Читать онлайн Гайнинские рассказы

Крапивные джунгли

На столе для нас всегда стояло что-то съестное, например, большой кекс с изюмом и два стакана молока. Утренняя смена родителей в колхозе длилась недолго, поэтому такого перекуса было достаточно. Мы садились прямо на стол, быстро выпивали молоко и принимались за выпечку, старательно выковыривая из нее изюм. Делали мы это аккуратно, но, как оказывалось потом, крошки были по всему дому.

Возиться с кексом нам всегда помогал кот, который не любил изюм, но охотно лакомился хлебными остатками. Он был очень терпелив, особенно, когда нам вдруг приходило в голову одеть на его шею мамины бусы, чтобы вознаградить за компанию. Тигровой окраски, кот убегал через специально сделанную для него дырку в погреб и возвращался уже без украшения. Не все бусы потом мама находила под полом – из погреба кот мог легко выбежать на улицу. Мы тоже хотели оказаться там и часто подолгу смотрели то в одно окно, то в другое. Лето и солнышко манили нас, но замок, висящий на двери, всегда напоминал, что нужно дождаться родителей.

В один из дней, когда молоко было выпито, батон с маком растерзан, а кот украшен бусами, мы как обычно смотрели на улицу. Желание выбраться было настолько сильным, что мне неожиданно пришла идея – сделать это через окно. Я спросила у сестренки:

– А ты не побоишься?

– Неа, – ответила мне Регина, не вполне понимая, что ее ожидает.

– Тогда давай откроем окно и посмотрим, высоко или нет, – предложила я ей и начала искать шпингалет на раме.

Но его не оказалось, что удивило и расстроило нас – неужели мы так и не сможем выбраться на улицу. Окон было шесть. Пришлось спуститься и подняться ко второму, которое тоже оказалось глухим. На счастье, третье окно все же было закрыто щеколдой, которую мы, хоть и не с первого раза, но все же открыли. Помню свежий воздух и ветерок, которые тут же ворвались в дом, и наш детский и искренний восторг. Сев на подоконник, мы выглянули на улицу и посмотрели вниз – было совершенно непонятно, на каком расстоянии находится земля, потому что она от стены дома до забора была усеяна крапивой. Заросли колючего растения были густыми и непроглядными. И первые несколько минут мы удивлялись тому, насколько же крапивы много.

Регина расстроилась и погрустнела. В силу возраста гениальные идеи тогда посещали только мою голову, и этот момент не стал исключением:

– Давай наденем штаны и кофты, чтобы, когда спрыгнем, не ужалиться, – предложила я сестренке.

– Давай, – она охотно согласилась и, спустившись с подоконника, побежала рыскать в вещах.

– Только толстое надо, толстое, – переживая, советовала я Регине.

К переодеванию мы подошли скрупулезно: нашли зимнюю одежду, тщательно заправили штаны в носки и даже натянули перчатки. За лицо не переживали, считая, что сможем аккуратно раздвинуть крапиву руками и потихоньку выбраться. В полной экипировке мы снова забрались на подоконник, и мне, как старшей, выпала великая честь выпрыгнуть из окна первой, что я и сделала без доли страха и сомнения. Но, точно и безболезненно приземлившись на ноги и оказавшись под окном, я вдруг увидела, что крапива намного выше меня. Даже встав на носочки, я не смогла достать вытянутой рукой до ее верхних листочков.

– Ого, какая она высокая! – удивилась сестренка. – Я боюсь спрыгивать.

– Не бойся, она же не кусается, мы же одетые, – поддержала я Регину, потому что совсем не хотела стоять к густой крапиве одна.

Сестренка спрыгнула не сразу, долго собираясь с духом. Несколько раз мне даже пришлось продемонстрировать ей, что крапива не жалит через перчатки, кофту и штаны. Казалось, что на уговоры у меня ушла куча времени. Убедившись, что за окном безопасно, Регина все же решилась на прыжок. Я протянула к ней руки, наивно полагая, что смогу поймать. Но траектория ее непродолжительного полета, в силу малого возраста и отсутствия навигационных навыков, не была ориентирована на мои руки, поэтому Регина просто упала на меня, сбив с ног. Сидя на земле, мы неожиданно услышали мяуканье Тигрика – он стоял на подоконнике и смотрел на нас своими зелеными глазами. Наверняка кот понимал, что не уследил за детворой и ему попадет от наших родителей за такую халатность – отец его недолюбливал. Мы быстро встали и начали звать его к нам – не стоять же нам там вдвоем. Он, недолго потоптавшись, тоже спрыгнул, но взять его в руки нам не удалось – Тигрик быстро скрылся в крапивных джунглях, махнув на прощание хвостом.

– А куда он пошел? – удивилась Регина, вопросительно поглядывая в сторону его исчезновения.

– Не знаю, – ответила я, присев на корточки.

– Тигрик! Тигрик! – начала звать кота Регина.

– Не зови, не придет он, – уверила я сестренку и, встав, огляделась.

Смелость моя куда-то пропала, как только я поняла, что пришло время выбираться. Крапива хоть и не жалила, но выглядела все же гнетуще. И «надсмотрщик» наш сбежал, что тоже поубавило в нас энтузиазма. Взявшись за руки, мы уже собрались сделать первые шаги, но вдруг поняли, что не понимаем, в каком направлении двигаться. Вправо идти или влево? Куда ни глядь, пейзаж везде один. Чтобы хоть как-то сориентироваться, мы начали вспоминать, что видели из этого окна, когда были еще в доме. Но сделать это нам не удавалось – какое из шести окон было выбрано нами для побега мы уже и не помнили.

Мне стало не по себе. Крапива же, раскачиваясь от ветра, выглядела угрожающе, отчего я тут же заплакала. Мне не хотелось пугать сестренку, но перед глазами возникла картина того, что мы никогда не сможем выбраться оттуда, и даже родители нас не найдут. Тут же представилось, как мы живем в этой крапиве, растем и очень скучаем по маме и папе. Поэтому сдержать слезы мне было сложно. Регина, глядя на меня, тоже расплакалась. Мы ревели в унисон, и нас никто не слышал. На улице, которая обычно была оживленной, не было никого. Казалось, что вся деревня вмиг вымерла, и остались только мы и жутко высокая крапива.

Времени прошло немало, но мы еще не устали реветь, а потому продолжали это делать в надежде, что нас кто-то услышит. Вопя, мы не сразу заметили Тигрика, который стоял на подоконнике и мяукал, но отчетливо услышали папин голос из того же окна.

– А что вы тут делаете? – спросил он грозно.

– Стоим, – ответила я сквозь слезы.

– А как вы окно открыли? – удивился отец.

– Вот так открыли, – показала я папе.

– Доставать вас или там останетесь? – лукаво поинтересовался он.

– Доставать! Доставать! – закричали мы, желая как можно скорее выбраться оттуда и оказаться в доме. Тигрик тоже замяукал, поддерживая нас.

– Тебя забыл спросить, что делать, – сказал отец коту и по очереди затащил нас обратно в дом.

Мы были рады неожиданному спасению и не сразу сообразили, что надо бы снять с себя зимнюю одежду и перчатки. Поэтому, когда на пороге оказалась мама, ее первый вопрос прозвучал так:

– А вы почему в штанах и перчатках?

– Чтобы крапива нас не покусала, – честно призналась я.

– Крапива? – удивилась она, но, бросив взгляд на зеркало, спросила, – а где мои желтые бусы?

– Это Тигрик их в погреб утащил! – закричали мы, показывая пальцем на кота.

В тот день ему почему-то не попало от наших родителей. Ни веником, ни метлой. Они не отругали его за бусы и за то, что не уследил за нами и дал возможность выпрыгнуть из окна. Долго думая, почему же коту так повезло, мы пришли к выводу – Тигрик не зря сбежал от нас через крапиву. Он, скорее всего, добрался до колхоза, нашел нашего папу и сказал ему, что нам срочно нужна его помощь. По-другому объяснить неожиданное теплое отношение отца к нему мы не смогли.

Горчичники и только горчичники

В детстве я болела редко. Но когда хвори все же удавалось проникнуть в мое тело, мама была тут как тут, а фельдшерский пункт – в районном центре за несколько десятков километров от Гайнов. Излюбленным средством от любой болезни в нашем доме были горчичники. И они не такие, как сейчас: лежат на спине влажным пластом, не в силах как следует прогреть. Тогда горчичники только касались кожи и сразу же начинали жечь. «Мама, убери, убери их!» – ныли мы с сестренкой, стоило только ей приклеить их на наши спины. Она настолько часто использовала этот способ врачевания, что мы, увидев белые мешочки в ее заботливых руках, сразу все понимали и без споров ложились на кровать в ожидании бодрящего прогрева всех косточек. Интересно то, что отцу она их не ставила, да и сама под ними не лежала.

Но случилась болезнь, против которой всемогущие горчичники были бессильны и даже неуместны. Ожог. Ели мы отдельно от родителей, за маленьким столом. И я умудрилась пролить на себя тарелку только что приготовленного супа. Горячий бульон обжег мое правое бедро. Мама аккуратно и медленно сняла колготки, чем-то помазала покрасневшее место, и больше не придумала, чем еще помочь мне. Казалось, поболит и перестанет. Но каким же было мое удивление, когда через несколько дней на бедре надулся огромный, в половину моей головы, пузырь с жидкостью внутри. Чтобы надеть на меня колготки, маме пришлось вырезать на них огромную дыру. Активные игры прекратились, уличные гуляния больше походили на прогулку старой бабки, еле-еле волочащей свою больную ногу.

Мама была растеряна – внушительного размера пузырь и не думал уменьшаться. На помощь приехала фельдшер – деваться было некуда. А горчичники, невостребованные и грустные, пылились на полке в ожидании своего звездного часа.

– Нужно срочно вскрыть этот пузырь, жидкость в нем уже поменяла цвет, – порекомендовала медработница, усадив меня на стул и внимательно разглядывая пострадавшее бедро.

– Может не надо? – нерешительно спросила мама, переживая за меня. – Он сам не лопнет, что ли?

– Нет, сам он точно не лопнет, – фельдшер была непреклонной.

– Ну хорошо, – согласилась обеспокоенная мама. – Что для этого нужно?

– Чистые ножницы. У меня есть, нужно только обдать их кипятком, – ответила заботливая женщина в белом халате и протянула свой инструмент.

Мама обработала ножницы. Но, взглянув на фельдшера, поняла, что это еще не все.

– Так. У вас есть малиновое или какое-нибудь другое варенье? – задала неожиданный вопрос медик.

– Да, малиновое, – ответил отец, недоумевая и ошибочно предполагая, что она зачем-то хочет его попробовать.

– Нужно сделать морс. На литр теплой воды положите три столовые ложки варенья и дайте мне, – четко проинструктировала моих родителей фельдшер.

– Хорошо, хорошо, – засуетилась мама, доставая банку и беспрекословно следуя указаниям.

Когда к операции все было готово, медработница подставила под мое бедро тазик и, взяв в руки ножик, аккуратно проткнула упругий пузырь. Затем двумя пальцами схватила его за верхушку и начала вырезать по нижнему контуру с помощью обработанных ножниц. Жидкость тут же вытекла в таз, превратив пузырь в пустой мешочек. Сестренка не смогла на это смотреть, поэтому во время процедуры, хоть и стояла рядом, но закрыла лицо руками. Папа был в отдалении, мама рядом с фельдшером. Когда все закончилось, на моей ноге осталось лишь большое мокрое розовое пятно.

– Нужно чем-то помазать? – спросила мама, желая быть полезной.

– Нет, еще не все. Не мешайте, пожалуйста, – проговорила медик, взяв в руку банку с морсом, и обратилась ко мне, – сейчас я налью на ранку вот это теплую водичку, сиди спокойно, больно не будет.

– Хорошо, – ответила я, полностью доверившись уверенной женщине в белом халате.

Не спеша она облила розовое пятно морсом и вытерла полотенцем ногу вокруг раны.

– А теперь нужно чем-то помазать? – не унималась мама.

– Нет, сейчас место ожога подсохнет, на него ничего не нужно наносить, – терпеливо ответила фельдшер, понимая материнскую тревогу.

– Человек, наверно, лучше знает, как и что делать, – проворчал папа, внимательно наблюдающий за процессом.

– Ничего страшного, – успокоила его медработница. – Пациент и его родные часто задают много вопросов, мне не сложно на них ответить, я тут именно для этого: дать рекомендацию и совет.

– Вот и я о том же, – ответил отец, подходя к нам, и обратился к маме, – я говорил же, что все хорошо будет, а ты переживала.

– Конечно, сейчас заживет и все, – подтвердила папины слова фельдшер и начала собираться.

– Наверно, надо забинтовать? – спросил отец, вглядываясь в рану.

– Наверно, человеку лучше знать, что делать? – передразнивая и шутя, спросила его мама.

– Нет, бинтовать ни в коем случае нельзя, – ответила медик и подметила, посмотрев на меня, – веселые у тебя родители.

Все заулыбались, напряжение спало. То, что сестренка до сих пор стоит, закрыв лицо руками, взрослые заметили только после ее тихого вопроса: «А смотреть уже можно?» Тогда они засмеялись, и Регина поняла, что операция прошла успешно. Убрала руки, открыла глаза, подошла ко мне, наклонилась к ранке и громко произнесла:

– Какая страшная нога! С пузырем было лучше!

– С пузырем было страшно, а сейчас нет, – ответила я.

– А где пузырь? – вдруг спросила Регина.

– Лопнул, – ответил папа, добавив, – это же не мячик.

– Эх, – печально вздохнула сестренка.

– Родители, – обратилась фельдшер, уже стоя у входной двери, – пора покупать мячики.

– Видимо, да, – ответил отец, любезно провожая ее.

Колготки, волею судеб оказавшиеся вынужденно продырявленными, были на следующий же день превращены мамой в кухонную тряпку. А я, наконец, смогла бегать и прыгать, как раньше. Энергии было много, и ее нужно было куда-то реализовать. Объектом для этого стал Тигрик. Кот на протяжении нескольких дней терпеливо сносил роль пациента с ожогом на лапе. Мы делали для него теплый морс, поливая якобы больное место. Он, конечно же, сбегал от нас в погреб. Тогда, на какое-то время, пациентом становилась сестренка. Чтобы игра была более реалистичной, я даже вырезала на ее колготках огромную дыру. Но из-за отсутствия пузыря выглядело это нелепо. Поэтому пришлось надеть на Регину другие колготки и засунуть на место предполагаемого ожога импровизированный пузырь из тряпки. Как же сестренке нравилось ходить по дому, прихрамывая и изображая недуг.

Когда Тигрик отказывался продолжать игру, всеми силами вырываясь и царапаясь, а Регина уставала хромать, пациентом становился папа. Но проблема была в том, что у него не было колготок. Тогда он, как истинный глава семьи, нашел выход, надув полиэтиленовый мешок и привязав его к своей ноге. Он даже заполнил его водой. Играть с таким пузырем было веселее, чем с недовольным котом и с его маленькой лапкой. Мы раз за разом протыкали этот мешочек, подставляя под папину ногу тазик. А он после каждой удачной операции вновь создавал на своей ноге новый пузырь. Игра закончилась вместе с запасами полиэтиленовых мешочков.

Когда мы снова переключились на кота, отец привез из районного центра два ярких небольших мячика. С новыми игрушками мы напрочь забыли о фельдшере, ожоге и Тигрике. На время. Уже через пару дней мы привязали мячики к ногам вместо пузыря и снова хромали по дому и во дворе.

– Это когда-нибудь закончится? – спросила как-то мама у отца.

– Даже не знаю, – растерянно ответил папа, поглядывая на двух хромающих дочерей.

– Я знаю, что нужно сделать, здесь помогут горчичники и только горчичники, – неожиданно сообразила мать и позвала нас, – девочки, быстро домой, будем греть спинки.

Мы тут же забежали, отвязали мячики и легли на кровать. Соскучившись по жгучим мешочкам, мы радостно ожидали, когда же мама намочит их и приложит. После этого мячики уже не исполняли роль пузырей. Зато папу ожидали мокрые бумажки, которыми мы облепляли его влажное после каждой бани тело. Импровизированные горчичники были повсюду – на ногах, на руках и даже на лбу.

Великолепная четверка

Бисерть – полноводная, широкая река с быстрым течением и непростым характером. Именно такой она казалась мне в мои неполные четыре с половиной года. От деревни ее отделяла высокая асфальтовая дорога. От ворот до шумной речки мы добирались за считанные секунды – нужно было выбежать со двора, подняться на дорогу и так же быстро спуститься. И чистая голубая вода уже ласкала наши детские босые ноги. Мы резвились в ней с середины мая до середины сентября. Даже наш Тигрик виртуозно плавал то ли по-кошачьи, то ли по-собачьи. Никто из родителей не следил за нами – в речке и ладно. Сильва и Ильвина – подружки примерно нашего же возраста – как и мы, все лето играли на берегу Бисерти. Их мама и папа тоже не беспокоились о дочках. Ну что со всеми нами может приключиться, когда Тигрик рядом?

Наша великолепная четверка и речка все лето были неразлучны. Проснувшись, мы завтракали и убегали купаться. К обеду, проголодавшись, мы возвращались домой, быстренько пили чай с хлебом и сметаной и снова бежали на речку. Чтобы не прерываться на еду, часто брали на берег хлеб, а еще соль, щавель, зеленый лук и чеснок. С такими съестными запасами мы забывали о доме. Тогда родители все же теряли нас и шли искать – двор, дорога и вот они мы, как на ладони. То в магазин играем, то в дочки-матери, то в рыбаков.

Четыре маленькие девочки с длинными густыми волосами в объятиях ласковой Бисерти – никто не заплетал нас, не расчесывал, не сушил локоны. Все делали сами, как могли. А могли мы не так уж и много. Волосы почти весь день висели мокрыми сосульками. И выходя в очередной раз из речки, мы просто выжимали их и бежали играть. Высыхать они не успевали, мы снова оказывались в воде. О том, что наша шевелюра переживает не лучшие времена от такого влажного графика, мы узнали случайно, дома у подружек. Как-то играя в парикмахерскую, я, в роли мастера, неожиданно обнаружила маленькие белые комочки в волосах Ильвины. Мне стало так интересно, что я решила собрать несколько и показать маме, но от волос они отделялись с трудом. Еле-еле достав несколько штучек, я побежала к взрослым, в зал. Тогда мы все были в гостях у тети Венеры – матери Сильвы и Ильвины.

Родители тут же всполошились – я нашла яйца вшей. Ими была усыпана не только голова Ильвины, но и головы всей нашей великолепной четверки. Были в шевелюрах и сами вши – большие и маленькие. Мы чесались, но даже не задавались вопросом, почему. Чешется и ладно. Делали мы это давно, как решила мама, потому что вырастили у себя целые семейства черненьких волосяных жителей.

– И что делать? – спросил папа, глядя на маму. – Брить будем?

– Будем брить? – задала она тот же вопрос тете Венере.

– Брить? – теперь тетя адресовала вопрос мужу – дяде Ильясу.

– Надо брить? – спросил он у моего отца.

Так круг замкнулся, а взрослые остались без ответа.

– А что значит брить? – спросила я как самая старшая.

– Это значит убрать все волосы, – как мог, объяснил мне папа.

– Все волосы? – удивилась я и тут же поняла, что это будет не красиво.

– Жалко ведь, – сказала мама, глядя на четверых девочек с длинными волосами.

– Ну тогда решайте сами, я просто предложил, – ответил папа, отдавая бразды правления женской половине компании.

Ей хватило пяти минут, чтобы придумать путь избавления от маленьких паразитов с помощью уксуса, воды и полиэтиленовых мешочков. Уксусная баня – так называлась процедура, которой мы тут же подверглись. Мама взяла целую бутыль яблочного уксуса, добавила в него столько же воды, смочила тряпочку и принялась обрабатывать раствором кожу моей головы, тихонько выжимая ткань и равномерно распределяя жидкость. Делала она это впервые, просто вспомнив, что кто-то, где-то, когда-то говорил что-то такое. Пропорции мама не помнила, но, чтобы не сжечь юные головы, додумалась разбавить уксус, и не ошиблась. После обработки тетя Венера надела на мою голову мешок и плотно обвязала его полотенцем. Вскоре такие же импровизированные тюрбаны были на всех нас. Сколько по времени нужно выдержать такую баню, мама тоже не помнила, поэтому было решено не снимать полотенца, пока не истопится баня, к которой направились папа и дядя. Все были вовлечены в процесс избавления от головных кровососов.

Мне казалось, что мытьем головы все и закончится. Но нет. После бани тетя откуда-то достала маленький гребешок и сказала, что нужно вычесать все гниды и вши. Мама по очереди распутывала мокрые волосы великолепной четверки обычной массажкой, а тетя уже принималась чесать подготовленную шевелюру мелкой расческой. Было больно и неприятно, но чего не сделаешь ради сохранения волос. Вообще, родители собрались в тот день, чтобы насладиться берегом Бесерти, поджаривая шашлыки и распевая песни под папину гитару, но вши поменяли их планы. Ни жареного мяса, ни Александра Барыкина с его «Букетом» в исполнении взрослых, ни костра. Эх…

Проснувшись, мы с сестренкой поняли, что головы наши чешутся так же, как и вчера. Говорить об этом маме не хотели – опять пришлось бы проходить процедуру уксусной бани. Мы ходили полдня, старательно пытаясь не чесаться, но порой рука так и тянулась к голове. Мама, придя из колхоза на обед, первым делом заглянула в наши шевелюры и, конечно же, обнаружила вездесущих и неубиваемых паразитов, свободно разгуливающих между густыми волосинками и радующихся тому, что смогли выжить вчера в уксусном угаре. Папа был рядом. По его лицу мы поняли, что борьба с паразитами еще впереди.