Пропавшая виолончель
Ева вышла из дома, с опаской оглядываясь по сторонам. «Надо было взять себе кого-то в сопровождающие»,– с опозданием подумала она. Но благополучно перейдя дорогу, зашла в училище за нотами, вызвала такси и перестала нервничать. И тут пришло на телефон сообщение, что водитель не имеет права подъезжать к центральному входу училища, и её просят пройти к следующему зданию. Тяжело вздохнув и крепко сжав ручку футляра с виолончелью, Ева пошла к другому зданию, сосредоточенно думая, надо ей бояться за сохранность инструмента или уже необходимо прекратить переживать. И тут её отвлекла фраза, громко произнесённая по телефону мужчиной, стоящим на тротуаре:
– Я ей говорю: «Да отстань ты!» А она всё звОнит и звОнит! – Слово «звонит» он с удовольствием произносил с ударением на первый слог.
Ева понимала, что она, возможно, тоже делает в произношении каких-то слов ошибки, но это «звОнит» её всегда просто бесило, и она в очень вежливой форме пыталась донести до человека, что так уже давно никто не говорит. И теперь, двинувшись в сторону говорящего мужчины, она в последний момент всё же подумала, что с таким ценным грузом, как её виолончель, ей лучше не заниматься воспитательной работой. Но сделать чего-либо Ева не успела, почувствовав сзади в шею болезненный укол и какой-то громкий неприятный звук. Она хотела поднести свободную руку к месту этой неожиданной боли и повернуться назад, но ничего не успела, потеряв сознание.
***
Ева, коренная петербурженка, в свои двадцать семь лет имела вид феи-подростка: тоненькая, улыбчивая, с копной слегка растрёпанных прекрасных золотистых волос и мраморной кожей лица. Поэтому окружающим казалось, что виолончель была неподъёмным инструментом для этого лёгкого создания. Но, поднимаясь на сцену, девушка превращалась в мощного, обладающего огромной силой и фантастическим талантом, музыканта. Ева была одной из лучших виолончелисток страны.
И вот теперь, мысленно продираюсь сквозь какой-то туман, боль и обрывки странных событий, Ева попыталась открыть глаза и понять, отчего ее так раскачивает, и что это за звуки вокруг.
– Доктор, доктор, – раздался очень низкий, но радостный голос прямо у неё в голове, – девушка пытается открыть глаза!
Ева сделала над собой огромное усилие, и с трудом действительно распахнула веки, которые, казалось, весили не один килограмм. Поводив глазами в разные стороны, решила, что её везут на каталке по некрасивому, слегка облезлому коридору. «Так может выглядеть только больница», – решила она про себя. Успокоилась, с радостью опять закрыла глаза и сразу уснула.
Проснулась она от знакомого запаха и солнечного лучика, пытающегося заглянуть ей в правый глаз. Ева послушно открыла этот глаз и сразу зажмурилась, повернув голову. Но теперь веки были лёгкие и голова не болела. Ева, наконец, пошла навстречу пожеланию солнечного луча, открыла оба глаза и заулыбалась: так вокруг было солнечно, радостно и просто красиво. И тут же почувствовала чьи-то пальцы на своей руке.
– Евочка, девочка моя, как ты нас всех испугала, – над ней склонилось мамино, то ли уставшее, то ли неожиданно постаревшее лицо.
– Мамуля! – Ева так рада была видеть мамино родное лицо, чувствовать её такие привычные духи.
Но девушка понимала, что её что-то сильно тревожит. И как-то сразу всё вспомнив, Ева попыталась подняться:
– Мама, а где моя виолончель?
Женщина тяжело вздохнула:
– Когда тебя привезли в больницу, виолончели рядом с тобой не было. Полиция вот уже третий день пытается её найти, но пока безуспешно.
– Какой день?! – поразилась Ева. – Я что, три дня лежала без сознания?
– Тебе на улице вкололи такую дозу снотворного, что ты моментально уснула, но врачи очень удивлены, что ты всё же смогла проснуться. Доза была смертельной. А я сразу сказала, что у тебя очень крепкий организм и сильный характер, что ты обязательно справишься, – мама снова нежно коснулась руки дочери.
– Мама, а кто меня привёз? Скорая? А они про инструмент ничего не говорили?
– Тут всё странно, говорят. Тебя на скамейке без сознания возле больницы обнаружил парень. Он, говорит, шёл по тротуару. Вдруг его кто-то сильно толкнул в спину со словами:
– Вон, на скамейке девушке плохо, её надо срочно в больницу.
Парень сразу побежал к скамейке, а потом оглянулся, чтобы посмотреть, кто его толкнул, но только увидел, что отъезжает машина. Тогда молодой человек вызвал санитаров и тебя, значит, сюда доставили. У тебя на плече так и висела сумочка, там ничего не пропало. А виолончели рядом не был, – и, глянув в сторону, улыбнулась, – а к тебе ещё гость. Можно?
Ева повернула голову в сторону, куда смотрела мама. Там, в дверях палаты, стоял Кирилл. Это был единственный человек, который звал её Еней, отчего она испытывала радость, расплывающуюся по всему телу. Кирилл был её женихом и коллегой-аккомпаниатором. Девушка протянула в его сторону руки и вдруг заплакала:
– Кирилл, а моя виолончель пропала.
Раньше Ева играла на хорошей старинной виолончели. А полгода назад на неё свалилась приятная неожиданность. Победитель последней всероссийской выставки-конкурса музыкальных инструментов, изготовленных струнными мастерами страны, сказал, что давно следит за творчеством Евы, и для него будет большой честью, если музыкант согласится играть на его инструменте. И в торжественной обстановке подарил ей свою последнюю, очень талантливо сделанную виолончель. Ева, понимая, сколько стоит такой подарок, пыталась отказаться, но мастер был непреклонен. В квартиру ей пришлось заказать специальный сейф для хранения инструмента. На концерты она ездила только на такси или её отвозил Кирилл на своей машине. А в тот день, когда Ева чуть не погибла, ей необходимо было зайти в музыкальное училище, где она оставила ноты. Но училище находилось рядом с домом, поэтому Ева пошла одна.
– Еня! – Кирилл рванул к кровати. – Что, что ты плачешь? Тебе больно? Страшно?
Мама встала со стула и тихонечко вышла из палаты. Кирилл протянул девушке огромный букет белых цветов и стал целовать её руки. Ева заулыбалась, спрятав в цветах лицо:
– Спасибо! Нет, ничего не болит. Я прекрасно себя чувствую. Но было, правда, очень страшно тогда. А теперь я боюсь, что виолончель не найдут, – её глаза опять стали наполняться слезами.
Но снова расплакаться Еве не удалось, потому что в дверь постучали. Девушка махнула головой, и Кирилл крикнул:
– Войдите.
Вошедший был высоким красивым мужчиной, одетым просто в джинсы и рубашку, но выглядевшим отчего-то очень элегантным. Открыв неожиданно перед лицом Евы красную книжку, представился:
– Следственный отдел. Майор Сергей Дёмушкин. Ева Владимировна, вы в состоянии ответить на несколько моих вопросов?
Девушка улыбнулась и удивлённо вскинула брови:
– Никогда бы не подумала, что у нас такая интересная полиция, – и слегка скосила глаза в сторону Кирилла, который хмыкнул с некоторой обидой.
– Присаживайтесь, пожалуйста! – Ева указала на стул, на котором недавно сидела мама. – Вы нашли мою виолончель?!
– К сожалению, нет! И я очень надеюсь, что вы нам в этих поисках поможете.
– Она же не сыщик – немного раздражённо ответил за Еву Кирилл.
– Ну что вы, Еву Владимировну…
– Можно просто Еву, – перебила его больная.
Майор кивнул головой:
– Еву никто не просит заняться поисками, только пару вопросов. Вы видели или что-то слышали, или, возможно запах какой-то почувствовали от напавшего на вас?
Девушка рассказала и про перенос место для приезда такси, и про мужчину, говорящего по телефону, и про то, что напали на неё сзади, и она ничего не успела увидеть или услышать. Но…И Ева задумалась:
– Понимаете, вот этот неправильно, громко говорящий мужчина меня сильно отвлёк, и я пошла ведь в его сторону. Возможно, преступник это специально подстроил, чтобы незаметно выйти из укрытия?
– Ева! – возмутился Кирилл. – Не выдумывай!
– Я вынужден с вами согласиться, простите, не могли бы представиться? – Дёмушкин повернулся к говорящему.
– Кирилл Михайлович Коноплёв, коллега и по совместительству жених пострадавшей, – несколько с вызовом представился молодой человек.
Майор махнул головой в знак благодарности, и спросил у Евы:
– Откуда преступник мог знать, что вы так среагируете на слова говорящего по телефону: повернётесь и пойдёте в его сторону? Вероятность же была ничтожной.
Ева засмеялась, а вместо неё ответил Кирилл:
– У неё это слово – пункт помешательства. Не поверите, она буквально звереет, когда кто-то говорит «звОнит», и тут же начинает читать человеку лекцию об ударениях в русском языке.
– Интересно, – задумался Дёмушкин, – вы предполагаете, что этот человек мог быть сообщником вора?
Ева удивлённо взмахнула руками:
– Я даже не подумала про это! Но ведь и вправду мог быть.
– К тому же я удивился, как удачно вы оказались в том месте, где вам сделали укол: в округе очень много камер, а это как раз была слепая зона. Видно было, как вы шли в эту сторону, а само преступление не попало ни на одну камеру. Но надо будет посмотреть, возможно, на камеру попало, как шёл говорящий по телефону. Мы можете его приблизительно хотя бы описать?
Кирилл снова возмутился:
– Да что она могла запомнить в таком состоянии?! И сейчас я вижу, у Евы совсем сил нет!
– Простите! – извинился полицейский, – Я к вам ещё в следующий раз зайду. Поправляйтесь.
Ева села в кровати:
– Нет, нет, не волнуйтесь. Я на удивление себя хорошо чувствую. И говорящего как раз успела разглядеть. Он тоже был высоким, как вы, наверное. Но в два раза солиднее, то есть толще вас. Одет был в тёмный костюм, кажется, синий и белую рубашку. Но костюм ему явно не шёл.
– Как это, «не шёл»? – удивился Дёмушкин.
– Ну, знаете, как если бы мощного борца вырядили в офисную одежду.
– Интересно, – улыбнулся Сергей, – спасибо вам за информацию. Это моя визитка…
– Если чего-то вспомню, обязательно позвоню вам, – теперь улыбнулась Ева.
***
Ева поправилась, много репетировала, потому что у неё должен был состояться сольный концерт. Ещё ей не раз пришлось сходить в отделение полиции, где с её слов пытались составить фоторобота по описанию Евы. Девушка считала, что портрет получился похожим, но найти так пока никого не удавалось.
Занималась Ева на своей старой виолончели, и очень боялась, что её концерт будут транслировать по телевизору, а мастер, подарившей ей инструмент, увидит его и спросит потом, где же его виолончель. А её так и не нашли, хотя прошло уже почти две недели.
– Евочка, ты так не убивайся! Ты же не виновата. Безумно, конечно, жалко, но надеюсь, что она попала хотя бы к хорошему музыканту.
Но мама оказалась не права. Утром майор Дёмушкин позвонил Еве и попросил прийти к ним в отдел на опознание. Ева опешила:
– А кого опознавать-то надо? Кого-то убили? Ой, или вы нашли того мужчину с телефоном?
Но к величайшему сожалению опознавать пришлось виолончель. Когда Ева вошла в кабинет следователя Дёмушкина, то первое, что она увидела, была её виолончель, разделённая на две части. Девушка кинулась к инструменту, майор её перехватил:
– Секундочку, вам лучше до неё не дотрагиваться.
– Боже! Да кто же это сделал?! – Ева в ужасе посмотрела на майора, и стала медленно оседать на стул, который он ей пододвинул. – Да, это моя виолончель. А почему я не могу до неё дотрагиваться?
– Мы понимаем, раз это ваш инструмент, там только ваши пальчики и будут, но очень надеемся найти ещё чьи-то поверх ваших. Надеюсь, что нам повезло, и там есть хоть какие-то следы не только человека, что её принёс, но и самого преступника.
Ева, не дав себе разрыдаться, успокоилась и строго потребовала:
– Рассказывайте!
Сергей тяжело вздохнул и начал:
– Удивительное оказалось дело! Преступление было каким-то неразгадываемым – не было ни одной зацепки, даже хоть сколько-нибудь незначительной. Руководство уже направило меня к вам с извинениями, что мы это дело закрываем, и именно в этот день, то есть сегодня утром, к нам пришёл человек с вашим поломанным инструментом. И знаете, кто это был? – и, не дожидаясь ответа, сам продолжил. – Ваш борец в офисном костюме.
Ева от неожиданности только расширила глаза и удивлённо подняла брови.
– И ваш фоторобот очень на него походил, – усмехнулся Дёмушкин, – короче, дело было так. Ваш борец, ну ладно, наш свидетель, – исправился майор на возмущенно сведенные брови Евы, – по имени Борзенко Николай, действительно оказался спортсменом, но не совсем удавшимся и поэтому не засвеченным в СМИ. А соцсети он презирал за пустую трату времени. Поэтому ребята не смогли его определить по программе распознавания лиц, так как (ныне редкое явление) в интернете он не засветился. Но сейчас он работает спортивным массажистом и постоянно разъезжает со своей командой на соревнования. В тот день он был по делам в вашем районе и очень торопился, так как команда выезжала на соревнования, и его уже ждали. Но ему позвонила мама, а это было святое, и он не мог не ответить на её вопросы. Николай вышел из машины и зашёл за здание, чтобы звуки с трассы не мешали. Но через несколько минут сработала сигнализация на его автомобиле. Николай прервал разговор, и помчался к машине, стоявшей за углом. Увидев, что это мальчишки нечаянно попали в неё мячом, успокоился и хотел уже ехать. Но каким-то боковым зрением увидел на противоположной стороне что-то чёрное, торчащее из-за угла здания. Наблюдательный массажист сразу вспомнил девушку, красивую и тоненькую (это его слова), тащившую огромный чёрный футляр. А теперь, похоже, этот футляр и валялся за углом. Николай, хотя и очень торопился, не мог не посмотреть, а вдруг, таская такие тяжести, вы потеряли сознание.
– А я, действительно, его потеряла. Но все говорят, что в больницу меня привезли без виолончели. Боже мой, она что же, там так и валялась?! А кто же меня в больницу привёз?
– Николой и привёз. Завернув за угол, он увидел вас, лежащую без сознания, футляр и сломанную виолончель. А так как он катастрофически опаздывал, то положил вас на заднее сиденье, а инструмент засунул в багажник. Довёз вас до ворот больницы, попросил проходящего мимо парня заняться вами, а сам умчался в аэропорт, даже не вспомнив про виолончель. И она так и пролежала в багажник его автомобиля все эти дни. А вчера Борзенко вернулся с соревнований, и пришёл к нам с вашей виолончелью. Как вы думаете, её можно отремонтировать? – спросил майор, закончив своё повествование.
Ева подошла ещё раз к столу с инструментом:
– Майор, надо спросить у моего спасителя, а виолончель сразу была разломана? Или она уже в багажнике машины распалась на 2 части?
– Николай сразу сказал, что засунул в багажник две половинку разломанного инструмента.
– Вы знаете, я бы не сказала, что она разломана. У неё очень аккуратно отделена одна часть от другой. Это могло бы случиться от лежания виолончели на солнце. Так как струнные инструменты клеятся натуральными клеями, ни в коем случае не синтетическими. А клей натуральный не выдерживает высокой температуры. Но мы с виолончелью, я так понимаю, пролежали всего несколько минут, и нагреться до 60 градусов точно бы не успели.
– То есть, вы предполагаете, что шов кто-то аккуратно расплавил? Но зачем?
– Ума не приложу. Но преступник явно пожалел инструмент, не стал его ломать.
– Получается, что внутри него что-то было. И человек, вскрывший виолончель, как-то связан с музыкальными инструментами… Ева, возможно, это мастер, который вам подарил виолончель? Хотя нет, это ерунда – сам себя опроверг Дёмушкин, – зачем такой огород городить? Он бы просто у вас на время мог попросить инструмент.
– Сергей, подойдите,– позвала Дёмушкина Ева, – видите, вдоль всего шва идут клеевые подтёки. Значит, я права.
– Интересно. Но ведь для этого нужно время и горячий предмет, – заметил майор, – а из рассказа Борзенко там и времени-то не было: говорит, шуганул мальчишек, выключил орущую сигнализацию, и побежал к вам. Надо будет с ним ещё пообщаться. Ева, вам спасибо, что пришли. И помогли, надо сказать. Больше не смею вас задерживать.
***
Концерт Евы прошёл с большим успехом, и его, конечно, показали по центральному телевиденью. И на следующий день ей позвонил мастер:
– Ева Владимировна, с прекрасным вас выступлением.
Девушка, сильно занервничав, словно это она была виновата в пропаже и поломке инструмента, сразу начала оправдываться:
– Спасибо, Игорь Дмитриевич! Вы уж меня простите, что не позвонила по поводу виолончели! Боже, мне так перед вами неудобно!
– Да что вы, дорогая моя, я же знаю, что вы серьёзно пострадали, лежали в больнице. Знаю, что и инструмент нашёлся. Я сначала сам себя ругал, что нельзя, видимо, такие дорогие подарки делать, но следователь мне сказал, что нападавшего инструмент не интересовал. Внутри него, видимо, что-то ценное лежало.
– Вас тоже вызывали в полицию? Они не хотят инструмент вернуть, ничего вам не говорили про это?
– Ева Владимировна, я, собственно, вам ещё почему звоню: меня майор Дёмушкин завтра просит снова подойти и внимательно осмотреть инструмент изнутри, вдруг там есть какие-то следы, которые помогут понять, что же там лежало. А вы не хотите со мной подойти и внимательно осмотреть виолончель? Вдруг мы с вами что-то поймём.
Ева сказала, что непременно будет. И только нажала отбой, как телефон снова зазвонил.
– Ева, это Сергей Дёмушкин. У меня к вам появился один вопрос. Скажите, вы ведь с виолончелью одна прежде не ходили? Почему же в этот раз вас никто не сопровождал?
– Да, – подтвердила Ева, – я за неё очень опасалась и, видимо, тем беду и накликала.
– Да что вы глупости какие-то говорите, вы же умная женщина! Понятно, что дорогую вещь надо охранять. Так почему же в этот раз охраны не было?
– Я, действительно, или Кирилла просила меня отвезти, или такси к дому вызывала, тогда меня до такси кто-то из родителей провожал на всякий случай. А в этот раз я в училище, где преподаю, оставила нужные мне ноты. Так как училище находится рядом с моим домом, я забежала туда за нотами, а потом вызвала такси.