Читать онлайн Скорпион

Глава 1 «Кровавая опера и ушастое эскимо»

Едем. Едем. Едем. Под ногами блевотно-коричневая мощёная кирпичом дорога. Над головой железное от туч сентябрьское небо Айронленда, пятнами текут по нему чернильные стайки ворон, а вокруг, куда ни глянь, земля как лицо уродливого пьяницы: прыщавое от холмов и поросшее непроглядной, колючей железной щетиной ржи. Спутник-старый болван-алкоголик, впавший в полумаразм и медленно, со всей отвратительной деревенской естественностью выдавливающий сквозь мясорубку редких черных пеньков, отдаленно напоминающих зубы, байку за байкой.

За спиной меч с человека размером. Темно-лазурный нагрудник, украшенный золотым орлом и растительным орнаментом сдавливает атлантически-широкие плечи тяжестью каркаса. Шлем с крыльями покрывает скуластую овальную голову со светло-голубыми глазами, тонким угловатым носом, как будто начерченным сверхдотошным геометром, выдающимся вперед уступом подбородком . Не повезло родиться столбом под три метра, будь я поменьше, сидел бы, может быть, сейчас в захолустном замчонке, читал ванильные романы и писал на отбеленных холстах голых девчонок в шляпках и коралловых сапожках, потягивая Ривельское полусухое.

И только верный Октавий радует. Хорош коняга, ничего не скажешь: огромный как гора и белый как снег на её вершине. Грива шелковистая золотая. Когда надо спокойный как отлив, когда надо-буйный как тещин подзатыльник. Восемь копыт-в два раза быстрее остальных. Элементарная арифметика.

Свистит фляга от предсказуемости орнамента кирпичей, колосьев, замечательных историй старика Якова и деревьев леса Дрикилон на горизонте, все слилось в однообразные узоры пейзажного ковра. Тоска гирей тянет упасть с коня прямо на мокрую грязную от копыт плитку. Боги, хоть что-нибудь интересное, хоть самый малюсенький пожар или самую тусклую молнийку… мать моя женщина, ну не настолько же.

Из леса вдруг вылетели с криками в нашу сторону восемь всадников в зеленых робах с луками, короткими клинками и острыми ушами, на лицах большинства были деревянные маски без ртов, на плащах был вышит золотистыми нитками герб в виде вписанного в ободок ветвистого дуба . Впереди вереницы скакал молодой эльф с белыми как снег волосами и длинным зелёным плащом, заколотым золотой брошью в виде дубового листа. Его абсолютно симметричное лицо как у принца с иллюстраций из сказок повернулось к матёрому эльфу со шрамом на пол-лица в салатовой бандане, подвигало губами, и, магия! Этот набор звуков оказывается может заставить пустить в нас тучу длинных стрел, кто бы мог подумать.

– Сир Лангерд, для меня, того-этого, ну как, оно самое, честью было с вами служить, однако, вот.

Чёртов старикашка даже последние в жизни слова выдавливает как художник краску из опустевшего тюбика. Смотреть тошно.

– Поживёте еще, Яков, прыгайте с коня.

В последний момент дед неуклюже упал в кювет на ходу лошади и отделался сломанной рукой, коню повезло меньше, сделав еще пару шагов, новоиспеченный гибрид кобылы и дикобраза рухнул крупом кверху, а ведь мог бы получить какую-нибудь научную премию как первый представитель вида и пастись на лугах Штормленда, пожирая коноплю и плодя жребчиков-дикобразиков, утыканных эльфийскими стрелами. Увы, судьба-злодейка. От моих доспехов стрелы отскочили как от стены, даже не помяв их. Ну а что вы хотели, made in Мakhakar в слезах, крови, поте и пиве с бород гномьих женщин-кузнецов.

Я спрыгнул, пустил коня дальше в рожь к старому: пусть перекантуются, а через пару мгновений вокруг меня завертелся конно-ушастый водоворот. Из пучины вылетали ежесекундно донными камнями сабли, которые я, не напрягаясь, парировал. Размашистый удар полуоборотом в приседе, и два коня без копыт. А их владельцы с размозженными о кирпичи Железного тракта черепами. Какой идиот, кстати, назвал кирпичную дорогу железной?

Остальные шестеро спешились, матерый эльф, спрыгивая, нанес удар снизу, показывая, что меч в меня полетит справа сверху. Судя по всему, он что-то умеет, можно и позабавиться, встречаю его клинок лбом. На шлеме ни царапины, а вот его меч на земле. Единственный глаз эльфа надулся как рыба-ёж. Он резво хватает рукоять, поднимает с земли оружие, бьёт полуоборотом, я подставляю свой клинок, пока мы держим «Клинч» сзади налетают два его собрата.

– Следующий удар посвящается месье Октавиану парнокопытному. -Кричу я в мыслях и грациозным движением аккумулирую все полтора центнера мышц, и бог знает еще сколько гномьей брони в пятку, отправляю её промеж острых ушей лесного. Зафиксировав ногу в воздухе, на месте, где еще секунду назад стоял теперь переключивший свой мозг на режим «в полёте» эльф, загибаю вовнутрь голень и заряжаю ногой в затылок второму остроухому, голова разлетелась как гнилое яблоко. Глаз эльфа, держащего со мной всё это время меч в клинче, покраснел от натуги и теперь походил скорее на жирного снегиря. Свободной рукой беру одноглазого за горло и бью о собственную голову, повстанчество- дело тяжёлое, сон не повредит.

Трое оставшихся во главе со сказочным принцем уже улепётывали по полю к родным деревьям. Ты не подумай, дорогой читатель, что я какой-то там маньяк, но за две недели езды и рассказов сумасшедшего накипело знатно, в таких условиях самый ярый пацифист начнет на нож заглядываться волей-неволей. Нужно выпустить пар. Втыкаю меч в землю. Складываю пальцы в треугольник, направляю на погорельцев.

– Крациус.

Кто-нибудь пробовал остроухое эскимо? Заклятье превратило трех эльфов в ледяные статуи потоком холода из моих рук, а примятую рожь между мной и ними в каток. В припрыжку с разбега разношу замерзшие силуэты на осколки. Фух, как хорошо, боже. До мурашек каждый раз.

Я свистнул на пальцах. Довольный Октавий подбежал ко мне, пожевывая капну ржаных колосьев, и начал ластиться о плечо. Я потрепал верного друга по гриве и прыгнул в седло. Старик Яков подбежал ко мне и судорожно начал трясти мою руку.

– Сир Лангерд, батюшка, вы, это, меня на весь мой недолгий век в должники запишите, ко мне в хату наезжайте, всегда жинка краюшку с крынкой на стол поставит, детишки песенку запоют, того, это самое. -Всхлипывая, орал Яков.

– Полно те, любезный, до Фиерфорда пути два часа еще, поднажмём чутка и вот-вот жинку свою увидишь, молока хлебнешь, и хлебом закусишь. (Про себя). Чтоб тебе этот хлеб из свиного говна испекли, боги, как же тяжело быть рыцарем.

– Вы, строго говоря, сир Лангерд, второй по силе и мастерству воин из тех, кого я за жизнь видывал, а видал я многих удальцов на веку то на своём, значится, в этом вы мне уж не откажите верить.

– Интересное дело, и кто же первый?

– А вот чичас, сир, я вам и поведаю, дорога то дальняя, хех, никуда друг от друга не денемся.

– (Про себя)Идиот! Лучше б меня как коня его стрелами прошили, теперь слушай ещё два часа битых.

– Родился я, значится, млорд, в семье солдата и сызмальства к мечу приучен был. Мамка при родах погибла, стало быть, мне на хозяйстве, приноровился рож стричь да сбывать, однако рожь в Айронленде нужна людям не более песка в Сендленде, и надо было мне ею в остальной империи торговать. Судьбинушка тяжёлая, да я приспособился. К осьмнадцати моим годкам батюшка под Наутилусом на копьё напоролся, и остался я в семье мужичиной последним. Когда двадцать пятая моя зима минула, сюзерен наш Гюнтер из дома Гаскойнов коней двинул, и молодой его сын Герман перенял медальон отца. Суровый норов у лорда Германа был, в первый месяц всех свободных мужиков, юнцов, стариков отправил под Наутилус гибнуть за лорда Дрейка. Собрали и с моих родных Шталляров двести рыл мужичья и на фронты погнали, а у всех семьи, никто за чужую землю головушку складывать не изволит.

– Это как за чужую, а интересы империи?

– Империя! Что крестьянину до империи, он дальше родного хутора за жизнь не заглядывал, и интересы его кончаются воротами его двора. Был среди нас такой Гневко- вор, тунеядец и пьяница, собрал нас и сказал, что неча этому молокососу судить, кому где жизнь кончать, пойдём, говорит, братцы, лучше до Фиерфорда и не словом, так сталью убедим молодого лорда нас при хозяйствах оставить. И все идеей Гневко-Бездельника загорелись, и повел нас Гневко через стальной тракт напрямик к Фиерфорду.

Идём день, идём второй, к ночи доходим до полей-Стервятников. Решили через рожь путь сократить- идем. На небе луна бокастая в танце кружится, платками из туч то открывает, то закрывает свои бледные блинные щёки. И подъезжаем мы к Хмурому холму, а на холме плечистый дуб-титан тысячи своих дланей к пухлой луне-красотке тянет, а та смеётся и по небу с тучами-платками всё бежит да бежит от старого титана, не нужна ей любовь всех тысяч его могучих ветвей. На ветках этих как шишки висят дезертиры, да столько, что, если сорвать все эти шишки, на банку хорошего такого кладбищенского варенья хватит. Смотрим всеми четырёхстами зенками и пужаемся.

И тут, глядь, стоит человек, на дуб опершись, трубку посасывает. В руках коса, крестьянин стало быть, а плащ дорогущий-кожаный, шляпа шоколадная под цвет плаща с пером красным, нос с подбородком в полумесяце загнулись, и очи хищные как у коршуна, зеленеющие как чаща Дрикилонская. Ставит Гневко ораву на месте и кричит косарю:

– Ты кто будешь, мужичина?

–Меня Германом звать, папаша мой владеет этими местами покуда твоего глаза хватает и до туда, куда твой глаз будет видеть, когда туда дойдёшь и так полсотни раз, но теперь он кони двинул, и, получается, я за него.

– А мне, Гневке, сыну Вольфрама, принцесса Клара с гузна сливки слизывала

Рожа-месяц ухмыльнулся и достал из-под плаща бронзовый медальон в форме глаза без зрачка.

– О, и правда, тебя то нам и надо, ваша благородь. Такое дело к тебе. Мы тут с ребятушками покумекали и решили, что не будем на чужой землице шеи подставлять за твои хотелки, молодой господин, у нас семьи урожай сами не соберут, с хозяйством не управятся.

– Видишь тела на дереве, Никто сын никого? Это бойцы, никто, воины, люди, с которыми я стоял в одной фаланге и три дня сдерживал эльфов под Синим Рогом, с которыми голодал в Нард-Эшморке, пил водку в кабаках и слышал их пьяные голоса. И у них были семьи, никто, и они хотели видеть улыбки жён и мордашки сытых детей. И теперь они висят, их глаза и кишки- корм для воронов с моего герба, и у них есть семьи, сын никого. Их жены истощены дневной работой в полях, а дети страдают от голода. А почему знаешь? А потому что их отцы ровно как вы не захотели отдать долг империи, долг, который я обязан принять. Скажи мне, почему такие же как вы из плоти и крови должны умирать под Наутилусом? И почему герои, с которыми я стоял бок о бок, сейчас висят за мной на старом дубе, а вы, что должны были родиться пылью под их ногами или червями под гнилым пнём до сих пор топчете мою землю?

– А сшас узнаешь, твоя благородь, бей рабяты!

Толпа полетела в сторону холма.

– Скажу-не совру, сир Лангерд, за свою жизнь много дикостей повидал. Не запугали ни штормы, ни чудища из морских глубин, ни болезни, ни голод, ни война, но в ту ночь ужас охватил смертный.

– Ага. -Подумал Лангерд. – Значит от кракена мышца не дрогнула, а от задрипанных эльфиков всё до кишок в портки вывалил, потому, наверное, что вчера в харчевне компот прокисший дали, ну-ну.

– Опер лорд Герман свою косу оземь словно столб и уселся на лезвии на корточках, точно ведьмин кот на кладбищенском заборе, и рассмеялся так, что смехом сердце рассек как косой той самой, и почудилось мне, что у лезвия как будто появились тысячи ножек аки у сколопендры, бежавших по воздуху. Тут жирная танцовщица луна сошла со сцены под занавес черных туч, кругом стало темно как у быка промеж ягодиц, и как будто тиканье стрелок часов зазвучало в воздухе. Всем вдруг стало понятно, что щекастая красавица лишь разогревала публику своим бледным головокружительным танцем, а гвоздём программы станет настоящий артист. Художник, жгущий как эллин по амфоре: только красное на черном лаке неба.

Следующие пять минут тянулись год, и всё это раздавливающее в лепешку, изрезающее на ленты, перемалывающее в порошок, а потом заново собирающее, чтобы повторить всё сначала время пролетело под симфонию из истошных воплей, молитв, тиканья часов и смеха лорда Гаскойна, а ноты кровавого Реквиема были записаны на черном нотоносце беспросветного неба Айронленда бордовой мужицкой кровью.

Где-то слева я слышал тянущийся шлейфом, всё удаляющийся вопль Гневка, оборвавшийся истошным возгласом. Под ногами моими лежал Камиль, моливший о пощаде, чья спина через секунду была вспорота косой лорда, как только что украденный кошелек ножом заправского карманника, и внутренности Камиля полетели по ржи золотыми монетами. Не знаю я, клянусь вам, сир, что тогда случилось, все восемь владык в ту секунду вели мою руку, но я выставил меч ровно под косу повелителя Германа, от меча осталась лишь рукоять, а лорд ещё пуще рассмеялся. Его лицо мелькало повсюду, и везде, где был виден на миг месяц его лика слышался предсмертный вопль.

Но вот часы замолчали, танцовщица из-за занавесов глянула краем глаза на партер, бросив единственный луч на холм. Двести человек пришли на поля Стервятники, двести полегли, лишь я один стоял в кровавом болоте с трупами-кочками и рожью-камышами. Кто-то сзади потрепал меня за плечо.

– Неплохо среагировал, правда меч твой-говно. Как кличут, пацан?

Я обернулся, слева от меня стоял лорд Гаскойн. Из-под шляпы его завивались вверх два рога козлиных, его крючковатый нос был как будто костяной клюв, месяц подбородка был обтянут серой кожей, в пасти виднелись клыки и драконий язык, а изумрудные глаза были перекованы рубином и горели как два камина.

– Кличут Метёлкой, ваше сиятельство. – Выдавил я, проглатывая слюну. – А батюшка нарёк Яковом.

– Яков Метёлка, забавно, и где сейчас твой батюшка?

– Под Наутилусом лежит, ваше сиятельство.

– Значит, из вояк. Он тебя научил этой зубочисткой вертеть? – Лорд Герман начал принимать человеческий облик.

– Непосредственно.

– Поживешь еще, Яков Метелка. Я собрал для Жнеца обильный урожай. Недавно за побег учителя фехтования повесил. Мне при дворе новый нужен, будешь малых в борозду наставлять. Только вот что, Метёлка, без дани тебя не отпущу, хоть ты пацан и забавный, но дезертирство одно что братоубийство, а это последнее дело, надобно, чтобы ты это до конца жизни помнил. Карапузы есть?

– Двое, млорд, Гретка и Ярилка.

– Чикай столб с камешками. Он протянул мне кинжал с выгравированным гербом дома Гаскойн-горящим вороном.

– Млорд, сжальтесь, берите ухо, глаз, руку-что хотите, хозяйство оставьте!

– Чикай, сказал, или к дружкам своим захотелось?

Дальнейшие подробности, пожалуй, опущу, сир. Скажу только, что вот уже сорок четыре года с тех пор учу я детей в Фиерфорде фехтованию и служу гонцом при славном доме Гаскойн.

Потоки холодного вечернего ветра колыхали ржаные колосья, свинцовая пасмурность неба сгустилась еще сильнее. Они подъехали к черным стенам города, раскинувшимся покуда хватало глаза. Многочисленные смотровые башни были увенчаны коронами стальных зубцов, режущих небо, такие же шипы опоясывали верхушку стены, по которой бродили часовые с безжизненными суровыми глазами, а в углублениях монструозной металлической фортификации восседали неподвижные гаргульи, ждущие приказа обороны города в оковах бесконечного сна . От океана ржи Фиерфорд отделяла бездна рва с раскаленными металлическими кольями на дне. С верхушки стены свисали на балках тесные клетки, сдавливающие толстыми ржавыми прутьями плоть стонущих узников в разорванных одеждах, их дверцы были открыты и преступники могли выбрать собственную участь. Быть разорванным вороном или стервятником, задушенным голодом или проткнутым кольями на дне рва. Большинство клеток пустовали.

Яков свистнул и помахал стальноусому начальнику гарнизона с единственным глазом, тот скомандовал подчиненным, и те, в свою очередь, в миг запустили длинную цепочку механизмов, опускающих плоскую крокодилью челюсть моста и раздвигающих вертикальную пасть стальных ворот с барельефом горящего ворона, окантованного щитом.

Конь встал на дыбы и начал брыкаться, сбросив Якова на траву. Я еле удержался в седле и кое-как успокоил Октавия, за которым раньше подобных фокусов не замечал. Со стороны полей слышался топот копыт и нарастающий оглушительный свист. Еле хватило реакции сжать пальцами боек летящего в меня со скоростью ядра боевого одноручного молота.

В нашу сторону скакал мужчина чуть пониже меня, но в плечах превосходящий. Его оголенное по пояс тело было обтянуто доспехом стальных канатов-мышц, гигантские плечи размером с арбуз каждое вздувались глыбами над руками, покрытыми паутиной вен, одно было покрыто стальным наплечником с меховой подкладкой, перетянутым ремнем через волосатую грудь. Казалось, что всадник на огромной бурой лошади с мохнатыми копытами мог бы задушить дракона голыми руками. На его волосатом торсе слегка взбух от эля живот, лицо всадника покрывала густая черная борода с усами под носом-картошкой, смольный ирокез хребтом разделял на две половины лысую голову, пьяные глаза хищными изумрудами смотрели на меня по-ребячески весело и энергично, губы растянулись на покрасневшем лице в обаятельной улыбке.

Гигант пришпорил коня в паре метрах от нас с кряхтящим на земле стариком.

– Милорд, вы демонстрируете плохие манеры, позорите этим не только честь дома, но и собственной земли! Разве так у нас принято встречать гостей? – Осуждающе покачал головой тяжело шевелящий губами старик.

– Стяни пасть, рухлядь, не считая мусора без яиц, навроде тебя, в Айронленде тот, кто встречает гостя по-другому, либо шлюха фонарная, либо корм червям. -Верзила громко икнул и еще сильнее заулыбался мне. -О! Сколько лет! Это же братишка бородатой принцессы, собственной, ик, мать его, пэрсоной. Здорова, Скорпиоша, тебя каким ветром в наши болота?

– И тебе не хворать, Грег. Родитель не говорил, зачем меня звал?

– Этому пню чтобы челюстью подвигать, приходится рукой себе помогать, что он там выдавит.

– И-эх! Знал бы ты, где у меня эти странствия сидят. Что не день, то начальству в голову моча отдает и меня в кикимерскую манду командируют очередную за тридевять земель. Ну что за жизнь! Говорила мне мать в чародеи идти.

–Юбку подбери, лыцаренышь, и окстись, какие чародеи? Уж если помирать то в кабаке или на бордельной койке, а не в библиотеке, заваленным амулетами и гримуарами или того хуже на костре. Ты кияночку то мою вертай, а то треплешься, сука, и треплешься!

Грегора аж подкинуло от очередного приступа икоты. Я кинул еле держащемуся в седле лорду его молот. Здоровяк с ловкостью кота поймал оружие за короткую рукоять, несмотря на поглотившие его с головой ласки опьянения.

– Ну и здоровый ты, насекомая пустынная, никогда не думал, что землица-матушка человека больше меня выдержит. – Грегор смерил меня поплывшими зрачками.

– Цисси Аркинтон же как-то держит.

Грегор рассмеялся.

– И то, сука, верно, хотя по этой мымре толстозадой не пойми это человек еще или сарай с запасами сала для целой армии. – Грегор рыгнул и свалился с коня на волосатый живот. Несколько мгновений полежав, лорд встал шатко и оперся на скакуна. – Тебя все кличут сильнейшим в империи, Скорпиоша, говорят, что равных нет даже среди твоих хвостатых братьев. Надо будет тебе на вшивость то жопу проверить, а то империя империей, а в Айронленде может и подлиннее твоего хвост сыщется и поядовитее жальце. О, пока не забыл, сегодня ж ночь Мобона, батя турнир отгрохал, приезжай в костяную яму завтра на закате, а не то врагом мне до конца жизни будешь. Приедешь, а?

– Куда ж я, твоё высочество, денусь.

– Вот это по-нашему! -Грегор взбодрился. -Тады сегодня во дворец дуй пировать, а завтра посмотришь как я паре лохов черепа вскрою вот этими, сука, руками. – Гаскойн запрыгнул на коня довольно лихо и посмотрел, прищурившись на Якова. – Слышь, отродье беспричиндальное, смотри не загрызи моего корешка, он мне пока живым нужен. -Проорал Грегор и пустил коня в пасть стальных ворот. Я помог старику взобраться на Октавия и рысцой отправил скакуна вслед за скрывшимся Гаскойном.

Улицы Фиерфорда довольно уютны, не смотря на мрачность. Клубы светлого дымка валили из аккуратных кирпичных труб, однообразные скаты пологих черепичных крыш катились лавинами по обе стороны коньков. Дома, кузни, трактиры, бордели, церкви на окраинах представляли собой безликих близнецов, вылепленных из одинаковых серых блоков и красной черепицы, даже брус оконных рам, казалось, был взят на весь город с единственного ствола. Различить здания можно было лишь по вывескам и декору. Айронлендцы вкладывали душу в то, чтобы сделать индивидуальными свои бездушные коробки.

Так, фасады некоторых домов представляли собой настоящие шедевры. Лангерд и Яков проскакали мимо дома, у входной двери которого стояли рыцарские доспехи из ведер, держащие ручку двери, всадники видели, как женщина в шали, держа за руку яростно грызущего отсутствующими зубами конфету-петушка карапуза, дернула за шнурок, висящий у двери, и ведерные доспехи, взбудораженные цепочкой скрытых под броней механизмов, радушно впустили внутрь хозяйку. Стены другого дома были увиты лозой, которой руки настоящего мастера придали форму женской груди, горизонтально по плющевым соскам проходила надпись изумрудной краской «Дары Моей музе, Миране, и без того обильно любимой природой».

По улицам слонялись неспеша запевающие компании пьяниц, краснели от комплиментов светлые щечки кокеток, стучали по брусчатке стальные подковы, секли воздух сабли на щегольских поясах солдатни, сладкие речи торговцев манили к скудным лавкам-город хмелел от мрачности осеннего праздничного вечера.

Продвигаясь к центру Фиерфорда, Лангерд чувствовал себя все больше и больше реставратором, счищающим полипы с утерянной в океане статуи прекрасной античной богини. Улицы центра Фиерфорда, некогда захваченного империей, обдавали мозг неподражаемостью своего эльфийского происхождения. Мрачные, утонченные барельефы, изображающие сюжеты давно забытых мифов на фасадах домов, мраморные колонны, каждое пятнышко породы которых, казалось, нарочно располагалось на месте, на котором крапинка связывалась бы с собратьями в максимально эстетичный узор, лавки, памятники, фонтаны-все было сплошным отголоском утерянной эпохи, фотографически точно сохраненным зажиточными Айронлендцами в своих жилищах.

Доехали до замка. Открылись ворота-внутрь. Стрелки часов на башне показывали восемь, кругом темнота. Черный дворец теперь лишь на пару тонов отличается от беззвездного туманного неба. Окна горят желтым. Яков спешился, откланялся и поспешил куда-то вглубь двора. Двое мальчишек подбежали к Лангерду, рыцарь доверил скакуна ребятам и удалился, посматривая за юнцами, ведущими Октавия к конюшням. Один из пацанят не сдержался и погладил восьминогого коня, похоже, раньше таких ему встречать не доводилось.

Дворецкий с усами-щеточкой, длинными кудрями волос вокруг островка лысины, красной картошкой носа, одетый в черный жакет с гербом Гаскойнов, белые шоссы и туфли с носками встретил Лангерда изрядно поддатым, в попытке сделать реверанс рухнул на землю.

– Извините, млорд, добро пожаловать, епт, дери его. – Ругаясь, тонкий дворецкий, чьи ноги-веточки, казалось, готовы были вот-вот треснуть от любого не ровного движения под тяжестью вздутого пуза, поднялся и не сдержал рвотный позыв, Скорпион моментально отскочил назад от струй переваренного перепелиного мяса и брусники.

Слуга Гаскойнов улыбнулся, закрыв глаза, с натянутой приторной дружелюбностью, подчеркнутой неловким контролем мимики в опьянении, и попросил рыцаря следовать за собой.

Стража, не стесняясь забухивала прямо в темных коридорах дворца с колоннами, картинами, статуями и космически-высокими потолками, расписанными сценами священных сюжетов. При виде могучей фигуры Лангерда даже самые захмелевшие гвардейцы пытались приструнить себя и встать согласно уставу, но большинство лежащих у стен солдат успевали выделиться лишь легким волнением на физиономии.

Рыцаря провели в крохотную богато-обставленную комнату, посреди которой стояла огромная дощатая лохань. Пышная пенная шапка пузырилась, переливаясь через край, Скорпион начал быстро стягивать доспехи, когда в плохо освещённую коморку забежали две молодые, полностью обнаженные служанки с поплывшими покрасневшими от хмеля лицами.

– Господин, просим прощения, нам не сообщили о вашем прибытии заранее, мы бы встретили вас как подобает, поставь нас кто-нибудь в известность. – Залепетала с округленными от вида обнаженного гиганта глазами одна из девушек.

– Не стоит, попрошу вас удалиться. – Быстро отчеканил рыцарь, смущенно поправив рукой золотые вихри кудрей.

– Но, милорд, по обычаям, посланным нам богами, мы должны привести вас в парадный вид, в ночь Мобона владыки требуют от нас нашей истинной красоты. – Проговорила явно огорченная отсутствием энтузиазма у рыцаря служанка, ее подруга покусывала палец, по-щенячьи смотря на скулы потупившего глаза Лангерда наивностью пьяных очей.

– Видите ли, милые леди, обет пред богами имеет, по писаниям, верховную ценность, а я дал таковой, когда стал частью ордена. Теперь любое касание дамской кожи для меня равносильно гибели души, прошу понять меня и простить.

– Но как же так! -Громко возмутилась доселе молчавшая вторая служанка. – Милорд, прошу, не забивайте себе голову всякой чепухой в святую ночь, Владыки даровали нам ее, чтобы отвести душу. Всего пара минут, могу гарантировать легкость и свежесть на целую ночь.

– Мы вас не разочаруем, господин.

Дамы плавно подошли к Лангерду и протянули руки. Скорпион отпрыгнул к стене и ударил по ней так, что рука застряла в каменной породе дворца, по стене пошли трещины. Скорпион вынул кулак из стены, в которой образовалось сквозное отверстие.

– Еще раз попрошу. – Глубоко вздохнул, усмиряя ярость. – Оставить меня. – Вторая служанка сжала кулаки и поднесла их к дрожащим губам, не сдержала слезу и вышла, выругавшись и махнув рукой.

– Чудесного вечера, милорд, да благословит вас Восьмерка. – Первая девушка, скрывая досаду последовала за коллегой.

– Вам того же.

– Ну почему, ну почему эти усатые свиньи об обетах не слышали, а он, видите ли, с детства на клятве. – Слышал Лангерд отдаляющийся голос расплакавшейся дамы из-за двери.

– Сука. Даже сказать нечего, голубой он что ли? – Донесся голос первой

– Нет, ну ты видела? Таким убить можно! Ну как теперь к Кшиштофу возвращаться с его гигантом в полмизинца. А ведь он еще и денег мог подкинуть.

– Да заткнись ты, и без того тошно.

Лангерд залез в лохань.

Оголенные стопы Ди Ланфаля мягко прилипали к плитке темного дворцового коридора. Сквозь щель между створками титанической двери струился лучик тусклого оранжевого света, доносилась возвышенная музыка органа и протяжный вой скрипичного оркестра. Лангерд мялся, слушая храп заснувших стражников и не решаясь прикоснуться к металлическим створкам дверей с гравировками горящих воронов Гаскойнов, его могучее тело слегка трясло в желании броситься назад за доспехами и переждать до завтра в какой-нибудь тихой корчме. Но где он мог найти в Фиерфорде тихую корчму в день Мобона? Закрыл глаза, вдохнул три раза, открыл двери рывком и быстро зашел, опустив на лицо деревянную маску кролика.

Все вышло удачнее, чем он думал. Завлеченная вихрем кадрили пьяная знать Айронленда в полутьме сквозь туман хмеля и безудержного сплетения в ритуальном танце не заметила даже трехметрового голого мужичину, старающегося по стенке пробраться и спрятаться куда-нибудь за одну из колонн.

Нагие тела людей в масках закружились в восьми хороводных кольцах. Внимание Лангерда сразу привлек один из пляшущих-молодой стройный мужчина чуть выше среднего ростом с множественными шрамами по всему телу в маске ворона с единственной прорезью на месте левой глазницы. Ворон умудрялся одновременно и не выпадать из танца и щипать за ягодицы двух нагих пышногрудых молодок в масках тигра и орла, явно довольных вниманием одноглазого. В центре каждого круга стояло по тотему, изображающему одно из первородных божеств. Карликовые древесные истуканы настолько древние, что, казалось, вот-вот рассыпятся от единственный капли пива, пролитой на их трухлявую потемневшую поверхность, обструганную явно не самым талантливым мастером, значили все для каждого человека из кругов в этот миг.

В зале было темно, и лишь свисающие с незримо высокого потолка свечи на лесках полоскали уютным осенним рыжеватым светом блестящие хмелью глаза за деревянными масками зверей. Стопы танцующих шуршали огненными осенними листьями, которыми был посыпан пол, они перемещались в строгом «пчелином» узоре танца под вой органа и плачь смычковых. От отвратительных пузатых купцов и обвисших сморщенных графинь до богоподобных молодых дев и статных лордов-каждый на балу был частью единого первородного младенческого организма, находившегося под коллективным гипнозом, пропаренного насквозь парами какого-то звериного экстаза, животного кровавого голодного счастья.

Но песнь вдруг затихла, и все присутствующие замерли, словно кто сдавил горлышко песочным часам хронологии, и песчинки в них застряли, нетерпеливо ожидая стремительного падения, которое неизбежно должно наступить в следующий миг.

Все участники действа закинули головы вверх с первым ударом барабанов, топнули со вторым. Удары постепенно ускорялись и танец с ними синхронно, под бурю громовых раскатов зал погрузился в сумасшедший хаос пляски. Все носились в броуновском движении, то крутились вокруг оси, сверкая пятками и ягодицами, то трясли головами, то били себя в грудь, то погружались в транс всеобщей однотипной гиперэмоциональной импровизации, но с первыми звуками барабанной дроби, все разбежались к стенам зала, спрятались за колоннами. Толпа сгустилась в тени у стен, Лангерд был зажат в сплошной обнаженной массе, увяз в запахе пота, листвы и ладана, растворился в ритуальном потоке. Толпа запревших, пышущих жизнью, вжавшихся друг в друга в темноте тел замерла под медленный бой барабанов.

Нежная кожа бедра молодой девы слегка тронула колено Лангерда, по его телу побежали мурашки, его тряхнуло. Девушка повернулась, на ней была деревянная маска быка, зеленые взбудораженные расслаблением глаза, казавшиеся в эту минуту таким опасным, но пленительным космосом, игриво смотрели на потерянного Скорпиона, по маленькой аккуратной покрасневшей от ударов и безудержного танца груди стекали капельки пота от утонченных ключиц до самых сосцов, по плоскому животу и изгибу бедер нежных и розоватых как пастила. Молодая леди подмигнула, на мгновение скрыв под занавесом век свою галактически-изумрудную радужку, приобняла Лангерда, нежно потерлась каштановыми волосами о его грудь.

Ди Ланфаль не знал куда себя деть, как вернуть себя в привычную темницу клятвы, как отвести от себя изумрудный дурман его случайной незнакомки. Благо, на глаза попался волосатый живот одного из лордов в маске обезьяны: огромный, покрытый серебряными волосами обвисший и закрывающий собой жалкий больной давно нерабочий сморчок старика. Любые порывы возбуждения как рукой сняло. Девушка, заметив безрезультатность своих ласк, решила зайти с козырей и потянула свои шелковые длинные пальцы вниз.

Еще секунда, и Лангерд набросился бы на обворожительную инкогнито в маске быка, забыв про десятилетия воздержания во имя обета, но барабаны затихли, и внимание дамы синхронно с глазами сотен участников ритуала захватили упавшие на горы листьев свечи. Стена пламени довела до катарсиса каждого в зале. На глаза многим навернулись слезы. Послышались ритмичные шептания молитв. Спустя несколько минут все до одного начали сдирать с себя ритуальные маски и бросать их в огонь. По очереди: Тигры, Быки, Змеи, Кабаны, Зайцы (Лангерд подкинул свою маску, поправил волосы), затем Орлы, Вороны, Лошади. Восемь богов получили свою дань, и маски дотлели вместе с огненными листьями погибающей осени.

Огонь исчез, не оставив и следа, лишь восемь старых истуканов стояли ветхими карликами, ни капельки не почернев от растворившихся океанов пламени. Слуги унесли тотемы, стали заносить в зал тяжелые лавки, затем, корячась, дубовые столы и обставлять последние таким количеством блюд с самыми диковинными яствами, что у питавшегося кабачной килькой и похлебкой с компотом на протяжении недель Лангерда закружилась голова. Нагие лорды и леди садились на лавки как ни в чем не бывало, черпали кубками вино из чанов и запивали в три горла, никто не стеснял себя рамками этикета, не сдерживал естественные в такой среди порывы и придавался безумию похоти и обжорства, иногда и того и другого сразу прямо за столом, и никого это ни сколечко не смущало.

–Сбежать, черт возьми, сбежать и куда-нибудь в глухую морозную пещеру. Туда, где можно укутать неподвижное тело в омерзительные сугробы доспехов, туда, где темнота и холод, туда, подальше от человеческой природы, от естественности и наслаждения, от отвратительной живости. Стать паутиной в углу подвала или бахромой на пыльных шторах, чем-нибудь несовместимым с душой. -Так думал Лангерд, когда потерянный в каком-то неиспробованном доселе компоте экстаза и отрицания направился к стальным дверям, пока его оголенные яйца пошатывались с каждым шагом.

– Лангерд Ди Ланфаль? В Фиерфорде? Детка, укуси меня, если я один тут вижу трехметрового голозадого качка, способного бицепсом сдавить череп быку. – Прошептал на ухо даме последнюю часть по-разбойничьи звонкий голос откуда-то из-за спины Скорпиона.

Лангерд обернулся и увидел танцора в шрамах, но уже без маски ворона. Его лицо было вытянутым, скуластым с прямым острым носом, тонким шрамом через кончик губы, большим хищным изумрудным глазом и тонкими черными бровями, расслабленно скошенными из-за приветливой улыбки, голова лысая, правильной формы. Второй глаз мужчины был прикрыт черной повязкой. На участке вокруг него, виднеющимся из-под повязки почти не было кожи, мускулистое тело было как будто изодрано дикими зверьми, но не смотря на увечья, Гаррье держался по-бандитски развязно, уверенно и даже нагло, тело его источало живость и силу. Он приобнимал за бедра прекрасную леди с аппетитными формами и рыжими кудрями, во время танца она была в маске тигра, на привлекательном лице с наивными глазами выделялись пухлые красные губы. Лангерд старался держаться приветливо, но выходило у него, прямо сказать, плохо.

– Генерал Гаррье, не надеялся поговорить до турнира, рад видеть вас в добром здравии.

– Какой большой Алик! Нет, Аличка, тебе не кажется. Он тут есть. – Резво, но нежно проговорила звонкая спутница лысого в шрамах.

– Ну, тогда укуси меня просто так. – Прикрыв глаз, сказал одноглазый полушепотом на ухо спутнице. Рыжая прошлась зубами по губе, потом приподняла голову и нежно сомкнула челюсти, оттянув кожу на плече лорда. Отпустила, остался красный след. – Лангс, ну, епт, не стой, что как неродной. Раз я тебя поймал, надо ж за встречу плеснуть, а? Ну что ты за мину скукурузил, давай ко мне, дом Гаскойн угощает!

Гаррье столкнул со скамьи старого лорда худого как мумию, отчаянно пытающегося добиться расположения полной средних лет дамы, которой сейчас явно была дороже забота куриной голени над ее вкусовыми рецепторами. Они сели втроем. Лангерд и Рыжая мадмуазель по обе стороны генерала. Одноглазый зачерпнул двумя кубками вина, протянул один Лангерду.

–И так, дорогой друг. Миледи, прошу, не сидите без дела, займитесь моей залупой, пока мы беседуем. -Дама Гаррье раздраженно закатила глаза, цокнула языком. – Ну не надо тут сцен, а. Я заплачу позже, откуда я кошелек то сейчас достану?

– Свинья ты, Алик. – Укоризненно сказала рыжая, выразительно поймав взглядом глаза Гаррье, но все же опустилась под стол. Гаскойн закрыл глаза, глубоко выдохнул и испил из кубка под характерное сопровождение подстольных звуков.

Лангерду хотелось выброситься в окно. Генерал откинул голову, закатил глаза и, казалось, совсем забыл о своем собеседнике. Рыцарь поспешил прервать неловкое молчание.

– Как настроения в Багровой армии?

– Черт возьми, Лангс, ну почему об этом, а? Такой момент портишь. Ну ладно, так-то, между нами мальчиками, мои пацаны по горло сыты Великим миром Вулиуса. Остроухим на наши пакты ссать с высокой колокольни, сучары режут и грабят только в путь, а вот мы сидим по избам и отпор им давать не стремимся, из-за того что, видите ли, убивать плёхо, а наш император-харёсий! Миледи, попрошу не чавкать, перебиваете! – Рявкнул Гаррье. – Ай, сука!

–Еще будешь выпендриваться, Аличка, с камушками откушу. – Звуки возобновились.

– А ты то как на Севере оказался? Я уж подумал сначала, что я голубец в душе, и мне по пьяни тайные фантазии «моего неизведанного я» миражом явились.

– Ваш любимый император прислал по делу к вашему не менее любимому батюшке. Какому- мне не ведомо.

– Давай не о бате, а то совсем мне момент испортишь. Ах! – Гаррье выдохнул закрыл глаза и закинул голову назад, снизу послышались смешки. Спутница генерала вылезла из-под стола, Голова рыцаря кружилась от чавканий, стонов, хлюпаний, запаха крови и пота, заполнивших зал.

– Это праздник осени, Скорпион. Так выглядит наша истинная суть! Мы твари и рабы инстинктов как и все другие животные, только в этот день мы честны с миром и не прячем наши истинные лица под маской цивилизации. Последнее, что я хочу видеть в этот день-физиономия моего безмозглого братца. – Генерал скривился, завидев гиганта с ирокезом.

– Че пиздишь, мелкий! -Мощная рука схватила Гаррье за ключицу, через мгновение Гаскойн-Младший уже оказался на спине. Грегор сел на место брата. – Это что за анаконда! Ладно, за младшим братом не донашиваю. Че, Скорпаш, не задрал этот соплежуй лысый? – Грегор за секунду осушил кубок брата и громко отрыгнул. На нем единственном в зале были привычные портки и сапоги.

– Да куда там, твое благородие. Уютно посидели.

– Ты мне то не ссы в уши, родной. Отвратительная штука все эти их показные свинства. Кабаном уметь жить – это, сука, искусство, а если ты портки стянул, членом направо-налево машешь, жрешь и девок портишь у всех на глазах, ты не кабан, а долбоеб самый обыкновенный.

– Слышь, хряк. Свинтил отсюда в темпе, мне твой циферблат противопоказано больше минуты терпеть. – Гаррье встал, прищурясь, расправил плечи, посмотрел в глаза брату, вдвое превосходящему его в размерах.

– С превеликим, погнали отсюда, Лангс! Покажу тебе реальный Мобон, а не этот стрип-цирк несчастный.

– Рад был увидеть вас, лорд Гаррье. -Сказал Скорпион, уходя.

– Взаимно, приходи поболеть завтра, хочешь поднять золотишка-ставь против меня.

– Не могу представить сколько вам предложил Мхакур.

– Да причем тут этот жалкий пройдоха-полурослик. Хочу увидеть лицо старой твари, когда он не услышит фамилию Гаскойн во время объявления победителя.

Глава 2 «Лицо осени»

Женщина в возрасте грызет ногти от волнения и смотрит на пальцы крупье, тасующие шаркающие пестрые фракталы рубах в колоде. Пальцы раздающего умело вертят карты, самыми причудливыми способами стараясь придать подмешанному порядку иллюзию хаотичности. На указательном левой руки мужчины маленькая татуировка с песочными часами.

На худой бледной девушке с крючковатым носом, покрасневшими глазами, рябым лицом и поседевшими волосами нет башмаков, они как и еще одна пара маленьких с загнутыми носами ботинок и мешочек с парой серебряников находятся на столе рядом с кудрявым крупье с парой золотых зубов, разбавляющих улыбку его гнилых черных пеньков во рту, на лице шулера белый грим как и на физиономиях двух его соратников и тату черной слезы под глазом.

Рядом с девушкой мальчик лет двенадцати болезненно худой босой с деревянной игрушкой лошади в руках и слезящимся зеленым глазом, второй стиснут веками и изуродован раной . Стол окружила толпа зевак, перешёптывающихся и насмехающихся над горе-игроком.

– Король. Восемнадцать у мадам Рожковски! А у нас? Семь. Пять. Туз. Во те на, восемь! В следующий раз повезет, миледи, в следующий раз! -Пара мужчин с татуировками часов на указательных хватают за руки не сопротивляющегося мальчишку.

– Стойте, это же мой Петер, моя единственная радость, прошу, сжальтесь, милсдарь!

– Мы всего лишь забираем ставки, миледи, мы сочувствуем вам, но таковы правила. Хотел выиграть сад, так будь готов проиграть яблоньку.

– Стойте же! Ставлю себя в вечное рабство против моего сына! – Крупье переглянулся с товарищами, поморщился, но успокоил их жестом.

– Куда ты, дура! Окстись! – Заорал из толпы зевак усатый ветеран в коричневом плаще армии Гаскойнов, лишившийся руки некогда и находящийся сейчас на грани алкогольной коммы.

– Ну, что ж, наша контора, честь по чести, существует не без человеколюбия, уважим желание прекрасной леди. Прошу к столу. Щедрость наша не знает границ, выиграешь курицу-можешь взять и. -Крупье взял паузу, демонстративно почесал пах. – Иэх, яиц! – Толпа засмеялась, как и мадам Рожковски, чьи глаза превратились в этот момент как будто в комки какой-то животной пугающей надежды и азарта, она жаждала игры больше всего в тот миг, забыв про предыдущий час сплошных поражений.

– Че за нахер? Слышьте, пепел подзалупный, вывалили этой овце ее вещи и растворились отсюда в страхе! – Грегор растолкал толпу зевак и ударил кулаком по столу так, что крупье подпрыгнул на стуле.

– М-м-милорд, как неожиданно видеть вас здесь в такой час, да благословят вас Владыки! – Начал крупье потерянно и по-подхалимски. – Но, позвольте заверить вас, что мы не сделали ничего дурного! Мы лишь забираем то, что нам должна эта гражданка, ни солнцем больше.

– Держи монеты, отвратительный сын шлюхи, и чтоб я тебя тут не видел. – Грегор выкинул на стол из кошелька пять золотых монет с изображенным на них солнцем с человеческим лицом, у крупье округлились глаза.

– Будет сделано, милорд, да светиться ваша щедрость в лучах великого солнца!

– Да исчезни ты уже отсюда! – Бандиты моментально ретировались, забыв на столе колоду карт. -Э, хозяин, всем выпивка сегодня за счет дома Гаскойн! В следующем году я заставлю пахать вас, уважаемая челядь, еще больше, но сегодня каждый должен оттянуться так, будто завтра его размажет по полу метеоритом. С праздником, твари!

– Ура лорду Гаскойну! – Заорала толпа, и трактир оживился музыкой и топотом ног, бегущих к забывшему себя от счастья хозяину за напитками.

Лангерд и Грегор сидели друг напротив друга и обгладывали голени куропатки. Запах мясного жира, хмели, душистых трав и углей скакал по ноздрям танцующих людей, будто пытающихся сбежать от его теплоты. Муха уже подлетала к блюду с куропаткой, когда Лангерд сжал ее черное тельце пальцами с нечеловеческой реакцией. Он поднес руку поближе и посмотрел на кляксу недавно бодрствующего, жаждущего организма на пальце.

– И снова верх одержал человек. Ты, твое величество, думал, как повезло, что мы сидим в уютной таверне, а вот эти крохи вынуждены шнырят по воздуху и рисковать обрезками своих дней, чтобы получить призрачный шанс вкусить объедки своих больших братьев? Численность насекомых несоизмерима с нашей, они нашли совершенный баланс между эгоизмом и социальностью, когда необходимо, их сознание подавляется вплоть до абсолютной машинальности и самоотверженности во благо вида. Они не требовательны, адаптивны и практически неуловимы для большинства существ земли, а ведь они считаются чуть ли не самыми обделенными божественными дарами существами. И благодаря чему мы победили хотя бы этот презренный вид? Благодаря мозгу? Черт, да по сравнению с первыми из наших даже шимпанзе кажутся эльфийскими мыслителями, а какие-нибудь драконы до сих пор недосягаемы. Но шимпанзе болтаются на ветках, драконы оставили континент, а эльфы подавлены и угасают в своих золотых чертогах, блуждая в лабиринтах грез о потерянном могуществе.

– Поэзия льется из уст старого убийцы, решившегося под конец жизни познать эстетику пустой болтовни ни о чем с умным еблом, ну ты продолжай, так приятно чавкать под твои колыбельные. – Грегор отрыгнул и продолжил оживленно уплетать птицу. Лангерд вздохнул и потупил глаза. -Да, ладно тебе, родной, я ж шучу. Давай дальше телегу двигай. Благодаря чему мы их там победили то? – Ободрил товарища лорд, похлопав его по плечу, и отхлебнул пузырящуюся пенку из кружки с пивом, напоминающей больше бочонок.

– Так вот, победили мы их, благодаря мысли изменять, создавать подобно богам мы не в силах, но в искажении мы поистине преуспели. Мы такие же насекомые, сосущие кровь из земли и способные лишь лучше всех сочетать данное, ткать все новые и новые узоры вторичности. Но где были бы мы, если бы это направление мысли развил более совершенный мозг? -Ди Ланфаль томно посмотрел на остаток мухи.

– Лангс, хуйня это все полная, причины происхождения. В видовой гонке решают не данные, а момент. Кому то повезло, кому то нет, ворошить мусор истории смысла ноль. Единственное, что надо вынести из всего этого, так это факт того, что короли природы титулом распорядились как полные пидорасы. Убиваем от скуки сами себя и веселимся, чтобы, засыпав себе глаза монетами, порошками, телками, замками и прочей никчёмной шелухой, не видеть правду о том, что мы уперлись в потолок, а прогресса не существует. Да и не нужен он ни кому. Разъебать себе подобного и доказать что ты-лучший. Неважно как, тем, кто силен-мускулами или заклятьями, кто хитер- деньгами или мнимой близостью к богам, которым плевать на все кроме собственного развлеченья как и ими избранному виду. Так что давай-ка завали грызло и продолжай подавлять стыд за бессмысленность нашего господства вкусной жратвой, пока какой-нибудь шимпанзе догоняет нас в видовой гонке прогресса. За бездарный проеб преимущества!

– За! – Друзья чокнулись и опустошили пинты.

– Милорд, простите за дерзость, я лишь хочу поблагодарить вас от всего сердца. – К товарищам подошел испуганный сын мадам Рожковски и склонился до земли.

– Простить? Иди отсюда, пока второй глаз на месте, карапузище! – Грегор стукнул по столу и скорчил рожу, походящую на свирепую гориллу, пацан еле стоял на ногах от дрожи, тогда Гаскойн дружелюбно улыбнулся. – Шучу, расслабься, выдыхай, малой, и давай начинай говорить какой я невероятный. Твое здоровье. – Грегор схватил с соседнего стола пинту у зазевавшегося охотника и приступил к заливке бака, когда начинал говорить юноша.

– Матушке совсем плохо, уже лет пять себе места не находит, а в последнее время она от отчаяния совсем растаяла, может из-за сегодняшнего ей полегчает. Мне, раз дозволено поблагодарить вас, хочется оставить вам что-нибудь на память. А есть у меня только вот эта вот лошадка, примите, прошу вас, ее сделал для меня батька, сказал, что хорошему воину всегда нужен верный скакун.

– Это он верно, что сейчас с предком твоим?

– Он солдатом был, потерял глаз-вернулся на хутор, запил страшно. В одну ночь ударила хмель в голову, так он былое вспомнил и решил, что я, тот эльф и есть, что его глаза лишил, ну и пошел в атаку за империю. Владыкам хвала, от меня вилы были недалече, а то легко бы не отделался, а так око за око.

– Это ты батю чикнул получается? И какого оно? —Хмуро спросил Грегор.

– Не помню в своей жизни момента приятнее, ваша светлость. Так сладко рвать семейные узы, когда они становятся кандалами.

В зрачке мальчишки в эту минуту лорд видел бездонный колодец, явившейся ему сущим кошмаром. Ни мгновения Гаскойн не мог смотреть на ребенка, он поспешил спрятать взгляд в спасительную кружку пива.

– Давай сюда свою клячу, погляжу хоть.

Лангерд внимательно смотрел на кисть паренька, на пальце его руки, передающей столь дорогую для него игрушку в пальцы лорда были видны наколотые песочные часы. Радужка глаз Лангерда стала охристой и покрылась узором, напоминающим циферблат римских часов.

– Ты смотри, да на такой и в град и в зной любую крепость хоть в одиночку штурмуй. И голова вращается, ебушки-воробушки, да была бы у меня такая в детстве! Я бы, у-ух! – Грегор был заворожен фигуркой словно ребенок, он прокрутил деревянную голову игрушки вокруг оси.

Что-то щелкнуло, Лангерд вскочил, выхватил коня из рук лорда и что было сил метнул его за открытую дверь. Таверна заходила ходуном, дверь снесло с петель, полстены, в которой был проем входа разворотило, повалила пелена дыма. Поднялась паника, крики. Лангерд схватил руку парнишки, тот выронил занесенный волнистый нож, стиснул зубы и, врезав Скорпиону в пах носом башмака, тут же упал от удара о стальной гульфик и закричал от боли.

Диверсант пополз к выходу, бросая под нос проклятья. Желтая вспышка на мгновение ослепила каждого в помещении. В дымных клубах перед поднявшимся и попытавшимся броситься бежать пацаном высился силуэт Грегора Гаскойна. Парень остановился.

– Можешь убить меня, мразь, давай, как сотни людей до этого, как моего отца. Вы, ублюдки, жизни не достойны, вертите нами как деревянными лошадьми, обрекаете на смерть, а сами греете гузна в ложах замков и держите оружие в руках раз в год на турнирах, чтобы охмурить и испортить очередную знатную молодку, пока мы корячимся в полях и складываем головы на войнах. Ну давай, Гаскойн, давай!

– Кто послал тебя, пацан?

– Убивай и не мели языком по чем зря! – Лазутчик плюнул в лицо Грегору, тот увернулся. Схватил руку мальчугана, посмотрел на тату.

– Майснер значит. Ага, и даже свой крис дал. Символист хуев. – Грегор потер подбородок, смотря на волнистый нож в руках Лангерда. – Трусливая бледная гадюка, послать обрыганного пиздюка с взрывчаткой и даже бровью не повести. Прости, пацан, за папашу, гордись им, война у Айронлендца в крови, мы венчаемся с ней и идем до гроба, а пожертвовать рассудком ради возлюбленной-долг любого любящего мужа. Этого не хватит, чтобы заглушить боль или хотя бы извиниться, ни за какие солнца батю не выкупишь. Но голодными с матухой, если она и правда твоя матуха, не останетесь. – Грегор протянул парнишке мешочек. – И еще совет, с Пеплом больше не связывайся, иди лучше арбалет себе прикармань и в охотники, если решетить кого по душе, оно и вкуснее и полезнее.

Солнце лениво встряхивало краснеющие лучи, вот-вот готовясь скатиться с небесного ложа. Костяной ямой назвали арену серого песка, отделенную частоколом от челюстей трибун, на жестких сиденьях которых Айронлендцы сидели как на коронках зубов, готовясь вот-вот раствориться в слюне азарта, быть проглоченными поединком. Казалось, на трибунах собралась половина мира, а вторая в этот момент бежала, чтобы пристроиться хотя бы уже третьим телом на место и ковшом глаза зачерпнуть студёного колодезного зрелища, так освежающего от гнетущей крестьянской рутины.

Посреди северной трибуны под натянутым тентом из бордовой парусины сидел старик, окружённый тремя тучными министрами и семью стражниками в бурых кожаных плащах с гербами горящих воронов на груди, длинными клинками в ножнах, гвардейцы окаменели по периметру ложа, отгораживая верховного лорда от опылившего трибуны плебса.

Пока горожане, стесненные массой собственных туш гоготали, живо пенились спорами о предстоящих поединках, замирали, пробираемые холодком предвкушения, похрустывали кальмарами и посербывали хмельным, лорд Герман, сморкаясь взглядом в лица каждого осточертевшего ему министра, искал повод хотя бы слегка побудоражить скучающий разум. Он сидел, безжизненно оперши руку о острую скулу, и мощные зеленые глаза его были презрительно ко всем недвижимы.

Завидев возвышающуюся над толпой почти вдвое фигуру Лангерда, пробирающуюся к ложу, смертно скучающие очи Германа Гаскойна загорелись нефритовой удалью и озорством, он замахал рукой в обветшалом буром кожаном плаще и послал за Скорпионом двух стражников, проводивших рыцаря до ложа старого лорда.

– Лангерд, дорогой, уж думал мне весь вечер придётся выслушивать этих червей, да, после такого подхалимства моему морщинистому гузну ванна точно не будет нужна. Дай обниму тебя, великанчик ты мой миниатюрненький! – Лорд вскочил, приплясывая, и сомкнул кольцо рук в морщинах, старческой гречке на талии рыцаря. – Ты смотри как исхудал! Скоро ни один потолок макушкой не пробьешь. – Герман оживленно щебетал при виде Скорпиона как соскучившаяся бабушка.

– Ну, садись же, милок, чаю тебе принести? Рассказывай, как дорожка, как самочувствие, колени не беспокоят такую тяжесть таскать? Меня вот страшно колени мучают, говорят, к холодной зиме. – Казалось, что лорду Герману был абсолютно неважен диалог, желание выговорится перед хоть сколько-нибудь не презренным для него собеседником с ног до головы завладело им.

– Польщён вашим вниманием, милорд, и вашим присутствием, милорды. – Лангерд поочерёдно отвесил поклоны лорду Герману и стушевавшимся министрам. – Что до чаю, благодарю вас, но вынужден пренебречь вашим угощением, в дороге выпил замечательного забродившего компота.

– Вздор, принесите Орлиному рыцарю моего любимого Чесночного чаю, на вкус не мёд, но дух крепнет после него как стручок по утру.

Один из стражников быстро метнулся в дальний угол ложа и начал наливать зеленую густую жижу из чайника в деревянную кружку.

– На дорогу пожалуюсь, ваше сиятельство, не припомню, чтобы повстанцы Оберона Дремлющего свободно скакали аж до Полей-Стервятников.

– Из-за того тебя, милок, и вызвал. Ну да не сейчас об этом.

– Сир Яков рассказал о вашей лихой молодости и о резне в полях. – Лукаво сказал Скорпион.

Старик поморщил свой крючковатый морщинистый нос.

– Когда матрешка моя скончалась, я молил владык, чтобы у моей правой руки вырос слюнявый болтливый беззубый рот. К сожалению, боги восприняли моё желание фигурально. С этим плешивым пидором я поболтаю позже. Сейчас отведай-ка чесночного чаю за моё здоровье.

Молодой солдат принёс Лангерду вязкую зелёную жижу в чашке , смердящую как гномий помет. Рыцарь сделал неосторожный глоток в надежде, что весь ужас зелья пройдет залпом. Сглотнув еле как, Скорпион покачал головой, причмокивая, и с измученными округленными глазами показал лорду большой палец. Даже тело Лангерда не смогло удержать мощь чесночного чая во рту и окатило сапог Лорда Гаскойна смердящим фонтаном. Орлиный рыцарь согнулся в двое, глаза его покраснели и округлились он кашлял неистово и бил себя в грудь, в попытке остановить внезапный приступ.

Лорд Герман заливисто смеялся

– Плюешься чаем в лорда, скорпионишка! Думаешь я прощу? Приказываю перестать кашлять немедленно! Всё вот-вот начнётся, милок, смотри внимательно. А ты че встал, доставай свое помело и за работу. – Свирепо обратился к одному из министров Герман, тот мигом ударил о пол головой и, ползая, принялся вылизывать обувь господина.

– Жалкая тварь! – Старик с отвращением пнул в щеку тучного вельможу. – И ведь реально, сука, выполнил! Ну это возможно было в наши времена, а, Лангс, ну скажи? Чтобы имперский чиновник лизал туфли заблеванному старику, куда мир катиться!

– В ваши времена, полагаю, до таких приказов старики не додумывались.

– Верно! Потому что заняться было чем! Что ни день-штурм, поход, турнир! А сшас, и-эх. Даже говорить грустно.

– Дамы и господа, лорды, леди, все-все уважаемые Айронлендцы и гости Фиерфорда, приветствую вас на турнире Мобона. Весь сегодняшний вечер с вами первый глашатай империи Брюстер Баффер, ваш скромный слуга. Прошу всех занять свои места, потому что первый поединок начнётся прямо сейчас! – Мощь голоса седовласого мужчины из ложа комментатора на южной трибуне в бархатном черном фраке с жабо заглушала даже галдеж сотен зрителей.

Публика взревела. Лангерда оглушили громом аплодисментов и пронзающим свистом со всех углов арены.

– Напомню правила. Поединки проводятся в свободной форме, экипировку участники состязания регулируют самостоятельно, никаких ограничений по оружию или защитному снаряжению не предусмотрено. Ограничений по времени нет, бой проводится до сдачи или смерти одного из участников. Судьба проигравшего в руках победителя. Победитель получает милость Ленд лорда и в праве просить у него вознаграждение в денежном эквиваленте равное его весу. Нас ждет три поединка между лучшими бойцами Айронленда и представителями остального континента. Желающих подогреть интерес к схваткам любезно прошу пройти к ложе на южной трибуне и заключить пари в конторе Бенециана Мхакура, любезнейшего спонсора сегодняшнего мероприятия.

Седой бородатый пухлый гном с массивным крючковатым носом в синем камзоле, окруженный пятью ограми с дубинами в шипастой броне, расположившийся на трибуне, напротив той, где сидели Лангерд и лорд Гаскойн встал, поклонился.

– И так, в красном углу арены первый представитель команды Айронленда. Наш мир презирает таких как он, искусный мастер-кукловод, стоящий за многими кошмарами, поразившими империю. Прозванный Пеплом, он развеивает по ветру всех, кто переходит ему дорогу. Такие как он живут в мире хаоса, где полагаться можно лишь на себя, он выжил в нем и выбился на вершину пищевой цепи. Дамы и господа, сегодня на арене. Его именем пугают детей перед сном, король подпольного мира Айронленда, известный также как Бог-вор. Майснер «Пепел» Криг.

Толпа затихла, ворота восточной трибуны поднялись, и на арену серого песка вышел высокий человек с мертвенно-бледной кожей, обтягивающей его тело как будто бы полностью обезжиренное. Мышцы полосовали его оголенный пепельно-бледный торс, в руках были два кривых волнистых ножа, на его полностью лысом черепе не было бровей, зато был приплюснутый маленький нос, большие губы уточкой, выраженные скулы, о которые, казалось, можно было порезаться и полный безумия взгляд карих глаз, смотрящих из под массивной кепки лобной доли.

Майснер встал посреди круга и закинул голову вверх, блаженно закрыв глаза и вдыхая воздух всей мощью легких.

– Поприветствуем бойцов синего угла арены! Она провела всё детство, развлекая публику бродячего цирка, терпела насмешки судьбы и нищету, но решилась найти другое применение своему акробатическому таланту. Встречайте одна из самых востребованных искусниц рынка наёмных убийц, Геката «Изящная смерть» Ангнир!

На арену вышла как фонарь высокая и болезненно тощая женщина с длинными жабьими конечностями, широко посаженными от прижатого к лицу длинного носа лупоглазыми зенками и пухлыми губами на костлявой треугольной голове, покрытой коричневым капюшоном плаща и с длинным двухконечным копьём-глефой в руках.

– Из далёкой империи Тиань прибыл тот, кто днём лишь скромный торговец пряностями, но ночью ему на глаза лучше не попадаться, если груз греха тяготит вашу душу. Нет никого страшнее мстящего отца на этой земле. Мафия забрала у него жизнь дочери и жены, тем самым создала монстра. Безликий мститель, поклявшийся искоренить зло, забравшее у него семью, карающий хаос и беззаконие под покровом ночи. Один из лучших воинов к югу от Стоунленда-Цы Вейхуань!

На арену вышел мужчина с узким разрезом глаз, среднего роста в белом кимоно, перевязанном фиолетовым поясом-оби, завязанным в бант за спиной, с бородой цвета смоли, того же цветами усами и волосами под конической шляпой, всё лицо его излучало спокойствие, в руках была стальная кусаригама.

– Только дурак плюет против ветра, а кем можно назвать того, кто идет против песчаной бури? Рыцарь пустыни Хасан Аль-Тауд, который продемонстрирует нам всю мощь Сендлендских бойцов и опальные сыновья Лорда Иохима Векслера Йонас и Льюис, отказавшиеся от титулов и крови, чтобы пускать ее другим за деньги-последние представители синего угла. Первоклассные убийцы, конкуренты на рынке труда встанут плечом к плечу против ужаса воплоти! Не стесняйтесь ставить, господа, фортуна улыбнется смелым!

Последними вышли огромный лысый мужчина с бронзовой кожей в белой тунике и четками вокруг пальцев, с дубиной за спиной и два низких коренастых лысых близнеца, едва ли разменявших второй десяток один со шрамом на глазу с луком, другой крутящий коротким мечом.

Бойцы готовы? Если нет, то долго им не протянуть, да начнётся первый поединок! -Арена затихла.

Пепел встал, раскинув руки. Цы закинул лезвие кусаригамы по дуге и связал вора цепью, тот лишь засмеялся, в то же мгновение Льюис Векслер пустил стрелу Пеплу промеж глаз, Аль-Тауд прыжком подлетел к вору справа и замахнулся молотом, Геката, как будто стопы её были в клею, побежала по частоколу, потом по-жабьи оттолкнулась и , вытянувшись в струнку, прыгнула, выставив глефу как штык. Йонас, выжав максимум из своих коротеньких ног забежал Пеплу за спину и занёс клинок.

Лицо Майснера засветилось экстазом, он выдохнул, щёлкнул пальцами, и тело его превратилось в сгусток дыма, кусаригама Цы упала на песок мертвой змеёй Аль-Тауд и Геката влетели друг в друга, наймитка поранила напарнику плечо лезвием, а стрела Векслера просвистела над лысиной брата. Через секунду за спиной у Молодого лучника появилось дымное облако. Из серых клубов материализовалась рука с волнистым ножом и через мгновение проткнула насквозь шею бастарда Векслера. Пепел появился полностью из облака, достал нож из уже не дышащего Льюиса, прижал к себе, языком полез в проделанное отверстие, и , слизав кровь с края раны, выкинул труп близнеца в песок.

– Какая теплая! Детки, ну же, ну же! Подходите поближе, я хочу обняться! Вы все выглядите такими пушистиками. – Пепел засмеялся, раскинув руки, вновь, как бы заманивая противников в объятия.

– Ублюдок! – Брат только что умершего Льюиса совершил молниеносный яростный выпад с ударом клинка, от которого Майснер, закусывая губу и закрыв глаза, увернулся отскоком в сторону и превратился в дым вновь.

На этот раз вор появился из клубов за спиной Цы, но, умудрённый боевым опытом и ведомый звериными рефлексами, Воин юга предугадал, что противник сначала будет устранять воинов, способных атаковать с дальней дистанции и отбил удар Пепла, выставив лезвие своей кусаригамы точно под летящий в него нож. Майснер нанёс удар крисом в другой руке. Оружие Цы было в клинче, оставалось только уклоняться, и Вейхуань сделал это как нельзя удачно: отклонив корпус назад, он зарядил голову для мощного удара, налету он снял шляпу свободной рукой и врезал своим мощным лбом по голове короля воров.

По мертвецки-бледному как пергамент лицу Пепла потекла красная струйка, этот маленький кровавый ручеёк разлился рекой надежды в сердцах наёмников, они увидели , что тот, при звуке чьего имени любой купец готов был без споров отдать все свои накопления, уязвим, в ту же секунду Цы замахнулся на обескураженного Майснера цепью орудия, а со спины словно оса навострила жало глефы Геката, удары вылетели быстрее пули, и лишь в последний момент Пепел успел превратиться в дым, щелкнув пальцами.

Геката предупредила Цы о клубах дыма за его спиной, на этот раз тот бил на упреждение, размашистым вихрем прошло через руку, состоящую из клубов лезвие кусаригамы . Какого было удивление Цы, когда из облака появился лишь дымный клон. Копия Майснера, состоящая из дыма улыбнулась, показала пальцем за спину Цы. Вейхуань обернулся и увидел, как настоящий Король воров потрошил быстрыми ударами ножей в торс Хасана. Когда тело Аль-Таута коснулось земли, Йонас в пируэте наотмашь рубанул Пепла, успевшего стать дымом, но в этот момент налетел порыв ветра, клубы рассеялись, и Криг с дикими криками, держась за плечо, улетел к частоколу.

– Его мимикрия под дымную форму не срабатывает во время ветра!– Закричала Геката, и три оставшихся в живых наёмника, не теряя ни секунды, бросились в атаку. Лицо Пепла скривилось в порыве первобытного безумия, он прислонил ладонь к голове как маску, а потом вытянул её навстречу наёмникам и летящему в него лезвию кусаригамы.

Из руки Пепла вылетел огромный сгусток дыма в форме змеи и отбросил нападавших. В то же мгновение арену затянула сплошняком густая дымка. Через пять секунд Геката услышала два истошных вопля, а еще через миг увидела дымный поток, летящий на нее, наймитка набрала воздуха сколько позволяли лёгкие и дунула на короля воров, тот завопил как будто на кожу его полился кислотный дождь, Геката тут же бросилась на него с ударом глефы, но увидела сбоку летящий волнистый нож дымного клона.

Время для Гекаты вдруг стало течь медленно, как только что собранный мед. Она видела, как Майснер убирает голову от ее удара, видела как справа летящий вращающийся как сверло клинок вот-вот прошьет ее голову, видела в спирали его волн собственную жизнь. Она хотела уклониться, но что-то сковывало ее, не давало прервать заведомо тщетный выпад, дым в ее легких терзал изнутри, она приняла собственную беспомощность.

– Влациус. – Гекату со всех сторон окутала ледяная сфера клинок Пепла отлетел от неё.

– Это, сука, что за фокусы? – Сморщенный месяц головы лорда Гаскойна повернулся к Орлиному рыцарю, стоявшему, сложив пальцы треугольником.

– Лорд Герман, эта женщина дорога человеку, который стал мне названной сестрой, если в вашей воле будет сохранить ей жизнь сегодня, я буду вашим должником.

– Милорд. – Надрывающимся голосом проорал Пепел. – Жизнь проигравшего-награда победителя, таковы правила, ваши деньги мне не нужны. Отдайте Жнецу урожай, что ему причитается!

– Жнец получит свой, урожай, Майснер, взамен этой жизни я дам тебе две, эту женщину ты отпустишь, такова воля твоего лорда. А ты, Скорпион. – Бездонные зрачки Германа давили Лангерда к земле как два метеорита. – Вмешался в жатву в последний раз, и долг перед Жнецом ты выплатишь сполна.

– Ваша воля, милорд.

– Конечно, моя. – Старик расхохотался. – Ты что так напрягся, милок, садись скорее, вечер только начинается!

– Дамы и господа, победитель первого поединка-Майснер Криг. Усядьтесь поудобнее. Ведь впереди бой номер два. В синем углу костяной ямы. Чемпион турнира «Суй-эн-рэй», человек, изменивший судьбу мира и обманувший саму смерть, один из сильнейших мечников империи, рыцарь на службе леди Нарциссы Аркинтон. Встречайте, Любимец богов сир Арториас Однорогий!

Врата поднялись, поступью гиганта на арену вышел Человек ростом чуть ниже Лангерда в однотонных громоздких доспехах цвета ночного неба, на голове его был шлем под цвет доспехов в форме головы носорога, рог его торчал как раз на лбу рыцаря. Из-под шлема были видны лишь его нос: крупный и ровный, и мертвенно-бледные сомкнутые губы. За спиной висел огромный двуручный меч с эфесом в виде бычьего черепа, с загнутыми рогами.

– Сир Арториас, мы любим тебя! – Закричали три грудастые молодые девицы с трибун в откровенных платьях, туфлях, с веерами в руках, покрытых до локтей перчатками: Рыжая с веснушчатым наивным лицом и лисьими изумрудами глаз в платье цвета морской волны, светловолосая с белой розой в каскаде золотых волос и платье под цвет цветка и с вороными локонами в пурпурном одеянии и серебряном амулете в виде розы и двух мечей на шее.

– Но легко ему сегодня точно не будет. Брат его соперника уже побеждал Арториаса, и как говорят, даже убил, но боги выбрали дать его сердцу биться дальше, возможно, именно для этого поединка. Встречайте, в красном углу арены. В его жилах течёт кровь первой семьи Айронленда, выдающийся полководец, благодаря его стратегии был взят город Тамурвинд, не поддававшийся имперским войскам семь лет, причем на тот момент бойцу едва минуло четырнадцать. Дамы и господа, встречайте, второй сын уважаемого лорда Германа, генерал Четвертой Багровой армии его величества императора Вулиуса II Благословенного, да правит он долго, и да светится его имя в лучах золотого солнца, Лорд Гаррье Гаскойн.

– Пять Миллионов Лун на Однорогого

– Два миллиона на Арториаса

– Семнадцать на Однорогого. -Лорды посылали слуг к букмекеру, опустошая собственные кошельки до дна.

– Лорд Герман, это безумие, Гаррье выдающийся полководец, но не боец. Вы пожертвуете собственным сыном ради красивого поединка?

– Я пожертвую этим миром ради красивого поединка, Скорпион.

Старик не отрывал глаз от Однорогого.

Младший Гаскойн вышел на арену без оружия, лишь с двумя перстнями на пальцах. Лангерд уловил схожесть хищных изумрудов-очей одноглазого лорда и его родителя.

– Мать моя женщина, я думал ты меньше, слушай, родной, может в карты победу разыграем или там в шахматы? Можем песни кто громче попеть, на хер оно нам надо, может по пивку лучше, а, я угощаю? -Торопливо, нервно, сквозь улыбку сказал Гаскойн. Однорогий даже мускулом не пошевелил. -Информативно, услышал тебя, брат, молчание, говорят, знак согласия, так что, эль или Индрспирское нефильтрованное? А-а, да ладно, проехали, это я так. К главному, давай ты меня ударишь так, чтобы я коней не двинул, а я подыграю. Тебе бабки, слава-вся херня, а я живой и в этом цирке не участвую, вин-вин вроде. Ну как?

Тишина.

– Блядь, ну почему, интересно, в этих помойных ямах легче найти дракона, чем кого-нибудь здорового головой и не желающего вырезать весь мир?

– Да начнётся второй поединок.

Гаррье снял золотой перстень с розово-голубым камнем с левой руки подкинул его как монетку над собой.

– Хеймдаль! – Сказал Гаскойн равнодушно, и кольцо, упав ему на ладонь, превратилось в арбалет из красного дерева с золотыми вставками, тетивой из конского волоса и болтом с розово-желтым пламенем на наконечнике.

Молодой лорд, не целясь, всадил болт ровно в переносицу Однорогого. Снаряд летел, со скоростью неуловимой человеческим глазом, в воздухе остался розово-голубой след, он насквозь прошил череп и шлем , вместе с ошмётком мозгов Арториаса прилетел в частокол и взорвался искристым фейерверком. Рыцарь с простреленной головой стоял на ногах твёрдо, Гаррье видел, как кожа на его лице стягивалась, а под ней была кромешная безднеподбная бесконечность, в ней, как показалось Гаррье, он увидел муки, боль и ужас сопоставимый с участью тысячи грешных душ в аду. Кожа Однорогого затянулась быстро, как бы стесняясь того, что было под ней.

Гигант стоял как древний идол недвижимо и довлеюще надо всем окружающим. Стрела материализовалась в арбалете Гаррье. Следующие пятнадцать секунд лорд осыпал Однорогого рыцаря сверхзвуковым дождём пронзающих желто-розовых следов, а за спиной Арториаса засверкал настоящий салют буйства красок. Лорд Гаскойн весь трясся от распирающего гнева. Сир Арториас поднял меч, с силой ударил клинком по земле так, что от меча до ног Гаррье пошла огромная трещина в поверхности. Молодой лорд отпрыгнул в последний момент. Однорогий приближался неумолимой поступью титана. Он шёл медленно, каждый его шаг как будто был невыносим для земли Айронленда.

Он выполнил размашистый выпад , ударная ветровая волна от маха его мечом, от которой Гаррье уклонился нырком, наполовину разрезала частокол. Лорд на спине проскользнул между расставленными ногами Арториаса и прошил во время подката тело рыцаря от яиц до макушки сверхзвуковой кометой из «Хеймдаля» и скрасил кровавое от заката небо Айронленда лазурно-малиновым фейерверком. Но рыцарь развернулся и на манер палача ударил по месту, где лежал ещё миллисекунду назад отскочивший в сторону и пустивший еще одну стрелу ему в висок Гаррье. На месте попадания образовалась очередное кромешное отверстие, затянувшееся плотью почти моментально.

Арториас закрутил свой огромный клинок восьмёркой, и в Гаррье полетели волны рассекающего ветра, Гаскойн пустился бегом вокруг арены, уклоняясь от острых как бритва порывов воздуха.

– Хватит бежать, одноглазая ты шлюха, ты мою фамилию позоришь, тварь. Возьми мешок с козьим дерьмом, что у тебя болтается вместо яиц в кулаки и сражайся, сучье отродье, если ты, ублюдина лысая, проиграешь, я трахну труп твоей матери!

– М-М-М-Милорд, позвольте заметить, что вы демотивируете молодого господина, тем самым приближаете его поражение. – Сказал один из советников повелителя Айронленда.

– Кшешко, Пёнтек, вздернуть этого безмозглого червя на суку.

Два стражника схватили под руки старого советника и повели прочь.

– Милорд, умоляю простите, я не хотел противиться вашей воле, пощадите, я буду до конца дней ползать на коленях перед вами, посыпая голову пеплом.

– Эта перхоть не достойна висеть на дереве, возросшем на земле моих предков, Кшешко суй меч в глотку этому раболепному отродью.

– Слушаюсь, Лорд Герман.

– Нет, пощады!

Лысый стражник не повёл и бровью при исполнении приговора.

– Пёнтек, если эта разжиревшая свиноматка еще хоть раз стукнет своими гнилыми зубами, засунь шашку ему в гузно. -Герман показал пальцем на другого тучного министра.

– Такими темпами у вас не останется министров, милорд.

– Буду мыть гузно в бане как все, а не их сгнившими языками, ты что, кстати, молчишь, скорпионья рожа, палерни матом этого лысого придурка как следует!

– Лорд Гаррье, слева! – Выкрикнул Лангерд

Кончик меча задел левую часть лица молодого Гаскойна, разрезав его повязку. Своей физиономией Гаррье принял всю мощь ударной волны от оружия однорогого. Удар Арториаса заставил открыться старые раны Гаскойна. И вся арена увидела белое яблока левого глаза молодого лорда без зрачка и почти до костей изрезанную половину его лица. Рыцарь ударил в грудь лорда прямой ногой. Гаскойн оказался на земле. Он не чувствовал ребер, внезапная его желейность и бескостность не позволяла даже пошевелиться, изо рта текла струйка крови. Тучей нависла над ним громадина в черных доспехах, скрытые за шлемом глаза Однорогого довлели над без пяти минут трупом лысого юноши.

– Мать твою, медлительная ты свинья, отсидел зад за своими картами, даже увернуться не можешь. Если ты вздумаешь копыта откинуть, я заставлю каждого солдата из твоей сраной армии обоссать твою могилу. Самовар чесночного чаю мне иначе всех перевешаю, гниды! – Старик стучал ногами и рвал глотку как беснующийся ребенок, тем не менее ребенок, способный стереть любого из присутствующих с лица земли.

Арториас занес меч для удара и застыл словно исполинское изваяние. Гаррье, поднял два дрожащих пальцы недвижимой руки. Арену затянула паутина желто-розовых лучей, соединяющих в сеть застрявшие в частоколе и песке болты. Однорогий был нанизан на сотню энергетических шампуров, подвязан сотней лесок, став обездвиженной марионеткой в руках раненного Гаррье. Гаскойн откашлялся и, шатаясь, встал, отхаркнув кровь.

– Расслабься, дружок, думал, игра закончилась? Я только готовил для нас песочницу. Давай по рукам и пивка пока не поздно, а? Дружеский совет.

Арториас потянул голову вниз, луч разрезал его макушку и голова, раскроенная словно арбуз, моментально срослась. Он прорвался вперед могучим телом катастрофические ранения для любого живого существа моментально срослись. Рыцарь стоял недвижимый посреди паутины лучей в стойке, демонстрирующей полную боеготовность.

Второй перстень на пальце Гаррье засветился. Лучи исчезли.

– Арес-Ахиллес-Шкибидопесес! – Закричал Гаскойн неуверенно, поднялся на ноги. Земля задрожала, песочная арена исчезла, на ее месте образовалась подобная колодцу бездна, над которой парили три островка земли. На одном стоял Арториас, на другом Гаррье, третий пустовал. Публика ахнула. -Как его там? А! Квас-секс-эскорт-Герман Гаскойн берет у бобра в рот! -Заорал, подражая магам, молодой лорд.

Из-за туч, малиновых от лучей заката, на арену полетел метеор, за которым тянулся устрашающий огненный след. Астероид падал прямо на островок серого песка, на котором стоял Однорогий. Зрители затаили дыхание.

– Подумать не мог, что ваш сын настолько талантливый чародей. – Удивленно бросил Лангерд.

– Тсха! Куда ему, дешевый клоун.

Воспользовавшись тем, что Арториас отвлекся на метеорит, Гаррье быстро стянул с пальца перстень и кинул его на третий, пустой островок. Арториас перепрыгнул на него, увернувшись от небесного тела. Ударившись об островок, огромный метеор даже не поднял песка, а рассыпался на каркающую стаю улетевших прочь с арены ворон.

Брошенный перстень Гаррье превратился в стальную змею с изумрудными глазами и намертво связал ногу Однорогого вьющимся капканом. Бездна вновь стала ареной.

– Иллюзии! Интересно. Но как? – Спросил у рассерженного старика Лангерд.

– Перстень Хеймдаля дает моему сыну власть над мощью радужного моста, милок, он обуздал ее, совмещая со своими навыками стрелка, но Гаррье суждено было стать любимцем Жнеца, и Владыка смерти даровал ему второй символ своей любви. Перстень Одина дает владельцу власть над ядами и иллюзиями. Сами по себе миражи безвредны, но дезориентация соперника способна наделать страшных вещей, ограниченных только фантазией владельца. Ненавижу, блядь, эти танцы с бубнами! Дерись как мужчина, ебаный выродок!

Кольца стальной змеи разбежались по ноге рыцаря, полностью его обездвижив, смотря на него, казалось, что к ноге его прилипла целая гора. В холодном бесшумном припадке ярости каменного лица Арториас размахивал мечом, осыпая вальяжно уклоняющегося раненного Гаскойна градом волн режущего ветра. Когда буйство рыцаря утихло, Гаррье вытянулся в струнку роковой статуей и подкинул в воздух серебряный перстень с зеленым камнем. В правой руке его появился черный арбалет с серебряным орнаментом и кипящим зелеными пузырями наконечником болта. Генерал пустил стрелу из «Одина». Она летела неторопливо и плавно как отъевшийся шершень, за время ее полета безногий успел бы отрастить ноги и убежать, посмеиваясь над стрелком, но Арториас не мог одернуть ногу как ни старался. Гаррье выставил вперед второй арбалет. Болт на нем начал раскручиваться как сверло дрели, арену обкололо иголками острого желто-кораллового света.

Рыцарь попробовал разрубить ядовитую стрелу, жгущую капающей кислотой серый песок. Но сталь клинка отскочила от болта, ни на йоту не изменив его траекторию. Наконечник ядовитой стрелы коснулся нагрудника Однорогого и прошел сквозь него как нож сквозь масло, болт медленно рвал плоть рыцаря и кусал его внутренности ядовитым жалом наконечника, бледнокожий воин брызгал кислотой как раздавленный спелый гранат, его лицо побледнело еще сильнее, а клепки панциря разлетались от распухающей чудовищными волдырями плоти рыцаря, представляющей из себя уже опухшее аморфное месиво.

Десять, двадцать, полминуты тело рыцаря разлагалось в немой ядовитой агонии, пока стрела в арбалете Гаррье вращалась уже настолько быстро, что воздух вокруг загустевал.

– У бессмертия есть свои минусы, а? Надо было соглашаться на Махакарское нефильтрованное, приятель. После этой малышки. -Гаррье показал глазом на стрелу. -Ты уже точно не встанешь. Хотя кому я это говорю? Полену с глазами с эмоциональным интеллектом рубанка? Да, впрочем, неважно. Хеймдаль! Биврест! -Гаррье пустил болт. Гигантский энергетический желто-коралловый луч разнес пепел от нечта, во что превратилось тело Арториаса по арене, радужным мостом переправив подобие его сознания на тот свет.

– Бесчестная крыса! Ты дрался как шлюха! – Яростно орала блондинка с трибун, неистово махая веером.

– Получается даже вы смогли бы победить вашего хвалёного Однорогого, миледи, без обид. – Гаррье посвистывая подошел к трибуне, на которой уселись в ложе три вскипающие от ярости красотки.

– Не смей произносить его имя, он сражался как рыцарь. – Выкрикнула брюнетка, рыжая, прижав руки к груди и рыдая, кивала.

– И теперь он там, где ты его видишь. Рыцарство в Айронленде не в почёте, а вот длинный член ещё как, и мой сегодня вечером хочет застрять в вашим глотках, мадмуазели, вы как на это смотрите? За мной не заржавеет.

Тень накрыла Гаррье со спины. Он застыл как вкопанный, выпучив единственный глаз. Медленно повернулся. За его спиной стоял и поправлял шлем с носорожьим рогом полностью нагой Арториас, за спиной его были два расправленных Ангельски-белых гигантских крыла.

– Ебаный в рот! Да как ты! – Заорал Гаррье испуганно и тут же получил удар ноги в живот такой силы, что частокол, в который прилетел спиной лорд начал выплясывать трясущуюся лезгинку.

– Лох одноглазый! Повелся, повелся! – Рыжая с трибун начала строить рожи лорду, показывать язык. Ее белокурая сестра начала с ехидной улыбкой махать веером еще сильнее. Черноволосая вздохнула и посмотрела на Арториаса как гордая сыном мать.

– Можете смеяться сколько угодно миледи, ай, сука! -Гаррье поморщился. – Но этой ночью я окажусь между ваших веснушчатых достоинств, можете не сомневаться. – Сказал лорд рыжей.

Гаскойн поднялся, сплёвывая кровь. Он шатался, еле держась на ногах.

– Ты кто, шлюхино дитя, такой?

– Бич правосудия в руках моей госпожи. – Прозвучал из еле-двигающихся губ колыбельно-спокойный голос Арториаса, пробирающий до мурашек своей могильной нежностью.

– Ты смотри, ответил, ну хоть повеселее будет. Блядь! – Гаррье с криком отпрыгнул в сторону, упав на пол. Арториас, расправив крылья, нырнул в лорда с размашистым ударом клинка. – Ты давай предупреждай, бич, когда такие выкрутасы чудишь, у меня ж чуть в сердце не встало.

Лорд превратил «Один» обратно в перстень. Гаррье нырнул под налетающим Арториасом, увернулся от удара и всадил ему болт из Хеймдаля прямо между ягодиц. Стрела прошила пах и вылетела насквозь. Плоть рыцаря тут же затянулась. С трибун послышались пьяные смешки. Арториас тут же рванул на крыльях к лорду и занес меч для сокрушительного удара.

– Стоп, суки! – Послышался голос лорда Германа. – Вы че устроили? У нас цивильное, мать его, кровопролитие, а не петушиные бои! Принесите Однорогому портки. А вы замерли оба как стоите, бой продолжится с этого же момента.

Арториас замер в воздухе с занесенным клинком, его пах был в полуметре от побледневшего лица лысого, окаменевшего в шоковом помутнении.

– Лучше бы меня прям тут разрубили. – Выпалил Гаррье, когда Лысый стражник Кшешко, пулей выбежавший на арену, закрыв глаза и морщась, аккуратно пригибая голову от крыльев, обернул Однорогого белым банным полотенцем.

– Милорд, не лучше ли остановить бой? Ваш сын показал себя храбрым воином и сделал все, что мог. Вы подобрали ему соперника не по зубам.

– Ха! Милок, обоим моим сыновьям я избрал соперников, чтобы проверить их лучшие качества. Безумие-повторение одного и того же действия с расчетом на различный результат. Если бы мой сын включил хоть ненадолго свой хваленый ум и понял бы, что пытаться в лоб убить раз за разом неубиваемое существо даже используя для его убийства нестандартные методы-ни что иное как самое настоящее безумие, он бы уже победил. Продолжайте! Бездари ебучие.

Арториас отрубил Гаррье голову. Иллюзия Гаскойна разлетелась во все стороны стаей ворон. Две птицы упали замертво на серый песок. Арбалетный болт прошил Однорогому крыло. Туша Ангельского рыцаря упала на песок. Гаррье подбежал к оппоненту и сорвал с его головы шлем. Арбалет «Хеймдаль» сидел перстнем на его пальце.

– Какой я идиот! Очевидно ж сука, ты скрывал слабое место под этим блядским рогом! Для чего еще таскать на себе шлем, закрывающий даже глаза.

Под шлемом Арториаса был вместо лобной доли прозрачный купол полусферы, за которым виден был пожухлый отсеревший головной мозг, утыканный трубками и проводками, на поверхности полусферы была надпись «S-01-AT-01». Голубые глаза рыцаря неподвижно смотрели куда-то вверх. Гаррье с размаху воткнул рог шлема в барьер, но прозрачный материал было не пробить, шлем вылетел из рук Гаррье, Арториас скинул с себя оппонента. Гаскойн превратил перстень с розовым камнем в арбалет и всадил стрелу в стекло-не пробить.

Лицо Гаскойна захлебнулось белизной страха. Арториас взмыл в воздух, его меч загорелся белым пламенем, он повис, замотанный в полотенце, расправив крылья, смотря на Гаррье безучастным нулевым и в то же время бесконечно жестоким взглядом.

– Райский огонь. – Проговорил тихо Однорогий и стал с дикой скоростью вращать меч восьмеркой. Огонь клинка осёдлывал снова и снова потоки ветра и волны пламени падали на арену холодным дождем.

Гаррье скрыл себя иллюзией невидимости, но это не спасало, огонь захватывал арену, а Гаскойн стоял в дальнем ее углу, стена пламени медленно, с роковым жаром приближалась к нему. Арториас спускался с небес, слегка махая крыльями прямо к углу песка, где были еле видны следы сапог невидимого для глаз генерала.

– Дамочка, а ваши родители случайно не пивовары? – Лысый старый солдат болезненно худой с носом картошкой, Ницшеанскими усами и вусмерть пьяными глазами приобнял блондинку с веером сзади, затравив начисто алкоголем былую робость.

– Болван! Убрал руки! – Закричала светловолосая, вскочила и, сложив веер, лещевала им внезапного ухажёра.

Однорогий упал в огонь. Гаррье выпучил глаза. С рыцарем происходило что-то необыкновенное. Он вертелся влево-вправо как помешанный, стоя в языках белого пламени.

– Штормлендские крысы! – Заорал Гаскойн радостно, как прозревший Архимед. Гаррье пустил болт прямо в спинку лавки места, где сидела блондинка. Болт пролетел в паре сантиметров от ее талии. -Веер на пол, живо, блядь! Еще один взмах и я проткну болтом эти ангельские сиськи, а мы оба этого не хотим!

Напуганная до смерти леди кинула веер на пол, Арториас упал на песок мешком картошки, языки белого пламени ничего не могли сделать его телу.

– И как я сразу не догадался! Серафим! Цисси рассказывала мне о проекте воинов, управляемых на расстоянии, когда нам было по пятнадцать, не думал, что сделать такое под силу даже ее мозгу. Бедняга. – Гаррье жалостливо посмотрел на Арториаса, он в миг проникся сочувствием и уважением к свирепому сопернику. -Наука требует жертв. Что да вас миледи, то вы просто бестия! Как раз в моем вкусе.

– Просим прощения за наши маленькие шалости, милорд. Барды не врут о вашей смекалке, мы впечатлены. – Сказала блондинка с трибун

– Да закройте вы пасти уже! Сто лет не мог допереть, легендарная, блядь, смекалка! Лангерд, милок, потуши это безобразие. -Заорал Герман Гаскойн, утомленный затянувшимся боем. Скорпион кивнул.

– Икарти! – Ди Ланфаль выставил руки вперед. Струи морозного ветра превратили океан пламени в лес причудливых ледяных скульптур. Скорпион сжал кулаки и застывший огонь рассыпался в снежную пыль.

– Я найду вас, мои богини. – Воодушевлённый Гаррье отправил пламенный поцелуй трем красавицам в ложе и, окрыленный парами амура, упорхал с арены.

– Сенсация, дамы и господа, сам не верю в то, что говорю, но победитель второго боя-генерал Гаррье Гаскойн. Аплодисменты молодому лорду! – Арена взорвалась фейерверком оваций.

– Хороший Тоша, иди к мамочке. Все хорошо, все кончилось, зайка, ты держался умницей. – Рыжеволосая леди прижалась лицом к плечу прилетевшего Арториаса усевшегося между ней и светловолосой, приобняла его.

– Оставь машину, Яся, сестра ни раз говорила к нему не привязываться. Человек в нем давно умер. – Сказала с укором черноволосая.

– Но, Адель, я его как брата полюбила, он ведь совсем как живой!

– Я не повторю дважды, сестра.

Расстроенная рыжая села ровно и вздохнула.

Стемнело.

– Поудобнее на местах, господа, самое интересное впереди. Бой вечера пройдет в два раунда. В первом по настоянию одного из участников запрещено использовать оружие, его победитель пройдет во второй. Встречайте бойцов. Монстр от рождения, свернувший на охоте голову дикому вепрю голыми руками в возрасте пяти лет. Четырехкратный абсолютный чемпион турнира «Суй-эн-Рэй», умертвивший Бывшего чемпиона Арториаса Однорогого в финале за двадцать секунд, единоличный убийца короля эльфов Темнолесья Оберона Тихого, генерал Второй Серебряной имперской армии, сильнейший человек в Айронленде и наследник Железных земель. Встречайте, в красном углу Костяной ямы Лорд Грегор «Сотня Зверей» Гаскойн.

Грегор вышел на арену, выкатив грудь и болтая повисшими руками. Толпа ликовала, лорд обошел арену ко периметру, паясничая и кривляясь.

– Мой мальчик! -Закричал радостно лорд Герман. -Смотри, милок , вот она кровинушка, совсем как я в молодые годы. -От свирепости лорда Гаскойна на младшего сына не осталось и следа

Лангерд окинул взглядом сначала Грегора, потом Германа и, сколько не пытался зацепиться хоть за малейшее сходство, нашёл лишь зеленый огонь в глазах.

– Сотня зверей хорошо, но выдержит ли она мощь первородной природы? Первым соперником Лорда Грегора будет. Дитя Дрикилонской чащи. Он стал царем там, куда солнце не проникает из-за густой листвы. Там, где правит лишь сила. Полсотни имперских охотников положили жизни, чтобы поймать его. Встречайте, в первом раунде в синем углу арены высший хищник, «Демон леса» Байлу.

Ворота не поднимались. Один из гвардейцев Германа шептал что-то на ухо глашатаему

– Боец синего угла во втором раунде- Гость из Рейнфелла, столицы нашей отчизны. Рождённый с титанической силой, он провёл всё своё детство под нагрузкой, которую не может выдержать ни один человеческий организм, чтобы стать совершенной машиной для сокрушения, орудием в руках императора. Лидер древнего ордена убийц, каждый из которых равен по силе целой армии, личной охраны Вулиуса Юлариана, да правит он долго. Единственный человек, обуздавший губительную стихию холода. Сильнейший воин империи, дамы и господа, такое видят раз в жизни, встречайте, боец синего угла во втором раунде…Сир Лангерд «Ледяное дыхание» Ди Ланфаль.

– О большем я и просить не мог, от души, батька! – Грегор светился от счастья. – Жди меня в финале, Скорпиоша, о нашем танце будут слагать легенды!

– Не за что, мой котёнок. – По щекам лорда Гаскойна потек мелкий бисер слёз счастья. – Вот расплата за твой долг, милок.

В эту секунду ворота поднялись, и на арену, сотрясая землю, с рёвом выбежал Черный медведь размером с небольшого слона со шрамом на левом белом от бельма глазу. Другой его глаз был ярко-красным.

– Проклятье кровавой вишни. – Подумал Грегор, смотря на глаз животного и бордовый пар у его пасти, хлещущей обильно слюной. – Папаша постарался, его кровь будет гореть, пока он не порвет меня на части или не умрет сам.

– Сир, пройдёмте к арене.

Пёнтек- стражник в охотничьей шляпе с пером отвёл растерянного Лангерда в широкий коридор из плесневелых сырых каменных блоков, отделённый от арены серого песка решётчатыми воротами. Через которые Рыцарь-орёл видел беснующегося медведя

– Ты прости, мишутка, но на тебя у меня совсем времени нет, дальше меня ждёт добыча покрупнее.

Грегор игриво подмигнул Лангерду, чья наблюдающая фигура виднелась в проходе, с грацией и скоростью гепарда уклоняясь от лап и челюстей Байлу. – Ну сам подумай, шлюхи твоего брата не обслуживают, пиво косолапым в тавернах не наливают, зачем ещё жить? Не бойся, в аду ещё с тобой медка навернём, пока нас черти в котле варить будут.

Грегор молниеносно зашёл за спину медведю обхватил гиганта насколько хватало рук и кинул Байлу на прогиб, закинув зверя прямо в частокол, затем титанический прыжок, обхват ногами гигантской туши медведя, окучивание его градом ударов по крепкой голове. Байлу подгадал момент и сжал кулак Гаскойна своими мощными челюстями, способными расколоть камень.

– Вздумал кусать своего лорда! Я тебе покажу, что такое укус. – Грегор сжал свою квадратную челюсть, укусив зверя за шрам под левым глазом. Байлу разжал капкан клыков. И дико зарычал.

– Получил, гнида косолапая? – Грегор взял одной рукой Байлу за Заднюю лапу и поволок по земле к расщелине, оставленной в земле мечом однорогого. Он засунул морду медведя в щель, так что та застряла. Байлу упирался всеми лапами в землю в попытках вырваться, но тщетно, морда не поддавалась. Грегор подкинул в воздух кольцо.

– Мьолнир! – В руке Грегора появился огромный серебряный молот с орнаментом, который Гаскойн запустил в Лангерда. – Тор! – Молот заискрился желтыми молниями. – Эту победу я посвящаю тебе, старый хрыч.

– Они так быстро вырастают. – Герман сжал губы, сдерживая слезы.

– Прощай, Мишаня. – Лорд задумчиво занёс молот.

Тут кровавая пелена глаз Короля чащи рассеялась, и он посмотрел на Грегора неловким, жалобным, виноватым взглядом. Он вспомнил детство, смерть родителей. Как он, старший из выводка, обеспечивал пищей ещё совсем маленьких братьев-медвежат. Вспомнил первого побежденного им, ещё ребенком, тигра, погоню эльфов, даже на резвых Ривельских скакунах не способных угнаться за его мощными, быстрыми лапами, заботливую медведицу, вытаскивающую челюстями эльфийские стрелы из его мощной спины. Драки со львами и грифонами, ни одной из которых он не проиграл. Сотню солдат Гаскойнов, половину которых он завалил собственнолапно, отвлекая их внимание от спасающихся сыновей. Убитую солдатами самку. Вспомнил как его связанного привезли на телеге в подземелье. Вспомнил злобно ухмыляющийся сморщенный месяц лорда Германа, тянущий к его лбу костлявые пальцы с кровавыми огоньками на концах. А дальше всё как в тумане. И вот он, сильнейший в лесах, лежит, застрявший мордой в пропасти, униженный, умирающий, как и за что-он не знал. Молот грома летел в него со всей неумолимой скоростью. Он закрыл глаза.

Рука Грегора остановилась в нескольких сантиметрах от морды Байлу.

– Моя кляча мне изрядно поднадоела. А эта животинка как раз по мне. Дуй жрать, Мишаня, заслужил. Кшешко, цепь. – Гвардеец за минуту метнулся на арену с цепью в руках. Грегор достал потерянную морду Байлу из трещины и обмотал импровизированным намордником.

– Слушай вот этого вот лысого ублюдка, мишутка, пока я тут не закончу. А ты живо накорми моего нового скакуна лучшим мясом, упырь.

– Да, милорд. – Гвардеец белый от страха аккуратно повел непредсказуемого зверя, способного оставить от него одни лоскуты в коридор, где готовился к бою Лангерд.

Кшешко и Байлу вышли. Встретившись с Лангердом, медведь дал потрепать себя за ухо Скорпиону.

– Хорошая драка: либо смерть, либо верный друг. – Грегор в ожидании уставился на синий угол костяной ямы, поигрывая Мьолниром.

– Дамы и господа, победитель первого раунда третьего боя- Лорд Грегор Гаскойн будет драться в красном углу. На арену вышел Лангерд. – Внимание, финальный бой начнётся прямо сейчас.

«Глава 3 «Лёд и молния»

Ветер, хорош свистеть, мешаешь парням морды друг другу окучивать. Режа гробовую тишину стадиона, потоки борея завывали, трепали ирокез Грегора и резались о острые крылья шлема Лангерда. Они высились над серым песком двумя неподвижными скалами. Ни единый мускул не дернулся на лице Лангерда, лишь пожелтели радужки его глаз, покрывшиеся узором, напоминающим часовой циферблат. Гаскойн же пожирал оппонента хищными строптивыми зрачками, его тело сжалось от возбуждения, зубы были стиснуты, не давали вылиться пенящейся слюне. Он ждал этого момента и трепетал всей душой как ребенок, дожидающийся подъема родителей в день рождения, чтобы получить долгожданный подарок.

Он потирал большим пальцем рукоять молота, и только дали отмашку к бою, как лорд сразу же заклинанием покрыл молниями Мьолнир и швырнул его в Ди Ланфаля, вложив в бросок всю мощь руки, как бы сердечно приветствуя друга, по которому долго скучал. Скорпион выставил меч, парируя, но его оппонент в мгновение ока оказался перед лицом, телепортировавшись к собственному оружию. На чудовищной скорости Гаскойн схватил рукоять брошенного им же молота, не долетевшего слегка до меча Скорпиона, и нанес в пол-оборота удар бойком. Со звоном, подобным колокольному, ударились друг о друга орудия соперников. Искры полетели от их клинча, а ноги их, упершиеся в землю, казалось, вот-вот разделили бы ее пополам. Скорпион пересилил, оттолкнул оппонента чуть назад и тут же принял защитную стойку, его соперник, ничуть не растерянный, упав на одно колено, тут же вскочил с восходящим вертикальным ударом молота, снесшим бы голову Лангерду, если бы тот не отошел на полшага назад.

Увидев окно для атаки Скорпион выкинул прямой удар ноги в ребро открывшемуся Грегору, тот отлетел на пару метров, приземлился на лопатки.

– Твой хроно-глаз начинает меня подбешивать, Лангс. Думал, дядька Ник забрал его секрет с собой в могилу. Предвиденье пары секунд, базара ноль, вещь невъебенная, но рефлексы оно тебе не улучшит. Посмотрим, успеешь ли подставить свою зубочистку, пока я твою бошку в гузно тебе же не запихну. Эль Тор! – Грегор сжал рукоять молота, тот засверкал молниями еще сильнее, он метнул в оппонента собственное оружие и исчез во вспышке молнии. Гаскойн появился у оппонента за спиной. В лицо Скорпиону летел боек Мьолнира, в затылок кулак Гаскойна. Лангерд дернулся вправо, но его оппонент опередил. От молота Лангерд увернулся, а руки не избежал. Все растворилось в звоне в ушах. Он летел в забор, не в силах ничего контролировать. Глухой удар о бревна частокола. На земле. Моргнуть не успел, как ослеплен желтой вспышкой, удар колена в висок. Струйка крови из носа от давления, чувство будто на голове танцевал слон. Удар молота по ребрам, кираса держит кое-как, но не спасает полностью. Все горит так, будто грудь сварили заживо и подали под перцем. Адреналин бодрит.

Ди Ланфаль на ногах, уворот от трех молниеносных ударов молота: два сверху, один наискось слева. Отскок назад. Грегор стоит на месте, побагровев от ярости, вращает молот, пуская рукоять между пальцами.

– Хули ты нудишь то, Лангс, не разочаровывай, раз вышел-давай танцевать! Думаешь-отделаешься легкой кровью? – Молот Грегора превратился обратно перстень, Гаскойн достал из сапог два охотничьих ножа, выставил руку вперед , пять пурпурных молний вылетели из пальцев лорда. Лангерд отскочил заранее, предвидев атаку, зрителям на трибунах повезло меньше. Пятеро в первом ряду превратились в пепельные кучки.

– Игнорировать? Меня? Нет, сука, ты не уйдешь, это уже дело принципа. Доспехи громовержца! – Вены на теле Грегора вздулись, кожа покрылась желтой аурой тока.

– Котенок, ближний бой! – Заорал качающийся в кресле от нервов лорд Герман.

– Закрой пасть, тупая рухлядь. Я сам знаю, что делать. Танец беснующегося Индры!

Вспышка молнии. Грегор за спиной Лангерда. Наследник Айронленда осыпает оппонента градом ударов, сжигающих воздух вокруг. Скорпион парирует, с нечеловеческой реакцией подставляя клинок под каждую из атак кривыми ножами. Грегор в гневе брызжет слюной. Капли пота лавой капают на песок, от скорости ног сражающихся на арене то и дело взмывают клубы пыли.

Вспышка, удар сзади , тут же вспышка, удар в лоб, вспышка- удар сбоку, две вспышки-ножи летят в Лангерда сзади и слева.

– Эль тор! – Грегор нападает спереди, Пустив сплошной поток молний из рук во врага.

Не уследить за его движениями, но Лангерд давно не доверяет свою жизнь зрению, оставив защиту на откуп нечеловечьим рефлексам.

Парой пируэтов и выпадов Скорпион , сконцентрировав все ресурсы тела, уходит с каждой линии атаки, не нанеся и не получив ни единого удара. Поток электричества попадает в частокол и поджигает его кустом огненных языков. Лангерд замораживает огонь, оставив на бревнах частокола причудливую скульптуру, напоминающую спину ежа с колючками сосулек.

– Сир, нет, Грегор. Попрошу одуматься и прекратить это безумие, пока не поздно. Этот бой не нужен никому.

– Ты, псина, смеешься еще. Я мечтал о нем с тех пор как узнал о вашем клубе поехавших евнухов. Грегор Гаскойн одолел сильнейшего из Скорпионов, вся та хуйня, что в Империи считают моими подвигами гроша по сравнению с этим не стоит! Это напишут на моей могиле, а ты, сука, говоришь, не нужен! Я заставлю тебя скулить! Око бури! – Грегор раскрутил Мьолнир и кинул так, что тот скрылся в ночных облаках.

– Сир Грегор, прошу, пощадите! – Заорал один из напуганных министров на трибунах. Среди зрителей началась паника.

– Сидите на местах, ублюдки, и никто не пострадает! – Грегор сложил вместе ладони. Падающий молот повис в воздухе, закружился вокруг своей оси с дикой скоростью. Тучи сгустились над ареной черным навесом. Вокруг вдруг стало светло как днем. Штыки молний летели во вращающийся молот непрекращающимся обстрелом. Мьолнир покрылся колючей аурой электричества. Все затихло в момент, когда молот Грегора впитал в себя десятки разрядов. На мгновение каждый, кто был на арене погрузился в смертную пустоту. Не было ничего в этот момент кроме света молота и мощи грозовой стихии, готовой сквозь треск разрядов вырваться наружу и обрушить всю свою голодную испепеляющую мощь на Скорпиона.

– Готовь хвостик, Скорпион, будет больно. – Грегор глубоко вдохнул.-Безумие Индры! – Молот выпустил всю мощь грозы, обсыпая разрядами бегущего по арене Лангерда, предсказывающего куда ударит молния. Дождем копий молнии обсыпали арену, выжигая серый песок. Публика визжала, закрывала глаза и вжималась в друг друга. Стадион скрылся под цунами паники. Лишь Герман Гаскойн смотрел на арену и царапал от нервов собственную руку, сдерживая отчаянный крик после каждого промаха заклинания сына. В это время Грегор, стоящий ровно над трещиной, образовавшейся после удара Арториаса, пустил крохотную молнийку из руки в эту самую пропасть. У самого края молнийка превратилась в микроскопическую копию Грегора, состоящую полностью из желтого электричества.

– Ойнднир Фрост! – Лангерд поставил кисти параллельно друг другу, из ладоней рыцаря повалили снежинки, образовавшие сферу . Скорпион поднял руки к небу и сфера повисшая в воздухе разорвалась и покрыла Лангерда сверху морозным щитом.

Молот упал наземь рядом с владельцем, Грег схватил его и поднял над головой.

– Индра! – Крикнул Грегор воинственно, из черноты водоворота туч вылетел выжигающий электрический столб в миллионы вольт напряжением. Грегор заорал, психуя. Мощи тысячи гроз не хватило, чтобы пробить заранее призванное заклятье морозного щита.

– Я разорву твой чертов глаз, Лангс, я тебе клянусь!

– Я предупредил о тщетности ваших попыток, даже вашей скорости не хватит, чтобы опередить время.

– Закрой пиздак и дерись!

Грегор прыгнул с ударом молота, Ди Ланфаль увернулся отходом назад, но вдруг схватился за виски. Глаза горели, сквозь веки Скорпиона полились кровавые струйки долгое использование хроно-ока не мог выдержать даже организм сильнейшего из людей.

Земля под ногами Лангерда разверзлась и из-под нее вылетел словно гигантский крот грозовой клон Грегора уже разросшийся до масштаба один к одному. Кулак в челюсть, и Скорпион подлетает в воздух. Грегор смеется и телепортируется к оппоненту, еще один апперкот руки Гаскойна в доспехах молний запустил Лангерда словно ракету в вертикальный полет. Скорпион, уронив меч, взлетел над пенистыми шапками облаков. Завис на мгновение. Тишина, луна так близко, блестки бледных звезд рассыпаны по бархатному платку ночного неба.

– Так тихо, кругом так мало грязных душ, так мало меня. Я бы провел здесь вечность. – Подумал Ди Ланфаль, утирая рукой кровавую слезу.

Его радужки глаз приобрели обыкновенный лазурный оттенок.

– Лои-вэи-скату. – Рядом с рыцарем появился ледяной дух-летающий скат, состоящий из морозных кристалликов. Он словно ковер-самолет поднырнул под Лангерда, Скорпион сел на полотно ледяного тела духа, сложил руки в замок на животе и секундно насладился свежестью надоблачной ночи.

– Скучал, сучара? Грозовые врата! – Грегор и его клон с двух сторон вылетели из-под облачного навеса, левитируя в ауре молний, они зависли в небе и с двух сторон сомкнули в тиски бойками молотов грудь Ди Ланфаля. Звон металла, треск костей, жужжание тока.

Лангерд полетел вниз камнем. Он чувствовал как налету теряет сознание. Дух устремился вниз и у самой Земли подхватил плоским кристальным телом тушу Скорпиона. Скат, исполняющий роль носилок, мягко приземлился и опустил Ди Ланфаля на песок арены.

Грегор пикировал с небес, летя головой вниз в «молниевых доспехах». У земли он вышел в горизонтальное положение, параллельное арене, и, долетев до Лангерда, схватил его за руку, подлетел к частоколу и впечатал спиной в ограждение.

Грегор держал соперника, прижав его грудь ладонью к частоколу.

Лангерд отхаркнул кровью.

– Ну как тебе танец, Лангс? Жаль, что ты не порезвился как следует, но уже поздно.

– Не измотаешь тебя, твое высочество. Придётся по-другому. -Скорпион замахнулся и ударил своим лбом о лоб Гаскойна. Оба упали на землю.

Грегор засмеялся.

– Наконец-то, сука, не прошло и года!

– Признаю, ты зверь, твое высочество. Но я за сегодня что-то утомился, пора прикорнуть. Я сделаю все быстро.

– У ти-пути, баиньки хочет Скорпиоша. Ну так я помогу. Зевс! – Грегор выставил ладонь вперед, ударил фиолетовыми молниями.

– Влациус! – Лангерд заморозил молнии соперника, испепеляющее заклинание упало на землю причудливыми светящимися сосульками. Замороженные молнии разбились на осколки.

– Фрост Ксантарес! – Арену заволокла пелена снежной вьюги. Грегор на видел даже собственных ног. – Икарти! – Гаскойн почувствовал как почва под ногами похолодела. Он рванул вперед туда, где стоял Лангерд секунду назад, но почувствовал, как земля ушла из-под ног. Гигантская туша лорда растянулась на льду. Вьюга рассеялась и Грегор почувствовал железный сапог на груди, увидел Скорпиона, возвышающегося над ним металлической горой. Лангерд приставил к шее лорда клинок. Поверх песка арены был теперь прозрачный скользкий ледяной слой.

Гаскойн истерически засмеялся.

– Какой же ты ублюдок , Ди Ланфаль. Превратил бы меня в ледышку или проткнул бы мне пузо, но нет, сука, решил унизить. Грегор Гаскойн проиграл, не перенеся ни одного удара.

– Ваша ярость страшнее враг для вас, чем любые клинки и заклинания, милорд.

– Победитель третьего поединка, отстававший весь бой, но словивший под конец второе ледяное дыхание и подтвердивший статус сильнейшего воина империи-сир Лангерд Ди Ланфаль.

– Ты должен жнецу смерть, милок, обязан убить мальчика. Моего мальчика. – Лорд Герман закрыл глаза рукой и разревелся.

– Блядский господин неожиданность, так позорно наебнуться, кто ж знал, что ты, гнида гениальная, в своей извращённой башке приготовил мне такой проёб. Кончай меня, Лангерд. Это был самый веселый танец из всех, что я танцевал, танец, достойный финала.

– Ты что-то попутал, твоё благородие, пока мне еще кружкой эля не проставишься ты с этого света не сбежишь. Лорд Герман, прискорбно говорить, но Жнец и так получил урожай на пять колосков больше, чем должен был. – Он указал пальцем на горки фиолетового пепла, оставшиеся от болельщиков. – Я прошу у вас благословения не убивать столь достойного соперника.

– Благословляю! – Старый лорд аж подскочил от радости, по его лицу было видно, что он готов был расцеловать Скорпиона.

Лангерд и Грегор пожали руки и крепко обнялись.

– Народ, в честь того, что меня обоссали при собственных вассалах, каждому присутствующему лучший Махакарский эль за счёт дома Гаскойнов!

Толпа заликовала и никто даже не вспомнил о пятерых бедолагах, пошедших на стиральный порошок от молний Грегора.

Глава 4 «Падение сгорающего ворона»

– Сир Лангерд, не пугайтесь, я лишь на пару слов. -Скорпион вскочил с постели, встав в стойку и схватив двуручный меч, лежащий рядом с кроватью. На оконном проеме в абсолютно темной комнате, подлизанная тусклыми серебряными лучами луны, сидела как гигантская тощая жаба Геката Ангнир.

– Привет, мартышка , не ожидал увидеть тебя на арене, с соперником не повезло тебе капитально. – Лангерд выдохнул, бросил меч, потер заспанные глаза и смахнул набок колосистые кудри.

– Старик Гаскойн предложил за его голову столько золота, что тащить его отсюда пришлось бы на паре слонов, да еще и работать впятером, думала, более легких денег я не получу.

– Опаснее сделок с лордами великих домов разве что только споры с твоей сестрой.

– Как Кесс?

– Пользуется моей добротой, крутит романы с Сатурном Дрейком, не могу я заставить уважать кодекс новое поколение. Что бы сделал учитель Ник, если бы увидел орден сейчас.

– Если хотите знать мое мнение, то вы божественен как шеф по сравнению с Николасом Юларианом. Скорпионы страдают достаточно, чтобы не забивать себе головы обветшалыми догматами из пыльных свитков.

– Не будем об этом. – Сказал Лангерд, скрывший оскорбленность отзывом наймитки о кодексе ордена.

– Как пожелаете. В сущности, пришла я, чтобы отплатить добром за добро. Недавно на черном рынке появился весьма громкий запрос. Тысяча золотых солнц за голову лорда Грегора Гаскойна. Как ни странно, заказчики обратились ко мне лично.

– Заказчики?

– Да, их было двое. Они скрывали свою внешность, но я уверенна, с одним из них я схлестнулась в поединке вчера на арене, его голос я узнала. Второй был высок, очень высок, носил на поясе рапиру и вечно говорил о каком-то сиянии или мерцании, я точно не помню.

– Уверенна? – Лангерд нахмурился, сел на кровать и, смотря в пол потер подбородок.

– Сказала все, что знала, сир.

– Подробности дела они изложили?

– Отдавали устранение на откуп импровизации профессионала. Деньги обещали передать правами на банковский счет где-то в Меркаду.

– Спасибо, мартышка, ценю твою помощь.

– Для вас всегда пожалуйста, сир Лангерд. Прощайте и передавайте Кесс, чтобы не загуливала.

– Передам.

– Бред какой-то! Дрейк меня недолюбливает и, можешь мне, сука, поверить, это пизда как взаимно. Но чтобы настолько! Над этим кривомордым Кригом я насмехался пару, ладно пару десятков раз, но дорогу вроде не переходил. Поверить не могу до сих пор.

– О лорде Натане, признаюсь, я был лучшего мнения.

– Да это тварь, каких еще поискать, Лангс. Все детство с моим братком чуть ли ни на одной койке спали и все время какой-то кипиш мутили только им понятный, какие-то войнушки-хуюшки, шахматы-хуяхматы, одним словом, что один голубец бестолковый, что второй.

– Наша остановка?

– Она самая. Погоди я медведя только припаркую, ты пока иди осмотрись.

Лангерд спрыгнул со спины Байлу, успевшего уже полюбить свое новое амплуа за добрую прикормку и уютную «Берлогу». Царю леса по приказу Грегора выделили целый амбар, походившей более на хоромы и обслугу, ежедневно подкармливающую зверя, ухаживающую за его когтями и пастью, освобождающей от бремени блох. Орлиный рыцарь смотрел, как Грегор привязывал медведя к столбу, который тот при желании смог бы выдернуть из земли с корнем как травинку, но Байлу покорно уселся на пятую точку и принялся почесывать лапу, кусая ее.

– Смотри, Михалыч, не съеби, а то потом найду и на ковры пущу, усвоил? – В ответ Грегору медведь недовольно зарычал. – Не возмущайся, старый, потерпи мальца, потом вместе побуяним. Двигаем, Лангс. – Мужчины зашли в двухдверный проход пятиэтажного, возвышающегося почти вдвое над остальными на улице строениями, здания игорного дома. Над входом висела табличка с нарисованными двуликим клоуном, одно лицо его было мужским, другое женским, песочными часами и надписью «Добро пожаловать!». Внутри пахло спиртом, кукурузой, карточной бумагой, кое-где отдавало в нос слабыми шлейфами дешевых женских духов.

Игроки звенели по столам монетами, хлестали бумагой карт и стучали доньями кружек. Свистела бодрая музыка под которую крутили то тощими, то наоборот дряблыми обколотыми иглами шприцов, затянутыми сетками колгот, бедрами танцовщицы. С кухни то и дело выбегали поварята, загримированные белым и обновляли гостям напитки и кушанья. Лица многих посетителей были загримированы белилами, а на пальцах были тату с песочными часами, хотя встречались и совершенно залетные, нехарактерные для севера империи персонажи. Например, какой-то темнокожий губастый низкорослый старик в чалме, которого сопровождал эскорт из одноглазого огра в вуали, на плечах которого он восседал, ожесточенно пытался изъясниться на неосмыслимом для крупье языке о досадном проигрыше.

– Милорды, какое счастье видеть вас в нашем скромном храме фортуны! Только для вас депозит в три солнца за счет заведения! – К Лангерду и Грегору подскочил галантный управляющий в белом гриме с загнутыми усиками, во фраке и шляпе-котелке с алой гвоздикой.

– О, идет не торопясь! Тебя то мне и надо. Веди нас к твоему боссу! – Воскликнул Грегор и хлопнул усача по плечу. Тот опешил.

– П-п-прошу п-п-прощения, ваше сиятельство, сейчас господин отсутствует, могу занять вас до его приезда вином, азартом, дамами-чем пожелаете, словом. Все за наш счет, разумеется!

– Ты че, залупа цветочная, слышишь через одно ухо? Я те Рейнским, сука, языком сказал, телепортировал нас живо к Пеплу, пока я всю эту вашу богадельню на зеро не помножил! – Сказал Грегор и глаза его заискрились желтыми молниями. Управляющий сглотнул слюну.

– Я, видимо не так выразился! – Неловко засмеялся. – Повелитель ждет вас сию секунду, не будем же медлить!

Они поднимались по ступенькам смольную вечность. На пятом этаже пролетели коридор. Управляющий остановил гостей неловким жестом у двери.

– Прошу секунду подождать, буквально мгновение.

– Охуели что ли, усы, сам жди стой! – Грегор вынес дверь с ноги.

– О, мой принц, вы так галантны сегодня, ну, не стоит так сыпать комплиментами, я же краснею! Выпьемте же еще чайку. – Голос пепла, пискляво подражающий женскому.

Маленькая комната. Кровать с балдахином. Открытый шкаф, в нем платья, туфли, шляпки, чулки-все развешано с маниакальной педантичностью. Рядом с окном туалетный столик с зеркальцем, кисточками, косметикой-все лежит ровно до миллиметра. Круглый столик, на нем игрушечный чайник, чашечки. На одном стуле сидит в полный рост кукла принца с золотистыми кудрявыми волосами до плеч, в бордовой тунике, на другом Майснер Криг в розовом пышном платье, парике рыжего каскада волос, диадеме с рубинами, помадой, румянами и тенями, мушкой на лице кокетливо покачивает головой и сербает воздушный чай из чашечки.

– Сука, ныа! – Грегор на звуковой скорости, еле сдерживая смех и смакуя каждую секунду происходящего, вкладывая всю силу в кулак, вмял вовнутрь лицо Короля воров вместе с макияжем прямым ударом кулака.

– Крагмортра! -Закричал плачущий Пепел, щелкнул пальцами и превратился в сгусток дыма, попытался вылететь в окно.

– Куда? Эль Тор! – Грегор нарочно тянул гласные, из его руки вылетела молния и прошила насквозь дым. Сквозняк, вызванный молнией растворил дымку и выкинул Майснера к стене у окна. Его парик слетел, и Пепел лысый и в платье сидел спиной к стене, отхаркивая кровь, дергаясь от напряжения, половина его лица выгорела до кости от удара молнии, вторая напоминала «Оливье из того что было под рукой» от удара Гаскойна.

– Грегор, наша задача получить как можно больше информации, он нужен живым, помни.

– Все под контролем, брат.

– Убейте меня. – Из глаза Майснера текли слезы. – Я ненавижу себя. Я не выбирал быть уродом , поверьте, и каждый день, видя лучи солнца проклинал себя, не тяни, Гаскойн, прошу. Мне стыдно за свою жизнь, наверное, человек, живущий чужим горем, урод внутри по определению, но со мной судьба перегнула. Я хотел остановиться, хотел распустить ребят, отдать деньги каждому, чью жизнь сломал, а после повеситься на суку клена, но я просто трус. Хорошо, что судьба все сделала за меня.

– Да похуй мне. Я тебе что такого, мерзость, сделал, что ты мне смерти возжелал?

– Мерзость. Как верно подмечено.

– И как сука? Посылать ребенка на смерть!

– Ребенка?

– Будешь отнекиваться, тварь, раскаиваешься, так до конца.

– За все свои грехи я в ответе, но с детьми я дел не имел.

– Пиздеть будешь? У этого парниши мозги тобой промыты от и до, метка твоих часов, отвратительный ты сын бляди, у него на пальце, это ты как, сука, объяснишь? А то что ты с еще одним выродком на меня заказ давал?-Грегор ударил по лицу пепла, так что вылетевшие зубы его пулями застучали по стене.

– Я ничего этого делал. – Сказал Криг, улыбаясь. -Но спасибо, Грегор, что прислушался к моей мольбе.

– Закрой пасть! – Вены Гаскойна вздулись, он покраснел и наносил удар за ударом по голове вора.

– Грегор! – Лангерд одернул его плечо. – С него хватит!

– Эль тор! – Кулак Гаскойна заискрился молниями. Криг блаженно закрыл глаза.

– Простите.

– Сдохни!

Лангерд повалил лорда наземь, но поздно. Гаскойн взорвал голову Крига молнией как тыкву.

Гаррье шел по длинному коридору родного замка. Одной рукой он приобнимал Елену, белокурую красотку двадцати шести лет с чертами лица как у древних языческих богинь, ее прелесть была подпитана самыми насыщенными соками природы, в ее пышной фигуре, хищных глазах и пластичных как ива руках чувствовался запах росистой травы летним туманным утром. Другой Адель минуло двадцать три, строгое, классическое, словно выведенное во мраморе по золотому сечению лицо, обдувающее тебя холодной строгостью будто было клеткой для той самой женской нежности, столь дорогой мужчине, который смог до нее добраться. Она пахла страницами старых книг. С сестрой они были как инь и ян. А вишенкой на этом китайском торте. Была Яся, рыжеволосая девятнадцатилетняя деваха, сидящая на плечах лорда Гаскойна. Её мягкие упругие веснушчатые груди приятно подпрыгивали и били Гаррье по лысине с каждым его шагом, это был его трофей, всё её несовершенство, ребяческая естественность и простота бракованной детали сводили лорда с ума в купе с запахом карамели и топленого молока от ее тонких, будто сахарных пальцев. А главное, что на всех троих, судя по всему, у них был один мозг.

Пятнадцать минут мучений, вскрытые раны на лице, ожог правого плеча, перелом трех ребер и новый огромный шрам на груди оправдали себя на двести процентов. Он, Гаррье Гаскойн, генерал Бордовой императорской армии, идущий по длинному коридору с множеством ярких гобеленов, изображающих подвиги его далеких предков, бесчисленным количеством трофеев, месту, где он провел многие и многие сотни часов в детстве, мечтая однажды оказаться на одной из картин в этом месте силы его семьи, чувствовал себя в эту минуту королём мира. Он дошёл до самой двери в большой обеденный зал и посмотрел на стены. Все подвиги его брата и все почести отданные им казались ему теперь сущей чепухой.

Он распахнул двери ногой, не желая ни на секунду выпускать ни капельки своего счастья из рук. В зале за банкетным столом потели, клацая челюстями, лорды и леди Айронленда, во главе расселся Герман, уплетающий стесавшимися зубами хребет севрюги, обмывая гороховым пюре и бузинным морсом.

Рыжеволосая спутница Гаррье с маскарада подавилась грейпфрутовым шербетом, когда увидела в дверях экс-кавалера, выписала пощечину попытавшемуся помочь ей откашляться пожилому господину. Гаскойн не обратил на нее никакого внимания. Он и его эскорт расположились на противоположном от верховного лорда конце стола.

– Как мой хрюндель-брательник поживает то, Скорпион? – Сказал Грегор и впихнул в щель между усами и бородой половину стейка из конины.

– Альберт то? Да, как всегда, в общем-то. Сейчас он в Индрспире с Роки Крейем. В окрестностях столицы Штормленда видели королевскую виверну, Лорд Аркинтон решил, что это дело не решить без вмешательства Скорпионов.

– Ну, слава жнецу. Мне в отличии от отца с братом Альберт всегда нравился. – Лорд залил в рот кубок облепиховой медовухи. – С душой мальчуган, только ебнутый слегка, ну да какой гений ни без этого. За то руки золотые: из говна и палок такие штуки делал ещё молокососом, что глаз не оторвешь. На одиннадцатые именины малой мне подогнал самоходного железного коня, ты представляешь? Скакал он правда со скоростью беременной жабы, ну так главное-скакал и даже звуки издавал, правда на петуха более походящие. Но похож был хоть стой, хоть падай, как будто в игрушечную лошадь душу вселили, правда задние ноги у него скорее от тюленя были, а морда от змеи. Этот коняга у меня до сих пор где-то в комнате валяется, топливо у него кончилось, а новое у братана, надо чтобы он как-нибудь заехал, а то стоит без дела чучело.

– А за что он так папаше твоему не понравился то, что он его в Скорпионы отправил? – Лангерд аккуратно слизал ложку паштета из трески.

– Ясно за что, кто ж бастарда то полюбит? Тебе ли не знать, орло-лев. Ну там история сложнее, если всю правду говорить, Альберта матушка наша как собственного сына лелеяла, подкармливала, игрушки дарила, сказки рассказывала, и он её любил. Отец запирал мелкого на всю неделю в мастерской и заставлял инженерить и книжки по арифметике всякой штудировать, а выпускал только по воскресеньям. И от такой жизни схватил мой братан «Рыжую». И занемог, что я того все ебал, вот ничего не сделать, помрет вот-вот. А матуха его во время болезни выхаживала. И на ноги таки поставила, в конце концов. Только эта хворь, ебись она в три погибели, мало того, что заразна так еще и для мамки смертельна оказалась. И скопытилась в итоге через пару месяцев маман. Отец к горилке плотно присосался, долго не отходил потом. запер Альберта и месяц из его коморки не выпускал, а пока старик горе в бутылке топил, к Альберту Гаррье нахаживал, тот вообще с катушек слетел, он и при живой то матери малому спасу не давал, а тут сущий кошмар начался. Три дня вот эта кикимора лысая. -Грегор показал пальцем на купающуюся в сиськах Элен голову брата. -Ножом малого резала, железом калёным жгла, ногти рвала, веки оттягивала и угольки под них засовывала, да всё приговаривал, гнида: «Чувствуешь, что она пережила?». На четвёртый день Гаррье братану кисть отшпендюрил, так для инженера ж кисть она как язык для барда, потеряв кормилицу, у малого окончательно башня слетела, он вырвался хер пойми как и в гневе Гаррье пол-лица выжег клеймом прям вместе с глазом. После этого отец убедился окончательно, что семью этот бесенок и разрушил, проклял его и к вам определил.

– То-то его дергает так постоянно.

– А как не дергаться то после такого, ладно о грустном не будем. -Грегор залпом осушил огромную кружку Махакарского эля. -Как там. -Он покраснел и потупил глаза. -Моя королева бурь?

Лангерд рассмеялся.

– В добром здравии, сейчас в Сендленде, насколько я знаю, с Ашрафом помогают лорду Ахли с повстанцами.

– Пускай только эта черномазая свинья хоть палец протянет к моей богине, я в его пустыне каждую песчинку обосру и всю заставлю вылизывать до блеска!

– Не бойся Ашрафа почикали при рождении, он, в этом плане, тебе не конкурент.

– И правильно сделали, так его, свинью песчаную. Нет, ну ты сам подумай! Эти глаза цвета васильков, личико, что сама тетка Селин позавидует, эти косы светлее лунных лучей, как у родного дома ржаные колосья. А грудь! Больше и подтянутей во всей империи не найти, это я тебе как эксперт заявляю. А сзади! Если вместо солнца на небе её зад бы висел, я клянусь, ослеп бы, но глаз не отрывал. Так она ж и драться мастак и молниями повелевает, ты понимаешь, скорпион? Нас Жнец создал друг для друга, в её сисечках мягеньких половина души моей томится и без неё я не живу, а сохну, как цветок в родной пустыне этого сраного ослоеба Ашрафа. Жить без неё не могу, скорпиоша, понимаешь ты. Будь другом благослови меня, она тебя послушает, иначе я тут с ума сойду. Всеми восемью богами тебе клянусь, она ни в чем нуждаться не будет. Целыми днями рабыни её попку шоколадом мазать будут, я сделаю её леди Гаскойн, все земли от сюда до Петржева будут её и только, сука, ее. Никогда в жизни на других баб даже взгляд не брошу, к бутылке не притронусь, звёзды ей с луной с неба сниму , коли она того пожелает. Только дай добро, Лангерд, как друга тебя прошу.

– Ну, если Урсула не против будет. – Лангерд потерянно почесал затылок. -Тогда забирай прямо с доспехами.

Грегор чуть потолок не пробил, так высоко он подпрыгнул от радости.

– Лучший человек, которого земля носила! Клянусь, Лангерд, будь я бабой- прям здесь бы тебе полернул, проси что хочешь у меня, кореш, пока башка на плечах-тебе должен буду.

– Полегче, твоё благородь. Тост! За Короля молний и его королеву!

– За, сука!

Оба гиганта опрокинули ещё по кружке эля.

– Так, нормального хрючева больше не предвидится, значит, все на боковую. Прошу всех на хер отсюда, гости дорогие. -Заорал лорд Гаскойн. Едоки поспешно закопошились, вскакивая с мест и запихивая за щеки последние кусочки яств. -Не вы. -Герман указал поочерёдно костлявым пальцем на Грегора, Лангерда и Гаррье.

Все покинули зал.

– Они со мной, отец. От этих милых дам у меня секретов нет.

– А их я и не прошу уходить. Мы тут с Анакином потолковали и решили, что ты выйдешь за его дочь Элен. Добро пожаловать в Фиерфорд, молодые леди.

– Благодарю, лорд Гаскойн. – Блондинка сделала реверанс Герману. Адель и Яся поклонились. Их взгляды в момент стали намного глубже и осмысленнее.

– Да мои рыбоньки оказывается крупные акулы. Элен, Аделина и Ясмина Аркинтон собственной персоной. Тупею я страшно в последнее время, как только не узнал?

– Бросьте, сколько лет прошло с нашей последней встречи? Пять? Семь?

– Пес его знает, могу сказать только, что вы все за это время ну как-то прям незаконно обворожительно похорошели.

– Вы с блеском прошли проверку, милорд. -Сказала Ясмина.

– О вашей извращённой жестокости ходили легенды. Одолев серафима, галантно обойдясь с нами и показав свои предпочтения в постели, вы доказали, что со своим внутренним зверем вы в ладах и жизнь сестры с вами кошмаром не станет. -Добавила Адель

– Я ваша, милорд Гаскойн.-Блондинка пожирала Гаррье бриллиантовым взглядом. Но отец передавал, что в случае пройденной проверки он, в знак уважения ваших чувств, дозволяет выбрать ту из нас, что вам по сердцу больше.

– Это как между отцом и матерью, мне вы ансамблем нравитесь, леди.

– Бери хоть всех троих. Мне важно, что после нашей с Аркинтоном скорой смерти у моих потомков все будет в ажуре и моя фамилия станет лишь сильнее. Грегор получит Айронленд и займёт мое место. Твоя сестра Виктория уже взяла под каблук безвольного щенка Декстера Дюрандона и держит в коготках весь Грессленд. У Анакина Аркинтона нет наследника, женившись на его дочери, ты получишь Штормленд, а, значит, весь север империи. Моя задача, как отца, обеспечить вас обалдуев достойным наследством, а я считаю север под контролем Гаскойнов-наследство неплохое.

– По рукам, беру троих.

– Вот и славно. Добро пожаловать в семью, матрешечки мои. -Герман вытянул руку с черным перстнем. Сестры Аркинтон подбежали к лорду и поочередно прикоснулись к кольцу губами. -Теперь к делу, остроухие перешли все мыслимые границы. Отряд из двух сотен эльфов был разбит моим братом Коннором под Синим рогом. Вулиус дал добро на вторжение, а я командую наступлением. В нашем распоряжении Серебряная и Бордовая армии готовые к атаке. Мы должны нападать пока фортуна на нашей стороне. Завтра мы выступим на Игдрасиль. Коннор ударит с запада по нынешней линии конфронтации войск. Грегор и Лангерд с Серебряными ударят в лоб вторым темпом. У эльфов будет численное и позиционное преимущество. Ваша задача лишь продержаться сутки, о штурме речи не идёт. Гаррье нападет с тыла силами Бордовой кавалерии, на проход через драконий перешеек ему потребуется около шестнадцати часов, эльфы не будут ожидать атаку оттуда. Взяв в клещи феечек, вы должны пленить Оберона и сжечь Игдрасиль, чтобы показать Делориану и прочим утерменшам их место, и что с ними будет, если они вздумают тявкать на Рейн. Как захватите это белое полено, можете идти в глубь лесов и грабить поселения. Всё просто как яйцо, надеюсь вопросов нет.

– Отец, никто не пересекал драконий тракт уже много десятилетий.

– Ты мне хочешь сказать, что ты с тысячью конных не сможешь разобраться с паршивой кучкой горных орков?

– Не всё так просто, драконий тракт -простреливаемое с двух вершин пространство между скалами, налетчики знают ландшафт как свои пятерни, у них преимущество высоты, ни один арбалет не достанет орков наверху, а вниз стрелы польются кровавым дождём, погибнут десятки, а дикари не пострадают, они возьмут нас измором, будут преследовать по всей протяжённости тракта, от пары прошедших эту мясорубку людей не будет никакого толку.

– И что твоя бесполезная лысая голова не может сгенерировать ни одного варианта, при котором твоя армия успешно его преодолеет?

– Вообще то у меня уже есть три. Можно разместить артиллерию на подступах к ущелью, она обеспечит какое-никакое прикрытие, избежать серьезных потерь не выйдет, но боеспособность армии сохранится.

– У нас нет времени тащить туда сраные пушки, Гаррье.

Тогда я могу отправить конницу с братом им придется продержаться чуть дольше, но пехота, построившись черепахой, пройдёт по тракту без серьезных потерь.

– Тебе вроде глаз, а не ухо оторвало, дубина. Нет времени я тебе говорю.

– Могу послать письмо Натану Дрейку, он подгонит нам Икар хоть к рассвету. Мы сможем преодолеть тракт без боя, и Игдрасиль точно не выдержит огневой мощи флагмана Платинового флота и шашек моих ребят.

– Отдать славу Дрейкам? Ты за кого меня держишь, щенок?

– Мир держится на компромиссах, отец. Неготовый на сделки будет самым принципиальным покойником.

– Не тебе учить меня как устроен мир, малец. Я шёл до конца и хоронил в одиночку целые армии крыс, идущих на сделки. Так было всегда и будет, пока я дышу. Мы-Гаскойны, мать твою, без принципов мы уподобимся тварям вроде Дрейков, Ройсов, Дюрандонов или Ахли, способных только языком трепать, пока мы выполняем всю грязную работу. Я-Око над войной уже 40 лет. И за четыре десятка лет ни разу моя честь не была запятнана какой-то там сраной сделкой с совестью. Это моя последняя война и она лишь укрепит мою репутацию на страницах летописей.

– Я увожу моих ребят. Тысяча человек не отдаст жизни за удовлетворение мании величия и маразматических фантазий свихнувшегося старикашки, которому по земле ходить без году неделю осталось.

– Не забывай свое место, щенок! Я сделал тебя генералом, дал тебе дышать воздухом и не кинул на растерзание псам за твои больные фантазии. Все, что у тебя есть-моя фамилия. Так что ты будешь делать то, что я прикажу.

– А что, убьешь меня, если ослушаюсь? Даже на этого выродка, уничтожившего любовь всей твоей жизни у тебя рука не поднялась. Хотя твоя кровь в нем грязней боков хуторского хряка. Повелевай этой отсталой скотиной. – Гаррье указал на Грегора. – И сиди, дрочи на свою кровь, доживая жалкую дни в манямирке. Мои парни жаждут войны, но не верной смерти, и они получат того, чего хотят, пока я их генерал.

– Ну и иди, гнида лысая, я твою матку брюхатил, уебище одноглазое! – Проорал Герман. – Иди к своему напомаженному дружку Дрейку и глотайте шпаги друг друга, петушье проклятое. Я вам еще, твари, покажу!

– Челюсть придерживай, когда показывать будешь. Пойдёмте девочки.

– Стоять. Хер с тобой. Пиши этой цыганке. На что только не пойдешь ради победы в последней войне. Что за время то, сука, настало!

– Надеялся на твоё благоразумие, отец.

– Надеялся. – Сгримасничал старик. – Теперь расползайтесь по комнатам, молокососы, с рассветом выступаем. И не трогайте бойцов с утра. Выспавшаяся армия в сто раз эффективнее бойцов, тренирующихся вставать в соответствии фишкам на карте и действующих по плану, которого их пустые головы никогда не усвоят.

– И ты прям никогда?! – Грегор аж подпрыгнул от удивления, чем вызвал возмущение несущего его медведя.

– Никогда.

– И даже с рукой!?

– Даже с ней.

– Ты нахера по миру то ходишь? Как расслабляешься?

– Я рыцарь, Грегор, и бастард, мои дети были бы детьми бастарда, я врагу такой участи не пожелаю. Я дал обет целомудрия и посвятил всего себя совершенствованию боевых навыков. Тренировки, холодные ваны, молитвы – вот моя идиллия, только они делают меня живым человеком и тем, кто я есть сейчас.

– Ты самый тупорылый человек, которого я в жизни встречал, Скорпион. Как возможно нормально драться с тяжестью в яйцах? А ты, олень, стал сильнейшим, никогда даже не притрагиваясь к бабе! Ты если из жала яд откачаешь всех восьмерых господ вместе взятых превзойдешь. Всё, как возвращаемся в Фиерфорд, сразу веду тебя к Гретке Фее, размером с Дюймовочку, а глотает как будто анаконда, даже твоё жало съест вместе с хвостом.

– Спасибо, твоё высочество, вынужден отказаться, клятвы для меня дороже мимолетных жжений в стволе члена.

– Ты чё бредешь? Окстись! Какие клятвы. По приезде в бордель и это, сука, даже не обсуждается. Лучший человек, которого я знаю, даже сисек никогда не мял. Это как вообще возможно? Я тебя спрашиваю. Ты-лучший друг короля шлюх, пива и молний, а значит обязан, как минимум, сука, мне не уступать в количестве оттраханных баб. А на деле шестьсот тридцать семь: ноль. Это ни в какие ворота.

– Соберись, Грегор, мы на месте.

Две огромные фигуры на Октавиане и Байлу, едущие впереди полуторатысячной армии людей в коричневых плащах с гербом горящего ворона на груди, выехали из непроглядной Дрикилонской чащи к огромной зеленой долине, укрытой тенью кроны исполинского дуба, огромным пляжным зонтом нависшим над этим местом. Крона фиолетовых листьев венчала атлантический , размером с гору древний дуб с белоснежным стволом. Долину заполонили эльфийские зелёные плащи как опавшие листья.

– Игдрасиль-подарок богов. Корни его достают до мира теней, а ветви- лестницы в рай. Говорят, по стволу его души добираются до небес. Не верится, что он доживает свои последние часы. -Лангерд хмуро всмотрелся в прожилки коры белого ствола древа.

– На небеса попадают только те, кто всю жизнь между страниц учений восьмерых положил, так же известные как скучнейшие в мире гондоны. Ты тему не переводи. У тебя жало то хоть работает по утрам?

– Работает.

– А на кого, если не секрет. Ты не стесняйся, я нормально отнесусь. У всех гениев гнильца есть своя. Так что если ты жопы покрепче любишь, я тебе могу подогнать одного красавца, у которого два глаза, только если посчитать шоколадный.

– От девок дымится.

– Ну, если глаза прищурить сильно, Гаррье вполне сойдёт за какую-нибудь от облысения страдающую монашку. Мне этого дебила надо хоть куда-то сбагрить, меня рожа его в тоску вгоняет.

– Скоро он и без анального рабства от тебя в Штормленд съедет. Три его жены тут не уживутся с тобой.

– Твоя правда. Так, хватит тут словесно сисечки мять. Слушай, рабяты. – Грегор развернул медведя лицом к взводам и начал, крича, ехать параллельно шеренгам. – Наша задача продержаться до прибытия моего тупорогого братана. Просто как драконье говно. Мир забыл гнев империи, так напомним этим напудренным мордам, что такое немилость императора и как на штурм идут настоящие Айронлендские мужики. Скорпион, старьё безъяичное, Пёнтек, Щука, Свенельд, Добромир, вы со мной, отрубим голову змее. Я лично засуну свой молот по древко в гузно жён тех, кто умрёт без эльфийской крови на мечах. За мной парни!Viva Imperium, ante Yularian!

Бурая лавина плащей солдат Серебряной армии с криками обрушилась со склонов на эльфийские ряды. Навстречу солдатам Гаскойнов полетели несчетные тучи стрел с зелёными перьями. Под вопли лица упавших замертво имперцев окровавили спелую траву склона.

– Эль Тор! – Грегор метнул Мьолнир в казавшийся непреступным первый ряд, выставивших вперёд копья и прикрытых щитами эльфов. Мощный взрыв заставил поредевший строй солдат короля Оберона сверкать желтыми молниями. По земле Дрикилона потекли первые бордовые струи эльфийской крови.

Армии эльфов Темнолесья и империи Рейн столкнулись, наконец, стенами. С первых минут стало очевидно преимущество Эльфийских солдат. Стихийно атакующая Серебряная армия не смогла продавить монолитные ряды воинов Оберона. Напротив, эльфийская фаланга, выставив вперед острия загнутых позолоченных копий разъярённым дикобразом отталкивала назад имперцев. Отбросив армию Грегора почти на самую вершину, фаланга остроухих копейщиков остановилась и по спрессованным Айронлендским рядам выстрелили по команде полторы сотни эльфийских лучников. Следом через присевших на одно колено копьеносцев поочерёдно стали синхронно перепрыгивать сотни эльфских мечников в шлемах наподобие коринфских с зелеными плюмажами и в изумрудных плащах. Началась кровавая баня. Айронлендские мечники, воодушевленные речами Грегора и готовые стоять до последнего, благодаря высоте склона не сильно уступали от природы превосходящим их в рефлексах и давящим числом воинам Оберона.

Тем временем, Лангерд возвел Две ледяные стены, разрезающие толщу эльфийской армии. Диверсионная группа галопом мчалась по ледяному коридору сквозь остроухий океан, словно евреи, сбегающие из Египта. Скачущий на медведе впереди колоны «Моисей с ирокезом» расчищал проход от загнанных в ледяной капкан эльфов ударами молнии, Лангерд подмораживал пытающихся им помещать остроухих залпами ледяных заклятий, испуганных словно брошенные океаном морские твари, оставшиеся без защиты привычной толщи, бессильные перед ногами избранников божьих. Наконец, семеро лучших бойцов Серебряной армии достигли корней Игдрасиля.

– Икарти! – Скорпион, спешившись, покрыл ледяной коркой часть ворот вовнутрь древа, располагающихся между корней.

– Око бури! – Грегор подкинул молот вверх, тот подвис и закружился. Аккумулируя удары молний из грозовых туч, Мьолнир осыпал эльфов яростью шторма, чем не давал помешать диверсантам вломится внутрь святого древа. Лангерд проломил лед ударами кулака, люди по очереди проникли внутрь последним вошел веселящийся Грегор, раскидывающий набегающих Темнолесцев ударами кулаков. Лангерд заморозил проход вместе с пытающимся вбежать внутрь эльфом.

– Стой, долбоебина косолапая! Куда рванул?

Беснующийся Байлу повернул голову к своему наезднику и зарычал. Было видно что внутренности Белого древа ему не по душе.

– Я тебе порычу. Давно мордой в земле не застревал? Остаёшься за главного, Мишаня. Если что-реви мне. Но я думаю, ты тут сам как-нибудь справишься. За мной банда-уебанда, настало время заставить спящую красавицу оторвать зад от перин надолго. -Грегор словно ребенок побежал вперед, не видя перед собой ничего. Остальные еле поспевали за ногами его энтузиазма.

– А пока бежим я расскажу, как впервые встретил вашего отца, сир Грегор. – Сказал Яков. Лангерд находился в полном шоке от способности старца не просто бежать, не уступая молодым, но и говорить, не мешая дыханию.

– Не смей, сука! Ты что на Оберона пашешь? Я до боя откидываться не собираюсь.

– А я всё-таки расскажу, что в тишине то идти?

– Лангерд, молю, въеби ему чем-нибудь!

Они подошли к гигантским золотым воротам, украшенным сюжетами эльфских пророчеств.

– Икарти! Ворота покрылись коркой льда.

Грегор с размаху расколол на ледышки древнюю эльфийскую реликвию Мьолниром, и семеро диверсантов зашли в громадный тронный зал. Потолка в Игдрасиле не было, комната возвышалась в бесконечность. Неиссякаемая мощь природы и изящество эльфийского креатива сплелись воедино в месте силы их народа. Белые волнистые деревянные стены украшены фотографически-точно переданными сюжетами из истории цивилизации, числа им не было, Лангерд не мог опознать хотя бы половину видимых историй, при своем неплохом понимании истории Эннендаля и Родвея. Казалось, на стволе могучего дуба была выделана рукам Темнолесских мастеров каждая секунда истории континента. Пол был вымощен Морилийским кварцем, редчайшим из камней. Его молочная белизна была покрыта пурпурными прожилками, образующими геометрически-поражающие узоры. На всём протяжении круга чарующих стен стояли шесть десятков статуй эльфийских королей.

Ближе к дальней стене зала высился белокаменный трон, переплетённый корнями могучего древа, пробивающими мрамор, на троне сидел чудесной красоты белокурый высокий эльф. Его кукольное лицо, увенчанное терновой короной, смотрело на вошедших безэмоциональными полуприкрытыми пустыми глазами, его веки были замазаны черной тушью, но даже она не смогла скрыть гигантские мешки под глазами короля Оберона II, прозванного Дремлющим, владыки Темнолесья. Его фигуру ласкали четыре нагие эльфийки в вуалях и набедренных повязках, поющие колыбельную хором ангельских голосов. По обе стороны трона стояли два десятка эльфов в белоснежных коринфских шлемах, доспехах и плащах того же цвета. За их спинами ползла плетень корней, позади которой в бесконечную высоту древа возвышался столб синей энергии.

Перед троном стоял небольшой стол, за которым сидел матёрый эльф в бандане, которого Лангерд не добил на Железном тракте, Десница Оберона-Оркрист Остролист-седой скуластый могучий эльф, в белом узорчатом балахоне до пят, Лидер эльфийского банковского клана Мидир Полурукий-среднего роста темноволосый эльф с носатым, вытянутым, похожим на лошадиную морду лицом. Худой жилистый татуированный человек с рыжей бородой, усами, того же цвета, прической с выбритыми висками, голым торсом и кружкой пива в руке. Последним был неопознанный эльф в бордовом узорчатом камзоле и алом плаще. Его золотистые волосы спадали на плечи, перекрывая пару миниатюрных острых ушей, на носу были круглые очки, руки скрыты алыми перчатками, плащ был заколот брошкой в виде цветка лотоса, переливающейся радужными цветами.

Сидящий во главе стола очкарик прекратил говорить, повернул голову к вошедшим и учтиво поклонился. За его спиной стояла лысая абсолютно голая женщина с множеством трубок, соединяющим мозг и открытый участок экзоскелета на спине, металл был обтянут белой кожей. Вместо талии у женщины была колба с синей бурлящей жидкостью, в которой размещалось поддерживаемое трубками сердце, на одной из голых грудей без сосцов была выведена черным цифра «2». Она повернула синхронно с очкариком голову и окинула безжизненными горящими синими глазами без зрачков, подведёнными чёрным, вошедших. Эстетичное бледное лицо её было настолько пугающе инородным, что по спине Лангерда побежали мурашки.

– Так вот собрал Гневко нас и повёл к Лорду, значься, на поклон, выбивать жизни не словом так мечом. – Голова Оберона опустилась, послышался храп короля. Десять секунд он, убаюканный, сладко сопел. А потом вскочил и обратился к шокированным гостям тронного зала, мешки его пропали, от прежней вялости не осталось и следа.

– Принц Делориан, я обдумаю ваше предложение и изложу вам свою волю письмом. Сейчас, не сочтите за грубость, попрошу вас покинуть мой дворец. В иных обстоятельствах, я бы продемонстрировал всю теплоту гостеприимства Темнолесцев, увы, судьба распорядилась по-своему.

– Понимаю, ваше высочество. – Очкастый эльф отвесил отточенный поклон, будто сбежавший со страницы учебника этики. – Желаю вам, джентльмены, прийти к устраивающему все стороны компромиссу. – Обратился Делориан к Грегору и Оберону.

– К моему молоту в его напомаженном гузне.

– Немерия! – Обратился очкарик к киборгу. Лысая женщина вытянула руки в сторону трона и перед ним появился портал из черно-синего пламени. Делориан, Мидир и Немерия зашли в портал, за спиной киборга тоннель захлопнулся.

– Я ждал тебя, свинка, давно хотел поквитаться.

– С парнем своим поквитайся, мерзость. Дядя Коннор?

Из-за стола встал рыжебородый

– Здорово, племяш, мы тут с его высочеством посовещались и решили, что древнему маразматику, а тем более бревноголовому кабану навроде тебя на троне Айронленда не место. Пришли к тому, что на престоле Железных земель- исконно эльфийских территорий, должен править более лояльный коренному населению этого региона Гаскойн.

– Я тебе покажу лояльность коренному населению. Я твои рыжие кусты с ебла тебе в прямую кишку пересажу, гондонище!

– Попробуй, малец.

Оберон встал шлепнул по заду нагую эльфийку, все четыре дамы разбежались по углам, он достал из ножен кривой позолоченный меч.

– Лангерд, бери вот ту жопастую пока шанс есть, с этим шапито мы и без тебя справимся, а такой шанс раз в жизни выпадает, пошёл.

– Воздержусь, милорд.

– Неисправимый кретин. Ладно, парни, и ты, старик, даже не знаю к кому тебя причислять. Отправим по-быстрому на тот свет этих пиздаухих, чтобы Скорпион скорее отчислился из генералов девственных войск. Вперёд!

– Почтенного старца не трогать, мой глаз семнадцать лет не ведал царства Морфея, этот уважаемый муж будет моим старшим придворным колыбельщиком. Остальных на ленты. – Холодно скомандовал король. Эльфийские гвардейцы ринулись в атаку.

– С радостью. Бальдур! Мимолетная весна! – Деревянное кольцо с синим камнем на безымянном пальце рыжебородого заискрилось. Татуировки рун, которыми тело лорда Коннора было покрыто от пупка до шеи, засветились голубым фосфорическим блеском вслед за его глазами, погрязшими в матовой голубизне.

Оберон исчез. Коннор на скорости, оставляя в воздухе голубой след ударил кулаком Грегора, тот поймал кулак, летящий со скоростью пушечного ядра, и оторвал жилистую руку собственного дяди. Тот лишь улыбнулся и тряхнул обрубком плеча, из которого выросла новая рука, он ударил ещё раз, скорость удара сильно возросла Грегор увернулся и замахнулся головой, готовя удар лоб в лоб. Как вдруг оторванная рука, покрытая синими рунами, взлетела и ударила молодого Гаскойна в пах.

Грегор согнулся и получил стремительное колено в кадык, он упал, летающая рука душила сзади. Коннор в прыжке приготовил удар, рука покрылась синим пламенем. Лангерд влетел плечом в замахивающегося Коннора Гаскойна, тот впечатался в древесину. Орлиный рыцарь успел разрубить шестерых стражников Оберона.

Шестнадцатилетний высокий, худой, с вечной скалящийся ухмылкой на лице и хищными, но пустыми рыбьими глазами Щука как фехтовальщик преуспел. Он доказывал своего мастерство, успешно прессуя матерого эльфа в бандане и двух стражников в коринфских шлемах одновременно. Доброслав в черной маске, изрисованной языками пламени, Свенельд, здоровущий морщинистый детина с черным конским хвостом, вокруг которого вся голова была выбрита и Пёнтек в охотничьей шляпе с пером феникса, успевший искусным пируэтом отсечь голову одному стражнику и вспороть брюхо другому взяли на себя ещё потрое солдат Темнолесья. А старый Яков сошелся в дуэли с десницей Дремлющего короля, в которой его опыт и бубнящий себе под нос истории голос, деморализующий оппонента, ничуть не уступали звериным рефлексам белоснежного эльфа, изящно орудующего золотым копьем.

Сын Германа встал, отряхнулся, наэлектризовал молот и приготовился запускать Мьолнир в своего дядю, фехтующего с Лангердом.

– Генерал, слева! – Щука окликнул своего лорда.

Грегор отпрыгнул в сторону, из ниоткуда появился Оберон, размашисто взмахнувший саблей.

– Ты танцуешь со мной, свин.

Грегор с прыжка шарахнул Мьолниром по голове короля Темнолесья, Оберон даже не старался парировать. Удар прошёл сквозь него словно был нанесён по воздуху. Грегор нанёс ещё два удара молотом и завершил комбинацию ударом ногой с разворота. Все удары не возымели никакого эффекта, пройдя сквозь неосязаемое тело.

– Клон? Грегор размышлял в замешательстве – Нет, клон бы растворился после первого же удара, скорее иллюзия, но удар по мне был вполне ощутим. Что он такое?

Оберон сделал восьмерку саблей и нанёс вертикальный удар снизу по касательной, оставив неглубокий порез на гигантском плече Гаскойна. Грегор вытерпел удар для проведения более смертоносной атаки. Он покрыл тело «доспехом бога грома» и нанёс королю Темнолесья удар с головы в лоб. -Судя по всему он становиться материальным во время удара, посмотрим сколько пудры слетит с твоей башки от такого. -Подумал Гаскойн и ударил лоб в лоб, но его голова вновь прошла сквозь нематериального эльфа.

Оберон схватил Гаскойна за руку, сложил другой пальцы в какой-то жест. И лорд стал проваливаться в пустоту. Он как будто летел в черный бездонный колодец, а приземлился на островке, состоящем из скелетов мертвых людей. Остров был посреди бескрайнего чёрного озера. Неба не было видно, это место окружала лишь вороная пустота.

– Добро пожаловать в мою песочницу , поросёнок. За сутки здесь пролетает одна секунда снаружи, так что не будем торопиться. Я буду резать тебя на бекон медленно. – Голос Оберона доносился громовым эхом со всех сторон. – Начнём игру, ты будешь страдать в тысячи раз сильнее, чем страдал мой отец.

– Значит это его карманное измерение. А, вот оно что, пазл складывается. Судя по всему, он переносит своё тело между нашим миром и его манямирком, тем самым становясь неосязаемым. Если так, то даже хорошо, что он перенёс меня сюда, победить его в нашем мире было бы куда затруднительнее. А я думал у меня в голове ужас творится.

Из толщи озера на остров полезли разные хтонические твари, химеры, собранные из перемешанных частей человеческого тела и рядовых предметов быта. На Грегора полетел огромный кухонный нож с гигантскими ушами вместо крыльев. Гаскойн раздробил существо ударом молота. Стая гигантских комаров, летящих на ушах, с человеческими задницами вместо сетчатых глаз, из которых торчала нога как хоботок, жужжа ртами из-под ногтей и ужасающе завывая от самого факта своего существования, наступали на Грегора, вылетая из водной толщи со всех сторон. Сердце Грегора сжималось, силуэты точно таких тварей мелькали в моменты бурь его воображения под кроватью темными ночами в спальне замка. Сейчас он чувствовал себя тем самым ребенком, которого все-таки схватили за руку, когда тот осмелился убедиться в словах успокаивающих его родителей.

– Ранган! – Гаскойн скатал руками комок электрической энергии и кинул его в одну из тварей, представлявшую собой человеческую почку, катящуюся на Гаскойна из воды на двух барабанах, которые были у органа вместо колес. Чудовище тут же проглотило сгусток тока похожей на заячью пастью с двумя полусгнившими резцами и тут же взорвалось. Смерть существа проявила шаровую молнию, осветившую поверхность воды, из которой по костяному берегу сотнями вылуплялись химеры точно ожившая иллюстрация эволюционирующих водных организмов, впервые зародышами знакомившихся с сушей. Шар порхал от химеры к химере и выжигал уродцев разрядами тока. Молнии поражали отвратительных существ одного за одним.

Грегор раскручивал молот как школьник портфель на перемене. Он словно торнадо раскидывал чудовищ, из-под черепов снизу как пружина его вытолкнул в воздух стул, вместо ножек у которого были четыре руки, из сидушки росла огромная воробьиная голова, у которой, в свою очередь, из пасти рос человеческий торс со старческим лицом вместо пресса и ртами вместо плеч. Остальные химеры тут же ринулись в атаку на потерявшего равновесие Гаскойна. Червь, полностью состоящий из человеческих пальцев с пастью полной ногтей вместо клыков, разинул огромный рот, но лорд успел опалить полость его зева пурпурной молнией из пальца до того как оказался в чреве твари. Волны чудовищ неустанно поднимались из пучин тёмного озера. Химеры облепили тело Грегора как полипы, его не хватало чтобы сопротивляться сотням тварей, уже заполонивших своими природе мерзкими телами весь остров костей .

– Шестой лик Индры. Шакра! – Тело Гаскойна покрылось сначала броней бога грома, которая переформировалась в энергетические колья, которые как шампуры проткнули химер, распушив тело лорда в электрического ежа. Три часа Гаскойн дрался на острове черепов, наконец, из воды показались два последних монстра-огромные эластичные часы, которые росли из руки, торчащей из зрачка глаза на котором существо прыгало как на гимнастическом шаре и нос, облепленный бесконечным числом ног, катящийся как перекати поле. Сзади двух тварей возвышался силуэт Оберона, состоящий из чёрной воды.

– Поймай меня если сможешь, свинья. – Силуэт короля скрылся под гладью мертвого озера. Смех Оберона наполнил пустоту кошмара, разливаясь эхом по черному ничему.

– Доспех бога грома, Стимуляция лёгких. – Эта техника позволяла Грегору напитываться энергией из окружающей его динамической среды, в таком режиме тело могло проработать сутки без видимых последствий, кроме Сизифовой усталости, и не нуждалось в подпитке какой-либо энергией, при этом Гаскойн испытывал сильную головную боль и давление в момент действия заклятья.

Он махом молота снёс последних химер, прыгнул в воду за уплывающим вдаль силуэтом и нырнул в непроглядную муть кошмара. Глаз его не мог зацепить ни одного внятного образа в грязном месиве озерной черноты даже в свете электрических доспехов. Лишь проплыв слегка вперед, Гаскойн смог смутно разглядеть впереди огромную пещеру в высоком рифе, на внушительном от него расстоянии, в которую со скоростью заправской акулы заплыл водный Оберон.

Грегору ничего не оставалось, как двинуться в погоню. Он поплыл вперед, держа молот на вытянутых и перебирая ногами. Как, вдруг, его тело в черной воде оказалось подсвечено чем-то точно прожектором, слепящим из непроглядной глубины. Лорд опустил глаза и увидел под собой ослепительно жёлтый глаз с козьим зрачком размером с небольшую поляну. Вода забурлила, глаз исчез и под Гаскойном разинул свою перемалывающую всё вокруг круглую пасть с зубами по всему её жёлобу одноглазый кракен. Сотня зверей узнал в нем так хорошо ему знакомого леопардового североморского титанического спрута. Его мозг сжало в комок, парализованный импульсом страха, окутавшим каждый миллиметр его мозга, обездвиженный, он застыл в тисках.

Единственной книгой из отцовской библиотеки, обожаемой Грегором в детстве, была «энциклопедия чудовищ континента и окружающих его вод» профессора Манескина. Толстенный кирпич, украшенный фантастическими иллюстрациями. На одной из которых был изображен кракен в леопардовой окраске с одним козьим жёлтым глазом, обвивающий одним щупальцем целый корабль и сдавливающий крепкое транспортное судно в щепки точно сгнившую веточку. Тогда эта иллюстрация впечатлила Грегора, и тот два месяца боялся купаться в лесном озере за стенами Фиерфорда.

Сейчас страх детства молодого Гаскойна затягивал его в пасть водоворотом, возможно, чтобы чмокнуть в ирокез Грегора своими восемью рядами клыков- никто не знает. Щупальца огромным лесом пронизывали чёрную водную толщу, заставляя бурлить озеро мутными пузырями. Одно из них толстенным лассо схватило сопротивляющегося водовороту Грегора.

– Срал я на все мои страхи, Эльфийское отродье, придумай что-нибудь поинтереснее. – Сказал про себя Грегор и спустил портки. – Громовая. – Он натужился. Его лицо и тело покрылись фиолетовыми канатами вен, глаза покраснели и округлились. – Глубоководная торпеда! – Из лорда Гаскойна вылетел спрессованный с гуляшом вчерашний осётр, и покрытое аурой молний высокородное дерьмо полетело по спирали в рот моллюску со скоростью снаряда.

Взорвавшийся в глотке экскремент-снаряд взбесил чудовище не на шутку и нанёс ему серьёзный урон. Кракен издал демонически-громкий даже в воде визг, разжал щупальце и начал неистово махать эластичными конечностями от боли и, возможно, оскорбления. Умело лавируя между тентаклями чудовища, Грегор Достиг заветной пещеры.

На другом конце недлинного тоннеля в скале вода была чистой как слеза и темно-зелёной от хлорофилла. Всё видимое пространство занимали взвивающиеся к поверхности стволы водорослей, покрытые жёлтыми глазами с кошачьими зрачками. На той стороне сада глазастой подводной травы была пещера подводного вулкана.

Грегор вспомнил как в одиннадцать лет после смерти матери ему снилось, как он в обнимку с плюшевым черным медведем ходил по ночной непроглядной чаще Дрикилона и не мог найти дорогу домой, его со всех сторон окружали деревья со светящимися жёлтыми глазами, когда он выходил к опушке, то в самом конце леса видел сидящего на коленях взрослого Гаррье, рыдающего, закрыв лицо руками, и кричащего от боли. Когда лицо его брата поворачивалось к мальчику и смотрело на него виноватым, но вместе с тем демонически-желтым кошачьим глазом как у деревьев, сон обрывался.

– Сначала уродцы из-под кровати, потом леопардовый спрут, теперь сад очей. Эта остроухая манда воплощает кошмары детства, сильнее всего отпечатавшиеся на психике, давит на самое больное, моменты когда ты оставался беззащитным недорослем один на один с самыми дикими сторонами своего подсознания. Ладно, сыграем по его правилам.

– Грег, солнышко, закрой глаза, не смотри на водоросли, иначе не выберешься отсюда. Ничего не бойся, я проведу тебя. – Нежный женский шепот зазвучал в голове лорда.

– Голос матери. Техники этой твари начинают выводить меня из себя.

– Он не способен проникнуть в твой разум, малыш, лишь уловить страхи и воплотить их в своем мире. Я не твоя мать, во мне лишь частичка ее души, запертая в твоих воспоминаниях. Я лишь образ защитника, сотворенный твоим загнанным в угол разумом, порождение психики, находящейся на грани. Твоим людям нужна помощь. Следуй за светом и доверься мне.

– Ладно, выбор у меня не велик, если твой очередной фокус, остроухий, это моя мама. Можешь не сомневаться, даже если этот светлячок приведет меня на рандеву к Безликому богу, я начищу ебло сначала ему, а потом и тебе, это я могу гарантировать!

Грегор закрыл глаза, он видел перед собой лишь движущуюся белую точку.

Он плыл, не думая ни о чем.

– Гллл Грлррлерегориехахах, помоги он жжёт мою кожу, яиехехах умираю, братик, спаси, молю, скажи ему, что яиехахах не виноват, только посмотри на него и он перестанет, братик, молю. -У Грегора сжалось сердце. Он слышал голос Альберта в одну из тех самых ночей, когда Гаррье ребенком делал из него живой труп. Когда сердце Грегора разрывалось, но помочь бастарду он не мог. Лорд хотел ринуться на голос и оттолкнуть брата от Альберта, выкинуть клеймо поглубже в пучину озера и не допустить ошибки, приведшей к развалу их семьи, ошибки, стоившей ему десятков бессонных ночей.

– Не слушай, сынок, ни в коем случае не открывай глаза, пока я не скажу. Плыви, плыви ради меня, солнышко.

– Мальчик мой, я умираю, воды, воды, Грегор, прошу глоток.

Грегор рассмеялся.

– Остроухий идиот, батя бы свою чесночную мочу попросил перед смертью. Придумай что-нибудь поинтереснее.

– Он такой большой! Мой король, возьми меня полностью, дай мне своего семени, прошу, я не могу ни секунды больше! Разве я не достойна одного взгляда моего повелителя? – Грегор услышал звук расстёгивающегося корсета, почувствовал запах, который витает после грозы. Он сглотнул слюну. Ему стоило титанических усилий не поднять век.

– Бьёшь ниже пояса, сукин сын.

– Ты умница, мальчик мой, открывай глаза, смотри вперед и только вперед .

Грегор очутился посреди каменного прохода, в конце были видны ступеньки утонувшей лестницы, часть которой возвышалась над толщей пещерной воды. Тоннель сиял красным светом факелов у входа, к которому вела лестница. Гаскойн обернулся назад. Вход в пещеру загородил круглый глаз на тонком стебле с закрытыми зелёными веками, Грегор тут же собрался повернуть голову обратно, но было поздно. Веки распахнулись, и на Гаскойна посмотрел подобный пропасти кошачий зрачок.

Закат. Он стоял в поле , полностью охваченном огнем. Где-то слева в языках пламени лежал и смотрел на Гаскойна бездушным овощем ссохшийся месяц его отца. Справа напоминающий гориллу огромный голем из гнилой плоти и кусков металла дрался с неуступающим ему по размерам мохнатым чудовищем с оленьим черепом вместо головы, глядящим на гориллу пустой глазницей и пожирающим её единственным красным демоническим глазом. Вместо солнца в этом месте была отрубленная голова Лангерда. А вокруг Грегора гигантский хоровод водили танцующие и смеющиеся химеры с арбалетными болтами в головах и бешеными улыбками, поющие веселые песенки голосами детского хора.

Тело лорда Гаскойна пронзал абсолютный ужас. Он не мог пошевелиться. Его настоящая туша висела в воде напротив связавшего его душу всепожирающего ока. Глаза закатились, Доспехи бога грома прекратили действие. Его лёгкие начали заполняться водой, он чувствовал поступь рока, слышал смех Оберона, заглушающий даже хор пляшущих уродцев с арбалетными болтами в головах, пилящих его взглядами дефективных глаз.

Как вдруг перед ним из языков пламени. Сформировался силуэт высоченной плотной женщины с богатырскими, но вместе тем нежными руками, излучающим чистый свет круглым лицом, длинной косой вороных волос с проседью, маленьким носом и такими родными и уютными изумрудными глазами.

–Сынок, я вытащу тебя только один раз, впереди тебя ждёт абсолютный кошмар. Кошмар, который ты должен будешь пересилить сам. Иди вперёд без страха, моё солнышко.

Покойная леди Фиерфорда Астрид Гаскойн одела на средний палец левой руки сына кольцо из слоновой кости, украшенное Морилийским мрамором. Грегор вернулся в своё тело глаз скрылся из виду. Доспехи Бога грома еще сильнее засверкали, сменив цвет молний на фиолетовый, как прожилки на белоснежном камне, украшавшем новое кольцо Грегора. Лорд откашлялся.

Он поплыл дальше, достигнув другого конца пещеры. Взобравшись по ступенькам, выйдя на воздух, он увидел, что лестница ведёт проходу за которым сразу виднелся каменный пирс над лавовой пропастью жерла вулкана. В этом кипящем джакузи сидел, уставившийся на Грегора, вышедшего на мостик, своими глазами красными и полными огня как порталы каминов, дракон, в семь раз превосходящий размерами самых крупных особей своего вида. Его голова размером с дворец с огненными ноздрями окон, гигантской пастью, покрытая черной чешуей и короной из восьми рогов была повёрнута к Гаскойну. В чудовище Грегор узнал очередной свой детский кошмар- Владыку жерла, дракона, персонажа одной из гномьих легенд, услышанной от Морилийского оружейника на рынке в Фиерфорде. Дракон дыхнул на него стеной алого пламени Грегор укрылся, выбежав обратно на лестницу и прыгнув в воду, он заметил Дверь по ту сторону жерла.

– Полёт бога грома до туда не достанет. Походу придётся добираться до того конца прямо по этой твари.

Рядом с Грегором из пламени дракона собрался силуэт юноши с растрёпанными, торчащими во все стороны волосами на вытянутой болезненно худой скуластой голове с римским носом, фактурными скулами, большими сумасшедшими весёлыми изумрудами глаз, один из которых смотрел на Грегора через монокль с потрескавшимся стеклом, был прищурен, быстро моргал. На нём было кожаное пальто Гаскойнов с гербом на груди, левую руку заменял стальной протез, похожий на кисть металлического скелета, а правую ладонь украшала татуировка с золотым скорпионом.

– Альберт, ты тут какого хуя забыл?

– Здорова, родной, я тут ненадолго, но задержать этого червяахахэхэа успею. – Речь проекции Гаскойна прерывалась приступами смеха, во время которых лицо Альберта как будто билось в неистовом приступе. -Твой бой ждёт впереди, не трать силы и оставь его мне. -Лицо Скорпиона-Гаскойна дёрнулось в нервном тике, и он болезненно громко засмеялся еще раз. -Беги, как только я скажу. Голиаф-панк!

Руки Альберта заискрились сиреневыми молниями и Куча железного мусора из появившегося параллельно полу сиреневого портала за спиной младшего Гаскойна , полетев вверх стала собираться в Гигантского железного гориллоподобного голема с железным цветным гребнем на голове. На лбу у него была кабина, в которой расселся Альберт, залетевший внутрь, стоя на куске металла как на сноуборде, который сам же контролировал силами магнетизма.

– Ох, пойдёт щас возня! – Скорпион безумно рассмеялся, потирая ладони. – Шевелись быстрее, Грег! Сауз! – Гигантский летающий на тяге фиолетового пламени из стоп голем, размером с голову Владыки жерла вытянул руку и ударил тонкой сиреневой молнией в лоб Дракону. На мощной голове Владыки появилась метка в виде красного скорпиона. -Норд!– На кулаке гориллы появился синий Скорпион. – Мегнет панч! – Голова дракона притянулась и примагнитилась намертво к кулаку голема. – Е. М. П.! – Альберт запустил электромагнитный импульс через кулак машины в лоб дракону. Его глаза разъехались в разные стороны, огромный язык отвис из огненной пасти.

– Мой импульс спутывает нейроны головного мозга с помощью магнетизма, вызывая на короткое время эффект, схожий с деменцией. Зацени мое соло, ящер. Магниты, сука! А ты шевели окороками своими пивными, мать твою, что залип?

– Надо было малым к вам в шиза-контору идти, может такой же херне бы научился. – Грегор телепортировался на руку машины, взбежал сначала по кулаку металлического голема, затем по голове дракона, лавировал змейкой между шипами на могучей спине слабоумного ящера, расположенными между двумя перепончатыми крыльями размером со стадион каждое. Наконец, взлетел в воздух по шипастому хвосту как по трамплину, не долетев полметра до уступа перед дверью, Грегор начал падать в лаву.

– Дегенерат кривой! – Заорал из кабины голема испуганный Альберт.

– Летящий бог грома. – Грегор вошёл в дверной проём, переместившись к нему во вспышке молний . – Я те, сука, покажу Дегенерата! Намагничу твою губу с нужником, будешь неделю вылизывать. Хер не дорос на меня бочку катить.

Альберт рассмеялся.

– Ничуть не изменился, свинтус. Удачи в бою, братик.

– Заезжай как будет время, сто лет тебя не видели.

– Ну уж нет! Пока в Фиерфорде этот старый пень штаны просиживает, а рядом с ним это одноглазое пугало, я туда ни ногой, дудки! – Невротический смех Скорпиона больше походил на кашель.

Голем с Альбертом распались на языки пламени.

– Вот гнида вредная! – Грегор шагнул в неизвестную темноту двери, он снова падал в бездонный колодец и снова приземлился на остров скелетов посреди черноты озера.

Со всех сторон послышался смех Оберона.

– Браво, поросёнок, я даже немного зауважал тебя. Ты первый, кто прошёл мой небольшой квест, можешь гордиться своей волей. Теперь настало время игры по крупному. Посмотри в глаза ночи, ничтожество!

Чернота пространства вокруг озера загорелась синим огнём, и перед Грегором из черноты озера в свете лазурных огней появился гигантский вороной скелет в капюшоне, покрытом терновой короной, и закованный в длинные цепи, натянутые из пучины озера и откуда-то из пустоты сверху. Колени Гаскойна подкосились и стали биться друг о друга.

– Собраться! Яйца в кулак и вперёд, я не проиграю горящей груде костей! – Тень Грегора заискрилась синими молниями, отделилась от хозяина и шмыгнула в груду скелетов.

Гигантская ладонь пала на Гаскойна, сопровождаемая синим огненным следом, поджёгшим половину острова. Грегор отскочил в пространство между пальцами скелета.

– Ёрмунганд! – Кольцо матери Грегора превратилось в топор из Морилийского мрамора с ручкой из слоновой кости.

Он ударил по горящему пальцу скелета, и костяная рука начала покрываться плесенью белого коралла, приковавшего ванильными оковами демоническую кисть к острову. Скелет пытался вырвать кисть из мертвенных оков, но все попытки были тщетны. Тогда чудовище пустило прикованной рукой струю огня прямо в поверхность острова. Синие огненные столбы толстыми истуканами вырывались из-под ног Грегора, гейзерами раскидывая во все стороны человеческие кости, покрывавшие находящуюся глубоко под завалом землю. Один из столбов настиг Гаскойна, и рука его покрылась рукавом лазурного пламени.

Огонь был холоден, выжимал все соки из тела лорда, он распространялся медленно, но плоть, им поглощённая, не чувствовалась отмершей, она была как бы приставшим паразитом, вросшим в организм враждебным сиамским близнецом, который был создан богами, чтобы напоминать тебе твою ничтожность. Пожирающим все нервные окончания зудом огонь окатывал тело того несчастного, кого лизнул своим лазурным языком.

Грегор взревел в агонии. Вторая титанически-огромная кисть скелета потянулась, чтобы заграбастать Гаскойна. В этот момент лорд думал лишь о быстрой смерти, он зашел по колено в черное озеро, уворачиваясь от хука скелета, в надежде потушить чудовищное пламя. Когда огонь соприкоснулся с черной жидкостью, всё озеро загорелось синим еще сильнее, и ноги по колено покрылись лазурным пламенем. Гаскойн упал в пучину раздражающего огня, она поглотила его полностью. Одна мысль кружилась у него в голове:

– Умереть! Умереть! Умереть! – Все его тело было зудящим прыщом, который хотелось выдавить. А огонь всё не хотел, он не испепелял, не желал пожирать аппетитное тело Гаскойна тысячью синих языков, пламя Оберона не было животным, убивающим из стихийных инстинктов, но было расчетливым педантичным маньяком, питающимся страданиями жертвы. Ни единого ожога огонь не оставил на теле лорда, лишь зудел и погружал Грегора в космический, пустой хлад.

Вдруг, изнутри до грудной клетки Грегора дотронулась костлявая тонкая рука.

– Вспоминай, мальчик мой. – Голос лорда Германа. Зуд ослаб, и память Гаскойна начала рисовать перед его глазами картины из раннего детства. -Он стоял в крошечной, уставленной свечами комнате с бревенчатыми чёрными стенами перед алтарём с вороньим черепом и лежащей на нём размером с валун головой убитого им вепря. Кровь могучего зверя стекала по желобкам на черном каменном алтаре, складывающимся в причудливый узор девятилучевой звезды. Над алтарём висел гобелен, изображающий девять богов, покровителей мира. Отец и сын стояли внутри выложенного колосьями ржи круга.

– Ты, мальчик мой, самый одарённый человек нашей крови. Каждый из семьи Гаскойн рано или поздно отдает свою жизнь в руки Владыки, такова плата за величие нашего рода-бессмертие души за величайшую кровь. На нашем гербе символ всеобъемлющей воли Жнеца. Ты убил животное из его стада и принёс ему свой первый урожай. Никто в таком юном возрасте не дарил душу повелителю. Твоему дяде Коннору было двенадцать, когда он взялся за серп, мне шестнадцать, но в пять лет. – Старик потрепал по голове Грегора, мальчик, уже в пять лет почти сравнявшийся ростом с невысоким родителем светился от гордости.

– Приклони колено, дитя. – Грегор сел на одно колено и склонил голову перед алтарем. Глаза одного из богов на гобелене загорелись красным. Комнату заволокло чёрной дымкой. Ураган красноглазых ворон закрутился вокруг пятилетнего Грегора и его отца. Из черной птичьей бездны перед глазами мальчика появился высокий худой человек с белой как облака кожей, светящимися бордовыми глазами без зрачков. На нём были укрытые плащом из вороньих перьев черные самурайские доспехи. На лице была клювастая маска ворона, закрывающая верхнюю часть лица. За спиной его висела чёрная коса, на поясе по разные стороны торса два зубчатых серпа из такого же вороного металла с красным отливом на лезвиях .

– Владыка Олдрик, прими первый урожай раба твоего, он дарует тебе свои кровь и плоть, душу и мысли, волю и чувства, прося лишь твоего благословения. – Герман упал на колено и смиренно декламировал, склонив голову.

– Малютка Тор, наконец-то, грянул средь ясного неба. – Мертвенно-бледные губы Жнеца расплылись в усталой, приветливой, уютной улыбке. – Покуда жизнь твоя будет ведома мной, никто не сравниться с твоим могуществом. – Бог смерти вытянул вперёд изящную белоснежную правую руку, на мизинце которой сиял серебряный перстень, украшенный желтым овальным камнем, в котором, если вглядеться, можно было бы рассмотреть грозовые облака и сверкающие стрелы молнии. Грегор прильнул губами к кольцу, Жнец по-отечески заботливо потрепал его по ирокезу, пустив по коже мальчика пугающий холодок. Он снял перстень с пальца и дал его молодому Гаскойну.

– Твоя душа-моя, Грегор Гаскойн, не забывай об этом. Жни для меня урожай совестливо, и милость моя тебя не обойдет.

Лорд заглушил немой крик боли, начал про себя шептать молитву.

–Повелитель, дай сил рабу твоему, верному косарю, сбирающему для тебя колосья ржи. Дай крови, тебе подвластной, закипеть в жилах Тора-слуги твоего. Араши-но-Мемфис! – Проговорил лорд трепетным молитвенным шепотом.

Грегор стрелой взмыл в воздух из огненного океана, его кожа стала пепельно-серой, синее пламя развеялось с его тела. Глаза и вены, разрезающие кожу, стали реками фиолетового электричества, бьющего через край. Его наплечник превратился в коралловый нарост цвета слоновой кости. Голову украсила диадема бараньих рогов из коралла, растущих изо лба, а спину два перепончатых драконьих крыла. В руках были покрытый фиолетовыми молниями, от которых воздух вокруг загустевал, молот и мраморный топор.

– Готовься, ушастая шваль, будет больно. Рагнарёк! – Он замахнулся молотом, который держал одной рукой и выстрелил пурпурным лучом молнии из Мьолнира в прикрывшегося нескованной рукой гиганта. Костлявая кисть и часть грудной клетки разлетелись в пыль.

– Горгона! – Он метнул топор в схватившийся за ребра обрубок руки скелета и тот, обросший кораллом врос в грудь чудовища, противник был обездвижен и дико взревел. Грегор стрелой полетел на скелета, пролетая мимо приросшей к острову руки твари, лорд аурой фиолетовых молний испепелил кисть чудовища , Гаскойн завис напротив покрытого капюшоном и короной черепа твари.

– Теперь потанцуем, нашёл тебя, мразь. – Генерал, влетев в глазницу гиганта, насквозь протаранил череп рогами и сквозь гигантскую стену затылка вылетел в обнимку с Обероном. Он швырнул его вниз к горящей воде, но король лесных эльфов из ниоткуда вызвал летающую черную платформу-куб и приземлился на неё. Пустота воды и воздуха, остров скелетов- весь карманный мир Оберона начал линять как старые обои с бетонных стен. Иллюзия рушилась.

Через несколько мгновений лорд и король левитировали в огромной кубической комнате, все шесть граней которой были покрыты квадратами-зеркалами, словно плиткой. И только где-то внизу по зеркальному полу бегал еле заметный синий огонёк тени Гаскойна. Повсюду в этой комнате лесной эльф подвесил телекинезом огромные чёрные кубы, шары, цилиндры, пирамиды, на которых и происходила воздушная дуэль двух мастеров ближнего боя.

Телекинезом эльф кидал в летящего на него демонического Гаскойна гигантские стереометрические фигуры, словно беснующийся ребёнок детали пирамидки. Грегор даже не уклонялся. Покрытое пурпурной бронёй из молний мощное тело Айронлендца таранило насквозь снаряды, расщепляя их в пыль аурой. Эльф покрыл свою саблю циркулирующими потоками воздуха. Они скрестили оружия в клинче. Зеркала пошли трещинами от столкнувшихся сил, карманный мир разлетался в дребезги.

Фехтующие на огромной кубической платформе бойцы летели через фрактальное квазипространство будто сквозь коллективный галлюциногенный бед-трип. Наконец окружение куба свелось к более понятной радужной спирали, по которой куб летел в подобие чёрной дыры. Наконец, Грегор и Оберон очутились в тронном зале Игдрасиля снова.

– Неплохо, признаю, но ты остаешься всего-навсего низшей свиньей. Отвратительному примитивному мозгу человека меня не одолеть.

Время действия Мемфиса Грегора прошло, он принял человеческую форму, его покрасневшая кожа была покрыта вздутыми от напряжения венами, у лорда пошла тяжёлая отдышка.

Высокий эльф грациозно нанёс удар клинком запыхавшемуся лорду, он проткнул бы саблей бок Гаскойна, если бы в ответ не получил топором в грудину и не перенёс себя в другое измерение. Нематериальный меч прошел сквозь тело Грегора, не нанеся ему никакого урона. В свою очередь, топор лорда прошел сквозь нематериального Оберона. И облепил его торс коралловыми оковами.

– И как ты собрался побеждать меня, хрюшка? Я могу стоять тут, покуда солнце ни зайдет на востоке, ты же еле на ногах держишься. Сдайся уже и сдохни. Не задерживай короля, у него дел хватает.

– Готовьтесь встретить папочку, ваша заднепривадность. Третий лик Индры!

Настоящий Оберон парил в воздухе в зеркальной комнате. Как вдруг обернулся и увидел летящего на него с занесённым молотом громового клона. Король Темнолесья в ужасе заорал. Реальное тело Оберона не могло повелевать карманным миром. Лишь на время меняться с его копией, ни сбежать, ни изменить реальность он не мог.

– Грозовые врата, Межпространственный! Громовой! Пиздюль! – Оберон материализовал тело Его грудную клетку разнесло Ёрмунгандом и коралловыми оковами. Король, разрезанный по пояс, упал на пол. Фонтан бордовой крови и след от кишок пытающегося уползти Оберона добавили красок на белый мраморный холст.

– Господин! – Эльфийка в вуали подбежала к своему королю и начала сшивать его туловище и ноги с помощью голубых энергетических сфер вокруг её кистей.

– Невозможно! Человек, меня одолел человек, отец! Отец! Я убью тебя, Гаскойн, ты слышишь, воскресну и убью, плевать как, ты не выйдешь живым из этого дворца. – Лепетал Оберон в слезах, сплевывая кровь.

– Аж блевать тянет. Убийца двух Оберонов звучит слишком громоздко, бардам будет тяжело слагать песни. Исчезни, мерзость. – Грегор плюнул на короля и пошел к Лангерду, раскручивая молот.

– Лорд Грегор, ваш отец приказал его пленить! – Заорал Яков.

– А, точно! Стоять, падла остроухая! – Было уже поздно, Оберон восстановился достаточно, чтобы обе части короля и эльфийка скрылись в его карманный мир, а на месте короля появилась его нематериальная копия, прыгнувшая в энергетический луч за стеной корней у трона.

– Плевать. Что-то я притомился. -Грегор, раненный в бок, плашмя рухнул на пол и захрапел.

– Полковник, эльфы отходят, похоже, генерал Гаскойн поверг Оберона.

– В атаку! Нельзя терять ни секунды преимущества.

– Сер, в данной ситуации разумнее было бы перегруппироваться. У них всё ещё численное преимущество. До прихода армий лорда Коннора и генерала Гаррье разумнее было бы удерживать позиции и растянуть время, войдя в следующую стадию сражения с минимальными потерями. Таков приказ главнокомандующего Германа.

– Сержант, напомните мне моё звание.

– Полковник, сер.

– А теперь скажите мне, с каких пор сержанты стали приказывать полковникам?

– Но это не мой приказ

– В отсутствие генерала, его обязанности переходят старшему по званию. Милорд отдавал приказ, не зная текущей обстановки. Ещё одно пререкание и вы будете вздернуты за измену, сержант Глик. Я ясно излагаю мысль?

– Так точно! За мной ребята, не давать спасу феям!

Имперцы погнали армии Темнолесья в глубь котлована долины. Казалось, эльфы только этого и ждали. С холмов с криками выбежали полторы сотни Айронлендцев с оторванными от пальто гербами. Мятежный полк Коннора Гаскойна и две с половиной тысячи воинов Оберона зажали в клещи восемь сотен солдат Серебряной армии.

– Я дам вам ровно минуту, лорд Коннор.

– А думаешь она у тебя есть, насекомое? Бальдур!

Тело Коннора разорвалось на две части, обнажив позвоночник и грудную клетку, Гаскойна. Недостающие части тела мгновенно регенерировали. Перед Лангердом стояли два абсолютно одинаковых рыжебородых Гаскойна, покрытых голубыми фосфорными татуировками.

– Разгар лета! – Татуировки и глаза лорда и его клона засветились салатовым. Правый Гаскойн стал прозрачным, превратившись в ледяной каркас, холодцом поддерживающий органы тела, видные через голубое желе льда. Левый Коннор стал бурлящим от огня рубиновым компотом.

Огненная модель атаковала Лангерда левым хуком, от которого Скорпион без труда уклонился. Из татуированного предплечья вырвались огненные хлысты, связавшие Скорпиона. Второй бородач пустил правой рукой в пол голубую энергетическую струю, вокруг Лангерда появились четыре прозрачные ледяные стены и начали сжиматься, спрессовывая тело Орлиного рыцаря, огненный Коннор подпрыгнул вверх, он сконцентрировал пламенный поток вокруг кулака и, ударив воздух в направлении Ди Ланфаля, запустил в скорпиона огненный поток.

– Влациус! – Ледяные стены перестали сжиматься и срослись в купол, защитивший Лангерда.

– Интересно, я могу контролировать лишь синтезируемый из моего тела лёд. Он управляет собственным, природным и даже чужими синтетическим элементами. Драться против него будет не просто. -Подумал лорд.

Клон льда приложил ладони к земле.

– Плакучая осень. Догорающий закат! – Двойник из ледяного хрусталя с внутренностями превратился в солидного буратиноподобного Коннора, состоящего из древесной коры с бородой и волосами из мха. Покрывшись древесной корой, руки лорда вросли в землю, внутри купола разрослось безлистное дерево, расколовшее его на льдинки и пытающееся пронзить Лангерда острыми ветками. Как только Орлиный рыцарь оказался вне досягаемости прутьев на него обрушился град новых атак: огненный клон отправил в него град пламенных шаров, древесный Коннор, превративший левую руку в деревянный молот, напрыгнул с ударом руки-орудия на Скорпиона.

Уклоняясь от удара, Лангерд был отброшен к стене огненным шаром, но врезаться в неё не успел. Оторванная рука с синими татуировками, из которой уже успело отрасти плечо, и левая часть груди подбросила невероятным по силе апперкотом Ди Ланфаля в воздух. Где подпрыгнувший Коннор, сложивший руки с оттопыренными пальцами в «Акулью пасть», запустил в скорпиона гигантский огненный снаряд в виде тигра. Лангерд успел защититься от заклинания, покрыв тело ледяной бронёй, но растаявшая от жара корка льда не спасла его от последующего метеоритного хука оторванной руки, впечатавшего его в землю. По приземлении Гаскойн и не думал останавливаться, он на скорости попытался ударить хай киком скорпиона, но тот поймал его ногу и бросил лорда в стену. Напрыгнувшего древесного бородача он впечатал в пол «вертушкой» в рёбра.

– Ваше время вышло, милорд. – Синяя татуированная рука с кольцом Бальдура, перебирая пальцами выбежала из зала. Лангерд отгородил себя и рыжебородого от остальных Айронлендских диверсантов ледяным барьером. Он воткнул меч в мраморный пол, сложил ладони вместе.

– Всеотец, даруй мне мощь севера. Хиё но Мемфис. – Шлем Лангерда сросся с лицом в покрытую белым опереньем желтоклювую орлиную голову со светящимися синими глазами. Доспехи цвета ночного неба стали белоснежными, а узор на них из золотого прозрачным. Вокруг его тела появились пушистые белоснежные облачка, а вокруг клинка сверлом дрели закрутился снежный вихрь.

– Криохазард! – Всё вокруг Лангерда стало покрываться коркой белого матового, непохожего на его обычный прозрачный, льда. Огненный Коннор пытался пробить брешь в барьере, но также ставший белым лёд ограждения не поддавался даже огню, в считанные мгновенья оба бородача превратились в белые ледяные статуи с застывшими гримасами ужаса на лицах.

Настроенный серьёзно Лангерд закончил бой за пару секунд. Орлиный рыцарь принял человеческую форму, перевоплощение ни капельки не сказалось на его выносливости, в отличие от Грегора, встававшего с трудом на ноги. Лангерд Кулаком разбил ледяную статую, вторую раскрошил, бросив в неё коринфский шлем одного из убитых эльфийских солдат.

– Слияние Мемфиса. Не думал, что увижу своими глазами мощнейшее из заклятий. – Сказал Щука Свенельду, отрубив голову в этот момент одному из гвардейцев Оберона.

– Заклятье кого? – Вопрошал Свенельд, протирающий от крови клинок.

– С дуба рухнул? Величайший чародей всех времен. Школы пооткрывал по всему континенту, считай, в моду колдунства ввел. Как все с его мощи прихуели, так и побежали за книжками пыхтеть и заклятья на курицах тренировать. Величайшее его творение- слияние, что-то на подобие молитвы, только ты не в стену бубнишь, а бог тебя в натуре слышит и ненадолго сливаетесь вы с ним в единое целое. Только цена высока больно.

– А я потяну, думаешь? Хоть куда мужчина сам собой, так то. – Мечтательно сказал Свенельд.

– Куда те, дубина стоеросовая. Цена за слияние-бессмертие души. Как помрешь тебе ни рая, ни мира теней, ни шанса переродиться, будешь подкормкой для мощи своего бога-покровителя.

– Ну и нахер мне эти ваши Мемфисы не упали, мне моей сабельки-во! За глаза.

– Неплохо ты его, Скорпион. Но падла выживет, его рука пробежала мимо меня, а для успешной регенерации ему и пальца хватит. -Грегор, тяжело дыша, поднялся с земли.

– Чёрт с ним. – Скорпион смущённо улыбнулся, но вдруг его лицо резко побледнело. – Грегор в сторону! Он кинулся заслонить мечом Гаскойна, но было поздно. Мощную волосатую грудь лорда пробило сверхзвуковым арбалетным болтом, за которым тянулся желто-розовый след. Сотня зверей обернулся. Его кожа побледнела, изо рта вылетела кровь.

В зал вошли шестеро. Показывающий инкрустированные бриллиантами зубы улыбкой светловолосый мужчина не сильно ниже Грегора. В бархатном цвета Тиффани камзоле до пояса с серебряным узором, под цвет камзола плаще, рапирой на поясе, черных круглых очках и золотой цепью с медальоном, на котором был орнамент в виде обнажённой двухвостой русалки в диадеме-герба великого дома Дрейк-верховных лордов Мистленда и хозяев замка Наутилус.

А позади него в свою очередь шли пятеро солдат Гаскойнов в черных масках, изрисованных огнём. Рядом с верзилой шел одноглазый мальчишка из таверны, направивший на Грегора арбалет «Хеймдаль». Паренек распался на ворон, закружившихся вихрем, когда птицы разлетелись, в той же позе что и мальчуган с тату песочных часов на пальце уже стоял во весь рост лорд Гаррье Гаскойн с каменной физиономией. Грегор упал навзничь, поднялся кое-как на четвереньки, харкнул кровью.

– Это что за нахуй, шлюха лысая?

– Здорова, Грег. Ты прости, но мы тут с Гаррье порешили, что Айронленду нужен новый лорд, который страну в карты не проиграет и не пропьёт, с живым тобой на троне наши планы, увы, не вяжутся никак. -Лорд Натаниэль Дрейк быдловато сплюнул, приподнял очки и выжег голову алыми лучами лазеров из глаз фехтующему с утомившимся Яковом деснице Оберона. -Так что, братан, давай без глупостей. Ни я, ни тем более Гаррье против тебя ничего не имеем, все лишь во благо империи. Не парься всё будет быстро, ничего не почувствуешь, я гарантирую.

– Слышь, клоун, вы одной детальки не учли, революционеры хуевы. Я ваш голубиный дуэт могу хоть сейчас одним ударом распидорасить. -Глаза Грегора заискрили молниями, Натаниэль положил руку на рукоять рапиры на поясе.

– А давай. – Дрейк улыбался бриллиантовыми зубами. Скорпион рванул к Дрейку, встал между ним и Грегором, выставил клинок вперед.

– Вы не тронете его, милорд, пока жив я.

– Полегче, Скорпиоша, негоже столь праведному рыцарю поднимать клинок на слугу императора. -Натаниэль медленно кончиком пальца отвел в сторону клинок Лангерда, все время улыбаясь сверкающими зубами.

– Единственное, что важнее клятвы для меня-жизнь дорогого человека, лорд Натан. Вам меня не понять.

– Выбирай слова осторожнее, бастард. – Лоб лорда Дрейка покрылся паутиной вен, улыбка растянулась еще сильнее. сквозь темные стекла очков стали видны два красных огонька.

– Лангерд, стой. Все назад. Это дела семейные. Если тебе, долбоебина лысая, какой-то сраный стул важнее меня. Так тому и быть. Что ни сделаешь, чтобы побаловать любимого братика. – Грегор сел на колени, склонив голову перед братом. На Гаррье не было лица. – И это что получается, я этого болвана Крига что ли за зря порешил?

– Эта тварь нам мешала в другом деле, пришлось убить двух зайцев одновременно. – Сказал одноглазый генерал, голос Гаскойна-младшего дрожал.

– Да у меня уже нет сил удивляться. Я твой. – Грегор закрыл глаза, но через мгновение воскликнул, вскочив. – А, стоп, нахуй! Раз у вас тут такая гуманная, клиенто, сука, ориентированная экзекуция, моя последняя воля. – Натаниэль усмехнулся. – Вы, месье, меня весьма удивили, так что слушайте, будьте так добры, внимательно. Во-первых, моего кента-Скорпиона и остальных не трогать, суки! Пускай по домам звездуют, они не причём и нихуя никому не скажут. Второе, чтоб с батькиной головы волос не упал, пускай сидит у себя в чулане- чесночной блевотней захлёбывается, спицами вяжет, но, чтобы умер в своей постели с кружкой чая и шлюхой на сморщенном члене не раньше, чем в девяноста. И, в-третьих, если ты, одноглазое чучело, хоть пальцем тронешь Альберта, я с того света вернусь, чтобы оторвать твою безмозглую лысую башку и на рожу твою натянуть твой шоколадный глаз, чтобы с единственным настоящим его познакомить, ты понял? Я тебя спрашиваю, епта, циклопище!

– Понял. – Губы Гаррье задрожали, веко задергалось, он поднёс арбалет к виску брата.

– Это безумие, Грегор, одумайся!

– Спокойно, Лангерд, на брата я руку не подниму. Моя воля такова, не спорь с лордом.

Лангерд кивнул, сдерживая гнев и слезу.

– Нормальный ты мужик, Скорпион, развлек меня под конец деньков так, что и помирать не стыдно. Передай Урсуле, что я её до гроба любил и трахни кого-нибудь наконец-то!

– Давай, Грегор, пока меня ждешь переимей там всех демонесс как следует.

– А то, чем там еще заниматься. До встречи, брат. Надеюсь не скорой.

Гаскойн опустил голову. Арбалетный болт над его ухом неумолимо раскручивался. Гаррье не сдержался, слеза потекла по его щеке, он покраснел как осенний лист и начал задыхаться.

– Я…Я не смогу! – Гаррье истошно заорал.

– Соберись, шаг до мечты, его печень всё равно долго не протянет, ты его страдания облегчишь только. -Улыбающийся Дрейк похлопал товарища по плечу. У младшего Гаскойна проступили вены, он начал дышать часто как паровая машина.

– Люблю тебя, мелкий ты одноглазый ебень.

– Прости, прости, прости меня.-Гаррье сквозь слезы орал, надрываю глотку. – Биврёст!

Грегору наотмашь снесло голову радужным лучом. Бездыханное могучее тело упало на мраморный пол.

– Пойдём отсюда, Ди Ланфаль, мы здесь лишние. – Сказал Дрейк, удаляясь из зала. Один Гаррье остался в бесконечно-высоком тронном зале Игдрасиля. Гаскойн сидел на коленях и рыдал, уткнувшись лицом в широкую грудь брата. Отделенная с закатившимися глазами голова Грегора откатилась и смотрела на Гаррье весёлым взглядом пустых глаз с растянутой нежной улыбкой и арбалетным болтом в левом виске.

Герман сидел на стуле с высокой спинкой, покрытой шкурой кабана в своём небольшом кабинете с каменными стенами, дубовым столом, заваленным письмами и бумагами, на котором стоял рельефный канделябр и вороний череп. На стене над камином висели головы чучел разных животных от тетерева до медведя, стена напротив была закрыта книжным шкафом, на каменном полу лежала белая медвежья шкура. Дверь из тёмного дуба, напротив стена, почти полностью отведенная под большое окно. Владыка Айронленда картинно сидел напротив окна и смотрел на сгущающиеся над Полями-Стервятниками чёрные тучи.

– Входи. – Герман не повернулся к постучавшемуся слуге.

– Милорд, вести с фронта. Ваш младший брат нас предал и заключил союз с эльфами. Его мятежная дивизия и армия Темнолесья взяли солдат Серебряной армии в клещи, но силы Натаниэля Дрейка и вашего среднего сына уровняли шансы на победу. К сожалению. – Слуга помялся. – В ходе сражения ваш сын Грегор героически пал от эльфийских стрел.

– Вон. – Безэмоционально сказал старый лорд. Как только дверь за пажом закрылась, он встал, подошёл к шкафу, достал с полки «Историю великих домов Рейна» . Шкаф отъехал чуть назад. Герман слегка оттолкнул его, тот легко поддался и открылся как дверца. За шкафом была недлинная винтовая лестница, ведущую в комнату с алтарём и гобеленом с девятью богами. На алтаре стояла отрубленная засохшая красная кисть с длинными ногтями, на безымянном пальце которой красовался чёрный перстень, украшенный крупным овальным изумрудом. Грегор снял кольцо и надел его на свой длинный ссохшийся палец, он поднялся обратно в кабинет, с разбегу прыгнул в окно, когда его тело находилось в положении, параллельном земле, лорд повернулся вокруг своей оси, обернулся зеленоглазым вороном с кольцом на правой лапе и устремился в сторону верхушек таинственно стоящих на фоне серого неба деревьев Дрикилона.

Над оврагом Игдрасиля нависла тень гигантского корабля без мачт из белого дерева с зелёным полотном дирижабля вместо парусов. На мостике стоял матёрый загорелый чернобородый мужчина в треуголке с плюмажем, в длинном камзоле с золотыми эполетами поверх волосатого торса в шрамах, на ногах его пестрили цветастые панталоны, лакированный сапог был надет на левую ногу, вместо правой красовался тисовый протез. Его глаза, на один из которых нависла кудрявая чёрная прядь, источали неиссякаемую уверенность, спокойствие и задор.

– Вперёд, пацаны, Серебряные достаточно попотели, покажем эльфам как действует Платиновый флот!

– Есть, вице-адмирал Тич! – Трап корабля опустился и, разбежавшись на нём, в воздух взмыла эскадрилья кавалеристов в переливающихся зелёным серебряных доспехах верхом на мышастых пегасах. Две сотни эльфийских стрел сбили лишь пару летучих всадников, остальные со скоростью сапсанов небесной карой пикировали вниз, навострив мечи. Воздушная конница на скорости рассекала одного эльфа за другим, так, что лишь редкий боец Темнолесья успевал нанести всадникам на пегасах ответный урон.

– На посадку! Канониры заряжай! – Некогда самый разыскиваемый по всему континенту пират, ныне лорд, один из лучших стратегов имперской армии, капитан «Икара», правая рука Натана Дрейка и вице-адмирал Платинового флота Эдвард Тич словно искусный дирижёр регулировал темп мелодии кровавого оркестра, он упивался каждой секундой раскинувшегося с палубы его корабля вида сражения. – Залп! – Семнадцать Пушек по правому борту, почти приземлившейся громадины-«Икара» разразились оглушительным залпом, сопровождающимся серией взрывов, сильно проредивших отступающие войска Темнолесья. Днище «Икара» коснулось земли. – Десант, приготовиться! Бордовые вперёд! По команде Эдварда носовой трап опустился, и из пасти корабля выбежала сотня Айронлендских кавалеристов.

– Урааа! – Воспрявшие духом бойцы Серебряной армии ринулись в атаку на улепётывающие тысячи эльфов. В свою очередь всадники Гаррье ринулись на мятежников из Айронленда. Вдруг, со стороны леса показалась маленькая приближающаяся черная точка. Лорд Герман спикировал прямо в самую гущу сражения между догоняющими Серебряными и выполняющими перегруппировку Темнолесцами. По прилёте Гаскойн тут же обернулся луноликим стариком.

– Хель! Отряхивай песок, старушка, станцуем наш последний вальс. – Он стоял один перед целой армией эльфов. Позади него были остановившиеся бойцы его армий.

Кольцо Германа превратилось в гигантскую косу из чёрных костей, её лезвие было похоже на голову клювастого ибиса. У изголовья были по разные стороны лезвия два треугольных зелёных камня, имитирующих глаза. Герман запрыгнул на лезвие воткнутой мачтой в землю косы в позу орла укусил себя за палец, небольшая струйка крови потекла из его скукоженной подушечки. Он поднёс раненный палец ко рту, пригубил собственной крови.

– Прими последнюю жатву, владыка. Чи но Мемфис. Танец короля ада! -Герман принял демоническую форму из рассказа Якова. Он с двух рук замахнулся косой, сжав древко так сильно, что оружие, напитавшись энергией, засветившись зелёным огнём, выросло вдвое, коса была будто живым, вечно голодным до крови существом.

Кшешко снёс голову молодому Айронлендцу с оторванным шевроном герба и оглянулся, у него отвисла челюсть. Медленным, разрезающим пространство ударом Око над войной рассёк воздух, чем вызвал гигантскую волну зелёной энергии во весь овраг. Удар «Хели» превратил всех бегущих впереди эльфов в зелёную пыль, но самое страшное было впереди. Энергетическое лезвие разрезало Игдрасиль как колосок ржи.

Величественный белый ствол, достающий до небес пурпурной кроной, начал медленно падать на землю в противоположную от сражающихся сторону. Все бойцы замерли в ужасе. Полтысячи оставшихся в живых солдат Оберона упали на колени с выкатившимися глазами и белыми как снежное покрывало лицами. На их глазах рушился символ древнейшей на континенте цивилизации, знак вечности, бессмертия, абсолютной гегемонии детей Рейдриара на континенте, превосходства их над всеми остальными расами и самое главное- надежды и уверенности в собственном величии. Подарок эльфам от богов был уничтожен единственным ударом дряхлого старика.

Облако пыли окончательно затянуло поле битвы. В дымке сверкали полосы зелёного огня, нарезающие эльфов в салат. Воины Темнолесья даже не сопротивлялись. После пяти минут чудовищной резни облако осело и пять десятков выживших эльфов пожалели о том, что вихрь изумрудного огня не унёс их на тот свет. На их глазах тянущийся до неба столб голубой энергии- сердце Игдрасиля, мост, по которому души упокоенных эльфов добирались к своему создателю, таял на глазах и оседал в овраге дрейфующими голубыми светлячками-искорками. Айронлендцы вытянули руки с мечами к небу. Те, у кого были головные уборы, начали кидать их в воздух.

– До смерти буду пить чесночный чай, если так же научусь! Ура лорду Герману! – Орал Пентек.

– Ура! Ура! Ура! – Тысяча мужских басов беспрерывно скандировали хвалебные выкрики Гаскойну. Сам старый лорд лёг на спину у одного из корней по разные стороны от ворот Игдрасиля, ставшего теперь великим белым пнем. Он принял человеческую форму и, казалось, постарел лет на двадцать, теперь его месяц походил на голову мумии, по иссушенным щекам Германа потекла жёлтая слеза. Он был у корней абсолютно один. Ворота Божественного древа, отворились, из высоких коридоров вышли трое: Бледный как смерть шатающийся Гаррье с каменным лицом. За ним шли рыдающие Свенельд и Щука, несущие за ноги и руки огромное как скала тело «Сотни зверей», в руках Гаррье была безжизненная улыбающаяся голова Грегора, старшего сына Германа Гаскойна, законного наследника замка Фиерфорд и всего Айронленда, героя битвы в овраге Игдрасиля, убитого собственным братом.

– П…по…подойди, Гаррье. Обессилившим голосом сказал старик. -Покажи его.

Младший Гаскойн жестом приказал поднести носилки к отцу. Старый лорд приложил два дрожащих пальца к груди сына в надежде почувствовать хоть малейшую пульсацию безголового тела. Герман вознёс глаза к небу, уголки его рта обвисли, сам рот приоткрылся, но не в силах выдавить крик, сомкнулся в новь. Остатки жидкости организма засверкали слезами по лабиринту морщинистых скул.

– Почему мы любим кого-то из детей больше? Даже владыкам неведомо. Ты должен был быть дланью рассудительности, сдерживавшей его буйство, поэтому я сам приучал тебя к жизни железной рукой. Ты так похож на меня, сын, ты даже не представляешь. Грегор был другим, он мальчишка, ребенок, как и его мать, весь мир был его песочницей, а он-самым светлым и чистым строителем песочных замков. Моим мальчиком. Я надеюсь на тебя, Гаррье, но не надеюсь на твое прощение. Я всегда любил тебя меньше, и этого стыжусь. Проживи жизнь достойно, у тебя есть всё, чтобы стать лучшим лордом Айронленда за всю историю империи, я надеюсь на тебя, сынок. Прости, что именно я был твоим родителем и не вырасти чудовищем как твой отец. Кончай меня.

На лице Гаррье и мускул не дрогнул. Он подкинул вверх перстень с зелёным камнем и наставил арбалет на старого лорда.

– Храни мою кровь и память, сын. Ты-Гаскойн, не забывай.

– Я убил Грегора. – Гаррье положил голову брата на землю и стянул с пальца кольцо с изумрудом, сердце лорда Германа надорвалось после крика отчаяния. – Один! – Пропитанный ядом арбалетный болт, пронзивший застывший в ужасе глаз старого лорда насквозь, разъедал черно-зелёными пузырями кислоты месяц головы старого Германа. Гаррье снял черное кольцо Хели с пальца отца, бронзовое ожерелье в форме глаза с шеи, застегнул его на себе. Он пошел на встречу армии.

– Народ Айронленда. – Голос Гаррье разнёсся эхом по всему оврагу. – На колени перед вашим новым повелителем.

Глава 5 «Дворцы, лорды, перевороты»

Лангерд ехал по мощеной желтым кирпичом дороге вдоль канала, по которому, рассекая воду, отражающую солнце в зените, плыл высокий пожилой гондольер в шляпе с пурпурным пером и насвистывал тоскливую мелодию сквозь щели в зубах. Октавиан отцокивал рваный ритм восемью копытами по кирпичам, а Скорпион задумчиво глядел на рябь канала. Длинные нежных пастельных цветов дома тянулись вдоль гигантской паутины каналов, со стен этих сказочных жилищ часто свисали обильные виноградные грозди, а каменные заборы, их отгораживающие, были укутаны лозами.

Длинные лавки с пёстрыми навесами тянулись бесконечным кольцом вокруг центральной площади, посреди которой стоял огромный медный памятник императору Николасу VI, высокому, бородатому мужчине со «стрижкой сёрфера» под небольшой короной, в чешуйчатых доспехах, с огромным трезубцем и маленьким рогатым драконом, ласково вьющимся в окаменелом силуэте у ног застывшего императора.

В Рейнфелле можно было купить всё от пестрых экзотических фруктов, растущих в девственных джунглях, где человеку не выжить и дня до гномьего оружия, способного сокрушить небеса, диковинных животных, непохожих ни на один известный вид и первоклассных Намийских рабов, покладистых как плети и крепких как лошади.

Уличный бард, любимец публики воспевал недавный подвиг солдат при Темнолесье. Трупа бродячих артистов развлекала публику удивительными акробатическими трюками, жонглированием факелами. Бродячие художники-натурщики, раскинув палитры, соревновались в описании умопомрачительной красоты раскинувшегося перед ними вида. А любоваться было чем, по выходе с площади и после подъёма по узкой улочке, зажатой между украшенными фактурными барельефами домами первых богатеев города можно было увидеть Замок Рейнфелл, возвышающийся на многослойном торте городского сердца.

Первым коржом многослойного пирога-Жемчужины империи был Мраморный мавзолей Иеронима-гигантское белое здание с призматической крышей, украшенной статуями, изображающими восьмерых богов, поддерживаемой шестьюдесятью четырьмя мраморными рифлёными колоннами, попасть в мавзолей можно было лишь взобравшись по мраморной лестнице из двух сотен ступеней. Говаривали, что бесконечные корни крипты этого древнего здания, уходящие глубоко в землю, хранили останки первого из людей.

Вторым слоем были висячие сады Селены. Обширный зелёный лабиринт из самых причудливых растений, в центре этого зелёного клубка располагались некогда покои прославленной императрицы, где потерял голову во всех смыслах ни один заблудившийся воздыхатель. А вишенкой на торте был охристый замок с множеством шпилей, один из которых, казалось, мог бы спокойно поскрести кратеры луны. Множество мозаичных окон дворца преломляли золотые солнечные лучи.

Лангерд лишь спустя полчаса подъехал к обшитым металлической клеткой дубовым воротам высотой с Фиерфордскую стену. Гигантские створки ворот приветливо, но медленно с адским скрежетом закрылись за рыцарем, он оказался в бесконечно высоком коридоре, освещенном с двух сторон через мозаичные стекла огромных окон, фильтрующих солнце бордовым. Каждое из окон было окружено кажущимися алыми в искривленных лучах песочными статуями титанов, стоящими вместо оснований колонн и поддерживающих их верхушки. Пройдя по длинному коридору, Скорпион попал через ещё одни золотые ворота, на которых были выкованы солнца с человеческими лицами- гербы императорского дома в тронный зал. Ворота отворили перед Скорпионом два рыцаря с длинными пиками.

Перед взором Лангерда раскинулось пустое помещение с невероятно высокими стенами и потолком, передающим туманность звездного неба, со всеми его созвездиям и небесными телами в динамике. Потолок постоянно менялся в соответствии с текущей картой космоса, то и дело на нём пролетали маленькие хвостатые кометы и крошки-метеоры. Посреди дальней стены зала стоял трон, выделанный миллионами разноцветных камней, из спинки которого в космическую высоту тронного зала поднимался лабиринт серебряных труб.

Посреди зала стоял, заложив руки за спину и уставившись на трон, невысокий болезненно-худой молодой человек лет семнадцати в шелковом бирюзовом узорчатом жилете, из-под которого торчали нежно розовые рукава, под цвет которых, в свою очередь, был подобран длинный, покрывающий плечи плащ. Мальчик повернулся, его скуластое худое овальное лицо было большим и вытянутым, похожим на лошадиное. Длинный приплюснутый нос, тонкие губы, золотистые брови, ухоженная зализанная прическа цвета спелых колосьев овса подчёркивали его металлически-серые глаза, полные любопытством и не по годам огромной силой. На поясе мальчишки висел лисий череп.

– Милорд десница. – Ди Ланфаль поклонился.

– А, Лангерд, мы ждали. – Приветливо сказал парнишка. – Поздравляю с успешно прошедшей операцией в Темнолесье и приношу соболезнования об утрате друга, я слышал вы с лордом Грегором были близки.

– Благодарю.

– Император желает видеть вас сейчас же, пройдёмте за мной. – Скорпион проследовал к серебряной неприметной двери с орнаментом великого солнца.

Десница приложил перстень к двери, и та отворилась. В сущности, покои императора походили скорее на огромный балкон. В середине их красовалась купель, от которой исходили пахнущие пихтой и можжевельником испарения. Купель была в форме шестиугольника, со всех сторон обрамленного трехступенчатой лестницей. По песочным колоннам у тыльной отсутствующей стены комнаты сползали щупальцами лианы хищной виноградной лозы, с огромными светло-зелёными гроздями. Между колоннами тянулась охристая балюстрада.

Около восточной стены стояло ложе, у которого на коленях стояли и молились две служительницы «Церкви Восьмерых». Над ложем кружились два белых какаду и два ары: синий и красный. На самом одре лежал среднего роста мужчина с ног до головы закованный в золотые доспехи с выгравированным гербом его дома на груди. Голова его была покрыта черным капюшоном, поверх которого красовалась небольшая золотая корона. Лицо закрывала золотая маска с прорезями под два крупных зелёных глаза, одной чёрной вертикальной щелью на месте рта и носа и тремя горизонтальными на скулах с каждой стороны.

– Император. – Десница склонил голову, Скорпион последовал его примеру.

– Мальчик мой, мне с Лангердом нужно поговорить с глазу на глаз, приведи пока детей.

Сказал Золотой император нежным негромким голосом, железным, как будто доносящимся из кастрюли.

– Как пожелаете. – Игнатиус Торрес покорно удалился.

– Взгляни туда, Лангерд. – Император указал глазами на вид, открывающийся из-за колонн. Скорпион опёрся на перила. Ему открылся скалистый берег Стеклянного моря, сверкающего на солнце. В бухте дрейфовали на волнах множественные торговые суда. Между сковывающими бухту скалами стояла титаническая статуя Матери-богини жизни. Её строгое мраморное лицо с завязанными глазами устремлялось в морскую даль, туника сползала вниз по двум ногам, стоящим по разные стороны залива. Мать вытянула одну руку с каменным горящим факелом, а вторая, опущенная вниз, держала двучашные весы. Извращённые умы скульпторов изобразили пространство между ног под туникой, и проплывающие через залив матросы, подняв головы вверх, могли видеть источник всего живого на земле.

– Николас Второй обуздал самих богов, предотвратив ледяной апокалипсис. Мой прадед превратил столицу в главное чудо континента, подарив ей шесть чудес Рейнфелла. Железная рука моего деда загребла для империи Сендленд, Мистленд и Айронленд, а мой брат был сильнейшим воином за всю историю человечества. Что сделал я, мой верный друг? Чем я запомнюсь народу, которому посвятил жизнь?

– Повелитель, позволите говорить откровенно? – Вулиус медленно прикрыл глаза, одобряя. Император лежал недвижимым золотым трупом. – Родоначальник вашего дома был придворным шутом, а затем тираном и пьяницей, сосущим кровь из империи. Николас Второй, да святится его имя, вешал на суках всех, кто смел окинуть его лик взглядом и считал себя Десятым богом. Ваш прадед был гениальным архитектором, но человеком безвольным и не годящимся в правители, за его спиной халдеи и чинуши грабили страну и держали в страхе народ. Ваш дед был кровавым диктатором, живущим постоянной войной и мечтающим лишь о бездумном расширении территорий страны, захвате и порабощении всего живого. А амбиции и жажда силы, вскружившие голову вашему брату унесли миллионы невинных жизней, включая его собственную. За двенадцать лет вашего правления лишь дважды кровь имперца пролилась в боях. Вы примирили каждый из народов вашего государства, которые были готовы рвать друг друга веками. Вы сделали из туч мяса и пешек, каковыми они были до вас свободных граждан, достойных представлять империю Рейн, исправили ошибки ваших предшественников, погасив триллионные долги державы, вытащили страну из чудовищной экономической ямы, отстроили Платиновый флот, жемчужину императорских сил и символ вашего Великого мира. С уверенностью можно сказать, вы-первый достойный Юлариан, сидевший на Трубном престоле.

– Думаешь, Лангс? Дайте я подышу. – Из-под золотой маски пошли струи пара. Монашки тут же подбежали к ложу и начали окутывать голову императора салатовой энергетической сферой. Маска отпала, и ди Ланфаль увидел красивое круглое лицо Вулиуса. Маленький нос, тонкие губки, так искренне и приветливо улыбающиеся и большие зелёные, широко-посаженные от носа глаза, полные бесконечной усталости и доброты, делали самого могущественного человека на земле похожим на пушистого котейку, при взгляде на которого, даже человек потерявший ребёнка с утра невольно бы улыбнулся. Вся его лысая безбровая голова, кроме ноздрей и рта была фиолетовой, с проступающими фактурными венами и красными подтёками пятен. Магическая сфера энергии скафандром окутывала голову и помогала владыке Рейнфелла безболезненно дышать.

– Я на пределе, мой верный скорпион, восемь долгих лет я хотел лишь умереть. По-видимому, время пришло, последние три недели я не могу двигать даже головой. Моё дорогое крохотное фиолетовое пятнышко на большом пальце слишком сильно подросло, я проиграл. Как иронично, стоило моему государству вступить в войну, так сразу и погибло тело Вулиуса Благословенного, Второго его имени. Хотя ни одного приказа о вступлении в войну за семь лет я так и не отдал.

– Как?

– Последние три недели моим государством де-факто управлял мой сын Николас. Приказ напасть на Темнолесье отдал именно он. А со вчерашнего утра по его воле Чёрный флот Диаса Дрейка готовиться к отплытию к берегам Хигурамы.

– Невозможно, а как же Гнаске?

– Лорд Торрес обладает мощным разумом в свои юные годы. Я научил мою правую руку всему, что знаю и, надеялся, что он наставит моего строптивого сына на верный путь, когда меня не станет. К сожалению, младший товарищ, умудренный не по годам, у моего отпрыска не в почете . Его десницей и супругом станет Лансель ди Ланфаль. Забавно, да? Мой сын, наследник престола заглатывает член твоего младшего брата. Пути господни неисповедимы.

– Мой брат станет его императрицей?

– Тогда уж императором, будучи обездвиженным, я, к моему горю, узнал подробности их отношений. Надеюсь, революционных замашек Ника не хватит, чтобы настолько сильно оскорбить богов.

– Боюсь, в таком случае его жизнь не сможет защитить ни один Скорпион.

– Понимаю, так что прошу тебя, Лангерд. Сбереги моего сына, прежде всего от него самого.

– Даю вам слово, повелитель.

Дверь открылась и помимо Торреса в комнату зашли шестеро: Высокий юноша с зализанными коричневыми волосами, выбритыми на висках, с редкой бородкой, в бронзовых доспехах с гербом солнца и голубом плаще. Следом шёл среднего роста невероятно красивый молодой человек с синими, широко посаженными от аккуратного носа глазами, пухлыми маленькими губами, шёлковыми длинными кудрявыми сливочных волос до плеч, в аккуратной бордовой тунике, заколотой золотой брошью в виде солнца.

За ними шел выше среднего ростом болезненно-худой лысый скуластый мальчик лет шестнадцати в длинной тёмно-синей тунике, заколотой на манер брата, из-под которой торчал уродливый, красный как варёный рак, сморщенный лысый с одним гигантским, подведённым фиолетовым мешком, другим крохотным синими глазами, маленьким крючковатым носом, выраженной морщинистой носогубной и двумя маленькими как у тираннозавра ручонками сиамский паразит.

Рядом с близнецами шла девушка возраста сиамских ее братьев с острым лицом, длинным носиком, большими синими глазами, подведёнными павлиньей косметикой, переливающейся как панцирь скарабея, ехидно ухмыляющимися губами и светлыми волосами «каскадом». Бархатное тёмно-синие платье подчёркивало её не по годам привлекательное тело: небольшую, но рельефную и подтянутую грудь и широкие бёдра.

За руку её держал худой мальчик лет десяти в бордовом кафтане до пояса с платиновой брошью великого солнца, у мальчика была гигантских объемов лобная доля лысой головы, покрытая выпирающими фиолетовыми венами, она была похожа на готовый в любой момент лопнуть гнилой арбуз, внутри которого догорал фитиль петарды, или на воздушный шар. Маленькие синие полные боли и света глаза были скошены к небольшому крючковатому орлиному носу, изо рта с отвисшей нижней губой текла слюнка.

Замыкал вереницу императорской семьи под два метра ростом мужчина в доспехах: серебряный нагрудник в форме черепа смотрел платиновыми глазами. Очи серебряных черепов на наплечниках были изумрудами. По мощной спине стекал тёмно-зелёный плащ, капюшон покрывал голову, с лицевой части которой смотрели соколиные светло-изумрудные глаза. Часть лица ниже глаз была скрыта тёмно-зелёной маской. За спиной его было двухстороннее копьё с изумрудным древком, одна рука была покрыта наручем с двумя когтями, на ладони второй красовалась золотая татуировка Скорпиона.

– Шеф. -Человек в капюшоне подошёл к Лангерду, приложил кулак к сердцу и склонил корпус.

– Торрус! Брат мой! -Лангерд, светясь, повторил приветственный жест Скорпионов и обнял товарища по оружию.

– Семья, я собрал вас здесь, чтобы попрощаться, подойдите за моим благословением.

– Наконец-то сдохнешь, старая тварь! – Принцесса с лисьими глазами чавкала жевательной резинкой.

– Девочка моя, что-то случилось?

– Ты меня как дешёвую тряпичную куклу этому вот ходячему прыщу отдал.-Язвительно и вызывающе сказала принцесса Анна, показывая пальцем на Гнаске.

– Солнышко, лорд Игнатиус будет тебе отличным мужем, он харизматичный, умный, интересный, грустить ты не будешь, в свои годы он уже стал первым человеком в имперском подполье, а девочкам ведь нравятся плохие парни. Гордись своим женихом, ты станешь леди самого богатого дома в империи и верховной повелительницей Виндленда.

– Ага, спасибо, папаша, леди Виндленда, как будто титула принцессы всей этой помойной страны недостаточно. И чем этот мелкий слизняк собрался меня ублажать? Харизмой, может, витиеватыми речами? Я как на его шпагу посмотрела, так неделю потом ходила как кобыла ржала. А может он своих вороватых дружков позовёт на брачную ночь, а сам посмотрит? Как смотришь на это, а, женишок?

– Миледи. – Лорд Торрес места себе не находил, он, казалось, был в шаге от того, чтобы разреветься.

– Мыыледи, ничтожество. – Передразнила Анна и плюнула в Гнаске Офирской жевательной карамелью.

– Аннушка, дорогая, искусный воин и с кинжалом управится. – Сказал Вулиус.

– Да пусть он хоть сальто крутит, хоть на голове стоит. Мне какая разница если я его кинжал даже не почувствую. А хотя, пёс с ним, сразу как помрешь, этот бандит мамкин меня хер больше, когда увидит. А потом как императрицей стану, я эту труху на стене вздёрну.

– Да в тебя хоть бревно засунь, ты ничего не почувствуешь, прошмандень малолетняя. И как это ты императрицей стать вздумала, позволь узнать? – Сказал красавец в бордовой тунике.

– А очень просто, ты, павлин тухлодырый, со своими замашками на троне долго не просидишь. Потом эти два дефективных маньяка стул погреют пару лет, но с их богатырским здоровьем, одному с чертями тебе скучать недолго придётся. А дальше сочная мамочка в самом рассвете лет удобно устроит попку на троне регента при императоре Меркуриасе Юлариане. Правда, мерки? Сладкая моя конфеточка, единственный светлый ум среди этих ублюдков.

– Лосядка! – Маленький головастик добродушно закивал своим огромным воздушным шаром головы.

– Хороший … хм…мальчик. – Принцесса потянула руку к голове брата, чтобы погладить его, но в последний момент брезгливо одёрнула. -Короче буду в шоколаде и найду себе мужа с нормальным пенисом. Кстати, сир Лангерд, не сопроводите вашу принцессу сегодня вечером в королевских садах, боюсь, как бы десница не подослал ко мне убийц после моих речей.

– Извините, госпожа, боюсь к вечеру мне придётся оставить столицу.

– Истукан безмозглый. Тогда может вы, дядя Торрус?

– Дочь! – Тихо сказал бессильный император.

– А что? Инцест, как известно, дело семейное.

– Боюсь, вынужден отказать, дорогая племянница, орден взывает сегодня и ко мне. -Ответил человек в зелёном капюшоне.

– Два пня с глазами! Вы безнадежны. Чёртовы дуболомы, ну и хер с вами. Я пошла, не намеренна больше трястись над этим овощем. Чао, дрочилы!

– Наконец-то свинтила. Так, теперь, когда средний айкью в этой комнате минимум вдвое вырос, можем нормально закопать старика, ой, в смысле, проститься с дорогим отцом. – Сказал будущий император Николас VII. – Говори по шурику что хотел, папка.

– Алексис, сын мой подойди. Гвардеец склонился над ложем. Ты выбрал сложный, путь, мой львёнок, но, если ты будешь слушать своё мужественное сердце, останешься таким же сильным и храбрым, жизнь императора, будет в безопасности в руках такого гвардейца, я в тебя верю, сынок.

– Будет в безопасности, пока враг не появится. – Съехидничал близнец.

– Я не подведу вас, отец, всегда буду помнить и до последнего моего вздоха любить. – С актёрской игрой уровня носка сказал второй сын Вулиуса. Император одобрительно кивнул.

– Август, Деметриус. Боги наделили вас невероятным разумом.

– Одним на двоих! – Крикнул уходящий Алексис.

– Ваша сила в единстве, пока вы есть друг у друга, вы-непобедимый альянс. Не забывайте же, что в вашей стае помимо вас еще и ваши братья с сестрой, тогда семья Юлариан будет непобедимой.

– Я не подведу вас, отец, всегда буду помнить и до последнего вздоха любить. Перетаптываясь, качая головами, хором, с лицами, изъявляющими готовность зарезать родителя прямо на месте, проговорили Август и Деметриус и вышли из покоев.

– Мерки, солнце моё, подойди. Радостный Меркуриас вприпрыжку подбежал к отцу, обнял его и чмокнул в поражённый болезнью лоб.

– В тебе спит гений, мальчик мой, другие не замечают граней твоего бриллиантового сердца, но ты должен оставаться сильным и освещать мир своими неиссякаемыми лучами добра, беги, люблю тебя, сынок.

– Лосядка. – Маленький принц поцеловал в больной лоб императора сквозь барьер сферы, помахал папе с грустной миной и неуклюже поковылял из комнаты, вытирая слезу.

– Теперь к главному, Ники, подойди.

– Только давай быстрее, пап, я опаздываю на банкет.

– Постараюсь, мой хороший. Итак, уже завтра ты станешь императором. На твои неокрепшие плечи упадёт величайшее государство в истории, которое я отстраивал двенадцать лет. В твои годы я в потешные полки играл. Боги не только одарили тебя щедро талантами, но и взвалили на душу бремя равновесное дарам. Не поддавайся зверю внутри тебя. Ты поведешь твой народ сквозь тяжёлые времена. Опальный принц королевства Ривель Делориан восстал против отца, объединив сломленные народы в альянс. Махакар, Морилиум, Зверги Красных песков, Топры великих болот, огры ,глубинные, эльфийский банковский клан, «Отверженные», повстанцы Темнолесья-все сплотились с одной целью-прервать господство трех великих рас. Три дня назад его видели в Аэп-Моргуле, если Делориан-Младший и Иссушитель Катонка придут к соглашению, наш мир снесёт мощью, до селя невиданной. Не существует на континенте армии, способной противостоять «Красному лотосу» и ста миллионам оркам Костяной орды. Поэтому призываю тебя, сын мой, не трать силы на мелкие драчки в песочнице. Готовься к священной войне за судьбу континента. Хигурама и королевства эльфов тебе не враги, вы вместе станете щитом того мира, в котором жил я, наши деды и прадеды. Держись своей семьи, верных Скорпионов и Десницы. Прошу тебя сын мой, не дай сердцу взять верх над разумом. Лорд Торрес облегчит твоё правление, если останется подле.

– Твои напутствия приняты к сведенью отец, но теперь я император, и, как император, решу сам, что делать с моей страной. Да упокоят твою душу боги. -Новоиспечённый владыка империи Рейн вышел через серебряную дверь, холодно посмотрев на отца.

– Император, может ещё парочку лет протянете на эликсирах? За вами, походу, все мы месяца за два проследуем. – Спросил Лангерд со страхом и надеждой в голосе.

– Да в пизду, в пизду вас всех, этот мир, мою семью и эту чертову страну, сборище неблагодарных выродков, ебитесь теперь как хотите, быстрее бы попасть на солнечные курорты ада, подальше от этого ужаса. Я устал, я ухожу. Торрус, я желаю умереть от твоей руки.

– Я не смогу, император.

– Какой я теперь император. Парализованный калека при смерти. Ты лишь облегчишь мои страдания.

– Твоя воля, брат.

– Сестры, вы свободны. Лангерд, Гнаске, я рад, тому, что был с вами знаком. Давай.

Благословенный закрыл глаза. Одним движением руки бастард достал глефу и обезглавил Вулиуса.

– Этим ударом, Скорпион, ты отрубил голову всей империи. -Задумчиво сказал бывший десница.

2 недели спустя, тронный зал замка Рейнфелл.

– Путёвый ты пацан, Гаррье. Повезло старому пердуну Герману. Не то что мой фраерок старшенький. По мере того, как он рос я всё больше разуверялся в богах. До сих пор поверить не могу, что эта чепуха унаследует замок моего отца и деда. И ладно бы просто топором был и альтернатив не было. Так нет же, юмора у девяти мразей хоть отбавляй. Мой второй сын Натаниэль был бы идеальным лордом. Все таланты правления боги отдали ему. И что мне остаётся, топить злобу в пучине ромового океана, пытаться освободить душу, скованную цепями сраного здоровья. К сожалению, Мать отсыпала вагон дури как мне, так и моему сыну Диасу. -Сказал сгорбленный старик с бельмом, окутавшим левый глаз, крупным носом, изрезанным морщинами лицом, седой козлиной бороденкой, растопыренным лесом серебряных волос на висках вокруг озера лысины, усыпанного старческой гречкой. Он сидел в однотонном платье цвета озёрной глубины, держа руку на тисовой трости с набалдашником в виде двухвостой русалки и амулетом платинового глаза на груди.

– Тебе ещё повезло, Гектор. Мой наследник-безвольная тряпка, считающая, что власть дана лишь для того, чтобы проматывать жизнь, не заботясь ни о чем и счищать с пути всех, кто пытается тебе помешать. Повезло, что моя невестка Виктория, твоя, мальчик, сестра, держит Даниэля в ежовых рукавицах. -Сказал высокий болезненно худой старик, с посаженными далеко от носа глазами как у ленивца, выраженной морщинистой носогубной идущей от крыльев тонкого носа к опущенным уголкам губ, с длинной седой бородкой-хвостом. Он сидел на резном кресле в бордовом тюрбане поверх длинных прямых серебряных волос, спадающих до плеч. В светло-зелёном платье, с деревянным амулетом-оком на груди. На его тонком морщинистом пальце был золотой перстень, с изображённым усатым титаном, держащим спиной падающую башню- гербом великого дома Дюрандон.

– Не жалуйся, Декстер. У меня пятеро детей и все дочери. Трон Штормленда унаследует моя вторая дочь Элен, она смышлёная девчонка, но как только выйдет замуж-род Аркинтонов прервётся. -Сказал хорошо состарившийся подтянутый мужчина с красивым лицом с голубыми глазами. Пышными усами, аккуратной бородой, длинными волосами, в синем кафтане до пояса, с гербом красной розы и перекрещенными мечами слева на груди. Чуть правее висел амулет серебряного ока императора, а на спине красовались сложенные белые крылья.

– Вы издеваетесь? Мой старший бастард- Скорпион, давший обет безбрачия, а престол унаследует Лансель, который по ночам надевает маску оленя и жарит в туза нашего императора в маске лисы. Дети твоей Элен, Анакин, будут носить фамилию Аркинтон и будут править в Индрспире, а род Ди Ланфалей прервётся без вариантов. -Возмущенно провозгласил накаченный двухметровый дед с лицом как у скульптуры Зевса, по подбородку которой напильником прошёлся стамеской хулиганистый мальчонка, оставив глубокий шрам. Его кудрявые седые волосы, уложенные «под серфера», спадали до плеч, покрытых бархатным темно-синим кафтаном с узором львов- герба его дома, на груди Лионеля ди Ланфаля висел бриллиантовый амулет глаза.

– Эх, что же будет с государством после нас. – Выдыхая, сказал низкий лысый старикашка, с крысиным лицом, крохотными хитрыми глазёнками, сальными седыми усами и длинной до пояса бородой. На груди бирюзового платья лорда Торреса болтался мраморный глаз.

– А вот мой сынуля, хэхэ, лев каких поискать только. Я не видел за свою жизнь более храброго юношу. С гордостью передам ему свой трон. – Медленно смеясь беззубым ртом, сказал щекастый темнокожий лорд в куфие и белом биште поверх круглого живота. На темной, скрытой тремя кольцами подбородков шее висел золотой амулет.

– Продолжай давать ему кубки за победу в турнирах, на которых он даже не дрался и успокаивай себя ими. – Сказал высокий поджарый старик в легком бархатном серебряном камзоле до пола, с зализанными назад серебряными волосами и залысинами на морщинистом лбу. Его скуластое вытянутое лицо с орлиным носом и завязанными серой повязкой глазами ехидно улыбалось.

–Стяни своё улыбало, слэпой гондон! Мой сын-герой битвы при Аль-Айно. Вэликий воин! – Старик басил и смотрел на своего слепого коллегу с надменной улыбкой, скрывая стыд.

– Скорэе битвы при пельменной. – Насмешливо сказал лорд Ройс, пародируя акцент эмира Аль-Ахли.

– Я тэбя в пустую глазницу отымею, чорт! – Закричал эмир Сендленда и попытался встать, но массивный зад застрял между ручек кресла. – Безликий специально этот стул проклятый поставил, чтобы я твой срака порвать не мог. – Лорд Ахли беспомощно махал кулаками как капризный ребёнок на стульчике. – Махмуд, принэси масло твоему лорду, чтоб тебя. Быстрее двигайся, рэзче! Я должен успеть его рот топтать, пока Николяша не пришел.

Он поднатужился и побежал на лорда Стоунленда вместе со стулом с дикими криками, пробежал пару шагов и рухнул с грохотом на пол. Слепой лорд начал махать кулаками как мельница, не зная где его противник. Упавший на пол эмир тоже начал размахивать руками, матерясь и проклиная лорда Ройса.

Дверь в зал открылась.

– Милорды, приветствуйте Императора Николаса из дома Юларианов, Седьмого своего имени. -Продекламировал глашатай.

В зал вошел молодой человек в бордовой тунике, сопровождаемый эскортом из восьми рыцарей гвардии. Его сливочные кудри были собраны короной из белого золота, инкрустированной разноцветными камнями. Гаррье и старые лорды встали и поклонились. Лорд Аль-Ахли склонил голову лёжа.

– Идиот. -Прыснул император и сел на трубный трон.

– Извинитэ, мылорд, этот чорт Ройс меня вынудил. -Эмир поднялся с трудом даже при помощи гвардейцев.

– Имею честь представить ваших советников, ваше сиятельство. -Сказал глашатай. -Люциус Торрес, лорд замка Виндхук, верховный лорд Виндленда, хранитель западных врат, око над законами. – Дед с крысиным лицом встал и учтиво поклонился.

– Анакин Аркинтон, лорд Индрспира, верховный лорд Штормленда, хранитель северных врат, око над наукой. -Лорд Аркинтон повторил за коллегой.

– На-барон Маркус Ройс, сын барона Дитриха Ройса, наследный лорд Торбека и Стоунленда, хранитель южных врат и око над верой. -Поклонился слепой лорд.

– Гаррье Гаскойн, лорд Фиерфорда и Айронленда, наместник Темнолесья и око над войной. Гектор Дрейк, лорд замка Наутилус и верховный лорд Мистленда, око над морем. Декстер Дюрандон, лорд Трагедии Сильвиона, верховный лорд Грессленда, око над сельским хозяйством. Халид Аль-Ахли, эмир Сендленда, лорд замка Сараи, хранитель восточных врат, око над финансами. И, наконец, Лионель ди Ланфаль, лорд Ланфальфорта, верховный лорд Сноуленда, око над окружающей средой. А также ваша правая рука. -Двери зала открылись

–Наследник Виндхука и Виндленда лорд Игнатиус Торрес, десница императора. Гнаске вошёл в космический тронный зал, встал перед троном скучающего императора, поклонился.

– Лорд Торрес, вы достаточно пробыли на посту десницы и, на мой взгляд, не очень успешно справлялись со своими обязанностями. Как император, я не желаю, чтобы моя правая рука постоянно тянулась к казне. Поэтому попрошу вас передать перстень десницы сиру Ланселю Ди Ланфалю. В зал из серебряной двери императорских покоев зашёл высоченный мускулистый мужчина лет двадцати пяти в темно-синих доспехах с золотыми узорами, огромным двуручным мечом за спиной с золотой львиной головой на эфесе. Бодрым скуластым красивым лицом, с зализанной набок пшеничной прической с выбритыми висками, загнутыми вверх пышными жёлтыми усами. И длинным красным шрамом через левый закрытый глаз.

– Дуй с погремушкой играть, парниш, дай серьёзным дядям порулить. -Лорд Лансель надел золотой перстень с гербом империи на длинный палец, улыбаясь и любуясь на собственные персты.

– Понимаю, повелитель. Ваше величество желает, чтобы десница тянулась не к казне, а к вашим светлейшим мудям. -Сухо отрезал Игнатиус.

Император вспыхнул и залился багровой краской.

– Мерзкий щенок, да как ты посмел. Раз лорд Торрес лишился титула, то и его природная десница ему больше не нужна, я считаю. Исполните приговор, сир Лансель.

Алексис Юлариан и другой гвардеец с опущенным забралом схватили Гнаске за руки. Новоиспечённый десница обнажил гигантский меч с улыбкой.

–Ваше высочество, умоляю, простите моего непутёвого сына, он не хотел сказать ничего дурного. -Лорд Торрес полз к трону на коленях.

– Нет, я хотел, не лезьте, папаша, моя рука не настолько тяжёлая, чтобы я заметил её потерю, и, если мой повелитель, хочет видеть меня без неё, так тому и быть.

– Рубите, сир Лансель!

Ди Ланфаль опустил одной рукой меч, за которым в воздухе тянулся синий огненный след и отсёк руку по плечо молодому Торресу. Тот сжал губы, но от слёз и выкриков сдержался. Его вывели из зала.

– Итак, господа, мой первый указ. Как вы знаете, изменник Диас Дрейк потерял восемь кораблей в сражении при заливе Сенто. И, потерпев поражение, с позором сбежал в королевство Рёта. Хигурама объявила нам войну, мы ответим незамедлительно. На-барон Ройс, вы и ваш отец возглавите наземный удар, пересечёте границу из Стоунленда и ударите по Акадо силами вашей Кукольной армии. Десница, вы сопроводите меня в Мистленд, мы нападём силами Платинового флота по Драконьему морю. Лорд Гектор, «Виктория Дрейк» достроена?

– Постройка завершилась на днях, милорд.

– Отлично, мы выплывем так скоро, как возможно. Хочу лично увидеть отрубленную голову этого малолетнего выскочки Кимуры. Хигурама падёт. Лорд Гаскойн, объявляйте всеобщую мобилизацию, хочу начать своё правление с маленькой победоносной войны. На этом всё, милорды.

Копыта вороного коня Торруса только зацокали вниз по кирпичной дорожке прочь от охристого замка. Как он услышал звук чьих-то семенящих ножек и тяжелого дыхания.

–Лосядка! -Торрус остановился. Запыхавшийся маленький принц согнулся, взявшись за коленки. Отдышавшись, Меркуриас стал радостно перетаптываться с ноги на ногу и достал из-за пазухи сложенную из бумаги фигурку лошади.

– Ты-прелесть, Мерки. -Принц смущенно опустил взгляд и заложил руки за спину. Торрус сунул в походную сумку фигурку, сделанную молодым Юларианом. -Вот что, племяш, в следующий раз как встретимся, я покажу тебе лучшую лошадь на континенте, идёт?

– Принц радостно закивал, достал кубик сахара, угостил чёрного коня Скорпиона и погладил по гриве. Лошадь довольно фыркнула и потёрлась мордой о Меркуриаса, тот хихикнул.

– Лосядка. -Меркуриас умилился коню. – Лосядкааа! Он помахал рукой дяде, скачущему вдаль, тот помахал в ответ.

Глава 6 «Орден»

– Кнахрз драур кнахар! Элле рауптар. – Сказал один из трех сморщенных фиолетовокожих орков в чёрном капюшоне, спадающем на глаза, в оборванных лохмотьях и с двумя зубчатыми серпами на поясе.

– Следуй за мной, эльфийское отродье. – Механическим монотонным голосом перевело гуманоидное существо, чьё лицо было облеплено железными треугольными пластинами, вершиной смотрящими наружу и образующими маску на подобие той, что была у Торруса. Теми же серыми пластинами был облеплен правый глаз существа, левый красным круглым помидором зловеще смотрел из черной пустоты квадратной глазницы. Провода свисали из его затылка черными дредами. Всё тело было поделено на металлические сегменты, соединенные шарнирами. Вместо правой кисти у киборга было лезвие циркулярной пилы, вместо пресса большая капсула с сердцем, пронизанным шлангами, булькающем в красной жидкости. На металлическом бицепсе бордовой краской была выведена угловатая тройка, а на плече сидела красноглазая металлическая птица.

Делориан протер очки, поднялся и, отодвинув шкуру входа в чум, ослеплённый рыжим апельсином-солнцем пустыни и блеском оранжевого песка проследовал за орками. За ним шла лысая Немерия, дредастый киборг со своим питомцем и третье гигантское железное гуманоидное существо, походящие на снеговика на стероидах. Всё его тело состояло из огромных железных шаров. Плечи, кисти, бицепсы- шары, бедра, икры, пальцы, стопы- овалы, пресс- цилиндрическая колба с сердцем, утыканным трубками в оранжевой пузырящейся жидкости. Каждый модуль его тела, кроме квадратной головы с огромной челюстью с каёмкой из треугольных зубчиков и двумя прямоугольными оранжевыми глазами, был скреплён оранжевыми тонкими пучками молний. На груди торжества кубизма, сбежавшего, казалось, с выброшенной картины Брака или Пикассо, про которую ее автор вспоминал вздрагивая от стыда, была выведена цифра четыре.

Вереница шла по небольшой песчаной дороге, между двумя гигантскими, покуда хватало глаза простирающимися колониями чумов из шкур животных, костров, хоругвей с демоническими черепами и клетками с разными диковинными животными: Гигантские трёхглазые мамонты, сколопендры, виверны, саломандры (бескрылые гигантские драконоподобные ящеры с вытянутой мордой, красными глазами и рогатым капюшоном, сине-фиолетовой чешуей, время от времени пускающие огонь из пастей), огромные тяговые караданы (животные, похожие на носорогов в шипах без рога, но с бивнями вдвое превосходящие размером однорогих собратьев) и множеством варгов (боевых гибридов волка и гиены), которых использовала ордынская кавалерия.

Нос эльфийского принца взрывался от запахов крови, пота и дерьма. Повсюду шастали зелёные крючконосые ушастые полурослики-гоблины, гигантские Ологи, горные тролли и одноглазые желтокожие огры, с двумя забавными ноздрями без носа, огромными челюстями и, конечно, орки, всех мастей и на любой вкус. Десятки, нет, сотни тысяч клыкастых детей земли расхаживали вдоль чумов, горланили песни на пустынном наречии, вырезали ножами на коже друг друга татуировки, похожие на рисунки детсадовцев ясельной группы, стаканами распивали мочу саламандры, считавшуюся мечтой вкусовых сосочков любого ордынского сомелье и, конечно, дрались. Кровь лилась рекой. Схватки на голых кулаках, мечах, топорах или копьях проходили в кругах визжащих орков, жаждущих ворваться в гущу сражения.

Делориан вышел на большую песчаную поляну, окружённую со всех сторон лесом чумов. В двух бассейнах белого песка плавали Песчаные акулы (существа, больше похожие на восьмилапых жуков, чьё тело покрыто костяным сегментированным панцирем, из спины торчат выссокие колья хребта а морда-цветок состоит из трех сомкнутых челюстей-лепестков; одной сверху, двумя снизу).

Посреди поляны располагался мавзолей с узким дверным проёмом и лестницей в черные недра пустыни. Над входом было написано «Аэп-моргульская мытра» и второй строкой «Оранживый палошад» над надписями была палкой выведена кривая орочья буква «Ыжмы» по фонетике близкая к имперской «М», нарисованная, по всей видимости, слепым безруким пьяницей в эпилептическом припадке, зажавшем кисть между ягодицами и затылком.

Говорят, что этот логотип настолько впечатлил Бека орды, что тот отвалил табун из тридцати варгов за него знаменитому ордынскому художнику Артасу «Мжахрнлебу», что переводится на имперский примерно как «радужный лебедь». Усатый зеленокожий орк, знаменитый тем, что пришил к своему заду петушиный хвост, надел на голову индейскую корону из перьев павлина, что считал, что он суперсвободный орк будущего, а также тем, что спроектировал логотип «белый квадрат» для фляг с мочой саламандры, что по ордынским меркам считалось торжеством креатива и детализации и синий клочок линий-символ песчаного червевозного депо орды, директором в котором был орк Хванар, прозванный Демоном-грушей.

Огромный толстопузый орк, с носом картошкой и подушкой-вторым подбородком, щеголяющий в парике из кудрявой овечьей шерсти, скрывающим лысину и перстнями на каждом пальце, он был очень умным орком и получал регулярно зарплату от начальства овцами и варгами, обкрадывая пашущих на него машинистов. Еще его биография пестрила судьбоносным для пустынников внедрением рецепта: заворачивать кучи навоза варгов в листы овечьей кожи и называть это кулинарное чудо Варешмой. Блюдо стало классическим деликатесом на большинстве орочьих застолий.

Вереница спустилась по темным ступенькам мавзолея и оказалось на платформе метро полностью из песчаного камня. Длинный высокий, поддерживаемый песчаными колоннами потолок перекосившийся и готовый в любой момент обрушиться, по обеим сторонам платформы громадные рифлёные желоба, соединяющие две огромные норы туннелей. Делориан был готов ко всему.

Станция заходила ходуном. Вдруг, под радостные крики двух машинистов из туннеля вылетел гигантский круглый песчаный червь, прогрызающий себе дорогу своей колоссальной, похожей на зубастый анус пастью, в его рифлёной серо-охристой коже была проделана дыра, ближе к голове. Через отверстие в кабине было видно двух машинистов: зеленокожего орка с одним прищуренным ленивым, другим вытаращенным глазами, носом картошкой, смешной редкой бородёнкой и клычками из массивной нижней челюсти, другой был низким коренастым мускулистым краснокожим щекастым лысиком с оттопыренными ушами и торчащими помимо нижних клыко-бивней двумя верхними зубами как у бобра, его взгляд был бешенным, животно-агрессивным и голодным как у вендиго из древних легенд.

На ребрах червя также не было кожи, они разжались как двери вагона. Фиолетовые проводники быстро забежали внутрь червя и ухватились за ребра. Делориан последовал их примеру. Из отверстий на ладонях и стопах киборгов пошла голубая, красная и оранжевая реактивная тяга, они привели тела в горизонтальное положение по направлению червя.

– Мадспада и гдамы, ребра закрываются, при движении червя держитесь за рёбра, следующая станция «Дворец Бека». Хадрюн, заводи скотину! -Выкрикнул полутораглазый.

– Сам знаю, Талви. Вперёд, Очкоголовый! -Лысый и Зеленокожий орки держали мозг червя в сфере жёлтых молний, которая поддерживалась электрическими поводьями из их рук. Контролируя нервные импульсы, они заставляли «поезд» ехать.

Таких червей с малых лет приучали к синтетическим импульсам, и к моменту, когда они вырастали достаточно, чтобы разрушить всё орочье поселение их мозг разучивался работать самостоятельно, и когда не получал внешней стимуляции, просто дремал. Такие «поезда» могли прослужить не одну сотню лет.

Червь понёсся с умопомрачительной скоростью, прорубая путь вращающимися рядами зубов, вызвав радость у машинистов и спутников Делориана в капюшонах. Ордынцы воспринимали поездку в мытре как американские горки, а эльф был в панике. Его тело развивалось как флаг на ветру, слабо развитая по сравнению с орочьей мускулатура рук еле выдерживала, так ещё и приятный для ордынцев аромат паров, исходящих от слизи, покрывающий внутренности червя и стенки его тела, напоминающие фиолетовую трубу-гофру, убивал органы чувств принца.

Киборги летели на тяге, ничуть не уступая в скорости червю. Спустя три минуты червь начал ползти вертикально. Судя по всему, сквозь горную породу. Ещё через тридцать секунд он остановился. Зацепившись головой за выход из пещеры, выходить через головной «вагон» было не вариантом. Червь мог просто перемолоть Эльфа и его спутников в остроухую тушёнку, да и забраться было бы проблематично.

– Уважаемые пассажиры, станция «Дворец Бека» – конечная, просьба выйти сквозь вагину. Напоминаю, что за нахождение в черве, следующем в депо, предусмотрен штраф: один барашка.

Орки отпустили рёбра и с радостными визгами как по трубе аквапарка покатились вниз в бесконечную черноту червя. Делориан секунд десять приходил в себя, но, в конце концов, осмелился разжать пальцы. И полетел в фиолетовую трубу. Он скатывался вниз, всё больше и больше пачкаясь слизью, наконец, спустя две минуты падения по бесконечному червю он вылетел через крохотную, расширившуюся дырку на конце хвоста чудища.

– Всегда мечтал быть заново рождённым червихой. -Пытаясь смахнуть слизь, но только больше пачкаясь, сказал принц. Из червя вылетели киборги.

– Кшар шкрауф ардаган, элле!

– Заткнись и следуй за нами, эльф. -Перевёл третий. Полчаса они взбирались по ступенькам, Делориан шел наощупь, из-за залепленных слизью круглых линз. Наконец, они вышли на свет из пещеры в оранжевой горе. Замком раскинувшееся перед ними было назвать трудно, скорее поселение перед ними походило на гигантскую деревню, целиком сделанную из костей, дома которой были соединены подвесными костяными мостами.

Делегация прошла сквозь костные лабиринты к месту, навроде центральной площади или тронного зала. Выглядело оно как ровная поверхность скалы, огороженная костяными перилами. На дальней стороне площади стоял длинный постамент с девятью костяными тронами: восьмью небольшими и одним совершенно гигантским, украшенным шкурами, драконьими демоническими и людскими черепами. Между тронами развивались на горном ветру хоругви орды с демоническим многорогим черепом. На центральном престоле сидел невероятно худой орк с кожей горчичного цвета в тёмно-синей набедренной повязке. Половина его лысой головы и худого тела была одним сплошным ожогом, его левая рука была оголённым скелетом, красная рана на половине лица вокруг белого яблока глаза вздулась огромными зелёными гнойными волдырями. Левое плечо покрывал наплечник из драконьего черепа. Челюсть походила на прожаренный зубастый стейк. Бек Катонка Развалился на троне, подперев голову рукой.

– Узрите, черви, перед вашим взором восемь великих вождей и Бек костяной орды, избранный матерью-козой, последний из орков топи, в одиночку завоевавший всю великую пустыню Кхарат и объединивший восемь великих племён в Костяную орду. «Иссушитель» Катонка.

– Ваи кхрезу раип Делориан Джуниор ткрат’чи аркян де гар Тауриель ваэп краэн элле Ривель. Теркур аргу «Рато Лотос». -Металлически отчеканил Тройка. Делориан сделал реверанс. Под лучами светло-рыжего, затянутого жёлтыми, как будто идущими изо рта отдыхающего с кальяном бога, облаками, неба слизь червя испарилась, не оставив никаких следов.

– Приветствую великого Бека, мы к вам не с пустыми руками. Геракл. -Гигаснеговик открыл грудной отсек и достал оттуда бутылку синей жидкости с белым квадратом и пробкой, стилизованной под оранжевую пальмовую верхушку, понёс её по образовавшемуся между делегацией лотоса и тронами вождей коридору.

В этот момент на Делориана прыгнул безумный краснокожий орк с забинтованным черепом, обваренным кислотой, из-под бинтов выпирали огромные волдыри и лицевая кость. Он летел с неразличимыми даже для орков криками и двумя кривыми ножами прямо на принца, но его загородил дредастый киборг, он выставил вперёд руку, лезвие пилы трансформировалось в дуло и Тройка испепелил подпрыгнувшего метра на три безумного орка бордовым энергетическим лучом.

– Благодарю, Арес.

– Слёзы первых. – Катонка покрутил и понюхал бутылку с редчайшей драконьей мочой. -Я побегал мозгами, и даже не убивать буду ушастый, возможно, буду. Говори, принц Ривеля, нормальная говори тиктака совсэм нэт, законить надава минэ.

– Ваше превосходительство, я бы не стал тратить время великого Бека орды, сильнейшего из живущих существ на какие-то пустяки. Как вы знаете, я состою в одной организации.

– Кто такой этот организаций? Мине эльфийский магий сделать не может ничего.

– Не захламляйте ваш светлейший ум тонкостями диалектов моего несовершенного родного языка. Это то же самое что команда.

– Какой дыалект? Какой комант? Если мине тхраакер не стоять после проклянаний, я твоя бутылка драконий слеза в дхагор засунуть!

– Человечки. Вместе. Война. Сила. «Красный лотос». Эльф и людь стук-стук. Моя твоя. Друг. Бить рожа сообща. – Сказал Делориан раздраженно.

– Твоя хотет мне друг? – Бек рассмеялся. – Твоя вместо этого мой рот улыбать будет! Шут будет! -Он показал на пляшущего карликового даже для гоблина, но всё же являющегося краснокожим клыкастым орком, пузатого лупоглазого лилипута с квадратной головой, с пухлыми щеками, мягким двойным подбородком и выраженной носогубной. В руках у него была корзинка клубники, а на голове шутовской колпак. – Танцуй, Бигхази, танцуй для остроухий, молодеца, Бигхази! – Орчик забавно перетаптывался с ноги на ногу и кружился вокруг своей оси. – Где твой армий, остроухий? Я твой друзей не видеть. Меня не впечатли тряска воздух словой.

– Возможно, тогда вас впечатлит наш общий друг. Арес! – Дредастый сел на одно колено, из его глаза пошёл широкий красный луч, и из места, куда он упал, появилась голограмма огромного человека в инопланетных громоздких доспехах с цилиндрическим сердечным аквариумом. Его лысая голова, накрытая как будто прозрачной полукруглой тарелкой, через которую виднелся мозг, уставила два белых глаза, украшающих гранённое скулами улыбающиеся лицо с орлиным профилем. Голова была соединена со спиной клубком шлангов.

– Траэкаумвакар тэнкецукхар, так значит легенды не врут. -На лице Бека проступил импульс, тревоги, скрытый неумело натянутой маской напускной напыщенности. -Вернулся из-за края, Тэйган?

– Пожиратель звезд из серых песков. -Перевёл механически Арес характеристику, данную беком человеку с голограммы.

– Рад тебя видеть в добром здравии, Катонка, давай забудем старые обиды. -Произнёс низкий, манящий, синтетически идеальный голос Тэйгана. Как и Делориан, он невероятно располагал собеседника, но, если у принца это была строгая обходительность, внимание и желание помочь в нежном голосе, то человек с голограммы пленил превосходством и при этом уважительным снисхождением. -Вижу, ты уже знаком с моим эльфийским другом, надеюсь, мои дети не вытворили ничего невежливого в твоих владениях, жаль, что я не смог присутствовать лично на встрече.

– Должен я признать, когда твоя ушла за край, минэ гневаться и вперёд всех разрезать. Минэ радость имеется, что реванш теперь будет.

– Зачем нам попусту проливать кровь, о, великий Бек. Я готов утолить твою жажду, переправив тебя и твою орду через синие горы. Мать-коза получит свои подношения, а мир падёт к твоим ногам.

–Т ы сильный воин, я хотеть прислушайся к твоим словам, но минэ зачем с тобой идти и рисковать ордой, да?

– Боги наделили всё живое душой, и душа у всех одинаковая. Зверги, топры, Глубинные, гоблины, тролли, орки веками должны были отдавать жизни, чтобы так называемая «белая цивилизация» цвела и загребала себе все ресурсы мира: земли, по которой ходим все мы, неба, плоды которого вдыхаем одинаково, воды, которая нужна одинаково всем. Я дам тебе и твоим подданым свободу и власть над миром, принадлежащим вам по праву и возможность мести тем, кто ее вас лишил.

– Из свободы я сделать тулуп и сгореть от пустыня ночной? Власть согреть мой желудок и утолить жажда, когда я бродить по барханам, и когда надежда кони откинуть? Есть у власти дхагор и могу ли я засунуть в неё тхраакер? Нет! Дай мне и моему народу овец, пожиратель звёзд, и я пойду за тобой.

– Хм, весь мир-материя и на коне тот, кто владеет большим её количеством, понимаю тебя, Катонка, твой народ получит океаны овец.

– Твоя мозг большой, Траэкаумвакар тэнкецукхар, это через кастрюль на твой бошка видать, но тут, твоя неправ. Когда я приду с меч в твой дом, достань материю, богатство, свободу или власть и попробуй пофехтуй со мной. Миром смерть правит. Тот, кто обуздал смерть, владеет миром. Я покажу тебе, Траэкаумвакар, почему не толстый бородат гном, Торрес с серебром в жилах или Ахли, срущий золотом, владеет миром, а минэ. Вадхарис! -Белокожий вождь орков, сидящий подле своего повелителя, огромный, вздувающийся от мышц с коротким чёрным ирокезом и усами над парой клыков встал и издал боевой клич его звали среди своих Резаком, он был четвертым по силе воином орды и вождем племени «белоголовых». Бесконечное множество окруживших эльфа и киборгов белых орков с лысыми головами и вытатуированными у многих кулаками, черепами и молниями разразили рёвом горные вершины.

– Трайкерис! – Орал Катонка, продолжая перекличку. Краснокожий орк в плаще из шкуры мамонта и в шлеме гладиатора с горизонтальным плюмажем, с вздувшейся от элексиров кожей, обтянутый броней мышц и выпирающих белых вен, с носом-картошкой, черной бородой и толстой шеей заревел, подняв вверх гигантскую булаву. Племя орков кровавых песков последовало примеру своего вождя Тхамайя Гниющего или, как он сам себя называл, Храброго львятины. Характерные представители носили либо гладиаторский шлем, либо меховую шапку, хотя типизировать облик орков как больших импровизаторов в отношении своего внешнего вида-задача невозможная. Каждый самец стремился выделиться своей уникальной устрашающей соперника наиболее эффективно, по его мнению, внешностью.

– Аркхайнис! – Следующим встал высокий орк в трофейной коричневой куртке Гаскойнов с кружкой мочи саламандры в руке. Его хитрое клыкастое серокожее лицо дергалось в конвульсиях и постоянно меняло выражение. Лидер племени «детей ужаса» Палвсаксс Многоликий призвал свой народ повторить за ним клич. Его орки славились своими жрецами, устраивающими чудовищные своей жестокостью ритуалы во имя Матери-козы.

– Оксорсис! – Поднялся низкий фиолетовокожий лысый с большими круглыми широко-посаженными от римского носа глазами, парой жёлтых клыков, амулетом с куриной ногой на шее, ритуальной маской на поясе, посохом в руке и пришитыми неровными швами пальцами человеческого трупа какого-то рейнского патриота, на каждом пальце было по букве, составляющей слово «Imperium». «Дети ночи» заревели вслед за верховным шаманом орды Оркмониси Чёрным щупальцем. Сильнейшие маги и самые скрытные убийцы происходили, в основном, из этого племени.

– Джейхерис! – Невысокий сгорбленный болезненно-худой волосатый зеленокожий орк с косматой гривой, лупоглазый, шестирукий, круглолицый, клыкастый. Повторил за остальными. Его звали Коклуод Мизгирь и помимо того, что он был вождём племени «моколов», славившихся инженерами, знахарями и орками культуры, он являлся главным пропагандистом и дипломатом орды.

– Ранкорнис. – Поднялся толстенный орк с коричневой кожей в мясницком фартуке, запачканном кровью, зашитой пастью, плешивыми волосами, двумя тесаками в руках и коричневым пятном на шортах из шкуры мамонта. Вельесав Мясник-вождь племени «трупоедов», славившихся своими размерами, физической силой и склонностями к каннибализму.

– Мархурис! Харкайнис! – Последними встали розовокожий круглолицый орк в гладиаторском шлеме с оттопыренными ушами и орлиным носом, всё его тело было увешано цацками и трофеями и сгорбленный кудрявый зеленокожий орчишко низкого роста с плешивой бородой и редкими усами, он был в монокле, бечёвка, стягивающая фартук держала различные инструменты. Хан племени Мародеров З’йама Сверкающий и начальник научного корпуса Всаноам Дотошный были последними, чьи племена приветственно заревели. -Драгр аэп фанкльтэндр даэн элле ун таи троурд вальгарн!

– Мы присоединимся к эльфу и распотрошим всех к западу от края песков. – Перевёл Арес.

– Трэйкаур вайн кригель торкхайнхатор! – Мы окрасим в багровый их реки, затопчем поля, а леса сравняем с песком.

– Нордхорис ротхэр ваур кеаллах артрауд камраи! – Мы заберем их земли и каждый из вас, проснувшись, будет тонуть глазами в собственном море овец.

– Раардан, ваэль кагорн! – Раардан, мой меч. – Огромный накаченный краснокожий орк с длинными черными волосами и наплечником-черепом демона принёс длинный сегментированный меч с широким загнутым назад на последнем сегменте лезвием, черепками на навершии и гарде. Катонка взял меч-кнут левой рукой, легкий как перо, но острый и длинный клинок как будто слился с его кистью, став её продолжением. Бек встряхнул оружие, пустив волну его скорпионьим хвостом-лезвием.

– Жидосквирт, дракархаэри! – Чёрное щупальце, призывай.

Оркмониси надел ритуальную маску, поднял вверх посох двумя руками и стал исполнять причудливый ритуальный танец, дико тряся коленями, выкидывая ноги в стороны и издавая звуки, тяжёлые для восприятия на слух. От шамана начали исходить волнами странные пульсации.

Из-за вершины самой высокой горы в сторону костяной площади устремилась чёрная точка. По мере приближения становилось понятно, что это ничто иное, как гигантская, по меркам своего вида, Королевская высокогорная виверна. Размер её тела был сопоставим с тремя мамонтами, размах крыльев достигал на глаз тридцати метров. Покрытое серо-коричневой чешуёй жёсткое тело с продольным шипастым хребтом, длинной толстой шеей и головой с хищной мордой, увенчанной костяной шипастой короной-капюшоном приближалось, приоткрыв пасть, которую щекотали еле заметные красноватые языки пламени.

Бек орды неестественно вовнутрь изогнул колени и сломанной пружиной взмыл ввысь. Он вращал лезвием меч-кнута как искусная китайская танцовщица лентой, оно обвивалось вокруг обезображенного тела орка, делало парящего Катонку ростом со среднего человека, что по меркам орка считалось крайне низким, похожим на охристый кольчатый Сатурн. Ящер дыхнул разрезающей оранжевое небо плотной струёй огня, испепелившей пролетающую стаю ворон. Бек засмеялся, оттолкнулся от воздуха и головой вперёд полетел на зверя сквозь струю пламени, в полёте сделал восьмёрку хлыстом и отсек перепончатые крылья как масло.

– Ей уже конец, любого, кого коснётся меч Бека ждёт скорая и мучительная смерть, если повелитель не захочет обратного. -Дружелюбно сказал шаман Оркмониси Делориану.

Катонка согнулся в приступе безумного смеха, приземлившись на площадь. Упавший на четыре лапы словно кот зверь изрыгнул новый поток пламени в Бека, орки прижались к краям платформы-площади, образовав дикую давку у перил, несколько особей полетели вниз с горы. Иссушитель даже не шелохнулся, он принял струю пламени, раскинув руки в стороны. Украшенная беспомощными, круглыми от безысходности глазами морда виверны предприняла ещё одну попытку испепелить орка, выпустив из последних сил поток пламени куда сильнее прежних. Но дитя земли продемонстрировало превосходство над воздушным созданием, медленно пройдя сквозь поток пламени с раскинутыми руками и улыбкой на искалеченном лице. Бек орды наслаждался каждой миллисекундой боли, он смаковал каждую его взрывающуюся от урона клетку, и каждое мгновение агонии делало его лишь сильнее, он подошёл вплотную к растерянному ящеру, тот попытался отмахнутся здоровой лапой и убежать подальше, туда, где он мог зализать раны и мучатся ночами от кошмаров о жёлтом полусгнившем орке, но выжить ему было не суждено.

Катонка как будто специально напоролся на когти виверны размером каждый с двуручный меч. Он притянул за лапу ящера, протыкая своё тело всё больше. Он орал от ощущения, близкого к экстазу. Зверь склонил голову от беспомощности и закрыл глаза. Иссушитель голыми руками с корнем вырвал когтистую лапу виверны, покрытую чешуйчатой броней, вытянул из себя ее лапу и проткнул насквозь пасть создания его же когтями, могучая рептилия бездыханно пала. Бек с размаху ударил по полу тощим кулаком, кость площади пошла трещинами, горы заходили ходуном, от удара пошли круги ударных волн.

– Таргэй ваэль мирайне! Приведите мою царевну. – Из толпы орков вышли два низкорослых фиолетовокожих орка в костяных шлемах в виде птичьих черепов и одеждах из чёрных перьев. Они тащили за рога упирающуюся и пытающуюся в страхе сбежать овцу.

Тысяча голосов орков всех племен сплелись в адской какофонии. «Бек! Бек! Бек!» -беспрерывно скандировали тучи орков. Катонка бросил на землю свой меч-кнут, выдернул ногтями из собственного брюха кишки и побежал на овцу. Шаманы отпустили царевну орды. Та кинулась наутёк неистово блея, видимо упоминая о том, что молода и о своих ягнятах. Но орки свой то язык понимали раз через раз, не говоря уже о овечьем, и озверевший Катонка, брызжущий слюной и как заправский ковбой, раскручивающий кишки над головой словно лассо, заарканил свою царевну, повязав на её шее узел из собственной окровавленной связки сосисок.

Летопись Родвея и Эннендаля, пожалуй, утаит, что делал предводитель орды с несчастным животным. Пускай, самые пытливые умы достроят картину событий тех дней по своему усмотрению.

Орки, орчихи, гоблины, тролли, ологи, зверги, огры, овцы всё смешалось в неистовой драке-оргии, являющей собой апогей толерантности и межвидового единства. Зубы, челюсти и потерявшие сознание в борьбе за партнёра тела ордынцев полетели по площади цветастым конфетти. Катонка сжал петлю кишок на шее царицы, и её оторванная рогатая голова, описав в воздухе параболическую траекторию, рухнула в центр площади, а Бек ударом ноги, силе которого позавидует Роберто Карлос, запульнул шерстяной мяч тела своей жены в оранжевую межгорную пропасть.

– Ваэн тарн дай гундабаар! Да начнётся священная война!

Делориан потягивал вполне неплохую, похожую на текилу вкусом мочу саламандры и наслаждался вниманием двух полуголых краснокожих грудастых орочьих-брюнеток, лицами давших бы фору даже эльфийским сливкам дамского бьюти-общества, жаль только немного клыкастых. Его взор, привыкший к выверенным до атома математически-чудесным пейзажам королевства Ривель одновременно был потрясён безумным цветастым водоворотом ордынских тел, закручивающимся вокруг площади коктейлем из крови мочи и спермы, залившим костяную площадь, громом барабанов и светом факелов, разрезающих своими языками высокогорную темноту, но, в то же время, эта картина пробуждала в принце его «потаённое хтоническое я», спящее в самых дальних уголках его души. Это его пробудившееся от бесконечного сна животное взрывалось от наслаждения каждым кадром происходящего.

На утро принц сказал новоиспечённому союзнику о том, что любой член «Красного лотоса» должен выдвинуть свою делегацию в совет организации, численностью не менее пяти человек, одним из которых должен был быть глава государства-члена конфедерации. Катонка решительно отказался стать членом совета лично. И после трёхчасового допытывания эльфийского мятежного принца о значении множества мудрёных слов всеобщего сказал следующее:

– Твоя взяла, эльфа, с тобой пойти Угол Близнецы- наш первый умнец, два голова-два мозг- два сила мысли. Угол, поди судой!

Из толпы вышел краснокожий остроухий орк крепкого телосложения, среднего роста, с большой лысой головой и дубинкой в руке. У него было два лица: правое большое с острым крючковатым носом, кошачьим оскалом рта и блеском большого жёлтого глаза смотрело с силой и покорностью. Второе маленькое лицо смотрело крохотным голубым глазом, на нём красовался маленький рот и небольшой сморщенный орлиный нос. Третий глаз был у них общий.

– Угол, ты пойдешь от нас представителем в их кровавый растений!

– ЫЫыыыааа ээээ ррррр.

– Видишь, эльфа, его интеллект настолько за гранью, что он выдумал собственный язык, который даже наш второй мудрец Чёрное щупальце не понимай.

Делориан хотел было возразить, но в его воображении всплыли неприятные картины кончины жены Бека и слова как-то застряли в его горле. Он пожал руку вставшему рядом с ним довольному сиамскому орку.

– Я бы послал с тобой Черного Щупальца, он учится в лучший школа за край песок. Но шаман не может покидать окрестностей храма Всематери Козы после клятвы. Поэтому я посылай с тобой Многоликий. Палвсаксс! Твоя идти с остроухий и Угол. У него девять орка внутри живёт, эльф. Он мог быть даже умнее Угол, если бы имей второй башка.

–Воровская лапа я опасен будто ГРУ, Ааай. – Лицо высоченного орка в куртке Гаскойнов дёрнулось в конвульсии. – Лучше я сдохну еб, Аааааа. – Он схватился за голову еще раз. – Если меня найдут с пенисом, застрявшим в прорубе, имейте в виду это было не самоубийство, я просто хотел окуня выеАааааа. – Дергаясь от одолевающей шизофрении, вождь Детей ужаса встал к Близнецам.

– Эти гений слишком хрупкий, чтоб им атакуейшн не сделайт, с ним пойти мой семиюродный племянник, один из лучший мечник весь орда-Раардан. Гигантский орк присоединился к делегации Орды. – А ещё Огор и Накай. – Два краснокожих орка: Высоченный четырехрукий, трехглазый, лысый Накай, Огор с ирокезом, кривым носом, пиратской повязкой на глазу и луком за спиной встали к братьям.

– Благодраю, ваше превосходительство. Жду не дождусь нашей следующей встречи.

– Минэ твой рот топтать. Звездуй от минэ, фея Винксы.

– Джентльмены, прошу за мной. Немерия! – Эльф, киборги и пять орков зашли в синий портал.

– Вай, биля, их сожрать огромный синий дхагор! – В ужасе закричал Бек.

7 дней спустя подводный замок Наутилус, фамильная резиденция великого дома Дрейк.

– А вот тут, ваше величество, окаменелый древний титан, найденный на дне Бриллиантового пролива около двадцати пяти лет тому назад. -Лорд Гектор Дрейк пытался обратить внимание скучающего императора, сопровождаемого картелем из его личной гвардии, на один из многих экспонатов второго этажа музейной сферы замка.

С поверхности резиденция казалась невероятно маленькой. На берегу залива красовалась плюшка в виде раковины наутилуса с воротами в виде круглой золотой решётки. Размерами панцирь не превышал обычный сарай. Но, пройдя через коридор, можно было спуститься вниз по не длинной, но большой в диаметре прозрачной трубе. И становилось понятно, что наземный панцирь-лишь верхушка колоссального древнего замка-айсберга. Подводная часть представляла собой лабиринт из пятнадцати гигантских прозрачных сфер, соединенных между собой проходами стеклянных труб. Подсвеченные снаружи искусной иллюминацией, прозрачные с внутренней стороны оболочки являли взору семье Дрейк, гостям дворца и персоналу чарующие виды флоры и фауны бриллиантового залива: коралловые рифы, осьминоги, акулы, мурены, ламантины, косяки сельди, водоросли и другие чудеса подводного мира мелькали снаружи сферического организма замка.

В павильон, уставленный самыми разнообразными экспонатами, зашёл Натаниэль Дрейк, приобняв оголёнными до закатанных рукавов щегольского камзола массивными венозными предплечьями с бриллиантовым браслетом на одном из них двух роскошных красоток: кудрявую мулатку с большими серьгами-кольцами в ушах и браслетами вокруг шеи и рыжую девчонку в бандане и с бутылкой вина в руке. Натан сжал челюстями зубочистку и, глядя поверх круглых темных очков на императора, склонил голову. Дамы лёгкого поведения, достающие макушками лишь до подмышек высоченного лорда, сделали неуклюжие разбойничьи реверансы.

– А, адмирал! Наконец-то! Этот замчишко и рассказы вашего отца меня порядком утомили.

–Учёные со всех концов света съезжаются в Мистленд и днями ползают на коленях ради мимолётного взгляда на эти залы, а талант моего отца как рассказчика признан всей империей. Удивительно, насколько поверхностно описана бардами глубина вашего интеллекта, раз ничто в нашем замке неспособно насладит вас.

– Именно так! -Сказал юный император, горделиво вздернув нос и тряхнув великолепными сливочными кудрями.

– Приносим глубочайшие извинения за то, что наша история столь невпечатляющая. -Сказал лорд Гектор.

– Какая может быть история у места, которым каких-то ничтожных два века правит дом пришедших к власти пиратов.

– Любая власть добывается кровью и обманом, ваша светлость. За всю историю знатных домов континента я знаю лишь один, который стал правящим после того, как на бывшего придворного шута и заядлого пьяницу с неба упала целая империя из-за цвета волос. -Декламировал старый лорд.

– За такие слова, старик, мне следует вырвать твой язык. Но ему и так осталось недолго болтаться в твоей паршивой пасти. Натаниэль, проведите меня к флагману.

– Всё лучшее для вас, милорд. – Сквозь зубы и, поборов желание достать рапиру и выпотрошить правителя, проговорил адмирал Платинового имперского флота.

Миновав лабиринт прозрачных труб-коридоров и спираль поверхностного сарая-панциря, император полчаса ехал в бордовом паланкине в середине длинной вереницы гвардейцев, возглавляемой лордом Натаном и десницей императора на белоснежных лошадях, цокающих по серой, мощёной кирпичом дороге. Через шторку паланкина император наблюдал узкие, наполненные матросами, солдатами, нищими и проститутками улицы. Стены ухоженных аккуратных двух-трёхэтажных домов с балконами были покрыты извивающимися вокруг шестов-перил лозами-стриптизёршами. Первые этажи домов пестрели вывесками таверн, кузниц, вдоль улицы тянулись лавки с овощами, одеждой, рыбой, мясом.

Через полчаса езды по лабиринтам весьма привлекательных мистлендских улиц колонна достигла широкой портовой набережной. Она насколько хватало взора была наполнена поднимающимися на борты тридцати двух кораблей солдатами, люди несли на судна ящики с провиантом, катили пушки, бочки пороха. Взору императора предстал парящий гигантской тучей «Икар», продолговатая с носом-черепом Ихтиандра «Щука»– таранный корабль длинной с городскую стену, быстроходный «Николас VI», обшитая сталью «Преданность», Подводный корабль, покрытый смольным пузырём «Благословенный», «Баракуда»-судно с опущенным под острым углом в пучину гарпуном, на расстоянии пятидесяти метров от которого шли массивные круги по воде. И, наконец, жемчужина флота- гигантская как остров, втрое возвышающаяся над остальными судами, разрезающая мачтами облака «Виктория Дрейк».

– Всё-таки в Мистленде есть вещи способные меня впечатлить, адмирал. -Император завороженно смотрел на титаническую шхуну, украдкой бросал взгляд руки Дрейка.

– Рад слышать это. Не желаете ли осмотреть корабль изнутри?

– Желаю. Нам нужно как можно быстрее отплыть к Тотсуке, хочу увидеть безысходность в глазах сёгуна Такеши, когда его жалкие корабли будут пылать.

– Не стоит недооценивать южан, ваше величество. Один единственный человек-Бог клинка Кинтаро Ода разгромил флот моего старшего сына.

– Ваш сын-бездарь, трус и предатель, лорд Гектор. А что касается этого старикашки, им займётся лично адмирал Дрейк. -Натаниэль сверкнул бриллиантовой улыбкой в ответ на слова Ника, явно заинтересовавшись.

С одной из улиц послышались бешеные крики солдат. Толпа в панике разбегалась по домам. Всё узкое пространство между домами заполонили гигантские надвигающиеся на набережную щупальца древесных корней, кровавой мясорубкой перемалывающие всё на своем пути. Как только корни достигли набережной, из одного из них вытянулась высокая древесная фигура чудовища, покрытого корой, отделившись от корня и пройдя пару метров, леший принял человеческое обличие. Это был мужчина высокого роста, с кудрявыми зелёными волосами, уложенными в «боб», треугольным лицом с выраженной челюстной линией, аккуратным римским носом, улыбающимися губами, перекатывающими между щеками круглый сараиский леденец на палочке. Над левой зелёной бровью красовалась татуировка «STRN», набитая угловатым шрифтом градиентом от салатового к тёмно-зелёному. Его огромный накаченный оголенный торс был украшен тату фиолетового осьминога, оплетающего щупальцами грудь. Правая рука была обколота рукавом: на плече, стилизованном под звёздное небо, был вытатуирован Сатурн, предплечье обвивал тёмно-синий змей, а на ладони блестел маленький золотой скорпион.

– Всем на пол, битчес! В здании Оуджи господин. – Сказал мужчина, натянув на нос прямоугольные солнцезащитные очки. Из-под мостовой полезли корни и начали душить гвардейцев, лишая их чувств. Началась паника.

– Назад псы помойные, взять его! Адмирал, сделайте что-нибудь! -Взмолился испуганный император.

– Ни о чем не волнуйтесь, ваше высочество, прошу на корабль. С моим бесящимся братишкой я разберусь сам. -Натан был спокоен как удав и тянул шпагат своей привычной сверкающей улыбки. Юный император, сглотнув слюну, кивнул и побежал на борт флагмана по длинному как мост трапу.

– Так, снитчи , ещё шаг, и я вас всех на салат пущу, так что назад и без глупостей. – Сатурн достал из-под зелёного плаща бутылку красного вина, бережливо как дева Мария Христа её прижал к щеке и погладил, закрыв глаза, затем зубами выдернул и выплюнул пробку, запрокинув голову, начал пить большими глотками, но, вдруг, закашлялся и красная струйка полилась у него из носа.

– Это наш шанс, вперёд! – Закричал гвардеец, поднял меч и бросился в атаку, но, не успев даже подбежать к Скорпиону, упал на живот, покраснел, и с бешеными криками схватился за зад. Бастард Дрейк согнул руку в локте и сжал кулак. Глаза гвардейца, казалось, выскакивали из орбит, шланги вен вылезали из-под кожаного одеяла лба, он вопил и корчился в безумной агонии. Из его ануса, раздирая плоть корнями, вырастало кленовое дерево. Еще полминуты солдат мучился, пока не скрылся под корнями древа.

– Помойные гвардейские леймы, думаете мериться силами с Оуджи? -Солдаты отступили, начали в панике бежать долой с набережной на корабли.

– Меркури! – Сатурн еле успел уклониться от сверхзвукового серебряного луча, взорвавшего один из домов за его спиной. Через секунду Натаниэль, телепортировавшись за спину брату, уже заносил рапиру для удара. Младший Дрейк с нечеловеческой реакцией трансформировал левую руку в древесную булаву и сошелся в клинче с братом.

– Вот, скажи мне, снитч, нападать со спины это Генг? Я тебе скажу, это не генг нихуя.

– Ты что за нахер вытворяешь, малой?

– Этот мелкий снитчара за две недели такую кашу заварил, что ее потом лет пятьдесят расхлёбывать придётся. С дороги, Нейт. – Из земли появились две гигантские деревянные ладони, сыгравшие в титанические ладушки, превратившие бы наследника Мистленда в лепёшку, если бы тот, превратившись в серебряный луч, не улетел к ближайшей стене дома.

– Каминомори! – Сатурн сложил руки в замок перед собой. Отовсюду: из стен домов, плитки мостовой, окон начали прорастать с невероятной скоростью, всеразрушающие высокие деревья, стремящиеся пронзить тело Натаниэля. Адмирал лавировал между хищными растениями серебряными вспышками телепорта и пытался добраться до давящего лыбу брата, но лес отгораживал Сатурна зелёной стеной.

– Вторая заповедь Будды: долгожданный расцвет! – Деревья покрылись хищными розовыми бутонами, которые раскрывшись, испустили пыльцу, усыпившую, пытающегося сбежать из деревянной клетки Натана.

Бегущий по длинному трапу в сопровождении эскорта гвардейцев император заметил на противоположном от Сатурна конце набережной гигантского ростом под три метра лысого викинга с татуированной красными рунами головой, чёрной бородой и усами, вздувающейся бронёй каменных мышц, покрытой глубокими шрамами. На поясе у него болтались красные чётки, на левой руке красовался серо-коричневый наплечник, а спину покрывала шкура бурого медведя. Он побежал напролом как бык, раскидывая гвардейцев размашистыми ударами гигантской булавы. Как только этот человек заметил на себе взгляд императора он остановился, закрыл глаза, расплылся в дружелюбной улыбке, закинув булаву на плечо и помахал правой рукой, с тату золотого скорпиона.

– Это Магнус Каменный молот! Как нам справиться с двумя Скорпионами?

Весёлое лицо Магнуса скорчилось в яростной гримасе. Он подтянул к себе испуганного гвардейца и поднёс к нему булаву.

– Смотри сюда, дубина. Это, по-твоему, молот? Называй меня Магнус. – Он задумался, не зная как перевести на рейнский островное устное обозначение булавы и выдал. – Магнус Каменная пиздыдавалка!

– Можешь не ломать язык, сократи до Каменной давалки. – Сказал Сатурн.

Магнус вытянул руку вперёд ладонью вверх и оторвал от земли геокинезом плоскую каменную платформу с дюжиной гвардейцев. Потом поднял вторую, и в воздух поднялась еще одна порция бронированного фарша. Скорпион хлопнул в ладоши и наполнил каменный чизбургер кровавым кетчупом и фаршем из кишок, сомкнув плиты.

Император вбежал на палубу, превосходящую размерами центральную площадь Рейнфелла, наполненную бойцами, и приказал им защищать его до последнего вздоха, последнее, что он увидел, когда поднимался на палубу были фигуры вальяжно идущих к «Виктории» Скорпионов.

Сатурн и Магнус шли нарочито медленно и пафосно под играющий на фоне аккомпанемент абсолютного хаоса и вакханалии паники. Николас забрался на место рулевого и подождал, пока с «Икара» ему спустят веревочную лестницу и эвакуируют в столицу по воздуху. Но вдруг откуда-то из моря на палубу после высокого прыжка приземлился намокший Торрус.

– Крымай! – Первый помощник шефа Скорпионов сложил пальцы кольцом и испепелил первые два слоя окруживших его солдат вихрем зелёного огня. – Мьиркурэ! Солдаты начали тонуть в небытие образовавшейся вороным водоворотом на палубе чёрной дыры.

– Череп Торрус. Он владеет самым смертоносным элементом из всех существующих-тьмой, она способна не только поглощать любую материю, но и мимикрировать под другие стихии. Он второй по силе воин империи. Нам конец!

– Ты кому это говоришь, отсталый, кто-то не знает этого, по-твоему? Дерись иди! -Скомандовал лейтенант испуганно лепечущему рядовому и храбро прыгнул за борт.

Николас сбежал вниз в трюм, сопровождаемый братом Алексисом и ещё двумя гвардейцами. Ему показалось, что в одном из окон он видел одномачтовый плот из черного дерева, с парусом, на котором был начерчен вороний череп. На плоту, свесив ноги в воду, сидел и смотрел пустыми красными глазами на Николаса Жнец, точивший лезвие своей косы.

Он добежал до императорской каюты в конце длинного коридора, дверь за ним и гвардейцами захлопнулась, а два солдата с опущенными забралами и в голубых плащах влетели в стену от потока ветра. На двух резных креслах за столом сидели, попивая чай, два человека. В первом по торчащему из пуза красному уродцу он узнал своего брата Августа, а во втором по отрубленной, по его же приказу, руке Гнаске Торреса. Дверь за ним захлопнул высокий худощавый лысый мужчина с тонкими, длинными конечностями, головой с массивной лобной и затылочной долей, змеиными глазами по обе стороны вытянутого крючковатого носа с тремя ноздрями. Одет он был в синий узорчатый камзол, коричневые сапоги до колен и брюки того же цвета. По длинному копью приставленному к стене и татуировке скорпиона на руке Николас узнал в нём Криса Векслера.

– Вы что тут забыли? Это императорские покои!

– Именно, принц, и император Август I сейчас в них. Вы низложены и разжалованы, ваше правление- чернильное пятно на страницах книги истории величайшего из государств. За четырнадцать дней, Николас, вы превратили граждан империи в бесправный скот и пушечное мясо, мобилизовав их в регулярную армию, развязали две войны, в результате которых, мы лишились потенциальных союзников в битве за выживание нашего вида. По сути, вы подписали нашему государству смертный приговор, похерили всё наследие вашего отца и его предшественников, далее пить кровь государства я вам не позволю. Тем более, что у нас с тобой, Ник, есть личные счёты. А я всегда плачу по счетам. – Торрес помахал императору обрубком руки.

– Ты что несешь, ничтожество, я-законный наследник трона империи и правящий монарх! Последний истинный Юлариан! Эта продажная ублюдина с вросшим в неё паразитом лишь жалкая пародия ни то, что на Юла, на человека! Алексис! Скорпион! Убить этих самодуров!

– Извиняй, твоё величество, наш брат только императору и деснице подчиняется. – Скорпион впечатал в стену Алексиса потоком ветра. – А конкретно я подчиняюсь тому, кто осветит мой карман большим количеством золотых солнц.

– Я император, идиот!

– Тебе же сказали, Ник, после короткой январской вьюги настал тёплый август. Кому ты думаешь, будет подчиняться Кристиан бывшему императору или деснице правящего? – Сказал Торрес. – То-то же, сир Векслер, я наслышан о уникальных внутренних качествах бывшего императора, проверьте же вашим копьём всю глубину его личности.

– Будет сделано, милорд десница. – Скорпион выбил колени бывшему императору. Векслер проткнул через рот глотку юноши, вогнав копье внутрь, он насквозь проткнул бывшего правителя империи так, что лезвие копья показалось из его затылка. Кристиан резко выдернул копьё из юноши, покрутил оружие и убрал за спину. Проходя мимо заплаканной головы молодого императора, Август снял корону с его сливочных кудрей и надел её на свою лысую голову, Гнаске харкнул на труп.

Пять дней спустя, тронный зал замка Рейнфелл, столицы империи Рейн.

Восемь очей императора стояли перед трубным троном, склонив головы. На радужном престоле ровно сидели Август и Деметриус, вросший в живот брата. По всему залу были развешены новые знамена Рейна: к золотому солнцу на тёмно-синем фоне добавился серебряный месяц с улыбкой, всевидящим глазом и острым носом, закрывающим половину солнечного лика. Вместо гвардейцев трон окружали высокие антропоморфные создания с тонкими длинными конечностями, все как под копирку: бледнокожие, в черных шлемах с опущенными как у шутовского колпака рогами и в желтых венецианских масках, из под черных трико виднелся мертвенно-бледный пресс и оголённые предплечья, соединяющие трико с короткими рукавами и черные перчатки, на ногах у шутов были волнистые черные сапоги из дерева, на поясе висели парные кривые сабли. Около полусотни клонов-гвардейцев стояли по периметру космического купола зала, ползали по звездному потолку, прилипнув конечностями.

– Господа советники, надеюсь, наше сотрудничество будет долгим и плодотворным для всего государства и нашего общего благосостояния. Увы, начать наш разговор я должен с не самой приятной ноты. Как вы все знаете, мой брат Николас трагически погиб при загадочных обстоятельствах. Расследование лорда Йонаса Крея пролило некоторый свет на детали этого досадного происшествия. На-барон Ройс, эмир Аль-Ахли, лорд Гаскойн, шаг вперёд.

Гаррье вышел на пустое пространство между пятью старыми лордами и трубным троном. Взгляды самого императора и его очей давили на молодого Гаскойна железным прессом.

– Милорды, вы обвиняетесь в убийстве Николаса Юлариана, саботаже, предательстве империи. Я, Август из дома Юларианов, император Рейна и лорд Рейнфелла, данной мне властью лишаю вас всех земель и титулов и приговариваю к высшей мере наказания. Требую привести приговор в исполнение немедленно.

– Но, влладыка. – Трясущимся голосом сказал Маркус Ройс. – Меня подставили, я тут не причём.

– Знаю, на-барон, я не о вас.

Пятеро шутов со спины перерезали глотки лордам ди Ланфалю, Дрейку, Дюрандону, Торресу и Аркинтону. Бездыханные тела стариков вынесли из зала.

– Лорд Игнатиус Торрес, чтя волю моего отца, восстанавливаю вас в должности десницы. Сим же постановлением провозглашаю вас новым лордом над законами, вам также переходят все земли, титулы и полномочия отца-изменника Люциуса. Также все титулы, земли и полномочия их отцов переходят леди Нарциссе из дома Аркинтон, лордам Даниэлю из дома Дюрандонов, Ланселю из дома Ди Ланфалей и Натаниэлю из дома Дрейков. Призываю явится вышеуказанных ко двору для принятия мной их присяг.

– Умно. Он окружает себя людьми, которые не должны были напрямую унаследовать власть, создаёт лояльный и подконтрольный себе совет, манипулировать одним Августом было бы несложно, но подмять всех этих чудовищ будет непросто. Все кроме этого ублюдка-Ланселя вторые-третьи дети своих отцов, первенцы росли с ощущением предначертанной будущим власти, другие дети будут преданы человеку, наделившему их этой самой властью. -Размышлял десница.

– Хочу объявить о некоторых изменениях в повседневной жизни нашего государства. Объявил консул Деметриус.

– Всю историю нашей страны наши граждане усердно молились восьми божкам, в их честь по всей империи возводились сотни храмов на деньги наших граждан, их существование поддерживалось за счет денег казны. Очевидно также, что ни один из восьми тиранов не ответил ни на одну нашу молитву. Бог света и начала Рейдриар, известный также как Солнечный король, серебряный тигр и Первый; Бог материи и всеотец М’Боджи-Творец, золотой тур, Второй; Бог времени Цукиеми-Рыбак, изумрудный змей, Третий; Богиня реальности Шер-Воительница, багровый кабан, Четвёртая; Бог пространства- Хаку, Гонец, лазурная обезьяна, Пятый; Богиня жизни-Кагуя, Мать, белый ястреб, Шестая; Бог смерти-Олдрик. Жнец, чёрный ворон, Седьмой; Бог баланса- Сатоши, Судья, бирюзовый конь, Восьмой- все они веками насмехались над нами, слушая симфонии, в которые слились голоса ревущих матерей, больных, доживающих последние дни, ссохшихся от голода нищих, калек, стариков. Спустив в начале времен свою скрижаль, они в числе прочих своих зверских оков оставили нам предписание забыть, не чтить, не молится и даже не произносить имени своего брата. Им стали пугать детей, его воспели как абсолютное зло и источник всех наших бед, а он, будучи девятым лучом великой звезды, всё время был нашим единственным спасителем, защищая нас от всевидящего, всепожирающего солнечного ока восьми чудовищ, приставив к каждому из нас своих темных ангелов хранителей. Религия- опиум для народа и старый наркотик себя изжил. Народ устал от безответных жертв и молитв. Все мы отныне под единственным истинным богом, стоящим над нами. Девятый, чёрным койотом бегущий за диском адской солнечной испепеляющей машины, пытаясь спасти нас от гнёта восьмерых деспотов, Безликий Кагемару-Бог теней и конца, художник, не творящий, но изменяющий. Он избрал нас с братом глашатаями его воли и тот факт, что мы сидим на этом троне первыми в истории Рейна консулами-императорами, доказывает его всеобъемлющую мощь. Владыка Безликий спустил нам дар из его земли- далёкого края теней, бессмертных его гонцов. -Август обвёл взглядом пять десятков шутов. -Сир Лангерд Ди Ланфаль, подойдите! В центр зала вышли четыре Скорпиона вслед за Ледяным дыханием. Торрус, Магнус, Сатурн и Крис Векслер.

– Ваше величество. – Лангерд сел на одно колено, склонив голову. Его подчинённые последовали его примеру.

– Ваши люди, сир, были непосредственно причастны к убийству моего брата.

– Прошу простить моих братьев, милорд, и меня вместе с ними, позвольте мне понести за них наказание в той мере, какую вы сочтёте соразмерной их проступку, ведь я, как их шеф, обязан выл уловить колебание в их вере и предотвратить это ужасное происшествие.

– В этом нет необходимости. Неверные своему императору Скорпионы короне не нужны. Тем более, что мы нашли вашей шайке из одиннадцати неконтролируемых головорезов достойную замену. – Август обвёл руками шутов-гвардейцев.

– Достойную замену говоришь. – Векслер вспылил. – Вакуумное лезвие! -Прозрачная волна рассекла грудь шутам, стоящим у трона. Крис прыжком прошелся по воздуху и приземлился у трона, приставил лезвие копья к шее Августа. По лицу императора пробежала искра абсолютного ужаса. -Шеф, один приказ, и моя рука не дрогнет, убийца двух императоров-мне нравится как это звучит. Этот ублюдок сам был в сговоре со стариками и однорукий чертила тоже, только пердунов сейчас свиньи пожрут, а эти ублюдки будут кровь из страны сосать, жирея рядом с казной.

– Крис, назад, хватит с меня клятвопреступлений.

– Шеф, подумайте дважды, эти маньяки на троне возможно даже страшнее Николаса. – Сказал Торрус. – Ваше слово решит судьбу империи.

– Мы уходим, братья. Если император не нуждается в наших услугах, его воля нас отстранить.

– Август, остановись! Скорпионы-ценнейший ресурс. Нам предстоит война, не забывай. – Гнаске взволновался.

– Знай своё место, Торрес. Этих ничтожеств следует убить за покушение на мою жизнь, слава Безликому, я одарён милосердным характером. -Сказал Август, еще не отделавшийся от испуга. Тела шутов срослись. Векслер отошел назад к братьям по оружию.

Скорпионы вышли из зала, а небо над столицей затянуло тёмно-синими тучами. По крышам домов застучал сухой холодный дождь. Никто не подозревал в тот день, что провисит эта гроза над столицей еще очень и очень долго.

Глава 7 «Леди и Джинны-пельмени»

– Эу, доброе утро, заибал! На работу пора, уцышка!

– Че орешь, мудила пархатая, дай еще минут пять хоть додрыхнуть. – Зевая, сказал Альберт, переворачиваясь на другой бок.

Он лежал в натянутом между двумя шершавыми рябыми соснами гамаке. Рядом, на небольшом островке в сосновом море, поросшем сухой желтой осенней травой, догорал душистый кальян костра, тлеющие угли изредка вспыхивали градиентными красными бородавками, подогревая зад подвешенному походному котелку, наполненному кипящей водой из лежащего неподалёку огромного круга озера, серого от утреннего тумана и окружённого засыпанным хвоей и шишками пляжем.

Рядом с костром сидел и точил с импровизированного шампура светлое кроличье мясо невысокий красноволосый человек с азиатским разрезом глаз на скуластом овальном лице с длинным приплюснутым носом, красными бакенбардами и бородкой, его волосы стояли причудливым волнистым красным лесом. Поджарое рельефное худое тело, казалось, без капли жира, было укутано в бордовую тунику с золотыми краями и еле заметным на тон темнее ткани китайским узором, на ногах были коричневые высокие сандалии, рядом с ним опирался на бревно причудливый посох бо, покрытый резьбой иероглифов по красному дереву. На ладони виднелся маленький золотой скорпион, на запястье намотанные четки, на плече, что бы вы думали? Правильно, золотой наплечник. Роки Крей посматривал на товарища озорливыми полными энергии как у обезьяны глазами.

Альберт Гаскойн слепо нежился. Воздух освежающими потоками пошел по его дыхательным путям, ему казалось, что он достиг абсолютного единения со столь нелюбимой им природой. Как, вдруг, его обдало с ног до головы пронизывающим холодом, его лежбище и одежда насквозь промокли. Он вскочил на ноги, заорал и начал быстро обтирать плечи руками. Красный скорпион катался по полу, держась за живот, рядом с ним на траве лежала деревянная кружка.

– Блядина узкоглазая, ебаная обезьяна, чтоб ты сдох!

– Эу, давай полегче, братишка. Заказ за тебя я что ли выполнять буду? И так опаздываем, а ты как ишак дрыхнешь часов пять уже.

– Еб твою мать, тебе че макака членом через затылок все мозги выдолбила. В твоем селе сраном так людей будят?

– Вот, балбес, джаиль натуральный, жиесть! С малых лет дети знают: вода начало всех начал, и день с закаливания начинать стоит, ежжи.

– Кто это знает то, сука? Ты чё несёшь, Бандерлог? У тебя в горах что ли это дети знают, так там и говно, небось, на завтрак жрут, потому что земля всему мать и кормилица, а всё коричневое-земля.

– Я всю жизнь в Рейне жил. – Красный насупился. – И батька мой лорд Крей-коренной имперец.

– Но мать-узкоглазая шлюха из Залупляндии за морем Карликовых писюнов. А папаша твой второсортный сыщик-феодалишко, шестёрка Торресов.

– Чорт, ты, Альберт, баля. Нормально общайся давай!

– Это я-то черт? Ты мне теперь до конца жизни чай в постель носить будешь. И гамак похерил, и плащ, и портки! А ну кабаном за кружкой кипятка метнулся, а то у меня лёгкие через туза выйдут из-за тебя. -Альберт болезненно засмеялся, приступы находили на него как кашель и оставляли в голосе заметную хрипотцу и проблемы с четкостью артикуляции.

Гаскойн ритмично ехал по засыпанной шишками лесной дороге на гнедом жеребце, рядом ехал надувшийся Рогвор на белой худой кобыле. Альберт не выдержал округлившихся ребяческих слезливых глаз своего друга и его насупившихся губ.

– Да ладно тебе, Рокки, ну ляпнул херни с горяча, погнал бесу, с кем не бывает. Ты меня прости, братан, нормальный у тебя батя, и у мамаши горло хорошее, глубокое, замечательно глубокое даже можно сказать.

– Свинья ты! Оскорбить творческого человека каждый может, а вот рану на сердце заштопать. – Крей драматично выдохнул.

– Это ты с каких пор творческим стал, орангутанг?

– А вот слушай что сочинил.

Альберт Гаскойн- магнитное гузно,

Смотрю на него и как от кредитного счета грустно.

Нос крючком, Волосня торчком

Рубиновый посох готов принять очком.

От детской меланхолии Скорпиона и следа не осталось. Он горделиво засветился и спросил:

– Ну как?

– Говно полное. Ну-ка, мою басню послушай.

Рокки Крей, Рокки Крей

Бери в ротик-не робей.

Так его прихватило, что засрал все кусты.

Так жестко засуну в обезьяний рот, что в семени утонут его глисты.

А-а? Зачет? Эмси Железный Альб.

– Вот ишак, баля, ну всё, месяц у меня закаляться будешь.

– Только попробуй. Кстати, знаешь, что снилось сегодня?

– Как ты Урсулу джага-джага делал?

– Я б тебя убил нахуй, если б ты мне такой сон прервал. Нет, такая муть снилась, это поразительно. Как я в каком-то вулкане с драконом дерусь с моим братцем на пару.

– Забавно. А мы ж как раз дракона гасить идём?

– Ой, какая ж ты темень, я иногда поражаюсь просто. Драконов уже четыре века не видал никто, как старую династию императорскую пресекли, так и этих ящеров никто не видел больше.

– А на кого у нас заказ?

– Да на виверну небось очередную.

– А в чем разница то?

– Ну ты и мудила. Ладно, слушай, первобытный, дракон для виверны как линкор для шлюпки примерно. А еще, если на размеры не смотреть, то дракона по четырём лапам отличить можно, у виверны две всего. А если на них с сатириологической точки зрения посмотреть, то можно понять, что у виверны душа обыкновенная, она как у всех конечна и при потере оболочки переходит на следующий круг бытия, пока не сольётся с абсолютом. У дракона же душа божественная, он как титан или ангел: убить дракона можно, но лишь его оболочку, душа бессмертна и переродится в теле таком, каком пожелает через определённое количество времени.

– Так если они бессмертны как же они исчезнуть то могли?

– Видишь ли какая штука. Аркайны были династией, ниспосланной богами, в их жилах текла кровь особая, и она позволяла им укрощать этих рептилий поехавших. Дитрих Ройс, Веларион Торрес и Эндрю Аркинтон четыре века назад пришили последнего императора со всей его семьёй и посадили, соответственно, на трон пьянчугу-шута с серебряными волосами. Ну, и как только хозяев кокнули, ящерки как птички перелётные огромной чешуйчатой вереницей улетели за дьявольский треугольник и Туманное море к себе на историческую родину. Говорят, зрелище было впечатляющее, из-за этой всей канители те события в истории стали называться революцией Кровавого или Огненного прилива.

– То есть Юлы не истинные посланники божьи?

– Ясен пень. Сборище клоунов. Нет, есть типы нормальные навроде Ника Второго, третьего или того же Вулиуса. Но в основном-поехавшие кровожадные ублюдки: Пятый, например, который, считая себя мечом божьим, полгосударства заживо сжег и запустил священную инквизицию, благо его сынки Ник, ставший следующим императором, Вулиус и бастард Торрус его порешали. Мой крестный, Николас Шестой был сильнейшим человеком в истории, трёхметровый титан был единственным гуманоидом, покорившим стихию воды. Его трезубец и коса его лучшего друга, моего пахана, держали в страхе весь, сука, мир.

– Вот ты, Альберт, говорил о том, что душа человека не вечна и сольётся с абсолютом, но ведь в скрижали написано, что Творец создал ограниченное количество душ в начале времен и больше не создавал, так?

– Ну так.

– А ты в жизнь после смерти веришь?

– Совсем дефективный что ли? Если в богов верю, значит, и в жизнь после смерти верю. А как минимум двух полубогов мы своими глазами видели с тобой, так что оснований не верить не вижу.

– Так то оно так, но раз жизнь после существует, то ведь и жизнь до существовала, поскольку душа наша была в начале времен?

– Ты на что намекаешь.

– Мы ведь с тобой оба знаем, что там раньше мамкиной дырки только темнота сплошная, никаких миров, никаких теней или садов. Так значит и после только пустоты. Я лично считаю, что души перерождаются бесконечно все в новые и новые тела, и как ты жизнь прожил, то тело и получишь. Между телами ничего, лишь покой и пустота, поэтому и умирать не страшно, никаких извращенцев Безликих или тиранов Королей, только покой до следующей жизни.

Альберт рассмеялся.

– Тебе чё насвай особенно как-то в голову дал сегодня, заканчивай давай с наркотой. Тебе если по поступкам тело выдавать, то на червя дождевого в лучшем случае наскребешь, это если судье твои глазки обезьяньи понравятся, по-хорошему, вообще баобаб.

– А кто тогда человеческого тела достоин? Я праведную жизнь веду, почти монах.

– Ага, если закрыть глаза на то, что ты серийный убийца, который целому племени звергов геноцид устроил.

– Мне простят, я усердно замаливаю.

– Рот свой замоли пока приход не кончится, и насвай из-под губы достань. Заебало уже твой бред слушать. Тем более подъехали почти.

– А что на пальце у тебя?

– Опять торкнуло что ли, чё несёшь? Стоп, что? – На своем пальце Альберт увидел кольцо Тора.

Скорпионов начали окружать обугленные деревья, растущие из покрытой серым пеплом чёрной земли. Они ехали вперед по тропинке, прорезающей ткань обугленного леса, где-то поваленных деревьев. Кое-где лежали человеческие скелеты, скатерти паутины были натянуты между веток, кружили вороны.

Проехав адскую опушку, они достигли места происшествия: богатой деревни Эмберли при Ангельских полях. Точнее то, что когда-то было деревней Эмберли, при том, что стало черно-серой пустыней пепла. Обвалившиеся обгорелые скелеты домов, балки водяной мельницы, жернова колеса которой бессмысленно перемалывали засохшую реку. Повсюду были серые скелеты жителей.

Рык, содрогнувший небо. Скорпионы услышали громкий воздушный хлопок, другой, третий, деревню накрыла огромная крылатая тень. Четырехлапый усатый ящер в сверкающей, переливающейся от голубого к розовому броне и рогатой короне показался высоко над головами наёмников, навострив когти, он пикировал к своим жертвам после впечатляющей для существа его размеров мёртвой петли. Древний дракон летел параллельно земле и открывал громадную пасть. Он парил с противоположного конца пепелища, набирая скорость и, приблизившись достаточно, накрыл остатки деревни красным облаком пламени. Рогвор и Альберт вжались в дальнюю от дракона сторону черной мельницы. Деревню наполовину снесло напором огня. Дракон заходил на вторую мертвую петлю, готовя повторную ковровую бомбардировку.

– Раз, два, три, четыре лапы! А говоришь улетели птицы перелетные. Что делать то будем?

– Бежим к хуям, что делать, на это я не подписывался. Флай-панк R-401! – Из окружающего наемников железного мусора и портальных запасов Гаскойна собрался впечатляющих размеров жестяной птеродактиль, с кабиной для двоих в районе глаз и лобной доли. Пилоты запрыгнули моментально и пулей взмыли вверх к облачному океану. Достигнув высоты пятидесяти метров над облаками, железный истребитель оказался прямо над превосходящей его вдвое в размерах пастью дракона, прорезающей головой океаническую поверхность голубо-серой облачной ваты. Дракон извергнул в небо столб сплошного пламени словно мальчишка, пытающийся плюнуть в луну. Истребитель, пилотируемый асом-Альбертом, совершив несколько вращений вокруг своей оси, лавировал вокруг жаркого напора.

– Есть у меня идейка. Десантируйся, Рокки!

Макушка птеродактиля откинулась, и Крей с кунфуистскими криками взмыл воздух сумасшедшей высоты прыжком.

– Походка царя обезьян! – Подошвы сандалий засветились оранжевым. Он спускался по небесной глади словно по лестнице, там куда ступала его нога появлялось нежно-персиковое облачко, по которому он мог спокойно передвигаться. Высоко поднимая колени и держа посох за спиной, Рогвор побежал по небу на восток. Стальной истребитель нырнул под пышные волны ватных облаков, скрывшись из поля зрения чудовища, преследовавшего алого Скорпиона. Ящер открыл пасть, приготовившись низвергнуть Крея в огненную пучину.

– Гора цветов и фруктов! – Рокки подпрыгнул, образовав телом складку, направил руки и ноги в сторону дракона. Откуда-то из космических далей на дракона полетел разрезающий темно-синюю надоблачную небесную ткань гигантским огненным хвостом крупный спрессованный из фиолетовых камней метеорит с лавовыми прожилками. Громадина увернулась, лишь слегка обожгла брюхо об лавовый хвост астероида. Скорпион приставил кулак к кулаку. Десять, двадцать, тридцать приближающихся фиолетово-оранжевых небесных тел разожгли атмосферу, исполин-ящер был не в силах увернутся от метеоритов, попытался противостоять им потоком извергнутого пламени, но метеоры, преодолев огненную стену один за другим оставляли чудовищные ожоги на статном теле величественного зверя, тот с рёвом бросился вниз за облачную пелену. Жестяной истребитель несся на зверя со сверхзвуковой скоростью.

– Красава, Крей, загонщик поработал, настал черед охотника. – Гаскойн болезненно смеялся, безумно выпучив глаза и высунув язык. – Магнитная пушка! – Истребитель-динозавр открыл стальные челюсти. В пасти была железная как будто выхлопная труба, тонкие фиолетовые молнийки начали сверкать внутри пасти, раскаляя до малинового градиента дуло. В дракона полетел прямой темно-розовый электрический луч, когда пушка скопила достаточный заряд. Пораженный прошедшим по всему телу разрядом, ящер камнем упал на землю. Свистящие метеоры проделывали крупные кратеры в пепельном поле, каждый из них сопровождался оранжевым куполом взрыва и лавовой лужей в кратере.

Пара астероидов угодили во Владыку штормов, явно не обрадованного паре новых адски болящих лавовых ожогов. Опасаясь новых капель этого чудовищного дождя, гигант попробовал взлететь. Но вместо правого крыла двигался хвост, а вместо левого правая задняя лапа. Дракон впал в панику и хотел было зареветь, но вместо разевания пасти получилось подмигивание левым желтым глазом.

– Мегнетс, битч! Скажи аревуар твоим нейронам! Обожаю эту работу. Кончай его, Крей

Сбегая по облачным ступеням, Рогвор достал из-за пояса размером с шариковую ручку посох.

Бо удлинился до размеров длинны диаметра поля, но в весе не прибавил. Замахнувшись посохом как гигантской клюшкой, скорпион запульнул гигантскую чешуйчатую шайбу-дракона в лесисто-угольные ворота. Бо вновь принял свой обычный размер.

– Локи! – Бронзовое кольцо с фиолетовым овальным камнем засветилось на пальце Альберта. – F-26 Фенрир-панк! – В воздухе из гнилой плоти начал формироваться гигантский лысый демонический волк, птеродактиль разлетелся на металлолом и обшил демона железной броней. Железное чудовище бросилось к дракону, дико рыча и брызжа огненной слюной. Разобравшийся со своим новым телом, древний двинул капюшоном, открыл пасть и изрыгнул поток пламени.

– D-208 Йормунганд-панк! – На бегу плоть волка мимикрировала в змея, обтянутого стальными пластинами. Словно бур змей вошел в почву и увернулся от огненной стены. Он вылез ровно под драконом, связал телом-лентой тушу рептилии и в упор выстрелил ему в голову фиолетовым магнитным лучом из пушки в пасти. Даже могучий мозг дракона, понимающий язык звёзд, не выдержал повторной мешанины нейронных каналов. И обездвиженный гигант сложил на землю голову, высунув язык и к ноздрям скосив глаза. Опустившийся на землю Рокки хлопнул в ладоши.

– Плащ Гефеста! – Из появившейся в земле трещины от заклятья Крея вырвалось гигантское магмовое цунами, которое Рогвор как заправский сёрфер оседлал. Лавовое покрывало накрывало всё большую площадь поля, приближая смерть парализованного величественного зверя. Волна накрыло ящера, расплавив великолепную чешую и мясо дракона до костей.

Скорпионы преодолели огромную наэлектризованную стену Индрспира с тысячью охранниками по периметру и въехали по соединившему два конца рва под их ногами лучевому полупрозрачному мосту. К лошади Альберта был привязан клык размером с человека.

Столица Штормленда по праву считалась самым необычным городом государства: улицы были уставлены гигантскими двадцати-тридцатиэтажными зданиями из бетона разных оттенков синего и серого, усеянные желтыми прыщами окон в каком-то произвольном порядке. Здания имели причудливую угловатую геометрию, ломанные их контуров удивительными зигзагами тянулись к облакам, напоминая сирот молний, брошенных на земле и скучающих по ватным матерям. Бетон и металл гигантов, скребущих небеса, давили бойком молота над человеческой волей, лаская после работы в крошечных спальнях крохотных гробов-квартир потерянные души Штормлендцев.

В маленьких комнатах этих домов жили семьи простых рабочих, ближе к центру города начали появляться похожие на инопланетные растения гладкие дома из розового и зелёного стекла, усеянные капсулами, похожими на бутоны, в ярких пяти-восьмиэтажных домах селились торговцы и служители церквей. При въезде в город Скорпионам и их коням натянули специальные фильтрующие маски и эластичные перчатки, а также покрыли одежды специальной бесцветной смолой.

улицы Индрспира были затянуты дымкой фиолетового тумана, вирус Асклепий поразил столицу Штормленда, человек вдохнувший пурпурных паров и в течении двух недель не принявший противоядие еще год мучился: его личность постепенно отмирала, память терялась, энергия высасывалась полностью, мозг, отдававший все силы на безрезультатную борьбу с болезнью, терял всякую способность к аналитике и восприятию внешней информации. Город был с отрывом самым большим в империи, втрое превышал размерами столицу, в пять раз Виндхук. По численности населения о конкуренции и речи не шло, Агломерация Индрспира превышала на порядок почти каждую из провинций, не говоря уже о городах.

Скорпионы проехали через каменные скверы, стеклянные сады, лабиринты заводов и множество вертепов, по которым тянулись ужами провода, (Штормлендцы более двух веков назад обуздали молнию и научились её синтезировать в электричество) поддерживающие жизнь в городе. Ни единого деревца, травинки или кустика в Индрспире не видели уже очень давно. Земля на улицах была покрыта металлом, разделенным по всему городу на шахматные железные одноцветные клетки, как будто пол города устлали единым комплектом стального паркета. Небо было скрыто куполом покрывающего город силового поля, которое пробивал только шпиль «Копья Индры». По улицам летали причудливые металлические аппараты, похожие на тарелки, перевозящие укутанных в герметичные скафандры в масках с вороньими клювами и круглыми линзами жителей города, одетых все как на подбор в одно и то же желтое защитное обмундирование. На скафандрах каждого был серийный номер, состоящий из буквы и четырёх цифр.

Стоит сказать, что номер этот был самым важным сочетанием символов в жизни каждого гражданина. Индрспир представлял собой отдельный мир, ушедший далеко вперед от остальной империи. Люди в наземном городе не имели имен, не видели денег. Все блага, жизненные цели и даже их личностные качества квотами спускало свыше правительство. С рождения каждый гражданин был обезличенным винтиком машины города, обеспечивающей остальную империю большинством благ. Его судьбу, характер, личность в инкубаторах проектировал от и до «Элизиум». Каждый человек жил по сценарию, оступившиеся лишались защитного костюма и антидота, а их цифры номера стирали ластиком из уравнения механизма города.