Читать онлайн Святые

© Евгений Сазонов, 2024

ISBN 978-5-0064-6965-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Святые

Эти трое появились в придорожном кафе за полчаса до рассвета. Словно вестники скорых бед, мрачно и грузно вошли они в просторный и пустой зал, неся на плечах утренний холод. И колючие капли западали с их капюшонов так густо, что эти люди казались призраками, всплывшими из бурной реки.

Карина, что уже пару часов клевала носом, заслышав дверной колокольчик, вдруг вытянулась во фрунт и по наигранному сценарию громко поприветствовала гостей, улыбнувшись широко и раскланиваясь неуклюже. Карина взбодрилась, но темные фигуры тревожили ее. За их спинами, в окне, под светом фонаря, проливной дождь сбегал с волос плакучей ивы и оголял ее корни, и девушке вдруг почудилось, что деревце проливает слезы по ней…

Троица развесила дождевики на спинках стульев. Двое принялись что-то раскладывать на столе, а третий подошел к барной стойке и заказал мяса на всех и чаю. Глядя на него, можно было подумать, что этот человек восстал из могилы. Под ногтями его чернела грязь, рукава свитера были разодраны, а уставшее лицо, заспанное, но злое, мерцало гневом, словно то было лицо неотомщенного покойника. Глаза его мерцали рубинами, и на вид ему было лет пятьдесят. Карина по привычке залепетала о скидках на хлебобулочные, но гость не проронил ни слова. Он вернулся к столу. Про себя девушка обозвала его Рубиновым. Двое его попутчиков выбрали место в темном углу и тонули во мраке, только по голосам официантка определила, что это были молодые мужчина и женщина.

– И что же мне прикажете? – грубо протянул Рубиновый. – Дальше идти одному?

– Прошу прощения, – возразила девушка во мраке, – но уговор был довести вас до сосновой топи.

– Да-да, – сознался он. – Вы исполнили все договоренности куда в большей степени, чем от вас требовалось. Но, увы, я не знаю, в каком направлении деревня за этой топью, а о тропинке, по всей видимости, ведал лишь тот человечишка, что обдурил нас всех.

– Если верить ему, – вмешался молодой парень, – ближе к сумеркам в лесу происходит так называемый суд звериный, когда лисы и другая живность бредут по тропе к деревне, и, увязавшись за ними, вы сможете найти что ищете.

– Кстати, а что вы ищете? – спросила девушка.

– Невзгоды, – сказал Рубиновый.

Все умолкли.

На гостей опустился запах жареного мяса и тертой зелени. Ближе к концу лета зелень в этих местах нагуливала специфический аромат сандала, и никто не мог объяснить почему, и по этому поводу устраивались споры.

Подали мясо и чай. Троица подкрепилась. Рубиновый расплатился.

А перед уходом все трое склонились над столом, и парень, водя пальцем по намоченному планшету, показывающему карту, говорил шепотом, и в словах его слышалось беспокойство. Возбудившись любопытством, Карина напрягала слух.

– Это последний населенный пункт на вашем пути. Далее последует грунтовка, которая упрется в эту махину, это Львиная гора, вы не пропустите ее, она усеяна львиным зевом. На ее оголенном склоне будет нарисован кот с человеческим лицом, направо от рисунка тонкая тропа змеится вверх, она приведет вас на вершину, где ветхий мост перекинут на другую сторону, внизу будет река Мальтийка. Перейдите мост, и в лесу вам останется лишь дождаться суда звериного.

– Суд звериный, – пробормотал Рубиновый. – Бредятина.

– Но вы верили в эту бредятину два года и два года искали деревню, – обнадеживающе утешил парень. – Поворачивать назад поздно.

– Да знаю я, – отмахнулся Рубиновый. – Просто старческое брюзжание. – И он наигранно ухмыльнулся, но выглядело это нелепо.

Вскоре дождь убрел на восток, освободив небо, и шум разлитых рек, плещущихся о цветистые берега, накрыл бархатным занавесом долину и грунтовую дорогу, по которой Рубиновый теперь мчался в одиночестве на старом внедорожнике.

Звали его Алексей Курцвейл. И до событий, случившихся два года тому назад, он много лет испытывал внутреннюю подавленность, так как однажды совершил проступок, за который каялся много лет и не мог простить себя, и ненавидел в себе, если так можно выразиться, бесхребетность. А два года назад в квартире, где наш герой делал ремонт (так как ремонтами зарабатывал на жизнь), под сдернутыми обоями на белой стене он обнаружил написанные карандашом строки, рассказывающие о некой деревушке под названием Четверть. В деревне той жил некий Апостол, что мог снять груз с души человека, человека, который запутался, который покаялся, которого раскаянье грызет годами, грызет напористо и сосредоточенно. И тогда Курцвейл поклялся себе найти эту деревню, что была затеряна где-то в Центральной России, где-то в диких лесах в оцеплении высоких гор.

Идея была безумной, ведь те письмена могли быть лишь плодом воображения поэта или ребенка, но порой отчаянье имеет такую власть над человеком, что он готов оставить все, улечься наземь и умереть. Апостол был его последним шансом на искупление, и при мысли о том, что все это вымысел, у Курцвейла разрывалось сердце.

Сотовая связь здесь не ловила. Шумы рек затерялись где-то позади, в погнутых усилиями дождя лиственницах и тополях. И ехал он в тишине. И оставалось ему лишь рассматривать раззолоченные солнцем обломки скал, разбросанные вдоль дороги. Скука отравляла его ум.

Он прибыл к Львиной горе, когда сумерки затянули темно-синей пеленой леса и небо. Перекусив черствым хлебом и остывшим в термосе чаем, Курцвейл взвалил на плечи увесистый рюкзак, ружье и как человек, подверженный влиянию суеверий, присел на дорожку возле автомобиля. Это действо следует проводить в доме, но за последнее время машина и стала ему домом. Перед ним на каменистом склоне горы белым мелом было нарисовано кошачье тело с жутким лицом человека, чей взгляд был сопоставим со взором волка, нацеленного драться насмерть. И чем-то это лицо напоминало его же собственное.

– Морок, – сказал он себе и увидел, как лицо вздрогнуло.

Отшатнувшись, Курцвейл встряхнул головой. Лицо на скале было неподвижно.

Он повторил:

– Морок.

Не давая страху сковать себя, он нырнул под низкие лапы лиственницы и очутился на едва различимой в красных травах тропе, что под довольно крутым уклоном стремилась вверх.

Становилось темнее, и он зажег фонарь. Верхушки древних сосен сурово поддерживали небосвод, воздух был свеж и пах хвоей, и казалось, что в густых кустах кто-то бродил рядом. Он боялся опоздать на суд звериный, ведь сумерки пожирала ночь. Курцвейл зашагал ввысь стремительно, точно за ним была погоня.

Наконец он услышал шум реки и вскоре оказался перед черно-деревянным мостом, проложенным в иной, более темный, более сырой и холодный, дубовый лес. И он готов был поклясться, что слышит, как река внизу словно прожурчала ему: «Уходи», а тот, кто крался за ним, дышал за спиной, положил лапу на плечо и, судя по рыку, собирался пустить в ход зубы и когти.

Истекая потом, подстегиваемый ужасом, путник побежал по мосту и, добравшись до дубовых чащ, обернулся. Но никого не было, и река хранила молчание.

Бредя вдоль леса, он заприметил заболоченные поляны, меж которых сновали лисы. Испуганно они оборачивались на пришельца, поджимали хвосты, принюхиваясь, фыркали и, вероятно, не видя в нем опасности, семенили вглубь прохладной чащи. Осторожно Курцвейл пробирался за зверьками. Идя за ними след в след, он с изумлением отмечал, как местность вокруг преображалась в холодящей кровь метаморфозе. Гнувшиеся медленно в дугу деревья со скрипом обвивали друг друга; из земли вырастали и вновь погружались в недра деревянные идолы, обтесанные грубо, с едва уловимыми чертами звериных морд; белые и алые саваны свисали с верхушек дубов. У его ног нет-нет да и разверзалась земля, в глубине которой сверкали молнии. Темные фигуры раскачивались на ветвях и хохотали, точно совы, получившие в дар голос человека. Мрак налился ароматами заплесневелых вод и стал осязаем, точно путешественник стоял на заснеженной вершине.

Он был лишен сил и измотан страхом, когда вдруг вышел к приземистой пастушьей хижине у края обширного луга. Не заставив себя долго ждать, Курцвейл без труда открыл дверь и, затворив ее, закрылся на нехитрую задвижку. Его била дрожь. Трясущимися руками он снял рюкзак и ружье и осветил фонарем невеликую комнатку, вмещавшую в себя лишь кровать, где лежали скомканный бушлат и овечья шкура, маленький столик и железную печурку, под которой хранилось несколько трухлявых дровишек. Воздух был сырым и тяжелым, но про себя путник поблагодарил бога за предоставленный приют и, улегшись на кровать, провалился в настороженную дрему, где не было снов, но и ночью никто не беспокоил его, будто все дети леса тоже улеглись спать.

Следующее утро выдалось солнечным. Наш странник перекусил орехами, кусочком колбасы и запил водой. С опасением и заряженным ружьем он вышел из хижины. К счастью, все было тихо. Но что же теперь, задался он вопросом, и кто-то окликнул его. Курцвейл обернулся и обомлел – рядом с хижиной росла береза, и на уровне его глаз на стволе дерева ясно угадывалось человеческое лицо, схожее с нарисованным ликом наскального кота. Безусловно, оно было частью дерева, и береста была его кожей, но глаза оставались человеческими. Лицо заговорило: