Читать онлайн Вне поколений: Новые правила работы и жизни

• Наши жизни – это ручьи,
• Которые впадают в море,
• Море по имени Смерть.

Хорхе Манрике (1440–1479),«Стансы на смерть отца»

Шел 1881 год. Отто фон Бисмарк, «железный канцлер», шаг за шагом превращал объединенную Германию в экономическую и геополитическую державу. Страна располагала огромными запасами угля и железной руды, многочисленным населением, финансовым капиталом, динамично развивающейся университетской системой и множеством изобретателей и предпринимателей, которым предстояло явить миру двигатель внутреннего сгорания, химические красители, аспирин и рентгеновский аппарат. Но Бисмарк опасался растущего и воинствующего социалистического рабочего движения, заряженного революционными идеалами таких политических агитаторов, как Карл Маркс и Фридрих Энгельс, которые жаждали открыть глаза общественности на ужасные условия труда на «сатанинских мельницах» – фабриках второй промышленной революции. И Бисмарк сделал опережающий маневр – он выступил с инициативой гарантированного пенсионного дохода после 70 лет. Расчетливый политик, он понимал, что средняя продолжительность жизни в то время не превышала 50 лет. В письме немецкому парламенту кайзер Вильгельм I написал от имени своего канцлера, что «те, кто нетрудоспособен по возрасту и инвалидности, имеют обоснованное право на заботу со стороны государства». Первая в мире государственная пенсионная система появилась в 1889 г. Гамбит сработал: революции не случилось.

Идея создания национальной пенсионной системы для всех трудящихся распространялась по миру довольно медленно. В 1908 г. Великобритания приняла такую систему для людей «с хорошей репутацией» старше 70 лет. Франция последовала этому примеру в 1910 г., Южная Африка – в 1928 г., с 1944 г. распространив эту систему и на чернокожих. В 1935 г. закон о социальном обеспечении, подписанный президентом Рузвельтом, положил начало американской национальной пенсионной системе в том виде, в котором мы знаем ее сегодня. Она охватывает промышленных рабочих, а не только солдат и матерей, как в конце XIX в., но при этом игнорирует сельскохозяйственных и надомных работников, которые в то время составляли половину рабочей силы. Некоторые латиноамериканские страны ввели и расширили государственные пенсии в период 1930–50-х, но большинство пенсионных схем оставались крайне несовершенными до 1960-х. Например, Бразилия унифицировала свою пенсионную систему в 1966 г. В Японии национальная пенсионная система была создана в 1942 г. и оформилась в своем нынешнем виде в 1961 г. В Южной Корее корпоративная система пенсионного обеспечения была создана в 1953 г., но только в 1988 г. там появилась первая национальная пенсионная система.

Примерно тогда же, когда появились пенсии по старости, правительства решили дать населению базовое образование{6} в форме обучения чтению, письму, истории и арифметике. Отчасти это было продиктовано национализмом, стремлением создать то, что историк Бенедикт Андерсон называл «воображаемым сообществом». С другой стороны, вторая промышленная революция (которая в итоге привела к появлению наукоемких отраслей – химической, фармацевтической, электротехнической и автомобильной) предъявляла новые требования к рабочей силе. Промышленность стала более капиталоемкой, и работодатели поняли, что образованная рабочая сила может быть более продуктивной. Британский историк Э. П. Томпсон документально подтвердил, что только определенный уровень образования рабочих мог обеспечить на фабриках дисциплину, пунктуальность и готовность следовать указаниям. Преподобный Уильям Тернер из Ньюкасла (Англия) в 1786 г. цитировал фабриканта пеньки и льна из Глостера, который выступал за школьное образование, поскольку дети «становятся более сговорчивыми и послушными, меньше ссорятся и мстят». Школьное обучение стало предпочтительным методом для привития склонности к организованному труду.

Дисциплина, которую прививали детям в школе, стала важнейшим элементом в становлении системы занятости, основанной на заработной плате. Разрастающейся индустриальной экономике требовались легионы людей, готовых выполнять любые задания работодателя за почасовую оплату. По словам социолога Чарльза Перроу, «если в 1820 г. от заработной платы зависело около 20 % трудоспособного населения Америки, то к 1950 г. – 80–90 %». И чем меньше людей трудилось в поле, выполняло надомную работу или занималось индивидуальным предпринимательством, тем большее значение приобретали школы для работодателей – а работодатели для школ. Школы обеспечивали резерв унифицированной рабочей силы, необходимой для увеличения масштабов «непрерывного, прогнозируемого производства» товаров и услуг во все больших масштабах – и по мере роста бюрократии на фабриках развивалась аналогичная школьная бюрократия. Школьная система, организованная в соответствии с требованиями промышленности, способствовала отбору, обучению и контролю промышленной рабочей силы для выполнения конкретных работ и задач. Так массовое школьное образование и массовое производство стали двумя сторонами одной медали.

В отличие от национальных вождей и промышленных лидеров, социальные реформаторы видели в обязательном образовании способ защитить детей от жестокого обращения на фермах и в цехах. Но и школы были далеки от идиллии. Один учитель из Швабии (юго-западный регион современной Германии) вел частичный учет наказаний, которым он подвергал своих учеников на протяжении полувека: «911 527 ударов розгой, 124 010 ударов тростью, 20 989 ударов линейкой, 136 715 ударов рукой, 10 235 пощечин, 7905 оплеух и 1 118 800 подзатыльников». Школа была не только образовательным учреждением, но и институтом жестокого воспитания дисциплины{7}.

Школьное образование стало краеугольным камнем последовательной модели жизни – оно распределяло людей по социальным ролям, рабочим местам и профессиональным траекториям{8}. При этом не всем школьным выпускникам требовалось дальнейшее обучение в колледже. В 1950-х социолог-функционалист Толкотт Парсонс попытался ответить на два вопроса: «Как школьное обучение интериоризирует[4] в своих учениках ответственность и способность к успешному выполнению их будущих ролей во взрослой жизни» и «Как школьное обучение распределяет человеческие ресурсы для ролевой структуры взрослого общества»{9}. Таким образом, школа становилась «агентством социализации». По мнению Парсонса, отражая господствующую социальную структуру, система образования также порождает изменения и сдвиги. «Конечно, мальчик с высоким статусом и высокими способностями с большей вероятностью пойдет в колледж, чем мальчик с низким статусом и низкими способностями. Но большое значение имеет группа “перекрестного давления”, для которой эти два фактора не совпадают»{10}. Учитывая, что школьное образование, особенно на начальном уровне, географически локализовано, оно создает «первоначальное выравнивание статуса конкурсантов по возрасту и по семейному происхождению, причем район, как правило, значительно более однороден, чем общество в целом». Кроме того, во всех странах определенная часть родителей отдает своих детей в частные школы. Десятилетия, прошедшие с момента публикации работы Парсонса, показали, что школьное образование может как создавать возможности, так и культивировать неравенство. И если изначально школьная система была основана, как принято предполагать, на меритократических[5] принципах, то в итоге она превратилась в гигантскую машину отбора детей на взрослые роли и воспроизводства господствующей социальной иерархии.

Истоки идеи обязательного начального образования восходят к Мартину Лютеру (1483–1546), который утверждал, что для спасения человек должен сам прочесть Священное Писание и следовать ему. Вечная жизнь, таким образом, требовала грамотности, а содействие образованию стало христианским долгом. Пуритане, переплывшие Северную Атлантику в поисках религиозной свободы, ввели обязательное школьное образование в колонии Массачусетского залива уже в 1690 г. – первыми в мире. В Пруссии – самом политически агрессивном регионе Германии – массовое школьное образование было введено государством уже в 1763 г., когда Фридрих Великий сделал посещение сельских школ обязательным для детей из простых семей (элита к тому времени уже училась). В 1774 г. австрийский император Иосиф II санкционировал закон о всеобщем обязательном образовании. Конституция Франции 1791 г. провозгласила «систему общественного образования, общую для всех граждан и безвозмездную в отношении тех предметов обучения, которые необходимы всем людям». Дания в 1814 г., Онтарио (Канада) в 1841 г., Швеция в 1842 г. и Норвегия в 1848 г. одними из первых начали реализацию новых инициатив в области школьного образования.

Массовое школьное образование получило широкое распространение во всем мире лишь к концу XIX в. В Великобритании после десятилетий нерешительных действий по расширению доступа в церковно-приходские и другие частные школы был принят Закон о начальном образовании 1870 г., он же Закон Форстера об образовании, который заложил основы государственной системы образования. В 1876 г. стало обязательным обучение в школе до 10-летнего возраста, а в 1899 г. – до 12-летнего. Во Франции начальное образование стало бесплатным в 1881 г., а обязательным до 13-летнего возраста – в 1882 г. В большинстве европейских стран мальчиков и девочек обучали раздельно и по разным программам, но к началу Второй мировой войны нормой стало совместное обучение. В США школьное образование было обязательным в большинстве северных штатов, а с 1924 г. все коренные американцы стали гражданами с правом голоса и доступом к образованию.

Обязательное школьное образование вместе с работой по найму и последующей пенсией стали основой последовательной модели «четырех станций жизни» – поэтическая метафора, похожая на календарь времен года. Действительно, к началу XXI в. практически все страны приняли идею о том, что жизнь проходит четыре отдельных и последовательных этапа: игра, учеба, работа и пенсия. Это стало одной из незыблемых истин – будто никакой другой жизни и быть не может.

Достоинства последовательной модели

Возможно, главным преимуществом последовательной модели жизни была ее предсказуемость. Она позволяла легко и просто классифицировать население на различные возрастные группы. «Пассивное» население – дети, школьники и пенсионеры – не работало и не искало работу. Женщины из среднего и высшего класса также входили в пассивное население – они готовились к замужеству, а затем посвящали себя детям и вели домашнее хозяйство, при этом им помогали женщины из рабочего класса, у которых не было другого выбора, кроме как стать частью «активного» населения. Самый многочисленный контингент «активной» группы населения составляли трудоспособные мужчины. Большинство активных работников были заняты в то время, которое Чарльз Диккенс назвал «лучшим изо всех времен», и многие потеряли работу в «худшее изо всех времен»[6]. Эта категоризация сохраняется и по сей день, причем не только в статистике труда, но и на самом рынке труда, а также в нашей повседневной жизни.

Хотите понять, насколько сильно наша культура ориентирована на четыре жизненные станции? Зайдите в книжный магазин. Бесчисленные полки заставлены томами советов о том, как выжить на каждой из четырех станций и перейти к следующей{11}. Для детей речь идет о самооценке, как в книгах «Хельга делает себе имя» (Helga Makes a Name for Herself), «Миру нужен тот ты, кем ты создан быть» (The World Needs Who You Were Made to Be) или «Я уверенная, смелая и красивая» (I am Confident, Brave, and Beautiful, книжка-раскраска). Подросткам и молодым людям адресовано просто несметное число книг вроде «Как пережить свое детство, когда ты уже большой» (How to Survive Your Childhood Now That You’re an Adult). Огромное количество книг посвящено тому, как пережить те десятилетия, которые мы проводим на работе, – жанр, открытый в 1936 г. публикацией книги Дейла Карнеги «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Теперь на эту тему пишут книги вроде «Я здесь единственный нормальный? 101 совет, как пережить офисное безумие» (Am I the Only Sane One Working Here? 101 Solutions for Surviving Office Insanity) или «Не работайте с м*даками. И что делать, если они вокруг вас»[7]. Для тех, кто выходит на пенсию, тоже нет недостатка в книгах: «Нет увяданию, или Как процветать на пенсии» (Not Fade Away: How to Thrive in Retirement), «Пенсия для начинающих» (Retirement for Beginners), «Отойти от дел молодым и богатым» и неизбежная «Как выжить на пенсии» (How to Survive Retirement), как будто после пенсии будет что-то еще.

Последовательная модель жизни глубоко укоренилась в культуре и закрепилась в законодательстве. В конституциях большинства стран обозначены отдельные права и обязанности для несовершеннолетних детей, студентов, работающих и пенсионеров. ООН создала отдельные организации для борьбы за права разных возрастных групп: ЮНИСЕФ (дети), ЮНЕСКО (образование) и Международная организация труда (работающие и пенсионеры). Кроме того, чтобы ежегодно напоминать нам о различных этапах жизни, учреждены Всемирный день ребенка (20 ноября), Международный день образования (24 января), Международный день солидарности трудящихся (1 мая) и Международный день пожилых людей (1 октября).

Факт периодизации жизни подталкивал экспертов и ученых рассказывать о том, что означает каждая из стадий. Популярная психосоциальная теория развития личности, предложенная Эриком Эриксоном (1902–1994) в книге «Детство и общество» (1950), выделяла восемь стадий, каждая из которых ассоциировалась с парой конфликтующих тенденций: младенчество (0–2 года, доверие-недоверие), раннее детство (2–3 года; автономия – стыд и сомнения), дошкольный возраст (3–5 лет; инициатива – вина), школьный возраст (6–11 лет; трудолюбие – неполноценность), юность (12–19 лет; идентичность – неопределенность), молодость (20–44 года, близость – одиночество), зрелость (45–64 года, продуктивность – инертность) и старость (после 65 лет, целостность – безнадежность){12}. Каждый этап является кумулятивным в том смысле, что разрешение конфликта, присущего данному этапу, подготавливает человека к следующему. И каждый этап предполагает овладение ключевым навыком: кормление, приучение к туалету, исследование, обучение, социальные отношения, взаимоотношения, работа и родительство, размышления о жизни. Неспособность эффективно овладеть каждым навыком чревата тяжелыми последствиями на всю жизнь, учитывая, что последовательность стадий предопределена.

Олицетворение четырех жизненных станций настолько глубоко укоренилось в нашем сознании, что мы не только воспринимаем их как должное, но и порицаем тех, кто не переходит от одной стадии к другой своевременно, если этому не мешают физические или ментальные недостатки, – ведь это универсальная схема развития, обязательная для всех. Того, кто не перешел от детства к юности, чтобы подготовиться к взрослой жизни, называют «Питером Пэном»{13}. О подростке, который так и не стал взрослым, скажут, что он «бунтарь». Работник, который не может позволить себе выйти на пенсию, – «неудачник», «транжира» или «безответственный». Целая армия психологов и терапевтов стала зарабатывать на жизнь, предлагая советы и лечение тем, кто отстает от последовательности жизненных этапов.

Не случайно Эриксон предложил свою психосоциальную теорию именно в 1950 г. К концу 1940-х в Европе, США и многих странах Восточной Азии и Латинской Америки были стандартизованы всеобщее школьное образование, работа по найму и выход на пенсию, поэтому подавляющее большинство людей подчинялись последовательной модели жизни. Архитекторы этой модели и государственные бюрократы, обязанные обеспечивать ее всеобщее соблюдение, беззастенчиво утверждали, что последовательность школьного образования, работы и выхода на пенсию полезна для людей. Я, конечно, согласен с тем, что школьное образование было и остается довольно полезным, хотя движение за домашнее обучение 1970-х не зря бросило вызов монополии государства на образование – ведь обстановка в школах, целью которых оставалось превращение детей в послушных работников, становилась все более невыносимой. Но не думаю, что одностороннее движение от образования к работе, работа по найму и выход на пенсию без шансов на вторую попытку – универсальное решение, подходящее для всех. Рост самозанятости 1980-х и феномен сдельной экономики XXI в. требуют пересмотра уместности возрастной организации жизни, а финансовый кризис, поразивший пенсионные системы, дал новые аргументы критикам последовательной модели жизни. Давайте рассмотрим этап за этапом недостатки и проблемы последовательной модели жизни.

Воспитание детей: от «оптом дешевле» до «маленького императора»

«Чтобы содержать семью, нужно много денег», – писали Фрэнк Гилбрет и Эрнестина Гилбрет Кэри в своей книге-бестселлере 1948 г. «Оптом дешевле», четырежды поставленной в кино (в том числе с участием Стива Мартина и Бонни Хант), а также ставшей театральной пьесой и мюзиклом. У их родителей, экспертов по промышленной эффективности Лилиан Моллер Гилбрет и Фрэнка Банкера Гилбрета, которые помогали промышленным компаниям повышать производительность труда, было 12 детей. Их работа вдохновила не только производственников, но и архитекторов-модернистов, в числе которых был Вальтер Гропиус{14}, основатель школы Баухауз. Гилбреты применяли принципы научного менеджмента как в заводских цехах, так и в своем домохозяйстве. «Эффективность в семье Гилбретов считалась такой же добродетелью, как правдивость, честность, щедрость, филантропия и чистка зубов». Они первыми стали производить съемку производственных операций для повышения эффективности. «Папа снимал, как мы, дети, моем посуду, чтобы понять, как сделать наши движения более экономными и тем самым ускорить выполнение работы». Фрэнка-старшего часто спрашивали: «Как вы кормите всех этих детей?», на что он отвечал: «Ну, знаете, оптом дешевле».

Гилбреты имели исключительное число детей, а в сочетании с их социальным статусом и образованием это делало их феноменом. Лилиан родилась в обеспеченной калифорнийской семье, училась в колледже в Беркли и получила докторскую степень в области прикладной психологии в Брауновском университете. Для женщины с ее образованием иметь так много детей было крайне необычно даже для того времени. Фрэнк отказался от возможности учиться в Массачусетском технологическом институте, чтобы начать карьеру в промышленности и консалтинге, которая принесла ему мировую известность как одному из ключевых деятелей в области научного менеджмента. К моменту его смерти от сердечной недостаточности в 1924 г. их старший ребенок, Энн, была второкурсницей в Университете Джонсона Смита, а младшей, Джейн, было всего два года. В течение 40 лет Лилиан продолжала заниматься консалтинговым бизнесом, одновременно воспитывая своих многочисленных детей. Она нашла время, чтобы написать несколько знаковых книг по психологии и эффективности на фабрике и в домашнем хозяйстве, в том числе «Жизнь с нашими детьми» (Living With Our Children), вышедшую в 1928 г. В этой книге она задавала риторический вопрос: «Почему в семейной жизни не должно быть плана?» Перед ней тогда стояли титанические задачи – обеспечить детей и дать им хорошие возможности в жизни. «Мы будем рассматривать семейную жизнь как процесс воспитания ребенка, в котором можно использовать все доступные методы, хорошо зарекомендовавшие себя в других областях». По ее мнению, «объем планирования, с целью дать ему жизненные возможности и богатый опыт, оказывает огромное влияние на то, что он будет делать и кем станет». В отличие от многих современных родителей, она утверждала, что «диплом колледжа и место в списке “Кто есть кто” что-то значат, но успех в качестве учителя в маленьком городке или отраслевое лидерство могут значить не меньше». Возможно, именно большое количество детей позволило одному из самых известных экспертов по эффективности не зацикливаться на каком-либо конкретном способе обеспечить успех в жизни своим детям. Путей к успеху было много, и каждый из них выбрал свой.

Перенесемся в начало XXI в. Рождаемость стремительно сократилась до такой степени, что в Восточной Азии, Европе и Северной Америке женщины рожают в среднем менее двух детей за всю свою жизнь, что не позволяет обеспечить воспроизводство населения. Согласно отчету Национального центра статистики здравоохранения, опубликованному в 2018 г.{15}, американские женщины в возрасте 22–44 лет, получившие образование в колледже, рожают в среднем одного ребенка, а женщины без высшего образования – 2,6. (Для мужчин с высшим образованием этот показатель составил 0,9.) Таким образом, образование в колледже для женщин стало американским вариантом китайской политики «одна семья – один ребенок».

Большому количеству детей люди с растущими доходами предпочитают качество жизни – делает вывод чикагский экономист Гэри Беккер{16}. Свои старые «тачки» они меняют на более роскошные автомобили, а не покупают дополнительные машины подешевле. «Взаимосвязь между количеством и качеством жизни детей, – пишет он, – выражается в том, что с увеличением дохода растут затраты на каждого ребенка». То есть, если доходы родителей растут, они предпочитают вкладывать больше средств в каждого ребенка, предоставляя ему лучшие возможности в жизни. От Восточной Азии и Индии до Европы и США родители стали одержимы идеей не воспитывать успешных людей, а вручать своим детям (или своему ребенку, если речь идет о родителях с высшим образованием) этот успех в готовом виде.

Современное воспитание детей стало сводиться к тому, чтобы обеспечить отпрыску обучение в лучшем из возможных колледжей{17}. Профессор Кен Робинсон в своем знаменитом выступлении на TED Talks обвинил родителей в том, что они извращают цель образования в жизни. «Если вы считаете, что весь смысл образования в том, чтобы ваш ребенок поступил в конкретный университет, и что диплом этого университета обеспечит его будущее, что у него будет хорошая работа в среднем классе и долгосрочный доход, то вам не нужно объяснять, почему родители ломятся именно в эту дверь, – отметил он на Talent Summit Dublin в 2018 г. – Проблема в том, что такой перекос в образовании оттесняет на второй план многие другие способности и таланты, которые есть у детей и которые понадобятся им сейчас и в будущем». Эта проблема охватила весь мир. В Индии дети, подгоняемые высокими родительскими ожиданиями, стали стремиться только к высшим баллам на экзаменах. «Чрезмерные родительские требования могут пагубно сказаться на развитии ребенка, потому что он будет искать только способы повысить свои оценки, – утверждает Авик Маллик{18}. – Пренебрегая самой важной частью образования, которая заключается в усвоении знаний, полученных от педагога, ребенок тратит свои умственные способности на то, чтобы довести свой табель до совершенства, вместо того чтобы изучать предмет».

Как отметила Алия Вонг в 2016 г. в своей статье в журнале The Atlantic{19}, понятие «родительство» вошло в обиход лишь недавно – раньше люди просто рожали и растили детей. Начиная с 1990-х гг., как она утверждает, «по крайней мере, для представителей среднего класса быть родителем означает не просто воспитывать, кормить и поддерживать ребенка – это значит формировать его жизнь, предоставлять ему возможности, чтобы он мог иметь конкурентные преимущества в долгосрочной перспективе, и обогащать его всевозможным конструктивным опытом». Дети высокообразованных родителей посещают музеи, концерты, театры в два-три раза чаще, чем остальные. Эта тенденция усугубляет экономическое неравенство и социальное воспроизводство – социолог Пол Димаджио считает, что по «социальному капиталу» семьи можно очень точно предсказать успеваемость детей в школе{20}. Ошеломляющий скандал с приемом в американские колледжи в 2019 г., в котором оказались замешаны десятки сотрудников приемных комиссий, спортивных тренеров и знаменитых или просто богатых родителей, обвиненных в подкупе должностных лиц, показал, что одержимость подготовкой детей к успеху в жизни не только приводит к пагубным последствиям, но и приобретает комический подтекст.

Именно последовательная модель жизни заставляет большинство родителей максимально расширять возможности своих детей, постоянно повышая ставки. Считается, что если дети в чем-то отстают и не идут в ногу с детьми Джонсов[8], то они не смогут извлечь из своей жизни максимум пользы. Поскольку в последовательной модели жизни мы переходим от игры к учебе, а затем к работе – и никак иначе! – мы должны с первого дня добиться максимальной эффективности или неизбежно и, возможно, необратимо отстать. А получив лучшее образование в лучшем учебном заведении, мы должны работать так, будто в жизни нет ничего, кроме работы, – в надежде однажды выйти на пенсию.

Подростковые беды: между «бунтарем без причины» и «лунным светом»

«Она перерастет это, дорогая, – говорит мать Джуди (Рошель Хадсон) в знаменитом фильме 1955 г. “Бунтарь без причины”. – Это просто возраст… Это возраст, когда все не так». Понятия «подростковый возраст» и «ранняя взрослость», занимающие специалистов на протяжении столетий, на самом деле состоят из целого ряда конфликтующих тенденций – зависимость и независимость, порядок и бунт, уверенность и риск, стабильность и приключения и т. д. «Мне нужны ответы прямо сейчас, – протестует Джим Старк (Джеймс Дин) в ответ на отказ отца говорить о серьезных для него проблемах. – Меня не интересует, что я пойму через десять лет».

Фильм стал памятником непониманию и конфликтам поколений в семьях среднего класса – и иллюстрацией еще одного ключевого недостатка последовательной модели жизни. Проблемы подросткового возраста и ранней взрослости известны уже 10 000 лет, с момента возникновения оседлых обществ, но идея последовательности четырех станций жизни усугубляет культурный конфликт между родителями и их детьми, поскольку родители ждут не дождутся, когда их дети станут полноценными взрослыми, а дети хотят только вырваться на свободу – идеальный рецепт конфликта поколений.

В сложный период перехода от детства к взрослой жизни многие подростки борются с вопросами выбора, пропущенными через призму пола, расы и религии. Но последовательная модель предполагает линейный путь, единственный вариант, единственный выбор на каждой из жизненных станций. Исследования показали, что родительское давление на подростков, заставляющее их соответствовать социальным ожиданиям последовательной модели, может мотивировать их к употреблению психоактивных веществ и другим бедам. Более того, «давление на развивающиеся умы способно изменить схему работы мозга»{21}, – говорит доктор Джозеф Гарбели, вице-президент по медицинским услугам и медицинский директор некоммерческой организации Caron во Флориде, которая помогает молодежи, страдающей от наркозависимости. «Это очень серьезная проблема, потому что такие биологические изменения могут подвергнуть подростков большему риску психических расстройств, а также употребления психоактивных веществ».

Один из самых больших страхов, который испытывают родители, исповедующие последовательную модель жизни, – это то, что их дети-подростки станут «Питерами Пэнами», социально незрелыми взрослыми. Этот термин популяризировал психолог Дэн Кайли в своей книге 1983 г. «Синдром Питера Пэна: Мужчины, которые так и не стали взрослыми» (The Peter Pan Syndrome: Men Who Have Never Grown Up). Синдром Питера Пэна не признан психическим расстройством Американской психиатрической ассоциацией, но его широко обсуждают как родители, так и психотерапевты. Его признаки – нежелание или неспособность брать на себя ответственность, связанную со взрослой жизнью, отсутствие уверенности в себе и чрезмерный эгоизм. В кино чаще всего показывают женщину, находящуюся в отношениях с незрелым парнем – «мужчиной-ребенком», который не желает «остепениться». Пожалуй, классическим фильмом этого жанра является «Фанатик» (2000) с Джоном Кьюсаком в главной роли. «Теперь я понимаю, что никогда не был по-настоящему предан Лоре, – признает герой. – Я всегда был одной ногой за дверью, и это мешало мне, например, думать о своем будущем и… Я думал, что лучше ничего не предпринимать, не хватаясь ни за одну возможность. А это и есть постепенное, постепенное самоубийство».