Читать онлайн Виртуальная реальность

РУССКАЯ СМЕКАЛКА

– Ну, в общем, правильно. Перспективы есть, только не расслабляйтесь. – Услышав вердикт, мы все-таки расслабились. Зашедший к нам в гости солидный четверокурсник внушал уважение. Аккуратная бородка и слегка обозначившиеся залысины не оставляли сомнений в высокой квалификации живущего в соседней комнате "аксакала".

Мы – это три абитуриента, только что заселившиеся в большую комнату "Тройки"* на пятом этаже. Кроме нашей комнаты в блоке располагался санузел и небольшая комнатка по соседству, из которой неожиданно и появился бородач.

– Что, на физфак? – произнес он, выйдя на шум хлопающих чемоданов и шкафов.

– На физфак, – неуверенно ответили мы.

– Ну, это мы посмотрим, – продолжил он, заглянув к нам через пару минут с задачкой.

– Вот вам пару задач, кто решит, тот и поступит, – он слегка замялся и улыбнувшись добавил, – впрочем, не принимайте близко к сердцу, считайте это "пропиской на этой хате".

Мы "прописались", задачки оказались не самые сложные.

Погода стояла отличная, теплые солнечные вечера заполняли улицы студгородка шумной молодежью, звенели волейбольные мячи, во тьме бродили пары, изо всех общаг звучала музыка.

Все испортили начавшиеся экзамены. Нет, погода не изменилась, Солнце не забывало появляться вовремя, а теплые вечера продолжали сменять друг друга. Но, как в театре, как будто раздался звонок, и представление началось. Казалось, включился какой-то механизм. Механизм, который должен был отправить назад примерно семьдесят процентов из нас.

В просторной комнате на пару десятков столов было еще немноголюдно.

– Берите билет", – приветливый голос исходил от пожилого человека за столом у доски. Выбор был, почти весь стол закрыт бумажками, но я не стал никого задерживать.

– Билет номер…

И номер билета, и сам профессор сразу же ушли в туман и растворились в моей голове. Я стоял рядом со столом, голова активно работала над текстом. Все буквы и слова по отдельности были мне знакомы.

– Проходите, садитесь, – сквозь туман донеслись слова профессора, оторвав меня от расшифровки текста. На автомате я присел за дальнюю не занятую парту и снова глянул на билет. Текст выглядел уже приветливее, как и ожидалось, там проступило два теоретических вопроса и одна задача. И, о чудо, я учил эти два вопроса.

Подробные ответы с иллюстрациями совершенно точно уже были в моей голове. Это радовало. Успокоив дыхание и включив поиск информации, я переключился на решение задачи. Задача с конденсатором тоже не выглядела необычной. На всякий случай я начал выписывать все знакомые по этой теме формулы.

– Посторонись, – вдруг ожил мой внутренний голос. Из головы вдруг полезли ответы на первый вопрос. Пришлось срочно записывать все подряд. Цветные иллюстрации оказались уже лишними, ручка была только черного цвета. Возвратиться к задаче снова не удалось. Мозг нашел ответы на второй вопрос, но уже в обратном порядке. Попасть в начальную ячейку памяти ему не удалось, поэтому текст пришлось переписывать заново.

– Послушай, друг, – голос за спиной совпал с легким тычком в спину.

– Есть листочек бумаги? – За партой сзади сидел незнакомый темноволосый парень с длинной прической а – ля Джордж Харрисон.

– Пара листочков всегда найдется, обращайтесь, – попытался я пошутить, передав листки.

– Молодые люди, – раздался голос профессора, и шутки пришлось отложить в сторону.

Задача оказалась не слишком сложной – решение уложилось в записанные ранее формулы.

Так, теперь все проверить, добавить комментарии, запастись ответами на возможные вопросы и отрепетировать.

Зал между тем заполнился до отказа. Две девушки, непонятно каким образом попавшие сюда, только подчеркивали принципиальную разницу между "физиками" и "лириками".

Прошло всего пятнадцать – двадцать минут, когда в зал ввалилась веселая компания относительно молодых людей.

– Кто готов? – неожиданно раздался голос профессора. И веселые молодые люди дружно повернулись к нам.

– О господи! Прошел уже час? – Да, мои часы подтвердили это. Повторить материал я не успел.

– Молодой человек, вы готовы? – на меня смотрел один из весельчаков, подошедший поближе в поисках жертвы. Весельчак выглядел вполне безобидно, можно было соглашаться.

– Я готов, – раздался вдруг голос сзади, – ты не против?

Я был не против. Теперь можно было повторить свой билет.

Голос сзади начал уверенно излагать материал. Материал показался мне знакомым, сквозь обрывки фраз начали проступать процессы передачи тепла – тема моего второго вопроса. Звуки одобрения заставили прислушаться к разговору. Разбираемая задача тоже удивительно походила на мою.

У соседа оказался похожий билет. По крайней мере, второй вопрос и задача. Чудеса, как тесен мир!

– Ну что ж, хорошо. Давайте на этом и закончим,– раздался голос Весельчака сзади.

– Через пару минут буду у вас, – обнадежил он меня.

– Милости просим, – ответил ему мой внутренний голос. – По крайней мере задача у нас решена правильно, – добавил он, обращаясь ко мне.

– Ну, что у вас, показывайте, – добродушно произнес Весельчак, усаживаясь рядом. Я охотно пододвинул свои листочки к нему поближе, демонстрируя готовность рассказать всю теорию не глядя.

– Что это у вас за задача?… И вопросы…? – голос Весельчака как-то изменился, выражение лица потускнело.

– Ну как, вопросы как вопросы, задача тоже обычная, – я вручил ему свой билет.

Пару минут он вглядывался в текст, казалось, не веря своим глазам.

– Вот черт, этот парень уже ушел? – неожиданно произнес мой собеседник, соскакивая с места.

В следующие пять минут он вышел из комнаты, снова в нее зашел, о чем-то посовещался с профессором, тщательно исследовал записи в тетради на столе, и, наконец, вернулся ко мне.

– Ну что ж, у вас все правильно написано. – Он позволил себе легкую улыбку.-Но этот материал как-то неинтересно еще раз обсуждать, правильно? – Я согласился, этот материал действительно начинал надоедать: я успел повторить его раз пять.

– Отлично, – неосторожно добавил он. – Тогда гляньте, пожалуйста, на это, – и он вытащил еще один билет.

Эти вопросы я тоже учил, процесс извлечения пошел намного быстрее. Казалось мой мозг уже пробил канал к тому месту, где хранился курс физики. Ответы на дополнительные вопросы быстро извлекались откуда надо, пальцы послушно набрасывали решения задач, а внутренний голос уговаривал Весельчака вовремя остановиться: – Пожалуй, мы уже ответили за себя и за того парня.

– Пожалуй, на этом можно закончить, – неожиданно согласился Весельчак.

"Того парня" я встретил в своей группе в сентябре.

– Николай, очень рад, – опередил он меня, – ну, извини, на твоем втором листочке было много чего написано. Я уж и не думал выкрутиться....

* Тройка – общежитие номер три в студгородке.

ЗНАКОМСТВО С ДЕКАНОМ

Было это на третьем курсе. Возможно, у выживших к этому времени студентов вырабатывается иммунитет к учебе и экзаменам, возможно, потихоньку сказывается возраст. Но, так или иначе, я решил окунуться в общественную жизнь.

Каким образом я оказался в студсовете, вспомнить сейчас сложно. Скорее всего, победил в упорной борьбе с другими достойными кандидатами. Но есть вероятность, что кроме меня мало кто захотел туда идти, время было советское. Да, забыл сказать, что это был студсовет легендарной "Пятерки", общежития, в которую селили ветеранов физфака.

Пятиэтажная Пятерка состоит из двух соединенных друг с другом корпусов стиля "а-ля хрущевка", слегка сдвинутых параллельно друг относительно друга. К первому этажу отдельной пристройкой примыкает достаточно просторный холл, в котором по субботам иногда возникают танцы. Никто не может заранее сказать, когда они возникнут, и эта тайна так и остается нераскрытой. Парадная сторона Пятерки обращена на улицу Пирогова, обратную же сторону сплошной стеной обступают ели и сосны, сохранившиеся со времен покорения Сибири. Таким образом, если для половины жителей поддерживается обычный режим день- ночь, то для обратной половины существует только один режим – полярная ночь. Для полноты ощущений стены коридоров и комнат внутри общаги выкрашены в сочный темно- зеленый цвет в стиле Айвазовского. Строители этого храма науки, похоже, исходили из принципа – “Учение – свет, все остальное – тьма”. А может, краски другой не было.

Понятно, что лампы в комнатах на "обратной стороне Луны" почти всегда горят. Но такое расточительство компенсируется их отсутствием в коридорах и на лестницах. Вот в таких непростых условиях формируется цвет физфака.

Мне поручили третий этаж. Примерный круг обязанностей – регулярные проверки чистоты помещений и комнат, инженерные сети и работа с населением. В переводе это означает – чтобы комнаты не заносило мусором, туалеты не заливало, пьяные на дороге не валялись. Ну как- то так. Слава богу, общий душ находится в подвале, там ответственность размывается на всех.

Первый рейс с инспекцией: пробираюсь на третий этаж. Так, это точно он? Для верности поднимаюсь на два этажа выше – да, дальше крыша. Снова спускаюсь и иду в конец коридора. Главное здесь – система, никакой хаотичности: направление обхода – по возрастающим номерам, время обхода – 20-00 по средам, пусть привыкают. Середина недели – самое то. Понедельник – день тяжелый, народ нервный, не выспавшийся, в пятницу ты со своей проверкой явно лишний, не говоря уже о субботах. Так что среда. С богом!

В коридоре первого блока темно, лампа не включается, зато не видно мусора. Это плюс. Надо купить фонарь. Расположение дверей я помню твердо – слева туалет, прямо – маленькая комната, справа – большая. Или наоборот? Начинаю по часовой, включаю свет. Да, туалет – да, здесь никого, да, есть темы для разговора. Тем хватает. Настраиваюсь на серьезную беседу. Потребуется серьезное выражение лица, но я его не вижу. Надо отработать дома. За дверью в маленькую комнату не видно полоски света – никого нет. Зато за второй бьется жизнь.

– Можно? – В большой комнате за накрытым столом сидит человек пять, наш курс. Бутерброды и чай в самом разгаре, похоже, моя тема не будет принята.

– Мужики, спасибо, не приглашайте, я при исполнении… Но, как закончится пир, в помещении напротив у вас много работы, – деликатно выхожу из положения.

– В следующую среду я снова у вас.

В блоке напротив маленькая комната жива.

– Добрый день, к вам можно? – Дверь открывает высокий парень. Черт, это же Боб, президент "Кванта", легенда капустников и факультета. Я неловко переминаюсь за дверью, представляюсь и собираюсь откланяться.

– Заходите, проверяйте, никаких проблем, – Боб с улыбкой широким жестом приглашает к себе. В комнатке президента чисто и относительно комфортно.

– Спасибо, как-нибудь в следующую среду, – неуклюже отшучиваюсь я.

Клуб "Квант" в нашем Академгородке знают все. Каждый год где-то в начале марта члены клуба уходят в глухое подполье – обычно это холл в пристройке. Народ с интересом вглядывается в светящиеся по вечерам окна, но вход в пристройку строго ограничен – юмор вещь специфическая и действует, как правило, один раз. Учебный процесс заброшен как минимум на пару недель, но любые административные наказания замораживаются по умолчанию. Напряженность снаружи и внутри растет по экспоненте и к началу апреля достигает пика. Команда внутри холла исступленно репетирует до последнего. Снаружи клуб штурмуют со всех сторон в поисках билетов. Действующим студентам физфака гарантирован один билет, счастливцы! Бывшие включают все свои многочисленные связи, остальным прослойкам Академгородка выделены квоты. И вот, день Капустника…! Но об этом, наверное, потом – сейчас я не могу надолго оставить свой этаж.

Следующий блок выбивается из стандарта – в коридоре горит яркая лампа, чистота туалета и отсутствие мусора напрягает.

– Можно? – Дверь в большую комнату открывает девушка с нашего курса. За столом сидит симпатичная девушка. Новенькая, со второго курса. Ага, какой это номер блока? К сожалению, у них все идеально чисто. Просто не о чем поговорить. Надо продумать темы на этот случай.

Весь обход сегодня занимает примерно час. В темноте ставлю оценки, надеюсь, что ничего не перепутал, поскольку номеров на дверях не видно. В трети комнат никого нет, но это ничего, главное система. В среднем, в каждой комнате кто-то живет, в среднем, я должен увидеть каждого и каждую, и не один раз.

Статистический подход со временем начинает срабатывать. В дело потихоньку вступает таблица с оценками за чистоту на первом этаже. Таблица размещена за толстым не бронированным стеклом под присмотром вахтера: высокий уровень культуры студентов физфака ничего не гарантирует. Я подозреваю, что на нее иногда смотрят, иногда косо, но на некоторых она действует. К тому же таблицу изучают представители деканата.

Кстати, сегодня намечается проверка, обещан визит самого декана. Декан, крупный, представительный мужчина и шутки с ним плохи. Нужно готовиться! Андрюха, староста второго этажа, уже побежал предупреждать своих. Спешу к подопечным. Последние штрихи: заправить кровати, мусор и бутылки – в шкафы, в крайнем случае, запираем двери и мигрируем. На большой скорости сбегаю вниз по лестнице. Где делегация? Снизу в темноте не спеша поднимается Андрюха.

– Андрюха, ну что пришли? – на автомате ободряюще хлопаю его по животу – мол, не дрейфь. Хлопнутый живот оказывается неожиданно большим. На лету оборачиваюсь и вижу проступающее сквозь темноту и слабый свет из окна изумленное лицо декана. Две дородные женщины на ступеньках ниже замерли. Решив не тормозить, пролетаю вниз. Андрюха так Андрюха, пусть вставляют лампочки.

Сегодня у нас нештатная лекция, декан, съездив в Массачусетский Технологический Институт, рассказывает о заморских чудесах. Например, группа студентов на семинаре первый час упорно штудирует выданные предварительно методички, на второй час в класс врывается преподаватель и бросается на студентов, сидящих вокруг него за столом формой буквы П. К концу занятий все, и преподаватель, в мыле. И это последний писк. Впрочем, писков довольно много, все интересно, наверное, что-то будем пробовать.

Лекция заканчивается, я, как прежде, спускаюсь вниз, но при полном освещении.

– Молодой человек…, – это меня.

– Ну как у вас дела? Как этаж? Есть проблемы?… Проблемы c лампочками на лестницах мы временно решили. Ну и вообще, нормальный оказался декан.

Как -то так.

ЭКЗАМЕН ПО МАТАНАЛИЗУ

– Кирпичников?

– Я.

Из-за последней парты встал рослый широкоплечий парень с длинной шевелюрой и уверенной ухмылкой на лице. Это был наш последний семинар. Вся группа, сдав надлежащие задания и отмучившись на защитах, получила зачет. И теперь, развернувшись назад, расслабленно наблюдала за разворачивающимися событиями.

– Так вот вы какой, Кирпичников. И зачем вы пришли?

В голосе нашей семинаристки, почтенной дамы средних лет, послышались металлические нотки.

– Сдать зачет, я принес задачи, – оптимистично заявил Толян, приподнимая стопку мелко исписанных листов.

Толян был известным в узких кругах специалистом по электронике, большую часть времени проводившем в общаге за паяльником, и не любившем выходить в свет.

Выражение лица нашей классной дамы было близко к выражению "доцента" из "Джентльменов удачи". Но и Толян, одолевший не один семестр, тоже не в первый раз объявлялся на зачете под самый финиш.

Надо сказать, что наш университет был неправильным, или, выражаясь помягче, нестандартным ВУЗом. У нас было, страшно сказать, свободное посещение. Например, на лекцию к известному вольнодумцу Паше Белинскому могло заявиться не больше десяти человек, в основном старост групп. А влететь за это могло самому Паше, читавшему матанализ в произвольном стиле, так что лекция зачастую двигалась по спирали, перескакивая с одной интересной темы на другую.

Отцы университета с нами тоже не сюсюкали и отыгрывались в сессию. В результате до выпуска, как правило, добиралось немногим больше половины первоначального состава.

В отличие от лекций, посещение семинаров считалось обязательным, более того, в течение семестра нужно было решить и сдать приличное количество домашних задач. Но, "дух свободы" сказывался и здесь: мы могли себе позволить пропустить разумное количество занятий. Этот "дух свободы", как правило, помогал и таким ребятам как Толян. По крайней мере, завязать разговор.

– Ну что-ж, все свободны. А вы – Кирпичников…

Свобода! Мы были не против.

Весна, улица, солнце, девушки!

Другие зачеты? Нет, не сейчас!

А Толян? Толяна мы увидели в столовой на следующий день.

– Порядок, – кивнул он в ответ на вопросительные знаки наших физиономий.

Черт его знает, как он это делал! Он умел разбираться в чужом почерке, текстах учебников, и, похоже, после этого, в самом предмете.

А между тем сессия неумолимо приближалась. К третьему курсу каждый из нас выработал свой метод подготовки. Кто-то уходил в читальный зал и проводил дни напролет в шелестящей тишине, где сотни спин как в молитве склонялись над текстами манускриптов. Было что-то загадочное в самой атмосфере зала.

– Смотри на эти умные лица, – говорил он тебе.

– Вот как надо учиться, балбес.

Но там были и девушки, много девушек.

Лично я предпочитал забираться в пустующие классы учебного корпуса с книжками наперевес. Здесь можно было не стесняясь комментировать емкие курсы Ландау, отсылающие читателей довольно далеко к самостоятельному выводу "несложных" формул. Можно было критиковать бестолковых авторов за сухость формулировок и неумение изложить материал. Можно было лечь на скамью, закинув ногу за ногу. А можно было просто сидеть и смотреть в потолок. В конце концов, можно было блестяще выступить на любую тему, перед любой аудиторией, не рискуя своей репутацией.

Но большинство готовилось в общаге. Зачем куда-то ходить?

Честно отработав световой день, захожу в комнату к соседям. Женя, мой одногруппник, сидит за столом при свете настольной лампы, низко склонившись над клочком бумаги с чернильной перьевой ручкой в руке.

– Что за чудеса! Покажи.

– Я долго и с удовольствием разглядываю компактный листочек в линейку, на котором уютно разместилась целая глава Фихтенгольца. Из футляра для очков выглядывают листочки с тем же аккуратным почерком. Я понимаю, что сейчас главное – не капнуть слезу восторга: Женя потратил не один день на переиздание третьего тома. После экзамена подарочный набор ручной работы будет в большой цене.

На кровати в глубине комнаты сидит Леня. Он сидит в позе лотоса в эпицентре разбросанных книг, конспектов и исписанных листков. Как настоящий кореец, Леня глубоко погружен в процесс и может пребывать в таком состоянии бесконечно долго, не отвлекаясь на шум, музыку и даже на "скачки".

Кстати, так называются еженедельные танцульки по субботам, которые спонтанно запускаются энтузиастами активного отдыха в холлах между крыльями "Восьмерки" (это наша общага). Дикие "скачки" возникли здесь до нас, и будут существовать после. Их регулярно пытаются запретить, организовать или направить в более культурное русло. Но это "Восьмерка", здесь девять этажей и восемь удобных холлов между двумя крыльями здания, на любом из которых может неожиданно выстрелить ударный рок. Низкие ритмичные звуки уверенно пробивают стены. В грохочущий зал поначалу неуверенно проникают первокурсники, жмущиеся к стенкам. Видавшие виды старожилы не торопятся. Но вот, наконец, критическая масса начинает движение в такт грохочущим ритмам. Заслышав там – тамы, внутрь постепенно просачивается публика из соседних общаг.

Леня небрежно заполняет формулами стандартные листы. У него      противоположная концепция – неаккуратный почерк, исправления и разброс материала на листе должны отражать творческий процесс во время экзамена. Серый экзаменационный пиджак, исправно работающий со второго курса, ждет в шкафу окончания первого этапа. Подготовленный пакет будет разложен по темам, пронумерован и разложен по отсекам пиджака. Ленин пиджак, как концертный фрак музыканта, важный элемент экзамена. Пиджак придает вес, солидность и, в конце концов, служит талисманом, даже когда не используется по назначению.

В углу за стаканом чая сидит Славка. На его столе аккуратно сложены все три толстенных тома Фихтенгольца. Два дня до экзамена – времени еще достаточно.

На экзамен по матанализу мы приходим пораньше. Профессор один, команда помощников – экзекуторов подтянется примерно через час и этим можно воспользоваться. Леня в выходном сером костюме выгодно отличается от небрежно одетой студенческой братии. Внимательный взгляд мог бы отметить непропорциональную полноту, но профессору не до этого. Женя в очках и с изящным футляром тоже вне подозрений. Но вот билеты у нас на руках, и мы занимаем галерку. Славка проходит первый и на его могучей спине под пиджаком отчетливо проступает третий том. Я оперативно загораживаю вид на конспиратора, и все проходит гладко.

Через пять-десять минут зал заполняется до отказа, шелест и бормотание затихает, и начинается работа. Профессор, закончив выдавать билеты, с видимым удовольствием разворачивает газету и отгораживается от нас событиями в мире.

Мы не против, за три семестра мы успели друг другу слегка наскучить и надеемся сегодня перейти в разряд просто знакомых. Уже завтра, проходя мимо, мы сможем позволить себе нейтральное выражение лица, легкий кивок:

– Профессор…

– Да, да, добрый день, – кивок в ответ, задумчивый взгляд. Где-то он нас видел…?

Громкий звук падения чего-то твердого и тяжелого заставляет весь зал пригнуться. Ритмичное шкрябание раздается слева от меня. Повернув голову, я вижу Славку, сидящего за последней партой в невменяемом состоянии. На полу под ним лежит толстый том Фихтенгольца. Правая нога Славки судорожно толкает его назад. Но припертая к стене книга, не поддается.

Впечатление упавшей бомбы бросило почти все наши тела вниз, к земле, к партам. Справа на полу запорхали небрежно заполненные листочки. Леня лежит немного впереди меня и отчаянно смотрит на выпавшие из пиджака листы.

Газета в руках профессора дрогнула, но потом выпрямилась в уверенных руках. Профессор – не новичок в таких вопросах. Выждав нужную паузу, он медленно опускает газету.

– Что у вас ребята?

Славка, наконец, в отчаянии затихает. Леня тоже замирает, прижавшись к парте.

– Футляр, профессор, – Женя поднимает вверх футляр от очков, – с ключами.

Женя рискует, ключи должны быть амбарными.

– Осторожнее там, – профессор неопределенно качает портретом Корвалана и возвращает газету на место.

Мы справились с экзекуторами. Никто не пострадал, даже Фихтенгольц.

БРЮЧНЫЙ ВОПРОС

Состояние, при котором штаны переходят в брюки и наоборот, определить довольно сложно. В школе мы не носили форму, но правила требовали некоторых приличий. Из-за этих приличий приходилось каждое воскресенье гладить свою одежду, что, конечно, не вызывало восторга. По тяжести эта процедура была сопоставима с написанием сочинения. Нет, пожалуй, сочинение похуже – сначала прочитай какое-нибудь "Му-Му", потом найди красную линию, подчеркни, обозначь… А где ее искать – интернета тогда не было. Утюг все-таки был более близок и понятен. Да и красная линия всегда одна – пионерский галстук.

В университете мы сходу забыли об утюгах, все штаны и брюки превратились в джинсы, желательно потертые, можно даже с дырками. Дыры, правда, были общеприняты не везде. Когда, лихо взлетев на верхнюю полку в поезде по дороге домой, я понял, что молнию на джинсах не застегнуть, мне пришлось на двое суток зависнуть над своими соседями с книгой в руках.

Но зато дома меня ждали брюки, и не одни. Родители, вернувшись из командировки в Африку, привезли неведомые      и невиданные предметы. Там были маски из железного дерева, настоящий кокос,       плоды      манго и папайи, невероятно компактная магнитола Panasonic и даже бутылка Кока-Колы!

Свою новую пару брюк я увидел на второй день. Я и забыл, что переслал родителям по их просьбе свои размеры. Ну что можно было ожидать в таком случае? К моему удивлению брюки почти сами скользнули наверх и застегнулись. Это была не набедренная повязка, это были настоящие классные брюки, сшитые из легкого эластичного материала. Я не чувствовал их вес, несмотря на три встроенных кармана и легкий клеш внизу, они не сковывали движений, в них можно было бегать, приседать, танцевать, в них не было жарко или холодно. Их не надо было даже гладить. У них был всего один недостаток – стрелки, которые невозможно было убрать. Вскоре я примирился даже с этим. Трудно было представить, что это чудо стачал загорелый туземец в тесной мастерской, глядя только на цифры на листе бумаги. Это был удивительный пример цифровых технологий!

Однако изрядное количество привезенного кримплена (он предназначался для нас с братом) заставило начать поиск местных мастеров взамен туземных. Мы посетили дюжину ателье по соседству, но вскоре были вынуждены отказаться от коврового прочесывания местности. В каждом ателье нам предлагали пару проверенных временем покроев пиджаков, классические советские брюки, с большим интересом смотрели на привезенный журнал мод, но дальше разговор не шел. Ассортимент был давно утвержден инстанциями свыше, цены согласованы, единственной уступкой Западу мог быть небольшой клеш.

Пришлось менять подходы. К поискам подключились друзья, родственники, знакомые и знакомые знакомых, штатские и не очень.

И, наконец, среди множества пронумерованных государственных ателье, с разных сторон зазвучало имя заветного мастера – Семен Абрамович. Имя внушало доверие. После нескольких попыток мы добыли пароль. С помощью сложных цепочек и договоренностей сам Семен Абрамович узнал о нашем существовании и согласился на встречу. В намеченный день наша делегация прибыла. Это было стандартное с виду ателье неподалеку от оперного театра, внутри него сидели, стояли и работали обычные советские служащие. Но мы уже знали секрет.

Семен Абрамович принял нас сухо и по деловому. Оглядев делегацию и вполне оценив качество материала, он терпеливо выслушал наши фантазии о костюме мечты и даже просмотрел несколько страниц привезенного "оттуда" журнала. Не прошло и десяти минут, как на бумаге начали вырисовываться контуры. Дело пошло.

Родители решили не рисковать – костюм мечты предстояло испытать сначала только на мне, а там будет видно. Минут через двадцать оживленного обсуждения и торга я был отдан советским служащим для замеров. Я и не подозревал, что состою из такого количества параметров. Но дело того требовало, это вам не Африка.

Уже через пару недель я пришел на примерку. Один. Слегка волнуясь, я зашел в ателье. Семен Абрамович узнал меня и даже кивнул. То, что затем вынесли из глубин мастерской, сложно было назвать костюмом. Это была вертикальная конструкция, шитая местами белыми нитками, но с двумя рукавами. Шок, выступивший на моем лице и фигуре, грозил сорвать примерку.

– Молодой человек, чего же вы хотите? Чтобы простыня, которую вы мне недавно принесли, сразу стала похожа на костюм? Так не бывает. Семен Абрамович с укоризной посмотрел на меня.

– Поверьте, это не первый наш костюм, но в таком ответственном деле лучше не спешить. Доводы подействовали, летние каникулы продолжались, и я потихоньку настроился на продолжительное сотрудничество. Семен Абрамович лично осмотрел меня со всех сторон, подрисовал несколько линий цветным мелком и сделал пару указаний помощнику. Я понял – все идет по плану.

Ко второй примерке обе стороны подошли подготовленными. Я не ожидал увидеть костюм мечты, так оно и оказалось. Но это была ужерабочая конструкция моего роста и размера, с брюками и карманами. Я был явно центром этой конструкции, и процесс начинал мне нравиться.

На торжественный выпуск в ателье пришли родители. И вот, наконец, после небольшой заминки, связанной с перешиванием пары пуговиц, я был выведен из примерочной в свет. Это был действительно костюм! Плечи стали шире, ноги длиннее, руки органично поместились в рукава и не требовали найти им более подобающее место. Серый материал отливал солидным металлическим блеском. Костюм явно защищал меня от внешнего мира. Где-то далеко за границей забеспокоился Джо Дассен. И даже Семен Абрамович слегка улыбнулся.

Праздник удался, несмотря на то, что мама, по свойственной ей привычке изучать и исследовать, обнаружила несколько заметных следов от старых швов.

На семейном совете эксперимент в целом был признан удачным. Кажется, сложные взаимоотношения с советским сервисом начали налаживаться, надо было пользоваться моментом. Совет выделил новую партию материалов, теперь уже на зимние брюки для меня и брата.

И вот мы снова в ателье, теперь уже только с братом. Семен Абрамович похоже нас узнал, но он занят, и мы общаемся с помощником. Брат оживленно рассказывает о карманах на своих брюках, которые совершенно точно будут замечены в школе. Общение со мной заметно короче – меня устраивает скромная классическая модель. В хорошем настроении мы расплачиваемся и оставляем в надежных руках заветные свертки с материалом. Дело пошло, примерки не понадобятся, ателье высшего разряда выше этого.

Брату повезло, брюки для него были готовы уже через неделю. И вот мы снова у законодателей мод. Солидная дама торжественно выносит бумажный пакет с брюками. Пока брат переодевается в примерочной, я прохаживаюсь по коридору в качестве опытного специалиста по работе с ателье.

Проходит минута, вторая… десятая.

– Ну хватит любоваться, – не выдерживаю я.

– Слушай, помоги пожалуйста! – ответ брата слегка озадачивает.

Зайдя в кабинку, застаю брата с наполовину надетыми брюками, которые явно не желают двигаться дальше. Что-то пошло не так: то ли брат, то ли брюки. Я помогаю ему распрямиться, но брюки явно против этого.

С трудом нам удается выбраться из примерочной на свет божий. В представшем свету ансамбле доминируют явно брюки. Они наклонены вперед градусов на десять и создают эффект полета. Пространство сзади сжато до предела, зато спереди полная свобода с большим запасом. Похоже, что брюки сшиты задом наперед.

Мы не успеваем проверить свои подозрения, вокруг нас начинают собираться посетители.

Опытная дама на выдаче, почуя неладное, прерывает представление, быстро увлекая нас в мастерскую. Семена Абрамовича не видно, но помощник, сваявший этот шедевр, идет к нам с широкой и доброй улыбкой. Кажется, еще секунда и он ласково скажет брату – "А поворотись-ка, сынку".

– Да, есть небольшие проблемы, здесь и здесь, – подводит итог мастер после нескольких попыток развернуть брюки в вертикальное положение. – Но это все легко исправить, – не очень уверенно завершает он.

Мы оставляем несчастные брюки в руках автора под гарантии все переделать в ближайшие две недели. Но уверенности, что нам не придется самим работать над своими фигурами, у нас нет.

– Вы уже начали шить мои брюки? – осторожно спрашиваю я.

– Нет? Тогда мне бы хотелось забрать материал.

Оказывается, что это никак невозможно. Из ателье мы выходим ни с чем, полностью разбитые и подавленные. Полчаса переговоров и ругани ни к чему не привели, коллектив легко отбил атаку дилетантов. Деньги уже учтены, бумаги подписаны, и мои брюки прочно вошли в статистику ателье за этот месяц.

Поход родителей в ателье ничего не дал. Ателье не пугала возможность официального скандала, а тем более каких-то записей в жалобной книге. Там работали закаленные люди.

На совете, срочно собравшемся по этому поводу, было решено снова подключать нужные каналы. Теперь уже для того чтобы вызволить из лап ателье еще не пущенный в расход материал. Пришлось снова выходить на старые связи, ведущие к Семену Абрамовичу. В ходе расследования выяснилось, что добытый ранее с таким трудом пароль был одноразовый. Родители поступили совершенно неосмотрительно, отправив неопытную молодежь без предварительной подготовки.

Снова нашлись авторитетные люди, и компромисс был найден. Я написал прошение об аннулировании заказа в связи с отъездом на учебу и таки забрал заветный сверток. Это была победа!

Брату тоже повезло, через пару месяцев мама сама освоила технологию и сшила ему самые настоящие джинсы по выкройкам из модного журнала.

Финальную стадию брат не доверил никому. Двухдневная шлифовка кирпичом (втайне от родителей) превратила штаны в настоящие джинсы. Можно было выходить в свет.

ТРОЕ В ЛОДКЕ, НЕ СЧИТАЯ СОБАЧЬЕЙ ЖИЗНИ

Кому пришла в голову эта идея, я уже не помню. Может тому причина была весна, близился Первомай. Погода располагала к подвигам: солнце уже достаточно разогрело академгородок, до сессии было далеко, и мы решили рискнуть. Мы – это трое студентов физфака – Саша, Володя и я. Мы выбрали на наш взгляд самый удобный и экономичный с древних времен вид транспорта – водный. Нельзя сказать, что кто-то из нас был прожженным туристом, но все хорошо понимали, что плавать по реке гораздо проще, чем, например, по озеру, достаточно выбраться на середину и закрыть глаза.

Для приятного времяпровождения была выбрана река Лепсы в соседнем Казахстане. Сообразив, куда течет река, берущая начало в горах и другим краем упирающаяся в озеро Балхаш, мы наметили пункт выброски, и даже, оценив возможную скорость течения, дату нашего впадения в Балхаш. Остальное – дело техники.

Из техники выбор пал на надувную резиновую лодку, в которую с трудом помещались три человека. Рюкзаки туда явно не входили. С этой проблемой мы справились довольно быстро. Для рюкзаков был спроектирован плот, состоящий из больших брезентовых мешков, набитых накачанными камерами от мячей. На настиле из досок, соединяющем как палуба мешки, должны были спокойно лежать наши рюкзаки. Весь плот, согласно генерального плана, должен был двигаться сзади лодки на привязи, не мешая общению с природой.

Первого Мая, солнечным утром мы выгрузились на станции Лепсы – небольшом степном поселке на востоке Казахстана. Где-то из центра поселка доносилась официальная музыка. Народ, уже довольно бодрый, сосредотачивался в колонны. Недалеко от поселка протекала искомая речка. Не задерживаясь, мы прошли к берегу и взялись за дело. Берег оказался довольно высоким и обрывистым, но сама речка впечатляла – порядка ста метров в ширину со скоростью течения близкой к расчетной.

Появились первые сложности: поблизости не было видно ни одной свободной доски. С континента не переставая дул сильнейший ветер. Мы решили снарядить экспедицию за досками. Через час экспедиция возвратилась без досок. Не помогла и вторая экспедиция, добровольно доски никто не хотел отдавать, несмотря на Первомай и интернациональную солидарность. Становилось очевидным, что в Казахстан лучше приезжать со своими досками.

Как ни странно, выручил обыкновенный забор, отделявший одну часть степи от другой недалеко от поселка. Слава забору, досок хватило, и мы позволили себе расслабиться, приготовив первый обед на природе.

И зря. Что-то черное со свистом мелькнуло за нашими спинами и упало в воду. К сожалению, это просвистела наша лодка с вещами, сброшенная жутким порывом ветра. Пока мы скатывались с обрыва, лодка спокойно отплывала подальше от берега, а два рюкзака медленно погружались, выбулькивая из себя пузыри. Фотоаппарат, уже погрузившийся без всяких пузырей, пришлось нащупывать сапогами на дне. Рюкзаки все-таки не успели утонуть, а лодку удалось зацепить.

Через два часа мы были готовы к повторному спуску на воду всей экспедиции. Мячи были надуты и упакованы в мешки, бывший забор теперь назывался палубой. Сверху ее украшали рюкзаки, спасенный фотоаппарат висел на чьей – то шее. Плот, как и положено, был привязан веревкой к корме лодки. Все были на местах, и, оттолкнувшись от берега, я сел на борт лодки.

Торжественный момент испортило громкое шипение. Что-то шипело подо мной. Развернувшись по возможности быстро, мы с ужасом увидели, что затычки на месте нет, а из лодки с большим шумом выходит воздух.

Пробка, на которую я присел, лежала на дне лодки.

Не прошло и минуты, как ее удалось воткнуть обратно. Сверху неожиданно появились какие-то ветки, и нам пришлось быстро лечь на дно. За время борьбы с пробкой лодка переместилась к противоположному пологому берегу, с которого свисала над водой целая стена веток кустарника. Ситуация менялась. Плот повел себя безобразно. Теперь он двигался впереди нас, описывая спирали на изгибах реки. В довершение всего выяснилось, что одного весла до Балхаша может не хватить.

Наши взгляды на водный туризм требовали срочной коррекции. Для перевоспитания плота двоим пришлось пересаживаться туда. За пол часа из досок были изобретены весла и опробована новая техника гребли поперек течения.

Приверженец классического стиля, Володя остался в лодке. Мы превратились в эскадру в два вымпела с тяжелым трехрюкзачным транспортом с двумя двигателями и маневренным одновесельным каноэ.

Едва освоившись на воде, мы вынуждены были начать поиск подходящей на ночь стоянки. День клонился к концу, кроме нас в степи не было никого. Каково же было наше удивление, когда высадившись на берег, мы ступили на слой

Признаки присутствия человека мы обнаружили на третий день скитаний. От берега вдаль уходило нечто похожее на колею дороги или тропинки. Причалив к берегу и взяв пустой бидон для воды, я отправился по тропинке. Ребята остались на стоянке. Степь в этом месте была покрыта густым кустарником, кое-где попадались деревья, но жилья не было видно. Пройдя полкилометра, я уже было хотел повернуть обратно, но, заметив что – то черное, лежащее в стороне от тропинки, подошел поближе. Это была туша огромной собаки, вроде волкодава, типа кавказской овчарки. Мрачноватое зрелище. Вскоре за деревьями показалась пара домов, стоявших метров в двадцати друг от друга. Вокруг домов никого не было видно. Я осторожно подошел к одному из них. Дверь была открыта. На всякий случай постучав, я прошел в прихожую, свернул в единственную большую комнату и застыл на месте: в почти пустой комнате в ее центре стоял большой сундук. На ковре возле сундука, прижавшись к нему, молча сидело штук пять – шесть детей. Наконец, я загремел бидоном, вспомнив о цели визита, изображая умирающего от жажды. Ребята в страхе замотали головами. Пришлось идти в соседний дом в надежде найти кого-нибудь постарше. Во втором никого и ничего не было. Собравшись выходить из дома и подойдя к двери, я услышал отчетливое рычание. Рычание явно ленивое, но того низкого тона, которое обычно бывает у очень крупных собак. Рычание усиливалось при приближении к двери и, в общем, не сулило ничего хорошего. Выглянув из окна, я увидел громадного рыжего волкодава, лежащего в тени дома недалеко от двери. О воде я сразу забыл. Выбравшись из окна, на цыпочках я заскользил к реке. В это время раздался топот копыт, и, прилетевший откуда – то на лошади казах, стегнул на ходу плетью одного из выбежавших из дома ребят. Час от часу не легче. Все это происходило молча. На меня он не обратил никакого внимания, и я не стал задерживаться.

Коров мы увидели позже, в конце похода, пройдя неизвестно откуда взявшиеся пороги с волнами метра полтора высотой. Честно говоря, о том, что это пороги, мы начали догадываться, услышав необычный шум похожий на рокот. Неожиданно повернув, река вынесла нас в довольно мрачное место, из которого и раздавался леденящий душу звук. В бурлящей непрозрачной воде кое-где проглядывали валуны. Бежать было поздно, и мы прилипли к сиденьям. Задним числом мы понимали, что на свете есть места и посерьезней, чем речка Лепсы в нижнем течении. Но когда поверх твоей головы прокатываются волны, это чувство приходит не сразу.

Этот день был последним днем общения с дикой природой. Уже к вечеру мы заметили признаки цивилизации – телеграфные столбы, а затем и дома. То, что это были дома, не было никаких сомнений. И все же это было нечто. На почти отвесном правом берегу, на самом краю, там, где степь спускается к воде, образуя склон метров тридцать – сорок, было налеплено несколько рядов землянок, стоящих вплотную друг к другу. Причем крыши нижнего ряда служили подножием верхнему. Жителей не было видно, и все селение создавало впечатление муравейника после захода солнца. На этом наши видения не кончились. Не прошло и получаса, как пейзаж полностью изменился. Теперь перед нами расстилались хорошо возделанные поля и огороды, среди которых редкими островками возвышались капитальные дома и амбары. Неторопливо передвигались трактора и долгожданные коровы. Через полчаса картину расцвета колхозного строя сменил привычный вид русской деревни с глинобитными вкраплениями домов а – ля мавзолей. Подивившись невиданному смешению архитектурных стилей, мы разбили лагерь ниже по течению.

Как выяснилось чуть позже, колхоз действительно состоял из четырех общин. В муравейнике на крутом берегу жили ингуши. Сакли, прилепленные одна к другой, образовывали что – то отдаленно напоминавшее аул. Огромные фермы были немецкие. Немцы построили мини-германию и жили с размахом, так же, как и работали. Русская община жила вперемежку с казахами, показывая примеры интернационализма.

Это был последний вечер нашего похода. Неподалеку волновался Балхаш. Впадать в него мы не стали. На следующий день нам еще предстояло заплатить штраф за незаконную ловлю рыбы сетями, но мы этого еще не знали и мирно общались с приехавшими на мотоцикле студентами – ингушами.

НЕТРАДИЦИОННЫЙ МЕТОД

Знакомьтесь, это Дзигури, сотрудник кафедры физики мединститута одного из городов Н-ской губернии. Специалист по электронике, а по совместительству и по физике, небольшого роста грузин с золотистой вьющейся шевелюрой, рыжей окладистой бородой, обтекаемой фигурой и почти голубыми глазами. Не удивляйтесь, в Сванетии, по его словам, блондинов навалом. Но здесь он такой один.

Мы сидим за столом у меня в лаборатории и играем в нарды. Кстати, сейчас обеденный перерыв, если что. В конце каждой серии игр мы записываем счет на внешней стороне доски. Доска уже наполовину испещрена цифрами и инициалами игроков. Эпидемия нард в самом разгаре и захватывает все больше участников.

Дзигури, как и положено южному человеку, иногда вскрикивает, вскакивает и громко стучит фишками. В принципе он зря горячится, я уже знаю результат, так как пишу этот текст гораздо позже. Знаю также, что на следующий день Дзигури положат в больницу со скрюченной после неловкого поворота спиной. Знаю, что произойдет дальше, и поэтому не переживаю.

Клиника, куда его положили, расположена по соседству. За результат мы не волновались – как ценного работника его взялись лечить сотрудники нашего же института.

Через пару дней я навестил ценного работника.

Дзигури лежал в просторной палате на трех человек, спартанская обстановка которой (кровать, тумба, стул и стол на всех) не отвлекала от главного – настроя на лечение.

– Как кормят? – вежливо поинтересовался я и передал коллеге увесистый пакет с продуктами. Еда – одно из немногих доступных развлечений в таких случаях, а величина пакета косвенно отражает степень сочувствия.

– Электроника замерла в ожидании твоего возвращения, – продолжил я и, как водится, коротко прошелся по новостям с большой земли, попутно передав приветы от всего коллектива.