Читать онлайн Бульвар Грига

Магазинчик счастья

Мороз был таким суровым, что пробирал до костей. При этом на улице не было ни одной снежинки, и от этого воздух казался еще холоднее.

Я резво шагала по тротуару, тщетно пытаясь согреть замерзшие руки, и обещая себе, что в следующий раз поеду на работу на такси.

В предрассветных сумерках мой магазинчик выглядел серым кубиком, скромно притулившемся среди высоких зданий городского центра. Я обошла его кругом, отперла дверь заднего входа и с наслаждением нырнула в теплую глубину подсобки.

Скорее бы вернулся Максим! Пока он заседает на своей конференции, я наверняка околею от холода.

До открытия магазина оставалось всего полчаса, поэтому, повесив куртку на крючок и сменив сапоги на удобные балетки, я поспешила подготовить его к приходу посетителей. Включила подсветку и гирлянды, смахнула с прилавка пыль, тщательно вымыла в торговом зале пол. Потом подумала и добавила на стекла витрины пару серебристых снежинок, а мягкого ежика, сидевшего под пушистой искусственной елкой, заменила ватным Дедом Морозом в красной матерчатой шубе.

Первый покупатель переступил порог магазина ровно через пятнадцать минут, после того, как я повесила на дверь табличку «Открыто». Высокий, широкоплечий, в дорогом пальто и начищенных ботинках, он широко распахнул дверь и практически влетел, моментально оказавшись у прилавка.

– Доброе утро! – сказала я ему. – С наступающим Новым годом!

– Да-да, – ответил мужчина, бегло осматривая полки с товаром за моей спиной. – И вас с наступающим.

– Чем я могу помочь?

– Мне нужен новогодний подарок для сына. Ему пять лет. Подберите что-нибудь, только поскорее, у меня мало времени.

– Хорошо, – кивнула я. – Что любит ваш сын?

– Все, что ему дают, – махнул рукой клиент. – Машинки всякие, пистолеты, конструкторы. У вас есть что-нибудь из этой ерунды? Выберите на свой вкус и заверните.

– Как – на свой вкус? – удивилась я. – Сегодня же 31 декабря – тот самый волшебный день, когда исполняются желания и происходят чудеса. Дети ждут его целый год. Им нельзя дарить случайные подарки, им нужно дарить то, что они хотят.

Мужчина покачал головой.

– Андрей не знает, что хочет. Я у него тысячу раз спрашивал, а он только плечами пожимает. Это и понятно – у моего сына есть все игрушки, какие может пожелать мальчишка его возраста. Поэтому совершенно не принципиально, что именно ему принесет Дед Мороз.

Понятно. Если ребенок не говорит, что ему надо купить, значит, то, что ему действительно нужно, за деньги не продается.

Похоже, отец Андрея человек занятой. Бизнесмен какой-нибудь или топ-менеджер. Судя по тому, как часто он поглядывает на часы, у него вот-вот начнется важное мероприятие. Настолько важное, что у мужчины есть всего несколько свободных минут, чтобы заскочить в первый попавшийся магазин и купить для маленького сына какую-нибудь безделушку.

– Я знаю, что вам подойдет, – сказала клиенту.

Немного покопалась на полках и положила перед ним прямоугольную картонную коробку.

– Настольная игра? – удивился тот. – Нет, милая девушка, этого мне точно не надо. Андрей предпочитает все яркое, громкое, светящееся. Кубик и кусок бумаги его не впечатлят.

– Эта игра очень интересная, – возразила я. – А еще простая и не требует особых навыков. Такой игрушки у вашего ребенка точно нет.

Мужчина опустил взгляд на коробку и вдруг застыл. Его брови взлетели вверх, а глаза изумленно расширились.

– Это «Цирк»? – медленно произнес он. – Неужели… Скажите, ее можно открыть?

– Конечно.

Я сняла оберточный целлофан, подняла крышку коробки. Клиент заглянул внутрь, а потом осторожно, почти с благоговением вынул из нее картонное поле с фишками.

– Невероятно, – пробормотал он. – Представляете, у меня в детстве был такой же «Цирк». Точь-в-точь, как этот. Мне его на день рождения подарил отец. Я обожал эту игру! Играл в нее и с ним, и с мамой, и с друзьями, и даже один! Она и правда интересная. Вроде бы простая «ходилка», а с секретами.

– А где эта игра сейчас?

– Родители потеряли ее при переезде. Как же я тогда расстроился! Ревел в два ручья, а ведь мне уже было восемь или девять лет. Как думаете, – он поднял на меня взгляд, – Андрею «Цирк» понравится?

Я посмотрела в его сияющие глаза и воочию увидела смешного темноволосого мальчугана с забавным чубом, похожим на петушиный гребешок, и веснушчатым носом, который лихо шлепал фишкой по разноцветным картонным клеткам и весело смеялся, когда ему удавалось обойти очередной «сюрприз».

– Уверена, что понравится, – улыбнулась я. – Но при условии, что вы будете играть в него вместе.

– Конечно, вместе, – подтвердил мужчина, укладывая поле обратно в коробку. – Я ему все-все покажу – и как бросать кубик, чтобы выпало нужное число, и как обходить «секретики». Мы маму с собой играть позовем, и дедушку тоже. Он к нам живо приедет, как только узнает, что «Цирк» нашелся…

Клиент ушел из магазина, прижимая к себе коробку, как новорожденного ребенка, и источая такие волны восторга, что они могли бы заполнить собою две ближайшие улицы. Похоже, в этот Новый год как минимум два члена его семьи получат то, что им действительно нужно: один – кусочек прошедшего детства, другой – внимание дорогого человека.

Когда за клиентом закрылась дверь, я вышла из-за прилавка, чтобы выключить электрические гирлянды. За окном встало солнце, и в его свете их огоньки уже были не видны.

Стоило подойти к витрине, как снова распахнулась дверь, и в магазин вошла новая покупательница – молодая красивая женщина в белоснежной шубе и дорогих сапожках на высоком тонком каблуке. Ее появление было таким внезапным, что мы едва не столкнулись нос к носу.

– Осторожнее, милочка, – недовольно фыркнула женщина. – Вы чуть не сбили меня с ног.

– Прошу прощения, – ответила я, отступая в сторону, чтобы она могла пройти в торговый зал. – Чем могу помочь?

– Мне нужны елочные игрушки, – ответила клиентка, оглядываясь по сторонам. – Но не разноцветные шарики, а какие-нибудь фигурки – ангелы, лебеди, лошади. Желательно красивые и оригинальные. Есть у вас что-нибудь подобное?

– Сейчас поищу.

Угодить даме оказалось непросто. Каждую фарфоровую, стеклянную, пластиковую и бумажную игрушку, которую я ей предлагала, она окидывала холодным взглядом и решительно отдавала обратно.

– Вам нужны фигурки для домашней елки? – уточнила я. – Или вы подбираете украшения для какого-то учреждения?

– Для домашней, конечно, – ее губы изогнулись в презрительной усмешке. – Мы с мужем вчера вечером прилетели из-за границы. Сегодня у него дела, и наряжать это дурацкое дерево приходится мне.

– Дурацкое? Вы не любите елки?

– Не люблю. И Новый год, представьте себе, тоже. Я не понимаю всей этой шумихи с подарками, деревьями, у которых вечно осыпаются иголки, шумными вечеринками, после которых приходится лечить голову и желудок, ожиданием чуда, которое все равно не случится. Будь моя воля, я бы вовсе не отмечала этот праздник, но мужу нравится, когда дома пахнет хвоей и мандаринами, а в холодильнике стоят оливье и селедка под шубой. И раз уж мне снова придется пережить этот скучный день в дурацкой феерии, пусть хотя бы ель будет украшена так, как хочу я.

Разбор игрушек длился не менее получаса. За это время привередливая покупательница успела дважды перебрать весь ассортимент украшений. Она то и дело морщила нос и, в конце концов, выбрала три фигурки – двух фарфоровых ангелов и стеклянную скрипку.

– А что вы планируете поставить под елку? – спросила у женщины, укладывая ее покупки в пакет.

– Подарки, – хмыкнула она. – Что же еще?

Я пожала плечами.

– Многие до сих пор ставят кукол. Возможно, это не модно, зато напоминает о детстве.

– Я свое детство вспоминать не хочу, – равнодушно ответила покупательница. – У вас можно расплатиться банковской картой?

– Да, разумеется.

Я поставила перед ней мобильный терминал. Она вынула из кошелька пластиковую карточку, и уже собиралась коснуться ею дисплея, как вдруг ахнула и замерла – совсем, как предыдущий покупатель, увидевший игру из своего детства.

– Что случилось? – забеспокоилась я.

Женщина нервно сглотнула и указала рукой на ватного Деда Мороза, которого сегодня утром я поставила под магазинную елочку.

– Можно посмотреть эту игрушку? – тихо спросила клиентка.

Я молча вышла из-за прилавка и принесла его ей. Женщина взяла кукольного волшебника в руки, а потом наклонилась и понюхала его серебристую бороду.

– Пахнет гарью, – так же тихо сказала она. – Откуда у вас этот Дед Мороз?

– Понятия не имею, – пожала плечами я. – Он живет у меня много лет. У вас был такой же?

Покупательница кивнула. А затем судорожно вздохнула, и по ее щекам медленно покатились слезы. С каждой секундой их становилось все больше, и совсем скоро эта красивая высокомерная женщина плакала навзрыд, прижимая к себе старую игрушку.

– У нас дома был такой Дед Мороз, – попыталась объяснить она, когда я усадила ее на стул и силой заставила выпить глоток воды. – А дом сгорел, прямо в новогоднюю ночь. А вместе с ним мои сестры – Тайка с Наташкой. Заживо сгорели, понимаете? Мама меня из огня вынесла, а их не успела.

Я смотрела на ее подрагивающие плечи, и видела маленькую девочку, худенькую, большеглазую, как стрекоза, которая сидела на холодном январском снегу, поджав под себя босые ножки, и с ужасом смотрела, как мечется и страшно кричит высокая полная женщина, перекрикивая гул огня и треск деревянных перегородок, среди которых умирали ее старшие дочери.

– Мы тогда в деревне жили, – глотая слезы, продолжал говорить покупательница. – А потом в город переехали… Я две недели спать не могла – снился пожар и черные обугленные тела. Теперь я жутко боюсь огня. И ненавижу Новый год! Ненавижу!

Я молчала и осторожно гладила ее по волосам. Плачь, плачь, снежная королева. Смывай слезами ледяную скорлупу, которой ты окружала себя с той страшной ночи. А как смоешь, отпусти сестер. Ты ведь до сих пор держишь их за руки. Прости им их смерть, прости себе свою беспомощность. Осознай, наконец, что вовсе не праздник виноват в твоем горе, что чудо, которого ты тщетно ждешь много лет, все эти годы ходило рядом тобой. Пусти его в свое сердце. И будь счастлива.

– Можно я возьму эту игрушку себе? – глухо спросила женщина, когда ее истерика сошла на нет. – Сколько она стоит? Я заплачу любую цену.

– Нисколько, – сказала ей. – Я вам ее дарю. С Новым годом.

Она что-то пробормотала в ответ, промокнула лицо носовым платком, и, заплатив за елочные украшения, ушла.

До обеда в мой магазин больше не заглянул ни один покупатель. Зато потом они потянулись сплошной чередой. Один за другим к прилавку подходили люди, не успевшие купить подарки для друзей и родных, или обнаружившие, что им срочно нужна новая гирлянда, часы с кукушкой, набор ретро открыток или еще что-нибудь в этом роде. Бегая от полки к полке, я упарилась так, что едва не валилась с ног от усталости, и всей душой мечтала хотя бы ненадолго опуститься на стул.

Мечта осуществилась в пятом часу вечера, когда в магазин ввалились две веселые седовласые женщины, тащившие за собой веснушчатого мальчонку лет четырех в смешном болоньевом комбинезоне, из-за которого ребенок казался круглым, как мячик.

Посетительницы водрузили мальчика на стоявший у витрины стул, а затем торжественно объявили, что им срочно нужны бусы для своей приятельницы – не очень дорогие, но такие, чтобы не стыдно было подарить красивой женщине мудрого возраста. Предлагать конкретные украшения я была не в состоянии, поэтому просто поставила перед ними сундучок с бижутерией, а сама рухнула на табурет, предоставив им возможность самостоятельно выбрать нужное украшение.

Дамы ничего против не имели. Наоборот, они повеселели еще больше и принялись увлеченно рассматривать содержимое моей шкатулки. Я же обратила внимание на мальчика. Он сидел тихонько, как мышка, ничего не трогал и с любопытством смотрел на меня. Поймав его взгляд, я заговорщицки подмигнула, а он в ответ улыбнулся – широко и чуть смущенно.

Мы просидели так минут десять – улыбаясь и время от времени друг другу подмигивая. Скоро улыбка малыша стала кислой и вымученной – его шумные родственницы никак не могли определиться с подарком и, похоже, совсем забыли, что их ждет ребенок. Чтобы немного его развеселить, я вынула из-под прилавка большую шоколадную конфету и, обойдя женщин по широкой дуге, протянула ее мальчонке.

Он ловко цапнул угощение из моих рук, а в его глазках появился веселый огонек.

– Как тебя зовут? – спросила я, присаживаясь рядом с ним на корточки.

– Костик, – ответил он. – А тебя?

– А меня – Таня. Приятно познакомиться.

– Таня? – переспросил малыш. – Странное имя для феи. Ты ведь фея, да?

– С чего ты взял? – рассмеялась я.

– С того, что у тебя волосы светятся, а за спиной есть крылья.

Я вздрогнула и бросила быстрый взгляд в зеркало, висевшее на противоположной стене. Никаких крыльев у меня не было.

– Если просто так смотреть, их не видно, – заметил малыш. – А если наклониться, – он мотнул головой в сторону и прищурил левый глаз, – то они сразу появляются. Красивые такие, голубенькие, с фиолетовыми пятнышками. Как у стрекозы.

Я усмехнулась и покачала головой. Надо попросить Макса, чтобы он наложил на меня чары посильнее. Хотя… пусть остается, как есть. Все равно мои крылья могут видеть только дети.

– Так ты фея? – продолжил мальчик. – Я угадал?

– Угадал, – кивнула я.

– И тебя зовут Таня?

– На самом деле мое имя Натаниэлла. Таня – это сокращенно, для друзей.

– Ух ты! – восхищенно протянул ребенок. – Ты – фея зимы?

– Что ты, – улыбнулась ему. – Была бы я феей зимы, непременно наколдовала бы снег. Но погода – это не ко мне. Я – фея мечты. Исполняю желания.

– Какие желания?

– Самые заветные. Которые обязательно должны исполниться, иначе человеку будет очень горько и плохо. Вот у тебя, Костик, есть заветное желание?

– Конечно, – воодушевился мальчик. – Я хочу велосипед. Большой, двухколесный, как у моего друга Мишки.

– Не пойдет, – покачала головой я. – Велосипед нужно просить у Деда Мороза. Или вообще обойтись без него. Я же могу воплотить только то, без чего обойтись нельзя.

Костик робко посмотрел мне в глаза.

– У меня есть такое желание, – тихо сказал он. – Моя мама все время болеет. То и дело в больнице лежит. Ты можешь ее вылечить? Я так без нее скучаю…

Я ласково погладила его по голове, а перед моими глазами возник образ бледной рыжеволосой женщины, худенькой и почти прозрачной.

– Это желание подойдет. Но знаешь, Костя, ты можешь вылечить маму сам. Смотри.

Я вынула из его ладошки свою конфету, осторожно на нее подула, а потом вложила обратно.

– Теперь она волшебная, – с улыбкой сказала ребенку. – Когда в следующий раз навестишь маму в больнице, дай ей эту шоколадку. Только проследи, чтобы она обязательно ее съела. После этого мама поправится.

В глазах мальчика вспыхнули звезды.

– Насовсем поправится? – так же тихо уточнил он. – Обещаешь?

– Обещаю, – кивнула я.

Он спрятал конфету в карман, а потом крепко обнял меня за шею. От мощного потока радости, хлынувшего из этого маленького человечка, мгновенно закружилась голова. Усталость ушла, будто ее и не было, зато появилось столько физических и магических сил, что я, наверное, свернула бы горы.

– Никому не говори, что я фея, – сказала ребенку на ухо. – Пусть это будет наш секрет.

Он улыбнулся и согласно кивнул.

Поток посетителей иссяк только к вечеру. После того, как за последним покупателем закрылась дверь, я долго всматривалась в разлившуюся за окном темноту и думала, не закрыть ли мне магазин чуть раньше – часов в восемь или даже в половине восьмого.

Решив, что торопиться все-таки не стоит, я вскипятила чайник и заварила травяной сбор, который из прошлой командировки привез мне Максим. Кстати. Надо бы ему позвонить. До Нового года осталось всего несколько часов, и если он не поторопится, то рискует встретить праздник в дороге.

Я вынула из кармана телефон, но потом положила его обратно – скрипнула входная дверь, и в магазин вошла сухонькая старушка в сером берете и стареньком пальто, слишком тонком для такой холодной погоды.

– Добрый вечер, – сказала я ей. – С наступающим Новым годом! Чем вам помочь?

– И тебя с наступающим, деточка, – ответила бабушка. – Помогать мне не нужно. Я к тебе не за покупкой зашла, а просто погреться. Шла с автобусной остановки и замерзла, как суслик. Ты уж не сердись, я постою минутку и дальше пойду.

– Отчего же только минутку? – улыбнулась я. – Грейтесь на здоровье, мне не жалко. Знаете что? Давайте я вам чаю налью! Он как раз заварился.

– Что ты, деточка, – почему-то испугалась старушка. – Обо мне беспокоиться не надо. Я ничего не хочу.

– Не стесняйтесь, – я поставила на прилавок заварочник и две чашки. – Такого вкусного чая вы еще не пробовали.

Судя по всему, бабушка действительно очень замерзла. Она явно чувствовала себя неловко, однако все-таки подошла ближе и взяла кружку с горячим напитком. Несколько секунд грела пальцы о ее фаянсовые бока, а потом наклонила голову и глубоко вдохнула исходивший от нее аромат.

– Надо же, – пробормотала женщина. – А ведь я знаю этот запах.

– Пахнет мятой, – заметила я.

– Пахнет детством, – улыбнулась старушка. – И волшебством. Когда я была маленькой, точно такой чай мне заваривала бабушка. Она выращивала мяту, сушила ее, а зимой добавляла в разные напитки. Когда я выросла, стала выращивать мяту сама – сначала в палисаднике, потом на окошке в цветочном горшке – когда вышла замуж и переехала в этот город. Знаешь, деточка, у моих сыновей запах мяты долгое время ассоциировался с Новым годом. Мы заваривали ее за несколько дней до праздника, и во время таких чаепитий они всегда обсуждали подарки, которые хотели найти под елкой.

– А что с мятой теперь? – поинтересовалась я. – Вы больше ее не завариваете?

– Нет.

– Почему?

– В какой-то момент мне надоело возиться с землей, и я перестала ее выращивать. Чтобы продолжить традицию, купила траву в магазине, но детям она не понравилась.

– А как же мятные чаепития?

Женщина воздохнула и пожала плечами.

– Их не стало. А вместе с ними пропало волшебство Нового года.

Чай мы допивали в тишине.

– Спасибо, деточка, за угощение, – сказала старушка, возвращая пустую кружку, – И за запах праздника тоже.

Несколько секунд я молча смотрела на нее, а потом запустила руку под прилавок и вынула оттуда пакетик с травами.

– Вот, возьмите. Это мятный сбор, который вы только что попробовали. Он уже начатый, но на несколько чашек его хватит.

Бабушка собралась возразить, однако я решительно сунула пакетик ей в руки.

– Берите. Заварите его внукам. У вас есть внуки?

– Есть…

– Семейная традиция должна жить. Особенно такая милая и уютная. С Новым годом вас!

Старушка робко улыбнулась и, пожелав мне долгой счастливой жизни, выскользнула на улицу.

Я отнесла чашки в подсобку, ополоснула их водой и снова услышала скрип открывающейся двери. Похоже, уйти домой пораньше у меня все-таки не выйдет.

Поставив посуду на полку, поспешила в торговый зал – как раз, чтобы увидеть высокого светловолосого мужчину, который тщательно вытирал ноги о придверной коврик. Я громко взвизгнула и через пару секунд повисла у мужчины на шее.

– Макс! Ты приехал!

Он подхватил меня на руки и закружил по комнате.

– Куда бы я делся? Спешил к тебе со всех ног, колес и крыльев.

Муж поставил меня на пол и крепко обнял.

– Как твоя конференция?

– Чудно. О работе отчитались, итоги года подвели. Потом расскажу, ладно? Лучше расскажи, как у тебя прошел день. Всех успела осчастливить?

– Всех не всех, а кое-кого успела, – хитро улыбнулась я. – Кто-то вспомнил детство, кто-то, наоборот, его отпустил. Кому-то для счастья потребовалось выпить чашку чая, а кому-то – исполнить заветное желание.

– Отлично. Свои желания тоже исполнила?

– Макс, ты такой смешной! Я набралась сил, подпиталась радостью и восторгом. А свои желания я исполнить не могу. Сапожник без сапог, помнишь?

– Помню, – усмехнулся муж.

– Зато мое желание можешь исполнить ты.

– В самом деле?

– Да! Милый, мне так хочется снега! Пушистого, блестящего, мягкого. Чтобы за окном была настоящая зима. Поможешь?

Максим задумчиво посмотрел в окно.

– Снег должен выпасть только через два дня, – сказал он. – Ладно. Сейчас посмотрим, что можно сделать.

Он выпустил меня из рук и вышел на улицу. Я же погасила свет и принялась наблюдать за ним через окно. Некоторое время муж стоял неподвижно и внимательно смотрел в темное небо. А потом в воздухе запахло магией, такой сильной и терпкой, что я почувствовала ее сквозь толстое витринное стекло.

Внезапно на плечо мужа опустилась снежинка. Затем еще одна. И еще. А через несколько минут снег повалил хлопьями – большими и лохматыми, будто кто-то перевернул рождественский шар. Серая улица на глазах начала превращаться в нарядную и праздничную. Голые деревья укрылись воздушными шалями, свет фонарей стал ярче, а тротуары заискрились серебристыми бликами.

Макс вернулся в магазин белым, как снеговик.

– Моя фея довольна? – деловито спросил он.

– Фея счастлива, – с чувством ответила я.

Встала на цыпочки и нежно чмокнула его в губы. Он крепко прижал меня к себе.

– С Новым годом, любимая.

Единственная

К Дориану Эммеру в университете относились двояко. Студенты его недолюбливали и даже побаивались – преподаватель чар был на редкость принципиален и чрезвычайно увлечен своим предметом. Эммер справедливо считал, что среди слушателей магического вуза нет ни одного человека, которому не пригодилось бы в будущем искусство плетения заклинаний, а потому вбивал знания в их буйные головы с упорством строительной кувалды. Его трудами в схемах построения магических переменных разбирались все юноши и девушки, вне зависимости от того, хотели они этого или нет.

У Эммера была отличная память: он помнил каждого студента, рискнувшего опоздать на его лекцию или (не дай Бог!) вовсе ее прогулять. Все они могли быть уверены – если на экзамене их ответы не вытянут на высший балл, эти жуткие грехи непременно будут им припомнены. Поэтому занятия по чарам в магуниверситете проходили со стопроцентной посещаемостью и приличным качеством усвоенных знаний.

В ректорате Дориана Эммера за это обожали. Прочие же преподаватели любили его просто так. Среди студентов ходили легенды, что в кругу коллег он снимает с себя нарочитую строгость и даже иногда улыбается.

Вообще, господин Эммер считался в университете звездой. Старшекурсники и лаборанты некоторых кафедр рассказывали, что в свободное от занятий время он занимается исследовательской деятельностью, а потому широко известен в научных кругах и имеет там хорошие связи. Ректор магуниверситета несколько лет пытался залучить его в свой штат, однако заклинатель все время отказывался, ссылаясь на занятость. Тем не менее, три года назад мастер чар неожиданно согласился преподавать и был устроен в вуз на ставку приходящего педагога.

Явившись на свое первое занятие, Эммер произвел фурор. Женская половина университета – студентки, преподавательницы, уборщицы и секретари – несколько дней подряд обсуждали его горделивую осанку, красивые гибкие руки, благородную бледность кожи, густые черные волосы с тонкой паутинкой седины и большие серые глаза. Мужская же половина в голос восхищалась необыкновенным профессионализмом и багажом уникальных знаний.

Так продолжалось до конца недели – пока господин Эммер не явил миру жесткий отвратительный характер, идущий в комплекте с красивыми руками и уникальными знаниями. При этом вместе с принципиальностью, холодной вежливостью и непримиримостью к проступкам он продемонстрировал честность и потрясающую ответственность. Самое ужасное, что честности и ответственности заклинатель требовал и от студентов – помимо знаний и посещаемости.

– Итак, кто же покажет нам плетение Рохха и назовет семь вариантов его использования?

Серые глаза равнодушно скользнули по аудитории. В амфитеатре повисла звенящая тишина.

В любой другой день желающих ответить на этот вопрос наверняка нашлось бы немало. Но не теперь. Единственной мечтой, терзавшей сегодня студиозусов, было улечься на лавки, подоконники и столы, и лежать там пластом до следующего воскресенья.

После вчерашней попойки – шумной и веселой, как и положено в День студента, – уже просто прийти на занятия считалось подвигом. Многие преподаватели относились к этому с пониманием, а потому предпочитали читать собравшейся публике лекции, не обращая внимание на бледные помятые лица, отсутствующие взгляды и храп, раздающийся с верхних рядов.

Воистину, человек, догадавшийся поставить первой парой после столь яркого праздника практическое занятие Дориана Эммера, ненавидел студентов всей своей пропащей душой.

– Ну что, есть добровольцы? Нет? Ладно. Амелия Рисс, прошу к доске.

Я глухо застонала. Это было жестоко. Очень жестоко. После вчерашних коктейлей, которые мы смешивали с ребятами с факультета зелий и декоктов, я едва держалась на ногах.

Рядом дернулся Дин. Видимо, хотел поднять руку и вызваться вместо меня. Я толкнула его в бок и покачала головой. Не хватало, чтобы он с пьяных глаз перепутал схемы и испортил себе оценки и репутацию. Моей же репутации навредить ничто не могло. Оценкам, кстати, тоже.

Я спустилась в центр амфитеатра.

– Плетение Рохха, – напомнил Дориан Эммер, впиваясь в меня пристальным взглядом. – Вы помните его, Амелия?

– Помню, – буркнула в ответ. – Не сомневайтесь.

Глубоко вздохнув, я сфокусировала взгляд, а потом одним взмахом руки нарисовала в воздухе трехуровневую паутину заклинания. Ее нити вспыхнули золотыми огнями. По аудитории поползли шепотки.

– Неплохо, – кивнул Эммер. – Теперь перечислите варианты его использования.

Лишенным эмоций речитативом я оттарабанила все теоретические выкладки. Заклинатель кивнул.

– Чудно. Теперь нарисуйте нам петлю Эльца и покажите, как она может взаимодействовать с чарами Рохха.

Я пожала плечами и принялась выплетать в воздухе новые кружева. Когда петля Эльца заискрилась красным среди золотистой паутины предыдущей схемы, однокурсники, очевидно, от удивления, начали приходить в себя – во взглядах некоторых из них появилось изумление, во взглядах других – священный ужас.

Эммер поджал губы.

– Нити тонковаты, – холодно заметил он. – Ну да ладно. Возьмите мел, госпожа Рисс, и нарисуйте то же самое на доске. Не забудьте обозначить точки пересечения чар и указать глубину их проникновения.

Он третировал меня до конца занятия. Я нарисовала ему все схемы и плетения, о которых говорилось на двух предыдущих лекциях, воспроизвела все прилагавшиеся к ним списки и перечни. Когда прозвенел звонок, я чувствовала себя, как лошадь, вспахавшая бескрайнее поле, и хотела только одного – упасть и умереть. Впрочем, польза от столь продуктивного занятия также была на лицо – хмель выветрился из моей головы, будто его там и не было.

– Ну, ты даешь! – восхищенно протянул Дин, когда мы вывалились из аудитории в коридор. – Когда только успела так подготовиться к практике? Ты же вчера весь вечер была с нами на празднике!

– Есть такие знания, мой дорогой друг, – глубокомысленно изрекла я, – которые впечатываются в память и остаются в ней навечно.

– В каком смысле?

– В прямом. У меня есть особая методика изучения материала. Если угостишь меня кофе и булочкой, я, быть может, тебе о ней расскажу.

– Не стоит, – Дин фыркнул и закатил глаза. – Не уверен, что смогу воспринять твои секреты адекватно. А Эммер тот еще урод. Нашел, когда зверствовать… Ты ведь ему сегодня за четверых ответила! Это, как минимум, несправедливо. Пусть бы вызвал к доске еще кого-нибудь. Меня, например.

Я покачала головой.

– Эммер строг, но справедлив, – серьезно сказала ему. – Нельзя осуждать человека за то, что он старается хорошо выполнить свою работу. На практику все должны приходить подготовленными. Разве его забота, что мы вчера упились «Танцующим демоном» и теперь тихо подыхаем от похмелья?

– Ты его защищаешь? – удивился приятель. – Этого бледного черта? Серьезно, Амели?

– Не обзывай его, пожалуйста, – поморщилась я. – Своими зверствованиями Эммер здорово прочистил мне мозги. При встрече непременно скажу ему спасибо.

Дин снова закатил глаза и, взяв меня под руку, повел в сторону буфета.

После занятий я заглянула в библиотеку и долго рылась в пыльных томах, выискивая рецепты зелий для будущей курсовой работы, поэтому из университета вышла только в третьем часу дня. Можно было, конечно, уйти и пораньше, однако сегодня мне хотелось отправиться домой в приятной компании.

Он ждал меня под деревом у автомобильной стоянки. Задумчиво наблюдал, как ветер гоняет по асфальту листву, время от времени поглядывал на часы.

– Привет.

В его серых глазах мелькнули веселые огоньки. Эммер отошел от дерева и протянул мне руку.

– Привет, дорогая.

Я сжала его ладонь, и он мягко привлек меня к себе.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – я пожала плечами. – Встряска, которую ты устроил с утра, мигом привела меня в чувство.

Дориан хмыкнул и, не отпуская руки, повел меня к машине.

– Я буду так делать каждый раз, когда ты напьешься до полубессознательного состояния.

Я хмыкнула.

– Схемы твоих заклинаний я смогу воспроизвести, находясь в любом состоянии, даже в полубессознательном.

– Это радует, – кивнул Эммер, открывая передо мной дверцу авто. – Куда поедем? Домой или в кафе?

– Лучше домой. Хочется прилечь и немного поспать.

Усаживаясь на пассажирское сидение, я увидела странный блик, мелькнувший в одном из окон университетского корпуса. Кто-то явно наблюдал за нами из коридора второго этажа.

– О нас с тобой скоро поползут сплетни, – сказала, когда Эммер завел двигатель и тронулся с места.

– Почему? – удивился Дориан. – Весь преподавательский состав университета в курсе того, кем мы друг другу приходимся. Погоди-ка. Ты, что же, до сих пор не сказала своим друзьям, какие нас связывают отношения?

– Нет.

– Ты меня стыдишься?

– С ума сошел? – возмутилась я. – Я тебя люблю больше всех на свете. Просто… Если я все им расскажу, они будут думать, что ты ставишь мне хорошие отметки не за учебу и старание, а из личного интереса.

Он пожал плечами.

– Разве это проблема, Амели? Я стану напрягать тебя еще больше, чтобы твои однокурсники видели – высший балл ты зарабатываешь потом и кровью.

– Больше?! – удивилась в ответ. – Больше того избиения младенцев, которое ты организовал сегодня на первой паре? Кстати. Почему ты спрашивал только меня?

– Потому что твои однокурсники после вчерашней пирушки не смогли бы сказать и двух слов. Представляешь, сколько народу испортило бы себе оценки? Ты же, как сама справедливо заметила, знаешь материал на зубок. Выбор жертвы был очевиден.

Я громко фыркнула.

– Когда окончательно придешь в себя, спустись, пожалуйста, в мою лабораторию, – сказал Дориан, останавливая машину возле нашего коттеджа. – Я хочу провести пару экспериментов, и мне нужен ассистент.

– Ты задал кучу домашней работы, – напомнила я. – Когда мне все успеть?

– Я сделаю за тебя теоретическую часть, – подмигнул Эммер. – Тебе останется только практика.

***

Дин был не в духе с самого утра. Когда я вошла в аудиторию, он сквозь зубы пробормотал приветствие и все первое занятие делал вид, что меня не существует. На попытки перекинуться хотя бы словом, морщил нос и фыркал что-то невразумительное. Во время перемены приятель присоединился к компании парней и усиленно меня не замечал.

– Вы с Дином поссорились? – поинтересовалась за обедом одна из наших однокурсниц. – Какой-то он сегодня хмурый.

И необщительный, ага. На протяжении всего учебного дня я пыталась припомнить, чем могла его рассердить. Так как ничего конкретного в голову не приходило, решила отловить друга после занятий и спросить об этом прямо.

Дин поймался в гардеробной. Дождавшись, когда он отделится от толпы однокурсников, я схватила его за локоть и утащила к стене.

– Можешь мне объяснить, что с тобой происходит? – поинтересовалась, цепко удерживая его руку. – Кто тебя сегодня укусил? Муха? Оса? Злая буфетчица?

– Никто меня не кусал, – Дин высвободил локоть и отступил к стене.

– Тогда почему ты устроил мне бойкот? Вчера мы свободно друг с другом разговаривали, а сегодня ты воротишь от меня нос.

Парень несколько секунд смотрел мне в лицо, а потом кисло улыбнулся.

– Глупо, да? – серьезно сказал он. – Я и сам вижу, что глупо. Просто я думал – мы друзья, Амели. Теперь же выходит, что я ошибся.

– Ничего не понимаю, – покачала головой в ответ. – Я тебя чем-то обидела? Почему ты злишься?

– Я злюсь на себя, – он махнул рукой. – Я, видишь ли, страшный фантазер. Напридумывал себе ерунды и поверил в нее.

– Дин…

– Я вчера видел тебя с Эммером. После занятий. Шел по коридору второго этажа и приметил вас возле дерева, что растет рядом с автопарковкой. Вообще, ваши отношения – это не мое дело. Мы ведь просто друзья. Гребаные приятели. Верно? Ты вольна встречаться, с кем захочешь, даже с таким змеем, как наш уважаемый мастер чар. Тем не менее, когда я стоял у окна и наблюдал, как вы, взявшись за руки, топаете к его машине, мне хотелось разбить и окно, и его бледную рожу.

Он выдохнул.

– Я собирался пригласить тебя сегодня в кино, Амели. Мне отчего-то показалось, что наши отношения пора вывести за рамки дружбы. Но теперь… – Дин развел руками. – Эммеру я не конкурент. По нему весь универ сохнет, ты знаешь? Я на днях слышал, как дама с кафедры магического права говорила новенькой лаборантке, что в жизни Эммера есть только одна женщина. Эта женщина – ты? Так?

– Так, – кивнула я. – Только ты все понял неправильно, Дин.

– Да неужто? – он шутовски приподнял левую бровь. – И в чем же я ошибся?

– Почти во всем, – усмехнулась я.

– О… Так значит, ты ему не симпатизируешь?

– Я его люблю, – просто сказала в ответ. – Всем сердцем. А он любит меня. Но не так, как тебе показалось. Знаешь, я не хочу разговаривать об этом здесь. Такие вещи обсуждают в более приватной обстановке. Как ты смотришь на то, чтобы пойти ко мне домой? Раз с кино не получилось, я приглашаю тебя в гости. Выпьем какао, поговорим о жизни. Что скажешь?

Во взгляде Дина мелькнула растерянность.

– Мы пойдем к тебе прямо сейчас?

– Да, – кивнула я. – У тебя есть какие-нибудь дела? Нет? Вот и чудно.

Дорога до коттеджа, в котором я жила, заняла примерно тридцать минут. Все это время мы с Дином провели в молчании. Он время от времени кидал в мою сторону короткие взгляды, но так и не сказал ни слова.

Добравшись до дома, я не стала доставать ключи, а просто позвонила в дверь. Дин, неловко топтавшийся рядом, открыл рот, намереваясь все-таки прервать тишину, однако подавился воздухом и сдавленно кашлянул – когда на пороге перед нами появился Дориан Эммер.

– Привет, – с улыбкой сказала я ему. – У нас гости.

– Вижу, – кивнул тот. – Прошу, проходите.

Я пропустила Дина в прихожую первым.

– Позвольте вас познакомить, – сказала, закрывая входную дверь.

– Зачем? – улыбнулся Эммер. – Мы с этим юношей знаем друг друга с момента его поступления в университет.

– И все-таки вам стоит познакомиться еще раз, – сказала я, подтолкнув приятеля ближе к заклинателю. – Это Дин Ачер – мой одногруппник и очень хороший друг. Дин, это Дориан Эммер. Мой отец.

Брови парня уверенно поползли к линии волос. Эммер снова улыбнулся и протянул ему руку.

– Приятно познакомиться, Дин.

Ачер кивнул и молча пожал протянутую руку.

– Папа, у нас есть какао? – поинтересовалась я, поставив рюкзак на стоявшую рядом тумбу. – Я обещала угостить им гостя.

– Какао нет, – покачал головой Дориан. – Если подождете, я могу его для вас сварить.

– Мы подождем, – кивнула я. – Идем, Дин, покажу тебе нашу гостиную.

Мы прошли по коридору и ступили в большую светлую комнату с двумя широкими окнами, диваном и мягким креслом.

– Ну? – спросила я, когда Ачер устроился в кресле напротив меня. – Еще есть вопросы?

– Он не может быть твоим отцом, – покачал головой парень. – Никак не может.

– Почему же – никак? – удивилась я. – Да, у нас разные фамилии, однако…

– Причем тут фамилии? – Дин поморщился. – В ваших аурах нет ни одной похожей полосы. Ни одного общего вкрапления! Он тебе не родитель и вообще никакой не родственник.

– С биологической точки зрения – да, – согласилась я. – И, тем не менее, я – его дочь.

– Эммер, наверное, твой отчим, – сообразил Ачер. – Второй муж матери, да?

– Нет, – теперь головой покачала я. – Дориан никогда не был женат на моей матери. Сомневаюсь, что он вообще помнит, как ее зовут. Я и сама, если честно, не смогу назвать ее имени. Помнишь, Дин, как три месяца назад ты подобрал возле автобусной остановки бездомного котенка?

– Помню.

– Шестнадцать лет назад Эммер точно так же подобрал меня. Я была тощая, голодная, грязная. Точь-в-точь, как твоя кошка.

– Тебя ему подкинули? – осторожно уточнил Дин.

Я усмехнулась.

– Нет. Меня просто оставили на улице.

Ачер немного помолчал, а потом осторожно спросил:

– Расскажешь?

Мой взгляд скользнул по противоположной стене. Там, над старинным резным комодом висела большая фотография. На ней я, румяная шестилетняя девочка с двумя смешными косичками и заколкой в виде лупоглазой стрекозы, демонстрировала зрителям лохматую игрушечную лису.

– Тот период своей жизни я помню плохо, – тихо сказала другу. – Была слишком маленькой. Меня тогда воспитывала мать. Ну, как воспитывала… Скорее, просто держала возле себя. Не припомню, чтобы она играла со мной в куклы или завязывала бантики. Впрочем, ни бантиков, ни кукол у нас тогда не было. Как и постоянного дома. Мы все время переезжали с места на место. Знаешь, я ведь совсем забыла ее лицо. Помню только хриплый голос, обломанные ногти и желтые подушечки пальцев.

А еще запах. Противный, удушливый. Гремучую смесь дешевых сигарет, алкогольного перегара и потного, давно немытого тела. Дориан не любил рассказывать мне о матери, однако отрывочных воспоминаний о ней было достаточно, чтобы понять – родительница моя вела далеко не праведный образ жизни. Она нигде не работала, перебивалась случайными заработками, а полученные деньги тратила на спиртное и посиделки со своими друзьями – такими же непутевыми асоциальными типами, как и она сама.

Если бы кто-нибудь спросил, с чем у меня ассоциируются первые годы детства, я бы ответила: с грязью и голодом. Грязь окружала меня повсюду – мать отчего-то ленилась убирать комнаты, в которых мы обитали, стирать одежду и даже следить за своей и моей гигиеной. Что до голода, то он казался самым ярким воспоминанием той поры. До моего питания матери было мало дела, поэтому есть мне хотелось всегда. Мой рацион обычно составлял полузасохший хлеб, лапша быстрого приготовления и иногда сушки и небольшие куски вареной колбасы, которой меня время от времени угощали соседи или мамины друзья. Однажды одна добросердечная соседка позвала меня к себе в квартиру и накормила овсяной кашей и маслом и молоком. Эта каша показалась мне тогда самым потрясающим блюдом на свете. С тех пор прошло много лет, однако божественный вкус соседкиной овсянки я помню до сих пор.

– Твоя мама… – Дин запнулся, – она… она была волшебницей?

– Нет, что ты, – я махнула рукой. – Магии у нее не имелось.

– Значит, колдуном был твой отец? Я имею в виду, биологический.

– Скорее всего, – я пожала плечами. – История, к сожалению, об этом умалчивает. Я никогда его не видела, и мне о нем ничего не известно.

Не факт, что мать могла бы рассказать о нем больше, чем я. Не факт, что она вообще знала, от кого родила своего ребенка. Мужчин вокруг нее было много, и они менялись так же часто, как дни недели. Шумные, грубые, орущие друг на друга страшными словами, швыряющие стулья и переворачивающие столы, они внушали мне щемящий ужас. Когда эти люди вламывались в наше жилище, я предпочитала убегать на улицу. Если убежать не получалось, пряталась за шкафом, и сидела тихо, как мышка, чтобы, не дай Бог, не привлечь чье-нибудь внимание.

В такие моменты я всей душой мечтала о папе. Он представлялся мне сильным красивым человеком, непременно умным, спокойным, одетым в красивый элегантный костюм. Мне нравилось думать, что однажды он придет в наш клоповник и заберет меня в большой светлый дом, где на окнах будут тюлевые шторы, а в кухне – сколько угодно вкусной овсяной каши. Я бы изо всех сил старалась ему понравиться: сотню раз в день мыла бы руки, протирала на полках пыль, научилась бы завязывать шнурки на ботинках и стирать свои колготки…

– Матери я была в тягость, – сказала, глядя на девочку с пушистой лисой. – Ее безумно раздражало, что я постоянно прошу еды и путаюсь у нее под ногами. При этом она почему-то ни разу не попыталась отдать меня в приют. Зато время от времени теряла меня на улице. Не знаю, делалось ли это нарочно или по рассеянности, однако я каждый раз умудрялась вернуться обратно. Пока однажды она не оставила меня в центре города. Мне тогда было четыре года. Помнится, я жутко испугалась. Центр меня оглушил, обескуражил. Я привыкла жить на окраине, среди тихих улиц и малоэтажных домов, а тут со всех сторон ревели автомобили, сновали люди, стеной стояли огромные бетонные коробки… Я не знала, куда идти, и безумно боялась обращаться к кому-либо за помощью. Знаешь, Дин, в тот момент я остро почувствовала себя оборвашкой. Вокруг ходили нарядные взрослые, и все они так презрительно на меня смотрели… Я отчего-то понимала: мама не скоро заметит мое отсутствие, а заметив, вряд ли бросится на поиски. Мне ужасно захотелось, чтобы, наконец, нашелся папа. Чтобы пришел и спас меня от этого жуткого шума, головокружительного движения, от этих неприятных взглядов. А потом я его увидела. Он вышел из-за угла и двинулся вперед, прямо на меня. Он выглядел точь-в-точь, как я его себе представляла: высокий, элегантный, чисто выбритый, невероятно красивый.

– Дориан Эммер?

– Да, – мои губы тронула улыбка. – Знаешь, я почему-то решила, что этот мужчина и есть мой отец. Выскочила к нему навстречу, а когда он повернул ко мне голову, поймала его взгляд и выплеснула на него такой поток чувств и эмоций, что он встал, как вкопанный прямо посреди тротуара. Сейчас я понимаю: это был первый выброс моей магической силы. И я окатила ею Дориана с ног до головы.

Глаза Дина стали круглыми, как монеты.

– Амели, – почти с ужасом пробормотал он, – это что же выходит… Ты его приворожила?!

– Именно, – кивнула я. – Я приворожила себе отца. Забавно, да?

– Забавно?! Эммер-то в курсе, как весело ты с ним обошлась?

– О, не сомневайся. Чародей его уровня не мог не заметить столь грубую ворожбу. Знаешь, Дин, он ведь мог развеять мои чары и отправиться дальше своим путем. Но Дориан не ушел и чары снимать с себя не стал. Он присел передо мной на корточки и спросил, кто я такая и где мои родители.

– И что ты ему сказала?

– Поначалу ничего. Я кинулась к нему на грудь, изо всех сил обняла за шею. Повисла на нем, как обезьяна, представляешь? Я ведь была уверена, что это мой отец. Эммер меня не прогнал. Подхватил на руки, отнес на ближайшую скамейку и снова стал спрашивать, как я попала в центр города. Я ему тогда все-все рассказала. Как пошла гулять с мамой, как случайно потерялась, как захотела, чтобы меня нашел папа. И как я счастлива, что он меня действительно отыскал.

– С ума сойти, – парень покачал головой. – И что сделал наш мастер чар?

– О, Дориан развил тогда очень бурную деятельность. Сначала накормил меня сладкими булками, потом отвел в участок правопорядка и долго спорил о чем-то со стражами. Затем вместе с толпой каких-то мужчин и женщин меня повезли к матери. Они ее мигом разыскали. Знаешь, мама очень удивилась, когда увидела меня в окружении всех этих людей. Я же испугалась, что папа, увидев, где я живу, передумает со мной общаться, оставит у родительницы и больше никогда не придет. Он и правда меня оставил – на несколько часов. Тем же вечером вернулся обратно в сопровождении незнакомых строгих людей, и сказал, что намерен забрать меня к себе. А потом спросил, хочу ли я жить с ним в большом светлом доме.

– Ты, конечно, согласилась.

– Разумеется. Я ведь об этом мечтала, Дин. Однако мне было жаль оставлять маму одну, и я поинтересовалась, сможем ли мы с ней видеться. Отец сказал, она вольна навещать меня, когда ей вздумается. Только, знаешь, с того дня мы с ней больше не встречались. За все эти годы мама не пришла ко мне ни разу.

Когда я стала старше, меня заинтересовало, как Эммеру удалось так быстро извлечь меня из семьи. А главное – зачем? Родственниками мы действительно не были и быть не могли. Спрашивается: для чего ему, молодому успешному ученому, понадобился чужой ребенок?

– Я в тебя влюбился, – ответил мне тогда Дориан. – Увидел и понял – это моя дочь. Я сильный маг, Амели. Колдуны моего уровня платят за свои способности бесплодием. И вдруг небеса подарили мне шанс стать отцом. Разве мог я его упустить?

– Ты мог взять ребенка из приюта.

– Да. Но любил бы я его так, как люблю тебя? Чувствовал так, как чувствую тебя? Нет, моя дорогая. Ты появилась на этот свет для того, чтобы стать моей дочерью. Моей наследницей. Моей семьей. Если быть честным, Амели, я не планировал забирать тебя у матери. Думал уговорить ее переехать в мой дом или просто помогать вам деньгами и участвовать в твоем воспитании вместе с ней. Знаешь, у меня даже мелькнула шальная мысль: что, если высшие силы решили наделить меня полноценной семьей, и кроме дочери подарят еще и жену? А потом увидел твою мать и понял, что хорошего все-таки должно быть понемногу. Прости меня, родная. Мог ли я оставить свою кроху в тех жутких трущобах? Вытащить тебя оттуда было несложно – стоило один раз привести в вашу конуру господ из управления опеки и попечительства. Условия, в которых тебя содержали, считаются опасными для жизни и здоровья ребенка. Других твоя мать предоставить не могла, да и не хотела. Тебя следовало отправить в приют, однако я сразу предложил себя в качестве опекуна. Напирал на то, что ты являешься магичкой, и должна находиться под присмотром чародея. Чтобы вопрос разрешился скорее, пришлось подключить связи и подарить кое-кому круглую сумму денег. И, знаешь, я безумно рад, что поступил именно так.

Спустя некоторое время после того разговора, я узнала еще одну деталь, которую приемный отец не посчитал нужным мне сообщить. Помимо чиновников управления опеки, круглую сумму также получила моя мать – в обмен на отказ от родительских прав, но с сохранением возможности приходить ко мне в гости. И да – за прошедшие шестнадцать лет она ни разу этой возможностью не воспользовалась.

– Как же к твоему появлению у Эммера отнеслась его жена?

– Жена? – удивилась я. – Отец никогда не был женат, Дин. У него из родственников-то имелась лишь тетушка Белла – чудесная, потрясающая старушка. Папа перевез ее к себе сразу после того, как оформил надо мной опеку. Он справедливо рассудил, что в доме, где живет маленькая девочка, должна быть дама, которая научила бы ее женским премудростям.

– И что же, Эммер так ни разу не женился?

– Нет, – я качнула головой. – Хотя желающих стать его супругой было немало. С некоторыми из них он меня даже знакомил. Однако до свадьбы у них дело не дошло.

– Почему?

– Откуда мне знать? Я в его личную жизнь не лезу. Знаю только, что целибат он никогда не соблюдал и соблюдать не собирается. При этом говорит, что его жена – это магия. Благодаря ей он обрел дом, достаток и ребенка.

Дин задумчиво почесал подбородок.

– Послушай, Амелия… – парень поднял на меня нерешительный взгляд. – Тебе не приходило в голову, что у благородных намерений господина Дориана есть… м-м… второе дно?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… Ты не думала, что он воспитывал тебя не как дочь, а как будущую супругу? Прививал качества, которые считает нужными и важными, учил магии, кормил, одевал, ухаживал, чтобы, когда ты станешь взрослой, отвести под венец.

– Ачер, скажи честно, ты дурак?

– Я серьезно, Амели.

– Я тоже, Дин. Дориан Эммер – мой отец. Только так и никак иначе. Папа воспитывал меня в строгости и скромности, и себе лишнего никогда не позволял. Ни словом, ни делом. Он заплетал мне косички, объяснял, как правильно держать вилку и рисовать кисточкой, а схемы заклинаний я и вовсе начала изучать, едва обучившись грамоте. Помнишь, я говорила, что у меня есть особая методика изучения материала? Ее секрет в многократном повторении. Когда живешь в одном доме с мастером чар, будешь знать его предмет назубок, вне зависимости от своего желания. При всем при этом отец очень деликатен, Дин. Он ни разу не нарушил мое личное пространство, ни разу не поставил в неловкое положение, а к моим проблемам и неудачам всегда относился с заботой и пониманием. Дориан Эммер – самый лучший отец в мире. И если ты еще раз скажешь про него какую-нибудь гадость, клянусь, я сверну тебе шею.

Дин открыл рот, чтобы ответить, но не успел – в гостиную вошел папа. Вслед за ним влетел поднос, на котором стояли чашки с какао и пышные бисквиты.

– Вот, – провозгласил Дориан, опуская поднос на кофейный столик. – Угощайтесь. Какао в этот раз получилось вполне приличным.

– Господин Эммер, – Ачер сел прямо и уставился на него внимательным взглядом. – Я хочу кое-что вам сказать.