Глава 1. Тея
Больно. Как же мне больно… Следовательно, я жива. Болело все, каждая клеточка, казалось, даже волосы болели. Что произошло? Ничего не помню… Только боль, холод, о небо, сейчас мой череп взорвется и лопнут глаза, почему я не могу двинуть ни рукой, ни ногой? Воздух… Его нет! Нигде, ни в легких, ни вокруг! Организм пытается втянуть в себя хоть толику кислорода, но легкие вместо чистого воздуха вливают в себя ледяную холодную, и почему-то, очень соленую воду. Меня моментально захлестывает паника и тело начинает конвульсивно содрогаться. Я бьюсь в этой боли, как зверек в сетях и понимаю – это мои последние минуты. На краю сознания вдруг чувствую чужие прикосновения, отчего пугаюсь и бьюсь еще больше, и сознание, наконец-то, покидает меня.
Я качаюсь. Где? На волнах? Я что, плыву?! Воздух! Я дышу! Чистый прохладный, он глубоко ввинчивается в легкие, расправляя их, радостным потоком устремляя свои молекулы в уставший мозг и в голове потихоньку проясняется. Все еще очень холодно, но боли становится меньше, но почему я качаюсь? Пытаюсь проанализировать хотя бы положение тела. Мне холодно, но уже не так сильно, воздух есть, меня качает… стоп. Если я в медчасти, то почему качает? Я по-прежнему не могу открыть глаза и в теле такая слабость, что не двинуть ни рукой, ни ногой… Что это? Щекой чувствую мягкую ткань, ухо прижимается к теплому, твердому, и я слышу мощные удары чьего-то сильного сердца. Паника пробиться не успевает, так как я вдруг догадываюсь, что меня несут на руках, и держат очень бережно. Успеваемость по предмету «Выживаемость в условно нестабильных условиях» никогда не была у меня высокой, но первое правило «успокойся, оцени ситуацию, проанализируй вводные» я помнила хорошо. Думай, Ая, думай. Двигаться я не могу, оказывать сопротивление тоже, поэтому не дергаемся, бережем силы. Воздух есть, из воды меня вытащили, несут и согревают – это уже очень неплохо, значит острой опасности нет. Вспомнить бы, что произошло. При попытке сосредоточиться, в висках заныло. Вот бы прыснуть обезболивающего из моей аптечки. Аптечка… Отец! Золотой свет!! Аномалия!!!! Наверное, за нами пришли спасатели. Голова взорвалась тупой ноющей болью, и я не сдержала тихий стон. Движение моего «носильщика» замедлилось, легкие шумно выпустили воздух, и я почувствовала ухом, прижатым к чужой грудной клетке глубокий вибрирующий мужской голос.
– Очнулась? Потерпи, помощь скоро будет. Твой портал открылся прямо вводу. Тебе повезло, что я рядом рыбачил, говорят, таким как ты, сразу очень тяжело прийти в себя, могла и не выплыть.
Портал? Таким как я!? Я почувствовала, как обладатель красивого голоса аккуратно положил меня на мягкую землю (это что, мох?).
– Сейчас зажгу теплый камень, согреешься, одежду высушишь, а там и наши придут. Все будет хорошо.
Голос успокаивал, убаюкивал, гипнотизировал, я почти успокоилась. Попытавшись издать что-то вроде благодарности мое горло произнесло какое-то невнятное блеянье, на что голос ответил:
– Не говори пока, сейчас напою тебя. – послышались шорохи, затем тихие шаги, и я поняла, что обладатель гипнотического голоса ушел, но я почему-то не волновалась. Вместо этого подумала, а что такое теплый камень? Снова услышав шаги, поняла, что ненадолго отключилась и даже получилось немного приоткрыть глаза. Мой спаситель поднес ко рту емкость с водой, и я жадно стала глотать удивительно вкусную свежую воду, тихонько рассматривая его из-под ресниц.
Мужчина был молод, черноволос, широкоплеч, хотя в сумерках было трудно разглядеть лицо целиком, в свете пламени его фигура казалась необыкновенно крепкой (у нас на курсе просто мальчишки, по сравнению с ним), даже в скудном свете огня глаза были удивительно зелеными и на меня дохнуло чем-то очень знакомым, забытым, безопасно-приятным, но ощущение быстро исчезло, а напрягаться пока сил не было. В отблесках мягкого света была видна только половина лица, но было понятно, что мужчина довольно привлекателен, хотя все портил тяжелый пронзительный взгляд, который делал его значительно старше. И это несоответствие почему-то настораживало. Не все так просто было в моем случайном спасителе.
– Моргни один раз, если да, два – если нет. Болит что-нибудь? – я прикрыла глаза один раз.
– Голова? – моргнула один раз.
– Руки? – я покопалась в ощущениях, вроде нет, моргнула два раза.
– Ноги? – моргнула два раза.
– Хорошо. Тебя выкинуло с небольшой высоты, ты упала в воду, но я довольно быстро оказался рядом, захлебнуться ты не успела. Так что скорее всего ничего не сломала, а голова пройдет. Выпей еще, Тея тебя быстро излечит.
Что еще за Тея, где мой отец, и почему вода такая вкусная, что хочется проглотить ее вместе с языком я спросить не успела, так как в стороне послышался шум и мой спаситель резко повернул лицо налево. Я застыла (если можно вообще сказать такое о человеке, лежащем как бревно без возможности двигаться). Вся правая сторона его лица была изуродована ужасными рваными шрамами, словно его протащило лицом по колючей проволоке, завязанной узлом… Они пересекали снизу вверх всю щеку, чудом не затронув глаз и заканчивались на высоком лбу, прямо над бровью.
– Вот и помощь пришла. – Он очень медленно повернул ко мне лицо и изучающе посмотрел прямо в глаза. Но к этому моменту я уже оправилась от шока и старалась смотреть на него с благодарностью и даже попыталась улыбнуться. Он медленно, с усилием поднялся и с высоты своего огромного, как мне показалось, роста, кивнул мне. – Бывай.
Единственное, что я хотела спросить, если бы я могла говорить, это его имя, но внезапно глаза потяжелели, навалилась такая усталость и безразличие, стало все равно. И я, в который уже раз, провалилась в тяжелый восстанавливающий сон.
Глава 2. Земля
Двумя неделями раньше.
«Прошу выйти для ответа студентку Аю Альруна. Вам осталось ответить лишь на последний экзаменационный вопрос». – громкий голос декана вырвал меня из тревожной задумчивости, характерной для атмосферы экзамена, в которой я находилась последние полтора часа, готовясь отвечать на выданные мне вопросы. Бодро поднявшись, пересекла экзаменационную аудиторию и вытянулась по струнке перед кафедрой.
– За последние полтора века человечество прямо или косвенно стало причиной вымирания восьмидесяти процентов видов, существующих на суше и на море, мусорные континенты, занимающие площадь в несколько миллионов квадратных километров, ядерные могильники, технологическое превосходство, возведшее человека к вершине пищевой цепи, бесконтрольная трата полезных ресурсов – это лишь вершина айсберга, покончившего в прямом смысле этого слова с прежним мировым укладом жизни. А также завершило эру царствования людей на Земле антропогенным кризисом всего человечества, начавшимся с нескольких тысяч извержений вулканов по всем континентам, следствием чего явилось огромное количество цунами, которые… – тараторила я, вытянувшись по струнке и задрав подбородок, который по уставу должен был быть выше линии горизонта при ответе на вопрос вышестоящего.
– Достаточно, студентка Альруна, высший балл, поздравляю, ваш отец может вами гордиться. Надеюсь, вы уже выбрали себе специализацию? – голос декана Елены Спаугот звенел в огромном зале цвета серого мрамора. – Я готова взять вас к себе, группа как раз набирается. Как вы относитесь к квантовой химии? У нас именно сейчас выпала прекрасная возможность изучить в новых условиях наноструктуры редких…
– Прошу прощения, декан Спаугот, но я уже выбрала область специализации, я еду стажироваться в группу к отцу, – поспешила я перебить деканшу, пока она не назначила мне свою практику. – Экспедиция уже через пару недель, все материалы готовы, тема исследования тоже, так что… – замялась я, при всем уважении к декану, я должна была отказать, а отказывать тем, кто к тебе был добр на протяжении всего обучения весьма некомфортно, но я твердо знала, чего хочу. А еще, я точно знала, чего я не хочу – попасть в группу с сыном Елены, который был, что называется, «на выданье», и я была уверена, что она уже ознакомилась с моими генетическими данными, наличие которых было обязательным для поступления. А значит, Елена, скорее всего уже обнаружила совместимость с данными своего сына. Потому что как только я появлялась на ее кафедре, то, как бы невзначай натыкалась на сына Спаугот, и она норовила либо оставить нас наедине, либо отправить вместе по общему поручению организовав совместное времяпрепровождение. Кирт, невысокий, узкоплечий, рыхлый юноша с реденькими тонкими волосами и прозрачными рыбьими глазами вызывал у меня сначала удивление, затем физическую неприязнь, особенно, когда пытался ненароком коснуться рукой, либо приобнять за плечи. Любой близкий контакт с ним для меня был дискомфортен. Даже в качестве друга, он вызывал желание поскорее завершить общение. Он был скучным, каким-то неопрятным, всегда и во всем следующим правилам айтишным занудой, поэтому было понятно, что шансы, его легко выберет девушка для создания семьи были неважными, независимо от его генетической карты. Но иногда я все же общалась с ним, так как парень был вполне талантлив в сфере компьютерных технологий.
– Значит, квантовая психология. Влияние через сознание. Понимаю, неисследованная, интереснейшая и сложнейшая область. Но сейчас у вас практика по молекулярной биологии, если я правильно понимаю, ведь вы ее выбрали соведущей специальностью? Все еще пытаетесь выяснить причины того страшного феномена, унесшего жизнь Селены Сирокко. Многие пытались. – Елена вздохнула. – Вы очень настойчивы, и я верю, что однажды вы сможете пролить свет на столь темные пятна в нашей истории. Удачи, Ая! – декан скупо улыбнулась, вытянулась по струнке и чеканным шагом покинула зал. Невыразительная, немногословная, одинокая женщина уставшего возраста.
Я вышла из основного здания Университета помахивая новообретенным пропуском во взрослую жизнь, то есть дипломом, и оглянулась. До чего же унылый мир. Небо, здания вокруг, гравилеты, люди – тысяча оттенков серого. Серого, упорядоченного, разрешенного, одобренного, уставного. Даже форма на мне была серая. Такой была наша жизнь последние примерно сто последних лет. Человечество, пережившее страшные испытания, будто устало и затаилось – все, больше ничего не хочу, дайте мне пожалуйста серой безликой тишины, не видите, я выживаю, мне не до красоты и изящности…
В своем ответе на экзаменационный вопрос я затронула лишь часть несчастий, выпавших на нашу Землю. Я не говорю, выпавших на страну или материк, потому что, когда человечество, разодранное конфликтами, жаждой наживы, угрозами и войнами начало истреблять друг друга, планета отреагировала страшно – наводнения, землетрясения, сдвиг тектонических платформ… Но это была лишь первая волна несчастий, поразивших человечество. Вторая волна накрыла планету неизвестными космическими воздействиями, излучениями, нас било радиацией, солнечными дождями, апокалипсис собственной персоной. Нации и страны просто перестали существовать. Кого не смыло и не сожгло, тех облучило и уничтожило. А потом началось страшное. Третья волна апокалипсиса – с таким трудом выживших людей настигли болезни. И проблема была не только в том, что никто не знал, что это за болезни и как их лечить. А в том, что это были даже не совсем болезни, это были мутации. Они меняли людей коренным образом. Люди превращались в полузверей, или возвращались в развитии на тупиковые ветви человеческой эволюции, у них менялось поведение, они личностно деградировали. Из почти девяти миллиардов населения планеты на тот момент, выжило примерно три. Много было теорий на эту тему. Кто-то говорил, что в геноме человека были «мертвые гены», хаотично разбросанные и поврежденные цепочки ДНК, которые мутировали после излучений и могли ожить и стать активными. Кто-то говорил о том, что в геноме найдены части ДНК принадлежащих кому-то в нашем далеком прошлом, кто был между человеком и приматом, и именно эти гены активировала мутация. А кто-то утверждал, что найденные сорок процентов вирусов в нашей ДНК, облученные неизвестными волнами, пришедшими из космоса, повредили саму ДНК человека. Все это породило хаос. Нормальный с виду человек мог простудиться, а через несколько дней у него менялось поведение, трансформировались зубы, выпадали волосы, начинала меняться форма черепа, он забывал слова и мог пообедать своим соседом. Планета наказала нас, и наша эволюция развернулась в обратную сторону. Это было страшно. Мы превратились в тех, кто выжил. Для этого пришлось объединиться. Нет больше наций, стран. Теперь у нас общий язык, общее настоящее и будущее. Мы выживаем и кстати, вполне успешно.
«Понимаешь дочь, люди всегда воспринимали нашу планету как бесконечный ресурс, а не как колыбель матери и относились слишком потребительски. Земля была освоена и повержена, и стала воспринимать человечество как вирус, – папа улыбался своими когда-то ясными, а теперь потухшими глазами, – именно вирус. Ведь мы как вирус начали уничтожать все вокруг себя, иногда ради еды, иногда ради потехи. Поэтому она решила нас смыть и сжечь – так и в нашем организме, строго говоря, уничтожаются вирусы…»
Такие разговоры мы с отцом вели часто. Все, что я знаю, я узнала от него. Все, что у нас было – это мы. Нас двое – против всего мира. Конечно, человечество выживало трудно, болезненно. Многие знания были утрачены. Но нашлись и те, кто всегда понимал, что о сбережении достижений человечества было необходимо позаботиться, поэтому начинали мы не с нуля, сохранено было немало. Так, собирая по крупицам знания по всем колониям выживших, объединяя и преумножая их, человечество начало вставать с колен. И прекрасно запомнило прошлые ошибки. Программа «Экологического благоразумия» была первым, что было внедрено в заново развивающееся человечество. Генетические исследования вышли на новый уровень. Конечно, познать весь геном человека нам пока не удалось, но было немало открытий, которые приведшие к той упорядоченности, которой мы и придерживаемся по сей день. За прошедшие почти сто лет возрождения к цивилизованной жизни были внедрено огромное количество правил и ограничений, позволяющих нам быть здоровыми и счастливыми. Но на самом деле, это было не так. И я совершенно не понимала, почему этого никто кроме меня не видит. Поэтому все, что можно было обсуждать с отцом, больше ни с кем обсуждать было категорически нельзя. Конечно, огромное количество информации сохранилось на различного рода носителях, но и утрачено было многое, и еще больше запрещено и закрыто, особенно то, что затрагивает ту часть нашей души, которая отвечает за все прекрасное, удивительное и непредсказуемое, делает ее иной – все удивительное, что воздействует на нашу божественную (папа смеется, когда слышит это слово) часть – искусство. Да и в целом, существование души вообще подверглось сомнениям. Конечно, тебе не до духовного и прекрасного, когда нужно добывать еду и убегать от хищника. Вероятно, большая часть достижений прекрасного сохранилась, но простым людям не было доступа к этому. Музыка, живопись, любое творческое начало строго отслеживалось и купировалось, как угроза отвлечения от основополагающей цели нашего существования. Тем более, это не могло контролироваться, а основополагающим принципом выживания на нашей планете являлись вещи совсем иного порядка. «Дисциплина, безупречный порядок и технологии». Вот что являлось нашим способом выживания, а также могло повсеместно контролироваться. На тотальный контроль жизни человека вышла наука генетика. Говорят, раньше двоим можно было объединиться, лишь испытывая чувство привязанности друг к другу, и совершенно не учитывался ни возраст, ни генетическая совместимость. В современном обществе деторождение строго регламентировалось на правительственном уровне. Выбрать себе спутника жизни разрешалось лишь из списка указанных и совместимых с тобой генетически мужчин и женщин. То есть тех, у кого проявлялся минимальный риск родить больного ребенка. И если у мужчин это было легче и проще – они могли выбирать себе спутницу до тех пор, пока не найдут подходящую, то у женщин все было иначе. И гораздо печальнее. Каждая девушка, начиная с восемнадцати лет была обязана посетить генетический центр для сдачи материала и подбору подходящего отца для своих детей. Затем она получала список наиболее подходящих кандидатов для ее яйцеклеток, при этом не учитывался ни возраст, ни положение мужчины, он лишь должен быть свободен от других отношений. Иной раз возрастной разрыв в паре мог доходить до абсурдного, но важна была лишь совместимость и чистота генов каждого. Генетики давно научились очищать ДНК от вредоносных программ и болезней. Рак, иммунодефициты, генетически наследуемые болезни давно канули в лету. Мы были тотально здоровы. Выйти замуж каждая девушка по закону была обязана до наступления двадцати одного года, так как это максимально благоприятный период для зачатия и воспитания здорового потомства. Если пара в течение пяти лет не могла завести детей, то им разрешалось выйти из отношений и начать новые. Половая распущенность крайне не поощрялась, и даже наказывалась определенной системой штрафов и лишений, существенно бьющих по благополучию, поэтому такое встречалось крайне редко. Обязательным и желанным для каждой семьи являлось рождение двоих детей, если их получалось больше двух, то семья получала всяческие поощрения от государства, но было крайне редким рождение даже одного, не то что двух детей. Восстановление популяции шло невероятно медленно, даже за такой большой срок, население не увеличилось даже вдвое. Браки то и дело распадались после бесплодного пятилетнего периода. Как будто Земля нам не верила и не торопилась давать второй шанс на выживание. Детей было мало, их берегли, тщательно следили за их здоровьем и развитием. Семьям с детьми оказывалась основательная помощь – им определялось содержание от государства, выделялись специальные люди для помощи дома с детьми, были созданы детские сады с самыми благоприятными условиями, уменьшался рабочий день родителей, выделялось жилье и финансы. Родить детей (здоровых детей, это также строго контролировалось на каждом этапе беременности) – это был прекрасный законный способ найти свое теплое место в жизни, можно было ничего больше не добиваться в жизни (но высшее образование было бесплатным и обязательным), ничем не заниматься, всего лишь родить здоровых детей – и считалось, что ты выполнил свою главную миссию и обеспечил себе комфортное существование. Большинство шло по пути наименьшего сопротивления и стремилось именно к этому. Я злилась, называла это селекцией человеческого вида. Ведь о чувствах речь давно не велась. «Ну что, родим детей?» – Это было обычным способом познакомиться среди молодых людей. Словом «любовь» обозначалось нечто эфемерное из жизни до первой волны несчастий. Примерно, как египетские боги. Все знали, что это, но никогда не встречали. Иногда я думала о том, что из нашего ДНК специально вытравили способность любить, как-то гормонально обезвредили. Тем самым ликвидировав часть нашей души. Но большая часть населения придерживались этих простых правил, и была согласна с ними. Ведь это значительно упрощало жизнь и снимало с тебя ответственность за нее. На каждом этапе нашей жизни нам объясняли (а на самом деле, внушали), для какой великой цели все делается, почему правильно именно так, нам привили мысль, что это нормально. Нормально жить как бездушные роботы и совокупляться лишь для рождения потомства. А жить с ощущением того, что ты все делаешь правильно – бесценно, ведь это является подменой смысла жизни и полностью купирует попытки стремиться к чему-либо. Но у меня, почему-то, не было такого ощущения. Я все видела иначе. У меня внутри, по какой-то непонятной мне причине, не было таких искажающих фильтров, как у всех, и я постоянно испытывала внутреннее сопротивление ко всему, что видела и понимала. Говорят, были и несогласные, но о них лишь ходили слухи, правительственные органы зорко следили за порядком, и бунтовавших больше не видели. Мы освоили новые технологии, перестали загрязнять планету, начали покорять космос, жизнь была размерена, расчерчена, отстроена и обезличена. Оставшиеся материки поделены на округа, руководители которых менялись каждый год и отчитывались о проделанной работе. Папа рассказывал, что решение о постоянной принудительной смене руководства было принято после давнего громкого дела о руководителе одного из южных округов, который, врач по образованию, решил пойти еще дальше. Он стал экспериментировать со внешностью и качествами личности людей, выявляя поломки и культивируя определенные гены. Эти эксперименты плохо закончились, обнаруживались ментальные или психические нарушения, рождающиеся дети были плохо управляемы, неадекватны, неспособны на привязанность, их репродуктивная система была дефектна. Природа не стерпела нового вторжения в ее владения. Мужчина возомнил себя богом и хотел играть миром по своему усмотрению, он пытался убедить всех, что человека можно выстроить заново, сделать таким, как нужно для каждой определенной цели. Но никто не захотел меняться под чужие цели. Его убрали. Куда и как, никто не знает. С тех пор закон был для всех един – один год правление, переизбраться можно только через пять лет, при абсолютном большинстве голосов.
Серые коробки домов одинаковые на вид, всех оттенков серого, полезная структурированная полусинтетическая пища, отсутствие болезней, лишнего веса, сильных неконтролируемых эмоций – вот чем была наша жизнь. Объединившейся паре бесплатно выделялось небольшое однотипное жилье. Хочешь жить лучше – заработай. Или роди детей. Вот тогда жилье увеличивали значительно, разрешались и небольшие удовольствия – бассейн, небольшой клочок земли (на которой кроме блеклой травы, практически ничего не росло).
Самым ужасным для меня было то, что всех, она, такая жизнь, в общем-то устраивала. Хотя, периодически мы видели, как кого-нибудь, с нервным срывом, либо без сознания, увозили медики в серебристом фургоне. Нам говорили, что у него эмоциональное истощение, что он просто очень устал, слишком много работает и слишком старается для блага планеты. Какое там истощение, наши эмоции были надломленными с рождения. Но, правда, через некоторое время несчастный возвращался, пугающе спокойно глядя перед собой и утверждал, что ему помогли, и он снова здоровый член общества. Ему радовались и аплодировали, встречали, как героя, и на этом все заканчивалось. Безразличным и безличным было все вокруг, безвкусным, монотонным и кастрированным. Иногда я думала о том, что нужно жить по-другому, но как – не знала. Ведь я не знала другой жизни. Вернее, я не помнила ее. Зато мои кошмары, видимо, все помнили. От моих криков примерно раз в месяц не помогали ни долгие сеансы гипнотерапии, ни психологические сессии, ни лекарства. Раз в несколько декад я видела перед собой морду страшного хищника, который преследовал меня, после чего я проваливалась в огненную яму и горела заживо. Отец будил меня, гладил по волосам и поил травяным чаем. Я привыкла. Даже к страхам можно привыкнуть. Я постоянно терзалась своим несоответствием с миром. Мне хотелось свободы. Мне хотелось вкусного воздуха. Однажды мы с отцом ездили в экспедицию в соседствующий с нами округ, аномальная зона была в лесу. Точнее, в месте, когда-то бывшим густым лесом. Я уже упоминала, что наша природа вырождалась? От леса оставались невысокие худосочные деревца, серый редкий мох и болота с тяжелыми для нашего дыхания испарениями. Отчетливо помню, какой восторг тогда вызвали эти чахлые островки растительности. Воздух, наконец-то, чем-то запах. Город, с его постоянной фильтрацией был практически стерильным, невкусным, неживым. Я в нем задыхалась. Мне казалось, что фильтровали меня. Но здесь, вокруг растекался запах прелой осенней листвы, оживших редких грибниц, избыток кислорода сделал меня осоловевшей, и я потеряла сознание от избытка эмоций. Отец тогда очень испугался за меня, а я, вынырнув из полусна-полузабытья хорошо помнила, какой дивный сказочный лес мне в тот момент приснился – изумрудный, густой, плотный, запах знойной богатой зелени растекался по сознанию несколько дней. С тех пор, ничто я не любила так, как наши вылазки на природу, ароматы малочисленных трав и мечтала хоть раз вдохнуть запах настоящих полевых цветов.
В этом году мне исполнялось двадцать. Пятнадцать лет назад двадцатипятилетний Эррол Сирокко с группой студентов поехал на исследования какой-то аномалии и нашел там меня. В прямом смысле. Испуганную, грязную худенькую девочку пяти лет, в каких-то жженых лохмотьях, недалеко от места его исследований. Я произнесла лишь одну фразу: «Я Ая Альруна». Уж не знаю, что заставило молодого одинокого вдовца взять себе ребенка, но ему разрешили, связи были. С тех пор он мой лучший друг. Брошенных детей у нас не было, поэтому откуда взялась маленькая оборванка, никто сказать не мог. Прежде чем попасть к Эрролу, меня долго обследовали в генетическом центре, вопрос, что со мной делать и не несу ли я угрозы решался наверху. Что там было не так, неизвестно, но с того момента началась моя «большая игра». Игра в ничем не примечательного члена общества, которым я (и я совершенно отчетливо это понимаю) ни в коей мере не являлась. Но в этом мире я обрела настоящую поддержку, и не чувствовала себя совсем одинокой.
Папа сказал, что я слишком «генетически неоднородна и многообразна», но принципиальных отклонений не выявлено, поэтому я просто должна проходить постоянный контроль. Удивительным было то, что я не числилась ни в одной базе данных, мой генетический код нигде не был зафиксирован, поэтому выяснить, откуда я взялась было невозможно. Незарегистрированный пятилетний ребенок просто не мог оказаться неучтенным на планете со столь серьезным отслеживанием каждого жителя, тем более маленького. Дело тогда звучало громко, родителей искал почти весь мир. Но их не нашли. Поэтому, до того, как выйти замуж, я была обязана два раза в год обследоваться у биопсихолога и генетика. И папа, наблюдавший мое взросление каждый день, и понимавший, что я сильно отличаюсь поведением от обычного ребенка, с детства учил меня правильному поведению в обществе: продумывать каждое сказанное слово, делать нейтрально доброжелательное выражение лица, учил маловыразительной плавной речи. Показывал, как быть как все. Но я совершенно точно не была как все. Я лишь казалась как все.
Наверное, я была самым недовольным человеком на Земле. Я ворчала на безвкусную еду. Меня раздражало практически всегда сизое бесцветное небо. В нашей жизни вообще было мало цвета. Мне было откровенно скучно, я металась, хотя никогда не сидела без дела. Когда я попробовала озвучить свое мнение, моя, так называемая подруга (то есть человек, который раздражал меня меньше остальных) Марта, потягивая в столовой университетского кампуса безвкусный протеин удивленно протянула: «Ты чтоооо. Сегодня такой прекрасный день! Столько интересных знаний получили. Теперь идем домой готовиться к последнему экзамену. А еще у меня сегодня видеосвязь с тремя претендентами на отцовство. А небо сегодня необыкновенного глубокого дымчатого оттенка. Вечно ты ворчишь». После чего я захлопнула рот и поостереглась вот так безалаберно выдавать себя. «Претенденты на отцовство. Гадость какая».
Тем не менее, Марта затронула больную тему. Меня все чаще терзало беспокойство на тему моего двадцать первого дня рождения, которое было совсем не за горами. В лаборатории я уже была, списки получила неделю назад, но боялась даже смотреть в их сторону.
«Что такого страшного, Аюшка, все так живут. Ты же знаешь, это во благо человечества, так нужно». – Папа был таким же «промытым», как и все окружающие, но это не мешало ему быть добрым ко мне, и я его любила таким, какой он был у меня.
Размышления прервал звонок по видеосвязи. Вызывала Марта. Включив видеорежим, я повернулась к изображению, но не успела ничего сказать, как услышала сдержанный возглас подружки: «Ая! Ты представляешь. Вернее, ты не представляешь, конечно же, ну откуда тебе знать. Так вот. Я же говорила тебе сегодня, что у меня сегодня общение с претендентами. Так вот. Знаешь, кто один из них? Ой, ну конечно же ты не знаешь!» О небесные тела! Если она будет так тянуть, я состарюсь раньше, чем она закончит.
– Марта! Не томи, я спать уже ложусь, прошу, закончи раньше, чем я засну! – я демонстративно зевнула.
– Ой, прости, я знаю, как для человека важен сон, тем более для такой молодой….
– Марта, пожалуйста! – я начинала раздражаться.
– Декан факультета молекулярной биологии.
– Что, прости? – я удивленно моргнула.
– Что непонятного. Ты просила быстрее. Так вот, один из претендентов – декан факультета молекулярной биологии. – Марта улыбалась. – Я думаю выбрать его. Обещала подумать еще два дня, но для себя уже решила. Я выйду за него замуж, и мы родим здоровых детей.
– Ох, Марта… Но ему же… он же… – я буквально потерялась в словах, вспомнив почти пятидесятилетнего неопрятного мужчину с клочковатыми выцветшими блеклыми глазами, седыми волосами и бородавкой на верхней губе.
– Ну да, он на двадцать пять лет меня старше. Зато у нас совместимость почти 91%! Это очень надежная цифра! У нас обязательно будут дети! Ну и что, что старше. Зато опытнее. Дети будут умнее. А ты уже посмотрела свой список кандидатов?
– Я… Нет. – меня тошнило от одной этой мысли. – Я просто не могу, Марта, не могу.
– Но ты должна! Тебе осталось всего полгода! – ты же знаешь, если ты не выберешь кандидата, то тебя обяжут выйти замуж за того, с кем твой процент совместимости больше всего. – Марта деловито поправила прядь волос и улыбнулась. – Так что давай, постарайся. Когда ты уезжаешь на практику?
– Через две недели. Вернусь через месяц примерно.
– Отлично, список кандидатов возьми с собой, вечером будет что почитать. Не забудь Ая, это самый важный выбор в жизни. – Марта посмотрела на меня взглядом опытной матери, отслеживающей внешний неопрятный вид нашкодившего ребенка. Наверное, она будет хорошей мамой.
Глава 3. Библиотека
До практики оставалось еще пара недель, и я хотела провести это время с пользой и с удовольствием. В своем самом любимом месте – в одной из старинных библиотек, которой посчастливилось остаться сохраненной. Эта библиотека была одним из самых защищенных мест, поэтому ее не коснулось большинство катастроф. Основная часть книг, была, конечно, в электронном формате, имитировавшим бумажные книги, но были и настоящие. Хрупкие, из старой пожелтевшей бумаги, пахнущие ушедшей уютной стариной. Чем-то очень близким и спокойным. И доступ туда был не для всех. Его давали лишь избранным ученым, и одним из них был мой отец, который со значительным трудом сделал туда пропуск и для меня, и, работая там, всегда брал меня с собой. Я обожала проводить время рядом с ним в этом удивительном месте. Художественная часть библиотеки была не самым популярным местом среди молодежи, так как мало кого интересовала история, описывающая жизнь до первой волны, большей частью использовались электронные библиотеки несущие в себе научные индустриальные знания, полезные миру, поэтому этот отдел практически всегда был пустующим, и я чувствовала себя королевой прошлого, закапываясь в старинных сокровищах. Я зачитывалась книгами о приключениях и путешествиях по несуществующим уже странам, о поисках неведомых богатств, о любви, ради которой мужчины совершали подвиги, приносили себя в жертву, а женщины были прекрасными, утонченными и умели любить своих мужчин. Я проглатывала огромное количество мифов о древнегреческих и египетских богах. Чувствовала себя счастливой, погрузившись в совершенно иной, такой яркий и разнообразный мир. Мир, в котором любили, ненавидели, грустили и радовались уже давно умершие люди… Интересно, а эти счастливчики понимали, насколько прекрасной и полной жизнью они жили? Каким богатством они обладали? Именно тогда я начала осознавать, какое наследие было утрачено, как много мы потеряли. И насколько сера и неполноценна наша жизнь. Я приходила туда, и мой маленький мир оживал, он кружил мою заплаканную душу в невидимом танце любви сильных, красивых, добрых мужчин и прекрасных, женственных женщин. Я мечтала о первом поцелуе, и верила, что в этот момент душа должна узнать его, того самого, единственного, должны подогнуться колени, закружиться голова и замереть душа. От счастья. Но потом оглядывалась на мужчин, окружавших меня. Мужчины были словно выцветшими, женоподобными, невыразительными, женщины безликими, андрогинными. Эмоции на уровне «мне нравится эта котлета». А я хотела, чтобы до урагана. Чтобы до потери сознания от восторга, чтобы небо искрило от счастья. Но неба практически никогда не было видно. Оно было равнодушно-серым, и никогда не пускало туда, где было солнце.
Однажды, находясь под впечатлением об удивительной истории двух влюбленных, лишивших себя жизни из-за того, что друг без друга не могли существовать, я неосторожно поделилась своими чувствами с Мартой. Которая тут же покрутила пальцем у виска: «Лишить себя жизни? Ради какой-то непонятной любви? Ая, ты бы лучше занялась делом и поискала кандидата на роль отца своим детям». В тот момент показалось, что в лицо вылили ведро ледяной воды. Но я все же снова осторожно поделилась историей с отцом. На что получила похожую реакцию: «Придумаешь же глупости, дочка, надо же, не могли друг без друга. Так не бывает. Это сказка, их раньше часто придумывали». И я зареклась что-либо обсуждать вообще с кем бы то ни было, ведь мое восприятие жизни отличалось от любого другого. Но посещать библиотеку продолжала. Для меня это было волшебным местом, окном в другой прекрасный мир, о котором я грезила, хоть до конца и не могла его себе вообразить. Как вообразить то, что ты никогда не видела?
Однажды, когда я зачитывалась очередной историей любви, меня позвал отец, работающий в тот момент в другой секции. Я едва успела отложить удивительную историю о девушке, мечтающей встретить молодого и красивого капитана на корабле с алыми парусами, аккуратно спрятав книгу в большую энциклопедию, описывающую виды животных и птиц до первой волны, как появился отец вместе с представительным мужчиной среднего возраста.
– Дорогая, я закончил, можем идти домой. Позволь представить, это руководитель высшего звена, глава Университета Исследований Земли, Виктор Батистини. Это моя дочь, Ая Альруна.
Видимо, я выглядела как-то по-особенному в этот момент, потому что в скучающем до этого момента взгляде Батистини, внезапно мне почудился легкий интерес, и он пристально посмотрел мне в глаза. Виктору было примерно сорок, это был крепкий, явно дружащий со спортом зрелый мужчина с абсолютно седыми белоснежными волосами, убранными в аккуратную стильную мужскую прическу. Красивый дорогой костюм из такой же явно недешёвой натуральной ткани безупречно сидел на поджарой фигуре. Неопределенного оттенка серые глаза смотрели проницательно и изучающе.
– Здравствуйте, Ая. Вижу, вы интересуетесь флорой и фауной земли в свободное от учебы время? Весьма похвально для такой юной девушки. – Виктор протянул мне ладонь, которую я осторожно пожала.
– Очень приятно, да, интересуюсь. А учебу я как раз уже закончила, так что… пока времени много. – я аккуратно изъяла свою руку из влажной и холодной руки Виктора, ощущая ее как отвратительного липкого моллюска. Ну вот что со мной не так? Нормальный же мужчина, для меня, конечно, староват, но почему сразу моллюск-то?
– И что же, дальше практика?
– Да…
– И претендента, я так понимаю, уже выбрали? – не унимался необычный знакомый, обаятельно улыбаясь, обнажая ряд безупречно ровных и белых зубов. Разве так ведут себя большие начальники первого звена? Первое звено – это ведь практически правительство округа. А он улыбается и старается казаться приятным какой-то девчонке… А в том, что старается, я почему-то не сомневалась. Женщина всегда чувствует направленный на нее мужской взгляд. Где-то глубоко внутри появилось царапающее ощущение взгляда дикого хищника, взявшего след.
– Н… Нет, я как раз изучаю список. – я потупилась на отца, ничего не понимающего и потому стоящего с озадаченным видом.
– Ну что ж, удачи вам, юная леди. – продолжая внимательно меня изучать, Батистини сделал шаг назад, попрощавшись с отцом, размашисто шагая, двинулся прочь.
– И что бы это все значило? Он обычно… Довольно жесткий… – неуверенно проговорил отец, выходя со мной из здания библиотеки.
– Он флиртовал, папа. – меня вдруг накрыло ощущение чего-то надвигающегося, тревожного и неотвратимого.
– Виктор!? Он птица высокого полета. Это невозможно.
И через некоторое время стало понятно, что мои ощущения более чем оправданы, прошло всего три дня, как Виктор позвонил нам. Точнее, мне. Лично. По видеосвязи. Где уж он взял мой номер, не знаю, хотя, для человека его уровня, такой проблемы, наверное, в принципе не существует.
Глава 4. Виктор
Он звонил почти каждый день. Просто так. Ничего не просил. Почти ни о чем не спрашивал. Просто звонил. Когда выходил на пробежку утром, сверкая идеальными зубами и крепким торсом в обтянутой футболке. Когда ехал в своем шикарном гравилете в безупречном костюме. Когда сидел, расслабленный дома, в стильном спортивном костюме на фоне шикарного вертикального аквариума во всю стену, с потрясающими видами тропических рыб, похожих на какую-то редкую инопланетную расу. Мы говорили ни о чем. О погоде, моих будущих исследованиях, сезоне дождей, разновидностях рыб и видах синтетического мяса. У меня было едва уловимое ощущение, буквально легкая тень на краешке сознания, что ему от меня что-то нужно, и поэтому его поступь в наших отношениях легка и неуловима, как у крадущегося хищника, внимательно сканирующего свою жертву, терпеливо загоняющего ее в нужный ему угол, чтобы победа была полной, неоспоримой и неотвратимой. Я понимала, что он меня словно приучает к себе, дает пообвыкнуть, а это значит, что тяжелая артиллерия не за горами. Так и получилось. Через полторы недели весьма утомительных для меня звонков, Виктор предложил встретиться. И сделал это мастерски и мимоходом, вскользь, как бы между прочим, так, что мое согласие почти не требовалось, оно априори уже было получено. Я была вынуждена согласиться, потому что где-то понимала, что таким людям не отказывают. Но испросила передышку до следующего дня. Стало ясно, что мне не хватает информации о нем. Ни в одном разговоре Виктор не давал мне никакой конкретной информации о себе. А я старалась не задавать вопросов и вела себя очень пассивно, лишь отвечая на вопросы, чтобы не затягивать и не делать общение более личным. Но также было понятно главное – я слишком неопытна для человека с таким опытом манипулирования как у Виктора, а он играл нужную ему роль так умеючи, что не было сомнений, кто ведет счет в этой игре. Шансов победить у меня не было, чего бы он от меня не хотел.
– Пап, что ты думаешь о Викторе? – подсела я однажды к отцу в кресло, положив голову ему на плечо, как делала раньше, будучи совсем маленькой.
– Викторе? Батистини? – казалось, папа был изумлен. – И ты запросто называешь его Виктором? Он же… Это же…
Я аккуратно рассказала ему о нашем странном общении с Виктором, и реакция отца мне показалась пугающе взволнованной.
– Ая, лучше бы тебе держаться от него подальше. – папа нервно заходил по кабинету быстрыми шагами. – Он очень взрослый человек, он глава, понимаешь, мы для него мелкие сошки, так, просто для развлечения. Он намного старше тебя, конечно, выглядит он…
– Пап. Да я сама не хочу с ним встречаться. Но, понимаешь, он… как бы давит. При том, что ничего для этого не делает. Не могу объяснить. От него исходит что-то такое… опасное. Мы договорились встретиться, я обязательно скажу ему, чтобы больше не звонил. Все будет хорошо. Кстати, я так понимаю, он не женат?
– Эм… Он был женат. Два раза. Детей у него нет, насколько я знаю. Больше ничего про него неизвестно. – Отец устало опустился в кресло. – Он серьезный человек, Ая.
Папин ответ меня озадачил. Успешный, симпатичный, вполне себе не старый, имеющий власть обеспеченный человек. И не женат. И детей нет. В нашем мире практически любая пошла бы за такого, теплое местечко на всю жизнь обеспечено. Что в нем не так? Это мог прояснить только Кирт. Пришлось надеть на лицо милую улыбку и позвонить занудному айтишнику.
– Привет, Кирт. Очень занят, как и всегда нарасхват? – скулы заболели, так я старалась придать лицу приветливое выражение.
– О! Ая! Для тебя я всегда на все готов. Как дела? Хочешь встретиться? – рыбьи глаза выкатились на середину виртуального экрана, заняв большую часть лица. Выглядело эксцентрично.
– Нет! То есть, нет, я тут готовлюсь к практике… В общем. Тут есть один вопрос с папиным знакомым… Может, поищешь хоть какую-нибудь информацию о нем для меня? – я максимально незаинтересованно улыбнулась.
– Он один из претендентов? – нахмурился Кирт. – знаешь, я в таких вопросах…
– Да нет же! Кирт! Все наоборот! – я стала терять терпение. – Я как раз совсем не хочу, чтобы он был претендентом. Просто он … ведет себя странно. Ну… темная лошадка… Просвети вопрос, пожааалуйста.
– Аа, ну так бы сразу и сказала! – оживился Кирт, улыбаясь своими блеклыми тонкими губами, обнажая сероватые редкие зубы. – Дай мне часок. Сейчас всю его грязную подноготную выкопаю. – Кирт развеселился, хищно скалясь и потирая руки.
– Спасибо, Кирт, ты самый умный из всех айтишников! – учитывая, что других я не знала, это была правда.
Но прошел час, потом второй, я стала нервничать. Завтра мне идти на встречу с Виктором, а я так ничего и не узнала. Не утерпев, сама набрала Кирта. Он ответил не сразу, вид у него был какой-то взъерошенный и серьезный.
– Кирт, ну что там? – я нетерпеливо погрызла ноготь.
– Слушай, ты бы хоть предупреждала, какого полета птица. Я бы лучше сразу отказался. Инфа о нем засекречена настолько, что даже я не сразу смог взломать…
– Но ты смог? – я от нетерпения уже ходила по комнате.
– Смог. Правда… меня, вроде как засекли… Там такая защита мощная… Но я все замел. Я почти уверен в этом. А теперь скажи честно, что тебя с ним связывает? – Кирт был настроен решительно, и не собирался рассказывать мне ничего просто так.
– Ничего не связывает. Пока. Я его боюсь. Меня с ним познакомил отец, случайно. Виктор стал мне звонить, теперь вот на свидание зовет. – я решила, что мне ничего скрывать.
– Тебе лучше держаться от него подальше, Ая. – серьезно сказал Кирт. – с Виктором Батистини не все просто.
– Ты уже скажешь, что выяснил, или мне обратиться к кому-нибудь не столь впечатлительному? – взорвалась нетерпением я.
– Твой Виктор… Ладно, не твой. У него, так называемая, «отрицательная генетическая карта». – Кирт потер переносицу пальцами и зажмурился. Я ждала продолжения, так как впервые слышала подобное словосочетание.
– И ты уже знаешь, что это такое? И сейчас мне расскажешь? – мне казалось, я сейчас лопну от нетерпения.
– Теперь знаю. У меня друг на факультете генетики, я у него поинтересовался, конечно, я не сказал, что это для тебя… но…
– Кирт!!!
– В общем, если говорить простыми словами, он несовместим. Практически ни с кем. Он здоров, номинально, но у него апофатический геном, то есть особенность, при которой его гены несут в себе… Словом, если проще, то с большинством женщин у него будут рождаться больные или мертвые дети, если вообще будут. У него было две жены, про них я ничего не смог узнать, живы ли они и где сейчас, но с ними детей не было. А, кстати, ты смотрела свою генетическую карту? Неудивительно, что он так…
– Спасибо Кирт. Мне пора! – я разом отключила связь, вскочила и стала ходить по комнате. Значит, отрицательная карта. Ясно как день, чего он от меня хочет. Еще раз попробовать. И этот туда же! Вот уж нет!
Я кружила по комнате, задыхаясь от возмущения и накручивая себя все больше. И стало уже невозможно находиться со своей ненавистью к этой бессмысленной жестокости мира в маленьком помещении своей комнатушки, мне было тесно. Тесно в этом обществе скудных душой, связанных по рукам и ногам бесполых людей, потерявших смысл истинных ценностей. Они что все слепые? Я не могла больше так жить. А как могла бы? Я задумалась. Я всегда знала, как я не хочу, но как насчет того, чего же на самом деле я хочу? Я шла вдоль однотипных бледных зданий, под бледным стальным небом, обычная среднестатистическая девушка, с такой же припыленной внешностью. Чего я хочу? Я подняла глаза. Остановилась. И от безысходности, понимая, что я ничего не могу изменить, я разрешила себе помечтать. Ну давай же, Ая, чего ты хочешь?
А я хотела неба. Яркого, бирюзового утром и королевского синего по вечерам. Малиновый закат перед сном и соленый запах моря. Много-много изумрудной зелени. И чтобы босиком пробежать по кромке моря и упасть в горячие любимые объятия. Которые я сама выберу. Я представила, каково это, когда мужчина приятен, когда его руки не вызывают отторжения и желания спрятаться, когда тебя укутывают теплом внимательные ласковые глаза, которые смотрят на тебя не оценивая как матку-инкубатор, не просчитывают выгоду от возможности иметь детей, а которым просто не все равно, как прошел твой день, важно, что делает тебя счастливой, горячие губы на залитой слезами щеке… Яркие, синие, а еще лучше зеленые глаза… при мысли о зеленых глазах по спине побежали мурашки… Я зажмурилась и улыбнулась. Как же там хорошо… В этом несуществующем мире, в этом чудесном воображаемом дне… Я хотела быть счастливой.
– Какая прекрасная у тебя улыбка, Ая. – буквально шарахнули меня об землю слова неожиданно близко стоящего рядом Виктора.
Я судорожно соображала, что он может делать рядом с моим домом, ведь свидание еще только завтра. Но тем не менее, вполне себе реальный Виктор, одетый с иголочки в идеально сидящий на нем костюм и с букетом цветов, стоял передо мной, возвращая в низко висящее серое небо все мои глупые девчачьи мечты. Его руки, держащие безупречно свежие алые цветы были совсем не теми, в которых я хотела бы оказаться.
– Здравствуйте. Я просто задумалась. – промямлила я, опуская глаза в землю. – У меня скоро практика, там интересные материалы, аномальная зона, размышляю, как писать проектную работу, столько планов…
– А я решил не ждать завтрашнего дня и приехать сегодня. Удели мне всего полчаса? Я и сам очень занят, так что надолго не отвлеку тебя. – он обаятельно улыбнулся и протянул мне цветы. – Ну пожалуйста. Мне стоило большого труда выкроить полчаса в середине рабочего дня.
Расчет был верным. Полчаса – это ведь недолго, потому не страшно, улыбка такая виноватая и обаятельная. Я вдруг поняла, что стала на ходу понимать все его просчитанные действия. И отчетливо увидела, что его улыбки механические, в глазах ничего не отражается, как бы он не пытался. Но, с другой стороны, он ведь ничего такого не сделал. Всегда вежлив, с ним интересно, ни на чем не настаивает. Пока. С чего вдруг у него в глазах должно быть еще что-то, мы знакомы всего-то неделю. Наверняка я делаю выводы, не разобравшись.
– Конечно, Виктор, почему бы и нет? – и неуверенно улыбнулась, решив, что чем раньше мы со всем покончим, тем лучше.
– Тогда присаживайся в гравилет, тут недалеко лететь. Ты не голодна?
Я не была голодна. Я была в растрёпанных чувствах и направляла теперь все усилия на то, чему учил меня отец – держать себя в руках. Получалось плохо. Щеки алели, руки дрожали. Виктор, сделав шаг в мою сторону, небрежно выверенным движением подал мне руку.
– Ну же, Ая. Я не кусаюсь. Просто поговорим. Тебе ничто не угрожает, поверь, со мной ты точно в полной безопасности.
«Уж конечно. В полной безопасности. Все, кроме моей свободы и моей матки».
Легко коснувшись его по-прежнему холодной и влажной ладони, я села в явно очень дорогой черный гравилет. Кабина была дорогой и продуманной анатомической капсулой, в которой можно было делать, наверное, все – и спать, и жить, и работать. И изнасиловать кого-нибудь тоже. Фу, ну откуда такие мысли? Впереди отгородился раздвижной стенкой водитель, Виктор присел рядом. На расстоянии. Ненавязчиво. Не касаясь коленями, благо размеры позволяли. Гравилет, мягко оттолкнувшись от земли, плавно заскользил над асфальтом. Мы поднялись над кварталом, чуть нависая над серыми коробками домов, мой район хоть и был приличным, но не слишком богатым, в таких жили только семейные пары с детьми или крупные шишки).
– Куда мы сейчас? Мне пора уже собираться на практику, да и в библиотеку не мешало бы заглянуть. – я нервно потерла руки, словно замерзла от его ледяных ладоней.
– Просто покатаемся. Скоро закат. Вы видели закат над нашим округом? Если подняться повыше, можно зависнуть над облаками и будет видно солнце. Оно редкий гость, облачность высокая. Но это красиво. Так как? Поднимаемся?
«Виктор пришел на свидание раньше почти на сутки, даже не позвонив предварительно, чтобы просто покататься? Ну вот и она, тяжелая артиллерия».
Вдруг мужчина быстро наклонился ко мне и я, не удержавшись, отпрянула и вытаращила глаза замерев.
– Я просто пристегну тебя, смешная пугливая девчонка. – усмехаясь щелкнул замком мой попутчик.
Сказано это было таким нарочито низким пугающим тоном, что я рассмеялась. И дискомфорт сразу прошел. Ну чего я, ну действительно, как маленькая.
– Просто неожиданно. Извините.
– Все хорошо, – неожиданно серьезно глядя мне в глаза прошептал Виктор. Мне в какой-то момент показалось, что взгляд стал мягче, стальной хват расслабился и уже так не резал своим напряжением. – Тебе и правда нечего бояться.
И я действительно начала расслабляться.
– Смотри. – он приоткрыл штору окна.
Вид был непривычным. Сказочным. Ошеломляющим. Над мягкой ватой белоснежных облаков (а снизу они казались грязно-серыми) сияло закатное оранжевое солнце, расплескивая темное золото на всю свою пушистую вотчину, переливаясь таким разнообразием оттенков, от нежно лимонного до алого, что у меня на глазах выступили слезы. Я задохнулась от количества эмоций, бившихся во мне, простой девчонке, никогда не видевшей ничего ярче красного карандаша в руках. Вид был совершенным. Я замерла. Показалось вдруг, что я живу не зря. Что все имеет свой глубинный, мудрый смысл, который вот-вот мне откроется. Что столько прекрасного впереди. Что я сама по себе что-то важное значу, я не просто винтик в безжалостной системе. Неиспытанные раньше чувства переливались через край.
– Прекрасно, правда? – Виктор задумчиво свел брови, вглядываясь вдаль. Сейчас передо мной был просто уставший мужчина. Привлекательный. Одинокий. Но очень уставший. Во мне сейчас было столько любви к миру, даже к такому ущербному, что хотелось ею поделиться.
– Что с вами, Виктор? Вы устали?
– Я устал, Ая. Я устал быть один. Бороться со всем в одиночку. Приходить в свою большую квартиру, где меня никто не ждет. Где никто не интересуется, чем я расстроен и чему я рад. Когда я увидел тебя, с потрясающе ясными и живыми глазами, читающую «Алые Паруса» (на этом моменте я вспыхнула), то что-то во мне перевернулось. Я увидел действительно настоящие чувства, живой интеллект, интересную личность. И подумал… а вдруг?
– Что вдруг? – осторожно прошептала я. Сердце все еще ускоренно отсчитывало удары, шокированное полученной дозой красоты.
– А вдруг, Ая, мы вместе могли бы построить отношения? Настоящие? Я, конечно, старше тебя, но обещаю соответствовать тебе во всем. Я занимаюсь спортом, слежу за собой. Я разговаривал с тобой всю неделю и понял, что начинаю скучать, если не вижу тебя долго.
– Виктор…
– Подожди. Дай мне закончить, пожалуйста. – он смотрел на меня теперь совсем иначе, тепло. Легкие золотистые искры, отлетающие от уставшего солнца, отражались в его глазах, выражавших теперь лишь грусть и надежду. – Я уже был женат. Дважды. Мне не повезло, детей у меня нет. Как и не было ничего общего с женщинами, которых мне подобрала генетическая лаборатория. Они меня выбрали, как перспективного мужа, а не как близкого человека. Я влиятельный человек, всегда на виду, я обязан быть правильным и солидным. Но как же я? Как же моя душа?
Вот если бы он сейчас валил всю вину за неудавшиеся браки на своих жен, я бы даже слушать дальше не стала. Но он говорил о том, что и меня мучило больше всего – о выборе без выбора. И он сказал мне правду про своих жен и отсутствие с ними детей. В душе потеплело. Я посмотрела на него совсем иначе.
– И где они сейчас? – я заинтересованно посмотрела на него.
– Не знаю. Наверное, строят новые семьи. Я им дал отступного и отпустил с миром. Что еще я мог сделать? Насильно заставить жить со мной без детей? – Виктор спокойно посмотрел на меня. Мне показалось, что я сделала совершенно неправильные выводы о нем изначально. Ну богатый. Ну плохая генетика. Ну не повезло, разве так не бывает? Не выиграл в генетическую лотерею. Живет дальше, как может. Хочет быть счастливым. И так же, как и я, не согласен с существующим порядком жизни. Так же, как и я, умеет видеть прекрасное. У нас больше общего, чем это показалось сначала. Стоит задуматься. Я молча переваривала.
– Так вот. Увидев тебя, такую … не принадлежащую этому тусклому миру, в котором маленькие человеческие радости огромный дефицит…я подумал… может быть, мы… с тобой, могли бы узнать друг друга получше и попробовать создать что-то по-настоящему стоящее? – он смотрел мне в глаза, прямо и бесхитростно, с чисто мужским напором и нетерпением в глазах.
– Но разве генетическая лаборатория… – я не знала, как обойти сложный вопрос с его генетической картой и тем, откуда я про нее знаю.
– Об этом не беспокойся. Прости, но я твою карту просмотрел, там не будет никаких препятствий… У тебя отличные данные. Да и если бы они и были, для меня мало невозможного. Подумай о том, что мы можем быть вместе по собственному выбору. Если ты решишься, конечно. – Виктор хитро посмотрел на меня и улыбнулся так по-мальчишески, что я совсем перестала его бояться. Наверняка я просто сильно в нем ошиблась. Кирт не сказал ведь мне ничего такого. Ну плохая карта. Ну, неизвестно, где там его жены. Так ведь бывает. И главное, что он ведь сам мне все рассказал. Внимательный, заметил, что я читала не энциклопедию о животных, а роман о любви, да еще и выяснил, какой. Я точно помню, что сразу убрала книгу на полку. Мне вспомнился солнечный несуществующий день, от созерцания которого Виктор меня отвлек. Мой мир так нуждался в теплых, обнимающих его ладошках…
Виктор, видимо, считав что-то с моего лица осторожно приблизился, но я инстинктивно отодвинулась, к поцелую я точно не была готова, тогда он плавным движением взял меня за руку. Я не забрала руку. Но эти ладошки совсем не были теплыми, они снова были ледяные и влажные и …инородные, что бы это ни значило. Мне стоило усилий удержать свою руку в его, сравнение с мокрым мягкотелым морским существом не шло из головы. Я не могла понять, что не так. Он добр ко мне, честен, говорит правильные, важные вещи, достигающие самых глубин моей мятежной души, но вот прикосновения… Я принюхалась. От него пахло парфюмом. Резким, дискомфортным, царапающим мои рецепторы. Запаха мужчины за ним не угадывалось, хотя откуда мне знать, как пахнут мужчины… От отца никогда не пахло, в университете близко почти ни с кем не общалась, Кирт был беззвучным для моего восприятия. Мозгом я понимала, что буквально выиграла в лотерею. А вот мое тело кричало громкое истеричное «нет». Я представила, что в списках из генетической лаборатории будет кто-то типа декана факультета молекулярной биологии. С бородавкой. Тогда и ледяные ладони, в целом, не такая уж проблема.
Именно этот момент Виктор выбрал чтобы поцеловать меня, потому что я была так занята размышлениями, что не успела отстраниться. Его мокрые губы практически молниеносно прилепились к моим, липкая ладонь обхватила сзади за шею, чтобы я не смогла уклониться… И я застыла, не понимая, как себя вести. Виктор принял это за согласие и принялся усердствовать. Лучше бы он этого не делал, потому что было ощущение, что «моллюск» переполз мне на губы и пытается поглотить меня, сначала размазав по мне свою мокрую слизь. Меня затошнило. Я забилась, выбираясь из его хватки. Виктор отстранился, победно улыбаясь.
– Я не жду от тебя ответа прямо сейчас, Ая. Я понимаю, что это серьезное решение и тебе необходимо подумать. Когда у тебя начинается практика?
– Через пару дней. – я все еще тяжело дышала. Все в нем было неприятным. Не только руки. Я не смогу с ним. Без вариантов. Хорошо, что мы выяснили это сейчас.
– Вот и отлично. Прекрасное время отвлечься и все обдумать. Ну, что обратно? Налюбовалась закатом?
Солнце почти полностью погрузилось в остывающие от пламени облака, послав нам последние рубиновые лучики. Нужно было завершать это непонятное свидание. Но я чувствовала, что, если я сейчас откажу Виктору, произойдет что-то плохое, какое-то злое предчувствие лежало камнем на душе. Значит, по связи. И плевать на трусость. Девчонки иногда трусят.
– Да. И спасибо вам большое. За этот закат. И за честность. Для меня это важно. – я незаметно вытерла губы. И, в последний раз взглянув на уходящее солнце, повернула голову к Виктору. В это мгновение мне показалось, что на его лице промелькнуло что-то острое, жаркое, что-то плотоядное, но выражение мгновенно изменилось на заботливое и заинтересованное. Впрочем, я была в легком раздрае и могло и показаться.
– И давай уже перейдем на ты. Мы ведь теперь достаточно близко знакомы, не так ли? – Виктор выглядел довольным и сиял улыбкой. Сделав знак водителю, опустил шторку окна, гравилет плавно зашел по крупной дуге на посадку.
Высадив меня у моего дома, мой пугающий знакомый галантно взял меня за руку (о нет, опять) и прикоснулся губами к тыльной стороне. Вымученно улыбаясь и пятясь, я быстро юркнула за дверь. На ходу вытирая отвратительный мокрый след, как после склизкой улитки на руке. Ну что со мной не так? А как там насчет декана с бородавкой? И все же я отчетливо осознала – он не «тот». Виктор весь был «не такой».
Отец стоял в коридоре, когда я вошла домой. Лицо его было тревожно и подернуто дымкой горечи.
– Где ты была? – голос звучал глухо и подавленно.
– Папа… Что случилось? – я быстро подошла и заглянула в родные глаза. – Не пугай меня, пожалуйста!
– Я сейчас говорил с деканом Еленой Спаугот. Она скорбит. Погиб ее сын, Кирт, ты вроде общалась с ним. Он разбился на гравилете, вместе со своим другом, тем парнем, с факультета генетики… Час назад… Она говорит, ты последняя, с кем он разговаривал. Гравилеты так надежны, не понимаю, даже при потере управления, они…
– Что!? Как… Кирт… Не может быть… Да, мы разговаривали, мы приятели, мы обсуждали м…мой список претендентов. Как же так…
Я тяжело опустилась на диван. Значит, все случилось сразу после того, как мы поговорили. Сразу… как он взломал данные Виктора. Перед этим он переговорил со своим другом-генетиком…обо мне и Викторе…Нет, Виктор не мог. Такого просто не может быть. Пока я летала смотреть закат, он падал и горел в гравилете. Или… это случилось до того…Я сжала виски руками. Виктор пришел сегодня сразу после взлома информации о нем. И сам мне все рассказал. Он не мог. Он неплохой человек. Просто физически для меня неподходящий. Я запуталась.
– Как она? Его мать?
– Безутешна. Единственный сын…
Глава 5. Портал
Пора было собираться на практику. С тяжелым сердцем я посмотрела на список из генетической лаборатории. Отвратительно. Собирать было особенно нечего. Пара комбинезонов, белье, ботинки на рифленой подошве, средства гигиены, активаторы чистой воды и средства связи. Продукты, палатки и приборы измерения поедут на гравитационной подушке. Ах да, еще … ненавистный список претендентов. Я решила послушать Марту. Мы летели в гравилете примерно пять часов, затем поднимались в гору около 40 минут. Я была достаточно тренирована, как и все, кого я знала, так как здоровая физкультура по часу в день была обязательным условием для хорошего здоровья и самочувствия. Нас было всего пять человек, включая начальника группы – моего отца. Два парня, и две девушки, включая меня. Дойдя до небольшого плато, мы активировали три автоматические палатки. Так как мы двигались большую часть светового дня, решено было отдохнуть и заночевать. Аномалия была совсем недалеко, всего в полутора километрах, поэтому мы приняли решение отправиться туда завтра, а лагерь разбить здесь. По данным исследовательских зондов в этом месте фиксировались сложные для анализа излучения, а флора и фауна не соответствовали нормальным показателям. Поужинав, я было отправилась отдохнуть к себе в палатку, но увидела отца, с непривычно печальным и задумчивым выражением лица, смотрящего на уползающее в расщелину гор закатное солнце. Я повернула к его палатке. Воздух был стылым и слегка пах моими любимыми травами.
– Пап, ну ты чего. Я каким-то шестым чувством всегда понимала, что он чувствует.
– Ничего, дочь, ничего. Все хорошо, все нормально. Просто… Вспомнилось. – он потер глаза. – Давай отдыхать, малышка, завтра насыщенный день.
– Предчувствия? – не унималась я.
– Да какие могут быть предчувствия… Хотя да, что-то, как будто, не так…. Устал, наверное. Давай и ты, не затягивай, ложись, моя хорошая. – папа ласково потрепал меня по голове и, быстро развернувшись, зашагал в сторону своей палатки.
Я не стала раздеваться, и легла на спину, укрывшись термоодеялом. Последнее время я постоянно мерзла. Потянувшись к рюкзаку, достала чертов список претендентов. Устало потерла глаза и вчиталась. Что? Что это, как…!? Двести пятьдесят человек!? У Марты, я видела двенадцать! И это только в моем округе! Там еще листы… Другие округа… в конце приписка красными буквами…. ВНИМАНИЕ. ВЫ УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ГЕНЕТИЧЕСКИЙ ДОНОР, ТАК КАК МАКСИМАЛЬНО СОВМЕСТИМЫ ПРАКТИЧЕСКИ СО ВСЕМИ ИЗВЕСТНЫМИ ГЕНОТИПАМИ НОСЯЩИХ ИГРЕК ХРОМОМСОМУ.
Меня замутило, я встала на четвереньки и буквально выползла из палатки. Вот оно. Вот о чем пытался сказать Кирт. Он же сказал, что просмотрел мою генетическую карту! А я недослушала его! И об этом аккуратно упомянул Виктор… Виктор! Вот что так сильно привлекло его! Он ни с кем не совместим. И он знает о моей высокой совместимости… практически со всеми. Ни о каких чувствах и речи не шло. Все встало на свои места. Я где-то внутри с первой минуты чувствовала, что все не просто так. Вот почему он не привлек меня физически, при всех своих внешне привлекательных данных, на каком-то глубинном уровне мое тело отталкивало его, он был мне неприятен, почти отвратителен! Но он же не мог убить Кирта и его друга? Ведь не мог? Меня внезапно отвлек вызов с неизвестного номера. Так поздно? Уже ночь вообще-то.
– Да? Кто это? – я вглядывалась в слабо мерцающий экран, на котором просматривалась странно взъерошенная женщина, в которой я с ужасом узнала Елену Спаугот, мать Кирта. – Декан!?
– Ая. Ну здравствуй. Я знаю, что ты сделала. Теперь живи с этим.
– Что? Но я…
– Он погиб из-за тебя. Его убили. Он узнал что-то! Понимаешь? Взломал кого-то очень могущественного! Сработало оповещение о нарушении. Ты последняя, с кем он разговаривал! О чем ты его попросила? Он был влюблен в тебя! Он бы никогда не отказал тебе! Я знаю, это ты… – женщина захлебывалась рыданиями. Связь погасла.
Стояла полная луна, поэтому темнота не была такой непроницаемой. Я поняла, что не могу. Просто не могу так жить, лучше было вообще не жить. Этот мир пережевывал меня и собирался выплюнуть. Ясно как день, Виктор не оставит меня в покое. Ложиться с чужим, физически отвратительным тебе мужчиной, всю свою оставшуюся жизнь, это омерзительно само по себе, почему никто этого не понимает! Что же мне делать, куда идти? У кого просить помощи? Я поднялась с колен, на которые упала, услышав рыдания Спаугот, и пошла прочь от лагеря, не разбирая пути. Слезы лились не переставая, я не вытирала их. А я ведь не считала себя плаксой. Но себя было жалко. Захотелось, как маленькой девочке, упасть и забиться в истерике. И чтобы пришел кто-то сильный и решил все проблемы. Я все удалялась от места ночевки, боясь своей истерикой разбудить весь лагерь, не разбирая дороги, и не понимая куда и зачем иду. Я остановилась, вытерла слезы и упала на колени. Я не выйду за Виктора. И ни за кого, если только это не будет моим собственным выбором. Пусть делают со мной что хотят. Подняв голову и, глядя прямо на луну, прошептала: «Если есть ТАМ кто-то… помогите. Обратите на меня свой взор… Так ведь нельзя…» Конечно, ответа не было, да и быть не могло. Почувствовав всю глупость положения, я уставилась перед собой бессмысленным взглядом. Внезапно, далеко впереди почудилось легкое свечение. Я протерла глаза, потом ущипнула себя. Золотисто-розовый свет никуда не делся. Я была в состоянии, близком к отчаянью, в крови потоком рвалось бесстрашие напополам с адреналином. Поэтому здравый смысл заткнулся, не успев проснуться. Пройдя несколько десятков метров, я увидела на земле светящийся абрис …веточки…? Ну вот же, четкие ответвления от основного маленького ствола… Чем-то похоже на молнию… Сделав еще один осторожный шаг, я поняла, что свечение усиливается по мере моего приближения. Еще один шаг, и пучок света уже почти коснулся ботинок. «Ая!! – Голос отца вдруг вывел меня из оцепенения. – Стой, где стоишь! Это аномалия! Не подходи, дочь, прошу тебя!» Как он нашел меня? Все это время следовал за мной?
«Папа, там, всего лишь веточка… она как живая, реагирует на мое движение…»
«Малышка, не подходи!»
Решение пришло быстро. Ох папа. Я совершенно точно сделаю этот шаг, потому что, что бы это не было, это лучше, чем быть заживо похороненной на этой мертвой планете. Я медленно поднимаю ногу в сторону яркого света… Но тут одномоментно происходят сразу две вещи. Свет, опередив меня, вырывается протуберанцем навстречу моему телу, охватывая сначала всю стопу, затем быстро поднимаясь и охватывая меня постепенно, сантиметр за сантиметром, всю огнем, в котором я начинаю корчиться от невероятной боли… И в этот же момент отец кидается в мою сторону, хватает за плечо и рвет меня на себя. Обжигающий свет начинает поглощать и его. Последнее, что я успеваю разглядеть сквозь страшную боль, это его искаженное такой же болью лицо. А потом спасительная темнота. И пустота.
Глава 6. Другая планета
Через два дня события окружающего меня непонятного мира стали проявляться. То странное свечение, и непонятная ветка-молния, как я понимаю, оказались порталом на другую планету. Это плохо укладывалось в голове, но я видела то, что видела, не было смысла отрицать очевидное. Я молча наблюдала за инопланетными людьми (у которых было два глаза, два уха, две руки и так далее), которые внешне ничем от меня не отличались, и которые явно были ко мне очень добры. Поили меня, укрывали, принесли на странном приспособлении в небольшой двухэтажный дом из красивого белого камня и уложили на кровать. Пока я страдала от сильной слабости и не могла двигаться, статная улыбчивая женщина с черными глазами и волосами кормила меня чем-то очень вкусным с ложечки, и без устали говорила. Говорила, какая я молодец, что выжила, попросила Тею принять ее (чегооо?), что теперь у меня все будет хорошо. Не все так благополучно добираются до нового мира под названием Тея, и да, такое происходит периодически. Но порталы открываются в неожиданных местах, как и когда притянется наш или любой другой (а такое бывало) мир, никто спрогнозировать не сможет. Очень часто такие путешественники погибают, упав с большой высоты, или попав на малообитаемые горы, а то и в середину самого глубокого океана (а их здесь целых семь) Поэтому по всей планете на обоих материках (а здесь их всего два) выстроена система маяков, улавливающих излучение появляющихся порталов. Помощь туда спешит незамедлительно, но может и не успеть. Поэтому я просто счастливица, которой несказанно повезло прибыть к ним, и теперь у меня все будет просто отлично. А счастливы здесь абсолютно все, это вообще до противного счастливая планета, и они всем рады, и вообще, «девонька, готовься быть счастливой, все твои беды позади, а раз ты здесь – значит, что-то в твоей жизни было не так, а теперь все будет как надо, так как отсюда уже никто никуда и никогда не денется».
Я восседала в подушках, укутанная пледом, на кровати, пила невероятно вкусный отвар похожий на бульон и пыталась адаптироваться к полученной информации. Итак, аномалия проявила себя как портал, невероятным образом переместив меня в совершенно другой мир. Мир, который отличается от моего настолько сильно, что принять это пока не получается. Все, от необыкновенного вкуса моей еды до непривычного дружелюбия моих слишком эмоциональных сиделок, вызывало скорее мое изумление, чем страх и волнения. Если бы я попала во враждебное место, меня бы приняли иначе. Еще, я рассуждала о том, что уж лучше здесь, чем там… с Виктором… Я только страдала от отсутствия информации об отце. Здесь его не видели, и я надеялась, что его аномалия отпустила и он остался на Земле. В моем, так называемом, «гостевом домике», который использовался для «всех, кому это необходимо» – проезжих, уставших, захотевших перемен, ну или для таких потеряшек, как я. В этом домике, я такая была сейчас одна, но уже не первая. На большинство вопросов теянки отвечали неопределенно, или смеялись и отвечали, что я все узнаю в свое время, как только буду к этому готова. Но я была уверена, что готова я не буду и продолжала приставать с вопросами. Поскольку я пока была ограничена в движениях, за мной ухаживала дородная женщина по имени Умай и ее шестнадцатилетняя дочка Лайна. Красивые, крепкие, черноволосые, они всегда были в хорошем настроении, постоянно улыбались и были очень доброжелательно настроены ко мне, и, что удивительно, в них не чувствовалось ни грамма фальши. Не было этой сдержанности и серьезности, свойственной землянкам, в каждом движении чувствовалась свобода и легкость. Но то, что мне все же удалось узнать у них про эту необычную планету, под названием Тея, просто выбивало меня из привычного понимания вещей. Информация усваивалась трудно. Я, человек, выросший на планете с девизом «Порядок, дисциплина, технологии», не могла принять, что практически любой ответ на мой конкретный вопрос мог быть чем-то вроде «Как Матушка Тея благоволит, так и будет, не волнуйся, все всегда хорошо». Разве может быть хорошо все и всегда?
Из того, что я поняла. Тея – уникальная планета со своей уникальной экосистемой и уникальным положением вещей. Я могу еще тысячу раз произнести слово «уникальная», и этого не будет достаточно. В этом мире не было никаких технологий! Вообще. Они здесь просто не работали. И я пока не знаю, что здесь есть, но чего точно здесь нет – электричества, и, соответственно, ничего из того, что от него работает, а значит, и компьютеров, связи, цифровых технологий. Нет автосредств передвижения, самолетов и так далее по списку. Имеет смысл продолжать? Когда я поняла, что попала буквально в эру пещерных людей, то была просто морально раздавлена. Пока не преодолела слабость и не подошла к окну.
Сказать, что меня потрясло увиденное, это ничего не сказать. Передо мной расстилался великолепный, совершенно не «варварский» белоснежный город, с разноцветными, сверкающими на солнце крышами, полукругом обрамляющий прекрасную бирюзовую лагуну, играющую всеми оттенками синего, от нежно-лазоревого до ультрамариновой синевы, утопающий в густой изумрудной зелени. Я впервые видела море. И никогда не видела такого удивительного чистого синего цвета. После серости моей планеты, глаза просто не могли воспринять то количество красок, которое на них обрушились. Архитектура города потрясала своей стройностью, каким-то спокойным ритмом, изящностью линий, в ней не было ничего лишнего. Безусловно, это место было выбрано всеми богами, которые могли когда-либо существовать на свете. Это было чистое дыхание настоящей гармонии. Этот уголок Вселенной ощущался расслабленным выдохом, после напряженного дня. Прохладой после знойного полудня. Это было место, куда хотелось прийти и остаться, словно ты потерявшийся ребенок. Я зажмурилась. Вдруг почудилось, что уныние, которое постепенно затягивало душу из-за потери дома, своей планеты (которую я все же любила как могла) и близкого человека, стало втягивать обратно свои острые когти, царапающие душу. Ровные линии домов уравновешивались зелеными парками и цветущими белым деревьями, отчего город и казался одетым в белое невестой. И люди. Много людей. Одетых в цветастые одежды и скромные одеяния. Спешащих и неспешно прогуливающихся. Улыбающихся и задумчивых. Все было необычно. Но самым необычным было общее состояние … безмятежности, какой-то расслабленности. Не было ощущения давления, необходимости, удрученности, как это было на Земле. У меня дома такой вид можно было сгенерировать специально и наслаждаться лишь с экрана. Говорят, на Земле если и остались такие места, то простым смертным туда доступа не было. Задумавшись обо всем, я увидела мужчину, который тащил за собой нечто вроде плота, с наваленными сверху коробками и вещами, и с изумлением поняла, что плот не касается земли. Плывет? Летит? И при этом, он явно не затрачивает почти никаких физических усилий. Кажется, на таком меня принесли сюда… Дальше было еще удивительнее – на подобных плотах люди ехали… или плыли… по воздуху! Но Умай сказала, что никакая техника у них не работает! Озадаченная, я решила во что бы то ни стало выйти в город, как только отступит слабость и я смогу самостоятельно двигаться. Обо мне заботились, приносили еду и одежду, беспокоились о моем отдыхе. Никто не приходил за мной, ничего от меня не требовали, мое положение было неопределенным. Но оно однозначно ощущалось безопасным и …свободным.
Глава 7. Дар
На следующий день, позавтракав удивительно вкусными лепешками и запив их душистым травяным отваром, оставленными мне моими добродушными сиделками, я решила, что силы достаточно восстановлены и можно прогуляться. Вместо моего прожжённого комбинезона мне выделили легкое платье из натуральных тканей нежного голубого цвета, которое удивительным, незнакомым образом ощущалось на коже. На Земле мы носили лишь функциональную одежду из синтетических тканей. Легкие кожаные туфли непривычно мягко подстроились под стопу. Спустившись по лестнице со второго этажа моего маленького домика, я помялась у двери, потом, выдохнув, резко распахнула дверь. И в тот же момент я услышала резкий грохот и чертыханья, впрочем, даже не особенно сердитые. Осторожно выглянув, обнаружила прямо на земле, почти у моей двери, сидел на земле молодой светловолосый мужчина, закрывая ладошкой часть лица и изумленно взирая на меня снизу вверх. Рядом валялись коробки, инструменты, кульки и небольшая покосившаяся платформа, висящая в метре от земли (из окна я такие приняла на плоты, плывущие над землей).
«Прошу прощения, я не специально, – растерянно пробормотала я, – позвольте помочь вам поднять все упавшее». От испуга я сделала свое лицо ровно приветливым и нейтрально благодушным. Как меня учили. «Разумеется, я понимаю, что не специально, – красивым, баритоном отозвался мужчина, – не волнуйся, все в порядке. Сам подниму, здесь тяжелое. Новая Притянувшаяся?» Мужчина поднялся и оказался на голову выше меня. Я смущенно оглядела статную и крепкую фигуру мужчины, красивые золотые локоны, ровный нос, высокий лоб и выразительные голубые глаза. Он был действительно красив. Парень дружелюбно окинул меня взглядом, протянул руку и представился: «Эд, приятно познакомиться». «Здравствуйте, я Ая. Да, видимо, Притянувшаяся, – смущенно потупилась я, – еще раз извините». «Даже не переживай, ерунда. Я живу через три дома отсюда, вон там, видишь белый дом с голубой крышей. Меня здесь все знают. Обращайся, если что – любая помощь». Эд еще раз улыбнулся, быстро погрузил все упавшие вещи на платформу и двинулся в сторону своего дома. Я смотрела ему вслед и думала, что, хоть и случайно, но ударила человека, вываляла его вещи в пыли, а он не обиделся, а сам все собрал, да еще и предложил помощь.
Но удивительным было не только дружелюбие красивого парня. Удивительным было то, что, пройдя по небольшой, выложенной ровной светлой плиткой, утопавшей в цветах по обочинам улочке, все люди, которых я встретила, были не просто дружелюбны. Они были искренне дружелюбны. Трое мужчин предложили свою помощь в постройке дома, так как я Притянувшаяся (иногда меня называли Потерявшейся, что тоже соответствует моему положению), как здесь называли нас, попавших из других миров, а значит, мне нужен дом. Две молодые женщины улыбнулись, и, внимательно оглядев меня, поцокали языками и посетовали на мою худобу (я вовсе не была худой, так казалось лишь на фоне местных женщин), затем со вздохом просто вручили мне в руки миску с какими-то невероятно аппетитно пахнущими фруктами и тканный, наполненный вещами мешок. Пожилая улыбающаяся дама в широкой расписной юбке поднесла кувшин с водой, когда я, утомленная прогулкой под жарким солнцем присела на скамью, возле маленького фонтана в виде высокой полупрозрачной вазы. Никто не прошел мимо просто так. Кто-то поздоровался, кто-то улыбнулся, кто-то подмигнул. Я сидела и млела, надкусив брызнувший соком фрукт, похожий на персик, наслаждаясь солнцем и вкусом. Рядом присела малышка, лет пяти, со смешными вьющимися хвостиками и умными шоколадными глазами, в розовом кружевном сарафанчике. Сначала она сидела молча, искоса поглядывая то на меня, то на персик. Потом подвинулась ближе ко мне, я молча протянула ей еще один персик, и она, улыбаясь, вонзилась в него маленькими зубками. Так мы и сидели. Молча. Нежась. Растекаясь в безмятежности. То, что я стала ощущать своей замороженной на Земле душой было невероятным. Я чувствовала себя… как дома. Я чувствовала себя иначе. Я чувствовала себя свободной. Можно было не скрывать свои чувства, не выходить замуж, не рожать детей от нелюбимого… Я закрыла глаза, глубоко вдохнула и сконцентрировалась на ощущениях. Это единственное, чему можно доверять. Слышались смеющиеся и что-то восклицающие голоса из соседнего дворика. Хохотали и шумно галдели дети. Пожилой мужчина что-то с самым серьезным видом выговаривал своей собаке. У нас почти никто не держал животных. Это было невероятно дорого. Из окна ближайшего дома был слышен звон посуды. Еще дальше, высоко в деревьях шумел теплый ветер. Слышалось довольное мурчание вальяжного рыжего кота, растянувшегося в тени деревьев. Солнце ласково облизывало кожу, разлитая в воздухе безмятежность успокаивала душу.
«Улечка! Доченька, беги обедать!» – Высокий женский голос вырвал меня из ласковой дремы. Малышка встрепенулась, повернулась ко мне, протянула горячую ладошку и вдруг ласково погладила меня по руке. Потом встрепенулась и как легкий ветерок унеслась на голос, звавший ее. На глазах выступили слезы от неожиданной простой человеческой ласки.
Я решила, что для первой прогулки вполне достаточно впечатлений и пора двигаться в мой домик. Но вдруг, на мой затылок отчетливо лег чей-то пристальный взгляд, по спине побежали мурашки и ухнули в животе. Раздавшийся за спиной глубокий мужской голос нельзя было спутать ни с каким другим. Голос моего зеленоглазого спасителя. Я медленно повернулась в его сторону и глубоко вдохнула напоенный цветением воздух. Мужчина стоял неподалеку с моим недавним знакомым по имени Эд и держал в руках большой и явно тяжелый ящик. Они о чем-то неспеша переговаривались, затем ноша перешла в руки Эда, на что тот кивнул, улыбнулся и быстро пошел вверх по улице. Спаситель же повернулся в мою сторону, словно я позвала его, поднял голову и внимательно посмотрел прямо на меня. Половина лица, которая была изуродована оставалась в тени. Я посчитала правильным поблагодарить его и, наконец, узнать имя человека, которому обязана жизнью. Несмело поднявшись со скамьи со своим нехитрым скарбом, я тихонько двинулась в его сторону. Он же не тронулся с места, пристально глядя на мое приближение. Вблизи он выглядел еще более высоким и массивным, его черные волосы растрепал ветер, и поэтому казался воином-героем древнего эпоса. Я много читала о древней истории на Земле, если что. И в нем было слишком много мужчины. Чувствовалась какая-то внутренняя жесткость, которой я никогда не встречала у земных мужчин, и рядом с которой я сразу захотела стать мягкой и бархатной… Что за наваждение… Встряхнув своими совершенно обычными каштановыми волосами, я стряхнула морок и тихо пробормотала: «Привет. То есть здравствуйте. Я хотела поблагодарить за свое спасение и…». – Проблеяла я. «Не стоит. Все в порядке». – резко перебил он, поворачиваясь ко мне здоровой стороной и устремляя взгляд куда-то выше моей головы. Кажется, он был чем-то недоволен и совершенно не был расположен к разговору, поэтому не собирался помогать мне преодолеть неловкий момент. Ну хорошо, подумала я сердито, тогда и мне нечего стесняться. «И как зовут моего спасителя?» – я смело посмотрела прямо в его глаза и повысила голос. – «Что такого в простой человеческой благодарности?» Он медленно повернулся, с удивлением осматривая меня, будто в первый раз. «Меня зовут Дар. Мастер Дар». – И снова замолчал, глядя на меня с напряжением. Причину такого недружелюбного поведения я понять не могла, все кого я встретила были невероятно добры ко мне и с удовольствием встречали мое появление, предлагая разнообразную помощь. А этот даже имя не спросил. «Почему Мастер?» – не удержала я свое любопытство. «Умею много. – коротко ответил Дар. – Мне пора. Прощай». Я не успела ничего ответить, как он уже быстрым шагом отправился в противоположную от моего домика сторону. При этом он сильно припадал на правую ногу. «Хромает, – отметила я, вот почему меня так сильно качало, когда он нес меня, и ведь наверняка ему было больно». Раздражение мгновенно испарилось. Осталась только благодарность. Я развернулась и медленно побрела в сторону моего временного убежища, обдумывая на ходу всю полученную за день информацию.
Итак, что мы имеем. Я попала в совершенно отличный от моего мир, о существовании которого никто в моем мире, я думаю, не подозревал. Кардинально, я бы сказала, отличающийся. Здесь явно не было никаких волн катастроф, флора и фауна разнообразна и дружелюбна, воздух чист и свеж, вода полна рыбы, судя по прилавкам. Мир наполнен благами и красотой. Люди добры, не скрывают своих чувств, готовы помочь, настроены дружелюбно. Было еще кое-что. Почти все люди, которых я встретила, были приятны, симпатичны или просто красивы. Все, кто прошел мимо, а это были десятки человек, а не один-два. Мужчины, женщины, дети. Именно очень привлекательны, хоть и очень разные. Мужчины статные, рослые, крепкие, мужественные, все, как на подбор. Женщины породисты, с чистой кожей, ровными зубами. Разве такое может быть? Где подвох? А он был, я не сомневалась. Я прожила большую часть своей жизни в постоянном контроле и напряжении, в условиях выживания. Люди вокруг меня были как бы все усреднённые. Серые или карие глаза. Пыльно русый цвет волос, у кого-то темнее или чуть светлее. Кожа варьировалась от светлой до смуглой. Чернокожих и совсем белокожих не было, вероятно, этот ген тоже контролировали, чтобы не было сильных внешних расхождений. Различия вообще были формальными. Мужчины максимум на полголовы выше женщин, усредненного телосложения, рядом с мужчинами Теи просто хлюпики какие-то. Я с ужасом подумала, а ведь это уравнение было искусственным. Для чего? Для искоренения превосходства одной расы над другой? Почему я об этом не подумала раньше? Хотя, теперь-то уж что… А здесь было изобилие. Во всем. Даже внешне. Волосы Эда – цвета позднего золотого солнца, кожа загорелая, глаза голубые, как утреннее небо. Таких ярких я раньше не видела. Волосы Дара – как вороново крыло, а глаза отливают изумрудной зеленью при молочно-белой коже. Волосы Маленькой Ули отдавали рыжиной, а глазки как шоколадные конфетки. Куда я тягаться с ними, пыльная шатенка с невнятными серо-мутными глазами и обычной внешностью. Этот мир благоухал радостью и безмятежностью. Так разве бывает? Разве может быть ВСЕ хорошо? Где же здесь равновесие, сказал бы мой отец. Озадаченная, я подходила к двери своего жилища, когда меня вдруг сзади окликнули.
Глава 8. Старейшина
– Здравствуйте, Ая. – ко мне степенно подошел высокий крепкий мужчина, хотя и явно пожилого возраста, с желто-карими глазами, ярко выделяющимися на загоревшей, изрезанной морщинами коже. Рядом с ним стояли два похожих друг на друга кареглазых юноши. – Я старейшина этого прекрасного города Дриапа, меня зовут Винтегирел. Это мои помощники и ученики, Фарел, – он показал на приземистого парня, – И Ликай, – указал на более худого и высокого. – Умай сказала, что вы уже достаточно окрепли для разговора.
«Ну вот оно, начинается, сразу мелькнуло в голове, – не просто же познакомиться он пришел, все же сам старейшина». Его волосы были абсолютно белыми, собранными в низкий хвост, одежда была яркая, синяя, что странным образом подсвечивало яркие необычные глаза. «Удивительные глаза, звериные». – мельком пронеслось в голове.
– Здравствуйте, Старейшина. Да, я готова поговорить. – тихо, но твердо ответила я. Пора уже, я понимала это.
– Тогда поднимемся в дом, если не возражаете, жарковато сегодня. – Винтегирел достал платок и протер лицо и шею.
– Минуту, старейшина, сейчас мигом соображу, чем охладиться, а вы пока проходите на террасу, там прохладнее, – вмешалась Умай и убежала за продуктами.
– Я думаю, уважаемая Ая, вы уже поняли, что с вами произошло, несколько успокоились, и готовы принять свою новую жизнь и стать одной из нас – хранителей планеты Тея. Для нас важен каждый человек, его жизнь, здоровье и его счастье. Потому что счастье у нас одно на всех, и мы все в ответе друг за друга. Ответьте, вы готовы стать одной из нас? Стать счастливой?
Для девушки, выросшей на Земле, подобные слова звучали как бред сумасшедшего из запрещенной секты. Речь выглядела заученной. Мелькнула мысль о наркотиках в воздухе или в воде, потом о всеобщем тотальном сумасшествии. Однако, при общении сегодня с жителями города, такая мысль как-то не выдерживала критики. Это были чуткие, приятные люди, которые пытались ненавязчиво помочь мне во всем – и покормить, и одеть, и дом построить. И никто ни разу ничего не попросил взамен.
– Да, готова. Если вы мне объясните, что это для меня означает. – напряженно ответила я. Потом, собравшись с духом, выпалила, – скажите честно, это какая-то секта? Все счастливы за счет каких-нибудь затуманивающих разум веществ, или, может быть, человеческих жертвоприношений? На моей планете несколько веков назад, незрелое человечество практиковало такое… Прошу, скажите сразу и честно обо всем, что меня ждет и почему у вас тут такой рай на земле.
Клянусь, на Земле я никогда не слышала такого громкого раскатистого хохота. Смеялись все: сам старейшина, его помощники и подошедшая Умай, чуть не разлившая напиток из кувшина, и едва не уронив сладости на подносе, который она принесла. Отсмеявшись, Винтегирел вытер платком слезы, подошел к окну, глубоко вдохнув свежий воздух повернулся, и весело прогрохотал: «Вот спасибо, дочка, давно я так не смеялся! Ну что ж. Давай начнем с самого начала. Расскажи нам, откуда ты, каков твой мир, что произошло с тобой. Да не бойся, ничего тебе не грозит. Ты теперь одна из нас. И секретов от тебя у нас никаких нет».
Говорили мы долго. Я рассказала про волны катастроф, погрузивших человечество в хаос, тяжелые годы восстановления, про установки выживших, генетическое и репродуктивное насилие, наконец, дело дошло до аномалии. Ликай с Фарелом что-то постоянно записывали, Умай уже несколько раз бегала на кухню за перекусами, пришедшая Лайна сидела с приоткрытым от удивления ртом. Они все слушали меня, я видела сочувствие и понимание в их глазах, это было так непередаваемо и непривычно. Не нужно было себя контролировать, выбирать каждое слово, переживать о правильности и всякой ерунде. Я просто говорила. Изливала душу, делилась болью. И их глаза светились теплом и участием. Когда я закончила, солнце давно село, а в душе больше не осталось ни одного болезненного комочка, я выплакала их все. «Бедняжка ты моя, – послышался всхлип Умай, но теперь-то уж все будет хорошо, поверь мне!» Лайна сидела, выпучив свои огромные черные глазищи, в которых стояли неподдельные слезы. Лица Фарела и Ликая были сосредоточенными и серьезными. Лишь по лицу Винтегирела ничего понять было невозможно. Он будто что-то обдумывал глубоко внутри, что-то просчитывал. Затем тихо спросил: «Значит, веточка… Как ты говоришь, твоя фамилия?»