Читать онлайн Заплатите налоги, госпожа попаданка!

Заплатите налоги, госпожа попаданка!

Ольга Иконникова

1. Эжени. Другая графиня

– Встать! Суд идет!

Я вздрагиваю и открываю глаза.

– Ваше сиятельство, встаньте! – подхватывает меня под локоть сидящий рядом со мной незнакомый мужчина.

Я отдёргиваю руку и намереваюсь сказать ему всё, что я думаю о подобном панибратстве. И в выражениях я стесняться не стану.

Но в его взгляде я вижу такую мольбу, что не решаю ему отказать. И молча поднимаюсь вслед за ним.

Честно говоря, я вообще не понимаю, где нахожусь. Большой зал. Много народа. На возвышении – массивное кресло с высокой спинкой – на нём как раз сейчас устраивается тучный мужчина в белоснежном парике и тёмной мантии.

Действительно, похоже на суд. Правда, люди одеты как-то странно.

– Суд герцогства Шарлен против графини де Ламарк, – блеет худой как жердь мужчина в коричневом сюртуке.

Да-да, именно сюртуке! Не в пиджаке, не в куртке или в рубашке. В сюртуке!

И так одет не он один. Мужчины все как на подбор будто в маскарадных костюмах. И сидящие на лавках дамы – в шляпках с бантами и длинных платьях. Цирк с конями!

– Сейчас, ваше сиятельство, он зачитает все пункты обвинения, – любезно сообщает мне мой сосед. – Постарайтесь изобразить должную степень возмущения и обиды. Но лишаться чувств не советую – судья не любитель театрального искусства.

Какой судья? Какое обвинение? Они что, издеваются?

Эти вопросы я собираюсь задать и вслух, и мужчина, кажется, понимает это.

– Прошу вас, ваше сиятельство, не сердите судью, – его голос звучит чуть слышно. – Я – ваш адвокат, доверьтесь мне.

Ах, вот как! Значит, он – мой адвокат!

– Ее сиятельство графиня де Ламарк, пользуясь преступной халатностью налогового управления герцогства, утаила от обложения доход в сумме не менее пятидесяти тысяч лиардов, – гнусаво читает с листа мужчина в сюртуке, – чем нанесла ощутимый ущерб государственной казне и казне герцогства.

Он делает паузу, дабы присутствующие осознали размер причиненного вреда.

Я не знаю, что такое лиард, но, судя по реакции зала, названная сумма отнюдь не маленькая.

Судья важно кивает, давая понять, что можно переходить к следующему пункту.

– Ее сиятельство также обвиняется в неразумном использовании и присвоении денежных средств, полученных от нескольких уважаемых семей нашего герцогства в качестве платы за обучение их отпрысков в принадлежащей ее сиятельству школе.

При слове «школа» я делаю боевую стойку. Всё-таки педагогический опыт дает о себе знать. Но слова «плата» и «школа» для меня никак не связаны друг с другом. Школьное обучение у нас бесплатное, а взяток я отродясь не брала, чем и горжусь. Да-да, горжусь, кто бы что про это ни думал!

Но говорят они явно не о моей двадцатой гимназии, где я занимаю должность учителя младших классов. Хотя смотрят все как раз на меня – и судья, и публика в зале. Кажется, именно я – графиня де Ламарк.

От этой мысли я прихожу в ужас. Это же невозможно! Я – Евгения Павловна Куницына, двадцати пяти лет от роду. И никаких аристократических корней у меня нет. Ну, то есть, за это на сто процентов я поручиться не могу, но история об этом умалчивает.

Наверно, я просто сплю. А потом проснусь, и всё это окажется лишь плодом уставшего от учительской работы мозга.

Адвокат дергает меня за рукав, призывая проявить к чтецу внимание, и его массивный перстень с крупным и, должно быть, дорогим камнем царапает мою ладонь. Я охаю, глядя, как на коже проступает тонкий красный след. Ведь во сне так не бывает, правда?

– Еще ее сиятельство обвиняется в непроявлении должной заботы о своих слугах, среди коих есть дети в возрасте от семи до двенадцати лет. Как следует из документов судебного дознавателя, две девочки и три мальчика были доведены обвиняемой до серьезного истощения вследствие скудного питания, побоев и крайне тяжелого труда.

Я, что, использовала детский труд? Била детей? Морила их голодом?

Да я – чудовище!

***

О том, что существуют миры, наполненные магией, я узнала еще в детстве. И не из книг Волкова или Толкиена, а от бабы Нади. Она рассказывала, что, когда ей было восемнадцать, в один из таких миров она как раз и попала. Пошла в лес собирать ягоды, заблудилась, долго плутала, пока не вышла на большую поляну, над которой клубился туман. Шагнула в туман и оказалась совсем в другом месте.

Тогда я слушала ее, открыв рот, и верила каждому слову. Она говорила, что будто бы попала на несколько веков назад. Описывала кареты, дворцы, мужчин в камзолах и женщин в роскошных платьях, и я представляла всё это так ясно, словно смотрела кино. Вот она встретила графа, и они полюбили друг друга. «Но зачем ты вернулась, ба?» Она в ответ только вздыхала и пускала скупую слезу.

Я верила в эти сказки лет до десяти – пока не услышала другую версию этой истории – ее придерживались все наши родные и знакомые. Дескать, поехала Надюшка на море отдыхать и встретила на югах красивого и богатого мужчину. Не графа, конечно (какие у нас графья?), но деревенской девчонке он и принцем мог показаться. Любовь продлилась ровно две недели – пока отпуск не закончился. Принц, конечно, вернулся к своей законной супруге (принцы свободными бывают редко), а от Надюшки откупился дорогим перстнем. Через девять месяцев после этого отпуска родилась моя мама.

Перстень с большим драгоценным камнем у бабушки на самом деле был. И она не продала его даже тогда, когда отчаянно нуждалась в деньгах. Всё верила в то, что однажды граф непременно за ней приедет. Замуж так и не вышла. Она и маму мою пыталась от брака отговорить. Дескать, пригласит папенька тебя в свой дворец, а у тебя уже муж, детишки, хозяйство. Но мама в эти бредни не верила никогда и очень сердилась, когда бабушка пересказывала их мне.

– Хоть ты, Женечка, такой ошибки не совершай, – наставляла меня баба Надя. – Знаешь, какой у тебя дедушка?

Но я тогда уже тоже не верила ей. Хотя вот ведь парадокс – штампом в паспорте о законном браке я так до сих пор и не обзавелась. Не потому, что ждала дедушку-графа, а потому, что настоящей любви так, увы, и не нашла. Чтоб такой, как у бабушки – на всю жизнь. Чтоб за любимым – хоть на край света, хоть на море, хоть в туман.

– Ваше сиятельство, – назойливый адвокат снова дергает меня за рукав, – прошу вас, посмотрите в зал! Да-да, вот так – печально, со слезами на глазах. Обратите внимание на мужчину, сидящего в ложе. Это – наследник престола, племянник его величества герцог де Шарлен. Признаться, я не ожидал, что он появится в суде.

– Это плохо? – шепотом спрашиваю я.

Адвокат пожимает плечами:

– С одной стороны, ваши отцы были друзьями, и ему не мешало бы об этом вспомнить. С другой стороны, он хочет выглядеть в глазах народа мудрым и справедливым правителем.

Я чувствую лёгкое головокружение. А еще – страх и обиду. Почему я оказалась здесь именно сейчас? Если уж дедушка (ага, граф!) решил, что мне надлежит-таки воссоединиться с другой половиной моей семьи, то разве не стоило выбрать для этого более благоприятный момент? Хотя, насколько я понимаю, сам дедушка давно уже почил, равно как и те, которых здесь все считают моими родителями.

Знать бы еще, где я нахожусь. В каком месте? В каком времени? Ничего, разберусь. Только бы в тюрьме не оказаться.

Я не разбираюсь в местном правосудии, но понимаю – положение серьезное. Против меня настроены не только судья и обвинитель, но и все присутствующие в зале. И никто не поверит, что настоящая графиня де Ламарк – совсем не я.

Кажется, эта графиня – та еще штучка! Мошенничала, издевалась над детьми. Драконов каких-то обижала!

А мне теперь за нее отдуваться.

– Скажите, у нас есть хоть какой-то шанс выиграть дело?

Я не знаю, как зовут моего адвоката, и спросить его об этом не могу. Я даже собственного имени не знаю.

– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, я никогда не даю пустых обещаний. Я стою каждого лиарда своего гонорара.

Судя по его самодовольной улыбке, гонорар этот – целое состояние. Надеюсь, у этой прохиндейки хотя бы есть деньги!

2. Герцог де Шарлен. Суд

– Не беспокойтесь, ваша светлость, – сообщает мой секретарь Эрик Маршаль, – господин судья заверил меня, что не ожидает в этом деле никаких сложностей. Графиня будет наказана по всей строгости закона.

Я киваю и прибавляю:

– В назидание другим!

Секретарь охотно соглашается:

– Именно так, ваша светлость!

Суд над графиней де Ламарк обещает быть громким. Наверняка, после его завершения даже придется посетить столицу. Ну, ничего, справедливость стоит небольших неудобств.

– Господин судья спрашивал, будет ли он иметь удовольствие видеть вас сегодня в зале суда?

Я еще раз чуть наклоняю голову:

– Да, пожалуй. Погода весьма располагает к прогулкам.

Я вовсе не хочу давить на судью своим присутствием – он и так прекрасно знает дело. Но показать свое отношение к тому, что совершила графиня, я должен. Я и так слишком долго бездействовал.

Первая информация о том, что творится в частной школе графини де Ламарк, поступила еще несколько месяцев назад. Об издевательствах над детьми тогда не говорили – только о фальсификации финансовых документов и расходовании полученных средств не по назначению.

Тогда еще был жив мой отец. И он на анонимные жалобы предпочел закрыть глаза. Еще бы – Эжени де Ламарк была дочерью друга его детства. «Обычные наговоры, сынок, – так он сказал тогда. – Людям трудно смириться с тем, что молодая женщина может так ловко вести дела. А если ученики в ее школе не проявили должного усердия в учебе и остались такими же оболтусами, какими пришли туда, то ее ли в этом вина?»

Теперь, когда ответственность за всё происходящее в герцогстве несу я, следует показать народу, что я отнюдь не намерен защищать графиню. Мои подданные должны знать – благородное происхождение не дает человеку права совершать преступления.

– Она действительно так хороша, как говорят? – спрашиваю я, подписывая очередную поданную Маршалем бумагу.

Щеки секретаря покрываются смущенным румянцем.

– Она – самая красивая женщина из всех, что я когда-либо видел.

Не удивительно, что ей удавалось так долго водить за нос всех чиновников нашего герцогства – смазливое личико интересует мужской пол куда больше скучных цифр в гроссбухах и отчётах.

Наше появление производит фурор в зале суда. Меня приветствуют поклонами и одобрительным шумом. Пока мы устраиваемся на балконе, процесс заслушивания свидетелей прерывается.

– Вы можете продолжать, ваша честь, – говорю я, и судья важно кивает.

Он впервые ведет заседание в присутствии первого лица герцогства и, кажется, крайне этим горд.

Я смотрю в сторону обвиняемой и ловлю в ответ ее растерянный взгляд. Я испытываю к ней презрение, но не могу удержаться от признания факта ее удивительной красоты. Даже здесь, в зале суда, одетая в неброскую одежду, она выглядит королевой.

Отец говорил, что когда она была ребенком, то часто бывала у нас в замке. Но я совсем не помню ее. Тогда я был уже подростком, и лошади и оружие меня интересовали куда больше, чем игры с детьми.

А потом я и вовсе надолго уехал отсюда – племяннику короля полагалось учиться в лучшем учебном заведении столицы. Наверно, если бы не смерть отца, я еще долго не приехал бы в Шарлен.

Я пытаюсь сосредоточиться на речи судебного секретаря, который монотонно, без малейших признаков хоть каких-то эмоций, зачитывает текст обвинения.

– Ее сиятельство не проявляла должного внимания и к управлению драконьей фермой (которая также находится под ее попечительством), что едва не привело к гибели нескольких особей этих охраняемых законом существ.

Зал ожидает моей реакции, и я осуждающе качаю головой. Маршаль считает своим долгом выразить мои мысли в короткой фразе:

– Чудовищное преступление!

Публика явно разделяет мое мнение и откликается одобрительным гулом.

А вот сидящая на скамье подсудимых женщина заметно сникает.

Графиня пригласила лучшего столичного адвоката, но я не сомневаюсь, что судья и обвинитель камня на камне не оставят от линии защиты. Мне жаль, что представительница одного из самых знатных семейств Шарлена проведет остаток дней в тюрьме, но зло должно быть наказано. Разве не так?

Месье Эдвин Доризо – магистр правоведения – понимается со своего места с несколько неподходящим случаю скучающим видом. Он будто не осознает всей серьезности положения своей клиентки.

– Ваша честь, – поклон в сторону судьи, – мэтр Совиньон, – еще один поклон – уже в сторону обвинителя, – уважаемая публика! – театральная пауза. – Боюсь, все вы были невольно введены в заблуждение целой чередой обидных недоразумений. Позвольте со всей ответственностью заявить, что графиня де Ламарк не повинна ни в одном из тех тяжких преступлений, в которых ее обвиняют!

И снова – пауза. Ее сиятельство подносит к глазам шелковый платочек.

– Экий наглец! – не удерживается от восклицания Маршаль. – Простите, ваша светлость, но неужели он в самом деле надеется, что сумеет посеять хоть каплю сомнений в умах судьи и обвинителя?

Я усмехаюсь:

– Он всего лишь пытается отработать те немалые деньги, которые наверняка запросил у графини. Он будет говорить долго и нудно, а потом с сожалением признает, что обстоятельства оказались сильнее его красноречия. Уверяю вас, Маршаль, адвокатура – весьма прибыльное и ни к чему не обязывающее занятие. Даже плохой адвокат никогда не останется без клиентов.

Секретарь согласно кивает:

– Именно так, ваша светлость. Иногда я и сам жалею, что не пошел в адвокаты.

– Надеюсь, ваши утверждения не голословны, магистр Доризо? – сурово вопрошает судья. – Равно как надеюсь и на то, что вы предупредили ее сиятельство о том, что полное добровольное признание вины даст нам возможность смягчить наказание.

Маршаль хмыкает:

– Ага – вместо пятидесяти лет тюрьмы ей дадут сорок пять.

Похоже, судьба графини ему небезразлична.

– Разумеется, ваша светлость, – спокойно отвечает Доризо, – я могу подтвердить каждое свое слово.

В отличие от своего адвоката, графиня кажется растерянной. Она словно не понимает, где находится. Удивленно-испуганный взгляд, дрожащие тонкие руки.

С места вскакивает обвинитель – маленький энергичный месье Совиньон. Он всё время находится в движении – даже тогда, когда сидит на стуле.

– Ваша честь, обвинение вызывает ее сиятельство графиню де Резен.

На свидетельское место выходит немолодая худощавая женщина. Она приносит присягу и замирает в ожидании вопросов. Она напряжена, но держится с достоинством.

– Итак, ваше сиятельство, – подбадривает ее улыбкой Совиньон, – вы подтверждаете, что помимо установленной платы за обучение вашего сына Антуана в школе графини де Ламарк, передали ее сиятельству десять тысяч лиардов в обмен на обещание снисходительного отношения к своему отпрыску?

Он замолкает, ожидая ответа свидетельницы, и та не разочаровывает его:

– Да, подтверждаю!

– Хочу заметить, ваша честь, что эта сумма не была учтена в составе доходов графини де Ламарк, и налог с нее в казну не поступил.

Месье Совиньон переводит торжествующий взгляд на своего оппонента. Магистр Доризо принимает вызов и подходит к свидетельскому месту на расстояние пары шагов.

– Скажите, ваше сиятельство, вы передавали деньги моей клиентке лично?

Де Резен отвечает быстро и почти с возмущением:

– Разумеется, нет! Этим вопросом занимался мой супруг. Но могу вас заверить, что выплата такой значительной суммы далась нам нелегко, и мы вынуждены были сократить другие наши расходы.

– Ваша честь, я вынужден настаивать на приглашение на свидетельское место самого графа де Резена, ибо, как утверждает ее сиятельство, он знает по этому вопросу неизмеримо больше. И я, признаться, удивлен, что мэтр Совиньон посчитал возможным вызвать в суд графиню, а не графа.

Обвинитель отмахивается от этого замечания:

– Его сиятельство уже много лет серьезно болен, и я не видел необходимости в том, чтобы лишний раз беспокоить его. В приватной беседе со мной он полностью подтвердил слова супруги.

– Похвальная забота, мэтр! – язвит адвокат. – Но его сиятельство оказался столь любезен, что согласился появиться сегодня здесь, несмотря на своей недуг. Он ожидает в соседнем зале, и если возможно…

– Да, вы можете пригласить графа де Резена, – дозволяет судья.

Графиню на свидетельском месте сменяет тучный бледный мужчина, который, в отличие от супруги, нервничает так, что с трудом произносит слова присяги.

– Итак, ваше сиятельство, подтверждаете ли вы заявление графини де Резен о том вы передавали деньги графине де Ламарк за особое отношение школы к вашему сыну Антуану.

Граф облизывает сухие губы и мотает головой:

– Нет, не подтверждаю.

Изумленный возглас супруги свидетеля сопровождается шумом в зале. Судья вынужден постучать молоточком по столу.

– А можете ли вы предположить, почему графиня сделала такое заявление? – обращается Доризо к графу.

Тот судорожно кивает:

– Это я виноват в том, что моя супруга невольно ввела суд в заблуждения. Я обманул ее. Я проиграл десять тысяч лиардов в карты и не смог признаться ей в этом. Я посчитал, что если я скажу ей, что потратил эти деньги, чтобы помочь Антуану, то она не будет сильно негодовать.

– В карты??? – месье Совиньон аж подпрыгивает на своем месте. – Ваше сиятельство, но вы почти не выходите из дома! Послушайте, если мой коллега по каким-то причинам вынудил вас дать ложные показания, лучше заявите об этом прямо сейчас!

На графа больно смотреть – мне кажется, он вот-вот грохнется в обморок. Тем не менее, он находит в себе силы ответить:

– Никак нет, мэтр! Я говорю сейчас истинную правду. Да, я редко выхожу из дома, но игра в карты – одно из немногих удовольствий, которые у меня еще остались.

Обвинение настаивает на повторном вызове графини, и когда та снова выходит вперед, то кипит от возмущения. Бедняжка граф, дома ему придется несладко.

– Уверена, месье адвокат запугал чем-то моего супруга! – заявляет она без тени сомнений. – Он никогда не стал бы утаивать от меня такие траты. Да он всегда был весьма умерен в игре.

– Скажите, сударыня, – снова обращается к ней Доризо, – знаете ли вы, что если будет доказано, что ваш сын получил документ об окончании школы незаконно (а именно это и следует из вашего заявления!), то он будет навсегда лишен возможности занимать должности на государственной службе? Кажется, он сейчас трудится в министерстве королевского двора?

Графиня открывает рот, но с губ ее не слетает ни звука. Адвокат расставил ей ловушку, выбраться из которой будет непросто.

– Протестую, ваша честь! – кричит Совиньон. – Мэтр Доризо оказывает давление на свидетеля.

– Протест принят! – строго говорит судья. – Месье Доризо, воздержитесь от дальнейших нападок на свидетельницу. А вас, ваше сиятельство, я прошу еще раз подтвердить ваше прежнее заявление.

Но графиня уже не готова ничего подтверждать. От ее былой уверенности не осталось и следа.

– Боюсь, что я не могу этого сделать, ваша честь, – лепечет она. – Я только сейчас осознала, насколько была неправа. Я действительно не могу с уверенностью заявить, что деньги были переданы именно графине де Ламарк. Я говорила это только на основании слов мужа, который, как выяснилось, меня обманул.

Она сделала выбор. Она готова выставить себя дурой, а супруга – транжирой, – ради того, чтобы не навредить карьере сына.

И ни увещевания судьи, ни требования обвинителя не заставляют ее от этого отступить.

3. Эжени. Хороший адвокат – половина дела

Остальные свидетели по первому пункту обвинений ведут себя так же, как чета де Резен – они отрицают дачу взятки графине де Ламарк и уверяют, что их неправильно поняли.

– Как вам это удалось? – шепотом спрашиваю я своего защитника.

Он довольно улыбается:

– У каждого человека есть тайны, которые он хотел бы скрыть. И слуги, которые готовы эти тайны продать.

– Но разве им не грозит наказание за лжесвидетельство? – признаться, мне жаль всех этих людей, которые руководствовались самым благородным побуждением – вывести взяточницу на чистую воду, – но вынуждены были отступить под давлением опытного и не очень честного адвоката.

Кажется, магистра Доризо (я наконец-то узнала его имя!) сильно удивляет моя забота о посторонних.

– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, предыдущие заявления они делали, не будучи приведенными к присяге.

Я обвожу взглядом зал. Среди собравшейся на бесплатное представление публики – ни одного сочувствующего мне лица.

– Вроде бы, здешний герцог не доволен вашей маленькой победой, – я замечаю плотно стиснутые губы сидящего в ложе де Шарлена.

Но Доризо, судя по всему, не привык склонять голову перед сильными мира сего. Напротив, его улыбка становится еще более широкой.

– Уверен, если когда-нибудь его светлости самому потребуется адвокат, он обратится именно к моим услугам.

Я еще ничего не знаю об иерархии местной знати, но понимаю, что присутствие в зале суда первого лица герцогства – не совсем обычное дело. И, боюсь, это повлияет на судью не самым лучшим образом.

– Ваша честь, позвольте нам перейти к преступной халатности обвиняемой, – обвинитель тоже не намерен сдаваться. Волосы у него на голове топорщатся, делая его остроносое смуглое лицо воинственно-грозным.

Суд заслушивает очередного свидетеля, который утверждает, что его сыновья (похоже, девочки в школе графини не учились) и после нескольких лет обучения оставались такими же ленивыми и невежественными, какими пришли в первый класс. Он высказывает мнение, что учителя в школу набирались без должных знаний и опыта, а уроки проводились формально или не проводились вообще.

Насколько я понимаю, таких свидетелей у обвинения несколько.

Но всех их мой адвокат нейтрализует тем же приемом, что и графиню де Резен – он предлагает провести аттестацию уже окончивших школу учеников, и, если их знания окажутся столь слабыми, как утверждается, лишить их документов об образовании. На что, конечно, ни один из свидетелей пойти не готов.

– Позвольте заверить достопочтенную публику, – обращается к залу мэтр Доризо, – что моя подопечная уже приняла все жалобы к сведению и в дальнейшем постарается сделать всё, чтобы обучение в ее школе было как можно более качественным. К тому же, вся вина ее сиятельства заключается лишь в том, что она чрезмерно доверяла людям, которые занимались непосредственным управлением делами и школы, и ее поместья. И директор школы, и управляющий поместьем уже получили расчет и на их места ищутся более надежные люди.

Третий пункт обвинения, кажется, совсем не беспокоит моего адвоката.

– Это – наименее серьезное из того, что вам предъявлено.

– Не может быть! – не верю я. – Ведь речь идет о детях, которые едва не погибли из-за моей беспечности.

Месье Доризо не считает это важным:

– Это всего лишь слуги. Простолюдины. Если бы речь шла только о них, то никакого дела вовсе бы не открыли. Вы заплатили бы небольшой штраф, и всё.

Но я не могу сдержать слёз, когда на свидетельское место выходит ребенок лет семи – худой, бледный, испуганный.

– Это – самый старший из пятерых, – поясняет магистр. – Ему уже двенадцать. Остальные слишком малы, чтобы заслушивать их в суде. Не беспокойтесь, сударыня, я уже провёл с ним работу. Он понимает, что ему грозит, если вдруг он решится сказать правду.

И хотя от месье Доризо зависит моя свобода, ни малейшей симпатии к нему я уже не испытываю. Представляю, как запуганы бедные дети.

Мальчик называет свое имя – Себастьен (фамилию он произносит неразборчиво). Потом на вопрос обвинителя, заикаясь, отвечает, что госпожа графиня никогда не обращалась с ним дурно, и что кормят в поместье сытно даже тех, кто в силу болезни или возраста не может работать. А худой он оттого, что не любит есть кашу и картошку и всегда отказывается от них.

Теперь уже возмущение зала направлено не против меня.

– Экий барин! – выкрикивает с задних рядов какой-то мужчина.

Хотя большинство, я думаю, понимает, что ребенок всего лишь повторяет то, чему его научили.

– А откуда же синяки у тебя на руках и ногах? – не унимается месье Совиньон.

На что Себастьен едва слышно бормочет:

– Я подрался, месье.

Обвинитель грозит ему наказанием за обман суда, но мальчика куда больше пугает месть со стороны графини де Ламарк – он смотрит в мою сторону с таким страхом, что мне хочется попросить у него прощения за действия женщины, роль которой я сейчас играю.

Насколько я понимаю, взрослые слуги из поместья графини изначально отказались свидетельствовать против хозяйки, так что и по этому пункту месье Совиньон вынужден признать свое поражение.

Неожиданно выясняется, что самое серьезное обвинение – это ненадлежащее управление драконьей фермой – именно за него по кодексу местных законов грозит аж до пятидесяти лет тюрьмы.

– Ее сиятельство прекрасно понимает, что речь идет о священных животных, – не говорит, а почти поет месье Доризо. – И у нее, конечно, не было намерений причинять им вред. Человек, отвечавший за содержание драконов, большую часть денег, которые графиня доверчиво ему отпускала, клал себе в карман, из-за чего животные не получали нужного количества корма. Я намерен был привести этого мошенника в зал суда, но он, к сожалению, сбежал, и его нынешнее местонахождение мне неизвестно.

Когда магистр опускается на стул, я печально уточняю:

– И куда же делся этот человек?

Не удивлюсь, если узнаю, что мой шустрый адвокат пошел на самые крайние меры.

– С ним всё в порядке, ваше сиятельство, – заверяет он меня. – Он получил достаточно, чтобы безбедно жить за пределами Виларии.

Ага! Так вот как называется страна, в которой я оказалась!

Мой умелый адвокат сумел посеять толику сомнений в умах публики, но, похоже, не смог повлиять на отношение ко мне судьи – смотрит он на меня, как и прежде, – строго, почти враждебно. Я уж не говорю про обвинителя!

– Даже если я уважаемый суд примет во внимание всё то, что сообщил нам мой любезный коллега, – начинает месье Совиньон, – то это не даст ему возможность освободить обвиняемую. Даже при наличии смягчающих обстоятельств остаются обвинения в халатности (пусть даже невольной). За всё, что происходи в поместье де Ламарк, как ни крути, несет ответственность именно ее сиятельство. Мне жаль, что она доверилась ненадежным людям и сама же пострадала от этого, но по своду законов Виларии, чтобы полностью снять столь серьезные обвинения с подсудимой, нужны обстоятельства высшей степени важности, связанные с защитой государственных интересов.

– И у нас таковые есть! – довольно невежливо перебивает его мэтр Доризо.

Обвинитель недоверчиво усмехается, а судья требует:

– Так огласите их, мэтр!

Мой адвокат поднимается и, прокашлявшись, громко зачитывает текст, написанный на красивой (кажется, гербовой!) бумаге:

– Высочайшее дозволение на открытие в поместье де Ламарк магической школы для особ женского пола. Подписано двадцатого числа сего месяца собственноручно его величеством Луисаном Десятым.

Он обводит зал торжествующим взглядом, не забывая особо остановить его на своем главном оппоненте, отчего лицо месье Совиньона багровеет.

– Насколько я знаю, обучение магии лиц дворянского происхождения относится к вопросам государственной безопасности и является одной из главных задач нашего государства. А руководители магических учебных заведений имеют особые королевские преференции и защищены законом от судебного преследования.

Ого! Несмотря на то, что методы месье Доризо мне ничуть не импонируют, я не могу не восхититься его профессионализмом. Неужели, обвинения будут сняты так легко?

Интересно, сколько стоило получить подобное дозволение у самого короля? Должно быть, целое состояние.

Не то, чтобы судьба графини де Ламарк меня так сильно волновала, но поскольку на некоторое время она стала моей судьбой, то я предпочитаю провести это время в поместье, а не в тюрьме. В заключении разобраться с тем, куда меня занесло, и почему это случилось, было бы крайне затруднительно.

Но, похоже, обрадовалась я слишком рано.

– Чушь! – подает из ложи голос герцог де Шанталь. – Уважаемому мэтру должно быть прекрасно известно, что руководить магической школой не может лицо, само не владеющее магией. А, насколько я знаю, у ее графини де Ламарк нет ни капли собственной магии.

Я не знакома с правилами местного судопроизводства, но догадываюсь, что никакого права вмешиваться в ход судебного заседания у публики нет. Даже если эта публика – первое лицо герцогства.

Да это просто неприлично! В конце концов, речь идет о женщине! А герцог – благородный мужчина. Ну, по крайней мере, должен бы таковым быть.

От этих мыслей меня отвлекает голос сидящей неподалеку от нас пожилой женщины в бордовом платье с красивым кружевом.

– Бедняжка! – сообщает она своей соседке. – Его светлость прав – девочка напрочь лишена магии. Но это не ее вина.

Должно быть, у нее проблемы со слухом, потому что говорит она гораздо громче, чем следует.

– Уже ее мать не имела ни капли магии, так что же могло достаться ей самой? Хотя ее дедушка был лучшим магом нашего герцогства, и все ожидали, что его способности перейдут к его детям. Увы, они были пусты, и с этим ничего нельзя было поделать. Я помню, как он расстроился, когда это осознал.

Она смотрит на меня с сочувствием, и мне уже тоже становится чуточку жаль ту женщину, которую я вынуждена заменять. Похоже, в этом мире магия значит очень много, а ее отсутствие делает людей людьми второго сорта. Не из-за этого ли графиня так ополчилась на весь свет?

– Как справедливо заметил его светлость, обвиняемая лишена магии, – резко говорит судья, – а значит, дозволение на открытие ею магической школы не действительно.

Я вздрагиваю от его хлёсткого тона. Месье Доризо ободряюще касается моей дрожащей руки и тихо говорит:

– Не волнуйтесь, ваше сиятельством! – а потом повышает голос. – Ваша честь, позвольте вам напомнить, что дозволение подписано самим его величеством, чего, конечно же, не случилось бы, не будь у моей клиентки права на открытие магической школы. Да, при рождении ее магия почти не проявилась, но разве нам не известны случаи, когда это случалось гораздо позднее, уже в совершеннолетнем возрасте?

– Вы хотите сказать, что именно это и случилось с вашей клиенткой? – месье Совиньон полон скептицизма. – В таком случае, вам придется это доказать.

Это ничуть не смущает моего адвоката:

– Разумеется, коллега, разумеется, – он находит на столе еще одну бумагу – тоже весьма внушительно оформленную. – Вот результаты оценки магического уровня моей подзащитной. В состав комиссии входили несколько уважаемых столичных магов из королевской академии. Надеюсь, их опыт и квалификация не вызовут у вас сомнений?

Уверена, что расходы на подкуп этих уважаемых магов тоже будут включены мэтром в счёт, который должна будет оплатить графиня.

– А если вызовут? – снова вмешивается герцог.

Ух, я его уже почти ненавижу! Что за несносный мужчина? Решительно не джентльмен!

Мне кажется, мой защитник вполне разделяет мое негодование.

– В таком случае, ваша светлость, – с заметной досадой отвечает он, – нам придется провести повторную оценку магии моей подопечной, что затянет процесс на несколько недель – ведь магический муленир, который позволяет измерить уровень магических способностей, есть только в королевской академии. И это в дальнейшем даст нам основание обратиться за соответствующей компенсацией за незаконное удержание под стражей.

Судья нервно ерзает на стуле. Не удивлюсь, если часть этой компенсации он будет вынужден выплатить лично. В самом деле, не из королевской же казны выделять на это средства?

– Вынужден разочаровать вас, уважаемый месье Доризо, – улыбается герцог, – но я привёз из столицы свой собственный муленир. Я немедленно велю доставить его из замка. Мы сможем убедиться в магических способностях ее сиятельства (или что вернее – в их полном отсутствии) уже через пару часов.

Теперь уже торжествуем не мы с мэтром, а наши противники. И я впервые вижу, что мой адвокат уже не так уверен в себе.

4. Эжени. Эксперимент

Судья объявляет перерыв, и публика высыпает на улицу, оставляя нас с месье Доризо и несколькими охранниками в душном зале.

– Кто бы мог подумать, что у его светлости есть собственный муленир? – кусает губы мой защитник. – Это чрезвычайно дорогое устройство – в него должно быть заложено несколько драгоценных камней разного вида. Я был уверен, что он существует только в нескольких экземплярах, и все они находятся в столице.

Я молчу. А что я могу сказать по этому поводу? Я не имею представления не только о каких-то там муленирах, но и о магии вообще.

Один из охранников открывает окно, и в помещение врывается поток свежего воздуха, сметающий бумаги с нашего стола. Мэтр торопливо подбирает их с пола.

– Я думаю, ваше сиятельство, что лучше заранее составить ходатайство о признании муленира неисправным. Это даст нам некоторую отсрочку, хотя и, признаю, еще больше настроит против нас судью.

Похоже, мне не нужно убеждать его, что магия у меня отсутствует. Он понимает это и сам. И весь его блеф был рассчитан только на то, чтобы впечатлить суд подписью короля на каким-то способом полученном документе. А как я потом стала бы выкручиваться из всей этой катавасии с магической школой, его не интересовало. К тому времени, как я стала бы ее владелицей, он уже отбыл бы в столицу с весьма приятным гонораром. А меня бы, возможно, снова отдали под суд.

– Как действует это устройство? – я спрашиваю лишь для того, чтобы заполнить затянувшуюся паузу. Молчание сейчас действует на меня угнетающе.

Похоже, что и на месье Доризо тоже, потому что он охотно принимается объяснять:

– Это небольшая шкатулка, внутри которой в определенной последовательности размещены пять самоцветов, между которыми стоит крохотная золотая пирамида с очень острой верхушкой, которой вы должны будете уколоть свой палец. После этого драгоценные камни должны засиять. Легче всего откликается на магию илектр – он зажигается, даже если у человека очень слабые способности. Потом – диамант, смарагд, синий яхонт. И наконец – яхонт красный.

– Что будет, когда камни не зажгутся? Меня сразу признают виновной и отправят в тюрьму? Ведь как только будет доказано, что у меня нет магии, подписанное королем разрешение на открытие магической школы станет недействительным?

Мне уже мерещится камера в местной тюрьме – темная, сырая, с кучей крыс. Дрожь пробегает по телу.

– Нет-нет, что вы! Мы будем биться до последнего! Признать недействительной документ, подписанный самим его величеством, не так-то просто. Судья настроен решительно, но он – человек осторожный. Заявить, что королю подали на подпись бумагу, содержащую недостоверную информацию, – значит, нажить себе серьезных врагов при дворе. Ведь кто-то же эту бумагу подготовил! Я буду настаивать, что муленир его светлости не исправен.

– Они привезут из столицы другой муленир, – со вздохом откликаюсь я.

– Да, – соглашается он, – но на это потребуется время. А затягивать процесс не в интересах судьи. К тому же, сейчас, когда мы выложили на стол наш главный козырь – школу магии для девочек, – у меня есть к нему деловое предложение.

Перерыв заканчивается, и зрители потихоньку возвращаются в зал. Честное слово, я чувствую себя так, словно нахожусь на сцене театра. Только вот быть актрисой мне совсем не нравится.

– К кому предложение? – переспрашиваю я, когда до меня доходит смысл слов моего адвоката. – К судье? Разве вы имеете право с ним разговаривать тет-а-тет?

Я боюсь, как бы он не вляпал меня еще в какую-нибудь историю – с него станется. Одно дело шантажировать свидетелей и совсем другое – судью.

Но месье Доризо беспечно машет рукой и удаляется.

Я сижу на скамье одна. Мне неуютно от десятков бросаемых на меня взглядом – осуждающих, презрительных, любопытных.

А я даже не знаю, как выгляжу в этом мире. Я смотрю на свои руки и понимаю, что это – руки графини де Ламарк. У меня самой никогда не было таких красивых ухоженных ногтей. И волосы – тоже ее. В реальности мои – совсем другого цвета.

Разумеется, в зале суда нет зеркал, и я жалею, что не попросила мэтра Доризо принести хотя бы маленькое зеркальце. То-то бы его удивила моя просьба. Хотя, возможно, и не удивила бы – наверняка, настоящая графиня – та еще модница и кокетка.

Адвокат возвращается, довольно мурлыча что-то себе под нос.

– Вам что, удалось поговорить с судьей? – изумляюсь я.

Он невозмутимо отвечает:

– Конечно! Думаю, скоро вы заметите в нём перемены.

И я в самом деле это замечаю. Когда судья снова устраивается на своем рабочем месте, я осознаю, что он смотрит на меня без прежней враждебности. Нет, он не посылает мне улыбки, но уже и не поджимает гневно губы, когда обращается в мою сторону.

– Ваша светлость, ваш муленир уже доставлен в зал суда? – довольно резко спрашивает он у герцога.

– Еще нет, ваша честь, – отвечает тот. – Но уверен, это случится уже в ближайшие несколько минут.

Судья качает головой, отчего кудряшки на его парике забавно колышутся.

– Мы не можем ждать слишком долго, ваша светлость! Если через четверть часа устройство не появится, я вынужден буду отказаться от данного опыта и объявить решение по этому делу, полагаясь исключительно на те доказательства, что уже были представлены суду.

И снова благожелательный взгляд в мою сторону. Мне это снится?

– Чем вы его запугали, месье? – шепчу я на ухо мэтру Доризо.

Он так же тихо отвечает:

– Как вы могли такое подумать, ваше сиятельство? Он – должностное лицо при исполнении! – и еще больше понижает голос. – Я его не запугал, а подкупил. Пообещал, что его дочь будет учиться в вашей школе бесплатно. А вы не представляете, как аттестат выпускницы магической школы увеличивает шансы девицы успешно выйти замуж или занять место при королевском дворе.

Судя по всему, это действительно так. Потому что судья смотрит на меня уже едва ли не с обожанием.

– А у его дочери есть магические способности? – интересуюсь я.

– Ни малейших! – хмыкает Доризо. – Но тем ценнее наше предложение. Ни в какую другую магическую школу ее бы просто не взяли.

Меня шокирует та легкость, с которой он готов нарушить закон. Но, что ни говори, сейчас это идет мне на пользу.

Идут последние минуты отведенной судьей четверти часа, и мы с адвокатом уже отсчитываем секунды.

Если судья решится признать меня невиновной и освободить прямо здесь, в зале суда, боюсь, герцог де Шарлен будет крайне недоволен.

– Судья никогда не решится на это, – предполагаю я.

Но Доризо уже обрел прежнюю уверенность.

– Решится, ваше сиятельство. Герцог почти всё время проводит в столице и здесь бывает крайне редко. А вот дочь у господина судьи – прямо под боком. И через пару лет она будет уже на выданье.

Нашей беседе мешает вошедший в зал мужчина. Он идет по проходу между креслами, и шпоры его мерно звякают. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – это тот самый посыльный с мулениром.

Так оно и оказывается.

Пока устройство водружают на массивном столе судьи, в зале стоит ужасающая тишина. Сам судья во время этих действий чувствует себя не слишком комфортно. Герцог не позволил ему принять то решение, которое отвечает его семейным интересам.

– Прошу вас, ваше сиятельство, – его светлость по-прежнему сидит в ложе, но ловко руководит оттуда этим экспериментом, – подойдите к столу.

Я испуганно смотрю на месье Доризо, но тот только молча кивает. Похоже, что отвертеться от этого эксперимента всё-таки не получится.

Зал окончательно замирает, когда я подхожу к столу. Всё, как и говорил мэтр – в шкатулке находится что-то вроде бархатной подушечки с пятью драгоценными камнями. Секретарь суда услужливо подсказывает мне, что я должна уколоть палец золотой пирамидкой.

Затравленно оглядываюсь. Герцог смотрит на меня с усмешкой. Доризо – с ободрением, а судья – виновато.

Касаюсь острой макушки пирамидки указательным пальцем и тут же вскрикиваю. На пальце появляется капелька крови.

И судья, и обвинитель, и адвокат подаются вперед. Проходит одна секунда, другая, третья.

И вдруг один из камешков на подушечке (очень похожий на наш янтарь!) вспыхивает.

– Наличие магии у подсудимой подтверждено! – вопит судья и с резким звуком опускает молоточек на стол.

Он как будто боится, что огонь в камне потухнет прежде, чем он успеет признать меня невиновной.

5. Эжени. Графиня де Ламарк

Когда начинает мерцать второй камень (судя по всему – бриллиант), мне кажется, что половину зала хватит удар. Месье Совиньон просто впадает в ступор. Он силится что-то сказать, но только открывает и закрывает рот – как попавшая на сушу рыба.

Думаю, что если бы вдруг засветились все пять камней, то герцогство лишилось бы и своего руководителя (или кто он у них тут?), потому что его светлость так сильно подается вперед, что едва не вываливается из ложи. Конечно, ему оттуда плохо видно! А он так боится, что мы обманем его, что решает проверить чистоту эксперимента лично.

Но третий камень не светится, да и второй мерцает не очень энергично. Но это и не требуется.

Я не могу удержаться, чтобы не одарить герцога самой широкой из своих улыбок. Да, ваша светлость – муленир-то ваш бракованный! Потому что на самом деле магии у меня нет! Но то, что сбой в работе прибора произошел так кстати, меня радует. Наличие магии судом подтверждено, а значит, я могу управлять магической школой и имею право на судебный иммунитет.

Вслух я ничего не говорю – напротив, стараюсь вести себя как законопослушная гражданка.

– Поздравляю, ваше сиятельство, – мэтр Доризо касается моей руки. – Признаюсь, не ожидал.

А кто ожидал? Уж точно не я.

– Протестую, ваша честь! – наконец, обретает дар речи месье Совиньон. – Устройство не исправно! Мы все прекрасно знаем, что у графини де Ламарк нет магии. Как не было ее и у ее матери.

– Протест отклонен! – рявкает судья. – Мы не настолько хорошо изучили магию, чтобы утверждать, что она не может проявиться в человеке в совершеннолетнем возрасте.

Похоже, этот фарс ему тоже порядком поднадоел. Ему хочется домой – к жене и детям. Тем более, что он может порадовать дочь известием об учебе в магической школе.

В школе, которой должна управлять я. Я, которая совершенно ничего о магии не знаю. Ну, ничего, разберемся! Я хорошо знаю, что такое обычная школа – это тоже, скажу я вам, не подарок. А тут у них наверняка бюрократии не меньше. Пока кучу бумажек на открытие учебного заведения получу, настоящая графиня вернется. Вот и пусть она со всем этим сама разбирается – и со школой, и со слугами, и с драконами.

Через полчаса судья оглашает приговор – в связи с тем, что у обвиняемой появились особые обязанности по управлению школой магии для девочек, что служит защите национальных интересов, вступает в силу пункт пятый статьи семьдесят восьмой об особой неприкосновенности. В связи с чем на графиню де Ламарк налагается условное наказание по всем пунктам обвинения, кроме последнего. По последнему – еще и штраф.

Честно говоря, текст приговора кажется мне китайской грамотой. И я не уверена, что всё поняла правильно. Но по самодовольной улыбке, что появляется на губах моего адвоката, я догадываюсь, что ночевать я сегодня буду не в тюрьме.

И когда судья завершает свою речь фразой «и освободить подсудимую в зале суда», я не удерживаюсь и хлопаю в ладоши.

Вот так вот – шах и мат.

К нам подходят десятки людей – с поздравлениями и выражением почтения. Большинство из них наверняка куда больше радовались бы обвинительному приговору. Но я, как и месье Доризо, улыбаюсь в ответ и благодарю за поддержку. С волками жить – по волчьи выть.

Когда зал почти пустеет, нас одаряет своим вниманием сам герцог де Ламарк.

– Рад, что вам удалось сохранить свободу, ваше сиятельство, – чувствуется. Что каждое слово дается ему с большим трудом. – И я надеюсь, что полученный урок побудит вас более внимательно и серьезно относиться к своим обязанностям. Задача каждого дворянина – заботиться о тех, кто от него зависит. И теперь, когда вам доверена высокая честь руководить магической школой, я хотел бы думать, что вы пересмотрите свое отношение к делу.

– Разумеется, – серьезно киваю я. – И начну я с пересмотра платы за обучение. Думаю, вы не станете спорить с тем, что она должна быть гораздо больше?

Я говорю это лишь для того, чтобы его позлить. И мой адвокат меня не одергивает. Напротив – поддерживает:

– Ваша светлость, рад был знакомству. Сегодня мы были с вами по разные стороны фронта, но однажды, быть может, вы сами воспользуетесь моими услугами.

Герцог холодно отвечает:

– Простите, сударь, но мы с вами отнюдь не воевали. Я присутствовал на суде исключительно как частное лицо и не склонялся ни к одной из сторон.

Ага, как же! И не стыдно ему врать? То-то же он не поленился предложить суду свой муленир – наверно, от большой любви ко мне.

Меня пронзает внезапная мысль. А что, если у графини и герцога… Нет, не может быть. Хотя кто знает?

Ох, как многое мне о ней не известно. И как выяснить ее привычки, симпатии и прочее, не прибегая к прямым расспросам?

Уже в холле, на выходе из зала суда я замечаю большое зеркало и устремляюсь к нему, довольно невежливо бросив месье Доризо на лестнице.

Со светлой гладкой поверхности смотрит на меня шатенка с зеленовато-серыми глазами, тонким носом, яркими (а ведь на них ни следа помады!) губами, изящными руками и точеной фигурой.

Ох, да я – красавица!

Ночь я провожу в гостинице (не знаю, как такие заведения называются здесь) – небольшой и очень шумной. На первом этаже до утра поют песни подвыпившие постояльцы, и хозяину даже в голову не приходит как-то их урезонить. Похоже, здесь это в порядке вещей. Так что засыпаю я только на рассвете, а выезжаю из города уже после полудня.

Всю дорогу до поместья де Ламарков я пребываю в задумчивости. Мэтр Доризо остался в городе, чтобы подписать какие-то документы, которые должен подготовить секретарь суда, и я еду в карете одна.

Мне нужно определиться, как вести себя в роли графини. Я не знаю о ней почти ничего. Не знаю ее привычек, ее манер. Не знаю, кого она любила, а кого – ненавидела.

А ведь сейчас, после выигранного дела, в поместье рекой потекут друзья и соседи – чтобы выразить почтение, восхищение и т.д. и т.п. И с ними нужно будет вести беседы, называя их по именам.

Допустим, с титулами я как-нибудь разберусь – зря, что ли, столько романов Дюма в детстве перечитала? Здесь, вроде, похожая система. К герцогу обращаются «его светлость», к графине – «ее сиятельство». Нужно еще выяснить, что там с баронами и маркизами. Но тут главное – слушать и запоминать.

А вот с именами сложнее. Предположим, в первый день после возвращения домой я еще могу сослаться на то, что судебная тяжба так сильно повлияла на меня, что я не хочу ни с кем разговаривать. Но рано или поздно мне придется общаться с людьми, которые окружали графиню. Конечно, вряд ли она знала имена всех слуг в своем поместье (в конце концов к какому-нибудь лакею хозяйка может просто обратиться «эй, ты!»), но неплохо бы выяснить, как зовут хотя бы ее горничную и управляющего. Если я не буду узнавать тех, кого графиня знала с детства, боюсь, меня примут за сумасшедшую.

Из окна кареты открывается вид на красивое двухэтажное здание с эркерами, стоящее на ровном зеленом лугу. Облегченно вздыхаю. Кажется, в поместье графини порядок. Надеюсь, я смогу ничего там не испортить.

Через пять минут карета останавливается перед крыльцом. Споро подбежавший лакей распахивает дверцу и помогает мне выйти. А по ступенькам уже спускается молодая женщина со светлыми (словно соломенными!) волосами, уложенными в простую прическу.

– Как я рада вашему возвращению, ваше сиятельство!

Интересно, кто она? Судя по тому, как почтительно она преклоняет голову, не подруга и не близкая родственница. Экономка? Компаньонка? Ох, как же всё сложно!

– Я тоже очень рада вернуться домой, – даже эти простые слова даются мне с трудом.

То, что я успела узнать о графине в зале суда, характеризует ее как человека весьма властного (вон, как ее боятся слуги!), решительного и не всегда соблюдающего закон. Но вот какой она была с близкими ей людьми? С теми людьми, которые как раз и смогут обнаружить подмену.

– Я взяла на себя смелость распорядиться об обеде, – сообщает блондинка и замирает, ожидая моего ответа.

Я только киваю. Обед – прекрасная идея. У меня уже урчит в желудке. Надеюсь, кормят тут прилично.

Я вхожу в здание, стараясь не выдать свое любопытство. Внутреннее убранство особняка вполне соответствует его внешнему облику. Всё здесь устроено стильно, разумно и выдает хороший вкус хозяйки. Никакой излишней помпезности или показной роскоши.

Окна столовой выходят на красивый парк, и прежде, чем подойти к заставленному яствами столу, я любуюсь открывшимися видами. Большой пруд с лебедями, уютная беседка на небольшом островке, ровные аллеи.

Блондинка подает знак выстроившимся с подносами возле дверей слугам.

– Я не знала, что ваше сиятельство захочет на обед, а потому велела повару приготовить несколько перемен блюд.

Мне кажется, что на столе уже достаточно всякой еды, но не ругать же девушку за услужливость?

Блондинка тоже садится за стол в некотором отдалении от меня. Значит, не экономка. Возможно, дальняя родственница из почтенной, но разорившейся семьи.

Сначала я пробую очень вкусный рыбный паштет с зеленью – такой нежный, что он просто тает во рту. Потом – заливное из рыбы.

Моя сотрапезница весьма умеренна в еде. Проще говоря – она клюет как птичка. То ли стесняется, то ли заботится о фигуре.

Подают уху из похожей на стерлядь рыбы. На горячее – запеченного карпа, тушеного в сметане угря и еще какую-то неизвестную мне жареную рыбу. Нет, всё это очень вкусно, но я всегда предпочитала мясо.

От десерта я решительно отказываюсь. Я уже так наелась, что не смогу проглотить ни кусочка.

– Что пожелаете на ужин, ваше сиятельство?

Я задумываюсь. Наверно, здесь у каждого блюда есть свои названия, и если я потребую гуляш или стейк из свинины, то могу попасть впросак.

– Даже не знаю, – бормочу я, – возможно – запеченную говядину.

Надеюсь, это достаточно нейтрально?

Но девушка почему-то смотрит на меня с изумлением:

– О, ваше сиятельство! Но вы же не едите мясо!

Вот ведь засада! И сколько еще таких капканов поджидают меня в поместье?

Конечно, можно сделать вид, что она не расслышала, и я имела в виду запеченную рыбу, но, боюсь, без мяса я тут долго не протяну. Поэтому я решительно подтверждаю:

– Теперь уже ем. Или вы думаете, что пока я находилась в городе под следствием, кто-то интересовался, что я хочу на обед? Я вынуждена была есть то, что мне приносили, и поняла, что много лишалась, отказываясь прежде от мяса.

– О, простите, ваше сиятельство! – девушка полна раскаяния. – Я не подумала об этом.

Я пытаюсь подбодрить ее улыбкой:

– Ничего, всё в порядке. А сейчас я хотела бы отдохнуть. Дорога меня немного утомила.

Но вместо того, чтобы отвести меня в спальню, девушка топчется на месте:

– Разве вы не зайдете к ее светлости?

Что? Какая еще светлость?

Блондинка торопливо добавляет:

– Ваша бабушка так беспокоилась о вас!

Нет, ну это уже чересчур! Только бабушки мне тут и не хватало!

6. Эжени. Моя почти бабушка

Должно быть, у меня после ее слов вытягивается лицо, потому что блондинка краснеет и принимается торопливо оправдываться:

– Простите, ваше сиятельство! Я понимаю, что и суд, и дорога были крайне утомительны, и вам просто необходимо отдохнуть. Но ее светлость…

Так, стоп! Она называет какую-то бабушку «ее светлость». Но ведь это значит, что та – герцогиня. А этот титул куда более высокий, чем графский. Как всё запутано!

Чем больше я думаю об этом, тем больше склоняюсь к мысли, что мне нужна сообщница. Та, которой я расскажу всю правду, и которая будет постепенно вводить меня в курс дела. Мне всё равно без этого не обойтись. Мне придется открыться хоть кому-то – чтобы сохранить тайну для всех остальных. И этот кто-то расскажет мне о графине и о поместье, будет называть мне имена прибывающих сюда гостей.

Да, это серьезный риск, но я вынуждена буду на него пойти. А иначе все узнают, что я – самозванка. Я ничего не знаю не только об Эжени де Ламарк, но и о стране, в которой оказалась. А было бы неплохо хоть немного ориентироваться в ситуации.

А эта блондинка кажется мне вполне подходящей кандидатурой на роль моей наперсницы. Если она поверит мне, если поддержит меня, то станет просто кладезем полезной информации. Нужно только объяснить ей, что я оказалась тут не по своей воле и ничуть не желала зла ее настоящей хозяйке.

Мое молчание девушка принимает за неодобрение и расстраивается еще больше.

– Я знаю, ваше сиятельство, что вы не любите ее. Но прошу вас – проявите капельку почтения к ее возрасту.

Значит, между графиней и ее бабушкой – отнюдь не идиллические отношения. Ну, что же, это даже к лучшему. Может быть, мне удастся хотя бы на время отложить этот визит. Одно дело – общаться с друзьями и знакомыми графини. И совсем другое – с близким ей человеком.

 – И я понимаю – она вам не совсем бабушка…

Ох, да что же это такое? Как это – не совсем бабушка?

Девушка будто читает мои мысли (хотя, надеюсь, это не так):

– Она всего лишь сестра вашего дедушки. Но она – самая старая представительница рода де Ламарков, и я прошу вас…

Значит, сестра дедушки. Того самого дедушки, который когда-то влюбился в мою настоящую бабушку. Быть может, она даже сама была знакома с бабой Надей. От мысли об этом у меня начинает кружиться голова. Нет, ото всего этого я скоро чокнусь!

Я решаю отложить доверительный разговор с блондинкой хотя бы до вечера. А вот с этой «почти бабушкой» можно познакомиться прямо сейчас. Ей, наверно, уже лет восемьдесят, не меньше, что для прошлых веков (а я же не в будущем оказалась!) весьма почтенный возраст. И она наверняка плохо видит и плохо слышит.

– Вы, конечно, можете сказать, что она тоже не любит вас, и будете правы…

Ого, так нелюбовь взаимна! Это еще больше упрощает дело. Я загляну к ней на минуточку, засвидетельствую свое почтение, поблагодарю за беспокойство и займусь другими делами.

Интересно, чем же графиня так провинилась перед своей двоюродной бабушкой? Хотя зачем мне это знать? Пусть разбираются сами.

– Герцогиня – не самая приятная женщина, – продолжает лепетать девушка, когда мы идем по коридорам, направляясь, судя по всему, в другое крыло здания. – Но она так одинока, и мне так ее жаль!

Ну, что же – в этом мы с ней похожи. В Виларии трудно отыскать человека, более одинокого, чем я.

Мы останавливаемся перед двухстворчатой дверью, которую блондинка открывает почти бесшумно.

– Я вас оставлю, хорошо?

И удаляется прежде, чем я успеваю хоть что-то ответить. Кажется, она эту бабушку не только жалеет, но еще и боится.

– Ну, что ты встала у порога? – доносится до меня громкий и хриплый голос. – Входи!

Окно в большой, но несколько мрачноватой комнате распахнуто настежь, но это не спасает воздух от едкого табачного дыма, который плавает тут повсюду. Сама герцогиня сидит в кресле с высокой спинкой. Собственно, только спинка кресла мне и видна, потому что оно развернуто к окну, и ее светлость не считает нужным ни встать, ни хотя бы обернуться в мою сторону. Еще я вижу ее руку – тонкую, с обвисшей кожей. И эта рука держит мундштук с сигаретой.

– Значит, ты вернулась, – герцогиня не спрашивает, а констатирует факт. – Впрочем, я не сомневалась, что ты сумеешь выкрутиться – после той-то суммы, что запросил адвокат! Надеюсь, он отработал свой гонорар с блеском?

Я всё-таки переступаю через порог и притворяю дверь изнутри.

– Ты не голодна? А не то я велю принести обед на двоих. Хотя ты же не ешь мясо. Но, думаю, Дениз уже об этом позаботилась.

Кажется, блондинку зовут Дениз. Уже хоть что-то.

– Она неплохая девушка, но уж слишком суетлива. И покорна как овца. Терпеть не могу таких.

Не знаю, зачем она хотела, чтобы я навестила ее? Чтобы говорить, ей не требуется собеседник. Но это даже к лучшему. Кто знает, не вызовет ли у нее подозрения мой голос?

– А ты слишком строга к ней. Всё-таки она – не служанка, а родственница, пусть и дальняя. Бедняжка не виновата, что ее брат проиграл подчистую все средства, которыми они располагали, и не нашел лучшего выхода, как застрелиться. Впрочем, ты дурно обращаешься не только с ней. Но это я еще могу понять – чего же можно было ожидать от дочери Клэр Аренвиль? Но вот то, что ты стала не чиста на руку, не лезет ни в какие ворота. Скажи на милость, зачем ты стала продавать поддельные документы? Разве тебе не хватало тех денег, что приносило поместье? Како           й позор для де Ламарков! Хорошо, что твой дедушка Рауль не дожил до этого дня.

Она затягивается и выпускает в воздух новые кольца дыма.

– И не оправдывайся, – строго говорит она, хотя я вовсе и не делаю этого. – Поступок графа де Версен, конечно, выбил тебя из колеи, но то, что тебя бросил жених перед свадьбой – не повод становиться преступницей.

Ну, вот – еще и подлец-жених на мою голову!

Она по-прежнему даже не смотрит на меня. И разговаривает сама с собой, хоть и обращается вроде бы ко мне. Но то, что ее светлость не жалует графиню де Ламарк, я поняла бы и без предупреждения Дениз.

– В тебе слишком много гордыни, дорогая! Не гордости, а именно гордыни. Да, я вполне понимаю твое уязвленное самолюбие. Но согласись – о том, что твой жених бесчестен, лучше узнать до свадьбы, а не после неё.

Я в ответ только киваю, хоть и понимаю, что она не увидит моего кивка.

– Да что ты топчешься у дверей? – сердится она. – Подойди поближе.

Когда я подхожу почти к самому ее креслу, она, наконец, снисходит до того, чтобы повернуться в мою сторону. Наши взгляды встречаются лишь на мгновение: мой – настороженный и ее – почти презрительный.

И мундштук вдруг выскальзывает из ее руки и падает на ковер.

Я торопливо наклоняюсь, подбираю его, убеждаясь, что ворс не пострадал. А когда снова принимаю вертикальное положение, то вздрагиваю, замечая, как переменилась герцогиня. Ее мутновато-зеленые глаза полны слёз, а руки дрожат так, что у нее не получается поднести к лицу платочек.

– Неужели, это оказалось возможным? – шепчет она. – Через столько-то лет?

Я почти уверена – она поняла, что я – не графиня. Но как она догадалась? Ведь я еще не произнесла ни слова. И если это настолько явно, то это поймут и другие.

Я замираю, готовясь к тому, что она схватит со стола колокольчик и вызовет на подмогу слуг. А потом обвинит меня в том, что я завладела телом ее внучатой племянницы, и я снова окажусь в тюрьме. Только теперь у меня не будет денег на адвоката.

Но старая женщина не предпринимает никаких действий, чтобы меня разоблачить. Она только смотрит на меня и плачет.

– Как ты оказалась здесь, дитя мое? – тон ее сейчас совсем другой, чем пять минут назад.

Я не уверена, что должна сказать правду. Может быть, лучше всё отрицать? Но я не думаю, что у меня получится. А герцогиня, кажется, отнюдь не негодует. Напротив, она нежно касается моей руки.

И я решаюсь рассказать всё, как есть. Мне надоело притворяться, бояться и врать. Да и без поддержки мне тут не обойтись.

– Я не знаю, ваша светлость, – бормочу я и по ее знаку опускаюсь на стоящий рядом низенький пуфик. – Всё, что произошло, – полная неожиданность для меня самой.

Пока я еще ни в чём не призналась. Я жду ее ответных слов. А она хочет конкретики.

– Когда ты попала в тело Эжени?

Я чувствую дрожь во всём теле. Я как будто снова попала в зал суда.

– Я оказалась прямо на скамье подсудимых, – слова даются мне с трудом.

Герцогиня вздыхает:

– Бедная девочка! Представляю, каким ужасом это для тебя стало! Но я надеюсь, тебя хотя бы предупреждали, что однажды это может случиться?

Я мотаю головой. Кто меня мог предупредить? Бабушка? Да, она пыталась это делать, только никто не верил ей.

– Как вы узнали, что я – не Эжени?

Она усмехается:

– У тебя совсем другой взгляд. Я видела такой однажды – давным-давно, когда была еще молода.

Она всё-таки берет в руки колокольчик, но когда на зов прибегает служанка, то распоряжается всего лишь об обеде.

– И накрой на двоих. Да-да, на двоих! Ну, что ты застыла как изваяние? Что странного в том, что моя внучка пообедает вместе со мной?

Когда за горничной закрывается дверь, герцогиня уточняет:

– Надеюсь, ты ешь мясо? Никогда не могла понять, почему Эжени его не жалует.

Я совсем не голодна, но через несколько минут послушно сажусь за накрытый стол. Похоже, герцогине готовят отдельно, и у меня, несмотря на сытость в желудке, при взгляде на запеченные птичьи крылышки снова просыпается аппетит.

– Ее звали Надин, – говорит ее светлость. – Ту девушку, что когда-то попала сюда из другого мира.

У меня на глаза тоже наворачиваются слёзы.

– Это – моя бабушка, – шепчу я и откладываю вилку в сторону.

Герцогиня кивает:

– Да, я догадалась. Она была молода, красива и очень напугана. Кто угодно бы напугался, если бы с ним приключилось такое. Думаю, она рассказывала тебе об этом?

Мне стыдно признаться, но я отвечаю:

– Она рассказывала. Но ей никто не верил. Даже я. В нашем мире нет магии.

Ах, если бы я тогда слушала ее внимательнее!

– Да-да, я знаю, – улыбается ее светлость. – Она говорила нам об этом. Мне и Раулю – никто другой, кроме нас, о ней не знал. Нам казалось это странным. Мир без магии – что может быть ужаснее?

– Кажется, она пробыла здесь совсем недолго, – насколько я помню, речь шла всего о нескольких днях.

Герцогиня снова кивает. Она уже тоже не думает о еде.

– Мой брат тогда как раз занимался исследованием возможности перемещения между мирами. Это – очень сложная магия, доступная лишь узкому кругу волшебников. И официально она запрещена. Проводить такие эксперименты слишком опасно – не только для исследователя, но и для государства в целом, как бы пафосно это ни звучало. Законы Виларии на этот счет весьма строги. Но Рауля это не останавливало. Он несколько лет бился над заклинанием, которое в конце концов позволило твоей бабушке оказаться у нас.

Значит, моего дедушку звали Рауль. Красивое имя. Может быть, бабушка даже называла его, но как жаль, что многое из того, что она говорила, я пропускала мимо ушей. Нет, мы с мамой никогда не смеялись над ней – просто считали ее фантазеркой.

– Она тоже попала в чьё-то тело? – произнося эти слова, я содрогаюсь.

Но герцогиня считает это чем-то само собой разумеющимся:

– Да, в тело моей невестки.

Ох! Бедная бабушка! Какой ужас, должно быть, она испытала, оказавшись в постели с незнакомым мужчиной. Я-то хотя бы попала в тело незамужней графини.

Ее светлость, кажется, догадывается, о чём я думаю. Она смеется и грозит мне пальчиком.

– Нет-нет, дорогая, Рауль обошелся с ней как благородный мужчина. Он сразу понял, что она – не Жюстин и не требовал от нее исполнения супружеских обязанностей. Надин сама полюбила его.

Я недоверчиво хмыкаю:

– Влюбилась за несколько дней?

Но герцогиня не разделяет мой скептицизм:

– Иногда для любви достаточно одного только взгляда. Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Мы встаем из-за стола и подходим к картине, висящей в другом конце комнаты. С холста на меня смотрит молодой мужчина – светлые вьющиеся волосы, высокий лоб, тонкий нос и пронзительные зеленые глаза. Он красив и печален. И да, я почему-то сразу понимаю – моя бабушка могла его полюбить.

7. Эжени. Тайны прошлого

– Он женился не по любви, – сообщает герцогиня, когда мы снова садимся за стол. – Наш отец так хотел породниться с Неймарами, что не стал слушать возражений Рауля. Неймары! Один из самых древних и магически сильных родов Виларии. Никто не сомневался, что в этом браке появятся дети, обладающие выдающимися способностями. Только после свадьбы мы узнали, что у Жюстин Неймар магии не было вовсе. Такое иногда случается – что дети не наследуют магию родителей. Наш отец был в гневе. И я могла его понять – родители невесты должны были предупредить нас о том, что Жюстин магически пуста.

– Разве они не могли расторгнуть этот брак? – удивляюсь я. – Раз он был основан на обмане.

Она качает головой:

– В Виларии не принято расторгать браки. Тем более, у столь благородных семейств. Мой отец совершил ошибку, но он сполна за нее расплатился – его хватил удар, когда он узнал, что сын Рауля и Жюстин родился без малейшей капли магии. Он мечтал, что его внук сделает блестящую карьеру при дворе, но это оказалось невозможно – занимать высокие должности имеют право только магически одаренные люди. Даже маг, который женат на женщине без магии, не может рассчитывать на хороший пост. Государству нужны сильные маги, и оно поощряет браки между теми, кто магией обладает. Так неразумный брак с Жюстин Неймар лишил наше семейство возможности быть подле короля.

Мы всё-таки приступаем к обеду. Куриные крылышки с хрустящей корочкой оказываются восхитительными, и мясо кабана в ягодном соусе – тоже выше всяких похвал. Правда, и того, и другого я отведываю совсем по чуть-чуть – иначе, боюсь, платья графини придется перешивать.

– Рауль всегда тяготел к запрещенным опытам. Он в совершенстве владел той магией, которая была разрешена законом, и тянулся к тому, чего еще не знал. Он – едва ли не единственный в Виларии – практиковал портальную магию. Он строил нематериальные порталы и перемещался на огромные расстояния за пару секунд. Об этом нельзя было никому рассказать. Он делился своими достижениями только со мной. А все эти эксперименты с перемещением между мирами Рауль затеял лишь для того, чтобы отвлечься от своей семейной жизни. Они с Жюстин почти не разговаривали друг с другом. У нее были свои апартаменты и своя прислуга. Но однажды всё изменилось. Я думаю, ты понимаешь, дорогая, о чём я говорю. В тот день я выглянула в окно и увидела, как они идут по парку, держась за руки. Я подумала, мне показалось. Я выбежала на улицу, догнала их. Мне хватило одного взгляда на Жюстин, чтобы понять, что это – не она. Так я познакомилась с Надин. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь любил друг друга сильнее, чем твои бабушка и дедушка. Они и минуты не могли пробыть порознь, словно дышали друг другом и не могли надышаться.

Я вытираю слёзы и шмыгаю носом. Не удивительно, что бабушка так и не вышла замуж.

– Но если он любил ее, то почему отпустил?

Герцогиня мрачнеет:

– Помнишь, я говорила, что магия перемещений в Виларии под запретом? За его нарушение – пожизненное заключение в самой страшной государственной тюрьме.

– Дедушка испугался содеянного и предпочел вернуть всех назад? – почему-то эта мысль мне неприятна.

Хотя следует признать, что он всего лишь поступил разумно. Провести остаток дней в тюрьме даже ради большой любви – удовольствие сомнительное.

Ее светлость смотрит на меня с осуждением.

– На этом настояла сама Надин. Но они оба тогда считали, что разлука будет недолгой. В наше поместье по дороге в столицу должны были приехать старшие братья Жюстин. Они были хорошими магами и сразу поняли бы, что перед ними – не их сестра. Тогда Рауль попал бы в тюрьму, а Надин была бы казнена. К тому же, твоя бабушка пожалела бедняжку Жюстин. Представляешь, каково ей было оказаться в вашем мире?

Еще бы! Автомобили, самолеты, поезда. И никакой магии.

– Они решили, что Рауль вернет назад обеих женщин. А спустя некоторое время устроит так, чтобы Надин вернулась – только в тело не Жюстин, а какой-нибудь простой девушки из нашего поместья. Нужно было только немного подождать.

Слуги приходят, чтобы переменить блюда, и герцогиня замолкает. Мы молча пробуем нежный молочный десерт. И только когда мы снова остаемся одни, разговор продолжается.

– Неужели Жюстин не рассказала братьям о том, что случилось? – удивляюсь я. – Она должна была догадаться, что попала в другой мир не случайно.

– К счастью, она даже не поняла, что была в другом мире. Твоя бабушка рассказывала, что первое перемещение состоялось, когда она гуляла по лесу. Именно там, в лесу, и оказалась Жюстин. Она заблудилась, и все те две недели, которые Надин пробыла здесь, Жюстин провела в лесной избушке. Она нашла там сухой хлеб и еще какую-то еду. Потом, когда она вернулась сюда, она подумала, что блуждание по лесу ей всего лишь приснилось. Мы с Раулем не разубеждали ее. Хотя, я думаю, какие-то подозрения у нее всё-таки появились. Потому что через несколько недель после этих событий сгорела библиотека в башне – именно там мой брат держал свои магические книги и проводил опыты.

Я начинаю догадываться, что произошло. И тихо шепчу:

– Там сгорело и то заклинание, которое дедушка подобрал с таким трудом?

Она подтверждает:

– Да. Заклинание было длинным и сложным, и в его памяти остались лишь его обрывки. Он тогда обезумел от горя и больше уже так и не пришел в себя. Перед смертью он сказал мне, что знает, что у него есть еще один ребенок – от Надин. Должно быть, он почувствовал это – не знаю, как.

Я вскакиваю:

– Но это же чушь! Если тело моей бабушки никуда не перемещалось, то как она могла оказаться беременной? Если бы она зачала ребенка, находясь здесь, то родить этого ребенка должна была уже Жюстин.

– Ты очень умная девушка! – хвалит меня герцогиня. – Ты права – я упустила одну небольшую деталь. Когда Надин вернулась в ваш мир, Рауль отправился туда вслед за ней. Он хотел убедиться, что перемещение пройдет благополучно. А еще хотел увидеть, как выглядит настоящая Надин. Ну и, конечно, проверить, сможет ли он построить портал в другом мире. Как ни странно, но у него получилось. Знали бы правители Виларии, какого мага они лишили страну из-за своих неразумных ограничений!

– Значит, он мог бы остаться в нашем мире? – я на миг представляю себе графа в маленьком советском колхозе и не могу сдержать улыбки.

– Нет, дорогая, не мог. Сильному магу без магии не обойтись. К тому же, здесь у него оставался маленький сын – пусть и от нелюбимой женщины. Думаю, Надин понимала это. Рауль вернулся домой спустя два дня. Не сомневаюсь, что эти два дня они провели вместе.

И всё равно я многого не понимаю.

– Он тоже после перемещения попал в чье-то тело в нашем мире?

– Нет-нет, он-то как раз путешествовал между мирами физически. Я же говорила – он сумел построить портал. Хотя это и потребовало от него слишком много сил – после возвращения он несколько дней провел в своей спальне. Думаю, после того как он восстановился, он сумел бы снова переместить Надин к нам, если бы не тот пожар в башне.

В ее голосе звучит боль.

– Но если заклинание было утрачено, и дедушка уже не смог его восстановить, то как я сейчас оказалась здесь? И когда я смогу попасть домой?

Герцогиня промокает губы салфеткой и, игнорируя первый вопрос, на второй отвечает негромко, но уверенно:

– Никогда! Ты никогда не сможешь вернуться назад. Твой дом сейчас здесь.

8. Эжени. Кое-что об обмане

Нет, извините! А меня кто-нибудь спросил? Одно дело – побыть в другом мире недельку-другую, и совсем другое – остаться тут навсегда.

– Но я не хочу! – почти кричу я. – У меня есть свой дом. Есть близкие люди, которые сразу поймут, что Эжени – совсем не я.

Ее светлость покачивает головой:

– Ты так в этом уверена?

– Да! – отвечаю без тени сомнения.

А сама задумываюсь. Ну, допустим, родителей обмануть точно не получится. Уж они-то как-нибудь меня узнают. Вернее, не узнают Эжени.

Но мы с родителями видимся так редко, что я даже и не вспомню, когда я приезжала к ним в деревню последний раз. Обходимся звонками и общением в социальных сетях.

Стоп! Но ведь графиня даже этого не сможет сделать! Представляю, какой шок она уже испытала, познакомившись с достижениями научно-технического прогресса. Чтобы освоиться в нашем мире, ей должен кто-то помочь. Кто-то, кто будет учить ее всему как маленького ребенка.

– Но разве вам не жаль Эжени? Она там пропадет! Если она начнет рассказывать о Виларии, магии и драконах, ее упекут в сумасшедший дом.

Но ни капельки жалости не отражается на морщинистом лице герцогини.

– Она спесива, алчна и лжива, но она отнюдь не глупа. Она поймет, что оказалась в другом мире, и постарается к нему приспособиться.

Легко сказать! Интересно, как она сможет приспособиться к работе в обычной средней школе? А поездкам в автобусе? А к отсутствию слуг?

– И вы так и не ответили мне, ваша светлость, как я попала сюда, если нужного заклинания больше не существует?

Я вижу, что она устала, но не готова дать ей передышку. А если вдруг ночью ее, как и когда-то прадедушку, хватит удар? Кто тогда расскажет мне правду?

Охая и взглядом взывая к моему великодушию, она перебирается в кресло.

– Тебе еще многое нужно узнать. Не лучше ли отложить разговор хотя бы до завтра? Ты и сама, должно быть, устала. Сначала суд, потом – утомительная дорога. Наверно, ты хочешь отдохнуть?

Но я только укрываю пледом ее ноги и устраиваюсь на пуфике, приготовившись слушать.

Она вздыхает:

– Ну, хорошо! Несколько дней назад я зашла в башню, где когда-то была библиотека – впервые за много лет. Там, на ступенях лестницы, я заметила, что из-под обрушившейся во время пожара черепицы торчит краешек закоптившегося листа. Наверно, если бы Рауль не потерял тогда рассудок, то сам бы его нашел. Я достала его и смогла разобрать написанные рукою брата строчки. Я сразу поняла, о чём идет речь. Отдельные фразы этого заклинания Рауль бормотал когда-то в бреду. Я прочла заклинание, думая о тебе. То есть, не именно о тебе, но о ребенке из нашего рода, оказавшемся далеко от нас. Я не знала, кто родился у Надин – девочка или мальчик. К тому же, я понимала, что у того ребенка уже могли быть свои дети. Я думала о ком-то, кто был потомком моего брата. И. честно говоря, я не была уверена, что заклинание сработает. Во-первых, я – весьма посредственный маг. Во-вторых, в таких сложных ритуалах обычно используются дополнительные атрибуты – руны или драгоценные камни. Поэтому, когда я прочитала заклинание, и ничего при этом не произошло, я постаралась просто об этом забыть.

Ага, забыть! Натворила дел и в кусты. Очень благородно.

Да уж, семейство де Ламарков, судя по всему, не готово нести ответственность за свои поступки. Взять хоть того же дедушку. Думал ли он, проводя свои опыты, о том, что кто-то может от них пострадать? Да наверняка ни секунды! Он двигал вперед науку!

– Но если заклинание сейчас у вас, значит, вы снова можете его прочитать и, тем самым, вернуть меня домой?

Такой вариант кажется мне настолько простым и понятным, что я не понимаю, почему она отвергает его. Да, конечно, в качестве графини де Ламарк я устраиваю ее больше, чем Эжени – во мне муленир обнаружил какую-то магию. Но я-то этой магии не чувствую и, даже если она есть, вряд ли когда-то разберусь, что с ней нужно делать! Да и должна же быть у старушки хоть малая толика привязанности к той внучатой племяннице, которую она знает с детства.

– Если бы это было возможно, дорогая, – еще один тяжкий вздох с ее стороны, – то я бы так и поступила. Но, к сожалению, листок с заклинанием рассыпался прямо у меня в руках, как только я прочитала текст. Он пострадал от огня и столько лет пролежал в башне.

Не уверена, что она говорит правду, но и доказательств ее лжи у меня нет. Ладно, разберемся по ходу дела. Тьфу ты, типун мне на язык – с некоторых пор слово «дело» имеет для меня крайне негативный оттенок.

– Ладно, – без особого оптимизма говорю я, – с дедушкой, вроде бы, разобрались. А что с родителями Эжени? Должна же я о них хоть что-то знать. Тем более, что и в зале суда, и от вас я слышала нелестные слова о ее матушке.

Герцогиня негодующе потрясает кулачком.

– Я не хочу даже говорить об этой лгунье! Об ее обмане знает всё герцогство Шарлен!

Но я так выразительно смотрю на нее, что она сдается:

– Ну хорошо-хорошо, раз ты настаиваешь. Род Аренвилей – провинциальный и захудалый, хотя и славящийся своей магией. Да-да, чему ты удивляешься? В Виларии магия без денег значит не много. Чтобы служить при дворе, нужно окончить как минимум школу, а это – весьма недешевое удовольствие. Словом, Аренвили уже не одну сотню лет прозябали в глуши, пока моя невестка Жюстин не посчитала их достойными для того, чтобы с ними породниться. Как ты помнишь, сын Рауля – его звали Роландом – не имел магии, а значит не мог рассчитывать на брак с магически одаренной девушкой из знатной и богатой семьи. Но чтобы магия появилась хотя бы у детей Роланда, его женой должна была стать именно такая девушка. Жюстин решила, что они могут простить невесте бедность – лишь бы у нее была магия. Так выбор пал на уже не юную Клэр Аренвиль.

Я хихикаю. Термином «не юная» здесь наверно могут обозначить и девушку лет девятнадцати.

Ее светлость покачивает головой, осуждая мое легкомыслие. Ведь мы говорим о таких серьезных вещах!

– Жюстин прекрасно помнила, как в свое время ее семья обманула нашу, и чтобы не допустить того же со стороны Аренвилей, потребовала, чтобы наличие магии у невесты было подтверждено еще до помолвки. Мы отправились в столицу, дабы проверить способности Клэр в королевской магической академии.

– И она согласилась на такую проверку? – это кажется мне унизительным.

Герцогиня отвечает вопросом на вопрос:

– А что еще ей оставалось делать? Чтобы породниться с таким семейством как де Ламарки, еще и не на такое пойдешь. Она проходила проверку на муленире. Ты, как я понимаю, уже познакомилась с ним, и объяснять принцип его работы нет нужды. Муленир показал наличие вполне приемлемого уровня магии – на нее среагировали два камня из пяти. Тут же было объявлено о помолвке, а через пару месяцев состоялась и свадьба. Нужно ли говорить, что обман вскрылся только после того, как они стали законными супругами?

Ее светлость требует принести ей бокал вина – воспоминания о Клэр Аренвиль приводят ее в негодование, – и я послушно выполняю просьбу.

Она залпом осушает его до дна – весьма неаристократично, надо признать, – и только после этого оказывается способной продолжить рассказ:

– Уже после первой брачной ночи Роланд понял, что магия у его жены отсутствует напрочь. Он впал в такой гнев, что готов был растерзать ее прямо в спальне – обманщица вынуждена была признаться. Оказалось, что в день испытания девица привязала к своему пальцу крохотный мешочек из свиных кишок с каплей крови своего младшего брата. Именно эта кровь и попала в муленир. Да, бывает и так – у брата была магия, у сестры – нет. Откуда же было взяться магии у малышки Эжени?

У меня уже голова болит от такого обилия информации. Нужно запомнить хотя бы имена внезапно обретенных родственников.

– Но у моих родителей тоже не было магии! – горячусь я. – Значит, и у меня ее нет! А муленир ошибся!

– Ах, ну что за глупости! – удивляется она. – Откуда ты знаешь, что у твоей матери ее не было? Если в вашем мире не признают магию, это вовсе не значит, что ее на самом деле нет.

Наш разговор прерывает горничная:

– Простите, ваша светлость, но прибыл гость к ее сиятельству. Сам герцог де Шарлен!

Она говорит с придыханием. Ну, еще бы – первое лицо герцогства удостоило нас визита.

– Хорошо, – я уже чувствую беспокойство, – я сейчас приду. Пусть его светлость немного подождет.

А горничная скрывается, я спрашиваю бабушку, понизив голос:

– А между Эжени и его светлостью случайно не было связи?

Ну, а иначе с чего бы ему так ратовать за ее осуждение? Она обманывала многих – быть может, и его самого. Не в финансовых, конечно, делах, а в любовных.

Но герцогиня смеется:

– Конечно, нет! Откуда такие мысли? Эжени для него – птица слишком низкого полета.

9. Герцог де Шарлен. Разговор с графиней

Я прибываю в особняк де Ламарков исключительно для того, чтобы соблюсти правила этикета – в зале суда я был не на стороне графини, и теперь, когда формально она считается невиновной, требуется поздравить ее с таким благополучным (для нее, разумеется) завершением дела. Первое лицо герцогства и наследник королевского престола внешне должен оставаться беспристрастным, даже если на самом деле это не так.

Не я один считаю, что графиня выкрутилась из этой щекотливой ситуации лишь благодаря умелым действиям своего адвоката. Ох, и ловок же шельмец! И я должен дать ей понять, что ее притворно-покаянный вид отнюдь не обманул местное общество.

– Ваша светлость, ее сиятельство просила передать, что спустится к вам через несколько минут, – сообщает мне хорошенькая взволнованная горничная. – Если позволите, я принесу вам лимонной воды и ликера.

Графиня – женщина, и как всякой женщине ей нужно время, чтобы припудрить носик и надеть свое любимое платье, прежде чем выйти к гостям. Только это и побуждает меня не проявить раздражения и даже улыбнуться в ответ раскрасневшейся девушке.

Между прочим, из уважения к моему титулу вместо горничной ответ графини могла бы мне передать Дениз Ренуа. Я вспомнил милую светловолосую девушку – всегда покорно-печальную, – и мысленно ее пожалел. Быть приживалкой у графини де Ламарк – та еще радость. А ведь ее отец когда-то был удостоен ордена воинской чести – высшего ордена Виларии, который вручается самим королем. Нужно будет спросить у Маршаля, получает ли она военную пенсию.

Графиня появляется в гостиной только через полчаса – после того, как я пять раз измерил комнату шагами и выпил три рюмки довольно недурного ягодного ликера.

– Рада приветствовать вас, ваша светлость, – она приседает в низком реверансе, демонстрируя при этом не очень скромное декольте.

Как ни странно, сама при этом заметно смущается.

– Позвольте поздравить вас, ваше сиятельство, с удачным завершением дела в суде, – я отвешиваю ей вежливый поклон. – Надеюсь, недолгое заключение и треволнения этого дела не нанесли серьезного ущерба вашему здоровью.

– Благодарю вас, ваша светлость! – по ее губам пробегает улыбка. – Крайне любезно с вашей стороны проявить ко мне участие.

Это звучит весьма двусмысленно. Она сразу дает понять, что моя притворная вежливость ее не обманула. Ну, что же, так даже лучше.

– Мне хотелось бы верить, что столь печальный опыт многому вас научил, и в дальнейшем вы будете более благоразумны.

Она предлагает мне присесть, и сама опускается в кресло.

– Не беспокойтесь, ваша светлость, я учту прошлые ошибки.

Здесь, в привычной для себя обстановке, она кажется еще более красивой. Плечи горделиво расправлены, исчезла настороженность в движениях.

– Послушайте, ваше сиятельство, мне не хотелось бы на вас давить, но, если позволите, я дам вам маленький совет.

Она непринужденно щебечет в ответ:

– Я вся во внимании, ваша светлость!

– Забудьте об открытии магической школы! – надеюсь, серьезность моего тона заставит ее понять, что я не шучу. И что это – не просто совет. – Да-да, я знаю, что только благодаря этой школе вас освободили из-под стражи, но уверяю вас – если вы откажетесь от этого плана, никто вас не осудит. Дело не будет открыто снова. Я лично поговорю с судьей, и он тоже забудет о ваших намерениях.

Мне кажется это вполне разумным. Она уже получила то, что хотела – ее признали невиновной. Теперь школа для нее – лишняя головная боль. А если школа не откроется, то как минимум десяток магически одаренных девушек не будут одурачены этой не очень щепетильной особой. Довольно уже тех юношей из благородных семейств, которые, получив аттестат об окончании школы графини де Ламарк, не отяготили свой ум ни каплей новых знаний.

– Вот как? – напрягается она. – Ну, что же, благодарю вас за заботу, ваша светлость, но позвольте мне всё же попробовать себя на новом поприще. Раз уж у меня вдруг появилась магия, то глупо было бы не воспользоваться этим.

Будь она мужчиной, я вслух назвал бы ее наглецом. Но в женском роде это слово, кажется, употреблению не подлежит. И всё-таки я не сдерживаюсь и негодующе бросаю:

– На вашем месте я не стал бы козырять своими внезапно открывшимися способностями. Все мы помним, как ваша матушка исхитрилась пройти подобную проверку. Вам было с кого брать пример.

Щеки графини багровеют.

– Кажется, вы пытаетесь оскорбить меня, ваша светлость? Не трудитесь. Ваше отношение я сполна прочувствовала в зале суда. Но крайне неблагородно с вашей стороны запугивать меня, пользуясь вашими титулом и властью.

Я поднимаюсь первым – хоть это и противоречит правилам этикета.

– Довольно, сударыня. Я вижу, что мой визит оказался напрасным – вы не готовы прислушаться к моим словам. Ну, что же – если вы хотите видеть меня в числе своих врагов, то так тому и быть, – в ее красивых глазах я вижу странный блеск (решила прибегнуть к старинному женскому средству размягчения мужских сердец?) и добавляю: – Если вы надеетесь, что ваши чары подействуют и на меня, то совершенно напрасно. Я ищу общества совсем других женщин – тех, для кого честь и доброта еще имеют какое-то значение.

Наверно, это звучит слишком грубо – графиня обиженно прикусывает губу, – и я уже сожалею о своих словах. Но решаю сыграть эту сцену до конца – быть может, хотя бы это побудит ее принять правильное решение.

Но она довольно быстро справляется с эмоциями.

– Ну, что вы, ваша светлость, я отнюдь не претендую на вашу приязнь. И раз мы так прекрасно поняли друг друга, не смею более навязывать вам свое общество.

– Ну, что же, сударыня, как вам будет угодно! Но помните – отныне все ваши действия по управлению школой или драконьей фермой будут на особом контроле у чиновников герцогства.

Лёгкий кивок, и я покидаю ее гостиную, кипя от гнева.

И только сев в седло и проделав верхом несколько лье пути, я обретаю прежнее спокойствие. Эта женщина недостойна моего внимания, и лучшее, что я могу сделать – это полностью ее игнорировать. Да, именно так я и поступлю!

10. Эжени. Деньги графини

– Что нужно было его светлости? – вопросом встречает меня герцогиня, когда на следующее утро я снова прихожу в ее покои.

– Хотел предостеречь меня от открытия магической школы, – я устраиваюсь на уже знакомом пуфике рядом с креслом хозяйки. – Мне кажется, что он не верит в мою внезапно обретенную магию. Хотя чему я удивляюсь – я и сама не уверена, что она есть.

Ее светлость вздыхает:

– Было бы странно, если бы он поверил в это после проделок матушки Эжени. К счастью, запретить тебе открыть эту школу он не может – дозволение было подписано самим его величеством.

– Но разве он не может убедить его величество переменить решение? Насколько я понимаю, он – племянник короля.

Герцогиня и соглашается, и возражает одновременно:

– Да, племянник. Но он не оказывает никакого влияния на его величество. Скорее – напротив. Если он будет настаивать на отзыве дозволения, то его величество ни за что его не отзовет.

– Между ними столь «теплые» отношения? – удивляюсь я. – Так почему же его величество именно герцога сделал наследником престола?

Я провела довольно спокойную ночь. Мягкая, пахнущая лавандой постель, чистый воздух и вкуснейший пудинг на ужин сделали свое дело – я заснула, едва моя голова коснулась подушки. Кажется, я начинаю привыкать к новой действительности, и герцогиня играет в этом не последнюю роль.

– Его светлость – самый близкий родственник Луисана Десятого, и, за исключением самого короля, именно в нём больше всего крови Виларов. Но именно это и является причиной охлаждения между ними.

– Не понимаю, – честно говорю я.

– Несколько лет назад сын Луисана Десятого, его невестка и внуки погибли в результате нападения мятежников на перевале Правды почти на границе герцогства Шарлен. Убийц не нашли, но многие в столице полагают, что те действовали по наущению нашего герцога – это открывало ему путь к королевской короне. Никаких доказательств этой версии не нашли, но с тех пор его величество весьма холоден с его светлостью.

По спине пробегает холодок. Мне отчего-то неприятно думать о том, что герцог может оказаться подобным чудовищем.

– А вы сами тоже верите в то, что он был причастен к убийству королевской семьи?

Герцогиня отрицательно качает головой:

– Нет, дорогая. Я знаю Анри де Шарлена с детства – он всегда был горделив и самонадеян, но никогда не был жесток. Впрочем, давай оставим высокую политику и сосредоточимся на более интересных вещах.

– Да-да, – подхватываю я. – Расскажите мне об Эжени! Сколько ей лет? Что она любит? Как обходится со слугами?

Лицо герцогини сразу морщится, как будто она проглотила лимон. Но она понимает, что без рассказа о настоящей графине нам не обойтись. Наверняка скоро в поместье появятся гости, и чтобы не выдать себя, мне нужно знать, как себя вести. К тому же, заметить подмену могут и слуги. И что тогда? Обвинение в применении запрещенной магии, снова суд и тюрьма?

– Ей двадцать лет. Тот самый возраст, когда каждая приличная девушка уже должна иметь мужа. Эжени тоже уже могла быть графиней де Версен – если бы ее жениху не вздумалось отправиться в столицу. Род де Версен не отличается ни древностью, ни богатством, и если бы в Эжени была хоть малая толика магии, то для нее этот брак стал бы мезальянсом. Но поскольку она магически пуста, то рассчитывать на более выгодную партию не приходилось. Уже было объявлено о помолвке, когда Шарль де Версен получил предложение занять должность при дворе – рядовую, но вполне денежную. Женитьба на девушке без магических способностей не дала бы ему возможности продвинуться по службе, и он предпочел нарушить данное невесте слово.

Несмотря на явную нелюбовь к племяннице, тут герцогиня сочувственно вздыхает.

– Эжени любила его? – тихо спрашиваю я.

– Я в этом не уверена. Но его предательство нанесло серьезный удар по ее самолюбию. Она захотела стать богатейшей женщиной Виларии и купить себе должность гофмейстерины – главной королевской фрейлины. Приближенность к королеве дала бы ей возможность отомстить бывшему жениху – возможно, даже добиться его изгнания из столицы.

– Но вы же говорили, что получить должность при дворе невозможно для тех, кто магически не одарен.

Она цокает языком:

– Казна Виларии постоянно нуждается в пополнении. Налоги не способны покрыть военных расходов. Поэтому иногда, в виде исключения, подобные назначения всё-таки допускаются. А чему ты удивляешься? Разве в вашем мире должности не покупаются и не продаются?

Я даже не знаю, как ответить на этот вопрос. Чего-чего, а коррупции у нас хоть отбавляй.

– Она совсем не уделяла должного внимания управлению школой, которая уже много лет находится в нашем поместье. Эту школу основала еще Жюстин, когда стала женой моего брата. Надо сказать, это весьма доходное дело. Школ в Виларии мало, и обучение в них весьма дорого. Но одной только собираемой с учеников платы показалось Эжени недостаточно – она опустилась до взимания дополнительных денег за помощь на экзаменах тем юношам, которые не были уверены в своих знаниях. Об этом знали многие, но предпочитали молчать – почти у каждого уважаемого человека герцогства был сын или племянник, которые не отличались умом и усидчивостью, но хотели получить документ об образовании.

Мне еще многое хочется у нее узнать – и о самой герцогине, и о драконьей ферме, – но нас снова прерывают. На сей раз – чтобы сообщить о визите мэтра Доризо – моего адвоката.

– Должно быть, он приехал за своим вознаграждением, – говорит Дениз, когда я захожу в свой будуар, чтобы убедиться, что мой внешний вид в порядке.

Как будто бы я не догадалась сама! Вот только сколько я ему должна, и где я держу свои деньги? Бабушка на этот счет ничего рассказать не смогла – Эжени ее в такие дела не посвящала.

– Прикажете принести шкатулку? – спрашивает Дениз.

А я едва не хлопаю в ладоши. Кажется, эта девушка тоже знает очень многое. И хотя я не готова рассказать ей правду, подружиться-то с ней я могу.

Она приносит большую изящную шкатулку и достает оттуда довольно увесистый бархатный мешочек.

Нужно будет расспросить герцогиню о денежных единицах Виларии. И нужно выяснить, наконец, имена тех, кто находится в поместье. Да-да, и про Дениз тоже узнать.

Я спускаюсь к месье Доризо, и тот приветствует меня церемонным поклоном:

– Рад видеть вас, ваше сиятельство. Надеюсь, домашняя атмосфера позволила вам позабыть о недавних треволнениях?

– Благодарю вас, мэтр. Вы немало поспособствовали тому, чтобы я, наконец, оказалась дома. Вы блестяще проявили себя в суде. Думаю, это дело еще больше укрепит вашу репутацию умелого адвоката и приведет к вам новых клиентов.

Он довольно улыбается:

– Не сомневаюсь в этом, ваше сиятельство. А если вам когда-нибудь снова потребуются мои услуги…

Но я со смехом прерываю его:

– О, нет! Будем надеяться, что не понадобятся. Я намерена вести дела магической школы в строгом соответствии с законодательством.

Он одобрительно кивает и не отказывается от принесенного слугой бокала вина.

– Вы совершенно правы, ваше сиятельство. Это будет всего лишь вторая в Виларии магическая школа для девочек. Первая и единственная находится в столице, и обучение в ней стоит безумных денег. Поэтому не сомневаюсь, что учиться здесь пожелают многие девушки из благородных семейств. К вам будет приковано внимание и всех надзорных органов. Сами понимаете, насколько важна магия для страны. Мы тратим огромные средства на вооружение магии, но зачастую проигрываем именно в магической мощи.

– Когда вы отбываете в столицу? – интересуюсь я.

Признаться, я предпочла бы, чтобы он уехал из Шарлена как можно быстрее – он слишком многое знает о настоящей графине. Гораздо больше, чем знаю я.

– Прямо сейчас, – он выпивает еще бокал и поднимается. – В моей конторе накопилось слишком много дел. Буду рад видеть вас в Ансельве. Теперь, когда у вас появилась собственная магия, вам следует бывать при дворе. Да его величество просто потребует этого! К тому же, к этому обяжут вас и дела магической школы. Где же еще искать учениц и учителей, как не в столице? А с управлением поместьем прекрасно справится и месье Шардоне. Он у вас славный малый.

Да, про управляющего я уже знаю от бабушки. Холост, честен (ох, как это у него получается-то при такой хозяйке?), без вредных привычек. Идеальный подчиненный, как ни крути.

И когда месье Доризо откланивается, я велю лакею (эта категория слуг для меня пока остается безымянной – не спрашивать же, как его зовут) позвать Людовика Шардоне.

Тот приходит довольно быстро. Останавливается у порога, смотрит на меня из-под густых темных бровей и мнёт в руках картуз.

– Быть может, вина или воды? – предлагаю я. – А то сегодня жарко.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, не нужно, – басит он в ответ.

Ему, наверно, лет сорок. Высок, мускулист, на загорелой коже – заметные следы морщин. Присесть он не отказывается, хотя опускается в ближайшее к нему кресло осторожно, будто боится испачкать дорогую ткань.

– Должно быть, вы слышали, Людовик, что в ближайшее время в поместье должна быть открыта магическая школа для девочек?

Он кивает. Кажется, многословием он не отличается.

– В связи с этим, – продолжаю я, – у нас намечаются некоторые перемены. Обычная школа для мальчиков, которая была основана моей бабушкой Жюстин, прекратит свое существование.

Я театрально вздыхаю. На самом деле, я не испытываю по этому поводу отрицательных эмоций. Да, графине де Ламарк это учебное заведение приносило немало денег, но уж слишком много с этой школой было связано и всяких проблем. Да и, как популярно объяснила мне старая герцогиня, в одном поместье не могут находиться две школы – и мужская, и женская, – это просто неприлично!

Судя по всему, эта новость у управляющего огорчения тоже не вызывает.

– Давно пора, ваше сиятельство, – хмурится он.

Наверняка он думает, что я и в делах магической школы буду не вполне честна, и уже ждет от новой деятельности новых проблем.

– В помещении школы нужно будет сделать ремонт. И подумать о новой мебели – то, что подходило мальчикам, не будет уместным для девочек.

Он вздыхает.

– Послушайте, месье Шардоне, – мягко говорю я, – вы можете мне не верить, но я отныне я хочу вести дела по-другому. Я буду прислушиваться к вашим советам и постараюсь не выходить за рамки закона.

На сей раз он усмехается. Надо признать, довольно обидно.

– А потому я готова выслушать ваши пожелания и даже требования. Как вы полагаете, с чего нам следует начать?

Он отвечает не сразу. Долго готовится, а потом выдыхает:

– Нужно уволить нашего счетовода.

Про счетовода я уже тоже кое-что слышала. Кажется, именно он был наперсником графини во всех ее мутных делах. Не удивлюсь, если он обманывал и саму Эжени.

– Согласна! – коротко отвечаю я.

– Что? – изумленно переспрашивает управляющий.

– Я сказала – увольняйте. Что-то еще?

– Ферму бы драконью еще закрыть, – осмеливается он на второе предложение. Но сразу же идет на попятную. –  Простите, это я так, заговорился.

Ох, уже эти драконы! Про них даже бабушка говорит шепотом. Охраняемые законом животные, о которых дурно нельзя даже думать. Или не животные вовсе, а заколдованные люди? В этом я еще не разобралась. Но уже понимаю, что драконья ферма – это что-то вроде общественной нагрузки для графини де Ламарк, – дохода не приносит, а есть эти краснокнижные проглоты хотят каждый день.

11. Эжени. Драконья ферма

Как и всякая приличная попаданка, я неплохо знакома с теорией вопроса. Кучу книг перечитала о принцессах и драконах. И драконы в них непременно оказывались огромными величественными ящерами в одном своем облике и прекрасными принцами – в другом.

Поэтому экскурсию на драконью ферму я жду с большим волнением. Раз уж я попала именно сюда, то, как знать – может быть, именно там, в стойлах (ну, на фермах же стойла, правильно?) я встречу свою истинную пару? Я, конечно, сразу же узнаю своего принца – из целого десятка драконов. А как же может быть иначе? А потом поцелую его, древнее заклятие разрушится, и он превратится в человека.

Ой, ведь это лягушку, кажется, целуют. И спящую красавицу. Ну, то есть женскую особь. А вот что будет, если поцеловать заколдованного мужчину, в книгах почему-то не пишут. Или я читала решительно не те романы.

– Туфельки только запачкаете, – бурчит по дороге месье Шардоне. – И чего вам вздумалось туда идти?

Похоже, графиня драконов не жаловала. Оно и понятно – прибыль они ей не приносили, а судя по всему, кроме денег ее мало что интересовало. Интересно, как она устроилась в нашем мире? Учительницей она там уж точно работать не станет. Может быть, займется бизнесом? Но эти мысли я прогоняю прочь. Я всё еще чувствую себя виноватой перед Эжени. Каково ей там одной в незнакомом месте? Здесь у меня хотя бы двоюродная бабушка есть, которая в курсе всего произошедшего. А ей там даже пооткровенничать не с кем.

Для похода на ферму я выбрала самое простое из всех платьев графини, но даже оно смотрится нелепо на той дороге, по которой мы идем. От поездки в экипаже я легкомысленно отказалась – хотела побольше узнать о поместье. Но за всё время пути мой управляющий не произносит и нескольких десятков слов.

Он, наверно, считает эту прогулку обычной блажью хозяйки. Да к тому же уверен, что я знаю эти места с рождения. А значит, полагает излишним рассказывать мне о тех сооружениях и ландшафтных объектах, мимо которых мы проходим. А спрашивать я не решаюсь. Нужно будет в ближайшие дни позвать на променад герцогиню – вот она-то и пусть вводит меня в курс дела.

Из-за своих мыслей я едва не падаю, поскользнувшись на мокрой траве. Месье Шардоне идет по дороге, а я – по обочине. С туфельками я действительно погорячилась. Нет, асфальта я тут, конечно, не ожидала, но и к такой вязкой темной жиже тоже оказалась не готова.

– Дождь вчера был, ваше сиятельство, – вздыхает управляющий. – Когда сухо-то, тут хорошо идти.

Драконью ферму я представляю в виде какого-то гигантского красивого здания. А как же иначе? Если драконы огромные, и их много, то где же их еще разместить?

И потому, когда мы подходим к обычному бревенчатому зданию, похожему на коровник или свинарник, я впадаю в ступор. А месье Шардоне, между тем, открывает самые обычные ворота.

– Прошу вас, ваше сиятельство.

И я вхожу в темное душное здание, где запах свежей травы смешивается с запахом навоза. Ох, нет! Представить, что эти благородные животные (да их и животными-то язык назвать не поворачивается) дают навоз как обычные коровы или кролики, решительно невозможно.

Я иду вслед за управляющим по проходу, по обеим сторонам которого располагаются клетушки, огороженные деревянными жердями, и не вижу ни одного дракона.

– Да где же они, месье Шардоне?

Мне еще кажется, что это – шутка. Что он привел меня сюда, чтобы немного посмеяться.

Но он, остановившись у одной из клетей, на полном серьезе отвечает:

– Да вон же он, ваше сиятельство.

Присмотревшись, я замечаю небольшую фигурку у противоположной стены. Да какой же это дракон? Это, скорее, козлёнок или большая собака.

А зверь, между тем, тоже проявляет любопытство – встает, отряхивается и делает в нашу сторону пару шагов. Вытянутая мордочка, чешуйчатое тело, длинный хвост – он очень похож на тех драконов, которых рисуют в книжках. Но он же маленький!

Месье Шардоне будто читает мои мысли:

– Это драконёныш еще.  Хотя жрёт как взрослый.

Крохотуля тянется к нам носом, надеясь на угощение, но мне нечем его побаловать. А управляющий, должно быть, баловать их вообще не привык. Он просто насыпает в кормушку немного зерна из ведра и идет дальше.

– Послушайте, месье, а крылья у них есть? – любопытство оказывается сильнее предусмотрительности.

Но он такому вопросу не удивляется.

– Летают как курицы – только по двору.

Я подавляю разочарованный вздох. Какие-то неправильные здесь драконы.

***

– Дорогая, тебе читали в детстве неправильные сказки!

Это – ответ герцогини на мой вопрос о превращении дракона в человека.

– Конечно, подобный вариант развития событий исключать мы не можем, но с момента последнего документально подтвержденного случая превращения прошла почти тысяча лет.

– Ага! – торжествующе восклицаю я. – Значит, оно всё-таки было!

Герцогиня снисходительно улыбается:

– Ну, разумеется, когда-то было. Но тогда и драконы были совсем другими. Да и магии в Виларии было гораздо больше. А теперь? Вот, смотри!

Она напрягается, а через секунду до того тихо стоявшая на столе чашка с уже остывшим травяным чаем вдруг медленно поднимается в воздух. Я взвизгиваю и восторженно хлопаю в ладоши. Чашка резко опускается вниз, и чай выплескивается на покрытую лаком столешницу.

– Ох, как здорово! – верещу я. – Но как такое возможно? И зачем тогда вам горничная, если вы сама…

Она не дает мне договорить:

– Не нужно так шуметь! Иначе у меня разболится голова. Собственно, она уже заболела, и мне решительно необходимо закурить. Ты ведь не возражаешь, дорогая?

Не думаю, что мое возражение ее остановит, поэтому только киваю в ответ.

– Это – простейшая магия, но даже она отнимает слишком много сил. Если я стану растрачивать свою энергию на такую ерунду, то буду постоянно пребывать в постели. Так что иметь слуг во всех отношениях проще, чем применять бытовую магию. Но ты только представь, какой гигантский запас магии нужно иметь, чтобы превратиться в дракона. И превратиться не на секунду, не на две, а на более длительный срок. Столь сильных магов в Виларии уже не осталось. Но это даже и хорошо.

Я всё еще завороженно смотрю на чашку.

– А я когда-нибудь так смогу?

Она ни секунды не сомневается:

– Конечно! Ты же де Ламарк!

Надеюсь, она права. Наверно, это в какой-то степени ребячество, но я уже представляю, как я буду направо и налево пользоваться бытовой магией. Раз – и мое платье из лилового становится голубым. Два – и я уже в хрустальных туфельках. Три – и вот уже в поле не тыква, а роскошная карета. А что? Гулять так гулять!

Но бабушка тут же подрезает мне крылья:

– Но этому придется много учиться. А как ты думала? Без труда не вытащишь и квенти из пруда.

Квенти? Это еще что за зверь? Но сейчас на незнакомое слово я решаю не отвлекаться. Есть гораздо более важные вопросы, которые я хочу задать своей двоюродной бабушке. Ведь я почти ничего не знаю о ней самой. Даже имя ее мне неизвестно.

– Простите, ваша светлость, но я до сих пор не спросила, как вас зовут.

Она хрипло хохочет:

– Ох, дорогая, как забавно! Я даже не подумала тебе представиться! Я – Вивиан, герцогиня Орландская. Можешь звать меня просто Ви. Или Вивиан – как тебе больше нравится. Тебя, наверно, интересует, почему вдруг герцогиня прозябает в поместье своей внучатой племянницы? Это весьма невеселая история, дорогая. Но тебе я ее расскажу.

Она, наконец, закуривает, а я торопливо распахиваю окно.

– Когда мне было восемнадцать лет, я вышла замуж за герцога Орландского. Это случилось уже после того, как твоя бабушка побывала здесь. Орландия находится в Сигезии – большом и сильном государстве, граничащем с Виларией на юге. Тогда между нашими странами был мир, и такие браки только приветствовались. Я отправилась в герцогство мужа, полная самых радужных ожиданий. Я хотела стать хорошей женой и герцогиней. Но мое супружество продлилось недолго. Мир между нашими странами устраивал не всех. При королевском дворе Сигезии была весьма сильна партия сторонников войны с Виларией. Они устроили провокацию на границе и убедили своего короля нарушить мирный договор. Так началась многолетняя война, истощившая обе стороны. В Сигезии начались гонения на проживавших там виларийцев. Меня не защитил даже герцогский титул. Меня обвинили в шпионаже и отправили бы в тюрьму, если бы я не сбежала на родину. Мой муж был убит, а его титул незаконно присвоил себе его дальний родственник, который, как я подозреваю, и приложил руку к тому, чтобы состряпать против нас обвинение.

– Мы до сих пор воюем с Сигезией? – спрашиваю я, когда ее молчание становится слишком долгим.

Она кладет мундштук на жестяной поднос и качает головой:

– Нет, несколько лет назад был подписан мирный договор. Ни одна из сторон во время войны не приобрела ничего стоящего, но обе были страшно измотаны. Два короля договорились скрепить этот договор браком своих внуков. И если бы этот союз был заключен, то мир стал бы куда прочнее, чем сейчас. Но после гибели королевского семейства надежды на это рухнули, и теперь уже ходят слухи о скором возобновлении войны. Но довольно о грустном!

Она звонит в колокольчик и, когда на зов через секунду прибегает горничная, требует принести нам вина и сыра.

– Мы отправляемся в столицу, дорогая! Теперь, когда у тебя есть магия, тебе решительно необходимо появиться при дворе. К тому же, именно там мы сможем найти подходящих учениц для твоей школы.

Мне это кажется странным.

– Учениц при дворе? Но разве те девушки, которые бывают в королевском дворце, захотят учиться в провинциальной магической школе?

Но герцогиня заверяет меня:

– Еще как захотят! Столичная школа магии для девушек – это весьма небольшое заведение, и отбор туда проходят лишь избранные. А учиться хотели бы многие представительницы дворянских семейств. Это сразу повышает статус невесты и дает возможность заключить куда более выгодный брак.

– Но если магические школы столь востребованы в стране, то почему же их не откроют столько, сколько нужно? – такое решение кажется мне простым и логичным.

Но Вивиан поясняет:

– В Виларии не так много магов, которые могли бы работать в подобных школах. К тому же, при дворе слишком много противников женского образования. Многие искренне полагают, что учиться девушкам вовсе ни к чему.

– Но как же тогда месье Доризо сумел добиться королевского дозволения на открытие школы в нашем поместье? – изумляюсь я.

Герцогиня пожимает плечами:

– Не удивлюсь, если он собрал компрометирующую информацию на чиновника, который готовит подобные бумаги. Или при дворе посчитали, что толку от такого разрешения всё равно не будет, а раз так, то почему бы его и не дать? Ведь все прекрасно знали, что у графини де Ламарк нет ни капли магии. Дозволение аннулировали бы спустя некоторое время – когда все уже забыли бы про него – всего-то и делов. Но сейчас мы откроем школу на законных основаниях. И мы завтра же едем в Ансельву!

12. Эжени. Столица и ее обитатели

По словам Вивиан, настоящая Эжени бывала в столице только в детстве, и это дает мне законные основания для проявления удивления и восхищения всем, что я вижу за окнами кареты.

Ах, какой красивый фонтан на площади! А что это за дворец – весь в разноцветных огнях? Ой, а в честь чего стреляют пушки?

Дениз восторгается вместе со мной. И видя радость в ее глазах, я уже не жалею о том, что разрешила ей поехать в Ансельву вместе с нами.

– Зачем нам там эта мышка? – поначалу воспротивилась герцогиня. – Мы остановимся в лучшей гостинице, там будет довольно вышколенных слуг. Ах, тебе жаль бедняжку? Дорогая, запомни – жалость иногда вредит.

У нас с Дениз еще довольно прохладные отношения, и я не форсирую события. Было бы странно, если бы вдруг Эжени воспылала любовью к своей бедной родственнице. Хотя я вижу, как девушка во всём старается мне угодить.

– Подобная угодливость обычно раздражает, – бабушка и в этом находит отрицательную сторону, но всё-таки соглашается дать Дениз место в карете.

Экипаж вполне удобный, с мягкими лавками и большими окнами. Но всё-таки два дня пути – это не шутка. К тому времени, когда мы прибываем в столицу, у меня уже голова идет кругом от постоянной тряски на дорогах, и только красоты Ансельвы заставляют меня забыть об усталости.

Гостиница, в которой бабушка решает остановиться, тоже похожа на дворец. Шикарное здание на набережной – с колоннами, лепниной на фасаде и высоким крыльцом.

– Ваша светлость, – сразу начинает волноваться Дениз, – наверно, ночлег здесь безумно дорог. Может быть, было бы лучше остановиться у кого-то из ваших подруг?

Герцогиня свысока взирает на нее через лорнет и кривит губы:

– Ах, мадемуазель, конечно, это вышло бы гораздо дешевле, но не думаю, что вам захотелось бы ночевать на кладбище.

Дениз испуганно охает.

Мы устраиваемся в отличном номере из трех комнат и не отказываемся от лёгкого ужина, во время которого управляющий гостиницы сообщает нам самые актуальные столичные новости.

Его величество Луисан Десятый по причине плохого самочувствия не удостаивает аудиенцией никого – даже министров. Королева тоже не принимает. И балы во дворце не устраиваются.

– Какая жалость, – расстраивается бабушка, – а я так хотела представить ко двору свою внучку. Но всё равно – завтра прямо с утра мы посетим дворец и засвидетельствуем их величествам свое почтение – пусть и не при личной встрече.

Мне кажется это странным – ехать туда, заранее зная, что в посещении нам откажут. Но управляющий неожиданно соглашается с герцогиней:

– Разумеется, именно так и следует поступить. Во дворец справиться о здоровье его величества приезжают все столичные дворяне. Будет странно, если вы, прибыв в Ансельву издалека, этого не сделаете.

Я представляю длинную очередь из посетителей, которые подходят во дворце к специально назначенному человеку, который отыскивает их фамилии в списке и ставит напротив них галочки. А в конце дня этот человек заносит в отдельный список тех, у кого этих самых галочек не оказалось, и сообщает о них королю. Я хихикаю и тут же ловлю строгий бабушкин взгляд.

Когда на следующее утро мы отправляемся в королевский дворец, Дениз остается в гостинице. Я пытаюсь уговорить бабушку поехать всеми вместе, но в этом вопросе она мне не уступает.

– И речи быть не может, дорогая! – решительно заявляет она, нахлобучивая на голову шляпку со сложной композицией на широких полях. – Дворец – это не театр и не галерея. Там дозволено появляться только дворянам с достаточно высокими титулами.

Хорошо, что девушка этого хотя бы не слышит. Впрочем, она знает это и сама.

Я надеваю свое лучшее платье – розовое, украшенное вышивкой и кружевами. И чувствую себя великолепно ровно до того момента, пока мы не входим в большой зал королевского дворца, где уже собралось не меньше полусотни таких же, как мы, визитеров, желающих проявить верноподданические чувства.

Ах, какой конфуз! То, что наши платья безнадежно устарели, я понимаю сразу. Все присутствующие здесь дамы одеты совсем по-другому. Никаких пышных юбок. Никаких кружев. И никаких ярких цветов.

– Сразу отсюда мы отправляемся к портнихе, – шипит герцогиня мне на ухо.

А на нас уже кидают презрительно-снисходительные взгляды. И миниатюрная брюнетка, стоящая в двух шагах от нас, не считает предосудительным вслух сказать то, о чём думают остальные:

– О, из какого музея эти наряды?

Мои щеки пылают от гнева и стыда. Если бы мы были в нашем мире, я нашла бы, что ответить этой нахалке. Но ввязаться в перепалку сейчас – значит, привлечь к себе еще больше ненужного внимания.

– Арлет, дорогая, не так громко! – одергивает ее стоящий рядом мужчина – уже немолодой, седовласый – должно быть, отец или дядя.

Но она продолжает язвительно улыбаться – хоть и не долго. Уже через несколько секунд она вскрикивает, хлопает себя веером по шее – кажется, отгоняет комара, - а я с удовлетворением замечаю, как на ее светлой коже появляется красноватое пятно от укуса насекомого. Не удивлюсь, если это бабушкины проделки.

А мужчина, между тем, приветствует нас почтительным поклоном:

– Ваша светлость, счастлив видеть вас в столице. А это, если не ошибаюсь, ваша очаровательная внучка?

Герцогиня выдавливает из себя улыбку:

– Именно так, ваша светлость. Эжени, познакомься, это – герцог Пикард. Он бывал у нас в поместье, когда ты еще не умела разговаривать. А эта очаровательная девушка, должно быть, его дочь.

– Именно так, – снова расшаркивается он. – И мы с Арлет хотели бы пригласить вас на бал, который мы даем через три дня. Как вы, наверно, уже знаете, дворцовый сезон еще не начался, и мы вынуждены довольствоваться собственными скромными развлечениями.

– Весьма любезно с вашей стороны, – кивает бабушка.

Мы отходим в сторону, и я слышу, как шипит за нашими спинами эта змеюка Арлет: «Папа, зачем ты пригласил к нам этих провинциалок?»

Он отвечает гораздо тише, но я всё-таки разбираю каждое слово: «Замолчи, Арлетт! Это – та самая Эжени де Ламарк, которой разрешили открыть магическую школу».

Я оборачиваюсь и вижу, как презрительная улыбка сбегает с алых губ брюнетки. Да-да, вот так, девочка! Побольше уважения!

И я снова обвожу взглядом собравшихся – теперь уже безо всякого смущения. Не удивлюсь, если все присутствующие здесь молодые особы захотят учиться в моей школе.

Весь следующий день мы с бабушкой проводим в модном салоне, хозяйка которого ради нас даже весит на дверь табличку «Закрыто». Сначала она, правда, заявляет, что за столь короткий срок решительно невозможно сшить ничего приличного, но после дополнительного вознаграждения быстро меняет мнение на противоположное.

– У вас будут лучшие в Ансельве платья! Хотя лично я полагаю, что в прежних платьях было особое очарование. Ну, скажите на милость, чем модницам не угодили банты и кружево?

К вечеру, после нескольких примерок и почти беспрерывных разговоров с мадам Эгилен, я едва держусь на ногах. Но результат того стоит. Конечно, платье еще не совсем готово, но то, что я вижу в зеркале, мне нравится. Наряд простой, но элегантный – из светло-голубого шелка, который мягкой волной струится по моей фигуре.

– Довольно неплохо! – одобряет бабушка.

Ее платье тоже отлично смотрится – она выбрала нежно-салатовый цвет. Думаю, сейчас Арлет Пикард не нашла бы к чему придраться. Хотя, ловлю я себя на мысли, она-то как раз нашла бы. Не к платью, так к шляпке. Не к шляпке, так к прическе.

– Кстати, о прическах! – ловит мою мысль бабушка. – Ты заметила, дорогая, что молодые девушки сейчас укладывают волосы совсем по-простому? Ох, если так и дальше пойдет, скоро мы ничем не будем отличаться от крестьянок.

Я еще не оставила надежды отклонить приглашение Пикарда. Ну, какой мне сейчас бал? Я не умею ни танцевать, ни вести светские беседы. А если я допущу какую-нибудь вопиющую бестактность? Ошибусь с именем королевы. Или не пойму, какое известное событие все будут обсуждать.

– Глупости! – возражает герцогиня. – Танцевать не обязательно. Да-да, а что ты удивляешься? Не хочешь – не танцуй. Ты же в столицу не за женихом приехала. Вот если бы за женихом – тогда дело другое. А если при тебе будут говорить о чём-то, что тебе не понятно, просто молчи. Иногда это даже полезно. Произведешь на мужчин неизгладимое впечатление.

За день до бала бабушка знакомит меня с его сиятельством графом де Гардини, который несколько лет был ректором мужской королевской академии магии. Он вспоминает былые времена с заметным удовольствием.

– Раньше магия была совсем другой, – говорит он не без некоторого бахвальства, – и маги были куда сильнее. Учить магии подрастающее поколение – чрезвычайно важная задача. Но вас не должна пугать ответственность. У вас будет не академия, а всего лишь школа. Девушкам академии ни к чему. Да они бы, по моему разумению, и без школ могли прекрасно обойтись. Но раз ее величество полагает, что хотя бы некоторые из них должны учиться, то ладно, пускай.

Подобный шовинизм меня ничуть не удивляет. До эмансипации им еще далеко.

– Прежде всего, вы должны подобрать преподавателей, – поучает граф. – Это, надо сказать, непростая задача. Но раз у вас уже была школа, то дело упрощается.

– Но у меня была обычная школа, не магическая, – возражаю я.

Если бы речь шла о простой школе, то ничьи советы мне бы вовсе не были нужны. Что такое школа, я прекрасно знаю. И своим ученикам я много чего могла бы рассказать.

Так, стоп! А вот это как раз проблема! Я же совсем не знаю здешнего мироустройства. Знают ли они, что Земля круглая? Не уверена. А законы Ньютона здесь кто-нибудь открыл? А свой Пифагор у них был? Нужно будет полистать учебники – хотя бы для начальной школы.

– Да, не магическая, – соглашается граф. – Но зато у вас была школа для юношей. А девушкам нужно знать куда меньше. А с уроками магии и вовсе справится один человек. Вашим подопечным нужно будет лишь познать основы управления магической энергией и заучить простейшие заклинания – те, которые пригодятся в хозяйстве. Всё остальное им в дальнейшем объяснят их мужья. А таковые, поверьте, найдутся для них быстро.

Он хихикает, довольный собственной шуткой.

– Прелестно, дорогой Алан! – хвалит его бабушка. – А теперь назови нам имя человека, которого Эжени смогла бы пригласить к себе в школу в качестве учителя магии!

Он задумывается – и надолго.

– Это слишком сложный вопрос, ваша светлость, – наконец, выдыхает он. – Вы же знаете – чтобы иметь право работать учителем, нужно иметь соответствующий диплом. А чтобы быть учителем магии, требуется еще и уровень владения ею не ниже третьего. Таких дипломированных магов во всей Виларии – не больше трех десятков человек. И большинство из них работают в королевской академии или дают частные уроки детям высшего дворянства. Их вы не сможете заманить в провинцию никакими деньгами. Те же, что поскромнее, подвизаются в школах. Но поверьте – от них самих никакого толка, – он снова издает смешок. – Впрочем, я подумаю, кого я мог бы вам порекомендовать. Вы будете на балу у Пикардов? Вот там мы и вернемся к этому разговору.

Похоже, у меня прежде было искаженное представление о балах. Я полагала, что на них танцуют, флиртуют или, на худой конец, слушают музыку.

Ничуть! Почти всё время, проведенное у герцога в особняке, я разговариваю.

Вернее, сначала мы с бабушкой просто стоим рядом с хозяевами дома и наслаждаемся произведенным на гостей впечатлением. А впечатление, к нашему удовольствию, мы действительно производим. На сей раз наши наряды вполне согласуются с нынешней модой, прически и украшения просты и элегантны. А новые лица на балу всегда вызывают больший интерес, нежели старые. Не удивительно, что мне оказывают куда больше внимания, чем остальным молодым женщинам.

Хотя, справедливости ради, следует признать, что немалую роль в этом играет мой новый статус, и большая часть бесед касается именно магической школы.

Меня знакомят со множеством девиц – от пятнадцати и до тридцати лет – каждая из которых, по мнению их родных и знакомых, обладает несомненными магическими достоинствами.

– Эмили превосходно читает мысли! – заверяет меня некий месье де Рикамье. – Она могла бы учиться даже к королевской школе. Да-да, не сомневайтесь. Но мы решили, что близость ко дворцу ни к чему столь молодой девице. Ведь девушку украшает скромность, не так ли?

– А Бланш умеет замораживать воду, – вторит ему месье Фирс. – Поверьте – я хвалю ее не потому, что она – моя племянница.

Если в начале вечера я еще пытаюсь запомнить имена, фамилии и титулы наших собеседников, то потом бросаю это гиблое дело. Я просто улыбаюсь, киваю и обещаю непременно принять рекомендацию к сведению. Я еще и сама не понимаю, каким образом мы будем отбирать в школу учениц. Наверно, нам потребуется муленир.

А вот месье Антуан Нуарре выделяется на общем фоне. Суть дела он излагает прямо и без обиняков.

– Я прекрасно понимаю, ваше сиятельство, – он предпочитает разговаривать со мной приватно и с этой целью вызывается показать мне прекрасный герцогский сад, – что в Виларии есть множество более способных и магически одаренных девиц, чем моя Жаннет. Но поймите чувства родителя! Я люблю мою девочку и желаю ей самого лучшего. Я мечтаю, что однажды она выйдет замуж за маркиза или даже за герцога. А ведь сам я, ваше сиятельство, всего лишь барон. И надеяться на столь блестящую партию можно только в том случае, если Жаннет окончит магическую школу. К сожалению, в наше время этому придается слишком большое значение – совершенно не обоснованно, по моему разумению.

Я заверяю его, что обращу на его Жаннет самое пристальное внимание, и думаю, что разговор окончен. Но месье Нуарре продолжает говорить, чуть понижая голос:

– Мы не можем похвастаться знатностью или сильной магией, но зато у нас есть алмазные рудники. И поверьте – если наша девочка окажется в вашей магической школе, мы сумеем вас отблагодарить.

Я, наконец, понимаю, к чему он клонит, и прихожу в замешательство. Он что, предлагает мне взятку? Конечно, прежняя Эжени наверняка бы ее приняла. Но ведь я собираюсь быть честной.

– Простите, месье Нуарре, но вы, должно быть, слышали, что я только недавно сумела доказать ложность выдвинутых против меня обвинений, и мне не хотелось бы снова давать повод для подозрений в мошенничестве. Я вынуждена проявлять осторожность. Поэтому, прошу вас, более никаких подобных разговоров.

– Разумеется, ваше сиятельство, разумеется, – послушно соглашается он. – Простите, что своими словами доставил вам беспокойство. Прошу вас в качестве извинений принять корзину превосходных персиков из моей оранжереи. Надеюсь, вы любите персики, ваше сиятельство?

Персики приносят в гостиницу на следующее утро. Небольшую корзинку, полную спелых и сочных фруктов. Аромат в комнате стоит такой, что у меня текут слюнки.

– Этот месье – как его там? – усмехается герцогиня, – мог бы выбрать корзину и побольше. Раз уж он так расхваливал свою оранжерею. Или он надеется, что полтора десятка плодов как-то выделят его девочку из всех других?

А я уже впиваюсь зубами в податливую оранжевую мякоть. Ах, какая сладость!

Но через секунду я вскрикиваю и изумленно смотрю на надкушенный плод – вместо косточки в нём лежит камень, удивительно похожий на алмаз. Осторожно разрезаю еще один плод. И еще. У них у всех одна и та же начинка.

– Ах, да, дорогая, – мурлычет бабушка, – ты же говорила, что у него не только оранжерея, но еще и рудники.

13. Герцог де Шарлен. Визит к королю

Каждый визит к дяде становится для меня настоящей пыткой. Трудно привыкнуть к тому, что человек, которого ты знаешь и любишь с детства, смотрит на тебя с недоверием, а то и со страхом.

Сначала, после гибели кузена, я еще пытался доказать, что не имею к этому никакого отношения. Нет, меня не обвиняли напрямую, но от этого было еще тяжелее. Если бы мне были предъявлены официальные обвинения, можно было бы выступить в суде и (как недавно графиня де Ламарк) блестяще их опровергнуть. Хотя я понимаю, что пример в данном случае выбран неудачно. Графиня-то как раз виновна по всем статьям.

Его величество никогда не говорил со мной на эту тему откровенно. Он вообще с тех пор предпочитал не оставаться со мной наедине. Мы стояли рядом на официальных приемах, сидели рядом за обедами и ужинами. Мы пытались делать вид, что всё в порядке. Но оба понимали, что так, как раньше, не будет уже никогда.

Мы с Эрвином были не просто двоюродными братьями – мы были друзьями. Вместе играли в солдатиков, вместе учились в магической академии. Отец отправил меня в столицу еще в детстве, поэтому я знал Ансельву куда лучше, чем родной Шарлен.

– Его величество примет вас через десять минут, – сообщает мне секретарь короля с очень низким поклоном.

Прежде он кланялся куда менее почтительно. Впрочем, как и другие.

Иногда я мечтаю о том, чтобы вернуться в прошлое. Предостеречь Эрвина от той поездки в горы. Или хотя бы уговорить его не брать с собой жену и детей.

Эрвин был хорошим магом. И если опасность не почувствовал даже он…

– Прошу вас, ваша светлость! – распахивает двери секретарь. – Его величество вас ждет.

На сей раз дядя Луисан принимает меня в одиночестве. Должно быть, тема для беседы слишком важна, чтобы можно было вести ее при посторонних.

– Рад тебя видеть, Анри! – в его голосе нет теплоты, но я на нее и не рассчитывал. – Благодарю, что ты приехал в столицу так быстро.

Мы обнимаемся – тоже довольно холодно.

– Я пригласил тебя для серьезного разговора, – его величество садится за огромный письменный стол и, удобно устроившись в кресле, облегченно вздыхает. Похоже, ему тяжело стоять на ногах. – Наверно, ты уже слышал о моем нездоровье. Я пытался сохранить это в тайне, но разве это возможно во дворце?

Я не вижу смысла отрицать, что слухи о его болезни уже дошли и до Шарлена.

– Я привез в Ансельву своего лекаря, ваше величество. Он полностью в вашем распоряжении. Я знаю, что королевские медики тоже весьма неплохи, но и за знания и опыт моего Дидье могу поручиться.

Он благодарит меня, но не спешит воспользоваться моим предложением. Я был почти уверен в его ответе. Более того – я был такому ответу рад. Случись что с дядей Луисаном, и меня обвинят еще и в этом.

– Ты знаешь, Анри, сколько у нас врагов. И все они, как шакалы, ждут, когда династия Виларов ослабнет, чтобы пойти на нас войной. Ты – единственный, в ком, помимо меня, течет настоящая королевская кровь. Да, ты молод и крепок, но гибель Эрвина показала, что всё может измениться в один момент. Я буду чувствовать себя спокойнее, если ты обзаведешься женой и детьми.

Я знал, что этот разговор однажды состоится. У наследника престола много обязанностей и мало прав. Я не могу возражать королю. Но ведь и соглашаться я с ним не обязан!

– Вы вольны назначить наследником любого другого человека! – напоминаю я. – Я отнюдь не претендую на корону. Меня вполне устраивает мое славное герцогство.

Дядя морщится.

– Я знаю это, Анри. Но ты же понимаешь – чем к более дальним родственникам я буду обращаться, тем меньше в них будет подлинной королевской крови, тем слабее королевская магия. А без этой магии Вилария погибнет. Именно поэтому ты должен как можно скорее выбрать себе магически одаренную невесту. Ты знаешь сам – ее магия должна быть достаточно сильной и при этом совместимой с твоей, а найти такую не так просто. Я не хотел бы, чтобы ты искал жену на чужбине – сейчас мы не можем доверять никому. Поэтому я уже отдал распоряжение составить список молодых девиц из родов герцогов и маркизов Виларии. Как только он будет готов, я пришлю его тебе. Надеюсь, ты изучишь его со всем необходимым тщанием.

Я усмехаюсь:

– А я надеюсь, дядюшка, что вы сопроводите этот список портретами претенденток. Конечно, магия весьма важна, но мне хотелось бы видеть в своей постели женщину как минимум приятной наружности.

В этот миг я почему-то вспоминаю красавицу Эжени де Ламарк. Признаться, она неплохо бы смотрелась в роли королевы. Жаль только, что ее репутация не соответствует ее красоте. Да и титул недостаточно высок для уровня невесты наследника престола.

Его величество багровеет:

– Будь хоть немного серьезнее, Анри! Да, я знаю, что ты никогда не думал о том, что тебе придется заменить собой Эрвина. Но тебя с детства учили тому же, чему и его. И, более того – я всегда осознавал, что ты куда больше подходишь на роль короля, чем он. Ты – гораздо более сильный маг, чем был он. И твой характер тверже. И крепче рука.

Голос его дрожит, а в глазах появляются слёзы. Я подхожу к его креслу и опускаюсь перед ним на колени. А он кладет трясущуюся руку мне на голову – совсем как в детстве.

– Я никогда бы не причинил Эдвину вреда, – тихо говорю я.

– Я знаю, Анри, знаю, – так же тихо отвечает он.

Вот только говорит ли он правду, мне неизвестно.

***

Открытие сезона приёмов и балов во дворце приурочили к моему приезду в столицу. На первом – самом торжественном – мероприятии, на которое были приглашены все находившиеся в Ансельве послы соседних государств, его величество должен будет официально передать мне титул принца Виларийского – тот титул, что когда-то носил Эдвин. По закону сделать это было необходимо уже давно – сразу же, как титул стал свободным, но мы оба – и дядя, и я откладывали эту церемонию, всякий раз находя для этого причину. Слишком свежи были воспоминания, слишком болезненны душевные раны.

– Ваше высочество, вы великолепны! – расшаркивается передо мной главный королевский портной, помогавший мне облачиться в новый сине-белый камзол.

Синий и белый – цвета официального флага Виларии. Белые эдельвейсы на синем фоне. Носить наряды, в которых присутствуют только эти цвета, имеют право исключительно члены королевской семьи. Его величество сегодня тоже будет в синем камзоле, ее величество – в синем платье. Не сомневаюсь, что и гости в знак уважения к правящей династии предусмотрят в своих нарядах этот цвет – но лишь в виде отдельных, почти незаметных штрихов.

Но на слова портного я реагирую с раздражением.

– Ваша светлость, – поправляю я.

Ни к чему торопить события. Церемония еще не состоялась.

Я беспокоюсь о том, как выдержит дядя сегодняшний приём. Он слишком слаб, чтобы целый вечер провести в душном многолюдном зале. Но и показать свою немощность в присутствии подданных и иностранных гостей он не захочет.

Обычно на проходящих во дворце мероприятиях последними в зале появляются король и королева – после этого туда уже не допускают никого из опоздавших гостей. Но эта церемония – особая. На сей раз в тронный зал я войду уже после его величества – тогда, когда он официально назовет меня своим наследником.

Секретарь короля сопровождает меня в небольшой кабинет, граничащий с уже заполненным народом залом, и вместе со мной дожидается того момента, когда его величество громко говорит:

– Объявляю наследником престола Виларии моего племянника герцога де Шарлен и дарую ему титул его королевского высочества принца Виларийского.

– Пора, ваше королевское высочество! – шепчет секретарь.

Он распахивает двери, и я перешагиваю через порог.

Я много раз бывал на королевских балах, и давно уже не смущаюсь под множеством устремленных на меня взглядов. В строгом соответствии с протоколом я приближаюсь к его величеству, и он возлагает мне на голову невысокую, украшенную россыпью драгоценных камней корону. Такая же по форме, только более массивная корона – и на голове короля.

Играет гимн Виларии, а после него по залу проносится волна приветственно-восторженных звуков. Я улыбаюсь и, поворачиваясь во все стороны, благодарю собравшихся за поздравления.

Официальная часть мероприятия завершена. На лбу его величества я замечаю капельки пота. Слишком велико напряжение. Чтобы дать возможность королевскому лекарю незаметно подойти к дяде и поддержать его бодрящими каплями, я подаю оркестру знак, и зал наполняется музыкой.

Их величества давно уже не танцуют на балах, и открывать первый танец надлежит именно мне. У меня нет обязательств ни перед одной из присутствующих здесь дам, и протокол в данном случае тоже ни к чему конкретному меня не принуждает. Я обвожу взглядом тех, кто стоит ближе. Вижу волнение на женских лицах. Эти дурочки думают, что мой выбор сейчас будет что-то значить.

Нет, ничуть. Я всего лишь должен пригласить хоть кого-то из них. Любую симпатичную глупышку. Вон та вот, смугленькая, весьма красива. Кажется, это дочь герцога Пикарда.

Я останавливаюсь перед девушкой, кланяюсь, протягиваю руку. Девица пребывает в полуобморочном состоянии. Ну, еще бы – такая честь! Надеюсь, от волнения она не станет путать фигуры и не оттопчет мне ноги.

Мы выходим в центр зала и уже через несколько секунд кружимся по паркету. Я чувствую, как дрожат руки моей партнерши. Я подбодрил бы ее улыбкой, но она даже не смотрит на мое лицо. Слишком напряжена. Слишком боится ошибиться. Считает шаги, вспоминает фигуры.

Танец заканчивается, и я отвожу девицу туда же, откуда забирал. Возвращаюсь на свое место. Протокольные действия я совершил и далее могу просто наслаждаться тем, что происходит в зале.

Один за другим сменяются танцы. Девицы ждут, когда я снова выйду на паркет, и разочарованно вздыхают, когда их приглашают другие кавалеры.

– Поздравляю, ваше королевское высочество! – приветствует меня посол Сигезии маркиз Эмбулетти.

Я благодарю его лёгким кивком. Сигезия – наша ближайшая соседка и основная противница на политической арене в регионе. Мир между нашими странами слишком шаток, и, разговаривая с маркизом, я должен помнить об этом каждую секунду.

– Вы не танцуете, ваша светлость? – интересуюсь я.

Я знаю, что он – известный ловелас и обожает женское общество. А где же еще искать внимания хорошеньких женщин, как не на балу?

– Вы не поверите, ваше высочество, но девушка, которую я пытался пригласить, мне отказала, – усмехается он.

– Отказала вам? – признаться, я удивлен.

Эмбулетти молод, красив и богат. Завидный жених и приятный собеседник.

– Именно так, ваше высочество! – подтверждает он. – И эта рана, нанесенная самой красивой девушкой в этом зале, не дает мне возможности танцевать с кем-то другим.

А вот теперь я заинтригован. Самая красивая на балу – слишком смелое заявление со стороны маркиза. Да здесь полным-полно очаровательных девиц.

– И кто же та, что посмела вам отказать? – интересуюсь я.

Он вздыхает:

– Я даже не знаю ее имени, ваше высочество. Она сейчас стоит у колонны рядом с картиной, изображающей охотников на привале. Шатенка в голубом платье и яхонтовом колье.

Я смотрю в том же направлении, что и он, и вздрагиваю. У колонны стоит графиня де Ламарк.

– Она сказала, что вовсе не танцует, – подливает масла в огонь маркиз. – Что не пойдет танцевать, даже если ее пригласит наследный принц.

Ах, даже так! Ну, это мы еще посмотрим!

14. Эжени. Настоящий бал

Королевский дворец оказывается столь великолепен, что я даже не знаю, как его описать. Если добавить к Петергофу множество всяких магических штучек в виде льющегося неизвестно откуда мягкого света или плавающих в воздухе подносов с бокалами шипучего напитка, то получится что-то, весьма похожее на резиденцию Луисана Десятого.

– Восхитительно, не правда ли? – мой восторг не остается для герцогини тайной. – Ничего подобного нет ни в Сигезии, ни в Ариании, ни где-либо еще. Эту сказку создавали на протяжении многих сотен лет.

– Но магия…, – у меня от изумления не сразу находятся нужные слова, – вы же говорили, что в Виларии ее осталось слишком мало. И тем не менее, здесь она на каждом шагу.

Ее светлость небрежно машет рукой:

– Показная роскошь. Его величество хочет произвести неизгладимое впечатление на иностранных послов. Можно ли его за это осуждать? Не удивлюсь, если завтра все королевские маги, которые устраивают сейчас это представление, целый день проведут в постелях – расход энергии слишком велик. Впрочем, это не наше дело. Наша задача – произвести хорошее впечатление на короля, если вдруг нам удастся привлечь его внимание хоть на минуту. А еще – обзавестись полезными связями, которые совсем тебе не помешают.

Я киваю. Конечно, она права. Но и мое волнение понять можно. На подобном мероприятии я предпочла бы обойтись без новых знакомств – у меня и так голова идет кругом.

– Да, и не забудь, – спохватывается бабушка, – герцог де Шарлен с сегодняшнего дня станет принцем, и обращаться к нему нужно будет не иначе как «его высочество».

Ох, сколько всяких церемоний! Интересно, если бы я сказала, что в нашем мире дворянский титул давно уже не играет никакой роли, мне бы кто-нибудь поверил?

Само объявление герцога де Шарлена принцем Виларийским не производит на меня особо сильного впечатления. Ну, сменился у человека титул, и что? Но, наверно, для виларийцев это важно. А сам герцог, надо признать, на церемонии ведет себя довольно скромно. Вроде как даже с оттенком легкой скуки. Дескать, ну так уж и быть – давайте стану принцем.

Я не могу сдержать смешка, за что удостаиваюсь болезненного щипка от бабушки.

– Веди себя прилично, дорогая! – шипит она прямо мне в ухо. – Сейчас объявят первый танец. Поверь – все только и думают о том, кого пригласит его высочество.

– Неужели это так важно? – недоумеваю я. – Или его невеста уже определена? И он может танцевать только с ней?

– В том-то и дело, что не определена, – отвечает герцогиня. – До недавнего времени этот вопрос мало кого интересовал – разве что самого де Шарлена. Но сейчас, когда он официально объявлен наследником престола, каждый его шаг приобретает особый смысл. Он не обручен и никогда не выказывал особых предпочтений ни одной из столичных девушек. Но сейчас он должен будет кого-нибудь пригласить. И поскольку он не связан обязательствами, делать он это будет по велению сердца. Он выберет ту, которая ему понравится. А если так, то у выбранной им прелестницы будет неплохой шанс завоевать его сердце.

Играет музыка, и герцог (ой, то есть, принц!) приглашает едва ли не единственную девицу, которую я знаю в этом зале – Арлет Пикард. Мне кажется, он подошел к ней лишь потому, что в нужный момент она оказалась ближе, чем другие претендентки, но по этому поводу я могу и ошибаться. Да и какая мне разница? Ну, выбрал и выбрал. Нужно признать, вместе они смотрятся весьма неплохо и в танце кажутся единым целым.

Я так поглощена своими мыслями, что не замечаю, как возле меня оказывается красивый молодой человек с роскошными темными усами. Нет, может быть, у него есть и другие достоинства, но в глаза бросаются прежде всего именно усы.

– Сударыня, позвольте ангажировать вас на следующий танец? – он вытягивается в струнку. – К сожалению, мы не знакомы, но, как известно, подобные балы дозволяют нам немного пренебречь обычными церемониями. Ваша необыкновенная красота не оставила мне выбора.

– Благодарю вас, сударь, за столь лестные слова, – я озираюсь в поисках герцогини, но она, как назло, отошла, чтобы поговорить со старыми знакомыми. – Поверьте, я тронута вашим вниманием. Но, к сожалению, вынуждена вам отказать – прошу вас, не примите на свой счет – просто сегодня я не танцую.

У него вытягивается лицо – не от обиды – от удивления. Должно быть, не привык, бедняжка, к таким отказам.

– Не танцуете ни с кем? – свое изумление он выражает и в словах.

– Именно так, сударь! – подтверждаю я.

Он уточняет с усмешкой:

– Даже если вас пригласит его королевское высочество?

И что он прилип как банный лист? Сказано же – не танцую. Ну, что тут непонятного?

Но отвечаю я почти спокойно:

– Да, даже если пригласит его королевское высочество.

Он откланивается и удаляется. А я, наконец, перевожу дыхание. Вот говорила же бабушке, что не хочу ехать на этот бал!

– О чём вы разговаривали с маркизом? – герцогиня уже бросила своих собеседников и буравит меня любопытным взглядом.

– С каким маркизом? С тем, усатым?

Она смеется:

– У него самые роскошные усы в Виларии. Но сам он не вилариец. Это – маркиз Эмбулетти, посол Сигезии.

А музыка меняется на чуть более быструю, обозначая начало следующего танца. Будет нехорошо, если меня снова кто-нибудь пригласит. И я как раз намереваюсь сказать бабушке, что нам пора отчалить из дворца, когда герцог де Шарлен (да-да, принц Виларийский!) отправляется в зал.

Собравшиеся снова замирают, стараясь угадать, какую девицу осчастливит он на этот раз. Он идет в нашу сторону, и гости расступаются перед ним. А он всё ближе и ближе.

Я незаметно оглядываюсь, пытаясь понять, которая из стоящих рядом девушек привлекла его внимание.

– Ох! – выдыхает герцогиня.

А я уже жалею, что мы не сбежали пять минут назад.

– Ваше сиятельство, – принц чуть наклоняет голову, – надеюсь, вы не откажетесь потанцевать со мной?

Мне кажется, для него это вопрос риторический. Он не сомневается в моем положительном ответе.

Да, наглец. Да, такого бы следовало проучить. Но сейчас в моей голове нет места ни тщеславию, ни отмщенному самолюбию. И меньше всего я думаю о том, чтобы герцогу отомстить.

Сейчас я думаю о том, как выкрутиться из этой дурацкой ситуации. Как не выдать себя в таком простом и вроде бы даже приятном положении. Вон сколько народа смотрят на меня сейчас. Но один мой ответ может разрушить всё. Я не могу сказать правду!

Я не могу признаться в том, что НЕ УМЕЮ ТАНЦЕВАТЬ!

Сказать, что Эжени де Ламарк – светская львица, мечтавшая покорить столицу, – не умеет танцевать, означает во всеуслышание заявить о том, что я – не она.

А вообще-то танцевать я умею и очень даже неплохо, проблема только в том, что все известные мне танцы (да даже вальс!) решительно не подходят для этого мероприятия. Я не могу запомнить даже названия местных танцев, чего уж говорить про те фигуры, которые танцующие рисуют на полу?

Конечно, перед балом бабушка попыталась мне показать некоторые па, но учитывая, что она сама не танцевала уже лет пятьдесят, это было забавно, но совершенно бесполезно.

Итак, что получается? Я не могу отказать его высочеству именно сейчас, когда на нас смотрят все собравшиеся в зале. Всё-таки он – принц, и подобный отказ нанесет серьезный ущерб его самолюбию, а учитывая, что он – первое лицо герцогства, в котором я проживаю, это отразится и на мне самой.

Но я не могу и пойти с ним танцевать, потому что этот танец сделает меня посмешищем для всей Виларии.

Эти мысли с бешеной скоростью проносятся у меня в голове, пока принц стоит передо мной и ждёт ответа. И ждёт его не только он.

Сослаться на внезапно заболевшую голову? Сказать, что подвернула ногу?

– Простите, ваше высочество! – герцогиня бросается мне на помощь. – Ее сиятельство полчаса назад сломала каблук на правой туфельке. Да-да, ужасный конфуз. Она впервые в королевском дворце и вдруг такая неприятность.

– Вот как? – мне кажется, в голосе принца слышно недоверие. – В таком случае позвольте мне вам помочь. Уйти с такого прекрасного бала в самом его разгаре было бы крайне обидно, не так ли? Давайте, ваше сиятельство, я провожу вас в оранжерею. Там есть удобные диваны. Мы отдадим вашу туфельку лакею, и я уверен, в гардеробе ее величества или одной из ее фрейлин найдется обувь вашего размера.

Не уверена, что он делает это исключительно из желания мне помочь. Скорее, хочет поймать меня на лжи. Потребует снять туфельку и легко убедится, что бабушка сказала неправду.

Он протягивает мне руку, на которую я опираюсь. И мы медленно идем в сторону дверей. Я старательно прихрамываю, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы усыпить его бдительность. Быть может, он окажется настоящим джентльменом и, усадив меня на диванчик, он откланяется, дав мне возможность разговаривать с лакеем о туфлях наедине.

Оранжерея оказывается великолепной – как и всё в этом дворце. Но сейчас я равнодушна и к роскошным цветам, и к ярким фруктам на деревьях, и к сверкающим фонтанам.

– Вот, прошу вас, здесь вам будет удобно, – он подводит меня к невысокому дивану с шелковой обивкой. – Садитесь, ваше сиятельство. Я отдам вашу туфельку лакею, и он мигом принесет вам другую пару взамен этой.

Нет, его услужливость уже граничит с наглостью. Я что, должна снимать обувь в его присутствии? Ну, допустим, в нашем мире это вполне приемлемо. Но здесь, уверена, этикет куда строже.

– Прилично ли это, ваше высочество? – я чувствую, как пылают мои щеки. – Прошу вас, просто позовите сюда слугу. Я и без того благодарна вам за ваше внимание, чтобы еще больше вас утруждать.

Но он не покупается на мои слова.

– Ну, что вы, ваше сиятельство, мне совсем нетрудно оказать вам подобную любезность. Более того – я сделаю это с удовольствием. Что же касается приличий, то не беспокойтесь – даже самый взыскательный блюститель традиций не найдет в этой сцене ничего, что бросило бы тень на вас или на меня.

Он опускается передо мной на колени. А я чувствую себя Золушкой – с той лишь разницей, что принц собирается не надеть на меня туфельку, а снять ее с меня.

Я приподнимаю подол сантиметров на десять. Сейчас наша с бабушкой ложь будет раскрыта. Хорошо хоть это произойдет не в зале, полном людей, а здесь, в оранжерее.

И всё-таки мне неприятна сама мысль, что де Шарлен получает повод еще раз убедиться в моей нечестности. Да, мы с ним отнюдь не друзья, и его мнение обо мне не так уж много для меня значит. Но всё-таки я еще больше краснею, когда он берет в руки изящную, расшитую жемчугом туфельку, которую я только что сняла с ноги.

– Хм, – я вижу удивление на его лице, – каблук действительно сломан.

Наверно, такое же удивление написано и на моем лице тоже. Нет, но как такое может быть? Я же только что шла в этих туфлях из зала! Каблук был в полном порядке.

Его высочество отдает мою обувь слуге, и тот возвращается с похожей парой туфель через десять минут.

– Ну, вот, так гораздо лучше, – говорит принц. – Танцевать в них, конечно, не получится, но насладиться прочими прелестями бала вы сможете сполна.

Мы возвращаемся в зал под пристальные взгляды гостей, и когда его высочество, оставив меня подле герцогини, удаляется, я шепчу ей на ухо:

– Вивиан, но как???

Она пожимает плечами:

– А что мне оставалось делать? Пришлось приложить некоторые усилия. Зато сейчас у меня ужасно болит голова. Но надеюсь, теперь ты хотя бы понимаешь, как важно научиться танцевать.

Ага, понимаю. А еще понимаю, как важно освоить магию. Хотя бы вот такую – бытовую.

15. Эжени. Учитель магии

Остаток бала проходит вполне спокойно. После моего отказа принцу других желающих нарваться на публичное унижение не находится. Я наблюдаю за танцующими, пытаясь запомнить хоть какие-то движения.

Да, я должна научиться танцевать. Но как это сделать, не вызывая подозрения? Если мы пригласим учителя танцев, то он придет в ужас, узнав, что графиня де Ламарк не знает элементарных основ, известных даже самым юным барышням-дворянкам. Разве что брать уроки в столице инкогнито.

Но уже на следующий день я забываю о танцах, потому что граф де Гардини находит нам потенциального учителя магии.

– Сразу предупреждаю – характер у него прескверный, – сообщает он нам без утайки. – Горд, самолюбив и нетерпим ко всякому блату – за что и был изгнан из королевской магической академии, несмотря на четвертый магический уровень. Не пошел на уступки, когда его попросили проявить снисхождение к одному из особых учеников. Так что хорошенько подумайте, прежде чем с ним связаться.

– Но он хотя бы из хорошей семьи? – уточняет Вивиан. – Всё-таки речь идет о школе для девушек. Нам важно, чтобы его репутация хотя бы в этом вопросе была безупречна.

– По этому поводу можете не беспокоиться, – заверяет нас граф. – Его семья весьма почтенна, хоть и не богата.

Поскольку других кандидатур у нас нет, мы с бабушкой отправляем письмо шевалье Роберу де Крийону, и он прибывает на собеседование в тот же вечер. Хотя собеседованием это можно назвать лишь с натяжкой. Бабушка, правда, задает несколько вопросов по использованию магии, но мы не настолько хорошо разбираемся в теории, чтобы проверить, правильно ли он на них отвечает.

Меня немного напрягает то, что к нашему предложению он относится несколько свысока. Я понимаю, что после столичной магической академии работа в какой-то провинциальной школе магии, тем более, для девушек, кажется ему унизительной, но всё-таки свое пренебрежение он из вежливости мог бы не показывать столь явно.

Кажется, бабушке это тоже не нравится, и когда он затягивает песню про то, что ему «нужно подумать», она сразу ставит его на место:

– У вас есть другие предложения о работе, шевалье?

Конечно, он может соврать, но, похоже, считает это недостойным дворянина.

– Нет, сударыня, – отвечая, он заметно краснеет. – Но я мог бы давать частные уроки.

Для пользы дела герцогиня решает обойтись без всяких церемоний и рубит с плеча:

– С вашим-то характером, сударь? Боюсь, много вы не заработаете.

Теперь его лицо по цвету напоминает спелый помидор. Но, должно быть, он давно уже сидит без работы, потому что он усмиряет свою гордость и признает:

– Возможно, вы правы, ваша светлость. И если вам нужен ответ немедленно, то я, пожалуй, соглашусь. Только я прошу – нет, я требую! – чтобы вы предоставили мне право самолично отобрать учениц. Поверьте, я буду действовать исключительно в интересах вашей школы. Я не хочу тратить время на бездарных девиц, которые не сумеют освоить даже простейших заклинаний.

С этим мы с герцогиней готовы согласиться. Я только уточняю:

– Надеюсь, вы собираетесь проверять их способности вполне приличным и допустимым законом способом?

Он кивает с оскорбленным видом:

– Конечно, ваше сиятельство! Я применю для этой цели муленир. Конечно, за его использование вам придется внести в королевскую академию некоторую плату, но если вы заботитесь о репутации своей школы, то должны посчитать эти расходы необходимыми.

На следующее утро в столичной дамской газете «Реверанс» выходит наше объявление о наборе учениц в магическую школу графини де Ламарк, и только тогда я в полной мере осознаю всё преимущество того, что право осуществлять отбор мы предоставили шевалье де Крийону, иначе нам с бабушкой пришлось бы общаться со множеством порой весьма агрессивных претенденток и членов их семей.

В один из дней вместе с карточками очередных кандидаток приносят и визитку графа Шарля де Версена – бывшего жениха Эжени.

– Отъявленный мерзавец! – констатирует герцогиня. – Стоило ему узнать, что в тебе проснулась магия, и он тут как тут.

Я выглядываю из окошка, но вижу только укутанную в плащ мужскую фигуру, не солоно хлебавши идущую к экипажу.

– Как вы думаете, Вивиан, Эжени согласилась бы восстановить помолвку?

Бабушка хмыкает:

– Вот уж нет! Но она и не отказала бы ему сразу – прежде бы вдоволь поигралась.

На сей раз с настоящей графиней я вполне солидарна. Бросать невесту только потому, что она перестала соответствовать твоему новому статусу – ну, так себе поступок.

Мы уезжаем из Ансельвы через неделю со списком, в котором значатся фамилии двадцати учениц, каждой из которых уже отправлено приглашение. Есть среди них и Жаннет Нуарре. Я предпочитаю не думать о том, каким образом она там оказались. Я просто радуюсь тому, что нам не придется возвращать барону алмазы.

Мы прибываем в поместье на несколько дней раньше, чем ученицы. Этого времени как раз хватает на то, чтобы убедиться, что здание школы почти готово к началу учебного года, и устранить некоторые мелкие недоработки.

Я решительно отвергаю предложение Людовика Шардоне о покраске стен в спальнях девушек в практичный темный цвет и настаиваю на светло-персиковом.

– Это же девочки, Луи! И нужно будет повесить занавески на окна и гобелены на стены.

Он ворчит что-то про лишние расходы, но уже на следующий день спальни учениц становятся гораздо более уютными и домашними.

Робер де Крийон прибывает в поместье с целой подводой странных вещей.

– У вас богатый гардероб, месье! – замечаю я, глядя как слуги снимают с телеги тяжелые сундуки.

Он вспыхивает и качает головой:

– Вся моя одежда, ваше сиятельство, помещается в одном саквояже. Остальное – книги и оборудование для магических опытов.

Ну, что же, отлично! По крайней мере, к делу он подходит весьма серьезно.

Кабинет для магических занятий он оборудует сам, и я вхожу туда с заметной робостью.

Высокие – до потолка – шкафы заполнены книгами, колбами и мешочками с душистыми травками.

– Буду вам признателен, ваше сиятельство, если вы не станете здесь ничего трогать, предварительно не посоветовавшись со мной. Не подумайте ничего дурного – я всего лишь забочусь о вашей безопасности. Среди этих трав есть ядовитые.

Я заверяю его, что без его ведома даже не зайду в эту комнату. Мне нравится его настрой. Если он разговаривает так со своей работодательницей, то и ученицам спуску не даст.

А вот бабушку это настораживает.

– Ты только подумай, дорогая, как он станет над ними измываться! А среди них – представительницы знатнейших семейств Виларии. То, что могли снести учащиеся мужской академии, не приемлемо для девушек.

– Зато он научит их чему-то действительно полезному, Ви, – возражаю я.

– Девочка моя, – усмехается ее светлость, – неужели ты думаешь, что они едут сюда, чтобы чему-то учиться? Нет, то есть, конечно, знания станут приятным дополнением к тем преимуществам, которые даст им учеба в магической школе, но не более того. Документ об окончании школы даст им возможность повысить свой статус и удачно выйти замуж. У большинства из них наверняка слишком низкий магический уровень, чтобы они могли применять магию на практике. Я и сама использую свои знания крайне редко – слишком сильный упадок сил случается после этого. Поэтому я советую тебе на всякий случай поискать другого учителя – если вдруг от услуг де Крийона придется отказаться. А пока вели-ка Коринн принести мне мой мундштук.

Апартаменты, в которых разместятся ученицы, поделены на две категории. Есть что-то вроде люкса – трехкомнатные номера, состоящие из гостиной, спальни и комнатки для личной горничной. Такой вариант размещения смогут позволить себе разве что девушки из очень обеспеченных семей. Остальные будут довольствоваться однокомнатными четырехместными номерами, что гораздо скромнее.

Первой в школу прибывает Жаннет Нуарре. Признаться, я знакомлюсь с ней с большим любопытством. Девушка оказывается невысокой, упругой, с длинной рыжей косой. Она занимает как раз один из люксовых апартаментов – к вящему неудовольствию приезжающей почти одновременно с ней Арлет Пикард.

– Ваше сиятельство, – кривит она яркие губы, – я полагаю, что особыми привилегиями должна пользоваться только высшая знать. А мадемуазель Нуарре – всего лишь дочь барона.

Она не стесняется говорить это при самой баронессе, и та бурчит в ответ из другого угла:

– А я слышала, что некоему герцогу, чтобы оплатить учебу в школе для своей дочурки, пришлось продать пару лошадей из своей конюшни.

Похоже, удар попадает в цель, потому что брюнетка вспыхивает и даже не находит, что ответить.

А я только вздыхаю. Надеяться на теплые дружеские отношения внутри нашей маленькой школы не приходится.

Все наши ученицы примерно одного возраста – от семнадцати до двадцати лет. Большинство – из столицы, но есть и провинциалки. Представительниц высшей знати видно сразу – по вздернутым кверху носам и привезенным с собой слугам. Да еще – по сияющим в ушах и на шеях фамильным драгоценностям. А мы, между прочим, предупреждали их родителей, что никаких сейфов в школе нет, и охрану у каждой комнаты мы ставить возможности не имеем.

Конечно, никто из девушек отродясь не работал, и они понятия не имеют, откуда берутся деньги. Разве что баронесса Нуарре прекрасно понимает, на чем основано богатство их семьи – у нее как раз из всех прибывших самые роскошные бриллиантовые серьги, что вызывает зависть и злость у некоторых других учениц.

Ну, ничего, если они хотят учиться в нашей школе, им придется как-то сосуществовать друг с другом и хотя бы внешне не выказывать недружелюбия.

– Трудно вам с ними будет, ваше сиятельство, – жалеет меня Дениз. – Еще и этот противный месье де Крийон! Я искренне хотела ему помочь, а он сказал, что лучшее, что я могу сделать – это не мешать. Не правда ли, какой наглец?

Я сочувственно поддакиваю, но мысли мои заняты совсем другим – через два дня в поместье по случаю открытия школы должен состояться приём, на который съедутся дворяне со всего герцогства. Непростое испытание для моих нервов.

Это – не бал в столице, где меня представляли новым знакомым. Это – раут, на котором соберутся те, кого графиня де Ламарк знает с детства. Те, с кем она (то есть, я!) должна обсуждать множество самых разных вещей. А если я назову кого-то не тем именем? Перепутаю чьих-то жен, мужей и детей? Или проявлю недопустимое незнание истории Виларии или местных обычаев?

Ох, мне нужно срочно что-нибудь выпить. И это что-нибудь – отнюдь не стакан воды, что предлагает мне Дениз.

16. Эжени. Дедушка в полночь

Вечером я впервые встречаюсь с нашими ученицами за одним столом. Все двадцать девушек приветствуют меня с большим радушием. Даже Арлет Пикард – на сей раз она не считает возможным критиковать мой наряд. Впрочем, мой гардероб уже обновлен, а я уже и сама в состоянии подметить устаревшие платья на некоторых ученицах – не сомневаюсь, им еще доведется отведать яда с острого язычка дочери герцога.

С началом занятий в стенах школы девушки будут носить стандартную форму – бордовые платья, отделанные кружевом по вороту и манжетам. Это позволит хотя бы немного нивелировать материальные различия между ними.

Но сегодня им еще позволено блеснуть своей любимой одеждой. И хотя мужчин за столом нет, некоторые ученицы надели платья с декольте и увешали себя драгоценностями. Ну, что же – пусть пока развлекаются.

А вот то, что одна из девушек считает возможным высказать свое «фи», критикуя рассадку за столом, я не могу оставить незамеченным:

– Напомните мне ваше имя, мадемуазель! – требую я. – И выскажите, пожалуйста, ваши претензии чуть громче – чтобы их слышала не только ваша соседка.

Светловолосая девушка заметно смущается, но отвечает довольно уверенно:

– Маркиза Мариса Лесанж. Простите, ваша светлость, если я невольно вызвала ваше раздражение, но я полагаю (и не стыжусь повторить это во всеуслышание), что наши с герцогиней Пикард титулы дают нам право самим выбирать себе место за столом, а не смешиваться с теми, чей ранг значительно ниже.

При этих словах Арлет краснеет и начинает старательно ковыряться в гусином паштете на своей тарелке. Похоже, к подобному выпаду подруги она оказывается не готова. А учитывая, что однажды она уже проштрафилась, то и поддерживать Марису не спешит. А вот другие девочки в ответ на это возмущенно перешептываются.

– Вы имеете право на собственное мнение, мадемуазель! – признаю я. – Но я бы хотела, чтобы не только вы, но и все присутствующие осознали общее правило – в стенах нашей школы вы все находитесь в равном положении. Ни я, ни ваши учителя не станут делать между вами различий. И требовать к себе особого отношения никто из вас не сможет. Если кого-то не устраивает подобное положение дел, то скажите это сразу – таковым лучше поискать для себя другое учебное заведение.

Я выжидательно смотрю на маркизу. И не только я.

Мадемуазель Лесанж хмыкает, показывая свое отношение к подобному правилу, но с протестами решает повременить.

– Как изволите, ваше сиятельство, – отвечает она и возвращается к еде.

Признаться, я предпочла бы, чтобы среди учениц не было столь титулованных особ – тогда остальные девочки чувствовали бы себя куда комфортнее. Но что есть, то есть.

Не удивительно, что после такого ужина у меня появляется головная боль.

– Я принесу вам чаю с мелиссой, – предлагает Дениз. – А на ночь нужно непременно выпить теплого молока – отличное средство от бессонницы.

Как ни странно, но молоко помогает (а может, сказывается усталость от многочасового общения с этой разношёрстной компанией), и я засыпаю довольно быстро.

Сначала мне снится мой настоящий мир. Старенькое здание школы, в которой я проработала почти четыре года. Кабинет с тремя рядами низеньких парт. И мои шумные озорные четвероклашки.

Хотела бы я сейчас вернуться к ним? Даже не знаю. Теперь, когда я понемногу начинаю осваиваться здесь, я уже не рвусь обратно прямо сейчас.

Скучать по крохотной однокомнатной квартирке на окраине города, за которую по ипотеке еще расплачиваться полтора десятка лет? Или по школьным педсоветам, на которых истеричка-завуч каждую неделю устраивает показательную порку молодым педагогам? Или по своему прежнему облику – отнюдь не модельному, надо признать? Ну уж нет!

А вот перед родителями мне ужасно стыдно. И хотя перемещение случилось не по моей воле, я чувствую свою вину перед ними. За то, что редко писала, звонила, приезжала. Хотя я всегда была именно бабушкиным ребенком – ни с мамой, ни с папой особо доверительных отношений у меня никогда не было. Да и некогда им было нас, ребятишек, особо ласкать да выслушивать – большое хозяйство, тяжелый деревенский труд.

Надеюсь, когда они встретятся с Эжени и догадаются, что она – это не я, они не отправят ее в психушку. И, может быть, ее история поможет им понять, что бабушка когда-то тоже говорила правду. А если у меня появится возможность передать им весточку, я непременно сделаю это.

Нет, оставаться в Виларии насовсем я не собираюсь. Но вот пробыть здесь несколько месяцев, попробовать с нуля поднять новую школу, помочь бедняжкам драконам, улучшить быт слуг в поместье – всё это кажется мне весьма важным делом. Ну, пусть будет считаться, что я тут на работе по найму. Ездят же люди работать за границу. Вот и я поехала.

Потом в мой сон врывается новый персонаж – высокий седовласый мужчина в камзоле, расшитом позументом. Я не знакома с ним, но сразу его узнаю – по портрету в оружейном зале, перед которым я долго стояла, пока герцогиня рассказывала мне о дедушке. О моём дедушке Рауле де Ламарке!

Он смотрит на меня со слезами на глазах и, кажется, пытается что-то сказать.

Глупо, но я прислушиваюсь! Прислушиваюсь к персонажу сна! И, конечно, ничего не слышу.

Я просыпаюсь в полночь в холодном поту.

– Что же тут странного? – удивляется бабушка на следующее утро. – Рауль решил познакомиться с собственной внучкой. Он всегда был большим мастером на подобные штучки, дорогая. Перед сном тебе нужно будет выпить настой из цветов алькирии. Говорят, это помогает повысить чувствительность. Но сейчас нам следует думать совсем о другом. Твой дедушка никуда не денется, а вот до нашего приёма остался всего один день. Конечно, Людовик и Дениз уже проделали большую работу – порядок в доме наведен, праздничное меню составлено, музыканты приглашены. Но ты же понимаешь – мадемуазель Ренуа не может похвастаться тонким вкусом, поэтому тебе следует спуститься в кухню и лично убедиться, что блюда, которые будут готовить повара, отвечают самым взыскательным требованиям. И будь покапризнее – слуги к этому привыкли.

Я послушно отправляюсь в хозяйственное крыло особняка. Главный повар – месье Жакко – встречает меня в довольно нервном состоянии.

– Ах, ваше сиятельство, я вынужден сообщить вам, что в меню будут внесены некоторые незначительные изменения.

Я настоящая только кивнула бы в ответ – главному повару всё-таки виднее. Но я как Эжени де Ламарк бросаю на него уничижительный взгляд и холодно осведомляюсь:

– Вы полагаете, что лучше меня знаете, чем кормить наших многоуважаемых гостей?

Он извивается как уж на сковородке:

– Конечно, нет, ваше сиятельство. Но, боюсь, без замен не обойтись. Поставщик пряностей опять перепутал заказ, и вместо тминной настойки прислал свежий тмин, а значит, мясо камальгуса приготовить никак не возможно – его необходимо не менее суток отмачивать именно в настойке.

– Так замените поставщика! – требую я.

– Непременно, ваше сиятельство, – заверяет меня месье Жакко, – но, тем не менее, запеченного камальгуса из меню придется исключить. Но я полагаю, что если мы заменим его на тушеного в молодом вине барашка…

Я понятия не имею, кто такой камальгус, но я даже рада, что его не будет в меню. Кто знает, каков он на вкус, и как его принято есть?

Кухню я разглядываю с любопытством. Здесь есть и большой очаг с открытым огнём, на котором висит блестящий медный котёл, и нечто похожее на обычную печь, на которой стоят котелки и кастрюльки поменьше. В огромных, с длинными ручками сковородах уже готовятся какие-то блюда, от которых исходит такой восхитительный аромат, что я сразу начинаю испытывать чувство голода.

– Будут еще свинина в медовой корочке, пряные мурены, вяленая дичь, несколько видов паштета и запеченные лебеди, – докладывает он.

– Лебеди? – ужасаюсь я. Как можно есть таких прекрасных птиц? – А можно обойтись без лебедей?

– Как изволите, – охотно соглашается месье Жакко. – Мы легко заменим их на рябчиков. Желаете ознакомиться со списком десертов?

– Нет-нет, – торопливо отвечаю я. – Я вполне вам доверяю.

У меня уже до того разыгрался аппетит, что боюсь, если я выслушаю еще и перечень десертов, то просто грохнусь в голодный обморок прямо на кухне.

Обедаем мы вместе с герцогиней. И пока мы расправляемся с жареными карпами и овощным салатом, она сообщает:

– Да, забыла сказать тебе утром, что сегодня в школу прибудет еще одна – двадцать первая – ученица. Это младшая дочь судьи Розетти. Надеюсь, ты помнишь, что твой ушлый адвокат обещал ей это место?

Признаться, я совсем забыла об этом. А еще надеялась, что у судьи хватит ума на то, чтобы не воспользоваться этим предложением.

– Ей придется нелегко, – предупреждаю я. – Другие девушки ее заклюют – у ее отца нет громкого титула. А учитывая, что и с магией у нее проблемы, к травле с удовольствием присоединится и месье де Крийон.

Герцогиню эта проблема ничуть не волнует:

– Мы должны сдержать данное слово. С остальным пусть разбирается сам месье Розетти. Кстати, он тоже будет на приёме. Как и бывший жених Эжени – граф де Версен.

Я кашляю и хватаюсь за бокал с водой.

– Но с какой стати? Нет, против судьи я не возражаю. Но как вы могли пригасить этого предателя?

Сама я даже не знакома с Шарлем де Версеном, и лично мне он ничего плохого не сделал, но то, как он поступил с Эжени, заслуживает всяческого осуждения. И принимать после этого его в своем доме…

Бабушка медленно помешивает ложкой в чашечке с молочно-чайным напитком.

– Я подумала, он может оказаться нам полезен. Его поместье граничит с нашим, и еще твой дедушка когда-то пытался купить у Версенов роскошный лес и луг, что прилегают к нашей драконьей ферме. Тогда они отказались от сделки, а потом надобность в ней отпала – предполагалось, что поместья объединятся в результате вашего брака. Но сейчас…

– Шарль согласится на всё, чтобы загладить вину, – подхватываю я ее мысль. – Он будет настолько уступчив, что подпишет договор на выгодных нам условиях.

– Конечно! – хихикает герцогиня. – Нужно ковать железо, не отходя от кузни. Но хочу сразу предупредить тебя, что он будет питать надежду на возобновление ваших отношений.

Я выразительно фыркаю, и бабушка одобрительно кивает:

– Только не разбивай его мечтаний сразу же, пусть сначала подпишет необходимые нам документы. Думаю, на приёме тебе не избежать внимания и других кавалеров. Ты теперь – завидная невеста.

Я фыркаю еще раз – еще более выразительно.

– И всё-таки присмотрись, – советует герцогиня. – Рано или поздно тебе нужно будет сделать выбор.

Я предпочитаю промолчать. Я не могу сказать ей, что вовсе не собираюсь замуж и надеюсь однажды вернуться домой. Не хочу ее расстраивать.

17. Принц Виларийский. Эжени. Приём

Я не собирался ехать на приём графини де Ламарк. Мой нынешний статус обязывает меня совсем к другим мероприятиям. Дядя просил меня остаться в столице – чтобы быть на нескольких протокольных церемониях с участием иностранных гостей. Но просил так ненастойчиво, что было понятно – мое присутствие во дворце для него в тягость.

Да и в родном герцогстве накопилось столько дел, что игнорировать их было уже недопустимо.

– Что вы изволите ответить ее сиятельству, ваше высочество? – Эрик Маршаль стоит передо мной с ворохом всевозможных бумаг.

– Поблагодари ее от моего имени и сообщи, что неотложные дела вынуждают меня отказаться от столь любезного приглашения.

Кивок секретаря следует на пару секунд позже ожидаемого, и я бросаю на него более внимательный взгляд:

– Вы хотите что-то сказать мне, Маршаль?

– Если позволите, ваше высочество, – не очень уверенно начинает он, – я хотел бы напомнить вам, что именно на приёме будет объявлено об открытии магической школы. Это – всего лишь вторая подобная школа для девочек в Виларии. Важное событие для нашего герцогства, ваше высочество. Будет пресса. Ваше отсутствие вызовет много вопросов.

Секретарь, как обычно, прав, хотя сейчас это и вызывает у меня раздражение.

Дядя будет недоволен, если я пропущу этот приём. Он уже прислал мне список девушек, чья родословная и положение в обществе соответствуют требованиям к невесте наследника престола, и три девушки из этого списка как раз будут учиться в школе графини. Из столицы были присланы их портреты, но зная, как любят художники потрафлять запросам своих заказчиков, лучше было оценить внешние данные претенденток при личном контакте.

Пожалуй, стоит появиться в поместье де Ламарков – поприветствовать местное общество, отвесить пару комплиментов ученицам и сказать короткую, но торжественную речь о том, как важна для герцогства магическая школа.

– Мне потребуется, Маршаль, чтобы на приёме вы указали мне на мадемуазель Пикард, мадемуазель Лесанж и мадемуазель де Монкур.

– Разумеется, ваше высочество, – быстро откликается он.

Мои матримониальные планы для него не секрет. Более того – мне кажется, об этих планах он узнает раньше, чем я сам. Такой уж он человек.

В особняк графини я прибываю с большим опозданием – как и положено почетному гостю. Как только я вхожу в зал, музыка замирает, и хозяйка устремляется мне навстречу.

– Я счастлива, ваше высочество, что вы нашли возможность посетить мой скромный приём.

Она, как обычно, завораживающе красива, но, право же, это – холодная, никого не греющая красота, и я всегда предпочту ей простое милое очарование да вот хотя бы той же мадемуазель Бланш Розетти. И я адресую дочери судьи самую широкую улыбку из своего арсенала, чем привожу бедняжку в трепет.

– Как я мог пропустить открытие магической школы? – я перевожу взгляд на графиню и добавляю в него строгости. – Я понимаю, сколь важно это событие и для Виларии в целом, и для нашего герцогства. Надеюсь, что на сей раз, ваше сиятельство, вы отнесетесь к своим обязанностям с большей серьезностью, чем в прошлых ваших начинаниях.

Я замечаю, как бледнеет графиня, и чувствую легкий укол совести. Быть может, я к ней слишком суров? Она еще так молода, что ей простительно ошибаться. Но вспоминаю несчастных голодных детей из ее поместья, и секундное раскаяние исчезает без следа.

Мы расходимся с графиней по разным сторонам, и именно наши персоны становятся центрами притяжения для гостей. Вокруг хозяйки толпятся многочисленные кавалеры, вокруг меня – почтенные отцы и матери семейств со своими дочерьми.

Я слышу, как судья Розетти что-то говорит супруге о присутствующем здесь графе де Версене и с удивлением отмечаю, что граф действительно стоит подле Эжени де Ламарк. Мне кажется это странным. Впрочем, если графиня ценит себя столь низко, что готова простить предавшего ее человека, то это ее личное дело.

– Мадемуазель Мариса Лесанж, – шепчет мне на ухо секретарь. Взгляд его направлен в сторону хорошенькой светловолосой девушки.

Ну, что же, хотя бы одна из девиц в моем списке мне уже нравится.

– Мадемуазель Арлет Пикард.

Дочь герцога оказывается невысокой красоткой с черными как смоль волосами. Тоже вполне приемлемый вариант. Тем более, что несмотря на свой рост, она смотрит на всех присутствующих как будто свысока – так, словно у нее на голове уже корона.

– Мадемуазель Луиза де Монкур.

А вот тут выходит незадача. Девушка, на которую указывает мне Маршаль, бледна, толста и апатична. Нет, возможно, она обладает превосходными внутренними качествами, но пригласи я ее сейчас на танец, я вряд ли смог бы положить ей руку на талию – в связи с трудностями обнаружения таковой.

Я мысленно вычеркиваю Луизу из списка своих потенциальных невест и сосредотачиваюсь на двух других кандидатурах. Кого из них мне пригласить на первый танец? Тем более, что музыка уже играет.

***

Эжени

Принц, разумеется, опоздал. Это было ожидаемо. Более того, я подсознательно ждала, что он не приедет вообще – с него бы сталось.

Но он появляется во всём своем великолепии – роскошный камзол, блестящие туфли с огромными бриллиантами на пряжках. Как попугай, честное слово!

И с его появлением присутствующие словно разделяются на два лагеря – кто-то продолжает оказывать внимание мне, а кто-то сразу переключается на новую звезду вечера. Но это не обидно. Всё-таки первое лицо нашего герцогства!

И даже его резковатые слова, напоминающие о прошлых ошибках графини де Ламарк, меня почти не ранят. Ведь они адресованы не мне, а Эжени. Просто он не знает, что мы – разные люди. И никогда не узнает.

Перед этим приемом мы с герцогиней провели большую работу. Я почти разобралась с системой танцев в Виларии. Всё оказалось не таким уж сложным. Продолжительные, со множеством фигур и перестроений танцы исполнялись только на больших балах – таких, как тот, что был в королевском дворце.

А на мероприятиях рангом пониже и танцы попроще. И открывает их обычно танец, что очень похож на наш вальс. Мы разучили его в тайне ото всех в бальном зале нашего поместья. Учительница из бабушки не ахти какая, но мы обе старались изо всех сил.

Поэтому сейчас, когда начинает играть уже знакомая мне музыка, я, хоть и испытываю некоторое волнение, к бою готова. Как я уже выяснила, что такое «белый танец», здесь никто не знает, и поэтому, как и остальные дамы, покорно дожидаюсь приглашения со стороны кавалеров.

Первым возле меня ожидаемо оказывается граф де Версен. Мы с бабушкой обсуждали такой вариант развития событий и долго спорили, стоит ли принимать подобное приглашение. Решили, что всё-таки стоит.

И потому, когда он подходит ко мне, я мило улыбаюсь в ответ и протягиваю ему руку. Мы выходим в центр зала первыми, следом за нами там же оказываются принц и Арлет Пикард. Прекрасный выбор, ваше высочество! Как говорится, рыбак рыбака…

С началом танца я перестаю отвлекаться на окружающих. Я еще не уверена в себе и напряженно думаю о каждом движении. Кажется, у меня выходит неплохо. По крайней мере, из общей картины вальсирующих пар мы с партнером не выбиваемся.

– Благодарю вас, Эжени, за то, что мне не отказали, – граф смотрит на меня взглядом преданного пса. – Я надеюсь, когда-нибудь вы сможете простить мне ту ошибку, что я совершил. Поверьте – это было самым трудным решением в моей жизни, и если бы не обстоятельства…

Он молод и довольно приятен на вид. Хотя тонкие усики, будто прочерченные над верхней губой светло-коричневым карандашом, совершенно не в моем вкусе.

– Кажется, ваше сиятельство, вы недолго думали над тем, какой выбор сделать, – усмехаюсь я, – и между мною и карьерой выбрали не меня.

Он краснеет и отвечает торопливо, едва не захлебываясь словами:

– Вы же понимаете, Эжени, речь шла о службе при королевском дворе. Такой шанс выпадает раз в жизни. Провинциальным дворянам вроде меня непросто покорить столицу. И если бы я знал тогда…

Он не договаривает, но я понимаю, о чём он думает. О том, что если бы он знал о моей магии, то ему не пришлось бы бросать невесту перед свадьбой.

– Поверьте, Эжени, я готов на что угодно, чтобы загладить свою вину перед вами, – взгляд его становится томным, но не производит на меня должного впечатления.

Но вот его слова меня радуют. Когда мужчина на многое готов ради тебя, а у тебя как раз есть к нему деловое предложение… Но заводить разговор о лесе и луге сейчас не время. И приглашение на второй танец я решительно отвергаю.

– Простите, Шарль, но я немного устала.

Он заверяет меня, что вполне понимает. Но даже отойдя в сторону, не сводит с меня взгляда. И не танцует уже более ни с кем.

Я, кстати, тоже не танцую. Причина этого проста – я еще не разучила другие танцы.

А вот принц танцует, не переставая. С дочерью маркиза Лесанжа, с дочерью судьи Розетти и еще с каким-то девицами, которых я еще не знаю.

– Говорят, его величество потребовал, чтобы его высочество связал себя узами брака в самое ближайшее время, – шепчет мне на ухо седовласая дама в пышном зеленом платье. Ее я тоже не знаю, но, наверно, предполагается, что знать должна.

Бабушка бросается мне помощь:

– Откуда такие сведения, дорогая Констанс?

Та еще больше понижает голос:

– Вы же знаете, дорогая Вивиан, что мой сын служит в министерстве королевского двора. Он лично отправлял его высочеству портреты девушек, которых его величество счел достойными брака с наследником престола. И некоторые из этих девушек находятся здесь. Только это – большой секрет, и думаю, вы поймете, почему я не могу назвать их имён.

– Вот как? – проявляет интерес герцогиня. – Но позвольте мне хотя бы их угадать.

Дама энергично кивает. Ей и самой хочется продолжить этот разговор, и только данное сыну слово удерживает ее от более активного распространения сплетен.

– Конечно, это дочь герцога Пикарда, – начинает бабушка и тут же получает подтверждающий кивок от собеседницы. – Мариса Лесанж, – и снова кивок в ответ. – Возможно, Луиза Монкур?

Эти кандидатуры вполне предсказуемы – претендовать на брак с принцем королевской крови могут только представительницы высшей знати. Таковых здесь как раз только трое. Остальные – графы, бароны и прочие мелкие дворяне – предъявляемым требованиям не соответствуют.

В этот момент его высочество как раз танцует с дочерью маркиза де Монкур. Я не могу сдержать улыбки. Девушка неуклюжа и, в отличие от предыдущих партнерш принца, танцем с ним она отнюдь не наслаждается. Мне кажется, она из тех, кто на подобных мероприятиях предпочитает стоять в сторонке.

Как мне уже объяснила бабушка, помимо титула, большую роль играет и наличие у невесты магии. Интересно, если самая сильная магия из всех потенциальных невест окажется именно у мадемуазель де Монкур, принц женится на ней? Даже не знаю, кого из них двоих мне будет в этом случае жальче.

Кстати, сама Луиза мне нравится. Кажется, она хорошая девушка, совсем не кичащаяся своим происхождением. Будет обидно, если Арлет и Мариса в погоне за принцем изберут ее мишенью для своих насмешек.

Впрочем, намерения принца и его отношения с противоположным полом не должны меня сейчас волновать.

С завтрашнего дня начинаются занятия – вот о чём мне надлежит думать. Я уже вытребовала у месье Крийона право присутствовать на уроках и надеюсь получить от них максимум пользы. А еще я намерена проинвентаризировать дедушкину библиотеку и отыскать там книги о магии и драконах.

Я замечаю принца в противоположном конце зала. Его обращенный на меня взгляд полон холодного равнодушия. Отвечаю ему точно таким же. А что? Я выросла в демократическом обществе. Чихать я хотела на его титул!

18. Эжени. Первый урок

– Итак, уважаемые господа! – начинает свое выступление перед классом внимательно рассматривающих его учениц месье де Крийон. И сразу же покрывается смущенным румянцем. – То есть, простите, мадемуазели!

Ого, оказывается слово «мадемуазель» можно использовать и во множественном числе! Хотя, признаться, звучит немного забавно.

Он еще не может перестроиться. Для него непривычно видеть в классе не рвущихся к знаниям юношей, а хорошеньких девушек, которые пока больше увлечены самим процессом обучения вдали от дома, а не тем результатом, к которому он хочет их привести.

– На нашем первом занятии я хотел бы выяснить, что вы знаете о магической энергии, – он всё-таки собирается с мыслями и начинает изучать лежащий перед ним классный журнал – толстую книгу в красивом переплете, на каждой странице которой есть список вверенных ему учениц. – Скажите вы, мадемуазель Розетти.

Ну, вот, начинается! Он еще не знаком со своими подопечными, но уже выделил для себя дочку судьи, которая единственная оказалась здесь не по его воле. Еще утром мне пришлось по этому поводу вступить с ним в весьма громкую перепалку. «В ней нет магии от слова «совсем», ваше сиятельство! – кричал он на весь коридор (хорошо, что пустой!) – И я не стану ничему ее учить!» Я убеждала, уговаривала, требовала и в итоге добилась своего. Вот только, боюсь, малышке Розетти это не сильно поможет.

Девушка встает со своего места. Видно, что она взволнована (ну, еще бы, попасть в такую школу, да еще и быть вызванной отвечать самой первой), но речь ее звучит пусть и негромко, но уверенно:

– Магическая энергия – необходимое условие применения магических заклинаний. Она находится в окружающем нас пространстве, и каждый маг должен уметь впитывать ее в себя, а затем выплёскивать ее наружу.

Судя по тому, что Крийон не прерывает ее, и на его губах не появляется ироничной усмешки, говорит Бланш то, что соответствует действительности. Для меня пока всё это – тёмный лес, но, надеюсь, никто об этом не догадывается.

– Да, вы правы, – не очень охотно подтверждает педагог, – а ответьте-ка, где этой энергии бывает больше всего?

Нет, ну это уже нечестно – он мог бы адресовать второй вопрос другой ученице. Но я пока не вмешиваюсь – кажется, мадемуазель Розетти в этом моя помощь не требуется.

– В местах магической силы: священных озёрах, монументах, установленных на полях великих битв. В отдельных драгоценных камнях, – перечисляет она. – В специально созданных амулетах.

Может быть, он что-нибудь расскажет уже и сам? И он будто читает мои мысли.

– Всё так, как и говорит мадемуазель Розетти, – подтверждает он. – Об этом вы можете прочитать на первых пятнадцати страницах ваших учебников по начальному курсу магии, которые лежат у вас на партах. Именно это вы и должны будете сделать к следующему уроку. А я лишь хочу добавить, что получить магию из воздуха или из магического источника способны лишь те, чей уровень магии не меньше третьего, – говоря это, он не может удержаться от горделивой улыбки. – Остальные же не смогут обойтись без использования сильных артефактов.

– А если лишить слабого мага такого артефакта, то он перестанет быть магом? – подает голос Жаннет Нуарре.

Де Крийон укоризненно покачивает головой:

– В следующий раз прежде, чем что-то сказать, мадемуазель, извольте поднять руку. Но если вы желаете знать ответ на свой вопрос, то нет, он не перестанет быть магом как таковым. Но да, он не сможет применять те заклинания, которые знает. Поэтому обезвредить такого мага не составляет труда тем, кто понимает, какой именно амулет он использует. Справиться с сильным магом куда сложнее. Но в той или иной мере любой, в ком есть хоть немного магических способностей, может почерпнуть крохи магической энергии прямо из воздуха. Как раз этим мы с вами сегодня и займемся.

Он подходит к черной классной доске, берет в руки мел (ну, или что-то весьма на него похожее).

– Я напишу заклинание вызова огня. Перепишите его в свои тетради. Применять его без подручных материалов довольно сложно, но для вас я задачу упрощу. Я попросил принести в класс немного сухого мха и льняных волокон. Мы поместим их вот сюда, на поднос. А затем каждая из вас выйдет к доске и, прочитав заклинание и попытавшись получить магическую энергию из воздуха, попробует этот трут поджечь.

По классу проходит ропот. Похоже, к подобному испытанию никто не готов. Кажется, у месье Крийона весьма прогрессивные подходы к обучению. Он хочет, чтобы его ученики всё познавали сами.

Совсем юная служанка в белом чепце и коричневом платье с белым передником раскладывает на подносе желтоватый мох и отходит в сторону, ожидая дальнейших распоряжений.

Я уже даже не удивляюсь, когда первой поучаствовать в эксперименте де Крийон вызывает мадемуазель Розетти. Бедняжка не меньше пяти минут пыжится, делая пассы руками над подносом, но нужного результата так и не добивается. Она возвращается на место, едва не плача.

Впрочем, ее настроение заметно улучшается, когда несколько девушек, вызванных следующими, также не добиваются успеха.

– Нам принесли сырой мох! – восклицает красная от напряжения Мариса Лесанж. – Наверно, эта дура промочила его, когда несла по улице под дождём.

Девушка в чепце бледнеет:

– Ох, нет, ваша светлость! Он совсем сухой!

Месье де Крийон смотрит на Марису неодобрительно, но всё-таки велит служанке заменить мох на тот, что находится в шкафу у дверей.

Девушка подбегает к столу. Но едва она подносит руки к лежащему на подносе труту, как тот вспыхивает ярким огнём. Она испуганно вскрикивает и отшатывается, едва не сбивая с ног стоящую тут же Лесанж.

А я вскакиваю с места, пытаясь понять, что произошло. Неужели какая-то дворовая девушка смогла сделать то, что не удалось представительницам благородных магических семейств?

Всю серьезность ситуации я осознаю только после разговора с герцогиней. Мы оказываемся в ее гостиной вместе с месье де Крийоном. Учитель находится в таком восторге, что уже и не вспоминает о наших утренних разногласиях.

– Вы только представьте, какой уровень магии у этой девушки! Как вы говорите, ее зовут? Да-да, Селеста! Она всего лишь мысленно прочитала текст заклинания и сосредоточилась, пытаясь поймать магическую энергию. Она сделала то, что не удалось всем этим расфуфыренным клушам. Думаю, если мы проверим ее на муленире, то обнаружим…

В пылу своей горячности он напрочь забывает о том, что учителю негоже так отзываться о своих ученицах, даже если он о них не самого высокого мнения.

– Не вздумайте! – резко обрывает его бабушка.

Он замолкает и смотрит на нее с какой-то детской обидой. Я тоже удивляюсь:

– Ваша светлость, но почему? Если девочка талантлива в магии, то будет правильным ее способности развивать.

Герцогиня поднимается из кресла и сама распахивает окно. Это на нее совершенно не похоже. Да, в комнате уже нечем дышать от едкого дыма, но даже такое простое действие, как открытие окна, она обычно предпочитает передоверить слугам.

– Помолчи, Эжени! – велит она и оборачивается в сторону учителя магии. – Надеюсь, месье де Крийон, вам-то мне не нужно объяснять, почему вы должны забыть о сегодняшнем происшествии и не допускать более Селесту в ваши учебные аудитории? И если вы, наконец, осознали это, то прошу объяснить это и моей внучке.

Сейчас он похож на нашкодившего ребенка. От прежнего энтузиазма не осталось и следа.

– Эта девочка – простолюдинка, – хмуро говорит он. – А по законам Виларии право обучаться магии принадлежит исключительно дворянам.

– Вот именно, месье! – кивает бабушка.

Кажется, Крийон не будет протестовать. Мне же такое положение кажется абсурдным. В классе полно учениц, ни на что не способных, и даже если учитель каждый день будет вдалбливать в их головы то, что знает сам, маги из них не получатся. А у этой девочки – несомненные способности!

– Но почему? – возмущаюсь я. – Разве это правильно? Разве наша страна не нуждается в сильных магах? А Селеста при должном сопровождении как раз способна таковой стать.

Бабушка снова переводит взгляд на Крийона, и он, вздохнув, продолжает объяснения:

– Магия, ваше сиятельство, делится на белую и чёрную. Белая магия используется теми, кто придерживается строгих морально-этических норм, кто с детства воспитывается так, чтобы соблюдать определенные нравственные принципы – именно так воспитывают дворянских детей. Простолюдинам же подобное благородство не свойственно, а значит, велика опасность, что они могут стать магами темными, что на пользу Виларии отнюдь не пойдет.

Мне это кажется странным.

– Но что же делать тем людям, которые не имели счастья родиться во дворце, но у которых высокий уровень магии?

– Они должны свои способности подавлять, – без тени сомнений заявляет герцогиня. – Иначе наступит хаос.

– Но не проще ли привить и простом народу те принципы нравственности, которыми так кичатся дворяне? Подобный выход пойдёт на пользу обеим сторонам. А значит, и Виларии в целом.

Конечно, еще более радикально прозвучала бы другая моя мысль – что зачастую этические нормы простых людей куда более чисты и возвышенны, чем у представителей знати. Но, боюсь, к таким революционным открытиям они еще не готовы.

– Ты не понимаешь, что говоришь! – сердито отвечает бабушка. – Стоило ли выигрывать дело в суде, чтобы тут же снова нарушить закон? Да-да, дорогая, любое потворство этой девочке чревато новыми обвинениями. Поэтому лучше помолчи. А вам, месье де Крийон, следует более серьезно относиться к своим непосредственным обязанностям и заниматься исключительно теми ученицами, которые уже вверены вашему попечению.

Он послушно соглашается, хотя я вижу, как ему хочется поработать с новым материалом. И в этом я не ошибаюсь.

Когда мы покидаем апартаменты герцогини и медленно бредем по коридору, он тихо говорит мне:

– Это весьма редкий случай, ваше сиятельство. Я почувствовал ее магию даже без муленира. У меня были только два подобных ученика – и те в королевской академии магии, где собраны самые одаренные юноши.

– Вполне понимаю вас, месье, – сочувственно вздыхаю я. Мне хотелось бы добавить – как педагог педагога – но об этом я вынуждена молчать.

– Послушайте, ваше сиятельство, – Крийон внезапно останавливается, и я едва не натыкаюсь на его плечо, – не сочтите за дерзость, но я хотел бы попросить вас об одолжении. Разрешите мне заниматься с этой девочкой вне основных занятий. Поверьте – об этом не узнает никто, кроме вас. Мне интересно, на что она будет способна, когда приобретет некоторые необходимые магу знания.

Его глаза горят азартным огнём. Как всякий истинный исследователь, ради науки он готов на многое пойти.

Я отвечаю не сразу, и он принимает это за сомнения.

– Эта Селеста кажется мне весьма разумной. Она не станет трепать языком и не подведет ни вас, ни меня. Конечно, с точки зрения закона это – преступление. Но еще большим преступлением будет, если мы не дадим этой девушке возможности вырваться из той нищеты, в которой она прозябает. Если я научу ее хотя бы немногому из того, что знаю сам, у нее появится возможность зарабатывать себе на жизнь, оказывая мелкие магические услуги крестьянам и горожанам.

Я вполне одобряю его предложение. Но вот то, что мы вовлекаем девочку в некую авантюру, немного меня беспокоит.

– Но не опасно ли это для нее самой? Если закон запрещает простым людям применять магию, то это грозит обвинениями и ей.

Но он качает головой:

– Закон запрещает им учиться магии. Но если у кого-то из них есть врожденные способности, то они вполне могут заниматься легким врачеванием или любовными приворотами. Это тоже не одобряется законом, но на такое власти обычно закрывают глаза – у простолюдинов нет возможности обращаться за медицинской помощью к докторам, так пусть они хотя бы пользуются услугами знахарей.

Я охотно даю ему разрешение заниматься с девочкой индивидуально, не выставляя это напоказ, и он удаляется к себе почти счастливым.

19. Эжени. И снова – дедушка

Вместе с ученицами я хожу только на уроки де Крийона. Остальные области знаний – географию, историю, светский этикет, правописание и арифметику – хоть и представляют для меня не меньший интерес, осваиваются мною самостоятельно с помощью довольно старых книг, обнаруженных в дедушкиной библиотеке.

В математике я не обнаруживаю ничего нового. Здесь так же складывают, вычитают, умножают и делят – разве что используют немного другие по написанию значки.

Пишу я тоже красиво – рука помнит отличный почерк настоящей Эжени.

А вот историю с географией приходится постигать с нуля. Вилария – одно из самых крупных по территории и могущественных государств этого мира. Ее давняя соседка (то противница, то союзница) Сигезия находится на юге. Их разделяют горы, которые как раз проходят по границе нашего герцогства Шарлен.

Я прилежно учусь магии. Я уже знаю, что магическую энергию нужно расходовать экономно, потому что иначе в нужный момент ее может не хватить для какого-нибудь сложного заклинания. Одно заклинание – вызова огня – я уже выучила наизусть. И несколько дней подряд практиковалась в его применении у себя в будуаре – до тех пор, пока разложенный на большом серебряном подносе мох не загорелся ярким пламенем. Весьма полезное заклинание, если вдруг ты заблудился в лесу и замерз.

Прочитала я и несколько книг о драконах. Основная содержащаяся в них информация сводится к следующему. Когда-то драконы встречались в Виларии на каждом шагу, и были они куда крупнее, чем сейчас. Считалось, что правящие страной Вилары в те славные времена сами умели превращаться в драконов.

Те особи, что сейчас обитают на нашей ферме, внешне совсем не похожи на своих собратьев, изображенных на картинках книг, но зато они довольно милые. Я уже распорядилась увеличить отпускаемые им порции корма, и месье Шардоне, хоть и поворчал для виду, исполнил это, как мне показалось, почти с удовольствием. Всё-таки он ответственный и добрый человек, и мне до сих пор не понятно, как он уживался с Эжени.

Этим утром я как раз отправляюсь с Людовиком искать место для нового большого пастбища – мне хочется, чтобы драконы больше времени проводили на свежем воздухе и ели сочную зеленую траву.

Мы едем в лёгком двухколесном экипаже, и я восторгаюсь открывающимися из него видами. Высокие макушки гор вдали, ровные золотые поля, разноцветные луга. И озеро! Ах, какое озеро!

– Как оно называется, месье Луи?

– Зеркальное, ваше сиятельство, – отвечает управляющий.

Очень подходящее название. Его ровная гладь, в которой отражаются облака, действительно похожа на зеркало.

– Только это не наше озеро, – добавляет ложку дегтя Людовик. – И оно, и луг, по которому мы сейчас проезжаем, и вон тот лес принадлежат де Версенам. Лес делится надвое дорогой, что ведет в Ансельву.

Ну, надо же, какая жалость! Теперь мне еще больше хочется заключить сделку с проштрафившимся перед Эжени графом. Нужно будет как-нибудь пригласить его на чай.

Вечером, прежде чем отправиться в постель, я требую настой из цветов алькирии. Может быть, бабушка права, и эта травка поможет мне побеседовать с дедушкой хотя бы во сне. Если, конечно, он вообще захочет мне снова присниться.

– Настой алькирии? – удивляется Дениз. – Но зачем, ваша светлость? Вы чувствуете себя плохо?

Наверно, эти цветы имеют и какой-то лечебный эффект, но поскольку я об этом ничего не знаю, то предпочитаю не ввязываться в дискуссию. Я просто повторяю просьбу принести мне чашечку этого настоя.

С мадемуазель Ренуа у нас по-прежнему довольно прохладные отношения. Хоть я и не форсирую события, но несколько раз всё же пыталась вывести ее на доверительный разговор – увы, но девушка решительно не идет на сближение. Она так ратует за соблюдение субординации, что мне не удается вытащить из нее и нескольких лишних слов. В основном, наши беседы сводятся к одному – «как изволите, ваше сиятельство». От герцогини я знаю, что отец Дениз был военным, и сейчас она получает за него небольшую пенсию.

Настой оказывается столь противным, что только упрямство заставляет меня выпить всё до последней капли. Но зато я сразу погружаюсь в сон.

Кажется, граф де Ламарк появляется снова ровно в полночь. Я вижу его так явно, словно это происходит в реальности.

Он снова в том же парадном камзоле, только на сей раз он пребывает не в меланхоличном, а во вполне бодром состоянии. Он отвешивает мне церемонный поклон, снова что-то говорит, но быстро понимает, что я его не слышу. Кажется, алькирия не показывает нужного эффекта.

Тогда он разворачивается и идёт. Идёт по коридорам особняка, которые мне уже хорошо знакомы. В библиотеке я оказываюсь вместе с ним.

Он подходит к массивному дубовому шкафу, что стоит в простенке между окнами. Именно там несколько дней назад я нашла книги о драконах. Он хочет что-то мне показать? Он выдвигает массивный ящик. Я тоже делала это, но не обнаружила там ничего интересного – обычные принадлежности для письма: перья, чернила, бумага.

Именно это там лежит и в этот раз. Может быть, граф хочет что-то написать? А что, это было бы неплохим вариантом. Да, я его не слышу, но, возможно, смогла бы что-то прочитать?

Но эта догадка оказывается ложной. Дедушка просто вываливает это всё на пол. А потом… Он нажимает на какой-то рычажок, и я понимаю, что у этого ящика – двойная стенка. Там тайник!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Всё это так впечатляет меня, что я вскрикиваю и просыпаюсь. Ах, нет, на самом интересном месте!

Уснуть снова я уже не могу. Любопытство выталкивает меня из кровати. Я беру стоящий на подоконнике подсвечник, зажигаю свечу.

Я никогда еще не выходила ночью из комнаты. Но я же у себя дома, правда?

И всё-таки тёмные коридоры пугают меня. Тишина стоит такая, что мне кажется, я слышу стук своего сердца.

Но до библиотеки я добираюсь без приключений. Тяжелая дверь приветствует меня уже привычным негромким скрипом.

Подхожу к тому же шкафу, к которому во сне подходил дедушка, выдвигаю тот же ящик. Пытаюсь убедить себя, что это был всего лишь сон, и глупо ожидать, что я на самом деле обнаружу тут тайник, но всё-таки эмоции зашкаливают, и руки дрожат.

На что он мог нажать? Я не вижу ничего, что бы хоть отдаленно напоминало какую-то кнопку или рычаг. Вот разве что этот сучок на боковой стенке.

Я едва успеваю надавить на него, как тонкие деревянные пластины, до этого момента казавшиеся мне цельной стеной, раздвигаются. Я вижу небольшое отверстие – узкое, но длинное, в нём – несколько листов сложенной в тонкую полосу бумаги.

Свет свечи слишком неярок, чтобы я смогла что-то прочитать. Да и текст рукописный, со множеством завитков в каждой букве. Разбираю только заголовок на первой странице – «заклинание подчинения лошади или любой другой скотины».

Ох! Может быть, это дедушка и написал. По словам герцогини, ее брат был мастером составлять всякие заклинания. Интересно, а на людей такое действует?

Бегу назад, в спальню, сжимая в руках найденное сокровище. И уже удобно устроившись в постели, не могу удержаться и не прочесть хотя бы заголовки. На листах обнаруживаются весьма полезные в хозяйстве заклинания – на очищение серебра от налёта, на кипячение воды, на придание пище непередаваемого вкуса.

Так я и засыпаю на рассыпанных по подушке листах. А утром отправляюсь к герцогине за комментариями.

Она долго перебирает бумаги, вглядывается в строчки через лорнет.

– Да, это почерк Рауля, – по ее губам пробегает грустная улыбка. – Я даже помню некоторые из этих заклинаний. Брат придумал их, когда был еще совсем юным – он уже тогда обладал недюжинными магическими способностями.

– Но зачем он спрятал эти записи? – недоумеваю я.

Герцогиня отзывается хриплым смехом.

– Рауль никогда не любил хозяйственную магию. Он придумал это по просьбе матушки, но даже она крайне редко пользовалась подобными заклинаниями. Возьми хотя бы заклинание на чистку серебра – применив его, ты получишь нужный результат, но будешь чувствовать себя паршиво весь следующий день. Стоит ли оно того? Гораздо проще поручить это дело слугам. Он и сам потом понял это – наверно, тогда и спрятал свои записи – и полностью переключился на портальную магию.

Да уж, лучше бы дедушка оставил нам записи как раз о порталах. Конечно, забавно опробовать и эти заклинания (особенно, подчинения лошади), но бабушка права – на то, что можно легко сделать руками, тратить магическую энергию неразумно. Вот только зачем он показал мне во сне свой тайник?

Этот вопрос я произношу и вслух.

– Дорогая моя, ты не слишком внимательно изучила эти бумаги, – герцогиня укоризненно качает головой. – Посмотри вот на эти несколько строчек.

Я читаю и хлопаю в ладоши. Заклинание общения посредством сна!

– Да-да, – подтверждает бабушка, – я помню, что он сам часто использовал его. И не только для общения с теми, кого с нами уже нет. Еще в юности, когда Рауль учился в Ансельве, мы с ним разговаривали друг с другом во сне.  И как я могла забыть про это заклинание? Но сразу предупреждаю – после такого сна на следующее утро ты будешь выжатой как лимон. Да, и ещё – оно работает только в полночь и только в грозу.

Гроза в полночь? Моё воодушевление сразу затихает. Всё-таки это бывает нечасто.

– Лови каждую такую возможность, дорогая, – советует бабушка. – И перед сном думай о тех, с кем хочешь пообщаться.

20. Эжени. Шило в мешке

Конечно, месье де Крийону я ничего не говорю о дедушкиных записях – он и без того знает множество заклинаний. Тем более, что у него сейчас и так хватает забот. Он уже ухитрился поссориться с несколькими ученицами – одну отчитал за леность, другой поставил слишком низкую отметку при подробном, но явно просто заученном, без особого понимания ответе. Девушки сразу же пожаловались мне на его излишнюю строгость. Я, как смогла, постаралась стороны примирить, но, боюсь, это перемирие продлится недолго.

Мне кажется, Крийон согласился пойти на некоторые уступки не столько из уважения ко мне, сколько из желания сохранить для себя возможность продолжать занятия с Селестой. А то, что девочка талантлива, понимаю даже я. Правда, выясняется, что девочка не умеет читать, но зато память у нее хорошая и усердия – хоть отбавляй.

– Ваше сиятельство, а можно моя сестренка тоже станет учиться? – она смотрит на меня большими темными глазами, и я не могу ей отказать. – Она еще совсем маленькая, но очень способная, правда-правда.

Не знаю, действительно ли она хочет, чтобы сестра научилась чему-то полезному, или больше мечтает поделиться с близким человеком теми пирожками и конфетами, которыми мы пичкаем ее перед каждым занятием.

Элиане всего семь лет, и она такая худенькая и бледная, что у меня сердце кровью обливается при мысли, чего эти девочки натерпелись при прежней хозяйке. Несмотря на столь юный возраст, она уже работает на кухне.

– Хорошую посуду ей мыть еще не дозволяют, – рассказывает Селеста, – только чугунки и сковороды.

Представить, как эти крохотные ручонки управляются с тяжелой закоптившейся утварью, решительно невозможно.

– А как же иначе? – удивляется Селеста. – Элли разрешили остаться в имении, только если она будет работать наравне со всеми.

Слуги уже получают усиленное питание, но конечно, этого мало. Нужно будет поговорить с месье Шардоне – он подскажет, что я еще могу для них сделать.

Элиана действительно оказывается не без способностей. Вообще обе сестры куда лучше меня управляются с заклинаниями, и я снова думаю о том, что Вилария сама себя лишает возможности стать более сильной. Интересно, как здесь происходит законодательный процесс? Может быть, стоит поговорить с его высочеством, и если у меня получится объяснить ему, что право учиться должны иметь не только дворяне, он сможет убедить в этом короля?

Граф де Версен наносит мне визит прежде, чем я успеваю его пригласить. Он ведет себя церемонно, даже чопорно. Мы с большой настойчивостью обсуждаем погоду. Вообще-то это довольно скучно, но выбирать другие темы для беседы я не решаюсь. Говорить о соседях и общих знакомых я просто боюсь, а когда граф упоминает какие-то имена и оценивает чьи-то действия, я только согласно киваю.

Такая покладистость Эжени (которая прежде, наверно, не боялась выражать свое мнение по любому вопросу), я вижу, беспокоит де Версена. И он, похоже, связывает это с тем, что графиня до сих пор его не простила, и такая молчаливость – лишь одно из проявлений холодности к бывшему жениху.

После часа мирной, но скучной беседы я решаю, что пора перейти к конкретным, полезным для хозяйства, вопросам и прямо заявляю графу, что хотела бы вернуться к обсуждению сделки, которая могла бы быть заключена еще много-много лет назад. Я изучила этот вопрос так тщательно, что уже знаю площадь и луга, и леса, которые хотела бы купить. Герцогиня уже встречалась с ювелиром, который оценил алмазы барона Нуарре в сумму, вполне достаточную для обеспечения нашей платежеспособности по этому договору.

– Но, Эжени…, – Версен взглядом взывает к моему состраданию, – я всегда думал, что в этой сделке нет никакой необходимости. Ведь если мы…

Он не решается снова заговорить о браке. Но надеется, что я пойму его без слов.

И я, конечно, понимаю. Но не готова проявить великодушие. Во-первых, он подло поступил с Эжени. Во-вторых, мне нужны эти луг и лес. В-третьих, замуж я вообще не собираюсь. Ну, а когда мы с Эжени снова поменяемся местами, пусть она со своим бывшим женихом разбирается сама.

– Надеюсь, вы понимаете, Шарль, что вернуться к обсуждению помолвки (разорванной, кстати, именно вами!) я пока не готова. Мне нужно время, чтобы забыть о той обиде, что вы мне нанесли.

– Да-да, разумеется, – лепечет он, боясь посмотреть мне в глаза.

– И эта сделка, – продолжаю я, – могла бы стать отличным первым шагом к возобновлению наших дружеских (пока – именно дружеских, Шарль!) отношений.

Он быстро и часто кивает, хотя я понимаю, что ему ужасно не хочется отдавать часть своих угодий. Но я не сомневаюсь, что он согласится. Он из тех, кто отказывается от синицы в пользу журавля.

– Этот лес – лучшее место для охоты в моем поместье, – жалостливо вздыхает он.

Он что, торгуется? Я многозначительно хмыкаю, и он бледнеет. Но я всё-таки решаю, что могу пойти на некоторые уступки. Мы с месье Шардоне уже обсудили и компромиссный вариант, и именно его я сейчас и предлагаю.

– Хорошо, ваше сиятельство, давайте поделим этот лес. Тогда и у вас, и у меня будет возможность отлично поохотиться. Граница наших поместий пройдет по той дороге, что ведет в Ансельву.

Он еще раздумывает пару минут, но в итоге соглашается, и мы договариваемся, что к следующей встрече наши поверенные подготовят совместно текст договора.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Уже поднявшись, граф замирает, словно не решаясь пойти к дверям. Я вижу на его лице сомнение.

– Я хотел бы поговорить с вами, Эжени, еще по одному вопросу. Это столь деликатная тема, что я долго боялся к ней приступить. До меня дошли некоторые слухи, поверить которым я не готов, но которые всё-таки хотел бы довести до вашего сведения исключительно потому, что беспокоюсь о вас.

Мысли в моей голове сменяют одна другую. Что такого компрометирующего я могла совершить? Неужели, он узнал об алмазах барона? Это же взятка, не так ли? Или о том, что мы приняли дочку Розетти, зная, что у нее нет магических способностей?

– Я слышал, что некий месье де Крийон, который работает в вашей школе, нарушает закон, обучая магии ваших служанок.

Ох, нет! Как де Версен мог узнать об этом?

Он принимает мое молчание за недоверие.

– Я понимаю, Эжени, в это трудно поверить. Но я знаю об этом доподлинно. Управляющий моего поместья – брат вашей главной горничной. Конечно, он не рассказал об этом никому, кроме меня, но вы же понимаете – рано или поздно об этом станет известно. Слуги не умеют держать язык за зубами. Вам следует немедленно уволить этого Крийона. Конечно, еще лучше было бы сообщить о его действиях властям, но не думаю, что вы снова захотите общаться с представителями органов правосудия. И прогоните прочь тех служанок, с которыми он занимался.

Я судорожно пытаюсь принять какое-то решение. Что я должна ему ответить?

– Благодарю вас за эту информацию, Шарль. Я непременно ее проверю.

– Конечно, они будут всё отрицать, – горячится он. – Но вы не должны позволять вводить себя в заблуждение. Подобные действия следует решительно пресекать.

Я заверяю его, что проявлю решительность, и он удаляется.

Сегодня у де Крийона выходной, и он отправился в город за покупками. А вызывать к себе девочек, не поговорив прежде с ним самим, я не хочу. Нужно взять паузу и всё обдумать.

У меня так болит голова, что я отказываюсь от ужина и отправляюсь спать раньше обычного. А ночью просыпаюсь от раскатов грома за окном.

Гроза! И до полуночи еще целый час!

Зажигаю свечу, достаю из секретера дедушкины бумаги. Я уже выучила нужное заклинание наизусть, но боюсь допустить ошибку и предпочитаю прочитать его с листа.

Читаю и бегу в кровать – чтобы успеть уснуть до полуночи.

Эх, всё-таки жаль, что я не успела поговорить с его высочеством о доступе к магическому образованию детей из недворянских семей. Боюсь, если сейчас до него дойдут те слухи, о которых говорил де Версен, ждать от него снисхождения не придётся.

21. Принц Виларийский. Эжени. Бредовые идеи

– Ваше высочество! – графиня де Ламарк смотрит на меня чуть испуганно, а я судорожно пытаюсь понять, по какому поводу у нас с ней встреча.

Даже оглядываюсь в поисках Маршаля – уж он-то точно знает распорядок дня. Но секретаря поблизости нет.

Выбираю нейтральную фразу:

– Рад приветствовать вас, ваше сиятельство. Какая приятная неожиданность!

Теперь – ее ход.

– Я бы хотела обсудить с вами, ваше высочество, один важный государственный вопрос, – она заметно нервничает.

Ох, только этого мне не хватало! Почему-то каждая красивая женщина считает, что она легко может управлять кем или чем угодно – кавалерами, мужем, да даже государством. Нет, конечно, такие случаи в истории бывали – официальные королевы или негласные фаворитки порой оказывались весьма сообразительны, но право же, женский ум не предназначен для решения серьезных задач.

– Скажите, ваше высочество, нуждается ли Вилария в усилении своей магической мощи так сильно, чтобы пойти на изменение своих законов?

Я всё еще ничего не понимаю.

– Разве изменение законодательства способно усиливать магию? – я не могу сдержать улыбку.

Она обиженно кусает губы, но всё-таки продолжает:

– Вы не станете отрицать, ваше высочество, что магическими способностями могут обладать не только люди благородных кровей, но и представители простого народа?

Признаюсь, ее вопрос меня удивляет.

– Да, разумеется, среди черни тоже встречаются небесталанные люди, но это случается не так часто, чтобы это всерьез обсуждать.

В ее взгляде я замечаю возмущение.

– Может быть, ваше высочество, это случается редко именно потому, что вы предпочитаете этого не замечать? А вот если бы простым людям было позволено учиться магии так же, как и дворянам, среди них гораздо чаще появлялись бы сильные маги. А сильные маги, независимо от их сословной принадлежности, смогли бы сослужить хорошую службу Виларии!

Так, стоп! Эжени де Ламарк, в поместье которой со слугами обращались хуже, чем со свиньями, ратует за права простого народа?

– Весьма впечатлен, ваше сиятельство, вашей заботой о благополучии нашей страны. Непременно расскажу об этом его величеству. Но позвольте предупредить вас, что ваша идея не просто абсурдна, но еще и вредна. Если мы позволим простолюдинам учиться наравне с дворянами, это подорвёт устои нашего общества. Чернь начнет требовать равенства и в других вопросах. А народные волнения никогда и ни к чему хорошему не приводили.

– Значит, это невозможно? – дрогнувшим голосом уточняет графиня.

– Решительно невозможно, ваше сиятельство, – заверяю я. – Более того – я не советовал бы вам озвучивать эту идею еще где бы то ни было во избежание обвинения вас в революционных настроениях.

Мне не нравится этот разговор. С хорошенькими женщинами нужно разговаривать о любви, красотах природы и искусстве, а никак не о политике. Хотя сегодня я впервые смотрю на Эжени де Ламарк совсем по-другому. Я и раньше понимал, что она не глупа, но наш сегодняшний диалог стал откровением.

Я намереваюсь поцеловать ей руку и сослаться на неотложные дела. Это самый простой и необидный способ завершения беседы.

Но едва я касаюсь пальцами ее руки, как меня словно молния пронизывает. Я вздрагиваю и… просыпаюсь.

Я весь в поту в своей постели. Так это был всего лишь сон! Какое облегчение!

***

Эжени

Я просыпаюсь еще до рассвета и долго плачу, уткнувшись в подушку. В полночь была гроза, которую я так ждала! Я могла поговорить с дедушкой! Поговорить с ним о магии, заклинаниях и порталах! Узнать, смогу ли я когда-нибудь вернуться домой! А вместо этого я…

Я вспоминаю, как перед полуночью, прежде чем погрузиться в сон, я думала о том, что мне нужно поговорить с принцем о Селесте и ее сестре. А ведь герцогиня говорила, что нужно думать о том человеке, с кем хочешь встретиться во сне. Я должна была думать о дедушке! Ах, ну что за глупость с моей стороны! Сколько времени теперь ждать следующей грозы?

Я успокаиваю себя тем, что беседа с принцем тоже была весьма продуктивной. Ведь отрицательный результат – тоже результат? Теперь я хотя бы знаю, как его высочество относится к тому вопросу, который я хотела с ним обсудить. Я и раньше понимала, что ничего хорошего из этого не могло получиться, но теперь была уверена в этом. Принц – узколобый чванливый осёл, который не способен воспринять ничего нового. Да, он любит свою страну и на многое ради нее готов, но он не понимает, что мог бы сделать для нее больше, гораздо больше.

Когда солнечный луч прорывается меж неплотно задернутых портьер, я пытаюсь подняться с кровати. Но это обычно простое действие на сей раз дается мне с огромным трудом. Я снова опускаюсь на мягкую перину и зову горничную.

Но даже плотный завтрак не восстанавливает мои силы. Я целый день провожу в постели.

Обеспокоенная моим самочувствием герцогиня сама приходит ко мне.

– Ночью была гроза, дорогая, – сообщает она и ощупывает меня внимательным взглядом. – А сегодня ты весь день лежишь в кровати. Ты ничего не хочешь мне рассказать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я в ответ только грустно вздыхаю. Да, заклинание работает. Но это она знает и сама. А вот рассказать ей о прошедшей ночи во всех подробностях я не решаюсь.

– Эжени, посмотри на меня! – требует ее светлость.

Еще один вздох с моей стороны.

– Скажите, ваша светлость, а тот человек, с кем ты разговариваешь во сне после дедушкиного заклинания, он тоже будет помнить этот разговор? Или он проснется и ничего не будет знать о том, что случилось ночью?

Она выразительно цокает языком:

– Значит, ты разговаривала не с Раулем? Нет-нет, я не удивлена. Я вполне понимаю, что молодая девушка перед сном с куда большим удовольствием будет думать о каком-нибудь симпатичном молодом человеке, а не о давно усопшем дедушке.

Она тактично не спрашивает имя моего ночного собеседника, и я ей за это благодарна, потому что ни назвать герцога, ни, тем более, пересказать содержание нашего разговора, я не могу.

– Не беспокойся, дорогая, – улыбается она. – Он наверняка будет помнить ваш разговор, но это неважно, потому что он-то будет думать, что это был всего лишь сон.

К вечеру я более-менее прихожу в себя и отправляюсь в школу, чтобы поговорить с месье де Крийоном. Он как раз готовится к приходу наших внеплановых учениц. Я рассказываю ему о разговоре с де Версеном и вижу, как бледнеет его лицо.

– О, ваше сиятельство, простите, что я втянул вас в эту историю. Не беспокойтесь – если об этом станет известно властям, всю вину я возьму на себя. Я скажу, что занимался с девочками без вашего ведома.

Но мы оба понимаем, что всё тайное когда-нибудь становится явным.

Когда сестрички приходят на урок, де Крийон устраивает им настоящий допрос. Селеста плачет и заверяет, что она никому не сказала ни слова.

– Это я, – бросается на колени маленькая Элиана. – Селеста ни в чём не виновата. Но я не думала, что так получится. На прошлой неделе я отнесла конфету – всего одну, ваше сиятельство! – Мелисе. Она тоже работает на кухне, и она никогда не ела конфет.

Слёзы текут у нее по щекам, капают на белый передник.

– Только не прогоняйте Селесту, пожалуйста! Я знаю, мы никому не должны были говорить об уроках. И я не хотела… Я угостила Мелису, а она испугалась и отказалась есть. Она подумала, что я украла это с вашего стола. Я всего лишь сказала ей, что месье де Крийон дал мне это, потому что я хорошо занималась. Я не заметила, что на кухне в тот момент была мадам Констанс.

У меня язык не поворачивается ругать ребенка за то, что она поделилась сладостью с другим голодным ребенком. Воинственный настрой месье де Крийона тоже быстро пропадает.

Когда девочки уходят, он грустно говорит:

– Знаете, ваше сиятельство, иногда я совсем не горжусь тем, что я – дворянин.

22. Эжени. Гроза в полночь

Ждать следующей ночной грозы долго не пришлось.

После ужина, когда небо заволакивает темными тучами, а где-то далеко слышатся раскаты грома, я начинаю готовиться ко сну. Для начала беседую о дедушке с герцогиней – она рассказывает о нём множество забавных историй. Думаю, в нашем мире он мог бы стать известным ученым, а вот в Виларии его тягу к магическим знаниям оценить не смогли. Если бы король и его министры были более лояльны к таким магам-исследователям, как он, здешняя портальная наука сделала бы широкий шаг вперед.

Но нет, так нет. Может, это даже и к лучшему. А то шастали бы сейчас туда-сюда всякие подозрительные типы.

Уже забравшись в кровать, я перечитываю дедушкины записи. Пытаюсь представить его молодым – как раз в то время, когда он придумывал эти заклинания. Потом вспоминаю бабушку Надю – ужасно жаль, что она не смогла снова попасть в Виларию.

Так я и засыпаю.

На сей раз никакая ерунда мне не снится – сразу появляется граф де Ламарк, и теперь я слышу каждое его слово.

– Я рад, что ты оказалась достаточно сообразительна, – говорит он.

Нечего сказать, отличное приветствие для только-только обретенной внучки!

Но я не успеваю обидеться, как замечаю, что его глаза подозрительно блестят. Похоже за этой скупой похвалой скрыта целая гамма чувств.

– Ты очень похожа на Надин, – он отворачивается и достает из кармана платок. – Я узнал бы тебя, даже если бы увидел тебя не в нашем поместье. Но я рад, что ты здесь.

Вообще-то я хотела поговорить с ним о порталах, но не могу удержаться и не спросить:

– А Эжени? Ты знаешь, где она сейчас? Как у нее дела? Всё ли в порядке?

Он кивает:

– Не беспокойся о ней. То, что случилось, нельзя изменить. Но это перемещение пойдет ей на пользу. То, как она управляла поместьем де Ламарков, невозможно описать словами. Надеюсь, в новом месте она учтет свои ошибки и попытается стать хорошим человеком. Мне нравится, что ты не похожа на нее.

Мне становится немного стыдно:

– Ах, ваше сиятельство, но я еще почти ничего не сделала ни для поместья, ни для здешних слуг. То, что во мне проснулась магия – совсем не моя заслуга.

По его губам пробегает грустная улыбка:

– Нет, кое-что ты уже сделала! Магическая школа для девушек графини де Ламарк – звучит отлично! Но управлять ей нужно разумно – вокруг слишком много завистников. Впрочем, не будем отвлекаться! Гроза вот-вот закончится, а мне нужно многое тебе сказать. Те листы с моими записями, которые ты нашла в шкафу, – это детский лепет. Я занимался этим, когда был молод и глуп. Но, к сожалению, более серьезные и нужные заклинания были записаны в тетрадях, что хранились в башне. Их уничтожил пожар, и большую их часть я совершенно не помню.

– И заклинание, которое перемещало вас между мирами? – дрогнувшим голосом уточняю я.

Он багровеет от досады:

– Ах, за него мне обиднее всего. Это был шедевр магического искусства. Представляю, что сказали бы эти идиоты из королевской академии магии, если бы я показал его действие. Они бы позеленели от зависти и… запретили бы его использование. Да-да, всё именно так, дорогая! Вилария еще не готова к новым идеям. Но не будем отвлекаться!

Я немного теряю нить его рассуждений, потому что всё еще пытаюсь переварить мысль о том, что граф не сможет сказать мне заклинение, которое могло бы переместить меня домой.

– Значит ли это, ваша светлость, что мы с Эжени не сможем вновь поменяться местами?

Он смотрит на меня с удивлением:

– А зачем тебе это? В тебе есть магия, в Эжени – нет. Теперь вы каждая на своем месте. И хватит уже об этом! Да, я не помню заклинание перемещения между мирами, но заклинание, позволяющее строить порталы в этом мире, сказать тебе могу. Оно куда проще и понятнее, думаю, ты сумеешь его освоить.

Ну, хоть что-то. Удобно же, что ни говори: раз – и ты уже в столице!

– Что для этого нужно, ваше сиятельство? Какие приспособления, амулеты?

Он презрительно хмыкает:

– Амулеты – для слабаков, девочка! Запоминай заклинание, произноси его и сосредотачивайся! Но учти – оно выкачает из тебя много магии. Ты должна помнить об этом и учиться накапливать магию.

Он произносит заклинание. Оно почти целиком состоит из совершенно непонятных мне слов. Просто абракадабра какая-то. Мне кажется, я не смогу это запомнить. Как жаль, что не могу и записать.

– Запоминай! – кричит граф и сурово сводит брови над переносицей. – Не манкируй!

Каждую фразу я повторяю несколько раз – до тех пор, пока де Ламарк не кивает с некоторым удовлетворением.

А потом я просыпаюсь. Вот только что разговаривала с дедушкой, а теперь одна в своей постели.

Вскакиваю с кровати, бегу к окну. Гроза уже закончилась, и воздух свежий и чистый.

Я хватаю перо, бумагу, и на белый лист ложатся неровные строчки. Это заклинание следует держать в тайне, но если я не запишу его сейчас, то вряд ли вспомню уже наутро. Только последнее четверостишье я не решаюсь доверить бумаге.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Да, вот так. Утром я постараюсь применить всё это на практике. Граф посоветовал для начала не замахиваться на что-то сложное и переместиться на небольшое расстояние. Так я и сделаю. Мне же всего лишь нужно проверить и убедиться, что дедушка ничего не напутал. К тому же, в своих силах я совершенно не уверена. То, что легко получалось у него, могло не выйти у меня. И с де Крийоном в этом вопросе посоветоваться я не могу.

Так, стоп, а почему утром? Я же сейчас всё равно не смогу заснуть.

Я гоню от себя мысль о том, что это неразумно. Да, ночь, ну и что? Зато никто не увидит моих экспериментов. А то неловко получится – появлюсь я где-нибудь в столовой или в оружейном зале, а так как раз лакей или горничная обретаются. Во-первых, перепугаются. Во-вторых, начнут болтать лишнее, а слухи здесь распространяются мгновенно.

Так, что там говорил дедушка? Взмахом руки рисуем в воздухе арку. Отлично. Читаем заклинание. Готово! А теперь представляем то место, куда нужно переместиться, и рисуем там еще одну арку.

Ох, нет, не туда, не туда!

Я думаю о прекрасном озере, которое пока еще принадлежит де Версену, как раз в тот момент, когда должна думать о столовой или оружейном зале. Ох, иногда мне кажется, что я вообще слишком много думаю!

Первая мысль – ура, получилось! Вторая – лучше бы как раз не получилось.

Я чувствую холод и сырость и только тогда осознаю, что оказалась на улице. И не просто на улице, а еще и у того самого озера, которое показал мне месье Шардоне. Нет, тут, конечно, красиво. Но не ночью же!

Трава мокрая после дождя, и мой тонкий пеньюар (хорошо хоть догадалась набросить его на плечи) и шелковые туфельки мгновенно намокают.

Вдалеке видны неяркие огни нашего особняка – слуги уже трудятся на кухне. Дом стоит на возвышенности и заметен издалека. Хотя бы ориентир есть. Но от озера до дома – километра три, не меньше.

Я с трудом выхожу на дорогу и понимаю, что идти по ней не могу – ноги сразу проваливаются в разбухшую от дождя глину. Выбираюсь на обочину.

А сил почти нет, потому что после применения заклинания чувствую себя выжатой как лимон. Но идти нужно – когда рассветет, я не смогу появиться дома в таком виде. Что подумают слуги?

Путь, на который днем и при хорошей погоде потребовалось бы не больше часа, занимает сейчас куда больше времени, и я появляюсь в парке перед домом, когда кроны деревьев уже подсвечены первыми солнечными лучами. Крадусь как мышь (хорошо хоть парадные двери уже открыты) и всё равно натыкаюсь на свидетеля прямо в холле.

– Ваше сиятельство! – Дениз смотрит на меня круглыми от удивления глазами.

Вскидываю голову, расправляю трясущиеся от холода плечи.

– С утра мне захотелось прогуляться!

Конечно, ничего хорошего она обо мне не подумает, но почему-то сейчас мне на это наплевать. Мне хочется добраться до кровати и хоть немного поспать.

Да уж, славно погуляла. Тело облеплено тонким пеньюаром, его подол насквозь промок и местами порвался. Ну, ничего, танки грязи не боятся.

23. Принц Виларийский. Эжени. Магия и ее обладатели

– Вы уверены, ваша милость? – я смотрю на гонца – барона де Кузенкура – с сомнением. – Неужели возможно столь точно установить, где именно произошла магическая вспышка? Я всегда думал, что для измерения уровня магии требуется конкретный человек и муленир.

Барон почтительно кланяется:

– Да, ваше высочество, для измерения уровня магии отдельно взятого человека нужен муленир. Но, может быть, вы знаете, что в королевской академии есть большая карта Виларии, на которой отмечены наиболее важные магические объекты – это позволяет осуществлять за ними некоторый контроль. В числе таких объектов – все магические школы страны. Два дня назад на этой карте вспыхнул камень, обозначающий школу магии графини де Ламарк.

Де Кузенкур проделал путь от столицы до герцогства Шарлен без остановок, меняя лошадей на почтовых станциях, и сейчас от усталости едва не падает с ног.

– Я не силен в этой теме, ваше высочество, и могу сказать только то, что было передано мне главным королевским магом Алеазом де Монизелем. Сей знак на карте означает, что у кого-то из учеников или учителей указанной школы произошел столь резкий скачок магического уровня, что это зафиксировал самоцвет. Как правило, это говорит о достижении кем-то уровня магии не ниже четвертого, – барон произносит это с почтительным придыханием.

– Что могло послужить причиной такого скачка? – уточняю я.

Слуга приносит гостю бокал вина, и тот залпом его осушает.

– Скорее всего, это связано с применением кем-то заклинания очень высокого уровня.

Я начинаю беспокоиться:

– Но это же очень опасно! Если неподготовленный человек применил такое заклинание, это могло привести к его полному магическому истощению.

– Именно так, ваше высочество, – подтверждает де Кузенкур. – Именно этим чаще всего и заканчивается неразумная работа с сильными заклинаниями. Но сейчас речь идет о том редком случае, когда применение заклинания оказалось успешным и привело к усилению магии произнесшего его человека.

– Ну, что же, отлично, – я вздыхаю с облегчением, – значит, в Виларии появился еще один сильный маг. Насколько я понимаю, вы прибыли сюда, чтобы выяснить, кто он. Я могу предоставить в ваше распоряжение свой муленир и составлю рекомендательное письмо для графини.

Барон взглядом испрашивает у меня разрешение присесть и опускается в кресло.

– Всё несколько сложнее, чем вы думаете, ваше высочество. Если применивший заклинание человек пожелает остаться неизвестным, то выявить его будет проблематично. Согласно законам Виларии проверка на муленире может быть только добровольной. При поступлении в магическую школу девушки такую проверку уже прошли, и вряд ли мы сейчас сможем придумать убедительную причину для повторной проверки.

– Сильную магию иногда можно почувствовать даже без муленира, – напоминаю я.

Барон согласно наклоняет голову:

– Да, ваше высочество, но в большинстве случаев это может означать лишь наличие у этого человека хорошего амулета. К тому же, как вы знаете, есть и амулеты, которые, напротив, магию маскируют. И если тот человек, который нас сейчас интересует, пожелает остаться неизвестным, он применит как раз такой маскирующий амулет.

Я начинаю чувствовать раздражение – если даже у ученых из королевской академии нет способа выявить сильно мага, то что могу поделать я?

– Зачем же вы прибыли сюда, ваша милость?

Курьер улавливает мое настроение и бледнеет.

– Прошу прощения, ваше высочество – я всего лишь передаю то, что мне велено. Как я понял, месье де Монизель обсудил эту ситуацию с его величеством, и сам король приказал, чтобы вы были поставлены об этом в известность. Его величество отметил, что в столичной школе магии для девушек нет ни одной ученицы, уровень магии которой был бы выше третьего. Поэтому он настоятельно рекомендовал вам обратить самое пристальное внимание на школу графини де Ламарк. Я понятия не имею, что это означает, ваше высочество, но его величество именно так и сказал – самое пристальное внимание.

Я отпускаю барона отдыхать. Ничего другого он мне сказать не может. Он в планы его величества не посвящен. Но я прекрасно понял послание дяди.

Его величество хочет, чтобы моя невеста была сильным магом – это пойдет на пользу династии. Поэтому он требует, чтобы я сосредоточился на тех трех девицах из нашего матримониального списка, которые являются ученицами именно этой школы.

Арлет Пикард, Мариса Леванж и Луиза Монкур – возможно, именно одна из них стала два дня назад более сильной магически. Но шансы на это невелики. Скачок магического уровня мог случиться и у проводившего какие-нибудь эксперименты месье де Крийона, и у девушки из менее знатной семьи – баронессы или графини.

Но дядя прав – я должен как минимум это проверить. Вот только знать бы, как это можно сделать.

***

Эжени

– Дорогая моя, ну разве так можно? – герцогиня сидит на диване рядом со мной и держит меня за руку. – К таким серьезным заклинаниям нужно долго готовиться. Ты могла совсем лишиться магии, понимаешь? И Рауль тоже хорош – он должен был тебя предупредить.

Прошло уже три дня после моей ночной прогулки, но я до сих пор чувствую слабость.

– Я, правда, не хотела перемещаться так далеко, – вздыхаю я. – Я хотела только в оружейный зал или в столовую. Но так уж получилось.

– Вот именно, дорогая! – энергично кивает Вивиан. – Ты только недавно обрела свою магию и должна учиться ее применять. А Рауль всегда был фанатиком – ради своих экспериментов он готов был пойти на любой риск. Но даже он занялся портальной магией только тогда, когда оказался к этому готов. Тебе следует попрактиковаться в более простой магии – вместе с ученицами школы. Ты же видишь – месье де Крийон учит их совсем немногому – ровно тому, что надлежит знать добропорядочным барышням. Да-да, я понимаю, порталы – это интересно. Но поверь, дорогая, меньше знаешь – лучше спишь.

С этим трудно не согласиться.

Горничная приносит мне отвар каких-то трав, и герцогиня замолкает. И продолжает только после того, как та удаляется.

– Кстати, Эжени, ты ужасно напугала бедняжку Дениз. Не удивлюсь, если она думает, что ты ходила на свидание с мужчиной. Что ты смеешься? Между прочим, каждая благородная девица должна думать о своей репутации. А это значит – не шастать где попало по ночам. Ты поняла меня?

Я заверяю ее, что поняла. И она переключается на другие, более прозаичные вещи:

– Ты случайно не знаешь, что за шум стоит в крыле для прислуги?

– Там кладут печи, – коротко отвечаю я.

– Печи? – она изумлена. – Но для чего там печи? Их там никогда не было.

– Да, не было, – соглашаюсь я, – и потому слуги мерзли зимой. А среди них есть дети и старики. Думаю, будет неплохо, если в их комнатах тоже будет тепло.

Эта идея пришла мне в голову после того, как на один из уроков Элиана пришла, натужно кашляя. Тогда-то и выяснилось, что в тех каморках, где живут слуги, сыро и холодно.

– Да, – добавляю я, – и не удивляйся, если увидишь, что горничные будут спускать с чердака старые портьеры и постельные принадлежности. Я подумала – чего им без дела пылиться? В том крыле они будут нужнее.

Прежде, чем что-то сказать, герцогиня внимательно меня изучает:

– Дорогая, я помню, как твоя бабушка рассказывала о мире, из которого она прибыла. Она говорила, что в вашей стране нет аристократии, и все люди равны. Она считала это правильным. Быть может, для вас это нормально, но учти – в Виларии подобные идеи недопустимы. Поэтому прежде, чем ты решишь нарядить лакеев и горничных в шелковые платья, хорошенько подумай.

Я улыбаюсь, а Вивиан неодобрительно качает головой:

– Мне не нравилось, как Эжени обращалась со слугами, но это вовсе не значит, что я намерена общаться с ними на равных. Ты уже вдвое увеличила расходы на их питание, теперь вот по-новому обустраиваешь их быт. Всё это приведет лишь к ненужным разговорам. А слухи, поверь, здесь распространяются очень быстро.

О, да, это я уже поняла.

От непростого разговора нас отвлекает всё та же горничная. Она снова приоткрывает дверь и взволнованно сообщает:

– Приехал его высочество!

– Принц? – изумляется герцогиня. – Но с чего бы? И что же ты медлишь, Клодетт? Немедленно зови Юджину и Лулу – ее сиятельству необходимы прическа и платье. Надеюсь, его высочеству предложили хорошее вино?

Но служанка мотает головой:

– Его высочество не стал заходить в дом. Он сказал, что приехал не к ее сиятельству, и просил вас не беспокоить. Он велел проводить его к месье де Крийону.

– К месье де Крийону? – недоверчиво переспрашиваю я. – Но с чего бы?

– Так он сейчас в школе? – уточняет герцогиня. – Хорошо, можешь идти. Но Юджину и Лулу всё-таки позови.

Когда Клодетт убегает, я задаю риторический вопрос:

– Что ему могло понадобиться в школе? Мне казалось, что он с Крийоном вовсе не знаком. Да, они встречались здесь, на балу, но о чём они могут разговаривать?

Признаюсь, я обеспокоена. Может быть, до его высочества дошли те же слухи, что и до графа де Версена? Или он узнал о моем первом опыте применения портальной магии, которая опять-таки запрещена законом? Но откуда он мог это узнать?

Герцогине приходит в голову другой ответ:

– Его величество требует, чтобы женой его высочества стала магически одаренная девушка. Возможно, принц приехал, чтобы поговорить с де Крийоном об успехах тех девиц, которых прочат ему в невесты? Кто может рассказать об их способностях лучше, чем учитель магии, который совсем недавно проверял их на муленире?

Ну, что же, отлично! Представляю, как вытянется физиономия принца, когда он узнает, что из трёх претенденток на его руку самая сильная магия у милой, но отнюдь не блещущей красотой Луизы Монкур (я заметила это на уроках). И какой выбор он сделает, если разум позовет его в одну сторону, а сердце – совсем в другую?

***

Принц Виларийский

Я разговариваю с де Крийоном прямо в классе. Ровные ряды парт и в целом аскетичная обстановка располагают к серьезному разговору.

– Ваше высочество, я счастлив, что вы не оставляете школу вашим вниманием, – на приеме я не заметил, чтобы учитель магии заикался. Но сейчас он заикается, и еще как!

Я взмахиваю рукой – дескать, не нужно церемоний, и он переходит к делу:

– Но простите, ваше высочество, я не могу раскрывать информацию о магических уровнях наших учениц. Да, я проводил проверку девушек на муленире, но вы же знаете, что говорить об этом я не имею права.

Надо же, какая принципиальность! Впрочем, зная, за что его выгнали из королевской академии, этого можно было ожидать.

– Ну, что вы, дорогой шевалье, я отнюдь не требую от вас никаких секретных сведений, – заверяю я его. – Но вы же можете оказать мне небольшую услугу?

Он вытягивается в струнку и кивает:

– Разумеется, ваше высочество, если это в моих силах.

– Мне хотелось бы знать, шевалье, об успехах ваших учениц. Наверняка вы уже можете чем-то похвастаться. Я не спрашиваю вас об уровнях владения девушками магией, но, возможно, у кого-то из них хороший потенциал. Кто из ваших учениц производит на вас наиболее благоприятное впечатление?

Я сам не называю никаких имен. По герцогству и без того уже ходят слухи, что я ищу себе невесту, и мне бы хотелось избавить девушек от излишнего любопытства со стороны.

Де Крийон смотрит на меня с удивлением. Пытается понять, с чего бы мне интересоваться делами его школы. Он – человек, погруженный в науку, от светских сплетен далек.

– Вынужден признать, ваше высочество, что из большинства приехавших к нам в школу девушек вряд ли получатся сильные маги, – с сожалением признает он, – они не имеют к этому ни способностей, ни желания. Хотя, безусловно, мы стараемся делать всё, чтобы привить им некоторые навыки, которые могут быть полезны в семейной жизни.

Ну, что же, вроде бы, он вполне честен. Вот только непонятно, как при слабых магических способностях здешних обитательниц в столице смогли зафиксировать столь резкий скачок магии в школе? Или экспериментами баловался сам месье де Крийон? Но у него и раньше был высокий уровень магии.

– Неужели среди ваших учениц нет никого, кого вы могли бы выделить особо?

Мне кажется, или он отчего-то смущается?

– Даже не знаю, ваше высочество. Дочь барона Нуарре, мадемуазель Жаннет, способная и целеустремленная девушка. Я был удивлен, что она не учится в столичной школе. Должно быть, только скромный титул ее отца послужил тому препятствием. Дочь маркиза де Монкур тоже отнюдь не бесталанна, только ее требуется к учебе понуждать, так как сама по себе она весьма ленива, – тут он смущается окончательно. – Простите, ваше высочество, я не должен был этого говорить.

Я уверяю его, что ничего дурного он не сказал – напротив, похвалил девушек, – и он чуть успокаивается. Но к дальнейшему разговору он явно не расположен.

Я подхожу к окну. На аллее в парке как раз Луиза Монкур с элегантностью бегемота пытается перепрыгнуть через лужицу. Я внутренне содрогаюсь и отворачиваюсь.

– А мадемуазель Пикард и мадемуазель Лесанж? – отчаявшись получить информацию обходным путем, я открываю карты.

Де Крийон не готов откровенничать, но по выражению отчаяния, промелькнувшему на его лице, я понимаю, что успехи девушек в магической науке весьма скромны.

Откуда-то с улицы снова раздается шум, который я уже слышал в начале нашего разговора, и я недовольно морщусь:

– Право же, если здесь так шумно и во время занятий, то не удивительно, что ученицы не проявляют должного рвения к учебе.

Де Крийон тоже выглядывает на улицу:

– Нет-нет, ваше высочество! У нас созданы все условия для хорошей учебы. Если желаете, я могу провести вас по другим аудиториям. А что касается шума… Сегодня идут ремонтные работы в комнатах прислуги.

Мне показалось, я ослышался:

– Ремонтные работы?

– Да-да, – а вот на эту тему месье говорит с удовольствием, – ее сиятельство потребовала, чтобы там тоже появились печи. Там, знаете ли, было очень холодно. А еще ее сиятельство лично бывает на кухне и смотрит, чем кормят работающих в доме слуг – и вовсе не для того, чтобы на них экономить. Напротив, она желает, чтобы они питались вдоволь. Она весьма заботливая хозяйка, что заслуживает всяческого уважения, не так ли, ваше высочество?

Неужели он говорит о графине де Ламарк? Интересно, с чего бы вдруг ей заботиться о слугах? Или судебный процесс так ее напугал?

Я вспоминаю свой недавний сон, в котором ее сиятельство высказала вопиюще возмутительную идею об обучении магии детей из народа. Тогда этот сон показался мне не столько дерзким, сколько забавным – именно потому, что речь шла о де Ламарк, которая из своих слуг была готова выжать все соки, и которую вряд ли заботил вопрос их обучения в школе.

Но учитывая то, что я услышал сейчас…

Дверь в кабинет отворяется. А вот и сама графиня!

– Мне доложили, ваше высочество, что вы здесь, и я поспешила засвидетельствовать вам свое почтение.

Она явно ждёт, что я объясню ей причину своего визита, но я лишь отвешиваю ей стандартный комплимент, благодарю де Крийона за содержательную беседу и, сославшись на неотложные дела, направляюсь к выходу.

– А я уже велела накрывать к обеду, ваше высочество, – но мне слышится в ее голосе не разочарование, а облегчение.

Я целую ей ручку и откланиваюсь.

Нет, всё-таки на суде она как-то ухитрилась обмануть муленир. Обычно я чувствую имеющуюся у человека магию – если особо настраиваюсь на это. Но остановившись на секунду рядом с ней, я не чувствую ничего. Нет, в недавнем всплеске магии она точно не замешана. Ну, что же, будем продолжать поиски.

24. Эжени. Всякая болтовня

– Вы не думаете, ваше сиятельство, что его высочество приезжал из-за того, что кто-то сообщил ему о наших уроках для Селесты и Элианы?

Нет, месье де Крийон не нервничает, но он серьезен и сосредоточен. Он отнюдь не передумал заниматься с девочками, и пять раз в неделю они приходят в школу по вечерам. Только теперь мы стали действовать немного умнее – месье де Крийон поговорил с главной горничной и попросил перевести сестер с мытья посуды в кухне на уборку школы – дескать, маленькие ручки Элианы как нельзя лучше подходят для мытья крохотных склянок, в которых хранятся элексиры. Не знаю, поверила она или нет, но девочки теперь знают, что нужно держать язык за зубами.

Я не могу ему сказать, что принц, возможно, приезжал из-за моего опыта в портальной магии. Я вообще никому, кроме герцогини, не могу об этом рассказать.

А может быть, его высочество всего лишь хотел взглянуть на своих потенциальных невест? Тем более, что, поговаривают, он устраивает бал по случаю своего отъезда в столицу.

В любом случае, говорить о принце мне совсем не хочется. Скажите, пожалуйста, какой нахал – дела у него неотложные. Столько километров проехал, чтобы задать Крийону несколько простых вопросов? Ага, как бы не так.

– А скажите-ка, любезный месье де Крийон, есть ли в Виларии какие-то связанные с драконами легенды, которые могли бы быть нам полезны?

– Полезны? – не понимает он.

– Не знаю, бывали ли вы на нашей драконьей ферме, месье. Если нет, то настоятельно рекомендую ее посетить. Вам эти зверики должны быть особенно интересны. Если не ошибаюсь, когда-то сильные маги умели превращаться именно в драконов.

Крийон задумчиво кивает:

– Да, уверен, что всё так и было. Тогда Вилария была сильна магически. Возможно, когда-то это снова станет реальностью.

– То есть, если рассуждать гипотетически, то любой дракон может однажды стать человеком?

– А почему бы и нет? – месье вскакивает с места и принимается расхаживать по комнате. – Именно поэтому они охраняются законом.

Он долго и путанно рассказывает о заклинаниях, которые способствовали превращению, об амулетах, которые носили маги-драконы. Но я слушаю через слово, хотя и не могу не признать, что всё это весьма интересно.

На сегодняшнем уроке магии мы изучаем магию воды. Но почти все девочки в классе обсуждают отнюдь не тему занятия, а предстоящий бал у принца.

– Говорят, его высочество будет рассылать персональные приглашения, – шепчет Арлет Пикард своей соседке. – Я уже написала папеньке, что мне нужно новое платье и изумрудный гарнитур, который я по оплошности оставила в столице. Надеюсь, его успеют прислать до бала.

Та возражает:

– Но мы же ее не получили приглашение.

Арлет вздыхает и учит ее уму-разуму:

– После того, как мы его получим, уже не будет времени для пошива нового платья. Уж я и Мариса точно будем приглашены.

– И Монкур! – подсказывает соседка.

Они оба смотрят в сторону мирно дремлющей у окна Луизы и хихикают.

– Ну, ей-то новое платье не обязательно, – язвит мадемуазель Пикард. – Что бы она ни надела, лучше она выглядеть не станет.

Я выразительно покашливаю, призывая их уделить внимание уроку, и они замолкают. Ну, что тут скажешь – гадюки.

Но сама я тоже думаю совсем не о том, о чём рассказывает с кафедры месье де Крийон. Я уже восстановила свой магический баланс и накануне вечером снова немного попрактиковалась. На сей раз я перемещалась в комнату бабушки – конечно, предварительно с ней это согласовав (а то вдруг бы ее кондратий хватил от неожиданности). Перемещение прошло вполне успешно, и этим утром я проснулась довольно бодрой.

А сегодня после уроков я намерена переместиться на более далекое расстояние. Хотя герцогиня настоятельно просит меня от этого воздержаться. Во-первых, перемещаться куда-то всегда опасно – ведь в том месте могут оказаться люди. Что они подумают, если перед ними кто-то вдруг возникнет? Ничего хорошего не подумают. Более того – обвинят в использовании запрещенной законом магии.

Во-вторых, я могу не рассчитать свои силы. Перемещусь я, например, в столицу. А вот как потом вернуться домой? Магии на обратную дорогу наверняка не хватит.

Словом, вопросов возникает много. Нужно будет еще раз поговорить с герцогиней. Наверняка и в нашем герцогстве есть интересные места, которые можно посетить вот так, через порталы. Нужно только знать, в какую конкретно точку перемещаться. А вот это как раз сложно. Нигде, кроме столицы и зала суда в нашем герцогстве, я не была. Нужно бы чаще ездить верхом и изучать красоты малой родины Эжени. Кстати, верхом я уже езжу превосходно – дедушкино заклинание на приручение лошадей отлично работает.

Урок заканчивается, и на смену нашим благородным ученицам приходят Селеста с Элианой. Как обычно, в начале занятия месье де Крийон немного рассказывает им об алфавите – девочки еще не умеют читать и все заклинания учат на слух. У маленькой Элианы складывать буквы в слова получается гораздо лучше, чем у старшей сестры.

Зато Селеста с удовольствием замораживает воду в чугунке. На лицах обеих наконец-то стали появляться улыбки, и я рада, что мы с де Крийоном тоже имеем к этому отношение.

Когда девочки, вдоволь назанимавшись и прибравшись после этого в классе, убегают, месье де Крийон говорит:

– У меня нет муленира, ваше сиятельство, но я и без него могу сказать, что с некоторых пор я чувствую вашу магию. Если это связано с нашими занятиями, то я чрезвычайно горд и польщен.

Мне приятно слышать о своей магии. Но всё-таки я задумываюсь о том, что нужно научиться как-то скрывать ее от других людей – в книгах я читала, что для этого есть специальные амулеты. Нужно расспросить герцогиню, не завалялось ли чего-то подобного у нас в поместье.

25. Эжени. Бал у принца

Его высочеству достает чувства такта, чтобы пригласить на бал всех учениц нашей школы, иначе не представляю, как обидно было бы тем, кто остался бы дома. Мы отправляемся во дворец – целая кавалькада карет, из которых на крыльцо высыпают хорошенькие, в элегантных платьях молодые девицы. Не удивительно, что провинциальные аристократы открывают рты от восхищения.

Арлет Пикард не получила возможности выгулять свое изумрудное колье – его ей так и не прислали из столицы (то ли действительно не успели, то ли посчитали это излишней роскошью), но зато она в новом наряде, и выглядит она в нём, надо признать, неплохо.

Но еще более дорого одета сегодня Жаннет Нуарре – даже вышивка на ее шелковом платье украшена бриллиантами. Но учитывая промысел ее отца, она может себе это позволить. Впрочем, мадемуазель Пикард, конечно, считает это признаком дурного вкуса:

– Вырядилась как сорока, – хмыкает она.

Интересно, где она видела сороку в бриллиантах?

Но я давно уже не обращаю внимания на ее язвительные высказывания. Она критикует всех, кто хоть как-то выделяется на общем фоне. Ей хочется блистать одной. Ну, что же, пусть блистает. И пусть охотится за своим принцем сколько угодно. Передо мной на этом балу стоят совсем другие задачи.

Я уже не боюсь танцев – я неплохо в них разобралась и даже ответила согласием на приглашения нескольких кавалеров. Хотя, признаюсь, я бы лучше погуляла по парку – говорят, он тут восхитителен. Или посидела бы в герцогской библиотеке. Но если я совсем не буду танцевать, это покажется странным.

Первый танец отдан графу де Версену. Я уже получила от него и луг, и половину леса, и потому мой интерес к нему заметно поугас. К тому же, я совсем не хочу подпитывать его надежды на возобновление наших прежних отношений.

– Через пару недель я отбываю в столицу, – сообщает мне его сиятельство и бросает на меня пристальный взгляд.

Он уже говорил, что был бы рад, если бы до отъезда в Ансельву мог снова назвать меня своей невестой, но я сказала, что пока не думаю на эту тему – слишком много дел в магической школе.

А дел действительно невпроворот. Приближается время уплаты налогов, и месье Шардоне уже намекал, что после серьезного ремонта школы, установки печей в комнатах слуг и покупки угодий графа де Версена наши финансы серьезно истощены. А ведь нужно еще что-то делать с драконами!

Я вспоминаю о них как раз с окончанием первого танца и, расставшись с графом, сосредотачиваюсь на беседах с другими гостями.

– Милочка, я слышала, вы недавно ездили в столицу? – спрашивает меня седовласая дама, имени которой у герцогини я еще не выяснила. – Понравилось вам там?

Мне кажется, это было уже давно, но я киваю.

– Ах, какие прежде там бывали развлечения! – ударяется в воспоминания моя собеседница. – Помню, как-то однажды на балу у графа Коркане…

За этим следует пикантная история, на которую я откликаюсь вежливыми ахами. Она счастливо улыбается, а потом доверительно похлопывает меня веером по руке:

– В вашем возрасте, милочка, я была очень легкомысленна. Но вы, я знаю, совсем другая. Наверняка, вас и в столице нашлись какие-то серьезные дела. Управлять магической школой – это такая ответственность.

Она так вовремя подводит нас к тому разговору, который я сама хотела затеять, что я тут же за это хватаюсь:

– Да-да, так оно и было. Но дела были связаны не только со школой, но и с драконьей фермой. Один влиятельный господин из Ансельвы (простите, назвать его имя я не могу) проявил большой интерес к моим драконам. Он заявил, что готов купить несколько особей для содержания у себя во дворце.

– Вот как? – удивляется дама. – Но они же, кажется, ужасно прожорливы. Я понимаю – завести кота или левретку, но не дракона же!

Я чуть понижаю голос (но не настолько, чтобы его было не слышно стоящим рядом гостям):

– Я полагаю, что у него есть причины для такого интереса. Я кое-что слышала о старинном манускрипте, в котором будто бы говорится, что если дракона на протяжении ста лет кормить чистым зерном, поить родниковой водой и давать ему вволю гулять на свежем воздухе, то потом он превратится в человека путем применения всего лишь одного заклинания.

Эту легенду рассказал мне месье де Крийон – он вычитал ее в старой книге. Сам он полагал это бредом сивой кобылы, но я посоветовала ему это мнение держать при себе. А вот соответствующую книжицу неплохо бы сделать более популярной.

– Вот как? – подключается к нашей беседе мужчина в зеленом камзоле. – И вы думаете, ваше сиятельство, что так оно и может произойти на самом деле?

С некоторых пор в вопросах магии я стала определенным авторитетом. И я неплохо изучила драконий вопрос. В Виларии считалось, что все драконы были некогда людьми – причём, разумеется, исключительно благородными. И вернуть прежний облик им мешала только какая-то малость.

Я киваю с самым серьезным видом:

– А почему бы и нет?

– Но ведь может оказаться, что обратившийся в человека дракон был некогда весьма влиятельной особой – быть может, даже принцем или принцессой? – восторженно ахает за моей спиной еще какой-то мужчина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Разумеется, – подтверждаю я. – Но даже если они окажутся обладателями менее скромных титулов, они всё равно сумеют отблагодарить тех, кто помог им вернуться в прежнее состояние – ведь каждый дракон является обладателем настоящего сокровища.

Это было еще одной весьма популярной виларийской легендой.

Я замечаю, что стоящий неподалеку принц тоже прислушивается к нашей беседе, и вижу смешинку в его глазах. Конечно, он не поверил ни единому моему слову, но на это я и не рассчитывала. Надеюсь, что остальные гости окажутся более доверчивыми, и после того, как эта информация разойдется по герцогству, наши драконы будут разлетаться как горячие пирожки.

Хороший корм, чистая вода и свежий воздух – что может быть лучше? А конкретный результат, собственно говоря, никто и не гарантировал.

Начинается следующий танец, и я выхожу на паркет с графом де Тремуи. Он уже немолод, и пока играет музыка, предпочитает разговаривать о хозяйственных вопросах. Я время от времени разбавляю его монолог восклицаниями одобрения или удивления, и этого ему более чем достаточно.

Хозяин дома танцует с Арлет – не могу удержаться от тавтологии, но ее светлость прямо светится от гордости. Хотя на ее месте я бы задумалась, почему на первый танец он пригласил Марису Лесанж. Значит ли это, что он предпочитает блондинок?

Еще во время танца я замечаю интересную картину на стене недалеко от дверей, и как только музыка замолкает, и мы с моим кавалером раскланиваемся и расстаемся, я отправляюсь туда. Картина совершенно нетипична – это не портрет и не пейзаж. Это изображение огромной библиотеки.

– Крупнейшая библиотека Виларии.

Принц оказывается рядом так неожиданно, что я вздрагиваю.

– Она прекрасна, – говорю я. – Она находится в королевском дворце?

Кажется мне это или нет, но его высочество мрачнеет.

– Нет, это библиотека герцога Энгера.

Не знаю, кто такой герцог Энгер, но его высочество говорит об этом человеке с заметным неудовольствием. Но если этот герцог не нравится ему, зачем держать у себя во дворце изображение его библиотеки? Еще одна тайна?

26. Принц Виларийский. Бал

Быть хозяином бала – непростая задача. И дело вовсе не в его подготовке и связанных с этим расходах. С собственного бала не удалишься после нескольких танцев, сославшись на занятость. Нужно до поздней ночи расхаживать по залу, расточая улыбки и комплименты.

Я не большой любитель танцевать, но все присутствующие тут девицы смотрят на меня как охотники на несчастного зайца. И мне кажется, если я не приглашу кого-то сам, то с них станется сделать этот шаг первыми.

И я приглашаю – сначала мадемуазель Лесанж. Она хорошенькая, право слово, но с ней совершенно не о чем говорить. Как выяснилось, книг она не читает, политикой не интересуется, а общих знакомых, которых можно было бы обсудить, у нас немного. Во время первой фигуры я согласился с ней, что погода стоит прелестная. Во время второй поблагодарил ее за похвалу своему дворцу. Во время третьей выслушал ее жалобы на слишком строгого учителя магии в школе. Потом порадовался, что фигур в танце было всего три.

Дочь герцога Пикарда оказывается чуть интереснее – она хотя бы не лишена чувства юмора и своим злым язычком делает несколько весьма метких замечаний о некоторых из гостей. Я восхищаюсь ее платьем и получаю в ответ полный признательности взгляд.

Танец заканчивается, но Арлет, кажется, готова продолжить беседу. Возможно, я и остался бы подле нее еще на некоторое время, если бы не заметил возле одной из картин в зале графиню де Ламарк.

Эта картина у меня самого вызывает двоякие чувства, и я не единожды уже собирался отправить ее на чердак, но всякий раз почему-то откладывал. Но сейчас меня поразило не то, что кто-то из гостей ею заинтересовался в принципе, а то, что этим человеком была женщина.

Я не мог оставить это без внимания.

– Это библиотека герцога Энгера.

Кажется, это имя ей ни о чём не говорит. Оно и понятно – графиня редко бывает в столице.

– Его светлость – мой кузен, – сообщаю я коротко.

И ловлю ее пристальный взгляд.

– Вы говорите о нём без особой приязни, – замечает она.

Да, так оно и есть. Несмотря на родственные связи, отношения между нами довольно прохладные. Энгер – один из тех людей, которые уверены, что именно я был виновником гибели Эрвина и его семьи. Более того – он не стесняется внушать эту мысль и его величеству. Но рассказывать всё это графине я считаю излишним.

– Да, – признаю я, – мы не особенно близки. Он значительно старше меня, и мы никогда особенно не общались.

– Зачем же в таком случае вы держите дома изображение его библиотеки? – удивляется она.

А вот на этот вопрос я могу ответить вполне искренно:

– Чтобы знать, к чему я должен стремиться. Там есть очень редкие книги – в том числе и те, которые сейчас запрещены. Ваш дедушка, кстати, часто там бывал – тогда библиотекой владел еще отец нынешнего герцога Энгера. Мой отец тоже собрал отличную библиотеку в нашем дворце, и я продолжаю ее пополнять, но ей еще далеко до той, что изображена на картине.

Она кивает:

– Я наслышана о вашей библиотеке. Если вы не будете против, я хотела бы когда-нибудь в ней побывать.

Вот как? Не в парке, который славится своими фонтанами на всё герцогство? Не в картинной галерее, где собраны картины лучших художников Виларии? Не в оружейном зале, наконец?

– Неужели, вы любите читать?

Я сам понимаю, что вопрос прозвучал несколько грубовато, но так уж получилось. Графиня усмехается в ответ:

– Да, представьте себе, женщины тоже иногда читают.

Я примирительно улыбаюсь, и ее взгляд чуть теплеет. А тут как раз начинает играть музыка, сообщая о начале нового танца. И прежде, чем я успеваю подумать, моя рука двигается вперед в приглашающем жесте. А впрочем, почему бы и нет?

Когда мы выходим в центр зала, и моя вторая рука опускается на талию ее сиятельства, я чувствую странное волнение.

– Я думала, ваше высочество, что вы будете последовательны и пригласите на этот танец Луизу де Монкур, – тихо говорит графиня.

Ох, уж эти женщины! От них невозможно что-либо скрыть. Не удивлюсь, если всё герцогство уже знакомо с тем списком, который мне прислал дядя. А какого тем девушкам, что в него включены?

– Давайте лучше поговорим о драконах, – вздохнув, предлагаю я. – Вы, ваше сиятельство, отлично поработали на балу с местным обществом. К вам в поместье скоро зачастят желающие подержать у себя этих восхитительных животинок.

Она улыбается:

– Вы не представляете, ваше высочество, во сколько обходится нам их содержание. А при таком варианте драконы будут обеспечены куда лучше. Их будут холить и лелеять, разве не так? Хотя вы, кажется, сомневаетесь, что однажды они смогут превратиться в людей?

– А вы? – парирую я. – Не слишком ли легкомысленно с вашей стороны рассказывать подобные легенды?

Она уже смеется:

– Ах, ваше высочество, я же не придумала это сама. К тому же, за сто лет много всего может случиться.

Мы расходимся на некоторое время – на этой фигуре предусмотрен обмен партнерами, – а потом снова соединяем наши руки. Я решаю, что ее сиятельство заслуживает хотя бы маленькой похвалы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Я слышал, вы стали проявлять внимание к условиям, в которых живут ваши слуги, и был приятно этим удивлен. Забота о тех, кто от нас зависит – обязанность каждого дворянина.

Она серьезно отвечает:

– Вы совершенно правы, ваше высочество! Но как вы полагаете, не следует ли нам заботиться не только об из теле, но и всячески развивать их ум? Я заметила, что среди работающих в поместье детей есть весьма сообразительные особы. Невежество народа не идет на пользу Виларии.

Я вспоминаю недавний сон, после которого проснулся в холодном поту, и вздрагиваю. Ох, нет! Кажется, сон был вещим.

Я смотрю на графиню с подозрением. Ее дедушка был одним из лучших виларийских магов, и, быть может, ей передались какие-то из его талантов?

27. Эжени. Хозяйственные дела

Бал во дворце его высочества оказывается весьма полезным. К тому моменту, как гости начинают разъезжаться по домам, я уже получаю несколько выгодных предложений. Местное общество внезапно воспылало любовью к драконам, и надеюсь, на этой волне мы пристроим наших питомцев в хорошие руки. Нужно будет только подготовить грамотный договор, который не позволит новым владельцам (или, быть может, арендаторам?) их обижать.

Несколько особей я хочу всё-таки оставить в поместье. Приятно же – гуляешь ты по лугу или по саду, а рядом с тобой дракончик прыгает. Красота!

Месье Шардоне мой план приводит в восхищение.

– Ежели, ваше сиятельство, нам этих проглотов удастся продать, так мы с вами даже налоги сможем заплатить как полагается, без всяких переписываний хозяйственных книг.

Насколько я понимаю, раньше как полагалось налоги не платились. Стыдно признаться, но в этом вопросе я Эжени почти не осуждаю. Что это государство делает для своих граждан? Разве тут есть бесплатные школы или больницы? А может быть, крестьянам выплачивают пенсии? Как бы не так!

Но на сей раз я решаю проявить законопослушность. Герцог наверняка распорядится, чтобы наши доходы (или с чего тут платится налог?) чиновники проверили особенно тщательно.

– С доходов, – подтверждает управляющий. – Только эти доходы еще попробуй получи.

Ага, вот оно как! Сначала крестьяне должны заплатить нам шампар в виде части своего урожая. А это-то как раз процесс непростой, учитывая, что они живут впроголодь, и хорошо, если им самим хватает зерна до нового урожая.

А есть еще подушная подать шеваж. Тут уже неважно, есть  тебя доход или нет, изволь заплатить.

– И про габель не забудьте, – добавляет Шардоне, а видя мой недоуменный взгляд, поясняет: – налог на соль.

Нет, ну нужно же кому-то было такое придумать! То-то я удивлялась, что блюда то и дело подают недосоленными. А бедные крестьяне, наверно, и вовсе только пресную еду едят.

– Есть-то они могут как захотят, – усмехается управляющий, – а вот норму соли в месяц выкупать обязаны.

Нет, ну это и вовсе глупость какая-то! Им тут в Виларии еще на воздух налог ввести, и всё – озолотятся. Правда, ненадолго.

В вопросе уплаты налогов я полностью полагаюсь на месье Шардоне. Прошу его только не быть слишком требовательным к тем, кто действительно не может пока заплатить.

Вдоволь наговорившись о налогах, отправляюсь в школу, чтобы поговорить с месье Шардоне о порталах. Но, как ни странно, он мало что знает о портальной магии.

– Это запретная тема, ваше сиятельство, – он разводит руками с некоторым сожалением. – Все книги, где хоть что-то говорится об этом, из публичных библиотек были изъяты еще несколько десятков лет назад. Думаю, их еще можно найти в частных коллекциях, но и то вряд ли. Я одно время интересовался этим вопросом, но пришел к выводу, что занятие это опасное, и результата оно не принесет. Если даже опыты в королевской академии магии закончились полным провалом, то что можем мы – исследователи-одиночки?

Я не смею его разубеждать, хотя он подтверждает одну мою мысль, которая пришла ко мне еще на балу – что в библиотеке герцога Энгера могут оказаться те книги, которые когда-то подтолкнули моего дедушку к открытию порталов. Нужно будет как-нибудь ее посетить. Если возможно – то не тайно. Наверняка, герцог гордится своей библиотекой и будет польщен, если я захочу взглянуть на это сокровище.

Во время обеда бабушка сообщает мне свежие сплетни.

– Говорят, его высочество уделил тебе особое внимание на балу? Ну-ну, не скромничай. Откуда я это знаю? Иногда, дорогая, бывает полезно курить у раскрытого окна. Особенно когда на скамейке под окнами делятся тайнами молодые девицы.

Я хмыкаю с набитым ртом. Заливное из белой рыбы сегодня повару особенно удалось.

– Мадемуазель Пикард была весьма недовольна тем, что принц оставил ее сразу же после танца, чтобы поговорить с тобой, – хихикает герцогиня. – Хотела бы я посмотреть на ее лицо в тот момент. Но смех смехом, а между прочим, многие полагают, что именно она – фаворитка в забеге, где главный приз – рука и сердце его высочества. Не удивлюсь, если однажды она станет нашей королевой.

Я тоже этому ничуть не удивлюсь. Такие, как она, всегда оказываются на коне – и часто не вполне законным путем. Но принц – взрослый мальчик, и если он сделает именно такой выбор, то я не стану его жалеть.

– Даже наша главная горничная Констанс делает на Арлет свою ставку, – в голосе герцогини проскальзывает недовольство. – Она самолично убирается в ее комнатах и исполняет любые ее капризы. Но я еще надеюсь, что в столице найдутся более достойные претендентки в супруги его высочеству. Кстати, эта болтушка оставила на скамейке свой дневник. Мне принесла его моя камеристка. Там много интересного. Весьма опрометчиво со стороны мадемуазель Пикард было взять его с собой на прогулку.

Я откладываю вилку в сторону и смотрю на герцогиню с изумлением:

– Вы прочитали чужой дневник? Но это неправильно!

Но ее светлость даже не краснеет.

– Да, прочитала. И тебе советую сделать то же самое. Эта девушка учится в нашей школе, и разве не должны мы думать не только о знаниях, которые ученицы получаю здесь, но и заботиться об их нравственности? А в дневнике девицы часто пишут о том, что не вполне прилично. И разве не должны мы предостеречь их от опрометчивых поступков, на которые они порой решаются по молодости лет? Вот недавно, например, из столичной школы сбежала с кавалером дочь барона Рибона. Кавалер оказался бесчестным и на девице так и не женился. Она с позором вернулась домой и теперь обречена на презрение общества. А если бы в той школе нашелся кто-то, кто знал бы о ее планах, и сумел бы ее остановить? Ее честь была бы спасена.

Надо признать, в ее рассуждениях есть некоторая логика.

– Тем более, – подливает масла в огонь герцогиня, – что на этих страницах есть кое-что и о тебе.

Не очень охотно, но я всё-таки беру в руки толстую тетрадь в кожаном переплете. Почерк у мадемуазель Пикард просто каллиграфический – буковка к буковке, – и читается написанное ею легко.

Большую часть ее приправленного желчью возмущения о том, что она вынуждена в школе общаться с теми, кто ниже ее по статусу, я просто пропускаю. Об этом она не стесняется заявлять и вслух.

А вот ее рассуждения о возможном браке с принцем меня невольно заинтересовывают. Правда, совесть пытается удержать меня от прочтения этих страниц – уж со стороны его высочества Арлет точно не грозит бесчестье, а раз так, то не разумнее ли не знать ее мыслей по этому поводу? И всё-таки взгляд выхватывает несколько строчек.

«То, что Его Высочество не пригласил меня на первый танец, даже хорошо. Он ни за что не стал бы привлекать внимание именно к той, к которой на самом деле неравнодушен. А значит, я должна не завидовать Марисе, а пожалеть её.

Жду-не дождусь того дня, когда принц сделает мне предложение. Хорошо бы это случилось прямо здесь, в его герцогстве. Тогда я вернулась бы в столицу уже в статусе его невесты. Ах, как приятно будет появиться на балу в королевском дворце и насладиться всеобщим восхищением. Конечно, завистников тоже будет много, но что мне за дело до них?

Его Величество уже стар и тяжело болен. Он не способен управлять страной как должно. Быть может, он решится передать власть Его Высочеству? Это было бы разумно.

Ах, какие бы наряды и драгоценности у меня тогда появились! Я, наконец, надела бы тиару, которая на седой голове нынешней королевы смотрится совсем неуместно.

Мы сегодня немного повздорили с Лесанж. Она осмелилась сказать мне, что вчера Его высочество особо выделил на балу графиню де Ламарк. Она думала уязвить меня этим. Но это просто смешно! Мне нет никакого дела до Эжени, потому что наследник престола не может жениться на той, которая всего лишь дочь графа. Это лишит его права на престол, а ни одна женщина этого не стоит.

А вот с магической школой потом нужно будет разобраться. Надеюсь, принц согласится со мной, что дети высшего дворянства должны учиться в особых заведениях, куда не допускаются те, кто значительно ниже их по статусу».

Не могу сказать, что меня сильно задевают ее слова. Что касается меня и принца, она всего лишь написала то, что я знаю и сама. Да и не претендую я на его руку и сердце.

А вот ее резкие слова в адрес короля и королевы меня удивляют.

– Она или слишком отважна, или слишком глупа, если доверяет такое бумаге. Кто угодно мог прочитать это и доложить куда следует.

Но герцогиня не соглашается:

– Нет-нет, она не так проста, дорогая. На дневник была наложена магическая защита – довольно сильная, надо признать. Но что значит какое-то заклинание для сестры Рауля де Ламарка?

28. Эжени. Нападение

За неделю мы расквартировываем почти всех своих драконов. Мой поверенный подготовил очень хитрый договор, согласно которому новые владельцы становятся таковыми только на сто лет, а по истечение этого срока они (ну, мало ли!) или их наследники обязаны вернуть животных к нам на ферму в добром здравии. Обязанностей другой стороны там было предусмотрено столько (поить, кормить, выгуливать), что я была уверена – никто в здравом уме не подпишет этот документ. Но все подписывают и как миленькие! Должно быть, их сердца греет тот пункт, который гласит, что в случае, если в указанный период дракон обратится в человека, то все связанные с этим выгоды (в виде нематериальной дружбы возможного принца или его вполне материальных денежных сокровищ) переходят к новым владельцам.

На ферме остаются только пять особей, среди которых и тот любопытный драконёныш, с которым я познакомилась в прошлый раз.

Сейчас мы с Селестой и Элианой кормим его фруктами прямо в диком саду, что находится рядом с купленным у де Версена лугом. Я смотрю на перепачканные сладким фруктовым соком лица девочек и такую же липкую мордочку маленького дракона и не могу сдержать улыбки. Ну, что тут скажешь – дети!

Месье де Крийон полагает, что общение с драконами развивает магию человека, поэтому время от времени он водит на ферму и своих благородных учениц. Правда, некоторые из них брезгливо морщат свои носики, но возражать не пытаются – чего не сделаешь, чтобы успешно сдать экзамен и получить-таки вожделенный аттестат.

– Ваше сиятельство, а можно, мы назовем его Лябусом? – спрашивает Элиана.

Они, наконец, перестали меня бояться, и хотя держатся с должной почтительностью, но уже не вздрагивают от каждого моего слова и не стесняются сами обращаться ко мне с вопросами.

Я киваю. Лябус так Лябус.

Мы по-прежнему осторожничаем с магическими занятиями – на девочках, как и на мне самой, надеты почти незаметные амулеты, маскирующие магию.

Месье Крийон надеется, что уже к следующей весне Селеста окажется способной на самостоятельную, пусть и весьма простую, магическую практику. Травяные зелья, слабенькие заклинания – всё то, что не требует лицензии, но способно приносить хотя бы небольшой доход. Она могла бы открыть зельевую лавку прямо в поместье. Конечно, она способна на большее, но это большее не дозволяет ей закон.

Я настолько погружаюсь в свои мысли, что вздрагиваю, когда совсем рядом с нами на дороге раздается цокот копыт. Трое всадников несутся прямо к нам. Испуганно разлетаются по сторонам мирно сидевшие на деревьях птицы, клубится пыль.

Они останавливаются в нескольких метрах от нас. Их простая одежда совсем не вяжется с дорогими ухоженными лошадьми.

Я выжидательно смотрю на них, но они не торопятся себя назвать. Один из них – тот, что подъехал ближе всех, седой мужчина – наконец, что-то тихо говорит, но не нам, а своим товарищам. Они подъезжают еще ближе.

От их молчаливой враждебности мне становится страшно. Мы слишком далеко от особняка и фермы, чтобы кто-то услышал наши крики.

– Кто вы такие? – громко спрашиваю я. – Что вам нужно?

Они и не думают отвечать. Самый могучий из них спешивается и вдруг хватает за руку маленькую Элиану.

– Что вы делаете? – я бросаюсь в их сторону, но остальные двое вынимают шпаги из ножен.

– Не советую вам вмешиваться, сударыня! – обращается ко мне седовласый. – Мы вас не тронем, если вы постоите в стороне. Мы заберем только их, – и он кивает в сторону девочек.

Он что, сумасшедший? Я делаю еще шаг вперед, едва не натыкаясь на острую сталь клинка.

– Будьте благоразумны, сударыня! – кажется, он начинает нервничать.

Конечно, наши силы не равны – двое детей и женщина против трёх вооруженных мужчин, – но мы бросаемся в бой.

Я хватаю Элиану за другую руку, не давая амбалу возможности забраться с девочкой на лошадь, и судорожно начинаю соображать, смогу ли я построить портал, через который мы сумеем пройти втроем. Я не уверена в этом, но попытаться стоит.

Селеста заклинанием поджигает сухую траву под ногами лошадей, и те взвиваются на дыбы.

Дракончик тоже не стоит в стороне – он яростно рычит на врагов и, с трудом взлетая на своих маленьких крыльях, пытается напасть на них с воздуха. Ему удается отвлечь одного из нападавших, но остальные двое всё-таки отбивают у нас Элиану.

Амбал заскакивает на лошадь и перекидывает девочку поперек седла, а его товарищ пытается то же самое проделать с Селестой.

Я понимаю – еще несколько мгновений, и они ускачут с девочками прочь, и мы с драконом не сумеем им помешать. Теперь от портала не будет никакой пользы.

– Что вам от них нужно? – кричу я, почти ничего не видя из-за дыма. – Если вам нужны деньги, я отдам вам свои серьги. Они старинные и дорого стоят. Только оставьте девочек в покое.

Но на простых разбойников они не похожи – тех скорее заинтересовала бы я. И приехали они сюда отнюдь не случайно.

Мы проиграли бы этот бой, если бы не неожиданная помощь.

Я слышу зычный голос графа де Версена прежде, чем успеваю разглядеть его самого.

– Немедленно отпусти её!

Граф тоже вооружен, и он прекрасно фехтует, а пытающийся удержать Элиану амбал стеснен в движениях. К тому же, нападавшие никак не ожидали встретить достойного противника, и это тоже играет нам на руку.

Уже через пару минут амбал вскрикивает, пронзенный в правое плечо, а девочка соскальзывает с лошади и бежит ко мне.

А тут как раз вовремя дракону удается укусить лошадь второго всадника, и та, громко ржа, мчится прочь, не реагируя на узду и шпоры.

Версен готов атаковать и третьего противника, но тот предпочитает проявить благоразумие и ретируется с поля боя. Скоро все трое скрываются из вида, и только топот копыт еще долго слышен на лесной дороге.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, – сквозь слёзы говорю я. – Надеюсь, вы не ранены? И как вы здесь оказались?

Я обнимаю девочек, а они, плача, жмутся ко мне. Возбужденный, но явно довольный дракончик прыгает рядом.

– Я направлялся в город по дороге. Увидел дым, потом услышал крики. Нет, я не ранен, не беспокойтесь.

Селеста уже пришла в себя и теперь с помощью очередного заклинания тушит тлеющую траву.

Граф спрыгивает на землю и подходит ко мне.

– Думаю, вы понимаете, ваше сиятельство, что это – не случайное нападение? На таких лошадях разбойники не ездят.

Я киваю. Это вполне созвучно моим мыслям.

– Но что им могло понадобиться от простых служанок? – я стараюсь говорить тихо, чтобы не слышали девочки. Они и так уже слишком напуганы.

– Думаю, об их магии кому-то стало известно, – хмурится де Версен. – Я предупреждал вас, что это может оказаться опасным.

Я ничего не понимаю.

– Но кто эти люди? Да, я понимаю, что мы нарушили закон, но если бы это были стражники, то они и действовали бы в соответствии с законом, а не нападали на нас подобным образом.

Он вытирает пот со лба кружевной манжетой рубахи и вздыхает:

– Возможно, это были представители тайного королевского сыска. Но вам лучше этого не знать, Эжени.

– Но зачем им похищать девочек?

Граф отвечает без особой охоты:

– Ходят слухи, что тайный сыск проводит страшные опыты, выкачивая магию из людей недворянского происхождения, которые не могут за себя постоять. Это не разрешено законом, поэтому они вынуждены действовать именно так.

– Но это же чудовищно! – я едва могу в это поверить.

– С ними опасно связываться, Эжени! – предупреждает он.

– И тем не менее, вы за нас вступились! – я снова смотрю на него с признательностью.

– Я не одобряю того, что вы позволяете учить их магии, – грустно говорит он. – Но это – дети, и я готов защищать их до последней капли крови.

29. Эжени. Законный способ

Граф провожает нас до здания школы. Вернее, сначала мы заходим на ферму и оставляем там Лябуса, а также приводим себя в порядок – умываемся, причёсываемся. Хотя всё равно вид у нас еще тот! Оборка на моем платье оторвана, а подол помят и испачкан. У Селесты разорван передник, а у Элианы заметны синяки на худенькой руке.

– Что случилось, ваше сиятельство? – встречает нас месье де Крийон.

Мы коротко рассказываем и приводим его в замешательство.

– Но это невозможно! – то и дело восклицает он, расхаживая по комнате. – Неужели вы думаете, что люди из тайного сыска решились бы на подобное? Да, я тоже слышал о том, что они проводят противозаконные опыты, в которых участвуют даже маги из королевской академии, но всегда считал это не более чем выдумкой.

– Что именно вы об этом слышали? – нетерпеливо уточняю я.

Я прислушиваюсь к каждому шороху за окном. Девочки в соседней комнате пьют чай с печеньем – им ни к чему всё это знать.

– Что недалеко от столицы есть замок, в котором маги занимаются тем, о чём нельзя говорить. Что туда привозят людей неблагородного происхождения, которые имеют магические способности, и с помощью каких-то ужасных устройств выкачивают из них магию.

– Но зачем им это? – не понимаю я.

На этот вопрос отвечает граф:

– Думаю, для того, чтобы потом закачивать эту магию в амулеты, которые увеличивают магическую силу. Такие амулеты стоят баснословных денег.

– Но если об этом известно, то почему это не прекратят? И что случается с теми людьми, из которых выкачали магию?

Мужчины переглядываются.

– Сделать законными такие опыты невозможно, но, как бы страшно это ни звучало, они делаются во благо Виларии. Полученные амулеты могут потом использовать боевые маги, которые несут службу в королевских войсках. А что касается тех людей…, – месье Крийон долго подбирает слова, – то о них тем более ничего не известно. Не забывайте, ваше сиятельство, всё то, о чём мы сейчас говорим, – не более, чем слухи.

Возможно, я согласилась бы с этим, если бы не сегодняшнее нападение. Конечно, я не была уверена, что за этим стояли люди из тайного сыска, но кому еще могли понадобиться девочки-служанки? Если бы речь шла о похищении ради выкупа, то напали бы не на них, а на меня.

– Значит, обращаться за помощью к властям бесполезно? – мне становится не по себе при одной только мысли, что эти люди могут появиться снова.

– Даже если мы обратимся, – говорит Версен, – то следствие ни к чему не приведет. Эти трое наверняка уже далеко. Будет лучше, если мы сделаем вид, что ничего не случилось. Конечно, всякие занятия с этими девочками следует прекратить.

Он смотрит на меня с укоризной, давая понять, что в этом происшествии есть и моя вина – я не вняла его первому предупреждению и поплатилась за это. И мне ему нечего возразить. Меня немного оправдывает лишь то, что я не осознавала всей серьезности этого нарушения. Я не понимала, что пострадать могут сами девочки. Я только сегодня узнала о тайных опытах.

– Только вы должны пообещать мне, Эжени, – продолжает граф, – что никуда не станете выходить одна. А лучше вообще пока не выезжайте из поместья. А этих служанок следует спрятать.

– Спрятать? – растерянно спрашиваю я. – Но где? Кажется, их семья живет в горной деревушке за перевалом.

– Нет-нет, – встревает де Крийон. – Там их быстро найдут, а похитить их оттуда будет проще, чем из поместья. Но его сиятельство прав – если властям стало известно о наших уроках, то они могут принять и законные меры. Против нас могут быть выдвинуты обвинения, и девочками придется выступить свидетелями. Нас задержат по крайней мере на время следствия, а Селеста и Элиана станут беззащитными. Будет лучше, если мы их укроем ненадолго в надежном месте. В двух часах пути отсюда живет моя замужняя сестра – уверен, она не откажется принять их, вот только нужно тайком их туда отвезти.

– Думаю, в этом я могу вам помочь, – предлагает граф. – Завтра утром я приеду к вам в карете. Мой кучер поставит ее так, чтобы ваши служанки смогли незаметно в нее проскользнуть. Я отвезу их куда скажете. Но прошу вас – в дальнейшем будьте осторожны. Я состою на государственной службе и не могу открыто нарушать закон.

Я сердечно благодарю его за помощь, и он удаляется, пообещав приехать назавтра.

– Я скажу слугам, что отпустила девочек домой. А если кто-то из официальных лиц станет выяснять что-либо по этому вопросу, мы скажем, что всего лишь пытались научить девочек обычной грамоте. Мне хотелось, чтобы мои слуги умели читать и писать.

– Это разумно, – одобряет Крийон.

Я не задаю вслух вопрос о том, кто мог нас выдать, но он крутится в моей голове.

Граф? Нет, всё его сегодняшнее поведение свидетельствует против этой версии. К тому же, он еще не потерял надежды на брак со мной, а жениться на девушке, которая находится в тюрьме, весьма проблематично.

Крийон слишком хорошо понимал, чем это может грозить ему самому, и я уверена, он был нем как рыба.

Кто-то из слуг? А вот это уже более вероятно. Но зачем? Если бы это случилось с прежней Эжени, я могла бы это понять – лакеи и горничные могли искренне ненавидеть ее. Но выдавать меня сейчас, когда я пытаюсь о них позаботиться, просто глупо.

Хотя, кто знает, может быть, за подобную информацию тайный сыск выплачивает большое вознаграждение, и кто-то просто решил хорошо на этом заработать.

– Мы сможем вздохнуть с облегчением, когда девочки будут в безопасности, – пытается подбодрить меня Крийон. – Тогда, если мы будем стоять на своём, будет трудно доказать, что мы занимались чем-то противозаконным. Более никто на наших занятиях не присутствовал. И еще раз простите, что своим неразумным поведением доставил вам столько беспокойства.

Я невесело улыбаюсь. Ладно, что уж сейчас говорить? Теперь главное, чтобы завтра за каретой де Версена не увязался хвост. Нужно будет сказать ему, чтобы он был осторожен.

Но всё решается и не в нашу пользу гораздо раньше, чем мы могли ожидать.

Стражники появляются в нашем доме, когда мы ужинаем. Сопровождает их какой-то чиновник в строгой темной одежде. Он достает из папки бумагу и, покраснев от волнения и прокашлявшись, зачитывает:

– Графиня Эжени де Ламарк, именем его величества короля Виларии Луисана Десятого вы арестованы за нарушение магического кодекса в части недопущения получения магических знаний лицами недворянской крови.

Вилка вываливается из дрожащих рук герцогини и с громким стуком падает на тарелку.

– Но послушайте! – взвивается с места де Крийон, который в этот раз ужинает с нами. – Процессом обучения магии в школе заведую только я! Ее сиятельство не имеет к этому никакого касательства!

Чиновник думает несколько мгновений, потом серьезно кивает:

– Ну, что же, в таком случае вас, месье, мы тоже задержим.

Наручники на нас не надевают, но все наши слуги и ученицы школы видят, как нас сажают в темную мрачную карету, вокруг которой сразу же выстраиваются несколько конных стражников.

Надеюсь, бабушка догадается связаться с месье Доризо и скажет Луи Шардоне, чтобы он повременил с уплатой налогов.

30. Принц Виларийский. Размышления

Об аресте графини де Ламарк я узнаю, будучи в столице. Когда я уясняю суть обвинения, то долго не могу в это поверить.

– Нужно быть сумасшедшей, чтобы поступить подобным образом!

Маршаль охотно со мной соглашается:

– Думаю, ваше высочество, на сей раз ее сиятельству будет трудно доказать свою невиновность. Все слишком хорошо помнят, насколько сомнительным было ее оправдание в прошлый раз.

Графиня, несмотря на некоторую легкомысленность в вопросах соблюдения закона, всегда производила на меня впечатление весьма разумного человека. Сейчас я решительно не мог понять, что толкнуло ее на этот поступок. Ее предыдущие действия хотя бы имели под собой вполне понятные для каждого мотивы – жажда денег и власти.

А сейчас? Зачем ей потребовалось учить своих служанок магии? Ей самой пользы от этого не было никакой.

Теперь я вспоминаю недавний сон с ее участием совсем с другими чувствами. В нём она как раз озвучила именно эти идеи. Идеи странные, идущие вразрез с законом.

Нет, я и сам полагал, что нам давно уже следовало рассмотреть вопрос о магических способностях простых людей. Среди них есть настоящие таланты, которые могли бы послужить Отечеству.

Но вопрос этот требовал всестороннего изучения и отнюдь не массового применения. Каждый случай следовало особо контролировать. Если каждый простолюдин получит право использовать свою магию безо всякого надзора со стороны соответствующих органов, то это может привести к непредсказуемым последствиям.

Но вместе с тем нынешний поступок графини вызвал во мне волну каких-то странных для меня самого теплых чувств. Я прежде полагал, что Эжени действует исключительно из собственных интересов, и такие чувства как доброта и отзывчивость ей не свойственны вовсе.

Первый звоночек прозвучал, когда я узнал о том, что она велела отремонтировать комнаты слуг. И этот странный сон… Признаться, я до сих пор не мог понять, как такое было возможно. Она озвучила мне во сне свои мысли? Но если так, то она куда более сильный маг, чем я думал.

Но сейчас следует думать о другом. Нужно вытащить ее из этого болота, в которое она сама себя загнала. Я убеждал себя, что действовать так меня побуждает исключительно память о былой дружбе наших с ней отцов.

– Граф де Версен, ваше высочество! – докладывает секретарь. – Он приходил уже несколько раз, но не заставал вас. Прикажете сказать ему, что вы не принимаете?

– Нет, пусть войдет!

Может, хотя бы он сможет снабдить меня новыми сведениями. Хотя это сомнительно – с тех пор, как их помолвка была разорвана, вряд ли они поддерживали хорошие отношения. Хотя на балу, надо признать, они танцевали. Почему-то эта мысль приводит меня в дурное расположение.

– Ваше высочество, прошу вас – сделайте всё возможное для освобождения графини де Ламарк!

Де Версен выглядит куда хуже, чем прежде – он осунулся, побледнел. Неужели так переживает за свою бывшую невесту? Хотя в том, что Эжени способна внушить столь сильные чувства, я ничуть не сомневаюсь.

– Что вы знаете об этом деле, ваше сиятельство? – строго спрашиваю я.

Он заметно напрягается:

– Почти ничего, ваше высочество! Я знаю только, что против графини выдвинуты чудовищные обвинения – будто бы ее действия были направлены на подрыв государственного устройства Виларии. Но это такая нелепость, что я даже не знаю, что сказать!

– Вы знали о том, что в школе графини учились не только девушки-дворянки, но и простые служанки? – я продолжаю допрос, даже не предложив ему присесть или выпить.

Он мотает головой:

– Нет-нет, ваше высочество, они там вовсе не учились!

Он явно знает больше, чем говорит. И я испытываю неприятное чувство – нет, пожалуй, не ревность, но что-то весьма близкое к тому. Она делилась своими секретами даже с бывшим женихом, а я – первое лицо герцогства – оставался в неведении относительно столь серьезных вещей.

– Возможно, школьный учитель магии пытался объяснить им какие-то самые простые вещи, – с жаром уверяет меня граф, – но разве это можно считать обучением? И в любом случае, сама графиня не имеет к этому ни малейшего отношения!

Да, пожалуй, для нее единственная возможность выпутаться из этого – это взвалить всю ответственность на бедного учителя.

– Я слышал, у этих служанок очень высокий уровень магии?

Де Версен разводит руками:

– Я не знаю, ваше высочество. Я с ними не знаком.

– Вот как? – усмехаюсь я. – А я слышал, что однажды вы доблестно их защищали.

Он бросает на меня быстрый взгляд. Наверно, не понимает, как мне может быть об этом известно. Но правда в том, что о том случае я знаю еще меньше, чем сам граф. Мне сообщил об этом доверенный человек из тайного сыска. То нападение сыскари объясняли самыми благими намерениями – дескать, пытались решить дело без лишнего шума, не втягивая в него саму графиню. Мне не хотелось даже думать, что случилось бы с теми девочками потом.

Лгать мне де Версен не решился.

– Да, ваше высочество, я их защищал. Так поступил бы на моем месте любой дворянин. Но это – дети, и у них не могло быть никакого злого умысла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Вы правы, – соглашаюсь я, – и их никто ни в чём не обвиняет.

– Тогда почему их тоже задержали? – парирует он.

Уверен, он понимает всё сам. Они – слишком важные свидетели, чтобы можно было оставить их на свободе. Именно от их показаний во многом будет зависеть вердикт. И не приходится сомневаться, что сторона обвинения сумеет вытащить из них то, что они попытаются скрыть.

– Значит, нет никакой возможности избежать передачи этого дела в суд? – сникает граф.

– Боюсь, что нет, – подтверждаю я. – Не думайте, что я не хочу помочь ее сиятельству. Но в этом деле собирается участвовать сам герцог Энгер, а у нас с ним слишком напряженные отношения, и мое вмешательство только ухудшит положение графини. Я непременно поговорю об этом с его величеством, но надежда только на то, что месье де Крийон возьмёт всю вину на себя.

– А с ним? – воодушевляется де Версен. – С ним вы сможете поговорить? Наверняка вы сумеете получить разрешение на посещение заключенных.

Я обещаю сделать всё возможное.

31. Эжени. В тюрьме

На сей раз рассматривать мое дело будет доверено столичному суду, а не суду герцогства. То ли законники боятся, что местные судьи снова будут ко мне чересчур лояльны, то ли на сей раз речь идет о более серьезном нарушении закона.

Но камера в тюрьме Ансельвы производит на меня довольно неплохое впечатление. Это, конечно, не тянет даже на трехзвездочный отель, но помещение оказывается по крайней мере теплым и сухим.

Зарешеченное окно, выходящее на пустынный тюремный двор, узкая кровать с набитыми сеном подушкой и матрасом, небольшой стол у изголовья. Есть даже крохотный закуток, где можно справлять нужду, не боясь, что в это время за тобой наблюдает охранник.

Со мной уже побеседовал дознаватель. Спрашивал, признаю ли я себя виновной в нарушении магического кодекса Виларии. Ответила – нет, не признаю. Хотя, как я сейчас понимаю, этот документ следовало изучить давно и очень тщательно – раз уж тут с этой магией все так трясутся.

Я потребовала адвоката, но дознаватель сказал, что пока не положено – его допустят ко мне только перед самым процессом. А на мои вопросы о де Крийоне и девочках он отвечать вовсе не пожелал.

Заключенным в этой тюрьме вообще никакие свидания и передачи положены не были и потому я очень удивляюсь, когда один из охранников на ужин вместе с деревянной плошкой с кашей передает мне еще и сложенный в несколько раз листок бумаги.

– Я заберу письмо, как только вы его прочтете. – почти шепотом сообщает он.

Я разворачиваю листок и подхожу к окну. Окошко маленькое, и идущего из него света едва хватает, чтобы разобрать написанный неровным почерком герцогини текст.

«Дорогая Эжени!

Надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии и бодром настроении. Учитывая, как тяжело что-то передать в тюрьму, не думаю, что буду писать тебе часто.

Я просто хотела, чтобы ты знала, что я уже тоже в столице. Я приехала сразу же, как только узнала, что тебя отвезли в Ансельву. Я уже разговаривала с месье Доризо, и он согласился взяться за твое дело. Правда, пока ему не удалось получить разрешение на свидание с тобой, но думаю, он своего добьется.

Сразу хочу сказать, что я ничего не знаю о месье де Крийоне. И Селесту с ее сестрой стражники из поместья тоже увезли. Я пыталась выяснить, куда их увезли, но никто из тех, с кем я разговаривала, не пожелал или не смог ответить на этот вопрос.

Прежде всего, я хотела обратиться к его высочеству – думала, хотя бы он сумеет мне что-то объяснить по старой дружбе. Когда-то я хорошо знала его отца – герцог де Шарлен был необычайно добрым и отзывчивым человеком. Но принца я тоже не смогла разыскать – никто не знает, где он остановился в столице.

Если тебе будет что-нибудь нужно, не стесняйся требовать этого от начальника тюрьмы – насколько я сумела выяснить, он испытывает почтение к титулованным арестантам и, может быть, не откажет тебе.

Да, едва не забыла! Я выяснила, кто отправил донос в тайный сыск. Сделать это оказалось не так сложно. Я заметила, что в разговорах со мной старшая горничная стала отводить взгляд, и допросила ее со всей строгостью. Она расплакалась и призналась, что рассказала о ваших уроках Арлет Пикард. Она клянется, что вовсе не хотела тебе навредить, – всего лишь выслуживалась перед ее светлостью. Теперь она раскаивается в том, что совершила. Пока идет следствие, я решила не рассчитывать ее (таких людей иногда лучше держать под контролем), но в дальнейшем не намерена держать в доме такую змею.

Что толкнуло Арлет на этот шаг, ты можешь догадаться и сама. Думаю, внимание принца к тебе задело ее куда сильнее, чем она призналась в этом в своем дневнике. К тому же, как говорит всё та же горничная, герцог Пикард сумел добиться для дочери места в столичной школе магии, где, конечно, собралось общество, более достойное ее особы. Так что она решила отбыть в Ансельву, наделав шороху в школе нашей.

Но я уже предприняла кое-что, чтобы нарушить ее планы. Я решила, что эпистолярный талант мадемуазель Пикард заслуживает того, чтобы у ее дневника было гораздо больше читателей. Словом, я переслала ее тетрадь специальной почтой на имя ее величества. Думаю, король с королевой по достоинству оценят красоту слога Арлет. И вряд ли после этого ее пожелают приветить при дворе.

За сим откланиваюсь с пожеланием всего наилучшего.

Твоя бабушка, герцогиня Орландская».

Это письмо заставляет меня и взгрустнуть, и улыбнуться. Я вполне одобряю действия герцогини в отношении Арлет, а вот то, что стражники увезли в Ансельву не только нас с Крийоном, но, судя по всему, и Селесту с Элиан, внушает мне беспокойство. Если мы с учителем магии еще могли стоять на своем и не признавать нарушение закона, то девочек, конечно, напугают вопросы обвинителя на суде, и они, даже если захотят нам помочь, не смогут или не догадаются солгать,

– Ваше сиятельство, прошу вас, – надзиратель протягивает руку, и я отдаю ему письмо.

Он прячет его за пазуху и делает это как раз вовремя, потому что в коридоре раздаются шаги.

Я ахаю, когда в дверном проеме показывается принц Виларийский, а охранник так и вовсе прилипает к стене, а лоб его покрывается капельками пота.

– Оставьте нас! – бросает его высочество, и охранник вылетает из камеры и даже не остается под дверью (я слышу его удаляющиеся шаги, которые через несколько секунд затихают где-то вдали).

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Чем обязана такой чести, ваше высочество? – осведомляюсь я, не удосужившись поприветствовать столь важного гостя даже легким книксеном. К чему эти церемонии в тюрьме?

– Я хотел поговорить с вами, ваше сиятельство, – отвечает он, и в голосе его я слышу непривычные мягкие нотки.

– Я предложила бы вам присесть, – горько усмехаюсь я, – но здесь нет ни стула, ни кресла.

– Я постою, – сухо говорит он. – Мне было непросто добиться разрешения на этот визит, и меня пустили сюда с условием, что разговор не продлится долго.

Сама я всё-таки опускаюсь на кровать – слишком велико волнение от этой встречи.

– Стоило ли так утруждаться, ваше высочество? К тому же, в вашем положении нужно быть осмотрительнее – беседа с арестанткой вряд ли к лицу наследному принцу.

Он нетерпеливо взмахивает рукой:

– Послушайте, Эжени! Давайте хотя бы сейчас обойдемся без этой язвительности.

Я не помню, обращался ли он когда-то до этого ко мне просто по имени? Я сама не понимаю, почему мне столь приятен такой знак внимания.

– Я хочу, чтобы вы осознали всю серьезность выдвинутого против вас обвинения. Против вас на суде намерен выступить сам герцог Энгер.

– Ваш кузен? – удивляюсь я. – Он обвинитель или судья? Мне казалось, что столь сиятельные особы далеки от системы правосудия.

– Он далек, – подтверждает принц. – Он намерен выступить как свидетель.

– Свидетель чего? – не понимаю я. – Я с ним даже не знакома.

Его высочество подходит чуть ближе, и я замечаю, что он тоже волнуется.

– Он является одним из убежденных противников расширения прав простого народа. На суде он намерен привести примеры вопиющих случаев неповиновения власти крестьян и ремесленников, которые оказались наделены особыми магическими способностями. Это должно показать, насколько опасно учить магии тех, в ком не течет дворянская кровь. Темная магия может навредить Виларии, вызвать народные беспорядки и смуту.

– Сомнительная теория, – качаю я головой. – Примерами ничего нельзя ни доказать, ни опровергнуть. И почему его заинтересовало именно это дело?

Принц поясняет:

– Думаю, потому что этот случай произошел в моем герцогстве. Не знаю, слышали вы или нет, но мы с кузеном – отнюдь не друзья. Я не хотел бы дурно отзываться об одном из представителей семейства Виларов, но сам герцог распускает обо мне слухи с большим удовольствием. Именно он долго пытался убедить его величество, что я был виновен в гибели Эрвина. И ваше дело станет для него еще одной возможностью мне навредить.

– Но при чём здесь вы? – еще больше изумляюсь я. – Даже если допустить, что я виновна, то вы не имеете к этому ни малейшего отношения.

Его высочество всё-таки спрашивает у меня разрешения присесть на краешек кровати. Так мы и сидим с ним – на приличном расстоянии друг от друга. Но как же мне хочется коснуться его руки и поблагодарить его за то, что он сюда пришел.

– Он будет настаивать на том, что мне было об этом известно. Более того, не удивлюсь, если он обвинит меня в том, что я намеренно поощрял вас с де Крийоном, чтобы в дальнейшем использовать магию этих крестьянок незаконно, вплоть до того, чтобы навредить его величеству.

– Какая чушь! – не сдерживаюсь я. – Не беспокойтесь, ваше высочество, я не собираюсь впутывать вас в это. Я заявлю, что вы ничего не знали о наших уроках, и уверена, что месье де Крийон сделает то же самое.

Такая пылкость вызывает улыбку его высочества.

– Благодарю вас, Эжени! Но прежде, чем вы станете столь пылко меня защищать, я сам хотел бы защитить вас. Но для этого вы должны сказать мне правду. Поверьте, без вашего желания наш разговор не выйдет за пределы этих стен – даю вам слово. Но мне нужно знать – вы знали о том, что месье де Крийон давал вашим служанкам уроки магии?

Я отвечаю не сразу. Долго думаю, стоит ли говорить правду. Но промолчать сейчас или соврать – значит дать понять ему, что я ему не доверяю. А я ни секунды не сомневаюсь в том, что он не нарушит данного мне слова.

Наконец, я наклоняю голову и выдыхаю:

– Да, ваше высочество, я это знала.

Он чуть подается вперед, и наши руки почти соприкасаются.

– Прошу вас, зовите меня Анри. И благодарю вас за откровенность – я ни за что не стану использовать вам ее во вред. Но мне хотелось бы, чтобы вы прислушались к моему совету, Эжени! Единственный способ избежать наказания для вас – это дать в суде другой ответ на тот вопрос, что я вам задал. Вы могли не знать о том, что месье де Крийон занимается с девочками уроками магии. Не сомневаюсь, он и сам предпочтет взять всю вину на себя.

– Иногда я присутствовала на этих уроках, – возражаю я. – И девочки не смогут утаить это на суде.

– Ничего, – успокаивает меня его высочество, – ваш ловкий адвокат скажет, что их запугали дознаватели. Это будет их слово против вашего и де Крийона. Мэтр Доризо как дважды два докажет, что суд должен поверить именно вам – ведь вы дворяне, а они – нет.

В его словах есть логика. Но я всё-таки мотаю головой.

– Я тронута, ваше высочество, вашим желанием мне помочь. Но вы же понимаете – если я взвалю всю вину на месье де Крийона, наказание для него будет крайне суровым. У него нет ни громкого титула, ни влиятельных родственников, которые могли бы его защитить. Это будет нечестно, Анри!

А вот я точно впервые называю его по имени, и сразу же вижу, как легкий румянец появляется на его щеках.

По коридору кто-то идёт, и мы вскакиваем.

Дверь открывается, и в камеру заглядывает сам начальник тюрьмы:

– Ваше высочество, простите, но…

Принц кивает и прежде, чем удалиться, целует мне руку, задерживая мою ладонь в своей чуть дольше, чем требуется по этикету.

Этот визит приводит меня в такое волнение, что я весь день не нахожу себе места. Он беспокоится обо мне! Он хочет мне помочь! Жаль только, что способ, который он предложил, я решительно не могу принять.

У меня даже мысли не возникает предать месье де Крийона. Напротив, в моей голове появляется план – блестящий и безумный одновременно. Чтобы помочь учителю магии, я возьму всю вину на себя. А потом, уже после дачи признательных показаний, я построю портал и сбегу из тюрьмы.

У этого плана был только один изъян – я не знала, где смогу спрятаться после побега. Конечно, можно было рассчитывать на поддержку герцогини, но даже она не сможет укрыть меня так, чтобы тайный сыск меня не нашел. Но хотя бы попробовать это стоит.

Конечно, еще лучше было бы вернуться домой. Нет, не в поместье, а в Россию двадцать первого века. И не поменяться с Эжени местами, а вернуться как есть, в ее теле. А потом уже на месте разобраться, как стать самой собой. Да, я не знаю нужного заклинания для строительства такого сложного портала, но ведь дедушка когда-то придумал его.

Я вспоминаю слова принца о том, что граф де Ламарк часто бывал в библиотеке герцога Энгера, где собраны книги в том числе и по портальной магии. Может быть, именно там дедушка и нашел то, что позволило ему совершить открытие.

Так почему бы мне не начать с посещения этой знаменитой библиотеки? Да вот хотя бы сегодня же ночью!

32. Эжени. Библиотека герцога Энгера

По ночам тюрьма погружалась в сон, и я не боюсь, что охранник решит заглянуть в мою камеру. Делать ему больше нечего, как только разгуливать по тёмным коридорам.

Меня больше волнует другой вопрос – хватит ли у меня магического запаса, чтобы не только добраться до библиотеки герцога Энгера, но и вернуться обратно? Да, за эти несколько недель, что я практикую портальную магию, я достигла серьезных успехов в этом деле. В своем поместье я уже легко перемещалась из спальни на дальний луг и обратно.

Но где находится дворец его светлости, я понятия не имею. Хорошо, если в столице. А если нет? Но после некоторых сомнений я убеждаю себя, что герцог должен жить в Ансельве – раз уж он так близок к его величеству. В любом случае, вариантов у меня было немного – либо сидеть в тюрьме и не рыпаться, либо всё-таки рискнуть и попытаться найти для себя запасной аэродром в виде портала совсем другого рода.

Эта ночь выдается пасмурной, и лунный свет не пробивается сквозь тучи. Но на всякий случай я вздыбливаю матрас, чтобы казалось, будто под одеялом кто-то есть – вдруг охранник проявит бдительность и решит-таки заглянуть в крохотное оконце на дверях.

Волнуюсь я куда больше обычного – цена ошибки слишком велика. Тем более, что я собираюсь переместиться в место, в котором никогда не бывала. Я видела его только на картине. А если я окажусь совсем не там? А если в библиотеке в столь поздний час кто-то будет? Хотя я надеюсь, что герцог Энгер и его домочадцы не столь сильно любят читать, чтобы отправиться за книгами в полночь.

Я прихватываю с собой свечу, чтобы не блуждать по библиотеке в потемках. Я не думаю, что за одну ночь сумею изучить нужные мне источники – для начала неплохо было бы просто их отыскать. Ну, а если всё пройдёт успешно, то попытку можно будет и повторить.

Я сосредотачиваюсь, чувствуя дрожь во всём теле, и вспоминаю картину, которую видела во дворце. Мысленно строю один портал, потом – второй. И отважно делаю шаг вперед.

Второй шаг я делаю уже с другой стороны. И пребольно стукаюсь о книжный шкаф.

В библиотеке темно, но я долго не решаюсь зажечь свечу, боясь, что ее огонь привлечет внимание слуг, которые могут проходить по дорожкам на улице. И только когда я убеждаюсь, что тяжелые портьеры на окнах плотно задернуты, я читаю магическое заклинание, и фитиль вспыхивает.

В огромном помещении десятки книжных шкафов – высоких, под самый потолок. А книг в них, наверно, не одна тысяча. Как тут за пару часов отыскать то, что мне нужно?

Тыкаюсь наугад. «Подвиги Его Величества Лоренса Анрианского», «Дворцовый этикет: настольная книга благородной девицы», «Похождения славно рыцаря Ромуальда». Похоже, никакой системы тут нет, и это только затрудняет поиски.

Когда откуда-то со стороны доносится скрип лестничных ступенек, я вздрагиваю и тушу свечу. От волнения я не даже не догадываюсь снова выстроить порталы и убраться из библиотеки, пока меня не обнаружили. Я только юркаю за массивный шкаф, что стоит у дальней от дверей стены.

А потом о том, чтобы сбежать, уже не может быть и речи, потому что в комнату заходят два человека. Они располагаются на приличном от меня расстоянии – в креслах у стола. Один из них – похоже, сам герцог Энгер – ведет себя вполне по-хозяйски. Поставив канделябр с горящими свечами на стол, он раскуривает трубку.

– Желаете вина, ваше сиятельство? – предлагает он своему спутнику.

Но тот только мотает головой.

– И правильно! – одобряет тот, кого я определила герцогом. – Такие вопросы требуют ясности ума.

– Вы уверены, ваша светлость, что мы поступаем правильно? – его собеседник заметно нервничает.

Он сидит ко мне спиной, и я вижу только, что он высок и сухопар. А вот лицо герцога я могу рассмотреть – он уже немолод и не сказать, что красив. Чуть подернутые сединой темные волосы, густые брови и крючковатый нос, нависающий над пухлыми губами.

– Мы всего лишь восстанавливаем справедливость, Буланже. Или вы сомневаетесь, что именно герцог де Шарлен стал причиной гибели наследного принца? – брови его сходятся над переносицей.

Тот, кого он назвал его сиятельством, торопливо говорит в ответ:

– Никак нет, ваша светлость! Но раз его величество не пожелал наказать его по всей строгости закона, а напротив, пожаловал ему титул принца Виларийского, то можем ли мы…

Герцог недовольно возражает:

– Его величество стар и слаб, не удивлюсь, если Шарлен его запугал. И разве не наш долг как подданых избавить нашего монарха от столь опасного человека? Послушайте, Буланже, мне казалось, что вы на моей стороне. Так почему же мне приходится снова и снова вас убеждать?

– Разумеется, на вашей, ваша светлость. Но дело это уж больно опасное. Если что-то пойдёт не так, то нас казнят как государственных преступников.

Но герцог беспечно усмехается:

– Что может пойти не так, мой дорогой Буланже? Вам всего лишь нужно добавить несколько капель из этого флакона в бокал Шарлена. Я знаю – послезавтра он будет на вашем приёме. Его величество уже обязал его там непременно присутствовать – там же будет посол Сигезии. Уверен, вы найдете способ сделать это незаметно.

В его руках появляется крохотный темный пузырек с жидкостью. Он ставит его на стол и откидывается на спинку кресла.

– Но если его высочество что-то заподозрит?

Герцог ободряюще похлопывает его по плечу:

– Как он может что-то заподозрить? Это яд на винной настойке. Его не различит даже лучший виночерпий Виларии.

– Как быстро он окажет свое действие? – заплетающимся языком уточняет Буланже.

– Не беспокойтесь, – хмыкает Энгер, – только через несколько часов. Шарлен успеет вернуться домой. Даже если выяснят, что он был отравлен, в отношении вас не возникнет ни малейших подозрений. Только прошу вас – не впутывайте в это никого из слуг. Они обычно бывают слишком болтливы. Сделайте это сами, и я буду вам крайне признателен.

У меня так бешено стучит сердце, что я теряю нить их беседы, и прихожу в себя только тогда, когда они поднимаются с кресел и направляются к выходу.

– Желаю вам приятных снов, Буланже! Может быть, прислать к вам одну из горничных? Она сумеет вас подбодрить. Но не слишком усердствуйте! Я велел подать завтрак в семь утра.

Герцог хихикает. Хлопает дверь, и библиотека снова погружается в темноту.

Их шаги затихают на лестнице, но я долго еще сижу на том же месте, не решаясь даже шелохнуться.

Они собираются отравить его высочество! Герцог полагает, что принц ради короны погубил сына его величества, и теперь считает себя вправе вершить правосудие. Я ничего не знаю о дворцовых тайнах, но я знаю Шарлена и уверена – он не способен на тот низкий поступок, который ему приписывают.

Но что же мне делать теперь? Как предупредить его высочество о грозящей ему опасности? Передать ему письмо мне не позволят. Я даже герцогине не сумела написать ответ. А сам он вряд ли в ближайшие два дня меня посетит.

Обратиться к начальнику тюрьмы и рассказать ему о том, что готовится покушение на принца? Но он мне не поверит. Как я смогу объяснить, откуда у меня эти сведения? А если я расскажу о порталах, то меня лишат возможности пользоваться ими в дальнейшем. К тому же, кто может поручиться за то, что сам начальник тюрьмы не окажется сторонником герцога Энгера? Тогда я сделаю только хуже.

Думать о книгах мне уже не хочется. Нужно как можно скорее вернуться обратно и хотя бы немного поспать. Утро вечера мудренее.

Не знаю, зачем, но я снова зажигаю свечу. И вдруг вижу в ее свете так и стоящий на столе флакончик. Буланже забыл взять его с собой!

Сначала я просто сую его в карман, намереваясь забрать его в тюрьму. Но уже через секунду понимаю, что это делу не поможет. Герцог всего лишь спишет это на то, что Буланже из-за волнения его потерял, и даст ему другой.

Нет, нужно сделать по-другому. Трясущимися руками я открываю флакончик и выливаю его содержимое в стоящую на подоконнике вазу. Жидкость действительно пахнет вином. А на столе как раз стоит стеклянный графин с красным вином. Осторожно, стараясь не пролить ни капли, наполняю им пузырек. Уверена, Буланже ни о чём не догадается. Он просто на утро вспомнит, что забыл флакон в библиотеке, и заберет его отсюда.

А когда отравление не удастся, надеюсь, они не сразу решатся на другую попытку.

Я вытираю флакончик рукавом платья и ставлю его на то же место, откуда взяла.

Строю портал и через секунду снова оказываюсь в своей камере. Меня трясет так, что я расплескиваю воду из кружки, когда пытаюсь напиться.

Наутро я собираюсь потребовать встречи с принцем. А сейчас я опускаю голову на подушку и сразу же погружаюсь в сон.

33. Эжени. Суд

– Королевский суд Виларии против графини де Ламарк и шевалье де Крийона!

Я поднимаюсь со скамьи уже без подсказки адвоката. Опыт!

Признаться, то, что заседание суда было назначено так скоро, повергло меня в шок. Мне сообщили о нём как раз вчера, когда я собиралась требовать встречи с его высочеством. Я и потребовала, но результата это не дало.

Охранник (к сожалению, дежурил не тот, что ранее передавал мне письмо герцогини) заявил, что принц – птица слишком высокого полета, чтобы навещать кого-то в тюрьме. И ни мои заверения в том, что это дело государственной важности, ни попытки пообещать ему солидную сумму денег, успехом не увенчались. И даже просьба пригласить начальника тюрьмы отклика не нашла – оказалось, что тот отбыл по служебным делам.

Если бы я знала, где находится принц, то, наверно, отправилась бы к нему прямо днём, пусть даже за это мне грозило бы дополнительное обвинение в побеге из тюрьмы. Но я не знала. Я даже не знала, где в Ансельве на этот раз остановилась герцогиня.

Тогда я решила дождаться ночи – вдруг будет гроза, и мне удастся связаться с принцем во сне. Да, может быть, он снова не понял бы, что это не просто сон, но он хотя бы забеспокоился и приехал ко мне.

Но вечером мне нанёс визит месье Доризо. Именно он и сказал, что первое заседание состоится уже наутро.

– Королевский суд? – удивилась я. – Чем обязана такой чести?

– Я слышал, что к делу проявил интерес герцог Энгер. Он будет выступать на стороне обвинения. Мне по секрету сообщили, что он намерен втянуть в это дело его высочество. Боюсь, это скажется и на вас, и на месье де Крийоне.

– Вы думаете, принц тоже будет на заседании? – это дало бы мне возможность перекинуться с ним хоть парой слов.

Доризо усмехнулся:

– Возможно, там будет даже его величество.

Так оно и оказывается. Король сейчас сидит в особой ложе. Рядом с ним – несколько придворных, среди которых нет Анри.

Я беспокойно оглядываюсь и нахожу-таки принца в зале. Даже не представляю, как я сумею с ним поговорить. Доризо тоже обращает внимание на его высочество.

– Плохо, что он не сидит с его величеством, – шепчет он мне на ухо.

Герцога Энгера я узнаю сразу, хотя и видела его только раз и в полумраке. На свету он не стал симпатичнее.

Обвинитель выступает первым. Он цитирует статью магического кодекса, которую мы с Крийоном нарушили, и вызывает своего первого свидетеля.

Когда в зал в сопровождении стражника входит Селеста, я вздрагиваю – за эти несколько дней девушка похудела и побледнела. Она встречается со мной взглядом, и губы ее начинают мелко трястись. Она сильно напугана, и это неудивительно – наверняка, ее тоже держали в тюрьме. А может быть, и не только ее.

При мысли о том, что маленькая Элиана могла провести это время в сырой холодной камере, мне становится дурно, и я пропускаю момент, когда Селеста клянется говорить правду.

– Подтверждаешь ли ты, Селеста Ренье, что присутствующий здесь шевалье де Крийон давал тебе и твоей сестре уроки магии в школе графини де Ламарк? – голос обвинителя громок настолько, что мне кажется, его слышно на улице.

Девушка затравленно смотрит на меня, и по щекам ее катятся слёзы. Бедная девочка! В ней борются привязанность ко мне и только что принятое обязательство говорить правду.

– Напоминаю тебе, Селеста Ренье, что лжесвидетельство наказывается по закону. И наказана будешь не только ты, но и твоя сестра. Тебе понятно это? А потому отвечай на вопрос честно. Ты подтверждаешь то, о чём я тебя только что спросил?

Она уже вовсю плачет, но он не готов ее жалеть.

– Да, – выдыхает она, вытирая слёзы рукавом платья.

– Присутствовала ли на этих уроках сама графиня де Ламарк? – продолжает допрашивать ее обвинитель.

Девушка всхлипывает:

– Я не помню, сударь!

– Отвечай на вопрос! – требует он.

– Прошу вас, сударь, я не помню!

Она не хочет меня выдавать, но я понимаю, что обвинитель от нее не отстанет.

– Сейчас мы пригласим твою сестру, – угрожает он, – может быть, у нее память окажется лучше.

Девочку приводят тут же. И пока она – маленькая, испуганная, в помятом платьишке, – идёт к свидетельскому месту, – я принимаю решение. Я так и так собиралась это сделать, так зачем же тянуть, позволяя суду мучить детей? Если они скажут правду (а рано или поздно ее вытянут из них), то будут всю жизнь винить себя за это.

И прежде, чем месье Доризо успевает меня остановить, я вскакиваю.

– Сударь, отпустите детей! Я сама могу ответить на ваш вопрос! Да, я присутствовала на этих уроках. Более того – именно я заставила месье де Крийона эти уроки давать!

– Это не так! – кричит де Крийон со своего места.

Но обвинитель даже не поворачивается в его сторону. Он смотрит только на меня.

Мой адвокат издает протяжный стон. Мне жаль его – в этот раз он вряд ли выиграет дело. Ну, ничего, гонорар компенсирует ему подмоченную профессиональную репутацию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но, как ни странно, даже после моих признательных слов сдаваться он не намерен.

– Ваша честь! – он тоже поднимается и обращается не к своему оппоненту, а к судье. – Хочу заявить, что ее сиятельство не имела при этом намерения нарушать закон. До недавнего времени она не обладала магией и не знала правил ее использования. К тому же, она искренне полагала, что даже простолюдины при наличии магических способностей могут послужить Виларии.

Это как раз та версия, которую мы с Доризо обсуждали накануне. Конечно, с точки зрения закона это не уменьшает нашей вины, но хоть как-то объясняет мотивы нашего поступка.

– Послужить Виларии? – скептически переспрашивает обвинитель.

– Да, – подтверждаю я. – Наша страна нуждается в сильных магах, а подобными талантами могут быть наделены не только люди дворянского происхождения. Так разве не стоит использовать и их способности на благо Отечества?

По залу пробегает сдержанный шум. Здесь присутствует весьма разнообразная публика.

– Всё это только слова, ваше сиятельство, – усмехается обвинитель. – Но я рад, что вы признались в нарушении закона. Ни к чему тратить время суда на дополнительные вопросы, если картина и так ясна.

– Нет!

Я слышу знакомый голос и оборачиваюсь на него. Анри выходит вперед – туда, где всё еще стоит Селеста.

– Простите, ваше высочество, что вы сказали? – заметно теряется обвинитель.

– Я сказал, – принц говорит громко и спокойно, – что ее сиятельство не призналась в нарушении закона. Уважаемый защитник только что сказал, что графиня не была знакома с содержанием магического кодекса, потому что магическими способностями не обладала. Когда она обнаружила таковые способности у своих служанок и захотела развить их, она спросила на то моего разрешения. Каковое я и дал ей, тоже руководствуясь желанием посодействовать процветанию Виларии. Так что вы не можете судить ее сиятельство за то, что я ввёл ее в заблуждение. Я должен был запретить ей заниматься магией с девицами из народа, но не сделал этого. Напротив, я одобрил эти уроки, желая знать, что из этого получится. Так что, ваша честь, вы должны судить меня, а не ее.

34. Принц Виларийский. Суд

Я принял это решение еще когда навещал Эжени в тюрьме. Она сказала, что не позволит шевалье де Крийону нести ответственность одному, и в ее словах были такие стойкость и решительность, что у меня дрогнуло сердце. Она хотела защитить того, кто стоял ниже ее по положению – потому что тот не мог защитить себя сам. И разве не так должно поступать всякому дворянину?

Этот суд привлек бы куда меньше внимания, если бы герцог Энгер не захотел использовать его для того, чтобы лишний раз вбить клин между мною и его величеством. Да, нарушение закона было, но графиня и Крийон отнюдь не готовили из своих слуг боевых магов, которые могли бы навредить королю. Какой ущерб короне нанесли бы две девочки, наделенные магией еще при рождении?

Если бы не козни герцога, суд прошел бы в нашем герцогстве, и всё закончилось бы, скорее всего, солидным штрафом и закрытием магической школы. Но сейчас, я не сомневался в этом, Энгер будет требовать куда более сурового наказания, а я не мог допустить, чтобы Эжени оказалась в тюрьме.

Знать, что она находится в камере – ограниченная в свободе, без привычных удобств, – было невыносимо. До ее ареста я даже не подозревал, как сильно она тронула мое сердце.

Я не сказал ей во время свидания, что ездил в ее поместье и разговаривал с герцогиней и с их слугами, а некоторых из них даже привез в Ансельву. Не хотел ее обнадеживать, тем более что и сам понимал, как мало будут значить для суда показания горничных и лакеев. Но все они отзывались о хозяйке не только с почтением, но и с теплотой. А тот мальчик, что выступал на первом суде со стороны обвинения, теперь готов был идти в столицу пешком, чтобы дать показания в защиту Эжени. Управляющий сказал, что за эти несколько месяцев графиня потратила на обустройство быта слуг и их питание едва ли не половину доходов поместья.

Всё это было так не похоже на прежнюю Эжени, что я растерялся.

Я принял это решение еще до того, как, прощаясь в тюрьме, поцеловал ее руку. Я не боялся того, что, взяв большую часть вины на себя, сам окажусь в тюрьме. Чтобы осудить наследного принца, требовалось нечто большее, чем обучение магии двух несмышленых девчонок. Да, это вызовет гнев его величества и приведет к еще большему охлаждению отношений между нами, но разве это слишком высокая цела за свободу женщины, которая мне небезразлична?

В тюрьме она держалась стойко и почти спокойно. Красивая сильная женщина, которой невозможно было не восхититься.

А потом случился тот поцелуй. Я коснулся губами ее руки, и мир вокруг мгновенно изменился.

Она ничего не поняла – я видел это по ее реакции, вернее, по отсутствию таковой. Не знаю, как она скрывала свою магию до этого момента (наверно, носила сильный маскирующий амулет, который у нее отобрали, когда поместили в тюрьму), но как только наши руки соприкоснулись, эта магия потекла у меня по жилам – так много ее было в Эжени.

Я никогда прежде не видел женщину с таким сильным уровнем магии. Я слышал, о ее деде ходили легенды – мой отец говорил, что это был сильнейший маг Виларии. Отец рассказывал о графе де Ламарке какие-то совершенно необыкновенные вещи, которым, признаться, я не имел оснований верить. Но теперь…

Но мой восторг был связан вовсе не с уровнем ее магии, а с тем, что эта магия так совпала с моей собственной!

Мой дядя негодовал, что я до сих пор не выбрал себе невесту. Требовал скорого брака, детей. Но что я мог поделать, если ни одна из девушек, которых я одарял частичкой своего внимания, не побуждала мою магию откликаться?

Я смотрел на Эжени и не мог отпустить ее руку.

Это была моя магия! И моя женщина, за которую я готов был сражаться с любым, кто вздумает ее обидеть.

Эти воспоминания пронеслись в моей голове за несколько секунд – тех самых, что прошли после того, как графиня объявила себя виновной.

И тогда я встал. Я не видел лица Эжени в том момент, когда произносил свою речь – я обращался к судье и смотрел на него. Но когда я перевел взгляд в ее сторону и увидел слёзы в ее сияющих от восторга глазах, то был вознагражден сполна.

– Ваше высочество, я вынужден просить вас подтвердить ваши слова, – судья промокает платком вспотевший лоб. – Вы заявляете, что ее сиятельство действовала с вашего ведома и разрешения?

– Именно так, ваша честь! – громко отвечаю я.

Его величество недовольно качает головой. Я дал ему еще один повод для разочарования. Но я ничуть не сожалею о сказанном, пусть даже это и может мне стоить его расположения. Напротив, мне давно уже следовало сказать ему, что я ничуть не стремлюсь к управлению страной, и корона Виларов станет для меня тяжким грузом. Единственное, что меня удерживало от отказа от титула принца Виларийского, это то, что в этом случае им был бы одарен Энгер – человек завистливый и злобный.

После минутного молчания судья объявляет перерыв до завтрашнего утра. Ему тоже нужно прийти в себя и, возможно, обсудить дальнейшие действия с его величеством.

Мне не дают подойти к графине де Ламарк, хотя я вижу, что она пытается мне что-то сказать.

Я слышу ее взволнованный голос: «Прошу вас, всего одну минуту! Речь идет о безопасности его высочества! Всего несколько слов, умоляю!»

Я бросаюсь к стражникам, но Маршаль, впервые проявляя подобную фамильярность, удерживает меня за плечо:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ваше высочество, не делайте глупостей! Не стоит еще больше настраивать суд против себя.

Я знаю, что он прав, но на лице Эжени такое отчаяние, что я готов рискнуть.

А потом она кричит:

– Ваше высочество, держитесь подальше от некоего Буланже. Он хочет отравить вас по приказу герцога Энгера!

35. Эжени. Правда

Я не могла его не предупредить – пусть даже и так, во всеуслышание. Я пыталась поговорить с принцем более приватно, но даже месье Доризо не сумел уговорить стражников позволить нам с его высочеством переброситься хоть парой слов.

Меня пугала сама мысль, что он может пойти на прием к Буланже и выпить там то, что ему навредит. Да, я заменила яд вином, но только уже вернувшись в тюрьму, сообразила, что нужно было еще прополоскать склянку хотя бы тем же вином. А если яд окажется слишком сильным, и тех капель, что остались на стенках флакона, окажется достаточно, чтобы отравить Анри?

Я не могла позволить его высочеству отправиться туда, где его поджидали враги – особенно после того, что он для меня сделал.

– Ваше высочество, держитесь подальше от некоего Буланже. Он хочет отравить вас по приказу герцога Энгера!

Я не ожидала, что мои слова прозвучат так громко. Но случилось именно так, и сразу же в зале устанавливается тяжелая тишина. И уже голос герцога Энгера звучит в ней как набат:

– Я требую, ваша честь, чтобы графиня де Ламарк ответила за это гнусное обвинение!

Публика, уже потянувшаяся было к выходу, возвращается на свои места.

Судья с тяжелым вздохом тоже опускается в кресло.

– Ваше сиятельство, вы осознаете, что только что нанесли публичное оскорбление его светлости герцогу Энгеру? Это слишком серьезное обвинение, чтобы выдвигать его, не имея на то оснований.

Могу ли я подтвердить свои слова? Конечно, нет. Даже если я расскажу о порталах и покажу, что я умею ими пользоваться, это не будет доказательством вины герцога. Но это даст им возможность обвинить меня еще и в применении запрещенной магии. К тому же, если они узнают о порталах, то наверняка найдут способ не дать мне сбежать через них из тюрьмы.

И поэтому я говорю:

– Ваша честь, я слышала этот разговор во сне.

Со стороны герцога Энгера доносится хриплый каркающий смех.

Надеюсь, моих извинений будет ему достаточно? Информацию его высочеству я передала. Уверена, он примет ее всерьез. Да и сам герцог поостережется сейчас причинять Анри вред. Ну, а то, что меня сочтут сумасшедшей, не так и важно.

Но Энгер решает идти до конца.

– Ваша честь, я требую, чтобы графиню де Ламарк осудили за преднамеренную клевету по всей строгости закона.

Ну, вот, от одного обвинения не избавилась, как уже предъявляют другое!

– Это был вещий сон! – решительно заявляю я.

В тюрьме у меня было время для того, чтобы изучить магический кодекс Виларии – там вещим снам посвящен целый раздел. Да-да, информация, полученная в таких снах, в исключительных случаях может быть использована как доказательство даже в суде.

Так что извините, герцог, мало ли что мне могло присниться! А заставить меня озвучить заклинание, которое я использовала вызова для вещего сна, они не имеют права – так гласит самая первая статья кодекса. Это основное правило здешнего магического законодательства. Каждый маг имеет право на сохранение тайны придуманных им заклинаний.

Я рассчитываю на то, что сам герцог не сильно разбирается в законах. Но он тут же доказывает, что он в них дока.

– А знаете ли вы, сударыня, – вкрадчиво начинает он, – что заклинания вызова вещих снов относятся к заклинаниям высокой степени сложности, и доступны они лишь магам с уровнем не ниже четвертого. У вас же, насколько я знаю, этот уровень всего лишь первый, ну, от силы – второй, – он смотрит на меня с улыбкой победителя. – Так что обвинения в публичном оскорблении члена королевской семьи вам не избежать – а за это, сударыня, грозит до пятнадцати лет тюрьмы,

У меня по спине струится холодный пот. Да что же это такое? Мне уже кажется, что я прибыла в Виларию исключительно для того, чтобы на своей шкуре прочувствовать все нюансы местного законодательства.

– Боюсь, что это именно так, ваше сиятельство, – подтверждает судья.

– Вы сильно преуменьшаете, ваша светлость, магический уровень графини де Ламарк, – голос принца перекрывает гул со стороны скамей, где располагается публика.

– Чушь! – выкрикивает герцог. – Голословное заявление!

Судья, поерзав в своем кресле, предлагает:

– Мы можем легко проверить это. Как и на любой процесс по нарушению магического законодательства, на этот мы тоже привезли из королевской академии муленир. Так что если ее сиятельство не возражает…

Я не возражаю. Мне и самой любопытно узнать свой нынешний уровень. Конечно, я не уверена, что он дотянет до четвертого, но вдруг? Мой дедушка был очень сильным магом, во мне же магия проявилась лишь недавно, но возможно, до этого она копилась целых двадцать лет, а сложные заклинания, которыми со мной поделился граф, позволили ей выплеснуться наружу.

Через несколько минут приносят шкатулку, очень похожую на ту, которую я уже однажды видела.

– Приступим, ваше сиятельство? – обращается ко мне судья.

Я касаюсь макушки золотой пирамидки и, хотя я знаю, что случится после этого, не могу удержаться от лёгкого вскрика.

Мы все, не отрываясь, смотрим на размещенные в шкатулке камни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Первым, как и в прошлый раз, зажигается илектр (так называют здесь янтарь), потом – диамант (алмаз) и смарагд (изумруд). Они откликаются почти мгновенно, а вот четвертый камень – синий яхонт (сапфир) проявляет себя чуть медленнее. А когда начинает мерцать и пятый камень – красный яхонт (рубин), судья, словно не веря своим глазам, встает со своего места и подходит к столу, на котором стоит муленир.

– Надеюсь, ее сиятельство убедила вас, что ее магические способности вполне позволяют ей вызывать вещие сны? – мне кажется, что Анри улыбается.

А остальные – и судья, и обвинитель, и публика, – почтительно молчат. Кажется, пятый уровень магии – это что-то уникальное. Но об этом я подумаю позже. А сейчас я всего лишь хочу добраться до кровати (пусть даже и в камере) и хотя бы немного поспать. Слишком велико напряжение, слишком много сил отнимает участие в этом процессе.

– Это устройство не исправно! – мне даже не нужно оборачиваться, чтобы посмотреть, кто это сказал – герцога Энгера я узнаю уже по голосу.

Его светлость, отбросив всю свою важность, рвется вперед, к столу, невежливо расталкивая локтями и простых зрителей, и стражников.

Герцог хватает муленир так резко, что я отшатываюсь. А судья обеспокоенно говорит:

– Ваша светлость, прошу вас, осторожнее! Устройство очень ценное и дорогое.

Но герцог будто не слышит:

– Я требую привезти другой муленир! Ее сиятельство – мошенница!

Мы с его высочеством переглядываемся. Мне так многое нужно ему сказать – может быть, даже о порталах. Пожалуй, он – единственный, кроме герцогини, человек, которому я готова открыть эту тайну.

Но подумать об этом я не успеваю – потому что через весь зал проносится детский крик:

– Это он!

Малышка Элиана пальцем показывает на герцога Энгера. В глазах ее я вижу ужас.

Не знаю, почему, но вокруг сразу становится тише. Люди словно ждут продолжения спектакля. Идя сегодня в суд, они вряд ли ожидали увидеть такое представление.

Девочка дрожит, и стоящая рядом с ней Селеста набрасывает ей на плечи свой теплый платок.

– Это он, Селеста! Это он, ваше сиятельство! Этот человек убил моего папу!

О чём она говорит? Я не понимаю, но это звучит настолько страшно, что какая-то женщина в зале всхлипывает.

Герцог багровеет:

– Что за чушь ты мелешь, глупая девчонка? Ты тоже хочешь попасть под суд? Ваша честь, с меня довольно оскорблений! Я требую, чтобы вы прекратили этот балаган!

Он бросается в сторону девочки, я рвусь туда же, но меня по-прежнему окружают стражники. И в этот самый момент звучит голос из королевской ложи:

– Не смейте к ней прикасаться, Энгер!

Его величество – белый как мел – стоит, с трудом держась за перила.

Принц оценивает ситуацию быстрее охранников. Он преграждает герцогу путь и заслоняет малышку.

А та уже смотрит на короля, тянет к нему ручонки:

– Дедушка!

Дедушка? Король? Мне кажется, что я сплю.

Но один из стражников уже подхватывает девочку на руки и передает ее в королевскую ложу. По щекам его величества текут слёзы – их видно даже отсюда, из зала.

Мы все молчим – потрясенно, взволнованно, – потому что нет на свете таких слов, которые можно было бы сказать в эту минуту. А они обнимают друг друга – старый седой король в украшенном драгоценными камнями наряде и маленькая девочка в заштопанном платье служанки.

А через несколько минут его величество торжественно говорит:

– Дамы и господа, прошу прощения за эту сцену. Но, уверен, вы не осудите нас. И позвольте мне представить вам мою внучку – принцессу Луизу.

А крошка, которая еще недавно мыла чугунки на нашей кухне, важно кивает.

– Ваше величество, – обращается к королю Анри, – мне кажется, самое время прекратить процесс против графини де Ламарк и шевалье де Крийона. Надеюсь, ваша честь, – теперь он смотрит уже на судью, – вы не хотите судить их за то, что они учили магии принцессу королевской крови?

Его величество милостиво кивает – дескать, да, не возражаю, и судья объявляет дело закрытым и освобождает нас из-под стражи.

А через три часа я – принявшая ванну и переодевшаяся в платье одной из фрейлин королевы, – уже сижу в малой гостиной королевского дворца и слушаю историю маленькой принцессы.

– Папа велел мне выпрыгнуть из кареты и спрятаться в кустах. Я помню, он тоже вышел из нее со шпагой в руках. Те люди, что сопровождали нас, были уже убиты. Карету окружили всадники в масках. Только один был с открытым лицом. Папа предложил ему сразиться в честном бою, но он только засмеялся и выстрелил папочке в голову.

Девочка вздрагивает и долго молчит, закрыв глаза. Она сидит на коленях у королевы, и та гладит ее по голове и покрывает поцелуями ее лицо и ручки.

– Довольно! – останавливает Элиану (вернее – Луизу!) ее величество. – Тебе не нужно сейчас об этом вспоминать.

Но она после некоторого молчания продолжает свой рассказ:

– А потом всадники спешились и столкнули карету с обрыва. Мамочка и братик так кричали! А я сидела в кустах до утра – как и велел папа.

– Всё так и было, – со слезами на глазах кивает король. – Тело бедного Эрвина было обнаружено на мосту, а обломки кареты – в реке недалеко от моста. У нас не было сомнений, что Луиза тоже разбилась. Когда мы не нашли ее, то подумали, что ее унесла река. Кто же мог знать, Лулу, что ты уйдешь так далеко от того места?

– Я убежала оттуда на рассвете. Я бежала так быстро, как только могла. Я блуждала в горах несколько дней. Однажды мне захотелось пить, я заметила ручей и стала подниматься к нему, но сорвалась, покатилась по склону и больно стукнулась головой. А потом я встретила Селесту.

Селеста тоже здесь – причесанная, в красивом платьице. Луиза категорически отказалась ехать во дворец без той, которую столько времени считали ее сестрой.

– Ах, ваше величество, если бы я только знала, что она – принцесса! Но она была в грязной порванной одежде и ничего не помнила. Она даже имени своего не могла назвать. Это я назвала ее Элианой. Она была голодна и измучена. А я как раз шла из своей деревни в поместье ее сиятельства устраиваться на работу. И я взяла ее с собой. Я подумала, что если я скажу, что нашла ее на дороге, то ей не разрешат остаться со мной и просто прогонят. И я сказала, что это – моя сестра. Ох, ваше величество, я сделала что-то не так?

Но и король, и королева улыбаются ей ободряюще.

– Ты всё сделала правильно! Ты заботилась о Луизе как о своей родной сестре и будешь щедро вознаграждена за это. Принцесса хочет, чтобы ты осталась во дворце, и мы с ее величеством с радостью тебе это предлагаем. За спасение члена королевской семьи ты будешь пожалована во дворянство.

– А тот человек? – вспоминает вдруг Луиза и снова начинает дрожать.

– Не беспокойся, дорогая, он уже арестован и будет наказан, – заверяет ее король.

Герцога арестовали прямо в зале суда, хотя он пытался протестовать и уверял, что принцесса ошиблась. Сейчас он уже в тюрьме, и вряд ли суд будет к нему снисходителен.

Придворный врач уже осмотрел Луизу и заявил, что она немного истощена и перенесла серьезное душевное потрясение, но ее память, потерянная после удара головой о камни в горах, полностью восстановится. Теперь же ей нужны были хорошее питание, покой и крепкий сон.

Эту ночь я провожу в одной из спален дворца – королева любезно предложила нам с герцогиней остаться. Бабушка уже, наверно, видит десятый сон – я слышу ее похрапывание из соседней комнаты.

А я, лёжа на шелковых простынях, вспоминаю, как еще вчера спала на набитом сеном матрасе, и думаю о том, как быстро всё способно измениться.

36. Эжени. Предложение

– Вы думаете, он собирается сделать мне предложение? – признаться, я чувствую волнение.

– После того, как он заранее известил о своем визите и особо предупредил, что он желает поговорить не только с тобой, но и со мной, он просто обязан его сделать, – герцогиня сидит в своем любимом кресле и курит с большим удовольствием. – И если он не сделает этого, я пристрелю его прямо в гостиной.

Она считает этот вопрос почти решенным. Она, видите ли, заметила взгляды, которые его высочество бросал на меня в столице. Тоже мне, прорицательница!

– Если он и сделает мне предложение, я ему откажу, – тихо, но без тени сомнений говорю я.

Я решила это еще в Ансельве. Конечно, я не столь самоуверенна, как герцогиня, но тоже понимаю, что принц ко мне неравнодушен. А я неравнодушна к нему. Но даже это взаимное чувство, которое я ощущаю почти физически, не заставит меня стать его невестой.

Вот если бы это случилось там, в нашем мире – тогда другое дело. У нас равноправие, демократия и всё такое. И даже принц имеет возможность жениться хоть на кухарке, хоть на учительнице.

А здесь… Здесь этот брак невозможен. Мадемуазель Пикард была права по крайней мере в этом – его высочество может жениться только на дочери герцога или маркиза. И никак иначе. И даже если он ради нашей большой любви решит пойти на нарушение местных традиций, я ему этого не позволю. И вовсе не потому, что являюсь поборницей подобных глупых правил. Я просто не хочу, чтобы лет через пять или десять он пожалел бы о своем поступке.

– Что за глупости, дорогая? – бабушка смотрит на меня как на сумасшедшую.

Но ответить ей я не успеваю – слуга докладывает о прибытии его высочества, и мы с герцогиней отправляемся в гостиную.

– Ваша светлость, ваше сиятельство, – он приветствует нас церемонным поклоном, а я с удивлением замечаю, как он взволнован.

Герцогиня опускается в кресло, а принц – на диван в нескольких шагах от нее. Я же прохожу к окну, где и застываю молчаливой статуей. Чувствую себя семнадцатилетней барышней, воспитанной в самых строгих правилах. Что за чушь? Ведь я совсем не такая!

– Ваша светлость, я прибыл сюда, чтобы просить у вас руки Эжени де Ламарк, – говорит Анри, и голос тоже выдает его волнение.

– Но…, – я делаю шаг в их сторону.

Бабушка грозно зыркает на меня и раздраженно машет рукой, давая мне знак не мешать серьезному разговору.

– Благодарю вас, ваше высочество, за оказанную нам честь. Вы не можете представить, насколько нам лестно ваше предложение. И, разумеется, я даю вам свое согласие с большой радостью. Не сомневаюсь, что Эжени тоже счастлива, и только природная скромность не дает ей проявить свои чувства. А теперь, ваше высочество, если позволите, я вас оставлю. Уверена, вам о многом нужно поговорить.

Она выпаливает это почти скороговоркой – боится, как бы я ее не прервала. И вылетает из гостиной с неожиданной для своих почтенных лет резвостью.

А принц подходит ко мне.

– Вы молчите, ваше сиятельство? – он берет меня за руку и заглядывает в глаза. – Надеюсь, ее светлость не сказала ничего, что шло бы вразрез с вашими желаниями?

Его прикосновение мне приятно. Я чувствую что-то странное – будто теплый ветерок ласкает наши руки. Быть может, это магия, я не знаю.

Но от своего решения я не намерена отступать.

– Я могу повторить вам то же, ваше высочество, что сказала и герцогиня. Я польщена оказанной мне честью, но… Ах, я не знаю, как сказать вам, чтобы вас не обидеть. Не подумайте, что я не признательна вам за это предложение. Если бы я могла, то непременно приняла бы его. Но я не могу. Этот брак разрушит ваше будущее. Его величество никогда не одобрит наш союз.

Как ни странно, но его высочество не выказывает ни капли беспокойства. Напротив, на его губах появляется улыбка.

– Моя дорогая Эжени, спасибо за то, что вы так заботитесь обо мне. Но уверяю вас – для нашего брака нет никаких препятствий. Нет-нет, не возражайте, позвольте мне договорить. На следующей неделе я лишусь титула принца. Я уже разговаривал с его величеством, и мы пришли к выводу, что объявить наследницей престола принцессу Луизу нужно как можно быстрее. Я никогда не стремился к тому, чтобы водрузить на себя корону. Я не мечтал быть королем. Только такие люди, как Энгер, полагают, что управлять страной – легко и приятно. Но я-то понимаю, насколько это тяжкий и опасный труд. Я обещал его величеству, что если с ним что-нибудь случится, то я помогу ее высочеству научиться всему, что нужно знать будущей королеве. Теперь, когда стало ясно, что я не имею никакого отношения к тому, что случилось с Эрвином, король снова ко мне благоволит. И я уже сказал ему о том, что намерен на вас жениться.

– Вот как? – теперь я чувствую себя почти счастливой. – И что же на это ответил его величество?

– Он сказал, что полностью поддерживает это. А принцесса Луиза уже мечтает, как будет гулять на нашей свадьбе. Вы же не захотите лишить ее такого удовольствия?

Он целует мою руку, а мне хочется выбежать из комнаты и всем-всем рассказать о своём счастье. Но я сдерживаюсь и даже сурово свожу брови:

– Думаю, ваше высочество, в свете будут говорить, что вы женитесь на мне только потому, что у меня пятый магический уровень. И боюсь, они будут правы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ах, ваше сиятельство, – в его глазах уже прыгает смешинка, – однажды я накажу вас за эти слова. Но сейчас я всё еще смиренно ожидаю вашего ответа. Эжени де Ламарк, вы выйдете за меня замуж?

Ах, как ярко светит солнце! И птички щебечут за окном. Не хватает только красивой музыки – как в кино! – чтобы закружиться вдвоём в волшебном танце.

– Да! – выдыхаю я.

– Даже несмотря на то, что я сложу с себя титул принца Виларийского и снова стану герцогом де Шарлен? – на всякий случай уточняет он.

– Ах, – укоризненно качаю я головой, – а я уже видела себя принцессой!

Он смеется в ответ и осмеливается на первый настоящий поцелуй. А потом, когда я стою, уткнувшись ему в плечо и замерев от восторга, он шепчет мне на ухо:

– Уверяю вас, Эжени, быть герцогиней тоже не так уж плохо.

Эпилог

Корона сидит на голове Луизы как влитая. Золото символа власти сливается с золотом волос уже не принцессы – королевы.

Она вступила в пору совершеннолетия и теперь на законных основаниях станет управлять страной. Не сомневаюсь, Вилария получила умную, спокойную и умелую королеву.

Ее дедушка Луисан Десятый скончался почти десять дет назад, и все эти годы мой муж Анри, как и обещал, был регентом при малолетней королеве. Она доверяла ему во всём, и думаю, никогда не пожалеет об этом. За это время Вилария окрепла и стала богатой и сильной страной.

На большом балу, посвященном коронации, не так много возможностей для приватных разговоров, но Луиза находит минутку, чтобы подойти ко мне.

– Ах, Эжени, мне так много нужно тебе рассказать!

На торжестве присутствует молодой принц из соседней Сигезии, и думаю, сегодня она весь вечер танцевала с ним отнюдь не только из дипломатических соображений.

Сегодня после коронации она уже подписала первые указы, и к моей радости, среди них был и тот, что вносит изменения в магический кодекс – в ту самую статью, которая запрещала учиться магии лицам недворянского происхождения.

Селеста, награжденная еще королем Луисаном титулом баронессы де Шарон – теперь важная придворная дама и главная наперсница ее величества. В ней уже невозможно узнать ту босоногую девчонку, что мыла посуду на нашей кухне. Но ни титул, ни богатство, ни положение при дворе не сделали ее ни спесивой, ни неблагодарной. Она заботится о своих престарелых родителях, которые теперь ни в чём не знают нужды. Почти сразу после обретения титула она вышла замуж за де Крийона, и я была искренне рада за них обоих. Месье де Крийон по-прежнему преподает магию – только теперь он еще и директор столичного филиала моей магической школы.

Граф де Версен тоже женился – на дочери барона Нуарре, – и я надеюсь, искренне счастлив со своей хорошенькой и весьма состоятельной супругой.

А вот Арлет Пикард не обрела семейного счастья, но в этом вряд ли виноват кто-то, кроме нее самой. После того, как Луисан Десятый и его жена прочитали то, что она написала в своем дневнике, двери королевского дворца были закрыты не только для Арлет, но и для ее отца. Зная об опале Пикардов, самые знатные женихи Виларии не спешили свататься к герцогской дочери. А кавалеров более низкого происхождения она отвергала сама. За эти годы она постарела, подурнела и наверняка стала еще более сварливой и завистливой.

Герцогиня Орландская по-прежнему заядлая курильщица, и она не бросает своей совсем не полезной привычки даже тогда, когда в ее комнате играют наши с Анри дети – Надин и Рауль.

– Ну, вот, – Анри кладет руку мне на талию, и я невольно тянусь к нему всем телом, – теперь мы с чистой совестью можем оставить столицу и вернуться домой. Уверен, ее величество справится со всем сама. Предлагаю воспользоваться порталом – не трястись же в карете по дорогам при такой магически одаренной жене.

Запрет на использование портальной магии он снял еще во времена своего регентства, и теперь мы можем применять этот удобный, хоть и весьма энергозатратный способ перемещения на вполне законных основаниях.

Перед самой нашей свадьбой я рассказала ему правду – о том, что я совсем не Эжени. Но это не заставило его отозвать свое предложение. Напротив, он заявил, что чрезвычайно этому рад. И сразу же запретил мне искать способ строительства портала в мой мир. Но я, конечно, всё равно ищу его – не для того, чтобы вернуться обратно насовсем, а для того, чтобы просто посмотреть, что там оно и как – у Эжени, у родителей, у братьев и сестер.

Мы по-прежнему холим и лелеем наших драконов, хоть они упорно не хотят превращаться в принцев и принцесс. Но кто знает…

– Дорогая, может быть, мы уже отправимся в наш Шарлен? Я соскучился по детям, – Анри склоняется к моему уху и совсем тихо добавляет: – и по тебе.

Я счастливо смеюсь и строю портал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец