Читать онлайн На грани

ЦЕНА СТРАХА

«Взгляните в зеркало. Вам кажется, что каждый день вы видите одно и то же – себя. Но отражение переменчиво. Сегодня оно показывает человека, завтра – монстра. Сегодня вы праведник, завтра – грешник. Вчера вы были спасителем, завтра станете изгнанником. Где эта тонкая грань, что отделяет предателя от героя? Отражения похожи грани кубика: различны, но всегда части целого. Так важно ли, какая выпала грань, если бросок принёс победу?»

Откровения Единого. Послание о начале

– Открывай сейчас же! Если тебе нечего скрывать, то нет смысла прятаться. – За приглушённым голосом последовал яростный стук в дверь. – Иначе с чего такие внезапные перемены?

– С того, что ты с дружками стал слишком часто ко мне наведываться, Лоик, – ответили по эту сторону двери. – Это мой дом, и я решаю, кого и когда пускать.

– Ты прекрасно знаешь, зачем мы здесь. Открывай!

На дверь обрушился град ударов.

– Чтобы в очередной раз поглазеть на спящего больного? За прошедшие два часа изменилось ровно столько же, как и за четыре дня. Ничего!

– Мы хотим убедиться.

– Все вы приходите «убедиться». У меня тут не проходной двор, поэтому пошли прочь с моего порога! – Голос принадлежал девушке, судя по срывающимся ноткам, жутко рассерженной.

Не то её слова возымели действие, не то гостям надоела бессмысленная перепалка – грохот прекратился, сменившись звоном посуды и гневным бормотанием хозяйки дома.

В первые секунды казалось, что расстояние утратило значимость. Шорох одежды, треск пожираемых огнём дров, скрип половиц под ногами – звуки, неразличимые в повседневной суете, усилились, ураганом ворвались в сознание и резко отступили. Потом всё повторилось. Безумная качка продолжалась, пока Керден не осознал, что вслушивается в собственное дыхание. Оно вдруг стало новым, незнакомым доселе явлением. Вдох и выдох – куда проще, нежели показалось сначала.

– Открой, Мисарра! – Возобновил штурм двери Лоик. – Я хочу… Нет, мы требуем, чтобы ты нас впустила.

Собравшаяся на улице толпа поддержала предводителя одобрительным свистом.

– Ты знаешь законы, – не унимался мужчина, – за укрытие порченных полагается смертная казнь.

– А ты никак в ткачи заделался? – с вызовом бросила девушка. – Кто решать будет?

– Мы знаем, что ты притащила его в дом посреди ночи.

– Только и всего? Ильза по несколько раз в неделю волочёт тебя из таверны вусмерть пьяного.

Дальнейшие слова утонули в грохоте обрушившихся на дверь кулаков.

Разум Кердена трусливой ланью метнулся прочь. Тьма опередила его, поймала в сети и затянула в пучину беспамятства.

Ему снова приснился кошмар: армия порченных у городских стен, тесные, усеянные телами улицы, разрушенные дома, залитая кровью площадь и красное зарево пожаров на востоке. Он спасался от погони в лабиринте переулков, когда из окна заброшенного кабака выпрыгнул пёс. Огромное, измазанное сажей чудовище, выдохнуло сноп искр, сбило с ног, вцепилось зубами в шею.

– Тише, тише. – Женский шёпот выделился из хора голосов и звона стали.

Керден напряжённо вздохнул. Запах лаванды украдкой пробрался в лёгкие. В горле пересохло, с губ сорвался хрип.

– Сейчас, – ответили ему.

Влажная ткань коснулась губ. Керден судорожно сглотнул.

Он не осознавал, где находится, не помнил, что произошло, и не понимал, как угодил в столь вязкую тьму, из которой не мог выбраться. Сознание ускользало, словно вода, отступившая от берега с вечерним отливом.

– Только не снова, – взмолилась девушка. Звякнули банки, зашуршала сухая трава, зашумела вода. Приторный запах лаванды сменился терпким ароматом полыни. – Знаю, знаю, – отмахнулась она.

Керден не слышал её собеседника. Пожирающий тело озноб усиливался, грозясь вернуть разум к недавно пережитому кошмару.

Целую вечность мир то падал в жерло вулкана, то замерзал на горных вершинах. Керден ощущал себя маятником, мерно раскачивающимся над пропастью, и даже время было бессильно что-либо изменить.

Прохладные пальцы коснулись лба.

– Если ему станет легче… Возможно, Лоик не так уж и ошибался, – тихо произнесла девушка, смочив полотенце.

Мир замер.

Яркий луч солнца, прорвавшийся сквозь облака, заставил Кердена проснуться. Глаза не сразу привыкли к свету.

Место выглядело незнакомым. Внутренности громоздкого шкафа были выпотрошены: полотенца болтались на дверцах, из ящиков торчали рукава мятых рубах. На стене висели оленьи рога. Они служили гнездовьем для чучела орла, охранявшего кипу книг, небрежно сваленных на стол. Старые фолианты часто использовали – от огарков свечей протянулись ручейки застывшего воска, между потрёпанных страниц торчали закладки из сухих листьев. Стопка накренилась и угрожающе нависла над железным тазом, до краёв наполненным водой. Рядом валялась яичная скорлупа и связка холщовых мешочков.

Длинная тумба у кровати дополняла картину всеобщего беспорядка. Десятки банок, колб и пробирок громоздились поверх сваленной в кучу посуды. Большинство были пусты, остальные источали настолько неожиданные ароматы, что у Кердена перехватило дыхание. Он отвернулся, уткнулся носом в стопку полотенец, сложенных у изголовья кровати.

На то, чтобы выбраться из-под одеяла, ушли почти все силы. Часто дыша и морщась от боли, Керден наклонился на спинку кровати. Два года назад он уже испытывал нечто подобное, и это не было приятным воспоминанием – кошмары минувших событий по сей день преследовали его во снах.

– Мисарра, открывай! – раздался разгневанный крик с улицы. На дверь обрушилась череда ударов, жалобно забренчала щеколда. – Или, клянусь Единым, я выломаю проклятую дверь!

Стук повторился, но ответа не последовало.

Какой бы конфликт ни возник у местных с хозяйкой, становиться меж двух огней у Кердена не было никакого желания. Подобравшись к краю кровати, он осторожно встал.

Оглушительный грохот прокатился по дому. Входная дверь слетела с петель. Разгорячённая толпа ввалилась в гостиную под свист и улюлюканье.

– Вы что себе позволяете?

Возмущение девушки растворилось в голосах жаждущих расправы людей.

– Замолчи! Мы пришли за порченным, – рявкнул мужчина в ответ.

Дверь в комнату распахнулась. Толкаясь, деревенские мужики ввалились в проход. Они ожидали увидеть лежащего без чувств человека, а не с трудом державшегося на ногах больного. И теперь люди растерянно переглядывались, бестолково разевали рты, пожимали плечами, почёсывали затылки.

Керден не знал никого из них. Десяток незнакомых лиц, вдвое больше напуганных глаз. Они видели в нём голодного волка, оставленного без присмотра дрессировщиком цирка – боялись, что вкусившее свободу животное набросится на зрителей. И они были готовы. Ножи, топоры и дубины недвусмысленно маячили перед глазами.

– Ну, чего встали? – проворчал мужчина, протискиваясь через толпу. – Сделаем дело…

Он запнулся на полуслове, едва встретившись взглядом с Керденом. На усыпанном веснушками лице отразилось недоумение. Это был обычный деревенский выскочка – крепко сложенный детина, завоевавший доверие отнюдь не умением красиво говорить и здраво мыслить. Подобные гордецы любили задирать молодёжь и были не прочь пустить в ход кулаки, едва завидев соперника со столь же пышным хвостом.

Следом за ним в комнату пробралась девушка.

– Я никому не позволю проливать кровь в моём доме! Ты слышишь меня, Лоик?

Она оттолкнула вставшего в проходе долговязого паренька, протиснулась между мужчинами, отвела дубину, перекрывшую дорогу к кровати.

– Хвала Небесам, ты очнулся. – Девушка поспешила к Кердену. – Отдыхай, ты ещё слишком слаб.

Лоик прикусил губу, обнажив жёлтые зубы, спросил:

– Почему ты не сказала, что он пришёл в себя?

По толпе прокатилась волна недовольного шёпота.

Керден искренне надеялся на наличие здравого смысла хотя бы у половины собравшихся: отправиться на Небеса не входило в его планы ещё минимум шесть десятков лет.

– Потому что я не бегаю к нему каждые пять минут, – огрызнулась девушка, помогая Кердену вернуться в кровать. Она откинула на спину пышную косу, засуетилась у тумбы, перебирая колбы и нарочито громко бренча посудой.

Толпа тем временем начала редеть. Мужчины постарше отводили взгляд, бурчали извинения и убирались восвояси. Те, что помоложе, не стыдясь, принялись шарить по шкафам.

– Мы до сих пор не уверены, что он не порченный, – убеждал собравшихся Лоик.

– Неужели? – вспылила девушка. – По-моему, всё предельно ясно.

– Порченный? – спросил Керден. Голос прозвучал непривычно сухо. – Что за ерунда?

Он мог бы рассмеяться, но каждый вздох отзывался ноющей болью в груди.

– Ерунда или нет – нужно ещё выяснить. – Лоик упёр руки в бока. – Мы вызвали ткача из столицы, он скажет наверняка.

– Если некуда девать деньги – пожалуйста. – Девушка поднесла к носу пробирку с густой жёлтой жидкостью, цокнула языком. – Лично я не дам ему и медяка. И не забудь, что теперь ты должен мне новую дверь.

Она извлекла из-под завала продолговатый пузырёк, вылила содержимое в стакан, разбавила водой и протянула Кердену. Лоик не спускал с девушки гневного взгляда.

– Что это? – спросил Керден.

– Пей, – не терпящим возражения тоном ответила хозяйка дома.

Керден покрутил стакан в руках. Жидкость имела янтарный оттенок, пахла мятой и древесиной. Он сделал осторожный глоток. Странный напиток обжёг горло.

– Вся ответственность за его действия на тебе, Мисарра, – пригрозил Лоик. – И ничего я тебе не должен.

Мужчина заторопился к выходу.

– Дверь, – окликнула его девушка. – И побыстрее. На улице не сезон цветов.

– Почему они решили, будто я могу быть порченным? – спросил Керден, когда незваные гости покинули дом.

Девушка подняла с пола полотенце.

– Обстоятельства, – резко ответила она, но тут же смягчилась. – Их напугало не столько твоё неожиданное появление, сколько твоё состояние. Мы не так далеко от Грани, люди здесь не привыкли верить словам – лишь собственным глазам и чувствам. – Девушка вернула полотенце в шкаф. – Они видели, как я привезла тебя домой после заката, знают, что за неполную неделю ты ни разу не приходил в себя. Честно говоря, я тоже начинаю сомневаться.

– Но ведь это полнейшая чушь. Я не могу быть порченным.

Керден сделал длинный глоток. От терпкого напитка по телу расползалось приятное тепло, мышцы расслаблялись, рассудок прояснялся.

– К сожалению, это не так, – строго ответила Мисарра, закрыв дверцы старого шкафа, и, прежде чем Керден успел возразить, указала на опустевший стакан. – Помогает?

– Да, спасибо.

– Отвар мяты и иссопа, – многозначительно произнесла она.

Девушка ждала объяснений, однако Керден не смог вымолвить ни слова.

После войны Второго Прилива, окончившейся два года назад сокрушительной битвой при Соледре, каждый ребёнок в стране знал, что аромат иссопа способен ослабить порченных или вовсе убить. По крайней мере, так было до недавнего времени. Керден всё чаще получал тревожные вести из столицы: преисполненные страхом письма королевы о заговорах при дворе, записки ткачей, что находили порченных близ городских стен; слухи, старательно передаваемые из уст в уста – всё свидетельствовало о продолжении войны в незримом её проявлении. Керден не верил никому из них. Война для него закончилась, когда первые лучи солнца золотыми копьями пронзили окутавший Соледру купол дыма.

– Это ничего не доказывает, – тихо сказал он.

– Верно. Ничего. Именно поэтому тебе придётся дождаться прибытия ткача.

– В этом нет необходимости, я…

Девушка не дала договорить.

– Пару минут назад ко мне вломилась добрая половина деревни с единственным намерением – прикончить человека, которого они сочли порченным. Благо ты пришёл в себя, а у них хватило ума не устраивать самосуд. Представь, в какую неловкую ситуацию меня поставит твоё внезапное исчезновение. Я спасла тебе жизнь и не хочу из-за этого лишиться своей.

– Я понял.

– Хорошо. Отдыхай, я разбужу тебя к ужину.

Она схватила стопку полотенец и выскользнула из комнаты.

Керден забрался под одеяло. Над кроватью мерно покачивались ловцы снов – деревянные кольца, опутанные цветными нитями, точно паутиной. В спальне его родителей висело нечто похожее: стянутая бечёвкой ивовая ветвь с тремя серыми перьями, аккуратно подвязанными книзу. Мать верила, что подобные амулеты помогают отогнать злых духов, маниту, как предпочитали именовать их ткачи.

Он закрыл глаза.

Никакая безделушка не смогла спасти ни родителей, ни население целого города от страшной участи оказаться за Гранью.

Проснулся Керден от стука молотка и ругательств в адрес никак не встававшей в петли двери. Мисарра добилась своего – не то Лоик отправил чинить испорченное имущество кого-то из местных пьянчуг, не то явился лично. В любом случае справиться с задачей пока не получалось.

За окном стемнело. Сквозь щель в двери пробивалась узкая полоска света.

Керден на ощупь добрался до выхода.

В гостиной пахло подгоревшим жиром и специями. Деревянный стол занимал треть помещения: тянулся от центра комнаты, поворачивал под прямым углом и упирался краем в облицовку камина. Как и в спальне, столешница пребывала в полном хаосе. Банки и бутылки, свечи, сваленные в бесформенную кучу, пара раскрытых книг, самодельные украшения, ворох перьев, пучки трав, деревянная кукла, надкусанное яблоко и множество мелких безделушек, о предназначении которых Керден мог только догадываться. На жёрдочке над камином примостилось чучело совы. Птица безмолвно взирала на заставленный книгами стеллаж.

Старый диван был завален одеждой, среди тряпья Керден разглядел ремень своей дорожной сумки.

– Спасибо, Ронан, – донёсся из коридора голос Мисарры.

Непослушная дверь всё-таки встала на место.

– На здоровье, девочка, – ответили ей. – И береги себя.

Дверь со скрипом закрылась, лязгнула металлическая щеколда, и вскоре в гостиную вошла хозяйка дома. Выглядела она уставшей. Под глазами залегли тени, длинные каштановые волосы спутались, брови, слегка сдвинутые в задумчивости, образовывали крошечную морщинку на переносице.

Заметив Кердена, девушка вздрогнула.

– Ты меня напугал, – выпалила она. – Прости, мы, должно быть, тебя разбудили.

Сожаления в её голосе Керден не услышал.

– Ничего. Кажется, я выспался на много дней вперёд, – усмехнулся он.

Мисарра вымучила улыбку.

– Ты живёшь здесь одна? – поинтересовался Керден.

Для девушки, живущей с родителями, Мисарра выглядела слишком самостоятельной. Да и местные не стали бы врываться в дом, будь в нём хозяин. Значит, ни мужа, ни семьи у неё нет. Ребёнок – сомнительно, пусть возраст и подходящий.

– Родители ушли на войну несколько лет назад, брата в прошлом году забрали ткачи. – Она засуетилась у стола, собирая посуду к ужину. – Я не питаю надежд об их возвращении. Война унесла тысячи жизней. А брату будет лучше в столице. Ты ведь тоже направлялся в Тесон? Я прочитала твои письма.

Возмутиться наглости Керден не успел. В памяти вдруг возникли образы одного из недавних кошмаров.

Он шёл по улице древнего города. Ноги почти не касались брусчатки. Жуткие, уродливые существа гнули спины, едва завидев его в толпе. Зазывалы у торговых лавок замолкали, стража разгоняла зевак. Он задержался у шатра. Тьма под пологом шевельнулась. Он уверенно шагнул ей навстречу.

Видение не имело с реальностью ничего общего, однако страх, зародившийся в душе, ощущался на удивление живо.

Керден подошёл к дивану, выудил сумку.

– Твои вещи в тумбе у кровати, – подсказала Мисарра.

С замиранием сердца он ринулся в спальню. Дрожащими руками выдвинул ящик, с облегчением вздохнув, плюхнулся на пол. Под стопкой аккуратно сложенных писем лежала книга с обложкой из тёмно-синего бархата. Серебристая нить переплёта тускло мерцала. Жёлтые, помятые в уголках страницы выглядели нетронутыми.

– Мне спокойнее, когда она со мной, – вернувшись в гостиную, пояснил он.

– Пустая книжка?

– Это подарок.

Девушка чуть слышно хмыкнула, протянула тарелку с горячей похлёбкой. Керден с благодарностью принял угощение.

– Так, значит, в Тесон? – продолжила расспрос Мисарра, усевшись на медвежью шкуру у камина.

– Да, нужно встретиться кое с кем, – ответил он.

– А Эллоя – это та самая? Королева?

– Мы были хорошими друзьями до и во время войны, – нехотя признал Керден.

– А после? Она постоянно пишет тебе, а ты не похоже, чтобы отвечал.

– У меня были другие дела, – ответил он, изучая содержимое тарелки.

После короткой паузы Мисарра спросила:

– Что случилось с тобой на тракте?

Керден и сам задавался этим вопросом. Смутные картинки боя, бессвязные обрывки воспоминаний – сейчас он не мог отличить реальные события от сновидений.

– Я не помню.

– Врёшь. – Мисарра с грохотом поставила на пол опустевшую тарелку. – Каждый раз отводишь глаза, прежде чем ответить.

Керден молчал. Девушка фыркнула, подошла к столу и принялась заваривать чай, с остервенением отрывая лепестки травы от толстого стебелька. Наполнив кружки кипятком, она оперлась руками на столешницу.

– Я не прошу раскрывать свои тайны. Просто хочу убедиться, что не пригрела на груди змею. Если в дороге ты пересекал Грань и из обычного человека превратился в порченного…

Она решительно повернулась. Языки пламени, поедающие дрова в камине, отразились в зрачках двумя хищными огоньками.

– Я уже говорил, что не могу быть порченным.

– Пустые слова. Так скажет любой, только бы оправдать себя.

– Я не могу стать порченным, потому что я ткач! – не выдержал он. – Вернее, был им когда-то. На тракте я столкнулся с маниту, завязался бой, а потом я очнулся здесь. Вот и всё.

– Ткач, – хохотнула Мисарра. – Да ещё и бывший. – Она рассмеялась искренним, немного истеричным смехом. – Так не бывает.

– Мне не доводилось пользоваться магией после войны, – добавил Керден.

Разговор уходил в неприятное русло. Воспоминания о войне, порченных и ткачах вызывали злость с острым привкусом горечи.

– Я поверю, что ты друг королевы. Но ткач, нет уж, увольте. Придумай другую легенду.

– Можешь не верить.

– И не собираюсь.

– А что ты ожидала услышать? – вспылил Керден. – «Да, я – порченный, давайте всей деревней сожжём меня на костре» или «нет, клянусь, я не такой, пожалуйста, пощадите»? – съязвил он.

– Честно говоря, сошёл бы любой из вариантов, – хмыкнула девушка. Пыл её, однако, пошёл на убыль. – Хорошо, в конце концов, у каждого свои секреты. – Она протянула Кердену кружку с чаем. – Доброй ночи.

Не обращая более внимания на гостя, Мисарра выудила из груды хлама моток пряжи, взяла свечу и вышла в коридор. Половицы под босыми ногами тоскливо заскрипели, хлопнула дверь на втором этаже.

В стакане плавали листья малины. Размокшие лепестки медленно оседали на дно.

Ночью Кердена мучила бессонница.

Война научила не доверять первому встречному, пусть им и оказалась миловидная девушка. Внешность обманчива и зачастую не отражает истинной сути человека. Или существа, которое вполне могло скрываться внутри. Мисарра нашла Кердена посреди полузабытого тракта, притащила домой и чудом выходила. И всё же он не спешил открывать душу спасительнице, покуда мотивы её, как и обстоятельства встречи, оставались неизвестными.

Смущало Кердена и другое: он не мог вспомнить, что произошло на дороге. Это раздражало и пугало одновременно. Он отчётливо помнил воскресный звон колоколов, коим прощалась с ним Лета – город, за минувший год ставший ему новым домом. С улыбкой вспоминал тусклый свет лампы в бедной комнате таверны, где останавливался на ночь, имя солдата, встретившего его у въезда в Приграничье. Мог с уверенностью назвать количество монет, оставшихся в тоненьком кошельке, но дальше – ничего, лишь ноющая боль в груди, падение из седла и череда бесконечных кошмаров. Тогда ему почудилось, будто разум разделился на части. Во снах Керден словно проживал чужую жизнь: водил беседы с незнакомцами, участвовал в битвах, о которых прежде не слышал, творил магию столь древнюю, что опытные ткачи кусали бы локти и рвали бороды от зависти. Видения сменялись воспоминаниями о Соледре, о юности, проведённой в столице, о беззаботном детстве. Всё перемешалось, и он не понимал почему.

В былые времена Керден мог поведать о тревогах Эллое, разделить радости и печали с добрыми друзьями. Вместе им всегда удавалось найти решение. Вот только времена те давно минули. Война Второго Прилива изменила всех. Лучшая подруга стала королевой, друзья разбрелись по стране, а Керден лишился магии. Немудрено, что Мисарра не поверила в сказку о бывшем ткаче. Подобных случаев в истории Рэвилта не встречалось.

После событий в Соледре Керден всячески избегал разговоров о магии, будто случайно брошенное слово могло вернуть его в ту страшную ночь. Он больше не ткач. Сегодня он впервые произнёс это вслух. Ему не поверили. Быть может, к лучшему.

Мисарра проснулась с первыми лучами солнца. Заскрипели половицы в гостиной, забренчала посуда. Вскоре надрывно засвистел чайник. Потом раздался голос.

– За пару золотых монет, – произнесла девушка.

Ей не ответили.

– Которых у меня нет, – с улыбкой добавила она.

Керден украдкой заглянул в гостиную.

Стол по-прежнему походил на свалку мусора, только яблоко превратилось в огрызок. У дивана выросла стопка книг, на подоконнике пылилась тарелка, доверху набитая шишками и желудями. Тлели угли в камине.

Девушка стояла у стола, орудуя пестиком в каменной ступке. Карие глаза изучали кипу бумаг на полу.

– С кем разговариваешь? – спросил Керден, не увидев ранних гостей.

Мисарра обернулась, накинутая на спину шаль соскользнула с плеча.

– Ни с кем, – поспешила заверить она, ненавязчиво заслонив собою бумаги. – Не спится?

– Не особо.

Вчерашняя гора вещей на диване уступила место синим вязаным подушкам.

– Могу сделать снотворное, подействует моментально, – предложила девушка.

– Нет уж, спасибо, – хмыкнул Керден. – Ты, похоже, здорово разбираешься в травах, – заметил он, разглядывая подвешенные к потолку пучки зелени.

Сам он не мог отличить зверобой от пушицы или чертополох от папоротника. Для изучения бесчисленных свойств растений требовались терпение и усидчивость, чем, как любил повторять отец, Единый не наградил его взбалмошного сына.

– Мама была целительницей, – пояснила девушка.

Внимание Кердена привлекло чучело совы. Птица сосредоточенно разглядывала кучу бумаг на полу. Он готов был поклясться – вчера взгляд мёртвых глаз был направлен на книжный стеллаж.

– Отец – охотником, – добавила Мисарра. – Сделаю настой из иссопа, будешь пить постоянно. Не хочу умереть в собственном доме от рук порченного.

Керден закатил глаза.

– Все жители Приграничья такие недоверчивые?

Девушка пожала плечами.

– Хорошо, – с вызовом произнёс Керден. Вернувшись в спальню, достал из тумбы прозрачный кристалл. – Знаешь, что это?

Он показал девушке хрустальную безделушку.

– Похоже на чирэ, – без интереса отозвалась Мисарра. – Купил по дешёвке на рынке?

– А как работают, знаешь?

– Дети раскрашивают камни красками, когда воображают себя ткачами. – Девушка пошевелила пальцами, изображая создание плетения. – У брата в детстве был такой.

Керден сжал чирэ в ладони. Магическое плетение давным-давно вплавили в основание кристалла, оставалось пробудить его, добавив недостающее звено в старый рисунок. Годами дремавшие нити ожили, минерал засиял тусклым бирюзовым светом.

Чучело совы дёрнуло головой. Мёртвые глаза с жадностью уставились на источник магии. По крыльям пробежали бирюзовые огоньки.

– Что это такое? – воскликнул Керден, с ужасом глядя на объятую пламенем птицу.

– Он совершенно безобиден, – тотчас вступилась Мисарра.

– Безобиден? – вскинулся бывший ткач. – Ты обвиняешь меня в порче, а сама укрываешь в доме маниту?

– Он отличается от тех, что приходят из-за Грани.

– Маниту – причина, по которой люди становятся одержимыми! Порченными. Грань тут совершенно не при чём.

– Если бы он жаждал завладеть чьим-то разумом, то давно сделал бы это. Но за три года он никого не превратил в порченного, – не уступила девушка.

Сова тем временем склонила голову набок, с любопытством прислушиваясь к разговору.

Керден не смог найти подходящих слов. Происходящее не укладывалось в голове. С детства юных ткачей заставляли заучить одну истину: «Маниту – первопричина появления порченных». При всех имеющихся знаниях доподлинно не было известно, каким образом происходит слияние маниту и человека, но не вызывал сомнений факт – стоило зазевавшемуся путнику пересечь Грань, как разум его передавался в безраздельную власть кровожадного существа. Шестнадцать лет назад, во времена Первого Прилива, когда Грань только начала расползаться по территории страны, появление порченных оставалось явлением диковинным. Позже – одержимые составили большую часть армии, разбитой силами ополчения при обороне Соледры. Именно тогда, благодаря счастливой случайности, раскрылись удивительные свойства иссопа, что спасло защитников города и остановило войну. Грань перестала расти. О маниту, блуждающих по Приграничью, не слышали больше двух лет.

Керден погасил плетение в чирэ.

– Как скоро сюда доберётся вызванный вами ткач? – холодно спросил он.

Девушка встала между ним и пылающей птицей.

– Неделя. Может, чуть меньше, – с опаской ответила она.

– Маниту нужно уничтожить.

– Нет!

Огонёк внутри чучела съёжился, окрасился золотистым цветом, прошмыгнул в камин. Керден по привычке схватился за пояс. Руки нащупали лишь воздух.

С писком маниту метнулся в деревянную куклу.

– Ты его напугал, – подскочив к столу, выпалила девушка.

– Ты в своём уме? – Брови Кердена поползли вверх. – Собираешься защищать эту тварь от меня?

– Рики – мой друг.

– Ещё и имя ему дала?

– И я никому не позволю навредить ему, – закончила Мисарра. – Кроме того, ты же ткач. Почему не разберёшься сам?

Вопрос заставил Кердена отступить.

– Я отошёл от дел, – пробормотал он.

– В таком случае держи свои магические трюки при себе. И не вздумай рассказать настоящему ткачу об увиденном. Варить яды я тоже умею.

– Ты мне угрожаешь?

– Предупреждаю.

Керден утратил остатки терпения.

– Зачем нужно было спасать меня? Могла бы оставить на тракте, и дело с концом. Ведь я и вправду мог оказаться порченным.

Девушка с обидой поджала губы. Деревянная кукла с золотыми глазами осторожно выглянула из-за тарелки.

Керден прорычал ругательство. Вернувшись в спальню, он сел на кровать, извлёк из-под подушки тёмно-синий фолиант, раскрыл на первой попавшейся странице. От прикосновения хозяина книга пробудилась. На пожелтевшей бумаге проступил рисунок.

Керден узнал явившегося на зов маниту. Фолиант впитал его во время бегства из Брайта. Грань пожирала город, Керден чудом успел выскользнуть из западни. Он перевернул страницу. Следующий рисунок возник недалеко от Соледры. Тогда ткач столкнулся с несколькими порченными, призывавшими местное население добровольно сдаться врагу. Последующие рисунки появились в книге во время жестокой битвы в осаждённом городе. После сражения Керден не удосужился изучить приобретённую силу. Фолиант навевал болезненные воспоминания, избавиться от которых он пытался все эти годы. Кольцевая дорога Соледры, рыночная площадь, лавка травника, шпиль собора – страшные события всплывали в памяти, стоило коснуться переливающихся чернил.

Последний рисунок был похож на водоворот. Повинуясь воле Кердена, изображение зашлось бирюзовым пламенем. Оно плавно поднялось над книгой, разрастаясь, закручиваясь, будто в насмешку повторяя события двухлетней давности. Той ночью воронка с аппетитом проглатывала щедро вливаемую в неё магию, пока силы создателя не иссякли. После чего кормить её пришлось собственной жизнью.

Кровь отхлынула от лица, когда в центре водоворота появилось размытое отражение. Искажённое болью, покрытое морщинами лицо старика с бирюзовым пламенем вместо глаз. Должно быть, таким нашла его Эллоя. Возможно, поэтому никогда не спрашивала о случившемся.

Керден вернул рисунок в книгу, перевернул страницу, с недоумением рассматривая дыру в бумаге. После Соледры он не касался магии. Однако три последующих листа были испещрены символами, а страницы склеены друг с другом. Их небрежно сложили и неумело заштопали по краям, будто заплатку на старом покрывале. И сколько бы он не пытался разделить страницы, прочесть надписи или воссоздать проекцию плетения – ничего не получалось.

Подобраться к разгадке не вышло и спустя четверть часа. Не было сомнений, что правильное плетение с лёгкостью проникнет под неуклюжие стежки, разрежет нити, соберёт обрывки символов в чёткий рисунок. Проблема заключалась в необходимости воспользоваться магией.

Керден вернул фолиант под подушку, растянулся на кровати.

Шум в гостиной стих. Дом опустел. Ловцы снов под потолком слегка покачивались от сквозняка.

Два последующих дня прошли в молчании. Мисарра не пыталась завязать разговор, Керден не навязывался. Маниту не объявлялся, по крайней мере, в присутствии гостя.

Занятий, кроме бесконечного чтения писем Эллои да изучения магической книги, не было. Желание разобраться в толстых томах по травничеству исчезло практически сразу. Зевая, Керден прочёл пару страниц. Правила высушивания листьев чемерицы, полезные свойства цветков календулы – скучнее чтива ему не попадалось.

Чучело совы бывший ткач предпочитал обходить стороной. Встреча с маниту пугала его. Керден корил себя, уговаривал вернуться к тому, кем был раньше. Безрезультатно. Пожелай он создать даже простенькое плетение, как магия вновь затянет его в жуткий водоворот.

Скрипнула входная дверь. В гостиной раздались шаркающие шаги.

– Я знал твоих родителей с самого их детства, – пробасил мужчина. – Они бы не позволили этому случиться.

– По-твоему, нужно отдать его на растерзание Лоику? – сокрушалась Мисарра.

– Возможно, так будет лучше для тебя.

– Лоик не станет разбираться. Объявит его порченным и отрубит голову. Вспомни Мердока Трёхпалого.

– В прошлом году всё было иначе…

Слова старика заглушил грохот дров, брошенных у камина.

– …не жалею, – закончила Мисарра. – Уверена, ему нравится столица.

В гостиной пахло лесом. Прохладный осенний ветерок пробирался в окна, покачивал занавески, путался в развешенных на верёвках грибах и травах. Мужчина, сгорбившись, сидел на табурете у входа. С появлением Кердена старик заметно напрягся.

– Добрый вечер. Керден, – представился бывший ткач.

– Ронан, друг семьи, – ответила за гостя девушка.

– Рад знакомству.

Старик кивнул, подкинул к дровам связку хвороста, спешно распрощался.

Мисарра закрыла лицо руками.

– Зря я тебе помогла, – вздохнула она.

– Ещё не поздно всё исправить, – съязвил бывший ткач.

– Поздно. Вчера пропала дочь портного. Ходят слухи… Местные винят во всём тебя. И меня заодно.

– Я всё время находился здесь.

– Мне можешь не рассказывать. Но Лоик плевать хотел на любые доводы. Люди боятся. И с каждым днём страх становится сильнее. Если ты, действительно, ткач, докажи. Покажи им магию.

– Не могу, – тихо отозвался Керден.

Ночью его снова терзали кошмары. Он стоял на краю разрушенного моста, тёмные воды омывали обломки, размазывая по камням бирюзовую пыльцу и скользкие водоросли. По другую сторону реки виднелись надгробия древнего погоста, слышался жалобный вой, будто ребёнок, сорвав голос, рыдал над могилой. Он долго вглядывался в темноту, наблюдал, как туман обволакивает могильник, сгущаются тени и из мрака рождается нечто. Что-то живое, свирепое и голодное.

Керден проснулся от ощущения, что за ним наблюдают.

Чучело орла чинно прогуливалось по оленьим рогам. В глазницах плясало жёлтое пламя.

Волоски на коже Кердена встали дыбом. За долю секунды он распахнул спрятанный под подушкой фолиант, приложил ладонь к рисунку. Кольцо голубых нитей зависло над кроватью. Комнату наполнил холодный свет.

Маниту выскользнул из набитой опилками птицы, шлёпнулся на стол, угодив в ворох сухой травы. Керден спрыгнул с кровати. Существо рвануло к двери, юркнуло в замочную скважину.

Керден боялся пошевелиться. Затаив дыхание, ожидал быстрой атаки – длинных когтей, острых зубов, удара хвоста, способного переломать кости. Но вместо жилистого тела в замочной скважине показалась мохнатая мордочка не то хорька, не то суслика. Существо высунуло нос из укрытия, с любопытством обнюхало воздух. Магия притягивала его.

В прошлом Керден дважды сталкивался с маниту в их истинном облике. Первый раз в Эрлуне во время обучения, второй – совсем недавно на тракте. Ни одна встреча не оставила приятных воспоминаний.

Существо выбралось из убежища, вскарабкалось на дверную ручку. Пушистый хвост окутал маленькое тельце. Жёлтые глаза заворожённо наблюдали за медленным вращением ледяных нитей.

В глубине гостиной лязгнул металл.

Маниту взъерошился. Тело вспыхнуло золотым светом и тотчас погасло. Существо повернуло мордочку к Кердену, быстро закивало. Шерсть полыхнула жёлтым пламенем и снова потемнела.

Керден вернул в книгу призванный рисунок. Маниту, точно дворовый пёс, замахал хвостом, указал лапкой на дверь и скрылся в замочной скважине, призывая нового друга последовать за ним.

Керден никогда не считал себя глупцом. Импульсивным – да, безрассудным – вполне, но украдкой пробираясь в гостиную посреди ночи, он ощущал себя ребёнком, тайком прокравшимся на кухню в доме благородных господ. Маниту маячил впереди – скакал желторотой лягушкой, долговязой ящерицей бегал по стенам.

– Быстрее, олух.

– Я пытаюсь.

Шёпот незнакомых голосов заставил Кердена затаиться.

Входная дверь приоткрылась. В дом вошли двое мужчин.

Керден успел спрятаться за массивным сундуком, заваленным грязным тряпьём. Золотой суслик, в точности скопировав его позу, замер на банке с соленьями.

Мужчина обогнул стол, прокрался в спальню.

– Его здесь нет, – прошептал он.

– Не может быть, – шикнул напарник. – Ткач никуда не выходил.

– Прячется?

– Вдруг это ловушка? Я слышал, ткачи любят устраивать засады на таких, как мы.

– Не говори ерунды, – одёрнул его спутник. – Хозяйка сказала, что это слабый ткач.

– Хозяйка велела не возвращаться без келифоса.

– Проверь комнату. Он может быть где-то там.

Керден сжал в руке бархатный фолиант.

– Где Мисарра? – одними губами спросил он, надеясь, что маниту понимает человеческую речь.

Существо выпрямилось, кувыркнулось через голову и растворилось в тенях.

– Я кое-что нашёл, – вполголоса произнёс мужчина. – Вблизи он вовсе не страшный.

– Положи на место, дурень. Мы не за чирэ сюда пришли. Ткач точно здесь, нутром чую.

– Мы же не будем с ним драться?

– Почему бы и нет? – оскалился напарник. – С двумя он не справится, а трупу келифос без надобности.

Керден тихо помянул Единого и его светлейшую мать.

Мужчина вернулся в гостиную.

– Хозяйка нас убьёт, она точно нас убьёт.

– Прекрати ныть, – рявкнул напарник. – Пока второго ткача здесь нет, этот никуда не денется.

В окне мелькнул свет факела.

– Керден? – раздался снаружи голос Мисарры.

Взломщик, и без того напуганный, ринулся к ближайшему выходу. Налетев в коридоре на банки, с грохотом расстелился на полу. Жалобно заскулив, мужчина поднялся, пуще прежнего припустил наутёк. Не смогла его остановить даже запертая задняя дверь. Замок выдержал два неловких удара, звякнул и вылетел на улицу вместе с беглецом.

Второй взломщик проявил большую смекалку, сиганув в окно спальни.

– Кто здесь?! – крикнула Мисарра.

Факел, высоко поднятый над головой, осветил гостиную, разогнав тени по углам.

Девушка подбежала к Кердену.

– Что случилось? Только не говори, что ты напал на Рики.

– Сдался мне твой маниту, – отмахнулся бывший ткач, щурясь от яркого света.

– Ты видел его? Где он?

– Издох, надеюсь, но сейчас это неважно. Они приходили за мной.

– Где Рики? – не унималась она.

– Понятия не имею, – выпалил Керден.

Бледная, растрёпанная, в мешковатом дорожном плаще Мисарра походила на обезумевшую от горя мать, потерявшую новорождённого сына.

– Клянусь, я не трогал твою зверушку, – заверил он. – Маниту разбудил меня за пару минут до того, как в дом вломились воры.

– И ты решил расправиться с ним, пока меня нет?

– Да послушай же ты, – взмолился Керден. – Маниту сидел здесь. – Он указал пальцем на пирамиду из банок. – Потом обратился зверьком и исчез. Без моей помощи, – подчеркнул он. – Я не понимаю, эта тварь волнует тебя больше, чем воры?

Взломщики учинили знатный погром. Задняя дверь болталась на одной петле, сорванные занавески висели на раме клочком ткани. Банки раскатились по полу, осколки стекла хрустели под подошвами ботинок.

Мисарра вздохнула, сдержав подступившие слёзы.

– Это местные, – сказала она. – Я боялась, что они доберутся сюда раньше меня. Приехала ткач. Она подтвердила, что в деревне есть порченный. За пару часов до её прибытия старика Арта нашли пригвождённым к воротам соседского дома. Ткач сейчас там. Собирайся. Я отведу тебя к ней, и на сём наши пути разойдутся.

Керден не стал спорить. Быстро скидав вещи в сумку, он впервые за неделю вышел на улицу.

Дело шло к осени. На смену тёплым летним вечерам пришли затяжные сумерки и ночная прохлада. Густые туманы пробирались в леса, заползали в овраги, ледяным молоком растекались по полям.

Деревеньку, расположившуюся поодаль, обволакивало белое марево – настолько плотное и непроглядное, что огни ближайших домов сливались в тусклое размытое пятно. Единственным строением, сумевшим пробраться сквозь пелену, была башня местного храма. Его, как и многие другие, отстроили во время войны. Грань расползалась по материку и пожирала каждый источник света, до которого могла дотянуться. Деревни, сёла, целые города погружались во тьму. Опаснее всего было ночью, когда границы стирались, и фронт незримо смещался глубже в равнины. Тогда на крышах храмов впервые зажглись огни – знак, что жизнь не покинула поселение.

Снаружи дом деревенской целительницы выглядел не лучше, чем внутри. Перила на крыльце покосились, краска слезла, обнажив тёмное дерево. Плющ за лето взобрался по стенам, пышным кустом распустился на крыше. Теперь растение медленно засыхало, роняя листья на клумбы и опуская тонкие стебли в бочки с водой.

Приближающиеся голоса заглушили звон колокольчиков над дверью. К дому шли люди. Много людей. Керден не раз слышал крики жаждущей расправы толпы, видел, на что способны крестьяне, вооружённые топорами и вилами. Их не заботили причины бунта, им не нужна была справедливость. Когда народ желал крови, усмирить его гнев могла лишь сила. Сила, которой у Кердена больше не было.

– Проклятье, – сквозь зубы процедила Мисарра. – Не отставай.

Она бросила факел в бочку, сбежала по ступеням.

Огород за домом простирался до самого леса. В былые времена яблони хорошо плодоносили, ветви черёмухи и малины ломились под тяжестью ягод, кусты смородины клонили ветви к земле. Не то у хозяйки не нашлось времени, не то желания – к осени тропинки заросли сорняками, деревья одичали, принарядившись осенними красками куда раньше срока.

Мисарра перемахнула через обломки изгороди, скрылась за деревьями. Керден едва поспевал следом.

Позади раздались глухие удары и возмущённые крики. Люди тарабанили в дверь, требуя выдать порченного. Единый ведает, что взбредёт им в головы, когда выяснится, что ни хозяйки, ни жертвы в доме нет.

Шастать ночью по лесу в опасной близости к Грани не входило в планы, когда Керден принял решение вернуться в столицу. Путь от Леты до Тесона должен был занять не больше месяца, дабы к началу сезона дождей он не протирал штаны в седле, а распивал дешёвый эль в городских кабаках. Разумнее было остаться на насиженном месте, перезимовать и двинуться в путь по весне или вообще не покидать уютную каморку на чердаке, которую за год он привык называть домом. Но просьбы Эллои, первое время робкие и неуверенные, затем – сердитые и настойчивые, не давали покоя. Поначалу Керден старался объяснить причины уединения, бегства, как любила говорить королева, после – искал поводы повременить с отъездом, и, в конце концов, просто перестал отвечать. Эллоя злилась, называла трусом, грозилась силой доставить его в столицу. Был период, что вестей от неё не приходило вовсе, пока к порогу его лачуги не доставили пыльный конверт. Керден с десяток раз прочёл то письмо. Что-то в столице изменилось, и это пугало королеву настолько, что она не смогла довериться ни бумаге, ни ткачам.

Керден долго откладывал отъезд, и здравый смысл, как ему казалось теперь, оставил его в неподходящий момент. И вот, ведомый безрассудством и деревенской целительницей, он пробирался через сосновый валежник.

Девушка шла впереди. Керден надеялся, что она знает дорогу, а не ведёт его в глухую чащу, где без угрызений совести бросит на растерзание волкам. В лучшем случае. На ум некстати пришла детская сказка. Родители, будучи не в силах справиться со скверным характером ребёнка, отдали дитя на воспитание старухе, живущей в дремучем лесу. На третью ночь, вернувшись за сыном, они обнаружили порченную, с аппетитом глодавшую кости их драгоценного чада. Скорбящие родители вернулись в деревню и долгие годы лелеяли мечту о мести, пока тяжёлая хворь не забрала обоих. Керден не верил в подобные байки, покуда не столкнулся с главным злодеем лицом к лицу. С тех пор он предпочитал обходить леса стороной.

И всё же порченный в деревне не был плодом крестьянских фантазий. Угроза была реальной, а местные не осознавали серьёзности ситуации.

Лес вскоре поредел. За низким кустарником раскинулось широкое поле. Туман опустился к земле, накрыв влажную почву холодным покрывалом. Из дымки вынырнула тень, вспыхнула пара зелёных глаз. Существо зашипело, юркнуло за стог сена.

– Это всего лишь кот, – хмыкнула Мисарра, не сбавляя шаг.

– Я догадался, – вздрогнув, ответил Керден.

– Оно и видно.

– Когда постоянно имеешь дело с порченными, начинаешь смотреть на вещи иначе.

– Неужто все ткачи прикрывают трусость оправданиями?

Керден стиснул зубы. Девушка не ошиблась – он боялся. После плетения, сотворённого им в Соледре, лёжа на каменной мостовой, он впервые осознал ценность жизни. Он не был готов умирать. Ни тогда, ни сейчас. Война помогла ему усвоить важный урок: жизнь слишком ценна, чтобы рисковать по пустякам.

Старая мельница возвышалась над амбарами угрюмым великаном. Крыша давно прохудилась, лопасти обветшали. Лестница развалилась, и предприимчивые крестьяне растащили доски на личные нужды. Высокий забор, знававший лучшие времена, отсырел и прогнил.

– Далеко ещё? – спросил Керден, протискиваясь в щель между поросшими мхом брёвнами.

– Дом прямо по улице, – отозвалась девушка. – Ткач должна быть там.

– А если нет?

Они вышли на дорогу. Храм теперь находился по левую руку и выглядел в разы внушительнее. Прошлый правитель Тернорта прослыл в народе образцовым почитателем Единого и не жалел казны на строительство святилищ. Священники его уважали, простой народ – терпел и молился.

– Не знаю, – ответила Мисарра. – Спросим кого-нибудь.

– Ту разъярённую толпу, например?

Из двора ближайшего дома вышел человек.

– Я могу подсказать, – с ухмылкой сказал он. Смуглое лицо покрывала недельная щетина, коротко остриженные волосы небрежно торчали, веснушки на щеках походили на следы давней болезни.

– Нам не нужны неприятности, Лоик, – ответила Мисарра.

– Разумеется, – довольно протянул он. – Никто из вас ни в чём не виноват.

Мужчина закинул топор на плечо, коротко свистнул. Дорогу преградили два вооружённых вилами человека.

– Давай вместе отведём его к ткачу, – предложила девушка.

– Мы так и сделаем, – сплюнув, ответил Лоик. – Но сначала немного потолкуем.

Керден попятился.

– Он не имеет отношения к убийствам, – вступилась Мисарра.

– Закрой рот! Ты притащила его в деревню. Ты заботилась о нём, защищала, а в благодарность этот паршивец убил Арта! – Лоик повернулся к Кердену. – Ну, чего молчишь? Язык небось отсох?

– Лоик, прекрати, – не унималась девушка. – Давай найдём ткача. Она нас рассудит.

Мужчина не удостоил её взглядом.

– Молчишь? – оскалился он. – Значит, виновен. Нам не понадобится ткач, чтобы свершить правосудие.

Керден не стал дожидаться окончания перепалки, во весь дух припустил вниз по дороге.

– Стой! – только и успела крикнуть Мисарра.

Лоик с дружками бросился вдогонку.

Керден бежал, будто за ним гналась стая собак, а не трое деревенских простаков, готовых при реальной угрозе наложить в штаны. Были среди ткачей любители помахать кулаками, однако он всегда предпочитал магию. Любой конфликт решался созданием плетения, в крайнем случае – бегством, в коем он за прошедший год изрядно поднаторел.

Резкий удар сбил его с ног. Керден пролетел пару ярдов, приложился боком о забор, рухнул на землю. Что-то тяжёлое навалилось сверху. Его грубо схватили за волосы, с силой ткнули лицом в грязь.

Яркая вспышка осветила улицу. Хватка ослабла. Керден перевернулся на спину.

В десяти ярдах от него стояла девушка. Дорожная пыль тонким слоем покрывала высокие сапоги, юбку над коленом стягивал кожаный ремень, обнажая тёмное кружево чулок. Белая рубаха выбилась из-под пояса, обрывки окровавленной ткани болтались на левом плече.

В ладони лежала раскрытая книга.

– Орана? – опешил Керден.

Девушка смахнула с лица прядь рыжих волос. Пальцы окутало золотое сияние.

Керден повернул голову. В ярде над ним на заборе скалил пасть порченный.

Существо почти утратило человеческие черты. Руки обросли шерстью, пальцы огрубели, уступив место длинным когтям. Бугры мышц разорвали одежду, согнутые ноги коленями касались подбородка. Чёрные глаза-бусины неотрывно следили за Керденом.

– Келифос. Отдай, – утробно прорычал порченный.

По-кошачьи изогнув спину, существо спрыгнуло с забора. Орана отреагировала мгновенно. Золотая лента сорвалась со страниц фолианта, сияющим кнутом разрезала воздух над ухом порченного. Существо увернулось, отскочило на дорогу, из-под когтей вылетели комки грязи. Лента врезалась в землю в дюйме от его лапы. Порченый оскалился, в один прыжок подскочил к Кердену. Собачья пасть зависла над горлом. Когти вцепились в куртку, оцарапали грудь.

– Хозяйке нужен келифос, – взревело существо.

Лента петлей обвила его шею, оттащила от Кердена. Порченный упал, ухватился за золотые силки. Плетение с шипением обожгло пальцы. С диким рыком он извернулся, встал на задние лапы, рванул к дому. Вторая лента стегнула его по спине, третья – опутала ноги. Связанное существо растянулось на дороге.

Керден отполз к забору, возблагодарив Единого за избавление от магии. Хватит с него, насмотрелся. Выдохнув, он ощупал карманы куртки.

Порченный зашёлся хриплым смехом.

– Что-то потерял? – прогоготал он, показав бархатный фолиант, зажатый между когтей.

– Орана, подожди! – крикнул Керден.

Девушка отвлеклась. Золотые нити, порхавшие над книгой, замедлили бег.

– Глупый ткач, – самодовольно прорычало существо.

Порченный обнажил клыки, перекусил ленту, стянувшую шею. Плетение лопнуло.

Орана вскрикнула. Магия мощным потоком вернулась в книгу, обожгла кисть и предплечье, пройдясь по коже раскалённым маслом. Следом взвыл порченный. Пальцы задней лапы разлетелись по земле кусками мяса.

– Что ты наделал! – выпалила девушка, прижав к груди обожжённую руку. Книга упала на дорогу.

– Порченный забрал мой келифос. – Керден указал на порченного. – Нет! Нет, нужно найти его!

Он подбежал к месту, где мгновение назад извивалось в силках мохнатое тело. Рваный кровавый след терялся за углом старого сарая.

– Сейчас? – возмутилась Орана.

– Потом может быть поздно.

– Ты с ума сошёл! Стой! – крикнула она. – О, Единый, за что, – взмолилась девушка, подняла увесистый фолиант и побежала за Керденом.

Келифос ткача есть его сила, его жизнь и его смерть. Вся доступная людям магия исходит из маниту, однако обуздать существ не так-то просто.

Около пяти веков назад люди впервые сумели укротить маниту, запечатав дикую сущность в книгу. Книгу впоследствии привязали к человеку, соединив его жизненную силу с маниту. Священники прозвали таинство слиянием душ. Обряд объявили святотатством, а участников – отступниками, заключившими контракт с Отверженным. И они не ошиблись. Большинство людей, связавших себя с маниту, вскоре сошли с ума или свели счёты с жизнью. Выжили единицы. Они и стали первыми ткачами.

Опасное таинство быстро снискало дурную славу и на годы кануло в небытие. Долгое время его тайком практиковали в деревнях, тщательно отбирая кандидатов. Ткачи незримо странствовали по миру, отлавливали маниту, охраняли покой простого люда. Они не вредили, и верующие с годами смирились с их существованием.

Благодаря ткачам в стране надолго воцарился покой, который продолжался бы по сей день, не явись из-за моря армия захватчиков. Ткачи с Селохских островов оказались искуснее, магия – могущественнее, а появившаяся после Грань – страшнее любого кошмара.

Впервые Эсадра напала на Тернорт шестнадцать лет назад, положив начало войне Первого Прилива. За годы непрерывных сражений чёрный купол накрыл пролив Аин-Нори, поглотил море Ветров, выбрался на южные берега, проглотив портовые города. Затем захватчики обратили взор на север. Так пал некогда процветавший Халлед. После ожесточенных боёв наступление прекратилось. Страна получила долгожданную передышку.

За годы перемирия люди прониклись жертвой ткачей, первыми вставших на защиту родных земель. Священнослужители одобрили таинства слияния душ, корона выделила деньги на строительство Академии. В столицу потянулись толпы добровольцев. Принимали многих, выживали – единицы. Более опытные отправлялись к западным берегам изучать природу Грани – чёрного купола, по-прежнему висевшего вдоль побережья. Как выяснилось – не зря.

Вскоре из-за Грани пришли порченные. Люди, попавшие под влияние маниту, нападали на вчерашних друзей, убивали родных.

В стране забили тревогу. По приказу короны ткачей направили в Приграничье.

Три года назад Эсадра снова перешла в наступление. Грань захватила часть степей Альмана, расползлась по равнинам Зари. Второй Прилив захлебнулся под стенами Соледры.

Война закончилась. Купол остался.

За чередой бесконечных сражений ткачи не заметили, как сильно поредели их ряды. Сотни пропали без вести, вдвое больше не вернулись с растянувшейся линии фронта, многие пали в бою. Не обратили внимания и на келифосы, таинственным образом исчезавшие вместе с владельцами. Ходили слухи, будто эсадровские ткачи могли освобождать маниту, разрывая связь между книгой и человеком. Стараниями священнослужителей молва быстро утихла. Керден смеялся над подобными байками, пока воочию не узрел магию Эсадры. Один ткач, одно изощрённое плетение, и целая площадь трупов. Пятеро друзей – пять обезображенных тел с разорванными в клочья келифосами.

Он так и не смог рассказать никому об увиденном – страшился, что не поверят, засмеют, заклеймят лжецом. Уж лучше прослыть трусом, чем распугать защитников.

Орана догнала Кердена на окраине деревни. Он блуждал вдоль изгороди, высматривая в траве кровавые следы.

– Так мы порченного не найдём, – отдышавшись, сказала она.

– Он укроется в лесу, – бегло ответил Керден. – Или попробует удрать за Грань.

– До купола слишком далеко. С такой раной ему туда не добраться.

Девушка остановилась у изгороди, присела на перекладину. Келифос парил в воздухе рядом с хозяйкой. На белой странице мерцал серебром вычурный рисунок. Тонкие нити выползали из фолианта, ложились на обожжённую кожу, точно бинты в руках умелого врачевателя.

– Нужно найти его, – затараторил Керден. – Если он утащит келифос за Грань, если отдаст своей… – От внезапной догадки он поперхнулся. – Хозяйке. Это он пробрался в дом Мисарры. Орана, мы должны разыскать его. Помоги мне. Прошу.

– Я попробую, – растерянно согласилась она.

Над келифосом соткалось кольцо алого пламени. Быстрыми движениями девушка начертила внутри символы, обозначив стороны света. На третьем знаке нити натянулись, зашипели. Плетение рассыпалось.

– Я не сильна в поиске, если ты помнишь, – виновато сказала она.

Керден нашарил завалявшийся в сумке чирэ.

Орана положила кристалл между страницами, повторила плетение. Символы поочерёдно вспыхнули.

– Ходили слухи, что ты погиб, – произнесла она, завершив рисунок.

– Мне нужно было уехать.

Керден украдкой взглянул на книгу. С прошлой встречи маниту в келифосе девушки стало значительно больше.

– Эллоя сказала правду, – вздохнула Орана. – Ты сбежал.

– Это не так. Мне нужно было время, нужно было побыть одному.

Девушка покачала головой.

– Ты никогда не умел врать. Почему не написал?

– Не знал куда.

– Знал, но не захотел.

Последний символ лёг на рисунок. Чирэ приобрёл багровый оттенок, замерцал в такт биению сердца порченного.

– Да, я виноват, – уступил Керден. – Идём. Извинения принесу, когда вернём келифос. Иначе слухи окажутся правдой.

Алая нить, соединившая чирэ и порченного, плутала по окрестностям. Существо обогнуло заброшенную конюшню, перебежало тракт, зализывая раны, задержалось в поле. Порченный двигался на запад, прямиком к эсадровскому куполу.

Орана остановилась у кромки леса.

– Он ищет укрытие. – Девушка угрюмо оглядела заросли ельника.

Керден придержал колючую ветвь.

– Не обязательно.

– Скоро рассвет. До Грани ему не успеть.

Девушка нырнула в густой частокол деревьев.

– Успеет, если будет держаться в тени. – Керден шагнул за ней.

– Разумнее выждать пару часов. Он знает эти места, у него преимущество.

– Нельзя рисковать, – не уступал Керден. – Ткачи не сунутся за Грань. Ему это прекрасно известно. Какой смысл искать нору, когда есть возможность удрать? А мне совершенно не улыбается жить с мыслью, что каждый вдох может стать последним.

– Тебе никогда со мной не рассчитаться, – сдалась Орана.

Келифос выплюнул связку золотых нитей. Медленно вращаясь, плетение окружило людей сияющим коконом.

– Держись рядом, – добавила девушка.

Пахло гнилью и сыростью. Листья высокого папоротника липли к одежде, голые ветви елей норовили царапнуть кожу. Жёлтое сияние плетения и алое мерцание чирэ освещали путь не хуже факела. Однако стоило деревьям сомкнуться плотной стеной, как благодатный свет обернулся зловещими отблесками. В каплях росы мерещились голодные глаза, в переливах теней грезились хищные звери.

Орана чутко реагировала на звуки – замирала, заслышав шорохи в листве, отправляла ленты осветить путь, едва завидев движение ветвей. Дважды они останавливались, чтобы свериться с кристаллом.

– Проклятье, – выругался Керден, вляпавшись рукой в липкую жижу.

– В чём дело?

Он поднёс ладонь к келифосу. На пальцах темнела чужая кровь.

– Проклятье, – повторил Керден.

Девушка достала из кармана мятый платок.

– Что ж, мы на верном пути, – заключила она.

За пологим оврагом, затянутым дымкой тумана, простирался валежник. Трухлявые стволы лежали на земле, зарастая мхом и плесенью. Гнилые ветви тянулись к молодым деревцам, обнимали старые пни, цеплялись за коряги.

Чирэ неистово замерцал, то заливая бурелом ярким багровым светом, то погружая его во тьму. Нить пробегала по поваленным деревьям, закручивалась у ствола раскидистой ели, терялась в густой шерсти порченного.

Существо сидело на ветке, старательно вылизывая раненую лапу.

– Ткачи, – прорычал порченный. – Ненавижу ткачей.

– Верни келифос и можешь проваливать, – крикнул Керден.

– Келифос нужен хозяйке. Если слуга вернётся без келифоса, хозяйка его накажет.

– Нам нет никакого дела до твоей хозяйки.

Порченный уселся на ветке, сильно подавшись телом вперёд. Здоровая лапа вцепилась когтями в ствол.

– Слабый ткач – глупый ткач. Хозяйка сказала, что ты не справишься даже с Ронаном. Но ты пришёл не один. – Порченный склонил голову набок, из пасти потекла слюна. – Зачем притащил другого ткача? Боишься меня?

Золотая лента срезала ветвь. Порченный подпрыгнул, ухватился за узловатый сук, перемахнул на соседнее дерево. Вторая лента расколола ствол пополам, третья пробороздила землю, раскидав мох и обратив пень в труху. Порченный захихикал, отмахнулся от обломков и скрылся в кронах.

– Орана? – забеспокоился Керден.

– Не мешай, – отрезала она.

Новая лента закружилась над фолиантом.

С ели упала шишка. Золотое копьё устремилось к верхушке. Лес наполнился треском расколотой древесины и шелестом падающих веток. Порченный скатился по стволу, неловко приземлился на корягу. Келифос отлетел в траву.

Керден рванул за книгой.

Девушка прикрыла его, швырнув в порченного плетение. Лента с шипением промчалась над головой Кердена. Он пригнулся, нырнул за дерево. Ствол раскололся, щепки разлетелись по мшистому ковру. Новая вспышка света отбросила порченного в кучу трухлявых брёвен.

Керден поднялся, не разбирая дороги, рванул в сторону. Тяжёлая туша пронеслась мимо, прокатилась по траве, точно по льду, развернулась, разминувшись с тонкой золотой нитью. Порченный подхватил гнилую ветку, швырнул в Орану. Древесина отскочила от защитного кокона. Порченный налетел на барьер следом за ней, плетение отбросило его.

Девушка пошатнулась, вытерла пошедшую носом кровь.

Керден добрался до коряги, лихорадочно зашарил руками по траве. Мощный удар опрокинул его навзничь, выбил воздух из лёгких. Порченный замахнулся. Золотая лента срезала ему руку по локоть. Существо заскулило, припало на задние лапы.

Магия хлынула из келифоса, нити сложились в мелкую сеть. Плетение пролетело над поляной, укрыло Кердена словно щитом. Сияние на мгновение ослепило. Сквозь череду радужных всполохов он различил удаляющийся звериный силуэт, взмах огромной лапы и вспышку света над золотым коконом.

Щит рассеялся.

С яростным рёвом порченный развернулся, помчался к Кердену, будто медведь, загнавший в угол неумелого охотника.

Грудь сжало в тиски, дрожь иглами пробежала вдоль позвоночника. Зажмурившись, Керден потянулся за бархатным фолиантом.

Хриплое дыхание порченного обожгло лицо, горячая кровь забрызгала щёки, залила одежду. Существо, содрогаясь, упало на землю. Из мохнатой головы торчало остриё бирюзового копья.

В ужасе Керден отполз от туши, покосился на келифос, валявшийся у ног.

Над книгой кружился водоворот.

– Орана? – позвал он.

Лес ответил тишиной.

Керден потянулся за книгой. В мертвенно-бледном сиянии пальцы стали похожими на выбеленные костяшки мертвеца. На запястьях, будто лишённых плоти, сомкнулись бирюзовые оковы.

Он захлопнул келифос. Водоворот исчез, поляна погрузилась во тьму.

– Орана, – снова позвал Керден.

Девушка, запрокинув голову, лежала на земле. Из шеи торчал длинный коготь.

– Нет. Нет, нет, – затараторил он.

За свою жизнь Керден видел множество смертей, но никогда прежде близкий человек не умирал у него на руках. В отчаянии он подполз к бездыханному телу, сжал бледное лицо в ладонях. Он просил Орану очнуться, гладил по щекам, прижимал к груди. Шептал ей на ухо, молил о прощении, обещал вернуться с нею в столицу. Безрезультатно.

В памяти, будто в насмешку, всплывали воспоминания о времени, которое они провели вместе. Магические состязания в Академии, утренние прогулки вместо скучных лекций, вечерние пирушки в компании таких же ткачей-разгильдяев. Их первый поцелуй, знакомство с родителями, несостоявшееся путешествие в Эрлун. Последний раз они виделись в Брайте, за неделю до сдачи города врагу. Ту летнюю ночь Керден запомнил надолго.

Он не знал, сколько времени просидел на коленях, опомнился, лишь когда солнечный свет коснулся пушистых еловых макушек.

Келифос по-прежнему лежал на земле. Керден ненавидел его всей душой. Проклятая книга отняла у него любимого человека, обменяла невинную жизнь на магию. Он обменял. Чтобы спасти себя.

После событий в Соледре Эллоя позаботилась о нём, дюжину ночей просидела у кровати, помогая оправиться, вернуться к нормальной жизни. Если жизнь ткача вообще можно считать таковой. С тех пор Керден не касался магии. Струсил. Боялся, что простое плетение вновь превратит его в старика. Он понимал, какую роль сыграет их победа, и что решение остаться в столице рано или поздно обяжет его продолжить борьбу. И Керден сбежал, удрал в Лету, прочь от Грани, охваченных восстанием городов, порченных, ткачей. От всего, что связывало его с войной. Страх настолько укоренился в голове, что боязнь воспользоваться магией со временем переросла в стойкую уверенность в её полной утрате. Он всегда оставался ткачом, просто не желал этого признавать.

Керден поднял келифос, отряхнул мягкую обложку.

Он не хотел покидать Лету, всю дорогу до Приграничья терзался сомнениями. Теперь он знал, что совершил ошибку.

Керден сунул книгу во внутренний карман куртки, подобрал валявшийся во мху чирэ. Бережно уложив в сумку келифос девушки, взял на руки хладное тело и направился в деревню.

На востоке занимался рассвет. Лучи солнца пронзали горизонт янтарными пиками, разгоняя туман, согревая остывшую землю. Надрывая глотки, щебетали птицы. Лёгкий ветерок играл с листвой, нашёптывая лесу позабытые сказки.

Он оставил тело на опушке, прислонив спиной к стволу молодого клёна. Орана любила наблюдать за солнцем, подставлять ладони тёплому свету и радостно приветствовать новый день. Возможность видеть зарю – единственное, что сейчас он мог дать ей.

Ориентируясь по крыше храма, Керден вернулся в деревню.

Мисарра сидела у объятого огнём дома. Первый этаж полностью выгорел. Часть второго этажа рухнула, подкинув ревущему пламени новую порцию пищи. Камин одинокой твердыней возвышался над горящими остовами. Ветер подхватывал искры и вместе с дымом уносил прочь от деревни.

Поджав уши, около девушки ползал маниту. Существо заметило Кердена, распушилось, подняв золотистый загривок.

Ткач приблизился, долго не решался заговорить.

– Мне жаль, – наконец произнёс он.

Мисарра подскочила, схватила валявшийся на земле лук, натянула тетиву.

– Жаль? Это всё, что ты можешь сказать? Ты разрушил мою жизнь. Уничтожил всё, что у меня было, и теперь говоришь, что тебе жаль? Да как у тебя вообще хватило наглости вернуться?

Рука дрогнула, но удержала стрелу.

– Я знаю, тебе сейчас тяжело… – начал было Керден, но девушка не стала слушать.

– Нет, не знаешь! Я потеряла всё. Из-за тебя!

Она натянула тетиву до предела. Хотела выстрелить, но не смогла. Захлебнувшись слезами, Мисарра выронила оружие, опустилась на колени и разрыдалась. Керден сделал шаг навстречу.

Маниту преградил дорогу, угрожающе заверещал.

– Уходи, – всхлипнув, сказала она. – До постоялого двора девять лиг по тракту на северо-восток.

– Я уйду, но прежде похороню дорогого мне человека, – ответил он. – Ткач, которая приехала по вашей просьбе, мертва.

Мисарра подняла заплаканные глаза. Испачканное грязью лицо было осунувшимся и пустым.

– Она убила Ронана. Он был порченным. Заботился обо мне с самого детства, помогал родителям, поддерживал нас с братом. Где он мог подхватить эту заразу? Почему именно Ронан?

– Я видел другого порченного. Про Ронана не знал.

Девушка проглотила вновь подступившие слёзы.

– Почему смерть всегда забирает хороших людей?

Керден оставил вопрос без ответа.

– Я направляюсь в Тесон. Королева – моя давняя подруга. Уверен, она найдёт способ тебе помочь.

– Помочь? – с насмешкой спросила Мисарра.

– С домом. Восстановить этот или построить новый.

– Забудь. Таких, как я, после войны тысячи. Очередная уличная попрошайка.

Пламя затрещало, выплюнуло сноп искр. Крыша обвалилась.

– Что-то ещё? – устало спросила девушка.

– Мне нужна лопата.

– В саду есть пристройка. Бери что хочешь.

Мисарра подтянула колени к груди, плечи задрожали. Маниту фыркнул на ткача, сторожевым псом улёгся у ног.

Керден вернулся к телу Ораны, когда солнце уже выползло из-за горизонта. Девушка сидела у дерева, безвольно склонив голову. Он выбрал место для могилы и принялся за работу.

Закончил Керден за полдень. Уставший, измученный жаждой, склонился над свежей могилой. Он до сих пор не верил.

– Прости. За всё.

Шёпот затерялся в шелесте листвы.

Тракт уходил на северо-восток. Пустынная дорога петляла среди редких ельников, огибала заросшие рогозом пруды. Деревня осталась позади, даже столб дыма скрылся из вида.

С запада приближались тучи, грозясь к вечеру разлиться над равниной затяжным дождём.

– Эй, подожди! Керден!

Он остановился, дождался, когда Мисарра догонит его.

Девушка шла налегке. Из-за плеча торчал колчан с дюжиной самодельных стрел, тетива лука тонкой полоской стягивала рубаху. На ремне, ухватившись хвостом за пряжку, болтался маниту.

– Ты был прав насчёт Тесона, – сказала она. – У меня там брат. Глядишь, и какая-то работа подвернётся. – Мисарра вымучила улыбку. – Да и ты задолжал мне дом.

– Сделаю что смогу.

– И пообещай, что не причинишь Рики вреда.

– О нет, не начинай этот спор заново, – взмолился ткач. – Такая же тварь захватила разум Ронана, превратила его в порченного и убила мою подругу. Ты глубоко заблуждаешься, считая маниту безобидным.

– Прошу, Керден.

– Нет, не пообещаю. Ни за что, – отрезал он.

– Хорошо, – неожиданно согласилась девушка. – Но ты говорил, что не можешь использовать магию. Значит, ему ничего не грозит.

– Орана вернула мне магию, – нахмурился ткач.

Крошечные глазки маниту округлились. Существо пискнуло, юркнуло в ладонь Мисарры, крепко вцепилось в указательный палец.

Ткач обречённо махнул рукой. Путь до столицы неблизкий, времени на споры хватит сполна. А на сегодня действительно было достаточно.

ДОЛГАЯ НОЧЬ

– Такими темпами не видать нам столицы ещё несколько месяцев, – устало пробормотала Мисарра.

Пять дней минуло с тех пор, как злополучная деревня осталась позади. Первый постоялый двор встретил путников заколоченными дверьми и разбитыми окнами. Пьяный калека выбрался из сарая, швырнул в гостей пустую бутылку и посоветовал убираться подобру-поздорову. Ночевали в поле под открытым небом.

Не повезло и на следующий день. В крохотном, с дюжину домов, поселении обосновался отряд старых вояк. Солдаты великодушно разделили с путниками пищу и кров, развлекли байками у костра, посетовали на суровые времена да скудную королевскую помощь, а утром проводили в дорогу. Лошадь продать отказались – в Приграничье нужнее.

Поймать попутную повозку или встретить торговый караван в здешних местах было настоящим чудом. Соседство с Гранью пугало людей. Жители покидали насиженные территории, забирали всё, что могли унести, и отправлялись на восток – в сердце страны. Голодная смерть на улицах переполненной столицы страшила их меньше, чем рыскающие на равнинах порченные. Следом за пустеющими деревнями закрывались постоялые дворы, останавливались мельницы, перегонялся скот. Торговцы бросали заезженные маршруты, предпочитая пустынным трактам короткие лесные тропки. Даже гарнизоны королевской армии, размещённые вдоль границы купола, походили на одиноких отшельников, а не гордых защитников страны.

Керден смотрел на пережитки войны и тихо скрипел зубами. Не за это они сражались. Эллоя должна была всё исправить.

На восьмой день впереди выросли башни Эрлуна. Грань грозовой тучей нависала над городом. Вязкая мгла струилась по шпилям, стекала с крыш, просачивалась в бойницы, моросью оседала на воротах. Три года назад тени окутали многотысячное поселение. С тех пор улицы не видели ни огня, ни солнечного света.

Тракт повернул на восток, прочь от захваченного города. Керден долго стоял у развилки, с печалью глядя на запретные стены.

– Далеко до Кронсборга? – спросила Мисарра.

– Неделю или чуть меньше.

– Надеюсь, там удастся раздобыть хоть какой-то транспорт. Ноги гудят от длинных переходов, – пожаловалась она.

Керден нехотя отвернулся от мёртвого города.

– Если повезёт, из Кронсборга уедем с торговым караваном, – ответил он.

Обочина тракта заросла ковылём, жёлтый ковёр мерно покачивался на ветру.

– Я никогда не была так далеко от деревни. – Девушка пнула подвернувшийся под ноги комок земли. – Не было нужды. Отец часто пропадал на охоте, я помогала матери по дому, водилась с братом. Когда родителей не стало, мы едва сводили концы с концами. А после у меня не хватило духа оставить дом. Никак не могу привыкнуть, что мне больше некуда возвращаться.

Керден спрятал руки в карманах.

– Начинать заново не всегда плохо.

– Легко тебе говорить. – Камень вновь отправился в полёт ударом ботинка. – Сгорел не твой дом. Кстати, что насчёт него? Может быть, мне стоит попросить его в качестве извинений?

– Я не стал бы предлагать, даже если б мог, – нахмурился ткач. – До войны мы с родителями жили в Эрлуне.

– А они?

– Находились в городе, когда приползла Грань, – кивнул Керден.

– Извини.

– Ничего. До сих пор не понимаю, как такое могло случиться. Я был в Брайте, видел падение города, но там купол двигался медленно. За три дня мы успели вывезти население. А Эрлун… Слышал, его поглотили за час.

– Там, правда, никто не выжил?

– Не знаю, – вздохнул он. – Хочется верить, но сама понимаешь.

– Что вообще происходит за Гранью? – оживилась Мисарра.

– Не имею ни малейшего представления. Некоторые считают, что купол целиком состоит из маниту. Одно касание, и ты больше себе не принадлежишь.

– Некоторые?

– Именитые ткачи Академии, – хмыкнул Керден. – Старые бородатые хвастуны, мнящие себя властителями судеб и незаменимыми советниками короны.

– Ты не слишком высокого мнения о наставниках, – подколола она.

– Они не участвовали в войне. Ни в одном сражении. Спрятались за стенами Тесона, отправив на фронт молодёжь, первая половина из которых раньше не видела порченных, а вторая – только научилась создавать устойчивые плетения.

– Я слышала, что именно ткачи отстояли Соледру и остановили войну.

– Да, ткачи, – согласился Керден. – Но не те, кто сидит в уютных креслах Академии.

День медленно угасал. Закат вишнёвым киселём разливался над горизонтом. Алое солнце над равнинами Зари всегда предвещало скорое начало сезона дождей. Фермеры торопились собрать урожай, бродячие артисты разбивали шатры близ крупных поселений, торговцы спешили добраться до оживлённых трактов. Жизнь в степях замирала в ожидании долгого ливня.

Устраиваясь на ночлег, Керден тихо проклинал багряный свет, разлитый над полем. Он проникал повсюду: рыскал в сумке, скользил по тетиве лука, дремал на ломтике хлеба.

– Не люблю красные закаты. Похоже на зарево пожаров. – Керден вытряхнул из кармана хлебные крошки.

Девушка уселась поближе к костру. Ткач бросил куртку на землю, устроился сверху, довольно вытянув ноги.

– Помню, мы с Эллоей неделю ночевали в полях, – сказал Керден. – Она играла на свирели, напевала весёлые баллады, а после заката долго сидела у огня, не замечая ничего вокруг.

Мисарра подняла с земли вороное перо. Маниту, приняв облик золотого суслика, запрыгнул на плечо, чтобы обнюхать находку.

– Как вы познакомились? Ты тоже спалил её дом? – улыбнулась девушка.

Ткач рассмеялся.

– Мы с друзьями отмечали какой-то праздник в кабаке, где она выступала.

– Королева выступала в кабаке? Мы говорим об одной и той же женщине?

Керден подбросил хворост в костёр.

– Да. Мы перебрали тем вечером и поспорили, что сможем закадрить красотку. В то время у неё уже было много поклонников. Она отвадила всех. Особо настойчивых проучил охранник. Тьери отделался испугом, а мне тогда здорово наваляли. Через пару дней весь в ссадинах и с огромным синяком под глазом я пришёл извиниться и снова нарвался на того же верзилу. Эллоя вовремя вернулась с рынка, чем спасла меня от новой порции тумаков. Мы поболтали, потом несколько раз встретились в городе и, в конце концов, попали в один караван, идущий из Эрлуна в Тесон. По дороге сдружились, а дальше – война, Соледра, коронация.

– Верится с трудом, – сощурилась девушка. – Кабы не письма, назвала бы тебя шарлатаном.

– Я бы не обиделся. А что насчёт твоего лучшего друга?

Ткач указал на маниту, натиравшего шерсть о пёрышко.

– Нечего особо рассказывать. Незадолго до начала войны отец принёс Рики с охоты, сказал, что малыш спас его от стаи волков. С тех пор он живёт с нами. Со мной, – поправилась она.

Мисарра отложила перо, сорвала росток щетинника, намотала тонкий стебель на палец. Пушистое соцветие заменило камень в воображаемом кольце.

– Тебя не интересовали причины подобного поведения? – осторожно спросил Керден. – Маниту не свойственно дружелюбие, а жизнь среди людей и подавно. Либо ему что-то нужно, либо он нашёл, что искал.

– Семью, возможно? – огрызнулась девушка.

– Не стоит рассматривать маниту как человека.

– Я буду относиться к Рики как сочту нужным, – перебила она. – С самого нашего знакомства ты только и твердишь об опасности, его скрытых мотивах, контроле над разумом и прочей ерунде. И коли на то пошло, то с тобой я знакома две недели, а с ним – несколько лет, поэтому вопрос доверия поднимать совершенно неуместно.

Доля правды была в её словах, однако выучка ткача не позволила Кердену отступить. Он потянулся за келифосом.

– Что ты делаешь? – забеспокоилась Мисарра.

– Хочу подстраховаться. До Грани всего пара лиг, мало ли кому взбредёт в голову полуночная прогулка.

Девушка окинула взглядом пустынное поле.

Закат догорал. Равнину захватили лиловые сумерки. Луна лениво выползала из уютной колыбели, хмурилась и кривилась, глядя на завесу облаков у западного горизонта.

– На нас могут напасть? – спросила Мисарра.

– Сомневаюсь. Но рисковать не хочу.

Келифос узнал хозяина. На странице появился голубой рисунок.

Порядок создания плетений Керден знал наизусть.

«Представить, что келифос – это колодец. Опустить руку, коснуться воды. Появившееся чувство холода – игнорировать. Представить рисунок плетения. Появившееся чувство голода – игнорировать. Сплести узор. Ощутить, как маниту врывается в тело. Ждать. Позволить маниту коснуться плетения. Когда нити впитают пламя, вынуть руку из колодца. Наблюдать за результатом».

Монотонный голос учителя, в сотый раз повторявшего простую последовательность, эхом отозвался в памяти.

Из келифоса вынырнула голубая змейка, проползла вдоль границы света и послушно вернулась в фолиант. Над костром растянулся тонкий мерцающий купол.

– Потрясающе, – пробормотала Мисарра, рассматривая небо сквозь шёлковую пелену.

– Скоро погаснет.

Керден сжал дрожащие пальцы. Магия далась тяжело. Долго сидевшие без дела маниту лавиной хлынули в разум. Он успел позабыть, как сложно сражаться с незримым врагом за право контролировать собственное тело.

Рики спрыгнул с плеча Мисарры, подкрался к границе купола. Крохотная лапка потянулась к магической нити.

– Не трогай, если не хочешь, чтобы тебя разорвало на части, – предупредил ткач.

Существо по-кошачьи поджало уши, прошмыгнуло в сапог. Девушка с улыбкой потрепала пушистый хвост.

– Твоя магия защитит нас от порченных? – спросила она.

– Сдержит первый удар.

– Не слишком обнадёживающе.

Девушка легла на спину, подложила руку под голову.

– Лучше, чем ничего, – отозвался Керден.

Беспокойные сны терзали разум стаей голодных гиен.

Сначала он бежал. Улицы ночного города быстро сменяли друг друга, фонари на заборах сливались в размытые пятна. Его провожал вой и звон десятков цепей. Он свернул в переулок, разминулся с толпой гуляк, вышел в порт. Рабочие как раз закончили грузить людей на корабль. Фрегат расправил паруса, полыхнула зелёным огнём гальюнная фигура. Корабль отчалил.

Потом он спускался в подвал. Едкий запах порошков щекотал нос. Он толкнул железную дверь. Склянки на полках зазвенели, зарычали псы в клетках. Он подошёл к столу, бросил в тарелку горсть мелких костей. Слуга полил их воском, поднёс свечу. Острая боль пронзила ладонь.

Керден открыл глаза. Пальцы сжимали остывший уголёк.

Рики сидел на краю келифоса, беззаботно болтая лапками.

– Уйди, – шикнул ткач. Стряхнув золу с пальцев, обтёр ладонь о рубаху. – Кыш.

Маниту скорчил обиженную гримасу, перебрался на другой угол фолианта. Керден выдернул из-под него келифос. Золотой суслик укатился в траву.

До рассвета оставалась чуть больше часа. С запада приползли мохнатые тучи, спрятав звёзды за серой пеленой облаков. Костёр потух, струйка дыма поднималась над углями.

Вскоре проснулась Мисарра, и они засобирались в дорогу.

Ткач погасил плетение, окружавшее их маленький лагерь. Стоило нитям рассыпаться, как маниту будто сошёл с ума. С визгом он сиганул с плеча Мисарры, врезался головой в землю. Шерсть вздыбилась, окрасилась тёмно-багровыми тонами. Существо юлой закружилось под ногами, подскакивая, точно надутый кожаный мяч.

Керден отпрянул от верещавшего комка шерсти.

– Что случилось? – забеспокоилась девушка. – Рики, успокойся.

Существо взвизгнуло, обросло иглами, развернулось и бросилось на ткача. Керден отмахнулся книгой, маниту с писком отлетел к костру.

– Малыш, всё хорошо, на нас никто не напал, – попыталась вразумить его девушка. – Прошу, прекрати.

Маниту жалобно заскулил. Иглы обмякли, глаза затянула серая плёнка. Насилу передвигая лапками, существо проковыляло к девушке. Облик суслика рассеялся, и золотая дымка мягко перетекла в воронье перо.

– Какого Отверженного он творит? – выругался ткач.

Мисарра оставила вопрос без внимания, растерянно подняла искрящееся позолотой пёрышко.

– Рики? – позвала она. – Ты меня слышишь? – Девушка обратилась к Кердену. – Помоги ему.

– Я? – опешил ткач. – Да я знать не знаю, что творится в голове у этой твари. Их не усмиряют, их уничтожают. И чем быстрее, тем лучше.

Мисарра спрятала перо в карман.

– Не смотри на меня, я на самом деле не знаю, как ему помочь. – Керден потёр переносицу. – Если маниту вообще нужна помощь.

Ткач перекинул сумку через плечо.

– И она будет говорить мне, что маниту не опасен, – проворчал Керден.

В молчании они дошли до первого перекрёстка. Старый указатель у основания порос мхом, на деревянных стрелках едва угадывались затёртые буквы.

– Можем пойти на восток, – предложил ткач. – Поселений станет больше, но до ближайшего доберёмся лишь к вечеру. Или сделаем крюк до Стонфорда? Это маленькая деревенька в половине лиги отсюда.

– Лучше в Стонфорд, – отозвалась девушка.

Широкий тракт быстро сменился узкой просёлочной дорогой. По краям высились заросли осота и дикого пырея.

Деревушки вроде Стонфорда, где проживала от силы дюжина семей, и в мирное время редко посещали гости. После войны о них позабыли совсем. Торговцы наведывались сюда неохотно, чаще по требованию короны или благодаря толстым кошелькам местных лордов. Солдаты захаживали ещё реже, предпочитая коротать ночи в объятиях распутных девиц, а не ютиться в пропахших навозом сараях. По праздникам в поселения забредали артисты. Жители спускали на ярмарках последние медяки, выменивали пищу на безделушки и расходились по домам до следующего торжества. Перед сезоном дождей молодёжь покидала родные края, разъезжалась по городам, оставляя хозяйство на стариков. Они в одиночестве доживали свой век, а с их уходом постепенно исчезали с карт и деревни.

Лопасти деревянной мельницы протяжно скрипели. Обрывок парусины беспризорником болтался на крыше. В стенах амбара по соседству недоставало брёвен, догнивало у входа позабытое сено.

Очередное заброшенное хозяйство в некогда процветавшем и кормившем страну краю.

Сама деревенька располагалась чуть дальше, в заросшей кустарником низине. Дороги к Стонфорду не было вовсе.

Старые дома с облезлыми крышами встретили путников молчанием. Дворы захватила крапива, из дыр в низких изгородях выглядывали листья лопуха. Калитки оплетал засыхающий вьюн.

Керден стряхнул прицепившийся к штанам репей, ногой постучал по воротам.

– Есть кто живой? – крикнул он. – Хозяева!

Бедный крестьянский домишка хранил безмолвие.

Мисарра прошла к соседнему дому, постучала в окно.

– Кажется, здесь вообще никого нет, – пробормотала она. – Люди в деревнях встают рано, идут готовить еду, кормить скотину, а тут ни петухи не поют, ни собаки не лают.

В конце короткой улочки высилась старая часовня. За распахнутыми настежь воротами темнел зев опустевшей молельни. Потолок осыпался, похоронив алтарь и колокол, давний пожар разукрасил стены пятнами сажи. Здесь перестали обращаться к Единому, никто не зажигал свечи в память об усопших. Ни единого огонька. Ни одного фонаря, факела или лампы.

Керден сжал ремень сумки.

– Нам лучше уйти, – сказал он. – Вернёмся той же дорогой и двинемся на восток.

Тёмные глазницы окон, щели в заборах, укрытые сумерками навесы вдруг перестали казаться пустыми. Деревня была заброшенной, тишина – гнетущей. Мёртвой.

Мисарра не стала спорить, указала на колодец со сломанным пополам «журавлём». У каменного бордюра валялось ржавое ведро.

– Давай хоть воды наберём, – предложила она. – До вечера нам не хватит.

– Не здесь, – коротко ответил Керден. Пальцы ненароком коснулись бархатной обложки келифоса.

– Это не займёт много времени.

Она потянула за железную цепь. Ведро качнулось, дно выпало. Из дыры вывалился красный, покрытый чешуёй, хвост.

– Уходим. Сейчас же. – Ткач схватил Мисарру под локоть.

– Что это такое? – прошептала она.

– Маниту.

Керден, оглядываясь, заторопился к мельнице.

– Он не напал, – заметила девушка. – Почему мы бежим?

– Потому что он может передумать, – отозвался ткач. – И благо, если в Стонфорде он будет один.

– Я не понимаю. Остановись! – Мисарра отдёрнула руку. – Сначала Рики ведёт себя странно, потом мы приходим в Единым забытую деревню. Ты бежишь сломя голову с книгой наперевес. И я уже не говорю о том, что солнце давно должно было взойти. Мы что, мы… – Голос дрогнул.

– Мы пересекли Грань. Иного объяснения у меня нет, – ответил Керден.

Он и сам до конца не верил. Догадка посетила у часовни, где не нашлось места даже крохотному огоньку.

– Не может быть, – выпалила девушка. – Грань далеко отсюда. Вдоль купола всегда жгут костры. Мы ни за что не пропустили бы их.

– Согласен. – Ткач снова потащил девушку за собой. – Но что, если границы купола сместились? Такое уже бывало во времена Первого и Второго Приливов. Что мешает Эсадре снова пойти в наступление? – Керден прижал палец к губам. – Кто-то идёт.

Они сошли с дороги, укрылись за кучей сваленных у дома дров.

– Он бросает кости, выпадает четвёрка, и его нерадивая башка летит с плеч, – раздался в тишине гнусавый голос.

Из переулка вышли три человека. Пышнотелая женщина чинно шествовала впереди.

– Даже его маниту не сразу понял, что случилось, а когда дошло – уже извивался в лапах ткача, – увлечённо рассказывала она.

– Бедняга просто потерял голову, – хмыкнул мужчина со шрамом на правой щеке.

Троица разразилась дружным гоготом.

– Не даром говорят, что, сыграв в кости с ткачом, костей не соберёшь, – поддержал беседу худощавый мальчишка. – Хотя думается мне, ткач жульничал. Не может три раза подряд выпадать четвёрка.

– Ясное дело, – согласилась женщина. – Только в следующий раз скажи это ему, а не нам.

Мальчик примирительно поднял руки.

– Я себе не враг.

Они остановились у поленьев.

Керден припал к земле. На мгновение ему показалось, что женщина успела заметить торчавшую из-за дров макушку.

– Учуяла что-то? – спросил мужчина.

Женщина шумно втянула воздух.

– Воняет ткачом, – сплюнула она.

– Слышал, Данте ошивается в нашем районе, – сказал мальчик. – Учуешь его, двинем обратно.

– Брешешь, – фыркнул мужчина. – Что он забыл в такой глуши? «Чего изволите, госпожа? Чашечку чая, новое платье, тёплую постель? Ваш верный слуга всегда к вашим услугам», —изобразив неуклюжий поклон, передразнил он.

Компания зашлась гулким смехом.

– И правда. Хозяйка не отправит любимца копаться в грязи. – Женщина окинула взглядом заброшенные дома. – Мы, кстати, тоже вернёмся ни с чем.

Троица продолжила путь.

– Не косись на меня, – отмахнулся мужчина. – Отменное вышло зрелище.

– Опять будешь оправдываться, мол, неудачное слияние душ, слабый разум, – проворчала она.

– Всяко лучше, чем тащить с собой семейство тупых деревенщин.

Люди скрылись за стенами часовни, голоса быстро стихли.

– Это были порченные? – шёпотом спросила Мисарра. – Вся деревня стала такой?

Керден кивнул.

– Единый всемогущий, – взмолилась она. – Значит, мы теперь тоже?

– Надо убираться отсюда, – ответил ткач.

Они выскользнули из укрытия, пробежали вдоль изгороди. Поросшее сорняками поле проводило их тихим шелестом.

Лопасти мельницы по-прежнему мерно скрипели, обрывок парусины стучал по дереву. У амбара Керден замедлил шаг. Мисарра стряхнула прилипшую к ботинкам листву, переступила через осколки стекла.

– Как мы могли пересечь Грань и не заметить этого? – сокрушалась она. – Если бы купол перемещался, в Приграничье давно забили бы тревогу. Королева отправила бы войска. Она не бросила бы людей в беде.

Эллоя снискала славу великодушной и милосердной правительницы. Молва о благородстве юной королевы разлетелась по стране со скоростью лесного пожара, добравшись даже до Леты – отдалённого городка на юге, где люди предпочитали тратить серебро на пожертвования храмам, а не на взносы в казну. На благосклонность Единого южане возлагали больше надежд, чем на помощь властей, вспоминавших о бедном регионе лишь во времена крайней нужды. И все же истории о девушке, вставшей на защиту простого люда, возглавившей эвакуацию Брайта, а в последствии и оборону Соледры добрались и туда. Днём глашатаи наперебой перечисляли указы, ограничивающие власть богачей, вечером в кабаках сказители вещали о подвигах бесстрашной воительницы, ночью торговцы и рабочие засыпали с её именем на устах. В прошлом году о королеве трубили на каждом углу, и Керден не сомневался, что дела в стране пошли на лад. Теперь, глядя на опустевшие земли и царившую повсюду разруху, он понимал, насколько ошибался. Не в Эллое. В победе.

– Эллоя могла не знать, – вступился ткач за подругу. – Купол переместился, пока мы спали. По крайней мере, так можно объяснить поведение Рики. Он взбесился сразу, как я погасил плетение.

Мисарра заглянула внутрь заброшенного амбара, сморщилась от кислого запаха гниющего сена.

– И куда теперь? – Она обошла подпиравшее стену бревно. – Мы не знаем, как далеко продвинулся купол. Как вообще выбраться из-за Грани?

Не дождавшись ответа, девушка обернулась. Стрела легла на тетиву.

Керден стоял у входа, лезвие чужого меча холодило шею.

– Опусти оружие, – сказала Мисарра. – Опусти, или я выстрелю.

– Не выстрелишь, – ответили из темноты. – Слишком близко. Стрела не наберёт нужной скорости. Часто дышишь – выстрел будет не в полную силу. Руки дрожат. Промахнёшься. – Низкий голос сухо изложил факты. – Никогда не стреляла в человека? Мне понадобится две секунды, чтобы разрубить тебя пополам.

Мисарра вздрогнула, но оружие не убрала.

Из амбара вышел мужчина. Бледное лицо покрывала неряшливая щетина, тёмные сальные волосы липли ко лбу. От одежды, испачканной грязью и пятнами крови, разило потом. Его можно было принять за попрошайку, спустившего последний медяк на кружку дешёвого пойла, если б на поясе не висели ножны с серебряными набойками, а в навершии меча не красовался герб Эсадры. Мужчина перевёл тяжёлый взгляд на Кердена, сдвинул брови.

– Ткач, – с презрением бросил он. – Вам здесь не место.

Меч вернулся в ножны.

Керден выдохнул, отступил на пару шагов. Страницы келифоса налились бирюзой.

– Не стоит, – одёрнул его незнакомец. – Ты привлечёшь внимание.

Клубок сияющих нитей завис над фолиантом.

– Порченных? – спросила Мисарра.

– Сунулись в логово зверя, о котором ничего не знают, – фыркнул мужчина в ответ. – Какое мне дело? – Он прошёл мимо, проигнорировав готовое к бою плетение и направленную в спину стрелу. – Мне не нужна помощь. Это не моя проблема. – Он остановился у стога сена, чуть повернул голову. – Купол сместился восток. Идите на север, так ближе всего до границы. Если повезёт, успеете.

– Успеем до чего? – Девушка опустила оружие.

– До того, как вас убьют.

Не проронив более ни слова, мужчина свернул за угол амбара и затерялся в сумерках.

Не сговариваясь, Керден с Мисаррой углубились в поля.

По эту сторону Грани времени будто не существовало. Купол укрывал небо тёмной завесой, не пропуская солнечный свет, скрывая облака. Сумерки, одинаково плотные, захватили равнины, и мгла в одно мгновение поглотила жизнь. Не было слышно ни пения птиц, ни стрекота кузнечиков, не шелестели листвой полевые мыши, и даже серые мотыльки не поднимались над землёй. Эсадра превратила половину страны в безмолвный погост.

Пробираясь через заросли сорняков, Керден проклинал захватчиков и бессмысленную людскую жестокость. Шестнадцать лет назад, когда начался Первый Прилив, эсадровские ткачи высадились на западных берегах Тернорта, без объявления войны напали на портовые города. Они уничтожали урожай, сжигали поселения, убивали жителей, точно скот. Набеги были быстры и беспощадны. Король не счесть сколько раз отправлял гонцов на переговоры, предлагал завоевателям часть земель и сундуки с золотом. Безрезультатно. За годы войны Эсадра не удостоила Тернорт ответом, равно как и не выдвинула условий капитуляции. Лишь утолив жажду крови, враги отступили, оставив на месте цветущих лугов колючие пустыри.

За пышными кустами пырея показалось полотно пыльного тракта. Каменная дева у обочины указывала на север. На вытянутой руке болталась деревянная табличка с выцветшей надписью.

Мужчина, встретивший их у амбара, изучал скульптуру.

– Держите ваши тени подальше от меня, – предупредил он, бросив хмурый взгляд на дорогу.

Сумасшедший. Порченный. Ещё одна жертва тирании захватчиков.

Керден покрутил пальцем у виска. Мисарра с укором покачала головой.

– В таких-то сумерках? – дружелюбно отозвалась она. – Не подскажешь, далеко до границы?

– Давно должны были пройти.

Порченный вновь покосился на колею старого тракта, резко развернулся и оттолкнул подошедшую к нему девушку. Меч с шелестом покинул ножны.

Тени вокруг статуи ожили. Струи чёрного дыма поползли по земле, сплетаясь в высокий размытый силуэт. Кинжал вынырнул из пелены, отразил размашистый удар меча. Порченный отступил, перехватил рукоять двумя руками.

– Данте, – прорычал он.

Из тени вышел человек. Дымка стекала по одежде, цеплялась за шнуровку на груди, путалась в закатанных по локоть рукавах. Чёрные волосы, подобно плащу из тонкого шёлка, спадали на плечи, укрывали спину и касались кожаного ремня с десятком мелких серебряных колец.

– Далеко же ты забрался, – прошелестел он.

– Я не вернусь. – Порченный отвёл ногу назад, занял оборонительную стойку.

– Нравится тебе всё усложнять. – Данте крутанул в ладони костяную рукоять кинжала. – Госпожа крайне разочарована твоим поведением.

– Плевать я хотел, – огрызнулся порченный.

– Что за невежество, – пожурил он. – Забыл о манерах?

– Обойдёмся без церемоний.

– Манеры расскажут о человеке больше, чем язык. И куда правдивее.

Нравоучения порченного не впечатлили:

– Болтать явился или приказ исполнять?

Данте сузил глаза. В свободной руке соткался из теней второй кинжал.

– Я пришёл бы и без приказа, – ответил он. – Когда ты поймёшь, что навязчивая идея выйти за пределы купола, обречена на провал? Признаю, эта попытка почти удалась. Почти.

Голос порченного задрожал от злости.

– Думаешь, сможешь меня удержать? Я устал быть подопытным псом. Не делай вид, будто тебе не всё равно. Исполняешь приказы, даже если они идут вразрез с совестью. Или это и есть твоё хвалёное благородство?

– Выбирай слова, мальчик. Либо ты пойдёшь сам, либо я снова приволоку тебя к ногам госпожи.

– Я давно не ребёнок.

– И когда же ты успел повзрослеть? – На тонких губах заиграла улыбка. – Взгляни на себя. Нахамил наставникам, сбежал, снова с кем-то подрался. Ты всё тот же мальчишка, которого я подобрал в сточной канаве Син-Ата.

Порченный стиснул зубы.

– Вижу, ты нашёл новых друзей. – Данте подбросил кинжал, поймал за рукоять. – Мне не докладывали о ткачах в Приграничье. Разведка стала работать из рук вон плохо. Вам придётся отправиться со мной, – обратился он к Кердену. – Госпожа привыкла лично приветствовать вражеских ткачей.

– Лжец, – выпалил порченный.

– Ты снова напрашиваешься на драку, – укорил Данте. – Я приму вызов. А вас, уважаемый ткач, настоятельно прошу не вмешиваться. Любая попытка сбежать или помочь будет расценена как агрессия.

Данте атаковал первым. Поднырнул под лезвием меча, толкнул порченного локтем в бок и грациозно ушёл с линии удара. Взяв кинжал обратным хватом, двинулся по кругу точно стервятник. Порченный выпрямился, повторил защитную стойку. Меч отразил выпад, просвистел у Данте над ухом. Кинжал в левой руке распорол порченному штанину, оставив глубокий порез на ноге. Данте отпрыгнул, с усмешкой продолжил кружить по дороге. Порченный блокировал быструю атаку, ударил Данте кулаком в грудь, замахнулся мечом. Данте подставил кинжал. Клинки скрестились. Порченный оттолкнул противника, пропустил удар в живот. Кинжал в ладони Данте исчез за секунду до столкновения. Порченный пошатнулся, получил кулаком по челюсти. Данте хмыкнул, описал рядом с противником полукруг и вновь пошёл в атаку.

Керден зажал палец между страниц келифоса.

– Пойдём, – шепнул он Мисарре.

Под звон металла они сошли с дороги.

Данте больше не медлил, раз за разом наносил точные удары, играючи уклоняясь от размашистых выпадов. Порченный отступал, увлекая противника вверх по тракту.

Резко повисшая тишина оглушила. Порченный, тяжело опираясь на меч, поднял голову.

– Бегите! – крикнул он.

Тени сплелись в дымный силуэт в ярде от Кердена. Он едва успел укрыться лазурным щитом. Кинжал врезался в плетение, проскрежетал, словно царапал ржавый металл. С громким лязгом оружие соскользнуло с преграды. Данте тотчас исчез в облаке дыма.

Бой продолжился выше по дороге.

Тени кружились над порченным бешеным хороводом. Появляясь и исчезая, Данте осыпал противника градом ударов. Кинжалы парили смертоносными мотыльками, жалили и кусали, разрезали одежду на лоскуты, оставляя на коже кровавые полосы.

– Где он? – взвизгнула Мисарра, когда звон оружия внезапно стих.

– Беги! – крикнул ей ткач.

Девушка побежала, Керден бросился следом.

Тень нагнала его спустя дюжину шагов. Лезвие вынырнуло из дыма, точно стальное жало. Не глядя, ткач швырнул в противника лазурную ленту. Плетение прошло сквозь клубок теней, ледяным копьём врезалось в землю. Дымка переместилась.

Келифос выплюнул ещё три морозные ленты. Ни одна не попала в цель.

Меч и кинжал снова столкнулись, зазвенел металл. На ходу отбивая атаки, порченный продолжал продвигаться по тракту. Очередной удар из тени сбил его с ног. Выронив меч, он упал на колени, схватился за голову. Мисарра остановилась рядом, что-то прокричала.

Керден не разобрал слов. Мощный удар опрокинул его на землю. Келифос отлетел в сторону. Ледяное копьё рассеялось, магия волной прокатилась по телу. Данте схватил его за горло. Ткач захрипел, одной рукой сжал запястье противника, второй – удержал занесённую над головой руку с кинжалом. В зелёных глазах мелькнула насмешка. Данте мог убить его. В любой момент.

На помощь подоспела Мисарра. Схватив лук, с размаха ударила Данте по голове. Дерево треснуло. Данте разжал ладонь, с недоумением посмотрел на тетиву, обмотавшуюся вокруг руки. Он был настолько ошарашен, что не заметил, как девушка взяла ткача за грудки и с усилием проволокла по земле.

Солнечный свет ослепил Кердена. В нос ударил аромат осенних цветов и прелой травы.

– Я в порядке, – прохрипел он. – В порядке.

Мисарра опустилась на колени, дрожащими руками подняла келифос.

Фигура Данте мрачной тенью застыла у границы купола. Бархатный голос прозвучал будто издалека.

– Я позволю вам уйти, – сказал он. – А вы взамен позаботьтесь о нашем общем друге.

Облако дыма по ту сторону Грани рассеялось.

Порченный корчился на земле, царапал грудь и харкал кровью. Лицо, и без того бледное, стало похожим на погребальный саван, на коже проступил синий рисунок вен.

– Иссоп. Нам нужен иссоп, – пробормотала Мисарра. – У тебя должен был остаться.

Она бросила Кердену келифос, не спрашивая, зашарила в его сумке.

– Мы не будем ему помогать, – возразил ткач. – Он – порченный. И он опасен.

– Замолчи и помоги мне, – отрезала девушка. Выудив пузатый флакон, зубами выдернула пробку, подползла к порченному.

– Ты не сможешь его спасти. Маниту, живущие по ту сторону Грани, боятся солнца. Оно лишает их сил. А без поддержки маниту порченному не выжить.

– Заткнись и помоги! – в слезах выпалила девушка. – Я не брошу его. Как однажды не бросила тебя.

– И вспомни, к чему это привело.

Мисарра не ответила. Положив голову порченного к себе на колени, поднесла флакон к губам. Мужчина зарычал, вцепился ей в волосы. Девушка ахнула. Настой забрызгал одежду.

– Да что ж ты меня не слушаешь. – Керден помог ей высвободиться из хватки, прижал руки порченного к груди. – Гуманнее будет убить его.

Мужчина дёрнулся, тело скрутило судорогой. Мисарра придержала голову, осторожно влила в рот остатки настоя. Порченный открыл глаза и тотчас обмяк.

Ткач устало опустился рядом.

– Я же говорил, – вздохнул он.

Девушка ощупала шею незнакомца, проверила дыхание.

– Он жив, – произнесла Мисарра со смесью радости и удивления. – Уснул. Кажется.

Из кармана её рубахи выпало вороное перо, следом выглянула пушистая мордочка. Золотой суслик взобрался вверх по руке, довольно заурчал.

– О, Единый, как я рада, что ты в порядке. – Девушка сжала маниту в ладонях, поднесла к щеке. – Я так волновалась.

Рики протиснулся между пальцев, спрыгнул на грудь порченного, навострил уши. Шерсть окрасилась в алый, затем – в небесно-голубой цвет. Маниту распушил хвост, лапкой постучал по рваной рубахе, выпучил глаза и трижды пискнул.

– Он говорит, что недалеко отсюда стоит шатёр бродячих артистов, – пояснила Мисарра. – Они могут помочь.

– Даже не думай, я не потащу порченного на себе, – проворчал Керден.

– Просто присмотри за ним. Я скоро вернусь.

Девушка убежала за скачущим по траве сусликом.

Керден считал минуты до её возвращения, кусал губы и то и дело хватался за келифос. Порченные были врагами ткачей на протяжении двух войн. Всегда. Твари, подобные этой, убивали его друзей, сжигали дома, оставляли детей сиротами. Он не должен был помогать. Долг ткача – уничтожать кровожадных существ. Безжалостно, не раздумывая, едва завидев.

Волей случая они оказались на одной стороне, но фортуна капризна, а судьба имеет скверное чувство юмора. Сегодня порченный был союзником, завтра – мог стать злейшим врагом. И ответственность за помощь убийце ложилась на плечи ткача.

Керден не давал обещаний. Ни Данте, ни Мисарре, ни себе. Никому. Он мог открыть келифос, создать плетение и избавить человека от мук. Быстро, без боли. Это было бы милосердием. Даже в отношении существа, которое совершенно его не заслуживало. Порченные были зверьми – яростными, жестокими, безумными.

И всё же порченный убегал. Он сохранял рассудок, пока находился под куполом, осознавал, что ждёт его снаружи. И всё равно бежал.

Вскоре на горизонте показалась телега. Крепко сбитый мужичок с кудрявой бородой помог погрузить порченного в повозку, встряхнул вожжи, подгоняя кобылу.

– Не похоже на змеиный укус, – бросил он через плечо.

– Перед этим мы ввязались в драку, – соврала Мисарра. – Быстрее, прошу вас. Нашему другу нужна помощь.

– Выглядит и впрямь скверно, – согласился мужчина. – Не переживай, знахарка его подлатает. У неё всяких трав водится. На представлениях чего только с нашими ребятами не случалось.

Он завёл долгий рассказ о жизни бродячих артистов и путешествиях их скромного каравана.

Керден слушал вполуха. Судьба цирка его не заботила. Мысли занимал порченный и деяния, которые могло совершить вселившееся в него существо. В Соледре ткач убедился, что сколь бы благочестивым, великодушным и добродетельным ни был человек, попав под влияние маниту, он превращался в зверя. И благо, если рядом окажется ткач, способный его усмирить.

Лагерь артистов состоял из трёх шатров да пяти цветастых фургонов. Женщины засуетились у телеги, мужчины помогли перетащить больного под навес. Мисарра наскоро сочинила трагичную историю их незадавшегося путешествия. Керден угрюмо кивал, изредка соглашался и возблагодарил Единого, когда знахарка приказала посторонним убраться из шатра.

Мисарра осталась. Сначала до вечера, потом – до поздней ночи.

Керден сидел у костра, потягивая кислый квас.

– Караван уходит утром, – сказала девушка, опустившись на пёстрое от заплат покрывало. – Убедила их не заезжать в Стонфорд.

Ткач молча кивнул.

– Знаю, ты не хотел ему помогать, – продолжила она. – Но мы живы только благодаря ему. Если бы он не отвлёк того ткача…

– Это был не ткач, – ответил Керден. – Порченный. Очень сильный. Раньше я таких не встречал. – Он чуть было не сболтнул про Соледру, вовремя осёкся, приложился к стакану. – Мы выбрались. Это главное.

Девушка устало улыбнулась.

Караван отбыл утром, взяв курс на Грун. Мисарра тепло распрощалась с артистами, с благодарностью приняла мешочек с травами да котомку с провиантом. Вместе с ткачом они побрели на восток.

Порченный бесследно исчез перед рассветом.

ПЛАТА ЗА ЛЮБОВЬ

Кронсборг – небольшой городок на равнинах – после войны стал сердцем Приграничья. Улицы заполонили фермеры, торговцы и кочующие по стране караванщики. Количество людей возрастало к сезону сбора урожая и резко сокращалось по его окончании. Стараниями сотен крестьян забивались до отказа зернохранилища, выращивался скот, отстраивались курятники, ремонтировались конюшни, дабы в суровые зимы суметь прокормить вверенные местному лорду поселения да удовлетворить растущие аппетиты столицы. Непрерывно кипящая летом работа прекращалась на время сезона дождей, когда дороги превращались в сплошное месиво грязи. Повозки застревали на трактах, и безрассудные возничие были вынуждены пережидать непогоду в полях, а после, каясь и кляня бесконечный ливень, спешно доставлять товары в города.

Дожди, сулившие торговцам убытки, для фермеров становились моментами долгожданного отдыха. За две недели земледельцы успевали утрясти финансовые вопросы, заняться подготовкой к холодам и хорошенько покутить в переполненных кронсборгских кабаках. Душистая выпечка, жареное мясо и забористый хмель с лёгкостью помогали монетам перекочевать из карманов рабочих в увесистые кошельки трактирщиков. Постоялые дворы, до отказа забитые людьми, за пару дней превращались в жужжащие ульи, чьи хозяева неохотно вывешивали на дверях таблички «Мест нет», заставляя всё прибывающих гостей смещаться в центр города ближе к удобствам, роскоши и тишине узких улочек. Отчаянием путников умело пользовались владельцы благопристойных заведений, завлекая живописными видами из окон, изысканной едой, просторными покоями и особыми услугами, подразумевавшими уединённое общение с разодетыми в кружево девицами.

Днём в торговых переулках открывались лавки и на полках появлялись товары местного производства: изделия из кожи, декоративные поделки, душистые мыла, масла и травы. Зазывалы заполоняли улицы, наперебой привлекая прохожих, приглашая рассмотреть товары и оставить купцам пару серебряных монет. К полудню к соревнованию присоединялись продавцы диковинных изделий, вроде ювелирных украшений, тончайших тканей, мехов и прочих мало востребованных в западных краях вещей. Единственными, кто продолжал торговать под открытым небом, были рыбаки, но и их вечерами разгоняла стража, поневоле покидавшая тёплые казармы и вынужденная нести дозор под стеной проливного дождя.

За городской суетой наблюдал из крепости на холме Брадан Хорде, лорд Приграничья. До войны его семья присматривала за плодородной частью равнин Зари – просторами между Соледрой и Эрлуном, которые ныне превратились в заросшие сорняками поля. Рабочих рук не хватало; корона постоянно направляла в Кронсборг беженцев, предлагая немалые деньги за труд в приграничных территориях, да только глупцов, по доброй воле готовых приблизиться к куполу, становилось всё меньше. Приграничье медленно вымирало несмотря на одержанную два года назад победу.

Керден в задумчивости взирал на город, затянутый дымкой ливня. Несмотря на полдень, с крепостной стены виднелись лишь остроконечные шпили храмов да часть особняков богачей близ имения лорда. Редкие экипажи сновали по лабиринту улочек подобно юрким серым мышам.

Ткач с Мисаррой прибыли в город на маленькой повозке, доверху набитой сырами. Перевозивший хозяйский товар мальчишка подобрал их вымокшими и продрогшими за четыре лиги до города и согласился подбросить до крепости за пару медяков.

Семейство Хорде, издавна благоволившее Академии и всячески поддерживающее нелёгкий труд ткачей, радушно приняло нежданных гостей, пообещав найти транспорт до Тесона. Однако вскоре выяснилось, что отбывающие в ближайшие дни экипажи заняты, а торговые караваны тронутся в путь не раньше, чем закончится треклятый дождь. Не желая терять неделю, Керден согласился отбыть до Гирлема в компании молодых проповедников. Оттуда до столицы рукой подать, а ежели не подвернётся попутчиков, можно добраться до города пешком.

Служители Единого планировали отправиться в странствие через два дня, посему лорд Хорде любезно распорядился выделить гостям комнаты на втором этаже крепости. Мисарра получила апартаменты с видом на сад во внутреннем дворе. Из окон хорошо просматривалась площадка с причудливым фонтаном в центре. Статуя женщины высотой в полный человеческий рост была укутана в бесформенные одежды и удерживала в руках горлышко кувшина. Вода струилась по тонким пальцам, проскальзывала в разбитую посуду и непрерывным потоком стекала в отколовшееся днище. Ёмкость переполнилась, прозрачные ручейки бежали по трещинам и извилистым водостокам в мозаике серого мрамора. Фонтан окружали длинные скамьи и засаженные вереском клумбы, за неделю превратившиеся в крохотные цветущие болотца. Вишнёвые деревья сбросили листву, обнажив узловатые ветви, но слуги не спешили убирать первые следы наступившей осени.

Стайка беспокойных ависор облепила статую. Маленькие синие птички, похожие на мохнатые мячики, ютились на руках, плечах и голове изваяния, выталкивали друг друга с насиженных мест, дрались и пушились. Понаблюдать за птицами доводилось только во время сезона дождей, когда стаи покидали полюбившиеся за лето водоёмы и в поисках нового дома устремлялись в длительное путешествие по равнинам.

Пухлая ависора сорвалась со скульптуры, звонко заверещала и, приземлившись на край разбитого кувшина, склонилась к воде. Она едва коснулась клювом ручейка, фыркнула и, распушившись, перелетела на скамью. Глядя на птицу, Керден покачал головой. Далеко не все свои творения Единый наделил разумом.

В отличие от покоев Мисарры, окна в комнате ткача выходили на внешнюю стену крепости, являя взору унылый пейзаж опустевших равнин. Тоскливая картина омрачала и без того тревожные мысли, поэтому Керден укутался в дорожный плащ, обзавёлся кружкой горячего молока и выбрался на смотровую площадку.

Тропинки из белого мрамора змейками петляли по саду, уходили к пристройкам и соединялись у широкой лестницы, ведущей во внутренний двор крепости. Справа располагался сторожевой пост, ныне оборудованный под кузницу, рядом – невзрачный домик прислуги и кухня. У конюшен копался в грязи одетый в лохмотья мальчишка, в клетках рычали гончие.

– Крепость такая огромная. – Мисарра с восторгом разглядывала внутренний двор. – Мы тебя еле нашли.

– Ты ещё не видела столицы, – улыбнулся Керден.

Вместе с Мисаррой к ткачу подошла рыжеволосая девочка.

– Отец будет ждать вас к ужину, – сообщила она.

Ялис, младшая дочь лорда, сразу прониклась симпатией к Мисарре и с момента знакомства не отходила ни на шаг, чем несказанно раздражала вынужденного прятаться Рики. Вздумавшего бунтовать маниту быстро успокоил ткач, пригрозив запечатать непослушное существо в келифос. Мисарра заступаться не стала, и разобиженный на весь мир золотой ёж остался сидеть в тарелке с яблоками.

– Я попрошу управляющего проводить вас в трапезную, – сказала Ялис. – И приготовить яблочный пирог. Ты любишь яблочные пироги? – Она, точно доверчивый котёнок, прильнула к Мисарре.

– Обожаю. – Девушка укрыла Ялис мягкой шалью.

– Здорово! – хлопнула в ладоши дочь лорда, но тотчас погрустнела. – Как жаль, что матушка сегодня пригласила учителя по грамоте. Мне нужно идти, иначе она разозлится. Увидимся вечером.

Ялис спрятала под шалью копну рыжих кудрей и побежала к восточной башне.

– Она милая. – Мисарра проводила девочку взглядом. – А вот ты чем-то расстроен.

Керден подул в стакан с молоком.

– Я всё думаю о Грани и тех двоих. Купол переместился, в этом сомнений нет. Нужно как можно скорее известить Эллою. А вот что делать с порченными, если они стали сильнее и перестали бояться солнечного света? На этот вопрос у меня нет ответа. В Тернорте не так много ткачей, вторую Соледру страна не осилит.

– Тебе нужен отдых. – Мисарра мягко коснулась его плеча. – После Стонфорда ты только и делаешь, что изводишь себя. Мы обсудили случившееся десяток раз – без толку. Пока ты не встретишься с ткачами и королевой, ничего не изменится, поэтому хватит терзать себя понапрасну. Идём, угощу тебя ромашковым чаем. – Она улыбнулась и, ёжась, вернулась в тёплые стены крепости.

Брадан Хорде, будучи человеком просвещённым, за ужином предпочитал рассуждать о политике, экономике и хозяйстве. По его мнению, война обошлась Тернорту дороже, чем многие привыкли считать. Утрату трети плодородных земель в ближайшие годы ощутит вся страна, а нехватка рабочей силы усугубит ситуацию. Рано или поздно доверие к королеве ослабнет, народ взбунтуется, и Тернорт захлестнёт волна междоусобиц. Неспособность властей обеспечить должную защиту и сохранить достойный уровень жизни подданных вынудит людей бежать в Лирмеон. Ткачи посредством военного переворота лишат королеву полномочий и с помощью ряда суровых указов установят новый порядок.

С точкой зрения лорда, разменявшего пятый десяток, Керден был не согласен, но вежливо молчал, последовав примеру леди Сартаны, явно привыкшей к монологам супруга. В отличие от Брадана, женщина не могла похвастаться красноречием, вставляла короткие фразы и скупо улыбалась. К середине ужина Кердену показалось, будто присутствие гостей её тяготит.

После подачи десертов Ялис с молчаливого согласия матери утащила Мисарру в голубятню. Сославшись на усталость, вскоре покинула трапезную и Сартана, оставив ткача допивать вино в компании лорда Хорде и его старшей дочери Оливии.

Девушка была настоящей красавицей и наверняка имела множество воздыхателей как среди знати, так и среди крестьян. Будь Керден коренным жителем Кронсборга, вместе с сотней поклонников одаривал бы её цветами и осыпал комплиментами. Одни только медные кудри, рассыпанные по загорелым плечам, словно поцелуи весеннего солнца, вызывали желание уподобиться менестрелю и затянуть романтичную балладу под окнами крепости. Оливковые глаза в обрамлении пышных ресниц, алые губы, сжатые в лёгкой игривой улыбке, и вовсе призывали упасть на колени и просить о кратком, даже мимолётном, свидании.

Пока Брадан с упоением рассказывал о сорвавшейся поездке в столицу, девушка водила вилкой по тарелке, украдкой поглядывая на Кердена. Лорд отвлёкся на поданный к столу пирог, и она, воспользовавшись паузой, обратилась к ткачу:

– Вы не могли бы налить мне немного вина?

Керден потянулся к кувшинам. Глиняные сосуды с узким горлышком не отличались друг от друга.

– Левый, – подсказала девушка.

– Оливия, в доме полно прислуги, а ты обращаешься к гостю, – пожурил Брадан.

– Прошу извинить, если просьба доставила вам неудобства. – Она приняла бокал из рук Кердена.

– Мне не в тягость, – отозвался ткач. – Всегда рад.

Оливия выразительно посмотрела на отца. Лорд положил в тарелку кусок пирога.

– На чём я остановился?

– Собирался рассказать о визите ткача в нашу скромную обитель, – подсказала девушка.

– Разве? – Брадан прочистил горло. – Да, наверное. Заезжал к нам гость из столицы два года назад, искал порченных. Всю крепость перевернул, пока отлавливал какого-то хищника. Крайне неприятный человек. Не подумайте дурного, я всецело поддерживаю ваше дело, но, право, у него ни манер, ни приличий.

– Он вылечил маму, – напомнила Оливия.

Лицо лорда посуровело.

– И попросил за это баснословную сумму.

– Разве благополучие семьи не важнее серебра?

– Благополучие семьи подразумевает и наше состояние, которое после его визита уменьшилось втрое. Но довольно об этом. – Брадан вытер усы, отложил полотенце. – Думаю, нам всем не помешает отдых. Оливия, проводи господина ткача в его покои и распорядись, чтобы гостям принесли пуховые одеяла – ночи становятся холоднее.

– Да, отец, – склонила голову девушка.

В коридоре властвовал полумрак. Дождь, будто запоздалый путник, стучал в окна – робко, боясь разбудить хозяев. Промозглый ветер забирался в щели под потолком, причитал и выл, скитаясь по лестницам смотровых башен. Словно живой, он тосковал по теплу, горевал об ушедшем лете.

Оливия прикрыла дверь в трапезную, взяла с полки подсвечник.

– Отец порою бывает груб и бестактен, – сказала она. – Не судите строго.

– Боюсь, это свойственно любому лорду, – отозвался Керден.

– Благодарю за понимание.

Подол платья тихо зашелестел по ковру. Керден неумело подстроился под нарочито медленный шаг. Прогулка напомнила о дворцовом этикете, который он вынужден был соблюдать, став первым советником королевы. Уже тогда ткач с отвращением выслушивал рассуждения богачей о лёгкой победе над Эсадрой, недоумевал, откуда пошли слухи о доблести королевской гвардии, так и не явившейся в Соледру. Разговоры придворных были пусты, бессмысленны, приправлены лестью и фальшивыми улыбками. Слова напрасно сотрясали воздух. Они не помогали стране.

Оливия задержалась у лестницы, подобрала юбку. На парче цвета свежей мяты заиграли отблески золотого кружева.

– Если позволите, я бы хотела поговорить о ткаче, излечившем маму. – Девушка неспешно пошла по ступеням. – Быть может, вы знакомы.

– Как его звали? – спросил Керден.

– Хейн. В отличие от вас он предпочитал затворничество. Ни с кем не общался, выполнил работу и уехал.

– Не слышал этого имени. – Ткач залюбовался водопадом кудрей, струящихся по спине до стянутой корсетом талии.

– Жаль. Я полагала, что человек его склада ума может иметь определённую репутацию среди товарищей по ремеслу.

В гостевом крыле хлопотала прислуга. Женщина с изъеденным морщинами лицом отмывала витражи в скромно обставленной келье, в библиотеке передвигали мебель, волоча ножки кресел по полу. Мальчишка в промокшей одежде пронёсся мимо, шаги эхом прокатились по вестибюлю.

– Чем болела ваша мать? – полюбопытствовал Керден.

– Это личный вопрос. – Оливия поправила складки на широком рукаве, украдкой взглянула по сторонам. – Честно говоря, я не знаю. Отец отказывается обсуждать её недуг.

– Должно быть что-то серьёзное, если потребовалась помощь ткача.

– Визит Хейна – счастливая случайность. Лекари справлялись с хворью и уверяли, что дело идёт на поправку. Он лишь ускорил процесс.

– Потребовав за услуги круглую сумму?

– У людей разные аппетиты. – Девушка остановилась у входа в гостевые покои. – Но это не лучшая тема для вечерней беседы, не находите?

– Вы правы, – устыдился Керден.

Обворожительная улыбка и мягкий голос Оливии надолго заняли его мысли. Девушка напоминала Орану в годы юности: горделивая осанка, томный взгляд, проникновенный шёпот, за которым таились робость и волнение, те же отблески меди в волосах. Ткач принял бы их за сестёр, не будь лично знаком с родителями каждой. И всё же, несмотря на внешнее сходство, они были бесконечно далеки друг от друга. Орана сражалась на передовой, пока Оливия заучивала правила этикета и упражнялась в красноречии на балах.

В дверь постучали. Светловолосый мальчуган с подбитым глазом приволок свежие простыни и одело. Пряча следы драки, принялся перестилать постель.

Керден подбросил дров в камин, спросил:

– Давно трудишься у Хорде?

Мальчишка насупился, шмыгнул носом.

– Если что-то не нравится, жалуйтесь управляющему.

– Я не то имел ввиду. Пару лет назад здесь гостил ткач. Ты его видел?

– Лорда посещает много людей, – ответил слуга. – Нам нет разницы, за кем убирать кровати да чистить горшки. Для прислуги все вы на одно лицо.

– И никто не обратил внимания на ткача? – Керден скрестил руки на груди. Уж он-то знал, что ребятня не упускала возможности поглазеть на магию в любом её проявлении. Мальчик кивнул. – Что ж, попробуем иначе. Брадан сказал, что его супруга была тяжело больна. Знаешь, что за хворь с ней приключилась?

– Нет, господин. Лорд запретил обсуждать болезнь леди.

– Почему?

– Нам нельзя об этом говорить.

– Разговор останется между нами. Честное слово.

– Что мне ваше слово. – Пальцы со сбитыми костяшками теребили скомканное покрывало. – На него ничего не купишь.

Керден покачал головой.