Sheila Jeffries
Solomon’s Tale
© Sheila Jeffries, 2013
© Дмитрий Леонов, перевод на русский язык, 2022
© Оформление. T8 Издательские технологии, 2022
© Издание на русском языке. ООО Издательство «Омега-Л», 2022
Первая глава. В поисках Элен
Я уселся посреди дороги, чтобы подумать о том, зачем я покинул свой дом в то летнее утро.
Я был просто черным котенком, восьми недель от роду, но мне предстояло сделать трудный выбор. Оставаться дома в тепле и жить скучной предсказуемой жизнью – или отправиться в далекое путешествие на поиски самого любимого человека в целом свете? Ее звали Элен, и в прошлой жизни я был ее котом, а она – моей маленькой хозяйкой. Элен звала меня Соломон, и я был ее лучшим другом. Я хотел снова отыскать ее.
Внезапно я увидел приближающийся грузовик. Дорога под лапами затряслась. Я почувствовал, как по хвосту пробегает дрожь, а в ушах шевелятся волоски.
Грузовик угрожающе надвигался. Пара сверкающих глаз, стеклянный лоб и надпись на подбородке: SCANIA. У него были огромные колеса, и он рычал, как полсотни львов.
Как завороженный, я смотрел грузовику в глаза, решив, что, если вести себя с уверенностью тигра, он остановится, и я успею умыться.
Мой ангел не имеет привычки кричать на меня, но в этот раз она не выдержала.
– Беги, Соломон! БЕГИ!
Я рванул с места так резко, что на асфальте остались царапины от когтей. Когда я подлетел к изгороди, грузовик прогрохотал мимо, подняв облако пыли. Шурша, он подъехал к обочине, остановился и наконец затих. Из него вылез человек и скрылся в ближайшем доме.
Будучи очень любопытным котенком, я выполз наружу, чтобы поглядеть на огромный грузовик вблизи, пока он молчит. Я сидел на дороге и смотрел на него. Вдруг небо потемнело и сверху посыпался град, впиваясь в мою шерсть. Укрыться я решил под брюхом грузовика. Колеса еще не остыли; я сидел у одного из них, наблюдая за тем, как градины прыгают по асфальту. Я долго пробыл на улице, и мне хотелось спать.
Я забрался в щель на морде грузовика. Внутри было тепло и душно. Вонь машинного масла, жара и перестук градин нагнали на меня дремоту. Я свернулся клубком на маленькой пластине возле двигателя, накрыл нос кончиком хвоста и уснул.
Несколько часов спустя я вскочил от зубодробительного грохота. Каждую косточку в моем теле подбрасывало в такт с тяжелым уханьем пробудившегося мотора. Ошарашенный, я стал метаться в поисках выхода, но увидел лишь бегущий кусочек мокрой дороги. Я забрался повыше, на какой-то измазанный маслом выступ, и белая шерсть на моих «носочках» стала грязной и вонючей. Сквозь щель в обшивке было видно, как проносятся мимо поля и мосты.
Я вцепился в этот выступ и позвал своего ангела. Но она сказала только: «Соломон, твое путешествие началось».
Понятно.
Я вспомнил, как еще до рождения согласился на это опасное путешествие, чтобы найти Элен.
Все началось, когда я был светящимся котом, обитавшим в мире духов между своими земными жизнями.
В мире духов мы, кошки, светимся, и мы ведем такую жизнь, которая невозможна на земле. Мы невидимы человеческому глазу. От нас не услышишь мяуканья или воя, но мы мурлычем и общаемся телепатически. Там обитают и другие животные – светящиеся собаки, лошади и даже морские свинки. Есть там и светящиеся люди. Никто ни с кем не ругается. В этом мире нет ни загрязнения воздуха, ни болезней, ни войн.
Мама Элен умерла, когда Элен была еще маленькой, и жила со мной в мире духов. Она понимала, как Элен ее не хватает, и придумала послать меня на землю.
– Я хочу послать Элен кота, – сказала она, – особенного кота, который будет ее любить и поддерживать. Ей это понадобится, с таким-то муженьком.
Мой ответ не заставил себя ждать.
– Я готов.
Мама Элен взяла меня на руки, я громко замурлыкал, и мы вместе направили эту мысль в круг света. Потом дождались появления ангела.
В мире духов живут тысячи ангелов, и все они разные. Одни – могучие, блистательные воины света. Другие переливаются всеми цветами, как голограммы. Мне больше всего нравятся ангелы-утешители, которые похожи на людей и носят мягкие шуршащие мантии. От этих ангелов исходит столь яркий свет, что их лица почти неразличимы.
Ангел, которая явилась к нам, представилась Ангелом серебряных звезд. Раньше я ее не встречал, но как только полы ее мерцающей мантии взметнулись надо мной, я почувствовал себя избранным.
– Я буду твоим ангелом в этой земной жизни, Соломон, – сказала она. – Это будет непростое задание, но я буду рядом, и ты сможешь обратиться ко мне за советом. Разумеется, ты будешь делать ошибки, но без них не получишь опыта, и я в любом случае буду тебе помогать. Мой свет настолько ярок, что на Земле я становлюсь почти невидимой, но запомни: если поискать глазами мерцающие искорки, то меня можно увидеть, особенно если приглядеться к солнечным бликам на воде.
– Запомню, – ответил я с надеждой, что в нужный момент не растеряюсь.
– Иногда случится тебе расстроиться, заблудиться или проголодаться, – сказала она, осыпая меня звездной пылью. – Тогда ты можешь не вспомнить обо мне, но я буду рядом, и время от времени другие ангелы будут помогать людям, с которыми тебе доведется жить. Но не думай, что будет легко.
Мне не казалось это трудным, поскольку я уже давно любил Элен. Голова кружилась от волнительной надежды снова попасть на землю. Там будут банки с Китекат, уютный коврик перед камином и много мышей. Мне не терпелось туда отправиться.
– Тебе придется родиться как обычно, как рождаются все котята, – сказала Ангел серебряных звезд. – Я буду тебе помогать, но и сам не теряйся. Дело не только в Элен. Тебе еще есть чему поучиться.
– Я хочу быть величественным котом, – сказал я, – с черной блестящей шерстью, белыми «носочками» и белой «манишкой». Хочу уметь очень громко мурлыкать. И нельзя ли сразу отправить меня по нужному адресу? В прошлый раз я оказался в приюте, где Элен и нашла меня.
– В этот раз ты сам должен найти ее, – ответила ангел. – Научись пользоваться пси-приемником.
– Пси-приемником? – удивился я.
– Люди называют это спутниковой навигацией, – сказала ангел с улыбкой. – Ты точно хочешь туда, Соломон?
Я с грустью оглядел свой прекрасный дом в мире духов. Мне нравилось быть светящимся котом. Здесь можно просто быть. Никто не вышвырнет тебя под дождь и не посыплет порошком от блох.
Потом я вспомнил дом с большими светлыми окнами, где жила Элен. Там была моя любимая подушка в чехле из желтого бархата. И лестница, лучшее место для игр. А еще уютная кухня и дворик с вишневым деревцем.
Элен была моей маленькой хозяйкой и любила меня больше, чем кого бы то ни было. Без меня она отказывалась ложиться в кровать, а когда мама выключала свет и уходила вниз, Элен включала его обратно и играла со мной. Наигравшись, Элен доставала свой тайный дневник и читала мне вслух. У нее был чудесный мелодичный голос, и я был единственным, кто его слышал, потому что с людьми Элен не слишком много разговаривала. Она терпеть не могла делать уроки или убираться в комнате. Все, что ей нравилось, – танцевать и играть на пианино.
Больше всего я люблю вспоминать, как Элен делилась со мной своими музыкальными талантами. Рано утром она садилась за пианино, на стульчик с бархатной обивкой, а была она такого маленького роста, что не доставала ногами до пола.
– Давай, Соломон! – говорила она с улыбкой, и я запрыгивал на лакированный верх пианино. Мне нравилось лежать там, пока она играет, смотреть на искорки в ее глазах и наблюдать, как она оживает. Она играла еще и еще, ее маленькие пальчики порхали по клавишам, ее светлые волосы подпрыгивали. От музыки у меня по спине и усам бежали мурашки. В такие моменты вокруг нас всегда кружили мерцающие ангелы.
Потом в дверях появлялась ее мама со школьным портфелем и переброшенным через руку пальто.
– Пора в школу.
– Мамочка, я не хочу туда.
– Надо идти.
– Ну, мамочка, я только доиграю эту песенку. Я сама ее сочинила, и Соломону нравится.
– Элен, ПОРА В ШКОЛУ!
Мне оставалось беспомощно наблюдать, как свет покидает Элен. Ее маленькое личико хмурилось, бледнело, глаза наполнялись слезами, когда она закрывала крышку пианино.
– Послушай, Соломон, – сказала мой ангел, и я вернулся из своих воспоминаний.
– Элен теперь взрослая. Она не та девочка, которую ты помнишь.
– Ну и что? – спросил я.
– Я должна тебя предупредить: Элен в таком душевном состоянии, что ей будет трудно как следует о тебе заботиться, – ответила мой ангел. – У нее малыш, он едва начал ходить, и муж, который кричит на нее, а живут они в отчаянной нужде.
– Я хочу туда, – сказал я твердо.
Мой ангел замешкалась, как будто хотела что-то добавить.
– И еще, – прошептала она, – там есть Джессика.
– Джессика?
Мой ангел молчала. Она нежно смотрела на меня серебряными глазами.
– Я уверена, Соломон справится, – сказала мама Элен.
– Это лечебный кот. А еще он храбрый и дерзкий. У него получится.
Когда пришло мое время родиться, я увидел, как мой ангел превратилась в калейдоскоп искр. Серебряные звезды подернулись дымкой – и вот я со свистом лечу сквозь космический простор. Блеснула вспышка света, и я прорвал огромную золотую паутину, отделяющую мир духов от земли. Это был замечательный полет.
А потом все изменилось.
Я больше не был светящимся кошачьим духом. Меня сжало до размеров маленькой сосиски, и я оказался в тельце новорожденного котенка. Все, что я мог, – визжать и извиваться. Глаза не открывались. Лапы не держали меня. Я не знал, какого цвета у меня шерсть. Это было невыносимо. Как я мог согласиться на такое? Я не стал настоящим котом. Я превратился в сосиску.
Но не я один. Нас было четверо в этой урчащей шелковистой и ритмично шевелящейся куче. Мама-кошка окутывала теплом все мое существо, когда облизывала и кормила меня.
Через десять дней глаза открылись, и я увидел край корзины, стоявшей у теплой печки. Увидел свои лапки – глянцево-черные в белых «носочках», как я и заказывал. Мимо ходили четыре большие ноги, две в тапочках и две в ботинках, а сверху то и дело спускались руки, чтобы тихонько погладить нас по голове. Это была не Элен, но я продолжал верить, что она придет и заберет меня.
Кошачье младенчество было счастливым. С первых дней меня брали на руки и нежно прижимали к широкой груди, в которой сердце билось так редко, что мне казалось, будто человек не доживет до следующего удара.
– Его возьмут позже всех, этого черного с белыми лапками. Первыми всегда забирают самых симпатичных.
– Да, он же последыш, самый слабенький из этого помета. Такая малявка.
Последыш! Я?! Не может быть.
Вскоре мы стали настоящими котятами: прыгали, как теннисные мячики, карабкались по занавескам и прятались под покрывалами кресел, заставляя людей хохотать над нашими проделками. Но мне не терпелось вырасти, чтобы попасть к Элен.
– У него тоскливый вид, у этого черныша.
Я все время смотрел в окно и ждал, что на дорожке к дому покажется Элен. Стали захаживать люди, чтобы выбрать себе котенка, и каждый раз мои усы вставали по стойке смирно.
В один из таких дней мой ангел вдруг скомандовала: «Прячься!» Она впервые заговорила со мной после моего рождения, так что среагировал я быстро. Через прореху в ткани я шмыгнул в пыльные потроха кресла и прислушался к разговору гостей.
– Мне бы черненького.
Это был не голос Элен.
– Черный у нас где-то тут был.
– Посмотрите под креслом.
Они отодвинули кресло, во внутренности которого я вцепился, но не нашли меня.
Наконец гости забрали двух оставшихся котят, и когда я выбрался из убежища, играть было уже не с кем. Мне было восемь недель от роду, и вскоре я должен был начать стремительно расти.
Элен не приходила. Шли дни, недели, а ее все не было.
Я перестал есть. Коту, у которого есть цель в жизни, еда ни к чему. Я целыми днями сидел на подоконнике и караулил Элен.
– Он заболел.
– Отведи его к ветеринару.
Они так и сделали, и я впервые познакомился с кошачьей переноской – ужасной скрипучей клеткой, в которой тебя болтает вверх-вниз. Будучи умным котом, я сидел тихо и думал о том, насколько бесполезно тратить силы на попытку бегства.
Ветеринар крепко держал меня за шкирку, пока его пальцы бегали по моему телу. Он с силой прощупал мои лапы и хвост по всей длине. Потом заставил меня открыть рот и заглянул внутрь. Я заметил, что его руки пахли так же, как пол на кухне. Он уложил меня на холодный стол и сказал нечто весьма обидное для гордого молодого кота вроде меня.
– Точно, это последыш.
– Но он очень ласковый. У него особенный характер. Если никому он не приглянется, мы оставим его себе.
Кошка-мать насильно заставляла меня есть, но я все тосковал по Элен. Бродить по садику и находить возвышения, на которых можно сидеть и ждать ее, стало моим любимым развлечением.
Теперь, находясь в телесной оболочке, мне было труднее увидеть своего ангела. На земле для этого нужно было сосредоточиться и отрешиться от всего остального, но даже в этом случае, к моей досаде, я видел ее как в тумане.
– Нет смысла ждать, Соломон, – сказала она. – У тебя есть пси-приемник.
Летнее утро было пасмурным. Я закрыл глаза и мысленно включил то, что ангел назвала пси-приемником. И мне сразу стало ясно, где искать Элен. Путь к ней лежал строго на юг, и определить направление мне удалось неожиданно легко. Расстояние определялось намного дольше, и у меня похолодело внутри от мысли, что дом Элен может быть в сотнях миль отсюда. Я взглянул на свои изящные лапки в белых «носочках» и нервно пошевелил длинными усами. Путешествие в сотню миль – нелегкое испытание для последыша. Эта характеристика настолько меня разозлила, что я решил действовать. Я затрусил по дороге без оглядки, взяв курс на юг.
Вот так я оказался в капоте грузовика.
Уже много часов у меня и крошки во рту не было. Боясь уснуть, я напрягал все силы, чтобы удержаться на дрожащей пластине. Иначе я либо свалился бы на бегущий асфальт, либо был бы на куски изрублен шестеренками. От испарений и шума жутко болела голова. Череп казался яичной скорлупой. Я замерз и проголодался.
Шуршащие колеса поднимали фонтан грязных брызг, которые залетали под капот, так что вскоре я насквозь промок, и слипшаяся шерсть встала торчком. Элен не возьмет меня к себе, думал я в отчаянии. Меня с трудом можно было назвать привлекательным.
Уже стемнело, когда я почувствовал, что грузовик сбавляет скорость. Изможденный, я безвольно лежал, покорно принимая каждую выбоину на дороге, и когда грузовик наконец остановился, я остался лежать, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Все тело ныло.
Я выполз наружу. Лапы подкашивались, дождь никак не заканчивался. Грузовик припарковался у магазина, рядом были какие-то дома. Я втянул ноздрями воздух. Почуял восхитительный аромат пекущегося пирога. С помощью пси-приемника я определил, что он исходит из кухни Элен.
Рысью перебегая от одного дома к другому, я добрался до железной калитки, спрятанной в густой изгороди. Я учуял воробьев, жавшихся друг к дружке, – счастливчики, подумал я. Они спали, а мне было не до сна – я стоял весь вымазанный машинным маслом, дрожащий, бездомный. Теперь полило как из ведра, на дороге стали расплываться лужи. Мои лапки вымокли и промерзли. Вспышки молнии и раскатистые удары грома напугали меня, и я, съежившись, залез под изгородь. Прохода нигде не было, так что я протиснулся под калиткой. Я понимал, что должен, несмотря на дождь, выйти на середину лужайки, чтобы привлечь внимание Элен, и встал прямо перед четырьмя ярко освещенными окнами и большой коричневой дверью.
– Мяукай что есть мочи. Давай! – велела мой ангел.
И я дал. Ощущая себя маленьким, грязным и взъерошенным, я устроил такой ор, что чертям тошно стало. Я бы сам не поверил, что измученный маленький котенок может поднять такой шум. Мой голос звенел на весь двор, и вскоре наверху открылось окно, в котором показалось чье-то лицо. Это была она. Моя дорогая Элен.
– Да что же тут творится? – Элен высунулась из окна и увидела меня. Ужасно стыдясь своего вида, я поднял хвост трубой – кошки так улыбаются.
– Ой, смотри, там крошечный котенок! Я спущусь.
Элен подобрала меня и прижала к сердцу, я почувствовал сквозь шкуру его успокаивающий ритм, а она, очевидно, услышала биение моего сердца и воскликнула: «У тебя сердечко так колотится! Откуда ты взялся?»
Я поднял на нее желто-зеленые глаза, и наши взгляды встретились. В темноте летнего вечера ее глаза были серо-голубыми. У Элен по-прежнему были длинные волосы пшеничного цвета, какими я их и помнил. Я потрогал их лапкой, с удивлением отметив, что они стали виться, как пружинки. Ее глаза светились любовью, но щеки исхудали, а прикосновение рук ощущалось не так, как раньше. Она гладила меня быстро, скупыми движениями, не задерживаясь подолгу, и целительный свет, который раньше исходил от ее рук, был словно закрыт тучами. Она казалась напряженной, как будто ей было некогда применить свой дар исцеления. Я знал, что надвигается гроза и гроза эта собирается внутри самой Элен. Она была в беде. А я пришел ей на помощь.
С этого момента моя обязанность – защищать Элен и быть рядом с ней, что бы ни случилось. Это была моя первая возможность попытаться облегчить ее боль, поэтому я с грациозной неторопливостью поднес свой нос к ее носу и поводил головой из стороны в сторону.
– Ах ты, моя крошка!
Так мы подружились. Часы пробили полночь, дождь посыпался длинными серебряными иглами. Я потом не раз слышал, как Элен рассказывала, что нашла меня летним вечером в грозу.
– Что это за комок грязи?
Надо мной, изображая негодование, но где-то в глубине души спрятав веселый нрав, навис мужчина. Ему не удалось меня обмануть.
– С Джо тебе тоже нужно подружиться, – велела ангел.
Я замешкался, испугавшись огромного красного носа на лице Джо. А вдруг он чихнет? Но мне удалось поймать его взгляд и потереться носами. Он любил кошек и осторожно погладил меня. Но мне было неуютно под взглядом этих рыжих глаз. Они были слишком яркими. Яркими, но неулыбчивыми.
– Он весь в чем-то черном!
Элен поспешно опустила меня на землю, но ее бледно-голубую футболку уже покрывали пятна машинного масла. Я прошествовал на кухню, оставляя маленькие черные следы и продолжая держать вертикально хвост со слипшейся на кончике шерстью.
– Какой тощенький хвостик, – сказал Джо.
– Бедняжка, у него такой жалкий вид. – Элен чуть не расплакалась, увидев, в каком я состоянии. – Пусть сначала поест. Потом я устрою ему горячую ванну и вытру насухо.
Джо простонал:
– Ну, началось. Да ты с ним полночи пронянчишься. Выпью еще пива и пойду спать.
Он открыл холодильник и достал черную с золотом банку. Я мяукнул, решив, что это молоко для меня. А он сказал кое-что, меня насторожившее:
– Не подпускай к нему Джессику. Она его слопает на завтрак.
Интересно, кто такая Джессика? Собака? Злая соседка? Другая кошка?
Ощущение измены окатило меня, как холодный душ. На кухне стояла миска с надписью «КИС-КИС» и остатками еды. Я рухнул на пол, сердце затрепетало на бело-голубой плитке. Мои косточки болели, а намокшая шерсть казалась свинцовой. Язык горел от привкуса машинного масла. Я был готов сдаться.
Проделав весь этот путь, я узнал, что у Элен уже есть кошка.
Другая кошка добралась сюда первой!
Вторая глава. Другая кошка добралась сюда первой
После противной ванны и большой порции молока я хорошо выспался, и мое настроение улучшилось. Особенно когда обнаружил себя лежащим на желтой бархатной подушке.
– Кошки обожают эту подушку, – сказала Элен, вытерев меня пушистым полотенцем и нежно уложив на нее. – Она досталась мне от мамы. Спи, котёныш, а утром разберемся, чей ты.
Но сначала о Джессике.
Более шкодливой кошки я в жизни не встречал. У нее была прелестная шелковистая шерсть, наполовину черная, наполовину белая, и лапы с розовыми подушечками, которые она с удовольствием выставляла напоказ, притворяясь, что вылизывает их. Посмотрев в ее манящие лютиковые глаза, я сразу влюбился. Я боялся ее и немного ревновал. Складывалось впечатление, что она жесткая и властная, но она была великолепна, и я хотел, чтобы она стала моим другом. Я видел, что за ее самоуверенной наружностью прячется милая кошечка, которая хочет быть любимой. В моей голове уже зрел план, как с ней подружиться. Я мечтал запрыгнуть к ней в корзину и ощутить прикосновение ее лоснящегося горячего тела. Но я был еще котенком и пока грезил лишь о том, чтобы мне разрешили с ней играть. Командовать пока будет Джессика, и это тяжело, но дайте мне полгодика, и я стану главным – надеюсь, к тому времени она меня полюбит.
– Ах ты, подлая тварь! БРЫСЬ!
Вот те на! Неужели прелестный мягкий голос Элен мог превратиться в такой визг? Это она мне? Котята бегают даже быстрее взрослых кошек, и я стремглав кинулся под пианино, прерывая сладкий зевок.
Я сидел под пианино и смотрел, как Элен выгоняет Джессику и выбрасывает мертвую птицу, которую та притащила с улицы. Это был лишь один из подобных случаев. Джессика вела себя возмутительно. Она рвала ковры, царапала мебель, кусками заглатывала еду – особенно краденую. А если ее оставляли на улице, она появлялась в окне, сверкая выпученными глазами, и настойчиво орала, пока ее не впустят. Хуже всего, что она царапала сына Элен, малыша Джонни, тот начинал плакать, а его плач вызывал у Элен тревогу. А от тревоги Элен заводился Джо.
В то первое утро я чувствовал себя свежо и пребывал в хорошем настроении. Это был мой старый дом, где я вместе с Элен прожил все ее детство. Меня переполняло желание увидеть лестницу, и я не мог дождаться, когда Элен откроет дверь в прихожую. Чтобы попросить человека открыть дверь, нужно элегантно сесть перед ней с задранной вверх головой. И неотрывно смотреть на дверную ручку – рано или поздно он поймет. Это основы телепатии.
– Он хочет погулять по дому.
Джо открыл мне дверь. Он точно любил кошек.
В прихожей у меня перехватило дыхание. Я вспомнил, как нам было здорово в этом чудесном доме. Та потрясающая лестница была на месте, она отлично сохранилась. Для котенка, который родился в одноэтажном доме, лестница была трудным гимнастическим снарядом. Лучшим местом на ней была площадка между пролетами, от которой ступеньки поднимались налево. Оттуда можно было смотреть вниз, принимать солнечные ванны и привлекать внимание всех идущих наверх или вниз. По запаху я понял, что Джессика уже заняла это место, а вскоре увидел своими глазами, как нахально она там восседает, вытягивая драконью лапу навстречу любому, кто осмеливался игнорировать ее, проходя мимо.
Поначалу Джессика не хотела делить со мной лестничную площадку, но она не могла отказать себе в удовольствии покрасоваться, ракетой взлетая по ступенькам. Она любила лежать там, положив голову на ковер и растопырив страшную когтистую лапу, поджидая меня. К адреналину быстро привыкаешь. Когда я совсем освоился в новом доме, мы с Джессикой стали вечерами устраивать безумные забеги по лестнице; прижав уши и заломив хвосты, гулко топали по ковру. «Мама, СМОТРИ!» – верещал Джонни, когда мы начинали гоняться друг за другом вверх-вниз; они втроем смеялись над нами, и по всему дому летали кошки и веселый смех.
Наше счастье заполняло комнаты бриллиантовыми звездочками, а когда мы наконец засыпали, дом умиротворенно гудел. «Это холодильник гудит», – говорила Джессика, но я-то знал, что это не он. Джессика была скучной взрослой кошкой. Ее усы недовольно топорщились. Я был молод и все еще связан с миром духов. Я помнил, что счастье – это скопление ликующих звезд, исходящая из сердца энергия.
Насколько я любил свой новый дом, настолько я ревновал Элен к Джессике. Днем и ночью в моем мозгу пульсировала мысль: Элен – моя хозяйка. А не твоя. Всё наоборот. Будучи прогрессивным котом, я старался сохранять хладнокровие, но мне все равно было обидно.
Видеть Джессику на руках у Элен было почти невыносимо. Однажды, когда Джессика свернулась клубком у нее на коленях, я сидел на полу и смотрел на Элен, испытывая ревность и одиночество. Ее глаза задумчиво просияли в ответ, она наклонилась, взяла меня и посадила к себе на плечо.
– Это что, ревность, котёныш? – вполголоса пропела она. – Перестань, миленький. Я ужасно тебя люблю и надеюсь, что ты останешься с нами.
Я услышал ворчание Джессики, но Элен погладила ее, и она притихла.
– Ты такой красавчик, – прошептала Элен, глядя на меня. – И похож на кота, который был у меня в детстве. Не волнуйся, зайка, я буду о тебе заботиться, и у меня хватит любви на вас обоих – и на тебя, и на Джессику.
После этого я почувствовал большое облегчение. Я замурлыкал и уткнулся мордочкой в мягкий блестящий шарф на шее у Элен.
Я правильно поступил, подружившись с Джонни. Он не любил Джессику и визжал, если она проходила мимо, и даже убегал от незнакомых кошек на улице, перебирая ножками так быстро, как только мог. Из-за Джессики он боялся всех кошек.
Поэтому я провел много времени с ним, не переставая мурлыкать и тереться об него, пока он играл на полу. Я никогда не ломал его домики из Lego и не уносил плюшевого мишку, как делала Джессика. Я не хотел, чтобы Джонни плакал, поэтому подходил к нему осторожно, непременно мурлыча, и однажды он протянул маленькую ручку и потрогал меня. Я подошел ближе, свернулся у его ног и притворился спящим, не переставая мурлыкать, разумеется. Джонни ничуть не испугался и начал меня гладить.
– Хорошая киса, – сказал он маме.
– Он не такой, как Джессика. Это добрый, ласковый котик, – сказала Элен, и с тех пор Джонни понравилось брать меня на руки и даже играть со мной. Я очень постарался быть хорошим, и оно того стоило.
– Ты остаешься у нас, котёныш, – радостно сообщила мне Элен через неделю. – Никто тебя не разыскивает. Надо бы придумать тебе имя.
Я пристально посмотрел ей в глаза и послал немое сообщение: «Соломон». К моему удивлению, она поняла его. Элен была очень чувствительна.
– Я буду звать тебя Соломон, – сказала она, – за твой ум. Ты точь-в-точь похож на кота, который был у меня в детстве, и его тоже звали Соломон. В отличие от Джессики, ты совсем не шкодливый. Я так рада, что мы можем оставить тебя у нас.
В тот звездный миг я понял, как мудро поступила мой ангел. Она придумала для меня это долгое путешествие и появление на лужайке перед домом Элен в таком жалком виде.
Даже если бы я родился на той же улице, Элен никогда не стала бы меня разыскивать, поскольку у нее уже была Джессика. Разбудив в Элен материнские чувства к потерявшемуся котенку и желание приютить его, я обеспечил себе место в этом доме и в ее сердце.
Я не мог поверить, что эта худая нервная женщина с темными кругами под глазами когда-то была свободным, счастливым ребенком, танцевавшим босиком на лужайке или кружившимся в любимых розовых балетках по гладко отполированному паркету, поверх которого теперь лежит старый рваный ковер. А я подбадривал ее, носясь кругами, заставляя ее смеяться и глядя, как в ее глазах сверкают искорки творческой энергии.
Я удивлялся, почему Элен теперь не танцует. И не играет на пианино. Однажды, когда Джо не было дома, а Джонни спал, я сидел на пианино и просто смотрел на Элен. Я знал, что она владеет телепатией, и послал ей мысленное сообщение. Сработало.
– Ты хочешь мне что-то сказать, Соломон? – спросила она.
Я положил голову на полированный верх пианино и почувствовал, как там внутри притаились умолкшие струны в ожидании того, кто на них заиграет. Я вспомнил о журчащих мелодиях, которые играла маленькая Элен, и послал ей эти воспоминания.
Она взглянула на часы, села на стул и подняла крышку. Я замер в предвкушении. Моя шерсть мелко дрожала, я ждал, когда заиграет музыка.
Но случилось не то, чего я ожидал.
Элен сидела, опустив длинные пальцы на белые и черные клавиши, застывшая и молчаливая. Вдруг она захлопнула крышку и расплакалась. Потом, всхлипывая, бросилась на диван.
В ужасе я забрался к ней, мурлыча и убирая языком слезы с ее разгоряченных щек. Это все, что я мог сделать.
Я хотел понять, что с ней происходит, поэтому стал вспоминать свою прошлую жизнь и то, что заставляло Элен плакать, когда была маленькой. Когда ей было десять лет, я хотел сделать ей подарок, чтобы показать, как сильно я ее люблю. Я знал, что ей нравятся малиновки, потому что по всей спальне у нее были расставлены открытки с их изображениями. И однажды утром я вышел на покрытый инеем двор и поймал одну птичку для нее. Взбегая по лестнице с еще теплой малиновкой в зубах, я был взволнован. Это была первая пойманная мной птица, и я собирался положить ее прямо на кровать Элен. Настоящая малиновка!
Элен сидела в кровати, ожидая меня, как обычно. Я с величайшей аккуратностью положил птичку на одеяло перед ней и сел, гордый своим подарком.
Но вместо благодарности Элен расплакалась. Вбежала ее мама и ахнула, увидев лежащую на розовом одеяле малиновку.
Элен, всхлипывая, взяла ее в ручки. «Посмотри, какого чудесного она цвета, – рыдала Элен, водя одним пальчиком по птичьей грудке. – Оранжевого, а не красного. И какие у нее крошечные ножки. И какая она горячая. Посмотри, какой у нее клювик, и маленькая изящная головка. Ой, мамочка, она уже никогда не споет, да? Она умерла. – Элен горько заплакала. – Я не могу сделать так, чтобы она снова летала».
Она подняла голову и увидела меня. «Мерзкий котяра, НЕНАВИЖУ тебя! Иди отсюда!»
Ее мама взяла меня на руки. «Так нечестно, Элен. Для кошки естественно ловить птиц, правда, Соломон? Он думал, что делает тебе подарок».
Она попыталась унести птичку, но Элен заплакала еще горше. «Нет, мама. Я позабочусь о ней, даже о мертвой».
После этого я с удивлением наблюдал, как она завернула мертвую малиновку в несколько слоев радужной оберточной бумаги и положила в картонную коробочку. Она взяла на кухне хлебный нож, так чтобы мама не видела, выкопала под розовым кустом ямку и положила туда птичку в этой подарочной упаковке. Элен плакала весь день, но простила меня, когда я с мурлыканьем прижался к ней. Это послужило мне уроком, который я запомнил навсегда.
Но я не понимал, почему она плачет сейчас, из-за пианино! Однако вскоре, когда Элен начала тихо, вперемешку со всхлипами рассказывать, я узнал ответ.
– Я так люблю музыку, Соломон. Но я не могу сейчас играть. Я слишком измотана. Ты же видишь, что музыка – моя духовная пища, а я не могу играть урывками. Мне надо погрузиться в музыку полностью, нырнуть в нее с головой. А еще мне тяжело вспоминать, что мама всегда заставляла меня выступать перед людьми и очень злилась из-за того, что я не могла. Я зажималась. И она наказывала меня, запирая пианино или отбирая балетки.
Мы оба посмотрели на пару выцветших розовых балеток, висевших на стене под зеркалом.
– То же и с танцами. И она, и мой преподаватель заставляли меня выступать. А для меня важно было не выступление, Соломон, – сказала она с чувством, быстро поглаживая мою шерсть, – для меня важна была радость. Как у тебя с Джессикой, когда вы играете на лестнице. Чистая радость и удовольствие.
Я сидел и смотрел на нее долго-долго, стараясь показать, что понял ее. Я поцеловал ее в нос и замурлыкал ей в ухо. От этого она улыбнулась и спросила: «Так ты и был тем котом, Соломон? Правда?» Я ответил громким «мур-мяу». «Я уверена, что ты и есть тот самый кот, который вернулся ко мне. Мы всегда будем друзьями, правда, Соломон?»
Она встала и подошла к пианино.
– Может, я сыграю как-нибудь для Джонни, – сказала она задумчиво и опустила крышку. – И для тебя. Но сейчас неподходящее время.
Я понимал, что Элен несчастна. Часто она сидела во дворе настолько уставшая, что чуть не падала со стула. Она терпеливо справлялась с Джонни, у которого был живой, неугомонный характер. Она всегда была рядом – играла с ним, читала ему сказки и смеялась вместе с ним. Ее материнская любовь была настолько сильна, что это вредило ей самой. Если Джонни получал ссадину, она паниковала, а если он болел, ей всегда казалось, что он умрет. Она слишком сильно за него переживала.
– Почему она несчастна? – спросил я как-то моего ангела. Я забрался на колышек изгороди, чтобы поймать луч утреннего солнца.
– Она боится.
– Боится Джо?
– Да, а еще остаться без крыши над головой и жить впроголодь. У нее есть ребенок, поэтому она очень уязвима – она должна кормить и защищать его, у ребенка должен быть дом. А муж ее идиот. Влез в долги.
Когда ангел объяснила мне, что такое долги, я встревожился. Я тоже могу оказаться бездомным. Я все еще котенок. Кто меня накормит? Смогу ли я остаться здесь и полюбит ли меня Джессика?
Потом ангел употребила слово «изъятие» и объяснила, что оно означает. Судебные исполнители могут отобрать у Элен ее чудесный дом и выкинуть семью на улицу.
Я слез с изгороди, чувствуя себя взрослым и ответственным – большое бремя для маленького котенка. Я больше не хотел разговаривать с ангелом. Связь с миром духов казалась все более бесполезной в этой земной жизни. Превыше всего было выживание. А для этого нужно примерно следующее. Добывать Kitekat. Не мерзнуть и не мокнуть. Вылизывать шерсть дочиста. Не заходить во владения других кошек. Вести себя увереннее с собаками. Не лезть в корзину к Джессике. Добиваться, чтобы люди открывали тебе двери. Сдерживаться, когда хочется бегать по шторам. Прощать людей, наступающих тебе на хвост. Сдерживаться, когда хочется стянуть сыр со стола, даже если Джессика так делает. И так далее. Оставалось совсем немного времени, чтобы выражать Элен свою любовь.
Но кроме любви мне нечего было предложить.
Так что я неспешно проследовал на кухню, излучая любовь каждым волоском, и установил зрительный контакт с Элен. Она сразу сгребла меня в охапку и прижала к сердцу. С тревогой вслушиваясь в необычно громкое и частое сердцебиение, я прислонился щекой к ее груди и мурлыкал не переставая. Повернув голову, я увидел Джо, стоявшего в другом конце комнаты со сложенными на груди руками и горящими от злобы глазами.
– Хоть Соломон меня ЛЮБИТ, – сказала Элен вызывающе. Аура Джо была пропитана злостью и колюча, как ворсистая ткань. Я ощущал, как его разрушительная сила наполняет красивую кухню Элен. Джонни сидел на пластмассовом тракторе у двери, тревожно глядя на родителей.
Я старался сохранять спокойствие, пока Элен крепко прижимала меня к себе, а Джо кричал на нее. Его голос звучал как собачий лай в бетонной конуре. У меня звенело в ушах, но я продолжал сосредоточенно мурлыкать, зная, что нахожусь под защитой ангельского света. Крик заполнил кухню и расплылся по всему дому, как дым, пробираясь под двери, расползаясь по углам и поднимаясь по лестнице. Он пропитал собой все: яблоки в вазе для фруктов, уютные подушки, часы, светлые солнечные спальни. А потом вырвался на улицу брызгами стекла.
– Нет, Джо, хватит! ДЖО! – закричала Элен и выпустила меня из рук. Я забежал под кресло, перепуганный треском и хрустом оттого, что Джо ботинком проломил входную дверь. С рыжими волосами и красным лицом он был похож на человека, объятого огнем, а глаза – на мрачные щелочки, которые сочились болью. В уголках его рта скапливалась слюна.
– Заткнись, ты! Перестань орать, дура, а не то я и впрямь дам тебе повод поорать. – Джо повернулся к Элен, мышцы его напряглись, дыхание участилось, на лице выступил пот.
– Мы не можем позволить себе новую дверь, Джо. Не делай этого, ПРОШУ!
– А почему мы не можем позволить себе новую дверь? – взревел Джо. – Потому что ты решила бросить работу, так? Эгоистка!
– Я хотела присмотреть за Джонни, пока он маленький, – ответила Элен, сверкая глазами в сторону Джо. – Ты обещал мне, что найдешь работу, помнишь?
Джо набычился и стиснул зубы. Шаркая, он приблизился и навис над Элен.
– Замолчи, – прошипел он, – или я расквашу твою накрашенную рожу и хоть немного отдохну от этого нескончаемого бабского нытья.
Элен умолкла. Она сползла по стене на пол и закрыла уши руками. Джо топнул ногой и ухмыльнулся, когда она вздрогнула. Меня это тоже застало врасплох – настолько, что я завыл от страха. Я подумал, что Джо сейчас убьет мою прекрасную Элен.
Надо было что-то делать.
Я вышел из-под кресла и сел между ними, лицом к Джо. Я взвыл и посмотрел Джо прямо в глаза тяжелым кошачьим взглядом, властным взглядом, о наличии которого у себя до сих пор не подозревал. Я ощущал, как мой ангел наполняет мою ауру полыхающим светом.
– Кидаться не смей, – предупредила она. – Просто сиди как сидишь.
Джо повернулся и вышел, хлопнув дверью так сильно, что весь дом затрясся и остававшиеся в двери осколки стекла посыпались в прихожую.
– Я вас обоих придушу, – промычал он, уходя.
Элен взяла меня на руки, ее слезы капали на мою шерсть.
– Что же нам делать, Соломон? Что нам ДЕЛАТЬ?
Не поднимая глаз, я продолжал мурлыкать возле ее сердца. Она словно застыла. Что я ни делал, толку не было. Наверное, та, первая, ссора была самой тяжелой – по крайней мере, для меня. А Джессика все это время провела во дворе, бесстыже гоняясь за бабочками. Я тогда позавидовал ее способности отстраняться от семейных неурядиц. И мысленно отметил, что отстранение – полезный навык, который стоит освоить в следующей жизни. А сейчас я чувствовал себя безнадежно неполноценным, особенно когда Элен спустила меня на пол и взяла на руки плачущего Джонни.
– Что сделал папа? – рыдая, спросил он.
– Он ударил ногой в дверь.
– Она сломана! – Джонни зарыдал еще громче. – И теперь к нам заберутся лисы.
– Мы починим ее, малыш. Не плачь. Папа ушел.
– Папа ушел насовсем?
– Нет.
– А он сказал, что да.
– Нет, он вернется, вот увидишь, – успокаивала его Элен, но в глазах ее стояли грусть и испуг.
– Джессика поймала бабочку! – закричал Джонни. Он выскользнул из маминых объятий, и они оба ринулись во двор. Я не мог понять, почему Элен решила, что должна спасать бабочку, когда ее собственные крылья были сломаны.
Утомленный руганью, я заполз на любимую подушку, чтобы подремать в оставшееся до обеда время. Благословенный сон быстро унес меня в мир духов.
– Как поживаешь, Соломон?
Я уж было застонал, но вид моего ангела с сияющим лицом остановил меня. Чувство неполноценности и боль в ушах превратились в поток ярких звезд, который унял мою растерянность. Было тяжело, согласилась мой ангел, но предупредила меня, что будет еще тяжелее, а в промежутках между испытаниями я должен хорошо есть и много играть, чтобы стать большим и сильным котом.
Отдохнувший и осмелевший, я проснулся в полдень в тишине пустого дома. Я зевнул, потянулся и пошел бродить по комнатам с поднятым хвостом, ожидая встретить Элен. Но не встретил никого, даже Джессику. Миска с едой стояла на привычном месте в углу кухни, и я съел почти все, обратив внимание на странный металлический привкус. На банке было написано, что это кролик. Кролик с металлическим привкусом. Ну, хоть какое-то разнообразие.
Я подумал, не рискнуть ли мне выйти через дверцу для кошки, но она была слишком массивна для такого маленького котенка, как я, ведь мне было всего три месяца, и могла прищемить мне хвост. Я решил поискать Элен наверху.
По всей прихожей были рассыпаны осколки стекла, а дверь заделана куском картона на клейкой ленте. В комнате Джонни никого не было, как и в ванной, а комната Элен была заперта. Я сидел под дверью, пытаясь использовать мой пси-приемник, чтобы определить, там ли она, но ее там, очевидно, не было. Безрезультатно мяукнув несколько раз, я спустился вниз, запрыгнул на подоконник в гостиной, и там, к моему изумлению, нашел Элен. Шерсть у меня на спине встала торчком, хвост распушился и стал похож на ершик для посуды. То, что я увидел, было очень странно.
Элен была в серебристом окошке размером с кошачью дверцу. Она сжалась до размеров сойки. Я смотрел, не отрываясь и не осмеливаясь пошевелиться, чтобы со мной не произошло то же самое. Это определенно была Элен. Улыбчивая блондинка, глаза так и лучились светом. Потом я заметил нечто, отчего моя шерсть вздыбилась еще больше. В этом серебряном окошке была не вся Элен, а только ее голова. В испуге я осторожно заглянул за серебряное окошко – там было пусто. Я попробовал потереться носом об ее нос, но окошко было закрыто стеклянным экраном. Я сел, чувствуя, что мне нельзя спускать с нее глаз, и стал ждать, когда она выйдет.
Я услышал, как хлопнула кошачья дверца и вошла Джессика с мертвой ласточкой в зубах. Одну половину она оставила на кухне, другую засунула под диван, а потом увидела, как я гляжу на Элен в серебряном окошке.
– Ты чего так напыжился? – спросила она. – Ты похож на ежика.
– С Элен случилось что-то ужасное.
Немногие кошки умеют смеяться. Я точно не умею. Но Джессика могла так приподнять уголки рта, зажечь искорки в глазах и покатиться по полу, будто она смеется.
– Это фотография, – объяснила она. – Это не сама Элен. Это плоское изображение на кусочке какого-нибудь материала.
– Не понял.
– У людей полно таких штук, – пояснила Джессика со скукой и раздражением в голосе. – Ты разве не замечал? Вот плоская сова на стене. А там, в комнате Джонни, плоские кролики. А наверху у лестницы плоская лошадь. Я на них больше не обращаю внимания.
Я посмотрел на плоскую сову и очень испугался, а еще разозлился на Джессику за то, что она смеется надо мной. Я внезапно кинулся на нее с подоконника, и мы, сцепившись, стали с визгом кататься по полу. Потом она загнала меня на штору. В этот момент вошла Элен – настоящая Элен, а не ее плоская версия. Я был рад ее видеть, но она не очень обрадовалась, застукав меня на шторе. Не вовремя мы это затеяли. Кожа вокруг глаз у нее покраснела, аура потемнела. Я хотел продемонстрировать ей свою любовь, но она выгнала нас с Джессикой во двор, а спустя несколько мгновений вслед за нами вылетела и половина ласточки.
Я ненавидел Джессику за то, что она втянула меня в неприятности. Ненависть – то чувство, которое я не имел права испытывать. Это плохое чувство. От него живот мой свело и глаза заволокло, так что я не мог вызвать своего ангела. Меня окутал туман. Туман земной жизни. Туман ненависти. Как из него выбраться, я не знал.
В такой обстановке я мог забыть о своей задаче и стать скучным старым котом, который только ест, спит и думает о выживании. Я вышел на дорогу и решил уйти. Проблема в том, что можно об этом пожалеть и вернуться, а потом будет совсем тяжело. Тяжело и неловко, подумал я, когда подъехала машина и из нее с букетиком роз и стыдливым выражением лица вышел Джо и медленно потащился по дорожке к дому.
Глава третья. Судебный пристав
Джессика ненавидела почтальона. Она вела себя как сторожевая собака, лежа в засаде под кустом у входной двери и атакуя его шнурки, как только он появлялся. В дождливые дни она сидела на лестнице, недобро глядя на почтовый ящик; стоило почтальону опустить в него письма, они падали на коврик, и она неистово рвала их когтями в клочки. Если Элен не успевала их убрать, Джессика использовала кучку рваной бумаги вместо кошачьего лотка. Ее ярость была заразительна. Элен, Джо и даже маленький Джонни начинали кричать на нее, и Джессика мигом исчезала под диваном.
Там она собрала личную коллекцию игрушек: дохлую мышь, желто-синего человечка из комплекта Lego, шнурок и обернутый в фольгу кусочек плавленого сыра, сворованный с обеденного стола.
Однажды утром Джессика яростно набросилась на хрустящий коричневый конверт, который, очевидно, ждал Джо.
– Ах ты, ЧЕРТОВКА! – побагровев, зарычал он, держа за уголок изорванный конверт. Как всегда, он напустился на Элен: «Угораздило же тебя завести такую чокнутую кошку, а? Говорю тебе, ее надо сдать в приют».
– Нет, Джо, – умоляюще сказала Элен. – Мы обещали заботиться о ней, и, вообще-то, она иногда бывает милой киской.
– Милой киской! Да она просто дрянь. К тому же мы и одну кошку не можем прокормить, не то что двух.
От этих слов у меня похолодело внутри. Я смотрел на Джо, тихонько сидя на подоконнике и наслаждаясь утренним солнышком. Сохранять спокойствие было нелегко, но я справился, даже услышав ужасное слово «приют». Спустя некоторое время я бесшумно спрыгнул, подошел к дивану и уговорил Джессику показаться. Она посмотрела на меня огромными черными глазами, вылезла и села рядом со мной на наше любимое кресло.
– Я люблю тебя, – сказал я, – и Элен тоже тебя любит. Зачем ты рвешь эти конверты?
В ответ Джессика сказала нечто удивительное.
– Я рву только коричневые конверты. В них приходят счета, от которых Джо выходит из себя. Вообще-то он сам их рвет, я застала его за этим. И прячет их от Элен.
Джессика приводила меня в восхищение. Однажды утром я сидел во дворе и наблюдал за ней. Половину времени она провела в воздухе, совершая отчаянные прыжки с крыши гаража на вишневое дерево и взбираясь затем вверх по его ветвям. Потом она села на высокий забор и стала охотиться на ласточек. Птицы пикировали на нее, едва не задевая своими заостренными крыльями, уворачиваясь от ее лап.
– Ты хотела бы быть птицей? – спросил я ее.
– Нет, – ответила она, дождавшись, пока я проберусь сквозь колючие кусты, вскарабкаюсь на забор и сяду рядом. – Назойливый юнец, – проворчала она, размахивая хвостом. Она спрыгнула на газон, оставив меня наверху мяукать от безысходности. Джессика скользнула в кошачью дверцу, и я решил, что она пойдет на кухню и будет есть из моей миски. Через несколько секунд она появилась с большим куском сыра в зубах.
– КАКОЕ СВИНСТВО! – Джо выскочил во двор и увидел исчезающий под сараем хвост Джессики. – И как я еще не выгнал тебя из дома? Все мозоли стер на работе, чтобы купить этот кусок сыра, а она взяла и стянула его. Воровка. Одни неприятности от тебя.
Он взял швабру и постучал ею по стене сарая. Но Джессика не вылезла. Я увидел, что из-за шторы за нами наблюдает соседка Сью, и подумал, где же Элен. Мне было страшно сидеть на заборе, голос Джо гремел на весь двор. Я хотел, чтобы пришла Элен и сняла меня оттуда.
В ужасе я наблюдал, как Джо лег на живот и стал шуровать шваброй под сараем. Он мог убить Джессику. Сарай скрипел и шатался под напором Джо. Я посмотрел на соседку Сью, которая неподвижно стояла у окна скрестив руки, и послал ей беззвучное «мяу». Она в ответ закатила глаза.
Джессика выскочила с другой стороны сарая, все еще сжимая кусок сыра в зубах, и понеслась по лужайке. Я увидел только, как промелькнули белые лапы с розовыми подушечками, когда она перелетала через изгородь во двор соседки Сью. Джо запустил ей вслед швабру с такой силой, что она смяла целую грядку помидоров, которые Элен высадила на солнечной стороне у изгороди. Поднялась пыль, и по траве покатились зеленые помидоры.
Джо стоял на месте, воздух вокруг него кипел. Его лицо покраснело, руки тряслись. Он медленно подошел, подобрал зеленый помидор и молча уставился на него. Подобрал две половинки швабры, безуспешно попытался соединить их и побрел назад к дому. Он прошел совсем близко от меня, не поднимая головы, и я увидел крупные слезы на его пышущих яростью щеках. Я чувствовал его боль.
И хотел, чтобы Элен вернулась. Но она не приходила. Двор погрузился в лиловую тишину.
Джессика назвала меня «назойливым юнцом», но это неправда. Я был лечебным котом. Если я видел слезы у человека на щеках, я должен был что-то сделать. Поэтому я спустился вниз через колючие кусты и потрусил в дом, подняв хвост. По кислому запаху пива я узнал, где искать Джо. Он сидел в углу, скрючившись над грудой журналов и вытирая слезы тыльной стороной ладони, сопя и отхлебывая из банки. Я подбежал к нему, как будто он мой лучший друг. Осторожно, чтобы не поцарапать, я на мягких лапах прошел по его ноге и по животу до сердца, оно стучало. У него дрожали руки. Он удивленно посмотрел на меня.
Как только наши взгляды встретились, я заглянул ему в душу и замурлыкал. Я слизывал с его щек соленые слезы, но они все равно продолжали зигзагами сбегать вниз.
– Ох, Соломон, – прошептал он. – Как ты можешь любить такого вспыльчивого негодяя, как я?
Я замурлыкал громче, вытянув передние лапы у него на груди и прислонясь головой к его щетинистому подбородку.
– Честно говоря, Соломон, – сказал Джо, – я сам нисколечко себя не люблю. Что бы я ни делал, все идет не так. Я ни на что не годен. Пропащий я человек.
Я притворился, что сплю, а он продолжал говорить, поглаживая меня своей горячей ладонью. Через некоторое время он успокоился, и прилетела мой ангел, заливая своим светом нас обоих, задремавших в кресле.
– Молодец, Соломон, – похвалила меня она.
После откровений Джо мне нужно было общество другой кошки. Джессика вернулась, только когда стемнело и все уже уснули, даже ласточки. Через окно проливался лунный свет, в котором ее лоснящаяся шерсть казалась еще более гладкой и блестящей. Я побежал ей навстречу. Она снизошла до того, чтобы потереться со мной носами, и я посмотрел ей в глаза.
Ночью они были словно глубокие зеленые блюдца, а усы величественно блестели по обе стороны от ее розового носика. Как по мне, она была изумительно красива. Почему она не хотела со мной дружить?
Я увязался за ней, но в свою корзинку она меня не пустила. Чувствуя, что она устала, я сел и стал смотреть на нее. Все, чего я хотел, – прижаться к ее теплой шелковистой шерсти.
– Иди отсюда, – прошипела она. – От тебя воняет этой кислятиной, которую пьет Джо.
– Я лежал у него на груди, – ответил я. – Лечил его.
Джессика глянула на меня, сощурившись.
– Предатель. После того, как он со мной обошелся, надо было поцарапать его.
– Я не царапаюсь. Я лечебный кот.
– Пф-ф… – Джессика свернулась в шелковистый клубок и закрыла глаза, будто меня здесь не было. Пристыженный, я смотрел, как она засыпает, и не стал ей мешать. Я не осмелился ступить хоть одной лапой в ее уютную корзинку и провел ночь, скрючившись на холодном полу, лишь бы только быть рядом.
Утром ее глаза снова стали лютиковыми, а когда она зевнула, я увидел ее выгнутый язык и розовое нёбо. Кажется, она была удивлена и недовольна, увидев меня. Мы потерлись носами, и у меня от возбуждения побежали мурашки. Ее взгляд ожесточился, и она зашипела на меня, но за мгновение до того я увидел грусть, промелькнувшую в ее золотистых глазах. Грусть и вместе с тем злость. Я хотел понять, откуда она взялась, но Джессика не стала со мной разговаривать.
Я влюбился в кошку, которой был не нужен.
Как-то вечером через заднюю дверь зашел Джо с бутылкой вина и коробкой пиццы. На его лице сияла редкая улыбка.
– Где ты это взял? – удивилась Элен.
– Элен, хорош кукситься, – ответил Джо, вынимая из заднего кармана деньги. – Я устроился НА РАБОТУ!
– На работу? Ух ты, здорово. – Лицо Элен просияло довольной улыбкой. Она обняла Джо и убрала челку у него со лба. – На какую же?
– Ты не слишком радуйся, это временная работа – барменом в пабе. Три дня в неделю по вечерам.
– Хорошо, – сказала Элен, – но…
– Не смотри на меня так, – обиделся Джо. – Пить я не буду, если ты это имеешь в виду. У меня есть семья, о которой я забочусь.
Вздохнув, Элен открыла коробку с пиццей.
– М-м-м, вкусно. Соломон, хочешь кусочек?
Когда Джо ходил на работу, нам было спокойно: погожие летние вечера проходили во дворе, где мы с Джессикой и Джонни носились кругами, а Элен ухаживала за небольшим цветником. А дождливыми вечерами она снова играла на пианино – я ее уговорил. Джонни был просто счастлив – он визжал от радости, танцевал и пел песенки. Даже Джессике понравилось слушать музыку, и она ложилась возле меня на пианино, окунаясь в струящийся поток звуков и наблюдая за тем, как ярко разгорается аура Элен, когда она играет.
– Теперь, когда Джо нашел работу, все будет хорошо? – спросил я своего ангела. Она немного помолчала. Потом с грустью посмотрела на меня, и в окружавшем ее свете мелькнули новые цвета, темно-синий и фиолетовый.
– Нет, – ответила она. – Слишком поздно.
Лето кончилось, на газон со стуком падали яблоки. Элен с Джонни ходили вдоль изгороди и собирали сочную ежевику, а я неотступно шел за ними, всегда с высоко поднятым хвостом.
– Будто трубка ныряльщика, – смеялась Элен, пока я скользил в высокой траве.
Но ей не нравилось, что я увязываюсь за ней, когда она идет в магазин. После путешествия на грузовике я очень боялся проезжающих автомобилей и, идя за Элен вдоль дороги, то и дело в панике нырял в чужие изгороди и дворы. Я ходил за Элен повсюду. Я не выпускал ее из виду. Иногда она запирала меня дома, и тогда я сидел на окне как часовой, ожидая ее возвращения.
Элен стала не похожа сама на себя. Она часто была зла и испуганна, бесконечные ссоры с Джо изматывали ее. Но она всегда с радостью принимала мою любовь, и Kitekat исправно сыпался в мою миску. Меня брали на руки, вычесывали и посыпали порошком от блох. Она даже давала мне витамины, а иногда и яйцо. Я стал взрослым котом с блестящей шерстью.
Однажды холодным зимним вечером Джессика наконец пустила меня в свою корзину. Затаив дыхание, я робко шагнул внутрь. С трудом веря в случившееся, я тихо прилег рядом с ней. У нее был неудачный день, и я знал, что нужен ей так же, как она нужна мне. В этот раз она не оттолкнула меня. Она немного поворчала, потом помурлыкала со мной, и я почувствовал ее невысказанное желание иметь друга – такого друга, который будет любить ее несмотря ни на что.
В полном блаженстве я прижался к ее теплой шелковистой шубке, и звезды счастья засверкали вокруг нас. С той ночи мы всегда спали вместе, переплетя пушистые лапы. Джессика любила класть голову мне на шею, а мне нравилось ощущать ее дыхание. Вместе у нас получалось что-то вроде песни – мелодии любви, сотканной из мурлыканья, вздохов и взвизгов. Иногда я перебрасывал лапу через ее блестящую спину и, когда утреннее солнце проникало в окно, сонно лежал, глядя, как лучи света играют на ее черной шерсти.
Прошла зима, и весной я стал главным. Джессика теперь была очень игрива со мной. Она провоцировала меня на дикие гонки через малиновые кусты, по вишневому дереву и по крыше гаража. Мы спаривались повсюду – у нас во дворе, на лужайке у соседей, в огороде, даже посреди дороги. Но лучше всего было на работающей сушильной машине в кладовой. Элен открыла дверь и увидела нас.
Мы застыли, выкатили глаза, но продолжили. Элен всё поняла, улыбнулась и оставила нас одних.
Через месяц с небольшим Джессика располнела и отяжелела – она вынашивала моих котят.
Скоро ее живот стал таким большим, что она уже не могла заползти под диван. Беременность сделала ее спокойнее. Спокойнее стали все, включая меня. Джессика была довольна. Она оставила почтальона в покое, устроила себе новое убежище у Элен под кроватью и теплой июньской ночью родила без всякой помощи трех шелковистых котят. Моих деток.
Элен сразу перенесла их всех вниз, в корзинку на кухне, но Джессика упорно перетаскала их по одному обратно наверх, аккуратно держа каждого за шкирку зубами. Последним всегда оставался полосатый котенок. Это была девочка, пушистая и очень симпатичная, с песочным и серебристым оттенками.
– Это особенный котенок, – пояснила мой ангел, – она послана сюда исцелять, как и ты, Соломон. Поэтому, пока Джессика не вернулась за ней, я мурлыкал и дарил полосатому котенку много любви. Однажды она открыла голубые глаза и посмотрела на меня так, будто хотела запечатлеть меня в памяти навсегда.
Это было последнее счастливое утро. Дом был наполнен солнечным светом и спокойствием. Элен и Джо ладили друг с другом, Джонни радостно играл во дворе.
В тот день пришел судебный пристав.
Я чувствовал слабость, поскольку за несколько дней до того Джо отнес меня к ветеринару, который погрузил меня в сон и сделал со мной нечто, после чего я не смогу больше иметь котят. Это было больно и унизительно, я чувствовал подавленность, хотя и понимал, что это разумный шаг. Еще в мире духов я согласился на это. Образ жизни настоящего самца отвлекал бы меня от истинного предназначения. Я обещал любить Элен и помогать ей в трудные времена, но, если бы я знал, насколько будет трудно, я бы, возможно, не вызвался. Вначале Элен дала мне закрутить роман с Джессикой. Она хотела, чтобы Джессика испытала радость материнства и чтобы Джонни увидел, как растут котята.
Это была голубая мечта Элен.
В тот теплый июньский день мой ангел явилась на рассвете, чтобы предупредить меня. Она показала мне изображение человека в сером костюме в большом здании, над дверью которого были выбиты в камне слова «Окружной суд». Человек вписывал в бланк имя и адрес Элен. Мой ангел сказала, что сегодня он придет к нам домой. Элен ни о чем не подозревает. Я должен быть рядом с ней. Сохранять спокойствие и продолжать мурлыкать. «Помни, ты – лечебный кот», – сказала она.
Джо не было дома, и мне пришлось все утро сидеть и ждать, хотя после того, что сделал со мной ветеринар, мне хотелось лечь. К обеду я выдохся. Никто не пришел. Элен копошилась в саду, а Джонни с визгом плескался в надувном бассейне на лужайке. В конце концов я уснул, свернувшись на согретом солнцем крылечке. Мне снились пчелы, жужжащие над цветами, ласточки, щебечущие над головой, и кузнечики, стрекочущие по краям лужайки в высокой траве.
Потом мне приснился мир духов, но еще один звук вытащил меня оттуда: тяжелый стук приближающихся шагов. Я приоткрыл один глаз и увидел на пороге пару начищенных ботинок.
– Здравствуй, киска! – Мужская рука опустилась, чтобы погладить меня. Судебный пристав!
По сравнению с тигром кошка – очень маленькое животное. Поэтому нет смысла строить из себя тигра и бросаться на людей. Кошки должны быть нежными и изящными.
Я показал свою враждебность судебному приставу тем, что никак на него не отреагировал и продолжал смотреть вдаль, оставив без ответа его попытку погладить меня. После того, что рассказала мой ангел, удивительно было видеть, что судебный пристав – обычный человек. Но выглядел он зловеще.
Стянутая галстуком шея, ледяные глаза, скованное железом сердце. Я слышал, как оно тикает, когда он постучал в дверь.
Ему открыла Элен, держа на руках Джонни, обернутого в синее банное полотенце. Невинным взглядом она вопросительно посмотрела на судебного пристава.
– Замена окон? – улыбнулась она. – Спасибо, не нужно.
– Миссис Кинг?
– Да, это я. А это Джонни.
Джонни выглядел нерадостно, хотя Элен и покачивала его, чтобы развеселить. Я поймал его серьезный взгляд. Он все понимал. Он отчетливо увидел застывшую ауру судебного пристава и испугался.
– Миссис Элен Кинг?
– Да. – Улыбка медленно сползала с ее лица.
– А ваш муж – мистер Джозеф Кинг?
– Да, а что?
Судебный пристав показал Элен удостоверение.
– Я пристав окружного суда. У меня есть ордер на осмотр жилого помещения и изъятие имущества на сумму семнадцать тысяч фунтов, которую ваш муж должен банку.
Я смотрел, как раскалывается аура Элен. Это выглядело пугающе. Тут Джонни решил заплакать, и Элен сорвалась. Она закричала на судебного пристава, а в ее глазах заиграли два язычка голубого пламени.
– Какое право вы имеете являться сюда и угрожать нам? Разве вы не видите, что у меня маленький ребенок? Это долги мужа, а не мои! Я понятия никакого об этом не имею!
Я протиснулся в прихожую и сел у ног Элен, ощетинившись и приняв оборонительную позу. Как было бы славно, если б я был псом – овчаркой или ротвейлером. Ужасно, если ты вынужден шипеть, когда хочется лаять.
Мужчина продолжал бесстрастно бубнить те же слова монотонным голосом, несмотря на истерику Элен и плач Джонни. Однако именно Джонни успокоил Элен, обвив ее шею пухлыми ручонками.
– Мамочка, не кричи.
Элен еле стояла на трясущихся ногах. Начищенные ботинки судебного пристава поскрипывали на коврике у входной двери. Мой ангел стояла в прихожей с золотым мечом в руке, но никто, кроме меня, не мог ее увидеть. Джессика устремилась наверх с очередным котенком в зубах.
– Элен не обязана его впускать, Соломон, – сказала мой ангел, и на мгновение я залюбовался великолепным сапфировым светом ее глаз и размяк в потоке энергии, исходящей от золотого меча. Я был рад, что мой ангел пришла к нам домой, чтобы защитить Элен. Рад, но в то же время опечален тем, что Элен не могла видеть ангела, а я ничем не мог ей помочь. Осознание того, что я простой смертный кот, было невыносимо тягостным. Находясь в плену мучительной беспомощности, я сделал ужасную вещь. Несмотря на присутствие ангела, я сбежал.
Испытывая жгучий стыд, я забрался как можно выше: сначала на изгородь, а потом через гараж на крышу. Волоча хвост, я заполз по черепице на самый верх и прислонился к дымовой трубе, глядя далеко вдаль через поля на темно-синие холмы. Я хотел домой, в мир духов. Увидев моего ангела, я расстроился и загрустил по дому.
Солнце грело кирпичную дымовую трубу и жгло мою блестящую черную шерсть. Усы тревожно дрожали, а кончики ушей горели. Я, Соломон, теперь неудачник. Быть котом оказалось слишком сложно. Иногда мне нравилось мое изящное черное тело – когда оно носилось вверх-вниз по лестнице или благословенно валялось в кресле, и особенно когда Элен гладила меня. Но внутри меня жил дух большого светящегося льва – слишком большого, чтобы уместиться в маленьком кошачьем тельце.
Когда я услышал, как машина Джо с визгом заехала в гараж, я настороженно выпрямился. Выходя из нее, он хлопнул дверью так, что полетели куски ржавчины. Увидев стоящий у дома вымытый автомобиль судебного пристава, он наморщил лоб, и его аура стала фиолетовой.
Когда он зашел в дом, повисла зловещая тишина, не было слышно даже приглушенных голосов.
– Гляньте на крышу, там кот сидит!
– Наверное, слезть не может.
Из школы возвращалась группа ребят, которые часто меня гладили. Именно сейчас я очень нуждался в их любви, и спуститься было очень заманчиво. Но открылась входная дверь, и появился Джо, выглядевший как неразорвавшаяся бомба. С ним были судебный пристав и сгорбившаяся Элен. Она все еще крутила в руках полотенце Джонни, завязывая его узлом.