Читать онлайн Как разбогател мир. Исторические истоки экономического роста
- Автор: Джаред Рубин, Марк Кояма
- Жанр: Популярно об истории, Зарубежная публицистика
© Mark Koyama and Jared Rubin 2022
© Издательство Института Гайдара, 2024
Марк: Посвящается Дезири.
Джаред: Моему отцу Тому и памяти моей матери Линды
Предисловие
Мир богат, хотя иногда и кажется, что это не так. Бедности все еще слишком много. Примерно миллиард людей во всем мире едва сводят концы с концами. Судьба миллионов людей, вынужденных жить в обстановке нищеты и насилия в таких местах, как Венесуэла, Сирия, Бурунди или Демократическая Республика Конго, плачевна. Даже в развитых странах бедность встречается слишком, слишком часто.
Тем не менее по историческим меркам мир очень богат. Большинство людей живут намного лучше, чем их предки. Больше того, большинству живущих сейчас людей живется лучше, чем почти всем, кто жил когда-либо в прошлом, более чем 200 лет назад (за исключением крошечной элиты, которая жила в роскоши… или в том, что считалось роскошью в то время). По мере того как в XX и XXI веках мир становился богаче, все больше и больше людей вырывалось из бедности. И есть все основания надеяться, что еще при нашей жизни значительная часть оставшейся бедности во всем мире будет ликвидирована.
Как мир разбогател? На этот вопрос и пытается ответить эта книга. Сделать это совсем не просто. Единственного правильного ответа почти наверняка нет. Тем не менее это, пожалуй, самый большой вопрос социальных наук. Правильное понимание того, почему одни части мира стали богатыми, а другие (пока еще) нет, может помочь нам решить некоторые из самых важных проблем, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время. Когда вы начнете читать книгу, станет ясно, что не существует панацеи, которая позволила бы озолотить ту или иную страну. Однако есть много факторов, которые исторически, как правило, сопутствуют устойчивому экономическому росту. Наша цель – выделить эти факторы и показать, когда они способствуют росту, а когда нет.
На протяжении всей книги мы опираемся на огромный и быстро растущий корпус научных исследований в области мировой экономической истории. Первая половина нашей книги в основном задумана как обзор ведущих, на наш взгляд, теорий того, как разбогател мир. То, насколько мы в долгу перед этими исследованиями, будет очевидно на каждой странице. Естественно, что, поскольку эта книга адресована широкой аудитории, мы не имели возможности ссылаться на каждую работу. Заранее приносим извинения за любые упущения. Мы, однако, везде, где это возможно, направляем читателя к соответствующей литературе.
Нам помогали многие люди. Мы не можем поблагодарить каждого из них, иначе это предисловие займет половину книги. Саша Беккер, Дезири Дезиерто, Антон Хоуз, Натан Нанн, Туан-Хви Снг, Фелипе Валенсия Кайседо и Джон Уоллис частично (или полностью!) прочитали эту книгу. Их проницательные комментарии помогли нам значительно улучшить рукопись. Наш редактор в издательстве Polity Джордж Оуэрс давал неоценимые советы и рекомендации на каждом этапе процесса. Дэн Богарт, Дэйв Дональдсон, Эрик Хорнунг, Ноэль Джонсон и Джонатан Шульц поделились своими файлами данных, чтобы мы могли получить некоторые цифры для этой книги. Марк благодарит своих многочисленных соавторов, у которых он многому научился за эти годы. Джаред всегда будет в долгу перед Авнером Грейфом, Тимуром Кураном, Ларри Яннакконе и Раном Абрамицки – лучшими наставниками, соавторами и друзьями, о которых только можно мечтать.
Большая часть этой книги была написана, когда мы находились на карантине на противоположных побережьях США из-за COVID-19. Мы хотели бы поблагодарить тех, кто помог нам пережить это время, – без них эта книга была бы невозможна. Для Марка это его жена, а часто и сотрудница Дезири, его родители Нинетт и Нобору, а также брат Джонатан. Для Джареда это его семья – Том, Дебби и Тайлер Рубин, Саманта и Райан Салли, а также друзья Роб Эйнсли, Тед Чанг, Дуг Хейни, Мэтт Менефи, Трэвис Менефи, Скотт Шумейт и Джей Джей Сингх. Больше всего Джаред обязан своей удивительной жене Тине и их двум прекрасным детям, Наде и Саше.
1. Почему, когда и как разбогател мир?
МИР богат. Конечно, одни части мира богаче, другие беднее, и многие миллионы людей по-прежнему живут в нищете. Но мир богаче, чем когда-либо в прошлом, и с каждым днем продолжает богатеть.
Не верится? Давайте сравним доходы во всем мире сегодня с доходами некоторых самых богатых стран в прошлом. На рис. 1.1 показаны все страны с более высоким доходом на душу населения в 2018 году, чем в самой богатой стране мира в 1900-м – Соединенных Штатах. Средний доход в большинстве стран мира в настоящее время превышает средний доход в самой богатой стране мира чуть более века назад. Поразительный уровень современного богатства становится еще более очевидным, если сравнивать его с самой богатой страной 1800 года – Великобританией (см. рис. 1.2). Почти все страны мира, за некоторыми исключениями, в основном в Африке южнее Сахары, имеют сегодня более высокий средний доход, чем ведущая экономика мира всего два века назад.
Конечно, современное богатство – это далеко не только средний доход. Даже во многих беднейших частях мира у нас есть предметы роскоши, о которых наши предки могли только мечтать. Забудьте о смартфонах и телевизорах с плоским экраном – даже наши богатейшие предки позавидовали бы водопроводу, электричеству, прививкам, низкой детской смертности и высокой продолжительности жизни.
РИС. 1.1. Страны, которые в 2018 г. были богаче (годовой доход на душу населения), чем США в 1900 г.
ИСТОЧНИК ДАННЫХ: (Bolt and van Zanden, 2020). Средний годовой доход в США в 1900 г. составлял 8970 долларов США 2011 г.
РИС. 1.2. Страны, которые в 2018 г. были богаче (по годовому доходу на душу населения), чем Великобритания в 1800 г.
ИСТОЧНИК ДАННЫХ: (Bolt and van Zanden, 2020). Средний годовой доход в Великобритании в 1800 г. составлял 3731 доллар США 2011 г.
Задумайтесь: променяли бы вы свою нынешнюю жизнь на жизнь богатого английского барона, скажем, в 1200 году? Конечно, у вас были бы слуги и вы имели бы социальные и политические преимущества, связанные с принадлежностью к верхушке общества. Но вы также жили бы в неудобном замке со сквозняками, и сразу несколько ваших детей умерли бы во младенчестве. И будем надеяться, что у вас не случится сильной диареи (скорее всего, вам не выжить). Если в молодости вы не погибнете на поле боя, велика вероятность, что вы умрете от какой-нибудь ныне излечимой болезни, вроде дизентерии (которая убила английских королей Иоанна [правил в 1199–1216 гг.] и Генриха V [правил в 1413–1422 гг.]), оспы (убившей французского короля Людовика XV [правил в 1715–1774 гг.] и английскую королеву Марию II [правила в 1689–1694 гг.]) или чумы. Некоторые из нас, может, и обменяли бы свою нынешнюю долю на долю барона, но многие (включая авторов этой книги) этого не сделали бы.
Мы не бессердечны. В мире по-прежнему огромное количество людей живут в условиях крайней нищеты. Мы понимаем, что весь мир на самом деле не является богатым, будь то по нынешним или по историческим меркам. Но факт состоит в том, что крайняя нищета быстро сокращается. Это сокращение началось два века назад и ускорилось в последние десятилетия. Тенденции, представленные на рис. 1.3, поразительны. Всего два столетия назад 94 % населения мира жило менее чем на 2 доллара в день (в ценах 2016 г.), а 84 % – менее чем на 1 доллар в день. К 2015 году менее 10 % человечества жило менее чем на 1,90 доллара в день, и это число продолжает снижаться. Безусловно, 10 % населения мира – это все равно множество людей. Но по мере того как мир продолжает богатеть, это число будет сокращаться и дальше.
РИС. 1.3. Доля населения, живущего в условиях крайней бедности, 1820–2015 гг.
ИСТОЧНИК ДАННЫХ: (Roser, 2021c). Для целей этой диаграммы крайняя бедность определяется как менее чем 1,90 доллара в день.
И дело не только в том, что по мере того, как мир богатеет, происходит сокращение абсолютной бедности. В прошлом столетии все больше людей в мире всё выше поднимались над уровнем прожиточного минимума. Возьмем, к примеру, относительно произвольный рубеж в 10 долларов в день в долларах США 2018 года. Это немного: на 3650 долларов в год особенно не пошикуешь. Однако в большинстве стран этого более чем достаточно, чтобы позволить себе самое необходимое (еду, жилье, одежду и т. д.). Это еще более справедливо для относительно бедных стран, где скромное жилище и еда могут быть дешевыми. На рис. 1.4 показано, когда та или иная страна преодолела этот рубеж. Никогда прежде в истории человечества столько людей не были настолько защищенными.
РИС. 1.4. Год, когда ВВП на душу населения превысил 10 долларов в день (в долларах США 2018 г.)
ИСТОЧНИК ДАННЫХ: (Bolt and van Zanden, 2020). Италия время от времени достигала 10 долларов в день в XV в.
Как разбогател мир? Почему одни такие богатые, а другие такие бедные? Эта книга дает некоторые ответы на эти вопросы. Эти ответы никоим образом не очевидны, они являются предметом многочисленных споров среди экономистов, историков и других специалистов. Это говорит о том, насколько важны эти вопросы. Чтобы сократить бедность, мы должны объяснить богатство. У нас еще нет ответов на все вопросы, но мы продвинулись достаточно далеко, чтобы можно было посвятить целую книгу ответу на вопрос «Что мы знаем о том, как разбогател мир?».
На протяжении большей части мировой истории подавляющее большинство населения мира – намного больше 90 % – жило в бедности. Независимо от того, происходили ли ваши предки из Китая, Индии, Африки, Европы, Ближнего Востока или других мест, очень высока вероятность того, что большинство из них жили немногим более чем на несколько долларов в день. Сегодня это явно уже не так. Как показано на рис. 1.3, доля населения мира, живущего в условиях крайней бедности, резко сократилась за последние два столетия. Большинство читателей этой книги, вероятно, живут в определенном комфорте, и даже нашим самым бедным читателям их предки могли бы только позавидовать. В конце концов, они умеют читать! Как мир достиг этой точки?
На первый взгляд, ответ на этот вопрос прост: за последние два столетия экономический рост был выше, чем за всю остальную историю человечества в целом. Экономический рост – это устойчивое увеличение экономического благополучия, измеряемого общим количеством товаров и услуг, произведенных в экономике (обычно называемым валовым внутренним продуктом или ВВП). Экономический рост интересует нас не как самоцель, а потому, что он является ключом к сокращению той бедности, с которой сталкивались почти все, кто жил до 1800 года, и которая до сих пор преследует слишком большую часть населения мира.
Наше внимание к экономическому росту не означает, что мы не ценим другие аспекты человеческого развития. Свободное время, долгая жизнь, крепкое здоровье, грамотность, образование, расширение прав и возможностей женщин, а также обеспечение прав и защиты уязвимых категорий населения – все это имеет первостепенное значение, если мы хотим жить в счастливом и справедливом обществе. Тем не менее к концу этой книги мы надеемся убедить вас в том, что все эти вещи возможны благодаря экономическому росту. Неслучайно за последние 200 лет имели место драматические успехи именно в этих аспектах человеческого развития. Несмотря на то что до построения общества, о котором мечтает большинство из нас, явно предстоит пройти долгий путь, экономический рост будет ключевой частью решения этой задачи.
Экономический рост сам по себе не обязательно панацея. Он может сопровождаться деградацией окружающей среды, ростом неравенства или ухудшением состояния здоровья. Например, во время промышленной революции в Великобритании качество воздуха ухудшилось, а ожидаемая продолжительность жизни сократилась. Сегодня среди важнейших проблем, с которыми сталкиваются политики, – изменение климата и социальная поляризация. Что здесь нужно подчеркнуть, так это то, что экономический рост делает доступными ресурсы и новые технологии, необходимые для решения этих важных задач. Конечно, человечеству нужно на деле использовать эти ресурсы. Но в отсутствие экономического роста у нас может и не быть такой возможности.
Ошибочно думать, что неизбежно приходится выбирать между экономическим ростом и другими ценностями (такими, как сохранение окружающей среды). Например, более нестабильный климат создает потенциально катастрофические риски для нашего общества. Тем не менее в последние годы мы видели, что меры по сокращению выбросов углерода могут сопровождаться экономическим ростом. В Великобритании, к примеру, выбросы углерода сократились на 38 % в период с 1990 по 2017 год, с 600 млн до 367 млн тонн (Hausfather, 2019). При этом суммарный ВВП (с поправкой на инфляцию) увеличился за тот же период более чем на 60 %.
Точно так же необязательно выбирать между экономическим ростом и более справедливым обществом. В действительности отсутствие экономического роста влечет за собой серьезные моральные издержки. Исторически именно в странах с застойной или падающей экономикой наблюдались самые тяжелые эпизоды насилия, нетерпимости и политической поляризации. С другой стороны, социальная мобильность и большее равенство возможностей скорее появятся в условиях растущей экономики. Как говорит Бенджамин Фридман, стагнирующие экономики «не сильно способствуют экономической мобильности или расширению возможностей в целом» (Friedman, 2005, p. 86).
Итак, как же росла мировая экономика с течением времени? На рис. 1.5 приведены некоторые приблизительные оценки ВВП на душу населения в самых густонаселенных регионах мира с начала нашей эры. Хотя эти цифры, разумеется, гипотетические и, скорее всего, были до начала XVIII века более изменчивыми, чем можно предположить из диаграммы, закономерность очевидна (и бесспорна). До начала XIX века даже в самом богатом регионе мира средний доход не превышал 4 долларов в день (в долларах США 2011 г.). На протяжении большей части мировой истории нормой были 2–3 доллара в день. Да, некоторые люди были сказочно богаты, и эти общества создали целый ряд величайших произведений искусства, архитектуры и литературы, какие только знал мир (занятия, которые мы обычно не связываем с людьми, находящимися на грани голодной смерти). Эти художники и писатели – те люди из прошлого, с которыми вы, возможно, лучше всего знакомы, поскольку именно они обычно заполняют учебники истории. Но до XIX века уделом почти всего человечества было нечто другое. Факт состоит в том, что большинство людей, которые когда-либо жили – по крайней мере, до начала XX века, – обитали в условиях, очень похожих на условия жизни беднейших людей сегодняшнего мира. Экономический рост последних двух столетий в подавляющем большинстве случаев сократил эту бедность, хотя эта работа явно не завершена.
РИС. 1.5. Годовой доход на душу населения для некоторых регионов с 1 г. н. э. по настоящее время.
ИСТОЧНИК ДАННЫХ: (Bolt, Inklaar, de Jong and van Zanden, 2018).
Конечно, в прошлом повсеместно случались всплески экономического роста. Джек Голдстоун называет их «вспышками роста» (Goldstone, 2002). Один из таких периодов экономического прогресса имел место в классической Греции, где наблюдался как рост населения, так и повышение уровня жизни, о котором можно судить по размерам и качеству жилищ (Morris, 2005). Другие эпизоды были связаны с политическим умиротворением, например, с Pax Islamica («Исламским миром»), воцарившимся на большей части Ближнего Востока, в Северной Африке и на Пиренейском полуострове в первые столетия после распространения ислама. Этот «Исламский мир» обеспечил более высокий уровень торговли и распространение сельскохозяйственных технологий и сельскохозяйственных культур (Watson, 1983). Pax Mongolica, позволивший некоторым частям Азии процветать после монгольского опустошения, имел аналогичные последствия.
Другой причиной временного улучшения экономической ситуации была массовая смертность от тех или иных болезней. Хотя для людей, которые с ними сталкивались, эпидемии, несомненно, были страшной бедой – в XIV веке черная смерть убила от трети до половины населения Европы и, вероятно, столько же на Ближнем Востоке, – они тем не менее означали, что становилось меньше ртов, которые надо кормить. В течение по крайней мере нескольких поколений после подобных событий доход на душу населения имел тенденцию к росту. Однако самой важной причиной улучшения экономики были технологические изменения. Новые сорта устойчивых к болезням зерновых, новые методы ведения сельского хозяйства, улучшающие качество почвы или орошения, а также усовершенствования плуга – все это примеры новых технологий, позволяющих прокормить больше людей с меньшими трудозатратами. Однако до XVIII века все всплески экономического роста были временными.
В долгосрочной перспективе важно, чтобы рост был устойчивым. Устойчивый экономический рост означает непрерывные положительные изменения, которые наблюдались в таких странах, как США и Великобритания, с середины XIX века. Уникальность развитых на сегодняшний день стран заключается не в том, что в них наблюдалось быстрое ускорение экономического роста (Hausmann, Pritchett and Rodrik, 2005). Во многих бедных сегодня странах в прошлом тоже происходили временные ускорения роста. Что отличает богатые страны, так это то, что они не испытали откатов роста. Например, ВВП США довольно устойчиво рос с 1870 года (рис. 1.6). Даже Великая депрессия – единственное потрясение, отображенное на рис. 1.6, – лишь временно повлияла на экономический рост. Важно то, что до первых нескольких десятилетий XIX века непрерывный экономический рост, переживаемый Великобританией, США и другими развитыми экономиками в последние два столетия, был делом почти неслыханным. Чаще встречались периоды роста, компенсируемые периодами спада, как в Венесуэле в период с 2011 по 2021 год. С. Бродберри и Дж. Уоллис называют это «усадкой» (Broadberry and Wallis, 2017). С этой точки зрения основное различие между богатыми и бедными странами заключается не в том, что богатые страны быстро растут в периоды своего роста. Богатые страны – это те страны, в которых было меньше периодов, когда экономика сокращалась.
Устойчивый экономический рост сопровождался глубокой реорганизацией общества и производства. Это то, что мы называем экономическим развитием. Под ним мы подразумеваем фундаментальное качественное преобразование экономики, связанное с урбанизацией и ростом несельскохозяйственных секторов экономики, таких как обрабатывающая промышленность и сфера услуг. Процесс развития был также связан с появлением новых способов организации экономической деятельности: заводов, корпораций, фондовых рынков. С другой стороны, до 1800 года большинство населения жило в сельской местности и работало на земле. Конечно, были некоторые различия в уровне урбанизации и роли промышленности или сектора услуг. В Италии между 0 и 200 годами н. э. урбанизация могла достигать 30 % (Wilson, 2011). В Китае времен империи Сун резко возросло производство железа. Коммерческое производство и торговля на дальние расстояния были важными составляющими экономики позднесредневековой Венеции, Брюгге и Антверпена. Тем не менее структура всех этих обществ была намного проще, чем структура почти любой современной экономики.
РИС. 1.6. ВВП США на душу населения, 1720–2018 гг. (долл. США 2018 г.)
ИСТОЧНИК ДАННЫХ: (Bolt and van Zanden, 2020).
В развитых странах сама структура экономики иная. Важно отметить, что доля сельского хозяйства сократилась и в экономике в целом, и еще более кардинально как источник занятости. Сегодня в США только 1,3 % рабочей силы трудится на фермах. В Великобритании эта цифра еще меньше (всего 1 %). Наряду с этим структурным сдвигом произошло усложнение организационных форм. Это особенно проявляется в росте постоянных, независимых от государства организаций, способных существовать продолжительное время, таких как корпорации. Все это характерные признаки развитой экономики.
Вы можете усомниться: откуда мы знаем, насколько бедными были люди в прошлом? Ни в одной стране до середины XX века не было управления национальной статистики, собирающего информацию и рассчитывающего ВВП. Поэтому экономистам и историкам пришлось реконструировать прошлое. Первым опытом такого рода стала новаторская работа Ангуса Мэддисона. Он десятилетиями делал высококачественные оценки душевого ВВП, уходящие в прошлое вплоть до 1820 года (Maddison, 1983, 1991, 2001). Мэддисон также предложил ряд очень влиятельных оценок для более ранних периодов, включая оценки дохода на душу населения для регионов Римской империи (Maddison, 2007; Мэддисон, 2012). Но достоверность этих оценок была гораздо более сомнительной. Более недавние исследования, в том числе проведенные в рамках Maddison Project (Bolt and van Zanden, 2020) и выполненные многочисленными другими специалистами, такими как ван Занден и ван Леувен (van Zanden and van Leeuwen, 2012), Фуке и Бродберри (Fouquet and Broadberry, 2015), Бродберри, Гуан и Ли (Broadberry, Guan and Li, 2018), а также Палма и Рейс (Palma and Reis, 2019), представили обновленные оценки ВВП на душу населения, имеющие под собой гораздо более прочную основу.
Но оценки ВВП – далеко не единственный источник информации об экономиках прошлого, которым мы располагаем. С XIX века историки экономики собирают информацию об оплате труда и ценах, чтобы получить приблизительные оценки того, что в прошлом мог купить неквалифицированный работник. Благодаря работам Роберта Аллена, Жана-Паскаля Бассино, Грега Кларка, Чарльза Файнштейна, Питера Линдерта, Дебина Ма, Джеффри Уильямсона и других в настоящее время существуют всеобъемлющие оценки покупательной способности работников для целого ряда европейских и азиатских городов. Метод Аллена основан на реконструкции потребительской корзины репрезентативного работника. Эти корзины строятся на основе многочисленных дневниковых записей, а также бюджетов домов для бедных и приютов. Преимущество реконструкции потребительских корзин заключается в том, что она позволяет нам сравнивать уровень жизни во времени и пространстве, не забывая при этом, что предпочтения людей в разных регионах в разное время были разными. В то время как основу рациона в Восточной Азии составлял рис, в Западной Европе его место занимали каши или хлеб.
Есть и другие способы, позволяющие оценить уровень жизни в прошлом. Распространенным мерилом является человеческий рост. Историки экономики, такие как Йорг Батен, Роберт Флауд, Роберт Фогель и Ричард Штекель, составили оценки роста людей для многих стран на протяжении многих столетий (обзор см. в (Steckel, 2009)). Человеческий рост зависит от нескольких факторов, в том числе от биологической наследственности. Но на него влияют и внешние условия, и питание матери во время беременности и в детстве. За последние 200 лет фиксируется сильная положительная связь между увеличением роста людей и ростом ВВП на душу населения. В прошлом люди были низкорослыми. Средний рост 18-летнего юноши в английской армии в период с 1763 по 1767 год составлял 160,76 см (около 5 футов 3 дюймов) (Floud, Fogel, Harris and Hong, 2011, p. 27). Увеличение среднего роста отчасти отражает улучшение стандартов питания, достигнутое с началом современного экономического роста.
Еще одним показателем уровня жизни является ожидаемая продолжительность жизни. Современный экономический рост связан со значительным увеличением продолжительности жизни (Pritchett and Summers, 1996; Fogel, 2004; Acemoglu and Johnson, 2007). Это важно по двум причинам. Во-первых, увеличение ожидаемой продолжительности жизни представляет собой существенный компонент того прироста благосостояния, которое вызвано экономическим ростом (Becker, Philipson and Soares, 2005). Во-вторых, увеличение продолжительности жизни, возможно, является причиной самого экономического развития. Увеличение продолжительности жизни приумножает ценность инвестиций в человеческий капитал (Cervellati and Sunde, 2005), под которым экономисты подразумевают образование и другие инвестиции в производительные способности человека.
Ответ на вопрос «Как разбогател мир?» должен объяснить, где, когда и как человеческие общества сумели добиться устойчивого экономического роста. На вопросы «где?» и «когда?» мы знаем ответ: в Северо-Западной Европе и Северной Америке, в начале и середине XIX века. Все метрики, которые мы обсуждали выше, в этом вопросе сходятся. Мучительно сложный третий вопрос – как мы выбрались из стагнации.
Объяснение происхождения богатства – одна из наиболее важных миссий социальных наук, из-за чего этот вопрос находится в центре многих дискуссий. Цель этой книги – представить и обобщить эти споры. В конечном счете любая заслуживающая доверия гипотеза должна быть в состоянии объяснить ряд фактов. Во-первых, современный стабильный экономический рост является результатом устойчивого потока технологических инноваций. Великобритания в конце XVIII века пережила такой инновационный бум в период, известный как промышленная революция. Последовавший за этим экономический рост сначала был медленным. Но, в отличие от предыдущих эпизодов экономического роста, он не выдохся. К середине XIX века темпы как инноваций, так и экономического роста ускорились, а индустриализация и структурные экономические изменения распространились на другие части мира. Почему эти процессы впервые развернулись именно в Великобритании? Почему в XVIII веке? Почему не в какой-то другой части мира? Во-вторых, около 1000 года н. э. Европа была экономическим, технологическим и культурным захолустьем. Что изменилось на этом континенте, что позволило ему опередить Китай, Индию и Ближний Восток – общества, которые в какие-то моменты времени были далеко впереди даже самых продвинутых обществ Западной Европы?
Цель этой книги – собрать в одном месте многочисленные научные теории о причинах происхождения современного устойчивого экономического роста. Это большая проблема, решение которой повлечет важные последствия, и неудивительно, что она занимала многие великие умы. Почти все теории сосредоточены на одном из аспектов происхождения роста, таких как география, культура, институты, колониализм или демография. Эти теории изначально строились так, что в основном игнорировали друг друга. Мы никак не виним в этом их авторов. Выработка и обоснование теории может занять сотни страниц. Углубляться в другие, мало связанные с предлагаемыми автором причины долгосрочного роста – значит требовать от читателя слишком многого. Большинство исследователей это понимают, как понимают они и ограниченность своих объяснений. Немало успешных карьер было сделано на изучении только одного аспекта происхождения современного богатства.
Тем не менее упор на конкретные теории того, «как разбогател мир», оставил в наших знаниях два пробела. Этой книгой мы надеемся их восполнить. Во-первых, ни одна из имеющихся работ не пытается беспристрастно и объективно обобщить все достижения социальных наук в этой сфере за последние несколько десятилетий. Хотя у нас обоих есть свое мнение относительно того, что считать наиболее убедительными гипотезами об истоках устойчивого экономического роста (каждый из нас затрагивал эту тему в своих научных работах), цель этой книги не в том, чтобы отдать предпочтение одним теориям перед другими. В первой половине этой книги представлены максимально объективно основные гипотезы и споры об истоках устойчивого экономического роста. Если бы мы не привели эти данные, то читателю, желающему получить представление о современном состоянии исследований, пришлось бы прочитать бесчисленное множество книг и статей, каждая из которых выдвигает свои собственные гипотезы. Это в любом случае было бы полезным занятием, поскольку есть много нюансов, которые нам придется опустить. Но мы исходим из того, что жизнь большинства наших читателей не исчерпывается чтением научных трактатов. Если вы хотите получить представление о том, на каком этапе находятся эти споры на сегодняшний день, то самую трудоемкую часть мы за вас сделали.
В первой половине книги рассматриваются и классифицируются основные направления литературы, связанной с истоками устойчивого экономического роста: география, политика, институты, рынки и государства, культура, человеческий капитал, демография и колонизация. Многие объяснения попадают сразу в несколько категорий. Кроме того, некоторые хорошо подходят для одного времени и места, но не подходят для других. Например, угольные месторождения, вероятно, сыграли роль в подъеме Британии, но не Японии, религия могла оказать роль в экономическом росте Ближнего Востока, но не Китая, и т. д. Бывает, что факторы, тормозящие экономический рост в одних условиях, благоприятствуют ему в других. Возьмем, к примеру, гористый африканский рельеф. Обычно гористость вредит процветанию. По неровной местности трудно передвигаться (что затрудняет торговлю) и трудно заниматься на ней сельским хозяйством. Однако в Африке, как установили Нанн и Пуга (Nunn and Puga, 2012), гористость рельефа положительно сказывалась на доходе. Это объясняется тем, что природные барьеры смягчали воздействие работорговли: рейдерам было труднее пересекать гористую местность, а преследуемым было легче на ней спрятаться. Таким образом, косвенно стимулировался долгосрочный экономический рост, на который работорговля оказывала столь сильное негативное влияние (факт, который мы рассмотрим в главе 6) (см. рис. 1.7).
Большинство теорий происхождения экономического роста упирают на какой-то один фактор или группу факторов. В результате меньше внимания уделяется тому, как различные теории связаны между собой. Такое важное и широкое явление, как современный экономический рост, почти наверняка имеет несколько источников. Например, многие теории пытаются объяснить роль, которую играют в экономическом росте институты. Институты – это те правовые, политические и религиозные формы организации общества, которые определяют «правила игры», задающие издержки и выгоды от совершения тех или иных действий. Некоторые институты считаются полезными для экономического роста, например те, которые защищают право собственности, поощряют инвестиции в общественные блага и применяют законы одинаково ко всем людям. Однако на вопрос, откуда берутся «хорошие институты», ответить сложно. Иногда они связаны с географическими условиями. Например, там, где географические условия не подходили для эксплуатации ресурсов, колониальные державы часто инвестировали в институциональное развитие, которое, возможно, непреднамеренно оказывало положительное влияние на долгосрочный рост (Acemoglu, Johnson and Robinson, 2001, 2002). Больше того, согласно Аджемоглу, Джонсону и Робинсону (Acemoglu, Johnson and Robinson, 2002), это привело к «перемене судеб», когда богатые и бедные поменялись местами: регионы, изобиловавшие природными ресурсами в конце средневекового периода, было также легче всего эксплуатировать. В результате эти регионы получали, как правило, худшие (колониальные) институты, и сегодня они в целом беднее. Эта «перемена судеб» показана на рис. 1.8, где уровни урбанизации (показатель экономического потенциала) представлены в сравнении с современным ВВП на душу населения. Уровни урбанизации в прошлом отрицательно коррелируют с доходом сегодня, в то время как современные уровни урбанизации коррелируют с доходом положительно. Сама по себе география не может объяснить эту закономерность, хотя, возможно, работая через институты, география и послужила причиной этих перемен.
РИС. 1.7. Гористость рельефа и доход в африканских и неафриканских странах
ИСТОЧНИКИ ДАННЫХ: (Nunn and Puga, 2012) по рельефу, (Bolt and van Zanden, 2020) по ВВП на душу населения.
В других случаях институты могут воздействовать на экономический рост через изменение культуры. Например, в исследовании долгосрочного развития доверия Нанн и Ванчекон (Nunn and Wantchekon, 2011) обнаружили, что в тех районах Африки, которые в прошлом были более подвержены набегам работорговцев, люди до сих пор менее склонны доверять друг другу. Легко понять, почему в прошлом люди из-за набегов работорговцев не доверяли другим, даже соседям, которые, возможно, хотели их продать их в рабство. Но тот факт, что культура недоверия сохранилась до наших дней, говорит о том, что культура «прилипчива» и, таким образом, вносит свой вклад в долгосрочные экономические показатели.
РИС. 1.8. «Перемена судеб» бывших колоний, 1500–1995 гг.
ИСТОЧНИКИ ДАННЫХ: (Acemoglu, Johnson and Robinson, 2002) по урбанизации, (Bolt and van Zanden, 2020) по ВВП на душу населения.
На протяжении всей книги мы опираемся на самые современные социальные исследования и данные в контексте недавних споров среди экономических историков, экономистов, занимающихся вопросами развития, политологов и исторических социологов. Одним из важных событий последних 20 лет стало то, что дискуссии об истоках экономического роста приобрели глобальный характер. Уже недостаточно брать во внимание только Великобританию или Западную Европу. К примеру, одна из самых больших дискуссий в исследованиях касается истоков Великого расхождения между Западной Европой и Китаем. Термин «Великое расхождение» популяризировал Кеннет Померанц (Pomeranz, 2000; Померанц, 2017), утверждавший, что расхождение между Китаем и Западом произошло сравнительно поздно (после 1750 г.) и явилось следствием наличия запасов угля в Англии и открытия Нового Света, которое ослабило давление населения и дало новые и изобильные источники сырья. Эта точка зрения была предметом многочисленных споров, и новые данные свидетельствуют о том, что расхождение могло произойти еще до индустриализации (Allen, Bassino, Ma, Moll-Murata and van Zanden, 2011; Brandt, Ma and Rawski, 2014; Broadberry, Guan and Li, 2018).
В последних главах мы оцениваем относительные сильные и слабые стороны основных аргументов и излагаем те из них, которые кажутся нам самыми убедительными. Наше внимание смещается на Великобританию, родину промышленной революции и в конечном счете первую страну, добившуюся современного устойчивого экономического роста. Мы спрашиваем: «Каковы были предпосылки, сделавшие возможным устойчивый экономический рост в Северо-Западной Европе?» Затем переходим к обратной стороне этого вопроса: «Почему устойчивый экономический рост не начался в другом месте?» Далее мы займемся историей промышленной революции, а также ее связью с устойчивым экономическим ростом. Мы рассмотрим самые убедительные объяснения ее причин, а потом проследим их связь с более широкими источниками устойчивого долгосрочного экономического роста.
Первая группа предпочитаемых нами объяснений – как начала индустриализации, так и современного экономического роста – подчеркивает связь между экономическим и политическим развитием. Эти объяснения затрагивают такие темы, как институциональные изменения, рост потенциала государства и верховенство закона. В нашем понимании трудно рассказать убедительную историю долгосрочного экономического роста, игнорируя при этом ту роль, которую в поощрении или (чаще) сдерживании экономического роста сыграли политические институты.
Вторая группа объяснений, которые мы находим убедительными, – это объяснения, подчеркивающие роль культуры. Чтобы не было недоразумений, мы не имеем в виду объяснения того европоцентристского типа, популярного в начале XX века, которые исходили из превосходства того или иного аспекта европейской культуры. Мы имеем в виду культуру в том смысле, в каком этот термин используют культурные антропологи: те эвристические методы, которые люди применяют для интерпретации сложного мира вокруг себя (Cavalli-Sforza and Feldman, 1981; Boyd and Richerson, 1985; Henrich, 2015; Хенрик, 2023). Недавние исследования показывают, что культура поддается серьезному изучению в рамках социальных наук. Это направление исследований подводит к нескольким выводам. Во-первых, культурные ценности могут быть чрезвычайно стойкими (Guiso, Sapienza and Zingales, 2006; Nunn, 2012). Во-вторых, культурные ценности взаимодействуют с институциональным развитием (Greif, 1994, 2006; Грейф, 2013; Alesina and Giuliano, 2015; Bisin and Verdier, 2017).
В предпоследней главе мы рассматриваем Великое сближение между многими частями остального мира и Западом. Одно из великих событий последних 50 лет – это то, что миллиарды людей вырвались из крайней нищеты. Огромным источником этого экономического прогресса был Китай, но это же касается и многих частей Южной Азии, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. На момент написания этой книги еще около полумиллиарда человек в Индии, по всей видимости, находятся на грани того, чтобы избавиться от абсолютной нищеты. Фактически в последние 20 лет в бедных странах имел место более быстрый экономический рост, чем в богатых (Patel, Sandefur and Subramanian, 2021). Для стран Африки южнее Сахары и беднейших стран Латинской Америки и Центральной Азии временной горизонт может быть немного длиннее, но и здесь есть основания для оптимизма: можно ожидать, что еще при нас произойдет дальнейшее резкое искоренение нищеты в этих регионах. Все это было бы невозможно без экономического роста.
Тот факт, что мы считаем некоторые объяснения того, как мир разбогател, более убедительными, чем другие, не означает, что эти другие теории не заслуживают внимания. Мы считаем, что во всех теориях, изложенных в этой книге, есть зерно истины. В конце концов, мы должны помнить, что столь широкий вопрос – «как мир разбогател» – почти наверняка будет иметь множество объяснений. Даже разумные и осведомленные люди могут и будут расходиться во мнениях относительно того, какой вес придать каждому из этих объяснений. Самое важное – понять, при каких условиях те или иные факторы играют свою роль, а при каких не имеют значения. Мы надеемся, что эта книга поможет лучше понять эти условия.
При всех тех задачах, которые ставит перед собой эта книга, мы хотим сразу пояснить, чего мы делать не собираемся. Во-первых, наша цель – беспристрастно представить все основные теории того, «как разбогател мир». Это означает, что при первоначальном представлении теорий мы сделаем все возможное, чтобы в изложение материала не прокрались наши собственные предпочтения. У нас, без сомнения, есть свои взгляды на различные вопросы, поднимаемые в книге, и мы действительно думаем, что одни подходы более убедительны, чем другие. Во второй части книги излагаются причины, по которым мы считаем, что некоторые из предложенных в литературе факторов обладают большей объяснительной силой, чем другие. Тем не менее мы стремимся поставить все основные объяснения в равные условия и подать их, насколько это возможно, так, как хотели бы авторы этих теорий.
Книга строится по тематическому и концептуальному принципу. Мы разъясняем основные темы, проходящие красной нитью через академическую литературу, и контекстуализируем их в удобоваримой форме. Таким образом, мы не будем излагать исчерпывающую экономическую историю конкретных стран. Подобные истории могут быть чрезвычайно ценными. В некоторых случаях они проливают свет на важные аспекты происхождения экономического роста. Особое внимание мы уделяем событиям в Великобритании в XVIII и XIX веках. Но это объясняется тем, что мы стремимся понять истоки современного устойчивого роста, а Великобритания оказалась тем местом, где зародилась первая современная экономика. Мы также уделяем некоторое внимание регионам, которые не смогли стать центром первой современной экономики, несмотря на фору по сравнению с Западной Европой, таким как Китай и Ближний Восток. Мы не погружаемся глубоко в детали экономической истории этих регионов. Вместо этого выборочно берем различные аспекты их истории, чтобы проиллюстрировать теории, выдвигаемые в литературе.
Наконец, мы не уделяем много времени обсуждению темных сторон экономического роста, таких как загрязнение окружающей среды, изменение климата и способность создавать смертоносное оружие. Мы никоим образом не отрицаем важность этих тем, но эти вопросы выходят за рамки книги. Наша книга – об истоках современного экономического роста. Хотя мы считаем экономический рост в целом позитивным явлением, основное внимание в ней уделено причинам экономического роста, а не его последствиям.
Часть I
Теории того, как разбогател мир
2. Выиграли ли некоторые общества в географической лотерее?
ОПРЕДЕЛЯЕТ ЛИ география судьбу народов? Являются ли ключом к богатству такие факторы, как климат, природные ресурсы, качество почвы и выход к океану? Долгое время географические объяснения были любимым коньком мыслителей, которые искали причины, по которым их общества вырвались вперед. По словам андалузского мусульманского мыслителя Абу аль-Касима Саида (1068): «Чрезвычайная удаленность [северных европейцев] от солнца сгущает воздух, порождая холодные нравы, грубые характеры, белую кожу и прямые волосы. Вследствие этого… их одолевают тупость и невежество» (цит. по: (Chaney, 2008, p. 2)). С другой стороны, в Книге XIV «О духе законов» французский философ Монтескьё привел аналогичный довод, но пришел к противоположному выводу:
В холодных климатах люди крепче…. Народы жарких климатов робки, как старики; народы холодных климатов отважны, как юноши. Обратив внимание на последние войны… мы увидим, что народы Севера, сражаясь в южных странах, не совершили там таких прекрасных подвигов, как их соотечественники, которые, сражаясь в своем родном климате, проявили невероятное мужество. (Montesquieu, 1748/1989, p. 317; Монтескьё, 1999, с. 198–199)
Некоторые современные ученые тоже утверждают, что география и климат играют решающую роль в объяснении закономерностей экономического развития. Возможно, наиболее известны выводы Джареда Даймонда (Diamond, 1997; Даймонд, 2010), который утверждает, что такие факторы, как относительная длина континентальной оси, условия для распространения болезней, близость к экватору и доступ к побережьям и рекам, оказали огромное влияние на долгосрочное экономическое процветание. Влиятельную гипотезу Даймонда мы подробно обсудим в этой главе.
Но можно ли назвать географию приговором судьбы? Действительно ли регионы с «хорошими» характеристиками «обречены» быть более развитыми? Основополагающее исследование Дональда Дэвиса и Дэвида Вайнштейна, посвященное развитию японских городов после Второй мировой войны, свидетельствует о важности географических параметров. Авторы выяснили, что произошло с распределением городских центров после разрушения Хиросимы и Нагасаки в результате атомных бомбардировок. Они показывают, что после тотального разрушения Хиросима и Нагасаки в течение 20 лет вернули себе прежние относительные позиции в распределении городов Японии (Davis and Weinstein, 2002). Это говорит о том, что серьезное потрясение в распределении населения не смогло нейтрализовать географические преимущества, присущие этим двум местам. Можно ли обобщать подобные выводы – вопрос, к которому мы будем возвращаться на протяжении всей книги.
А промышленная революция? Положение Великобритании как большого острова у побережья Европы – с умеренным климатом, многочисленными реками и протяженной береговой линией – способствовало формированию ее политических институтов. Изобилие угля сыграло важную роль в ее ранней индустриализации. Стоит задаться вопросом: может, именно поэтому индустриализация началась именно в Великобритании?
Сегодня география важна для экономического развития, особенно в беднейших частях мира. Например, многие страны Африки южнее Сахары не имеют выхода к морю, а большинство других обладают лишь небольшой береговой линией (см. рис. 2.1). Без выхода к морю они не могут напрямую отправлять товары в другие страны. Им также приходится полагаться на дорогие и сложные в обслуживании сети автомобильных и железных дорог, которые легко могут быть заблокированы или отрезаны их соседями.
Еще один важный географический фактор – бремя болезней. Страны «малярийного пояса» в Африке южнее Сахары до сих пор остаются слаборазвитыми (см. рис. 2.2). За всю историю человечества малярия, вероятно, убила больше людей, чем любая другая болезнь. Но бремя малярии – это еще и экономическое бремя. При прочих равных условиях в странах, где значительная часть населения инфицирована малярией, темпы роста были примерно на 1,3 % ниже, чем в других странах (Sachs and Malaney, 2002). В них также зафиксирована более высокая младенческая смертность и более низкий уровень инвестиций в физический и человеческий капитал.
В странах Африки южнее Сахары эндемичны и другие болезни. Одно из особенно опасных заболеваний – сонная болезнь, которую через паразитов переносит муха цеце. Воздействие мухи цеце касается не только людей. Этот же паразит вызывает смертельно опасную болезнь домашнего скота – нагану. В других частях мира животноводство сыграло решающую роль в развитии сельского хозяйства. Исторически в регионах, пораженных мухой цеце, люди намного реже одомашнивали скот. Марселла Алсан подробно описывает, что в этих частях Африки южнее Сахары реже возникало интенсивное земледелие, реже использовался плуг и реже встречались крупные домашние животные (Alsan, 2015). Эти проявления экономической отсталости имели и политические последствия, поскольку они снижали вероятность развития централизованных государств.
РИС. 2.1. Береговые линии африканских стран
Данные о длине береговых линий взяты из: (CIA, 2019).
Такие примеры указывают и на привлекательность, и на ограниченность аргументов, основанных на географии. С одной стороны, географические аргументы просты, и география имеет то преимущество, что она в значительной степени экзогенна. Это означает, что другие интересующие нас переменные на нее не влияют. Поэтому не нужно беспокоиться о том, что география окажется результатом других факторов, которые также важны для экономического роста, таких как культура или институты. Следовательно, географические объяснения потенциально могут дать очень простую трактовку экономического роста и бедности.
РИС. 2.2. Африканский «малярийный пояс»
ИСТОЧНИК ДАННЫХ: (Hay, Guerra, Gething, Patil, Tatem, Noor et al., 2009).
Однако большая проблема с географическими объяснениями заключается в том, что география – вещь более или менее неизменная. Конечно, она не абсолютно статична. Например, в каких-то местах чрезмерно интенсивное рыболовство может истощить запасы рыбы, и это побуждает общества к соответствующей адаптации (Ostrom, 1990; Остром, 2011; Dalgaard, Knudsen and Selaya, 2020). Кроме того, природные ресурсы редко просто валяются под ногами – чтобы их найти, требуются разведка и технологии извлечения (David and Wright, 1997). Но география гораздо менее податлива, чем другие социально значимые характеристики, такие как демография, институты или культура. Для объяснений, связывающих долгосрочный экономический рост с географическим положением, это может быть проблемой, потому что многие различия в доходах, которые мы наблюдаем в сегодняшнем мире, резко менялись с течением времени. В 1750 году самой богатой страной в мире (на душу населения), вероятно, была Голландская республика. Тем не менее она была самое большее в 4 раза богаче самых бедных стран мира. Сегодня богатейшие страны в 100 или 200 раз богаче с точки зрения ВВП на душу населения. И еще большее затруднение создает то, что географией трудно объяснить, почему может так драматично меняться относительное положение стран. Поскольку она более или менее фиксирована, она не может легко объяснить, почему в 1000 году Ближний Восток был намного более развитым, чем Западная Европа, а к 1800 году Западная Европа намного опережала Ближний Восток.
В своей получившей Пулитцеровскую премию книге «Ружья, микробы и сталь» Джаред Даймонд (Diamond, 1997; Даймонд, 2010) задался вопросом: как случилось, что европейцы смогли так легко покорить Новый Свет? Как получилось, что у них оказалось не только более совершенное оружие и технологии, но и более смертоносные микробы, в сравнении с коренными жителями Америки? Его ответом была география. Чтобы объяснить, почему евразийские общества оказались технологически более развиты, он обратился к работе Альфреда Кросби (Crosby, 1986), который утверждал, что относительная протяженность Евразийского, Африканского и Американских континентов по долготе и широте оказали глубокое влияние на долгосрочное развитие. «Вертикально» ориентированные континенты пересечены многочисленными климатическими зонами, которые ограничивают распространение сельскохозяйственных культур, домашних животных и людей. В конце концов, культуры, пригодные для дождевых лесов, вряд ли будут расти в саванне или горах. Так, растения и животные, одомашненные в Мезоамерике, не получили распространения в Перу или бассейне Амазонки. И что, пожалуй, еще важнее, технологии и знания легче распространяются «по горизонтали», чем «по вертикали», поскольку климатические характеристики меняются меньше. «Вертикальность» Америк и Африки южнее Сахары (см. рис. 2.3) могла поэтому создать огромные препятствия для долгосрочного экономического роста.
Именно это, согласно Даймонду, и сделало Ближний Восток колыбелью человеческой цивилизации. Именно на Ближнем Востоке впервые стали выращивать пшеницу, ячмень и горох. Богатые плодородные равнины между реками Тигр и Евфрат были окружены с нескольких сторон так называемыми «холмистыми склонами». Козы и овцы были впервые одомашнены 11 000 лет назад в горах Северной Сирии и Северной Месопотамии. Вскоре после этого настала очередь свиней и крупного рогатого скота, которые распространились по всему Плодородному полумесяцу. В общей сложности 33 из 56 крупносеменных диких злаков в мире происходят из Европы, Ближнего Востока или Северной Африки. Большинство этих культур впервые были одомашнены в Плодородном полумесяце. Благодаря умеренным климатическим различиям между Европой и Ближним Востоком, сельскохозяйственные технологии могли распространяться из Ближнего Востока в Европу, и наоборот.
РИС. 2.3. «Вертикальность» и «горизонтальность» континентов
Воспроизведено с использованием карты в (Diamond, 1997; Даймонд, 2010). Картографическая проекция Галла–Питерса.
Из 14 видов крупных одомашненных животных только один и, возможно, наименее полезный – лама – появился в Новом Свете. 9 из 14 существующих в мире крупных домашних травоядных родом из Евразии. Это поставило жителей Нового Света в явно невыгодное экономическое положение. Домашний скот – огромный источник как мускульной силы, так и белка. Но кроме того, домашние животные являются и источником эпидемических заболеваний. Отсутствие крупных домашних животных сделало жителей Нового Света особенно уязвимыми для новых болезней. Поскольку взаимодействие между людьми и животными – основной источник эпидемических заболеваний, популяции людей, которые в течение долгого времени были подвержены этим заболеваниям, с большей вероятностью приобретут иммунитет. Вот почему контакт с европейцами оказался для коренных американцев таким смертельным. По последним оценкам, между достигнутым до 1492 года пиком и 1900 годом численность коренных американцев сократилась на 95–98 % (Mann, 2005).
Аргументы Даймонда о распространении технологий между регионами получили эмпирическое подтверждение. Джейми Павлик и Эндрю Янг (Pavlik and Young, 2019) обнаружили, что технологии легче перемещались между восточными и западными соседями, чем между соседями с севера и юга. Это хорошо видно на рис. 2.4, на котором показано, насколько близко к технологическому переднему краю находились различные части мира в 1500 году. Накануне открытия Америки европейцами технология евразийской оси, протянувшейся с запада на восток, была явно более развитой, чем технология американской оси или Африки южнее Сахары, протянувшихся с севера на юг. С началом колонизации эти различия только обострились (см. главу 6).
Рынки вряд ли возникнут там, где трудно перевозить товары и людей. Поэтому география – важный фактор, от которого зависит сегодня размер рынка (Redding and Venables, 2004). В доиндустриальный период это имело еще большее значение. До распространения железных дорог в середине XIX века самым экономичным способом перевозки товаров из одного места в другое – с большим отрывом – был водный транспорт. Во многих случаях транспортировка груза морем обходилась в двадцать раз дешевле, чем по суше. Таким образом, есть основания подозревать, что доступ к судоходным путям исторически был важной составляющей экономического роста.
Поучительные примеры дают Венеция и Нижние страны (исторические Нидерланды, которые примерно соответствуют современным Бельгии и Нидерландам). В позднесредневековой Европе оба региона были важными центрами торговли. При этом ни один из них не был идеальным для строительства городов. Оба располагались в болотистой местности, что требовало сложных гидротехнических сооружений для обеспечения нормальной жизнедеятельности (и по этой причине оба окажутся в опасности, если в XXI веке уровень моря поднимется слишком сильно). Почему же люди не только жили в этих местах, но и процветали? Очевидный ответ – доступ к морю. В Нижних странах было множество портов, нацеленных на прибыльную торговлю в Северном море. Венеция находится на берегу Адриатического моря, что дает ей великолепный доступ к Средиземному морю. Но доступ к воде, вероятно, не единственная причина, по которой люди там поселились. Монтескьё высказал предположение, что торговля сначала развилась на наименее плодородных землях, где люди селились только потому, что спасались от насилия и хищничества. И действительно, именно эти факторы часто подчеркиваются в историях об основании Венеции.
РИС. 2.4. Использование передовых технологий в 1500 г. (% существующих передовых технологий, используемый на той или иной территории)
ИСТОЧНИК ДАННЫХ: (Pavlik and Young, 2019).
Другой важный географический фактор – неровность рельефа, то, насколько гористой является определенная территория. Гористость препятствует торговле и коммуникациям. Этот барьер был особенно серьезным в доиндустриальные времена, до изобретения автомобиля, паровоза и самолета. Япония, например, очень гориста. Лишь очень небольшая часть японских островов подходит для выращивания риса или для строительства городов. Горные цепи образуют «хребет», проходящий через всю страну. Это вполне могло послужить причиной отставания Японии. Тем не менее, как мы видели в главе 1, несмотря на то что гористый рельеф обычно рассматривается как серьезное препятствие для экономического развития, Нанн и Пуга (Nunn and Puga, 2012) подчеркивают выгоды неблагоприятного географического положения в странах Африки южнее Сахары. Исторически труднопроходимые территории реже страдали от хищничества работорговцев. Поэтому районы с «плохой» географией в Африке южнее Сахары сегодня богаче, а не беднее остальных.
В приведенных в начале главы цитатах из Абу аль-Касима Саида и Монтескьё утверждалось, что одной из причин, почему география имеет значение, является климат. Однако климат, в отличие от других географических характеристик, не есть нечто фиксированное. Например, климат Средиземноморья около 0 года н. э. был более теплым и более влажным. Солнечная активность – высокой и стабильной. Данные годичных колец деревьев и ледяных кернов свидетельствуют о том, что I век н. э. был теплее, чем даже последние полтора века (с 1850 г.) (Manning, 2013). Следовательно, земли, пригодные для сельского хозяйства, расширились. Историки Древнего мира, например Кайл Харпер, связывают расцвет Римской империи с этим «римским климатическим оптимумом» (Harper, 2017).
Возделывание пшеницы очень чувствительно к температуре. Теплая погода в течение вегетационного периода особенно критична. Обратной стороной более высоких температур является засушливость и возможные засухи. Однако римский теплый период был также более влажным. Эта среда позволила римлянам распространить выращивание средиземноморских культур вглубь страны – в горную местность. Согласно Харперу, эти высокие температуры «были благоприятным фоном для римского чуда… Если мы подсчитаем одни только наименее плодородные земли, ставшие пригодными для пахотного земледелия в Италии из-за более высоких температур, то, по самым скромным оценкам, они могли бы объяснить больше, чем весь рост, достигнутый между Августом и Марком Аврелием» (то есть между 0 и ок. 150 г. н. э.) (Harper, 2017, p. 53).
Окончание римского климатического оптимума было связано с политическими кризисами. Периоды с меньшим количеством осадков, особенно в III веке н. э., были связаны с военными мятежами и убийствами императоров (Christian and Elbourne, 2018). Точно так же более холодная и более нестабильная погода вместе с распространением эпидемических заболеваний помогают объяснить неудачные попытки восстановления Римской империи. Извержения вулканов, возможно, привели к тому, что стало известно как «год без солнца» (536 г. н. э.). Последующее столетие получило название «позднеантичного малого ледникового периода». Хотя историки больше не называют раннее Средневековье «темными веками», это выражение действительно наглядно отражает то, как сузились возможности после 550 года н. э. (Ward-Perkins, 2005).
Климатические изменения также сыграли свою роль в возрождении европейской экономики после 1000 года. Расширилась площадь обрабатываемых земель. В Англии множились виноградники. Исландию и Гренландию заселили викинги. В главе 3 мы будем говорить о периоде экономического подъема, известном как «коммерческая революция», который имел место между 1000 и 1300 годами в период необычно теплого климата (Lamb, 1982). Решающее значение имели институциональные инновации. Но климатические изменения были важным условием, сделавшим все это возможным. Точно так же в этот период росли население и города в Юго-Восточной Азии и Северной Америке, прежде чем рост обратился вспять в конце XIII и XIV веке (Richter, 2011, p. 11–36; Reid, 2015, p. 50–56).
В конце XIII века климат начал становиться более нестабильным и прохладным. XV век был особенно холодным из-за низкого уровня солнечной активности. В XVI веке стало теплее, а в XVII веке климат снова ухудшился. Поэтому весь этот период часто называют Малым ледниковым периодом. На рис. 2.5 представлены оценки колебаний температуры с 1100 по 1800 год. Малый ледниковый период был и более холодным, и более изменчивым.
Ухудшение климата, произошедшее в позднем Средневековье, имело реальные экономические последствия. Во-первых, оно повлияло на темпы роста городов (Waldinger, 2019). Ухудшение климатических условий породило политическую нестабильность по всей Евразии (Parker, 2014). Ухудшение климата также сделало меньшинства, такие как евреи, более уязвимыми для преследований. Поскольку укоренившиеся антисемитские настроения были распространены по всей Европе, евреи часто становились козлами отпущения во время экономических неурядиц и политических кризисов. Необычно холодная погода увеличивала вероятность того, что тот или иной город будет преследовать свою еврейскую общину, на целых 50 % (Anderson, Johnson and Koyama, 2017).
РИС. 2.5. Температурные колебания в Европе, 1100–1800 гг.
ИСТОЧНИК ДАННЫХ: (Anderson, Johnson and Koyama, 2017).
Более холодная погода, связанная с Малым ледниковым периодом, повлияла на войны и конфликты и в более общем плане. Используя геокодирование мест сражений, Иигун, Нанн и Цянь (Iyigun, Nunn and Qian, 2017) обнаружили, что в 1400–1900 годах более холодная погода была связана с большим количеством конфликтов. Эти эффекты были сильнее в регионах с менее плодородной почвой и регионах, которые в 1400 году уже были холодными. Тем не менее, несмотря на более холодную погоду, именно в эти столетия были посеяны семена современного экономического роста. В связи с этим возникает вопрос: как можно преодолеть географические и климатические ограничения?
Можно ли избавиться от проклятия географии при помощи инвестиций в транспортную инфраструктуру? Кажется, что да. Транссибирская магистраль соединила труднодоступные местности с рынками и товарами в невообразимой прежде степени. Но может ли транспортная инфраструктура полностью преодолеть проклятие «плохой» географии или она только отчасти ее компенсирует?
Инфраструктурные проекты могут финансироваться частными лицами или государством. Но почему одни институциональные механизмы способствуют частным инвестициям в инфраструктуру, а другие сдерживают их? Почему одни государства инвестируют, а другие нет? При каких условиях государства вообще способны осуществлять такие проекты? Эти вопросы предполагают, что для преодоления «плохой» географии могут потребоваться институты, способные перенаправить ресурсы на инфраструктуру. Мы вернемся к этому вопросу в главе 7, а здесь рассмотрим несколько примеров того, как инвестиции в транспортную инфраструктуру исторически оказывали влияние на экономическое развитие.
Римская империя инвестировала в дорожную систему. Ко времени правления императора Траяна (правил в 97–117 гг. н. э.) дорожная сеть имела протяженность 80 000 км (см. рис. 2.6). Ее дополняли многочисленные внутренние водные пути, которые пересекали империю вдоль и поперек и соединяли сухопутные города с римским озером, в которое превратилось Средиземное море. Римская система дорог была построена по военным причинам. Но, будучи созданной, она сыграла решающую роль в объединении империи в экономическом и культурном плане. Подавление средиземноморского пиратства и установление безопасных морских путей также имели решающее значение для снижения транспортных расходов, что сделало возможной межрегиональную торговлю и специализацию. Археологические данные свидетельствуют о том, что промышленные товары, такие как амфоры (гончарные изделия), производились массово и перевозились на большие расстояния.
После завоевания Средиземноморья римская экономика пережила период экономического роста, обусловленного расширением рынка. Адам Смит (Smith, 1776/1976; Смит, 2007) заметил, что чем больше рынок, тем больше возможностей для специализации и разделения труда. Это значит, что увеличение размеров рынка само по себе может послужить источником повышения производительности и экономического роста. Этот тип роста часто называют смитовским. Со временем смитовский рост стимулирует инвестиции. Люди инвестируют в более длительные и сложные производственные процессы. Эти инвестиции, в свою очередь, повышают производительность труда и отдачу от торговли, запуская тем самым благотворный круг экономического развития. Благоприятное географическое положение или улучшение инфраструктуры могут стать источником смитовского роста. Войны и стихийные бедствия, ломающие рынки и нарушающие специализацию, могут подорвать смитовский рост. В отсутствие устойчивых инноваций он наталкивается на ограничения и в конечном итоге на убывающую отдачу.
РИС. 2.6. Римская дорожная сеть
Карта предоставлена Эриком Хорнунгом из (Fluckiger, Hornung, Larch, Ludwig and Mees (в печати)). Серые линии обозначают дороги, сплошные черные линии – судоходные участки рек, пунктирные линии – прибрежные морские пути.
В случае Рима процессу смитовского роста способствовали благоприятные климатические и геополитические условия, о которых говорилось выше. Тем не менее решающую непосредственную роль в экономическом росте Рима сыграли инвестиции в транспортную инфраструктуру. Изучая распространение терра сигиллата, красной глянцевой посуды, изготовлявшейся из глины, Флюкигер, Хорнунг, Ларч, Людвиг и Мес (Flückiger, Hornung, Larch, Ludwig and Mees, 2022) находят доказательства того, что интенсивность римской торговли этим товаром отражала транспортные расходы. В регионах с более низкими, благодаря римской инфраструктуре, транспортными расходами активнее развивалась межрегиональная специализация, а районы с лучшим сообщением больше торговали. Римская империя стала приходить в упадок, тем не менее дорожная сеть сохранилась. Новая транспортная инфраструктура почти не создавалась вплоть до XVIII века. Флюкигер и др. обнаруживают, что влияние римской транспортной сети пережило Римскую империю и до изобретения парового двигателя было связано с гораздо большей интенсивностью торговли.
Транспортная инфраструктура имела значение и для экономического развития Китая. Экономическому росту Поднебесной в значительной степени способствовало появление Великого канала, построенного династиями Суй (581–618 гг. н. э.) и Тан (618–907 гг. н. э.), и улучшенного их преемниками. Канал, ширина которого достигала, как думают, 40 метров, соединял реки Янцзы и Хуанхэ. Для его строительства потребовались тысячи рабочих, и связанные с ним огромные расходы привели к краху Суй. По каналу доставлялось зерно в столицу Лоян; он играл решающую роль в снабжении армии, охранявшей северную границу. Во времена династии Тан ежегодно на север перевозилось 130 000 тонн зерна (Ball, 2017, p. 120).
Хотя основной смысл Великого канала был политическим и военным, его постройка принесла и экономические выгоды. Согласно Вальтеру Шайделю (Scheidel, 2019, p. 263), между реками Янцзы и Хуанхэ «Великий канал и несколько меньших рек и вспомогательных каналов создали… огромный Плодородный полумесяц, объединенный дешевым и безопасным транспортом…. Ни одна система внутренних водных путей в мировой истории и близко не может сравниться с этой – как с объединяющей огромные и продуктивные пространства». Как мы увидим в главе 3, до второй половины XVIII века по степени рыночной интеграции Китай был сравним со многими частями Европы. Одной из причин этого были огромные инвестиции в Великий канал, сделанные несколькими династиями.
Последний пример важности транспортной инфраструктуры связан с индустриализацией Великобритании. До 1700 года Британия (как и другие доиндустриальные экономики) страдала от чрезвычайно высоких транспортных расходов. К 1870 году эта ситуация радикально изменилась. Как документируют Дэн Богарт и его коллеги (Bogart, 2014; Bogart, Alvarez-Palau, Dunn, Satchell and Taylor, 2017; Bogart, Satchell, Alvarez-Palau, You and Taylor, 2017), отчасти эта трансформация была связана с паровым двигателем и строительством железных дорог. Кроме того, ее подстегнули инвестиции в сеть дорог и каналов начиная с XVIII века.
История этих инвестиций в транспортную инфраструктуру – это отчасти история технологий, а отчасти история институтов. Институциональная сторона истории будет обсуждаться в главе 3. Здесь мы сосредоточимся на последствиях этих улучшений. Средняя скорость передвижения дилижанса увеличилась с 1,96 мили в час в 1700 году до 7,96 мили в час в 1820 году. Это произошло благодаря улучшению дорожной сети, совершенствованию конструкции дилижанса и росту количества промежуточных станций. К 1840 году плотность дорог в Британии была в 2 раза выше, чем во Франции или Испании. На рис. 2.7 показано расширение дорожной сети в Англии и Уэльсе. Самое значительное улучшение в сфере наземного транспорта произошло с появлением железной дороги: передвижение по железной дороге в 1870 году было в 10 раз быстрее, чем в дилижансе в 1700 году. Товары, идеи и люди могли перемещаться по Британии со скоростью, которая прежде была бы невозможной.
Другой важной сферой, где во времена индустриализации в Великобритании происходили значительные улучшения, была сеть каналов. Водный транспорт был намного экономичнее, чем сухопутный. Каналы сыграли важную роль в соединении растущего центра промышленности Великобритании на северо-западе с углем.