Читать онлайн Азбука новых ценностей. Как человекоцентричность сделает ваш бизнес более привлекательным и прибыльным

1

Парадигма увеличения пирога

Новый подход к бизнесу, который служит на пользу инвесторам и обществу

Джудит Аберг вышла из метро, ее ждал обычный рабочий день. Ее офис располагался в здании, растянувшемся на шесть кварталов Пятой авеню, с видом на Центральный парк Нью-Йорка. Однако она работала не в элитном инвестиционном банке, как можно было подумать при виде такого роскошного здания. Она работала в Маунт-Синай – крупнейшей клинической больнице США.

Джудит занималась непростым делом. Она не только лечила пациентов, но и исполняла обязанности заведующей отделением инфекционных болезней, руководя сотнями исследователей, врачей и прочего персонала. Однако это была благодарная работа. В 2014 г. Джудит Аберг курировала открытие Института передовой медицины, объединившего врачей различных специальностей, чтобы предоставлять медицинскую помощь более 10 000 пациентам с ВИЧ в Нью-Йорке.

25 августа 2015 г. было особенным днем. Пациенту больницы Маунт-Синай давали препарат дараприм для лечения токсоплазмоза, паразитарной инфекции, вызывающей жар, боль в мышцах и слабость. Запасы дараприма подходили к концу, и аптека больницы попыталась заказать еще. Это был вполне обычный, рутинный заказ. Но персоналу аптеки сказали, что кредитный лимит больницы Маунт-Синай был недостаточно высок, и об этом сообщили Джудит.

«Должно быть, произошла какая-то ошибка!» – подумала она. Кредитный лимит Маунт-Синай составлял примерно 40 000 долларов, уж этого наверняка было достаточно, чтобы купить одну упаковку на сто таблеток. Но когда она связалась с поставщиком дараприма, компанией Turing Pharmaceuticals, она в изумлении обнаружила, что цену только что взвинтили с 13,5 доллара до 750 долларов за таблетку, на 5500 %. Теперь стоимость упаковки на сто таблеток составляла 75 000 долларов, что превышало лимит практически вдвое. Компания Turing была основана в феврале 2015 г. и названа в честь Алана Тьюринга, известного взломом кода шифровальной машины «Энигма», используемой в Германии во время Второй мировой войны. Хоть сам Тьюринг стремился к инновациям и новым горизонтам, одноименную компанию мотивировало отнюдь не стремление к открытиям. Вместо разработки новых препаратов компания занималась скупкой уже существующих лекарств и повышением цен на них.

Такая стратегия кажется возмутительной алчностью, и жадность была второй натурой Мартина Шкрели, 32-летнего исполнительного директора Turing Pharmaceuticals. Сын иммигрантов-уборщиков добился успеха в 17 лет, получив стажировку в Cramer, Berkowitz & Co. – хедж-фонде, созданном Джимом Крамером, ведущим передачи «Шальные деньги» на телеканале CNBC. Шкрели начал карьеру с работы в экспедиторской. В 2003 г. он сделал себе имя, обратив внимание на переоцененный, по его мнению, актив. Regeneron, биотехнологическая компания, занималась разработкой препарата для снижения веса. Мартин Шкрели порекомендовал начальству «зашортить» акции Regeneron в расчете на падение цены. 31 марта в Regeneron признали, что их препарат не прошел клинические испытания. В этот день цена акций обвалилась вдвое, что принесло миллионы фонду Cramer, Berkowitz & Co. Но Шкрели не желал помогать зарабатывать миллионы другим.

Он хотел зарабатывать миллионы себе в карман. И в 2006 г., в возрасте всего 26 лет, он открыл собственный хедж-фонд – Elea Capital Management, который также делал ставки на падение цен на акции. После того как одна из ставок оказалась ошибочной и фонд обрушился, Шкрели не стал унывать. Он просто начал с чистого листа в 2009 г., открыв вместе со своим другом детства, Мареком Бистеком, новый хедж-фонд, который они назвали своими инициалами – MSMB Capital Management.

MSMB стал таким же провалом, как и Elea, несмотря на попытки Шкрели это скрыть. В декабре 2010 г. он заявил, что MSMB стоил 35 миллионов долларов, в то время как у него не было и тысячи долларов. Под предлогом, что «в сфере хедж-фондов много не заработать», он (как иронично!) преобразился из торговца акциями биотехнологических компаний в руководителя биотехнологической компании. Сначала он основал компанию Retrophin в 2011 г., а затем создал Turing.

Стратегия Шкрели заключалась в том, чтобы пренебречь разработкой новых лекарств, а вместо этого скупать уже существующие патенты по дешевке, взвинчивать цены и ограничивать поставки. Все началось с трех препаратов: кетамина для лечения депрессии, окситоцина для стимуляции родов и ганглиоблокатора для лечения гипертонии. Все они были приобретены у компании Retrophin. 10 августа 2015 г. Turing купила дараприм за 55 миллионов долларов. На следующий день цены были повышены на 5500 %.

Эта стратегия сулила огромные прибыли, но была катастрофичной для общества. Токсоплазмоз – опасное заболевание, в особенности для беременных женщин, пожилых людей и пациентов, больных СПИДом. Без лечения болезнь может привести к судорогам, параличу, слепоте, врожденным дефектам и даже смерти. Дело было настолько серьезным, что Всемирная ассоциация здравоохранения (ВОЗ) включила пириметамин (действующее вещество дараприма) в свой Перечень основных лекарственных средств. Однако повышение цен означало, что это жизненно необходимое средство теперь стало недоступным. Джудит пришлось урезать его использование с пяти раз в месяц до одного. Пришлось, как она сказала в интервью газете New York Times, перейти на «альтернативные методы лечения, которые могут быть менее эффективными». Эти заменители были хуже проверены, и их побочные эффекты не были изучены. «Это не добавляет уверенности пациентам. Это и нам не добавляет уверенности», – сказала она CNN.

Не меньший ущерб, чем грабительские цены, нанесло и ограничение поставок. Несмотря на то что дараприм входил в перечень необходимых лекарств, Turing продавала его только через одну сеть аптек – Walgreens. Это не позволяло конкурентам получить препарат, чтобы разработать более дешевый аналог. Достать его было так трудно, что Медицинская ассоциация по ВИЧ создала веб-сайт, где врачи могли поделиться своим опытом. Один из них сообщил, что ему потребовалось четыре с половиной дня, чтобы получить препарат, который до покупки компанией Turing был доступен повсеместно и сразу.

Стратегию Шкрели можно проиллюстрировать на примере пирога. Пирог представляет собой ценность, которую предприятие создает для общества. В случае Turing эта ценность заключалась в медицинских препаратах. Общество состоит из многих различных групп, как указано на рис. 1.1. Этим группам достанутся неравные доли пирога в зависимости от стратегии, которую изберет Шкрели.

Рис. 1.1

Группа, на которой решил сосредоточиться Шкрели, – инвесторы, получающие прибыль. Как мы подчеркивали во введении, акционеры – не «они», а «мы». Неспособность удовлетворить интересы инвесторов может отразиться на обществе. В результате дефицита финансирования пенсионного обеспечения университетов Великобритании в размере 17,5 миллиардов фунтов в 2018 г. был снижен размер пенсий. Из-за этого 42 000 сотрудников устроили забастовку, а 126 000 студентов потребовали возместить им оплату обучения из-за пропущенных лекций. Некоторым университетам пришлось исключить пропущенный материал из программы экзаменов. Так что прибыль имеет значение, и инвесторы – важный элемент общества. Но они не единственные его участники.

Ведь пирог состоит не только из прибыли.

Пирог включает в себя ценность, которую предприятие приносит своим сотрудникам. Сюда входит оплата их труда, обучение, перспективы продвижения по карьерной лестнице, баланс между работой и личной жизнью, а также возможность следовать своему призванию и влиять на окружающий мир. Мы назовем эту ценность «средства к существованию», подразумевая и рабочую среду, и воздействие компании на личную жизнь работника.

Пирог также включает в себя долгосрочную ценность, которую компания приносит своим клиентам сверх цены, которую они платят. Мы назовем этот параметр «дополнительная выгода». Предприятие создает дополнительную выгоду, изобретая продукт, который улучшает качество жизни клиентов, предоставляя бесплатное обслуживание после покупки, не используя обманные маркетинговые тактики.

Пирог включает в себя ценность для поставщиков, предоставляя им стабильный источник дохода. Мы назовем этот параметр «финансирование», потому что нас интересует не только величина дохода, но и скорость его выплаты.

Также в этот пирог входит ценность для окружающей среды, которую предприятие создает путем снижения потребления ресурсов и выбросов углерода. Кроме того, предприятие может действовать позитивно, например, сажая деревья и стимулируя переработку мусора. Мы назовем этот параметр «обновление»[1].

Пирог включает в себя ценность, которую получают сообщества, когда предприятие предоставляет рабочие места, совершенствует доступ к воде и улучшает санитарные условия, а также делится своими знаниями или продукцией с местными инициативами. Мы назовем этот параметр «активность».

И наконец, пирог включает в себя ценность, которую предприятие приносит правительству своими налогами.

Таким образом, компания служит не только инвесторам, но и сотрудникам, клиентам, поставщикам, окружающей среде, сообществам и правительству. Все вместе они называются выгодоприобретателями предприятия, которые коллективно получают ценность. Термин «участники» относится и к инвесторам, и к выгодоприобретателям, а «граждане» – люди, живущие в обществе[2].

Рис. 1.2

Шкрели мыслил в рамках парадигмы разделения пирога. С этой точки зрения пирог имеет фиксированный размер. А потому единственный способ увеличить долю одного из участников – разделить пирог по-другому, уменьшив доли остальных. Остальные участники – ваши соперники, с которыми вы боретесь за самый большой кусок пирога.

Шкрели хотел увеличить кусок, полагающийся инвесторам. Он и сам имел солидное количество акций в Turing, остальные инвесторы могли бы оказать на него давление, если бы он не гарантировал им достаточный уровень дохода. Он видел перед собой единственную задачу – «Инвесторы ожидают от меня максимизации прибыли» – и добивался ее выполнения, отнимая причитающееся у других участников бизнеса – выгодоприобретателей, как показано на рис. 1.2.

Больше всего Шкрели отнимал у клиентов – медицинских страховых компаний и пациентов. Но также Шкрели отнял выгоду и у своих сотрудников. Возможно, они устроились на работу в биотехнологический стартап в надежде изобретать новые лекарства, но вместо этого занимались тем, что выжимали прибыль из уже существующих препаратов. Он отнял выгоду у поставщиков, ограничив продажи, что привело к сокращению спроса на сырье при производстве дараприма. Он отнял выгоду и у сообществ, так как снижение доступа к дараприму нанесло ущерб пациентам, их семьям и близким.

В своей безрассудной погоне за прибылью Шкрели пренебрегал возможностью увеличить пирог путем разработки новых препаратов. Хуже того, его действия уменьшили пирог. Ограничив доступ к дараприму, он уменьшил пользу, которую лекарство приносило обществу. При стабильном росте доли инвесторов кусок в пироге будет увеличиваться даже при условии сокращения пирога, как показано на рисунке 1.3[3].

Мышление в рамках парадигмы разделения пирога весьма привлекательно. Разделить пирог можно практически моментально и без каких-либо затрат. По щелчку пальцев Шкрели увеличил цену на препарат дараприм на 5500 %, не потратив ни копейки. Разделение пирога не требовало ни серьезных расходов, ни времени, ни риска, сопряженных с разработкой нового лекарства, получением одобрения от Управления по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов США (FDA), а также продвижением нового препарата. И это было абсолютно законно. Как дерзко утверждал сам Шкрели, «мы действовали в рамках закона» и «меня можно сравнить с так называемыми баронами-разбойниками» – американскими бизнесменами конца XIX века, использовавшими подобные недобросовестные, однако легальные стратегии с целью обогащения. Хоть Шкрели и был впоследствии приговорен к семи годам тюрьмы – его обвиняли в мошенничестве с ценными бумагами в его хедж-фондах, и это не имело отношения к взвинчиванию цен в Turing.

Рис. 1.3

Во введении мы говорили, что всегда можно найти подходящую историю для иллюстрации своей точки зрения. К сожалению, история Turing далеко не единична. Компании наживаются на клиентах не только взвинчивая цены, но и с продвигая продукты, в которых у покупателей нет необходимости. С 1990 г. до середины 2010-х гг. британские банки продавали страхование выплат займов клиентам, бравшим ипотеки, займы или кредитные карты. Эта страховка должна была покрыть долги в случае потери работы или болезни. Но продавали ее мошенническим образом: 1,3 миллиона клиентов оформили страховку, потому что им сказали, что иначе не одобрят заем, а 2 миллионам клиентов продали страховку, по которой им не полагались выплаты (например, по причине самозанятости). Цена страховки добавляла к займу 20 %, а иногда и все 50 %, однако ее стоимость редко разглашалась.

Также компании могут эксплуатировать сотрудников. Британский ретейлер Sports Direct предположительно платил сотрудникам зарплату ниже минимальной, увольнял их, если они брали больничные, и заставлял их подписывать «нулевые контракты» без гарантии трудоустройства. Таким образом, сотрудникам на «нулевых контрактах» приходилось работать сверхурочно без соответствующих выплат из-за угрозы моментально остаться без работы. Когда разразился коронавирусный кризис, британское правительство велело гражданам не выходить на работу – за исключением работников жизненно важных отраслей экономики. Sports Direct нагло заявил, что спортивное снаряжение – жизненно необходимая отрасль в период пандемии, и пытался заставить сотрудников выйти на работу с риском для их здоровья. В июне 2020 г. более 1500 сотрудников фабрики, находящейся в собственности немецкого производителя мяса Tönnies, заразились коронавирусом из-за того, что их заставляли работать и ночевать в стесненных, опасных условиях. В результате в регионе произошла вспышка заболеваемости и два ближайших округа ушли в локдаун.

Также компании могут эксплуатировать поставщиков, внося оплату как можно позже, требуя смехотворно низких цен или разрывая контракты без последствий для себя. Arcadia, британская розничная группа по торговле одеждой, принадлежащая эпатажному миллиардеру сэру Филиппу Грину, в пандемию отменила заказы на сумму 100 миллионов фунтов стерлингов, хотя часть товаров была уже произведена. Девять процентов этих заказов приходились на Бангладеш – страну, особенно зависимую от швейной промышленности. Один поставщик, лишившийся обещанных заказов на два миллиона фунтов стерлингов, заявил, что из-за поступка Arcadia его предприятие оказалось на грани банкротства, а 2000 его сотрудников грозила нищета. К концу мая 2020 г. мировые модные бренды отменяли заказы, требовали снижения цен и задерживали оплату. В результате бангладешские швейные фабрики потеряли 3,7 миллиарда долларов прибыли, а сотрудники швейной отрасли по всему миру пострадали от невыплаченных зарплат на сумму 5,8 миллиарда долларов.

Во всех этих случаях компании считали общество легкой добычей, на которой можно было поживиться. Даже если они не занимаются активной эксплуатацией выгодоприобретателей, они могут просто игнорировать их потребности и концентрироваться на максимизации прибыли. Как уже упоминалось во введении, Джек Уэлч из General Electric стал одним из наиболее почитаемых исполнительных директоров в истории благодаря своей успешной и неустанной погоне за прибылью. У Уэлча была одна цель – сделать General Electric крупнейшей в мире компанией с высочайшей акционерной стоимостью. Он считал, что удовлетворение потребностей выгодоприобретателей только отвлекает от работы и ведет к низкой эффективности.

Когда компании эксплуатируют общество, граждане оказывают давление на политиков, чтобы их долю защитили с помощью государственного регулирования. Компании же ищут способы обхода законов. И конфликт продолжается.

Но есть и другой путь.

Рою Вагелосу срочно были нужны деньги.

В 1978 г. Уильям Кэмпбелл, ученый-исследователь в компании Merck, заметил потенциально революционное совпадение. Ивермектин, лекарственный препарат, разработанный Merck для лечения паразитарных болезней у сельскохозяйственных животных, мог также лечить онхоцеркоз у людей.

Онхоцеркоз – тяжелое заболевание. Его переносят мошки, размножающиеся у берегов рек. Почва там плодородна, а воды в избытке, люди тут живут, работают и проводят досуг. С укусом мошки в тело человека попадает личинка onchocerca volvulus, которая превращается в червя длиной до 60 сантиметров, живущего под кожей. Личинка вызывает невыносимый зуд, доводящий некоторых страждущих до самоубийства. Попадание личинок в глаза часто вызывает слепоту – отсюда и народное название онхоцеркоза – речная слепота.

Речная слепота вызвала серьезную эпидемию. 18 миллионов людей было инфицировано onchocerca volvulus, и еще более ста миллионов было в опасности. Вскоре эндемичными районами стали 34 развивающиеся страны, в основном в западной Африке, а также в Латинской Америке. В наиболее пострадавших населенных пунктах все население заражалось к пятнадцати годам и слепло к тридцати. Ослепнув, взрослые нуждались в помощи своих детей, которые в результате считали, что слепота – всего лишь часть процесса взросления. Семьи, переехавшие подальше от плодородных речных берегов, сокращали риск заражения, но не могли вырастить достаточно еды. Необходимость выбора между слепотой и голодом привела к деградации части традиционных мест проживания, лишив их возможности какого-либо экономического развития.

Таким образом, гипотеза Уильяма имела огромное значение, и в 2015 г. он получил за нее Нобелевскую премию в области медицины. Но в 1978 г. это была всего лишь идея – необходима была тщательная проверка. Антипаразитарные препараты обычно не применяли для разных биологических видов. Последователь Уильяма, Мохаммед Азиз, который тоже работал исследователем в Merck, запустил первое клиническое испытание ивермектина на людях в Сенегале в 1981 г. Оно прошло успешно – всего одной таблетки хватило, чтобы полностью избавить человека от болезни без всяких побочных эффектов, типичных для других антипаразитарных средств. Поэтому в ВОЗ посчитали, что данные были записаны неверно. Но Merck провела испытания и в других африканских странах в течение следующих нескольких лет с тем же успехом. В 1987 г. для лечения людей был одобрен препарат под торговым названием мектизан. Оставалось последнее препятствие – деньги. Организация распространения препарата в западную Африку обошлась бы Merck в 2 миллиона долларов, а производство – в еще 20 миллионов долларов в год, не говоря о миллионах, уже потраченных компанией на разработку. Африканцы, страдавшие от речной слепоты, были одними из беднейших людей в мире. Они жили в хижинах, обмазанных глиной, и носили набедренные повязки, сплетенные из травы. Денег на мектизан не было ни у них самих, ни у их обремененных долгами правительств. Рой Вагелос, тогдашний исполнительный директор Merck, попросил ВОЗ профинансировать мектизан, но получил отказ. Он обратился к Агентство США по международному развитию и в Госдеп США. Опять отказ. Рою срочно понадобились деньги.

Тогда Вагелос обратился к самому последнему источнику финансирования – к компании Merck. 21 октября 1987 г. Рой объявил, что Merck будет раздавать мектизан бесплатно – «в необходимых количествах в течение необходимого времени» – всем нуждающимся по всему миру. Merck организовала программу пожертвования Мектизана (Mectizan Donation Program) при совместном участии ВОЗ, Всемирного банка, ЮНИСЕФ, десятков министерств здравоохранения и более 30 неправительственных организаций для курирования и финансирования распространения мектизана. На первый взгляд бесплатная раздача препарата казалась сущим безумием. Пожертвования мектизана могли стоить баснословных денег инвесторам Merck, ответственным перед своими клиентами-вкладчиками. Они могли продать свои акции и обрушить стоимость компании или вынудить совет директоров уволить руководителя.

Но это, казалось бы, сложное решение далось Рою Вагелосу легко. Им двигала не жажда наживы, а желание использовать науку на благо общества. Сын греческих иммигрантов, Рой провел детство в закусочной своей семьи «У Эстель», занимаясь чисткой картошки, уборкой столов и мытьем посуды.

Боˊльшая часть клиентов «У Эстель» были учеными и инженерами, работавшими в расположенных неподалеку лабораториях Merck, и Рой слышал, как они с энтузиазмом обсуждали лекарства, которые разрабатывали, чтобы лечить людей. Как говорил сам Рой, «они фонтанировали идеями и обожали свое дело. Они были по-настоящему увлечены своей работой, и это отношение заразило и меня. Благодаря им я занялся химией». Роя заботили не огромные суммы, в которые обошлась бы программа пожертвования препарата, а миллионы жизней, которые можно было бы спасти.

Программа имела невероятный успех. На данный момент это самая длительная программа пожертвования лекарств от определенной болезни. Она позволила распространить 3,4 миллиарда доз лекарства в 29 африканских стран, 6 стран Латинской Америки и Йемен на Ближнем Востоке. На данный момент с ее помощью удается лечить 300 миллионов человек в год. Благодаря этой программе ВОЗ внесла четыре латиноамериканских страны (Колумбию, Эквадор, Мексику и Гватемалу) в список стран, победивших речную слепоту. Теперь это заболевание не представляет собой угрозы и в саванных районах западной Африки.

Решение раздавать мектизан бесплатно увеличило пирог. Изначально увеличение пришлось на западноафриканские и латиноамериканские страны, на тамошние сообщества и граждан. Но впоследствии пользу извлекла и сама компания Merck, хоть эта выгода и не была изначальной целью. Программа по бесплатной раздаче мектизана способствовала формированию репутации Merck как крайне ответственного предприятия. В январе 1988 г. журнал Business Week описал Merck как одну из «лучших компаний в области общественных услуг» и назвал программу пожертвования мектизана «необычным гуманистическим жестом». Журнал Fortune назвал Merck компанией, заслужившей наибольшее восхищение американцев в течение семи лет подряд – с 1987 по 1993 г., – рекорд, который не удалось побить до сих пор.

Эта репутация, в свою очередь, привлекла инвесторов и выгодоприобретателей. Хоть им и пришлось нести финансовые издержки от пожертвования мектизана, многие инвесторы были заинтересованы как в финансовой, так и в общественной отдаче. Спустя десять лет после запуска программы Рой объявил, что ему неизвестно о каких-либо жалобах со стороны инвесторов. Однако Вангелос получал множество писем от сотрудников с признанием, что они устроились на работу в Merck из-за этой программы. Их мотивировала потенциальная возможность решить наиболее серьезные мировые проблемы здравоохранения путем работы в Merck. На сегодняшней день благодаря своей репутации Merck стала одной из крупнейших фармацевтических компаний в мире – ее стоимость составляет более 200 миллиардов долларов. Она остается престижным местом работы и все еще находится в списке компаний, вызывающих наибольшее восхищение, по версии журнала Fortune. Инвесторы тоже извлекли свою выгоду. С 1978 г. их средний ежегодный доход составлял 13 %, почти в полтора раза больше 9 %, которые приносили акции S&P 500.

Рой был сторонником увеличения пирога. В рамках этой парадигмы считается, что размер пирога не ограничен. Люди, рассматривающие бизнес с такой точки зрения, стремятся увеличить пирог и создать ценность для общества, потому что такая стратегия приносит выгоду и инвесторам, и заинтересованным сторонам. Прибыль – не конечная цель, а побочный продукт создания ценности, как видно на рис. 1.4. Так как бизнес – игра с положительной суммой, инвесторы не пытаются отнять кусок у выгодоприобретателей, а выгодоприобретателям не приходится защищаться от инвесторов. Они работают в одной команде.

Рис. 1.4

Мы будем использовать термин «пирогономика» (Pieconomics), чтобы описать стратегии по увеличению пирога, о которых идет речь в данной книге. «Пирогономика» – подход к бизнесу, цель которого получение прибыли исключительно путем создания ценности для общества. С точки зрения «пирогономики» инвесторы имеют вес. Однако предприятие приносит им выгоду не за счет большого куска уже существующей прибыли, а путем увеличения всего пирога. В рамках «пирогономики» руководитель постоянно задается вопросом: за счет чего он увеличивает прибыль – за счет создания ценности или за счет перераспределения ресурсов в пользу инвесторов? Действительно ли новая продукция улучшает качество жизни клиентов или лишь вызывает зависимость? Чем обусловлены высокие цены – высоким качеством продукта или силой маркетинга? Действительно ли компания стремится предоставлять здоровые условия труда, даже если в некоторых сферах неизбежны увольнения в связи с развитием технологий? Возможно ли, что увеличение доходов достигается за счет пренебрежительного отношения компании к окружающей среде?

Другие подходы к бизнесу, например корпоративная социальная ответственность (КСО), тоже признают, что предприятия должны приносить пользу обществу. Но «пирогономика» выходит за пределы КСО, подразумевая сдвиг в мышлении. Она меняет представления о том, в чем заключаются обязанности компаний, как руководителям следует управлять предприятиями и как и компании, и их руководители должны отвечать за свои действия. Сюда входит четыре ключевых изменения в понимании этих процессов.

На раннем этапе развития католической церкви существовала практика индульгенций, когда богачи могли совершить любое количество грехов, а потом купить себе прощение или заслужить его путем совершения благих дел, освобождавших от наказания. Подобным образом действует и модель КСО. Компания может задействовать принцип КСО, не меняя ключевого подхода к своему бизнесу. Вместо этого предприятие участвует в деятельности, предложенной отделом по КСО. Например, занимается благотворительностью, чтобы компенсировать ущерб, нанесенный основной деятельностью компании. Но, как говорил Мэтт Пикок, бывший директор Vodafone по корпоративным вопросам, использовать КСО – все равно что сказать жителям деревни: «Ну да, мы вырубили ваш древний лес, имевший для вас огромное культурное и религиозное значение. Но вы не волнуйтесь, мы выделили оттуда несколько бревен и построили вам тут дом детского творчества».

«Пирогономика» же, напротив, встраивается в саму суть бизнеса и дает гарантию, что основная миссия компании – работа на благо общества. В рамках «пирогономики» не имеет значения, сколько благих дел вы делаете, если ваш бизнес основан на нанесении вреда обществу. Табачная компания, которая участвует в благотворительности, задействует модель КСО, но не увеличивает пирог. Как мы подробнее обсудим в главе 8, компании могут принести пользу обществу путем бескомпромиссного стремления к совершенству в своей основной деятельности или творческого применения своих ключевых компетенций для решения новых задач. Например, как Mercedes, использующий свои экспертные знания в точном машиностроении для создания аппаратов искусственного дыхания. Это не касается участия в побочной деятельности, не имеющей отношения к относительным преимуществам компании.

Плюс этого подхода заключается в том, что его всегда могут внедрять любые компании, а не только крупные корпорации, купающиеся в деньгах во время экономического подъема. «Пирогономика» подойдет и для небольших предприятий даже в годы кризиса, как мы обсудим подробнее в конце этой главы. Перераспределение долей пирога или участие в броских инициативах КСО стоит денег. Но мастерство в основной деятельности или использование своего сравнительного преимущества для решения социальных проблем обычно не требует крупных финансовых затрат. Для этого требуется только смена отношения: компанией должно двигать стремление к созданию ценности для общества, даже если возможности дохода в краткосрочной перспективе туманны.

Популярный девиз КСО – «не навреди» – означает, что небходимо справедливо распределять доли пирога, не ущемляя интересы выгодоприобретателей, например, за счет чрезмерно завышенных цен. Но в рамках «пирогономики» особенно важно, чтобы компании «активно делали добрые дела», увеличивая пирог, – как в случае Merck, где разработали ивермектин для лечения людей. Таким образом, основное проявление безответственности компаний – не ошибки действия (несправедливое распределение пирога в пользу руководителей или инвесторов), а ошибки бездействия (неспособность увеличить пирог, дрейфуя на одном месте).

В 1981 г. компания Sony выпустила Sony Mavica – прототип электронного фотоаппарата. У компании Kodak была прекрасная возможность ответить на этот ход. В конце концов, именно они изобрели цифровую камеру в 1975 г. и получили патент. Но соблазн сохранить статус-кво и заниматься только пленкой был чересчур велик. Kodak был абсолютным лидером рынка, и в тот год продажи превысили отметку в 10 миллиардов долларов, практически все доходы им принесла продажа пленочных фотоаппаратов. Зачем что-то менять? Анализ, проведенный начальником отдела исследований рынка Kodak, Винсом Бараббой, прогнозировал вытеснение пленочных фотоаппаратов цифровыми. Но этот процесс мог занять лет десять – слишком долгий срок, чтобы утруждаться. В Kodak не предприняли никаких действий, в отличие от конкурентов – компании Agfa, прекратившей производство пленочных фотоаппаратов, и Fuji, стратегическим приоритетом которой стало производство цифровых камер.

Бездействие Kodak стало ошибкой, которая привела компанию к банкротству в 2012 г. Огромный провал, ведь на пике развития компания Kodak стоила 31 миллиард долларов и содержала штат из 150 000 сотрудников. Однако Kodak не подверглась той критике, которую сейчас обрушивают СМИ на высокие зарплаты топ-менеджеров или обратный выкуп акций, то есть на ошибки действия. Многие не считают Kodak примером корпоративной безответственности, так как выгоды не получили ни руководители, ни акционеры. От того, что инвесторы тоже пострадали, сокращенным работникам легче не станет. Руководители Kodak уменьшили размер пирога и навредили всем. Почивая на лаврах и бездействуя, они привели некогда великую компанию к краху.

Различие между ошибками действия и бездействия также предполагает, что нам следует пересмотреть концепцию доверия в бизнесе. Считается, что доверять можно тем, у кого «слова не расходятся с делом», тем, кто выполняет обязательства по контрактам и держит обещания. Но это относится только к ошибкам действия. Согласно этому определению, микрофинансовые организации заслуживают доверия. Они заявляют, что предоставляют срочные займы под высокий процент, – и это соответствует истине. Подобным образом компания, производящая исключительно котируемый на рынке товар и избегающая внедрения рискованных инноваций, тоже может считаться заслуживающей доверия. Но выполнения обязательств недостаточно, чтобы завоевать общественное доверие. Надежная компания использует свои компетенции и ресурсы, чтобы решать возникающие общественные проблемы.

Хотя с точки зрения «пирогономики» компании, топчущиеся на одном месте, уничтожают ценность для общества, важно помнить, что высоких доходов нельзя добиваться в ущерб обществу. Заголовки СМИ обращают внимание на суммы, которые зарабатывает предприятие за день (а то и за минуту), как будто за это следует извиняться. Журнал Time опубликовал колонку под названием «Каждые 60 секунд Apple зарабатывает больше денег, чем вы за целый год».

Это мышление в парадигме разделения пирога. Особенно важно, что так думают не только руководители, эксплуатирующие выгодоприобретателей, но граждане и политики, составляющие свое суждение о компаниях. Высокие прибыли действительно могут быть результатом извлечения ценности. Но до критики высоких доходов следует разобраться, откуда они взялись. Возможно, доход (особенно в долгосрочной перспективе) получен при производстве продукции, улучшающей качество жизни клиентов, обеспечении безопасных и стимулирующих развитие условий труда, а также при обновлении окружающей среды на благо будущих поколений. Если в обществе господствует мышление в парадигме разделения пирога, руководитель не станет бороться за превосходство компании в своей области. Действительно, за успех следует нести ответственность, если полученная прибыль чрезмерно велика. Однако высокие доходы не должны быть позором. Стыд должна вызывать неспособность создать социальную ценность.

Если политик мыслит в рамках парадигмы разделения пирога, то он будет стремиться не дать компаниям заработать чересчур много. В феврале 2019 г. компания Amazon отозвала свое решение построить половину второго головного офиса в Северной Америке в Квинсе, районе Нью-Йорка. Новый офис мог дать 25 000–40 000 рабочих мест с зарплатами около 150 000 долларов в год и платить ежегодно 27,5 миллиарда долларов налогов в казну. Он также способствовал бы развитию местных компаний, создав еще 100 000 рабочих мест, и общему экономическому развитию, что принесло бы косвенные позитивные эффекты, например снижение уровня преступности. Но в Amazon передумали в результате активных протестов. Несогласие выражали некоторые местные политики и граждане в силу убеждений, основанных на парадигме разделения пирога. Они возражали против налоговых льгот в размере 3 миллиардов долларов, которые были предложены Amazon, чтобы компания открыла офис в Квинсе. Они считали, что эти послабления будут сделаны за счет местного сообщества. Конгрессвумен Александрия Окасио-Кортес одобрила отказ Amazon, прокомментировав, что 3 миллиарда теперь можно использовать на ремонт метро и зарплаты учителям.

Она была совершенно неправа. Налоговые льготы – не выплаты, которые отняли бы финансирование других целей. Это вычет из будущих налогов, которые компании Amazon пришлось бы платить, только если она увеличила бы пирог. Квинс все равно получил бы весьма крупный кусок пирога, включая налоги, в девять раз превышающие текущую сумму. Окасио-Кортес написала в твиттере: «Все возможно: сегодня группа самоотверженных нью-йоркцев и их соседей одержали победу над корпоративной алчностью Amazon». Но победа над Amazon не означала, что Квинс оказался в выигрыше. Все проиграли, потому что размер пирога уменьшился.

Разделение пирога, конечно, имеет значение, и мы вскоре обратимся к этому аспекту, но прибыль можно разделить, только если она вообще есть. Иногда руководителя с высокой зарплатой обвиняют в том, что он обворовывает предприятие, но руководитель принесет больше вреда, если ничего не будет делать. Высокая зарплата иногда рассматривается как извлечение ценности, но разрушение ценности – гораздо более серьезная проблема. Средняя годовая зарплата руководителя высшего звена в фирме S&P 500 составила 18,3 миллиона долларов в 2021 г. Это значительная сумма по сравнению со средней зарплатой по стране, но всего лишь капля в море по сравнению с медианной стоимостью фирмы, составляющей 30 миллиардов долларов. Даже если руководителю переплачивают на 100 %, это всего лишь 18,3 миллиона. Если он не сможет создать ценности хотя бы на один процент от стоимости фирмы, общество потеряет 300 миллионов долларов.

Такой взгляд на прибыль предполагает, что нам следует пересмотреть концепцию капитализма выгодоприобретателей. Этот термин стал крайне популярным, однако его определения нет ни в одном словаре, даже в «Википедии». Этот подход предполагает, что выгодоприобретатели должны иметь такой же приоритет, как и акционеры, чтобы они могли получить боˊльшую часть пирога за счет инвесторов (как при подходе антиакционерного капитализма). Эти представления основаны на парадигме разделения пирога. Ответственной компании, естественно, следует справедливо разделять ценность, но еще важнее создавать эту ценность. Нам не нужен ни акционерный капитализм, ни популярный извод капитализма выгодоприобретателей – нам нужен подход к бизнесу, выгодный инвесторам и обществу. Таким образом, мы не будем использовать термин «капитализм выгодоприобретателей». Если он используется на практике, мы предлагаем определять его как «получение прибыли только путем создания ценности для общества» – то есть определение, аналогичное термину «пирогономика».

Утверждение, что прибыль составляет только часть пирога, – важное отличие от концепции экономики антироста. Сторонники этого подхода полагают, что экономика не должна расти слишком быстро и создавать слишком большую ценность. В противном случае мы превысим ограничения планеты, например произойдет нехватка ресурсов или превышение температурных порогов. Но этот подход узко рассматривает развитие и ценность исключительно с финансовой точки зрения. Однако увеличение пирога создает и социальную ценность: уважительное отношение к сотрудникам, развитие их навыков, решение мировых проблем здравоохранения, создание новаторских методов для предотвращения климатических изменений или изобретение производственных техник для производства большего количества товаров с использованием меньшего количества ресурсов. Такой рост не имеет ограничений.

Мы говорим, что размер пирога имеет большее значение, чем его разделение. Это связано и с другим важным различием между предварительными стимулами и последующими результатами. Иммуноонкологический препарат Китруда, выпущенный компанией Merck, создает ценность для пациентов, принимающих его, работников, занимающихся его производством и маркетингом, и поставщиков, предоставляющих сырье. Однако значительную выгоду получают и инвесторы Merck: в 2019 г. было совершено 11,1 миллиарда продаж препарата Китруда. Дело в том, что патент запрещает другим компаниям производить аналогичные препараты до 2028 г. Возможно, оглядываясь назад, стоило бы позволить всем компаниям производить Китруду, чтобы справедливее распределить доходы. Инвесторы, сотрудники и поставщики разделили бы пирог, а пациенты и страховые компании получили бы возможность покупать препарат по более низким ценам. Но такой поступок мог бы ослабить предварительный стимул изобретать новые препараты. Разработка и получение одобрения нового лекарства в среднем обходится в 3 миллиарда долларов, а большинство новых препаратов не проходят испытания. Без перспективы получения прибыли с малой надеждой на успех компании никогда не смогли бы оправдать риски исследования нового препарата. Как отметил ушел с поста в 2021 году Merck Кеннет Фрейзер: «Цена успешного препарата включает в себя оплату более 90 % неудавшихся проектов. У нас не будет победителей, если мы не сможем платить за проигравших».

Контраст между предварительным и последующим распространяется не только на патенты. Предварительные стимулы для увеличения пирога, возможно, потребуют последующих вознаграждений для тех, кому это удалось. Возможно, непропорциональное распределение необходимо, если увеличение пирога происходит в условиях неопределенности и предполагает огромные риски. Как я подробнее объясню в главе 5, эта доля должна полагаться всем участникам, ответственным за увеличение пирога, – не только руководителям, но и сотрудникам. Без перспективы награды за успех, без возможности компенсировать риск неудачи лидеры топчутся на месте и придерживаются статус-кво, совершая ошибку бездействия. Неравное распределение чего-то почти всегда лучше, чем равное распределение ничего.

Таблица, приведенная ниже, показывает некоторые ключевые различия между «пирогономикой» и подходом КСО:

Главное преимущество «пирогономики» состоит в том, что увеличение пирога может увеличить кусок каждого участника бизнеса. Но ключевое слово – «может». Кусок одного из участников может уменьшиться по мере роста пирога, потому что создание ценности часто подразумевает поиск компромиссов. Новые технологии могут позволить производить более качественные продукты для клиентов, приносить более высокие доходы для инвесторов и предоставлять более легкую работу для оставшихся сотрудников, однако остальных работников придется сократить.

Знаменитая теорема Коуза (нобелевского лауреата в области экономики Рональда Коуза) доказывает: когда пирог растет, всегда есть возможность найти способ компенсировать ущерб тех, чьи доли в противном случае сократились бы. Поэтому никто из участников не терпит потерь, а как минимум один из них получает выгоду. Этот гармоничный исход известен как «улучшение по Парето» – в честь итальянского экономиста и политолога Вильфредо Парето.

Улучшения по Парето не происходят автоматически, поэтому руководителям следует предпринимать активные меры, чтобы воплотить теорему в реальность. Предприятие, руководствующееся принципом увеличения пирога, сначала увеличивает пирог, а затем старается проследить, чтобы доли остальных участников не уменьшились. Компания, внедряющая новые технологии, может инвестировать в трудоустройство сокращенного персонала и переподготовку сотрудников, чтобы снизить негативный эффект от увольнений, даже если это означает снижение прирост прибыли от использования новой технологии. Компания, которая строит новую фабрику, может потратить деньги на снижение выбросов и шумового воздействия на окружающую среду. Что особенно важно, доля инвесторов уменьшаться не должна. Если компания приносит выгоду выгодоприобретателям исключительно путем отказа от прибыли, это скорее разделение пирога, а не его увеличение.

Иногда компания не может соответствовать второму критерию, как бы ни старалась. Даже с помощью предложенного трудоустройства и переподготовки некоторые уволенные сотрудники могут не найти другую работу. Исходы некоторых компромиссов нельзя контролировать. В то время как КСО дает рекомендацию «не навреди», многие действия, направленные на увеличение пирога, могут нанести ущерб как минимум одной заинтересованной стороне.

Как лидерам понять, стоит ли предпринимать шаги, которые увеличивают размер пирога, но уменьшают доли некоторых заинтересованных сторон? В главе 3 представлены три принципа, которые позволят руководителю находить компромиссы между инвесторами и выгодоприобретателями. В главе 8 особое внимание уделено тому, как миссия предприятия – обоснование его существования, которое должно принести пользу выгодоприобретателям, – может помочь находить компромиссы между различными заинтересованными сторонами.

Предприятие разделяет как доходы от увеличения пирога, так и убытки от его уменьшения. В начале 2009 г. после финансового кризиса производитель Barry-Wehmiller потерял 40 % заказов в течение нескольких дней. Чтобы избежать банкротства, совет директоров принял решение уменьшить затраты на 10 миллионов долларов и начал обсуждение сокращений. Обычно потери несут рядовые сотрудники, а топ-менеджеры выходят сухими из воды. Но исполнительный директор Боб Чепмен решил по-другому: он принял решение разделить ношу на всех. Каждый сотрудник – от секретаря до исполнительного директора – должен был уйти в неоплачиваемый четырехнедельный отпуск. Руководители пострадали еще больше, так как их премии были заморожены. Как сказал Боб: «Лучше все мы немного пострадаем, чем кому-то из нас придется сильно пострадать».

К следующему году в Barry-Wehmiller так и не сократили ни одного сотрудника. Компания не только сохранила рабочие места, но и проследила, чтобы свободное время работников было потрачено с пользой, организовав занятия в своем корпоративном университете. Кто-то занимался волонтерской работой, а кто-то провел больше времени с детьми. В результате у Barry-Wehmiller получилось сэкономить 20 миллионов долларов, вдвое увеличив целевую сумму, и поднять боевой дух сотрудников.

Финансовый кризис стал серьезным шоком, но экономика восстановилась, и Barry-Wehmiller удалось выплыть. Однако последовавшая пандемия коронавируса нанесла невосполнимый ущерб целым отраслям экономики. Например, туристический сектор вряд ли сможет полноценно оправиться, хоть сейчас стала доступной вакцинация, люди привыкли к удаленным совещаниям и виртуальным конференциям. В связи с этим в мае 2020 г. компания Airbnb приняла тяжелое решение уволить четверть своих сотрудников. Как мы более подробно разберем в главе 3, «пирогономика» – не повод избегать сложных решений. Сохранение всех рабочих мест было бы безответственным поступком. В этом случае выживание компании в долгосрочной перспективе и сохранение средств к существованию всех ее сотрудников были бы маловероятны. Однако в Airbnb проследили, чтобы это коммерчески необходимое решение было воплощено максимально гуманно. Компания выплатила всем уволенным сотрудникам выходное пособие за 14 недель, хотя этого не требуется по законам США, предоставила им годовую медицинскую страховку с учетом пандемии, позволила им оставить себе корпоративные ноутбуки, чтобы им было легче найти работу, и поставила перед частью отдела кадров задачу альтернативного трудоустройства сотрудников.

Последствия отказа от разделения убытков могут быть суровыми, как в случае финской телекоммуникационной фирмы Nokia, описанном Сандрой Сачер и Шалин Гуптой. В 2008 г. у Nokia появилась серьезная конкуренция в лице азиатских компаний, которые привели к снижению цен на 35 % за несколько лет. В это же время стоимость труда на заводе Nokia в немецком городе Бохум выросла на 20 %. Компания решила закрыть бохумский завод. Закрытие вполне могло увеличить пирог – без этого жизнеспособность Nokia в долгосрочной перспективе могла оказаться под угрозой. Но 2300 сотрудников потеряли работу. Компания практически ничего не сделала, чтобы смягчить удар, и это в конечном итоге навредило Nokia. Спустя неделю после объявления о закрытии 15 000 горожан вышли на протесты в Бохуме, немецкие политики потребовали, чтобы компания вернула субсидии, полученные заводом, а профсоюзы призвали бойкотировать телефоны Nokia. Фотографии рыдающих работников и протестующих, топчущих телефоны, разлетелись по СМИ и социальным сетям. Негативная огласка, по некоторым оценкам, стоила Nokia падения продаж на 700 миллионов евро и 100 миллионов евро прибыли с 2008 по 2010 г. И даже эти цифры, возможно, недооценивают долгосрочные последствия. В то время как большинство фирм следят за своим индексом потребительской лояльности NPS (он отражает, сколько клиентов порекомендуют знакомым продукцию компании), самыми активными популяризаторами компании часто оказываются сотрудники предприятия (для будущих клиентов и коллег). Бесцеремонное вышвыривание работников может затруднить наем сотрудников на много лет вперед.

Так что в 2011 г., когда компании понадобилось сократить 18 000 человек в связи со сложностями в торговле мобильными телефонами, она учла свои ошибки. Администрация запустила программу Bridge, предоставив этим сотрудникам пять потенциальных вариантов: найти новую работу в Nokia, найти новую работу в другой компании по программе альтернативного трудоустройства, открыть свой бизнес с помощью курсов по бизнесу или торговле или попробовать что-то новое, например заняться волонтерской работой. Последние три варианта спонсировались грантами Nokia. Осуществление Bridge обошлось в 50 миллионов евро – капля в море по сравнению с бюджетом на реструктуризацию с 2011 по 2013 г., составившим 1,35 миллиарда евро. В результате 60 % из 18 000 сокращаемых сотрудников понимали, что их ждет после того, как их работа в компании окончится, и ни в одной из 13 стран, где произошли сокращения, не было протестов.

Мы обсудили предприятия, рассматривающие бизнес с точки зрения увеличения пирога и с точки зрения разделения пирога. Но предприятие не бестелесная сущность. Это совокупность инвесторов, руководителей и выгодоприобретателей. Увеличение пирога – обязанность не только руководителей. Критически важно, что каждая заинтересованная сторона может помочь в увеличении пирога. Конечно, у Роя Вагелоса была возможность раздавать ивермектин бесплатно. Но и другие сотрудники могут приложить дополнительные усилия, даже если этого не требуется согласно договору и за это не полагается премии. Когда компания Barry-Wehmiller объявила о введении неоплачиваемых отпусков, некоторые сотрудники взяли отпуск в двойном размере вместо коллег, которые не могли позволить себе лишиться месячной зарплаты. У клиентов есть возможность рискнуть, купив товар нового предприятия, вместо того чтобы предпочесть продукцию лидера рынка. Клиенты могут дать обратную связь, чтобы помочь усовершенствовать продукт, или оставить свой отзыв в интернете, чтобы помочь другим пользователям. У населения есть возможность, помимо яростных протестов, конструктивно выразить свое беспокойство в отношении компании, планирующей открыть филиал в их районе.

Разделением пирога занимаются не только инвесторы и руководители. Сотрудники могут сопротивляться нововведениям в рабочих процессах, которые могут негативно отразиться на жизнеспособности компании в долгосрочной перспективе. Если работа топ-менеджера хорошо оплачивается в результате создания ценности, но компания не участвует в программах утилизации мусора, клиенты могут бойкотировать продукцию фирмы. Увеличение пирога является в первую очередь обязанностью руководителя, но его невозможно осуществить без участия всех граждан. Мы вернемся к этому вопросу в главе 10.

Необходимость компаний признать свою ответственность перед обществом сейчас острее, чем когда-либо раньше. Один только размер компаний, их обширный штат и гигантские суммы, задействованные в бизнес-процессах, позволяют компаниям решать социальные проблемы, создавать условия для успешной карьеры сотрудникам и приносить пользу гражданам. Но существуют серьезные опасения, что компании используют свои возможности для усугубления социальных проблем, эксплуатации работников и создания выгоды только для элит. Барометр доверия Эдельмана за 2020 г. обнаружил: 56 % респондентов считают, что от капитализма больше вреда, чем пользы. Стремительно растущие группы населения чувствуют себя отрезанными от преимуществ экономического развития. Уровень дохода рядовых граждан стоит на месте, в то время как прибыль и зарплаты руководителей увеличились на порядок.

Увеличились не только возможности бизнеса влиять на социальные проблемы, выросли и сами проблемы. Как общество мы сталкиваемся с вызовами таких масштабов и сложности, что капитализм в своем нынешнем состоянии с трудом справляется с ними. Некоторые из этих проблем вызваны бизнесом: неравенство доходов, эксплуатация природных ресурсов, климатические изменения и замена работников машинами. Последствия того, что предприятия оказывают влияние на общество, но не делятся доходами, называются внешними эффектами. Если компании не снизят влияние внешних эффектов, они потеряют общественное доверие к своей деятельности. Нарастающий популизм демонстрирует, что этот процесс уже происходит. Это может привести к введению законов, направленных против бизнеса, способных нанести вред долгосрочной продуктивности.

Бизнес должен «не навредить» – сократить свои негативные внешние эффекты – это уже давно общепризнано. Так обычно практикуется метод КСО. Но подход «пирогономики» делает акцент на том, что компаниям следует активно приносить пользу. Остальные мировые проблемы – не вина бизнеса (например, рост и старение населения, а также пандемия коронавируса). Компания, сосредоточенная на прибыли, не обращая внимания на эти проблемы, не приносит вреда. Но «не приносить вреда» недостаточно. Игнорировать социальные проблемы, имея огромные возможности для их решения, просто неприемлемо. И напротив, стремясь генерировать прибыль исключительно путем создания ценности для общества, фирмы, работающие по методу увеличения пирога, помогают восстановить доверие к капитализму: надежное предприятие использует свои компетенции и ресурсы для решения социальных проблем.

Вторая причина, по которой «пирогономика», в отличие от подхода КСО, имеет на сегодняшний день такую актуальность, заключается в том, что многие компании не могут позволить себе практиковать КСО. Корпоративную социальную ответственность часто воспринимают как швыряние деньгами в топку. Например, в Индии есть закон, требующий от крупных компаний тратить 2 % от доходов на инициативы КСО. Также многие отличные реакции на пандемию подразумевали более справедливое распределение пирога. Некоторые топ-менеджеры отказывались от зарплат; компания Unilever пожертвовала пищевые продукты и дезинфицирующие средства на сумму 100 миллионов евро местным сообществам и сохранила рабочие места 155 000 своих сотрудников, включая подрядчиков, например уборщиков и обслуживающий персонал.

Эти поступки весьма похвальны, не стоит их недооценивать. Но видение ответственности только в виде разделения пирога имеет существенный недостаток: многим компаниям нечем делиться, особенно в пандемию. Что, если компания работает не в пищевой промышленности, не производит дезинфицирующих средств или какой-либо подходящей продукции, которую можно было бы пожертвовать? Что, если это небольшое предприятие, у которого нет лишних миллионов, или крупная компания, чьи доходы резко упали, как, например, в случае авиалиний? Конечно, сохранение полной заработной платы всех сотрудников было бы «по совести», но с коммерческой точки зрения стало бы самоубийством.

Ценность видения ответственности в рамках концепции увеличения пирога заключается в том, что такой подход позволяет всем компаниям внести свой посильный вклад. Ответственный руководитель задается вопросами: «Какими возможностями я располагаю? Какими ресурсами и компетенциями обладает моя компания и как я могу инновационно их применить на пользу общества?»

Такой стиль мышления может вдохновить на прекрасные идеи – прямо как Merck, где адаптировали ивермектин для лечения не только животных, но и людей. Футбольный клуб «Челси» не располагает очевидно подходящими ресурсами для помощи в момент кризиса. Билеты на футбольные матчи и товары с символикой клуба не несут особой ценности. Но в распоряжении клуба есть отель, где было позволено бесплатно жить врачам и медсестрам, чтобы им не пришлось долго добираться до дома после целого дня на передовой борьбы с вирусом. Люксовая парфюмерия компании LVMH в период пандемии была излишней роскошью. Но в распоряжении корпорации было производство, где использовался спирт, и его задействовали, чтобы производить дезинфицирующее средство для рук. Многие самолеты компании JetBlue прекратили полеты, так как количество пассажиров резко снизилось. Так что авиакомпания начала сотрудничество с такими благотворительными организациями, как Красный Крест и «Врачи без границ», чтобы использовать эти самолеты для перевозки медицинских специалистов, приборов и оборудования туда, где они особенно необходимы. Этот образ мышления применим и к некоммерческим организациям: Английская национальная опера запустила программу по обучению дыхательным техникам для граждан, восстанавливающихся от последствий затяжной коронавирусной инфекции. Иногда возможности компании заключаются в ее отношениях с другими организациями. Компания Qantas Airways не могла позволить себе продолжать выплаты сотрудникам, отправленным в вынужденный отпуск, так как их бизнес испытал сильный удар. Но у авиакомпании были отношения с сетью продуктовых магазинов Woolworths, где покупатели могли заработать мили Qantas за покупки. Компания воспользовалась этими отношениями, чтобы перевести своих сотрудников на работу в Woolworths, не только обеспечив им возможность заработка, но также поспособствовав удовлетворению возросшего спроса на продукты. У Mercedes были партнерские отношения с Университетским колледжем Лондона (University College London UCL), осуществляемые с помощью таких проектов, как «Формула-1 в школах». Компания объединила силы с колледжем, используя свои инженерные компетенции и медицинские компетенции больниц при UCL. Вместе они переконструировали и наладили производство аппаратов искусственной вентиляции легких с постоянным положительным давлением (СИПАП), дав менее инвазивную альтернативу стандартным аппаратам ИВЛ[4]. Затем компания Mercedes наладила их массовое производство, используя станки, которые были задействованы в производстве поршней и турбокомпрессоров для двигателей «Формулы-1». Этот проект использовал не только взаимоотношения компании с другими организациями, но и ее специализацию. Точное машиностроение, необходимое в элитном автомобильном спорте, где практически нет права на ошибку, критически важно и для конструирования медицинских приборов. UCL и Mercedes также бесплатно предоставили свои чертежи 1300 коллективам в 25 странах в течение недели.

Видение ответственности как увеличения пирога особенно важно для небольших компаний, у которых нет ресурсов для перераспределения. Возьмем в качестве примера Barry’s, узкоспециализированную фитнес-студию. В распоряжении студии есть экспертные знания в области фитнеса, которые компания предоставила, проводя бесплатные онлайн-трансляции тренировок для людей, запертых дома при локдауне во время эпидемии COVID. Сейчас, возможно, этот ход не покажется таким уж инновационным. По-настоящему творческий подход компания проявила, по-новому задействовав своих офисных сотрудников. Некоторые из них совмещали работу в студии с актерской работой; поскольку занятость актеров нестабильна, они также работали в Barry’s, чтобы обеспечить себе постоянный доход. Актеры умеют проводить развлекательные мероприятия. Как это может помочь в кризис? Студия запустила программу Barry’s Cares, в рамках которой сотрудники читали сказки и развлекали детей через Zoom, помогая родителям, чьи дети оставались дома из-за закрытия школ.

Эти вдохновляющие примеры дают надежду в мрачные времена. Польза кризиса заключается в том, что он приводит к пересмотру взгляда на ответственное ведение бизнеса – от разделения пирога путем траты денег к увеличению пирога путем инновационного использования своих ресурсов. Последнее могут практиковать крупные и небольшие компании, в хорошие времена и в кризис. Как мы более подробно разберем в главах 10 и 11, рядовые граждане и сотрудники низшего звена тоже могут увеличивать пирог в то время, как только управляющие высшего звена контролируют финансы компании и принимают решения относительно расходов.

Более того, «пирогономика» актуальна не только в пандемию и не утратила актуальность с ее окончанием. В частности, новые поколения считают действия на благо общества особенно важным делом. Опрос, проведенный компаниями Kantar и American Express накануне пандемии, показал, что 62 % миллениалов (людей, рожденных в 1980–1996 гг.) согласились, что им «важно прославиться положительным вкладом в окружающий мир», в то время как только 52 % поколения X (рожденных в 1965–1979 гг.) разделили это мнение. Однако миллениалы признают и важность получения прибыли: 58 % согласны с тем, что «успешные компании будущего будут максимизировать акционерную стоимость». Это мнение разделяют 51 % представителей поколения X. Также в совместном исследовании компания PricewaterhouseCoopers (PwC) и международная студенческая организация AIESEC сопоставили результаты опроса топ-менеджеров, проведенного PwC, и исследования молодых руководителей, проведенного AIESEC. Только 32 % топ-менеджеров считают, что выгодоприобретатели приоритетнее, чем акционеры, в то время как 67 % анкетированных считают наоборот. В опросе молодых руководителей мнения разделились (46 % и 48 % соответственно). Таким образом, чтобы вдохновить новое поколение сотрудников и поставить перед ними высокую цель, а не просто работу, компаниям будущего важно создать ценность для общества, увеличивая пирог, который также будет приносить прибыль.

Даже если мы признаем, что увеличение пирога имеет большое значение и что все участники предприятия ответственны за создание ценности, идея все равно остается расплывчатой и туманной. Как понять, поможет ли определенное действие увеличить пирог? Что означает «создание социальной ценности» для той или иной компании? Компания-ретейлер создает ценность не так, как это делает фармацевтическая фирма. Мы вернемся к этим вопросам в главе 3 и разберем их повторно в главе 8. Но сперва в главе 2 мы обсудим, чем «пирогономика» отличается от других подходов к бизнесу, которые концентрируются на интересах выгодоприобретателей.

• Пирог представляет собой ценность, которую предприятие приносит обществу. В общество входят не только инвесторы, но также и сотрудники, клиенты, поставщики, окружающая среда, правительство и сообщества. Если компании будут руководствоваться исключительно интересами инвесторов и будут игнорировать потребности выгодоприобретателей, они потеряют общественное доверие к своей работе – что, собственно, уже происходит.

• Разделение пирога увеличивает долю одного участника путем уменьшения долей остальных. Чаще всего компании наращивают прибыль путем накручивания цен или эксплуатации сотрудников. Но мышление в парадигме разделения пирога могут разделять и выгодоприобретатели, которые считают, что урезание прибыли акционеров – лучший способ увеличить их собственный кусок.

• Увеличение пирога наращивает ценность, которую предприятие создает для общества, создавая новые и более совершенные продукты, заботясь о работниках или обновляя окружающую среду.

• «Пирогономика» стремится к получению прибыли исключительно путем создания ценности для общества. Таким образом можно добиться бо́льших доходов, чем концентрируясь исключительно на прибыли, а также принести больше пользы выгодоприобретателям, чем путем отказа от прибыли.

• Концепция «Пирогономики» отличается от КСО в следующих аспектах:

1. Она внедряется в ключевую деятельность компании и стремится к тому, чтобы основной миссией предприятия было принесение пользы обществу, в отличие от побочных действий, направленных на компенсацию вреда, который наносит основная деятельность компании.

2. Она признает, что ошибки бездействия (неспособность создать ценность из-за нежелания развиваться и внедрять инновации) более серьезны, чем ошибки действия.

3. Она признает, что прибыль – не обязательно показатель извлечения ценности, вместо этого она может быть побочным продуктом создания ценности.

4. Она базируется на положении, что создание предварительных стимулов для увеличения пирога даже более важно, чем его последующее перераспределение.

• Увеличение пирога подразумевает компромиссы. Предприятие, руководствующееся принципом увеличения пирога, сначала увеличивает пирог, а затем старается проследить, чтобы доли остальных участников по мере возможности не уменьшились. Вторая цель не всегда достижима, и для достижения компромиссов важны здравый смысл руководителя и социальная миссия компании.

• «Пирогономика» актуальна из-за масштаба социальных проблем и возможностей бизнеса уменьшить или усугубить их. Инновации и мастерство в области решения этих проблем часто требуют скорее изменения в мышлении, чем крупных финансовых затрат, и практиковать их могут все фирмы, даже мелкие или финансово ограниченные предприятия.

2

Принципы увеличения пирога не нацелены на максимизацию прибыли, но часто ей способствуют

Залог успеха компании – возможность привлекать инвестиции

Мысль о том, что предприятие должно в первую очередь руководствоваться социальной ценностью, а потом уж – прибылью, весьма привлекательна. Но она имеет свои противоречия. Милтон Фридман – несомненно, второй самый влиятельный экономист всех времен после Джона Мейнарда Кейнса, и он консультировал таких политических деятелей, как Ричард Никсон, Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер. Он завоевал Нобелевскую премию в области экономики в 1976 г. главным образом за свой вклад в денежно-кредитную политику, которая стала краеугольным камнем работы центральных банков всего мира.

Однако наиболее цитируемая статья Фридмана не имеет отношения к денежно-кредитной политике, это даже не научная работа, это колонка в журнале New York Times, опубликованная в 1970 г. под названием «Социальная ответственность бизнеса состоит в увеличении прибыли». Ее цитировали 27 000 раз – в пять раз чаще, чем любую из его научных работ. Но в большинстве случаев эти цитаты используются с издевкой, чтобы подчеркнуть средневековое мышление капитализма и срочную необходимость отказа от него. Чтобы попасть в приличное общество, нужно обязательно публично отречься от Фридмана.

Многие цитируют статью Фридмана, не прочитав ничего, кроме названия. Они думают, что в этом нет необходимости, ведь из заголовка ясна позиция автора: компании должны максимизировать прибыль путем грабежа клиентов, эксплуатации сотрудников и загрязнения окружающей среды. В 2020 г., к пятидесятой годовщине статьи, критики объявляли, что идеи Фридмана «мертвы». Однако многие их работы демонстрировали глубокое непонимание высказываний экономиста. Хоть я с Фридманом и не согласен, считаю важным признать, что его взгляды гораздо сложнее, чем кажется.

Во-первых, инвесторов не обязательно интересует только прибыль. Предположим, что Анна и Александр – инвесторы компании Apple. Анну волнует расовое неравенство, а Александра – обновление окружающей среды. Если Apple сделает щедрое пожертвование в пользу движения Black Lives Matter, это порадует Анну, но не Александра. Вместо этого Apple следует заработать максимальное количество прибыли и выплатить максимально возможные дивиденды. Тогда Анна сможет пожертвовать часть дивидендов движению Black Lives Matter, а Александр сделает пожертвование в пользу Greenpeace. Или Анна и Александр могут направить свои дивиденды на другие общественно значимые нужды, например на образование своих детей[5].

Фридман признает, что граждане несут социальную ответственность, а не только получают прибыль. Он утверждает, что социальная ответственность бизнеса заключается в увеличении прибыли, потому что таким образом граждане, Анна и Александр, получают максимальную возможность выбирать, на какие социальные нужды они хотят направить свои деньги. Руководитель компании не должен лишать их этого выбора. Как пишет Фридман, «Поступив таким образом, руководитель тем самым облагает прибыль налогом, с одной стороны, и решает, на что пойдут эти налоги, с другой стороны». Уоррен Баффетт использует подобный аргумент, объясняя политику компании Berkshire Hathaway, запрещающую совершение пожертвований: «Это деньги акционеров. Многие руководители корпораций осуждают правительственное распределение денег налогоплательщиков, но с энтузиазмом сами распределяют деньги акционеров».

Но аргумент Фридмана базируется на подходе разделения пирога. Он подразумевает, что на доллар, отнятый у инвесторов, можно создать ценность для общества на тот же доллар. Это справедливо для благотворительных пожертвований. Доллар принесет одинаковую ценность движению Black Lives Matter вне зависимости от того, пожертвует его Apple или Анна (без уплаты налогов), так что у Apple нет сравнительного преимущества при жертвовании денег на благотворительность. Однако это предположение неверно в отношении большей части действий, которые напрямую влияют на общество, увеличивая пирог. Если Apple инвестирует доллар в сокращение использования пластика в упаковке своей продукции, то компания поможет окружающей среде гораздо больше, чем если бы этот доллар, выплаченный Александру в виде дивидендов, был бы пожертвован Greenpeace для лоббирования налога на пластиковые пакеты.

Заявление Фридмана, что компании служат на благо общества, максимизируя прибыль, не всегда верно. Его предположение, что у бизнеса нет сравнительного преимущества в области принесения пользы обществу, иногда некорректно. Предложение Фридмана заключается в том, что отходить от максимизации прибыли следует лишь в том случае, если его догадки неверны, а они иногда соответствуют истине. Многие компании жертвуют на благотворительность. Индия пошла еще дальше – там от крупных компаний требуется в обязательном порядке жертвовать 2 % от прибыли на инициативы КСО. Но Apple специализируется на производстве смартфонов, а не на выборе наиболее достойных инициатив для благотворительности. Компаниям, жертвующим деньги движению Black Lives Matter в свете трагической гибели Джорджа Флойда, следовало бы прислушаться к совету Фридмана. Было бы больше пользы от инвестирования в прием на работу недостаточно представленных меньшинств на всех уровнях, от искоренения дискриминации в карьерном продвижении и оценки продуктивности, от стремления к поощрению разнообразия мнений. Все эти действия подконтрольны только компаниям, а значит, у них есть сравнительное преимущество. Вместо высмеивания статьи Фридмана сторонники ответственного ведения бизнеса могут использовать ее в качестве руководства, чтобы разобраться, какие социально ответственные действия компаниям стоит предпринимать, а какие не стоит.

Вторая причина неоднозначности аргументации Фридмана в том, что он признает: граждане не могут решить все общественные проблемы, действовать должны руководители. Но речь идет о руководителях стран, политиках, принимающих законы и устанавливающих налоги, а не о руководителях компаний. Дело в том, что политики избраны обществом и ответственны перед своими избирателями. Если граждане обеспокоены климатическими изменениями, они могут проголосовать за партии, которые обещают заняться этой проблемой. Если правительство не отражает предпочтений электората, его не переизберут на новый срок. Напротив, топ-менеджера компании не избирают граждане страны, а потому он не несет перед ними ответственности. Если ему позволено отклоняться от максимизации прибыли, он может поддержать инициативы, посвященные волнующим его лично социальным проблемам, а не тем, что вызывают наибольшее общественное беспокойство.

Но существует несколько проблем, связанных с делегированием всех вопросов регулирующим органам (мы обсудим это подробнее в главе 10). Здесь я назову три. Во-первых, компании могут влиять на регулирование с помощью лобби. В 2017 г. в списке 69 богатейших в мире структур были корпорации, а не правительства. Этот перекос дает компаниям значительные возможности воздействия на регулирующее законодательство путем политических пожертвований.

Во-вторых, регулирование наиболее эффективно в отношении измеримых проблем. Закон о минимальной оплате труда работает, потому что легко проверить, соблюдает его та или иная компания. Гораздо сложнее корректировать проблемы качественного характера, например создание дружелюбной и динамичной корпоративной культуры или предоставление значимой работы и повышения квалификации для сотрудников.

В-третьих, регулирование работает медленно. Выборы политиков обычно происходят примерно раз в четыре года. В то же время топ-менеджеры несут постоянную ответственность перед гражданами. Их назначает совет директоров, избираемый инвесторами (зачастую это происходит каждый год). Можно возразить, что инвесторы – только богатые граждане. На самом деле бо́льшая часть граждан является инвесторами посредством своего пенсионного фонда, и в главе 10 будет подробно разобрано, как пенсионным фондам следует стремиться к участию своих бенефициаров.

Хотя предположение Фридмана об эффективном регулировании не всегда справедливо, его построения имеют ценность, если описанная ситуация совпадает с действительностью. Как обсуждалось ранее, регулирование эффективно для обеспечения минимального размера оплаты труда. Если компания пожелает платить больше минимума (даже если рынок этого не требует и эта мера не принесет преимуществ для продуктивности, которые мы обсудим в главе 4), ей придется предъявить убедительные аргументы, доказывающие неправоту правительства, установившего несправедливый минимум. Компании следует отходить от обеспечения прибыли для акционеров и исполнять роль правительства только в том случае, если есть причины считать, что регулирование неверно отражает предпочтения граждан.

Третий и наиболее убедительный аргумент в защиту Фридмана заключается в том, что единственный способ получения прибыли в долгосрочной перспективе – принесение пользы обществу. Максимизация прибыли – социально желаемый исход, так как в результате компания инвестирует в своих выгодоприобретателей. В противовес распространенному заблуждению Фридман полностью одобряет такие инвестиции. Он делает акцент на том, что «корпорация, являющаяся крупным работодателем в небольшом сообществе, должна понимать, что предоставление ресурсов для организации удобств или лучшего управления этого сообщества послужит в интересах корпорации в долгосрочной перспективе. Таким образом проще привлечь желаемых сотрудников».

Почему Apple – одна из самых дорогих компаний в мире, чья стоимость перевалила за два триллиона долларов в августе 2020 г.? Потому что она служит клиентам, предлагая продукцию высочайшего качества. Камера iPhone X и технология Face ID – результат затрат компании (более 400 миллионов долларов) на приобретение компаний PrimeSense (3D-сенсоры), LinX (фотомодули с несколькими объективами), Faceshift (технология захвата движений лица), Emotient (технология распознавания выражений лица) и RealFace (технология распознавания лиц). Сервисное обслуживание Apple славится на весь мир: клиент может бесплатно записаться на консультацию в Genius Bar (отдел магазина Apple Store), чтобы решить проблему.

Apple заботится о своих сотрудниках, которые отмечают множество плюсов работы в Apple на Glassdoor – веб-сайте с отзывами на работодателей. Они могут менять мир к лучшему, учиться у талантливых коллег и работать в атмосфере стартапа, несмотря на размер корпорации. Конечно, как и любое крупное предприятие, Apple не может быть идеальна во всех отношениях, и мы вернемся к критике ее рабочих процессов в главе 4. Учитывая положительные и отрицательные аспекты, исследование, проведенное LinkedIn, поставило Apple на восьмое место в рейтинге самых популярных работодателей в США. Это одна из трех американских компаний, попавших в список 100 лучших работодателей по версии Glassdoor за все тринадцать лет его существования. Репутация позволяет Apple привлекать сотрудников, которые разделяют творческое, стратегическое мышление, сконцентрированное на интересах клиента, на котором базируется успех компании.

Apple инвестирует в долгосрочные отношения с поставщиками. У компании есть фонд продвинутых производственных технологий на 5 миллиардов долларов, чтобы поддерживать инновационные инициативы поставщиков. Фонд инвестировал 200 миллионов долларов в компанию Corning, поставляющую стекло, чтобы помочь в развитии ультрасовременных технологий производства стекла, и 390 миллионов долларов в компанию Finisar, чтобы помочь разработать лазеры для технологии Face ID.

У Apple отличная репутация в области защиты окружающей среды – в офисах, магазинах и дата-центрах используется электроэнергия исключительно из возобновляемых источников, как и бумага для упаковки. Их новый робот Дейзи умеет разбирать девять версий айфонов и сортировать их компоненты для переработки. Компания приняла обязательство стать на 100 % углеродно-нейтральной во всех видах своей деятельности, включая производственные цепочки и жизненный цикл продукта, к 2030 году.