Читать онлайн Московская битва 1612 года (Битва на Девичьем поле)

Московская битва 1612 года

(Битва на Девичьем поле)

От автора

4 ноября в России отмечается День народного единства. Праздник был учрежден Федеральным Законом, подписанным в декабре 2004 года президентом России Владимиром Путиным.

Впервые в России этот новый всенародный праздник отмечался 4 ноября 2005 года.

Православные знают этот день, как день почитание иконы Казанской Божией Матери.

Днем всероссийского почитания иконы стал день рождения первенца у второго царя династии Романовых Алексея Михайловича, царевича Димитрия. Царевич родился в ночь на 22 октября (1 ноября)1 1648 года.

В этот день, 36-ю годами ранее, в 1612 году, князь Пожарский дал обет, что возьмет он Кремль, занятый поляками, и в благодарность построит храм, посвященный Казанской иконе Божией Матери. И 22 октября (1 ноября), князь Пожарский вошел с войском в Китай-город. Обет свой князь исполнил: Собор был построен и освящен патриархом Филаретом (отцом царя Михаила Романова, первого царя династии) в октябре 1625-го. Именно по этим знамениям, свершившимся в один день 22 октября (1 ноября): обет князя, освящение храма и рождение первенца – царь и постановил: объявить сей день всероссийским праздником2.

О том, что стало предвестником этого праздника, о событиях, произошедших у стен Москвы, о Московской битве, решившей судьбу России – этот рассказ.

Минин и Пожарский ведут войско второго ополчения к Москве

Тихо и покойно было на монастырском дворе. Князь Дмитрий Михайлович и не помнил, сколько он сидел вот так, на березовой чурке возле входа в келью, не чувствуя ни усталости ни времени. В густой июльской листве старой липы щебетала какая-то птаха, хорошо так щебетала, давно не было так радостно на душе у князя…

– Князь, – инок почтительно склонился, – Иринарх3 просит тебя войти.

– Покойно-то как, – князь поднялся, невольно потянулся. – Пойдем, Кузьма, – позвал стоявшего возле своего товарища, – покойно-то как, – повторил и, склонившись, вошел в низкий проход старой кельи.

– Здравствуй, князь, здравствуй, Кузьма, – поклоном приветствовал вошедших старец.

– Благослови, отче, – и князь Пожарский и Кузьма Минин пали перед старцем на колени, смиренно склонив головы.

Из Борисоглебского монастыря старец Иринарх прислал князю крест, просфору и челобитие, где благословлял князя, прорекая4, что «узрит князь славу Божию». И воодушевившись, князь решил, перед Москвой, лично подойти под благословение старцу.

– С вами идет Сама Богородица, – возложив ладонь на склоненную голову князя, сказал старец Иринарх. – Будет тебе видение, князь, что войдешь ты в Москву с образом Пречистой нашей Матери. Образ сей найдешь ты скоро. Мало кому тот образ известен, но пройдет время, и станет он наравне с Владимирским образом. Иди же, князь, – благословил старец Пожарского, и следом Минина.

От самого Нижнего Новгорода шла сила русская. Год, по всей России, собирали деньги, чтобы вооружить войско. 10 000 воинов – конных и пеших, казаков и бояр, детей боярских5 и простых крестьян вели с собой к осажденной столице Пожарский и Минин.

Было это в июле месяце 1612 года. Трудное это было время. Не было на Руси царя. В Москве, в Кремле, в самом сердце Русского царства, как страшная опухоль засели ляхи. И не выгони ляхов из Москвы, не вырежи эту опухоль, сожрет она Русь. Потеряет Русское царство свою независимость, станет колонией Речи Посполитой. Но страшнее, что отнимут у русского человека веру его православную. Навяжут унию6, кнутом и рублем обратят русского человека неизвестно во что. Сам Римский папа Павел V благословил Сигизмунда III на поход на Московию и шпагу прислал, освящённую в праздник Рождества Христова. И многие русские бояре ждали этого, просили Сигизмунда, чтобы сына своего Владислава он на русский трон посадил. Не думали бояре о будущем Руси, о своем личном будущем думали. Смутные были времена. В шаге от пропасти стояла Православная Русь.

***

Когда войско русское вошло в Ярославль, где назначили главное место сбора, откуда пойдет рать на Москву, встретил князь протопопа казанского. Возвращался сей человек в Казань из Москвы. И рассказал протопоп князю свою историю: было ему видение – отвезти образ Богоматери, обретенный в Казани, и почитаемый казанцами как чудотворный, москвичам, в поможение защиты от ляхов. Но увидел протопоп раздор в стане русском: убил изменник Ивашко – атаман Заруцкий7 боярина Ляпунова8, не поделив с ним старшинство. И когда при виде образа дворяне Ляпунова пали на колени и молились, – смеялись казаки Заруцкого, и даже с коней не слезли. И видя такое бесчинство и несогласие в лагере русском, увез протопоп икону, решив, что неправильно рассудил он о своем видении. Да задержался в Ярославле, где и встретил князя Пожарского. Услышав рассказ протопопа, удивился князь и понял смысл слов старца Иринарха. С того дня стал Казанский образ Матери Божией символом второго ополчения: с ним вышло войско из Ярославля к Москве.

***

Нерадостное зрелище увидел князь: обугленной и безжизненной была Москва. От вида этого разболелась рана, полученная князем, когда сражался он на улицах Москвы вместе с восставшими горожанами. Был тогда князь в своем доме на Сретенке, когда уставшие от польских бесчинств восстали москвичи. Годом ранее, в 1610 году, по приглашению бояр и митрополита Гермогена, вошел в Москву польский гарнизон. Согласился владыка Гермоген, а за ним и бояре посадить на русский трон сына Сигизмунда III, польского королевича Владислава. Отправили посольство к Смоленску, осажденному Сигизмундом, заключить договор с королем: русским царем становится Владислав, принимает он веру православную на границе, и в Москву въезжает православным. Сигизмунд уводит войска от Смоленска. Костелов на русской земле не ставит и веру католическую не разносит. И Владислав, сев на трон, слушается не литовских магнатов, а русских бояр, – таков был договор. Но обманул Сигизмунд. Отправил в Москву гарнизон, а вместо сына прислал «опекунов» – гетманов Жолкевского и Гонсевского, вместе с полковниками Будилой и Струсем. И присягу новому царю принесли русские без царя – пуст был трон, когда присягала Русь Владиславу. И в церквях молиться стали за Владислава. Все указы, все суды от имени Владислава писались и производились. Пошли на такой шаг бояре и митрополит, в надежде, что прогонят ляхи Лжедмитрия II, пришедшего на Русь, после смерти Лжедмитрия I. Оба эти разбойника, назвав себя именем убитого царевича Димитрия, последнего из рода Московских Рюриковичей, вошли с войсками на Русь и хотели царствовать. Первого разбойника убили сами москвичи, когда увидели, что самозванец он. Второй же засел с казаками в Тушино и грозил Москве. Не знали москвичи, что оба разбойника пришли с войсками из Литвы и по благословению папы Римского. Первый самозванец, так и вовсе тайно принял веру католическую. Смутное было время. Не знали русские люди кому верить. Одного желали: чтобы был у них царь православный и мир наступил.

Войск своих Сигизмунд от Смоленска не увел. Не собирался он сажать на русский трон своего сына, сам хотел править. Подчинить Московию Речи Посполитой.

Год сидели ляхи в Москве, год собирали дань, когда по всей западной Руси ходили банды литовские, грабя и разоряя русские города и села, а в Новгороде сидели шведы и хотели на трон московский своего королевича посадить. А в Тушино – разбойники самозванца, прозванного Тушинским вором. А в Калуге, казаки, что от первого самозванца остались.

Первым, кто отказался платить ляхам деньги стал рязанский боярин Прокопий Ляпунов. Собрал он войско, объединился с отпавшими от Тушинского вора атаманом Иваном Заруцким и князем Дмитрием Трубецким; и тремя войсками, названными «первым ополчением», двинулись они на Москву.

Донесли полякам, что идет войско на Москву большое. Было это 19 марта9, во вторник Страстной недели, в час обедни. И стали ляхи готовиться к осаде, заставляя москвичей втаскивать на крепостные стены пушки. Отказались москвичи.

***

– Что же это, православные! – понеслось по Москве. – Ляхи нас заставляют по братьям своим стрелять! – вооружившись, что под рукой было, восстали москвичи, дрались с хорошо вооруженными поляками. Была это не битва, а погром. Поляки врывались в дома, в лавки купцов, резали и стреляли каждого, кто попадался на пути. Кто жил в Китай-городе, бежали в Белый город10, поляки следом. Когда началась резня, князь Пожарский со своими домочадцами был в храме.

– Неужто конец света?! – слыша крики и шум стрельбы, пали ниц кто был на службе.

– Баб и детишек уводите! – крикнул князь своим дворовым, и выбежал из церкви. Как раз несколько конных поляков, у самого храма, рубили мужиков, отбивавшихся кольями от забора.

– Вот ведь!.. – князь подобрал у убитого мужика кол и бросился на подмогу.