Читать онлайн Пятый подвиг Геракла

Картинка для обложки была сгенерирована Автором на сайте ArtGeneration.me.

Часть 81

Как меня ни уговаривали Велизарий с Багратионом придержать коней на повороте, осмотреться и подтянуть резервы, я был неумолим. Данные орбитального сканирования в мире Мизогинистов показывали, что к Шайнин-Сити со всех сторон спешат поезда, а в них в ужасе и тоске обливаются слезами несчастные юные девушки-магички, выращенные исключительно для того, чтобы их жизненная энергия напитала демона, а мясо накормило его сторожевых псов. Получив по сусалам в Лондоне, демон решил усиленно подкрепиться и в несколько раз превысить свою обычную долю некротики, вместо трех тысяч девочек за раз забив в семь-восемь раз больше. И вообще, знакомая картина – своего рода повторение пройденного материала. Так было в Тевтонии, где черные жрецы специально выращивали на корм херру Тойфелю жертвенных овечек. Так же происходит и в мире Содома, где мясные остроухие предназначаются для еды, но и некротикой, образующейся при их забое, как дополнительным источником энергии, содомитянские маги не брезгуют. А демон наверняка приходится херру Тойфелю ближайшей кровной родней (если так можно выразиться о различных разновидностях нечистых), да и в мире Содома явно не обошлось без подобного существа демонической породы.

Я бы себе в жизни не простил, если бы не стал упреждать готовящееся злодеяние… Точнее, не так. До того момента, когда Небесный Отец отдал мне этот мир в ленное владение, я думал об этих девушках немного равнодушно и отвлеченно – точно так же, как и о миллионах остроухих, продолжающих пребывать под гнетом содомитянских магов. Мол, когда-нибудь, в среднесрочной перспективе, я их спасу – не этих конкретно, а других, которые подрастут им на смену, потому что я не знаю, когда у меня дойдут руки до задачи глубоко вторичной по сравнению с событиями в Основном Потоке. И вдруг в один момент все переменилось. Слова «ленное владение» сделали этих девушек и женщин мне роднее родных. Как смеет этот демон, как бы там его ни звали, жрать тех, кого Небесный Отец предал моей власти и поручил мне заботиться о них, холить и лелеять? Основной Поток при этом отступил на задний план. В Чили у Велизария остается один резервный легион – после ликвидации американского Третьего флота этого достаточно, а операция в Корее, что называется, «терпит». Жили южные корейцы под властью своих генералов-диктаторов четверть века, поживут и еще немного.

В самом ближайшем будущем (в срок от четырех дней до недели) мы перебазируем «Неумолимый» из сорок первого года в семьдесят шестой, с той же пропиской в Пуцком заливе, причем так, чтобы, обсираясь от страха, это видело все «цивилизованное» сообщество. После этого мы с товарищем Брежневым будем смотреть на реакцию и не спеша прикидывать, сколько еще отвесить в граммах… А тут у меня поле, которое требуется пахать немедленно. При этом, хоть местная Россия и заросла липкой мерзкой грязью, которую необходимо сдирать щеткой, щелоком и песочком, основное внимание мне все же следует уделить так называемому Царству Света, и еще немного Европе. В связи с нехваткой времени на детальную разведку и планирование приходится действовать по любимому принципу любезного Бони, то есть Наполеона Бонапарта: «главное – ввязаться в бой, а дальше будет видно». Главное – застать демона врасплох, чему поспособствуют внезапно раскрывшийся портал и заклинание нейтрализации, которое у нашей магической пятёрки уже наготове.

Да, все наши здесь, включая Колдуна, Линдси, Руби, старину Роберта и четырех политсоветников. За счет того, что лондонское время того мира – плюс четыре часа ко времени Тридесятого царства, а вашингтонское минус час, нам даже удалось без особой спешки собраться и позавтракать. За штурвалом – штурм-капитан Серегина-Волконская, она же открывает порталы. Раз-два-три, поехали!

После перехода штурмоносец тряхнуло, и тут же мы ощутили поблизости присутствие источника чужой злобной воли и навскидку шарахнули по окрестностям своим коронным заклинанием нейтрализации. Еще один толчок… Ощущение лопающегося пузыря и хлынувшего в стороны и вниз потока энергии (если в этот момент магическим зрением посмотреть на штурмоносец откуда-нибудь с земли, то он предстанет в виде источника нестерпимого фиолетового света, вынести который смогут не только лишь все). И тут же появилось чувство, что демона там, внизу, при разрушении его заклинаний накрыло откатом, будто банального колдуна. Нам это на руку, но все равно счет идет на секунды.

Мы с Коброй, будто альпинисты, привязываемся карабинами к страховочной системе, а все остальные спешно поднимаются в рубку управления, ибо наблюдать за действием градиента «Хаос-Порядок» им лучше оттуда. Створки кормового люка раскрываются, но за его урезом нет ничего, кроме сплошной белой туманной мути. Орбитальная сканирующая сеть мне подсказывает, что в Шайнин-сити и окрестностях плотная облачность, нижний край которой находится на высоте полутора-двух километров, идет моросящий дождь, местами до сильного. Нам это тоже на руку: если полыхнет городской пожар, Анастасии придется всего лишь усилить уже имеющийся дождь до уровня тропического ливня, разом выжав всю воду из облаков.

И вот уже в просветах между клочьями облачной ваты видна земля с раскинувшимися на ней городскими кварталами, и вот он – дворец Великого Пророка, всей своей массой влезающий в прицел спутниковой системы наведения. Там, под зданием, чуть ближе к его краю, нервно пульсирующее алое пятно подсветки цели указывает место, где находится живой филактерий демона. Чувствуется, что в момент применения заклинания Нейтрализации он получил тяжелый удар и был дезориентирован, однако сейчас быстро восстанавливает свои возможности. А вот этого допускать никак нельзя.

Мы с Коброй с лязгом обнажили мечи и, подступив вплотную к обрезу люка, в трех-четырех метрах за кормой штурмоносца вызвали между ними первую пробную дугу градиента «Хаос-Порядок». Несомненно, снизу это выглядело как вдруг засиявшее на фоне туч маленькое, но очень яркое солнце. А потом мультитераваттный плазменный язык метнулся вперед, как у хамелеона, ловящего глупую муху, и ударил прямо по Дворцу Пророка, где вспыхнуло еще одно, на этот раз вторичное, солнце. В этот момент демон понял, что его пришли убивать, но поделать уже ничего не успевал, да и был не в силах. Градиент «Хаос-Порядок», как и его технологический эквивалент, излучатель антиматерии – оружие абсолютное, и защиты от него нет ни для кого. Единственный способ спастись – это постараться покинуть точку удара за те микросекунды, пока превращаются в плазму бетонные и каменные перекрытия. Но такой возможности у демона уже не было. Он только успел воззвать к своему господину (дурацкое занятие), но и этот крик оборвался едва начавшись. Ощутив исчезновение чужой враждебной воли, мы с Коброй развели острия мечей в стороны и, насколько это позволяла эластичная страховка, отступили от края люка. А там, внизу, на том месте, где располагалась резиденция слуги врага рода человеческого, а до нее Белый Дом, кипел, плевался искрами и алым дымом небольшой рукотворный вулкан. На глаз радиус и глубина воронки составляли пятьсот метров на сотню, однако соседние кварталы от яростного буйства почти не пострадали, потому что большая часть неистовой энергии сначала ударяла вглубь, а потом с фонтаном плазмы возносилась к небесам.

– Ну, вот и все, уважаемая Нина Викторовна, – сказал я по громкой связи, вкладывая меч в ножны, – нет больше демона, совсем издох, болезный. И бомбардировочный полк при этом не понадобился. Если есть талант и силы, то долго ли умеючи…

– Да, ублюдка мы сделали, – согласилась со мной Кобра, также убирая в ножны «Дочь Хаоса». – Его теперь нет не только в этом мире, но и нигде, и это хорошо.

– Я вам, Сергей Сергеевич, и вам, Ника Константиновна, аплодирую стоя! – ответила товарищ Антонова. – Даже я, человек, как вы выражаетесь, без всяких особых талантов, почувствовала, как с кончиной этой нечисти весь этот мир вздохнул с облегчением, будто вскрыли нарыв и вычистили из него гной.

– А ведь нам тут теперь жить, – сказал товарищ Тамбовцев. – Раньше я знал это умом, а теперь ощущаю всей кожей.

– Да, это верно, – подтвердил генерал Бережной, – нам здесь жить, пускать корни и рожать детей, причем не на родине предков, в России, а именно тут, на земле бывшей Америки, я это чувствую совершенно определенно.

– Демон пал, да здравствует архангел! – сказал адмирал Ларионов. – Командуйте, Сергей Сергеевич – пора завершить то, что вы начали своим блистательным ударом.

– Завершать так завершать, – сказал я, открывая порталы для «Шершней» и десантных челноков. – И нам тоже пора туда же.

Ну вот и все. В многообещающий проект, который должен был отдать под мою полную власть целый мир, нагрянули нежданные ревизоры, присланные по душу несчастного Люци Небесным Отцом. С этими веселыми ребятами я, кстати, уже встречался, когда они прибили мне трехголового дракона, не оставив от того и обгорелых тряпочек. Но где дракон, даже Великий, а где один из Высших демонов, не привязанных к филактерию, а потому свободный в перемещениях? Но все равно эта команда оформила его по первой категории так быстро, что даже я глазом не успел моргнуть. С момента взлома защиты не прошло и двух местных суток, как людишки Отца сориентировались, обнаружили моего главного агента и прибили его одним ударом.

Адепт Порядка, возглавляющий эту команду, и раньше-то был личностью для меня до предела неприятной, приносящей одни огорчения, а теперь, с архангелом внутри, он и вовсе превратился в сущее наказание. В этом деле ему даже Аватар Отца не потребовался – сам справился, да так, что бедный Люци успел только испугано вскрикнуть. Сейчас моего бедного ручного демона уже нет нигде, даже во Внешней Тьме, я проверял. Нет уж, совать пальцы в эту мясорубку – занятие не для таких умных, как я, поэтому будем сидеть тихо, наблюдать и не высовываться. Авось повезет где-нибудь еще, куда не дотянулись загребущие руки Господина Специального Исполнительного Агента… Я, кажется, уже говорил, что встретиться с ним один на один будет смертельным даже для меня.

Всю ночь к Шайнин-сити стремились поезда, битком набитые будущим кормом для демона. Большую часть их живой начинки составляли совсем юные девицы, предназначенные к убою на этот год, однако в отдельных вагонах имелись и отработавшие свой срок до полного износа племенные матки всего-то тридцати с небольшим лет от роду. Когда над главным городом Царства Света забрезжил рассвет, большой внешний накопитель оказался битком набит девушками и женщинами в черно-белых полосатых платьях лагерниц. Все они понимали, что сейчас произойдет, плакали и отчаянно хотели жить, но именно этого демон и добивался, ибо при таком состоянии жертвы, да еще при наличии у нее магического таланта, ее некротика будет ему гораздо вкуснее.

Однако поезда все продолжали прибывать, и к тому времени, когда бородатые охранники начали широко распахивать главные ворота на территорию самой бойни, женщины в накопителе стояли уже так плотно, как сельди в бочке – еще немного, и в давке начнутся смерти от удушья. И в этот момент, когда первые из обреченных в жертву женщин и девушек двинулись навстречу своей окончательной погибели, над Шайнин-сити вдруг вспыхнул бело-голубой свет первого дня творения, с решительной резкостью высветивший одновременно и жертв, и палачей. А потом оттуда, из источника этого невыносимого света, прямо во Дворец Великого Пророка ударила исполинская молния, прогремел гром, смешавшись с резким, на пороге боли, вибрирующим звуком, и черные острые зубчатые шпили, хорошо видимые из накопителя бойни, стали неотвратимо рушиться в яростно пылающее горнило, образовавшееся на месте дворца. Продолжалось это не более нескольких секунд. Потом первозданный свет угас, вибрирующий вой прекратился, и только яростно рдеющее жерло преисподней, образовавшееся на месте дворца, отбрасывало на облака багровые отблески.

Бородачи в черных одеждах первые две-три секунды пялились на происходящее непонимающими бараньими глазами, а потом принялись хвататься за головы в приступах невыносимой головной боли или вообще валиться на землю замертво кто где стоял. А несчастные женщины и девицы в полосатых платьях этого не видели, потому что, задрав головы, смотрели в небеса, где, пробив облака, прямо на них снижались клиновидные корпуса двух больших десантных челноков, окруженных роем мелких будто мошки «Шершней»…

А дальше все было как всегда при скоротечных десантных операциях по стандартам галактических войн.

Челноки с мягким звуком «у-у-х» опустились с внешней стороны ограды, и оттуда, выставляя оцепление, рысью побежали офицеры из особой бригады полковника Дроздовского, попутно удивляясь валяющимся посюду бесчувственным или вообще мертвым телам в темной одежде. Никакого сопротивления или хотя бы просто праздношатающихся личностей – лишь пустые улицы с редко набросанными на них телами в черной одежде. Дело в том, что обычную человеческую жизнь демон имитировал только в крупных портовых городах, через которые вел торговлю с внешним миром, сиречь с Европой, а на внутренних территориях, куда не допускались чужие, в Царстве Света все было не так, как у нормальных людей.

Что такое деньги и какова их власть, демон понимал очень хорошо, поэтому всеми силами набивал свою кубышку – главным образом через торговлю с Европой, ибо основные районы золотодобычи на американском континенте (Калифорния и Аляска) остались за пределами Царства Света. Хлопок, табак, тростниковый сахар, пшеница, кукуруза, пушнина[1] – все это уходило за океан в Старый Свет, возвращаясь обратно в виде ящиков, набитых маленькими желтенькими кружочками, которые, как думал демон, в решающий момент сработают там, где бессильны оружие и магия. По счастью, все это богатство демон складировал не в своем дворце, а по соседству, в Центральном Банке Царства Света. Если экспортные потоки значительные, а импортные ничтожны, так как подавляющая часть населения находится в рабском состоянии или превращена в биороботов, то на одной стороне неизбежен подавляющий профицит платежного баланса, а на другой, соответственно, дефицит.

Впрочем, когда у покупателя не было звонкой монеты, демон, то есть Великий Пророк, мог взять плату и живым товаром: африканками, китаянками, индусками и вьетнамками. Пусть на демонский вкус они не так хороши, как доморощенные юные магички, но, кроме центральной бойни, имеются и другие, необходимые для роста общего магического фона и его затемнения, что требуется для превращения этого мира в полноценное инферно. Демон считал, что если не хватает качества, то надо добрать количеством. Некротику с периферийных боен он лично не вкушает, то есть не вкушал, а потому ему было безразлично, кого там режут, лишь бы девок было числом побольше и были они помоложе. И что там творится сейчас, на этих самых периферийных бойнях, не знает пока никто.

Тем временем внутрь территории бойни десантировался особый разведывательно-штурмовой полк гвардии майора Коломийцева. Двухметровые остроухие воительницы в полной штурмовой экипировке, сигающие с зависших «Шершней» вниз по десантным фалам, произвели на несостоявшихся жертв демона просто неизгладимое впечатление, и более благодарных зрительниц было не найти. Женщины, ловко управляющиеся с оружием, сильные, храбрые, умелые, и при этом ничуть не боящиеся своих мужчин, не могли не вызвать шока и потрясения. Да и мужчины (командиры взводов и частично отделений) тоже ничуть не походили на типичных «воинов света». И на нетипичных тоже. Гладко выбритые, они смотрели на несчастные лагерниц без ненависти и отвращения, лишь с легким мужским интересом, ибо и без них были до предела избалованы женским вниманием. И это неудивительно. Ведь каждый мужчина-верный в Воинском Единстве через некоторое время становится продолжением своего Патрона, а в этого человека все женщины-верные были влюблены до безумия, сознавая, впрочем, его недоступность для обычных личных отношений, а потому перенося свое отношение на более доступных мужчин, по большей части своих командиров.

Но и тут, внутри бойни, хоть сколь-нибудь дееспособного противника просто не обнаружилось. Самые бодрые из «воинов света» и мясников могли только ползать на коленях и нечленораздельно мычать. Штурмовые группы, кинувшиеся внутрь здания, обнаружили там ту же картину. Впечатление было такое, что мясники пришли на рабочие места, разложили (точнее, развесили) на специальных цепочках свеженаточенные инструменты своего кровавого труда, а потом вдруг все сразу умерли или сошли с ума. Убивать не оказывающего сопротивления противника без особой команды начальства среди Верных Серегина не принято, поэтому штурмпехотинки временно оставили ползающих и мычащих мясников в покое и заняли позицию ожидания распоряжений командования.

И командование не замедлило с появлением. Правда, садиться штурмоносцу пришлось снаружи, перед центральным входом: во внутренний двор не смогла приземлиться бы и муха, а потому Специальному Исполнительному Агенту самого Творца и его спутникам пришлось следовать к месту событий через внутренние помещения. Оказавшись в длинном, будто кишка, помещении, капитан Серегин осмотрелся и сказал:

– А ведь, товарищи, тут мы уже однажды были…

– Да, это действительно то самое место, где мы однажды спасали Птицу, – подтвердила Кобра, осторожно переступая через беспомощно вошкающееся на полу бессловесное бородатое тело (а истинный европеец непременно бы пнул). – Да ты не сцы, сестра, эти гады больше не кусаются.

– А я и не… то есть не боюсь, – ответила Анна, – и мне и вправду кажется, что я где-то подобное уже видела…

– Видела, видела, – подтвердила Кобра, – в мире Подвалов, сразу после того, как мы привели к общему знаменателю херра Тойфеля.

– Картина очень похожая, – согласился капитан Серегин и спросил: – Колдун, а ты что скажешь?

Тот вытащил из-за отворота рубашки свою подвеску с драгоценным камнем и некоторое время смотрел то на одного, то на другого мясника. Присутствующие терпеливо ждали его вердикта.

– Они внутри пустые, как перчатка, из которой вытащили руку, – наконец сказал юноша. – Я думаю, что девушек и женщин демон выпивал сразу, убивая их ради получения некротики, подслащенной чувством смертного ужаса и безвыходного отчаяния, а мужчин высасывал изнутри на протяжении всей их жизни, питаясь разбуженными в них самими низменными инстинктами насильников и убийц. Что-то мне подсказывает, что телу, называвшему себя Иеремия Джонсон, женщины были совсем не нужны, зато его ближайшие приближенные имели у себя весьма обширные гаремы и обращались с заключенными в них женщинами с полным скотством, ибо того хотел вселившийся в них демон. Одних женщин и девушек в этом Царстве Света ждал быстрый и ужасный конец, а других, в застенках гаремов, ужас без конца…

– Дима! – возмущенно воскликнула Анна Струмилина. – Да как ты можешь рассуждать о таких вещах?!

– Анна Сергеевна, – насупился молодой человек, – я уже давно не мальчик, и, случалось, видел такое, от чего седели взрослые дяди и тети. Сергей Сергеевич считает меня взрослым во всем, что не касается соблюдения распорядка дня и занятий в школе, и вас я тоже попросил бы придерживаться того же отношения. К тому же со вчерашнего дня я женат на любимой, и оттого премного счастлив. И пусть между нами с Линдси пока еще ничего не было, потому что наша скоропостижная магическая любовь требует естественного и постепенного развития, я прекрасно представляю себе, что делают мужчина и женщина, оставшись наедине, в том числе и в тех случаях, когда отношения между ними описываются словами «насильник-жертва». Но такое поведение не вызывает у меня никаких чувств, кроме гнева и ярости.

– Да, – кивнул капитан Серегин, – к бойцу Колдуну надо относиться так же серьезно, как ко мне или Кобре, ибо тянет он в нашей команде за троих обычных мужиков, а как магу-исследователю замены ему и вовсе нет. Если бы не он, мы при всех прочих наших талантах, наверное, даже из Подвалов бы не выбрались. И все на этом, я так сказал. Кстати, Линдси, ты ничего не хочешь сказать про своего мужа и вообще по данному вопросу? Ведь ты, как-никак, первая из местных, которая добровольно пошла к нам на службу.

– Мой любимый муж – умный, милый, добрый и вообще замечательный, – к удивлению присутствующих по-русски произнесла Линдси. – Мы прекрасно ладим, и я надеюсь, что с ним однажды я забуду о том, что когда-то хотела стать ведьмой. Деметриус весь состоит из чистоты и невинности, и те, кто находятся рядом с ним, тоже становятся чистыми, как первый снег в шотландских горах. Магический круг увидел, что мы подходим друг другу, и поженил нас, не спрашивая нашего согласия, но теперь мы с моим мужем хотим сами пройти тот путь, который проходят обычные юноша и девушка от первой робкой симпатии и до жаркой постели. Извините, если я что-то неправильно сказала, но я так чувствую.

После этих слов Анна Струмилина подошла и порывисто обняла девушку, окончательно приняв ее в качестве названной дочери, и в то же время жены названного сына, ибо своими способностями Богини Разума чувствовала, что та говорит от чистого сердца, ничуть не лукавя. Мир в большой семье был восстановлен.

– Так, – сказал Серегин, – все это хорошо, но мы отклонились от темы. Линдси, а что ты скажешь о том, что видишь вокруг себя?

– Вы ходите знать мое мнение по поводу этого места смерти или о людях, которые бессмысленными кулями плоти валяются сейчас у нас под ногами? – с серьезным видом спросила девушка.

– И о том, и о другом, – кивнул Серегин, – по порядку.

– Место это страшное, – поежившись, произнесла Линдси, – я это чувствую. Тут убивали только юных колдуний, еще не вошедших в возраст полной силы, ибо взрослых женщин с талантом демон боялся. Все набирало обороны постепенно – от публичных казней обнаженных ведьм, уличенных в тех или иных деяниях, до организации так называемых исправительных лагерей и женских боен. Сначала на мясо пускали только самых непокорных, а потом демон объявил неисправимой всю женскую породу. Все, по этому вопросу я больше ничего сказать не могу, информация исчерпана. Что касается вот этих пустых, как прохудившиеся мехи, то могу сказать, что та сущность, которую вы называете демоном, была неутолимо голодной. Он стремился сунуть в рот все крошки, облизать до блеска каждую тарелку, обглодать все кости так, что от них отвернется даже голодная собака, и в то же время не пропустить нового свежего блюда. Еще до нашего побега в другой мир я чувствовала это совершенно определенно и понимала, что надежды спрятаться от опасности, укрыться в норке и переждать не существует. Эта тварь обязательно найдет малое и слабое своим непревзойденным нюхом, вытащит наружу и съест. Думаю, что вот такая картина творится не только здесь, в столице бывшего Царства Света, но и везде…

– Станешь тут неутолимо голодным, когда хозяин отбирает львиную долю, – усмехнулась Нина Викторовна Антонова. – Впрочем, эту информацию нужно проверить, и если она подтвердится, то это только сыграет нам на руку. Никаких банд одичавших «воинов света» мы тогда не увидим, быть может, за исключением приграничных территорий Дикого Запада, где идет малая война пограничных отрядов с индейцами и дикими поселенцами, не желавшими признавать над собой власть демона…

– С одной стороны, выиграем, с другой стороны, не очень, – ответил Серегин. – Полный развал управления означает безвластие и голод среди тех, кого мы хотим спасти. Это рожденные на свободе могут сообразить, что нужно делать в подобной ситуации, а потомственных лагерниц неизвестно в каком поколении предстоит всему учить, как мы учили Руби.

– Да, – сказала девушка, – с вами я, рожденная в неволе, научилась быть свободной. Вы дали мне то, чего лишил меня родной мир, и когда я поняла, что стала одной из вас, то радости моей не было предела.

– Это так, сир, – подтвердила Линдси, – делать людей свободными у вас получается лучше всего. Так и наших колдуний вы выпустили в магический мир как птиц из клетки, и когда они в это поверили, счастью их не было конца и края. Вы добрейший и справедливейший из всех монархов в истории, потому что каждому даете то, что ему больше всего нужно.

– А ты, Линдси, разве не хочешь на свободу? – спросил Серегин.

– Моя свобода – в одном строю рядом с вами и моим мужем, сир, – ответила девушка. – Я этот путь выбрала с самого начала, и другой свободы мне не надо.

– Ну что же, девочка, добро пожаловать в команду, – хмыкнул Артанский самодержец. – Есть у меня предчувствие, что балластом для нас ты не станешь. Впрочем, сейчас подробный разговор на эту тему преждевременен, идемте дальше, ибо тут наши дела закончены.

Когда мы появились из широко распахнутых ворот всем своим ареопагом, гомон голосов, прежде густо стоявший в воздухе, стих как отрезанный Пологом Тишины, хотя по факту ничего подобного, конечно, не применялось. Сколько их там было – восемь тысяч, десять или двенадцать – я пока не знал, но вдруг ощутил, что это лишь капля в море. Теперь, когда я стою своими ногами на своей земле, дарованной мне в лен самим Творцом, мне придется иметь дело с воистину королевскими масштабами. Покойный демон, которого мы сумели извести так качественно, что его теперь нет нигде, даже во внешней тьме, оставил мне в наследство авгиевы конюшни просто эпических размеров. И эти юные девочки, едва ставшие девушками, тоже часть той огромной проблемы: подобрать, обогреть, приручить, научить, выделить актив, поставить в строй… Подумать только – мне придется иметь дело с миллионами измученных и душевно искалеченных женщин. Идея Просто Лени с комсомольским набором в таком свете начинает играть новыми красками.

Кстати, в данный момент мешкать тоже нельзя. Если Колдун и Линдси правы, то сейчас нечто подобное творится на всех женских бойнях бывшего Царства Света. Персонал внезапно подох или обезумел, и прибывшие для убоя женщины и девицы оказались предоставлены сами себе. Еще немного, и они, сломав запоры, или проникнув к выходу через внутренние помещения, или разбегутся в разные стороны кто куда, собирай их потом на местности как грибы-подосиновики. Дело в том, что одни из них не в состоянии сами добыть себе пропитание, а другие прибыли из африканских, латиноамериканских и индокитайских джунглей, и, наоборот, партизанскими набегами на склады и амбары способны на некоторое время составить проблему для любой цивилизованной деятельности. Но потом, когда наступит зима, без крыши над головой эти тропические дикарки погибнут точно так же, как и их цивилизованные товарки по несчастью.

И примерно то же может произойти и в лагерях для выращивания жертвенных магичек. Как сообщает система орбитального сканирования, таких лагерей почти четыре сотни, и каждый из них похож на мини-город, рассчитанный примерно на сорок тысяч обитательниц. При каждом лагере имеется подсобное хозяйство, и, помимо девочек старших возрастов, там в немалом количестве трудятся чернокожие рабыни, на которых лежит основная рабочая нагрузка. Всего их в этой системе задействовано что-то около половины всего женского чернокожего населения. А оно, это население, в этом мире и в двадцать первом веке продолжает пребывать в рабском состоянии, причем единственным их владельцем является государство – то есть раньше это был демон, а теперь я.

И это тоже проблема, потому что в том государстве, которое я намерен построить на месте разломанного дотла Царства Света, никаких рабов не будет по определению, и всей этой публике каким-то образом придется превратиться в ответственных сограждан. А вот как этого добиться, я пока не знаю: социальный утопизм, блин, как он есть, во весь рост. Впрочем, сейчас мне нужно думать о тех женщинах и девочках, что, смертельно испуганные, стоят прямо передо мной, а не о проблеме абстрактных чернокожих, которые, если и попадали на бойню, то только не на эту центральную, предназначенную для избранных персон. И цеплять их за живое предстоит… бойцу Руби, ибо она плоть от плоти и кровь от крови этой массы. А я ей помогу – подвешу в воздухе заклинание Истинного Света.

– Значит, так, Руби, – сказал я девушке, – сейчас твоя очередь лезть на броневик, то есть в люк «Шершня». Это будет твоя зажигательная речь перед подобными тебе, которых ты должна спасти и привести к новой жизни – так же, как мы спасли и привели тебя. Сейчас их главным чувством является страх, который я чувствую просто своей кожей, и если они не поверят в то что у нас только самые лучшие намерения, то в будущем у нас будет очень много ненужных забот.

– Хорошо, командир, сделаю все что смогу, – коротко ответила Руби.

Мы с Коброй подняли ее вверх на руках к люку низко зависшего штурмовика, а там две здоровенные бойцовые остроухие сноровисто втянули девушку в люк. Долго ли – раз-два, и готово.

Трибуна, надо сказать, получилась получше, чем у Ильича на Финском вокзале. И обзор на оратора, приподнявшегося над толпой на пять-шесть метров, лучше, и случайно свалиться из-за ограждающего дверь силового барьера невозможно, а можно только специально спрыгнуть. К тому же в тот момент, когда «Шершень» взмыл на рабочую высоту, я щелкнул пальцами и повесил над толпой заклинание Истинного Света. И, о чудо, хоть, накладывая заклинание, я не имел в виду ничего подобного, облака прямо в зените над нами разошлись, показав постоянно расширяющийся круг ярко-голубого чистого неба. Ну чем не знамение, и это при том, что ни я, и никто из моих спутников не приложил к этому явлению никаких усилий. И вообще, подделка знамений – это дело, чреватое большими неприятностями.

Тем временем Руби начала говорить:

– Мои возлюбленные сестры, однажды, три года назад, я, как и вы сегодня, прибыла на это место для того, чтобы не по своей воле встать на краю бездонной бездны лицом лицу со смертью. Вы все знаете, о чем я говорю, ибо, когда мы доходим до отчаяния, эта черная бездна является нам в наших снах, чтобы позвать к себе. И смерть от ножа мясника показалась мне страшнее бездны, и тогда я прыгнула в сплошную черноту и полетела неведомо куда по темному туннелю, который выбросил меня в другой мир, на окраину города с названием Тевтонбург. Там мне удалась прибиться к компании уличных мальчишек, и почти год мы промышляли мелким воровством, а потом нас поймали. Но это тоже был не конец, а лишь еще одно начало. Богатая женщина по имени мисс Мэри Смитсон, которую мы пытались обворовать, узнала во мне девочку и решила сделать доброе дело, взяв меня под опеку. Среди тех, на кого работала мисс Мэри, добрые дела были обычаем и неукоснительным правилом, и она, воспитанная в других традициях, старалась подражать своим нанимателям, владельцам частной военной корпорации, людям могущественным, успешным, а временами даже свирепым. Когда я впервые попала в Тридесятое царство, то боялась всего и вся, и в первую очередь мужчин, которые встречались там на каждом шагу. Тетушка Мэри пыталась объяснить мне, что там так нельзя, но страх, впитанный с молоком кормилицы, оказывался сильнее любых увещеваний. И только после одного трагического случая, когда чуть не погибла еще одна моя любимая тетушка Анна, я поняла, что настоящие мужчины, готовые защищать слабых женщин с оружием в руках, это совсем не чета бородатому жлобью из Царства Света. С того времени я совсем перестала бояться своих мужчин, в которых была уверена, а всех прочих стала просто опасаться до тех пор, пока не узнаю их получше. Вскоре после этого я стала среди тех людей равной из равных, сильной, уверенной в себе и самодостаточной девушкой с хорошими перспективами. Мои возлюбленные сестры, я зову вас прямо сейчас присоединяться к нашей корпорации. Никто не будет забыт и оставлен в небрежении – все будут вылечены, обихожены, проверены на наличие способностей и интересов и назначены к обучению. Среди нас вы будете не двуногий скот, предназначенный к забою на мясо, а люди, коим следует учиться новому от рождения и до глубокой старости. Все, мои дорогие сестры, я вам все сказала, делайте свой выбор!

И тут прореха в облаках разошлась настолько, что через нее вниз хлынули лучи утреннего солнца. Чтобы не смазать эффект от столь удачного совпадения (а может, и не совсем совпадения), я взмахнул рукой, распахивая портал в Тридесятое царство. В открывшемся проеме, шире самых широких ворот, были видны полотняные тенты и полевые кухни временного сортировочного лагеря, среди которых то тут, то там маячили фигуры рабочих и бывших мясных остроухих. Три месяца назад на этом месте мы принимали вызволенных из немецкого плена советских командиров и красноармейцев, а теперь эта инфраструктура пригодилась для несчастных девушек и женщин и Царства Света. Впрочем, к себе на базу я намеревался забрать только те контингенты, что на момент уничтожения демона находились уже на бойнях или же по пути к ним в поездах. Со всеми остальными я намеревался работать прямо на месте в их лагерях.

– Вон там, мои возлюбленные сестры, – крикнула Руби, указывая рукой в сторону портала, – находится ваше счастливое будущее, и вам осталось только пойти и его забрать!

Толпа женщин и девочек в полосатых платьях колыхнулась и двинулась вперед с неумолимостью горной лавины. Все, это дело было сделано.

– Значит, так, – сказал я капитану Коломийцеву, глядя на быстро пустеющий загон для двуногого скота, – бородатых надо быстро и чисто добить, лучше всего отрезав голову, после чего собрать все трупы в одно место для подготовки к бесчестному погребению. И то же самое надо будет проделать по всему городу, но только это работа для людей полковника Дроздовского…

А вот и он сам, по старой привычке лично торопится к начальству, чтобы отдать рапорт о том, что первоначальное задание выполнено, но противник в пределах видимости не обнаружен.

– Вольно, Михаил Гордеевич, – сказал я, ответив на его приветствие, – о том, что противника вы не обнаружили, я уже знаю. Более того, есть сведения, что, возможно, ни одного бородатого ублюдка не осталось во всем этом дурацком Царстве Света.

– И что же, это вы их всех… того-с? – спросил Дроздовский, сделав характерный жест пальцем поперек горла.

– Да нет, мы того-с только демона, превратившего Северную Америку в свой скотный двор, – ответил я. – Не люди это были, а куклы-марионетки, в которых не было ничего человеческого, только звериное начало. Демон еще при жизни сожрал их изнутри, после чего превратил в инструмент для питания самыми примитивными животными эмоциями. Безотходное, можно сказать, производство: женским полом он питался через их смерть на бойне, а мужским – высасывая их изнутри. Возможно, какая-то личная индивидуальность внутри каждого из «воинов света» имелась, но шок от гибели демона уничтожил ее начисто. Ну а вы знаете, что бывает с куклами, когда кукловод валится навзничь с дыркой от пули во лбу…

– Да-с, очень похоже, театр закрывается, зрители расходятся… – согласился Дроздовский. – И что же, Сергей Сергеевич, будет дальше?

– А дальше – больше, – ответил я. – Господь отдал мне весь этот мир в ленное владение, а вы – это я, как я – это вы, потому все тут, от полюса и до полюса, теперь наше общее. Частное тоже начнет выделяться из этой аморфной массы, но позже, когда хотя бы в общих чертах определятся контуры государства, которое создаст наше воинское Единство, осев на землю. Но начнем мы обосновываться не с местной России, к которой еще нужно искать правильные подходы, чтобы не навредить, и не с Британии, где работа будет вестись с некоторого отдаления, а здесь, на оставшемся от демона запустевшем гноище и пепелище. При этом нам не стоит забывать ни про Проклятый Мир Содома, где я отныне смогу производить поиск любого количества остроухих воительниц, ни про Основной Поток, где в любой момент может грянуть такое, что и на голову не налезет. Кстати, готовьтесь – в самое ближайшее время ваша особая бригада, пройдя все положенные этапы боевой подготовки и слаживания, за счет пополнения остроухим бойцовым контингентом будет развернута в десантно-штурмовой корпус, а вас, соответственно, я планирую повысить в звании до генерал-майора. Пришло, я чувствую, и на нашей улице время больших батальонов.

– Не беспокойтесь, Сергей Сергеевич, я вас не подведу, оправдаю доверие, и служить буду с честью, верой и правдой, – подтянулся Дроздовский.

– А у меня по вашему поводу никаких сомнений и не было, – ответил я. – Кто вы такой и чего стоите, мне было известно с самого начала, требовалось только время на определенную притирку по месту. А сейчас слушайте следующую задачу для вашей бригады. Сейчас вам необходимо развернуть свои подразделения веером, чтобы прочесать город от края и до края. Обнаруженных бородачей добивать с отрезанием головы, тела складывать в кучи для последующей уборки похоронными командами. И обязательно заходите в дома, чтобы добить обезумевших мужчин, а запертых женщин со всей возможной аккуратностью вывести наружу, чтобы затем направлять их на временные ротные сборные пункты, оттуда через порталы мы будем эвакуировать их в Тридесятое Царство. В разрушенных кварталах вокруг Дворца Пророка старайтесь не рисковать жизнями своих людей, спасайте несчастных женщин по возможности. Так же на всякий случай выставите охрану вокруг главного банка, но внутрь разрешаю входить только вместе с госпожой Мэри. Вот вроде и все. Ну что, Михаил Гордеевич, задание понятно?

– Понятно, Сергей Сергеевич, – ответил Дроздовский и тут же спросил: – А головы отрезать обязательно?

– Обязательно! – ответил я. – Нам еще тут только праздношатающихся зомби по ночам не хватало. Вон, в практике генерала Бережного был случай, когда такой вот при жизни одержимый мертвец попытался встать и прогуляться среди бела дня, что вообще уже ни в какие ворота не лезет. Спас положение простонародный русский богатырь в унтер-офицерском звании, обезглавивший чудовище ударом хорошо отточенного лопатного штыка[2]. Вот и вы тоже поступайте таким же образом, не дожидаясь самых негативных явлений. В каждой сказке, знаете ли, есть только доля сказки, а все остальное – это хорошо позабытая стародавняя быль.

– Ну, если зомби, Сергей Сергеевич, то тогда все понятно, – с серьезным видом кивнул Дроздовский. – Исполним всю процедуру в соответствии с вашей инструкцией. Разрешите выполнять?

– Выполняйте, – сказал я и посмотрел на то место, где недавно от женского элемента в полосатых платьях яблоку было негде упасть, а теперь мощеная брусчаткой площадка была абсолютно пуста.

Ну что ж, значит, пора сворачивать здесь свою деятельность и, пустив в ход резервы, одновременно навести порядок на других бойнях, только уже без такой особой помпы, как десантирование с челноков и «Шершней». Штурмоносец со всей моей командой тоже можно отправлять в Тридесятое царство – тут мы будем действовать исключительно вдвоем с Коброй, ибо от Птицы и Анастасии в условиях аврала толку не особо много, а Колдуну еще предстоит произвести инициацию Линдси (как говорится, чем скорее, тем лучше). А еще требуется запросить у орбитальной сканирующей системы информацию об эшелонах с двуногим товаром на момент уничтожения демона находившихся на перегонах, и об их текущем состоянии. Может, где-то произошло крушение и нужна помощь, а может, паровозы просто остановились, потому что некому стало кидать в топку уголь. И тут тоже нужна наша реакция. Одним словом, работы на ближайшее время будет невпроворот.

Я сидела перед зеркалом и смотрела на своем отражение. Это занятие успокаивало меня, давало привести мысли в порядок. Привычные запахи и звуки влетали в окно, и меня охватывала радость – оттого, что я ДОМА. То есть там, где мне хорошо. Где я нужна. Где меня ценят, любят, заботятся обо мне. Где я – Человек.

Мне нравилось мое отражение. Нравились рассыпанные по округлым плечам пышные темные волосы, отливающие золотом, зеленые глаза с черными длинными ресницами, пухлые губы, чуть вздернутый нос. А ведь раньше, в прошлой жизни, еще там, в своем мире, я даже не задумывалась о том, красива ли я. Зачем? Все равно я с самого рождения была обречена на безвременную смерть… Нам твердили об этом каждый день, мол, вы нечистые, ибо так сказал Великий Пророк, а потому умрете в страшных муках, когда вам исполнится четырнадцать лет. И это знание делало нас безразличными к своей внешности. Все равны перед смертью – и красавицы, и дурнушки. ТАМ мы не оценивали друг друга по внешности. Мы все были похожи друг на друга… Общая судьба сделала нас неотличимыми друг от друга. И когда я иногда пыталась вспомнить лица своих подруг, то у меня это не получалось, как я ни старалась. Я помнила только их имена… И, может быть, цвет волос. Но не лица.

И сейчас я вглядывалась в собственные черты, пытаясь найти в них отпечаток моего мира. Его не было. Не было тоски и обреченности в глазах. Не было опущенных плеч, сжатых губ. На меня из зеркала глядела почти взрослая девушка, уверенная в себе и в будущем, познавшая доброту и любовь окружающих, свободная, всем довольная, умная и энергичная. После того случая, когда тетушка Анна чуть не погибла, пытаясь разобраться в моем прошлом, я сама пошла и попросила Дима установить мне полную версию русского языка. И тут оказалось, что мои просьбы тоже имеют значение, а не только пожелания тетушки Мэри, хотевшей, чтобы я общалась только с ней. С той поры я устремилась в новую жизнь – так же, как взлетает в небо птица, выпущенная из клетки. Устанавливая язык, Дим обнаружил у меня способности к магии Огня, и тогда я оставила тетушку Мэри, поступив в ученицы к самой мисс Кобре, а ридикюль за моей прежней опекуншей стала таскать бывшая мясная остроухая. Моя наставница, конечно, суровая девушка, но для своих у нее сердце всегда на рукаве. Главное, ее не огорчать, и все будет нормально. С командиром я виделась только случайно, потому что мы существовали в разных плоскостях, но в Тридесятом царстве все было пронизано обаянием его личности, и я тоже пропиталась им от подошв ног до макушки.

Однако, те девушки, перед которыми я сегодня произносила речь – они были другими. Такими же, как я когда-то…

Я думала о том, что вот и мне довелось сыграть свою роль в том великом деле, на которое решился наш любимый командир. И я радовалась этому, понимая, как это важно. Я гордилась собой. Но вместе с тем давно забытые чувства оживали во мне… И я должна была с ними справиться. Потому что они причиняли мне боль. Мой мир! Ускользнув из него, я даже и не задумывалась о том, что там осталось множество моих сестер, подруг, обреченных на смерть. И уж тем более мне никогда не приходило в голову, что тот мир можно спасти… Я хотела о нем забыть, и почти забыла. Я словно бы родилась заново. И моя прошлая жизнь представлялась мне тягостным жутким сном, который больше не повторится. Тогда я не знала, что это дело не забыто моим Командиром, а только поставлено на полку до особого распоряжения Свыше. И день, когда это распоряжение, наконец, поступило, однажды все-таки настал, и это стало для меня неожиданностью.

Когда Командир сказал, что я отправляюсь с ним в мой родной мир, поначалу все во мне воспротивилось этому. Призраки прошлого восстали передо мной, и забытый ужас зашевелился в душе. Опять увидеть ВСЕ ЭТО?! Но я понимала, что с Командиром не спорят, а какая-то часть меня даже возликовала. Это была та часть, которая жаждала проявить себя, совершить что-то важное и значимое. А чтобы это совершить, мне требовалось преодолеть себя, столкнувшись лицом к лицу со своим забытым кошмаром. И я с готовностью и воодушевлением отправилась с Командиром туда, где от меня могло зависеть многое.

И не пожалела об этом. Когда Командир и Наставница ударили по причине всех наших бед самым разрушительным оружием, какое только может быть, моя душа возликовала. Это был момент радости, момент очищения, момент освобождения от всего того, что тянуло руки из прошлого, пытаясь схватить меня за ноги. Глядя на то, как удар градиента «Хаос-Порядок» (мне такой мощи не достичь никогда) выжигает гнездо наместника врага рода человеческого, я испытала такое чувство, будто взлетаю в небо без крыльев. Это было просто восхитительно! И потом, когда мне надо было держать речь перед несчастными, которых мы спасли на самом пороге бойни, все прошло легко и просто, хотя первоначально я думала, что у меня не получится связать и двух слов. Это действительно были мои возлюбленные сестры; когда-то я была такой как они, а теперь им предстояло стать такой как я.

И вот сейчас, сидя перед зеркалом, я думала: кто, как не я, смог бы убедить их последовать туда, где ждало их спасение? Я знала, как разговаривать с ними. Я росла с ними, мы все были как родные друг другу, потому что роднила нас общая судьба – одна для всех. Пусть не с ними, этими конкретными девушками, но с точно такими же – с теми, лиц которых я не помню. А значит, для меня они – те же самые. И бойня была та же самая, пропитанная тошнотворно тяжелым запахом ужаса и безнадежности, накопившимся за десятилетия… Словно я вернулась именно в тот момент, когда и я стояла среди своих подруг, объятая неизбывным ужасом неотвратимости…

О, этот ужас неотвратимости… Он обматывает тебя своими липкими путами, и все внутри тебя сжимается в комок, и тогда острее становятся запахи и звуки – жизнь в своих последних мгновениях становится так сладка, так ослепительно прекрасна; ты вдруг с изумлением осознаешь, какое это счастье – просто дышать…

Но движется шеренга, и вот тебя, уже голую, вымытую из шланга и остриженную под ноль бьют дубинкой по голове, ты теряешь сознание и, приходя в себя, осознаешь, что висишь вниз головой на транспортере, а где-то впереди твои подруги уже дергаются в предсмертных муках и алая кровь брызжет из перерезанных артерий. Там, впереди, через строго определенный промежуток времени в руке мясника взлетает вверх нож, и каждый такой взмах означает чью-то завершившуюся жизнь. Нечто завораживающее есть в этой ритмичной размеренности, и ужас неотвратимости столь непереносим, что каждая из нас думает: «Скорее бы уже!». Чтобы ничего не чувствовать. Ни о чем не думать. Не испытывать больше ни страха, ни боли… Небытие… Избавление… Сладкий вечный сон… Но только не Бездна. Бездна пугает больше, чем Небытие. В ней – неизвестность. И этим она страшней ножа мясника. Хищным оскалом она маячит в сознании, готовая затянуть, поглотить, стоит только задержать на ней мысленный взгляд…

Чем ближе нож, тем шире улыбается Бездна.

Я знала, что Бездна, уже не как страшный сон, а как самая отчетливая явь, приходит к каждой из нас, когда мы видим ухмыляющуюся бородатую рожу мясника и окровавленный нож в его руке. Я просто это знаю. Ведь все мы одинаковые. И все боятся Бездны – необъяснимо, безотчетно. Чем ближе наше четырнадцатилетие, тем чаще она приходит к нам во снах и зовет к себе, зовет, зовет… И эта Бездна пугает нас больше, чем нож мясника. Она – нечто непонятное, странное, с чем мы никогда не сталкивались и о чем нам никто не мог рассказать. В то время как все мы знали заранее свою судьбу, и нож, который перережет нам горло, являлся для нас ожидаемым. Мы думали о своей смерти каждый день своей осознанной жизни. Смерть была рядом с нами как что-то привычное и обыденное. Она нас не пугала так, как пугал нас именно момент смерти… тот момент, когда ты еще все чувствуешь и все осознаешь, но жизнь вытекает из тебя, унося безвозвратно все твои воспоминания, привязанности, мысли, впечатления… Мы бессчетное количество раз воображали это себе. Но с Бездной мы не были знакомы…

Тогда у меня оставались доли секунды. Я набралась решимости и, чудовищным усилием преодолев внутреннее сопротивление, заглянула в Бездну. Там был мрак – чернее самой черной ночи. Но он был живой. Он шевелился, ворочался, он что-то шептал… Я слышала его тихий зов. И когда я поняла, что он живой, я просто прыгнула в него… Без раздумий, без сомнений. И тут же исчезла бойня, и все исчезло. Не было больше под моими ногами опоры. Заглоченная Бездной, я стремительно неслась в пространстве по узкому туннелю. Что это туннель, я видела именно сознанием, а не глазами. Это было так странно и удивительно… И я совершенно забыла про свой страх. Его просто не было. Я вообще ни о чем не могла думать в тот момент. Сколько это продолжалось? Странно, но мне трудно сказать. Может, несколько секунд, а может, и часов. Внутри Бездны я потеряла способность осознавать время, словно бы оно перестало существовать. И вот мрак исчез, и у меня было чувство, будто я проснулась: я лежала на берегу реки, и надо мной шумели деревья… Так я оказалась в совершенно незнакомом месте. И я возблагодарила Бездну за то, что помогла мне спастись от смерти.

Уже потом, когда моя жизнь приобрела какое-то подобие упорядоченности и я окончательно убедилась, что никакой нож мясника мне больше не грозит, я много размышляла о Бездне. Но так и не поняла, что это такое. Единственное, что мне стало ясно, это то, что она приходит к нам во сне, когда мы начинаем осознавать неизбежность своей гибели и нас начинает одолевать смертный страх. А в минуты крайнего отчаяния, когда мы стоим на краю Небытия, когда сильно хочется жить, она приходит к нам и наяву.… Мы сами, своим магическим талантом, зовем эту Бездну, не осознавая этого. Зовем как последний невероятный шанс к спасению, а потом в ужасе отворачиваемся от нее, предпочитая быть сброшенными в Небытие, чем добровольно нырнуть во Мрак…

И тогда, когда я стояла перед этими внимающими мне девушками и женщинами, я знала, что все они уже видели Бездну. Почему же больше ни одна из них не решилась прыгнуть в клубящийся мрак, который на самом деле есть спасение? Ни одна…

Три дня и две ночи мы с Коброй серыми саврасками метались по территории бывшего Царства Света, открывая порталы для ввода в города и селения подразделений своей армии, которые должны были встать там стационарными гарнизонами. По всем местам, где орбитальное сканирование обнаружило присутствие населения, были разведены постоянные и временные гарнизоны. И в некоторых глухих углах, в основном к западу от Миссисипи, нас ждали сюрпризы. Небольшие поселения в укромных местах оказались незаконными, и проживающие там полудикие мужчины и женщины никогда не подчинялись власти демона. Но на общем фоне это были чистые слезы: три с половиной тысячи человек общей численностью. При этом я распорядился не оставлять гарнизонов на месте юношеских лагерей для мальчиков, а также в военных городках «воинов света». Оттуда требовалось только забрать немногочисленный женский контингент да отдать негритянской обслуге приказ отрезать бывшим хозяевам головы и захоронить тела в глубокой могиле. И выполняли негры этот приказ, надо сказать, с полным удовольствием.

Другой нашей задачей был перехват поездов с двуногим скотом, спешащих в сторону боен, а также морских судов с живым товаром в Мексиканском заливе и Атлантическом океане, идущих в порты Царства Света. При этом я распорядился игнорировать транспорт, движущийся в обратном направлении, ибо неживой груз на данном этапе меня не интересовал. В море большие десантные челноки перехватили все корабли с живым товаром, дрейфовавшие без руля и без ветрил. Несчастные женщины и не потерявшие разумения негры-матросы эвакуировались по воздуху, а пустая посудина оставалась игрушкой ветра и волн. Ну нет у меня даже нескольких призовых команд, чтобы приводить эти корабли в порт. Другие суда с иностранными экипажами, которые продолжали целенаправленно идти в порты Царства Света, мы пока не трогали, намереваясь разобраться с их грузом и командами по прибытии. Правила прямо на причале сажать на кол работорговцев и рабовладельцев я не отменял.

Но то, что мы увидели во время этих метаний, произвело на нас удручающее впечатление. Но еще сильнее был шокирован сопровождавший нас старина Роберт. Мертвая страна… И таковой она стала уже давно. А для чего демону города, за исключением столицы, портовых и промышленных центров? Да и те поселения, что не были заброшены за более чем полтора века демонического владычества, выглядели изрядно обветшалыми и какими-то депрессивными; большую часть их жителей составляли чернокожие рабы обоих полов, занятые на основных работах, при этом бледнолицые «воины света» исполняли обязанности администраторов, надсмотрщиков и охранников. Не страна, а один сплошной концлагерь.

Так что я напрасно беспокоился по поводу крушений на железной дороге. В поездных бригадах машинист и его помощник были низкоранговыми «воинами света», а вот пара кочегаров на каждом паровозе являлись чернокожими – поэтому по факту ни одной железнодорожной катастрофы или даже простой аварии не произошло. Увидев, что их белые масса каюкнулись, кочегары потихоньку стравили пары, остановили поезда и принялись ожидать распоряжений от вышестоящего руководства, в смысле того, что бедным неграм делать дальше. Их на это дрессировали: в любой непонятной ситуации ожидать начальственных указаний. И не было никакой разницы, приезжало это начальство вдоль путей на пароконной бричке или прилетало на паре «Шершней» (больше и не надо). Главное, что это были белые люди, имевшие при себе оружие – они знали, что в такой ситуации делать, и сразу начинали уверенно отдавать распоряжения.

Первым делом прибывшие отрезали головы бородатым охранникам и машинистам (противозомбические мероприятия). Потом они выводили из вагонов плачущий контингент и переправляли его через портал в Тридесятое царство, присовокупив к общей компании обоих кочегаров. Там этих бедных черных мужчин ожидал сытный обед, а также беседы с магами истины и магами жизни: первые выясняли все подробности их жизни в Царстве Света (только на первых порах, потом это стало неинтересно), а вторые определяли, насколько демон контролировал эту часть населения, и устанавливали наличие-отсутствие магических привязок, отворотов, приворотов и прочей порчи. А то мало ли…

В результате выяснилось нечто весьма интересное… не совпадавшее с тем, что ожидалось первоначально. Получалось, что черные рабы были самыми свободными людьми в этом Царстве Света, ибо демон, впитавший презрение к чернокожим от своих первых реципиентов, не покушался на их внутреннюю сущность. Мол, не люди это вовсе, а только на них похожи.

При этом, как выяснилось при осмотре магами жизни тел бородачей в черных одеждах, срок жизни среднестатистической мужской особи колебался между тридцатью и сорока годами. Вероятно, причиной этого было неотвязное внимание демона к своим марионеткам, но не последнюю роль сыграли общая антисанитария и отсутствие медицинского обеспечения. При этом, общаясь с бывшими рабами, мы получили неоспоримые свидетельства того, что при жизни даже низкоранговые «воины света» обладали вполне выраженной человеческой индивидуальностью, напоминая скорее религиозных фанатиков в крайней форме, чем запрограммированных биороботов. И это тоже было загадкой – в таком случае становилась непонятной причина столь массового и необратимого выпадения в осадок всей взрослой мужской части бледнолицего населения Царства Света.

Картина прояснилась после обследования нескольких специальных лагерей, где содержались мальчики в возрасте от семи до четырнадцати лет. Если младшие дети, лет до десяти, выглядели нормальными, но чрезмерно озлобленными, вследствие пропаганды, детьми, то старшие возраста, особенно тринадцати-четырнадцатилетние демонстрировали те же признаки, что и взрослые «воины света», только по большей части не в летальном варианте. Одни, как взрослые, выпали в осадок, и с этим ничего поделать было нельзя. Другие вели себя как тихие или агрессивные безумцы, были совершенно неконтактны, при этом не теряя сознания и сохраняя некоторую толику соображения. Третьи сохранили частичную контактность, но при этом их умозаключения были существенно искажены. Четвертые, сохраняя в общем нормальное мышление, впали либо в агрессивное возбуждение, либо в тихую депрессию. И только ничтожное меньшинство мальчиков-подростков не демонстрировали никаких признаков отклонения от общечеловеческой нормы.

Причина у таких «чудес» была одна, просто вызванный ею процесс находился на разных этапах развития. И за ее поиск взялись маги разума с медицинским уклоном. И в первых рядах оказалась молодая жена Колдуна, после инициации проявившая акцентированный талант именно к этому роду деятельности. Ее супруг с гордостью заявил мне, что у его Лидуши, мол, девятый ранг, и при этом ей есть куда расти. Вот тебе и влюбленная соплюшка с острым носиком и светлыми зеленовато-карими глазами… Талант, однако. А быть может, в дополнение к врожденным способностям нашей неофитке помогло то, что она была плоть от плоти и кровь от крови этого мира, а потому чувствовала и понимала его особенности даже лучше своих более опытных коллег… Но, как бы то ни было, наша счастливая новобрачная оказалась на высоте.

Это именно она выяснила, что в ходе полового созревания у мальчиков сущность демона берет на себя контроль над всей умственной деятельностью, занимая в ней центральное положение (у девочек в это время формируются магические способности). С одной стороны, через этот центр от демона передаются императивные побуждения, с другой, если вселившуюся сущность попытаются изгнать при помощи обрядов экзорцизма, то на выходе получится человек-растение, что мы и наблюдали по факту на примере «воинов света», когда демон оказался ликвидирован. Так что, если все идет «как обычно», то перед нами будет конкретно и здраво рассуждающая личность, фанатично преданная своему Великому Пророку. И лишь когда на подкорку через центр контроля поступает то самое неодолимое императивное побуждение, «воин света» вдруг срывается с катушек, превращаясь в нерассуждающего кровожадного зверя. Видимо, помимо таких женщин, как Джессимин Харелл, в истории Царства Света были и мужчины-отступники, чьи имена не сохранила история, и таким образом демон пытался предотвратить потенциально предательство со стороны своей паствы.

Получив от Линдси четкий и конкретный рапорт по этому вопросу, я распорядился всех мальчиков, для кого еще возможно возвращение к нормальной жизни, отделить от основной массы, а со всеми прочими поступить как с взрослыми «воинами света», ибо ни магических, ни естественно-научных методов обращения вспять распада личности не существует. Но даже после этой выбраковки неизлечимых у меня на руках оказывается примерно двенадцать с небольшим миллионов детей школьного возраста, которых требуется не только обувать, одевать и кормить, но и сажать за парты, чтобы учить разумному, доброму, вечному. От того, как мы организуем учебно-воспитательный процесс, зависит, каким будет созданное мною государство через пять, десять, двадцать (и так далее) лет. У товарища Сталина, когда он затевал свой ликбез, все получилось, и у меня тоже получится, не может быть по-другому. Но, с другой стороны, подумать только – двенадцать миллионов детей (девочек в полтора раза больше, чем мальчиков), у которых ни папы, ни мамы, одна сплошная казарма условного суворовского училища. У меня пока учебный процесс организован для двенадцати тысяч подрастающих остроухих, взятых мной из питомников, плюс вечерняя школа для взрослых – и вот теперь этот масштаб требуется увеличить тысячекратно. И это при том, что остроухие – это идеальные ученицы, и учителя, прибившиеся ко мне со стороны (в сорок первом году собрал все что смог с оккупированной территории СССР), на них не нарадуются.

Но при этом я понимаю, что воспитать настоящих людей из этих маленьких зверят, чьи души искалечены демоном – моя первоочередная задача, требующая для своего решения от трехсот до шестисот тысяч педагогов, что составляет население немаленького города. Для младших школьных возрастов детей обоих полов необходимы педагоги-девушки, а для всех остальных желательны брутальные мужчины с боевым опытом. Девочкам старшего возраста тоже необходимы, как минимум в роли классных наставников, именно мускулистые красавцы с ореолом настоящего героя, чтобы у них правильно сформировался образ лица противоположного пола, пригодного для завязывания личных контактов. Но вот откуда взять такую прорву учителей, ума не приложу… Для сравнения, могу сказать, что от трехсот до шестисот тысяч штыков во времена Великой Отечественной войны могли составлять войска от двух до четырех фронтов сразу.

Видимо, придется пойти на поклон с шапкой по всем мирам двадцатого века: и к Михаилу Александровичу, и к Ольге Николаевне, и товарищу Сталину из восемнадцатого года, и к товарищу Сталину из сорок первого года, и к Дорогому Леониду Ильичу. В первых трех мирах возможно навербовать некоторое, но не чрезмерно большое, количество юных незамужних девиц бедного дворянского происхождения, закончивших полный курс гимназии или прогимназии и получивших диплом с правом работать домашним учителем. С предварительной доработкой напильником в гипнопедическом кабинете на «Неумолимом» для преподавания в начальных классах лучше и не придумаешь, а вот где взять учителей-мужчин под прочие задачи, я не представляю.

И тут меня торкнуло. Два месяца назад в мире семьдесят шестого года я начал собирать по семьям, домам ветеранов и медицинским учреждениям еще не старых инвалидов минувшей войны для того, чтобы, без всякой задней мысли, вернуть им здоровье и дать вторую молодость – так требовала моя сущность Защитника Земли Русской. И такая же программа у меня имеется в восемнадцатом году относительно инвалидов Первой Мировой, только там они совсем еще горячие, ведь после окончания сражений прошло не тридцать лет, а всего лишь от года до трех. И у царских, и у советских офицеров в наличии имеется довольно приличный уровень образования. Точнее, не так. Мне сейчас и для старших возрастов магических девиц тоже требуются учителя начальных классов, ибо безграмотность в этом Царстве Света была повальная, и не только среди тех, кто был предназначен стать пищей демону. Образован только тончайший слой высокопоставленных особей-управленцев, бухгалтеров, врачей, юристов, необходимых для ведения экспортно-импортных операций, а также командиров пограничных отрядов охотников на диких баб-с. Но они тоже каюкнулись на общих основаниях. В таких условиях в качестве учителей мне сгодятся любые грамотные люди с полным курсом царской гимназии, реального училища или советской школы-семилетки. Вот и комсомольский призыв от Дорогого Леонида Ильича мне будет в помощь. А дальше – будут учиться ученики, и параллельно будут повышать квалификацию их учителя, был бы лишь педагогический талант.

И уж совсем увлекательным занятием будет учить бывших племенных маток, которые в пулеметном режиме отрожали по двенадцать-пятнадцать отпрысков, потом были назначены к забою по полному износу организма, и вдруг, на пороге окончательной погибели, неожиданно получили путевку во вторую жизнь. После того, как Лилия и мисс Зул восстановят им здоровье и наведут марафет по части женской красоты, жить на всю катушку эти особы захотят со страшной силой. И это я сделал выводы, только мельком глянув на тех, кого давеча привезли на закуску демону на центральную бойню, и посетив место разборки нескольких эшелонов. Теперь, когда эти женщины поверили, что все переменилось и теперь они снова люди, а не двуногий скот, по стремлению давать стране копоти, родине угля, четырнадцатилетние соплюшки с ними и рядом не стоят.

Однако, посчитав кое-что на пальцах, я призадумался. По данным орбитального психосканирования, всего в репродукционных лагерях находится около трех миллионов женщин в возрасте старше четырнадцати лет. При этом из других источников мне известно, что часть из них – это будущие наложницы высокопоставленных «воинов света» и работницы борделей для низшей касты, еще не достигшие полных восемнадцати лет, то есть возраста, когда их должны передать по назначению. И в этом же возрасте у племенных маток начинается репродукция, которая длится пятнадцать лет, заканчиваясь, как это полагалось, женской бойней. При этом, как сказала Лилия, по моему вызову прибывшая в один из репродукционных лагерей, в серьезном магическом лечении нуждаются как минимум пять старших возрастов, а это в масштабах всего бывшего Царства Света семьсот-восемьсот тысяч женщин. Наш госпиталь в Тридесятом царстве такой поток сможет обработать только в амбулаторном режиме, и только если не будет поступления раненых с других фронтов, а это значит, что вопрос требуется решать радикально. Где-нибудь поблизости от Запретного Города (но не обязательно, ибо есть стационарные порталы) необходимо присмотреть уютную долину, желательно с водопадом и порожистой речкой, после чего отжать ее у содомитян под место санаторно-курортного отдыха. Водопады и пороги нужны для того, чтобы среди них могла поселиться очередная дочь Духа Фонтана, которая и придаст этой долине рекреационный потенциал и станет одним из концов стационарного портала.

Кстати, женские репродукционные лагеря, а также лагеря для мальчиков-подростков и юношей, жестко привязанные к существующей железнодорожной сети, в Царстве Света превратились в отдельные населенные пункты вроде поселков городского типа, отчасти заменивших собой заброшенные и полузаброшенные города. Один из таких лагерей, находящийся на месте городка Шантильи, в тридцати пяти километрах к западу от руин Шайнин-сити, я и выбрал в качестве своей временной резиденции. На руинах бывшей столицы Царства Света, как и в любом другом заброшенном населенном пункте, существовать можно с тем же удовольствием, что и на кладбище. Зато тут, трудами постоянного чернокожего персонала, все более-менее ухожено, и даже бараки для содержания девочек старших возрастов только изнутри выглядят как чистый нацистский концлагерь, а снаружи все смотрится вполне благопристойно – чисто побеленные стены, клумбочки, цветочки… Для полного колорита не хватает лишь крематория, расписанного по мотивам народной британской сказки – с эльфами, феями, гномами и голенькими молоденькими колдуньями в остроконечных шляпах, густо развешанными на ветвях деревьев…

Но это я так, шучу сам с собой, хотя, как показывает нам опыт Самых Старших Братьев, кто-то похожий на демона возле Адика и его присных терся. Гейдрих при личном контакте совсем не показался мне осемененным инородной сущностью, но не факт, что прямыми адептами зла не стали Гитлер с Гиммлером. Однако в «моем» мире сорок первого года эта сущность если и была, то давно сплыла, потому что лично со мной рогатый старичок встречаться не желает, очевидно, опасаясь за целостность своих украшений на голове. Мол, придет Серегин, рога поотшибает. Поэтому списываем эту мысль в запас и движемся дальше.

Приняли меня в Шантильи как должное, что даже как бы немного шокировало. Мол, один Великий Пророк умер, да здравствует другой Великий Пророк. Именно так, и никак иначе. В самом центре лагеря располагался большой двухэтажный дом начальника лагеря, откуда экстренно прибывшая техническая команда сперва повыкидывала (и сожгла) все барахло вплоть до мебели, а потом принялась оборудовать строение под мой командный пункт и резиденцию со всеми удобствами. Ну а до тех пор мы как туристы проживали в штурмоносце (тоже, надо сказать, неплохой символ власти, внушающий почтение и даже трепет).

Прежний обитатель особняка, «воин света» по имени Пол Эллисон, исполнявший обязанности начальника этого лагеря, каюкнулся вместе со всеми своими подчиненными, но для повседневной жизни это не имело никакого значения, потому что как раз в нее-то бледнолицые джентльмены предпочитали не вникать. Их делом была охрана, осеменение племенных маток, поддержание порядка, а также отправка на центральную бойню затребованного демоном, то есть Великим Пророком, плачущего двуногого скота. Практическими всеми делами заправляла экономка лагеря, статная чуть пышноватая негритянка примерно сорокалетнего возраста по имени Алиша. И вообще весь постоянный персонал здесь был женским, мужиков-негров на территорию репродукционных лагерей не допускали, чтобы они не портили приплод племенным маткам и не развращали своим присутствием подрастающий молодняк. Кстати, от покойного начальника в доме остались четыре забитые и запуганные молодые женщины, бывшие наложницы мистера Эллисона. Рука прогонять их в бараки у меня не поднялась, и они остались в доме, то ли на правах горничных, то ли не пойми кого.

Что касается мадам Алиши, то под Истинным Взглядом она смотрелась… вполне обычно. Хозяйственная баба, деловитая хлопотунья, достаточно умная и практичная, чтобы тянуть на себе воз повседневных забот почти пятидесятитысячного лагеря, но не хватающая с неба звезд и не имеющая амбиций. В данный момент ее волновало только то, что масса доктор каюкнулся вместе с остальными «воинами света», и теперь некому следить за здоровьем племенных маток и подрастающего молодняка. Как я понимаю, при жизни доктор Митчелл на своего коллегу доктора Менгеле не тянул, ибо не удовлетворял за счет подопечного контингента никакого научного любопытства, но по идейно-моральным основаниям недалеко ушел от того персонажа. Впрочем, чего еще ждать от человека, чьи мотивы и побуждения формировались под непосредственным влиянием демона.

Однако надо заметить, что репродукционные лагеря были единственным местом, где имелось сколь-нибудь системное медицинское обеспечение – очевидно, демон не желал проносить ложку мимо рта, а потому заботился о том, чтобы его корм мог благополучно дожить до убоя. В остальных местах, в том числе и там, где квартировали низкоранговые «воины света», и близко не было ничего подобного медицинским учреждениям и аптекам, поэтому беспокойство мадам Алиши было для меня понятным.

– Доктора я пришлю, – попытался я успокоить местную домоправительницу, и тут же перед нами с легким хлопком образовалась ее мелкая божественность госпожа Лилия, в своем обычном гротескном антураже – белом халате и больших очках, со стетоскопом на шее. Мадам Алиша звонко взвизгнула и всплеснула руками, да так и застыла, с открытым ртом и выпученными глазами, глядя на наше медицинское светило.

– Я здесь, папочка, – тем временем на чистейшей аглицкой мове заявила маленькая лекарка. – Кого нужно лечить?

– Пока никого, – на том же языке ответил я. – Разве что вот эту женщину следовало бы вылечить от того безмерного удивления, которое на нее произвело твое внезапное появление.

– Да, – хмыкнула мелкая проказница, – не думала, что я могу кого-то шокировать. А если серьезно, то я тут уже все посмотрела, и пришла в ужасный ужас. Тут всем пустырник нужно давать от нервов три раза в день вместо завтрака, обеда и ужина. Такого стойкого смертного испуга я не видела еще нигде и никогда.

– Ну, ты же знаешь, Лилия, что и откуда взялось, – устало сказал я. – Именно этого и добивался правивший этой страной демон, присвоивший себе громкое звание Великого Пророка. Ему было недостаточно забрать себе жизни этих девочек и женщин, в качестве приправы к главному блюду ему требовался их липкий смертный страх, лишающий воли к сопротивлению или хотя бы к бегству. Но все это в прошлом, демон уничтожен, и теперь нам требуется понять, что делать дальше, чтобы вернуть человеческий облик всем, кто смог выжить на руинах этого Царства Света. Такая уж у нас работа – лечить и защищать, и, если надо, возвращать людей обратно в человеческое достоинство. Поэтому не возмущайся, а подумай, что мы можешь предпринять для того, чтобы своими магическими методами снять с этих девочек и женщин смертный страх без их эвакуации в наше Тридесятое царство, ибо в нем просто негде разместить двадцать миллионов перемещенных лиц…

В этот момент мадам Алиша вышла из ступора. Она моргнула. Опустила руки. И спросила с величайшим изумлением:

– Великий Пророк был демоном? С рогами и хвостом?! Именно поэтому он прятал от всех свое лицо и тело[3]?

– С рогами и хвостом – это деммы, существа неприятные, но до демонов им далеко, – с легкой издевкой ответила Лилия. – Настоящие демоны – твари бестелесные, и могут вселяться в человеческое тело. Слабые способны делать это только если их позовут, а сильные – когда захочется. Набравший силу высший демон способен одновременно контролировать множество тел, что мы по факту и наблюдали в вашей стране. Но теперь это закончилось, демон уничтожен, а те, кого он контролировал, умерли от шока или необратимо сошли с ума.

И тут мадам Алиша сделала из слов Лилии весьма парадоксальный вывод.

– Так значит, масса Серегин, раз вы не демон, то не настоящий Великий Пророк, и мы напрасно оказываем вам почести как нашему правителю? – спросила она своим глубоким, певучим голосом и поглядела на меня с некоторым вызовом. При этом она склонила голову набок и уперла руки в боки, всем своим видом показывая, что не станет подчиняться самозванцу.

Лилия с ехидной улыбочкой несколько секунд понаблюдала за этой ситуацией, откровенно наслаждаясь ею, а потом вкрадчиво произнесла:

– Папочка… Покажи-ка, кто ты есть на самом деле. Но только прошу тебя быть осторожным, ничего тут не сломать и никого не убить.

Ну, я и показал, что мне стоит… Это вышло особенно эффектно, с учетом того, что архангел давненько просился наружу, себя показать и людей посмотреть. Меч только я из ножен не доставал, иначе последствия могли бы быть непредсказуемыми.

Увидев засиявший в полный накал нимб и прочие атрибуты, лагерная экономка затряслась мелкой дрожью. Глаза ее расширились, она схватилась за грудь. А потом упала на колени и, опустив голову, взмолилась страстно и звонко:

– Смилуйся, о Господи!

– Я не Господь, а всего лишь его слуга! – прогрохотал в ответ мой голос откуда-то из поднебесья. – Впрочем, Господь тоже всегда с тобой, а потому встань ровно и смотри прямо. Теперь ты такой же человек, как и люди с белой кожей. Там, где ступает моя нога, рабство отменяется окончательно. Сказано же было, что нет ни эллина, ни иудея, ни обрезанного, ни необрезанного, а это значит что нет разницы и между белокожими и чернокожими, все равны перед ликом Господним. А те, что думали иначе, возгордились безмерно своей исключительностью, в этой гордыне предали себя в объятия демона, что обещал им свершение немыслимого, и дали ему пожрать себя полностью и без остатка. Демоны, они такие: обещают людям могущество и процветание, а дают совсем другое – разорение, нищету, рабство…

По мере того, как я говорил, накал нимба спадал, ибо не на кого тут было гневаться и некому было грозить; последние слова я произносил уже как осиянный вышним доверием обычный человек. Мадам Алиша, увидев, что все закончилось, не спеша поднялась с колен. Некоторое время она смотрела на меня с трепетом и благоговением, а потом, выпрямив спину, спросила:

– Если рабства больше нет, то значит ли это, мистер Серегин, что мы должны собраться и идти куда глаза глядят, потому что вы пришлете на наше место своих людей?

Произнесено это было деловитым ровным тоном исправной прислуги, привыкшей выражаться без обиняков, причем на чистом английском языке, без всякого негритянского акцента, что тоже было принято мною к сведению.

– Никуда вам идти не надо, потому что теперь вы и есть мои люди, – ответил я довольно мягко. – Исполняйте свои прежние обязанности честно и добросовестно, и тогда моя любовь и поддержка всегда будет с вами, а ты лично, мадам Алиша, назначаешься управляющей всеми делами с полной мерой ответственности. Потом, когда в этой стране снова будут деньги, а также понятия твоего и моего, вы получите все заработанное сполна, о чем позаботится моя казначей Мэри Смитсон. При этом вас больше не будут бить плетью за малейшую провинность, и никто, указав пальцем, не отправит никого из вас на женскую бойню, потому что эта пакость с моим приходом тоже окончательно прекратила свое существование. При этом я обязуюсь защищать вас от любой беды, а если вы заболеете, то вас будут лечить без ограничения сил и средств.

– Многие наши сестры ленивы, и не станут хорошо трудиться, если их прилюдно, в назидание другим, не бить плетью по голым ягодицам, – усмехнувшись краешками губ, произнесла новопроизведенная управляющая лагерем в Шантильи.

– Ленивые выйдут за ворота этого не богоугодного заведения и пойдут на все четыре стороны, где никто не даст им поесть и не впустит к себе на ночлег, – сказал я. – Уж такой эта страна стала в результате деятельности овладевшего ей демона. Так и скажи своим ленивым сестрам – что среди свободных людей наказание для таких, как они, даже страшнее, чем для рабов.

– Хорошо, мистер Серегин, я передам ваши слова всем нашим лентяйкам, а потом дам вам отчет во всех делах, – присев в легком книксене, произнесла мадам Алиша. – А сейчас разрешите идти?

– Идите, – сказал я и, повернувшись к старине Роберту, добавил: – А с вами, мистер Хайнлайн, за ужином у нас будет отдельный разговор. Думаю, пришло время подводить кое-какие итоги.

Перед тем, как собрать подчиненных и объявить им о грядущих грандиозных переменах, я пришла в свою комнатку и закрылась на крючок. Это было мне необходимо. Мне самой следовало все осмыслить и свыкнуться с тем фактом, что мы теперь… свободны. Свободны! Я плохо представляла себе, что это значит, ибо не знала другой жизни. Я повторяла и повторяла это слово про себя, точно пробуя его на вкус. Затем я произнесла его вслух. Оно вылетело из моих уст и как будто озарило мою комнату. Я обводила взглядом стены, испытывая странное волнение. Тень перемен уже лежала на всем, и я ощутила себя здесь словно бы чужой… Потому ли это, что я стала свободной? Или потому, что мне открылась потрясающая истина, перевернувшая мои представления обо всем?

Множество мыслей создавали в голове полный сумбур, и это было непривычно для меня. Ведь прежде все было просто в моей жизни – одно и то же день ото дня: исполнение несложных обязанностей, отчет перед хозяевами. Рабыне не пристало размышлять. Все шло своим неизменным порядком, размеренно и четко, без потрясений и неожиданностей, и ничто не предвещало тех удивительных событий, которые полностью сломают устоявшийся уклад. Эти события ошеломили меня. И сейчас впервые я была в таком состоянии, что мне потребовалось уединиться для того, чтобы немного прийти в себя.

Я села на свою узкую железную койку; старые пружины скрипнули раздраженно и устало. На массивной облезлой тумбочке у изголовья стояла накрытая выцветшей салфеткой плетеная вазочка с имбирным печеньем, соседствуя с неуклюжим жестяным чайником. Рядом с этой композицией ярким нарядным пятном белела изящная фарфоровая чашка с рисунком, которую я берегла как зеницу ока: с утра, едва проснувшись и еще не встав с постели, я любила хлебнуть из нее настоявшегося за ночь чаю – это хорошо бодрило. Старый дубовый шкаф громоздился в углу; одна его дверца рассохлась и не закрывалась до конца, являя взору стопки одежды и постельного белья.

Скромная комнатка, десять на десять футов, ставшая мне родной за долгие годы, что я управляю лагерем… Приходя сюда после работы, я неизменно радовалась тому, что она есть у меня, единственной из всего чернокожего персонала. Здесь я создала свой собственный уют, свое гнездышко. Никто из посторонних никогда не входил сюда – я не приглашала гостей. Собственно, я ни с кем и не приятельствовала, прекрасно зная, чем это чревато: подчиненные мне девки, стоит хоть чуточку приблизить к себе кого-то из них, тут же возгордятся и начнут позволять себе вольности и всякие интриги. Такого допускать было нельзя. Поэтому я старалась быть суровой с ними (порой даже слишком), но справедливой, обращаясь со всеми одинаково. Вышколенные мной, они держались почтительно, но отстраненно. Так и должно было быть, иначе я бы тут так долго не продержалась. Конец этой работе означал бы конец и моей жизни: никому не нужна старая рабыня, не справляющаяся со своими обязанностями. Так что мне приходилось постоянно себя контролировать: когда хотелось улыбнуться и пошутить, я хмурилась, когда хотелось похвалить, я молчала. За глаза девки называли меня Фурией. Тем не менее я знала, что они, хоть и побаиваются меня, но относятся без неприязни и очень уважают.

Сквозь небольшое окно внутрь проникали лучи жаркого июньского солнца, и маленькая муха, лениво жужжа, билась о стекло, время от времени замолкая, чтобы передохнуть и посидеть на подоконнике. Не вставая с кровати, я привычно занесла руку, чтобы прихлопнуть ее, как делала это всегда. Но что-то остановило меня – какая-то смутная мысль, мелькнувшая в голове. Я смотрела на муху и пыталась уловить эту мысль. Вот так же, как я убиваю муху, убивали в нашей стране женщин… Обыденно, без эмоций, совершая несложный ряд привычных действий. А они хотели жить. Конечно же, хотели, хоть и знали, что умрут. Все хотят жить, и эта муха тоже! Жизни наших женщин забирал ненасытный демон, о котором говорил тот удивительный могущественный господин, отмеченный Божьей благодатью и наделенный властью повелевать мирами, уничтоживший демона… Демон! Подумать только! Мы все служили демону?! Это он управлял нашей страной, называя себя Великим Пророком? Это он заставлял нас умирать под ножом мясника, чтобы после наши тела были съедены? А ведь такой конец неизбежно постиг бы и меня – таков был многолетний уклад, и избежать этой участи не удавалось еще никому, – и мне думалось об этом спокойно. До сегодняшнего дня…

А сегодня я узнала, что ничего теперь не будет по-прежнему. Что никто не будет убивать женщин. И что отныне мы, чернокожие, свободные люди… А демона больше нет. И все это стало ошеломляющим потрясением для меня. Но особенно ошеломлял тот обман, в котором мы жили веками, принимая положение вещей без всякого ропота. Мы верили, безоговорочно верили тому, кто называл себя Великим Пророком…

Я не смогла убить муху. Мне отчего-то показалось, что если я это сделаю, то совершу страшный грех. Эта муха была для меня не просто мухой…

Я осторожно открыла форточку, и, подгоняя муху полотенцем, выпустила ее на волю…

После этого я ощутила странную, головокружительную легкость. Словно вместе с мухой вдаль унеслось все то темное и тяжелое, что давило на меня всю жизнь, но без которого я не представляла своего существования. И такая жажда жизни вдруг проснулась во мне, что захотелось кричать. Но я сдержалась.

И вдруг я увидела многое, на чем прежде не останавливала свой взгляд… И мне открылось столько, что я не переставала удивляться. На бледно-зеленом покрывале черными нитками был вышит узор, и только теперь я заметила, что это не просто узор, а ряд причудливых деревьев. На дверцах дубового платяного шкафа красовался довольно грубый неразборчивый рельеф – но, приглядевшись, я поняла, что это голуби и цветы! Невероятно… И тут же мои глаза обратились к моей любимой фарфоровой чашке, так выделяющейся на довольно убогом фоне своей инородностью. Я никогда не разглядывала рисунок на ней – мне казалось, что это просто узор, набор ярких пятен. Но сейчас – у меня даже сердце затрепетало от волнения – я отчетливо видела в сплетении цветных полос очертания птицы… И я знала эту птицу с яркой красной грудкой – такие прилетали зимой на территорию нашего лагеря, чтобы полакомиться дикими мелкими яблочками с деревьев, растущих здесь в изобилии. Ну просто какие-то чудеса происходили со мной…

Напротив моей кровати, на стене, были развешаны пучки трав, которые я собирала, чтобы в комнате приятно пахло. Обычно целый год они висели здесь, и к следующему лету заканчивались, потому что я заваривала из них чай, замечая, что они очень хорошо помогают при простуде. Я не знала названий этих растений. Но каждое лето развешивала эти пучки… Сейчас они были еще свежими, я нарвала их только недавно.

Мне вдруг захотелось взять один из этих пучков и погрузиться в него носом. Странное желание, прежде никогда не возникавшее у меня… Но я так и сделала. Сняла тот, что висел с краю, почти закрытый отодвинутой оконной занавеской. Нос мой щекотали листья, и я жадно вдыхала горьковато-пряный аромат этой неведомой травы с мелкими фиолетовыми цветами. Теплый, насыщенный солнцем и влагой, запах этот вызвал в моем воображении удивительные образы. И слово «свобода» вновь зазвучало в моей голове – то торжественно, то изумленно, то задумчиво. Это был какой-то волшебный миг – когда я стояла так, зарывшись лицом в пучок травы. На меня накатывали волны какой-то необыкновенной неги, и открывались передо мной чудесные дали, подернутые дымкой загадочности… Этот запах нашептывал мне о будущем. О счастье. И еще о чем-то, чему я не знала названия, потому что прежде это что-то отсутствовало в нашем мире. Теперь оно есть. Я знала это точно. И осознание того, что оно есть, прогоняло прочь зыбкость моего существования.

Я свыкалась с мыслью, что теперь мне не придется умирать. Точнее, придется когда-нибудь, когда я стану совсем старая и немощи одолеют мое тело… Говорят, что когда-то давно так и было, и женщины могли жить до тех пор, пока не умирали сами. Это были крамольные разговоры. И в это верилось с трудом. Ведь наш Великой Пророк говорил, что все мы, женщины, прокляты, что на нас лежит великий грех, и поэтому мы должны искупать его, умирая под ножом мясника. Точнее, он говорил это о белых женщинах, которых в нашем лагере специально выращивали на мясо, но и о нас, бедных чернокожих, тоже не забывали, отправляя на убой в случае серьезной провинности, или когда мы уже не могли работать с полной отдачей.

Но иногда думы об этом все же меня одолевали… Это случалось обычно глубокой ночью, после того, как мы отправляли на убой очередную партию девочек – я почему-то плохо спала в это время. Все то, что я слышала, представлялось мне чудесной сказкой, придуманной чьей-то богатой фантазией – вроде историй о лунных человечках. И дерзкая мысль закрадывалась в голову: а что если это правда? И я замирала, и отчего-то пугалась, словно кто-то мог услышать то, о чем я думаю. И гнала, гнала прочь опасные заблуждения… Наутро у меня всегда раскалывалась голова.

И вот теперь та сказка оказалась реальностью. А Великий Пророк оказался демоном… И я совершенно не знала, что делать с этим. Раньше все было предопределено в моей судьбе. Существование мое напоминало заколоченный со всех сторон узкий тесный ящик. Один конец – это мое рождение, а другой – это смерть. И я медленно ползла по нему, чтобы в конечном итоге упереться в дальнюю стенку, за которой – Небытие. До Небытия мне оставалась пара дюймов – то есть лет пять, не больше. Сорок лет – это предел жизни женщины, которую можно использовать. И вот теперь наш новый повелитель, могущественный пришелец из иного мира, Господень слуга по имени мистер Серегин словно бы выбил ту сторону этого ящика, которой я почти достигла – и мне открылся простор. Теперь у меня есть будущее! Смерть откладывается на неопределенный срок – и для меня это все равно что если бы она вовсе исчезла. Но страшно, страшно выходить из привычного ящика… Ведь я не знаю ничего за его пределами.

Впрочем, наш новый правитель указал мне тропинку, которая должна провести меня через неизведанное. Получив свободу, я буду служить ему даже ревностнее, чем если бы он оставил меня рабыней! И для этого мне даже не придется переезжать куда-то, менять свой привычный быт, потому что я нужна ему в той же должности и на том же месте, что и раньше, только теперь выращенные в нашем лагере девочки уже не будут умирать под ножом мясника. Теперь у них тоже будет будущее и долгая-долгая жизнь. А еще, когда наш новый владыка сказал: «Теперь вы мои люди», я вдруг поняла, что для него слово «мои» означает не право собственности, а то, что он доверяет этим людям, то есть нам, и обеспечивает свою защиту. Доверие и защита – это то, чего я не знала никогда. Прежнее начальство просто держало нас в страхе возможностью быстро, без всякой очереди, отправить на убой любую, и наслаждалось нашим страхом перед неизбежным. Но господин Серегин, который в гневе воистину страшен, не убивает женщин и очень не любит их пугать. Он – другой.

А еще я заметила, что, глядя на меня, он не видел ни цвета моей кожи, ни то, что я рабыня, ни то, что я женщина. То есть на самом деле он все это видел, но оно было для него неважным, а важна была моя внутренняя сущность, которая и называет себя Алишей. Именно поэтому он таким дежурным тоном сообщил мне сначала, что я теперь свободна, а потом, что я должна продолжать исполнять свои обязанности, а он позаботится, чтобы я получила свое вознаграждение. Другое для него немыслимо.

Мое воображение устремилось вперед как резвая лошадка, так что его было не удержать. Как же наш новый повелитель обустроит теперь наш мир? Что он сделает с мужчинами? Мне рисовались довольно странные картины, и я понимала их нелепость. Нет, я не могла представить, как все будет теперь. И азарт разгорался во мне посмотреть на все это. И стало мне вдруг весело, и я рассмеялась.

А пучок травы в моих руках источал аромат свободы… И солнце ласкало меня своим теплом, точно сам Господь изливал свою целительную любовь на бывшую чернокожую рабыню. О да, Любовь – вот оно, то слово, которое обозначает то, что пришло в наш мир! Я вспомнила его. И теперь мне предстояло познавать и познавать эту любовь, о которой я прежде ничего не знала. Как и все мы.

На ужине у нас собрался полный ареопаг: неизменная магическая пятерка, моя Елизавета Дмитриевна, Линдси с Колдуном, Руби со своей наставницей Коброй, Мишель отец Александр, старина Роберт, и все четверо Самых Старших Братьев, которым затем предстояло отправиться в госпиталь Тридесятого царства для прохождения омолаживающих и укрепляющих медицинских процедур. И все, больше никого я в этот день за своим столом видеть не пожелал.

Беседу начала Птица. С подозрением поковырявшись в своей тарелке, она подняла на меня глаза и с брезгливым видом спросила:

– Скажите, Сергей Сергеевич… а это мясо пару дней назад случайно еще не разговаривало?

– Нет, – успокоил я ее, – еще сегодня утром это мясо честно хрюкало. И вообще я распорядился все обнаруженные запасы женского мяса захоронить в специально отведенных местах, которым будет придан статус безымянных братских могил, а отче Александр помолится за души тех несчастных, что не смогли дождаться нашего прихода и спасения.

– Да, – подтвердил честный отче, – так я и сделаю. Но самая главная работа, которой будет невпроворот – крестить всю эту массу женщин и детей… – Он задумчиво вздохнул; на лице его была написана серьезная озабоченность.

– Вот что, отче Александр, – сказал я, – не торопитесь с крещением. Чтобы оно не стало пустой формальностью, с душами этих несчастных предстоит проделать еще много работы. И еще учтите: для крещения целой страны нам понадобятся несколько тысяч искренне верующих священников, при этом не догматиков и не фанатиков, и откуда их взять, у меня пока нет никакого понятия. И еще я думаю, что не стоит проводить святые обряды в этом мире, в котором энергетика пропитана черными эманациями беззаконных и безжалостных убийств.

– Батя прав, – категорично заявила Кобра, – энергетика тут такая мерзкая, что мне все время хочется плеваться. А ведь я совсем не из брезгливых. И только в тот момент, когда из нашего командира выглянул архангел, Тьма испуганно отпрянула от него, ибо происходящее ей оказалось не по вкусу.

– Так и должно быть, – вздохнул священник. – Когда появляется Свет, Тьма не в силах бороться с ним, а потому бежит прочь. Сергей Сергеевич, быть может, стоило попробовать извлечь из ножен ваш меч?

– Вы же знаете, что я не извлекаю свой меч из ножен всуе, – недовольно ответил я. – Делать это мне надлежит только для благословения, перед тем, как послать войска в бой, или для того, чтобы насмерть запугать кучку негодяев. Однако если вы, честный отче, наберете хоть сколько-нибудь неофиток, неважно, белых или черных, готовых искренне воспринять Святое Крещение, то я обеспечу этому процессу прикрытие от сил Тьмы, присовокупив свое напутственное благословение. Стоя на дарованной мне Творцом своей земле, я получил право благословлять не только воинов на бой, но и весь прочий честной люд на трудовой и жизненный подвиг.

– Хорошо, Ваше Императорское Величество, – склонил голову отец Александр. – Наверное, вы правы, и нам пока не стоит торопиться с крещением этих несчастных.

– Торопиться стоит, но в меру, чтобы это не превратилось в пустую формальность, – ответил я. – И еще. Попрошу в нашем узком, почти семейном, кругу не употреблять ни полного, ни частичного титулования. У нас у всех есть имена и боевые позывные, вот с их помощью и давайте общаться. Между прочим, это касается всех, а не одного лишь отца Александра. Я все тот же капитан Серегин, каким был прежде, только забот и хлопот, упавших на плечи, прибавилось невероятно. С вашей помощью я со всем этим, конечно, справлюсь, но только в том случае, если вы мне будете добровольными помощниками, а не подневольными слугами. А с этими Светлостями, Высочествами и Величествами недолго забронзоветь, зазвездиться и оторваться от коллектива. И это будет неправильно, потому что так Царствие Божие на Земле не построишь. У кого еще есть, какое мнение? Вот ты, Руби, что скажешь?

– Я скажу, что готова помогать вам во всем, что вы делаете! – с жаром сказала девушка. – Однажды я бежала из своего родного мира, а потом пуще смерти боялась в него вернуться, но с вами и всей вашей командой, частью которой я стала, мне уже не страшно ничего. Страх исчезает, если, имея силу, посмотреть прямо ему в глаза. С вашей помощью я стала сильной, гордой и уверенной в себе, и теперь мне хочется, чтобы такими же стали и миллионы моих сестер, которых я люблю как самое себя. Другой цели в жизни у меня теперь нет.

Я чуть задержал на ней взгляд. Это была уже не наша прежняя молчаливая Руби – в ней появилась какая-то уверенность, раскованность. Очевидно, это ее хорошо выполненная миссия так вдохновила ее. И я лишний раз порадовался, что позволил человеку проявить себя в важном деле.

– Сергей Сергеевич у меня есть вопрос… – подала голос Анастасия. – Скажите, а за кого все эти женщины и девочки, когда вырастут, будут выходить замуж, если всех местных мужчин сожрал демон? – После короткой паузы она нерешительно добавила: – Неужели… за негров?

– За местных негров я не отдал бы замуж и самку собаки, – отрезал я. – Как и в мирах Подвалов и Содома, мужская популяция оказалась нестойкой к враждебному магическому влиянию, и сильно деградировала. И этот процесс будет продолжаться и в дальнейшем, пока вокруг этого мира окончательно не рассеется некротическая аура. Мужчины тут могут быть только пришлые со стороны, поэтому придется прибегать либо к семейным практикам Аквилонии (чему мешает тот факт, что как раз таки местным дамам чувство ревности известно в полном объеме), либо к той системе с генетическими банками, что практикуется в Русской Галактической Империи.

И тут Руби возразила:

– Сергей Сергеевич, на самом деле моим возлюбленным сестрам чувство ревности неизвестно. Да и откуда мы могли бы его узнать, если с самого начала большинство из нас готовили к быстрой и бессмысленной смерти, а меньшинство – к мучительной жизни, в конце которой перед нами маячила та же бойня. Все было устроено так, чтобы ни одна девушка или женщина в Царстве Света не умирала своей смертью. К кому нам было ревновать в таких условиях, если лица противоположного пола с самого раннего детства вызывали в нас ненависть и омерзение. Даже когда мы были маленькими и содержались все вместе, маленьким самцам сходило с рук самое изощренное насилие и издевательство, какое только способен выдумать детский ум…

– Эту практику следует немедленно пресечь, – решительно сказал я, – но для этого требуется обновить контингент воспитателей. Местных негритянок, которые равнодушно смотрят на все, что не ведет к смерти или увечьям, необходимо заменить на советских комсомолок или хотя бы на барышень из начала двадцатого века, имеющих совсем другую реакцию на подобные безобразия. Тогда малолетнему хулигану сначала достанется по первое число, а потом с ним должны будут поработать маги разума. В каждом таком случае следует выяснить, является ли такое поведение только следствием предыдущей вседозволенности и поощрения со стороны старших, или это генетическое отклонение, регрессия, превращающая мужчину в самца двуного зверя, после чего такой ребенок должен подлежать быстрой и максимально безболезненной выбраковке.

– Сергей Сергеевич! – воскликнула Птица. – Да как вы можете говорить о выбраковке, когда речь идет о маленьких детях?!

– Окстись, Птица, – ледяным тоном произнес я, – это не наш милый и спокойный двадцать первый век, а мир-инферно, мир-нарыв! Во избежание тяжких последствий в том случае, если психическое отклонение, превращающее мальчика в детеныша зверя, неизлечимо ни естественно-научными, ни магическими методами, такой ребенок должен обязательно покинуть этот мир. Иначе через несколько лет у нас обязательно будут смерти и сломанные судьбы женщин, с которыми эта мужская особь попытается реализовать свою страсть к физическому насилию. У нас там был один Чикатило, а здесь, если не принять экстренных мер, в результате деятельности демона через несколько лет счет таким маньякам может пойти на десятки тысяч. Вы хотите, чтобы те, кого мы только что спасли из-под ножа мясника, в недалеком будущем погибли от рук неисправимых психопатов? Я, например, подобного не желаю, поэтому не только вскрою абсцесс, но и вычищу его с максимальной тщательностью. Но для достижения полного эффекта, наверное, необходимо, чтобы подобный контроль осуществлялся на протяжении нескольких поколений.

Хлоп! – и рядом с нами объявилась наша мелкая божественность.

– Папочка совершенно прав, а ты, Аннушка, впала в слюнявую бабью блажь! – категорично заявила она, подняв палец кверху. – Понимаешь, если влияние демона смогло подействовать на наследственность, даже я буду бессильна хоть что-нибудь изменить, а ведь у меня таланта побольше, чем у других. Правда, во всех вариантах галактических империй известно так называемое корректирующее чипирование, но, по мне, так это не панацея, а весьма пошлый паллиатив. Во-первых, на выходе у вас получится импотент, которому будут недоступны любые сексуальные побуждения, во-вторых, это будет весьма слабовольный и нерешительный тип, который не сможет защититься даже против малейшей внешней агрессии. По мне, так это сплошное издевательство над человеческой натурой, а потому ранняя эвтаназия для неизлечимых маньяков будет гораздо честнее.

– Так может, Сергей Сергеевич, вы все же выберете чипирование? – спросила Птица. – Пусть эти мальчики вырастут безвольными импотентами, зато они останутся жить. И вообще, быть может, действие чипа можно как-то регулировать?

– Чтобы его регулировать, нужна светлая эйджел, работающая поводырем, – вздохнув, сказала Лилия. – А где ты их, Аннушка, возьмешь в количестве нескольких тысяч голов, да таких, чтобы они взялись за это дело добровольно? Есть еще, правда, чипы-предохранители, которые автоматически наносят шокирующий удар, если вдруг пациент думает неправильные мысли, но там через два раза на третий: если мысли были очень сильными и яркими, дело заканчивается начисто выжженными мозгами. Но даже если мозги не выжжены, сам факт зверски-маниакального сексуального поведения все равно потребует оформить персонажа по первой категории. Нет уж, папочкина идея с ранней выбраковкой честнее, чище и дешевле, еще и потому, что тогда не надо вкладывать государственные средства в обучение и воспитание гарантированного будущего покойника.

– Да, – сказал я, – последнее соображение тоже немаловажно. На протяжении жизни одного-двух поколений тут вместо нормального общества будет одна сплошная армейская казарма на полном государственном обеспечении, ибо что чернокожие, что белокожие никогда не знали иной жизни. Поэтому их еще придется приучать к тому, что может существовать семья с мамой, а иногда еще и с папой, что между мужчиной и женщиной может быть любовь, а не грубое насилие, когда дети зачинаются в боли и унижении женщины, а мужчина при этом упивается своей властью и силой.

– Неужели все так безнадежно? – с тоской спросила Птица.

– Если мы увидим, что наш пациент не безнадежен, то приложим все усилия, чтобы исправить ситуацию, – сказала Лилия, – но если даже я ничего не смогу сделать, тогда увы…

– Никто и никогда не посмеет обижать моих любимых названных сестер и дочерей, безразлично к цвету их кожи, – императивным тоном произнес я. – Все, что я делаю в этом мире, предназначено только для них и ради них, а местные демонские обмылки мужского рода идут вторым сортом. Смогут выдержать заданный мною стандарт обращения со слабым полом, значит, будут жить. Если нет, то отправятся в ад вслед за старшими братьями и отцами. Хороших во всех смыслах мужчин у меня в Единстве вполне достаточно для того, чтобы создать семьи и породить новые поколения, и если потребуется я смогу их привлечь еще больше. Если вопрос встанет ребром, то опыт Аквилонии мне в помощь, но как бы то ни было – отцами детей в моем государстве будут только настоящие мужчины, верные своему Патрону, стойкие в бою, добрые и нежные с женами и детьми. Я все сказал. Dixi!

И тут же за окнами прогремел раскатистый гром, подтверждая, что это и есть самая верная программа, а все прочее слюнтяйство – от лукавого.

– Да, Сергей Сергеевич, – поежился Мишель, – не хотел бы я оказаться на вашем месте, чтобы вот так, с ходу, принимать решения о жизни и смерти, возможно, даже тысяч детей. Конечно, по большому счету, вы правы, и допустить появления в обществе тысяч насильников-маньяков, которые к тому же будут убивать своих жертв, нельзя ни в коем случае, но…

– Никаких но, Миша, – парировал я. – Государю чаше всего приходится делать выбор не между хорошим и плохим решением, а плохим и очень плохим. И хуже всего, когда решение откладывается на будущее, а проблема за это время вырастает до невероятных размеров. И то же самое вам скажет Лилия. Чем раньше вы начнете лечить болезнь, тем проще будет добиться полного выздоровления. Кстати, и вы тоже готовьтесь. Кому, как не вам, принимать трон местной Российской империи после того, как у меня найдется время и ресурсы турнуть с него прямо в ад последнего представителя династии Николаевичей. Информация, которую удалось получить при допросе посла Российской империи в Царстве Света графа Константина Николаевича Клейнмихеля, носит совершенно удручающий характер. Царь Иван Седьмой – пьяница, лентяй, дурак и любитель мальчиков, государственными делами не занимается, но это еще полбеды. Это именно при нем за каким-то хреном Российская империя заимела в Царстве Света свое посольство, что можно счесть фактом экстраординарным. Подумать только, какой позор: Посольство Российской империи при демоне! Он бы еще ко двору рогатого старичка своих послов заслал! А еще граф сам большой любитель поесть молодого женского мясца – раскололся на допросе у Бригитты Бергман, что в Кремле (Петербург в этой России давно уже не столица, а обветшалый губернский город) для нужд двора его императорского величества уже некоторое время полулегально существует маленькая такая женская боенка. Мол, там перерабатывают как наловленных на улице девиц-босячек, так и жен и дочерей провинившихся высокопоставленных особ и купцов первой гильдии. Ну чисто как на Британщине, только пока в варианте «лайт». И православная церковь, как ни кипят гневом некоторые иерархи, возразить ничего не может, ибо она государственное учреждение. Это мы, Миша, еще вовремя зашли, а не то и по всей Руси Великой как грибы-поганки повырастали бы женские бойни, и стала бы она еще одним филиалом царства демона…

Мишель после этих слов побледнел. Губы его дрогнули, а в глазах зажегся недобрый огонек. Он медленно мотал головой, точно не в силах поверить в сказанное. Остальные были в похожем состоянии. Да уж, не хотелось за ужином рассказывать подобные истории, но приходится…

Впрочем, жених Кобры быстро пришел в себя, встряхнулся и оправился, после чего сказал:

– Да уж, убили вы меня, Сергей Сергеевич… В России… женские бойни… Никогда бы не подумал, и в страшном сне бы не увидел, что такое может быть… И что же вы теперь думаете делать?

– Выбор у меня из двух вариантов, – ответил я. – Я могу прямо сейчас, ну то есть уже завтра, заслать вас с Коброй и штурмовой группой спецназначения с задачей доставить мне голову этого придурка, поубивать максимально большое количество приближенных к нему элитариев и спасти томящихся в ожидании смерти несчастных дам и девиц. Наша Гроза Драконов такие задания любит… Да и «Дочь Хаоса» не мешало бы выгулять там, где она сможет применить все свои таланты.

– Да, Батя, – подтвердила Кобра, откидываясь на стуле и хищно улыбаясь, – ты только прикажи, и мы все сделаем в лучшем виде. – Она любовно погладила свой меч.

– Я это знаю, – кивнул я, но такой вариант действий не единственный. Дело в том, что престолонаследие в той Российской империи находится даже в более подвешенном состоянии, чем в Основном Потоке двадцатого века. У самого нынешнего царя нет ни сыновей, ни братьев, а единственный дядя дряхл и тоже в потомстве имеет только дочерей. Зато князья императорской крови по различным линиям многочисленны, алчны и готовы сцепиться в схватке за опустевший престол. Смута на династической почве и война между комплотами элиты после смерти нынешнего царя в таких условиях неизбежна. Вот я и думаю, что, быть может, лучше дождаться, когда у меня появятся возможности заняться этим вопросом на регулярной основе, введя в тамошнюю Москву подразделения армии генерала Багратиона, которые пока нужны мне здесь? И это тоже вопрос из вопросов, ибо правящий монарх, в дополнение ко всем своим недостаткам, еще и зело нездоров, причиной чему возраст, а также гастрономические и сексуальные привычки пациента, так что ситуация в любой момент может сорваться на самотек. И тогда придется проделывать все то же самое, но уже в авральном порядке и расширенном режиме, разом вырубая все противоборствующие кланы до последнего.

Мишель вздохнул и спросил:

– А если вы все же усадите меня на трон местной Российской империи, эти самые кланы вырубать не потребуется?

– Потребуется, – кивнул я, – да только в условиях полицейской диктатуры, а не всеобщей кровавой замятни. Разница в жертвах будет примерно на порядок. И без диктатуры тоже никак нельзя, ибо иного способа вылечить все тамошние застарелые социальные болезни не существует. Ну что, Ваше Императорское Высочество, вы согласны на мое предложение или поискать другие кандидатуры?

– Согласен, – после некоторых колебаний ответил Мишель, – если у двух моих альтер эго хватило и нахальства, и таланта взяться руками за штурвал Российской империи, то чем я хуже них? И к тому же я давал вам клятву верно служить там, куда меня пошлют, и не могу ею манкировать.

– Ну вот и замечательно, – сказал я. – Ждите, распоряжение последует в свое время. А теперь возвращаемся к тому, что происходит на североамериканском континенте. Мистер Хайнлайн, вам слово. Расскажите нам о ваших впечатлениях за эти три дня и о том, как вам понравился результат действий демона.

– Вы издеваетесь, мистер Серегин? – сипло прошелестел старина Роберт, нервно огладив лысую как бильярдный шар голову. – Впечатления у меня самые гнетущие и отвратительные! От той Америки, какой она была когда-то, осталась лишь пустая высохшая оболочка. Тлен, распад, мерзость, деградация! И никакого проблеска! Невообразимый кошмар, до которого не додумалась бы самая изощренная фантазия! И вы, насколько я понимаю, не собираетесь тут ничего восстанавливать, а будете строить с нуля свое русское государство, чтобы выжившие под тиранией демона потомки американцев забыли даже родной язык…

– Родной язык для нас, мистер Хайнлайн, – сказала Руби, мрачно сверкнув глазами, – это язык боли, страданий и смертного ужаса, который мы испытывали до самого момента своего освобождения. Мы – как остроухие, которые, получив инициацию русским языком, сразу же забывают свой псевдоарамейский и начинают разговаривать только на том языке, на каком говорит их обожаемый командир. Вот и мои возлюбленные сестры, кто раньше, кто позже, пожелают отряхнуть со своих ног прах прежней жизни и встать в один строй с мистером Серегиным плечом к плечу. Вместе мы сила, а по отдельности мы никто.

– Честно сказать, мистер Хайнлайн, – произнес я, – мне еще точно не известно, что я тут буду строить на руинах. Понятно только одно – это не будет Америка ни в одном из своих изводов, потому что я сам не американец и не очарован вашей кровожадной старой шлюхой в джинсах. Однако сейчас передо мной стоят самые простые задачи. Мне требуется накормить это огромное количество женщин и девочек, переодеть их в новые удобные и красивые одежды, чтобы ничего не напоминало им о прошлой жизни, благоустроить их быт, чтобы их казармы изнутри перестали быть похожими на бараки нацистского концлагеря. Но самое главное – усадить их всех за парты, не забывая про чернокожий персонал, потому что неграмотный человек в моем государстве сможет найти себе только самое простое и низкооплачиваемое применение. Думаю, что по ходу решения этих вопросов контуры будущего государства сложатся у меня сами собой, но ни буржуазной демократии, ни хотя бы частично свободного рынка в нем не будет. Лживую и продажную буржуазную демократию, в которой политики продаются и покупаются как любой товар, ненавижу я сам, а для свободного рынка в стране-казарме просто нет экономических субъектов. Я намереваюсь внедрить в сознание граждан своей страны понятия твоего и моего, а также принципа экономической заинтересованности, ибо без этого невозможно построение эффективно функционирующей экономической системы. Но только боюсь, что на это уйдет много времени, да и стремиться основная часть населения будет не в бизнес, а совсем в другом направлении.

– Ну тогда, – с совершенно серьезным видом сказал старина Роберт, – вы должны рассмотреть вопрос иммиграции необходимого вам количества мелких бизнесменов и кустарных мастеровых. Насколько я помню, у вас в России в восемнадцатом году подобные люди чувствуют себя весьма и весьма неуютно.

– Зато и собирать их там весьма и весьма проблематично, – проворчал я.

И тут меня торкнуло… Есть же вполне благопристойный вариант – в виде европейских евреев, которых мне пытается по дешевке втюхать носатый миляга Рейнхард. Надо только заранее отсеять из этой массы носителей идеи богоизбранности, передав их товарищу Сталину для переработки в Гулаге, пусть даже для этого потребуется разделять семьи, а всех остальных, при условии соблюдении ими самых банальных тринадцати заповедей вполне можно ассимилировать на американском материке в качестве граждан моей империи. И не обязательно это должны быть евреи. Есть же французы, томящиеся под гнетом германской оккупации, а также прочие народы в разных мирах, на несчастных для себя отрезках истории, как те же ирландцы в мире Крымской войны. А еще надо повнимательнее взглянуть на китаянок, которые пароходами массово везут на бойни Британии и Царства Света. Бойни закрылись, а пароходы знай себе идут. Кто сказал, что предприниматели могут быть только мужского пола? Нифига подобного! Взять отовсюду понемножку самых лучших, добавить к ним своих гвардейцев-ветеранов – и лет через двадцать получится новая нация. Да, это отличная идея!

Собственно, на этом разговоры о делах закончились, народ доел свою тушеную свинину с картошкой и через порталы разошелся кому куда было надо.

Сегодня после ужина, когда все разошлись (даже Кобра с Мишелем убыла в Тридесятое царство), мы с Елизаветой Дмитриевной решили не ночевать в ее тесненькой каютке на штурмоносце, а обновить супружескую спальню, которую как раз закончила отделывать техническая команда тылового обеспечения под начальством серой эйджел техник-лейтенанта Келен Диа. Чтобы не чувствовать тяжелого некротического фона, в доме был установлен компактный магический генератор, настроенный на спектр магии жизни. Клин клином вышибают, и здесь это утверждение тоже истинно.

Если по ту сторону Атлантики электричество было обычным, но несколько дороговатым явлением, то в Царстве Света о нем, можно сказать, и не слыхивали. В ходу было так называемое газовое освещение, только газ использовался не природный, а тот, что добывают пиролизом дров или каменного угля, в просторечии называемый светильным. Если огонь в светильнике ночью вдруг погаснет, а газ продолжит идти, а обитатели комнаты, проснувшись ночью, чиркнут спичкой, чтобы зажечь потухший свет, то, при накоплении значительного количества газа, может случиться объемный взрыв.

Поэтому ну его, такое освещение… Установленный в подвале энергетический преобразователь, предназначенный для питания магического генератора, попутно выдавал на клеммные контакты еще и обыкновенное электричество с параметрами бортовой сети «Неумолимого». При этом использовались светильники, проводка и прочая фурнитура, которые были произведены в бортовых мастерских галактического линкора на оборудовании, предназначенном восполнять потери в случае боевых повреждений. Местные – три кухарки-негритянки и прочая прислуга, а также оставшиеся выморочными четыре бледнолицые наложницы предыдущего хозяина – первый раз увидев включившийся яркий немигающий свет теплого солнечного оттенка, от избытка впечатлений впали в благоговейное оцепенение.

И вот, проводив гостей, мы с Елизаветой Дмитриевной удалились на жилую половину, чтобы, расслабившись предаться законным любовным утехам. Вместе приняли душ (душевая кабина опять же производства мастерских «Неумолимого», из местных ресурсов только труба с холодной водой) и уже улеглись на роскошную императорскую кровать… как вдруг произошло неожиданное. В нашу спальню тихой сапой прокрались бывшие наложницы мистера Эллисона, которых я при встрече пожалел и не стал прогонять, оставив приживалками с неопределенными обязанностями, ибо чернокожая прислуга и без них справлялась со всеми делами. Уж больно печальные у них были глаза – как у крупных собак, хозяин которых умер или уехал, бросив их на произвол судьбы. Под Истинным Взглядом они читались точно так же, а еще было понятно, что если я прогоню их прочь, для них это будет равносильно смерти, ибо в бараках их не примут, и, скорее всего, равнодушно забьют насмерть. За что? А просто так! Хоть жизнь наложницы слуги Зверя не мед и даже не сахар, у тех, кто в бараках для передержки ждет решения своей участи, по этому поводу имеется свое, весьма искаженное представление.

Все, что я об этих девицах знаю, это их имена и возраст: Грейс шестнадцать лет, Линде тоже, Эйприл – восемнадцать, и Шарлин, самой старшей, двадцать один. У всех четверых под тоненькими пеньюарами видны синяки и ссадины – следы последней любви с уже покойным озверевшим самцом. И все равно они пришли сюда, потому что, раз уж я их не прогнал, считают обязанными предложить мне свои юные тела.

Обнаружив в мой спальне Елизавету Дмитриевну, девицы сперва удивились, потом приуныли. Рядом с моей породистой красавицей-женой местным измученным инферно-замухрышкам ничего не светит даже чисто теоретически, не говоря уже о том, что я принципиально сплю только со своей богоданной супругой.

Они повернулись к двери и собрались так же тихо удалиться, но тут мне захотелось их остановить. Уж слишком у них был несчастный и обескураженный вид… Мне показалось, что неправильно будет просто отпустить этих девиц восвояси, вот так, не сказав им ни слова – это будет почти равносильно тому, как если бы мы их просто прогнали. Пренебрежение малыми сими еще никого до добра не доводило.

– Погодите, девочки, – сказал я бывшим наложницам, уже направившимся к выходу.

Они остановились и дружно повернулись в нашу сторону.

Я сел на край кровати, кутаясь в покрывало.

Повернувшись к Елизавете Дмитриевне, я спросил по-русски:

– Ну что, Лизонька, потратим полчаса-час, раз уж так получилось, на светские разговоры?

– Разобраться хочешь? – спросила моя красавица, во всей своей красе садясь на постели по-турецки. – А надо ли?

– Надо, Лиза! – ответил я. – С демоном разобраться было легко, а вот с такими случаями это сделать гораздо труднее. Ведь они же типичные представительницы своего класса – сами пришли, искать их не надо, и после этого разговора я лучше пойму, что делать с похожими на них бывшими наложницами.

– Ладно, Серенький, уговорил, – кивнула Лизонька. – Ты начни, а я поддержу, если что.

Со стороны, для человека, не владеющего великим и могучим, все это, вероятно, выглядело так, будто мы с женой сговариваемся по поводу небольшой групповушки… Ну, так-то, чисто теоретически, с компанией диких и необузданных амазонок, делающих «это» по велению души, мы себя еще на свободу отпустить могли бы… А вот с бывшими наложницами, считающими, что это их должностная обязанность, уже нет.

– Значит, так, девочки, – уже по-английски сказал я, – а теперь четко и ясно объясняем, что вас заставило прийти в нашу с женой спальню. Я спрашиваю не о том, ДЛЯ ЧЕГО вы пришли, по времени визита и вашему внешнему виду это понятно и без пояснений, а именно о том, что вас ЗАСТАВИЛО.

Девицы обеспокоенно переглянулись. Они уже явно раскаялись в том, что сделали, но пути назад не было. А еще я пугал их до дрожи в коленях. Однако этот старый страх перед мужским полом в них уже смешивался с щенячьим обожанием, которое стало развиваться с того момента, когда я поселился тут, в Шантильи. По-русски в таких случаях говорят: «и хочется, и колется».

– Мы пришли, потому что так было положено раньше, – опустив голову, сказала Шарлин. – А теперь, если мы что-то сделали неправильно, то вы можете наказать нас, вот сюда.

С этими словами бесхитростная дочь мира-инферно развернулась и, задрав подол пеньюара, открыла зад красивой формы, весь испещренный уже немного поджившими багровыми рубцами. И тут я впервые пожалел, что прихвостни демона покинули нас не прощаясь, и нет возможности устроить им за все содеянное акт массовой групповой колотерапии. Наверняка все эти четверо девушек пороты так, что все дела они могут делать только стоя, а спят исключительно на животе. А ведь я хотел предложить им присесть… Нехорошо бы получилось, если бы они, не смея ослушаться, выполнили бы мою команду, испытав при этом нешуточную боль.

– Вы сделали неправильно, – мягко сказал я, – но наказывать вас не за что, ибо вы не знали новых правил. А теперь, Шарлин, опусти подол и снова повернись ко мне лицом, чтобы выслушать мой приговор.

– Да, господин, – повернувшись к стене задом, а ко мне, соответственно, передом, произнесла старшая из бывших наложниц, – мы вас слушаем.

– Во-первых, – сказал я, – никакого наказания за то, что вы сделали, вам не будет, но только на этот раз. Если подобное повторится, то я без единого лишнего слова просто прогоню вас обратно в бараки. Во-вторых, с того момента, как я тут поселился, ни одна девушка или женщина не должна приходить в спальню мужчины по обязанности или принуждению. Делать такое можно только по вашему собственному добровольному желанию, такому сильному, что иначе никак. Вам это понятно!

– А мы, мистер Серегин, и пришли по добровольному желанию! – пискнула зеленоглазая рыжуля Линда. – Потому что почувствовали, что иначе не можем.

– Да, – подтвердила брюнетка Эйприл, – мы хотели сделать вам приятное, но нашли тут другую женщину.

– Эта женщина, – усмехнулся я, – моя законная жена. Мы тут по полному праву собрались заняться тем, что делают мужчина и женщина, оставаясь наедине, когда у них на это есть и желание, и право.

– А что такое жена? – спросила русоволосая худышка Грейс, и тут же добавила: – Можно мы тоже будем вашими женами, потому что уже живем с вами в этом доме?

Бедняжки, какие же они наивные! Как много мне еще придется им объяснять…

– Жена, – терпеливо стал я пояснять, – это та женщина, с которой мы вместе обоюдно поклялись не расставаться ни в печали, ни в радости, быть опорой и спасением друг для друга, а еще что я буду ее единственным мужчиной, а она моей единственной женщиной. И хоть последнее правило в этой стране, испытывающей жестокий недостаток мужчин, может быть изменено, но нас с Лизой это не будет касаться до тех пор, пока моя богоданная супруга сама не предложит мне принять в нашу семью одну или нескольких младших жен. Не так ли, моя дорогая?

– Постой-постой, Серенький… – по-русски произнесла Елизавета Дмитриевна, и глаза ее сощурились, – ты что же это… хочешь внедрить тут аквилонские брачные обычаи?!

– Ну… по крайней мере, я не исключаю такой возможности, – ответил я. – Аквилонцы большие доки относительно того, что нужно делать, когда создаешь государство в чистом поле, и мне их опыт сейчас будет не лишним. К тому же и соотношение полов в моем будущем государстве намечается даже более дикое, чем в Аквилонии, а на одних генных банках далеко не уедешь. То есть уехать на них можно очень далеко, как это делается в Галактических империях всех изводов, только это будет уже совсем не то общество, которое хотелось бы видеть на старости лет. Мама есть, дети есть, а папа – это пробирочка со спермой. Такое можно допустить только в том случае, если вдова или вдовы погибшего героя желают и дальше рожать от него детей. Со временем соотношение полов выровняется, но и тогда встанет проблема, что далеко не каждый мужчина способен создать с женщиной счастливую семью. В нашем мужском стаде иногда попадаются такие отборные козлы, которых без всяких дополнительных оснований хочется вынести за скобки по первой категории. Это я так, пока только размышляю, но решение надо принимать – чем скорее, тем лучше.

– Хм… – задумчиво произнесла Лиза. – В Аквилонии не принято держать прислугу, и младших жен берут в семью еще и потому, что без этого было бы невозможно управиться с хозяйством и детьми.

– В Аквилонии царит коммунизм с эпитетом «военный», – ответил я, – и в то же время это самое счастливое общество, какое я видел. Я тоже хочу построить тут, на развалинах огромного концлагеря, самое счастливое общество, когда человек был бы другому человеку братом или сестрой, а не хищным волком. К тому же, подумай, Лиза, что лучше: когда ведут хозяйство, убирают дом, готовят и ухаживают за твоей красотой равнодушные наемные служанки или же любящие названные сестры? Создавая свою идеальную ферму для выращивания двуногого скота, демон сам не понял, как откатил умственное состояние местных женщин к наивным временам до грехопадения. Руби не зря указала мне на это обстоятельство.

– И что же, ты хочешь, чтобы мы пополнили нашу семью прямо сейчас? – ехидно усмехнулась Лиза. – Захотелось молоденьких костлявых козочек в постель?

Я не мог понять, говорит она серьезно или просто так надо мной подшучивает в щекотливом положении. Вот так: сколько живу со своей женой, а понять ее реакцию не всегда удается даже при помощи Истинного Взгляда. Видимо, поэтому меня к ней и влечет с бесконечной силой…

– Ни в коем случае, упаси нас от такого всемилостивейший Небесный Отец, – максимально честно ответил я. – Даже если это правило и будет принято, моя семья никогда не будет по случаю пополняться несовершеннолетними девочками, к тому же по неопытности путающими Призыв с влюбленностью. Да и нет прямо сейчас в этом никакой необходимости. Надо только вразумить этих юных дурочек, не видевших в жизни ничего, кроме страха смерти и побоев, дать им новые жизненные ориентиры, а также отложить брачный вопрос до момента получения ими как минимум среднего образования. Мол, даже самая младшая жена императорской четы не имеет права быть безграмотной дурочкой без широкого жизненного кругозора. Ну а пока эти девочки будут выполнять поставленные нами условия, пройдет много времени, они станут другими и, скорее всего, сменят свои брачные предпочтения. И вообще, мне хочется верить, что хотя бы некоторые из них способны на большее, чем помогать накрывать на стол и стелить постель.

– Мой очаровательный нахал, ты, как всегда, неподражаем! – сказала моя дражайшая половина, оделив меня ослепительной улыбкой, и, обращаясь к девочкам, произнесла по-английски: – Вот что, мои дорогие сестренки. Да именно так – с этого момента вы наши с мужем младшие сестры, о которых мы должны заботиться – дать образование и привить правильное понимание того, что такое хорошо, а что такое плохо. Это положение может быть изменено только после того, как я увижу, что вы стали хотя бы сопоставимы с нами по уму и жизненному кругозору. Старая жизнь закончилась, а о том, какой будет новая, вам предстоит узнать в самое ближайшее время. Более подробно я поговорю с вами об этом утром.

– Понятно, госпожа, – коротко ответила Шарлин и слегка поклонилась.

– Я вам не госпожа, а старшая сестра, ибо так хочет устроить наше общество мой муж, – вздохнула Лиза. – А сейчас, девочки, идите и больше не пытайтесь повторить то, что вы сделали, потому что тогда мы действительно рассердимся.

– Погодите, – сказал я и тут же добавил в пространство: – Лилия, иди сюда, ты мне нужна!

Хлоп! – И Лилия уже стоит передо мной как конь перед травой.

– Я здесь, папочка! Кого тут надо вылечить?

– Вот, видишь этих четырех девушек? – сказал я. – Раны на их неразвитых душах постараемся исцелить мы с Елизаветой Дмитриевной, а синяки, ссадины и шрамы от порки – это твоя работа. К сожалению, тот, кто все это сделал, уже покинул этот бренный мир, не попрощавшись, поэтому мы можем только устранять последствия совершенных им злодеяний. Глядя на эту разоренную землю, я начал задумываться, каким образом можно было бы насмерть замучить демона.

– Для этого его следует посадить в энергетическую ловушку, устроенную по принципу бутылки Клейна, чтобы снаружи не проникало ни эрга, – авторитетно заявила мелкая божественность. – В таком случае первосортные муки неутолимого голода будут продолжаться целую вечность. Но для этого его сначала требуется поймать и не упустить, а это отдельная, причем сложнейшая задача… Прибить насмерть, как это сделал ты, гораздо проще.

– Понятно, – сказал я, – значит, в любом случае пришлось бы обойтись без ужасной мсти. А сейчас идите уже и дайте нам с Елизаветой Дмитриевной остаться наедине.

– Да, девочки, идемте, – сказала Лилия. – Лет-с гоу, раз-два.

И когда они вереницей вышли за дверь, мы с дражайшей супругой, тихо и скромно, при задернутых занавесках, наконец занялись тем, ради чего создаются семьи. Любовь не терпит не только суеты, но и посторонних глаз.

Очень многое мне нужно было обдумать сегодня… А лучше всего мне думалось во время так называемых «процедур». Здесь, под сводами огромной пещеры, в уютном полумраке, под тихую расслабляющую музыку, в ванне с магической водой моему телу возвращали молодость… Девять раз я уже погружался в эту ванну, и проклятая хворь, которая мучила меня уже несколько лет, за это время бесследно ушла. Морщины мои стали разглаживаться, возвращалась бодрость. И как же это было чертовски здорово… Это ни с чем не сравнимо, когда ты, страдая серьезными болячками и уже смирившись с тем, что жизнь твоя медленно угасает, вдруг получаешь возможность отмотать свой возраст назад. Что могла дать мне вторая молодость? Конечно же, возможность творить. Не творить я не мог.

Привычно я погрузился в ванну, и в воде забегали разноцветные огоньки. Это было блаженством – лежать вот так в какой-то странной полудреме и слушать свой разум…

Я знал, что где-то здесь, в такой же ванной, на женской половине омолаживается моя супруга, которой для лучшего эффекта назначили длительный десятидневный целебный сон.

Все началось с того, что на третий день своего пребывания здесь я обратился к правой руке мистера Серегина мисс Кобре с просьбой переправить сюда мою Вирджинию, чтобы ей тоже вернуть молодость и здоровье. А то неправильно будет, если я после пребывания в Тридесятом царстве стану снова молодым и красивым, а моя любимая супруга при этом останется старушкой.

Мисс Кобра посмотрела на меня с ироническим прищуром, и ответила:

– Никаких проблем, мистер Хайнлайн! Вы только назовите адрес, и я устрою вам встречу через портал, чтобы вы сами смогли позвать к нам ее. Силой мы тащим к себе на допрос только разных негодяев, а хорошие люди должны приходить добровольно.

Мисс Кобра – чрезвычайно сурова и даже безжалостна с разными мерзавцами, и я слышал рассказ, как она в мире восемнадцатого года однажды в четыре взмаха меча разделась с тремя вооруженными бандитами. С добрыми же людьми она покладиста и доброжелательна. А я у нее числюсь на хорошем счету как «свой парень», и творчество мое она премного уважает, в том числе и книги, которые я еще не написал. Да и уже не напишу… Ведь парадигма моего творчества теперь, безусловно, изменится.

Я назвал адрес. Мы с Вирджинией проживали в частном доме в обособленной местности Бонни-Дун, что в четырнадцати километрах на норд-вест от города Санта-Круз, штат Калифорния. Мы переехали в тот глухой угол после Карибского кризиса, опасаясь, что в случае ядерной войны советские ракеты в первые же минуты уничтожат все американские города.

Мисс Кобра взмахнула рукой, и перед нами обрисовался круг диаметром метра полтора, Будто в иллюминаторе космического корабля, в нем было видно почти все тихоокеанское побережье Соединенных Штатов Америки. С востока за горными цепями Кордильер на землю наползала ночная тьма, а над Калифорнией еще светило низкое вечернее солнце. Величественная картина настолько захватила меня, что я забыл обо всем на свете.

– Сейчас я свяжусь с сетью сканирующих сателлитов, и они подскажут точный адрес, – сказала мисс Кобра.

Я едва успел задаться мысленным вопросом, как она это сделает, если у нее в руках нет никаких приборов, как вдруг изображение в просмотровом окне стало стремительно укрупняться, будто мы находились на баллистической боеголовке, рушащейся прямо на штат Калифорния. Впрочем, эти стремительный полет продолжался всего несколько секунд, и вот «окно» уже неподвижно зависло над знакомыми мне местами.

– Вот он, ваш Бонни-Дун, – сказала мисс Кобра, – какой из этих домов ваш?

– Вон тот… – Я показал пальцем.

В мгновение ока мы снизились и, пролетев прямо через крышу нашего дома, очутились… у нас в гостиной.

Джинни сидела в кресле и читала какую-то книгу… Видимо, в этот момент окно «открылось», перестав быть просто просмотровым, и в наш дом проникли сладковатые ароматы мирры и ладана. Моя жена, с подозрением втянула носом воздух и, подняв голову, увидела меня. Несколько секунд он вглядывалась, и на лице ее испуг сменялся удивлением. И вот она всплеснула руками и воскликнула:

– Роберт?! Это ты?!

– Да это я, Джинни, – ответил я, зачем-то помахав рукой, – собственной персоной.

Она вскочила. Книга упала с ее колен, но она даже не потрудилась ее поднять.

– А где находишься, Роберт? Что это за чудеса?

– Я в так называемом Тридесятом царстве, в гостях у мистера Сергия из рода Сергиев, Божьего Посланца, Защитника России и Бича Творца, предназначенного разить всяческих негодяев, изучаю такой неуловимо тонкий предмет, как загадочная русская душа, – ответил я довольно бодро и с улыбкой.

Мне очень не хотелось пугать супругу, но упоминание о России заставило ее сделать шаг назад.

В лице ее появилась настороженность.

– Но в газетах писали… – начала она.

– Всякую чушь, Джинни! – с жаром сказал я. – Пойми, у мистера Сергия есть приказ прямо с горних высей, от его Небесного Патрона, сделать наш мир лучше, чище и добрее. Большинство людей только говорят, что послушны Богу, а на самом деле творят что хотят. И один лишь мистер Сергий получает приказы прямо от Бога-Отца, претворяя их в жизнь с неумолимостью Немезиды. Улучшить жизнь в нашем мире невозможно, пока в нем повсюду правят жестокие диктаторы, наши американские сукины дети. Выбив из нашей обоймы Пиночета, мистер Сергий показал, что игра пошла совсем по другим правилам, и направил в Вашингтон нашего бывшего посла в Чили с предупреждением, чтобы мы не вмешивались в его дела и сидели тихо. Но наши бабуины, вроде мистера Киссинджера, посчитали предупреждение блефом и послали к берегам Чили Третий флот с десантными кораблями, как будто нам было мало Вьетнама. Обычно мистер Сергий на оскаленные зубы реагирует прямым сокрушающим ударом, чтобы враг захлебнулся собственной кровью, но на это раз он поступил тоньше, просто перебросив наши корабли в другой мир.

– В другой мир? – переспросила Джинни.

Вид у нее был растерянный. Бедняжка, она испытывала сильное замешательство и наверняка подозревала, что сошла с ума. Еще бы: прямо из воздуха появляется ее муж и говорит странные, совершенно немыслимые вещи… Нужно было попытаться все спокойно и доходчиво ей объяснить.

– Да, – подтвердил я. – Божьему посланцу перейти из одного мира в другой так же просто, как нам из гостиной в ванную. Мистер Сергий мог бы закинуть корабли Третьего флота куда-нибудь к динозаврам, он это тоже умеет и может, но он выбрал точкой назначения один из миров Каменного века, разбросав корабли по его поверхности таким образом, чтобы они не представляли единой силы и каждый был сам за себя. Понимаешь, Джинни, оказавшись в диких условиях, наши моряки и морские пехотинцы повели себя как на завоеванной земле, начали насиловать и убивать местных дикарей. Но дело в том, что в том мире имеется союзная мистеру Сергию не особенно многочисленная, но крайне могущественная цивилизация Прогрессоров, в состав которой, в числе прочего, входит один космический корабль галактической цивилизации далекого будущего. А за насилие и убийство невинных детей природы местные власти казнят смертью через отсечение головы, их пассивных пособников голыми и босыми прогоняют в дикую местность с одним ножом на пятерых, и только тех, кто пытался помешать безобразиям, забирают к себе и пытаются превратить в своих сограждан. А это тоже не просто. Такой вот искусственный отбор по естественным показателям: осталась особь при переносе в первобытный мир человеком или превратилась в дикого зверя. И людей среди наших американских матросов и морских пехотинцев, оказалось, не так чтобы очень много…

– Но это же ужасно! – воскликнула Джинни.

– Да, ужасно, – согласился я, – и президент Форд тоже так думает. Тот же фактор, который заставил наших парней звереть в первобытном мире, действует и тут, в Америке, постепенно подталкивая нашу страну к катастрофе, что должна наступить где-то в середине третьего десятилетия двадцать первого века. Это вполне реальная катастрофа, можешь мне поверить: я разговаривал с человеком, попавшим к мистеру Сергию прямо из тех времен, и он говорит об этом определенно. По сравнению с этой угрозой вероятность ядерной войны кажется не такой уж и страшной, ибо ее в мире будущего не случилось, а ситуация, когда наш политический класс пожирает нашу же страну, сложилась вполне отчетливо. Тут мы с мистером Сергием союзники, потому что он не хочет ни уничтожать Америку, ни оккупировать ее, ни допустить, чтобы мы сожрали себя изнутри. Его идеал для нашей страны – это Америка Нового курса Рузвельта.

Джинни вздохнула, посмотрела на меня каким-то особенным, «домашним» взглядом, и сказала:

– Ты так посвежел, Роберт…

– И ты посвежеешь, Джинни, – ответил я ей, – настолько, что станешь такой, какой была в семнадцать лет, если только решишься шагнуть через это окно ко мне!

– Ты шутишь! – рассмеялась моя супруга. – Это невозможно! Молодость нельзя вернуть!

– Невозможно?! – воскликнул я. – А разве возможно перемещаться между мирами?! Тут, посреди главного города царства мистера Сергия, в небо бьет фонтан вечной молодости – вода его быстро излечивает самые тяжелые раны и возвращает молодость старикам. А главным врачом в местном госпитале работает настоящая богиня, которую зовут мисс Лилия. Сразу тебя предупреждаю об этом, чтобы ты не обманулась ее внешним видом двенадцатилетней соплюшки, а на самом деле возраст этого существа – не меньше тысячелетия…

Джинни долго и внимательно смотрела на меня, а потом почти шепотом произнесла:

– О Роберт… Неужели это все правда?

– Да, дорогая, – ответил я, – сказка стала для нас реальностью. Ничего не бойся, здесь никто не причинит тебе зла.

Джинни, медленно ступая и не сводя с меня глаз, подошла к проему, через который мы разговаривали, и тот расширился до размера обыкновенной двери. Она сделала шаг – и… оказалась рядом со мной, а окно бесшумно схлопнулось за ее спиной. Обернувшись, Джинни уже не увидела ни гостиной, ни кресла, ни упавшей книги… Мы находились в моей комнате на четвертом этаже Башни Мудрости, обставленной в вычурном восточном стиле.

– Как чудно, Роберт… – произнесла она, озираясь. – Так это и есть Тридесятое царство, вотчина мистера Сергия?

– Да, дорогая. Здесь тебя ждет много удивительных открытий…

И тут она обратила внимание на мисс Кобру, что отошла в сторонку и скромно стояла там, чтобы не мешать супругам миловаться.

– А кто эта женщина? – спросила Джинни, и после этих слов Кобра подошла поближе.

– Это мисс Кобра, пояснил я, – она тут вторая по могуществу после мистера Сергия и составляет с ним взаимодополняющее единство противоположностей.

Дамы кивнули и улыбнулись друг другу, а потом Кобра, сочтя свою миссию выполненной, удалилась прочь. Дальше я со всем должен был управиться сам.

Мы остались вдвоем. Я подвел супругу к окну и сказал:

– Вот оно, Тридесятое царство… Не правда ли, милое местечко?

Некоторое время она смотрела на площадь Фонтана, спешащих по своим делам остроухих и амазонок, на сам город, будто сошедший со страниц сказок «Тысячи и одной ночи», на стройные и ажурные соседние башни. А затем спросила:

– О Роберт, неужели все эти люди там, внизу – русские? Некоторые из них выглядят настолько необычно, что я и не знаю, что и сказать…

– Да, Джинни, – сказал я, – все они, даже самые экзотические, являются русскими. Царь Мидас превращал в золото все, до чего коснутся его руки, а мистер Сергий обладает талантом превращать в русских всех униженных и оскорбленных, до которых может дотянуться, чтобы поставить их в строй. Ох, Джинни, тебе еще предстоит так много узнать… А сейчас давай пройдем в госпиталь, чтобы местные врачи смогли наметить план твоего лечения от старости. Это недалеко, в соседнем здании.

В приемном покое мою супругу у меня из рук в руки приняли остроухие девушки в белых халатиках и увели ее на обследование. А через некоторое время ко мне вышла миссис Максимова и сообщила, что никаких препятствий для успешного лечения от старости не обнаружено. Немного помолчав, она добавила, что всю первые десять дней пребывания в Тридесятом царстве моя жена должна провести в оздоровительном сне, плавая в волшебной воде.

Ну и пусть неделю, подумал я тогда, лишь бы она снова стала молодой и здоровой…

И вот теперь я лежал в ванне и воображал, какой станет Джинни, когда курс процедур закончится. Это были очень приятные мысли, и я улыбался. Наверное, я не успею помолодеть до такой степени, как она, ведь мне можно пребывать под воздействием магической воды лишь восемь часов в сутки, поскольку мне нужно заниматься и другими делами; она же она находится в ванне уже семь дней беспрерывно. Но это ничего… Я догоню ее потом.

Постепенно мысли о супруге вытеснялись другими. Разум настойчиво нашептывал о том, что довелось мне увидеть и узнать сегодня. Все впечатления прошедшего дня глубоко впечатались в мое сердце и требовали осмысления. Общение с мистером Сергием и людьми из его окружения – это само по себе чертовски интересное занятие, которое уже дало мне материала не на один роман, но тот мир, который он отвоевал у демона, дает просто неиссякаемую пищу для размышления.

ТОТ мир был реальным, не придуманным. Мир, где воцарилась мерзость. Мерзость обосновалась в Америке и протянула свои жадные щупальца по всей планете. Мои воображаемые миры меркли с этим Абсолютным Злом.

И я думал: почему это заводится всегда именно в Америке? Ведь Серегин рассказал мне о том, что происходило в его мире в начале третьего тысячелетия. Там тоже начала зарождаться это гниль… Впрочем, что ж это я говорю «зарождаться»? Очевидно, она была там изначально. С тех самых пор, когда завоеватели стали истреблять коренное население… Вот тогда и стал закладываться настоящий образ Америки. Алчность, жажда власти, чувство превосходства, стремление подавлять страхом – вот его основные черты. Ступая на новые земли, мы, англосаксы, всегда приводим с собой дьявола. И потом заботливо вскармливаем его. И этот дьявол становится со временем все прожорливее…

Серегин же несет в миры нечто прямо противоположное. По сути, мне выпала честь узнать человека, который воистину является МОИМ ГЕРОЕМ. Его идеи абсолютно созвучны с моими. То, что он собирается выстраивать на американском континенте, в целом соответствует моим представлениям об обществе будущего… Да только в нем будут говорить на русском языке. Да, этот факт задевал меня. Но в свете того, что мне пришлось понять и осмыслить за это время, я не мог не признать, что иначе быть никак не может.

До всех этих удивительных приключений я мало был знаком с русской культурой, хоть и побывал в шестидесятом году в Советском Союзе. Тот визит оставил у меня двоякое впечатление, и к тому же его смазал инцидент со сбитым над Уралом американским высотным самолетом-разведчиком. Наверное, я ничего не понял тогда в силу каких-то глубоко укоренившихся предубеждений…

Воображая себе будущее таким, каким я хотел бы его видеть, я сам не верил, что такое возможно. И вот теперь я понял главное отличие между нами и русскими: ОНИ ВЕРЯТ. Осознанно или нет, но они всегда стремятся к идеальному обществу справедливого равенства и распределения обязанностей в соответствии со способностями. И еще они очень много думают о Душе… Что неразрывно связано с концепцией существования Бога.

Собственно, я был не то чтобы атеистом, но о Боге рассуждал с точки зрения философии. Странно было бы писать научную фантастику, будучи традиционно верующим. И вот, когда началось это мое приключение, я убедился, что многие мои представления о Боге были верными.

Когда-то мне довелось читать выкладки исследователей о том, что человеку никогда не снятся те лица, которых он не видел наяву. А теперь я знаю, что и наши фантазии – это не просто фантазии, а то, что потенциально возможно. То есть то, что существует. Существует в том не имеющем пределов мире, состоящем из множества миров, которым управляет Бог. И фантасты – те люди, которые смогли заглянуть «за край».

Америка забыла о Боге. Да-да, забыли с того момента, как первые переселенцы ступили на ее землю. Вся вера превратилась в сплошное лицемерие. Мы молились и благодарили Господа, а потом шли с оружием освобождать эту землю от тех, кому она принадлежала. Мы не разбирали, кто из них праведник, а кто нет. Нам была неинтересна их культура. Мы тут должны были стать хозяевами! Мы не допускали мысли, что в чем-то неправы – и это стало основой нашего национального самосознания. И дьявол, глядя на это, радовался и потирал руки, предвкушая свое будущее безраздельное господство… Что ему каких-нибудь несколько веков? К началу третьего тысячелетия в нашем мире он прочно воцарился на троне и уже не скрывал своего лица…

Дьявол обольщал нас свободой. И мы стали поклоняться ей как божеству, сделали из нее культ. Мы поставили ее в виде идола Гекаты над заливом, вложив в руки скрижаль с декларацией о человеческой гордыне[4]…

Русские же никогда не забывали о Боге, и в этом и заключается отгадка их «загадочной души». И поэтому Он тоже о них не забывал. Что сделал бы Серегин без покровительства Свыше? Ничего. Ничего такого, что изменило бы судьбы целых миров! Значит, с самого начала Всевышний вел его этой тропой, раз от раза наделяя все новыми возможностями. Как там было сказано? «Господь читает в наших сердцах». Сердца этих русских всегда открыты Богу. В этих сердцах – та праведность, которую мы утратили. Мы утратили даже возможность впускать в сердца эту праведность! Нам и так было хорошо со своей свободой, заменившей все духовные устремления. Но свобода оказалась безобразной сумасшедшей ведьмой, кровожадной старой шлюхой, как назвал ее Серегин, и ее истинный лик я увидел лишь сейчас.

Наверное, в том, что именно мне позволили глубоко вникнуть в те идеи, что несет Серегин, был какой-то высший промысел. Теперь я вообще склонен искать этот промысел повсюду. Нужно научить свое сердце слышать… Когда оно обладает этим свойством, легче отличить Добро от Зла, чтобы сделать правильный выбор.

Собственно, я сказал бы, что мои взгляды на человека и общество имеют много общего с мировоззрением Серегина. Он тоже считает, что права в обществе должны быть у тех, кто готов за него умереть. Он тоже не склонен к лжегуманистическим заблуждениям. Он, как и мои герои, решает проблемы силой оружия, не вдаваясь в рефлексии. И умеет объединять вокруг себя не только людей-землян, пусть и из разных эпох, но и человекоподобных существ из далеких и странных миров! Вот уж это было для меня самым поразительным. Ведь я доказывал, что ЧУЖОЕ всегда останется чужим и чуждым, если не враждебным, никогда ЧУЖИЕ не станут рассуждать так, как мы. Я убеждал, что даже среди людей могут быть такие разногласия, что никакого объединения не может быть в принципе. Увы, я признаю, что в этом я ошибался. Я рассуждал таким образом именно потому, что был американцем… Мы были самым непримиримым народом. Мы не признавали никакого другого мировоззрения, кроме собственного. Более того – мы старались искоренить это чужое мировоззрение и насадить свое. Повсюду. Где только можно. Не гнушаясь никакими средствами. И дьявол, который питался этими идеями, рос и креп. В конце концов в Америке моего мира стало бы примерно так же, как в этом Царстве Света! Ибо ложный путь, каким бы извилистым он ни был, неизбежно приводит в одно и то же место, где все обращается в прах и тлен.