Читать онлайн Месть или Любовь

Для тебя…

Для нас…

Глава 1

Меня зовут Амалия. Мне двадцать восемь лет, у меня приличная работа в небольшом архитектурном бюро и жизнь, которую до сегодняшнего дня можно было описать одним словом: предсказуемая. Я живу одна в скромной квартире на севере города. Мои утра всегда торопливые, но упорядоченные. Мне нравится рутина, она дает мне ложное чувство контроля над хаосом вокруг. Но сегодня что-то было иначе. Не знаю почему, но с того момента, как я открыла глаза, меня не оставляло странное беспокойство. Может, потому что плохо спала. Может, потому что сон, который мне приснился – смутный и неясный, – преследовал меня до самого пробуждения. Со мной часто бывает, что я вижу сны, которых толком не помню, но которые оставляют после себя тень дискомфорта.

Я вышла из квартиры с сумкой на плече и стопкой папок в руке. Поздоровалась с соседом со второго этажа, который всегда выгуливает собаку в одно и то же время. Села в машину, завела мотор и проверила телефон на сообщения. Ничего интересного. Лишь письмо от моей начальницы, полное замечаний к проекту, который нужно доработать. Я глубоко вздохнула и сунула телефон в карман сумки.

Я тронулась к офису, пытаясь сосредоточиться на вождении, но мысли были где-то далеко. Я думала о бесконечном списке дел, о дневном совещании, о том, что в моем холодильнике – лишь просроченный йогурт, и что после работы надо заехать в супермаркет.

По дороге я почувствовала, как стресс начинает брать надо мной верх. В Берлине в это время движение кошмарное, и каждый раз, когда я пытаюсь перестроиться, кто-то сигналит. Будто это я – проблема. Я пыталась глубоко дышать, успокоить мысли, но то чувство тревоги не отпускало.

Я подъехала к большому перекрёстку со светофорами, которые, казалось, никогда не сменят сигнал. Взглянула на часы на панели. 08:45. «Если снова опоздаю, начальница меня живьём съест», – сказала я себе.

Когда загорелся зелёный, я нажала на газ и поехала. Дорога впереди была свободна, но что-то, на краю поля зрения, привлекло моё внимание. Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что происходит.

Девушка. Молодая фигура, бегущая, с длинными волосами, развевающимися в воздухе. Она была не на пешеходном переходе, а где-то позади, перебегала наспех, обернув голову. Может, на что-то смотрела, может, с кем-то говорила. У меня не было времени осознать.

Тормоз взвизгнул под моей ногой, но было слишком поздно. Машина ударила её с глухим звуком. Не сильно, но достаточно, чтобы я ощутила удар. Я застыла, вцепившись руками в руль. Взгляд упёрся в лобовое стекло, а в голове зияла пустота.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я поняла, что должна выйти. Когда я открыла дверь, холодный воздух ударил в лицо. Пахло мокрым асфальтом и чем-то металлическим – запах, который я не забуду никогда.

Девушка лежала на земле лицом вниз. Шок прошил всё тело. Я хотела подойти, но ноги меня не слушались. Зато глаза лихорадочно ощупывали каждый штрих: маленькая сумка с разошедшейся молнией, туфля, отлетевшая на несколько метров, и её волосы – длинные, каштановые, рассыпанные по асфальту.

Вокруг меня начали собираться люди. Кто-то крикнул:

– Звоните в скорую!

Я попыталась вытащить телефон, но руки так тряслись, что я его почти выронила. Набрала номер, но мой голос поглотил окружающий шум. Я не смогла вымолвить ни слова.

Пожилой мужчина взял меня под руку и чуть оттянул назад.

– Спокойно, девушка. Врачи сейчас приедут.

«Спокойно?» Мне захотелось рассмеяться, но вместо этого по щекам покатились слёзы. Сердце билось так сильно, что казалось – вот-вот взорвётся в груди.

Сирены скорой помощи стали доноситься всё отчётливее. Они казались далёкими, словно из другого мира.

Врач из экипажа скорой подошёл к девушке первым. На нём был светоотражающий жилет, в руках – маленькая аптечка, которую он быстро раскрыл. Наклонившись к ней, я увидела, как он тянется к её шее, проверяя пульс. Движение было механическим, почти холодным, но на лице не отразилось ни тени эмоции.

– Пульс есть. Слабый, но есть, – сказал он твёрдо, но спокойно.

Я почувствовала, как через тело прошла волна облегчения, но ненадолго. «Пульс? Это ещё не значит, что всё хорошо… Боже, а если она не выживет?» Мысли накатывали, как волны, одна за другой, не оставляя мне передышки.

Другой медик подбежал с носилками, и я инстинктивно сделала шаг назад. Я не хотела мешать. Прижалась к припаркованной машине, глядя, как они осторожно поднимают её, будто любое резкое движение могло бы ухудшить её состояние. Лицо у неё было совершенно белое, а волосы падали на глаза. Один из парамедиков бережно откинул их, обнажив молодые черты. Казалось, ей чуть больше двадцати.

– Аккуратнее. Возможно, есть переломы, – сказал главный врач.

Его слова прозвучали в моих ушах громче, чем сирены скорой. Переломы. Я хотела спросить, будет ли она в порядке, но голос застрял в горле.

Когда её подняли на носилки и погрузили в машину, один из медиков повернулся ко мне. Взгляд у него был профессиональный, но жёсткий.

– Это вы были за рулём?

Я медленно кивнула.

– Да, я… она резко выбежала. Я увидела её в самую последнюю секунду, – сказала я дрожащим голосом.

– Полиция поговорит с вами. Мы делаем для неё всё возможное.

Он ушёл, а я осталась на месте, с огромной пустотой внутри. Мир вокруг будто двигался в другом ритме – в том, которого я больше не могла понять.

Полиция приехала через несколько минут. Два автомобиля резко притормозили, и из них вышли четверо сотрудников. Один из них, высокий мужчина с серьёзным лицом, подошёл ко мне. На нём была безупречная форма, а значок на груди сверкал в утреннем свете.

– Доброе утро. Вы – водитель, вовлечённый в ДТП?

Я кивнула, пытаясь собраться с мыслями.

– Да, я… я вела, – сказала я.

– Понимаю. Пожалуйста, покажите удостоверение личности и водительские права.

Я начала рыться в сумке, но руки так дрожали, что я едва не выронила кошелёк. С трудом раскрыла его и протянула документы. Полицейский молча взял их, внимательно изучая.

– Вы употребляли алкоголь или другие вещества? – спросил он, подняв на меня взгляд.

– Нет! Нет, вовсе нет, – ответила я поспешно.

– Хорошо. Нам нужно провести тест. Это стандартная процедура, не о чем волноваться, – сказал он, но в его тоне не было ничего ободряющего.

Ещё один полицейский подошёл с алкотестером. Он велел мне дуть в него, и я сделала всё, что меня просили. Результат оказался отрицательным, и на миг я почувствовала, будто с меня сняли крошечную долю ноши.

– Расскажите, как это случилось, – сказал первый полицейский, доставая блокнот.

Я провела рукой по волосам, пытаясь подобрать слова. В голове всё было таким спутанным.

– Я ехала… у меня был зелёный. И вдруг она появилась. Она была не на пешеходном переходе, перебегала где-то позади. Я затормозила, но не смогла её избежать.

– Вы видели её до удара?

– Лишь долю секунды. Кажется, она бежала… Или, может, смотрела куда-то в сторону. Я не уверена, – сказала я, и голос становился тише по мере того, как я говорила.

Полицейский кивнул, записывая всё в свой блокнот. Тем временем другой агент разговаривал со свидетелями, собравшимися вокруг. Казалось, у каждого была своя версия случившегося.

Мой взгляд скользнул по асфальту, там, где всё ещё оставались следы удара: небольшое пятно крови, разорванная сумка, одинокий заблудившийся башмак. Меня снова накрыла тяжесть момента.

– Вам нельзя покидать место происшествия, пока мы не закончим осмотр. Понимаете? – сказал полицейский твёрдым голосом.

Я снова кивнула. Что ещё я могла сделать? Я не могла уйти. И даже если бы могла – куда идти?

По улице потянул ветер, холодный, колкий, от которого я задрожала. Или я уже дрожала – от шока. Вокруг меня собиралось всё больше людей: одни перешёптывались, другие показывали на мою машину или на место, где произошла авария. Я ощущала их тяжелые взгляды, словно каждый из них меня осуждал.

Пожилая женщина в плотном шерстяном пальто подошла ближе и скрестила руки на груди.

– Вам надо быть внимательнее, барышня, – произнесла она низким голосом. На такой скорости… если бы тормозили раньше, может, избежали бы.

Её слова ударили меня, как кулак. «Раньше?» Я не могла переварить сказанное. Будто я этого хотела. Будто я не сделала всё человечески возможное, чтобы её избежать.

– Но она ведь была не на переходе! – вмешался молодой мужчина с сумкой для ноутбука на плече. Я видел. Девушка просто выскочила перед машиной.

Я хотела поблагодарить его, но не смогла даже встретиться с ним взглядом.

Полицейский, который принимал у меня показания, проверил телефон – наверное, ждал подтверждения от коллег, занимавшихся рутинными проверками. Затем он снова повернулся ко мне, и голос его стал более официальный.

– Вам придётся проехать с нами в участок для дальнейших показаний. Это стандартная процедура в подобных случаях.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Участок? То есть ехать с ними? Я хотела возразить, но у меня не было ни единого аргумента. Я знала, что это лишь начало длинной череды вопросов и проверок.

– Можно… можно кому-нибудь позвонить? – робко спросила я.

– Конечно. Только недолго, у нас работа, – ответил он с лёгкой ноткой нетерпения.

Я достала телефон и почти машинально нашла имя Аны, моей лучшей подруги. Я позвонила, но звонок сразу ушёл на голосовую почту. «Ана, пожалуйста, ответь…» – прошептала я, но это было бесполезно. Я набрала ещё раз – без результата.

Кто-то едва коснулся моего локтя. Я вздрогнула и обернулась. Это был тот самый молодой мужчина, что заступился за меня раньше.

– Мне жаль, что вам приходится через это проходить, – сказал он с искренним выражением лица. Это был несчастный случай, не похоже, что это ваша вина. Если нужны свидетели – я здесь.

Его слова застали меня врасплох. Я посмотрела ему прямо в глаза и, впервые с момента аварии, почувствовала проблеск благодарности.

– Спасибо… большое спасибо, – произнесла я дрожащим голосом.

Он кивнул и отошёл, но его присутствие принесло мне крошечное утешение.

Молодой полицейский, вероятно, в начале службы, подошёл к моей машине и начал её осматривать. Он сделал фотографии на телефон, пока другой собирал на асфальте улики. Я гадала, что именно они ищут, какие детали могут изменить ход расследования.

– В вашей машине есть видеорегистратор? – спросил один из агентов.

– Нет… у меня нет, – ответила я, понимая, что этот нюанс мог осложнить дело.

Я увидела, как он что-то записал, не комментируя. Атмосфера становилась всё более гнетущей.

Через несколько минут полицейский предложил мне сесть в их машину. Я крепче прижала к себе сумку и сделала, как сказали. В салоне было тихо; тишину изредка прерывал треск рации. Я смотрела в окно, как место аварии остаётся позади – вместе с ним и прежняя моя жизнь.

В участке меня провели в небольшой кабинет с полками, забитыми папками, и резким запахом старой бумаги. Меня снова попросили рассказать, что произошло, на этот раз подробнее. Я старалась отвечать ясно, но по мере того как я повторяла случившееся, голос становился всё более неуверенным.

– Мы проанализируем все обстоятельства, в том числе скорость, с которой вы ехали, и положение девушки в момент удара, – сказал старший полицейский. Пока вы свободны, можете идти домой, но советую отдохнуть и не переживать больше, чем нужно.

Как же мне не переживать? Вопрос завис на губах, но я его не произнесла. Я медленно поднялась, машинально поблагодарила и вышла из участка.

Снаружи небо было всё таким же серым, а ветер стал резче. Я плотнее запахнула куртку и медленно направилась к автобусной остановке. Хотя мне и позволили уйти, я чувствовала, что за мной тянется что-то – тяжёлое ощущение, ноша, которую я не знала, как нести.

Когда я дошла до остановки, я поняла, что не имею ни малейшего понятия, куда хочу ехать. Мою машину оставили на месте аварии, погрузили на эвакуатор для экспертизы. Дом пуст, и мысль о том, чтобы вернуться туда, пугала меня. Но у меня не было другого выбора.

Автобус подошёл через несколько минут. Я поднялась по ступенькам, не оглядываясь, и села на первое свободное место. Я прижимала сумку к груди, будто это была моя единственная привязь к реальности. Я пыталась сосредоточиться на привычных звуках: гул двигателя, шёпот других пассажиров, щелчок дверей, открывающихся и закрывающихся. Но ничто не казалось настоящим.

Девушка… её образ не выходил у меня из головы. Закрытые глаза, неподвижное тело на асфальте, пятно крови, медленно расползавшееся под её головой. Как её зовут? Кто она? Куда она шла? И прежде чем я успевала додумать эти вопросы, возникал другой, ещё тяжелее: «Выживет ли она?»

Я вышла из автобуса на несколько остановок раньше, почувствовав необъяснимую потребность идти пешком. Это ведь должно было помочь успокоиться, правда? Разобраться в мыслях, вернуть контроль хоть над чем-то – над чем угодно. Но улицы казались чужими, хотя район я знала хорошо. Каждая «зебра» напоминала об аварии, каждый гудок заставлял меня вздрагивать.

Когда я добралась домой, я с трудом вытащила ключи из сумки. Дверь слегка скрипнула, когда я открыла её – обычный звук, который в другое время меня успокаивал. Теперь он показался мне угрожающим.

Я оставила сумку на полу, прямо у обуви, и рухнула на диван. Моя квартира была тихой, слишком тихой. Обычно я сразу включала музыку, но теперь тишина казалась единственно уместной.

Я разблокировала телефон. Какой-то инстинкт подтолкнул меня искать новости об аварии. «Утром молодая девушка была сбита машиной. Её состояние критическое». Заголовок ударил меня, как молот. Я читала каждое слово, но будто не понимала, что именно читаю.

«Свидетели говорят, что она перебегала в спешке, вне пешеходного перехода. Водитель не употреблял алкоголь и сотрудничал с властями. Медики подтвердили, что пострадавшая госпитализирована в тяжёлом состоянии».

Почему я почувствовала небольшое облегчение? Возможно, потому что там ясно говорилось, что она переходила в неположенном месте. Но тотчас меня накрыла другая эмоция: вина. Неправильно радоваться, даже на секунду. Чья-то жизнь висит на волоске, а я ищу себе оправдания.

Телефон завибрировал в руке, и на экране появилось имя Аны. Наконец.

– Алло, Ана? – сказала я дрожащим голосом.

– Я видела новости. Ты в порядке? Где ты?

Её обеспокоенный голос вызвал у меня слёзы. Я пыталась держать себя в руках, но не могла сдержать рыданий.

– Не знаю, Ана… Не знаю, что делать. Я сбила её, но это была не моя вина. И всё же я чувствую, что виновата, – быстро выпалила я, слова смешались в эмоциональный хаос.

– Слушай, ты не одна. Мы пройдём через это вместе, ладно? Я сейчас сажусь в машину и еду к тебе, – сказала Ана без тени колебания.

– Спасибо, Ана… – прошептала я.

Я отключила звонок и осталась на диване, прижимая к груди подушку. Слова Аны меня немного успокоили, но не смогли прогнать подавляющее чувство неуверенности.

Потом меня ударила другая мысль: «А если у девушки кто-то есть? Семья? Парень?» Это была возможность, которую я старалась игнорировать. Кто-то, кто её ждёт – возможно, прямо сейчас – не зная, что случилось. Или, что ещё хуже, уже знающий.

В дальнем углу сознания я представляла встречу с этим человеком. Их взгляд – обвиняющий. Слова – полные боли. И, хотя я понимала, что с точки зрения закона не виновата, я боялась, что для них виновной всегда буду я.

Лёгкий стук в дверь вырвал меня из мыслей. Приехала Ана. Когда я открыла, первое, что я увидела, – её встревоженное лицо. Она крепко обняла меня, не говоря ни слова, и я отдалась её объятиям, выплакивая слёзы, которые весь день пыталась удержать.

– Всё будет хорошо, увидишь. Нужно только терпение, – сказала она, проводя ладонью по моей спине.

Но в глубине души я сомневалась, права ли она. Или это всего лишь отчаянная попытка меня успокоить.

Ана мягко взяла меня за руку и повела на кухню.

– Давай выпьем чего-нибудь тёплого, – сказала она. – Тебе не обязательно говорить, просто сядь здесь.

Я села за стол, наблюдая за её быстрыми движениями. Она поставила воду на огонь и достала из шкафа две чашки. Простота момента, её знакомые жесты подарили странное ощущение нормальности. Но в этот день нормальным не было ровным счётом ничего.

– Ты говорила с семьёй? С родителями? – спросила Ана, ставя передо мной чашку чая.

Я медленно покачала головой.

– Нет… Я не знаю, что им сказать. Что они смогут понять?

– Лучше скажи. Будет хуже, если они узнают откуда-то ещё, – сказала она серьёзно, глядя мне в глаза.

Я взяла чашку и сделала глоток. Чай был очень горячим, но это помогло отвлечься хотя бы на несколько секунд.

– Я видела новости, Ана. Там писали, что она в критическом состоянии. Я не знаю, выживет ли она…

– Ты не врач, ты не можешь знать точно. И вообще, случившееся – не твоя вина, – настаивала она, опираясь локтем о стол. – Ты же это понимаешь?

Я хотела ответить, но ком подступил к горлу. Я ни в чём не была уверена. Мне казалось, что все взгляды направлены на меня – даже сейчас, в тишине квартиры. Если та девушка умрёт, как я смогу с этим жить?

Телефон внезапно зазвонил, разрезав давящую тишину. Я вздрогнула, и чашка в моей руке дрогнула. Ана кивком велела мне ответить. Дрожащими пальцами я подняла телефон со стола. Незнакомый номер.

– Алло? – выдохнула я почти шёпотом.

– Здравствуйте, я доктор Маттиас Шмид из больницы Vivantes. Я звоню по поводу сегодняшней утренней аварии. Это вы были участницей, верно?

Я закрыла глаза на секунду, собираясь с духом.

– Да, я… да, это я. Что случилось? Как она?

Голос доктора был спокойным, но твёрдым.

– Пациентка получила тяжёлые травмы головы и грудной клетки. Её экстренно прооперировали, и на данный момент её состояние стабильное, но критическое.

Я глубоко вдохнула, позволяя информации улечься. «Стабильное, но критическое». Это была не хорошая новость, но и не окончательный приговор.

– Её семья в курсе? – спросила я.

– Да, их уведомили, и они здесь, в больнице. Если хотите, можете приехать для официальных показаний или поговорить с ними.

Слова «её семья» пронзили мне сердце. Если они там, что они скажут, увидев меня? Как отреагируют? Я поблагодарила доктора и завершила звонок.

Ана смотрела на меня, ожидая подробностей. Я медленно пересказала ей каждое слово доктора.

– И что ты хочешь делать? – спросила она, когда я закончила.

– Не знаю. Не знаю, стоит ли идти. Если я их увижу, если…

– Может, стоит показать, что тебе не всё равно, что ты сожалеешь, даже если это не твоя вина, – сказала Ана, кладя ладонь на мою. – Это тяжело, но так ты сделаешь первый шаг к примирению с самой собой.

Я поднялась из-за стола и начала ходить по кухне. В голове стоял хаос. Как помириться с теми, кто считает, что я разрушила их жизнь?

После нескольких часов сомнений и разговоров с Аной я решилась поехать в больницу. Я попросила её поехать со мной – одна я на это не была способна. По дороге сердце бешено колотилось. Я прокручивала в голове все возможные сценарии – каждый ненавидящий взгляд, каждое жёсткое слово, каждую слезу, которую я вызвала.

Когда мы вошли в холодный, безличный холл больницы, воздух показался мне тяжелее. Белые стены, запах дезинфектанта, люди, снующие по коридорам, – всё заставляло меня чувствовать себя виноватой и ещё меньше, чем я была.

Медбрат проводил нас в комнату ожидания, где находилась семья девушки. Мы вошли медленно, стараясь не привлекать внимания, но остаться незамеченной было невозможно.

Молодой мужчина с застывшим выражением лица уставился на меня. Его глаза пронзили меня, как стрелы. Рядом с ним женщина постарше, вероятно мать девушки, ломала руки, и слёзы без конца струились по её щекам.

– Это вы… за рулём были? – спросил мужчина холодным, резким голосом.

Я медленно кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

– Пришли посмотреть, что вы наделали? – продолжил он, повышая голос.

Я почувствовала, как у меня вспыхнули щёки. Ана шагнула вперёд, чтобы заступиться за меня, но я остановила её движением руки. Нужно было ответить, принять на себя то, что следует сказать.

– Я пришла… потому что мне очень жаль. Я безмерно сожалею. Это был несчастный случай, но понимаю, что сейчас это ничего не значит. Мне очень, очень жаль, – сказала я дрожащим голосом.

Мужчина подошёл ближе, и на секунду мне показалось, что он ударит меня. Но он остановился в полушаге, глаза его полыхали яростью и болью.

– Ваше сожаление ей не поможет, – прошептал он с таким ядом, что меня затрясло.

Я хотела что-то сказать, но слова застряли. В тот момент я поняла: что бы я ни произнесла, для него я уже виновата.

Я вышла из больницы тяжёлой походкой, оставив позади комнату ожидания, где боль висела в воздухе, как густое облако.

Снаружи холодный вечерний ветер пробрался под тонкое пальто, и я крепче обхватила себя руками.

Ана вздохнула и положила ладонь мне на плечо.

– Ты сделала всё, что могла на сейчас. Поехали домой. Нет смысла дальше корить себя.

Я кивнула, не сказав ни слова. Её слова не утешали, но я хотя бы чувствовала, что меня понимают. По дороге к квартире город казался тише обычного, словно весь мир затаил дыхание.

Дома я села на диван с чашкой чая в руках. Ана сидела в другом углу комнаты с открытым ноутбуком, но я замечала, как она изредка бросает на меня взгляды. Она знала, что я не хочу говорить, и оставила меня в покое.

Я хотела только спать, избавиться от этого удушающего чувства. Но каждый раз, как я закрывала глаза, возвращался образ девушки на дороге. Отблеск фар на асфальте, визг металла при резком торможении… и затем гнетущая тишина.

Телефон на столе вспыхнул, уведомление привлекло моё внимание. Это было сообщение из страховой компании с напоминанием: нужно подробно сообщить об аварии для официального дела. Будто бюрократия способна стереть случившееся.

– Тебе нужно сделать паузу, – сказала Ана, вставая и подходя ко мне. – Ты делаешь всё, что требуется по закону, но ты не можешь контролировать всё. Разреши себе дышать.

Я положила телефон на стол и глубоко вздохнула.

– Дело не только в этом, Ана. Я чувствую себя… потерянной. В этой истории что-то не сходится.

– В каком смысле?

– Не знаю, – ответила я. – Просто чувство. Может, это лишь вина меня гложет, но кажется, там есть что-то ещё…

Ана попыталась меня успокоить, но в глубине души я знала: ещё нескоро придёт покой. Что-то подсказывало, что эта авария – не конец истории, а только начало.

Я пыталась уснуть, но мысли не останавливались. Каждая секунда, когда веки смыкались, приносила один и тот же кадр: фары, подсвечивающие дождь, силуэт девушки, возникающий на дороге, пронзительный визг тормозов. И затем – давящая тишина.

Я со вздохом встала с постели. Было уже далеко за полночь, но я знала, что скоро не засну. Я поплелась на кухню, надеясь, что стакан холодной воды прояснит голову.

Квартира тонула во тьме, и гул холодильника казался оглушительным. Выпив воды, я уставилась на своё отражение в оконном стекле. Пустые глаза, тёмные круги ещё сильнее подчёркивали усталость на моём лице.

Как мне дальше жить? Эта мысль преследовала меня без конца. Не просто забыть, а продолжать – функционировать. Чья-то жизнь была разрушена, и даже если это была не моя вина, я чувствовала себя частью трагедии.

Я вернулась в постель, заставляя себя закрыть глаза. Накрыла голову подушкой, но тишину комнаты прерывал каждый крохотный звук: шорох простыней, стук дождевых капель по стеклу, учащённые удары моего сердца.

И вдруг из глубины сознания всплыла смутная деталь. В момент удара у девушки в руке было что-то. Телефон. Да, её телефон, сжатый отчаянно. Она пыталась кому-то позвонить? Или писала сообщение? Значит, в тот миг для неё было что-то важное.

Я вскочила с кровати и резко включила свет. Нужно было что-то сделать. Я не могла успокоиться, не поняв большего. Но что? Что я могла сделать среди ночи? Я проверила телефон, надеясь увидеть сообщение от полиции, от больницы – что угодно. Ничего.

Я упёрлась ладонями в виски, пытаясь разогнать хаотичные мысли. Но знала: эта ночь будет длинной.

Я снова легла, заставляя себя дышать глубже, найти хотя бы миг тишины. В конце концов я уступила усталости, и сон медленно окутал меня, как густой туман.

Утро застало меня в постели; робкое солнце наполовину пробивалось сквозь занавески. Я поднялась медленно, и каждое движение казалось тяжелее обычного. Этот день должен был быть другим, но я не знала, как сделать его другим.

Глава 2

Утро пришло слишком быстро, словно время не знало жалости. Бледный солнечный свет просачивался сквозь тонкие занавески, а холодный воздух в комнате будто напоминал: ничего уже не будет хорошо. Я чувствовала тяжесть, словно ночь не принесла отдыха, а лишь наслоила ещё один пласт ноши.

Телефон завибрировал на тумбочке. На мгновение я замешкалась. Казалось, я знала, что весть, которую сейчас услышу, изменит всё. Я схватила аппарат дрожащими руками и посмотрела на экран. «Неизвестный номер». Проглотив ком в горле, я ответила; голос прозвучал слабее, чем мне хотелось.

– Алло?

– Доброе утро, госпожа, это инспектор Мюллер. Нам нужно обсудить вчерашнюю аварию. Сможете сегодня прийти в участок?

Я глубоко вдохнула, стараясь удержать спокойствие.

– Да, конечно. Могу прийти в любое время, – сказала я, хотя слова скатывались слишком поспешно.

Инспектор тихо вздохнул на другом конце линии.

– Есть ещё одно. Должен сообщить, что, к сожалению, пострадавшая не выжила. Девушка скончалась минувшей ночью.

Я почувствовала, как мир вокруг рушится. Попыталась что-то сказать, но слова не приходили. Телефон дрожал в пальцах, взгляд упёрся в одну точку на стене.

– Госпожа, вы понимаете? – спросил он мягче.

– Да, – прошептала я голосом, будто чужим. – Спасибо, что сообщили. Я приду в участок.

Я завершила звонок и повалилась на кровать, будто не могла вдохнуть. Слёзы не шли. Это был не очищающий плач, а оглушительная тишина внутри, пустота, пожирающая меня. Та девушка умерла. Из-за меня.

Прошло немного времени, и телефон зазвонил снова. На этот раз номер определился. Я узнала префикс адвокатской конторы. С трудом коснулась экрана.

– Алло?

– Добрый день, госпожа Беккер? Это Хелена Майер, адвокат. Я представляю семью погибшей в вчерашней аварии. Сожалею о случившемся, понимаю, что всем сейчас тяжело. Семья хотела бы поговорить с вами, если вы согласны.

Я с трудом сглотнула.

– Разумеется. Могу… могу спросить, зачем им встреча? Чего они хотят от меня?

Адвокат сделала короткую паузу – достаточную, чтобы мои мысли ушли в пучину вопросов.

– Это скорее неформальная встреча. Думаю, им нужны ответы. Если вы не против, подберём удобное время для всех.

Я глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь в голосе, прорывающуюся с каждым словом.

– Хорошо. Скажите, где и когда.

– Я пришлю детали на почту. Спасибо за готовность.

Когда я закончила разговор, я опустилась на диван. Руки были холодными, голова плыла под тяжестью мыслей. Мне предстояло смотреть им в глаза. Им. Тем, кто потерял всё. Что я смогу им сказать?

То утро показалось самым долгим в моей жизни. Каждый час тянулся вечностью. Мысли захлёстывали, вина рвала изнутри. В какой-то момент вошла Ана – необычно тихая – и пристально на меня посмотрела.

– Ты что-нибудь узнала? – спросила она приглушённым голосом.

Я кивнула, избегая её взгляда. Я не могла произнести эти слова. Потому что они означали принять реальность.

– Она умерла, правда? – продолжила Ана – скорее утверждение, чем вопрос.

Я разразилась сухими рыданиями, и слёзы покатились по щекам, как освобождающий водопад. Ана крепко обняла меня, шепча, что надо держаться. Но как держаться, когда с каждой попыткой вдохнуть ты словно втыкаешь иглы себе в сердце?

Когда первое оцепенение утра слегка отступило, я заставила себя переодеться и приготовиться к тому, что предстоит. Моё отражение в зеркале было неузнаваемо – опухшие глаза, дрожащие губы. Я должна была казаться сильной, хотя бы для них.

Дрожащей рукой я написала инспектору Мюллеру сообщение, подтвердив время встречи. Каждая буква была тяжёлой гирей. Потом я снова села в угол дивана и уставилась в пустоту, ожидая, когда неизбежное накроет меня.

Звонок в дверь прервал мои мысли. Это был курьер с непроницаемым выражением лица. Он протянул большой конверт, и я взяла его всё ещё подрагивающими руками.

– Добрый день. Документ для вас, – коротко сказал он и ушёл.

Я медленно закрыла дверь и, оперевшись об неё, посмотрела на конверт. Он был из адвокатской конторы. Собравшись с духом, я раскрыла его: копия полицейского отчёта, несколько фотографий с места аварии и официальное письмо от семьи. Взгляд остановился на фразе, написанной от руки на отдельном листе: «Мы хотим встретиться с вами, чтобы лучше понять, что произошло. Прежде всего мы – люди».

Я прижала лист к груди, и меня накрыла смешанная волна – вины и благодарности. Та семья потеряла всё, но искала ответы, может быть, даже тень примирения. Смогут ли они когда-нибудь простить то, что я сделала?

Руки уже дрожали меньше. Я разложила документы на столе и снова села, уставившись на них. Они были доказательством трагедии, символом утраченной жизни и момента, навсегда изменившего мою. Минуты превратились в часы, а тишина в доме стала гнетущей.

К полудню я решилась выйти. Холодный воздух ударил в лицо, но прояснил голову. Мне предстояло встретиться с семьёй, посмотреть им в глаза и попытаться ответить – даже если мои ответы будут неполными. Каждый шаг приближал к неизбежному, и сердце билось всё быстрее.

Я пришла на место встречи с семьёй – в маленькое кафе с большими окнами, выходящими в парк. Тёплый интерьер казался не к месту для такого случая. Сердце бешено колотилось, а руки дрожали, когда я взялась за дверную ручку.

Когда я вошла, их взгляды устремились на меня. За столом сидели двое: женщина средних лет с красными, распухшими глазами и более молодой мужчина – вероятно, тот самый брат, которого я видела тем вечером; его лицо было маской сдержанной боли.

Я замялась, и женщина первой сделала шаг: поднялась и пригласила меня сесть.

– Госпожа Беккер, спасибо, что пришли, – сказала она, и её голос чуть дрожал.

Я опустилась на стул медленно, чувствуя его слишком жёстким, слишком чужим. Я смотрела на них, но слова отказывались выходить.

– Мне жаль, – прошептала я наконец, не в силах поднять взгляд.

Женщина глубоко вздохнула, а мужчина, до сих пор молчавший, провёл руками по волосам, словно пытаясь удержать эмоции в узде.

– Мы хотим знать, что произошло, – сказала она. – Как… как прошёл её последний день? Она была хорошей девочкой, не заслуживала такого.

Её слова полоснули, как нож. Я заставила себя глубоко вдохнуть, прежде чем ответить.

– Это… это был несчастный случай. Я не успела её увидеть вовремя. Всё случилось так быстро…

Женщина закрыла лицо руками и разрыдалась, а мужчина сжал кулак на столе, глядя на меня пристальным взглядом, будто пытаясь выудить ответы из моей тишины.

– И всё же её больше нет, – сказал он резким голосом. – Смогу ли я когда-нибудь это понять? Сможешь ли ты?

Я оцепенела, ощущая их вину и боль, накатывающие сокрушительной волной. Что я могла сказать? Не было слов, способных исцелить рану, которую я нанесла.

Женщина опустила руки, вытирая слёзы мятным платком. Её взгляд, полный боли, всё же искал ответы.

– Тебе жаль… но её больше нет, – произнесла она дрожащим голосом. – Как нам продолжать без неё? Каждый день, каждое мгновение – всё теперь будет пустым.

Мужчина, тот самый молодой, до этого сидевший тихо, внезапно вспыхнул; голос поднялся, но не настолько, чтобы привлечь внимание посетителей.

– «Мне жаль» ничего не меняет! – сказал он, сжимая край стола так сильно, что побелели пальцы. – Она была для нас всем, а теперь… теперь что у нас осталось?

Я попыталась ответить, но слова застревали в горле. У меня не было ничего, что могло бы утешить. Казалось, что что бы я ни сказала, прозвучит пусто, бессмысленно. Моя тишина раззадоривала его ещё больше.

– Ты хоть представляешь, какой она была? – продолжил он, подаваясь вперёд, упираясь ладонями в стол. – Как сильно любила жизнь? О чём мечтала? Ты хоть что-то знаешь?

Я медленно покачала головой, встретив его взгляд, в котором блестели сдержанные слёзы.

– Я не знаю… но хочу узнать, – сказала я дрожащим голосом. – Я не могу изменить случившееся, но хочу узнать её через вас. Понять… чтобы никогда её не забыть.

Женщина глубоко вздохнула и коснулась его руки, будто стараясь успокоить. Он откинулся на спинку, глядя в окно потерянным взглядом.

– Это была наша девочка, – едва слышно сказала она.

– Её звали Клара. Она была светом в нашей жизни. Любила рисовать, бегать по утрам в парке… хотела стать архитектором. Мечтала строить вещи, которые будут стоять вечно.

Я почувствовала, как у меня наворачиваются слёзы. Каждый открытый ими штрих резал по живому. Клара больше ничего не построит. Её мечты оборвались в миг, который и я до конца не могу понять.

– Так не должно было быть, – глухо произнесла я. – Примите мои соболезнования.

Женщина резко поднялась, будто тяжесть разговора стала невыносимой. Взяла сумку со стула и бросила короткий взгляд на юношу, который всё так же сидел, не двигаясь.

– Нам нужно уходить, – сказала она, стараясь держаться. – Я больше не могу…

Мужчина задержался на пару секунд, в упор глядя на меня. На его лице смешались ярость, боль и нечто, что я не могла распознать.

– Если у тебя есть хоть капля совести, ты найдёшь способ добиться для неё справедливости, – сказал он, прежде чем подняться и пойти следом за женщиной.

Я осталась одна за столом, с нетронутой чашкой кофе и огромной пустотой в груди. Его слова продолжали звенеть в голове: «Добейся для неё справедливости». Но как? Что я могла сделать, если всё, что у меня было, – моё сожаление?

Я вышла из кафе в полном оцепенении; каждый шаг был механическим, словно тело вёл кто-то другой. Холодный воздух хлестнул по щекам, но даже он не смог вывести меня из одуряющей боли. Голос того юноши и его слова всё ещё звучали в голове: «Добейся для неё справедливости». Как? Как добиться справедливости, если я и сама не до конца понимала, что это значит?

Я медленно направилась к машине Аны – моя стояла на полицейской стоянке, – и вдруг почувствовала странный холодок по спине, будто за мной наблюдают. На почти пустой парковке молодой мужчина в тёмном пальто прислонился к столбу и жадно затягивался сигаретой. Его пронзительно синие глаза, казалось, были прикованы ко мне. Я невольно сбавила шаг, и он, заметив моё колебание, сделал шаг вперёд.

– Простите, – сказал он ровным, слегка низким голосом. – Вы в порядке?

Я вздрогнула. Это был последний вопрос, которого я ожидала. Лицо у него было серьёзным, но одновременно мягким. На вид около тридцати, с прямой осанкой и выражением, которое трудно прочесть.

– Да, всё в порядке, спасибо, – ответила я тихо, хотя это было далеко от правды.

Он посмотрел на кафе, потом снова на меня.

– Я видел, как вы заходили. Вы выглядели… расстроенной. Иногда незнакомца легче выслушать, чем близкого, – добавил он с тенью улыбки.

Фраза показалась странной, но в его тоне было достаточно искренности, чтобы это не прозвучало угрожающе. Я вдруг ощутила потребность прояснить ситуацию, даже не зная его.

– Я только что говорила с семьёй девушки… которая… погибла в аварии. Я была участницей. Это сложно объяснить, – произнесла я, и слова вырывались сами, почти без контроля.

Он слегка наклонил голову, и его взгляд как будто омрачился на миг.

– Мне жаль это слышать, – сказал он, и голос его стал более серьёзным. – Уверен, это было нелегко.

Я медленно кивнула, удивляясь, что разговор с ним почему-то немного успокаивает, хотя я его не знала.

– Я даже не знаю, как дальше жить, – пробормотала я, глядя вниз. – Я чувствую лишь пустоту… и вину.

Он сделал шаг ближе, но остановился на таком расстоянии, чтобы я не почувствовала вторжения.

– Не хочу показаться бестактным, но, возможно, порой мы слишком усложняем свои мысли. Может, лучше принять, что некоторые вещи вне нашего контроля. Я не говорю, что это легко, но…

Он умолк, будто мысли на миг выдали его. Я подняла взгляд – и на долю секунды увидела в его глазах что-то, чего не могла распознать. Там была боль, но ещё и тень ярости, тщательно спрятанная под спокойствием.

– Меня зовут Калеб, – наконец сказал он, протягивая руку.

Я замялась, прежде чем пожать её; моя ладонь слегка дрожала.

– Амалия, – тихо сказала я.

– Амалия, – повторил он, словно закрепляя имя в памяти. – Возможно, наши пути ещё пересекутся.

Затем без лишних слов он медленно отошёл, оставив меня со странным чувством тревоги. Тогда я не знала, что эта встреча изменит мою жизнь. Не могла знать, что за спокойным лицом Калеба скрывается буря.

Я ещё несколько мгновений простояла на месте, ладонь словно хранила короткое прикосновение незнакомца, только что ушедшего. Калеб… Его имя странно отдавалось в моей голове. В нём не было ничего явного неладного, но тонкая тревога прокралась в грудь – как предупреждение, которое я не могла игнорировать.

Я слегка встряхнула головой, пытаясь отогнать навалившиеся мысли, и направилась к машине. Холодный воздух перехватывал дыхание, мороз, казалось, пробирался до костей. Я завела мотор, но осталась сидеть, уставившись в одну точку. Я думала о семье девушки, об их боли. И теперь – об этом Калебе… Кто он? Почему у меня сложилось впечатление, что он знает обо мне больше, чем показывает?

По дороге домой улицы казались темнее обычного, хотя солнце ещё не совсем село. Мысли преследовали меня; каждое воспоминание этого дня возвращалось с сокрушительной силой.

Дома я швырнула сумку на стол и рухнула на диван.

Телефон завибрировал, и я вздрогнула от неожиданности. На экране – сообщение от инспектора Мюллера.

Спасибо за сотрудничество сегодня. Мы будем держать вас в курсе любых новых сведений по делу.

Я глубоко вздохнула и закрыла сообщение. Я не хотела больше слышать о деле. Но одновременно чувствовала, что выхода нет: моя судьба уже связана с этой трагедией.

Я на мгновение закрыла глаза, но образ матери девушки и голос юноши из кафе ворвались в сознание. «Добейся для неё справедливости». Но что это значит?

Затем на миг перед внутренним взглядом возник Калеб. Спокойный, но пронзительный. Его глаза будто говорили больше, чем слова. В нём было что-то тревожащее. И всё же часть меня чувствовала: та встреча не была случайной.

Я снова взяла телефон и бессмысленно уставилась в экран. В голове мелькнула странная мысль: а вдруг он знает больше, чем показал? А вдруг он каким-то образом связан со всем произошедшим?

Я так и сидела, вдавленная в диван, с необъяснимой пустотой в груди. Встреча с семьёй и тот короткий разговор с Калебом оставили тревогу, не желавшую уходить. Я провела пальцами по волосам, пытаясь понять, почему его образ возвращается с пугающей ясностью. Я ведь совсем его не знаю, но казалось, что он оказался там не случайно – будто с какой-то целью.

Я закрыла глаза, пытаясь найти мгновение тишины, но темнота под веками бурлила сильнее. Его взгляд. Спокойный, но насыщенный скрытым напряжением, которое я не смогла расшифровать. Его голос – уверенный, но с подтекстом, пробудившим во мне крупицу страха. Что он хотел сказать теми словами о «тяжёлом дне»? Это была лишь банальная фраза или за ней скрывалось нечто большее?

Я резко встала, чувствуя, что неподвижность только глубже втягивает в мысли. Пошла на кухню, надеясь, что рутина поможет вырваться. Открыла холодильник, но взгляд скользил по полкам, ничего не замечая. Как вообще можно есть или жить нормально после такого дня? Я закрыла холодильник и опёрлась о столешницу, глядя на своё отражение в лежащем на столе ноже. Уставшее лицо, глаза, потемневшие от вины.

Телефон снова завибрировал, и я вздрогнула, будто каждый звук теперь – угроза. Я взяла его со стола и посмотрела на экран.

Сообщение было от Аны:

Как ты? Хочешь поговорить? Я рядом, если понадобится.

Я слабо улыбнулась, хотя от сообщения я почувствовала себя ещё более одинокой. Как рассказать обо всём? Как объяснить, что я чувствую, если сама до конца этого не понимаю? Я коротко ответила:

Спасибо, Ана. Я в порядке. Напишу позже.

Но мне не было хорошо. И я не знала, будет ли когда-нибудь.

По мере того как ночь углублялась, тишина в квартире становилась почти невыносимой. Каждая тень казалась темнее, каждый звук с улицы – громче. Я вышла на балкон, надеясь, что холодный вечерний воздух прояснит мысли. Но вместо того, чтобы успокоить, холод лишь сильнее подчеркнул мою уязвимость.

Я взглянула вниз, на улицу, тускло освещённую несколькими фонарями. Людей почти не было – лишь редкие прохожие и медленно проезжавшая машина. И тут я заметила силуэт, от которого напряглась: мужчина, прислонившийся к столбу, будто смотрел наверх – прямо на меня.

Я инстинктивно отступила на шаг, убеждая себя, что это игра воображения. Но когда взглянула снова, мужчины уже не было. Я нервно хихикнула, пытаясь взять себя в руки. «Нужно успокоиться. Всё, что случилось сегодня, играет со мной злую шутку».

Я вернулась в квартиру и закрыла дверь балкона с чрезмерной осторожностью. Хотя я пыталась убедить себя, что всё в порядке, чувство, что за мной следят, не проходило.

На следующее утро телефонный будильник пронзительно разорвал мой тревожный сон. Я открыла глаза и перевернулась на бок, пытаясь проигнорировать реальность, которая меня ждала. Но что-то заставило меня резко сесть: на тумбочке лежал свежий белый цветок, которого раньше там не было.

Я почувствовала, как леденеет кровь. Осмотрела комнату, пытаясь найти объяснение. Дверь была заперта, окна – плотно закрыты. Как этот цветок оказался здесь? И кто его положил?

Я взяла цветок дрожащими руками, надеясь обнаружить хоть какую-то улику. Но не было ничего, только белый цветок – символ невысказанного послания. В животе свело узлом, и мысль о Калебе резко вернулась. Совпадение? Или нечто большее?

Я решила выйти из дома – казалось, стены квартиры сдвигаются всё ближе. На улице утренний холод ударил с такой силой, что окончательно привёл меня в чувство. Я шла без цели, пытаясь отогнать паранойю, но каждое незнакомое лицо будто смотрело слишком настойчиво.

Когда я проходила мимо кафе, дверь вдруг распахнулась, и торопившийся мужчина выскочил, столкнувшись со мной. Я пошатнулась, но он быстро ухватил меня за руку.

– Прости, я тебя не заметил… – сказал он, и от его голоса у меня кровь застыла в жилах.

Это был Калеб.

Я подняла на него взгляд; его спокойное, но серьёзное лицо встретило меня. Наши глаза встретились на секунду, показавшуюся вечностью.

– Ты… в порядке? – спросил он, хотя его глаза говорили иное.

– Да, я… в порядке, – неуверенно ответила я, высвобождаясь из его хватки.

Он слабо улыбнулся, но улыбка была натянутой.

– Смотри, куда идёшь, – сказал он и пошёл дальше, оставив меня с бешено колотящимся сердцем.

Я осталась стоять, глядя ему вслед, и меня пронзила мрачная мысль: это не совпадение. Калеб что-то знает. И хочет, чтобы я это почувствовала.

Я дошла до своего дома; в то кафе так и не смогла зайти – слишком много мыслей. Холодный воздух словно сковывал всё вокруг, но внутри воцарился другой холод – тот, что приходит с тревогой последних дней.

Когда я наконец поднялась по лестнице и вошла в квартиру, встретившая меня тишина заставила меня замереть. Мне хотелось, чтобы там был кто-то – кто поговорит со мной, подарит крупицу утешения. Но я была одна. И, возможно, я это заслужила.

Я опустилась на диван, сумка с глухим стуком упала на пол. Я уставилась в пустоту, пытаясь разогнать мысли, но они возвращались, острее прежнего. Та женщина с её горькими слезами. Тот юноша, не сумевший сдержать ярость. И Калеб. Почему он так меня тревожил?

Телефон завибрировал на столе, выдернув меня из забытья. Я вздрогнула и уставилась на него, как на чужой предмет, но всё же взяла дрожащими руками. На экране – сообщение с неизвестного номера:

Надеюсь, тебе полегче. Иногда короткий разговор может помочь.

Я застыла, перечитывая эти слова снова и снова. Подписи не было, но в ушах зазвучала фраза Калеба: «Мне нравится верить, что некоторые вещи происходят не просто так». Это он? И если да, чего он от меня добивается?

Я стиснула телефон в руке, пытаясь уловить хоть что-то в этом сообщении. Я была с ним вежлива, но мы были не настолько близки, чтобы обмениваться сообщениями. Тогда почему я чувствовала на себе чей-то взгляд, будто кто-то следит из тени?

Я резко встала – меня отчаянно тянуло к движению. Я стала мерить шагами комнату, но мысли не отпускали. Мне хотелось найти ответ, но каждый новый вопрос только углублял тайну.

Я подошла к окну, отдёрнула шторы и дала взгляду блуждать по улице перед домом. Почти пусто, но на краю тротуара стоял силуэт – прямо под фонарём, что мерцал лёгким светом. Я не могла разобрать, кто это, но в самой неподвижности его фигуры было что-то, от чего пробежал холодок.

Я снова задвинула шторы и прислонилась к подоконнику, сердце колотилось в бешеном темпе. Мне это мерещилось? Казалось, паранойя постепенно становится постоянной частью моей жизни.

Я вернулась на диван, но покоя не нашла. Я знала, что этой ночью не сомкну глаз, раздавленная вопросами, которые продолжали меня преследовать.

«Кто такой Калеб?»

Глава 3

Холодные стены зала суда будто сжимались вокруг меня, как невидимые тиски, душившие мои мысли. Приговор был оглашён – пять лет без права вождения. Судья опустил на меня нейтральный взгляд, но тяжесть его слов всё ещё вибрировала в воздухе. Пять лет. Достаточно, чтобы чувствовать себя привязанной к прошлому, которое я пыталась забыть.

Я глубоко вдохнула, выходя через тяжёлую дверь суда, оставив позади шёпот и шелест бумаг. Снаружи было холодно, но этот холод приносил лёгкое облегчение, словно свежесть воздуха пыталась прочистить мою мутную голову. На улице толпились спешащие люди, будто не замечая бурю в моей душе. Я остановилась на тротуаре, достала телефон из сумки и набрала номер такси. Вести я больше не могла.

Когда диспетчер подтвердила, что машина будет через несколько минут, я опустила телефон в карман и подняла взгляд к небу. Тучи путались в хаотичном танце, обещая скорый дождь. Почему я чувствовала себя такой потерянной, если наказание, по идее, было справедливым?

Такси подъехало, и водитель – пожилой мужчина с дружелюбным лицом – встретил меня тёплой улыбкой.

– Куда отвезти, девушка? – спросил он, скользнув взглядом по моим опухшим от усталости и слёз глазам.

– По этому адресу, пожалуйста, – сказала я, показывая ему листок с адресом моего дома.

Дорога прошла в молчании. Улицы текли мимо, лишённые смысла, а мои мысли тонули между виной, стыдом и странным ощущением пустоты. В какой-то момент водитель попытался разрядить тишину:

– Похоже, дождь собирается. Нелёгкие сейчас дни, правда?

Я рассеянно кивнула, не отвечая. Казалось, слова слишком тяжелы, чтобы их произнести.

Я расплатилась и вышла.

Мелкий дождь начал превращать улицы в сер декорацию, а длинные тени вечера ложились на город. Я спешила к подъезду, тонкая куртка едва защищала от холода. Мысли всё ещё путались после суда. Отсутствие прав оказалось тяжёлой ношей, куда более тяжёлой, чем я ожидала. Каждый шаг был нагружен тяжестью неопределённого будущего.

В холле тусклые лампы подмигивали. Я шарила в кармане в поисках ключей, но шаги кого-то, спускавшегося по лестнице, привлекли моё внимание. Я подняла глаза и увидела Калеба. На нём была тёплая куртка; он торопливо застёгивал молнию, спускаясь вниз.

– Привет, – сказал он ровным тоном, не задержавшись на моём взгляде.

Я попыталась улыбнуться.

– Привет. Выходишь?

Он на миг остановился, словно взвешивая, стоит ли отвечать.

– Да, в магазин, – коротко бросил он и продолжил путь.

Когда входная дверь закрылась за ним, я осталась стоять, глядя в никуда. Он всегда такой? Странная смесь близости и отстранённости. Порой казался приветливым, порой – полностью отсутствующим. Я начала смиряться с мыслью, что он просто другой, но во мне всё равно что-то отзывалось на него – как на недостающую деталь в пазле. Кстати, что он здесь делает? Он переехал?

Следующие дни были смесью тишины и рутины. По утрам я выходила из дома в одно и то же время и почти всегда сталкивалась с Калебом – то в лифте, то на лестнице. Иногда я улыбалась, но он отвечал короткой, холодной усмешкой, словно не желал ни во что вовлекаться.

Однако однажды утром всё повернулось неожиданно. Я выходила из квартиры с пакетом мусора в руках и увидела, как Калеб спускается по лестнице с большой коробкой. Я резко остановилась, удивившись.

– Переезжаешь? – спросила я, не сразу заметив любопытный тон своего голоса.

– Нет. Я уже переехал пару недель назад. Это последняя коробка, которую надо разобрать, – ответил он, не глядя на меня прямо.

Я смутилась.

– Ах, извини. Не поняла, что ты новенький в доме.

Он пожал плечами.

– Ничего. Я всё равно редко вижусь с соседями.

– На каком этаже живёшь? – спросила я, стараясь казаться безразличной, хотя любопытство жгло.

– На пятом, – коротко ответил он и, сбежав последние ступени, вышел из подъезда.

Я осталась на месте, глядя ему вслед. Пятый этаж… Недавно кто-то говорил, что там сдали квартиру.

Вечером, когда я спускалась на лифте вынести мусор, мы снова столкнулись, но воздух будто изменился. Калеб стоял, прислонившись к стене холла, говорил по телефону. Увидев меня, быстро завершил разговор и несколько секунд смотрел, затем сказал:

– Амалия, да?

Я кивнула.

– Да.

– Тебе нравится здесь жить?

Вопрос застал меня врасплох, но я ответила вежливо:

– Да, место тихое.

Он медленно кивнул, но взгляд его вдруг стал пристальным, словно он искал что-то в моём лице. Я почувствовала, как лёгкая тревога поднимается внутри.

– А тебе? – спросила я, заполняя паузу.

– Привыкаю, – сказал он, и в его голосе прозвучала нотка чего-то неуловимого.

Я не успела ничего добавить – он попрощался и ушёл. Я осталась одна в холле с странным смешением растерянности и лёгкого притяжения, которое заставляло меня задавать вопросы.

Дойдя до двери квартиры, я услышала звонок телефона.

Несколько дней я игнорировала звонки родителей – боялась, что они услышат, в каком я состоянии. Но дальше тянуть было нельзя; я ответила:

– Привет, мама, я только что вошла домой.

– Амалия, почему ты несколько дней не берёшь трубку? Мы с папой волнуемся. У тебя всё в порядке?

Сердце забилось чаще; я решила, что ещё не время рассказывать им обо всём.

– У меня всё нормально, просто была занята на работе. Ты же знаешь, какая у меня начальница, – ответила я с болью от необходимости лгать.

– Да, ещё та змея.

– Ладно, мама, мне нужно бежать – у меня проект. Целую.

Я снова начинаю плакать: я не хочу ранить их сердца тем, что они узнают обо всём – об аварии, о девушке, которая умерла, и да, о суде, что был сегодня. Прекрасно, моя жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов!

Я вздрогнула от звука дверного звонка. Я не ждала гостей, и неожиданный звук заставил сердце забиться чаще. Я поставила чашку чая на стол и поднялась, нерешительно направляясь к двери. Открыв, я оказалась лицом к лицу с Калебом: он слегка улыбался и держал в руках торт. Удивление, наверное, ясно читалось у меня на лице.

– Надеюсь, я не помешал, – сказал он, приподнимая торт как оправдание своей нежданной явки. – Принёс кое-что сладкое. Подумал, может, тебе нужна маленькая радость.

Я несколько секунд смотрела на него, сбитая с толку, но постаралась скрыть растерянность.

– Ох, спасибо, – сказала я наконец, распахивая дверь шире. – Не стоило утруждаться…

– Никаких хлопот, – ответил он и вошёл с естественностью, которая застала меня врасплох. Я медленно закрыла за ним дверь и проследила, как он устраивается за кухонным столом, разглядывая квартиру спокойным, непринуждённым взглядом.

Торт выглядел восхитительно, тщательно украшенный; сладковатый запах крема разбудил детские воспоминания.

– Раз уж ты принёс торт, может, останешься на чашку чая? – спросила я, стараясь не выглядеть совсем уж ошарашенной его визитом.

Он широко улыбнулся, но в его глазах было что-то, чего я не могла разгадать.

– С удовольствием, – просто ответил он.

Я поставила воду и выбрала две чашки, чувствуя на себе его взгляд со стула. В его манере было что-то странное – смесь дружелюбия и изучающей внимательности.

– Ну как, обжился в доме? – спросила я, стараясь разрядить тягостную тишину.

– Довольно неплохо, – сказал он. – Тихо, а мне это нравится. И, что очевидно, у меня интересные соседи.

От его тона я невольно нахмурилась, но проглотила это чувство и протянула ему чашку. Он поблагодарил и сделал осторожный глоток, словно взвешивая каждый миг нашей беседы.

– А ты? – спросил он, глядя на меня поверх края чашки. – Как держишься? Я имею в виду… после всего, что случилось.

Вопрос застал меня врасплох; руки слегка дрогнули. Я медленно села, чувствуя, как тяжесть вины накатывает снова.

– Стараюсь идти дальше, – сказала я тихо. – Это непросто, но… что ещё я могу сделать?

Калеб кивнул, будто взвешивая мой ответ.

– Ты слышала ещё что-нибудь про… ту девушку? – спросил он спокойным голосом, в котором, однако, прозвучал недосказанный подтекст.

Я посмотрела на него, пытаясь понять, отчего ему это так важно.

– Она умерла.

Он поставил чашку и пристально посмотрел на меня; на миг мне показалось, в его глазах мелькнула тень боли.

– Да… мне жаль. Боль порой вытаскивает из людей худшее, – почти прошептал он. – Но иногда исцеление приходит из неожиданных мест.

Его слова заставили меня слегка нахмуриться. В том, как он говорил, было что-то странное – будто он знал больше, чем должен. Но я не хотела показаться подозрительной.

– Калеб, а зачем ты, собственно, пришёл? – спросила я, стараясь сохранить ровный тон.

Он снова улыбнулся, но улыбка не была до конца искренней.

– Иногда людям нужна компания, – сказал он. – И у меня было ощущение, что, может быть, и тебе она нужна.

Повисшая тишина была тяжёлой, и я не знала, как её нарушить. Наконец Калеб поднялся, оставив пустую чашку на столе.

– Спасибо за чай, Амалия. Если что-то понадобится – ты знаешь, где меня найти.

– Спасибо, Калеб, – сказала я, глядя, как он идёт к двери.

Когда он ушёл, я осталась за столом, уставившись на его пустую чашку. Мне казалось, что мой обычно тихий дом наполнила какая-то странная энергия, от которой бежали мурашки. Я провела пальцами по краю своей чашки, пытаясь успокоить мысли, но вопросы сгущались, как тучи перед бурей.

Почему Калеб так интересуется моим прошлым? Зачем ему знать об аварии? Какое отношение он вообще имеет ко всему этому? Я думала, не пытается ли моя интуиция мне что-то сказать, но была слишком вымотана, чтобы распутывать ответы.

Я мотнула головой, отгоняя мысли. Может, я преувеличиваю. Может, он просто доброжелательный человек, а я стала излишне подозрительной после всего, что произошло. Я решила перестать разбирать по косточкам каждый его жест и сосредоточиться на делах.

Я встала, убрала оставшийся торт в холодильник. Сказала себе, что, может быть, завтра у меня хватит сил съесть кусочек и не почувствовать, как всякая сладость отдаёт горечью.

Когда я взглянула на часы, было почти десять вечера. В квартире было тихо; единственный звук – монотонное жужжание холодильника. Я подошла к окну и посмотрела в темноту, поглотившую улицу. Слабый свет горел этажом выше – там, где жил Калеб.

Я вспомнила его улыбку – улыбку, скрывавшую больше, чем хотелось показать. Он был приветлив, но будто изучал каждую мою реакцию. Как будто анализировал, словно пытаясь что-то выведать.

Поддавшись импульсу, я накинула куртку и вышла на балкон. Холод ночного воздуха мгновенно трезвил. Я подняла взгляд – пытаясь понять, не бодрствует ли он ещё. Но свет погас, и всё стихло.

«Наверное, я просто схожу с ума», – сказала я себе. – «Может, ничего тут нет, кроме того, что видно».

Но маленький, упрямый голос в глубине сознания не замолкал.

Я вернулась в комнату и закрыла за собой балконную дверь. Бросила куртку на стул и пошла готовить постель. Я чувствовала себя разбитой, но мысли не останавливались. Потянулась за телефоном на тумбочке и задумалась, не поискать ли что-то о Калебе.

«Что искать, Амалия? Он просто живёт в том же доме. С чего тебе сомневаться в нём?»

Но любопытство трудно победить. Я открыла телефон и пролистала контакты. Его номера у меня не было, но в памяти всплыло сообщение, пришедшее на днях, – я не была уверена, что это от него; и ещё я вспомнила, что он упоминал название своей компании. Помедлив, я начала печатать запрос в поиске.

Результатов было много, но ничего не связывало его с моей жизнью или с моим прошлым. И всё же что-то не сходилось. Казалось, в этом пазле не хватает детали.

Я выключила телефон, раздражённая, и легла. Пыталась убедить себя, что это совпадения.

Но правда была в том, что каждый раз, когда Калеб оказывался рядом, у меня оставалось ощущение: он знает больше, чем говорит. И это тревожило меня по-настоящему.

Я плотнее укуталась в одеяло, пытаясь найти рациональное объяснение. Возможно, он просто пытался быть дружелюбным. Возможно, это я – слишком чувствительная, запертая в своей боли.

«Завтра – новый день», – прошептала я, как заклинание.

На следующее утро, как и в предыдущие – насильно доспанные в надежде, что всё произошедшее окажется всего лишь кошмарным сном, – я проснулась с гнетущей тяжестью на груди, будто кто-то водрузил туда валун, пока я спала. Бледный солнечный свет просачивался сквозь жалюзи, но не приносил ни тепла, ни утешения, на которые я рассчитывала. Всё казалось холодным, отстранённым.

Телефон завибрировал на тумбочке – напоминание о том, что мир за пределами моей квартиры всё ещё существует и требует, чтобы я встретилась с ним лицом к лицу. Я взглянула на экран и увидела имя Аны. Сообщение было коротким:

Амалия, я записала тебя сегодня к психологу. В 15:00. Карла – лучшая, она тебе поможет.

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как во мне поднимается лёгкий протест. Ана много лет была моей подругой и всегда желала добра, но порой слишком уж совала нос в мою жизнь. И всё же я не могла её осуждать. Она знала, в каком я раздрае нахожусь, как меня разъедают вина и боль после аварии. Возможно, она права. Возможно, помощь мне и правда необходима.

Я отложила телефон и поднялась с постели, пытаясь понять, чем заняться до трёх. Несколько минут просидев на краю кровати, я сварила кофе, но не смогла его выпить. Я вспомнила лицо женщины из кафе – матери девушки – и глаза юноши, жгущие меня каждым вопросом.

Каждый миг с того дня прокручивался перед глазами, как бесконечная проекция. Я думала о той девушке, о жизни, что была у неё до того, как её оборвало. О чём она мечтала? Кто она была? Почему ей нужно было оказаться на дороге именно в тот момент?

Я почувствовала, как подступают слёзы, и уже не сопротивлялась. В последнее время плач почти стал рутиной.

К половине третьего я оделась просто, не особенно заботясь о том, как выгляжу. Перед выходом взглянула в зеркало и увидела уставшую женщину с глубокими кругами под глазами и неуложенными волосами. Я сказала себе, что думать о внешности бессмысленно. Это не собеседование.

Я взяла такси и по дороге пыталась привести мысли в порядок. Что я скажу Карле, психологу? Как объяснить всё, что меня терзает? Возможно ли, чтобы кто-то помог мне избавиться от этой вины, давящей на душу?

Кабинет находился в старом, но ухоженном доме. Табличка у входа сообщала имя Карлы, а зал ожидания был простой, но уютный: удобные кресла и небольшой стеллаж с книгами.

Я села в одно из кресел, чувствуя, как ладони покрываются потом. Попыталась сосредоточиться на картине на стене – абстракции в тёплых тонах, – но успокоиться не получалось.

Дверь открылась, и в комнату вышла высокая женщина со светлыми волосами, собранными в свободный пучок. У неё была спокойная, но ненавязчивая улыбка.

– Амалия? – спросила она тёплым, приятным голосом.

Я кивнула и поднялась, чувствуя себя ребёнком, пойманным на проступке. Я последовала за ней в кабинет, оформленный просто, в нейтральных тонах: большой диван и большое окно, через которое лился дневной свет.

– Пожалуйста, присаживайся, – сказала она, указав на диван.

Я опустилась, а она придвинула стул – близко, но не слишком, сохраняя комфортную дистанцию.

– Ана рассказала мне о тебе немного, но я хочу, чтобы ты сама поведала – в своём темпе, – сказала Карла, глядя прямо, но не вызывая дискомфорта.

Я замялась. Не знала, с чего начать и готова ли вообще говорить. Но её мягкий взгляд будто подталкивал меня.

– Всё началось несколько недель назад, – тихо сказала я. – У меня была… авария. Я сбила человека. И она… умерла.

На последней фразе голос сорвался, и слёзы сами полились. Карла протянула салфетку и стала ждать. Не торопила.

– Я знаю, что это не целиком моя вина, но это ничего не меняет. Я отняла жизнь. И мне кажется, я никогда не смогу с этим жить.

Карла кивнула, внимательно меня слушая.

– Вина – очень сильное чувство, Амалия, – произнесла она мягко. – Но ты должна понять: ты – человек. А людям свойственно ошибаться.

– Но некоторые ошибки стоят жизни, – ответила я, чувствуя горечь в каждом слове.

– Это так, – продолжила она. – Но это не означает, что ты не заслуживаешь простить себя. Путь будет долгим, но первый шаг – принять, что ты имеешь право идти дальше.

Я замолчала, уставившись в пол. Часть меня хотела поверить её словам, но другая часть была уверена: ничто не сотрёт того, что я сделала.

– Не жди, что всё решится за один сеанс, – сказала она, будто читая мои мысли. – Это процесс. Но я здесь, чтобы помочь тебе.

Я медленно кивнула. Я не была уверена, что когда-нибудь исцелюсь, но, возможно, Карла права. Возможно, пора начать хотя бы пытаться.

После встречи с Карлой я вышла на тихие улицы вокруг кабинета с мешаниной чувств. Было тяжело открываться, произносить вслух слова, которые я прятала, но, странным образом, стало чуть легче. Холодный воздух покалывал кожу, но прояснял голову.

Я вызвала такси и по дороге домой смотрела в окно, утонув в мыслях. Лица прохожих на тротуарах казались безликими, но в моём воображении у каждого была своя история. У каждого – своя борьба. Я гадала, как выгляжу со стороны: женщина, молча сидящая в такси, с пустым взглядом и невидимой ношей на плечах.

У подъезда я увидела силуэт Калеба: он стоял, опершись о перила, с телефоном в руке. На нём была чёрная куртка, подчёркивающая его внушительную фигуру. Желудок болезненно сжался. Я не ожидала его увидеть, но вместе с тем его присутствие странно успокаивало.

– Привет, – сказал он, заметив, как я подхожу.

Его голос был ровным, а в глазах промелькнуло трудно читаемое сверкание.

– Привет, Калеб, – ответила я, стараясь сохранить нейтральный тон.

Он несколько секунд внимательно смотрел на меня, и я почувствовала себя раскрытой, словно он мог видеть все мысли, мечущиеся в моей голове.

– Как прошёл день? – спросил он, убирая телефон в карман.

– Утомительно, – ответила я, опуская взгляд на руки.

Он сделал шаг ближе, и на миг между нами повисло странное напряжение. Не сказать, чтобы неприятное, но ощутимое.

– Может, поднимемся? Выпьем чаю, если у тебя есть время, – сказала я, чувствуя потребность заполнить тишину.

Калеб вопросительно приподнял бровь, вероятно удивившись моей внезапной инициативе.

– Конечно, – ответил он с лёгкой улыбкой, которая так и не добралась до глаз.

Мы вошли в подъезд и вместе поднялись на лифте. Тесное пространство будто усиливало каждый звук: наше дыхание, приглушённый звон тросов. Мне было трудно понять, о чём думает Калеб. Он молчал, но не был отстранён – словно просчитывал каждое движение, каждое слово.

Когда мы дошли до моей квартиры, я жестом пригласила его на диван, а сама ушла на кухню поставить воду.

– Зелёный или чёрный чай? – спросила я через плечо.

– Любой, – ответил он.

Я вернулась с двумя дымящимися чашками и протянула одну ему. Он посмотрел на меня, и наши пальцы слегка соприкоснулись, когда он брал чашку. Касание было мгновенным, но вполне достаточным, чтобы моё сердце дрогнуло.

– Спасибо, – тихо сказал он, не отрывая от меня взгляда.

Мы несколько минут сидели в тишине, отпивая чай. Я собиралась с духом, чтобы что-то сказать, но первым тишину нарушил он.

– Сегодня я кое-что услышал, – начал он, ставя чашку на столик. – Про ту аварию, о которой ты говорила в прошлый раз.

Я сразу напряглась, чашка едва не выскользнула из рук.

– И? – спросила я, голос прозвучал тише, чем хотелось.

– Я просто хотел спросить, как ты себя чувствуешь. Как это – проходить через такое.

Его слова меня удивили. Он интересовался, но не навязчиво – скорее будто пытался что-то понять.

– Нелегко, – призналась я. – Тяжело смириться с мыслью, что, как бы ни сложились обстоятельства, ты оказался замешан в чём-то настолько… трагическом.

Калеб кивнул, глядя на меня с выражением, в котором смешались сочувствие и какая-то жёсткость.

– И как ты идёшь дальше? – спросил он, откинувшись на спинку дивана.

Я пожала плечами, чувствуя тяжесть в груди.

– Всё ещё пытаюсь разобраться. Подруга отправила меня к психологу, так что… возможно, это начало.

Он смутно улыбнулся, и наступившая тишина вновь сделалась ощутимой, почти осязаемой. Было чувство, что между нами – больше, чем кажется. Часть меня хотела спросить его напрямую, что происходит, но смелости не хватило.

Через несколько минут он поднялся.

– Спасибо за чай, Амалия, – сказал он, глядя на меня сверху вниз.

– На здоровье, Калеб.

Я проводила его до двери и, когда он вышел, осталась, привалившись к косяку, утонув в мыслях. В нём было что-то, что притягивало, и одновременно – что-то, заставлявшее задавать вопросы. Кто он на самом деле? Зачем появился в моей жизни? И почему рядом с ним казалось, будто мир разрушается и тут же складывается заново?

И всё-таки, кто такой Калеб?

Глава 4

В то утро я проснулась рано, раньше обычного. Солнце только-только поднималось, и его бледные лучи едва освещали комнату. После беспокойной ночи, полной путаных, тяжёлых снов, я чувствовала себя вымотанной, но решительной. Сегодня был день собеседования на новую работу – шаг вперёд, который, как я надеялась, вернёт в мою жизнь каплю нормальности.

Я оделась просто, но по-деловому: белая рубашка и классические чёрные брюки. Мне хотелось произвести хорошее впечатление, оставить позади всё, что терзало, и сосредоточиться на новом. Агент по недвижимости. Карьера, которую я когда-то обожала, а теперь она казалась лишь тенью прежней жизни.

Зайдя в современное здание, где проходило собеседование, я почувствовала, как бешено бьётся сердце. В приёмной ждали ещё несколько кандидатов, но я старалась удерживать внимание на своих мыслях. Всё, что нужно – показать, что я подхожу. Просто, верно?

Меня пригласили в кабинет менеджера, и всё прошло неожиданно хорошо. Он, казалось, был впечатлён моим опытом, умением общаться и тем, как я работала с клиентами раньше. Выходя из кабинета, я улыбнулась краем губ. Впервые за долгое время казалось, что, возможно, что-то действительно начнёт меняться.

Но это чувство продлилось недолго.

На пути к выходу я заметила, как несколько сотрудников перешёптываются у меня за спиной. Казалось, они говорят обо мне. Я попыталась не обращать внимания, сказать себе, что это показалось, но, проходя мимо, я отчётливо услышала слова, ударившие, как молния:

– Это она… точно она… та, что сбила ту девушку…

Кровь будто застыла в жилах. Я ничего больше не слышала. Ноги на секунду приросли к полу, но я заставила себя идти, затаив дыхание. Я пыталась сохранять спокойствие, но чувствовала, как каждый взгляд вонзается в меня, словно стрелы, с всех сторон.

В лифте мой взгляд встретился с отражением в зеркале. Я выглядела бледной, почти чужой самой себе. Как так вышло, что мой мир рушится в каждом месте, где я пытаюсь начать заново?

На улице холодный воздух ударил по щекам и чуть привёл в чувство. Я злилась. Злость смешивалась со стыдом и бессилием. Хотелось закричать, сказать им, что это была не моя вина, но какой в этом смысл? Свой приговор они уже вынесли.

Я не пошла домой. Просто пошла вперёд. Улицы города были переполнены, но я чувствовала себя тенью, скользящей между людьми. В конце концов я пришла в парк. Там было тихо: несколько человек гуляли или сидели на скамейках, радуясь зимнему солнцу, которое едва-едва согревало воздух.