© Марибель Ли, текст
© Lanawaay, иллюстрация
© В оформлении макета использованы материалы по лицензии @shutterstock.com
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Иллюстрация на обложке Lanawaay Дизайн Екатерины Климовой
Ты со мною прощался,
И снег был похож на цветы,
А сегодня вернулся,
И цветы так похожи на снег.
Фань Юнь. «Стихи на прощание»[1]
У Баолин черной пылающей птицей стоял перед Девятью Солнцами. Огонь растекался по стенам, беря его в золотой круг.
– Дядя!
Ее голос эхом разлетелся по пустому залу, но Глава Воронов не обернулся. Казалось, уже минул век с тех пор, как она, опустившись перед ним на колени, молила о позволении вернуться. Век, сожженный огнем. Теперь она могла встать рядом с ним. Теперь ее наряд сливался с его черным одеянием в одну непроглядную бездну.
– Ни у кого не получилось. За все столетия, – ее голос, его злость.
– Вздор! Стоит бросить клич, мы соберем тысячи. Я соберу столько, что Гора Лотоса покроется трупами, но мы ступим на вершину!
– Разве ты забыл? Равновесие. Их сила равна нашей. Иначе или мы, или они уже были бы уничтожены.
– Они полагались лишь на силу. Я буду хитрее.
– И что ты сделаешь? Я была там, я была на Горе Лотоса, я видела их мощь и силу их меча.
– За все столетия в нашей семье был лишь один трус. Твой отец!
– И что же? Что дала нам храбрость? В нашей семье каждый был смел, но пал в бою. Атаковать Учение Лотоса? – Она усмехнулась. – Мы делали это веками. Разве покачнулась Священная Гора? Разве была сорвана печать?
– Ты…
У Баолин впился в нее горящими глазами. Горящими и беспомощными. Все, что она могла сказать ему, – он думал об этом уже сотни раз. Но она стояла рядом с ним. Гордая, дерзкая. В этой девочке и правда было больше крови Священных Воронов, чем в ее жалком отце. В этой девочке не было страха.
– Но если не удалось нашим предкам, это не значит, что не удастся нам. Я знаю, как победить Учение Лотоса.
– Как?
Ее глаза потемнели, кривая улыбка ловила отблески огня.
– Мы не можем ворваться на Гору Лотоса и перебить всех. Наши предки не были слабее нас. Сила меча не возросла за эти столетия. Так зачем же проливать свою кровь там, где можно обойтись огнем? Если нельзя попасть на Гору Лотоса извне, мы можем попробовать одолеть их изнутри. Мой отец подарил тебе прекрасный шанс, дядя. Твоя дорогая племянница примет имя госпожи Бай и войдет во Дворец Безмятежности.
У Баолин прищурился. Он знал, что довериться ей так быстро может оказаться ошибкой.
– Считаешь его мужем?
Золотой ворон на одеянии племянницы покачнулся от ее смеха.
– Если бы мне нужен был муж, разве я пришла бы сюда? – Ее лицо резко изменилось, тени сделали его почти зловещим. – Ты забыл, дядя, что мой отец погиб на Горе Лотоса? Он погиб, потому что доверился семье Бай. Даже если забыл ты, я забыть не могу.
– Хорошо, что ты помнишь это.
– Я помню все лучше тебя, дядя. Поэтому я заставлю Бай Сина помочь нам выпустить Воронов.
– Как?
– Разве советник Шэ не говорил тебе, что моей наставницей была сама Юэ Гуан? Пусть Глава Бай и кажется неприступным, но твоя племянница сумеет растопить его лед быстрее, чем он поймет, что тонет. Я соблазню его, и он доверится мне.
Огонь пылал в ее зрачках, когда она улыбнулась и произнесла:
– Я убью Бай Сина. Кто кроме него совладает с мечом Лотоса? И кто остановит нас без этого меча?
Пролог
Сладкое вино
Для меня ты – как солнце,
Ужели же время заката?
Ли Бо. «Проводы друга»[2]
1
Мы не успели. Когда пришла весть о восстании У Баолина, Дворец Золотого Крыла уже пропитался смертью. Когда отец бросился на помощь Главе У, кровь уже растекалась по реке Зеленого Карпа. Наши лучники отгоняли воинов Ворона, а я кинулся к ней.
Я не успел. Глава У еще держался, отбивая атаку, а Минчжу уже уходила под воду. Я нырнул следом. Мутная вода застилала взгляд, рассеивая ее силуэт. Тогда я в первый раз почувствовал страх. Он липкими щупальцами сдавил грудь. Я не найду ее! Что, если я не найду ее? Я разорвал эту мысль одним резким ударом. Нырнул глубже и вытащил ее из воды.
Вокруг все стихло. Она не дышала, но я знал: она не могла умереть. Не так, не сегодня. Кажется, я растирал ее ладони, моля очнуться. Кажется, она услышала меня. Ее глаза открылись, и кашель судорогой прошел по телу. Она была жива.
– Надо спешить, – голос отца заставил меня оторвать взгляд от ее лица.
Глава У лежал рядом, я видел, что его одежда залита кровью. Нужно было спешить. Мы неслись быстрее ветра. Я крепко держал Минчжу, боясь, что она не выдержит бешеной скачки, но знал, что тетя Цзюань и лекарь Гу позаботятся о ней.
Минчжу не приходила в себя, отец часами сидел у постели Главы У. Я знал, что мир, который они строили долгие годы, размывается кровью. Я знал, что мир, который ждет нас, окажется хрупче первого льда, и все-таки я даже представить не мог, что нас ждет. Вместо отца я отдавал указания и принимал доклады. Это был хаос, который я предчувствовал еще с первых расползающихся паутиной слухов о беспощадности воинов Ворона. Только отец твердил, что Глава У не может быть причастен к этому, и просил дать тому время, чтобы со всем разобраться. Но чем больше творилось беспорядков в смежных землях, тем тяжелее становилась его поступь. Я знал, что чувство ответственности за людей давило на его плечи. Я знал, о чем они спорили в последний приезд Главы Ворона, только никто не подозревал, что предатель больше не будет ждать, прячась в тени. Никто не подозревал, и когда я предложил оставить Минчжу погостить у нас, Глава У сердито рассек воздух рукой. Он забрал ее, и она вернулась со стеклянными глазами и дрожащими пальцами. Увидев меня, она упала и забилась в угол у подножия кровати.
– Чжу-эр[3], все хорошо.
Тогда она впервые посмотрела на меня так, будто я был ее врагом.
Она не верила мне, она не узнавала меня. Глава У должен был оставить ее здесь.
– Бай Син.
Ее глаза посветлели. Лучше бы она осталась здесь.
– Отец…
– Глава У жив, отец с ним.
– Я хочу к нему.
Она была слишком слаба. Лучше бы она просто уснула и проспала еще несколько дней, но она с отчаянием смотрела на меня. Она хотела видеть, что ее отец жив. Я протянул ей руку и помог подняться. Если бы я знал, что после она не позволит привести себя обратно, я бы не пустил ее. Она ничем не могла помочь своему отцу, но продолжала истязать себя, сидя рядом с ним. Она заснула первый раз только после того, как пришли вести о брате. Я проверял последние донесения из провинций, когда Вэй-гэ[4] сказал, что она наконец сдалась. Отдав нераскрытые сообщения брату, я пошел к ней. Она спала полусидя, сжимая пальцы Главы У. Я хотел отнести ее в покои, чтобы она наконец могла отдохнуть, но стоило коснуться ее руки, как она нахмурилась и что-то тревожно зашептала. Я не должен был причинять ей еще большей боли. Я осторожно накрыл ее одеялом и ушел.
Отец почти не выходил из Зала Белых Звезд, дожидаясь пробуждения Главы У. Я пытался облегчить его ношу, взяв внутренние дела Учения на себя. Изредка Вэй-гэ передавал новости от лекаря Гу и тетушки Цзюань. Но казалось, что поднявшийся северный ветер уносит добрые вести все дальше от наших стен.
– Чжу-эр отказывается от еды.
Она должна была продержаться, пока хаос не начнет оседать и мы добьемся, чтобы все вернулось на свои места. Она должна была продержаться. Но ни надежда на выздоровление отца, ни теплота тети не могли одолеть ее страх. Слабой безвольной тенью она сидела подле Главы У и всматривалась в его бледное лицо. Она должна была жить, она должна была выдержать, но не было никого, кто бы мог убедить ее в этом.
Когда я принес ей отвар из трав, я хотел только одного: чтобы она не позволила последним силам покинуть ее. Я видел ее глаза. Я видел, что она оттолкнет меня.
– Пей.
Лучше бы она осталась здесь.
Я не знал, что делать с ее глазами. Никогда до этого я не видел у нее такого взгляда. Ее крылья были перебиты, и она не хотела бороться. Даже если она не хотела, она должна была жить. Она должна была перенести это. Я заставил ее выпить лекарство силой. Я видел, что она ненавидит меня, и был рад, что у нее оставались силы хотя бы на ненависть.
Чаша разбилась. Она должна была вспомнить, что все еще жива.
– Отпусти.
Она зарыдала, она хотела вырваться, но перебитые крылья не давали ей взлететь. Я осторожно вытер ее мокрые щеки. Минчжу почти не плакала в детстве, даже когда падала и разбивала коленку, даже когда острый камень ранил ее ладони, она смеялась, а потом убегала. Я не знал, что делать. Я боялся, что слезам не будет конца, я боялся, что все ее силы вытекут с ними и она рассыплется.
«Ты не можешь быть такой слабой».
Ее глаза остекленели. Я никогда не умел утешать. Я просто хотел, чтобы она нашла силы, я просто хотел, чтобы Глава У никогда не увозил ее с собой.
Теперь я приходил к ней несколько раз в день, чтобы заставить выпить горький настой. Она больше не пыталась разбить чашу, она больше не плакала, но при виде меня ее взгляд пустел. Я знал, она хотела, чтобы я скорее ушел.
2
В тот день, когда мы получили послание от У Баолина, Глава У наконец пришел в себя. Я нашел отца у его постели. До меня донеслись лишь обрывки фраз: «нельзя, ни за что», «Запретные Залы», «Синфу».
– Отец, Глава У! – Я поклонился и подал отцу письмо, пришедшее из Дворца Золотого Крыла.
– Что он себе позволяет! – Отец скомкал письмо и бросил на пол. – Баолин всегда был глупым фанатиком!
– Чего он хочет? – Глава У приподнялся на кровати.
– Он хочет твой меч в обмен на сына.
– Нельзя… Он пойдет туда, чтобы пробудить их.
– Эти старые легенды…
– Ты знаешь их силу. Если есть тот, кто в них верит…
– Мы выступим против него.
– Мы не можем, – кто-то должен был сказать это. Кто-то. Я.
Отец знал законы Учения лучше меня, но был готов забыть их.
– Бай Син!
Он редко повышал голос. Но как бы я ни уважал его, я не мог позволить ему рисковать всем. Всеми нами. Стоит Главе попрать закон, и больше никто не станет его блюсти. И пусть авторитет отца был непререкаем, пусть даже Стражи Учения не посмели бы останавливать его, я не мог молчать. Я был его сыном, тем, кому предстоит принять власть из его рук. Я не хотел, чтобы отец, впадая в безрассудство, давал возможность кому-то подорвать спокойствие Белого Лотоса.
– Закон гласит: не развязывать войны первыми.
– Бай Син!
– Воины Ворона не пересекали наших границ, и место встречи – не наш берег реки. Если ты поведешь воинов туда, ты нарушишь закон.
– Ты не знаешь, о чем говоришь!
Я видел в глазах отца гнев и страх.
Я повернулся к Главе У и почтительно поклонился:
– Простите, Глава У, но я должен сказать это!
– У Баолин уже достаточно погубил душ, чтобы люди перестали верить в возможность мира!
– Все, что произошло, приписали Дворцу Золотого Крыла, не У Баолину.
– Правда остается правдой. А Белый Лотос всегда защищает правду, даже ту, что не видна другим! Если ты не веришь в это, как ты можешь быть моим наследником?
Он не понимал меня. Я тоже часто не понимал его. Я опустился на колени перед отцом, зная, что его гнев утихнет, когда разум прояснится.
– Твой сын был непочтителен.
Я поклонился, чувствуя, как холод тянется по деревянному полу.
– Я не пытаюсь отговорить тебя или остановить. Прошу, выслушай меня!
– Прочь!
– Бай Син всегда был разумным мальчиком, – кашель, – пусть говорит.
Я поднялся и отдал поклон господину У, потом отцу.
– Если членам нашей семьи будет угрожать опасность, закон велит сделать все ради их спасения. Если Минчжу станет молодой госпожой Белого Лотоса, ты будешь обязан защищать ее семью. Никто не сможет упрекнуть тебя.
Несколько минут отец молчал. Потом вздохнул, гнев его исчез.
– Ты прав. Видишь, Чжичэн, мой сын куда умнее меня!
– Если ты готов защитить Минчжу, я доверю ее тебе.
– Благодарю!
Я отдал новый поклон.
– Позови Чжу-эр к нам. Время не ждет.
– Ты уверен? – Вэй-гэ ждал меня снаружи.
– Ты все слышал?
Вэй-гэ кивнул.
– Я боялся, что еще немного, и дядя откажется от тебя.
– Где Чжу-эр?
– Я отвел ее в твои покои.
Я надеялся, что мой взгляд сказал ему больше, чем могли позволить приличия, но он лишь рассмеялся и похлопал по плечу:
– Ты не заходил в Павильон Семи Лепестков уже несколько дней, и никто бы не стал искать ее там.
Вэй-гэ знал меня лучше других и, возможно, был единственным, кто понимал меня.
В моих покоях странный запах въедался в воздух. Кто-то зажег старые благовония в курильнице у стола, я залил их водой, и дым, шипя, потянулся к моим рукам. Сорванный хрип донесся с постели. Минчжу задыхалась, пытаясь освободиться от невидимых рук. Я дотронулся до ее щеки.
– Чжу-эр, Чжу-эр!
Она замерла и открыла глаза.
– Это лишь сон.
Она все еще смотрела на меня, будто я был врагом. Она отвернулась быстрее, чем я успеть вытереть ее слезы.
– Глава У зовет тебя.
Она кивнула, все еще прячась от меня.
Я вышел. Ночной воздух непривычно давил на грудь. Я знал: нам всем трудно пережить эту ночь. Я мог только представить, сколько еще таких тягостных ночей ждало нас впереди. И все же – нет, представить я тоже не мог.
Я услышал шаги и обернулся: увидев меня, она замерла, будто от одного моего вида дыхание ветра становилось холоднее. В ту минуту мне хотелось лишь одного – взять ее руку и сказать, что я знаю, как ей тяжело. Сказать, что мы должны это пережить. Вместе. Я хотел пообещать ей, что мы обязательно выдержим. Но я лишь молча повел Минчжу к ее отцу.
Она держалась. Она не плакала. Только ее голос пеплом оседал на сердце, она шептала отцу:
– Мой дом там, где ты.
Ее дом был объят пламенем.
– Я слишком слаб. Сейчас я не могу защитить тебя.
– Я сама буду защищать тебя!
Я знал, что она не захочет оставаться здесь. Я знал, что она не захочет так внезапно стать моей женой. Знал, что не так должна была решиться ее судьба. Но ничего не мог поделать с тем, что уже произошло. Я мог лишь попытаться защитить ее.
– Я хочу, чтобы ты стала женой Бай Сину. Не противься, только Дворцу Лотоса я могу доверить тебя.
– Отец…
Она не слушала, она убежала.
– Я не стану заставлять ее. Она только потеряла мать.
Глава У тяжело опустился на постель.
– Позвольте мне поговорить с ней!
Отец кивнул, тяжело вздыхая.
3
Я знал, куда она побежит. У нее были любимые места во Дворце Безмятежности. Тайники, куда она уносила свои обиды и раны. В детстве она часто пряталась под мостом у пруда Лунной Зари. В пять лет – когда я подарил ей длинную кисть вместо сладостей, в семь – из-за того, что мой фонарь на Юаньсяоцзе[5] был красивее ее. Сегодня она тоже забилась туда, будто тень моста могла защитить от грядущего хаоса.
– Сейчас не время прятаться. Твой отец может положиться только на тебя, ты не должна отказывать ему и причинять еще больше беспокойства.
Я знал ее: стоит протянуть руку, и она убежит. Я должен был убедить ее. По-другому.
– Сейчас твой дядя взял власть над всем Учением Ворона. Твой брат у него, и только наши воины могут дать ему отпор. Но мы не можем так просто вмешиваться в борьбу за власть в твоем Учении. Поэтому твой отец хочет, чтобы ты стала частью семьи Бай. Твой отец потерял много сил, и вряд ли он когда-нибудь сможет полностью оправиться от ран. Сейчас мы не можем медлить. Либо однажды твой дядя утопит в крови нас всех.
Я был честен, я не врал ей. Она должна была знать. У нас не было времени отворачиваться от правды.
– Если мы начнем действовать сейчас, у нас появится шанс вернуть все на свои места малой кровью.
Я хотел сказать ей, что мне жаль. Все должно было произойти не так. Но я не успел найти нужных слов, она решилась первой.
– Как вы спасете моего брата?
Наши сожаления ничего не значили. И не было времени сожалеть. Она просила не сожалений, а правды.
– У Баолин прислал гонца, завтра он будет готов обменять твоего брата на меч Трехлапого Ворона.
– Вы отдадите меч?
– Меч нельзя отдавать ему, разве ты не знаешь? Меч твоего отца – символ власти Главы, только сила этого меча может открыть вход в Запретные Залы Ворона. Мой отец спрячет его в Павильоне Ледяных Стрел.
– Тогда как вы спасете Синфу?
– Мы застанем У Баолина врасплох.
– А если он не придет сам? Пошлет других?
– Придет. Он не позволит никому другому коснуться меча.
– Хорошо, я сделаю все что нужно.
Я наконец мог подойти к ней так, чтобы она не убежала дальше, глубже, куда-то, где будет еще холоднее.
Я хотел ей сказать так много, но из всех слов нашлись лишь эти:
– Не бойся.
Я ошибся, ее глаза вновь смотрели как стеклянные, но все же она взяла мою руку.
– Я не боюсь.
4
Наши красные наряды были нам велики. Слишком быстро, слишком рано. На секунду я почувствовал сомнение. Я не должен заставлять ее проходить через это.
– Я рад, что у меня благородный сын.
Отец застал меня врасплох. Он думал, что я решился на это ради него и Учения. Он думал, что я защищаю его. Я не был так благороден. Я не был так благороден, как он – великий воин, превыше всего ставящий правду. Я видел, что одной правды будет недостаточно.
Когда тетя Цзюань подвела ко мне Минчжу, я больше не сомневался.
Брачное вино обожгло горло, но показалось мне сладким. Если бы я мог, я бы выпил его за нее.
Минчжу с трудом держалась. Эта ноша была слишком тяжела, но она несла ее, не прося о помощи. Я хотел сказать ей, что не дам ей упасть. Я хотел сказать ей, что она может опереться на меня. Я не сказал. Я просто подал ей руку. Я просто пытался защитить ее от ветра и острых камней. Я просто хотел, чтобы она была в безопасности. Я хотел, чтобы она уснула и проснулась уже к нашему возвращению. Я хотел прийти к ней со счастливыми вестями. И потом, может быть, потом я сказал бы ей все, что хотел.
– Ни о чем не беспокойся, ты должна отдохнуть.
Она сидела неподвижно. Я был не уверен, что она расслышала меня.
– Чжу-эр.
Она кивнула, и ее убор все же не удержался. Я не хотел открывать ее лицо в ту странную темную ночь. Я хотел сделать это потом, сделать это как подобает, когда она станет старше, когда ее глаза вновь обретут цвет, когда эта ночь станет лишь страшным воспоминанием. Но судьба решила иначе.
– Замри.
Я аккуратно распутывал ее волосы, боясь причинить боль. Но я был неосторожен: когда я увидел ее лицо, она зажмурилась. Она все еще не хотела смотреть на меня.
– Спи, скоро придет рассвет.
Я хотел сказать ей, что мне не жаль. Я хотел сказать ей, что через несколько лет я бы все равно прислал в ее дом письмо с просьбой о браке. Я бы все равно пришел за ней. Я хотел сказать ей, что теперь никто не увезет ее, теперь я смогу защищать ее сам. Но тогда я был слишком юн. Я знал, что сражения не ждут, но не подозревал, что все слова, идущие от сердца, подобны цветам – пока ты медлишь, боясь сорвать их, они уже начинают увядать.
Часть I
1
Шаг, прыжок, удар. Меч пронзил воздух, увлекая меня за собой. От пальцев, крепко держащих рукоятку, к запястью по тонким венам начал струиться жар. С криком я перевернулась, заканчивая движение, и направила острие в землю.
Слишком сильный. С каждым днем его сила лишь возрастала. Все эти годы Божественный Лотос только подавлял его энергию, но не мог ее рассеять. Стоило моей крови коснуться меча, его лезвие пробудилось пламенем, вспыхивающим черными перьями. С тех пор его сила только росла, заставляя мою кровь разгораться вместе с ним. Я знала, что лишь техники девяти Воронов могут усмирить его и полностью подчинить. Но отец никогда не учил меня им, считая, что мне слишком рано брать меч в руки, или вовсе надеясь, что я никогда не коснусь его темной силы. Теперь же клинок был в моих руках, но свитки с техниками надежно прятались в Учении Ворона. Я рисковала, соединяя силу меча со своей Техникой Сводящих Шагов, но у меня не было другого выбора.
Стоило моей руке остыть, я вновь коснулась рукояти и вытащила лезвие из земли.
Я с трудом дышала. Меч восемь лет пролежал в том холодном озере, а я нырнула в него лишь раз, но до сих пор чувствовала, что моя энергия не восстановилась полностью.
Я закрыла глаза, пытаясь контролировать огонь меча, сжигающего мою силу. Шаг, еще один. Я вошла в ритм, одновременно усмиряя пламя и атакуя. В этот раз я выдержала тридцать шагов, прежде чем вонзила меч в землю и закашляла кровью.
Я устало опустилась рядом с ним и закрыла глаза. Надо мной ветер пел сливовыми ветвями. На кухне гремела посудой сяо Хуа. Рядом дышала река, успокаивая мою клокочущую кровь.
Я нащупала рукой кувшин, оставленный под сливой, и поднесла к губам. Одна холодная капля, и та с привкусом крови.
– Сестрица, я приготовила ужин!
Голосок сяо Хуа пытался заставить меня подняться.
– У нас еще осталось вино?
– Сестрица, только то, что ты сказала ни за что тебе не давать!
Я вздохнула и махнула рукой. Сама была виновата. Три кувшина я строго-настрого наказала сяо Хуа сберечь для лучших времен. Остальные я выпила слишком быстро.
– Сестрица, тебе нужно поесть…
– Сестрица устала.
Я снова потрясла кувшин. Пустой. Ничего не осталось. И совсем не хотелось открывать глаза.
Прошло уже несколько дней с тех пор, как я покинула Гору Лотоса и вернулась в Хэши.
Тогда я все сделала быстро. Забрала меч, окольными тропами спустилась на второй уровень и вбежала на кухню матушки Цай. Потом сяо Хуа робко рассказывала мне, что в тот миг я выглядела пугающе.
– Сестрица… Ты упала в воду? – Тогда я не заметила испуга в ее глазах, я слишком торопилась.
– А[6] Хуа, мы уезжаем, прямо сейчас.
– Но как же…
– Собери свои вещи.
Я думала лишь о том, как быстрее убраться оттуда, прежде чем кто-то увидит в моих руках этот меч. Прежде чем кто-то посмеет остановить меня. Пусть этот кто-то объясняет все себе. Я имела право не слушать.
Комната, которую я делила с И Тан, была пуста. Я быстро переоделась, оставив на кровати бледно-голубое платье, подаренное Лу-Лу. Цвета Лотоса не шли мне. Не были к лицу. Не были к сердцу.
Сяо Хуа прибежала с жалким узелком и растерянно смотрела на меня. Не давая ей одуматься, я увела ее с собой. Пришло время, когда я наконец могла воспользоваться ее тайнами.
– Сестрица, но куда мы…
Я не знала куда. Я знала лишь, что больше не было причин оставаться здесь. Теперь, когда меч оказался в моих руках, а убийца отца со слезами и проклятьями снова нашла спины, за которыми можно было укрыться. Пусть у Минчжу не было дома, зато у Гао Фэнь он все еще был. Я забрала сяо Хуа в Хэши. Прятаться и заметать следы уже было незачем. С мечом Ворона в руке кого мне было бояться? Если бы кто и решился навредить мне, его кровь я бы иссушила огнем.
Наш дом впустил меня и обнял тишиной. Но это была уже холодная тишина, позабывшая ее тепло.
С самого приезда сяо Хуа ходила опустив глаза, боясь задавать мне вопросы. Она покорно приносила сестрице кувшины и иногда уходила на рынок, а потом звала меня к столу.
Я почти не говорила с ней и лишь иногда вспоминала, что нужно благодарно улыбнуться. Ее сестрица только пила вино из погреба и тренировалась с мечом. Потом ложилась на пристани и часами пыталась уснуть под плеск воды.
– Сестрица…
– А?
Я даже открыла глаза. Боль почти отпустила. Я устало поднялась и подошла к сяо Хуа.
– Что?
– Сестрица, завтра нужно идти на рынок, но тот кошелек, что ты дала, опустел…
– Уже?
Девочка кивнула.
Я вздохнула и покорно пошла ужинать. Кажется, было ошибкой доверить все деньги этой малышке.
– Скажи, А Хуа, разве тот кошелек мог так быстро опустеть?
Девочка сидела, потупив глаза.
– Ты слопала все сладости на рынке или тебе приставили нож к горлу?
– Я… я… – Ее личико раскраснелось, она вскочила и уже была готова грохнуться передо мной на колени. Я удержала ее и почувствовала, что рука все еще странно ведет себя после сегодняшней тренировки.
– Ты чего? Сестрица тебе не госпожа. Просто говори как есть.
– Я отдала их… Они так голодали! Сестрица, если бы ты видела их лица…
Я закрыла глаза и вздохнула.
– Отдала нищим?
Сяо Хуа кивнула.
– Когда отец был болен и нам совсем нечего было есть, я тоже просила… просила милостыню, – глотая воздух, зашептала девочка, – если бы кто-то помог нам тогда, сжалился, отцу не пришлось бы продавать… продавать меня… И я подумала…
– Хорошо, хорошо.
Но она уже начала плакать. Мне пришлось обнять ее и успокаивать. Я хотела сказать ей, что не терплю слезы, но сдержалась.
– А Хуа, ты добрый ребенок, но теперь как мы будем покупать овощи на рынке?
Добрый ребенок шмыгнул носиком и безропотно уставился на меня покрасневшими виноватыми глазами. Я стерла слезы с ее щек и улыбнулась.
– Ешь, а то остынет.
Она покорно вернулась к столу и взялась за палочки.
– Лучше бы ты скупила все сладости на рынке, – пробормотала я.
Можно было сколько угодно с тоской вглядываться в небо и жалеть себя, но только до тех пор, пока монеты еще звенели в твоем кармане. Тех денег хватило бы на несколько месяцев. Но это было моей ошибкой. Не следовало так долго предаваться унынию.
– Сестрица…
– А?
– Прости.
– Не беда! – Я заставила себя улыбнуться. – Твоя сестрица достанет еще пять таких кошельков. Ешь.
Я вздохнула и задумалась.
Когда сяо Хуа наконец перестала просить прощения, закончила с едой и, устроившись поудобнее, уснула, я достала шкатулки. Драгоценностей там лежало немного, но я знала: все, что хранила Юэ Гуан, считалось настоящим сокровищем. Несколько нефритовых шпилек, браслеты, кольца. Наставница любила убирать мне волосы и украшать их. Я осторожно коснулась золотой шпильки со сливовыми лепестками. Ее любимая. Та, что сияла в ее прическе, когда я впервые услышала цинь и заговорила с ней. Нефритовый гребень, которым она каждое утро расчесывала волосы, яшмовые серьги. Я осторожно положила драгоценности обратно и убрала шкатулки.
Наставница бы нахмурилась и покачала головой.
«А Фэнь, ничего из этого не ценно. Возьми и ступай».
Она бы сказала так. Она бы не задумываясь обменяла все шпильки на монеты, но я бы никогда не смогла. Каждая вещь в этом доме принадлежал ей. Каждый предмет в этом доме после ее ухода стал воспоминанием.
У меня была только одна ценная вещь. Я отыскала ее и поднесла к открытому окну. Белый нефритовый лотос, который я унесла с собой. Стоило оставить эту шпильку там, нельзя было забирать ее, тем более что она хранила энергию Божественного Цветка. Но если она была таким сокровищем, зачем он дал мне ее? Как он мог забыть потребовать ее обратно? Я усмехнулась. Нефритовый лотос был совсем как он. Прекрасный, холодный, все еще обжигающий пальцы – будто чувствовал, что наши энергии несовместимы. Совсем как мы.
Я резко закрыла окно. Бай Син. Нельзя было думать о нем.
2
Следующим утром я отправилась в «Лунный Свет». Весенний дом[7], открытый когда-то покойной матерью Чи Дяня, все еще процветал, считаясь лучшим цветником провинции. Им руководила прелестная Лань Фан, чье лицо до сих пор хранило нежность лепестков орхидеи, так что было трудно поверить, что этот цветок уже благоухал, когда Сан Хуа только попала в этот сад.
– Гао Фэнь! Гао Фэнь пришла! – Девушки окружили меня прекрасным, но цепким строем.
– Зачем ты здесь?
– Ты вернулась?
– Гао Фэнь…
– Все, все, все! Разойдитесь! – Я рассмеялась и начала расталкивать их. – Где госпожа Лань?
– Не пройдешь, пока не ответишь! – Самая бойкая, Мэйли, так и стреляла своими миндалевидными глазками.
Наставница постоянно говорила мне держаться подальше от этого места, но беда всегда находила меня первой. Как-то раз сестрица Мэйли вцепилась в меня прямо на рынке и устроила настоящий скандал. Она так голосила и плакала, что я против воли вынуждена была подыграть ей и дала увести себя к ее госпоже. Как только красавица затащила меня к Лань Фан, ее слезы высохли, а сама она озорно мне подмигнула.
– Не держи обиды, сестрица.
Она убежала, а Лань Фан принялась потчевать меня лучшими винами в надежде убедить ученицу Юэ Гуан если не играть самой, то хоть обучить ее девочек.
– Твоя наставница – еще та упрямица. Стоило мне отпустить ее, как она будто и позабыла все добро. Сколько я ни упрашиваю ее, она все смеется и качает головой. Что, А Фэнь, хорошо мое вино?
– Хорошо, – с улыбкой ответила я, про себя посмеиваясь.
Когда Лань Фан наконец поняла, что я не только упрямее Юэ Гуан, но еще и хитрее, она вздохнула:
– Какая растрата! А Фэнь, если не хочешь прозябать в этой жизни, приходи ко мне.
К ней я не пришла, а вот к Мэйли я наведывалась часто. Сестрица комично хмурилась, но все же таскала мне кувшины своей госпожи.
– Зачем пришла? – Мэйли все не пропускала меня. – Неужели решилась податься к нам?
Я рассмеялась и начала наступать, так что Мэйли невольно попятилась.
– Если достанешь вина, так и быть, не стану отбирать твою славу первой красавицы.
– А Фэнь?
Шум наконец привлек внимание и госпожи. Лань Фан вышла и поманила меня.
– Я уж и не думала, что мы увидим тебя снова!
Ложь. Она, конечно, знала, что я вернулась. Лань Фан знала все, что происходит в городе.
– Госпожа Лань, как поживаете?
Разогнав свои цветки, хозяйка «Лунного Света» увела меня наверх.
– Я только что получила в дар три кувшина лучшего вина столицы.
Пока служанка несла вино, Лань Фан разглядывала мое лицо. Потом она наконец вдоволь насмотрелась и вздохнула:
– Ты совсем осунулась, а пальцы твои… Когда они так огрубели?
Я лишь рассмеялась.
– Ну и устроила ты тут переполох, А Фэнь. И как твоя головка на все это решилась? Боюсь, теперь никто и близко к тебе не подойдет. Бедный наместник! Свела его с ума и погубила.
Лань Фан совсем не было жаль его. Ее глаза так и лучились озорством.
– Так зачем пришла? Вино у Мэйли выпрашивать?
– На этот раз за монетами.
Глаза Лань Фан вдруг стали серьезными.
– Что, даже вы такую к себе не возьмете? – лукаво спросила я.
Хозяйка рассмеялась, но ее взгляд все еще цепко ловил мой.
– Я, быть может, и подумала бы, да только ты же своим огнем все тут спалишь.
– И то верно. Но разве вы не звали меня когда-то учить ваших девочек игре на цине?
Выражение Лань Фан тут же изменилось.
– Возьмешься учить их?
Я кивнула.
– И сколько за это хочешь?
– Сто монет и ваше вино.
– Восемьдесят.
– Ну… госпожа Лань, я ведь к вам по старой дружбе пришла. В «Трех Магнолиях» мне бы дали и двести.
– Эта выскочка со своими магнолиями может дать тебе хоть триста, да все ее цветки безнадежны. Ни одного таланта. Дам тебе сто, так и быть. И зови меня тетушкой.
Вино из столицы и правда было прекрасно. А вот сяо Хуа с недоверием уставилась на мешочек с монетами, когда я вернулась.
– Сестрица, как ты…
– Может, твоя сестрица и бедна, но у нее много талантов.
Я вручила ей полную корзину овощей и отправила озадаченную девочку на кухню.
С того дня я каждое утро приходила в «Лунный Свет» и несколько часов проводила с цинем в кругу юных дев. Вечером меня наставлял меч, потом я лежала под сливой и вином стирала привкус крови и мысли, тьмой закрадывающиеся в уставшее сердце.
Прошло лишь несколько дней. Прекрасные девы больше хотели послушать истории о разбойниках с Драконьих Гор, чем постигать волшебную душу циня. Только Мэйли упорно хватала меня за руку:
– Сестрица, останься и поучи меня.
Я раскрывала ладонь и отвечала:
– Личные уроки – личная плата.
– Хочешь, я подарю тебе жемчуг?
Я качала головой.
– Браслет? Картину?
Она кружила, не пуская меня к выходу.
– Сестрица!
– Завтра останусь. – Я сдалась.
Дома в тот день меня ждала заплаканная сяо Хуа. Она бросилась в ноги и принялась повторять:
– Сестрица, прости! Прости! Зачем ты пошла туда? Я слышала…
Я подняла ее с колен и приказала перестать реветь.
– Что это еще за слезы?
– Сестрица, зачем ты пошла туда? – На лице девочки было столько ужаса, что я рассмеялась.
– Сяо Хуа, сестрица знает, что делает. Прекрати плакать. Никто тебя не вернет обратно. Сиди здесь и вымой-ка овощи!
– Но, сестрица… Если бы я знала, я бы никогда…
– Сяо Хуа! – Я строго посмотрела на нее. – Сестрица делала много плохих вещей, сестрица убивала людей этими руками, а сейчас она всего лишь учит музыке нескольких глупышек.
– Не говори так! Что бы сестрица ни делала, она хорошая.
– Сяо Хуа, твой отец продал тебя в весенний дом, а ты все еще доверяешь людям?
Я знаю, что было жестоко напоминать ей об этом, но мир безжалостен, и я никогда не отличалась добротой, как бы девочка ни хотела в это верить.
– Сестрица спасла меня.
– За любую доброту требуют расплаты, поэтому вместо того, чтобы тратить время на пустую благодарность, лучше хорошенько позаботься о себе.
Она не понимала. Она смотрела на меня, как на пик святой горы Тайшань.
– Сяо Хуа!
– Сестрица, я все поняла.
Девочка жалобно улыбнулась, боясь и дальше сердить меня. Ничего она не поняла. Ничего.
3
В тот день я задержалась, чтобы позаниматься с Мэйли. Я знала, что слухи обо мне уже разлетелись и многие приходили в «Лунный Свет» утром, чтобы издали послушать мой цинь. Иногда я даже чувствовала на себе взгляды. Лань Фан обхаживала меня и посылала вина больше обычного. Я быстро догадалась, что она брала приличную плату с тех, кто хотел не только послушать, но и оказаться в соседней комнате с той, где я обучала девушек.
– Сестрица, скажи, у меня совсем нет таланта? – шептала Мэйли, огорченно откладывая цинь.
– Ты слишком хочешь понравиться своей игрой.
– А?
Девушка посмотрела на меня растерянно.
– Цинь будет плакать, если твоя душа готова отдать ему свои слезы, и будет молчать, если тебе нечего рассказать ему.
Мэйли кивнула, делая вид, что понимает, о чем я говорю.
Талант. Цзе Цзин говорил, что у меня нет никого таланта к мечу, и все же однажды я сумела одолеть его.
– Чтобы разбудить талант, нужно не спать тысячу ночей! – с видом знатока заявила я.
– Тысячу? – На милом личике застыл ужас.
Я рассмеялась и почувствовала, что и сегодня госпожа Линь изрядно обогатилась. Чей-то взгляд неотступно следил за моими движениями.
Я поспешила закончить урок и уйти, но уже на пороге меня догнала служанка Лань Фан.
Тетушка Лань так сладко улыбалась мне, что я сразу почувствовала недоброе.
– А Фэнь! Девочки просто обожают тебя!
Я улыбнулась в ответ.
– Твоя игра и правда подобна сладкому аромату, на который слетаются прекраснейшие существа.
Я все еще улыбалась. Прекраснейшие существа и деньги.
– Хэши хочет услышать твою игру. Как когда-то Юэ Гуан сводила людей с ума всего несколькими нотами, ты теперь способна так же…
– Боюсь, вынуждена разочаровать всех жаждущих. Вскоре я уеду, а если буду тратить время на свою игру, не успею ничему научить ваших девушек.
– Мне и правда посчастливилось заполучить тебя. Меня лишь мучает совесть, что я плачу тебе сотни, когда за одну свою игру ты могла бы получить тысячи.
Она следила за моим лицом, надеясь, что эта сумма заставит меня поколебаться.
– Тогда считайте это моим подарком вам.
Лань Фан вздохнула.
– А Фэнь! – Она ласково взяла меня за руку. – Я лишь… Пустое. Скажу тебе прямо. Один господин хочет услышать твою игру.
– Лишь один?
Я усмехнулась.
– Он готов заплатить тебе… очень много. Просто за возможность услышать одну песню.
– Лишь одну?
Я могла предложить всем желающим одну удивительную мелодию, но только сыграть ее мечом, на последней ноте перерезав им горло.
– А Фэнь… Всего одна песня за дождь из монет.
– Тетушка Лань, ты и сама знаешь. Сегодня я не откажу этому господину, завтра другой предложит тебе не пробудить дождь, а весь твой пруд засыпать монетами.
– А Фэнь, этот господин хоть и не назвал своего имени, но сказал, что ты непременно согласишься.
– Не назвал имени?
Лань Фан покачала головой и положила передо мной предмет, завернутый в белый платок.
Я коснулась холодной ткани и вздрогнула.
Безымянный господин передал нож, которым ранил меня сяо Хуань в нашу первую встречу. Нож, который я вернула ему со словами: «Если когда-нибудь я буду нужна тебе, пришли его, и я найду тебя». Мое первое обещание. Второе, данное ему, я уже нарушила: я ушла, не простившись с ним.
– Видимо, сегодня и правда небо разразится дождем. – Я улыбнулась, сдерживая дрожь. – Скажите ему, что я приду. Где хочет встретиться этот человек?
– Здесь.
Я кивнула.
– Когда?
– Сегодня, в час Собаки[8].
Лань Фан не могла поверить своему счастью и моей сговорчивости. Ее взгляд скользил по ножу, она пыталась понять, что могло заставить меня передумать и можно ли вновь использовать этот трюк.
– А Фэнь, ты и правда… – За этим должны были последовать уверения в моей доброте, благоразумности и еще в чем-то, чего у меня никогда не было.
Я взяла нож и вышла.
Только когда Мэйли догнала меня и коснулась руки, я поняла, что сжала лезвие и по моим пальцам струится кровь.
– Ты правда согласилась?
Девушка дергала меня за руку, требуя ответа.
– Правда?
Я кивнула.
Меня окружили крики взволнованных девушек.
– Тогда я помогу тебе подготовиться.
– Наряд, сестрица, я знаю, что…
– Я дам тебе…
Я рассмеялась, чувствуя, как ко мне подбирается дрожь. Мне и правда нужно было подготовиться к этой встрече.
4
Я ждала его в дальней комнате. Я ждала его, взглядом блуждая по тонким струнам циня. Я ждала его, обещая, что ни за что не позволю себе проиграть. Прошло столько дней с тех пор, как я покинула Гору Лотоса, что я уже поверила: он не придет. Лучше бы он и правда не приходил. Что он мог дать мне – объяснения, оправдания? Что я бы взяла у него? Что я имела право взять? Что я имела право ждать от него?
Ветер прошептал мне, что он входит. Я коснулась струны, и та долгим звуком прорезала полутьму. К чему были его бесшумные шаги, если я все равно чувствовала каждый его взгляд? Он опустился напротив, вторая струна дрогнула и запела. Он смотрел на меня. Не отрываясь. Я дождалась, пока звук третьей струны рассеется, и подняла глаза.
Я не хотела ни приветствовать его, ни начинать эту игру. Он будто мог прочесть это по одному моему взгляду. Он не спешил. Только смотрел на меня своими черными немыми глазами.
Я была прекрасна. Я знала это. Сегодня я была еще прекраснее, чем в ту ночь, когда вернулась из поместья наместника Доу. Помнил ли он ту встречу? Сливовое вино горчило, а мне так хотелось разорвать немую пелену, которой меня окутали его глаза. Сегодня я была еще прекраснее. Моя красота была самым острым оружием, которое было вложено в мои руки. Если бы меня увидел другой, то не смог бы оторваться, один мой взгляд лишил бы его рассудка. Но только не Главу Бая.
– Почему вы один? Разве сяо Хуань не приехал с вами?
Я первой разбила звенящую тишину. Я первой отвела глаза. То, что должно быть сыграно, будет сыграно. И чем дальше мы окажется друг от друга, тем лучше.
– Он остался в Учении.
– Вы заставили его отдать вам этот нож?
– Он отдал его мне сам.
Кто бы решился отказать ему?
– И что вы ему сказали?
– Я пообещал, что верну вас.
Я усмехнулась. Вернуть меня обратно в Учение, на Гору Лотоса. Зачем?
– Я думала, Глава Бай дает лишь те обещания, которые может выполнить. Зачем было использовать нож, добиваясь встречи со мной?
– Я лишь хотел проверить.
Он проверял? Меня? Проверял, значит ли тот мальчик для меня хоть что-то? Значит ли до сих пор?
– Сяо Хуань не поверил, что вы и правда уехали. Он сказал, что Фэнь-цзе бы непременно простилась с ним, если бы решила уйти.
Я улыбнулась.
– Что ж, теперь он узнает, что нельзя так просто верить чужим словам.
– Разве вы не обещали позаботиться о нем генералу Лину?
– Почтенный Гу позаботится о нем куда лучше, чем я.
– Я позволил ему остаться в Учении лишь из-за вашей просьбы.
– Даже если так, вы не станете оскорблять Почтенного Гу, разлучая его с учеником.
– Кажется, вы все еще верите в мое благородство.
– Я никогда не сомневалась в нем.
– Тогда почему вы не дождались меня?
– А почему я должна была ждать вас?
У меня никогда не выходило смотреть на него так же – холодно и пусто, мои глаза всегда сжигали.
– Ты снова сбежала, – тихо, почти с упреком. – Ты снова не дождалась меня.
Я не хотела так. Я не хотела, чтобы он говорил со мной так. Лучше обжигающее равнодушие, чем шепот, скользящий по венам.
– Я никогда не обещала ждать вас.
– Поэтому ждал тебя я.
Зачем он только пришел? Зачем он только говорил со мной – так?
– Напрасно.
– Но ведь ты пришла.
– Я пришла лишь потому, что вы передали Лань Фан нож Хуаня.
– Ты знаешь, что я говорю не о сегодняшней встрече.
– Не знаю.
– Минчжу…
– Не называйте меня так, Глава Бай.
– Почему?
– У Минчжу еще нет. У Минчжу еще не вернулась.
Я опустила глаза. Это было ошибкой. Я не заметила, я упустила. Его рука уже держала мое запястье. Он уже был слишком близко. Так, что я чувствовала его тихое дыхание.
– Я не мог убить ее. Если бы мог, я бы сделал это еще до твоего появления.
– Не мог?
Если он хотел говорить об этом, пусть. Я впилась взглядом в темный лед его зрачков. Я хотела верить, что, если он соврет, я пойму, увижу. Я все еще была убеждена, что он не станет лгать мне.
– Я поклялся, что не трону ее, что бы она ни сделала.
– Кому? Главе Бай Фэну?
– Вэй-гэ.
– Он все еще защищает ее?
– Нет. Я дал ему эту клятву давно. Очень давно.
– Зачем?
– Потому что все, чего он хотел, – это покой матери.
– Если он потребовал эту клятву, значит, знал, на что она способна, и все равно…
– Чжу-эр…
– Не зови меня так.
– Чжу-эр. – Я пыталась высвободить руку, но он держал меня слишком крепко. – Мы были тогда еще детьми. Мне было пять, он лишь на год старше. Тетушка пыталась рассорить отца с Учением Ворона всеми способами. Она даже хотела пойти против него и призвала Стражей сместить Главу и назначить Вэй-гэ наследником. У нее ничего не вышло. Отец был страшно зол. Тогда брат… покалечил свою руку. Ему было всего шесть, и он не знал другого способа доказать, что никогда не пойдет против дяди. Он пришел ко мне улыбаясь. Его платье было в крови, а рука висела безжизненным грузом. Он пришел сказать мне, что теперь они перестанут ругаться и наконец-то начнут жить в мире. Он сказал мне, что всегда будет на моей стороне и не позволит никому навредить мне. Он просил меня верить ему и пообещать, что, как бы его матушка ни поступила, я сохраню ей жизнь. Я дал ему клятву, Чжу-эр.
– И ты всегда ему верил? Даже когда понял, что она пытается отравить тебя? Ты не думал, что Ду Хувэй с ней заодно?
– Нет. Вэй-гэ никогда не желал ничего, кроме покоя нашей семьи.
– Поэтому ты не дал мне рассказать? Ты пытался защитить его? От правды? Ты не хотел, чтобы он знал, что его мать и правда решилась убить тебя?
– Вэй-гэ верил, что тогда его жертвы было достаточно, чтобы она одумалась. Она клялась ему, что навсегда оставит свои попытки… К тому же, что бы она ни замыслила, меня не так просто убить. Ему незачем знать.
– Ты боялся, что ему будет больно?
– Я не хотел, чтобы он снова брал на себя ее грехи.
Я уже не смотрела на него. Мои глаза беспомощно закрылись, пытаясь спрятаться от него.
– Я позволил ему выбрать ей наказание.
Я молчала.
– Тетушка уже отправилась в Храм предков семьи Ду. Ей запрещено покидать его до самой смерти.
– Значит, она будет жить.
– Теперь ты знаешь, где ее найти.
– Ты говоришь мне это только потому, что уверен: я не отправлюсь туда и не убью ее.
– Если бы ты хотела, ты бы убила ее в тот день.
– Верно. Я бы убила ее. Но ты не дал.
– Чжу-эр, я виноват перед тобой.
– Не называй меня так!
Лучше бы я не открывала глаза. Лучше бы я не смотрела на него. Лучше бы он не смотрел на меня – так. Будто имеет право называть меня по имени. Называть меня именем той девочки, которая обожала тетушку Цзюань, которая пряталась и сбегала, но всегда возвращалась, чтобы увидеть его еще раз.
– Когда вы поняли, кто я? Тогда, на перевале? Когда я хотела напасть на людей Ворона, думая, что в том паланкине тетя и брат?
– Нет. Я узнал тебя раньше.
– Когда?
– Когда ты вышла и бросила мне вызов.
– Не может быть. Ты не мог узнать меня.
– Не мог? Почему ты решила, что я не узнаю?
– Разве я похожа на нее? Разве во мне осталось хоть что-то от той неуклюжей девочки? Ничего. Я вернулась, потому что была уверена: никто меня не узнает. Но если вы, Глава Бай, все поняли сразу, зачем притворились, что верите мне?
– Я хотел знать, почему ты выбрала прийти под именем Гао Фэнь, вместо того чтобы просто потребовать у меня правду.
– Правду можно требовать лишь от того, чьим словам ты веришь.
– Поэтому я не стал мешать тебе. Я хотел, чтобы ты убедилась, что можешь мне верить.
– Это ничего не значит, верю я или не верю. Если вы так хотите спасти тетушку Цзюань – пусть, я не стану убивать ее. В конце концов, жизнь ничего не значит. Раз Ду Хувэй сам отказался от матери, для нее это будет наказанием страшнее, чем смерть. Теперь, когда я знаю, как умер отец, а меч Трехлапого Ворона в моих руках, мне больше незачем прятаться на Горе Лотоса.
Бай Син молчал. Он молчал, но все еще удерживал меня, будто боялся, что я могу исчезнуть. Если бы я могла, я бы исчезла.
– Вернись со мной.
Его шепот коснулся моего лица. Он был слишком близко. Я могла выпить яд вместо него, но я не могла сдаться ему. Я наконец выдернула руку и поднялась. Только бы не смотреть на него. Только бы не чувствовать. Я устало опустилась у столика, где чьи-то заботливые руки оставили вино и чаши. Я наполнила одну и поднесла к губам. Мне хватило одного глотка, чтобы понять, что этим проказницам нужно устроить хорошую взбучку. Но прежде чем я успела нервно рассмеяться и выплеснуть вино на пол, Бай Син отнял чашу. Я удивленно смотрела на него, с ужасом понимая, что он допивает вино.
– Глава Бай, разве вы не знаете, что вино в таких местах лучше не пить? – прошептала я, не решаясь сказать ему, что девушки подсыпали в кувшин афродизиак.
– Ты знаешь о таких местах больше меня.
Он спокойно поставил чашу на стол и протянул мне руку.
– Разве ты не играешь здесь на цине за деньги?
Злость, презрение, я не могла понять, что он прячет за этой невозмутимостью.
– Здесь хорошо платят и никогда не бывает скучно. Глава Бай, вам тоже стоит позволить себе развлечься.
Я улыбнулась, чувствуя, что скулы сводит от этой игры. Но его не пронимала даже моя улыбка.
– Я знаю, что сяо Хуа оставила вас без денег.
И почему он знал все?
Но моя улыбка не дрогнула.
– Раз уж вы здесь и обещали заплатить за встречу со мной, я обязана развлечь вас… – я вложила свою руку в его, – музыкой.
Он не противился. Он помог мне подняться и не отнял руки.
– Вернись со мной.
Я замерла. Но лишь на секунду. В следующее мгновение я уже брала в руки цинь и улыбалась.
– Какую песню вы хотите услышать?
– Я хочу, чтобы ты вернулась в Учение.
– Значит, сегодня вы пришли не ради музыки. – Я вздохнула и прошлась по струнам. – Как жаль.
– Чжу-эр… – он помедлил. – Гао Фэнь, даже если ты не хочешь признавать себя госпожой У, возвращайся со мной.
Я отложила цинь.
– Я не вернусь.
– Почему?
– Мне больше нечего там делать. Больше мне ничего не нужно от вас, Глава Бай.
– И что ты собираешься делать дальше?
– Вернуться к своей семье.
– Минчжу! Разве ты не понимаешь, что У Баолин убьет тебя, стоит только ему узнать, что меч в твоих руках?
– Меня не так-то просто убить, Глава Бай. Совсем как вас.
Нам незачем было защищать друг друга.
– Возвращайся со мной. Как только меч Ворона окажется у твоего дяди, все начнется сначала. Вороны воспрянут, и прольется кровь. Ты хочешь этого?
Вернуться, чтобы сохранить покой его Учения? Вернуться, чтобы меч Трехлапого Ворона оказался на дне Священного Озера?
– Почему я должна бояться этого?
– Ты должна бояться хотя бы того, что он убьет тебя.
– Я не боюсь его и еще меньше боюсь смерти, Глава Бай, разве вы еще не поняли этого?
Бай Син резко притянул меня к себе, но его глаза все еще были холодны. Даже огненное вино не имело над ним власти.
– Возвращайся со мной. Как только ты ступишь на землю Воронов, не будет пути обратно.
– Я не вернусь, и что вы сделаете? Заставите меня силой? Меч Лотоса против меча Ворона – одолеть меня будет уже не так-то просто.
– Не пытайся подавить его силу сама. Возвращайся со мной, и я обещаю, что достану тебе техники Ворона. Не рискуй своей жизнью ради этого.
– И как вы их достанете?
– Просто верь мне. Я обещаю тебе.
Его взгляд обжигал. Темный лед накатывал на меня волной.
– Ты обещал мне, что, если я выйду за тебя, вы спасете брата. Но вы не спасли. С чего мне верить тебе теперь?
– Чжу-эр…
– Защищай Ду Хувэя, защищай свое Учение, защищай себя, защищай кого хочешь, меня защищать не нужно. Ты сам привел меня туда, к Пагоде. Глава Бай, вы же знали, что я догадаюсь. Теперь меч отца мой, и мне не нужны чужие обещания. Все, что мне нужно, я возьму сама.
– Ради этого ты рискнешь всем?
– Рискну.
– И этой девочкой, которая смотрит на тебя с обожанием?
– Почему нет?
– Ты правда отдашь ее У Баолину? Таков был твой план?
– Почему я не могу?
– Потому что она верит тебе. Потому что тебе жалко ее.
– Мне не жалко.
– И сяо Хуаня? Поэтому ты рисковала своей жизнью, чтобы спасти его?
– Я рисковала своей жизнью и ради вас, Глава Бай, но это ничего не значит.
– Ничего не значит?
– Ничего.
– И желание твоего отца ничего не значит?
– Он мертв.
– Верно, но ты жива. Ты жива! И твой брат жив. Он не ждет тебя, он совсем не знает тебя. У Баолин воспитал его своим наследником. Боюсь, он, как все, считает вашего отца отступником и изменником.
– И что же? Что из этого? Ваша тетя пыталась убить вас, а вы до последнего ее защищали. Ваше обещание, ваша семья, ваша вина, ваш выбор. Я сохранила ей жизнь. Разве вам этого недостаточно? Я приняла ваш выбор, теперь вы примите мой.
– Все, чего ты хочешь, – я помогу тебе получить это.
– Я хочу, чтобы вы заплатили обещанное и ушли.
– Меч Ворона…
Я резко подалась к нему и накрыла его губы ладонью.
Скрип двери и клубящийся шепот. Эти проказницы так шумели, что едва ли могли подслушать наш разговор, но теперь захотели подсмотреть.
– Кажется, кому-то слишком скучно сегодня, – прошептала я на ухо Бай Сину. Я коснулась его лица так, что со стороны должно было казаться, что Фэнь-цзе страстно целует этого господина. Мои губы чуть подрагивали от смеха, шепот у дверей стал нарастать, пока кто-то не разогнал этих любопытных гусынь. Смеясь, я отпрянула от Бай Сина, но оказалась на полу. Его лицо над моим, слишком близко. Но в его зрачках – все еще лед.
– Они ушли, – прошептала я.
Мне вдруг захотелось коснуться его лица, чтобы проверить, дрогнет ли его взгляд, потемнеют ли его глаза сильнее – могут ли они потемнеть. Я мысленно дала себе пощечину и приказала остановиться. Один глоток не мог заставить меня потерять остатки рассудка.
– Возвращайся со мной.
Я покачала головой.
– Если не вернешься сейчас, уже не сможешь вернуться.
– Я знаю. Я переписала все правила, Глава Бай. Я знаю.
Он больше не уговаривал меня. Лишь смотрел. Пусть это был холодный взгляд. Пока он смотрел на меня, я знала, что в этом темном льде отражаюсь лишь я. Хотя бы пока он смотрел. Так, будто я могла навечно удержать его в этом мгновении.
Потом он поднялся, и я закрыла глаза.
– Я приду завтра и спрошу вас вновь.
Он ушел, я спрятала лицо в горящих ладонях.
Я не могла вернуться с ним. И все же я чувствовала радость от того, что увижу его еще один раз.
Я сошла с ума. Я и правда сошла с ума.
5
Обхватив колени руками, сяо Хуа сидела на пристани и смотрела в воду. Ее плечики подрагивали, хотя этой ночью ветер обнимал теплыми крыльями.
Я стояла за ее спиной несколько минут, но она даже не почувствовала. Этот ребенок был таким беззащитным. Ей и правда повезло, что она дожила до этого дня. Может быть, это судьба оберегала ее.
«– Ты правда отдашь ее У Баолину? Таков был твой план?
– Почему я не могу?
– Потому что она верит тебе. Потому что тебе жалко ее».
Бай Син ошибался, мне не было ее жаль. Жалеть ее, жалеть себя, жалеть всех, кому хоть раз доводилось плакать в отчаянье. Тратить время на жалость – тратить его впустую.
– А Хуа.
Девочка обернулась, и ее заплаканное лицо тронула улыбка.
– Сестрица, ты наконец вернулась!
Этот глупый ребенок сорвался с места и прилип ко мне теплыми объятьями.
– Я боялась, что ты не вернешься.
– С чего бы? Видишь, я здесь.
– Сестрица, зачем мы ушли? Разве на Горе Лотоса было плохо? Разве тебя обижали там?
Я неловко погладила ее по волосам.
– Сестрица не могла не уйти. Ей нужно в другое место.
– Куда?
– Далеко.
– Обязательно нужно?
– Сяо Хуа, скажи, ты пошла бы с сестрицей в то место или вернулась бы к матушке Цай?
– С сестрицей.
И правда, глупый ребенок.
Я уложила ее спать, будто ей было четыре года, а не четырнадцать. Мне пришлось держать ее за руку, пока наконец ее беспокойные глазки не сдались сну. Мой наставник бы никогда не стал терпеть ее слезы, наставница бы никогда не заставила ее плакать. И только я продолжала сидеть, не зная, почему мое сердце сжимается липким сожалением.
На следующее утро она поглядывала на меня с беспокойством, будто ждала, что я отругаю ее за вчерашние слезы.
– Сестрица, почему ты вернулась так поздно? – Она полдня ходила вокруг меня по кухне, не решаясь задать этот вопрос.
– У сестрицы были дела.
– Мне не спрашивать?
Наконец-то этот ребенок начинал понимать.
– Лучше сбегай на рынок, купи свежей рыбы.
– Сестрица, что ты готовишь?
– Секрет.
– Сестрица! – сяо Хуа рассмеялась и убежала.
Я редко готовила, и каждый раз выходило по-новому. Но когда-то это было традицией: перед тем, как покинуть Хэши и вернуться к отряду Цзе Цзина, я готовила для наставницы три блюда. Это было нашим прощанием.
Я взяла нож и принялась нарезать овощи. Эта часть всегда выходила у меня лучше всего.
– И чем они провинились перед тобой? – шутила Юэ Гуан, следя за тем, как я орудую ножом.
Я улыбалась и молчала. А потом чувствовала себя ребенком, который пытается сразиться с паром, солью и временем. Только теперь некому было подсказывать мне и тихо смеяться. Теперь некому было смеяться. И все же сяо Хуа смеялась. Она гордо показывала мне рыбу, которую выбрала сама, и почти с удивлением следила за моими движениями.
– Разве так ее нужно чистить?
– Сяо Хуа, беги погуляй. – Я строго посмотрела на нее, давая понять, что то, как я управляюсь с рыбой, было исключительно моим делом.
Она захихикала и выбежала.
Я не любила, когда другие наблюдают за моими страданиями. Особенно когда приходилось бороться с собственной беспомощностью. Однажды я даже повернулась к наставнице и с вызовом бросила:
– Ты же специально меня мучаешь?
– Конечно, – рассмеялась она, – ты всегда должна помнить, что есть что-то, в чем ты откровенно плоха.
– Тогда зачем мне делать это?
– Чтобы не умереть с голоду.
Это было неправдой. Я умела не умирать с голоду, умела разводить костер и жарить на нем все, что двигалось или удачно попадало ко мне в руки. Я многому научилась в отряде Цзе Цзина.
– Если человек умирает от голода, он не будет три часа парить мясо, выбирать к нему специи, тонко нарезать овощи, а потом… потом…
– Вот увидишь, ты опять забыла, что потом.
Но все же это было не так страшно, чтобы напугать меня по-настоящему. Теперь я парила, нарезала и знала, какой соус подавать. Все ее наставления, когда-то пропадающие в бездне моего нетерпения, все еще звучали в моей голове. Будто я и правда могла вновь услышать их.
Когда сяо Хуа нетерпеливо заглянула на кухню, я поманила ее к себе:
– Все еще не веришь, что сестрица знает, что делать?
Девочка замотала головой.
– Тогда возьми все и накрой на стол.
Я с чувством победы вышла и замерла.
Раньше, чем я думала. Он пришел слишком рано.
Его одежды белели у пристани, ветер беспомощно играл ими, но не мог по-настоящему их коснуться. Я тихо подошла и встала рядом.
– Вы пришли.
– Ты ждала меня?
Он повернулся ко мне, и я невольно улыбнулась. Его тихий ровный взгляд молчал. Все то же спокойствие, та же невозмутимость. Глава Бай. Это и правда был Бай Син, которого я знала.
– Конечно, я ждала вас.
– Сестрица!
Сяо Хуа подбежала к нам и замерла, будто ее окатили холодной водой и приказали застыть навечно.
– Гл… Глава Бай… – прошептала она, перепуганно уставившись на Бай Сина. Потом, поймав мой строгий взгляд, она поспешно поклонилась Главе и вдруг радостно вскрикнула:
– Мы возвращаемся в Учение?
– Сяо Хуа, поставь еще один прибор. Глава пообедает с нами.
Девочка захлопала глазами и поспешно убежала.
Бай Син молчал, но не отказывался. Я тихо улыбнулась.
Сяо Хуа накрыла стол во дворе, около сливы.
– Сестрица… – прошептала она, но тут же умолкла, когда вслед за мной за стол сел Бай Син.
– Почему ты стоишь? Садись.
Девочка отошла на несколько шагов и замотала головой.
– Сяо Хуа?
– Как я могу… – пролетала она, не решаясь поднять глаза, но Бай Син повторил за мной:
– Садись.
Я посмотрела на него почти с удивлением. Неужели он умел говорить так, что у людей не начинали стыть от холода внутренности? Бесстрастно, но почти дружелюбно.
– Сяо Хуа, Глава не станет повторять дважды! – строго выговорила ей я.
Девочка поспешно села.
– Благодарю, Глава Бай!
– Ешь! – Я придвинула к ней тарелку, пытаясь не рассмеяться. Кто только выучил ее такой почтительности?
Но, кажется, Бай Сина нисколько не смущало поведение этого ребенка. Он ел мало, но попробовал все три блюда, что я приготовила. Наставница была бы довольна мной. Я сидела за столом с достоинством молодой госпожи, не болтала во время еды и только изредка посматривала на Бай Сина. Наставница и правда бы гордилась такой Гао Фэнь.
– Сестрица, ты готовила сама, потому что знала, что придет Глава? – прошептала сяо Хуа, потянув меня за рукав. Нет, все-таки почтительности ее учили маловато.
– Сяо Хуа, я всегда готовлю эти блюда, когда покидаю Хэши. Глава лишь удачно зашел к нам.
– А-а-а, – протянула девочка и оставила меня в покое.
Я почувствовала, что он смотрит на меня. Я знала сотни вежливых фраз, чтобы скрасить молчание, но в тот миг не вспомнила ни одной. Да и к чему было притворяться перед ним? К чему было говорить что-то? Я сидела, чувствуя, что и правда рада его приходу. Все-таки прощаться пусть и было слабостью, но той, что облегчает душу.
Сяо Хуа долго сидела, будто со скоростью маленькой улитки обдумывая мои слова, пока наконец их смысл до нее не дошел:
– Сестрица, мы уходим отсюда? Сегодня?
Я кивнула.
– Беги и собери свои вещи.
Девочка посмотрела на меня, потом на Главу Бая и радостно убежала.
– Значит, ты все решила.
Наконец он заговорил.
Я кивнула.
– Ты все еще должна мне одну песню.
За ту оплату, которую я получила от тетушки Лань, можно было сыграть и десять песен.
– Считайте, что я сделала вам куда более ценный подарок, – с улыбкой ответила я. – Мою игру слышали многие, а эти блюда вы попробовали первым. Кроме моей наставницы и сяо Хуа. Но пусть они будут не в счет.
Я шутила, но он почему-то совсем не оценил. Я и забыла, что он с самого детства не понимал моих шуток.
– Если это подарок, то он не может покрыть долг.
Ну вот, совсем как прежде. Только его холодный тон больше не пугал меня.
– Тогда однажды мне придется расплатиться с вами.
Если, конечно, мы еще встретимся.
Сяо Хуа выбежала со своим узелком, радостно улыбаясь.
– Сестрица, я готова!
– Тогда поклонись Главе и поблагодари его за то, что он позволяет тебе вернуться с ним.
– Сестрица…
Сяо Хуа смотрела на меня растерянно, но я лишь улыбнулась.
– Благодари Главу!
– Спасибо! – Она начала кланяться, потом вдруг замерла и вновь посмотрела на меня:
– А ты, сестрица?
– У сестрицы дела.
– Но…
– Не испытывай терпение Главы Бая!
Я пыталась быть строгой. В конце концов, это всегда получалось у меня лучше, чем утешать. Потом я повернулась к Бай Сину. Его взгляд стал лишь холоднее, но он не отказывал. Значит, сяо Хуа и правда могла уйти с ним. «Спасибо», – я прошептала это одними губами. Я знала, он поймет.
Он понял, но не ответил.
Его выбор, мой выбор.
Я улыбнулась.
Он просто ушел.
В тот момент я не стала лгать себе. Я хотела, чтобы он обернулся и попрощался со мной. Тогда бы я вслух произнесла:
– Прощай, Бай Син.
И правда бы отпустила.
6
Мне не было ее жаль. И я не была благородной спасительницей, которая бы брезговала использовать других людей. В конце концов, я всегда знала, что придет день, когда эта девочка посмотрит на меня с ужасом и спросит себя, почему те, кто был добр к ней, вдруг забыли о всякой жалости.
– А Хуа.
В ту ночь, когда она обернулась и принялась меня обнимать, я не собиралась жалеть ее. Не потому что я не хотела, а потому что давно разучилась это делать.
– Сяо Хуа, скажи, ты пошла бы с сестрицей в новое место или вернулась бы к матушке Цай?
– С сестрицей.
Ее доверчивость, ее беспомощность. Она даже не понимала, что опасность может ждать ее повсюду. Она была глупым ребенком, совсем как я, когда-то думавшая, что стоит спрятаться, и все беды отступят.
– Сяо Хуа, я задам тебе очень важный вопрос. Ты должна подумать как следует.
– Хорошо, сестрица.
– Если бы я сказала тебе, что все, что ты о себе знаешь, – ложь, но за правду придется заплатить своим покоем, сердцем и, возможно, жизнью… Что бы ты выбрала?
Ее глазки больше не плакали, она вдруг сделалась серьезной и посмотрела на меня взрослым, почти страдающим взглядом.
– Сестрица что-то знает о моей семье?
Я кивнула.
– Мой папа… я знаю, что я чужая ему. Поэтому он так легко отказался от меня.
– И ты хотела бы знать правду?
– Если я ее узнаю, я больше не смогу помогать матушке Цай и ночью смотреть на звезды?
– Тебе придется стать очень сильной и забыть покой.
Она молчала. Потом прошептала:
– Такой же сильной, как сестрица?
Я кивнула.
– А есть выбор?
– Есть.
– Тогда я не хочу.
Она опустила глаза, но я успела прочесть в них решимость и страх.
– Подумай об этом, подумай еще. Если ты хочешь навсегда остаться лишь сяо Хуа, подающей овощи и слушающей чужие причитания, ты можешь остаться ей, но если ты хочешь…
– Не хочу. У сестрицы грустные глаза, но она никогда не плачет. А я не могу не плакать.
– Тогда просто отдай мне то, что ты хранишь с самого рождения.
– Отдать?
– Да.
– Зачем?
– Затем, чтобы сяо Хуа смогла беспечно плакать под звездным небом и никто не захотел навредить ей.
Ей хватило мгновения, чтобы решиться. Она кивнула.
– Я отдам сестрице.
Мой выбор. Ее выбор.
Так ли плохо быть беззащитным? Так ли плохо не знать?
Эта девочка не хотела становиться такой, как я. Я зря считала ее глупым ребенком. Нет, этот ребенок был куда умнее меня. Она не хотела моей жизни, и если я могла подарить ей выбор, разве не был бы он ценнее жалости?
Я проводила их молчанием, потом впустила молчание в дом. Каждая вещь легла на свое место и уснула. Я забрала лишь один кувшин сливового вина, прежде чем запереть ворота и остановить время замершим воспоминанием.
Под моим плащом прятался меч отца, но прежде чем Гао Фэнь навсегда покинет Хэши, она имела право на свою последнюю слабость.
– Я наконец-то пришла. Я собиралась прийти, как только отомщу за тебя, но я не успела.
Уже вечерело. И здесь, вдали от города, стояла терпкая тишина.
– Но я пришла.
На ее могиле не было памятной таблички. Лишь я одна знала, что здесь, недалеко от склепа семьи Сан, покоилась она. Сан Хуа, Юэ Гуан, моя наставница.
Я отдала поклон и вылила вино перед ее могилой.
Солнце таяло, солнце уходило, но воздух все еще грел руки. Как и она. Пусть она покинула меня, пусть больше не говорила со мной, все же ее тепло не давало моим рукам остыть.
– Та девочка… Я отпустила ее. Боюсь, она так и будет звать меня сестрицей и думать, что Гао Фэнь добрая. Хотя, может быть, она и знает, что это не так? Она ведь видела мои глаза и испугалась. Наставница, та девочка не хочет однажды стать мной. И как она может быть такой мудрой? Может, оттого, что это ты дала ей имя? Может быть, только потому, что она носит твое имя, я отпустила ее? Я знаю, ты бы огорчилась, если бы узнала, что тайна, которую ты передала мне, погубила чью-то жизнь. Я знаю. Поэтому я не стала. Видишь? Я все еще не забыла. Должно быть, Чи Дянь уже все тебе рассказал. Думаю, после смерти он сразу отправился искать тебя. Может быть, я зря так торопилась покончить с ним? Теперь, когда он мертв, теперь, когда они все мертвы, я больше ничего не чувствую. Иногда они снятся мне. Ты знаешь, они снятся мне. Я тону и понимаю, что, как только коснусь дна, мое тело ляжет мертвым илом рядом с ними. Я знаю, что ты бы не стала мстить им. Я знаю, что ты никогда бы не стала отнимать их жизнь. Но ты ушла слишком рано. Если бы ты осталась со мной еще немного, хотя бы чуть-чуть, может быть, я и смогла бы понять, почему ты прощала их, почему ты прощала всех. Но я не поняла. Ты ушла, даже ты ушла, и стало так темно. Цзе Цзин всегда говорил, что лучше жить во тьме, чем идти на солнце. Потому что, увидев его, ты полюбишь свет, а он обязательно погаснет, и ночь станет темнее прежнего. Но он неправ. Я знаю, что он неправ. Память о солнце – тоже свет, даже если он больше не касается глаз. Ты научила меня этому, поэтому я знаю, что моя тьма – она лишь моя. А где-то бывает солнце, и каждый ходит со своим светом. Поэтому я отпустила ее.
Я устало села на землю. Я ждала, пока закат догорит и мои глаза впитают ночь.
– Я нашла убийцу отца. Хотя она и не пряталась. Это я прятала ее своими детскими воспоминаниями. Я даже не убила ее. Ты бы гордилась мной, я знаю. Ты учила меня прощать. Ты учила меня, что смерть – не такое уж и большое дело, раз все мы однажды умрем. Тогда, когда тетушка обвиняла моего отца, я не почувствовала к ней той ненависти, которую собиралась бросить в лицо убийце. Вся эта ненависть, что копилась годами, вдруг иссякла. Будто я растеряла ее. Может быть, я и правда растеряла ее. В тот миг я была готова поверить всем ее словам. Мой отец и правда мог забрать чью-то жизнь и пробудить чью-то ненависть, тетушка могла убить его и пробудить мою ненависть, однажды кто-то захочет убить меня, ведь мои руки в крови, и тогда… Я бы хотела, чтобы тогда не нашлось никого, в чьем бы сердце боль пробудила ненависть. Может быть, все же я успела понять больше, чем думала. И все же ты ушла слишком рано. Но уйти раньше лучше, чем не прийти вовсе. Я ведь знаю, что, если бы не встретила тебя, тьма бы выколола мне глаза и не осталось бы ничего от девочки, которая хоть и ловила лягушек, но никогда не убивала их. От девочки, которая верила, что мама любит ее, а отец всегда защитит. Которая верила, что хотя где-то и бушуют бури, все вокруг нее любят друг друга и, конечно, любят ее. Я встретила тебя, поэтому не могу роптать на судьбу. И жалеть себя не могу. Ты ведь тоже себя не жалела. И только ты знала, как мне бывает страшно. Я наконец-то могу вернуться. Бай Син думает, что дядя убьет меня. Но наставник бы убил меня первым, если бы узнал, что я иду навстречу врагу с мыслью о поражении. А ведь когда он услышал о твоей смерти, его лицо дрогнуло. Он хотел увидеть твою могилу, но я сдержала слово. Я не сказала ему. Но, может быть, ты ошиблась. Может быть, ты была ему дороже, чем могла представить. И не Сан Хуа, а Юэ Гуан. Я знаю, что наставник ни за что бы не признался, но все же… Все же он такой слепец! Правда ведь. Я знаю, ты говорила, что, если женщина захочет, мужчина не догадается, но как он мог не узнать тебя? Бай Син узнал. Это потому что он слишком умный или потому что я не так уж старалась? Только он даже не попрощался со мной сегодня. Хотя это и к лучшему. Все это к лучшему. Даже то, что я ухожу без сяо Хуа. Мне не придется думать о ней, защищать ее, жалеть ее. Я могу просто войти в бездну и вынырнуть, если буду достаточно ловкой. В конце концов, только ради этого я и не позволила себе замерзнуть в Драконьих Горах.
Звезды медленно растекались по небу. Моя последняя ночь в Хэши. Последняя ночь Гао Фэнь. Сырая земля и запах сливового вина.
7
Явиться в Учение Ворона и покорно ждать милости дяди? Выменять свою жизнь на меч отца? Я не была так глупа. Я не собиралась умирать так просто.
Крепость Снежного Тигра не узнала меня. В расшитом одеянии господина и шляпе, покрытой вуалью, я легко сошла за очередного искателя. Здесь редко интересовались именем, если ты пришел за парой острых мечей и мог заплатить сполна.
Я вошла на постоялый двор и молча протянула мешочек с монетами. Слуга давно выучился понимать без слов. Меня проводили в комнату и принесли вина.
– Господин, кого вы желаете, чтобы я нашел для вас?
Сила монет привела ко мне на поклон даже хозяина. Старик Се был еще тем пройдохой. Он тонко чувствовал, когда нужно сделаться слепым, когда глухим, а когда пустить в ход свой длинный язык.
Он низко поклонился мне и протянул:
– Молодой господин, если вы впервые в нашем скромном городке, позвольте мне услужить вам.
Я кивнула.
– Если господин намекнет мне, какая тревога его гложет, я тут же приглашу людей, которые сумеют господину помочь.
Черные Волки были лучшими среди воришек – за достойную плату, пожалуй, они бы и у луны умыкнули целую половину. Убийцы Тигра по праву славились своей беспощадностью и быстротой. Одинокий Журавль редко пускал в ход ножи, зато умело доставал сведения даже из засыпанных колодцев. Я знала отряды Драконьих Гор не хуже старика Се, но ему не следовало об этом догадываться, как и о том, что из всех клинков Крепости мне нужен был его.
– Хозяин. – Я умолкла и выразительно посмотрела на двух слуг, застывших у дверей.
– Ступайте-ступайте!
Старик Се тут же замахал руками, прогоняя всех, кто мог нас подслушать.
Когда двери были плотно закрыты, хозяин подсел ближе и весь превратился в учтивость. Я протянула ему еще один мешочек и прошептала:
– Вы должны сохранить в тайне то, о чем я попрошу вас.
– Ни одно ваше слово не вылетит из этих стен.
От его горячих заверений мои губы невольно усмехнулись. Но вуаль скрадывала мои черты, и я знала: как бы пристально ни вглядывался этот пройдоха, он не сможет наверняка разглядеть лицо богатого господина.
– Хозяин, мне нужен тот, кто не боится даже демонов.
– О, вы в нужном месте. Здесь одни храбрецы.
– Мне нужен тот, чей меч остер и неуловим. Самый искусный воин.
– О, смею заверить вас, здесь есть несколько удивительных мастеров.
– Мне нужен кто-то, кто сможет защитить меня.
Мой голос дрогнул, и я опустила голову.
Старик Се почувствовал, что его богатый гость в отчаянии, и довольно просиял.
– Господин, я знаю, кто вам нужен.
Я схватила его за руку.
– Если вы поможете мне найти такого человека, я щедро вознагражу вас.
– Но прежде мне нужно знать, кто угрожает вам, господин.
– Все. Все захотят убить меня, как только узнают, что у меня… – мой голос сорвался. – Я не могу, не могу сказать вам. Пожалуйста, найдите мне самого лучшего мечника.
Чуть подрагивающей рукой я протянула ему новый мешочек.
– Конечно, конечно! Не извольте беспокоиться, этим же вечером я приведу к вам лучшего! Оставайтесь здесь, никто не посмеет навредить вам в доме старика Се!
– Благодарю вас, хозяин!
Этот пройдоха несколько раз поклонился мне и радостно улизнул из комнаты.
Прежде чем решиться въехать в Крепость Снежного Тигра, нужно было запомнить две вещи: никогда не платить, прежде чем состоялась сделка, и никогда не показывать своей слабости. Зачем кому-то покидать горы и за мешок монет тупить свой нож, если можно тут же перерезать горло тебе и забрать два мешка задаром?
Я видела много людей, которые приезжали сюда, считая, что если ты отыскал путь к Крепости Снежного Тигра, то уже расправился со своими неприятелями. Эти глупцы не понимали, что, хотя добраться сюда трудно, покинуть эти стены живым еще труднее. «Хотел нож, получил нож!» – это был негласный девиз Драконьих Гор. Здесь собирались лучшие воры и убийцы, их не уважали, но боялись, они же не боялись ничего и никого не уважали. Особенно тех, чья слабая рука совала им монеты и хотела чьей-то крови. Поэтому сюда чаще присылали воинов или стражей, которые могли заключить сделку и увернуться хотя бы от пяти ударов.
Если бы я и правда была тем, за кого себя выдавала, этой же ночью из славного дома старика Се вынесли бы мой труп.
Молодой господин, раздающий монеты, дрожащий от страха и хранящий какую-то тайну. Лучше бы ему было сдохнуть в канаве, чем искать защиты здесь. Но я собиралась сделать эту игру еще интересней.
8
Пока старик Се спешил доложить о занятном госте Убийцам Тигра, я сменила одежды и выскользнула из постоялого двора грязным воришкой.
Я выбрала старика Се не только за его верность слову и преданность гостям, но и из-за самого дорогого моему сердцу обитателя Крепости – Бу Цзошэна, старины Молчуна. Сам он говорил, что мать дала ему такое имя, потому что за первые три года своей жизни он не издал ни звука. Но потом даже красноречивое имя было не в силах его остановить[9]. Молчун был главным сказочником Крепости, который знал обо всех все, даже больше, чем могли знать простые смертные. Но главное, за что его любили, – он всегда был готов поделиться своими необычайными знаниями. Правда, иногда он порол такие глупости, что только меч его старшего брата, правой руки Лао Ху, самого предводителя Тигров, мог спасти его язык от отрезания посредством разгневанного ножа.
Все считали Бу Цзошэна полоумным, но любили собираться у старика Се и за добрым кувшином послушать истории Молчуна.
Вот только Гао Фэнь знала, что Молчун вовсе не был полоумным, а Лао Ху защищал его не только из-за брата. Собирать сведения и распускать слухи – в этом не было второго такого искусника, как Бу Цзошэн.
Каждый раз, прежде чем идти к старику Се, Молчун набирал орехов в лавке на углу. И весь вечер он больше ел, чем пил, но мало кто обращал на это внимание.
Я вцепилась в его руку и вырвала мешочек с орехами.
– Эй, воришка!
Но Молчун был слишком неповоротлив, чтобы поймать меня. Он бросился с криком за мной. Минут через десять он уже выдохся, и я случайно попалась ему в руки в тихом переулке.
– Я тебя проучу! Знаешь, с кем шутить вздумал? Эх ты!
Я протянула его орехи и виновато улыбнулась.
– Господин Бу, не сердитесь!
Стоило ему услышать почтительное обращение, его гнев наполовину утих. Он залепил мне шалобан и скомандовал:
– Протягивай руки!
Я подчинилась. Молчун насыпал в раскрытые ладони горстку орехов и фыркнул:
– Еще раз тебя увижу, руки поотломаю!
– Господин Бу!
Я рассмеялась и догнала его.
– Чего тебе?
– Это правда, что сокровище семьи Чжоу опять появилось?
– Какое такое сокровище?
– То самое, найденное на рудниках Хэйцзинь Гу…
Молчун резко остановился.
– Про Осколок Сихэ говоришь?
Я закивала.
– Я тут слышал, будто объявился потерянный потомок семьи Чжоу и что… – я перешла на шепот, – то самое сокровище у него.
– И где ты только, чертенок, наслушался этого?
– Я, господин Бу, недавно в Хэши был.
– И что говорят в Хэши?
Любопытство взяло над ним вверх. Бу Цзошэн насыпал еще орехов в мои ладони.
– Говорят, будто, прежде чем испустить дух, последняя госпожа Чжоу дала жизнь ребенку и скрыла его от мира.
– Враки все это!
– А вот и нет. Глава Воронов ведь женился на наследнице Чжоу, а сокровище так и не нашел!
– Хм… Какой ты любопытный воришка! Что еще знаешь?
– Слышал, сегодня тут объявился один молодой господин…
Бу Цзошэн наклонился ко мне:
– И?
– Я стянул у него кошель.
– И?
– На нем был вышит знак семьи Чжоу.
Бу Цзошэн рассмеялся.
– Что за растяпа этот господин, если такой негодник, как ты, смог его обокрасть!
– Такой же, как ты!
Я рассмеялась и пустилась наутек, зная, что Бу Цзошэн ни за что меня не догонит.
Тем вечером Молчун долго полупьяным криком рассказывал об Осколке Сихэ и страшной судьбе семьи Чжоу, так что на следующее утро об этом непременно бы заговорила вся Крепость.
Я не стала спускаться, чтобы послушать. Если бы мне пришлось рассказывать те истории, их бы хватило на один кувшин, а Молчун сочинил на десять.
Я знала, что он непременно вспомнит все легенды, которые когда-то ходили об Осколке Сихэ. Драгоценный кусок нефрита, явившийся миру в Хэйцзинь Гу, кажется, лет двести назад. Он был объявлен осколком шпильки самой богини Сихэ, матери десяти Воронов-Солнц. Говорили, будто этот камень и правда обладает силой Бессмертных, и многие пытались заполучить его. Но семья Чжоу сумела прятать это сокровище столетиями, пока легенды о нем не затихли. Находилось немало тех, кто считал Осколок Сихэ лишь глупыми выдумками, например мой отец. Зато мой дядя настолько отчаялся, что был готов на все, чтобы эту выдумку заполучить. Семья Чжоу погибла быстро, за год. Осталась лишь юная госпожа, которой было суждено войти во Дворец Золотого Крыла и стать мне тетей. Только, кроме рудников, ей нечего было предложить У Баолину. Она не знала, где искать Осколок Сихэ. А У Баолин не знал, что одной тихой ночью в Хэши родилась девочка – сяо Хуа, Чжоу Хуа. Это была тайна, которую мне доверила наставница.
Чжоу Хуа. Этого ребенка ждала страшная судьба. Ее отец уже был мертв, мать умирала. И лишь незнакомая девушка из весеннего дома была готова спасти девочку. Ребенок был отдан в другую семью, и сяо Хуа получила право жить. Встретиться лицом к лицу с правдой значило впустить кошмар. Сяо Хуа хотела смотреть на звезды и плакать по пустякам, и мне пришлось отказаться от плана привести ее прямиком в объятья родной тети и убийцы ее семьи. Но я все еще могла разыграть этот козырь иначе.
Пока Молчун приукрашивал историю десятками кровавых легенд, я сидела в покоях и грызла его орехи.
Когда-то я боялась этого места. Когда-то я встретила здесь Бай Сина. Когда-то я лежала здесь, истекая кровью. Но теперь пришло время Лао Ху пожалеть, что той ночью его люди забыли добить меня.
Все-таки Бу Цзошэн знал толк в орехах.
9
Старик Се был верен своему слову. Ночью он привел ко мне лучшего бойца.
– Господин, это сам Лао Ху! – протянул пройдоха Се и почтительно исчез за дверью.
Глава Убийц Тигра презрительно посмотрел на меня, потом отвесил насмешливый поклон.
– Вы тот господин, которому нужна защита?
– Я.
Это были славные и страшные дни, когда наши отряды сталкивались на одной дороге. Цзе Цзин не рассказывал мне, откуда пошла их вражда, а когда Тигры направляли на нас мечи, спрашивать о подобном уже не имело смысла. Но сегодня было не время скрещивать клинки и вспоминать старые раны. Изображая юного и напуганного господина, я осторожно поклонилась Лао Ху и присела на край кровати.
– Как ваше имя?
– Прошу, не спрашивайте.
– Имя!
Лао Ху был не силен в светских беседах и очень нетерпелив. Но я могла простить ему это. Сегодня он удостоил меня чести и явился лично, а это значило, что наживка Молчуна сработала как надо.
– Мое имя… имя… Чжо…Чжун Сюань.
– Значит, Чжун Сюань.
Рывок – и его меч неприветливо лег мне на плечо.
– Значит, Чжун Сюань. Не Чжоу Сюань? – прорычал Лао Ху.
– Нет.
– Тогда тебе не жить.
Лао Ху никогда не бросал слов на ветер. По ветру он пускал только кровь.
– Я… я заплачу вам!
Дрожащей рукой я протянула ему мешочек с монетами.
Знал бы Бай Син, на что пойдут деньги, отданные мне за ту встречу. Хотя я была уверена, что Главу Бая непременно осведомят и об этом.
Лао Ху отшвырнул деньги.
– Если бы ты оказался наследником Чжоу, я, может быть, и стал бы защищать тебя… Но…
– Я… я и правда Чжоу Сюань, прошу, защитите меня!
Я продолжала играть свою роль.
– Знаешь, где Осколок Сихэ?
Я закивала, и Лао Ху наконец убрал меч.
– Эй, заходите!
Трое Тигров бесцеремонно ворвались в мою комнату.
– Этот господин и правда достоин нашей охраны!
Парни поднесли стул, и Лао Ху уселся напротив меня.
– От кого ты бежал?
– Люди Ворона ищут меня.
– Ворона? – Тигр усмехнулся. – Сюда они не сунутся, пока ты будешь под нашей защитой.
– Благодарю, господин.
– Рано благодаришь. За нашу помощь придется заплатить. Очень много. Жизнь такого юного создания, как ты, должна быть бесценна.
– Я отдам вам все, что имею.
– Все? Нам нужно не все, а Осколок Сихэ.
– Я приведу вас к нему, если вы и правда защитите меня.
– Сговорчивые люди живут долго! Спите ночью спокойно, господин. Эти парни присмотрят за вами!
От одного вида его парней сон уже грозил быть испорченным. Но я лишь тихо поблагодарила Лао Ху и, как трепещущий юнец, отдала ему поклон.
Мой покорный тон обманул даже этих Тигров. К рассвету они уснули. Я смотрела на них и думала, не перерезать ли им горло. Но моя пьеса еще не была сыграна. Мне требовалось еще несколько дней, чтобы слухи о появлении наследника Чжоу и Осколка Сихэ успели дойти до Дворца Золотого Крыла.
Весь следующий день я изображала трепещущего юнца под насмешливыми взглядами моих защитников.
– Господин наследник, чего ты прячешь лицо, как девица? – они могли смеяться надо мной, но вредить не смели.
Я тихо усмехнулась и поправила вуаль. Показать им свое прекрасное лицо значило испортить представление. И хотя я была переодета в мужское платье, среди моих милых защитников наверняка бы нашелся тот, кому Гао Фэнь оставила пару ран.
Под вечер вновь явился Лао Ху.
– Уже весь Хэши говорит про тебя, господин Чжоу.
– Они придут за мной?
Раз Хэши уже вспыхнул слухами, долго ждать вестей от дяди не придется. Мэйли и правда сумела отплатить мне за уроки музыки. Оставалось лишь отвести игроков к цели.
– Пока ты здесь, тебе ничего не грозит, господин. Тебе повезло, что ты встретил Тигров с Драконьих Гор.
Я закивала.
– Если вы поможете мне добраться до столицы живым, я отдам вам Осколок Сихэ.
– Отдашь, конечно отдашь. – Его усмешка пахла кровью. – Ты ведь не привез его сюда?
– Нет.
– Тогда завтра отведешь нас к нему.
– Но вы должны поклясться мне, что…
– Поклясться? – Его люди рассмеялись.
– Конечно, друг мой. – От улыбки Лао Ху стыла кровь. – Но тебе лучше запомнить, что нельзя обманывать Тигров с Драконьих Гор. Мы любим шутки лишь с мертвецами.
Я закивала усерднее прежнего.
– Завтра! А вы хорошенько защищайте господина!
Этой ночью никто из моих стражников не спал. Я усмехнулась. Лао Ху опасался, что особые храбрецы не побоятся даже его ради такого лакомого куска, как внезапно объявившийся наследник Осколка Сихэ.
Той ночью я тоже не спала, не выпуская из рук меч Ворона.
10
Нужно было видеть лицо Лао Ху, когда на следующий день я заявила, что Осколок Сихэ припрятан на Огненной горе.
– С чего бы это?
– Там никто бы не стал искать.
Лао Ху был хорошим бойцом, вот только он больше полагался на свой безжалостный меч, чем на голову. Если кто и решался обмануть Тигра, кости наглеца оказывались в земле с поражающей быстротой. Поэтому желающих было мало и обмануть Лао Ху становилось слишком просто.
К тому моменту, как мы покинули Крепость Снежного Тигра, уже все Драконьи Горы знали, что наследник Чжоу в руках Главы Убийц Тигра.
Мы еще не спустились с гор, как несколько искателей счастья упокоились если и не с миром, то хотя бы с чувством совершенной попытки испытать удачу. Идти против отряда Лао Ху было глупо, а из глупцов выживали лишь те, кто умел вовремя спрятаться. Тела, летевшие в обрыв, были не из их числа.
– Видишь, молодой господин, как хороши мои ребята? Тебе повезло, что Тигры согласились защищать твою жалкую жизнь!
Видя взгляды, напившиеся свежей крови, я подумала, что в их глазах жизни всех были достаточно жалки. А жалкие жизни не были достойны сожаления.
У подножия горы нас уже поджидали.
Чернокрылые Вороны. Их было в два раза больше, чем людей Тигра. Я осталась в стороне, чтобы понаблюдать, как они попытаются в прямой атаке одолеть моих защитников.
Увидев расшитый плащ, который мог принадлежать только командиру отряда, я поняла, что дядя всерьез вознамерился заполучить упущенного наследника Чжоу, раз уж послал начальника дворцовой охраны. Боевые навыки командира были хороши, но и Лао Ху ни на секунду не разочаровал меня. Все так же быстр, жесток и непримирим. Одним ударом он косил двоих. Его Тигры вгрызались мечами в тела Воронов, прежде чем те успевали отвести удар. Половина отряда полегла за десять минут, вторую взяли в круг. Лао Ху любил сначала разрывать врага тигриными когтями, а потом кружить вокруг недобитых хохочущим стервятником.
Лао Ху как раз входил в раж для смертельного прыжка, а Вороны были достаточно побиты, чтобы осознать: приближается смерть. Шутить с людьми, усмирившими Драконьи Горы, было опасно. А пытаться без хитрости одолеть Тигра нелепо. Эти глупцы должны были погибнуть так же, как те, что стремились заполучить меня несколькими ли[10] раньше. Но сегодня небо было достаточно чистым, чтобы Вороны расправили крылья. Когда Лао Ху взревел, давая команду прикончить врага, огненный меч вихрем пронесся по кругу наступающих тигров. Моя мелодия была песней смерти. Мои шаги были легче пера, и, хотя моя ладонь горела, болью разжигая вены, Тигры пали от моей руки быстрее, чем сумели понять, чей огонь срезает их когти. Только у горла Лао Ху пламя замерло. Моя вуаль слетела, и Тигр успел насладиться прекрасным лицом Гао Фэнь.
– Ты! – прохрипел Лао Ху, прежде чем огонь пронзил его тело.
Его кровь осела на моих руках горячими каплями.
– Меч… Меч Трехлапого Ворона!
Я обернулась, все еще не опуская горящее лезвие.
Глаза спасенных были пропитаны ужасом и восторгом.
– Кто ты? – Их командир с недоверием впился в мое лицо. Но его люди были куда умнее: они уже пали ниц перед священным мечом, пылающим в моих руках.
– Ты дочь У Чжичэна?
Командир знал ответ и рухнул на колени.
– Госпожа У Минчжу! Вы вернулись?
Я наконец опустила меч.
– Как твое имя?
– Чжу Фэй.
Он был старше меня лет на десять. Должно быть, когда я покинула дворец, он был лишь младшим стражником.
– Ты из дворцовой охраны?
– Верно.
– Так почему оказался так далеко от дворца?
– Я выполняю поручение Главы.
Он то поднимал на меня глаза, то снова опускал их. Все они считали У Минчжу мертвой. Но эта покойница спасла их от смерти мечом, исчезнувшим восемь лет назад.
– Пришел за наследником Чжоу?
– Вы знаете?
– Что ж, господин Чжу Фэй, вы не справились с поручением. Наследник Чжоу уже мертв.
– Мертв?
– А вам было приказано доставить его живым?
Он не нашелся что ответить, зато его глаза не стали лгать. Конечно, ему было дозволено убить, если Осколок Сихэ попадет к нему в руки.
Я наклонилась к нему и прошептала:
– Если очень хотите жить, я скажу дяде, что вы помогли мне в этом.
– Госпожа…
Я рассмеялась.
– Раз уж судьба свела нас так удачно, господин Чжу Фэй, мне стоит сохранить жизнь и вашим людям.
– Госпожа!
– Госпожа! – его люди отдали мне поклон.
– Я завершила ваше поручение, господин Чжу Фэй, так что пора возвращаться в Учение.
– Госпожа У! – вместо того чтобы подняться, стражник только рухнул на землю. – Вам не следует возвращаться во дворец.
– Почему?
– Госпожа!
– Говори! – я рывком подняла его с земли.
11
Когда мы въехали на Огненную гору, я почувствовала, что мы и правда возвращаемся. У Минчжу возвращается.
Отряд, что когда-то пускал стрелы мне в спину, с почтением приветствовал Чжу Фэя.
– Так быстро, неужели… – Речь оборвалась – их командир увидел меня. – Она… она… Начальник охраны Чжу и вы?
Теперь со мной не было умирающего мальчика, и я не пыталась прорваться. Теперь меч в моей руке сиял, отражая страх в их глазах.
– Что слышно о Жу Цао? – оборвал его Чжу Фэй.
– Не было вестей.
– Хорошо. Мы сейчас же возвращаемся во дворец.
– Но она…
Он все еще не решался назвать меня по имени.
– Мой меч будет решительнее вас, – отрезала я, давая понять, что даже если этот отряд и попытается преградить мне путь, я легко пройду по их телам.
– Доверьтесь мне! – Чжу Фэй обменялся долгим взглядом с другим командиром и крикнул: – Вперед!
Перевал Третьего Ока отпускал меня без крови. Он отпускал меня на тропу, ведущую в Учение Ворона.
Я задержала дыхание и пустила коня вскачь. Я летела, и дорога, по которой мы столько раз с отцом возвращались домой, приветствовала меня равнодушным безмолвием. Но чем глуше становился мир, тем ярче плыли воспоминания. Его широкая спина, к которой я могла прильнуть, его голос, который разрешал мне закрыть глаза, и эти деревья, и эта пыль, которых я не замечала, которые я и так считала своими, – все было лишь тихим раскачивающим сном. И все-таки я чувствовала, что дышу глубже.
Папа, У Минчжу наконец возвращается.
Папа, У Минчжу возвращается за Синфу.
Папа, У Минчжу держит твой меч и даже может с ним совладать.
Огненная гора, за ней Сорочья долина, потом едва дышащая река. Здесь мы останавливались, и папа снимал меня с коня, чтобы смыть с моего лица пыль. А потом… потом… все закончилось. Так что даже желание вспомнить название этой реки оказалось лишь минутной слабостью.
На другом берегу нас уже ждали всадники. Больше ста, Цзе Цзин учил меня сперва сражаться, потом считать трупы.
– Чжу Фэй, уже торопишься воротиться? И где наследничек? – Черные одежды, плащ, расшитый огненными перьями. Один из Совета Девяти.
– Это и есть Жу Цао? – спросила я, оборачиваясь к Чжу Фэю.
– Он.
Я усмехнулась. Что ж.
Небеса были на моей стороне. И надо было так удачно этому Жу Цао решить воспользоваться мной.
Когда Чжу Фэй заявил, что мне не следует возвращаться во дворец, я рассердилась. Я думала, что мое имя уже стерто и позабыто, так что мне придется усердно напоминать всем людям в Учении Ворона, кем был мой отец, на что способен меч Главы и на что способна решиться его дочь. Но кто же знал, что к моему возвращению мне уготовят такой подарок. Второй советник Учения Жу Цао решил восстать против У Баолина и даже провозгласил себя генералом госпожи У Минчжу. Он объявил, будто лишь тот, в чьих руках меч Трехлапого Ворона, достоин восседать на троне в Главном Зале дворца, а У Баолин обрек Учение на тьму и бессилие, отняв власть, дарованную Небом. Этот Жу Цао даже сумел соблазнить часть сердец в Учении и повести людей за собой. Если, планируя возвращение, я предполагала, что дядя скорее убьет меня, чем позволит дышать рядом, то теперь моя смерть была неизбежна.
– Жу Цао, предатель, как ты посмел преградить мне путь?
Но ни гневный голос Чжу Фэя, ни уж тем более вид его отряда, откровенно жалкий после схватки с Лао Ху, не могли напугать Жу Цао.
– И что, отыскал Осколок Сихэ? – Мятежный советник смеялся. Мне не нравился его смех.
– Отыскал. – Я пустила лошадь в реку.
– Кто такая? Как смеешь говорить со мной?
Смех Жу Цао оборвался.
– Не узнаешь?
Я откинула плащ и вонзила меч в небо. Он засиял огненными перьями.
– Меч… Меч! У Минчжу! – Его недоверие сменилось восторгом. – Вернулась! Госпожа вернулась!
Жу Цао спрыгнул с лошади и опустился на колени в воде.
– Мое имя Жу Цао, госпожа! И я готов следовать за тобой!
– Следовать? Куда же?
– Они не верили мне, но… ты и правда жива!
Его восторг отдавал липким привкусом страха. Выкрикивать мое имя было просто, а встретить У Минчжу живой – рассчитывал ли он на такое чудо?
– На колени! – Его рука взметнулась, и воины пали ниц. – Я привел их для тебя, госпожа!
– Разве ты привел их не затем, чтобы отобрать сокровище семьи Чжоу?
– Я лишь… Я… Меч Трехлапого Ворона вернулся, кому нужно другое сокровище? Теперь все увидят, все увидят, что Главой можешь быть лишь ты! Смерть У Баоли…
Красная змея поползла по его горлу. Мечу, который он так жаждал увидеть, хватило мгновения, чтобы оборвать его речь и вернуться ко мне. Ужас сжал его глаза, потом руки схватились за горло, и советник Жу Цао рухнул в воду. Река легко заглотнула его кровь и понесла ее прочь.
– Закон Учения прост: за измену – смерть, – мой голос, мой меч, их склоненные головы. – Предатель мертв. Если кто из вас желает смерти Главе У Баолину, вперед. Эта река еще не напилась.
Молчание тонуло в страхе.
Здесь, на этой земле, сила всегда ценилась превыше всего. Здесь никто не писал длинных свитков с поучениями и правилами. Усвоить нужно было лишь одно – верность. Люди Ворона были преданы своему Учению и своему Главе, потому что в руках Дворца Золотого Крыла была сила, нынешняя и будущая, а кто забывал о силе, оказывался раздавлен.
Видимо, эти восемь лет У Баолину было непросто удержать власть без меча Главы. Но меч возвращался, я возвращалась, а значит, и сила возвращалась во Дворец Золотого Крыла.
12
Белая луна, черное небо, красная земля – мой дом.
Я возвращалась. Ветер уносил меня прочь от солнца, вперед к Горе Ворона. Ветер уносил меня к темноте, оставляя лишь горящую руку и высохшую кровь.
Когда мы пересекали мост Хоуянь, небо уже заволокла мгла. Я смотрела на черное полотно и чувствовала, что сегодня луна будет белее снега, а земля потянется кровавым стоном.
Мой дом. Окруженный пропастью. Вспыхивающий огнями.
Ворота черной стеной высились перед нами.
– Командир… – со сторожевой башни донесся недоверчивый голос. – Это и правда…
– Открывай! – Чжу Фэй был спокоен, хотя я знала, что его рука слишком крепко впивается в поводья.
– Женщина с вами – это…
– Предатель Жу Цао мертв!
Чжу Фэй поднял руку, и тело сраженного советника было брошено к воротам.
– Открыть ворота!
На этот раз никто не посмел ослушаться его приказа.
Стена дрогнула и начала расступаться перед нами.
Шепот, крики, ржание коней и блеск оружия. Удивление, страх. Меч в моих руках притягивал к себе взгляды.
– Она…
– И правда дочь…
– Мертва…
– Вернулась…
– Она…
– Мертв…
Наследница, дочь предателя, мятежница, новая госпожа. Недоверие и вопросы змеились по воздуху черным дымом, но никто не решался преградить мне путь. Кровь, смешавшаяся с водой той забытой реки, струилась за мной одним непререкаемым потоком – потоком силы.
– Командир с ней…
– Если даже начальник охраны…
– Пылает!
– И правда она?
Чжу Фэй провел меня во Дворец Золотого Крыла, прямо в Главный Зал.
Двери распахнулись, впуская маленькую девочку, которая когда-то пряталась там, чтобы посмотреть на отца, а теперь шла, держа в руке его меч.
У Баолин сидел на троне Главы в огне пылающих Солнц. Тех самых, что когда-то он зажег сам, провозглашая это знаком Небес. У Баолин ждал меня. Стражники, выставленные вдоль стен, прятали под плащами не только мечи, но и стрелы. Он ждал меня, а его советники жужжали беспокойными мухами. Я вошла, и они смолкли.
– Глава У!
Я рухнула на колени перед У Баолином и почтительно поклонилась.
– Дядя, У Минчжу вернулась, выполнив твои приказы!
Дрогнул огонь, разведенный углем рудников Хэйцзинь Гу, дрогнули тени, плащи, но не его лицо.
– Твоя племянница вернула меч Трехлапого Ворона и получила Осколок Сихэ!
Пылающее лезвие легло на пол, и огонь погас. Теперь все могли рассмотреть клинок. Теперь все видели: я и правда принесла священный меч.
– Предатель Жу Цао мертв, больше никто не посмеет нарушать покой Учения!
– Мертв? – шепот заклокотал среди черных плащей советников. – Ты убила Жу Цао? Ты… и правда дочь У Чжичэна?
Старый советник вышел вперед. Когда-то я уже видела его длинное сухое лицо.
Я смерила его насмешливым взглядом.
– Верно, я У Минчжу, и Глава наконец позволил мне вернуться.
Их удивление, его тяжелый взгляд.
– Глава, вы знали, что У Минчжу жива?
Этого господина я не помнила. Только казалось, что плащ советника чуть жал ему в плечах.
– Дядя, – я вновь поклонилась У Баолину, – теперь, когда меч Ворона вырван из рук врагов, больше нет смысла скрывать, что все это время я действовала по вашему приказу.
У Баолин никогда не был глуп, он умел принимать решения. Правильные решения.
– Что ж. – Он поднялся, и советники, окончательно сбитые с толку, умолкли. – Больше нет смысла скрывать. Поднимись!
Я подчинилась. Их взгляды, мой меч.
– Моя племянница наконец вернулась. Приветствуйте молодую госпожу У!
Их поклоны, его острый взгляд, пытающийся прожечь мою ложь.
– Я обещал ей, что двери дома вновь будут открыты для нее, если она сумеет вернуть меч Трехлапого Ворона.
– Благодарю, дядя.
Я улыбнулась.
Те, кто видел мое появление во Дворце Золотого Крыла, еще долго недоумевали, как ловко Глава У одурачил всех, скрывая не только то, что У Минчжу была жива, но и то, что все это время она выполняла его приказы. Те, кто видел мое первое появление, долго рассказывали о чудесном воссоединении семьи, о пылающем мече в руках молодой госпожи и крови предателя на подоле ее платья. Больше никто не смел сомневаться во власти У Баолина. Больше никто не смел использовать мое имя.
В ту ночь У Минчжу вернулась домой, и все вновь стали звать меня молодой госпожой У.
Часть II
1
– Ты…
Этот взгляд я не забывала никогда. Взгляд, пропитавший воздух кровью. Забыть его? Отпустить его?
– Дядя.
Я улыбнулась.
Мной была выиграна лишь первая половина битвы. Вторая была сложнее. Я шла по деревянному мосту через зияющую пропасть. Чтобы не сорваться, мне требовалась вся ловкость, на какую только я была способна.
– У Минчжу. – Он усмехнулся, подходя ближе.
Лишь мы. Одураченный Совет удалился, унося свои недоуменные взгляды, и нам больше незачем было притворяться.
– Надоело играть с мертвецами, дорогая племянница?
У Баолин наступал. Его лицо. Эти тяжелые стеклянные глаза, тонкие искривляющиеся губы. Я выросла, но он все еще был выше меня. Он все еще накрывал меня черным удушающим крылом смерти. У Минчжу боялась его, она всегда сбегала к матери, прячась от этого взгляда. Но У Минчжу больше негде было прятаться. Я смотрела ему в лицо, отступать было некуда.
– Мертвецы давно стали прахом, и я вернулась домой.
– Домой? Все еще считаешь это место домом?
– Дядя! – Я опустилась на колени. – Другого дома у меня нет. Здесь мой брат, значит, и мой дом.
– Ах да, твой брат. – Губы У Баолина зазмеились усмешкой. – Я и забыл. Этот бедняга, Жу Цао, зачем ты убила его? Я как раз подумывал, какую смерть для него выбрать. А ты лишила всех нас такого прекрасного представления.
– Ты отрубил бы одну голову, а на ее месте выросло бы две. Но теперь, когда его горло перерезала У Минчжу, больше никто не посмеет сомневаться в твоей власти.
– Думаешь, если я подыграл тебе, то и правда поверил?
– Твоя власть и место Главы мне не нужны. А я тебе нужна.
Его лицо искривилось смехом.
– Ты? Нужна мне? Меч!
Он протянул руку. Он так хотел коснуться его. Что ж. Я покорно отдала оружие.
– И правда он… – Его пальцы и глаза скользили по острию с благоговением. – Сколько лет. Твоему отцу этот меч был дороже собственного сына, ты помнишь?
Дядя взмахнул мечом, направляя острие к моему сердцу.
– Дороже и твоей жизни. Дороже всех людей вокруг него. Но он был глуп, он думал, если его рука повелевает этим мечом, то и все здесь принадлежит ему. Ты так же глупа, как твой отец?
Глупа. Наверное, я была глупа. Но не настолько, чтобы за бесценок отдать свою жизнь. Острие меча начало подрагивать, и дядя изменился в лице.
– Ты не можешь знать техники девяти Воронов, почему он…
Меч тяжелел в руке У Баолина, пока наконец сила клинка не разжала пальцы и лезвие с грохотом не упало на пол. Я не стала его поднимать, я не стала отводить взгляд. Мы оба знали, что у меча Трехлапого Ворона может быть лишь один господин. И пока господин жив, никто другой не удержит этот меч.
– Как ты смогла усмирить его?
– Я лишь коснулась меча, и он признал меня.
Дядя схватил мою руку. На запястье и правда горело перо ворона.
– Как ты смогла? – Он прятал страх за злостью.
– Я не знаю. Этот меч сам признал меня хозяином и даже принял мою технику боя.
– У Минчжу! – Он не верил мне.
Его пальцы сдавили мое запястье. Что ж, я терпела и не такую боль. Но ему не стоило это знать. Я вскрикнула и попыталась вырвать руку.
– Дядя…
Мои глаза смотрели на него умоляюще, покорно.
– Дядя, меч сам признал меня. Я лишь хотела отдать его тебе, чтобы обменять на свою жизнь… и жизнь Синфу. Я не хотела… Прошу тебя…
Его хватка ослабла.
– Ты хорошо подготовилась, дорогая племянница. Думаешь, я не посмею тебя убить?
Не посмеешь.
Убийство того, чью власть признал меч Трехлапого Ворона, равно оскорблению самой богини Сихэ. Это знали все в Учении. И он, будучи Главой, не мог нарушить запрет, если этот человек не совершил предательство. Как мой отец. Но я при всех признала У Баолина Главой и покарала изменника. Он не мог убить меня так просто. И не мог удержать меч.
– Дядя… – я продолжала стоять на коленях, – ты прав, мой отец был глуп. Но я не хочу закончить как он. Если бы я жаждала отобрать твою власть, я бы сегодня не склонилась перед тобой. Пусть этот меч признал меня, но я… я все еще дочь семьи У, а значит, меч вновь в руках нашей семьи. Никто больше не осмелится оспорить твое право управлять Учением. Я на твоей стороне, а предателей вроде Жу Цао ждет один конец.
– Думаешь, моя власть здесь так ничтожна, что можешь…
– Дядя! – Я подняла на него умоляющие глаза. – Я вернулась, чтобы исправить ошибки отца и служить тебе.
– Разве не затем, чтобы убить меня?
– Дядя! Это место всегда было моим домом. Если бы отец не отдал меч Главе Лотоса, я бы вернулась раньше. Но я знала, что не могу прийти сюда, пока меч в руках врагов. Дядя!
– Ты…
Я хотела, чтобы у своих ног он видел ту слабую девочку, которую когда-то не успел убить.
– Позволь мне жить, – прошептала я, смиренно склоняя голову. – Позволь мне просто жить и наконец вернуться домой. К брату.
Он усмехнулся, но я не поднимала глаз.
– Пусть этот меч признал меня, но я…
Тихий смех разлетелся по стенам.
– Господин, если эта девушка и правда У Минчжу, вам не стоит ей верить.
Из темноты вышла длинная раскачивающаяся тень.
– Господин, – тень поклонилась Главе У, потом ее взгляд упал на меня. – Госпожа Гао.
Черные одеяния, черная лента и светло-зеленые глаза. Я не сразу узнала его.
Ну конечно, он был здесь.
– А Яо, почему ты стоял в стороне? – недовольно бросил У Баолин.
– Мой господин, я лишь наслаждался игрой этой прелестной госпожи. Не зря ее наставницей была сама Юэ Гуан.
Я лишь улыбнулась:
– Плох слуга, который переживает господина. Но еще хуже тот, кто своего господина убивает. Не правда ли, помощник Нан?
Правая рука Чи Дяня. Мы встречались не часто, но каждая из этих встреч раскачивала бубенцы смерти.
Его губы изогнулись в усмешке.
– Господин, в Хэши эту девушку звали Гао Фэнь. Это из-за нее были закрыты рудники Хэйцзинь Гу и убит Чи Дянь. Она совсем не так покорна и слаба, как пытается казаться.
– Гао Фэнь?
Губы У Баолина искривились.
– Ты?
Я мысленно прокляла этого Шэ Яо, жалея, что он не отправился вслед за своим господином испить чай тетушки Мэн[11].
– Дядя… Я и правда погубила Чи Дяня, но откуда мне было знать, что судьба какого-то торговца из Хэши будет волновать Главу У? – Потом я повернулась к Шэ Яо: – Я удивлена, увидев вас здесь, помощник Нан. Я и не думала, что удача пошлет нам новую встречу и я наконец смогу узнать, каким чудесным ядом вы отравили меня в Хэши?
– О, это было редкое сокровище. Один из Семи Высших Ядов.
– Как жаль, что такая ценность была истрачена впустую.
Помощник Чи Дяня рассмеялся. Тихий пронизывающий смех. Он ведь и правда чуть не убил меня.
– Господин, вы должны знать, что Гао Фэнь не только виновна в смерти Чи Дяня, она также часть Учения Белого Лотоса.
Шэ Яо любил доводить дела до конца. Не убил тогда, так решил прикончить сейчас?
– Белый Лотос? – У Баолин усмехнулся. – И зачем же Бай Син послал тебя сюда? Неужели он и правда думал, что…
– Неужели, дядя, ты и правда держишь подле себя таких глупцов? – Я смерила Шэ Яо презрительным взглядом. – Если бы я не стала частью Белого Лотоса, как бы я попала в Учение и отыскала меч отца? Или вы, господин помощник, не знали, что меч Трехлапого Ворона все эти годы хранился в руках Лотоса?
– Вздор! – отрезал дядя. – Ты сбежала с мечом отца. Никто в Учении Лотоса его не видел.
Дядя был так в этом уверен.
Я усмехнулась.
– Боюсь, у госпожи Ду были неверные сведения. Убить моего отца не составило ей труда, а вот добыть тебе меч, дядя, у нее не вышло. Но я исправила ее ошибку.
– Ты…
– Да. – Я сжала боль, скручивающую вены. – Я знаю, что это она отравила отца. Но я не убила ее. – Если дядю и правда когда-то связывали нежные чувства с тетушкой Цзюань, это должно было сыграть мне на руку. – Я отказалась от мести, потому что госпожа Ду делала все это на благо Учения Ворона. А я все еще считаю это место домом.
– Господин, Гао Фэнь – искусная лгунья, я слышал, что в Учении Лотоса она пользовалась расположением их Главы.
– А я слышала, будто помощник Нан не сумел уберечь рудники и даже упустил самое важное. Он столько лет плел интриги в Хэши, но так и не узнал о существовании наследника Чжоу.
Его глаза темнели. Он хорошо владел собой, но следить за ним становилось даже интересно. Проведя столько времени с Бай Сином, я и забыла, что глаза могут так выдавать.
– Дядя, если тебе интересно, как я жила эти годы, я расскажу. Но прежде позволь доказать… – Моя рука резко сорвала с шеи кулон. – Я никогда не предавала Учение Ворона. И никогда не предам. Поэтому Осколок Сихэ я принесла тебе.
– Осколок Сихэ? Это?
Деревянный кулон был выполнен грубо, такой не привлек бы взгляда даже голодного воришки. Сяо Хуа без труда хранила его зашитым в нижнем платье. Но стоило этот кулон расколоть, тихий мерцающий свет вспыхнул на моей ладони.
– Осколок шпильки богини Сихэ. Он чуть не попал в руки разбойников с Драконьих Гор. Но я заполучила его первой.
– Как?
Действительно ли он хотел знать? Его взгляд не отрывался от нефрита.
– Я нашла наследника Чжоу и заставила отдать мне сокровище их семьи. Пусть тетя взглянет и скажет тебе, действительно ли это Осколок Сихэ.
Я поднесла светящийся камень ближе.
– Если ты изготовишь меч и вложишь в его острие этот божественный нефрит, в нашем Учении может появиться еще одно легендарное оружие.
Он ведь этого и хотел. С самого начала. Меч Главы был в руках моего отца, а У Баолину только и оставалось мечтать заполучить что-то, что сможет противостоять по силе священному оружию Воронов. Осколок шпильки самой матери Воронов-Солнц – разве что-то могло подойти ему больше, чем это сокровище? Но кто же знал, что даже после того, как он устранит всю семью и заполучит в жены единственную наследницу, священный нефрит не окажется в его руках?
Но теперь я покорно отдавала Осколок ему.
Дядя выхватил крошечный камень, и тот засиял, отражая блеск его глаз.
– Ты и правда невероятна, У Минчжу. Говори, чего ты хочешь?
– Остаться. Позволь мне остаться и помогать тебе.
– И только?
– Мой брат будет наследником. И этот меч однажды я передам ему.
У Баолин усмехнулся.
– И как у Чжичэна родилась такая умная дочь? Шэ Яо, проследи, чтобы госпожа У приняла как следует нашу дорогую племянницу.
Все же в наших жилах текла одна кровь. Кровь Воронов-Солнц. А это значило, что, как бы он ни был хитер, он знал: я могла быть ему полезной.
2
Вдох.
Глава Воронов уходил, сжимая в ладони Осколок Сихэ. Только Девять Солнц все так же яростно пылали за его опустевшим троном. Небесная сила, праведники и изменники. В детстве я не понимала, что происходит в этом Зале. В детстве я ничего не понимала.
– Гао Фэнь… – Шэ Яо все еще не отрываясь смотрел на меня. – Ты и правда У Минчжу?
Я подняла меч и провела ладонью по его острию. Лезвие вспыхнуло.
– Не веришь? Тогда мне позволить этому пламени доказать тебе? Может быть, оно не возьмет тебя так же, как меня не взял твой яд?
– О нет, я верю. Я долго не мог понять, отчего Глава Бай так спешил спасти твою жалкую жизнь. Он даже истратил на тебя редкое противоядие. Но теперь я вижу. Конечно, он не мог не спасти У Минчжу. Вот только зачем ты вернулась? Бай Сина здесь нет.
Глаза Шэ Яо блеснули. Кажется, он питал особую неприязнь к Главе Белого Лотоса. Но наверняка ко мне он питал не меньшую.
Я улыбнулась.
– Господин Шэ, кажется, вы не поняли. Здесь мой дом. Здесь я госпожа. Так чего мне бояться? Вас? Однажды вы уже проиграли мне, так зачем повторять ошибки дважды?
Я подошла к нему ближе. Больше я не улыбалась.
– Думаешь, что знаешь меня? Гао Фэнь была лишь маленькой разбойницей с Драконьих Гор, и то никто не сумел заполучить ее жизнь. А с У Минчжу ты еще не знаком. Веришь, что господин защитит тебя? Придет день, когда он отдаст твою жизнь в мои руки.
– Буду с нетерпением ждать этого дня, госпожа У Минчжу.
– Яо-гэ!
Я вздрогнула. Он заметил. И пусть. Все равно я сумею вырвать его глаза.
– Молодой господин!
Шэ Яо обернулся на голос мальчика, и его лицо чуть смягчилось улыбкой.
Чуть выше сяо Хуаня, худенький, с копной темных спутанных волос и так похож на маму.
– Яо-гэ! Скажи, что наставник Чжу врет!
Только лицо мамы никогда не знало такой злости.
– Что вам сказал наставник, молодой господин? – Шэ Яо говорил мягко, словно он давно привык успокаивать юного наследника.
– Будто кто-то назывался моей сестрой! Яо-гэ, как он смеет лгать мне? Яо-гэ, кто это? – мальчик указал на меня, и его взгляд вспыхнул неприязнью.
– Фу-эр, я… твоя сестра, У Минчжу.
Я произнесла это ровно, мой голос не сорвался. Он был еще слишком мал, он бы не заметил, какую дрожь прячут мои глаза.
– Фу-эр, твоя сестра вернулась.
Но он не стал слушать меня. Он повернулся к Шэ Яо.
– Яо-гэ, кто это? Почему Глава впустил ее?
– Молодой господин, прошу, не гневайтесь. Эта девушка и правда назвалась вашей сестрой.
– У меня нет сестры. И никогда не было!
– Фу-эр… – Я протянула к нему руку.
– У меня нет сестры. Кем бы ты ни была, тебе лучше убраться отсюда как можно быстрее!
И глаза мамины. Только с чужой ненавистью.
– У меня нет сестры! – упрямо повторил он. – Тетушка тебя тут же выгонит! Я сейчас же скажу ей выгнать тебя!
Его личико перекосилось от злости, и он унесся прочь.
Шэ Яо насмешливо взглянул на меня:
– Мертвецам и правда не стоит вставать из могил.
– А живым не стоит вставать у меня на пути.
Я могла лишь крепче сжать рукоятку меча и пойти прочь. Он не должен был видеть моего лица. Он не должен был догадаться, что все внутри меня колотится острой дрожью.
Слишком быстро. Я ведь даже не успела… Но то, ради чего я жила все эти годы, произошло. Я встретила брата. Я наконец добралась до него. Я понимала, я и прежде понимала, что даже если бы встретила его случайно, то не узнала бы его. Ведь я давно забыла лицо матери, а он его никогда не видел.
Синфу.
Фу-эр.
Счастье, благословление.
Ее холодеющая рука, шепот отца. Крохотное тельце, наш отчаянный побег и река, разомкнувшая мои объятья. Я не удержала его. Я упустила его. Но я не сдалась. Я шла, и даже если я шла слишком долго, я шла лишь потому, что я знала: у меня есть брат.
В этом ли была моя судьба? Темнота легко поглотила черты матери и стерла голос отца. Но не лицо дяди, не запах крови, не запах смерти.
– Госпожа Минчжу, – голос Шэ Яо струился за мной. – Позвольте мне проводить вас.
3
Было странно идти и осознавать, что я помнила почти каждый уголок Дворца Белого Лотоса, но все здесь казалось мне чужим и незнакомым.
– Госпожа У занимает покои вашей матери. А молодой господин живет подле нее.
Кажется, Шэ Яо доставляло удовольствие сообщать мне это.
– Как старшая госпожа Учения, она имеет на это право.
– Ваше благоразумие поистине достойно восхищения.
Я усмехнулась.
Может, оттого, что ночь уже покрыла нас липкой темнотой, лицо Шэ Яо казалось еще более зловещим в отблесках фонаря. Когда советник Нан только успел взять его?
– Куда вы ведете меня, господин Шэ?
– Разве Глава не приказал мне передать вас в руки госпожи У? Я всегда точно следую приказам Главы.
– В тот раз вы отравили меня по его приказу?
Он рассмеялся, но не ответил.
Я начала озираться. Вместо того чтобы пройти через двор Первого Рассвета и выйти к покоям, которые когда-то занимала моя мать, этот отравитель повел меня кругом.
Я всегда избегала эту часть дворца. Когда-то здесь жил дядя, а теперь на этих окнах лежала немая тьма. Чего он хотел? Заметить во мне ненависть? Напугать меня? Или он все еще не верил, что Гао Фэнь действительно была У Минчжу?
– Кажется, господин Шэ редко бывает во дворце, вы выбрали неверный путь, – с усмешкой произнесла я.
Он смотрел на меня. Долго. Блики фонаря играли на моих щеках. Я улыбнулась, с вызовом глядя на него.
– Вы правы. Кажется, я действительно ошибся, – мягко произнес Шэ Яо и умолк.
К счастью, он хранил молчание до самых покоев моей матери, теперь уже покоев жены У Баолина.
Шэ Яо не стал приветствовать госпожу. Он лишь постучал в двери, а когда служанка выглянула, молча передал мне фонарь и растворился в темноте.
– Госпожа… – пролепетала девушка. Несколько секунд она нерешительно смотрела на меня, но потом все же распахнула двери.
– Стой!
Та замерла и отошла в сторону.
Госпожа У сама вышла мне навстречу. Ее темные одежды покачивались гордой поступью. Бледная женщина с тонкими губами. Ее взгляд прошелся по мне и замер на мече, который я все еще сжимала в руке.
– Я велела убрать для тебя твои прежние покои. А Сян, проводи молодую госпожу.
Девушка поспешно поклонилась.
– Дорогая тетушка, я рада видеть вас вновь. – Мое лицо исказилось издевкой, ее глаза дрогнули ненавистью.
– А Сян.
– Прошу вас, госпожа, – девушка спешила увести меня прочь.
Госпожа У самолично захлопнула двери, не дав У Минчжу и ступить за порог.
– Госпожа… – лепетала служанка.
Но еще несколько минут я смотрела на закрытые двери. Впервые с той минуты, как я вернулась на землю остывшего дома, я почувствовала облегчение. Раз тетушка была в силах захлопнуть двери перед той, что убила последнего из ее семьи, у меня была надежда, что здесь по утрам еще восходит солнце.
– Госпожа…
– Ты А Сян, верно?
– Да, госпожа.
– Я найду дорогу сама, а ты нагрей мне воды и принеси в покои.
– Слушаюсь, госпожа.
Уже когда я уходила, мне показалось, что я слышу детский голос. Там, за дверьми, куда мне не было позволено входить. Я тихо побрела к своим старым покоям, держа подрагивающий фонарь и отяжелевший меч.
Пусто и сыро. До кома в горле. Эти комнаты пахли прахом, все еще не развеянным в моем сердце.
– Госпожа.
Служанка принесла ведро нагретой воды и ждала приказаний.
– Ступай.
– Госпожа…
– Больше ничего.
Девушка поклонилась и вышла, оставляя меня в тишине.
Я поставила фонарь на пол, рядом с ним положила меч и наклонилась над теплой, еще парящей водой.
Глаза отражения смотрели странной красноватой дымкой. Мои волосы спутались, и отчего-то мне показалось, что на висках они слиплись от крови. Мои руки, эти руки…
«У меня нет сестры. И никогда не было!»
Мой брат. Мой маленький брат.
«Стой!»
Госпожа У.
«Мертвецам и правда не стоит вставать из могил».
Их ненависть не пугала меня. Совсем не пугала.
«Если не вернешься сейчас, уже не сможешь вернуться».
Бай Син. Бай. Син.
Я горько рассмеялась и погрузила лицо в воду.
Теплая, она смоет чужую кровь, она смоет мою кровь, она смоет, смоет даже дыхание.
– Ты не можешь быть такой слабой.
Его холодный голос все еще струился за мной, он пробрался даже сюда. Даже в эту комнату, где когда-то спала девочка, которая еще могла позволить себе слабость.
Холодная постель, холодный меч. Я закрыла глаза, зная, что скоро снова начну тонуть, а когда коснусь дна, придет рассвет и эта ночь закончится.
4
Его руки крепко держали нож и рассекали им холодный утренний воздух. Неловкие яростные движения пытались растерзать невидимого врага, но тот все время ускользал.
Кажется, этот двор был специально расчищен для тренировок молодого господина. Я не стала ждать, пока кто-нибудь нагрянет в мои покои. Я не стала ждать, пока кто-то позволит мне войти и увидеться ним. Закрытые двери не могли остановить меня.
Я стояла и смотрела, как Фу-эр пытается совладать с ножом. Он был еще так неумел. Он был еще так мал.
Наконец, с трудом переводя дыхание, он закончил атаку и с досадой бросил нож на землю. Какая неосторожность. Миг, я уже подняла его оружие и принялась рассматривать узор.
– Ты! Как ты посмела!
– Почему ты тренируешься с настоящим ножом? Не боишься пораниться?
Его лицо побагровело от злости, и он задышал еще тяжелее.
– Убирайся отсюда, уходи!
Он даже попытался оттолкнуть меня, но был еще слишком слаб, чтобы справиться со своей сестрицей.
– Ты!
– Я! – Мой смех только сильнее его раззадорил.
– Отдай мой нож! Сейчас же!
– Забери!
Я спрятала его дорогое оружие за спиной и с вызовом подняла брови.
– Я приказываю тебе сейчас же отдать мой нож!
– Приказываешь? – Я наклонилась к нему. – Молодой господин, а я приказываю тебе его забрать!
Он бросился на меня, но я ловко увернулась от его рук.
– Отдай! Наставник побьет тебя!
Я кружила по двору, а Синфу пытался поймать меня.
Наконец я поддалась, и он выхватил нож из моих рук.
– Ты проиграла! Уходи отсюда!
– Фу-эр…
– Нельзя! Тебе нельзя называть меня так!
– А как тебя должна звать сестра?
Я рассмеялась, а он со всей решительностью оттолкнул меня.
– Ты мне не сестра! У меня нет сестры!
– А кто же я тогда?
– У меня нет сестры!
– Тогда как же оказалось, что у нас общие родители?
– У меня нет родителей! И сестры у меня нет!
– Тогда как ты появился на свет?
– Уходи!
– Фу-эр. – Я присела и протянула руку, чтобы коснуться его растрепавшихся волос, но он увернулся и направил на меня нож.
– Уходи, или я убью тебя!
– Разве можно молодому господину убивать всех без разбора?
– Предателей можно!
– А твоя сестрица разве предатель?
– Предатель! Я знаю! Предатель! Предатель! Предатель!
– Значит, все же есть у тебя сестрица?
– Нет!
– Фу-эр… – Я коснулась его волос, и резкая боль наказала меня за непрощенную нежность. Его нож нервно впился в мое плечо.
– Я… я же сказал тебе!
Его руки крепко держали нож, но глаза перепуганно дрожали. Я облегченно выдохнула. Этот ребенок столько говорил, но все еще боялся крови.
– Фу-эр, все хорошо. – Я притянула его к себе и обняла.
– Я… я же сказал тебе! – Он оттолкнул меня и выронил нож. – Уходи! Уходи! Уходи!
Но вместо того, чтобы действительно прогнать меня, он попятился сам.
– Синфу! – строгий голос заставил его замереть.
– Наставник!
Он тут же бросился к высокому мужчине.
– Ты ранен?
Мальчик покачал головой и указал на меня:
– Она… она пришла сюда!
Молодой господин звал наставником Чжу Фэя, спасенного мной из лап Тигров. Только сегодня начальник дворцовой охраны больше не был похож на сбитого ворона. Ни изодранного когтями Тигров плаща, ни кровавой пыли, въевшейся в кожу.
– Госпожа Минчжу! – Он поклонился мне, а Синфу спрятался за его спиной, скрывая свои покрасневшие щеки.
– Господин Чжу, значит, это вы наставник моего брата?
– Я.
– У меня нет сестры! – упрямо крикнул Синфу, все еще не решаясь посмотреть на меня.
– Синфу! – Но даже строгий голос наставника не помешал Фу-эру выкрикнуть это еще раз: – У меня нет сестры!
Я рассмеялась.
– Кажется, молодой господин очень упрям. Но что поделать, твоя сестрица, Фу-эр, ребенком была куда упрямее тебя, а сейчас и вовсе стала лучшей в этом искусстве!
Он наконец перестал прятаться и выглянул из-за спины Чжу Фэя.
– Скоро дядя тебя выгонит! Вот увидишь!
– Фу-эр!
Заслышав голос тети, мальчик быстро заморгал и вновь уцепился за наставника.
– Что происходит? Чжу Фэй, почему я вижу кровь?
Тетушка перевела свой взгляд с окровавленного ножа на меня.
– Ты… что ты сделала? Фу-эр, иди ко мне.
Она протянула руку племяннику, и мальчик смирно подошел к тете. Госпожа У осмотрела его ладони и принялась вытирать их платком.
– Ты не ранен? Почему ты так смотришь?
– Она… Я хочу, чтобы она ушла.
– Чжу Фэй, отведи его в сад. Фу-эр, слушайся наставника.
Мальчик кивнул и, бросив на меня последний негодующий взгляд, покорно побрел за Чжу Фэем.
– Ты… иди за мной.
5
Здесь жила моя мама. Здесь жила я, пока не пришло время делать вид, будто я уже достаточно взрослая. Здесь ничего не осталось от моей мамы. А во мне ничего не осталось от меня, жившей здесь.
– Все выйдите.
Ветер упрямо влетел в закрывающиеся двери. Госпожа У повернулась ко мне, и мое лицо обожгла пощечина. Я не остановила ее руку. Я позволила ей ударить. Но лишь раз.
– За то, что ты убила его.
– Слишком слабо, госпожа У. Мне даже не больно.
Я потерла щеку и усмехнулась, потом коснулась раны в плече.
– Мой брат и то смелее вас.
– Смеешь называть его братом?
– Я даже посмею называть вас тетей.
Ее бледное лицо, совсем побелев, дрогнуло.
– Зачем ты сделала это?
– Тетушка, вы уже видели прекрасный нефрит? Теперь наконец никто не скажет, что дядя женился на вас зря.
– Лучше бы ты и правда умерла.
Я подошла к ней ближе.
– Когда моя мать была первой госпожой здесь, вы были так хрупки и беспомощны. Вижу, вам понравилась власть, тетушка?
– Твоя мать бы стыдилась тебя.
– Почему же?
– Убить беспомощного ребенка… Как только у тебя поднялась рука?
– Этого ребенка ждала смерть. Стоило миру узнать, мир бы разорвал его и без меня. Или думаете, другие были бы милосерднее?
– Другие… но ты, ты же не чужая тому мальчику. Я отдала все, лишь бы сохранить ему и его матери жизнь, я даже… даже…
Даже вышла замуж за У Баолина?
– Зачем же было убивать его? Могла бы просто…
– Неужели страшная смерть племянника вас печалит больше, чем утраченное семьей Чжоу сокровище?
Я усмехнулась, и она не сдержалась. Вот только на этот раз я перехватила ее руку.
– Ты… – Как же была сильна ее боль, что она даже не сумела ее спрятать? Она, всю жизнь заточенная здесь и притворяющаяся слабой.
Я подошла еще ближе. И наконец прошептала:
– Не племянник, племянница.
Ее лицо дрогнуло, когда она поняла, о чем я говорю.
– Она…
– Она в безопасности. Больше никто никогда не станет искать ее.
Я не сводила с нее взгляда, я видела, как ее зрачки чуть расширились. Она боролась с надеждой и страхом поверить мне. Но она сдалась – ее глаза заблестели. Я отвела вгляд и отступила на шаг.
Я ведь не собиралась рассказывать ей об этом. Дать кому-то знать значило вновь подвесить над сяо Хуа нож, который будет раскачиваться ветрами и слухами, пока однажды не упадет, разя без жалости и милосердия. Если бы госпожа У притворилась, будто ей не больно, я бы не сказала. Никогда. Я бы позволила ей считать, что наследник Чжоу был найден и убит. Мной.
– Чжу-эр.
Я посмотрела на нее. Ее лицо уже успокоилось. Ее глаза боролись. Ее глаза сдерживали вопросы: как ее зовут, где она, в порядке ли она.
Я лишь кивнула.
Сяо Хуа уже должна была резвиться под ворчание старушки Цай на Горе Лотоса. Я знала, Бай Син не позволит никому причинить ей вреда.
Губы тети дрогнули.
– Спасибо.
Мне не нужна была ее благодарность. Я не была доброй спасительницей. С самого начала я отыскала эту девочку в Шаньлу и забрала ее из дома развлечений на Гору Лотоса только потому, что знала: привести к дяде потерянную племянницу его жены, а с ней преподнести ему Осколок Сихэ – лучший способ завоевать первую крупицу его доверия. И пусть я все же не привела в его лапы сяо Хуа, но я отправила девочку обратно в Учение Лотоса вовсе не потому, что переживала за нежные чувства тети.
– Фу-эр ранил тебя? – Ее лицо успокоилось и стало почти безмятежным. – Он все еще немного неуклюж. Я прикажу позвать лекаря.
Тихий голос. Ровные движения. Она уже проглотила и свой страх, и свою ненависть. Минутная слабость прошла. Она была готова играть ту роль, которую вшила в свое лицо, когда стала женой У Баолина.
– Не нужно, – я остановила ее прежде, чем она успела позвать слуг. Она была готова вернуться, но я еще нет. – Расскажи мне. Расскажи мне все, что произошло здесь.
– Все… Что ты хочешь знать?
Я опустилась у стола и коснулась чайника. Он уже остыл.
– Брат. Что он знает о родителях?
Тетя вздохнула и подошла к окну. Она избегала моего взгляда.
– То же, что и все.
– А что знают все?
– Тебе не стоит давить на него. Он вырос без тебя и совсем тебя не знает. Вот только… зачем ты вернулась?
– А почему я не могу вернуться?
– Тебя искали. Тебя и меч. Но не нашли. Ты могла начать новую жизнь. Я думала, ты мертва, а если вдруг и сумела выжить, то вернешься… то вернешься, чтобы выжечь огнем сердце своему дяде, а ты…
– А я?
– Жу Цао, зачем ты убила его? Он бы помог тебе. Разве ты не хочешь отомстить за отца?
– Жу Цао? – Я усмехнулась. – Помог бы? Из-за этого глупца я бы только лишилась головы. Созвать людей и объявить себя истинным потомком Воронов? Устроить еще одну резню? Если ты желаешь У Баолину смерти, почему за все эти годы не нашла способа убить его? Или вы все ждете, пока я приду и замараю кровью свои руки? Ты можешь дать мне пощечину, но дала ли ты ее ему?
Тетушка опустила глаза.
– Ты не знаешь, ничего не знаешь. Не суди меня и не суди его.
– Судить вас? Зачем мне это? Ты права, я ничего не знаю о том, что творилось здесь, пока я ребенком бегала по камням и ловила солнечные лучи. Я ничего не знаю. Я знаю только, что стоит мне поднять меч против дяди, другой приставят к горлу Синфу. И тогда я буду беспомощна.