Читать онлайн Приключения ДД. Глебовская Русь

Пролог

По набережной реки Кубань неспешно прогуливалась пара семнадцатилетних подростков. Юные краснодарцы этим первоапрельским утром всерьёз увлеклись отнюдь не шуточным разговором. Подтянутая юнармейка Оля Лагорская, мечтающая стать учителем литературы, поражала бесконечно влюблённого в неё Глеба Бойченко глубиной познаний «Слова о полку Игореве». Солидно овеянный чредой занятных фактов, Глеб, тем не менее, не упускал обращённых на спутницу восхищённых взглядов, пробегающих мимо спортсменов – обладателей атлетических фигур. Он их встречал с улыбкой. Его уже не волновало, разве что совсем чуть-чуть, собственное нескладное плотноватое телосложение. Больше не лишала покоя заурядная внешность типичного умника, по которой сразу было видно, что дружба с книгами ему куда ценнее походов в фитнес-клуб. «Пусть сколько хотят, рассматривают красавицу Олю, вот уже как полгода она моя. Моя фея», – торжествующе думал Глеб.

– Династические браки всегда были инструментом дипломатии, – вещала Оля, едва удерживая длинные светлые волосы от капризных порывов весеннего ветра, – в случае с кочевниками поступали так же, но несколько однобоко. Русские князья охотно женились на дочках половецких князей, а родственниц ханам не отдавали. Потому что из правящей династии могли отдать в жёны лишь равному, а половцев считали влиятельными, но не равными. Чтобы прекратить набеги, князья женились на девушках из степи и крестили их, это было даже делом богоугодным. И как бы ханы половецкие не испрашивали себе жён из русских, не получали. Ведь тут ещё один пункт кроме отсутствия паритета существовал. Кто же из правителей Руси «предательство» своей веры позволит? Так вот, вернувшись из плена, Владимир женился на дочери половецкого хана, которая приняла христианство и стала зваться Настасьей.

Воспользовавшись короткой паузой, пока Оля поправляла спутавшиеся пряди, Глеб как бы, между прочим, проронил:

– Насколько я помню, в поэме не сказано о том, что сын Игоря женился на половецкой девушке. И о том, что он из плена сбежал, тоже не говорилось.

Оля удостоила его островатым взглядом, от которого Глеб ощутил укол самолюбия. Его нутро эрудированного всезнайки зашевелилось и напряглось.

А Оля чуть свысока заявила:

– Роль педагога не только в том, чтобы передавать опыт, нажитый поколениями, но и помогать расти и развиваться. Учитель литературы обязан расшифровать детям и исторический пласт, заложенный в произведении. Ученики должны получать полноценную картинку, чтобы самостоятельно сделать выводы, а не пытаться зазубрить то, что нужно знать для получения хорошей оценки. Поэтому я читаю не только само произведение, но и штудирую позицию историков на его счёт, изучаю мнение литературных критиков.

– И что критики говорят? Всё ещё считают, что школьникам надо изучать, как русский князь в плен попал?

– Ты меня удивляешь! Подумай о духовном наполнении этого произведения! Писатель, он же профессиональный критик, Пётр Иванович Ткаченко хорошо сказал, что рассмотрение исторических событий самих по себе, вне духовного содержания и смысла, лишь набор фактов. Подобное упрощенство обходит мотивацию и причины событий.

– Я не так выразился. Не в девятом, а в одиннадцатом классе проходить бы…

– Не надо оправдываться, – она снисходительно улыбнулась, и словно разжёвывая сложный материал несмышлёнышу, произнесла, – если не спешить и призадуматься, то всё очень даже просто раскроется. В текст заложена христианская основа. «Слово» перекликается со Священным Писанием, – а потом поучительным тоном добавила, – лишать изучения догматов христианства тех, кто получает неполное среднее образование для нашей по большей части православной страны недопустимо. К тому же я думаю, что подобное произведение особо полезно для чтения в смутные времена, – и Оля сделала ударение на конец фразы, – такие как наши времена.

– Хм-м прочтение через библейские образы…, – рассеянно пробормотал Глеб, и попытался переосмыслить древнерусское произведение вслух, – всё хорошо, но князь Игорь возжелал ратных побед и пошёл на вражескую землю. Он недооценил врага и собственные силы. Князь попал в плен. На Руси поднялись мятежи, и началась кровавая междоусобица. Хм-м-м…, – он щёлкнул пальцами, – я, кажется, понял – беды человека приходят от крушения личности. Такое случалось в прошлом, такое случается и в наши дни, и вероятно будет происходить в будущем. Это обыденно для человеческой сущности. Заблуждение и проступок идут рука об руку.

– И раскаяние. На кого сходит просветление, может исправить ошибку и обрести мир, как для себя, так и для своего народа. С высокородными пленниками половцы хорошо обращались. Летописцы сообщают, что Игорь даже на любимую ястребиную охоту частенько выезжал, священника ему предоставили. Но князь Игорь сбежал. Он рисковал и вернулся. На Руси праздник, – Оля, задумчиво рассматривала что-то вдали, – главе государства нужно справедливо, но жёстко править. Сладкого няшку – «слижут». Горького деспота – «выплюнут». На таком месте не честолюбие тешить надо, а мудрость проявлять. А Игорь вначале повёл себя как мальчишка, которому лишь бы мускулами поиграть. Как жаль, что даже самый сильный лидер имеет изъян, – она заговорила быстрее, – выражаясь словами Петра Ивановича: «Это поэма о том, как живёт, как погибает в безверии и как спасается в вере человеческая душа». Я дам тебе книгу Ткаченко «Поиски Тмутаракани», в ней подробный анализ изложен.

Глеб кивал, а сам, почуяв скрытый вызов в словах Лагорской, впал в раздумье. Страстное желание захватило разум отличника: он неистово захотел доказать Оле, что заботливые правители существуют. Но припомнить идеальные примеры из истории никак не удавалось.

Умиротворённо вздохнув, она спросила:

– Мы ещё «Домострой» хотели обсудить…

– На сегодня достаточно. К тому же я его не читал. Уверен, что там тоже не всё на поверхности. Когда ознакомлюсь с текстом, обязательно поговорим. Мне интересна твоя точка зрения.

Он остановился. Оля, продолжая идти, обернулась и удивлённо посмотрела.

– Что?

Глеб качнулся и, степенно набирая ход, двинулся дальше.

– У меня возник вопрос. Тогда люди жили без современных заморочек о пресловутом успехе. Каждый с самого рождения знал своё место в обществе – в чужие сани не садились, совершенствовались в ремесле или в чём-то другом. Они не страдали от проблем с экологией. Всё натуральное. Всё своё. Традиции предписывали ясный уклад жизни. Законы прозрачные, а не то, что сейчас, не всегда разобрать, о чём сказано. И так далее. Если бы не набеги кочевников, созидай и радуйся.

– И если бы не наследственное дробление земель и междоусобные войны, – смеясь, добавила Оля и спросила, – так в чём вопрос?

– Ты бы хотела жить в такую эпоху?

– О нет! Лекарств нет, да много чего нет. А ты?

– Я бы попробовал. Эх, туда бы наши технологии…

– Автомобили? Интернет?

– Не. Чтобы природу выхлопами не загрязнять. И без вредного влияния соцсетей. Какую-то одну технологию, но самую важную.

– И кто бы её туда доставил?

Глава 1

Весенние каникулы с виду обычный десятиклассник Дима Дроздов встретил на берегу Голубого озера – одного из самых глубоких карстовых озёр в мире. Следуя по тенистой дорожке за худым, как щепка специалистом-подводником из Русского Географического Общества, почёсывая шею, он сонно слушал ознакомительную лекцию об уникальном природном комплексе – подпитываемом артезианскими водами каскаде пяти водоёмов, соединённых пещерами и объединённым общим названием. Бирюзовая гладь озера приятно радовала глаз. Лёгкий запах сероводорода не портил впечатление, потому как забористый горный воздух правил бал. Постепенно Дима пробуждался и настраивался на рабочий лад.

Сутки поездом по маршруту Воронеж-Нальчик порядком его уморили: выспаться юному волхву за всю дорогу не удалось. И совсем не из-за шумных соседей, собравшихся штурмовать двухпиковый Эльбрус и покорять горнолыжный курорт, где туристы будут кататься ещё до середины мая. В какой-то степени Дима был даже благодарен этим любителям активного отдыха. Слушая их байки, он отвлекался от терзающих раздумий, немного притупляя выхолаживающе-бередящее ощущение, что ненароком может упустить нечто важное. Последние тридцать километров от столицы Кабардино-Балкарской Республики до места назначения, он на самую малость прикорнул, угомонившись под шуршание шин по ровной дороге. Когда такси умчалось, Дима протёр слипающиеся глаза, закинул на спину почти невесомый рюкзак и твёрдой походкой зашагал мимо зданий турбаз к дайвинг-центру. Он не собирался здесь гостить. Визит носил однодневный характер. В кармане лежал билет на вечерний рейс. Автобус в Краснодар отправлялся около полуночи. Дима рассчитывал прибыть к дедушке знахарю уже утром завтрашнего дня.

Внимание юного волхва приковал объект на пристани. Издали приметив выпирающий стеклянный пузырь, Дима невольно сглотнул. Пожалуй, только теперь он до конца осознал, что ему предстоит. Они быстро преодолели последний виток пути. На воде едва заметно покачивается батискаф. Вблизи он и вовсе казался игрушечной посудинкой, сродни аттракциону в детском аквапарке. Юный волхв слегка оробел. Подводник же выглядел счастливым и, любуясь крошечным чудом техники, громче прежнего произнёс:

– На подобном аппарате местные глубины некогда изучал знаменитый исследователь Жак Ив Кусто, но до дна в восьмидесятые добраться никто не мог. А вот наш современный удалец куда поживее будет. Шесть лет назад впервые дна позволил нам достичь. Двести пятьдесят восемь метров здесь. Скорость погружения один-два метра в секунду. Скоро справимся. Но рассмотреть всё успеешь, прозрачность отменная, – сосредоточенно оглядев худощавого молодого гостя, он посоветовал, – скинь куртку и с рюкзаком оставь Лене, чтоб не так тесно и не жарко было, – он как-то странно улыбнулся, – надо же, твои голубые глаза темнее, что ли стали.

– Егор Аркадьевич, это озеро отражается, – уверенным тоном ответил Дима, прекрасно зная, что цвет воды совершенно тут ни при чём.

Сапфировый оттенок всё чаще проявлялся во взгляде юного волхва и особенно был ярок тогда, когда Дима двигался в верном направлении. Его глаза словно компас указывали путь к осколкам Коркулум. Но, к сожалению, это был лишь индикатор приближения, а не прибор для ориентирования. Дорогу к частицам сердца Вселенной ещё предстояло отыскать.

Отдав вещи, появившейся точно призрак ассистентке Лене, Дима забрался за подводником в батискаф. Ладони вспотели и скользили. Украдкой он вытер их о джинсы и невзначай посмотрел на Егора Аркадьевича. Тот, был занят запуском аппарата и вроде ничего не заметил. Подводник увлечённо продолжал рассказывать о геологических тонкостях, вздыхал, что может быть, однажды откроется секрет, почему в озере круглогодично температура девять градусов Цельсия и, пророчил, что обязательно отыщется тоннель, ведущий в океан, который позволит из этой точки планеты оказаться в любом месте Земного шара.

Экскурсия началась. Вода забулькав, сомкнулась над батискафом. Аппарат быстро погружался в тёмно-изумрудные воды. Какое-то время Дима привыкал к полутьме, бойкому миганию огоньков на датчиках в кабине и специфической подводной тишине. Видимость составляла чуть больше десяти метров. По форме озеро напоминало кувшин с узким горлышком. На глубине до ста метров прожектор регулярно высвечивал водолазов, которые собирали пробы растительности. Дальше только рельефные отвесные скалы. Ближе ко дну в обзор попала миниатюрная подлодка: пилот отбирал грунт с самого дна. Ничего необычного или примечательного Диме не попадалось. На лбу юного волхва выступила испарина. Избыточная сосредоточенность нудила, однообразная обстановка убаюкивала. Чтобы не уснуть, он пару раз себя больно ущипнул – не помогло. Тогда, получив разрешение подводника, Дима фотографировал всё подряд, параллельно размышляя над тем, кто же всё-таки сподвигнул давнего знакомого полковника ФСБ, возглавлявшего секретный Отдел Преданий организовать эту поездку. Основных версий сложилось две: новый штатный ведун надоумил или очередной вредитель с более высоким званием, будучи последователем инопланетных Дивинус, запретил самостоятельное изучение. Но версии не приближали Диму к тому, что было сокрыто в озере. Он покусывал нижнюю губу и с усердием продолжал фотографировать.

После экскурсии Диму сопроводили в уютное кафе, оформленное с национальным колоритом. Оно располагалось непосредственно на берегу. Сначала Дима обрадовался. Он специально сел на летней веранде, где свежий воздух бодрил прохладой. Юный волхв хотел пересмотреть сделанные снимки и расспросить Егора Аркадьевича, в случае если обнаружит что-то интересное. Но не тут-то было, ему компанию составила Лена, которая по характеру напоминала словоохотливую тётушку-хлопотунью и обладала незаурядным аппетитом. Озадаченный неуместным и упорным вмешательством в личное пространство, Дима из вежливости сдался. По настоянию ассистентки он плотно перекусил дымящимися мясными и сырными хычи́нами, запивая, тающие во рту лепёшки, айраном. Когда Лена узнала, что он совершенно свободен до самой ночи, оживилась.

– Поедешь со мной в Нальчик! – сотрясая ключами от автомобиля, восторженно объявила она. – Ребята всё время заняты, а мне нужен сильный компаньон!

Будучи не против сократить дорожные расходы и избежать прочих неудобств, Дима снова согласился, но всё же уточнил, что от него потребуется.

– На рынок! Базар на Кавказе это нечто большее, чем торговля!

– Неужели? Это ещё и обилие сплетен, да? – съязвил Дима, не сдержав разочарование от предстоящей участи носильщика.

– О-о-о, ты ещё многого не понимаешь! На базаре можно узнать правила выбора лучших гранатов, получить советы как правильно специи применять, выяснить тонкости приготовления сыров, пирогов, чурчхелы! Попробовать разные вкусности!

Дима решил выторговать себе утешение.

– А культурная программа будет?

– Отчего нет. Что интересует?

– Музей!

Собственно что ещё мог попросить сын историка?

Глава 2

Поход по рынку был ровно таким, каким его себе Дима и представлял: тучные неудобные сумки, бойкая толкотня, смесь назойливых ароматов и нескончаемый гул людских голосов. Когда он с Леной наконец-то добрался до музея, времени для полноценного осмотра не было: до закрытия оставалось меньше часа. И пока ассистентка беседовала с кассиром, Дима как угорелый носился по выставочным залам. Падение было предопределено. Споткнувшись, он расстелился на паркетном полу. Взгляд упёрся в каменное конусообразное изваяние. За малым Дима не расшибся об него. Переведя дух, юный волхв поднялся и, потирая ушибленные места, поплёлся на выход, мимо череды карт Черноморско-Каспийской территории.

– Молодой человек, разве вам это не интересно? – окликнула седая дама в форменном платье, указывая на стенд с картами.

– Интересно. Но я и так знаю, о чём здесь сказано.

– И о Пятиморье в курсе? – с хитрой улыбкой полюбопытствовала она, насмешливо взирая сквозь очки в роговой оправе.

Дима взглянул на часы над дверями. Десять минут, чтобы ответить на брошенный вызов. Изобразив задумчивость, он в профессорском темпе произнёс:

– Геополитик Маккиндер ввел понятие «пятиморье» в своей работе «Географическая ось истории». Он составил условный пятиугольник между Каспийским, Чёрным, Средиземным, Красным морями и Персидским заливом. Кавказу Маккиндер отвёл важную роль в истории данного региона. Окаймлённый морями Кавказский хребет и сегодня стратегический плацдарм для продвижения вглубь Среднего и Ближнего Востока, выход в Персидский залив и Средиземноморье. Кавказ естественный барьер и он же «мост» между Европой и Азией. По этому «мосту», какие только обитатели евразийских степей не хаживали: сарматы, скифы, аланы, гунны, хазары… Все они участвовали в этногенетических процессах, способствовали формированию народов и этнических групп, живущих сегодня на данной территории.

– Браво! Как приятно осознавать, что наша молодёжь так много знает. Нет слов! – растрогавшись, всплеснула руками смотритель.

Довольная удачным выездом, ассистентка после сытного ужина в ресторанчике, подкинула Диму на автовокзал, вручив «на дорожку» бумажный пакетик конфет. В тёплом зале на широкой скамье, разморённый юный волхв, ели сдерживался, чтобы не заснуть. Спасали тягучие карамельки: они нещадно прилипали к зубам, и Дима усердствовал над удалением липкой массы. И вот он в автобусе. Повезло: в своём ряду он один, ближайшие пассажиры только спереди. Дима смело скинул кроссовки с гудящих от усталости ног. Примостил рюкзак, как подушку и разлёгся на сиденьях. Автобус тронулся. Но блаженный сон не приходил. Одолевало беспокойство. Поездка вышла на завершающую стадию. Он покидает регион. Что-то упустил. Но что? Негодование взяло вверх. Хмурясь, Дима принялся листать снимки в фотоаппарате. Что-то не давало ему покоя. Тёмные глубины озера представали идентичными фотографиями. Ничего необычного. Он просмотрел трижды и хотел уже убрать фотоаппарат, как вдруг замер. Подобное временное замешательство испытываешь, случайно разглядев на рисунке обоев морду неведомого чудища. Дима резко сощурился и широко раскрыл глаза. Сомнений не было, на него пустыми глазницами смотрел человеческий череп.

– Как я раньше его не заметил? – прошептал юный волхв.

Он увеличил кадр, уменьшил, покрутил по сторонам света. Определённо на отвесной подводной скале вырисовывался череп, как если бы повёрнутый полубоком. На теменной части просматривался узор. Изысканной красоты в нём не было. Завитки походили на простоватый орнамент. Дима задумался. Где-то в журналах отца мелькало нечто схожее… Ну, конечно! Тибетские резные черепа. Резьба по черепу являлась одной из старых ритуальных традиций. К этой практике прибегали, желая избавить семью покойника от проклятия или направить на верный путь заблудшую душу владельца. Но здесь был иной случай. Он ещё раз критически осмотрел находку. Это не игра света и теней. Скалы так причудливо сформироваться не могли. Череп высекла рука человека. Но когда? Некто нырял под воду или побывал у скалы, когда озера ещё не было? Кто-то из просвещённых мужей забрался в пещеру? Хотел что-то оставить в назидание, избавлял, судя по гигантюре, целое селение от проклятий или что? Вопросы копились. Ответов не было. Но, несмотря на отсутствие ясности, Дима удовлетворённо заулыбался. Он съездил не напрасно. Он нашёл зацепку. Поездка имела результат, пусть пока и не понятно какой.

Глава 3

С утра понедельника на даче Степанцевых посетителей поубавилось. Как не хотелось чете Степанцевых и их друзьям супругам Бойченко покидать благоухающий весной Чёрный лес, но работа в Краснодаре ждать не могла, поэтому раздав детям последние наставления, они умчались. Хозяйский сын Паша с одноклассником Глебом и его младшей сестрой Машей имели немалый список поручений. Однако недельный горизонт каникул позволял расслабиться в первые деньки и не спешить с делами. Но казалось, временно́е послабление Маши не коснулось. Она, сразу после завтрака, собрав длинные волосы в косу, как и ребята, нарядилась в камуфляжные одеяния и целеустремлённо сновала по всей даче. Пока Паша во дворе демонстрировал её брату мастерство в метании ножей и набивании мяча, она, сопровождаемая белоснежным остроухим псом, сначала ворошила ящики комодов по всей кухне, а потом принялась грохотать в сарае. Когда Маша появилась с коробом, Глеб поинтересовался:

– Дай угадаю, консервные банки разыскиваешь?

Сестра кивнула.

Паша, поглядывавший на Машу, перестал чеканить. Он поправил кубанку и ласково спросил:

– Машуль, тебе помочь?

– Я уже справилась. Маловато. Пройдусь по деревне.

– Я с тобой, – сказал Паша, устремив вопрошающий взор на Машу.

Она отставила короб под навес, приласкала пса, отряхивая его от паутины.

– Оёёюшки! Как ты же перепачкался! – Маша взглянула на Пашу, тот ещё ждал ответа, она деликатно произнесла, – Моцарт со мной прогуляется. Он грозная лайка. В обиду не даст, если что. А если ты начнёшь меня ревновать к местным ребятам, то жестянок мне не видать.

Пробурчав что-то себе под нос, Паша продолжил набивать мяч.

Глеб посмотрел на часы мобильника и вдогонку сестре изрёк:

– Дима скоро будет. Думаю, что Георгий Максимович, наверное, уже кормить внука заканчивает.

Маша, спохватившись, резво развернулась.

– Вот поздороваюсь с Димой и пойду. Вы же по фотке, что он ночью прислал, ещё ничего не придумали, и у меня идей нет. Зато реальную пользу могу принести. Соберу банки и привезу их в штаб, а там из них блиндажные свечи изготовим. У юнармейцев перерыва на каникулы не бывает.

– Как и на войне, – мрачно подметил Паша.

Калитка скрипнула. Моцарт рванул встречать гостей. Он приветливо запрыгал между Димой и его мохнатым товарищем – волком Акелой.

Дима потрепал Моцарта за уши.

– Какой большой вымахал! Уже всё, не щенок совсем. Достойный напарник для игр у Акелы появился.

– Это только если твой Акела серьёзность с морды отбросит, тогда напарника для игр и обнаружит, – смеясь, сказала Маша, рассматривая исполненного величием волка, который полуприкрыв янтарные глаза и ухом не повёл на пылкие заигрывания Моцарта. – Ладно, привет и пока. Не скучайте!

Друзья, обменявшись приветствием, расположились на ротанговых креслах.

– С дедом находкой поделился? – спросил Паша.

– Он с таким не сталкивался, – посетовал Дима.

– Хех, к нунтиусам бы обратиться, но они что мяч, который ушёл на трибуны. Попробуй, отбери у фанатов. Где они сейчас? Куда их как ветром унесло? Но кто мы такие, чтоб перед нами отчитываться? – возроптал Паша и пихнул Глеба, – что молчишь? Неужели у нашего умника совсем идей нет?

Глеб пожал плечами.

– Мало данных.

Паша тихо рыкнул, взглянул на Диму.

– А помор твой, что говорит?

– Так Пасхальная неделя. Наставник просил его по пустякам не беспокоить. Я ещё не дорос до того, чем он сейчас занимается, а то бы он меня с собой позвал.

– Вот те на-а-а, – протянул Паша и спросил, – а если это не пустяк? Что тогда?

– А какие у меня доказательства? – вопросом на вопрос ответил Дима, и наступило тягостное молчание.

Все трое уткнулись в мобильные телефоны, пристально вглядываясь в загадочный снимок. Через какое-то время Глеб расплывчато произнёс:

– Хм-м-м как если бы подобие контурной карты… И очертания как будто знакомые… Надо ещё подумать.

Юный волхв потёр щёки.

– Я чувствую, что в этом что-то есть… Осколок Коркулум где-то совсем рядом.

Паша звучно хлопнул в ладоши.

– Отпустим, и всё само сложится. Не зацикливаемся!

– Да, твоя мама так часто советует, – на длинном выдохе пробормотал Глеб и, прокашлявшись, поделился, – мы тут с Олей на днях обсуждали жанры литературы. И я вот о чём подумал. В фантастике есть полезное зерно. Это не только развлекательное чтиво с уходом от реальности.

– И чем полезны розовые единороги? – расхохотался Паша.

– Я о НФ. О научной фантастике, – уточнил Глеб. – Сама суть НФ – это повествование о вариациях устройства будущего. Размышление о концепциях существования будущего человечества как такового. Читателю предоставляется анализ возможного бытия. Я думаю, что НФ должна задавать ход. Раздвигать рамки реальности. Побуждать думать о сверхзадаче, а не о рутине. В науке что-то давно ничего этакого не было. Нет прорыва. Всё топчется на уже существующих открытиях или вертится вокруг создания искусственного интеллекта. Такое ощущение, что людям в конец надоело развивать себя, все хотят только на кнопки тыкать и чтобы всё само делалось. Этакий добровольный переход в рабство к машинам.

– А я был бы не прочь, чтобы за меня тут кто-то граблями прогрёб и дров наколол, – расхохотался Паша. – Не вижу в этом ничего плохого.

– Это пока не видишь. А когда твои мозги и «кубики на животе» жиром заплывут, иначе запоёшь, – усмехнулся Глеб.

– Так я это, с мячом наверстаю! – отшутился Паша, но серьёзный взгляд говорил о том, что он понял, о чём толкует одноклассник. – Слушай, а что ты на других пеняешь, сам что-нибудь изобрети. Кто тебя останавливает? Возьми и соверши прорыв, – он хохотнул, – ты уж извини, но мне кажется, что даже у такого умника как ты ничего не получится. Всё, что было нужно, уже есть. А волшебные палочки нам «не светят», с их помощью мы бы та-а-а-к накуролесили. Так что прорыв в науке отменяется.

Глеб сложил пальцы в замок.

– М-да всё есть. Даже Вечный двигатель. Но использовать не дают.

– Да ладно?! – в один голос сказали Паша и Дима.

– Да. Ещё во времена СССР советский учёный Нурбеем Гулиа изобрёл устройство с КПД в небывалые девяносто восемь процентов. Должен был случиться прорыв, но финансирование свернули. В то время бензин стоил копейки, а внедрение изобретения потянуло бы немалые затраты. Более того если бы это изобретение попало за границу, то нашу нефть перестали бы покупать. В итоге супермаховик Гулиа стал угрозой национальной безопасности. Но главная причина сокрыта в другом месте. Мировые игроки, которые протянули свои щупальца и в науку, а не только расставили своих людей по правительствам государств, не заинтересованы, чтобы нефть прекращала быть основным планетарным энергоресурсом. Это несколько вопрос денег, это больше об управлении будущем. Верхушка хочет создать условия, чтобы их потомки продолжали управлять. Это способ выживания верхушки.

– Везде политика. Всё завязано на экономику, – фыркнул Паша.

– А как по-другому? Руководство страны обязано учитывать все аспекты. Это как папа сказал однажды, что когда едешь в потоке машин, который двигается со скоростью шестьдесят километров в час, хотя на знаках предписано сорок, то и ты едешь с превышением, иначе произойдёт коллапс.

– Масоны рулят, – добавил Дима и тут же поправился, – но опаснее масонов иезуиты.

– Согласен, – закивал Глеб.

Паша сжал кулаки.

– Хватит умничать!

– Я поясню, – миролюбиво предложил Глеб, – а Дима дополнит, если что. Орден Иезуитов весьма влиятелен. Начиная с основания, за пятьсот лет их акторство прослеживалось в самых различных сферах. Сегодняшний папа Римский Франциск из их числа. Иезуиты и масоны противоборствуют. Они пользуются схожим стилем ведения тайной политики. Множество могущественных персон из транс-национальных корпораций и правительств стран их ставленники. Иезуиты двигают слово Божие в своей обработке. Масоны занимаются циркуляцией капиталов. Где-то на стыке воспитания народных масс они пересекаются, якобы заботясь о духовном просвещении и финансовой грамотности населения. В разгаре религиозная война. Перетрактовка Священного Писания и введение в нормы того, что ещё недавно было аморальным становится обычным делом. Куда это всё приведёт одному Богу известно. Россия сегодня чуть ли не единственный оплот всего традиционного мира и многое, если не всё держится на фундаменте Православной веры.

Глеб посмотрел на Диму. Тот кивнул и взял слово.

– Только один комментарий. Я приведу пример, тайной политики. У историка Андрея Фурсова есть видеолекция, где он в подробностях рассказывает, из-за чего произошёл раскол Русской Православной Церкви в семнадцатом веке. После него, кстати, и появились старообрядцы. Иезуиты смогли убедить царя Алексея Михайловича, что Османская империя слаба, а это было совсем не так. Они предложили немного помочь грекам, и вместе захватить Константинополь. Но чтобы договориться с греками, стояло условие – следовало привести в соответствие русскую веру с греческой. Удар тогда по русскому обществу случился колоссальный. Действия иезуитов привели к общему ослаблению государства.

Паша отмахнулся.

– А ну вас! И так понятно, что всюду договорняки и заговоры, – он улыбнулся словно хитрый лис, – Глеб, ты лучше скажи, что там насчёт прорывного изобретения? Слабо?

– Я бы наноробота создал, – мечтательно произнёс Глеб.

Лицо Паши вытянулось.

– Может, я тебя удивлю, друг, но нанороботы уже существуют.

– Да. Я знаю. Я не так выразился. Конечно же, я не учёный. Ещё им не стал. Но вот если бы выучиться по нужным дисциплинам, получить грант на содержание соответствующей лаборатории, то я бы трудился над тем, чтобы нанороботы, как машины по ремонту на клеточном уровне смогли Человека Разумного преобразить в Человека Вечного. Ну, почти… в Вечноздорового точнее будет.

– Чего?! – хором спросили Паша и Дима.

– Я вживлял бы всем нанароботов и те бы как личные врачи постоянно поддерживали идеальное состояние организма. Понятное дело, что возраст возьмёт своё, но… Представляете, столько бы жизней мог спасти мой наноробот, если бы его смертельно раненым подсаживали или безнадёжным больным?

– Это только для избранных будет. Отберут у тебя такую технологию, – хмыкнул Паша.

Глеб протяжно вздохнул.

– М-да общество перерасти должно. Справедливым повсеместно как сделается, тогда все технологии на благо и заработают.

Взъерошив волосы, Дима возразил:

– Только каждый под справедливостью своё понимает. Сталин как-то высказался: «Я всегда думал, что демократия – это власть народа, но вот товарищ Рузвельт мне доходчиво объяснил, что демократия – это власть американского народа».

– Поправочка, – щёлкнул пальцами Глеб, – под демократией американского народа понимать надо – власть американских олигархов. Иначе бы у них треть населения за чертой бедности не жила.

– А у нас в стране уровень бедности какой? – с кислым видом спросил Паша.

Наморщив лоб, Глеб важно протянул:

– В одной аналитической статье давалось сравнение по наличию жилья. В США это они сами у себя посчитали, что треть американцев в картонных коробках на улицах спят и приютами бездомных пользуются. А вот наши статисты, по этому признаку нищеты чуть больше четырнадцати процентов выявили. По субъектам незначительный разброс цифр имеется, – он невидящим взором уставился на пролетающую стайку птиц, – я вот задумался, а в чём причина нищеты.

– И как? Преуспел? – не без ехидства осведомился Паша.

– У этого социального явления две подноготных. У некоторых в семейном культурном коде заложен фатализм вкупе с ложным смирением и неумением планировать. У других структура общества с экономическим неравенством главенствующий фактор. Пособиями и льготами этого не перекрыть… Люди должны понять, что надо постоянно учиться, повышать уровень собственного образования, тогда и возможности шире. Здоровье все должны укреплять, чтобы вдруг не заболевать и не сидеть без денег на больничных или вообще без работы не остаться. И жить посредствам!

Паша похлопал по креслу Димы.

– Он не учёным стать хочет. К политической карьере готовится.

Дима рассмеялся вместе с Пашей.

– Не иначе.

Вдруг Паша посерьёзнел.

– Вот победим, тогда и будем о всякой всячине рассуждать, а пока надо всё для фронта, всё для Победы. И Маша нам в этом пример.

– А что для тебя значит победить? – спросил Глеб.

– Как это что? – в лёгком смятении переспросил Паша. – Бойцы вернулись домой. Ну, Победа!

– А дальше что? – не унимался Глеб.

Разозлившись, Паша гневно выпалил:

– Слышишь, хочешь поизображать владыку мира, возьми какую-нибудь игру из «стратегий» и в ней упражняйся, а мне голову не морочь всякой философской ерундой!

Снисходительно Глеб проронил:

– Если переживаешь как там моя сестра, то пойди, проследи.

Паша расхохотался.

– От тебя ничего не скроешь! Вот только я хорошо себе представляю, чем эта слежка закончится, если я буду обнаружен. А поскольку Моцарт с Машей, то обнаружен, я буду обязательно. Так что уж лучше я здесь зубами пощёлкаю. А вы уж потерпите меня как-нибудь.

Сдвинув кубанку на затылок, поддерживая чашей ладоней подбородок, Глеб опёрся об стол и задумчиво придался мечтам:

– Представьте было бы у нас общество, где нет финансовых заморочек, нет войны за ресурсы, мир, в котором никто не умирает. Хех… Я бы хотел так жить. Только уже в преобразованном «золотом веке» благополучия. Застать период перехода из скачкообразных революций в размеренную стабильность, желания вовсе нет. В пору изменений, мягко говоря, хлопот не оберёшься. Какое там удовольствие от бытия. Его нет и быть не может. Люди греют души единственной надеждой, что их детям достанется счастливое будущее. Хм-м-м и пусть правит единоначалие признанной династии, а то набегут националисты и всё разрушат. С этими шумоголовыми ребятами не договориться.

Паша в голос рассмеялся:

– Ты посмотри-ка, на всё готовое губу раскатал, и чтоб без завистников государство ему подавай, – и, давясь смехом, он указал на Диму, – за чудесами это вон к нему!

Дима почесал шею.

– Как там, в старом фильме «Золушка» было? А! Я не волшебник, я только учусь!

Продолжая заливаться смехом, Паша попросил:

– Ну, ты хоть для вида другу помоги. Видишь, как он мается. Давай, не жадничай, потрать каплюшку магии!

Негодуя, Дима вскочил.

– Хватит уже!

– Что ты там, в Великом Устюге у Михаила просто так штаны просиживаешь? Потомок ты ведического рода или нет? – не в силах угомониться продолжал Паша.

Дима сверкнул глазами, встал позади кресла Глеба, положил руки ему на плечи и зычно изрёк:

– Да приди ты в мир, в который рвёшься!

Резко запахло серой. Дымка окутала двор. Ребята закашлялись от едкой вони. Но тут дым почти мгновенно рассеялся. Глеба на кресле не оказалось. Паша, тараща глаза, дико закрутил головой.

– Вы не успели сговориться! Да и не мог он так быстро спрятаться! – Паша провёл по воздуху, где только что сидел одноклассник, – ты чё сотворил?!

Дима поник, он выглядел растерянно.

– Я не знаю…

– А кто знает, Пушкин? Быстро возвращай! Верни его сейчас же!

– Я пойду по его следу! – выпрямившись, твёрдо заявил юный волхв.

Акела негромко завыл.

– Хорошо, ты со мной, – погладил волка Дима.

– Куда это вы собрались? – ошарашенно спросил Паша.

– Возьмём след. Макинтош прапрадеда поможет.

– Стоп! Объясни!

– Всё можно сделать условно материальным. Ты меня подначивал, и я, надо признаться, несколько рассвирепел. Моя ярость вышла из-под контроля и, похоже, послужила катализатором. Вероятно, взыграли внутренние силы… Доктрина Майи… Есть особая энергия, которая маскирует истинную природу мира, она обеспечивает многообразие проявлений…

– А подоступнее! – заиграл желваками Паша.

– Так и быть не буду грузить тебя ведическими терминами. Попробую пояснить, чтобы было ясно на доступном примере. И надеюсь, что пока буду проговаривать, всё у самого в голове уляжется. М-м-м… И так, если посмотреть с точки зрения психологии, то в обыденности человек создаёт себе удобный иллюзорный мирок голограмм и существует в нём по придуманным угодным законам, которые оправдывают всё, что индивид творит. А с точки зрения понимания материи всё, что вокруг нас это лишь колебания энергии. Посмотри на стул. Он твёрдый. А возьмёшь микроскоп, так сразу узришь атомы и пустоту. А если взять ускоритель элементарных частиц? Обнаружишь, что и атом в основном состоит из пустоты. Хух… Короче, я навеял пространственное полотно и буквально заслал Глеба в его иллюзию. Считай, что он как если бы архитектор-разработчик компьютерной симуляции, который угодил прямиком в собственное изобретение.

– П-ф-ф… Не могу сказать, что стало понятнее, – хмурился Паша. – Хорошо, твоему деду я всё как-нибудь повторю. Он сам сообразит куда ты подевался, но что я скажу родителям Глеба? Они в пятницу будут здесь!

– У меня есть запас по времени. Наставник Михаил объяснял, что в искусственно сотворённом пространстве минуты длятся иначе. Наш час примерно их сто умещает.

Паша присвистнул, сделав в уме не хитрые вычисления:

– Дружище, так это у тебя до пятницы примерно год. Но постарайся справиться быстрее. Мне ещё Машу утешать…

– С этим ты точно легко справишься! – убегая, выкрикнул Дима.

Глава 4

Дима вместе с Акелой стремглав влетел на чердак бани, где в старинном сундуке хранился ведический скарб. В тесном пространстве с множеством веников из трав, после пробежки на свежем воздухе было особенно душно. Плюхнувшись на колени, Дима рублеными движениями открыл замок и откинул грузную крышку. Знакомый запах потрёпанных временем фолиантов запустил по коже колючие мурашки, но юный волхв был предельно сосредоточен. Его взгляд устремился в угол, где лежали уже освоенные магические вещицы. Всё на месте. Он вскочил и, наспех сбросив куртку, поверх светлой футболки с длинным рукавом набросил клетчатый макинтош старомодного фасона, в карман джинсов запихнул серебряную фибулу, но тут же вынул, случайно уколовшись об острую иглу застёжки. Пристёгивать к себе нельзя – откроешь всё, что на уме. Дима схватил с полки, прибережённый дедушкой моток медной проволоки, и надёжно приладил фибулу на бляшку ремня таким образом, что имелась возможность быстро ей воспользоваться. Он довольно хмыкнул: если вдруг понадобиться кого-то разговорить, то можно будет применить инструмент, наделённый магией «развязать язык». Он извлёк из сундука связку гладко отполированных дощечек, на которых красовались свастики разного размера и ветвистости. Этот артефакт выступал аналогом пульта управления ветром. Силы Вайю заключённые в трёх планочках не раз выручали юного волхва, и сейчас он возлагал на них большие надежды. Дима, словно здороваясь с дощечками, попервах погрел их в ладонях, и чуть погодя припрятал. Он прошёлся по карманам, оставил складной нож при себе, а выкладывая телефон, бегло взглянул на цифры на экране мобильника. Как не спешил, а прошло уже около часа. Чем дольше мешкал, тем внушительней становилась временная воронка между ним и Глебом. Отбросив лишние мысли, Дима водрузил капюшон до самых глаз и накинул край макинтоша на невозмутимого Акелу. Они были готовы. Сконцентрировавшись на том, о чём говорил Глеб, юный волхв зажмурился и мысленно подал сигналы-образы макинтошу и тот, разобрав приказ владельца, выполнил его волю.

В нос ударил глубокий специфический аромат дубового мха, смолисто-скипидарные нотки которого, сложно перепутать с чем-то иным. Послышалось кукование и тихий шелест листвы. Дима открыл глаза. Солнце в зените. Он с Акелой на широкой хорошо различимой лесной тропе, где отчётливо читаются следы телег. Это была не дикая местность, что радовало и настораживало одновременно. Вдруг поодаль в кустах жимолости мелькнула смазливая мордашка ребёнка. Дима от неожиданности опешил. Акела в выжидательной стойке принюхивался. От него веяло богатырским спокойствием, которое передалось и юному волхву.

– Не бойся, покажись, – мягко попросил Дима, задумав узнать, куда ведёт дорога, но тут же забыл о намеренье. Собственная речь звучала на незнакомом языке. Цепочка мыслей рисовала видения, а рот открывался сам собой, выдавая нужные комбинации слов. Это было так необычно, что Дима на миг словно отключился.

Раздался шорох и смешок. Дима улыбнулся. Он повторил просьбу.

– Я тебя видел, выходи.

Ребёнок лет шести-семи выступил из кустов, сжимая в кулачке пучок листьев. Юный волхв, почёсывая шею, скептически оглядел потенциального проводника. Тёмные волосы чуть ниже плеч подобраны берестяным обручем. Длинная рубаха до пят из грубого светло-серого домотканого полотна. Рукава и край подола обмётаны красной нитью, ею же выполнены наружные швы. Узкий поясок сплетён из белых и красных нитей и распушён по краям. На щуплом тельце свисает простенькая землистого цвета телогрейка. Она явно перекочевала с чужого плеча. Ноги обёрнуты в онучи, которые крест-накрест обвивают завязки миниатюрных лаптей.

– Как звать? – спросил Дима.

Склонив голову, тонким голоском ребёнок, поглядывая на Димины кроссовки, скромно проговорил:

– Черныш.

Дима усомнился, что перед ним подходящий проводник и решил немного его расспросить.

– Чего сам тут?

– Сныть собираю.

Мысле-образы слов расшифровывались с некоторым опозданием. Дима успевал услышать незнакомую речь, а только потом понимал её значение. Он обратил внимание, что образы идут воздушные, будто облачка сахарной ваты. Где-то в чертогах памяти высветилось, что он от дедушки знахаря знает, что такое сныть – это пища долгожителей. Молоденькие листочки и корешки кладут в салат, используют как приправу ко многим блюдам и даже в щах она может заменить капусту. Дима кашлянул, чтобы сбить поток вскрывшихся воспоминаний о лекарственных и кулинарных свойствах одного из ценнейших растений.

– А старшие где?

Нет ответа.

– Ты совсем один в лесу? – изумился Дима.

Ребёнок всплакнул.

– Потерялся?

Черныш засопел сильнее, губки задрожали. Акела выступил вперёд и лизнул маленькую ладошку, ещё и ещё. Видимо это было щекотно. Ребёнок заулыбался и быстро успокоился. А вот юный волхв, немного растерявшись, не понимал, что ему теперь делать. Акела смог утешить, но что дальше? Может быть, ребёнок отстал от своих. Тогда за ним вернутся. А если нет? Уйти Дима не мог. Не имел морального права. Лес густой. Мало ли какие в нём водятся звери. Оставлять мальца одного никак нельзя.

– И давно ты тут?

– Угу.

– Знаешь, куда идти? Может, помнишь, куда направлялся с родителями?

Мычание и пожимание плечами. Определённо малолеток нуждался в помощи.

– А где ты живёшь? Какой адрес? – без особых шансов на успех спросил Дима.

Ребёнок будто очнувшись, громко заявил:

– В Глебург надо! – и обнаружив, что брови Димы умчались ввысь, он мягко добавил, – это стольный град Руси.

Юный волхв не верил ушам. Голова закружилась так, словно он вскочил на сверхскоростную карусель. Это ещё что такое? Приставка «бург» намекала на германские корни, а чадо, стоявшее перед ним, по всем признакам имело славянское происхождение. Каких-либо отсылок к эпохе Франкской империи, в которую некогда входило Германское княжество Русь, просуществовавшее до одна тысяча девятьсот восемнадцатого года, он не приметил. Хотя, что он, строго говоря, тут успел увидеть-то? Но слова «Глебург» и «Русь» будоражили и никак не уживались в едином контексте. Дима знал, что в Германии, собственно как и по всей Европе, встречается предостаточно русских топонимов, оставленных в незапамятные времена, но на такую вариацию наталкиваться не приходилось. Думалось с трудом. Имеющиеся данные нещадно отбрасывали инородную информацию, мешая рассуждать трезво. Это ведь должен был быть не сказочный край. Ожидалось, что фантазия друга будет отражением его типичной разумности, основанной на незаурядной образованности. Какие ещё сюрпризы его ждут? Видимо предстоит отодвинуть солидный багаж познаний подальше, и изучать всё с чистого листа. Юный волхв потёр внезапно взмокший лоб и сосредоточился.

– Там твой дом?

– В большой город все сплетни и новости стекаются.

С таким утверждением не поспоришь. Едва заметно усмехнувшись, Дима уточнил:

– Там твои родственники?

– На Руси все родичи.

– Ладно. Отыщем кого-то из твоих близких, – кивнул он. – В какую сторону топать?

– На север, – твёрдо сказал ребёнок и указал направление.

– Что же пошли, – хмыкнул Дима. – Только перед дорожкой давай по-маленькому сходим, чтоб потом, как говориться, лишний раз не останавливаться.

Дима хотел пройти к кустам ближе, а Черныш присел прямо на краю глубокой колеи. Зажурчал характерный ручеёк. Юного волхва кинуло в жар, а потом пробил озноб.

– Ты д-девочка?!

– Да.

– А имя Черныш? – недоумённо уставился Дима.

– За смоляные волосы и смуглый вид Чернавой нарекли. Меня редко так кличут. А коли тебе по нраву, так и зови меня так. Я не в обиде.

Быстро справив нужду, Чернава встала. Идти к кустам Диме совершенно расхотелось. Он скрутил макинтош, забросил его на плечо.

– Ну, пошли что ли?

Она улыбнулась, погладив Акелу, который устроился идти рядышком. Не прошли они и десятка метров, как Чернава разбила в прах все размышления Димы вопросом:

– А как тебя величать?

Простой вопрос вызвал затруднение. Настоящее имя выдавать не хотелось. Ведическое нутро подсказывало, что в этом невесть каком краю лучше носить псевдоним или на худой конец кличку, через которую никакой заговор или проклятие местным колдунам не наслать. Но в голову ничего приличного не приходило и тогда, вывернув имя с фамилией на латинский манер, Дима важно изрёк:

– Димитриус де Дроздовикус.

Она оторопело пролепетала:

– Не слыхала такого.

– Я издалека. Пришёл друга навестить, – отозвался Дима.

– А откуда ты?

– Э-э-э… Тебе название страны, из которой я прибыл, ничего не скажет, – скороговоркой выпалил юный волхв и ускорил шаг.

Мац, мац, а нательного крестика та и нет. Потерял. Не добрая примета. Дима сглотнул: «Чему быть, того не миновать. Да и зачем расстраиваться? Вера, она ведь в душе».

Глава 5

Имя то Дима себе придумал, осталось только к нему привыкнуть. Чернава в этом хорошо поспособствовала. Наверное, после десятого её оклика Дима более или менее освоился, да и, уморившись, идти стал медленнее, и маленькой спутнице больше не приходилось его звать. Чернава, как и все дети, была пытлива и примечала всё необычное. Потому она болтала без умолку, дёргая нового знакомого по любому поводу. Устав отвечать на простецкие вопросы типа «Можно ли поспать на облаках?» или же более сложно объяснимые типа «Как сделать башмаки как у него?», Дима придумал, как повернуть её любознательность в свою сторону.

– Чернава, а чем занимается твоя семья? Из какого ты сословия?

– Как и все.

– А чем все занимаются?

– Так всем понемногу.

– Здесь пшеницу выращивают?

– Ага. И поля, и сады имеются. Там о-го-го! Чего только нет, аж глаза разбегаются!

Зависть, промелькнувшая в голосе девочки, была неожиданной. Дима не знал, как её интерпретировать, поэтому решил, что ему показалось.

– А животных каких держите?

– За что держим? – не поняла Чернава.

– На еду каких животных выращиваете? Ну, там коров, свиней или у вас куры да утки?

– Ты что! Мясо есть нельзя!

Дима аж поперхнулся оттого, как рьяно это было сказано.

– Почему нельзя? Больные? Эпидемия?

– Хворых нет. Откуда им взяться? Все здоровы, но не для пищи они. Животинка добрая. Лошадки груз таскать помогают. Коровки молочко дают. Из него вкусности всякие готовят.

Она говорила с некоторой досадой. Это не укрылось от Димы. Его осенила догадка.

– Ты голодная?

Чернава поджала губки. По щеке побежала слезинка.

– Ну-ну, не плачь. Ещё далеко до города или деревни?

Кивок и всхлипывание.

Дима огляделся. Их по-прежнему обступал лес, но уже не такой густой как раньше. Юный волхв посмотрел на Акелу. Чтобы там не говорила Чернава, но от жареной дичи она вряд ли откажется. Мохнатый друг не подвёл, считав мысли хозяина, он метнулся в чащу на охоту.

– Ой! Он куда? – вытянулась стрункой Чернава.

– За едой. А мы пока с тобой костёр разведём, – выискивая взором мягкие породы деревьев, пробормотал Дима.

– Роздых, – проворковала Чернава, продолжая смотреть в кусты, в которых скрылся Акела.

Насобирав валежник клёна и осины, Дима принялся неистово работать над добыванием огня трением. Это упражнение шло туго. Пальцы раскраснелись, пот градом, а всё чего Дима добился – лишь тоненький дымок. И тут юного волхва озарило, как ускорить трудоёмкий процесс. Он отвлёк Чернаву просьбой поискать сныть, а сам воспользовался дощечкой с малой свастикой, призвав силы Вайю. Те молниеносно выполнили указание: ветка, служившая сверлом, закружилась как сумасшедшая и подложенная сухая кора живо воспламенилась от обилия искорок.

Акелы долго не было. Дима даже начал переживать, но вот мохнатый друг появился с добычей: в пасти свисала тушка зайца. Снять шкурку проблем не составило. Дима не раз видел, как охотники в гостевом доме у Чёрного леса разделывали различных зверей. И пусть опыта и сноровки в этой работе не было, но худо-бедно у него неплохо получилось для новичка. Чернава смотрела на всё это действо без ужаса, о котором подозревал Дима. Она не плакала. Нет. У Димы даже промелькнула мысль, что девочка уже видела нечто подобное. С учётом её необузданного любопытства она посматривала на него с зайцем как-то вскользь, предпочитая глядеть на дорогу. Словно побаивалась, что их могут застукать за поеданием мяса. Дима списал это на то, что возможно ребёнок опасался того, что придётся делиться с незваным гостем и им меньше достанется.

И вот повеяло запахом жареного мяса. Слюнки набегали. Юный волхв ощутил, что он и сам порядком проголодался. Он протянул деревянный шампур с кусочками зайчатины Чернаве.

– Поешь.

Она схватила угощение, впилась зубами и даже довольно заурчала. Немного погодя, усиленно облизывая косточки, Чернава вздохнула:

– И почему по Своду законов нельзя есть мясо?

Дима напрягся.

– Какой такой Свод законов?

– Единый.

– А что ещё там сказано?

– Много чего. Он во-о-о-т такущий!

Чернава выставила перед собой руки и по расстоянию между её ладошками, Дима определил, что книга весьма увесистая.

– А где взять почитать?

– Так он в каждом доме есть.

Она снова заурчала, обгладывая косточки, справляясь с этим не хуже Акелы, а Дима, раздумывая о загадочной книге, неосознанно зачертил узоры шампуром на давно не знавшей дождя земле.

Внезапно Чернава восхищённо вскрикнула:

– Это у тебя солнечный ветер?

– Где? А это…

Дима критически посмотрел на творение в пыли, которое одновременно напоминало пылающее солнце и горящий метеор. Он хмыкнул и перевёл взгляд на Чернаву. В её глазах поселилось обожание и благоговение.

– Ты чего такая?

– Я сохраню твою тайну.

Дима невольно сглотнул. Он растянул неестественную улыбку.

– Ты о чём?

– Можешь не бояться меня. Я никому не расскажу о тебе.

Неприятный холодок тронул лопатки. Дима поёжился.

– А что обо мне сказывать-то?

Она испустила милый смешок и жеманно махнула ручкой.

– Можешь не притворяться. Я разгадала, что ты кудесник.

Дима обомлел. На голове зашевелились волосы. Но как ни в чём не бывало, юный волхв продолжил отпираться.

– Кто я? Кудесник? Выдумки! Они только в сказках бывают! Ну и рассмешила же ты меня, – наигранно проговорил он и даже выдавил из себя смех, хотя весело ему отнюдь не было.

Чернава побелела.

– Брехухой меня выставить хочешь?!

От такого напора Дима обомлел ещё больше, но виду не подал, а мягко проговорил:

– Чернавушка, будь ласкова, я не местный, поясни мне, о чём толкуешь. В моих краях про кудесников в миру не слыхали.

– Довольно! Потешился и будет! – сжав кулачки, гневалась девочка.

Дима принял выжидательную позицию. Он демонстративно пожал плечами и занялся тушением костра. День клонился к вечеру, но до заката проделать путь они могли не малый. Убедившись, что возгорание не произойдёт, Дима свистнул Акеле и вышел на дорогу. Не оглядываясь, он зашагал дальше. Сзади послышался знакомое шуршание: Чернава не отставала.

Упорству девочке было не занимать. Она молчала до самой ночи. Дима в удобной для ночлега низине среди еловых ветвей деревьев-великанов, всего в сотне метров от дороги, устроил им временное прибежище и скомандовал Акеле греть спутницу. К этому времени сыроватая прохлада пробирала изрядно. Сам юный волхв кутался в макинтош. Костёр решил не разводить, потому что за ним надо было бы следить. К тому же они выдали бы себя пылающим огнём и дымом. А мало ли кто блуждает в этих дебрях.

Лес погрузился во тьму. Редкий филин нарушал тишину уханьем. Хвойный запах действовал умиротворяюще. Согревшись в густой шерсти волка, Чернава раздобрилась до разговора.

– Димитриус, ты не злишься на меня?

Дима вдруг вспомнил, как однажды сплоховал и косвенно извиняясь, задал такой же вопрос наставнику. В памяти всплыл ответ Михаила о механизме действия мыслей. Ментальное пространство кишит мыслеволнами. Приспосабливаясь к окружению, люди взаимодействуют со средой себе подобных через ауру собственных вибраций. Идёт взаимообмен. Запустил недоброжелательный посыл или возгордился, что чем-то лучше кого-то – жди ответный удар. Умилительно кем-то восхитился или посочувствовал, в той же пропорции – получи по заслугам. Загвоздка только в одном – против кого ты выступил. Бросил негатив на человека, который эмоционально мощнее и твой посыл, натолкнувшись на преграду неуязвимого индивида, прилетит обратно с удвоенной силой. У злыдни нервная система оттого и страдает, что он под постоянным напряжением ходит. А добрые люди обладают легким нравом при любых испытаниях. Дима хорошо запомнил вывод из того урока – каждый сам создаёт вокруг себя ситуацию.

Глубоко вздохнув, он задумчиво произнёс:

– Я остерегаюсь впадать в злобу. Впустив зло в сердце тяжело от него избавиться. Зло изъедает человека изнутри, движет им. А я не хочу быть рабом зла, не желаю творить дурных дел.

Она судорожно вздохнула и заговорила приглушённо, таким тоном, словно собиралась доверить задушевный секрет:

– Я тебе чужая, а ты делишься со мной пищей и теплом. Ты не оставил меня в беде. Тебе служит дикий зверь. Он даже охотится для тебя. Тебя слушается огонь. Ты приказал ему, и он без огнива появился. Ты рисуешь солнечный ветер. Я точно знаю, что это он. Я случайно увидела, как из-под полы один малявник показывал свой товар нанику и тот так назвал похожую картинку. Он сказал тогда, что этот узор доступен для понимания только просвещённым. А ты говоришь как просвещённый мудрец. Да, я слышала о кудесниках в сказках. Но я всегда верила, что они по-настоящему существуют. Вот ты и пришёл ко мне. Ты спас меня.

Её голосок задрожал. Нужно было срочно остановить этот поток откровений. Дима прочистил горло и не дал Чернаве договорить.

– Не спас, а опекаю, пока родителям не передам. А если тебе хочется верить что я кудесник, то пусть так и будет. Только поясни, почему это такая большая тайна?

– Кудесники запрещены Сводом законов.

– Вот как… То есть они тут водятся и закон наказывает за проявление неких чудес?

– Не прикидывайся неразумным дитя! – возмутилась Чернава, в очередной раз, поставив юного волхва в тупик. – Кудесники – это не чародеи с волшебными фокусами балаганщиков. Они познают и хранят великие смыслы. Они щедрые. Не сколько для себя стараются, всё больше другим помогают. Какой же князь уживётся с теми, кто может народ повести за собой? Вот и запрещены они.

В устах ребёнка сказанное звучало особенно зловеще. У Димы в памяти воскрес неприятный эпизод из истории, когда один новгородский князь явился на вече с припрятанным топором и, улучив момент, устранил волхва, который поднял народ на бунт. После чего, лишившись предводителя, люди безропотно повиновались воле князя. Надо признать, что в условиях сурового мира дети быстро взрослеют. Дима постарался, чтобы его слова звучали как можно серьёзнее.

– Спасибо, что заботишься обо мне. Мне не ведомы местные законы, и без твоих советов ждёт меня погибель.

Неприкрытая лесть сработала. Польщённая Чернава радостно засопела.

– То-то же, – хмыкнула она и, резко отбросив браваду, испуганно спросила, – ты сможешь защитить нас от князя?

Просьба была настолько неожиданной, что юный волхв на миг оцепенел, но, опасаясь спугнуть доброе расположение спутницы, не стал расспрашивать, почему надо защищаться от местного правителя Руси. Он уклончиво ответил:

– Для этого мне надлежит прочесть Свод законов. По нему я пойму кто таков ваш князь. И если он соблюдает собственные законы, тогда с защитой проблем не будет.

– Книгу раздобудем! – пылко пообещала Чернава и, уткнувшись в Акелу мгновенно уснула.

А вот Диме сначала было не до сна. Речи девочки не на шутку взвинтили юношеский разум. Фигура князя вырисовывалась образом тирана, обложившего народ странноватыми запретами. Малявником называли в старину художников, но кто такие наники? Такого термина он не смог припомнить. В чём состоит их роль в местном обществе? О них предстояло разузнать основательно. Успокоиться юному волхву удалось после того как усилием воли, он заставил себя взглянуть на ситуацию без эмоций. И Дима тут же решил, что прежде чем судить, почему жителей принуждают быть вегетарианцами, а они за спиной князя обходят ограничения, нужно всё-таки провести достаточное количество опросов на репрезентативной выборке местных жителей, нежели опираться на сведения, полученные от малолетней девчушки.

Глава 6

Крепкий из-за навалившейся усталости сон сослужил плохую службу: Дима и Чернава проснулись в окружении яснооких чумазых незнакомцев. Те были одеты как крестьяне: удлинённые льняные рубахи, сермяжные штаны, холщёвые онучи, лапти, войлочные колпаки и плащи из отрезов сукна. Однако лихой вид мужчин не позволял усомниться в том, что это разбойники. Но как не учуял чужих Акела? Дима, чуть прикрыв веки, обшарил взглядом обозримое пространство тенистой впадины, ещё погружённой в предрассветный туман. Мохнатый друг словно испарился. От разбойников сильно несло болотом. И Дима предположил, что лесные жильцы, отбивают запах, пропитав одежду гнилостными водами. За такой завесой вони ни одна сторожевая собака беды не учует.

Бандиты действовали слажено. Дисциплина чувствовалась жёсткая. Они не рассматривали пленников, не оценивали добычу. Короткими возгласами и острыми пиками с каменными и железными наконечниками указав куда идти, разбойники рассредоточились по лесу, оставив лёгкий конвой. Это было их логово. Они знали здесь каждый пенёк, всякий куст был им надёжным прикрытием.

Дима хладнокровно проанализировал обстановку: благо дощечки Вайю вселяли уверенность, да и макинтош на нём, удрать успеет, как только заблагорассудиться. Но нужно ли ударяться в бега? Может быть, здесь, в окружении простых людей, ему будет проще выведать об этой чудной стороне, в которой угораздило оказаться? Несомненно, что о побеге думать было рано. К тому же он пообещал позаботиться о Чернаве. Дима напустил на себя безмятежный вид и покровительственно посмотрел на девочку. Она, быстро покорившись судьбе, безропотно топала по неприметной тропе. Непринуждённость её поведения несколько смущала. Но Дима не успел об этом порассуждать. Внезапно на доли секунд на пути появился бандит с клюкой и продолжил шествовать немного поодаль. Юный волхв встрепенулся. Знакомая клюка. Он скрытно пригляделся к владельцу и смекнул, что к чему. Аналог цыганского гипноза. Но понял Дима то, что случилось только тогда, когда уже запутался в расставленных разбойниками сетях. Когда человек идет, задумавшись, он как никогда лучше подвержен чужому воздействию. Вчера вечером он и Чернава поссорились, шли не разговаривая. Они обогнали косматого мужичка в потрёпанном засаленном кафтане. Он шёл с клюкой и разговаривал сам с собой, хаотично перескакивая с темы на тему. Дима ещё подумал тогда, что вероятно, этот путник под хмелем или не в себе и не стал у него расспрашивать дорогу, углубившись в собственные раздумья. А теперь, когда заприметил знакомый предмет, он понял, что произошло. Встреча не была случайной. В болтовне путника был заложен посыл, куда именно им идти. Дима бессознательно подчинился чужой воле и выбрал для ночлега место, которое было заготовлено, а пока они спали, лиходей привёл дружков. Так же действуют мошенники, когда пристраиваются к погружённым в думы прохожим и дают им установку зайти в магазин и купить что-то, красотку уговорят сделать непристойное фото, обывателя попросят снять деньги из банкомата и выполнить указание какого-то человека, например, отдать обналиченное или подарить совершённую покупку. Всё зависит от аппетитов преступников. Таким образом, они оболванивают граждан, вымогая то, что им нужно. Закралось нехорошее предчувствие. Разбойники не могли действовать по простому наитию. У них есть тот, кто надоумил. И этот кто-то обладает нетривиальной мудростью обывателя, ибо такие техники управления сознанием вряд ли сызмала культивируются в сообществе лесных бандитов. Но зачем такие сложности? С чего бы это разбойники так осторожничали? Почему деликатничают? Дима посмотрел на Чернаву. Всё же её реакция несколько поражала. Она без единого звука подчинилась. Более того даже толики страха не проявилось в её глазах. Видимо она отлично понимала, с кем имеет дело. Что же он угодил в капкан, но сейчас важно не то, что попался, а как выберется. Юный волхв настраивал себя на извлечение пользы из сложившейся ситуации. И вот мысли перестали скакать резвым галопом. Он имел неоспоримое преимущество: разбойники не представляли, с кем они столкнулись и как вооружён их пленник. Раз Чернава приняла его за кудесника, а это, в сущности, было почти правдой, пусть он и начинающий, но сыграть роль как надо вполне способен, с просвещёнными мужами дружбу водил не один год.

Путь был не близкий. Примерно к обеду конвой привёл пленников в осиновую рощицу, укрытой с трёх сторон обильной порослью лещины. Поодаль высился одинокий дуб. Чуть дальше просматривался ельник, где среди корней торчали морщинистые шляпки сморчков. Прошлогодние листья издавали тяжёлый прелый запах. Солнце вряд ли когда-то заглядывало в эту глухую чащу. На вытоптанной полянке сошлась разносортная публика всех возрастов. Здесь были и мужчины, и женщины, и дети. Дима тщательно всех осмотрел. В отличие от отряда, который их захватил, эти люди были светлы лицом и выглядели опрятно. Одеяния из добротной ткани. Покрой одежды скромный, но безукоризненный. Изящная вышивка имеет включения бисера и речного жемчуга. Ладные, тиснённые узором сапоги с ремешком у щиколотки, говорят о том, что кожевенно-сапожное ремесло процветает. На поясе у многих красуются искусно сплетённые ремни и чеканные бронзовые бляхи. У некоторых решётчатые или печатные перстни, кто-то имел широкие двустворчатые браслеты-наручи с орнаментом. Серьги-одинцы, двойчатки и тройчатки с нанизанными на проволоку сверлёными каменьями подсказывали Диме, что простолюдинов в этой среде нет. Это доказывало и то, что местные обитатели не имели нечёсаных бород и не носили путаных причёсок. Длинные и полудлинные волосы мужчин струились шёлком, на затылках шапки с меховым околышем. Головы женщин покрыты: у девиц венец – обтянутый тканью обруч, не скрывающий косу, а у замужних особ расшитая шапочка-повойник, поверх повязанная платком. Где-то неподалёку запел петух.

«Дом разбойников скрывается за густой растительностью» – сообразил Дима. Он обвёл взглядом толпу и мягко, но достаточно громко, чтобы быть услышанным всеми, произнёс:

– Приветствую вас добрый люд! Я желаю мира вашему дому!

Люди обомлели. Но оторопь и недоумение быстро сгинули. Кто-то глупо захихикал, остальные оживлённо загалдели.

Беззубый старик, присевший на поросшем мхом поваленном дереве, осклабился и зловеще прошамкал:

– Обожди. Удостоит Борзун тебя беседой.

После его замечания, прерывистый шепоток прибауток волной прошёлся по присутствующим. И тут воздух словно сгустился. Шутить и болтать люди перестали. Все разом как-то сникли. Дима уловил, что вот-вот появится главарь. Гнетущая тишина нарушалась только далёким постукиванием дятла и шелестом листвы. Дима радовался утренней прохладе, она остужала, придавала движениям нерасторопности, помогала скрывать его напряжение.

Чернава не пряталась за Димой. Девочка отошла в сторонку и беспечно разглядывала ещё сероватую наполовину отлинявшую белку, которая кружила по могущему стволу дуба.

Увидев вожака, Дима в глубине души содрогнулся от отвращения. На ум пришло высказывание французского историка Эммануэля Тодда о том, что управлять обществом, где есть только бедные и богатые, может или диктатор, или клоун. Перед ним стоял и шут, и деспот в одном лице. Притихшее окружение по сравнению с главарём выглядело голодранцами, а этот толстяк в богатейшем одеянии и шитым цветными каменьями колпаке на лысом черепе блистал как царь на празднике. Высокомерный тип разил радиоактивным фоном зажравшегося барыги. Дима ненароком отметил, что имя «Борзун» вожаку очень даже подходит. Широкий рот толстогубого главаря кривился в жадной ухмылке, пока он пристально впивался взглядом в Диму, как если бы на рынке выбирал коня.

«Благо хоть в зубы не заглядывает» – мысленно нашёл с чего улыбнуться юный волхв и сразу же себя осёк. Ветер настроения может резко подуть и в другую сторону. Как известно из истории, многие правители частенько обладают непредсказуемым поведением, потому как мало что их может сдержать, кроме внутренней морали. А у этого типа с моралью, судя по виду, было всё очень плохо.

Комичным комариным фальцетом Борзун изрёк:

– Что же, на каждый товар свой купец найдётся, а мы посодействуем их встрече, – он вспушил холёную бороду, поскрёб объёмный живот, театрально зевнул, и спросил, – сказывайте гости почтенные, кто такие?

Оставив издёвку без внимания, и подавляя неуместное желание рассмеяться, Дима отстранённым тоном представился и, указав на Чернаву, предупредил, что она под его защитой.

– Куда путь держите? – любезно осведомился Борзун, но взгляд его щипал лютым морозом.

– В стольный град идём, – не скрывая, ответил юный волхв.

Борзун стоял в пол-оборота, но теперь он полностью повернулся к пленнику, задёргал плечами в такт одной ему слышимой музыки и застучал пальцами по животу. Сказанное не на шутку возбудило его любопытство. Он пробежался по Диме взыскательным взглядом, словно убеждаясь, что пленник не врёт и с некоторой долей сомнения процедил:

– Мелкий люд в Глебурге сугубо по особому повелению князя привечается. По-иному дальней стороной обходит, чтобы лихо не будить. Кто же это вас, скитальцы, в столицу звал?

Дополнительные сведения о фантазийной Руси огорошили Диму. Ему пришлось спешно импровизировать.

– Дело имеется, – уклончиво ответил он и попробовал напустить туман секретности, а заодно и немного польстить вожаку бандитов, – даже такому важному человеку как вы, поведать не смею, ибо дал я обет молчания.

Но Чернава – невинная простота, их сдала. Она, позабыв про белку, встала подле главаря как ученик перед учителем и в мгновение ока всё выложила:

– Друга он ищет. А мне родителей обещал сыскать.

Борзун погладил её по макушке и с ехидной улыбочкой посмотрел на Диму. Юный волхв выдержал злобный взгляд и, склонив голову на бок, как это делают мудрые старцы, степенно проговорил:

– Нет пути к счастью, счастье – это путь. Любые превратности судьбы есть польза для оттачивания мудрости.

Каким-то образом Чернава поняла, что совершила оплошность. Густо покраснев, девочка уставилась в землю и, нещадно теребя прядь волос, шмыгнула за спину Димы. Борзун же выглядел ещё более заинтригованным. И тут он звонко ударил в ладоши. К Диме и Чернаве подскочили два бравых молодца с пиками.

– В «дальние хоромы» их. Искупать и накормить, – приказал главарь и назидательно прикрикнул, – и чтоб без тумаков и за чуб тоже не таскать! Наники за усладу много дают, но они до единого дрочёхи. Коли заприметят царапину али шишку на товаре, не видать нам прибытка, – и для пущей ясности он рыкнул, – лично зашибу, если сделка по глупости чьей-то сорвётся!

Упоминание в однозначно негативной коннотации о загадочных наниках подкинуло Диме новую шараду. Он помнил, что дрочёхой у славян назывался и омлет, и бездельник-неженка. И тогда юный волхв сформировал предположение: наники – это какие-то требовательные скупщики или взыскательные избалованные аристократы, которые приобретают предметы искусства и могут заплатить за рабов. В услужение попадать Дима не собирался. Он искал повод узнать о судьбе Акелы и намеривался при первой же оказии улизнуть вместе с подружкой по несчастью.

Путая следы, конвой повёл пленников по дебрям, петляя труднопроходимыми окольными путями. Они пробирались через выгоны коз на лесных опушках, бортные ухожья, где роились дикие пчёлы и обильно цвели мелкие садочки, ельник, дубраву, кущи… И вот показалась разбойничья слобода. Её окружал неприступный покрытый шелковистой травой земляной вал, построенный по всей науке античной фортификации: оборонительная стена с небольшими башнями и рвом. В ямине явно искусственного происхождения вода отсутствовала, но по наличию позеленевших голышей на дне, можно было предположить, что некогда здесь была водная преграда. Деревья к насыпи не примыкали. Вычищенные, будто слизанные пустоты позволяли пройти немалой шеренге или проехать пятёрке торговых возов, выставленных в один ряд. Такое защитное пространство не даст подобраться или выбраться незамеченным ни днём, ни ночью. Въезд хорошо охранялся: ворота на замке, многочисленные стражи по большей части рослые крепыши-богатыри.

Вопрос «Для чего из укреплённого селения к чужакам выходили жители?» отпал сам собой. Они не покидали защищённой территории. Поляна, где ни повстречались, входила в черту укрепрайона. Этот вывод Дима сложил из пройденного за сегодня пути. Перепады высот не что иное, как система охранных валов. Разбойники обитают на месте какого-то древнего города-крепости. Пришлых водят кругами, чтобы отсечь возможные «хвосты» и не завести «Троянского коня» в дом. Заодно отслеживают повадки чужаков. Выявляют, не пытаются ли те запомнить дорогу или приметы какие-то на пути оставить.

Внутрь вела дорога мощёная плитняком. Пластины природного камня плотно примыкали друг к другу, но всё же кое-где на уровне ниже просматривался щебень и битая керамика. Правильной формы глинобитные здания с черепичной крышей и рустованные строения – сложенные из квадратной формы почти необтёсанного камня, образовывали закруглённые очертания селения. Крепким каменным забором с циклопической кладкой оно делилось на три части по принципу матрёшки. Каждая часть имела врата, которые располагались не одни за другими, приходилось обойти примерно четверть круга, чтобы попасть дальше. Во внешнем дворе пленники натолкнулись на женщин, которые чинили рыбацкие сети, а мужчины сколачивали набойную ладью. Дима тут же вычислил, что имеется речной путь, и он где-то совсем рядом, ведь плоскодонное парусное судно нужно ещё дотащить до берега. У бандитов была и кузница: раздавался равномерный звук молота по наковальне. Где-то поблизости в поварне трудились кухари: пахло свежим хлебом и каким-то вкусным варевом. От таких ярких ароматов у Димы набегала слюна, а желудок мятежно урчал, требуя пищи. Только упитанным котам и горшечнику не было до них никакого дела: первые сладко спали, а мастеровой увлечённо формовал глиняную крынку. Остальные жители, недружелюбно щурясь, поглядывали на чужаков. Поджарые собаки, преимущественно остроухие лайки и вислоухие гончие, щетинились.

Наличие дворовых псов Диму нисколько не удивляло: человек издревле приручил собак, использовал для охоты, охраны дома и на пастбищах. А вот наличие мяукающих помощников в борьбе с грызунами сбивало с толку. Как он знал из разговоров с отцом, в южные регионы России кошек завезли мореплаватели. Поначалу эти экзотические животные были не всякому купцу по карману. За воровство кошек назначался штраф, как за хищение коровы или вола. В крестьянских домах котофеи, перестав быть штучным товаром, появились аж в конце восемнадцатого века.

Если в передней окружности селения занимались ремёслами, держали домашних животных и птицу, то в средней части теснились жилые дома: саманные и деревянные избы-четырёхстенки с широким крытым крыльцом. Тут бегала шумная ребятня, за которой присматривали мамки-няньки, возрастом от престарелых старух до незамужних девиц. Этот двор поражал опрятностью, резными наличниками, украшенными накладными элементами, сквозной резьбой и окнами со слюдой и даже стеклом. Центральная часть слободы изумила Диму куда сильнее, она могла бы посоперничать даже с великокняжеской усадьбой. Он сразу угадал, что в напыщенном трёхэтажном п-образном дворце обитает семейство Борзуна. Верхний уровень сплошь расписные терема, на среднем горницы и светлицы, а нижний – подклети. Позади дворца кладовые, погреба, амбары, ледники и отдельное одноэтажное строение с коваными решётками на узких оконцах. Именно в него и предстояло заселиться пленникам.

Внутри «дальние хоромы» представляли собой обычную избу, в которой топили по-чёрному, и делали это умело – только под высоким трапециевидным потолком скопилась сажа, на стенах копоть отсутствовала. Классическая обстановка: по северной стене выбеленная печь с бесхитростным цветочным узорчиком, по диагонали от неё почему-то пустой красный угол, где стоял длинный стол на резных ножках, по периметру помещения прилажены к брёвнам на совесть сколоченные лавки, тут и там низенькие скамеечки. Домашний уют создавали простенькие занавески, однотонная скатерть, полосатые лавочные коврики и пара полок с глиняной посудой. Из утвари ещё имелся на высокой скамье деревянный поднос, где лежала щепа для лучин, заготовленная с избытком. Там же ершился кованый светильник-светец и сверкал отполированными боками пузатый ковш-скобкарь подле ушата с водой для питья. Голый пол выскоблен добела. За чистотой тут следили скрупулёзно, это бросалось в глаза. Даже широкий коврик из лоскутов ткани в сенях расстелен, чтоб грязь в избу с улицы гости на обуви не тащили.

Было кое-что ещё, что Дима узрел. Обнаруженная странность несколько повергла юного волхва в шок: иконы, идолы, амулеты, типичные славянские обереги на вышивке и тому подобная культовая атрибутика напрочь отсутствовала. Орнаменты на одежде, наличниках, украшениях выглядели обыкновенными узорными завитками без заложенного в них сакрального смысла, без народного традиционного мотива. А ведь что такое народные узоры? Это отражение накопленного исторического опыта целых поколений. Атеистическое общество, без роду, без племени, в котором не придерживаются ни к одной вере, настораживало. Что же за духовные ценности у этого лесного народца? Связано ли это с разбойничьей деятельностью или это здешняя часть бытия? Вопросы множились. Ответы запаздывали. Только одно толковое предположение напрашивалось: грезя о собственном тепличном мирке, Глеб нафантазировал в него быт не по исторической параллели, а избирая полюбившееся из пары-тройки веков стародавней Руси. Оставалось только догадываться, какое себе место отвёл он во всей этой истории. Но скоропалительная догадка была настолько вызывающая и не характерная для поведения друга, что Дима пока отмахивался от неё как от докучливой мухи и надеялся, что Глеб выбрал для себя роль мирянина, а не нечто куда более солидное. От того кем возомнил себя Глеб, зависело, где его искать. Но на данный момент надо было разделаться с делами насущными.

«Рано или поздно я вернусь к этому вопросу», – решил Дима и ласково посмотрел на Чернаву, которая устроилась у окошка.

Но юный волхв не успел подыскать уместных слов, чтобы осторожно переговорить со ставшей немного замкнутой девочкой. Дверь в горницу рывком отворилась. Пышная разрумяненная тётка громогласно позвала на помывку. Когда они вышли во двор, Дима отметил, что конвоя нет, однако объявился сухощавый старичок, который явно исполнял роль надзирателя. Примостившись на лавке в крытом закутке крыльца, ушлым взглядом он зорко следил за перемещением пленников. Мыльня находилась в левом флигеле усадьбы. До неё меньше ста метров от места заточения. Вход в мыльню отлично просматривался, потому престарелый страж даже не шелохнулся, чтобы их сопроводить.

Около флигеля бил родник. Прозрачная вода вытекала из каменной ваннообразной чаши и резвым ручейком струилась куда-то в окружную по вымощенному голышами жёлобу. Дима сообразил, что нижний этаж отдан для нужд народа и под прачечную, наверху же благоустроена купальня семейства главаря. Помывочная делилась на две части. Чернаву увели в женскую половину. Дима прошёл за крутолобым долговязым типом и, легко убедив его, что самостоятельно очистит одежду, быстро раздевшись, молчаливо подставился под дубовые веники.

Терпкий насыщенный древесный аромат плотно окутал юного волхва, но расслабление, как это обычно случалось в парилке, не наступало. Дима был напряжён. В присутствии незнакомого человека в неприятельской обстановке он не мог позволить себе закрыть глаза. Дима всматривался в белёсый пар, раскалённые камни и бревенчатые стены, утыканные ветками можжевельника, а мысли юного волхва странным образом кружились около последнего открытия: «Любое общество кому-то или чему-то да поклоняется. Неужели они сектанты? Каково тогда их учение? На чём основано? Распространяют ли новейшие воззрения о старине или с нуля своего понавыдумывали? Насколько далеко они зашли в художественном дурмане, которым оплели адептов? Как давно энергетическое пространство засоряется вымыслами их секты? Кто жрец вероучения? Почему до сих пор не появился? – несмотря на окружающий жар, Дима внутренне содрогнулся, как от зимней стужи, так как последний вопрос затронул за живое, – по сути, без малого за четыре года погружения в законы мироздания я как настоящий волхв не особо-то состоялся. Да и как я мог состояться за такой короткий срок? А что произойдёт, когда появится местный жрец или как там его тут кличут? Да он на раз-два разгадает неофита!».

Потрясённый Дима соскочил с лавки, коротко бросив:

– Благодарствую, довольно.

Договязый беспрекословно переключился на другие дела, а юный волхв, приведя одежду и обувь в порядок, вышел в общий коридор, где натолкнулся на скучающую Чернаву. Она подпорхнула как взъерошенный воробушек.

– Ну, ты и вялыч нерасторопный! На силу дождалась!

– А что, есть чем заняться?

– Епифей уже трижды нас спрашивал!

– Это кто?

Чернава всплеснула руками.

– Приставник!

Дима понял, что речь идёт о старичке надзирателе.

– Голодная что ли? Не дуйся. Борзун обещал накормить.

Она наморщила носик и жалобно прогундосила:

– Ну, пошли же… Чего встал как вкопанный?

Снова Диме не удалось поговорить с Чернавой наедине. Пришлось возвращаться в «дальние хоромы».

Погода испортилась: тёмно-фиолетовые тучи нагрузили высь, рассекая небосвод ветвистыми разрядами, сверкала молния, гром неистово ударял в небесные барабаны, а попеременный ветер завывал, уподобившись зверю. Дробно притопывая, Епифей стоял на крыльце под навесом, укрывшись от весенней грозы. Он дыхнул яблочным квасом на пленников, заскочивших на верхнюю ступень.

В глазах старичка плясали весёлые хмельные хитринки:

– Борзун не любит, когда мешкаться кто вздумает. Коли осерчает, тогда пеняй на себя. Краснобайство тебя не спасёт и нам всем несладко придётся.

Дима учтиво поблагодарил за совет и осведомился:

– Обед сюда принесут или куда-то идти надо?

– Давно принесли и поди остыло уж всё! – хохотнул старичок.

Пользуясь доброжелательным расположением духа Епифея, подогретого изрядно забродившим квасом, юный волхв пригласил приставника к столу. Во взгляде старичка мелькнуло сомнение, но тут посыпался град.

– А не откажусь! – воскликнул Епифей и вслед за Чернавой поспешил в горницу.

В избе произошла перемена. Печь поприветствовала теплом. На полу появились плетёные половики. Скатерть обновили. Благоухала корзина с хлебом. Дымился самовар. На припечке выстроились глиняные горшки. Епифей взялся за ухват и лихо переправил яства на стол.

– Налетай! – скомандовал он.

Какое-то время слышалось только довольное сопение Чернавы и стук деревянных ложек о плошки. Стуканье стихало. Тут-то юный волхв и попытался завязать разговор.

– Вкусна пища ваша. И каша, и щи, и стерлядь. Благодарствую. Вот бы и другу моему, что с нами был, перепало…

Взгляд Епифея сделался острым, старичок «просёк» куда пленник клонит. Дима понял, что поспешил. Нельзя было так прямо в лоб с вопросом. Но слово не птица, вылетело – не воротишь.

Приставник поднялся, утёрся полотенцем, отбросил его и медленно прошёл к выходу. Епифей неторопливо отворил дверь и, только ступив на порог, как будто проверив, что не будет подслушан, двусмысленно обронил:

– Мы чай не князья, у нас заботы ни одна живая тварь не лишается.

У Димы на душе отлегло: «Акела здесь и с ним хорошо обращаются».

Глава 7

Дима терял дням счёт. Точно прошло больше месяца, а Борзун всё не объявлялся. Юный волхв переживал, не потерял ли главарь к ним интерес и уповал на то, что Борзун обратился к различным наникам, чтобы в цене не прогадать, поэтому и медлит, ответы ждёт. Об Акеле слухов тоже не поступало – Епифей на контакт больше не шёл. На закате запирал, на рассвете проверял пленников скорым взглядом, и целый день сиднем сидел на крыльце. Судя по характерному скрипу досок, ночевал приставник там же. Посещала пленников только насупленная девица. Каждое утро она исправно приносила горшки с едой на весь день и драила пол в избе. Выходили лишь по нужде. Чернава вопросов избегала: то песнь затянет, то небылицы рассказывать начнёт. Всё что угодно, лишь бы в беседу не вступать. Юный волхв рассудил, что это не детский каприз, а природная прозорливость. Их вполне могли подслушивать через неприметное слуховое окошко. Поэтому расспросы Дима до поры до времени отложил. Помышлял, как обернуть всё в свою пользу и придумал. Не зря яркие сны на восходе будоражили. Сновидение запомнилось мелкими обрывками. Символы не разобрать. Но юный волхв не унывал. Образы могут улетучиться, однако ощущения сновидца не менее важны. Дима истолковал остаточное после ночи волнение как приближение развязки. Он словно на старте. Проведение готово нажать спусковой механизм и Дима был начеку. Сегодня произойдёт что-то очень важное.

– Может, обиделся Епифей? – пробормотал Дима, получив очередной отказ от приставника присоединиться к утренней трапезе.

Чернава закрутила головой, и активно работая ложкой в овсяном киселе, выдала:

– Боится он тебя.

– С чего бы?

– Чтоб ты его Борзуну не выдал.

Дима недоумённо вытаращил глаза, а Чернава уже по привычке разъяснила захожему путнику:

– Злоупотребление квасом карается. Пуще того наказание дают, если на службе захвачен был. То и в Своде князем прописано. И важные мужи тоже не одобряют. Наники первые нос воротят. Не переносит их нежный нюх такого смрада. А этим, – она кивнула в сторону усадьбы, – покупателей терять нельзя.

– Всё то ты знаешь, всё то ты ведаешь.

– Да. Я такая, – заиграла плечиками Чернава.

– Вот и скажи тогда, неужели не водятся тут кудесники?

– Почему ты так думаешь? – с растерянным видом спросила Чернава, чуть медленнее налегая на кисель.

– В приличном обществе заведено, что кудесник – это добрый советник правителя. Он ко всему интерес имеет, в любых промыслах способствует. На то он и советник. А к нам до сих пор никто подобный носа не показывал. Неужели нет тут такого, кто без длительной подготовки к встрече с незнакомцами готов? Где правая рука главаря? Слабенький умом или нет доверия у Борзуна к местному кудеснику?

За печкой что-то грюкнуло. Как если бы кто-то спешно спрыгнул с табуретки. Тайная каморка всё-таки имелась.

Девочка тихонько проговорила:

– Накликал.

Дима едва сдержал улыбку: дело пошло на лад, кудесник или жрец должен проявиться, подслушанное нелестное высказывание непременно передадут. Не бывает так, чтоб слуга, имея случай, не подколол хозяина, ибо застарелая обида всегда найдётся. Хоть и рискованно с ведуном местным встречаться, а всё же был в этом толк: не все вопросы напрямую решаются, ходоки к правителю должны поусердствовать, чтобы миром дело выгорело.

Как стемнело, Епифей задвинул засов. Лёжа на лавке, Дима почёсывал шею, отгоняя грустные мысли. Неужели план не сработал? Кудесник не повёлся. А если нет такого, то с кем диалог вести? Может у них Борзун единственный за главного?

Так терзался юный волхв, как вдруг Епифей недовольно ворча, прогрохотал засовом. Дима сел. Дверь скрипнула. На пороге появился низкорослый посетитель в хитоне и хламиде. Факел держит низко, лица не видно.

– Следуйте за мной, – скромно изрёк посетитель ломающимся юношеским голосом.

Проводник выскользнул во двор, освещая путь факелом. Дима, выдерживая степенность, пошёл следом, хотя испытывал острое желание ускориться. Странное дело, чем дальше он отходил от места заточения, тем больше нервничал. Анонимность происходящего страшила. Он столько репетировал и всё зря. Сценарии путались и рушились. Юный волхв попробовал отвлечься, в таком состоянии перед кудесником появляться нельзя.

– Долго ещё идти? – деланно бодро спросил Дима провожатого.

Тот не ответил. Завязать разговор не удалось. Звёзды зажигались одна за другой. Показалась луна. Повеяло ночной сыростью. Влажность как после дождя нагнала лёгкую дрожь. Дима вычислял, куда его ведут. Они покидали поселение. Когда юный волхв с провожатым под бесстрастные взгляды стражи удалился за внешний периметр, Дима забеспокоился. Кудесник живёт вне общины. Как такое может быть? Ведь ведуны, жрецы, знахари и любая подобная братия должна быть в лёгкой шаговой доступности? Может их кудесник отшельник? Загадки теребили нутро, для успокоения разыгравшихся нервов Дима прочёл ряд формул для поднятия духа, ритмично отстукивая пальцами по бёдрам и чуть слышно напевая. К технике восстановления энергии он раньше не прибегал. Учил потому что положено, и сейчас чувствовал, что данный подход был ошибкой. Только практика регулярных повторений позволяла действительно подзарядиться и застабилизироваться. А в условиях нахождения в стрессе всё чего Дима смог добиться – перестал накручивать себя дальше, затормозил проникновение страха в сердце. Что тоже было немало.

Упругая ветка больно шлёпнула по лицу. Дима встрепенулся. Лес стал гуще. Сосредоточившись на медитации, юный волхв не заметил, как потерял скудные ориентиры. Угрюмый ночной лес непринуждённо подавил звуки разбойничьей слободы, предоставив в эфир редкое ауканье сонной природы. Дима кинул безнадёжный взгляд выше. Кроны деревьев на совесть запрятали небо. Ориентация по звёздам не доступна. Только кромешная тьма, шорох шагов и шум учащённого дыхания. Дима поддался лёгкой панике. Они словно не имели заданного направления и блуждали во мраке. Заплутали? Ведёт в западню? На лбу выступили крупные капли пота. Умиротворяющий эффект от медитации едва не улетучился.

Юный волхв до предела сжал кулаки и помолился. Ум прояснился: «Обычные тёмные дебри. Хотели бы убить, давно удавили бы. Я им нужен».

Последняя мысль заставила улыбнуться и настроила на хладнокровное наблюдение. Чуть погодя Дима различил, что вектор движения всё-таки присутствует, они идут не по тропе, а как если бы напрямик, поэтому деревья и возникают непосредственно на пути, норовя истерзать ветвями в клочья или одарить тумаками. Юный волхв разгорячился от быстрой ходьбы. Он еле успевал увёртываться от хлёстких шлепков листвы и уколов сухих сучков, перепрыгивать через валежник и торчащие боковые корни. Мхи и лишайники тоже доставляли хлопоты: кроссовки скользили, заставляя Диму лавировать зигзагами, хвататься за что попало, чтобы избежать падения и удержать равновесие. А провожатый как будто не испытывал никаких сложностей. Он словно не шёл, а перемещался по воздуху. Его факел мерцал впереди, периодически пропадая из вида, но всегда появляясь на одном и том же уровне. Парень превосходно знал дорогу. Юный волхв отметил, то провожатый не останавливался и не оглядывался, как если бы был убеждён, что Дима не удерёт.

Вдруг бег с препятствиями прекратился. Чаща как по приказу расступилась. В ночном небе ясный месяц и прямо под ним на залитой лунным светом полянке приземистый бревенчатый дом, от которого веет стариной: крыша отсвечивает мхом, дверь немного перекосилась, некоторые брёвна зияют в стенах чернотой. В одном оконце теплится огонёк. Нутро юного волхва в миг всё сжалось и тут же отпустило, разум захлестнула волна радости. Интуиция прошептала, что его любимый волк здесь.

Истёртый порог, тесные сени, и вот Дима в просторной горнице. Сердце ёкнуло и неистово забилось. Акела на привязи в напряжённой стойке: корпус неподвижен, ноги выпрямлены. Мохнатый друг облизнулся, блеснул янтарным взглядом и мирно улёгся под лавку. Дима, пряча нахлынувшие чувства, осмотрелся. Обстановка классическая обитель знахаря-травника. Куда ни глянь, взгляд упирается на пучки трав, мешочки и гербарии. Запах стоит соответствующий – как в аптекарском саду. Но юный волхв уловил и оттенки средиземноморских благовоний: эфирные нотки цитрусовых и розовое масло. У печи женская фигура. Курчавая незнакомка с непокрытой головой хлопочет с лучинами, расставляет их в светец, отчего тёмные углы отступают, рассеиваются. Провожатый закинул факел в топку. Парочка одновременно обернулась. Их внешний вид заставил Диму замереть. Эталонный греческий облик: строение тела коренастое, смугловатая кожа, нос длинный, без впадинки – переносица почти не обозначена, широкие густые брови, тёмные волнистые волосы. По виду типичные греки. Похожи меж собой как близкие родственники. Грубые шерстяные хитоны одной рукой шиты. Их взгляды показались юному волхву несколько растерянными, как будто оба не знали, как к нему подступиться. Это придало юному волхву смелости, и он по-хозяйски осведомился:

– Где глава дома?

Парень, плюс-минус одногодка Димы, юркнул на дальнюю лавку. Потому как переменилась женщина, Дима мигом сообразил, что мирное знакомство на грани провала. Она выступила вперёд, её карие глаза словно выедают душу, привлекательные черты исказились.

– Я глава дома, – осадила она и представилась, – зови меня Аминта, на моём родном языке это значит «защитница», – она проделала грациозный жест в сторону парня, – Клим, что переводится как «милосердный».

– Кто вы? – спросил Дима и прикусил язык, выхватив новую порцию раздражения на лице Аминты.

Юный волхв изобразил, что виноват. Он внешне стушевался. Лучше уступить и помолчать. С ведьмами, Дима уже не сомневался, что это была именно такого сорта личность, иметь дело опасно. Мало ли какая женская блажь в её головке обитает. Ведьмы так законы мироздания выкрутить могут, что и не поздоровится. Это они к седым годам мудростью обрастают, а пока краса с лица не сошла, соблазны и прихоти их не обходят, властвуют над неустойчивым к радостям рассудком. Дамские причуды не одну могучую армию в могилу загнали. Горка исцарапанных тонких свинцовых табличек в открытом сундуке красноречиво указывала на то, что Аминта промышляет продажей проклятий. Такие таблички – послания высшим силам известны со времён Древней Греции, там, как и в Риме ценили волшебниц, позволяли работать легально. Покупатель платил за то, что ведьма в заготовленный листок с проклятием, вписывала имя обидчика.

Мысли Димы заскакали как малые козлята: «Что имеем? На чародеек только в Европе гонения в пору Средневековья устраивали. Что же у этих двоих за отношения с бандитами? Борзун в обмен на что-то приютил изгнанников? Позволил поселиться в старой избушке какого-то отшельника? Почему поселил их в отдалении от разбойничьей слободы, неужели не нашлось угла в поселении? Как же он может им покровительствовать? Или им не нужна защита? Как тут всё перемешано. Бррр… Глеб хотел единоначалия. На Руси разные национальности испокон веков объединялись, каких только союзов племён не существовало. Так, так, так… Здесь что-то другое… Иноплеменников колдовского сорта никто не тронет. А ведь не все диаспоры на самом деле дружелюбно настроены. Их члены вполне могут вести разведывательную, да и подрывную деятельность. А что если греки специально расселяют ведьм? А те за пропитание и кров делятся плодами умений, но сами фактически являются «глазами и ушами» державы, к которой принадлежат по крови. В истории же случалось, что диаспоры являются рассадником недовольства и бандитизма. Национальная рознь никогда к хорошему не приводила. Законы должны сглаживать отличия ментального понимания и верований, делать так, чтобы всё было по справедливости. Почитать бы этот загадочный Свод законов… Так не отвлекаться. Кто населял Причерноморье? Греки, аланы, скифы, русичи…».

И тут Дима понял, что не уловил чуждого акцента или отличительных слов в образной речи Аминты. Новый виток размышлений привёл к выводу, что длительное время тесно проживающие народы вполне могли общаться так же как, например, бельгийцы. Папа рассказывал о визите в университет иностранной делегации из Брюсселя. Один спрашивает по-французски, другой отвечает по-немецки и оба друг друга понимают. Необязательно смешивание языков в нечто усреднённое. Голова шла кругом, но Дима отметил жирный плюс от встречи с Аминтой – вскрылось то, что хоть религиозная атрибутика повсеместно в открытом доступе и отсутствует, но во что-то местные жители, тем не менее, верят. И как-нибудь он выяснит во что конкретно.

Пока Дима думал, с отстранённым взором, Аминта изящно выхаживала по горнице. Наконец она остановилась у стола, села на лавку и предложила ему присоединиться. Юный волхв повиновался. Он устроился по другому краю стола таким образом, чтобы видеть Акелу, примечать, чем занят Клим и не быть строго напротив главы дома. Эта позиция позволяла не только видеть всех присутствующих, но и подпитываться позитивом от мохнатого любимца и давала возможность избежать позы конфронтации с неоднозначной дамой.

Ведьме понравилось, что гость ведёт себя подобающе. Она выждала ещё немного, и благосклонно улыбнувшись, спросила:

– Что ищешь в этих краях, Димитриус де Дроздовикус?

– Зачем тебе знать? Ради любопытства? Так поди тебе уж люди добрые всё донесли.

– Мало ли что народ болтает. Кто знает, может, я тебе в чём пригожусь…

– Не интересуют меня дары ведьмы. Не скопил ещё столько энергии, чтобы расплачиваться.

Она расхохоталась. В глазах заиграли шаловливые огоньки.

– А ты занятный. Проси, что сердце желает, сторгуемся.

– На что я тебе вздался?

– Не буду ходить вокруг да около, нужно мне добыть твою покорность. Хорошую цену за тебя дают. Да опасается Борзун, что ты фортели выкинуть можешь. Из Крылатых же ты?

Последний вопрос прозвучал больше как утверждение, но глаза Аминты вглядывались, ища ответа.

Юный волхв на всякий случай кивнул, абсолютно не понимая, что это может значить таинственная каста «Крылатых», о которой он ещё ни разу не слышал. Но увидев немое благоговение, которое появилось на лице собеседницы, он решил, что поступил правильно.

– Ты ведь мог скрыться. И волка своего без труда отыскал бы. Что тебя сдерживает?

– Данное знание не приблизит тебя к решению задачи. Мой путь лежит в Глебург. Я выполню обещание. Моё слово нерушимо.

– Ты о девчонке? А как ты собираешься отыскать её родителей?

– Я же не спрашиваю, к чему ты прибегаешь, чтобы проклятия действовали, как задумано?

Вопрос застал Аминту врасплох. Она мертвецки побледнела.

– Думаешь, я плутовка?

– Не я это сказал… В смысле, я другое имел в виду.

Она скрестила руки на груди:

– Не будем ссориться. Говори условия, да не зазнавайся. Цена должна быть подъёмной.

– Я готов стать товаром. Любопытно пожить питомцем у учёного наника. Но прежде я должен выполнить обещание данное Чернаве и отыскать друга.

– Так я тебе и поверила. Ищи свищи потом ветра в поле.

– Ты спросила, я ответил.

– Нужны гарантии.

– Что тебя устроит?

– Мы проведём обряд. Ты передашь мне свою силу. И прикажешь волку мне служить.

– В таком случае я потеряю ценность для Борзуна, не так ли? – потешаясь над её наивностью и замешательством, язвительно спросил Дима и поинтересовался, – другие предложения есть?

Что-то тяжёлое припечатало затылок Димы. Радость в мгновение ока улетучилась. Юный волхв повалился с лавки под протяжный вой Акелы.

Глава 8

Дима очнулся не то в яме, не то в высохшем колодце. Где-то наверху кружок небесной синевы, вокруг плотные земляные стены. Диаметр колодца метров десять, глубина примерно такая же. К низу расширяется. Стены как будто оплавлены. Смрадный затхлый запах с примесью керамзита убивает способность думать. Затылок опух и нещадно болит. От долгого лежания в неудобной позе тело не слушается. Окоченению поспособствовала и сырая земля. Дима с трудом сел и обнаружил себя босым. Кроссовки пропали! И макинтош, и дощечки Вайю, и нож! Коварная ведьма обвела его вокруг пальца, как только он расслабился. Юный волхв схватился за бляшку ремня. Фибула на месте, но как она может ему сейчас помочь?

Сверху что-то промелькнуло. Дима поднял взгляд. Снова какая-то тень. И тут над колодцем показалось голова Клима.

– Очухался?

– Как видишь.

– Дашь что-нибудь ценное – покормлю, – выставил Клим условие.

– А чем потчевать будешь? – тянул разговор Дима, стараясь выиграть время для размышлений.

– Не хнычь! Яства со стола Борзуна.

– И что же каждый обед с новой ценой будет?

Клим зашёлся от смеха.

– Не хошь, как хошь. Я пошёл.

– Подожди. Я согласен.

– Так бы сразу, – он скинул Диме бадейку на верёвке и алчно приказал, – клади, что есть сюда!

Юный волхв положил фибулу. Серебряная пряжка должна заинтересовать того кто носит хламиду. И вот фибула в руках Клима. Диме слышно как он довольно клацает языком. Минута ожидания, затаив дыхание и тишина. Если прикидка верна, то прямо сейчас Клим крепит фибулу. Сосчитав до трёх, Дима крикнул:

– А еда когда?

Не удосужившись до ответа, Клим спустил бадью. В этот раз из неё торчали пироги.

– Поторапливайся! – гаркнул Клим.

Дима выхватил выпечку и степенно поинтересовался:

– Торопишься, да?

– Ага. Сестрица наказала дров нарубить, скрипучую половицу у порога требует подправить. По белью рубелем пройтись нужно, да так чтобы ткань гладенькой сделалась, и чтоб ни единой дырочки не натворить. Ещё золу из печи вымести надобно и бучу свежую наготовить для бученья…

Дима призадумался: «Сейчас он меня своим бученьем-стиркой доконает… Как бы узнать почему Клим делится всем подряд? Это потому что заговорённая фибула уже действует, или этот парень болтун по природе? А если он обидчив? Вдруг сбежит, если тему попробовать сменить? Подожду немного».

Время шло, а Клим всё не останавливался. Казалось перечень дел братца ведьмы значительно длиннее, чем список задач у работника Балды из сказки Александра Пушкина и сиротки Золушки Шарля Перро вместе взятых. И вот юный волхв решился перебить бурный поток откровений.

– Красивая она у тебя, – томно вздохнул Дима.

Братец ведьмы молниеносно переключил жалостливый тон на хвастливый:

– Так и есть. Борзун и тот сразу запал как сестрицу увидел. Но для него дело на первом месте стоит. Не притесняет ухаживаниями. Она ему как ведьма куда больше пользы приносит. Её проклятия действуют без сучка, без задоринки, – Клим усмехнулся, – ещё бы не работали, – и он гордо заявил, – я обеспечиваю.

Дима перешёл к допросу, подловив момент, когда Клим закашлялся.

– Глубоко тут. А как ты меня сюда спустил?

– У меня бадейка поболе имеется. С лебёдкой сущий пустяк. С любым грузом совладаю.

– А чего так со мной? Чем не угодил?

– Подарок ты. Волка твоего Аминта сразу выпросила, а тебя за так отдали. Борзун такую цену за тебя задрал, что ты никому не нужен. Девчонку-то задорого пристроит. Наники втихаря детишек разбирают. А вот ты только сестрице занятен. Обучишь её, в чём сам дока, тогда все в прибытке окажемся.

– А раздели чего?

– Сестрица мыслит, что вещицы не простые, ведические. Ну, бывай!

Дима вгрызся в пироги. С одной стороны выяснить удалось предостаточно, но с другой мизерно мало для того, чтобы осуществить побег. Мысли уныло скитались между островков добытой информации и гипотезами: «Брат и сестра. Аминта нужна Борзуну для выполнения мелких колдовских пакостей, за выполнением которых стоит Клим. Каким-то образом эти двое попали в услужение. Их не поселили рядом, потому что главарь понимает, что ведьма дружбу с сельчанами начнёт водить, тогда стращать ей не выйдет. Получается, что кудесника или какого-нибудь серого кардинала нет. Борзун предпочитает тоталитарную диктатору. Интересно, тут все лидеры такие или это одиночный случай? Итак, Борзун огородил себя от советников, завёл послушную ведьму, которой пугает поданных. Вряд ли он посылает крутые проклятия тому же князю. Сомнительно, что руки Клима дотянутся до Глебурга. Хм-м-м… Непонятна логика мышления главаря. Обычно даже тираны прибегали к помощи мудрецов. Пусть далеко не всегда их слушали, но всё же имели тех, с кем могли проговорить сомнительные для исполнения планы. И вообще, верит ли Борзун в чародейство или рассматривает его как суеверие, использует как рычаг управления массами? Если так, то очень хотелось бы знать, какие ещё у них есть поверья, особенно те, которые внушают ужас…».

В час, когда небо окрасилось нежными закатными песочно-красноватыми лучами, и показался бледный диск луны, к Диме явилась Аминта. Она пробудила его галькой. Юный волхв возмущённо ругнулся, испытав на себе колкие удары. А ведьма, поняв, что камешки достигают цели, запустила для верности в яму ещё горсть, и спросила:

– Жив ли мой любезный соколик?

– А то как же – безучастно просипел юный волхв, пересохшим от жажды горлом.

С долей ехидства она кокетливо упрекнула:

– Что же ты моему братцу подношение сделал, а меня без даров оставил?

– Тебе ли жаловаться?

Она издала злорадный смешок и что-то сбросила. Дима резко отпрянул, чуть не ударившись о твёрдые как камень земляные стены. Никаких движений или подозрительного шороха не слышно. Уповая на то, что в Аминте есть хотя бы капля гуманизма, и она не швырнула в пленника клубок змей, юный волхв осторожно ощупал нежданный презент. К дикому изумлению он обнаружил свою обувь и прапрадедушкин макинтош. Дима облизнул потрескавшиеся губы и озарился широкой улыбкой.

Ведьма презрительно фыркнула:

– Не к лицу мне твои обноски, – она сменила тон и язвительно проворковала, – есть, что пригожее или пухнуть с голоду изволишь?

Счастливый Дима, радуясь, что Аминта не видит его, не переставая улыбаться, судорожно натянул кроссовки и накинул макинтош. Вернулся боевой настрой и юный волхв дерзнул напугать ведьму. Материзовавшись с помощью макинтоша за спиной Аминты, он подождал пока ведьма, устав изрыгать проклятия на молчание пленника, обернулась.