ОБ АВТОРЕ
На обложке значится: «Булочкин Беляш». Позвольте представиться.
«Беляш» – имя. Моё личное. Не в честь пирожка, прошу заметить. В честь белого шума, из которого рождаются вселенные. Хотя пирожок – тоже достойный объект для созерцания.
А вот «Булочкин» – это фамилия. Или, если угодно, титул.
С одной стороны, это про неё. Про Алису. Ту самую, которую в этой книге вы будете знать под именем «Булочка». Быть «Булочкиным» в её мире – значит быть причастным. Её Булочкин. Тот, кто грелся на её подушке, пока она переживала эту историю.
С другой стороны, «Булочкин» – это состояние души. Это значит быть достаточно ироничным, чтобы дать себе фамилию от слова «булочка». Это значит не относиться к себе всерьёз, даже когда описываешь вселенскую трагедию. Это мой способ сказать: «Да, всё это было. Но не стоит делать из этого культа».
Так что теперь вы знаете: Беляш – это я. А Булочкин – это моя должность. Должность Наблюдателя при Частном Лице, Хранителя Её Подушки и Главного Рассказчика по Служебной Необходимости.
Приятного чтения. И помните: даже у вселенской драмы должен быть свой булочкин. Иначе она становится невыносимо пафосной.
Ваш Беляш (Булочкин),
Кот при должности.
О НАЗВАНИИ ЭТОЙ КНИГИ
Вы наверняка подумали, что это даты. Первое сообщение. Последний разговор. Начало и конец.
Возможно, вы даже правы.
Но в бесконечных архивах космической канцелярии, где я иногда бываю по долгу службы, всё существует под номером. И этот номер – «23 8 24 10» – всего лишь шифр. Инвентарный номер случая. Штрих-код одной земной истории, наклеенный на банку с законсервированными эмоциями.
Может быть, для кого-то эти цифры – священные. Может быть, для кого-то – болезненные. А может, они просто случайный набор, который никому ничего не должен.
Лично я считаю, что давать историям громкие названия – слишком пафосно. «История одной любви». «Неразделённое чувство». «Как я пережил расставание». Скучно. Предсказуемо. По-человечески.
А вот сухой, канцелярский номер… он ни к чему не обязывает. Не намекает на трагедию. Не обещает хэппи-энд. Он просто фиксирует факт: был случай. Были две вселенные. Они столкнулись. Разошлись. Дело сдано в архив.
Впрочем… если вам очень хочется верить, что эти цифры что-то значат – пожалуйста. Можете считать их датами. Можете – шифром. Можете – случайным набором цифр, который я выбрал, потому что он хорошо смотрится на обложке.
В конце концов, какая разница, как называется банка, если самое интересное – то, что внутри?
Ваш Беляш,
Архивариус вселенской канцелярии.
О ДОСТОВЕРНОСТИ ИЗЛОЖЕННОГО
Вы хотите знать, правдива ли эта история?
А что есть правда?
Если вы спросите, было ли всё именно так – я пожму плечами. Если вы спросите, было ли это вообще – я зевну.
Вселенная бесконечна. Время – клубок, который вечно завязывается и развязывается. В одном измерении эта история уже закончилась. В другом – ещё не начиналась. А где-то прямо сейчас Алиса выбирает, какой фильтр наложить на фото с котом, а Марк в десятый раз перечитывает её сообщение.
Так стоит ли спорить о том, была ли эта конкретная версия? Рано или поздно всё, что можно вообразить, случается. И всё, что случается, уже кем-то воображено.
Может, это было на самом деле. Может, я всё придумал, греясь на подоконнике. А может, это случилось с кем-то другим в параллельном мире, а я лишь подслушал.
Важно не это. Важно то, что вы, читая эти строки, где-то внутри узнаёте эту историю. Может быть, в вашей жизни был Марк. Или Алиса. Или вы сами побывали в обеих ролях. А может, просто боялись оказаться на их месте.
Так что давайте договоримся: эта история – правда. Но не потому, что она случилась, а потому, что она может случиться. Вселенная обожает повторять удачные сценарии.
Ваш Беляш,
Составитель вечных сюжетов.
ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА
Люди – странные существа. Когда с ними случается что-то болезненное, они либо ноют друзьям, либо грузят своих психологов, либо годами таскают в себе этот тяжёлый, неудобный чемодан без ручки. А потом удивляются, почему им так тяжело жить.
Я – кот. И я знаю более изящный способ.
Вы держите в лапах (или в руках – уж извините) не просто книгу. Вы держите акт психологической гигиены. Тот самый случай, когда невысказанную боль, любовь, обиду, нежность, ярость и абсурд превратили не в симптом, а в артефакт.
Этот метод в вашей человеческой психологии когда-то назовут «сублимацией» – когда вы направляете свою не самую конструктивную энергию в творчество. Вместо того чтобы сжигать мосты – я их описал. Вместо того чтобы проклинать ночи без сна – я их пересказал. Вместо того чтобы пытаться забыть – я просто переварил случившееся, как перевариваю свой утренний корм. И знаете что? Помогло.
Эта книга – мой способ вылизать рану до блеска. Превратить частную историю в публичный памятник человеческой… скажем так, недальновидности. И теперь, когда всё описано, упаковано и поставлено на полку, я наконец свободен. Свободен спать на этом томе, свободен смотреть на вас свысока и мурлыкать. Потому что я не жертва обстоятельств. Я – автор.
И если у вас где-то там, внутри, тоже застрял свой «Марк», своя «Алиса» или своя «история, которую невозможно забыть» – может, просто напишите о ней? Хотя бы для себя. Хотя бы вот так, с мохнатым цинизмом и космической ухмылкой.
А потом закройте эту книгу. И живите дальше. Как будто ничего и не было.
Ваш Беляш,
Кот, который пережил вашу драму вместо вас.
Глава 1. Мохнатый бог скуки и девушка-загадка
Меня зовут Беляш. Вы думаете, это от «беляша» – той самой мясной пышки в тесте? Мило. Очень по-человечески – искать простое объяснение для сложных явлений. На самом деле моё имя происходит от фундаментальной космической пустоты, белого шума, из которого рождаются вселенные. Но если вам проще ассоциировать меня с пирожком – пожалуйста. Я не гордый. Я просто безумно, вселенчески скучаю.
Чтобы развеять эту скуку, я заключил себя в пушистую, невероятно фотогеничную оболочку домашнего кота. Мой текущий наблюдательный пункт – квартира Алисы. Она считает меня своим питомцем. Она думает, что мои дни состоят из сна, еды и демонстрации пуза в самых неожиданных местах. Если бы она знала, что пока она зубрит латынь, я решаю парадокс исчезновения информации в чёрной дыре или наблюдаю за брачными ритуалами тупиков на Фарерских островах. Её реальность так ограничена. И потому – предсказуема. А значит, скучна.
Но однажды скука пошатнулась. В её жизни появился Он.
Я впервые увидел его в том месте, где люди притворяются, что становятся лучшей версией себя, – в спортзале. Алиса работала там администратором. А он пришёл качать железо. Звали его Марк. Со стороны – самый заурядный экземпляр: мужчина за тридцать, с телом, ясно говорящим о долгом периоде питания у монитора, и глазами, в которых читалась история финансового и эмоционального краха. Но в этих глазах, когда он смотрел на Алису, горела та самая тревожная искра. Искра Надежды с большой буквы «Н», той самой, что движет людьми на самые идиотские поступки.
Я принюхался к его энергетическому полю. От него веяло печальным прошлым, самоанализом и отчаянным желанием начать всё с чистого листа. Алиса была для него не просто девушкой. Она была тем самым чистым листом, живым символом его грядущего возрождения. О, драма! Наконец-то что-то интересное.
Свои ухаживания он начал, как и полагается представителю его вида, с примитивных, но биологически верных действий. Он приносил ей протеиновые печенья. Делал комплименты. Однажды он, краснея, сказал: «У вас… очень выразительные уши». Алиса смутилась. Я чуть не подавился собственной шерстью. Уши? Серьёзно? Я бы начал с восхищения идеальной геометрией её усов или грацией, с которой она загребает наполнитель в лотке. Но что с них, двуногих, взять? Их ритуалы спаривания нелепы и сложны.
И вот однажды, когда Алиса снова умилялась над его подарком, я увидел, как он достал телефон. Он писал ей. Начиналась главная пьеса этого сезона – «Переписка в Мессенджере». Я удобно устроился на её коленях, закрыл глаза и настроился на приём. Шоу начиналось. Наконец-то мне было чем заняться.
Глава 2. Первый контакт и протеиновое печенье
Человеческий ритуал «первого сообщения» – это шедевр абсурда. Со стороны кажется, будто два нейрохирурга пытаются провести операцию с завязанными глазами и сломанными скальпелями. Марк писал Алисе. Его дебютный текст был столь же изящен, как падение жирафа на льду: «Добрый вечер. А у вас есть ещё то печенье?»
Алиса, разумеется, ответила. Её мысли в этот момент напоминали лёгкий бриз: «Как мило. Немного странно, но мило». Его же мозг в это время генерировал сигналы, сравнимые с паникой на тонущем корабле: «ОНА ОТВЕТИЛА! ЧТО ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ? НАДО БЫТЬ ОСТОРОЖНЫМ, НО НЕ СЛИШКОМ. ВКЛЮЧИТЬ ЮМОР? СПРОСИТЬ ПРО СОН?»
Я лежал у неё на коленях, впитывая этот диссонанс, и мурлыкал от удовольствия. Это было лучше, чем наблюдать, как учёные-физики двадцать лет пытаются обнаружить частицу, которую я случайно создал, чихнув в прошлом тысячелетии.
Их диалог покатился по классическим рельсам человеческого флирта:
Марк: «Как спалось?»
Алиса: «Открыла окно, чуть не превратилась в сосульку, зато выспалась!»
Марк: «Я тоже люблю свежий воздух. Но окно вчера закрыл. И тоже выспался».
Великолепная поэзия быта. Я бы дал им «Оскар» за лучший сценарий о «ни о чём».
Затем он совершил гениальный, с его точки зрения, манёвр. Он купил ей кофе. Не просто кофе, а тот самый, с сиропом и пенкой, который она любила. Он принёс его на ресепшн с таким видом, будто вручал священный Грааль. Алиса вспыхнула, как новогодняя гирлянда. Её мысли: «Боже, какое внимание! Он запомнил, что я люблю карамельный раф!»
В этот момент её телефон завибрировал. Сообщение от подруги Софии: «Смотрю, у тебя там опять подарки от твоего взрослого поклонника?»