Читать онлайн Все дороги ведут к тебе

Mariana Zapata

Rhodes Lead Here

Copyright © 2024 Mariana Zapata

Copyright © 2021 by Mariana Zapata

Bonus Epilog Copyright © 2024 by Mariana Zapata

© Бугрова Ю., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава первая

Глаза жгло. Надо сказать, их жгло последнюю пару часов, с тех пор как стемнело, но я все равно прищурилась. Далеко впереди, на самом пределе видимости моих ходовых огней, высвечивался дорожный указатель.

Я сделала глубокий-глубокий вдох и сразу выдохнула.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ

В ПАГОСА-СПРИНГС

ГЛУБОЧАЙШИЕ В МИРЕ

ГОРЯЧИЕ ИСТОЧНИКИ

Я еще раз перечитала надпись, желая удостовериться, что мне не показалось.

Я была здесь. Наконец-то!

И ста лет не прошло.

Ладно: сто лет, уместившиеся в два месяца. Я отправилась из Флориды и медленно ехала через Алабаму, Миссури и Луизиану, останавливаясь практически у каждой туристической достопримечательности, двухзвездочного отеля или жилья, сдаваемого в аренду. Некоторое время пробыла в Техасе, затем переместилась в Аризону и обследовала города и городки, на которые в прошлом, когда проезжала мимо, всегда не хватало времени. Даже навестила старого друга и его семью. Заехала в Вегас, раз уж оказалась близко: там я тоже бывала по меньшей мере раз десять, но толком его не видела. Три недели провела в Юте. И, наконец, на неделю зависла в Нью-Мексико, после чего повернула обратно в сторону гор – в Колорадо. К конечному пункту назначения, как я надеялась.

И вот я на месте. Ну, почти.

Я расслабила плечи и откинулась на спинку кресла. По данным навигатора, ехать оставалось полчаса. Жилье, которое я арендовала, находилось на другом конце мало кому известного городка, расположенного в юго-западной части штата.

Если все сложится как надо, ближайший месяц, а возможно и больше, мне предстоит провести здесь. А значит, следует где-то обосноваться.

На сайте жилище выглядело именно таким, как мне хотелось: ничего особенного, за городом. Но главным образом оно приглянулось мне потому, что напомнило последний дом, в котором мы жили с мамой.

Я забронировала его в последнюю минуту – уже в начале лета и туристического сезона, когда выбирать было почти не из чего. Мысль вернуться в Пагоса-Спрингс пришла мне в голову две недели назад в середине ночи: не в первый, а скорее, в тысячный раз любой выбор, который я делала за последние четырнадцать лет, ложился грузом мне на душу, и я отчаянно старалась не заплакать. Слезы подступали не потому, что в номере в Моабе я была одна, а на тысячу миль кругом до меня никому не было дела. Они подступали потому, что я подумала о маме и о том, как в последний раз была в этих местах, была с ней. А отчасти, может быть, потому, что я знать не знала, что, черт возьми, делать со своей жизнью, и это пугало до чертиков.

И тогда меня осенило.

Возвращайся в Пагосу.

Почему бы и нет?

Я много думала о том, чего хочу, что мне нужно. Не то чтобы у меня были какие-то дела: два месяца я существовала сама по себе и двигалась почти без остановки. Я подумала было составить список, но списками и графиками я наелась до отвала. Последние десять лет я только и делала, что слушала других: мне говорили, что я могу делать, а что нет. Планам больше не было места в моей жизни! А также уйме вещей и людей, честно.

Но как только я подумала о месте, которое когда-то было моим домом, то поняла, что хочу именно этого. Эта мысль показалась правильной. Я устала от разъездов и поиска способов вернуть в свою жизнь подобие порядка.

«Я смогу», – решила я.

Новый год – новая Аврора.

Ну и что, что сейчас июнь? Кто сказал, что новый год обязательно начинается первого января? Мой официально начался в среду примерно год назад – с потока слез. И знаменовал появление какой-то новой версии моей личности.

Поэтому я приехала сюда.

В город, где выросла. Двадцать лет спустя.

За тысячу миль от Кейп-Корал и всех и вся в Нэшвилле. Впервые за очень долгое время ощущая себя свободной и вправе делать, что хочется.

Я могу быть кем угодно. Лучше поздно, чем никогда, верно?

Я выдохнула и передернула плечами, чтобы немного взбодриться, и поморщилась от боли, которая их согнула, снова ощутив себя так, будто земля выбита из-под ног. Возможно, я не представляла, чем буду заниматься в долгосрочной перспективе, но была полна решимости разобраться с этим. И не испытывала сожалений о том, что приехала сюда.

Многое в моей жизни давало повод для сожалений, но я не могла допустить, чтобы это решение было не из такого разряда. Даже если я пробуду в Пагоса-Спрингс недолго, этот месяц не станет чем-то значимым в великом плане жизни. Он станет ступенькой в будущее. Возможно, пластырем для прошлого. Толчком в настоящее.

«Никогда не поздно найти новую дорогу», – как пела моя подруга Юки. Я проделала весь путь до Колорадо не просто так. Все будет не напрасно: и боль в ягодицах, и ломота в плечах, и ноющий седалищный нерв, и даже то, как сильно глазам не хватает света и нужно отдохнуть.

И если прямо над бровями зарождается боль, то это всего лишь часть путешествия, кирпичик для треклятого будущего. Без труда не вытащишь и рыбку из пруда!

И если я еще месяц не сяду за руль этой машины, это тоже будет здорово. Еще минута в ней, и меня стошнит. А может, я куплю себе другую: вот возьму и куплю. Деньги на это у меня имеются – кровные денежки. И я вправе использовать их на что-то действительно нужное, раз уж у моей машины нет полного привода.

Сейчас. Новое. Настоящее.

Прошлое осталось где-то там. Как бы мне ни хотелось его подпалить и наблюдать, как оно полыхает, этого не произойдет. Главным образом потому, что тогда бы меня посадили в тюрьму за двойное убийство, а общество такого не одобряет.

Поэтому я двинулась дальше без судимости, и это стало следующим шагом. Прощай, Нэшвилл, со всем и вся! И тебе пока, Флорида! Привет, Колорадо, горы и спокойное – надеюсь, счастливое – будущее. Я собиралась воплотить в жизнь это дерьмо. Как пела Юки, «если обращаешься к Вселенной, кто-нибудь тебя да услышит».

Самое сложное было позади. Передо мной лежало будущее. Еще один шаг в следующие тридцать три года моей жизни.

Честно говоря, мне следовало поблагодарить Джонсов. Не за то, что мной воспользовались. Но, по крайней мере, теперь я знала, где находилась и кто меня окружал. Я выбралась и стала свободна.

Свободна вернуться туда, где провела первую часть своей жизни, в место, где в последний раз видела маму. Место, которое она так сильно любила. Которое хранило столько хороших и плохих воспоминаний.

Я собиралась сделать то, что должна, чтобы моя жизнь продолжалась.

И для начала следовало свернуть налево – на разъезженную дорогу, которая официально именовалась грунтовой.

Колеса преодолевали одну выбоину за другой, а я, вцепившись в руль изо всех сил, вызывала в памяти смутный образ мамы, ее зеленовато-карие глаза – точно такие я видела в зеркале. И каштановые волосы, не слишком темные и не слишком светлые, тоже достались мне от нее – правда, потом я какое-то время перекрашивалась, но сейчас перестала. Красить волосы я начала из-за миссис Джонс. Но больше всего мне запомнилось, как крепко мама обняла меня, а после позволила на следующий день поехать к подруге вместо того, чтобы пойти с ней в поход, как она планировала. Как она поцеловала меня, когда высадила из машины, и сказала:

– До завтра, Аврора-детка!

Вина, горькая и пронзительная, острая и смертоносная, как кинжал, сделанный из сосульки, в миллионный раз пронзила меня. И, как всегда, когда накатывало это знакомое чувство, я задалась вопросом: «А что, если? Что, если бы я пошла с ней?» И, как обычно, сказала себе, что это неважно, потому что этого я никогда не узнаю.

Затем, минуя большую выбоину, я снова вгляделась вдаль и ругнулась про себя из-за того, что ни на одной из этих дорог не было фонарей.

Умом я понимала, что эту часть пути следовало бы отложить на другой день, а не блуждать по горам в потемках. В этих местах путешественника подстерегали не только спуски и подъемы: тут были олени, бурундуки, кролики и белки; я увидела броненосца и скунса. Всем им пришло в голову в последний момент перебежать мне дорогу. От страха я ударила по тормозам и благодарила бога за то, что сейчас не зима и машин не так уж много. Мне хотелось одного – скорее добраться до своего временного пристанища.

И найти некоего Тобиаса Роудса, который по очень разумной цене сдавал помещение над гаражом. Я стану его первым постояльцем. Отзывов на сайте не было, но место устраивало меня во всех отношениях, поэтому я была готова рискнуть.

И потом, другого варианта, кроме как снять комнату в чьем-то доме или остановиться в гостинице, не имелось.

– Слева по курсу пункт вашего назначения, – сообщил навигатор.

Я стиснула руль и, снова прищурившись, с трудом разглядела поворот на подъездную дорожку. Если вокруг и какие-то другие строения, в темноте они не просматривались. Складывалось впечатление, что это дикая глухомань.

Именно этого мне и хотелось: тишины и уединения.

Сворачивая на предполагаемую подъездную дорожку, отмеченную лишь сигнальным столбиком, я сказала себе, что все будет хорошо.

Я найду работу. Чем-нибудь займусь. Изучу мамин дневник и попробую пройти по маршрутам, которые она описывала. Хотя бы по ее любимым… Это была одна из важнейших причин, почему приезд сюда показался мне такой хорошей идеей.

Люди плачут, когда что-то заканчивается, но порой слезы наворачиваются, когда что-то начинается. Мне никогда не удастся забыть то, что я оставила позади. Но я буду радоваться этому началу, чем бы это все ни закончилось, насколько хватит сил.

Буду жить день за днем.

Впереди замаячил дом. Судя по количеству освещенных окон, он был небольшим, но это не имело значения. Поодаль, метрах в десяти, а может, в пятнадцати – с астигматизмом вождение в ночное время превращается в полную хрень – виднелось еще одно строение, которое очень смахивало на отдельно стоящий гараж. Перед домом была припаркована единственная машина – старый «Форд Бронко». Я узнала модель, потому что мой двоюродный брат многие годы восстанавливал такую же.

Я повернула к постройке поменьше и разглядела большую дверь гаража. Под шинами хрустел гравий, камешки ударялись о ходовую часть, и я снова напомнила себе, почему я здесь и что все будет хорошо. Потом припарковалась в сторонке. Поморгала, потерла глаза и наконец вытащила телефон, чтобы перечитать инструкцию, скриншот которой сделала. Может быть, завтра я зайду поздороваться с хозяевами. Или не полезу к ним, если они не полезут ко мне.

Я вышла из машины.

Вот так и буду жить до конца своих дней!

Буду стараться изо всех сил, как воспитывала меня мама, пытаясь соответствовать ее ожиданиям.

Не прошло и минуты, как с помощью фонарика в телефоне я нашла дверь – машина была припаркована прямо перед ней – и висящий на ручке мини-сейф. Код, который сообщил хозяин, сработал с первой попытки: в крошечной коробочке оказался один-единственный ключ. Он подошел, и дверь со скрипом распахнулась. Внутри слева оказалась лестница с еще одной, перпендикулярной ей дверью. Я щелкнула выключателем и открыла дверь прямо за той, через которую только что вошла. Я ожидала, что это вход в гараж, и не ошиблась.

Но, к моему удивлению, машины внутри не оказалось.

Стены были обшиты: местами чем-то вроде акустического поролона, который мне доводилось видеть в студиях звукозаписи, местами – синими ковриками, которые были прибиты гвоздями. Имелась даже парочка старых матрасов – они были привалены к стенам. В центре стоял большой черный динамик четыре на четыре дюйма со старым, видавшим виды усилителем. Имелись две табуретки и подставка с тремя гитарами. Еще были клавишные и стартовая ударная установка.

Я сглотнула.

Тут я заметила два постера, прикрепленных к коврикам, и медленно выдохнула. На одном был изображен молодой фолк-певец, другой извещал о туре двух рок-групп. Не кантри. Не поп.

И самое главное – не придумывать лишнего. Я отступила тем же путем, каким вошла, и закрыла дверь импровизированной студии.

Лестница повернула один раз. Я преодолела пролет, снова включила свет и вздохнула с облегчением. Все было как на сайте: квартира-студия. Справа у стены – полноразмерная кровать, в углу – обогреватель, смахивающий на дровяную печь, еще имелся маленький столик с двумя стульями, холодильник – похоже, из девяностых, но какая разница? – плита того же возраста, кухонная раковина и пара дверей: одна, вероятно, от кладовки, а закрытая, как я надеялась, от ванной комнаты, которая была указана в описании. Стиральная машина и сушилка отсутствовали, но про это я даже не спросила. В городе имелась прачечная – я проверяла. Так что у меня все получится!

Деревянные полы были обшарпаны, но стоявший на столике в стеклянной банке букетик полевых цветов выглядел мило – я улыбнулась.

Джонсы запричитали бы, что это не «Ритц», но для меня место выглядело идеально. Здесь было все, что нужно. Квартирка напоминала дом, в котором мы жили с мамой: те же деревянные стены и чувство… тепла.

Здесь в самом деле было прекрасно.

Я впервые позволила себе ощутить искреннюю радость по поводу своего решения. И, радуясь, я чувствовала, что это правильно. Надежда зажглась во мне, как римская свеча. Все вещи – чемоданы, коробку и сумку-холодильник – я подняла за три захода.

Считается, что на сборы при переезде уходят дни и даже недели. А когда имущества много, то и месяцы.

У меня вещей кот наплакал. Я почти все оставила Кэдену, когда его адвокат, которому я десять лет отправляла рождественские открытки, на следующий день после разрыва прислал мне уведомление в месячный срок съехать из нашего общего дома. Я с двумя чемоданами и четырьмя коробками уехала через несколько часов.

Хорошо, что так случилось, и я знала это. Тогда было больно, охренеть как больно, и потом тоже. Хотя сейчас уже не болело.

Но… иногда я все-таки жалела, что не отправила этим предателям пирог с дерьмом, как в «Прислуге». Нехороший я человек!

Я открыла холодильник, чтобы положить туда мясо для сэндвичей, сыр, майонез, три банки клубничной газировки и одно пиво, и тут снизу донесся скрип.

Дверь! Это скрипнула дверь.

Я приросла к месту.

Затем вытащила из сумочки перцовый баллончик и застыла в нерешительности. Ведь хозяин не стал бы вламываться просто так? Конечно, это его собственность, но ведь я ее арендовала! Подписала договор и отправила копию своего удостоверения личности, надеясь, что он не станет искать меня в сети. В других местах, где я останавливалась, хозяева интересовались, не нужно ли чего, но в комнату не входили. Только в одном случае обо мне наводили справки и задавали уйму неудобных вопросов.

– Кто там? – крикнула я, держа палец на кнопке баллончика.

Ответом был гулкий стук тяжелых шагов по лестнице.

– Кто там? – громче крикнула я, вслушиваясь в приближающиеся шаги и крепче сжимая в руке баллончик.

Я задержала дыхание, потому что так обострялся слух, и тут на мгновение увидела волосы, а затем лицо: в ту же секунду кто-то, должно быть, прыжком преодолел последние пару ступенек. Они были здесь.

Не они, а он. Мужчина.

Хозяин?

Господи, хоть бы он!

На нем была рубашка цвета хаки, заправленная в темные брюки – синие, черные или еще какие: из-за плохого освещения я не разглядела.

Я прищурила глаза и на всякий случай спрятала баллончик за спину, сцепив руки.

У него было оружие в кобуре!

Я вскинула руки вверх и закричала:

– Черт, берите, что хотите, только не убивайте!

Незнакомец дернул головой, а потом раздался хриплый грубый голос:

– Что?

Я подняла руки еще выше, плечи оказались где-то возле ушей, и подбородком указала на сумочку, лежавшую на столе:

– Сумочка там. Забирайте. Ключи в ней.

У меня была страховка. В телефоне, который лежал в заднем кармане, был скан удостоверения личности. Я смогу заказать новую дебетовую карту и сообщу о краже кредитки. Наличка – бог с ней. Жизнь дороже. До-ро-же.

Незнакомец снова дернул головой.

– Вы это о чем, черт возьми? Я не грабитель. Что вы делаете в моем доме?

Слова вылетали у него изо рта, точно снаряды.

Погодите-ка…

Я моргнула, по-прежнему держа руки за спиной. Что происходит?

– Вы Тобиас Роудс?

Именно так звали человека, у которого я арендовала жилье. На сайте была фотография, но я не удосужилась ее увеличить.

– А что?

– Я сняла комнату в этом гараже. С сегодняшнего дня.

– Сняла комнату? – тихим голосом повторил мужчина. Я почти не сомневалась, что он хмурился, хотя его лицо оставалось в тени. – Тут что, гостиница?

М‐да, ну и порядки!

Я открыла было рот, желая сказать, что нет, не гостиница, но бронь официальная, с полной предоплатой, как вдруг снизу послышался громкий скрип, а затем голос, высокий и молодой, крикнул:

– Папа! Погоди!

Мужчина повернулся к лестнице, всем корпусом выражая желание защитить, а может быть, отразить нападение.

Благодаря смене ракурса я поняла, что он был крупный. Высокий и крепкий. И на его рубашке имелись нашивки. Служит в полиции?

Кровь запульсировала в ушах, когда мой взгляд снова упал на пистолет у него в кобуре. Странно высоким голосом я, запинаясь, произнесла:

– Я могу показать подтверждение бронирования…

Что происходит? Неужели меня развели?

Он снова повернулся ко мне, и в тот самый момент на площадку выскочила другая фигура – ниже ростом и худощавее, а больше я ничего не разглядела. Кто это был: его сын или дочь?

Здоровяк даже не взглянул на новоприбывшего и, источая гнев каждым словом и жестом, произнес:

– Взлом и проникновение – это уголовные преступления.

– Взлом и проникновение? – в замешательстве прохрипела я. Сердце отчаянно колотилось. Что происходит? Что, мать вашу, тут происходит? – Я воспользовалась ключом при помощи кода, который мне сообщили.

Он что, не в курсе? И кто это вообще? Неужели меня действительно развели?

Краем глаза – потому что все мое внимание было сосредоточено на здоровяке – я заметила, что фигура поменьше что-то пробормотала себе под нос, а затем прошипела:

– Папа!

И тогда мужчина повернул голову в сторону того, кто был его сыном или дочерью, и проворчал:

– Эймос!

Это прозвучало предостерегающе. В его голосе слышалась ярость: живая, ожидающая.

Моя душа ушла в пятки.

– Мне нужно с тобой поговорить.

Это было сказано почти шепотом. Затем фигура повернулась ко мне, на секунду застыла, моргнула, после чего вроде бы отмерла и произнесла голосом настолько тихим, что я едва его расслышала:

– Здравствуйте, мисс Де ла Торре! М‐м, извините за накладку. Одну секунду, пожалуйста.

А это еще кто?

Откуда им известна моя фамилия? И, значит, это была накладка?

Тогда ладно…

Но мой оптимизм продлился лишь секунду. В тусклом свете квартиры мужчина медленно покачал головой, а затем внутри у меня все похолодело, когда он угрожающе пробормотал:

– Клянусь, Эймос, лучше мне ошибиться в своих подозрениях!

Это прозвучало не обнадеживающе.

– Ты поместил объявление о сдаче квартиры после того, как я раз пятьдесят сказал тебе забыть про эту идею?

Вопрос был задан безумно ровным голосом, который не повысился ни на йоту, но почему-то казалось, что это даже хуже, чем если бы мужчина заорал. Даже я внутренне поежилась, а он обращался не ко мне.

И что вообще он имел в виду?

– Папа…

Юноша встал под потолочным вентилятором. Свет упал на него и подтвердил мои догадки: это был подросток, судя по голосу, от двенадцати до шестнадцати лет. В отличие от своего крепкого отца, парнишка был худощавым, угловатым, с длинными тонкими руками, в основном скрытыми футболкой, которая была на два размера больше.

У меня возникли очень плохие предчувствия.

В памяти всплыло и застряло в мозгу, что в радиусе двухсот миль больше остановиться негде.

В гостиницу не хотелось. Их мне хватило на всю оставшуюся жизнь. При мысли о гостинице меня стало подташнивать.

И после этого последнего раза арендовать комнату в чьем-то доме тоже не вариант.

– Я уже заплатила. Платеж прошел, – почти крикнула я, внезапно запаниковав.

Мне хотелось остаться здесь. Я устала от вождения, и неожиданно каждая клеточка моего тела отозвалась на желание где-то осесть.

Я хотела начать все сначала. Построить что-то новое. И сделать это здесь, в Пагосе.

Мужчина посмотрел на меня, откинув голову, а затем снова сосредоточил взгляд на подростке. Его рука взметнулась вверх. Гнев прогремел гранатой.

Судя по всему, я была невидимкой, и факт платежа ничего не значил.

– Это шутка, Эйм? Я же сказал: нет. Не раз и не два, а всякий раз, когда ты заводил разговор на эту тему, – выплюнул он вне себя от ярости. – В этом доме не будет посторонних. Ты что, не понял меня, а?

Он по-прежнему говорил своим глухим голосом, но каждое слово звучало твердо и внушительно, как рык.

– Формально говоря, это не дом, – прошептал Эймос, а затем взглянул на меня поверх отцовского плеча и помахал. Рука его подрагивала.

Мне помахал!

Я не знала, что делать, и поэтому помахала в ответ. Я была в полной растерянности и смятении.

Это не возымело никакого действия на разъяренного мужчину. Вообще.

– Гараж – часть дома! И нечего мне рассказывать про формальности, – пренебрежительно отмахнувшись, прорычал он.

Рука у него была большая, на предплечье проступали вздувшиеся вены. Что за нашивки на его рубашке? Я прищурилась, стараясь рассмотреть.

– «Нет» значит «нет», – заявил он, когда парнишка открыл рот, желая возразить. – Поверить не могу, что ты на такое осмелился! Как ты мог за моей спиной? Ты поместил объявление в интернете? – Он качал головой, как будто действительно не находил слов. – Ты собирался пустить сюда всякую шваль, пока я буду в отъезде?

Шваль?

Это он про меня?

Конечно, я понимала, что это не мое дело. Но!

Я не могла удержаться и бросила:

– Для протокола: я не шваль. И я могу показать подтверждение бронирования. Я заплатила за месяц вперед…

Черт!

Мальчик вздрогнул, а мужчина сделал шаг к свету, и я впервые смогла его разглядеть. Целиком.

Такое лицо западает в память.

Даже когда я была с Кэденом, я бы оглянулась на мужчину, который сейчас стоял на свету. Ну да, я живой человек! А у него было такое лицо… Я повидала немало лиц и знаю, о чем говорю.

Визажисты все как один назвали бы его черты чеканными – не красивыми, нет, а мужественными, резкими, с напряженно сжатыми губами и нахмуренными бровями с выразительными тяжелыми надбровными дугами. У него была внушительная крепкая челюсть. И – я почти не сомневалась – небольшая ямочка на подбородке. На вид ему было около сорока.

Он был брутально красив – такое определение, пожалуй, подошло бы лучше всего. Может быть, даже безумно красив, если бы в данный момент не смотрел так, как будто вот-вот кого-нибудь убьет.

Ничего общего с внешностью моего бывшего – выглядевшего на миллион долларов «мальчишки из соседнего двора», по которому сохли тысячи женщин.

Из-за чего наш союз и треснул по швам…

Может, я все-таки отправлю пирожок с дерьмом. Подумаю об этом на досуге.

Короче говоря, этот препиравшийся с подростком мужчина – с кобурой на поясе и в форменной рубашке с нашивками – был невероятно красив.

И волосы у него были с проседью: я убедилась в этом, когда в гуще его каштановых или черных волос высветились более светлые и яркие пряди.

И ему было плевать на то, что я говорила: он чеканил слова совершенно ровным голосом, не повышая тона. Не переживай я о том, что меня вот-вот выставят за дверь, я была бы впечатлена.

– Папа… – снова начал мальчишка и встал между мной и отцом, как буфер.

Он был темноволосым, с гладким, почти детским лицом, чуть коричневатой кожей и длинными руками, выглядывавшими из-под черной футболки с логотипом.

– За месяц вперед?

Да, он услышал.

Парень даже не вздрогнул и очень тихо ответил:

– Ты не разрешаешь мне устроиться на работу. Как еще я должен зарабатывать деньги?

Вена на лице мужчины снова напряглась, краска залила скулы и уши.

– Я знаю, для чего тебе нужны деньги, Эйм. Но и ты знаешь, что я сказал. Твоя мама, Билли и я – все сошлись на том, что гитара за три тысячи долларов тебе не нужна. Твоя отлично звучит.

– Я знаю, что она отлично звучит, но все равно хочу…

– Новая тебе не нужна. Это будет не…

– Ну пожалуйста, папа! – взмолился Эймос и указал на меня большим пальцем через плечо. – Посмотри на нее! Она не шваль! Ее зовут Аврора. Де ла Торре. Я заходил на ее страницу в соцсетях. Она постит только фотографии с едой и животными. – Парнишка обернулся ко мне, моргнул, затем поморщился: на лице отразилось выражение отчаяния, как будто он тоже знал, что разговор идет не так, как нужно. – Все знают, что социопаты не любят животных. Помнишь, ты сам говорил? А теперь посмотри на нее.

Он склонил голову набок.

Его последнее замечание я проигнорировала и сосредоточилась на важной части сказанного. Выходит, он наводил справки? И что еще выяснил?

Все так и было. Помимо нескольких селфи и фоток с друзьями – и теми, кого я ошибочно считала таковыми, – я действительно размещала только фотографии еды и встретившихся мне животных. Это, а также стоявшие на полу чемоданы и коробки были еще одним напоминанием о том, что я хотела быть здесь, что в этих местах у меня были дела.

Либо парнишка знал слишком много, либо действительно повелся на фасад, который я представляла миру. На всю ложь, дымовые завесы и трюки с зеркалами, к которым мне пришлось прибегнуть, чтобы быть рядом с тем, кого я любила. На то, что я не удалила из соцсетей фотографии моей прежней жизни. Я никогда не публиковала в своем аккаунте снимки романтического свойства – из осторожности и чтобы не навлечь гнев миссис Джонс.

Может, страницу следовало закрыть, пока ехидна не пронюхала, раз уж такая мысль пришла мне в голову? За последний год я разместила всего несколько фотографий и не отметила ни одного места, где побывала. Старые привычки отмирают с трудом…

Мужчина стрельнул в меня взглядом и снова уставился на парнишку:

– А меня это волнует? Да будь она хоть Матерью Терезой, и тогда не пустил бы на порог! Не должен кто попало слоняться по дому! Это небезопасно.

Строго говоря, я бы не слонялась по дому. Жила бы себе в комнате над гаражом и никого не напрягала.

Понимая, что каждое слово, произнесенное мужчиной, сокращает мои шансы на проживание, я решила действовать быстро. На свое счастье, я любила улаживать проблемы и делала это неплохо.

– Богом клянусь, я не психопатка! Меня и штрафовали-то всего один раз, когда превысила скоростной режим в десять миль. Но тогда, должна сказать, мне страшно хотелось писать. Если вам нужна рекомендация, позвоните моим тете и дяде: они подтвердят, что я хороший человек. Или, если хотите, можете написать моим племянникам, потому что на звонок они не ответят, хоть весь день трезвонь.

Парнишка снова оглянулся: глаза широко раскрыты, на мордашке отчаяние. Но мужчина… он даже не улыбнулся и неприязненно смотрел на меня поверх плеча сына. В который раз… Лицо ничего не выражало, но прежде, чем он успел сказать хоть слово, парнишка ринулся мне на подмогу.

Он говорил по-прежнему тихо, но теперь со страстью. Должно быть, гитара за три тысячи долларов была нужна ему позарез.

– Я знаю, что поступил нечестно. Но ведь тебя не будет целый месяц, а она – девушка…

Вообще-то встречались серийные убийцы и среди женщин, но вряд ли стоило говорить об этом сейчас.

– Поэтому я решил, что тебе не о чем беспокоиться. Я купил систему сигнализации и собирался установить ее на окна. А дверь закрывается на засовы, их снаружи не откроешь.

Мужчина помотал головой. Я почти не сомневалась, что глаза у него стали больше, чем обычно.

– Нет, Эймос. Нет. Не надо мне зубы заговаривать. Это бесит меня еще больше, чем твое вранье. О чем, черт возьми, ты думал? Какую байку собирался наплести дяде Джонни, когда он придет проведать тебя в мое отсутствие, а? Поверить не могу, что ты провернул это за моей спиной, когда я столько раз говорил тебе «нет»! Я же стараюсь защитить тебя, парень. Что тут неясного?

Он покачал опущенной головой, поникнув плечами, и мне стало ужасно неловко из-за того, что я стала невольным свидетелем постигшего его разочарования. Оно читалось в каждой линии его фигуры, погруженной в осмысление этого акта предательства. Казалось, он выдохнул, прежде чем снова поднять глаза, и, на этот раз сосредоточив внимание на мне, отрывисто сказал, явно искренне задетый поступком подростка:

– Он отдаст вам деньги, как только мы вернемся в дом. Вы тут не останетесь. Прежде всего вам самой не следовало бронировать комнату.

Я поперхнулась. По крайней мере, внутренне. Потому что нет.

Нет!

Я даже не заметила, когда мои вскинутые руки успели переместиться на живот, но теперь они были там, ладонями вниз, с зажатым в пальцах баллончиком, а остальное мое тело выражало гамму чувств: и беспокойство, и панику, и разочарование.

Мне было тридцать три, и я ощущала себя деревом, потерявшим листву, – бо́льшую часть того, что делало меня мной. Но и ветки, и корни остались при мне. Я рождалась заново – с новой листвой: яркой, зеленой, наполненной жизнью. Поэтому я должна была попытаться. Должна! Другого такого места мне не найти.

– Пожалуйста, – произнесла я, даже не поморщившись от того, насколько хрипло прозвучало это единственное сказанное мной слово. Теперь или никогда. – Я понимаю, что вы огорчены. У вас есть на это все основания. Вы беспокоитесь о сыне, о его безопасности, и это естественно, но…

Мой голос дрогнул, и я ненавидела себя за это, но знала, что не должна останавливаться, потому что шанс был только один, а потом он вышвырнет меня за дверь.

– Прошу вас! Обещаю, я буду вести себя тихо, как мышь, и не доставлю никаких хлопот. Я пробовала травку лишь однажды, в двадцать лет, и эффект был как при панической атаке, так что я чуть «скорую» не вызвала. И сильное обезболивающее принимала только раз, когда мне удалили зуб мудрости. Тогда меня вывернуло, и с тех пор ни-ни. Из спиртного я люблю только сладкий «Москато», изредка пью пиво. Если скажете, я даже не взгляну в сторону вашего сына. Только, пожалуйста, позвольте мне остаться! Я заплачу вдвое больше. Переведу прямо сейчас, если хотите. – Я выдохнула и приняла самый умоляющий вид. – Очень прошу вас!

Лицо мужчины оставалось жестким, челюсти – крепко сжаты. У меня появились нехорошие предчувствия. Самые нехорошие.

Когда он заговорил, в животе у меня возник спазм. Он смотрел прямо на меня, густые брови выделялись на безумно красивом лице. «Такое строение черепа можно увидеть разве что на древнегреческих скульптурах», – подумалось мне. Во всех чертах – царственность и решительность, ни одной слабой. Рот – выразительно очерченные губы, подобие которых множество женщин пытаются воспроизвести с помощью дорогих пластических хирургов, – стал ровной линией.

– Мне жаль лишать вас надежды, но этого не произойдет.

Суровые глаза переместились на подростка, и он пророкотал тихим, практически неслышным голосом – но слух у меня был хороший, о чем он не подозревал:

– Дело не в деньгах.

Меня охватила паника: шанс уплывал прямо на глазах.

– Прошу вас! – повторила я. – Вы даже не заметите меня! Я буду тихой, как мышь. Никаких гостей. – Я помедлила. – Я заплачу втрое больше.

Здоровяк даже не дрогнул.

– Нет.

– Папа, – подал голос парнишка, но мужчина помотал головой.

– У тебя нет права голоса по этому вопросу. В ближайшее время у тебя нет права голоса ни по какому вопросу. Уяснил?

Парнишка выдохнул, а у меня зачастило сердце.

– Ты действовал за моей спиной, Эймос. Если бы в последнюю минуту не нашелся другой смотритель, я бы сейчас был в Денвере и знать не знал, что ты затеял!

Мужчина произнес это убийственным голосом – не громким и не тихим. И, честно говоря, винить его было трудно.

У меня не было детей – я хотела их, однако Кэден все откладывал. Но я могла себе представить, каково это, когда ребенок у тебя за спиной… Даже если его мотивы понятны. Мальчику хотелось дорогую гитару, но в силу возраста он не мог работать – или родители не позволяли.

Парнишка издал разочарованный звук, и я поняла, что мое время почти на исходе.

Пальцы внезапно стали липкими. Я потерла их, пытаясь унять панику, которая явно брала верх.

– Мне жаль, что так случилось. Что это было сделано без вашего согласия. Если бы посторонний въехал в… Ну, гаража у меня нет, но, если бы имелся, я бы не пришла в восторг. Для меня частная жизнь – не пустые слова. Но идти мне некуда. Другое жилье в округе не сдается на краткий срок. Это не ваша проблема, я понимаю. Но, пожалуйста, позвольте мне остаться! – Я глубоко вздохнула и встретилась с ним взглядом. С такого расстояния я не могла сказать, какого цвета были его глаза. – Я не наркоманка. У меня нет проблем с алкоголем и никаких закидонов. Даю слово! Я десять лет трудилась на одной и той же работе – была ассистенткой. Я… развелась и начинаю все заново.

Обида, горькая и злая, окутала мои шею и плечи: это случалось ежедневно – с тех пор, как все пошло наперекосяк. И, как прежде, я не отмахнулась от нее – вобрала в себя, прижала к сердцу и стала нянчить. Я не хотела забывать! Хотела ее проработать, извлечь из нее урок, пусть даже это было нелегко.

Потому что нужно помнить о дерьмовых сторонах жизни, чтобы ценить хорошие.

– Пожалуйста, мистер Роудс! Если вас так зовут… – сказала я самым спокойным голосом, на какой была способна. – Вы можете снять копию моего удостоверения личности, хотя я уже отправляла его. Могу предоставить рекомендации. Я даже пауков не убиваю! Если потребуется, я готова защитить вашего сына. У меня племянники подростки, они меня любят и тоже подтвердят, что я не шваль. – Я сделала шаг вперед, потом еще один, продолжая смотреть ему прямо в глаза. – Я собиралась узнать насчет продления аренды, но съеду через месяц, если вы сочтете возможным дать мне шанс сейчас. Возможно, что-то появится. Я бы сняла жилье в городе, но краткосрочного ничего нет, а на длительный срок я не загадываю. – Я могла бы что-то купить, но ему знать об этом было не обязательно – это породило бы слишком много вопросов. – Я заплачу по тройному тарифу и не доставлю вам хлопот. И оценю на пять звезд.

Последнее, пожалуй, говорить не стоило. Он вообще не собирался сдавать помещение.

Мужчина слегка прищурил глаза – хотя брови почти не сдвинулись, я заметила разницу. Между густыми темными бровями появилась морщинка, и мое тягостное чувство усилилось.

Он собирался сказать «нет». Я знала это. Сейчас меня вышвырнут, и придется перебираться в гостиницу. Опять…

Но тут парнишка оживился и, чуть повысив голос, проговорил, неподдельно взволнованный открывшейся перспективой:

– По тройному тарифу! Ты хоть понимаешь, какие это деньжищи?

Мужчина – Тобиас Роудс, или как его там – метнул в сына разгневанный взгляд. Вид у него был напряженный, негодующий. Он действительно был в ярости.

И я приготовилась к худшему. К «нет». Не конец света, конечно, но… Все равно отстой. Большой отстой.

Однако следующие его слова оказались адресованы парнишке:

– Не могу поверить, что ты собирался меня обмануть.

Парнишка разом обмяк и сник, голосок стал совсем тихим:

– Извини. Я знаю, что это куча денег… – Он помолчал и умудрился произнести еще тише: – Извини.

Мужчина провел рукой по волосам и тоже как-то сдулся:

– Я сказал «нет». И говорил тебе, что мы все решим.

Парнишка ничего не ответил, но через секунду кивнул. Казалось, он стал совсем крохотным.

– И разговор не закончен. Мы к нему еще вернемся.

Мальчишка вздрогнул, а мужчина уже поворачивался в мою сторону и теперь сверлил взглядом меня. Он поднял руку и почесал макушку длинными тупыми пальцами. Судя по нашивкам, которые стали видны в ярком свете, он был егерем – я почти не сомневалась в этом.

Я подумала было помахать, но не стала. Вместо этого просто сказала:

– Ну пожалуйста, можно я останусь за тройную цену?

И намеренно повернула обе руки так, чтобы он убедился, что на них нет следов от уколов. Пусть знает, что мне скрывать нечего. Ну, кроме кое-каких деталей, но они вообще не касались никого, кроме меня. Ни ему, ни его сыну, ни кому-либо еще они навредить не могли. Поэтому я подняла подбородок, не пытаясь скрыть свое отчаяние. Это было единственным, что могло сработать в мою пользу.

Не сказать, чтобы я собой гордилась.

– В отпуск приехали? – медленно проговорил мужчина.

Рокочущие ноты в его голосе сохранялись, но теперь он взвешивал каждое сказанное слово.

– Не совсем. Подумываю поселиться в этих местах. Просто хочу понять наверняка, а пока заняться кое-чем другим.

Планов была уйма, но всему свое время.

– Чем именно?

Я пожала плечами и сказала правду:

– Турпоходами.

Густая бровь взметнулась вверх, но разъяренное выражение с лица не исчезло. Лед подо мной трещал.

– Турпоходами? – переспросил он, как будто я сказала «оргиями».

– Ну да. Могу озвучить маршруты, которыми хочу пройти. – Я запомнила их названия, изучая мамин дневник, но при необходимости могла бы составить список. – Пока я без работы, но собираюсь ее найти, а деньги есть. Получила отступные при разводе. – Предваряя наводящие вопросы, я могла бы сообщить подробности: пусть не думает, что я вру насчет своей платежеспособности.

Но мужчина по-прежнему смотрел на меня холодно. Пальцы одной руки сжимались и разжимались. Ноздри выразительного носа раздувались. Он так долго молчал, что даже сынишка снова, широко раскрыв глаза, посмотрел на меня поверх его плеча.

Парнишка просто хотел денег, и это было нормально. На самом деле, я подумала, что с его стороны это было довольно остроумно и смекалисто. Я помнила, каково это, когда ты ребенок, работы нет, а чего-то очень хочется.

Наконец мужчина поднял подбородок чуть выше, его ноздри снова раздулись.

– Заплатите втрое больше?

Судя по голосу, у него еще оставались сомнения.

– Чеком, картой, PayPal или денежным переводом прямо сейчас.

Я сглотнула и, не успев притормозить, добавила с улыбкой, которую всегда использовала для разрешения сложных ситуаций:

– Даете скидку при оплате наличными? Потому что наличные – не проблема.

И чуть было не подмигнула ему, но вовремя себя одернула. Мужчина, скорее всего, был женат и определенно все еще зол. Обоснованно, нужно признать.

– Переводом будет быстрее, – шепотком проговорил парнишка.

Я не смогла сдержаться – прыснула, прикрыла рот рукой и снова прыснула.

Мужчина зыркнул на сына, всем своим видом давая понять, что расстроен его поведением и не видит ничего смешного в подобном предложении. Но, надо отдать ему должное, он снова сосредоточился на мне и вроде бы даже закатил глаза, как будто не в силах поверить в то, что собирался сказать.

– Наличными завтра. Или выметайтесь.

Неужели он…

– И не попадайтесь мне на глаза. Хочу забыть, что вы здесь, а машина – уж ладно.

Вид у него по-прежнему был злым, а голос звучал раздосадованно.

Но он согласился. Согласился!

– Месяц живите, а после уезжайте.

Все это время он смотрел мне прямо в глаза, внушая мысль, что ни о каком продлении аренды не может быть и речи и что я должна быть благодарна уже за это.

Я кивнула. Месяц так месяц, без обид. Если на то пошло, у меня будет время разобраться с проживанием и найти себе постоянное жилье – буду ориентироваться по обстоятельствам.

Годы идут, и порой нужно просто выбрать жизненный путь и следовать ему. Это было то, чего мне хотелось. Просто идти.

Так что… завтра и начну переживать об этом.

Я кивнула, подождала – вдруг он скажет что-нибудь еще. Но мужчина повернулся к парнишке и указал ему на лестницу. Они молча пошли вниз, а я осталась в комнате.

Возможно, мне не следовало снова привлекать к себе внимание, но я ничего не могла поделать. Когда в поле моего зрения остался лишь серебристый затылок мужчины, я крикнула:

– Спасибо! Вы меня тут не увидите!

И… он остановился.

Я поняла это, потому что затылок был по-прежнему виден. Мужчина не обернулся: он стоял, и казалось, он не скажет ни слова, но он шумно выдохнул – а может, это было рычание. Вроде бы покачал головой и крикнул явно раздраженным голосом на манер моей несостоявшейся свекрови:

– Да уж пожалуйста!

Это было грубо. Но, по крайней мере, он не передумал. Это была секунда высокого напряжения.

Наконец я позволила себе выдохнуть, и мое тело, которое, как выяснилось, было сильно напряжено, расслабилось.

У меня был месяц. Может, в итоге я останусь здесь надолго, а может, и нет. Но я собиралась извлечь из пребывания в Пагосе максимум пользы.

Мама, я вернулась!

Глава вторая

На следующий день я раз двадцать проверила телефон, после чего сделала то же самое, что и девятнадцать до этого: положила его обратно.

Ничего нового! Да, сообщений и писем заметно поубавилось, но так, чтобы совсем ничего не было…

Вчера вечером выяснилось, что единственное место, где ловит смартфон, – у окна, рядом со столиком. Я поняла это, когда принялась расхаживать по комнате и разговор внезапно прервался. Придется учесть, но не беда. В небольших городах, где мне случалось бывать, та же история. Смартфон поймал одну сеть с двумя полосками, но она была запаролена. Судя по всему, вай-фай был хозяйский, и шансов на то, что мне дадут пароль, равнялся нулю. Где-то в глубине души я надеялась на то, что это явление временное, что, возможно, вышка сотовой связи вышла из строя, но, скорее всего, дело было не в этом.

Строго говоря, проверять мне было нечего. Хотелось поменьше пялиться в экран. Жить своей жизнью, вместо того чтобы смотреть в интернете, как живут другие.

Единственное сообщение, которое пришло тем утром, было от тети. Вчера вечером мы с ней болтали целый час. Прочитав послание, я усмехнулась.

Тетя Каролина: Прямо сегодня купи спрей от медведей, ПОЖАЛУЙСТА

Это она прислала на тот случай, если ее пятикратное напоминание, сделанное во время нашего телефонного разговора, вылетело у меня из головы. Тетя по меньшей мере десять минут рассуждала о медведях, очевидно, полагая, что они нападают на людей просто так. Она, ясное дело, беспокоилась за меня: начиная с прошлого года, это продолжалось нон-стоп. Тогда я вернулась к ним с разбитым сердцем, потеряв ориентиры, и без надежд обрести компас и новое направление.

Можно сказать, такова была история всей моей жизни: отправляться к тете и дяде, когда мой мир летел в тартарары. Но хотя расстаться с тем, с кем я думала прожить до конца своих дней, было катастрофично, это не шло ни в какое сравнение с потерей мамы. Это я понимала всем сердцем. Это помогало расставлять приоритеты и напоминало о том, что было важно.

Мне так повезло, что у меня были тетя и дядя! Они взяли меня к себе и относились ко мне как к родной дочери. Они оберегали и любили меня.

Во время нашего разговора тетя, точно прочитав мои мысли, пробурчала:

– Лео, – так звали одного из моих двоюродных братьев, – заехал вчера и помог составить однозвездочный отзыв на новый альбом этого ворюги. Мы завели твоему дяде аккаунт и сделали то же самое. Там таких отзывов уйма. Хе-хе!

Я обожала их обоих.

– Неделю назад я разговаривала с Юки. По ее словам, максимум, которого достоин его альбом, – это эмодзи в виде большой кучи дерьма.

Дядя, который не был силен в речах, зато умел хорошо слушать, крикнул на заднем плане:

– Держу пари, он со своей мамочкой теперь кусают локти, что упустили курочку, несущую золотые яйца!

Я ухмыльнулась.

Потому что, хотя я знала, что все случившееся было к лучшему, это не означало, что я хотела лучшего для своего бывшего – вот такая я была дрянь.

Им с мамочкой за все заплатят. В конце концов. Обязательно! Правда выйдет наружу, это лишь вопрос времени. Кэден найдет того, кто станет сочинять ему музыку, но только за большие бабки, тогда как я делала это задаром – из любви.

Ну, не совсем, но почти.

И тот, кто станет ему помогать, не допустит, чтобы он присвоил себе все лавры за этот тяжкий труд. В отличие от меня.

Тетушка вздохнула и, поколебавшись, сказала:

– Ора, я узнала от Бетти… Помнишь ее, мою парикмахершу? Так вот, она говорит, что видела его фотографию с Тэмми Линн на каком-то недавнем мероприятии.

Я представила мужчину, с которым состояла в отношениях почти полжизни, рядом с другой женщиной, и у меня защипало в горле.

Теперь он мог фотографироваться с кем хочет. Очень удобно!

То, что я чувствовала, не было ревностью. Это было что-то другое.

Легкий привкус горечи преследовал меня до конца нашего разговора. Тетушка между тем вернулась к теме спрея от медведей, буранов и каннибализма как способа выживания в условиях зимовки в горах.

Я решила позже объяснить ей, насколько зима в Пагоса-Спрингс мягче по сравнению с другими местами, чтобы она не переживала так сильно.

А пока я провела утро, определяя, что необходимо сделать и в каком порядке. Требовалось разжиться наличкой за аренду, что благодаря «кровным» денежкам не вызывало проблем. А в остальном особых дел не намечалось. Разве что навестить старую подругу…

Кроме того, нужно было купить продуктов, потому что индейку и сыр я доела на завтрак, а на обед и ужин ничего не осталось. И раз уж я собиралась пробыть здесь некоторое время, следовало как-то обжиться, а значит, не стоит откладывать дела в долгий ящик.

Возможно, нужно заняться ими прямо сейчас.

Спустившись по лестнице, я вышла во двор и остановилась возле машины. Вчера я приехала поздно, когда было темным-темно, и теперь с удивлением разглядывала окружающий пейзаж. На сайте были размещены фотографии квартиры внутри гаража, и лишь на одной был запечатлен вид снаружи.

В свое время мы с мамой жили ближе к городу, среди огромных сосен, которые были частью национального парка. Но, помнится, окраины выглядели довольно пустынно, и именно такой вид сейчас предстал перед моими глазами. В Пагосе преобладали яркая зелень и густые леса, а здешняя скалистая красота, в которой чувствовалась близость к Нью-Мексико, и пустынные участки выглядели иначе. На холмах вокруг дома местами росли кедры и кустарники.

Вид был невероятный – на свой лад.

Я долго стояла, а затем наконец огляделась. Перед домом был припаркован внедорожник. Иного транспорта не наблюдалось.

Я бросила взгляд в том направлении и тотчас отвела глаза. Не хватало еще, чтобы мистер Роудс увидел, как я пялюсь на дом, и что-нибудь заподозрил. Тогда он выставит меня в два счета! Если придется, ближайший месяц буду идти к машине с закрытыми глазами, от греха подальше.

Я приехала сюда не просто так и не могла тратить время понапрасну, учитывая, что не знала, как долго здесь пробуду.

Не будь у меня причины, я бы здесь не задержалась.

Именно поэтому я села в машину и отправилась в путь, толком не зная, что делаю, но понимая, что делать что-то нужно.

Я добралась до окружной дороги, а затем поискала указатели на расположение банка. Здесь точно имелся филиал – это я выяснила заранее, прежде чем пуститься в путь. Пагоса-Спрингс находится в пяти часах езды от Денвера, в четырех – от Альбукерке, по сути, в захолустье, окруженный мелкими городишками, о которых мало кто слышал. Здесь было два продуктовых магазина, несколько местных банков и один крупный, крохотный кинотеатр и – для большого городка – довольно приличное количество ресторанчиков и пивоварен.

Учитывая трудности с арендой, следовало предположить, что жизнь в городке бьет ключом. Нет, я знала, что Пагоса-Спрингс живет за счет туризма. Помнится, мама сетовала на то, что летом поток туристов не иссякает и что у продуктового магазина приходится парковаться в конце стоянки.

Но в остальном мои воспоминания о Пагосе были расплывчатыми. Сейчас многое выглядело иначе – городок сильно разросся, хотя кое-что казалось знакомым. За исключением нового «Уолмарта».

Однако со временем все меняется.

Я продолжала путь по шоссе, и надежда снова согрела мне душу. Пусть городок выглядел не совсем так, как мне помнилось, но достаточно, чтобы возникло чувство… правильности. Или, возможно, мне только казалось.

Но самое главное – это место было началом новой жизни. Именно этого мне хотелось. Да, с ним было связано одно из худших моих воспоминаний, но остальные – самые лучшие – его перевешивали.

Когда-то моя жизнь началась в Пагосе, и время шло.

Банк. Продукты. Может, размять ноги, пройтись по магазинам, поискать предложения о найме, изучить объявления в газете? У меня больше десяти лет не было нормальной работы, а значит – и рекомендаций. Может, стоит заглянуть к Кларе: вдруг она работает?

И если останется время, зайти на сайт и оценить одной звездой новый альбом Кэдена.

Перед входом маленькая белая вывеска с ярко-оранжевыми буквами извещала: «ПРИНИМАЕМ НА РАБОТУ».

Запрокинув голову, я прочитала название магазинчика: «Все для активного отдыха». Внутри было не протолкнуться. По центру стояли вешалки с одеждой, а вдоль двух стен напротив витрины протянулся длинный L‐образный прилавок. Замотанного вида женщина металась с одного его конца на другой, обслуживая покупателей, которые указывали на таблички, висевшие на стенах. Насколько я могла понять, они извещали о прокате.

Честно говоря, я не связывала с возможной работой никаких ожиданий и, за последние пару часов обойдя несколько магазинов, была этому рада. Судя по объявлениям, работники требовались в лавку рыбалки нахлыстом (я очень давно не держала удочку в руках и потому даже не стала справляться), в музыкальный салон (где звучала настолько знакомая песня, что я сразу поспешила к выходу) и в обувной магазинчик. Два сотрудника так яростно ругались там в подсобке, что я слышала каждое слово и потому тоже решила не интересоваться вакансией.

Вот так я оказалась на другом конце города – противоположном тому, где остановилась.

Насколько мне помнилось, «Все для активного отдыха» продавал и предлагал напрокат оборудование для занятий на свежем воздухе: рыбалки, кемпинга, стрельбы из лука и тому подобного. В зависимости от сезона.

Я в этом ничего не смыслила. Теперь уже нет. Знала, что рыбалка бывает разной: нахлыстом, донками, еще какая-то – и на этом все. Знала про луки и арбалеты. Знала, что такое палатка, и много-много лет назад могла профессионально ее поставить. На этом мои познания об активном отдыхе заканчивались. Очевидно, я слишком долго жила в большом городе – с людьми, далекими от природы.

Но все это не имело значения, потому что сюда я пришла по другой причине. Не с целью найти работу или что-то купить. И, честно говоря, немного нервничала.

Мы с Кларой не общались почти год – с тех пор, как все полетело в тартарары. Но даже тогда я отправила ей поздравление с днем рождения. Она не знала, что с Кэденом мы расстались.

Ну, теперь, вероятно, она уже знала, поскольку он явно с кем-то встречался и фотографировался.

Нет, пирог с дерьмом он все же однажды получит.

Решив, что воспоминаний о Кэдене для этой недели достаточно, я выкинула его из головы и вошла внутрь.

Фотографии магазинчика я посмотрела еще в Юте – как-то ночью, от нечего делать. В детстве, когда мы с Кларой возвращались домой после школы, ее отец порой брал нас к себе на работу. Если покупателей не было, мы играли в торговом зале или устраивались в подсобке и делали уроки.

Судя по всему, недавно в магазинчике сделали ремонт. На полу лежала плитка, все было новым и современным. Выглядел он замечательно! И очень оживленно.

Лавируя среди покупателей, я не сводила глаз с женщины за прилавком. Той самой, которую заметила в витрине. Она обслуживала очередное семейство. Стоявшая рядом девочка-подросток занималась супружеской парой. Я понятия не имела, кто она такая, а женщину узнала сразу. Мы не встречались двадцать лет, но не теряли друг друга из вида и были друзьями в соцсетях.

Я улыбнулась, решив, что могу подождать. Возвращаться в гараж не хотелось. Я обошла стойки с одеждой и направилась в сторону подсобки, где разместилась большая вывеска «РЫБАЛКА» и было гораздо меньше людей.

Здесь на рядах крючков висели мешочки с разнообразными перышками и шариками. Хм… Я взяла один, в котором было что-то похожее на мех.

– Вам помочь? – прозвучало над ухом.

Голос был незнакомым. И тем не менее это могла быть только Клара или девочка-подросток – это я знала точно, потому что довольно долго пялилась в витрину. Но говорившая явно не была подростком.

Поэтому, оборачиваясь, я держала улыбку наготове и оказалась лицом к лицу с той, кого сразу узнала благодаря многолетним постам в соцсетях. Но, судя по любезной услужливой улыбке, меня она не вспомнила.

Клара стала выше и фигуристее. Можно сказать, заметно раздалась вширь. От своего отца из индейского племени ютов она унаследовала смуглую кожу и высокие скулы, и я с одного взгляда поняла, что она все такая же славная, какой была раньше.

– Клара, – сказала я, растягивая губы в широченной улыбке.

Ее брови слегка приподнялись, голос по-прежнему звучал ровно.

– Здравствуйте! Мы… – Она чуть наклонила голову, глядя на меня темно-карими глазами, и медленно проговорила: – Мы знакомы?

– В свое время, в младшей и средней школе, были закадычными подружками.

Тонкие темные дуги ее бровей на мгновение сошлись на переносице, затем выражение лица изменилось, рот открылся и она ахнула:

– О! Ты перестала красить волосы?

Это было напоминание о жизни, оставленной в прошлом. Той, в которой миссис Джонс убедила меня стать блондинкой, «потому что тебе так гораздо лучше». Но я решила не вдаваться в подробности и просто кивнула:

– Я вернулась к своему естественному цвету.

Пару месяцев назад я состригла блондинистые кончики, и потому сейчас волосы были короче, чем всегда.

– Целый год от тебя ни слуху ни духу! – прошипела она, тыкая меня в плечо. – Ну ты и бесстыдница, Аврора!

И в следующее мгновение Клара уже обвила меня руками, и мы обнялись.

– Что случилось? Ты как здесь? – выдохнула она, через секунду отстраняясь. Мы были примерно одного роста, и я заметила маленькую щербинку между ее передними зубами. – Несколько месяцев назад я отправила тебе сообщение, но оно вернулось обратно.

Ну вот, еще одно напоминание.

– Это долгая история, но я поживу здесь какое-то время. Может быть, останусь.

Темные глаза подруги скользнули поверх моего плеча. Казалось, она думала о том, что осталось несказанным. Надеялась увидеть того, кому полагалось находиться здесь, не будь он таким козлом?

– Ты одна?

Под этим она имела в виду «Кэден с тобой?». Клара была из тех немногих, кто знал о нем.

– Нет, мы больше не вместе.

Я улыбнулась, снова подумав о пироге с дерьмом.

Клара моргнула, секунду спустя кивнула, и ее лицо озарила улыбка.

– Что ж, я надеюсь, что в конце концов ты расскажешь мне эту долгую историю. Что ты здесь делаешь?

– Я была в городе. А приехала вчера вечером. Прогулялась по округе в поисках работы и решила заглянуть к тебе.

Хотя мы долгое время не принимали активного участия в жизни друг друга, но оставались на связи. На протяжении двух десятилетий обменивались поздравлениями на День благодарения, Рождество и дни рождения.

А после того, как я рассталась с Кэденом, я как бы выпала из обоймы. У меня пропало желание говорить о чем-то, помимо насущных тем.

– Ты правда собираешься остаться?

– Ага. По крайней мере, план такой.

Вид у подруги был ошарашенный.

Я понимала, как это выглядит. Нет ничего странного в том, что она удивлена.

А значит, мне предстоит объяснить, что выбора не было, пусть даже, на мой взгляд, это был оптимальный вариант.

Клара снова моргнула, затем улыбнулась еще радостнее и указала на стойку, из-за которой на нас с любопытством смотрела девчушка-подросток. Ее хвостик сбился набок, вид был такой же усталый, как у Клары. Детей у подруги не было, это я знала точно, так что, скорее всего, девчушка была просто сотрудницей. И они обе весь день сбивались с ног. А клиенты, судя по времени, скоро должны были потянуться назад – сдавать арендованное оборудование.

– Пойдем в мой офис, – предложила Клара, – поболтаем. На случай возможных вопросов приходится быть начеку, но очень хочется узнать, что и как.

Слово «офис» вызвало у меня улыбку. Кивнув, я остановилась напротив девчушки, а Клара обошла прилавок и встала лицом к торговому залу.

– Аврора, это моя племянница Джеки. Джеки, это Аврора. В школе мы были лучшими подругами.

Девчушка почему-то округлила глаза, но помахала мне.

– Привет! – махнула в ответ я.

– Где ты остановилась? Говоришь, вчера вечером приехала? – спросила Клара.

– Я остановилась ближе к Чимни Рок. – Это был национальный памятник, находившийся на противоположном конце городка. – И да, приехала вчера вечером. Сегодня отправилась за продуктами и прошвырнуться по магазинам. И решила заглянуть к тебе, раз уж я здесь.

Про Клару мне было известно только то, что год назад ее отец серьезно заболел и она вернулась в Пагосу из… Аризоны? Она была замужем, но лет восемь назад ее супруг трагически погиб в дорожной аварии по вине нетрезвого водителя. Узнав об этом из ее поста, я отправила ей цветы.

– И молодец, что заглянула! – Она по-прежнему улыбалась. – До сих пор не могу поверить, что ты здесь. И ты стала еще красивее, чем на фотографиях. Я‐то надеялась, что ты пользуешься крутыми фильтрами, ан нет!

Клара покачала головой:

– В этом нет моей заслуги. А ты сама как? И как папа?

Она чуть поморщилась. Я поняла это лишь потому, что легко улавливаю чужое состояние.

– Я в порядке. Кручусь тут. А папа… Ничего, держится. Теперь магазин целиком на мне. – Ее лицо посерьезнело. – А он здесь почти не бывает. Но тебе ужасно обрадуется, если планируешь задержаться.

– Я тоже мечтаю с ним повидаться!

Клара покосилась на племянницу, потом снова посмотрела на меня и прищурилась. Ее взгляд стал чересчур внимательным.

– Что за работу подыскиваешь?

– А ты какую предлагаешь? – шутливо откликнулась я.

В товарах для активного отдыха я была ни бум-бум. Прогулка по рыболовному отделу стала для меня откровением.

Мама была бы огорчена. Когда-то она регулярно брала меня на рыбалку. Иногда мы рыбачили вдвоем, в другие разы к нам присоединялись ее друзья. Но сейчас все это наглухо позабылось.

Я не преувеличивала. Половина товаров, а то и больше были мне в новинку.

За последние двадцать лет, когда мамы уже не было рядом, я превратилась в городскую жительницу. Уехав из Пагосы, перестала ходить в походы. Несколько раз мы с дядей ездили на рыбалку, но это было лет пятнадцать назад. Сейчас я вряд ли смогла бы назвать и десяток видов рыбы.

Удивительно было то, что Клара выглядела… неожиданно заинтересованной.

– Кроме шуток, Аврора! Или ты сейчас зовешься Ора?

– И так, и этак. – Я моргнула. – И я действительно пошутила. Я в этом ничего не смыслю. – Я повела рукой по сторонам. – А иначе попросилась бы взять меня в штат.

Клара смотрела по-прежнему, прищурившись и чуть приподняв подбородок.

– Совсем ничего не смыслишь?

– Не сразу вспомнила, как называются мушки и блесны. Хотелось назвать их рыбными примочками. – Я усмехнулась. – Куда ж это годится?

– Мой последний парень, который бросил меня, рассказывал покупателям, что в Сан-Хуане водится лосось, – сухо заметила она.

– А что, он там не водится?

Клара улыбнулась, сверкнув щербинкой, и я растянула губы в ответ.

– Нет. А еще он постоянно опаздывал… И никогда не предупреждал, что не явится на смену. – Она покачала головой. – Извини, что вываливаю это тебе! Просто мне нужен помощник, и такое ощущение, что всех трудоспособных в этом городе я уже перепробовала.

Ох.

Ну что ж…

Я закрыла рот и принялась осмысливать услышанное. Что отсюда следовало? Работать на того, с кем состоишь в отношениях? Как это было в прошлый раз, мы все отлично знаем.

Классно – пока не закончилось. Но такова жизнь.

Конечно, я могла бы найти работу в другом месте, но, с другой стороны, с Кларой мы точно поладим. Я много лет читала ее бодрые оптимистичные посты, которые, возможно, были липой, во что как-то не верилось. Даже когда погиб ее муж, она держалась очень достойно. И мы всегда так славно перешучивались онлайн!

Чем я рискую? Разве что выставлю себя идиоткой, потому что ни в чем не разбираюсь?

– Не извиняйся, – осторожно сказала я. – Просто я ничего не знаю про кемпинг и рыбалку, но… если хочешь… готова попробовать. Я быстро учусь и умею задавать вопросы. – Пока я это говорила, на лице Клары все явственнее проступало расчетливое выражение. – Я пунктуальна. Работы не боюсь и почти никогда не болею. И редко бываю в плохом настроении.

Она подняла руку и постучала указательным пальцем себе по подбородку. Вид у нее был задумчивый, во взгляде чуть расширенных глаз по-прежнему читалась заинтересованность.

Но мне все равно хотелось, чтобы она осознала, с кем придется иметь дело, чтобы потом не было сюрпризов и обоюдных разочарований.

– Я давно не работала в розничной торговле, но на моей… «последней работе», – я изобразила в воздухе кавычки, – много контактировала с людьми.

Клара поджала губы, мазнула взглядом по девчушке, а потом снова посмотрела на меня и решительно кивнула.

Я решила, что упоминать о Кэдене при племяннице она не станет, и, честно говоря, меня это полностью устраивало. Чем меньше людей будут в курсе, тем лучше. Джонсы поспорили на то, что я сдержу слово и не стану распространяться о наших отношениях, и были правы.

Но я не хотела говорить о нем только потому, что мне претило до конца своих дней оставаться бывшей Кэдена Джонса, особенно если в том не было необходимости. Блин, чтоб у его мамаши сегодня вечером случился климактерический прилив!

– Я просто хочу, чтобы ты знала, что в этой теме я абсолютный ноль.

У Клары дрогнули губы.

– Мой предпоследний сотрудник проработал два дня. Последняя продавщица выдержала неделю, после чего сбежала, не прощаясь. И с теми десятью, что были до них, случилась та же история. У меня два внештатника – папины приятели, которые выходят пару раз в месяц. – Клара вздернула подбородок и, казалось, вздрогнула. – Если ты будешь приходить вовремя и делать хоть что-то, я научу тебя всему, что пожелаешь.

У меня в груди затеплилась надежда. Работать у старой подруги? Заниматься тем, что было маминой отрадой? Может, это не такая уж плохая идея!

– Обожаю учиться, – честно сказала я.

В жизни мне довелось повидать так много воодушевленных лиц, на которых читался осторожный оптимизм, что я сразу поняла: это оно.

Должно быть, Клара действительно находилась в отчаянии, если решилась нанять меня, и старая дружба тут была ни при чем.

– Значит, – она оперлась о прилавок, – ты хочешь здесь работать? Быть на подхвате?

– Если только это не доставит тебе неудобств. – Я сделала паузу и изобразила радостную улыбку. – Я умею слушать и понимаю, что бизнес есть бизнес. Если устанешь от меня, дай знать, ладно? И если не буду справляться с работой. И вообще, комната оплачена на месяц вперед, и, если все пойдет хорошо, я останусь, но пока рано загадывать.

Клара посмотрела на девчушку, которая пялилась на меня во все глаза, и кивнула.

– Главное, чтобы ты приходила вовремя, а если не захочешь работать, то хотя бы сообщала об этом заранее.

– Обещаю.

– Но должна предупредить, что много платить я не смогу.

Она назвала сумму, которая лишь немногим превышала минимальную заработную плату, но это было хоть что-то.

А с тем, кого я любила и знала прежде, злодейка-судьба вмазала мне по физиономии.

Когда жизнь упорно что-то навязывает, следует прислушаться. И я держала уши востро. Передо мной расстилалось будущее. Я знать не знала, чем хочу заниматься, но это было хоть что-то. Это был шаг. А двинуться вперед можно, лишь сделав этот первый шаг. В каком направлении – порой неважно, главное – тронуться с места.

– Я научу тебя пользоваться кассовым аппаратом, а там разберемся, что еще тебе можно поручить. Скажем, прокат. Я не знаю… Только имей в виду, что денег много не будет. Тебя это точно устраивает?

– Мне никогда не хотелось стать миллионершей, – осторожно заметила я, почти физически ощущая ужасное облегчение.

– Сможешь начать завтра?

И снова в груди потеплело от расцветающей надежды.

– Завтра годится!

Все равно никаких дел не было.

Я протянула руку. Клара подала свою, и мы обменялись крепким рукопожатием.

Затем мы неуверенно улыбнулись друг другу. Клара опустила подбородок, ее губы снова дрогнули, темные глаза блеснули:

– Ну а теперь рассказывай. Как ты живешь?

Ее лицо поникло, и я поняла, что снова пришло ей на ум. То самое, что неизменно омрачало мои отношения со всеми, кто был в курсе случившегося с мамой.

Мне не хотелось говорить ни о ней, ни о Кэдене, поэтому я сменила тему.

– Нет, это ты расскажи, как живешь.

К счастью, Клара заглотила наживку и принялась живописать свою жизнь во всех подробностях.

Возвращаясь в гараж после встречи с Кларой и Джеки, я была на подъеме. Пятнадцатилетняя девчушка держалась тихо, но смотрела во все глаза и жадно впитывала каждое слово, сказанное Кларой. Она была такой славной, что я сразу прониклась к ней симпатией.

Эти два часа стали самым ярким событием последних двух месяцев моей жизни, а может, и больше. Было приятно находиться рядом с кем-то, кто меня знал. Разговаривать с тем, кто не был совершенно посторонним. Я посетила уйму прекрасных национальных парков, крупных туристических достопримечательностей и других мест, которые прежде видела только в журналах и блогах о путешествиях, и не жалела о том, как провела время до приезда в Пагосу. Мне это было нужно, и я полностью отдавала себе отчет в том, что свободное время было роскошью.

Пусть даже это благо досталось мне дорогой ценой.

Два месяца возможности делать, что хочется, были оплачены четырнадцатью годами, потраченными впустую. Хотя теперь денег на моем банковском счете было более чем достаточно, и я могла не работать… какое-то время.

Но я знала, что это время закончилось. И ждать, что все образуется, а жизнь вернется в нужное русло, было бессмысленно.

Но встреча со старой подругой давала надежду на то, что здесь, возможно, меня что-то ждет. Или, по крайней мере, что я могла бы сделать здесь что-то для себя, если не буду спешить. «Были бы кости!» – это я могла бы сказать про любое место в Соединенных Штатах, за исключением Кейп-Корал или Нэшвилла.

Так почему бы не здесь? Эта мысль снова и снова приходила мне в голову.

Ведь мама могла жить здесь без семьи, с небольшим кругом друзей. Так почему я не смогу?

Следуя указаниям навигатора, я въехала на подъездную дорожку и заметила перед домом две машины: внедорожник «Форд Бронко» и пикап, на бортах которого значилось «Парки и дикая природа». Большие окна дома были ярко освещены. Напрашивался вопрос, чем таким заняты папа с сыном.

Следом пришла мысль, есть ли в доме хозяйка – подруга, жена или мать. Возможно, сестра. Или даже не одна. Хотя вряд ли: если пацан пытался провернуть аферу со сдачей гаража, наличие сестры существенно осложнило бы дело: она бы его сдала.

Уж я-то в курсе! Мои двоюродные братишки платили мне, чтобы я не закладывала их дяде и тете. Хотя как знать?

Совать нос в чужую жизнь можно и на расстоянии. Меня привлекали красивые черты – обычно морды собак или детенышей животных, но время от времени и человеческие лица. Навести справки о домохозяине – задача раз плюнуть.

Я припарковалась рядом с гаражом, взяла конверт с наличными, полученными в банке, и вышла. Попадаться на глаза горячему папаше, который не желал знать о моем существовании, не хотелось, поэтому я рысью домчалась до входной двери, постучала и сунула конверт под коврик, прежде чем меня застукали.

Потом забрала из машины продукты, купленные после встречи с Кларой и Джеки, схватила нужный ключ и поспешила к двери.

Поездка в супермаркет, которая задумывалась как быстрое мероприятие, заняла целый час. Я понятия не имела, где что находится, но в конце концов все же пополнила запас сэндвичей, а также купила хлопья, фрукты, миндальное молоко и все необходимое для быстрого ужина. За последние десять лет я освоила дюжину вариантов легких перекусов, которые готовились в одной кастрюльке: обычно я предпочитала собственную стряпню, а не кейтеринг. В последние два месяца, когда мне до чертиков надоело питаться вне дома, эти рецепты стали более чем актуальны.

Закрывая дверь бедром, я бросила взгляд в сторону дома и заметила в окне знакомую физиономию.

Это был парнишка.

Я остановилась на секунду, а затем помахала ему.

Эймос застенчиво поднял руку. Интересно, на сколько его наказали? Неужели на всю оставшуюся жизнь? Бедняга…

Придя наверх, в свое временное жилище, я достала продукты и приготовила ужин, жадно вдыхая его запахи. После достала из рюкзака мамин дневник в кожаном переплете, а рядом положила тетрадь на спирали, купленную в тот день, когда решила отправиться в Пагосу. Затем нашла нужную страницу – я помнила ее наизусть, но все равно хотела посмотреть.

На обратном пути из супермаркета я проехала мимо дома, в котором мы жили, и после этого в груди возникло тяжелое чувство, похожее на несварение. Но это было не оно. За многие годы я свыклась с этим ощущением и точно знала его причину. Просто сегодня я тосковала по маме больше, чем обычно.

К счастью, я многое помнила о ней. Мне было тринадцать, когда она пропала, но кое-какие детали вспоминались отчетливее других. Время сгладило частности, размыло подробности, но самое яркое в памяти сохранилось – мамина безграничная любовь к природе. Она бы все отдала за возможность работать в магазинчике товаров для активного отдыха, и сейчас я склонялась к мысли, что, пожалуй, лучшей работы мне было бы не найти. Я уже планировала пройти по ее маршрутам.

Пусть я ничего не смыслила в рыбалке, кемпинге или стрельбе из лука, но когда-то ходила с мамой в походы. И если бы делала это через силу, то наверняка запомнила бы. Об этом стоило подумать.

Еще мне запомнилось, как сильно она любила все систематизировать. Это распространялось и на ее самое любимое хобби – пеший туризм. Она частенько повторяла, что лучшей терапии не найти: лишь став гораздо старше, я поняла смысл ее слов.

Проблема заключалась в том, что записи шли в случайном порядке, не от простого к сложному, и последние две недели я занималась муторной работой, выясняя категорию сложности и продолжительность каждого маршрута.

У меня не было адаптации к высоте и четкого представления о том, сколько я здесь пробуду. А значит, начинать следовало с самого простого и короткого – и постепенно двигаться дальше. Зато я точно знала, какой маршрут будет первым. Мы с Кларой не строили долгосрочных планов, но на выходе из магазина я посмотрела часы работы и выяснила, что по понедельникам он закрыт. Очевидно, что в этот день у меня будет выходной. Оставалось понять, какой еще день мне дадут. Если она хотела, чтобы я работала неполный день, замечательно! Но будет видно. А пока все складывалось отлично.

План состоял в том, чтобы завтра начать прыгать на скакалке для тренировки легких. В последнее время я почти каждый день, когда не была в разъездах, совершала прогулки и бегала, но заболеть горнячкой в первые недели пребывания здесь мне не хотелось: об этой опасности предупреждали все туристические форумы, хотя в этих местах было особенно не разгуляться… Оставалось ехать в город, откуда начинались размеченные маршруты, или, как вариант, можно было остановиться у обочины, что было небезопасно.

Я положила перед собой две тетради и перечитала мамину запись. Та, которую я искала, находилась почти в середине дневника. Мама записывала только новые маршруты, но из раза в раз проходила знакомыми, которые любила. Этот дневник она начала вести после моего рождения. До него были другие, но они были посвящены экстремальным походам в других местах, где она жила до меня.

19 августа

Водопад Пьедра

Пагоса-Спрингс, Колорадо

Легкий, 15 минут в одну сторону, четкая тропа

Вернуться осенью, чтобы искупаться в реке!

Стоит еще раз

Рядом было нарисовано сердечко.

Я в очередной раз перечитала запись, которую уже знала наизусть.

Тут же лежала фотография из фотоальбома – одного из тех, что мне удалось сохранить: мы с мамой на маршруте, мне лет шесть. Это был легкий короткий поход примерно в полкилометра, так что для начала будет самое то. Завтра я поговорю с Кларой насчет выходных и намечу план действий… Если, конечно, она не уволит меня с ходу, потому что я в ее делах ни бум-бум.

Я провела пальцем по кожаной обложке – к записям не прикасалась: боялась их смазать или испортить. Дневник был нужен мне в целости и сохранности. У мамы был убористый почерк, не особенно аккуратный, но очень похожий на нее. Дневником я очень дорожила: он входил в число тех немногих вещей, которые я всегда держала при себе.

Чуть погодя я закрыла его и решила принять душ. Завтра поеду в город, найду какое-нибудь местечко с вай-фай и закачаю на планшет фильмы или шоу. Может, в магазине у Клары есть вай-фай? Я остановилась у окна, которое не стала открывать, когда вошла в душную квартиру: я совсем упустила из виду, что кондиционеров в большинстве здешних мест не бывает, – и снова посмотрела на дом.

Света в нем прибавилось: он горел во всех огромных окнах фасада и торца. Но пикапа с надписью «Парки и дикая природа» уже не было.

Я снова подумала о том, как выглядит вторая половинка моего домохозяина.

Хм.

Я стояла в зоне приема. Заняться мне было нечем. Я схватила телефон и вернулась к окну.

И набрала в поиске: «ТОБИАС РОУДС».

Тобиасов Роудсов оказалось несколько, но ни один из них не жил в Колорадо. У одного на фотографии был мальчик лет десяти с собакой – снимок выглядел старым и размытым: скорее всего, был снят на мобильный телефон. Место жительства – Джексонвилл, Флорида.

Не знаю, почему я решила кликнуть по этой фотографии. Год назад какой-то Билли Уорнер сбросил ему ссылку на статью о новом мировом рекорде на рыбалке, далее был пост с обновленной аватаркой, на которой мальчик был еще младше, но тоже с собакой. Ниже были два комментария.

Первый оказался от того же Билли Уорнера: «Эйм на меня похож».

Второй был ответом от Тобиаса Роудса: «Размечтался».

Эйм? Это что, от Эймос? Это тот парнишка? Цвет кожи совпадал.

Я вернулась к постам и прокрутила вниз. Еще было всего три записи.

Более старая фотография профиля, на которой была запечатлена только собака, большая и белая. Это было два года назад.

Еще один пост от того же Билли с очередной ссылкой про рыбалку, при котором имелись комментарии.

С максимальной осторожностью, чтобы случайно не лайкнуть старый пост – тогда пришлось бы удалять аккаунт и заводить новый с другим именем, – я щелкнула по комментариям. Их было шесть.

Первый оказался от некоего Джонни Грина и вопрошал: «Когда поедем на рыбалку?»

На что Тобиас Роудс ответил: «Как только, так сразу».

Билли Уорнер приписал: «Джонни Грин, Роудс снова холостяк. Рванули».

Джонни Грин: «Ты расстался с Энджи? Черт возьми, рванули».

Тобиас Роудс: «Эйма не забудьте».

Билли Уорнер: «Я его привезу».

Я понятия не имела, кто такая Энджи. Скорее всего, его бывшая девушка, а может быть, даже нынешняя. Может, они снова сошлись. Может, это мать Эймоса?

И кто такие Билли с Джонни, я тоже знать не знала.

Другой информации на странице не было, а шарить по чужим профилям я не рискнула из опасений засветиться.

Хм.

Я поспешно закрыла окно: не дай бог, еще кликну на что-нибудь.

Нужно будет сунуться в другие соцсети. Вдруг там что-нибудь отыщется? Это был хороший план. В крайнем случае разорюсь на бинокль и буду осуществлять наружное наблюдение.

Решив, что идея рабочая, я отправилась в душ.

Завтра мне предстоит напряженный день.

Я начинаю строить новую жизнь.

Глава третья

Четыре литра воды, пусть даже протяженность маршрута меньше километра? Есть.

Новые походные ботинки, которые я только начала разнашивать, прохаживаясь по комнате, чтобы не натереть ноги? Есть.

Два батончика мюсли, хотя я только что позавтракала? Есть.

Два дня спустя я была готова к походу. Это был мой первый выходной, и я нацелилась совершить вылазку к водопаду. Опасаясь заболеть горнячкой, я так накачалась водой, что ночью три раза сбегала в туалет. Сражаться с симптомами, подобными похмелью, не входило в мои планы.

Кроме того, в пути я надеялась отвлечься от раздумий о том, что в магазине от меня никакого толку.

При одной мысли о магазине мне сразу расхотелось напевать мотивчик Spice Girls, который я мурлыкала себе под нос.

Мой первый и единственный рабочий день прошел из рук вон плохо, как я опасалась и о чем предупреждала Клару. Покупатели бомбардировали меня вопросами, а я тупо смотрела на них в ответ и сгорала со стыда. В буквальном смысле. Я не привыкла чувствовать себя некомпетентной и раз за разом переспрашивать, потому что я буквально понятия не имела о том, что, черт возьми, от меня хотят.

Кембрики? Свинцовые грузила? Что посоветуете? Меня мутило при одной мысли о том, насколько вчера все было плохо.

Требовалось найти решение, особенно если я планировала остаться здесь на какое-то время. Пару раз – в основном, когда покупатели держались очень по-доброму и почти снисходительно советовали не утруждать мою хорошенькую головку, потому что я чересчур переживаю, – я подумывала плюнуть на все, и пусть Клара найдет того, кто разбирается в этом лучше меня. Но стоило мне увидеть темные круги у нее под глазами, как я понимала, что не сделаю этого. Ей требовалась помощь! Пусть я всего лишь отбивала покупки и экономила ей пару минут, все равно это было что-то.

Мне так казалось.

Нужно было принять этот факт и учиться быстрее. Каким-то образом. Но об этом я подумаю потом. Хватит того, что этой ночью я почти не спала – так переживала, что облажалась.

Спустившись по лестнице во двор, я заперла дверь и направилась к машине, но тут краем глаза уловила какое-то движение возле хозяйского дома.

Это был Эймос.

Он сидел на веранде и играл на портативной консоли. Я подняла руку:

– Привет!

Он замер, точно я застигла его врасплох, и тоже поднял руку. Особой радости в его ответном приветствии не слышалось, но и раздражения тоже. Я почти не сомневалась, что он был просто застенчив.

И мне не полагалось с ним разговаривать. Предполагалось, что я тут невидимка.

– Ну, пока! – крикнула я, после чего нырнула в машину и стала выезжать задним ходом.

По крайней мере, его папаша меня не застукал.

Почти пять часов спустя я затормозила возле гаража и показала себе средний палец.

– Ну ты и дура! – сказала я себе по меньшей мере в десятый раз, стараясь игнорировать напряжение в плечах.

Вот-вот начнет болеть. Очень скоро. И все из-за моей глупости.

Благодаря тому, что в Юте и Аризоне я много времени проводила на свежем воздухе, я выглядела как никогда загорелой и потому чувствовала себя спокойно. Единственное, что я не учла, – это разница в высоте: насколько интенсивнее здесь были ультрафиолетовые лучи.

За короткий переход к водопаду и обратно я обгорела, несмотря на базовый загар. Плечи пекло, и кожа адски зудела. А все потому, что я, голова садовая, забыла намазаться солнцезащитным кремом и слишком долго просидела на скале, разговаривая с пожилыми супругами, которые чувствовали себя неважно.

С другой стороны, дорога к водопаду оказалась на редкость живописной: я несколько раз останавливалась, чтобы просто полюбоваться видами. И заодно – попи́сать.

Это было волшебно. Зрелищно. Такие пейзажи бывают только в фильмах! Как я об этом забыла? У меня сохранились смутные воспоминания о том, как мы с мамой когда-то ходили туда: ничего конкретного, но достаточно.

И все это померкло перед естественной красотой и мощью водопада. Он был не особенно высоким, но настолько полноводным, что это поражало. Он поверг меня в трепет, правда! Только мать-природа способна внушить такое чувство собственной малости. И на тропе, и у водопада было многолюдно. Меня несколько раз просили об услуге: я сфотографировала сначала семейство, потом две супружеские пары и, когда оказалась в зоне приема, сама отправила несколько снимков дяде. В ответ он прислал пару лайков и поинтересовался, какой черт меня дернул перейти реку по переброшенному бревну.

– Ох-хо-хо, – простонала я про себя, выбираясь из машины и обходя ее кругом. Достав рюкзачок и бутылку воды, я захлопнула дверь бедром, чувствуя, что кожу припекает все сильнее.

А затем – вот дура безмозглая! – быстро накинула на плечо лямку и тотчас сдернула ее, вскрикнув так, точно меня пырнули ножом.

– Вы в порядке? – послышался смутно знакомый голос.

Я обернулась и увидела Эймоса: он по-прежнему сидел на веранде, но уже на другом стуле. В одной руке он держал консоль, а другую поднес к глазам, защищаясь от солнца и разглядывая мою паленую шкуру.

– Привет! Я в порядке, только получила солнечный ожог второй степени. Но это так, пустяки, – отшутилась я и снова застонала, когда плечо отозвалось пульсирующей болью из-за контакта с лямкой.

– У нас есть алоэ вера, – чуть слышно произнес он.

Я чуть не уронила рюкзак.

– Можете взять, если нужно.

Меня не пришлось упрашивать. Я достала из рюкзака швейцарский армейский нож и, бросив рюкзак на землю, поспешила к дому. Поднялась по ступенькам и подошла к тому месту, где сидел парнишка. Он был в потрепанной футболке и еще более потрепанных спортивных штанах с парой дырок, а поодаль стоял простой оранжевый горшок со среднего размера растением. Еще на веранде имелся кактус или что-то вроде того – он, правда, уже не подавал признаков жизни.

– Спасибо, что предложил. – Я присела перед горшком и выбрала хороший мясистый лист. Парнишка наблюдал за мной, но, перехватив мой взгляд, отвернулся. – Что, досталось тебе из-за гаража?

Он помолчал, а потом ответил нерешительно и так же тихо:

– Да.

– Сильно влип?

Снова пауза.

– Я наказан. – Еще одна пауза. – А вы ходили в горы?

– Да. – Я улыбнулась ему. – К водопаду Пьедра. И обгорела.

По ощущениям казалось, что я прошла не километр, а гораздо больше. Уже через пять минут я стала ругать себя за то, что наполнила бутылку, которую нашла в машине, вместо того чтобы взять большую бутыль. И проблем с дыхалкой оказалось больше, чем я предвидела, но это был опыт. Так что я не собиралась корить себя за то, что пыхтела и обливалась пóтом, когда пробиралась под кронами деревьев, окаймлявших тропу.

Но я решила, что стоит переключиться на более серьезную кардиотренировку, потому что иначе, черт побери, отдам концы на пятнадцатикилометровых переходах, которые планировала осуществить, – если, конечно, задержусь здесь.

После вчерашней лажи на работе я уже сомневалась в том, что все получится, хотя надежда еще оставалась.

Во Флориде меня по-настоящему никто не ждал. Меня там любили, но настолько привыкли к тому, что я живу где-то далеко, что, вернись я назад, это было бы странно. Тетя и дядя привыкли жить одни, хотя приняли меня с распростертыми объятиями и помогли залечить сердечную рану. Ну, почти залечить. У моих двоюродных братьев тоже была своя жизнь.

Друзья переживали за меня, но и у них было три тысячи дел.

– И как вы обгорели? – снова помолчав, спросил мальчик.

– Там была супружеская пара. Им стало дурно в самом начале подъема, и я посидела с ними, пока головокружение не прошло. Потом они вернулись к машине.

Парнишка ничего не сказал. Его пальцы скользили по кнопкам «Нинтендо», пока я среза́ла лист алоэ.

– Мне жаль. – Его внимание было сосредоточено на консоли. – Что папа рассердился. Надо было ему сказать, но я знал, что он не разрешит.

– Все в порядке.

Это я кривила душой, и отец уже дал ему взбучку, это точно. И кто знает, что могло бы произойти, сдай он квартиру какому-нибудь уроду. Но я не была его мамочкой, и благодаря его афере поселилась в месте, которое мне нравилось, так что не мне было лицемерить.

– И что, ты надолго наказан?

– Да.

Это прозвучало настолько грустно, что у меня сжалось сердце.

– Сочувствую.

– Он положил деньги на мой сберегательный счет. – Парнишка сунул тонкий палец в дырку на штанах. – Только пользоваться им я смогу не скоро.

Я поморщилась:

– Надеюсь, твои родители передумают.

Он смотрел в консоль, и я поняла, что особых надежд он не питает.

Бедняга.

– Ладно, не буду отвлекать тебя от игры. И не хочу еще больше огорчить твоего папу. Спасибо за алоэ! Если что-нибудь понадобится, кричи. Окна у меня открыты.

Он поднял глаза, кивнул, а потом проводил меня взглядом, пока я шла по веранде, спускалась по ступенькам и пересекала гравийную дорожку, направляясь к гаражу.

На мгновение я подумала о Кэдене и его новой подружке.

И сразу выбросила из головы этого лузера.

Мне было о чем подумать, начиная с солнечного ожога и заканчивая… да чем угодно!

Неделя пролетела в мгновение ока.

Я работала – правильнее сказать, косячила и сгорала со стыда – и мало-помалу заново узнавала Клару. Несколько дней в неделю приходила помогать ее племянница Джеки. Она была славной, но держалась сама по себе и, когда покупателей не было, слушала нас с Кларой. Мне казалось, она меня недолюбливает, хотя я приносила ей фраппучино и делилась снеками. Она уверенно разговаривала с покупателями, так что вряд ли стеснялась, но я все равно старалась ей понравиться.

Клара была хорошей начальницей, работала усерднее многих, и я, хотя понимала, что толку от меня мало, продолжала стараться, потому что она нуждалась в помощи. За время моего пребывания в магазине никто не справлялся насчет работы, и я прекрасно понимала, что чуда не произойдет.

Изо дня в день я прыгала на скакалке все дольше.

Дома я читала, смотрела фильмы, которые загрузила на планшет, а в остальное время шпионила за соседями. Иногда Эймос видел меня и махал рукой, но в основном мне удавалось оставаться незамеченной. Хотелось надеяться.

Я выяснила, что папаша, которого действительно звали мистер Роудс (при помощи бинокля я прочитала его фамилию на форменной рубашке), все время отсутствовал – в буквальном смысле. Когда я уходила, машины уже не было, и раньше семи он обычно не возвращался. Эймос из дома не выходил: я видела его только на террасе. Очевидно, потому что был наказан.

Я жила в гараже уже больше недели, но за это время никакая другая машина тут не появлялась.

Я почти не сомневалась, что единственными обитателями дома были мистер Роудс с сыном. Разглядывая рубашку домохозяина, я не поленилась посмотреть ему на руку: обручального кольца на пальце не было.

Эймоса я считала своим вторым другом в этом городе: пусть мы лишь махали друг другу и с того дня, когда спас меня от солнечного ожога, он сказал не больше десятка слов. На работе я друзьями не обзавелась, хотя много общалась и задавала уйму вопросов, пытаясь выяснить, что именно нужно покупателям. Половина того, что они говорили, было за гранью моего понимания. Скажем, что лучше – таблетки для обеззараживания воды или бутылка со встроенным фильтром? На это я не знала, что и сказать.

Мне было немного одиноко. Покупатели, которых я обслуживала, снисходительно относились к тому, что я не могла ответить на их вопросы, но я опасалась, что однажды найдется тот, на кого не подействуют моя улыбка и попытки шутить – способы, обычно помогавшие мне избегать неприятностей.

Заводить друзей во взрослом возрасте непросто. Ох как непросто! Кто бы меня предупредил…

Я прилагала усилия и утешала себя: важно не количество, а качество.

Нори, сестра Юки и моя подруга, присылала сообщения. Юки звонила. Двоюродные братья тоже прорезались и спрашивали, когда меня ждать назад. (Никогда.)

Дела… шли своим чередом.

Я не теряла надежды.

Когда телефон пискнул, извещая об имейле, я собиралась отправиться в супермаркет за продуктами и уже почти оделась. Я бросила взгляд на экран.

Имейл был от К. Д. Джонса.

Я покачала головой и прикусила внутреннюю часть щеки.

Тема не была указана. Пустая трата времени, но… я была слаба. Я кликнула по письму и внутренне приготовилась.

Текст был коротким и простым.

Роро, Знаю, ты дуешься, но перезвони. К.

Кэден знал, что я дуюсь?

Я? Дуюсь?

Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

Будь у меня возможность, я бы подпалила его «Роллс-Ройс» и уснула сном младенца.

И сотворила бы с ним еще много чего без всяких угрызений совести: об этом я думала, когда несколько минут спустя села в машину и повернула ключ.

В ответ ни щелчка. Ни звука. Ничего.

Это была карма. Карма за то, что думала гадости. По крайней мере, так сказала бы Юки. Ну, пожелай я гадостей кому-нибудь другому, не Кэдену, – еще куда ни шло…

Я зажмурила глаза, обхватила руками руль и попробовала его дернуть, приговаривая:

– Да твою ж мать! – Еще раз попробовала дернуть. – Ты меня затрахала!

Я так отчаянно старалась реанимировать машину, что едва услышала стук в окно.

Рядом, чуть приподняв брови, стоял мистер Роудс.

Да, он все слышал. От начала до конца. По крайней мере, у меня хватило ума закрыть окна. Я ослабила бдительность и не заметила, что он все еще дома.

Я отцепилась от руля, который держала железной хваткой, проглотила досаду и медленно открыла дверь, давая ему возможность отойти назад. Он сделал один большой шаг. В одной руке у него была красная сумка-холодильник, в другой – дорожная кофейная кружка. При ближайшем рассмотрении и дневном свете он выглядел еще эффектнее.

При первой встрече, украдкой пялясь на него, я уже отметила про себя, что его челюсть и надбровные дуги были верхом совершенства. Сейчас, когда он стоял на расстоянии вытянутой руки, мое мнение не изменилось, зато к перечню его достоинств добавилась изящная ямочка на подбородке.

Будь его фотография в календаре егерей, он каждый год расходился бы влет.

– …не помогает? – осведомился он.

Я моргнула, пытаясь понять, о чем он говорит, поскольку отключилась.

– Что? – я пыталась сосредоточиться.

– Машина не хочет трахаться? – проговорил он тем же ровным и твердым голосом, что и неделю назад, по-прежнему приподняв густые брови.

Он что, острил? Я моргнула.

– Нет, она не любит буллинг, – невозмутимо сказала я.

Одна бровь приподнялась чуть выше.

Я улыбнулась.

Он не улыбнулся, но отступил назад.

– Поднимите капот. – Он щелкнул пальцами. – У меня мало времени.

Ох. Я потянулась и открыла, а мужчина поставил сумку и кружку с кофе – или что там в ней было? – и нырнул под капот. Я обежала машину и встала рядом.

Можно подумать, я что-то в этом понимаю.

– Сколько лет аккумулятору?

Он что-то подергал и достал. Это был масляный щуп. На нем была отметка. Я не забывала менять масло. Причина была не в этом.

– Не помню. Года четыре?

А может быть, пять. Он был оригинальный. Джонсы меняли тачки каждый год и выносили мне мозг за то, что я этого не делаю. К счастью, миссис Джонс не хотела, чтобы я разъезжала на машине, оформленной на их фамилию – а вдруг меня тормознут? – и я купила ее сама. Она была изначально моя.

Он кивнул, сосредоточив внимание на двигателе, затем сделал шаг назад.

– Клеммы окислились, нужно почистить. Я дам вам прикурить, авось заведется. А вы этим займитесь.

Клеммы окислились? Я наклонилась, оказавшись почти вплотную к нему, и заглянула внутрь.

– Это вот та белая штуковина?

Последовала пауза.

– Да.

Я подняла глаза. Когда он не говорил отрывисто, точно кнутом щелкал, голос у него был действительно приятный.

Так близко… Думаю, он был под метр девяносто. Или чуть выше.

Почему он не женат? Где мама Эймоса? И почему я такая любопытная?

– Хорошо, почищу, – весело сказала я, переключая внимание на машину, прежде чем он успел рассердиться за то, что я его разглядываю. Этим можно будет заняться завтра, из комнаты.

Не говоря ни слова, мистер Роудс направился к пикапу и в мгновение ока подогнал его к моей машине. Потом нырнул в багажник и достал провода. Подсоединив их к моему аккумулятору, он открыл капот пикапа и сделал то же самое со своим аккумулятором.

Если я ожидала, что он будет вести со мной беседы, то напрасно. Мистер Роудс залез в пикап, но я была почти уверена, что он смотрит на меня через лобовое стекло.

Я улыбнулась.

Он либо сделал вид, что не видит меня, либо не счел нужным улыбнуться в ответ.

Я смотрела на двигатель своей машины с таким видом, будто что-то понимаю. Налюбовавшись, решила сфотографировать провода, подсоединенные к аккумулятору, – на случай, если придется делать это самой. Нужно обзавестись аварийным комплектом. И купить спрей от медведей.

По прошествии пары минут он высунул голову из окна.

– Попробуйте завестись.

Я кивнула и юркнула в машину, мысленно умоляя ее не облажаться, и повернула ключ.

Двигатель ожил, и я победно вскинула руку вверх.

Мистер Роудс вылез из пикапа, быстро отсоединил провода и, пока я закрывала свой капот, успел сложить их в заднюю кабину. Я попробовала было закрыть его капот, но не дотянулась. Он бросил на меня косой взгляд, поднял руку и захлопнул его.

Я широко улыбнулась. Форменная рубашка цвета хаки облегала его широкие плечи и была плотно заправлена в серовато-синие брюки. Седина в волосах перемежалась каштановыми прядями… Нет, он был слишком привлекательным!

– Спасибо большое.

Он хмыкнул. Затем наклонился так, что на мгновение его лицо оказалось где-то на уровне моего плеча (я оцепенела), и поднял сумку и кофейную кружку, после чего направился к пикапу и запрыгнул в него. Немного помедлил. Кивнул мне и развернулся так быстро, что я опешила.

Он помог.

И не выгнал меня, путь даже вид у него был такой, как будто он делает это без всякой охоты.

Это было что-то с чем-то.

А мне нужно было отправляться на работу.

Глава четвертая

Следующие три дня пролетели, я и глазом не успела моргнуть.

Ладно, моргнуть успела, но как при конъюнктивите.

Я просыпалась, принималась прыгать на скакалке, но каждые десять секунд останавливалась и начинала заново. Следовало признать, что до оптимальной физической формы альпиниста мне было как до Китая пешком. Затем я завтракала, принимала душ и ехала на работу.

Работа… местами была в радость. Больше всего мне нравилось болтать с Кларой и наверстывать упущенное. Старая дружба возрождалась без усилий, это происходило само собой, как дыхание. С Кларой было весело и душевно, как я и надеялась.

Но много болтать не удавалось. Когда я приезжала в магазин, она уже была в запарке, готовясь к открытию. Я помогала ей по мере сил, мы перебрасывались вопросами, она попутно поясняла, где что лежит, какие товары имеются – там было все мыслимое и немыслимое.

Ты сделала сиськи? Нет, у меня по-прежнему размер С, как в пятнадцать, когда грудь перестала расти. Я ношу бюстгальтер на косточках.

Ты отбелила зубы? Нет, я пью только через соломинку и чищу зубы три раза в день.

А ботокс колола? Потому что я подумываю об этом, но еще не решила. Нет, но многие мои знакомые кололи, а я вряд ли буду. Только зачем он тебе?

У меня тоже были к ней вопросы, но еще в первый день она рассказала про себя столько всего, что спрашивать об остальном было пока неловко.

За годы, прошедшие с нашей последней встречи, она выучилась на медсестру в колледже на севере Колорадо, потом вместе со своим парнем переехала в Аризону, вышла замуж, а вскоре он погиб. После этого она вернулась, чтобы ухаживать за больным отцом и заниматься семейным бизнесом, а потом – тут она выразилась неясно, очевидно, из-за того, что племянница находилась рядом, – вскоре приехала Джеки. Старший брат Клары устроился дальнобойщиком и хотел, чтобы за дочерью был присмотр.

Я долго работала на дорогих мне людей, умела слушать и следовать инструкциям, не чувствуя себя при этом ущемленной, но с Кларой было классно. Действительно классно!

Мы договорились в ближайшее время совершить вылазку на природу, если кто-нибудь приглядит за ее отцом, потому что оставлять его одного на долгое время было нельзя, а сиделки, которые обычно подменяли ее в рабочие дни, сильно перерабатывали: из-за отсутствия надежных помощников Клара почти все время была в магазине.

Я помнила ее отца и хотела увидеться с ним. По словам Клары, он тоже был бы рад встрече. Она рассказала ему, что я вернулась, и мне еще больше захотелось ей помочь, пусть даже я была немногим лучше ее прежних дерьмовых работников. Я была бестолковой, по сто раз на дню донимала ее вопросами, и меня спасало лишь то, что покупатели все как один были исключительно славными и терпеливыми людьми. Попадались даже чересчур дружелюбные, но жизнь научила меня пропускать определенные замечания мимо ушей.

Когда Клара не была занята с покупателями, мы говорили о магазине. Она расспрашивала меня о жизни, и я рассказывала какие-то обрывки, крошечные фрагменты, плохо стыкующиеся друг с другом и оставлявшие в сюжете дыры размером с Аляску. К счастью, в магазине обычно было многолюдно, и она постоянно отвлекалась. Вопросом о том, что произошло у нас с Кэдемом, Клара меня не допекала: думаю, догадывалась сама, поскольку я упорно избегала этой темы.

Эта часть моей новой жизни в Пагосе – Кларина часть – шла замечательно. В сердце поселилась надежда на возможность новых связей.

Но работа в магазине…

Я пришла сюда с реалистичными установками. Я не знала, какого черта здесь делаю и что забыла в лавке товаров для активного отдыха. Первые десять лет после отъезда из Колорадо весь мой активный отдых сводился к поездкам на лодке с дядей. Последние десять лет я несколько раз бывала на пляжах, но тогда мы отдыхали на шикарных курортах, где подавали красиво оформленные и абсурдно дорогие напитки.

Сейчас я думаю, что мама отреклась бы от меня.

Работая в магазине, я чувствовала себя самозванкой.

Сегодня меня спросили про снасти для рыбной ловли нахлыстом с заходом вброд, и я в буквальном смысле тупо уставилась на покупателя, долго пытаясь понять, о чем речь. В итоге мне сказали: пустяки, не стоит волноваться.

«Это был вопрос про рыбалку», – пояснила Клара, похлопывая меня по спине.

Час спустя меня попросили порекомендовать палатку-гамак. Они ведь бывают разные, да?

Пришлось бежать за помощью к Кларе, хотя она была занята с другим покупателем.

Какая рыба здесь водится? Мелкая? Понятия не имею!

Какие маршруты подходят для женщины шестидесяти пяти лет? Может, короткие?

Сезон для рафтинга еще не прошел? Спросите что полегче.

Впервые в жизни я ощущала себя такой никчемной и тупой. Все было настолько из рук вон, что Клара наконец сказала мне встать за кассу, и если Джеки – пятнадцатилетняя девчушка, которая была явно смышленей меня во всем, – что-нибудь попросит, то сбегать на склад.

Именно этим я была занята: стояла за кассой, пока Джеки оформляла прокат удочек, а Клара помогала очередному семейству выбрать походное снаряжение. Я слушала и прикидывала, может, принести на работу блокнот, делать записи, а дома их просматривать – и тут у меня в кармане завибрировал телефон. Я достала его.

Уведомление было не о телефонном звонке или сообщении, а об имейле.

И тут волосы у меня встали дыбом.

Потому что это был не спам и не новостная рассылка.

Письмо было от К. Д. Джонса.

От того, кто в кругу родных и близких называл меня своей женой.

От того, кто обещал однажды на мне жениться, когда он сильно раскрутится и наши отношения не повредят его фанбазе. «Ты же понимаешь, да, красотуля?» – время от времени говорил он.

Ублюдок.

«Удали, – тотчас прозвучало у меня в мозгу. – Удали и сделай вид, что этого не было. Что бы он ни говорил, тебе это не нужно».

Так оно и было.

Его последний имейл был тому подтверждением.

Что такого он мог мне сказать? Ничего. Разве что признать, что своими нынешними заслугами, по крайней мере, отчасти обязан мне. Но, честно говоря, я испытала бы гораздо больше удовлетворения, если бы эти слова прозвучали из уст его мамаши.

Все, что требовалось, мы сказали друг другу почти год назад.

И до недавнего времени он не объявлялся.

Четырнадцать лет мы были вместе, а потом он бросил меня разом, в одночасье.

Но любопытная дрянь, живущая во мне, зудела: «Прочти, или будешь ломать голову, чего он хочет». Вдруг его прокляли, он стал импотентом и решил, что это я, – и просит снять проклятие? (Фиг тебе!)

Но тут самодовольный внутренний голосок, который ликовал от того, как плохо были приняты его последние два альбома, произнес: «А ведь ты знаешь, чего он хочет». Да, я чертовски хорошо знала, что было самым значимым в его жизни. Голосок не ошибался. Я действительно знала. И представляла себе, как это произойдет, еще когда мы были вместе и он только начал отдаляться. Когда я уже не сомневалась, что его мамаша решила медленно, но верно меня вытеснить.

Они понятия не имели о том, что сделали, что почти полностью отобрали у меня, хотя я ничуть не печалилась по этому поводу.

Удалить.

Или… прочитать, а затем удалить?

Может, разозлиться, раз он такой мудак? А что, это было бы логично! И напомнило бы о том, что сейчас мне лучше, чем раньше. Я ведь в выигрыше, разве нет?

Я была здесь. Вдали от людей, которым давным-давно не было дела до того, счастлива ли я. Передо мной было будущее – оно распахивало мне свои объятия.

Мне хотелось многого, и как получить все это – лишь вопрос времени и терпения.

Но…

Я не успела отговорить себя – кликнула по письму и собралась с духом, мысленно накручивая себя, чтобы не разозлиться еще больше, когда стану читать.

Но имейл был короче некуда:

Роро, Позвони мне.

И на микросекунду у меня возникла мысль ему ответить. Сказать «нет». Но…

Нет.

Потому что лучшим способом его задеть было просто не отвечать.

Кэден терпеть не мог, когда его игнорировали. Скорее всего, потому, что мать всю жизнь баловала его и делала все, о чем он просил и не просил. Этот симпатичный мальчик, перед которым все заискивали и которого стремились ублажить, слишком привык быть в центре внимания.

Я знала, что у меня не возникнет соблазна ему отвечать, поэтому не стала удалять имейл, а оставила, чтобы показать тете Каролине, которая обязательно об этом попросит. И Юки тоже, чтобы поржать. А Нори посоветует приберечь его на случай упадка духа, чтобы тогда перечитать и посмеяться над тем, как низко этот красавчик пал. Я сунула телефон обратно в карман.

Само собой, он просил позвонить не потому, что не мог найти свою социальную страховку или имел проблемы с потенцией.

Я улыбнулась.

– Ты чего улыбаешься? – шепотом поинтересовалась Клара, обходя стойку с кассой.

Семейство, которое она обслуживала, помахало на прощание.

– Спасибо, мы подумаем! – сообщила мама, выводя детишек на улицу.

Клара сказала, что они могут позвонить, если возникнут вопросы, а когда дверь закрылась, повернулась ко мне.

Я снова не удержалась от улыбки и пожала плечами:

– Кэден только что прислал имейл. Просит позвонить.

С тех пор как мы воссоединились, я несколько раз размышляла над этой ситуацией и решила, что единственный правильный вариант – рассказать все как есть.

Клара знала о наших отношениях, потому что я говорила ей о Кэдене до того, как он стал знаменитым, еще когда я могла выкладывать наши фотографии, а его мамаше не пришла в голову идея представлять его вечным холостяком. До того, как они так ласково, так трогательно попросили меня удалить все наши совместные снимки.

Клара это заметила.

Тогда она поинтересовалась, неужели мы расстались, и я сказала ей правду. Не вдаваясь в суть плана, а просто: что мы по-прежнему вместе и все хорошо. Она знала только это.

И я понимала, что должна рассказать, как все обстояло на самом деле, если собираюсь остаться здесь.

У лжи слабые ножки, а мне был нужен крепкий фундамент.

Клара приподняла бровь и прислонилась к стойке бедром, отчего ее темно-зеленая форменная рубашка с названием магазина сразу натянулась. На мне тоже была форменная рубашка – Клара принесла свою старую, но пообещала заказать новые.

– И что, позвонишь?

Я помотала головой:

– Нет, потому что знаю: он взбесится. И вообще нам не о чем разговаривать.

Клара сморщила нос. Она явно хотела о чем-то спросить, но покупателей было по-прежнему слишком много.

– А он пытался тебе позвонить?

– А он не может, потому что в день, когда он сказал, что отношения застопорились, его мамаша отключила мой номер. – Тогда меня даже не предупредили. Я собирала вещи, когда это произошло. – А нового у него нет.

Она поморщилась:

– От моих родных и друзей он его не узнает: они все его ненавидят.

Нори сказала, что через третьи руки знает того, кто может изготовить куклу вуду. Я не стала ловить ее на слове, но мысленную зарубку сделала.

На лице Клары отразилось беспокойство. Она кивнула с серьезным видом, быстро оглядывая торговый зал, как и положено хозяйке бизнеса.

– Это хорошо. Но какая дрянь! Я про мамашу. И он не лучше… Вы же столько были вместе! Лет десять, да?

Это верно.

– Четырнадцать.

Клара скривилась, и тут дверь снова открылась: вошла пожилая пара.

– Погоди-ка, я обслужу покупателей и вернусь.

Я кивнула, лелея мысль о том, что мамочка пустит ко дну его карьеру, и тут наткнулась на взгляд Джеки, которая смотрела на меня как-то странно.

Очень-очень странно.

Но стоило нам встретиться глазами, как она тотчас лучезарно улыбнулась и отвела взгляд.

Хм.

Всю дорогу до гаража я размышляла над тем, что в наших отношениях пошло не так.

Можно подумать, я мало делала это прежде и почти всякий раз не зарекалась не делать впредь. Но почему-то никак не могла съехать с этой темы. Возможно, потому, что все это время предпочитала быть слепой, и подсознательно это не давало мне покоя.

Не то чтобы его заявлению о том, что отношения застопорились, ничего не предшествовало. Кульминация того последнего разговора наступила, когда он серьезно посмотрел на меня и сказал:

– Ты заслуживаешь лучшего, Роро. А со мной ты не получаешь того, что тебе нужно.

Он был чертовски прав: я действительно заслуживала лучшего. Тогда у меня наступила фаза отрицания. Я просила его остаться, ведь мы были вместе четырнадцать лет. Говорила, что очень люблю его.

– Не делай этого, – молила я так, что мама пришла бы в ужас.

Но напрасно.

Теперь, по прошествии времени, я точно знала, на что так долго закрывала глаза. Оставалось надеяться, что моя ультранезависимая мама простит меня, что я пала так низко, пытаясь удержать того, кто не хотел быть рядом. Но любовь порой толкает на дикие поступки. И теперь мне предстояло жить с этим позором до конца моих дней.

Я в очередной раз дала себе зарок не думать об этом и направилась к гаражу, следуя указаниям навигатора, потому что дорога была плохо размечена, а все повороты я еще не запомнила. Пару дней назад, когда уже стемнело, я попыталась обойтись без подсказки – и в результате проехала на полкилометра дальше и разворачивалась назад на чужой дороге. Сейчас грунтовка сделала последний поворот, и хруст гравия под колесами запел песню, к которой я начинала привыкать. На мгновение мне показалось, что мелодия обретает слова, но это ощущение почти сразу исчезло. И хорошо.

Когда прямо по курсу появился хозяйский дом, я нахмурилась.

Потому что на ступеньках сидел Эймос.

Ну, сидел. Тоже мне большое дело! День был хороший, особенно сейчас, когда солнце не палило прямо над головой. Вот только пацан сгорбился, прижав руки к животу, и с одного взгляда было ясно, что с ним что-то не так. Вчера он, как обычно, сидел на веранде и играл на консоли.

Поглядывая на мальчика, я припарковалась возле гаража, стараясь прижаться как можно ближе к стене, чтобы не нервировать папашу.

Потом вышла, взяла сумочку и подумала о том, почему этот мистер Роудс категорически не желает знать, что я здесь живу…

Когда я обошла машину, парнишка уже прижался лбом к коленям, почти акробатически свернувшись в клубочек.

Что это с ним?

Лучше не лезь.

От греха подальше. Радуйся, что тебя не застукали в тот день, когда он дал тебе алоэ вера, и в другие разы, когда вы махали друг другу. Папаша четко сказал, чтобы я не трогала пацана, а вылететь отсюда раньше времени мне на фиг надо…

Мальчишка охнул. Это прозвучало настораживающе.

Черт!

Я сделала два шага в сторону дома и остановилась, готовая в любое мгновение юркнуть за угол, если на дорожке появится папашин пикап.

– Эй, ты как?

Ответа не последовало.

Он не поднял голову и не пошевелился.

Я сделала еще два шага и позвала снова:

– Эймос?

– В порядке.

Он выдавил это с трудом, так что я едва поняла. В голосе слышались слезы. О нет…

Я подошла чуть ближе.

– Обычно я говорю, что со мной все в порядке, когда на самом деле все не так.

Мне не хотелось ему досаждать, но… он сидел скрючившись, и вид у него был не ахти.

Это я уже проходила, но, надеюсь, у него иные причины.

Парнишка не шевелился. Я даже не поручилась бы, что он дышит.

– Ты меня пугаешь, – честно сказала я, чувствуя, как внутри поднимается страх.

Он дышал. Слишком громко. Это я поняла, когда приблизилась еще на два шага.

Он застонал, протяжно и тихо, и минуту спустя наконец произнес едва слышным голосом:

– Я в порядке. Жду папу.

Помнится, дядя говорил, что в порядке, когда у него были камни в почках и слезы текли ручьем, а он сидел в кресле и отказывался ехать в больницу.

Как-то мой двоюродный братишка на ходу выпрыгнул из грузовика – не спрашивайте, с какой целью. Из голени у него торчала кость, он орал от боли, но тоже уверял, что в порядке.

По-хорошему следовало развернуться, пойти к себе и не лезть не в свое дело. Я и так жила тут на птичьих правах, пусть даже мистер Роудс проявил великодушие и помог мне с аккумулятором, хотя клеммы до сих пор не почищены. Нужно будет заняться этим в следующий выходной…

На свою голову, я никогда не могла пройти мимо чужой беды. Когда кому-нибудь было плохо. Главным образом потому, что рядом были люди, которые не бросали в беде меня.

Мне бы прислушаться к голосу разума, а я вместо этого подошла еще ближе к мальчишке, который, действуя за спиной папаши, дал мне возможность остаться здесь. Поступок был диким и неблаговидным, но парнишка вызывал у меня восхищение, особенно если пошел на это ради покупки гитары.

– Ты что-то не то съел?

Он вроде бы повел плечами, но так сильно напрягся и стонал, что толком я не поняла.

– Может, тебе что-нибудь нужно?

Я смотрела на него во все глаза, а тревога, закипавшая внутри из-за производимых им звуков, все росла. На нем была большая черная футболка, темные джинсы и поношенные белые слипоны Vans. Все было как обычно. Кроме цвета лица.

– Я принял «Пепто», – выдохнул он и тотчас взвыл, хватаясь за живот.

Вот блин! Я подошла и встала прямо перед ним. Мне случалось болеть гастроэнтеритом, это редкая дрянь, но… тут явно что-то другое. Я не на шутку испугалась.

– Тебя тошнило?

– Нет, – еле слышно сказал он.

Я не поверила.

– Понос был?

Он дернул головой, но ничего не сказал.

– Понос бывает у всех.

Ладно, кто станет говорить о поносе с человеком, которого знаешь без году неделя, особенно если ты подросток?

Разве что я.

– Знаешь, месяц назад я отравилась сэндвичем, который купила на заправке в Юте, и мне пришлось на день задержаться в Моабе, потому что я не слезала с унитаза. Тогда я за одну только ночь похудела на четыре килограмма…

Пацан сдавленно крякнул: от смеха или от боли – трудно сказать. И еще тише пробормотал:

– У меня нет.

И снова застонал: дико и мучительно. Потом сгорбился еще сильнее и начал пыхтеть. Мой затылок сдавило от нехорошего предчувствия.

Ладно.

Я присела перед ним на корточки.

– Где болит?

Он указал подбородком на живот.

– Газы были?

Он снова сдавленно крякнул.

– Больно слева, справа или посередине?

– Вроде справа, – выдавил он сквозь стиснутые зубы.

Я достала телефон и чертыхнулась при виде одной полосы приема. Интернет не ловит, но звонок, хотелось надеяться, пройдет. В доме был вай-фай, но… просить от него пароль я не собиралась – пацан едва говорил.

Я нашла номер Юки – из всех моих знакомых только она всегда держала телефон под рукой, – и, к счастью, после второго сигнала она ответила.

– Ора-Ора-Бо-Бора! Как делишки? Я как раз о тебе думала!

Голос у одной из моих близких подруг звучал чертовски бодро. Оно и понятно: три недели назад ее альбом вышел на первую строчку в чарте и по-прежнему держался там.

– Юки, – сказала я, – мне нужна твоя помощь. С какой стороны аппендицит?

Должно быть, по тону она поняла, что мне не до шуток, и сразу посерьезнела.

– Сейчас узнаю. Повиси.

Она с кем-то пошепталась – со своим менеджером или с помощницей – и снова сказала в телефон:

– Говорят, справа, в нижней части живота. А что? С тобой все в порядке? У тебя что, аппендицит?

– Твою ж мать! – пробормотала я.

– Ора, ты в порядке?

– Я – да, а мой сосед весь в поту. Выглядит так, точно его вот-вот вырвет, и держится за живот. – Я помолчала. – Поноса у него нет.

Пацан снова издал крякающий звук – возможно, не связанный с аппендицитом, а скорее навеянный упоминанием поноса. Мои племянники при всей своей крутизне были готовы провалиться сквозь землю, когда речь заходила о телесных отправлениях. И то, как парнишка разговаривал с отцом пару недель назад и говорил со мной, наводило на мысль, что он просто застенчивый.

– Слава богу! Я уж подумала, это с тобой. – Она облегченно выдохнула. – Вези его в неотложку, если плохо выглядит. Его пучит?

Я чуть отвела телефон от лица.

– Тебя пучит?

Эймос кивнул, снова всхлипнул и теснее прижался лицом к коленям.

Видимо, это мне на роду написано. Теперь меня выставят в два счета – за то, что разговаривала с мальчишкой. А мне даже упрекнуть себя будет не в чем!

– Да… Спасибо, Юки! Я тебе перезвоню.

– Обязательно. Я скучаю. Удачи. Пока! – и она тотчас отключилась.

Я сунула телефон в карман и, наклонившись к парнишке, похлопала его по колену:

– Слушай, я не уверена, но похоже, что у тебя аппендицит. Наверняка не знаю, но, честно говоря, выглядишь ты неважно, и при такой боли вряд ли это что-то другое.

Про понос я говорить не стала: он слишком остро реагировал на это слово.

Пацан вроде бы кивнул, но при этом застонал так, что меня бросило в пот.

– Твой папа уже едет?

– Он не отвечает. – Он снова взвыл. – Он сегодня на озере Навахо.

Как я уже уяснила, мобильная связь в Колорадо была нестабильной, но озеро находилось недалеко от Пагосы. Может, поэтому он решил, что отец в пути?

– Ладно. Кому еще можно позвонить? Твоей маме? Родственникам? Соседям? В «скорую помощь»?

– Моему дяде… О черт!

Он так вскрикнул, что меня пробрало до костей.

Медлить было нельзя. Дело было нешуточным: я это нутром чувствовала. Про аппендицит я знала одно: в случае разрыва исход бывает смертельным. Может, ничего такого не было. А может, и было. Но рисковать его жизнью я не хотела.

Тем более что его отец не отвечал на звонки и не мог взять решение на себя.

Я встала, а затем наклонилась и обняла Эймоса за плечи.

– Ладно, давай-ка я отвезу тебя в больницу. Мне за тебя страшно. Ждать рискованно!

– Нет, не надо… О черт!

– Нет уж, давай поедем. Нельзя допустить разрыва аппендикса, понимаешь?

Пусть лучше папаша укажет мне на дверь из-за того, что я общалась с пацаном, чем он умрет или произойдет что-то в этом роде.

О боже! А вдруг он умрет?

Так, нужно повешеливаться.

– У тебя есть бумажник? Удостоверение личности? Страховой полис?

– Я в порядке. Это пройд… О черт! Черт, черт!

Он застонал так громко и протяжно, что все его тело напряглось, а у меня душа ушла в пятки.

– Я знаю, ты в порядке. Но все же поедем, а? Если я стану силком запихивать тебя в машину, твой папа, чего доброго, решит, что я пытаюсь тебя похитить. Он не отвечает, а значит, мы не можем спросить у него, что делать. По пути я попробую дозвониться до твоего дяди, хорошо? Ты ведь сказал позвонить ему, да? – Я коснулась его плеча. – Эймос, ты только не умирай. Если такое случится, я не прощу себе до конца своих дней. Ты еще такой юный! Перед тобой вся жизнь. Я уже не такая юная, но лет сорок у меня в запасе есть. Твой папа меня просто убьет…

Он наклонил голову, посмотрел на меня большими испуганными глазами и прошептал:

– Я умру?

– Не знаю! И боюсь этого! Поедем в больницу, чтобы этого не случилось, а?

Я говорила истеричным голосом и, вероятно, напугала его до чертиков, но и он меня напугал. А я была не настолько взрослой, как утверждало мое свидетельство о рождении.

Эймос долго не шевелился. Я уже подумала, что он и дальше будет упрямиться, и мне придется звонить по 911. Но пока я переводила дух, он, должно быть, принял решение, потому что попытался осторожно встать на ноги.

Слава богу. Слава богу. Слава богу!

У него на лице были следы от слез.

Он застонал.

Взвыл.

Заскрежетал зубами.

Две слезинки выкатились из глаз и потекли по потным щекам. В нем уже угадывались острые черты отца, но его лицо было тоньше, свежее, без суровой зрелости. Однажды он обретет ее. Нельзя допустить, чтобы его аппендикс разорвался прямо тут. Только не это!

Пацан сильно наваливался на меня и стонал, изо всех сил стараясь сдерживаться.

Пятнадцать метров до моей машины показались пятнадцатью километрами. Эх, нужно было подогнать ее к дому! Я усадила его на пассажирское сиденье и пристегнула ремень. Потом, обежав машину сзади, села за руль, включила зажигание и помедлила.

– Эймос, одолжи телефон, а? Попробую еще раз набрать твоему отцу. Или дяде. Или маме. Хоть кому-нибудь!

Он практически швырнул мне свой смартфон.

Окей.

И прошептал несколько цифр – очевидно, код доступа.

Эймос прислонился головой к оконному стеклу. Его лицо приобрело бронзово-зеленый оттенок. Казалось, его вот-вот вырвет.

Твою ж мать!

Я включила кондиционер, вытащила из-под сиденья старый продуктовый пакет и положила ему на колени.

– На случай, если будет тошнить. Но, если что, я все равно подумываю продать машину.

Он ничего не сказал, только по щеке скатилась еще одна слеза, и мне вдруг тоже захотелось зареветь.

Но времени на эту лабуду не было.

Я разблокировала телефон и сразу открыла список контактов. Разумеется, последний звонок, сделанный около десяти минут назад, был отцу. Сигнала все так же едва хватало, и я попробовала еще раз. Ответа не было. Мне, как обычно, «везло».

Когда прозвучало стандартное «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», я бросила взгляд на парнишку и подождала сигнала.

Судя по всему, ничего другого не оставалось.

– Здравствуйте, мистер Роудс! Это Аврора. Я везу Эймоса в больницу. Не знаю, в какую именно. Их в Пагосе несколько? По-моему, у него аппендицит: сильно болит живот. Он сидел на ступеньках. Как только узнаю, куда его положат, позвоню. Его телефон у меня. До свидания.

Возможно, мне еще аукнется за столь скудную информацию, но тратить время на объяснения по телефону не хотелось. Нужно было найти больницу и добраться до нее. Безотлагательно.

Двигаясь задним ходом, я выехала на дорогу, где, как уже выяснила, был прием, открыла навигатор и нашла ближайшее медучреждение. В городе их было два: пункт неотложной помощи и больница. Я и вбила данные в приложение. Другой рукой снова схватила телефон, бросила взгляд на парнишку, который, подрагивая всем телом, сжимал и разжимал кулак, и спросила:

– Как зовут твоего дядю?

– Джонни.

Он даже не посмотрел на меня.

Я поморщилась и, заметив на его виске капли пота, повернула ручку кондиционера на максимальный холод. Было не жарко, просто он чувствовал себя очень плохо. Вот дерьмо!

Я вжала педаль газа в пол и рванула с места.

Судя по всему, лучше ему не становилось. Он сидел, уронив голову на оконное стекло, и попеременно стонал, выл и скрежетал зубами.

– Гоню как могу, – сказала я, когда мы спускались с холма к шоссе.

На наше счастье, больница находилась в ближайшем к дому районе города.

Мне показалось, он признательно шевельнул пальцем.

У знака «стоп» я пролистала контакты и, найдя «дядю Джонни», нажала набор и кнопку громкой связи. Телефон я держала в левой руке, а рулила правой.

– А, Эйм, привет! – послышалось из динамика.

– Здравствуйте. Это Джонни? – отозвалась я.

Последовала долгая пауза, а затем:

– Да. А вы кто?

Меня вряд ли можно было принять за девочку-подростка.

– Я Аврора, живу по соседству с мистером Роудсом и Эймосом.

Тишина.

– Эймосу сильно нездоровится, а его отец не отвечает, поэтому я везу его в больницу…

– Что?

– У него болит живот. Я думаю, это аппендицит, но не знаю, когда у него день рождения и есть ли страховой полис…

В трубке послышались ругательства.

– Ладно, ладно. Я встречу вас в больнице. Я не так далеко. Буду там, как только смогу.

– Хорошо, спасибо!

Он нажал отбой.

Я снова посмотрела на Эймоса, который тихо и протяжно стонал, и, чертыхнувшись, поехала еще быстрее. Что делать? Как быть? Нужно было чем-то его отвлечь. Стоны становились все мучительнее.

– Эймос, какую гитару ты хочешь купить?

Это первое, что пришло мне в голову, и я надеялась, что тема его зацепит.

– Что? – проскулил он.

Я повторила вопрос.

– Электрогитару, – едва слышно прошелестел он.

В иной ситуации я бы закатила глаза и вздохнула. Он хотел электрогитару! Далеко не в первый раз меня принимали за человека, который ничего не смыслит в музыке и инструментах. Но все равно это было досадно.

– А какую именно? С веерными ладами? Безголовую? С веерными ладами и безголовую? Двухгрифовую?

Если он и был удивлен, что я спрашиваю его о чем-то столь неуместном, как гитара, в то время как он пытается не блевать от боли, то не показал это и сдавленным голосом ответил:

– Безголовую.

Что ж, хорошо. Будем плясать отсюда! Я еще поддала газу и продолжила развивать успех:

– А сколько струн?

На этот раз он ответил быстрее:

– Шесть.

– А материал какой?

Принуждая к разговору, я, вероятно, раздражала его, но надеялась тем самым направить его мысли в иную сторону. А чтобы он не подумал, будто я не разбираюсь в теме, я добавила конкретики:

– Плесневый или волнистый клен?

– Волнистый! – выдохнул он, сжимая руку в кулак и ударяя ею по колену.

– Волнистый классный, – согласилась я, стискивая зубы и молясь про себя, чтобы ему стало легче.

О боже! Еще пять минут. До больницы оставалось пять, а может, четыре минуты, если бы мне удалось обогнать тихоходов, двигавшихся перед нами.

– А гриф какой?

– Не знаю! – Он почти ревел.

А ты не реви. Ты не реви. У меня всегда наворачивались слезы, когда другие плакали. Это было как проклятие.

– Клен «птичий глаз» хорошо смотрится с волнистым, – практически выкрикнула я, как если бы крик мог помешать его слезам выплеснуться наружу. – Извини, что ору, но ты меня пугаешь. Клянусь, буду ехать как можно быстрее! Если не будешь плакать, то обещаю через знакомых сделать тебе скидку на гитару, окей? Ты только не плачь.

Он глухо кашлянул. Этот звук был чертовски похож на смех. Сдавленный, болезненный, но все-таки смех.

Сворачивая направо, я покосилась на него: на щеках все еще были следы от слез, но, пожалуй…

Еще один поворот направо – и машина, проехав больничную стоянку, остановилась перед входом в отделение неотложной помощи.

– Мы на месте. Мы на месте. У тебя все будет хорошо. Можешь забрать мой аппендикс. Думаю, он в порядке.

На это Эймос ничего не сказал, но явно попытался поднять большой палец, когда я припарковалась перед стеклянными дверями и помогла ему выйти. Одной рукой я обхватила его за спину, а он, растекаясь, как желе, навалился на меня всем телом. Колени у него подкашивались. Казалось, он передвигает ногами ценой невероятных усилий.

Раньше мне не случалось бывать в отделении неотложной помощи, и я почему-то ожидала, что навстречу нам выбегут с каталкой или хотя бы с инвалидной коляской, но женщина за стойкой даже не подняла на нас глаз.

Эймос со стоном осел на стул.

Я только начала объяснять ей, что случилось, и тут ощутила рядом чье-то присутствие. Мужчина был смуглым, с темно-карими глазами. Совершенно мне незнакомый.

– Вы Аврора? – спросил он.

О господи, он тоже был хорош собой! Его кожа была невероятного оливкового оттенка, скулы – высокими и круглыми, короткие волосы – как смола. Судя по всему, это и был дядя Эймоса.

Я кивнула и, приказав себе не пялиться, постаралась сосредоточиться на его глазах.

– Да. А вы Джонни?

– Да. – Он повернулся к женщине за стойкой и протянул свой телефон. – Я дядя Эймоса. Вот данные его страхового полиса. У меня есть доверенность на принятие медицинских решений в отсутствие его отца, – быстро проговорил он.

Пока он отвечал на вопросы и заполнял форму на планшете, я стояла в сторонке и слушала. Выяснилось, что полное имя его племянника – Эймос Уорнер-Роудс. Ему было пятнадцать, отец был его контактным лицом в случае чрезвычайной ситуации, но дядя почему-то имел полномочия на принятие медицинских решений. Я постаралась запомнить сказанное, после чего направилась к Эймосу, который сидел, все так же скрючившись, стонал, потел, был бледен и выглядел ужасно.

Мне хотелось похлопать его по спине, но я удержалась.

– Эй! Твой дядя здесь. Через секунду за тобой придут, – тихо сказала я.

– Окей.

Казалось, его голос шел из подземелья.

– Телефон возьмешь?

Он пригнул голову еще ниже к коленям и застонал.

Тут кто-то в медицинском костюме вывез инвалидную коляску. Эймоса увезли из приемной, дядя последовал за ним, а я осталась с телефоном в руках.

Может, мне следовало уйти?

Вероятно, пока все разрешится, пройдет несколько часов, но… Я привезла его сюда и хотела удостовериться, что у него все в порядке. А иначе я просто глаз не сомкну! Я переместила машину, прежде чем ее отбуксировали, и села ждать.

По прошествии часа ни дядя, ни папаша не появились. Когда я спросила женщину за стойкой, есть ли новости, она, сузив глаза, поинтересовалась, кем я прихожусь больному. Пришлось отойти с ощущением, что сую нос не в свое дело. Но ждать-то мне никто не запрещал. И я подожду.

Прошло почти два часа, и я, выйдя из туалета, возвращалась на место, когда входная дверь распахнулась и ворвался кто-то очень большой.

Вторым, что я заметила, была форменная одежда, облегавшая эту впечатляющую груду мышц. Талия была туго перехвачена ремнем. Невольно возникало желание присвистнуть.

Не знаю, что такого в мужчинах в форме, но на мгновение у меня возникло желание облизнуться.

В ярком свете больничных ламп плечи мистера Роудса казались шире, руки – мощнее, чем при теплом освещении моей гаражной квартиры. И вид у него был еще более свирепый. Просто красавец на все сто! Умереть не встать…

Я сглотнула.

И тут его взгляд уткнулся в меня. Черты исказились: он узнал.

– Здравствуйте, мистер Роудс! – начала я, когда эти длинные ноги, которые я хорошо запомнила, пришли в движение.

– Где он? – осведомился тот, с кем мне случалось беседовать дважды, тем же любезным тоном, что и прежде. Под «любезным» я имею в виду «совсем не любезным». Но на этот раз его сын был в больнице, так что его можно было понять.

– В операционной, – тотчас отозвалась я, не принимая к сердцу его тон. – С ним дядя. Джонни, да? Он прошел туда…

Ножища в ботинке придвинулась ближе. Темные густые брови сошлись на переносице. На лбу обозначились морщинки. Линии вокруг рта стали резче. Казалось, еще чуть-чуть, и его взгляд опалит мне брови, но я – спасибо моему дяде, который строил рожи по поводу и без! – была невосприимчива к таким заходам.

– Что вы сделали? – спросил он властным ровным голосом.

Это он о чем?

– Что я сделала? Привезла его сюда, как и сообщила по голосовой почте…

Вторая ножища придвинулась ближе. Господи, ну и великан! Во мне было метр шестьдесят семь, и он возвышался надо мной.

– Я же четко сказал, чтобы вы не разговаривали с моим сыном. Что не ясно?

Он что, разводит меня?

– Это вы так шутите?

Иначе я ничего не понимаю.

Красивое лицо наклонилось ближе, во взгляде сквозила злость.

– Я озвучил два правила…

Теперь я, в свою очередь, вскинула брови: меня душило негодование. При мысли о том, что он имеет в виду, у меня заколотилось сердце.

Ладно, я не знала, что он имел в виду. Но неужели он отчитывает меня за то, что я отвезла его ребенка в больницу? В самом деле? И пытается представить дело так, будто мальчишка оказался здесь по моей вине?

– Привет! – послышался уже знакомый голос.

Мы оба обернулись: в лифтовом холле, прижав руку к голове, стоял Джонни.

– Ты почему на телефон не отвечаешь? Они считают, у него аппендицит, а пока ждут результатов обследования, – быстро объяснил он. – Сейчас ему снимают боль. Пойдем.

Тобиас Роудс быстро пошел за Джонни, даже не удостоив меня еще одним взглядом. Но дядя кивнул и только потом повел его внутрь. Они тихо переговаривались.

Хам!

Ладно, это что-то новенькое.

Глава пятая

Можете считать меня кем хотите, но следующие два дня я почти все время сидела у окна. Главным образом потому, что в понедельник магазин был закрыт. Клара затеяла инвентаризацию и, краснея, объяснила, что не сможет заплатить мне за помощь. Это лишь усилило мое желание помочь, но я понимала, что бесплатная помощь ее не устроит, поэтому оставила порыв при себе. По крайней мере, пока.

В любом случае я была рассеянна: переживала за Эймоса. Все ли с ним в порядке? Да, я мало знала его, но все равно чувствовала ответственность. Он так жалко сидел на ступеньках, скрючившись и ожидая помощи!

Это напомнило мне тот ужасный день, когда мама не заехала за мной к Кларе. Как я названивала домой, когда она не появилась в условленное время. Как я сидела на крыльце дома подруги, ожидая, что она вот-вот приедет и скажет, что попала в переделку. Мама не была особо пунктуальной, но в конце концов всегда приезжала.

При воспоминании о днях после ее исчезновения на глаза навернулись слезы.

Но я привычно вытерла их и стала думать о насущном.

Изначально я планировала в выходной предпринять тренировочный поход в сторону соседнего Бэйфилда – этот маршрут предлагался в интернете. Но желание удостовериться, что с Эймосом все в порядке, перевесило. Даже Юки прислала сообщение с вопросом о новостях. Я знала лишь то, что подслушала в тот день в больнице: этим и поделилась.

Еще у меня был его телефон, который вибрировал и отключался, пока наконец не сдох совсем.

Я уже потеряла надежду, что парнишка вернется домой, и читала книгу, которую купила в супермаркете, когда со двора послышалось шуршание шин по гравию. Я поднялась и увидела пикап «Парки и дикая природа», за которым следовал хэтчбек.

Из пикапа выпрыгнула знакомая фигура, а из легковушки – другая, тоже немаленького роста. Они вместе подошли к пассажирскому месту и помогли выйти кому-то поменьше. Потом подхватили эту фигурку с двух сторон и исчезли в доме. Я почти не сомневалась, что они переругивались.

Это был Эймос.

Меня отпустило.

Хотелось пойти и самой спросить, как он, но… следовало подождать.

Если, конечно, мистер Роудс не выставит меня пинком под зад. По крайней мере, вещи полностью не распакованы. Несколько дней назад я съездила в прачечную и сложила чистую одежду в чемодан.

Похоже, в доме включили свет – во всех помещениях.

Я раз в десятый задалась вопросом, есть ли там хозяйка. Никакой женщины возле дома не было видно. Я держала окна открытыми, спала довольно чутко и услышала бы движение на дорожке. И Эймос не говорил позвонить маме.

Но ведь в первый день папаша упоминал про нее, разве нет?

В любом случае Эймосу повезло с отцом и дядей, которые сломя голову бросились к нему в больницу. Надеюсь, он понимал это. Возможно, отец был строгим и не самым дружелюбным человеком на свете, но любил его. Причем настолько, что обвинил меня в полной бредятине, – до такой степени переживал за безопасность сына.

Я хлюпнула носом, внезапно ощутив укол в сердце, и взяла телефон. Юки откликнулась после одного гудка.

– Ора! Есть новости?

Именно поэтому я так любила их с сестрой. Они были людьми с большим сердцем. Я знала, насколько она загружена, но это не мешало ей всегда отвечать на звонки или сообщения.

– Эймоса только что привезли домой. Дядя с отцом помогли ему выйти из машины, но он шел сам.

– Это же здорово! Ты сказала, парень – твой сосед?

Я рассмеялась: сам звук ее голоса избавлял от чувства одиночества.

– Да. Он сын того типа, у которого я снимаю квартиру.

– О‐о! Моя помощница заказала для парня кристалл. Я отправлю его на почтовый адрес, который ты сообщила. Пусть кладет его на левый бок. Надеюсь, ему станет лучше.

Вот видите? Золотое сердце!

– А как ты сама? Обживаешься? Как Колорадо?

– Я в порядке. Обживаюсь. Здесь хорошо. Все классно.

– Значит, ты счастлива?

В ее голосе определенно звучала надежда.

Юки, как и мои тетя с дядей, видели меня, когда мне было совсем хреново. Я прожила у нее месяц сразу после того, как было сказано, что отношения закончились. Отчасти из-за того, что она жила на той же улице, но главным образом потому, что она действительно была одной из моих близких подруг. В то время она сама переживала разрыв, и тот месяц оказался одним из самых продуктивных периодов в наших жизнях.

За это время мы вместе написали целый альбом. А в перерывах слушали Аланис, Глорию и Келли на такой громкости, что наверняка слегка оглохли.

Но оно явно того стоило.

– Ага. Работаю у подруги, с которой дружила, когда жила здесь.

– И что за работа?

– Продаю товары для активного отдыха.

На том конце повисла пауза.

– А именно?

– Туристическое и рыболовное снаряжение. И все такое.

Последовала еще одна пауза, а затем она медленно произнесла:

– Ора, без обид, но…

– Уже знаю, что ты хочешь сказать, – простонала я.

Ее кристально чистый смех напоминал ее певческий голос. Красивый.

– Чем ты там занимаешься? Ты хоть что-то в этом понимаешь? Сколько лет мы знакомы? Двенадцать? Все эти годы твой активный отдых сводился к тусовкам в палатках на фестивалях.

Я засмеялась, но на самом деле меня покоробило, потому что она была права.

– Заткнись! С кем мне было ходить в походы? С Кэденом? С его мамашей? Ага, разбежалась! С тобой?

Она захохотала, живо представив себе эту картинку.

Миссис Джонс была дамой нервной и манерной. Это было забавно, потому что я видела дом, в котором вырос Кэден. Его отец был сантехником, мать – домохозяйкой, детей было трое. Денег у них было больше, чем у нас с мамой, но они никогда не купались в них. Однако за последние десять лет, когда его карьера пошла в гору, она превратилась в жуткую снобку, которая кривилась при виде гамбургеров, если они были не из мраморной говядины вагю или кобе.

– Верно подмечено, – отсмеявшись, согласилась Юки.

– А если серьезно, то я действительно ничего в этом не смыслю. Никогда в жизни не чувствовала себя настолько глупой, Ю! Покупатели засыпают меня вопросами, а я смотрю на них как баран на новые ворота. Это ужасно…

Юки ойкнула, но все равно засмеялась.

– Но подруге нужна помощь, а на другую работу при отсутствии рекомендаций я рассчитывать не могу.

И не сказать, чтобы я вообще знала, чем хочу заниматься. Это было хоть… хоть что-то. Пока не определюсь. Первый шаг.

Юки перестала смеяться.

– А я на что? Давай напишу, что ты работала на меня и была лучшим сотрудником из всех. И вообще-то это будет недалеко от истины! Ты работала на меня и была самым ценным игроком в моей команде. Я заплатила тебе и готова платить дальше.

Ее звукозаписывающая компания настояла на том, чтобы оплатить мою работу во избежание проблем с авторскими правами и судебных исков в будущем. Они собирались переводить мне деньги каждый квартал. Не заплатив тебе, они просто заработают больше бабла, Ора. Так что бери. И она была права. Лучше мне, чем лейблу.

Честно говоря, мне даже не пришло в голову попросить ее солгать ради меня. Но теперь, когда она сама заговорила об этом… Было бы неплохо включить эту информацию в резюме! А там, глядишь, найдется что-то, в чем я разбираюсь лучше.

Но от одной мысли о том, чтобы уйти от Клары, мне стало не по себе. Она действительно зашивалась! И кто будет ей помогать, когда у Джеки начнется учебный год? Нужно скорее осваиваться в магазине, пока девочка не ушла. А это так, на всякий случай. На будущее. В ближайшее время я не планировала трогаться с места.

– Ты уверена?

Она драматично вздохнула.

– Тебе нужно духовно очиститься, медвежонок. Что-то ты отупела от жизни с Кэденом!

– От тупой слышу, – хмыкнула я.

Она засмеялась:

– Если на то пошло, ловлю тебя на слове. Эта мысль не приходила мне в голову.

– Ага. Потому что ты тупая. Я поделюсь с тобой житейской мудростью.

Я заржала, а она вздохнула:

– Мне тебя не хватает, Ора! Когда-то мы теперь увидимся? Возвращайся-ка сюда и живи у меня. Ты знаешь, mi casa es tu casa [1].

– Пересечемся где-нибудь. Или ты приезжай сюда. Я тоже по тебе скучаю! И по Нори.

– Да уж, моей сестрице тоже не помешало бы поумнеть!

– Она нуждается в уме больше меня, – фыркнула я. – Кстати, о людях, нуждающихся в очищении… Угадай, кто мне написал!

Юки чуть не поперхнулась. Вариантов было раз-два и обчелся.

– Ехиднино отродье?

Миссис Джонс она всегда называла исключительно ехидной.

– Ага. Попросил позвонить ему. Дважды.

– Хм-м… Вероятно, потому что его альбом с треском провалился и все говорят, что это полный отстой.

Я улыбнулась:

– Но ведь тебе без него лучше! Ты помнишь об этом, да?

– Я знаю.

Это действительно было так. Останься я с ним, так и ждала бы у моря погоды, а он лет до пятидесяти оставался бы холостяком. И детей у нас бы не было. Я до конца своих дней оставалась бы в его тени и никогда бы не стала настоящим приоритетом для того, кого поддерживала всеми силами души.

Это я не смогу забыть никогда. И не забуду. Без него мне стало гораздо лучше.

Мы еще немного поболтали, и я собиралась закругляться, когда под окном хлопнула дверь машины.

Я выглянула: со двора выезжал отреставрированный «Бронко». За все время, что я жила здесь, он всего пару раз был на ходу. Хэтчбек, который, должно быть, принадлежал дядюшке Эймоса, по-прежнему стоял у крыльца. Кто сидел за рулем внедорожника, я не видела, но подозревала, что это был мистер Роудс. Тобиас. Но назвать его так вслух я бы никогда не решилась. Судя по тому, как он вел себя два дня назад, я вызывала у него острую неприязнь.

Но что плохого, если я узнаю, как дела у парнишки?

Сунув мой и его телефоны в карман, я захватила банку куриной лапши и, когда пересекла ведущую к дому гравийную дорожку, не спускала глаз с въезда на территорию, опасаясь внезапного появления внедорожника. Потом, точно заяц, в два прыжка преодолела ступеньки перед верандой и дважды стукнула в дверь.

– Секундочку! – послышалось изнутри.

Почти тотчас дверь открылась, и я оказалась лицом к лицу с мужчиной, которого встретила в больнице. При виде меня легкая улыбка, игравшая у него на губах, сразу стала шире.

– Привет!

Он был пониже мистера Роудса. Может, он тоже был Роудсом? Но между этими двумя не было никакого сходства: и черты лица, и цвет волос, и телосложение – все было разное. В Эймосе было что-то от них обоих.

Может, мужчина приходился ему дядей по матери?

– Привет, – ответила я, внезапно почувствовав смущение. – Мы встречались в отделении неотложной помощи, если вы помните. Как самочувствие у Эймоса? – Я протянула свое подношение. – Это суп. К сожалению, не домашний.

– Можете спросить у него сами.

Мужчина улыбнулся еще шире, и я невольно растянула губы в улыбке.

Да, они с мистером Роудсом явно не состояли в родстве!

Я снова подумала о том, где же мать мальчика. Или я так и останусь в неведении? Может, она служит в армии и находится в зоне военных действий? Или они развелись и она живет далеко? Вроде бы мистер Роудс упоминал какого-то мужчину, когда речь зашла о матери. У меня было много вопросов и вагон времени на размышления о делах, которые меня не касались.

– А можно? – неуверенно спросила я, прекрасно понимая, что лучше вернуться в гараж, пока не прилетело. Не сказать, чтобы в больнице папаша Эймоса очень мне обрадовался.

И в предшествующий раз тоже.

Не говоря уже о первом.

Он вообще всегда хмурился при виде меня.

Джонни кивнул и отступил назад. Казалось, его взгляд сканирует пространство за моей спиной: между бровями у него прорезалась морщинка, точно он пребывал в замешательстве. Но что бы он ни думал, должно быть, это было неважно: казалось, он отмахнулся от беспокойных мыслей и жестом пригласил меня пройти в дом.

– Прошу. Он у себя.

– Спасибо!

Я улыбнулась и, когда он закрыл дверь, последовала за ним.

Дом выглядел просто и симпатично. Миновав прихожую со светлыми полами и потрескавшуюся дверь, за которой явно скрывался санузел, мы вышли в пространство с купольным перекрытием, которое состояло из гостиной и примыкавшей справа кухни. Здесь были серый двуместный диванчик и два потертых кожаных кресла. В углу стояла дровяная печь. Тут же был ящик для молока со стоявшей на нем лампой – судя по всему, он выполнял функции приставного столика. Кухня была небольшой, с зелеными столешницами и шкафами того же оттенка, что и бревенчатые стены с черной бытовой техникой. Рядом с кофеваркой примостился пластиковый контейнер для кофе, тут же была старая банка с сахаром, что-то стояло на столешницах.

Все выглядело опрятно и организованно. Или, возможно, мне попадались исключительно неряхи, потому что для двух мужчин это было очень впечатляюще. Внезапно я устыдилась того, что у меня одежда была разбросана по всей комнате, висела на двери и на спинках стульев.

Здесь было по-домашнему уютно и мило.

Мне действительно тут нравилось.

Пожалуй, отчасти дом напомнил мне о людях и местах, которые дарили мне утешение. И любовь. Потому что, по сути, это одно и то же – по крайней мере, так должно быть.

– Вы ведь Аврора, да? – спросил мужчина, и я подняла на него глаза.

– Да. Или можете называть меня Орой.

Он сверкнул белозубой улыбкой, и это было что-то.

– Спасибо, что позвонили насчет Эйма!

Он указал в направлении небольшого коридора по другую сторону гостиной. Туда выходили три двери. За одной слышался шум стиральной машины. Еще была пошарпанная дверь, за которой было темным-темно.

– Спасибо, что разрешили войти! Я переживала за него. Ждала в больнице, сколько могла, но ни вы, ни мистер Роудс не выходили, поэтому я поехала домой.

Я сидела в приемном покое до девяти.

Мы остановились перед пошарпанной дверью.

– Он не спит. Я только что заходил.

Джонни постучал.

– Что? – послышался из-за двери хрипловатый голос.

Меня так и подмывало фыркнуть в ответ на «радушный» прием, но я сдержалась. А дядя закатил глаза и толкнул дверь.

Я заглянула внутрь: Эймос, лежавший на кровати в боксерах и темно-зеленой футболке с надписью «Призрачная орхидея», поднял глаза от консоли и вскрикнул, прикрыв промежность рукой. Его лицо густо покраснело.

– Никому нет дела до того, что у тебя там, Эйм.

Усмехнувшись, Джонни поднял подушку, которая валялась на полу, и бросил пареньку. Тот кинул подушку себе на ноги, глядя на меня широко открытыми глазами.

Я улыбнулась:

– Мне действительно нет дела, но могу закрыть глаза, если так тебе будет спокойнее. – Я сделала шаг и остановилась. – Я просто пришла тебя проведать. Ты как, в порядке?

Парнишка с тем же удивленным выражением лица положил консоль на подушку и тихим застенчивым голосом, которым, по-видимому, говорил всегда, пробормотал:

– Да.

– Это был аппендицит?

– Да.

Он посмотрел на дядю и снова перевел взгляд на меня.

– Мне жаль. Я надеялась, что это были газы.

Он поморщился, но пробормотал:

– Мне вчера его удалили.

– Вчера?

Я повернулась к стоявшему тут же дяде. Тот склонил голову набок, точно сам недоумевал, как это племянника отпустили.

– И тебя уже выписали? Это не опасно?

Парнишка пожал плечами.

– Ну дела!

Если бы мне только что сделали операцию, я бы завернулась в одеяло и рыдала взахлеб.

Эймос поджал губы. Он действительно был славным. И можно было не сомневаться, что когда-нибудь станет по-настоящему красивым мужчиной.

С таким отцом – да к гадалке не ходи!

– Я принесла куриную лапшу. Дядя или папа разогреют ее тебе. Конечно, если ты не вегетарианец или веган. В этом случае я принесу что-нибудь другое.

– Нет, не вегетарианец, – прошептал он, быстро взглянув на что-то поверх моего плеча.

– Отлично. И да, у меня твой телефон. Он уже сел. – Я положила телефон на комод рядом с кучей медиаторов и упаковок со струнами. – Ну, если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где меня найти. Просто крикни громче. Сегодня я у себя, а завтра с девяти до шести буду на работе. – Он по-прежнему смотрел на меня большими круглыми глазами. – Ну, отдыхай и поправляйся!

– Пока, – еле слышно прошелестел он, но это было лучше, чем ничего.

По словам моего двоюродного братца, его сынишка на протяжении месяца на все отвечал мычанием и кивками, так что я решила, что реакция Эймоса – это нормально.

Решив, что миссия выполнена, я сделала шаг назад и чуть не натолкнулась на Джонни.

Когда я подняла глаза, он улыбнулся и, сделав жест в направлении коридора, пошел так близко ко мне, что я то и дело задевала его локтем.

– Значит, вы живете по соседству? – неожиданно поинтересовался он.

– Типа того. Я арендую квартиру в гараже.

– Что?

Тон был такой, что я покосилась на него. Он выглядел ужасно озадаченным, между бровей снова обозначилась морщинка.

– Это долгая история. Пусть лучше Эймос расскажет.

– Он не станет. Из него и десятка слов клещами не вытащишь!

Справедливо замечено! Я засмеялась:

– Если кратко, то он сдал квартиру за спиной у отца, а я ее сняла. Мистер Роудс не обрадовался, но разрешил остаться, когда я предложила заплатить больше. – Получилось короче, чем я ожидала. – Я пробуду здесь еще две недели.

– Что?

Я кивнула, а затем поморщилась:

– Он совсем не обрадовался, а теперь, узнав о том, что я приходила, не обрадуется еще больше. Но я действительно беспокоилась об Эймосе.

– А я-то думал, что за машина стоит во дворе… – Он рассмеялся так неожиданно, что я растерялась. – Не сомневаюсь, что не обрадовался. Совсем.

– Он был просто вне себя, – подтвердила я. – Не хочу его и дальше бесить. Но вы скажите, что я стояла на расстоянии трех метров от его сына и вы все время были тут же. Пожалуйста!

Джонни с улыбкой открыл входную дверь:

– На расстоянии трех метров, принесли куриную лапшу и его телефон. Без проблем!

Я вышла, а он остался стоять в дверях.

За десять минут, что я провела в доме, сильно стемнело, и я достала из кармана фонарик. А не то, чего доброго, споткнусь, сломаю ногу, и никто не услышит моих стонов, кроме медведей-людоедов. Они меня съедят, а птицы выклюют мои глаза. Несколько дней назад этот сценарий – слово в слово – прислала мне по мессенджеру моя тетушка.

– Вы из Флориды? – осведомился Джонни, когда я направила фонарик на подъездную дорожку. Свет был слабым. Нужно будет поискать что-нибудь помощнее.

– В некотором смысле. Когда-то давно я жила здесь, но потом переехала. – Я сбежала по ступенькам и помахала ему: – Спасибо, что разрешили навестить Эймоса! Надеюсь, мы еще увидимся.

Он прислонился к дверному проему:

– Спасибо, что отвезли его в больницу!

– Без проблем.

Я снова помахала, и он махнул в ответ.

Не сказать, чтобы я рысью помчалась в гараж, но однозначно ускорила шаг. А когда сунула фонарик под мышку, чтобы осветить дверную ручку, услышала шуршание шин по гравию и запаниковала. Куда запропастился ключ? Мистера Роудса я не видела, а значит, он не скажет мне, чтобы проваливала, верно? Я полезла рукой в карман и поискала ключ. Блин! В заднем кармане! В заднем кармане!

Я оказалась в свете фар именно в тот момент, когда нащупала холодный ключ.

И уронила его.

– Вы в порядке? – послышался голос Джонни.

Он наблюдал. Вероятно, развеселился, когда я запаниковала. Интересно, видел ли он мои манипуляции?

– В порядке! Просто ключ уронила! – закричала я в ответ с бешено колотящимся сердцем и паническими нотками в голосе, потому что именно так я себя ощущала, шаря по земле.

Фары больше не двигались – это я поняла, когда снова нашла треклятый ключ.

Дверь открылась и захлопнулась в тот момент, когда я вставила его в замок.

– Эй, – послышался грубый голос.

Без паники. Все в порядке. Он мне обязан, разве нет? Я спасла его сына. Типа того.

– Привет, – отозвалась я, смиряясь с ситуацией. Ну, попалась.

Мой домовладелец тире сосед – мистер Роудс, он же Тобиас – обошел внедорожник и оказался в свете фар.

– Вас ведь Авророй зовут, так?

Я развернулась и выключила фонарик, свет которого уткнулся ему в грудь. На нем была футболка. Фары светили ему в спину, а лицо оставалось в тени.

Он злится? Сейчас вышвырнет меня пинком под зад?

– Да, верно. – Я чуть не поперхнулась. – А в чем дело?

– Спасибо за то, что сделали! – последовал ответ, заставший меня врасплох.

Ой.

– Это не составило труда, – сказала я его силуэту в свете фар.

Мистер Роудс стоял в паре метров от меня, почти наверняка скрестив руки на груди.

Судя по голосу, он не злился. Это был хороший знак. Но, опять же, он был не в курсе, что я только что вышла из его дома.

Он сделал шаг вперед, но я по-прежнему видела его не так хорошо: только очертания фигуры, широкой в плечах и узкой в бедрах. Наверное, он ходит в тренажерный зал. В городе был один. А иначе такой фигуры не добиться!

Мой визави вздохнул, и я попыталась вглядеться в его лицо.

– Слушайте… – Казалось, он с трудом подбирает слова, но тон голоса был таким же суровым, как в день нашего знакомства. – Я ваш должник. Эйм рассказал мне, как все было. – Он выдохнул громко, но спокойно и пророкотал: – Не знаю, как вас благодарить!

– Не за что.

Чем меньше сказано, тем лучше.

Еще один выдох.

– Я у вас в долгу. В большом долгу.

– Вы мне ничего не должны.

Еще один вздох.

– Должен.

– Да вовсе нет, – бросила в ответ я. – Вы мне вообще ничего не должны. Я рада, что смогла помочь и что с ним все в порядке.

Он так долго молчал, что я уже ничего не ожидала услышать. Но тут он сделал шаг вперед, потом другой – и оказался совсем близко. Он стоял, опустив руки, почти вплотную ко мне, так что я могла рассмотреть это невероятное лицо. В твердых линиях его четко очерченного подбородка чувствовалось напряжение. Он был в джинсах и футболке с изображением рыбы.

Ему было лет под сорок. Может, чуть больше.

И для своих лет он был в отличной форме. Скорее всего, просто рано поседел. Такое случается! Я знала певца, который к двадцати семи годам стал совсем седым.

Но что мне за дело до его возраста?

У меня были другие причины для беспокойства, и я могла бы разом с ними покончить. Он все равно узнает… И если действительно считает, что должен мне, так, может, простит и не станет выгонять пинком под зад? Хотелось надеяться.

– Я тут зашла к вам в дом… Меня впустил Джонни. Хотела проведать вашего сына. Дальше порога не проходила и пробыла минут десять, не дольше. И Джонни все время был тут же. Так что, пожалуйста, не сердитесь!

И снова он долго молчал, так что мне стало не по себе. Он просто… смотрел на меня. Цвет его глаз я не видела, только белки по краям.

«Честность до добра не доведет», – подумала я и внутренне сжалась.

– Я не сержусь, – медленно сказал он и снова выдохнул. Голос по-прежнему звучал раскатисто, но черты лица, казалось, капельку смягчились. – Я ваш должник. Я благодарен вам за то, что вы сделали. Не знаю, как вам отплатить, но что-нибудь придумаю.

Он снова сделал глубокий вздох, и я собралась с духом.

– Извините, что… так обошелся с вами тогда.

Он просил прощения! У меня! Пора бить тревогу…

– Все в порядке, – сказала я. – Если мне что-нибудь понадобится, я вам скажу. – Теперь пришел мой черед сделать паузу. – А если вам двоим что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Я пробуду здесь до… пока не съеду. – И тут я вспомнила. – А можно вопрос? Просто так. Сколько человек проживает в вашем доме?

Он внимательно посмотрел на меня, прежде чем дать ответ.

– Только мы с Эймосом.

Так я и думала!

– Ясно.

По крайней мере, он не планирует турнуть меня пинком под зад. А раз так, стоит этим воспользоваться.

Я протянула ему руку, и он обхватил ее своей большой прохладной ладонью и крепко пожал.

Я улыбнулась. Он не улыбнулся в ответ. Ну и пусть!

У него еще был шанс передумать и придать мне ускорение, поэтому я попятилась и, крикнув «спокойной ночи», проскользнула в гараж. Там я включила свет, закрыла замок и рванула вверх по лестнице.

Стоя у окна, я наблюдала за тем, как мистер Роудс поставил внедорожник на обычное место перед домом. Затем открыл пассажирскую дверь и достал белые пакеты из ресторана фастфуда – в городе их было два – и вошел внутрь.

Итак, я все еще была здесь.

И надеялась продержаться еще две недели.

Или, по крайней мере, как можно дольше.

Глава шестая

– Господь с вами, деточка! Не нужно извиняться, – проговорил пожилой господин с такой слащавой улыбкой, что у меня случился бы кариес.

Его приятель подмигнул.

– Разве можно сердиться на такое хорошенькое личико, да, Даг?

При этих любезных словах я напряглась всем телом. Я изо всех сил старалась помочь этим милейшим покупателям, но не могла. И поняла, что не смогу, как только увидела, что они приближаются к прилавку с двумя удочками, поэтому была готова.

Я выпалила первое, что пришло на ум:

– Давайте я позову кого-нибудь, кто сможет ответить на вопросы об удочках?

Я отчаянно пыталась не стоять столбом, запомнила бо́льшую часть ценников и даже названия двух представленных у нас брендов, но на этом мои возможности заканчивались. Чем удочки отличались друг от друга и уж тем более почему следует брать ту, которая длиннее, или даже для какой рыбы они предназначены, я не имела ни малейшего понятия.

Поэтому, когда мужчина лет пятидесяти с небольшим проигнорировал мои слова и продолжил напирать с вопросами типа «А в чем их отличие? И почему эта в два раза дороже?», я смирилась.

Не будь мы в запарке, я позвала бы Клару. Но она стояла у стойки проката, обслуживая небольшое семейство. Джеки была в подсобке на перерыве, а наш единственный сотрудник, работавший на неполную ставку, – с ним я познакомилась только нынче утром, – послонялся пару часиков и свалил, пообещав вернуться.

Мы с Кларой переглянулись, и тут до меня окончательно дошло, какой у нее затык с персоналом.

Для справки: он не вернулся.

Мужчины упорно игнорировали мои попытки отфутболить их к Кларе.

Утешало, что они проявляли доброжелательность и терпение, но все равно я чувствовала себя не в своей тарелке. Я знала, что из большинства передряг выбиралась потому, что была обаятельной и довольно дружелюбной по натуре. Дорожная полиция тормозила меня раз десять, но дело обходилось без штрафа, хотя, по словам моих друзей, я вожу как сумасшедшая. Я просто не люблю терять время! И что в этом плохого? То, как окружающие реагировали на меня, служило источником бесконечных подколок для моих двоюродных братцев.

В то же время генетика доставляла мне массу неудобств. Некоторые мужчины склонны к мизогинии и порой меня воспринимали как круглую дурочку. Но чаще я привлекала ненужное внимание, вызывавшее дискомфорт.

Я слушала, прилагала старания практически во всем и была доброжелательна – пока меня не обижали. Для меня все это было намного важнее, чем то, что снаружи.

Мне не нравилось, когда ко мне относились как к куколке. Это напрягало.

Я собралась с силами и одарила покупателей сладкой улыбкой:

– Давайте я позову хозяйку, и она вам поможет. А я тут новенькая и еще не совсем освоилась.

Тот, у которого было больше седины, мазнул взглядом по моей груди, очевидно, считая себя ловкачом и думая, что я ничего не замечу.

– Не переживай, красавица.

Я хотела вздохнуть, но вместо этого снова улыбнулась.

Тут дверь открылась, и вошел тот, кого я меньше всего ожидала увидеть.

Точнее, один из тех.

Сначала я обратила внимание на форму, облегавшую крупную сильную фигуру.

Он уже смотрел на меня. И если удивился, то за стеклами солнцезащитных очков это было не видно. Покупатели тем временем продолжали говорить.

– И что такая куколка делает здесь? Такой красавице место в магазине одежды или в ювелирном. Держу пари, там вы распродали бы все подчистую!

В любом, кроме этого: вот на что они намекали.

Я старалась изо всех сил. Но прошло всего две недели.

Я перевела взгляд на менее седовласого:

– Не такая уж я модница! И украшений почти не ношу.

Краем глаза я заметила, что мистер Роудс прошел вглубь магазина, но продолжал ли смотреть на меня, этого я не могла сказать.

– Мой приятель – здешний адвокат и, вероятно, будет не прочь нанять новую секретаршу. Могу замолвить словечко, – сказал более седовласый.

Надо думать, он намекнет приятелю, чтобы тот уволил нынешнюю секретаршу и взял меня на ее место?

Я покачала головой и выдавила очередную улыбку:

– Все в порядке, мне тут нравится.

Когда не лажаю. И когда меня не гладят по голове, будто в моем случае чего-то не знать – это нормально.

К счастью, покупатели сами определились с удочкой, и я выбила чек, стараясь не обращать внимания на то, как они пялились на мое лицо и грудь. Вручая чек и удочку, я улыбнулась им обоим и только после того, как они ушли, выдохнула.

Но лишь дверь за ними закрылась, я тотчас вспомнила о том, что если планирую остаться (да, мне не все нравилось в этой работе, однако стоило взглянуть на измученную Клару, и я понимала, что скоро не уеду), то нужно как-то ускоряться. Ради нее. Нужно научиться самой отвечать на вопросы и не смотреть на покупателей как баран на новые ворота.

Я огляделась и уперлась взглядом в мужчину, стоявшего у рыболовных снастей.

И тут меня осенило!

Кто знает все про прибамбасы для активного отдыха?

Только егерь!

Ну, может, еще кто-нибудь… Только таких знакомых у меня было раз, два и обчелся, а просить Клару провести ликбез я не могла. В магазине мы едва успевали переброситься парой слов, а после работы у нее всегда были дела. Дважды мы договаривались поужинать вместе, но оба раза пришлось отменить, потому что что-то случалось с ее отцом.

Конечно, мистер Роудс тоже занятой человек, учитывая, что раньше семи вечера его пикап обычно не появлялся, однако…

Я ведь спасла жизнь Эймосу, разве нет?

И он сказал, что мой должник, хотя я не планировала ловить его на слове. Так?

Чем больше я об этом думала, тем больше укреплялась в мысли попросить его о помощи. У него найдутся дела поважнее? Или он сошлется на то, что в его гараже мне осталось жить меньше двух недель?

И да, если я собиралась остаться, самое время подыскивать новое жилье.

Или я пока не решила?

Размышляя так, я пробила чеки еще двум покупателям, а тут и он, перебросившись парой слов с Кларой, а затем с Джеки – насколько хорошо они были знакомы, я не знала, но хотела выяснить, – медленно подошел к прилавку и положил две катушки лески. Хотела бы я знать, почему одна была толще другой!

– Здравствуйте, мистер Роудс! – проговорила я с улыбкой.

Он снял очки и зацепил дужку за пуговицу форменной рубашки. Серые глаза внимательно смотрели на меня. Тон был таким же безразличным и суровым, как прежде.

– Здравствуйте.

Я взяла первую катушку и отсканировала.

– Как ваши дела?

– Отлично.

Я отсканировала вторую катушку и решила рискнуть, поскольку никого не было поблизости.

– А помните, вы сказали, что у меня в долгу?

Это было вчера.

Он ничего не ответил, и я взглянула на него.

Его брови были выразительнее всяких слов: настороженность – вот что они отражали в полной мере.

– Вижу, что помните. Тогда, – я понизила голос, – хочу попросить вас об ответной услуге.

Серые глаза смотрели на меня с прищуром.

Ну, раз на то пошло…

Я оглянулась, проверяя, не слышит ли кто-нибудь, и быстро проговорила:

– Можете рассказать мне обо всем этом, когда будет время? Хотя бы чуть-чуть?

Он моргнул – очевидно, не ожидал такого поворота дела. И, надо отдать ему должное, он тоже понизил голос, когда медленно и даже отчасти недоуменно спросил:

– О чем именно?

Я мотнула головой.

– Обо всем этом. Рыбалке, кемпинге… Ну, в общих чертах, чтобы понимать, чем мы тут торгуем.

Он снова моргнул.

Я решила идти до конца.

– Только когда вы не очень заняты. Пожалуйста! Если можете. Но если нет, то ладно.

Просто пореву на ночь глядя, а потом усну. Делов-то!

На худой конец, можно в выходные сходить в библиотеку. Остановиться на парковке супермаркета и погуглить информацию в интернете. Решение найдется, я уверена!

Густые черные ресницы дрогнули, голос прозвучал тихо и ровно:

– Вы серьезно?

Он решил, что я прикалываюсь.

– Абсолютно.

Он повернул голову, давая возможность хорошо разглядеть его короткие, но очень красивые ресницы.

– Вы хотите, чтобы я научил вас рыбачить?

Казалось, он не верил своим ушам, точно я попросила его… ну, не знаю: показать свой пенис.

– Я не прошу научить меня рыбачить, хотя идея хороша. Сто лет не была на рыбалке! Скорее, рассказать обо всем понемногу. К примеру, чем отличаются эти две лески. Для чего нужны различные приманки? Или их называют наживками? И так ли необходимы все эти штуковины, чтобы развести костер? – Я понизила голос до шепота. – У меня вопросов пруд пруди, а сигнала нет, и в интернете не посмотреть. С вас, кстати, сорок долларов шестьдесят девять центов.

Мой домовладелец моргнул раз в сотый за время нашего рандеву – очевидно, пребывал в замешательстве или изумлении, когда вытаскивал бумажник и проводил картой по считывающему устройству, при этом почти не сводя с меня долгого внимательного взгляда, который совсем не походил на разглядывание давешних пожилых мужчин. В его взгляде не было сексуального или иного интереса – так смотрят на енота, задаваясь вопросом, нет ли у него бешенства.

Как ни странно, но это было гораздо предпочтительнее.

Я улыбнулась:

– Если нет, то ладно.

И протянула ему бумажный пакетик с покупками.

Мой визави принял пакет и отвел взгляд. Кадык у него дернулся. Потом он сделал шаг назад и вздохнул:

– Хорошо. Сегодня в девятнадцать тридцать. У меня будет полчаса и ни минутой больше.

Что?!

– Вы – мой герой, – прошептала я.

Он посмотрел на меня и снова моргнул.

– Буду как штык, – сказала я.

Он хмыкнул и так резво выскочил за дверь, что я не успела ни поблагодарить его, ни толком полюбоваться на его задницу в форменных брюках.

Но как бы там ни было, я испытывала облегчение.

Все прошло лучше, чем я ожидала.

Когда в девятнадцать двадцать пять в телефоне сработал сигнал, я все еще не оправилась от потрясения в связи с предстоящим уроком.

Я поставила будильник так, чтобы хватило времени закончить начатое дело – я складывала пазл, который купила в магазине «Все по доллару», – и дойти до соседней двери.

И почему, спрашивается, я нервничала? Я же не собиралась брякнуть или сделать что-то такое, чтобы меня раньше времени турнули пинком под зад!

Но всегда есть шанс облажаться.

А еще – оказаться в непредвиденной ситуации. Это я ненавидела.

Больше всего я не любила чувствовать себя тупой. Но именно так многократно ощущала себя за время работы в магазине. Я прекрасно понимала, что в незнании нет ничего постыдного: я знала уйму всего о множестве вещей, гораздо больше многих. Поработали бы вы в музыкальном магазине! Вот там я была бы как рыба в воде. Последние десять лет я жила среди музыкантов и сама удивлялась тому, какое количество разнообразной информации умещалось в моей голове. Я чувствовала ритм, а еще умела прилично играть на трех инструментах.

Но сейчас в этом не было никакой пользы. После того месяца, проведенного с Юки, даже желание писать пропало. Слова иссякли, я почти не сомневалась в этом. Та часть моей биографии отошла в прошлое. Однако чем хочу заниматься остаток жизни, я не знала. Но спешить не будем, верно?

Так что пока я вполне могла помочь старой подруге.

А раз так, нужно делать это хорошо. Мама никогда не относилась к делам спустя рукава, и я не такой человек. Она бы посоветовала не складывать лапки, а учиться.

Движимая этими чувствами, я спустилась по лестнице и пересекла гравийную дорожку, держа в одной руке упаковку с черничными маффинами, купленными в супермаркете после работы, а в другой – блокнот, куда записывала маршруты, которые планировала осуществить. Я подумала было заглянуть в коробку с блокнотами, которую уже год не открывала, но потом решила не заморачиваться.

На подходе к дому я посмотрела на пикап мистера Роудса и снова укрепилась в мысли, что иду к нужному человеку.

Хотелось надеяться.

Я постучала и отступила назад. Секунды через три в прихожей мелькнула тень. Затем включился свет, и тень материализовалась в фигуру. Это определенно был не Эймос!

Он открыл дверь и, не говоря ни слова, повернул голову, приглашая меня пройти внутрь.

– Добрый вечер, мистер Роудс! – Я переступила порог и улыбнулась ему.

– Вы вовремя, – заметил он, точно это его удивило, и закрыл дверь.

Я подождала, пока он пройдет вперед, чтобы указать мне, куда сесть. Или где встать.

Возможно, следовало просто погуглить нужную информацию. Или сходить в библиотеку. Хотя вряд ли мне выдали бы читательский билет, пока я не была резидентом штата.

– Опоздай я на минуту, вы бы меня на порог не пустили, верно? – честно сказала я.

Он обернулся, посмотрел на меня долгим взглядом – лицо оставалось каменным, суровым – и пошел по коридору. Мне показалось, он даже хмыкнул, точно не возражал. Хам!

Я снова разглядывала дом – здесь было все так же чисто. Ни кофейной чашки, ни стакана с водой. Ни грязного носка, ни салфетки.

Нужно будет прибраться в квартире, а то, чего доброго, найдет предлог нагрянуть с проверкой в мой феерический бардак.

Мистер Роудс остановился у кухонного стола, поверхность которого молила о том, чтобы ее ошкурили и нанесли два слоя морилки, – эту информацию я почерпнула в передаче «Ремонт своими руками». Как именно это следовало осуществить, я понятия не имела, просто знала, что это нужно. Но тут хозяин застал меня врасплох: обойдя стол, он выдвинул стул, а сам уселся на соседний.

Я плюхнулась на сиденье и поняла, что устойчивости ему не занимать. Я осмотрела ножки, поерзала – стул не двигался. Тогда я стукнула по ножке. Вроде не полая.

Когда я выпрямилась и оказалось, что мистер Роудс снова наблюдает за мной. Как за енотом! Очевидно, задаваясь вопросом, что это я делаю с его мебелью.

– Хороший стул, – сказала я. – Сами делали?

Его лицо приняло обычное выражение.

– Нет.

Он придвинулся к столу, положил на него большие руки с длинными пальцами и коротко подстриженными ногтями и уставился на меня серьезным тяжелым взглядом.

– У вас двадцать девять минут. Задавайте свои вопросы. – Его брови приподнялись на миллиметр. – Вы сказали, их миллион. Успеем обсудить десять или пятнадцать.

Блин. Зря диктофон не купила! Я придвинулась к столу.

– Миллиона нет, а пара сотен наберется. – Я улыбнулась, но, как следовало ожидать, ответной улыбки не последовало. И по фигу! – Вы хорошо разбираетесь в рыбалке?

– Достаточно.

Достаточно, чтобы друзья и родственники постили информацию о рыбалке на его странице в соцсетях. Ладно.

– Какая рыба водится в этих местах?

– Зависит от реки и озера.

– Твою ж мать!

Это вырвалось само, я не хотела. Оно еще и зависит?

Его брови выровнялись в линию.

– Вы представляете, чем занимаетесь?

– Нет, и потому я здесь. Любая информация лучше, чем ее отсутствие. – Я провела рукой по пустой странице и улыбнулась своей самой чарующей улыбкой. – Так… какая же рыба водится в здешних реках и озерах?

Попробуем еще раз.

Не сработало. Мистер Роудс вздохнул: судя по всему, задавался вопросом, во что, черт возьми, ввязался.

– Зима была сухой, и сейчас уровень воды очень низкий, что создает не лучшие условия для рыбалки. А еще туристы, вероятно, выловили рыбу в большинстве рек. Есть зарыбленные озера. Для многих это лучший вариант…

– Какие именно? – спросила я, впитывая информацию.

Он перечислил названия нескольких местных озер и водохранилищ.

– И чем они зарыблены?

– Большеротым окунем, форелью. Попадается пресноводный окунь…

Мистер Роудс назвал еще несколько видов рыб – я о них никогда не слышала и попросила уточнить написание. Он произнес по буквам, отклонившись на спинку стула, скрестив руки на груди, с выражением наблюдателя за енотом на лице.

Я улыбнулась, довольная тем, что заставила его насторожиться, хотя мне не хотелось, чтобы он считал меня больной на всю голову. Но правда в том, что, когда люди не знают, чего от вас ожидать, это вам на руку. Если неясно, как вы отреагируете, они не станут подкрадываться к вам сзади.

Я поинтересовалась, как в целом обстоят дела с ловлей окунеобразных, и получила пространный и неожиданно сложный ответ. Его глаза сверлили меня как лазеры. Они были серыми, какого-то невероятного оттенка: порой их цвет менялся до лавандового.

– Сколько стоят лицензии и как их приобрести?

Он распахнул глаза, как будто ответ был очевиден, но я сделала вид, что не заметила.

– Онлайн. И это зависит от того, являетесь вы резидентом штата или нет. – Он озвучил цены на лицензии и размеры штрафов при отсутствии оных.

– И много народу попадается без лицензий?

– Вам не жаль тратить время на расспросы о моей работе? – медленно и серьезно спросил он.

Настала моя очередь моргать. Хам! Что теперь? Третья попытка из четырех?

– Иначе бы я не спрашивала, – пробормотала я.

У меня действительно были вопросы поважнее. Но что за отношение?

Темная бровь приподнялась – ответ был односложным и по сути:

– Да.

Что ж, едем дальше. Мистер Сама Доброжелательность и все такое.

К несчастью для него, моей доброжелательности хватало на нас обоих.

– Какие виды лески используются для рыбалки?

Он покачал головой:

– Это сложно объяснить, нужно наглядно.

Мои плечи поникли, но я кивнула.

– Какое из этих озер вы бы порекомендовали?

– Зависит от обстоятельств, – начал он, пока я спешно фиксировала информацию. Он пустился объяснять, какие места не советует, и тут послышалось:

– Слушай, папа… Ой!

Я оглянулась через плечо, и мистер Роудс посмотрел в ту же сторону: посреди гостиной стоял Эймос, держа пакет чипсов.

– Привет! – сказала я.

Парнишка покраснел, вынул руку из пакета и пробормотал:

– Привет! Я не знал, что тут кто-то есть.

– Твой папа рассказывает мне про рыбалку, – попыталась объяснить я. – Это нужно для работы.

Пацан подошел ближе, сворачивая пакет. Выглядел он бодро. Двигался вроде бы хорошо, цвет лица вернулся в норму.

– Как тебе без аппендикса?

– Отлично.

Он остановился у стола, глядя в блокнот, который я исписала наполовину.

Я придвинула блокнот ближе, чтобы ему было лучше видно.

– Я хотела сказать, чтобы ты приходил играть в гараж в любое время, когда захочешь. Ты мне не помешаешь.

Он стрельнул взглядом в сторону отца.

– Я наказан. Но папа сказал, что скоро я смогу ходить в гараж, если вы не против.

– Ничуть, – я улыбнулась. – Я принесла маффины. Угощайся!

И указала на упаковку, лежавшую в центре стола.

– У вас осталось пять минут, – внезапно вмешался мистер Роудс.

Черт! Так и есть.

– Ну… тогда давайте закончим с тем, что вы не советуете.

Он так и сделал.

А я записала все, что было сказано. Только когда он замолчал, я положила ручку, закрыла блокнот и улыбнулась им обоим.

– Что ж, спасибо за помощь! Очень вам признательна.

Я отодвинула стул и поднялась.

Оба молча наблюдали за мной. «Каков отец, таков и сын», – подумала я. С той лишь разницей, что мистер Роудс не был застенчивым – он был угрюмым или настороженным, я пока не разобралась.

– Пока, Эймос! Поправляйся, – сказала я, отходя от стола. – Спасибо еще раз, мистер Роудс!

Мой суровый наставник расцепил руки, вроде бы снова вздохнул с видом явной неохоты, после чего неожиданно меня огорошил:

– Завтра в то же время. Полчаса.

Что?!

– Вы ответите на другие вопросы?

Он опустил подбородок, но, судя по изгибу рта, уже сомневался в принятом решении.

Я еще чуток попятилась, готовая рвануть с места, пока он не передумал.

– Вы лучший, спасибо! Не буду злоупотреблять гостеприимством, но спасибо-спасибо-спасибо! И спокойной ночи! Пока!

Сказав это, я метнулась к двери и закрыла ее за собой.

Вряд ли в скорейшем времени я стану экспертом в какой-то области, но я учусь.

Нужно позвонить дяде и блеснуть приобретенными познаниями. Вот бы завтра кто-нибудь обратился ко мне с вопросом о рыбалке, а я бы не подкачала! Как было бы здорово!

Глава седьмая

На следующий день в один из редких моментов затишья в магазине Клара наконец встала рядом со мной и сказала:

– Итак…

Я вскинула подбородок.

– Итак?

– Как тебе в Пагосе? – Вот о чем она решила спросить.

– Хорошо, – осторожно ответила я.

– Походила по округе? Посмотрела достопримечательности?

– Немного поездила.

– А в Меса-Верде была?

– Только когда ходили в поход полвека назад.

Она перечислила названия еще пары туристических маршрутов, представленных в брошюрах на стенде в углу.

– А в казино заглянула?

– Пока нет.

Она нахмурилась и прислонилась к стойке бедром:

– Тогда чем же ты занималась в выходные?

– Да так… Прошлась по короткому маршруту – слишком короткому. И все, пожалуй.

При слове «маршрут» она слегка побледнела: судя по всему, ее мысли потекли в том же направлении, что и мои. К маме. Когда по прошествии времени мы начали общаться по сети, вопрос о том, что случилось, никогда не возникал. В большинстве разговоров тема ее исчезновения была, как слон в комнате: свернуть на нее можно было в любой момент, с любой точки. Так было всегда. Когда я жила у тети и дяди, они сознательно избегали фильмов и шоу о пропавших без вести. Помнится, сразу переключили канал, когда показывали тот фильм об альпинисте, у которого рука оказалась зажата валуном. Тогда я два дня задавалась вопросом, зачем они это сделали.

Конечно, я была благодарна. Особенно, пожалуй, первые десять лет после случившегося. И в дальнейшем, когда выдавались плохие дни.

Но это не означало, что близкие мне люди должны проявлять повышенную чуткость. В основном я успешно со всем справлялась и могла говорить на эту тему без ощущения, что мир под ногами рушится. Спасибо моему психотерапевту!

Но, кажется, Клара сама поняла, что отреагировала как-то не так, потому что через секунду ее лицо приняло обычное выражение.

– Походы и отдых на природе – это уже не для меня. А Джеки любит, когда в настроении. Вам нужно выбраться вместе, когда погода хорошая, и посмотреть что-нибудь.

– Я только начала ходить в горы, а кемпингом не занималась лет двадцать…

Выражение ее лица снова изменилось – вероятно, она снова подумала про мою маму – и так же быстро вернулось в норму.

– Нужно что-нибудь придумать! Какие планы на понедельник? Я давненько не была в Юрей.

Юрей, Юрей, Юрей… Я почти не сомневалась, что городок находился где-то неподалеку.

– Никаких.

– Тогда договорились! Если не произойдет ничего из ряда вон. За тобой заехать? Или встретимся здесь?

– Лучше здесь.

Едва ли мистер Роудс обрадуется моим гостям, а злить его не хотелось, пусть даже жить под его крышей мне осталось недолго.

Клара открыла рот, собираясь сказать что-то еще, но вдруг подалась вперед и присвистнула.

Я обернулась на большие окна, в которые заглядывала несколько недель назад.

– Нет, ты это видишь?!

Она обошла стойку и направилась к дверям.

Я двинулась следом. Неподалеку был припаркован подозрительно знакомый пикап, а возле него мужчина в форме разговаривал по мобильному. Рядом стоял другой, в такой же форме.

Клара снова присвистнула:

– Я всегда тащилась от мужчин в форме. А ты в курсе, что мой муж был полицейским?

Порой… порой я забывала, что не я одна потеряла горячо любимого человека.

– Нет, не знала.

На ее лице появилось задумчивое выражение. Я лишь представила, о чем она думает, и у меня сжалось сердце. Только бы не «а вот если бы…»! Не альтернативная реальность. Хуже нее ничего не было.

– Полицейские – симпатяги, но мне всегда нравились пожарные, – сказала я через секунду.

Она чуть улыбнулась.

– Когда они в парадных коротких штанах и касках?

Я посмотрела на нее:

– Мне нравятся их подтяжки. Так и тянет ими щелкнуть!

Она засмеялась, а я улыбнулась, но только на мгновение, потому что мужчина по ту сторону стекла повернулся, и я окончательно убедилась в том, что задница мистера Роудса в форменных брюках выглядит фантастически.

– Он тут заходил. Ты с ним познакомилась? – спросила Клара.

– Ты про которого?

Я прекрасно понимала, кого она имеет в виду, хотя разглядывала другого мужчину в форме. Он был почти одного роста с моим домохозяином, но худощавее. Лица я не видела, но задница у него тоже была что надо.

– Про того, что справа. Про Роудса. Он иногда заходит. Только вчера был. Давным-давно встречался с моей двоюродной сестрой. Джеки дружит с его сыном.

Ни хрена себе! Я хотела сказать правду, но Клара продолжала болтать.

– Папа говорит, он вернулся сюда после демобилизации из ВМС, чтобы быть ближе к сыну. Ой! Он собирается сесть в грузовик. Давай-ка отойдем, пока он не заметил, а то неловко будет.

Роудс служил в ВМС? Ну вот, еще один кусочек пазла. Хотя какой в этом смысл?

Теперь понятно, откуда такая манера общаться… Властный голос. Представляю, как он раздавал команды и сверлил подчиненных тем же взглядом, что и меня. Чувствуется сноровка!

– Он мой домовладелец, – сказала я, когда мы отошли от окна, прежде чем нас застукали.

Клара так резко повернула голову, что просто чудо, как шейный позвонок не вылетел.

– Да ты что?

– Ага.

– Так ты у него арендуешь квартиру в гараже?

– Угу.

– И он сам тебе ее сдал?

– Ты не первая ставишь вопрос подобным образом. Нет, Эймос провернул это за его спиной. А что?

– Ничего. Он хороший отец. Такой… молчаливый и весь в себе, только и всего. – Она распахнула глаза. – Вот теперь складывается! Понятно, почему Эймос наказан.

Значит, Клара узнала от Джеки. Поэтому та так странно на меня смотрела, когда думала, что я не вижу.

– Ага.

И только когда мы вернулись за стойку, Клара очень тихим голосом поинтересовалась:

– А ты видела его без рубашки?

– Еще нет, – усмехнулась я.

Она хитренько улыбнулась в ответ:

– Сфоткай при случае.

Тем вечером я снова пришла рано – на две минуты раньше графика, держа тарелку с печеньем с шоколадной крошкой, которое собиралась выдать за домашнее, если кто-нибудь спросит. Дорого внимание, верно?

Блокнот был зажат под одной мышкой, кристалл в красивой упаковке, присланный Юки, – под другой, а ручка вместе с телефоном и ключом засунута в задний карман джинсов. За ужином я составила список вопросов и проранжировала их в порядке важности, в зависимости от объема сведений, который получу.

Я надеялась на большой.

В тот день мне представился только один шанс продемонстрировать новоприобретенные познания, и я была чертовки горда собой. Это помогало справиться с досадой, которая подступала всякий раз, когда приходилось беспокоить Клару или отсылать покупателя к ней. Она фонтанировала информацией и вызывала у меня огромное восхищение. Конечно, она выросла в этом бизнесе и жила в этих местах гораздо дольше, но это не умаляло ее достоинств. Она уезжала отсюда, и любой другой на ее месте позабыл бы большую часть того, что знал.

Я фантазировала о том, что мистер Роудс расщедрится и пригласит меня и на следующий день, но особенно на это не рассчитывала. А еще вспоминала, как он выглядел в форме, стоя по другую сторону улицы.

Мысли сами лезли в голову.

Он разведен? С кем-то встречается? Подруги, скорее всего, нет, потому что, кроме дяди Джонни, никто не приезжал, но тут не поймешь. Судя по тому, что мне удалось о нем узнать, он чрезмерно опекает своего сына-подростка. Возможно, подруга есть, но здесь не бывает.

Вот был бы облом!

Так, нужно скорее осваиваться и начать ходить на свидания. Годы идут, я не молодею, хочется с кем-то говорить по душам. С кем-то… родным.

Одной быть круто и все такое, но мне не хватало общения.

И секса.

Не в первый раз я жалела о том, что не могу проще смотреть на одноразовые связи и выгодные знакомства.

На мгновение я с тоской подумала о том, какими легкими и непринужденными были наши отношения с Кэденом. Мы были вместе так долго и знали друг о друге все, и я даже мысли не допускала, что мне придется искать другого близкого друга, который узнает меня и полюбит.

И мне не хватало этого.

Но мы уже не были вместе и больше никогда не будем.

Мне не хватало кого-то, но не его.

Иногда, а возможно, даже чаще, чем иногда, лучше быть одной.

Иногда нужно стать лучшим другом себе самой. Поставить себя на первое место.

При очередном напоминании о том, что я начинаю все заново, – и насколько это масштабная задача, на глаза навернулась слезинка. И тут дверь распахнулась. Я даже не поняла, что свет в прихожей не включился. Мистер Роудс стоял на пороге, придерживая дверь одной рукой и загораживая собой дверной проем. Его взгляд остановился на моем лице. Он нахмурился, широкий лоб прорезали морщины.

Я не стала смахивать слезу и заставила себя улыбнуться:

– Здравствуйте, мистер Роудс!

– Вы снова вовремя, – констатировал он, делая шаг назад.

Надо думать, это было предложение пройти внутрь.

– Не хотелось проблем с администрацией, – пошутила я, бросив на него косой взгляд.

Выражение лица не изменилось.

Он закрыл дверь и направился по коридору к гостиной, прямиком к кухонному столу. Я поставила тарелку посередине, рядом положила подарок для Эймоса, а он выдвинул стул, на котором я сидела вчера, и сам уселся на прежний.

Возможно, Мистером Белым-и-Пушистым он не был, но манеры у него имелись.

Садясь, я улыбнулась ему, положила блокнот на стол и достала зеленую ручку.

– Спасибо, что позволили прийти еще раз!

– Я же у вас в долгу.

Он критически посмотрел на круглый предмет, завернутый в белую папиросную бумагу.

Следует сказать ему, что это? Конечно. А скажу ли? Только если спросит.

– Вы это постоянно говорите. Я знаю, что могу рассчитывать на вашу помощь, и собираюсь этим воспользоваться.

Я не удержалась и подмигнула ему. К счастью, он не нахмурился. Просто сделал вид, что этого не было.

Разглаживая страницу, на которой вчера оборвались записи, я подвинулась на стуле чуть ближе.

– У меня миллион других вопросов.

– У вас двадцать девять минут.

– Спасибо, что ведете учет рабочего времени, – пошутила я, не давая сбить себя с толку.

Он скрестил руки на груди, не сводя с меня лилово-серых глаз.

Его бицепсы и предплечья действительно впечатляли. Когда он успел так накачаться?

Я одернула себя.

– Ладно, итак… Кемпинг. Вам известно, что это за штуковина – палатка-гамак?

Мистер Роудс даже не моргнул.

– Палатка-гамак?

Я кивнула:

– Да, мне известно, что такое палатка-гамак.

Судя по тону, он считал меня Капитаном Очевидность.

Я бросила взгляд на печенье и схватила одно.

– И как ей пользоваться? К каким деревьям крепить? Они практичны? – Я сделала паузу. – Вам приходится ночевать на открытом воздухе?

Вопрос о ночевке на природе он проигнорировал, а на остальные ответил.

– Гамак устанавливается между двумя крепкими деревьями. Лично я не считаю их практичными. Тут кругом много живности. Мало радости проснуться утром и обнаружить на стоянке принюхивающегося медведя, потому что туристы обычно не знают, как правильно убрать еду. И даже при наличии хорошего спальника – это еще что такое? – бо́льшую часть года в нем будет холодно. У нас всего два хороших месяца, когда есть смысл ими пользоваться. Опять же, все зависит от того, где стоянка. В июне выше четырех тысяч по утрам снег.

– В июне? – ахнула я.

Подбородок с милой ямочкой двинулся вниз.

– А где?

– На вершинах. И перевалах.

Нужно будет расспросить подробнее. Может, потом, уже под занавес.

– Значит, гамаки – это ерунда?

– По мне, так пустая трата денег. Лучше брать палатку и хороший коврик. Но если кому-то хочется бросать деньги на ветер, то вперед. Как я уже сказал, мишки – существа любопытные. Они побегут, но за тобой, и вы оба перепугаетесь до чертиков.

Все-таки нужно купить спрей от медведей! И тетушке – ни гу-гу про повадки любопытных мишек. Она уже начала забрасывать меня сообщениями о пумах…

– А какие медведи здесь водятся?

– Черные, но они не всегда такого цвета. Много бурых и цвета корицы.

– Гризли? – сглотнула я.

Он моргнул, и мне показалось, что уголок его рта дернулся.

– Нет, с семидесятых годов их здесь нет.

Я присвистнула с облегчением, а затем рассмеялась:

– Значит, гамаки – глупая затея. Ими стоит пользоваться, только если очень хочется, есть лишние деньги и желание рисковать жизнью. Поняла. – Я все зафиксировала, хотя сомневалась, что забуду. – А палатки…

Он вздохнул.

– Ладно, о палатках говорить не будем, если не хотите. А какие места для кемпинга вы бы посоветовали? Если хочется увидеть животных?

Мистер Роудс провел по коротким волосам цвета соли с перцем и снова скрестил руки. На груди обозначились бугры мышц.

Сколько же ему лет?

– Это юго-запад Колорадо. Можно разбить бивак у себя на заднем дворе и увидеть лису.

– А если не на заднем дворе? Скажем, в часе ходьбы отсюда?

Он потянулся рукой к лицу и потер короткую щетину. Ну, точно бреется по два раза на дню. Хотя какое мне до этого дело?

Мистер Роудс принялся описывать размеченные маршруты вблизи водных источников. Пару раз останавливался, при этом между бровей появлялась морщинка. Ну какой же красивый мужик!

И к тому же – мой домохозяин. Угрюмый – или недоверчивый, не желающий мириться с моим присутствием и проявляющий любезность только потому, что я отвезла в больницу его сына. Впрочем, порой люди знакомятся и при худших обстоятельствах.

Вдруг моя рука зависла в воздухе: он упомянул знакомое название.

– Маршрут плохо размечен и сложный, но опытному туристу вполне по силам.

К горлу подступил комок, и мне пришлось опустить глаза, когда чувство дискомфорта пробило грудь навылет. Стрела была красивой, идеальной, с зазубренным наконечником.

– Произнести название по буквам? – поинтересовался он, когда я не ответила.

Я сжала губы и помотала головой, сосредоточив внимание на его подбородке, а не на глазах.

– Нет, я знаю, как оно пишется. – Однако записывать не стала. – А все другие тропы, вы говорите, проходят близко к воде?

Он выразился именно так, но это первое, о чем я подумала, желая сменить тему.

Насколько хорошо я знаю тот маршрут, его не интересовало.

– Да, – подтвердил он, странно растягивая это слово.

Я умерила любопытство.

– А вы с Эймосом часто ходите в походы?

– Нет. – Его взгляд был слишком сосредоточен, морщинка не исчезла. – Эймос – не любитель пеших прогулок.

– Что ж, бывает…

Хотя странно жить в одном из самых красивых мест на планете и при этом оставаться равнодушным.

– А почему вы здесь?

Я замерла, удивленная его любопытством. Подумала было взглянуть на часы – оставалось еще много вопросов, которые хотелось задать, но раз он спрашивает… Что ж, я отвечу.

– В детстве я жила здесь, но много лет назад мне пришлось переехать. Я… развелась. Куда направиться, не знала и решила вернуться сюда.

Я улыбнулась ему и пожала плечами: мол, такие пустяки! Хотя на самом деле это были два самых значимых события в моей жизни. Они взорвали ее, точно динамит.

– Многим больше по вкусу Денвер.

– Многим – да, но я не хочу жить в городе. В последние годы у меня была довольно беспокойная жизнь. Самое время сбавить темп. Я забыла, насколько мне нравится бывать на свежем воздухе. Мама очень любила эти места. Когда я думаю о доме, то это здесь, даже двадцать лет спустя.

Я сунула в рот остаток печенья, быстро прожевала и договорила:

– Не знаю, останусь ли здесь навсегда, но попробую. Если не сложится, значит, не сложится. А пока буду стараться изо всех сил.

Это снова напомнило мне о том, что нужно искать новое пристанище. Пока поиски не увенчались успехом, но я надеялась, что кто-нибудь в последний момент откажется от брони.

Долгое время я считала себя чертовски везучей. Мама любила повторять, что ей всегда и во всем везет. Даже когда что-то шло не так.

Она во всем видела лучшее. Спущенное колесо? А не остановись мы, может, попали бы в аварию. Украли кошелек? Им деньги были нужнее, а у нее, по крайней мере, есть работа, и она заработает еще больше! Рядом с ней радость ощущалась в разы сильнее. А сейчас мне все чаще казалось, особенно в моменты упадка духа, что меня прокляли. А может, мама забрала всю мою удачу с собой.

Мистер Роудс сидел, откинувшись на спинку стула, и, морща лоб, смотрел на меня. Все еще не тем взглядом, который я в основном игнорировала, а как на енота – потенциального переносчика бешенства.

– А вы отсюда? – спросила я, хотя уже знала ответ от Клары.

Он сказал «да», и я поняла, что больше ничего не последует. Это оставляло открытым вопрос о том, сколько ему лет. Ладно. Изыщем какой-нибудь окольный способ выведать это у нее…

– Возвращаясь к кемпингу… В этих местах есть рыбалка?

– Время вышло, – объявил он ровно в восемь часов, глядя на тыльную сторону своей правой руки, лежавшей на столе.

Как, черт возьми, он так точно это определил? Я наблюдала за ним – он не смотрел ни на массивные часы на левом запястье, ни на телефон. Я даже не знала, где его телефон. Он не лежал на столе, как и мой.

Я улыбнулась, закрыла блокнот и прикрепила ручку к передней обложке. Взяла еще одно печенье и откусила.

– Большое спасибо за помощь!

Я отодвинула стул.

Он что-то пробурчал – отнюдь не в том смысле, что мечтал сегодня заниматься ликбезом. Но ведь-таки провел его!

– Привет, Аврора! – внезапно раздался другой голос.

Я оглянулась через плечо: в кухню с цветочной вазой в руках шел Эймос. На нем была большая футболка, наполовину скрывавшая мешковатые баскетбольные шорты.

– Привет! Ты как?

– Отлично.

Он остановился возле стула, на котором сидел отец, метнул в него быстрый взгляд и снова посмотрел на меня.

– А вы как? – медленно спросил он, точно испытывая неловкость.

От этого я еще сильнее прониклась к нему симпатией.

– Отлично, – улыбнулась я. – Твой папа снова мне помогал. – Я посмотрела на букет из розовых и фиолетовых цветов. – Какие красивые!

Эймос протянул мне вазу:

– Это вам. От мамы и папы. Спасибо за то, что отвезли меня в больницу!

– О! – Я взяла вазу: она оказалась довольно тяжелой. – Большое спасибо! Красивые цветы. Только не стоило этого делать, мистер Роудс.

Я не видела выражений их лиц, потому что разглядывала букет, но тут парнишка сказал:

– Нет, они от моего другого папы.

– Ох… – Я посмотрела на него. Тогда где же они – его мама и другой папа? – Поблагодари их от меня. Им с тобой очень повезло! Я бы сказала «всегда пожалуйста», но лучше не надо.

Оба промолчали.

Я прижала вазу к бедру и тут вспомнила, о чем сказала Клара.

– Вообще-то у меня тоже есть для тебя одна вещь. – Я взяла со стола кристалл и протянула ему. – Едва ли ты помнишь, потому что был не в себе, когда мы ехали в больницу, но я звонила своей подруге. И она прислала тебе это. Он помогает исцелению. Прикладывай его к левому боку. Моя подруга надеется, что тебе станет лучше.

Пока я говорила, его брови неуклонно ползли вверх, но в итоге он кивнул, а разворачивать не стал. Видимо, решил сделать это в своей комнате.

– А ты знаешь, что я работаю с Джеки? – спросила я.

Эймос кивнул, все еще держа подарок в руке и прикидывая его вес.

– А я не знала, что вы знакомы. Клара сказала, вы друзья.

Я помолчала.

– Да, – ответил он тихим голосом и сунул подарок в карман. – Мы играем вместе. Музыку.

– Правда?

Джеки ни словом не обмолвилась о музыке, но, опять же, все наши разговоры были о работе. Дважды мы болтали о кино, но дальше этого дело не шло. Она всегда казалась такой неуверенной рядом со мной, и я не могла понять почему.

– Джеки тоже играет на гитаре, – добавил он почти смущенно.

– Я не знала.

– Мы играем в гараже, когда у меня нет проблем.

Парнишка метнул на отца выразительный взгляд, который тот не увидел, и я постаралась сохранить невозмутимый вид, чтобы, в свою очередь, не облажаться.

– Он играет блюз, – вставил мистер Роудс. – Но выступать перед другими не любит.

– Папа, – фыркнул пацан, заливаясь краской.

Я ободряюще улыбнулась ему:

– Играть перед другими трудно: все время думаешь, что тебя оценивают. Но лучше не париться, кто что думает или что сам накосячил. Все косячат! Всегда. Никто не безупречен, и большинству медведь наступил на ухо: бемоль сроду не услышат, хоть ты тресни.

Парнишка пожал плечами, очевидно, смущенный тем, что отец его сдал. Но мне показалось, что это было мило.

Мистер Роудс промолчал бы, не будь он доволен.

– Именно так, Эйм. Кому какое дело, что думают другие?

Отец подначивал его, чем снова меня удивил.

– А сам всегда меня поправляешь, когда нас слушаешь, – пробормотал Эймос. Лицо у него все еще пылало.

Я подавила улыбку.

– У меня много знакомых музыкантов, и, честно говоря, большинству из них – не всем, но большинству – нравится, когда с ними откровенны и их поправляют. Лучше знать, что что-то не так, и внести исправления, чем снова и снова повторять одну и ту же ошибку. Это стремно, но только так становишься лучше. Поэтому я пристаю к твоему отцу с вопросами. Потому что устала косячить на работе.

Эймос не взглянул на меня, но пожал плечами.

Я поймала взгляд мистера Роудса, подняла брови и улыбнулась. Стоическое выражение его лица не изменилось, но глаза немного приоткрылись, совсем чуть-чуть: вряд ли мне это показалось.

Эймос, который либо не хотел оставаться в центре разговора, либо был не в настроении болтать, положил руку на спинку отцовского стула, провел ногтями по перекладине и, помедлив, спросил:

– А вы снова… пойдете в поход?

– Думаю в следующий раз пройти по речному маршруту.

Парнишка вскинул глаза:

– А куда?

– К Пьедре. – Это было, пожалуй, самое популярное место в регионе. Я побарабанила кончиками пальцев по вазе. – Ладно, не буду вам надоедать. Еще раз спасибо за сегодня, мистер Роудс! А ты, Эймос, поправляйся. Спокойной ночи!

Я помахала еще раз и направилась к выходу. Ни один из них не последовал за мной, чтобы запереть дверь.

Было всего восемь. Я не очень устала, но приняла душ, выключила свет и забралась в постель с напитком, думая о треклятом маршруте, который сегодня упомянул мистер Роудс.

Там пропала мама.

На нем она погибла.

По крайней мере, мы почти не сомневались, что она пошла туда. Один из свидетелей, которых нашла полиция, утверждал, что они столкнулись с ней, когда шли обратно: она поднималась в гору. По его словам, вид у нее был бодрый. Она улыбнулась и спросила, как все прошло.

Больше ее никто не видел.

Маленькая острая боль вонзилась мне в сердце, и я сделала глубокий-глубокий вдох.

«Мама не бросила меня», – напомнила я себе примерно в миллионный раз за последние двадцать лет. Кто бы там чего ни говорил и ни намекал. Она не бросила меня намеренно.

Потом я достала планшет и включила скачанный накануне фильм, но, свернувшись калачиком под простыней, смотрела невнимательно. И в какой-то момент, очевидно, провалилась в сон, потому что очнулась с планшетом на груди и сильным позывом сходить в туалет.

Обычно я прекращала употреблять жидкость за пару часов до сна, чтобы не просыпаться. Еще был страх обмочиться, хотя ничего такого не случалось уже лет тридцать. Но сегодня, пока я смотрела фильм, выпила банку клубничной газировки.

И теперь, проснувшись в кромешной тьме, застонала от давления на мочевой пузырь и села на кровати.

Пошарила вокруг, нашла под подушкой телефон и, зевнув, отключила его от зарядного устройства. Затем поднялась, постучав по экрану, включила фонарик и направилась в ванную. Снова зевнула, свет включать не стала, чтобы не проснуться, выписала примерно пол-литра и вымыла руки.

Зевая, пошла назад, моргая от слабого свечения часов в микроволновке и лунного света, проникавшего через всегда приоткрытые окна.

И тут над головой что-то просвистело.

Я снова зевнула и в растерянности подняла руку, пытаясь направить луч фонарика вверх.

И боковым зрением увидела, как что-то летит.

Я пригнулась.

Летящая хрень развернулась в полете и, блин, двинулась прямо на меня.

Взвизгнув, я рухнула на пол, и, могу поклясться чем угодно, она пролетела почти над моей головой.

Я сдернула с кровати одеяло, которое лежало в ногах, потому что было слишком тепло, и, накинув его на голову и моргая, пыталась разглядеть нападавшего. Я практически не сомневалась, что это была летучая мышь: птицы не бывают настолько проворными.

Неужели она проникла внутрь, пока дверь была открыта? Как же я не заметила? На окне была сетка, так что этот вариант исключался.

Я на четвереньках подползла к стене, где был выключатель, и, нащупав его, вскрикнула – хотя мне хотелось думать, что сказала:

– Какого черта?

Свет залил комнату, подтвердив мой худший кошмар.

Это действительно была треклятая летучая мышь.

– Мать твою!

Я чуть не вжалась в стену.

Да что за засада?!

Я что, все это время спала с ней? Она садилась мне на лицо? Испражнялась на меня? Как вообще выглядят какашки летучей мыши? На полу валялись какие-то темные комочки, но я думала, что это грязь с моих ботинок…

Мышь рухнула с высоты и снова полетела прямо на меня – по крайней мере, так казалось.

Потом я устыжусь своего поведения, но тогда ничего не могла с собой поделать и завизжала.

И, как ни стыдно признаваться, сползла по лестнице на четвереньках, перед этим прихватив ключи. Блин, блин!

Открыла дверь и – вот вам вся моя жизнь в миниатюре – выбежала в чем была: в носках, майке и трусах. И оказалась нос к носу с другой летучей мышью, державшей курс на бескрайнее темное небо, где ей было самое место.

Но я все равно пригнулась.

И, может быть, снова взвизгнула, но почти наверняка заорала: «Отвали!» Хотя не поручусь.

Но совершенно точно знаю, что, поскуливая, пробежала по гравию, сжимая в одной руке телефон с включенным фонариком, а другой придерживая под подбородком накинутое на голову одеяло, и шустро юркнула в машину.

Я была вся в поту, хотя несколько часов назад приняла душ. А что мне оставалось? Не потеть? Когда в квартире оказалась чертова летучая мышь?!

Захлопнув дверь, я еще долго переводила дух, а потом вытирала подмышки уголком одеяла.