Читать онлайн Из пустого в Городжего

ЛИТЕРАТУРНОЕ АГЕНТСТВО WRITER’S WAY

© Городжий Д.А., текст, оформление

Предисловие

«Все будет хорошо!» – из автомобильных колонок светлым обещанием пропела отбивка «Русского радио», на котором я проработал несколько лет. Поворотники тихонько щелкнули, и я съехал с Кутузовского проспекта на Минскую улицу – еще немного, и буду дома, а там меня ждет кое‑что важное. Встал на светофоре рядом с «Ауди», в эфире запела группа «Жуки», а я улыбнулся своим воспоминаниям. Тогда я был концертником – организовывал выступления артистов на разные мероприятия. Однажды мне позвонили с незнакомого номера.

– Алё, это вы концерты делаете? – донесся хриплый голос с характерной бандитской ноткой «наезда».

– Здравствуйте, да, – непроизвольно я выпрямил спину и немного напрягся. – А кто вам мой телефон дал?

– Да это не важно. Короче, мы тут «Ауди» купили.

– Поздравляю, хорошая машина! А какая модель?

– Да какая модель? Мы автосалон купили.

Русское Радио! Все будет хорошо!

На этой фразе я присел. А потом снова встал, когда услышал сиплое:

– Мы это дело отметить хотим.

– О, давайте под вас локацию найдем, концепцию составим.

– Да с этим нормально все – есть ресторан у меня свой, с пацанами чисто соберемся, 10 человек.

– Понятно, а может быть, артистов каких‑то хотите пригласить?

– Да, артистов, – я услышал, как собеседник щелкнул пальцами. – Слушай сюда, есть группа такая, «Жуки». Знаешь?

– Знаю.

– Короче, их надо. У них песня есть «Властелин колец». – И тут мой собеседник, стараясь попасть в ноты, нахмыкивает мне недавний сингл. – Это же про «Ауди», ты понял, да?

– Да, слышал эту песню.

– Вот пускай ее 45 минут поют.

Группа «Жуки» – «Властелин колец»

В моей жизни было немало организованных концертов – и крупных, и камерных, и таких запросов – иногда воплощенных, иногда – оставшихся только в планах. Сейчас же я в некотором роде тоже «Властелин колец», только не автомобильных или заколдованных, а обручальных. Уже давно вместе с партнером – супругой Анной – руковожу группой компаний по организации мероприятий, и главное направление работы связано со свадьбами.

Я припарковал машину у дома и поднялся в квартиру. Скоро приедет супруга и младший сын придет из школы, а пока я захожу в свой кабинет. Стеллажи в нем уставлены книгами по бизнесу и личному развитию, большую часть из них я купил не так уж и давно – после кризиса, который встряхнул меня, заставил заново пересобрать себя, свой бизнес и мир. Это была в каком‑то смысле точка невозврата – тело и мозг дали понять, что я не бесконечен, мир показал, что ничто не может быть стабильным. Все это запустило во мне изменения и стало толчком к тому важному, над чем я работаю уже год. Книга. В ней я описываю свою жизнь, делюсь открытиями, а некоторые совершаю прямо в моменте написания.

Честно говорю об ошибках, мечтах и обо всем том, чем живу. Это искренняя история. Я люблю жизнь со всей силы, праздную ее, пробую новое. Иногда ошибаюсь и падаю, но нахожу в себе силы подниматься и продолжать идти. Как шаг за шагом из ерундовых мелочей, из пустого, я рос и становился собой, Городжим. Пусть эта книга передаст вам частичку моей жажды жизни и заряда, который даже после болезненных падений помогает вставать и продолжать путь.

Pink Floyd – “Learning to Fly”

Ставлю в проигрыватель виниловую пластинку Pink Floyd, включаю ноутбук и открываю рукопись. Как барабанщики перед песней стучат ударными палочками «Раз-два-три!», так и мы – поехали, Глава 1.

Глава 1

В доме, где резной палисад

(«Вологда», ансамбль «Песняры»)

Мой родной город Волжский находится на левом берегу реки Ахтубы, а Волгоград – на правом берегу Волги. Обе эти реки соединены многочисленными протоками, что и образует большую Волго-Ахтубинскую пойму. Изначально город строился и развивался как пролетарский. И вся жизнь в нем вращалась вокруг заводов и фабрик, которых было… не перечесть, сколько их было. И жизнь там шла размеренная и трудовая, и все в ней было просто и понятно. Надо было хорошо работать, и мои родители работали. Так что корни мои пролетарские. И когда я ступил на предпринимательский путь, то часто был растерян и не знал, что делать, – как вы думаете, кому легче стартовать в бизнесе – сыну владельца завода или пареньку с рабочей окраины? В то время никто не мог подумать, что у меня – Димки Городжего с окраины Волжского – будет свое дело, благодаря которому я буду работать со звездами эстрады, организовывать события в спорткомплексе «Олимпийский», проводить свадьбу для короля.

Валентина Толкунова – «Одинокая гармонь»

ВИА «Песняры» – «Вологда»

Семья формирует человека, и, чтобы понять его лучше, нужно больше узнать о его родителях и родных: со своей семьей я познакомлю вас в этой главе. Жили родители в поселке с говорящим названием Рабочий, выросшем на реке Ахтубе для рабочих и специалистов, занятых на строительстве так необходимой стране электростанции – Волжской ГЭС имени XXII съезда КПСС. Название было очень в духе того времени. Семьи мамы и папы жили по соседству почти напротив друг друга: Селютины в четвертом доме, а Городжие в седьмом по улице Александра Матросова. Шлакобетонные дома частной застройки, заборы из штакетника, палисадники и небольшие огороды – вот пейзаж этой окраины.

Мои родители знали друг друга с детства. Играли, дружили, бегали купаться, и неудивительно, что в положенный срок меж ними возникло светлое чувство. Оба они были очень красивыми людьми.

Мой дедушка Иван Селютин. Папа моей мамы

Моя бабушка Вера Селютина. Мама моей мамы

Мой дедушка Коля. Папа моего папы

Моя бабушка Аня. Мама моего папы

Мама, Елена Ивановна Городжая, родилась 15 апреля 1954 года. Она была самой младшей дочкой среди девятерых детей большой семьи Селютиных. Ее родители, мои дедушка и бабушка, во время войны жили в Калмыкии, в селе Садовое, они были тружениками тыла. Дед Иван работал стрелочником на железнодорожном разъезде. А бабушка всю жизнь была домохозяйкой. Уже до войны семья была многодетной. В поселок Рабочий семья Селютиных переехала в 1961 году, когда моей маме было семь лет.

Медали моих дедушки Коли и бабушки Ани Городжих

Мама серьезно занималась спортом – легкой атлетикой. Но не такими дисциплинами, как бег и прыжки, а толканием ядра. Мастером спорта она не стала, но участвовала в соревнованиях между спортивными школами и имела высокие разряды. Иногда ей удавалось брать призовые места. Занятия любым видом спорта закаляют характер. Потому что надо преодолевать себя каждый раз: ежедневно вставать и идти на тренировку, напрягаться, когда усталость уже накопилась и хочется покоя и отдыха, соблюдать режим сна и питания, порой отказываться от удовольствий ради тренировки. Это дисциплинирует характер и мозг. Характер у моей мамы закалился настолько, что ни перед какими трудностями она не спасовала и никогда не опускала рук.

Мой отец Анатолий в юности

Моя мама Елена в юности. Здесь ей 17. На обратной стороне надпись – «На долгую вечную память Лапочке от Аленки» 1971 год

Мой отец Анатолий в молодости

Моя мама Елена в молодости

Занятие классическим спортом придает фигуре неотразимую грацию и увеличивает количество поклонников. Голубые глаза, густые темно-каштановые волосы в модной стрижке, красиво изогнутые брови производили на молодых людей впечатление. Сильная, веселая, активная, она определенно являлась звездой поселка. Но рука ее на всю жизнь осталась тяжелой. Уж положит так положит!

Депутатское удостоверение № 40 товарищу Городжей Елене

Диплом ученице 70 «Д» класса школы № 3 Селютиной Лене, занявшей второе место в метании диска с результатом 22 метра

Подруг у мамы было много и по работе, и так, по жизни. Она всегда что‑нибудь придумывала, чтоб было не скучно. И всегда старалась не для себя, а для людей. Эта энергичность привела ее сперва в бригадиры, а потом народ доверил ей нести свои наказы наверх – выдвинул в депутаты городского собрания. По характеру я истинный сын своей матери – такой же неуспокоенный, шебутной и активный. Эта природная активность и упорство дали мне сил чего‑то в жизни добиться, а не застрять в маленьком городке без особых планов на жизнь.

Мои родители до моего рождения

Мой отец, Анатолий Николаевич Городжий, родился 1 сентября 1952 года, его семья тоже была многодетной. Дедушка Коля и бабушка Аня, пройдя через горнило Великой Отечественной войны, вырастили и воспитали пятерых детей: двоих сыновей и трех дочерей. Николай Иванович прошел, точнее сражался, всю войну на танке Т-26 механиком-водителем. Анна Петровна служила в зенитном расчете противовоздушной обороны, она здорово управлялась с крупнокалиберным пулеметом Дегтярева – Шпагина. Такие зенитные пулеметы имели калибр 12,7 миллиметров и являлись основным средством борьбы со штурмовыми самолетами и пикирующими бомбардировщиками в прифронтовой зоне.

Мой отец, когда был пионером

Батя тоже был хорош собою. Не очень высокий, но спортивный, подтянутый, с густой шевелюрой темно-русых волос, с правильными чертами лица, он был, что называется, первым парнем на деревне. Характер у него тихий и спокойный. Терпению и выдержке, трудолюбию и рассудительности я учусь у отца до сих пор. С юности он интересовался археологией и палеонтологией, собирал книги по этой теме. Когда Ахтуба сходила, он с пацанами находил небольшие зубы и останки костей. Это подталкивало его к мыслям поступить в археологический, заниматься раскопками, но позднее быт затянул, и он пошел на завод. Отдельной его страстью была и остается рыбалка. Жить на реке и не рыбалить невозможно! Величие и просторы этой реки, бескрайних плоских степей по обоим ее берегам проникают в душу каждого волжанина. По темпераменту папа представляет собой противоположность маме, но всегда поддерживал ее в любых начинаниях. И по волнам жизни они шли, взявшись за руки, уравновешивая и поддерживая друг друга.

Мой батя в рядах Советской армии. 1972 год

Поженились мои родители 2 ноября 1973 года. Ко времени, когда я планирую закончить книгу, родители будут праздновать 50‑летнюю годовщину – золотую свадьбу. Тогда свадьбу гуляли по поселковым обычаям: первый день в доме жениха, второй – в доме невесты. Готовили угощение дружно, обеими семьями, благо рук, привыкших к труду, было в достатке. Жаль, что эта привычка, свойственная многочисленным семьям, – все праздники отмечать вместе – уходит из современной жизни.

ВИА «Поющие сердца» – «Листья закружат»

Моих теток и дядюшек было 12 человек, а их детей – моих двоюродных братьев и сестричек – и не сосчитаешь сколько! Все мы жили рядом и постоянно тусовались вместе: играли, делали уроки, ходили в кино.

Для жительства на первых порах папины родители выделили молодым летнюю кухню. Нынешним жителям мегаполисов неведомо, что это такое – летняя кухня. А люди, живущие в селе, предпочитают иметь отдельное строение для обработки птицы, разделки рыбы, очищения овощей с огорода, чтоб не тащить в дом грязь, перья, морковкину ботву и комья земли. Хорошая летняя кухня строилась из штакетника и имела обычно две комнаты: складскую со спуском в погреб и собственно кухню. Дедушкина кухня была хорошей. В ней было прохладно летом и тепло зимой. Просторная комната отапливалась большой дровяной печкой, на которой и готовили. Селить в кухне молодых – обычное дело. Молодая семья сразу становилась в городскую очередь на жилье. Мои родители получили квартиру через три года.

2 ноября 1973 года

Свадьба моих родителей

Молодая семья, молодые родители – это не просто оборот речи, это обозначение острой нехватки жизненного опыта вообще и семейного в частности. Оплошности в обращении с младенцами случаются даже у таких родителей, которые вынянчили с десяток младших братишек. У одних дети падают кубарем, другие забывают своих чад в посторонних местах, в нашем семейном предании – история пооригинальнее.

Дело было в феврале 1975 года. Как человек безусловно хозяйственный и экономный мой папа задумал выгнать немного самогона. Забродившее варенье выбрасывать крайне нерентабельно, когда есть способ изготовить из него весьма полезный и востребованный продукт. Посоветовались со знатоками – друзьями и родственниками, приготовили брагу и, одолжив простенький аппарат, водрузили его на нашей кухне. Аппарат состоял из большущей кастрюли с плотно прилегающей крышкой, из отверстия которой выходил длинный-предлинный резиновый шланг. Прикрывалось это все тазиком со снегом – охладителем. Батя налаживал агрегат, а я, 10‑месячный, бойкий и любопытный, стоял в своей кроватке, держась обеими ручками за перекладину решетки, спасающей всех младенцев от падения на пол, и притоптывал ножкой. Процесс был непонятным и интересным.

Мама замешала простое тесто, брагу налили в кастрюлю, накрыли крышкой, потрясли и что‑то проверили, обмазали стык тестом и подкинули в печку дров.

Все понимали, что занятие это долгое, на целый день, и неспешно вели беседу, пили чай и не обращали внимания на занятого своими делами ребенка. Я к этому времени утомился прыгать и сел играть в кроватке, как в манежике.

Постепенно кастрюля нагрелась, зашумела и заняла собою все внимание взрослых.

Я и сейчас не очень‑то разбираюсь в особенностях конструкций самогонных аппаратов, хотя видел в современных магазинах брутальные агрегаты, сверкающие медными и хромированными боками с манометрами и системами трубок, изогнутых невероятными дизайнерскими вывертами. Очевидно, что малоопытные тогда еще мои родители делали что‑то не совсем правильно. Незаметно воздух кухни и сопредельной с ней комнаты наполнился парами – воспоминаниями о чем‑то яблочном и клубничном.

Поворотным моментом этой идиллии стал мамин взгляд в мою сторону. Меня пора было кормить, а я был как‑то непривычно спокоен.

– Дима, Дима, Димочка! Вот кто у нас сейчас покушает! – приговаривала мама, подходя к кроватке.

Мне рассказывали, что я сонно хлопал глазами и молчал. Был подозрительно румяный и тихий.

– Глянь, как его разморило! – обратила мама папино внимание. – Дима, иди к маме на ручки!

Я не проявлял никакого интереса ни к маме, ни к ручкам, ни к перспективе покушать.

– Неужели не проголодался, мой маленький?! – уже немного встревоженно сказала мама и приложила руку к моему лбу. – Нет, температуры нет. Кажется… – добавила она.

Она вынула меня из кроватки, посадила на согнутую в локте руку и тут уже заволновалась не на шутку. Потому что я непременно бы упал с ее руки, если бы она меня не подхватила и не прижала плотно к своему телу. Все мышцы мои настолько расслабились, что я обмяк и готов был стекать с ее рук, словно жидкое тесто. Щечки мои пылали нездоровым румянцем, глазки захлопывались и выглядели отекшими, эмоций на лице не осталось совсем. Куклы выглядят живее, чем я в ту минуту.

– Толя! – закричала мама. – Толя! Ёшкин кот! Посмотри, что с Димкой! Что делать?!

Конечно, папа уже не смог продолжать наблюдение за волшебным родником. Побежал в дом, за своими родителями.

– Что вы наделали! – кричала бабушка, проверяя мое урежающееся дыхание. Пришлось проводить мне детоксикационную терапию. И теперь в нашей семье все знают, что маленькие дети имеют очень тонкую кожу, сквозь которую проникает все, что есть в атмосфере. Поэтому воздух, обильно насыщенный алкогольными парами, привел к отравлению младенческого организма. Слава богу, в итоге все обошлось.

Мама, папа и я со своими друзьями

Обычно детская память очень цепкая. Время, когда мы жили в Рабочем, я запомнил очень хорошо. Еще яркие воспоминания у меня начинаются после переезда в Волжский. Этот город был совсем рядом с поселком. Село Безродное, на месте которого расположен нынешний город Волжский, очень сильно пострадало во время Сталинградской битвы. Толчком к строительству рабочего поселка на месте разрушенной деревни послужило начатое в 1951 году строительство ГЭС. Возведение электростанции и жилых домов началось силами исправительно-трудового лагеря. Однако позже его ликвидировали, и город, его заводы и фабрики, сама ГЭС продолжали строиться силами вольнонаемных рабочих. Как поселок Волжский был зарегистрирован в 1952 году, а полноценным городом он стал 22 июля 1954 года. Город – ровесник мамы. На начальном этапе градообразующим предприятием была ГЭС. Около ее турбин, как зубры у водопоя, за 1950–1960‑е годы выросли десятки заводов. Здесь укоренились химическая, металлургическая, машиностроительная, пищевая и легкая промышленность. Всему этому нужны были рабочие руки, и город быстро рос.

Лето в наших краях жаркое и сухое. Дожди – явление нечастое, если и придут, то кратковременные.

Являясь частью Великой Степи, на краю которой и расположен город Волжский, Нижнее Поволжье регулярно подвергалось испытанию суховеями. Это ветра восточного, юго-восточного и южного направления. Воздушные массы из районов пустынь Казахстана начинают перемещение и, постепенно разгоняясь, проносятся по всей Великой Степи. Нигде на своем пути они не встречают преграды и стихают, только запутавшись в северных лесах. Эти ветра уносят плодородный слой почвы, губят молодые растения зерновых культур. В прежние времена население Поволжья, Кубани, особенно в Прикаспийской низменности, каждые 20–30 лет страдало от сильных неурожаев.

Дедушка Николай и бабушка Анна со своими близкими. Я с родителями справа с белых трусиках

Для борьбы с этим природным явлением был разработан «Сталинский план преобразования природы». Он был принят и введен в действие в 1948 году. Согласно этому плану, в частности, предстояло посадить лесные полосы по обеим сторонам Волги от Саратова до Астрахани шириной 100 метров и протяженностью 900 километров, чтобы преградить дорогу суховеям. Из всех методов борьбы с ветрами такие насаждения наиболее эффективны. Они разбивают воздушный поток на более мелкие вихри и замедляют его скорость.

Наш молодой город был спроектирован сразу с учетом этого глобального плана. В нем предусмотрено место для парков, бульваров, и, сколько себя помню, на каждый субботник мы приходили с лопатами и высаживали деревья. По плотности зеленых насаждений на квадратный метр город моего детства был на втором месте в СССР.

Моя фотосессия в фотоателье

В Волжском родители и получили двухкомнатную квартиру в новом доме, построенном на улице Пушкина. Новоселье справляли в феврале 1976 года. Это был дом одной из самых быстровозводимых серий, без лифта и без мусоропровода. Зато квартиры сдавались полностью готовыми к заселению: сантехника установлена, обои поклеены, выключатели и лампы в наличии – заходи и живи. Такие дома в простонародье назывались хрущевками. На каждом этаже располагалось по три квартиры. Нашими соседями по этажу были такими же молодые семьи, их дети будут учиться со мной в одном классе, и мы будем дружить всю школу. Дети принимают жизнь такой, какая она есть, и я просто жил, как и все вокруг

Дети принимают жизнь такой, какая она есть, и я просто жил, как и все вокруг. Мой дом, пятиэтажная хрущевка, был частью неправильной окружности, состоявшей из точно таких же домов, в центре которой нашлось место и хоккейной коробке, и футбольному полю, и площадке для выбивания ковров. Вся внешкольная часть детской жизни проходила здесь. Казаки-разбойники и походы в подземелье, салочки и вышибалы – каких только игр мы не выдумывали! Без всякого присмотра носились мы по двору целыми днями…

Это было благословенное в своей беспечности время. Сначала я думал, что все дети беззаботны, и оттого этот период мне вспоминается таким, но нет. То время действительно было очень спокойным. Несмотря на то, что в городе некоторая часть населения была из бывших уголовников, тех самых, которые участвовали в строительстве ГЭС, это был очень спокойный тихий городок.

Автомобилей еще было не много – риск попасть под колеса в пределах двора был минимальным. А главное – кажущаяся детская свобода не была безответственностью старших. Каждый взрослый человек присматривал не только за своими, но и за чужими детьми. Увидев курящего первоклассника, любой сосед мог выкрутить ему ухо без риска быть неправильно понятым. Упавшего ребенка поднимали те взрослые, которые оказывались рядом по воле случая. Проголодавшегося соседского оболтуса напоить и накормить могли в любой квартире. Именинник выносил во двор кулек конфет, чтобы всем стало слаще в его личный праздник. Не то чтобы это был такой коммунизм нашего двора, но уровень жизни у всех был примерно одинаковый, завидовать нечему. И бояться тоже нечего.

А за этим дворовым кругом был другой мир. Направо пойдешь – в детский садик попадешь, налево выйдешь за пределы круга – увидишь клуб и школу. И еще за пределами нашего двора был взрослый мир, в который каждый день трамваи и автобусы увозили и откуда вечером привозили родителей. Мир, где за высокими заборами гудели заводы и таинственные предприятия производили что‑то очень нужное и по‑взрослому секретное. Этот мир расширялся с каждым днем моего взросления. Именно этот двор и жизнь, которая проходила в нем, стали началом истории, которую я расскажу в этой книге.

Глава 2

В памяти моей сейчас, как в детстве, тепло

(«Песня о далекой Родине» из к/ф «Семнадцать мгновений весны»)

Наша лестничная площадка была заселена такими же семьями, как моя. Отцы и матери работали на близлежащих заводах, а мы, мальчишки, были примерно одного возраста. В моем детстве мы все дружили семьями. Нередко ходили в гости к соседям направо или к семье налево. Порой гости приходили к нам. Телевизор у нас был цветной, самый большой на нашей лестничной площадке. И поэтому, когда телевидение анонсировало интересный фильм, дружеские вечерние посиделки происходили или у нас, или у Сулим в квартире. У них тоже был хороший телевизор. Мне запомнилось, как несколько вечеров подряд к нам приходили со своими табуретками и стульями в полном составе семьи Никериных и Сулим. Мамы втроем собирали почти праздничный стол, звали детей и пап. Мы – компания мальчишек и единственная девочка, старшая сестра Игоря, Ирина Никерина, – занимали почетное место в первом ряду у телевизора – прямо на ковре под ногами родителей. Все вместе мы смотрели «Семнадцать мгновений весны».

Иосиф Кобзон – «Где‑то далеко», песня из к/ф «Семнадцать мгновений весны»

Нам тоже было интересно кино про войну, а родители объясняли нам непонятные места. Мы были вдохновлены хитростью Штирлица, героизмом радистки Кэт и очень переживали за рассеянного опьяненного свободой профессора Плейшнера. Потом, конечно, мы разыгрывали увиденные сцены. Как все маленькие дети, в своих играх мы были невероятно талантливы. Уже тогда я был заводилой в этих инсценировках. А Саша и Игорь – классические ведомые в кружке мальчишеской дружбы – поддерживали эти начинания, как любые новые игры. Просто так бегать с пластмассовым пистолетом мне быстро надоедало. И я придумывал – точнее, переиначивал – только что виденное на свой лад. Эти постановки были, что называется, для своих, только для играющих, без зрителей. Они нас захватывали, захлестывали и требовали какого‑то продолжения, выплеска в свет.

Я с гармошкой. Я с раннего детства стал проявлять свои творческие желания. Брат Виталик второй слева, сестра Леночка четвертая слева

Это я в садике. У меня здесь температура 39, но фотоссесия проходит один раз в год, поэтому не мог пропустить

Это я. Фотосессия в садике

Это я на фоне одеяла фоткаюсь

Еще дошколятами мы понимали, что праздник – это когда мама и батя дома, когда вкусный стол, много сладостей: торт «Птичье молоко», лимонад «Дюшес», какие‑то особенные конфеты. Праздник предполагает множество нарядных гостей и разнообразные развлечения: общие игры, фанты, когда все читают стихи, или танцуют, или показывают фокусы…

Когда был праздник, эмоции становились яркими, их можно было искренне показывать всему миру – радость, жизнелюбие, восторг, теплоту к близким. В обычной жизни эмоции особенно не показывались, прятались, стирались меж бытовых дел. Но все менялось, когда приходил праздник! Как сервиз из серванта, доставались улыбки, громкий смех, слова благодарности, объятия, одобрение… Праздник был способом открыто и уместно показать себя настоящим, чувствующим, открытым к другим. Когда детьми мы делали праздник, мы были искренними.

Не помню, чей именно это был день рождения и даже у кого дома мы его справляли, но началось все с фантов. Сначала мы отвечали на них – по очереди читали выученные в детском саду стихи. Мне показалось этого мало.

– А давайте покажем родителям танец, который в саду выучили! – предложил я Саше и Игорю.

– А давай! – согласились мальчишки.

Танец наш воспитатели именовали матросским, имея в виду «Яблочко», но пластика дошколят предполагала танцевальные фигуры исключительно образца пятка-носок-топ-топ-топ.

Песня «Эх, яблочко»

– А костюмы? – с сомнением протянул Сашка. – Костюмы‑то у нас в саду остались!

– У меня похожие штаны и дома есть! – сказал Игорь.

– А тебе мамин берет натянем, прям как бескозырка будет смотреться! – мою фантазию было не остановить.

Я в детском саду – во втором ряду четвертый справа

В детском саду. Я в третьем ряду второй слева рядом со Снегурочкой

Аккомпанировали мы себе сами, истошно вопя в три глотки:

– Ла-ла-лай, ла-ла-ла-ла-ла-лай!

Наш номер был еще не очень хорошо отрепетирован и слаженность движений хромала, но задора было хоть отбавляй. И мы были твердо уверены, что наш матросский танец прекрасен!

– Молодцы! Молодцы! – смеялись и хлопали, поощряя нас, наши родители.

Ясли-сад «Дельфиненок». Выпуск 7987 года. Последний год перед школой. Я в верхнем ряду пятый слева

Они были довольны. Хвалили и обнимали нас. Нам такой прием понравился. И начался в нашей жизни период, когда наша мальчуковая компания – Игорь, Саша и я – придумывала разные номера, чтобы концертировать перед родителями. Иногда к нам присоединялись Сережа – старший брат Саши, Ира – старшая сестра Игоря, и Виталик, мой двоюродный брат. Он был помладше на пару лет, но тянулся за нами, для него старшаками. Помню, как‑то раз я предложил:

– Давайте поставим спектакль, посвященный 23 Февраля!

– О! Классно! – поддержали идею ребята.

Каждый старался придумать что‑нибудь пооригинальнее, позабористее, чтобы перещеголять других. Так проявлялось в нас природное человеческое соперничество. И конечно, в этих постановках находило отражение то, что мы видели в окружающей нас жизни. В выходной день, когда все родители дома, мы говорили:

– Дорогие родители, у нас есть для вас концерт. Сегодня собираемся у Сулим.

Родители ставили стулья, усаживались, как будто в Доме культуры, и мы выступали для них.

Праздник – это способ разделить с близкими радость. Это не только про выпить и поесть, это прожить вместе эмоции, наполниться чем‑то хорошим и светлым, почувствовать поддержку. И сейчас мы в семье празднуем события, и это тоже важная часть жизни. На страницах этой книги вы прочитаете про самый прибыльный год моей компании по организации частных мероприятий. И удивительно, но это был второй год пандемии! По планете шел вирус, стастика по летальным исходам росла, но люди хотели праздновать жизнь здесь и сейчас. Когда, если не теперь, жениться, радоваться, находить что‑то светлое? Они соскучились по этой части бытия, по событиям. Потому что праздник – это важная часть жизни.

Становясь старше, мы уже не удовлетворялись повтором выученных детсадовских сценок и танцев. Мы сами принимали решение, какие номера приготовить. Сами придумывали и выступления, и костюмы. Сами изготавливали их из подручных материалов. Ко Дню космонавтики мы готовили космическую песню и наряжались в скафандры. К 7 Ноября изображали всадников на конях и с шашками. Я, конечно, был Мальчишом-Кибальчишом.

Одним из самых запомнившихся моих образов был робот. Я надевал на голову одну картонную коробку, вторую – на попу. Коробки, кстати, пришлось стащить из молочного магазина (тара была оборотной, и такие коробки стоили по 60 копеек). Сам рисовал техно-глаза и был очень современным танцующим роботом. Вдохновила меня на этот номер композиция группы Kraftwerk “The Robots”, которую впервые я услышал в фонотеке семьи Сулим. Электронная музыка и неживые голоса, произносящие “We are the robots” – мне слышалось: «Мы все роботы», – обусловливали отрывистые, как бы механические движения.

Kraftwerk – “The Robots”

Вспоминая эти представления, я думаю: до чего же мы были любимы нашими родителями! Сколько нужно терпения, чтобы в течение пяти минут смотреть на неумелые, практически бессмысленные движения ребенка, потом хлопать и хвалить его! Дорогие мои родители, спасибо вам за это! Спасибо за вдохновляющие любовь и терпение! Без этого я бы не вырос таким уверенным в себе.

Игорь Никерин тоже делал какой‑то свой номер. У Саши фантазии было поменьше, но он подхватывал наши начинания и участвовал в концерте на равных. Потом мы почувствовали, что выступать в квартирах нам уже тесно. И творческое объединение мастеров эстрады третьего этажа вышло на международную сцену – наш концерт был перемещен на улицу, к входу в подъезд.

Подъезды в нашем хрущевском доме были с крылечками перед входной дверью. И это место подходило на роль подмостков самым замечательным образом. Само крыльцо приподнималось над уровнем земли на несколько ступенек. Козырек над ним опирался на две колонны, обозначая границы сцены. Перед ступеньками было достаточно места, чтобы расставить стулья для публики. А подъездная дверь исполняла роль кулис.

На такие концерты мы уже звали соседей. Обыкновенно в тихие летние вечера все дворовые бабушки сидели около подъездов, судача о своих и соседских делах. Мы давно были знакомы со всеми соседками и звали их на наши концерты, и они знали нас и потому приходили. В этом было что‑то уютное, семейное…

Втроем мы ходили по двору маленьким парадом и объявляли:

– Сегодня вечером у подъезда номер два состоится концерт. Просьба приходить со своими стульями.

И к нам приходили бабушки со своими табуретками. Они были довольны развлечением, а мы – счастливы от проявленного к нам внимания. Воодушевление и радость от обмена положительными эмоциями заряжали и нас, и старшее поколение.

В то лето обстановка в нашем дворе сложилась очень творческая. Девчонки, выгуливавшие кукол рядом с песочницей и видевшие наш концерт, тоже решили попробовать себя. Они не только пели и плясали вместе с нами, но и проявили выдумку: натянули между колоннами скатерть, сами прятались за ней и показывали сценки, используя свои обыкновенные игрушки. Почти настоящий кукольный театр получался.

Это я до школы, примерно таким я пошел со старшими пацанами на речку

Отношение к нашим занятиям у всех соседей было очень уважительное.

– Вот какие хорошие у нас дети! – гордились нами взрослые.

Если кому‑то надо было выйти из подъезда во время концерта, человек не прорывался с руганью на улицу, а терпеливо дожидался окончания номера. Пришедшие с работы домой зачастую присоединялись к публике. Никто не кричал, не ругал нас за перекрытый вход, наоборот, хвалили.

– Детишки подготовились, какие молодцы! – говорили соседи с одобрением. – Вот у нас какие дети растут! Какие умнички!

Уже тогда я проявлял свои режиссерские и лидерские способности. Правда, я еще не знал тогда, что это так называется. Но по максимуму участвовал во всех номерах. Подавал идеи для новых номеров, подначивал ребят. Сам ставил все номера и устанавливал концертную очередность. Мог ли я тогда представить, что буду заниматься этим профессионально? Что сделаю организацию праздников и выступлений делом своей жизни?

Хорошая летняя погода предполагает долгое времяпрепровождение на свежем воздухе. Мы, дети, бегали по двору целыми днями, заскакивая домой попить водички или пообедать.

Однажды – мне было лет семь – я бегал по двору с другими ребятами. День был ясный, жаркий, и мальчишки постарше предложили:

– Ребят, а пошли на речку купаться!

– Пошли, – поддержали все.

А среди них был Сережа Зуев и Сережа Сулим, старший брат Сашки. А мы же с Сашкой закадычные друзья – куда он, туда и я. Мне не хотелось отставать от компании. Тем более что ощущал‑то я себя вполне взрослым и самостоятельным. Понятное дело, я пошел на речку со старшими.

От нашего двора до места, где можно окунуться, примерно пять километров. Для детских ножек это вполне серьезное расстояние, мы целый час шли пешком и очень устали. Отдохнули на берегу, искупались в прохладной воде и, проголодавшись, направили свои стопы к дому. Я со всей веселой ватагой потихоньку поднялся по косогору от речки наверх, к домам и к улице.

И тут я увидел маму. Она полубежала мне навстречу – от соседей во дворе узнала, с кем и куда я ушел. Дыхание ее совсем сбилось, потная, с серым от страха за меня лицом. Когда она меня увидела, то остановилась.

В руке у нее подрагивал длинный тонкий прут. Отправляясь на поиски меня в сторону речки, мама заранее отломила его от какого‑то дерева в нашем дворе и всю дорогу несла с собой.

– Ах ты ж, твою дивизию, Димка! Ах ты ж, едрить твою за ногу, чего удумал! Как ты посмел без спросу пойти со старшаками! А ну марш домой, ёшкин кот! – приговаривала моя мама и нахлестывала этим прутиком мою ставшую внезапно такой ценной пятую точку.

– А-а-а-а! – орал я. – Я не нарочно! Я больше так не буду!

ВИА «Синяя птица» – «Клен»

И вот, исполняя каждый свою партию, этаким дуэтом мы и вернулись домой. Всю дорогу мама нахлестывала меня. А я, позабыв про усталость, бежал впереди и подпрыгивал, не очень ловко уворачиваясь от грозного прутика.

А через пару месяцев моя детская жизнь изменилась.

Глава 3

Тонким перышком в тетрадь

(«Учат в школе», Эдуард Хиль)

Я хорошо помню себя в толпе чистеньких наглаженных первоклассников. И мою первую учительницу Надежду Федоровну и большую букву «З», табличку с которой держала в руке девочка с белыми бантами в волосах. Утром 1 сентября 1981 года мы, первоклассники, были все одинаковые. Мы жались неровным строем и были очень похожи на дисциплинированных пингвинят. Все чистенькие, в белых рубашечках, глаженых брючках, у девочек – фартучки с оборками, все с букетами. Постепенно день за днем жизнь открывала и проявляла характеры каждого из нас. Кто‑то старательно учился, стремясь выбиться в хорошисты, кто‑то тупил, равнодушно отсиживая уроки, а кто‑то выделялся особой хулиганистостью. Мне очень нравилось учиться, было интересно, и потому я старался быть отличником. И я им был. Школа наша была переполнена учениками, уроки шли в две смены. Занятия первой начинались в восемь часов утра, вторая смена приходила к часу дня.

Мой дневник первоклассника. Мама подписывала обложку

Новых для меня ребят в классе почти не было. Со всеми я был знаком или по двору, или по детскому саду. Детей в округе было очень много. Молодой город, на рабочей окраине которого мы жили, рос и развивался стремительно. Только на моем третьем этаже, на нашей лестничной клетке, жили-были три друга-одноклассника: я – Дима Городжий, слева жил Игорь Никерин, а справа – Саша Сулим, его брат Сергей учился двумя классами старше. Внизу, на первом этаже, жил еще один наш одноклассник Толя Куницын, а выше, на четвертом, – Лешка Федоров. Мы дружили, вместе ходили в школу и внешкольное время тоже проводили вместе.

Эдуард Хиль и Большой детский хор ВР и ЦТ – «Учат в школе»

Любимыми уроками начальной школы быстро стали чтение и физкультура. Ни тогда, ни позже одаренным спортсменом я не был. Но мне всегда было близко чувство команды, ответственности за коллектив. Здесь, на площадке, находили применение моим лидерским способностям. Во дворе мы играли летом в футбол, зимой – в хоккей. В школьной программе добавились волейбол и баскетбол. Именно командные игры нравились мне больше всего. Ощущение того, что я часть единой группы, что от моих действий зависит даже не судьба игры, а честь команды, вбрасывает адреналин в мои сосуды, и мне уже классно! Вот я стою полузащитником, и прикрываю ворота от врага, и ощущаю кайф! И поэтому я всегда с таким азартом бегаю, машу руками, кричу:

– Сашка, давай-давай, обходи!

Или:

– Давай, Серега, сюда, давай, пасуй!

Я почти всегда стоял на защите. Но это меня никогда не смущало, наоборот, в ходе матча меня обычно как‑то колбасило, словно подбрасывало изнутри. Удовольствие во время игры приходит от движения, от попыток что‑то сделать, от ощущения стремительности момента. Я и сейчас напитываюсь этими ощущениями, когда играю в футбол, – искрящееся чувство момента, сильная поддержка игроков, командное единство. На игровом поле будто бы создается еще одно – энергетическое, эмоциональное. За этим куражом я и записался в наш детский хоккейный клуб.

Хоккейные тренировки зимой и футбольные летом проходили на стадионе подшипникового завода, где работал мой отец. Сначала на тренировки ходили все ребята, но потом многим стало лень работать на льду или просто неохота, и они пропускали занятия, приходили редко, через раз либо время от времени, чисто за компанию. А я ходил каждую тренировку, мне нравилось заниматься. Заводской стадион «Торпедо» располагался не очень далеко, на нашей же улице Пушкина. Так и получилось, что на хоккей я ходил сперва с большой компанией, потом с мальчиком, живущим по соседству, а потом и вовсе один.

В первом классе мы учились только в первую смену, а во втором и третьем я уже ходил на тренировки по утрам. Помню: темно, раннее зимнее утро, у меня на плече клюшка, а на ней висит сумка, которую нестерпимо тянут книзу коньки, хоккейные краги, форма. Мороз стоит градусов двадцать – двадцать пять, снег скрипит, сугробы как торосы – через дорогу не перебраться. Мне лет восемь, я иду один к подшипниковому заводу через темноту, рабочие идут на смену, а я – на хоккей… Брутальная романтика индустриальной окраины.

Грамота игроку по хоккею Городжему Дмитрию за третье место в городских соревнованиях на приз клуба «Золотая шайба – 85»

Мне очень нравилось ходить на тренировки. Я считаю, что упорные тренировки в любом деле больше способствуют достижению заметных результатов, чем сиюминутные проблески, приятные, но ситуативные победы. Такой подход помог мне позже и в найме, и в бизнесе, и в развитии себя. Заводской стадион никогда не пустовал, там занимались рабочие, взрослая команда. Но территория была официально закрытая, и поэтому соревнования проходили всегда на других городских площадках, а не на нашем стадионе.

Наш хоккейный клуб назывался «Романтик». Мы участвовали в детских турнирах, родители приходили на игры поболеть за нас. Мои родители тоже приходили несколько раз. «Пионерская правда» писала о наших ровесниках и ребятах постарше, подробно освещая турнир «Золотая шайба». А о нас писала местная пресса.

Вадим Мулерман – «Трус не играет в хоккей»

В этой заметке поименно перечислены все мальчишки нашего двора. Если бы они меньше ленились и не пропускали тренировки, место могло бы быть и повыше. Но и тогда, и сегодня это не важно. Для меня всегда была существенной возможность потусоваться, быть в одной теме со всеми, наконец, просто быть с командой. Ведь на соревнованиях я не забивал, а больше отвечал за оборону, и даже одно это меня уже радовало. Важно было быть причастным к общему делу.

Это было чудесное время. Будущие драчуны и хулиганы еще были моими товарищами. Вот Леха Федотов, он был нападающим у нас в команде. Став старше, он заделался в классе хулиганом, забросив хоккей. Когда вырос, подсел на наркотики, за что‑то сидел в тюрьме, а потом умер от передозировки… Думать об этом спокойно невозможно. Может, если бы чаще ходил на тренировки, не потянуло бы его в темную бандитскую сторону…

Работая над книгой, я задумался, почему стал тем, кем стал, а не оказался на месте кого‑то из таких моих одноклассников. Я всегда пытался чем‑то заниматься. Ходил на хоккей, играл в футбол и школьный баскетбол, в хоре пел, попробовал себя в дзюдо, учился играть на гитаре. Автомодельный кружок научил меня выпиливать машинки из фанеры лобзиком, вставлять туда моторчики и управлять этим наземным дроном. Не помню, чтобы я занимался чем‑то одним, – всегда в моем расписании было несколько увлечений одновременно. Энергия била из меня ключом, бурлила внутри, и я буквально разрывался от захваченных возможностей, старался все успеть, и никогда мне было не лень влезать то в одно, то в другое. Наоборот, интересно! Я думаю, что именно внутренняя потребность чем‑то увлекаться, стремиться быть лучше, ежедневно совершенствоваться вытолкнула меня наверх, как росток из гумуса. Это очень важный момент – желание, даже страсть все время двигаться вперед. Такая жажда жизни необходима для того, чтобы добиваться чего бы то ни было в жизни.

Какое бы ни звучало предложение, я всегда реагировал позитивно. Например, открывается в школе баскетбольный кружок:

– Городжий, будешь играть?

– Да! Конечно!

И еще бегал уговаривал ребят тоже заниматься баскетболом – игра‑то командная.

Людмила Гурченко – «Команда молодости нашей»

Участие в нескольких секциях сразу помогло сформировать у меня неочевидный навык, который помог в жизни. Умение переключаться с одного проекта на другой: начинать первый, держать в голове второй, развивать третий и снова обращаться к первому, когда потребуется. Этот эффект не рекламировали при наборе на кружки, но спустя годы выпиливание лобзиком и умение защищать в хоккее свою половину поля используются нечасто, а вот навык переключаться между разными направлениями, держать в уме вводные по нескольким проектам и выполнять много задач – очень пригодился.

Эти школьные кружки делали сами учителя. Вообще, в то время кружков и секций было множество. В брежневские времена был лозунг: «Все лучшее – детям!» Государство всеми силами старалось увлечь детей, чтобы они не болтались неприкаянными по улицам, пока их родители на работе. О том, что такое продленка, сейчас мало кто помнит, а у нас полкласса оставалось на нее. В школьной столовой эти дети обедали и потом под присмотром учителя делали домашние задания.

Дома культуры, дворцы пионеров были заполнены кружковцами. На нашей городской окраине были и музыкальная школа, и художественная, и несколько секций по разным видам спорта. Собственно, сама музыкальная школа занимала одно крыло общеобразовательной. У нее был отдельный вход, где сидел грозного вида вахтер. Ни разу я не решился пройти мимо него, чтобы попасть внутрь. Наверное, если бы там помимо фортепиано и аккордеона учили игре на гитаре я бы смог преодолеть этот страх.