замок Байуэлл»! – с негодованием воскликнул сторож. – Летел на полной скорости вниз по течению и разбил «Принцессу Алису» вдребезги.

– Кто-то из экипажа «Принцессы» выплыл на берег?

– Никого не видел, но где-то тут бродит констебль.

Лицо сторожа омрачилось.

– С семьей?

– Да, но они, похоже, утонули, – кивнул он. – На пароходе были его жена и сынишка.

– Где он? – спросил я, почувствовав, как сердце дало сбой.

– Поплыл через реку, пытается их разыскать. – Он мотнул головой в сторону южного берега и Пламстедских болот в районе Вулиджа. – Оттуда уже пришло несколько лодок.

Я кивнул.

– Старшего помощника или капитана не видели?

– Нет, – помотал головой сторож. – Впрочем, не знаю. На помощь сразу подоспело два-три суденышка, и на проклятом «Байуэлле» поняли, что натворили: тут же начали бросать в воду концы, спускать шлюпки… Примерно в половине девятого прибыл «Герцог Текский», взял на борт часть спасшихся и доставил их к Лебединой пристани.

«Герцог» принадлежал к тому же флоту прогулочных судов, что и «Принцесса Алиса». Слава богу, что он здесь появился. Впрочем, глядя на мешанину лодок и лодчонок, крутившихся на месте крушения, я понимал: и тела погибших, и выжившие сейчас разбросаны вдоль реки по обоим берегам. Высаживали спасенных где придется, и помочь людям найти друг друга было выше наших сил. Самое главное – увести их с холода, пострадавших доставить в госпиталь, а дальше – искать тех, кто способен вразумительно объяснить, как это могло случиться.

– Сэр! – окликнул меня Трент.

К берегу причалила еще лодка, и сторож побежал на помощь.

– Что, сержант?

Тот указал на подошедшего с ним молодого мужчину.

– Он с газового завода.

На человеке было изящное пальто и новенькая шляпа с отражавшим свет фонаря шелковым верхом.

– Меня зовут Брентлингер. Можем предложить людям временное укрытие – два ангара.

– Спасибо! – отозвался я. – Два ангара, говорите?

– Да, обычно там стоят наши вагонетки, но мы их убрали, чтобы освободить место. – Он осмотрелся вокруг и добавил извиняющимся тоном: – Ангары не обогреваются, но там в любом случае лучше, чем на берегу.

– Да, тем более что собирается дождь, – поддакнул Трент.

Снова раздались крики, и мы дружно обернулись к берегу. Два речника вытаскивали на отмель лодку, на дне которой лежали три безжизненных тела. Какая-то женщина, перегнувшись через планшир, схватила одного из мертвецов за плечи, и его голова безвольно качнулась. Женщина испустила долгий бессвязный крик, который быстро перешел в стон.

Лицо сержанта сморщилось в страдальческой гримасе; человек с газового завода с ужасом наблюдал за происходящим.

– Брентлингер… – Тот, застыв на месте, меня не слышал. – Брентлингер!

Мужчина дернулся и с трудом оторвал ошеломленный взгляд от лодки.

– Мы должны поместить спасенных в один ангар, а тела погибших – в другой, – сказал я. – Выжившим потребуются одеяла, горячая еда и чай. В первую очередь позаботьтесь о живых. Затем займемся всем остальным.

Брентлингер снова вздрогнул, словно получив удар.

– Конечно, – пробормотал он. – Сделаю все, что могу.

Несколько следующих часов мы с сержантом провели на освещенном слабым светом луны берегу, помогая людям забраться в фургоны, которые затем доставляли их во двор газового завода. К нашему облегчению, ангары, расположенные не дальше чем в полумиле, оказались просторными, сухими и даже довольно теплыми. В меньшем из них было много места на платформах по обе стороны от узкоколейки. Люди в промокшей одежде, с вымазанными грязью лицами сбились в плотные кучки. Плакали, завернувшись в грубые одеяла, общались между собой тревожным шепотом.

Через некоторое время мы получили подкрепление от комитета по крушениям при парламенте, который отвечал за ликвидацию последствий подобных катастроф. Ротерли, глава комитета, на место не прибыл, однако появился один из его заместителей, а с ним тридцать человек, которые тут же занялись перевозкой пострадавших. Трупы мы укладывали на носилки, и речники таскали их в большой ангар, где, в соответствии с моим приказом, тела женщин и детей размещали по одну сторону от рельсов, мужчин – по другую.

Луна зашла за тучу, и до наших ушей откуда-то с востока донесся раскат грома. Только бы не хлынул ливень, пока не распределят по ангарам живых и мертвых… Столкнувшись с сержантом, я отправил его домой и сам залез в кэб. В Уоппинг вернулся почти в четыре утра и нашел в участке молодого человека, спящего сидя на одной из лавок у входа. В его руке я приметил сложенный пополам листок бумаги.

– Заявил, что у него важное сообщение, – сказал дежурный сержант. – Хотел отдать лично в руки.

Положив руку парню на плечо, я слегка его встряхнул.

– Просыпайтесь.

– Вы – Корраван? – замигал он сонными глазами.

Я кивнул.

– У меня для вас письмо, – сказал парень, неловко протянув мне записку.

– Ты мог оставить его дежурному.

– Мне не заплатят, если не принесу ответ, – решительно покачал головой он.

Развернув листок, я прочел:

Ну и где ты?

О. Х.

– Вот черт! – невольно вырвалось у меня.

– О чем-то забыли? – с ухмылкой спросил парнишка.

– Отнесешь ему обратно, – буркнул я, не отвечая на вопрос, взял карандаш с соседнего стола и, перевернув бумажку, нацарапал:

«Принцесса Алиса» столкнулась с углевозом и затонула напротив Галеонс-рич. Шестьсот погибших. Мне нужно два дня. Увидимся в пятницу.

Маккейбу не понравится задержка, однако ничего не поделаешь.

Я написал еще одну записку, на этот раз – Винсенту, и попросил немедленно доставить ее по домашнему адресу. В сообщении пояснил, что выезжать к Галеонс-рич не нужно, так как сейчас в этом никакого смысла уже нет. Прочесывать реку лучше при свете дня – тогда и начнем работу по извлечению тел с илистого дна Темзы.

Глава 8

Очутившись дома, я урвал три часа сна и, выпив две чашки кофе, приготовился к долгому дню. Парламентский комитет по крушениям будет поднимать со дна «Принцессу Алису» и определять причину катастрофы, а Винсент тем временем попросит меня поделиться впечатлениями сегодняшней ночи. Наверняка прикажет речной полиции оказать всемерную помощь. Директора СкотландЯрда я знал прекрасно и не сомневался, что тот появится в Уоппинге затемно. Стало быть, мне нужно прийти на службу еще раньше.

И все же, перешагнув порог участка, я обнаружил Винсента в моем кабинете. Худощавая фигура директора четко вырисовывалась на фоне выходящего на Темзу окна.

Мы с ним были ровесниками. Второй сын баронета, он получил образование в частной школе и к тридцати одному году успел поработать корреспондентом «Дейли мейл». Наш директор строго придерживался этического кодекса, разработанного парламентским комитетом в целях восстановления репутации Скотланд-Ярда после скандала, случившегося осенью прошлого года. Я не всегда оценивал его по достоинству, впрочем, как и он меня. Как-то мне пришлось провести тридцать неприятных минут в его кабинете, в течение которых я удостоился нелестного эпитета: «дикий медведь, проламывающийся сквозь бурелом». И все же в процессе расследования убийств на реке мы нашли общий язык и теперь доверяли друг другу – во всяком случае, настолько, что Винсент назначил меня исполняющим обязанности суперинтенданта.

Я перешагнул порог, и директор обернулся, держа в руках дорогую шляпу. В его голосе сквозило сочувствие и сожаление.

– Судя по всему, вам выпала чертовски трудная ночь.

– Когда мы приехали, все уже было кончено, – вздохнул я, снимая пальто. – «Принцесса» затонула, и нам осталось лишь раздать одеяла и перевезти людей в укрытие. Спасибо рыбакам и шкиперам грузовых плашкоутов, иначе жертв было бы больше. Еще подоспели люди от главы комитета по крушениям.

Я имел основания недолюбливать Ротерли, однако где молодец – там молодец.

– Газовый завод Бэктона предоставил нам два сухих ангара. Слава богу, иначе многие умерли бы от переохлаждения.

– В таких случаях снова начинаешь верить в людей, правда? – заметил Винсент. – Прекрасно, когда все объединяются перед лицом несчастья.

– Я полагаю, что у многих лондонцев были знакомые на борту «Принцессы». Сложность в том, что у нас нет их списка.

– Понимаю.

Директор бросил шляпу на стопку бумаг и, раздевшись, уселся. Пальто у него было модное, брюки – из тонкой серой шерсти, сшитые по мерке. Под белым накрахмаленным воротничком повязан шелковый галстук.

– Имеете представление о том, как это случилось? – спросил он.

Я покачал головой. Что толку повторять слова сторожа, заявившего, что виновен «Замок Байуэлл», летевший вниз по течению на полной скорости? В подобных случаях гражданские всегда винят тот корабль, который больше, независимо от обстоятельств.

– Кроме того, что изложил в записке, больше пока ничего не знаю.

– Спасибо, что отправили ее при первой возможности, – кивнул Винсент.

Я невольно улыбнулся, и в глазах директора зажегся ответный огонек. Было время, когда он предъявлял мне претензии за то, что я не направлял ему сообщения «своевременно». Как говорила ма Дойл – «Винсент не горит желанием отхватить кусок пирога первым, но хочет точно знать, когда его достанут из печи». Пришлось мне перестроиться.

– У двух служащих Ярда были родственники на борту «Принцессы», – тускло сообщил директор. – У одного племянник, у другого – зять.

– Они спаслись?

Винсент огорченно нахмурился.

– Парня пока так и не нашли, а племянник точно погиб. Ему едва исполнилось семь, и плавать он не умел…

Все верно. Большинство лондонцев действительно были никудышными пловцами. Темза – не то место, где захочешь заниматься плаванием. Сам я плавать научился, да и то не по своей воле, в шестнадцать лет. Меня тогда сбросили в реку, привязав к поясу веревку. Начальник порта говорил, что груз он спасать полезет, но, черт возьми, не собирается прыгать в воду за мной, если я упаду с плашкоута.

– А женщины в юбках… – вздохнул Винсент.

– Да, юбки тянут на дно, – согласился я. – Выплыть в них почти невозможно.

Директор опустил руки на подлокотники и, сложив пальцы домиком, глянул мне в глаза.

– У нас есть предварительная оценка, сколько пассажиров погибло?

– Более пяти сотен. При вечернем отливе скорость течения составляет три-четыре узла, так что тела будут разбросаны вдоль обоих берегов.

– Боже правый! «Принцесса» взяла на борт столько народа?

– Денек был погожий – как раз для экскурсий, – с сожалением объяснил я.

– Нас в Ярде совсем завалили. Многие не могут найти родственников и друзей и пишут заявления о пропавших без вести.

– Хорошо бы перевезти тела с южного берега, чтобы людям не приходилось несколько раз пересекать реку.

Винсент в замешательстве нахмурился.

– Я полагал, это уже сделано? Вы ведь сказали, что трупы размещают в ангарах газового завода…

– Невозможно перевезти неопознанное тело из одного графства в другое, – покачал головой я. – Это старый закон, далеко не все его помнят.

– Не думаю, что в его применении часто возникает необходимость, но сейчас это, безусловно, серьезная помеха. Полагаю, мы на время можем приостановить действие закона. – Винсент закинул ногу на ногу, расправив отглаженную штанину. – Знаю, что подобными делами обычно занимается комитет по крушениям, и все же поручаю вам держать руку на пульсе расследования. Обо всем происходящем докладывайте лично мне. – Я напрягся, но директор словно не заметил моего недовольства. – Разумеется, вам придется действовать в связке с Ротерли. Он займется практическими вопросами – поднятием судна, извлечением тел, будет помогать с опознанием погибших родственниками. От имени Хоум-офиса прошу вас выяснить причины катастрофы.

Ротерли точно взбесится. Наша с ним нелюбовь была взаимна, так что он воспримет мое назначение как личную обиду и угрозу своим полномочиям.

– Могу поинтересоваться почему? – спросил я.

– Боюсь, случай на Темзе связан с крушением поезда в Ситтингборне.

Я запнулся на полуслове.

Мне подобная связь в голову не приходила. Однако обе катастрофы унесли жизни обычных лондонцев – и простых, и состоятельных, которые решили совершить увеселительную поездку к морю.

– Понятно… – вздохнул я, откинувшись на спинку стула. – Считаете, что это звенья одной цепи? То есть несчастный случай исключается?

Лицо Винсента приобрело бесстрастное выражение, однако я знал, что это свидетельствовало лишь о его предельной озабоченности.

– Под одним из вагонов сработал заряд динамита, – наконец ответил он. – Похоже, его использовали, чтобы повредить железнодорожные пути. Этот факт выявили лишь вчера, когда закончили разбирать обломки. В подобных случаях расследование становится прерогативой Хоум-офиса и Ярда, а не только железнодорожных следователей и комитета по крушениям.

– Динамит… – тупо повторил я.

Винсент не хуже меня знал, что раздобыть динамит в Англии могли лишь члены Ирландского республиканского братства. Взрывчатку им поставляли фении, являвшиеся родственной организацией Братства в Америке. Ситуация там серьезно отличалась от нашей. Члены Братства в Штатах свободно собирали деньги на дело независимости Ирландии и выступали открыто. После завершения гражданской войны они завербовали в свои ряды тысячи ветеранов с воинскими навыками и доступом к оружию и взрывчатке. Дошло до того, что использование динамита стало фирменным знаком Братства; ни одно из других движений к нему не прибегало, чтобы не вносить неразбериху.

Мое сердце дало сбой при мысли, что за железнодорожной и речной катастрофами могли стоять ирландцы.

– Братство приняло на себя ответственность за преступление?

– Нет. – Директор вновь нахмурился. – Однако, Корраван, вы ведь помните взрывы в Эдинбурге полтора года назад?

– Помню. В течение двух недель их было четыре.

– А предшествовало им несколько месяцев учащения насильственных преступлений в Каугейте, – напомнил Винсент.

Каугейт, ирландский квартал Эдинбурга…

Я встревоженно заерзал на стуле.

– Так вы считаете, что рост насилия в Уайтчепеле и крушение в Ситтингборне связаны? И случай с «Принцессой Алисой» в том же ряду?

– Вы не можете не признать, что модель одна и та же, – ответил директор. – Похоже, Стайлз считает, что преступления в Уайтчепеле – дело рук «Каменщиков мыса», а не ИРБ. Однако, учитывая, что участившиеся преступления сеют страх среди лондонцев, «Каменщики» вполне могут действовать сообща с Братством.

Я замолчал, обдумывая аргументы Винсента. Сомнительно, что Маккейб пытается таким образом привлечь к себе внимание. Да, и в его шайке, и в политическом движении Братства сплошь ирландцы, однако вряд ли они заодно. Но и отвергать подобную версию нельзя; все же я многого не знаю.

– Буду иметь в виду эту гипотезу, – неохотно сказал я. – Однако, насколько мне помнится, в Эдинбурге никто не погиб. Взрывы-то произошли в пустых лавочках и в церкви. Несколько раненых – и все. Похоже, у Луби была единственная цель – показать, на что он способен. Что же касается Ситтингборна и «Принцессы Алисы» – здесь совсем другой размах и другие последствия.

– Да, я знаю, – пожал плечами Винсент. – И все же в Ситтингборне использовали динамит. Помните, после теракта в Эдинбурге Тимоти Луби выступил с заявлением, что больше не может полагаться на слова и предпочитает доносить свои сообщения иначе? «Только действие», – говорил он. Его выражения можно истолковать как угодно.

Значит, катастрофа на реке – второй эпизод серии… А Луби не выступит с заявлением, пока не завершит задуманное.

– Надеюсь, вы понимаете, насколько это важно? – сказал директор.

Мы на минуту погрузились в молчание.

– Случайно не знаете, где может скрываться Луби?

– Не имею представления, – ответил Винсент. – Мы его ищем. Наши подразделения в Эдинбурге и Манчестере начеку, однако Луби умеет залечь на дно.

– По времени совпадение налицо, согласен. Но есть ли у нас доказательства, что крушение «Принцессы Алисы» спланировало Братство?

– Пока нет. – Винсент рассеянно провел рукой по борту жилета. – И был ли динамит на борту – выяснится не сегодня и не завтра. Я просил комитет по крушениям повременить с поднятием судна и сосредоточиться на опознании тел. – Заметив мой кивок, он продолжил: – Прошу вас проследить за работой по составлению списков выживших и погибших. Если катастрофа вызвана преступными действиями, я хочу знать, не являлись ли их целью конкретные пассажиры.

Видимо, у меня на лице отразилось уныние, потому что Винсент быстро добавил:

– Понимаю, что на борту были сотни людей. Я оставил в Ярде сообщение для Стайлза, чтобы он немедля выдвигался в Уоппинг. Переведу его на временное усиление вашего участка. Думаю, его помощь вам очень пригодится.

Я вздохнул с облегчением.

– Стайлз может заняться составлением списков, и еще надо организовать поиск членов семей погибших.

– Списки утонувших я пока намерен хранить в тайне, – предостерег меня Винсент. – Что касается живых – их фамилии можно публиковать в газетах, это поможет их родственникам. Фамилии погибших какое-то время предавать огласке не следует. Некоторые тела могли настолько пострадать, что с опознанием возникнут сложности. Не хотелось бы допустить ошибку.

– Разумеется, – согласился я. – Если Стайлз возьмется за эту задачу, я начну изучать причины произошедшего.

У меня в уме уже вырисовывался круг людей, с которыми нужно поговорить: оба капитана – это в первую очередь. Дальше – старшие помощники, стюарды, лоцманы с каждого судна, смотря кто из них уцелел. Если не спасся никто, опрошу выживших пассажиров и свидетелей с берега.

– Отлично. – Винсент шумно выдохнул и с видом человека, решительно настроенного довести дело до ума, продолжил: – Капитан «Замка Байуэлл» сегодня с утра ждал меня в Ярде. Естественно, он в полном смятении. Я привез его сюда и оставил в одной из комнат для допросов.

Как раз один из людей, с которыми мне очень хотелось бы встретиться…

– Желаете присутствовать при разговоре?

– Я с ним уже беседовал в кэбе по пути в Уоппинг, – покачал головой Винсент, – хотя его рассказ получился довольно бессвязным. Сегодня утром мне еще предстоит отчитаться в наблюдательном комитете парламента. Там уже хотят знать подробности катастрофы на реке, впрочем, как и в Ситтингборне. К тому же я должен объяснить, почему поручил расследование именно вам. Вне всякого сомнения, в комитете начнут ворчать, и я обязан сделать все, чтобы снять любые возражения.

Директор поднялся, и я, вскочив со стула, подал ему пальто. У двери он обернулся.

– Держите меня в курсе дела. Сообщайте о ходе следствия как можно чаще. Если не сложно – каждый день.

– Слушаюсь, сэр. Кстати, как зовут капитана?

– Гаррисон. Томас Гаррисон.

– А о капитане «Принцессы Алисы» ничего не слышно? Он жив?

– Пока новостей нет, и меня это чрезвычайно тревожит, – сказал Винсент, надевая шляпу. – Его фамилия – Гринстед. Боюсь, как бы он не погиб.

– Надеюсь, что нет.

Разумеется, я беспокоился не только за судьбу капитана – мне требовался его подробный отчет.

Директор кивнул и вышел из кабинета.

Усевшись за стол, я проводил его взглядом. В дверях они столкнулись со Стайлзом, обменялись приветствиями, и инспектор поспешил ко мне.

– Здравствуйте, Корраван, – поздоровался он, с мрачным видом перешагнув порог. – Какое ужасное событие!

– Я чертовски рад, что вы здесь, Стайлз.

– Боюсь, нам придется потратить не одну неделю, чтобы распутать это дело. – Инспектор расстегнул пальто. – Винсент сообщил, что у вас еще неопознанный труп – вероятно, убийство.

Крушение парохода заставило меня полностью забыть о человеке, найденном на лестнице у Истлейн.

– О да. В любом случае, сейчас нам следует сосредоточиться на «Принцессе» и начать составлять списки погибших и выживших.

– Конечно, – отозвался Стайлз уже обычным деловым тоном. – Что можете рассказать о катастрофе?

Я сообщил ему о событиях прошлой ночи и вкратце пересказал разговор с Винсентом. В заключение добавил:

– Я пообщаюсь с капитаном «Замка Байуэлл» и попрошу Эндрюса разыскать капитана «Принцессы», если тот жив. Если нет – значит, старшего помощника или главного стюарда. Надеюсь, хотя бы один из них уцелел.

– Будет жуткая чехарда, сомневаться не приходится, – поморщился Стайлз. – Свидетели с двух кораблей… Начнутся противоречия в показаниях и тому подобное.

– Ночью в темноте и вправду была неразбериха, – отозвался я. – Пошлю с утра всех, кого смогу выделить, на подмогу людям из комитета по крушениям. Надо извлекать тела из реки. Газовый завод Бэктона предложил нам два своих ангара – один для выживших, а второй – для трупов, причем его разделили на две части. В одной положим мужчин, в другой – женщин. Это облегчит дальнейшие процедуры. Дальше перейдем к составлению списков. Этот этап я и прошу вас взять на себя. Имена спасенных будем публиковать в прессе. Список погибших пока придержим для служебного пользования.

– Не дай бог совершить ошибку при опознании, – кивнул Стайлз. – Чем дольше тела лежат, тем больше разлагаются, и неважно – в воде или в ангаре.

– Вот именно. Винсент сказал, что Ярд завалили заявлениями о розыске родственников. – Я сделал паузу, вспомнив о трупе в Саутворке. – Кстати, вчера никто не заявлял о пропавшем мужчине?

Стайлз, как обычно, понял меня с полуслова и покачал головой.

– На этой неделе зарегистрированы заявления о двух исчезнувших женщинах, и никаких мужчин. Насколько вы уверены, что это убийство?

– Одета жертва куда лучше, чем обычный пьяница. В левом рукаве у него обнаружен потайной карман.

– Ага. Значит, игрок?

– Как ни странно, в радиусе полумили его не смог припомнить ни один человек. Оукс полагает, что его ударили твердым округлым предметом, а край ступеньки точно не мог быть причиной травмы. Есть характерный кровоподтек. – Порывшись в бумагах, я нашел рисунок. – Вот его портрет, может, пригодится.

– Спасибо, Корраван. Вторую копию я оставил в Ярде – вдруг объявится кто-то из родственников. – Он тщательно сложил рисунок и убрал в карман. – Тело еще в морге?

– Насколько мне известно, да. Сейчас там дел будет по горло.

– Не сомневаюсь.

Его лицо вновь омрачилось.

Звуки голосов в соседней комнате заставили меня глянуть на часы. Половина девятого… Наверняка все уже собрались, готовятся к нелегкому дню.

– Дайте объявления во все крупные газеты с предложением членам экипажей обоих судов явиться для дачи показаний, – сказал я. – Это сэкономит нам время. Не будем их вылавливать поодиночке.

Стайлз кивнул.

– И сообщите капитану Гаррингтону, что я зайду к нему через несколько минут. Он в первой комнате. Не хотелось бы заставлять его ждать, но мне сперва нужно проинструктировать людей.

– Да-да, конечно. Но… он разве не Гаррисон?

– Ах да. – Я с силой потер виски, пытаясь привести в порядок свои мысли. – Ваша правда…

Собрав людей перед большой картой, я показал им точное место кораблекрушения и рассказал, что уже сделано. Оставил в участке сержантов Трента и Эндрюса, а остальных разослал с разными поручениями: кому-то придется помогать с извлечением тел из реки, другим – организовывать опознание. Попросил сообщать Стайлзу ставшие известными имена живых и мертвых. Все пятнадцать речников бодро кивнули, несмотря на мрачную перспективу и начавший стучать в окна дождь.

Участок опустел. Я приказал Тренту занять место дежурного и записывать фамилии обращающихся в участок родственников пассажиров «Принцессы», а также сообщать возможным свидетелям, что переговорю с ними, как только представится возможность. Закончив с Трентом, повернулся к Эндрюсу.

– Сможете разыскать капитана «Принцессы Алисы»? Зовут его Гринстед. Винсент предполагает, что он мог пойти на дно со своим кораблем. Если это действительно так, найдите мне старшего помощника, стюарда или лоцмана.

– Слушаюсь, сэр.

Итак, теперь послушаем капитана Гаррисона…

Глава 9

Зайдя на кухоньку, я налил две чашки горячего чая: в комнате для допросов по утрам было нежарко.

Капитан сидел у стола, положив голову на скрещенные руки, и тут же поднял взгляд, когда я хлопнул дверью. Сперва он глянул на чашки, а уж потом на меня. Лет пятидесяти, круглолицый, глаза синие; залегающие в углах рта морщинки свидетельствовали о жизнерадостном характере. Впрочем, сейчас лицо капитана было поникшим и усталым. От темного шерстяного пальто пахло речными испарениями. Видимо, большую часть ночи Гаррисон провел на берегу, пытаясь помочь пострадавшим, и вряд ли урвал хоть минуту сна.

Поставив перед ним чашку, я представился:

– Инспектор Корраван, временно исполняющий обязанности суперинтенданта речной полиции.

– Капитан Гаррисон, «Замок Байуэлл».

Он медленно поднял чашку и сомкнул вокруг нее пальцы, словно пытаясь согреться. Хрустящий воротничок и манжеты рубашки выдавали в нем человека довольно состоятельного. А вот руки наводили на мысль о старом лодочнике: развитая мышца между большим и указательными пальцами, обветренные кисти, толстые веревки вен и старый шрам на первом суставе пальца. У меня был такой же – подобные повреждения зарабатываешь, неумело наматывая швартов на кнехты. Похоже, ошибка молодости.

– Промерз до мозга костей, – вздохнул капитан, отхлебнув чая. – Благодарю вас.

– Простите, что заставил ждать, – извинился я, усаживаясь за стол.

– Мистер Винсент упомянул, что вы знаете реку куда лучше многих лондонцев, – заметил капитан.

– Я вырос на Темзе, на ней и работал. Сначала портовым рабочим, потом перевозил грузы на плашкоуте. Четыре года провел в речной полиции, еще пять – в Скотланд-Ярде, и вот снова вернулся в Уоппинг.

Гаррисон прищурился, словно припоминая события, сопутствовавшие моему переводу из речной полиции в Ярд. Впрочем, сейчас эти воспоминания никакого значения не имели.

– Капитан Гаррисон, сможете рассказать подробно все, что помните о событиях сегодняшней ночи? Директору пришлось уехать – ему предстоит отчитаться перед парламентом, так что я хотел бы услышать все непосредственно от вас.

– Да-да, разумеется. – Он облизал губы и провел по ним заскорузлой ладонью. – Мы шли вниз по течению вдоль Галеонс-рич. Курс держали на норд-ост, чтобы пройти ближе к Трипкок-пойнт.

– С какой скоростью? – перебил его я.

– Пять узлов, – ответил он. – Возможно, шесть.

С учетом течения – не так уж и быстро. Разумеется, если Гаррисон говорит правду.

– Было темно, – продолжил капитан, – и слева по борту мы видели огни газового завода Бэктона на северном берегу. Там выстроилось для разгрузки несколько углевозов, так что мы отошли в сторону, ближе к южному берегу, благо глубина позволяла.

Он помолчал, ожидая моей реакции, и я кивнул.

– А потом из-за мыса вынырнула «Принцесса Алиса». Я стоял у поручней, недалеко от своего впередсмотрящего. Заметив, что «Принцесса» приближается к Баркинг-бич, светя красными огнями по левому борту, я предположил, что она пойдет вдоль северного берега. Так что мы дали право руля и прижались к южному, у Трипкок-пойнт.

Мне стало не по себе, поскольку я уже сообразил, что произошло дальше.

По международным правилам два парохода должны расходиться левыми бортами. Другое дело, что правилами навигации на Темзе занималось несколько разных организаций; вырабатываемые ими предписания применялись нерегулярно, особенно когда им противоречили местные обычаи. При сильном отливном течении и загруженном большими судами северном береге небольшие пароходы, идущие вверх по реке, привычно держались ближе к тому берегу, где течение не столь сильно. Среднюю часть фарватера оставляли тяжелым кораблям – тем для маневра требуется и место, и глубина. Судя по всему, «Принцесса» делала при возвращении остановки исключительно у южного берега, где каждый раз сталкивалась с отливным течением. Скорость его, насколько я знал, составляла три-четыре узла, и для «Замка Байуэлл» это было прекрасным подспорьем – ведь он двигался вниз по реке. «Принцесса» шла вверх, и сильное течение для нее становилось серьезной помехой. Лебединая пристань находилась дальше к востоку от Галеонс-рич. Миновав газовый завод с толпившимися у причала углевозами, «Принцесса» вылетела на стремнину и должна была уйти к северному берегу, однако по какой-то причине переменила решение и нырнула еще ближе к южному.

– И вы не заметили зеленый сигнал по ее правому борту?

– Сперва нет. А потом, клянусь, на «Принцессе» резко переложили штурвал влево и направились прямиком на нас. Черт, странная история! – Гаррисон покачал головой, словно все еще был озадачен. – Как только мы поняли, что она делает, я приказал застопорить машину и тут же дал полный назад. – Он тихо вздохнул. – А «Принцесса» даже не подумала остановиться.

– Знаю, – подтвердил я. – А в «Байуэлле» ведь не меньше восьмисот тонн…

– Девятьсот, – поправил меня капитан. – И это не считая груза.

Я кивнул.

– Что произошло дальше? Момент столкновения помните?

– Каждую секунду, – твердо ответил Гаррисон. – Мы по инерции шли вперед, и до меня донеслись крики снизу. Кричали с «Принцессы»: «Тише! Куда прешь?» Но «Байуэлл» еще двигался. – Он замолчал, сильно потер рукой лицо и, вздохнув, продолжил: – Сначала корпус «Принцессы» исчез из вида – под носом углевоза я ее уже не видел. А потом раздался удар. Хруст дерева, скрежет, треск, вопли! – хрипло сказал капитан и уткнулся взглядом в чашку.

– Что было потом?

Он помолчал, не поднимая головы, и я его окликнул:

– Капитан…

Гаррисон прерывисто вздохнул и глянул на меня заплывшими от слез глазами, затем вытер лицо ладонью.

– Я приказал экипажу делать все возможное. Впрочем, у меня в команде все опытные речники, им советы не нужны. Они побросали в воду концы, чтобы люди могли подняться на борт. Вниз полетели спасательные буи, спустили шлюпки. Мы готовили одеяла, лестницы – все, что попадалось под руку. Старший помощник сигналил во всю мочь, призывая на помощь другие суда.

Открыв блокнот, я, руководствуясь рассказом капитана и собственными представлениями о катастрофе, изобразил реку, точку у южного берега и примерное положение обоих судов на момент столкновения.

– Насколько точна эта схема?

Гаррисон изучил мой рисунок и ткнул толстым пальцем в правый борт «Принцессы».

– Да. Вот сюда мы ее и ударили, как раз в район колесного кожуха.

Выпив горячего чая, он слегка порозовел.

– Давайте вернемся немного назад. Расскажите о вчерашнем дне. В каких местах вы приставали к берегу? Не было ли чего-то странного, необычного?

Гаррисон нахмурился и вытащил из кармана сложенный носовой платок.

– Не понимаю, что вам это даст.

С чего бы такое нежелание? У меня зародились подозрения, и я молча ждал его ответа.

Наконец капитан вытер нос и заговорил:

– На прошлой неделе мы останавливались в Миллуолле. Встали в сухом доке на покраску. Судов там было полно. То да се – словом, ушли мы с задержкой на три часа.

Его лицо исказила раздраженная гримаса. Я прекрасно понимал Гаррисона. Задержишься – значит, пропустишь вечернее отливное течение.

– Куда направились из Миллуолла?

– В Ньюкасл. Там надо было забрать партию угля, а дальше – в Александрию, в Египет.

– Стало быть, вы приписаны к порту на Тайне?

– Да, как правило, мы ходим из Ньюкасла в Египет.

Видимо, Гаррисон заметил, как изменилось мое лицо, когда я понял, что обычно «Замок Байуэлл» по Темзе не ходит. Он сухо добавил:

– Мы взяли на борт лоцмана, ориентирующегося на Темзе, хотя по закону я делать это не обязан. Парня зовут Конвей. Джон Конвей.

Я замер. С подобной фамилией лоцман вполне мог оказаться ирландцем. Впрочем, от вопросов я пока воздержался. Ни к чему Гаррисону задумываться, с чего это меня интересуют подобные сведения. В любом случае, с Конвеем мы вскоре встретимся.

– Был ли на борту еще кто-то из новеньких?

Капитан снова обхватил чашку, словно пытаясь впитать в себя остатки ее тепла.

– Да почти все. Старый экипаж я рассчитал, потому что решил набрать в Ньюкасле новую команду. Остался только Белдинг, мой помощник, остальные нанимаются то на одно судно, то на другое. Впрочем, с некоторыми из них я раньше работал, они люди хорошие. Не мне вам рассказывать.

– Да, конечно.

В Лондоне действительно имелась категория матросов, которые устраивались исключительно на короткие рейсы, не желая надолго расставаться с семьями. Вполне надежные, опытные и серьезные люди.

– Как полностью зовут Белдинга?

– Генри Джон Белдинг, – ответил капитан и дал мне его адрес в Ламбете, который я немедленно занес в блокнот.

– А вот Конвей… Что можете о нем сказать?

– Спокойный парень. Вроде бы знающий. За штурвал углевоза сразу взялся так, словно всегда за ним стоял.

– Понятно. – Я помолчал. – Давали ли вы гудок, спускаясь по течению?

– Каждые полмили, как и принято в темноте.

Стало быть, «Принцесса Алиса» не могла не слышать, что навстречу ей идет углевоз…

– Ничего необычного больше не припоминаете?

Капитан, не сводя с меня взгляда, угрюмо покачал головой.

– Помню-то я все, даже слишком отчетливо. Крики, детей… Их визг раздавался из темноты под носом моего судна. – Его голос дрогнул. – А потом наступила тишина.

Я проводил Гаррисона до экипажа. Вернувшись в кабинет, записал основные пункты нашего разговора, не забывая посматривать на свою схему, изображавшую положение столкнувшихся кораблей. По моим ощущениям, капитан чего-то недоговаривал, однако об этом я писать не стал. Все-таки Гаррисон был искренне расстроен и в любом случае крушение устроил не намеренно. Я уже завершал отчет, когда в дверях появился Трент.

– Капитан «Принцессы» – мистер Гринстед – утонул, сэр.

– Эндрюс видел тело?

Сержант покачал головой.

– У нас в участке старший стюард с «Принцессы», Фредерик Бонси. Он опознал труп еще утром. Бонси служит на «Принцессе» четыре года. Кстати, он готов к разговору – отвести его в комнату для допросов, сэр?

– Не стоит. Поговорю с ним здесь. В допросных сегодня холоднее обычного. – Я на секунду задумался. – Трент, дайте мне знать, как только появится Джон Конвей, лоцман с «Замка».

– Слушаюсь, сэр.

Через некоторое время Трент вернулся с Бонси – высоким человеком с редеющими каштановыми волосами и несчастным выражением лица.

– Мне очень жаль, что случилась такая трагедия, – начал я.

– Он умел плавать, – пробормотал Бонси, усевшись на стул со шляпой в руках.

Он не сводил с меня пристального взгляда покрасневших глаз.

– Что, простите?

– Мистер Гринстед умел плавать! – нетерпеливо повторил Бонси. – Только он меньше всего думал о себе. Капитан помогал женщине с ребенком выбраться с судна, а после этого я его не видел.

Старший стюард затих и отвел глаза. Его взгляд рассеянно устремился в пустоту. Я последовал его примеру, представив себе капитана и раздумывая, могло ли все быть иначе.

– Сможете рассказать о своих впечатлениях? С самого начала, если можно.

Бонси глубоко вдохнул, выпустил воздух и заговорил:

– Когда мы обогнули Трипкок…

– Нет, давайте начнем с Ширнесса, – перебил его я.

– С Ширнесса… – тупо повторил он.

– Именно.

Мой собеседник собрался с мыслями.

– Ну… вышли мы оттуда в четверть пятого, как всегда. Пассажиров было больше обычного – далеко не все сейчас желают ехать до Лондона поездом.

– Из-за катастрофы в Ситтингборне, – вставил я.

– Да, точно. Так вот, в Ширнессе мы взяли на борт несколько новых пассажиров с багажом, возвращающихся с курорта. Среди них был полицейский, констебль. Кажется, Брискоу. Он и на курорт ехал на «Принцессе» неделю назад.

– Констебль, говорите?

Не тот ли самый, что поплыл на другой берег в поисках жены и сына?.. Я сделал пометку в блокноте, проставив фамилию старшего стюарда и дату.

– Не знаете, в каком подразделении служит Брискоу?

– По-моему, в Финсбери, в подразделении «G», – подумав, отозвался Бонси.

– Благодарю. Продолжайте.

– Мы ненадолго задержались у Блайт-Сэндз: пришлось расходиться с большой баржей с грузом пороха. До Грейвзенда добрались еще до шести, и Хопгуд, наш постоянный рулевой, причалил к берегу. Его сменил за штурвалом приятель, Джон Эйрс. Это в порядке вещей. Эйрс – хороший человек. Часто водит вверх по течению «Герцога Текского» и «Герцога Кембриджского». Это такие же прогулочные суда, как и наше. Дальше мы продолжили путь к Нортфлиту и там подобрали еще пассажиров.

В Нортфлите находились сады Рошервилля, предоставлявшие множество развлечений: стрельба из лука, озеро с уточками, прогулки по утесам. Желающие могли посетить медвежью яму, театр и прогуляться по променаду с видом на форт Тилбери.

– Потом прошли доки Тилбери, миновали болота и район складов.

– Значит, добрались до Эрита, – со знанием дела кивнул я.

Лицо Бонси сморщилось от омерзения.

– Обогнули мыс перед Хафуэй-рич и вышли к Кросснесской насосной станции. Выглядит она что твой дворец, но вонь на реке стоит отвратительная, особенно при южном ветре. Вчера как раз южный и был.

– Да, знаю.

– Потом дошли до Трипкока, – вздохнул Бонси. – Я наблюдал за буксиром, который шел чуть впереди и тянул баржу так, что ее нос высовывался из воды.

– Вот так? О барже я не слышал.

– Да, была там баржа, – ответил старший стюард. – Кстати, после крушения именно тягач подоспел первым, пытался помочь тонущим.

– Вы все это время находились на палубе?

Бонси кивнул.

– Вообще-то мое место внизу, однако один из пассажиров остановил меня с расспросами – что это, дескать, за жуткие запахи на реке. А потом я услышал крики, и прямо над нами навис корпус огромного корабля. Мы и пальцем шевельнуть не успели.

– Мне рассказывали, что «Принцесса Алиса» вроде бы поменяла курс. Сперва дала право руля, затем вдруг лево.

Бонси, нахмурившись, наклонился ко мне.

– Слушайте, «Замок Байуэлл» шел куда быстрее, чем следует. Учтите, что было темно, да еще сильное отливное течение… Каждое судно, идущее вниз по реке, должно следить за скоростью, чтобы не преподнести сюрприз тем, кто идет навстречу.

– Я в курсе.

– Луну то и дело скрывали облака, и освещение было так себе. Конечно, мы слышали гудок «Замка», но полагали, что он держится середины реки, как обычно делают большие корабли.

– Стало быть, «Принцесса» прижалась к южному берегу? Уходили от сильного течения?

Похоже, Бонси слегка растерялся, поняв, что мне известны совершенные ими маневры.

– А, ну да, – признал он. – К тому же пришлось держаться в стороне от углевозов, выстроившихся у газового завода. В это время там всегда стоит на якоре не меньше дюжины. Если не стоят, значит, идут вниз по реке.

– Вообще-то подобный маневр противоречит правилам навигации, – заметил я, хотя наперед знал, что ответит Бонси.

– Таков обычай, – возразил он. – Да и какая разница? Мы с тем же успехом могли развернуться к северному берегу – тогда получили бы удар в другой борт. Невозможно было уйти от этой громадины. Углевоз шел слишком быстро.

– Что помните о самом моменте столкновения?

– «Замок» врезался носом в правый борт «Принцессы», в районе колесного кожуха. Раздался жуткий скрежет, и наша деревянная палуба встала на дыбы. «Принцессу» просто разрезало. – Он развел руки, показывая, как все произошло. – Корма поползла назад и затонула, а передняя часть на ходу зарылась носом в воду, и пассажиры полетели в реку. Многие не умели плавать…

– А вы?

Бонси бросил на меня одновременно пристыженный и вызывающий взгляд.

– Я поплыл к «Замку», поймал конец и взобрался на борт. – Он с отвращением потряс головой. – Капитан «Замка» приказал дать полный назад, пытаясь отойти в сторону, но я крикнул, чтобы он этого не делал, иначе погубил бы барахтающихся в воде пассажиров «Принцессы». Он возразил, что тогда его отнесет к берегу, а я ответил, что лучше сесть на мель, чем убить еще больше людей.