© Шарапов В., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Глава первая
Старик любил этот скверик на Ленинских горах. Сюда он приходил в юности, приходил в зрелом возрасте – с женой и двумя детьми, из которых в настоящее время в живых осталась только дочь. Некогда статный, с волевым взором, в последние годы он сильно сдал. Не сказать что старец, восьмой десяток еще не разменял, но трудно стало ходить – опирался на тросточку, терял волосы и вес.
Он брел по парку в стареньком плаще, надвинув на глаза кепку. Желтела листва, прибитая недавним дождем, сквозь облака подглядывало солнце. Листва в этот год облетела рано – дули сильные ветра. Но сегодня погода баловала, столбик термометра не опускался ниже пятнадцати градусов.
Старик присел на лавочку, пристроил трость между ног. Он любил свой район. До дома четыре минуты ходьбы, неподалеку – на крутом берегу Москвы-реки – высотка МГУ. Под горой – спортивная арена Центрального стадиона имени В. И. Ленина – главная часть знаменитого спортивного комплекса. Полтора месяца назад отгремели XXII летние Олимпийские игры. Церемония закрытия проходила здесь, в Лужниках. Страна все еще не успокоилась: то тут, то там из динамиков доносилось «До свиданья, наш ласковый Миша…».
Несколько минут старик просидел в сквере, отдыхал. В замкнутом мирке, вдали от городского шума, было тихо и комфортно. Отсутствовала наглядная агитация, только на стенде у входа еще болтался листок – фехтовальщик пронзал радугу на фоне символической высотки и олимпийских колец. Мимо прошла пенсионерка с болонкой. Собачка дружелюбно помахивала обрубком хвоста. На соседней лавке сдавленно хихикала парочка студенческого вида. Смешливый паренек натягивал на голову спутницы ее же капюшон, а девушка отбивалась.
Старик подмигнул семенящей мимо болонке. Собачка в ответ тявкнула. Пенсионерка с питомицей растаяли за поворотом. На параллельной дорожке местная сумасшедшая – безвредная и даже симпатичная – кормила упитанных голубей. Старик засмотрелся, потом что-то вспомнил, вскинул руку с часами, начал подниматься, опираясь на трость. Сморщился от боли в колене, медленно двинулся к выходу из парка. Влюбленные, не прекращая баловаться, поднялись и отправились за ним следом.
Постукивая палочкой, старик пересек гулкую подворотню, вышел во двор, миновал детскую площадку, вереницу тополей. У дальнего подъезда добротной пятиэтажки молодой мужчина возился под капотом «Жигулей». Стартер жужжал, но двигатель не заводился.
Старик вошел в подъезд, со скрипом закрылась входная дверь. Счастливый обладатель вазовской продукции, видимо, имел глаза на затылке. Он извлек из кармана рацию и что-то в нее проговорил. Потом закрыл капот и сел на водительское место. «Студенты» мялись на другом конце двора – теперь с таким видом, будто целую вечность женаты и смертельно надоели друг другу.
Держась за перила, старик поднялся на третий этаж. Гулко раздавались шаги. Звякнули ключи, он вошел в квартиру. Жилище было просторное, четырехкомнатное, больше ста метров полезной площади. Жилец заслужил такие хоромы – долгие годы плодотворно трудился на благо страны. Ключи отправились в вазочку, кепка – на крючок, плащ привычно повис на вешалке. Покряхтывая, старик разулся, побрел в гостиную, чтобы немного отдохнуть в любимом кресле. Странно, ему казалось, что двустворчатую дверь он закрывал. Вошел внутрь… и ком образовался в горле. В лице не изменился, но накрыла такая тоска, что хоть стреляйся. Конечно, заходи любой к бедному еврею, бери что хочешь…
За столом сидел мужчина лет шестидесяти и пристально разглядывал старика. Он был в двубортном костюме, аккуратно свернутый плащ висел на спинке стула. В помещении присутствовал еще один товарищ – лет тридцати с небольшим, с располагающим, но каким-то замороженным лицом. Он расстегнул замшевую куртку, но снимать ее не спешил. До появления квартиросъемщика товарищ стоял у шкафа и разглядывал корешки книг – библиотеку приключений и фантастики, которую старик собирал долгие годы. С появлением хозяина повернулся и обратил на него свой взгляд. Старик их впервые видел… и еще бы сто лет не видеть.
– Добрый день, Борис Михайлович, – сухо поздоровался сидящий за столом субъект. – Мы не воры, вы это уже поняли. Давайте без лишних движений, хорошо? Попытка к бегству в вашем возрасте и в вашем состоянии будет выглядеть карикатурно. Проходите, присаживайтесь в свое любимое кресло.
– Здравствуйте, – с усилием произнес старик. И добавил зачем-то: – Вы из милиции?
– Хуже. – Субъект показал корочки: – Комитет государственной безопасности, Второе Главное управление. Полковник Сухов Александр Васильевич. Это мой коллега – майор Зимин Андрей Викторович. – При этих словах второй присутствующий без выражения кивнул. – Вопросы излишни, Борис Михайлович, вы и так все поняли. На что вы рассчитывали? Ведь сколь веревочка ни вейся… Проходите, присаживайтесь. Неважно себя чувствуете? Зоя Кирилловна, помогите нам, пожалуйста!
В комнату, мягко ступая, вошла женщина средних лет с бесцветным лицом, помогла старику. Он тяжело двигался, обильно потел – сердце начинало пошаливать. Зоя Кирилловна открыла компактный «дипломат», поднесла старику под нос нашатырь, накапала микстуры. Он выпил, показал глазами – женщина проследила за взглядом, извлекла из тумбочки сердечное лекарство – старик сунул таблетку под язык. Он сидел, откинув голову, приходил в себя. Капли пота блестели на морщинистом лбу. Зоя Кирилловна вопросительно глянула на полковника – тот кивнул, – закрыла чемоданчик и тихо испарилась.
– Вы все предусмотрели… – прошептал старик. – Кого еще там припасли в моей спальне – реанимационную бригаду?
– Надеюсь, это не понадобится. Итак, вы все поняли, Борис Михайлович. Наверняка назрел вопрос: отчего так сложно? Скрытное проникновение в квартиру, никакого шума – а ведь могли взять вас на улице, как это обычно происходит, посадить в машину. Причина есть, об этом позже. Вам уже лучше? Прекрасно. Итак, давайте по порядку.
Каплан Борис Михайлович, 67 лет, коренной москвич, до выхода на пенсию в позапрошлом году вы были ведущим специалистом в вирусном центре института микробиологии, расположенном в ЗАТО Загорск-6. Имели привилегии, одна из которых позволяла жить в Москве, а не в упомянутом закрытом городе. Да, неудобства: ежедневно водитель вез вас в такую даль, вечером – обратно, но это лучше, чем всю жизнь провести за колючкой. Вы были настолько благонадежны, что за вами фактически не следили. Дети у вас поздние, дочь родилась, когда вам было 35, сын – пятью годами позже. Сын Лев скончался в возрасте 18 лет – через три месяца после призыва в ряды Советской армии. Руководство части настаивало на несчастном случае при обращении с военной техникой. Но вы узнали по своим каналам: трагический инцидент – результат неуставных взаимоотношений. Льва избили, и он скончался от внутреннего кровотечения. Вы имели связи, могли уберечь сына от армии, но он отказался от ваших услуг, пошел служить. Справедливости вы не добились, виновные избежали наказания. Через год скончалась ваша жена – организм ослаб, инфаркт, до больницы не довезли… Не будем копаться в генезисе вашего грехопадения. Но, думаю, потери в семье повлияли на ваше решение. Через год вы связались с представителями иностранных спецслужб, и вот уже без малого восемь лет передаете им бесценную информацию о работе наших закрытых предприятий…
– Экая глупость… – прошептал старик. – Как вы намерены это доказать? Я не совершал ничего предосудительного, честно трудился всю жизнь…
– И добились в своей работе очень многого, – согласно кивнул Сухов. – Вы талантливый биолог, занимались созданием бактериологического оружия, экспериментировали с вирусами оспы, завезенной из Индии, с вирусами южноамериканских и африканских лихорадок, включая смертоносную лихорадку Эбола. Вы – автор ряда научных открытий, в том числе прорывных. Тем, что вы изобрели, можно умертвить половину земного шара, знаете ли… В чем дело, Борис Михайлович? Совесть проснулась? Как у академика Сахарова – изобрел водородную бомбу, способную извести на планете все живое, а потом засовестился и стал активным диссидентом-«гуманистом»? Боюсь, в вашем случае слово «совесть» неуместно, вам ближе по духу слово «предательство». Жажда наживы проснулась на старости лет? Трагедии в семье? Мне жаль, Борис Михайлович, что вы потеряли близких, но не вы первый, и далеко не всех это подвигло к измене Родине.
Сухов хотел что-то добавить, но не стал, только скулы побелели. Присутствующий здесь же майор Зимин покосился на начальника. Старший лейтенант Сухов (сын полковника) был в числе первых, кто в декабре 79-го вошел в Афганистан. И погиб в числе первых – от пули переодетого в форму ДРА душмана.
– Доказывать не придется, Борис Михайлович, – продолжал полковник. – За вами два месяца ведется скрытое наблюдение. Вы контактируете с некой Сарой Морган – сотрудницей МИ-6 под прикрытием британской дипмиссии. Информация о том, что вы работаете с британцами, изначально была получена от наших источников в МИ-6. Ошибка в таких случаях исключается. Будете запираться? Масштаб нанесенного вами ущерба, кстати, огромен. Вы делились с британцами не только собственными разработками, но и тем, чем занимались ваши коллеги. Это на несколько смертных приговоров… Километры микропленок, не так ли, Борис Михайлович?
– Хорошо, я признаю свою вину, подпишу любые бумаги… – Каплан продолжал потеть и нервничать – но теперь уже по другому поводу. Он ненароком поглядывал на настенные часы – понимал, что нельзя этого делать, но не мог удержаться. – Почему мы еще здесь? – шептали вялые губы. – Почему вы не везете меня туда… куда должны везти? Да, я оступился, признаю, совершил преступление… Мне позволят переодеться?
– Мы никуда не едем, Борис Михайлович, – вкрадчиво произнес полковник госбезопасности. – А вот ваша нервозность объяснима. Сегодня пятница, скоро вечер, она ведь всегда приходит в это время навестить отца?
– А при чем тут моя дочь? – старик напрягся, задрожала жилка на виске. – Ради бога, не вмешивайте Дину в эту историю, она ни в чем не виновата…
– Ой ли? – прищурился Сухов. – А вот по нашим данным, яблоко от яблони недалеко упало. Вы два года на пенсии, что с вас взять иностранным спецслужбам? Все, что знали, давно продали, новыми разработками бывшие коллеги не делятся. Вы пенсионер, и этим все сказано. Но ваши контакты с госпожой Морган не обрываются – и почему, интересно? Нездоровится, Борис Михайлович? Позвать Зою Кирилловну? Я не медик, но, боюсь, в данный момент вы преувеличиваете тяжесть своего состояния. Итак, Дина Борисовна Ульянова, в девичестве Каплан. Причудливое сочетание фамилий, м-да… С мужем развелась, оставила его фамилию… лучше бы сменила, не позорила, – Сухов поморщился, – Дина Борисовна пошла по стопам отца: окончила Московский физико-технический институт. Весьма одаренный ребенок. Но работает по другому направлению – в Загорске-7, в инженерно-физическом институте, занимающемся разработкой и усовершенствованием радиологического оружия, проще говоря, ядерных боеприпасов. Штука такая же неприятная, как и ваши бактерии с вирусами.
Опытная и компетентная работница, недавно возглавила лабораторный сектор. Имеет все шансы на триумфальное продвижение по службе. Собирается защищать кандидатскую диссертацию. На скользкую дорожку ступила три года назад – не без вашей, разумеется, помощи. Мог бы получиться нормальный член общества, а получился, как и в вашем случае, убежденный антисоветчик. Притом что именно советская власть позволила вам добиться того, что вы имеете. Впрочем, свои пылкие чувства вы умело скрываете. Дина Борисовна имеет те же преференции, что и вы, – проживает в Москве, вне зависимости от того, что трудится в закрытом административно-территориальном образовании. Да и порядки в Загорске-7 не такие строгие, как в Загорске-6. У нее двухкомнатная квартира на улице Зорге. Детей нет, мужа теперь тоже нет. Каждую пятницу с семи до восьми вечера она приезжает к вам, передает материалы на микропленках, которые снимает лично. Отчаянная у вас дочурка, Борис Михайлович.
Часть сказанного была лишь предположением, но попала в точку. Борис Михайлович смертельно побледнел, участилось дыхание. Он сунул под язык еще одну таблетку, это позволило унять дрожь.
– Пожалуйста, не трогайте Дину… – твердил он как заклинание, – Диночка ни в чем не виновна, это оговор…
– Раньше надо было думать, Борис Михайлович, – назидательно сказал Сухов. – Вас никто не вынуждал продавать Родину. Давайте помолчим, хорошо?
Установилась тишина. Старика опять затрясло. На цыпочках, как по мановению волшебной палочки, вошла Зоя Кирилловна, достала из «дипломата» прибор для измерения давления, попросила закатать рукав и поработала грушей. Тихо произнесла: «Терпимо» – и удалилась. Разбитый инфарктом, а тем более мертвый Каплан органам был не нужен.
Некоторое время было тихо. Старик превращался в привидение. Словно выключился, перейдя в режим ожидания, и полковник Сухов. Майор Зимин снял с полки книжку, уселся в кресло и стал ее листать, одновременно наблюдая за стариком.
Ожидание не затянулось. Скрипнули двустворчатые двери, показалось невозмутимое лицо сотрудника. Он кивнул, очевидно, был на связи с наружным наблюдением.
Сухов зашевелился. Секунд через двадцать повернулся ключ в замке, отворилась дверь. Послышался шум – в вазочку упали вторые ключи, вздрогнула вешалка для верхней одежды.
– Папа, я пришла! – донесся звонкий голос. Старик хотел было отозваться, но захрипел, схватился за горло. – Папа, ты что молчишь? Я же вижу, что ты дома!
Гостья всунула ноги в тапки и прошлепала к приоткрытым дверям.
– А, вот ты где… – И осеклась, застыла, растерянно забегали глаза. – Папа, ты в порядке? Здесь что-то происходит?
Женщина имела приятную внешность, выглядела моложе своих лет. Не сказать что высокая, но стройная, фигуристая, одетая в приталенный брючный костюм. Темные волосы до плеч, большие глаза, немного заостренное лицо, но это ее не портило. Она не сразу разобралась в ситуации, нахмурилась.
– Папа, почему все молчат? Кто эти люди?
– Добрый вечер, Дина Борисовна, – учтиво произнес полковник. – Рады, что вы нашли время к нам присоединиться. Комитет государственной безопасности, полковник Сухов и майор Зимин. Не стойте на пороге, проходите, присаживайтесь.
Минутная слабость все же случилась. Женщина дернулась, отступила, чуть было не бросилась прочь из квартиры. Приобретенный инстинкт – для тех, кто промышляет незаконными вещами. Но пересилила себя, перехватила жалобно-библейский взгляд отца. Да и куда тут убежишь?
– Я не понимаю. – Голос вибрировал, сохранять спокойствие не удавалось. – За что нам такая честь? Папа, у тебя что-то общее с этими товарищами?
– В целом да, – согласился Сухов. – И у вас, кстати, тоже.
– Родная, я ничего не мог поделать, – обреченно вымолвил Каплан. – Все произошло так внезапно…
Дина Борисовна тоже стала бледнеть. Она сделала несколько неуверенных шагов, села на подвернувшийся стул, обняла сумочку из кожи крокодила. Покосилась на дверной проем, за которым маячила чужая тень. Устремила взгляд на отца.
– Папа, тебе же плохо! – Она чуть не взвизгнула.
– Нет, милая, со мной все в порядке…
– Да что вы себе позволяете? – воскликнула Дина. – Разве вы не видите, что ему плохо? Немедленно вызовите «Скорую»! Какое вы имеете право так себя вести? Мы с отцом будем жаловаться! Он заслуженный человек…
– Дина Борисовна, перестаньте, – вздохнул Сухов. – К чему эта заезженная драматургия? С вашим отцом все в порядке – насколько это допустимо. Все положенные лекарства он уже принял. Зоя Кирилловна, вы нам не поможете? – Сухов повысил голос.
Дочь Каплана застыла, превратилась в изваяние. В комнату вошла сотрудница, отыскала глазами новоприбывшую и направилась к ней.
– Сумку позвольте? – произнесла она без эмоций и протянула руку.
Дина Борисовна неохотно выпустила кожаные ручки. Зоя Кирилловна подошла к журнальному столику, высыпала на него содержимое сумочки, прощупала внутренности и стала перебирать предметы женского обихода. Получалось у нее быстро и ловко, видимо, Зоя Кирилловна владела несколькими «смежными специальностями». Закончила осмотр, переглянулась с шефом и еле заметно качнула головой.
Майор Зимин украдкой наблюдал за лицом задержанной. Пока оно не менялось. Назревал личный досмотр.
– Плащ, – сухо проинформировала Зоя Кирилловна и вышла в коридор.
Молчание становилось просто огнедышащим. Дина Борисовна выпрямила спину. Теперь она была белее мумии. Подрагивала нижняя губа, капли пота заблестели на лбу. Зимин отложил книгу – происходящее становилось интереснее литературных выдумок.
Вернулась Зоя Кирилловна, положила перед полковником миниатюрный черный предмет. Личный досмотр, судя по всему, уже не требовался. Женщина работала в тонких резиновых перчатках и все равно находку держала аккуратно, двумя пальчиками. Проверка на отпечатки пальцев была пустой, но обязательной формальностью.
– Пола плаща, вшитый кармашек на пуговице, – лаконично сообщила сотрудница.
– Большое спасибо, Зоя Кирилловна, – поблагодарил Сухов. Прикасаться к находке он не стал, без сомнения, внутри оболочки была микропленка. – Упакуйте и отправьте на экспертизу. Полагаю, мы имеем дело с очередными проданными секретами нашей ядерной науки.
– Слушаюсь. – Зоя Кирилловна вышла из комнаты.
Полковник иронично разглядывал присутствующих.
– Что и требовалось доказать, граждане. Семейный подряд? Трудовая династия на новый лад? И много нынче платят за такую информацию? Уверен, немало, ведь информация актуальная. Борис Михайлович больше не имеет возможности собирать сведения, это ответственное дело перешло к наследнице. Дина Борисовна фиксирует на микропленку секретные материалы и привозит кассету Борису Михайловичу. Унизительной процедуре досмотра на проходной она не подвергается, либо процедура формальная. Где фотокамера, Дина Борисовна? Оставляете дома, прежде чем поехать к отцу? А уж затем, в выходной день, ваш папа совершает прогулку в Центральный парк культуры и отдыха, где передает материалы госпоже Морган, получает причитающееся вознаграждение и дальнейшие инструкции… Кстати, в данный момент в вашей квартире на улице Зорге проводится обыск. Вы не в претензии? Аналогичная процедура пройдет и здесь, но несколько позже.
Старик давно превратился в сморщенную мумию, почти не шевелился, запотели стекла очков. На губах Дины Борисовны заплясала презрительная усмешка. Давалось ей это непросто, к роли героической партизанки на допросе женщина явно не готовилась. Отпираться было бессмысленно: на конфискованной микропленке был запечатлен явно не диафильм про Ивана-царевича и Василису Прекрасную. Глубоко в глазах застыла беспробудная тоска.
– Я работала не за деньги, – глухо произнесла Дина Борисовна. – Деньги меня волнуют в последнюю очередь.
– А за что вы работали? – усмехнулся Сухов. – За трудодни? За фантики? Не надо морочить нам голову, уважаемая Дина Борисовна. Ненависть к советскому строю не отрицает поклонения золотому тельцу. Эта ненависть, кстати, из вас так и хлещет. Удивляюсь, как вам с отцом долгие годы удавалось ее скрывать.
– Мой отец ни в чем не виноват, – скривила губы женщина. – Спрашивайте с меня, а он здесь совершенно ни при чем.
– Как странно, – удивился Сухов. – А ваш отец уверен, что виноват только он, а не вы. Как такое может быть? Следуя данной логике, никто из вас ни в чем не виноват, мы немедленно извиняемся и уходим. Похвальное стремление выгородить близкого родственника. Значит, представления о морали и совести у вас еще остались. Я сказал что-то смешное, Дина Борисовна? Комедия закончена, граждане Каплан, вы полностью себя изобличили. Оперативные действия на этом закончены, теперь предстоят следственные.
– Что будет с моей дочерью? – тускло вымолвил старик.
– То же, что и с вами, Борис Михайлович. Статья тяжелая, перспективы незавидные. Это высшая мера, уважаемые. Допускаются варианты, но не разгуляешься. Вы долгие годы занимались преступной деятельностью, нанесли непоправимый ущерб стране. Здесь все однозначно. Вы должны быть в курсе. Не может такого быть, чтобы перед началом своей деятельности вы не пролистали Уголовный кодекс.
– Девочка, прости меня… – прошептал отец, – это я тебя втянул…
– Все в порядке, папа, – Дина Борисовна печально улыбнулась. Теперь она казалась спокойной, губы не дрожали. Новость о высшей мере подействовала успокаивающе – как бы парадоксально это ни звучало.
В комнату вошел безмолвный сотрудник, взял преступников под дополнительное наблюдение. Всякое случалось в подобных ситуациях. Неуравновешенные преступники бросались на представителей органов, прыгали из окон, пытались принять яд. Фигуранты сидели неподвижно, меньше всего хотелось думать, что у них на душе.
В происходящем наметилось что-то странное. Их не спешили заковывать в кандалы и везти в изолятор. И это доходило даже до них – зашевелились, поглядывали с призрачной надеждой.
– Разрешите, товарищ полковник? – поднялся майор Зимин. У него был негрубый спокойный голос.
– О, вы умеете разговаривать, – фыркнула Дина Борисовна, смерив майора неприязненным взглядом. Тот проигнорировал выпад.
– Да, Андрей Викторович, прошу вас, – кивнул Сухов.
Майор неспешно прошелся по комнате, собираясь с мыслями.
– Вам же знаком некий Лучинский Владимир Натанович? Доктор технических наук, яркое светило отечественной науки… пока не сбежал за границу. Блистал в новосибирском институте ядерной физики, был автором многих концептуальных решений в области радиологии и сопутствующих направлений. Перевелся в Московскую область, работал в ЗАТО Загорск-7, возглавлял в местном физико-техническом институте отдел особо важных государственных программ. Фактически он был вашим куратором, Дина Борисовна, неужели не помните? Более того, Владимир Натанович Лучинский был самым желанным другом вашей семьи, вас связывали многолетние отношения, с вашим отцом они дружили со студенческих лет, припоминаете, Борис Михайлович? Вы трудились в разных отраслях науки, но есть в них что-то общее, согласитесь. Вы создавали бактериологическое оружие, Лучинский – радиологическое. И на данном поприще весьма преуспел. В процессе работы вы продолжали общаться, ездили друг к другу в гости. У супруги Лучинского выявили неизлечимую болезнь в терминальной стадии, и в какой-то момент ее не стало. Детей у Лучинских не было. Ваши отношения после этого только укрепились. Он потерял жену, вы, Борис Михайлович, потеряли жену и сына – несчастья сближают. Страшно представить, Лучинский был крестным отцом вашей Дины. Дело хозяйское, религия не под запретом, но все-таки…
Крещение прошло успешно, органы ни о чем не узнали. То есть уже тогда вы любили рисковать. Надеюсь, в православие хоть крестили? – не удержался от язвительной ремарки майор Зимин. – В коллективе Владимир Натанович пользовался всемерным уважением, был хорошо воспитан, приятен в общении. Но кое-что в его работе настораживало. Он был буквально одержим созданием так называемой «грязной бомбы». Все присутствующие знают, что это такое. Сочетание радиоактивных материалов с обычной взрывчаткой. При взрыве материал распыляется или испаряется, выбрасывается в воздух и загрязняет территорию вокруг места взрыва. После применения устройства жить на этой земле невозможно, использовать ее – тоже. Окружающая среда заражается, люди получают радиационное отравление со всеми вытекающими последствиями. Площадь покрываемой территории зависит от мощности взрывчатки, а также количества и качества выбрасываемого в атмосферу материала.
«Грязные бомбы» никогда не применялись, тем не менее их испытывали. Результаты экспериментов были неутешительными. Эффект – отложен, едва ли определим и непредсказуем. У доктора Лучинского имелось особое мнение: он настаивал, что способен предсказать эффект с большой долей вероятности и точно рассчитать время его наступления. А также управлять этим эффектом и временем. Нужны только воля руководства и дополнительное финансирование.
Идея захватила Лучинского, но нашей науке подобные проекты были неинтересны. Предпочитались другие направления: та же бомба деления или то, что мы называем атомной бомбой. Цепная ядерная реакция с оружейным плутоном или высокообогащенным ураном, полное уничтожение всего. «Грязная бомба» – мелковато и непонятно. Средство для паники и оружие террора.
На этой почве у Лучинского разгорелся конфликт с руководством института. Вы, Дина Борисовна, предусмотрительно дистанцировались от его разработок. Владимир Натанович курировал другие ваши проекты. Заниматься «грязной бомбой» ему запретили. И в какой-то момент Лучинский бежал на Запад. Органы проворонили – на данное событие ничто не указывало. Каким-то образом ему удалось связаться с представителями западных разведок – и в один прекрасный день Владимир Натанович испарился. План бегства разработали новые хозяева и четко воплотили его в жизнь. Позднее выяснили: до Еревана – по подложным документам, скрытный переход с проводниками турецкой границы, а дальше – дело техники. То, что он сбежал за границу, выяснили не сразу, грешили на криминал. Сообщил резидент – и все встало на места. Вас инцидент практически не коснулся, вы, конечно же, гневно отреклись от своего бывшего руководителя. А Борис Михайлович уже вышел на пенсию…
– И зачем вы это рассказываете? – резко бросила Дина Борисовна. – Так много слов… и что?
– И ни одного лишнего, – не смутился майор. – Я еще поговорю, не возражаете? Спасибо. На данный момент известно следующее. Владимир Натанович добился своего. Его знания, опыт, а также одержимость западные кураторы оценили по достоинству. Сейчас у Лучинского собственная лаборатория в Баварских Альпах, где он доводит до совершенства свою «грязную бомбу», используя при этом старые наработки. Изделие практически создано и будет ждать своего часа. За испытанием последует применение – кто бы сомневался. Радиация покрывает именно ту территорию, которая требуется. Люди будут умирать, если нужно – быстро. Если нет, то медленно – начнется эпидемия рака или что-то в этом роде. Ничто не мешает применить изделие, скажем, в Африке, а затем выдать это за проделки Советского Союза. А представьте, если бомба попадет не в те руки? Те же террористы с Ближнего Востока любые деньги за нее выложат! Можно заразить содержимое самолета, корабля, небольшой населенный пункт или милый вашему сердцу Белый дом…
– Какая глупость, право слово, – поморщилась Дина. – Владимир Натанович никогда на это не пойдет.
– Конечно. Он же рыцарь в сияющих доспехах. И его хозяева озабочены исключительно гуманизмом. Напомнить, что произошло 6 августа 1945 года? Об этом нынче стыдливо помалкивают. Однако не Советский Союз швырял атомные бомбы на мирные японские города. То, что Лучинский испытает свое детище, – даже не тема для обсуждения. Вопрос: где и когда? В том же МИ-6 ребята рисковые, могут затеять глобальную провокацию с дальнейшим обвинением СССР. Лучинский убедит кураторов. Пусть он эмигрант, но в тамошних кругах добился положения. Его ценят, к его мнению прислушиваются, выделяют средства. Данного субъекта надо остановить, и не важно, что вы об этом думаете.
Зимин прервал свою речь, отдышался.
– Я продолжу, Андрей Викторович, если позволите, – подхватил полковник Сухов. – Все это не голословно. В лаборатории Лучинского под его руководством трудятся немецкие и бывшие советские специалисты, утечки информации с объекта случаются. Но к самому Лучинскому не подобраться, район охраняется. Владимиру Натановичу 66 лет, но выглядит он прекрасно, полон сил и здоровья, в отличие от вас, Борис Михайлович. Гены, свежий горный воздух и возможность заниматься любимым делом. Лучинского надо вернуть в страну – вместе со всеми его мозгами и безумными планами.
Внезапно Дина Борисовна засмеялась – злобным ироничным смехом.
– Опомнились… Увы, граждане начальники, что упало, то пропало…
– Ведите себя прилично, – повысил голос Сухов. – И не забывайте, с кем разговариваете. Ваш бывший муж, Дина Борисовна…
– …да этот придурок даже ни о чем не догадывался, – фыркнула женщина. – Понятия не имею, где он и что с ним. Но можете поискать и посадить, не возражаю, столько нервов мне попортил…
– Ваш бывший муж сейчас проживает в Тольятти, у него новая семья, и про вас он уже забыл. Кто кому попортил нервы – вопрос открытый. Этот человек мешать не будет. Выношу предложение, Дина Борисовна. Ваш отец остается у нас, а вы помогаете нам доставить Лучинского в Союз. То есть совершаете международное турне по милым вашему сердцу капиталистическим странам. Вы единственный человек из всего Советского Союза, кому Лучинский будет искренне рад. Вы вместе работали, ваши семьи дружили. Информация, которую вы передавали в последние годы, шла не куда-нибудь, а напрямую к вашему крестному отцу. И он не может об этом не знать. Вашего отца схватили кровавые гэбэшники, вам удалось сбежать, воспользовавшись связями, вы перешли границу, добрались до Баварских Альп… Гарантируем трогательную встречу. Лучинский будет в восторге. Проверка, разумеется, состоится, но все пройдет гладко. Ваш побег из страны тоже сомнений не вызовет. Поверьте, мы умеем устраивать подобные мероприятия. Пусть проверяют. Можете миловаться в Альпах со своим Лучинским, можете устроиться к нему на работу – он с удовольствием вас примет. Но сроки ограничены, не забывайте. Вы должны войти в доверие к Лучинскому, убедить его совершить поездку в приграничный городок Фремме, откуда по нужному адресу его заберут агенты Штази. Назовем этот участок границы «временно открывающимся порталом». В других населенных пунктах возможности Штази ограничены, если не сказать иначе.
Полковник сделал паузу. Дина Борисовна смотрела на него как на сумасшедшего.
– Говорите, – разрешил Сухов.
– Не хочу грубить, но… Вы в своем уме, что предлагаете такое? И вправду думаете, что я на это подпишусь?
Полковник молчал, наблюдал за выражением лица задержанной. А в нем сквозило все: гнев, презрение, полное неприятие, растерянность. Последнее стало преобладать, значит, заработала голова.
– Подождите… – она сглотнула. – А если я откажусь?
– Крайне не советую. Уже сегодня вы с отцом отправитесь в следственный изолятор, а условия там – так себе. Следствие не затянется, суд будет скорым, а живем мы, слава богу, не в Америке – смертные приговоры приводятся в исполнение на следующий же день после оглашения. Это не запугивание, это реальность.
– Что мешает вам сделать то же самое после того, как я вам помогу? – Дина горько усмехнулась. – Я должна поверить честному слову офицера КГБ? Что приятного пообещаете – пожизненное заключение? Уж лучше расстрел…
– Остается поверить на слово, Дина Борисовна. Случай вопиющий, но при успешном завершении операции обещаю избавить вас и вашего отца от уголовного преследования. Есть такое понятие – искупить свою вину. Хотя бы частично. Да, с работы вас уволят – без права дальнейшего трудоустройства по специальности, Бориса Михайловича лишат персональной пенсии, вас обоих вышлют за 101-й километр. Жизнь будет не сахар, но зато останетесь на свободе. Газеты в киоске будете продавать. Или вон – натурщицей работать для студентов худграфа. Сегодня у вас получается.
Зимин отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Дина Борисовна вспыхнула – но не осмелилась ответить грубостью.
– А если я сбегу? В милой, как вы выразились, моему сердцу капиталистической стране? Обращусь к спецслужбам, попрошу политического убежища.
– Во-первых, вас найдут и покарают. Вы не Лучинский, охрану вам не дадут. Во-вторых, вашего отца поставят к стенке быстрее, чем вы думаете. Пустые слова, Дина Борисовна, вы не бросите своего отца. Не поверите, но мы очень хорошо вас знаем.
Сокрушенно вздохнул Каплан-старший. Воспитал на свою голову…
– Вам не стыдно шантажировать меня отцом? – снова вспыхнула задержанная. – Вам не кажется, что это низко?
На этот раз засмеялся майор Зимин. Полковник Сухов недовольно глянул на подчиненного.
– Нет, Дина Борисовна, не стыдно. Это мягкое отношение к изменникам Родины. Вам же не стыдно было предавать свою страну? И давайте без словесной эквилибристики, что вы предавали не страну, а государство. О чем вы сейчас? Вам дается шанс избежать высшей меры. И не где-нибудь, а в путешествии по европейским странам – без наручников и ствола у виска. Вам дорог этот демон Лучинский, готовый ради своих амбиций распылить «грязную бомбу»? И Борис Михайлович в ваше отсутствие будет сидеть не в камере. Да, под охраной, но в нормальных условиях, под присмотром медиков.
– Папа, что мне делать? – взмолилась Дина.
– Поступай по совести, милая, – прошептал старик, стаскивая с носа запотевшие очки. Слово «совесть» у остальных присутствующих вызвало иронию в глазах. – Хочешь бежать – беги, забудь про старика, я в любом случае с этими болячками долго не протяну… А ведь было что-то такое у Владимира, – Каплан напрягся, подавшись вперед. – Он в самом деле был одержим своими исследованиями, которые руководство не поощряло… Когда речь заходила об отработанных ядерных материалах, у него глаза загорались, на лице появлялось что-то неприятное, хищное… Он всегда был противником утилизации отходов атомных электростанций, по крайней мере всех отходов, считал, что этот материал еще послужит человечеству, причем затрат на это почти не потребуется. На работе он делал одно, в свободное время погружался в свое странное хобби, и это в нем настораживало. В повседневной жизни – милый общительный человек, интеллигент, умница, прекрасно воспитан. Но была в нем эта… не знаю, как сказать… изюминка или червоточина… Иногда это казалось какой-то бесноватой одержимостью.
– А теперь представьте последствия, когда его хобби, как вы выразились, стало работой. Когда он занимается этим из года в год, имея все возможности и безграничное финансирование. Дина Борисовна, послушайте своего отца, он, по крайней мере, не оторвался от реальности.
Женщина молчала, сжавшись в комок. От нее буквально исходила щемящая тоска. Поступиться принципами было смерти подобно. Потопить отца – еще хуже. Променять свое блестящее научное будущее на пулю в подвале – тоже не лучший вариант. Впрочем, с «блестящим будущим» уже определились.
– Я согласна, – выдавила Дина Борисовна. – Но прошу учесть, только из-за моего отца…
– Хорошо, мы отразим это в протоколе, – кивнул Сухов. Чекисты сохраняли невозмутимость, но явно не прочь были посмеяться. – А теперь к делу. Информационное сопровождение к вашему путешествию прилагается, спецслужбы стран социалистического содружества по мере возможностей будут оказывать вам содействие. Сожалею, но вам снова придется выйти замуж.
– В чем дело? – Глаза женщины пугливо забегали. – С какой стати? Я там уже была…
– Понимаем, не понравилось. Боюсь, вопрос не обсуждается. Вы УЖЕ замужем, сочетались браком неделю назад, в Краснопресненском загсе – процедура была упрощенной и ускоренной, без свадебных излишеств и прочих глупостей. Штамп в паспорте, свидетельство о регистрации – и здравствуй, новая ячейка общества. Документы в наличии, все подлинное, любая проверка, затеянная вашими хозяевами, подтвердит, что факт регистрации брака имел место. Вы же не думали, что мы отпустим вас одну? С вами поедет наш сотрудник. Только так он сможет проникнуть вместе с вами на территорию лаборатории. Пусть не в саму клоаку, но хотя бы внутрь охраняемой зоны. Не выгонят же вашего избранника как бродячего пса? А когда все закончится, вам ничто не помешает развестись. В этом вопросе вы с нашим сотрудником будете единодушны.
– Да вы просто издеваетесь, не верю своим ушам, – потрясенно прошептала Дина. – И кто же этот счастливый избранник?
– Вы как раз на него смотрите, – негромко произнес майор Зимин. – Солидарен с вами, Дина Борисовна, нам обоим крайне неприятно. Попробуем выдержать это испытание.
– Ладно, хоть лысого старика не подсунули, – выдохнула Дина. – Послушайте, но это же бред сивого мерина. Я провалю вам всю авантюру. Заставите обниматься с этим человеком, мило щебетать, целоваться, ночевать с ним под одной крышей? Это неприемлемо, это противоречит моим моральным установкам. Да меня же просто стошнит… А как насчет его жены? Вы меня не расстреляете – так она потом прибьет…
– Насчет рвотного рефлекса – полная взаимность, Дина Борисовна, – парировал Зимин. Чувства у этого человека были, и предательнице удалось их расшевелить. – Жена потерпит. Повторяю, мы с вами попробуем выдержать это испытание.
– Прекрасно, вы уже ссоритесь, – подметил Сухов. – Но рановато, вашему браку всего неделя. Проникновение в жилище Бориса Михайловича было скрытным, никто не знает, что мы здесь, включая соседей. Звукоизоляция идеальная. Наши люди все предусмотрели. Уходить надо незаметно. Ваши кураторы за вами не наблюдают – вы считаетесь благонадежными агентами. Много лет на службе у наших врагов… Сегодня вы пришли к отцу и стали свидетелем, как его увозит КГБ. Сами едва не попались, но успели скрыться, вас не заметили. Вы поняли, что вас раскрыли, ударились в панику. Раз взяли отца, значит, возьмут и вас. Вы известили своего новоиспеченного супруга, который тоже не испытывает симпатий к социалистическому строю, и с сегодняшнего дня вы оба находитесь в бегах. Мечетесь по Москве, отсиживаетесь где придется. Домой на улицу Зорге идти нельзя, забудьте этот адрес. Все должно быть достоверно. У супруга есть квартира на улице Ясеневой, там можно перекантоваться ночь. Факт вашего бракосочетания уже не секрет. Где и как вы познакомились, решите сами. Фамилию вы поменяли, теперь вы Зимина Дина Борисовна. Товарищ Зимин свои личные данные менять не будет. Он новый человек в Москве, три недели назад прибыл из Сибири, вряд ли его лицо примелькалось в столице. Андрей Викторович окончил МГИМО, что, кстати, правда, но по ряду причин после окончания вуза перевелся на работу в Комитет, убыл на работу в Сибирь. Такое случается, не перед всеми выпускниками МГИМО открывается светлое дипломатическое будущее. В нашей же редакции он несколько лет мыкался в Сибири, обозлился на власть, которая поступила с ним несправедливо, работал инструктором в районном комитете партии – что не было пределом его мечтаний… В общем, ваш единомышленник, Дина Борисовна, прошу любить и жаловать. Вы с отцом знали, что рано или поздно за вами придут, и подсуетились насчет документов для бегства из страны. Также имеете необходимую денежную сумму. Ваш отец нашел подпольного мастера на все руки, который и сварганил убедительные документы. О чем, понятно, не знали госпожа Сара Морган и компания. Согласно этим бумагам, вы имеете вид на жительство в Западной Германии. Можете получить их уже сегодня.
– Подождите… – Дина Борисовна явно теряла нить легенды – Но такие документы не делаются за день.
– Согласен, – усмехнулся Сухов. – Документы были готовы неделю назад.
– То есть уже тогда вы были уверены, что я соглашусь на ваше безумное предприятие? – у женщины невольно расширились глаза.
– У вас выбора нет, Дина Борисовна. Куда ни кинь – всюду клин. Предприятие рискованное, допускаю, но отнюдь не безумное. Отнеситесь к делу серьезно. Вы сами себе не оставили другого выхода. Итак, вы в отчаянии, вы загнаны, вам необходимо бежать из страны. К кому в первую очередь обратятся два испуганных предателя? Разумеется, к госпоже Саре Морган, с которой у вашего отца завтра встреча в парке Горького. Естественно, вы знаете, где и когда у него рандеву. Миссис Морган вряд ли вам поможет, разве что выразит сочувствие. Как она переправит вас на Запад – в посольских чемоданах? Вас сдадут, госпожа уедет из страны, а ее коллеги будут искать другие источники информации. И не делайте такое лицо – ваши светочи демократии за вас не впишутся. Обычная практика – наобещать с три короба, а потом обмануть. Но обратиться к Саре Морган вы обязаны, это логично и естественно. А уж потом – думать о реализации «Плана В». Смените внешность, Дина Борисовна, это тоже логично. Платок на голову, темные очки… но не до абсурда.
– Но Сара не знает, что я неделю назад… снова вышла замуж, – смутилась Дина.
– Думаете, ей не плевать? Да, за вами какое-то время последят, все же на горизонте возникает новый человек – ваш муж. А о коварстве органов давно ходят легенды. Но у вас все получится. Андрей Викторович будет рядом. И вы неплохая лицедейка. Повторяю, все проработано, любая проверка даст необходимый результат. Ведите себя естественно, Дина Борисовна, не забывайте, что от вашего поведения, помноженного на артистические способности, зависит будущее вас и вашего отца.
– Папа, ты почему молчишь? – не выдержала Дина.
– Молчу, дочка, – сокрушенно вздохнул старик, – ума не приложу, что можно сказать… Мы погрязли так глубоко, что нужно хвататься за любую соломинку.
– Разумные слова, – подметил Сухов. – На этой мажорной ноте предлагаю завершить нашу творческую встречу. Никто не должен видеть, как вы покидаете этот дом. Наши люди об этом позаботятся. Не забывайте, что вы в бегах. Во дворе соседнего здания стоит таксомотор, регистрационный номер 92‐17, водитель отвезет вас, куда нужно. Новость о том, что ваш отец арестован за сотрудничество с иностранными спецслужбами, станет достоянием общественности. По Москве не раструбят, но слух пойдет. Прощайтесь с отцом, Дина Борисовна, только, ради бога, избавьте нас от мелодрамы.
Глава вторая
Из такси она вышла самостоятельно, проигнорировав протянутую ей руку. Куда-то неуверенно пошла, остановилась, стала озираться. Майор переглянулся с водителем, тот понимающе вздохнул: принимай сочувствия. Почти стемнело, из полумрака проступили очертания дорожек и кустарников, пустая лавочка. За спиной по Ясеневой улице проносились машины. Дневное движение стихло, водители чувствовали себя свободно – до первого встречного инспектора. В глубине дворов было тихо. Таксист уехал. Наблюдение отсутствовало. Свои от слежки отказались, а чужаки еще не созрели.
Дина была полностью выжата и подавлена. Она несла свою сумочку, словно пудовую гирю.
– Куда идти? – прошептала она, вглядываясь в полумрак.
– Прямо, – сухо ответил майор, – по дорожке, никуда не сворачивая. Будет дом, первый подъезд, четвертый этаж. И еще, Дина Борисовна, сегодня вы можете дать волю своим чувствам, как, собственно, и я – ноль внимания, фунт презрения, как говорится. Но с завтрашнего дня, особенно после встречи с вашей патронессой, будьте добры играть роль. Не забывайте, что мы женаты, и, если не ошибаюсь, по любви.
Возразить было нечего. Приличные слова закончились, использовать другие не позволяла врожденная интеллигентность. Пройти мимо лавочки она не смогла – ноги подогнулись, шпионка села, обняла сумочку. Гнать не имело смысла, пока не подконвойная. Она сидела, неподвижная, как статуя, не предпринимая попыток к бегству.
Андрей отошел, закурил. Любое несанкционированное действие повлекло бы немедленную реакцию. Но операцию разрабатывали опытные специалисты – на основе всей имеющейся информации. Бегство исключалось – разве что в состоянии душевной неразберихи и с последующим возвращением блудной шпионки. Предательница любила своего отца, оставить его в беде для нее было немыслимо.
Тлел окурок. Андрей задумчиво разглядывал силуэт на лавочке, наполнялся «здоровым» скептицизмом. Далеко не все можно спланировать и предсказать. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…
Дина шевельнулась, подняла голову.
– Что вы сделаете с моим отцом? – Голос ее дрожал и поскрипывал. Есть в технике такое понятие – «усталость металла».
– Опять двадцать пять, Дина Борисовна? Вашего отца под конвоем доставили в изолятор, по-другому, извините, невозможно. Никто не поверит, если по таким обвинениям его поместят под домашний арест. Не волнуйтесь, даже в Лефортово есть разные помещения. Прогулки, книги, нормальное питание, никаких плохих компаний и круглосуточный присмотр медиков. Если возникнет необходимость, его вывезут за город, где также есть закрытые объекты для содержания особо важных персон.
– Моему отцу требуется свежий воздух.
– Он все получит, не сомневайтесь.
– Господи, кому я должна поверить… – женщина застонала, закрыла лицо ладонями. Сумочка на коленях накренилась, но не упала.
Зрело глухое раздражение, неудобные вопросы так и напрашивались. Абсолютно разные люди испытывают друг к другу едва сдерживаемое презрение. Почему, а главное, как они могут работать вместе, да еще и добиваться результата?! «Здоровый» скептицизм принимал какие-то нездоровые формы. Даже подходить к этой даме не хотелось. И ощущение брезгливости было взаимным. Идти в помещение никто не спешил. В закрытом пространстве негатив только усилится.
– Значит, вы мой муж… как вас там – Андрей Викторович? Или пока еще гражданин майор? – она пыталась говорить иронично. – Какими же извращенными надо быть, чтобы до такого додуматься… Ну, и где мы с вами познакомились?
– Придумайте сами. Футбольный матч, библиотека, прогулка на теплоходе по Москве-реке, облава на диссидентов… Договориться придется, выбора нет. Я, кстати, не женат, так что моя супруга, к сожалению, вас не прибьет.
– Уверены, мне есть до этого дело? – «напарница» злобно засмеялась. – Хоть три жены, Андрей Викторович, хоть обет безбрачия – мне до лам-почки.
«Такими темпами у меня никогда не будет личной жизни», – удрученно подумал Зимин.
– За что вас сослали в Сибирь? Или ваш начальник говорит неправду? – злобные глазки царапали майора. – Надеюсь, это не закрытая информация? Или брачные узы – еще не повод совать нос в чужие дела?
– Меня не сослали в Сибирь, – резко отозвался Зимин. – Я поехал туда работать. Вы отстали от жизни, Дина Борисовна, в Сибири такие же города, и живут там такие же люди. И публика вроде вас, торгующая страной, там есть. Это не ваше дело, вы правы. Важна лишь наша легенда. Мы познакомились месяц назад, десятого сентября расписались. Я окончил МГИМО, но жизнь сложилась так, что карьера дипломата не задалась, и мне пришлось перебиваться по райкомам на дешевых должностях. Надеюсь, вид партбилета не вызывает у вас чесотки? Обиженный на власть, а тут еще знакомство с вами усилило эту нелюбовь… Согласен, мы не можем выглядеть безумно влюбленной парой, и дело даже не в отсутствии артистических способностей…
– …а в неконтролируемых рвотных рефлексах, – хмыкнула Дина.
Майор держался – плох чекист, дающий волю эмоциям.
– Но хотя бы не шарахаться друг от друга мы сможем? Держаться рядом, запереть свои чувства на замок?
– Стихами по младости лет не баловались, Андрей Викторович? Вопрос позволите? Допустим, все у вас получится, и Лучинский примет крестную дочь в свои объятия. Как его вывезти в городок Фремме? Речь идет о сотнях километров по территории Германии. Он не настолько доверчив, чтобы очертя голову ринуться в приграничный район. Ледорубом по голове – как вы обычно делаете? А потом в багажник? Или не будем все же смешить полицию и спецслужбы?
– Вопрос, как ни странно, важный. – Андрей поискал глазами, куда выбросить окурок. Урна была рядом с лавочкой, пришлось подойти. Дина съежилась – включилась защитная реакция. – Есть план, довольно зыбкий, но, если вы предложите другой, мы его с удовольствием рассмотрим. Что вы знаете о личной жизни доктора Лучинского? Держу пари, вы что-то слышали. Лет двадцать назад у Владимира Натановича стартовал жгучий роман с некой особой по имени Инга Ленц. Он и сейчас мужчина хоть куда, а тогда и вовсе был… ну, вы понимаете. Его избраннице в то время было около тридцати, но, к сожалению, она была замужем. Так сложилось, что развестись девушка не могла. И человек, что называется, влип. Такое редко, но случается. Страсть длиною в полжизни. Они были коллегами, хотя и трудились в разных корпусах. Встречались урывками, прятались от других. Возникла зависимость – такая же, как у алкоголика или наркомана. Годы не лечили. Не буду распинаться, но это продолжалось около десяти лет. Возможно, по этой причине Лучинский не женился. Разумный, здравомыслящий человек, а пал жертвой пагубной страсти и ничего не мог с этим поделать.
– Было дело, – подумав, согласилась Дина. – В детали меня не посвящали, но история трогательная. Там даже муж был в курсе. У него, кстати, была парализована часть туловища.
– За что Инга Юрьевна себя отчаянно винила. Старая история: молодость, поход в горы, падение с обрыва по ее вине, да плюс гипертрофированная совесть… Уже в новейшее время муж, доведенный до отчаяния, собрался покончить с собой, покинул инвалидную коляску, вскарабкался на подоконник. Добрые люди вовремя спасли. После этого Инга Ленц приняла историческое решение – оборвать отношения с Лучинским, уволилась с работы, забрала мужа и уехала в неизвестном направлении. Как впоследствии оказалось, на Байкал. У Лучинского началась тяжелая депрессия, из которой он выбирался, наверное, полгода…
– Отличная у вас работа, – похвалила Дина, – ковыряться в чужом белье и даже сперме. Да, за это время он не выпустил ни одной научной работы, все проекты временно застопорились. Он брал отпуск, провел его в запертой квартире… Но в итоге пришел в себя, стал жить дальше.
– При этом не предпринимал попыток найти эту женщину. Видимо, понял, что все кончено, и смирился. Теперь представьте, вы ему между делом сообщаете интересную новость: Инга Юрьевна Ленц проживает в городке Фремме. По меркам Германии, это – рукой подать. Всколыхнутся у него старые чувства? Мне кажется, да.
– С какого это перепуга Инга Ленц проживает в городке Фремме? – проворчала Дина. – Учтите, вранье не пройдет, Владимир Натанович обязательно проверит.
– Пусть проверяет. В городке Фремме Инга Юрьевна не проживает. Но четыре года назад она эмигрировала в Западную Германию, где проживала ее мать. Почему отпустили бывшую сотрудницу закрытого предприятия – вопрос отдельный. Впрочем, особыми секретами она не владела и, возможно, полюбовно договорилась с нашим Первым Главным управлением, что-то предложив ему взамен. Факт остается фактом. Место проживания – земля Баден-Вюртемберг, город Готтен. Муж своего добился – в один прекрасный день он все-таки выбросился из окна, чем снял с Инги все обязательства. Но к Лучинскому она не вернулась, возникли новые обязательства – теперь в отношении больной матери в Германии. В нужный нам момент она окажется в городке Фремме, скажем, арендует там домик. И таким образом выполнит свои обязательства перед товарищами из внешней разведки.
– Как вы все закрутили, – презрительно фыркнула спутница. – Такую соблазнительную наживку приготовили…
– Как вы считаете, клюнет на нее Лучинский? Он свободен, Инга свободна – за годы эмиграции она так и не вышла замуж. Вспыхнут притупившиеся чувства?
– Не знаю, – буркнула Дина. – Конечно же, вспыхнут, черт возьми! Станет нервничать, вспоминать, терзаться, в итоге сорвется и поедет.
– И лучше бы нам его догнать, – усмехнулся Андрей. – Что вы так расшумелись, Дина Борисовна?
Он осекся. Неподалеку хлопнула подпружиненная дверь. Загоготали мужчины, нецензурные слова посыпались как из рога изобилия. Взвизгнула женщина. Шумная компания свернула за угол, звуки затихли.
– Защитите свою жену от хулиганов? – иронично осведомилась спутница.
– Жену – не знаю, – проворчал Зимин. – А поднадзорный объект – должен. Поднимайтесь, Дина Борисовна, хватит прохлаждаться. Спать пора.
Из-за кустов вырос добротный 4-этажный дом с тремя подъездами. В нем недавно дезинфицировали подвал, и по подъезду растекался едкий запах химии. Одноименный предмет Зимин ненавидел еще со школы. Электричество тоже наличествовало, но химии было больше.
Женщина шла как замороженная, так и подмывало дать ей подзатыльник. На третьем этаже он открыл ключом дверь, пропустил даму в темную прихожую. Включил свет, заперся изнутри на ключ (имелась такая возможность), угрюмо уставился на мнущуюся посреди прихожей фигуру. Дина Борисовна плохо выглядела – сникла, кожа под глазами потемнела. Привлекательность и сексапильность остались в прошлом.
Интерьер ведомственной квартиры оставлял желать лучшего. Выцвели обои, с половиц слезла краска. Мебель была старая и в минимальном количестве.
– Там ванная и туалет, – показал Зимин. – Там кухня, в морозилке вареники с картошкой. Плита электрическая, чайник греется долго. В навесном шкафу найдете чай… если тараканы не съели. Там гостиная, за ней спальня, можете ее занять. Я лягу в гостиной на диване. Дверь в спальню на замок не закрывается, поэтому заранее сочувствую. Но согласитесь, это лучше, чем тюремная камера.
Ответом был мучительный стон. Забыв разуться и снять верхнюю одежду, Дина побрела в спальню. На кухне она так и не появилась. Понять можно: есть после того, что с ней случилось, – вареник бы застрял в горле.
Пока закипала вода, Зимин курил у открытой форточки. Окна квартиры выходили на строящийся дом – в это время суток там не было ни души. В квартире что-то происходило. Пространство сотрясали жалобные стоны, скрипели половицы. Верхнюю одежду Дина Борисовна все же сняла, пару раз протащилась в туалет и обратно, потом заперлась в ванной, включила воду. Встреча с тараканами добром не кончилась. Последовал визг, хлопнула дверь, женская тень пробежала через гостиную в спальню. Вода осталась течь.
Вздохнув, Зимин дошел до ванной, перекрыл кран и вернулся на кухню. Стоны и причитания становились все глуше. Ужинал он в гордом одиночестве, да это и хорошо. В считаные минуты умял тарелку вареников, запил теплым чаем, сполоснул в раковине посуду. На диван в гостиной постарался лечь бесшумно, избавившись от части одежды, но предательски скрипнули пружины.
Затихли стоны в спальне, настала подозрительная тишина.
Потом Дина Борисовна слезла с кровати и стала передвигать тяжелый комод, чтобы заблокировать проем. Зимину стало смешно. Сбежать через окно она не могла – высоко и ни одной пожарной лестницы. Женщина тужилась, скрипел и содрогался тяжеленный комод, двигался рывками, корябая пол.
Майор прислушался. Какая-никакая, все-таки женщина, он бы помог, но как потом выйти? Смешинка в рот попала. Но в принципе все логично.
Дина Борисовна за дверью справилась с перестановкой, отдышалась. Опять заскрипела кровать – она гнездилась, искала приемлемую позу, – теперь можно спать в полной безопасности…
Наутро Зимин вскочил чуть свет, посетил ванную, причесался «ершиком», который всегда носил с собой. Волос был короткий, жесткий, сон в неудобной позе прическу не портил. Чай, печенье, перекур у открытой форточки.
Он смотрел, как за окном в туманном мареве набухает рассвет. Ночью прошел дождь, двор намок.
Снова плеснул себе в кружку, перебрался в гостиную на диван. Газета «Известия» была двухдневной давности – от нечего делать стал просматривать. В стране все шло отлично, укреплялся развитой социализм, открывалась прямая дорога к сияющим вершинам коммунизма. Народ под чутким руководством партии активно преобразовывал страну – на зависть врагам и неразумным соседям. Триумфально завершилась Олимпиада – все прошло на уровне, есть повод гордиться. Сборная СССР по футболу разгромила Кубу и вышла в четвертьфинал Чемпионата мира. В дальнейшем обыграла Югославию и получила бронзовую медаль. Благополучно приземлился космический корабль «Союз-37» с интернациональным экипажем – Виктором Горбатко и вьетнамцем Вам Туаном. Уже гулял анекдот: «Берут интервью у вернувшегося из космоса вьетнамца. «Ну, как там? – спрашивают. – Нормально слетал?» – «Да, все хорошо. Только русские достали: туда не лезь, это не трогай».
От плохих новостей население шестой части суши заботливо оберегали. Впрочем, до сотрудников Комитета доводилось практически все. 3 августа в Махадском ущелье Афганистана разведывательный батальон и мотострелковый полк Гатчинской стрелковой дивизии попали в огневую засаду, устроенную моджахедами. Подразделения втянулись в ущелье, где и очутились в мешке. Ожесточенный бой продолжался несколько часов. Эта страница явно не войдет в летопись боевой славы Советской армии. Полсотни погибших, полсотни раненых – притом что участие в боевых действиях ограниченного контингента правительство категорически опровергало. Гробы в Советский Союз текли рекой…
Несколько дней назад в Серпуховском районе на станции «Ока» Московской железной дороги произошла ужасающая катастрофа. Совсем рядом, под боком, столкнулись два пассажирских поезда, «Баку – Москва» и «Нальчик – Москва». Следствие установило, что перед этим машинисты не спали, всю ночь резались в карты. Вагоны, набитые людьми, смяло в лепешку, повреждены пути, разрушено здание станции. Место происшествия немедленно оцепили, инцидент засекретили. О жертвах и пострадавших не сообщалось, но у свидетелей трагедии волосы вставали дыбом: погибших из раздавленных вагонов извлекали десятками…
Андрей отложил газету, откинулся на спинку дивана. В спальне скрипнула кровать, завозилась фигурантка. Продолжительное время Дина Борисовна отодвигала комод, кряхтела, и когда в итоге переступила порог, Зимину пришлось прятать язвительную ухмылку. Лохматая, осунувшаяся, глаза запали – и спала, по-видимому, одетая, только разулась.
– Доброе утро, Дина Борисовна. – На шпионку смотрели ясные бесстрастные глаза. – Как спали?
– Могли бы и помочь, – буркнула Дина, проходя мимо. Утро выдалось непростым, со лба фигурантки катился пот.
– Как? – простодушно спросил Зимин. – Сквозь стены пока не ходим.
Она презрительно фыркнула и задрала нос. Заперлась в ванной. Из крана рывками выбрасывалась вода – холодная превращалась в горячую, обжигала.
– Да что же это такое? – бормотала несчастная. – Здесь же нет ничего…
– Дина Борисовна, если не затруднительно, откройте шкаф у вас над головой! – крикнул Андрей, проходя мимо ванной в кухню. – Там есть зубные щетки, паста «Жемчуг» и несколько свернутых полотенец! Они чистые! Приятных процедур!
Когда с поджатыми губами она выбралась из ванной, майор колдовал на кухне, обжаривая оставшиеся вареники. Собрал их шумовкой, разложил по тарелкам. Женщина застыла на пороге с миной библейской великомученицы. Она немного посвежела, но на подиум Московского дома моделей пока было рано. Глаза тоскливо смотрели на вареники.
– Еще раз – доброе утро, – приветствовал ее Зимин, разливая кипяток по стаканам. – Что не так, Дина Борисовна? Поверьте, в тюремной камере было бы хуже. Кстати, если хочется сказать «да пошел ты», скажите. Сегодня можно.
– Да пошел ты, – пробормотала женщина.
– Отлично. Легче стало?
– Нет.
– Тогда присаживайтесь. Сегодня обязательно надо поесть, поскольку день будет непростой. Или изволите объявить голодовку? Воля ваша. Но в этом случае вы уже сейчас узнаете, что такое зверства КГБ.
– Да поняла я уже, – сварливо бросила «супруга», присаживаясь на табурет.
Ела она демонстративно неохотно, давая понять, как ей неприятны еда и компания. Майор мог ответить тем же – хотя вареники, на его взгляд, были вполне съедобные.
– Прослушайте инструкции, – строго сказал Зимин. – И выполняйте их беспрекословно, с полной самоотдачей. Не буду лишний раз повторять, что от ваших действий зависит будущее ваше и вашего отца.
– И все же повторили, – вздохнула Дина. – Какая же гадость эти ваши вареники…
– В следующий раз готовите вы. Мы все же одна семья. Негоже держать мужчину у плиты. В полдень должна произойти встреча вашего отца с Сарой Морган в парке Горького. Традиционные время и место. Странно, почему-то большинство шпионов предпочитают встречаться именно там… О том, что Борис Михайлович задержан, ваш куратор, скорее всего, пока не знает. Только ночь прошла, а за домом на Ленинских горах иностранцы не следили. Вам выпала уникальная возможность сообщить эту новость первой. Сделать это надо, увы. Посмотрим реакцию. Я буду подыгрывать, изображать испуганного мужа. Вас она знает, меня – нет. Наших людей в парке не будет – есть такое решение. Теперь послушайте, что вам нужно говорить и как себя вести…
Несколько минут он сухо излагал инструкции. Женщина смотрела в стену невидящими глазами, зубы машинально перетирали ароматное тесто. К концу инструктажа Дина Борисовна беспокойно шевельнулась:
– Я должна привести себя в порядок, я ужасно выгляжу.
– Обойдемся без маникюра и посещения парикмахерской. – Временами ему с трудом удавалось сдерживать ухмылку. – Приведите себя в порядок, но не переусердствуйте. Вы идеально выглядите – именно так должна выглядеть женщина, у которой арестовали отца, которая улизнула от КГБ и провела бессонную ночь в думах о том, как избежать ответственности за свои преступления. Вы должны настаивать на том, чтобы британцы вывезли вас из страны. И не только вас, но и вашего дражайшего мужа. Пусть хоть в опломбированном вагоне. Можете закатить истерику, покричать – пусть госпожа Морган понервничает. И у моих коллег появится дополнительный повод выслать эту особу из страны. Главное, что от вас требуется, – убедительность. Уяснили задачу?
Собеседница презрительно молчала, пила чай мелкими глоточками. Пока ей удавалось прятать за надменностью полный душевный крах. Под взлохмаченной прической метались мысли – она решительно не знала, что делать и как себя вести.
– Они обязательно выполнят мою просьбу, – медленно проговорила женщина. – Эти люди – благородные, своих не бросают. И даже вас смогут вывезти, если хорошо попросить. Они не такие, как вы… – Дина многозначительно замолчала.
«Детский сад с барабаном, – подумал Зимин. – Люди, подобные Дине Борисовне, – самые наивные люди на свете, верят всему, что им внушают кураторы».
– Как скажете, Дина Борисовна. Не буду раньше времени крушить ваши иллюзии. У нас есть два часа свободного времени. Отсюда до парка Горького полчаса езды на такси. Можете поработать над своим образом – но только тем, что найдете в этой квартире. Можете посмотреть телевизор в гостиной.
– Серьезно? – нервно засмеялась преступница. – Я похожа на человека, который смотрит советское телевидение? По уши сыта вашей пропагандой…
Ей нельзя было отказать в дерзости. В какие-то моменты даже казалось, что Дина Борисовна готова на плаху.
– Хотите вывести меня из себя, Дина Борисовна? Это трудно, не старайтесь. Себя же выставляете посмешищем. Чем вас не устраивают «Музыкальный киоск», «В мире животных», наши художественные фильмы? Я уже молчу про гениальную советскую мультипликацию. Все, уходите из кухни, – нетерпеливо махнул он рукой. – Я сам посуду помою. Находиться с вами в одном месте можно лишь ограниченное время.
«Такси» было вчерашнее, ждало за детским садиком.
– Все в порядке? – Водитель смерил ироничным взглядом женскую фигуру за спиной майора.
– Терпимо, – отозвался Зимин.
– Ну, тогда присаживайтесь, молодожены, сегодня тоже проезд бесплатный, – пошутил «таксист».
…Он высадил их недалеко от набережной. До Центрального парка пришлось добираться пешком. Субботний день был неплох: солнышко раздвигало облака, желтела листва на деревьях. Отдыхающих в парке хватало, москвичи использовали каждый погожий день. Дух Олимпиады еще сохранялся, молодежь бегала кроссы по спортивным дорожкам. Девчонки подбадривали своих парней звонкими голосами. Наглядная агитация призывала физкультурников и физкультурниц добиваться высоких спортивных результатов. Советская агитация не жалела слов: «Мы за партией идем, славя Родину делами! И на всем пути большом в каждом деле Ленин с нами!»
На эстраде выступал духовой оркестр, солнечные зайчики плясали по меди инструментов. Еще работали тиры, аттракционы, длинные очереди выстраивались к мороженщицам.
«Молодые» старательно обходили места скопления трудящихся, скоро ушли на боковую дорожку, дальше – в сравнительно малолюдную местность. Шли быстро, постоянно озираясь. Дина взяла спутника под руку – можно представить, каких усилий ей это стоило. Ноги заплетались, двигаться в такт не удавалось. Первый блин выходил комом. Но испуг, кажется, получался.
– Перестаньте крутиться как юла, – шипел Андрей. – Вы перебарщиваете. Еще немного, и нас начнут останавливать милиционеры…
– Да идите вы к черту, – бормотала «жена». – Ничего я не играю, меня на самом деле трясет.
Он сидел на лавочке в глубине парка, перед неработающим фонтаном, мял пальцами фильтр сгоревшей сигареты, тоже нервничал, особо играть и не приходилось. Он выглядел презентабельно – короткая куртка, в расстегнутом вороте – воротник светлой рубашки и узел галстука. Предполагалась роль московского пижона-неудачника.
Окончил МГИМО, да толку никакого – одна злоба на весь мир. Но роль сложная, легкомысленным дураком он быть не мог, вряд ли в такого влюбится ученая дива из секретного института. Рука машинально потянулась к сигаретной пачке. Курить уже не хотелось, но как это объяснить взвинченной нервной системе?
По другую сторону фонтана имелась такая же лавочка, на ней сидела Дина Борисовна – вся съежилась, стиснула коленки. «Красотка» из посольства подошла к ней минуту назад. Невысокая, болезненно худая, с заметно выпуклыми глазами и заостренными чертами лица. Британской шпионке было за сорок, популярностью в мужских кругах она явно не пользовалась. Нехватку мужского внимания компенсировала яростной борьбой с идеологическим противником. В принципе Сара была вдовой, сиротой в интернате славного города Ливерпуля подрастала дочь Диана, лишь условно представляющая, что у нее есть мать (может, и к лучшему).
Голову английской шпионки украшал русский платок, завязанный под горлом. Подойдя к фонтану, она насторожилась. Ожидала другого человека. Но все же подошла, села, предварительно постреляв по сторонам глазами. Место было не проходное, фонтан не работал несколько лет, и все окрестные лавочки пустовали.
Сара Морган прекрасно владела русским и при необходимости могла сойти за коренную москвичку. Беседа продолжалась минут десять, все это время Зимин сидел как на иголках, нервно курил, вздрагивал, когда кто-то проходил мимо. Госпожа Морган могла быть не одна.
Дина сдавленно говорила, пару раз смахнула слезу. Потом начала распаляться, так что собеседнице пришлось сделать ей замечание. Сара Морган тоже находилась не в своей тарелке. Обе дамы отыскали глазами мужчину по другую сторону фонтана, Дина отвела взгляд, а британка пристально всматривалась в Зимина, словно хотела докопаться до самой сути «мужа». Разумеется, удивилась – с чего это вдруг Дина Борисовна скоропалительно вышла замуж? Хотя бывает, жизнь не без этого…
Взгляд у госпожи Морган был неприятным, царапал. Зимин сдержанно кивнул, опустил глаза, стал ковырять асфальт носком ботинка. Подходить не стал – они бы не обрадовались. Шпионка колебалась. Новость о задержании Каплана ей не понравилась, во взоре читалась досада. Дина говорила что-то еще, и это тоже Саре не нравилось. Она думала, кусала губы. Неуверенно стала успокаивать свою осведомительницу, при этом все чаще поглядывала в сторону.
Андрей уже устал изображать психоз, поднялся, стал прохаживаться вокруг лавки. К окончанию беседы миссис Морган вымученно улыбнулась, доверительно положила ладонь на руку Дины. Губы ее зашевелились. Все было понятно. Лицо гражданки Ульяновой (в девичестве Каплан) вытянулось, посерело. Собеседница украдкой посмотрела через плечо. Сам собой напросился вывод – британка не одна. Они уже знали, что Каплан арестован, а дочурка сделала ноги? Почему бы нет? Это ничего не меняло. Слух о сбежавшей дочери уже был запущен.
Беседа завершилась, шпионка снялась с места и деловитой походкой зашагала по дорожке. Знакомиться с «мужем» ей почему-то не захотелось. Она пропала за кустами, неподалеку явно присутствовал кто-то «третий».
Зимин вскочил с лавки, засеменил в обход фонтана, плюхнулся рядом с «женой». Она вздрогнула, выйдя из оцепенения, взяла его за локоть. Это удивило. В роль входила? Или что-то другое, безотчетное и неконтролируемое?
– На мимику не обращайте внимания, – забормотал майор. – Я в образе. За нами наблюдают, постарайтесь нас не спалить. Ничего не говорите, только качайте головой.
Дина покачала, при этом смертельно побледнела и чуть не расплакалась. Зимин подскочил и, кусая губы, начал прохаживаться вдоль лавочки. Хотелось надеяться, что со стороны это смотрится естественно. Верной ли была установка встречи с Сарой Морган? Лишнее звено в цепи, которое ни на что не влияло. Но есть такое понятие – логика. К кому в первую очередь побежит раскрытая преступница? А когда поймет, что ее раскрыли, будет ли думать собственной головой?
– Пойдемте, Дина Борисовна, возьмите меня под руку. Здесь больше оставаться нельзя.
Они уходили по дорожке, спешили, словно что-то украли. Зимин неустанно оборачивался – вжился в образ. По дорожке взад-вперед сновали люди, невозможно было понять, идет ли кто-то следом. Дина устала, тяжело дышала, пришлось сбавить обороты. Она выпустила его руку, Андрей уже не настаивал.
– Говорите, Дина Борисовна, только головой не вертите. О чем шла речь?
– Я сделала все, как вы сказали. Про отца, про то, как сбежала у вас из-под носа, пожаловалась, что боюсь идти домой, потому что там засада… Она не знала, что папа арестован, расстроилась, пришла в замешательство. Потом возмущалась, почему я вас привела на встречу. Кто вы такой? Хотела бежать, но передумала, стала выпытывать, уверена ли я, что вы не из Комитета. Дичь какая-то… – Дина испустила нервный смешок. – Как я могу не знать, за кого выхожу замуж? Она не понимала – почему я вот так, с бухты-барахты, решила создать семью. Ничего и не с бухты-барахты, я же не знала, выходя за вас неделю назад, что вы нас накроете. Господи, я уже сама не соображаю, что говорю, путаница в голове…
– Дина Борисовна, все в порядке, вы вели себя правильно. Вы испуганы, издерганы, и это все списывает. Сара знала, что ваш отец арестован?
– Точно не скажу. Мне показалось, что, выслушав последние новости, она расстроилась.
– Он поверила, что вы сбежали? Что рядом с вами не чекист, а ваш единомышленник – пусть и не достигший столь сияющих высот, как вы?
– Я упоминала какие-то подробности – как вышла из подъезда вместе с соседкой со второго этажа, разговаривала с ней, поэтому на меня не обратили внимания; потом шмыгнула за акацию, как дозвонилась до вас, приказала срочно уходить из дома, пока не пришли следователи, или как они там называются… Как мы ночевали у вашего товарища, который уехал в командировку… По поводу вашей персоны не могу ничего сказать, но ее появление Сару обеспокоило.
«Значит, будем ждать углубленных проверок», – заключил Зимин.
– Что по поводу эвакуации на Запад?
– Пока ничего, – Дина смутилась. – Это не быстрый процесс, все надо подготовить. Не знаю, не могу сказать, – честно призналась «сообщница». – Саре надо собрать информацию, проконсультироваться с начальством, определить маршрут отхода… Для этого потребуется время, которое мы с вами должны провести в безопасном месте. Нас обязательно вытащат из этой страны, но это процесс долгий…
– То есть путалась в показаниях и отделывалась общими фразами, – ухмыльнулся Андрей. – Поздравляю, Дина Борисовна, вас бросили на съедение волкам. Свою историческую миссию вы выполнили, можно и в утиль. Признайтесь, вы же понимаете, что никто и пальцем не пошевелит, чтобы вытащить вас из страны. Им это зачем? Вы отработанный материал. В глаза они вам такое, конечно, не скажут, будут жарко уверять, что сделают все возможное…
– Это неправда! – вспыхнула Дина. – Вы просто злопыхатель…
– А вы наивная. Давно пора повзрослеть и перестать смотреть на Запад сквозь розовые очки. Вы не нужны им. Вы всего лишь инструмент. Сломается один – найдут другой. Поверили в сказку о мифическом свободном обществе? Что вас с распростертыми объятиями примут на Западе, дадут роскошное жилье, любимую работу, навсегда избавят от происков ненавистного КГБ? Открою вам тайну, Дина Борисовна, МИ-6 ничем не лучше. Их главное оружие – обман доверчивых людей. И ездят по ушам вам лишь до той поры, пока вы приносите пользу.
– Да заткнитесь вы… Думаете, я вам поверю?
– Ладно, оставим политические страсти. Что еще сказала Сара?
– Сказала, что я плохо выгляжу и мне надо отдохнуть. Вы что-то не сильно огорчены.
– Я в принципе не огорчен. Этого следовало ожидать. Вы – балласт. Про вас постараются забыть, перережут все ниточки. Сару Морган срочным порядком отправят в Лондон – на пенсию или на другую работу. Пришлют другого резидента – какого-нибудь специалиста по культурным связям. Избавляться от вас, надеюсь, не будут, в этом нет необходимости, но могут некоторое время понаблюдать, чтобы составить мнение о моей персоне. А вот это крайне важно в связи с нашей предстоящей миссией.
– Подождите, – Дина задрожала. – Что значит «избавляться» от меня? Вы в каком-то фигуральном смысле?
– Да бог с вами, какие фигуральности. Физическое устранение нежелательных лиц – рядовая практика всех спецслужб мира, и ваши светочи демократии не исключение. Но повторяю – вряд ли. Зачем им сложности и неприятности? Ваш отец все равно у нас, его показаний – уже с горой. Имеется «План В». Разумеется, это ваш план, не забывайте. Сомневаясь в честности своих друзей, вы давно проработали план отъезда из страны, скопили деньги, сделали документы, подкупили пару должностных лиц. Определенная лепта в этом плане – моя, точнее говоря, того лица, за которое я себя выдаю. Есть острое желание свалить из страны – не такой уж я никчемный…
– Я не подкупала никаких должностных лиц, – вспыхнула Дина.
– Это все, что вы уяснили из сказанного? – Зимин ухмыльнулся. – Стесняетесь давать взятки, Дина Борисовна? Не выходите из роли, прошу вас. Есть опасение, что за нами тащится хвост, и это не сотрудник Комитета. Сейчас мы выходим из парка, ловим такси – обычное, к сожалению, едем на квартиру, но не туда, где мы провели последнюю ночь. Та жилплощадь – ведомственная, можем раскрыть карты. Жилье в Тушинском районе – чистое, я его как бы снимаю.
– А ближе снять жилье вы не могли? – проворчала Дина. – Любите просыпаться под рев взлетающих самолетов?
– Давайте без критики. Подпольная аренда жилья в наше время – штука накладная. Вблизи Лубянки подходящих вариантов не было. А теперь замолкайте, все разговоры и инструкции – потом.
Глава третья
Поймать такси удалось только у гостиницы «Варшава». За сумму, названную таксистом, можно было добраться до Омска. Возмутительно! В стране отменили счетчики? Пока Зимин безуспешно торговался, обессилевшая спутница забралась на заднее сиденье и со стоном вытянула ноги – насколько позволяло пространство. Торговаться дальше становилось смешно. Андрей устроился рядом с Диной и захлопнул дверцу.
Таксист всю дрогу насвистывал, с разговорами не лез. Иногда поглядывал в зеркало, подмигивал: дескать, баба нормальная, только больно уж смурная. Мелькали за окном вымытые ночным дождем улицы столицы, обилие наглядной агитации – с чем страна жила уже 63 года. Эйфория после Олимпиады начинала угасать, в Москву возвращались высланные за 101-й километр жрицы любви, уголовники, прочие сомнительные категории граждан.
Дина сидела молча, мрачно смотрела перед собой. Расстояние между «супругами» было больше пионерского. Душевных порывов, когда она хватала его за локоть, больше не было. Несколько раз Зимин оборачивался. Озабоченность вызывали светло-серые «Жигули»-«копейка» – они неустанно висели на хвосте. Пару раз, впрочем, отклеивались, куда-то пропадали, потом внезапно выезжали из примыкающих проходных дворов. Номер Зимин срисовал, но что с этого?
За рулем сидел тип в темных очках – видимо, слепой. На заднем сиденье – вроде еще кто-то, но не точно. Агенты Запада под прикрытием дипмиссий могли использовать кого угодно, в том числе советских граждан, неравнодушных к деньгам. Нанимали их через посредников, чтобы самим не пачкаться. Подчас исполнители даже не знали, на кого работали. Дина обеспокоенно повела плечами, покосилась, но воздержалась от комментариев.
Когда заехали в нужный квартал и водитель начал прокладывать дорогу мимо унылых строений, хвост пропал, по крайней мере визуально. Видимо, «Жигули» осваивали параллельные проезды.
Таксист довез их до третьего подъезда вытянутой пятиэтажки. Что-то промежуточное между сталинской добротностью и хилыми «панельками» 60-х. У тротуара выстроились автомобили – «Запорожцы», «Москвичи», вездесущая продукция АвтоВАЗа. Приобрести машину было сложно, даже имея деньги, но советских граждан трудности не останавливали. Покупали с рук, безбожно переплачивая. Приткнуться таксисту оказалось некуда, он высадил клиентов и стал сдавать задним ходом.
Дина сиротливо мялась, перебирая ручки сумочки. Другие машины во двор не въезжали, но за кустами на перпендикулярном проезде угадывалось движение. Зимин сделал вид, что ничего не за-метил.
– Что-то не так? – хмуро спросила девушка.
– Да, за нами следят твои друзья, – кивнул майор. – Но мы сегодня глухи и немы. Прошу в подъезд, Дина Борисовна. Пятый этаж, квартира справа.
Такое ощущение, что ее гнали палками! Дина перешагивала через ступеньки, торопилась. Риск в происходящем присутствовал, но вроде разумный. Если бы МИ-6 ликвидировала всех проваленных агентов, на нее бы давно никто не работал.
Подъезд был сравнительно просторным, с широкой шахтой между лестничными маршами. На третьем этаже Зимин сделал остановку, приложил палец к губам. Дина прошла поворот, застыла с раскрытым ртом. Внизу, глухо скрипнув, отворилась дверь. Тут же открылась дверь квартиры на первом этаже, вышел кто-то из жильцов. Пространство потряс оглушительный собачий лай.
Женский голос скомандовал:
– Туман, фу! Простите, пожалуйста, не бойтесь, он не кусается, только лает громко…
Зимин ухмыльнулся – мелочь, а приятно. Вот бы всех супостатов собаки покусали… Майор жестом велел продолжать движение.
На пятом этаже он вставил ключ в обитую дерматином дверь – Дина вбежала внутрь, не дожидаясь приглашения. Андрей показал кивком – в комнату. Сам остался у порога, хлопнул дверью, клацнул увесистой задвижкой. Отдышавшись, прижал ухо к двери, стал слушать. Хозяйка со своим питомцем удалилась на прогулку.
Донеслись тихие шаги, кто-то поднимался по лестнице. Кажется, один. Он точно знал, какая квартира, – засек снизу.
Зимин затаил дыхание. Тот, снаружи, сделал то же самое. Так и стояли – прижавшись к одной двери с разных сторон. Ничто не мешало распахнуть дверь, врезать паршивцу в челюсть и перевалить через перила – а затем… искать новую работу в связи с полным служебным несоответствием.
В комнате скрипели половицы, вздыхала Дина Борисовна. Она прошла в туалет, через полминуты зловеще заурчал бачок. Потом сунулась в коридор, глянула исподлобья, ничего не сказала и побрела на кухню. За дверью висело молчание. Потом шаркнула подошва, незнакомец отошел, стал спускаться.
Зимин принялся лихорадочно анализировать ситуацию. Дине Борисовне ничто не угрожает. Дни Сары Морган в СССР в любом случае сочтены. А вот кто такой ее новоиспеченный «муж» и что в дальнейшем от него ждать – вопрос интересный. Он может оказаться тем, за кого себя выдает. Или нет. В МИ-6 не дураки. Любая спецслужба прокручивает хитроумные комбинации, и КГБ не исключение. Убивать его, конечно, не будут, а вот прощупать…
Внизу хлопнула дверь. Андрей оторвался от двери, снял демисезонные ботинки и отправился на кухню. В квартире было чисто – единственное, что можно было поставить в графе «плюс». На кухне просторно – хоть мяч гоняй. Дина сидела на табурете, угрюмо смотрела на своего мучителя. Большой тревоги в его глазах она не разглядела и потому не стала ничего спрашивать.
– Нравится? – Зимин обвел глазами пространство.
– Очень, – кивнула женщина. – Пищу от восторга. Мне кажется или здесь чего-то не хватает?
– Ну, нам всегда чего-то не хватает, – неуверенно начал Андрей. – Зимою – лета, осенью – ве…
– Я догадалась, – перебила Дина. – На кухне не хватает холодильника. И в коридоре его нет. А у плиты не работает ни одна конфорка, жизнь теплится только в духовке. Я проверила, пока вы торчали у двери.
– И что? – не понял Зимин. – Советские граждане должны питаться в столовых. Ничто, в том числе приготовление пищи, не должно отвлекать их от строительства социалистического общества. В двадцатые годы вводили такую установку. Потом наших граждан заело мещанство, семейный быт. Чем вас не устраивает работающая духовка? Она позволяет готовить самое популярное в нашей стране блюдо.
– Какое? – не догадалась Дина.
– Сухари сушить.
– Что за мрачный юмор, – она передернула плечами. – Вместо того чтобы сказать что-то доброе…
– Хорошо, Дина Борисовна, вот вам доброе. Сейчас я уйду, а вы останетесь. Запрете дверь на засов и больше к ней не подойдете. Не важно, кто придет – милиция, коммунальные службы, соседи, которых вы топите, – не подходите и все. Я приду и постучу условным стуком: один короткий, пауза, два коротких. Тогда подойдете, и откроете. Постараюсь добыть какой-нибудь еды. Надеюсь, вы в своем уме, чтобы не совершать необдуманные поступки? Помните, единственный гарант вашей безопасности – КГБ в моем лице.
– Куда это вы собрались? – насторожилась женщина.
– По делам нашим скорбным, – объяснил Зимин. – Мы планируем перейти границу или уже нет? А сама она себя, знаете ли, не перейдет. Не волнуйтесь, я недолго, не успеете соскучиться.
Отлучка явно назрела. Телефон в квартире отсутствовал, связи с коллегами не было. От наблюдения за участниками операции решили отказаться – не хватало еще, чтобы «топтунов» срисовали. Тоже плохо, но из двух зол выбирали меньшее.
Майор должен был связаться с людьми, участвующими в разработке операции. В подъезде было тихо. Андрей бодро скатился по ступеням, вышел на улицу. Подозрительных компаний возле дома не было. Одинокие граждане тоже глаза не мозолили. Автомобили стояли вдоль подъездной дорожки, в том числе пара серых «Жигулей». Номер соглядатая остался в памяти, но майор отказался от идеи его искать.
Из-за угла вывернула длинноногая девчонка с овчаркой-подростком на поводке. Видимо, нагулялись. Собачка, облаявшая шпионов, заслуживала жирную косточку. Андрей повернул в другую сторону, пошел со двора. Быстро пересек подворотню, двинулся по диагонали через детскую площадку. Пару раз озирался – именно так и должна себя вести себя жертва КГБ.
Вышел на улицу, миновал очередную арку, зашагал к остановке, у которой стоял наполовину заполненный троллейбус. Водитель снисходительно подождал, пока он поднимется в салон. За Зиминым в заднюю дверь запрыгнул только паренек лет пятнадцати в расстегнутой куртке и с ученическим портфелем. Из-под куртки выглядывала темно-синяя школьная форма и комсомольский значок. Сомнительный вариант для шпика.
Зимин передал пять копеек за проезд и взялся за поручень. Юный комсомолец увлеченно смотрел в заднее окно. На длинном перегоне троллейбус разогнался, заскрежетали борта, запрыгали «рога». Билета майор не дождался, вышел на следующей остановке. Паренек поехал дальше. Смешно, но он должен был в этом убедиться.
Ближайшие телефоны-автоматы находились на другой стороне дороги – целая вереница будок с таксофонами. Он двинулся к светофору, у которого ждала зеленого сигнала горстка законопослушных граждан…
Майор вернулся через час – личное присутствие не потребовалось. Хватило пары звонков. Полученные инструкции, имена и фамилии, а также код от камеры хранения прочно улеглись в памяти. Надолго оставлять фигурантку одну было нежелательно, это популярно объяснили старшие товарищи. Он и сам догадывался.
На детской площадке лицом к подъездам сидели местные старушки и контролировали все входы. Вот у кого бы поучиться… Нахлынуло неясное беспокойство. Помахивая авоськой, чувствуя спиной цепляющие взгляды «аборигенок», Андрей вошел в подъезд. За дверью на втором этаже играла музыка – знойный бесстыжий «Hot RS» со сладострастными женскими стонами. В музыкальном отношении Зимин считал себя либералом, но такой стыд и срам запретил бы под страхом уголовной ответственности.
Он миновал еще один пролет, глянул в окно. Темные силы у подъезда не скапливались. Двинулся дальше, одолел еще один марш.
Неожиданно сзади что-то хрустнуло под подошвой. Он только начал оборачиваться, засек боковым зрением, как из ниши выскользнул некто. Удар обрушился на голову, и все поплыло. Подобные штуки в ходу у уголовного элемента – тканевый мешочек или женские колготки набивают песком, глушит надежно, следов на голове не оставляет. «Глушарь» – по фене… Отключило мгновенно, только и успел, что схватиться за перила, подкосились ноги, выключилось сознание…
Впрочем, в голове немного брезжило. Над ним склонился человек, принялся лихорадочно обшаривать. В карманах паспорт, немного денежных средств, ключи от квартиры, где не лежали никакие деньги, сигареты, зажигалка… Он порывался вспомнить сквозь туман, но только больше запутывался. Незнакомец вытаскивал из его карманов предметы, осматривал, всовывал обратно. Потом припустил вниз по лестнице, хлопнула входная дверь…
Сознание возвращалось, но могло бы и быстрее. Спасибо, что не убили. Андрей схватился за балясины перил, но не помогло. От рывка снова все поплыло, боль, словно пуля, пронзила голову. Он собирал себя по крупицам: взгромоздился на колени, снова оперся рукой, начал медленно подниматься. Распрямил спину, отдышался. Голова кружилась и стреляла, вело на сторону. И к чему безупречная физическая форма, тренировки на боксерском ринге? Любой школьник может подкрасться и запросто оглушить.
Несколько минут он приходил в себя. Все это время в подъезде стояла тишина. Отряхнулся, закусив губу, стал обследовать карманы. Все на месте – паспорт гражданина СССР, выданный в Новосибирске и временно зарегистрированный в столице; курительные принадлежности, ключи, партийный билет, выданный в прошлой жизни парткомом государственного Института международных отношений. Даже деньги остались в целости, только лежали в другом кармане.
Под ногами валялась авоська – налетчика она тоже не заинтересовала. Чудные же дела… Чего хотел-то? Найти подтверждение, что он является сотрудником КГБ? Или, наоборот, не является? Дурных в Комитете не держали, он не имел при себе ни пистолета, ни служебного удостоверения – ничего, что могло заинтересовать противника. Убедились? В самом деле, зачем все усложнять? Хулиганское нападение – а для чего еще придумали эти ниши в подъездах? А не взяли ничего – так, может, у налетчика совесть проснулась? Мелькнула мысль: опросить старушек – ведь видели же, кто выбежал из подъезда! Но передумал – он все-таки в роли…
В состоянии легкой качки, волоча авоську, Зимин двинулся наверх. На четвертом этаже раскрылась и захлопнулась дверь.
– Вот же нажрался, – проворчала строгая соседка средних лет, проходя мимо. – Еле на ногах стоит. Вы в какую квартиру, гражданин?
– В свою, – буркнул Зимин, неловко огибая соседку. – Прошу прощения, девушка, перестарался, больше не повторится…
Ошеломленная «девушкой», соседка не нашлась что ответить и решила не связываться. Майор поднялся на последний этаж, ударил в дверь условным стуком. В квартире стояла тишина, постучал еще раз. Дина Борисовна не открывала. Голова трещала, как сухой валежник. Он снова стучал и опять ждал.
Потом достал ключ, вставил в замочную скважину. Два поворота, дверь открылась – она не была заперта изнутри на задвижку! Стиснув зубы, Зимин вошел внутрь, заперся. Стал бродить по квартире, заговаривая усилившуюся злость. Дины Борисовны в квартире не было. Какая же дура, право слово! Зла не хватает! И только в последнюю очередь, проверив кладовку и платяной шкаф, он выглянул на балкон. Дина сидела на колченогом табурете и с какой-то щемящей меланхолией смотрела на желтеющие тополя. Недовольно покосилась через плечо – зачем отвлекают?
– Твою мать… – выдохнул Зимин.
– В смысле? – не поняла преступница.
– В том смысле, что стучу, обыскиваю квартиру…
– Не слышала. – Дина равнодушно пожала плечами. Возникла острая мысль, что скоро придется доставать из штанов широкий отцовский ремень.
– Почему дверь не заперли на задвижку?
Дина задумалась.
– Не помню… Забыла, наверное… Ну, виновата, пристрелите меня…
– А что мы тут сидим? – приставал он с вопросами. – Спрыгнуть хотите, Дина Борисовна? Это не даст вам второго шанса. Хотя я бы сейчас спрыгнул…
В карих глазах появилось что-то осмысленное, женщина зафиксировала взгляд.
– С вами все в порядке?
– Нет. На меня напали. В этом самом доме. К счастью, обошлось, но трещит голова…
– Я должна посочувствовать? – Дина Борисовна нахмурилась. Тонкая нить связывала ее с реальностью, не больше.
– Ага, дождешься от вас… Все, вставайте, пойдемте на кухню, проголодались, наверное.
На кухонном столе он вынул из авоськи две бутылки кефира, распотрошил обертку с пирожками и чебуреками. «Супруга» не выделывалась, схватила остывший чебурек, стала жевать, не замечая, как по губам течет сок.
– Можете в духовке разогреть, – пошутил Зимин. Дина отмахнулась.
– Только и можем, что в духовках разогревать да на плитах… Весь цивилизованный мир давно использует микроволновые печи. Это такая штука, она включается в розетку, воздействует на продукты электромагнитным излучением. Можно пищу готовить, можно подогревать или, например, размораживать. Штука не больше вот этого ящика, что висит у вас над головой. Кто-нибудь в Советском Союзе об этом знает? А о стиральных машинах, в которые закладываешь программу и они сами стирают, да еще и выжимают? А о видеомагнитофонах, с которыми любой фильм можно посмотреть в любое время и в любом месте? Мы называем себя высокоцивилизованной страной, а ведь у нас ничего нет, мы без понятия, что весь мир живет по-другому. Чему мы научились? Летать в космос, изготавливать ядерные боеприпасы? Ах, простите, еще производим карьерную технику, танки, и балет у нас неплохой. А для простых людей что-нибудь делаем?
– Чебурек отниму, – пообещал Зимин, – и будете заниматься демагогией на голодный желудок. К чему эти антисоветские выпады, Дина Борисовна? Хотите меня позлить или впечатлить?
– Главное, что вы сами понимаете, что я права, – Дина задрала нос. – А и в самом деле, зачем советским гражданам стиралки, микроволновки, видеомагнитофоны, электрические мясорубки? Буржуинство все это. Работать надо, план выполнять, повышенные соцобязательства принимать. И радоваться, что уже не расстреливают, как в 37-м… Все, простите, замолкаю. – Дина схватила беляш, пока не перекрыли путь к продуктам, стала жадно запихивать в рот.
– Из последних сил сделаю вид, будто я ничего не слышал, – сказал Зимин. – Кто-нибудь приходил?
– Не знаю, – она равнодушно пожала плечами. – Я словно выпала из реальности, на балконе целый час просидела.
– Доедайте, мусорное ведро под раковиной. Сегодня ночуем здесь. Дверь по-прежнему никому не открывать. Спите в дальней комнате, только умоляю, не надо ничего двигать. Ваше целомудрие не пострадает.
– Предлагаете в шесть часов вечера отправиться спать? – Дина ухмыльнулась.
– Делайте что хотите. Газеты вон почитайте, их на подоконнике целая стопка. Надо же как-то перевоспитываться. Лезть с наставлениями не буду, обещаю.
Темные силы уже не угнетали. Но непонятное продолжало присутствовать, не отпускало. «Дипломатические работники» Ее Величества едва ли имели допуск к любой информации на территории СССР. Но если им что-то втемяшится, добывали любой ценой. Легенду гражданину Зимину создали безупречную. На Лубянке его лицо не примелькалось – а если честно, ни разу там и не появлялось. Но в любой легенде можно найти изъяны, а значит, повод нервничать все-таки был. Если его проверили (в том числе глушаком по голове), то теперь должны отстать. Вопрос, что будет делать в данной ситуации Дина Борисовна, имел для британцев чисто академический интерес. Ответить на все вопросы должно было время.
Кушетка в гостиной протяжно скрипела, пружины впились в ребра. Пару техник по быстрому засыпанию Зимин освоил – они помогали. Сон был чуткий. Ночью встал, прошел на цыпочках в прихожую, послушал. Голова еще побаливала, перед глазами стояла тень, мелькнувшая за спиной за мгновение до удара. Ни лица, ни подробностей телосложения. В этом было что-то обидное… Потом он курил у открытой форточки, разбирался с мыслями. В конце концов завернулся в покрывало и снова уснул…
Наутро Дина снова бродила сомнамбулой – в брюках и мятой сорочке навыпуск. На голове – классическое «я упала с сеновала, тормозила головой», в лице застыла библейская мука. Зимин спрятался на кухне, чтобы не видеть этого декаданса.
– Условия хуже тюремных, – пожаловалась подопечная, высовываясь из ванной комнаты. – Где предметы гигиены, хотя бы элементарные? Я трижды открывала этот чертов шкафчик над головой – ничего там не появилось.
– Попробуйте такой же шкафчик под раковиной, – посоветовал Зимин. – Должно повезти.
Дина попробовала, презрительно фыркнула, но замолчала, пустила воду. На кухню вошла относительно поздоровевшая, но еще далекая от идеала. В кружках остывал чай, обеденный стол украшала одинокая вазочка с печеньем.
– Как спалось? – из вежливости спросил Зимин.
– Не очень, – буркнула Дина. – Всю ночь боролась со звуками извне. Вы храпите, как танк, гражданин майор, закрытые двери не спасают.
Зимин воздержался от комментария. А вообще, интересно бы послушать, как храпит танк.
– Ешьте что бог послал и поменьше ворчи-те. Через два часа уезжаем. Будете хорошо себя вести, пообедаете в столовой напротив входа в метро «Тушинская». Затем поедем на Ленинградский вокзал.
– Мне нужна одежда, – бросила Дина. – То, что на мне, принимает совершенно затрапезный вид.
– Ну, извините, – развел руками Зимин. – Здесь не пещера Али-Бабы. Заглянем по дороге в какой-нибудь универмаг, смените гардероб. И не надо иронично улыбаться, триста миллионов ходят в такой одежде, и вы походите. Специального обслуживания в вашей жизни больше не будет. К тому же для наших дальнейших планов отечественная текстильная продукция – вполне уместна. Еще приобретем резиновые сапоги и что-нибудь водонепроницаемое.
– Как прикажете это понимать? – Дина напряглась. – Подождите… а зачем мы поедем на Ленинградский вокзал?
– Будем скрытно переходить финскую границу, – простодушно объяснил майор. – Под лай собак и мат пограничников. Романтика, Дина Борисовна, – карельская природа, комары, десять километров по болотам…
Ему доставляло огромное удовольствие наблюдать за ее лицом. Оно буквально позеленело.
Из квартиры через несколько часов уходили, как преступники, бесшумно закрыли дверь, торопливо спустились. Обстановка у подъезда была сложной. Работники горводоканала погружали в колодец страшный гофрированный шланг. Проезд перекрыла спецмашина с соответствующей надписью.
Они быстро пошли по двору, женщина держала спутника под руку. В арке отпустила, потом опять взяла, прилепив на лицо пластилиновую улыбку. На улице было шумно, ползли автобусы и троллейбусы. К киоску «Союзпечать», рядом с остановкой, выстроилась очередь. Сограждане разбирали свежие выпуски «Комсомольской правды» и «Советского спорта». Иногда брали «Известия». Главная в стране газета «Правда» популярностью не пользовалась. Ее распределяли в основном по подписке – в трудовых коллективах, в партийных ячейках. Отказаться было невозможно – и в кладовках у граждан скапливались целые залежи макулатуры.
Остановку общественного транспорта Зимин проигнорировал, впрочем, постоял в очереди в киоск, украдкой понаблюдал за обстановкой. Дина мялась рядом как бедная родственница. Явная слежка в глаза не бросалась, ее могло и не быть. Как же хотелось расслабиться, черт возьми, сбросить напряжение!
Он взял несколько газет, включая «Правду», иронично покосился на спутницу. Той уже было все равно.
В столовой на перекрестке дорог было людно, голодные трудящиеся сметали с прилавков все, сотрудницы заведения едва успевали заполнять бреши. Кормили в принципе нормально – котлеты жевались, в картофельном пюре почти не было комков. Дина ела жадно – опять проголодалась. Хорошие манеры и правила поведения за столом остались в преступном прошлом.
Мимо прошел милицейский патруль, стражи порядка пристально озирали обедающих граждан, словно искали кого-то. Мазнули взглядом застывшую с набитым ртом преступницу – искали, видимо, не ее. Слежка не выявлялась, но сохранялось безотчетное беспокойство.
В центр поехали на метро – на этот раз Зимин решил поберечь казенные деньги. Всю дорогу Дина подавленно молчала. Большинство пассажиров читали – книги, газеты, журналы. Дефицит нормальной печатной продукции не мешал сохранять звание самой читающей страны. Большой популярностью в этом сезоне пользовались книги Дюма – трилогия о мушкетерах, «Асканио», «Черный тюльпан», «Графиня де Монсоро».
На кольцевой пересели, проехали еще несколько станций. Преследовало чувство, что вся Москва переселилась под землю. Нескончаемым потоком шли по переходам москвичи и гости столицы.
Наверху это ощущение прошло. Перед глазами бурлил Ленинградский вокзал. Люди путались под ногами, тащили во все стороны баулы и чемоданы. Дина чертыхалась, отставала, кое-как догоняла. Каждую секунду Зимин был начеку. Бежать глупо, но эту особу он уже начал познавать – Дина Борисовна далеко не всегда дружила с логикой.
– Огорчены, что сегодня вам не подали карету? – иронично осведомился Зимин. – Привыкайте, Дина Борисовна, то ли еще будет. И выбросьте дурь из головы – я по глазам вижу, что у вас ее полная голова. Не забывайте про отца.
Документы, заготовленные для обоих, покоились во внутреннем кармане. При Дине не было никаких бумаг, удостоверяющих ее личность.
«Советской державе – лучший в мире транспорт!» – гласили сопроводительные лозунги. «Берегись поезда! Не ходи по путям!» «Товарищи железнодорожники! Выполним пятилетний план за четыре года!» Как ни крути, а страна являлась великой железнодорожной державой. Стальные пути опутывали все пространство шестой части суши – они возникали даже там, где особо и не требовались (например, на БАМе).
В кассы стояли огромные очереди, пришлось пристроиться в хвост одной из них. Зимин сегодня не был сотрудником Комитета, он был обычным гражданином. Очередь еле продвигалась. Дина окончательно скисла, пугливо косилась по сторонам.
В прошлом году власти гордо объявили: по маршруту Москва – Ленинград будет ходить ультрасовременный фирменный поезд ЭР-200, изготовленный на Рижском вагоностроительном заводе. И даже не ходить, а летать! Вагоны обтекаемой формы, пневматические подвески для плавности хода, скорость 200 километров в час. Салоны повышенной комфортности, напоминающие салон самолета, все удобства. Несколько часов – и ты на месте. И в самом деле, это чудо техники сдали в эксплуатацию. Поезд совершил несколько рейсов по маршруту, после чего в его конструкции нашли серьезные ошибки, и проект отправили на доработку. По маршруту снова ходили обычные поезда – с купейными и плацкартными вагонами.
На ближайший поезд все билеты оказались проданы. Следующий состав уходил в девять вечера, в город трех революций он прибывал в то же время, только утром. Билеты на него пока имелись. Выбора не было.
Большую часть дня предстояло провести в ожидании. Они бродили по малолюдным улочкам, питались чебуреками, посидели в сквере. Удовольствия эти прогулки не доставляли. Русская поговорка «С кем поведешься, от того и наберешься» в данном случае не работала, скорее наоборот. Все происходящее лишь усиливало нервозность.
День был солнечный, Дина надела солнцезащитные очки, обернула голову платком. Не стоило забывать, что ее ищет КГБ. И если бы такое действительно случилось, ее фото имелось бы у каждого постового.
– Когда мы пойдем покупать экипировку? – глухо спросила Дина.
– В смысле? – не понял Зимин.
– Вы же сами говорили про болота, комаров, злых пограничников…
– А, вы про это, – вспомнил Андрей. – В Ленинград приедем, там все и купим. Экипировку, шагомер, компас, примус с сухим горючим…
– Шагомер-то зачем? – простонала Дина. Зимин усмехнулся. Все остальное, видимо, вопросов не вызвало.
Пассажирский поезд покинул столичный перрон точно по расписанию. В купе возилась какая-то тетка с чемоданами. Подсел очкастый юноша – студент консерватории, возвращающийся к месту учебы в городе на Неве. На соглядатаев эти двое не тянули. Да и как бы «хвост» купил билет в то же купе?