Читать онлайн Фиктивный папа для двойняшек

Глава 1

– Да, ма-а-ам, Сонечке приготовила курицу на пару. А Сашуле ее любимое жаркое, конечно, в духовке…

Хочется разбить телефон вдребезги. Сдерживаюсь. Это же мама. Как инфаркт накроет или инсульт? Лучше буду поддакивать. Живее все будем.

– Нет, никакого фастфуда, – а сама скрещиваю пальцы за спиной и выбрасываю в урну чек из ресторана «Бистро и точка».

– Да, мам, девочки дышат свежим воздухом. Книжки тоже читаем. А ты что? – решаю перевести стрелки на ее персону. – Как санаторий? Вкусно кормят? Подругой обзавелась?! А почему ты не с ней? На прогулку собираетесь?

Я сыплю вопросами, чтобы мама не успела одуматься и снова по кругу начать задавать свои о племяшках.

Фоном слышу писклявый звук автосигнализации. Ну бывает, может, кошка… Сегодня мы гуляем в сквере. Девочки остались на детской площадке, а я вот в трех метрах от них – звоню своей родительнице и предоставляю отчет о том, как я выполняю свою роль второй мамы.

Автосигнализация пищит уже сильнее. Раздражает. Ничего не слышу, какие новые наставления мне выдает мама.

– Тут сигнализация, я ничего не слышу, – уже практически кричу в телефон, собирая недовольные взгляды отдыхающих. – Я тебе потом перезвоню.

И только собираюсь порадоваться, что «человек гиперконтроль» сейчас от меня за две тысячи километров, как слышу голоса девочек:

– В стекло не целься, разобьем еще, от Ярки влетит.

 Может, я ослышалась… И это не племяшки.

Оборачиваюсь.

Черт…

Не ослышалась. Только успеваю увидеть, как наша скромняжка Сонечка прицеливается и бросает дротик. Я прослеживаю траекторию полета. И мне плохо.

Неотложку бы… да только сейчас это не поможет.

Дротик прямиком ударяется о капот красного кабриолета. Ну нормально, а что? Вот так и надо играть – выбирать самые дорогие тачки и мочить…

Сколько я разговаривала с мамой?

Минут пять?

Я осматриваюсь и понимаю, что все, приехали… На шум сигнализации из офисного центра напротив сквера бежит галстук. Вернее, мужик в офисном прикиде, только без пиджака.

И надо же такому случиться…

Тут Сашуля. Прицельно бросает второй дротик, и он летит… Красиво летит. И выбивает сто из ста.

Я смотрю на расползающуюся паутинку на лобовом стекле и хватаюсь за сердце. А еще на меня нападает немота.

Спрятаться тут негде. Ну, может, девочек я еще могу запихнуть в тот малюсенький игровой домик, а самой деваться некуда.

Мужик подбегает к машине и смачно так трехэтажным начинает ругаться. А на вид такой приличный. И ботинки даже блестят на солнышке, потому что из лаковой кожи.

Я понимаю, что ругаться ему скоро будет неинтересно. Сейчас в голове его циферки ремонта сложатся, и захочет он учинить расправу над вредителями.

И как в воду глядела…

Ломает дротик пополам, швыряет его на землю и начинает сканировать злобным взглядом окружающее машину пространство.

Девчонки секут фишку быстро. Хватают ведра и лопатки и активно начинают разгребать песочницу. Типа они так и играли, а кто дротик кинул, тот дурак. Копают самозабвенно. Им бы к узбекам трубопровод укладывать. Того смотри, до центра земли доберутся – с таким остервенением роют яму.

Может, пронесет?

Я медленно направляюсь к ним. Молчу. Потому что тоже надо прийти в себя. А главное – своим видом не выдать эту секретную группировку «Сделай Яре плохо».

– Ну что, копаем? – подхожу к девочкам.

– Копаем, – слишком быстро отвечают и еще усерднее вонзают пластмассовые лопатки в песок.

– Ну и как? Нравится?

– Очень! – выдает Сашка, а я делаю вывод: значит, это она, затейница, снова подбила Соню.

– Простите, – раздается из-за спины, вздрагиваю.

А когда оборачиваюсь и вижу владельца кабриолета, вообще плохо становится. Запалил.

– Вы не видели никого вот с такими дротиками? – мужчина показывает наши дротики из набора, но я сама невозмутимость – морда кирпичом.

– Нет. Впервые вижу, – и быстро отворачиваюсь.

Все. Иди. Ищи. Других. Разговор окончен.

И уже собираюсь выдыхать, как боковым зрением замечаю большущую мужскую руку, ковыряющуюся в ведерке Сони.

– И этот дротик впервые видите?

– Это не наше, – вклинивается в наш разговор Сашка.

Она может. Виртуозная врушка. Смекалистая.

– Не наше, – поддакивает Сонечка.

От нее неожиданно слышать вранье. Видимо, чувствует свою вину. Потом надо будет обсудить.

– Что вы пристали к детям? Говорят вам – не наше! – произношу, а сама не пойму, почему он мне кого-то напоминает.

Где я его вообще видела?

– Не ваше? – мужчина прищуривается, а затем зачем-то достает телефон. – Эдик, посмотри камеры, минут пятнадцать назад. Да. Сбрось на телефон.

Все, влипли.

– Девочки, пора домой, на обед, – я игнорирую присутствие мужика и поспешно решаю свалить.

– Мы же только поели, – ляпает Соня.

Вовремя она, конечно, молодец!

– Домой! – командую я.

Девочки собирают ведра и лопатки. И с важным видом проходят мимо мужчины.

И все бы ничего. Мы бы ушли, а там камеры не камеры, город большой – ищи потом.

– Куда это вы с нашими ведрами и лопатками? – истерично визжит мамашка, вываливая из мини-домика со своим карапузом. – А ну положили!

– Девочки, бросьте каку. Домой!

Племяшки быстро швыряют ведра и подходят ко мне. Соня справа становится, Сашуля – слева. Мы разворачиваемся и уже уходим. Уходим. Да.

Звук оповещения на телефоне владельца кабриолета очень громкий.

И я понимаю, что все. Не успели.

– Стоять, – приказывает мужик, и я замираю.

Мы снова оборачиваемся и смотрим на этого потерпевшего и настырного детектива.

Кажется, мне совсем не кажется. Не может быть…

Колкая догадка, кто бы это мог быть, повергает меня в шок. Ну правильно, мне мамы мало и разбитой дорогой тачки. Получи, Яра, еще и это…

***

Маму точно удар хватит, если я сейчас тормозну и дам этому разъяренному мужику нас с племяшками нагнать. Тем более если это не дай бог тот, о ком я думала, то наше дело дрянь.

– Девочки, кто хочет дополнительную порцию мороженого?!

– Мы, – весело отвечают мои зайки. – А что надо делать?

– Бежать и не останавливаться, держим курс на метро, – командую, а у самой уже колет в подреберье и везде, где только можно.

Вечно эти богачи своих машин распихают по всему городу, а ты ходи, спотыкайся. Детям вот погулять не дают нормально.

А мои рыжики стараются изо всех сил, бегут, не жалеют ног и сандалий.

Меня берет внезапная гордость за девчонок – как бегут, как бегут. Любой спортсмен бы позавидовал.

Правда, не без их участия приходится надрываться, а могли как нормальные – сидеть в сквере, получать витамин Д, и вообще было бы отлично. Но это не про нас, не про Ежиковых.

С колючестью дикобразов и их меткостью мы умеем наживать себе врагов, ну, а бегство – это вообще у нас в крови.

Только дикобразы не ежи, а ежи не дикобразы. Из схожего у них разве что колючки.

Кстати, о них, родимых…

Пробегая мимо остановки, я успеваю рассмотреть цирковую афишу. Да-да. Умри, но о культурной программе для детей подумать обязан, и вроде там не только дикобразы на арене, но и прочая живность. Девчонки бы оценили, а пока бежим и улыбаемся. А цирк… Цирк подождет, пока клоуны соберутся.

В метрах ста краснеет знакомая буква «М». Верным путем бежим еще немного и, может, оторвемся? Или не оторвемся…

Нервно дергая головой, я смотрю назад. А нет, пока темп держит, «галстук» бодрячком, догоняет. И как он в такой неудобной обуви на подобное способен?

Но мое восхищение прерывается воспоминанием о ботинках. Новеньких таких. Мужских.

И о сестре. Настька, зараза, чтоб тебе икалось там, в твоей Испании!

Мне было тринадцать. Милый прыщавый подросток с рыжей копной волос и веснушчатым носом. Красотка, одним словом. Залюбуешься.

Настька взрослая, уже девятнадцать лет, тогда мужика себе оторвала из мажористой братии. Он на джипе ее подвозил, цветами заваливал, на моря катал… Единственное, условия выкатывал такие, что можно было ужаснуться, но она худо-бедно справлялась и верила, что ее красота (а сестра у меня голубоглазая блондинка на контрасте со мной) и любовь все победят. И прЫнц на черном джипе ее увезет в закат, выдаст безлимитную карточку, поселит на своей вилле, и настругают они, как Папа Карло, себе ребятишек.

Только вот не сложилось.

Две полоски на тесте рвение прЫнца поубавили. На аборт сестру этот мажор отправил.

Настька меня то ли от страха, то ли сдуру с собой тогда прихватила. Заехали к прЫнцу еще раз его образумить. А я, недолго думая, кота с улицы с собой прихватила, черного такого, с зелеными глазами. И в ботинки этому рогатому посадила. А котик все правильно подумал и справил нужду. Нассал ему. Сразу в оба ботинка. Дорогих, как оказалось.

ПрЫнц орал, что я ведьма проклятая (глаза потому что разного цвета) да змея подколодная. В общем, выставил за дверь.

И сегодня меня триггернуло на этом галстуке, как только он орать начал.

– Яр, я, кажется, ногу себе в кровь стерла… – канючит на бегу Сашка и уже прихрамывает.

– Это тебе ответочка, ребенок, прилетела. Не надо карму себе портить и дяденькам чужим машину. Потерпи. Я же терплю. И Соня терпит.

Мы спускаемся в подземный переход. Тяжелый запах креозота бьет в нос. Эх, лучше и не бывает. Вместо трамвайчика – метро. Но тоже неплохо с учетом, что у меня есть банковская карточка, а «галстук» бумажник, похоже, в своем крутом офисе оставил.

– Я вас все равно найду, – кричит владелец тачки и машет кулаком, когда понимает, что перескакивать ему через турникет вообще нежелательно. Полиция не дремлет, да и ботиночки лаковые ободрать может.

Когда мы переходим на нужную ветку, я наконец сдаюсь и падаю без сил на первую свободную лавку.

– А мороженое?

Две пары требовательных глаз внимательно так смотрят на тетку, а мне сейчас хочется если не сдохнуть, то хотя бы минут десять просто посидеть, а лучше полежать…

***

Покой нам только снится и тогда, когда мы доезжаем до своей станции, поднимаемся наверх, выходим из метро и плетемся в кафе, где я банкую и покупаю двум непоседам обещанное мороженое.

Эх, хорошо, что нас не видит моя мама! Спасибо тебе, предприятие хладокомбината «Пингвин-Мингвин», что ты так хорошо заботишься о своих сотрудниках и оплачиваешь им путевки в санатории.

– Яр, а дяденька красивый, – внезапно выдает Сонечка, облизывая шарик со вкусом клубники.

– Не заметила, – отрезаю и делаю вид, что мне совершенно все равно.

 Не дают детки-конфетки расслабиться, я толком и отдышаться еще не успеваю, а тут уже снова сватовство начинается.

– Зря с ним не познакомилась, – откусывает край вафельного рожка Сашка, – у него такая лошадка красивая на машине прикручена была, мы в нее же целились, скажи, Сонь?!

Сашулька любит шоколадное мороженое, ей я купила аж три шарика.

– Угу, – подтверждает вторая сластена.

– Никакие дяденьки с лошадками меня не интересуют, – холодно проговариваю, – давайте ешьте и домой. С меня на сегодня хватит! Два неслуха!

Перегибаю немного, но и они хороши. Это же надо такое устроить. А если бы вместо меня сегодня была мама?..

И я знаю ответ на этот вопрос: а ничего бы не было!

Мама же как плохой полицейский. У нее не забалуешь. Ей стоит только строго посмотреть на девчонок, как они сразу как шелковые.

Так и называется эта двоица – «Шелковое поведение».

А я, тетя, не умею их уничижительно взглядом дрессировать. Девчонки из меня веревки вьют, считают не мамой, а третьей подружкой. Вот и вытворяют чего хотят. За размышлениями я совершенно не замечаю ничего и никого вокруг, только понимаю: что-то не так, когда глаза моих племяшек становятся в половину их лиц, большие и испуганные.

– Вот вы и попались, рыжие ведьмы! Отмечаете? – «галстук» упирается ладонями в поверхность круглого стола, снимает солнцезащитные очки и водружает их себе на голову.

Мы же молчим. У девчонок мороженое потекло, слизывать не успевают, не до этого.

А затем я открываю рот и на стрессе ляпаю:

– Дяденька, вы кто?

Глава 2

Богдан

«Дяденька», – эхом раздается в голове.

Она издевается сейчас?

Всматриваюсь в лицо ведьмы, и лучше бы я этого не делал. Твою налево, разноглазка…

В подсознании что-то ворочается такое знакомое, но как заворочалось, так и залегло на задворки памяти.

– Это вот им я дяденька, – указываю на двух девчушек, одинаковых с лица. – А для тебя Богдан Андреевич Горский, – отодвигаю четвертый стул и сажусь с ведьмой рядом.

Очки снимаю с головы и кладу на стол. Развязываю галстук, расстегиваю три пуговицы в районе воротника и закатываю рукава – жарко.

– Я вас не приглашала за наш столик, Богдан Андреевич, – тут же находится эта бесстыжая девка.

Я смотрю на девчонок, затем на их мамашу. Молодая больно, но кто его знает, сейчас время такое, что уже ничему не удивляешься.

– А мне оно не требуется, ваше приглашение…

Смотрю на девчонок. Рыжие мелкие монстры сидят и даже не моргают, вперили в меня две пары глаз, а сами…

У меня чутье на таких умниц – с виду ангелы, а в душе бестии. Эти просто маленькие еще, но мужикам дадут прикурить, когда подрастут.

– Я буду краток: ремонт машины ложится на вас.

Старшая ведьма сглатывает, и взгляд такой предупреждающий, того и гляди, проклянет, зараза рыжая.

– Вы сумасшедший? Мы вас впервые видим! – врет и не краснеет, хотя куда ей еще больше краснеть, и так вся яркая, одна россыпь веснушек чего стоит.

Я включаю телефон и демонстрирую ей видеозапись.

Снова сглатывает.

– Это ничего не доказывает. Мало таких в городе-миллионнике?

– Рыжих?

– Обзываетесь? – вскидывается эта ведьма.

Точно проклянет, но и я не из робких, иначе бы не было у меня бизнеса, штата сотрудников большого и производство я бы под своим брендом не запустил.

– Девочка, дури кого угодно, со мной этот номер не пройдет! – открываю камеру и щелкаю эту нахалку в анфас. – Мне хватит десяти минут, чтобы моя служба безопасности узнала о тебе и твоих дочках все, вплоть до размера одежды.

И тут на лице рыжей заразы замечаю панику.

– Надо было не в машину дротиком целиться, – выдает одна из двух мелких.

Я же говорю: не девочки, а рецидивисты мелкие.

– Саша, – строго проговаривает ведьма, – мы не убиваем людей, – а затем осматривает меня и добавляет: – И нелюдей тоже не трогаем.

– О, да у вас тут целая бандитская группировка. Колись, на детях зарабатываешь?

– Что вы такое несете? Перегрелись?

Перегреешься тут. Понедельники я в принципе не люблю, утренние совещания тем более (пока соберешься с мыслями, чтобы никого не придушить из тех раздолбаев-сотрудников, что видишь после выходных).

– Хотела потом на своей гнилухе меня подрезать и бабок срубить? Так это ты, детка, зря…

– У Яры нет прав, она экзамен пять раз уже завалила, – выдыхает с сожалением второй клон, – так что она ни в чем не виновата. Это мы… поспорили, кто дальше бросит.

– Соня! – лицо ведьмы покрывается пятнами, и даже немного на шею перекидывается эта краснота.

А я скольжу взглядом ниже и замечаю, что у ведьмы формы даже очень ничего, одна грудь только чего стоит, и талия узкая. Может, и задница зачетная?

Но на последней она сидит, не рассмотреть. Может, натурой взять… но что-то жаба душит настолько переплачивать за бабу.

***

– Воспитание, конечно… Но от осинки, – и я вновь скольжу заинтересованным взглядом по этой ведьме, – не родятся апельсинки. Верно?

– Яра нам не мама, – снова бесцеремонно лезет в мой разговор первый клон.

– А кто?

– Тетя, – подхватывает клон номер два.

– У-у-у, кому-то сегодня влетит?! – я играю бровями, и эта староста отряда юных рецидивистов уже не просто краснеет, а сидит багровая.

При взгляде на этих клонов тоже захотелось мороженого. Впервые за долгое время… Сам от себя в шоке. Горский и пломбир – это совершенно несовместимое сочетание.

– А ну-ка, детка, сгоняй дяде за порцией эндорфинов.

– Что вы себе позволяете? – возмущенно проговаривает рыжая зараза и смотрит так, что меня пробирает до самых кончиков пальцев, и если бы не эти узкие ботинки, я бы, наверное, даже смог их поджать.

– Ну с учетом того, сколько потребуется на ремонт моей машины, – я окидываю троицу взглядом, – денег у вас нет и не предвидится.

– У нас есть копилка, – снова беспардонная молодежь становится участником нашей не милой беседы.

– С феечкой, – обреченно выдыхает клон номер два. – Мы готовы ее разбить и выкупить спокойствие Яры, иначе бабушка…

О, да тут целая гоп-компания, еще и бабушка… Интересно, тоже рыжая?

– Этого недостаточно, вам никаких карманных денег не хватит, и даже если вы обе вырастите и выскочите замуж, все равно не сможете вернуть долг.

– А это точно машина? – вклинивается клон номер один. – А то такое ощущение, что мы ювелирный завод уничтожили.

– Девочки, перестаньте вести разговоры с посторонними, – строгим голосом проговаривает ведьма и даже хлопает ладошкой по столу.

Интересно, кого она хотела напугать подобный жестом? Да по ним же ремень плачет. Сечь их…

И только я решаю вынести предложение о наказании, как раздается вибрация моего телефона.

На экране высвечивается «Тормоз», это помощник мой, по блату устроил, ради родственных отношений. Вернее, чтобы как раз не утратить эти родственные связи. Тормоз парень неплохой, наверное, даже бы на заводе, если бы он мыл полы, пригодился, но как правая рука начальства совершенно бесполезен…

– Богдан Андреевич, – тянет Тормоз.

Ну все, дело дрянь, если он вспомнил мое отчество, то ничего хорошего можно не ждать от этого звонка.

– Слушаю, – а между делом притихшим ведьмам показываю жестом, что я за ними наблюдаю, так что побег и прочая ерунда не сработает, не в этот раз.

– Инвесторы готовы подписать контракт…

– Отлично, – сам даже удивлен, что Тормоз сегодня вестник хороших новостей.

– Да, только…

– Что – только, бестолочь? Что ты уже успел натворить, пока я отсутствовал в офисе? Я тебе доверил им кофе сварить и зефиром угостить…

– Понимаете, – начал свой подход издалека Тормоз. – Они собирались все равно уже уходить, потому что концепция руководителя в сфере детских товаров, который не женат и не имеет детей, им не подходит.

– Что?! Это кто сказал? Лысый тот? Да я ему…

– Он высказал опасение, что директор, то есть вы, приверженец направления чайлдфри.

– Вот-вот, – вклинивается рыжая зараза, – оно сразу чувствуется, что детей вы ненавидите, не удивлена, что с вами даже дел не хотят иметь.

– Помолчи, – гаркнул на ведьму, она от неожиданности даже плечи втянула.

И договорить я не успеваю, потому что один из клонов надевает мне на голову рожок с шоколадным шариком. Вернее, то, что от него осталось, потому что вся эта сладость стала стекать мне на шею и рубашку, да и галстук не избежал печальной участи быть измазанным в коричневой жиже.

– Не смейте кричать на Яру!

***

– Ах ты мелочь! – шиплю на девчонку, она быстро юркает за сестру, а тетка этих двух клонов вскакивает и закрывает их собой.

Смахиваю злосчастный рожок с головы, а рубашку, вероятно, придется выбросить.

– Только попробуйте тронуть девочек… Вам не понравится, обещаю.

Тормоз зависает на том конце телефона и осторожно уточняет: «Кто мелочь?»

– Не ты, – осаживаю своего помощника, – есть тут особые люди, пол-утра на неприятности напрашиваются.

– Богдан Андреевич, а инвесторы…

– Я еще с вами разберусь, – угрожающе трясу пальцем в воздухе.

– Так что ты им наплел?

– Что у вас есть молодая жена и дети… Простите.

– Что? Я не ослышался?

– Нет, но они готовы подписать все документы, если вы их пригласите в свой дом на семейный ужин…

– Что?! Да я же тебя на сук подвешу, идиота, за твое самое ценное и дорогое… – осекаюсь.

Как бы я ни относился к детям, девчонок не хотел погружать в подробности мужской физиологии. Еще успеют все познать в свое время.

– Послезавтра в три часа дня они готовы все увидеть собственными глазами.

Он не идиот и не тормоз – тупица, причем непроходимый.

– Ты как себе представляешь найти жену и детей за сутки?! – и тут мой взгляд цепляется за троицу рыжих ведьм.

Да нет! Нельзя. Они же угробят меня, мой дом и инвесторов прикопают на заднем дворе…

Бред же… или не бред?

– Живи пока, я перезвоню через полчаса. Отпуск в этом году у тебя не предвидится, – и еще хочу добавить немного ругательств, но снова нельзя. Да е-мое!

– Дамы, – когда я отбиваю звонок, перехожу на вежливый и чересчур ласковый тон.

– Нет! – еще не дослушав, выпаливает самая старшая ведьма. – Даже не думайте…

– Я прощу долг, – захожу с главного козыря. – А вы неделю побудете с племянницами в моем загородном доме, и даже… я еще готов…

– Мы не готовы, – твердо заявляет ведьма.

– Яр, мы бы бабушке купили дачу, и нам бы место нашлось, – стреляет невинно глазками клон номер один.

А я сижу и дурею. Ничоси аппетиты у современной молодежи. Ты смотри, какая шустрая – дачу… Я надеялся откупиться куклами, там мыльными пузырями, ну книгами на самый крайний случай. А тут дачу!

– Чего? – тихо шиплю на девчонку. – Ты откуда такая дерзкая, а, мелочь?

– Мы попросим бабушку взять кредит, – начинает свое выступление вторая, – ей банк предлагал, но, конечно, ее инфаркт стукнет от того, что мы учудили, пока она отдыхала. Да и Ярке достанется, – посматривает на тетку клон. – Бабуля сначала свершит правосудие, а потом инфаркт, – кивает своим словам девчонка. – И мы отдадим долг, а потом, когда вырастем…

Ну уж нет, не готов я с этой троицей возиться до их совершеннолетия.

– Ладно, дача так дача. Но больше ничего сверху, мое последнее слово, – и кладу руку на стол, а мелкие сверху накрывают своими ладошками.

– По рукам, – бодро в унисон проговаривают младшие ведьмы. – Яр, и ты давай клади свою руку.

– Саша, Соня, я не согласна!

– А это уже не важно, тетушка… так что скрепляем договор.

Девушка в панике смотрит на своих племянниц и не торопится принимать в нашем сговоре участие.

– Пожалейте свою маму, человек на отдыхе… – подливаю масла в огонь.

– Черт с вами! – тяжело выдыхает рыжая зараза и скрепляет наш договор.

– Сейчас я вызову личного водителя на служебной машине. Он подвезет вас до дома, и вы соберете все необходимое. А затем едете ко мне. Детальные условия нашего сотрудничества обсудим, когда я вернусь с работы. И постарайтесь не спалить мой дом, иначе мне придется взять вас троих в пожизненное рабство.

Прищуриваюсь и смотрю на ведьм.

И как меня угораздило так влипнуть?..

Глава 3

– Зайки, только не вздумайте ничего говорить бабушке! Я еще не придумала, как объяснить наше отсутствие дома…

– А ничего не объясняй, – предлагает Саша с важным видом, собирая себе рюкзак. – Один шанс на миллион, и мы им воспользуемся.

– Кажется, кто-то смотрит втихаря много взрослых передач? – смотрю на племяшку и грожу ей пальцем, а она берет и просто копирует мой жест.

– Я тоже так могу, – ехидно заявляет Саша.

– Девочки, давайте жить дружно? – присоединяется к нам Сонечка.

И все бы ничего. Только старшая здесь я, а чувствую себя третьей сестренкой, не иначе.

– Яр, ну не расстраивайся…

– С чего ты взяла, что я расстроилась? Просто все не так…

– Как ты себе напридумывала, – в голос проговаривают племяшки, и я еще больше ужасаюсь своей предсказуемости и тому, что совершенно не являюсь для детей авторитетом… И как у мамы получается с ними все так, что они даже пикнуть боятся в ее присутствии? Потеря потерь…

Ну все, хватит себя разбирать на составляющие! Есть проблема, и ее надо решать. Не сказать, что я в безумном восторге от происходящего, но если по итогу мы избавимся от обязанности оплачивать ремонт дорогущей машины, то я буду практически счастлива, а главное – управиться до приезда старшей Ежиковой.

Мы с девочками собрались за час. Когда вышли на улицу и сели в машину Горского, соседки, сплетничающие на лавочке, проводили нас внимательными взглядами.

Эти обязательно донесут все матери, но если все выгорит, это будет потом, и тогда не страшно, а сейчас… Я очень надеялась на разумное завершение.

Когда мы въехали на территорию огромного коттеджа Богдана, я, признаться честно, испугалась.

Это же не дом! Махина многоквадратная. Здесь же не меньше метров трехсот, а то и больше…

Во что я ввязалась? А девчонки уже тут как тут:

– Сонька, наша мечта сбылась, – с воодушевлением проговаривает Сашуля, – теперь мы сможем поиграть в прятки…

– Вот нет! Никаких пряток. Заберетесь куда не надо – и что потом? Мне за вас сидеть в тюрьме?

– Ну почему же в тюрьме, – спокойно комментирует мой запрет Сонечка. – Тюрьма – это крайняя мера, хотя до нее вряд ли дойдет, первой тебя раскатает бабушка, а там уже и некого сажать будет…

– Спасибо вам, милые дети, что поддерживаете и вселяете надежду…

И снова подумалось о Настьке. Вот как она могла устроить такую подставу? Ныла, ныла, что у нее послеродовая депрессия, у матери деньги на путевку с пенсии взяла. Купила путевку и улетела на самолете, как оказалось, навсегда. А главное, все сказалось на моей жизни. Многое по заботе о девочках легло на мои плечи. Потому что какой толк со школьницы, пусть и будущей выпускницы? А мама работала, и ее доход не позволял уволиться или сменить на что-то другое с более гибким графиком, иначе бы мы совсем ноги протянули.

***

– Как в замке принцессы, – восхищенно проговорили зайки.

А я что-то не разделяла их оптимизма и радости.

Дом у Богдана был больше монументальным и величественным. Все кричало о роскоши, дороговизне и шовинизме…

Да-да. Ни тебе универсальной отделки, ни нейтральной цветовой гаммы. Такой коттедж говорил о владельце-мужчине, исключительно о нем, и женского, тем более семейного ничего в нем не считывалось.

Вряд ли инвесторы поверят в то, что в личном доме, где проживают дети, особенно такого возраста, как зайки, нет детской площадки. На худой случай здесь должна находиться хотя бы маленькая каруселька.

А тут пусто, и подобному не найти никакого логического объяснения. Как так?

Навстречу нам выходит персонал Горского. Две женщины и один мужчина.

– Добрый день, – приветливо улыбается белокурая женщина, – Богдан Андреевич нас предупредил о вашем прибытии и проживании в доме. Мужчина представляется садовником, а вторая женщина – поваром.

Ну хоть что-то этот человек умеет делать без апломба и излишнего пафоса.

О том, что Горский – отец девочек, думать совершенно не хотелось. И потом, разве человек, отправивший свою любовницу на аборт, вообще имеет право знать о детях, пусть и своих?

Тут я очень сомневалась. И мама…

Нельзя вот так, за ее спиной, провернуть нечто подобное. Если Горский захочет забрать заек, у него вполне это может получиться. Деньги решают если не все, то многое. Мама просто не перенесет разлуки с внучками.

А значит, я молчу до победного. Я не должна решать судьбу племяшек в одиночку. И даже то, что я согласилась поиграть в псевдосемью, меня напрягает, очень.

Прислуга, Анна Николаевна, показывает девочкам их комнату, меня же проводит в спальню Горского.

Я чувствую себя странно. Как можно играть роль супруги человека, которого, мягко говоря, недолюбливаешь?

– Богдан Андреевич выделил вам полку в своем шкафу, и вы можете спать слева, правая сторона хозяина.

Я задвигаю ручку в чемодан и осматриваюсь. Ну что же, дача сама себя не купит, и ее придется отработать. В максимально сжатые сроки.

– Анна Николаевна, а как насчет бюджета на хозяйственные нужды, это как-то предусмотрено Богданом Андреевичем?

– У нас есть фиксированная сумма, заложенная на месяц, – растерянно проговаривает женщина.

– Подходит! – я киваю и тут же добавляю: – Карточка подойдет, но и от налички я не откажусь.

– Я уточню у Богдана…

Я улыбаюсь своей самой благодушной улыбкой.

– Все уже согласовано.

В чемодане я нахожу свой ноутбук.

– Пароль к вайфаю, я надеюсь, не секретная информация?

– Нет, – снова растерянно.

– Отлично.

– Девочки голодные, буду признательна, если вы их накормите обедом. Я присоединюсь немного позднее.

Анна Николаевна поджимает губы, но ничего мне не говорит.

– Зайки, – зову своих непосед.

– Яра, – вбегают племяшки, – комната огромная, только там один большой диван.

– Ну вы же дома и так спите вместе. Одна кровать все время пустует.

– Ну это другое, каждой нужно личное пространство… – хмурится Сашулька.

И ведь она права, всем хочется хотя бы иногда побыть с самим собой.

– Я не обещаю решить этот вопрос сегодня, но в ближайшее время постараюсь. А сейчас вы проследуете за Анной Николаевной на обед.

Зайки послушно кивают и с интересом посматривают на женщину. Надеюсь, обойдемся без происшествий.

Я скидываю с ног гостевые тапочки и залезаю на кровать Горского. Выбираю хозяйскую половину. Потому что сама люблю спать на этой части. Открываю ноутбук и сажусь в позу лотоса. Накидываю быстренько план действий.

Первое – обустроить супружескую спальню, второе – заказать девочкам кроватки принцесс… И дальше по списку. К этому я добавляю интернет-заказы. Нажимаю кнопку вызова прислуги.

Анна Николаевна с понурой головой несет мне дебетовую карточку.

– Спасибо, – благодарю женщину и начинаю оплачивать свои покупки.

Естественно, все рамках нашего договорного сотрудничества.

Реакция хозяина не заставляет себя ждать. И Горский уже названивает Анне Николаевне.

– Это вас, – протягивает женщина мне свой смартфон.

– Что это за самоуправство? Я ничего не разрешал покупать! Ты уже сто штук спустила! На что?

***

– На самое необходимое, любимый, – бросаю ему нежно и с придыханием.

Я слышу, как Горский замолкает, а затем давится и пытается откашляться.

– Тебе плохо, может, скорую? – опять же вежливо и заботливо.

– Сбавь обороты, детка! – приходит довольно быстро в себя Богдан, и тут я уже начинаю ощущать себя уязвимой. – Я ведь и супружеский долг могу стребовать по полной…

Точно может! Что-то я не подумала об этом, когда затеяла игру «Сделай Горского».

Но я не должна показывать своего смущения и тем более неопытности. Хотя если бы Богдан был последним мужчиной на планете, то я ни за что бы с ним не вступила ни в какие отношения.

Не с ним. И не я!

Именно по его прихоти и дурости я была лишена нормальной юности. Пока мои сверстницы бегали на свидания к парням, я изучала способ приготовления на банках с детской смесью. Девчонки закатывали глаза и рассказывали в мессенджерах о своем первом поцелуе – я изучала этапы введения детского прикорма, а главное – усилий я прилагала на все процессы в два раза больше.

Ну и спрашивается: справедливость вообще есть?

А раз нет… То и я, наверное, вправе ему немного отомстить? В общем, точно пока не решила, но обязательно подумаю над этим.

– Пугай своих женщин, – огрызаюсь я. – Ты вообще подумал, что увидят твои гости, находясь у тебя дома?

– Ты это о чем?

– Богдан Андреевич, и как ты бизнес свой организовал с подобной недальновидностью? Совершенно мужская берлога с сексодромом в полкомнаты, ни намека на детей, нигде и никак…

– Черт!

– Вот именно, поэтому не скупись, дяденька, – едко отвешиваю комплимент, указывая на его возраст.

Тридцатник не приговор для мужчины, но все-таки уже совсем не мальчик.

– Поумерь пыл, ведьма! Деньги трать с умом, каждый чек проверю, а если что не так, спрошу за все.

Ух, злюка какой, ему бы в комнате страха подрабатывать на полставки.

И сбрасывает звонок.

Фи, и что Настька в таком черством сухаре нашла?

Хотя я знаю – деньги! Сестра тогда как помешалась с навязчивой идеей стать содержанкой. На учебу забила, маме врала так, что я даже уже не запоминала, что она говорит нам. Потому что там правды совсем не было. По этому поводу я обеспокоена, что Сашулька врет с полпинка и Сонечку, нашу лапу, подбивает на это дело…

И стоило только подумать о зайках, как внизу раздается оглушительный крик и падение чего-то большого.

Ноутбук я скидываю с себя со скоростью света и вылетаю из комнаты. Дети, как бы я ни жаловалась, одно большое счастье. Без них я не представляю своей жизни.

***

– Убили, убили! – кричит Анна Николаевна совершенно нечеловеческим голосом. – Зверье, а не дети…

Я застаю своих крох, трясущихся у стены, обеденный стол перевернут, красивая супница из сервиза расколота надвое, половник вообще где-то на гостевом диване, а женщина под столом.

– Яра, там была огромная муха, – со слезами на глазах пытается объясниться Сонечка. – В половнике, – захлебывается племяшка слезами.

– Я ее не дала в обиду, но тетенька так закричала… – и тут моя боевая Сашулька тоже пускает слезы, и девочки уже на пару рыдают.

– Убили, – самозабвенно продолжает орать как потерпевшая Анна Николаевна.

Выбор в этом очевиден. Я подхожу к девочкам и прижимаю их к сердцу. Затем чмокаю каждую в макушку и нехотя направляюсь в сторону женщины.

Поднимаю стол и помогаю ей подняться. Осторожно прощупываю руки и ноги, проверяю на наличие явных повреждений. Выдыхаю. Ничего из страшного не подтверждается. Анна Николаевна просто в состоянии шока, глубокого.

Поправляю ей прическу, съехавшую набок, и проговариваю:

– Вы напугали детей. Все-таки вы взрослый человек, а повели себя…

И тут Анна Николаевна сбрасывает маску нейтральности и вежливости.

– Да что вы говорите! Сначала понарожают вот таких безотцовщин, а они творят, что хотят. Что, по малолетке залетела? О предохранении мама не рассказывала?

Ну что сказать на подобное? Я стою и смотрю, как раздуваются ноздри прислуги, как огнем полыхает взгляд, а щеки уже не просто краснеют, а горят.

А еще говорят, мы – рыжие… И эмоции все у нас на лице.

Анна Николаевна чувствует себя хозяйкой положения явно. Мы неизвестно откуда взявшийся народец, а она своя, с авторитетом в глазах Горского. Так я поспешу ее расстроить…

– Вас сейчас отправить на принудительное лечение в психиатрическую клинику или все-таки обождать?

Женщина сразу замолкает и пытается понять, шучу я или нет.

А я умею держать лицо, чтобы ни одна зараза не подкопалась.

– У меня два свидетеля, что вы кинули детям в суп муху, а у Сони, между прочим, боязнь насекомых. Так вы специально решили над девочкой поиздеваться?

– Да что ты несешь, пигалица? Да как ты со мной разговариваешь?

И в этот момент я, как фокусник, из-за спины достаю руку, в которой телефон, а там приложение с диктофоном и запись.

Я демонстрирую обидчице свой настрой и специально прокручиваю наши разборки еще раз в нужном мне ключе.

Анна Николаевна бледнеет.

А ведь могло быть все иначе. Я бы попросила девочек извиниться, помочь тут все убрать. Но нет же! Не живется людям спокойно, так и норовят все изгадить. А я не позволю! Никому!

Учителя слишком хорошие были. Смотрю на портрет Горского, висящий в гостиной, и хочется забросать его теми самыми дротиками.

Глава 4

Богдан

Тормоза я припечатываю взглядом с порога. Еще утром моя жизнь стояла на привычных рельсах, проложенных в нужном мне направлении, а что теперь?

Отец семейства, женат, и моей карточкой активно пользуется одна пусть и симпатичная, но все-таки рыжая ведьма.

Как вообще так?

– Богдан Андреевич, я понимаю…

– Не понимаешь, – цежу сквозь зубы, и по-хорошему ему бы вообще врезать за содеянное. Сдерживаюсь. Мне только не хватает еще в обезьянник присесть. – Как все разрулится, ищешь новую работу.

– Но…

– Без «но», – поворачиваюсь в кресле к панорамному окну и смотрю на город.

Думаю.

В словах ведьмы кроется истина. Инвесторы не поверят, что мы семья. А мне нужно всех убедить в обратном. И поэтому…

– Зови мне директора пиар-службы и отдела рекламы.

Тормоза сдувает как ветром. Сейчас он будет всячески внимателен, пунктуален и работоспособен, временно – уже это проходили.

Я решаюсь на совсем странный шаг. Этим летом один из моих филиалов выпускает линейку детской одежды. Девочки-двойняшки могут вполне стать лицом бренда. И…

Ближайший час я активно расписываю директору по пиару и рекламе свое виденье.

– Богдан Андреевич, но у нас уже разработана кампания по продвижению. Есть расходы по бюджетам и выплаты по…

– Ничего не знаю, – обрываю Игната. – Девочки должны быть на всей наружной рекламе, подключить все социальные сети и пустить блок на телевидении.

– Хорошо, – обреченно выдыхает и скрипит зубами.

А скрипит, потому непредвиденные расходы снизят рентабельность всего проекта в целом и, соответственно, его премию. Но ничего, переживет. На одной из своих любовниц сэкономит.

На этом и ставлю точку. Выпроваживаю Игната, а остаток рабочего дня посвящаю разгребанию электронной почты и просмотрам котировок акций.

Домой еду впервые весь на нервах. И не зря. Только я успеваю поставить ногу на брусчатку у пункта охраны, как на меня налетает Анна Николаевна.

– Богдан Андреевич, эти три пигалицы разрушат вам весь дом. У меня производственная травма. Они меня уронили и чуть не убили, – и женщина показывает мне перебинтованное запястье на правой руке.

– Перелом?

– Нет, растяжение. Я съездила в травмпункт, и врач…

– Понятно. Разберемся, – киваю и прохожу по дорожке, ведущей к дому.

Только собираюсь позвать эту занозу Яру, когда вхожу в дом, как в глаза бросается белый плюшевый медведь, в лапах он удерживает красное сердце, на котором просматривается надпись «Я тебя люблю».

Это плюшевое чудище восседает на моем диване в гостиной, занимая большую его половину.

– Я пришел, – плотно сжимаю челюсти и жду явления этой троицы.

Но ничего не происходит, никто не выбегает навстречу своему папке. Не говорит о том, как скучали. Вообще тишина.

– Я пришел, – повторяю уже более громко.

Ноль реакции.

Затем, когда я начинаю звереть, со второго этажа показывается взъерошенная рыжая голова.

– Не ори, детей разбудишь!

Вот это класс! В собственном доме и «не ори». Очуметь.

– Это что? – указываю в сторону белого чудища.

– Твой подарок девочкам. У них же должны быть игрушки от папы.

– Супер! И что дальше, папа купит им самолет?

***

– Не смешно, – выдает рыжая ведьма.

– И что, даже мужа не поцелуешь? С работы все-таки пришел, добытчик, как-никак…

И она идет. Спускается со второго этажа, улыбается так мило, что хочется сразу сравняться со стеной. В этой ее улыбке было нечто двусмысленное.

– Конечно, любимый, добытчик ты наш… – и кидается со всего разбега мне на шею, да причем не просто кидается, а как обезьянка виснет на мне с ногами.

Анна Николаевна молчит. Только громко сопит за моей спиной, наблюдая за происходящим.

Я едва успеваю среагировать, чтобы поймать девушку в свои объятия. Только не рассчитываю, и хруст в пояснице мне даже не намекает, а вопит о непредвиденной сложной ситуации.

Меня резко складывает пополам.

Ни разогнуться, ни согнуться.

Кажется, я себе вывихнул спину. Я рад. Дико рад, что отпихиваю от себя фиктивную жену и, злобно матерясь, ползу к дивану и к этому страшно симпатичному белому медведю.

– Что с тобой? – кидается вслед за мной рыжее исчадие ада.

– Не подходи, – кричу ей, не оборачиваясь и отползая на безопасное расстояние. – Замри, – отдаю команду. – Анна Николаевна, вызывайте.

– Кого? – тут же оживляется прислуга.

– Скорую…

– Я умею оказывать первую помощь, – подает голос моя супруга.

– Не-е-ет, – с болью выдыхаю, а на лбу проступает пот.

Я уже не знаю, кого проклинать в первую очередь: девчонку и двойняшек или себя за то, что тогда устроил за ними погоню.

Хотя инвесторы…

Если бы не Тормоз, может, я бы как-то сам смог их убедить подписать со мной договор.

Этих «если» в моей жизни становится настолько много, что, кажется, я не сильно могу вывозить. Особенно общение с юными и едва повзрослевшими особями женского пола.

И только я удобно растопырился в позе бегемота-ласточки, как со второго этажа послышался топот…

– Папа, папа приехал! – восклицают эти монстры и, перепрыгивая через две ступеньки, несутся на меня.

– Девочки, стойте! – выкрикивает поздно рыжая бестия.

– А… Б… ВЫ, – не стесняясь никого, матерюсь громко, перехожу на нечеловеческий крик и падаю лицом в ковер под нажимом двух седоков на моей спине.

– Папа не хочет играть в пони? – удивленно выдают маленькие бесенята.

Я лежу и не шевелюсь. Нижняя часть тела отказала, да так, что я не чувствую даже малейших признаков жизни в более стратегическом месте.

Страх и паника. Паника и страх. А еще острое желание убивать в состоянии аффекта.

И начну я, пожалуй, с тетки. Вот только оклемаюсь немного.

– Саша, Соня, слезайте немедленно, – командует Ярослава, и, только почувствовав свободу, я могу сделать вдох, правда, короткий, совсем не глубокий, потому что мне хреново настолько, что, кажется, я готов впервые в жизни потерять связь с реальностью.

***

Если бы не моя застарелая травма, все бы, может, обошлось и не стало восприниматься мною настолько серьезно, но сейчас…

Я даже не знаю, что делать с этими двумя монстрами.

В молодости я занимался альпинизмом. И на одном из подъемов на рельефной поверхности карабин дал трещину. Страховка сработала, но спиной я успел приложиться хорошо так. Смещение и подозрение на перелом, сплошные запреты на целый год от врачей, корсет.

А сейчас что, все сначала?

– Богдан, – слышу голос ведьмы, но даже рукой пошевелить не могу, лежу, продолжаю дышать носом в ворс своего ковра. – Ты вообще живой?

«Нет, мертвый».

Как же хочется заснуть, проснуться – и чтобы никого из этих бестий в моем доме не было. Может, мне не так уж и сильно нужны эти зарубежные инвесторы? Послать всех лесом и довольствоваться тем, что имею.

Да-да. Я обмозговываю эту идею. И уже даже свыкаюсь.

Но тут прохладные ладони ложатся на мой лоб, и тонкие пальчики начинают совершать колебания.

– Соня, Саша, быстро за льдом, ушатали нашего папу, – рассерженно проговаривает бестия.

А я замираю. От таких вот простых ощущений плыву как идиот.

Ярослава просто держит свою руку на моем лбу, а я? Я млею, как девчонка? Серьезно?

Быть не может!

– Мы вместе! – торопливо выдают два монстра, и я слышу их быстрые шаги по паркету. – Мы сейчас!

– Богдан, моргни. Мне вызвать скорую? Наверное, тебе лучше сейчас не двигаться, – с сомнением проговаривает рыжая ведьма.

И тут я ощущаю, как ее вторая ладонь ложится мне на поясницу, причем она успешно выдергивает мою рубашку из брюк. Поэтому ощущения вполне себе такие реальные.

Нижняя часть тела быстро выходит из коматозного состояния и вполне живо откликается на Ярославу. Лежать уже не так удобно. Мой дружище уверенно играет роль отбойного молотка, упираясь уверенно в ковер, как и мой нос.

Переворачиваться на спину сейчас совсем не вариант. Вот же засада! И эти… монстры еще рядом. И даже мысли о двух чертяках в платьях никак не сбивают мой боевой настрой.

– Руки убрала, – шиплю как можно грубее. – И вообще не надо мне помогать, вас, может, наняли меня ликвидировать.

– Я только хотела помочь… – растерянно проговаривает моя фиктивная жена.

– В могилу попасть? Это у вас практически уже получилось. Сгинь, нечистая сила и лед свой себе оставьте. – Анна Николаевна… – призываю на помощь мою прислугу.

– Слушаю, – бодро отвечает женщина, и я замечаю перед глазами ее домашние туфли.

– Аптечка, в моей комнате…

И все, снова прострел, хочется взвыть как раненому.

– Папа, мы принесли лед!

– Оставьте себе. А сейчас марш в комнату.

– Но…

– Живо!

Не любезно. И даже совсем не дружелюбно. Мне наплевать. Я не люблю детей. И этих терплю ради выгоды. Зачем вообще нужны семьи? Размножаться можно и так, для страждущих обзавестись детьми, но я не готов быть продолжателем своего рода. Все закольцуется на мне, и по-другому не будет.

– Можно и повежливее, – пытается пристыдить меня ведьма, но я лишь машу рукой «проваливай».

– Ваша аптечка, Богдан Андреевич…

– Ну и пожалуйста, – шипит бестия, – умирать станешь, не придем на помощь!

– Я быстрее сдохну от вашей помощи, – отвечаю язвительно и грубо.

Отдельно про себя отмечаю, что у моей женушки ноги от ушей, но не успеваю никак это осмыслить. Ярослава одаривает меня ненавидящим взглядом, берет своих племянниц за руки, и они скрываются на втором этаже.

Может, имеет смысл снять номер в отеле, отлежаться и подумать, как вообще я в такое влип. А, точно, Тормоз поспособствовал…

***

– Дорогой вы наш, Богдан Андреевич, – заливается соловьем прислуга и пытается помочь мне встать.

Не люблю, когда так неумело льстят, без огонька – обидчивая ведьма на фоне Анны Николаевны сейчас смотрится более выигрышно. А тут… если бы не спина!

– Спасибо, позовите охрану, ребята помогут мне восстать и подняться к себе в комнату.

– Может, не надо, – с опаской смотрит на меня женщина.

– В смысле? – я смотрю на прислугу и не понимаю, почему не могу пойти к себе и отдохнуть в тишине и покое. – Моя комната, в конце концов.

– Да, конечно, – потупила взгляд Анна Николаевна. – Я сейчас приглашу охрану.

Через десять минут после подъема охранниками меня на второй этаж я уже стою на пороге своей комнаты.

И тут вспоминаю… Нет, не вспоминаю, потому что у меня внезапно проснулся кретинизм на пустом месте. Комната уже совсем не моя, а наша! НАША!

Остро это осознаю, когда оказываюсь внутри.

Трюмо… розовое, вместо моей телевизионной тумбы из массива дуба. Я за мебель в своей комнаты отвалил больше двух миллионов. А сейчас я стою и смотрю на то, что здесь трюмо!

– Яра… – срываю голос, пока пытаюсь докричаться до жены.

Боль в спине сразу как-то притупилась, охранники оперативно чуть ли не кубарем скатились по лестнице, а мне кажется, все-таки сегодня мои нервы сдадут.

Оборачиваюсь и вижу пуф под ноги, притаившийся у кровати, тоже розовый.

– Что случилось? – вбегает ведьма, запыхавшись, и смотрит на меня, как спасательница с жаркого побережья в Майами.

Грудь вздымается, сама тяжело дышит, спасательного буя не хватает в ее прекрасных руках, мерзавка!

– Где моя мебель? Нет, не так… Что это убожество делает на месте моей плазмы и телевизионной тумбы?

– Это для меня, – вскидывает голову рыжая напасть. – Ты сказал, я могу привнести в это логово одинокого холостяка нотку уюта.

Не помню ничего про нотки и тем более уют, но когда с моей карточки исчезали деньги, кажется, я четко дал понять о покупках «необходимого».

И что теперь? Розовое уродство будет зеркалить безмятежно спящего меня каждую ночь в течение оставшихся шести ночей? Вот это я попал…

– С ума сошла? – вырывается неожиданно обвинение в адрес фиктивной жены. – Суток не прошло, а ты устроила вот это все… пока я проводил совещание и работал?!

Меня просто разрывает на части. Я сейчас ее точно прибью. Демон в юбке!

– Я не понимаю, чем ты недоволен, любимый?

И я застываю, словно пораженный молнией. Да меня так любовница не называет, да я себе так не позволяю о себе самом даже думать.

– Замолчи! – рявкаю на новоявленную жену.

Стоит. Продолжает тяжело дышать. Молчит.

– Я хочу решить свои проблемы. Ты, – указываю на ведьму, – свалилась со своими мелкими бульдожками (это я о девчонках) мне на машину, испортив капот и лобовое стекло. Я прощаю и даю шанс… А ты? Ты это специально, да?!

– Хватит на меня орать, – вдруг отмирает ведьма и как-то уверенно начинает наступать. – Я, между прочим, стараюсь, могу ничего и не делать, шли инвесторов по известному адресу, в пешее… А мы с девочками уезжаем. Разбирайся сам!

Стоит. Дуется. Одни щеки только чего стоят – раздуваются грозно.

– Уймись, хомячок! Не таких обламывал. И ты не станешь исключением.

Тут внезапно что-то такое промелькнуло в ее взгляде – странное и дерзкое. Но как промелькнуло, так и исчезло. А может, мне все-таки это показалось. День какой-то совсем нервный.

Глава 5

«Хомячок» звучит настолько нелепо из уст этого зазнайки, что я даже не сразу осознаю, что это он меня имеет в виду.

«Приговорен к смерти!» – единственное, что приходит на ум. Надо было кота не только в его ботинки посадить тогда, но еще запустить в гардеробную…

Кстати, о гардеробной.

Я же хотела показать мистеру «Все тут мое, ничего не трогать», что в семейной жизни «твое», «мое» не работает от слова совсем.

Есть только «МЫ».

В нашей спальне сейчас невероятно красиво. Надо отдать должное дизайнеру, который работал над интерьером: мистеру «Все мое» он подобрал определенно тут все со вкусом. Каждая вещь вызывает желание к ней прикоснуться, и мой розовый дизайн внес настоящий разлад в общую атмосферу. Представляю, что будет твориться с Горским, когда он в полной мере прочувствует изменения в его доме.

Распахиваю зеркальные двери встроенной гардеробной и замираю. Я такое видела в жутко дорогих фильмах: для каждого ремня отдельная ячейка под стеклом, дорогие мужские туфли из итальянской кожи, явно сделанные на заказ, и рубашки…

У меня столько платьев даже нет. Все умещается на двух полках в общем шкафу. В основном вещи девочек занимают все место.

Трогать жалко, но не трогать вещи Горского я не могу. Иначе этот свин-одиночка не выйдет из своей зоны комфорта и не станет страдать. А чтобы он страдал… я очень этого хочу. Вот такая я плохая, да, случается, и бываю моментами совсем невыносимой.

Первой хватаю рубашку в изящную синюю полоску, прикладываю к себе. Не знаю, зачем мне нужна примерка мужской рубашки, но мое воображение резко рисует меня обнаженной, раскрасневшейся и зацелованной.

Так и стою с замирающим сердцем. Мое отражение в зеркальном полотне кажется смущенным и …

Дверь в комнату хлопает, и я не успеваю ничего предпринять. Горский меня застает со своей рубашкой в руках.

– Это что? – сверкает убийственным взглядом.

– Рубашка, – даю себе установку не нервничать и держать оборону.

– Хорошо. Перефразирую. Что моя рубашка делает в твоих руках?

– Прекрасно себя чувствует, – награждаю Богдана своей фирменной улыбкой. – Я подумала, нам потребуется одежда в одном стиле для встречи твоих инвесторов. Вот изучаю, чем ты располагаешь, возможно, нужны будут переделки в одежде девочек, и даже …

– Никаких «даже»… – хрипло проговаривает Горский. – Даже не вздумай, мелкая пакостница, лезть в мой гардероб. Здесь три цены от моей машины. А в пожизненном рабстве вашу троицу я даже себе в кошмарном сне не хочу представлять!

– У нас договор на неделю, – напоминаю рассвирепевшему будущему фиктивному мужу.

– Это как пойдет… Поэтому сама понимаешь, мне бы это выдержать. И больше… больше никогда вас не видеть и не слышать!

– Лучше бы за языком следил. В какую минуту скажешь…

– Нет, – с ужасом на меня смотрит Богдан. – Только не говори, что ты веришь в приметы?

– Я не верю в приметы, но они составляют часть нашей жизни, моя мама…

И тут Горскому совсем плохо становится.

– Еще и мама.

– Мама бы тебя убила за подобные высказывания в адрес своих внучек и дочери.

– Хорошо, что мы фиктивная семья, – нервно проговаривает Богдан и с силой забирает свою рубашку из моих рук.

***

«Ну и пожалуйста! – смотрю вслед невыносимому муженьку. – Подавись!»

Не сильно мне и хотелось портить его белые воротнички. А сейчас так и вовсе желание пропадает.

Богдан ставит меня в игнор. Раздевается тут же, особо не стесняясь. Хотя он делает это неловко, явно у него не все получается. Потому что каждый раз с невозмутимым видом Горский хватается за свою несчастную поясницу. Но как бы ему ни было больно и трудно, муженек старается не подавать виду.

Я наблюдаю. Не без интереса. Потому что… в своих мечтах я много раз представляла Богдана вот так… Обнаженным и разгоряченным.

Настька иногда делилась со мной своим любовным опытом и похождениями. Горский не стал исключением.

Сестра даже показывала его фото. Спящего. Заинтересованного, когда он читает новостную ленту в своем планшете. И после душа тоже, с одним полотенцем, накрученным поверх его бедер.

Для чего Настька делилась со мной, несмышленышем, подобной информацией, я до сих пор не понимаю. Оставляю это на откуп старшей сестры. И даже сейчас нахожусь в растерянности. Она всегда для меня была примером, но ее поступок с девочками перечеркнул все то хорошее, что было между нами с самого детства.

Скрещиваю руки на груди. Стараюсь не пускать рвущиеся к Богдану чувства наружу, потому что моя затаенная обида гораздо больше и это забирает много душевных сил.

А Горский ничего, не мучается никакими угрызениями совести. Живет, ест, пьет и даже позволяет себе болеть, не зная ничего о двух дочках. Мужчина прет в душ, как ледокол в ледниках. Снова не оглядываясь.

А я только и успеваю, что ртом хватать воздух. От возмущения, дикого непонимания и, кажется, легкого возбуждения.

От последнего меня просто выносит. Основательно так. Что мне даже кажется, еще одно мгновение – и я просто рухну от переизбытка чувств.

Горский везде. В моих мыслях, в одной комнате и даже здесь, в гардеробной, я слышу тонкий и ненавязчивый запах его парфюма. Может, это и не он, а просто отдушка для гардеробной, но все-таки чувствую себя потерянной.

– Или присоединяйся, или перестань сверлить мою спину взглядом, – небрежно бросает Богдан и останавливается у двери, ведущей в ванную комнату.

А я ведь не на спину его смотрю… Мой взгляд по-собственнически прилип к его заднице.

Какой ужас. Неужели это действительно я сейчас? Вот так бесстыже пялюсь на голого мужика?!

– Больно надо! – быстро отвечаю и отвожу взгляд.

Кажется, можно закругляться – моя битва с Горским проиграна. Но только сегодня. Впереди настоящий бой. И проигрывать в финальной битве я не собираюсь.

– Передумаешь, заглядывай… – оборачивается Богдан, на измученном лице появляется тень улыбки.

– Меня старики не интересуют, – приправляю нашу беседу вишенкой на торте.

– Ведьма! – цедит Горский и с грохотом закрывает за собой дверь.

Я на ватных ногах дохожу до нашей общей кровати, присаживаюсь и смотрю на то место, где еще минуту назад стоял Богдан.

И все-таки он гад! Привлекательный, конечно, но все-таки гад…

Убеждаю себя в том, что именно так я и должна относиться к Горскому, никак иначе.

Но долго в одиночестве мне не пришлось сидеть, потому что дверь резко распахнулась.

– Яр, мы не можем заснуть на новом месте, – всхлипывает Сонечка.

– Она не может заснуть, мелкая потому что, – пытается показаться взрослой Сашенька.

***

– Я скоро приду и почитаю вам сказку или детский детектив. Голосуем?

И Сонечка сразу оживляется. Моя девочка любит и принцесс, и интересные истории о детских сыщиках в зверином лесу, естественно, волшебном.

– Нет! – вторгается в наше голосование, Саша. – Так не пойдет. Сколько можно с нами как с маленькими. Я хочу посмотреть фильм про школу магии.

– Саш, там семь частей, и даже первый фильм идет около трех часов. Вы устанете.

– Нет!

И это ее «нет» я сразу понимаю. Несмотря на то, что девочки родились с разницей в минуту, Сонечка любит быть девочкой-девочкой, а Сашуля нет. Она всегда выбирает среду взрослых и всем демонстрирует, что она не маленькая и вполне может составить компанию любому…

Это все неправильно. И мы с мамой очень переживаем. Наша старшая девочка настолько категорична и требовательна. И все ее проказы – это демонстрация ее внутреннего одиночества, так говорит психолог. И где-то мы соглашаемся в этом.

– Что значит нет? – из ванной показывается полубог греческий – Богдан Горский.

– Девочки, живо отвернулись! – я работаю на опережение, чтобы детская память не успела вбить образ обнаженного Горского.

– Накинь на себя что-нибудь и потом спрашивай! – наезжаю на Богдана.

И корю себя за то, что могла бы предвидеть подобную ситуацию, но за разговором совершенно забылась.

Горский сначала не понимает, что это я в самом деле?! Взрослый мужик у себя дома, в своей комнате, а то, что на него с интересом посматривали две пары детских глаз, ему невдомек.

– А, в этом плане?! – Богдан возвращается в ванную комнату, и оттуда полубог уже выходит в темно-синем махровом халате в пол.

– Ты, второй чертенок, – обращается к Сашуле Горский, и я замираю от негодования.  – Ты знаешь, что такое расписание?

– Распорядок дня, – перевожу на язык девочек и отправляю самый пылкий взгляд своему фиктивному мужу.

Очумел совсем тут, в своем доме, от одиночества. Нашел себе менеджеров низшего звена…

А Богдан явно не понимает намеков и продолжает давить авторитетом детскую неокрепшую психику.

Саша хмурится, затем делает два глубоких вдоха…

И я понимаю: катастрофа не за горами.

– Соня, – обращаюсь за помощью к младшей, но слишком поздно…

По комнате разносится тяжелая вибрация по нарастающей.

Сашка топает ногами, а затем, закрыв свои уши, начинает просто визжать…

– Милая, – обращаюсь к девочке, подрываюсь с кровати, а затем поворачиваю голову в сторону Горского: – Здесь тебе не офис с сотрудниками. Это дети…

– И? Что?

– Девочка моя, дядя Богдан не хотел тебя обидеть, просто у него нет детей, – и тут же прикусываю язык.

Моя мамочка сейчас бы отвесила мне приличный подзатыльник, заявив: «В какую минуту скажешь…»

– Да какая разница? У тебя дети есть, а она все равно орет как потерпевшая. Дай ей соску!

– Саша, – обнимаю племяшку, целую ее сначала в правую щеку, затем в левую. – Богдан хотел сказать, что вредно таким маленьким детям смотреть столько телевизора, и он не привык к детям.

Тут бы разумнее было напомнить девочке, что все-таки она перешла границу, но сейчас я этого не делаю.

– И вообще, что вы забыли в нашей спальне, вам своей комнаты мало?

И тут уже не выдерживает Соня, но, в отличие от сестры, не кричит, а просто плачет. Тихо. С затравленным взглядом. Печально.

– Дядя Богдан нас ругает? Он ненавидит детей? Почему?

Да кто же знает почему? Разве я могу сказать девочкам, что их отец не хотел их рождения, а их мать… спокойно живет без них и даже не присылает никаких подарков?

Глава 6

– Ты бы не сильно здесь распространялся о своих чайлдфри предпочтениях, – морожу Богдана максимально злым взглядом. – И да, дети могут войти в родительскую спальню.

Мне кажется, если бы он мог, то просто отправил нас обратно, но не может и терпеть тоже не хочет.

А я не горю желанием делать из него по ускоренной программе супер-друпер отца.

– Соня, Саша, девочки… – успокоить их я сейчас явно не смогу, но могу показать, что я рядом и люблю их.

Я обнимаю тихо плачущую Сонечку, притягиваю к себе визжащую Сашку.

– Люблю вас! – и снова целую.

Так мы и сидим в обнимку. Племяшки приходят в себя. Смотрят на меня взглядом, наполненным детской признательностью и благодарностью. Я вздыхаю.

Дети заслуживают любви, материнской и отцовской. Эти дети точно.

– Намиловались? – возвышаясь над нами, возникает недовольная физиономия Богдана. – А теперь марш в свою комнату! – он вытягивает руку и указывает девочкам на дверь, я не выдерживаю.

– А знаешь что! Иди сам в ту комнату, – встаю с корточек и зеркалю его же движение.

– Что? – брови Горского сходятся в одну линию на переносице. – Повтори! – требует моего подчинения и капитуляции.

А мне совсем не сложно. Но я не повторяю, а просто шлю этого засранца в пешее…

– Девочки, закрыли уши! – и мои крохи послушно выполняют требование, Сашка, правда, оттопырив два пальца, подслушивает, как обычно. – Иди ты… Сегодня в этой комнате спим мы.

Да. Горский явно в шоке. У него даже подбородок дергается.

– Я не ослышался?

– Нет!

– То есть я должен покинуть свою комнату? Верно?

– Слушай, а соображаешь ведь… А на вид дурак…

Зря я, конечно, так. Но он сам виноват. Дети не заслуживают обвинений и гнева в свой адрес.

– Хамка! – выдает Богдан, а затем, грозно зыркнув на девочек, хватает меня за руку и куда-то тащит. – Я ее скоро верну. Не ныть! – приказывает сестрам и закрывает за нами дверь.

Хозяин дома и жизни сильно не церемонится со мной. Я даже теряю красивые тапочки с опушкой по пути. И больно ударяюсь большим пальцем ноги. С таким остервенением мой фиктивный муж тащит меня по коридору.

– Отпусти… – пытаюсь расцепить его жесткий захват.

Но он прет, не видя препятствий, толкает дверь в детскую, и я даже не помню, как влетаю в комнату и шлепаюсь на первую ближайшую кровать.

– Я говорю, ты слушаешь! – сплевывает злобно Богдан, и я чувствую, как мурашки бегут по спине, я покрываюсь гусиной кожей. От страха или…

Я смотрю на Горского прямым взглядом и понимаю, что сильно зацепила этого бесчувственного грубияна-одиночку.

– Ты не приказываешь в моем доме – первое.

Я забираюсь на кровати с ногами, но тут же рывком меня подбрасывает вверх.

Горский не особо церемонится. Он решает меня поднять. Его не устраивает, что я игнорирую его и не подчиняюсь. А ведь должна трепетать в его присутствии и с открытым ртом слушать и выполнять все, что он захочет.

Не на ту нарвался.

– Когда я с тобой разговариваю, ты не смеешь смотреть на меня так…

– Как? – я хлопаю ресницами и еще подливаю масла в огонь.

–Во-о-от, о чем я и говорю, вот таким… – и он подтягивает меня ближе и шепчет одними губами: – Я умею укрощать диких и непослушных, кошечка, – и его лапища ложится на мое бедро.

В возмущении я сразу реагирую и отвешиваю ему пощечину.

– Еще раз ты коснешься меня подобным образом, и я не посмотрю, что ты…

 И дальше я совсем теряю дар речи, потому что Горский сминает мои губы в жестком поцелуе.

– Ведьма! – выдыхает, а затем повторно целует.

Я пытаюсь вырваться из захвата его рук, но ничего не получается. Поцелуй не противный, но совсем неправильный. Я чувствую себя так, словно…

И от этого «словно» в голове совсем шумит, а Богдан с напором продолжает вытворять нечто такое с моим ртом, что сердце начинает бешено отбивать ритм и я даже с дыхания сбиваюсь.

Мне не хватает всего. Воздуха в легких. Света, потому что в глазах темнеет до черных мушек, и… кувалды. Да, ее родимой.

Я предпринимаю попытку оттолкнуть фиктивного мужа, но он лишь усмехается и заводит мои руки за спину.

– Что, ведьма, не выходит по-твоему? – с видом победителя уточняет Богдан.

Ну что же, я не могу сдерживать себя долго! Тем более когда мои чувства задеты, а личные границы нарушены. Бью не сильно, но метко. Ногой. В пах.

***

– Дрянь мелкая, – согнувшись, цедит мой муженек.

А мне не жаль его совсем. Я чувствую, как кровь разгоняется по венам, в груди становится жарко, а дышать… Вроде дышу, но напряженно, с переменным успехом.

– Кто тебе дал право? – зачем-то решаю воззвать к его совести и чести. – Что это за манера общения и вообще… Это как-то гнусно, не находишь?

– Кто бы говорил. Баланс карты решила в минус увести, засранка?

– Не обеднеешь, – быстро защищаюсь и отступаю на несколько шагов от Богдана. – И вообще, мы тебе нужны больше, чем ты нам! – бросаю как вызов, самоуверенно весьма.

– Считаешь? – Горский медленно разгибается, а затем расправляет свои широченные плечи. – В эту игру можно играть вдвоем, дикая кошка, – этот гад играет бровями, а затем, усмехнувшись, обходит меня, добавляя: – Не вздумай выжить меня из собственного дома. Будешь милой и пушистой, долг будет прощен. Выпустишь коготки, – и так по-собственнически проводит рукой по моей скуле, – пожалеешь, я не прыщавый слюнявый студентик и не люблю, когда женщина перетягивает одеяло на себя, – а затем щелкает меня по кончику носа, словно я маленькая…

И почему-то именно сейчас я не нахожу, что ему ответить едкого. И слова забываю, и язык немеет. Сил хватает только моргать, и, кажется, сегодня последнее слово остается за ним. Тем, кто всегда был самым ярким участником моих ночных кошмаров.

За спиной хлопает дверь. Я вздрагиваю и отмираю. Упираюсь взглядом в двух розовых зайцев, которые сидят на кроватках девочек, их я успешно прикупила с карты Горского. Да, без игрушек никак. Потому что одного медведя было мало, чтобы побесить Богдана, без зайцев совсем никак.

Но почему-то именно сейчас сердце сдавливает словно раскаленной металлической проволокой. Кажется, я куда-то влезла, куда совсем не стоило, и почему-то мой внутренний голос нашептывает, что я до сих пор хочу быть в этой невозвратной точке, с той самой минуты, когда увидела Горского еще в первую нашу встречу.

Ничего. Я справлюсь. Подумаешь, какая-то неделя. Да тут жить не успеваешь, годы пролетают как один день, что такое неделя?!

Пытаюсь себя успокоить. Нельзя расслабляться, впереди еще совместная ночь с Богданом, и…

Дверь снова хлопает.

– Яр, он ничего тебе не сделал плохого? – тоненьким и испуганным голосом уточняет Соня.

Разворачиваюсь и смотрю на племяшек.

– Вам и правда страшно одним?

Сашка опускает взгляд. Все ясно. Не страшно. О такой комнате они мечтали всегда и сейчас просто включают капризы, чтобы я не расслаблялась.

– Не переживайте. Богдан Горский мне никогда и ничего не сделает, – решаю их успокоить, подхожу к моим зайкам ближе и притягиваю к себе. Целую обеих в макушки поочередно, а затем предлагаю уже завершить этот сумбурный день. В надежде, что, может быть, завтра будет горазда проще и легче.

– Яр, прости… – шепчет Сашка.

И сегодня впервые, когда племяшка делает это как-то более осознанно, не из обиды или потому, что так надо. А я вижу, что ей действительно стыдно и она хочет извиниться. По крайней мере, предпринимает такую попытку.

– Милая… – я немного теряюсь с непривычки и перевожу взгляд на затихшую Сонечку.

Вторая племяшка поражена не меньше моего. Она как будто ждет реакции и дальнейших последствий.

– Я вас так люблю, девочки.

Сашка кидается мне на шею, а Соня накрывает нас обеих своими объятиям.

Сидим. Не дышим.

У нас проявление нежности – это совсем не редкость, но сейчас все чувства обострены, и такое привычное взаимодействие с детьми воспринимается совсем по-другому.

– И мы тебя любим, Яр, – в один голос проговаривают мои непоседы.

Кажется, сейчас наступает миг настоящего счастья, неподдельного и такого своевременного.

– Мы не будем вам мешать, – проговаривает Сашка. – Мы понимаем.

– Что вы понимаете? – я немного смущена подобным заявлением, но стараюсь держаться.

– Ну вы же теперь муж и жена и в кровати одной должны спать.

– Ну… – я пытаюсь подобрать правильные слова ко всему тому безобразию, в которое мы попали не совсем добровольно.

Я стараюсь найти оправдание своеобразным договоренностям между нами и Горским. И понимаю, что его нет. Как-то все слишком быстро случилось, я даже толком понять не успела, как в таком достаточно большом городе девочки выбрали именно машину своего биологического отца.

Мама непременно бы схватилась за сердце, но пока она на отдыхе, и разруливать предстоит все мне одной. И посоветоваться даже не с кем! Я ловлю себя на мысли, что моя неопытность все-таки сказывается и проявляется во многих ситуациях. Невозможно вырасти в один момент без последствий. Мне пришлось отречься от всей легкости и непосредственности, от таких вещей, которые сопровождают человека в юности, и быстро повзрослеть. Моего желания никто не спросил, и та же сестра не особо задумывалась, когда бросала собственных детей на своих родных.

***

Девчонки на удивление быстро укладываются. И дело обходится без просмотра телевизора. Я даже не успеваю рассказать им сказку до конца. Встаю и на цыпочках покидаю детскую комнату.

В коридоре тоже крадусь, встаю на полную стопу только у спальни Горского. Нашей спальни. Супружеской.

Войти не решаюсь. Стою и рассматриваю идеально выкрашенное дверное полотно. В этом доме все так и есть: идеально и по-мужски.

Решимости мне добавляет стук женской обуви. Кого-кого, а Анну Николаевну я видеть не хочу, тем более желать ей доброй ночи.

Нажимаю на дверную ручку и жду очередной словесной перепалки с Богданом.

Но нет. Кажется, сегодня устали не только дети, но и большие дяди. Горский лежит на высоком матрасе своей огроменной кровати и мирно посапывает.

Выдыхаю. Не храпит. Разве так бывает? Послушать всех вокруг, мужчины – это исчадие храпа и горлового бульканья.

А тут такой сюрприз и опровержение самого неприглядного относительно всех мужчин разом.

Вот и хорошо. Может, я тоже смогу этой ночью выспаться?

Раздеваюсь я у кресла, проходить в гардеробную не решаюсь, а то еще разбужу Горского. Со спинки беру сорочку. Длинную, чуть ли не в пол. Радуюсь тому, что успела принять душ еще до прихода Богдана.

Быстро занимаю свободное место на кровати и даже позволяю себе раскинуться звездочкой, благо, ширина кровати позволяет быть максимально далеко от Горского.

Может, не все так плохо? Мысленно отсчитываю сутки от договорной недели и закрываю глаза.

Недолго я наслаждалась тишиной и умиротворением от завершения такого сложного дня.

Поспать удается от силы двадцать минут. По крайней мере, я так ощущаю, а затем открываю глаза. На мои волосы, лицо и шею стекает вода. Что происходит, спросонья я даже не сразу понимаю…

– А-а-а, – не сдерживаю крик и пытаюсь понять, что происходит, рядом начинается активное шевеление и бранные выкрики Горского.

– Да что же ты неугомонная такая… – сначала злобно выплевывает Богдан, а затем осекается, потому что наступает понимание.

И не только у него.

– Кто проводит трубы в потолке? – я ахаю, когда вижу стекающую сверху воду.

И она так прилично стекает, вполне заменит небольшой дизайнерский искусственный водопад в любом торговом центре.

– Ринка, зараза, – шипит на кого-то мой фиктивный муж.

Я же даже и знать не знаю, о ком идет речь…

– Сделай что-нибудь! – на инстинктах цепляюсь за локоть Богдана.

И он делает. В трусах вылетает из нашей спальни. Я же в панике несусь до детской, открываю дверь и замираю.

Девочки спят. В их комнате тихо. И только пронзительный стук, доносящийся откуда-то с крыши, нарушает этот аномально спокойный мир…

– Яр, ты что, в бассейне плавала? – Сонечка сонно проговаривает, но когда я говорю, что это просто такой сон и надо продолжать спать, ее голова снова касается подушки и племяшка засыпает.

Я бегу к Горскому.

Наверху оказывается техническое помещение. Зачем так рисковать и выносить котлы и всю разводку по дому именно сюда, затрудняюсь ответить. Я в этом совершенно ничего не понимаю. Но, кажется, у нас сломался насос. Потому что он подозрительно шумит, а датчики давления стремительно зашкаливают.

– Не суйся, – кричит Богдан.

А я понимаю, что насос запитан от сети и мало сейчас просто найти истинную причину его поломки.

Воды в помещении по щиколотку. Я вспоминаю, что вода обладает прекрасной проводимостью и все может завершиться плохо.

Я бегу, на глаза попадается взъерошенная Анна Николаевна.

– Где электрощиток?

– В щитовой, на улице, – выдает жалкий писк. – Ключи у Толика…

Охранник находится быстро. Вернее, его даже и искать не пришлось. Весь персонал Горского уже давно не спит и поднят словно по сигналу.

Электричество Толик отключает сразу.

Можно выдыхать и, наверное, даже попробовать переодеться. Правда, непонятно во что. Дом наполовину затоплен. И только лишь половина, где находится детская, не пострадала.

Интересно, и как же быть?

– Анна Николаевна, вы же говорили, насос исправен, – недовольный голос Богдана раздается из-за спины.

Я же наблюдаю, как прислуга моментально вся подбирается, а ее взгляд становится стеклянным.

– Богдан Андреевич, мастер заболел…

– Что же, во всем городе он единственный? – сверлит убийственным взглядом женщину Горский.

И я его понимаю. Ночь. Все хотят спать. А тут такая напасть… Мамочка бы уволила Анну Николаевну. И даже глазом бы не моргнула. Но, кажется, Горский так не собирается делать. Ждет каких-то объяснений. Непонятно только почему?

– Нет, конечно, но ремонт должен был быть по гарантии…

– Вычту из вашей зарплаты и ремонт, и убытки, – холодно проговаривает Богдан и с непроницаемым лицом проходит мимо прислуги.

– Но, Богдан Андреевич… – пытается отстоять свое право на помилование Анна Николаевна.

– Я все сказал, – чеканит каждое слово Горский, подхватывает меня под локоть и тащит в детскую.

– Мы мокрые, Богдан, и девочки уже спят…

– Ничего. Пришло время потесниться. Зато не страшно и как вы хотели, – его взгляд напряжен, я чувствую, как он скользит по мне им, мокрой и немного трясущейся.

И когда я тоже решаюсь посмотреть на себя, то замираю в ужасе. Сорочка прилипла к телу, да так, что видно не только грудь, но и более мелкие детали…

***

Богдан с каменным выражением лица смотрит непрерывно, а затем, проморгавшись, выдает сухое:

– В шкафу есть гостевой халат, душ не предлагаю…

Еще бы он что-то предлагал, и так половина дома превратилась в настоящий бассейн. Но его взгляд мне сейчас не нравится. Колючий и какой-то чересчур пристальный.

Я стараюсь не думать о той причине, по которой Горский настолько внимателен и даже вежлив. Временное помутнение, не иначе.

– Хорошо.

И практически бегу от Богдана. Мне такие его взгляды совершенно ни к чему. Наше настоящее сроком ровно на неделю, а затем… линии жизни превратятся в параллельные прямые и больше не пересекутся, никогда.

В шкафу я быстро нахожу сменную одежду, направляюсь в гостевую ванную комнату, быстро переодеваюсь и возвращаюсь к своему семейству. Богдан уже с девочками. Помогает Соне перебраться к Сашуле.

 Тут до меня доходит неприглядный расклад.

– Я не буду с тобой спать в одной кровати!

– Не спи. Пол свободен, – пожимает плечами Богдан. – Или можешь в гостиной, с медведем. Он мягкий, вместо подушки.

Я смотрю, что у девочек никак не размещусь, в гостиной точно не вариант – опасаюсь Анны Николаевны. Мы с ней пока два враждующих государства.

А Горский уже в теплой постели. И в его взгляде читается самая настоящая победа. Гад такой!

Ну ничего, я помню все самое плохое, связанное с Богданом, поэтому он даже может и не рассчитывать на наше тесное общение.

– Подвинься, – и толкаю его ноги, заботливо перекладываю подушку на противоположный край кровати. – И не вздумай брыкаться!

– Яр, тебе так разве удобно? – искренне удивляются племяшки.

А я и сама не очень понимаю, чувствую только одно: мне неудобно в присутствии Горского, а все остальное пустяки.

– Ничего. Я уверена, это ненадолго.