Читать онлайн Нирвана чувств. Рубиновые сумерки

Данная книга является художественным произведением, не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет и не пропагандирует их. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.

Благодарности:

Надежда Чаплинская

Юлия Воробьёва

Дарья Морозова

Лилия Талипова

Ксения Беззапонная

© Virginia, 2024

ISBN 978-5-0064-6128-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящение

Моим родителям.

Глава 1. Сообщение

Атмосфера главы:

Sia – Midnight Decision;

Florence + The Machine – The End Of Love;

Claude Debussy – Chair de Lune;

Metallica – Nothing Else matters.

Полночь на часах, а ты все не развеешь в сердце прах…

Четыре красных нуля с циферблата электронных часов осуждающе смотрели на меня. Пора было бы войти в роговые врата сновидений1, но, видимо, не сегодня…

– Сэми, мы ведь увидимся летом? Помнишь, ты говорил, что должен забрать какие-то документы у бабушки? – я лежала на животе и с детской нетерпеливостью болтала ногами в ожидании положительного ответа. – То есть ты сможешь приехать на летних каникулах?

– Она нам почтой в марте еще выслала, – отстраненно произнес Сэм и резко решил закончить телефонный разговор, – у меня завтра контрольная… Поэтому я собирался лечь спать, – его голос звучал неубедительно, точно он не хотел возвращаться к этой теме.

Я не стала его неволить, а успокоила себя, как и всегда, мыслью, что Сэм устал от усердной учебы в последние месяцы и не хочет тратить драгоценное время на обсуждение поездки, которая может не состояться. Уверена, его родители уже распланировали лето за него.

Намеки на сон испарились, когда на экране мобильного высветилось уведомление о сообщении от Сэма, и я на него по привычке нажала, не подозревая о трагичном содержании.

Сэми ♥ [23:32]: Дорогая Вероника, я давно хотел тебе сказать, что наши отношения зашли в тупик! Любовь на расстоянии – это очень сложно, я так не могу. Еще нашел девушку, в которую влюблен без памяти, и родители решили, что лучше нам остаться в Нью-Йорке! Прости, я не сдержал обещания… Надеюсь, мы сможем иногда списываться, чтобы знать, как идут твои дела?

Кто вообще заканчивает сообщения о разрыве таким странным вопросом?

Я несколько раз перечитала сообщение, хотела найти между строк скрытый смысл. Понять, почему он так поступил со мной. А после дрожащими охладевшими пальцами попыталась что-то напечатать, но каждый раз прибивала мелькающий курсив к левому углу. Эмоции взяли верх. Я отшвырнула телефон в сторону, оставив сообщение без ответа, и выплеснула чувства, уткнувшись лицом в подушку. Так и пролежала в полном оцепенении и непонимании произошедшего с полчаса… Тело колотило, и боль в груди не давала сдвинуться с места. Как дальше жить? Столько совместных планов и мечт, столько всего… Может, это пранк, или Сэм проспорил одногруппнику? Пожалуйста, пусть я проснусь, и это сообщение окажется сном…

Но на мои призывы ни Гипнос, ни сын его Морфей не отзывались. В мыслях, словно виниловая пластинка, вращалось по кругу воспоминание, крепко вросшее в пестрое полотно памяти.

Просторное помещение актового зала освещали огромные прожекторы, будто мы на стадионе, а не в закрытом пространстве школы. Деревянный пол противно скрипел от прорезиненных подошв кроссовок учащихся, ударяя раскатистым эхом по ушам, и слепил яркими бликами на лакированной поверхности. Зеленые пластиковые стулья трибун были полностью заняты, как и восседающие на них подростки – своими «важными» делами. Только парочка заинтересованных в первом рядке наблюдала за происходящим в самом центре зала, межуясь с учителями, изображающими искренний восторг успехами их воспитанников.

Перед нашим квартетом выступал мой близкий друг, Мэттью Морено, пороча имя великого Клода Дебюсси. Нет, Мэтт играл великолепно для своих шестнадцати, но не в том месте и не для тех людей. Он точно сражался нотами, извлекаемыми из-под длинных утонченных пальцев, с гулом зала, стараясь заполучить должное внимание и преодолеть вопиющее отсутствие хорошей акустики. Однако его «бой» слушали исключительно знакомые из дружеского уважения и мы, коллеги музыканты, правда, в половину уха, вспоминая свои партии. Я могла только догадываться о досаде друга, наблюдая за его молочным затылком. Но Мэтт определенно злился, продавливая клавиши чуть сильнее, чем это требовалось для чистого исполнения. Молоточки, полуприкрытые крышкой рояля, послушно отзывались ударами по струнам, бесславно растворяясь «лунным светом»2 в какофонии не умолкающих перешептываний, смешков и постоянных перемещений по скрипящему полу.

Морено, поставив жирную точку резкой «ля», захлопнул клавиатурный клап и на ходу мотнул небрежно головой в коротком поклоне. Мистер Вилсэк, директор школы, тот самый человек, что организовал это показательное надругательство над классической музыкой, вскочил с сиденья и повернулся к трибуне лицом, усердно аплодируя. Подростки нехотя подхватили. К сожалению, мой Сэм Оливер, смеющийся где-то на третьем ряду снизу со своим другом Каллумом, даже не повернул блондинистой головы. Он, полностью поглощенный беседой, бездумно хлопал ладонями друг о друга, направляя руки куда-то в сторону директора. Неужели его совсем не впечатлила талантливая игра Мэттью?

Мы с остальными участниками квартета не стали испытывать судьбу: если французы стерпели бы такое унижение, то немцы с австрийцами – однозначно нет. Часто во время репетиций перед настоящими конкурсами меж изображений нотных станов в моей голове проглядывалась сцена: будто вот-вот, распахивая дверь музыкального класса, самолично ворвутся воскресшие из мертвых Бах, Бетховен, Моцарт, Вагнер и прочие великие. Они в ярости сотрут эту школу с лица земли и Чарлстон вместе с ней, вопя хором: «Играйте свой расхлябанный джаз, а к нам не лезьте!», просто потому, что какая-то четверка подростков среднечкогого владения инструментами набралась наглости сыграть их творения. Дабы не будить давно почивших гениев и не обрушать на себя их гнев, мы склонились к каверу на Metallica.

– Следующим выступит виолончельный квартет учащихся десятого класса с композицией «Nothing Else Matters»! – звонко и четко объявила миссис Кларк, чем, наконец, отвлекла Оливера от хохочущего Каллума.

Я ждала взгляда Сэма, тогда еще не осознавая, что вскоре выбранная песня превратится в гимн, полуночную молитву, своеобразный манифест для моего маленького мира на ближайший год. Находясь под всеобщим очарованием Оливера, любой, даже короткий его взгляд я принимала желанным подарком, как и тот неотрывный в актовом зале. Однако после прочтения сообщения я осознала, что он был уже тогда холодным, чужим, больше походя на легкое замешательство, чем на восхищение, влюбленность или поддержку, что мозг так старательно дорисовывал в момент игры. Может, у Сэма уже давно что-то щелкнуло, но почему-то открыться он осмелился только сейчас…

Смычок осторожно трогал струны, заставляя мою виолончель Ариэтту тихо, проникновенно петь, пытаясь охватить гудящий зал. Остальные участники квартета атаковали с флангов, но мощи четырех инструментов не хватало. Звук нещадно терялся, искажался и затухал. Замечания учителей путались с жужжанием подростков, еще больше сбивая. Кто придумал устраивать концерт классической музыки в таком неподготовленном месте? Ребекка справа от меня сдалась и, схватив свою виолончель, убежала в слезах. Мы с ребятами кинули вслед немое осуждение и продолжили битву. Однако, когда я обернулась к трибунам, меня ранила внезапная пропажа Сэма и Каллума из числа зрителей, намного глубже, чем потеря Ребекки. Почему год назад меня это не смутило? Не смутило то, что Оливеру было плевать на мои увлечения, а тем более на музыку, как один из способов общения со мной? Почему, Вероника?

Я нашла силы доскрести смычком вторую часть композиции, но без прошлого воодушевления. Он не удосужился даже объясниться и сделал вид, что ничего не произошло, встречая меня у выхода с прежней улыбочкой.

Строчки сами вспыхивали в голове, вынуждая забыть о ночном покое. Они звучали неуместно, абсурдно до ненависти к своей близорукости и истерического хохота, переходящего в слезы.

Помню, Мэттью тогда заключил:

– Мы славно метали бисер перед свиньями, кроме Ребекки!

Кажется, Морено глаголил истину, и мой парень оказался в числе этих свиней… Но почему? В какой момент произошел заветный щелчок?

Глава 2. Не плачь, малышка

Проще расстаться с человеком, чем с иллюзией на его счет.

Марта Кетро

Понедельник. Казалось бы, кто любит этого расслабленного лунного интуита, требующего заглянуть внутрь себя, созидать и накапливать энергию, а не активно разбрасываться ей?

Но я считаю, что именно в понедельник задается ритм предстоящей недели, поэтому взваливаю на себя кучу дел!

Этот день у меня всегда был самый насыщенный, буквально расписанный по часам. Нужно заскочить после школы к маме и помочь ей с работой в магазине. Поскольку во вторник история, литература и математика, в которой ни черта непонятно, необходимо успеть подготовить домашнее задание до начала занятий по йоге. Хах, на них я, соблюдая заветы Луны, пытаюсь замедлиться и немножко углубиться в свои мироощущения. После занятий встречаю сестру с работы. Такая небольшая прогулка, чтобы отвлечься, проветриться от роя уравнений и бесконечных задач. В этом мне помогает, как и йога, переключение на проблемы взрослой жизни Виктории. По возвращении домой мы обычно вместе помогаем маме с ужином, а после – дежурный созвон по видеосвязи с Сэмом и долгожданный сон. Но этот понедельник…

Но этот напряженный понедельник не задался с лучезарного воскресенья, руша все намеченные планы. Помимо того, что меня по смске бросил парень, в ожидании которого я провела год, беззаветно веря в совместное счастливое будущее, отменили занятие по йоге, лишив возможности расслабиться и отвлечься от роящихся мыслей. К списку проблем прибавилось отсутствие карманных денег. Вчера из-за них произошла крупная ссора с отцом, а я ведь всерьез на них рассчитывала. Мы с ребятами должны были внести аванс за предстоящее выступление в клубе. Видимо, придется снова занимать у Джаспера, надеясь на то, что он напрочь забыл про прошлый долг.

В таком «приподнятом» настроении я четко решила прогулять школу. Не было сил изображать заинтересованность в изучаемых предметах, мило улыбаться знакомым и заискивающе смотреть в глаза учителям. Я упала распятой произошедшим на кровать и погрузилась в анализ воспоминаний о разрушенных отношениях.

До отъезда в лучшую нью-йоркскую жизнь Сэм учился в моем классе. Мне искренне казалось тогда, что мы прекрасная пара. Первое время я просыпалась и не могла поверить, что мой парень – Сэм Оливер, за сердцем которого охотилась почти вся женская половина старшей школы. Но ничто не вечно под Луной! Его отправили покорять Нью-Йорк, как самого способного ученика из нашего класса. Когда Сэм уезжал, он обещал мне заскочить погостить через месяц, и я, как влюбленная по уши дура, поверила во все эти сказки про невероятную любовь на расстоянии.

Он убеждал меня, что это проверка для наших чувств, свежее дыхание для отношений и прочая лапша. Хах, свежей для меня, как холодный душ, оказалась новая девушка Сэма. Так я и провела целый год, сидя в пластиковой тарелке китайской разводимой лапши. Надеюсь, что у Сэма отличные оценки по литературе. А если нет, то просто его учителя не видели тех простыней, что он мне выдавал в сообщениях. Эх, такой талантище пропадает, они бы знали! Сказочный балабол не приехал ни на одни каникулы, зато активно присылал мне мерч своей новой школы… Зачем, чувак, зачем это было делать? Что сказать? Я влюбленная дура с опущенным забралом, которое надежно защищало от правды целый гребаный год.

Если бы не противный звук, сообщающий, что пора заканчивать с домашкой и собирать вещи на йогу, я бы и дальше спала. Выключив назойливый будильник, открыла заплаканные глаза. Веки словно набили ватой, плотные валики не давали разомкнуть глаза, тяжелели и норовили вновь сомкнуться. Провалявшись еще несколько минут, я с горечью осознала, что вновь оказалась в реальности, где Сэм со мной порвал по смс. Как он мог так поступить, а? Я ведь люблю его. Почему это происходит именно со мной?

Окинув мутным взглядом комнату, я кое-как заставила себя встать с постели. Мне требовался свежий воздух. Сунув ноги в кроссовки, я подошла к окну и открыла его. Легкий весенний ветерок сразу охватил мои лицо и шею. Раньше мне очень нравилось это ощущение прохлады, но сейчас оно навевало только воспоминания последнего вечера с Сэмом, который мы провели на морском берегу.

Юность, влюбленность и алкоголь будоражили и согревали души, соединившиеся раз и навсегда, как тогда казалось. Я танцевала на теплом песке и напевала: «Наша любовь будет вечной, и если мы умрем, то умрем вместе»4, а Сэм расплывался в лучистой улыбке и ласкал любящим взглядом родных голубых глаз. Он в последний раз так смотрел на меня, только на меня. Я, бегающая от него по берегу по колено в воде, отражалась в черных зрачках Сэма. Мамочки, почему он такой прекрасный? В закатном розово-фиолетовом свете Сэм смотрелся будто в известном голливудском фильме про спасателей. Высокий, стройный блондин мчался за мной навстречу пенящимся волнам, чтобы отобрать в очередной раз мое сердце. Его светлые локоны переливались под лучами заходящего солнца, а я просто таяла и гнала подальше все дурные мысли о скорой разлуке…

Как заканчивался жаркий день на Черри Гров Поинт, так и нашей любви выходил срок…

После свидания на пляже, проводив до дома, Сэм подарил мне прощальный поцелуй надежды на продолжение нашей романтической истории. Тот поцелуй всегда ассоциировался с теплотой и взаимными чувствами, но сейчас всплывающие картины вызывали лишь горечь, растягивающуюся по всему телу холодной, вязкой жижей, чувства полного разочарования и осознания своей тотальной наивности.

Не выдержав напора воспоминаний, я с грохотом захлопнула окно. В горле формировался ком, готовый вырваться наружу с ревом раненого животного. Но накрывающей меня истерике помешал оглушительный риф «Smoke on the water»5, исходящий от мобильника.

Я кинулась к тумбочке, подумав, что это Сэм звонит, чтобы объясниться за отправленное ночное сообщение. К сожалению или к счастью, это оказалась моя близкая подруга Эшли.

– Алло, Эш, что случилось? – сохраняя последние остатки спокойствия в голосе, спросила я.

– Во сколько идем? – оживленно и нетерпеливо вопросом на вопрос ответила Эш.

Тут я вспомнила, что, находясь в ночном бреду, написала Эшли, что хочу встретиться днем. Видимо, ночью мне уж очень хотелось с ней поделиться последними событиями. Странно, конечно, что я ей не позвонила в полночь. Хоть одна радостная новость на сегодня – эгоизм меня не поглотил, в отличие от Сэма, мог бы и через месяц прислать письмо «счастья», а не тянуть год.

– Во сколько тебе удобно? – спустя пятнадцатисекундную загрузку выдавила я.

Не дождавшись ответа подруги, я отодвинула телефон от уха и развернула экраном к себе, чтобы проверить уведомления. Кроме тонны сообщений от Джаспера в групповом чате нашей компании была полная тишина. Эх, ну раз родителям я срочно не нужна, а у сестры появился ухажер, который заберет ее с работы, значит, можно со спокойной душой идти с Эшли и бить баклуши.

– Повтори, Эш, уведомления проверяла, – возвращая мобильник к уху, попросила я.

– Зачем спрашивала, если не слушаешь? – вспылила Эшли и сразу же продолжила. – Я буду через час в гриле, подваливай!

– В гриле? – я переспросила, не поняв выбора места встречи. Обычно мы направлялись прямиком в гараж: я – репетировать, а Эшли – изображать преданную фанатку нашей группы, параллельно стреляя глазками в соло-гитариста.

– Да-а-а-а, договорилась с парнями. Помнишь, я рассказывала про Лоя? Так вот, мы с ним переписывались вчера весь вечер, – тараторила Эшли.

– А-а, – протянула я, вспоминая, кто такой Лой, – Да, а кто-то еще будет?

– Вроде, Итан, – задумчиво ответила Эшли, – честно, без понятия, кто он.

Подруга сделала паузу для того, чтобы придумать новую остроту в мой адрес.

– Да и тебе не все равно, ты же жена морехода? – подкалывала Эшли. – Когда уже его пробитую шхуну выбросит где-нибудь на берегах залива Булс? Ради такого дела готова даже предков уломать одолжить тачку, чтобы добраться дотуда. Довезу с ветерком, ты меня знаешь.

После своих же придумок Эшли залилась звонким смехом, настолько громким, что пришлось отодвинуть мобильник чуть дальше. Вот это я понимаю – самодостаточная девушка, сама пошутила – сама посмеялась. Обожаю Эш за ее бесконечные подколы и долбанутую поддержку, но такую особенную.

– Скорее, придется восстанавливать мой пробитый буксир, – с грустью в голосе ответила я.

– Не поняла, какой буксир? – удивилась Эшли, – Сэм зажирел, что ли, от столовской еды в новой крутой школе?

– Нет, Эш, меня бросили, буксир сломался от тяжести парохода предательства и лжи!

– Сэм? Сэм Оливер тебя бросил? – закричала Эшли, – Так и знала, что этот твой Сэм – бабник! Нашел себе какую-нибудь загорелую аризонскую курицу! Да, он…

– Эш, – перебила я подругу в попытке остановить поток хейта, и моя ладонь по инерции мягко хлопнула по лицу, – Какая Аризона? Он в Нью-Йорке!

– О, как душно-то стало, – я представила, как подруга закатила глаза на этих словах, – Лучше объясни нормально, что произошло?

– Эш, давай потом, встречаемся через час в гриле! Отклю-ча-юсь!

Не дожидаясь ответа, я сбросила звонок, потому что, зная любопытство Эш, она просто так не отстанет, а мне уже не хотелось развивать эту тему и бередить душу.

Пробежав глазами по всем эмоциональным сообщениям Джаспера, посвященным выступлениям нашей группы, мемам про Дэйва Грола6, я усмехнулась и побрела перевоплощаться в «страшненькую подружку». О, кого я обманываю? Просто оправдываю отсутствие желания привести себя в порядок ролью человека, поддерживающего штаны Эшли на встрече с Лоем.

Натянув однотонную худи синего цвета и черные джинсы, я направилась в ванную. В отражении зеркала я увидела девушку со слегка опухшим лицом, покрасневшими от слез серо-голубыми глазами и раздраженной кожей вокруг носа из-за бумажных салфеток. Н-да, ну и потрепал же ты меня, Оливер!

Умывшись и нанеся легкий макияж, я решила попытать счастье и найти хоть какую-то готовую еду в холодильнике, так как мой желудок вспомнил, что нам нужно питаться, а не только страдать, и грозным урчанием сообщил мне об этом. Наудачу в холодильнике оказался пакет с пончиками, которые мама приготовила вчера. Дожевывая хоть и холодное, но вкуснейшее тесто, покрытое клубничной глазурью, я остановила свой взгляд на большой коробке в прихожей. Чье это?

Глава 3. Я просто жду друга

Она (любовь) ушла, и теперь никого не осталось кроме моих друзей…

The Kinks «See my friends»7

«Вероника, эту посылку доставили сегодня утром. Предположительно для тебя», – гласила надпись, выведенная ровным маминым почерком на стикере.

На картонном боку красовалась марка со статуей Свободы. Дайте подумать, это опять мерч Оливера? Нет! Нет, пожалуйста! Нет! Иначе я сейчас точно отсюда не выйду, и весь дом затопит моими слезами и соплями.

Схватив бомбер и рюкзак, я буквально выбежала из дома, резко захлопнула дверь и, чуть не выронив связку ключей, нервно провернула один в замочной скважине. Со стороны, наверное, выглядело это так, будто я не дверь входную закрыла, а портал в изнанку, где меня преследовал разъяренный демогоргон, желавший закусить мной на обед. Даже соседка миссис Галагер застыла, глядя на меня с удивленным выражением лица. Я, нервно улыбаясь, помахала старушке рукой в знак приветствия, чем вывела ее из ступора. Она лишь кивнула и продолжила заниматься своими делами.

Иногда я искренне не понимаю, как некоторые причинно-следственные связи образуются в моем мозгу. Произошедшая неловкая ситуация напомнила мне, что Вероника, то есть я, в полной заднице с карманными деньгами. До встречи оставалось полчаса, и можно было успеть заскочить к Джасу, обсудить, как выкрутиться и не подставить моих ребят с выступлением. Я решила воспользоваться остатком времени и прогуляться до места творческой силы – дома Джаспера Коулмана. Дорогу туда готова на спор пройти вслепую, и с вероятностью девяносто девять и девять доберусь без происшествий.

Берлога лучшего друга находится в соседнем, менее густо заселенном квартале; частные дома стоят на большом расстоянии между собой, поэтому наша группа облюбовала гараж Джаса и переоборудовала его в репетиционную комнату. Расположение позволяло выкручивать усилки на полную мощность, а не бренчать себе под нос без медиаторов, боясь причитаний соседей и вызова полиции из-за громкой музыки. Мы с ребятами любим пошуметь. Будущие рок-звезды как-никак, соответствуем!

Симфония звуков в наушниках обычно раскрашивает новыми красками затертые, привычные глазу пейзажи родного города. Представляю себе, словно я героиня крутого клипа. Машины в частных секторах ездят в основном медленно и аккуратно, их неспешное движение создает эффект слоумо. А если включить мелодичную композицию, то ты в режиме замедленного времени не идешь по асфальтированной пешеходной дорожке, ты плывешь по течению спокойной реки, совершенно не касаясь ногами дна.

Она несет тебя, твои мысли по улицам, и в этом музыкальном плаванье ничего от тебя не зависит. Ты лишь наблюдаешь за прохожими и жильцами домов, стоя́щих по разные стороны проезжей части. Дети оживленно разговаривают и мчатся на великах, надеюсь, в светлое будущее. Знакомая старушка миссис Далван занимается садоводством, вооружившись ручной тяпкой и маленькой лопаткой. Определенно, летом у нее, как и всегда, распустятся бесподобные цветы. По соседству от Далван мальчишка по имени Брэд играет со своей собакой в тарелку. Он кидает снаряд животному и машет мне рукой в знак приветствия. Мальчишка излучает беззаботное счастье. Да, я точно люблю то место, где родилась и живу по сей день…

Спустя несколько композиций я остановилась у закрытого гаража. Серые, слегка потертые панели рольставен и песня группы AC/DC, играющая в наушниках, навеяли воспоминания, связанные с началом наших отношений с Сэмом. Ведь у каждого в жизни случались события, где фоном или основной темой выступала музыка; не важно они невероятно счастливые, до скрежета в груди трагичные или совершенно обыкновенные, но застрявшие по неясным причинам в памяти; мелодия и текст, звучавшие в моменте, способны воссоздавать его до мельчайших подробностей и перенести нас во времени, зачастую не спрашивая, хотим мы этого или нет. Вот и меня без спроса откинуло в день, когда Оливер ворвался в мою жизнь как гром среди ясного неба.

Шла стандартная репетиция для выступления в одном из местных клубов в качестве кавер-группы. Уже изрядно устав не один час держать в руках мою тринадцати фунтовую8 малышку бас-гитару, я развалилась на комбоусилителе и бесцельно рассматривала все вокруг. Бетонный пол оплетен черными лианами-проводами, они соединяют все инструменты в одну объемную и ритмичную мелодию. Достижение дня для меня – не споткнуться об эти пятиметровые змеи и не растянуться на бетоне, попутно задев кого-нибудь или что-нибудь. Высокая и стройная брюнетка, наша вокалистка Карли, отлично справлялась с этой миссией, интуитивно переступая препятствия. Она ходила от одной стены гаража к другой, рисуя руками картины в воздухе при жестикуляции, и яро пыталась что-то доказать Джасперу. Тот изображал внимательного слушателя, а когда королева группы поворачивалась к нему спиной, он в шутку тыкал в мою ногу барабанной палочкой и шептал, чтобы я встала с комбика. Мол, он развалится от моего кабаньего веса. А я в ответ незаметно показывала ему средний палец и пыталась дотянуться второй ногой до Джаса и пнуть его. Уилл в этот момент тоже делал вид, что слушает Карли, подкручивая колки и изучая на предмет царапин свою новенькую ямаху. Мэттью у противоположной стены сочинял мелодию, еле касаясь клавиш синтезатора. Спустя несколько неудачных попыток я все-таки дотянулась носком ботинка до джинс Джаспера, но не успела быстро убрать ногу. Друг, воспользовавшись моей нерасторопностью, схватил меня за лодыжку и начал тянуть на себя. В этот момент Мэтт, почувствовав наш нерабочий настрой, созданный эмоциональным монологом Карли, решил привлечь внимание странной мелодией «Собачьего вальса». Каждое нажатие клавиш становилось все агрессивнее, при этом Мэттью внешне сохранял спокойствие, и лицо не выражало никаких эмоций.

– Карли! – громко обратился к вокалистке Мэтт, завершив исполнение яростным глиссандо.

Мы с Джаспером так и замерли в комичной позе: он держал мою ногу одной рукой, а я практически полностью сползла с комбика и сохраняла равновесие, держась ладонями за корпус и упираясь свободной ногой в пол. Спасибо, Мэтт! Если бы не он, то наши игры с другом барабанщиком закончились громким падением комбика, после которого его работоспособность стояла бы под большим вопросом.

– Ты брала паузу для связок, – констатировал Мэттью, бросив осуждающий взгляд на опешившую Карли, – так какого хрена ты тогда не затыкаешься уже десять минут?

Джаспер аккуратно вернул мою лодыжку в нормальное положение, не отводя взгляда от клавишника и вокалистки, и решил вмешаться в их разговор.

Барабанщик встрепенулся, поднялся со стула во все свои шесть футов9.

– Я тебя понял, Карли, – объявил Джас и постучал палочками по тарелкам, перебивая вокалистку на полуслове, которая так хотела ответить Мэттью.

Джаспер, как фронтмен группы, всегда пытается поддерживать дружескую атмосферу и предотвращать ссоры музыкантов.

– Мэтт, бери микрофон в руки, будем играть «Thunderstruck», – скомандовал барабанщик, – раз Карли нужно отдохнуть и помолчать.

– Ну и пошли вы, придурки! – обиженно выплюнула Карли и уселась на стул в углу гаража, скрестив руки на груди.

Обрадовавшийся Мэтт, что выиграл битву, но не войну за микрофон, напялил на кудрявую белокурую голову кепку, почти как у Брайана Джонсона10, и довольно направился в сторону стойки.

– О, класс! – вышел из транса Уилл. – Такое я люблю!

Зажав медиатор зубами и пританцовывая, он набросил на себя ремень от гитары. Мне тоже пришлось встать с насиженного комбика и снарядиться по примеру Уилла. Правда, в отличие от его огромной и сложной партии, моя задача заключалась в том, чтобы теребить одну струну половину композиции.

Джаспер заправил рыжие локоны за уши и сел за установку с вытянутыми и чуть согнутыми в локтях руками в ожидании готовности остальных. Мы с ним заговорщицки обменялись улыбками, потому что знали, какое шоу нас ожидает.

– Готовы? – спросил Уилл, обернувшись на нас.

Джас махнул палочкой, а я головой в знак согласия.

– Погнали! – взвизгнул Мэттью, слегка подпрыгнув в предвкушении номера.

Уилл проверил звук, проведя по струнам пальцами.

– Раз, два, три, четыре, – сосчитал барабанщик, и он, Уилл и я вступили.

Мэттью, слегка ссутулившись, начал носится по гаражу, периодически прыгая и поднимая руки вверх, как будто заводил невидимую толпу. Я и Джаспер завывали на бэках «на-на-на-нааа» и кричали слово «thunder»11. Карли, забыв про уязвленное самолюбие, заулыбалась и принялась стучать ботинком в такт музыке. Мэттью запел, максимально напрягая мышцы гортани, чтобы получился, как говорит моя мама, поросячий визг, а не вокал. Полностью войдя в образ, он сделал выпад в мою сторону и подмигнул мне, а после он повторил то же самое с Карли. Обмениваясь понимающими взглядами с друзьями, я услышала повторяющийся и выбивающийся из созданной нами симфонии стук; он был похож на слабый удар камня по внешней части рольставен гаража. Уилл, войдя в раж и покачивая головой, легендарной утиной походкой направился навстречу Мэттью, который, трясясь, медленно описывал круги всем туловищем и извлекал изо рта звуки ада в микрофон. От такого представления мы с Джаспером, продолжая играть, из последних сил сдерживали рвавшийся наружу смех, и от этого белоснежная кожа лица друга стала багровой. Эпичности картины добавили рольставни, они начала подниматься, словно занавес. Видимо, Карли, сидящая рядом с кнопкой открытия, тоже услышала стук и решила проверить, кто или что его издает, и заодно явить всей округе наших парней, бьющихся в музыкальном припадке.

Занавес неспешно поднимался, а с ним открывался обзор на знакомую фигуру моего одноклассника. Взъерошенный Сэм стоял с камнем в одной руке и смятым букетом пионов в другой. Он улыбался и смотрел не на концерт, а куда-то сквозь стену гаража. Тут парни опомнились и открыли глаза, прикрытые до этого от удовольствия. Уилл, не закончив шаг, застыл с поднятой ногой, а Мэтт от неожиданности крякнул что-то нечленораздельное в микрофон. Сэм не растерялся и проорал пьяным голосом недопетую строчку, ни разу не попав в ноты. Все замерли, кроме Оливера: он выронил камень и двинулся вперед, в сторону меня.

– Я, – Сэм обратился к Уиллу, который так и не опустил ногу на пол, – к Никки. На-надеюсь, не помешал…

После сказанных слов Оливер сделал еще один шаг и, запнувшись о черную лиану моей гитары, упал на бетонный пол. Выйдя, наконец, из оцепенения, Уилл попытался помочь нежданному гостю встать, но тот лишь отмахнулся и справился самостоятельно, правда, попытки так с третьей. Одержав маленькую победу над гравитацией, Оливер молча протянул мне букет. Все, что я смогла из себя выдавить, так это нервную улыбку и слово «спасибо». Сэму и этого было достаточно, он улыбнулся в ответ и побрел восвояси, высоко задирая ноги, чтобы снова не запнуться о провода. Когда гость благополучно покинул нашу репетиционную, я посмотрела на Джаспера. Мой друг все еще провожал взглядом слегка качающегося Сэма. Как только пьяный Оливер скрылся из виду, Джас всем корпусом повернулся в мою сторону.

– Че это сейчас было? – он сохранял удивленное выражение лица и туда-сюда проводил палочкой невидимую линию между мной и улицей.

– Это мой одноклассник, – растерянно сказала я, залившись краской, – его зовут Сэм Оливер.

– Никки, я про цветы, – уточнил Джас, сменив удивление на радость, и включил свой игривый тон, – часто он к тебе так подкатывает?

– Нет, первый раз, – ответила я и все еще не могла осознать, что этим пьяным действом хотел сказать Сэм, – может, он прикололся?

– Вероника, сам Оливер принес тебе пионы, – воскликнула Карли, театрально вознося руки вверх, будто Апполон, или, лучше, Зевс Громовержец завалился к нам на репетицию на призывы грома, – да ты – крутая, подруга!

– Карли права, – согласился Джаспер, – но ты и без подкатов Сэма крутая.

– Ну, дрепнулся он, конечно, ржачно! – растягивая каждое слово, выдал Мэттью.

– Ага, – задумчиво подтвердил Уилл, по выражению лица которого можно было сказать, что его дух отлетел куда-то в небеса, но оказалось, что он вспоминал.

– Кстати, по поводу смеха, – резко опомнившись, гитарист одарил пристальным и немного прищуренным взглядом сначала меня, а потом Джаспера, – если вы, черти, думаете, что я не слышу сзади ваши сдавленные смешки, то вы глубоко ошибаетесь!

Джас не смог долго держаться и начал обхохатываться. Видимо, вспомнил, что тут творилось пару минут назад. Я тоже сдерживалась из последних сил, чтобы не свалиться от смеха.

– Он еще и ржет, – закатил глаза Уилл, – в тебя первого полетит бутылка из зала!

– А потом ты у меня на нее…

– Эй, красивый мальчик, – из воспоминаний меня выдернул крик, который перекрыл играющую музыку в наушниках.

Это Джаспер подметил мой сегодняшний внешний вид и решил так ко мне обратиться. Я вытащила наушники из ушей и сглотнула подступивший ком в горле.

– Ты сейчас взглядом дыру прожжешь в рольставнях, – не унимался Джас, и я поплелась в его сторону.

Ох, Джаспер, мой Джаспер, мой мальчик – солнечный зайчик. Длинные рыжие волосы, сегодня небрежно завязанные в низкий хвост, выбивающимися прядями обрамляют фарфоровую кожу с отметками солнца – веснушками. Иногда так и хочется немедленно затащить его в тень, иначе он обуглится, подобно вампирам из голливудских мистических фильмов. Как и полагается киношным дракулам, он – прекрасен. Даже сейчас, облокотившись всем своим стройным телом о дверной косяк и шарясь по карманам оригинальных брюк в поисках пачки сигарет, мой друг держал осанку и расправлял непроизвольно плечи в черной полностью расстегнутой рубашке. Помимо того, что Джас талантливый барабанщик, так он еще и рукодельник, сам сшил себе штаны из лоскутов бандан и джинс. Они мне нравятся, по ним очень легко найти Джаспера в толпе.

– Ты там че, проверяла свои способности в телекинезе, – докопался друг и протянул мне пачку, предлагая угоститься, – пыталась силой мысли открыть гараж?

– Да, где твои салфетки и перекись? Вдруг бы у меня сейчас вовсю хлестала кровь из носа и ушей от напряжения, – подыграла я Джасу и резко выхватила у него сигареты.

– Мигом, – Джас повернулся к дверному проему лицом и изобразил походку на месте.

– Эх, друг еще называется! – в шутку пожурила Джаса.

Я хотела остановить его, но друг при повороте схватил меня одной рукой за талию и прижал к себе. Не обращая внимания на мои трепыхания и возмущения в образованном кольце из рук Джаса, легким движением он скинул с меня капюшон и принялся поджигать сигарету, бережно зажатую у него в зубах. Порой поражаюсь его координации движений.

– Оди, Оди12,не умирай, – лепетал Джаспер, выдыхая дым мне в затылок.

От такого действия у меня побежали мурашки, но друг не дал насладиться моментом и отстранился от меня, чтоб подкурить мою сигарету. Мы, как самые настоящие фанаты, сериала «Очень странные дела» часто с ним обыгрывали некоторые реплики персонажей. А лет пять назад, посмотрев вместе первый сезон, я и Джаспер настолько вдохновились сериалом, что нашли на кухне пустую банку из-под Колы и часа два или три надеялись сдвинуть ее с места одним лишь сосредоточенным взглядом. Моя сестра Виктория снимала нас на камеру мобильника и дико угорала с нашей тупости. Но это еще что, год назад при традиционном совместном просмотре четвертого сезона мы подняли в доме Джаспера такой шум на эпичной сцене, где Эдди привлекал внимание летающих тварей с помощью игры на электрогитаре песни Metallica «Master of Puppets». Дело было ночью на летних каникулах, но это не остановило нас от того, чтобы запрыгнуть на диван с ногами, взяться за руки и орать наизусть выученные слова, тряся головой в разные стороны. Наши крики и оры разбудили спящих родителей, и Джасперу потом нехило влетело, но зато как было весело и теперь есть, что вспомнить.

– Реально, – от смеха поперхнувшись дымом, я закашлялась, – сейчас прям тут помру, Джас.

Друг постучал меня по спине, как будто это поможет, наивный.

– Красивый мальчик, может, в дом пойдем?

– Замерз? Правильно, нечего тут своим голым белым пузом светить, – съязвила я в отместку за дурацкое прозвище и ткнула Джаспера в живот, – заболеешь к субботнему выступлению, кто тогда будет делать «тыщ», «туц», «бах», «бум», «хуяк»?

– Тебе нравится мое голое белое пузо, – напрягая кубики пресса, заулыбался Джаспер, – с «хуяк» вы и без меня хорошо справляетесь!

Мы почти синхронно затушили сигареты и кинули их в банку, стоя́щую на краю крыльца.

– Кстати, по поводу выступления, – затягивая меня в дом, начал Джаспер, – все накрылось, у управляющего День рождения, но предлагаю по такому поводу потусить в пятницу здесь.

– Кайф! – ляпнула я, чуть не выдав себя. Ведь у меня не было денег, чтобы скинуться вместе с остальными. – Жаль насчет выступления, но кайф по поводу пятницы. Тебе не показалось странным, что они сразу нас не предупредили о намеченном дне рождении, могли бы другую дату, что ли, предложить?..

Не закончив мысль, я растерянно оглянулась по сторонам. Оказалось, что мою отвлекающую от сути речь уже никто не слушал. Пока я снимала с себя бомбер, Джаспер ретировался на кухню и решил перекрикиваться со мной из соседней комнаты.

– Никки, ты есть будешь? Я тут завтрак сварганил, и он еще не превратился в холодную резину.

– Завтрак? – громко переспросила друга и посмотрела на часы, которые показывали без двадцати четыре.

– Ну, да, – подтвердил Джаспер, выходя из кухни с двумя тарелками. – Я так-то с ночной, полчаса назад только проснулся. Ты там что-то говорила, повтори…

Джас после окончания школы устроился работать кассиром в продуктовом магазине. Мой друг-мечтатель все еще верит, что сможет зарабатывать в будущем на жизнь любимым делом – музыкой. Иногда получается, но заработок очень уж не стабилен, зато от должности кассира так и веет стабильностью, ага.

– Про странности с субботой, почему они не предложили другую дату, если знали про мероприятие? – спросила я и рухнула на диван, который выжил. Выжил после наших прыжков год назад, когда мы себе вообразили, что он батут, и скакали на нем под песню «Master of Puppets».

– Никки, честно? Вообще не хочу сейчас об этом задумываться, – простонал Джаспер.

– Иди сюда, трудяга, – я похлопала ладонью по дивану.

Джаспер, не задумываясь, плюхнулся рядом, едва не выронив тарелки из рук, и закинул ноги в вишневых потертых конверсах на журнальный столик. Я забрала у него одну тарелку и принялась активно жевать яичницу, внимая жалобы друга.

– Знаешь, я убежден, что с наступлением темноты на улицу выползают крысы, кошки и уроды. На последних мне особенно везет, потому что они решают показать себя во всей красе именно в мою ночную смену, – Джаспер сделал паузу, чтобы прожевать кусочек сосиски, но желание выговориться оказалось сильнее и он, дожевывая, продолжил, – как-то раз приперся чудик без маски и с пистолетом, давай в меня тыкать им, чтобы я ему деньги из кассы отдал. Ну я такой: «Мужик, ты – без маски! Твое лицо снимает камера уже несколько минут, вон в том углу. Я сейчас нажму красную кнопку под кассой, и через полторы минуты приедут копы, а если ты сейчас решишь выстрелить в меня, то мигом подприсядешь на семь лет минимум. У них твое лицо, приятель! Поэтому можно не бегать по всем штатам, они тебя примут прямо за углом. Не, ну если ты за полторы минуты успеешь домчаться до канадской границы, то, пожалуйста, шмаляй!». Мужик, осознав ситуацию и наложив в штаны, побежал прочь и чуть не снес лбом автоматические двери…

– Ой, да ладно, прям так и сказал ему? – перебила я, почти доев содержимое тарелки, – опять сочиняешь!

– Нет, кстати, про эти злосчастные двери, – закинув очередной кусок сосиски в рот, настаивал Джас, – на прошлой неделе какая-то пьяная женщина в шляпе с большими полями решила прогуляться ночью до магазина. Луна, видимо, ей припекала. Она пыталась зайти в дверь и тут же от нее отбегала, и так несколько раз, пока дверь не прижала ей ногу. «Прижала» – это громко сказано, просто дотронулась, но на камерах выглядит как кадр из «Пункта назначения». «Скорая». Плач. Оры и крики. Минус из зарплаты. А сегодня пацан чуть младше меня, твоего возраста, решил записать тик-ток, как он руками проводит по полкам и сметает все содержимое с них на пол…

– Джас, ты настоящий магнит для фриков! Ник его не спросил? Хотелось бы посмотреть на твое недовольное лицо в интернете, – рассмеялась я.

Джаспер резко поставил тарелку на журнальный столик и накинулся на меня с объятиями борца.

– Как тебе мое недовольное лицо? Достаточно суровое? – гримасничал Джаспер.

– На миллион лайков, Джас, даже на два, – толкаясь, я пыталась освободиться от захвата друга. Джас наконец-то разжал сильные руки и откинулся на спинку дивана.

– Никки, так что с прикидом? – Джаспер оглядел меня с ног до головы, почесав огненно-рыжую голову, – погоди, сегодня же понедельник. До тебя обычно не дозвонишься, не допишешься…

– Что с ним не так? – я не дала договорить Джасперу и изобразила непонимание. – Кстати, если еще раз меня назовешь «красивым мальчиком», то я тебя чем-нибудь долбану, Джас!

Друг задумался и, кажется, догадался, что я пытаюсь утаить. До отъезда Сэма Джаспер относился к нему в целом нормально. Иногда даже хвалил Оливера после рассказов о положительных проявлениях в мою сторону. Однако спустя два месяца отношений на расстоянии, Джаспер начал испытывать к Сэму скрытую неприязнь, а иногда вовсе выдавал себя при обсуждении, непроизвольно вкручивая оскорбления в адрес моего теперь уже бывшего парня.

– А, опять твой нью-йоркский мудак что-то натворил, – высказал предположение Джас. Ответа от меня не последовало, и друг продолжил строить теории. – Раз меня еще не избили до полусмерти за слово «мудак», значит, там совсем все плохо…

Я сохраняла молчание, но солнечный зайчик, не дождавшись ответа, снова сгреб меня в охапку так, что мой нос уткнулся в оголенный участок белоснежной кожи на груди Джаспера.

– Рассказывай! – мягко скомандовал друг, и вся его несерьезность, царившая до этого, вмиг улетучилась.

– Меня бросили по смске, – собравшись с духом, выдавила я.

– Начиналось так комично, а закончилось трагично, – вздохнул Джаспер и прижал к себе еще сильнее.

Я нервно крутила пальцами пуговицу на рубашке Джаса и старалась не разреветься не потому, что боялась показать слезы другу. Нет, меня сдерживала мысль о предстоящей встрече с Эшли и ребятами.

– Сильно плакала? – спросил Джаспер и, утешая, начал аккуратно поглаживать меня по каштановым волосам.

– Нет! – моментально соврала я: очень уж не хотелось заставлять переживать Джаспера.

– Ну ты и врушка, Никки, – усмехнулся с нотками сожаления Джас.

Я ничего не ответила на обвинение друга и постаралась расслабиться в его объятьях, изучая родинки и знакомые татухи на груди Джаспера. Отсутствие зрительного контакта во время разговоров по душам было обычной практикой для нас. Одно время мы садились на моей кровати спинами друг к другу и делились переживаниями. Джаспер называл это «исповедью». И ведь действительно, похоже, ты не смотришь в глаза собеседнику, он как будто находится за решетчатой стенкой и слушает. Тебя не отвлекают его мимика и пристальный взгляд, сбивающие поток мыслей. Единственное отличие от настоящей исповеди заключается в тактильном контакте. Тысячи слов не заменят той поддержки и тепла, что несет одно прикосновение.

– Малыш, потерпи немного, скоро станет легче, – произнеся эти слова, Джас немного отстранился и нежно дотронулся губами до моего лба.

Поцелуй моего солнечного зайчика поселил в душе умиротворение и спокойствие. К сожалению, нирвана не может длиться вечно, но я благодарна небесам за то, что у меня есть Джаспер, способный одним лишь своим дыханием у лба вселить веру в лучшее и отвести любые нависшие невзгоды. Несбыточная мечта – навсегда задержаться в объятиях лучшего друга, в этой колыбели тепла, любви и поддержки – на то и несбыточная, чтобы продолжать жить и идти дальше в горе или в радости…

Глава 4. Эшли, Никки Сикс, Инь и Ян

Я узнал, что все меняется, люди меняются. И это не значит, что надо забыть прошлое или пытаться скрыть его. Это просто значит, что вы идете дальше и воспоминания – сокровище!

Никки Сикс, «Героиновый Дневник. Год из жизни падшей рок звезды»

Невероятно аппетитный запах из знакомой закусочной заполнял всю округу, просачивался сквозь щели закрытых окон соседних домов. Он так и манил прохожих заглянуть и отведать жареной курицы или сочной говядины. Став жертвой сочившегося аромата, я сглотнула образовавшуюся во рту слюну и толкнула тяжелую черную дверь с горящей неоновой вывеской «открыто». Запах резко усилился, и несмотря на поздний завтрак с Джаспером, появился легкий голод. Возможно, он возник из-за стресса или волнения, вызванного предстоящим знакомством с новыми людьми. Почти целый год затворничества и осознанный отказ от тусовок с друзьями в пользу созвонов с Сэмом давали о себе знать. Обеспокоенность забытыми навыками общения с незнакомцами пробудила острое желание съесть любой гамбургер из представленных в красочном меню, которое располагалось над кассой почти напротив двери. От изучения картинок и цен отвлек голос Эшли.

– Эй, Вероника, – я обернулась на звук и увидела подругу, сидящую за столом вполоборота.

Эшли легонько махала мне, перебирая длинными пальцами, то ли привлекая мое внимание, то ли демонстрируя свой маникюр парням, расположившимся напротив нее.

– Привет, ребят, – поздоровалась я, слегка смутившись от внимательного взгляда одного из парней.

Шатен был явно старше нас с Эшли. В его потухших голубых глазах читалось полное равнодушие к происходящему. Однако, когда я подошла вплотную к столу, пухлые губы незнакомца растянулись в улыбке, а пальцы левой руки, усыпанной партаками, потянулись зачесывать словно расческой мешавшие пряди темно-каштановых волос.

– О, ребят! Это Никки, моя лучшая подружка-гитаристка, – эмоционально представила меня Эшли, и, уступая мне место, пыталась эффектно проехаться по поверхности дивана ближе к окну. Но у нее не вышло, при трении кожаные материалы обивки и мини-юбки подруги издали странный звук. Тогда, чтобы переместиться, Эшли принялась забавно подпрыгивать, и ее темно-русые кудри синхронно пружинили вместе с их хозяйкой. От вырывающегося смешка меня уберег второй парень.

– Приятно, – небрежно проронил темнокожий незнакомец, оценивая с головы до ног.

На контрасте с его белой футболкой и персиковой кожей первого он напоминал беззвездную ночь.

Если бы у второго были обесцвеченные волосы, то они вдвоем походили на воплощение Инь и Ян. Я села на место, освободившееся от моей любимой кенгуру Эшли, и поместила между нами рюкзак.

– Ты как? – прошептала подруга, заключая меня в объятья.

– Терпимо, – промычала я и зарылась в мягкие кудряшки Эш, вспоминая напутствие Джаспера.

Спустя несколько секунд мы приняли нормальное сидячее положение.

– Я – Лой, а это Итан, – сказал афроамериканец.

После такого представления всех участников встречи понимание происходящего покинуло меня.

Эшли не первый год сохнет по Уиллу, нашему соло-гитаристу, семья которого иммигрировала в Штаты из Норвегии лет десять назад. До сегодняшнего момента я была убеждена, что типаж моей подруги – это смазливые скандинавы. Возможно, мной была упущена какая-то информация в отрыве от жизни и полном погружении в отношения с Сэмом. Однако я бы больше поверила, что моя Эшли пришла на встречу к Итану, чем к Лою, который мало того, что не в ее вкусе, так и вел себя как типичный торговец крэком, а свою цепь размером с палец он дома забыл, зато ствол нет.

Я не скажу, что все темнокожие такие, многие из моих одноклассников и учителей – афроамериканцы, и они в большинстве своем приятные люди. Да и вообще, как можно дискриминировать людей одной расы с родоначальниками почти всех музыкальных направлений.

– Никки, мы ждали тебя, поэтому пока не заказывали, – любезно оповестила Эшли, хлопала карими глазами-бусинками и добродушно улыбаясь всем участникам встречи.

– Мило, – последовав примеру подруги, я застенчиво приподняла уголки губ.

Итан, долго не раздумывая, подозвал худенького официанта, которому самому не мешало навернуть гамбургер другой.

Каждый озвучил, что желал из еды и напитков, а тот быстро записал, послушно кивая. Под конец тоненьким голоском повторил заказ и удалился в сторону кухни.

Провожая жалостливым взглядом официанта, я периферийным зрением поймала на себе взгляд Итана.

– Ты на басу играешь? – спросил он и испытующе посмотрел на меня.

Отчего я засмущалась и отвела взгляд, но успела заметить, что ошиблась: в глазах Итана стояло не равнодушие, как показалось вначале, а скорее пока необъяснимая мне тоска.

– Да, а почему ты так решил? – заинтересовалась я и мазнула взглядом по лицу нового знакомого, едва «не порезавшись» о его ярко выраженные скулы. Думаю, с такими и нож не нужен.

– Никки, типа Никки Сикс, – подтянулся Итан, расправляя широкие плечи и разглаживая голову орла, изображенного на черной футболке парня. – Басист группы Mötley Crüe, слышала о таком?

Хах, не то что слышала, меня еще до рождения окрестили его образом.

Фрэнк Карлтон Феррано, он же фронтмен, басист и автор песен группы Mötley Crüe более известный под псевдонимом Никки Сикс. Мой отец в молодости был большим фанатом его творчества. Он даже проехал автостопом целый материк от одного океана до другого, чтобы попасть на концерт королей глэм-метал в Лос-Анджелесе. Правда, папа немного разочаровался в шоу, зато повстречал мою маму где-то около библиотеки КУЛА (Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе). Она вышла из здания, чтобы отдохнуть от зубрежки анатомии, и попалась в цепкие лапы моего отца. По воспоминаниям мамы папа был наносно-загадочным и небрежным в свои двадцать. Через два года отец перевез возлюбленную из солнечной Калифорнии в менее теплую, но ярко-зеленую Южную Каролину. Родители вскоре поженились, и родилась моя сестра Виктория. Следом через семь лет появилась на свет я, не оправдав ожидания отца. Он мечтал о сыне и хотел наречь его Ником, но папа не сдался и настаивал на какой-нибудь Николь. Разгорелся скандал по поводу моего имени. Мама всячески сопротивлялась идее хоть и косвенно назвать дочку в честь бас-гитарист с сомнительной репутацией в молодости.

Если в трех словах о биографии Никки Сикса. Музыкант воспитывался в основном бабушкой и дедушкой, поскольку отец в раннем детстве покинул семью, а мать пропадала на гастролях. В четырнадцать лет его исключили из школы за продажу травки, и, поссорившись с матерью, Сикс ушел из дома. В семнадцать лет скитающийся бездомный подросток перебрался в Лос-Анджелес, где погрузился в творчество и развязную пучину рок-музыки. Сикс пристрастился к наркотикам, особенно к героину. Басист к двадцати девяти годам пережил штук шесть передозировок, одна из них привела к клинической смерти. Конечно, странный образ жизни в молодости не умаляет его творческих заслуг. Недавно музыкант отпраздновал двадцать лет трезвости, но воспоминания о прочтении его «Героинового дневника» до сих пор вызывают у меня отвращение и ужас. Взять, например, историю, где обдолбанный голый Сикс с дробовиком наперевес бегает по собственному участку и стреляет в воображаемых пришельцев, распугивая соседей. Кому-то покажется комичным, а по моему мнению, это прискорбно.

Спустя недели оживленных споров, родители все-таки сошлись на Веронике. Но упрямая натура и внутреннее несогласие моего отца проявились, когда мне стукнуло двенадцать.

В моей гостиной мы с Джаспером и Эшли оживленно обсуждали наш прошедший отчетный концерт и то, как я ошиблась в середине сонаты Шнитке. Тут с кухни донесся голос отца. Папа громко призывал кого-то по имени «Никки», но в доме, кроме меня и ребят, никого не было. Мы прервали беседу и поплелись с друзьями на крики.

– Пап, кого ты зовешь? – удивленно спросила я.

Стоя около микроволновой печи, отец недовольно смотрел на нас троих.

– Тебя, Никки! Ваш долбанный попкорн порвал пакет и заполонил всю микроволновку! – возмущался папа.

Всю операцию по извлечению попкорна из печки Джаспер шептал имя «Никки», пытаясь вспомнить, где он его слышал. Раздраженная Эшли, поправив съехавшие очки (тогда она еще не пользовалась контактными линзами), тихо попросила друга заткнуться. Джаспер, находясь в раздумьях, конечно же, проигнорировал Эш.

– Точняк, Никки Сикс, он же из Mötley Crüe, – громко и радостно изрек Джас, подняв указательный палец вверх.

Эшли от неожиданности чуть не обронила миску с извлеченным попкорном, и, крепко сжав ободки посудины, толкнула Джаспера локтем.

– Ой! – опомнился друг и быстро вернулся к процессу.

Отец, который все это время бдительно наблюдал за опустошением микроволновки, улыбнулся и похвалил друга за догадку.

– Джаспер, а ты разбираешь, крутой!

Джас довольно посмотрел сначала на отца, а потом на меня.

– У-у, а-а, за-ве-ди мое сер-дце, надеюсь, оно никогда не остановится-я14, – пропел друг и сразу выдал: – Прикол, теперь буду тебя так звать!

– Согласна! Никки – звучит стильно, – кивнула мне Эшли.

Звучало очень стильно, пока я не узнала от Виктории, в честь кого мне дали кличку. Все мои возмущения игнорировались и забавляли Эшли и Джаспера. Отец и друзья сделали меня заложником бесконечных ассоциаций с известным басистом. Со временем я смирилась и стала отзываться на «Никки», но преподаватели и мама продолжают обращаться ко мне Вероника. Как тогда, так и сейчас с Никки Сиксом меня объединяют лишь три вещи: псевдоним, бас-гитара и близкий друг барабанщик…

– Догадливый, это мое темное альтер эго, – усмехнулась я и, потупив взгляд, начала медленно стягивать с себя бомбер, чтобы хотя бы на время избежать зрительного контакта с Итаном.

– Да, Никки у нас талантливая, – вставила Эшли, оторвавшись от Лоя. Он в развязной манере заверял в невероятном успехе его будущего «качевого трека», и что Трэвис Скотт по сравнению с ним младенец.

– А разве басисты не самые бесполезные люди? – развалившись на диване, Лой с нотками презрения вмешался с вопросом в форме утверждения.

– Братан, у тебя вроде отец разбираться должен, – начал отвечать Итан, как будто вопрос задали не мне, а ему. – На взаимодействии барабанов и баса выстраивается ритм-секция.

Защитник басистов для наглядности сцепил два своих указательных пальца.

– Связка, понимаешь?

Судя по комментариям Итана, можно было сделать вывод, что он разбирается в устройстве слаженной работы разных инструментов. Да и его внешний вид походил на образ рок-звезды.

– Да? – без особого интереса решил уточнить Лой.

Эшли на это сдержанно рассмеялась, прикрывая рот своим кулачком.

– Сейчас где-то в Калифорнии проронил скупую мужскую слезу Блоха15, – вставила я.

От очередной неуместной реплики Лоя нас избавил доходяга-официант. Он принес бургеры и газировку. Каждый, получив свое блюдо, начал поедать вкуснейшую еду. Правда, мой аппетит немного угас, потому что я нервничала из-за Итана. Он продолжал пытливо приглядывать за моими действиями. Может Итан и на Эшли также поглядывает? Стиль общения такой, и надо просто расслабиться? Как назло, я не могла откусить спокойно бургер. Он стремительно разваливался, все содержимое, кроме котлеты, приземлялось на тарелку, и меня это жутко раздражало. Непроизвольно ссутулившись, я пыталась сократить расстояние между ртом и тарелкой. Однако все старания сильно не испачкаться и сохранить невозмутимость, конечно же, обернулись фиаско. Да и в попытках вернуть половинке бургера прежнюю целостность я совершенно забыла о вкусе еды. Свидетель моей неуклюжести Итан с нескрываемой улыбкой наблюдал за процессом настолько внимательно, что не заметил, как у самого вывалился ломтик помидора. Голубые глаза перестали выражать прежнюю печаль и игриво заблестели. Полагаю, он отдавал себе отчет, что смущал меня.

– Эш. Подай. Салфетку, – делая паузу после каждого слова, чтобы прожевать пищу, попросила я.

Эшли свободной рукой подала мне салфетку с края стола. Оторвавшись от тарелки и повернув голову в сторону подруги, я наконец-то смогла рассмотреть ее прикид. Сегодня Эшли надела футболку с AC/DC. Она «однозначно» готовилась к встрече с парнем, который, исходя из беседы, понятия не имел, кто эти пять изображенных человек, а если и имел, то весьма посредственное. Зато я «оценила», и меня на секунду перекинуло на час назад в прошлое к рольставням гаража Джаспера.

– А ты давно играешь, Никки? – задал очередной вопрос Итан, доедая бургер.

– Года три, – сказала я, прикрывая расправленной салфеткой рот, испачканный соусом.

– М-м, – покачал головой Итан, потягивая через трубочку газировку, – неплохо.

– А ты играешь? – спросила я и перевела взгляд на Лоя.

Тот с прищуром кота следил за кокетливыми движениями Эшли и ее оживленным рассказом про музыкальную индустрию, но складывалось впечатление, что он не вслушивается.

– Да, – Итан втягивал жидкость и рассматривал зажатую во рту трубочку, чудно́ сведя глаза к носу, – соло-гитарист в Venture.

Я изобразила на лице легкое восхищение, больше похожее на удивление. Джаспер мне рассказывал про них, да и их часто ставили с нами в одной программе. Неужели у меня настолько тоннельное зрение, что я не замечала Итана, сидящего в соседней гримерке от нас? Серьезно? Мне стало очень стыдно. Все афтепати обходились без моего участия. Обычно после выступлений я быстро собиралась, и Мэттью подбрасывал меня до дома на машине. Иногда Эшли составляла нам компанию, если не собиралась принимать участие в тусовке.

– А, ну да, – тут я зависла, осознав, что последним своим вопросом выдала себя.

Итан не обратил на это никакого внимания.

Достав черную зажигалку из кармана джинс, поместил локти на стол и принялся вращать ее, зажав между большим и указательным пальцами, словно спинер. Такое положение позволило поближе рассмотреть татуировки Итана. Рукав футболки прикрывал левый напряженный бицепс и на нем череп в роуче. На сгибе изогнулось неведомое черное чудовище. Предплечье украшал ансамбль из силуэта женщины топлес, слова «грешник», очередного черепа, креста из стрел, огромного глаза и, по-видимому, года рождения. Если мои догадки верны, то Итану двадцать два года.

– Вспомнил, где я тебя видел, – Итан отвлек меня от рисунков на его левой руке. Предполагаю, что было заметно, как я пялюсь на татуировки, а он разве не этого добивался? – В группе у рыжего Коулмана!

Я потянулась левой рукой за своим стаканом газировки и, одновременно смотря на Итана, хотела подтвердить его слова.

– Да, он – мой лучший… – не успев закончить фразу, вместо того, чтобы взять стакан, я толкнула его.

Крышка вместе с трубочкой от напора жидкости резко отлетели в сторону, и оранжевая газировка хлынула со стола на джинсы Лоя и край белоснежной футболки. Итан успел ловко отскочить так, что ни одна капля апельсинового цвета не попала на одежду. Он залился смехом на всю закусочную, наблюдая, как мы с Эшли замерли с открытыми ртами. Люди с соседних столов стали оборачиваться на нас, чтобы посмотреть. Отмерев первой, я вскочила с места и потянулась за салфетками. Эшли прижалась к спинке дивана, освобождая для меня пространство.

– Вот же дерьмо! А можно было как-то аккуратнее? – возмущался Лой, оценивая масштабы потопа.

Все больше краснея от стыда, я раскидывала куски бумажной ткани, они за считаные секунды меняли цвет с белого на оранжевый. Эшли встала, демонстрируя стройные ноги в тонких черных колготках. Одной рукой она приподняла тарелку, чтобы мне удобнее было вытирать, а второй подала Лою салфетку. Он с громким цоканьем выхватил ее, не поднимая глаз.

– Это карма, бро, почти мгновенная! – задыхаясь от смеха, воскликнул Итан.

После он подозвал официанта, и наш доходяга прибежал с тряпками и ведром. Взяв одну, Итан принялся вытирать поверхность дивана рядом с Лоем.

– Извини, Лой, – виновато выдавила я, продолжая вытирать оранжевые пятна, – случайно вышло…

Лой отмахнулся, оттягивая прилипшую ткань футболки, ведь случайность походила на возмездие за неуместный наезд на басистов. Честно, где-то в глубине души я злорадствовала, но намеренно облить едва знакомого человека вряд ли бы решилась.

– Лой, обычное дело, – пихнул Итан друга, – хотя я бы на твоем месте убедился, не пострадало ли там что…

Его взгляд опустился, указывая на мокрое пятно между ног Лоя.

– Фанта – отличное средство от накипи, – саркастически улыбнулся Итан.

Лой в бешенстве вскочил, и, оттолкнув друга, преградившего ему выход из-за стола, яростно засеменил в сторону уборной.

Все дружно взорвались от смеха, даже на лице официанта появилась улыбка. Мы втроем решили подняться со своих мест, чтобы он смог убрать следы с пола.

– У кого-то люто пригорело, – указывая большим пальцем себе за спину в сторону уборной, заключил Итан и занял вертикальное положение.

Теперь он смотрел на нас с Эшли сверху вниз. Какой же он высокий, мамочки!

– Никки! Ну ты, конечно, навела шуму! – воскликнула Эшли, похлопывая меня по плечу.

.

– Ага, найти и уничтожить16…

Глава 5. Где ты, мистер Президент?

Люди обретают то, чего желают – и теряют к этому интерес.

Hole «Violet»17

Оставив Эшли дожидаться пострадавшего Лоя (она сама вызвалась), мы с Итаном решили выйти покурить. Честно говоря, я не обрадовалась такой компании, потому что понятия не имела, о чем вести с ним беседу.

– А ты опасная, – поднося зажигалку к сигарете, зажатой во рту, усмехнулся Итан, – мстишь незамедлительно…

Он медленно выпускал дым, почти не размыкая губ, и ждал реакции на моем лице. Встретившись с нарушителем спокойствия глазами, я выдавила виноватую улыбку и развела руки чуть в стороны. В этот раз я решила задержать взгляд: видимо, немного освоилась. В голубых глазах Итана стали заметны серые оттенки, и кожа лица слегка порозовела от уличной прохлады. Темно-каштановые волосы до плеч покачивал разыгравшийся морской ветер, а одна прядь спáла ему на переносицу. Она так и просилась, чтобы ее заправили. Да, наверное, у Venture поклонниц хоть отбавляй с таким-то соло-гитаристом. У Уилла, оказывается, существует конкурент. Осознав, что слишком долго любуюсь лицом Итана, я резко повернулась к нему спиной и наклонилась к пепельнице, чтобы стряхнуть сигарету. Вернувшись в прежнее положение, решила больше не играть в гляделки. А то вдруг он решит, что я, как маленькая наивная девочка, обомлела от его, не буду врать, привлекательной внешности. Нет уж!

– Я, правда, не специально, – начала оправдываться я и виновато опустила глаза в пол, – но благодаря твоим пояснениям и моей газировке, надеюсь, Лой больше не будет так принижать басистов!

С затянувшегося холодным серым полотном неба мой взгляд упал на Эшли, сидящую нога на ногу на диванчике за стеклом закусочной. Подруга что-то быстро печатала в телефоне. Блин, вот бы Эш сейчас посмотрела на меня и подала знак…

– Ты его не знаешь, – задумчиво произнес Итан и сразу же перевел тему разговора, – слушай, Никки, а вас тоже вышвырнули с субботы?

Меня заинтриговала фраза Итана про Лоя; а друг ли он ему вообще, вдруг они и не друзья вовсе?

– Да, Джас сегодня сообщил.

– Дерьмово, – игривый настрой Итана резко сменился озабоченно-серьезным.

Он свел брови и потер свободной рукой переносицу, прикрывая глаза. Мышцы челюсти напряглись, еще больше выделяя острые скулы Итана.

– Почему вечно этот ублюдок, управляющий «Ringoo», предупреждает за неделю? Не преткнешься никуда за такой короткий срок…

Отчасти я понимала негодование Итана, потому что для многих это основной заработок. Отмена выступления означает лишение денег, на которые рассчитывают музыканты. Прям как я на обещанные карманные за хорошую учебу. Но у меня, как у Эшли и Мэттью, за спиной пока еще стоят родители, и мы находимся на их иждивении. Поддержать разговор мне не удалось, поскольку своим звонком мама решила напомнить о существовании семьи и установленных обязанностях.

– Итан, извини, – бросила я и нажала на зеленую трубку, отключая оглушающий риф Deep Purple. Я отошла на небольшое расстояние от напряженной рок-звезды.

– Алло, Вероника? – тревожно начала мама. – Где тебя носит?

– Йогу отменили, решили сходить в закусочную с Эшли, – отвечала я маме, стараясь как можно тише говорить, чтобы Итан не услышал мой разговор. – Что-то случилось?

– Да, случилось, – раздражалась мама, – звонила миссис Кларк, спрашивала, почему тебя не было сегодня в школе!

– Я…я все потом объясню… – растерялась я и развернулась к Итану. Он уже не так напряженно, но сосредоточенно исследовал однотонное небо.

– Никаких потом! Ты сейчас же идешь домой! – возмущалась в трубку мама.

– Да, мам, хорошо!

Я недовольно вздохнула, понимая, что дома ждет неприятный разговор. Но, с другой стороны, это избавляет от дальнейшей неловкости в компании с Лоем и от пристального взгляда Итана, к которому уже начала привыкать. Он, кстати, молча пообщавшись с небесами, снова с непонимающей улыбкой наблюдал, как я нервно кусаю губы и расхаживаю взад-вперед, слушая мамины упреки и забыв про почти догоревшую сигарету в левой руке. Ее ведь не устроил мой ответ, потому что «сейчас» – это не просто вот-вот, а прям сию секунду.

– Мам, уже иду, – ответила я и положила трубку, дослушав монолог мамы, полный неодобрений поведением своей младшей дочери. Итана же позабавило мое недовольное лицо. Но в его улыбке не чувствовалось издевки. Это больше походило на реакцию взрослого человека, наблюдающего за тщетными попытками маленького ребенка попасть в баскетбольное кольцо. Так же улыбался отец, когда у меня не получалось, и я, насупившись, брела за мячом. Честно, до сих пор через раз попадаю.

– Ты же в курсе, что с твоим рингтоном можно оказаться за дверью музыкального магазина? – поинтересовался Итан.

– Аха, – сдержанно рассмеялась я и развела руки, – да, в курсе, но чисто технически риф играла не я!

Итан усмехнулся на мои оправдания.

– К сожалению, мне придется вас троих покинуть…

– Родители требуют?

– Ага, – вздохнула я.

– Тебя подбросить? – спросил Итан, не переставая уверенно улыбаться, и небрежно указал на черный мотоцикл, припаркованный рядом с закусочной.

– Нет, спасибо, мне тут недалеко, – отказала я. Еще мне не хватало лишних вопросов от родителей. Для них я была только с Эшли. Да и вообще, мы знакомы полтора часа. Быстро разблокировав телефон, написала Эшли сообщение об уходе.

– Ну, как знаешь, – затушив сигарету, произнес Итан и подмигнул мне.

Я постучала в окно Эшли и показала ей на свой телефон, чтобы она прочитала.

Эш ♥ [17:54]: А что случилось?

Я [17:55]: Мама в бешенстве из-за пропуска…

– Приятно было познакомиться, – обратилась я к Итану и неуверенно улыбнулась.

– Еще увидимся, Никки, – он сделал акцент на моей кличке, одарив меня оценивающим взглядом, и направился в сторону мотоцикла.

Видимо, Итан не хотел быть третьим лишним и решил удалиться.

Перейдя дорогу, я повторно залезла в телефон, чтобы проверить уведомления. Так, одно вложение от Джаспера, десять сообщений от мамы (догадывалась об их содержании) и пятнадцать незамеченных от Мэттью. Друг начал разыскивать меня с самого утра.

Мэтт [9:00]: Ты где?

Мэтт [9:40]: Игнор :(

Мэтт [10:15 – 12:00]: Никки, у тебя все ок? 5x

Мэтт [12:30]: Я сказал, что ты заболела, но у миссис Кларк прокатывает только смерть, сама знаешь. Она собралась звонить родителям (

Мэтт [12:31]: Ты ведь заболела?

Мэтт [14:00]: Эшли тоже меня игнорит. Че, вашу мать, у вас там происходит?

Мэтт [17:00]: Если ты мне сейчас не ответишь, то я закосплею Курта Кобейна, возьму ружье, позвоню 911, и скажу, что ты и задача по математике доводите меня до самоубийства…

Мэтт [17:01]: *фотка обреченного лица Мэттью с электронкой в зубах*

Расписание предметов в этом триместре у нас почти полностью совпадает с Мэттью, в их число входят наши «любимые» математика и естественная наука. Ни в одном, ни в другом мы не блистаем, но очень стараемся. За последний тест миссис Кларк нам поставила по «B». Мэттью после урока выбежал в коридор, размахивая листком, и выкрикнул на всю школу: «Да, детка, я трахнул эту математику!». После друга вызвали в кабинет директора, провести разъяснительную работу о запрете на использование бранных слов в стенах храма науки, но это совершенно не омрачило безудержную радость Мэтта. Он выскочил из кабинета и, не обратив никакого внимания на наши с Эшли обеспокоенные лица, крепко зажал нас в объятьях.

– Девчонки, мы обязаны это отметить! – заявил он, задрав голову к потолку, и расплылся в своем удовлетворении. – С меня пивас!

Мы с Эшли переглянулись и синхронно залились смехом от эмоций друга. После одобрительно кивнули и дружной компанией направились за пивом к Джасперу в магазин.

Мэтт [17:25]: Все достало, прошлый тест я же как-то написал, и этот напишу…

Если опираться на выкрикнутую фразу Мэттью, то сегодня они с математикой решили поменяться местами.

Я [18:00]: Мэтт, завтра в школе расскажу, а ты вытащи эту химическую соску изо рта (купи себе уже нормальные сигареты)

Я [18:01]: Соберись, бро. Тебе напомнить, чем мы занимались все прошлые выходные?

В позапрошлые субботу и воскресенье мы сидели у Мэтта и решали задачи, чтобы хоть как-то разобраться. Эту неделю, поверив в себя после последнего теста, решили отдохнуть, и, видимо, рано поддались волне внезапного успеха…

Небесная пелена уплотнилась и приняла более темный графитовый оттенок. Соседские домишки из-за освещения потеряли былую яркость, а некоторые вовсе скрылись в листве деревьев, казавшейся днем насыщенно-изумрудной. Сейчас же кроны цвета, близкого к болотному, дрожа на ветру, таинственно шелестели. Кто-то в борьбе с приближающимися сумерками зажигал фонари на крыльце и светильники в комнатах. Моя семья оказалась в их числе, и я, завидев свой дом в десятке футов, нехотя брела по улице, словно на свечение маяка. Понимая, что меня ждет на том маяке: коробка Сэма и неприятный разговор с родителями, я всячески пыталась замедлить шаг, вглядываясь в пейзаж и прокручивая сегодняшний день.

Джаспер посоветовал окончательно избавиться от Оливера радикальным методом – очистить телефон от совместных фотографий и заблокировать его во всех социальных сетях. Друг утверждал, что в таком случае у меня не будет соблазна прочитать или ответить на новое сообщение, тем самым снова себя распалить, цепляясь за прошлое и надеясь на иллюзорное будущее. Еще Джаспер чуть ли не в приказном тоне настаивал на моем присутствии на пятничной вечеринке у него дома, якобы я живу в сувенирном стеклянном шаре со статуей свободы, который, наконец, треснул, и предстоящая тусовка – повод доломать его. В последнем Джас был прав, и сегодняшнее знакомство с соло-гитаристом Venture вскрыло мою полную отрешенность от окружающего мира. Мне до сих пор немного стыдно за то, что я не обращала никакого внимания на людей, делящих со мной сцену и закулисье.

А вот с первым я не могла полностью согласиться. Отношения с Сэмом – это полтора года моей жизни, полтора года воспоминаний, полтора года эмоций, которые просто надо взять и вырвать, как лист из тетради. А может, эти полтора года и есть вся моя тетрадь, что тогда?

Мое сердце сжалось от того, насколько милыми и романтичными сохранились в сознании все воспоминания с Оливером. Все глубже погружаясь в себя, я сбивчиво дышала, почти задыхалась, с каждым выдохом стараясь освободиться от возникшей боли в груди. Она разносилась холодной неприятной волной и накрывала с головы до ног. Я схватилась за толстовку в центре воронки, образовавшейся между ребрами, и яростно сжала ткань. Глаза наполнились влагой, и пешеходная дорожка впереди начала расплываться. Гром! С криком извергая скопившийся комок боли, я заплакала. Соленые теплые струи, словно молнии, рисуя зигзаги, выжигали и резали без того горящую кожу щек.

– Ненавижу тебя, ублюдок! – вопила я, не обращая внимания на то, что нахожусь в частном секторе.

– Сэм! Слышишь, ненавижу тебя!

От избытка чувств и бессилия ноги подкосились в коленях, я упала на асфальт.

– Забери эти молнии с собой, громовержец Сэм, потому что без тебя они потеряли смысл, – перейдя на шепот, твердила себе под нос. – Как возможно все это удалить? Как?

Мой громкий крик привлек Викторию: она, видимо, выбежала из дома и теперь быстро приближалась ко мне.

– Никки, что с тобой? – опускаясь на корточки и кладя руки мне на плечи, обеспокоилась сестра.

В ответ я лишь всхлипывала, небрежно вытирая мокрые щеки рукавом.

– Боже, вставай, пойдем, – Виктория помогла мне подняться, и мы в тишине, которую иногда нарушали мои шмыганья носом, направились к нашему дому.

Уже на крыльце я решила поинтересоваться неожиданным появлением Виктории.

– Мой рык из дома было слышно?

– Какой рык? – непонимающе спросила сестра. – Я как раз возвращалась домой, а ты тут сидишь, ревешь на дороге…

Отец, приветствуя нас, открыл входную дверь и растерянно взглянул на меня.

– Кто-то кричал минут десять назад на улице, ничего подозрительного не заметили? – настороженно спросил он, не сводя с меня глаз.

– Нет, – соврала Виктория.

Я продолжала молча раздеваться, потупив взгляд. Это было ошибкой. Злосчастная коробка из Нью-Йорка попала в поле моего зрения. Почему ее не потеряли где-нибудь в почтовом отделении или по пути?

– Девочки, идите ужинать! – крикнула мама из кухни.

– Никки, тебе нужно умыться, – шепнула мне Виктория.

Я незамедлительно проследовала в ванную. В этот раз в отражении зеркала меня встретила девушка с волнистыми торчащими в разные стороны темно-каштановыми прядями волос и черными неровными кругами от туши вокруг глаз, уставших за день и переживших несколько атак соленой воды. Умывая заплаканное лицо, я старалась смоделировать предстоящий разговор и придумать для родителей оправдание, чтобы не особо вдаваться в подробности наших отношений с Сэмом.

Не очень хочется сейчас это обсуждать, тем более при отце, которому обычно нет дела до наших с Викторией любовных терзаний.

Эх! Собравшись с мыслями, я осторожно прошла в кухню. Мама повернула голову в мою сторону. Ее губы, растянутые в радушной улыбке, обращенной Виктории, напряженно сжались, и на лбу появилась складка.

– Вероника, почему мне звонили из школы? – холодным тоном спросила мама.

– Я плохо себя чувствовала, мы с Сэмом…

Голос дрожал то ли от строгого взгляда мамы, то ли снова от осознания факта разрыва.

– Опять этот твой бывший одноклассник Оливер? Вероника, это не повод прогуливать, – ни на секунду не смягчаясь, продолжала мама. – Что на этот раз?

– Да, мам, все. Мы… Мы расстались, – выдавила я. Сестра, до этого аккуратно поедавшая салат, замерла с вилкой в руке и подняла на меня удивленные глаза.

Взгляд мамы смягчился, но остальные черты лица сохранили прежнюю серьезность. Отец молча попивал содержимое кружки.

– Это все равно не причина для пропусков. Напоминаю, в следующем году тебе сдавать экзамены, и, насколько я знаю, в одном из них есть дополнительные задания по математике, не так ли? – как-то отстраненно произнесла мама, смотря сквозь меня.

Меня начало жутко раздражать равнодушие к трагичному событию, неужели она не замечала, как я привязана к Сэму. Почему мои душевные переживания совершенно не интересуют ее?

– Мам, ты серьезно?! – стараясь не переходить на крик, возмущенно спросила я.

Не обращая внимания на мое еле сдерживаемое бешенство, мама продолжила читать нотации.

– Миссис Кларк недовольна твоими успехами, – скопившийся гнев заполнил мое сознание, и я яростно сжала висевшие по швам руки в кулаки с такой силой, что почувствовала, как ногти впились в ладони.

– Пора уже задумываться о своих проблемах в…

Безразличие мамы окончательно вывело меня из себя. Неконтролируемая злоба заполнила глаза слезами отчаяния и непонимания. Появилось непреодолимое желание покинуть кухню и выстроить барьер в виде двери в свою комнату. Поддавшись внутреннему бунту, на половине маминой фразы я резко развернулась и быстро зашагала к лестнице, ведущей на второй этаж. Из-за громкого бешеного топота по ступенькам до меня долетали лишь обрывки выпущенных в спину реплик папы и мамы, однако их общий смысл улавливался. Они требовали немедленного возвращения и волновались за остывший ужин. Браво, вы переживаете за температуру еды, а не за торнадо внутри меня!

Вложив всю обиду в хлопо́к дверью, я осталась одна в своем маленьком мирке. Казалось, что и он вот-вот рухнет, только дуньте посильнее. Плюхнувшись на пол около кровати, я прижала ноги к груди и спряталась за занавесом из длинных волос в надежде, что хоть на минуту почувствую себя защищенной от мыслей о разрыве и претензий мамы. Может позвонить кому-нибудь, например, Джасперу или Эшли? Нет, не стану их дергать, первый и так уже выслушал мой сегодняшний поток сознания, а у второй Лой. Не знаю, что между ними, но Эшли явно хотела ему понравиться. Мэтт? Да, точно, Мэттью! Воспрянув духом, я достала из кармана телефон и надеялась увидеть сообщения от Мэтта, но ничего не обнаружила. Зашла в переписку с ним, но тот не объявлялся в сети с момента отправки им наигранной безысходности от полного непонимания материала по математике. Я решила набрать другу, и на фоне общей тревожности брошенная фраза Мэттью про Курта Кобейна приобрела серьезный характер. Гудки, и еще раз гудки… Дождавшись сигнала автоответчика, изрекла:

– Мэтт, дорогой, – сделала небольшую паузу, испугавшись своего осипшего голоса, и прокашлялась, – надеюсь, что отчаянье не заставило тебя пустить пулю себе в лоб или в рот, да? Как сможешь, перезвони.

Мэттью обычно не расставался с телефоном, даже в туалет и ванную ходил с ним в обнимку. Соответственно, и ответы всегда приходили моментально. Я даже поначалу удивлялась, как он не устает от смартфона. «Хм, неужто Мэтт обиделся на мой ненамеренный игнор? Вроде не в его духе», – рассуждала сама с собой, пожимая плечами, но быстро успокоила себя мыслью о том, что он, возможно, действительно решил плотно сесть за математику, а я накрутила себя, спровоцированная взвинченным состоянием. Мне бы последовать его примеру, но не сегодня, миссис Кларк. Не сегодня!

В поиске успокоительного мой взгляд наткнулся на большой черный чехол, ставший ложей для моей виолончели, с красной потертой надписью «Ариетта». Два с лишнем месяца меня не тянуло музицировать на ней.

– Давно мы с тобой не общались, Ариэтта, – тихонько обратилась я к инструменту, скользя пальцем по слегка запылившемуся корпусу чехла.

Долго не раздумывая, я извлекла виолончель из колыбели и села на стоящий рядом стул. Пальцы осторожно, касаясь струн смычком, проверили настройку и начали наигрывать случайную мелодию. Увлеченная импровизацией, я сама не заметила, как извлекаемые мной звуки превратились в саундтрек к одному из фильмов сумеречной саги. Ноты «A Thousand Years»18 заполнили весь мой мирок, всю мою комнату и затянули образовавшуюся воронку в груди, повернув ее движение вспять. Будто из черной дыры, поглощающей все то светлое, что осталось в душе, она переродилась в золотистый источник тепла и невидимого сияния. Ширясь, он своим магическим свечением вызывал волну мурашек по всему телу и доставал из памяти слова к песне, которые стоило обращать не к ушедшему возлюбленному, а той девушке, что смотрела на меня сегодня в зеркале.

– Я буду храброй, я ничему не позволю отнять того, кто передо мной… Каждый вдох, каждый миг вел к этому еще на шаг ближе… – глаза снова наполнились слезами, но это были светлые слезы. Я не чувствовала прежней жгучей боли, меня словно окутало теплое мягкое облако и потянуло за собой ввысь. Создавалось ощущение, что вместе с каждой сыгранной ноткой и выпущенной слезинкой печаль и страхи покидают душу, очищают ее. Если пять минут назад мне хотелось исчезнуть, то благодаря виолончели и этой невероятной мелодии я ожила и воспарила. Конечно, в объятьях Джаспера тоже наступало умиротворение, но больше похожее на стагнацию, тут же другое – созидательное, высшее и необъяснимое словами. Можно лишь бесконечно сравнивать это с чем-то, но ты навсегда лишен способности описать в точности, какую лавину чувств испытываешь. Сейчас для меня это мягкое облако, которое час назад являлось частью грозной тучи, а через месяц, через неделю, а, может, и вовсе через час оно перевоплотится во что-то совершенно иное…

Медленно отведя смычок от струн, я обернулась и от неожиданности вздрогнула от испуга. На краю моей кровати сидела Виктория. Сестра, переодетая в пижаму, приняла расслабленную позу и наслаждалась невидимым свечением от источника. Она, наверняка, почувствовала мой взгляд и, слегка приоткрыв веки, ободряюще улыбнулась.

– Давно мы не слышали вашего дуэта с Ариэттой!

– Тебе понравилось? – присаживаясь рядом, спросила я больше для того, чтобы поддержать разговор, потому что наверняка знала ответ.

Сестра повернулась всем телом ко мне и приняла медитативную позу.

– Конечно, понравилось, еще спрашиваешь!

Я, потупив взгляд, польщено улыбнулась.

– Никки, а почему ты, кажется, забросила виолончель? – осторожно спросила Виктория.

– Не знаю, после последнего конкурса желание пропало. Я столько готовилась к нему, что решила устроить себе отдых, – высказалась я, сама толком не понимая, почему обделила вниманием Ариэтту.

– Так ты же первое место заняла, – заметила сестра, – этот факт разве не должен мотивировать?

– По-моему, меня стало мутить от классической музыки, – задумчиво почесывая затылок, сказала я, – ну или добилась поставленной цели и потеряла интерес к непонятной борьбе…

– Ну да, эти ребята, конечно, «поинтереснее», – усмехнулась сестра, переводя пару глаз от моего лица к висящим на стене ярким плакатам с моими любимыми рок-группами. – Почему ты считаешь борьбу «непонятной»?

– Как-то раз мы с Джаспером обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что все эти конкурсы, награды, медали не нужны никому, кроме как не реализовавшим свои амбиции родителям и мужчинам с женщинами из приемной комиссии в университете, – высказалась я.

Виктория задумалась на несколько секунд.

– Может, в чем-то вы с Джасом и правы, но иногда ведь хочется потешить свое самолюбие, получив в награду медальку или грамоту, – она театрально изобразила, как прижимает перечисленные предметы к груди, – или извлечь хоть какую-то отдачу от труда. Да и, в конце концов, соревнования разве не созданы для проверки твоих умений?

В ответ я пожала плечами.

– Возможно…

– Никки, а знаешь, пофиг на эти награды, ты можешь влиять на людей с помощью одной мелодии, – воодушевленно объявила Виктория. – Это ли не потрясающе?!

Я заулыбалась от слов сестры: вот они как раз являлись лучшей мотивацией.

– Слушай, Никки, так это ты кричала на улице? – опять же осторожно шепотом спросила Виктория, как будто боялась меня спугнуть.

– Да, – смутилась я, – папа всегда нас учил, что все свои проблемы нужно оставлять на улице, а не тащить в дом…

– Никки! Он ведь утрировал… – закатила глаза сестра.

– Судя по равнодушию родителей, он говорил это буквально!

– Да ладно тебе, – накрывая мою руку своей ладонью, начала разубеждать меня сестра, – все тебя бесконечно любят, Никки. Родители просто подзабыли, каково быть подростком. Поэтому считают, что на данном этапе в твоей жизни учеба намного важнее, она – какая-никакая гарантия твоего светлого будущего…

Виктория всегда выступала посредником в ссорах и всячески старалась сглаживать углы. Замечу, у нее неплохо это получалось.

– Виктория, я все понимаю, но нельзя было хоть немножко поддержать?

Сестра задумчиво хмыкнула и снова расплылась в радушной улыбке.

– Думаю, завтра все наладится, они тоже сильно переживают, поверь мне, – настаивала Виктория. – Расскажешь, что у вас стряслось с Сэмом?

– Сообщение с новостью о разрыве пришло сегодня ночью, – грустным голосом выдавила я.

Тут же на лице Виктории появилось глубокое сожаление; она подвинулась ближе и обняла меня за плечи. Сейчас я нуждалась в ее поддержке или даже в совете, как старшей сестры.

– Он – урод, но от осознания этого тебе не станет легче, – изрекла Виктория.

– Да? – удивилась я. – А отчего станет?

– Попробуй объяснить себе его поступок в голове. Ты, конечно, не он, но постарайся. Может, он заранее тебя готовил к новости, не обращала внимания?

– Нет, но последние месяцы, Сэм все активнее участвовал в жизни новой школы и иногда забывал отвечать на некоторые сообщения, ссылаясь на усталость.

– Думаю, что ты была для него некой нитью, связывающей с прошлой жизнью, и человеком, готовым выслушать все страхи, сравнения и переживания в новой. Сэм обосновался, его приняли, и он решил обрубить эту нить. Он же вроде звездой у вас в школе был?

– Да, был, – с горькой улыбкой подтвердила я, – не замечала, чтобы он жаловался, или его что-то прям сильно пугало, но то, что Сэм все меньше интересовался старыми друзьями и моими проблемами – это факт!

– Вот видишь, просто человек расставил приоритеты. Для него важнее авторитет и превосходство в коллективе, а не любовь на расстоянии, которой нельзя хвастануть, – Виктория сожалеющее вздохнула, – по крайней мере, он смог признаться в этом.

Сестра права, но я никак не могла принять эту правду. Мне снова стало неприятно; даже во рту чувствовалась горечь.

– Зато, сестренка, тебе несказанно повезло – у тебя есть замечательные друзья: Джаспер, Эшли и Мэттью! – воскликнула Виктория и потрясла меня за плечи. – Они ведь тебя поддержали, да?

– Да, кроме Мэттью, он еще не в курсе. Пропал куда-то, засранец! – улыбнулась я.

– Занят, наверное, мистер президент, – изобразив делового Мэтта, Виктория затянула невидимый галстук на шее.

Мы обе залились смехом и завалились на кровать. Веселье было вызвано воспоминанием, связанным с празднованием последнего Хэллоуина.

Мэтт до лета девятого класса был пухленьким мальчиком и всю среднюю школу носил исключительно костюмы с белоснежной рубашкой и разноцветными галстуками. Из-за представительного внешнего вида к нему приклеилась кличка «Президент». Мэтт, кстати, уже повзрослевший и похудевший, не раз признавался, что в младших классах он действительно мечтал стать президентом и даже посещал кружок дебатов. Но вскоре разочаровался в политической карьере, когда узнал, что в наше время там приветствуют в основном представителей меньшинств, кем Мэтт не являлся.

Как-то раз друг, снова упоминая этот факт из своей биографии, ляпнул про мечту о его будущей президентской жене с внешностью королевы Виктории19, мол, в книжке по истории он увидел ее портрет в молодости и влюбился. Мой Мэттью почему-то решил, что эта информация отлично подойдет для подкатов к девчонкам. Он сравнивал их красоту с красотой королевы Виктории до прошлого Хэллоуина. После него имя ее Величества не звучало из уст Мэтта.

На прошлый Хэллоуин моя сестра решила примерить как раз тот самый образ королевы. Я и подруга Тори настолько хорошо постарались над ее гримом, что нашей работе позавидовали бы профессионалы. Выбелили кожу сестры, распахнули взгляд на пол-лица с помощью карандаша и теней, приклеили накладной нос с небольшой горбинкой, как на портрете у ее Величества. Выпрямили непослушные вьющиеся волосы и уложили их в аккуратный пучок. Сверху водрузили корону, усыпанную не настоящими драгоценными камнями, и колье украсили зону декольте с ними же. Виктория окончила образ невероятным кремовым платьем эпохи девятнадцатого века, взятым напрокат. Когда сестра замирала, становилось жутко от реалистичности проделанной нами работы, будто сама королева сошла с портрета. Мэтта никто не предупреждал, да и все попросту забыли про его влюбленность. Мой друг, не лишенный самоиронии, решил по великой случайности именно в этот Хэллоуин соответствовать образу мистера Президента. Со слов Мэтта, это было рандеву всей его жизни – встреча ее Величества королевы Великобритании (моей сестры) и Джона Кеннеди20 (Мэттью). Звучит как начало анекдота, а выглядит еще комичнее. Мэтт не изложил весь диалог, хотя по расстроенному виду друга он больше походил на монолог. Виктория настолько вошла в роль (видимо, долго готовилась), что даже не дала толком рот открыть бедному Кеннеди, разложила его так, что никакой кружок по дебатам не помог. Не зря же сестра закончила Йельский университет. Как я уже упомянула ранее, мой друг не из обидчивых, и этот случай не стал исключением. Однако Мэттью в конце праздника, сидя на стуле уже далеко не в презентабельном виде с закатанными рукавами рубашки, выбившейся из брюк, сжимая парик в одной руке, а в другой – бутылку пива, понурив белокурую голову, заключил: «На меня как будто второй раз успешно совершили покушение. Недотягиваю я до королевских особ, недотягиваю, разнесла, как пятилетку…».

– Больше не надумал баллотироваться? – усмехнулась Виктория.

– Не-е, – протянула я, – не знаю уж, что ты там такого ему сказала, но больше никакой политики. И вообще, ему некогда, у него новая возлюбленная, укрощает строптивую математику! – и мы снова звонко засмеялись.

Веселье не останавливалось: я, уже разогнавшись, пересказала удивительные байки Джаспера про его нескучные ночные смены; Виктория все комментировала и дополняла истории еще более комичными деталями. Мы снова оказались лежащими на кровати, прибитые волной смеха.

Отдышавшись, Виктория первой пришла в себя.

– Слушай, Никки, – переворачиваясь на живот, обратилась сестра, – давай мы все же вскроем эту коробку в прихожей?

Я снова смутилась и непонимающе уставилась на расслабленное лицо Виктории.

– Ты боишься? – поднимая одну бровь вверх, удивленно спросила сестра, – А как же слова песни «я буду храброй», это что, наглая ложь?

Я закрыла на минуту глаза в надежде, что, открыв их, Виктория уже забудет, о чем спрашивала. Однако, к моему сожалению, она все еще упрямо сверлила меня взглядом.

– Ты не отстанешь, да? – осторожно спросила я.

– Нет! Я сегодня чуть не упала из-за нее, не хочу, чтобы это повторилось! – настаивала сестра.

– Так давай ее перенесем к окну в гостиную? – включив дурочку, я высказала предложение.

– Нет, мы ее вскроем! – вставая с кровати и поправляя пижаму, продолжала упираться Виктория. – Если ты сейчас не пойдешь открывать коробку, я одна это сделаю, ты меня знаешь!

Пришлось все-таки поддаться провокациям и проследовать за сестрой. На первом этаже царили кромешная тьма и полная тишина: видимо, родители уже вовсю готовились ко сну, а мы с сестрой за болтовней потеряли счет времени. Виктория, нажав на выключатель, залила светом прихожую и злосчастную посылку.

Вооружившись ножом для бумаги, я нехотя провела им по полоске скотча с нескольких сторон. Виктория сразу же, чуть ли не отодвинув меня с места, чтобы расчистить себе дорогу к коробке, принялась изучать содержимое с поистине неподдельным детским интересом.

– О, Никки, тут усилитель, какой-то сверток и письмо, – перечислила сестра.

– Давай начнем с последнего, – оживленно тряся перед моим лицом письмом, предложила Виктория.

– Нет, начнем со свертка!

По размеру он был похож на рулон. Хм, что же там внутри? Разрезав ножом упаковку и развернув рулон, я явила Виктории плакат с молодым Никки Сиксом в его обычном сценическом образе и белоснежной бас-гитарой.

– Одно лицо, Вероника, – усмехнулась сестра. Ее взгляд прыгал от меня к плакату и обратно. – Смотри, тут автограф даже есть!

И действительно: снизу черным маркером виднелась огромная подпись бас-гитариста. Неужели Сэм ходил на концерт в Нью-Йорке ради этого? Он никогда не заикался о Mötley Crüe даже мельком. И как после всего этого я могу, не задумываясь, вычеркнуть полтора года с ним? Зачем он усугубляет положение своими подарками?

– Запарился, парень, конечно, – озвучила мои мысли сестра.

– Давай отнесем комбик в мою комнату, – я постаралась переключить внимание сестры на усилитель.

Сработало! Пока Тори оценивала размеры комбоусилителя, я свернула плакат и быстро спрятала в карман толстовки письмо, выроненное сестрой в процессе сравнения моей внешности с Никки Сиксом. Не было никакого желания сейчас вскрывать послание.

Виктория кивнула, мы извлекли комбик из коробки и, преодолев ступени лестницы, поместили его в дальний угол комнаты.

– Никки, уже половина одиннадцатого! – воскликнула сестра, смотря на часы и стряхивая невидимую пыль с ладоней.

– Пора спать? – наигранно-тоскливо спросила я.

С одной стороны, хотелось, чтобы сестра осталась, и мы еще поболтали. А с другой – вдруг Виктория вспомнит про спрятанное письмо?

– Да!

Я сожалеюще опустила уголки губ. Сестра наклонилась и чмокнула меня в щеку.

– Завтра поболтаем. Спокойной ночи! Не грусти, у тебя есть семья и друзья, помни о них, сестренка! – закрывая за собой дверь, прошептала Виктория.

– Спокойной, спасибо, – тоже шепча, ответила я.

К слову о друзьях. Попрощавшись с Викторией, я ринулась к телефону, в очередной раз надеясь, что Мэттью появился в сети или перезвонил. Но уведомлений о пропущенных звонках и сообщениях от друга не наблюдалось. Где ты, мистер президент, я волнуюсь?

Глава 6. Дом в огне

Если вы что-то слышите ночью,

Что-то неприятное,

Что-то, похожее на борьбу,

Только не спрашивай меня, что это было.

<…>

Думаю, я хотел бы побыть один,

Чтобы ничего не было сломано,

Чтобы в меня ничего не бросили,

Только не спрашивай, как я…

Suzanne Vega «Luka»21

День Луны (понедельник), ее эмоциональных встрясок и пропуска школы, закончился, а это значит, надо вставать и идти, ну или хотя бы ползти, теперь рука об руку с огненным Марсом! Не могу сказать, что вторник сильно обрадовал – папа вызвался отвезти меня в школу. Он таким образом хотел убедиться, что его дочь не прогуливает и точно находится в стенах образовательного учреждения. Хм, Никки, что можно ожидать от дня недели – начала Великой депрессии22? У меня не депрессия, но состояние паршивое, еще в придачу этот тотальный контроль родителей.

Звук двигателя, периодическое цоканье поворотников и песня с ироничным названием «Morning Glory»23, еле-еле прорывающаяся через сетку динамиков машины, погружали в сон, прерванный будильником сорок минут назад. Чтобы снять навалившуюся дремоту, я, открыв откидное зеркальце, разглядывала небольшие синячки. Их не удалось скрыть макияжем. Уставшие серо-голубые глаза, подведенные стрелками, казалось, вот-вот снова закроются, наливаясь свинцом. Поправив небрежный пучок, я украдкой посмотрела на отца, всецело сосредоточенного на дороге. Он вздохнул и размял плечи, не убирая рук с руля.

– Пап, можно переключить? – спросила я, сдерживая зевок.

На просьбу отец уменьшил звук и подозрительно прокашлялся. Эти действия означали одно – очередной неприятный разговор.

– Никки, надо обсудить твое вчерашнее поведение, – как-то неуверенно начал отец, словно его вынуждали. – Прогулы в предэкзаменационный год – глупое решение. Все твои сверстники, я уверен, занимаются выбором колледжей и подготовкой к предстоящим ACT и SAT24, а ты что делаешь?

Общие формулировки выдавали отца, чувствовалось, что мама подтолкнула его на этот разговор, возможно, даже заставила.

– Пап, у меня нормальные оценки по всем предметам, кроме математики и естественных наук, но я стараюсь, правда, – выходя из полудремы, медленно оправдывалась я.

– Хм, стараешься, прогуливая их? – не унимался отец. – А что с колледжем? Ты определилась, или собираешься, как твой дружок Коулман, болтаться в супермаркете, пропивать свой талант и ни к чему в этой жизни не стремиться?

Резкие слова отца в адрес моего Джаспера полностью вывели меня из полусна.

– Джулиардская школа или Беркли, пап, – напряженно шипела я, – Джаспер пользуется академическим отпуском после школы, имеет полное право!

– По-моему, отпуск затягивается и превращается в какой-то непонятный поиск себя в сомнительном направлении, – папа продолжал выказывать осуждение к Джасу, – думаю, что общение с ним не очень благотворно на тебя влияет! Джулиард – прекрасно! – отец изменился в лице и даже совершил попытку улыбнуться.

– Пап, а ты давно так осведомлен об образе жизни Джаспера, откуда столько подробностей? Выпиваете вместе? Разве ты сам не был таким же в его возрасте? – язвила я.

Однако отец полностью проигнорировал мои вопросы, чем еще больше раздражал. Он продолжал гнуть свою линию и спокойно вести машину.

– Джулиард – это же в Нью-Йорке? О, бери лучше пример с Оливера! – воскликнул отец, чем меня ошарашил.

Мои брови изогнулись, губы непроизвольно вытянулись в трубочку, и я тихо произнесла себе под нос: «Что?».

– Парень – молодец, прошел вступительные в одну из лучших старших школ! Тебе бы стоило поучиться у него самоорганизации! – воскликнул папа и улыбнулся своим же репликам.

– Какой пример, пап: выкидывать людей из прекрасной нью-йоркской жизни, словно они старые, ненужные вещи? – чуть ли не срываясь на крик, возмутилась я.

Он, правда, считает, что важнее идти к цели и избавляться от любых помех, даже если это близкие люди? Хотя мы и не были близки уже долгое время, возможно, я вовсе не знала Сэма: он показывал, или я видела лишь ту часть, которая нас обоих устраивала.

– И вообще, почему ты так пренебрежительно говоришь о Джаспере? Кажется, что раньше он тебе нравился, нет?

Отец свернул к школьному двору, и оставалось пару минут до моего выхода из машины.

– Года три назад всю его подростковую дурь в голове можно было оправдать возрастом, – папа перешел на более серьезный тон, – сейчас ему почти двадцать лет, пора повзрослеть! Не знаю, что сподвигло Сэма на разрыв с тобой, может, он решил, что тебе нужно учиться. Однако Никки, иногда стоит поступать как он – сокращать общение с людьми, которые формируют у тебя неверные идеалы!

Получается, отец считает, что Джаспер для меня неподходящий пример для подражания, а дать мне кличку в честь наркомана, не окончившего школу – это нормально.

– Пап, ты образумился, и он образумится! – я попыталась защитить друга от нападок.

До моего выхода из машины оставалось меньше минуты, и отец начал сбавлять скорость.

– Перестань нас сравнивать, у нас не было таких возможностей, какие есть у вас! Кстати, о возможностях: ты нашла подработку на лето?

Мы остановились у главного входа.

– Да, папа, не переживай, сама на все заработаю, – все-таки перейдя на повышенный тон, я начала стремительно покидать пассажирское место, – и больше не буду просить деньги на глупые выступления в группе Джаспера!

Хлопнув дверью, я поставила точку в этом ужасном разговоре.

Огромное кирпичное здание с белыми оконными рамами, злобно дергающимися часами и зеленым баннером отталкивало больше обычного на фоне дымчато-серого неба. Задержавшись на несколько секунд у входной двери, я громко вздохнула и вспомнила, как мечтала летом перед девятым классом открыть ее и окунуться во взрослую клевую жизнь старшеклассников – новые интересные предметы с увлекательными лабораторными, проекты с защитами, новые произведения для анализа на социальных науках. От мыслей об этом даже учиться хотелось усерднее. А что сейчас? Тонны домашних заданий по основным предметам, дополнительные с элементами программы колледжа (некоторые из них вовсе не нужны), постоянные соревнования. Можешь в них не участвовать, но присутствовать должен! Эх, все в младших классах грезят вырваться в среднюю, а в средней попасть скорее в старшую, а нам снятся беззаботные деньки младшеклассника. Да здравствует бесконечный образовательный цикл, в котором вечно все недовольны!

Нехотя открыв дверь, я сразу увидела часть из них, разбросанных по длинному белому коридору. Кто-то прятался за дверцей шкафчика и демонстрировал только свои ноги; кто-то, поглощенный новыми сплетнями, опирался на них, обнимая в руках кипу учебников; какая-то пара, поддавшись неконтролируемому выбросу гормонов, страстно зажималась, не замечая передразнивающего их действия темноволосого Чеда. Кажется, я их знаю: они учатся на класс младше меня, голубки Синди и Уокер. А кто-то сидел на серой скамейке рядом с моим шкафчиком и, согнувшись в три погибели, будто защищаясь от несмолкающего гула коллег по несчастью, зубрил содержимое листка. Он был слегка помятый, целиком испещренный карандашными заметками и явно повидавший не один карман.

– Эш, думаешь, это поможет? – поинтересовалась я у подруги, выглядывая из-за дверцы шкафчика.

Эшли подняла на меня глаза—бусинки, округлившиеся от неожиданности, и чуть не вырвала себе прядь волос, которую она до этого активно накручивала на палец.

– Никки! – подружка стукнула меня маленьким кулачком по ноге в треть силы. – На фиг так пугать?

Я выдавила якобы виноватую улыбку.

– Знаю, что не поможет, – пробурчала Эш, – но не могу успокоиться и не повторять…

– Биология? – предположила я, рассматривая шпору с выписанными определениями по генетике.

– Да, у нас сегодня защита проектов вторым уроком, – закатывая глаза, подтвердила Эшли.

– Сочувствую, но ты же готова, или вчера некогда было? – намекнула подруге про вечер в компании с Лоем, игриво улыбаясь.

– Хах, ты про Лоя? После потопа он вышел весь недовольный, подвез меня до дома, и на этом все, – спокойно повествовала Эшли, и я не заметила ни капли сожаления в ее голосе.

– Ты, смотрю, не сильно расстроилась, – усмехнулась я, присаживаясь рядом и похлопывая подругу по коленке.

Эшли как-то загадочно улыбнулась и резко перевела тему, что меня еще больше заинтриговало.

– Никки, лучше расскажи, как ты? – подруга повернула ко мне кудрявую голову; уголки ее губ опустились, а карие глаза выражали сочувствие.

Я решила не заострять внимание на Лое и дальше допытываться, но интерес не пропал.

– Разочарована и как-то… – не успев договорить фразу, я заметила знакомую фигуру в конце коридора. Она лениво двигалась в нашу сторону.

Любимая желтая толстовка с капюшоном, накинутым на белокурую голову, выделялась среди прочих. Ее владелец – наш Ангелок Мэттью. Правда, сегодня болезненный цвет лица и потухший взгляд друга свидетельствовали о том, что где-то он оплошал на небесах, и его оттуда попросили. Эшли, заметив мою тревожность, повернулась вполоборота, чтобы узнать, на что я там пялюсь.

– Эш, – тихо обратилась к подруге, не отводя взгляда от приближающегося Мэттью, – наш Ангел тебя тоже весь вечер игнорировал?

– Да-а, – задумчиво протянула Эшли, смотря в ту же сторону, что и я, – мне тоже никто не отвечал.

Когда Мэттью оставалось несколько ярдов до нас, он сдержанно и криво улыбнулся. На верхней губе показалась ссадина, левая щека припухла возле глаза и немного отличалась цветом от остальной кожи лица. Это что, тональник, он пытался замазать синяк?

– Мэтт, привет, – растерянно выдавила я и встала со скамейки, чтобы приветственно обнять друга.

Тот молча дотронулся рукой до моей спины и сразу же отстранился.

– Мэтт, что случилось? – спросила Эшли, обвивая шею друга. – Что с лицом?

– Блять, – аккуратно освобождаясь из слабой хватки подруги, выругался Мэттью. – Сильно видно?

– Ну—у, – протянула я.

Мэтт изобразил недовольство, сжимая бледные губы и прикрывая сонные глаза. Эшли и я с тревогой ждали объяснений, но Ангел решил не замечать возникшего волнения.

– Если кто-то что-то спросит, скажите, что я на бокс записался, – прошептал Мэтт.

Я, обескураженная внешностью друга, часто заморгала и кивнула.

– Мэтт? – Эшли явно не устроил комментарий друга. Он же лениво отмахнулся.

Наше недоумение прервала музыка, вызывающая тошноту и знаменующая начало первого урока. Мы втроем направились в сторону наших кабинетов. Мэтт старательно делал вид, что ничего не произошло. Эшли выглядела еще более встревожено, чем до этого, когда повторяла биологию. Мы с ней обменялись обескураженными взглядами и молча поплелись за Мэттью, оказавшимся впереди.

Дойдя до развилки коридора, он обернулся и нехотя изрек:

– На ланче расскажу, обещаю-ю, только хватит сверлить мою спину своими красивыми глазками!

Эшли скривила лицо, сгорая от нетерпения.

– Ладно, – пробурчала она, а я продолжала рассматривать лицо друга и строить теории в голове о происхождении ссадины и синяка… Что же стряслось?

Покинутая друзьями, я отправилась на первые два урока английского. Обычно наша преподавательница миссис Браун устраивала разного вида дискуссии по произведениям, но сегодня мы обошлись тремя вопросами и тестом, что не могло не радовать. Да и от злосчастной красной «F» спасло то, что на выходных меня еще не покинул рабочий настрой, и мои руки дошли до книги Джорджа Оруэлла «Скотный двор». Я даже сделала заметки и краткие характеристики персонажей с прототипами, которые помогли сдать тест, по ощущениям, успешно. А вот скучные социальные науки и бурчание соседки Валери, постоянно недовольной всем и вся, убаюкивали. Я почти заснула под конец урока, но звонок лишил меня сладостной дремы.

Захватив из шкафчика ланч-бокс, я, в предвкушении истории от Мэтта, чуть ли не бегом направилась на улицу, на наше место.

Эшли меня опередила. Она расслабленно сидела, повернувшись спиной к столу, и опиралась на него предплечьями. Кудрявые локоны подруги спускались на серебристую ветровку, ослепляя отраженными лучами долгожданного солнца. Эшли, в ожидании нас с Мэттью, не теряла времени зря. Подруга наслаждалась приемом витамина D, задрав подбородок кверху и нацепив солнцезащитные очки в тон ветровки.

– Успешно защитилась, полагаю, – наклонилась я к Эшли, загораживая ей солнце.

– Ага-а, у меня «A», – довольно откусывая очищенный банан, улыбнулась Эшли и попыталась сдвинуть меня с места.

Я в ответ показала ей большой палец вверх.

– Как там Оруэлл поживает? – спросила Эшли, усаживая меня рядом с собой.

– До вечера воскресенья я чувствовала себя лошадкой Молли, а теперь больше старым ослом Бенджамином, – Эшли рассмеялась на мои сравнения, – не понимаю, что происходит, но очень хочу поделиться своим «очень важным» мнением…

– Никки, а ты скромняга с интеллигенцией себя сравнивать, – перебил меня звонким голосом Мэттью, – я вот как был овцой, так ей и остаюсь!

При естественном свете друг больше походил на сонного цыпленка, держа в одной лапке бумажный лоток с пиццей. Скидывая с себя желтый капюшон, он попытался плюхнуться на нас, но мы расступились, и Ангел оказался между нами.

– Что-то ты долго, барашек, – заметила Эшли.

– Я стоял в очереди за пиццей, а потом поругался с теткой на выходе из столовки, – рассказывал Мэттью, – Видите ли, нельзя теперь выносить одноразовую посуду и еду за пределы столовой! Большая женщина следит за тобой! – Мэттью спародировал противный голос женщины, показывая указательным и средним пальцами знак слежки. – Может, перевестись отсюда куда-нибудь?

Друг изобразил мученическое лицо; сегодня с натуральным гримом оно выглядело очень правдоподобно. Через секунду Мэтт уже принялся уплетать пиццу, щурясь от солнца.

– Кому мы нужны с нашей «суперуспеваемостью» по математике? – жадно кусая морковку, спросила я.

– Тоже верно, – кивнул Мэтт, и мы с Эшли уставились на него, ожидая истории.

– А, да, рассказ, – вспомнил Мэтт, облизнув верхнюю губу и слегка поморщившись от боли.

– Я не хотел жаловаться, но вы меня вынудили! Все это видели? – громко выдохнув, друг повертел белокурой макушкой в разные стороны.

– Да, мы требуем объяснений! – настаивала Эш, жуя банан.

– Да! – в поддержку крякнула я.

– Если вкратце, – медленно начал Мэттью, потупив взгляд и небрежно ковыряя землю носком кеды, – отец в очередной раз вытер об меня и маму руки…

Мои глаза, как и у Эшли, резко округлились.

– В каком смысле вытер? – не успев подумать от шока, выдала я.

– Если длинно, – прошлые игривые нотки в голосе Мэтта полностью испарились, – помните репортаж полугодовой давности про пожар в соседнем районе?

Мы с Эшли задумались. Вообще, мистер Морено, отец Мэттью, наверное, уже лет пятнадцать работает в пожарной охране, и его несколько раз награждал сам мэр за прекрасную службу. Образ борца с неконтролируемой стихией и спасателя жизней никак не стыковался с фразой Мэтта: «вытер руки об меня и маму».

– Это тот, где от жилища одни угли остались? – осторожно спросила я, боясь ошибиться.

Случившаяся трагедия дошла до верхушек, по CNN25 месяц крутили новости про процессы по этому делу. Из-за моей не вовлеченности я не помню, чем все закончилось, и кто выиграл.

Мэттью достал свою электронную соску из кармана толстовки и сделал затяжку.

– Да, он самый, – грустно подтвердил Ангел, – отец говорил, что опознавать там было некого. – Мэттью сделал паузу и громко сглотнул. – В том пожаре погибли его друг Митчелл Байер с семьей. Сигнализация в доме не сработала, соседи ушли на празднование в честь Дня Аляски. Ко всему прочему, отец дежурил в тот вечер. Когда он с бригадой примчались на место, спасти никого не удалось. После на пепелищах нашли обугленные тела близнецов, которые еще как-то можно было опознать и захоронить, а вот с родителями сложнее. Чей прах в урнах, до сих пор неясно! – Мэттью поднял голову и посмотрел в наши с Эшли опечаленные лица. – После похорон отец стал часто выпивать, приходя с работы, а последние месяца два он из тихого пьяницы превратился в агрессивного алкаша. Честно, я начал забывать, как он выглядит трезвым. Думаю, винит себя в их смерти до сих пор. Я как-то подслушал разговор между родителями на кухне. Отец уже поднабрался и выдал: «Эта чертова сигнализация была неисправна, понимаешь? Митчелл меня заверял, что все путем, он смотрел! А я поверил, идиот!»…

– Погоди, – перебила Эш, – Байер же не пожарник, откуда он может знать, исправна сигнализация или нет?

Мэтт пожал плечами и снова затянулся.

– Я как-то не интересовался его жизнью… Может, отец ему что-то рассказывал, – продолжил наш Ангел, выдыхая сладкий дым со вкусом малины.

– И давно он дерется? – тихо спросила я.

– Не знаю точно. Впервые я стал свидетелем потасовки родителей как раз два месяца назад. Дело было на кухне. Я спустился на крик и застал отца в позе, замахивающейся на следующий удар, плачущую маму, сидящую на полу рядом с разбитой бутылкой виски. Помню только красное пятно на ее предплечье. Она крикнула, чтобы я немедленно вышел. От шока мне пришлось выполнить приказ и ретироваться в гостиную. Отец что-то там бубнил на своем пьянотском на фоне маминых всхлипов…

Мэттью дальше продолжил повествование, но я его не слушала, потому что в моей голове стояла описанная им сцена. Роберт Морено с багровым от злости лицом орет на вжавшуюся в кухонный шкаф маму Мэтта. Глаза застилают горячие слезы, но еще горячее полыхает алое пятно на руке. Мать боится шелохнуться, потому что любое неверное движение чревато новым ударом, новым ожогом от пламени, что родилось в доме Митчеллов и перекинулось на ее семью. Оно не знает границ, обжигает душу, пылая красно-желтыми огнями в зрачках мужа, и вырывается гневом, захватывая все пространство кухни. Входит сын, и глаза Ангела моментально наполняются непониманием, шоком, смешанными с болью и разочарованием. Единственное, на что способна беззащитная женщина, так это оградить Мэттью. Она не желает, чтобы сын видел ее и отца такими, не хочет, чтобы живущий в ней страх поселился и в нем…

Как это возможно? Мы же на прошлой неделе сидели с Мэттом на той самой кухне, пытаясь подготовиться к тесту. Миссис Морено держалась приветливо и очень доброжелательно. А вдруг я снова не заметила перемен на ее прекрасном лице, потому что не хотела их замечать? Боже, бедная женщина! Меня переполняли жалость и бессилие. Аппетит пропал, а тревожность появилась.

– … Вчера вечером, подзатрахавшись с этой математикой, я решил глянуть сериал. Валяюсь себе на кровати, никого не трогаю, и тут открывается дверь. В проеме, еле держась на ногах, стоит отец. И знаете, у него такой взгляд был пустой и безразличный. Я не успел снять наушники, а он уже задал какой-то вопрос. Как вы, наверное, уже догадываетесь, переспросить оказалось ошибкой. Отец схватил меня за руку и с грохотом стянул на пол. Я даже сгруппироваться не успел…

– «Сияние»26 какое-то! Треш! – вставила Эшли, забыв от волнения прожевать еду.

– Я попытался встать, но не вышло, потому что мне прилетело в щеку. Думаю, отец целился в глаз, но промахнулся. Ударив его коленом в живот, я выскочил из западни. Мистер «хочу тебе въебать просто так» потерял равновесие и упал на кровать. Он что-то пробурчал в одеяло и захрапел через несколько минут. Так хотелось напоследок еще разок пнуть его, но меня остановило присутствие Милли, – тут Мэттью сделал паузу.

Если Мэтт лишь изредка похож на Херувима, то его младшая восьмилетняя сестра Милли – настоящий маленький ангелочек. Беленькие волнистые волосики чаще всего заплетены в два милых хвостика, украшенных голубыми ленточками. Большущие светло-зеленые глаза, как у брата, аккуратненький носик и пухлые губки девочки предавали ее детскому личику кукольный образ. Когда Милли улыбалась, а делала она это часто, я не могла сдержаться, чтобы не потискать малышку. Мы с ней отлично ладили. Она всегда при встрече рассказывала что-то интересное. Последний раз Милли поделилась выдуманной историей о своей игрушке в виде единорога и успехами в школе. Неужели она видела весь этот ужас?

– Милли вбежала в мою комнату вся в слезах и прижалась ко мне, обхватив своими маленькими ручками, как будто боялась, что я через секунду испарюсь навсегда, – Мэттью всегда менялся, когда заходила речь о сестре. Он всегда с трепетом и умилением рассказывал о ней. Но сейчас чувствовалась сильная тревога: Мэтт переживал за Милли. – Она взяла меня за руку и так и не отпускала до самого утра. Остаток вечера мы провели, раскрашивая жирафов и слонов. Пришлось спать на кресле в ее комнате, ибо моя кровать была занята агрессивным алкашом…

– Милли, зайчик! Бедная девочка! – заключила я, совсем расстроившись и ссутулившись. – Мэтт, а что с мамой?! – все еще пыталась выкинуть из головы страшную сцену на кухне.

– Не очень, я стащил у нее тональник, – виновато выдавил Мэттью, иронизируя и тщательно стараясь не заострять внимание на травмах мамы.

Друг повернулся всем туловищем в мою сторону и посмотрел на мой почти не тронутый ланч-бокс.

– Блин, Никки, может, поешь что-нибудь? – усмехнулся Ангел и поднес яблоко к моим губам, тыкая в них, – не переживай ты так, все живы, на вот яблочко пожуй!

Я забрала у друга украденную дольку.

– Мэтт, это ненормально, ты же понимаешь? – моя тревожность перерастала в истерику. – Может, надо сообщить об этом кому-нибудь?

Мэттью смутился.

– Предлагаешь горланить на весь район песню «Help!»27, или что? – он всячески пытался разбавить трагедию юмором, но это не помогало.

– Правда, Мэтт, нужно как-то это решать, – поддержала меня Эшли. – Школьный психолог для начала, нет?

Я, давясь яблоком и брызнув слюной, встретилась с понимающим взглядом Мэтта. Мы с ним хором выразили протест:

– Только не миссис Блэк!

Она очень своеобразная женщина. После посещения ее кабинета можно смело записываться еще к одному психологу.

– Да, че ты начинаешь, Эш? Чем тебе не арт-терапия с жирафами и слонами? – спросил Мэтт, снова усмехаясь.

Эшли недовольно цокнула.

– Надоела мне эта тема, давайте лучше обсудим прогул Никки! – Морено наклонился и подпер подбородок ладонью, приняв позу внимательного слушателя.

– О-о, – протянула Эшли, – а ты не в курсе?

– Не в курсе чего? – не поворачиваясь к Эшли, Мэттью решил уточнить и продолжил буравить меня своими большими глазами.

Я не успела ответить и отчасти обрадовалась, что подруга решила объявить о разрыве. Потому как после новостей Мэттью находилась в шаге от того, чтобы не разреветься. Мне кажется, я выглядела напуганной.

– Мудак наконец-то отвалился, – небрежно кинула Эшли.

У Мэтта от брошенной фразы подруги приоткрылся рот.

– Серьезно? Оливер – все? – не веря сказанному, сам себя переспросил друг. – Да это лучшая новость за сегодня!

– Эм-м-м, – не разделив радости Ангела, я попыталась привлечь внимание.

– Это грустно, конечно, – лицо Мэтта вернулось в обычное состояние, и друг попытался оправдать свой восторг, – Но он меня люто раздражает своим мудацким поведением!

– Почему вы все его называете мудаком? – я подозрительно уставилась на Мэттью.

– А, – почесывая белокурый затылок, начал он, – это Джас как-то раз так его назвал, ну мы с Эш и подхватили!

Мэтт виновато улыбнулся.

– Знаешь, что я тебе скажу? Залог прекрасной карьеры музыканта, – Мэтт сделал короткую паузу и продолжил, тыча себя в грудь указательным пальцем, – разбитое сердце, Никки! Carpe diem, дорогуша, твори!

Эшли улыбнулась мне. От ее улыбки и незаурядных слов поддержки Мэттью стало как-то спокойнее.

– Хах, – усмехнулась я, – по твоим заветам провела вечер в компании с Ариэттой!

Мэтт повернулся к Эшли и шепотом спросил у нее, как будто я не услышу его шипение:

– Кто это?

У нашего Ангела очень плохая память на имена, и я решила не мучать друга, опередив Эшли.

– Виолончель, Мэтт!

Друг в ответ одарил меня одобрительным взглядом.

– Да, ребят, не скучно живете, у одного дома социальная драма с элементами боевика, у другой – симфонический концерт, а у меня всего лишь ДНК и РНК, – заметила Эшли.

Мы рассмеялись, правда, у меня вышло невесело, а скорее досадно.

Пока Мэттью многозначительно смотрел куда-то сквозь меня, я изучала проделанную им работу по маскировке гематомы. Ангел плохо размазал тональный крем, и тот чуть скатался около глаза.

– Не шевелись, – приказала я Мэтту, и тот замер; зато появился игривый блеск в его светло-зеленых глазах.

Эшли притихла, скрывшись за спиной ангела: видимо, опять занялась своими интернетными делами.

– Да уж, – аккуратно, слегка прихлопывая подушечкой пальца, я растирала тональное средство на лице Мэттью; он же недовольно морщил нос от неприятных ощущений в области ушиба, – тебе бы курс мэйк-апа пройти, Мэтт, глядишь, и на концерты не пришлось бы тебя разукрашивать…

– Ну так, это же не синяки от засосов замазывать, – уголки его губ воспрянули и задержались в лукавой улыбке.

Маска херувима спала, и наружу выпрыгнул маленький дьяволенок Мэттью. Именно этого сорванца друг выпускает погулять, когда запевает песни AC/DC. Видели когда-нибудь ангелочка, вопящего «Highway to Hell»? Нет? А я наблюдаю это перевоплощение каждую репетицию.

– Я там особо и не старался, – хмыкнул Мэтт и продолжил самодовольно ухмыляться.

Тут он дернулся, и мой палец, притаптывающий тональный крем, скользнул на верхнюю губу около ссадины. Мэтт лизнул краешком языка мой палец, и я его резко отдернула, смерив друга возмущенным взглядом.

– Соскучилась по поцелуям, Никки?

В ответ я закатила глаза, мол, ты меня сейчас бесишь, Морено.

На этом его шалости не закончились. Мэттью резко сдернул резинку с моей головы, и неровный пучок вмиг распустился, спадая каштановыми волнистыми прядями мне на спину и плечи.

– Так мне больше нравится! – наклонив голову набок, заключил Мэттью.

Я смущенно постучала кулаком рядом с правой ключицей друга и, прокашлявшись, изрекла:

– Верните мне, пожалуйста, первого, он мне больше нравился!

Я недовольно посмотрела на Мэттью, попутно собирая распущенные волосы в хвост.

– А что ты так смотришь? От флирта еще никто не умирал, – воскликнул Мэтт, коснувшись указательным пальцем кончика моего носа, и пропел, – Ни-кик-и-и, ты теперь свободная, как ве-е-те-е-р!

Я всеми силами пыталась сдержать улыбку, но у меня не получилось. Он повернулся ко мне боком и, вытянув руки в стороны, начал изображать парящего в небе воздушного змея. Эшли, оторвавшаяся от смартфона, мило улыбалась телодвижениям друга.

– Улетим, подхваченные западным ветерком28, – Мэттью запел одну из моих любимых песен, заходя на очередной воображаемый маневр, —

Пропетые строчки вызывали умиление и приятное тепло в груди. Поражало, как у Мэтта хватало моральных сил после вчерашней вопиющей истории на то, чтобы вложить в исполненный припев столько тепла и веры в ласковый ветерок, дарующий счастье и свободу. Я, наверное, никогда не перестану восхищаться его способностям – находить в себе силы на поддержку других, хоть порой и нестандартную.

Тут Ангелок своими расправленными крыльями захватил нас с Эшли в объятия, продолжая ласкать слух пением бесценных строчек. Подруга сомкнула круг, положив мне руку на плечо. Виктория, как всегда, права – у меня самые замечательные друзья!

Мэттью, Эшли и я слились в хор, но, к сожалению, наше трио прервал звонок на следующий урок.

Мы смолкли, но никто не спешил вырваться из круга. Повисшую паузу нарушил Мэттью.

– Знаете, как я вас люблю, девчонки? – задал вопрос Мэтт, прикрыв мечтательно глаза и растянув в улыбке губы.

Ангелок решил не дожидаться ответа и принялся вырисовывать носом знак бесконечность, попутно задевая белокурыми завитками наши с Эшли лица. Через несколько секунд его ресницы широко распахнулись, одарив игривым блеском хризолитов. Мы с подругой, тронутые признанием Мэтта, синхронно чмокнули его в обе щеки и рассмеялись.

– Никки! – опомнился друг, вскакивая со скамьи. – У нас же сейчас миссис Кларк!

Поддавшись панике Мэттью, я тоже резко встала с места. Тогда Ангел, не дожидаясь моей ответной реплики, схватил меня под локоть и потащил в сторону входа.

Особо не сопротивляясь, я обернулась и помахала заливающейся смехом Эшли.

Глава 7. Укус любви

Любовь похожа на пламя,

Она обжигает тебя, разгораясь,

Любовь причиняет боль,

Причиняет боль…

Nazareth «Love Hurts»29

После наглого похищения Мэттью мы, подхваченные «западным ветерком», отправились на злосчастные два урока математики или, точнее, на кружок импровизации. Сказать, что мы облажались на тестах во второй части занятий – ничего не сказать. Единственное, за что я благодарна миссис Кларк, так это за то, что ты учишься напрягать все свои извилины в стрессовой ситуации, чтобы поставить кривую галку возле верного ответа. Ах, конечно же, проверяешь интуитивные способности.

– Ну как? – отрешенно произнес Мэтт, опираясь всем телом на соседний шкафчик от моего, и продолжил гипнотизировать стену взглядом.

– Это полный провал! Я почти все ставила наобум, – устало вздыхая, прокрутила колесико замка.

Дверца автоматически отворилась, освобождая место для плавного пикирования клетчатого листка на пол. Я нырнула вниз в попытках его ухватить, но это оказалось безуспешно. Подобрав клочок бумаги, решила выпрямиться так же резко, как и опускалась, но чуть не стукнулась затылком об открытую дверцу, если бы не Мэттью. Он прикрыл ее рукой, не отводя взгляда от стены и все еще прижимаясь спиной к чужому шкафчику. Да что с ней не так?

Я развернула таинственный листок.

«Наконец-то Оливер понял, что ты страшная и бездарная тупица!»

Лучше бы он так и валялся на полу.

– А-а, – провыл Мэттью, оглушая меня от неожиданности, и хлопнул ладонью себя по лбу, – у меня в шестой задаче неверный ответ, надо же было так тупануть!

– Ангелок, ты не один, – размахивая клочком бумаги, я показательно скривилась.

Мэттью выхватил письмо с оскорблением из моей руки и принялся разглядывать.

– Фига себе, снова хейтеры объявились! – усмехнулся друг.

Я, ничего не ответив, продолжила утрамбовывать учебники в рюкзак и перебирать в мыслях варианты возможных отправителей. Кто может знать о разрыве, если даже Мэтта уведомили только сегодня?

– Думаю, это дело рук Харрисон, – высказал предположение Ангел, все еще пребывая во взвинченном состоянии из-за неверно выбранного ответа в тесте. Друг нервно вырисовывал в воздухе круг смятым клочком бумаги.

Кэти Харрисон – ярая активистка нашей школы. Она всегда принимала участия во всех мероприятиях от литературных вечеров до соревнований по чирлидингу. Невероятно общительная и как будто незаменимая; ни один школьный концерт не обходился без ее участия. На одном из выступлений Мэттью сидел за музыкальным пультом управления. Ангел настолько увлекся беседой со своей бывшей девушкой Трейси Дин, что забыл переключить нужную композицию. Когда ему напомнили, Морено в суете начал тыкать все существующие кнопки и включил заодно микрофон, который находился в руках Кэти, занятой обсуждением свежих сплетен наедине с подружками. Это «наедине» расширилось до всего актового зала. Все присутствующие узнали много нового о себе и окружающих. Однако насколько я помню, Мэттью не особо спешил заканчивать разоблачение Харрисон и ее свиты. Происшествие вылилось в скандал, где главным действующем лицом оказался мой друг, и буллинг уличенной в лицемерии Кэти.

Конечно, обиженная сторона жаждала расплаты за нанесенный ущерб ее репутации. Месть уязвленной Харрисон распространялась как на самого Мэттью, так и на его друзей. Однако все ее старания уколоть побольнее выглядели по-детски нелепо, и найденная мной записка была в том же духе, что и несколько месяцев назад.

– Да ну, нет! Слишком большой перерыв! Когда ты находил последнее послание? – засомневалась я.

– Месяца два назад, не помню точно, – вспоминал Ангел, почесывая затылок и виновато потупив взгляд, – мне жаль, что все от этого страдают…

– Прекрати, все все прекрасно понимают! И вообще, может, это вообще не она, – перебила я друга.

Мэтт обнял меня за плечи и мученически закатил глаза.

– Хочу уже поскорее свалить отсюда! Вроде рабовладельческий строй отменили в 1865 году, так какого ж черта я себя чувствую после этих тестиков, как после дня на плантации? – возмущался друг.

– Мэтт, ты – белый! – напомнила я причитающему Ангелу.

– Это сейчас расизм был? – одна бровь Мэтта вопросительно изогнулась. – Внешне да, но я чернильное небо несу, не спеша, чернее мазута мрачнеет моя душа, детка! – друг снова мельком коснулся указательным пальцем моего носа, ухватил меня за руку и увлек в сторону выхода.

– Если мы сейчас не покинем это здание, то нам не миновать второго восстания Стоно30!

– Вос-ста-ние Мо-ре-но, – я скандировала невидимую надпись перед собой, выделяя ее свободной ладонью в воздухе будто маркером.

– Звучит! – самодовольно ухмыльнулся Ангел, выпрямляя плечи, облаченные в желтую толстовку, и вытягивая шею.

– Иди уже, поэт-повстанец! – сбить его спесь мне помог замах коленки на «волшебный» пендель. Мэттью, правда, отскочил, и лицо его исказилось в театральном ужасе.

– А ты знала, что там дело было на реке Эшли31?..

Под увлекательный рассказ Мэтта о восстании рабов Южной Каролины мы проследовали до автомобильной стоянки, расположившейся за основным зданием школы. Я не особо люблю историю, но мой друг способен перерабатывать информацию в голове таким образом, что совершенно скучные, сухие факты преподносятся захватывающе и местами забавно.

– … эти бедняги маршировали до самой Флориды с транспортом с надписью «Свобода», – продолжая вести повествование, Ангел открыл дверь своего новенького хендая и принялся устраиваться на водительском сидении. Я последовала его примеру – плюхнулась на пассажирское рядом.

Щелкнув ремнем, я расслабленно откинулась на спинку, и моему взору открылась вся парковка… Подождите, что?!

– Мэтт, – удивленно обратилась я к другу, ковыряющемуся в подстаканниках около коробки передач. Он вопросительно поднял на меня глаза. Я молча указала рукой куда-то вперед. Мэтт лениво повернул белокурую голову в заданном направлении, и его брови сердито сошлись к переносице.

– Она мне написала, что у нее срочные дела дома! – недовольно воскликнул Ангел, буравя взглядом Эшли.

Та мило ворковала в мягких объятиях парня рядом с ее автомобилем.

– Опять весь рабочий процесс идет семимильными шагами к черту, – разочарованным тоном заключил Мэттью, – что он тут делает?

Знакомая черная косуха контрастировала с волосами цвета льна, спускающимися до плеч. Слегка напряженные, широкие густые брови добавляли задумчивому прищуру, вызванному лучами солнца, твердости и глубины. Непростой характер выдавал подбородок с ярко выраженной ямочкой посередине.

Уилл Клепп – соло-гитарист нашей группы, ее гордость и позор одновременно. Внимая каждому слову Эшли и положительно кивая, он казался совершенно спокойным человеком. Однако когда губы Уилла смачивал алкоголь, лицо его буквально пропитывалось нечеловеческим пофигизмом; любое время суток переставало быть томным и превращалось в воображаемую поездку на пикапе с выгравированным названием «Охреневоз» на покосившейся табличке для номера. Наш водила-гитарист мчал со скоростью девяносто миль в час куда-то в закат, собирая каждую кочку пыльной и дряхлой дорожной змеи. Мы и пара незнакомцев, как будто откинутые на семьдесят лет назад на окраину штата Невада, резко подпрыгивали в открытом кузове, рискуя вылететь в канаву.

В сравнении с ребенком-балагуром, которого выпускал Мэттью на прогулку в основном для веселья, у Уилла был дьявол-подросток, познавший все метания пубертатного возраста. А главное, что Уилла все устраивало, он этим жил. Конечно, до больших преступлений не доходило, но мелкое хулиганство – это, пожалуйста. Например, разбудить весь район с криками: «Вы все – тупые задницы»!; вилять по проезжей части с поднятыми вверх руками, протыкая пространство над собой угрожающими шпилями – средними пальцами и намекая, куда стоит недовольным водителям пойти; сломать десять лежаков на местном пляже, пытаясь найти выход вместе с первым встречным, находящимся в той же кондиции. А сколько битого стекла разного цвета и разукрашенных лиц в драках я повидала прошлым летом благодаря Уиллу… Мало того, что он заставлял страдать окружающих от царящего хаоса, так он сам же от него нехило огребал, становясь главным пострадавшим лицом. То возомнил себя акулой и решил искупаться в пустом бассейне на тусовке в честь рождественских каникул, после попал в больницу с тремя переломами, потому что с бетонным покрытием гитаристу не удалось закорешиться. То залез на крышу дома у Джаспера, закадрить каких-то проходящих девчонок, криво шагая по карнизу. В итоге Уилл там так и застрял на всю ночь, мирно посапывая на изгибах черепицы и не обращая никакого внимания на переживающего и чертыхающегося Мэттью во дворе. Хорошо, что не пошел дождь, иначе без очередной поездки в бело-красной карете точно не обошлось бы. Его выходки все больше напоминают бесцеремонное (если тут вообще можно вести речь о каких-то «церемониях») копирование Оззи Осборна32, да и сам Уилл каждый раз, протрезвев, говорит что-то такое: «Какая я рок-звезда, если не способен устроить ПОЛНЫЙ декаданс, а»? Надеюсь, что в будущем меня убережет от повторения отвратного действа «короля летучих мышей» в туре с Mötley Crüe в исполнении нашего гитариста…

Предполагаю, у многих возникает вопрос, почему мы до сих пор терпим этого скандинавского клоуна? Во-первых, несмотря на свое дичайшее непостоянство, у Клеппа было особое уважительное отношение к музыке. Да и, наверное, единственной и настоящей его любовью оставалась ямаха. Это единственная вещь, которой он был верен. Играл Уилл правда хорошо и доставал кучу невероятных идей из взбалмошной головы. Во-вторых, всегда, когда кто-то из нашей группы начинал катить бочку на гитариста, Джаспер постоянно вставлял пословицу: «Знакомый черт лучше черта незнакомого»! Да и сам фронтмен всерьез никогда не возмущался поведением Уилла: Джаса забавляли выходки своего лучшего друга, и он как будто купался в рождаемом хаосе. Как бы барабанщик ни плевался от фриков, в душе они ему импонировали. И Джас не был одинок, потому что Уилл своим образом «настоящей рок-звезды» приковывал внимание тинейджеров, готовых поддаться полной анархии. Правда, это вам не двадцатый век, когда можно было со сцены управлять толпой и призывать их к определенным действиям. Все разборки в основном происходили в интернете, в наших социальных сетях, пока еще не очень раскрученных. Думаю, помимо смазливой внешности, восхищение у подростков вызывал тот факт, что Уилл мог выйти за рамки дозволенного, а они нет. Давай, чувак, круши все и вся, а мы с упоением посмотрим, осудим, конечно, но мысленно и физически испытаем дикий экстаз…

– Ты тоже это видишь? – удивленным тоном спросил Мэттью.

– Да, давно это они так? – полностью запуталась в испытываемых эмоциях; я вроде и рада, а вроде и нет. Вовсе ничего не понимаю.

– Понятия не имею. Ставлю 50 долларов на то, что все так мирно и прилично до первого стакана Уилла, – тут Мэтт сделал паузу и спросил, – приколи, я только что слово «прилично» и имя Клеппа в одном предложении сказал?

Я криво улыбнулась и продолжила наблюдать за парочкой.

Сильные люди, такие как Эшли, сильны даже в своей слабости. Ее болевой точкой долгое время являлись чувства к Уиллу. Правда, стоит сказать, что Эш доставляли удовольствие пощипывания соли, на которую возлюбленный никогда не скупился. Мог бахнуть целую солонку за раз и потом разводить непонимающе руками, мол, а я что, я ничего. Уилл лишь изредка признавал себя виноватым…

Я никогда не была в восторге от выбора Эшли, потому что, ссылаясь на рассказанные ранее байки, можно смело утверждать, что Уилл – самый настоящий экспериментатор, как над собой, так и над окружающими. К сожалению, главным подопытным кроликом оказалась моя лучшая подруга Эшли Бернс.

Если нас обычно Уилл катал на стареньком пикапе по куширям, то для Эшли он отстроил целый парк аттракционов. Излюбленный назывался «свободное падение». С тем же азартом, что и допитые бутылки, Уилл вдребезги разбивал сердце моей лучшей подруги. Он мог поманить ее, когда ему хотелось, а потом резко отпустить, пропадая на несколько недель в компании других девушек. Постить свои похождения в сеть без всякого зазрения совести: даже наоборот – Уилл ждал каждый раз реакций, и он их получал. Ибо хаос должен чем-то питаться, источником были эмоции людей. Однако Эшли не сдавалась: она всегда шла к поставленным целям, но, к сожалению, заслужить хорошее отношение и уважение любимого человека это крайне редко выполнимая задача. Захлебываясь в слезах и соплях, она собиралась и занимала выжидательную позицию. Нельзя не упомянуть тот факт, что Уилл не всегда гадил. Но он обострял ситуацию до такой степени, что его периодические пьяные романтические порывы или внезапные приступы ревности выглядели ужасно по-собственнически, мол, страдать ты будешь только от меня. Примерно полгода назад Уилл испортил свидание Эшли. В очередной раз посчитав пропажу своего непостоянного молодого человека за расставание, она решила воспользоваться возможностью и, наконец, переключиться от Клеппа походом в кино с Филом из параллели. Хах, хозяин, видимо, почувствовал холод, тогда возникший между ними, и прознал о «неверности». В тот вечер под залпы салюта из попкорна Уилл сменил «свободное падение» на «силомера-боксера», где в качестве самого аттракциона выступал Фил. Бедный парень после случившегося сторонился нашей троицы и всячески избегал общения, если оно вынуждено возникает в процессе обучения. Эшли же считала эту выходку Уилла чуть ли не рыцарским поступком, заслуживающим прощения с ее стороны. Поначалу, когда эти двое только сошлись, мы с Мэттом покорно слушали частые истерики Эш и изо всех сил старались не проецировать ее обиды на Уилла на себя, тем самым портя атмосферу группы, а после вовсе смирились. Потому что все наши решения проблемы в корне не устраивали подругу; Клепп пудрил ей мозги, подвергая беспощадной критике традиционные взгляды на отношения. Уилл нередко указывал Эшли, что он не рожден для той любви, а ей срочно надо перестать верить в принца и навязывать этот образ ему. Иногда я через себя пропускала душевные истязания подруги и, лежа навзничь на кровати плачущей Эшли, выросшей на диснеевских мультиках, содрогалась всем телом от каждого ее всхлипа, борясь с желанием превратить в щепки гитару Уилла. Однако разочаровывало то, что в моем сострадании подруга нуждалась в определенные моменты: лишь вода высыхала на щеках, она тут же как под гипнозом шла за ним, а если не находила, или он ее отвергал, то искала похожих. После их окончательного разрыва мы с Мэттом выдохнули, но, видимо, опять рано. Уилл, кажется, расстроился, что игрушки больше нет. Отчего я находилась в полном замешательстве. А для чего ей, собственно, понадобился Лой?

– Зачем было врать, ты не знаешь? – негодовал Мэтт.

– Это риторический вопрос? Видимо, предвидела наше возмущение, Мэтт, – разъяснила я другу и закрыла глаза на несколько секунд, стараясь разобраться, как правильно относится к происходящему, чью сторону принять: поддаться негодованиям Мэтта или понять чувства подруги.

Тем временем рука Уилла, бережно зарывшаяся в мягких кудряшках Эшли, быстро сокращала расстояние между ней и Клеппом. Светло-русые волосы Уилла касались щеки подруги и играли роль заслонки между ними и очевидцами их близости, но не со стороны нашей засады. Однако это все равно не нарушало интимности происходящего между ними. Веки обоих неспешно прикрылись, и губы их слились явно в недружеском поцелуе. Хоть бы на этот раз он по-настоящему что-то значил для Уилла. Пожалуйста…

Я наблюдала боковым зрением за реакцией Мэтта, немного смущенного от сцены, разворачивающейся за стеклом. Друг деловито проверял датчики на панели и пытался нашарить в кармане толстовки телефон, но появившийся легкий румянец на светлой коже выдавал его. Моя рука тоже потянулась за смартфоном, чтобы запечатлеть нашу парочку. Сделав снимок поцелуя, я посмотрела на Мэтта: его смущение превратилось в почти нескрываемую злость.

Эшли, не спеша, отстранилась от возлюбленного и повернула голову в сторону тачки Ангела. Я побоялась, что нас с другом застигнут за подглядыванием, и поспешно опустилась всем корпусом вниз, чуть не вписавшись лбом в бардачок, но меня спас ремень. Дернула Мэтта за рукав толстовки, чтобы тот повторил за мной.

– Мэттью, прячься! – прошептала я, решив почему-то, что нас кто-то услышит.

Но он не шелохнулся, а наоборот уставился на парочку. Я аккуратно вернулась в прежнее положение: терять было уже нечего, наше укрытие раскрыли. Меня встретили многозначительный взгляд Эшли и нахальная ухмылка Уилла. Руки Мэтта крепко сжимали руль, а ноздри, раздуваясь, жадно качали воздух.

– Да, пошли они! Пора сваливать! – нарочито прошипел Мэттью, копируя мой шепот, и продемонстрировал им средний палец сквозь лобовое стекло автомобиля.

Он повернул ключ зажигания и резко начал сдавать назад. Вырулив из плена соседних машин, Ангел натянул ехидную ухмылку и дал газу что есть силы. Меня пригвоздило к спинке сидения. С визгом резины об асфальт мы вылетели с парковки. После Мэттью начал сбавлять скорость и одной рукой включать музыку в салоне.

– Еще раз так сделаешь, и я в твою тачку больше не сяду! – обиженно скрестив руки на груди, пригрозила Мэтту.

Мэтт рассмеялся.

– Да ладно тебе, первый раз как будто, – радушно улыбался Мэтт, не понимая причины моих возмущений.

Я уткнулась в телефон и решила прокомментировать свои действия, открыв диалог с Джаспером.

– Сейчас отправим это фронтмену, чтобы он потом не удивлялся, если репетиция сорвется из-за их очередных разборок! – заключила я и нажала на кнопку отправки.

– Пф, Джас? – фыркнул Мэтт. – Ему уже давно насрать на то, что происходит с группой, ты не заметила?

– Нет! – отрезала я. Почему сегодня все так недовольны Джаспером?

– Он все больше уходит в себя, не знаю, как это объяснить, Никки. Я в этом не силен, – казалось, что Мэттью сник. – Что касается Эшли и Уилла, последний раз Джас сказал, что это их дело: одну устраивает страдать, другому нравится ее испытывать…

– Мэтт, но он ведь отчасти прав: как мы можем повлиять на них, это чужие отношения? – спросила я, но понимала, что Ангел искренне переживает за Эшли и хоть что-то пытается предпринять.

– Джаспер может, мы с тобой – нет, – Мэтт сглотнул. – С моей стороны была попытка поговорить с «королем битого стекла», но кто я такой? Я же мелкий, и «слишком молод для настоящей любви»33, – прыснул Мэттью.

– Это тебе Уилл так сказал? – озадаченно поинтересовалась я.

– Да-а, – недовольно протянул Мэтт, морща лоб и поджимая губы, – слишком молод для абьюза? Я, блять, специалист в этом дерьме с недавнего времени! Я…

Тут Ангел осекся, понимая, что начал пылить и ляпнул лишнее.

– Ладно, все занимаются своими делами. Кто-то грезит колледжем, кто-то гоняется за мудаками, нестоящими даже их ногтя, и несет все это в группу, а кто-то занимается самокопанием, забывая об ответственности! А я? Что я? – на вопросы Мэттью ответила я. – Мэтт, дорогой, успокойся, пожалуйста, – мой голос звучал как-то испуганно и взволнованно, – ты прекрасно поешь и замечательно играешь на клавишах, а твоя любовь к истории…

– Никки, о чем ты? – поморгав непонимающе глазами, спросил Мэттью. – Как бы это нормально описать? – голова Ангела задумчиво наклонилась вбок. – В детстве большинство уверены, кем они хотят стать в будущем. Спроси ребенка, он тебе с большой вероятностью четко ответит. Но не многим детям удается держаться их мечты до конца, потому что по мере взросления появляется куча различных путей, на которые можно свернуть. Правда, не факт, что, посетив их, ты вернешься к прошлому, потому как нет больше никаких пересечений со старой дорогой. Ты теряешь заинтересованных друзей, теряешь способности, теряешь силы. Знаешь, что делают эти «неверные»? Они бросают свою машину со всеми пожитками, отказываются от обязанностей и несутся через поле в надежде вернуться на путь их детских мечтаний, пока не упадут от бессилия. Некоторым везет, и они добредают до нужной трассы. Путникам осуждающе бибикают в спину и объезжают их, держа за умалишенных. Так вот, весь этот разброд сейчас заставляет взять и послать то, над чем я работал два с лишним года и занимался вокалом с пяти? А потом, где-нибудь в тридцать с хвостом, когда я пожалею о сделанном выборе в пользу истории и политики, потерявшими для меня интерес, придется нестись с высунутым языком по лугам без навигатора. Это моя мечта – быть частью группы. Выступления, перевоплощения, репетиции, дружеская атмосфера – я люблю это. Но, кажется, что все рушится, и страдаю, как будто я один!

Мэтт был серьезен, а меня сказанное им поразило. Никогда не думала, что «мы» для него столько значим, и он так радеет за группу. Видимо, за его добросовестным отношением и полным погружением в работу (ситуация с микрофоном не в счет) я не разглядела истинных переживаний за существование и развитие нашего музыкального союза.

– Мэтт, но для меня группа тоже не пустой звук. Я стараюсь и выкладываюсь. Правда, как показали эти два дня, многое упускаю, – с сожалением в голосе пыталась поддержать друга.

Выражение лица Ангела немного смягчилось, и я решила перевести тему разговора в другое русло.

– Ты знаешь, кто такой Итан? – честно сказать, задавая этот вопрос, надеялась, что Мэтт с его «потрясающей» памятью на имена так же, как и я, понятия не имеет, кто это.

– Соло-гитарист Venture, – не задумываясь, ответил Мэттью, чем раздавил мои надежды, – а что с ним?

– Да нет, ничего, – соврала я и решила полистать ленту. Конечно же, любопытство Ангела оказалось не удовлетворено, о чем свидетельствовала его загадочная улыбка.

Но я сделала вид, что не заметила и опустила мысленно стену, погрузившись в соцсеть. Первой высветилась публикация лучезарной Валери; знали бы ее подписчики, какая она зануда. А второй… А на втором фото – блондинистая голова Сэма, повернутая вполоборота. Губы, сложенные трубочкой, мягко врезались в щеку незнакомки. Отчего мне стало не по себе.

– Никки, ты меня слушаешь? Никки? – Мэтт пытался привлечь внимание, размахивая одной свободной рукой перед лицом, словно автомобильным дворником в ливень.

Сердце яростно пыталось выпрыгнуть наружу, пока остальное тело как будто парализовало, и температура в нем упала. Вся горячая кровь прилила к лицу и заставляла гореть от захлестнувшей ревности. Это чувство можно сравнить с огромной собакой без намордника, которая вот-вот сорвется с привязи и накинется на первого попавшегося. Аплодирую стоя людям, способным не просто удержать на цепи вмиг одичавшее животное, а заставить замолкнуть его агрессивный лай и вернуться послушно в будку. Я далеко не кинолог, поэтому моя обезумевшая псина в груди готова была перегрызть, если не другим глотку, то хотя бы оттяпать себе лапу.

Мэтт припарковался и выхватил телефон из моих рук, застывших в одном положении.

– Му-да-че-ло! – воскликнул Мэтт, внимательно уставившись в экран. – Никки, ты в тысячи раз симпатичнее, это я как эксперт говорю! Слышишь?

Возможно, девушка и была прекрасной, но она теперь с Сэмом. Этот факт беспощадно уродовал ее в моих глазах. Память стирала незнакомку и оставляла лишь Сэма, прильнувшего к щеке девушки. Как же Джаспер был прав: надо было еще вчера отписаться.

Мэттью посмотрел на меня обеспокоенным взглядом.

– Никки, дыши хотя бы, ладно? – переживал друг.

Ангел начал спешно нажимать на экран.

– Я его блочу, срочно бло-очу, – паясничал Мэтт и через несколько секунд вложил телефон обратно мне в руку.

Я резко отстегнула ремень и обняла Мэттью. Тот поначалу опешил, но потом ответил, бережно положив ладони на спину.

– Нор-мально, – пролепетала я, смотря в одну точку и пытаясь остановить бешеное биение сердца. Думаю, Мэтт услышал его глухой стук, потому что принялся поглаживать меня по спине.

– Какое сегодня число? – вдруг спросил Ангел.

– 25 апреля, а что? – тихо произнесла я.

Он немного отстранился от меня, чтобы рассмотреть мое раскрасневшееся лицо.

– Объявляю 25 апреля днем мудачел! – торжественно провозгласил Ангел.

Я выдавила сдержанный смешок, который разросся до истерического приступа смеха на пару с Мэттом. Мы уже, полностью вырвавшись из объятий, свернулись калачиком от приятных коликов в животе.

Нашу истерику остановил какой-то большой темнокожий мужчина за стеклом. Видимо, хозяин дома, около которого мы остановились. Он постучал в окно с моей стороны. Я моментально нажала кнопку открытия. Не дожидаясь полного опускания стекла, мужчина в негодовании выпалил:

– Эй, малолетки, вы в курсе, что обдолбанным нельзя и на пятнадцать футов приближаться к рулю?! Проваливайте отсюда!

Мэтт разогнулся и лишь развел руками.

– Извините, сэр, но мы не…

Недослушав мои пояснения, мужчина недовольно махнул рукой и побрел восвояси.

– Извините, сэр, – передразнивал Мэтт, – мы не курили траву, у нас праздничная истерика, потому что нас окружают одни мудаки. Вы, кстати, тоже в их числе…

Я чуть прикрыла глаза и недовольно растянула губы, но Мэттью уже был увлечен дорогой, поэтому не увидел моей гримасы. Автомобиль начал громко жаловаться на свободно болтающийся ремень, издавая монотонный плач, как и мое сердце. Пришлось снова пристегнуться и наслаждаться улицами, залитыми солнечным светом, по пути к моему дому, до которого оставалось меньше мили.

– Н-да, походу я настолько сегодня фигово выгляжу, что меня приняли за нарика, – озвучивал свои мысли вслух Ангелок.

– Мэтт, это, наверное, не мое дело, но мне не дает покоя одна мысль, – немного успокоившись, я решила поинтересоваться состоянием миссис Морено, – как сейчас чувствует себя твоя мама?

Мэтт недовольно закатил глаза. Он явно избегал теперь этой темы и, кажется, пожалел, что поделился с нами проблемами в семье.

– Никки, в этот раз обошлось только мной. Не переживай за мою семью, ок?

– А вы не обращались в полицию? – ума не приложу, какая неведомая сила заставила меня задать этот странный, возможно, бестактный вопрос.

Мэтт в ответ заулыбался от сказанной глупости.

– Это мой отец, Никки. Во-первых, его личность начала разлагаться только полгода назад, до этого меня почти все в нем устраивало. Мы с ним вместе смотрели бейсбол по телеку, весной или летом выезжали на реальные матчи. Мне нравилось с ним проводить время; несмотря на тяжелую работу, он был жизнерадостным, постоянно шутил. Я с ним делился музыкой. В прошлом году мы с ним и его друзьями ездили в Денвер на концерт Metallica. Хоть с Милли у них не такие близкие отношения, но он старался. Читал Милли книжки на ночь или смотрел с ней мультики, если у него не было ночной смены… Короче, он раньше был нормальным отцом. Во-вторых, мы сейчас едем на новой тачке, которую отец мне купил. Я там добавил какие-то копейки, заработанные на прошлых летних каникулах. Питаюсь, одеваюсь, тусуюсь за счет семьи, дальше нужно продолжать? Если заявить, то отца посадят, Милли не увидит папу долгое время. Кто будет содержать семью? Мама одна не потянет, даже если я устроюсь, то меня не возьмут на полный рабочий день, – Мэттью был спокоен, создавалось ощущение, что он давно сам себе ответил на заданный мной вопрос.

– Прости, не знаю, зачем спросила, – виновато прошептала я.

Хендай неспешно катил к моему дому. Улицы плавно перетекали из одной в другую под звуки легкого кантри. Наступившее молчание казалось невыносимым. Мне немедленно захотелось его прервать, чтобы хоть немного переключить свои мысли от Сэма и незнакомки на что-то другое.

– Мэтт, а что сказали на естественных науках вчера?

– Нас ждет лабораторная работка с трупиками свиней, как тебе такое? – с напыщенным кровожадным тоном ответил друг и прижался к обочине около моего дома.

– О-о, нет, – недовольно протянула я.

– О-о, да, свинки!

– Зайдешь? – поинтересовалась я: вдруг Мэтт не очень хочет сейчас появляться дома, и почему бы не воспользоваться возможностью совместной подготовки к расчленению бедных поросят.

– Спасибо, но нет, – Мэтт кивнул в сторону автомобиля Виктории и усмехнулся, – твоя сестра дома, мне стыдно!

Ангел обвел пальцем овал своего лица.

– Еще я дико хочу спать, отца дома нет, значит, самое время немного подрыхнуть!

– Бросишь меня наедине со строением свиней? – фальшиво обиженным тоном заметила я.

– Один – один: ты кинула меня вчера с математикой, – улыбнулся Мэттью.

– Ладно, Ангелок, не пропадай, пожалуйста, больше, – быстро обнимая друга, попросила я с заметной тревогой в голосе. – Пиши хотя бы, договорились?

– Тебе прямо во время очередного неудачного хука писать? – рассмеялся друг.

– Да-да можешь прямую трансляцию в чате вести, – я подыграла ему, окончательно поняв, что серьезности от Мэтта ждать не стоит.

Выйдя из машины, по традиции послала другу шутливый воздушный поцелуй в качестве благодарности за транспорт. Губы Мэтта растянулись в радушной улыбке, и он тут же снова яростно стартанул, оставляя след от колес. Кто придумал выдавать права в нашей стране этим выделывающимся подросткам? Провожая взглядом удаляющийся кроссовер друга, в душе я лелеяла надежду, что сегодня Мэттью и его любимых женщин никто не обидит.

Глава 8. Крылатые свиньи

Я люблю свиней. Собаки смотрят на нас снизу вверх. Кошки смотрят на нас сверху вниз. Свиньи смотрят на нас как на равных.

Уинстон Черчилль

Эш ♥ [18:55]: И давно вы в шпионов играете с Мэттом?

Я [18:57]: А вы давно Ромео и Джульеттой заделались? Они хреново кончили, напоминаю, из-за своей же тайны!

Эш ♥ [18:59]: Блин, Никки, я сама до конца не понимаю, что у нас (

Я [18:59]: Зато я все понимаю…

Осознавая, что подруга сейчас зависла на американских горках Уилла на максимальной высоте, по-видимому, вниз головой, я не стала продолжать осуждать ее. Пусть себе болтается вверх тормашками – не сегодня, так завтра резко скатится в яму. Вот тогда-то Эшли, возможно, будет в состоянии услышать мое мнение. Конечно же, мне хочется, чтобы это стремительное пикирование в бездну душевных терзаний не настигло мою подругу, но, зная Уилла, это неизбежно.

Я [19:00]: Хорошо, допустим, эту старую песню с Клеппом мы опускаем. Лой тебе зачем, Эш?

Я [19:01]: Не хочу, чтобы кто-то снова пострадал!

Напомнила я подруге о неудачном свидании с Филом. Не знаю, каким тоном Эшли озвучивала мои сообщения в своей голове, но мне казалось, что от каждой напечатанной мной буквы шли гнев и раздражение. Негодование выросло в тройном размере после того, как мои глаза молниеносно пробежались по ответу подруги.

Эш ♥ [19:02]: Не пыли, ок? Все под контролем, на Лоя у меня планы.

Да она, блин, издевается!

Я [19:03]: Можно еще одну фуру интриг, мне слишком мало?!

Эшли прочитала и ничего не ответила, оставив меня наедине с догадками, правда, ненадолго. Пришло сообщение от Джаспера.

Джас ♥ [19:15]: Вообще не удивлен. Пусть они сами разбираются. Лучше расскажи, что там у тебя?

Как и предсказывал Мэттью, никакой бурной реакции от фронтмена не последовало. Ну и я решила не пытаться вытянуть ее клещами из Джаспера, а то мои беспокойства и просьбы вмешаться будут восприняты, как выброс ядовитой агрессии после неудачного общения с великим комбинатором Эшли Бернс.

Я [19:16]: Заблокировала Оливера, технически это сделал Мэтт, но я была не против)

Джас ♥ [19:17]: Так-так, и давно вы с Мэттью настолько близки, что он уже твоих бывших блокирует?;)

Я [19:17]: Ревнуешь?

Конечно же, я точно знала ответ на этот вопрос, но от подкола удержаться не смогла.

Джас ♥ [19:18]: Да, с кем я буду пересматривать этим летом «Очень странные дела», а наши планы на просмотр «Ведьмака»? Оооо, нет! :(

Очевидно, друг иронизировал. Ни на что не променяю наши сериальные запои с Рыжим. Одни его комментарии чего стоят…

Я [19:20]: Даже не знаю, потому что после завтрашнего таинства все остальные просто меркнут! Прости, Джаси ♥

Джас ♥ [19:21]: Какими жидкостями или энергиями вы собрались обмениваться, малыши?

Прочитав сообщение друга, я немного поморщилась.

Я [19:22]: Фу-у, Джаспер! Фу-у! У нас завтра лабораторная со вскрытием поросят!

Джас ♥ [19:24]: То есть свиней вскрывать это не фу-у? ахахах XD Вам выдадут ритуальные чаши, чтобы вы их наполнили кровью молодых свиней и выпили по очереди с Мэттом. Свадебный ритуал получается!

Ох уж этот Коулман со своей безграничной фантазийной ересью. Но она, не скрою, забавляла и вызывала непроизвольную улыбку, отвлекая от интриг Эшли.

Я [19:25]: Читаю учебник, в принципе, тут так и написано, но более научно

Джас ♥ [19:26]: Удачного вам бракосочетания! Не забудьте проставиться, малыши! С вас пять пицц и ящик пива!

Я [19:27]: Договор

Джас ♥ [19:28]: И да, не опоздайте завтра на репетицию, как в прошлый раз

Отложив телефон в сторону, я продолжила внимательно изучать омерзительные картинки, подперев голову левой рукой. Самой безобидной из них казалась схема строения костей, только ее и запомнила.

В надежде на помощь более заинтересованного напарника (Мэттью) я закрыла толстую книгу с надписью «Анатомия животных». Вот бы нам завтра, как Тесею34, удалось сразить кроммионскую свинью и избавить людей от страданий. Правда, наш поросеночек навряд ли кого-то обижал в своей беззаботной короткой жизни, и лишили ее совсем не мы. Однако вид крови и умерщвленного животного точно вызовут у меня приступ тошноты. Это ли не истязание?

От моих размышлений меня отвлекли стук в дверь и возглас отца, призывающий спуститься на ужин. Я нехотя встала со стула и поплелась вниз. Там меня ожидали напыщенно-серьезные родители и Виктория, увлеченная пролистыванием ленты.

Ужин прошел под звяканье приборов и громкие хрумканья, заполнившие всю столовую. Никто не решался завести разговор. Виктория не отрывалась от телефона, папа потерянно метался глазами по всем членам семьи, а мама, потупив взгляд, c непоколебимым спокойствием элегантно накручивала спагетти на вилку. Иногда я ужасно расстраивалась, что природа решила на мне отдохнуть и лишить наследственной грации. Наверное, папины мечты о сыночке в этом плане реализовались. В отличие от Виктории, убеждавшей меня каждый год, что изящество движений придет с возрастом, я не так сильно заботилась о моем внешнем виде. А может, мне так казалось в детстве. Ведь пока мои мысли заполняли выдуманные исследования сталактитовых пещер с Томом Сойером и битвы с пиратами в Неверленде, Виктория уже заканчивала старшую школу и не водила дружбы с парнями, а исключительно встречалась с ними. Да и сестра не состояла в рок-группе.

Из комфортной повседневной одежды меня вытягивали разве что праздники, выступления и свидания. Правда, последние год как закончились, поэтому они не в счет. Должна заметить, что нехватка выраженной женственности в моей манере одеваться не сказывалась на полном отсутствии стиля. Сочетать цвета мне иногда неплохо удавалось, и образами ребят в соответствии с Карли занималась в основном я.

– Как прошла сегодня математика? – кинул мне отец.

– Средне, – еле ворочая языком и ковыряясь в почти пустой тарелке, ответила я.

Вдруг мама резко встала и с наигранной улыбкой воскликнула:

– Провинившиеся вчера моют посуду сегодня!

– Отстой, – возмутилась про себя я.

Пришлось вставать и собирать грязную посуду.

Сложив стопкой несколько тарелок, я отправилась к заветной раковине на кухню. За мной проследовала мама, закрывая за нами дверь. Неужели сейчас снова полетят стрелы претензий в мой адрес? О нет! Лучшая защита – это нападение, поэтому я решила начать диалог первой.

– Мам, ты… – я не успела до конца выпустить фразу, как меня перебил женский голос сзади.

– Вероника, давай ты все-таки подробнее расскажешь про причину своего вчерашнего отсутствия в школе? – мама была осторожна, что полностью не соответствовало ее вчерашней непреклонной строгости.

Я не знала, как правильно реагировать на ее беспокойство, или что это? После слов мамы перед глазами снова встала та фотография, и сразу же перехотелось погружаться в оценку действий Сэма и мешать свои слезы с моечным средством для посуды, делясь переживаниями.

– Мам, знаешь, сейчас не лучшее время, главное ты уже знаешь, – мрачно ответила я, медленно намыливая тарелку.

– Но, дочь, – она осеклась, чем я и воспользовалась, чтобы остановить разговор.

– Вчера мне нужно было выговориться, сегодня поняла, что лучше не копаться в этом и не травмировать лишний раз себя, – ответила я, слегка перефразировав предположения Джаспера.

Бесспорно, хотелось услышать слова поддержки мамы, которые так требовались мне вчера. Однако бесед с Джаспером и Викторией хватило, чтобы перепрыгнуть стадию торга. Надеюсь, что и возникшую пустоту я смогу восполнить. Да и когда тут скучать: надо идти готовиться к естественным наукам.

– Хм, и когда ты успела так повзрослеть? – задумалась мама. – Слушай, у твоего Коулмана все нормально? – обеспокоилась она, я непонимающе на нее посмотрела. – Твой отец ездил на Нассау за запчастями в воскресенье, видел там его и светлого парня, видимо, сынка Клеппа, – мама сделала паузу, дожидаясь ответа и усмехаясь про себя моему лицу, напряженному от мозговой деятельности. Я судорожно перебирала варианты правдоподобной лжи. Казалось, что вот-вот и скрип шестеренок в моей голове услышат даже на соседней улице. Ребята, что вы могли делать на самой злачной улице нашего города? Хотелось бы знать ответ на этот вопрос. Думай, Никки, думай быстрее! Может, они тоже забирали запчасти? Или Джаспер нашел раритетный винил и ездил с Уиллом к продавцу?

– Не знаю, возможно, к продавцу винила, – тут я запнулась от неправильного забора воздуха, проглотив последнее слово, и мама, конечно же, успела додумать концовку предложения. На ее лице появилось возмущение. – Мам, продавцу винила, ви-ни-ла, пластинки виниловые! – успокоила я родительницу, и ее нахмуренные брови приняли обычное положение.

– Аккуратнее, по краю ходите со своей «грязной музыкой», а то с твоими друзьями мигом превратишься из Вероники в самого настоящего Никки, – возвращаясь в гостиную, заметила мама как бы между прочим.

С какими такими моими друзьями? У тех, у кого одни сплошные секреты? Признаться, мозг рисковал вот-вот взорваться от перегрузки. Мысли путались и сбивались в челночном беге от одной теории к другой.

Что вы делаете в восемь утра в меркурианскую среду? Мы вот собрались с одноклассниками препарировать поросят.

В холодном свете люминесцентных ламп пастельно-голубые стены, серая доска с разводами от маркеров для письма, окна, закрытые белыми горизонтальными жалюзи, словно ставнями, и блеск металлических предметов в лотках на мраморных одиноких островках напоминали атмосферу операционной. В кабинете естественных наук веяло таким же хладнокровием и непробиваемым равнодушием. По позвоночнику пронеслось морозное дыхание, оставляя липкие мурашки то ли от волнения, то ли от недосыпа. Ночь я провела в черной компании кошмара. Морфей мне приготовил испытание, приклеив Джасперу, Сэму и Уиллу вместо голов окровавленные свиные рыла. Разумеется, я его бесславно провалила и проснулась в слезах от преследующей меня троицы. Они пытались что-то сказать, но леденящий душу поросячий визг не давал разобрать ни слова. Я бежала в темноту, и, лишь на секунду обернувшись, снова оказывалась от преследователей на расстоянии вытянутой руки.

– Никки, ты чего тут замерла? – на мое плечо мягко легла ладонь Мэттью, ее тепло, проникающее через ткань зеленой толстовки, заставило мандраж немного утихнуть.

– Ща повеселимся, изумрудик! – прошептал мне на ухо друг и подтолкнул меня в сторону лаборантского места.

Мы заняли один из мраморных островков «счастья» и принялись рассматривать приборы в ожидании раздачи подопытных. Меня снова начало немного потряхивать.

– А где здесь пила? – Мэттью с любопытством маленького ребенка изучал содержимое лотка. Бегло пробежавшись по лицу Ангела, попыталась найти новые ссадины на лице друга, но вместо них обнаружила старый рубец на припухлой губе и тщательно замазанный синяк. Видимо, сегодня миссис Морено взяла дело в свои руки.

Я решила не мешать Ангелу и оглядывалась по сторонам на других учеников. Миссис Вальдес выехала с конца класса с тележкой, накрытой белоснежной тканью, и, словно стюардесса, доставала замороженных маленьких свинюшек, забывая дежурную фразу «мясо или рыба?». Дошла очередь и до нас. Я закрыла глаза, чтобы не видеть подопытного, и захотелось во что-нибудь вцепиться. Незаметно для учительницы ухватилась за первое попавшееся – ногу Мэтта. Тот вздрогнул, но ничего не сказал. Я приоткрыла глаза и наблюдала, как Ангел от нетерпения чуть ли не выхватил у миссис Вальдес трупик поросенка, завернутый в специальный пакет. Она покосилась на него, Мэтт ответил ей учтивой улыбкой. Учительница прошла дальше, я разжала хватку и быстро выпалила, стараясь не смотреть на стол:

– Давай ты будешь резать и рассказывать, что там видишь, а я – за тобой записывать? – мой голос чуть дрожал. – Давай?

– Да не переживай ты так! – радушно воскликнул Ангел и вручил мне блокнот.

Мэтт вооружился перчатками и скальпелем. Как только он приступил к распаковке, я уткнулась в блокнот.

– Привет, пупсик, – Мэттью шутливо обратился к подопытному, – надеюсь, в отличие от моей коллеги Вероники, ты не сильно расстроишься, если мы посмотрим, что у тебя внутри? – Морено наклонился ближе к столу. – Не слышу? Громче! А-а, тебе уже все равно! Никки, ему уже все равно, слышишь?

Я выдавила короткую улыбку на попытки Мэттью разрядить царящую атмосферу операционной. Ангел распахнул светло-зеленые глаза и занес скальпель.

– Режу! – объявил Мэттью, и я резко вернулась к своему блокноту и карандашу.

– О, легкие! Прикол! Никки, может, посмотришь? Крови тут нет, мы же не в фильме «Убить Билла»35! – Мэтт активно пытался привлечь внимание голосом, не отвлекаясь от процесса. Хах, не в «Убить Билла», да? Только лязг металла о корытце и полная тишина очень схожи со звуком появления из ножен мяча Хаттори Ханзо. Осталось кому-нибудь из учеников от ужаса завопить, и вот уже катана Черной мамбы со свистом сносит одну за одной головы «88 бешеных». Откуда я знаю все эти названия? Это любимый фильм Морено, мне волей—неволей пришлось все это запомнить.

– Да? А почему у меня весь саундтрек оттуда заиграл, Мэтт? – задала риторический вопрос Ангелу. Но он уже не слушал меня, а рассуждал о чем-то сам собой.

– Интересно, какому из трех типов свиней принадлежал бы этот поросенок, если бы прожил чуть больше? – задумался Мэттью.

– Ты о чем? – я нервно теребила карандаш, не понимая, про какие еще три вида свиней друг говорит.

– Мы с Джасом и Уиллом как-то джемились в стиле Pink Floyd, и Джаспер хрюкнул от смеха. И что я и Клепп сделали? – Мэттью сделал паузу и испытующе посмотрел на меня, ожидая реакции.

– Смею предположить, начали хрюкать в ответ!

Н-да, и вот с этими детьми я занимаюсь музыкой. Мэтт одобрительно хрюкнул, на изданный им звук сразу же обратила внимание наша преподавательница. Она уже десять минут распиналась у доски и наводила ужас своими пиктограммами, вырисовываемыми указкой в воздухе.

– Морено, можно ответственнее подходить к выполнению лабораторной работы? – сухо обратилась миссис Вальдес к Ангелу.

– Я ответственен, как никогда! – восторженно заключил Мэттью. – Я хотел как раз спросить, а что вы собираетесь делать дальше с подопытными?

Заданный другом вопрос поставил преподавательницу в тупик, и она растерянно сказала первое, что пришло в голову:

– Ну-у, их кремируют.

– Какое-то расточительство, получается: вырезать половину свинофермы, чтобы кучка тупоголовых школьников, простите, ребят, я тоже в их числе, потыкали в поросят скальпелем? – в классе воцарилась полная тишина, учительница замерла. Я зажала рот рукой, чтобы истерически не рассмеяться на весь класс от замечаний Мэттью. Однако полностью подавить смех мне не удалось, и что-то сдавленное, похожее на крик умирающей чайки, вырвалось наружу.

– Морено, еще одно оскорбление учащихся, и вы идете к директору под руку с Эрн! – рассвирепела миссис Вальдес.

Мэтт решил не нарываться и перешел на шепот.

– Так вот, про три вида свиней. Наша рыжая Википедия по имени Джаспер рассказал, что Pink Floyd вдохновились «Скотным двором» Д. Оруэлла и выпустили альбом «Animals». Я до этого вовсе не подозревал о его существовании, это же не «The Wall» или «The Dark Side Of The Moon», которые знают все, – увлеченно шептал Мэтт. – В альбоме «Animals» есть композиция «Pigs», разделенная на три части, в каждой из них описывается один из видов свиней: бизнесмен, старая карга, политический активист. Кем была бы наша свинья?

– Это же поросенок? – переспросила я у Мэтта.

– Да, он парень, – хихикнул Ангел, что-то снова ковыряя в пакете с подопытным.

– Может, первое? – неуверенно выдала я.

Вдруг Ангел поменялся в лице и воодушевленно поднял указательный палец.

– Подожди, я знаю, как разжечь твой азарт! – с этими словами Мэттью полез в свой пенал.

Нарыв маркер черного цвета, Ангел приподнял его в воздух одной рукой, словно фокусник волшебную палочку, а второй раскрыл пакет и явил мне поросенка с закрытыми глазками. По сравнению со свиными головами из моих сновидений он казался совершенно безобидным и скорее даже беззащитным. Страх почти улетучился, преобразовавшись в жалость. Тем временем Мэттью с торжественным видом снял колпачок и, увлеченно демонстрируя краешек языка, принялся выводить какие-то буквы на розовато-сиреневой коже трупика поросенка.

– Готово! – объявил Мэттью, расплываясь в озорной улыбке, и указал ладонью на свой «шедевр».

– «Мудак-Оливер», – прошептала себе под нос и тут же залилась смехом, чем ненадолго приковала к себе взгляды соседей по лаборатории. Миссис Вальдес, к счастью, помогала паре одноклассников в конце класса и не обратила на меня внимания.