Читать онлайн Перенниал

© Татьяна Мосалева, 2024

ISBN 978-5-0064-7355-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Перенниал

«И год, как день… И день, как миг» (Л. Филатов «Баллада о началах»)

– Вот, держи, – я протянула заплаканной сестре голубой в серую крапинку камушек, напоминающий яйцо дрозда. – Вылупится и будет тебе петь по утрам.

Юлька взяла камушек, поперекатывала в ладошках и аккуратно положив на доски крыльца, подтолкнула ко мне:

– Не хочу.

– Не хочешь дрозда, тогда пусть там будет утконос, – сведя брови к переносице, я и приставила согнутую в локте руку ко лбу, – Ща колдунём и готово.

Вместо того чтобы рассмеяться шутке, Юлька захлюпала носом, и слёзы пуще прежнего полились по щекам.

– Ну же, сестрёнка, перестань ты так убиваться по этому дураку. – Спрыгнув с крыльца, я обняла её. – Ну, буде, буде. Поди, не последний утконос во вселенной.

– Он – не дурак. И он – единственный во вселенной.

– Как же не дурак, если сбежал от такой царевны. Дурак и есть… А мы вот что… мы с тобой сейчас колдунём, чтобы из этого яичка вылупился дракон. А? Вот он вырастет, взлетит, и «лыцаря» твоего непутёвого с неба высмотрит. Ну, как тебе?

Юлька улыбнулась сквозь слёзы:

– Это мне подходит. Колдуй.

Я подхватила нагревшийся на утреннем солнце камушек, покрутила его между ладошек, как бабы крутят колобки, подула, пошептала и, подняв над головой торжественно произнесла:

– Солнце светлое, на небо летящее, Месяц ясный, за лазурь уходящий, Ветер вольный, преград не знающий, зову вас, будьте свидетелями зачатья Синекрылого Дракона – Юлькиного заступника. Четыре-один-восемь, да будет моё слово крепко и метко.

Я громко хлопнула в ладоши и краем глаза покосилась на сестру. Она стояла с приоткрытым ртом.

– Откуда это?.. Да, ну тебя, Светка…

– Откуда что? Камушек утром на берегу Реки подобрала, заговор в книге сказок прочитала. А тебя, царевна Несмеяна, на крыльце родительского дома встретила. Что, Гога с собой не позвал? Ну, ему же хуже – этим утром родилась мать дракона, и начался обратный отсчёт для непутёвого горного «лыцаря».

Юлька улыбнулась и забрала протянутый камушек.

– Не печалься сестрёнка, что не делается, всё к лучшему. Знаешь?

– Знаю.

– Тогда пойдём пить чай. А яичко-то ты до поры спрячь в тёплое место.

***

С того памятного утра, когда мы с сестрёнкой решили растить из речного камушка дракона прошло несколько месяцев. От Георгия по-прежнему не было никаких вестей: шагнул человек за дверь и как в воду канул. А у Юльки тем временем фигурка округлилась, и соседи уже стали замечать животик, гадая, от кого девка понесла.

Мама гордо проходила мимо сплетничающих у колодца соседок, зато дома давала волю гневу: ругалась, плакала, предлагала какие-то несуразные варианты решения «проблемы», упорно не желая называть беременность дочки беременностью. Отец ходил хмурый. А Юлька всё чаще запиралась у себя в комнате и выходила с заплаканными глазами. Но от аборта решительно отказывалась.

Был октябрь. И выпал первый снег.

Я приехала из города на несколько дней, и в субботу мы с Юлькой отправились в баню. Разделись, и я просто обомлела от того, каким прекрасным стало её, прежде угловатое, тело. Грудь налилась, округлившийся живот красиво выпирал над располневшими бёдрами. А кожа будто светилась изнутри. Я откровенно ею залюбовалась. Она перехватила мой взгляд и покраснела.

– Юлька, ты так похорошела! Тебе идёт беременность.

– Правда? – она улыбнулась и принялась расплетать косу. Набрала воды и плеснула на каменку. А движения плавные, неторопливые – лебёдушка.

В горячем воздухе маленькой баньки она всё время улыбалась. Говорила и улыбалась, и прямо на глазах у меня оттаивала. С неё как будто слезал ледяной панцирь одиночества.

Говорила она про то, что нет-нет да вспоминает свой короткий роман с Георгием. И о том, как она ждёт сына.

– Ты на УЗИ была?

– Нет, какое УЗИ в нашей глуши.

– Как же ты знаешь, что у тебя сын?

– Вот ещё, конечно, знаю, – улыбнулась она моему непониманию, – и он – дракон.

Я рассмеялась:

– Ну, ты и выдумщица, Юлька.

– Ничего я не выдумщица. Помнишь то яичко – камушек, что ты принесла с берега Реки, когда Георгий ушёл?

– А… заколдованное, – я упорно держала шутливый тон.

– Не веришь, а ведь оно тоже растёт вместе с моим животом. И теперь всё чаще переливается таким, знаешь, нежным голубым светом.

Она перехватила мой тревожный взгляд и закивала:

– Правда, правда. Хочешь, покажу вечером.

***

Разморённые, мы стояли на пороге бани, вдыхали прохладный октябрьский воздух и улыбались ощущению собственной чистоты и лёгкости бытия.

– Знаешь, когда мир проходит сквозь человека без особого вреда для себя?

– Мм..?

– После бани. Человек чист, как новорожденный: и душой, и телом. Мир струится сквозь него нежным ветерком, а человеку становится беспричинно радостно и хорошо.

– Мы хрустальные колокольчики вселенной.

– Ага… Пошли, а то во льдинки превратимся.

Зайдя в дом, мы тенью прошмыгнули мимо насупленной матери в Юлькину комнату, растянулись на кроватях, и продолжали наслаждаться тишиной в быстро сгущающихся сумерках. Наше блаженство нарушил шорох из угла за печкой.

– Юлька, у нас, что мыши завелись?

– Нет у нас мышей. Что за глупости.

– Ну вот же, не слышишь разве? – скребётся кто-то.

– Это не мыши. Помнишь, что я тебе говорила в бане?

Она подошла к печке и, привстав на цыпочки, достала с верхнего свода голландки коробку.

– Вот, смотри.

Я приподнялась на локте, но в сгустившихся сумерках разглядела лишь тёмный силуэт коробки.

– Ну, – разочарованно протянула я.

Юлька подошла и в этот момент мне показалось, что в руках у неё блеснул свет. Я напряглась, всматриваясь в темноту. Она приподняла ветошку и сияние стало ярче.

– Видишь.

– Вижу. А что это? – я протянула руку, но Юлька отстранилась, заслоняя собой коробку.

– Тебе, наверно, нельзя.

– Это почему? – обиделась я.

– Ну, ты не родитель… как бы…

– Юлька, ты что? Я вообще – искра божья. Я – провиденье… или… этот… как его… космический луч, принёсший яйцо с берега Реки. Понятно? Давай сюда.

Мы шутейно потолкались.

– Ну, ты загнула… Ладно, погладь, только очень осторожно – одним пальчиком.

Я не стала размениваться на «погладь» и, подхватив яйцо со дна коробки, приблизила ладонь к лицу.

Под тонкой скорлупой переливался бело-голубой свет. А если смотреть неотрывно, то можно было уловить вспышки маленьких пурпурных молний. Яйцо было тёплым и пульсировало мне в ладонь сердцем испуганного кролика. Я его побаюкала, свет выровнялся, и маленькие молнии замерцали в унисон с моим сердцем.

– У тебя срок когда?

– В начале февраля.

– Гаврюша проклюнется раньше.

– Откуда знаешь?

– Она сказала на ЯрДану хочет. Посмотреть, как рождается наше Солнце.

– Гаврюша – мужское имя.

– Она сказала: хочет, чтобы её звали Гаврюшей. Пусть. Тебе что, жалко? Можно я буду их крёстной мамой?

Юлька кивнула.

***

Малыш появился на свет без меня.

Звонок телефона разбудил в пять утра. Я ещё не проснулась, но сердце уже тревожно сжалось от предчувствия.

– Алё. Слушаю.

– Это я, – голос Юльки вибрировал от напряжения, и оно мгновенно передалось мне.

– У тебя схватки?

– Нет. Гаврюша пробивает скорлупу. В комнате пахнет чабрецом, и старая радиола вдруг ожила – в ней Розенбаум поёт.

– Разбудит всех домочадцев.

– Не, я звук убавила. Но совсем выключить не смогла.

В голове пронеслось: «Полный бред». И ещё, краем сознания, я удивилась, что ничуть этому не удивляюсь: «Норм, всё идёт по плану».

– Ты как?

– Ты только, пожалуйста, не отключался… А чем кормят новорожденных драконов?

– Не переживай. Вылупится и сама скажет чего хочет. Ты сейчас обязательно приготовь миску с водой. Ей надо будет окунуться после рождения.

«Боже, откуда я всё это знаю? Не иначе в прошлой жизни была драконьей повитухой».

Звуки комнаты в трубке такие чёткие, как будто нас разделяет не тысяча километров, а межкомнатная дверь: Розенбаум басит, тихонько перебирая струны гитары, вода льётся, шаркают старые Юлькины тапочки, скрипит половица у окна. Но всё это фоном, потому что у самой мембраны непрерывный скрежет сверчка. Вдруг он замолкает, слышится щелчок и короткий Юлькин вскрик.

– Света, он пришёл.

– Очень хорошо. Пододвинь к ней миску с водой.

– Какой же он неуклюжий… фу, весь в соплях. Может, ему помочь перелезть через край миски?

– Нет, пусть сама. И перестань её называть мальчиком. Наша Гаврюша – девочка. Сильная и красивая девочка. Небесно-голубой дракончик.

– Вовсе нет. Она бурая, как ящерка. И вся в мерзкой слизи. Так себе красавица.

– Это первые часы. Потом её шкурка будет линять и менять цвет. А к моменту, когда она повзрослеет, станет изумрудно-голубой и почти прозрачной. Хрустальный дракончик у нас с тобой родился. Но берегись…

– Ай! Твой хрустальный дракончик включил зажигалку, когда я попыталась подтолкнуть его в миску.

Я рассмеялась. Гаврюша уже проявляет характер. Погодите, то ли ещё будет! На очереди тапочки и варежки.

– Говорю же – не трогай её. Сама знает, что делать. Нужна будет твоя помощь – попросит. Ну, всё, дальше справитесь без меня.

– Когда ты приедешь?

– Дня через два. Поцелуй за меня Гаврюшу. Всё, пошла досыпать. Пока-пока.

***

Перед отъездом домой я, как всегда, накупила гостинцев.

Для отцовской люльки купила «Капитанский» табак. Но побродив по табачной лавке, соблазнилась ещё и запахом «Dark Bird Eye» с насыщенными нотами копчёного чернослива, оттенками печёного хлеба и едва уловимой фруктовой ноткой. Отец точно заценит.

Мама просила купить пару горшков для каши.

О! сказочная лавка гончара. Будь моя воля – поселилась бы в ней.

Керамика – наша с мамой страсть: кружки, блюда, вазы, кувшины… глаза разбегаются. Не удержалась и добавила к горшкам чашечку из тёплой матовой глины, покрытую изнутри глубокой сине-бирюзовой глазурью. Маме понравится.

Юльке купила фланелевый многоярусный сарафан свободного кроя: пять оттенков синей клетки. И сотуар из больших коралловых и маленьких серебряных бусинок.

Представила её в обновке и рассмеялась от удовольствия.

Побродив ещё между витринами, присмотрела себе серебряный браслетик в виде змейки с изумрудным глазком.

Меня прям распирало от счастья. Хотелось тут же сесть в машину и мчаться к их удивлённо-смущённо-радостным лицам, рассматривающим подарки.

Но пришлось заехать в продуктовый магазин и по маминому списку накупить снеди к праздничному столу.

Вроде ничего не забыла. Но какой-то червячок точил изнутри – что-то однозначно упустила из виду.

«Вот балда, – хлопнула я себя по лбу, – как можно было про крестницу забыть».

«Что же тебе подарить, красавица? Хочешь чепчик? Или шаркунок? Может, пинетки или серебряную ложечку?.. Вот засада.

А может просто подойти к продавщице в детском магазине и спросить, что люди покупают новорожденным дракончикам. И посмотреть на её реакцию. Гы…»

Решительно, ничего не приходило в голову…

В таком случае я поступлю старым проверенным способом – пусть ноги сами вынесут куда надо. И я двинулась вдоль витрин магазинов.

«Детский мир», «Книжный» (о, да – это тема: тут есть что погрызть и пожечь), «Зоомагазин», «Сделай сам», «Золото»… мимо, всё мимо.

Рассматривая витрину «Антиквара», в глубине салона заметила большую фарфоровую куклу, уютно развалившуюся в коляске. Что-то ёкнуло в груди, и я зашла.

Высадив куклу, осмотрела экипаж со всех сторон, потрясла, проверяя на хлипкость – прочная вещь, однако. И вблизи смотрится даже лучше, чем с улицы.

Сзади тихо стоял и наблюдал за моими манипуляциями старик—продавец. Почувствовав его присутствие я обернулась, и он заговорил:

– Хитрован Петрович мастерил. Его работа. Помню, говаривал нам, тогда ещё совсем мальчишкам, что для хорошей вещи нужны не только умелые руки и смекалистая голова, но также важен и материал. Уверяю вас, материал для этого маленького экипажа подобран отменный. И оформление соответствующе. Картинки Додола – дочка Хитрована Петровича, лично вживляла… Для кого подарочек подбираете?

– Для крестницы.

– Хорошее дело. Будет довольна. Позвольте, я добавлю к подарку, – он поискал глазами и, протянув руку, снял с одной из полок хрустальный колокольчик.

– Ой, ну, что вы, наша малышка такое чудо-юдо – проказница, а колокольчик такой хрупкий, – начала я отнекиваться.

– Пожалуйста, давайте просто повесим его вот тут – под дугой. Дому Хитрована приятно, что нам первым выпала честь одарить Великого. И не переживайте, ваше чудо-юдо распорядится подарком как надо.

Мало что поняв из монолога старичка, я расплатилась и вышла из магазина. Ещё пару минут меня занимали воспоминания о нём, но взглянув на коляску, я тут же забыла про старого чудака, уложила подарок в багажник и стала выруливать на кольцевую.

Люблю дорогу. За рулём всегда представляю себя странником, пересекающим миры. В пути, как в мартене, переплавляются кусочки музыки из магнитолы, проплывающие за окном пейзажи, воспоминания, мысли, чувства. Наносное отшелушившаяся. И рождается нечто цельное, настоящее.

Алхимия Пути, однако.

***

Вопреки ожиданиям дом встретил меня неприветливо: вибрировала в воздухе какая-то невидимая, но туго натянутая струна.

На моё появление домочадцы будто бы с неохотой повылезали из своих углов. Вяло реагировали на моё весёлое щебетание, и как по принуждению помогли распаковать сумки с продуктами. Вежливо поблагодарили за подарки и вернулись к своим делам.

Наскоро перекусив, я сослалась на усталость после дороги и ушла в Юлькину комнату.

– Привет. Откуда ненастье в нашем доме? Что родители смурные?

– Мама уже который месяц отказывается видеть свет жизни. И отца своими придирками совсем затюкала. Поговорила бы ты с ней. Понятно, на меня сердится, отца-то чего гнобит.

– Ну, сама знаешь, у нашей мамы не самый лёгкий характер. Ладно, поговорю. Ты расскажи, как себя чувствуешь, и как моя крестница поживает. Где она, кстати?

– Я беременная, а не больная. Нормально себя чувствую. Крестница твоя на печке, в коробке.

– Не боишься, что свалится и расшибётся? Высоко гнёздышко устроили – под самым потолком.

– Самое то. Она уже на следующий день как вылупилась, на крыло встала. Летала по комнате как пробка из шампанского. Еле поймала. Во, – Юлька протянула мне перевязанный палец, – опять зажигалку свою включила, безобразница. Светка, у меня уже глаз дёргается. Я за ней не успеваю. Это просто «энерджайзер» какой-то. Ты случайно не знаешь, где у неё кнопка?

Очень хотелось рассмеяться. Но, видя печаль сестры, я сдержалась.

– Чем ты её кормишь?

– Сначала бутылочку из буфета достала. Но не пригодилось. Соску она сгрызла за одну минуту, а содержимое выдула прямо из горлышка. Пришлось достать кружку-непроливайку. Ест всё, что принесу. С этим проблем нет.

– Что тогда?

– Лезет во все углы. Всё на зуб пробует. Если не нравится – ворчит и обращает в пепел. Сегодня добралась до моей косметички. Вон в печке остатки того что ты мне дарила: помаду сгрызла, перемазалась тушью, и вдобавок вывалялась в пудре. Еле отмыла. Духи мои ей не понравились – устроила вулкан. Хорошо вовремя заметила – залила талой водой для цветов. Всё равно не пригодится. Видишь: одни пеньки на подоконнике стоят – все цветы сгрызла ночью.

– Кушать хотела.

– А ещё коробку с конфетами нашла и обожралась. Всю ночь её на руках носила – животик болел. К утру прокакалась, уснула. Нельзя маленьким столько сладкого, даже если они дракончики. Светка, я не справляюсь. Я просто за ней не успеваю. У нас разный скоростной режим.

Юлька села на кровать и, обхватив голову руками, стала раскачиваться.

Я ещё не столкнулась с безобразницей, и потому перечисленные «беды» меня скорей смешили, чем печалили.

Это напрасно. Потому, что уже в следующую минуту мимо меня с невероятной скоростью пролетел снаряд: вж-жих. И от окна к двери: вж-жих. И понеслось.

Я пригнулась и короткими перебежками кое-как добралась до кровати. Юлька подняла голову, равнодушно посмотрела на начавшийся бой и, подняв руку, позвала:

– Гаврюша, место.

Снаряд замедлился и спикировал на протянутую руку.

– Гаврюша, детка, крёстная приехала. Давай будем вести себя хорошо.

– О-о, блин! – выпрямившись, я погрозила дракончику пальцем. – Война и немцы… А, действительно, как ты справляешься?

– Самосохранение – наипервейший закон мамочек всех миров. Он, наверно, где-то в генах заложен и распаковывается сразу после появления малыша.

– Родители уже знают про Гаврюшу?

– Нет. Думают, я кошку завела. Кошка – это привычно, а потому приемлемо. Не возражают: завела и завела.

– Ну, ты же понимаешь, что это шило в мешке не утаить. Рано или поздно придётся показать. И лучше сейчас, пока она ещё маленькая. Дракона величиной с лошадь будет труднее объяснить.

И тут в разговор вмешалась Гаврюша. До этого она просто нас слушала, жуя Юлькин кушак от халата. Но когда я заговорила про перспективу роста – вмешалась. Голосок у неё был чуть скрипучий, но приятный. И я опять вспомнила про сверчка за печкой.

– Ты её понимаешь?

– Говорит, что раздуться в размер лошади – это ещё надо постараться. И без крайней необходимости в таком размере долго пребывать она не желает. Её естественный… да, да, я неправильно сказала. Её природный размер величиной примерно с сокола. Это, моя дорогая, если ты не будешь переедать. А вот если и дальше будешь таскать сладости, то твой размер станет с индюшку, а может даже и со страуса, – пригрозила Юлька, молниеносно включив мамочку. – Посмотрим тогда, как ты будешь летать… Светка, закрой рот. К вечеру ты тоже начнёшь понимать её корякский.

Я ещё пару минут посидела, переваривая увиденное. Потом вспомнила про коляску.

– А я крестнице подарок привезла. Сейчас принесу.

Это был хороший предлог выбежать на воздух и выдохнуть.

***

Видели когда-нибудь ночное январское небо на Севере? – огромный чёрный купол в пылинках звёзд, с царственно плывущей Луной. В городах такого неба не бывает.

Я стояла, задрав голову, и следила за полётом то ли спутников, то ли ангелов. Кто бы то ни был – они делали небо живым. Живым – как я. Только оно, со всеми своими пылинками – большое, а я – маленькая, совсем крохотная, как песчинка на берегу Реки.

– Эй, небо, ты меня видишь?

Нет, не видит, и не мечтай. А может – и слава богу, что не видит. А то вдруг увидело бы и спросило: «Ты кто?» Что бы я ему тогда ответила? Что я – человек? Или, может, сказала бы, что я – часть этой земли? Сказала бы ему, что я – молодая женщина, и потомственная париха-знахорка? А оно бы в ответ покачало головой: неправильный ответ, нет, неправильный…

Я и сама чувствую, что неправильный. Смотрю ему в глаза-пылинки в надежде найти подсказку, а оно разочарованно смотрит в меня, готовое в любой момент скрыться за облаками, потому как, ему ужасно скучно разглядывать эту бесполезную песчинку, не знающую даже кто она есть. И тут я кричу, изо всех сил кричу, чтобы небо меня услышало и не отвернулось:

– Небо, я – бессмертная Душа, я – Странник между мириадами твоих миров. Я прохожу Урок на этой планете. И ты обещало мне быть рядом, чтобы поддержать и утешить… или вознести до небес…

– Дочка, ты чего это раскричалась на морозе? Застудишься, иди в дом.

Упс… Голос отца опустил меня на землю.

– Давно стоишь?

– Достаточно, чтобы услышать твою исповедь.

Он курил трубку, и запах копчёного чернослива, печёного хлеба и свежих яблок уютно накрывал нас.

– Это что там? – он ткнул трубкой на коляску у меня за спиной.

– Подарок.

– Добротная вещь. Но для новорожденного вроде маловата будет.